Дочь крови Энн Бишоп


        Существует пророчество, согласно которому в мир, разорванный на части жадностью и предательством, придет живая легенда, мечта во плоти, Ведьма, обладающая неограниченным могуществом, способная управлять сильнейшим из Драгоценных Камней, и положит конец междоусобицам.
        Представители Крови затаили дыхание в ожидании появления Королевы — и вот время настало… Но Джаннель — еще совсем ребенок, невинная девочка с большими голубыми глазами, открытая всему миру и подверженная влиянию. Самые могущественные властители ведут жестокую битву за право направлять и обучать ее, где оружием может служить как ненависть, так и любовь. Джаннель предстоит разгадать хитроумные планы врагов, избежать магических ловушек, пережить не одно предательство и в конце концов осуществить свое предназначение.

        Энн Бишоп
        ДОЧЬ КРОВИ

        Посвящается Блэр Бун и Чарльзу де Линту

        Драгоценные Камни



        Белый
        Желтый
        Тигровый Глаз
        Розовый
        Небесно-голубой
        Лиловый Сумрак
        Опал[1 - Опал — пограничный Камень между светлыми и темными, потому что может быть и тем и другим.]
        Зеленый
        Сапфир
        Красный
        Серый
        Эбеново-серый
        Черный

        Приносящий Жертву Тьме может опуститься не более чем на три ступени от Камня, носимого по Праву рождения.
        Например, если Камень по Праву рождения — Белый, то носящий может опуститься до Розового.



        Иерархия Крови
        (касты)

        Мужчины

        Лэнден — представитель любой из рас, не принадлежащий к Крови.
        Мужчина Крови — общее название для любого мужчины, принадлежащего к Крови; относится также к тем, кто не носит Камни.
        Предводитель — мужчина, носящий Камень, равный по статусу ведьме.
        Князь — мужчина, носящий Камень, равный по статусу Жрице или Целительнице.
        Верховный Князь — опасный, крайне агрессивный представитель мужского пола, носящий Камень, по статусу чуть ниже Королевы.
        Женщины

        Лэнден — представительница любой из рас, не принадлежащая к Крови.
        Женщина Крови — общее название для любой женщины, принадлежащей к Крови; обычно относится к тем, кто не носит Камни.
        Ведьма — женщина Крови, носящая Камень, но не принадлежащая при этом к другим кастам; также может относиться к любой женщине, носящей Камень.
        Целительница — ведьма, способная исцелять телесные раны и болезни, по статусу равна Жрице или Князю.
        Жрица — ведьма, отвечающая за алтари, Святилища и Алтари Тьмы; заключает помолвки и браки, совершает жертвоприношения, по статусу равна Целительнице или Князю.
        Черная Вдова — ведьма, исцеляющая разум, сплетающая сложные паутины снов и видений, обучена творить иллюзии и превосходно разбирается в ядах.
        Королева — ведьма, которая правит Кровью, считается сердцем страны и душой Крови, а потому является центральной фигурой в их обществе.



        Пролог

        Террилль

        Я — Терса Ткачиха, Терса Обманщица, Терса Пересмешница.
        Когда лорды и леди Крови, носящие Камни, устраивают приемы, мой черед развлекать гостей наступает после того, как умолкает музыка, когда гибкие девушки и юноши устают танцевать, а лорды, выпив слишком много вина, желают услышать предсказание.
        — Расскажи нам свои сказки, Ткачиха!  — кричат они, ощупывая прелести юных служанок, пока леди пожирают глазами юношей, решая, кому из них будет суждено испытать болезненное наслаждение в их постели.
        Я была одной из них — женщиной Крови, ничем не хуже других.
        Впрочем, это не совсем верно. Я не была Кровью, ибо отличалась от них. Поэтому я сломалась той ночью, стоило мне оказаться в объятиях одного из Предводителей — моя сущность разбилась на части, сохранив лишь осколки того, что могло бы быть.
        Нелегко сломить мужчину Крови, носящего Камень, но жизнь ведьмы целиком зависит от ее невинности. То, что происходит в ее Первую ночь, определяет, станет ли она заниматься Ремеслом или же превратится в треснувший сосуд, бесконечно скорбящий о том, что потеряно навеки, конечно, толика магии остается всегда — с ней можно существовать и даже показывать фокусы на приемах лордов, но этого слишком мало для Ремесла, бывшего для каждого из нас средоточием силы.
        Но Дар можно вернуть — если, конечно, желающий готов заплатить за это.
        В юности я боролась изо всех сил, не желая скатываться в Искаженное Королевство. Лучше уж оказаться сломленной, но сохранить разум, чем лишиться еще и этого последнего сокровища. Лучше уж видеть мир таким, какой он есть, и знать, что дерево — это дерево и цветы на нем — настоящие, чем смотреть сквозь дымчатую завесу на серые, призрачные силуэты и видеть лишь осколки самой себя.
        Так я думала тогда.
        Направляясь к низкому сиденью, я из последних сил удерживаюсь на краю Искаженного Королевства и в последний раз четко смотрю на реальный мир. Я осторожно ставлю деревянную раму, удерживающую спутанную паутину снов и видений, на маленький столик возле своей скамьи.
        Лорды и леди ждут, когда я начну предсказывать их судьбы, и обычно я не обманываю ожиданий — мне помогает не магия, но умение видеть и слышать. Поэтому я всегда говорю то, что люди хотят знать.
        Это просто. Никакой магии.
        Но только не сегодня.
        Уже много дней я слышу смутные, неясные отголоски грома — далекий зов. Прошлой ночью я поддалась безумию, чтобы вернуть свой дар и стать Черной Вдовой, ведьмой ковена Песочных Часов. Прошлой ночью я соткала новую паутину, чтобы узреть сны и видения.
        Сегодня мне не придется гадать о чужих судьбах. У меня хватит силы, чтобы сказать это — но лишь однажды. И мне нужно быть уверенной в том, что те, кому предназначено услышать мои слова, окажутся здесь, прежде чем я начну говорить.
        Я жду. Они ничего не замечают. Вновь и вновь наполняются бокалы, пока я из последних сил удерживаюсь на границе Искаженного Королевства.
        А, вот и он. Деймон Сади из Края под названием Хейлль. Он красив, суров, жесток. Он обладает улыбкой обольстителя и телом, к которому хочется прикоснуться любой женщине, но душа его наполнена холодной, непримиримой яростью. Когда леди обсуждают его разнообразные таланты, то чаще всего описывают ночь с ним как «мучительное удовольствие». У меня не было ни малейших сомнений в том, что садизм свойствен его натуре — наряду с умением смешивать боль и наслаждение в равных пропорциях. Однако ко мне Деймон всегда был добр, поэтому сегодня в моей власти озарить его жизнь лучиком надежды — так же, как псу кидают обглоданную кость. Это больше, чем кто-либо когда-нибудь стремился ему дать.
        Лорды и леди понемногу теряли терпение. Обычно я не жду так долго, чтобы начать свое выступление. Волнение и раздражение нарастает, но я жду. После сегодняшней ночи ничто уже не будет иметь значения.
        А вот и второй, в противоположном углу комнаты. Люцивар Яслана, эйрианец-полукровка из Края, называемого Аскави.
        Хейлль не питает особой любви к Аскави, и эта неприязнь взаимна, но Деймон и Люцивар связаны друг с другом, хотя и сами не понимают почему. Это странная дружба. Они сражались в легендарных битвах, уничтожили столько дворов, что теперь люди Крови боятся видеть их вместе.
        Я поднимаю руки, а затем безвольно опускаюсь на колени. Деймон наблюдает за мной. В его поведении ничего не меняется, но я знаю, что он ждет и слушает. И разумеется, Люцивар следует его примеру.
        — Она идет.
        Сначала собравшиеся даже не осознают, что я заговорила. Когда слова наконец достигают их сознания, поднимается вихрь сердитых выкриков.
        — Тупая сука!  — кричит кто-то из лордов.  — Скажи мне лучше, с кем сегодня я окажусь в постели!
        — Какое это имеет значение?  — отвечаю я.  — Она идет. Королевство Террилль будет разорвано на части собственной жадностью. Те, кто выживут, послужат ей, но выживут немногие.
        Я начинаю скользить по краю пропасти. Слезы разочарования катятся по щекам. Еще рано. Святая Тьма, слишком рано. Я должна сказать все.
        Деймон опускается рядом со мной на колени, накрывая мои руки своими. Я говорю только для него и с ним и, через него, с Люциваром.
        — Кровь Террилля презрела старые пути и смеется над тем, что мы есть.  — Я жестом указываю на тех, что правят сейчас.  — Они извращают и искажают нашу суть, чтобы им было удобно. Носят маски, лицемерят. Они носят Камни Крови, но не понимают, что значит принадлежать к Крови. Они говорят, что чтят Тьму, но это ложь. Они не чтят ничего, кроме своих собственных амбиций. Люди Крови были созданы для того, чтобы стать хранителями Королевств. Поэтому нам была дана сила. Поэтому мы происходим и вместе с тем отделены навеки от простых людей, живущих в каждом Крае. Извращение, искажение того, что мы есть, больше не должно продолжаться. Наступит день, когда долг придется уплатить, и тогда Кровь ответит за то, во что превратилась.
        — Терса, те, кто у власти,  — тоже люди Крови,  — грустно произнес Деймон.  — Кто останется, чтобы вернуть этот долг? Ублюдки-рабы вроде меня?
        Я скольжу вниз. Ногти впиваются в его ладони, но Деймон не отстраняется. Я понижаю голос. Теперь ему приходится напрягать слух, чтобы услышать мои слова.
        — У Тьмы очень, очень долгое время был Князь. Но теперь грядет Королева. Могут пройти десятилетия, даже века, но она идет.  — Я киваю в сторону лордов и леди, сидящих за столами.  — К тому времени они обратятся в прах, но ты и эйрианец останетесь и будете служить ей.
        Его золотистые глаза наполняются раздражением и разочарованием.
        — Какая еще Королева? Кто идет?
        — Живая легенда,  — шепчу я.  — Мечта во плоти.
        Потрясение, на мгновение промелькнувшее на его лице, сменилось отчаянной, яростной жадностью.
        — Ты уверена?
        Комната превратилась в крутящийся вихрь теней. Теперь я четко видела только Деймона. Он — единственное, что мне сейчас нужно.
        — Я видела ее в спутанной паутине, Деймон. Я видела ее.
        Я слишком устала, чтобы цепляться за реальный мир, но все равно отказываюсь отпускать его руки. Мне нужно сказать еще одну вещь.
        — Эйрианец, Деймон.
        Он бросает быстрый взгляд на Люцивара:
        — А что насчет его?
        — Это твой брат. Вы оба сыновья одного отца.
        Я больше не могу сдерживаться и ныряю в безумие, которое зовется Искаженным Королевством. Я падаю, лечу в пропасть среди осколков собственной сущности. Мир вращается и трескается. В его частичках я вижу тех, кто некогда были моими Сестрами, идущих мимо столов, перепуганных и целеустремленных, и рука Деймона тянется вперед и, словно случайно, разбивает хрупкую раму моей спутанной паутины.
        Невозможно заново сплести спутанную сеть. Черные Вдовы Террилля могут потратить на это многие годы, но все их попытки ни к чему не приведут. Это будет уже не та сеть, и никому не суждено увидеть то, что вижу я.
        В сером мире надо мной я слышу, как захожусь в безумном смехе. Подо мной расступается пропасть, часть бескрайней Тьмы. Я снова слышу безумный хохот, полный радости и боли, гнева и торжества.
        Грядет не просто еще одна ведьма, мои глупые Сестры, но Ведьма.



        Часть первая

        Глава 1


1. Террилль

        Люцивар Яслана, эйрианец-полукровка, наблюдал за тем, как охранники тащат всхлипывающего мужчину к лодке. Он не чувствовал жалости к приговоренному человеку, лидеру подавленного восстания рабов. В Крае под названием Прууль сочувствие было роскошью, которую не мог себе позволить ни один подневольный человек.
        Люцивар отказался участвовать в восстании. Предводители были хорошими людьми, но им недоставало силы, отваги — а то и просто мозгов, чтобы сделать то, что нужно. Вид крови не приносил им удовольствия.
        Он не участвовал. Но Зуультах, Королева Прууля, наказала его вместе с остальными.
        Тяжелые оковы на шее и запястьях уже стерли кожу до мяса, а спина пульсировала от ударов плетью. Он расправил свои темные, кожистые крылья, пытаясь облегчить боль.
        Охранник тут же ткнул его дубинкой, а потом трусливо отступил, услышав злобное шипение.
        В отличие от взглядов других рабов, неспособных скрыть отчаяние или страх, в золотистых глазах Люцивара не отражалось никаких чувств.
        Охранники тем временем запихивали всхлипывающего человека в старую одноместную лодку. Она давно отплавала свое, и выходить в море на таком судне было бы безумием — в прогнивших бортах зияли дыры, которые в данном случае были весьма кстати.
        Приговоренный был невысокого роста и выглядел полумертвым от голода. Но, несмотря на это, потребовались усилия шести охранников, чтобы запихнуть его в лодку. Один из них щедро размазал свиной жир по половым органам мужчины, а затем начал задвигать деревянную крышку. В ней имелись отверстия для головы и рук. Как только запястья пленника оказались надежно привязаны к железным кольцам на внешней стороне борта лодки, деревянная крышка со щелчком встала на место, и теперь только стражники могли убрать ее.
        Один из них задумчиво изучил взглядом связанного и с притворным беспокойством покачал головой. Повернувшись к другим, он сказал:
        — Эх, надо бы накормить его в последний раз перед отправлением.
        Стражники рассмеялись. Пленник принялся звать на помощь.
        Один за другим охранники принялись осторожно запихивать еду в рот несчастного, а затем загнали остальных рабов в сараи, служившие им жильем.
        — Сегодня вам предстоит немного развлечься, парни!  — со смехом крикнул один из стражников.  — Вспомните о нем в следующий раз, когда решите самовольно оставить службу у леди Зуультах.
        Люцивар оглянулся через плечо, но тут же отвел взгляд.
        Привлеченные запахом еды, в зияющие на бортах лодки дыры проворно пробирались крысы.
        Обреченный человек закричал.


        Облака заслонили луну. Серые тучи скрыли ее свет. Мужчина в лодке не шевелился. Его колени сбиты в кровь — он колотил ими по крышке, тщетно пытаясь отогнать крыс. Голосовые связки сорваны от крика.
        Люцивар опустился на колени за лодкой, двигаясь медленно и осторожно, чтобы приглушить звяканье цепей.
        — Я не сказал им, Яси,  — хрипло прошептал пленник.  — Они пытались заставить меня говорить, но я не стал. По крайней мере, на это у меня еще хватило чести.
        Люцивар поднес чашку к губам человека.
        — Выпей,  — прошептал он. Его голос сливался с привычными звуками ночи.
        — Нет,  — простонал тот.  — Нет.
        Несчастный снова начал плакать — из его сорванной глотки вырывались резкие, хриплые рыдания.
        — Тише, тише. Это поможет.  — Поддерживая одной рукой голову мужчины, Люцивар осторожно поднес чашку к распухшим губам пленника. Тот сделал два глотка, и эйрианец убрал сосуд, погладив голову мужчины кончиками пальцев.  — Это поможет,  — тихо повторил он.
        — Я же Воин Крови.  — Когда Люцивар снова поднес чашку к его губам, пленник покорно сделал еще один глоток. Его голос немного окреп, но слова стали путаться.  — А ты Верховный Князь. Почему они так поступают с нами, Яси?
        — Потому что у них нет чести. Потому что они уже не помнят, что значит быть человеком Крови. Власть Верховной Жрицы Хейлля — настоящая чума, которая уже много веков распространяется по Королевству, медленно пожирая каждый Край, которого коснется.
        — Может, лэндены правы. Может, Кровь и есть Зло.
        Люцивар по-прежнему легонько поглаживал виски пленника кончиками пальцев.
        — Нет. Мы — то, что мы есть. Ни больше ни меньше. В каждом человеке есть и добро и зло. Просто зло сейчас правит нами всеми.
        — А где же тогда добро?  — сонно спросил мужчина.
        Люцивар поцеловал его в макушку.
        — Либо уничтожено, либо порабощено.  — С этими словами он вновь поднес чашку к губам обреченного человека.  — Допивай, Брат, и все закончится.
        Когда тот сделал последний глоток, Люцивар прибег к Дару, чтобы заставить чашку исчезнуть.
        Мужчина в лодке хрипло рассмеялся:
        — Я чувствую себя очень храбрым, Яси.
        — Ты и впрямь очень храбр.
        — Крысы… У меня теперь нет яиц.
        — Я знаю.
        — Я плакал, Яси. Плакал перед ними.
        — Это не имеет значения.
        — Я — Воин Крови. Я не должен был плакать.
        — Ты ничего не сказал. Храбрость не покинула тебя.
        — Зуультах все равно убила остальных.
        — Она заплатит за это, младший Брат. Однажды она и остальные вроде нее заплатят за все.  — Люцивар мягко помассировал шею человека.
        — Яси, я…
        Движение было резким, и хруст вспорол ночную тишь.
        Люцивар бережно опустил обмякшую голову и медленно поднялся на ноги. Он должен был сказать им, что план не сработает, что Кольцо Повиновения можно настроить так, что владелец почувствует любое проявление целеустремленности и своеволия. Он мог сказать, что ростки зла, держащие их в рабстве, давно укоренились и распространились слишком далеко, что принести свободу может лишь крайняя жестокость, на которую не способен ни один человек. Он мог сказать, что существуют и более мучительные способы, нежели Кольцо, чтобы заставить раба повиноваться, что их беспокойство друг за друга приведет к гибели всех, что единственный способ обрести свободу и бежать (пусть и ненадолго)  — не заботиться ни о ком, кроме себя.
        Он мог сказать им все это.
        И все же, когда они робко, осторожно впервые подошли к нему, желая получить совет человека, который вырывался на свободу вновь и вновь на протяжении веков, но по-прежнему носил оковы, Люцивар сказал лишь одно:
        — Пожертвуйте всем.
        Они ушли, разочарованные, неспособные понять, что совет был дан всерьез. Нужно жертвовать всем. Однако была одна вещь, которой сам Люцивар пожертвовать не мог. И не стал бы.
        Сколько раз он поддавался вновь и вновь, позволяя связать себя этим жестоким кольцом, надевавшимся на мужской орган, и сколько раз Деймон, обнаружив друга и пришпилив к стене, называл его дураком и трусом за очередную неудачу?
        Лжец. Изворотливый, привыкший к дворцовым интригам лжец.
        Как-то раз госпожа Доротея Са-Дьябло отчаянно пыталась отыскать Деймона Сади после того, как выяснилось, что ее раба для утех нет ни при одном дворе. На его поиски ушло сто лет, две тысячи Предводителей пали, пытаясь взять его в плен. Он мог бы использовать небольшой, полудикий Край, который захватил, и завоевать пол-Террилля, мог бы стать ощутимой угрозой власти Хейлля. Вместо этого Деймон прочел письмо, которое Доротея отправила с одним из своих гонцов. Прочел его — и сдался.
        В письме говорилось лишь это: «Сдайся до новолуния. После этого каждый день, потраченный на розыски, будет стоить твоему брату какой-нибудь части тела — в расплату за твое высокомерие».
        Люцивар вздрогнул, пытаясь отогнать непрошеные мысли. В каком-то смысле воспоминания еще хуже ударов плетью, поскольку они неизбежно вели к образу Аскави с горными вершинами, вспарывающими небо, и долинами, где раскинулись города, фермы и леса. Сейчас, правда, этот Край уже далеко не так плодороден, и неудивительно: слишком долго его выворачивали наизнанку и использовали те, кто привык брать, ничего не давая взамен. И все же там его дом, и века изгнания, проведенные в рабстве, принесли только тупую боль и тоску по чистому горному воздуху, вкусу сладковатой ледяной воды, тишине вековых лесов и, больше всего, горным кручам, где реяли в воздухе эйрианцы.
        Но Люцивар находился в Прууле, на жарком, песчаном пустыре, в услужении у этой суки Зуультах, потому что не сумел скрыть отвращение к Притиан, Верховной Жрице Аскави. Не сумел усмирить свой вздорный нрав, чтобы служить ведьмам, которых презирал.
        Среди людей Крови мужчины должны были служить, а не править. Он никогда не бросал вызов заведенным порядкам, несмотря на то что за прошедшие века убил немало ведьм. Он уничтожал их потому, что служить им было настоящим оскорблением — он ведь был Верховным Князем эйрианцев, носившим Эбеново-серый Камень, а потому не желал верить, будто служение и раболепие — одно и то же. Будучи бастардом, полукровкой, Люцивар не имел ни малейшей надежды однажды получить важный пост при дворе, несмотря на высокую ступень его Камня. Будучи прекрасно обученным эйрианским воином и обладая слишком несдержанным нравом — даже для Верховного Князя, он окончательно утратил надежду на то, чтобы жить вне оков того или иного двора.
        И его поймали в силки, как ловили всех мужчин Крови. В них было заложено нечто, заставлявшее страстно желать службы, что побуждало связывать себя, так или иначе, с женщиной Крови, носящей Камни.
        Люцивар неловко дернул плечом и со свистом втянул воздух сквозь зубы. Снова открылась едва зажившая рана, оставшаяся от удара плетью. Он коснулся ее, и пальцы окрасились свежей кровью.
        Эйрианец оскалил зубы в горькой ухмылке. Что там гласит старая поговорка? Желание, омытое кровью,  — это молитва самой Тьме.
        Он закрыл глаза, простер руку к ночному небу и устремился вовнутрь, спускаясь в бездну своего сознания к тому уровню, где покоились Эбеново-серые Камни. Тогда произнесенное желание будет принадлежать только ему и останется тайной — никто из придворных Зуультах не сумеет прочесть эту мысль.
        Однажды — когда-нибудь — я хотел бы служить Королеве, которую смогу уважать, которой смогу верить до конца. Сильной Королеве, которую не будет пугать моя мощь. Королеве, которую я смогу называть не только своей госпожой, но и другом.
        Суховато посмеявшись над собственной глупостью, Люцивар вытер окровавленную руку о мешковатые хлопковые штаны и вздохнул. Какая жалость, что предсказание, сделанное Терсой семьсот лет назад, оказалось лишь бредом безумной женщины. На время оно подарило ему надежду. Потребовалось слишком много дней и лет, чтобы осознать: это очень горькое чувство.
        «Кто здесь?»
        Люцивар быстро повернулся к хлевам, где держали рабов. Уже скоро стражники выйдут на очередной обход. Еще одну минуту он будет наслаждаться ночным воздухом — пусть даже слишком жарким и пыльным,  — а потом покорно вернется в свою вонючую клетку с постелью из грязной соломы, кишащей паразитами, вернется к запаху страха, немытых тел и человеческих нечистот.
        «Кто здесь?»
        Люцивар медленно обернулся, насторожившись и пытаясь силой своего разума отыскать спрашивавшего. Мысленную речь можно направлять всем присутствующим — это то же самое, как, например, громко закричать в переполненной людьми комнате,  — или же сузить до определенной ступени Камня, или пола, или вообще сделать получателем сообщения один конкретный разум. Похоже, эта мысль была предназначена только для Люцивара.
        Ничего нового он не увидел. Что бы это ни было, теперь оно исчезло.
        Люцивар покачал головой. Он становится таким же трусливым, как лэндены, не принадлежащие к Крови,  — жалкие создания любой расы, скованные суевериями о том, что в ночи рыскает зло.
        «Ты меня слышишь?»
        Люцивар резко развернулся, взмахнув крыльями, чтобы сохранить равновесие, и невольно принял боевую стойку.
        И почувствовал себя круглым дураком, увидев девочку, глядящую на него расширенными глазами.
        Она была совсем худенькой и маленькой — не старше семи лет. Слово «простушка» такая девчушка должна воспринимать как комплимент. Однако даже в лунном свете ее глаза невольно завораживали. Они напомнили Люцивару небо в сумерках и глубокие горные озера. На девочке было хорошее, дорогое платье — в любом случае лучше тех, что носят нищенки или попрошайки. Золотистые волосы тщательно и заботливо уложены — собраны наверху в пучок. Короткие кудряшки обрамляли личико с острыми чертами и смотрелись довольно нелепо.
        — Что ты здесь делаешь?  — грубо спросил Люцивар.
        Девочка переплела пальцы и сгорбилась.
        — Я… я слышала тебя. Ты просил о друге.
        — Ты слышала меня?!  — Люцивар уставился на девочку. Как, во имя Ада, она могла услышать его? Да, он действительно выпустил на волю это желание, но только на Эбеново-серой нити. Кроме Люцивара, этот Камень в Террилле не носил никто. Единственный Камень темнее его — это Черный, а его обладателем в Королевстве был только один человек — Деймон Сади. Если только…
        Нет. Не может быть.
        В это мгновение девочка перевела взгляд с него на мертвое тело в лодке, а потом вновь посмотрела на Люцивара.
        — Мне нужно идти,  — прошептала она.
        — Вовсе нет.  — Он направился к ней, мягко ступая, как хищник, выслеживающий добычу.
        Девочка со всех ног помчалась прочь.
        Люцивар нагнал ее через несколько секунд, не обращая внимания на яростно звякающие оковы. Перекинув цепь через девчонку, он схватил ее за талию и поднял в воздух, зарычав, когда та пнула его в колено. Эйрианец проигнорировал ее яростные попытки оцарапать его, а удары, хотя и оставляли синяки, были все же не настолько эффективны, как хороший пинок в нужное место. Когда малявка начала кричать, он зажал ей рот ладонью.
        Та немедленно впилась зубами ему в палец.
        Люцивар с трудом удержался от вопля и только выругался себе под нос. Опустившись на колени и потянув девчонку за собой, он яростно шепнул:
        — Тихо ты. Что, хочешь стражу накликать?  — Возможно, именно этого она и добивалась. Люцивар ожидал, что она начнет вырываться с удвоенной энергией, зная, что помощь неподалеку.
        Вместо этого девочка замерла.
        Люцивар прижался к ее щеке своей и тяжело вздохнул.
        — Ах ты, маленькая дрянная кошка!  — тихо произнес он, пытаясь удержаться от смеха.
        — Зачем ты его убил?
        Ему показалось или ее голос действительно изменился? Теперь в его детском звучании слились гром, эхо пещер и полуночное небо.
        — Он страдал.
        — Разве ты не мог отвести его к Целительнице?
        — Целительницы не занимаются рабами,  — рявкнул тот в ответ.  — К тому же после крыс исцелять там особо нечего.  — Он крепче прижал девчонку к груди, надеясь, что она немного согреется и перестанет дрожать. На фоне его загорелых рук малышка выглядела совсем бледной, и Люцивар знал, что дело не только в цвете ее кожи.  — Прости. Это было слишком жестоко.
        Когда она вновь попыталась освободиться, эйрианец поднял руки, позволяя девчонке проскользнуть под цепью кандалов. Она тут же отскочила подальше, обернулась и упала на колени.
        Они посмотрели друг на друга.
        — Как тебя зовут?  — наконец спросила девочка.
        — Меня называют Яси.  — Люцивар рассмеялся, когда малышка сморщила нос.  — И не надо так на меня смотреть, я тут ни при чем. Выбирал не сам.
        — Это очень глупое имя для человека вроде тебя. Как тебя зовут на самом деле?
        Люцивар ответил не сразу. Эйрианцы были в числе рас-долгожителей. Он сам приобрел репутацию жестокого, яростного и порочного человека за тысячу семьсот лет. Если она слышала что-то о нем…
        Он глубоко вздохнул и медленно ответил:
        — Люцивар Яслана.
        Никакой реакции, если не считать застенчивой улыбки.
        — А тебя как зовут, Кошка?
        — Джанелль.
        Он усмехнулся:
        — Хорошее имя. Правда, мне кажется, Кошка тебе тоже замечательно подходит.
        Она фыркнула.
        — Вот видишь?  — Люцивар заколебался, понимая, что должен задать этот вопрос. Одно дело, если Зуультах будет только догадываться, что именно он убил человека в лодке, и совсем другое — если узнает наверняка, тогда его растянут между столбами для порки плетью.  — Твоя семья сейчас гостит у леди Зуультах?
        Джанелль нахмурилась:
        — У кого?
        Ей-богу, она сейчас и впрямь походила на котенка, который присматривается к огромному прыгучему жуку.
        — У Зуультах. Королевы Прууля.
        — А что такое Прууль?
        — Это Прууль.  — Люцивар обвел рукой вокруг, показывая, что имеет в виду страну, а потом выругался по-эйриански — цепи громко звякнули. Последнее проклятие он с усилием проглотил, заметив напряженное и вместе с тем заинтересованное выражение маленького личика.  — Раз уж ты не из Прууля и твоя семья — не гости королевы, так откуда ты?  — Девочка ответила не сразу, и Люцивар кивнул в сторону лодки.  — Я умею хранить секреты.
        — Я из Шэйллота.
        — Шэйл…  — Люцивар прикусил язык, с трудом удержавшись от новой порции ругани.  — Ты знаешь эйрианский?
        — Нет,  — усмехнулась Джанелль.  — Но теперь я знаю некоторые эйрианские слова.
        И что теперь — рассмеяться или придушить ее?
        — Как ты здесь оказалась?
        Девчонка взъерошила волосы и нахмурилась, глядя на каменистую землю. Наконец она пожала плечами:
        — Точно так же, как попадаю в другие места.
        — Ты ездишь на Ветрах?!  — задохнулся он.
        Девочка подняла было палец, пытаясь определить, откуда дует ветер.
        — Да я не об этих бессмысленных колебаниях воздуха!  — Люцивар заскрипел зубами.  — Я говорю о Ветрах. О Сетях. Паутинах. О бестелесных путях во Тьме.
        Джанелль быстро вскинула голову:
        — Они что, так называются?
        Эйрианец сумел остановиться, произнеся только половину ругательства.
        Девочка наклонилась вперед:
        — Скажи, ты всегда такой колючий?
        — Большинство считают, что я настоящая заноза в заднице.
        — А что это значит?
        — Не важно.  — Люцивар отыскал камешек поострее и начертил на земле круг.  — Смотри, это Королевство Террилль.  — Он положил в центр круглый камешек.  — Это Черная Гора, Эбеновый Аскави, где встречаются Ветра.  — От круглого камня он прочертил несколько прямых линий к окружности.  — Это пределы.  — Потом он нарисовал вокруг центра несколько кругов побольше.  — А вот эти линии называются радиальными. Видишь, Ветра похожи на паутину. Можно путешествовать либо по пределам, либо по радиалам, меняя направление там, где они пересекаются. Для каждой ступени Камней Крови есть своя Паутина. Чем она темнее, тем больше она вмещает пределов и радиалов и, соответственно, тем быстрее Ветер. Можно путешествовать по Сети, принадлежащей твоей ступени, и пользоваться любой из более светлых. Нельзя оседлать Ветер в Сети темнее, чем твой Камень, если только ты не едешь в Экипаже, ведомом кем-то посильнее, или же тебя не укрывает тот, кто имеет право Крови. Если попытаешься, то, скорее всего, не выживешь. Это ясно?
        Джанелль прикусила нижнюю губу и указала на один из пробелов между линиями:
        — А что, если я хочу попасть сюда?
        Люцивар покачал головой:
        — Тогда придется выпасть из Паутины, вернуться в Королевство на ближайшем перекрестке и путешествовать каким-нибудь другим способом.
        — Но ведь сюда я попала по-другому!  — возразила она.
        Люцивар содрогнулся. Земли Зуультах не пересекала ни одна нить Сети. Ее двор как раз и был одним из пустых квадратов. Единственный способ попасть сюда непосредственно с помощью Ветров — это оставить Сеть и вслепую скользить через Тьму, что даже для сильнейших и лучших было рискованно. Если только…
        — Подойди-ка сюда, Кошка,  — тихо попросил он. Когда девочка шагнула к нему, Люцивар положил руки на ее тоненькие плечи.  — Ты часто отправляешься в странствия?
        Джанелль медленно кивнула:
        — Люди зовут меня. Как ты сегодня.
        Как он. Мать-Ночь!
        — Кошка, послушай меня. Дети подвергаются множеству опасностей.
        В ее глазах появилось странное выражение.
        — Да, я знаю.
        — Иногда враг может прятаться за маской друга до последнего момента, когда убежать будет слишком поздно.
        — Да,  — шепнула она.
        Люцивар легонько встряхнул девчонку, заставляя ее посмотреть ему в глаза.
        — Террилль — очень опасное место для маленьких Кошечек. Прошу тебя, возвращайся домой и больше не странствуй. Не… не отвечай людям, которые зовут тебя.
        — Но тогда я тебя больше не увижу!
        Люцивар закрыл глаза. Нож, вонзенный в сердце, не причинил бы такой боли.
        — Я знаю. Но мы всегда будем друзьями. К тому же наша разлука не будет вечной. Когда ты вырастешь, я отыщу тебя — или ты найдешь меня.
        Джанелль задумчиво пожевала нижнюю губу.
        — А когда я вырасту?
        Завтра. Или вчера.
        — Скажем, когда тебе будет семнадцать. Да, такой срок кажется целой вечностью, но, поверь мне, это не так уж долго.  — Даже Сади не смог бы соврать более гладко.  — Ты пообещаешь мне больше не отправляться в путешествия?
        Джанелль вздохнула:
        — Я обещаю больше не странствовать по Терриллю.
        Люцивар поднял девочку на ноги и развернул спиной к себе.
        — Прежде чем ты уйдешь, я хочу кое-чему тебя научить. Это поможет, если кто-то попытается схватить тебя сзади.
        Когда они повторили прием достаточное количество раз и Люцивар убедился, что девочка запомнила его, он поцеловал ее в лоб и сделал шаг назад.
        — Уходи отсюда. Охранники в любую минуту могут начать обход. И помни — Королева никогда не нарушает обещания, данного Верховному Князю.
        — Я не забуду этого.  — Она помолчала.  — Люцивар, но ведь когда я вырасту, то буду выглядеть совсем по-другому. Как ты узнаешь меня?
        Эйрианец только улыбнулся. Десять или сто лет пройдет — какая разница? Он всегда сможет узнать эти удивительные сапфировые глаза.
        — Я узнАю тебя. Прощай, Кошка. Да хранит тебя Тьма.
        Джанелль улыбнулась ему и исчезла.
        Люцивар уставился на пустое место, где только что стояла девочка. Было глупо добавлять последнее пожелание. Наверное.
        Скрежет ворот привлек его внимание. Эйрианец быстро стер следы волнения Ветров и, скользя в тенях, добрался до хлева. Едва он успел пройти сквозь внешнюю стену и добраться до своей каморки, как стражник распахнул зарешеченное окошко в двери.
        Зуультах была достаточно высокомерна, чтобы считать, будто ее сдерживающие заклятия способны помешать рабам использовать Ремесло и проходить сквозь стены камер. Преодолевать заговоренную стену было неприятно, но не невозможно. По крайней мере, для него.
        Что ж, пусть эта стерва гадает, кто постарался. Когда стражники обнаружат мертвого раба в лодке, она заподозрит, что именно Люцивар свернул ему шею. Она подозревала его абсолютно во всем, что шло не так при ее дворе,  — и не без причины.
        Может, он даже окажет сопротивление, когда стражники попытаются распять его между столбами для порки. Яростная драка отвлечет Зуультах, и запахи ярости и гнева скроют едва уловимое присутствие девчонки.
        О да, он сможет отвлечь внимание леди Зуультах, да так успешно, что та никогда не поймет, что теперь по Королевству ходит Ведьма.

2. Террилль

        Леди Марис повернула голову к большому вертикальному зеркалу:
        — Теперь ты можешь идти.
        Деймон Сади выскользнул из постели и начал одеваться — медленно, соблазнительно, прекрасно понимая, что она наблюдает за ним в зеркале. Эта женщина всегда смотрела в зеркало, когда он ее обслуживал. Возможно, своеобразный самовуайеризм? Или она таким образом пыталась убедить себя в том, что мужчина, отраженный в зеркале, действительно влюблен и ее оргазм возбуждает его еще сильнее?
        Глупая сука.
        Марис потянулась и удовлетворенно вздохнула.
        — Ты напоминаешь мне дикого кота, с шелковистой шкуркой и перекатывающимися мышцами.
        Деймон натянул белую шелковую рубашку. Дикий хищник? Описание довольно-таки верное, надо признать. Если эта идиотка когда-нибудь истощит своим поведением довольно ограниченные лимиты его терпения по отношению к женскому полу, он с радостью покажет свои коготки. В особенности один маленький.
        Марис снова вздохнула:
        — Ты так красив…
        Да, это верно. Его лицо было подарком со стороны таинственного отца, с аристократическими, мужественными чертами. Слово «симпатичный» было слишком мягким. Деймон был высоким и широкоплечим, следил за собой и поддерживал прекрасную форму. Глубокий и вкрадчивый голос с чувственной хрипотцой заставлял женщин смотреть на его обладателя голодными глазами. Яркие светло-янтарные глаза и густые черные волосы были типичными для всех трех долгоживущих рас Террилля, но кожа теплого, золотисто-коричневого оттенка была на тон светлее, чем у хейллианских аристократов, и, вероятно, говорила о примеси демланской крови.
        Его тело было оружием, а свое оружие Деймон предпочитал держать в прекрасном состоянии.
        Он едва уловимым движением плеч надел черную куртку. Даже одежда была оружием — от довольно откровенного белья до прекрасно скроенных точно по фигуре костюмов. Как нектар, приманивавший мотыльков к опасному пламени.
        Обмахиваясь рукой, Марис смотрела прямо на него.
        — Даже в такую погоду с твоего тела не упало ни капли пота.
        Это весьма походило на жалобу.
        Деймон насмешливо улыбнулся:
        — С чего бы?
        Марис села, прикрывшись простыней.
        — Ты жестокий, бесчувственный ублюдок.
        Деймон поднял прекрасно очерченную бровь:
        — Считаешь меня жестоким? Конечно, ты совершенно права. Я настоящий эксперт в этой сфере.
        — И гордишься этим, не так ли?  — Марис сморгнула слезы. Ее лицо напряглось, и все морщины, свидетельствовавшие о свойственной характеру женщины раздражительности, стали гораздо заметнее.  — Все, что мне рассказывали о тебе,  — правда. Даже это.  — С этими словами она жестом указала на его пах.
        — «Это»?  — издевательски поинтересовался он, прекрасно понимая, что именно его нынешняя любовница имеет в виду. Она, как и любая другая женщина, могла бы простить мужчине любую жестокость, если бы ей удалось возбудить его и вызвать эрекцию.
        — Ты не настоящий мужчина. И никогда им не был.
        — Ах вот что. Здесь ты тоже совершенно права.  — Деймон плавным движением засунул руки в карманы брюк.  — Лично я всегда считал, что эту проблему вызывает Кольцо Повиновения.  — Вновь вернулась холодная, издевательская улыбка.  — Если, конечно, ты бы рискнула его снять…
        Марис так побледнела, что Деймон невольно задумался, не потеряет ли она сознание. Он сомневался в том, что Марис решит проверить эту теорию и действительно снимет кольцо, сжимавшее его мужской орган. Это и к лучшему. Она не проживет и минуты, если он окажется на свободе.
        Правда, большинство ведьм, которым ему довелось служить, в любом случае плохо кончили…
        Деймон изогнул губы в своей холодной, грубой, жестокой ухмылке и устроился на постели рядом с женщиной.
        — Значит, ты считаешь, что я жесток.
        Глаза Марис уже разгорелись — мужчина уверенно опутывал ее невидимыми нитями сладострастия.
        — Да,  — прошептала она, пристально глядя на его губы.
        Деймон наклонился вперед. Его изрядно позабавила та готовность, с которой женщина подставила ему губы для поцелуя. Их языки слились в голодном танце, дразня и играя, и, когда Деймон наконец поднял голову, Марис попыталась притянуть его к себе.
        — Ты действительно хочешь узнать, почему на моем теле нет ни капли пота?  — вкрадчиво спросил он.
        Женщина ответила не сразу. Похоть боролась в ней с любопытством.
        — Допустим. Так почему?
        Деймон улыбнулся:
        — Потому что, дорогая моя леди Марис, ваш так называемый интеллект вызывает во мне смертную скуку, а тело, которое вы считаете таким совершенным, а потому выставляете напоказ при каждом удобном и неудобном случае, не прельстило бы даже воронов, слетающихся на падаль.
        Ее нижняя губа жалко задрожала.
        — Т-ты эгоистичный ублюдок, садист.
        Деймон поднялся с постели.
        — Откуда ты знаешь?  — мило поинтересовался он.  — Игра ведь еще даже не началась.
        — Убирайся отсюда! Пошел вон!
        Он поспешно покинул спальню, но не отказал себе в удовольствии подождать немного за дверью. Отчаянные рыдания Марис составили прекрасный контраст его издевательскому смеху.


        Легкий ветер взъерошил волосы Деймона, когда он направился по дорожке, усыпанной гравием, в дальние сады. Он вытащил из золотого портсигара тонкую черную сигарету, зажег ее и выдохнул, глядя, как дым струйкой медленно выходит изо рта и ноздрей, сжигая вонь тела Марис.
        В ее спальне погас свет.
        Глупая сучка. Она не имела ни малейшего понятия, в какую игру ввязалась. Точнее, не понимала, какую игру вел он. Деймону исполнилось уже тысяча семьсот лет, он достиг расцвета своих сил и способностей. Кольцом Повиновения, которое носил мужчина, управляла Доротея Са-Дьябло, Верховная Жрица Хейлля,  — столько, сколько он себя помнил. Деймон был воспитан при этом дворе как бастард, сын ее кузины, получил прекрасное образование и научился служить Черным Вдовам Хейлля. Точнее, он достаточно хорошо умел пользоваться Ремеслом, чтобы служить сучкам ведьмам именно так, как они того хотели. Деймон сменил не одну тысячу постелей, когда народ Марис только начал строить города. Он уничтожал куда более умелых и сильных ведьм, чем эта, и ее тоже мог погубить с легкостью. Он поверг в прах не один двор, принес разрушение во многие города и развязал энное количество незначительных местных войн — просто так, из мести за игры в спальне.
        Доротея наказывала его, причиняла боль и продавала в услужение не одной Королеве, но, в конце концов, Марис и ей подобные были лишь расходным материалом. А он — нет. Доротея и другие Черные Вдовы Хейлля заплатили слишком дорого за его создание и, что бы они ни придумали тогда, повторить это не смогли бы.
        Кровь Хейлля угасала. В его поколении лишь очень и очень немногие носили темные Камни — впрочем, это и неудивительно, ведь Доротея приложила столько усилий, чтобы убрать сильнейших ведьм, которые могли бы потягаться с ней за власть после того, как она стала Верховной Жрицей. Ее соратники вошли в Сто Семейств Хейлля, но это были в основном ведьмы, носившие светлые Камни и не имевшие никакого значения в обществе, и женщины Крови, способные лишь на одно — спариться с мужчиной Крови и выносить здорового ребенка.
        Поэтому теперь Доротее было необходимо создать темную линию Крови, которая сольется с ее Сестрами — Черными Вдовами. Поэтому, хотя она не без удовольствия унижала и терзала Деймона Сади, убивать его было нельзя — ей нужно было его семя, посаженное добровольно в тела ее Сестер. Доротея использовала дур вроде Марис, надеясь измотать его до такой степени, чтобы он наконец покорился судьбе. Но Деймон никогда не отступал ни перед кем и ни перед чем.
        Семь столетий тому назад Терса сказала ему, что грядет живая легенда. Семь веков ожидания, наблюдения, поисков, надежды. Семьсот изматывающих, тяжелых лет. Он отказывался сдаваться, не желал подвергать слова предсказательницы сомнению, потому что его сердце упрямо тянулось к этому странному, загадочному, пугающему созданию, называемому Ведьмой.
        В глубине души он уже знал ее. Деймон часто грезил о ней. Однако он никогда не видел лица. Оно оставалось смутным, неясным и расплывалось окончательно, стоило только попытаться сосредоточить на нем взгляд. Но он видел женщину, одетую в халат, сшитый из темного, прозрачного паучьего шелка, соскальзывающий то и дело с ее плеч, то приоткрывая, то вновь пряча обнаженную, прохладную, как ночь, кожу. И запах в комнате, ее запах, с которым он будет просыпаться, зарывшись лицом в подушку, когда женщина уже поднялась и занялась своими делами…
        Это была не просто страсть — огонь, горевший в его теле, бледнел по сравнению с гармоничным единением разумов, хотя, разумеется, физическое удовольствие оставалось немаловажным. Деймон хотел прикоснуться к ней, ощутить гладкость кожи, почувствовать вкус ее нежного тепла. Он хотел ласкать эту женщину до тех пор, пока они оба не начнут гореть от страсти. Мечтал сплести ее жизнь со своей так крепко, что невозможно будет определить, где началась одна и закончилась другая. Деймон хотел обнимать ее, даря силу и поддержку, и чувствовать себя защищенным, обладать ею и знать, что им обладают, взять над ней верх и сдаться перед ее чарами. Ему была нужна эта Другая, он хотел ее, тень, пронесшуюся через его жизнь, наполнявшую болью и желанием каждый его вдох, пока он, спотыкаясь, пробирался через постели ничтожных женщин, которые были для него пустышками — и никогда не смогли бы стать ничем иным.
        Проще говоря, Деймон верил, что ему было предназначено судьбой стать ее любовником.
        Он зажег еще одну сигарету и согнул безымянный палец на правой руке. Змеиный зуб плавно выскользнул из своего укрытия и замер на внутренней стороне длинного, выкрашенного в черный цвет ногтя. Мужчина улыбнулся. Марис интересовалась, есть ли у него когти? Пожалуй, это милое дополнение произвело бы на нее сильное впечатление. Увы, ненадолго, поскольку яд в мешочке под ногтем безымянного пальца был чрезвычайно действенным.
        Деймону повезло, что он достиг половой зрелости позже большинства хейллианцев. Помимо обычных для взросления перемен у него появился и змеиный зуб, ввергнувший его в шоковое состояние — Деймон был искренне убежден, что мужчина не может принадлежать к Черным Вдовам от рождения. Тогда он служил при дворе, где среди мужчин считалось модным носить длинные ногти и красить их. Когда Деймон перенял местные обычаи, это никому не показалось странным, и до сих пор ни один человек не поинтересовался, почему он не изменил старой привычке со временем.
        Даже Доротея. Поскольку ведьмы ковена Песочных Часов специализировались на ядах и темных сторонах Ремесла, а заодно на снах и видениях, Деймон всегда считал довольно странным, что хозяйка так и не догадалась, что он собой представляет. Не было нужды гадать, что бы она сделала в противном случае. Как минимум попыталась бы изуродовать его до неузнаваемости. Возможно, если бы это произошло до того, как он принес Жертву Тьме, дабы определить свою истинную силу, то есть пока Деймон еще носил Красный Камень, данный ему по Праву рождения, Доротее бы это удалось. Если же она предпримет такую попытку теперь (и даже если на сторону хозяйки встанет весь ковен, поделившись своей силой), то дорого поплатится за это. Даже с Кольцом Повиновения Верховный Князь, носящий Черный Камень, будет весьма грозным противником для Жрицы с Красным.
        Именно поэтому теперь их тропки так редко пересекались, и Доротея старалась отправить раба для утех подальше от Хейлля и своего собственного двора. У Верховной Жрицы остался лишь один козырь, чтобы держать Деймона в узде, и они оба прекрасно это понимали. Если бы от его покорности не зависела жизнь сводного брата, то даже боль, причиняемая Кольцом Повиновения, не остановила бы Деймона. Люцивар… и «дикая» карта, которую Терса ввела в игру показного подчинения и псевдоконтроля. Доротея не знала об этом новом джокере, который однажды положит конец ее власти в Террилле.
        Некогда Кровь правила достойно и справедливо. Ее представители в Округе присматривали и разрешали по совести дела лэнденов в деревнях, находящихся в ведении их поселка. Королевы Округов служили двору Королевы Провинции. Те же, в свою очередь, подчинялись Королеве Края, которая избиралась большинством представителей Крови обоих полов, носящих темные Камни, как сильнейшая и лучшая из всех.
        В те времена не было никакой потребности в Кольцах, чтобы контролировать мужчин, наделенных силой. Они следовали зову сердец, идя за Королевой, которую считали подходящей для себя. Они добровольно вручали ей свою жизнь. И служили свободно.
        В те времена сложный треугольник статуса человека Крови не опирался так сильно на социальное положение. Ступень Камня и каста играли точно такую же роль, если не большую. Соответственно, и власть в обществе была гибкой, как быстрый танец, в котором ведущий менялся очень часто и зависел от остальных партнеров. Но в средоточии этой пляски всегда была Королева.
        В этом заключались одновременно и гениальность, и крупный просчет Доротеи. В отсутствие сильной Королевы, способной остановить ее продвижение к власти, она ожидала, что мужчины присягнут ей, Жрице, точно так же, как присягали Королеве. Но этого не произошло. Поэтому начался новый этап зачисток — и к тому времени, как он завершился, в руках Доротеи оказалось опаснейшее оружие — сбитые с толку, перепуганные мужчины разных рас, лишавшие любую более слабую женщину ее колдовских сил, чтобы почувствовать себя сильнее, и несчастные женщины, спешившие окольцевать потенциально сильных мужчин до того, как они успеют превратиться в серьезную угрозу.
        Результатом стало все глубже укореняющееся извращение общества Крови, и Доротея, занявшая центральное место в этом круговороте, превратилась одновременно и в главное орудие разрушения, и в единственный источник безопасности.
        А потом эта зараза распространилась в другие Края. Он видел прочие земли, видел, как медленно ломаются народы, сокрушенные безжалостным, разлагающим давлением Хейлля, вкрадчиво прокладывающим путь к извращению самой сущности людей Крови. Он видел, как потенциально сильных Королев слишком рано лишали девственности и Первая ночь оставляла их сломанными и ничего не стоящими.
        Он видел все это и горячо оплакивал каждую потерю, чувствуя одновременно ярость и раздражение оттого, что мог сделать так мало, чтобы предотвратить это. У бастарда нет никакого влияния в обществе. У раба такового еще меньше, к какой бы касте он ни принадлежал по Праву рождения и какой бы Камень ни носил. Поэтому в то время, как Доротея вела свою игру, добиваясь власти, Деймон старательно плел сеть интриг. Она уничтожала Кровь, противостоявшую ей. Он уничтожал Кровь, последовавшую за ней.
        В итоге выиграет Верховная Жрица. Деймон знал это. Осталось очень немного Краев, на которые еще не пала тень разложения. Аскави лег под Хейлль много веков назад. Демлан остался единственным Краем в восточной части Королевства, который из последних сил боролся с разросшимся влиянием Верховной Жрицы и пока оставался свободным. И на западе еще сохранилась жалкая горстка незначительных стран, избежавших западни.
        Еще сто лет, двести от силы — и Доротея достигнет своей цели. Тень Хейлля накроет все Королевство, и она станет единственной Верховной Жрицей, единовластной правительницей Террилля, который некогда называли Королевством Света.
        Деймон магией уничтожил сигарету и застегнул рубашку. Ему еще нужно ублажить Мариссу, дочь Марис, прежде чем наконец можно будет отправиться спать.
        Он не прошел и нескольких шагов, как почувствовал прикосновение чужого разума, требующего уделить ему внимание. Деймон отвернулся от дома и последовал за мысленным зовом. Он уже знал, кого сейчас увидит,  — не узнать этот специфический запах спутанных мыслей и несвязных образов было просто невозможно.
        Только вот что она здесь делает?
        Подергивание прекратилось, когда Деймон достиг небольшого леса в дальнем конце садов.
        — Терса?  — тихо позвал мужчина.
        Кусты неподалеку зашуршали, и в его запястье вцепилась костлявая рука.
        — Сюда,  — прошептала Терса, таща его за собой по тропинке.  — Паутина слишком хрупка и непрочна…
        — Терса…  — Деймону почти удалось увернуться от низко висящей ветки, но она все-таки хлестнула его по лицу и зацепилась за рукав.  — Терса…
        — Тише, мальчик,  — сурово оборвала его женщина, таща Деймона за собой.
        Тогда он сосредоточился на том, чтобы избегать веток и не спотыкаться о корни деревьев. Стиснув зубы, мужчина заставил себя не обращать внимания на потрепанное, изорванное платье, едва прикрывавшее ее костлявое тело. По всей видимости, Терса голодала. Дитя Искаженного Королевства, она обезумела, видя мир через призму серой, призрачной завесы, через осколки того, чем когда-то была. Опыт подсказывал, что, когда Терса сосредоточивалась на плетении своих видений, бесполезно напоминать ей о столь приземленных вещах, как еда, одежда или теплая постель.
        Они достигли небольшой опушки, где плоская каменная плита покоилась на двух других, установленных вертикально. Деймон на мгновение задумался о том, было ли это творением природы, или же Терса устроила здесь небольшой алтарь.
        Плита оказалась пустой, если не считать деревянной рамы, удерживавшей спутанную паутину Черной Вдовы. Деймон, почувствовав себя весьма неуютно, потер запястья и приготовился ждать.
        — Смотри,  — приказала Терса. Она щелкнула ногтем большого пальца левой руки по ногтю указательного, и над тем показался острый кончик. Затем Терса уколола средний палец на правой руке и капнула кровью на каждую из четырех основных нитей, удерживавших паутину на раме. Кровь проворно побежала сверху вниз и снизу вверх. Когда капли встретились в середине, шелковые нити паутины засияли.
        Перед рамой появился дымчатый вихрь и превратился в хрустальную чашу.
        Она была совсем простой. Большинство мужчин назвали бы ее невзрачной. Деймон же счел, что чаша весьма красива, элегантна и гармонична. Но его притягивало к самодельному алтарю ее содержимое.
        Черная клубящаяся дымка, прорезаемая молниями, вмещала силу и мощь, которые раздражали все нервные окончания, волной прокатывались по позвоночнику и в поисках освобождения разжигали огонь в паху. Перед Деймоном предстала расплавленная сила в чистом виде, разрушительная и дикая, настолько опасная, что разум не мог осознать этого… и он стремился к ней всем своим существом.
        — Смотри!  — повторила Терса, указывая на край чаши.
        От края сосуда к основанию бежала трещина не шире волоса. По мере того как Деймон не отрываясь смотрел на хрустальную чашу, раскол углубился, стал заметнее.
        Дымка в кубке начала кружиться. Тонкий свившийся стебель силы скользнул сквозь хрусталь к ножке чаши.
        Она слишком хрупкая, подумал Деймон, глядя, как сосуд покрывается трещинами. Хрусталь не мог удержать такую силу.
        И только тогда он пригляделся внимательнее.
        Трещины появлялись снаружи и проникали внутрь, а не шли изнутри. Получается, чаше и силе, содержащейся в ней, угрожало что-то извне.
        Деймон невольно содрогнулся, наблюдая за тем, как сила капля за каплей утекает в основание сосуда. Это определенно было видение. Он не мог изменить его. Однако все его существо разрывалось на части от желания сделать хоть что-то, обернуть чашу своей собственной силой, защитить ее, сохранить.
        Деймон, не удержавшись, потянулся к чаше.
        Она разлетелась на части, едва он успел прикоснуться к гладким бокам, осыпав самодельный алтарь острыми осколками хрусталя.
        Терса подняла то, что осталось от чаши. Слабая дымка по-прежнему кружилась на дне сосуда с неровными, изломанными краями. Большая ее часть была заключена в основании.
        Предсказательница грустно взглянула на Деймона:
        — Внутреннюю паутину можно порвать, не разбив чашу. Можно разбить чашу, не порвав внутреннюю паутину. Они не могут коснуться внутренней паутины, но чаша…
        Деймон облизнул пересохшие губы. Он не мог подавить дрожь.
        — Я знаю, что внутренняя паутина — это еще одно название нашей Сущности, Сердца, которое может открыть или закрыть источники внутренней силы. Но я не знаю, что представляет собой чаша.
        Ее рука дрогнула.
        — Терса — это разбитая чаша.
        Деймон закрыл глаза. Разбитая чаша. Разбитый разум. Она говорит о своем безумии.
        — Дай руку,  — велела Терса.
        Потрясенный увиденным, Деймон повиновался беспрекословно, протянув женщине левую руку.
        Терса схватила ее, притянула к себе и полоснула по запястью острыми, изрезанными краями чаши.
        Деймон зажал рану другой рукой и, пораженный, молча уставился на предсказательницу.
        — Чтобы ты никогда не забыл эту ночь,  — пояснила Терса дрожащим голосом.  — Этот шрам останется навсегда.
        Деймон перевязал рану платком.
        — А почему этот шрам так важен?
        — Я уже сказала. Чтобы ты не забыл.  — Женщина обрезала нити спутанной паутины разбитой чашей. Когда порвалась последняя, и сосуд, и сплетенная Терсой сеть исчезли.  — Я не знаю, случится ли это наверняка или только может произойти. Многие нити в этой паутине остались для меня невидимыми. Пусть Тьма наделит тебя храбростью, если она тебе понадобится — когда она тебе понадобится.
        — Храбростью сделать что?
        Но женщина уже шла прочь.
        — Терса!
        Та обернулась, посмотрела на Деймона, произнесла три слова и исчезла.
        У Деймона подогнулись колени. Он повалился на землю, хватая ртом воздух и содрогаясь от страха, тисками сжавшего внутренности.
        Каким образом одно связано с другим? Никак. Никак! Он ведь будет там — надежная опора, защитник…
        Но где именно?
        Деймон заставил себя дышать ровно и спокойно. Это главный вопрос. Где.
        Уж точно не при дворе Марис.
        Деймон вернулся в дом только поздним утром, измученный и грязный. Запястье болело, немилосердно гудела голова. Он едва добрался до террасы, когда дочь Марис, Марисса, выбежала из зимнего сада и встала перед ним, уперев руки в бока и уставившись на мужчину взглядом, выражавшим нечто среднее между раздражением и похотью.
        — Ты же должен был прийти вчера в мою комнату, но не сделал этого! Где ты был? Ты весь грязный!  — Она качнула плечиком, глядя на Деймона из-под пушистых ресниц.  — Ты очень непослушный. Придется тебе зайти в мою комнату и объясниться.
        Деймон протиснулся мимо нее:
        — Я устал и иду спать.
        — Ты сделаешь, как я велела!  — Марисса грубо схватила его между ног.
        Деймон стиснул ее запястье так быстро и с такой силой, что девушка оказалась на коленях, всхлипывая от боли, еще не успев сообразить, что произошло. Он продолжал сжимать ее руку до тех пор, пока кости не затрещали. Тогда Деймон одарил Мариссу холодной, презрительной усмешкой:
        — Я не «непослушный». Непослушными бывают только маленькие мальчики.  — С этими словами он оттолкнул Мариссу и перешагнул через ее распростершееся на каменных плитах тело.  — А если ты еще хоть раз посмеешь так прикоснуться ко мне, я оторву тебе руки.
        Он шел по коридорам к своей комнате скользящей походкой хищника, зная, что слуги поспешно шарахаются от него, а в воздухе разливается запах жестокости.
        Ему было все равно. Деймон вошел в комнату, сорвал с себя одежду, опустился на постель и уставился в потолок невидящим взглядом, не решаясь закрыть глаза, потому что каждый раз, когда осмеливался сделать это, он видел разбившуюся хрустальную чашу.
        Три слова. Она наконец пришла.

3. Ад

        Когда-то он был Соблазнителем, Палачом, Верховным Жрецом Песочных Часов, Князем Тьмы, Повелителем Ада.
        Когда-то он был консортом Кассандры, великой Королевы, Черной Вдовы, носившей Черный Камень, последней Ведьмы, ходившей по Королевствам.
        Когда-то он был единственным в истории Крови Верховным Князем, носившим Черный Камень, которого боялись — из-за природной жестокости и силы, которой он обладал.
        Когда-то он был единственным мужчиной, принадлежащим к Черным Вдовам.
        Когда-то он правил Краем Демлан в Королевстве Террилль и одноименной территорией в Кэйлеере, Королевстве Теней. Он был единственным мужчиной, который, стоя у власти, был не обязан отвечать перед Королевой за свои действия, и, не считая Ведьмы, единственным человеком Крови, в чьем ведении находились одновременно два Края в двух Королевствах.
        Когда-то он был женат на Гекате, Жрице Черных Вдов, аристократке, происходившей из одного из Ста Семейств Хейлля.
        Когда-то у него было двое сыновей, Мефис и Пейтон. Он играл с ними, рассказывал сказки, читал книги вслух, лечил ободранные колени, обучал мальчиков Ремеслу и Закону Крови, делился с ними своей любовью к этой земле, а также к музыке, искусству и литературе, приучал их брать все, что могли предложить Королевства,  — для того, чтобы учиться, а не воевать. Он научил их танцевать на балах во славу Ведьмы. Словом, он научил их быть Кровью.
        Но все это было очень, очень давно.


        Сэйтан, Повелитель Ада, неподвижно сидел у огня, укрыв ноги пледом и переворачивая страницы книги, навевавшей смертную скуку. Он то и дело отпивал из бокала глоток ярбараха — кровавого вина, не испытывая ни малейшего удовольствия от его вкуса или прокатывающегося по желудку тепла.
        За последние десять лет он превратился в спокойного, тихого инвалида, никогда не покидавшего своего личного кабинета, расположенного глубоко под Залом. Более пятидесяти тысяч лет Сэйтан был правителем и защитником этого Королевства, вотчины людей Крови, которые сохранили слишком много сил для того, чтобы возвращаться во Тьму после того, как их тела умерли.
        Он устал и состарился, и одиночество, всю жизнь гнездившееся в его душе, внезапно стало слишком тяжелой ношей. Сэйтану больше не хотелось быть Хранителем, одним из живых мертвецов. Ему больше не хотелось вести эту полужизнь, которую избрала жалкая горстка людей Крови, чтобы растянуть свое существование до невообразимых пределов. Он мечтал о покое, хотел тихо вернуться во Тьму и угаснуть там…
        Единственное, что удерживало его от поиска освобождения,  — это обещание, данное Кассандре.
        Сэйтан сцепил перед собой тонкие пальцы с длинными ногтями, покрашенными в черный цвет, и устремил взгляд своих золотистых глаз на портрет, висящий на дальней стене между книжными шкафами.
        Она заставила своего консорта пообещать стать Хранителем, чтобы эта растянутая до безграничности полужизнь позволила ему ходить среди живых, когда родится дочь. Не дщерь его плоти, но дитя души. Дочь, которую она видела в спутанной паутине.
        Сэйтан дал это обещание, потому что слова Кассандры заставили его нервы натянуться, как снасти в шторм. Такой была цена, за которую она согласилась помочь ему стать Черной Вдовой, ибо Тьма пела ему те песни, которые не слышал ни один другой мужчина Крови.
        Сэйтан сдержал слово. Но дочь так и не появилась.
        Настойчивый стук в дверь кабинета наконец вывел его из размышлений.
        — Входите,  — произнес он. Некогда глубокий и сильный голос теперь превратился в усталый шепот, стал лишь бледной тенью того, чем был когда-то.
        Мефис Са-Дьябло вошел и молча замер возле кресла, в котором сидел его отец.
        — Что тебе нужно, Мефис?  — спросил Сэйтан старшего сына, обратившегося в мертвого демона в той далекой войне между Терриллем и Кэйлеером.
        Мефис ответил не сразу:
        — Происходит нечто странное.
        Взгляд Сэйтана вновь замер на языках пламени в камине.
        — Этим может заняться кто-то другой, если, конечно, найдутся желающие. Пусть твоя мать во всем разберется. Геката всегда мечтала о власти без моего вмешательства.
        — Нет,  — обеспокоенно возразил Мефис.
        Сэйтан пристально посмотрел на сына и обнаружил, что не может сделать еще один глоток.
        — Что-то с твоими… братьями?  — наконец спросил он, не в силах скрыть боль, которую причинил этот вопрос. Нужно быть настоящим самодовольным глупцом, чтобы решиться сплести заклинание, на время вернувшее его семени жизнь. Сэйтан не находил в себе сил, чтобы сожалеть о рождении Деймона и Люцивара, но все эти века терзался, слушая рассказы о том, что с ними сделали.
        Мефис покачал головой и перевел взгляд на каминную полку из темно-красного мрамора.
        — Что-то случилось на острове килдру дьятэ.
        Сэйтан содрогнулся. Он никогда и ничего не боялся здесь, в Аду, но всегда испытывал острый приступ отчаяния при одной мысли о килдру дьятэ, мертвых демонах-детях. В Аду погибшие навсегда сохраняли тот образ, который носили в последний час своей жизни. Его холодное, усыпанное пеплом Королевство никогда не было особенно гостеприимным местом, но на тех детей было просто страшно смотреть. Видеть, что с ними сделали чьи-то руки, было невыносимо, поскольку полученные ими раны не исцелялись и не изменялись. Это слишком даже для него. Дети жили на отдельном острове, не желая вступать в какой-либо контакт с взрослыми. Сэйтан никогда не вторгался в замкнутый мир килдру дьятэ, и только Чар, их избранный лидер, приходил периодически сюда, унося с собой книги, игры и прочие развлечения, способные занять юные умы и помочь преодолеть безжалостные годы жалкого существования.
        — Килдру дьятэ могут и сами о себе позаботиться,  — наконец отозвался Сэйтан, поправляя плед.  — Ты прекрасно знаешь об этом.
        — Да, но… периодически на протяжении последних нескольких недель там появляется кто-то чужой. Ненадолго, конечно, но я почувствовал это присутствие. То же самое ощутил Протвар, пролетая над островом.
        — Оставьте их в покое,  — отрезал Сэйтан, чей голос вновь напитался силой от вспыхнувшего гнева.  — Возможно, они нашли осиротевшего щенка Гончей.
        Мефис сделал глубокий вдох.
        — Геката уже успела поругаться с Чаром по этому поводу. Вот почему дети прячутся от всех, кто приближается к острову. Если бы мать обладала достаточной властью, чтобы…
        Прежде чем Сэйтан успел ответить на резкий и громкий стук в дверь, она распахнулась. Андульвар Яслана, некогда бывший эйрианским Верховным Князем, вошел в кабинет. Его внук, Протвар, шел следом, осторожно неся большой шар, накрытый черной материей.
        — Тебе следует кое на что взглянуть, Са-Дьябло,  — произнес Андульвар.  — Протвар принес это с острова килдру дьятэ.
        Сэйтан изобразил на лице вежливый интерес. В молодости он и Андульвар каким-то непостижимым образом сумели стать друзьями и вместе служили при нескольких дворах. Даже Геката не смогла разрушать эту дружбу, когда, сияя от ликования, вынашивала ребенка, отцом которого был не Сэйтан, а Андульвар. Даже это не заставило ее мужа отвернуться от единственного человека, которого он называл своим другом,  — в конце концов, как можно винить несчастного, угодившего в сети интриг его коварной супруги?  — зато положило конец их слишком бурному браку.
        Сэйтан по очереди оглядел троих мужчин и прочел в их взглядах беспокойство. Мефис был Верховным Князем, носившим Серый Камень, и его было трудно напугать. Протвар носил Красный Камень и был эйрианским Предводителем, прекрасно обученным воином. Андульвар — эйрианским Верховным Князем, владельцем Эбеново-серого Камня, темнее которого являлся только Черный. Все они слыли сильными людьми, которых нелегко напугать, но сейчас Сэйтан прочел на их лицах страх.
        Он наклонился вперед, чувствуя, что эта общая обеспокоенность сумела пробить кокон безразличия, в который Сэйтан заключил себя много лет назад. Его тело ослабло, и теперь Повелитель Ада мог ходить только с тростью, но разум не утратил своей остроты и ясности, Черный Камень по-прежнему был живым и трепетал в его душе, а владение Ремеслом оставалось все таким же отточенным и безупречным.
        Внезапно он понял, что потребуются все его силы и умения, чтобы разобраться в происходящем на острове килдру дьятэ — что бы то ни было.
        Андульвар сорвал покрывало с шара. Сэйтан пораженно смотрел на то, что предстало его взгляду. На лице Повелителя появилось выражение недоверия и удивления.
        Бабочка. Но не просто бабочка. В шаре оказалось заключено огромное фантастическое создание, мягко бившее большими крыльями. Но Сэйтана поразили цвета. Ад был царством вечного сумрака, это Королевство приглушало все тона до тех пор, пока не выпивало их до дна. Однако создание в шаре не утратило своей яркости. Его тельце было насыщенного оранжевого цвета, на крыльях причудливо перемешивались небесно-голубой, солнечно-желтый и изумрудно-зеленый оттенки. На глазах у Сэйтана бабочка утратила форму, а цвета слились воедино, словно картинку, нарисованную мелками, размыло дождем.
        Кто-то на острове килдру дьятэ сотворил это великолепное волшебство, более того, сумел удержать краски живых Королевств в месте, которое гасило жизнь и ее яркость.
        — Протвар сумел заключить это в защитную сферу,  — пояснил Андульвар.
        — Они исчезают почти сразу же,  — словно извиняясь, произнес тот, крепко прижимая свои темные кожистые крылья к спине.
        Сэйтан выпрямился в кресле:
        — Приведите ко мне Чара, лорд Яслана.  — Его голос походил на тихий гром, отдавая приказ мягко, но в то же время вынуждая повиноваться.
        — Добровольно он не пойдет,  — предупредил Протвар.
        Сэйтан уставился на мертвого демона-Предводителя:
        — Приведите ко мне Чара.
        — Да, Повелитель.


        Повелитель Ада тихо сидел у огня, расслабленно сцепив пальцы с поблескивающими черными ногтями. Кольцо с Черным Камнем на правой руке мерцало внутренним огнем.
        Мальчик сел напротив него, уставившись в пол и изо всех сил стараясь скрыть страх.
        Сэйтан наблюдал за ним, прикрыв глаза. Уже тысячу лет Чар был лидером килдру дьятэ. Ему было всего лишь двенадцать или тринадцать, когда какой-то мерзавец посадил его на кол и поджег. Воля к жизни оказалась сильнее тела, поэтому паренек кое-как прошел через одни из Врат и оказался в Темном Королевстве. Его тело так сильно обгорело, что было уже невозможно понять, к какой расе Чар принадлежал. И все же этот юный демон сумел собрать других изуродованных детей и создать для них своего рода убежище — остров килдру дьятэ.
        Из него бы вышел неплохой Предводитель, если бы мальчишка дожил до зрелости, лениво подумал Сэйтан.
        Андульвар, Мефис и Протвар стояли за спинкой его кресла полукругом, отрезая возможные пути к бегству.
        — Кто создает бабочек, Чар?  — обманчиво спокойно спросил Повелитель.
        Есть ветры, прилетающие с севера, которые впитали память о льдах, простирающихся на многие мили, вобрали влагу, промчавшись над прохладным морем, и, когда они прикасаются к человеку, холодное, острое как нож дуновение проникает в кости и холодит тело так, что не согреть и самым жарким огнем. Сэйтан, надевающий маску ледяного спокойствия, казался одним из таких ветров.
        — Кто создает бабочек?  — снова спросил он.
        Чар уставился на пол, сжав руки в кулаки; лицо мальчика исказилось от противоречивых чувств, борющихся в его душе.
        — Она наша.  — Слова словно вырвались изо рта, преодолевая сопротивление.  — Она одна из нас.
        Сэйтан сидел неподвижно, похолодев от ярости, волной поднявшейся в нем. Пока ответ не будет получен, у него нет возможности позволить себе такую роскошь, как мягкость.
        Чар упрямо смотрел в глаза Повелителя, перепуганный, но решивший бороться до конца.
        Все жители Ада чувствовали малейшие нюансы смерти, и в том числе понимали, что есть мертвые и мертвые. Они были прекрасно осведомлены, что существует лишь одно существо, способное уничтожить всех здешних обитателей лишь одной силой мысли, и это — их Повелитель. И все же Чар дерзнул открыто бросить ему вызов и ждал исхода.
        Внезапно в комнате появился кто-то еще. Мягкое прикосновение разума. Вопрос, примчавшийся на ниточке мысленной связи. Чар повесил голову, признавая свое поражение.
        — Она хочет познакомиться с вами.
        — Тогда приведи ее сюда, Чар.
        Тот расправил плечи:
        — Завтра. Я приведу ее завтра.
        Сэйтан обратил внимание на неуверенную гордость, мелькнувшую во взгляде мальчика.
        — Очень хорошо, Предводитель, можете сопроводить ее сюда… завтра.

4. Ад

        Сэйтан стоял у своего пюпитра. Мягкие огоньки свечей разливали вокруг нежное сияние. Повелитель Ада пытался разобрать текст древней рукописи, посвященной Ремеслу. Он даже не обернулся, когда в дверь постучали. Быстро брошенный мысленный импульс — и Сэйтан понял, кто стоит за порогом.
        — Заходи.  — Он продолжил листать увесистый том, пытаясь обуздать свой гнев, прежде чем доведется посмотреть в глаза этому дерзкому демоненку. Наконец Повелитель захлопнул книгу и обернулся.
        Чар стоял в проходе, гордо расправив плечи.
        — Язык — весьма любопытная вещь, Предводитель,  — с обманчивой мягкостью произнес Сэйтан.  — Когда ты сказал «завтра», я, признаюсь, не ожидал, что пройдет пять дней.
        Во взгляд Чара закрался страх. Плечи юнца поникли. Он повернулся к двери, и по его лицу прокатилась странная смесь нежности, раздражения и покорности.
        Порог переступила девочка, и ее внимание немедленно привлекла потрясающая картина Дужэя «Снисхождение в Ад», висевшая над камином. Ее глаза цвета летнего неба вежливо задержались на Повелителе и ярко зажглись, стоило малышке увидеть книжные стеллажи, занимавшие все пространство от пола до потолка у одной из стен. Портрет Кассандры она изучила особенно пристально.
        Сэйтан стиснул серебряный набалдашник своей трости, пытаясь удержаться на ногах от обрушившейся на него лавины впечатлений. Он ожидал увидеть весьма одаренную килдру дьятэ. Но эта девочка была живой! Создание тех бабочек требовало немалого мастерства в Ремесле, поэтому Повелитель полагал, что она будет постарше, но его гостье было не больше семи лет. Он ожидал увидеть ребенка с острым умом, но на личике этой девочки застыло выражение невинности и разочаровывающей глупости. Что живой ребенок мог забыть в Аду?
        Потом она обернулась и посмотрела на него. Наблюдая за тем, как ярко-голубые глаза становятся сапфировыми, Сэйтан почувствовал, как лавина захлестнула его с головой.
        Древние глаза. Опасные, как водоворот в море. Усталые, знающие, видящие глаза.
        Словно ледяной палец прошелся вниз по его спине вдоль позвоночника в тот миг, как Сэйтан ощутил напряженный, ни на что не похожий голод. Инстинкт подсказывал, чем она была. Потребовалось чуть больше времени, чтобы обрести смелость принять это.
        Не дщерь его плоти, но дитя духа. Не просто одаренная ведьма, но Ведьма.
        Она опустила глаза и взъерошила свои золотистые густые кудри, очевидно усомнившись в том, что ей окажут теплый прием.
        Сэйтан подавил желание пригладить эти нелепые завитки.
        — Ты — Жрец?  — застенчиво спросила девочка.  — Верховный Жрец Песочных Часов?
        Одна черная бровь медленно приподнялась, и губы Сэйтана изогнулись в легкой, сухой улыбке.
        — Меня никто не называл так уже очень давно, но ты права, я действительно Жрец. Я Сэйтан Са-Дьябло, Повелитель Ада.
        — Сэйтан…  — произнесла она, словно пробуя имя на вкус.  — Сэйтан.  — Теплая, нежная, чувственная ласка.  — Тебе подходит.
        Повелитель с трудом подавил смешок. На его имя на протяжении веков реагировали по-разному, но вот так — никогда.
        — А тебя как зовут?
        — Джанелль.
        Он ждал продолжения, но фамилии девочка не назвала. По мере того как длилось молчание, комнату затопило неожиданное ощущение настороженности, словно гостья опасалась какой-то ловушки. Улыбнувшись и слегка пожав плечами, Сэйтан указал на кресла у камина:
        — Может, присядешь и побеседуешь со мной, ведьмочка? Боюсь, нога подводит меня, не давая долго стоять.
        Джанелль опустилась на ближайшее к выходу кресло, и Чар встал рядом с ней, всем своим видом показывая, что готов в любой момент броситься на защиту гостьи.
        В золотых глазах Сэйтана вспыхнуло раздражение. Огни Ада! Он совсем забыл про мальчишку!
        — Благодарю вас, Предводитель. Можете идти.
        Чар запротестовал, однако, прежде чем Сэйтан успел ответить, Джанелль прикоснулась к руке мальчишки. Не прозвучало ни единого слова, и он не уловил мысленного разговора. Какая бы ниточка ни протянулась сейчас между двоими детьми, она была неуловима. Не оставалось ни малейших сомнений насчет того, кто из них двоих был главным. Чар вежливо поклонился и покинул кабинет, закрыв за собой дверь.
        Как только они остались одни у камина, Джанелль пригвоздила Сэйтана к креслу напряженным взглядом сапфировых глаз:
        — Ты можешь обучить меня Ремеслу? Кассандра сказала, что, возможно, ты согласишься, если я попрошу.
        Мир Сэйтана в единое мгновение был уничтожен и возрожден. Но Повелитель позаботился о том, чтобы это не отразилось на его лице. На подобные размышления у него еще будет время.
        — Научить тебя Ремеслу? Не вижу причин отказывать. А где Кассандра сейчас? С годами мы потеряли связь.
        — У своего Алтаря. В Террилле.
        — Ясно. Подойди сюда, ведьмочка.
        Джанелль покорно встала и приблизилась к его креслу. Сэйтан поднял руку и кончиками пальцев коснулся щеки девочки. В ее глазах немедленно вспыхнул гнев, а Черный Камень, похороненный глубоко в душе Повелителя, внезапно начал пульсировать. Он выдержал ее взгляд, пока пальцы медленно скользили по ее подбородку, губам и щекам. Сэйтан даже не пытался скрыть любопытство, интерес и нежность, которые испытывал к большинству представительниц женского пола.
        Удовлетворившись этим, он сцепил пальцы и подождал немного. Через мгновение пульсация прекратилась, а мысли снова принадлежали лишь ему одному. Вот и хорошо, потому что Сэйтан не мог не поинтересоваться про себя, почему девочку так разозлили невинные прикосновения.
        — Я дам тебе два обещания,  — произнес он.  — И хочу взамен услышать одно.
        Джанелль настороженно посмотрела на Повелителя:
        — Какие обещания?
        — Я клянусь Камнем, который ношу, и всем, что составляет мою Сущность, что обучу тебя всему, о чем ты попросишь, и приложу к этому все усилия. И я обещаю никогда не лгать тебе.
        Джанелль обдумала его слова.
        — А что я должна пообещать?
        — Что будешь сообщать мне о любых уроках Ремесла, которые получишь от других. Для подобных занятий необходимы упорство и целеустремленность, а также дисциплина, чтобы справиться с ответственностью, которой неизбежно требует обладание подобной силой. Я хочу быть уверенным, что все, чему ты обучаешься, преподают правильно. Ты поняла меня, ведьмочка?
        — И тогда ты научишь меня?
        — Всему, что знаю сам.  — Сэйтан дал ей время обдумать эти условия.  — Мы договорились?
        — Да.
        — Очень хорошо. А теперь дай мне руки.  — Он взял маленькие светлые ладошки в свои смуглые пальцы.  — Мне нужно прикоснуться к твоему разуму.
        Снова гнев.
        — Я не причиню тебе боли, ведьмочка.
        Сэйтан осторожно потянулся к ней мысленно и вскоре оказался перед первым барьером. В сознании людей Крови существовали своего рода щиты, закрывавшие их друг от друга. Структуру этих заграждений можно описать как кольца внутри колец — чем больше барьеров преодолевалось, тем более интимной становилась мысленная связь. Первый укрывал обычные повседневные мысли. Последний оберегал сердцевину Я, центр Сущности, внутреннюю паутину.
        Сэйтан терпеливо ждал. Как бы сильно ему ни были нужны ответы, он не собирался добиваться их силой. Слишком многое теперь зависело от доверия.
        Барьер открылся, и он вошел.
        Сэйтан не стал прерывать ее мысли или погружаться глубже, чем было необходимо, несмотря на возросшее любопытство. Это стало бы страшным предательством согласно кодексу чести Крови. К тому же в ее разуме была странная, глубокая чернота, которая обеспокоила Повелителя Ада, некая нейтральность, ничто, за которым (и в этом Сэйтан был уверен) скрывалось совсем иное. Он быстро обнаружил искомое — мысленную нить, которая откликнулась бы на зов нити той же ступени и тем самым подсказала бы ему, какой Камень носит девочка. Или будет носить после церемонии, устанавливающей Право рождения. Он начал с Белого, Камня самой светлой ступени, и постепенно спускался вниз, пытаясь уловить отклик.
        Огни Ада! Ничего. Он и не ожидал ничего, перебирая более светлые Камни, однако не получил ответа, даже дойдя до Красного. Она должна была носить Красный по Праву рождения, чтобы получить Черный, принеся Жертву Тьме. Ведьма всегда носила Черный.
        Не раздумывая, Сэйтан дернул Черную нить.
        Из глубин донеслось ответное гудение.
        Сэйтан отпустил ее руки и немало удивился, обнаружив, что его собственные не дрожат. Он с трудом сглотнул горький комок и попытался вернуть сердце на его законное место.
        — Ты уже проходила церемонию, устанавливающую Право рождения?
        Джанелль потупилась.
        Он бережно поднял ее подбородок:
        — Что такое, ведьмочка?
        Ее сапфировые глаза наполнились печалью. По щеке скатилась слеза.
        — Я п-провалила испытание. Это означает, что я должна буду вернуть Камни?
        — Провалила… какие еще Камни?
        Джанелль зарылась рукой в складки своего голубого платьица и извлекла бархатный мешочек. Она перевернула его над низким столиком возле кресла Повелителя с горделивой и немного неуверенной улыбкой.
        Сэйтан зажмурился и откинулся на спинку, искренне надеясь на то, что комната перестанет кружиться у него перед глазами. Ему не нужно было смотреть на стол, чтобы знать, что перед ним: двенадцать неграненых Камней. Белый, Желтый, Тигровый Глаз, Розовый, Небесно-голубой, Лиловый Сумрак, Кровавый Опал, Зеленый, Сапфир, Красный, Серый, Эбеново-серый.
        Никто не знал, откуда берутся Камни. Если испытуемому было предназначено носить один из них, он просто появлялся на Алтаре после церемонии, устанавливавшей Право рождения. Даже в дни молодости Сэйтана получение неграненого Камня, то есть такого, который не носил ни один другой человек Крови, было большой редкостью. Его собственный Красный Камень, доставшийся по Праву рождения, был неграненым. Когда Сэйтан в конечном итоге был наделен Черным, тот тоже оказался нетронутым. Но получить целый набор неграненых Камней… Сэйтан наклонился над столом и щелкнул кончиком ногтя по Желтому Камню. Тот осветился, и вспыхнувшее в центре пламя предупредило Повелителя, что делать этого не следует. Он нахмурился, озадаченный. Камень уже определил себя как женский, он знал, что связан с женщиной, а не мужчиной Крови, однако при этом обладал и слабой мужественностью. Джанелль стерла слезы со щек и шмыгнула носом.
        — Светлые Камни нужны для тренировок и прочей ерунды до тех пор, пока я не буду готова использовать эти.  — Она вытряхнула содержимое второго мешочка.
        Комната бешено завертелась перед глазами Повелителя. Его ногти вонзились в обитые кожей подлокотники кресла.
        Огни Ада, Мать-Ночь, и пусть Тьма будет милосердна!
        Тринадцать неграненых Черных Камней, уже сияющих внутренним огнем мысленной связи. Ребенок, получивший один Черный Камень и сумевший сохранить разум в его глубинах, уже вызывает опасения. Но внутренняя сила, необходимая, чтобы связать и удерживать тринадцать таких камней… Страх холодком пробежал вверх по позвоночнику и льдом обжег вены.
        Слишком большая сила. Слишком. Ни один человек Крови не может быть наделен таким могуществом. Даже Ведьма никогда не управляла такой страшной силой.
        Однако перед ним стояла девочка, наделенная почти безграничной властью. Юная Королева. Дитя его души.
        Не без усилия Сэйтан выровнял дыхание. Он может принять ее. Он может любить ее. Или же он может бояться ее. Решать только ему, и, каким бы ни было это решение, придется с ним жить.
        Черные Камни сияли. Черный Камень в его перстне мягко засветился в ответ. Кровь запульсировала в венах, отчего у Сэйтана разболелась голова. Сила не оставляла его, требуя признания.
        И он понял, что принять решение не так уж сложно — на самом деле он сделал это много, очень много лет назад.
        — Где ты взяла их, ведьмочка?  — хрипло спросил он.
        Джанелль ссутулилась:
        — Получила от Лорна.
        — Л-Лорна?  — Лорна?! Старинное имя из древнейших легенд Крови. Лорн был последним Князем Драконов первого народа, главной расы, которая и сотворила Кровь.  — Как… где ты встретила Лорна?
        Джанелль обхватила себя руками.
        Сэйтан подавил желание вытрясти из нее ответ сию же секунду и театрально вздохнул.
        — А, я так понимаю, это дружеский секрет, да?
        Девочка кивнула.
        Он снова вздохнул:
        — В таком случае давай сделаем вид, что я ни о чем не спрашивал.  — Сэйтан легонько щелкнул Джанелль по носу.  — Но это означает, что ты не должна рассказывать ему наши секреты.
        Девочка удивленно посмотрела на него:
        — А они у нас есть?
        — Пока нет,  — проворчал Повелитель.  — Но я что-нибудь придумаю — просто для того, чтобы они появились.
        Она рассмеялась. Высокий, серебристый, но вместе с тем бархатистый звук, необычный, намекавший на голос, которым Джанелль будет обладать через несколько лет. То же самое можно сказать и о ее лице, которое было слишком странным и нелепым сейчас, но, благая Тьма, когда это создание вырастет!..
        — Ну что ж, ведьмочка, пора браться за дело. Убери свои Камни. Они не понадобятся тебе сейчас.
        — За дело?  — переспросила она, сгребая Камни в мешочки и засовывая их в карманы платья.
        — Начинается твой первый урок основ Ремесла.
        Джанелль ссутулилась, но тут же выпрямилась.
        Сэйтан повел пальцем. Прямоугольное пресс-папье поднялось в воздух с черного стола и, перелетев через комнату, опустилось на низкий стол. Оно было сделано из полированного камня, взятого из того же источника, что и плиты, из которых был построен Зал в этом Королевстве.
        Сэйтан велел Джанелль встать перед столом.
        — Ты должна направить палец на этот предмет… вот так… и передвинуть его по столу как можно дальше.
        Джанелль помедлила, облизнула губы и сделала, как он велел.
        Сэйтан почувствовал, как волна чистой силы прошла через его Черный Камень.
        Пресс-папье не двинулось с места.
        — Попробуй еще раз, ведьмочка. В другую сторону.
        И снова та же волна. Но предмет упрямо остался на месте.
        Сэйтан потер подбородок, не понимая, в чем дело. Это очень простое колдовство, с таким девочка должна справиться без каких-либо сложностей…
        Джанелль поникла.
        — Я пытаюсь,  — сломленно произнесла она.  — Я пытаюсь снова и снова, но никак не могу сделать этого.
        Сэйтан обнял ее, ощутив горько-сладкую боль в сердце, когда маленькие ручки обхватили его шею.
        — Ничего страшного, ведьмочка. На то, чтобы обучиться Ремеслу, нужно время.
        — Почему у меня ничего не получается? Все мои друзья могут это сделать!
        Не желая отпускать ее, Сэйтан немного отодвинулся.
        — Возможно, следует начать с чего-то более личного. Так обычно легче справиться с уроками. Скажи, у тебя есть какие-нибудь проблемы?
        Джанелль снова взъерошила свои кудряшки и нахмурилась:
        — Я вечно подолгу ищу туфли.
        — Это подойдет.  — Сэйтан взял трость.  — Положи одну туфельку перед столом и встань вон там.
        Он, хромая, прошел в другой конец комнаты и повернулся спиной к портрету Кассандры. Повелитель Ада ощутил всплеск мрачного веселья при мысли, что сейчас он проводит первый урок Ремесла для своей новой Королевы под неподвижным и невидящим взглядом старой.
        Когда Джанелль встала рядом, он произнес:
        — По большей части, работа с Даром требует перевода физического действия в мысленное. Я хочу, чтобы ты представила… Кстати, как у тебя с воображением?  — Сэйтан невольно замолчал. Почему на ее лице появилось такое загнанное выражение? Он всего лишь хотел поддразнить ее немного — ведь та бабочка была выше всяких похвал.  — Я хочу, чтобы ты представила, как поднимаешь башмак и несешь его сюда. Протяни мысленную руку, схвати его и тащи сюда.
        Джанелль протянула руку, сжала пальцы и дернула.
        Все произошло одновременно.
        Кожаные кресла, стоявшие у камина, ринулись к Сэйтану. Он привычно ответил выбросом силы и даже успел на мгновение удивиться: ничего не произошло. В следующий миг одно из кресел сбило Повелителя Ада с ног. Он упал в другое и сумел сжаться в комок, прежде чем кресло, стоявшее за столом из черного дерева, врезалось в спинку того, на котором Сэйтан невольно оказался. Оно перевернулось и упало сверху, образовав таким образом ловушку. Хранитель услышал, как обтянутые кожей книги начали со свистом летать по комнате, словно обезумевшие птицы, и с глухим стуком падать на пол. Его ботинки неистово задергались, пытаясь соскочить с ног. И всю эту какофонию перекрыл вопль Джанелль:
        — Хватит, хватит, хватит!
        Через несколько секунд воцарилась тишина.
        Джанелль осторожно заглянула в узкую щель между двумя креслами.
        — Сэйтан?  — тихим, несчастным голосом позвала она.  — Сэйтан, с тобой все в порядке?
        Воспользовавшись Даром, он заставил верхнее кресло вернуться на свое место около стола из черного дерева.
        — Все хорошо, ведьмочка.  — Он наконец обулся и осторожно поднялся.  — Я уже несколько веков так не развлекался.
        — Правда?
        Он расправил верхнюю черную тунику из плотной ткани и пригладил волосы.
        — Правда.
        Хранитель он или нет, но мужчина в его возрасте не должен позволять сердцу с такой силой и скоростью биться о грудную клетку.
        Сэйтан оглядел кабинет и с трудом подавил стон. Книга, лежавшая на пюпитре, повисла в воздухе вверх тормашками. Остальные тома как попало валялись на полу. Единственным предметом, сделанным из кожи, но так и не шелохнувшимся, была туфелька Джанелль.
        — Прости меня, Сэйтан.
        Тот стиснул зубы.
        — На это нужно время, ведьмочка.  — Он опустился в кресло. Столько чистой силы — и полная беззащитность до тех пор, пока она не обучится управлять ею… Новая мысль мелькнула у него в голове.  — А кто-нибудь еще знает о тех Камнях, которые дал тебе Лорн?
        — Нет.  — Ее голос превратился в тихий шепот полуночи. Страх и боль наполнили огромные сапфировые глаза. И еще какое-то чувство появилось в них, гораздо сильнее этих поверхностных эмоций. Оно сжало его сердце холодными тисками.
        Но страх и боль в детских глазах ранили душу гораздо сильнее.
        Даже сильный ребенок — могущественный ребенок — зависит от взрослых. Если ее сила выводит из равновесия и пугает даже Сэйтана Са-Дъябло, как тогда отреагируют родные и близкие малышки, если когда-нибудь узнают, что скрывается за этой невинной оболочкой? Примут ли они девочку, которая уже сейчас была самой сильной Королевой в истории Крови, или же испугаются ее могущества? И если оно наполнит страхом их сердца, не попытаются ли они лишить Джанелль Дара, сломав ее?
        Первая ночь с опытным мужчиной, умеющим причинить боль, может лишить ее силы, оставив все прочее нетронутым. Однако, если учесть, что внутренняя паутина Джанелль так глубоко уходит в бездну, возможно, девочка сможет погрузиться в нее и перенести даже физическое насилие. Правда, только в том случае, если мужчина не окажется настолько силен, чтобы спуститься следом и стать угрозой даже там.
        Но есть ли в Королевствах достаточно сильный, достаточно темный, достаточно жестокий человек?
        Один — есть.
        Сэйтан закрыл глаза. Можно было сразу же послать за Марджонгом и позволить Палачу сделать то, что необходимо. Но нет, не сейчас. Только не с этим человеком. До тех пор, пока не появится стоящая причина.
        — Сэйтан?
        Он неохотно открыл глаза и недоуменно уставился на девочку, закатавшую рукав и протянувшую ему запястье. Повелитель Ада пораженно молчал, осознавая, зачем она это сделала.
        — Нет никакой необходимости платить кровью,  — отрезал он.
        Но девчонка не опустила руку.
        — Ты почувствуешь себя лучше.
        Эти древние глаза обжигали, сдирали кожу, пока он не задрожал, оказавшись перед ней ментально обнаженным. Сэйтан пытался отказаться, но слова не желали слетать с его губ. Он чувствовал запах свежей крови, текущей по ее венам, ощущал пульсацию жизненной силы, ритм которой совершенно не совпадал с биением его сердца.
        — Только не так,  — хрипло произнес он.  — Не со мной.  — С нежностью любовника Повелитель Ада расстегнул верхние пуговицы ее платья и вспорол нежную кожу на шее длинным ногтем. Хлынула кровь, горячая и сладкая. Он сомкнул губы на ране.
        Ее сила поднималась под его ртом медленной, черной волной, мастерски управляемой. Она омыла Сэйтана, очистила его, исцелила, несмотря на то, что разум с содроганием пытался отстраниться от чужого сознания, поглотившего его, такого могущественного и вместе с тем нежного. Он считал биения ее сердца. Дойдя до пяти, Хранитель поднял голову. Девочка не выглядела ни потрясенной, ни напуганной, в отличие от большинства живых, у которых брали кровь прямо из вены.
        Она коснулась его губ дрожащим пальчиком:
        — Если бы ты выпил больше, то смог бы окончательно поправиться?
        Сэйтан призвал миску с теплой водой и смыл кровь с шеи Джанелль полоской чистой ткани. Он не собирался объяснять ребенку, что с ним уже сотворили эти два глотка крови. Проигнорировав вопрос, Повелитель Ада понадеялся, что она не станет настаивать на ответе, и сосредоточился на Ремесле, чтобы залечить рану.
        — Смог бы?  — спросила Джанелль, как только он заставил миску и ткань исчезнуть.
        Сэйтан ответил не сразу. Он дал слово, что не будет ей лгать.
        — Было бы более эффективно принимать каждый раз понемногу.  — Что ж, по крайней мере, это не было ложью.  — Еще один урок завтра?
        Джанелль тут же отвела глаза.
        Сэйтан напрягся. Неужели ее все-таки испугали его действия?
        — Я… я уже пообещала Моргане, что навещу ее завтра, и Габриэль, что зайду через день.
        От облегчения у него даже закружилась голова.
        — Что ж, в таком случае через три дня?
        Девочка вгляделась в его лицо:
        — Ты не против? Ты не сердишься?
        Вообще-то Повелитель был против, и даже очень, но в нем говорила лишь властность Верховного Князя — и ревность. Кроме того, ему предстояло сделать очень многое перед их следующей встречей.
        — Я не думаю, что твоим друзьям понравится новый наставник, который занимает уроками все время, верно?
        Девочка усмехнулась:
        — Скорее всего, нет.  — Улыбка исчезла, сменившись загнанным выражением.  — Мне нужно идти.
        Да, ему предстояло сделать очень и очень многое перед их следующей встречей.
        Она открыла дверь и замерла на пороге.
        — А ты веришь в единорогов?
        Сэйтан улыбнулся:
        — Когда-то, очень давно, я видел и знал их.
        Улыбка, которой девочка одарила Повелителя, прежде чем исчезнуть в коридоре, озарила комнату и внесла свет даже в самые темные уголки его сердца.


        — Огни Ада! Что здесь случилось, Са-Дьябло?
        Сэйтан покачал туфелькой Джанелль под носом у Андульвара и сухо улыбнулся:
        — Урок Ремесла.
        — Что?!
        — Я познакомился с создательницей бабочек.
        Андульвар обвел взглядом воцарившийся в комнате беспорядок:
        — Так это она устроила? Но почему?
        — Это было не намеренно. Она просто не умеет контролировать свою силу. К тому же девочка вовсе не килдру дьятэ. Это живой ребенок, Королева и Ведьма.
        Андульвар глупо разинул рот:
        — Ведьма? Такая же, какой была Кассандра?
        Сэйтан с трудом подавил желание огрызнуться.
        — Не совсем, но — да, она Ведьма.
        — Огни Ада! Ведьма!  — Андульвар покачал головой и улыбнулся.
        Сэйтан посмотрел на забытую туфельку.
        — Андульвар, друг мой, надеюсь, у тебя еще сохранился запас воинственности, которой ты не так давно хвастал, поскольку мы здорово влипли.
        — Почему?  — подозрительно поинтересовался тот.
        — Потому что тебе предстоит помочь мне обучать семилетнюю Ведьму, у которой уже сейчас достаточно чистой силы, чтобы стереть нас обоих в порошок, и которая при этом,  — он бросил туфельку на кресло,  — безнадежна в основах Ремесла.


        Мефис осторожно постучал в дверь и вошел в кабинет, споткнувшись о кипу книг.
        — Один из демонов только что рассказал мне очень странную вещь.
        Сэйтан поправил складки плаща и потянулся за тростью.
        — Говори кратко, Мефис. Я должен отправиться на встречу, которую следовало устроить много лет назад.
        — Он сказал, что видел, как Зал сдвинулся на пару дюймов. Весь, целиком. А потом, через мгновение, встал на место.
        Сэйтан замер на месте.
        — А еще кто-нибудь видел это?
        — Не думаю, но…
        — В таком случае скажи, чтобы он придержал язык, если не хочет с ним расстаться.
        Сэйтан покинул кабинет, который был его домом уже десять лет, оставив за спиной не на шутку обеспокоенного сына-демона.



        Глава 2


1. Террилль

        В осенних сумерках Сэйтан рассматривал всеми позабытое Святилище, выстроенное из камня, который уже начал осыпаться. Здесь теперь жили только паразиты и воспоминания. И все же это полуразрушенное здание оставалось Темным Алтарем, одним из тринадцати Врат, связывавших Королевства Террилля, Кэйлеера и Ада.
        Алтарь Кассандры.
        Окутанный завесой невидимости и черным ментальным щитом, Сэйтан, хромая, пошел по огороженным внешним помещениям, огибая лужицы воды, оставленные полуденной грозой. Мышь, пробежавшая мимо в поисках еды среди выпавших камней, даже не почуяла его присутствия. Ведьма, живущая в лабиринте этих комнат, тоже не распознает появления незваного гостя. Несмотря на то, что они оба носят Черные Камни, его сила несколько темнее и чуть глубже, чем ее.
        Сэйтан задержался у двери спальни. Покрывала на постели выглядели довольно новыми — как и тяжелые портьеры, закрывавшие окна. Да, они наверняка были нужны бывшей Королеве, когда она отдыхала здесь в дневные часы.
        В начале своей полужизни тела Хранителей сохраняли большинство способностей живых. Они нуждались в пище, хотя при этом пили кровь, как мертвые демоны, и могли спокойно находиться под лучами солнца, но все же предпочитали сумерки и ночь. Однако по мере того, как шли века, потребность в еде уменьшалась, и в конце концов им требовался только ярбарах, кровавое вино. Предпочтение Тьмы свету становилось насущной необходимостью, поскольку яркие лучи иссушали их силы и причиняли ужасную боль.
        Он нашел Кассандру на кухне, где она напевала, не попадая ни в одну ноту, с бокалом в руке. Бесформенное одеяние землистого цвета было заляпано грязью. Длинные волосы, заплетенные в косу, теперь потускнели, из темно-медных превратившись в рыжие, словно припорошенные пылью, и были забраны паутинками. Когда женщина повернулась к двери, по-прежнему не подозревая о присутствии незваного гостя, неверный свет огня в камине разгладил большинство морщин на ее лице. Сэйтан знал, что они там были, поскольку выучил каждую черточку на портрете, висевшем в его личном кабинете. Разумеется, она состарилась со дня смерти, которая смертью не была.
        Впрочем, так же, как он сам.
        Сэйтан поднял обе завесы.
        Бокал упал на пол и разлетелся на части.
        — Практикуешься в, так сказать, каминном Ремесле, Кассандра?  — мягко спросил он, пытаясь перебороть неприятные воспоминания о предательстве.
        Она попятилась:
        — Я должна была понять, что она расскажет тебе.
        — Тут ты права. А еще тебе следовало знать, что я приду.  — Он бросил плащ на деревянный стул и почувствовал всплеск мрачного веселья. Сэйтан, разумеется, заметил, что глаза женщины удивленно расширились, стоило ей заметить, как тяжело он опирается на трость.  — Я уже стар, леди. И совершенно безвреден.
        — Ты никогда таким не был,  — резко отозвалась та.
        — Верно, но, насколько я помню, ты ничуть не возражала против этого, пока я мог быть тебе полезен.  — Повелитель Ада отвел взгляд, когда Кассандра ничего не ответила.  — Неужели ты так сильно меня ненавидела?
        Она потянулась к мужчине:
        — Я никогда не ненавидела тебя, Сэйтан, я…
        …боялась тебя.
        Невысказанные слова повисли в воздухе между ними.
        Кассандра заставила осколки бокала исчезнуть.
        — Не хочешь ли вина? Ярбараха, боюсь, нет, зато у меня осталось вполне приличное красное.
        Сэйтан опустился на стул рядом с сосновым столом.
        — А почему ты не пьешь ярбарах?
        Кассандра поставила на стол бутылку и два высоких бокала.
        — Здесь его трудновато достать.
        — Я пришлю тебе немного.
        Первый бокал они выпили в молчании.
        — Почему?  — наконец спросил Сэйтан.
        Кассандра теребила свой бокал.
        — Королевы, носящие Черный Камень, встречаются редко и, как правило, оказываются разделены временем. Мне некому было помочь, когда я стала Ведьмой, не с кем было даже поговорить, никто не подготовил меня к неожиданным и резким переменам, которые произошли после того, как я принесла Жертву.  — Она невесело рассмеялась.  — Я и понятия не имела, что такое быть Ведьмой. Я не хотела, чтобы следующая за мной прошла через те же испытания.
        — Могла бы сказать мне, что собираешься стать Хранительницей, вместо того чтобы фальсифицировать окончательную смерть.
        — Чтобы ты остался рядом, в качестве верного консорта Королевы, которой таковой больше не нужен?
        Сэйтан вновь наполнил бокалы.
        — Я мог бы стать твоим другом. К тому же ты была вольна в любой момент приказать мне покинуть твой двор, если, конечно, желала именно этого.
        — Приказать тебе покинуть мой двор? Тебе?! Ты же был… и остаешься… Сэйтаном, Князем Тьмы, Повелителем Ада. Никто не может приказывать тебе. Даже Ведьма.
        Сэйтан пристально посмотрел на нее.
        — Будь ты проклята,  — горько произнес он.
        Кассандра устало смахнула волосы, упавшие на лицо.
        — Дело сделано, Сэйтан. Все это произошло много жизней тому назад. Теперь нужно подумать о ребенке.
        Повелитель смотрел на огонь, полыхающий в очаге. Она имела право на свою собственную жизнь и, разумеется, не несла ответственности за его выбор… Но Кассандра не понимала — или не хотела понимать,  — что эта дружба могла бы для него означать. Даже если бы Сэйтан ни разу не увидел ее вновь, одно сознание того, что она продолжает существовать, несколько усмирило бы воцарившуюся в душе пустоту. Разве он женился бы на Гекате, если бы не был так отчаянно одинок?
        Кассандра переплела пальцы на ножке бокала.
        — Ты уже видел ее?
        Сэйтан вспомнил последствия той встречи и хмыкнул.
        — Да, я ее видел.
        — Она станет Ведьмой. Я уверена в этом.
        — «Станет»?  — Золотые глаза Сэйтана хищно сузились.  — Что ты хочешь этим сказать? Почему «станет»? Мы точно говорим об одной и той же девочке? По имени Джанелль?
        — Ну разумеется, мы говорим о Джанелль!  — язвительно отозвалась Кассандра.
        — Она не «станет Ведьмой», Кассандра. Она уже стала ею!
        Женщина яростно покачала головой:
        — Это невозможно! Ведьма всегда носит Черный Камень.
        — Как и дочь моего духа,  — тихо, слишком тихо отозвался Сэйтан.
        Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать смысл сказанного. И тогда Кассандра дрожащими руками поднесла бокал к губам и залпом осушила его.
        — Отк-куда ты…
        — Она показала мне Камни, которыми ее одарили. Полный набор неграненых «светлых» Камней — и, кстати, в тот вечер я впервые услышал, чтобы об Эбеново-сером Камне отзывались как о «светлом». И тринадцать неграненых Черных.
        Лицо Кассандры посерело. Сэйтан нежно взял ее руки в свои — они были холодны как лед. Потрясение, отразившееся в глазах женщины, его немало обеспокоило. Именно она первой увидела этого ребенка в своей спутанной паутине. Именно она рассказала о нем Повелителю Ада. Неужели Кассандра увидела только приход Ведьмы, но так и не поняла, что именно грядет?
        Сэйтан встал, набросил согревающее заклинание на свой плащ и закутал в него бывшую Ведьму, а затем подогрел вино в бокале язычком колдовского пламени. Когда Кассандра наконец перестала клацать зубами, он вернулся на свое место.
        В ее изумрудно-зеленых глазах застыл вопрос, который она не могла задать вслух.
        — Лорн,  — тихо произнес Сэйтан.  — Она получила Камни от Лорна.
        Кассандра содрогнулась.
        — Мать-Ночь!  — воскликнула она и покачала головой.  — Все должно было быть совсем не так, Сэйтан! Как же мы будем ее контролировать?
        Повелитель Ада как раз наливал вино в другой бокал, и его рука дрогнула. Алая жидкость полилась на стол.
        — Мы и не контролируем ее. Мы даже не пытаемся.  — Кассандра в запале стукнула кулаком по столу.  — Она ведь просто ребенок! Джанелль еще слишком юна, чтобы понять свою страшную силу, и совершенно не готова к тому, чтобы принять ответственность и обязательства, которые такое могущество возлагает на ее плечи. В этом возрасте она еще слишком уязвима для стороннего влияния.
        Сэйтан едва не спросил, кого именно она имеет в виду, говоря о чужом влиянии, но перед его мысленным взором тут же появился образ Гекаты. Красивой, очаровательной, коварной и мстительной Гекаты, которая вышла за него замуж только потому, что была убеждена: он сделает ее по меньшей мере Верховной Жрицей Террилля и самой могущественной женщиной во всех трех Королевствах. Когда Сэйтан отказался подчиняться ее давлению и выполнять все желания, его супруга принялась плести интриги, пытаясь добиться цели, и спровоцировала войну между Терриллем и Кэйлеером, которая опустошила первую страну и заставила большую часть народов, населяющих вторую, закрыть свои земли для чужаков. Больше об этих расах никто не слышал.
        Если Геката вцепится своими когтями в Джанелль и слепит из нее свое подобие — такую же жадную, честолюбивую и корыстную Ведьму…
        — Ты должен научиться контролировать ее, Сэйтан,  — произнесла Кассандра, внимательно наблюдавшая за ним.
        Тот покачал головой:
        — Боюсь, я не смог бы этого сделать, даже если бы захотел. Она окутана своего рода мягкой дымкой, сладостным, холодным, черным туманом. Я не уверен, что, даже несмотря на ее юность, я бы хотел узнать, что скрывается за этой чернотой, не получив на это сперва разрешения.  — Понемногу начиная испытывать раздражение от пристального взгляда Кассандры, Сэйтан оглядел кухню и заметил примитивную картинку, приколотую к стене.  — Откуда она у тебя?
        — Что? Ах это… Джанелль принесла мне ее пару дней назад и попросила сохранить. Похоже, она была у подружки в гостях, там нарисовала ее, но не захотела приносить картинку домой.  — Кассандра заправила выбившиеся волоски в косу.  — Сэйтан, ты сказал, что девочку окружает черная, мягкая дымка… Но над Белдон Мором тоже повисла туманная завеса.
        Сэйтан нахмурился, глядя на Кассандру. Какое ему может быть дело до погоды одного из городов? Эта картина скрывала в себе ответ на все вопросы. Осталось только его разгадать.
        — Ментальная завеса,  — пояснила бывшая Королева, постучав по столу костяшками пальцев.  — Которая не дает войти в город демонам и Хранителям.
        Сэйтан весь превратился в слух.
        — Где находится Белдон Мор?
        — На Шэйллоте. Это остров к западу отсюда. Его можно разглядеть с холма неподалеку от Святилища. Белдон Мор — столица страны. Я думаю, именно там живет Джанелль. Я пыталась отыскать способ войти…
        Вот теперь она действительно безраздельно завладела его вниманием.
        — Ты с ума сошла?  — Он взъерошил пальцами свои густые черные волосы.  — Если девочка приложила столько усилий, чтобы сохранить право на одиночество и личную жизнь, почему ты пытаешься вторгнуться в ее мир?
        — Из-за того, что она собой представляет,  — сквозь зубы пояснила Кассандра.  — Я думала, ответ очевиден.
        — Не вторгайся в ее личное пространство, Кассандра. Не давай Джанелль повода не доверять тебе. И причины этого тоже должны быть очевидны.
        Несколько минут прошли в напряженном, оглушительном молчании.
        Взгляд Сэйтана вновь упал на картину. Как творчески использованы эти яркие краски! Правда, как он ни пытался, ему так и не удалось понять, что именно пыталась изобразить Джанелль. Как мог ребенок, способный сотворить разноцветных бабочек, сдвинуть с места помещение вроде Великого Зала Ада и создать ментальную завесу, отгоняющую только определенных существ, быть таким безнадежным в простых основах Ремесла?
        — Какая неуклюжесть…  — прошептал Сэйтан, и его глаза удивленно расширились.
        Кассандра утомленно взглянула на него:
        — Она всего лишь ребенок, Сэйтан. Нельзя полагать, что у нее уже должны быть необходимые умения и навыки контроля моторики…
        Женщина взвизгнула, когда Повелитель Ада неожиданно крепко схватил ее за руку.
        — В этом-то и все дело! Для Джанелль делать вещи, которые требуют огромных затрат ментальной энергии,  — все равно что рисовать на огромном куске бумаги цветными мелками, которые она может стиснуть в кулачке. А вот простые, незначительные вещи, с которых мы традиционно начинаем обучение, потому что они не требуют применения большой силы… Это то же самое, что попросить ее нарисовать картинку кисточкой толщиной в волос. Девочке просто не хватает мастерства, а также физического и психического контроля, чтобы делать это.  — Он откинулся на спинку стула, торжествуя.
        — Замечательно!  — саркастически отозвалась Кассандра.  — Значит, она не может двигать мебель в комнате, зато с легкостью уничтожит целый континент.
        — Она бы никогда не сделала ничего подобного. Это не в ее характере.
        — Откуда ты знаешь? Как ты собираешься ее контролировать?
        Они снова вернулись к тому, с чего начали.
        Сэйтан забрал свой плащ и набросил его на плечи.
        — Я не собираюсь контролировать ее, Кассандра. Джанелль — Ведьма. Ни один мужчина не имеет права управлять Ведьмой.
        Кассандра пристально посмотрела на бывшего Верховного Жреца:
        — Тогда что ты собираешься делать?
        Сэйтан поднял трость.
        — Любить ее. Придется удовольствоваться этим. Думаю, будет вполне достаточно.
        — А если нет?
        — Другого выбора нет.  — Он задержался в дверях.  — Можно я буду заглядывать время от времени?
        Улыбка вышла вымученной и не отразилась в глазах.
        — Друзья так и делают.
        Сэйтан вышел из Святилища, чувствуя в одно и то же время ликование и глубокую печаль. Когда-то он очень любил Кассандру, но не имел права требовать ничего сверх того, что, согласно Кодексу, Верховный Князь мог просить у Королевы.
        Кроме того, эта женщина осталась в прошлом. А Джанелль — помоги ему Тьма — была будущим.

2. Ад

        Спрыгнув с Черного Ветра, Сэйтан появился во внешнем дворе, где располагалась одна из официальных паутин для приема гостей в Цитадели. Она была вырезана из цельной плиты, а в центре сиял чистый Камень. Такие работали как маячки для тех, кто ездил верхом на Ветрах,  — своего рода свеча, горящая в окне. В каждой подобной паутине непременно располагался один из чистых Камней. Это единственное применение, которое отыскали им за многие века. Тяжело опираясь на трость, Сэйтан похромал по пустому двору к огромным кованым дверям, словно врезанным в саму гору, позвонил в колокол и принялся ждать. Скоро он войдет в Цитадель, Черную Гору, Эбеновый Аскави, где встречаются Ветра. Здесь располагалось хранилище истории Крови, а также святилище для носящих темнейшие Камни — и личные покои Ведьмы.
        Двери бесшумно распахнулись. Джеффри, историк и библиотекарь Цитадели, ждал его за порогом.
        — Повелитель.  — Он слегка поклонился в знак приветствия.
        Сэйтан вернул поклон:
        — Джеффри.
        — Прошло немало лет с тех пор, как ты в последний раз приезжал в Цитадель. Твое отсутствие не прошло незамеченным.
        Сэйтан тихо фыркнул, и его губы изогнулись в едва заметной сухой улыбке.
        — Другими словами, в последнее время от меня было не много толку.
        — Другими словами, да,  — согласился Джеффри, также улыбнувшись. Его взгляд на мгновение задержался на трости.  — Итак, ты здесь.
        — Мне нужна твоя помощь.  — Сэйтан посмотрел на бледное лицо Хранителя. Его белый цвет неприятно поражал — особенно в сочетании с черными глазами, бровями и волосами. Последние были короткими и росли треугольником, острие которого находилось точно посередине лба. Джеффри обычно носил черную тунику и брюки. Другой особенностью его внешности были поразительные, алые как кровь губы, подобных которым Сэйтан никогда не видел — ни у женщин, ни у мужчин. Библиотекарь был последним представителем своей расы, давным-давно обратившейся в прах. Это произошло столько веков назад, что теперь уже никто и не помнил о ее существовании. Джеффри был очень стар уже тогда, когда Повелитель Ада впервые приехал в Цитадель в качестве консорта Кассандры. Тогда, как и теперь, он был главным историком и библиотекарем.  — Мне необходимо отыскать некоторые древние легенды.
        — Например, о Лорне?
        Сэйтан резко остановился.
        Джеффри обернулся. Его черные глаза были абсолютно непроницаемы.
        — Ты видел ее,  — произнес Сэйтан с ноткой ревности в голосе.
        — Мы ее видели.
        — Как, Дрейка тоже?  — Сердце Повелителя сжалось при одной мысли о том, что Джанелль оказалась лицом к лицу с Сенешалем Цитадели. Дрейка стала смотрительницей Эбенового Аскави очень давно, задолго до того, как Джеффри пришел сюда. Она по-прежнему служила самой Цитадели, заботилась о том, чтобы работающим здесь ученым было удобно, и присматривала за Королевой, которой было необходимо достаточно темное место, чтобы отдохнуть. Дрейка была сдержанной до весьма неприятной холодности, которую использовала очень умело для защиты от тех, кто не мог без содрогания смотреть на человеческое тело с несомненными признаками происхождения от рептилий. Ледяной щит на сердце — такой способ защиты Сэйтан знал и понимал слишком хорошо.
        — Они очень подружились,  — заметил между тем Джеффри, пока мужчины шли по извилистым коридорам Цитадели.  — Дрейка предоставила девочке гостевую комнату до тех пор, пока не закончится ремонт апартаментов Королевы.  — Он открыл дверь библиотеки.  — Сэйтан, ты ведь будешь обучать ее, верно?
        Голос Джеффри прозвучал довольно странно, и Повелитель Ада обернулся, обретя вдруг свое былое проворство.
        — А ты возражаешь?  — Он поспешно скрыл раздражение, заметив неподдельную тревогу в глазах библиотекаря.
        — Нет,  — шепотом отозвался тот.  — Я ничуть не возражаю. Мне… просто стало намного легче,  — признался он и указал на книги, сложенные аккуратной стопкой на столе из черного дерева.  — Я принес их сюда, предвидя твой скорый визит, но есть и другие тома, содержащие очень древние знания. Их я достану в следующий раз. Думаю, они тебе пригодятся.
        Сэйтан устроился в кожаном кресле за большим черным столом и с благодарностью принял бокал ярбараха, предложенный Джеффри. Снова разболелась нога. Он не собирался так много ходить…
        Повелитель взял верхнюю книгу из стопки и открыл ее на первой закладке. Лорн.
        — Я смотрю, ты действительно это предвидел.
        Джеффри присел на кресло у другого гонца стола, пролистывая другие книги.
        — Кое-что. Но, разумеется, далеко не все.
        Мужчины обменялись понимающими взглядами.
        — Я могу тебе еще чем-нибудь помочь?
        Сэйтан быстро выпил вино.
        — Да. Мне нужна информация о двух ведьмах, которых зовут Моргана и Габриэль.  — Он начал читать введение к главе о Лорне.
        — Если они носят Камни, то должны быть в регистрационной книге Цитадели.
        — Спорить могу, что ты отыщешь их среди более темных ступеней,  — произнес Сэйтан, не отрывая взгляда от страницы.
        Джеффри отодвинул кресло от стола.
        — Какие Края?
        — Что? А… Понятия не имею. Джанелль сама из Шэйллота, так что начни с пограничных Краев, в которых эти имена частенько встречаются.
        — Сэйтан,  — недовольно усмехнулся Джеффри.  — Иногда от тебя столько же пользы, как от ведра с огромной дырой в днище. Ты не мог бы дать мне чуть больше информации, чтобы я знал, с чего начать?
        В третий раз не дочитав один и тот же абзац до конца, Сэйтан раздраженно бросил:
        — Возраст между шестью и восемью годами. А теперь ты дашь мне почитать?
        Джеффри ответил на языке, которого Сэйтан не знал, но перевод ему не понадобился.
        — Мне придется проверить и регистрационную книгу в Цитадели Террилля, так что может пройти немало времени, прежде чем поиски увенчаются успехом, даже если твои сведения окажутся хоть приблизительно верными. Что ж, угощайся ярбарахом.
        Часы летели незаметно. Сэйтан прочел последний раздел, который для него отметил Джеффри, осторожно закрыл книгу и потер усталые глаза. Когда он наконец поднял голову, то увидел, что библиотекарь задумчиво смотрит на него. В черных глазах Джеффри застыло странное выражение. На столе лежали два журнала.
        Сэйтан сцепил пальцы и опустил на них подбородок.
        — Ну?
        — Ты правильно назвал имена и возраст,  — тихо произнес Джеффри.
        И вновь у Сэйтана появилось неприятное ощущение, словно вдоль позвоночника кто-то провел холодным как лед пальцем.
        — И что это значит?
        Джеффри медленно, словно нехотя открыл первую книгу на закладке.
        — Моргана. Королева, которая носит Лиловый Сумрак по Праву рождения. Почти семь лет. Живет в деревеньке Магре на острове Шельт в Королевстве Кэйлеер.
        — Кэйлеер!  — Сэйтан попытался вскочить, но больная нога подкосилась.  — Как, во имя Ада, Джанелль ухитрилась пробраться в Царство Теней?!
        — Возможно, так же, как ей удалось попасть в Темное Королевство.  — Джеффри открыл второй журнал и осторожно уточнил: — Сэйтан, ты ведь хорошо ее обучишь, верно?  — Он не стал дожидаться ответа и начал читать: — Габриэль. Королева, которая носит Опал по Праву рождения. Семь лет. Есть серьезные причины полагать, что она является Черной Вдовой от природы. Живет в Королевстве Кэйлеер в Краю Деа аль Мон.
        Сэйтан опустил голову на руки и громко застонал. Дети Леса. Она видела Детей Леса, представителей самой жестокой и замкнутой расы, когда-либо существовавшей в Кэйлеере.
        — Это невозможно,  — произнес он, наконец поднимая голову и упираясь руками в стол.  — Ты совершил ошибку.
        — Никакой ошибки нет.
        — Она живет в Террилле, а не в Кэйлеере. Это точно ошибка.
        — Никакой ошибки нет.
        Ледяное дуновение прошло вниз по спине вдоль позвоночника, превратившись в холодный ком в животе.
        — Это невозможно,  — повторил Сэйтан, четко выговаривая каждый слог.  — Деа аль Мон не пускают в свой Край чужаков. Никогда и никого.
        — Похоже, они сделали исключение.
        Сэйтан покачал головой:
        — Это невозможно.
        — Невозможно отыскать Лорна,  — резко ответил Джеффри.  — Или дерзко бродить по Аду. Да, мы знаем и об этом. Когда она была здесь в прошлый раз, ее сопровождал Чар.
        — Маленький ублюдок,  — пробормотал Сэйтан.
        — Ты просил, чтобы я нашел Моргану и Габриэль. Я отыскал их. Что ты будешь делать теперь?
        Сэйтан устремил взгляд в потолок:
        — А что, по-твоему, я должен сделать, Джеффри? Может, заберем ее из дома? Заключим в Цитадель до совершеннолетия?  — Он невесело рассмеялся.  — Можно подумать, у нас что-то получится. Единственный способ заставить ее оставаться на месте — это убедить в том, что выход найти невозможно, исказить все ее инстинкты, разрушить их, чтобы она была не уверена ни в чем. Скажи, ты хочешь стать тем ублюдком, который будет виноват в подобном эмоциональном избиении? Я этого делать не стану. Клянусь Тьмой, Джеффри, пришла живая легенда, и это цена, которую требуется заплатить за ее присутствие в нашем мире.
        Библиотекарь медленно закрыл оба журнала.
        — Ты, разумеется, прав… но… скажи, ты совсем ничего не можешь сделать?
        Сэйтан закрыл глаза.
        — Я буду учить ее. Я буду служить ей. Я буду любить ее. Этого должно быть достаточно.

3. Террилль

        Сюрреаль прошла через парадные двери «Красной Луны Дедже» в Белдон Море, коротко улыбнулась мускулистому охраннику в красной ливрее и направилась по мраморному полу, усыпанному цветами, к приемной. Оказавшись там, она принялась нервно звонить в медный колокольчик на столе.
        Дверь с табличкой «Посторонним не входить» резко распахнулась, и в приемную торопливо вышла женщина средних лет с пышными формами. Стоило ей увидеть Сюрреаль, как нахмуренные брови разгладились, словно по волшебству, а глаза расширились от радостного удивления.
        — Значит, ты наконец вернулась!  — Дедже достала из-под стола толстую стопку небольших карточек и помахала ими перед носом гостьи.  — Заказы клиентов. Все поголовно согласны заплатить требуемую цену — а ведь ты известна своими грабительскими замашками!  — и хотят получить услуги на всю ночь.
        Даже не потрудившись взять карточки, Сюрреаль небрежно поворошила стопку кончиком пальца.
        — Если я приму их всех, то застряну здесь на несколько месяцев!
        Дедже склонила голову набок:
        — А что, это так уж страшно?
        Сюрреаль усмехнулась, но в ее золотисто-зеленых глазах появилось странное жесткое и хищное выражение.
        — Я никогда не получала бы запрашиваемую цену, если бы мои…  — она снова поворошила пальцами карточки,  — друзья считали, что я всегда буду неподалеку. А это бы сильно снизило и твою прибыль.
        — Это верно,  — со смехом отозвалась Дедже.
        — Кроме того,  — продолжила Сюрреаль, заправив свои черные волосы за изящные заостренные ушки,  — я пробуду здесь всего несколько недель и не собираюсь трудиться без передышки. Я отработаю достаточно дней, чтобы заплатить за комнату и стол, а остальное время хотела бы провести, осматривая достопримечательности.
        — И сколько потолков ты хотела бы посмотреть? В нашем деле только их и видишь.
        — Ну что ты, Дедже!  — воскликнула Сюрреаль, обмахиваясь веером.  — Это же чистой воды заблуждение! Иногда мне еще удается рассмотреть узоры на шелковых простынях.
        — Ты всегда могла бы заняться верховой ездой,  — произнесла Дедже, убрав бумаги обратно в ящик стола.  — Я слышала, здесь есть прекрасные маршруты — за пределами центра города.
        — Нет уж, спасибо. Когда я заканчиваю работать, то больше никого не желаю оседлывать. Ты хочешь, чтобы я начала сегодня же?
        Дедже пригладила свои темные волосы, уложенные в причудливую прическу.
        — Уверена, сегодня найдется человек, который бросит все свои дела ради такого случая и будет с нетерпением ждать вечера.
        Они улыбнулись друг другу.
        Дедже призвала тонкую кожаную папку и достала оттуда лист дорогого пергамента.
        — Хм… надо же. Аншлаг. К тому же всегда находятся один-два человека, которые приходят неожиданно, убежденные, что таким важным персонам место найдется и без бронирования.
        Сюрреаль облокотилась на стол, опустив голову на ладони.
        — У тебя потрясающий повар. Возможно, все они просто хотят здесь поужинать.
        Дедже лукаво ухмыльнулась:
        — Что ж, я пытаюсь помочь своим клиентам удовлетворить их голод.
        — А если закуски разобрали, сгодятся и основные блюда.
        Дедже рассмеялась, и ее заколыхавшийся бюст едва не вывалился из низкого выреза платья.
        — Отлично сказано. Вот, смотри,  — произнесла она, указывая на одно из имен в списке.  — Я помню, как ты говорила, что не имеешь ничего против него. Бедняга наверняка уже изголодался, но он ценит закуски ничуть не меньше основных блюд.
        Сюрреаль кивнула:
        — Да, он прекрасно подойдет. Предоставишь одну из садовых комнат?
        — Разумеется. Я внесла некоторые перемены в интерьер за время твоего отсутствия. Думаю, тебе понравится. Ты умеешь ценить подобные мелочи.  — Дедже потянулась к одному из многих маленьких углублений в стене за ее столом и извлекла оттуда ключ.  — Думаю, вот эта тебя вполне устроит.
        Сюрреаль подбросила ключ на ладони.
        — Полагаю, ужин лучше всего заказать прямо в номер. Там есть меню? Замечательно. В таком случае сделаю заказ заранее.
        — Послушай, как ты ухитряешься запоминать их вкусы и пристрастия? Особенно если учесть, что они из разных стран, в каждой из которых свои обычаи?
        Сюрреаль изобразила обиду.
        — Дедже, ты же и сама немало времени проводила в подобных комнатах, пока не стала слишком амбициозной для такой работы. Ты ведь прекрасно понимаешь, что именно для этого и существуют маленькие черные книжечки.
        Дедже взмахнула рукой, отгоняя Сюрреаль от стола:
        — Прочь отсюда. У меня еще куча работы — и у тебя, кстати, тоже.
        Сюрреаль прошла по широкому коридору. Ее острый взгляд зорко осматривал комнаты по обе стороны. Она сказала чистую правду — Дедже и впрямь была амбициозна. Хозяйка начала с кучки ценных подарков от довольных клиентов, купила особняк и превратила его в лучший дом Красной Луны в округе. И, в отличие от других подобных заведений, у Дедже мужчина мог обрести нечто большее, нежели просто согретую кем-то постель. Здесь была небольшая частная столовая, в которой всю ночь подавали великолепную еду, и приемная, где обычно собирались люди более аристократического склада, имевшие привычку спорить о высоком, угощаясь изысканными закусками и дорогим вином. Дедже не забыла и о бильярдной, где собирались власть имущие, чтобы спланировать свой следующий шаг в придворных интригах, а также библиотеке с прекрасным собранием книг и удобными мягкими креслами. И разумеется, два вида кабинетов: в одних мужчины могли наслаждаться изысканными благами — ужином, профессиональным массажем и покоем; в других клиентов ждали женщины, готовые удовлетворить иные плотские потребности.
        Сюрреаль отыскала свою комнату, заперла дверь и внимательно осмотрелась, одобрительно кивая. Мягкие толстые ковры, белые стены, на которых висят со вкусом подобранные акварельные картины, темная мебель, огромная постель с газовым пологом, музыкальные сферы и вычурные медные подставки под ними. Раздвижные стеклянные двери вели в огороженный маленький садик с небольшим фонтаном и милыми ивовыми деревьями, между которыми росли ночные цветы. Были здесь и ванная с душем, и небольшой резервуар для горячей воды, встроенный в пол перед окном, выходящим в сад.
        — Очень хорошо, Дедже,  — одобрительно произнесла Сюрреаль.  — Очень, очень хорошо.
        Она быстро устроилась в комнате, попросив горничную принести ее рабочую одежду, и бережно развесила вещи в гардеробе. Сюрреаль обычно не брала с собой много багажа — ровно столько, чтобы удовлетворить разные вкусы обитателей того Края, где она в данный момент находилась. Большинство ее вещей хранились как минимум в дюжине тайников, раскиданных по всему Терриллю.
        Она подавила невольную дрожь. Лучше не думать о тех тайниках. И еще лучше не вспоминать о нем.
        Открыв стеклянные двери, чтобы слышать нежное журчание воды в фонтане, Сюрреаль опустилась в кресло, поджав ноги под себя. Одно движение запястья — в воздухе появились две книги в черных кожаных переплетах и зависли прямо у нее под носом. Она взяла одну из них и пролистала до последней исписанной страницы, а затем призвала ручку и внесла пару дополнений.
        Контракт был выполнен. Правда, смерть оказалась не такой долгой, как она надеялась, но тем не менее боль была изысканна и бесподобна. И плата оказалась весьма неплохой.
        Она заставила первую книгу исчезнуть, затем открыла вторую на необходимой странице, выписала нужные блюда из меню и одним неуловимым движением кисти отправила заказ на кухню. Повинуясь ее воле, эта книга тоже испарилась. Тогда Сюрреаль поднялась на ноги и потянулась. Еще одно движение рукой — и она ощутила знакомую тяжесть рукоятки кинжала, удобно легшей в ладонь; тонкий клинок поблескивал, успокаивая. Повернув запястье, она заставила нож исчезнуть и хлопнула в ладоши. Да, этот клиент — именно то, что ей сегодня нужно. Он никогда не доставлял неприятностей. Кроме того — и Сюрреаль улыбнулась, погрузившись в приятные воспоминания,  — именно она обучила его тогда… сколько же лет прошло? Двенадцать? Четырнадцать?
        Она быстро приняла душ, заколола волосы так, чтобы их можно было с легкостью распустить, нанесла макияж и облачилась в прозрачное платье, которое скрывало ровно столько, сколько нужно. Наконец, стиснув зубы и приготовившись к неизбежному, она подошла к вертикальному зеркалу и оглядела лицо и тело, которые ненавидела всю свою жизнь.
        Идеальные, точеные черты, высокие скулы, тонкий, благородный нос и большие золотисто-зеленые глаза, которые подмечали всё, но ничего не открывали. Ее стройное, гармоничное тело казалось обманчиво хрупким — на самом деле Сюрреаль обладала крепкими мышцами, которые закалила за годы, чтобы всегда быть в прекрасной форме для своего ремесла. Но наибольшее неудовольствие девушки вызывала ее прекрасная загорелая светло-коричневая кожа. Хейллианская кожа. Наследство ее отца. Она бы с легкостью сошла за хейллианку, если бы распустила волосы и нацепила темные очки, чтобы скрыть цвет глаз. По ним можно было бы сразу определить, что она — полукровка, поскольку, как и ушки с изящными заостренными кончиками, достались ей от Тишьян.
        Тишьян, происходившая из расы, других представителей которой Сюрреаль ни разу не встретила, несмотря на свои странствия по Терриллю. Тишьян, сломавшаяся на копье Картана Са-Дьябло. Тишьян, сбежавшая и зарабатывавшая на жизнь проституцией, чтобы отец не смог найти и уничтожить своего ребенка, которого она носила. Тишьян, которую однажды нашли с распоротым горлом и похоронили в могиле без каких-либо опознавательных знаков.
        Все те убийства, все эти мужчины, получившие по заслугам, были лишь прелюдией, своего рода репетицией перед запланированным отцеубийством. Однажды Сюрреаль встретит Картана в нужном месте в нужное время — и тогда наконец отплатит ему за Тишьян.
        Она отвернулась от зеркала и отогнала непрошеные воспоминания. Услышав тихий стук в дверь, Сюрреаль встала в центре комнаты, чтобы гость увидел ее сразу же, едва переступив порог. Тогда она тоже сможет понаблюдать за ним, чтобы мысленно распланировать вечер.
        Прибегнув к Ремеслу, она открыла дверь, прежде чем он повернул ручку, и позволила тонким импульсам обольщения хлынуть из каждой клеточки ее тела, подобно экзотическим духам. Женщина раскрыла объятия и улыбнулась, когда за спиной мужчины щелкнул дверной замок.
        Он поспешил прямо к ней, излучая желание. Серый Камень, висевший у него на шее, полыхал внутренним огнем. Сюрреаль положила руки ему на грудь, заставив своего гостя замереть на месте, лаская его нежными прикосновениями. Тот дышал тяжело, сжимая и разжимая кулаки. Однако он не тронул ее.
        Удовлетворенная, Сюрреаль скользнула к небольшому столику, стоявшему возле стеклянных дверей, и отправила на кухню мысленный приказ. Через мгновение появились два охлажденных бокала и бутылка вина. Разлив благородный напиток, она подала один бокал клиенту и подняла свой, приветствуя гостя.
        — Филип.
        — Сюрреаль.
        Его голос был хриплым от страсти.
        Женщина сделала небольшой глоток.
        — Тебе нравится вино?
        Тот одним глотком осушил полбокала.
        Сюрреаль скрыла улыбку. Интересно, кого он хотел на самом деле, но не мог заполучить? Кого представлял на ее месте, закрывая окна занавесками и выключая свет, чтобы можно было удовлетворить свою страсть, цепляясь за иллюзии?
        Ужин прошел неторопливо. Сюрреаль позволила Филипу пожирать ее глазами, пока тот пил вино и угощался изысканными деликатесами. Как всегда, он отвечал уклончиво и неопределенно, при этом рассказывая больше, чем намеревался или хотя бы осознавал.
        Филип Александр. Князь, носящий Серый Камень. Красивый мужчина с волосами цвета пустынного песка и честными, усталыми серыми глазами, в которых сквозило смутное беспокойство. Сводный брат Роберта Бенедикта, участника одной политической кампании, связавшего себя с Хейллем… с Картаном. Роберт носил всего лишь Желтый, однако он был законным сыном, наследником отцовского имения и богатства. Филип, моложе его всего лишь на пару лет, никогда не был официально признан отцом и воспитывался как помощник своего брата. Устав наконец играть роль благодарного бастарда, он порвал все связи с семьей и стал консортом Александры Анжеллин, Королевы Шэйллота.
        Изысканное, едва уловимое отравление и искажение культуры, происходившее на протяжении нескольких поколений, позволило мужчинам Крови Шэйллота извратить матриархальное правление, превратить его в нечто неестественное. Они вырвали истинную власть над Краем у Королевы, поэтому Александра была лишь пешкой в их политической игре. И все же она оставалась Королевой Шэйллота и носила Опал. И это тоже было довольно странно. Точнее, необычно. Ходили слухи, что она по-прежнему была связана с ковеном Песочных Часов, несмотря на то что Черные Вдовы были объявлены вне закона мужчинами Крови, стоявшими у власти. Ее единственная дочь, Леланд, стала женой Роберта Бенедикта.
        И они все жили вместе в поместье Анжеллин в Белдон Море.
        Сюрреаль играла в эту игру с неспешным ужином так долго, как могла, прежде чем перейти непосредственно к постельным утехам. Князь, носящий Серый и слишком долго обходившийся без удовлетворения, мог оказаться довольно грубым партнером, но это ее не заботило. Она тоже носила Серый, правда, не для этой работы. В спальне Сюрреаль надевала Зеленый, принадлежащий ей по Праву рождения, либо вовсе снимала Камни, давая клиентам возможность ощутить свою власть над ней. И все же сегодня не стоит возражать против небольшой грубости — Филип был одним из немногих мужчин, которых она знала, желавших не только получать удовольствие, но и дарить его.
        Да, ночь с Филипом будет идеальным началом ее пребывания здесь.
        Сюрреаль затушила свечи, повергая комнату в дымный полумрак. Теперь он не спешил. Филип прикасался к ней, пробовал на вкус, наслаждался. И она, незаметно управляя им, наконец позволила мужчине сделать то, ради чего он пришел сюда.


        Уже рассвело, когда Филип оделся и поцеловал ее на прощание.
        Сюрреаль невидящим взглядом смотрела на газовый полог. Полученное им удовольствие стоило этих денег — и даже, возможно, больших. К тому же он сумел отвлечь ее от воспоминаний, которые в последнее время донимали девушку все чаще. Собственно, они и побудили ее приехать в Шэйллот. Воспоминания о Тишьян, о Терсе… и о Садисте.


        Сюрреаль было всего десять лет, когда Тишьян однажды вечером привела домой Терсу и уложила оборванную ведьму в свою собственную постель. Безумная Черная Вдова оставалась с ними на протяжении нескольких дней, и Тишьян часами слушала ее бред, перемежаемый странными шутками и загадочными пророчествами.
        Через неделю после ухода Терса вернулась с самым холодным и вместе с тем красивым мужчиной, которого когда-либо доводилось видеть Сюрреаль. Так она впервые встретила Верховного Князя. Он ничего не говорил, позволив Терсе болтать в свое удовольствие, а сам наблюдал за Тишьян. Каждый раз, когда взгляд его падал на дрожащую девочку, прильнувшую к матери, у маленькой Сюрреаль появлялось такое впечатление, словно на коже остаются ожоги.
        Наконец Терса перестала говорить и дернула мужчину за рукав:
        — Дитя принадлежит Крови и должно быть обучено Ремеслу. У нее есть право носить Камни, если девочка докажет, что достаточно сильна. Прошу тебя, Деймон.
        Глаза Верховного Князя сузились — он принял решение. Из внутреннего кармана куртки он вынул несколько золотых банкнот на сотни марок и бережно положил их ни стол. Призвав лист бумаги и перо с чернильницей, мужчина нацарапал несколько слов и положил записку и ключ на деньги.
        — Это не самое элегантное жилье, но там тепло и чисто.
        От звука его глубокого, низкого голоса по спине Сюрреаль пробежала сладостная дрожь.
        — Дом находится в нескольких кварталах отсюда, там никто не будет задавать вопросы. Здесь имена потенциальных учителей для девочки. Это хорошие люди, но они не угодили власть имущим. Можете оставаться там столько, сколько захотите.
        — А как насчет цены?  — Мягкий, мелодичный голос Тишьян наполнился льдом.
        — Не отказывай Терсе в убежище, когда бы она ни оказалась в этой части Королевства. Я не стану пользоваться этим жильем, пока ты будешь там, но Терса должна иметь возможность укрыться в местечке, которое я подыскал для нее с самого начала.
        На том и порешили, и через несколько дней Сюрреаль и Тишьян оказались в первом пристойном доме из всех, в которых девочке когда-либо доводилось жить. Хозяин дрогнувшим голосом сообщил им, что за жилье уже уплачено. Деньги, оставленные Деймоном, пошли на хорошую еду и теплую одежду, и Тишьян, преисполнившись благодарности, поняла, что еще долго можно не пускать мужчин на порог ее дома.
        Следующей весной, когда Сюрреаль начала добиваться успехов в обучении, вернулась Терса и отвела девочку в ближайшее Святилище, где была проведена церемония, устанавливающая Право рождения. Она вернулась домой, гордо сжимая в кулачке неграненый Зеленый Камень.
        Тишьян со слезами на глазах осторожно завернула его в мягкую ткань и положила в странную резную деревянную шкатулку.
        — Неграненый Камень — большая редкость, маленькая Сестра,  — произнесла Тишьян, вынув что-то из шкатулки.  — Подожди до того момента, когда наконец узнаешь, кто ты есть, прежде чем решишь подобрать оправу, и он будет не просто вместилищем силы, которую твое тело не в силах сдерживать; Камень будет говорить без слов о том, что ты есть. А пока,  — произнесла она, надевая дочери на шею серебряную цепочку,  — это поможет тебе начать. Раньше она была моей. Ты не дитя луны, золото подошло бы гораздо больше. Но это первый шаг вперед по долгой дороге.
        Сюрреаль опустила глаза на свой Зеленый Камень. Серебряная оправа закруглялась и изгибалась двумя оленьими рогами, удерживающими неграненый камень. Кончики переплетались сверху, скрывая кольцо, через которое пропускалась цепь. Она рассматривала украшение, и кровь тихо напевала, ускоряя свой бег по венам. Слабый зов, источника которого она не могла определить.
        Тишьян наблюдала за дочерью.
        — Если ты когда-нибудь столкнешься с моим народом, они узнают тебя по этому Камню.
        — А почему мы не можем отправиться к ним?
        Тишьян только покачала головой и отвернулась. Эти два года оказались сложными для Сюрреаль. Днем она усердно занималась с наставниками — один обучал ее Ремеслу, второй — основным предметам, необходимым для общего образования. Ночью Тишьян обучала ее совсем иным вещам. Даже сломленная, ее мать по-прежнему не знала себе равных в искусстве обращения с ножом, и в ней все время нарастало беспокойство. Можно было подумать, она ожидает чего-то, и это заставляет ее безжалостно нагружать дочь тренировками.
        Однажды, когда Сюрреаль было всего двенадцать, она вернулась домой и обнаружила, что дверь квартиры приоткрыта. Тишьян лежала на полу в гостиной с перерезанной глоткой. Ее кинжал с роговой рукояткой валялся неподалеку. Стены пульсировали, испуская волны жестокости и гнева… и предупреждения: беги, беги, беги…
        Сюрреаль задержалась лишь на мгновение, а затем бросилась в спальню матери и вытащила из тайника резную шкатулку со своим Камнем. Спотыкаясь, она вернулась в гостиную, подхватила кинжал и сделала эти вещи невидимыми, как ее и учили. Только тогда девочка убежала из дома, оставив свою мать и неизвестного преследователя позади.
        Тишьян исполнилось всего двадцать пять.
        Меньше чем через неделю после смерти матери Сюрреаль впервые была пронзена мужским копьем. Продолжая тщетно сопротивляться, она увидела, что падает в длинный, темный туннель, держась за путеводную ниточку тьмы. На уровне Зеленого оказалась сверкающая паутина, протянутая поперек туннеля. Падая и не имея никакой власти над своим продвижением, поскольку боль вторжения лишала разума и окрашивала стены алым, Сюрреаль вспомнила Терсу. Вспомнила Тишьян. Если она сейчас врежется в свою внутреннюю сеть, подчиняясь бесконтрольному движению, то вернется в реальный мир лишь тенью себя, вечно оплакивая потерю Дара и того, чем она могла бы стать.
        Воспоминания о Тишьян дали девочке внутреннюю силу, чтобы противостоять вторжению, но с каждым рывком она оказывалась все ближе и ближе к своей внутренней сети. Она держалась из последних сил, вкладывая в борьбу все сердце и душу. Когда толчки прекратились… когда эта пытка наконец закончилась… она оказалась на расстоянии ладони от самоуничтожения.
        И здесь ее разум сжался в комочек, вымотавшись окончательно. Когда мужчина оставил ее, она заставила себя подняться. Физическая боль по-прежнему была острее кинжала, а простыни оказались перепачканы кровью, зато она была невредима в самом важном смысле. Она по-прежнему носила Камень. По-прежнему была ведьмой.
        А через месяц девушка совершила первое в своей жизни убийство.
        Он был таким же, как остальные. Отвел ее в комнату, добился своего и расплатился медной маркой, которую едва бы хватило на еду на завтра. Ненависть к мужчинам, которые использовали ее и Тишьян, обратилась в лед. Поэтому, когда толчки стали сильнее, а мужчина изогнулся и его грудь оказалась прямо над ней, она призвала кинжал с роговой рукояткой и ударила его прямо в сердце. Его жизненная сила перетекала в нее одновременно с брызнувшей фонтаном кровью.
        Используя Ремесло, Сюрреаль столкнула его тяжелое тело с себя. Что ж, этот не станет ее бить и не откажется заплатить требуемую цену. Эта мысль принесла восторг.
        Три года она бродила по улицам. Ее детское тело и необычная внешность приманивали самых омерзительных и низких мужчин. Но ее умение обращаться с ножом вскоре стало известным, и мудрые клиенты предпочитали платить Сюрреаль вперед.
        Три года. А потом однажды, ковыляя по очередной аллее, которую она только что проверила мысленным импульсом и убедилась, что здесь никого нет, девушка ощутила позади чье-то присутствие. Резко развернувшись, сжимая рукоятку кинжала, она уставилась на Деймона Сади, прислонившегося к стене и наблюдавшего за ней. Не раздумывая, она помчалась прочь, надеясь убежать от него, и врезалась в мысленный щит, удерживавший девушку в плену до тех пор, пока его рука не схватила ее за запястье. Деймон ничего не сказал. Он просто поймал нужный ему Ветер и потянул Сюрреаль за собой. Никогда не путешествовавшая по Паутинам, Сюрреаль вцепилась в него мертвой хваткой, окончательно потерявшись.
        Через час она сидела за кухонным столом на кое-как обставленном чердаке в другой части Королевства. Терса суетилась рядом, уговаривая девушку поесть, а Деймон наблюдал за ней, попивая вино из бокала.
        Слишком взволнованная, чтобы есть, Сюрреаль бросила ему:
        — Я шлюха.
        — И притом не очень хорошая,  — невозмутимо отозвался Деймон.
        Вне себя от ярости, Сюрреаль разразилась потоком ругательств и наградила его всеми грязными эпитетами, которые знала.
        — Вот видишь, о чем я говорю?  — со смехом спросил тот, когда она наконец замолчала.
        — Я буду тем, что есть.
        — Ты — дитя разных кровей. Отчасти хейллианской,  — произнес он, покрутив бокал в пальцах.  — Представители народа, к которому принадлежала твоя мать, живут… сколько, сто, двести лет? Ты можешь провести на этой земле две тысячи или даже больше. Неужели ты хочешь прожить все эти годы, собирая отбросы в переулках и ночуя в грязных каморках? Есть и другие места, где можно заниматься подобным ремеслом — и получать хорошие комнаты, нормальную еду и приличные деньги. Разумеется, ты сначала будешь только ученицей, но я знаю одно местечко, куда тебя точно возьмут и сделают настоящим профессионалом.
        Следующие несколько минут Деймон составлял список. Закончив, он положил лист бумаги перед Сюрреаль.
        — Женщина, имеющая образование, может проводить куда больше времени сидя на стуле, а не лежа на спине. Неплохое преимущество, на мой взгляд.
        Сюрреаль с беспокойством устремила взгляд на список. Там перечислялись необходимые предметы — литература, языки, история. А в самом низу страницы оказался перечень дел, которые больше соответствовали умению обращаться с ножом, нежели торговать телом.
        Когда Терса убрала со стола, Деймон поднялся и навис над Сюрреаль. Его грудь коснулась ее спины, а теплое дыхание теперь щекотало заостренное ушко девушки.
        — Утонченность и изысканность, Сюрреаль,  — шепнул он.  — Коварство — это страшное оружие. Есть и другие способы перерезать глотку человеку, не омывая при этом стены его кровью. Если ты пойдешь по прежнему пути, рано или поздно тебя отыщут. Существует столько способов лишить мужчину жизни…  — Он рассмеялся, но в этом звуке затаилась жестокость.  — Некоторые умирают, потому что у них нет любви, другие — потому что получили ее. Подумай об этом.
        Сюрреаль отправилась в дом Красной Луны. Хозяйка и другие женщины, работающие там, обучили ее искусству постельных утех. Остальное она постепенно узнала сама. Через десять лет Сюрреаль стала самой дорогой шлюхой в этом доме — и постепенно начал расти спрос и на другое ее ремесло.
        Девушка объехала весь Террилль, предлагая свои услуги лучшим домам Красной Луны в более или менее крупных городах и осторожно принимая контракты, связанные со своей второй профессией, которая оказалась более сложной и приносила гораздо больше удовлетворения. Она носила с собой набор ключей от городских домов, гостиничных номеров, чердаков, некоторые из которых располагались в богатых районах, другие — в тихих, боковых улочках, где никто не задавал никаких вопросов. Иногда Сюрреаль встречала Терсу и тогда помогала ей, чем могла.
        А иногда она делила жилье с Сади, когда тому удавалось ускользнуть из очередного двора, где он служил, чтобы провести тихий вечер в более приятной компании. Это было прекрасное время. Деймон обладал обширными познаниями, и временами, когда у него появлялось желание поговорить, они могли беседовать часами. Его золотистые глаза всегда светились удовольствием, и в них появлялось теплое выражение братской любви.
        Почти триста лет они встречались и расставались, чувствуя себя вполне комфортно друг с другом. До той самой ночи, когда, уже изрядно навеселе, она выпила еще бутылку вина, наблюдая за Деймоном, читавшим книгу. Он удобно устроился в кресле, расстегнув верхние пуговицы рубашки и опустив босые ноги на мягкую скамеечку. Черные волосы растрепались, что было совсем на него не похоже.
        — Знаешь, я тут подумала…  — произнесла Сюрреаль, одарив его пьяненькой улыбкой.
        Деймон поднял взгляд от книги. Одна бровь изогнулась, а уголки губ приподнялись в ухмылке.
        — Ты подумала?
        — Не пойми меня превратно, это просто профессиональное любопытство. Знаешь ли, о тебе много говорят в домах Красной Луны.
        — В самом деле?
        Она не заметила, как в комнате повеяло холодом, а золотистые глаза неожиданно изменили свой цвет на зловещий желтый. Ей не удалось распознать и опасную мягкость в его голосе. Сюрреаль только улыбнулась Деймону:
        — Да ладно тебе, Сади, это будет завершающий штрих в моем мастерстве, так сказать, профессиональное совершенствование. Нет ни одной шлюхи во всем Королевстве, которая знала бы из первых рук, как именно ублажают хейллианские…
        — Будь осторожнее со своими просьбами. Можно получить желаемое.
        Девушка рассмеялась и потянулась, изогнувшись. Заострившиеся от неожиданного возбуждения соски соблазнительно просвечивали сквозь тонкую ткань блузки. Только когда Деймон с осторожностью и быстротой хищника выбрался из кресла и прижал девушку к себе, заломив ей руки за спину, она осознала, как опасно было его подначивать. Вцепившись в длинные волосы и натянув их так сильно, что на глазах Сюрреаль выступили слезы, Деймон заставил ее поднять голову. Его рука сжимала ее запястья все крепче — до тех пор, пока она не всхлипнула от боли. А потом он поцеловал ее.
        Сюрреаль ожидала жестокого, болезненного поцелуя, поэтому нежность и мягкость его губ окончательно ее перепугали. Она не знала, что думать и чувствовать, когда сильные руки намеренно причиняли боль, а мягкие губы убеждали поддаться, принося наслаждение. Когда Деймон наконец убедил ее приоткрыть рот, одно легкое прикосновение языка к языку зажгло настоящий пожар между ног девушки. Девушка почувствовала, что больше не может стоять, и обмякла.
        Деймон раздевал ее с ужасающей медлительностью, сводящей с ума. Длинные ногти то и дело касались подрагивающей и покрывающейся мурашками кожи, когда он целовал и лизал ее, избавляясь от ненужной ткани. Это было мучительное удовольствие.
        Когда Сюрреаль наконец осталась обнаженной, он подвел ее к постели. Ментальные путы стянули ее запястья и заставили поднять руки над головой. Точно такие же узы развели ноги в стороны. Когда Деймон встал рядом с кроватью, девушка впервые осознала, что вокруг разливается холодный, безжалостный гнев… и нежный, управляемый чужим сознанием весенний ветерок, по-прежнему отравленный дыханием зимы, пробегает по всему ее телу, лаская груди, живот, ласково раздвигая волоски между ног и устремляясь вниз по внутренней стороне бедер. Затем легкое, чувственное дуновение вернулось вверх по ногам, поднялось по ребрам к шее и пустилось в обратный путь.
        Это продолжалось невыносимо долго, заставляя отчаянно желать прикосновения, которое принесет с собой освобождение.
        — Пожалуйста!  — со стоном взмолилась она, пытаясь прекратить беспощадную ласку.
        — Пожалуйста — что?  — вкрадчиво уточнил Деймон, избавляясь от одежды.
        Она голодными глазами наблюдала за ним, ожидая наконец узреть доказательство его возбуждения и удовольствия. Потрясение, вызванное видом Кольца Повиновения на обмякшем органе, заставило ее мгновенно осознать, что гнев, бурлящий вокруг, изменился. Как и его улыбка.
        Когда мужчина вытянулся рядом на постели и она ощутила прикосновение теплого, твердого тела, кажущегося прохладным из-за пышущего в ней самой жара, когда Сюрреаль почувствовала, как его сильная рука касается ее точно так же, как до того призрачная, управляемая лишь мыслью, девушка наконец поняла, какое чувство повисло в воздухе, наполняя собой его улыбку и глаза.
        Презрение.
        Деймон играл с ужасающей серьезностью. Каждый раз, когда умелые руки или язык дарили ей наслаждение, невесомая вуаль чувственности срывалась с ее сознания, заставляя пить новую порцию его презрения. Когда Деймон довел девушку до пика в последний раз, она подставила ему бедра, при этом умоляя прекратить. Его холодный, колючий смех сжимал ее ребра до тех пор, пока она не почувствовала, что задыхается. И когда Сюрреаль начала наконец скользить в сладостное наслаждение экстаза, не чувствуя уже почти ничего, он остановился.
        Все прекратилось.
        Когда в голове немного прояснилось, девушка услышала шум воды в ванной. Через несколько минут в комнате появился Деймон, полностью одетый, вытирая лицо полотенцем. Между ног Сюрреаль пульсировало страстное желание, тело отчаянно требовало заполнения, хотя бы раз. Она взмолилась о пощаде.
        Деймон улыбнулся своей холодной, жестокой улыбкой:
        — Что ж, теперь ты знаешь, каково оказаться в постели с Хейллианской Проституткой.
        Сюрреаль начала плакать.
        Деймон бросил полотенце на стул.
        — На твоем месте я не стал бы пытаться использовать дилдо,  — непринужденно и любезно произнес он.  — Хотя бы пару дней. Это не поможет, только станет гораздо хуже.  — Деймон снова улыбнулся и вышел.
        Она не знала, как долго его не было. Вскоре путы на ее запястьях и лодыжках исчезли, и Сюрреаль перевернулась на бок, прижала колени к груди и зарыдала, выплескивая стыд и гнев.
        Она начала бояться Деймона, ей было страшно вновь ощутить его присутствие, когда девушка открыла дверь. Однако теперь мужчина вел себя отстраненно-вежливо, говорил редко и ни разу больше не взглянул на нее с прежним теплом.
        Сюрреаль уставилась на газовый полог. Это случилось пятьдесят лет назад, и он так и не простил ее. А теперь… Она содрогнулась. Теперь, если слухи правдивы, с ним произошло нечто совершенно ужасное. Ни один двор не держал его у себя дольше чем несколько недель. К тому же слишком многие люди Крови исчезали, и о них больше никто ничего не слышал.
        Он был прав. Существовало очень много способов расстаться с жизнью. Даже ей, при всей сноровке и находчивости, было порой нелегко избавиться от тела. А вот Садист никогда не оставлял ни малейших следов.
        Сюрреаль, спотыкаясь, отправилась в душ и довольно вздохнула, когда напряженные мышцы расслабились под тугими струями горячей воды. По крайней мере, теперь не нужно бояться случайной встречи с ним. До тех пор, пока она остается в Белдон Море.

4. Ад

        Даже громкий стук в дверь кабинета не мог соперничать с несдержанными ругательствами, которыми сыпал Протвар, и гневными выкриками Джанелль.
        Сэйтан закрыл книгу, лежащую на пюпитре. Было ведь счастливое время — и к тому же совсем недавно,  — когда никто не хотел открывать эту дверь, не то что пытаться ее выломать. Присев на край стола из черного дерева, он скрестил руки на груди и принялся ждать.
        Наконец в кабинет ворвался Андульвар. На его лице застыло выражение страха и ярости, что немало обеспокоило Повелителя. За ним по пятам шел Протвар, таща Джанелль за воротник платья. Когда девочка попыталась вырваться, он схватил ее сзади и поднял в воздух.
        — Поставь меня, Протвар!  — Джанелль согнула колено и как следует пнула мужчину своей маленькой ножкой прямо в пах.
        Тот взвыл и выронил ее.
        Вместо того чтобы упасть, Джанелль перекатилась в воздухе и, по-прежнему находясь в футе над полом, разразилась непристойными ругательствами на разных языках, половину из которых Сэйтан не смог даже опознать.
        Он заставил себя принять властно-нейтральный вид и неохотно признал, что сейчас не самый лучший момент обсуждать тему «Язык, подобающий юным леди».
        — Ведьмочка, возможно, удар в промежность мужчины — действительно эффективный способ привлечь его внимание, но это не та вещь, которую должны делать дети.  — Он даже вздрогнул, когда Джанелль перевела взгляд на него.
        — Почему это?  — вопросила она.  — Один друг сказал, что именно так надо поступать, если мужчина схватит меня сзади. Он заставил меня пообещать!
        Сэйтан поднял бровь:
        — А сам этот друг — мужчина?  — Надо же, как интересно.
        Однако прежде, чем он успел развить эту тему, Андульвар зловеще пророкотал:
        — Са-Дьябло, проблема заключается в другом.
        — А в чем тогда?  — Нельзя сказать, чтобы ему это было особенно интересно…
        Протвар указал на Джанелль:
        — Эта маленькая… она… сама рассказывай!
        Джанелль стиснула кулачки и прожгла его взглядом:
        — Ты сам виноват! Ты смеялся и не хотел учить меня! Это ты меня сшиб!
        Сэйтан поднял руку:
        — Помедленнее. Чему он должен был тебя научить?
        — Он отказался учить меня летать!  — обвиняющим тоном заявила девочка.
        — У тебя ведь нет крыльев!  — рявкнул Протвар.
        — И все равно я могу летать не хуже тебя!
        — У тебя нет никакого опыта!
        — Потому что ты не хочешь меня учить!
        — И, будь я проклят, даже и не подумаю!
        Джанелль бросила эйрианское ругательство, от которого уши Протвара нервно дернулись.
        Лицо Андульвара приобрело зловещий оттенок малинового, а потом он указал на дверь и проревел:
        — Вон!
        Джанелль помчалась прочь из кабинета. Протвар похромал за ней следом.
        Сэйтан прижал кулак ко рту, пытаясь подавить смех. Благая Тьма, как же ему хотелось расхохотаться! Однако выражение глаз Андульвара предупреждало, что если он издаст хотя бы один смешок, то их обоих ждет нешуточный бой без правил.
        — И тебе это еще кажется забавным!  — проворчал его старый друг, шурша крыльями.
        Сэйтан несколько раз кашлянул.
        — Полагаю, Протвару сложно поверить, что он проигрывает семилетней девчонке. Я и не знал, что самолюбие воина так легко уязвить.
        Мрачное выражение не исчезло с лица Андульвара.
        Сэйтан ощутил раздражение.
        — Будь благоразумен, Андульвар. Она хочет научиться летать. Ты и сам прекрасно видел, как она балансирует в воздухе.
        — Я видел гораздо больше!  — отрезал тот.
        Сэйтан стиснул зубы и терпеливо сосчитал до десяти.
        — Так расскажи мне, что именно.
        Старый и единственный друг Повелителя Ада скрестил на груди мускулистые руки и устремил взгляд в потолок.
        — Одна из подруг этой негодной девчонки, Катрина, учит ее летать. Но она порхает, как бабочка, а наша Джанелль хочет парить, как ястреб — как эйрианцы. Поэтому она попросила Протвара научить ее. Тот только рассмеялся, что, должен признать, было не самой разумной вещью, и тогда она…
        — Полезла в бутылку.
        — …спрыгнула с высокой башни Зала.
        На мгновение повисла настороженная тишина, а затем Сэйтан взорвался:
        — Что?!
        — Ты ведь знаешь высокую башню, Са-Дьябло. Ты лично строил это проклятое место! Она забралась на самую вершину по стене и спрыгнула. Ну что, тебе все еще смешно?
        Сэйтан стукнул кулаками по крышке стола. Все его тело тряслось от ярости.
        — Значит, Протвар поймал ее, когда девчонка падала.
        Андульвар громко фыркнул.
        — Он чуть не убил ее! Когда Джанелль спрыгнула, он рванулся через край за ней. К сожалению, девчонка стояла на воздухе, примерно футах в десяти под краем башни. Когда Протвар прыгнул, он врезался в нее, и они оба пролетели почти три четверти расстояния до пола, прежде чем он успел выйти из виража.
        — Мать-Ночь!  — пробормотал Сэйтан.
        — И пусть Тьма будет к нам милосердна. Ну и что ты собираешься делать?!
        — Поговорить с ней,  — мрачно отозвался тот, бросив мысленный импульс в дверь, которая послушно отворилась под его пристальным взглядом.  — Ведьмочка, подойди.
        Джанелль приблизилась к Повелителю. Ее ярость теперь утихла, сменившись непоколебимой уверенностью в своей правоте и решимостью, которую он уже слишком хорошо знал.
        Пытаясь сохранить над собой контроль, Сэйтан несколько мгновений просто смотрел на нее.
        — Андульвар рассказал мне, что случилось. Тебе есть что добавить?
        — Протвар не должен был смеяться надо мной. Я же над ним не смеюсь.
        — Видишь ли, для того, чтобы летать, обычно нужны крылья, ведьмочка.
        — Чтобы ездить на Ветрах, крылья не нужны. Принцип тот же. К тому же даже эйрианцам требуется Ремесло, чтобы летать. Так Протвар сказал.
        Сэйтан уже не знал, что хуже: когда Джанелль делает нечто из ряда вон выходящее или пытается доказать свою правоту.
        Со вздохом он накрыл ее маленькие, хрупкие ручки своими ладонями.
        — Ты напугала его. Откуда Протвару было знать, что ты не свалишься?
        — Я бы ему сказала,  — уже более смиренно отозвалась девочка.
        Сэйтан на мгновение прикрыл глаза, лихорадочно подбирая верное решение.
        — Хорошо. Андульвар и Протвар научат тебя летать по-эйриански. А ты в ответ должна пообещать, что будешь выполнять все их требования и тренироваться серьезно, как положено. Никаких прыжков с башни или уступов.  — Виноватое выражение, появившееся на маленьком личике, заставило сердце Сэйтана забиться в странном, непривычном ритме. Он сдавленно закончил свою речь: — И никаких испытаний в Потоках Крови… вообще никаких испытаний в Потоках до тех пор, пока они не решат, что ты готова.
        Андульвар отвернулся, пробормотав несколько проклятий.
        — Договорились?  — затаив дыхание, спросил Сэйтан.
        Джанелль кивнула. Она выглядела не слишком довольной, но, казалось, смирилась с этим решением.
        Как и Врата, Потоки существовали во всех трех Королевствах. В отличие от Врат они имелись только в Крае Аскави. В Террилле они были тренировочной площадкой для эйрианских воинов — своего рода каньоны, где ветра и Ветры сталкиваются, создавая из своих нитей опасное, суровое место, где испытываются ментальная и физическая силы. Поток Крови был соткан из нитей светлых Ветров, от Белого до Опала. А вот другие…
        Сэйтан сглотнул.
        — Ты уже испытывала свои силы в Потоке Крови?
        Личико Джанелль осветилось.
        — О да. Сэйтан, там так здорово!  — Ее энтузиазм несколько поугас, когда девочка встретилась с взглядом Повелителя.
        Дышать не забывай, Са-Дьябло.
        — А Кальдхарон?
        Джанелль опустила глаза.
        Андульвар развернул ее и потряс за плечи.
        — Только жалкая горстка лучших эйрианских воинов осмеливается раз в год испробовать Кальдхаронский Поток! Это главное испытание силы и мастерства, а не игровая площадка для девочек, которые хотят только одного — скакать с места на место!
        — Я не скачу!
        — Ведьмочка,  — предостерегающим тоном произнес Сэйтан.
        — Я просто немножко попробовала,  — пробормотала она.  — И только в Аду.
        У Андульвара отвисла челюсть.
        Сэйтан зажмурился, желая, чтобы внезапная боль, пронзившая его виски, наконец исчезла. Было бы ужасно, если бы она рискнула попробовать полетать в Кальдхаронских Потоках Террилля, Королевства, находившегося дальше всех от Тьмы и, соответственно, Ветров, наполненных истинной силой. Но войти в Поток в Аду…
        — Ты не будешь пользоваться Потоками до тех пор, пока Андульвар не скажет, что ты готова к этому!
        Удивленная его внезапной горячностью, Джанелль пристально посмотрела на Повелителя:
        — Я тебя напугала.
        Сэйтан сделал круг по комнате, ища нечто, что можно с чистой совестью разбить или сломать.
        — Ты чертовски права. Ты меня напугала до смерти.
        Она взбила пальчиками кудряшки, наблюдая за ним.
        Когда наконец Сэйтан вернулся к столу, она изобразила уважительный реверанс:
        — Прошу прощения, Повелитель. Прошу прощения, Князь Яслана.
        Андульвар проворчал в ответ:
        — Если уж я буду учить ее летать, то с тем же успехом могу показать, как пользоваться боевым посохом, луком и ножом.
        Глаза Джанелль разгорелись.
        — Шерон учит меня стрелять из лука, а Шаости — обращаться с ножом,  — созналась она.
        — Тем больше причин научиться и эйрианским боевым искусствам,  — с мрачной улыбкой произнес Андульвар.
        Когда девочка вышла, Сэйтан с беспокойством взглянул на своего друга:
        — Я надеюсь, ты примешь в расчет ее возраст и пол.
        — Я заставлю ее работать так, чтобы она с ног валилась, Са-Дьябло. Если уж придется заниматься с ней — а, похоже, другого выбора у меня нет,  — я буду обучать ее точно так же, как любого будущего эйрианского воина.  — Он злорадно ухмыльнулся.  — Кроме того, Протвар будет в восторге от перспективы стать ее оппонентом, когда дело дойдет до практики.
        Как только Андульвар вышел, Сэйтан устроился в своем кресле за столом из черного дерева, отпер один из ящиков и достал лист дорогого белоснежного пергамента, до середины исписанного его элегантным почерком. Он добавил к быстро растущему списку еще три имени: Катрина, Шерон, Шаости.
        Вернув пергамент в ящик и надежно заперев его, Сэйтан откинулся на спинку кресла и потер виски. Этот список весьма беспокоил его, потому что Повелитель Ада не знал, что он означает. Да, это дети. Очевидно, друзья. Но все, все из Кэйлеера. Она должна была исчезать на многие часы, чтобы преодолевать такие расстояния, даже если бы путешествовала на Черном ветре. Что думает об этих исчезновениях ее семья? Что говорят родственники? Джанелль никогда не упоминала о Шэйллоте, своем доме, своих близких. Она уклонялась от ответов на все вопросы, которые Сэйтан задавал, как бы он ни пытался завуалировать свое любопытство. Чего именно девочка так боялась?
        Сэйтан долгое время смотрел в пустоту, а затем направил мысль по Эбеново-серой нити паутины, которая предназначалась только для одного мужчины.
        — Обучи ее как следует, Андульвар. Обучи ее как следует.

5. Ад

        Сэйтан вышел из жилых покоев, примыкавших к его личному кабинету, яростно вытирая волосы полотенцем. Стоило Повелителю бросить взгляд на дверь, как его ноздри немедленно раздулись, а морщинка между бровями углубилась.
        У Гарпий есть ни с чем не сравнимый ментальный запах, и эта, терпеливо ожидавшая, пока Сэйтан заметит ее присутствие, заставляла его нервничать.
        Она быстро подошла к столу бесшумной, скользящей походкой. Гарпия была стройной, светлокожей женщиной с огромными голубыми глазами, изящными заостренными ушками и длинными великолепными серебристыми волосами. Она была одета в тунику изумрудно-зеленого цвета, как кроны деревьев в солнечный день, брюки с коричневым кожаным поясом и мягкие сапоги почти по колено. К ремню пристегнуты пустые ножны. Камней она не носила, а рана, полосой проходившая по горлу, была видимым свидетельством ее смерти. Гарпия пристально рассматривала Повелителя, а тот, в свою очередь, изучал ее.
        Напряжение, повисшее в комнате с первой секунды, все нарастало.
        Гарпиями становились ведьмы, умершие от мужской руки.
        К какой бы расе эти женщины изначально ни принадлежали, они становились более мстительными, злобными и коварными, чем другие мертвые демоны-ведьмы, и редко покидали свою территорию — край, в который не осмеливались вторгаться мертвые демоны мужского пола.
        И все же она пришла сюда — по собственной воле. Черная Вдова и Королева Деа аль Мон.
        — Прошу, присаживайтесь, леди,  — предложил Сэйтан.
        Не отрывая от него пристального взгляда, та грациозно опустилась на стул.
        — Чем я могу вам помочь?
        Когда она заговорила, в ее голосе прозвучал вздох ветра на лесной просеке, слившийся с треском грозной молнии и раскатом грома.
        — Вы служите ей?
        Сэйтан попытался подавить дрожь, вызванную этими словами, но Гарпия почуяла ее и улыбнулась. Эта гримаса заставила его потерять контроль над внезапно вскипевшим гневом.
        — Я — Повелитель, ведьма. Я не служу никому.
        Выражение ее лица не изменилось, но глаза теперь источали смертный холод.
        — Верховная Жрица Ада начала задавать много вопросов. Это не хорошо. Поэтому я спрашиваю вас снова, Повелитель, вы служите ей?
        — У Ада нет Верховной Жрицы.
        Посетительница мрачно рассмеялась:
        — Что ж, в таком случае никто не сообщил Гекате об этой незначительной детали. Если вы не служите Темной госпоже, скажите, вы ей враг или друг?
        Губы Сэйтана изогнулись в оскале.
        — Я не служу Гекате, и, поскольку когда-то мы были женаты, сомневаюсь, что она видит во мне своего друга.
        Гарпия посмотрела на него с отвращением:
        — Она важна только по одной причине: Геката угрожает вмешательством в ваши дела. Я говорю об этой девочке, Повелитель. Вы служите ребенку? Вы враг или друг?
        В живот словно вонзился ледяной кинжал.
        — Какому еще ребенку?
        Гарпия сорвалась со своего места и закружилась по комнате. Когда она вернулась к столу, ее правая рука то и дело потирала ножны, словно в поисках ножа, которого не оказалось на месте.
        — Сядьте.  — Когда женщина даже не шевельнулась, в его голосе вновь грозно зазвучала сталь.  — Сядьте!
        Геката, очевидно, преисполнилась подозрений, наблюдая за последними событиями, к тому же начали распространяться слухи о странной ведьме, которая то появлялась, то исчезала из Темного Королевства. Они должны были укрепить ее интерес. Однако он не имел ни малейшей власти над тем, куда уходила Джанелль и с кем встречалась. Если Гарпии прознали о ее существовании, кому еще удалось это сделать? Сколько времени пройдет, прежде чем Джанелль, последовав за очередным мысленным зовом, попадет прямиком в руки Гекаты? И кем была эта Гарпия — другом или врагом?
        — О девочке известно всем Деа аль Мон,  — осторожно произнес он.
        Гарпия кивнула:
        — Она подруга моей родственницы Габриэль.
        — И Шаости.
        Ее губы на мгновение изогнулись в жестокой улыбке.
        — И Шаости. Он тоже из моего клана.
        — А ты?
        Улыбка угасла. В глазах вспыхнула холодная ненависть.
        — Тишьян.  — Она окинула взглядом тело Повелителя, а затем откинулась на спинку кресла.  — Тот, что сломал меня… он носит твое имя, но не принадлежит к твоей крови. Мне было всего двенадцать, когда меня обманом и предательством увезли из Кэйлеера. Он взял меня, чтобы развлечься, и сломал на своем копье. Но все имеет свою цену. Я оставила ему кое-что в наследство, единственное семя его чресл, которому довелось расцвести. В конце концов он уплатит свой долг ей. А когда придет время, она станет служить юной Королеве.
        Сэйтан медленно выдохнул.
        — Кто еще знает о ребенке?
        — Слишком многие… или таких недостаточно. Это зависит от того, как сложится игра.
        — Это не игра!  — Он замер на месте.  — Впусти меня.
        Лицо Тишьян исказилось от отвращения, смешанного с презрением.
        Сэйтан наклонился вперед:
        — Я понимаю, почему прикосновение мужчины вызывает у тебя отвращение. Я прошу об этом не просто так… и не ради себя.
        Тишьян прикусила губу. Ее руки впились в подлокотники кресла.
        — Хорошо.
        Устремив взгляд в огонь, Сэйтан прикоснулся к ней, преодолел первый внутренний барьер и ощутил ее недовольство. Он терпеливо ждал до тех пор, пока Гарпия не решилась впустить его окончательно и не открыла границы. Оказавшись в ее сознании, он осторожно начал пробираться вперед, не касаясь лишнего — как воспитанный гость. Потребовалось не так много времени, чтобы обрести искомое, и тогда он разорвал связь, ощутив облегчение.
        Они не знали. Тишьян догадывалась, правда, и оказалась очень близка к истине. Однако никто, кроме самых доверенных людей, не знал наверняка. Странный ребенок, эксцентричный. Загадочная, непонятная девочка. Этого вполне хватит. Его мудрая, осторожная девочка. Однако Сэйтан не мог не задуматься о той, какой именно жизненный опыт научил ее этой осторожности в столь юном возрасте.
        Он повернулся к Тишьян спиной.
        — Я обучаю ее Ремеслу. И служу.
        Гарпия оглядела его кабинет:
        — Отсюда?
        Сэйтан сухо улыбнулся:
        — Что ж, ты попала в цель. Я уже давно устал от этой комнаты. Похоже, пришла пора напомнить Аду о том, кто здесь правит.
        — Вы хотите сказать, Повелитель, кто замещает правителя,  — с хищной улыбкой произнесла Тишьян. Она сделала паузу, тем самым подчеркнув важность сказанного.  — Это хорошо, что вы обеспокоены, Повелитель,  — неохотно признала она.  — И еще лучше, что у нее есть сильный защитник. Она ведь бесстрашна, наша Сестра. Будет мудро обучить ее осторожности. Но не позволяйте обмануть себя. Дети знают, что она собой представляет. Она в той же степени является их общей тайной, в какой стала их другом. Кровь поет для Крови, и весь Кэйлеер постепенно раскрывает свои объятия одинокой темной звезде.
        — Откуда ты знаешь о детях?  — с подозрением поинтересовался Сэйтан.
        — Я же говорила тебе. Я родственница Габриэль.
        — Ты давно погибла, Тишьян. Мертвые демоны не общаются с людьми. Они не вмешиваются в дела живых Королевств.
        — Разве, Повелитель? Вы и ваша семья по-прежнему правите Демланом в Кэйлеере.  — С этими словами Гарпия пожала плечами.  — Кроме того, Деа аль Мор не испытывают никакого страха перед контактом с теми, кто живет в вечном сумраке Темного Королевства.  — Поколебавшись, она добавила: — А наша юная Сестра, похоже, просто не понимает разницы между живыми и мертвыми.
        Сэйтан выпрямился и замер.
        — Ты думаешь, что знакомство со мной окончательно запутало ее?
        Тишьян покачала головой:
        — Нет, она не понимала этой разницы и раньше, еще до того, как узнала об Аде или встретила Хранителя. Она ходит странными путями, Повелитель. Сколько времени, по-вашему, пройдет, прежде чем дитя достигнет границ Искаженного Королевства?
        — Нет никаких причин предполагать, что это может случиться,  — напряженно ответил Сэйтан.
        — Разве нет? Она последует по этой странной дороге туда, куда та ее поведет. Что заставляет вас считать, что ребенок, не знающий разницы между живыми и мертвыми, заметит различия между здравым умом и Искаженным Королевством?
        — Нет!  — Сэйтан, не в силах усидеть на месте, вскочил с кресла и встал перед камином. Он пытался не думать о Джанелль, медленно скользящей к безумию, неспособной справиться с собой, но беспокойство все равно волнами накатывало на него. Ни одно живое существо за всю историю Крови не носило Черный по Праву рождения. Никому еще не приходилось сталкиваться с такой ответственностью — и полным одиночеством,  — которые были частью расплаты за ношение такого темного Камня в столь юном возрасте.
        И при этом Сэйтан прекрасно понимал, что Джанелль уже видела вещи, которых не должен знать ни один ребенок. В ее глазах он прекрасно различал секреты и мрачные тени.
        — Неужели нет ни одного человека в Террилле, которому вы можете поручить присмотреть за ней?
        Сэйтан устало рассмеялся. В его голосе слышалась боль.
        — А кому ты бы доверилась, Тишьян?
        Гарпия нервно расправила складки брюк тонкими пальцами.
        Она ведь едва успела стать женщиной, когда умерла, с нежной грустью подумал Сэйтан. Такая хрупкая и уязвимая под оболочкой своей силы. Как и все они.
        Тишьян облизнула губы.
        — Я знаю одного Верховного Князя, носящего Черный Камень, который иногда присматривает за теми, кому отчаянно нужна помощь. Если я обращусь к нему, возможно…
        — Нет,  — резко отозвался Повелитель. Гордость смешалась со страхом. Какая ирония, что Тишьян считала Деймона подходящим защитником юной Королевы!  — Им владеет марионетка Гекаты, Доротея. Его могут заставить повиноваться.
        — Я не верю, что он способен причинить вред ребенку.
        Сэйтан вернулся за стол.
        — Возможно, не намеренно. Однако боль может заставить мужчину делать такие вещи, которых он ни за что не совершил бы добровольно.
        Глаза Тишьян расширились, и в них зажглось понимание.
        — Ты ему не доверяешь.  — Она обдумала этот вывод и покачала головой.  — И ошибаешься. Он ведь…
        — Зеркало.  — Сэйтан улыбнулся, когда Гарпия резко, с шипением втянула воздух.  — Да, Тишьян. Он — плоть от плоти моей, семя моих чресл. Я хорошо его знаю… и вместе с тем не знаю вовсе. Он похож на обоюдоострый меч, способный порезать руку, которая его держит, с той же легкостью, с какой вспарывает горло врага.
        Он проводил Тишьян к двери.
        — Я благодарю тебя за совет и беспокойство. Если ты узнаешь какие-либо новости, я был бы очень признателен за своевременную информацию.
        Она повернулась у самого порога и внимательно посмотрела на Повелителя:
        — А что, если она будет петь его крови так же громко и ясно, как твоей?
        — Леди.  — Сэйтан тихо закрыл за Гарпией дверь и запер на замок. Вернувшись за стол, он налил в бокал ярбараха и долго наблюдал за маленьким язычком колдовского огня, танцующим над поверхностью стола, согревающим вино.
        Деймон был прекрасным Верховным Князем, что означало одно: он был очень опасен.
        Сэйтан осушил бокал. Они с Деймоном были одного поля ягоды. Неужели он и впрямь верил, что человек, названный в его честь, будет представлять угрозу для Джанелль, или же просто в нем заговорила ревность? Ведь Деймон был потенциальным любовником девочки и при этом оставался его собственным сыном… Нет, Сэйтан действительно не находил ответа на этот вопрос и всерьез обдумывал, не стоит ли отдать приказ о казни Деймона.
        И все же пока не было никаких причин давать поручение Марджонгу Палачу. Деймон далеко от Шэйллота, и по какой-то причине Джанелль не путешествовала по Терриллю и не исследовала его, в отличие от Кэйлеера. Возможно, Тишьян была права насчет Деймона, но рисковать нельзя. У его сына хватило бы коварства, чтобы завлечь невинного ребенка в свои сети, и сил, чтобы уничтожить ее.
        Но если Деймона необходимо будет казнить, чтобы защитить Джанелль, он не падет от чужой руки. По крайней мере, он был должен своему сыну.



        Часть вторая

        Глава 3


1. Кэйлеер

        Сэйтан хмуро улыбнулся своему отражению. Его некогда черные волосы теперь серебрились у висков куда больше, чем пять лет назад, но морщины, оставленные на его лице отчаянием и болезнью, смягчились и разгладились. Зато появились другие, от смеха.
        Отвернувшись от зеркала, Повелитель пошел по галерее, опоясывавшей второй этаж. Больная нога по-прежнему отказывалась слушаться, если приходилось слишком много передвигаться, но, по крайней мере, теперь можно было отказаться от изрядно опостылевшей трости. Сэйтан тихо рассмеялся. Джанелль оказалась лучшим тонизирующим средством — во многих смыслах этого слова.
        Спускаясь по ступенькам, выходившим в приемную для неофициальных визитов, он заметил высокую, стройную женщину, наблюдавшую за ним. Он также заметил кольцо с ключами, висевшее у ее пояса, и ощутил немалое облегчение оттого, что с такой легкостью сумел отыскать нынешнюю экономку.
        — Добрый день,  — любезно произнес Сэйтан.  — Вы, случайно, не Хелена?
        — Если да, то что?  — ответила та, скрестив руки на груди и нетерпеливо притопнув ногой.
        Что ж, он и не ожидал гостеприимного приветствия, но все же… Сэйтан улыбнулся женщине:
        — Для прислуги, которой уже долгое время некому служить, да при этом никто не платит жалованья, вы содержите это место в удивительном порядке.
        Хелена резко выпрямилась, и в ее глазах полыхнул гнев.
        — Мы следим за порядком в Зале, потому что это Зал!  — Ее глаза сузились еще больше.  — А кто вы такой?  — требовательно спросила она.
        Он иронично изогнул бровь:
        — А как вам кажется?
        — Человек, сующий нос не в свои дела, вот как мне кажется!  — отрезала Хелена, уперев руки в бока.  — Один из тех молодчиков, что время от времени шныряют здесь, чтобы пялить глаза да «проникаться атмосферой», как они выражаются!
        Сэйтан рассмеялся:
        — На их месте я не стал бы проникаться ею уж слишком старательно. Хотя, нужно признать, этот Зал всегда был куда спокойнее, нежели та его часть, что находится в Террилле. Полагаю, что, проведя столько лет вдали от него, я и впрямь в каком-то смысле сую нос не в свои дела, однако…  — Он поднял правую руку. Когда Черный Камень в его кольце вспыхнул на мгновение, камни Зала Са-Дьябло загудели в ответ.
        Хелена побледнела и уставилась на него.
        Сэйтан улыбнулся:
        — Вот видите, дорогая моя, Зал по-прежнему отвечает на мой зов. И, боюсь, я сейчас внесу настоящий хаос в ваши рутинные обязанности.
        Женщина сделала низкий, но неуклюжий реверанс.
        — П-повелитель?  — заикаясь, произнесла она.
        Тот поклонился:
        — Я открываю Зал.
        — Но…
        Сэйтан выпрямился:
        — Есть какие-то проблемы?
        Золотистые глаза Хелены заблестели, и она быстро вытерла руки о свой широкий белый фартук.
        — Конечно, тщательная уборка не повредит, но…  — она красноречиво посмотрела на драпировки,  — небольшой ремонт был бы гораздо полезнее.
        Напряжение покинуло его в тот же миг.
        — К тому же тогда у вас появится повод гордиться собой, вместо того чтобы обходиться ничего не значащим титулом?
        Экономка покраснела и прикусила губу.
        Скрыв улыбку, Сэйтан заставил драпировки исчезнуть и изучил комнату взглядом.
        — Новые шторы и тюль, это очевидно. Мебель и прочие деревянные предметы еще послужат, если их как следует отполировать — и если заклятия сохранности продержались все это время, сохранив каркасы. Понадобятся новые диваны и стулья. Какие-нибудь растения в кадках у окон. Возможно, новые картины на стены. Как вы считаете, что лучше — поменять обои или обойтись краской?
        Хелена не сразу обрела дар речи.
        — А сколько комнат вы намерены восстановить?
        — Вот эту, официальную приемную напротив, прямо по коридору, мой кабинет для посетителей, личные покои, а также часть гостевых комнат — и отдельную квартиру для моей Леди.
        — В таком случае ваша Леди, возможно, сама желала бы проследить за ремонтом?
        Сэйтан изобразил священный ужас.
        — Вне всякого сомнения, ей бы эта идея пришлась по душе. Однако моей Леди через четыре месяца исполнится двенадцать, поэтому я бы предпочел, чтобы она проживала в покоях, которыми занимался я сам от ее лица, нежели самому жить в Зале, украшенном в соответствии с ее… скажем так, довольно своеобразным вкусом.
        Хелена на мгновение пораженно уставилась на Повелителя, но вопрос, который Сэйтан прочел в ее глазах, так и не прозвучал.
        — Я могла бы принести несколько книг с образцами в Зал, чтобы вы выбрали подходящие материалы.
        — Прекрасная идея, дорогая моя. Как вы полагаете, нам удастся привести эти комнаты в порядок за четыре месяца?
        — Дело в том, что у нас не так много слуг, Повелитель,  — с явным беспокойством произнесла экономка.
        — Наймите всех, кого не хватает,  — произнес Сэйтан и неспешно направился к открытой двери, ведущей в Великий Зал.  — Я отыщу вас в конце недели. Этого времени будет достаточно?
        — Да, Повелитель.  — Хелена снова сделала неуклюжий реверанс.
        Родившись в трущобах Дрэги, столицы Хейлля, и будучи сыном ко всему безразличной шлюхи, он никогда не ожидал, что слуги будут пресмыкаться перед ним. Он не стал говорить об этом Хелене, поскольку, если Сэйтан правильно оценил ее характер, это был последний реверанс, которого он удостоился.
        В конце Великого Зала Сэйтан задержался перед дверью своего рабочего кабинета. Наконец, войдя внутрь, он стал осматривать комнату, изредка прикасаясь к накрытой чехлами мебели. Испачкав пальцы, он невольно скривился.
        Когда-то именно отсюда он правил Демлан в Кэйлеере. Точнее, правит им и сейчас, отметил про себя Повелитель. Демлан в Террилле он передал в руки Мефиса, когда тот стал Хранителем, но ее сестричка в Царстве Теней осталась под властью Сэйтана.
        Да, Кэйлеер… Это Королевство всегда представлялось ему подобным сладкому вину — из-за его глубокой, загадочной магии и многочисленных секретов. Теперь эти тайны вновь появились из туманной дымки, а магия, как оказалось, не потеряла своей мистической силы. Узор за узором, Джанелль вновь сплетала здесь паутину, заставляя каждую нить петь и танцевать.
        Он надеялся, что девочка обрадуется, узнав, что эти комнаты снова используются и находятся в полном ее распоряжении. Сэйтан мечтал о том, что и для него найдется место, когда Джанелль будет иметь свой собственный двор. Он хотел увидеть тех избранных, которые составят Первый Круг, хотел посмотреть на их лица, а не только на список имен. Знают ли они друг о друге? А о нем?
        Сэйтан покачал головой и улыбнулся.
        Хотела ли прекрасная, золотоволосая дочь его души этого или нет, но она определенно вернула его в мир живых.

2. Террилль

        Сюрреаль перебросила корзинку с покупками из одной руки в другую и выудила ключи из кармана брюк. Оказавшись на лестничной площадке и заметив темный силуэт, свернувшийся клубком у ее двери, она заставила ключи исчезнуть, заменив их своим любимым кинжалом.
        Но тут фигура зашевелилась. Женщина отбросила грязные черные волосы с лица и кое-как поднялась на ноги.
        — Терса?  — прошептала Сюрреаль, вновь заставляя кинжал исчезнуть и бросаясь к шатающейся женщине.
        — Ты должна сказать ему,  — пробормотала Терса.
        Сюрреаль уронила корзину и обхватила предсказательницу за талию. Призвав свои ключи и открыв дверь, она фактически втащила Терсу внутрь и уложила ее на диван, чуть слышно ругнувшись. Та была в ужасном состоянии.
        Сюрреаль принесла свою корзину и заперла дверь, а затем вернулась к дивану с маленьким стаканчиком бренди.
        — Ты должна сказать ему,  — снова пробормотала Терса, непонимающим взглядом уставившись на бокал.
        — Выпей это. Тебе станет лучше,  — сурово велела Сюрреаль.  — Я не видела его уже много месяцев. Боюсь, теперь я ему уже не нужна.
        Терса схватила Сюрреаль за запястье и яростно зашептала:
        — Скажи ему, чтобы остерегался Верховного Жреца Песочных Часов. Деймон не из тех, кто прощает, когда другие угрожают тому, что принадлежит ему. Скажи, пусть остерегается Жреца.
        Со вздохом Сюрреаль подняла предсказательницу и помогла ей кое-как доковылять до ванной комнаты.
        Сказать ему? Она вообще не хотела иметь с ним ничего общего.
        И что ей теперь делать с Терсой? Здесь было всего две кровати. Она знала, что свою не отдаст ни за что, поэтому гостье придется воспользоваться постелью Сади. Но, Огни Ада, он стал внезапно таким чувствительным к женскому присутствию в своей комнате! Он безошибочно определял и такие мелочи, как сменившаяся уборщица, даже если она заходила лишь однажды! Дерьмо. Конечно, вряд ли он заявится сюда — благая Тьма, пожалуйста, пусть Деймон не приходит подольше!  — но если это произойдет и он обнаружит Терсу в своей постели, то вполне может вышвырнуть ее за порог.
        Сюрреаль сорвала с предсказательницы грязные, драные тряпки.
        — Давай, Терса. Тебе нужна горячая ванна, приличный ужин и хороший сон.
        — Ты должна сказать ему.
        Сюрреаль прикрыла глаза. За ней остался должок. Она никогда не забывала о том, что долг еще не уплачен.
        — Я скажу ему. Я найду способ, обещаю.

3. Террилль

        После нескольких минут, проведенных в весьма неуютном молчании, Филип Александр наконец придвинулся ближе к племяннице и посмотрел на нее. Он потянулся к ее безвольно лежащей руке. Девочка отстранилась, не давая прикоснуться к себе.
        Ощутив всплеск раздражения, Филип провел пальцами по волосам и в который раз попытался убедить ее прислушаться к голосу разума.
        — Джанелль, мы делаем это вовсе не для того, чтобы заставить тебя страдать. Ты нездорова, девочка, и мы хотим помочь тебе поправиться.
        — Я не больна,  — тихо отозвалась Джанелль, глядя прямо перед собой.
        — Нет, ты больна,  — продолжал Филип убедительным, но в то же время мягким тоном.  — Ты ведь не видишь различий между выдуманным и реальным миром.
        — Я знаю, чем они отличаются.
        — Нет, не знаешь,  — настаивал на своем Филип. Он потер лоб.  — Эти друзья, эти места, в которых ты как бы бываешь… Они не настоящие. И никогда не были настоящими. Единственная причина, по которой ты видишь их,  — твоя болезнь.
        Боль, сомнение и смущение наполнили ее небесно-голубые глаза.
        — Но они кажутся такими реальными!  — прошептала она.
        Филип притянул ее ближе к себе, испытав всплеск благодарности, когда девочка не оттолкнула его. Он обнял ее, словно это могло исцелить то, с чем не справились годы лечения.
        — Я знаю, что они кажутся тебе настоящими, милая. В этом и заключается проблема, разве ты не видишь? Доктор Карвей — ведущий целитель в этой…
        Джанелль вырвалась из его рук.
        — Карвей никакой не целитель, он…
        — Джанелль!  — прервал ее Филип и глубоко вздохнул.  — Вот об этом мы и говорим. Ты опять выдумываешь некрасивые истории, убеждая всех, что доктор Карвей тебе не поможет. Сочиняешь рассказы о волшебных существах…
        — Я больше о них не говорю.
        Филип раздраженно вздохнул. Да, это было так. Она то ли исцелилась, то ли просто переросла эти фантазии, но истории, которые Джанелль изобретала сейчас, были всего лишь другой одеждой, пошитой из знакомой материи. И они были гораздо опаснее.
        Филип поднялся на ноги и оправил пиджак.
        — Возможно, если ты будешь стараться и позволишь доктору Карвею помочь, то вылечишься на этот раз и сможешь вернуться домой навсегда. Как раз успеешь к своему дню рождения.
        Джанелль одарила его странным взглядом, которого он не сумел разгадать.
        Филип проводил племянницу к двери.
        — Карета уже ждет тебя. Отец и бабушка будут сопровождать тебя и помогут обустроиться.
        Наблюдая за тем, как карета исчезает, преодолевая долгий спуск и поворот, Филип искренне надеялся, что этот раз будет последним.

4. Кэйлеер

        Сэйтан сидел за черным столом в своем рабочем кабинете, держа в руке полупустой бокал вина, и в очередной раз осматривал украшенную комнату.
        Хелена поработала хорошо — и не без применения бытового Ремесла, которым она владела отменно. Изменились не только комнаты, которые он заранее попросил отремонтировать, но и большинство остальных — и целое крыло жилых помещений. Что же до того, что она наняла почти все население деревни Хэлавэй… В конце концов, им всем нужна цель. Даже ему. Особенно ему.
        Резкий стук в дверь наконец привлек его внимание.
        — Войдите,  — сказал Сэйтан, одним глотком осушив бокал.
        Хелена удовлетворенно оглядела комнату, а затем подошла к столу и выпрямилась.
        — Миссис Беале хотела бы узнать, насколько задержится ужин.
        — Прекрасные блюда, вышедшие из-под ее умелых рук, не должны пропадать. Возможно, вы и остальные работники воздадите должное усилиям миссис Беале?
        — Получается, ваша гостья не придет?
        — Очевидно, нет.
        Хелена возмущенно уперла руки в бока:
        — До чего ж невоспитанная девица! Вот кто она! Надо же, не хватило хороших манер даже на то, чтобы отправить записку с извинениями, раз уж…
        — Вы забываетесь, мадам,  — тихо рыкнул Сэйтан. В его словах нельзя было не распознать гнева — и угрозы.
        Экономка поспешно отпрянула от стола:
        — Я… я прошу прощения, Повелитель.
        Несколько смягчившись, Сэйтан сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.
        — Если она не смогла прийти, очевидно, у нее имелись на то серьезные причины. Не спешите судить ее, Хелена. Если она окажется здесь и у вас появятся какие-нибудь жалобы, подходите прямо ко мне, и я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы уладить любые проблемы. Но не осуждайте ее.
        Повелитель Ада медленно подошел к двери.
        — Пожалуйста, не распускайте людей. Пусть все будут готовы обслужить любых гостей, которые могут прибыть сюда. И, пожалуйста, ведите учет всех, кто приходит и уходит — особенно если они при этом интересуются Леди. Никто не войдет сюда, не назвавшись предварительно. Это ясно?
        — Да, Повелитель,  — ответила Хелена.
        — Наслаждайтесь ужином, дорогая моя.
        С этими словами Сэйтан вышел.
        Он направлялся к своему личному кабинету по каменному коридору, расположенному глубоко под Залом в Темном Королевстве. Повелитель Ада давно покинул маленькие покои и вернулся в свои комнаты на несколько этажей выше. Однако, по мере того как проходили дни и недели, он обнаружил, что то и дело возвращается. Просто так, на всякий случай.
        Внезапно из тени возле кабинета вышла стройная фигура. От мальчика волнами исходило беспокойство. Сэйтан поспешно отпер дверь и поманил его внутрь. Один взгляд, брошенный на свечи, заставил их вспыхнуть и озарить комнату мягким сиянием, затушевав углы и воскрешая ощущение безграничной власти Повелителя.
        — Не присоединишься ли ко мне за бокалом ярбараха, Чар?  — Не дожидаясь ответа, Сэйтан наполнил два сосуда вином из графина, стоявшего на столе, и немного подогрел содержимое одного из них тоненьким язычком колдовского огня. А затем вручил бокал Чару.
        Рука мальчика дрожала, когда он принимал кубок из рук Повелителя, а в глазах по-прежнему плескался страх.
        Чувствуя беспокойство, Сэйтан подогрел вино и для себя, а затем опустился в кресло у камина.
        Чар быстро осушил бокал. Быстрая улыбка мелькнула на его губах, пока мальчик наслаждался вкусом последнего глотка. Он посмотрел в лицо Повелителю, на котором редко отражались какие-либо эмоции, и отвел взгляд. Чар попытался что-то сказать, но не сумел произнести ни звука. Прочистив горло, он попробовал снова.
        — Вы ее видели?  — спросил он надломленным шепотом.
        Сэйтан отхлебнул немного кровавого вина, прежде чем ответить.
        — Нет, Чар, я не видел ее уже три месяца. А ты?
        Тот покачал головой:
        — Нет, но… на острове начали происходить странные вещи. Пришли другие.
        Сэйтан наклонился вперед:
        — Другие? То есть не дети?
        — Дети, да, но… когда они появляются, что-то происходит. Они приходят не через Врата и находят дорогу на остров не с помощью Ветров. Они идут…  — Чар покачал головой, пытаясь подобрать слова.
        Сэйтан понизил голос, звучавший теперь как мягкое, ласковое гудение:
        — Ты впустишь меня, Чар? Позволишь мне самому взглянуть?
        Облегчение так ясно читалось на лице мальчика, что Сэйтану еще больше стало не по себе. Откинувшись на спинку кресла, он потянулся к сознанию мальчика своим, обнаружил, что все барьеры уже сняты, и проследовал следом за Чаром к воспоминанию о том, что он увидел и что так сильно обеспокоило его.
        Сэйтан со свистом выдохнул, узнав то, что ему открылось, и разорвал связь так быстро, как только мог, не причинив вреда мальчику.
        Когда Джанелль научилась делать это?!
        — Что это такое?  — спросил Чар.
        — Мост,  — ответил Сэйтан. Он осушил бокал и вновь наполнил его, немало удивившись тому, что рука не дрожит. Ему казалось, что все нервы трепещут и вот-вот разорвутся.  — Эта штука называется мост.
        — Она очень мощная.
        — Нет, сам по себе мост не обладает силой.  — Он встретился с испуганным взглядом Чара и наконец позволил мальчику понять, что и сам отнюдь не спокоен.  — А вот тот, кто создал этот мост, очень и очень могуществен.  — Поставив бокал на стол, Сэйтан наклонился вперед, опустив локти на колени и положив подбородок на сцепленные пальцы.  — А откуда эти дети появляются? Они говорят что-нибудь?
        Чар облизнул губы.
        — Из какого-то места под названием Брайарвуд. Они отказываются говорить, деревня это, город или Край. Пришельцы сказали только, что друг рассказал им об этом острове и показал дорогу.  — Он поколебался, вдруг засмущавшись.  — Возможно, вы бы хотели прийти и посмотреть? Возможно… вы что-нибудь поймете.
        — Отправимся прямо сейчас?  — спросил Сэйтан, поднимаясь и одергивая рукава пиджака.
        Чар устремил взгляд в пол.
        — Должно быть, жуткое место этот Брайарвуд.  — Он поднял глаза на Повелителя, безмолвно моля об утешении.  — Почему она решила отправиться в такое ужасное место?
        Подняв Чара на ноги, Сэйтан приобнял мальчика за плечи и ощутил еще большее беспокойство, когда тот прислонился к нему, очевидно нуждаясь в поддержке.
        Повелитель Ада шел медленно и уверенно, капля за каплей наполняя мальчика физической силой и ощущением безопасности. Когда плечи Чара снова начали расправляться, Сэйтан небрежно убрал руку.
        Три месяца. От нее не было вестей уже три месяца. А теперь дети путешествуют по мосту на остров килдру дьятэ.
        Новые умения Джанелль заинтриговали бы его, если бы вопрос Чара не продолжал пульсировать в крови, ударяясь в виски снова и снова.
        Почему она отправилась в такое ужасное место? Почему, почему, почему?
        И куда именно?

5. Террилль

        — Брайарвуд?  — Кассандра, воспользовавшись Даром, подогрела два бокала ярбараха.  — Нет, я никогда не слышала о Брайарвуде. Где это?  — Она вручила один бокал Сэйтану.
        — В Террилле, так что, вполне возможно, это место находится где-то на Шэйллоте,  — отозвался Повелитель Ада, отхлебнув немного вина.  — Может, это какой-то городок или деревенька рядом с Белдон Мором. У тебя, случайно, нет карты этого проклятого острова?
        Кассандра покраснела:
        — Вообще-то есть. Я отправлялась на Шэйллот как-то раз. Нет, не в Белдон Мор,  — торопливо добавила она.  — Сэйтан, я была вынуждена поехать туда, потому что… в общем, происходило что-то очень странное. Периодически в Паутинах появляется странное ощущение, как будто…  — Она разочарованно вздохнула, не в силах подобрать слова.
        — Кто-то дергал их, а затем сплетал вместе, заставляя дрожать,  — сухо закончил за нее Сэйтан. Он провел не один час, копаясь вместе с Джеффри в книгах, посвященных Ремеслу, чтобы узнать такую малость, но они до сих пор не сумели понять, как именно Джанелль сумела это сделать.
        — Именно,  — подтвердила Кассандра.
        Сэйтан наблюдал за тем, как она призывает карту и расправляет ее на кухонном столе.
        — Ты чувствовала, как Джанелль строила мост.  — Он быстрым движением поймал бокал ярбараха, выпавший из руки бывшей Королевы. Поставив оба кубка на стол, он подвел женщину к скамейке, стоявшей у камина, и обнял, поглаживая ее волосы и шепча утешительные слова.
        Через некоторое время Кассандра перестала дрожать и снова заговорила.
        — Но ведь мост строится совсем иначе!  — напряженно возразила она.
        — Точнее, если бы за дело взялись ты или я — точнее, попытались бы,  — мы бы сделали это по-другому. Нет.
        — Только Кровь на пике развития своего Дара может построить мост, который покрывает любое расстояние, а значит, стоит усилий. Я сомневаюсь, что в Террилле остался хоть один человек, обладающий нужными знаниями или умениями.  — Она оттолкнула его и нахмурилась, когда Повелитель и не подумал отстраняться.  — Ты должен поговорить с ней об этом, Сэйтан. В самом деле, пришло время. Она слишком молода, чтобы использовать эту сторону Ремесла. И почему вообще Джанелль принялась строить мост, когда может путешествовать на Ветрах?
        Сэйтан по-прежнему гладил волосы женщины, прижимая ее голову к своему плечу. Она знала Джанелль уже пять лет, но до сих пор никак не могла понять, с чем именно имеет дело. Кассандра не понимала, что эта девочка была не просто юной Королевой, которая однажды станет Ведьмой. Это превращение уже завершилось. Но здесь и сейчас Сэйтан чувствовал, что и сам всего не понимает.
        — Она сама не пользуется мостом, Кассандра,  — осторожно произнес он.  — Она посылает в путь других. Тех, кто не смог бы прийти иным способом.
        Напугает ли правда ее так же сильно, как его самого? Скорее всего, нет. Она ведь не видела этих детей.
        — А откуда они приходят?  — с беспокойством поинтересовалась Кассандра.
        — Из Брайарвуда, что бы это ни было.
        — И куда попадают?
        Сэйтан сделал глубокий вдох.
        — На остров килдру дьятэ.
        Кассандра изо всех сил оттолкнула его и неровной походкой направилась к столу. Она схватилась за край крышки, чтобы удержаться на ногах.
        Сэйтан наблюдал за ней не без облегчения — в конце концов, Кассандра, конечно, была напугана, но не утратила способность мыслить здраво. Он немного подождал. Вскоре женщина взяла себя в руки. Сэйтан заметил тот миг, когда она перестала размышлять и прикидывать, какое могущество потребовалось бы для этого.
        — Она строит мост отсюда в Ад!
        — Да.
        Кассандра отбросила с лица выбившийся локон. Вертикальная складка между бровями углубилась, когда бывшая Королева задумалась. Она покачала головой:
        — Королевства нельзя соединить вот так.
        Сэйтан снова взял свой бокал с ярбарахом и залпом осушил его.
        — Очевидно, если построить такой мост, возможно все.  — Он задумчиво рассматривал карту, начиная с южного конца острова и продвигаясь взглядом на север к Белдон Мору, изучая дюйм за дюймом и постукивая по столу длинными ногтями.  — Здесь ничего нет. Если это маленькая деревушка рядом с Белдон Мором, то, возможно, ее сочли недостаточно значительной, чтобы отмечать на карте.
        — Если это вообще деревушка,  — пробормотала Кассандра.
        Сэйтан замер на месте.
        — Что ты сказала?
        — А что, если это просто место? Очень многие неприметные местечки обладают своими именами, Сэйтан.
        — Да,  — протянул он. Его взгляд, казалось, был устремлен в пустоту. Но в каком месте с детьми могли сотворить такое? Он раздраженно зарычал.  — Джанелль прячет что-то за этим чертовым туманом, Кассандра. Именно поэтому она не хочет, чтобы в этот город входил кто-либо из Темного Королевства. Кого Джанелль защищает?
        — Сэйтан.  — Кассандра осторожно коснулась его руки своей ладонью.  — Возможно, она просто пытается защитить саму себя.
        Золотистые глаза Сэйтана тут же приобрели резкий, яркий желтый цвет. Он отдернул руку, вскочил на ноги и заходил по комнате.
        — Я бы никогда и ни за что не причинил ей вред. Джанелль достаточно хорошо знает меня, чтобы понимать это.
        — Я верю, что она знает: ты не причинишь ей вред намеренно.
        Сэйтан развернулся на пятках грациозным движением.
        — Ну, скажи то, что хочешь, Кассандра, и покончим с этим.  — Его голос, очень тихий и вкрадчивый, нес в себе рокот грома и лавину поднимающейся ярости.
        Кассандра также начала двигаться по комнате, медленно обходя стол, чтобы он оказался между ними. Впрочем, в случае чего эта хитрость Сэйтана не остановит.
        — Дело не только в тебе, Сэйтан. Неужели ты не понимаешь?  — Она развела руками, безмолвно умоляя прислушаться к ее словам.  — Есть еще я, и Андульвар, и Протвар, и Мефис тоже!
        — Они бы не сделали ей ничего плохого,  — холодно возразил тот.  — За тебя, уж извини, не ручаюсь.
        — Ты оскорбляешь меня!  — резко воскликнула Кассандра и сделала глубокий вдох, пытаясь немного успокоиться.  — Ну хорошо. Допустим, ты сегодня появишься на пороге ее дома. А что потом? Не думаю, что ее родные знают о тебе — да вообще о ком-либо из нас. Ты не подумал, каким потрясением будет для них внезапно услышать о ваших отношениях? Что, если они решат бросить ее?
        — Она может жить со мной!  — прорычал Сэйтан.
        — Сэйтан, будь же благоразумен! Ты что, хочешь, чтобы девочка выросла в Аду, играя с мертвыми детьми, до тех пор, пока не забудет окончательно, каково это — находиться среди живых? Почему ты хочешь для нее такой участи?
        — Мы могли бы жить в Кэйлеере.
        — Как долго? Не забывай, кто ты такой, Сэйтан. Как ты думаешь, ее маленькие друзья охотно будут приходить в дом Повелителя Ада?
        — Стерва,  — прошипел он. Голос Сэйтана сочился ядом и болью. Он плеснул в бокал ярбараха, выпил его ледяным и скривился от мерзкого вкуса.
        Кассандра опустилась на стул, слишком ослабев, чтобы держаться на ногах.
        — Может, я и стерва, но твоя любовь — это роскошь, которую Джанелль не может себе позволить. Она намеренно отгородила свой мир от нас всех и больше не появляется здесь. Неужели это ни о чем тебе не говорит? Никто, даже ты, не видел девочку на протяжении последних трех месяцев.  — Она слабо улыбнулась ему.  — Возможно, мы просто были ступенью, которую ей нужно было преодолеть.
        На челюсти Сэйтана дернулся мускул. В его глазах появилось странное, почти сонное выражение. Когда Повелитель наконец заговорил, его голос звучал мягко, но был наполнен смертельным ядом.
        — Я — не просто ступень, моя госпожа. Я — ее якорь, ее меч и щит.
        — Ты говоришь так, словно служишь ей.
        — Я и впрямь служу ей, Кассандра. Некогда я служил тебе, и на славу, но эти времена прошли. Я — Верховный Князь. Я понимаю Законы Крови, которые имеют силу в таких случаях, и первый из них гласит, что мужчины призваны не служить, но защищать.
        — А если она не нуждается в твоей защите и не хочет ее?
        Сэйтан сел напротив бывшей Королевы, слегка сжав руки на коленях.
        — Когда она создаст собственный двор, то может выбросить меня прочь, если это будет ей угодно. Но до тех пор…  — Слова угасли.
        — Возможно, имеется и другая причина отпустить ее.  — Кассандра сделала глубокий вдох.  — Несколько дней назад ко мне приходила Геката.  — Она вздрогнула, когда Сэйтан зашипел от гнева, но продолжила: — Если говорить коротко, то она пришла поглядеть на твое новое развлечение.
        Сэйтан пораженно уставился на Кассандру. Бывшей Королеве хотелось, чтобы он отнесся к этому легко и спокойно, отбросил недавнее появление бывшей супруги, словно оно не имело ни малейшего значения! Но нет, эта женщина определенно осознавала опасность. Ей просто не хотелось ощутить на себе его гнев.
        — Продолжай,  — с обманчивой мягкостью произнес он. Беспокойство, тут же вспыхнувшее в глазах Кассандры, было ему хорошо знакомо. Точно такое же выражение Повелитель видел в глазах каждой женщины, которая оказывалась в его постели после того, как он начал носить Черный Камень. Даже Геката ощутила нечто похожее, хотя сумела на время скрыть это чувство, преследуя собственные цели. Но Кассандра была Ведьмой и сама носила Черный Камень. И сейчас Сэйтан впервые возненавидел ее за этот страх. За то, что она боялась его.  — Продолжай,  — повторил он.
        — Я не думаю, что произвела на нее сильное впечатление,  — поспешно произнесла Кассандра.  — Мне показалось, что она вообще не поняла, кем я была. Однако она заметно забеспокоилась, осознав, что я Хранительница. В любом случае Гекату куда больше интересовало, что я знаю о ребенке, который может представлять для тебя интерес. Об этом «молодом барашке для праздничного стола», как она выразилась.
        Сэйтан яростно выругался.
        Кассандра невольно вздрогнула.
        — Она из кожи вон лезла, рассказывая мне о твоем увлечении нежной детской плотью, очевидно надеясь, что пробудившаяся ревность сделает меня ее надежной союзницей.
        — И что ты ей ответила?
        — Что твои интересы сосредоточены на восстановлении Алтаря Тьмы, названного в честь Королевы, которой ты однажды служил. Я сообщила, что мне безумно польстило мнение, будто ты можешь найти меня интересной, но оно, к сожалению, в корне лишено оснований.
        — Возможно, мне стоит несколько исправить это впечатление.
        Кассандра одарила его нахальной улыбкой, но в ее глазах снова заплескался страх.
        — Я не связываюсь с кем попало, Князь. Каковы ваши достоинства?
        Сэйтан назло обошел стол, поднял Кассандру на ноги и прильнул к ее губам в долгом, нежном поцелуе.
        — У меня достоинств больше, чем у кого бы то ни было, госпожа,  — шепнул он, наконец отстранившись. Повелитель отпустил женщину, сделал шаг назад и набросил плащ на плечи.  — К сожалению, я должен быть в другом месте.
        — И как долго ты собираешься ждать ее?
        Как долго? Темные ведьмы, сильные ведьмы, могущественные ведьмы. Они всегда были готовы взять то, что он предлагал, как в постели, так и за ее пределами, но при этом ни одна не любила его, не доверяла ему. Все боялись его. А теперь появилась Джанелль. Сколько придется ждать?
        — До тех пор, пока она не вернется.

6. Ад

        Ножом он полоснул по нервам, настойчивый и пронзительный.
        Застонав во сне, Сэйтан перевернулся и натянул одеяло на плечи.
        Покалывание никуда не исчезло. Это был зов. Призыв.
        Только для носителей Черного.
        Сэйтан открыл глаза в угольно-чернильной тьме комнаты, прислушиваясь как на физическом, так и на ментальном уровне.
        Пронзительный крик ярости и отчаяния затопил его сознание.
        — Джанелль,  — прошептал он, вздрогнув, когда босые ноги ступили на холодный каменный пол. Натянув кое-как халат, он вышел в коридор, затем остановился, не зная, куда идти. Собравшись с силами, он отправил громкий мысленный призыв по Черным нитям. «Джанелль!»
        Никакого ответа. Только то же покалывание, щедро приправленное страхом, отчаянием и яростью.
        Она по-прежнему была в Террилле. Эта мысль пронзила его разум, когда Сэйтан помчался вперед по извилистым коридорам Зала. Не было времени гадать, каким образом Джанелль сумела перебросить эту мысль-призыв через Королевства. Ни на что больше не было времени. Его Госпожа была в беде — и совершенно недосягаема.
        Сэйтан вбежал в Зал, проигнорировав жгучую боль в ноге. Силой мысли распахнул двойные двери, ведущие прочь из помещения. Он помчался дальше по широким ступенькам и обогнул здание, направляясь к отдельному строению, где располагался Алтарь Тьмы.
        Хватая ртом воздух, Повелитель сорвал железные ворота с петель и вошел в просторную комнату. Его руки тряслись, когда Сэйтан ставил серебряный канделябр с четырьмя свечами в центре гладкого черного камня. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, он зажег три черных свечи, представлявшие три Королевства, в должном порядке, чтобы открыть Врата между Адом и Терриллем. Затем загорелась свеча в центре треугольника, созданного остальными тремя. Она воплощала в себе Сущность и призывала силу Врат. Сэйтан нетерпеливо ждал, пока стена позади Алтаря медленно превращалась из камня в туманную дымку, открывая проход между Королевствами.
        Повелитель Ада шагнул в туман. Четвертый шаг наконец вывел его наружу, в разрушенный храм, где находился Алтарь Тьмы Террилля. Проходя мимо, Сэйтан не мог не отметить, что черные свечи в потускневшем канделябре почти прогорели, и невольно задумался, почему этот Алтарь использовали так часто. Вскоре он уже оказался снаружи, и времени гадать больше не было.
        Он призвал силу Черного Камня и направил призыв по прочной ментальной нити.
        «Джанелль!»
        Сэйтан ожидал ответа, борясь с искушением вскочить на Черный ветер и отправиться на Шэйллот. Если он сейчас пустится в путешествие таким образом, то потеряет возможность связаться с ней на несколько часов. К тому времени уже может быть слишком поздно. «Джанелль!» — снова позвал он.
        «Сэйтан? Сэйтан!» Ее голос доносился с другого конца Королевства и звучал как надломленный шепот.
        «Ведьмочка!» Он влил всю силу в эту ненадежную связь.
        «Сэйтан, прошу тебя… Я должна… мне нужно…»
        «Борись, ведьмочка, борись! У тебя хватит силы!»
        «Мне нужно… я не знаю, как… Сэйтан, пожалуйста…»
        Даже у Черного Камня были свои пределы. Скрипя зубами, Сэйтан выругался, когда длинные ногти врезались в ладони, и по ним потекли тонкие струйки крови. Если он сейчас потеряет ее… Нет. Он не потеряет ее. Что бы ни пришлось сделать, он отыщет способ передать Джанелль то, в чем она отчаянно нуждается.
        Но эта связь между ними была настолько непрочной, что ее могло разорвать все, что угодно, к тому же внимание девочки было сосредоточено на чем-то другом. Если сейчас ниточка оборвется, он не сумеет охватить мыслью все Королевство и снова ее отыскать. Удерживать связь со своей стороны было невероятно тяжело, Черный Камень опустошался с невероятной скоростью. Сэйтану не хотелось даже думать о том, чего ей должна была стоить успешная попытка дотянуться до него — в Ад. Если только удастся воспользоваться кем-то другим в качестве точки перехода, если он сможет переплести свою силу с чужой хотя бы на минуту… Кассандра? Слишком далеко. Если он сейчас потратит оставшуюся энергию на бесплодные поиски, то наверняка утратит связь с Джанелль.
        Но ему отчаянно нужна чужая сила!
        И неожиданно он нашел ее источник. Настороженный, рассерженный, настойчивый. Еще один разум на Черной ментальной нити, устремленный к западу. В направлении Шэйллота.
        Еще один мужчина.
        Сэйтан застыл. Только один мужчина, кроме него, носил Черный Камень.
        «Кто ты?» — донесся до него глубокий, бархатный голос с грубоватой, соблазнительной хрипотцой. Опасный голос.
        Что он мог сказать? Точнее, что он мог осмелиться сказать своему сыну, которого любил всего несколько коротких лет, прежде чем его заставили отойти в сторону? Не было времени восстановить их отношения. Точно не сейчас. Поэтому Повелитель Ада предпочел назваться титулом, который не слышали в Террилле уже тысячу семьсот лет.
        «Я — Верховный Жрец Песочных Часов».
        Между ними пробежала легкая дрожь. Настороженное признание, которое таковым не являлось. Это могло означать только одно: Деймон уже слышал этот титул раньше, но не знал человека, который его носил.
        Сэйтан сделал глубокий вздох.
        «Мне нужна твоя сила, чтобы удержать эту связь».
        Долгая пауза.
        «Зачем?»
        Сэйтан скрипнул зубами, не осмеливаясь уходить мыслями прочь от хрупкой связи.
        «Я не могу дать ей знание, в котором она нуждается, а если она не получит его, возможно, ее уничтожат».
        Даже несмотря на отсутствие настоящей связи между ними, он почувствовал, что Деймон взвешивает услышанное.
        Внезапно поток чистой, едва контролируемой Черной силы захлестнул его, и Деймон сказал:
        «Возьми то, что тебе нужно».
        Сэйтан зачерпнул чужую силу, безжалостно осушая ее источник, и отправил острую как нож мысленную стрелу в сторону Шэйллота.
        «Госпожа!»
        «Помоги…»
        Сколько отчаяния было в этом слове.
        «Возьми то, что тебе нужно». Слова Кодекса. Слова службы. Слова повиновения.
        Сэйтан отбросил все внутренние барьеры, предоставляя Джанелль свободный доступ ко всему, что знал, всему, чем он был. Он упал на колени и схватился за голову, уверенный, что его череп треснет от той боли, которую на него обрушила девочка, копаясь в его разуме, словно открывая и закрывая буфеты и расшвыривая содержимое в лихорадочном поиске нужных вещей. Ей потребовалось лишь одно мгновение. Сэйтану показалось, что оно продлилось вечно. Наконец Джанелль вышла из его сознания, и связь с ней ослабла.
        «Спасибо тебе,  — отдаленный шепот, еле слышный.  — Спасибо тебе».
        Второе «спасибо» было предназначено не для него.
        Сэйтану показалось, что прошло несколько часов, а не минут, прежде чем его руки наконец безвольно упали на бедра, и он запрокинул голову, глядя в небо, на котором занимался фальшивый рассвет. Потребовалась еще минута, чтобы осознать: он не один и чужой разум по-прежнему слегка соприкасается с его собственным, излучая теперь не только настороженность.
        Сэйтан поспешно опустил внутренние щиты.
        «Ты сделал доброе дело, Князь. Я благодарю тебя… от ее имени». Он предусмотрительно начал отдаляться от существующей между ними связи, не уверенный, что сейчас выдержит столкновение с Деймоном.
        Но его сын последовал примеру отца, очевидно измотанный до предела.
        Когда связь уже угасала, за мгновение до того, как Сэйтан оказался наедине с собой, до него донесся слабый голос Деймона, сочащийся мягкой, но выразительной угрозой:
        «Не становись у меня на пути, Жрец».


        Схватившись за один из столбиков своей кровати с высоким пологом, Деймон кое-как поднялся на ноги. В тот же момент распахнулась дверь, и в комнату осторожно вошли шесть охранников.
        Обычно это было бы достаточной причиной для того, чтобы испугаться, но не сегодня. Даже если бы Деймон не осушил только что источник своей силы до последней капли, он не стал бы бороться. Сегодня ночью, что бы с ним ни произошло, он не будет сопротивляться: ему необходимо выиграть время, потому что ей, где бы она ни была, отчаянно требовалась возможность восстановить силы.
        Охранники взяли его в кольцо и вывели на залитый ярким светом внешний двор. Увидев два столба с кожаными ремешками, укрепленными сверху и снизу на каждом, он на кратчайший миг замешкался.
        Леди Корнелия, нынешняя Королева, купившая его услуги у Доротеи Са-Дьябло, стояла возле столбов. Ее глаза ярко сверкали, а голос сочился возбуждением.
        — Раздеть его.
        Деймон сердито оттолкнул руки стражников и начал раздеваться, когда стрела боли Кольца Повиновения на мгновение вышибла из него дух. Он поднял глаза на Корнелию и опустил руки.
        — Раздеть его,  — повторила она.
        Грубые руки стянули остатки одежды и потащили его к столбам. Охранники крепко привязали его запястья и лодыжки к деревянным колышкам, затягивая кожаные ремни до тех пор, пока не распяли окончательно, лишив Деймона возможности даже пошевелиться.
        Корнелия улыбнулась:
        — Рабу запрещено использовать Камни. Рабу запрещено прибегать к Дару, не считая основ Ремесла, как тебе прекрасно известно.
        Да, он это знал. Не менее четко Деймон отдавал себе отчет и в том, что Корнелия обязательно почувствует высвобождение такого количества темной силы и накажет его за это. Для большинства мужчин одна угроза боли — особенно причиняемой Кольцом Повиновения — была достаточной причиной, чтобы оставаться в подчинении. Но он научился встречать муку как нежную любовницу и использовал пытку, чтобы подогревать свою ненависть к Доротее. А заодно ко всем и всему, что было с ней связано.
        — Наказание за подобное непослушание — пятьдесят плетей,  — произнесла Корнелия.  — Считать будешь ты сам. Если пропустишь хоть один удар, они будут сыпаться снова и снова, пока не назовешь верную цифру. Если собьешься, счет начнется сначала.
        — Что же скажет леди Са-Дьябло, узнав о том, как вы обращаетесь с ее собственностью?  — издевательски поинтересовался Деймон, заставляя себя говорить ровно и уверенно.
        — Учитывая обстоятельства, я не думаю, что леди Са-Дьябло стала бы возражать,  — мило отозвалась Корнелия. Затем изменившимся голосом, хлестким, как удар плетью, она приказала: — Начинайте!
        Деймон услышал свист до того, как ощутил обжигающий удар. На краткое мгновение по его телу пробежала странная, ненормальная дрожь удовольствия, но потом мышцы вспомнили боль, узнали ее. Он резко втянул воздух сквозь зубы.
        — Один.
        За все нужно платить.
        — Два.
        Кодекс Крови или же часть кодекса чести?
        — Три.
        Он никогда не слышал о Верховном Жреце Песочных Часов — до тех пор, пока не нашел предупреждение Сюрреаль, но в этом чужом разуме было и что-то очень знакомое…
        — Четыре.
        Кто же, кто же был Жрецом?
        — Пять.
        Верховный Князь…
        — Шесть.
        Вроде него самого…
        — Семь.
        Который к тому же носил Черный Камень.
        — Восемь.
        Что ж, за все надо платить.
        — Девять.
        Кто научил его этому?
        — Десять.
        Он старше. Более опытен.
        — Одиннадцать.
        Находился к востоку отсюда.
        — Двенадцать.
        А она — к западу.
        — Тринадцать.
        Он не знал, кто она, зато знал, что она собой представляет.
        — Четырнадцать. Пятнадцать.
        За все надо платить.


        Охранники волоком притащили его обратно в комнату и заперли дверь.
        Деймон тяжело упал на ладони и колени. Прижавшись лбом к полу, он попытался усилием воли приглушить обжигающую боль в спине, ягодицах и ногах — хотя бы для того, чтобы подняться на ноги. Пятьдесят ударов, и каждый раз плеть разрывала хлестким языком его плоть. Пятьдесят ударов. Но ни одним больше. Деймон ни разу не сбился со счета, несмотря на всплески боли, посылаемые Корнелией через Кольцо Повиновения в тщетных попытках отвлечь его.
        Медленно встав, мужчина с трудом заставил себя принять почти вертикальную позицию и побрел в ванную, не сумев заглушить стонущие всхлипы, которыми невольно сопровождался каждый шаг.
        Наконец оказавшись в нужной комнате, он оперся дрожащей рукой о стену и повернул оба крана, чтобы наполнить ванну теплой водой. Зрение то и дело размывалось, все тело дрожало от боли и переутомления. Только с третьей попытки Деймону удалось призвать свой запас целительных принадлежностей. Затем ушло не меньше минуты на то, чтобы прояснить зрение и отыскать нужную банку.
        Эти истолченные в порошок травы, смешанные с водой, очищали раны, приглушали боль и начинали процесс исцеления, ускоряя его в несколько раз — разумеется, если удастся сосредоточиться как следует и если суметь дотянуться достаточно далеко до глубин своей души, чтобы зачерпнуть необходимую силу. Чтобы исцелить разорванную плетьми плоть, потребуется прибегнуть к Ремеслу.
        Губы Деймона изогнулись в мрачной улыбке, когда он осторожным движением выключил воду. Если бы он сейчас отправил по Черной нити призыв, если бы попросил Жреца о помощи, то получил бы ее? Вряд ли. Этот человек не был врагом. Пока не был. Но Сюрреаль правильно поступила, оставляя ему записки, предупреждавшие о Жреце.
        Деймон не удержался от вскрика, когда баночка выскользнула из неловких пальцев и разбилась вдребезги о пол ванной. Он упал на колени и громко зашипел, порезавшись об один из осколков. Князь смотрел на рассыпавшийся порошок, чувствуя, как в глазах собираются слезы — настолько сильны были боль и разочарование. Без этих трав, возможно, удастся кое-как залечить раны, возможно, даже полностью остановить кровь… но останутся шрамы. Деймону не нужно было смотреть в зеркало, чтобы представлять себе, как именно он после этого будет выглядеть.
        — Нет!  — Он и сам не заметил, как отправил мысленный призыв о помощи. Он просто пытался выплеснуть нахлынувшие чувства.
        Через минуту, когда он по-прежнему стоял на полу в ванной, дрожа и пытаясь не выпускать всхлипов, которые упорно срывались с губ, к его плечу прикоснулась чья-то рука.
        Деймон развернулся на месте. Дикий взгляд блуждал, зубы оскалены.
        В комнате не было никого, кроме него. Ощущение прикосновения тоже пропало. Но в ванной определенно чувствовалось чье-то присутствие. Чужое, незнакомое… и вместе с тем…
        Деймон пустил мысленный импульс по комнате, но ничего не обнаружил. И все же этот неизвестный оставался здесь, походил на что-то, видимое только уголком глаза и исчезающее, как только пытаешься приглядеться. Тяжело дыша, Деймон ждал.
        Прикосновение, которое вскоре повторилось, было неуверенным, осторожным. Он вздрогнул, когда неизвестный мягко ощупал его спину. Вздрогнул, потому что, наряду с беспокойством и усталостью, это прикосновение было пропитано холодным, ледяным гневом.
        Измельченные травы и разбитая банка исчезли без следа. Через мгновение над ванной завис медный шарик, изрешеченный отверстиями вроде тех, что используются при приготовлении чая, и опустился в воду. Маленькие призрачные ладошки, мягкие и в то же время сильные, помогли Деймону осторожно опуститься в ванну.
        Он охнул, когда открытые раны коснулись воды, но руки упорно давили на плечи, заставляя опускаться все ниже и ниже, до тех пор пока мужчина не вытянулся на спине, погрузившись в воду. Через мгновение он понял, что больше не чувствует прикосновения этих рук. Обеспокоенный мыслью о том, что связь могла прерваться, он попытался подняться и сесть. Однако в тот же миг Деймон обнаружил, что чужие руки не позволяют ему сделать это.
        Он расслабился и вскоре осознал, что вся кожа словно онемела от подбородка до кончиков пальцев. Деймон больше не чувствовал боли. Благодарно вздохнув, он откинул голову на край ванны и закрыл глаза.
        Его омыла сладостная, странная темнота. Деймон застонал — но уже не от боли, а от наслаждения.
        Странно. Как, оказывается, может блуждать разум. Мужчина готов был поклясться, что чувствует запах моря и силу волн. За ними последовал богатый, насыщенный аромат вскопанной земли после теплого весеннего дождя. И благословенное тепло солнечного света тихим летним днем. Чувственное удовольствие, когда обнаженное тело скользит по чистым, прохладным простыням.
        Когда Деймон неохотно открыл глаза, ее ментальный аромат еще держался в комнате, но он понял, что она ушла. Князь шевельнул ногой в остывшей воде. Медный шарик тоже исчез.
        Деймон осторожно выбрался из ванны, открыл сливное отверстие и покачнулся, не зная, что делать дальше. Наконец он решился и потянулся за полотенцем. Промокнув торс спереди, чтобы немного обсохнуть, он остановился, не решаясь коснуться спины. Стиснув зубы, Деймон повернулся к зеркалу и обернулся через плечо. Лучше сразу узнать, насколько серьезен нанесенный ущерб.
        Он потрясенно уставился в зеркало.
        На золотисто-коричневой коже виднелись только пятьдесят белых линий, словно их начертили мелом на доске. Они казались очень хрупкими — придется несколько дней быть очень и очень осторожным, прежде чем раны окончательно заживут, но Деймон был исцелен. Если они не откроются повторно, эти линии скоро исчезнут, не оставив шрамов.
        Деймон осторожно подошел к постели и опустился на живот, дюйм за дюймом подтягивая руки вверх до тех пор, пока они не оказались под подушкой, поддерживая голову. Было тяжело не заснуть и еще тяжелее не думать о том, как цветочный луг серебрится в лунном свете. Очень трудно…
        Кто-то вновь прикасался к его спине. Деймон не сразу почувствовал осторожные поглаживания. Он подавил мгновенно вспыхнувшее желание открыть глаза. Все равно смотреть не на что, к тому же если она поймет, что он уже не спит, то может отпрянуть.
        Ее прикосновение было уверенным, мягким, знающим. Призрачные руки скользили по его спине медленными, плавными движениями. Прохладные, успокаивающие, утешающие.
        Где же она была? Очевидно, далеко отсюда. Каким образом ей удалось дотянуться до него? Деймон не знал ответа на этот вопрос. Честно говоря, ему было все равно. Он просто целиком отдавался наслаждению, вызываемому этими призрачными прикосновениями руки, которую однажды он почувствует во плоти.
        Когда она снова ушла, Деймон медленно опустил одну руку, завел ее за спину и осторожно прикоснулся к коже. Он непонимающе уставился на пальцы, покрытые густым бальзамом, а затем вытер их о простыню. Его глаза закрылись. Не было смысла бороться со сном, в котором он так отчаянно нуждался.
        Однако прежде, чем Деймон успел подчиниться неизбежности, он вновь вернулся к размышлениям о том, какая ведьма могла бы прийти на помощь незнакомцу, и без того утомленная собственными страданиями, и исцелить его раны.
        — Не становись на моем пути, Жрец,  — снова пробормотал он и провалился в сон.



        Глава 4


1. Ад

        Сэйтан захлопнул книгу и с силой швырнул ее на стол, дрожа от гнева.
        Прошел целый месяц с того дня, когда он услышал неожиданную мольбу о помощи. Целый месяц ожидания, надежды получить хоть какую-нибудь весточку, знак, что с ней все в порядке. Он пытался войти в Белдон Мор, но Кассандра оказалась права. Ментальная завеса, окружавшая город, была преградой, которую могли ощутить только мертвые, которая не давала им проникнуть в столицу. Джанелль, очевидно, не решалась рисковать тем, что скрывала эта завеса, и ее недоверие для Сэйтана было хуже удара ножа в сердце.
        Погруженный в свои гневные мысли, он не сразу осознал, что в кабинете есть кто-то еще,  — до тех пор, пока не услышал, как его второй раз позвали по имени.
        — Сэйтан?  — В этом утомленном, тоненьком голосе было столько боли и мольбы…  — Пожалуйста, не сердись на меня.
        Его зрение тут же затуманилось, предметы расплылись перед глазами. Ногти вонзились в стол черного дерева, процарапав бороздки в твердой как камень крышке. Сэйтан хотел излить весь страх и гнев, которые нарастали в нем со дня их последней встречи, происшедшей несколько месяцев назад. Он хотел бы хорошенько встряхнуть ее за то, что она осмелилась просить его усмирить свою ярость. Но вместо этого Повелитель Ада сделал глубокий вдох, нацепил на лицо отстраненную, нейтральную маску и повернулся к ней.
        От одного ее вида Сэйтану стало плохо.
        Джанелль превратилась в скелет, обтянутый кожей. Некогда яркие сапфировые глаза запали, потерявшись в темных кругах. Золотистые волосы, которые он так любил гладить, теперь висели безжизненными, тусклыми прядями вокруг лица, покрытого синяками. На запястьях и лодыжках остались синяки и ссадины от веревок, а также струйки засохшей крови.
        — Подойди,  — произнес он ровным голосом, не выдавшим ни единого чувства. Когда девочка не пошевелилась, он сделал шаг вперед.
        Джанелль вздрогнула и отступила. Его голос наполнился рокотом грома:
        — Джанелль, подойди сюда.
        Один шаг. Два. Три. Она не смела поднять взгляда, рассматривая его ноги и дрожа всем телом.
        Сэйтан не стал прикасаться к ней. Он боялся, что не сумеет контролировать ревность и злость, которые обжигали его душу. Значит, Джанелль предпочла оставаться со своей семьей и позволять им обращаться с собой таким образом, вместо того чтобы прийти к нему, который любил ее всем своим существом? Получается, она не доверяла ему, потому что он был Хранителем, потому что он был Повелителем Ада?
        С другой стороны, пусть уж лучше играет с мертвыми, чем станет одной из них, горько подумал он. Сейчас у нее не хватит сил, чтобы бороться с ним. Сэйтан решил, что продержит Джанелль здесь несколько дней, даст ей возможность исцелиться и восстановиться. А потом поставит ее ублюдка папашу на колени и заставит его отказаться от всех родительских прав. Он…
        — Я не могу уйти от них, Сэйтан,  — произнесла Джанелль, наконец подняв глаза.
        Слезы, струившиеся по покрытому синяками личику, заставили его сердце сжаться, но лицо Повелителя по-прежнему походило на каменную маску. Он молча ждал продолжения.
        — У них больше никого нет. Разве ты не понимаешь?
        — Нет, я не понимаю.  — Его голос, хотя сдержанный и тихий, волной грома раскатился по комнате.  — Или, возможно, понимаю кое-что.  — Его холодный взгляд словно пригвоздил дрожащую всем телом девочку к месту.  — Ты предпочитаешь такое существование и остаешься со своей семьей, вместо того чтобы жить со мной и получить все, что я могу предложить.
        Джанелль удивленно моргнула. Ее глаза утратили затравленное выражение, и девочка задумалась.
        — Жить с тобой? Ты что, серьезно?
        Озадаченный, Сэйтан наблюдал за ней.
        Наконец медленно, с явным сожалением, Джанелль покачала головой:
        — Я не могу. Мне очень хотелось бы этого, но я не могу. По крайней мере, сейчас. Роза не справится одна.
        Сэйтан опустился на одно колено и взял ее тонкую, хрупкую, почти прозрачную руку в свои. Она вздрогнула, ощутив его прикосновение, но не отстранилась.
        — Это не обязательно должен быть именно Ад, ведьмочка,  — успокаивающим тоном пояснил он.  — Я открыл Зал в Кэйлеере. Ты могла бы жить там, возможно, даже ходить в одну школу со своими друзьями.
        Джанелль захихикала. В ее глазах на мгновение зажглось веселье.
        — В одни школы, Повелитель. Они живут в разных местах.
        Сэйтан нежно улыбнулся и склонил голову.
        — Пусть будут школы. Или наставники. Все, что пожелаешь. Я действительно могу устроить это, ведьмочка.
        Глаза Джанелль наполнились слезами, когда она покачала головой.
        — Это было бы просто замечательно, правда, но… не сейчас. Я пока не могу оставить их.
        Сэйтан проглотил готовые сорваться с языка уговоры и вздохнул. В конце концов, она пришла сюда, чтобы получить утешение, а не ссору. И поскольку он не мог служить ей официально до тех пор, пока Джанелль не соберет собственный двор, у него нет права стоять между ней и ее семьей, что бы он при этом ни испытывал.
        — Пусть так. Но, пожалуйста, помни всегда, что у тебя есть куда пойти. Ты не обязана оставаться с ними. Однако… я мог бы устроить так, чтобы твои близкие навещали тебя или жили с тобой — под моим присмотром, если такой вариант тебе нравится больше.
        Глаза Джанелль расширились.
        — Под твоим присмотром?  — слабо произнесла она, а затем рассмеялась. Ей с трудом удалось вернуть себе серьезность.  — А ты, случайно, не заставишь мою сестру обучаться владению боевым посохом с Протваром?
        Голос Сэйтана дрожал от смеха, смешанного с непролитыми слезами.
        — Нет, разумеется, я не заставил бы ее тренироваться с Протваром.
        Он осторожно заключил девочку в объятия и прижал к себе. Слезы брызнули из закрытых глаз, когда ее тонкие руки обвились вокруг его шеи. Он обнимал ее, утешая, согревая, даря силу. Когда Джанелль наконец отстранилась, Сэйтан поспешно встал, вытирая лицо, мокрое от слез.
        Девочка отвела взгляд:
        — Я вернусь так скоро, как только смогу.
        Кивнув, Сэйтан повернулся к столу, не в силах говорить. Он не слышал ни единого движения, не слышал, как открывалась дверь. Однако, повернувшись, чтобы попрощаться, обнаружил, что Джанелль уже ушла.

2. Террилль

        Сюрреаль лежала под вонючим, сопящим мужчиной, поднимая бедра в нужном ритме и чувственно постанывая каждый раз, когда жирная рука сжимала ее грудь. Она смотрела на потолок, в то время как ее руки скользили по мокрой от пота спине, не слишком убедительно изображая страсть.
        Тупая свинья, подумала она, когда партнер слюнявым поцелуем впился ей в шею. Нужно было взять больше за этот контракт — впрочем, так бы Сюрреаль и поступила, если бы заранее знала, насколько отвратителен в постели ее нынешний клиент. Впрочем, согласно условиям в его распоряжении был только один заход, и мужчина уже почти достиг пика.
        Теперь заклинание. Нужно сплести заклинание. Ее разум углубился в себя, выскальзывая из спокойных глубин Зеленого к куда более опасному, беззвучному и далекому Серому. Сюрреаль быстро соткала смертельную сеть вокруг своего клиента, привязав ее к ритму, в котором тряслась кровать, к его участившемуся сердцебиению и тяжелому, неровному дыханию.
        Практика сделала ее очень умелой в Ремесле.
        Последняя деталь заклинания — отсрочка срабатывания. Не завтра, так послезавтра или еще позже. Однажды, стоит сердцу бешено забиться — будь то от страсти или гнева, заклинание разорвет его на части и выжжет мозг силой Серого. Его Камень разлетится на части. Останется только смердящий труп.
        Сюрреаль решила совершенствоваться в своих навыках и дальше после небрежного замечания Сади. Деймон обдумывал возможность того, что люди Крови, будучи не просто плотью, могли продолжить носить Камни и после телесной смерти и, более того, запомнить, кто помог им сойти вниз по туманной дороге в Ад. Он сказал тогда:
        — Не так важно, что ты делаешь с плотью, главное — довести дело до конца. В конце концов, никому бы не хотелось однажды, свернув за угол, встретиться с мертвым демоном, который не прочь вернуть должок.
        Поэтому Сюрреаль всегда шла до конца. Не останется ни одного следа, ничего, что могло бы привести к ней. Целительницы, практикующие сейчас в Террилле, просто предположили бы, что он выжег собственный разум и разрушил свои Камни, пытаясь спасти тело от физической смерти.
        Сюрреаль была грубо вырвана из размышлений участившимся сопением и резкими толчками. Потом он обмяк. Женщина отвернулась, пытаясь не вдыхать отвратительную вонь немытого тела.
        Когда мужчина наконец улегся на спину и захрапел, она выскользнула из постели, натянула шелковый халат и сморщила нос. Придется постирать его прежде, чем надеть в следующий раз. Заправив волосы за уши, Сюрреаль подошла к окну и отдернула занавеску.
        Нужно было определиться, куда направиться теперь, когда условия этого контракта выполнены. Ей следовало бы принять решение много дней назад, но Сюрреаль не спешила из-за все время повторяющихся снов, которые накатывали на ее разум, как волны на пляж. Сны о Тишьян и ее Камне. Сны о том, что ей нужно попасть куда-то, где она очень нужна.
        Только вот Тишьян не сказала, куда именно идти.
        Возможно, в этом старом, обветшалом городе просто слишком много огней горит по ночам. Кто знает, может быть, она никак не могла принять решение, потому что не видела звезд.
        Звезды. И море. Чистое, приятное место, где можно выбрать необременительную работу и проводить целые дни за чтением или прогуливаться по берегу…
        Сюрреаль улыбнулась. Прошло уже три года с тех пор, как она в последний раз проводила время у Дедже. В Шэйллоте были красивые, тихие пляжи к востоку от города. В ясный день даже можно было разглядеть остров Тацеа. А поблизости вроде бы имелось Святилище… Или какие-то древние развалины. Пикники, долгие уединенные прогулки… Дедже будет счастлива снова увидеть ее и не станет заставлять работать каждую ночь до рассвета.
        Да. Пусть будет Шэйллот.
        Сюрреаль отвернулась от окна, когда мужчина заворчал и повернулся на бок. Садист был прав. Существовала куча способов эффективного убийства, без крови, бьющей фонтаном во все стороны.
        Жаль только, они не приносили столько же удовольствия.

3. Террилль

        Люцивар Яслана слушал приукрашенные полуправдивые истории о самом себе, которые Зуультах скармливала кучке ведьм, слушающих ее с широко раскрытыми глазами, и думал, не добавить ли этим рассказам красок, свернув парочку тощеньких шеек. Неохотно отбросив эти приятные фантазии, он принялся разглядывать до отказа забитую комнату, надеясь немного отвлечься.
        Деймон Сади прошел мимо него.
        Люцивар резко втянул воздух, с трудом подавив усмешку, и повернулся спиной к кружку Зуультах. В последний раз, когда одна из Королев не учла того, что лучше держать их по отдельности, они с Деймоном уничтожили целый двор. А ведь все началось со спора о том, было ли поданное к столу вино просто плохого качества или же и впрямь оказалось подкрашенной лошадиной мочой.
        Сорок лет. Вполне достаточный срок для этих недолго живущих рас, к которым принадлежало большинство молодых Королев. Эти дамочки с легкостью убеждали себя, что полностью контролируют и его, и Деймона или, более того, что у них хватит силы и воли, а также красоты и очарования, чтобы приручить двух Верховных Князей, носящих темные Камни.
        Что ж, эйрианского Верховного Князя приручить было попросту нельзя — по крайней мере, еще лет пять. Что же до Садиста… Тот, чьи ласки в постели напоминали отравленный мед, вряд ли мог полностью попасть под чужую власть — до тех пор, пока сам не пожелал бы этого.
        Только поздно вечером Люцивару представилась возможность выскользнуть в одиночестве в сад. Деймон вышел несколькими минутами раньше после резкой, громогласной ссоры с леди Корнелией.
        Двигаясь с осторожностью опытного охотника, Люцивар последовал за тонкой ленточкой холодного воздуха. Этот след оставил Деймон. Эйрианец завернул за угол и остановился.
        Деймон стоял на тропинке, усыпанной гравием, подняв лицо к ночному небу. Нежный ветерок ласково играл прядями густых черных волос.
        Под ногой Люцивара тихо зашуршали камни.
        В тот же миг Деймон обернулся на звук.
        Эйрианец заколебался. Он прекрасно знал, что означал этот сонный, почти остекленевший взгляд. Он слишком хорошо помнил, что происходило во дворах, если эта нежная, хищная улыбка не сходила с лица Деймона дольше чем доля секунды. Ничто и никто не был в безопасности, если Садист в таком настроении. Но, Огни Ада, именно поэтому было так интересно работать с ним.
        Растянув губы в фирменной усмешке, одновременно ленивой и надменной, Люцивар шагнул вперед и медленно расправил черные кожистые крылья, а затем вновь сложил их.
        — Ну, здравствуй, Ублюдок.
        Улыбка Деймона потеплела.
        — Здравствуй, Заноза. Давненько не виделись.
        — Это точно. Не довелось ли пить в последнее время хороших вин?
        — Тебе бы такие точно не понравились.  — Деймон изучил новую одежду Люцивара и удивленно поднял бровь.  — Решил побыть хорошим мальчиком?
        Тот фыркнул.
        — Решил, что для разнообразия не помешала бы приличная еда и нормальная постель — а еще лучше несколько дней, проведенных подальше от Прууля. К тому же все, что для этого придется сделать,  — облизать подошвы туфель Зуультах, когда та вернется из конюшни.
        — Может, в этом и заключается твоя проблема, Заноза. Ты должен не ботинки ей лизать, а целовать задницу.  — С этими словами он повернулся и направился вперед по тропинке.
        Вспомнив, почему он хотел поговорить с Деймоном, Люцивар неохотно последовал за ним, пока наконец они не достигли беседки, притаившейся в уголке сада. Здесь из особняка их никто не увидит. Деймон холодно улыбнулся и шагнул в сторону, уступая Люцивару дорогу.
        Никогда не позволяй хищнику почуять страх.
        Разозлившись на самого себя за пугливость, эйрианец повернулся, рассматривая блестящие в темноте листья огненного кустарника, растущего неподалеку. Он напрягся, когда Деймон встал у него за спиной, а длинные ногти легонько царапнули плечи, дразня и искушая, почти соблазняя.
        — Ты хочешь меня?  — шепнул Деймон, коснувшись губами шеи Люцивара.
        Эйрианец фыркнул и попытался отстраниться, но ласкающая рука неожиданно сжалась, превратившись в капкан.
        — Нет,  — ровно отозвался он.  — Я достаточно натерпелся в эйрианских охотничьих лагерях.  — С ухмылкой, больше походившей на оскал, Люцивар обернулся к Деймону: — Ты что, и в самом деле считаешь, будто твое прикосновение заставляет мое сердце биться быстрее?
        — А разве нет?  — шепнул Деймон со странным выражением в глазах.
        Люцивар уставился на него. Голос Деймона звучал слишком обольстительно, слишком ласково, почти сонно, и это было очень опасно. Огни Ада, подумал эйрианец, когда старый знакомый легонько коснулся его губ своими, что с ним случилось?! Обычно Деймон не играл в такие игры.
        Люцивар отпрянул, но в тот же миг ощутил, как длинные ногти впиваются в основание шеи. Острый коготок на безымянном пальце больно уколол горло. Прижав кулаки к бедрам, Люцивар закрыл глаза и сдался, позволяя себя поцеловать.
        Нет никаких причин чувствовать унижение или стыд. Его тело отвечало на возбуждение точно так же, как желудок реагирует на голод, а кожа — на холод. Физическая реакция не имеет ничего общего с чувствами или желанием. Ничего.
        Но, Мать-Ночь, Деймон мог зажечь и камень!
        — Зачем ты это делаешь?  — задыхаясь, спросил эйрианец.  — По крайней мере, назови причину.
        — А почему бы и нет?  — горько отозвался тот.  — Я ведь здесь вроде шлюхи, должен спать со всеми. Так почему бы не с тобой?
        — Потому что я не хочу, чтобы ты это делал. Ты и сам не хочешь. Деймон, это же безумие! Зачем ты это делаешь?
        Деймон прижался лбом ко лбу Люцивара.
        — Ты ведь уже знаешь ответ, так зачем задаешь мне вопросы?  — Он легонько помассировал плечи эйрианца.  — Я больше не могу выносить их прикосновения… С тех самых пор… Меня тошнит от тел этих женщин, от их запаха и вкуса. Они извратили все, чем я был, до тех пор, пока не осталось ничего чистого, что я мог бы предложить.
        Люцивар обхватил запястья Деймона. Стыд и горечь, излучаемые сознанием Ублюдка, задели больное место, к которому эйрианец боялся притрагиваться уже пять лет. Как только она станет достаточно взрослой, чтобы понимать, что означает словосочетание «раб для утех», будет ли эта кошка с сапфировыми глазами презирать их обоих за то, каким образом им пришлось служить? Не имеет значения. Он будет сражаться до последнего, приложит все силы, чтобы обрести хотя бы призрачный шанс служить ей. И Деймон сделает то же самое.
        — Деймон,  — произнес он, глубоко вздохнув.  — Деймон, она пришла.
        Тот наконец отстранился.
        — Я знаю. Я ее почувствовал.  — Он засунул дрожащие руки в карманы брюк.  — Вокруг нее ощущение беды, опасности…
        — Какой беды?  — резко спросил Люцивар.
        — …и я не могу не думать, может ли он — точнее, станет ли он — защищать ее.
        — Кто? Деймон!
        Тот опустился на пол, схватившись за пах и застонав.
        Беззвучно выругавшись, Люцивар обхватил Деймона руками и приготовился ждать. Больше ничего нельзя сделать для мужчины, переживающего удар боли, посланной через Кольцо Повиновения.
        К тому времени, как пытка прекратилась и Деймон поднялся на ноги, его красивое лицо с аристократическими чертами превратилось в холодную маску, искаженную болью, а голос лишился выразительности и каких бы то ни было чувств.
        — Похоже, леди Корнелия требует моего присутствия.  — Он щелчком пальцев сбил с рукава куртки веточку.  — Можно было подумать, что к этому времени она научится действовать по-другому.  — Он замер у выхода.  — Береги себя, Заноза.
        Через некоторое время после того, как шаги Деймона затихли вдали, Люцивар прислонился к стене беседки. Что же произошло между Деймоном и девочкой? И что означало это пожелание — «Береги себя»? Теплое прощание… Или же предупреждение?
        — Деймон?  — шепнул Люцивар, вспомнив другое место и другой двор.  — Деймон, только не это!
        Он помчался к особняку.
        — Деймон!
        Эйрианец ворвался в дом и принялся прокладывать себе путь через толпу сплетничающих девиц, на мгновение узнав искаженное гневом лицо Зуультах. Он уже поднимался по лестнице, ведущей в комнаты для гостей, когда волна боли от Кольца Повиновения заставила его опуститься на колени. Зуультах стояла неподалеку, и в ее глазах полыхала ярость. Люцивар попытался подняться на ноги, но новая волна боли, исходящая от Кольца, заставила согнуться пополам и прижаться лбом к ступенькам.
        — Отпусти меня, Зуультах.  — Его голос был хриплым и надтреснутым.
        — Я сейчас научу тебя хорошим манерам, ты, надменный…
        Люцивар кое-как повернулся, чтобы взглянуть ей в лицо.
        — Отпусти меня, ты, тупая сука,  — прошипел он.  — Отпусти сейчас, пока еще не слишком поздно.
        Ей потребовалось слишком много времени, чтобы осознать: Люцивар боится не ее. И через еще одну очень долгую минуту эйрианец смог встать на ноги.
        Прижав одну руку к паху, Люцивар кое-как поднялся по лестнице и заставил себя перейти на неровный бег, направляясь к комнатам для гостей. Сейчас не было времени думать о том, что за спиной растет толпа. Не было времени думать о чем-то, кроме того, что нужно как можно быстрее добраться до покоев Корнелии, прежде чем…
        Деймон открыл дверь комнаты, закрыл ее за собой и спокойно одернул рукава, а затем ударил кулаком по стене.
        Люцивар ощутил, как вздрогнул весь особняк от силы Черного Камня.
        По ней побежали трещины, во всех направлениях одновременно, расширяясь и разрастаясь на глазах.
        — Деймон?
        Тот снова одернул рукава. Когда он наконец поднял взгляд на Люцивара, его глаза были холодными и словно остекленевшими, как мутные драгоценные камни. И уже нечеловеческими.
        Деймон улыбнулся.
        Люцивар содрогнулся.
        — Беги,  — ласково промурлыкал Деймон. Увидев толпу, собравшуюся в коридоре за спиной эйрианца, он спокойно развернулся и пошел в другую сторону.
        Особняк продолжал содрогаться. Неподалеку что-то разбилось.
        Нервно облизнув губы, Люцивар открыл дверь, ведущую в комнату Корнелии. Он уставился на постель — точнее, на то, что на ней лежало, и с трудом подавил приступ тошноты. Отвернувшись, он какое-то время неподвижно стоял на месте, оцепенев от ужаса и не в силах пошевелить хоть пальцем.
        Люцивар ощутил запах дыма, услышал, как языки пламени взметнулись, пожирая комнату. Люди закричали. Стены особняка начали осыпаться, разрушаясь до основания. Эйрианец оглядывался, окончательно потерянный, пока часть потолка не рухнула рядом с ним.
        От страха в голове наконец прояснилось, и он сделал единственную разумную вещь в данной ситуации. Побежал.

4. Террилль

        Доротея Са-Дьябло, Верховная Жрица Хейлля, мерила шагами свою гостиную. Длинный кокон, который она носила поверх простого темного платья, развевался за ее спиной. Женщина то и дело постукивала сложенными вместе кончиками пальцев, рассеянно отмечая, что ее кузина Хепсабах волновалась все больше по мере того, как длилось молчание и не прекращались неторопливые шаги.
        Хепсабах заерзала в кресле:
        — Ты же ведь не собираешься на самом деле снова привести его сюда?  — Ее голос звучал совсем пискляво, выдавая нарастающую панику. Она пыталась заставить руки спокойно лежать на подлокотниках, поскольку Доротея находила нервные жесты весьма раздражающими. Однако, несмотря на все усилия несчастной, ее кисти жили своей жизнью, беспомощно трепеща на коленях.
        Доротея бросила угрожающий взгляд в сторону кузины и вернулась к своему занятию.
        — А куда еще мне остается отправить его?  — бросила она.  — Могут пройти годы, пока кто-нибудь наконец захочет подписать контракт на его услуги. А если учесть, как быстро разносятся слухи, боюсь, мне не удастся даже подарить этого ублюдка. Большая часть особняка была уничтожена огнем, зато комната Корнелии осталась нетронутой. Слишком многие видели, что лежало на той постели. Об этом столько говорили…
        — Но… его ведь нет там. И здесь его тоже нет. Где же он?
        — Огни Ада, мне-то откуда знать?! Где-то поблизости. Наверняка что-то замышляет, скитаясь в одиночестве. Может, превращает других ведьм в кучку раздробленных костей и шмотки мяса.
        — Ты могла бы призвать его с помощью Кольца.
        Доротея замерла на месте и, сузив глаза, прожгла кузину яростным взглядом. Их матери были сестрами. Отличная линия Крови. И консорт, зачавший Хепсабах, обладал большим потенциалом. Так как же могли две из Ста Семейств Хейлля породить такую беспомощную идиотку?! Если только дорогая тетушка не оплодотворила саму себя какими-нибудь отбросами! Подумать только, и Хепсабах — единственная женщина, с чьей помощью можно попытаться приструнить Деймона! Какая ошибка. Наверное, нужно было позволить той сумасшедшей демланской сучке оставить его себе. Но нет, тогда появились бы другие проблемы. Темная Жрица предупреждала ее. Правда, толку с этих предупреждений…
        Доротея улыбнулась своей кузине, с удовольствием отметив, как та вжалась в спинку кресла.
        — Значит, ты считаешь, мне следует призвать его? Использовать Кольцо сейчас, когда развалины того особняка еще и остыть не успели? Может, ты сама хочешь поприветствовать его и поздравить с возвращением домой, если я заставлю его появиться на пороге подобным способом?
        Гладкое, тщательно накрашенное лицо Хепсабах исказилось от страха.
        — Я?!  — зарыдала она.  — Ты не заставишь меня сделать это! Ты не имеешь права заставлять меня! Он меня не любит!
        — Но ты же его мамочка, дорогая моя,  — промурлыкала Доротея.
        — Но ты же знаешь… знаешь…
        — Да, я все знаю.  — Жрица продолжила ходить по комнате, но теперь ее шаги замедлились.  — Итак, он в Хейлле. Этим утром он объявился на одной из охранных точек. Значит, уже скоро будет здесь. Пусть побегает день-другой, сорвет свой гнев на ком-нибудь. А я тем временем организую обучающий досуг. И, боюсь, придется крепко поразмыслить над тем, что с ним делать. Хейллианский мусор и лэндены не понимают, что он собой представляет. Они его любят. Считают, что это жалкое великодушие, которое он демонстрирует по отношению к ним, искреннее, что он такой всегда. Надо было сохранить вид спальни Корнелии в зачарованном кристалле и показать им, каков их герой на самом деле. Впрочем, это не имеет значения. Он пробудет здесь недолго. Я найду кого-нибудь, кто достаточно глуп, чтобы взять его.
        Хепсабах поднялась на ноги и расправила пышное, красиво скроенное платье золотистого цвета, а затем пригладила завитые черные волосы.
        — Ну что ж, думаю, мне стоит пойти и проследить за тем, чтобы приготовили его комнату.  — Она прижала руку ко рту и приглушенно рассмеялась.  — Это материнский долг.
        — Не трись слишком долго о столбики его кровати, дорогуша. Ты же знаешь, он ненавидит мускусный запах женщины.
        Хепсабах моргнула и с трудом сглотнула.
        — Я этого не делаю!  — с негодованием выпалила она и тут же надулась.  — Это попросту несправедливо!
        Доротея поправила выбившийся из элегантной прически локон.
        — Если у тебя вдруг появятся похожие мысли, дорогая моя, вспомни Корнелию.
        Смуглая кожа женщины посерела от страха.
        — Да,  — с трудом пробормотала Хепсабах.
        Доротея проводила ее к двери.
        — Да, я буду помнить об этом.

5. Террилль

        Деймон скользил по тротуару, не сдерживая широких шагов, поскольку преграждающие путь люди обычно сами торопились убраться с дороги и спешили дальше по своим делам. Он не обращал на них внимания, не видел их, не слышал бурлящих голосов. Засунув руки в карманы брюк, он скользил сквозь толпу и шум, не глядя по сторонам и ни на что не обращая внимания.
        Он был в Дрэге, столице Хейлля.
        Он был дома.
        Деймону никогда не нравилась Дрэга, не нравились высокие каменные здания, соприкасавшиеся друг с другом и загораживающие солнце. Ему никогда не нравились залитые бетоном дороги и бетонные же тротуары, где росли скрюченные, пыльные деревья на квадратных огороженных участках земли, словно вырезанных в сплошной серой массе. О да, здесь можно было занять себя тысячами способов — театры, концертные залы, музеи, рестораны. Все эти вещи нужны долго живущим, надменным, бесполезным людям, чтобы заполнять пустые часы своей бессмысленной жизни. Но Дрэга… Если бы он только был уверен, что две вполне определенные ведьмы уже лежат, сломленные и похороненные, где-нибудь под каменной кладкой, то разорвал бы город на части, даже не задумавшись.
        Он свернул на другую улицу, ныряя между повозками, которые резко останавливались. Мужчина не обращал ни малейшего внимания на разозленных возниц. Один или два пассажира рискнули высунуться в боковое окно, чтобы накричать на него, однако, разглядев лицо помешавшего и осознав, кто перед ними, тут же поспешно прятались в каретах, надеясь, что Деймон ничего не заметил.
        С момента своего прибытия в столицу он следовал за мысленной нитью, которая тянула его в неизвестном направлении. Деймона ни капли не обеспокоило это притяжение. Это хаотическое подергивание тут же открыло, кто именно скрывается на другом конце. Деймон не знал, что ей понадобилось в Дрэге — из всех мест!  — но, очевидно, потребность увидеть его оказалась достаточно сильна, чтобы притянуть к себе.
        Деймон вошел в огромный парк в самом центре города, свернул на тропинку, ведущую к южной части, и замедлил шаги. Здесь, среди деревьев и травы, где шум улицы наконец-то утих, стало гораздо легче дышать. Он перешел мелодично журчащую речку по маленькому мостику, помедлил мгновение, а затем выбрал дорожку, ведущую вправо, в глубь парка.
        Наконец Деймон оказался на маленьком овальном участке, поросшем травой, где стояла кованая железная скамейка. Невысокий полукруг женских слез создавал позади нечто вроде забора; кусты были усыпаны маленькими голубыми цветочками с белой сердцевиной. Два высоких старых дерева росли по обе стороны овального газона, их ветви переплетались высоко над головой, пропуская сквозь кроны россыпь солнечных лучей.
        Подергивание прекратилось.
        Деймон стоял в центре газона, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. Он уже хотел было уйти прочь, когда услышал низкий смешок, доносившийся из-за кустов.
        — Сколько сторон в треугольнике?  — спросил хриплый женский голос.
        Деймон вздохнул и покачал головой. Похоже, сегодня его ждут загадки.
        — Сколько сторон в треугольнике?  — повторил голос.
        — Три,  — покорившись судьбе, ответил Деймон.
        Кусты расступились. Терса стряхнула листья со своего поношенного плаща и отбросила с лица спутанные черные волосы.
        — Глупый мальчишка, неужели тебя так ничему и не научили?
        Улыбка Деймона была мягкой и теплой, выдавая радость встречи.
        — По всей видимости, нет.
        — Поцелуй-ка Терсу.
        Положив руки на ее тощие плечи, Деймон легонько коснулся губами щеки предсказательницы. Он невольно задумался, когда Терса в последний раз ела, но решил не задавать этот вопрос вслух. Она обычно не знала ответа, или же ей было все равно. В любом случае подобные разговоры только расстраивали бедняжку.
        — Сколько сторон в треугольнике?
        Деймон вздохнул, признавая свое поражение.
        — Дорогая моя, в треугольнике три стороны.
        Терса нахмурилась:
        — Глупый мальчишка. Дай мне свою руку.
        Деймон покорно протянул ей правую руку. Терса схватила его длинные, тонкие пальцы своими, хрупкими, костлявыми, и перевернула ладонью вверх. Указательным пальцем правой руки она начала водить по его ладони, снова и снова вычерчивая три связанные линии.
        — Треугольник Крови обладает четырьмя сторонами, глупый мальчишка. Как канделябр на Алтаре Тьмы. Помни об этом.  — На его золотистой, смуглой ладони начали проявляться белые линии.  — Отец, брат, любовница. Отец, брат, любовница. Первым пришел отец.
        — Да, так обычно и бывает,  — сухо отозвался Деймон.
        Терса не обратила на его слова ни малейшего внимания.
        — Отец, брат, любовница. Любовница — зеркало отца. Брат стоит между ними.  — Она перестала водить по его ладони и посмотрела на Деймона. Это был один из тех редких случаев, когда глаза Терсы оказались ясными, а взгляд — сфокусированным. Однако, несмотря на это, она видела какое-то другое место и не знала, где находилось ее тело.  — Так сколько сторон в треугольнике?
        Деймон изучил три белые линии на своей ладони.
        — Три.
        Терса втянула воздух, очевидно рассердившись.
        — Где четвертая сторона?  — поспешно спросил Деймон, надеясь избежать повторения уже надоевшего вопроса.
        Терса щелкнула ногтем большого пальца по ногтю указательного, а затем прижала острый как нож коготок к центру треугольника на ладони Деймона. Он зашипел, когда ноготь прорезал кожу. Деймон попытался вырвать руку, но ее пальцы стиснули его запястье, причиняя сильную боль.
        Ему осталось только наблюдать за тем, как выступившая кровь собирается в углублении ладони. По-прежнему держа его пальцы железной хваткой, Терса медленно поднесла руку к его лицу. Мир стал расплывчатым, нечетким, словно подернутым дымкой. Единственный болезненно-четкий образ, который Деймон мог видеть,  — это его собственная рука, белый треугольник в центре и яркая, сверкающая кровь.
        Голос Терсы превратился в певучий рокот:
        — Отец, брат, любовница. И центр, четвертая сторона, та, что правит всеми тремя.
        Деймон закрыл глаза, когда Терса поднесла его руку к его же губам. Воздух, казалось, раскалился и душил его.
        Мужчина покорно приоткрыл губы и слизнул кровь со своей ладони.
        Она зашипела на его языке, как красная молния. Кровь обожгла все нервы, разрядом спустившись вниз по телу, и собралась в животе в раскаленный добела уголек, ждущий дуновения, чтобы превратиться в яркое пламя. Одно-единственное прикосновение могло теперь превратить его разгоревшееся мужское начало в адский огонь. Рука сжалась в кулак, и Деймон покачнулся на месте, стиснув зубы, чтобы не начать молить об этом прикосновении.
        Когда он наконец открыл глаза, газон опустел. Деймон медленно разжал пальцы, открывая ладонь. Линии уже угасали, маленький порез зажил.
        — Терса?
        Ее тихий, угасающий голос донесся откуда-то издалека:
        — Любовница — зеркало отца. Жрец… он станет твоим вернейшим союзником или самым страшным врагом. Но выбор только за тобой.
        — Терса!
        Она почти ушла.
        — Чаша трескается.
        — Терса!
        Волна гнева, приправленного ужасом, нахлынула на него. Сжав руку в кулак, Деймон слепо взмахнул им на высоте плеча. Боль пронзила его огненной иглой, когда удар пришелся по одному из деревьев. Деймон покачнулся на пятках и прислонился к стволу, закрыл глаза, прижавшись лбом к шершавой коре.
        Когда он вновь открыл их, черный плащ оказался покрытым серо-зеленым пеплом. Нахмурившись, Деймон посмотрел вверх. Отрицание очевидного комом встало в горле, не давая дышать. Он отшатнулся от дерева и сел на скамейку, спрятав лицо в ладонях.
        Через несколько минут мужчина заставил себя вновь поднять взгляд на дерево.
        Оно было мертво. Выжжено изнутри его яростью, вырвавшейся на свободу. Стоя среди зеленых живых созданий, серый, обугленный скелет протягивал ветви к своему старому товарищу. Деймон подошел к дереву и прижал ладонь к стволу. Он не знал, есть ли способ проверить, бегут ли еще жизненные соки по сердцевине, или же они оказались выпиты его гневом.
        — Мне очень жаль,  — прошептал он. Серо-зеленая пыль по-прежнему сыпалась с верхних ветвей. Всего несколько минут назад она была живыми зелеными листьями, колышущимися на ветру.  — Мне очень жаль…
        Сделав глубокий вдох, Деймон направился обратно той же дорогой, какой пришел, засунув руки в карманы, ссутулив плечи и понурив голову. Перед тем как выйти за ворота парка, он обернулся. Дерево с такого расстояния было невозможно разглядеть, но Деймон безошибочно чувствовал его. Мужчина медленно покачал головой, и на его губах заиграла мрачная улыбка. Он похоронил больше людей Крови, чем можно предположить, а сейчас стоит и оплакивает какое-то дерево.
        Деймон стряхнул пепел со своего плаща. Скоро ему придется предстать перед Доротеей, самое позднее — завтра. Нужно было успеть побывать еще в двух местах, прежде чем он явится ко двору.

6. Террилль

        — Милая, что же ты с собой сделала? От тебя остались кожа да кости!
        Сюрреаль прислонилась к столу в приемной, скривилась и втянула воздух сквозь зубы.
        — Ничего, Дедже. Я просто вымоталась.
        — Ты что, позволяешь этим мужикам набрасываться на тебя, как на обед?  — Дедже пронзительно взглянула на нее.  — Или же это другое твое занятие так плохо сказывается на здоровье?
        Золотисто-зеленые глаза Сюрреаль потеряли всякое выражение, что было верным признаком опасности.
        — О каком еще занятии ты говоришь, Дедже?
        — Я же не дура, милочка,  — медленно произнесла хозяйка.  — Я всегда знала, что тебе не нравится эта работа. Но тем не менее ты лучшая из всех.
        — Лучшая среди женщин,  — поправила Сюрреаль, устало заправив длинные черные волосы за заостренные ушки.
        Дедже оперлась руками на крышку стола и наклонилась к Сюрреаль с обеспокоенным выражением:
        — Никто не платил тебе за танец с… В общем, ты знаешь, как быстро разносятся сплетни. Говорили о какой-то серьезной неприятности.
        — Я не участвовала в этом, хвала Тьме.
        Дедже вздохнула:
        — Я рада. Он точно зачат демоном.
        — Если и нет, он определенно этого заслуживает.
        — Ты знаешь Садиста?  — спросила Дедже, пронзительно посмотрев на свою собеседницу.
        — Мы знакомы,  — неохотно признала Сюрреаль.
        Хозяйка помедлила, но все-таки задала вертящийся у нее на языке вопрос:
        — Он действительно так хорош, как все утверждают?
        Сюрреаль содрогнулась:
        — Лучше не спрашивай.
        Дедже казалась удивленной этим уклончивым ответом, но быстро пришла в себя, и на ее лицо вернулось привычное профессиональное выражение.
        — Не имеет значения. В любом случае это не мое дело.
        Обойдя стол, она обняла Сюрреаль за плечи и повела ее дальше по коридору.
        — Я думаю, подойдет комната с садом. Можешь сидеть спокойно на свежем воздухе каждый вечер, есть прямо в своей комнате, если хочешь. Если кто-то заметит, что ты здесь и подаст запрос, я просто скажу, что у тебя сейчас лунные дни и тебе нужно отдохнуть. Большинство из них все равно ни о чем не догадается.
        Сюрреаль неуверенно улыбнулась Дедже:
        — Что ж, это правда.
        Дедже покачала головой, раздраженно цокая языком. Она открыла дверь и провела Сюрреаль в комнату.
        — Иногда у тебя не больше здравого смысла, чем у годовалого младенца! Это же надо — так изводить себя в то время, когда Камни могут выпить тебя досуха,  — бормотала она себе под нос, застилая свежее постельное белье и взбивая подушки.  — Давай-ка надевай ночную рубашку поудобнее — а не одну из этих полупрозрачных штучек — и ложись в постель. У нас сегодня замечательный суп, советую попробовать. А еще у меня есть новые романы в библиотеке, приятное, расслабляющее чтиво… Я принесу тебе парочку, можешь выбрать. И…
        — Дедже, тебе следовало стать не хозяйкой этого дома, а чьей-нибудь мамочкой,  — рассмеялась Сюрреаль.
        Женщина уперла руки в довольно пышные бока и попыталась сделать вид, что обиделась.
        — Очень остроумно говорить такое представителю подобной профессии!  — Она взмахнула руками, подталкивая девушку к кровати.  — Ложись в постель, и чтоб я не слышала больше ни единого слова! Милая? Милая, что случилось?
        Сюрреаль опустилась на постель. По ее щекам беззвучно струились слезы.
        — Я не могу спать, Дедже. Мне все время снятся сны, будто я должна быть где-то еще, в другом месте, и сделать что-то. Только я не знаю, где и что именно.
        Дедже села на постель и вытерла слезы со щек Сюрреаль.
        — Это всего лишь сны, милая. Поверь мне. Ты просто устала.
        — Я боюсь, Дедже,  — прошептала девушка.  — С ним действительно что-то не так. Я это чувствую. Как только я начала бежать, надеясь, что отдаляюсь от него с каждым шагом, оказалось, что этот чертов континент слишком мал! Мне нужно спокойное место.  — Сюрреаль посмотрела на Дедже.  — Мне нужно время.
        Дедже погладила ее по волосам:
        — Конечно, милая, конечно. Отдыхай сколько потребуется. В моем доме никто не посмеет подгонять тебя. А теперь будь хорошей девочкой и ложись. Я принесу тебе чего-нибудь перекусить и одно средство, которое поможет выспаться.  — Она быстро поцеловала Сюрреаль в лоб и поспешила выйти из комнаты.
        Девушка переоделась в старую, мягкую ночную рубашку и забралась в постель. Как хорошо снова оказаться в доме Дедже, вернуться на Шэйллот! Если Садист будет держаться от нее подальше, то, возможно, и впрямь удастся немного поспать.

7. Террилль

        Деймон постучал в дверь кухни.
        Веселая, безыскусная мелодия, которую кто-то напевал, смолкла.
        Ожидая, пока откроется дверь, Деймон осмотрелся, не без удовольствия отметив, что маленький уютный коттедж был в хорошем состоянии. Лужайка и клумбы оказались ухоженными и аккуратными. Летний урожай в огороде был почти собран. Здоровые, крепкие лозы обещали хороший урожай тыквы и кабачков.
        Правда, они еще не поспели. Деймон с сожалением вздохнул. Его рот наполнился слюной при одном воспоминании о тыквенных пирожках Мэнни.
        В задней части двора находились два сарая. В маленьком, скорее всего, хранился садовый инвентарь. Больший был мастерской Джо. Старик наверняка проводил там все свободное время, вырезая очередной элегантный маленький столик из кусков древесины, безразличный ко всему, кроме своей работы.
        Кухонная дверь по-прежнему оставалась закрытой. Ни один звук не нарушал тишину.
        Забеспокоившись, Деймон приоткрыл дверь и заглянул внутрь.
        Мэнни стояла за кухонным столом, прижав к груди одну руку, белую от муки.
        Черт возьми. Нужно было догадаться, что обличье Верховного Князя напугает ее. Деймон достаточно изменился с их последней встречи, поэтому Мэнни вряд ли могла узнать его ауру.
        Растянув губы в своей самой доброжелательной улыбке, Деймон произнес:
        — Милая, если ты собираешься притвориться, что тебя нет дома, по крайней мере, закрывай окна. Запах этих ореховых пирожных притягивает самых отвратительных персонажей.
        Мэнни вскрикнула от радости и облегчения, поспешила обойти свой стол и помчалась к двери, счастливо махая перед собой испачканными в муке руками.
        — Деймон!
        Он шагнул в кухню, обнял одной рукой пухленькую женщину и покружил ее немного.
        Мэнни рассмеялась и всплеснула руками:
        — Ну-ка, поставь меня. Я испачкаю мукой твой красивый плащ!
        — До него мне нет никакого дела.  — Деймон поцеловал женщину в щеку и осторожно опустил ее на пол. Поклонившись и изящно взмахнув запястьем, он вручил ей букет цветов.  — Для моей самой любимой дамы.
        Со слезами на глазах Мэнни склонила голову, чтобы понюхать цветы.
        — Поставлю-ка я их в воду.  — Она засуетилась, отыскала вазу, налила в нее воды и потратила несколько минут на то, чтобы красиво расставить цветы.  — Иди в гостиную, а я сейчас принесу тебе ореховых пирожных и чай.
        Мэнни и Джо были слугами при дворе Са-Дьябло, когда Деймон был еще совсем юным. Женщина всегда заботилась о нем, практически вырастила его. И по-прежнему пыталась им командовать.
        Скрыв улыбку, Деймон засунул руки в карманы и провел блестящим черным ботинком по идеально чистому полу кухни, глядя на Мэнни сквозь длинные пушистые ресницы.
        — Что я такого натворил?  — спросил он печальным голосом, как надувшийся мальчишка.  — Из-за чего мне теперь отказано в теплом местечке на кухне?
        Пытаясь изобразить недовольство, Мэнни потерпела сокрушительное поражение и рассмеялась.
        — Нет, совершенно бесполезно пытаться научить тебя хорошим манерам. Что ж, тогда садись и веди себя как следует!
        Деймон рассмеялся, просветлев и чувствуя себя снова ребенком, и отнюдь не грациозно плюхнулся в одно из кресел, стоявших у камина. Мэнни достала из буфета тарелки и чашки.
        — Хотя мне по-прежнему непонятно, почему ты так хочешь остаться на кухне.
        — Как же? Кухня — это место, где полно еды.
        — Видимо, из некоторых вещей мальчишки никогда не вырастают. Вот, держи.  — С этими словами Мэнни поставила перед ним на стол стакан.
        Деймон пригляделся к содержимому, а затем перевел взгляд на женщину.
        — Молоко,  — зачем-то пояснила она.
        — Спасибо, я и сам догадался,  — сухо ответил он.
        — Вот и хорошо. Тогда пей.  — Мэнни непреклонно скрестила руки на груди и топнула ногой.  — Не будешь — не получишь ореховых пирожных.
        — Ты всегда была излишне строгой,  — пробормотал Деймон. Он поднял стакан, скривился и осушил его в несколько глотков. Вручив пустой сосуд женщине, он мальчишески ухмыльнулся.  — Ну а теперь можно мне пирожное?
        Мэнни рассмеялась, качая головой.
        — Нет, ты невозможен.  — Она поставила чайник и начала раскладывать ореховые пирожные на тарелке.  — Что привело тебя сюда?
        — Хотел тебя увидеть.  — Деймон закинул ногу на ногу и положил подбородок на сцепленные пальцы.
        Она подняла взгляд, охнула и поспешно принялась снова перекладывать пирожные.
        Изрядно озадаченный потрясенным выражением ее лица, Деймон наблюдал за тем, как она начала суетливо переворачивать их на тарелке во второй раз. Отчаянно пытаясь отыскать нейтральную тему, он произнес:
        — А домик хорошо выглядит. Надеюсь, тебе не слишком трудно поддерживать его в таком состоянии?
        — Молодежь из деревни помогает,  — мягко отозвалась Мэнни.
        Деймон нахмурился:
        — Неужели у вас нет средств, чтобы нанять рабочего и уборщицу?
        — Ну, разумеется, есть, но скажи на милость, зачем мне в собственном доме нужна еще одна женщина, которая будет говорить, чем полировать мою мебель?  — Мэнни хитро ухмыльнулась.  — К тому же девочки всегда рады помочь с тяжелой работой в обмен на мелкие деньги, парочку моих фирменных рецептов и возможность пофлиртовать с мальчиками без присмотра родителей, дышащих в затылок. А юноши с удовольствием принимаются за работу на улице, чтобы тоже получить кое-какие деньги, еду и хорошую причину снять рубашки и продемонстрировать свои мышцы девочкам.
        Глубокий, раскатистый смех Деймона заполнил кухню.
        — Мэнни, ты превратилась в деревенскую сваху!
        Женщина довольно улыбнулась:
        — Джо как раз сейчас работает над колыбелькой для одной из юных пар.
        — Я надеюсь, свадьба-то хоть до этого состоялась?
        — Разумеется!  — с негодованием ответила Мэнни. Она со стуком опустила блюдо с ореховыми пирожными на стол перед своим бывшим воспитанником.  — Как тебе не стыдно, дразнишь пожилую женщину.
        — Но мне по-прежнему можно взять парочку пирожных, верно?  — с показным раскаянием уточнил Деймон.
        Она нежно взъерошила ему волосы и сняла чайник с плиты.
        Деймон уставился в пространство. Столько вопросов — и никаких ответов…
        — Тебя что-то беспокоит,  — произнесла Мэнни, заливая чайный шарик.
        Деймон встряхнулся.
        — Я просто пытаюсь отыскать сведения, которые весьма непросто обнаружить. Один друг сказал, что я должен опасаться Жреца.
        Мэнни опустила чайный шарик в горшочек.
        — Ха, любой человек, у которого есть хоть капля здравого смысла, будет опасаться Жреца.
        Деймон уставился на нее. Получается, Мэнни знала Жреца… Неужели на самом деле ответы были совсем близко и лежали на поверхности?
        — Мэнни, присядь, пожалуйста, на минуточку.
        Женщина проигнорировала эту просьбу и торопливо принялась ставить чашки на стол, стараясь держаться вне досягаемости.
        — Чай почти готов. Я позову Джо…
        — Кто такой Жрец?
        — …он будет рад тебя видеть.
        Деймон выбрался из кресла, схватил одной рукой женщину за запястье и подвел ее к другому креслу. Мэнни уставилась на его руку, на безымянный палец, на котором не было кольца с Камнем, и длинные ногти, выкрашенные в черный цвет.
        — Кто такой Жрец?
        — Ты не должен спрашивать о нем. Ты вообще не должен говорить о нем.
        — Кто такой Жрец?  — Его голос пропитался обманчивой, опасной мягкостью.
        — Чай…  — слабо произнесла Мэнни.
        Деймон налил две чашки чаю. Вернувшись за стол, он положил ногу на ногу и сцепил пальцы.
        — Сейчас.
        Мэнни поднесла чашку к губам, но напиток оказался слишком горячим. Женщина вновь поставила ее перед собой и принялась крутить до тех пор, пока ручка не оказалась параллельно краю стола. Наконец она уронила руки на колени и вздохнула.
        — Им не следовало забирать тебя у него,  — тихо произнесла она, устремив взгляд в пустоту, вспоминая давние события.  — Им не следовало нарушать договор. Ковен Песочных Часов в Хейлле начал угасать после этого, как он и говорил. Никто не может нарушить договор, заключенный со Жрецом, и уцелеть.
        Ты должен был отправиться к нему навсегда в тот же день — в день, когда получил Камень по Праву рождения. Ты был так горд, что он будет там, несмотря на то что церемония, устанавливающая Право рождения, состоялась днем, а не вечером, как это обычно бывает. Они специально спланировали это, желая, чтобы он вышел под яркий дневной свет, который отнимает силы.
        Получив свой Красный Камень по Праву рождения, ты стоял рядом с матерью, Доротеей и всеми ее сопровождающими, ожидая разрешения выйти из церемониального круга и направиться к тому месту, где он ждал, опуститься на колени и принести клятву верности… Тогда эта женщина, эта отвратительная, жестокая, расчетливая женщина заявила, что ты принадлежишь Песочным Часам, что в праве отцовства отказано, что он не мог дать тебе жизнь, что она заставила своих стражей обслуживать демланскую ведьму, чтобы убедиться: она и впрямь понесла. Стоял теплый день, но неожиданно вокруг стало так холодно… Воцарился ужасный холод, просто ужасный. Доротея собрала там все части ковена Песочных Часов, многие дюжины Черных Вдов, и все они наблюдали за ним. Они ждали, что Жрец войдет в круг и бросит им вызов.
        Но он не сделал этого. Он отвернулся.
        Ты чуть не вырвался на свободу. Едва не дотянулся до него. Ты плакал, кричал, чтобы он подождал тебя, боролся один с двумя стражами, которые держали тебя за руки, а в пальчиках судорожно стискивал тот Камень. Вспышка Красного света — и охранников отбросило назад. Ты рванулся вперед, пытаясь добраться до края круга. Он обернулся, ожидая исхода. Один из стражей схватил тебя. Ты оказался на расстоянии ладони от края. Думаю, если бы ты хоть одним пальцем пересек эту черту, он бы увез тебя с собой, невзирая на остальных, не стал бы волноваться, будет ли тебе хорошо жить с ним или нет. Или жить вдали от твоего народа.
        Но ты не смог. Ты был слишком молод, а они — слишком сильны.
        Поэтому он ушел. Отправился в тот дом, в который ты все время возвращаешься, где жил ты и твоя мать, и уничтожил кабинет. Разорвал все книги, разрезал занавески, сломал все, что там было. Однако ему так и не удалось выплеснуть свой гнев. Когда я осмелилась открыть дверь, он стоял на коленях посреди комнаты. Его грудь вздымалась, пытаясь протолкнуть хоть немного воздуха в легкие, а в глазах застыло безумие.
        Наконец он поднялся на ноги и заставил меня поклясться, что я буду присматривать за тобой и твоей матерью и сделаю все, что в моих силах. Я пообещала, потому что любила и тебя, и твою мамочку, и потому, что Жрец всегда был добр ко мне и Джо.
        После этого он исчез. Они забрали твой Красный Камень и в ту же ночь надели на тебя Кольцо Повиновения. Ты отказывался есть, и они приказали мне заставить тебя. У них были на твой счет какие-то свои планы, поэтому нельзя было потерять тебя. Джо они заперли в металлическом ящике и выставили под солнечные лучи. Мне сказали, что он не получит ни еды, ни воды до тех пор, пока я не заставлю тебя поесть. После того как мне два дня подряд удавалось уговорить тебя, они его выпустили.
        Три дня ты ничего не ел, как я ни умоляла. Не думаю, что ты вообще слышал мой голос. Я была в отчаянии. Ночью, выходя на улицу и вставая как можно ближе к железному ящику — насколько мне позволяли,  — я слышала, как плачет Джо. Его кожа покрылась ожогами от соприкосновения с раскаленным металлом. Поэтому я очень плохо поступила с тобой. Я силком вытащила тебя на улицу наутро и заставила посмотреть на этот ящик. Я сказала, что это ты убиваешь моего мужа просто из злости и упрямства, что его наказывают, потому что ты плохо ведешь себя и не хочешь есть. И что, если он умрет, я буду ненавидеть тебя целую вечность.
        Я же не знала, что Доротея увезла твою мать. Я не знала, что, кроме меня, у тебя никого не осталось. Но ты знал. Ты почувствовал, что она уехала.
        И наконец ты начал меня слушать. Ты стал кушать, когда я просила, спал, когда я велела. Ты превратился скорее в призрака, перестал быть ребенком. Но они выпустили Джо.
        Мэнни вытерла слезы уголком своего фартука и отхлебнула холодного чая.
        Деймон закрыл глаза. Прежде чем прийти сюда, он отправился в этот разваливающийся, всеми покинутый дом, в котором некогда жил, в поисках ответов на свои вопросы. Так он поступал каждый раз, оказавшись в этой части Королевства. Воспоминания, такие смутные, уклончивые и предательские, всегда дразнили его, подсовывая неясные образы, когда Деймон бродил по комнатам. Но на самом деле его притягивал именно разгромленный кабинет, комната, где он как наяву слышал глубокий, властный голос, похожий на тихий гром, где чувствовал острый, пряный мужской запах, ощущал прикосновение сильных рук, обнимающих его, где он почти мог поверить, что однажды он тоже был защищен и любим.
        И теперь он наконец-то понял почему.
        Деймон нежно сжал руку Мэнни своей.
        — Ты уже рассказала мне так много, так закончи начатое.
        Мэнни покачала головой:
        — Они что-то сделали с тобой, заставив забыть его. Они сказали, что если ты когда-нибудь сумеешь что-то узнать о нем, то тебя убьют.  — Она умоляющим взором посмотрела на Деймона.  — Я же не могла допустить этого. Ты стал сыном, которого мы с Джо не могли иметь.
        Дверь в его разуме, о существовании которой Деймон до этого мгновения не подозревал, начала приоткрываться.
        — Но теперь-то я уже не мальчик, Мэнни,  — тихо произнес Деймон.  — И меня не так легко прикончить.
        Он заварил новую порцию чая, поставил перед ней чашку со свежим, горячим напитком и вернулся в свое кресло.
        — А как его звали… зовут?
        — У него много имен,  — прошептала Мэнни, не отводя взгляда от чашки.
        — Мэнни,  — предупреждающим тоном протянул Деймон, пытаясь набраться терпения.
        — Его называют Обольстителем. Палачом.
        Он покачал головой, по-прежнему ничего не понимая. Но дверца отворилась чуть шире.
        — Он — Верховный Жрец Песочных Часов.
        Еще шире.
        — Ты просто тянешь время,  — резко оборвал ее Деймон, с громким стуком поставив чашку на блюдечко.  — Как звали моего отца? Я хочу услышать его имя. За тобой ведь остался должок. Ты прекрасно знаешь, каково мне пришлось в роли бастарда. Он вообще расписывался в журнале?
        — О да,  — поспешно произнесла она.  — Но они заменили ту страницу. Он ужасно гордился тобой и эйрианским мальчиком. Он не знал, видишь ли, о том, что девочка была из их рода. Лютвиан — так ее звали. У нее не было ни крыльев, ни шрамов, которые обычно остаются, если крылья обрезают. Он ничего не заподозрил до тех пор, пока не родился мальчик. Она хотела, чтобы ему срезали крылья и воспитывали как демланина. Однако Жрец отказался, в своей душе мальчик все равно оставался эйрианцем. Было бы милосерднее убить его еще в колыбели, чем лишать крыльев, сказал он. Лютвиан заплакала, испугавшись, что Жрец и в самом деле убьет младенца. Думаю, он смог бы так поступить, если бы мать хоть как-то повредила крылья сына. Поэтому Жрец построил своей женщине маленький дом в Аскави и заботился о ней и о мальчике. Он иногда приводил его в гости. Вы играли вместе… или же дрались. Честно говоря, было трудно отличить одно от другого. А потом она испугалась. Она рассказала мне о том, что Притиан, Верховная Жрица Аскави, утверждала, будто мальчик нужен ему в роли корма, будто ему нужен сосуд свежей крови, чтобы
поддерживать свои силы. Поэтому женщина отдала ребенка Притиан, обещавшей спрятать его, и сбежала. Когда она вернулась за сыном, Жрица отказалась рассказывать, где он, только смеялась ей в лицо, и…
        — Мэнни,  — тихим, холодным голосом произнес Деймон.  — В последний раз спрашиваю, кто мой отец?
        — Князь Тьмы.
        Еще чуть шире.
        — Мэнни.
        — Жрец — Повелитель, разве ты не понимаешь?  — воскликнула она.
        — Его имя.
        — Нет.
        — Его имя, Мэнни.
        — Прошептать имя — то же самое, что призвать человека.
        Дверь неожиданно распахнулась, и воспоминания хлынули потоком.
        Деймон уставился на свои руки, на длинные, окрашенные в черный цвет ногти.
        Мать-Ночь.
        Он с трудом сглотнул и покачал головой. Это было невозможно. Как бы ему ни хотелось поверить в это, такое не могло произойти.
        — Сэйтан,  — тихо произнес он.  — Ты хочешь сказать, что мой отец — Сэйтан?!
        — Тише, Деймон, тише!
        Он вскочил, перевернув кресло:
        — Нет, я не буду молчать. Он мертв, Мэнни. Всего лишь легенда. Предок, давно почивший в могиле.
        — Твой отец.
        — Он мертв.
        Мэнни облизнула пересохшие губы и закрыла глаза.
        — Он один из живых мертвецов. Один из тех, кого называют Хранителями.
        Деймон медленно поднял кресло и сел. Он чувствовал себя больным. Неудивительно, что Доротея избивала его, когда он, лелея свои обиды и боль, притворялся, будто его отец — сам Сэйтан. Это вовсе не было притворством.
        — Ты уверена в этом?  — наконец спросил Деймон.
        — Уверена.
        Деймон жестко рассмеялся:
        — Ты ошибаешься, Мэнни. По-другому и быть не может. Я не в силах представить, что Повелитель Ада лег бы в постель с этой сукой Хепсабах.
        Мэнни взвизгнула.
        Воспоминания нахлынули на него, маленькие кусочки головоломки вставали на свои места.
        — Нет. Не Хепсабах,  — медленно произнес Деймон, сокрушенный, раздавленный огромной паутиной лжи, составлявшей всю его придуманную жизнь. Нет, определенно не Хепсабах. Демланская ведьма, которую выгнали из двора.  — Терса.  — Он опустил голову на руки.  — Кто еще, если не Терса?
        Мэнни потянулась к нему, но не решилась прикоснуться.
        — Теперь ты все знаешь.
        Руки Деймона дрожали, когда он зажег черную сигарету. Он наблюдал за тем, как дым по спирали поднимается вверх, и чувствовал себя неспособным на любые осмысленные действия.
        — Да, теперь я знаю.  — Он закрыл глаза и прошептал: — Мой лучший союзник или злейший враг. И выбор будет за мной. Благая Тьма, ну почему это должен быть именно он?!
        — Деймон?
        Он покачал головой и попытался ободряюще улыбнуться.
        Деймон провел еще один час с Мэнни и Джо, наконец вернувшимся из своей мастерской. Бывший воспитанник развлек их довольно легкомысленными историями об аристократах Крови, которым ему довелось служить в различных дворах, ухитрившись ни слова не сказать о своей жизни. Ему причинило бы ужасную боль знание того, что Мэнни стала бы думать о нем как о Хейллианской Проститутке.
        Покинув наконец их гостеприимный дом, он шел пешком несколько часов. Его безудержно трясло. Было невыносимо осознавать, что вся его жизнь была сплошной ложью. Боль нарастала с каждым шагом до тех пор, пока разгоревшийся гнев не начал угрожать сорваться с привязи, и без того уже истончившейся.
        Наступил рассвет, когда он вскочил на Красный ветер и отправился в Дрэгу.
        Впервые в своей жизни Деймон хотел увидеть Доротею.



        Глава 5


1. Террилль

        Выйдя из своих покоев и направляясь к приемным, Картан Са-Дьябло невольно гадал, не слишком ли смелым с его стороны было выпить стаканчик бренди для храбрости, прежде чем предстать перед своей матерью и официально вернуться к ее двору. Может, он перебрал? Если нет, значит, весь двор ведет себя несколько странно. Аристократы Крови носились по коридорам и залам, оглядываясь назад с суеверным ужасом. Причем передвигались они только маленькими группами. Мужчины при дворе обычно именно так себя и вели, толкаясь и перепихиваясь локтями до тех пор, пока одного из них не выталкивали вперед, как жертву к алтарю. Оказаться в центре внимания Доротеи, вне зависимости от того, была ли она довольна или разгневанна… скажем так, не самый приятный опыт. Но чтобы женщины вели себя точно так же…
        Увидев, как один из слуг улыбается, Картан наконец понял, в чем дело.
        Но было уже слишком поздно.
        Он ощутил холод, свернув за угол и остановившись прямо перед Деймоном. Картан давным-давно перестал пытаться разобраться в чувствах, которые охватывали его при каждой встрече с этим человеком,  — гнев, облегчение, страх, зависть, стыд. Сейчас же он подумал только об одном: убьет Деймон его на месте или нет.
        Картан вытащил последний козырь из рукава. Он растянул губы в язвительной, презрительной улыбке и произнес:
        — Ну, здравствуй, кузен.
        — Картан.  — Голос Деймона звучал абсолютно нейтрально и был приправлен скукой.
        — Значит, тебя снова призвали ко двору. Что, тетушке Хепсабах внезапно стало одиноко?  — Именно. Нужно напомнить ему о том, кто он такой.
        — Что, Доротее тоже?
        Картан попытался сдержать негодование — или, по крайней мере, не дать ему просочиться в ответную реплику. Нельзя было презрительно ухмыляться и вспоминать те вещи, которые он никак не мог забыть.
        — Я как раз собираюсь доложить Доротее о своем присутствии,  — мягко произнес Деймон.  — Но, разумеется, могу отложить явление пред ее светлые очи еще на несколько минут. Если тебе тоже нужно побеседовать с ней, лучше иди вперед. После встречи со мной Доротея, как правило, не в духе.
        У Картана возникло ощущение, словно его только что ударили. Деймон ненавидел его уже много веков за то, что он наговорил как-то раз, и еще больше — за то, что он сделал. Но, оказывается, кузен помнил и другие времена — и поэтому даже сейчас готов был пойти на небольшую уступку, чувствуя известное сочувствие к своему младшему двоюродному брату.
        Не осмелившись сказать больше ни слова, Картан кивнул и поспешно направился дальше по коридору.
        Он не рискнул сразу же войти в приемную, где ожидала Доротея. Вместо этого Картан юркнул в первую попавшуюся пустую комнату, которую только смог найти. Прислонившись к запертой двери, он почувствовал, как слезы обжигают глаза и сбегают вниз по щекам.
        — Деймон,  — прошептал он.
        Деймон был одним из его кузенов, чье положение в семье маленький Картан никогда не понимал до конца. Он знал наверняка только одно: оно было очень ненадежным и определенно отличалось от его собственного. Картан был единственным сыном Доротеи, испорченным и избалованным, с собственными слугами, наставниками и гувернантками, покорно исполнявшими любой его каприз. При этом он с детства прекрасно понимал, что стал лишь еще одним драгоценным камнем в ее короне, красивой вещью, новым украшением, которым можно гордиться, выставляя напоказ.
        Однако вовсе не к Доротее, или наставникам, или гувернанткам маленький Картан прибегал за утешением, если случалось оцарапать колено, или ему становилось одиноко, или было совершенно необходимо похвастать своим последним маленьким приключением. Не к ним. Он всегда прибегал к Деймону.
        К Деймону, у которого постоянно находилось время поговорить — и, что куда важнее, выслушать. К Деймону, который учил его кататься верхом, фехтовать, плавать, танцевать. К Деймону, который терпеливо читал ему одну и ту же книжку, раз за разом от начала до конца, потому что она была его любимой. К Деймону, который покорно отправлялся с ним на долгие, бесцельные прогулки. К Деймону, который ни разу не продемонстрировал своего неудовольствия оттого, что мелкий карапуз ходит за ним по пятам. К Деймону, который обнимал, укачивал, успокаивал его, когда он плакал. К Деймону, который то и дело совершал набеги на кухню поздно ночью, хотя это было запрещено, и приносил Картану фрукты, рулеты, холодное мясо — словом, все, что могло приглушить неутолимый голод, который он испытывал всегда, потому что под бдительным присмотром матери мальчику не давали как следует наесться. К Деймону, которого однажды поймали на этом и побили, но он никому не сказал, что еда предназначалась для маленького кузена.
        К Деймону, чье доверие он предал, чью любовь потерял, произнеся всего одно слово.
        Картан еще был долговязым подростком, когда Деймона впервые призвали к другому двору. Было очень больно потерять единственного человека, кто действительно любил его и считал мыслящим живым существом. Однако к этому возрасту Картан уже начал понимать, что не все шло гладко, что над Деймоном нависла беда и проблема заключается в его положении при дворе Доротеи. Он знал, что его кузен служил Доротее и Хепсабах, а также ковену Черных Вдов, подчинявшемуся Верховной Жрице, хотя совсем по-другому, не так, как служили консорты и другие мужчины, которых иногда призывали. Он знал о Кольце Повиновения, о том, как с его помощью можно управлять рабом, даже если он сильнее и носит темный Камень. Ему было непонятно, почему Деймон испытывает такое отвращение перед женским прикосновением. Картан гадал, почему Деймон и Доротея все время ссорятся, так громко выкрикивали проклятия, что стены казались не толще бумаги. Чем дальше, тем хуже, и вскоре эти споры начали заканчиваться обращением матери Картана к Кольцу. Она наказывала Деймона мучительной болью до тех пор, пока он не начинал молить о прощении.
        Однажды он отказался служить одному из ковенов, подвластных Доротее.
        Верховная Жрица немедленно созвала Первый, Второй и Третий Круги двора. Вместе со своим мужем, Ланзо Са-Дьябло, вечно пьяным насильником, чья единственная заслуга заключалась в том, что он дал Доротее свою фамилию. И началось наказание.
        Картан спрятался за занавеской. Холодея от страха, он наблюдал за тем, как Деймон борется с властью Кольца, с причиняемой болью, борется с охранниками, которые удерживали его на месте, не давая напасть на Доротею. Потребовался целый час мучений, чтобы поставить его на колени, стонущего в агонии. Еще один час ушел на то, чтобы заставить его ползать у ног Доротеи, умоляя о прощении. Однако, прекратив посылать стрелы боли через Кольцо, мать Картана не позволила Деймону вернуться в свою комнату, где Мэнни дала бы ему снотворное и смыла холодный пот с его тела, чтобы он мог спокойно спать до тех пор, пока боль не утихнет. Вместо этого Верховная Жрица приказала привязать его за руки и за ноги к одной из колонн и заткнуть рот кляпом, чтобы приглушить стоны боли, и оставила его там, чтобы унизить как можно сильнее — а заодно продемонстрировать другим на его примере, что нужно выполнять приказы. Сама же она преспокойно занялась другими делами двора.
        Этот урок не прошел даром для Картана. Оказаться Окольцованным значило полностью попасть под жесткий контроль со стороны. Если даже Деймон не мог выдержать этой боли, значит, и он сам не справится. Он понял, что нельзя давать Доротее повода надеть на него Кольцо.
        Той ночью, после того как Деймону дали немного отдохнуть, ему было приказано обслужить ведьму, от которой он не так давно отказался.
        Той ночью впервые от него повеяло холодом.
        Люди Крови были знакомы с двумя разновидностями гнева. Жаркая ярость была поверхностной даже на пике — так сердятся на друзей, любовников, членов семьи. Это ничего не значащее чувство, появляющееся в повседневной жизни. Но холодный гнев был гневом Камней — глубокой, неприкосновенной ярости, которая зарождается в самом сердце Сущности живого существа. Неутолимый, почти всегда неукротимый — до тех пор, пока не выплеснется на поверхность. Холодный гнев не притуплялся ни болью, ни голодом, ни усталостью. Он поднимался из таких глубин, что тело, вмещавшее его, уже не имело никакого значения.
        Той первой ночью никто не уловил незначительную перемену в воздухе, когда Деймон шел своей дорогой в покои той ведьмы.
        Только рано утром, когда горничная вошла в его комнату и обнаружила, что окна и зеркала покрыты тонким слоем льда, а также увидела, что осталось на постели, Доротея осознала, что во время наказания сломала что-то в душе Деймона, сорвала с нее слой человечности.
        Геката, самопровозглашенная Верховная Жрица Ада, сразу же узнала бы выражение, появившееся в глазах Деймона; если бы она хоть раз увидела его, то поняла бы, что кровь не вода и сын унаследовал многое от отца. Доротее же потребовалось куда больше времени. Когда до нее наконец дошло, что наследие, полученное Деймоном, оказалось значительно темнее и опаснее, чем она могла себе вообразить, Верховная Жрица Хейлля отдала его первой попавшейся Королеве, управлявшей одной из южных Провинций.
        Доротея ни слова не сказала об убийстве. Среди людей Крови оно не было запрещено законом. Она мало говорила о том, что случилось с Деймоном после того, как ему пришлось впервые опуститься на колени, служа ведьмам. Доротея лишь предупреждала, что он мог становиться слишком вспыльчивым, если призывать его слишком часто.
        К концу той же недели Деймон исчез.
        Вскоре после этого Картан узнал, что присутствие кузена спасало его. Неутолимые аппетиты Доротеи, любившей, чтобы в спальне постоянно появлялись новые лица, могли соперничать с похотливостью Ланзо. Единственная разница заключалась в том, что им были нужны рабы разного пола. Поэтому она содержала целый выводок юных Предводителей при дворе, чтобы они обслуживали ее и ковен. До того дня Картан был всего лишь хорошеньким, избалованным сыночком Доротеи.
        Однажды вечером мать призвала его в свои апартаменты. Он направился к ее покоям, чувствуя немалое беспокойство и мысленно отмечая, какие из его сегодняшних поступков и дел могли вызвать неудовольствие Верховной Жрицы. Однако Доротея была с ним нежна, добра и ласкова. Эти ласки, которые всегда вызывали у Картана чувство неловкости, теперь окончательно его напугали. Склонившись к нему, Доротея сообщила, что Ланзо всегда был верен и предан ей и что она ожидает такой же преданности от своего сына. Картан был слишком занят своими мыслями — он пытался сообразить, каким образом любвеобильность отца, каждую ночь пронзавшего своим копьем новую служанку, может считаться верностью,  — чтобы понять намерения матери. Только почувствовав, как язык Доротеи скользит между его губами, мальчик осознал истину. Он оттолкнул мать, спрыгнул с дивана и ползком вернулся к двери, не решаясь отвести взгляда от Верховной Жрицы.
        Она была в ярости, встретив отказ. Так Картан заработал первую порку в своей жизни.
        Рубцы еще не зажили, когда она призвала его опять. На сей раз Картан сидел неподвижно, позволяя матери гладить свои руки и бедра и объяснять ему, что Кольцо помогло бы сделать его куда более сговорчивым. Но она не считала, что это необходимая мера. Он ведь был согласен?
        Картан был более чем согласен, считая такое наказание совершенно излишним. Он покорился. Сделал то, что было велено.
        Позже той же ночью, лежа в постели, Картан думал о Деймоне, о том, как ночь за ночью, год за годом его двоюродный брат делал то, к чему сегодня принудили его самого. Он гадал, сколько лет было кузену, когда Доротея впервые уложила его в свою постель.
        Но этим пытка не закончилась. Так продолжалось много лет, пока Доротея не отослала сына в частную школу. Картан с такой жестокостью насаживал служанок на свое копье, что Ланзо и его приятели начали жаловаться — девочек нельзя было использовать несколько дней.
        Частная школа, в которую отправился молодой человек, была одной из лучших — там обучались юноши из лучших хейллианских семейств. Здесь любовь Картана к жестокости облачилась в светский глянец. Он находил дома Красной Луны отвратительными и мог удовлетвориться с опытной женщиной только в том случае, если причинил ей боль. После того как его выставили из нескольких домов, лишив права посещения, он открыл для себя, что взять верх над юными девочками, запугать их и заставить делать то, что ему нравится, гораздо легче.
        Он начал разделять удовольствие, которое Доротея получала от ощущения своей власти над другими.
        Однако даже самая юная шлюха, оставшаяся ведьмой после Первой ночи, находилась под защитой согласно правилам дома. Он не обладал, в отличие от своей матери, абсолютной властью над той, кого укладывал в постель.
        Поэтому Картан начал искать удовольствий в других местах и нашел, совершенно случайно, именно то, о чем мечтал.
        Картан с друзьями отправились на один из постоялых дворов, чтобы выпить, поиграть, излить семя. Они все происходили из лучших семейств, которым простой владелец гостиницы не осмелился бы перечить. Остальные решили повеселиться с молодыми женщинами, подававшими эль и блюда к ужину, и уединились с ними в небольшой частной столовой — такие были на каждом приличном постоялом дворе для важных гостей. Но Картана заинтриговала юная дочь хозяина. Она только-только начала расцветать, превращаясь в женщину, обладала лишь намеком на будущие пышные изгибы. Когда он потащил девчонку к двери, ведущей в отдельную комнату, хозяин последовал за ним, что-то гневно крича. Картан поднял руку и послал волну силы через кольцо с Камнем. Удар был так силен, что мужчина потерял сознание. Тогда Картан втащил девочку в комнату и запер дверь.
        Ее дрожь и неподдельный, парализующий страх оказались восхитительными. Девчонка еще не обладала резким мускусным ароматом женщины, от нее не исходила аура силы, как от всех ведьм, сохранивших свои способности. Картан наслаждался ее болью, тонул в ней и был поражен опьяняющим удовольствием, которое волной нахлынуло на него, когда он заставил свою жертву опуститься глубже внутренней сети и тем самым сломал ее.
        Наконец выйдя из этой комнаты, впервые за много лет чувствуя, что сам управляет своей жизнью, Картан бросил на стол несколько золотых марок, собрал друзей и исчез.
        Это было начало.
        Доротея никогда не высказывала неудовольствия его образом жизни, если сын удовлетворял ее в постели, возвращаясь ко двору, и не портил ведьм, которых она успела отобрать себе в прислужницы. Две сотни лет Картан наслаждался жизнью, играя с юными девочками Крови, не принадлежащими к благородным семьям. Иногда он оставлял девчонку у себя и мучил ее несколько недель или даже месяцев, вскармливая ее страх, играя и терзая ее, становясь все более извращенным в своих желаниях, прежде чем наконец оплодотворить ее. Очень часто даже сломленная ведьма оказывалась способной на спонтанное прерывание беременности и предпочитала решиться на этот шаг, нежели выносить ребенка от человека, которого ненавидела. Даже несмотря на то, что после этого оставалась бесплодной. Иногда, если девица сохраняла рассудок и по-прежнему могла позабавить его, он находил Целительницу, обезумевшую от голода или трудностей, и заставлял ее приготовить очищающее зелье. По большей части, Картан просто выбрасывал свои игрушки на улицу, позволяя им вернуться в свои семьи, дом Красной Луны или на помойку. Ему было все равно.
        Картан вел такую жизнь двести лет. Затем, вернувшись однажды ко двору, он обнаружил, что его поджидает Деймон.
        К этому времени сын Верховной Жрицы уже понял, почему Деймона называют Сади, а не Са-Дьябло и почему семья пошла на такие уступки. Однако, увидев гнев в глазах Деймона, он понял в тот же миг, что кузен, в отличие от Доротеи, не одобряет его невинных развлечений. Выслушав резкую, жгучую лекцию о чести, Картан ударил по единственному слабому месту — сказал Деймону, что он, сын Верховной Жрицы, не обязан слушать какого-то ублюдка.
        Ублюдка.
        Ублюдка.
        Ублюдка.
        Картан так и не сумел забыть потрясение и боль, промелькнувшие во взгляде Деймона. Помнил он и чувство потери, пережитое в тот миг, когда единственный человек, которого он любил и который отвечал ему тем же, облек себя в безразличие светских манер и холодно извинился за то, что на мгновение забыл свое место. Картан всегда будет жить с осознанием того, что если бы он прямо тогда помчался за Деймоном, извинился и начал умолять о прощении, объяснил, какие боль и страх терзают его душу, попросил помощи… то получил бы все это. Деймон отыскал бы способ помочь ему.
        Но он не сделал этого. Он позволил этому слову повиснуть в воздухе и принять форму. Он вгонял его все глубже и глубже, до тех пор пока клин не пробил трещину, и единственное, что связывало их теперь,  — это взаимная ненависть друг к другу.
        В конце концов Доротея отослала Деймона прочь и потеряла его из виду на целое столетие. К моменту своего возвращения он уже принес Жертву Тьме. Ходили слухи, что Деймон ушел с церемонии, унеся с собой Черный Камень, но никто не знал наверняка, потому что ни один человек не видел его.
        Картану было все равно, какой Камень носил Деймон. Он и так боялся того, во что превратился его кузен. С того памятного разговора они делали все, что было в их силах, чтобы избегать друг друга.
        Картан вытер слезы с лица и расправил куртку. Нужно повидаться с Доротеей и как можно быстрее ускользнуть отсюда. Сбежать от нее, ее двора… и от Деймона.

2. Террилль

        Деймон скользил по коридорам особняка Са-Дьябло к своим покоям. Разумеется, встреча с Доротеей оставила неприятное чувство, как всегда, но, по крайней мере, все закончилось быстро. Один вид этой женщины наполнил его душу трепещущим гневом, который едва не вырвался на свободу, и теперь его самоконтроль представлял собой тончайшую и очень ненадежную нить, пока держащую ярость на привязи. Деймону отчаянно хотелось провести хотя бы час наедине с собой, прежде чем будет нужно одеваться к ужину, и морально подготовиться к долгому вечеру, когда ему придется любезничать с Доротеей и ее ковеном.
        Он вошел в свою гостиную и с трудом подавил недовольное рычание, когда увидел, кто ждет его там.
        Хепсабах повернулась к «сыну». На ее губах мелькнула улыбка, а руки, ни на мгновение не прекращавшие двигаться, вели сложный танец друг с другом. Он испытывал глубокое отвращение к голодному, жадному выражению, тут же появившемуся в ее глазах, к мускусному запаху, испускаемому ее аурой, однако, зная, что игру прерывать нельзя, Деймон улыбнулся ей и закрыл за собой дверь.
        — Мать,  — произнес он, не особенно стараясь скрыть иронию. Деймон склонил голову, чтобы поцеловать ее в щеку. Как всегда, в последний миг Хепсабах повернула голову, чтобы их губы соприкоснулись. Крепко обняв «сына» за шею, она жадно поцеловала его, врываясь языком в его рот, прижимаясь к нему всем телом. Обычно Деймон отталкивал ее, чувствуя отвращение — как только его мать могла желать такой близости? Теперь же он пассивно терпел, не отдавая и не забирая, бесстрастно анализируя ложь, которая составляла всю его жизнь.
        Хепсабах отстранилась от него, надувшись.
        — Ты совсем не рад видеть меня,  — обвиняющим тоном произнесла она.
        Деймон вытер губы тыльной стороной ладони.
        — Не более, чем обычно.
        Она стояла здесь, в роскошных покоях, одетая в дорогое шелковое платье, в то время как Терса, его настоящая мать, носила потрепанные лохмотья и спала Тьма знает где. Несмотря на все усилия Доротеи и Хепсабах, она сумела подарить своему сыну всю любовь, на которую была способна — в своем раздробленном, полубезумном состоянии. Деймон знал, что обязательно найдет способ поблагодарить ее за это — точно так же, как заставить Доротею и Хепсабах заплатить за все.
        — Чего ты хочешь?
        — Было бы очень мило, если бы ты проявлял немного больше уважения по отношению к своей матери,  — недовольно заметила Хепсабах. Она принялась разглаживать платье, без лишней скромности лаская свои груди и живот и призывно глядя на Деймона из-под ресниц.
        — Я всегда проявляю безмерное уважение к матери,  — без всякого выражения отозвался он.
        С беспокойством посмотрев на него, женщина похлопала его по рукаву — точнее, похлопала воздух над ним, стараясь не прикасаться к ткани.
        — Я приготовила для тебя комнату. Здесь тепло и уютно. Возможно, после ужина мы сможем посидеть немного здесь, побеседовать, что скажешь?  — С этими словами она повернулась к двери, многообещающе вильнув задом.
        Терпение Деймона лопнуло.
        — Ты имеешь в виду, что я должен быть более покорным, когда ты хочешь, чтобы моя голова оказалась у тебя между ног?  — Он проигнорировал возмущенный возглас.  — Что ж, я не буду послушным мальчиком, мама. Не сегодня. Никогда. Ни с тобой, ни с кем-либо еще из этого двора. Если мне хоть раз прикажут опуститься на колени, пока я здесь, то, клянусь тебе, происшедшее с Корнелией покажется безделицей по сравнению с тем, что я устрою вам. Если ты полагаешь, что Кольцо сможет остановить меня, советую подумать как следует. Я уже давно не мальчик, Хепсабах, и больше всего на свете мечтаю увидеть твой труп.
        Она отпрянула от него. Глаза женщины расширились от плещущегося в них ужаса. Она резко дернула дверную ручку и выбежала в коридор.
        Деймон открыл бутылку бренди, убедившись с помощью Ремесла, что в него не подсыпали снотворного и не приготовили иного сюрприза, поднес ее к губам и резко запрокинул голову. Напиток обжег горло и охватил пожаром все внутренности, но Деймон упорно продолжал глотать его до тех пор, пока не почувствовал, что задыхается. Комната поплыла было у него перед глазами, но мир быстро вернулся на свои места. Его желудок поглощал спиртное с той же эффективностью, что и пищу. В ношении Черных Камней был один весьма весомый недостаток — требовалось очень существенное количество алкоголя, чтобы даже слегка опьянеть. Но Деймон хотел достичь иного эффекта. Ему нужно было приглушить гнев и болезненные воспоминания. Прямо сейчас он не мог позволить себе открытое столкновение с Доротеей. Он, конечно, мог бы сломать Кольцо — а вместе с ним и Верховную Жрицу. За прошедшие годы Деймон убедился в своих силах. Однако он не мог сказать наверняка, сколько вреда Доротея успеет причинить ему, прежде чем сломается, не останется ли он на всю жизнь калекой после того, как снимет Кольцо. Возможно, все пройдет так плохо, что он
никогда больше не сможет носить Черный. К тому же где-то там была Леди, которой он хотел принадлежать целиком и полностью. И когда он найдет ее…
        Деймон холодно улыбнулся. Жрец задолжал ему услугу. Два Черных Камня, даже если один из них Окольцован, сумеют справиться с зарвавшейся Верховной Жрицей, носящей Красный.
        Рассмеявшись, Деймон направился в свою спальню и оделся к ужину.

3. Террилль

        Задумчиво покусывая нижнюю губу, Картан направлялся к Деймону, который пристально изучал взглядом закрытую дверь. За ужином прошлой ночью они, увы, сидели слишком далеко друг от друга, к тому же кузен рано откланялся — к всеобщему облегчению; поэтому сегодня они впервые с момента их краткой встречи оказались вместе — и к тому же вдали от любопытных глаз.
        Картана нельзя было назвать невысоким и хрупким, и, даже несмотря на многочисленные излишества, он по-прежнему находился в хорошей форме. Однако, стоя рядом с Деймоном, он снова невольно почувствовал себя неуклюжим, угловатым подростком. Дело было скорее в ширине плеч кузена, чем в небольшой разнице в росте, не говоря уже о том, что лицо Деймона излучало зрелость, обретенную через боль, а не возраст. Последнее и заставляло Картана чувствовать себя незначительным и слабым по сравнению с Деймоном. К тому же между долгоживущим юнцом и зрелым мужчиной в расцвете сил и возможностей имелась весьма значительная разница.
        — Ты знаешь, к чему все это?  — тихо спросил Деймон.
        Картан покачал головой:
        — Она сказала только, что наше присутствие требуется для какого-то развлечения.
        Деймон сделал глубокий вдох.
        — Проклятье.
        Он открыл дверь и посторонился, пропуская кузена вперед.
        Картан сделал пару шагов, оказавшись за порогом, и почувствовал, как воздух за его спиной стал холоднее, когда дверь закрылась. Он бросил взгляд на лицо Деймона и пораженно заметил, что сузившиеся глаза из золотистых стали ярко-желтыми, хищными. Осматривая комнату, сын Верховной Жрицы никак не мог понять, что именно здесь так разозлило кузена.


        Обстановка была очень простой, почти аскетической — несколько рядов стульев, расставленных полукругом перед двумя столбами, укрепленными в полу. Рядом с ними располагался длинный стол, покрытый белой материей. Под столбами и вокруг них лежали толстые стопки белоснежных простыней.
        Деймон выругался — чуть слышно, но яростно.
        — Что ж, по крайней мере, как любимый сын ты можешь быть спокоен — тебе не придется участвовать в развлечении. Осталось только перенести зрелище.
        Картан удивленно уставился на столбы:
        — Я не понимаю. Что это такое?
        В глазах Деймона мелькнула жалость, но в следующий миг его лицо вновь стало бесстрастным и его голос приобрел те безразличные, утомленные интонации, которые он всегда использовал при дворе.
        — Так ты никогда этого не видел?
        — Мне кажется, приготовлений многовато для простой порки, если она именно это задумала,  — произнес Картан, пытаясь придать голосу оттенок презрительности, чтобы скрыть нарастающий страх.
        — Не порка,  — горько произнес Деймон.  — Нас ждет бритье.
        Выражение, появившееся в желтых глазах кузена, окончательно напугало Картана.
        Деймон не сказал больше ни слова до тех пор, пока они не достигли первого ряда стульев.
        — Послушай меня, Картан, и очень внимательно. То, что произойдет с беднягой, которого Доротея прикажет распять между этими столбами, будет зависеть от того, как ты себя поведешь. Если будешь сидеть, выказывая очевидную скуку и незаинтересованность, она не смягчится и сделает все, что было запланировано, однако, по крайней мере, это закончится быстрее, и не придется любоваться неприятным зрелищем весь вечер. Тебе ясно?
        — Какое еще бритье?  — сдавленным голосом уточнил Картан.
        — Тебе что, никто не рассказывал о том, откуда берутся евнухи?  — Деймон засунул руки в карманы и отвернулся.
        — Но…  — Картан напрягся, когда Доротея вместе со своим ковеном вошла в комнату.  — Но зачем все это?  — шепотом закончил он.  — Зачем нужны эти стулья?
        Глаза Деймона приобрели обеспокоенное выражение. Он словно смотрел вдаль.
        — Потому что они находят это забавным, лорд Картан. Это и есть сегодняшнее развлечение. И если нам обоим повезет, то мы останемся просто почетными гостями.
        Картан быстро покосился на Деймона, а затем перевел взгляд на столбы. Нет, Доротея не станет. Она не может так поступить. Неужели Деймон предупредил его только потому, что не был уверен, не окажется ли сам… нет. Нет, не Деймон. Только не Деймон.
        Картан пнул один стул, другой, а затем наконец опустился на третий, скрестив руки на груди и вытянув ноги, приняв вид надувшегося ребенка.
        — У меня есть и более интересные дела на вечер,  — огрызнулся он.
        Деймон обернулся к кузену, вопросительно подняв бровь.
        Доротея как раз подошла к ним. Ее глаза вспыхнули гневом в ответ на замечание Картана.
        — Что ж, дорогой мой,  — промурлыкала она.  — Мы сделаем все, что в наших силах, лишь бы развлечь тебя.  — Верховная Жрица опустилась на стул рядом со своим сыном и грациозным жестом предложила Деймону занять место слева от себя.
        Картан немного выпрямился, но сохранил недовольное выражение лица. Он невольно вздрогнул, когда стулья за его спиной начали заполняться, а женские голоса — возбужденно переговариваться, словно их обладательницы сидели в театре, ожидая начала представления.
        Доротея хлопнула в ладоши, и в комнате в тот же миг воцарилась тишина. Два массивных, суровых охранника поклонились Жрице и вышли из комнаты. Мгновением позже они вернулись, ведя за собой худого, невзрачного мужчину.
        Деймон бросил скучающий взгляд на пленника, которого привязывали к столбам, отодвинулся от Доротеи и упер подбородок в сложенные ладони.
        Женщина тихо зашипела.
        Деймон выпрямился, положил ногу на ногу и сцепил пальцы на коленях.
        — Не то чтобы это имело значение,  — скучающим тоном протянул он,  — но что такого он сделал?
        Доротея положила руку ему на бедро.
        — Что, пробудилось любопытство?  — промурлыкала она.
        Деймон пожал плечами, проигнорировав пальцы, настойчиво скользящие вверх по его ноге.
        Верховная Жрица убрала руку, изрядно разозлившись из-за выражения скуки, не сходившего с лица Деймона.
        — Да ничего он не сделал. Просто сегодня мне вдруг захотелось побрить его.  — Она злорадно улыбнулась, кивнула стражникам и с огромным интересом принялась следить за тем, как они привязывают руки и ноги пленника к столбам, распиная его.  — Это один из Предводителей, но служит всего лишь пажом. Выходец из семьи, которая верна представителям Крови, носящим темные Камни. Однако начиная с сегодняшнего дня я сильно сомневаюсь, что во всем Хейлле найдется хоть один мужчина, желающий оказаться в его компании. А ты как считаешь?
        Деймон безразлично пожал плечами.
        Когда наконец руки и ноги жертвы были надежно закреплены, один из стражников сорвал материю, покрывавшую стол. Со стороны зрителей последовал одобрительный шепот, когда кнуты, орехоколки и прочие разнообразные пыточные инструменты были по очереди представлены их взглядам. Последним, что стражник поднял со стола, оказался набор лезвий.
        Картан почувствовал, что ему становится плохо, но вместе с тем в нем невольно вспыхнула надежда. Если им показывали все эти предметы, то, возможно…
        «Нет,  — мысленно произнес Деймон, отправляя эту фразу на тонкой нити копья, от мужчины к мужчине.  — Она обреет его».
        «Ты не можешь знать наверняка».
        «Не думаю, что „развлечение“ закончится слишком быстро».
        Картан нервно сглотнул.
        «Ты не можешь знать наверняка».
        «Вот увидишь».
        Доротея подняла руку. Охранник направился к дальнему концу стола и первым поднял хлыст.
        — Как мы развлечемся сегодня, Сестры?  — весело спросила Доротея.  — Может, стоит выпороть его?
        — Да, да, да!  — выкрикнули одновременно несколько женских голосов.
        — Или…
        За этим последовали аплодисменты и смех — стражник, теперь явно занервничавший, поднял орехоколку, чтобы все собравшиеся могли на нее посмотреть.
        — Или…  — Доротея сделала небрежный жест рукой, и охранник покорно поднял лезвия.
        Картан пристально смотрел в пол, пытаясь сдержать дрожь и не броситься к двери. Он знал, что ему все равно не позволят уйти, и не без горечи задумался о том, каким образом Деймону удавалось так спокойно сидеть на месте и скучающим взглядом обводить комнату. Возможно, потому, что у Сади эти органы все равно были абсолютно бесполезными.
        — Обрить его, обрить, обрить!  — по комнате громом раскатились голоса представительниц ковена.
        Картану доводилось бывать на собачьих и петушиных боях, а также на огромном количестве зрелищных развлечений, включавших стравливание животных. Он привык слышать рев мужских голосов, когда их обладатели поощряют своих фаворитов. Однако он ни разу за всю свою жизнь не слышал такого ликования, какое теперь звучало в восторженных выкриках ведьм ковена, решивших судьбу несчастного.
        Картан невольно подскочил, когда рука Доротеи сжала его колено. Холодная улыбка Жрицы слишком ясно говорила о том, что ей приятно видеть его страх.
        Доротея подняла руку, призывая остальных к молчанию. Когда в комнате воцарилась абсолютная тишина, она мелодично промурлыкала:
        — Обрить его.  — Помолчав мгновение, женщина мило улыбнулась и добавила: — Полностью.
        Картан невольно быстрым взглядом окинул комнату, не веря своим ушам и глазам, однако, прежде чем он успел сказать или сделать что-то, Деймон обернулся и посмотрел на него. Выражение глаз кузена пугало еще больше, чем любые пытки, придуманные Доротеей, поэтому Картан проглотил готовые сорваться с языка слова и сполз по спинке стула.
        В комнату вошли Целительница и цирюльник и медленно направились к столу. Цирюльник, бледный мужчина в черной робе с манжетами, плотно обтягивавшей его тело, уже начал лысеть. У него оказались тонкие бесцветные губы и глаза грязно-желтого цвета. Он поклонился Доротее, а затем всему ковену.
        Целительница, серая, невзрачная женщина, обычно занималась заболевшими слугами, поскольку была недостаточно искусна в Ремесле, чтобы работать на аристократов Крови, призвала миску с теплой водой и мыло. Она держала миску, пока цирюльник мыл руки.
        Затем он небрежно намылил мошонку своей жертвы.
        «Зачем?» — прислал вопрос Картан на острие нити копья.
        «Он специально делает их скользкими,  — ответил Деймон.  — Так труднее сделать чистый срез в первый раз».
        Цирюльник взял маленький изогнутый нож и поднял его вверх, чтобы зрители могли посмотреть. Затем он встал позади привязанного мужчины.
        «Тогда все смогут видеть, что он делает»,  — объяснил Деймон.
        Картан намеренно остановил взгляд на одном из столбов в тот миг, как цирюльник церемонно занес нож. Через мгновение на быстро намокающих от крови простынях уже лежал маленький темный комок.
        Предводитель, привязанный к столбам, издал громкий вопль, исполненный агонии, а затем стиснул зубы, заставляя себя замолчать.
        Желудок Картана заворочался и протестующе заурчал, когда по комнате пронеслось разочарованное бормотание. Мать-Ночь! Они все надеялись, что потребуется второй удар!
        Цирюльник положил окровавленный нож на поднос и вымыл руки, пока Целительница заставляла сосуды срастись. Когда она наконец отступила, мужчина взял ровный короткий кинжал и встал перед одним из столбов. Оттянув орган жертвы на полную длину, он повернулся к зрителям, печально покачал головой и произнес:
        — Боюсь, размер столь незначителен, что разницы почти не будет заметно.
        Ковен встретил эти слова смехом и аплодисментами. Доротея улыбнулась.
        Картан ожидал, что последует быстрый взмах ножа — и все будет кончено. Однако, когда цирюльник небрежно приложил нож к органу Предводителя и небрежно принялся отпиливать живую плоть, вырывая мучительный крик с каждым движением, Картан обнаружил, что против воли зачарован этим зрелищем и не может отвести взгляд.
        Они все заслуживали того, что Картан делал с ними. Женщины были грязными тварями, годными только для деторождения и ублажения мужчины. Было только правильно ломать их в юности, и даже хорошо — они не успевали стать чудовищами вроде тех, что сейчас сидели здесь. Женщин необходимо ломать. Уничтожать всех. У власти должны стоять мужчины Крови, это их священное право. Если бы только он мог убить ее… Поможет ли Деймон избавить Хейлль от этой разносчицы чумы? Разумеется, их всех придется уничтожить. А потом сломать всех молодых и научить их служить. Это единственный путь. Единственный.
        Неожиданно повисшая тишина заставила его моргнуть, тем самым вырывая из безрадостных размышлений.
        Доротея поднялась со стула, с яростью указывая пальцем на Целительницу:
        — Я приказала тебе дать ему что-нибудь, чтобы он не потерял сознания прямо здесь! Только взгляни на него!  — Ее палец переметнулся на мужчину, обвисшего в своих путах. Голова безвольно упала на грудь.
        — Я сделала, как вы приказывали, Жрица!  — запинаясь, пробормотала Целительница, заламывая руки.  — Клянусь Камнями, я исполнила ваше повеление!
        Это его воображение разыгралось или же Деймон и впрямь был чем-то очень доволен?
        — Сегодня нам больше не удастся поразвлечься, и все из-за твоей никчемности!  — крикнула Доротея, сделав нетерпеливый жест рукой.  — Уберите это отсюда!  — С этими словами она быстро вышла из комнаты, и ковен послушно потрусил следом.
        — Но я же и в самом деле дала ему нужное зелье!  — всхлипывала Целительница, спотыкаясь, выходя за цирюльником в другую дверь.
        Картан сидел на стуле, не в силах пошевельнуть хоть пальцем, до тех пор пока стражники не завернули мужчину в окровавленные простыни вместе с отрезанными органами. А затем Картан метнулся к ближайшему туалету, где его жестоко вырвало.

4. Террилль

        Доротея медленно мерила шагами свою гостиную. Ее струящийся наряд шелестел с каждым покачиванием бедер, а обтягивающий корсаж с низким вырезом выставлял на всеобщее обозрение маленькие груди, по-прежнему бурно вздымающиеся при каждом вдохе.
        Она подняла перо со стола, проходя мимо. У большинства мужчин хребет превращался в желе, стоило ей потянуться за этим предметом. Однако Деймон бесстрастно наблюдал за ней. Холодное, безразличное и утомленное выражение, застывшее на его лице, не изменилось ни на йоту.
        Она провела пером по подбородку, проходя мимо его стула.
        — Ты снова оказался непослушным мальчиком. Возможно, следовало привязать тебя и выпороть как следует.
        — Да,  — любезно отозвался Деймон.  — Почему бы тебе не сделать этого прямо сейчас? Корнелия может поведать тебе, какого эффекта можно достичь, принуждая меня заглянуть на огонек.
        Доротея невольно пошатнулась, но продолжила движение.
        — Возможно, в таком случае следовало тебя обрить.  — Она махнула пером в его сторону.  — Скажи, тебе бы понравилось стать членом братства пера?
        — Нет.
        — Нет?  — Доротея неубедительно изобразила удивление.
        — Нет. Я предпочитаю мочиться аккуратно.
        Лицо Жрицы исказилось от гнева.
        — Ты стал слишком грубым, Деймон.
        — Должно быть, сказывается компания, которую приходится водить.
        Доротея начала было метаться по комнате, но снова замедлила шаги, заметив прохладное, злорадное веселье, мелькнувшее в глазах Деймона. Черт бы его побрал, подумала она, постукивая пером по губам. Он ведь прекрасно знал, что ему удалось вывести ее из себя, и смел еще и наслаждаться этим! Доротея не доверяла ему, не будучи убежденной, что по-прежнему может его контролировать. Даже Кольцо не останавливало его, когда от Деймона веяло холодом. А сейчас он просто сидел здесь, совершенно уверенный в себе и безразличный к происходящему…
        — Возможно, мне действительно следовало обрить тебя.  — Ее обычное мурлыканье превратилось в сдержанное рычание. Она ткнула пером в область его паха.  — В конце концов, не похоже, чтобы от этих причиндалов тебе была какая-то польза!
        — С другой стороны, вряд ли их отсутствие принесет тебе хоть какую-то прибыль,  — невозмутимо отозвался Деймон.  — Королевы перестанут платить за мои услуги, если будет нечего покупать.
        — Это ничего не стоящий кусок мяса, раз ты все равно не можешь им пользоваться!
        — О, зато им безгранично нравится наблюдать за ним.
        Доротея бросила перо и растоптала его ногой.
        — Ублюдок!
        — Ты говоришь мне об этом раз за разом.  — Деймон раздраженно взмахнул рукой.  — Хватит театральщины. Ты не обреешь меня, ни сейчас, ни когда-либо в будущем.
        — Назови хоть одну причину, по которой не стоит этого делать!
        Одним быстрым, плавным движением Деймон выбрался из кресла и прижал ее своим телом к столу. Его руки сжались на запястьях женщины, причиняя ей боль, в то время как губы обрушились на нее в жестоком поцелуе. Его язык скользнул в глубины рта Доротеи с таким тщательно контролируемым неистовством, что ведьма не могла больше думать ни о чем, кроме его прикосновений и неожиданной влажности между ног.
        С ним так было всегда. Постоянно. Дело было не просто в его теле. И даже Камни тут ни при чем — по крайней мере, прямой связи Доротея никогда не видела. Ей не удавалось коснуться его мыслей и чувств, Деймон умел защищать свое сознание. И, несмотря на это, от него исходило ощущение дикой, неприрученной, но вместе с тем управляемой мощи и мужественности, от которых начинал бурлить воздух. Его руки и язык… всего лишь проводники для этого потока. Показатели чувственности.
        Когда Доротея решила, что скоро не выдержит, и принялась лихорадочно гадать, что лучше — оттолкнуть Деймона или насладиться опьяняющим ощущением, он подался вперед и потерся бедрами о ее тело. Застонав, Доротея прижалась к нему, желая ощутить, как напрягается его орган, мечтая понять, что он тоже хочет ее.
        Когда она подняла руки, чтобы обнять Деймона за шею, тот с презрительной улыбкой отступил. В его золотистых глазах горел гнев, а не желание.
        — Вот почему ты не станешь брить меня, Доротея.  — Его бархатный голос сочился царапающим отвращением.  — Всегда остается надежда, не так ли? Что однажды я загорюсь страстью, что голод станет невыносим и я приползу сюда на коленях, умоляя подарить мне наслаждение, которым тебе будет угодно наградить меня…
        — Я бы никогда не отпустила тебя отсюда ненасытившимся!  — воскликнула Доротея, протянув к нему руку.  — Клянусь Камнями, я…  — Дрожа от гнева, она заставила себя властно выпрямиться. Она вновь унизилась перед ним до мольбы.
        Деймон улыбнулся той холодной, жестокой улыбкой, которая появлялась на его губах всякий раз, когда удавалось повернуть любовные игры так, чтобы причинить женщине, коей он служил, боль. Эта улыбка словно говорила: «Это же так легко… Какая ты дура. Можешь наказывать тело сколько угодно и как угодно, делать все, что посмеешь, но тебе никогда не удастся достать меня».
        — Ублюдок,  — прошептала Доротея.
        — Ты в любой момент можешь убить меня,  — мягко произнес Деймон.  — Это бы решило все наши проблемы, не так ли?  — Он сделал один шаг ей навстречу. Жрица тут же прижалась к столу, напуганная этим неожиданным натиском.  — Почему ты так упорно не хочешь моей смерти, Доротея? Что произойдет в тот день, когда я внезапно перестану ходить дорогами живущих?
        — Пошел вон,  — отрезала она, стараясь не выказать слабости, которая неожиданно охватила ее. Почему Деймон говорит это? Что он знает? Необходимо как можно быстрее убрать его из Хейлля, подальше от того места, немедленно. Она яростно набросилась на него, но Деймон молниеносно скользнул в сторону, и Доротея тяжело упала на пол.  — Убирайся отсюда!  — заорала она, в бессильной злобе стуча кулаками по полу.
        Деймон вышел из комнаты, насвистывая безыскусный мотивчик. Пухленький Предводитель, пыхтя, тут же поспешил мимо него к покоям Доротеи, и Деймон повернулся, глядя ему в лицо.
        — Я бы не стал заходить туда до тех пор, пока она немного не успокоится,  — весело посоветовал он. Подмигнув пораженному мужчине, Деймон продолжил путь дальше по коридору, посмеиваясь.


        — Будь проклята твоя душа и отправлена в глубины Ада, поторапливайся уже с этим!  — заорал Картан, обращаясь к слуге, приставленному к нему на то время, которое ему будет угодно провести при дворе. Он швырнул свои рубашки в один из чемоданов и застегнул ремни.
        Когда все вещи были наконец собраны, Картан окинул комнату взглядом, проверяя, не забыл ли он что-нибудь.
        — Лорд Картан,  — задыхаясь, промямлил слуга.
        — Я сам позабочусь обо всем остальном. Ты свободен. Убирайся отсюда. Пошел вон!
        Слуга покорно поспешил выйти из комнаты.
        Картан обхватил руками столбик кровати. Ему отчаянно хотелось отдохнуть, однако каждый раз, когда сын Жрицы осмеливался закрыть глаза, он снова видел окровавленные простыни, и крики, полные страдания, начинали звучать в ушах.
        Прочь отсюда. И как можно быстрее. Прежде, чем Доротея призовет его, прежде, чем он угодит в ловушку. Бежать туда, где ведьм уже заставили замолчать. В место, находящееся в вечной тени Хейлля, где все будут пресмыкаться перед сыном Верховной Жрицы, но которое при этом не замарано разложением, охватившим все древние земли. В землю, которую нельзя назвать девственной, скорее можно сравнить с покорной служанкой, пытающейся научиться надругательствам над святым от своей хозяйки.
        — Шэйллот,  — прошептал Картан чуть слышно и улыбнулся. У Хейлля есть там посольство, поэтому никто не станет задавать вопросов относительно его приезда. Роберт Бенедикт пользовался его благосклонностью — и притом отличался известной проницательностью. К тому же теперь там имелось великолепное место, которое он помог построить, в самом Белдон Море — «госпиталь» для юных, чрезмерно возбудимых нервных барышень из семей аристократов Крови, где люди вроде лорда Бенедикта могли вкусить наслаждений, которых не стал бы предлагать ни один уважаемый дом Красной Луны. У Доротеи уйдет не меньше нескольких недель на то, чтобы выследить блудного сына, особенно если он сумеет убедить хейллианских послов в том, что занимается кое-какими исследованиями для Верховной Жрицы. Они будут слишком напуганы тем, что он может рассказать ей о них, чтобы докладывать о его приезде.
        Картан заставил чемоданы исчезнуть и выскользнул из своей комнаты к паутине для путешествий. Он поймал Красный ветер и помчался на запад. К Шэйллоту.

5. Ад

        Геката плавной, текучей походкой вошла в покои. Наряд из паучьего шелка струился по ее хрупкому телу, высокий воротник был усеян бриллиантами, сверкающими, как звезды на фоне кроваво-красного неба. Для этого тщательно спланированного «случайного» разговора она оделась с особой тщательностью. Несмотря на нелепую, плебейскую галантность, которая была свойственна Сэйтану при общении с любой женщиной независимо от того, была она красива или дурна собой, он оставался ценителем представительниц прекрасного пола, умеющих выгодно преподнести себя. А у Гекаты, хотя расцвет ее молодости давно остался позади, не было недостатка в мужчинах.
        Но этот ублюдок, подобранный в сточной канаве, только оглядел ее поверх очков с линзами в форме полумесяца, которые он не так давно начал носить, положил на страницу книги закладку и заставил очки исчезнуть, прежде чем, наконец, уделить гостье немного внимания.
        — Геката,  — любезно, но вместе с тем настороженно произнес Сэйтан.
        Проглотив поднявшуюся в душе ярость, Геката прошлась по комнате.
        — Как приятно увидеть Зал возрожденным,  — произнесла она своим звонким голосом, изливающим нежное тепло, которое однажды заставило его осторожно открыться ей.
        — Пришло время сделать это.
        — Есть какие-то особые причины?
        — Я обдумывал возможность устроить бал для демонов,  — сухо отозвался Сэйтан.
        Геката опустила подбородок и одарила его кокетливым взглядом из-под длинных ресниц, не осознавая, что это была лишь жалкая пародия на юную, чувственную ведьму, которой она была много веков назад.
        — Но ты не стал переделывать южную башню.
        — Не было никакой необходимости в этом. Оттуда вынесли все и как следует отмыли. Только и всего.
        — Но ведь в южной башне всегда были мои покои!  — возмутилась она.
        — Как я уже сказал, в этом нет никакой необходимости.
        Геката пристально уставилась на прозрачные занавески нежного оттенка слоновой кости под собранными красными бархатными шторами.
        — Что ж,  — наконец произнесла она, как будто все это время не спеша обдумывала сказанное,  — полагаю, я могла бы удовлетвориться комнатой в твоем крыле.
        — Нет.
        — Но, Сэйтан…
        — Дорогая моя, ты, кажется, кое о чем забыла. У тебя никогда не было своих покоев в Зале в этом Королевстве. Ты не жила ни в одном из моих домов с тех пор, как я развелся с тобой, и никогда в них не вернешься.
        Геката опустилась на колени возле его кресла, довольно отметив, как прелестно ее шуршащий наряд собрался в изящные складки. Широкий рукав ее платья лег на колено бывшего мужа.
        — Я знаю, в прошлом у нас было много разногласий, но, Сэйтан, здесь теперь просто необходима женщина.  — Она готова была кричать от восторга, заметив, как он поднял бровь, а в глазах сверкнула явная искорка интереса.
        Он поднял руку и погладил ее длинные, струящиеся волосы, сохранившие свой насыщенный черный цвет.
        — А почему мне нужна здесь женщина, Геката?  — вкрадчиво поинтересовался Повелитель мягким, чуть хриплым голосом.
        Таким тоном он разговаривал только с любовницами. Этот голос всегда приводил ее в бешенство, потому что звучал слишком заботливо и слабо. Не по-мужски. Он совершенно не походил на голос ее отца. Отец никогда не позволил бы себе умолять и уговаривать. Он не позволил бы жене отказывать ему. С другой стороны, он был хейллианским Князем, принадлежал к одному из Ста Семейств и был таким же гордым и заносчивым, как любой достойный мужчина Крови, не то что этот…
        Геката поспешно опустила глаза, надеясь, что Сэйтан не сумел в этот раз прочесть в ее взгляде, что она думала о нем на самом деле. Какая власть… Они могли бы править всем Терриллем — да и Кэйлеером тоже,  — если бы у него имелась хоть капля честолюбия. И даже если бы Сэйтан оставался слишком ленивым, чтобы заниматься делами, за них с радостью взялась бы она, Геката. Кто бы посмел бросить ей вызов, если бы новую правительницу поддерживал Верховный Князь, носящий Черный Камень? Но он отказался сделать даже такую малость. Не помог ей в Демлане, своем собственном Крае. Привязал ее к Хейллю, где у семьи, хвала Тьме, хватило влияния, чтобы сделать ее Верховной Жрицей. И вся эта мощь была потрачена даром на какое-то существо, которому пришлось самому выбирать себе имя, потому что его отец не считал своего отпрыска достойным того, чтобы бороться за него. Но ничего, Террилль еще будет принадлежать ей, даже если придется использовать слабовольную марионетку вроде Доротеи, чтобы заполучить его.
        — Так зачем мне сейчас необходима женщина?  — Голос Сэйтана, теперь не такой мягкий и ласковый, вывел ее из размышлений.
        — Чтобы выносить ребенка, разумеется,  — отозвалась она, повернув голову и нежно целуя его ладонь.
        — Ребенка?  — Сэйтан отнял руку и сцепил пальцы на животе.  — Один из наших сыновей стал мертвым демоном пятьдесят тысяч лет назад, и ты, дорогая моя, знаешь лучше кого бы то ни было, где сейчас находится второй.
        Геката с шипением втянула воздух сквозь зубы и улыбнулась:
        — Девочка, Повелитель. Ваша маленькая любимица.
        — У меня нет никаких любимиц, Жрица.
        Геката невольно сжала кулаки и поспешила спрятать руки в складках платья.
        — Все знают, что ты обучаешь девочку служить себе. Я просто пытаюсь сказать, что ей необходимо руководство взрослой женщины, чтобы удовлетворить все твои потребности.
        — Это какие же, интересно?
        Геката судорожно стиснула подлокотник кресла:
        — Не играй со мной. Если у девчонки есть способности, она должна обучаться Ремеслу у одной из своих Сестер. Что ты будешь делать с ней потом — только твоя забота. По крайней мере, позволь мне как следует обучить ее, чтобы она не стала досадной помехой в будущем.
        Сэйтан грациозно выбрался из кресла, подошел к высоким окнам и отодвинул прозрачные занавески, чтобы полюбоваться видом Ада, как всегда утопающего в вечных сумерках.
        — Тебя это не касается, Геката,  — медленно произнес он. В его голосе зазвучали отдаленные раскаты грома.  — Да, это верно — я согласился обучать юную ведьму. Видишь ли, мне скучно. Это необременительное занятие забавляет меня. Если она станет для кого-то досадной помехой, признаюсь, мне не будет до этого никакого дела.  — Сэйтан отвернулся от окна и устремил пронзительный взгляд на Гекату.  — И тебя это не касается. Оставь свою нелепую затею. Потому что, если ты будешь настаивать на том, чтобы взять это дело на себя, очень многие вещи, на которые я в прошлом смотрел сквозь пальцы, неожиданно привлекут мое пристальное внимание.
        Сэйтан отпустил занавеску, небрежно задернул ее и вышел из комнаты.
        Опираясь на кресло, Геката поднялась, неспешно подошла к окну и посмотрела на прозрачную ткань. Она медленно протянула руку.
        Самовлюбленный ублюдок. И его можно с легкостью обойти. Он что, считает, будто за все эти годы она так и не узнала его слабые места? Было забавно наблюдать за тем, как он корчится, великий Повелитель, связанный своими представлениями о чести, в то время как его сыновей, которых она выпестовала с помощью Доротеи, сминают и подавляют — год за годом, век за веком. «Они ненавидят тебя теперь, Повелитель. Какой же ублюдок не возненавидит отца, отказавшегося от него?» — с удовольствием отметила Геката.
        Полукровка, правда, оказался сюрпризом. Кто бы мог подумать, что в Сэйтане еще сохранилось столько огня и желания? Прекрасные, сильные сыновья — и ни один не способен стать настоящим мужчиной. Что ж, по крайней мере, у полукровки причиндалы нормально работают. Никто не рискнул бы сказать то же самое о втором.
        С ее помощью Доротее удалось вернуть в Хейлль сильную, темную линию крови Са-Дьябло. Конечно, долгое ожидание церемонии, устанавливавшей Право рождения, чтобы разбить договор с Сэйтаном, было большим риском, но именно в это время право отцовства либо официально признавалось, либо отвергалось. Вплоть до этого момента любой мужчина мог объявить ребенка своим и выполнять обычные родительские обязанности. Однако до момента официального признания никаких прав на дитя он не имел. Только после завершения церемонии мальчик действительно принадлежал своему отцу.
        В этом-то и заключалась проблема. Им была нужна только подходящая кровь, а не сам Повелитель. Наблюдая за тем, как Сэйтан воспитывает двоих сыновей, Геката сразу же поняла, что ребенок, выросший под влиянием мужа, никогда не превратится в настоящего мужчину, способного приложить все силы на реализацию ее амбиций. Она полагала, что, поскольку Повелитель видел обоих мальчиков лишь по несколько часов в неделю, его влияние еще можно сгладить, что не останется никаких следов, никаких воспоминаний о нем, если дети не будут принадлежать ему и он не возьмется за их обучение всерьез.
        Как же Геката ошиблась. Сэйтан уже успел закрепить в их сердцах этот дурацкий кодекс чести, вбить его в разум обоих мальчиков, и к тому моменту, когда она это осознала, было слишком поздно пытаться вести их другой дорогой. Еще не понимая толком почему, они сопротивлялись всему, что не укладывалось в этот свод правил, до тех пор, пока борьба, боль и наказания не начали постепенно переделывать их.
        А теперь появилась еще и эта девочка.
        Пять лет назад Геката впервые ощутила странную, темную силу на острове килдру дьятэ. С тех самых пор она внимательно прислушивалась к обрывкам разговоров прислуги, которые, однако, не сообщили ей ничего нового. Спутанные сети, которые Жрица сплела, показали ей только темную силу в женском теле. Девчонка обладала такой мощью, что, если ее правильно обучить и направить, можно захватить контроль над любым Королевством.
        Гекате потребовалось пять лет, чтобы узнать, что Сэйтан обучает девочку. Это открытие привело ее в ярость. Ребенок с самого начала должен был принадлежать ей, должен был превратиться в послушное орудие, полностью зависимое от своей хозяйки, которое реализует все ее мечты и амбиции. Получив в свое распоряжение такую силу, Геката была бы непобедима. Ничто и никто не были бы способны остановить ее.
        Но, как всегда, она опоздала.
        Если бы Сэйтан согласился поделиться с ней девчонкой, возможно, Геката бы и передумала. Однако он заупрямился, значит, это дитя не должно было повзрослеть, созреть и превратиться в угрозу планам ведьмы. Она собиралась применить свое самое страшное оружие — Деймона Сади.
        Он не питает любви к своему отцу. Можно предложить ему десять лет управляемой свободы — разумеется, снимать с него Кольцо никто не собирался,  — однако целую декаду ему не придется служить при дворе. А еще лучше — целое столетие, на протяжении которого не придется становиться на колени ни перед одной ведьмой. И что для этого потребуется? Всего лишь уничтожить какого-то ребенка, незнакомку, любимую и лелеемую тем самым человеком, который когда-то отказался от него. А если для верности бросить на чашу весов еще и свободу полукровки? У Сади хватило бы силы, чтобы бросить вызов даже самому Повелителю. Он обладал достаточным коварством и жестокостью, чтобы поймать девчонку в ловушку и уничтожить ее. Только вот как заставить его подобраться достаточно близко, чтобы нанести точный удар? Да, об этом придется хорошенько поразмыслить. Гекате удалось узнать только то, что девчонка находится где-то в далеких западных регионах Хейлля. Больше она ничего не нашла… кроме странной, непроходимой дымки на одном из островов.
        О, как Сэйтан будет дергаться и кричать от боли, пойманный на крючок собственных принципов, когда Сади уничтожит его маленькую игрушку!
        Геката опустила руки и улыбнулась, глядя на исполосованные занавески. Она с недовольной миной вытащила обрывок ткани из-под одного из своих острых ноготков и поспешила выйти из комнаты. Ей не терпелось побыстрее убраться из Ада и приступить к выполнению своего коварного плана.


        Сэйтан замкнул свою гостиную Черным заклинанием и только тогда направился к угловому столику, на котором стояли бокалы и графин с ярбарахом. Его губы на мгновение изогнулись в издевательской ухмылке, когда он отметил, как сильно дрожат руки. Не обратив ни малейшего внимания на кровавое вино, он вытащил из буфета бутылку бренди, налил немного в стакан и залпом выпил, задохнувшись, когда непривычный напиток опалил горло и внутренности. Прошло много веков с тех пор, как он в последний раз пил такое крепкое спиртное. Сэйтан устроился в кресле, удерживая стакан в дрожащих руках.
        Геката была бы в восторге, если бы поняла, как сильно напугала его. Если Джанелль окажется жертвой амбиций Гекаты и ее жадного стремления сокрушать и править… Нет, только не Джанелль. Она должна быть мягко, легко привязана к Крови, должна признать ограничения, налагаемые Кодексом и Законом Крови, единственными правилами, удерживающими их всех от того, чтобы вцепиться друг другу в глотку. Потому что скоро, слишком скоро она начнет ходить по дорогам, которых еще не знал никто, она будет так же далека от Крови, как Кровь от лэнденов. К тому же девочка уже обладает огромной силой, которая станет расти с каждым днем. Мать-Ночь! Кто сможет остановить ее?
        Кто рискнет остановить ее?
        Сэйтан вновь наполнил стакан и закрыл глаза. Он не мог отрицать то, о чем кричало сердце. Он будет служить своей светловолосой Госпоже. Что бы ни случилось, он будет служить ей.
        Когда он правил Демланом в Кэйлеере и Демланом в Террилле, то без колебаний сумел усмирить разыгравшиеся аппетиты Гекаты. Он верил тогда — впрочем, и сейчас тоже,  — что нельзя использовать силу, покоряя другую расу. Если же Джанелль действительно захочет править… Это будет стоить ему чести, не говоря уже о его душе, но Сэйтан поставит Террилль на колени, если это доставит ей удовольствие.
        Единственный способ защитить Королевства — это уберечь Джанелль от влияния Гекаты и ее человеческих орудий.
        Любой ценой.

6. Террилль

        Деймон добрался до своей комнаты только поздней ночью. Вино и бренди, которые он выпил, достаточно притупили чувства, чтобы он смог сдерживать свой гнев, несмотря на неожиданный натиск недвусмысленных намеков и кокетливой болтовни, обрушившейся на него за ужином, несмотря на то, что женские тела то и дело «случайно» весь вечер касались его.
        Однако он был не настолько пьян, чтобы не почувствовать женского присутствия в своей комнате. Ее ментальный запах ударил ему в ноздри в тот же миг, как Деймон открыл дверь. Оскалившись, он поднял руку. В то же мгновение у постели загорелись свечи, озарив комнату мягким сиянием.
        В центре кровати лежала юная хейллианская ведьма. Ее длинные черные волосы соблазнительно рассыпались по подушкам, простыня, скрывавшая нежное тело, была целомудренно натянута до подбородка. Девица была новенькой при дворе Доротеи — всего лишь одна из учениц ковена Песочных Часов. Она пожирала Деймона глазами весь вечер, но не осмелилась приблизиться к нему.
        Ведьма улыбнулась, а затем приоткрыла маленький, но пухленький ротик и пробежалась кончиком языка по верхней губе. Медленно стягивая простыню, она сладострастно потянулась и лениво раздвинула ноги.
        Деймон улыбнулся в ответ.
        Он продолжал улыбаться, поднимая одежду, которую она разбросала по полу и вышвыривая ее в открытую дверь прямо в коридор. Он улыбался, стаскивая простыни и одеяла с постели и выкидывая их следом за одеждой. Он по-прежнему улыбался, подняв девушку с кровати и вышвырнув ее вон из комнаты с такой силой, что, когда она ударилась о противоположную стену, раздался хруст костей. За ведьмой последовал матрас, не угодивший прямиком в нее только потому, что она кое-как увернулась, упав на бок. Девица начала кричать.


        Ориентируясь по звуку торопливых шагов, Доротея мчалась по коридорам особняка, дрожа от едва сдерживаемого гнева. Она растолкала локтями мрачных охранников, расчищая дорогу, и вскоре оказалась рядом с толпой горничных и других ведьм ковена, чье перепуганное щебетание приглушалось криками, становившимися все громче и пронзительней.
        — Что, во имя Ада, здесь происходит?!  — спросила она. Ее обычное мелодичное мурлыканье теперь больше походило на рявканье рассвирепевшей кошки.
        Деймон вышел из своей спальни, преспокойно одергивая рукава. Стены коридора моментально покрылись льдом.
        Доротея пристально посмотрела на Деймона. Она ни разу не видела его, охваченного холодным гневом, только наблюдала последствия, когда он уже успевал отойти от приступа. Однако она мгновенно почувствовала, что Деймон сейчас находится в эпицентре бушующего шторма и хватит любой мелочи, любого неосторожно сказанного слова, чтобы вызвать мощный взрыв, который разорвет особняк на части.
        Доротея сузила глаза и постаралась побороть невольную дрожь.
        На этот раз здесь было нечто большее, чем просто холодный гнев. Намного больше.
        Лицо Деймона казалось абсолютно безжизненным — оно могло быть вырезанным из цельного куска мрамора. И вместе с тем оно было наполнено… чем-то. Он казался неестественно спокойным, но эти золотистые глаза, блестящие так же ярко, как и обледеневшие стены, смотрели на нее. Пристально. Так глаза хищника неотрывно следят за своей жертвой.
        Что-то подтолкнуло его к эмоциональному перелому, и он наконец переступил черту.
        Среди короткоживущих рас рабы для утех становились нервными и начинали сходить с ума уже спустя несколько лет после начала службы. Для представителей долгожителей этот процесс длился десятилетиями, но в конце концов комбинация афродизиаков и постоянное возбуждение без достижения оргазма извращали душу мужчин. После этого (разумеется, при условии бережного обращения) они еще могли служить — но не как рабы для утех.
        Деймон был одним из таких слуг большую часть своей жизни. Уже несколько раз в прошлом он подходил очень близко к пропасти, но каждый раз успевал отойти от края. На сей раз дороги назад не было.
        Наконец Деймон заговорил. Его голос звучал ровно и спокойно, но в нем появились опасные нотки, похожие на далекий гром.
        — Когда выветрите ее вонь из моей комнаты, я вернусь. Не зовите меня до тех пор.
        Он скользящей походкой направился прочь по коридору и вскоре исчез из вида.
        Доротея ждала, отсчитывая про себя секунды. Передняя дверь захлопнулась с такой силой, что особняк содрогнулся, и по всему зданию окна разлетелись на мелкие осколки.
        Доротея повернулась к ведьме — юному, многообещающему порочному созданию, которое теперь скромно прикрылось простыней и осмелилось что-то храбро бормотать о жестоком обращении. Ей хотелось вонзить ногти в это хорошенькое личико.
        После того, что произошло сегодня, она больше не могла контролировать Сади. Боль или наказание только приведут его в большую ярость. Нужно убрать его как можно дальше от Хейлля, отправить его к какому-нибудь незначительному двору, которым можно пожертвовать. У Темной Жрицы было столько планов на его счет, когда Деймона только зачали. Затем они нарушили договор с Повелителем, чтобы оставить мальчика в хейллианском ковене Песочных Часов. Но что делать с Деймоном теперь, когда он погрузился в пучины холодного гнева и, вероятно, быстро скользит к границе Искаженного Королевства? Что ж, лучше этой суке придумать что-нибудь, и побыстрее.
        Выпрямив воротник своего халата, Доротея одарила юную ведьму презрительным взглядом.
        — Эта сучка изгнана из ковена Песочных Часов и из моего двора. Я хочу, чтобы она и все, кто с ней связаны, убрались из моего дома в течение часа.
        Взяв под руку юного Предводителя, ублажавшего Доротею в постели до того, как раздались страшные крики, она вернулась в свое крыло особняка. Разорвавший тишину плач, полный отчаяния и муки, заставил Доротею улыбнуться.

7. Террилль

        Доротея спешила по широкой тропе в Святилище, плотнее запахнув плащ, который ветер неутомимо пытался сорвать с ее тела. Старая Жрица, сутулая и не совсем в здравом уме, отворила для нее тяжелую дверь, а затем, борясь с ветром, с трудом закрыла ее.
        Доротея поблагодарила старуху коротким кивком и помчалась мимо нее, отчаянно спеша к месту встречи.
        Внутренняя зала была практически пуста, если не считать низкого столика и двух потертых кресел, поставленных перед пылающим в камине огнем. Сбросив плащ, другой Доротея осторожно поставила на столик бутылку, которую все это время крепко прижимала к груди, и со стоном опустилась в одно из кресел.
        Два дня назад она бы ощутила негодование при одной мысли о том, что придется попросить помощи Темной Жрицы, ее раздражали жертвы, которые приходилось приносить от имени своего двора или Песочных Часов Хейлля. Теперь же она готова была умолять ее, стоя на коленях.
        Два дня Сади бродил по Дрэге, неустанно и безжалостно пытаясь притупить свою ярость. За это время он убил молодого Предводителя, принадлежащего к одному из Ста Семейств,  — богатенького юнца, который всего лишь пытался получить удовольствие, затащив в постель дочь владельца какой-то таверны. Ее отец посмел возразить — из-за того, что девчонка была девственницей и носила Камень. Предводитель разобрался с заботливым папашей — не убил, разумеется,  — и потащил было девку в подходящую комнату, когда неожиданно появился Сади. Услышав перепуганные крики этого ничтожества, он набросился на него и обратил в пыль его Камень, а мозг — в серую кашицу.
        Благодарный хозяин таверны устроил для Сади бесплатный роскошный ужин и обещал, что отныне его бокал здесь всегда будет полным. К утру эта история обошла весь город и не осталось ни одного владельца таверны или постоялого двора, из людей Крови или лэнденов, который бы не был готов предоставить Деймону ночлег и стол, случись тому зайти на его улицу.
        Доротея не была уверена, что Кольцо остановит его на этот раз. Она боялась, что, если попытаться управлять им, Деймон обратит свою ярость против нее. А если ему удастся противостоять боли…
        Доротея закрыла лицо руками и снова горестно застонала. Она даже не слышала, как открылась и закрылась дверь.
        — Ты обеспокоена, Сестра,  — произнес звонкий голос.
        Доротея подняла глаза, дрожа от облегчения. Она опустилась на колени и склонила голову:
        — Мне нужна ваша помощь, Темная Жрица.
        Геката улыбнулась и голодным взором посмотрела на бутылку, стоящую на столе. По-прежнему запахивая капюшон плаща, чтобы скрыть лицо, она опустилась в другое кресло, грациозным движением руки призвав бутылку к себе.
        — Подарок?  — спросила Жрица, излучая фальшивое удивление и восторг.  — Как великодушно с твоей стороны, Сестра, вспомнить обо мне!  — Еще один поворот руки — и рядом с женщиной появился черный кубок. Она наполнила его доверху жидкостью из бутылки и жадно осушила.  — Как сладка кровь,  — удовлетворенно вздохнула Геката.  — Молодая, сильная ведьма. Но только один шанс отдать столь многое.
        Доротея кое-как вернулась в свое кресло и расправила платье. Ее губы изогнулись в лукавой усмешке.
        — Она настаивала на своей исключительности, Жрица, желая, чтобы у вас было только самое лучшее.  — Это было самое меньшее, что могла сделать маленькая сучка, которая стала причиной стольких неприятностей.
        — Ты посылала за мной,  — нетерпеливо произнесла Геката, а затем вновь заговорила в своей звонкой, певучей манере: — Чем я могу помочь тебе, Сестра?
        Доротея вскочила и начала мерить комнату шагами.
        — Сади сошел с ума. Я больше не могу его контролировать. Если он останется в Хейлле, то уничтожит нас всех.
        — Ты можешь использовать полукровку, чтобы приструнить его?  — поинтересовалась Геката, вновь наполняя свой бокал и делая глоток теплой крови.
        Доротея горько рассмеялась.
        — Я не думаю, что хоть что-то теперь может приструнить его.
        — Хм… Что ж, в таком случае ты должна отослать его прочь.
        Доротея развернулась, судорожно сжав кулаки. Ее губы невольно раскрылись, обнажив стиснутые зубы.
        — Куда? Никто не согласится взять его. Любая Королева, к которой я отошлю его, умрет.
        — В таком случае чем дальше, тем лучше,  — задумчиво пробормотала Геката.  — Может, в Прууль?
        — У Зуультах уже гостит полукровка, а, как вы знаете, этих двоих нельзя оставлять при одном дворе. Кроме того, Зуультах ухитрилась справиться с первым, она держит его на коротком поводке. Притиан не хочет, чтобы он опять задергался.
        — С каких пор тебя интересует, чего хочет эта крылатая свинья?  — резко отозвалась Геката.  — Прууль находится далеко к западу от Хейлля, по большей части это пустынные земли. Идеальное место.
        Доротея покачала головой:
        — Зуультах слишком важна для наших дальнейших планов.
        — Ах вот оно что.
        — Мы по-прежнему только возделываем западные Края и пока не обладаем там достаточно сильным влиянием.
        — И тем не менее оно у тебя есть. Разумеется, Хейлль уже успел проникнуть в некоторые места, где не все Королевы настолько ценны. Неужели, Сестра, нигде нет Королевы, которая давно является досадной помехой? Неужели нет места, где подарок вроде Сади может сослужить тебе добрую службу?
        Доротея снова опустилась в кресло, постукивая по зубам ногтем указательного пальца.
        — Есть одно местечко,  — тихо и задумчиво протянула она.  — Эта сучка Королева осмеливается возражать мне на каждом шагу. Потребовалось целых три поколения местных правительниц, чтобы в достаточной степени смягчить их культуру и наконец создать независимый совет мужчин, достаточно сильный, чтобы переделать некоторые законы. Те самцы, которым мы помогли подняться к власти, продадут собственных сородичей, чтобы возвыситься над остальными. Как только им это удастся, Край наполнится новыми соками, которые можно будет спокойно собирать. Однако она все время пытается бороться с ними — дошло до того, что эта дрянь решилась закрыть мое посольство, чтобы уменьшить влияние Хейлля. Ненадолго, правда.  — Доротея выпрямилась; ее глаза яростно засверкали.  — Полагаю, Сади будет просто идеальным подарком от Жрицы Хейлля, знаком ее внимания.
        — И если там его нрав вдруг вспыхнет и сорвется с привязи…  — рассмеялась Геката.
        — Только вот как отправить его туда?  — также развеселившись, спросила Доротея.
        — Пошли в качестве подарка, только и всего.
        — Она его не примет.  — Жрица Хейлля задумчиво помолчала.  — Правда, ее зять — добрый приятель Картана и сильный лидер, к нему прислушивается совет — с благословения Хейлля, разумеется. Если такая любезность будет продемонстрирована по отношению к нему, он не сможет отказаться.
        Геката задумчиво повертела кубок в длинных пальцах.
        — А где именно находится это место? К западу?
        Доротея улыбнулась:
        — Да. Немного дальше, чем Прууль. К тому же место достаточно отсталое, чтобы заставить его сорваться с цепи.  — С этими словами она потянулась за своим плащом.  — А теперь, надеюсь, вы извините меня, Жрица. Есть дела, которыми срочно необходимо заняться. Чем раньше мы избавимся от него, тем лучше.
        — Ну разумеется, Сестра,  — мило отозвалась Геката.  — Пусть Тьма ускорит твой путь.


        Еще несколько минут Геката блаженно жмурилась, глядя на огонь. Опустошив бутылку, она восхищенно любовалась темно-красной жидкостью, подрагивающей в дымном черном стекле, а затем подняла кубок, словно собираясь произнести тост.
        — Чем раньше ты избавишься от него, тем лучше. А если он к тому же окажется на западе… еще лучше.

8. Ад

        — Са-Дьябло, есть кое-что, о чем ты должен знать.
        Молчание.
        — Ты видел ее?
        — Нет.
        Долгая пауза.
        — Сэйтан, Доротея только что отправила Деймона Сади на Шэйллот.



        Часть третья

        Глава 6


1. Террилль

        Мгновенно проснувшись, Сюрреаль послала мысленный импульс, проверяя комнату и коридоры, гадая, что могло прервать ее сон.
        Мужские голоса, женские, приглушенный смех…
        Она не чувствовала никакой опасности. И все же…
        Темная, холодная рябь, дуновение, идущее с востока, прокатилось по Шэйллоту.
        Сюрреаль поглубже забилась под одеяла. Ночь выдалась прохладная, в кровати было тепло, а сонное зелье, которое Дедже дала ей, мягко затягивало в глубины сна без каких-либо видений.
        Что бы это ни было, оно искало не ее.


        Картан хлопнул дверью своих апартаментов и запер замок резким движением. Целый час он ходил по роскошным комнатам, тихо ругаясь.
        Это был восхитительный вечер. Он провел его с перепуганной хорошенькой девчонкой, белой как мел, которая очень порадовала его, испытывая искреннее отвращение ко всему, что ей пришлось сделать для него — и что он сам сделал с ней. Картан оставил свою личную игровую площадку, чувствуя себя отдохнувшим и удовлетворенным, и пребывал в прекрасном настроении вплоть до того, как Роберт Бенедикт остановил его у дверей, чтобы сообщить, насколько его семья польщена знаком внимания со стороны леди Са-Дьябло. Она прислала им поистине королевский подарок. Его ублюдочный брат, Филип, исполнял обязанности консорта и эскорта леди Анжеллин, и, вероятно, она не забросит его окончательно ради раба для утех, каким бы прославленным и знаменитым тот ни был. Но они весьма польщены подобным вниманием.
        Картан грязно выругался. Он сплел дивную паутину лжи в посольстве Хейлля, которая оказалась достаточно крепкой, чтобы Доротея, даже если бы ей удалось быстро отыскать блудного сына, не сумела вырвать его из вихря удовольствий, не поставив себя в неловкое положение. Это означало только одно: теперь он мог делать все, что ему заблагорассудится, не опасаясь неприятных и весьма нежелательных вопросов. Кроме того, этот остров в последнее время стал его любимым местом развлечения, и Картан планировал задержаться здесь на неопределенный срок.
        Он разделся и утомленно повалился на постель.
        Ничего, еще есть время. У него есть время. Деймона здесь нет.
        Пока.
        Кассандра стояла в дверях Святилища и наблюдала за восходом солнца, не в силах понять причину своего беспокойства. Что бы то ни было, оно надвигалось из-за горизонта вместе с солнцем.
        Закрыв глаза и сделав медленный, глубокий вдох, она спустилась в глубины Черного цвета, сделала один мысленный шаг в сторону, которому обучали всех Черных Вдов, и оказалась на границе Искаженного Королевства. Глазами, затененными газовым пологом серых, смутных видений, она наблюдала за тем, как солнце медленно поднимается над горизонтом.
        Долгое мгновение она не моргая смотрела в небо, а затем как следует потрясла головой, чтобы зрение прояснилось, и прижалась всем телом к краю каменного проема, пытаясь обрести равновесие. Наконец убедившись, что окончательно выбралась из призрачного ландшафта, она направилась в Святилище, решительно повернувшись спиной к солнцу.
        Кассандра, спотыкаясь, прошла на кухню, торопливо задернула шторы на окнах и опустилась на скамейку у огня, благодарно приветствуя тьму.
        Черная Вдова, стоявшая на границе Искаженного Королевства, была способна разглядеть истинное лицо за любой маской, которую мог надеть тот или иной человек. Она могла извлекать воспоминания из дерева и камней, чтобы узнать, что произошло в том или ином месте. Она была способна увидеть предупреждения и знаки того, что несло в мир будущее.
        Солнце, на которое сегодня смотрела Кассандра сквозь калейдоскоп видений, было рваным, окровавленным шаром.


        Александра Анжеллин критически осматривала комнату. Деревянные полы ярко блестят, маленькие коврики свежие и чистые, окна сверкают, постельное белье совсем новое и безупречно белое, в гардеробе ровным рядом висят недавно постиранные и отглаженные вещи, внизу выставлены ряды отполированных ботинок. Она сделала глубокий вдох — и ощутила запах осени и лимонной полироли.
        И чего-то еще.
        Сердито вздохнув, она покачала головой и повернулась к экономке:
        — Он по-прежнему здесь. Слабый, но заметный. Вычистить все заново.


        Люцивар рассматривал безоблачное небо. Пустыня Арава в Прууле источала волны жара, но он дрожал, ощущая страшный холод. Его физические органы чувств молчали, не давая никаких подсказок, поэтому эйрианец заглянул внутрь и в то же мгновение ощутил холодную, темную ярость. Нервно облизнув губы, он отправил мысль на копье Эбеново-серой нити, принять которую мог только один-единственный человек.
        — Ублюдок?
        Тот неизвестный, что путешествовал на Ветрах над Пруулем, прошел мимо и направился к западу.
        — Ублюдок?
        Холодное молчание было единственным ответом, который он получил.


        В Аду Сэйтан сидел за столом черного дерева в своем личном кабинете глубоко под Залом и смотрел на портрет, висевший на противоположной стене, который он едва различал в тусклом, призрачном свете. Он находился здесь уже много часов, уставившись на запечатленный образ Кассандры, пытаясь почувствовать хоть что-то — любовь, гнев, что угодно, лишь бы как-то облегчить боль в сердце.
        Но он ощущал лишь горечь и сожаление.
        Сэйтан видел, как Мефис отворил дверь кабинета и закрыл ее за собой. Долгое мгновение он разглядывал старшего сына так, словно тот был совершенным незнакомцем, а затем снова повернулся к портрету.
        — Князь Са-Дьябло,  — произнес Сэйтан голосом, полным тихого грома.
        — Повелитель?
        Сэйтан еще несколько минут не сводил глаз с портрета, а затем горько вздохнул.
        — Пришлите ко мне Марджонга Палача.
        В Экипаже Желтой Сети Деймон Сади сидел напротив двух заметно нервничающих хейллианских послов. За лицом, которое больше всего походило на холодную, красивую, неестественную маску, скрывался его гнев, сдерживаемый, но непримиримый. Он не сказал своим сопровождающим ни слова на протяжении всего путешествия. На самом деле он почти не шевелился с тех пор, как они покинули Хейлль.
        Теперь Деймон невидящим взглядом смотрел в стену, безразличный к тихим голосам переговаривающихся мужчин. Пальцы правой руки то и дело прикасались к запястью, потирая его, словно ему было необходимо убедиться в том, что шрам, которым его одарила Терса, по-прежнему на месте.

2. Террилль

        Деймон бесстрастно смотрел в окно, пока карета ровно катилась по гладкой дороге, ведущей к поместью Анжеллин, чувствуя, что его сопровождающий, Князь Филип Александр, исподтишка наблюдает за ним. Он вздохнул с облегчением, когда Филип наконец перестал, словно защищаясь, истерически тыкать пальцами в местные достопримечательности, пока они ехали через Белдон Мор. Он прекрасно понимал, почему Князь так ведет себя,  — хейллианские послы гордились своей способностью смотреть свысока на культурное наследие городов, в которых волей судьбы им приходилось жить, при этом не нарушая правил дипломатии. Однако Деймон был слишком заинтригован смутной тайной, которая забрезжила на грани сознания вскоре после того, как они прибыли в столицу, чтобы давать развернутые ответы, а не резкие, вымученно вежливые реплики.
        Несколько десятилетий тому назад Белдон Мор наверняка и впрямь был прелестным городком. Он и сейчас обладал красотой, но Деймон безошибочно распознал налет влияния Хейлля. Еще пара поколений — и Белдон Мор превратится в не что иное, как юную, маленькую Дрэгу.
        Однако под этим знакомым налетом, больше всего похожим на плесень, имелся какой-то подтекст, скрытое течение, едва уловимое нечто, которое упорно не давалось Деймону. Это неясное ощущение проникло в его сознание за те несколько часов, что он провел в хейллианском посольстве, и походило на прозрачный туман, который можно почувствовать, но нельзя увидеть. Он никогда не испытывал ничего подобного, и вместе с тем ощущение оказалось до странности знакомым.
        — Все это — часть поместья Анжеллин,  — наконец произнес Филип, нарушая молчание.  — За следующим поворотом мы сможем увидеть сам дом.
        Отложив решение загадки на потом, Деймон заставил себя проявить некоторый интерес по отношению к месту, где ему предстояло поселиться.
        Его взору открылся большой особняк, симметричный и пропорциональный, который идеально вписывался в окрестности. Деймон надеялся, что внутри дом окажется таким же умеренно элегантным, как и снаружи. Будет настоящим удовольствием пожить в приятном, спокойном месте, один вид которого не заставит его скрежетать зубами.
        — Прелестный дом,  — произнес Деймон, когда они наконец подъехали к особняку.
        Филип настороженно улыбнулся:
        — Да, вы правы.
        Выбравшись из кареты и последовав за Князем по ступенькам крыльца к двери, Деймон ощутил, как внезапно затрепетал каждый нерв в теле.
        Его внутренние чувства напряглись, протягивая мысленные импульсы. Деймон пересек порог и в тот же миг остановился как вкопанный, пораженный.
        Ментальный след почти исчез, оставив лишь слабый, едва уловимый запах, но он узнал его без труда. Аромат тьмы. Властный, могущественный, путающий, прекрасный аромат.
        Он сделал глубокий вдох, и голод, живущий в нем на протяжении половины жизни, стал еще острее, требуя утоления.
        Она была здесь. Она была здесь!
        Ему хотелось торжествующе закричать, однако озадаченное, настороженное выражение, то и дело мелькавшее в серых глазах Филипа, неожиданно пробудило в нем инстинкты хищника. Деймон уже успел придумать с полдюжины способов заставить Князя, носящего Серый Камень, тихо и бесследно исчезнуть.
        Деймон улыбнулся, не без удовольствия заметив, что по телу Филипа пробежала невольная дрожь.
        — Сюда,  — напряженно и отрывисто произнес Князь, повернувшись и направившись в заднюю часть дома.  — Леди Анжеллин уже ждет вас.
        Деймон засунул руки в карманы, скорчил на лице привычную придворную мину, выражавшую скуку смертную, и направился следом за хозяином, скользя по коридорам с грациозным безразличием. Как бы ему ни не терпелось наконец познакомиться с ведьмами этой семьи и обрести ту, которую давно искал, будет не слишком разумно заставлять Филипа беспокоиться сверх меры.
        Они почти достигли двери, когда из комнаты вышел мужчина. Он оказался толстым, румяным и в целом совершенно непривлекательным, однако между ним и Филипом имелось сходство, говорившее о том, что они братья.
        — Итак,  — сердечно усмехнувшись, произнес Роберт Бенедикт,  — это и есть знаменитый Деймон Сади. Девочки, разумеется, взбудоражены вашим приездом.  — Его глаза на мгновение заплыли жиром, когда толстяк одарил Филипа омерзительной улыбкой, прежде чем вновь повернуться к Деймону.  — Леланд провела все утро, пытаясь одеться соответственно случаю. Филип сейчас стал скорее простым советником, поэтому у него не хватает времени, чтобы уделять девочкам должное внимание. Вне всякого сомнения, вы, наконец, займетесь этим.  — И он с недобрым ликованием потер толстые руки.  — А теперь прошу меня извинить — долг зовет.
        Посторонившись, чтобы дать объемистому Роберту пройти, мужчины какое-то время молча стояли на месте — до тех пор, пока не хлопнула передняя дверь. Филип, несмотря на густой летний загар, побелел как мел, с трудом втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. Он дрожал от неимоверных усилий, пытаясь сдержать охватившие его чувства.
        — Нас ждут,  — наконец тихо напомнил Деймон.
        В глазах Филипа отразилась неприкрытая ненависть. Деймон не отводил невозмутимого взгляда. У Верховного Князя, носящего Черный Камень, нет причин бояться Князя с Серым. Филип в ужасном настроении не мог сравниться с Деймоном, пребывающим в благодушном расположении духа, и они оба это знали.
        — Сюда,  — коротко бросил Филип, проводя Деймона в комнату.
        Пытаясь скрыть нетерпение, он шагнул в залитую солнечным светом комнату, окна которой выходили на широкую зеленую лужайку и сдержанные, строгие сады, уверенный, что узнает ее в тот же миг, как увидит.
        Через несколько секунд ему пришлось приложить все усилия, чтобы подавить гневный вскрик.
        В комнате он увидел двух женщин и девочку лет четырнадцати, но той, кого он так отчаянно искал, здесь не было.
        Александра Анжеллин, глава семьи и Королева Шэйллота, оказалась красивой дамой с длинными темными волосами, только начинавшими серебриться сединой. У нее было четко очерченное овальное лицо и глаза цвета Лилового Сумрака. В просто скроенном, но вместе с тем дорогом и изысканном платье, Королева сидела в кресле с высокой спинкой. На шее у нее висел Кровавый Опал в простой золотой оправе. Она была стройна, обладала элегантной и гордой осанкой. Сейчас Королева пристально рассматривала Деймона.
        Тот не спеша изучал ее в ответ. Она не была Черной Вдовой от природы, но вместе с тем в ее ауре было нечто заставлявшее предположить, что она провела некоторое время в ковене Песочных Часов. С другой стороны, непонятно, почему она начала обучение, но не закончила его… Если только Доротея уже тогда не начала гонения против шэйллотского ковена. В каждом Крае борьба за власть начиналась одинаково — с устранения наиболее могущественных соперниц, а таковыми являлись такие же сильные Черные Вдовы, как Верховная Жрица Хейлля. Королевы были ей не страшны, поскольку практиковали иной вид Ремесла. Требовалось не так уж много историй, рассказанных тайно, под покровом ночи, чтобы заменить обычную настороженность Черных Вдов откровенным страхом. Едва он успевал укорениться в душах представительниц ковена, как начинались убийства. Стоило пролиться крови, как Черные Вдовы прятались по норам. Единственные, кто обучался их разновидности Ремесла,  — это дочери, рожденные более слабыми представительницами Песочных Часов.
        Поскольку Александра была единственной наследницей одного из самых значительных состояний на Шэйллоте и самой сильной из Королев, ее продолжительное присутствие в ковене могло бы подвергнуть опасности всех.
        Леланд Бенедикт, единственная дочь Королевы и жена Роберта, оказалась бледной, легкомысленной копией своей матери. Кружевной ворот и такие же рукава наряда совершенно не красили ее фигуру, а волосы, забранные в более строгую и изысканную прическу, не соответствующую времени суток, заставляли даму выглядеть старше и чопорнее. Деймон нашел ее манеры, пропитанные застенчивым любопытством, особенно раздражающими. Как правило, те женщины, у которых проявлялись подобные замашки, в итоге превращались в развратных и мстительных тварей, стоило им открыть, какое наслаждение Деймон может доставлять. И все же ему стало жаль Леланд. Он чувствовал, что в глубине души, в самой ее сердцевине, эта женщина все еще мечтала о чем-то более чистом, насыщенном и удовлетворяющем, чем эта ограниченная свобода. Она, по сути, была птичкой в золотой клетке. Однако потом Леланд устремила на него взгляд из-под трепещущих ресниц, и Деймону захотелось дать ей пощечину.
        Последней была девочка, Вильгельмина, единственное дитя от первого брака Роберта. В отличие от своего отца, обладавшего плотным телосложением, красноватым цветом лица и рыжими волосами, она оказалась черноволосой и бледненькой. На щеках разлился поразительный румянец, а серо-голубые глаза ярко блестели. Вильгельмина была хорошенькой девочкой и очень скоро, когда ее тело начнет преображаться, станет красивой женщиной. На самом деле единственный недостаток, который Деймон заметил в ее внешности, заключался в том, что она была тощей как щепка и выглядела нездоровой. Деймон невольно задумался о том — подобные мысли приходили ему в голову и во время пребывания при многих других дворах,  — знали ли эти люди, точно так же принадлежавшие к Крови, как и он сам, кто они есть на самом деле. Понимали ли они, к чему обязывает ношение Камней? Они были источником не только удовольствия или силы, но и физических и эмоциональных трудностей. Если девочка носила Камень более темный, чем у других женщин в этой семье, возможно, они не понимали того, что для Деймона было очевидным.
        Любой носящий Камни — и особенно это касалось детей — обладал ускоренным обменом веществ. Иногда случалось так, что подросток сжигал собственное тело за несколько дней, если еды было недостаточно. Особенно часто это происходило с молодыми ведьмами, поскольку им, в отличие от юношей, требовалась дополнительная энергия в лунные дни.
        Мягким прикосновением настроив крохотный осколок Красного Камня, спрятанный среди рубинов в одной из манжет рубашки, на запечатление голосов, Деймон позволил своим мыслям блуждать, пока Александра рассказывала ему о ведении хозяйства в этом доме и его «обязанностях». Камень сохранит разговор до тех пор, пока он не будет готов прослушать его. Сейчас у Деймона были более важные проблемы.
        Где же она? Кто она такая? Родственница, просто приезжавшая погостить? Гостья, задержавшаяся на несколько дней и уехавшая вчера? Он не мог спросить прямо. Если они до сих пор не подозревали о том, что в их доме побывала Ведьма, то его вопросы, сколь бы безобидными на первый взгляд они ни выглядели, могут подвергнуть ее опасности. Доротея уже запустила свои ядовитые щупальца на Шэйллот. Если она узнает, что эта Другая ступила на остров… Нет. Деймон не рискнет спросить. До тех пор пока она не вернется, он будет делать все, что потребуется, лишь бы эти женщины были довольны и ни о чем не заподозрили. Но вот после…
        Наконец Деймона провели в его комнату. Она располагалась прямо под покоями Александры и неподалеку от задней лестницы, поскольку Деймон приехал сюда преимущественно для того, чтобы ублажать именно ее. Леланд его услуги были нужны лишь в те дни, когда Роберт слишком занят, а Вильгельмина вообще еще была слишком юной. Деймона поселили в простой комнате, где, помимо односпальной кровати, комода с зеркалом и гардероба, имелось еще кресло, настольный светильник и письменный стол. И Деймон не без благодарности обнаружил прилегающую ванную комнату, прекрасно обустроенную.
        Как он и предчувствовал, разговор за ужином оказался напряженным, вымученным и скучным. Александра по большей части рассказывала о культурных особенностях и достопримечательностях Белдон Мора, а Деймон, как и ожидалось, задавал вежливые вопросы. В то время как Королева говорила о всяких ничего не значащих вещах, отчего у него сводило зубы, Леланд вела себя крайне несдержанно и нервно и все время задавала двусмысленные наводящие вопросы, заставляющие ее саму заливаться румянцем, какими бы деликатными ни были ответы. Если таковые вообще давались. Роберт, неожиданно вернувшийся к ужину, был уж слишком доволен сложившимися обстоятельствами, постоянно отпускал многозначительные комментарии и прикасался к Леланд по каждому удобному и неудобному поводу, стараясь лишний раз подчеркнуть свои права. Деймон не обращал на него ни малейшего внимания, найдя беспокойство и нарастающий гнев, исходившие от Филипа, куда более интересными.
        Ужин шел своим чередом, и гость постепенно начал жалеть, что здесь не было Вильгельмины, поскольку она пробудила в нем сильное любопытство. К тому же девчонку можно с большей легкостью разговорить и выудить необходимые сведения. Однако ее сочли слишком юной, чтобы сидеть допоздна с взрослыми.
        Наконец, освободившись и вернувшись в свои покои, Деймон обнаружил, что не может заснуть. Он мерил комнату шагами, решив, что завтра же начнет ненавязчиво обыскивать дом. В комнате, где она спала, след будет наиболее заметен, даже если там все тщательно вымыли и вычистили. Деймон не мог позволить себе терять драгоценное время, но вместе с тем нельзя, чтобы его обнаружили блуждающим по дому в первую же ночь после приезда. Только не сейчас, когда, возможно, ему удастся наконец увидеть ее, прикоснуться к тому, о чем душа тосковала на протяжении долгого времени. Законы Крови были Деймону безразличны. Как и люди Крови.
        Она будет одной из них и в то же время Другой, чем-то чужеродным, незнакомым и вместе с тем родным. Она окажется великолепной до дрожи.
        Меряя шагами комнату и нарочито медленно раздеваясь, хотя сейчас некому было наблюдать за чувственным стриптизом, Деймон пытался представить ее себе. Уроженка Шэйллота? Вполне возможно. Живет в Белдон Море? Это могло бы объяснить едва уловимое нечто, которое он ощутил, едва въехав в город. А если она никогда не покидала острова физически, это могло бы объяснить, почему он не чувствовал ее присутствия ни в одном другом месте на протяжении последних лет. Значит, она мудра и очень осторожна, если ей так долго удавалось избегать ненужного внимания.
        Он скользнул в постель, зарылся под одеяло, выключил свет… и обреченно застонал, представив себе мудрую, тощенькую старую каргу.
        Нет, взмолился он, обращаясь к безмолвной, тихой ночи: «Благая Тьма, услышь мольбу одного из своих сыновей! Теперь, когда она так близко, сделай так, чтобы она оказалась достаточно молода, чтобы хотеть меня. Пусть она будет достаточно молода, чтобы нуждаться во мне!»
        Ночь ничего не ответила. Небо уже облачилось в светло-серые предрассветные краски, прежде чем Деймон наконец заснул.

3. Террилль

        Два дня Деймон играл роль вежливого, заботливого эскорта по мере того, как трепещущая Леланд наносила бесконечные визиты друзьям, хвастаясь великолепным подарком леди Са-Дьябло. На протяжении двух ночей он шнырял по дому. Контроль над обжигающе холодным гневом медленно таял от бессонницы и нарастающего раздражения. Он облазил каждую гостиную, каждую приемную, каждую комнату, рискнул даже сунуться в крыло прислуги — и не нашел ровным счетом ничего.
        Впрочем, это преувеличение. Он обнаружил библиотеку, забившуюся в углу на втором этаже неподалеку от детской. Вряд ли в такую комнату часто забегали гости или постоянно использовали члены семьи. Здесь Деймон нашел прекрасное собрание книг, посвященных Ремеслу, и, как в случае с большинством подобных комнат, которые ему довелось повидать за последние десятилетия, в ней воцарилось ощущение ненужности. Эта библиотека почти никогда не использовалась.
        Почти никогда.
        Бесшумно закрыв дверь, Деймон двинулся сквозь тьму, осторожно огибая различные препятствия, к столику в дальнем углу, на котором стоял затененный светильник. Он коснулся фитиля, затем плавным движением опустил вниз кристалл, регулирующий высоту пламени, прислонился к встроенным книжным шкафам и склонил голову к полке.
        В этой комнате запах был очень силен.
        Деймон закрыл глаза, сделал глубокий вдох и нахмурился. Несмотря на то что здесь неоднократно убирали, по комнате разносился пыльный, слегка сыроватый запах старинных книг. И все же чисто физическое восприятие не могло заглушить ментальный аромат. Тот самый темный запах… Ментальный аромат ведьмы обладал тем же мускусным оттенком, как и тело, вмещающее душу. Мужчины Крови находили его не менее возбуждающим, чем физический,  — если не более. Однако этот темный, сладостный аромат был кристально чистым, ни намека на мускус, поэтому Деймон продолжал дышать полной грудью, открываясь тому, что гораздо сильнее и притягательнее любого тела. Опьяняющая глубина этих ощущений напугала его.
        Оттолкнувшись от стеллажа, Деймон потушил светильник и подождал немного, давая глазам снова привыкнуть к темноте, а затем вышел из библиотеки. Значит, она проводила здесь много времени… Но в таком случае должна же она была жить где-то… Его глаза устремились к потолку, и Деймон, скользя среди теней и смутных силуэтов, бесшумно поднялся по лестнице. Единственное место, куда он еще не заглядывал,  — это детская. К тому же это было единственное крыло в доме, где Филип строжайше запретил появляться, поскольку его услуги там не требовались.
        Деймон скользил по коридору, мысленными импульсами проверяя комнаты, мимо которых он проходил: классная, музыкальная, игровая. Гостиная леди Графф со смежной спальней (от которой Деймон поспешно отвернулся, презрительно скривив губы — острый мускусный запах говорил о том, что почтенной даме снятся эротические сны). Ванные, несколько комнат для гостей, спальня Вильгельмины. И угловая комната, окнами выходившая в задние сады.
        Осталась только одна.
        Трясущейся рукой он повернул дверную ручку и скользнул в комнату.
        Его омыла нежная, сладостная тьма, но даже здесь привкус ее был слабым, словно кто-то старательно пытался убрать его. Деймон прижался спиной к двери и мысленно попросил прощения за то, что собирался сделать. Он был мужчиной, ворвавшимся сюда без разрешения, и, как и хозяйка этой комнаты, неизбежно оставит здесь свой собственный ментальный след, который любой сможет прочесть.
        Осторожно подняв одну руку, он зажег светильник у постели, оставив пламя достаточно ярким, чтобы видеть, но вместе с тем приглушив его. Деймон надеялся, что, по крайней мере, свет не будет литься в щель под дверью и, соответственно, никто, проходящий мимо по коридору, не заметит его. Затем он огляделся, недоуменно приподняв бровь.
        Это была комната юной девочки: белые комод и гардероб, белый письменный стол, украшенный маленькими розовыми цветочками, как и постель с пологом. Сияющие деревянные полы с миленькими, симпатичными ковриками.
        Это было совершенно неправильно.
        Он открыл все ящики комода и обнаружил там одежду, пошитую для юной девушки, однако каждое прикосновение к ней посылало по его телу разряд, напоминавший крошечную искру молнии. Постель, по которой он также пробежался рукой, вызвала схожее трепещущее ощущение. Но книги и мягкие игрушки — запах был на них только потому, что они оказались в этой комнате. Если бы хоть от одной из них исходил этот загадочный, темный аромат, Деймон, не колеблясь, унес бы ее в свою комнату, чтобы обнимать всю ночь. Наконец он вернулся к гардеробу и открыл двери.
        Внутри оказалась детская одежда. Туфельки тоже предназначались для маленьких ножек. Прошло много времени с тех пор, как их надевали в последний раз, поэтому запах, оставшийся на них, тоже был едва ощутимым. Однако сам гардероб…
        Деймон исследовал его медленно и тщательно, проверяя предмет за предметом. С каждой отброшенной вещью лихорадочная надежда лишь укреплялась в нем, а поиски становились все неистовее. Когда не осталось ни одного предмета, его дрожащие пальцы скользнули вдоль внутренней стенки. Осязание стало проводником для внутренних чувств.
        Опустившись на колени, изможденный и подавленный разочарованием, он наклонился вперед, и его рука коснулась дальнего утла гардероба.
        В тот же миг его пронзил разряд молнии. Деймону показалось, что кровь вскипела в венах.
        Озадаченный, он сложил ладони чашечкой и создал маленький шарик колдовского света. Внимательно исследовав подозрительный угол, он заставил крошечный огонек исчезнуть и сел на колени, озадаченный еще сильнее, чем раньше.
        Там ничего не было… и в то же время было что-то. Его физические чувства ничего не улавливали, однако внутреннее чутье утверждало, что там притаилось что-то важное…
        Деймон снова потянулся к дальней стенке и вздрогнул.
        По комнате внезапно разлился пронизывающий холод.
        От усталости он соображал гораздо медленнее, чем обычно,  — потребовалась целая минута, чтобы понять, что означал этот внезапный мороз.
        — Прости меня,  — наконец прошептал он, осторожно убирая руку.  — Я не хотел вторгаться в твое пространство. Клянусь Камнями, что этого больше не повторится.
        Дрожащими руками Деймон вернул одежду и туфли в шкаф, повесив и поставив их на свои места, в точности как до его прихода. Затем он погасил светильник и бесшумно направился к своей комнате. Оказавшись там, он выудил бутылку бренди, которая была заблаговременно спрятана в его собственном гардеробе, и сделал большой глоток.
        Это какая-то бессмыслица. В общем-то Деймон мог понять, почему в маленькой библиотеке остался след ее ауры, ее ментальный запах. Однако в детской комнате? Пусть не на игрушках, но на одежде, постели, к которым взрослая женщина могла прикасаться ежедневно, заботясь о ребенке. Когда Деймон невинно поинтересовался, действительно ли у хозяев только одна дочь, ему довольно резко ответили, что другой девочки нет дома, поскольку она больна.
        Возможно, его Леди выполняла обязанности Целительницы? Может быть, ей приходилось спать в детской, чтобы всегда быть рядом?
        Где же она сейчас?
        Деймон отложил бренди, разделся и скользнул под одеяло. Предупреждение Терсы о том, что чаша трескается, по-прежнему не давало ему покоя, но он ничего не мог сделать. Нельзя же было охотиться за ней, выслеживая, как Деймон частенько делал при других дворах… Она была поблизости, и он не мог рисковать из боязни, что ее отошлют прочь.
        Деймон ударил кулаком по подушке и вздохнул. Ничего, когда вернется ребенок, с ним вернется и его Леди.
        Он будет ждать.

4. Террилль

        Сюрреаль, запрокинув голову, с улыбкой наслаждалась теплом солнечных лучей, ласкавших ее кожу, и запахом чистого морского воздуха. Ее лунные дни закончились, сегодня она начнет работать, чтобы оплатить пребывание в этом доме и заодно отблагодарить Дедже за ее доброту. Но светлую часть суток она была вольна проводить так, как ей хочется, поэтому сейчас Сюрреаль направлялась вверх по крутой тропе, ведущей к Алтарю Кассандры, наслаждаясь прекрасным, диким пейзажем, солнечным теплом и прохладным осенним ветром, треплющим ее длинные черные волосы.
        Завернув за угол и увидев Святилище, она наморщила нос и вздохнула. Проделать такой путь, чтобы взглянуть на руины. Несмотря на то что Сюрреаль только начинала свой жизненный путь, который мог оказаться очень и очень долгим, она уже успела провести на этой земле достаточно лет, чтобы увидеть, как многие места, где ей доводилось останавливаться, превращались в развалины. То, что для большинства было древней историей, для нее оставалось воспоминанием. Она нашла эту последнюю мысль очень тягостной.
        Отбросив волосы с лица, она шагнула сквозь открытый дверной проем и огляделась, отметив, что многих камней не хватает, а на крыше зияют дыры. Посидеть на осеннем солнышке было неизмеримо приятнее, нежели бродить по холодным, голым комнатам, поэтому девушка повернулась к выходу. Однако внезапно она услышала шаги у себя за спиной.
        Женщина, вышедшая из внутренних покоев, была облачена в тунику и брюки, пошитые из сверкающей угольно-черной ткани. Ее рыжие волосы, струившиеся по спине, были стянуты серебряным обручем. На шее висел Красный Камень. Приветственная улыбка оказалась теплой, но не слишком восторженной.
        — Чем я могу служить тебе, Сестра?  — спокойно спросила она.
        Волосы, цвет которых потускнел от времени, и морщинки, появившиеся на лице женщины, говорили о прожитых годах, однако сверкающие изумрудные глаза и горделивая осанка подсказывали, что было бы большой ошибкой не принимать эту ведьму всерьез.
        — Мои извинения, Леди,  — произнесла Сюрреаль, встретившись с уверенным взглядом незнакомки.  — Я пришла, чтобы взглянуть на Алтарь. Я не знала, что здесь кто-то живет.
        — Чтобы взглянуть или что-то спросить?
        Сюрреаль недоуменно покачала головой.
        — Когда люди приходят к Алтарю Тьмы, обычно им либо нужна помощь, которую невозможно получить в другом месте, либо ответы на вопросы их сердца.
        Сюрреаль пожала плечами. В последний раз она чувствовала себя настолько неловко с первым клиентом в своем первом доме Красной Луны, когда ей наглядно показали, как мало на самом деле она успела узнать во всех тех маленьких грязных комнатках таверн.
        — Я пришла, чтобы…  — Наконец сказанное незнакомкой проникло в глубины ее сознания. Вопросы сердца.  — Я бы хотела узнать, к какому народу принадлежала моя мать.
        Сюрреаль неожиданно ощутила тихий шепот чего-то, присутствовавшего в Святилище с самого начала. Здесь жила тьма, сила, к которой у нее не было доступа. Снова оглядев Святилище, она осознала, что сама по себе постройка не имела ни малейшего значения. Сила скрывалась в сердце этого места.
        Взгляд женщины не дрогнул ни на миг.
        — У всего есть цена,  — тихо произнесла она.  — Ты готова заплатить за то, что ищешь?
        Сюрреаль поспешно опустила руку в карман и выгребла пригоршню золотых монет.
        Женщина только покачала головой:
        — Подобные мне не принимают оплаты такой монетой.  — С этими словами незнакомка вновь повернулась к проему, из которого появилась.  — Идем. Я заварю чай, и мы побеседуем немного. Возможно, мы сможем помочь друг другу.  — Она прошла по коридору, предоставляя Сюрреаль возможность последовать за ней или уйти прочь.
        Девушка колебалась не дольше мгновения. Опустив монеты в карман, она последовала за незнакомкой. Отчасти на нее повлияло ощущение благоговения, которое она запоздало испытала, оказавшись внутри, отчасти — любопытство, которое разгорелось еще сильнее, поскольку Сюрреаль не знала, какую цену эта женщина может потребовать за свои сведения, отчасти — надежда наконец-то узнать ответ на вопрос, не дававший покоя с тех самых пор, как она поняла, насколько сильно Тишьян отличалась от всех остальных. Кроме того, девушка прекрасно владела ножом и носила Серый Камень. Возможно, это место и вызывает чувство благоговения, но не ведьма, живущая в нем.
        Кухня оказалась чисто прибранной и довольно уютной. Сюрреаль улыбнулась, заметив контраст между этой комнатой и остальными помещениями в Святилище. Незнакомка теперь больше походила на тихую, спокойную ведьму-домохозяйку, нежели на Жрицу. Она напевала веселый простенький мотивчик, поставив чайник на огонь. Сюрреаль опустилась на стул, поставила на стол локти и положила подбородок на сцепленные пальцы, наблюдая за хозяйкой. Та сноровисто поставила перед гостьей тарелку с ореховыми пирожными, маленькую миску свежего масла и кружку.
        Когда чай заварился, женщина тоже села за стол, взяв только бокал вина. Сюрреаль, заподозрив неладное, пристально посмотрела на пирожные, масло и чай.
        Незнакомка рассмеялась:
        — В моем возрасте диетические предписания исключают подобные излишества — о чем я безгранично сожалею. Но если тебе это кажется подозрительным, можешь проверить. Я не обижусь. Будет гораздо лучше, если ты сама убедишься в том, что тебе никто не желает зла. В противном случае каким образом мы сможем поговорить откровенно и честно?
        Сюрреаль покорно коснулась предложенного угощения импульсом, но не обнаружила ничего подозрительного. Взяв ореховое пирожное, она осторожно разломила его надвое, намазала маслом и с аппетитом откусила. За чаем женщина касалась только самых общих тем — она рассказала Сюрреаль об Алтарях Тьмы, о том, что теперь осталось лишь тринадцать великих средоточий силы, разбросанных по всему Королевству.
        Вскоре бокал опустел, а Сюрреаль принялась за вторую чашку чаю. Тогда незнакомка произнесла:
        — Итак, ты хочешь узнать правду о народе, к которому принадлежала твоя мать. Ты уверена?  — Она поднялась и наклонилась к Сюрреаль, коснувшись вытянутыми руками ее лица.
        Девушка отпрянула. Долгие годы, на протяжении которых осторожность не покидала Сюрреаль ни на миг, научили ее быть недоверчивой.
        — Тише,  — успокаивающе пробормотала женщина.  — Я просто хочу взглянуть.
        Сюрреаль заставила себя сидеть неподвижно, пока пальцы Жрицы порхали по изгибам ее лица, шеи и плеч, приподнимали длинные волосы и очертили форму каждого уха вплоть до заостренных кончиков. Завершив осмотр, незнакомка вновь налила вина в свой бокал и какое-то время молчала, задумчиво глядя в никуда, словно видела перед собой совсем иное место, недоступное простым смертным.
        — Я не уверена, признаюсь, но могу сказать тебе, что думаю.
        Сюрреаль наклонилась вперед, пытаясь скрыть остро вспыхнувшее любопытство, но невольно задержала дыхание.
        Взгляд женщины был все таким же уверенным и глубоким.
        — Однако остается вопрос цены.  — Она покрутила бокал в пальцах.  — Существует обычай, согласно которому цена называется до того, как оказывается помощь. Подобные договоры никогда не разрывают, поскольку в этом случае нарушитель платит кровью. Ты понимаешь меня, Сестра?
        Сюрреаль сделала медленный, глубокий вдох, пытаясь немного успокоиться.
        — Какова твоя цена?
        — Прежде всего ты должна понять вот что: я не прошу тебя подвергать жизнь опасности. Я не прошу тебя рисковать.
        — Хорошо.
        Женщина сжала ножку бокала в ладонях и медленно покатала между ними сосуд.
        — Недавно на Шэйллот прибыл Верховный Князь — то ли в Белдон Мор, то ли в одну из ближайших к городу деревушек. Мне необходимо знать его точное положение и имя того, кому он служит.
        У Сюрреаль руки зачесались призвать кинжал, но она постаралась сохранить невозмутимое выражение лица.
        — А у этого Князя имя есть?
        — Деймон Сади.
        — Нет!  — Сюрреаль вскочила и лихорадочно принялась мерить комнату шагами.  — Ты в своем уме? Никто не рискнет играть с Садистом в прятки, если только жить не надоело!  — Она резко замерла на месте и с силой сжала спинку стула.  — Я не собираюсь заключать никакой договор, если дело касается Сади. Забудь об этом.
        — Я прошу тебя лишь обнаружить его, не более.
        — Значит, непосредственную работу сделает кто-то другой. Забудь об этом. Почему бы тебе самой не отправиться на поиски?
        — По причинам, которые касаются только меня. Я не могу войти в Белдон Мор.
        — И ты только что назвала мне прекрасную причину побыстрее убраться отсюда.
        Женщина поднялась и посмотрела в глаза Сюрреаль:
        — Это очень важно.
        — Почему?
        Между ними повисло молчание, почти осязаемое, которое опустошало обеих. Наконец незнакомка вздохнула:
        — Потому что, возможно, его послали сюда, чтобы уничтожить одного особенного ребенка.
        — Послушай, а у тебя, случайно, нет еще каких-нибудь напитков, кроме чая и этого вина?
        На лице женщины одновременно отразились боль и веселье.
        — Бренди подойдет?
        — Более чем,  — резко отозвалась Сюрреаль, снова падая на стул.  — Принеси бутылку и чистый стакан.
        Когда оба предмета оказались на столе перед ней, девушка наполнила стакан до краев и осушила его на треть.
        — Послушай меня, дорогуша,  — ядовито начала она.  — Сади может быть каким угодно мерзавцем, и только Тьма знает, что он успел натворить за свою жизнь, но он никогда, ни разу не причинил вреда ребенку. Предполагать, будто он на это способен…
        — А что, если его вынудят силой?  — настойчиво спросила женщина.
        — Вынудят?!  — пискнула Сюрреаль.  — Силой?! Огни Ада, у кого, интересно, хватит глупости принуждать к чему-либо Садиста? Ты знаешь, что он делает с людьми, которые давят на него?  — Девушка допила бренди и снова наполнила стакан.  — Кроме того, кому может понадобиться уничтожение этого твоего ребенка?
        — Доротее Са-Дьябло.
        Сюрреаль ругалась до тех пор, пока не почувствовала, что бранные слова кружат по комнате, как дым. Она сумела остановиться, только когда заметила на лице женщины удивление, смешанное с весельем. Тогда девушка в несколько глотков выпила следующую порцию и снова выругалась — ее гнев поглощал спиртное так быстро, что она не ощущала хмеля. С громким стуком опустив стакан на стол, Сюрреаль запустила пальцы в волосы.
        — Леди, вы и впрямь знаете, как вгонять нож в живот по самую рукоятку, верно?  — Она прожгла женщину гневным взглядом. Если бы ведьма сейчас опять посмотрела на нее холодно и бесстрастно, Сюрреаль схватилась бы за нож сама, однако в изумрудных глазах Жрицы она увидела слезы, боль — и страх…
        Тишьян лежала на полу с распоротым горлом, а стены, содрогаясь, велели бежать, бежать, бежать…
        — Послушай, честно признаться, я кое-что задолжала Сади. Он заботился о моей матери — и обо мне. Деймон был совершенно не обязан делать это, однако он не бросил нас в беде. Но я отыщу его. А потом посмотрим.  — Сюрреаль поднялась на ноги.  — Спасибо за чай.
        Женщина, казалось, была обеспокоена ее быстрым уходом.
        — А как же народ твоей матери?
        Сюрреаль твердо выдержала ее взгляд.
        — Если я вернусь, обменяемся информацией. Но я готова дать тебе один совет бесплатно. Не шути с Садистом. У него очень долгая память и весьма неприятный характер. Если дашь ему повод разозлиться, сама превратишься в прах. Не провожай, я найду дорогу.
        Сюрреаль вышла из Святилища, вскочила на один из Ветров и помчалась прочь от Шэйллота, догоняя заходящее солнце, и оказалась далеко над океаном, прежде чем наконец почувствовала усталость. Теперь можно было вернуться в дом Дедже и любезничать с клиентом, который сегодня окажется в ее постели.

5. Ад

        Сэйтан крутил в пальцах маленький ножичек для бумаги с серебряной рукояткой, стоя спиной к человеку, едва переступившему порог его кабинета.
        — Дело сделано?
        — Простите меня, Повелитель,  — ответил прерывистый голос, больше похожий на шепот.  — Я не смог исполнить ваш приказ.
        На кратчайшее мгновение, прежде чем обернуться к Марджонгу Палачу, Сэйтан испытал прилив то ли облегчения, то ли гнева. Он так и не понял. Повелитель Ада прислонился к своему столу из черного дерева и пристально посмотрел на стоящего перед ним огромного мужчину. Было невозможно прочесть его чувства по выражению лица, поскольку голова и плечи Палача всегда были скрыты широким черным капюшоном.
        — Он в этом городе, затянутым завесой, Повелитель,  — объяснил Марджонг извиняющимся голосом, перекидывая в руках огромную секиру с двумя лезвиями.  — Я не смог добраться до него, чтобы выполнить ваш приказ.
        Вот оно что. Значит, Деймон сейчас в Белдон Море.
        — Я могу подождать, Повелитель. Если он выйдет за пределы закрытого города, я…
        — Нет.  — Сэйтан сделал глубокий вдох, успокаиваясь.  — Нет. Пока не делай ничего, если не получишь приказ непосредственно от меня. Ясно?
        Марджонг поклонился и вышел из кабинета Повелителя.
        С усталым вздохом Сэйтан опустился в свое кресло и медленно покрутил в руке нож для бумаг. Затем он поднес его поближе и изучил тонкий клинок из черного дымчатого стекла и изящно выделанную серебряную рукоятку.
        — Эффективное орудие,  — тихо произнес он, удерживая нож неподвижно на кончиках пальцев.  — Элегантное и эффективное. Но если обращаться с ним небрежно…  — Он нажал на острие и задумчиво наблюдал за тем, как на подушечке пальца выступает капля темной крови.  — Совсем как ты, тезка. Совсем как ты. Теперь это наш танец. Только ты и я.

6. Террилль

        Дни Деймона постепенно превращались в новую рутину. Каждое утро он просыпался рано, делал упражнения, принимал душ и отправлялся завтракать вместе с поварихой на кухне. Деймону очень понравилась кухарка семейства Анжеллин, проворная, теплая женщина, которая во многом напомнила ему Мэнни и которая с таким же ужасом, как и его нянюшка, отреагировала на первую просьбу позавтракать на кухне вместо столовой с остальными членами семьи. Она смягчилась, узнав, что иначе гость остается голодным, бегая по бесконечным поручениям нервной, суетливой Леланд. Пару раз присоединившись к семье Королевы, Деймон хмуро заметил, что его завтраки на кухне обычно бывали гораздо приятнее и вкуснее, нежели то, что подавалось на стол Анжеллин.
        Затем Деймон обычно встречался с Филипом в кабинете советника, где тот неохотно вручал Сади список дел на день. Затем следовала получасовая прогулка в садах с Вильгельминой.
        Александра решила, что девочке не помешает небольшая нагрузка, прежде чем она начнет свои уроки Ремесла с леди Графф, неприятной, жестокой женщиной, которая не понравилась Деймону с первого взгляда. Впрочем, это чувство оказалось полностью взаимным — правда, больше потому, что он упрямо игнорировал ее кокетливые заигрывания. Леланд предложила, чтобы Деймон составил девочке компанию, поскольку Вильгельмина испытывала необъяснимый страх перед мужчинами. Общение с Окольцованным, который не представлял собой угрозы для нее, вполне могло помочь ей побороть свои надуманные ужасы. Поэтому каждое утро, если только позволяла погода, Деймон сопровождал юную леди на прогулке.
        В первые несколько дней он пытался завязать разговор, узнать больше о ее интересах, но девочка упорно отказывалась давать сколько-нибудь содержательные ответы, поддерживая, однако, вежливый тон беседы. Однажды утром, когда молчание тянулось так долго, что стало некомфортным, ему пришло в голову, что, возможно, только эти прогулки предоставляли юной леди возможность побыть наедине со своими мыслями. Поскольку Вильгельмина проводила большую часть дня в обществе суровой госпожи Графф, ей не разрешалось «спать наяву». Однажды он услышал, как предполагаемая наставница ругает девочку, и понял, что, по-видимому, это был дежурный упрек. Поэтому Деймон оставил всякие попытки разговорить Вильгельмину, позволяя ей спокойно помолчать полчасика, идя слева от нее, засунув руки в карманы и наслаждаясь той же роскошью. У него наконец-то появилось время подумать о своем.
        У девочки, казалось, всегда была определенная цель, хотя они никогда ее не достигали. Какими бы тропинками они ни гуляли, рано или поздно неизменно оказывались у узкой дорожки, ведущей к беседке, поросшей плющом. У этого места шаги Вильгельмины становились неловкими, неверными, она на миг останавливалась, а потом стрелой мчалась мимо, тяжело дыша, словно пробежала несколько миль. Деймон предположил, что, по всей видимости, здесь с девочкой произошло нечто, изрядно напугавшее ее и вызвавшее отвращение, однако воспоминания одновременно с этим притягивали.


        Однажды утром, когда Деймон, как всегда, прогуливался, погруженный в свои мысли, а точнее, решая головоломку, заданную его Леди, он неожиданно осознал, что Вильгельмина некоторое время стоит на месте, наблюдая за ним. Они оказались у той самой узкой дорожки.
        — Я хочу пойти туда!  — вызывающе произнесла она, выпрямив руки и сжав кулачки.
        Деймон прикусил щеку, чтобы удержать бесстрастное, невозмутимое выражение на лице. Это была первая искорка жизни, разгоревшаяся в тихой девочке, и он не хотел погасить ее нечаянной улыбкой, которая может быть ошибочно сочтена снисходительной.
        — Хорошо.
        Вильгельмина, казалось, была удивлена, очевидно ожидая спора. Робко улыбнувшись, она повела Деймона по дорожке под решетчатой аркой.
        Маленький садик внутри другого, большого был окружен огромными, раскидистыми тисами, выглядевшими так, словно их не подстригали уже много лет. На одном конце рос высокий, мощный клен, рядом пристроилась железная скамья, которая некогда была белой, но теперь совсем облупилась. Перед тисами Деймон увидел остатки клумб, на которых теперь росли сорняки вперемешку со слабыми цветами. Очевидно, о них давно никто не заботился. Но совсем иная причина заставила его забыть, как нужно дышать. Сердце забилось слишком быстро и сильно. В дальнем углу беседки оказалась клумба с ведьминой кровью.
        То ли цветок, то ли сорняк, ведьмина кровь была красивым, смертельно опасным растением и, если верить легенде, ничем не истребимым. Темно-алые цветы с черными основаниями и кончиками лепестков полностью раскрылись, как всегда, когда их касалось первое дыхание зарождающейся весны или последний вздох умирающей осени.
        Вильгельмина встала возле клумбы, обхватив себя руками и дрожа.
        Деймон подошел к ней, пытаясь понять боль, смешанную с надеждой, отразившуюся на лице девочки. Эти цветы, по преданию, росли только там, где была с жестокостью пролита кровь ведьмы или же где ведьма, встретившая страшную смерть, была похоронена.
        Деймон невольно сделал шаг назад, пошатнувшись.
        Даже несмотря на свежий воздух и разнообразные, богатые запахи осеннего сада, темный ментальный аромат здесь был неистребим. Благая Тьма, как он был силен!
        — Их посадила моя сестра,  — коротко произнесла Вильгельмина. Ее голос жалобно дрожал.  — По одному за каждую. В качестве напоминания.  — Она прикусила губу. Ее голубые глаза расширились, и в них застыл страх, когда девочка опустила взгляд на цветы.
        — Все в порядке,  — успокаивающим тоном произнес Деймон, пытаясь успокоить панику, поднявшуюся в ней, и в то же время борясь с собственными страхами.  — Я знаю, что такое ведьмина кровь и что она обозначает.  — Он пытался найти слова, способные утешить их обоих.  — Значит, это особое место.
        — Садовники никогда не заходят сюда. Они говорят, здесь водятся призраки. А ты как считаешь? Я лично надеюсь, что это так.
        Деймон осторожно спросил, взвешивая каждое слово:
        — Где твоя сестра?
        Вильгельмина не смогла сдержать слез.
        — В Брайарвуде. Они отправили ее в Брайарвуд.  — Первые всхлипы превратились в отчаянные рыдания.
        Деймон мягко привлек ее к себе, гладя по волосам и бормоча «слова тихого горя» на Древнем языке, языке Ведьм.
        Через несколько минут девочка оттолкнула его и шмыгнула носом. Деймон отдал ей свой носовой платок и, улыбнувшись, снова забрал, когда Вильгельмина, утерев слезы и высморкавшись, растерянно посмотрела на некогда белоснежную материю, не зная, что теперь с ней делать.
        — Она тоже иногда так говорит,  — произнесла девочка.  — Нам пора возвращаться.
        Она вышла из тисовой рощицы и поспешила вниз по тропинке.
        Ошеломленный увиденным и услышанным, Деймон последовал за девушкой в дом.


        Он вошел на кухню и одарил повариху своей самой теплой улыбкой:
        — Не найдется ли чашки кофе?
        Она бросила на него сердитый, пронзительный взгляд:
        — Если вам угодно.
        Озадаченный такой резкой сменой настроения, Деймон выбрался из плаща и сел за стол. Гадая, что он мог сделать, чтобы огорчить и рассердить женщину, он вздрогнул, когда кухарка с громким стуком поставила перед ним кружку с кофе и произнесла:
        — Мисс Вильгельмина вернулась сегодня из сада в слезах.
        Деймон проигнорировал кофе. Его куда больше заинтересовала реакция женщины.
        — Она захотела сходить в небольшую беседку в глубине сада.
        Суровое выражение неожиданно смягчилось, и в глазах поварихи отразилась печаль.
        — Ах вот оно что.  — Женщина отрезала два толстых ломтя свежего хлеба, положила между ними несколько кусков холодного мяса и поставила тарелку с сэндвичем перед Деймоном, словно извиняясь за резкость.
        Деймон сделал глубокий вдох:
        — Скажите, а что такое Брайарвуд?
        — Мерзкое место, если хочешь знать мое мнение. Впрочем, здесь оно никого не интересует,  — рявкнула женщина и поспешила улыбнуться Деймону.
        — Но что это такое?
        Вздохнув, кухарка принесла чашку кофе и для себя, а затем села за стол напротив гостя.
        — Ты ничего не ешь,  — рассеянно заметила она, прихлебывая напиток.
        Деймон покорно откусил кусок, ожидая ответа.
        — Это больница для нервных, беспокойных детей,  — наконец произнесла кухарка.  — Похоже, многие юные ведьмы, едва преодолев порог юности, страдают от различных расстройств, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Но мисс Джанелль то и дело отправляли туда с тех пор, как ей исполнилось пять,  — и всего-то за то, что она выдумывала красочные истории о единорогах и драконах и тому подобных существах.  — Кухарка многозначительно кивнула в сторону двери, ведущей в дом.  — Они заявляли, что она ненормальная, потому что только мисс Джанелль в этой семье не носит Камни и якобы таким образом пытается сгладить свою неспособность к Ремеслу. Сказали, будто девочка придумывает дурацкие сказки, чтобы привлечь к себе внимание. Если хочешь знать мое мнение, это последнее, чего хотела мисс Джанелль. Просто она… другая. В ней есть нечто странное. Даже когда она говорит совсем уж дикие вещи и ты знаешь, что они ну никак не могут быть правдивыми, все равно почему-то… начинаешь задумываться. Понимаешь?
        Деймон доел сэндвич и осушил остаток кофе.
        — И как долго ее здесь уже нет?
        — С ранней весны. Она ужасно рассердила их в этот последний раз. Поэтому ее и держат там так долго.
        Губы Деймона искривились от отвращения.
        — Благая Тьма, что может наговорить маленький ребенок, чтобы взрослые решили посадить его под замок?!
        — Она сказала…  — Кухарка заметно нервничала и успела опять расстроиться.  — Сказала, что лорд Бенедикт ей никакой не отец. Она сказала, что Князь Филип…
        Деймон клокочуще выдохнул. Да, судя по результатам наблюдений за отношениями в этой семье, подобное заявление могло привести в ярость всех поголовно. И все же…
        Повариха печально посмотрела на него и снова наполнила кружки кофе.
        — Если хочешь, могу рассказать тебе кое-что о мисс Джанелль.
        Деймон кивнул.
        — Два года назад,  — начала женщина,  — один Предводитель, которому служила моя дочь, решил, что ему нужна девица покрасивее, и выставил ее вместе с ребенком, которого она родила от него. Они пришли сюда ко мне, поскольку больше идти было некуда, и леди Александра позволила им остаться. Моя девочка, очень переживавшая и совсем несчастная, исполняла какую-то легкую работу в покоях наверху и помогала мне на кухне. Моя внучка Люси — хорошенькая, милая малышка — по большей части оставалась со мной на кухне, хотя мисс Джанелль всегда приглашала ее поиграть, когда выходила с сестрой на улицу. Моей внучке не нравилось оставаться в саду одной. Она была в ужасе от гончих лорда Бенедикта, и мальчишки, ухаживавшие за собаками, всегда дразнили ее, зная, как она боится. Иногда они даже специально злили псов и спускали с поводка, чтобы они гонялись за ней.
        Но однажды это зашло слишком далеко. Собак почти не кормили, потому что хозяин собирался на охоту, поэтому они были злее, чем обычно, да и мальчишки тоже постарались. Вожак стаи сорвался с поводка, помчался за Люси и загнал ее в сарай. Она оступилась, и пес набросился на бедняжку, вцепившись ей в руку. Услышав страшные крики, мы с дочерью тут же помчались туда, и Эндрю, очень хороший мальчик, и сейчас работающий на конюшне, тоже прибежал.
        Люси лежала на полу, громко крича, пока эта собака рвала ее руку, и тут неожиданно появилась мисс Джанелль. Она сказала псу несколько странных слов, и тот тут же отпустил мою внучку и уполз на место, поджав хвост.
        Люси была в ужасном состоянии. Вся рука разорвана собачьими зубами, местами торчали осколки кости. Мисс Джанелль велела Эндрю как можно быстрее принести ведро воды, а сама опустилась на колени возле моей внучки и начала разговаривать с ней, спокойно-спокойно. Люси сразу же перестала кричать. Тут вернулся Эндрю с водой, и мисс Джанелль достала огромную овальную миску откуда-то, уж не знаю, где она ее взяла. Мальчик налил туда воду, и мисс Джанелль прижала к себе таз на несколько минут — просто держала его в руках, а от воды неожиданно повалил пар, как будто миску над плитой повесили. Тогда она осторожно опустила руку Люси в таз, вынула какие-то листья и порошки из кармана и высыпала их в воду. Она не позволяла моей девочке шевелиться, только тихо пела все время. Мы ничего не могли сделать и поэтому стояли неподвижно и наблюдали за ней. Было бессмысленно вести девочку к Целительнице, даже если бы мы наскребли нужную сумму. Я это прекрасно понимала — рука была уж слишком сильно повреждена. Лучшее, что сделала бы Целительница,  — отняла бы ее. Поэтому мы все смотрели — и я, и моя дочь, и Эндрю. Почти
ничего не разглядели, правда, уж больно мутной вода стала от крови.
        Через некоторое время мисс Джанелль выпрямилась и вынула руку Люси из миски. От локтя до запястья шел глубокий порез — и только. Мисс Джанелль посмотрела каждому из нас в глаза, и ей даже ничего говорить не пришлось. Мы ни в коем случае никому бы не проболтались. Тогда она дала мне баночку с мазью — моя дочь была вне себя и сделать хоть что-то просто не могла — и сказала: «Наносите на рану три раза в день и неделю накладывайте стягивающие повязки. Если все сделаете правильно, шрама не останется». А потом она повернулась к Люси и успокоила ее: «Не бойся. Я с ними поговорю. Они больше к тебе не притронутся».
        Князь Филип, узнав, что Люси поранилась, потому что за ней гнались собаки, хорошенько отругал мальчишек; но позже вечером я увидела, как лорд Бенедикт сует им в руки монеты и со смехом говорит, как он рад, что они держат собак в такой прекрасной форме.
        Как бы то ни было, следующим летом дочка моя вышла замуж за молодого человека из хорошей, солидной семьи. Они живут в маленькой деревне милях в тридцати отсюда, и я приезжаю в гости, когда хозяйка отпускает на несколько дней.
        Деймон заглянул в свою опустевшую кружку.
        — Как вы думаете, мисс Джанелль действительно поговорила с ними?
        — Должна была,  — рассеянно отозвалась кухарка.
        — То есть мальчишки перестали дразнить Люси?  — уточнил Деймон.
        — Ох, да нет, конечно. Они опять взялись за свое. Их-то не наказали, верно? А вот собаки… С того самого дня ничто не могло их заставить гоняться за Люси.
        Позже той ночью, не в силах заснуть, Деймон вернулся в ту тисовую рощицу в саду. Он зажег черную сигарету и сквозь дым посмотрел на ведьмину кровь.
        «Она пришла».
        Он провел вечер, раскладывая по полочкам все, что успел узнать, так и этак тасуя факты, словно это могло каким-то образом изменить их. Разумеется, ничего подобного не произошло, и Деймону очень не понравился вывод, к которому он в итоге пришел.
        «Их посадила моя сестра. По одному за каждую. В качестве напоминания».
        Ребенок. Ведьма была еще ребенком.
        Нет, он просто неправильно что-то понял. Он должен был ошибиться. Ведьма ведь носила Черные Камни.
        Возможно, он просто перепутал какую-нибудь мелочь. Может быть, это Вильгельмина была младшей сестрой. Деймон по-прежнему пытался взять себя в руки, когда прибыл в хейллианское посольство в Белдон Море. Разумеется, куда логичнее предположить, что Джанелль уже достигла того возраста, в котором приносят Жертву Тьме. Она должна была быть на той грани, перейдя которую открывают свою внутреннюю, зрелую силу, и для нее символом и вместилищем этой силы станет Черный Камень.
        С другой стороны, ее спальня и одежда… Как же уравнять найденные там вещи с той силой, которую Деймон ощутил, пока она лечила его спину после наказания Корнелии?
        «Она тоже иногда так говорит».
        Он мог сосчитать по пальцам рук, сколько людей и нелюдей по-прежнему были способны произнести хоть несколько фраз на истинном языке Крови. Кто мог научить ее этому?
        Деймон постарался заслониться от безжалостного ответа на этот вопрос.
        «Это больница для нервных, неспокойных детей».
        Мог ли ребенок носить Черный Камень и при этом не стать умственно и эмоционально нестабильным? Деймон ни разу не слышал, чтобы Камень, полученный по Праву рождения, был темнее Красного.
        «Чаша трескается».
        Он перестал думать, позволил своему разуму успокоиться. Все факты стали на свои места, приведя его к единственно возможному заключению.
        Однако Деймону потребовалось еще несколько дней, прежде чем он смог принять его.

7. Террилль

        Расставшись с Вильгельминой, Деймон переоделся в костюм для верховой езды и направился к конюшне. У него было свободное утро, первое с того дня, как он приехал в поместье Анжеллин, и Александра дала ему разрешение взять одну из лошадей.
        Когда Деймон вошел в конюшню, Гиннес, главный конюх, коротко помахал ему и продолжил поучать одного из юных подмастерьев.
        — Собираешься покататься с утречка?  — спросил Гиннес, когда гость подошел ближе. Его ворчливый голос немного смягчился, а на лице появилась слабая улыбка.
        — Если это никого не побеспокоит,  — улыбнулся в ответ Деймон. Здесь, как и в большинстве мест, где ему довелось жить, у него сложились прекрасные отношения со слугами. Он не переносил только ведьм, которых приходилось ублажать.
        — О нет, ни в коем случае.  — Гиннес не спеша, придирчиво осмотрел фигуру Деймона, начиная с ботинок.  — Что ж, ноги хорошие, прямые, крепкие. Сильные плечи.
        Деймону на мгновение показалось, что конюх сейчас решит еще и заглянуть ему в рот.
        — А как держишься в седле?  — спросил Гиннес.
        — Я неплохо езжу верхом,  — осторожно ответил Деймон, не уверенный, что ему понравился блеск, появившийся в глазах конюха.
        Тот прикусил щеку.
        — Тут одного жеребца уже несколько дней не выезжали. Эндрю единственный, кто может с ним справиться, а он повредил бедро. Не могу же я разрешить парню лезть в седло с больной ногой. Не хочешь попытаться?
        Деймон сделал глубокий вдох, не вполне избавившись от подозрений.
        — Ну ладно.
        — Эндрю! Оседлай Демона!
        Брови Деймона от удивления поднялись так высоко, что фактически скрылись под волосами.
        — Демона?
        Гиннес снова прикусил щеку, не желая обращать внимания на гневное выражение, появившееся на лице Деймона.
        — Вообще, его зовут Темный Танцор, но здесь, в конюшнях, когда хозяева не слышат,  — с этими словами он кивнул в сторону дома,  — мы дали ему имя, полностью соответствующее его натуре.
        — Огни Ада,  — пробормотал Деймон, направившись через двор к открытому загону, где Эндрю седлал огромного иссиня-черного жеребца.  — Есть еще что-то, о чем я должен знать?  — спросил он молодого человека.
        Эндрю, казалось, был чем-то обеспокоен. Наконец он пожал плечами:
        — У него мягкие губы и на редкость твердолобая башка. Он слишком умен и хитер для большинства наездников. Если хоть ненадолго ослабить вожжи, завезет прямиком в лес и сбросит. Так что держитесь открытого пространства, тут уж наверняка. Но остерегайтесь оврага в дальнем конце. Та канава уж слишком широкая для большинства коней, чтобы ее перепрыгнуть, но Демон с легкостью возьмет такое расстояние. Ему все равно, приземлится он с седоком или без него.
        — Спасибо,  — проворчал Деймон.
        Эндрю криво усмехнулся и вручил Деймону поводья.
        — Я придержу его, пока не сядешь в седло.
        Деймон вскочил на спину жеребца.
        — Отпускай.
        Демон вышел из конюшни довольно спокойно, прикусив губу, словно оценивая своего седока. Если не считать некоторого раздражения, вызванного желанием всадника направляться вперед тихим шагом, конь вел себя вполне прилично — до того момента, когда они оказались на небольшом холме, дорога с которого вела в открытое поле.
        Демон прижал уши к голове и рванулся направо, в сторону одинокого старого дуба, едва не выбросив всадника из седла.
        Началась схватка.
        По какой-то своей извращенной причине Демон был твердо намерен во что бы то ни стало добраться до дуба. Деймон так же решительно собирался помешать коню и заставить его повернуть к полям. Жеребец брыкался, вставал на дыбы, изворачивался, кружился на месте, вырывал поводья и даже кусался. Деймон внимательно следил за ним, ни на миг не ослабляя хватки, чтобы не вылететь из седла, но постепенно, упираясь и то и дело отыгрывая круг-другой, Демон приближался к дереву.
        Через пятнадцать минут, однако, конь сдался и встал на месте, расставив дрожащие ноги, понурив голову и тяжело дыша. Деймон, мокрый насквозь от пота и точно так же дрожа от изнеможения, мимолетно удивился тому, что руки по-прежнему были на месте.
        Когда Деймон вновь подобрал поводья, Демон прижал уши, готовясь к следующему раунду. Невольно заинтересовавшись, Деймон направил коня к дубу, понукая упрямое животное пятками.
        Уши Демона тут же снова выпрямились, шея горделиво изогнулась, а шаг обрел прежнюю упругость.
        Деймон не стал сдерживать животное, позволив ему делать все, что вздумается. Тот покружил вокруг дерева, принюхался, оставаясь настороже и прислушиваясь к чему-то, очевидно все более разочаровываясь в своих ожиданиях. Наконец он сердито фыркнул и помчался к дороге в поле.
        Деймон даже не пытался приструнить его, пока не сообразил, что они направляются прямиком к оврагу. Эту схватку он тоже выиграл, хотя пришлось приложить все силы, и, когда Демон наконец замедлил шаг, слишком уставший, чтобы и дальше бороться с седоком, тот направил жеребца к конюшне.
        Конюхи смотрели на Деймона раскрыв рот. Эндрю поспешно подошел, хромая, и взял поводья. Гиннес только покачал головой, направляясь к ним через двор. Как только утомленный всадник спешился, конюх схватил его за руку и повел в одну из небольших комнат рядом с кладовой.
        Достав стаканы и бутылку из ящика стола, Гиннес плеснул в один из них янтарной жидкости и протянул Деймону.
        — Держи,  — проворчал он, наливая порцию для себя.  — Вернет ногам хоть какую-то чувствительность.
        Деймон с благодарностью отхлебнул немного виски, разминая сведенное судорогой плечо.
        Гиннес покосился на промокшую от пота рубашку Деймона и потер заросший подбородок костяшками пальцев.
        — Задал он тебе жару, а?
        — Это было взаимно.
        — Что ж, по крайней мере, он сохранит уважение к тебе до утра.
        Деймон подавился. Когда он снова смог дышать, то едва не спросил про странное дерево, но передумал. В конце концов, коня объезжал Эндрю.
        После того как Гиннес отправился следить за кормом, Деймон пересек двор и направился к Эндрю, чистившему жеребца скребком.
        Конюх посмотрел на гостя с уважением:
        — Надо же, ты удержался в седле.
        — Ага, удержался.  — Какое-то время Деймон наблюдал за плавными, уверенными движениями рук Эндрю.  — Только вот возникло небольшое затруднение возле одного деревца.
        Эндрю раскраснелся и заметно занервничал. Рука на мгновение замерла на боку жеребца, прежде чем вновь продолжить неспешные движения.
        Глаза Деймона сузились, а голос стал опасно мягким и бархатным.
        — А что такого особенного в этом дереве, а, Эндрю?
        — Всего лишь дерево.  — Парень смело взглянул в глаза Деймона и осекся, содрогнувшись. Он неловко переступил с ноги на ногу.  — Оно находится ровно на середине холма. Оттуда хорошо видно дом.
        — И что?
        — Ну…  — Эндрю умоляюще взглянул на Деймона.  — Ты же никому не расскажешь, верно?  — Он кивнул в сторону дома.  — Если они когда-нибудь узнают об этом, будут жуткие неприятности.
        Деймон из последних сил пытался держать гнев в узде.
        — Узнают о чем?
        — О мисс Джанелль.
        Поза Деймона из спокойной и расслабленной в тот же миг превратилась в угрожающую. Эндрю рефлекторно отступил на шаг, стараясь держаться поближе к жеребцу, словно ища у него защиты.
        — Так что там насчет мисс Джанелль?  — ласково промурлыкал он.
        Эндрю прикусил губу.
        — У этого дерева… мы…
        Деймон зашипел.
        Эндрю побледнел, затем резко покраснел. В его глазах засверкал гнев, кулаки неожиданно сжались.
        — Ты… ты подумал, что я смог бы…
        — Так что вы делали у этого проклятого дерева?!
        Эндрю сделал глубокий вдох.
        — Менялись местами.
        — Менялись местами?  — недоуменно нахмурился Деймон.
        — В смысле, лошадьми. Я ведь стройный, пони выдерживает.
        — А она ездит?..
        Эндрю робко положил руку на шею жеребца.
        Деймон взорвался:
        — Ах ты, худосочный сын порочной суки! Ты позволял юной девчонке ездить на этом?!
        Жеребец недовольно фыркнул, всем своим видом показывая, что не одобряет вспышек гнева.
        Здравый смысл и огромные копыта, роющие землю, взяли верх. Деймон передумал душить конюха на месте.
        Зажатый между жеребцом и разозлившимся Верховным Князем, Эндрю криво усмехнулся:
        — Посмотреть бы вам на мисс Джанелль, когда она ездит на этом. К тому же он тоже о ней заботится.
        Деймон отвернулся. Его гнев растворился без следа.
        — Мать-Ночь,  — пробормотал он, покачав головой. Деймон направился к дому, отчаянно желая принять горячий душ.  — Мать-Ночь…



        Глава 7


1. Террилль

        — Я только что сказал тебе!  — рявкнул Филип.  — Твои услуги сегодня не понадобятся!
        — Я слышал, что ты…
        На подбородке Филипа задергалась жилка.
        — У тебя выходной. Я понимаю, что хейллианцы считают нас деревенщиной, но у нас тоже есть музеи, галереи и театры. Должно же найтись хоть какое-то занятие на один день, которое ты не сочтешь ниже своего достоинства!
        Глаза Деймона опасно сузились. За завтраком Леланд была непривычно молчалива, Александра — до странности напряжена, Роберта нигде не было видно, а теперь еще и Филип срывал на нем очередную вспышку гнева, пытаясь хоть на день выставить гостя из дома.
        — Очень хорошо.
        После короткого, сухого прощания Деймон попросил подать карету, чтобы отправиться на базарную улочку Белдон Мора, и двинулся на кухню, надеясь, что хотя бы кухарка знает, что здесь затевается. Но эта достойная госпожа тоже была несколько не в себе, поэтому Деймон поспешно ретировался, прежде чем она успела его увидеть, вздрогнув, когда повариха с оглушительным грохотом швырнула на стол тяжелую сковородку.
        Он провел утро, слоняясь по книжным магазинам и собирая коллекцию романов местных писателей. Между делом Деймон не мог не думать о том, что могло привести обитателей дома в столь странное состояние. Что бы это ни было, в городе он вряд ли нашел бы ответ.
        Поэтому Деймон к обеду вернулся в имение Анжеллин — только для того, чтобы обнаружить, что вся семья куда-то отправилась.
        Изрядно раздраженный таким пренебрежением, Деймон сложил купленные книги на письменном столе, переоделся и отправился к конюшням.
        Оказалось, что и там не все гладко. Гиннес как раз отчитывал конюхов, пока те пытались хоть как-то успокоить взбунтовавшихся лошадей.
        — Могу прокатиться на черном жеребце, если хочешь,  — предложил Деймон.
        — Что, жить надоело?!  — отрезал Гиннес. Он сделал глубокий вдох и немного смягчился.  — Впрочем, было бы неплохо вывести его во двор ненадолго.
        — Что-то здесь все не в духе сегодня.
        — О да.
        Поняв, что продолжения и тем более объяснения не предвидится, Деймон вошел в стойло жеребца и подождал, пока Эндрю его оседлает. Руки парня дрожали, пока он проверял подпругу. Устав от всеобщей изворотливости и уклончивости, Деймон вывел коня во двор, вскочил в седло и направился к полям.
        Стоило только выехать за пределы поместья, как Демон жизнерадостно потрусил вперед, безупречно слушаясь поводьев. Что бы ни вселилось сегодня в хозяев и слуг, жеребец, очевидно, тоже это чувствовал. И теперь был счастлив, избавившись от повисшего в воздухе напряжения.
        Не желая снова бороться с упрямым животным, Деймон позволил ему повернуть к дереву.
        Конь остановился прямо под дубом и терпеливо ждал, глядя на подъем, который они только что одолели. Он стоял так около десяти минут, прежде чем ожидание уступило бразды правления унынию. Когда всадник повернул к тропе, жеребец не сделал ни одной попытки воспротивиться, да и мчался только вполсилы.
        Часом позже Деймон отдал поводья Эндрю и вошел в дом через черный ход. Он почувствовал это сразу же, едва переступив порог. Волна обжигающего льдом гнева достигла вершины и захлестнула его с головой.
        Широким шагом пройдя по коридорам, Деймон захлопнул за собой дверь комнаты, быстро принял душ и переоделся. Если бы он встретил Филипа по дороге, то убил бы на месте.
        Как только посмел этот придурок с Серым Камнем пытаться удержать его вне дома? Как он только осмелился?!
        Деймон прекрасно понимал, что его глаза пожелтели от ярости, но, откровенно говоря, ему было все равно. Он рывком распахнул дверь и отправился выслеживать членов семьи Анжеллин.
        Однако, едва завернув за угол, Деймон замер на месте.
        Вильгельмина была бледна, но вместе с тем на ее лице ясно читалось облегчение. Графф, как всегда, хмурилась. Леланд и Александра недоуменно и напряженно смотрели на него. Плечи Филипа вызывающе расправились.
        Деймон отметил все это в единое мгновение — и проигнорировал. Его безраздельным вниманием полностью завладела вторая девочка.
        Она казалась истощенной, руки и ноги не толще палочек. Голова то и дело опускалась вниз, а безжизненные локоны золотистых волос скрывали лицо.
        — Ты что, совсем забыла о хороших манерах?!  — Костлявые пальцы госпожи Графф больно вонзились в плечи девочки.
        Та покорно подняла голову, и ее глаза, эти потрясающие глаза на мгновение встретились с его взглядом, после чего бедняжка посмотрела в сторону, сделала неуверенный реверанс на подкашивающихся ногах и слабо пробормотала:
        — Князь.
        Сердце Деймона бешено забилось, а рот наполнился слюной.
        Прекрасно понимая, что сейчас не может себя контролировать, он коротко поклонился и отрывисто бросил:
        — Госпожа.
        Кивнув Филипу и остальным, Деймон развернулся и направился прочь, перейдя на бег, стоило только скрыться из их видимости. Он метнулся в библиотеку и запер дверь.
        Дыхание превратилось в рваные всхлипы, руки дрожали, и, помоги ему Тьма, он весь горел, как в огне.
        Нет, яростно думал Деймон, мечась по комнате в поисках какого-то здравого объяснения происшедшему, надеясь привести мысли в порядок. Нет! Он ведь не похож на Картана. Он никогда не желал плоти ребенка. Он не такой, как Картан!
        Прислонившись к книжному шкафу, Деймон убедил себя коснуться трясущейся рукой холмика между дрожащих ног… и едва не заплакал от облегчения, обнаружив, что его мужская плоть по-прежнему была мягкой и безвольной — в отличие от тела, которое пожирал жестокий, огненный голод.
        Оттолкнувшись от шкафа, Деймон прошел к окну и прислонился пылающим лбом к холодному стеклу. «Думай, будь ты проклят, думай!»
        Он прикрыл глаза и нарисовал образ девочки перед глазами, штрих за штрихом, контур за контуром. Сосредоточившись на воспоминаниях о ее теле, он почувствовал, как охватившее его пламя понемногу стихает. Вплоть до того момента, когда он вспомнил те сапфировые глаза, на мгновение встретившиеся с его ищущим взглядом.
        Деймон истерически рассмеялся, а по его щекам покатились слезы.
        Он сумел принять тот факт, что Ведьма еще была ребенком, но оказался совершенно не готов к своей реакции на долгожданную встречу. Конечно, то, что он не желал юного, еще детского тела, несколько утешил Деймона, но вот неистребимый голод, который он ощутил, встретившись взглядом с удивительными глазами, изрядно напугал. Одна мысль о том, что его могут отослать к другому двору, где он вообще не сможет видеть ее, вывела его из себя.
        Но ведь прошло уже много лет с тех пор, как доводилось служить при каком-либо дворе больше года. Как ему продолжать этот бесконечный танец и не сломаться до тех пор, пока она не станет достаточно взрослой, чтобы принять его признание и службу?
        И как, во имя Тьмы, ему выжить, если придется расстаться с ней?

2. Террилль

        Рано утром Деймон, спотыкаясь, шел на кухню. Его глаза горели после бессонной ночи, словно в них насыпали песка, в желудке бурчало от голода. Рискнув вчера выйти из библиотеки, он предпочел остаться в своей комнате, вместо того чтобы отправляться на ужин с Королевской семьей. Еще меньше ему хотелось отправляться на кухню — из боязни столкнуться с кем-то по дороге.
        Как только он появился на пороге, звонкое девичье хихиканье тут же смолкло, и две пары таких разных голубых глаз принялись наблюдать за каждым его движением. Повариха, казавшаяся сегодня совершенно счастливой и довольной жизнью, тепло приветствовала утреннего гостя и сообщила, что кофе почти готов.
        Двигаясь осторожно, словно приближаясь к дикому, неприрученному созданию, Деймон сел на стул слева от Джанелль. Ощутив укол сожаления, он покосился на остатки обильного завтрака и единственное ореховое пирожное, оставшееся на тарелке.
        Повисло неловкое молчание, прежде чем Джанелль склонилась к сестре и шепнула ей что-то. Вильгельмина чуть слышно ответила ей, и хихиканье возобновилось.
        Деймон потянулся к ореховому пирожному, но, не глядя по сторонам, его забрала Джанелль. Она как раз собиралась запустить в него зубки, когда повариха поставила на стол кружку кофе для гостя и возмущенно ахнула.
        — Скажите на милость, и чем теперь должен завтракать Князь?!  — возмутилась она, хотя глаза женщины сияли от гордости при виде опустевших тарелок.
        Джанелль взглянула на ореховое пирожное, неохотно положила лакомство обратно на блюдо и подвинула его к Деймону.
        — Все в порядке,  — мягко отозвался тот, целенаправленно глядя на кухарку.  — Я не слишком голоден.
        Женщина пораженно уставилась на него, открыв рот. Спохватившись, она закрыла его, клацнув зубами, и вернулась к своему рабочему столу, качая головой.
        Деймон ощутил, как по щекам теплом разливается румянец — он произнес такую нелепую ложь, пока эти сапфировые глаза изучали его… Поэтому Деймон предпочел сосредоточиться на своем кофе, избегая пронзительного взгляда.
        Джанелль разломила пирожное напополам и вручила одну часть Деймону повелительным жестом — ее желание было ясно без слов. Сама она принялась за вторую половину.
        — Не стоит слишком наедаться в течение дня, знаете ли,  — ласково произнесла кухарка, суетясь за своим столом.  — На ужин сегодня нога.
        Деймон удивленно поднял взгляд, когда пирожное, которое Джанелль держала в руке, упало на стол. Он никогда не видел, чтобы кто-то так резко и мертвенно бледнел. Ее глаза, огромные озера страха, смотрели прямо перед собой. Горло конвульсивно сжималось.
        Деймон отодвинул стул, готовый схватить ее в охапку и отнести к раковине, если девочке станет плохо.
        — Вы не любите баранину, Леди?  — тихо и мягко спросил он.
        Джанелль медленно повернулась к нему. Деймону захотелось кричать, все внутренности сжались в один комок при виде боли и ужаса, лившихся из этих бездонных глаз. Девочка моргнула, из последних сил пытаясь успокоиться.
        — Б-баранину?
        Деймон мягко взял ее за руку. Джанелль вцепилась в его ладонь удивительно крепкой хваткой, стиснув ее до боли. Она смотрела прямо ему в глаза, и он почувствовал, что, с этой физической связью, возникшей сейчас между ними, он стал уязвимым и беспомощным. Здесь не могло быть никакого притворства, никакой лжи во благо.
        — Баранину,  — ободряюще произнес он.
        Джанелль отпустила его руку и отвела взгляд. Деймон вздохнул с облегчением.
        Девочка повернулась к Вильгельмине:
        — Скажи, а у тебя есть время немного погулять в саду, прежде чем ты отправляешься к Графф?
        Ее сестра тут же мельком посмотрела на Деймона:
        — Да. Я гуляю почти каждое утро.
        Джанелль уже поднялась со стула и надела пальто. Еще мгновение — и она оказалась у двери и вылетела на улицу. Вильгельмина не успела даже подняться.
        — Я присоединюсь к вам через минуту,  — тихо произнес Деймон.
        Вильгельмина, кивнув, надела плащ и поспешила следом за сестрой.
        Кухарка только покачала головой:
        — Ничего не понимаю. Мисс Джанелль всегда любила баранину.
        «Но ты же сказала не „баранина“, ты сказала — „нога“»,  — подумал Деймон, надевая плащ. Благая Тьма, чем же их могли кормить в этой больнице, что девочку одно упоминание о ноге перепугало до такой степени?
        — Вот, держи,  — произнесла кухарка, сунув ему еще одну чашку кофе и три яблока.  — По крайней мере, сможешь спокойно начать разговор. Положи их в карман — и не забудь оставить хотя бы одно для себя.
        Деймон покорно засунул яблоки в карман плаща.
        — Вы просто прелесть,  — произнес он с благодарностью, быстро чмокнув повариху в щеку. Деймон отвернулся, пытаясь скрыть улыбку — а заодно для того, чтобы кухарка могла поверить, будто никто не заметил, как она покраснела от удовольствия.
        Девочек нигде не было видно. Ни капли не обеспокоившись этим, Деймон неспешно прошелся по тропинкам, наслаждаясь вкусом кофе. Он уже знал, где найдет их.
        Сестры оказались в той самой уединенной рощице — сидели рядышком на железной скамье.
        Вильгельмина щебетала, как пташка, словно спешила как можно быстрее рассказать обо всем сразу, оживленно размахивала руками и была совсем не похожа на тихую, сдержанную девочку, которую он привык видеть. Когда Деймон подошел ближе, болтовня в тот же миг смолкла и две пары глаз уставились на него.
        Деймон извлек из кармана яблоки, протер их краем плаща и торжественно подал девочкам. Затем он молча отошел. Мужчина был не в силах заставить себя повернуться к ним спиной, не мог не смотреть на Нее, но, по крайней мере, сумел нацепить на лицо бесстрастную маску. Деймон невозмутимо вгрызся в яблоко, и через мгновение сестры последовали его примеру.
        Две пары глаз. Во взгляде Вильгельмины сквозила неуверенность, настороженность, сомнение. Но Джанелль… Когда он только приблизился, эти глаза сообщили, что их обладательница уже пришла к своим выводам на его счет, о которых он даже не догадывался. Деймон с удивлением понял, что неведение беспокоит его.
        А ее голос… Он отошел достаточно далеко, чтобы не слышать отдельных слов, зато прекрасно слышал звучание, звонкое, живое, успокаивающее, похожее на пение волн, на закате бьющихся о берег. Озадаченный, Деймон нахмурился. Ее странный акцент тоже не способствовал разрешению загадки. Среди людей Крови в обиходе давным-давно принят общий язык, Древний же язык был теперь почти забыт. Этот единый диалект все знали так же хорошо, как родной — свой для каждой расы. Поэтому любой человек, даже говорящий на общем языке, обладал своим акцентом. Ее выговор резко отличался от обычного диалекта Шэйллота. В нем словно смешались различные слова, выученные ею в разных местах, которые впоследствии сплавились в единое целое. Ее голос завораживал. Прелестный, лучистый. Такой голос омывает мужчину, исцеляя самые глубокие раны сердца.
        Неожиданно воцарившееся молчание застало его врасплох, и Деймон запоздало повернулся к девочкам, вопросительно подняв бровь. Вильгельмина не сводила глаз с сестры. Та, в свою очередь, пристально смотрела в направлении дома.
        — Тебя ищет Графф,  — наконец произнесла Джанелль.  — Думаю, лучше поспешить.
        Вильгельмина спрыгнула со скамейки и легко побежала по тропинке к дому.
        Джанелль подвинулась немного и принялась внимательно разглядывать клумбу с ведьминой кровью.
        — А ты знаешь, что если правильно спеть для них, то цветы назовут тебе имена тех, кто ушел?  — Ее глаза пытливо вгляделись в лицо Деймона.
        Он медленно подошел к девочке.
        — Нет, я этого не знал.
        — Так вот, это правда.  — На ее губах мелькнула горькая улыбка, а в глазах на короткий миг появилось безумное выражение.  — Пока Шэйллот возвышается над морем, те, ради кого их здесь посадили, не будут забыты. И однажды кровавый долг будет полностью уплачен.
        Потом она вновь превратилась в юную, глуповатую девчонку, и Деймон попытался убедить себя, что этот полуночный, погребальный голос, который он только что услышал,  — лишь галлюцинация, результат хронического недосыпания и голода.
        — Пойдем,  — позвала Джанелль, подождав немного, чтобы Деймон успел нагнать ее.
        Они неспешно направились по тропинке к особняку.
        — А ты разве не занимаешься с леди Графф?
        Воздух вокруг нее заискрился мукой и мрачной покорностью.
        — Нет,  — совершенно бесстрастно отозвалась она.  — Графф говорит, что у меня нет абсолютно никаких способностей к Ремеслу, поэтому нет смысла заставлять Вильгельмину отставать. Я все равно не могу научиться даже самым простым вещам.
        Деймон покосился на нее, и его глаза на мгновение сузились от гнева. Он помолчал немного.
        — Что в таком случае ты делаешь, пока Вильгельмина занимается?
        — О, я… у меня много занятий.  — Девочка неожиданно остановилась и прислушалась, склонив голову набок.  — Ты нужен Леланд.
        Деймон издал весьма неприличный звук и был вознагражден удивленным смешком. Бледная, хрупкая рука схватила его за предплечье и с неожиданной силой потянула вперед. Его сердце бешено забилось, когда Джанелль со смехом потащила Деймона к дому. Они продолжали играть так всю дорогу. Она тянула, он старательно делал вид, что сопротивляется. Наконец девочка заставила Деймона войти в кухню, а оттуда повела к проходу, ведущему в коридор, не обратив никакого внимания на удивленный возглас кухарки.
        В двух футах от входа Деймон встал столбом, отказываясь идти дальше. Леланд могла отправляться прямиком в Ад, ему не было до нее никакого дела. Он хотел остаться здесь, с Джанелль.
        Но девчонка как следует толкнула его в спину и направила в коридор.
        Оказавшись по другую сторону, Деймон обернулся и уставился на закрытую дверь. Но Джанелль попросту не успела бы… Если подумать, он даже не помнил, была ли здесь дверь вообще!
        Деймон пристально смотрел на дверь еще несколько мгновений. Его глаза теперь были цвета расплавленного золота, а губы так и норовили растянуться в усмешке. Он еще раз громко фыркнул, надеясь, что кто-то по другую сторону двери старательно прислушивается, пожал плечами, снял плащ и отправился к Леланд выяснять, что именно ей понадобилось.

3. Террилль

        Деймон развязал шелковый галстук и расстегнул ворот рубашки. После утренней прогулки он отправился вместе с Леланд за покупками. Раньше ему было все равно, что эта женщина носила, он обращал на нее внимание только для того, чтобы отметить про себя, как его раздражает фривольность ее нарядов и дурацкая, бессмысленная болтовня. Однако сегодня он взглянул на Леланд как на мать Джанелль, а потому приложил все усилия, чтобы заставить ее примерить синее шелковое платье простого, элегантного покроя, которое действительно подходило ее фигуре. После этого она повела себя по-другому, немного расслабившись. Теперь даже ее голос меньше действовал ему на нервы.
        Когда Леланд купила все, что ей было нужно, Деймону предоставили свободное время до самого вечера. При любом другом дворе он бы потратил это время с пользой, просматривая газеты, присланные его доверенным до востребования на городскую почту.
        Холодно улыбнувшись, Деймон подумал, что они были бы поражены, узнав, сколько земель на этом острове принадлежит ему.
        Игра на бирже была лишь упражнением для ума, забавой, в которой он непрестанно совершенствовался. С годовым доходом, получаемым со всех уголков Королевства, Деймон мог скупить каждую доску, каждый кирпичик и гвоздь в Белдон Море. Более того, у него было с полдюжины счетов в Хейлле, о которых Доротея прекрасно знала и периодически запускала туда руку, когда привычка к роскошному образу жизни опустошала ее собственные хранилища. Деймон держал там достаточно крупные суммы денег, чтобы Верховная Жрица поверила, будто это и впрямь все его сбережения. Для себя же… Лишенный свободы жить так, как ему бы хотелось, Деймон тратил деньги в основном на одежду и книги. Книги, впрочем, он считал более личным приобретением, поскольку роскошный гардероб служил вполне определенной цели — помогал манипулировать теми, кому приходилось служить.
        Словом, при любом другом дворе он бы потратил время с пользой. Здесь же ему было скучно, скучно и еще раз скучно — не в последнюю очередь потому, что он по-прежнему не имел права появляться в детском крыле.
        Вечер был посвящен роскошному ужину и театру. В последний момент Роберт решил присоединиться к ним, и Деймон нашел, что борьба за места в их маленькой ложе и нарастающее напряжение между Филипом и лордом Бенедиктом куда интереснее, чем пьеса.
        Поэтому теперь, поздним вечером он бродил по поместью, не в силах уснуть. Деймон миновал библиотеку с книгами по Ремеслу и остановился как вкопанный. Его внимание привлек свет, льющийся из-под двери.
        В тот же миг, как Деймон повернул ручку, свет погас.
        Он ужом скользнул в комнату и поднял руку. Светильник, стоявший на столе в дальнем углу, озарился тусклым светом. Но и этого было вполне достаточно.
        В золотистых глазах светилось удовольствие, когда Деймон пробирался по комнате, минуя различные препятствия, к дальним книжным стеллажам, а точнее — к светловолосой девочке, упрямо смотрящей в пол. Из-под ночной рубашки выглядывали босые ноги.
        — Уже поздно, маленькая.  — Деймон выругался про себя, ясно расслышав в собственном голосе соблазнительную хрипотцу, но ничего не смог с собой поделать.  — Ты разве не должна в такой час крепко спать в постельке?
        Джанелль наконец подняла на него глаза. Недоверие, сквозившее в ее взгляде, уязвило его не хуже пощечины. Еще сегодня утром он был ее спутником, товарищем по играм. Что изменилось? Почему он вновь превратился в подозрительного незнакомца?
        Отчаянно пытаясь подыскать тему для разговора, Деймон обратил внимание на книгу, которая была наполовину вытащена из ровного ряда. Надеясь, что отыскал единственную причину ее недоверия, он взял томик в руки и, прочтя заглавие, недоуменно поднял бровь. Если, в ее представлении, это легкое чтение на ночь, вместо сказки, то неудивительно, что от уроков Ремесла, даваемых леди Графф, нет никакой пользы. Не сказав ни слова, Деймон подал девочке книгу и поднялся на цыпочки, чтобы подровнять остальные на верхней полке. Когда он убрал руку, пустое место, оставшееся от книги, исчезло, как по волшебству. Ни один человек, бросивший беглый взгляд на полки, не заметил бы, что одного тома не хватает.
        Ну, что теперь? Деймон не произнес эти слова вслух, не отправил их на мысленной нити. И все же он задал вопрос и ждал ответа.
        Губы Джанелль странно дернулись. После настороженности проснулось веселье. А затем, в свою очередь… Быть может, первая искорка доверия?
        — Благодарю вас, Князь,  — с едва различимым смешком отозвалась Джанелль.
        — Всегда пожалуйста,  — отозвался он и, помедлив, добавил: — Меня зовут Деймон.
        — Но было бы очень невежливо обращаться к тебе по имени. Ты ведь старше.
        Тот раздраженно фыркнул.
        Джанелль дерзко рассмеялась, присела в реверансе и вышла из комнаты.
        — Вот надоедливая девчонка!  — прорычал Деймон, возвращаясь в свою комнату темными коридорами. Но его губы то и дело уступали нежной улыбке, исполненной надежды.


        Александра сидела на своей постели, обняв колени. По обе стороны от роскошной кровати висели два шнура от колокольчиков. Дернув за левый, она могла бы вызвать свою горничную. А правый, на котором ее взгляд задерживался уже в шестой раз за последние пятнадцать минут, заставил бы зазвонить колокольчик в комнате снизу.
        Александра опустила голову на руки и вздохнула.
        Он был чертовски элегантен в своем смокинге, сидевшем безупречно на потрясающем, подтянутом и мускулистом теле; красивое, мужественное лицо невольно притягивало взгляд. Каждый раз стоило ему заговорить, как низкий, хрипловатый голос дарил ей чувственную ласку, от которой Александра невольно трепетала. Такого воздействия на нее не оказывал еще ни один мужчина. Этот чувственный голос и потрясающее тело сводили с ума, потому что он, казалось, и сам не подозревал о производимом впечатлении. В театре большинство женщин рассматривали в свои бинокли не сцену и актеров, а его.
        Правда, с другой стороны, у Деймона была своеобразная репутация. Однако сама Александра не нашла в его поведении никаких изъянов, если не считать излишней холодности. Он мгновенно являлся на зов, безукоризненно выполнял свои обязанности сопровождающего с умом и изяществом, всегда был безупречно вежлив, но никогда не льстил — и между тем излучал такое сексуальное притяжение, что каждой женщине, оказавшейся этим вечером в театре, наверняка пришлось искать удовлетворения в объятиях своего супруга или любовника.
        В этом-то и заключалась проблема, верно?
        У Александры не было постоянного любовника с тех пор, как она попросила Филипа позаботиться о Первой ночи Леланд. Королева была прекрасно осведомлена о его страстной любви к своей дочери. Было бы предательством по отношению к каждому из них требовать его услуг в постели.
        В то время как разум Королевы отвергал саму идею о том, чтобы держать мужчин в своем поместье только для сексуального удовлетворения, тело еще не перестало желать прикосновений любовника. По большей части, она старалась удовлетворять свою страсть, отправляясь в гости к одной из низших Королев — или же ускользая на пару дней к своим подружкам, Черным Вдовам, проводя время с мужчинами, прислуживавшими ковену.
        А теперь в комнате, расположенной прямо под ее собственной, находился Верховный Князь, один вид которого заставлял сердце учащенно биться, Князь, уже несколько веков оттачивающий навыки сексуального ублажения женщин и предоставленный в ее полное распоряжение. Если, разумеется, она все-таки осмелится пойти на это.
        Александра резко дернула за шнур справа. Выждала минуту и снова потянула его вниз. Как правильно вести себя с рабом для утех? Она знала только, что мужчины этого сорта обладали низшим рангом по сравнению с консортами или любовниками. Но что она должна сделать? Что сказать?
        Александра причесала пальцами волосы. Она во всем разберется. Должна разобраться. Если сегодня ей не удастся немного снять напряжение, она попросту сойдет с ума.
        Несмотря на охватившее ее раздражение, Королева успела отказаться от своей идеи и выключила свет. Теперь она почувствовала облегчение оттого, что он не повиновался и не явился на зов. Однако в этот миг раздался тихий стук в дверь.
        — Войдите.  — Александра села на постели, тщетно пытаясь принять величественный вид. Ладони стали скользкими от выступившего холодного пота. Королева невольно покраснела, когда Деймон вошел и прислонился спиной к двери. Он по-прежнему был в костюме, но волосы оказались растрепаны, а рубашка — наполовину расстегнута, открывая взгляду гладкую мускулистую грудь.
        Тело мгновенно отреагировало на его присутствие, лишив Александру способности связно мыслить или говорить. Она сопротивлялась этому влечению со дня его приезда, но сейчас ей хотелось только одного: узнать, каково оказаться с ним в постели.
        Деймон долгое время ничего не говорил и не делал. Он просто неподвижно стоял, прислонившись спиной к двери, и пристально смотрел на Королеву.
        И что-то опасное мелькало в золотистых глазах.
        Александра ждала, не желая отпускать его и в то же время не смея ничего требовать.
        В конце концов он сам оказался в ее постели и показал, на что способен раб для утех.

4. Ад

        Сэйтан проигнорировал легкий стук в дверь кабинета — точно так же, как любой другой звук за последние несколько недель. Он видел, как медленно поворачивается ручка, но Повелителя Ада это ничуть не обеспокоило — дверь была заперта Черным Камнем, поэтому стоящий за ней сейчас мог пробовать, сколько его душе угодно. Он все равно останется по ту сторону.
        Тем временем ручка повернулась еще раз, и дверь открылась.
        Его губы невольно изогнулись, обнажив зубы — вполне нормальная реакция на столь бесцеремонное вторжение. Сэйтан, хромая, обошел стол и замер на месте: в проем проскользнула Джанелль и закрыла за собой дверь. Она замерла на пороге, не зная, что делать дальше.
        — Джанелль,  — прошептал он.  — Джанелль!
        Сэйтан раскрыл объятия, и девочка помчалась к нему, крепко прижавшись всем телом и обхватив шею Хранителя руками.
        Повелитель Ада пошатнулся — больная нога снова подвела его — и опустился со своей драгоценной ношей в кресло у камина. Он зарылся лицом в основание ее шеи, крепко обнимая девочку.
        — Джанелль,  — снова и снова повторял Сэйтан, целуя ее в лоб и щеки.  — Где ты была?
        Через некоторое время девочка положила руки на плечи Хранителя и оттолкнула его. Она пристально рассматривала его лицо несколько мгновений, а затем нахмурилась.
        — Ты опять хромаешь,  — печально заметила она.
        — Просто нога не слушается,  — коротко ответил Сэйтан, решив не заострять внимание на этой теме.
        Джанелль расстегнула верхние пуговички на своей блузке и оттянула воротник.
        — Нет,  — твердо произнес Повелитель.
        — Тебе нужна кровь. Ты опять хромаешь.
        — Нет. Ты была больна.
        — Нет, не была!  — запальчиво возразила она, но тут же осеклась и поспешила отвести взгляд.
        Глаза Сэйтана приобрели опасный желтый оттенок, и он со свистом втянул воздух сквозь зубы. «Если ты не была больна, ведьмочка,  — подумал он,  — значит, то, что с тобой сотворили, было сделано намеренно. Я не забыл, какой была наша последняя встреча. Этим твоим родственничкам придется многое объяснить».
        — Не совсем больна,  — поправилась Джанелль.
        Это прозвучало так, словно она умоляет его не сердиться. Но, Огни Ада, как Сэйтан мог, посмотрев на нее сейчас, все простить?
        — Кровь сильна, Сэйтан.  — Да, теперь она определенно умоляла его.  — А тебе нужна кровь.
        — Только не в то время, когда каждая капля необходима тебе самой!  — прорычал он. Повелитель попытался сесть по-другому, но с Джанелль, крепко вцепившейся ему в плечи, это было довольно проблематично. Сэйтан вздохнул. Он слишком хорошо знал этот решительный взгляд. Девчонка не отпустит его до тех пор, пока он не примет отданную добровольно кровь.
        Ему пришло в голову, что, возможно, у нее были свои причины так настаивать на этом, что дело не только в его здоровье. Джанелль казалась очень хрупкой — и не только физически. У Сэйтана появилось ощущение, что, если сейчас он откажется от добровольной жертвы, в ее душе укоренится глубокий, неведомый ему ужас, который она отчаянно пытается побороть или хотя бы научиться контролировать.
        Это соображение решило дело. Он нежно прижался губами к ее шее.
        Сэйтан нарочно тянул время, взяв всего несколько капель крови, наслаждаясь их связью и надеясь, что этот нехитрый трюк одурачит девчонку. Когда он наконец поднял голову и прижал палец к ране, чтобы залечить ее, в глазах Джанелль ясно читалось сомнение. Что ж, в эту игру можно было играть вдвоем.
        — Где ты была, ведьмочка?  — поинтересовался он с такой нарочитой мягкостью, что вопрос прозвучал как удар хлыстом и требовал немедленного ответа.
        А заодно задушил в корне очевидное желание запротестовать. Девочка одарила его недоуменным, слишком невинным взглядом:
        — Сэйтан, а можно чего-нибудь поесть?
        Патовая ситуация, как он и ожидал.
        — Да,  — сухо отозвался Повелитель.  — Думаю, что-нибудь обязательно найдется.
        Джанелль спиной вперед осторожненько слезла с кресла и принялась наблюдать за тем, как Сэйтан с трудом поднимается на ноги. Не произнеся ни слова, она принесла ему трость, стоявшую возле стола из черного дерева.
        Повелитель скривился, но покорно взял опостылевшую палку. Он слегка обнял девочку за плечи одной рукой, и они вместе вышли из кабинета, миновали нижние, грубо вырезанные в толще скалы коридоры, вышли в верхний лабиринт переходов и наконец достигли двойных передних дверей. Сэйтан провел Джанелль в обход зала к Святилищу, где размещался Алтарь Тьмы.
        — А что, рядом с Залом есть Алтарь Тьмы?  — поинтересовалась девочка, с интересом оглядываясь по сторонам.
        Сэйтан тихо рассмеялся, зажигая четыре черных свечи в надлежащей последовательности.
        — На самом деле, ведьмочка, этот Зал был построен возле Алтаря.
        Ее глаза расширились, когда каменная стена за Алтарем превратилась в туманную дымку.
        — Ух ты,  — благоговейно прошептала она. Сэйтан никогда не слышал, чтобы дерзкая девчонка так говорила.  — А почему так происходит?
        — Это Врата,  — ответил Повелитель, немало озадаченный вопросом.
        — Врата?
        Ему потребовалось сделать изрядное усилие над собой, чтобы ответить:
        — Врата между Королевствами.
        — Ух ты-ы…
        Его разум был парализован. Поскольку Джанелль уже несколько лет в свое удовольствие путешествовала между Королевствами, Сэйтан пребывал в полной уверенности, что она знала, как открываются Врата. Но если девочка не знала даже об их существовании… Каким, во имя Ада, образом она все это время попадала в Кэйлеер и Ад?!
        Сэйтан не мог задать этот вопрос. Не стал этого делать. Если он спросит, а Джанелль расскажет, ему придется ее придушить.
        Вместо этого Повелитель просто протянул руку:
        — Иди прямо через туман. К тому времени, когда ты медленно досчитаешь до четырех, мы уже минуем Врата.
        Как только они оказались на другой стороне, Сэйтан вновь провел ее вокруг Зала к передним дверям.
        — Где мы?  — спросила Джанелль, изучая призмы, создаваемые высокими арочными окнами, забранными свинцовым стеклом. Они находились прямо над дверью.
        — Это Зал Са-Дьябло,  — мягко отозвался Сэйтан.
        Джанелль медленно повернулась к нему и покачала головой:
        — Это не Зал.
        — Он самый, ведьмочка. Мы прошли через Врата, помнишь? Это Зал в Царстве Теней. Мы в Кэйлеере.
        — Значит, Царство Теней существует на самом деле,  — пробормотала Джанелль, открывая одну из дверей и заглядывая в комнату.
        Уверенный, что это замечание не предназначалось для его ушей, Сэйтан не стал его комментировать. Он просто дополнил мысленный список других беспокоивших его вопросов, на которые пока не было ответов — слишком уж много тайн и загадок окружали его светловолосую Леди. Сэйтан теперь испытывал двойное облегчение оттого, что решил наконец познакомить ее с Залом в Кэйлеере.
        Задолго до продолжительного исчезновения девочки он понял, что будет лучше не пускать ее больше в Ад. Повелитель прекрасно понимал, что Джанелль это не остановит, и по-прежнему будет навещать Чара и остальных килдру дьятэ, как и Тишьян, но Геката в последнее время была слишком активна, то и дело попадаясь ему на глаза или замышляя очередную каверзу вместе с небольшой группой мертвых демонов-ведьм, которых она называла своим ковеном. Разумеется, ее целью было зацепить Сэйтана, привлечь его внимание. Самодовольные улыбки и обильные словесные излияния бывшей супруги наполняли его ужасом, который постепенно начал кристаллизоваться в ледяной гнев. Каждый день он, как мог, пытался защитить Джаннель, обеспечить ее безопасность.
        Между тем девочка закончила осматривать комнаты Великого Зала и вприпрыжку вернулась к Сэйтану. Она раскраснелась, глаза ярко сверкали.
        — Какое замечательное место, Сэйтан!
        Он снова обнял Джанелль за плечи и поцеловал ее в макушку.
        — А еще где-то среди этих коридоров затерялась кухня и великолепная повариха по имени миссис Беале.
        Они оба подняли глаза, услышав звонкие шаги, которые целеустремленно приближались из крыла прислуги на другом конце большого коридора. Сэйтан улыбнулся, узнав знакомое цоканье. Хелена решила посмотреть, что за гости посетили «ее» дом. Он начал было рассказывать Джанелль, с кем ей предстоит познакомиться, но, взглянув на нее, умолк, пораженный.
        Ее лицо превратилось в холодную, ровную и угрожающую маску. Никогда еще Сэйтан не видел ничего подобного. В сапфировых глазах клубились вихри дымки. Сила, заключенная в ней, не разливалась вокруг, как произошло бы с любой другой разозлившейся ведьмой. Эта волна служила бы предупреждением для всех, кто приближался к ней. Однако сила Джанелль устремлялась внутрь, по спирали спускаясь к самой сердцевине ее существа, откуда можно было затем повернуть ее вовне — и достичь ужасающих результатов. От нее веяло все большим холодом, все сильнее, сильнее и сильнее, а он был совершенно беспомощен. Сэйтан не мог преодолеть пропасть, неожиданно разверзшуюся между ними. Она вывернулась из его рук с грацией, которой мог бы позавидовать любой хищник, и заскользила вперед.
        Сэйтан покосился на коридор. Хелена может войти в Зал в любую минуту — и встретить смерть. Он призвал силу своего Камня, собрал все свое могущество до последней крупицы. Все решится здесь и сейчас.
        Он выбросил вперед правую руку, на которой ослепительно пылал Черный Камень, остановив Джанелль.
        — Леди,  — властным голосом произнес Сэйтан.
        Девочка посмотрела на него. Он содрогнулся, но руку не опустил.
        — Согласно Кодексу Крови, если Верховный Князь обращается к своей Королеве с официальной просьбой, она милостиво снисходит к тому, чтобы исполнить ее,  — за исключением тех случаев, когда правительница больше не желает, чтобы указанный служил ей. Я прошу вас довериться моему суждению в выборе тех, кто прислуживает нам в Зале. Я прошу разрешения представить вас экономке, которая сделает все, что в ее силах, чтобы вам было удобно. Я прошу, чтобы вы позволили мне проводить вас в столовую, где мы сможем перекусить.
        Он ничего не говорил ей о Кодексе, о тонких гранях равновесия силы и власти, принятых Кровью. Он полагал, что Джанелль уже успела понять основные его положения через повседневную жизнь и наблюдения за другими. Сэйтан считал, что у него еще будет время обучить девочку наиболее ярким и тонким точкам соприкосновения, существующим между Королевами и мужчинами, носящими темные Камни. Теперь это был единственный козырь, на котором он мог сыграть. Если она ничего не ответит на эту просьбу…
        — Пожалуйста, ведьмочка,  — прошептал он в то мгновение, как Хелена вошла в Великий Зал и замерла на пороге.
        Вокруг него вихрем закружилась Тьма. Мать-Ночь! Он ни разу в жизни не испытывал ничего подобного!
        Джанелль долгое мгновение смотрела на его правую руку, а затем медленно накрыла ее своей. Сэйтан содрогнулся, не в силах справиться с собой, узрев на мгновение открывшуюся истину. Наконец девочка милосердно закрыла барьеры своего сознания.
        — Это моя экономка, Хелена,  — произнес Сэйтан, не отрывая взгляда от глаз Джанелль.  — Хелена, это Леди…  — Он заколебался, не зная, как именно представить гостью. «Леди Джанелль» прозвучало бы слишком фамильярно.
        Девочка устремила взгляд своих глаз, в которых кружился вихрь силы, на экономку, которая сжалась в комочек, но, подчиняясь велениям инстинкта самосохранения, не тронулась с места.
        — Анжеллин.
        Это слово прокатилось по комнате шепотом полуночи.
        — Леди Анжеллин.  — Сэйтан покосился на Хелену, надеясь только на то, что она сохранит спокойствие.  — Дорогая моя, вы не могли бы узнать, что миссис Беале приготовила нам сегодня?
        Хелена вспомнила о своих обязанностях и сделала книксен.
        — Разумеется, Повелитель,  — с достоинством ответила она и, повернувшись, вышла из Великого Зала ровной, размеренной походкой.
        Сэйтан мысленно поаплодировал ее самообладанию.
        Джанелль отодвинулась от него, понурив голову и сгорбившись.
        — Ведьмочка?  — мягко позвал ее Сэйтан.
        Глаза, которые встретились с его испытующим взглядом, были полны боли и страха, а также горечи и тоски, от которых его сердце сжалось. Он не знал, что вызвало эти чувства,  — или, может быть, наоборот, прекрасно понимал.
        Он не содрогнулся, потому что в тот миг, когда Джанелль прикоснулась к нему, Повелитель Ада осознал, что видит перед собой силу, столь же темную и далекую от него, как он сам от Белого цвета. Он не отвернулся от нее. Сэйтана напугало то, что он прочел в ее душе. На протяжении тех месяцев, что прошли со дня исчезновения девочки, Джанелль выучила урок, который ей никто не должен был преподавать.
        Она научилась ненавидеть.
        Теперь Сэйтану было необходимо найти способ убедить девочку, что он не собирается отворачиваться от нее только из-за того, чем она является. Нужно как можно быстрее сократить расстояние, внезапно пролегшее между ними, найти способ вернуть ее. Он должен был понять.
        — Ведьмочка,  — осторожно произнес Сэйтан, следя за тем, чтобы тон голоса оставался нейтральным,  — почему ты хотела напасть на Хелену?
        — Она — незнакомка.
        Выбитый из колеи этим холодным ответом, Сэйтан неловко наступил на больную ногу, и колено подкосилось. Девочка в то же мгновение обняла его за талию, и он понял, что не чувствует пола. Несколько озадаченный, Повелитель посмотрел вниз и постучал по каменным плитам кончиком ботинка. Он стоял в воздухе в четверти дюйма от пола, и, если бы продолжил идти своей обычной походкой, возможному наблюдателю потребовались бы очень зоркие глаза, чтобы заметить, что на самом деле Сэйтан плывет по воздуху. Об этом говорило только отсутствие звука шагов.
        — Это тебе поможет,  — торопливо объяснила Джанелль. В ее голосе прозвучало раскаяние и искреннее беспокойство, поэтому Сэйтан вместо того, чтобы обнять девочку за плечи, с силой притянул ее к себе.
        Сэйтан использовал больную ногу как предлог идти помедленнее, пытаясь по дороге проанализировать происшедшее. Он должен был понять, что вызвало в Джанелль такую враждебность.
        Разумеется, Хелена была для нее незнакомкой, это верно. Однако на листе бумаги, надежно запертом в ящике его письменного стола в кабинете, имелся внушительный список имен людей, которые тоже когда-то были незнакомцами. В чем же дело? Проблема в том, что Хелена была взрослой? Нет, Джанелль ведь познакомилась с Кассандрой. Как и с Тишьян, Протваром, Андульваром и Мефисом. Он сам, между прочим, был из числа взрослых. Потому что Хелена принадлежала к живым? Нет, это тоже не самый правдоподобный вариант…
        Наконец, ощутив раздражение от бесплодных попыток, Сэйтан попытался четко представить себе последние несколько минут, заставляя себя взглянуть на всю картину глазами стороннего наблюдателя. Звук шагов, неожиданная перемена в Джанелль, ее хищная поступь… Она шагнула вперед, оказавшись прямо перед ним.
        Он неожиданно остановился, потрясенный, но девочка протащила его за собой еще несколько шагов, прежде чем сообразила, что Повелитель и не пытается переставлять ноги.
        Не так давно Сэйтан гадал, как Джанелль будет относиться к нему, если они окажутся в Кэйлеере, вне Королевства, которым он правил. Что ж, теперь он знал ответ. Она была привязана к нему. Джанелль была готова защищать своего наставника, потому что, по крайней мере по ее мнению, больная нога ослабила бы его при столкновении с врагом.
        Сэйтан улыбнулся, нежно сжал ее плечо и продолжил путь.
        Джеффри был прав. У него был и более крепкий поводок, чем Кодекс и его положения, чтобы удерживать Джанелль от необдуманных поступков и влиять на нее. К сожалению, связь была обоюдной, и отныне Повелителю Ада придется быть очень осторожным.
        Сэйтан с возрастающим беспокойством обозрел количество еды на столе. Вместе с тарелкой бульона и палочками из кукурузной муки здесь оказались фрукты, сыр, ореховые пирожные, холодная ветчина и говядина, зажаренный целиком цыпленок, тарелка с овощами, свежий хлеб, мед, масло и кувшин молока. Повелитель запретил лакею внести еще один нагруженный поднос. Еды было более чем достаточно, чтобы накормить взрослого мужчину до отвала, что уж говорить о маленькой девочке.
        Джанелль широко открытыми глазами уставилась на блюда, выставленные полукругом рядом с ее стулом.
        — Ешь суп, пока он еще горячий,  — мягко предложил Сэйтан, отпивая немного ярбараха из бокала.
        Джанелль взяла ложку и начала было есть, но, едва попробовав бульон, снова засмущалась и вернула прибор на место.
        Сэйтан начал спокойно говорить о разных пустяках. Поскольку он всем своим видом демонстрировал, что ему больше нечем заняться и некуда спешить, девочка снова подняла ложку и принялась за еду. Повелитель заметил, что стоит ему замолчать, как девочка тут же отодвигает тарелку, словно не желая задерживать его здесь. Поэтому Сэйтан с чистой совестью начал сплетничать, рассказывая ей, как идут дела у Мефиса, Протвара, Андульвара, Джеффри и Дрейки, однако эта тема исчерпала себя довольно быстро. Да, мертвым решительно нечем заняться, сухо подумал Повелитель, пускаясь в долгие рассуждения о книге, которую недавно начал читать, совершенно не заботясь о том, не слишком ли эта тема сложна для ее возраста.
        Он отчаянно пытался подыскать еще какую-нибудь тему, когда наконец девочка отодвинулась от стола, сложив руки на плотно набитом животике, и подарила ему счастливую, сонную улыбку сытого и довольного ребенка. Сэйтан поспешно поднес бокал к губам, пытаясь скрыть усмешку, и быстрым взглядом окинул масштабы бедствия на столе. Возможно, он поторопился, отсылая последний поднос обратно на кухню.
        — У меня для тебя есть сюрприз,  — произнес Сэйтан, прикусив щеку, когда Джанелль не без труда выпрямилась в кресле.
        Он повел гостью на второй этаж собственного крыла. Двери вдоль правой стороны вели в его покои. Повелитель Ада открыл первую створку слева.
        Он многое вложил в эти комнаты, обставляя их со вкусом и терпением. Спальня наводила на мысли о пляже у моря — стены спокойного перламутрового оттенка, плюшевые ковры песчаного цвета, полог цвета морской волны, мебель теплого коричневого оттенка, подушки цвета пустынного стекла. Прилегающая к ней гостиная словно вобрала в себя стихию земли. В каждой комнате не хватало только нескольких личных штрихов, которые Сэйтан намеренно не сделал, чтобы впоследствии придать покоям некоторую женственность.
        Джанелль долго восхищалась увиденным, охала и ахала, а зайдя в ванную, крикнула:
        — Здесь же можно плавать!
        Когда девочка наконец вернулась к нему, Сэйтан спросил:
        — Тебе нравятся эти комнаты?
        Она улыбнулась ему и кивнула.
        — Я очень рад этому, потому что они твои.  — Проигнорировав ее восхищенный вздох, Повелитель Ада продолжил: — Разумеется, здесь потребуется кое-что доделать, но, думаю, с этим ты справишься сама — не хватает только девичьих вещичек. Да, и я не стал вешать картины на стены. Можешь выбрать их сама.
        — Это мои комнаты?
        — Можешь пользоваться ими в любое удобное для тебя время, вне зависимости от того, здесь я или нет. Это тихое, спокойное место — и оно целиком и полностью твое.
        Сэйтан с удовольствием наблюдал за тем, как Джанелль вновь исследует все комнаты, на сей раз с точки зрения хозяйки. Его улыбка не угасала до тех пор, пока девочка не добралась до двери в противоположном конце спальни. Обнаружив, что она заперта, Джанелль отвернулась, очевидно ни капли не заинтересовавшись тем, что за ней находится. Она даже не стала задавать вопросов.
        Когда девочка вновь удалилась в туалетную комнату, дабы определить истинный потенциал огромной ванны, Сэйтан внимательно изучил запертую дверь.
        Он любил Джанелль глубоко и нежно, но при этом был далеко не дураком. По другую сторону этой двери находились комнаты поменьше, но обставленные не менее тщательно. Однажды в этих покоях будет жить ее консорт, готовый услужить своей госпоже, когда бы она ни прибыла в свое жилище. Пока же — или, по крайней мере, до тех пор, пока Джанелль сама не спросит,  — не было никакого смысла рассказывать ей, что скрывается за этой дверью или какую роль будет играть будущий обитатель этих комнат.
        — Сэйтан?
        Звонкий голосок вырвал его из этих мрачных раздумий, и Повелитель с удивлением обнаружил, что девочка опять стоит рядом. Ее маленькое личико раскраснелось от радости.
        — Как ты думаешь, а мы можем снова начать мои уроки?
        — Разумеется.  — Он помолчал немного, напряженно думая.  — Ты умеешь создавать колдовской огонь?
        Джанелль покачала головой.
        — Прекрасное начало.  — Сэйтан снова помолчал, а затем небрежно добавил: — Как ты посмотришь на то, чтобы продолжить занятия здесь?
        — Здесь?
        — Ну да, здесь. Тогда…
        — Но я ведь не увижу Андульвара, и Протвара, и Мефиса!  — запротестовала она.
        На краткий момент Сэйтан был достаточно искренен с самим собой, чтобы узнать нелепую ревность, вызванную тем, что Джанелль хочет повидаться с ними, а не оставаться только с ним.
        — Разумеется, ты будешь их навещать,  — мягко произнес он, пытаясь не скрипеть зубами уж слишком явно.  — Нет никаких причин, по которым они не могут прийти сюда.
        — А я думала, демоны не могут покидать Ад.
        — По большей части, для мертвых гораздо спокойнее оставаться среди мертвых. Точно так же живые чувствуют себя спокойнее, зная, что демоны обитают в своем мире и не соприкасаются с ними. Однако мы все жили столько лет назад…  — Сэйтан пожал плечами.  — К тому же, даже несмотря на то, что прошло столько времени, Мефис бывает в Кэйлеере регулярно и по-прежнему представляет здесь наши деловые интересы. Я думаю, ему придется по вкусу еще один предлог покинуть Темное Королевство — как, впрочем, и Андульвару, и Протвару.  — Он надеялся, что не испортит ничего своим коварством.  — А когда закончатся занятия, ты сможешь приезжать сюда и навещать всех своих друзей в Кэйлеере без особых сложностей.
        — Это верно,  — медленно произнесла Джанелль, что-то обдумывая.  — В таком случае мне придется перепрыгивать Паутину лишь однажды, а не дважды.  — Ее глаза загорелись воодушевлением, и девочка захлопала в ладоши.  — А еще я могу пользоваться Вратами, если ты покажешь, как их открывать.
        На сей раз разум Сэйтана не дрогнул. Ему просто показалось, что мозг стал с ног на голову и осел вниз бесформенной кучей. Бесстрашный Повелитель Ада попытался сглотнуть, но во рту совсем пересохло.
        — Разумеется,  — выдавил он. Определенно следовало придушить ее, иначе рано или поздно он действительно сойдет с ума от всей этой мысленной акробатики — не так-то просто переводить невозможное в нечто звучащее вполне разумно.  — Так… твои занятия,  — хрипло прокаркал он истерически, глупо надеясь, что хотя бы эта тема достаточно безопасна.
        Джанелль счастливо улыбнулась ему, и Сэйтан вздохнул, признавая свое поражение.
        — Когда бы ты хотела начать?
        Девочка задумалась и ответила не сразу:
        — Сегодня уже поздно. Если не вернусь к обеду, меня хватятся.  — Она забавно наморщила носик.  — Завтра я должна повидать Лорна. Мы давно уже не встречались, он будет волноваться.
        Он будет волноваться! Подумать только! Сэйтан с трудом подавил желание раздраженно зарычать.
        — Давай послезавтра? У Вильгельмины с утра занятия, поэтому никто не будет искать меня до обеда.
        — Договорились.  — С этими словами Сэйтан поцеловал девочку в макушку, проводил ее до передней двери Зала и увидел, как она исчезает, махая рукой на прощание. Он задержался ровно настолько, чтобы убедиться, что Хелена уже отошла от потрясения, вызванного знакомством с Джанелль, оставил четкие инструкции по поводу того, как следует себя вести, если она вновь приедет — особенно без него, и вернулся в свой личный кабинет в Темном Королевстве.
        Там чуть позже его обнаружил Андульвар за большим стаканом бренди. Глаза эйрианца сузились, когда он заметил, как дрожат руки Сэйтана.
        — Что ты делаешь?
        — Старательно напиваюсь,  — отозвался тот, сделав большой глоток бренди.  — Не хочешь присоединиться?
        — Демоны не пьют крепкий алкоголь — и, кстати говоря, Хранителям следовало бы последовать их совету. Кроме того…  — Андульвар поморщился, когда Сэйтан совершенно спокойно опрокинул в себя второй стакан.  — Почему ты хочешь напиться?
        — Потому что в противном случае я ее придушу.
        — Несносная девчонка вернулась, а ты нам ничего не сказал?  — Андульвар упер кулаки в бока и зарычал.  — А почему ты хочешь придушить ее?
        Сэйтан осторожно налил себе третий стакан бренди. Почему он вообще решил отказаться от этого напитка? Он совершенно восхитителен. Словно заливаешь водой бушующее внутри пламя. Или же масла в него подливаешь? Да какая разница…
        — Ты знал, что она прыгает по Паутинам?
        Андульвар пожал плечами. На него эта новость не произвела ни малейшего впечатления.
        — По меньшей мере половина людей Крови, носящих Камни, способны прыгать между ступенями Ветров.
        — Она прыгает не между ступенями, дорогой мой Андульвар. Она прыгает из одного Королевства в другое.
        — Это же невозможно!  — задохнулся тот. Он с благодарностью заметил, что Сэйтан наполнил крепким напитком и второй стакан.
        — Да, именно так я всегда и считал. Мне даже не хочется думать о том, насколько это опасно,  — по крайней мере, до тех пор, пока я сам способен мыслить связно. Кстати говоря, именно так она приходила сюда и возвращалась домой все эти годы. Вплоть до сегодняшнего дня Джанелль даже не знала, что существуют Врата.
        Андульвар смерил взглядом бутылку бренди.
        — Знаешь, похоже, тут слишком мало осталось, чтобы мы сумели напиться вдвоем,  — разумеется, если предположить, что мы вообще на это еще способны.
        — За добавкой дело не станет.
        — А, ну, тогда отлично.
        Они сели в кресла у камина и приступили к выполнению своей задачи.

5. Ад

        — Хранители не должны пить, знаешь ли,  — произнес Джеффри. Ситуация вызывала в нем скорее смех, чем сочувствие.
        Сэйтан одарил Хранителя мрачным взглядом, а затем закрыл глаза, надеясь, что они сейчас выпадут и хоть какая-то часть его головы наконец перестанет болеть. Он вздрогнул и скривился, когда Джеффри царапнул стулом по полу библиотеки и сел рядом.
        — Что, снова имена?  — спросил Джеффри, милосердно понизив голос.
        — Фамилия. Анжеллин, вероятно, в Шэйллоте. И имя Вильгельмина.
        — Фамилия и точное место для поисков. Ты сегодня слишком добр, Сэйтан.
        — Чтоб ты сдох.  — Повелитель невольно вздрогнул от боли, усилившейся при звуках его собственного голоса.
        — Твое желание давно исполнено,  — весело ответил Джеффри, направляясь на поиски нужного журнала.
        Открылась дверь библиотеки. Дрейка, Сенешаль Цитадели, скользящей походкой направилась к столу и поставила перед Сэйтаном чашку.
        — Это поможжжет,  — прошипела она, отворачиваясь.  — Хотя ты сссовершшенно этого не ззасслужживаешшь.
        Сэйтан отхлебнул немного дымящегося варева и скривился: вкус был премерзкий. Однако ему удалось выпить половину. Он откинулся на спинку стула, сжав чашку руками, и какое-то время просто слушал, как Джеффри старается листать журналы, производя как можно меньше шума. К тому времени как зелье, сваренное Дрейкой, было допито, страницы перестали шуршать.
        Джеффри нахмурился так, что черные брови под треугольником волос образовали галочку.
        — Ну,  — наконец произнес он,  — есть в Шэйллоте ведьма по имени Александра Анжеллин, которая является Королевой Края. Она носит Кровавый Опал. Ее дочь, Леланд, носит Розовый Камень. Она замужем за Предводителем с Желтым Камнем по имени Роберт Бенедикт. Ведьмы по имени Вильгельмина Анжеллин не существует, зато есть Вильгельмина Бенедикт, которой четырнадцать лет. Она уроженка Шэйллота и носит Лиловый Сумрак.
        Сэйтан замер в кресле.
        — А другие родственные связи?  — тихо спросил он.
        Джеффри поднял взгляд:
        — Из более-менее интересных записей только одна: Князь, носящий Серый Камень, по имени Филип Александр. По отцу брат Роберту Бенедикту и служит Александре Анжеллин. Если другие родственные линии не признаны официально, то бастард берет фамилию, связанную с личностью Королевы, которой он служит.
        — Это я и без тебя знаю. А что насчет Джанелль?
        Джеффри покачал головой:
        — Не упоминается.
        Сэйтан сцепил пальцы.
        — Она сказала, что ее фамилия — Анжеллин. Полагаю, это должно означать, что она, по крайней мере, продолжает древнюю традицию, согласно которой фамилия наследуется по женской линии. Она сказала, что может приходить по утрам, когда Вильгельмина занимается с наставницей. Как по-твоему, та же семья?
        Джеффри закрыл журнал.
        — Вполне вероятно. Террилль стал весьма небрежным в вопросах регистрации линий Крови в семьях. Однако, раз уж они записали в журналы одного ребенка, почему тогда не второго?
        — Потому что одна девочка носит Лиловый Сумрак,  — с холодной улыбкой отозвался Сэйтан.  — Они не знают, что другая их дочь уже носит Камни.
        — Если мы говорим об одной светловолосой Леди, боюсь, такое было бы трудно упустить.
        Сэйтан покачал головой:
        — Отнюдь. Она никогда не носила Камни, которыми была одарена, к тому же Джанелль совершенно не знает основ Ремесла. Если она ни разу не упоминала при родных, как творчески она использует свой Дар, то они, скорее всего, считают, что девочка лишена каких-либо способностей.  — У Сэйтана мелькнула мысль, от которой по спине тут же пробежал холод.  — Если только они ей не поверили,  — тихо закончил он, вспомнив реплику Джанелль о Царстве Теней. Отложив размышления об этом на потом, Повелитель Ада посмотрел на пустую чашку.  — Вкус у этой гадости тот еще, но, по крайней мере, голова болит теперь не так сильно. Могу я надеяться на добавку?
        — Всегда пожалуйста,  — скрыв смешок, отозвался Джеффри и потянул за шнур от колокольчика.  — Особенно если вкус тот еще.
        Сэйтан потер пальцами подбородок.
        — Джеффри, ты был библиотекарем Цитадели уже очень много лет и, вероятно, знаешь о Крови больше нас всех, вместе взятых. Скажи, ты никогда не слышал, чтобы кто-то по спирали устремлялся вглубь, дабы добраться до сердцевины своих Камней?
        — Устремлялся вглубь?  — Джеффри подумал немного и покачал головой.  — Нет, но это еще не означает, что подобное невозможно. Лучше спроси Дрейку. По сравнению с ней ты еще пешком под стол ходишь, а я едва вступил в юношеский возраст.  — Он сжал губы и нахмурился.  — Есть, правда, что-то… Я читал это давным-давно, часть какой-то поэмы, если не ошибаюсь, о легендарных великих драконах. Что же там было?.. Они скользят вниз в эбеновый цвет…
        — Ловя зззвезззды хвоссстами…  — Чашка перед Сэйтаном исчезла, и Дрейка поставила другую, полную.
        — Именно. Сэйтан интересовался, могут ли люди Крови устремляться вглубь, к своей сердцевине.
        Дрейка повернула голову. Ее медленные, осторожные движения служили свидетельством скорее глубокой старости, нежели грациозности. Она устремила взгляд холодных глаз, как у рептилии, на Сэйтана:
        — Ты хочешшь понять это?
        Сэйтан взглянул в эти древние, мудрые глаза и неохотно кивнул.
        — Убери книгу,  — велела Дрейка, обращаясь к Джеффри. Она подождала немного и, завладев их безраздельным вниманием, продолжила: — Не Кровь.
        Квадратный сосуд, наполненный водой, появился на столе, каждая стенка была длиной с руку Сэйтана. Медленно высвободив руки из длинных рукавов своей мантии, Дрейка раскрыла сжатый кулак над чаном. Маленькие блестящие чешуйки вроде тех, которые женщины пришивают на одежду, чтобы она красиво переливалась на свету, упали в воду, удержавшись на поверхности. Они были тех же цветов, что и Камни.
        В другой руке Дрейка держала гладкий камень, формой напоминавший яйцо, к которому крепился тонкий шелковый шнур.
        — Я покажжу, какими путями Кровь досстигает внутренней паутины, ссердцевины сссебя.
        Медленным и плавным движением она погрузила камень в воду до тех пор, пока он не оказался в дюйме от дна сосуда. Ей удалось сделать это, не нарушив гладкой поверхности и не пустив кругов. Блестящие чешуйки даже не дрогнули.
        — Когда происсходит плавный и медленный сспусск или подъем из беззздны,  — произнесла она, для наглядности подтянув камень к поверхности,  — это личное дело, единение с сссобой. Оно не касссается и не тревожжит никого вокруг. Но если гнев, страх или великая нужда требуют быссстрого ссспуска вглубь, чтобы ссобрать сссилу и поднятьссся к поверхносссти…  — Она уронила камень в сосуд. Он погрузился на всю длину шнурка, замерев в дюйме от дна.
        Сэйтан и Джеффри молча наблюдали за рябью на поверхности. Чешуйки танцевали на все расширяющихся кругах, идущих к стенкам сосуда.
        Дрейка резким движением подняла руку вверх. Камень вылетел из воды, подняв с собой несколько капель. Некоторые чешуйки светлого цвета, не выдержав усилившейся качки, затонули.
        Дрейка выждала, давая им осознать увиденное.
        — А вот ссспираль.
        Она начала плавно вращать камень над водой. Когда он коснулся поверхности, жидкость покорно начала двигаться с ним, кружась, кружась, кружась, по мере того как камень продолжал опускаться. Чешуйки, подхваченные течением, следовали за камнем. Спуск по спирали продолжался до тех пор, пока камень не оказался в дюйме от дна. К тому моменту вся вода в сосуде двигалась по кругу, все чешуйки были подхвачены потоком.
        — Водоворот,  — завороженно прошептал Джеффри. Он с беспокойством покосился на Сэйтана, который не сводил напряженного взгляда с сосуда, крепко сжав губы. Его длинные ногти вонзились в стол.
        — Нет,  — произнесла Дрейка, резко потянув камень вверх. Вода поднялась вместе с ним высоко над сосудом и выплеснулась на стол. Чешуйки, подхваченные потоком, лежали теперь на столе, как маленькие мертвые рыбки.  — Вихрь.
        Сэйтан отвернулся.
        — Ты же сказала, что Кровь на это не способна.
        Дрейка положила ладонь ему на руку, вынуждая вновь посмотреть ей в глаза.
        — Она — болльшше чем Кровь. Она — Ведьма.
        — Это не имеет значения. Она все равно принадлежит Крови.
        — Она — Кровь. И она — Другая.
        — Нет.  — Сэйтан попятился прочь от Дрейки.  — Она — дитя Крови. Она одна из нас. Должна быть.  — А еще она — нежная, любопытная Джанелль, дитя его души. И ничто сказанное не изменит этого.
        Но кто-то научил ее ненавидеть.
        — Она — Ведьма,  — произнесла Дрейка с мягкостью, которой Сэйтан еще ни разу не слышал в ее голосе.  — Она почти всссегда будет ссспусскатьсся по ссспирали, Повелитель. Ты не ссможжешшь иззменить ее природу. Ты не сссможжешшь предотвратить маленькие, неззначчительные ссспусски — всспышшки гнева. Ты не ссможжешшь помешшать ей ссспусскатьсся к сссамому центру. Вссем людям Крови это необходимо время от времени. Но вихрь…  — Дрейка вновь убрала руки в длинные рукава мантии.  — Оберегай ее, Сссэйтан. Оберегай ее сссвоей сссилой и сссвоей любовью, и, возззможно, этого никогда не произззойдет.
        — А если я не смогу?  — хрипло спросил Сэйтан.
        — Это будет конец Крови.



        Глава 8


1. Террилль

        Деймон перетасовывал колоду карт, когда Леланд взглянула на часы — снова. Они играли уже почти два часа, и если у этой дамочки имелся свой режим, то она отпустит его наконец через десять минут или же по окончании следующей партии. Зависит от того, насколько она растянется.
        Уже в третий раз на этой неделе Леланд просила Деймона составить ей компанию в личных покоях. Он ничего не имел против карт, но его изрядно раздражало, что мать Джанелль настаивает на том, чтобы играть в ее гостиной, а не в большом зале внизу. И бесконечные кокетливые замечания за завтраком о том, как прекрасно они вчера провели время, раздражали его еще больше.
        В первое утро после их посиделок за картами Роберт побагровел от гнева, слушая болтовню Леланд — до тех пор, пока не заметил, что Филип тоже тихо беснуется. С того самого дня, поскольку раб для утех не считался «настоящим» мужчиной и, соответственно, соперником, Роберт ласково похлопывал Леланд по пухлой ручке и говорил, как он счастлив, что она сочла Сади таким прекрасным компаньоном и столь часто обеспечивает его работой.
        Филип же, с другой стороны, стал ужасающе резок, швыряя Деймону список дел на день и практически выплевывая приказы. Вдобавок он присоединился к девочкам во время их утренней прогулки, идя между ними и тем самым заставляя раба для утех плестись следом.
        Деймона не обрадовала реакция обоих мужчин, а Леланд притворялась, что совершенно не замечает напряжения, тем самым раздражая его еще больше. Оказалось, она вовсе не была пустоголовой, бестолковой женщиной, как он поначалу решил. Когда они наедине играли в карты и Леланд полностью концентрировалась на следующих ходах, он видел в ней хитрость и способности к притворству, которые помогли ей влиться в круг общения Роберта.
        Правда, это совершенно не объясняло, зачем она использует его в качестве раздражителя. Филип и без того достаточно ревновал к своему брату, завидуя тому, что у него есть право лежать рядом с Леланд в постели. Было совершенно не обязательно заставлять его нервничать еще из-за одного мужчины.
        Деймон подавил свое нетерпение и сосредоточился на игре. Его не касалось, почему Леланд все время посматривает на часы. У Верховного Князя были свои причины желать, чтобы этот вечер побыстрее закончился.
        Наконец, освободившись от ее общества, Деймон направился в маленькую библиотеку с книгами по Ремеслу. Обнаружив, что там пусто, он с трудом подавил желание выплеснуть свое раздражение, разгромив всю комнату.
        Вот почему его так раздражало неожиданное внимание Леланд. Джанелль всегда под покровом ночи бродила по дому, в конце концов пробираясь в библиотеку, и Деймон обычно находил ее там согнувшейся над очередным старым томиком, посвященным Ремеслу. Он вторгался в ее мир ненадолго, никогда не спрашивал, зачем она ходит по дому в такое время, и частенько бывал вознагражден столь же краткими, хотя иногда удивительно интересными беседами.
        Эти обрывки разговоров зачаровывали его. В Джанелль имелась потрясающая смесь невинности и темной проницательности, невежества и знания. Если на протяжении их беседы Деймону удавалось понять, из какой секции она выудила книгу, то иногда, после утомительной умственной работы, он распутывал сложную вязь слов, начиная понимать часть сказанного. В остальные моменты он чувствовал себя так, словно держит пригоршню кусочков из мозаики размером с Шэйллот. Это изрядно раздражало его — и в то же время зачаровывало.
        Деймон почти отказался от надежды, когда дверь неожиданно открылась и Джанелль нырнула в проем. Поспешно подвинувшись, чтобы девочка ненароком не коснулась его бедра — он старательно избегал подобных случайностей, поскольку не был уверен в своей реакции,  — мужчина поддержал ее за плечо, не давая убежать прочь. Она ведь не знала, что в комнате кто-то есть.
        Он ощутил головокружительное удовольствие оттого, что Джанелль, казалось, совсем не удивилась, обнаружив его здесь. Когда Деймон закрыл дверь и зажег закрытый светильник, девочка правой рукой взъерошила волосы — верный признак задумчивости.
        — А тебе нравится играть в карты?  — спросила она, когда они устроились на темно-коричневом кожаном диване на пристойном расстоянии друг от друга.
        — Да,  — осторожно отозвался Деймон. Интересно, в этом доме происходило хоть что-то, о чем она не знает? Эта мысль ему не понравилась. Если Джанелль знает, чем именно он занимается с Леланд, значит, для нее нет тайны и в его визитах в комнату Александры?
        Джанелль взъерошила волосы.
        — Если утром пойдет дождь и мы не сможем пойти гулять, возможно, ты согласишься сыграть в карты со мной и Вильгельминой?
        Деймон немного расслабился.
        — С большой радостью.
        — А почему Леланд никому не скажет, что вы просто играете в карты? Для чего ей эта таинственность? Она что, всегда проигрывает?
        — Нет, она далеко не всегда проигрывает.  — Деймон изо всех сил пытался не ерзать нервно по дивану. Почему Джанелль задает сегодня столько неудобных вопросов?  — Думаю, дамам нравится убеждать других в том, что существует какая-то загадка.
        — Или же они просто могут знать что-то, чему лучше оставаться тайной.
        На мгновение Деймон забыл, как дышать. Правая рука стиснула подлокотник дивана, и он вздрогнул от боли. Проклятье! Он все-таки совершил одну ошибку. Нужно регулярно сцеживать яд из змеиного зуба, а Деймон не взял на себя заботу отыскать легкоусвояемый состав, прием которого обойдется без неприятных последствий.
        Джанелль пристально смотрела на его руку.
        Ощутив некоторое беспокойство, Деймон отодвинулся немного, небрежно опустив руку на колени. Он хранил секрет змеиного зуба много веков и не собирался поверять его двенадцатилетней девочке.
        Однако он не учел ее упорства и силы. Пальцы Джанелль сомкнулись на его запястье и потянули руку вверх. Деймон сжал руку в кулак, чтобы спрятать ногти, и попытался вывернуться из ее хватки. Когда это не удалось, он сердито зарычал. Этот звук заставлял сильных, крепких мужчин пятиться в страхе, а королевы, услышав его, невольно задумывались о том, следует ли сейчас отдавать свои приказы.
        Джанелль же всего лишь спокойно посмотрела Деймону в глаза. Он первым отвел взгляд и, слегка задрожав, покорно разжал пальцы, позволяя осмотреть их.
        Ее прикосновение было легким как перышко, мягким и знающим. Девочка по очереди изучила каждый палец, особое внимание уделяя длине ногтей, и наконец остановилась на безымянном.
        — Этот теплее, чем прочие,  — произнесла она, словно разговаривала сама с собой.  — И под ним определенно есть что-то еще.
        Деймон подпрыгнул, почти стащив Джанелль с дивана, после чего она наконец отпустила его руку.
        — Не трогайте его, Леди,  — напряженно посоветовал он, осторожно убирая руки в карманы.
        Уголком глаза Деймон видел, как она снова усаживается на диван и изучает собственные руки. У него возникло такое ощущение, словно Джанелль хочет о чем-то ему рассказать, и внезапно он понял, что девочка тоже тщательно обдумывает свои слова, чтобы не сказать больше, чем нужно.
        Наконец она застенчиво произнесла:
        — Я знаю кое-какую исцеляющую магию.
        — Я не болен,  — ответил Деймон, предусмотрительно глядя прямо перед собой.
        — Но ты и не здоров.  — Внезапно ее голос зазвучал так, словно Джанелль в один миг превратилась во взрослую женщину.
        — Все в полном порядке, Леди,  — твердо отозвался Деймон.  — Я благодарю вас за беспокойство, но со мной все хорошо.
        — Похоже, не только дамам нравится окружать себя загадками,  — сухо произнесла девочка, направившись к двери.  — Но с вашим пальцем что-то не в порядке, Князь. Там есть боль.
        Он почувствовал себя загнанным в угол. Если еще хоть кто-то узнал бы о змеином зубе, ему была бы прямая дорожка в могилу, которую Деймон с чистой совестью начал бы рыть. Но Джанелль… Он вздохнул и повернулся к девочке. Издалека, особенно в тусклом свете свечи, она казалась всего лишь хрупким, невзрачным ребенком, довольно дружелюбным, но не наделенным большим умом. Издалека. Стоит подобраться поближе и взглянуть в эти глаза, которые с легкостью меняли свой цвет с небесно-голубого на сапфировый, как становилось трудновато вспомнить, что говоришь с ребенком. Было тяжело не чувствовать дрожь, приходящую вместе с пониманием: эта девочка наделена острым, цепким, нездешним умом, скрывающимся у самой поверхности, который выстраивал собственные заключения о мире.
        — Однажды я уже помогла тебе,  — тихо произнесла она, словно проверяя, станет ли Деймон отрицать.
        Слишком удивленный, чтобы сразу ответить, тот пораженно смотрел на нее. Как давно она знает, что именно он отдал свою силу Жрецу той ночью, когда она попросила о помощи и когда Корнелия приказала выпороть его плетьми? Осознав простую вещь, Деймону захотелось хорошенько наподдать себе за то, что был таким дураком. Как давно? С самого первого утра в беседке, когда она уже сделала вывод о нем.
        — Я знаю,  — с уважением произнес Деймон.  — Я был и остаюсь признателен тебе за это. Но это не рана и не болезнь. Это просто часть меня. Нет ничего, чем ты можешь помочь.
        Он вздрогнул под ее пристальным взглядом.
        Наконец девочка пожала плечами и выскользнула из библиотеки.
        Деймон потушил светильник и несколько минут постоял в приятной, чернильной тьме, слегка пахнущей плесенью и пылью. Затем он направился в свою комнату. Теперь его тайна в ее руках. Он не станет защищать себя от того, что Джанелль может сказать или сделать. Через несколько минут зазвонил колокольчик Александры.

2. Кэйлеер

        Сэйтан поднял глаза от книги, которую читал вслух, и с трудом подавил дрожь. Джанелль уже полчаса напряженно рассматривала обложку книги с отсутствующим взглядом. Это означало, что она пытается уложить в голове урок, предназначенный для ее внимания, но при этом обдумывает полученные сведения совершенно другим образом. Он продолжил читать, но теперь его разум был сосредоточен отнюдь не на произносимых словах.
        Через несколько минут Сэйтан сдался и положил на стол книгу и свои очки с линзами в форме полумесяца. Однако взгляд Джанелль устремился вовсе не к книге, как он ожидал. Девочка напряженно смотрела на его правую руку, сосредоточенно наморщив лоб и перебирая пальцами кудри.
        Ах вот оно что! Конечно, было трудно что-либо утверждать наверняка до тех пор, пока ведьма не достигала зрелости, однако Джанелль демонстрировала некоторые признаки настоящей Черной Вдовы. Пройдет несколько лет, прежде чем появятся физические признаки, однако ее несомненный интерес показывал, что пора начинать обучение прямо сейчас.
        Подняв одну бровь, Сэйтан вытянул правую руку:
        — Не хотите ли осмотреть ее повнимательнее, Леди?
        Джанелль одарила его рассеянной улыбкой и послушно взяла руку в свои ладошки.
        Он наблюдал за тем, как девочка исследует его ладонь, поворачивая то так, то этак, до тех пор, пока ее взгляд не замер на его безымянном пальце.
        — Почему у тебя такие длинные ногти?  — мягко поинтересовалась она, изучая окрашенные в черный цвет ногти.
        — Это дело вкуса,  — непринужденно отозвался Сэйтан, желая посмотреть, до чего Джанелль сможет докопаться сама.
        Она с сомнением посмотрела на него:
        — Под ним что-то есть.  — Девочка легонько коснулась ногтя безымянного пальца на его правой руке.
        — Я — Черная Вдова.  — Сэйтан повернул руку так, чтобы Джанелль могла хорошо видеть ногти, и согнул безымянный палец. Ее глаза расширились, когда ядовитый зуб выскользнул из своего укрытия.  — Это змеиный зуб. Маленький мешочек с ядом, к которому он крепится, покоится под ногтем. Будь осторожнее,  — предупредил он, когда девочка поднесла палец, чтобы коснуться ногтя.  — Мой яд уже не такой смертоносный, как раньше, но он еще достаточно силен.
        Джанелль некоторое время разглядывала змеиный зуб.
        — Но твой палец не горячий. Что будет, если он станет теплее остальных?
        Беззаботный интерес Сэйтана как ветром сдуло. Значит, ею все-таки двигало не праздное любопытство.
        — Беда, ведьмочка. Если яд не используется, его необходимо сцеживать каждые несколько недель. Иначе он густеет, может даже кристаллизоваться. Если его еще можно заставить выйти через канал на зубе, это будет в лучшем случае болезненная процедура.  — Он безрадостно пожал плечами.  — Если же нет, то единственным способом прекратить боль будет удаление зуба и мешочка.
        — А почему кто-то может не захотеть сцедить его вовремя?
        Сэйтан снова пожал плечами.
        — Яду нужен яд. После того как мешочек опустошается, тело Черной Вдовы начинает ощущать сильную потребность в той или иной отраве. Но нужно быть очень осторожным с теми составами, которые человек принимает внутрь. Неправильно выбранный яд может быть не менее смертельным для Черной Вдовы, чем для любого другого представителя Крови. Самый лучший яд, разумеется, свой собственный. Обычно Черные Вдовы опустошают этот мешочек прямо перед лунными днями, чтобы на протяжении этих дней, когда они должны отдыхать, их тела, получившие несколько капель своего собственного яда, начнут медленно заполнять пустой кармашек без малейших неудобств.
        — А если он загустеет?
        — В этом случае собственный яд не годится. Организм не примет его.  — Сэйтан забрал руку и сцепил пальцы перед собой.  — Ведьмочка…
        — А если нельзя использовать собственный яд, есть ли какой-нибудь другой безвредный?
        — Есть некоторые составы, которые можно применять,  — осторожно отозвался Сэйтан.
        — А можно мне взять немножко?
        — Зачем?
        — Потому что я знаю одного человека, которому он нужен.  — Джанелль отошла от него. На ее личике отразилась внутренняя борьба.
        Сэйтан почувствовал острую боль, словно грудная клетка неожиданно сжалась, сдавив сердце и легкие. Он поборол внезапное желание вонзить ногти в плоть и разорвать ее.
        — Мужчина или женщина?  — ровно спросил Повелитель.
        — А что, есть разница?
        — На самом деле есть, ведьмочка. Если смесь ядов не приготовлена с учетом пола, последствия могут быть довольно неприятными.
        Джанелль обеспокоенно посмотрела на него и осторожно произнесла:
        — Мужчина.
        Сэйтан долгое время не мог тронуться с места.
        — Что ж, есть кое-что, что я могу тебе дать. Можешь пока пойти посмотреть, какие лакомства приготовила для тебя миссис Беале,  — процесс займет несколько минут.
        Как только Джанелль отвлеклась на дегустацию деликатесов его кухарки, Сэйтан вернулся в свой личный кабинет в Темном Королевстве. Он запер дверь и проверил смежные комнаты, прежде чем направиться к потайной дверце, скрытой за панелью возле камина. Его мастерская была заперта на Серой ступени — разумная предосторожность, которая не позволяла Гекате войти и вместе с тем пропускала Мефиса и Андульвара. Он мысленно зажег свечи в конце узкого коридора, запер за собой дверь и вошел в свое Вдовье логово.
        Здесь он варил и выдерживал яды, плел спутанные паутины видений и калейдоскопы снов. Направившись к рабочему столу, который занимал все пространство вдоль одной из стен, Сэйтан призвал маленький ключ и отпер толстые деревянные двери одного из больших шкафов, висевших сверху.
        Стеклянные контейнеры с ядами стояли ровными рядами, каждый подписан на Древнем языке. Еще одна мера предосторожности против Гекаты, так и не освоившей истинную речь Крови.
        Он выбрал маленькую банку, закупоренную пробкой, и поднес ее поближе к огоньку свечи. Открыв сосуд, Сэйтан принюхался к содержимому, а затем окунул туда палец и слизнул маленькую каплю. Это был тот самый очищенный состав, который принимал он сам. Поскольку Повелитель не был Черной Вдовой от рождения, его тело не производило собственный яд. Он снова заткнул банку пробкой, покопался среди хрустальных сосудов и вынул один из них, содержащий кроваво-красные хлопья.
        Всего один или два лепестка высушенной ведьминой крови, добавленные к яду,  — и та боль, которую Деймон испытывает сейчас, покажется ему нежной лаской по сравнению с мучительной агонией. Невыразимые страдания будут его последними спутниками в мире живых. Люди вспарывали себе животы и вытягивали потроха наружу, пытаясь облегчить боль, вызываемую этими милыми цветочками. А можно добавить вот это. Более милосердная смерть, но не менее верная. Потому что теперь Сэйтан был уверен в том, что Деймон подобрался слишком близко. Джанелль стремилась помочь ему, но как он отплатит ей за доброту?
        Сэйтан поколебался. И все же…
        Когда он еще ходил дорогами живущих и растил своих сыновей, Мефиса и Пейтона, он был одной нотой, а они — другими, гармоничными, но разными. Люцивар представлял собой особый звук, и чаще всего — резкий. В тот миг, как его сын впервые поднялся на ножки, нелепо взмахивая маленькими крылышками, чтобы сохранить равновесие, Сэйтан понял, что он будет настоящей бедой для своего отца. Малыш был готов противостоять целому миру, вместе с тем испытывая надменное, чисто эйрианское благоговение перед всем, принадлежащим небу и земле.
        Но Деймон… В тот первый миг, когда Сэйтан взял его на руки, он почувствовал на глубоком, инстинктивном уровне, что Тьма будет петь для его сына точно так же, как когда-то она пела для него самого, что он станет зеркалом своего отца. Поэтому он и дал Деймону в наследие тяжкое бремя, которое не хотел оставлять никому из своих детей.
        Имя.
        Сэйтан намеревался внушить Деймону представления о чести и ответственности, которые неизбежно ложились на плечи человека, обладающего столь разрушительной силой. Но именно из-за этих представлений о чести он был лишен возможности оставаться рядом с сыном. Потому что верил в Законы Крови и Кодекс и принял ту ложь, согласно которой Доротея отказала ему в праве отцовства.
        Как же теперь он сможет приговорить Деймона к смерти, если не смог когда-то уберечь ребенка? И с другой стороны, как можно не сделать этот выбор, когда жизнь Джанелль, возможно, в опасности?
        Сэйтан поставил на место сушеную ведьмину кровь и запер дверь шкафа.
        В его слишком долгой жизни было слишком много сложных и горьких выборов. Он использовал ту же самую шкалу, чтобы принять это решение.
        Деймон подарил свою силу, чтобы он смог помочь Джанелль, когда девочка в этом нуждалась.
        Он не мог вернуть этот долг бутылочкой смерти.
        Честь запрещала.
        Он вернулся в Зал Кэйлеера, отдал настойку Джанелль и заставил ее несколько раз повторить все инструкции до тех пор, пока не убедился, что она превосходно поняла и запомнила их.

3. Террилль

        Деймон сидел на краешке постели, баюкая правую руку. Рубашка липла к телу, разгоряченному лихорадкой и болью.
        Мужчина пытался сегодня утром сцедить яд из змеиного зуба, но он загустел гораздо быстрее, чем ожидал Деймон, поэтому, если не считать усилившегося воспаления в и без того чувствительной плоти, он ничего не добился. Мужчина сумел каким-то чудом продержаться еще один день, а после обеда попросил разрешения удалиться, заявив — и вполне правдиво,  — что плохо себя чувствует. Поскольку Филип сегодня ужинал в другом месте и еще не вернулся, а Роберт отправлялся по своим традиционным ночным делам, Александра и Леланд были достаточно добры, чтобы не требовать от него услуг.
        Теперь, по мере того как приближалась полночь, а боль превратилась в тонкую, острую иглу, пронзившую руку от пальца до локтя, постепенно добираясь до плеча, Деймон слабо гадал, что сделают Александра и Леланд, обнаружив его в таком состоянии. Он может потерять палец или всю ладонь — возможно, даже руку, если учесть, как распространилось воспаление. Если бы выбор был за ним, Деймон предпочел бы умереть от боли. Он даже боялся представить, как поступит с ним Доротея, узнав, что у бастарда был змеиный зуб. Он не был уверен, что сумеет защитить себя.
        Дверь спальни открылась.
        Перед ним стояла Джанелль, спокойная и уверенная в себе.
        — Позволь взглянуть на твою руку,  — произнесла она, протягивая свою.
        Деймон покачал головой и закрыл глаза.
        Джанелль прикоснулась к его плечу. Ее пальцы безошибочно проследили дорожку боли от плеча к локтю, от локтя к запястью, от запястья к пальцу.
        Деймон медленно открыл глаза. Джанелль держала его ладонь в своей, но он не чувствовал ее прикосновения — вообще не чувствовал руку. Деймон попытался заговорить, но девочка заставила его умолкнуть, одарив мрачным взглядом. Поставив под его руку маленькую миску, которую он обычно использовал, сцеживая яд, Джанелль медленно погладила палец от костяшки до ногтя. Деймон не почувствовал боли, только усиливающееся давление на кончик пальца.
        Затем тихий стук, словно крупинка соли упала в миску. Еще одна, и еще, и еще, прежде чем наконец потекла тонкая, белая, ровная нить загустевшего яда.
        — Можно я повторю для тебя урок, который выучила сегодня?  — тихо спросила Джанелль, продолжая поглаживать палец.  — Это поможет мне вспомнить.
        — Если тебе так угодно,  — тихо ответил Деймон. Было трудно думать, еще труднее сосредоточиться, когда он смотрел на маленькое кольцо свернувшегося на дне миски яда и на крошечные кристаллики, причинявшие столько боли.
        Когда Джанелль начала говорить, сознание ее пациента достаточно прояснилось, чтобы слушать и запоминать. Она рассказывала ему о змеином зубе и его цикле, о том, что Черная Вдова обычно употребляет четыре капли своего собственного яда, смешанного с теплым питьем, чтобы восстановить баланс в организме, испытывающем потребность в опасных веществах, после того как мешочек змеиного зуба опустошен. Она объяснила, что происходит, если яд успевает загустеть и свернуться, и так далее и тому подобное. За то время, которое ей потребовалось, чтобы полностью сцедить густую нить яда из зуба, Джанелль рассказала Деймону больше, чем то, что он сумел узнать за несколько веков исследований. То, что многое из ее объяснений противоречило имевшимся у него сведениям, не удивило мужчину. Доротея и ее ковен, разумеется, пытались обучать своих Сестер в других Краях, однако он знал наверняка, что они сами не обладали широкими познаниями. Это объясняло, почему так много потенциальных соперниц погибло в страшных мучениях.
        Наконец операция была закончена.
        — Ну вот,  — удовлетворенно произнесла Джанелль и взбила подушки.  — А теперь тебе нужно прилечь на спину и немного отдохнуть.
        Нахмурившись, она посмотрела на намокшую от пота рубашку.
        У Деймона кружилась голова, а мысли блуждали. Девочка успела расстегнуть его рубашку и начать стаскивать ее с плеч, прежде чем он сообразил, что именно она делает, и неуклюже попытался помочь. Держа промокшую насквозь ткань двумя пальчиками, Джанелль сморщила нос и заставила ее исчезнуть. Затем она ушла с миской в ванную, вернулась оттуда с полотенцем и, насухо вытерев Деймона, снова толкнула его на подушку.
        Мужчина прикрыл глаза. Он чувствовал странную легкость, головокружение и пустоту. А вместе с этим — острую потребность в яде, которая оказалась такой жестокой, что сейчас он бы с радостью приветствовал возвращение боли.
        До него донесся шум бегущей воды, который вскоре прекратился. Он открыл глаза и увидел, что Джанелль снова стоит у постели, держа в руках одну из кружек поварихи.
        — Выпей это.
        Деймон неуклюже взял кружку левой рукой и покорно отхлебнул теплое питье. Его тело напряглось, по коже словно проскочили искорки. Он с благодарностью сделал еще несколько глотков и почувствовал облегчение, когда жажда яда начала приглушаться.
        — Что это?  — наконец спросил мужчина.
        — Раствор ядов, который ты можешь пить без малейшего вреда для себя.
        — Но где ты…
        — Пей,  — перебила его Джанелль и исчезла в ванной.
        Он осушил кружку прежде, чем девочка вернулась. Она поставила чистую миску на прикроватный столик, взяла пустую кружку и заставила ее исчезнуть.
        — Теперь тебе нужно поспать.  — Она стянула с Деймона ботинки и потянулась к пряжке ремня.
        — Я сам могу раздеться,  — зарычал он и тут же устыдился своей резкости. Ведь Джанелль только что избавила его от ужасных страданий.
        Девочка отошла на шаг от постели.
        — Ты стесняешься.
        Деймон изучил ее. Она вовсе не прикидывалась скромницей.
        — Я не раздеваюсь перед юными девицами.
        Джанелль одарила его странным, задумчивым взглядом.
        — Что ж, как хочешь. Змеиный зуб еще не скрылся в своем гнезде, поэтому будь осторожен, не сломай его.  — С этими словами она развернулась и направилась к двери.
        Было больно услышать от нее этот холодный, вежливый тон.
        — Леди,  — тихо позвал Деймон. Когда девочка вернулась к постели, он поднес ее руку к губам и легонько поцеловал.  — Спасибо. Если когда-нибудь тебе понадобится повторить еще один урок, чтобы получше запомнить его, я сочту за честь послушать.
        Джанелль улыбнулась ему. К тому времени, как она тихонько вышла из комнаты, Деймон уже крепко спал.

4. Террилль

        Сюрреаль попыталась пошевелить бедрами, надеясь устроиться поудобнее, но рука, обнимавшая ее, напряглась и с силой схватила ее за запястье.
        Филип Александр назначил встречу с ней сегодня еще с утра. Это была единственная предсказуемая вещь, которую он совершил. Никакого спокойного ужина, разговора, выключенного света, легкой, нежной прелюдии. Он взял ее сразу же, резко и тяжело, когда огни свечей горели в полную силу, и он не мог представить другую женщину на месте шлюхи. Кончив, он скатился с Сюрреаль, съел успевший остыть ужин, выпил почти все вино и снова взял ее. Теперь Филип невидящим взглядом смотрел на полог над кроватью, вцепившись пальцами в уже успевшую покрыться синяками руку.
        Она могла бы остановить его. Серый против Серого. Разумеется, Зеленый Камень тоже дарил ей защиту, но не настолько, чтобы не чувствовать боли. Серый был ее тайным оружием, и Сюрреаль вовсе не хотелось отказываться от такого преимущества до тех пор, пока обстоятельства не вынудят. После второго раза он не делал вообще ничего, только прижимал ее к себе, но девушка чувствовала бурлящий в нем гнев, видела, как его Камень мерцает, поглощая энергию.
        — Я бы убил этого ублюдка, если бы только мог,  — сквозь стиснутые зубы выплюнул Филип.  — Он ведет себя так, словно ничего не происходит, в то время как она…
        — Кто?  — Сюрреаль попыталась поднять голову.  — И что за ублюдок?  — Если у нее появится хотя бы смутная догадка, что заставило Филипа вести себя таким образом, возможно, ей удастся пережить остаток ночи.
        — Подарочек, который Доротея прислала Александре. На леднике больше тепла, чем в этой твари, и, несмотря на это, Леланд…
        Сюрреаль ощутила запах крови. Она слегка повернула голову и увидела, что Филип в ярости прокусил себе губу.
        Сюрреаль уже давно догадалась, что преданность Филипа двору Александры была связана с дочерью, а не матерью. Разве не для этого он всегда гасил свет в комнате? Он пытался представить себе, что неспешно, неторопливо, размеренно занимается любовью с Леланд. Очевидно, в отсутствие Роберта Бенедикта не раз имели место быстрые совокупления, удовольствие от которых приглушалось и отравлялось страхом, что о них узнают. Но теперь при дворе был Сади, и Леланд могла получать удовольствие в объятиях другого мужчины при полном одобрении и попустительстве Роберта.
        Сюрреаль содрогнулась, слишком хорошо помня, каково оказаться в постели Садиста.
        — Замерзла?  — спросил Филип. Его голос теперь звучал чуть мягче. Сюрреаль почувствовала, как он подтыкает ей под бок одеяло. Теперь, зная, где искать, будет нетрудно добраться до Сади — если она захочет. Очень уж им интересовалась рыжая ведьма у Алтаря Кассандры. А за Сюрреаль и впрямь был должок.
        Девушка оперлась на локоть, борясь с напрягшейся рукой Филипа, не дававшей ей отстраниться и на дюйм. Она пригладила волосы, позволив им упасть черной волной на спину и плечи.
        — Филип, почему ты так уверен, что Сади обслуживает леди Бенедикт?
        — Она открыто призывает его в свою комнату, поэтому вся семья и большинство слуг знают, что он проводит с ней время,  — прорычал тот в ответ. От гнева его серые глаза казались пустыми и холодными.  — А за столом каждое утро она распространяется о том, как хорошо он ее развлекает.
        — Она утверждает, что с ним можно развлечься?!  — Сюрреаль упала на спину и рассмеялась. Леланд оказалась куда умнее, чем она думала.
        Филип бросился на девушку, всем телом прижав ее к кровати.
        — По-твоему, это смешно?!  — выплюнул он.  — Ты находишь это забавным?!
        — Ох, милый мой,  — произнесла Сюрреаль, подавившись очередным смешком.  — Судя по тому, что я знаю о Сади, он может быть весьма занятным компаньоном вне постели, но непосредственно в ней он редко может развлечь женщину.
        Хватка Филипа несколько ослабла. Он нахмурился, озадаченный.
        — Она уже далеко не первая, знаешь ли,  — с улыбкой добавила Сюрреаль.
        — Не первая в каком смысле?
        — Не первая женщина, так открыто привлекающая внимание к тому, что пользуется услугами раба для утех.  — Она героически поборола новый приступ смеха. Он так ничего и не понял.
        — Но зачем?..
        — Затем, чтобы впоследствии к этому привыкли и начали ожидать продолжения. И горничные не будут сплетничать о смятом постельном белье, потому что история уже несколько устарела. Вот тогда раба можно спокойно отпустить, а любовник достойной леди сможет провести с ней пару часов наедине, и никто ничего не заподозрит.  — Сюрреаль выразительно посмотрела Филипу в глаза.  — А у леди Бенедикт есть любовник, не так ли?
        Еще несколько мгновений Князь молча смотрел на нее, а потом улыбнулся и вздрогнул от боли — на губе снова выступила кровь.
        Сюрреаль игриво оттолкнула его, выбралась из постели и небрежной походкой направилась в ванную. Она включила свет и изучила свое отражение. На руках и плечах остались синяки от его пальцев, на шее — от зубов. Она вздрогнула, ощутив острую боль между ног. Дедже придется обойтись без ее услуг еще несколько дней.
        К тому времени, как она вернулась в спальню, Филип поправил постельное белье и теперь спокойно лежал на спине, заложив руки за голову. Серый Камень мягко засиял, когда он откинул одеяло, позволяя девушке лечь. Мужчина осмотрел синяки и нежно коснулся их пальцами.
        — Я причинил тебе боль. Прости.
        — Издержки профессии,  — не моргнув глазом ядовито отозвалась Сюрреаль. Он вполне заслужил небольшого ножа в грудь.
        Филип пристроил ее голову к себе на плечо и снова подоткнул одеяло. Она знала, что он отчаянно пытается отыскать способ вернуть их отношения в привычное русло, облегчить причиненную ей боль. Сюрреаль продолжала невозмутимо молчать до тех пор, пока тишина не стала совсем уж напряженной. Теперь она оставалась шлюхой лишь по одной причине — так легче всего было подобраться к мужчинам, изучить их привычки и совершить убийство. Поскольку имя Филипа занесено только в один из ее журналов и вряд ли могло оказаться во втором, ей было все равно, вернется ли он снова.
        А вот Сади был настоящей проблемой. Нужно отыскать способ увидеться с ним так, чтобы не вызвать подозрений. Однако об этом лучше подумать после того, как удастся немного поспать.
        — Ты так ничего и не поела,  — между тем тихо произнес Филип.
        Сюрреаль выждала пару мгновений и приняла предложение мира.
        — Верно, и умираю от голода.
        Она отправила мысленный приказ на кухню, заказав две порции свежих стейков с гарниром и еще одну бутылку вина. Чек на кругленькую сумму, который Дедже вручит ему, несколько обескуражит Филипа, но вместе с тем и облегчит чувство вины за причиненную боль.
        — Я бы не стала волноваться насчет Сади,  — произнесла Сюрреаль, выскользнув из постели и скрыв свое стройное, изящное тело под шелковым халатом.  — Хотя…  — Как приятно увидеть мгновенно вспыхнувшее беспокойство в его глазах!  — Любовник, который хотел бы заполучить обещание молчать об одном маленьком заговоре, должен понимать, что Сади запоминает добро ничуть не хуже зла.
        Она улыбнулась, когда на столе зазвонил колокольчик и появились две накрытые тарелки.
        Что ж, ему и впрямь не помешает переварить все это, подумала девушка, принимаясь за еду.

5. Террилль

        Деймон направлялся в столовую своей скользящей походкой, но замер в дверях, увидев, что Леланд и Филип погружены в тихую беседу. Мужчина стоял спиной к двери и, чуть слышно бормоча что-то, поглаживал ее по руке. Глаза Леланд, внимательно слушавшей его, были озарены огнем, говорившим о глубокой любви.
        Она была одета в свой костюм для верховой езды, волосы собраны в тугой пучок на затылке — просто и в то же время элегантно. Да, под дурацкими кудряшками и кружевом, которые она носила, как и все женщины из высшего общества, билось сердце истинной ведьмы.
        Улыбнувшись, когда Филип сказал что-то забавное, она подняла глаза над его плечом и увидела Деймона. Ее глаза в тот же миг наполнились холодом. Отойдя от Филипа, она приблизилась к столу и начала наполнять едой тарелку.
        В глазах ее ухажера появилось жесткое выражение, когда он заметил Деймона, однако Филип сумел вымученно улыбнуться и вежливо поздороваться с ним.
        Ну и ну, подумал непрошеный гость, приступая к завтраку. В воздухе веет чем-то новым. Сегодня Деймон должен был составить Леланд компанию во время верховой прогулки, но Филип тоже был готов к отъезду.
        После завтрака Леланд отправилась на конюшню, а затем Филип обратился к Деймону. Он говорил как вежливый хозяин, на шею которому свалился непрошеный гость.
        — Нет никаких причин, чтобы ты сегодня отправлялся на прогулку — разумеется, если сам того не хочешь. Поскольку я планировал покататься верхом утром, леди Бенедикт не потребуется другой сопровождающий.
        «Ага, и дуэнья тоже»,  — подумал Деймон, прихлебывая кофе. Сегодня Филип предпочел резкости и ревности вымученную вежливость. Почему? Впрочем, не так уж это важно. Деймон прекрасно знал, как распорядиться неожиданно появившимся свободным временем — особенно если учесть, что Леланд и Филипа дома не будет. Александра уехала в гости к подруге и до обеда не вернется, а Роберт, столь занятый своими «важными делами», старался как можно меньше времени проводить в поместье.
        На самом деле теперь, когда этот восхитительный темный аромат снова пропитал стены особняка Анжеллин, Роберт, казалось, чувствовал себя все более и более неуверенно. Дошло до того, что Деймон всегда точно знал, когда Роберт возвращается, даже если не видел его, потому что в приемной тут же разливалась вонь страха.
        Деймон налил себе еще одну чашку кофе и пожал плечами в ответ на заявление Филипа.
        — Я могу обойтись и без верховой прогулки сегодня,  — произнес он скучающим тоном.  — По всей видимости, вы — более опытный наездник, а значит, составите лучшую компанию леди.
        Глаза Филипа сузились, однако в бархатистом, вежливом тоне Деймона, припорошенном скукой, не было ни намека на намеренную двусмысленность замечания.
        Деймон улыбнулся и потянулся за вторым тостом.
        — Не стоит заставлять даму ждать, Князь Александр.
        Филип задержался в дверях и обернулся. Деймон намазывал масло на тост медленными, чувственными движениями, прекрасно зная, что Князь наблюдает за ним и не может не представить что-то другое под его пальцами. Что ж, если Филип и в самом деле поверил, будто дамочка вроде Леланд может заставить Верховного Князя, носящего Черный Камень, потерять голову, то этот дурак вполне заслужил небольшого урока. Пусть попотеет.
        Как только Филип ушел, Деймон вернулся в свою комнату и быстро переоделся. Вильгельмина уже начала свое утреннее занятие с Графф, повариха не покидала кухню и сейчас наверняка попивала чай и планировала меню обеда, а у слуг хватало и своих забот. Остался только один человек.
        Деймон насвистывал веселый мотивчик, направляясь к уединенной беседке, чтобы провести приятное утро в обществе своей Леди.
        Он обшарил сад, осмотрел весь дом, зашел на конюшню, заглянул в библиотеку с книгами по Ремеслу и наконец оказался в детском крыле, чувствуя разочарование и растущее беспокойство. Он попросту не смог отыскать Джанелль. Деймон даже рискнул зайти в ее комнату — разумеется, тихо постучав в дверь в надежде, что она отдыхает или хочет побыть одна. Не дождавшись ответа, он быстро заглянул внутрь.
        Деймон прикусил нижнюю губу и стал слушать, как Графф ругает Вильгельмину. На протяжении всего времени, проведенного здесь, он не переставал удивляться тому, что такая резкая и не слишком образованная женщина обучает Ремеслу юную ведьму из такой сильной, властной семьи, пока не узнал, что эту неприятную особу нанял Роберт Бенедикт. Поскольку Вильгельмина не была прямой родственницей Леланд и Александры, желания Роберта взяли верх над их возражениями. Деймон считал, что Графф могла быть идеальным вариантом только в одном случае: если мужчина хотел заставить девочку усомниться в своих силах и способностях настолько, что она никогда не сможет использовать Ремесло без отвращения, не находя в нем никакой радости. Да, пожалуй, Графф — то, что нужно, чтобы разбить вдребезги самолюбие юной девушки и сделать ее уязвимой к более интимным вариантам жестокости, когда она немного подрастет.
        Деймон направился к классной комнате, чтобы посмотреть, не может ли Джанелль быть где-нибудь поблизости, и в тот же миг Графф заорала:
        — Ты сегодня вообще ни на что не способна! Никуда не годная девчонка! Ты называешь вот это Ремеслом? Что ж, ты сама напросилась. Урок окончен! Иди и займись чем-нибудь бесполезным! По крайней мере, с этим ты точно справишься!
        Вильгельмина пулей вылетела из класса и врезалась в Деймона. Он поймал девочку за плечи и помог удержаться на ногах. Вильгельмина робко, но благодарно улыбнулась.
        — Значит, ты уже освободилась?  — спросил Деймон, улыбнувшись в ответ.  — А где…
        — О, хорошо, ты уже здесь,  — громко заявила девочка приказным тоном.  — Помоги мне выучить дуэт на пианино.  — С этими словами она повернулась к музыкальной комнате.
        — Сначала скажи мне, где…
        Вильгельмина сделала шаг назад и наступила каблучком прямо на ногу Деймону. Изо всех сил. Он крякнул от боли, но ничего не сказал, потому что Графф теперь стояла в дверях, пристально наблюдая за ними.
        Вильгельмина шагнула в сторону.
        — О, мне так жаль. Тебе больно?  — Не дожидаясь ответа, она потащила Деймона к музыкальному салону.  — Идем, я хочу попрактиковаться.
        Как только они оказались в комнате, она сразу подошла к роялю и принялась рыться в нотах, ища дуэт, который сейчас разучивала.
        — Можешь играть басовый ключ,  — надменно сообщила девочка и положила руки на клавиши.
        Деймон, хромая, подошел к скамейке и опустился на нее.
        — Мисс Виль…
        Но она тут же ударила пальцами по клавишам, заглушив звук его голоса. Девочка сыграла несколько пассажей, а затем повернулась к своему вынужденному партнеру и обвиняющим тоном сказала:
        — Ты не играешь.
        Это была такая дивная имитация интонаций Графф, что Деймон невольно нахмурился и обернулся к девочке, однако на ее личике застыла безмолвная мольба о понимании. В глазах Вильгельмины он прочел ледяной страх. Стиснув зубы, Деймон покорно опустил пальцы на клавиши.
        — Раз, два, три, четыре.
        И они начали играть.
        Вильгельмина была ужасно напугана, и каким-то образом это было связано с ним. Кое-как пробираясь через пассажи дуэта, Деймон заметил, что в дверях музыкальной комнаты притаилась Графф, слушая, наблюдая — словом, шпионя за ними. Они закончили играть и начали заново. Чем дольше они играли под бдительным надзором Графф, тем больше Вильгельмина путалась в клавишах, и в конце концов Деймон начал сомневаться, что они действительно играли одно и то же. Ноты, которые он читал, не имели абсолютно ничего общего с какофонией, выходящей из-под их пальцев. Деймон не раз и не два невольно вздрагивал, услышав далекие от гармонии звуки.
        Когда Вильгельмина с завидным упорством начала играть дуэт в третий раз, Графф отвернулась с презрительной гримасой, и Деймон невольно позавидовал мерзкой особе — по крайней мере, она была вольна уйти отсюда. Однако, освободившись от навязчивого присмотра наставницы, Вильгельмина начала играть ровнее и спокойнее.
        — Никогда не спрашивай о Джанелль,  — произнесла девочка так тихо, что Деймону пришлось наклониться к ней.  — Если не можешь найти ее, никого не спрашивай, где она.
        — Почему?
        Вильгельмина смотрела прямо перед собой. Ее горло конвульсивно сжималось, словно выталкивая слова.
        — Потому что, если они узнают, Джанелль может попасть в беду, а я этого не хочу. Я не хочу, чтобы ей пришлось возвращаться в Брайарвуд.  — Она наконец перестала играть и посмотрела на Деймона полными слез глазами.  — А ты?
        Он мягко отбросил волосы с ее лица и легонько погладил девушку по щеке.
        — Нет, я совершенно не хочу, чтобы она вернулась туда. Но где она?
        Вильгельмина снова начала играть, но теперь довольно тихо.
        — Сейчас она по утрам отправляется на занятия. Иногда навещает своих друзей.
        Деймон нахмурился, озадаченный:
        — Но если она с кем-то занимается, значит, твой отец, или Александра, или, в конце концов, Леланд организовали…
        — Нет.
        — Но Джанелль обязательно должна выходить в сопровождении горничной и…
        — Нет.
        Деймон немного поразмыслил над этим, и его руки медленно сжались в кулаки.
        — Так она уходит одна?  — наконец произнес он, тщательно следя за тем, чтобы голос звучал спокойно.
        — Да.
        — И твоя семья не догадывается о ее отлучках?
        — Они не должны узнать об этом.
        — И ты, конечно, не знаешь, куда именно Джанелль уходит и кто обучает ее?
        — Нет.
        — Однако если твои родные узнают об этих уроках или о ее наставниках, то могут заставить ее вернуться в больницу?
        Подбородок девушки жалко задрожал.
        — Да.
        — Понятно.
        О да, Деймону и впрямь теперь все было понятно. Остерегайся Жреца. Значит, она принадлежит Жрецу. Было очень глупо с его стороны забывать о том, что есть настолько сильный соперник. Однако у девочки и впрямь были свои способы очаровывать мужчин. Он совсем забыл про Жреца. Интересно, Джанелль сейчас у него? Что мог Сэйтан, один из живых мертвецов, предложить ей, чтобы она предпочла его компанию обществу Деймона, живого и здорового мужчины? Но с другой стороны, Джанелль еще не готова принять то, что может предложить мужчина. Попытается ли Сэйтан удержать ее подальше от своего сына? Если ее семья хоть когда-нибудь узнает о Повелителе…
        В этом особняке было слишком много подводных течений, слишком много тайн. Александра балансировала на лезвии ножа, пытаясь сохранить власть над Шэйллотом, в то время как Роберт становился лидером в мужском совете, который постоянно противоречил ей, подрывая доверие других Королев, которое было необходимо правительнице. Соперничество, существующее между Робертом и Филипом, ни для кого не было секретом среди знати Белдон Мора, а неспособность Александры справиться с проблемами в собственной семье ставила под сомнение ее правление Краем. Прибавить к этому еще и наличие внучки, которую с пятилетнего возраста то и дело приходится отправлять в больницу для психически нестабильных детей…
        А если этот самый ребенок еще и признается, что Повелитель Ада, Князь Тьмы, самый могущественный и опасный Верховный Князь в истории Крови, обучает ее Ремеслу…
        Даже если родные сочтут это очередной выдумкой, они навсегда запрут Джанелль в четырех стенах, чтобы она никому об этом не рассказывала. Но если хотя бы раз они и впрямь поверили ей, что эта милая семейка сможет предпринять, чтобы положить конец заинтересованности Повелителя в юной девочке и тем самым уберечь самих себя от опасности? А Деймон был убежден, что в Белдон Море происходили очень многие вещи, на которые Сэйтан не стал бы смотреть сквозь пальцы.
        Он поднял глаза и вздохнул с облегчением.
        Джанелль стояла у порога, облаченная в костюм для верховой езды. Ее золотистые волосы были заплетены в косу, на голове — шляпка, щегольски сдвинутая набок.
        — Я хочу покататься верхом,  — заявила девочка.  — Не откажусь от компании!
        — Я сейчас!  — счастливо воскликнула Вильгельмина.  — Мои занятия уже закончились.
        Деймон наблюдал за спешащей к выходу старшей сестрой, ощущая горечь во рту. Вот он, пепел надежд. В конце концов, он-то был всего лишь Хейллианской Проституткой, рабом для утех, развлечением для пресыщенных леди любого возраста и внешности, способом скоротать досуг. Он закрыл ноты и притворился, что подравнивает стопку. Почему Джанелль обязательно должна что-то чувствовать к нему? Почему ему должно быть больно, как ребенку, которого не приняли в игру?
        Деймон повернулся. Джанелль стояла возле рояля, изучая его взглядом и озадаченно наморщив лоб.
        — Вы разве не умеете ездить верхом, Князь?
        — Разумеется, умею.
        — О!  — Она обдумала его ответ.  — Значит, ты не хочешь пойти с нами?
        Деймон моргнул, глядя в ее красивые, чистые сапфировые глаза. Ей и в голову не приходило исключать его из своей жизни. Он улыбнулся девочке и шутливо дернул ее за косичку.
        — Нет, я с удовольствием присоединюсь к вам.
        Она снова смерила его пристальным взглядом:
        — У тебя что, нет другой одежды?
        — Прошу прощения?  — поперхнувшись, выдавил Деймон.
        — Ты же всегда одет одинаково.
        Захваченный врасплох, Деймон опустил взгляд на прекрасно скроенный черный костюм и белую шелковую рубашку.
        — А что не так с моей одеждой?
        — Да ничего. Но если ты поедешь прямо в этом, то все помнешь.
        Деймон поспешно закашлялся и постучал себя по груди, прогоняя остатки неуместного смеха.
        — У меня есть костюм для верховой езды,  — хрипло ответил он.
        — О, это замечательно!  — Глаза девочки весело заблестели.
        «Вот ведь маленький бесенок!  — тепло подумал Деймон.  — Ты же прекрасно знаешь, почему я вдруг поперхнулся, верно? Ты самое безжалостное на свете создание! Нельзя так смеяться над мужским тщеславием!»
        Джанелль вприпрыжку направилась к двери:
        — Поторопитесь, Князь! Встретимся на конюшне!
        — Меня зовут Деймон,  — тихо прорычал он.
        Девчонка обернулась, нахально поклонилась и, усмехнувшись, выбежала в коридор.
        Мужчина шел к своей комнате так быстро, как позволяли по-прежнему болевшие пальцы на ноге. В конце концов, его звали Деймон, а не Князь, прорычал он себе под нос, переодеваясь. Ему всегда казалось, что Джанелль обращается не к человеку, а к какой-то собаке, даже несмотря на то, что этот титул принадлежал ему согласно Кодексу. Нет ведь никакого вреда в том, чтобы называть его по имени, но девчонка отказывается это делать, потому что, видите ли, он старше!
        Деймон замер, натягивая ботинки. Потом начал смеяться. Если он, в ее представлении, старше, что же она в таком случае думает о Жреце?
        Наконец, добравшись до конюшни, Деймон обнаружил, что оседланы два пони, серая кобылка и Темный Танцор. Не зная, какая из лошадей предназначена ему, он подошел к Эндрю. Конюх криво улыбнулся ему и, склонив голову, проверил, крепко ли застегнута подпруга на седле Танцора.
        — Будь осторожнее,  — тихо произнес Эндрю.  — Он сегодня немного нервный.
        — С чем сравниваешь?  — сухо поинтересовался Деймон.
        Эндрю поник и ссутулился. Глаза Деймона угрожающе сузились.
        — И как, есть причины у этой неожиданной нервозности?
        Плечи поникли еще больше.
        Почувствовав напряжение, охватившее весь двор, Деймон огляделся.
        Джанелль тихо разговаривала с одним из пони. Вильгельмина стояла поблизости, ожидая, когда кто-нибудь поможет ей сесть в седло. Ее щечки красиво разрумянились на прохладном осеннем воздухе (разумеется, ожидание прогулки тоже сыграло свою роль), но при этом девочка все время нервно поглядывала в его направлении, при этом категорически не желая обращаться с просьбой.
        — Мать-Ночь,  — устало пробормотал Деймон и подошел к Вильгельмине, чтобы подсадить ее в седло.
        Когда Вильгельмина оказалась на спине пони, он повернулся, чтобы помочь Джанелль. Однако девочка уже вскочила в седло и широко усмехнулась ему.
        — Думаю, нам будет лучше побыстрее тронуться в путь,  — нервно произнес Эндрю.
        Повернувшись к нему, чтобы ответить, Деймон окинул взглядом конюшню. Все мальчишки стояли на месте, наблюдая за ним. Они все знали об этом, подумал Деймон, садясь на Темного Танцора. Она была их драгоценной тайной.
        Гиннес вышел из своего кабинета и направился к ним, понурив голову и сгорбившись, словно шел против сильного ветра. Оказавшись рядом с маленькой группой, он втянул щеки, несколько раз прокашлялся и посмотрел в их сторону, не останавливая взгляда ни на ком конкретно, а потом снова прочистил горло.
        — Что ж, юные леди, вы давненько не выезжали, и я хочу, чтобы вы сегодня не геройствовали. Никаких гонок и сложных препятствий. Только легкий галоп. А Дем… Темный Танцор тоже в последнее время выбирался из стойла нечасто.  — Он виновато покосился в сторону Деймона.  — Поэтому следите за ним, иначе он может пораниться. Ясно?
        — Мы все поняли, Гиннес,  — тихо отозвалась Джанелль. Ее голос был совершенно серьезным, но губы подрагивали, а глаза сверкали.
        — Леди Бенедикт и Князь Александр еще не вернулись со своей прогулки, так что поглядывайте по сторонам, слышите?  — Гиннес снова втянул щеки, а затем махнул рукой и проворчал: — Ну, теперь поезжайте.
        Девочки тронулись с места первыми, пустив своих пони шагом вниз по дороге. Деймон и Эндрю следовали за ними.
        — Что-то я не припомню, чтобы раньше Гиннес звал этого коня по имени,  — заметил Деймон.
        Эндрю пожал плечами и улыбнулся:
        — Мисс Джанелль не одобряет, что мы прозвали его Демоном. Она говорит, он расстраивается.
        — Знаешь что, Эндрю,  — тихим, бархатным, почти ласковым голосом произнес Деймон,  — если на этом коне она свернет себе шею, я собственноручно сломаю твою.
        Эндрю рассмеялся. Деймон удивленно поднял бровь, глядя на конюха.
        — Подожди, скоро сам увидишь их вместе. Зрелище стоит того,  — сообщил тот.  — Когда доберемся до дерева, можешь сесть на кобылу. Вряд ли пони сможет везти тебя.
        — Очень предусмотрительно с твоей стороны,  — сухо отозвался Деймон.
        Лошади шли шагом всю дорогу до старого дуба. Когда Эндрю и Деймон наконец добрались до места, Джанелль уже спрыгнула с пони и с нетерпением ждала возможности сесть на Танцора. Верховный Князь с удивлением отметил, как бешено забилось сердце, стоило только взглянуть в теплые, сияющие глаза девочки, а затем его словно сжала когтистая рука: Деймон осознал, что Джанелль смотрит не на него.
        Жеребец тихо заржал и ткнулся головой ей в плечо.
        — Привет, Танцор,  — произнесла девочка ласковым голосом, полным сладостной, чувственной ласки.
        Благая Тьма, он запросто продал бы душу за то, чтобы к нему она обращалась точно так же, подумал Деймон, спешиваясь. Он укоротил стремена для Джанелль.
        — Подсадить тебя?
        Эндрю тут же поднял голову, словно это предложение прозвучало до крайности непристойно. Впрочем, возможно, так оно и было. У Деймона было ощущение, что помощь девочке не нужна. Он ни за что никому не признался бы, как сильно ему хотелось невинно прикоснуться к ней, всего лишь ощутить, как маленькая ножка Джанелль на мгновение встает в чашу его ладоней.
        Джанелль пристально посмотрела ему в глаза. Он тонул в этих сапфировых озерах, прекрасно понимая: она видит даже то, что ему не хочется признавать.
        — Благодарю тебя… Деймон.  — Ласковый голос словно легонько погладил его по спине, разжигая огонь и успокаивая одновременно.
        Чувствуя, как закружилась голова, Деймон сцепил пальцы и наклонился. На краткий миг она поставила ножку в чашу его ладоней, а затем проворно взобралась в седло.
        Деймон посмотрел на свои опустевшие руки и медленно выпрямился. Глаза, смотревшие на него сейчас, были полны веселья, но никак не могли принадлежать ребенку.
        — Ну что, поедем?  — тихо спросила Джанелль.
        Когда Деймон сел на кобылку, Джанелль заставила шляпку исчезнуть и расплела косу. Теперь волосы золотистой волной струились по ее спине.
        С облегчением заметив, что Филипа и Леланд в поле не было, Деймон не сразу осознал, что Темный Танцор бросился вперед и здорово опередил их, мчась бешеным галопом.
        — Они же направляются прямо к оврагу!  — Деймон начал было понукать кобылу, чтобы броситься наперерез и заставить жеребца повернуть, как Эндрю схватил его за руку.
        — Смотри,  — произнес он.
        Деймон заскрипел зубами и натянул поводья.
        Темный Танцор домчался до канавы. Черный хвост коня и золотистые волосы наездницы развевались по ветру, словно праздничные флаги. Стоило им приблизиться к канаве, как конь сбавил шаг и легко повернул к центру поля, где располагались невысокие препятствия. Он преодолевал деревянные барьеры легко и непринужденно, словно красуясь, и, когда конь наконец легким галопом вернулся к дереву, Деймон услышал счастливый, звонкий и вместе с тем бархатистый смех Джанелль.
        Она снова повернула жеребца, чтобы еще раз объехать поле. Деймон пришпорил кобылу и, нагнав Темного Танцора, пустил ее трусцой. Он и Джанелль ехали рядом, Вильгельмина и Эндрю следовали за ними.
        Когда они достигли начала круга, Джанелль натянула поводья, и жеребец послушно перешел на шаг.
        — Правда, он просто чудо?  — с улыбкой спросила она, погладив взмокшую шею животного.
        — Он был куда более целеустремленным, когда в седле сидел я,  — сухо отозвался Деймон.
        Джанелль задумчиво нахмурилась:
        — Целеустремленным?
        — Угу. Он очень хотел научить меня летать.
        Девочка рассмеялась. При звуках этого голоса у Деймона появилось чувство, словно кровь запела в венах. Джанелль повернулась к нему. Под веселостью и хорошим настроением в ее глазах скрывался страх и печаль.
        — Возможно, ты бы понравился ему больше, если бы поговорил с ним — и выслушал.
        Деймону хотелось бы ответить что-нибудь забавное, легкое, чтобы из ее глаз исчезло это загнанное выражение, однако то, как жеребец дернул ушами, словно прислушиваясь к их беседе, заставило его передумать. Ему стало не по себе.
        — С ним все время разговаривают люди. Он, наверное, знает больше секретов конюхов, чем любое другое существо.
        — Да, но они его не слушают, верно?
        Деймон промолчал, пытаясь выровнять дыхание.
        — Он — тоже Кровь, Деймон, но совсем чуть-чуть. Ее слишком мало, чтобы перейти в родство, но слишком много, чтобы быть…  — Джанелль легонько махнула рукой в сторону пони и кобылы.
        Деймон облизнул губы, но это не принесло облегчения — во рту мучительно пересохло. Он вспомнил рассказ кухарки о собаках.
        — Что ты имеешь в виду? Что значит перейти в родство?
        — Это тоже Кровь, но другая. Кровь, но не человеческая. Родство — это значит… мы похожи, но не одинаковы.
        Деймон поднял глаза. Несколько пушистых белых облачков неспешно плыли по синему осеннему небу, ярко сияло солнце, даря последнее тепло. Нет, погода и ветер не поменялись. Не это заставило его вздрогнуть.
        — Он — полукровка,  — наконец произнес Деймон, не слишком желая знать правду.  — Наполовину Кровь, наполовину лэнден, навсегда заточенный на хрупкой границе между первым и вторым.
        — Да.
        — Но ты понимаешь его? Говоришь с ним?
        — Я слушаю его.  — Джанелль пришпорила Танцора, и он послушно перешел на трусцу.
        Деймон придержал кобылу, наблюдая за тем, как конь и всадница объезжают поле по кругу.
        — Проклятье!
        Оказывается, это больно. Темный Танцор был Братом, и осознание этого причиняло больше страданий, чем мысль о человеческих полукровках, которых Деймон повидал более чем достаточно за свою долгую жизнь. Они все были слишком сильны, упорны и полны неисполнимого желания влиться в жизнь лэнденской деревушки и в то же время стояли по другую сторону пропасти, отделявшей их от самых слабых представителей чистой Крови,  — им не хватало сил преодолеть это расстояние. Но люди могли, по крайней мере, говорить с другими. А кто был у этого четвероногого Брата? Неудивительно, что он был так осторожен с Джанелль.
        Внезапно они бросились к Эндрю, который поспешно спрыгнул с пони и начал переставлять стремена. Деймон пришпорил пятками кобылу и галопом подлетел к ним.
        — Эндрю…
        — Быстрее, опусти стремена Танцора!
        Деймон бросил поводья кобылы и поспешил к жеребцу.
        — Спокойно, Танцор,  — произнес он, погладив шею животного, прежде чем потянуться к стременам.
        — Мисс Джанелль!  — Эндрю схватил девочку за талию и посадил ее на пони. Он лихорадочно обшаривал землю глазами.  — Ваша шляпа! Проклятье, где же ваша шляпа?
        — Здесь!  — Джанелль призвала шляпку и надела ее себе на голову. Спутанные от скачки волосы девочки по-прежнему струились по спине.
        Вильгельмина оглядела сестру, и с ее щек мгновенно сошли краски.
        — Графф будет вне себя от бешенства, когда увидит твою прическу.
        — Графф — настоящая сука,  — рявкнула Джанелль, не отрывая взгляда от поворота, скрывавшего дорогу за деревьями.
        Скорее всего, их миниатюрные лошадки — кобылки, подумал Деймон, поправляя стремена. Все представители мужского пола вздрагивали, услышав эти резкие нотки в ее голосе.
        — Вот так,  — произнес Эндрю, закончив поправлять стремена Танцора.  — Оставайся на кобыле. У нас нет времени, чтобы сделать больше.  — Он поспешно вскочил в седло, подобрал поводья и направился вперед. Жеребец был в ярости и не стеснялся это демонстрировать, но слушался седока и покорно шел к дороге.
        Вильгельмина ехала следом, пытаясь успокоить взбудораженного пони, но только сильнее его нервировала.
        Деймон тоже вскочил в седло и тронулся было вперед, но тут же натянул поводья. Джанелль сидела на пони не двигаясь и не отрывала взгляда от поворота дороги. Ее удивительные глаза наполнились гневом и болью из-за глубокой раны, которая была настолько глубокой, что даже Деймону не хватило бы магии, чтобы залечить ее. Под детскими чертами можно было различить древнее лицо, которое обжигало его огнем и холодом, сковывая сердце шелковыми цепями.
        Он сморгнул слезы, и перед ним снова оказалась мисс Джанелль с детским, неоформившимся личиком и глупым взглядом светлых голубых глаз. Она застенчиво улыбнулась ему и пришпорила пони, который послушно потрусил вперед. Из-за поворота выехали Филип и Леланд и замерли на месте.
        Стоя на другом конце поля, Князь посмотрел сначала на Деймона, потом на Джанелль. Он не сказал ни слова, догнав маленькую группу всадников, но постарался сделать так, чтобы девочка ехала рядом с ним всю дорогу до конюшни.


        Деймон застегнул рубиновые запонки на рукавах рубашки и потянулся за смокингом. У него не было ни единой свободной минуты с того момента, как он покинул конюшню. Сначала Леланд заявила, что ей нужен сопровождающий в довольно продолжительном походе за покупками, в процессе которого она, кстати, так ничего и не приобрела, затем Александра неожиданно решила посетить художественную галерею, и, наконец, Филип настоял на том, чтобы они посетили скучные вечера, на которые Деймону пришлось явиться вместе с женщинами.
        Что-то, произошедшее утром в поле, заставило их всех занервничать. Это что-то походило на ураган в тумане, то и дело прорезаемый молниями. Они хотели во всем обвинить его, поверить, что Деймон каким-то образом расстроил девочек, что они сами ни в чем не виноваты.
        Дамам нравится окружать себя тайнами.
        Но только не Леди Джанелль Бенедикт. Она не пыталась изображать таинственность, она дышала ею. Девочка скользила под яркими лучами солнца, окружив себя коконом чернильной тьмы, плавно окутывавшим ее, скрывая, показывая, зачаровывая, пугая. Она не могла позволить себе поведать другим о своих секретах из-за боязни наказания. Возможно, это и к лучшему. Джанелль в полной мере овладела искусством притворства и понимала, как отреагируют близкие, узнав правду о ней, и все же не могла постоянно носить маску, потому что любила их.
        «Сколько же людей знают о ней хоть что-то?» — подумал Деймон, проводя щеткой по волосам. Сколько таких же, как он, хранили ее тайны, считая их своими?
        Все конюхи — в том числе и Гиннес — знали, что она ездит на Темном Танцоре.
        Но Филип, Александра, Леланд, Роберт и Графф даже не подозревали об этом.
        Повариха знала о ее способностях целительницы — как, впрочем, и Эндрю. И юная горничная, которой старший лакей разбил губы, когда она отказала ему. Деймон видел девушку тем же утром, когда по ее лицу текла кровь. Однако часом позже она прошла мимо него по коридору, но теперь ее губы лишь немного припухли, а в глазах появилось восторженное выражение. Точно так же тайну хранил один из старых садовников, получивший из ее рук мазь для больных коленей. И Деймон тоже.
        Вильгельмина знала, что ее сестра может исчезнуть на несколько часов, чтобы навестить безымянных друзей или отправиться на занятия к неизвестному наставнику, и о том, как именно в беседке выросла ведьмина кровь.
        Он сам знал о ее ночных прогулках по дому и тайном изучении древних книг, посвященных Ремеслу, он знал, что в ее детском обличье скрывалось что-то пугающее и вместе с тем прекрасное. Деймон понимал, что, когда Джанелль вырастет и это нечто вырвется наружу, она больше не сможет жить со своей семьей.
        Но Филип, Александра, Леланд, Роберт и Графф ни о чем не подозревали. Они видели перед собой ребенка, который не мог научиться простейшим основам Ремесла, ребенка, которого считали эксцентричным, странным и капризным, ребенка, который осмеливался высказывать жестокую правду, старательно избегаемую взрослыми, ребенка, которого они не могли любить достаточно сильно, чтобы принять таким, какой он есть. Ребенка, который походил на булавку, скрытую в наряде, которая все время царапает кожу, но ее невозможно отыскать и вытащить.
        А сколько людей вне Шэйллота знали, что собой представляет Джанелль?
        Но не Филип, или Александра, или Леланд, или Роберт, или Графф. Не те люди, которые должны были оберегать ее, защищать. Именно они представляли наибольшую опасность для девочки. Ее близкие могли причинить боль, запереть, уничтожить. Те, кто должен был оберегать Джанелль, стали ее врагами.
        Значит, это и его враги.
        Деймон в последний раз взглянул на свое отражение в зеркале, желая убедиться, что он ничего не забыл, а затем присоединился к семье за ужином. От него снова веяло холодом.

6. Террилль

        Леланд нервно улыбнулась и покосилась на часы в своей ярко освещенной гостиной. Вместо карт на столе стояли бутылка вина и два бокала. Дверь спальни была приоткрыта, и из нее лился мягкий свет.
        Деймон почувствовал, как невольно напрягаются все мышцы, и он приветствовал знакомый холодок, распространявшийся по венам.
        — Вы требовали моего присутствия, Леди Бенедикт.
        Улыбка в тот же миг исчезла с ее губ.
        — Э… да, но… Вы, кажется, очень устали. Я хочу сказать, мы в последние несколько дней, должно быть, совсем утомили вас… Может, вам бы стоило отправиться в свою комнату и хорошенько выспаться? Да, вы действительно выглядите усталым. Почему бы вам просто не отправиться к себе? Вы ведь действительно пойдете только к себе, верно? Я хочу сказать…
        Деймон улыбнулся.
        Леланд покосилась на дверь спальни и покраснела:
        — Видите ли, я и сама не слишком хорошо себя чувствую. У меня совсем нет настроения играть в карты.
        — У меня тоже,  — произнес Деймон, потянувшись за бутылкой вина и штопором.
        — Вам вовсе не обязательно это делать!
        Деймон сузил глаза, изучая женщину.
        Та поспешно спряталась за кресло.
        Он поставил бутылку, положил штопор и опустил руки в карманы.
        — Вы совершенно правы, Леди. Я действительно очень устал. Пожалуй, я воспользуюсь вашим милостивым предложением и покину вас.  — «Но к себе не пойду. По крайней мере, пока».
        Леланд слабо улыбнулась, но из-за спинки кресла, впрочем, не вышла.
        Деймон покинул комнату, прошел прямо по коридору, свернул за угол и остановился. Сосчитав до десяти, он сделал два шага назад.
        Филип, подошедший к двери Леланд, замер на месте, увидев «раба для утех» в конце коридора. Они смотрели друг на друга несколько секунд, а затем Деймон кивнул в знак приветствия и вновь завернул за угол. Он замер, прислушиваясь. После продолжительного молчания в тишине отворилась дверь комнаты Леланд, снова закрылась, и раздался щелчок запираемого замка.
        Деймон улыбнулся. Так вот что за игру они затеяли. Какая жалость, что они не приступили к реализации своего плана пораньше! Он бы с радостью обошелся без мучительных часов, на протяжении которых приходилось играть с Леланд в карты. Деймон, к радости его нынешних хозяев, предпочитал не использовать случайно узнанные тайны против тех, кому он служил, однако в качестве рычага воздействия этот маленький секрет сгодится. О да, он станет незаменимым партнером в их маленькой игре — впрочем, таковым мужчина был всегда: сочувствующим, отзывчивым и готовым помочь, если, разумеется, его не сердить. Иначе… В общем, его же не просто так прозвали Садистом.
        Деймону почему-то польстило, что Джанелль даже не подняла головы, когда он вошел в библиотеку и запер за собой дверь. Она сидела на диване, скрестив ноги и положив на колени книгу и увлеченно читая ее. Правая рука неторопливо перебирала золотистые волосы.
        Он плавно двинулся вперед, грациозно огибая мебель и с каждым шагом улыбаясь все шире. Приблизившись к дивану, он официально поклонился и поздоровался:
        — Леди Бенедикт.
        — Анжеллин,  — рассеянно отозвалась Джанелль.
        Деймон ничего не ответил. Он давно выяснил, что, если говорить с ней спокойным, нейтральным тоном, пока Джанелль занята своими делами, она отвечает, не обдумывая свои слова, с простой, иногда жестокой честкостью. В такие минуты у Деймона всегда появлялось ощущение, что земля трескается прямо под ногами.
        — Ведьма наследует матриархальную линию крови,  — пояснила Джанелль, переворачивая страницу.  — Кроме того, дядюшка Бобби — вовсе не мой отец.
        — А кто в таком случае твой отец?
        — Филип. Но он меня не признает.  — Джанелль перевернула следующую страницу.  — Он отец и Вильгельмины, но не знает об этом, потому что зачал ее, находясь в паутине снов.
        Деймон сел на диван — так близко, что рука девочки коснулась его плеча.
        — А откуда ты знаешь, что он отец Вильгельмины?
        — Мне Адрия рассказала.  — Еще одна страница с шелестом перевернулась.
        — Кто такая Адрия?
        — Мать Вильгельмины. Она мне все рассказала.
        Деймон очень тщательно обдумал свой следующий вопрос.
        — Но я так понял, ее мать умерла, когда твоя сестра была еще младенцем.
        — Да, так все и было.
        Это означало, что Адрия стала мертвым демоном.
        — Она была Черной Вдовой, но ее сломали как раз перед тем, как она завершила свою подготовку,  — продолжила Джанелль.  — Но Адрия к тому времени уже знала, как плести паутину снов, и она очень не хотела иметь ребенка от Бобби.
        Деймон сделал глубокий вдох. Когда он попытался выдохнуть, горло неожиданно перехватило. Сделав над собой усилие, Деймон попытался не обращать внимания на то, что она только что сказала. В конце концов, он пришел сюда не для того, чтобы обсуждать с Джанелль Адрию.
        — Как прошел твой утренний урок?
        Джанелль замерла.
        Деймон на мгновение прикрыл глаза. Он боялся того, что может услышать, если девочка решит ответить, но еще больше его пугало, что она может промолчать. Что тогда будет? Если сейчас она намеренно оставит его в стороне…
        — Неплохо,  — неуверенно отозвалась она.
        — Выучила что-нибудь интересное?  — Деймон небрежно положил руку на спинку дивана и попытался принять расслабленный и ленивый вид. На самом деле он чувствовал себя так, словно проглотил хорошую порцию битого стекла.  — Видишь ли, мое собственное образование было прискорбно обрывочным. Честно говоря, я немного завидую тому, что у тебя такой именитый наставник.
        Джанелль закрыла книгу, глядя прямо перед собой.
        Деймон судорожно сглотнул, но заставил себя продолжать:
        — А почему ты не берешь уроки здесь? Обычно наставник приходит к ученику, а не наоборот.
        Но Джанелль было трудно одурачить, и Деймон прекрасно знал это.
        — Он не может прийти сюда,  — медленно ответила она.  — Он не должен приходить сюда. Он не должен узнать о…  — Девочка упрямо сжала губы.
        — А почему он не может прийти сюда?  — Нужно заставлять ее отвечать, обязательно нужно… Если Джанелль сейчас закроется от него, то может никогда не впустить его в свою жизнь.
        — Его душа принадлежит ночи.
        Деймону потребовалось все самообладание, чтобы продолжать сидеть на месте, выглядеть расслабленным и проявлять вежливый интерес.
        Джанелль помолчала.
        — В любом случае я не думаю, что он бы одобрил…
        — Ты имеешь в виду, что Филип будет не в восторге оттого, что он тебя учит?
        — Нет. Это он не одобрит Филипа.  — Джанелль покачала головой.  — Ему бы все это совершенно не понравилось.
        «Тут я с ним солидарен, моя Леди. Мне тоже все это совершенно не нравится»,  — подумал мужчина. Деймон очень мало знал о Хранителях, но рассказы, которые ему доводилось слышать или читать о Повелителе Ада… Он увидел, как Джанелль нервно сглотнула, и почувствовал, как в горле появился комок. Хранители. Живые мертвецы. Они же пьют…
        — Он не причиняет тебе боль, надеюсь?  — резко спросил Деймон и немедленно пожалел о своей вспышке.
        Девочка повернулась к нему. В ее глазах загорелся ледяной гнев.
        Деймон тут же отступил, пытаясь смягчить свои слова:
        — Я хотел сказать… он не ругает тебя, если ты не сразу улавливаешь суть урока? Скажем, как Графф?
        Гнев исчез из ее взгляда, но настороженность никуда не делась.
        — Нет, он никогда не ругается.  — Она поерзала и в конце концов устроилась поудобнее.  — Ну, по крайней мере, по большей части. Он ругался на меня всего лишь один раз, и только потому, что я всех очень напугала. На самом деле виноват был Протвар, потому что я попросила его научить меня, а он отказался, посмеявшись надо мной и заявив, что ничего не получится. Но я-то знала, что справлюсь, хотя он этого не знал, поэтому, когда я показала ему, что умею, он страшно перепугался, а потом все разозлились. Затем меня отругали. Но на самом деле виноват был Протвар.  — Сапфировые глаза призывали Деймона немедленно встать на ее сторону.
        Он почувствовал легкое головокружение от такого запутанного и сбивчивого объяснения, из которого он сумел уяснить только одно.
        — Кто такой Протвар?
        — Внук Андульвара.
        У Деймона разболелась голова. Он провел слишком, много ночей, погруженный в яростные, но дружеские споры с Люциваром о том, кто был самым сильным Верховным Князем в истории Крови, чтобы не знать, кто такой Андульвар. Мать-Ночь, подумал он, исподтишка потирая ноющий висок, сколько еще мертвецов она знает?
        — Я согласен,  — решительно произнес Деймон.  — Думаю, виноват был все-таки Протвар.
        Джанелль удивленно моргнула и улыбнулась ему.
        — Вот и я так считаю.  — Она забавно сморщила нос.  — Но Протвар думает по-другому. Он до сих пор уверен, что это я виновата.
        Деймон пожал плечами:
        — Он же эйрианец. Они все упрямы.
        Джанелль рассмеялась и свернулась калачиком, прижавшись к Деймону. Он медленно опустил руку и ласково погладил ее плечо, а затем довольно вздохнул.
        Придется все-таки примириться со Жрецом. Он не собирался уступать, но при этом не хотел, чтобы Джанелль оказалась в эпицентре подобного соперничества. Кроме того, Повелитель Ада был всего лишь соперником, а не врагом. Он тоже может ей пригодиться.
        — Твоего наставника называют Жрецом, не так ли?  — спросил Деймон сонным, бархатистым голосом.
        Джанелль напряглась, но не отстранилась. Наконец она кивнула.
        — Когда в следующий раз увидишь его, передашь ему привет от меня?
        Джанелль так резко вздернула голову, что у Деймона клацнули зубы. Он в последний момент успел убрать язык.
        — Ты знаешь Жреца?
        — Мы были знакомы какое-то время… очень, очень давно,  — отозвался Деймон, запустив пальцы в светлые кудри девочки.
        Она крепче прижалась к нему, попытавшись подавить широкий зевок.
        — Я не забуду,  — сонно пообещала Джанелль.
        Деймон поцеловал ее в макушку, неохотно поднялся на ноги и помог ей встать, а затем поставил книгу на полку и вывел девочку из библиотеки. Он указал ей на лестницу, которая вела в детское крыло этажом выше.
        — Отправляйся в комнату — и ложись спать.  — Он пытался говорить строгим голосом, но даже для его собственных ушей тон вышел слишком любящим.
        — Ты иногда говоришь совсем как он,  — проворчала Джанелль, поднимаясь по лестнице.
        Деймон прикрыл глаза. Лжец. Скользкий придворный лжец. Он вовсе не хотел задобрить возможного соперника. И привет передал не поэтому. Ему просто захотелось — глубоко в душе и всего на какое-то мгновение — вынудить Сэйтана признать своего сына.
        Но какое сообщение пришлет Жрец в ответ, если вообще сочтет это необходимым?

7. Террилль

        Грир, невозмутимо сжав руки за спиной, стоял перед двумя женщинами, устроившимися в креслах у камина. Он был самым доверенным слугой Верховной Жрицы Хейлля, ее любимым наемным убийцей, человеком, который всегда был готов позаботиться о неприятных мелочах. Это задание было изысканной наградой за преданность.
        — Ты понимаешь, что тебе предстоит сделать?
        Грир слегка повернулся к той, которую называли Темной Жрицей. Вплоть до сегодняшней ночи он никак не мог понять, почему его сильная, властная Жрица чувствовала себя обязанной предоставить удобные апартаменты для этой таинственной «советчицы». Теперь он знал ответ. От женщины исходил запах кладбища, а ее неприкрытая жестокость пугала и возбуждала одновременно. К тому же Грир убедился в том, что «вино», которое она пила, явно было доставлено с весьма своеобразного виноградника.
        — Я понимаю это и знаю, что оказаться избранным для выполнения этого задания — великая честь.  — Возможно, орудие выбирала Доротея, однако Гриру быстро стало ясно, что инициатива исходила от второй ведьмы. Это следует учесть на будущее.
        — А он не заартачится из-за того, что именно ты будешь разъяснять условия соглашения?  — спросила Доротея, покосившись на правую руку своего слуги.  — В конце концов, он терпеть тебя не может.
        Грир одарил Доротею маслянистой улыбкой и все свое внимание перенес на Темную Жрицу. Вот оно что. Верховной Жрице Хейлля не дали привилегии даже выбрать исполнителя.
        — Тем больше причин выслушать — особенно если я сделаю вид, что не испытываю ни малейшего удовольствия, предлагая столь выгодные условия. Кроме того, если он предпочтет солгать о том, что знает, я смогу определить это лучше, чем любой из послов, которые…  — он приложил левую руку к груди, словно заверяя женщин в своей искренности,  — несмотря на их компетентность в своих непосредственных обязанностях, не горят желанием иметь дело с Сади.
        — А ты не боишься его?  — спросила Темная Жрица.
        Звук ее высокого, почти детского голоса вызвал раздражение, потому что он совершенно не сочетался с лицом, скрытым под капюшоном, и аурой темной, властной силы. Впрочем, это не имеет значения. Сегодня он наконец понял, кто на самом деле правит Хейллем.
        — Я не боюсь Сади,  — с улыбкой отозвался Грир,  — и испытаю большое удовольствие оттого, что он запачкает свои руки детской кровью.  — Очень большое удовольствие.
        — Очень хорошо. Когда ты сможешь тронуться в путь?
        — Завтра. Думаю, будет лучше сделать вид, что мое путешествие не представляет собой ничего особенного или спешного, тогда на него не обратят внимания. Оказавшись там, я заодно воспользуюсь возможностью осмотреть их старомодный городок. Кто знает, возможно, я найду нечто, что послужит вам, Леди.
        — Картан в Белдон Море,  — произнесла Доротея, вновь наполняя свой бокал.  — Вне всякого сомнения, он сможет сэкономить твое время, избавив тебя от львиной доли предварительной работы. Свяжись с ним, когда окажешься на месте.
        Грир одарил ее еще одной маслянистой улыбкой, поклонился обеим женщинам и вышел.
        — Похоже, ты не слишком довольна моим выбором, Сестра,  — произнесла Геката, осушив бокал и поднявшись.
        Доротея пожала плечами:
        — Ваша воля. Вспомните об этом, если что-то пойдет не так.  — Она не подняла взора, когда Геката откинула капюшон с лица.
        — Посмотри на меня,  — прошипела Геката.  — И никогда не забывай, что я собой представляю.
        Доротею всегда поражало, что мертвые демоны внешне ничем не отличаются от живых людей. Единственный признак — слабая вонь мяса, начинающего разлагаться.
        — Я никогда не забываю, что вы собой представляете,  — с улыбкой отозвалась Доротея. В глазах Гекаты вспыхнул гнев, но Верховная Жрица Хейлля не отвернулась.  — А вам следует помнить, кто владеет Сади и что только благодаря моему великодушию и влиянию на Притиан ваша маленькая игра стала возможной.
        Геката резким движением набросила капюшон на голову и вытянула вперед руку. Дверь с грохотом распахнулась, медная ручка увязла в каменной стене. Зашипев от гнева напоследок, Темная Жрица ушла.
        Доротея налила себе еще немного вина. Она видела легкую презрительную ухмылку Грира, видела, как изменился его взгляд после знакомства с темной Жрицей. Но в конце концов, что она собой представляет? Всего лишь мешок костей, которым не хватило сил рассыпаться в прах. Пиявка. Маленькая гарпия-интриганка, пытающаяся отомстить человеку, которому нет до Террилля никакого дела. Вообще никакого. Доротея не вполне поверила в эту историю о ребенке, от которого Жрец без ума, и не видела в этом проблемы, даже если рассказ правдив. Пусть играет дальше. Она отправила достаточно молодых ведьм и юношей в логово Темной Жрицы. Теперь ходячий труп хотел, чтобы она отказалась от услуг Сади на сто лет, а в знак благодарности за уступчивость Доротеи, согласившейся организовать все это, пытается переманить ее лучшего слугу, которому она больше не сможет доверять.
        Что ж, очень хорошо. Пусть Грир виляет перед ней хвостом. Наступит день, когда он осознает свою ошибку — и заплатит за нее.
        Грир сидел в темном углу, допивая вторую кружку эля и наблюдая за усталыми, измученными лицами мужчин, расположившихся за другими столами. Он мог бы отправиться в таверну, где получил бы лучший ужин и пиво, не оставляющее привкуса помоев во рту, но там пришлось бы фальшиво улыбаться и лебезить перед аристократами Крови, которые обычно собирались в более приличных местах. Здесь же другие посетители боялись его, поэтому Грир выбрал стол и получил не только лучшую мясную вырезку, но и возможность посидеть в тишине.
        Он осушил кружку и подал знак служанке, которая, лавируя между столами и отмахиваясь от нахальных лап, поспешила к нему, чтобы вновь ее наполнить. Грир улыбнулся. И даже это он мог бы получить здесь, лишь попросив.
        Убедившись, что на него никто не обращает внимания, он поднял правую руку и положил ее на стол перед собой.
        Грир до сих пор не знал, почему Сади так поступил, что именно могло спровоцировать Князя и заставить его нанести подобное увечье. Он спокойно сидел себе в таверне вроде этой, тщательно исследуя прелести какой-то девки, когда к его столику подошел Деймон и протянул правую руку. Поскольку Сади ничего не сказал, а на его лице было привычное скучающее выражение, Грир подал ему свою руку, подумав, что ублюдок пришел выклянчить какую-нибудь услугу. Однако в тот миг, как пальцы Сади сомкнулись на его ладони, все неожиданно пошло наперекосяк. В одно мгновение крепкое рукопожатие сменилось тисками, Грир почувствовал, как ломаются кости, хрустят пальцы, его разум оказался пойманным в капкан, поэтому даже роскошь потерять сознание от боли оказалась недоступна. Когда наконец тиски разжались, позволяя ему сбежать…
        Первой мыслью Грира, когда он пришел в себя, было немедленно направиться к Целительнице, которая могла бы изменить форму бесполезной культи, еще недавно бывшей рабочей рукой. Но кто-то уже позаботился об исцелении. Кто-то вдумчиво и заботливо заставил его руку принять форму изогнутого когтя и срастил кости, да так эффективно, что Целительнице пришлось бы заново ломать их, чтобы вылепить руку. Даже Грир знал, что лучшее, чего можно ожидать от повторного исцеления,  — это чуть более подходящий для руки вид. Никому было не под силу теперь превратить этот изогнутый коготь в ладонь с пятью пальцами.
        Исцелением занимался Сади, предвидя, каким будет результат. Сади, который с тех пор никогда не забывал с издевательской вежливостью приветствовать Грира, когда они оба оказывались при дворе Доротеи. Сади, которому теперь предстояло обагрить руки детской кровью ради иллюзорной свободы.
        Грир допил остатки пива и бросил несколько монет на стол.
        Через час по Паутине на запад отправлялась Карета. Он хотел выждать, сделать вид, словно речь идет о пустяке, однако на самом деле ему не терпелось поскорее сделать это предложение.



        Глава 9


1. Кэйлеер

        Сэйтан, положив ногу на ногу и сцепив пальцы, сидел в удобном кресле в комнате, которая теперь превратилась в «семейную» гостиную в Зале Кэйлеера. Он наблюдал за тем, как Джанелль жизнерадостно сплетает разноцветные ленточки, продевая их в тонкую деревянную раму.
        Ее уроки больше не были частными, и Сэйтан искренне сожалел о том, что теперь проводит так мало времени наедине с девочкой. Однако она была живым лучиком колдовского огня, который притягивал к себе всех мужчин в семье. И Сэйтан, прекрасно понимая, что именно заставляет их искать ее общества, не нашел в себе сил отказать им.
        Сегодня Протвар и Мефис бесцельно играли в шахматы, а Андульвар, расслабившись, полулежал в кресле, прикрыв глаза. Джанелль сидела на полу перед креслом Сэйтана, а вокруг нее в беспорядке валялись разноцветные палочки, игральные карты и ленточки.
        «Занятия становятся все плодотворнее»,  — неохотно отметил про себя Повелитель, наблюдая за тем, как девочка пропускает еще одну яркую ленточку через деревянную раму. Просто с этой ученицей необходимо начинать с конца и потихоньку продвигаться к началу.
        Изначально сегодняшний урок был посвящен тому, как заставить одно тело пройти сквозь другое. Суть этого упражнения заключалась в следующем: как только юная ведьма поймет идею, она сможет научиться продвигать живую материю через неживую, то есть проходить сквозь двери и стены. По крайней мере, такова была теория.
        Сэйтан объяснял принцип и так и этак, привел кучу примеров, которые только сумел выдумать, не уставая подкреплять слова демонстрацией. Джанелль попросту не понимала, что от нее требуется. Наконец, после часа мучений, Сэйтан раздраженно бросил:
        — Если бы тебе надо было просунуть руку сквозь ту деревяшку, что бы ты сделала?
        Джанелль на мгновение задумалась, а потом продела руку сквозь раму и пошевелила пальчиками с другой стороны.
        — Вот так?
        Андульвар пробормотал что-то, подозрительно похожее на «Мать-Ночь». Мефис и Протвар от потрясения перевернули шахматный стол, разбросав все фигурки по полу. Взгляд Сэйтана остекленел, остановившись на бодренько шевелящихся пальчиках.
        — Вот так,  — наконец выдавил он.
        Двигаться от сложного, которое она уже уяснила, к простому было легче, но Сэйтана обуревало беспокойство. Он не забыл, как однажды юный Предводитель, самоуверенный и нахальный на уроке, запаниковал при первой же попытке пройти сквозь стену. Однако в этом случае у Сэйтана ушло всего лишь несколько минут, чтобы, отталкиваясь от уже понятного принципа, пояснить, как работать с ленточками и деревом. Было очень приятно видеть эту искорку в ее глазах. Повелителю даже показалось, что он услышал щелчок, когда все кусочки головоломки стали на свои места и Джанелль уловила суть.
        Теперь она с совершенно счастливым видом переплетала ленточками твердую деревянную раму с легкостью, которой позавидовали бы умелые ткачихи.
        — Ой, чуть не забыла,  — спохватилась Джанелль, поднимая еще одну ленточку.  — Князь просил передать привет.
        Глаза Андульвара на мгновение распахнулись, но тут же закрылись вновь. Рука Мефиса зависла над фигуркой, которую он собирался передвинуть. Протвар резко повернулся к девочке, но поспешил вновь устремить взгляд на шахматную доску. Только Сэйтан, сидевший перед ней, никак не отреагировал.
        — Князь?  — лениво переспросил он.
        — Угу. У нас сейчас живет хейллианский Верховный Князь. Он в основном должен играть с Леланд и Александрой.  — Она отвлеклась ненадолго от своего занятия, нахмурившись.  — Но мне кажется, ему это совсем не нравится. Он выглядит слишком недовольным, когда проводит время с ними. Зато он играет со мной и Вильгельминой.
        — И во что он играет с тобой и Вильгельминой?  — тихо уточнил Сэйтан. Он заметил яростный взгляд Андульвара, но предпочел его проигнорировать. Деймон, оказывается, не просто в Белдон Море, он живет в ее проклятом доме!
        Личико Джанелль посветлело.
        — Ой, много во что. Мы гуляем, к тому же он хорошо катается верхом, а еще знает кучу разных историй. Он играет на рояле с Вильгельминой, иногда читает нам. И вообще, он совсем не похож на большинство взрослых, которые думают, что наши игры глупые.  — Она взяла сразу две ленточки и вплела их в дерево.  — Он во многом на тебя похож.  — Девочка присмотрелась к лицу Сэйтана.  — Даже внешне.
        Кровь начала бешено пульсировать в ушах, приглушая прочие звуки. Сэйтан опустил руки и прижал одну из них к животу.
        — А чем именно, ведьмочка?
        — Ну, например, как твои глаза иногда выглядят очень забавно — будто у тебя болит живот, а хочется рассмеяться, только знаешь, что будет больно.  — Она посмотрела на руку Повелителя, сжавшуюся в кулак на животе.  — У тебя что, и правда болит живот?
        — Пока нет.
        Андульвар неожиданно обнаружил, что потолок — очень интересная штука. Протвар и Мефис пристально смотрели на девочку.
        Сэйтан заскрипел зубами.
        — На самом деле он очень милый, Сэйтан,  — произнесла Джанелль, изрядно озадаченная странными потоками эмоций, струившимися мимо нее.  — Однажды, когда целый день шел дождь, он играл в люльку со мной и Вильгельминой несколько часов.
        — В люльку?  — придушенно выдавил Повелитель.
        Джанелль вплавила в дерево королеву червей.
        — Это такая карточная игра. Правила довольно сложные и запутанные, Князь постоянно их забывал и проигрывал.
        — В самом деле?  — Сэйтан прикусил щеку изнутри. Нелегко поверить, будто Деймон мог найти правила какой-нибудь игры «сложными и запутанными».
        — Угу. Я не хотела, чтобы он расстраивался, поэтому… в общем, когда я сдавала, я помогла ему выиграть.
        Потолок над Андульваром, оказывается, представлял весьма интересную штуку. Мефис начал кашлять. Протвар, казалось, был совершенно очарован цветом и текстурой занавесок.
        Сэйтан прочистил горло и покрепче прижал кулак к желудку.
        — А Князь… Князь сказал что-нибудь?
        Джанелль сморщила нос:
        — Он сказал, что с радостью научил бы меня играть в покер при условии, что не придется ставить против. Что он имел в виду, Сэйтан?
        Мефис и Протвар с такой скоростью повернулись к шахматной доске, что с размаху стукнулись головами. Андульвар начал дрожать, вцепившись в подлокотники кресла, словно только они могли удержать его на земле.
        Сэйтан был уверен, что если он в ближайшее время не рассмеется, то все внутренности от напряжения рассыплются прахом.
        — Думаю… он хотел сказать… что был очень не прочь… выиграть без помощи.
        Джанелль обдумала это и покачала головой:
        — Нет, не думаю, что Князь это имел в виду.
        Послышалось приглушенное хрюканье — Протвар отчаянно пытался сдержать смех, но этот звук заставил всех четверых мужчин беспомощно сдаться безжалостному хохоту.
        Тело Сэйтана словно превратилось в желе. Он упал с кресла, с глухим стуком ударившись о пол, и перекатился на бок, едва не рыдая от смеха.
        Джанелль посмотрела на них и улыбнулась, словно была не против присоединиться, если кто-нибудь объяснит ей, в чем смысл шутки. Выждав минутку, она поднялась на ноги, разгладила платьице со спокойным достоинством юной Королевы, перешагнула через ноги Сэйтана и направилась к двери.
        Тот мгновенно пришел в себя. Поднявшись на локте, он спросил:
        — Ведьмочка, куда ты направляешься?
        Остальные трое замолчали, ожидая ответа.
        Джанелль повернулась и взглянула на Сэйтана:
        — Я иду в ванную комнату, а затем пойду посмотрю, нет ли у миссис Беале чего-нибудь перекусить.
        Она, едва переставляя затекшие ноги, направилась к выходу. Последним, что они услышали до того, как дверь закрылась, было:
        — Мужчины…
        Еще мгновение тишины — и комната снова наполнилась здоровым хохотом, заставляющим кататься по полу и хватать ртом воздух.
        — Я даже рад, что давно умер,  — произнес Андульвар, вытирая глаза.
        Сэйтан, лежа на спине, только повернул голову, чтобы посмотреть на друга.
        — Почему?
        — Потому что она бы свела меня в могилу в любом случае.
        — Это такой славный способ умереть, Андульвар…
        Тот наконец пришел в себя.
        — Ну и что ты будешь делать теперь? Он просто из кожи вон лезет, чтобы ты узнал, где он находится. Это вызов?
        Сэйтан медленно поднялся, поправил одежду и пригладил волосы.
        — Ты думаешь, он настолько беззаботен?
        — Возможно, настолько надменен.
        Сэйтан обдумал такую вероятность и покачал головой:
        — Нет, я не думаю, что его привет — проявление надменности. Но это определенно вызов.  — Он обернулся к Андульвару.  — Мне. Возможно, моим намерениям он доверяет так же мало, как я — его. Вероятно, нам обоим нужно научиться верить — немного.
        — Как ты поступишь?
        Сэйтан вздохнул:
        — Разумеется, передам ответный привет.

2. Террилль

        Глядя из окон посольства на город под названием Белдон Мор, Грир услышал, как тихо отворилась дверь. Он послал поисковый импульс по комнате, ожидая обнаружить присутствие одного из послов, картинно заламывающего руки, который явился, дабы сообщить, что встреча откладывается. Но он не почувствовал ничего, кроме легкого холода. У идиотов, которые прислуживают здесь, вполне приличный счет на расходы. Могли бы, по крайней мере, отапливать комнаты как следует. Возможно, мелкий пакостник вошел, увидел его здесь и поспешил убраться, не сказав ни слова.
        Презрительно усмехнувшись, он отвернулся от окна и невольно сделал шаг назад.
        У закрытой двери стоял Деймон Сади, засунув руки в карманы брюк, все с тем же спокойным, скучающим выражением лица, которое было так знакомо Гриру.
        — Лорд Грир,  — протянул он с опасной мягкостью.
        — Сади,  — презрительно отозвался тот.  — Верховная Жрица отправила меня сюда, чтобы сделать тебе одно предложение.
        — Вот как?  — произнес Деймон, подняв одну бровь.  — С каких это пор Доротея отправляет своих фаворитов в качестве обычных гонцов?
        — Это была не моя идея!  — рявкнул Грир и поспешил сменить тактику.  — Я делаю то, что прикажут, точно так же, как и ты. Прошу,  — произнес он, указывая левой рукой на два кресла.  — По крайней мере, можем устроиться поудобнее.
        Грир напрягся, когда Сади грациозно скользнул к одному из кресел и изящно опустился в него. Плавные, вкрадчивые движения этого человека заставляли его нервничать. В них было нечто кошачье, нечто не совсем человеческое.
        Грир сел во второе кресло. Солнце светило ему в спину, предоставляя возможность наблюдать за выражением лица Сади.
        — У меня к тебе есть предложение,  — повторил он.  — И мне не доставляет никакой радости его озвучивать.
        — Да, ты это уже говорил.
        Грир стиснул зубы. На лице ублюдка не отразилось даже искорки интереса.
        — Предложение заключается в следующем. Ты проведешь сто лет без необходимости служить какому-либо двору, будешь жить где хочешь, делать, что тебе угодно, проводить время в обществе тех, кто тебе приятен.  — Грир сделал паузу для пущего эффекта.  — Предложение включает те же условия для эйрианского полукровки. О, прости — для твоего брата.
        — Эйрианец Окольцован Верховной Жрицей Аскави. У Доротеи нет над ним никакой власти.
        Это была ложь, и Сади прекрасно понимал это, но Грира начало раздражать, что он не задавал вопросов. Его интонация не изменилась ни на йоту, как и выражение лица. Может, что-то пошло не так? Может, Сади больше не интересует благополучие Ясланы?
        — Это щедрое предложение,  — не удержался Грир, пытаясь справиться с желанием обрушить на Деймона правду, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию.
        — Безгранично.
        Левая рука Грира стиснула подлокотник кресла. Он сделал глубокий вдох. Он хотел вызвать интерес этого ублюдка и поиграть с ним как следует!
        — А что прилагается к этому щедрому предложению?  — с хищной усмешкой уточнил Сади.
        Грир содрогнулся. Будь прокляты эти маленькие идиоты! Когда он закончит разбираться с ними, они будут знать, как правильно отапливать комнаты! Нужно было сделать все как положено, чтобы Темная Жрица осталась довольна, а он никак не мог сосредоточиться из-за проклятого холода!
        — Добрая приятельница Верховной Жрицы обнаружила, что ее супруг забавляется с одной юной ведьмой — фактически потерял из-за нее голову. Она бы хотела предпринять что-нибудь, чтобы положить конец этим развлечениям, однако, по соображениям политического характера, не может сделать это лично.
        — Угу. Я бы сказал, что если супруга необходимо похоронить тихо и тайно, то ты выполнишь это задание с большим успехом и мастерством, нежели я.
        — Она хочет похоронить не супруга.  — Огни Ада, до чего же холодно!
        — А, понимаю.  — Сади положил ногу на ногу и сложил ладони вместе. Теперь длинные, окрашенные в черный цвет ногти упирались ему в подбородок.  — Однако, как ты, вероятно, знаешь, моя свобода передвижения ограничивается желаниями Королевы, которой я служу. Неожиданный отъезд будет довольно сложно организовать.
        — Этого не потребуется. Именно поэтому это предложение сделано именно тебе.
        — Вот как?
        — У подруги Верховной Жрицы есть основания полагать, что ее соперница живет в этом самом городе.  — У Грира онемели ноги от холода. Ему очень хотелось потереть ладони, чтобы немного согреть их, но он сдержался, поскольку Сади, похоже, не замечал, что температура стремительно падает. Грир не собирался демонстрировать признаки слабости.
        Сади нахмурился — первая перемена с самого начала разговора.
        — И сколько лет этой сопернице? Как она выглядит?
        — Сложно сказать наверняка. Ты же знаешь, как сложно сейчас судить об этих маложивущих. Совершенно точно известно, что она совсем юна — по крайней мере, очень на то похоже. Золотистые волосы. Это единственная определенная черта. Возможно, странная аура…
        Сади рассмеялся. Странный, неприятный звук здорово подействовал Гриру на нервы. Было похоже, что Князь находит эту ситуацию в высшей степени забавной, однако в его глазах появился странный блеск.
        — Дорогой мой лорд Грир, ваши слова могут относиться к половине женщин, живущих на этом островке. Странная аура? А с чем сравнивать? Эксцентричность в крайней стадии здесь распространена настолько, что смахивает на эпидемию. На этом проклятом острове не найдешь ни одной аристократической семьи, у которой нет хотя бы одной дочки «со странностями». И что я, по-твоему, должен сделать? Подбегать к каждой из них под бдительным взглядом дуэньи и интересоваться, не крутит ли она шашни с каким-нибудь хейллианцем, принадлежащим к одному из Ста Семейств?  — Сади обидно рассмеялся.
        Грир заскрипел зубами.
        — В таком случае ты отказываешься от предложения?
        — Нет, Грир, я всего лишь говорю тебе, что с такими скудными сведениями супруг этой подруги будет играть со своей игрушкой еще очень и очень долго. Поэтому, если ты не можешь что-нибудь добавить к ее описанию, оно того не стоит.  — С этими словами Сади встал и одернул рукава куртки.  — Тем не менее предложение весьма занимательное, и если я наткнусь вдруг на золотоволосую девицу с явной склонностью к хейллианцам, то непременно к ней присмотрюсь. А теперь, если ты меня извинишь, я опаздываю в лавку портнихи, где требуется совет человека с утонченным вкусом.  — Он издевательски поклонился и был таков.
        Грир сосчитал до десяти, прежде чем вскочить с кресла и на негнущихся ногах поковылять к выходу. Он вцепился в ручку, которая оказалась такой холодной, что прилипала к пальцам. Наконец он открыл дверь, шагнул в коридор — и сполз вниз по стене.
        Здесь было жарко, как в печке.


        Деймон пристально смотрел на клумбу с ведьминой кровью. Поняв, что не может заснуть, он решил отправиться на прогулку и оказался здесь. Ночной воздух был прохладным, а он забыл прихватить плащ, но теперь ощущал даже удовольствие, замерзая от холода, идущего не изнутри.
        Доротея искала Джанелль. Не имеет никакого значения, нужна ли девочка ей самой или кому-то другому. Доротея всегда пыталась уничтожить сильных юных ведьм, которые однажды могли бросить вызов ее власти. Стоит ей только узнать, кто такая Джанелль и что она собой представляет,  — и Верховная Жрица бросит все силы, имеющиеся в ее распоряжении, чтобы уничтожить девочку.
        Грира отправили сюда вынюхивать и выслеживать, а это означает, что Доротея не уверена, действительно ли Джанелль живет в Белдон Море. Однако нет никаких причин полагать, что визит этого выскочки окажется кратким. Если он пробудет в городе достаточно долго, то рано или поздно узнает об эксцентричной золотоволосой дочери Леланд Бенедикт. И что тогда?
        Ты научил ее убивать, Жрец? Можешь ли ты научить ее этому? Она так мудра в своей невинности и так невинна в своей мудрости…
        Нужно было все-таки убить Грира, а не просто искалечить руку, перерезавшую горло Тишьян. Но было не самое подходящее время — Доротея заподозрила бы его, даже если бы не было никаких доказательств. Этот просчет теперь нельзя исправить, не привлекая излишнего внимания к дому Анжеллин. Нет достаточно безопасного места, где он мог бы спрятать Джанелль, только не с ее страстью к прогулкам и путешествиям. А отдать девочку Жрецу Деймон был не готов, даже если она согласится отправиться к нему и жить там. Пока не готов.
        Деймон покачал головой. Ночь проходила быстро; он понял, что нужно делать, в тот самый миг, как достиг беседки. Если бы предложение было сделано только ему, ответ был бы однозначным. Однако оно затрагивало еще кое-кого. Деймон сделал глубокий вдох и послал копье мысли по Эбеново-серой нити.
        «Заноза? Заноза, ты меня слышишь?»
        Он ощутил резкую настороженность, словно кого-то разбудили, стоило ему задремать.
        «Ублюдок?  — Пришел в себя, сосредоточился.  — Ублюдок, какого…»
        «Просто слушай. У меня не так много времени. Грир сегодня сделал мне одно предложение».
        «Грир?!  — Ледяная настороженность.  — И что?»
        «Подруга Доротеи хочет, чтобы ей оказали одну услугу.  — Деймон сглотнул и зажмурился.  — Сто лет без службы при дворе… для нас обоих… если я убью ребенка».
        Следующие слова приторным ядом вползли в сознание Деймона.
        «Любого ребенка? Или кого-то конкретного?»
        Деймон опустил глаза. Правой рукой он потирал шрам на левом запястье.
        «Особенного ребенка. Необычного».
        «И что ты ему ответил?»
        «Я же сказал, поскольку предложение касается не только меня…»
        «Где ты?»
        «На Шэйллоте».
        Яростное шипение.
        «Послушай меня, ты, сын блудливой суки! Если только попробуешь принять это предложение ради меня, первое, что я сделаю,  — убью тебя на месте!»
        Первое, что сделаю я,  — не буду сопротивляться. Деймон упал на колени, дрожа от нахлынувшего облегчения.
        «Спасибо».
        «Что?!» Волны ярости, прокатывавшиеся по нити и обжигающие сознание, неожиданно замедлили ход.
        «Спасибо. Я… очень надеялся, что ты ответишь так, но… я должен был спросить.  — Деймон сделал глубокий вдох.  — Есть еще кое-что, о чем ты должен знать…»
        «Сука уже проснулась. Нет времени. Береги ее, Ублюдок. Если тебе придется выцедить из других всю кровь до последней капли, сделай это, но защити ее».
        С этими словами Люцивар исчез.
        Деймон медленно поднялся. Он пошел на ужасающий риск, чтобы связаться с Люциваром. Если бы их поймали за разговором, порка была бы меньшим из зол. За себя Деймон не боялся. Он был слишком далеко от Хейлля, чтобы Доротея засекла нарушение своим основным управляющим кольцом, а в своей способности ускользнуть от Александры, носящей вторичное, мужчина не сомневался. Но Зуультах — совсем другое дело, а Люцивар далеко не всегда соблюдал необходимую осторожность.
        Будь осторожен, Заноза, подумал Деймон, медленно направляясь к дому. Будь осторожен. Через несколько лет Джанелль станет совершеннолетней. И тогда они оба будут служить Королеве, о которой всегда мечтали.
        Можно было последовать по Эбеново-серой нити Паутины к Люцивару и выяснить, слышала ли Зуультах их разговор, но Деймон не стал этого делать, потому что не хотел знать, использовала ли она Кольцо. Он не хотел знать о том, что Люцивар испытывает боль.
        Деймон бросил взгляд на окна детского крыла. Ни единого огонька. Ему хотелось подняться наверх, скользнуть в ее маленькую постель и прижаться к ней, согреваясь осознанием того, что она жива и здорова. Потому что если Люцивар сейчас испытывает боль…
        Деймон осторожно вошел в дом и поднялся в свою комнату. Он быстро разделся и лег в постель. Его комната сегодня была заполнена тенями, и, когда небо посветлело в предвкушении рассвета, Деймон не мог не гадать, что сегодня увидит солнце в Прууле.

3. Террилль

        Сюрреаль расстегнула пальто, направляясь по извилистой дороге к открытым садам поместья Анжеллин — часть своих земель Александра решила открыть для горожан. Там еще можно было походить по траве или посидеть под деревом, и было похоже, что все местные аристократы Крови собирались именно здесь, наслаждаясь последними теплыми деньками осени.
        Двадцать лет назад, когда Сюрреаль впервые приехала в город, чтобы помочь Дедже открыть дом Красной Луны — репутация и известность девушки не могли не привлечь клиентов,  — в городе было много зеленых уголков. Теперь же Белдон Мор превратился в более новую и чистую версию Дрэги — благодаря искусству послов в делах вроде подкупа совета и высасывания силы Крови.
        Людям Крови было необходимо соприкасаться с землей. Без этого контакта слишком легко забыть о том, что, согласно древним легендам, они были созданы для того, чтобы стать хранителями. Слишком легко погрузиться в пучину самодовольства и эгоизма.
        Сюрреаль шла по тропинкам, весело наблюдая за реакцией окружающих на ее присутствие. Молодые люди, с важным видом бродившие по аллеям, наблюдали за ней с вполне очевидным интересом, юноши, сопровождавшие леди во время прогулки, украдкой бросали взгляды на девушку и яростно краснели, стоило компаньонкам поспешно дернуть кавалеров за рукав, утягивая их в противоположном направлении. Мужчины, совершающие обязательные прогулки с женами, смотрели прямо перед собой, а вот жены поспешно переводили взгляд с Сюрреаль на бледные лица своих супругов, поджимавших губы. Она же игнорировала их всех, к вящему облегчению ее клиентов. Точнее, почти всех. Сюрреаль чувственно улыбнулась одному Предводителю, который очень жестоко обошелся с юной шлюхой несколько ночей тому назад, и приветственно помахала ему рукой, а затем поспешила прочь, тихо смеясь и жалея, что не может послушать сбивчивые объяснения.
        Но хватит веселиться. Пора приступить к делу.
        Сюрреаль продолжила прогулку, подбираясь все ближе и ближе к кованой железной ограде, отделявшей частные сады от общественных. Под рубашку она надела Серый Камень в золотой оправе — точная копия серебряного Зеленого Камня Тишьян. Она то и дело отправляла импульсы по Серым нитям — с того самого момента, как вошла в сад, надеясь, что таким образом успеет увернуться, если Филип окажется поблизости, потому что искала она вовсе не его.
        Приблизившись к ограде, она послала сквозь решетку личный сигнал, которому ее научил Деймон много лет назад, чтобы она всегда могла отыскать его в случае необходимости. Затем девушка отвернулась и продолжила исследовать узкие тропинки поблизости.
        Может, его вообще нет в доме или он не хочет отвечать на ее сигнал. Сюрреаль не осмеливалась прибегать к нему с той самой ночи, когда уговорила Деймона показать ей, на что способны Хейллианские Проститутки.
        Она почувствовала его раньше, чем увидела,  — Деймон появился на тропинке позади нее. Повернувшись, Сюрреаль направилась к нему, то и дело останавливаясь, чтобы восхищенно посмотреть на поздние цветы. Тропинка затерялась между деревьями в глубине сада, поэтому шансы, что кто-то может их увидеть, были близки к нулю. В любом случае лучше обойтись без лишних вопросов. Проходя мимо, она притворилась, что споткнулась и подвернула ногу.
        — Проклятье,  — ругнулась Сюрреаль, когда Деймон подал ей руку, чтобы помочь удержаться на ногах.  — Задержись на минуточку, ладно, дорогуша?  — Она оперлась на его плечо, прислонилась и сняла туфельку.  — Тебя кто-то ищет,  — прошептала девушка и почувствовала, как Деймон напрягся. У его ног трава покрылась инеем.
        — Вот как? Зачем?
        По-прежнему потирая ногу и не торопясь обуваться, Сюрреаль не смотрела на его лицо, но прекрасно знала, что на нем сейчас застыло спокойное, скучающее выражение, несмотря на нотки льда в голосе.
        — Она считает, что тебя здесь держит один ребенок, который, очевидно, представляет для нее самой немалый интерес. Доротея хочет его убрать. На твоем месте я была бы очень осторожной. Она не подписывала со мной контракт, но это еще не означает, что не нашлось других желающих разделаться с тобой.  — Сюрреаль наконец надела туфельку и легонько переступила с ноги на ногу, словно проверяя, все ли в порядке.
        — Ты знаешь, кто она?
        Сюрреаль нахмурилась и покачала головой, не сводя взгляда с ноги.
        — Ведьма, которая живет у Алтаря Кассандры. К сожалению, не могу сказать тебе, давно ли она поселилась там. Есть пара отремонтированных помещений, не более. В общем, вот и все. Мне доводилось жить в местах и похуже.
        Деймон не смотрел на Сюрреаль.
        — Спасибо за предупреждение, а теперь, если ты меня извинишь…
        — Князь, вы должны посмотреть на это!
        Сюрреаль обернулась на звук детского голоса. Совсем как шелк, подумала она, и в этот момент из-за поворота показалась худенькая девочка с золотистыми волосами и остановилась перед ними, тепло улыбаясь. Ее глаза, которые, похоже, меняли цвет в зависимости от освещения, были полны жизнерадостности и любопытства.
        — Привет,  — сказала девочка, рассматривая Сюрреаль.
        — Леди,  — отозвалась та. Она хотела произнести это, с одной стороны, с чувством собственного достоинства, с другой — уважительно, однако услышала раздраженный вздох Сади и едва удержалась от смеха.
        — Нам пора возвращаться,  — произнес Деймон, направившись к девочке и попытавшись направить ее к закрытой части садов.
        Сюрреаль как раз собиралась ускользнуть отсюда, когда услышала, как Деймон произнес:
        — Леди.
        Ласковые, умоляющие нотки в его голосе заставили ее замереть на месте. Она никогда не слышала, чтобы Сади так говорил. Девушка посмотрела на его юную спутницу, которая уперлась каблуками в землю, отказываясь уходить.
        — Джанелль,  — произнес он с ноткой отчаяния в голосе.
        Но она проигнорировала это, рассматривая лицо и грудь Сюрреаль.
        Только тут девушка осознала, что Серый Камень выскользнул из-под рубашки, когда она наклонилась, чтобы снять туфельку. Она взглянула на Деймона, безмолвно спрашивая, что ей теперь делать.
        Он нежно сжал плечо Джанелль, чтобы привлечь ее внимание, но девочка неожиданно спросила:
        — Ты — Сюрреаль?
        Девушка ничего не ответила. Тогда Джанелль склонила голову набок и взглянула на Деймона:
        — Она — Сюрреаль?
        На лице Деймона появилось затравленное выражение. Он сделал глубокий вдох и медленно, тихо выдохнул:
        — Да, это Сюрреаль.
        Джанелль радостно хлопнула в ладоши и счастливо улыбнулась новой знакомой:
        — У меня есть для тебя сообщение.
        Сюрреаль, окончательно сбитая с толку, только моргнула:
        — Сообщение?
        — Леди, передайте ей сообщение. Нам нужно идти,  — произнес Деймон, пытаясь говорить строго и убедительно.
        Джанелль нахмурилась, глядя на него, по всей видимости удивленная его невежливым поведением, но повиновалась.
        — Тишьян просила передать, что очень любит тебя.
        Сюрреаль начала оседать на землю, но Деймон вовремя подхватил ее.
        — У тебя что, такие представления о шутках?!  — яростно прошипела она, спрятав лицо у него на груди.
        — Да поможет мне Тьма, Сюрреаль, это не шутка.
        Девушка посмотрела на него. Еще и страх… Этих ноток она точно ни разу не слышала в его голосе. Сюрреаль взяла себя в руки и отстранилась.
        — Тишьян мертва,  — напряженно произнесла она.
        Джанелль, еще более озадаченная, взглянула на нее:
        — Да, я знаю.
        — Как ты познакомилась с Тишьян?  — тихо спросил Деймон, хотя его голос срывался от напряжения. Он задрожал, и Сюрреаль прекрасно поняла, что внезапно поднявшийся свежий ветерок здесь ни при чем.
        — Она — Королева Гарпий. Тишьян рассказала мне, что ее дочь зовут Сюрреаль, описала, как она выглядит, и сказала, что оправа ее Камня похожа на семейный герб. Деа аль Мон обычно носят его в серебре, но тебе больше идет золото.  — Джанелль посмотрела на них. Судя по всему, она была очень довольна, исполнив просьбу и передав сообщение, но при этом совершенно не понимала их реакции.
        Сюрреаль захотелось убежать отсюда как можно дальше и вместе с тем остаться здесь, с этим странным ребенком, который не считал странностью передавать послания мертвых живым. Она попыталась что-то сказать, что угодно, но сумела издать только бессмысленный звук. Взглянув на Деймона с надеждой, что он поможет, девушка поняла, что он и сам еще не пришел в себя.
        Наконец мужчина встряхнулся, обнял Джанелль за плечи и повел ее к частным садам.
        — Подожди!  — крикнула Сюрреаль вдогонку. Она покачнулась, но сумела удержаться на ногах. Ее глаза наполнились слезами, голос звучал сдавленно.  — Если доведется увидеть Тишьян снова, передай, что я тоже ее люблю.
        Улыбка, которую она сумела рассмотреть сквозь пелену слез, оказалась теплой и понимающей.
        — Передам, Сюрреаль. Я не забуду.
        И они ушли.
        Сюрреаль кое-как доковыляла до дерева и обхватила ствол руками, чувствуя, как слезы бегут по лицу. Деа аль Мон. Что это? Имя? Или название народа, из которого происходила Тишьян? Сюрреаль не знала ответа на эти вопросы, но в любом случае эти сведения были первыми, которые она сумела получить. Ей казалось, что душа словно разорвалась надвое, и все же впервые с того дня, когда она вошла в комнату и увидела Тишьян с распоротым горлом, девушка не чувствовала себя одинокой.

4. Террилль

        Открыв буфет, где стояли бокалы, Кассандра ощутила темное присутствие мужчины у дверей кухни. Ментальный запах Черного было невозможно спутать ни с чем. Не оборачиваясь, она протянула руку за бокалом и произнесла:
        — Я думала, ты придешь позже.
        — Я удивлен, что вы вообще меня ожидали.
        Она промахнулась мимо бокала. Только одного мужчину можно было перепутать с Сэйтаном. Не торопясь оборачиваться, Кассандра заставила исчезнуть свой Красный Камень и призвала вместо него Черный. Только тогда она взглянула на посетителя.
        Он стоял прислонившись к косяку, засунув руки в карманы.
        Ах, Сэйтан, только посмотри, кого ты породил! Сердце Кассандры дрогнуло и забилось в новом, ломаном ритме, пока она восхищалась стройным телом и слишком красивым лицом. Если бы в воздухе сейчас ей почудился хоть намек на соблазнение, ускорился бы и ее древний, размеренный пульс. Однако вокруг разливался только холод, а в глазах Деймона застыло хищное, опасное выражение.
        Думай, женщина, думай. Она была Хранительницей, одной из живых мертвецов, но Деймон этого не знал. Если ему удастся повредить ее тело, она может мгновенно превратиться в демона и продолжать сражаться. Кассандра сомневалась, что у него хватит умения или знаний, чтобы уничтожить ее окончательно. Черный против Черного. Она сможет с ним справиться.
        Однако, на мгновение встретившись взглядом с непрошеным гостем, Кассандра с ужасом осознала, что ошиблась. Он пришел, чтобы убить ее, и прекрасно знал, кто она и что собой представляет.
        — Ты меня разочаровала, Кассандра. Легенды рисуют тебя совсем по-другому,  — вкрадчиво произнес Деймон. В его голосе ясно прозвучала угроза.
        — Я — Жрица, служащая этому Алтарю,  — отозвалась она, пытаясь говорить ровным тоном.  — Ты ошибаешься, принимая меня за…
        Он тихо рассмеялся. Кассандра невольно отступила на шаг и прижалась спиной к столу.
        — Ты что, думаешь, будто я не отличу Жрицу от Королевы? Камни, дорогая моя, говорят сами за себя.
        Она только склонила голову, признавая его правоту:
        — Пусть так. Хорошо, я Кассандра. Чего ты хочешь, Князь?
        Деймон оттолкнулся от двери и сделал шаг вперед.
        — Точнее говоря, Леди,  — этот титул он язвительно выделил,  — чего вы хотите?
        — Я не понимаю.  — Обучение требовало, чтобы она стояла до конца. Инстинкт же кричал об опасности.
        Деймон двинулся к ней, улыбнувшись, когда женщина обошла стол. Это была улыбка соблазнителя, мягкая и почти нежная — хотя и вырезанная изо льда.
        — Кого ты ждала?  — спросил он, вытащив руки из карманов.
        Кассандра бросила взгляд на его пальцы. Мимолетное чувство облегчения, вызванное отсутствием кольца на правой руке, быстро сменилось ужасом осознания. Какие же длинные у него ногти… Мать-Ночь, он и впрямь истинный сын своего отца! Кассандра продолжала бочком обходить стол. Если только ей удастся добраться до двери…
        Деймон неожиданно двинулся в другую сторону, заблокировав путь к отступлению.
        — Кого?
        — Друга.
        Он покачал головой, изображая грусть.
        Кассандра замерла на месте.
        — Может, хочешь вина?
        Он опасен, опасен, опасен…
        — Нет.  — Он остановился и внимательно осмотрел ногти на правой руке.  — Ты ведь не думаешь, что я могу создать могилку достаточно глубокую, чтобы удержать тебя там, а?
        Голос был бархатным, музыкальным, почти сонным. Пугающим. И очень знакомым. Она знала другой глубокий голос с немного другой мелодикой, но эти певучие гневные нотки были точно такими же.
        — К твоему сведению, просто на тот случай, если ты задумывалась об этом, я знаю наверняка, что тебе не удастся уложить туда меня.
        Кассандра вздернула подбородок и посмотрела ему в глаза. Эта пауза нужна была для того, чтобы наложить укрепляющее заклинание на ее ногти, сделав их прочными и острыми, как клинки.
        — Может, и нет, но я попытаюсь.
        Деймон поднял бровь.
        — Почему?  — с нарочитой мягкостью поинтересовался он.
        Кассандра потеряла терпение.
        — Потому что ты опасен и жесток! Ты — марионетка Гекаты и игрушка Доротеи, посланная сюда, чтобы уничтожить необычайно способную ведьму! Но я не позволю! Ни за что! Можешь отправить меня в могилу навсегда, но я устрою тебе пробную экскурсию, не сомневайся!
        Она бросилась на него, занеся руку и приготовившись ударить. Черный Камень полыхал огнем. Деймон поймал ее за запястья, удерживая их с такой легкостью, что Кассандра закричала от гнева. Он ударил по Черным барьерам с такой силой, что она с трудом сумела сохранить их, но это продлится недолго. Кассандра быстро осушала Камни, а Деймон до сих пор не ввел свои в игру. Когда у нее не останется сил, ничто не остановит его, не помешает раздробить ее разум.
        Она попыталась вывернуться из его хватки, устранить непосредственную физическую опасность, чтобы можно было полностью сосредоточиться на защите своего сознания. Но тут же замерла на месте, почувствовав, как змеиный зуб прижимается к запястью. Кассандра не считала, что его яд достаточно силен, чтобы убить Хранительницу, но, если ей достанется все содержимое мешочка, он парализует ее на достаточно долгий срок, чтобы Деймон неспешно разрезал ее по кусочкам в свое удовольствие.
        Она вызывающе посмотрела на него, оскалив зубы, готовая бороться до конца. Однако слегка изменившееся выражение его лица, новое чувство, мелькнувшее в глазах, заставили женщину передумать о своих намерениях. В них она прочла настороженность. И надежду?
        — Тебе не нравится Доротея,  — медленно произнес он, словно пытаясь найти решение сложной головоломки.
        — Геката мне нравится еще меньше,  — резко бросила Кассандра.
        — Геката.  — Деймон отпустил бывшую Королеву и принялся мерить шагами кухню, тихо ругаясь.  — Значит, Геката до сих пор существует? Так же, как ты?
        Кассандра вызывающе фыркнула.
        — Не так. Я — Хранительница. Она — демон.
        — Прошу прощения,  — сухо отозвался он, бегая по комнате.
        — Ты хочешь сказать, что тебя послали сюда не затем, чтобы убить девочку?  — спросила Кассандра, потирая ноющие запястья.
        Деймон замер на месте.
        — Знаешь, пожалуй, я бы все-таки выпил вина, если предложение по-прежнему в силе.
        Кассандра достала бокалы, бутылку красного вина и графин ярбараха. Налив каждый напиток в отдельный сосуд, она протянула Деймону вино.
        Тот исследовал его мысленным импульсом, понюхал и сделал небольшой глоток. Одна бровь поднялась.
        — У вас прекрасный вкус, Леди.
        Кассандра пожала плечами:
        — Не у меня. Это подарок.  — Не дождавшись продолжения, она нетерпеливо спросила: — Так ты пришел сюда поэтому?
        — Возможно,  — медленно произнес он, обдумывая ответ. Наконец Деймон криво ухмыльнулся.  — У меня сложилось впечатление, что я оказался здесь только потому, что причинил в последнее время слишком много проблем и ни один двор не согласился бы взять меня в услужение. К тому же не нашлось Королевы, которой Доротея была бы готова пожертвовать, чтобы усмирить мой нрав.  — Он с удовольствием сделал еще глоток.  — Однако, если то, в чем вы уверены, правда — а последние события и впрямь подтверждают вашу версию,  — то со стороны Доротеи это был крупный просчет, я бы даже сказал, роковой.  — Деймон тихо рассмеялся, но к этому звуку примешивалась такая жестокость, что Кассандра невольно вздрогнула.
        — Почему же просчет? Если она предложила тебе нечто достаточно ценное в обмен на…
        — Скажем, свободу?  — В его глазах снова вспыхнула настороженность.  — Скажем, целых сто лет ни перед кем не опускаться на колени и никому не служить?
        Кассандра сжала губы. Разговор идет совсем не так, как нужно. Если Деймон снова сейчас разозлится на нее, то во второй раз не смилостивится.
        — Эта девочка значит для нас все, Князь, а для вас — ничего.
        — Ничего?  — Он горько усмехнулся.  — По-вашему, человек вроде меня, существующий так, как я, являющийся тем, что я есть, уничтожит ту, кого ждал всю свою жизнь? Вы считаете меня совершеннейшим идиотом, неспособным узнать, что она такое и чем может стать? Она — магия, Кассандра. Единственный цветок, растущий в бескрайней пустыне.
        Кассандра пораженно уставилась на него:
        — Ты влюблен в нее.  — Внезапный гнев омыл ее сознание.  — Она же всего лишь ребенок!
        — Этот факт от меня не ускользнул,  — сухо отозвался Деймон, снова наполняя бокал.  — Но для кого — для «нас»?
        — Что?
        — Ты сказала: «Девочка значит для нас все». Для кого — вас?
        — Для меня…  — Кассандра поколебалась и сделала глубокий вдох.  — И для Жреца.
        На лице Деймона промелькнуло смешанное выражение облегчения и боли. Он облизнул губы.
        — А он… А он тоже считает, что я хочу причинить ей вред?  — Деймон покачал головой.  — Не имеет значения, впрочем. Я думал то же самое о нем.
        Кассандра невольно возмущенно охнула.
        — Да как ты мог…  — начала она и тут же замолчала. Если они предположили о нем самое худшее, почему он не должен был ответить тем же? Женщина села за стол.
        Деймон поколебался и наконец опустился на стул напротив.
        — Послушай меня,  — серьезно произнесла она.  — Я могу понять, что ты испытываешь к нему не самые теплые чувства, но, поверь, тебе и вполовину не так горько, как ему. Жрец никогда не хотел оставлять тебя, но у него не было выбора. Что бы ты ни думал о нем, живя так, как тебя заставили, одно остается истиной: он обожает эту девочку. Каждым дыханием, каждой каплей своей крови он обожает ее.
        Деймон покрутил в пальцах бокал.
        — А он не староват для нее?
        — Я бы сказала, что он просто опытен,  — колко отозвалась Кассандра.  — Джанелль станет могущественной Королевой, разумеется, у нее должен быть опытный Советник.
        Деймон удивленно и в то же время весело взглянул на нее:
        — Советник?
        — Ну разумеется.  — Она смерила его взглядом.  — Или ты сам хочешь надеть кольцо Советника?
        Деймон покачал головой. Его губы дернулись, словно скрывая улыбку.
        — Нет, я не испытываю ни малейшего желания носить кольцо Советника.
        — Ну что ж, в таком случае…  — Глаза Кассандры расширились. Теперь, когда исчез холод и Деймон немного расслабился…  — Ты и впрямь истинный сын своего отца,  — сухо произнесла она и была поражена, когда Деймон негромко, тепло рассмеялся. Ее глаза сузились.  — Ты подумал… Это ужасно!
        — В самом деле?  — Золотистые глаза ласкали ее своим теплом.  — Возможно, ты права.
        Кассандра улыбнулась. Теперь, когда гнев и холод бесследно исчезли, Деймон и впрямь казался восхитительным мужчиной.
        — А что она думает о тебе?
        — Откуда, во имя Ада, мне знать?  — прорычал он. Его глаза сузились, когда Кассандра задорно рассмеялась.
        — Она тоже испытывает твое терпение, растягивая его до предела? Раздражает тебя до такой степени, что хочется беспомощно заорать? Никогда не чувствовал, что ты не знаешь, куда заведет следующий шаг — на твердую землю или в бездонную яму?
        Он с интересом посмотрел на Кассандру:
        — Ты действительно чувствуешь себя именно так?
        — Нет, конечно,  — беззаботно отозвалась та.  — Но с другой стороны, я же не мужчина.
        Он зарычал.
        — Какой знакомый звук!  — Было очень забавно поддразнивать Деймона, потому что, несмотря на всю его силу, он не пугал ее так, как Сэйтан.  — У тебя гораздо больше общего со Жрецом, чем ты думаешь,  — по крайней мере, если дело касается ее.
        Он рассмеялся, и Кассандра знала, что насмешило его: мысль о том, что Сэйтан бывал точно так же озадачен. Это его утешило и в известной степени связало с ним.
        Деймон осушил бокал и поднялся:
        — Я очень… рад, что познакомился с тобой, Кассандра. Надеюсь, это не последняя наша встреча.
        Женщина взяла его под руку и проводила до внешней двери Святилища.
        — Возвращайтесь в любое время, Князь.
        Она наблюдала за ним до тех пор, пока он не скрылся из вида, а затем вернулась на кухню и начала мыть бокалы.
        Остался только один вопрос: как рассказать об этой встрече его отцу?

5. Террилль

        Есть вещи, которые тело никогда не забывает, хмуро подумал Сэйтан, когда Кассандра прижалась теснее к нему, а ее рука начала рисовать маленькие круги на его груди. Вплоть до сегодняшней ночи он вежливо отказывался остаться с ней, опасаясь, что она захочет большего, чем он хочет — или может — ей дать. Однако она тоже была Хранительницей, и любовь такого рода больше не была частью ее жизни. В конце концов, у их полужизни были свои ограничения. Несмотря на это, ему было приятно чувствовать тепло тела, ласкать женские округлости. Если бы только она побыстрее перешла к сути и перестала рисовать эти проклятые круги… Сэйтан слишком хорошо помнил, что именно они означали.
        Он поймал ее руку и прижал к своей груди.
        — В чем дело?  — Повернув голову и целуя женщину в лоб, Сэйтан почувствовал, что она нахмурилась. Он сжал зубы, почувствовав раздражение. Неужели Кассандра уже забыла, с какой легкостью он всегда читал язык женского тела, улавливая малейшие оттенки ее настроения? Станет ли она сейчас отрицать то, что крикнула ему в лицо в тот миг, когда он вошел на кухню?
        — А в чем дело?  — Она покрывала его грудь легкими, дразнящими поцелуями.
        Сэйтан сделал глубокий вдох. Его терпение лопнуло.
        — Когда ты уже соберешься с духом и расскажешь мне, что случилось сегодня днем?
        Она напряглась:
        — А что случилось сегодня днем?
        Сэйтан скрипнул зубами.
        — Стены-то помнят, Кассандра. Не забывай, я тоже Черная Вдова. Ты хочешь, чтобы я выдавил все воспоминания из стен и проиграл всю картину, или же предпочтешь рассказать мне сама?
        — Да в общем-то нечего рассказывать…
        — «Нечего»!  — Сэйтан выругался, откатившись от нее и прислонившись к изголовью.  — Неужели прожитые века лишили тебя способности внятно думать, женщина?!
        — Не надо…
        Сэйтан взглянул ей в глаза.
        — Я пугаю тебя,  — горько произнес он.  — Я никогда не причинял тебя вреда, ни разу не прикоснулся к тебе в гневе, редко даже повышал голос. Я любил тебя, служил тебе, как мог, использовал свою силу, чтобы все эти одинокие годы уважать данную тебе клятву. И все же ты боишься меня. С того самого дня, когда я вернулся с Черным Камнем, я пугаю тебя.  — Он запрокинул голову, глядя в потолок.  — Ты боишься меня, и, несмотря на это, у тебя хватает смелости провоцировать моего сына, доводить его до убийственного гнева, а потом заявлять мне, что тебе нечего рассказать. Я не понимаю, почему стены Святилища еще целы, а он не стоит у порога, поджидая меня. Ты рассказала ему обо мне? Стал ли я уловкой, которая помогла тебе выжить, заставив его заколебаться, чтобы ты сумела погасить ярость?
        — Все было совсем не так!  — Кассандра поспешно натянула простынь.
        — А как?  — Его голос звучал безжизненно. Сэйтан старался контролировать свою ярость.
        — Он пришел сюда, потому что решил, что я… мы… хотим причинить Джанелль вред.
        Сэйтан покачал головой:
        — Ты — еще возможно. Обо мне он уже знал.  — Повелитель отвел взгляд. Он не хотел наблюдать, как она смущается, не хотел даже думать, что произойдет, если эта натянутая связующая ниточка, протянувшаяся между ним и Деймоном, разорвется.
        — Сэйтан, послушай меня.  — Кассандра потянулась к нему.
        Он поколебался и наконец вытянул руку, позволяя женщине пристроить голову ему на плечо. Сэйтан слушал не перебивая, пока она говорила о своей встрече с Деймоном, заподозрив, что многие острые грани были сглажены. Он словно получил кость, на которой не осталось мяса.
        — Тебе очень повезло,  — произнес он, когда Кассандра наконец умолкла.
        — Ну, я, конечно, знала, что он носит Черный.
        Сэйтан фыркнул и покачал головой.
        — Есть свои ступени силы у каждого Камня. Ты знаешь это не хуже меня.
        — Но его ведь мало чему учили.
        — Не путай возможности с умением. Деймон, вероятно, не способен исполнить желаемое с элегантностью, но это еще не означает, что он не справится.
        Она поерзала на постели, невольно ощутив раздражение оттого, что Сэйтан не смягчился, узнав о том, как прошло знакомство. Однако он получил еще не все сочные куски.
        — Ты так говоришь, как будто боишься его,  — сердито заявила Кассандра.
        — Так и есть.
        Она беззвучно ахнула.
        Сэйтан неожиданно ощутил страшную усталость. Он устал от Кассандры, Гекаты, от всех других ведьм, которых знал, потому что они, что бы ни делали с ним и какие бы чувства к нему ни испытывали, всегда рассматривали его силу и Камни лишь как способ достичь своих собственных целей. Только одно юное создание видело в нем Сэйтана. Просто Сэйтана.
        — Почему?  — спросила Кассандра, не сводя напряженного взгляда с его лица.
        Сэйтан закрыл глаза. Как же он устал… А ведь существовал еще один человек, куда более отчаявшийся, который прожил всего семнадцать веков — но уже был изнурен.
        — Он сильнее меня, Кассандра. И не только потому, что по-прежнему жив. Он сильнее, чем я был во времена своего расцвета… и он еще более безжалостен.
        Кассандра прикусила губу.
        — Он знает о Джанелль.
        Сэйтан невесело рассмеялся:
        — О да, еще бы ему не знать. Скорее всего, ему нужно лишь немного прогуляться по коридорам, чтобы попасть из своей комнаты в ее.
        — Что?!
        — Он служит ее семье, Кассандра. И живет в том же самом доме.  — Сэйтан склонился к женщине, заставив ее поднять голову.  — Теперь ты начинаешь понимать? Он знает обо мне, потому что Джанелль сама рассказала ему, даже не подозревая, я уверен, о том, что, услышав эту новость, Деймон будет готов лезть на стену. А я знаю о нем, потому что он передал мне привет через Джанелль. Очень вежливо, корректно, просто давая понять, что лучше держаться подальше от его территории.
        — Он не хочет быть Советником при дворе.
        Сэйтан рассмеялся, искренне развеселившись при этой мысли:
        — Нет, думаю, у него другие планы. В конце концов, Деймон сейчас в самом расцвете лет, он жив, здоров и получил богатый опыт в сфере соблазнения. Думаю, это юное тело неимоверно его раздражает.
        Кассандра поколебалась.
        — Он думал, ты хочешь стать ее консортом.
        Сэйтан покосился на нее:
        — И что ты ему сказала?
        — Что ей нужен старший, опытный Советник.
        — Очень мило с твоей стороны.
        Кассандра вздохнула:
        — Ты по-прежнему злишься из-за того, что я поговорила с ним.
        — Нет, я не сержусь. Просто…  — «Просто я мог сам увидеть его, поговорить с ним, почувствовать силу его хватки, услышать звук его голоса. Мы могли бы честно оценить и осудить друг друга. Мы вынуждены доверять, потому что об этом просит Джанелль. Потому что она верит нам обоим».
        Он ласково погладил волосы Кассандры.
        — Пообещай мне, что будешь осторожна. Геката ищет Джанелль. Если Доротея поддерживает ее, Деймон будет знать, с какой стороны ожидать подвоха или удара. Попросит он нашей помощи или нет, будет зависеть только от того, доверяет ли он нам. Я хочу завоевать его доверие, Кассандра, и не только ради Джанелль. Ты должна помочь мне хотя бы в этом.



        Глава 10


1. Террилль

        «Почему она задает столько чертовски неудобных вопросов?» — подумал Деймон, стиснув зубы и глядя прямо перед собой, пока они шли по саду. Он практически успел соскучиться по Вильгельмине, которая простудилась и теперь лежала в постели. По крайней мере, в присутствии сестры Джанелль не задавала вопросов, заставлявших его краснеть.
        — Ты не собираешься отвечать, верно?  — спросила Джанелль после минуты молчания, наполненного зубным скрежетом.
        — Нет.
        — Ты что, не знаешь ответа?
        — Дело не в том, знаю я или нет. Это не та тема, которую мужчина может обсуждать с юной девочкой.
        — Но ты знаешь ответ.
        Деймон зарычал.
        — А если бы я была старше, ты бы рассказал мне?  — настаивала Джанелль.
        Что ж, возможно, он еще сможет выпутаться из этой ситуации без потерь.
        — Да, если бы ты была старше.
        — И сколько мне должно быть лет?
        — Девятнадцать,  — поспешно произнес Деймон, начиная понемногу расслабляться. Кто знает, какого рода вопросы у нее появятся через семь лет, но, по крайней мере, не придется отвечать на этот.
        — Девятнадцать?
        Деймон почувствовал, как что-то затрепетало внизу живота. Он ускорил шаг. Довольная интонация, с которой она произнесла это, заставила его почувствовать себя до крайности неловко.
        — А Жрец сказал, что ничего не ответит, пока мне не исполнится двадцать пять,  — радостно пояснила Джанелль.  — Но ты расскажешь мне на шесть лет раньше!
        Деймон резко остановился. Его глаза сузились, когда он посмотрел на счастливое личико, обращенное к нему, и заглянул в чистые сапфировые озера.
        — Ты спрашивала Жреца?!
        Джанелль, казалось, ощутила некоторую неловкость, и Деймон тут же почувствовал себя немного лучше.
        — Ну… да.
        Деймон представил себе, как Сэйтан пытается справиться с подобным вопросом, и с трудом поборол желание рассмеяться. Вместо этого он прочистил горло и попытался принять суровый вид.
        — А ты всегда задаешь мне те же вопросы, что и ему?
        — Это зависит от того, получаю ли я ответ.
        Деймон стиснул зубы, пытаясь не выдать на редкость лаконичный комментарий.
        — Ясно,  — сдавленно отозвался он и двинулся дальше.
        Джанелль радостно поскакала вперед, чтобы посмотреть на яркие листья.
        — Иногда я задаю один и тот же вопрос очень многим людям.
        У Деймона разболелась голова.
        — И что ты делаешь, если получаешь разные ответы?
        — Думаю об этом.
        — Мать-Ночь!  — пробормотал он.
        Джанелль собрала охапку листьев и нахмурилась:
        — Знаешь, есть вопросы, которые мне нельзя задавать, пока не исполнится сто лет. Я думаю, это нечестно. А ты?
        Еще как честно!
        — Я хочу сказать,  — продолжила девочка,  — как я могу чему-то научиться, если никто не захочет объяснять?
        — Есть такие вопросы, которые лучше не задавать до тех пор, пока человек не повзрослеет, чтобы суметь оценить ответы.
        Джанелль показала ему язык. Деймон ответил тем же.
        — То, что ты немного старше, еще не означает, что нужно командовать!  — пожаловалась она.
        Деймон оглянулся через плечо, проверяя, нет ли кого поблизости. Не обнаружив посторонних, он наконец убедился, что Джанелль обращалась к нему. Интересно, с каких это пор он из «старшего» стал «немного старше» и начал «командовать»?
        Несносная девчонка. Сумасбродная, невозможная… Как только Жрец это выносит? Как…
        Деймон нацепил свою самую лучезарную улыбку, что было довольно непросто, поскольку его зубы по-прежнему отказывались разжиматься.
        — Ты сегодня отправляешься к Жрецу?
        Джанелль нахмурилась, заподозрив подвох:
        — Да.
        — Не передашь ему сообщение?
        Ее глаза сузились.
        — Ну ладно,  — осторожно отозвалась она.
        — Пойдем, у меня в комнате есть бумага.
        Пока девочка честно ждала за дверью, Деймон быстро написал свой вопрос и запечатал конверт. Девочка подозрительно осмотрела его, пожала плечами и засунула в карман своего пальто. Затем они разошлись: Деймон должен был сопровождать Александру, которая утром собиралась в гости, а Джанелль отправилась на урок.


        Сэйтан поднял взгляд от книги.
        — Разве ты сейчас не должна заниматься с Андульваром?  — спросил он, когда Джанелль вприпрыжку вбежала в его кабинет. Они с Андульваром решили, что под предлогом изучения эйрианского оружия будет неплохо дать девочке несколько уроков самозащиты. Сэйтан же сосредоточится на атакующих и защитных аспектах Ремесла.
        — Да, но я хотела сначала отдать тебе вот это,  — произнесла девочка, вручив Повелителю простой белый конверт.  — Скажи, а Протвар будет помогать на уроке?
        — Полагаю, да,  — отозвался Сэйтан, изучая конверт.
        Джанелль наморщила нос:
        — Мальчишки всегда играют грубо, верно?
        «Он заставляет тебя напрягать все силы, потому что боится, ведьмочка».
        — Да, похоже на то. Теперь ступай.
        Девочка крепко обняла его за шею, едва не задушив.
        — Я увижу тебя потом?
        Сэйтан поцеловал ее в щеку.
        — Только попробуй уйти не попрощавшись.
        Джанелль усмехнулась и вприпрыжку помчалась к двери.
        Сэйтан долго вертел конверт в руках, прежде чем наконец рискнул осторожно открыть. Он вынул оттуда один-единственный лист бумаги и пробежал глазами написанное. Затем прочел еще раз… и начал смеяться.
        Когда Джанелль вернулась к сэндвичу и ореховым пирожным, уже поджидавшим ее на столе, Сэйтан вручил девочке конверт, запечатанный заново черным воском. Она засунула его в карман, тактично не проявив ни малейшего любопытства насчет этого обмена посланиями между ним и Деймоном.
        После того как она ушла, Сэйтан опустился в кресло. Уголки его губ то и дело невольно приподнимались в легкой усмешке. Ему было очень интересно, что один не в меру умный Князь будет делать с этим ответом.


        Деймон помогал Александре надеть плащ, когда Джанелль выскочила в коридор. Он целый день мучился, разрываясь между любопытством и опасением, успев не один раз пожалеть о своей импульсивности и дурацком послании. Теперь они с Александрой направлялись в театр, и было не самое подходящее время и место спрашивать, не прислал ли Сэйтан что-нибудь в ответ.
        — Ты чудесно выглядишь, Александра,  — произнесла девочка, восхищенно оглядевшая элегантное платье.
        Женщина улыбнулась, но между бровями залегла маленькая морщинка. Ее всегда раздражало, что Джанелль упорно обращалась к ним по именам. Кроме него.
        — Спасибо, дорогая,  — суховато отозвалась она.  — Разве ты не должна уже быть в постели?
        — Я просто хотела пожелать вам доброй ночи,  — вежливо пояснила девочка, но Деймон заметил легкую перемену в ее настроении. Под маской невежественного ребенка проступила грусть. Он также заметил, что ему Джанелль не сказала ни слова.
        Они уже шли к двери, когда Деймон внезапно почувствовал, что в кармане смокинга что-то лежит. Незаметно опустив туда руку, он нащупал кончик конверта и почувствовал, как волнение сдавило горло.
        Весь вечер Деймон просидел как на иголках, то и дело прикасаясь к конверту и желая только одного: отыскать подходящий предлог и улизнуть на минутку, чтобы вытащить его. Однако многолетние тренировки самоконтроля и дисциплины оправдали себя. Только оставив удовлетворенную Александру мирно засыпать в постели и оказавшись в своей комнате, Деймон позволил себе взглянуть на конверт.
        Он уставился на черную восковую печать. Значит, Жрец прочел его послание. Деймон быстро облизнул внезапно пересохшие губы, сделал глубокий вдох и сломал печать.
        Почерк оказался ровным, четким и типично мужским, со старомодными завитушками. Он пробежал глазами ответ. Перечитал его… и начал смеяться.
        Деймон написал: «Что ты делаешь, когда она задает вопрос, на который ни один мужчина не стал бы отвечать ребенку?»
        Сэйтан ответил: «Надеюсь, что ты будешь достаточно добр, чтобы ответить на него вместо меня. Однако, если она загонит тебя в угол, отсылай ее ко мне. Я уже привык к постоянным потрясениям».
        Деймон усмехнулся, покачал головой и спрятал листок среди своих личных бумаг. Сегодня ночью — и на протяжении еще нескольких — он засыпал с улыбкой на губах.

2. Террилль

        Нахмурившись, Деймон стоял под кленом в беседке. Он видел, как Джанелль вошла сюда всего лишь несколько минут назад, чувствовал, что она где-то поблизости, но не мог ее найти. Где же…
        Над его головой вздрогнула ветка. Деймон поднял глаза и с трудом сглотнул, чтобы не дать сердцу выпрыгнуть из груди. Он повторил процедуру — на сей раз чтобы не высказать все неприятные слова, обжигающие и сдавливающие горло. От героических попыток вернуть себе самообладание у него разболелась голова. Раздувая ноздри в тщетной попытке протолкнуть воздух в легкие, Деймон добился только того, что дыхание вырвалось белым облачком, заставив Джанелль звонко рассмеяться.
        — Знаешь, а драконы делают так, даже если не холодно,  — весело произнесла она, глядя на Деймона с нижней ветки футах в восьми над его головой. Она присела на ветке, обхватив руками колени, и не смогла бы предотвратить падение, случись ей поскользнуться.
        Драконы Деймона сейчас интересовали в последнюю очередь, да и сердце больше не пыталось выскочить из груди — теперь оно порывалось трусливо уползти в область пяток и спрятаться.
        — Надеюсь, вы сейчас спуститесь оттуда, Леди?  — спросил он, поразившись тому, как спокойно звучит голос.  — От высоты у меня начинает кружиться голова.
        — Правда?  — Джанелль удивленно подняла брови. Она пожала плечами, поднялась и спрыгнула.
        Деймон дернулся было вперед, чтобы поймать ее, но вовремя взял себя в руки и вернулся на место, за что был вознагражден спазмом мышц спины. Он наблюдал, широко раскрыв глаза, как девочка плавно опускается вниз — так же грациозно, как кружащиеся на ветру разноцветные листья. Наконец Джанелль опустилась на траву в нескольких футах от Деймона.
        Он выпрямился, вздрогнув, когда мышцы снова свело судорогой, и посмотрел на дерево. «Только сохраняй спокойствие,  — посоветовал себе Деймон.  — Если ты начнешь на нее орать, она не ответит ни на один вопрос».
        Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул:
        — Как ты туда попала?
        Девочка одарила его неуверенной, но широкой улыбкой:
        — Точно так же, как потом спустилась.
        Деймон вздохнул и сел на железную скамейку, кольцом опоясывавшую дерево.
        — Мать-Ночь,  — пробормотал он, прислонив голову к шершавому стволу и закрыв глаза.
        Последовало долгое молчание. Деймон прекрасно знал, что Джанелль наблюдает за ним, задумчиво ероша волосы и пытаясь понять, почему он так странно себя ведет.
        — Ты что, не знаешь, как стоять в воздухе, Князь?  — неуверенно спросила девочка, словно не хотела обидеть его.
        Деймон приоткрыл глаза. Сквозь крошечную щелочку он видел только свои колени — и ее ноги. Верховный Князь медленно сел и рассмотрел девичьи туфельки, уверенно стоявшие на пустоте.
        — Нет, похоже, этот урок я пропустил,  — сухо отозвался он.  — Не могла бы ты научить меня?
        Джанелль не ответила, внезапно смутившись.
        — Пожалуйста?  — Деймон терпеть не мог эти просительные нотки, вдруг появившиеся в голосе. Он ненавидел чувствовать себя уязвимым.
        Джанелль начала было отнекиваться, придумав несколько причин, но ясно прозвучавшая в его голосе затаенная мольба заставила ее замолчать и присмотреться к Деймону. Он не имел ни малейшего представления, что именно девочка прочла на его лице. Ему было ясно только одно: под уверенным взглядом ее сапфировых глаз он чувствует себя нагим и беспомощным.
        Джанелль застенчиво улыбнулась.
        — Я могла бы попробовать.  — Она помолчала немного.  — Я никогда раньше не учила этому взрослого.
        — Взрослые ничем не отличаются от детей — кроме размера,  — весело произнес Деймон, вскакивая на ноги.
        Джанелль вздохнула. На ее задумчивом личике отразилась веселость.
        — Встань сюда,  — произнесла она, поднимаясь на железную скамейку.
        Деймон покорно встал рядом с ней.
        — Ты чувствуешь скамью под ногами?
        Что-что, а это он точно чувствовал. День выдался морозным, утро предвещало снегопад, и Деймон чувствовал, как холод просачивается через ботинки.
        — Да.
        — Ты должен на самом деле почувствовать скамейку.
        — Леди,  — сухо заметил Деймон.  — Я на самом деле чувствую скамейку.
        Джанелль только сморщила нос.
        — В общем, все, что тебе нужно сделать,  — это протянуть скамейку через всю беседку. Ты делаешь шаг,  — она уверенно поставила одну ногу вперед, словно наступила на нечто твердое,  — и продолжаешь чувствовать ее. Вот так.  — С этими словами девочка сделала шаг другой ногой и встала на воздухе ровно на той же высоте, что и скамейка. Она обернулась на Деймона через плечо.
        Деймон сделал глубокий вдох и выпустил еще одно белое облачко пара.
        — Ладно.
        Он покорно представил, как скамейка вытягивается перед ним, выставил одну ногу вперед, поставил ее на воздух и провалился вперед, поскольку под ним ничего не было. Он больно ударился о землю, содрогнувшись от пяток до ушей.
        Опустив вторую ногу, Деймон нагнулся и ощупал лодыжку. Будет побаливать, но, по крайней мере, нет ни вывиха, ни перелома. Он стоял вполоборота к девочке, скрипя зубами и ожидая дерзкого, насмешливого укора, подобные которому слышал при многих других дворах, когда его вынуждали оказаться в нелепом положении. Деймон был в ярости на себя за этот провал, потому что внезапно ощутил отчаяние при мысли, что теперь Джанелль не будет считать его подходящим компаньоном.
        Но он забыл, что Джанелль всегда оставалась собой.
        — Мне очень жаль, Деймон,  — дрожащим голосом, срывающимся на шепот, произнесла она за его спиной.  — Прости. Тебе больно?
        — Пострадала только гордость,  — ответил он, обернувшись и с сожалением улыбнувшись ей.  — Леди?  — И наконец, встревожившись: — Леди! Джанелль, не надо, милая, не плачь.  — Он заключил девочку в объятия. Ее плечи содрогались от безуспешных попыток скрыть рыдания.  — Не плачь,  — уговаривал он, гладя Джанелль по золотистым волосам.  — Ну, пожалуйста, не плачь. Мне не больно. Честное слово.  — Поскольку она крепко прижалась заплаканным личиком к его груди, он позволил себе страдальчески улыбнуться, целуя ее волосы.  — Думаю, я уже слишком взрослый, чтобы научиться такой магии.
        — Нет, вовсе нет,  — возразила Джанелль, оторвавшись от его груди и стирая слезы со щек тыльной стороной ладони.  — Просто я никогда еще никому не пыталась это объяснить.
        — Вот видишь,  — нарочито весело произнес Деймон.  — Если ты никогда никому этого не показывала…
        — Нет, почему, я показывала очень многим своим друзьям,  — отрывисто пояснила она.  — Просто я никогда не пыталась это объяснить.
        Деймон был озадачен.
        — А как именно ты показывала им?
        В тот же миг он почувствовал, как девочка отдаляется от него. Не физически — Джанелль не тронулась с места,  — а внутренне.
        Она нервно взглянула на Деймона и скрылась за распущенными волосами.
        — Я… прикасалась к ним… чтобы они поняли, что я делаю.
        Уголек, тлеющий в его чреслах с их самой первой встречи, снова вспыхнул на мгновение. Прикасаться к ней, разум к разуму, проникнуть под тени… Он бы ни за что не осмелился предложить нечто подобное, не рискнул бы сделать первый шаг до тех пор, пока Джанелль не стала бы гораздо старше. Но сейчас… Даже связаться с ней на мгновение, пробраться лишь за первый внутренний барьер… О, прикоснуться к Джанелль…
        Его рот наполнился слюной.
        Разумеется, имелся и риск. Если она будет инициатором прикосновения, оно может произойти слишком скоро. В конце концов, он был тем, чем был, и даже на первом барьере Джанелль столкнется с вихрем гнева и хитростью хищника, которая составляла суть Верховного Князя по имени Деймон Сади. К тому же он был взрослым мужчиной. Это тоже станет очевидным.
        Деймон сделал глубокий вдох:
        — Если ты боишься причинить мне боль своим прикосновением, я…
        — Нет,  — быстро прервала его Джанелль. Она закрыла глаза, и он почувствовал боль.  — Просто я… другая… и некоторые люди, если я к ним прикасаюсь…  — Она умолкла, но Деймон понял.
        Вильгельмина. Вильгельмина, которая искренне любила свою сестру и радовалась ее возвращению, по какой-то причине испугалась этого слишком интимного соприкосновения.
        — Просто потому, что некоторые люди считают, будто ты другая…
        — Нет, Деймон,  — мягко произнесла Джанелль, глядя на него своими древними, мудрыми глазами, в которых вновь появилось затравленное выражение.  — Все знают, что я другая. Просто для одних это не имеет никакого значения, а для других решает все.  — По ее щеке скатилась одинокая слеза.  — Почему я другая?
        Деймон отвел взгляд. Совсем еще дитя… Как можно объяснить, что она была воплощенной мечтой? Что у некоторых в ее присутствии кровь пела в венах? Что она была магией, которую Кровь не видела уже очень много лет?
        — А что говорит Жрец?
        Джанелль шмыгнула носом:
        — Что взросление — это сложная задача.
        Деймон сочувственно улыбнулся:
        — Да, это так.
        — Он говорит, что каждое живое существо борется, чтобы вырваться из своего кокона или раковины и стать тем, чем ему предназначено стать. Он говорит, танцевать во славу Ведьмы — значит радоваться жизни. Он говорит, очень хорошо, что мы все разные, иначе Ад был бы ужасно скучным местом.
        Деймон рассмеялся, но не позволил себе отклониться от темы:
        — Научи меня.
        Этот надменный приказ был смягчен только нежностью, невольно отразившейся в тоне.
        Она оказалась там. В одно мгновение. Но так, как Деймон никогда ни с кем не связывался. Он почувствовал, что она ощутила его смущение и непонимание, почувствовал, как Джанелль заплакала от отчаяния, встретив такую реакцию.
        — Подожди,  — резко велел Деймон, подняв одну руку.  — Подожди.
        Джанелль была по-прежнему связана с ним. Он ощущал быстрое биение ее сердца, нервно участившееся дыхание. Очень медленно, осторожно он двинулся навстречу.
        Она не прошла даже первый барьер, за которым открываются мысли и чувства человека, и они были связаны не только обычным внутренним общением, которым часто пользовались люди Крови. Он чувствовал, как волосы касаются ее щек, словно своей собственной кожи, чувствовал ткань ее платья, прикасающуюся к телу…
        Только подумать, какие возможности открывает подобная связь во время…
        — Ладно,  — поспешно сказал он.  — Думаю, теперь я ее почувствовал. Что дальше?  — Под пристальным, настороженным взглядом девочки по его лицу растекся обжигающий румянец.
        Наконец Джанелль произнесла:
        — А теперь мы пойдем по воздуху.
        Было очень странно чувствовать себя так, словно у него ноги одновременно короткие и длинные, поэтому Деймон сумел снова встать на скамейку далеко не с первой попытки. В ответ на ее озадаченный взгляд он только весело покачал головой. Разумеется, если все остальные друзья были детьми, то, вероятно, того же возраста и роста. Только вот был ли таким же и пол?.. Деймон поспешил отогнать эту мысль, пока в его душе не зародилась ревность.
        В конце концов все оказалось потрясающе просто, и он получал от урока истинное удовольствие. Он учился, ощущая ее движения и ходы. Принцип походил на обращение к Ремеслу для того, чтобы заставить предметы двигаться по воздуху, только применять Дар нужно было к себе самому. Сначала они пробовали ходить только прямо, шествуя по беседке. Затем перешли к подъемам и спускам. У Деймона ушло больше времени на то, чтобы научиться представлять, будто он карабкается по высоким ступенькам, поскольку ему было необходимо расстояние более подходящее для его роста, и мужчина то и дело шагал в пустоту.
        А потом связь между ними исчезла, и он стоял на воздухе один. Джанелль наблюдала за ним, и ее глаза светились радостью и гордостью. Когда Деймон опустился на землю грациозным движением, она восторженно захлопала в ладоши.
        Он раскрыл объятия. Джанелль помчалась к нему и обхватила руками за шею. Он крепко прижал ее к себе, зарывшись лицом в золотистые волосы.
        — Спасибо,  — хрипло произнес он.  — Спасибо тебе.
        — Всегда пожалуйста, Деймон.  — Ее голос излучал нежную, чувственную ласку…
        Прижимая Джанелль к себе и почти прикасаясь губами к нежной шее, Деймон не желал отпускать ее, но осторожность наконец одержала верх в борьбе с желанием.
        Он не стал ее отталкивать, а просто положил руки девочке на плечи и сделал шаг назад.
        — Нам лучше вернуться в дом, пока кто-нибудь не отправился на поиски.
        Счастливое сияние в глазах Джанелль померкло, и она спрыгнула на землю.
        — Да.  — Она взглянула напоследок на клумбу с ведьминой кровью.  — Да.
        Девочка вышла из беседки, не дожидаясь его.
        Деймон задержался еще на несколько минут. Будет лучше, если они вернутся порознь. Не стоит обращать внимание окружающих на их прогулки. Чтобы Джанелль оставалась в безопасности, он должен быть очень осторожен.
        Деймон тоже покосился на ведьмину кровь и выбежал из беседки. Скользя по тропинкам сада, он нацепил на лицо знакомую холодную маску, и исчезло счастье, которое грело душу всего несколько минут назад, прежде чем клинок его гнева заострился настолько, что мог вспороть и заставить кровоточить даже воздух.
        «Если правильно спеть для них, то цветы назовут тебе имена тех, кто ушел».
        За все нужно платить.
        И какой бы ни была цена, что бы ему ни пришлось сделать, он приложит все усилия, лишь бы одно из этих растений не предназначалось для нее.

3. Террилль

        Деймон натянул через голову яркий свитер глубокого красного оттенка и поправил воротник белой рубашки с золотым узором. Удовлетворенный, он придирчиво изучил свое отражение. Глаза приобрели теплый цвет подтаявшего масла — сказывалось влияние смеха и хорошего настроения. Лицо изменилось, привыкнув к расслабленной, мальчишеской ухмылке. Внезапная перемена во внешности удивила Деймона, но через мгновение он покачал головой и снова провел щеткой по волосам.
        Причиной была Джанелль, которая странным образом беспокоила, очаровывала, интриговала и восхищала его. Более того, теперь, когда юные годы остались так далеко позади, она подарила ему — утомленному, пресыщенному Садисту — детство. Джанелль окрашивала его дни магией и ощущением чуда, и все те вещи, на которые Деймон давным-давно перестал обращать внимание, неожиданно предстали перед ним в новом свете.
        Он ухмыльнулся своему отражению. Деймон чувствовал себя двенадцатилетним мальчишкой. Нет, пожалуй, все-таки не двенадцатилетним. Ему по меньшей мере лет четырнадцать, и он умен не по годам. По-прежнему достаточно юный, чтобы участвовать в детских играх, и вместе с тем достаточно взрослый, чтобы мечтать о том дне, когда он сможет сорвать с ее губ первый поцелуй.
        Деймон нацепил плащ, вошел в кухню, стащил из корзины пару яблок, подмигнул кухарке и выбежал из дома, предвкушая утро с Джанелль.
        Сад был на несколько дюймов засыпан сухим, мелким, как мука, снегом, который пушистыми облачками взвивался при каждом шаге. Деймон шел по следам маленьких ножек, которые то подпрыгивали, то бежали, то танцевали по тропинке. Скрывшись за поворотом, где теперь никто, глядя из окон верхних этажей, не смог бы его увидеть, Деймон осознал, что следы исчезли.
        Он тут же осмотрел деревья вокруг и вздохнул с облегчением, не обнаружив Джанелль на ветвях. Она что, вернулась спиной вперед по собственным следам и спряталась где-нибудь в кустах, чтобы он спокойненько прошел мимо?
        Усмехнувшись, Деймон собрал немного снега, но тот оказался слишком пушистым и отказывался лепиться. Мужчина выпрямился, и в этот момент что-то мягкое ударило ему в шею. Он взвыл, когда за шиворот провалился комок холодного снега.
        Деймон резко повернулся, сузив глаза, хотя губы его подергивались в улыбке. Джанелль стояла всего лишь в нескольких футах от него, ее личико сияло озорством и весельем, а в руке оказался второй снежок. Деймон упер кулаки в бока. Девочка опустила руку и взглянула на него из-под ресниц, пытаясь принять мрачный вид, приличествующий ожидающему головомойки.
        Деймон не обманул ее надежд.
        — Это крайне нечестно,  — своим самым суровым тоном заявил он,  — вовлекать кого-то в снежные бои, если этот кто-то не может слепить себе такое же оружие.  — Он подождал, восхитившись тем, как засверкали ее глаза.  — Ну и что ты теперь скажешь?
        Даже не читая мысли девочки, Деймон почувствовал, что ее прикосновение наполнено смехом. Он нагнулся, собрал немного снега и научился лепить снежки из сухого, совершенно непригодного для этого материала. Это тоже было похоже на урок основ Ремесла — по этому же принципу создавались шарики колдовского света,  — однако здесь требовалось более тонкое, существенное знание магии, которое Деймон до сих пор не встречал ни в ком.
        — Это Жрец научил тебя вытворять такое?  — спросил он, выпрямившись и с восхищением глядя на идеально ровный снежный шарик, лежащий на ладони.
        Джанелль с ужасом уставилась на него и звонко рассмеялась.
        — Нет!  — Она размахнулась и запустила ему снежком в грудь.
        Следующие несколько минут прошли в нешуточной баталии. Они с трудом успевали лепить снаряды.
        Когда битва закончилась, Деймон был весь осыпан белоснежными крупицами. Он наклонился, уперев руки в колени.
        — Оставляю поле за вами, Леди,  — тяжело дыша, произнес он.
        — Так и должно быть,  — едко отозвалась она.
        Деймон посмотрел на нее, подняв одну бровь.
        Джанелль в ответ сморщила нос и помчалась к беседке.
        Деймон вскочил на ноги и последовал за ней, однако, пробежав несколько шагов, замер и оглянулся. На снегу остались только его следы. Он присел на корточки, пристально рассматривая тропинку. Нет, не совсем. Ему удалось обнаружить едва заметные следы, ведущие до беседки. Деймон рассмеялся и поднялся на ноги.
        — Умная маленькая ведьма.
        Он поднял одну ногу, поставил ее на снег и сосредоточился. Когда появилось ощущение, что он стоит на твердой земле, Деймон опустил рядом и вторую ногу. Шаг, еще шаг, еще… Оглянувшись назад, мужчина усмехнулся: следов не было. Тогда он помчался к беседке.
        Джанелль пыталась закатить огромный снежный ком в центр беседки. Все еще усмехаясь, Деймон помог ей, а затем начал катать средний шар, пока девочка занималась головой. Они работали в мирном молчании — он залеплял дыры и сглаживал неровности, а Джанелль, стоя на воздухе, пристраивала голову, старательно наделяя ее индивидуальными чертами лица.
        Наконец девочка сделала шаг назад, смерила их совместное творение критическим взглядом и начала смеяться. Деймон тоже отошел на пару шагов, взглянул на снеговика и закатился от смеха, кашляя и постанывая. Несмотря на только намеченные, грубо вылепленные черты, было невозможно не узнать оригинал.
        — Знаешь,  — сдавленно произнес он,  — если кто-то из садовников увидит это и слухи дойдут до самой Графф… нам здорово попадет.
        Джанелль искоса посмотрела на него. Сапфировые глаза искрились озорством и весельем, и Деймону уже было все равно, действительно ли им влетит.
        Он вытащил яблоки из кармана и протянул одно девочке. Джанелль откусила кусочек, задумчиво прожевала и вздохнула.
        — Знаешь, он ведь недолго простоит,  — с сожалением произнесла она.
        Деймон озадаченно покосился на свою собеседницу.
        — Так обычно и бывает.  — Он взглянул на солнце, выглянувшее из-за облаков.  — Не думаю, что снежная погода долго продержится. Похоже, скоро потеплеет.
        Джанелль покачала головой и снова впилась зубами в сочную мякоть яблока.
        — Нет,  — проглотив, произнесла она.  — Он развалится задолго до того, как снег растает. У меня не получается долго их держать.  — Девочка нахмурилась и взъерошила волосы, пристально глядя на Снегографф.  — Чего-то не хватает. Чего-то, о чем я пока не знаю, но это помогло бы удержать их…
        «То, что вы делаете, уже за пределами того, чего достигает большинство, Леди»,  — невольно подумал Деймон.
        — Может быть, нужно сплести их…
        Деймон вздрогнул. Он бросил огрызок в кусты, зная, что его подберут птички.
        — Даже не думай об этом,  — резко бросил он, ни капли не заботясь о том, что голос звучит слишком сурово.
        Джанелль удивленно посмотрела на него.
        — Даже не пытайся экспериментировать с плетением снов и видений до тех пор, пока не получишь урок от наставника, который действительно умеет это делать.  — Деймон положил руки на плечи девочки и тихонько сжал пальцы.  — Сплетать паутину сна очень опасно. Черные Вдовы приступают к этому только на второй ступени своей подготовки, потому что очень легко угодить в ловушку и затеряться в сети.  — Он обнимал Джанелль за плечи, не приближая к себе и не отводя взгляда от ее лица.  — Пообещай мне, пожалуйста, что не будешь заниматься плетением снов сама. Что найдешь лучшего наставника, чтобы как следует научиться.  — «Потому что я не вынесу, если мне придется любить лишь пустую оболочку с бессмысленным взглядом, в то время как ты сама будешь блуждать за пределами досягаемости, откуда никто не возвращается…»
        Руки Деймона сильнее сжались на ее плечах. Задумчивость, отразившаяся на лице Джанелль, изрядно его напугала.
        — Хорошо,  — наконец отозвалась она.  — Разумеется, ты прав. Если я хочу научиться, то лучше всего попросить помощи у тех, кто был рожден для этого.  — Джанелль покосилась на Снегографф.  — Вот видишь? Она уже проседает.
        Снег начал терять форму, тихо превращаясь в пушистый сугроб.
        Они вместе шли по воздуху к главной дорожке сада. Наконец, опустившись в снег, Джанелль отбрела немного от дома, затем повернулась и пошла к двери, взбивая снег и оставляя четкие следы. Деймон обернулся, посмотрел на дорожку без единого отпечатка, опустился на землю и побрел за ней. Обратно к дому.

4. Террилль

        Деймон ворвался в свою комнату, с грохотом захлопнул дверь, сорвал с себя одежду, принял душ и снова влетел в спальню.
        Сука. Тупая, хнычущая сука! Как она только посмела? Как она только посмела?!
        Слова Леланд жгли его каленым железом: «У нас вечеринка сегодня вечером, забегут несколько моих подруг. Ты, разумеется, будешь нас обслуживать, поэтому постарайся одеться соответственно».
        Его окатила холодная волна, заключив Деймона в привычную клетку ледяного спокойствия. Он сделал глубокий вдох и улыбнулся.
        Что ж, если этой суке сегодня нужна Проститутка, он ей обеспечит достойное зрелище.
        Подняв руку, Деймон призвал два своих личных сундучка. Куда бы он ни отправлялся, одежду и якобы личные принадлежности упаковывал всегда в чемоданы, которые были открыты взгляду, чтобы содержимое могла проинспектировать любая Королева или ее Советник, если у таковых появлялось желание покопаться в его вещах. Он всегда уверял, что больше ничего с собой не привез. Личные сундучки же содержали те вещи, которые представляли для Деймона определенную ценность.
        Один из них был наполовину пуст и вмещал сувенирчики, свидетельства не слишком щедрой на развлечения жизни. Здесь же находились запертые, обитые бархатом шкатулки, где лежали его Камни — Красный, доставшийся по Праву рождения, и холодный, величественный Черный. Во втором лежали несколько нарядов, которые он презрительно называл «костюмы шлюхи»,  — одежда из разных Краев, принадлежащая десяткам культур, специально скроенная так, чтобы возбуждать женскую чувственность.
        Открыв сундук с вещами, он исследовал его содержимое. Да, пожалуй, вот этот наряд будет весьма кстати. Деймон вытащил черные кожаные штаны, мягкие и скроенные так ладно, что они облегали его ноги, как вторая кожа. Он натянул их и передвинул холмик спереди так, чтобы его было хорошо заметно. Затем извлек из сундука черные кожаные ботинки на высоком устойчивом каблуке, доходящие до лодыжек. Прекрасно скроенная белая шелковая рубашка с острым вырезом, доходящим почти до талии, застегивалась на две жемчужные пуговицы. Рукава были пышными и заканчивались строгими, тугими манжетами. Затем Деймон взял баночки с косметикой и с холодной, жестокой неспешностью нанес на щеки, глаза и губы легкие штрихи. Это было сделано так искусно, что он теперь выглядел, с одной стороны, слишком женственно, а с другой — излучал еще более дикую, необузданную мужественность. Страшное сочетание. Сложив косметику в сундук, Деймон взял небольшой золотой обруч и вдел его в ухо. Тщательно причесав волосы, он прибег к Дару, чтобы зафиксировать их в небрежно-растрепанном виде. Последним штрихом стала черная фетровая шляпа с черным
же кожаным ободком и белым плюмажем.
        Предвкушая реакцию Леланд на его внешний вид, Деймон издевательски улыбнулся, и в это мгновение кто-то постучал в дверь, которая тут же открылась и закрылась.
        Он увидел ее в зеркале. На мгновение стыд угрожал разбить холодный кокон гнева, но Деймон удержался в нем. В конце концов, она тоже была женщиной. Его жестокая, чувственная улыбка стала еще шире, и Деймон обернулся.
        Джанелль уставилась на него, широко распахнув глаза и раскрыв рот. Деймон ничего не делал, ничего не говорил. Он просто ждал, когда осмотр завершится и он услышит жестокий приговор.
        Девочка начала с его ног. Взгляд медленно двигался вверх по его телу. Он задохнулся, когда она окинула взглядом бедра. Деймон ожидал слишком хорошо знакомого ему пристального внимания, уделяемого обычно промежности, или же быстрого, торопливого, искоса брошенного взгляда. Однако Джанелль, похоже, не было до этого никакого дела. Ее взгляд с совершенно одинаковой скоростью скользил по мужскому телу, останавливаясь на рубашке, серьге в ухе, накрашенном лице и, наконец, шляпе. Потом она, задержавшись на шляпе, снова спустилась вниз.
        Деймон ждал.
        Джанелль открыла рот, снова его закрыла и наконец робко произнесла:
        — Как ты думаешь, когда я вырасту, то смогу так одеваться?
        Деймон изо всех сил укусил себя за щеку. Он не знал, смеяться ему или плакать. Пытаясь оттянуть момент ответа, он задумчиво посмотрел в зеркало.
        — Ну,  — медленно произнес он,  — рубашку, конечно, придется изменить, чтобы она подходила женской фигуре, а в остальном… почему бы и нет?
        Джанелль расплылась в счастливой улыбке:
        — Деймон, шляпа просто замечательная!
        Деймон не сразу признался самому себе в том, что невольно ощутил обиду. Надо же, он торчит тут перед ней, выставляя напоказ свое тело, а ее интересует проклятая шляпа!
        «Да, ты знаешь, как уязвить самолюбие мужчины, верно, маленькая ведьма?» — сухо подумал он, а вслух произнес:
        — Может, хочешь ее примерить?
        Джанелль тут же подскочила к зеркалу, и их тела соприкоснулись.
        Неожиданный жар, разряд острого удовольствия, пробежавшего по телу, напряженное желание прижать ее к себе потрясли его настолько, что Деймон поспешил отпрыгнуть в сторону. Дрожащими руками он надел шляпу на голову Джанелль, но уже через мгновение невольно рассмеялся. Она повисла на самом кончике носа девочки, и теперь Деймон видел только ее подбородок.
        — Вам придется немного подрасти, Леди,  — тепло произнес он.
        Прибегнув к Ремеслу, он поместил шляпу над ее головой и зафиксировал в воздухе.
        И мгновенно пожалел об этом.
        Она превратится в потрясающую женщину, осознал Деймон, глядя на личико, обращенное к нему. Ногти больно впились в ладони.
        В это мгновение он увидел лицо, которое появится у нее только через несколько лет, когда острые черты наконец разгладятся. Брови и ресницы. Какого они цвета? Золото, припорошенное сажей, или же смола, припорошенная золотом? Глаза, больше не скрывающиеся под детским притворством, притягивали его, увлекая на дорогу, темнее которой ему не доводилось видеть. Деймон ощутил отчаянное желание последовать по ней…
        Впервые в жизни он ощутил жадное, тянущее желание, свивающееся в тугой клубок между ног. Он закрыл глаза и заскрипел зубами, поглубже вонзая ногти в ладони.
        «Нет»,  — беззвучно взмолился он. Только не сейчас. Он не должен, не может ответить сейчас на зов. Никто не должен знать, что он способен на это. Они пропадут, оба, если хоть кто-то ощутит подобную реакцию через Кольцо. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
        — Деймон?
        Он вздрогнул и распахнул глаза. Перед ним снова была Джанелль-девочка, обеспокоенно нахмурившая лоб. Деймон неуверенно улыбнулся, медленно разжимая кулаки и забирая шляпу.
        — Вскоре прибудут гости Леланд, а мне еще нужно одеться, так что беги.
        Было что-то странное в том, как Джанелль на него посмотрела, но он не понял, что именно. Вскоре девочка ушла, и он мешком свалился на постель, глядя на открытый сундучок. Через минуту он снял рубашку, брюки и ботинки, а затем снова положил их на место — вместе со шляпой. Он заставил оба сундучка исчезнуть, не спеша убедился, что их никто не обнаружит, а затем переоделся в обычный вечерний костюм.
        Леланд придется удовлетвориться накрашенным лицом и серьгой. Одежда, лежащая в этом сундуке, будет надета ради удовольствия только одной женщины.

5. Террилль

        Деймон мгновенно проснулся. Что-то было не так, что-то заставило его вздрогнуть… Он лежал на спине, прислушиваясь к холодному, ледяному дождю, бившему в окна. Вздрогнув, он выбрался из-под одеяла, натянул халат и раздвинул шторы, чтобы выглянуть в окно.
        Только дождь. И все же…
        Сделав глубокий, успокаивающий вдох, он начал медленно скользить в бездну, проверяя каждую ступень Камней, ожидая ответной дрожи, которая обязательно пробежит и по его нервам.
        Над Красным — ничего. На Красном — тоже. Серый, Эбеново-серый. Ничего. Он достиг ступени Черного — и в тот же миг его сознание затопила боль, острое, колючее страдание, погребальная песнь, полная гнева, боли и тоски. Голос, певший ее, был чистым, сильным — и знакомым.
        Деймон закрыл глаза и прислонился лбом к холодному стеклу, возвращаясь на ступень Красного. Больше никто в этом доме не сможет ее услышать. Никто не узнает.
        Он сам знал с самого начала, с первого мгновения встречи, что перед ним Ведьма, а Ведьмы всегда носили Черные Камни. Он знал это, однако сумел обмануть себя, убедить в том, что она только будет носить их, когда повзрослеет, но не сейчас. За всю долгую историю Крови только горстке ведьм довелось носить Черный, и они все были одарены им после принесения Жертвы Тьме. Никто не получал этот камень по Праву рождения.
        Глупый самообман, конечно,  — особенно если учесть, что доказательства все время были у него перед глазами. Джанелль была способна на многое, о чем остальные люди Крови и мечтать не смели. Она отыскала Повелителя Ада и убедила его стать ее наставником. Некоторые черты характера и магии Джанелль были одновременно захватывающими и пугающими.
        Черный по Праву рождения. Она носила Черный по Праву рождения. Благая Тьма, во что же она превратится, когда принесет Жертву?!
        Деймон снова открыл глаза и увидел маленькую белую фигурку, медленно идущую по тропинке сада. Он открыл окно и мгновенно промок под ледяным дождем, но не обратил на это внимания. Деймон тихо, но резко свистнул, отправив сигнал на звуковой нити маленькой фигурке.
        Она покорно повернулась к нему и подошла к его окну.
        Деймон перегнулся через подоконник, когда Джанелль медленно поднялась вверх, поймал ее за руки и втянул в комнату. Усадив девочку на пол, он закрыл и запер окно, а затем задернул шторы. Тогда Деймон посмотрел на нее, и сердце сжалось от боли.
        Она стояла, дрожа, вода капала на ковер, а в глазах застыла боль. Ночная рубашка, босые ноги и голые руки были покрыты грязью.
        Деймон взял ее на руки и отнес в ванную. Весь день Джанелль была непривычно тиха, и он боялся, что она заболела. Теперь же приходилось опасаться шока. Под глазами были темные круги, и, похоже, девочка не понимала, где находится.
        Деймон наполнил ванную водой и попытался снять с Джанелль промокшую ночную рубашку, но она помешала ему.
        — Нет,  — слабо произнесла она, пытаясь одернуть подол.
        — Я прекрасно знаю, как выглядят девочки!  — рявкнул он, срывая ночнушку и сажая Джанелль в ванну.  — Сиди здесь,  — велел он, угрожающе наставив на нее палец. Она покорно прекратила попытки выбраться.
        Деймон направился в спальню и нашел бутылку бренди и стакан, которые спрятал в нижнем ящике комода. Вернувшись в ванную, он присел на краешек, налил немного в стакан и вручил его девочке.
        — Вот, выпей это,  — велел он.
        Под его пристальным взглядом Джанелль отхлебнула немного и скривилась. Тогда он сам поднес бутылку к губам и сделал большой глоток.
        — Пей,  — сердито повторил Деймон, когда девочка попыталась вернуть ему стакан.
        — Мне это не нравится.
        Впервые он слышал, чтобы ее голос звучал так по-детски беззащитно. Ему захотелось закричать.
        — Что…  — Но он понял. Внезапно все стало ясно. Грязь, руки в порезах от попыток вскопать твердую, мерзлую землю… Он понял.
        Деймон сделал еще глоток бренди.
        — Кто?
        — Роза,  — пустым, бесцветным голосом ответила Джанелль.  — Он убил мою подругу Розу.  — В этот миг в ее глазах вспыхнул жестокий, неприрученный свет, и губы изогнулись в жалкой, горькой улыбке.  — Перерезал ей горло, потому что она отказалась лизать леденец.  — Ее глаза на миг скользнули к его паху, а потом неспешно поднялись к лицу.  — Вы так называете это, Князь?
        Деймон почувствовал, как судорожно сжалось горло. Кровь пульсировала в ушах, оглушая его, как яростный прибой, хлещущий по скалам. Было очень, очень трудно дышать.
        Замогильный голос. Полуночный, беспредельный, древний, гневный голос с ноткой безумия. Он ему не померещился тогда. Деймон слышал его на самом деле.
        Черный по Праву рождения.
        Ведьма.
        Она хотела убить его, потому что он был мужчиной. Приняв это, стало легче успокоиться.
        — Это называется пенис, Леди. Я не привык использовать эвфемизмы.  — Он помолчал немного.  — Кто убил ее?
        Джанелль отхлебнула немного бренди.
        — Дядюшка Бобби,  — прошептала она, начав раскачиваться взад и вперед. По щекам струились слезы.  — Дядюшка Бобби.
        Деймон забрал стакан из ее рук и поставил его на пол. Ему было все равно, пусть убивает его, пусть возненавидит за то, что посмел к ней прикоснуться. Он поднял Джанелль из ванной на руках и прижал к себе, убаюкивая, позволяя ей выплакать свое горе до тех пор, пока не осталось больше слез.
        Почувствовав наконец, что ее дыхание выровнялось, Деймон понял, что она, окончательно измучившись, провалилась в сон. Тогда он завернул девочку в полотенце, отнес в ее комнату, нашел чистую ночную рубашку. Надев ее на Джанелль, Деймон положил бедняжку в постель. Понаблюдав за ней несколько минут, желая убедиться в том, что она действительно заснула, он вернулся в свою комнату.
        Деймон бродил туда-сюда по ковру, глотая бренди и чувствуя, как стены сжимаются и давят на него.
        Дядюшка Бобби. Роза. Леденец. Откуда она узнала? Джанелль, должно быть, знала об этом весь день и специально дожидалась ночи, чтобы посадить живое напоминание о смерти? Весь день, пока Роберт Бенедикт был дома.
        «Если правильно спеть для них, то цветы назовут тебе имена тех, кто ушел».
        Он тихо оскалился. Шаги замедлялись по мере того, как в его душе поднимался холодный гнев.
        Что-то не так в этом месте. Здесь есть зло. У Шэйллота слишком много секретов. Прибавить к этому еще и охоту на Джанелль, которую открыли Доротея и Геката. Да и Грир по-прежнему в Белдон Море, вынюхивает что-то…
        Терса сказала, что Жрец станет либо лучшим союзником, либо самым опасным врагом.
        Придется как можно быстрее принять решение, иначе будет слишком поздно.
        Наконец, окончательно вымотавшись, Деймон снял халат и упал на постель. Ему снились разбитые хрустальные чаши.



        Глава 11


1. Террилль

        Единственное, что имелось в этой клетке, кроме переполненного ведра нечистот,  — это маленький стол, на котором стояла тарелка с едой и металлический кувшин воды.
        Люцивар смотрел на кувшин, сжимая и разжимая кулаки. Цепи, приковавшие его лодыжки и запястья к стене, были достаточно длинными, чтобы дотянуться до еды и питья, но их, увы, не хватало, чтобы вцепиться в глотку стражнику, принесшему сомнительные яства.
        Люцивару была необходима еда. О воде он отчаянно мечтал. Маленькие духовки, которые Зуультах со смехом называла своими «покоями для просвещения», были расположены в пустыне Арава, где солнце было безгранично жестоким. К полудню жара становилась такой невыносимой, что даже от его нечистот шел пар.
        Первые три дня, когда он был заперт, стражники приносили еду и воду и выносили помойное ведро. На протяжении первых двух суток Люцивар ел то, что дают. На третий день в пищу и воду добавили шаффрамате, сильнейший афродизиак, которого было бы достаточно, чтобы мужчина удовлетворил целый ковен на одной из их регулярных встреч. Имелся лишь один интересный недостаток: это вещество доводило несчастного до грани безумия, потому что, наделив его уникальными способностями продлить половой акт, оно, к сожалению, не давало ему достичь пика наслаждения.
        Люцивар почуял его прежде, чем прикоснулся к чему-либо. Менее бдительный человек ничего бы не заметил, но он уже испытывал на себе эффект шаффрамате и не горел желанием повторить эксперимент на потеху Зуультах.
        Люцивар облизнул потрескавшиеся губы, глядя на кувшин с водой. Сухой язык повредил запекшиеся трещины и омылся кровью.
        В тот, третий, день он с размаху швырнул тарелку и кувшин о стену. Гадючьи крысы — огромные, ядовитые грызуны, способные выжить где угодно,  — высыпали из тенистых уголков и набросились на еду. Остаток дня Люцивар провел, наблюдая за тем, как они рвут друг друга на части, бешено совокупляясь.
        В следующие два дня никто не приходил. Ни еды, ни воды. Ведро переполнилось. Не осталось ничего, кроме крыс, жары и вони.
        Час назад вошел стражник с едой и водой. Люцивар вызверился, расправляя огромные темные крылья, пока те наконец не коснулись кончиками стен. Стражник покосился на него и трусливо сбежал, поджав хвост. Хуже крысы.
        Люцивар на дрожащих ногах подошел к столу. Он поднял кувшин и слизнул выступившую влагу на стенках.
        Этого было слишком мало.
        Он посмотрел на тарелку. Вонь от помойного ведра смешивалась с запахом еды, но Люцивару было все равно: желудок словно завязался узлом от голода, но и это мучение уступало непреодолимой, тягучей жажде воды, которая была так близко. Слишком близко.
        Зажав кувшин обеими руками, чтобы не уронить его, Люцивар сделал большой глоток воды.
        Шаффрамате ледяным огнем прокатился по телу.
        Губы Люцивара изогнулись в улыбчивом оскале. Губы потрескались и начали кровоточить.
        У него была только одна причина, чтобы подчиниться, чтобы есть и пить, чтобы принять последствия,  — и отнюдь не страх смерти. Он неистово любил жизнь, но при этом оставался эйрианцем — охотником, воином. Люцивар вырос бок о бок со смертью, и это притупило страх перед ней. Часть его даже приветствовала мысль о том, чтобы стать мертвым демоном.
        У него осталась лишь одна причина. Девочка с яркими сапфировыми глазами.
        Люцивар поднял кувшин и начал пить.

2. Террилль

        Люцивар стиснул зубы и зажмурил глаза. Он ненавидел лежать на спине, как и все эйрианцы мужского пола. Так они не могли использовать крылья. Это было проявлением крайнего подчинения. Но, привязанный к «ложу для игр», Люцивар ничего не мог поделать, оставалось только терпеть.
        Пока очередная ведьма Зулльтах двигалась сверху, думая только о том, как быстрее достичь наслаждения, он только ругался про себя самыми непристойными словами, награждая женщин разнообразными проклятиями. Руки эйрианца стискивали медные столбики изголовья всю ночь с такой силой, что на них отпечатались его пальцы.
        Снова и снова, одна за другой. С каждой боль становилась все сильнее. Он ненавидел их за эту боль, за их удовольствия, за смех, за еду и воду, которой они помахивали перед ним, пытаясь заставить его умолять.
        Но он был Люциваром Ясланой, эйрианским Верховным Князем. Он не станет умолять. Не будет. Не будет.
        Люцивар открыл глаза. Тишина. Полог постели задернут, не давая рассмотреть комнату. Он попытался пошевелиться, немного размять затекшие мышцы, но привязали его на славу, не оставив возможности сдвинуться с места.
        Он снова облизал губы. Страшно хотелось пить, навалилась мертвенная усталость. Было так легко ускользнуть от боли, от воспоминаний…
        В коридоре зазвучали мужские голоса. Движение в комнате, скрытое и смазанное закрытым пологом. Наконец голос Зуультах:
        — Несите его.
        Комната была задернута серой, туманной дымкой. Свет танцевал сквозь осколки стекла, а голоса доносились словно из-под воды.
        Стражники отвязали его руки и ноги, а потом стянули запястья за спиной веревками. Люцивар зарычал на них, но и этот звук был тихим и далеким. Он не имел никакого значения. Совсем никакого.
        На мгновение у Люцивара прояснилось в глазах, стоило ему увидеть «мраморную леди». Колени подогнулись от боли. Охранники подтащили его к кожаным ремням, заставили встать на колени и надежно пристегнули ноги к полу под коленями и на лодыжках. Затем они подкатили мраморный цилиндр с гладкими отверстиями и установили его. Как только Люцивар проник в одно из них, его привязали к мрамору кожаным ремнем, проходящим как раз под ягодицами. Теперь хватит места, чтобы ослабевшим органом двигаться вперед, но убрать его не удастся.
        Серый цвет. Блаженный, вращающийся серый вихрь.
        — На этом все,  — надменно заявила Зуультах, одним движением хлыста велев стражникам убираться из комнаты и заперев за ними дверь небрежным движением запястья.
        Было невыносимо стоять на коленях на жестком полу. Боль. Сладостная боль.
        Хлыст, свистнув, ударил по ягодицам. Кровь тонкой струйкой потекла через кожаный ремень. Приторно пахнущий шелк коснулся его плеч и лица.
        — Хочешь пить, Яси?  — певуче промурлыкала Зуультах, опустившись на плоскую поверхность «мраморной леди».  — Надеюсь, не откажешься от сливок?
        Она распахнула полы халата и раздвинула ноги, открыв темный треугольник волос.
        Хлыст стегнул плечо.
        — Твоя награда, Яси. Твое удовольствие.
        Красные полосы на сером. Красные полосы и темный треугольник.
        — Внутрь, ты, ублюдок!  — Свист хлыста, удар, порез на спине, возле крыла.
        Внутрь, внутрь, внутрь — в серый цвет. На губах влага. Язык покорно движется. Внутрь, внутрь. Все глубже в боль, во влагу, в темноту, темноту, темноту… В боль, искаженную и превращенную в блаженство, осколки стекла, извращение… Влага и тьма, тьма с полосами красного, голод, боль… Кипит алый огонь, поднимается… Эбеново-серый поднимается стеной, голод, голод, зубы, наслаждение, боль, стоны, стоны, зубы, наслаждение, поднимается, кипя… Боль, наслаждение, стон, голод, зубы, стон, зубы, крики, крики, крики… Красный, красный, красный цвет, горячий красный цвет, кипит, бежит… освобождение.
        Люцивар покачнулся, не в силах понять, что происходит. Зуультах каталась по полу, крича не переставая. Он попытался слизнуть влагу с губ, но что-то мешало. Повернув голову, он выплюнул это.
        Долгое время, пока стражники барабанили в закрытую дверь, а Зуультах кричала, он смотрел на крошечное нечто, которым его зубы пытались утолить голод. Сначала он не понял, что это. Однако, когда его обвисший член наконец выскользнул из отверстия в мраморе и он увидел источник красного цвета, Люцивар поднял голову и испустил воющий, дикий смех.

3. Террилль

        — У тебя посетитель,  — резко бросил Филип, складывая кучу бумаг в аккуратные стопки. Он занимался этим только в том случае, если был чем-то раздражен.
        Деймон удивленно поднял бровь:
        — Вот как?
        Филип бросил взгляд в его сторону, избегая при этом смотреть на ненавистного человека.
        — В золотом салоне. И побыстрее, если можно. У тебя сегодня весь день расписан по минутам.
        Деймон скользящей походкой направился в золотой салон. Ментальный запах, присущий только одному человеку, ударил в нос еще до того, как он открыл дверь. Надев привычную маску ледяного равнодушия и заперев свое сердце на замок, Деймон вошел в комнату.
        — Лорд Картан,  — скучающим тоном протянул он, закрыл дверь и прислонился к ней, засунув руки в карманы брюк.
        — Сади.  — В глазах Картана горело злобное удовольствие. И все же он нервно отступил на шаг.
        Деймон спокойно ждал, наблюдая за тем, как Картан меряет шагами комнату.
        — Возможно, никто тебе не удосужился или не осмелился рассказать, поэтому я решил сообщить лично,  — произнес посетитель.
        — О чем?
        — Яси.
        Предвкушение, светящееся в глазах Картана, заставило Деймона насторожиться. Сердце забилось чаще, во рту пересохло, но он небрежно пожал плечами.
        — В последний раз, когда я что-либо слышал о нем, он служил Королеве Прууля. Зуультах, верно?
        — Очевидно, ей он послужил куда лучше, чем когда-либо кому-либо,  — с неизъяснимым злорадством протянул Картан.
        «Переходи к сути, ты, маленький ублюдок».
        Картан вновь принялся расхаживать по комнате.
        — История не вполне ясная, как ты понимаешь, но, похоже, находясь под воздействием довольно солидной дозы шаффрамате, Яси обезумел и укусил Зулльтах.  — Картан издал высокий, тоненький, нервный смешок.
        Деймон вздохнул. Крутой нрав Люцивара был всем известен. Он и в лучшие времена был жесток и непредсказуем. А под влиянием шаффрамате…
        — Ну, укусил. Она уже далеко не первая.
        Картан снова расхохотался. В его смехе появились истерические нотки.
        — Ну, вообще, наверное, было бы правильнее сказать, он ее обрил. Теперь она никого не сможет оседлать ради своего удовольствия.
        Нет, Люцивар, нет, только не это… Благая Тьма, пожалуйста…
        — Они убили его,  — без всякого выражения произнес Деймон.
        — Нет, ему не настолько повезло. Зуультах именно так и собиралась поступить, когда наконец-то пришла в чувство и осознала, что он сделал с ней. Мало того, он убил десятерых лучших охранников, пока они пытались приструнить его.  — Картан вытер выступивший на лбу холодный пот.  — Притиан вмешалась сразу же, как узнала об этом. По какой-то идиотской причине она по-прежнему считает, будто в конце концов сможет приручить его и сделать племенным жеребцом. Однако Зуультах, разумеется, не собиралась просто так отпускать его, без наказания.  — Картан подождал, но Деймон не желал заглатывать наживку и задавать вопросы.  — Она отправила его в соляные шахты.
        — В таком случае она его убила.  — Деймон открыл дверь.  — Ты был прав,  — слишком мягко произнес он, повернувшись к Картану.  — Никто больше не осмелился бы рассказать мне об этом.
        Он закрыл дверь совершенно беззвучно, и весь дом содрогнулся от раскатившейся тишины.


        У него больше не было слез, и Деймон чувствовал себя таким же сухим, как пустыня Арава.
        Люцивар был эйрианцем. Он не выживет в соляных шахтах Прууля. В тех туннелях, с вездесущей солью и жарой, нет места даже на то, чтобы расправить крылья, нет нормального воздуха, чтобы осушить пот. Есть не менее дюжины веществ, повреждающих тонкую мембранную кожу, разъедающих ее до дыр. А без крыльев… Без своих крыльев эйрианский воин — ничто. Люцивар однажды сказал, что лучше бы потерял яйца, чем крылья, и это была далеко не шутка.
        Ох, Люцивар, Люцивар… Его храбрый, высокомерный, глупый брат… Если бы он только принял предложение, то эйрианец сейчас скользил бы в Потоках Аскави, рея сквозь сумрак в поисках добычи. Но они ведь прекрасно понимали, что может дойти до этого. Самое мудрое решение для Люцивара — как можно быстрее покончить со своими мучениями, пока он еще невредим и не лишен своей силы. Его с радостью примут в Темном Королевстве. Деймон был уверен, что так и будет.
        — Люцивар…  — прошептал он.  — Люцивар…
        — Они все искали тебя.
        Деймон не слышал, как она вошла, что, впрочем, было неудивительно. Его не удивляло даже то, что Джанелль вообще ухитрилась войти, хотя он запер дверь библиотеки.
        Деймон подвинулся немного на диване и протянул руку, глядя, как маленькие, тонкие пальцы переплетаются с его собственными. Это мягкое прикосновение, полное сочувствия и понимания, было настоящей пыткой.
        — Что с ним случилось?
        — С кем?  — спросил Деймон, силясь побороть свое горе.
        — С Люциваром,  — с непоколебимым терпением уточнила Джанелль.
        Деймон узнал это странное, пугающее выражение ее лица и голоса — Ведьма, сосредоточивающая все свое внимание на нем. Он поколебался мгновение, а затем заключил девочку в объятия. Ему нужно было чувствовать ее, ощущать тепло тела, получить доказательство того, что принесенная жертва того стоила. Он даже не понял, как и когда слезы вновь выступили на глазах.
        — Он мой друг, мой брат,  — прошептал Деймон, уткнувшись ей в плечо.  — И он умирает.
        — Деймон.  — Джанелль мягко погладила его по волосам.  — Деймон, мы должны помочь ему. Я могла бы…
        — Нет!  — «Нет, не искушай меня надеждой. Не искушай меня пойти на такой риск».  — Ты не сможешь помочь ему. Люцивару теперь вообще никто и ничто не поможет.
        Джанелль попыталась отстраниться, чтобы посмотреть на него, но Деймон ей не позволил.
        — Я знаю, я обещала ему, что не буду бродить по Терриллю, но…
        Деймон слизнул слезинку.
        — Ты знакома с ним? Он тебя видел когда-нибудь?
        — Однажды.  — Она помолчала немного.  — Деймон, возможно, я бы смогла…
        — Нет,  — простонал тот, уткнувшись ей в шею.  — Он бы не хотел, чтобы ты оказалась там. Если с тобой что-то случится, он никогда меня не простит. Никогда.
        Ведьма спросила:
        — Вы уверены, Князь?
        Верховный Князь ответил:
        — Я уверен, Леди.
        В следующее мгновение Джанелль начала петь песнь смерти на Древнем языке — не ту гневную литургию, которую она исполнила ради Розы, но мягкую колдовскую песнь горя и любви. Ее голос пронзал его, очищая и признавая его боль и страдание, открывая глубокие колодцы в душе, которые Деймон предпочел бы оставить запертыми.
        Когда ее голос наконец утих, мужчина стер слезы с лица. Он слепо позволил Джанелль отвести себя в комнату и стоять рядом, пока он умывался, а затем уговорить его выпить бокал бренди. Она ничего не сказала. В словах не было никакой необходимости. Этого великодушного молчания и понимания, светившегося в ее глазах, было вполне достаточно.
        Люцивар служил бы ей с гордостью, подумал Деймон, приглаживая волосы щеткой и готовясь предстать перед Александрой и Филипом. Он гордился бы ею.
        Деймон неровно вздохнул и отправился на поиски Александры.
        За все нужно платить.



        Глава 12


1. Террилль

        Быстро приближался Винсоль, самый важный праздник в календаре Крови. Он проводился, когда наступали самые короткие дни зимы. Это празднование Тьмы, чествование Ведьмы.
        Деймон брел по безлюдным коридорам. Слуг отпустили на полдня, поэтому дом опустел,  — они с радостью отправились по магазинам или начали готовиться к празднику. Александра, Леланд и Филип ушли по своим делам. Роберт, как обычно, отсутствовал. Даже Графф удалилась, оставив девочек под присмотром кухарки. А он… В общем, его оставили в имении вовсе не по доброте душевной. На последней вечеринке, куда пришлось сопровождать Александру, он был слишком резок, а его шутки — слишком ядовитыми. Все поспешно разошлись после того, как Деймон сообщил хнычущей молоденькой дурочке, что вырез на ее платье заставил бы обзавидоваться любую женщину из доме Красной Луны — в отличие от того, что он открывает.
        Деймон поднялся по лестнице, ведущей в детское крыло. Единственное, что немного облегчало боль, ставшую его постоянной спутницей с того дня, как Картан рассказал ему о Люциваре,  — это присутствие Джанелль.
        Дверь, ведущая в музыкальную комнату, была распахнута настежь.
        — Да нет, Вильгельмина, не так,  — произнесла Джанелль. В ее голосе смешались раздражение и веселье.
        Деймон улыбнулся и заглянул в комнату. Что ж, по крайней мере, не он один заставлял ее говорить таким тоном.
        Девочки стояли в центре комнаты. Вильгельмина казалась несколько рассерженной, а Джанелль терпеливо скрывала раздражение. Она взглянула в сторону двери, и ее глаза тут же засверкали.
        Деймон подавил вздох. Этот взгляд он тоже прекрасно знал. Его ждала очередная неприятность.
        Джанелль бросилась к нему, схватила за руку и втащила в комнату.
        — Мы собираемся посетить один из Винсольских балов, и я пыталась научить Вильгельмину танцевать вальс, но я не могу нормально объяснить, потому что, честно говоря, не представляю, как именно нужно вести, потому что мальчики…
        Мальчики?!
        — …обычно ведут в танце. Значит, ты мог бы показать Вильгельмине, что нужно делать, верно?
        Можно подумать, у него есть выбор. Деймон посмотрел на Вильгельмину. Джанелль стояла рядом с сестрой, расслабленно сцепив руки перед собой и улыбаясь.
        — Да, мужчины,  — сухо произнес Деймон, выделив голосом это слово,  — действительно ведут в танце.
        Вильгельмина покраснела, сразу же сообразив, к чему относилось это исправление.
        Джанелль озадаченно посмотрела на него и пожала плечами:
        — Мужчины. Мальчики. Какая разница-то? Они все мужского пола.
        Деймон одарил ее многообещающим взглядом. Ничего, через несколько лет он сможет наглядно продемонстрировать ей разницу. Пока же он улыбнулся Вильгельмине и терпеливо объяснил ей последовательность шагов.
        — Нужна музыка, Леди,  — произнес он, обращаясь к Джанелль.
        Девочка послушно подняла руку. Хрустальная музыкальная сфера замерцала на медной подставке, и величественная музыка разлилась по комнате.
        Вальсируя с Вильгельминой, Деймон наблюдал за тем, как выражение ее лица меняется с сосредоточенного на расслабленное и, наконец, довольное. Щечки раскраснелись, в глазах разгорелись искорки. Танец пока был единственным занятием с женщиной, которое действительно приносило ему удовольствие, и Деймон искренне сожалел, что при дворе балы теперь устраивались редко.
        «Если хочешь уложить женщину в постель, делай это в спальне. Если же хочешь соблазнить ее, делай это в танце».
        Было трудно представить, что Жрец мог сказать нечто подобное маленькому мальчику, но незримый голос часто бормотал схожие советы ему на ухо на протяжении многих лет в мгновения между сном и бодрствованием. Деймон больше не задавался вопросом, кому принадлежит знакомый шепот, поднимающийся из глубины его души. До недавних пор он знал только одно: это не его собственный голос.
        Когда музыка умолкла, Деймон отпустил талию Вильгельмины и отвесил элегантный, официальный поклон, а затем повернулся к Джанелль. Странное выражение, появившееся на ее лице, заставило его сердце замереть, а потом восторженно заколотиться. Под взглядом будущей Королевы маска придворной вежливости, за которой он жил столько лет, начала трескаться, все правила и установки осыпались прахом. Ее ментальный запах привлекал его. Неожиданно разум Деймона стал острее, обратился вовнутрь, и он с наслаждением осознал, сколь совершенно его тело, а движения грациозны.
        Музыка снова заиграла. Джанелль подняла руку. Деймон зеркально повторил ее жест. Шагнув друг к другу и соприкоснувшись кончиками пальцев, они начали танцевать.
        Не было никакой необходимости считать шаги. Деймон двигался естественно, чувственно, соблазнительно. Музыка ласкала его, все ощущения были сосредоточены на гибком юном теле, двигавшемся в едином ритме с ним. Пальцы прикасались к пальцам, руки — к рукам, вот и все. В нем мерно запел Черный цвет, желая большего, гораздо большего, и вместе с тем он наслаждался этими дразнящими ощущениями, чувствовал себя живым. Чувствовал себя мужчиной.
        Когда музыка снова умолкла, Джанелль шагнула назад, разрушив волшебство момента. Она метнулась к медной стойке, поменяла музыкальную сферу, и полилась задорная народная мелодия. Девочка начала танцевать, уперев руки в бока и быстро перебирая ножками.
        Деймон и Вильгельмина аплодировали, когда в комнату вошла кухарка с подносом.
        — Я подумала, что вы, возможно, не откажетесь от сэндвичей…
        Она замолчала, когда Деймон с очаровательной улыбкой забрал у нее поднос, поставил его на стол и повел женщину в центр зала. Он поклонился; она с довольной улыбкой сделала реверанс. Тогда, заключив повариху в крепкие объятия, Деймон повел ее в вальсе под известную шэйллотскую мелодию, которую он слышал на многих балах. Кружась по комнате, он усмехнулся девочкам, которые танцевали вместе с ними.
        Внезапно повариха споткнулась и нервно вздохнула, уставившись на дверь.
        — Что все это значит?  — ядовито поинтересовалась Графф, заходя в комнату. Она пригвоздила кухарку к месту ледяным взглядом.  — Вам доверили присматривать за девочками на протяжении жалкой пары часов, вернувшись, я обнаруживаю, что вы оказались вовлечены в весьма сомнительное развлечение.  — Она покосилась на руку Деймона, по-прежнему обнимавшего женщину за талию. Графф фыркнула, преисполнившись злобного удовлетворения.  — Возможно, когда я доложу об этом, леди Анжеллин отыщет более подходящую кандидатуру, действительно обладающую талантами в кулинарии.
        — Ничего не случилось, Графф.
        Деймон слегка поежился, услышав ледяную ярость в слишком спокойном голосе Джанелль.
        Женщина обернулась:
        — Что ж, посмотрим, мисс.
        — Графф,  — прозвучал угрожающий, громоподобный шепот.
        Деймон задрожал. Каждый инстинкт сейчас кричал, что нужно призвать силу Черного Камня и закрыться.
        Когда Графф появилась в комнате, воздух странно закружился, и у Деймона возникло ощущение, словно он по спирали спускается в водоворот. Он никогда не чувствовал ничего подобного и даже не осознал, что это Джанелль медленно скользит в бездну. Теперь что-то поднималось снизу, из глубины, нечто весьма злое и очень холодное.
        Графф медленно обернулась и уставилась в пустоту бессмысленным, остекленевшим взглядом.
        — Ничего не случилось, Графф,  — произнесла Джанелль тем же холодным шепотом, который отозвался криком в каждой клеточке тела Деймона.  — Мы с Вильгельминой были в музыкальной комнате, повторяли движения танца. Повариха принесла нам сэндвичи и как раз собиралась уходить, когда ты вернулась. Князя ты не видела, так как он был в своей комнате. Тебе все ясно?
        Графф ухитрилась нахмуриться:
        — Нет, я…
        — Посмотри-ка вниз, Графф. Смотри вниз. Ты видишь это?
        Женщина только всхлипнула.
        — Если ты не вспомнишь то, что я сейчас сказала, то будешь любоваться этим… вечно. Тебе все ясно?
        — Мне все ясно,  — прошептала Графф, по подбородку которой потекла струйка слюны.
        — Ты свободна, Графф. Возвращайся в свою комнату.
        Услышав, как дальше по коридору закрылась дверь, Деймон за руку подвел кухарку к креслу и осторожно усадил ее. Джанелль не сказала больше ни единого слова, только посмотрела на них с болью и печалью в глазах, а затем направилась в свою комнату. Вильгельмина от страха обмочилась. Деймон привел ее в порядок, вытер пол, отнес поднос с сэндвичами на кухню и налил поварихе щедрую порцию бренди.
        — Странная она девочка,  — задумчиво произнесла та после второго стаканчика,  — но все-таки в ней больше хорошего, чем плохого.
        Деймон давал спокойные, сдержанные ответы, позволив женщине самой объяснить то, что она почувствовала в этой комнате. Вильгельмина тоже невольно исказила происшедшее, чтобы можно было принять эти события без ужаса и сомнений. Только он, сидя в своей комнате и глядя в пустоту, не желал расставаться с этим страхом и благоговением. Только он по достоинству оценил пугающую красоту и возможность прикасаться к ней, не сдерживая себя. Только он ощущал острое как нож желание.

2. Террилль

        Деймон сидел на краю постели, а на его губах играла ухмылка, полная боли. Даже несмотря на заклинания сохранности, цвета на картине начинали блекнуть и она обтрепалась по углам. И все же ничто не могло стереть легкую улыбку и опасный блеск в глазах Люцивара. Это был единственный портрет, который имелся у Деймона, сделанный много веков назад, когда его брат еще обладал аурой надежды, свойственной юности, до того, как служба при различных дворах превратила красивое, молодое лицо в подобие гор Аскави, которые он так любил. Оно приобрело жесткость, а тени, залегшие в уголках глаз, не рассеивались даже при ярком солнечном свете.
        В дверь тихо, застенчиво постучали, и в комнату тихонько скользнула Джанелль.
        — Привет,  — произнесла она, очевидно не зная, как ее встретят.
        Деймон обнял Джанелль за талию, когда она подошла поближе. Девочка положила руки ему на плечи и крепко прижалась к нему. Под глазами залегли синяки, и она мелко дрожала.
        Деймон нахмурился:
        — Тебе холодно?  — Когда Джанелль покачала головой, он прижал ее покрепче к себе, зная, что внешнее тепло не в силах растопить внутренний холод. Однако после того, как они какое-то время простояли обнявшись, дрожь прошла.
        Деймон не раз задумывался, рассказала ли она Сэйтану об инциденте в музыкальной комнате. Взглянув на нее сейчас, он узнал ответ. Джанелль ничего не говорила Жрецу. Она не отправлялась на свои прогулки уже три дня, а вместо этого сидела запершись в своем горе и одиночестве, гадая, есть ли хоть одно живое существо, которое не испытывает страха перед ней. Он пришел к Черному цвету совсем молодым человеком, но уже зрелым и готовым к этому, и все же ему стало не по себе, стоило оказаться так глубоко во Тьме. А для девочки, которая не знала ничего другого, которая шла странными, одинокими путями со своей первой сознательной мысли и при этом тянулась к людям, подавляя то, что составляло всю ее сущность… но она не могла преуспеть в этом. Иллюзия всегда будет разбиваться вдребезги, столкнувшись с первым же брошенным вызовом, открывая то, что лежит под маской.
        Деймон напряженно рассматривал личико девочки, которая не менее пристально изучала фотографию, по-прежнему покоившуюся в его руке. Он со свистом втянул воздух, когда ему открылась простая истина. Он лишь носил Черный. Джанелль же была самой Чернотой. Однако в ее случае это означало не только темную, необузданную силу, а еще и смех, озорство, сочувствие, целительство… и снежки.
        Деймон поцеловал ее в макушку и посмотрел на картину:
        — Вы бы с ним отлично поладили. Он всегда с готовностью влипал в неприятности.
        За это замечание Деймон был вознагражден тенью улыбки.
        Джанелль снова взглянула на портрет:
        — Теперь он больше похож на то, что он есть.  — Ее глаза сузились, и неожиданно девочка обвиняюще посмотрела на Деймона.  — Подожди-ка. Ты же сказал, что он был твоим братом…
        — Был.  — И есть. И всегда будет.
        — Но он же эйрианец!
        — У нас были разные матери.
        Ее глаза приобрели странное выражение.
        — Но один отец.
        Он наблюдал за тем, как Джанелль так и этак мысленно складывает вместе кусочки мозаики, и уловил мгновение, когда они все стали на места.
        — Это многое объясняет,  — пробормотала она, взъерошив светлые кудряшки.  — Но он еще не умер, знаешь ли. Эбеново-серый по-прежнему в Террилле.
        Деймон моргнул.
        — Как…  — начал было он.  — Откуда ты знаешь?
        — Я посмотрела. Не бойся, я никуда не ходила,  — торопливо добавила Джанелль.  — Я не нарушила свое слово.
        — Но тогда откуда…  — Деймон покачал головой.  — Забудь, что я спросил.
        — Это не похоже на попытки пробиться через Опалы или Красный с расстояния, чтобы отыскать конкретного человека.  — В ее глазах снова появилось отсутствующее выражение.  — Деймон, единственный человек, кроме Люцивара, который носит Эбеново-серый,  — это Андульвар, а он уже давным-давно не живет в Террилле. Кто еще это мог быть?
        Деймон вздохнул. Он ничего не понял, но почувствовал облегчение от осознания этого простого факта.
        — Как ты думаешь, можно сделать копию этой картины?  — спросила девочка.
        — Зачем?
        Джанелль одарила его взглядом, который заставил Деймона вздрогнуть.
        — Конечно.
        — И получить твой портрет?
        — К сожалению, его у меня нет.
        — Мы могли бы сделать его.
        — Но зачем… не важно. На это есть причины?
        — Разумеется.
        — Я полагаю, ты не скажешь мне, в чем они заключаются?
        Джанелль подняла одну бровь. Она так живо скопировала его излюбленный жест, что Деймон с трудом подавил смешок. «Так мне и надо»,  — подумал он.
        — Ну, как хочешь,  — произнес он, с сожалением покачав головой.
        — Скоро?
        — Да, моя Леди, скоро.
        Джанелль отошла было, но тут же вернулась, легонько чмокнула его в щеку и ушла.
        Подняв бровь, Деймон покосился на закрытую дверь, а затем перевел взгляд на портрет.
        — Какой же ты идиот, Заноза,  — с любовью протянул он.  — Да, Люцивар, ты бы здорово здесь повеселился.

3. Ад

        Сэйтан откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы перед собой.
        — Зачем?
        — Потому что мне бы очень хотелось его иметь.
        — Да, ты это уже говорила. Почему?
        Джанелль небрежно сложила руки, глядя в потолок, а затем чопорным, властным тоном ответила:
        — Сейчас не самое подходящее время для подобных вопросов.
        Сэйтан подавился. Когда он снова обрел способность дышать, то произнес:
        — Очень хорошо, ведьмочка. Ты получишь этот портрет.
        — Два?
        Сэйтан смерил ее долгим, выразительным, суровым взглядом. Она одарила его неуверенной, но веселой улыбкой. Одно Сэйтан успел уяснить совершенно точно, общаясь с Джанелль. Иногда лучше не знать, что у нее на уме.
        — Два.
        Девочка пододвинула кресло к столу из черного дерева. Облокотившись на сверкающую полированную поверхность и опустив подбородок на руки, она торжественно произнесла:
        — Я хочу купить две рамы, но не знаю где.
        — А какие тебе нужны?
        Джанелль встрепенулась:
        — Симпатичные, не очень большие, из тех, что открываются, как книжка.
        — Двойные рамы?!
        Джанелль пожала плечами:
        — Ну да, чтобы поместилось две картинки.
        — Хорошо, я достану их для тебя. Что-нибудь еще?
        Девочка вновь приобрела серьезный вид.
        — Я хочу купить их сама, но не знаю, сколько они стоят.
        — Ведьмочка, это же не проблема…
        Джанелль опустила руку в карман и вытащила какой-то предмет. Положив неплотно сжатый кулачок на стол, она открыла ладошку:
        — Как ты думаешь, если это продать, денег хватит на рамки?
        Сэйтан невольно задохнулся, но его рука не дрогнула, когда он взял камень и поднес его к свету.
        — Откуда у тебя это, ведьмочка?  — спросил он спокойно, почти рассеянно.
        Джанелль сложила руки на коленях и опустила глаза:
        — Ну… видишь ли… я гуляла с подружкой, и мы шли через одну деревню. У дороги упали камни, и один из них придавил ногу маленькой девочки.  — Она сгорбилась.  — Она ужасно болела — нога, я хочу сказать, из-за камня, и я… в общем, я ее исцелила, а отец девочки отдал мне вот это в знак благодарности,  — скороговоркой пробормотала Джанелль и поспешно прибавила: — Но он не сказал, что я должна обязательно это сохранить.  — Она помолчала немного.  — Так как ты думаешь, этого хватит на две рамки?
        Сэйтан зажал камешек между большим и указательным пальцами.
        — О да,  — сухо произнес он.  — Думаю, этого будет более чем достаточно, чтобы исполнить твое желание.
        Джанелль улыбнулась ему, сбитая с толку.
        Сэйтан изо всех сил старался говорить спокойным, безразличным тоном.
        — Скажи-ка мне, ведьмочка, а ты, случайно, не получала подобные подарки от других благодарных родителей?
        — Ага. Дрейка согласилась их хранить для меня, потому что я совсем не знаю, что с этим делать.  — Ее личико посветлело.  — Она выделила мне комнату в Цитадели — точно так же, как ты подарил мне покои в Зале.
        — Да, она говорила мне, что собирается сделать это.  — Он улыбнулся, когда Джанелль облегченно вздохнула, поняв, что он не обиделся.  — Я достану портреты и рамки для тебя к концу недели. Это тебя устроит?
        Джанелль, вприпрыжку обогнув стол, едва не задушила Повелителя Ада в объятиях и чмокнула в щеку.
        — Спасибо, Сэйтан.
        — Не за что, ведьмочка. А теперь ступай.
        На выходе Джанелль врезалась в Мефиса.
        — Привет, Мефис!  — жизнерадостно поздоровалась она и умчалась по своим делам.
        Даже Мефис. Сэйтан улыбнулся, увидев непривычно нежное, заботливое выражение на лице своего сурового, уравновешенного старшего сына.
        — Посмотри-ка на это,  — предложил Повелитель,  — и скажи, что ты думаешь.
        Мефис поднес бриллиант к свету и тихо присвистнул.
        — Где ты его взял?
        — Это подарок Джанелль — от благодарного родителя.
        Мефис схватился за спинку кресла, не веря своим собственным ушам:
        — Ты шутишь.
        Сэйтан забрал у него камешек, держа его между большим и указательным пальцами.
        — Нет, Мефис, не шучу. Очевидно, некая маленькая девочка угодила в ловушку — ей камнем прижало ногу. Джанелль исцелила малютку, и благодарный отец преподнес ей вот это. И, судя по всему, это уже далеко не первый подобный подарок, которым награждают ее за исцеление,  — протянул Сэйтан, рассматривая огромный, безупречный драгоценный камень.
        — Но… как?!  — выпалил Мефис.
        — Она — Целительница от природы. Действует инстинктивно.
        — Да, но…
        — Но самый серьезный вопрос заключается вот в чем: что произошло на самом деле?  — Золотистые глаза Сэйтана сузились.
        — Что ты хочешь этим сказать?  — озадаченно уточнил его сын.
        — Я хочу сказать,  — медленно произнес Повелитель,  — что, судя по тому, как сбивчиво Джанелль рассказывала об этом эпизоде, ее слова не слишком похожи на правду. Какое же должно быть повреждение — и полученное при падении какого камня,  — чтобы за исцеление отец проникся потрясающей благодарностью и отдал вот это?

4. Кэйлеер

        — Послушай, ведьмочка, раз уж список твоих друзей равен твоему росту, ты попросту не можешь подарить каждому из них по подарку на Винсоль! Этого никто и не ждет. Ты ведь не думаешь, что получишь подарки от всех поголовно?
        — Ну разумеется, нет!  — запальчиво ответила Джанелль, плюхнувшись в кресло.  — Но ведь это мои друзья, Сэйтан!
        А ты — лучший подарок, который они могут получить за сто жизней.
        — Винсоль — это чествование Ведьмы. Напоминание для Крови о том, что мы есть. Подарки — нечто вроде приправы к мясу, только и всего.
        Джанелль скептически посмотрела на него — и не без причины. Сколько раз за последние несколько дней Сэйтан ловил себя на том, что грезит наяву, представляя, как будет отмечать праздник в ее компании? Будет стоять рядом на закате, когда все откроют подарки. Разделит с ней крошечную чашечку горячего кровавого рома. Будет танцевать, как Кровь танцует только в это время года — во славу Ведьмы? Эти мечты наяву оказались горько-сладкими. Он бродил по коридорам Зала в Кэйлеере, наблюдая за тем, как слуги украшают комнаты, смеясь и сплетничая; вместе с Мефисом пытался подготовить список подарков для прислуги и всех деревенских жителей, так или иначе поработавших во благо Зала; словом, вел себя так, как должен вести себя хороший Князь, желающий отблагодарить за верную службу, но все это время его не оставляла в покое одна мысль. Она проведет этот день со своей семьей в Террилле, вдали от тех, кто действительно близок ей по духу.
        Единственным утешением для него служило то, что Джанелль будет рядом с Деймоном.
        — Так как мне поступить?
        Вопрос Джанелль вернул Сэйтана в реальный мир. Он потер губы.
        — Думаю, следует выбрать одного или двоих друзей, кто по тем или иным причинам может оказаться вне праздничной атмосферы, и вручить подарки им. Проявление внимания к тому, кто не получит вообще ничего, будет стоить гораздо больше, чем еще один подарок в куче подобных.
        Джанелль задумчиво взъерошила волосы и улыбнулась.
        — Да,  — произнесла она.  — Кажется, я знаю, кому подарки будут нужны больше всего.
        — В таком случае решено.
        В этот момент по мановению его руки с угла стола поднялся завернутый в бумагу пакет и опустился прямо перед Джанелль.
        — Как ты и просила.
        Девочка улыбнулась еще шире, взяв сверток и осторожно открыв его. Нежный свет, которым вспыхнули сапфировые глаза, заставил отступить несколько веков одиночества.
        — Ты великолепно выглядишь, Сэйтан!
        Он нежно улыбнулся:
        — Я делаю все, что в моих силах, чтобы услужить Леди.  — Он поерзал в кресле.  — Кстати говоря, тот камень, который ты просила продать…
        — Денег хватило?  — взволнованно спросила Джанелль.  — Если нет, я…
        — Их было более чем достаточно, ведьмочка.  — Вспомнив выражение лица ювелира, которому он принес бриллиант на оценку, Повелитель с трудом сумел удержаться от смеха.  — На самом деле осталось довольно много золотых марок. Я взял на себя смелость открыть счет на твое имя и положил туда остаток. Поэтому, если когда-нибудь тебе вдруг захочется что-то приобрести в Кэйлеере, тебе нужно будет только поставить свою подпись и попросить владельца магазина направить счет сюда, в Зал, и я рассчитаюсь с ним из твоих денег. Как по-твоему, это честно?
        Джанелль широко усмехнулась, а Сэйтан горько пожалел, что не откусил себе вовремя язык. Только Тьма знает, что этому ребенку могло взбрести в голову. Что ж, ладно. В любом случае торговцы тоже намучаются с ней не меньше — и эта идея показалась Повелителю слишком забавной, чтобы отказываться от такого развлечения.
        — Полагаю, если ты действительно хотела сделать необычный подарок, то всегда можешь раздобыть парочку соленых палочек для единорогов,  — поддразнил он ее.
        Сэйтан был до глубины души поражен затравленным выражением, тут же появившимся в ее глазах.
        — Нет,  — прошептала Джанелль, мертвенно побледнев.  — Нет, только не соль.
        Когда она ушла, Сэйтан еще долгое время сидел, глядя в пустоту и гадая, почему упоминание о соли могло так сильно расстроить девочку.

5. Кэйлеер

        Дрейка шагнула в сторону, позволяя Сэйтану войти.
        — Что ссскажешшь?
        Тот только тихо присвистнул. Как и все комнаты в Цитадели, огромная спальня была вырезана в толще живой горы. Однако, в отличие от других комнат, включая и покои, некогда принадлежавшие Кассандре, стены здесь обрабатывались и полировались до тех пор, пока не сияли, как дымчатое черное стекло. Деревянные полы проглядывали из-под огромных, толстых ковров, расшитых красно-кремовыми узорами (такие могли привезти только из Дхаро, Края Кэйлеера, знаменитого своими традициями ткачества). Кровать из черного дерева с пологом спокойно могла бы вместить четверых. Остальная мебель — столы (письменные и прикроватные), книжные шкафы, буфет — была изготовлена из той же древесины. Здесь имелась отдельная гардеробная с кедровыми шкафами и своя ванная с огромной мраморной емкостью, выполненной из черного камня с красными прожилками, большой кабинкой для душа, двойной раковиной и туалетом в крошечной комнатке. По другую сторону спальни имелась дверь, ведущая в гостиную.
        — Эти покои просто великолепны, Дрейка,  — произнес Сэйтан, рассматривая всякие мелочи, разбросанные на столах,  — несомненно, бесценные сокровища для юной девочки. Подцепив пальцем крышку на шкатулке, покрытой сложным узором из разных пород редкой древесины, он открыл ее и покачал головой, одновременно поразившись и развеселившись при виде содержимого. Он лениво поворошил найденное — маленькие перламутровые ракушки (очевидно, с очень и очень отдаленных пляжей), бриллианты, рубины, изумруды и сапфиры, которые для ребенка оставались лишь красивыми камешками. Закрыв шкатулку, Сэйтан обернулся, подняв одну бровь. В его глазах плескался смех.
        Дрейка чуть приподняла плечи, изобразив пожатие:
        — Ты бы предпочел, чтобы было по-другому?
        — Нет.  — Сэйтан огляделся.  — Эта комната ей очень понравится. Это настоящее темное убежище, в котором она будет нуждаться все больше и больше по мере того, как идут годы.
        — Не всссе убежжищща должжны быть темными, Повелитель. Комнаты, которые ты подарил ей, девочке тожже нравятссся.  — Впервые за все те годы, что Сэйтан знал ее, Дрейка улыбнулась.  — Хочешшь, я опишшшу их тебе? Я сслышшала о них вполне доссстаточно.
        Сэйтан отвел взгляд, чтобы Дрейка не заметила, как приятно ему это слышать.
        — Я хочу показзать тебе подарок на Винсссоль, который я приготовила для нее,  — произнесла Дрейка.
        Она вышла в гардеробную и вернулась, держа тонкий рулон черной ткани, и развернула его на бархатном покрывале кровати.
        — Что ссскажжешшь?
        Сэйтан уставился на длинное черное платье. В горле стоял комок, который он никак не мог проглотить, а очертания комнаты внезапно расплылись, как в тумане. Он прикоснулся к черному паучьему шелку.
        — Ее первое Вдовье платье,  — хрипло произнес он.  — Вот что она должна надеть на Винсоль.  — Шелк проскользнул между пальцами, и Сэйтан отвернулся.  — Она должна быть с нами.
        — Да. Она должна быть со своей семьей.
        — Она и будет со своей семьей,  — горько отозвался Повелитель.  — Она будет со своей бабушкой, матерью… и отцом.
        — Нет,  — мягко возразила Дрейка.  — Не ссс отцом. Теперь, наконец, у нее есссть нассстоящщий отец.
        Сэйтан сделал глубокий вдох:
        — Я был самым холодным и бессердечным ублюдком, который когда-либо появлялся на свет в Королевствах. Что изменилось?
        — Ты полюбил… дочь сссвоей душши.  — Дрейка издала странный, тихий звук, который вполне мог оказаться смешком.  — И ты никогда не был так ужж холоден, Сссэйтан,  — куда ссстарательнее притворялсся…
        — Можно было и пощадить мою гордость, позволяя сохранить кое-какие иллюзии.
        — Ссс какой целью? Она поззволяет тебе оставатьсся холодным как лед?
        — Она позволяет мне оставить при себе иллюзии,  — тепло произнес Сэйтан, наслаждаясь ненавязчивым, спокойным спором.  — Однако,  — мрачно добавил он,  — боюсь, она мне оставляет мало других радостей жизни.  — Он вздохнул. На лице Повелителя появилось выражение веселья, смешанного с болью.  — Я должен идти. Нужно еще побеседовать с парочкой обеспокоенных торговцев.
        Дрейка проводила его к выходу.
        — Продлило ужже много лет ссс тех пор, как ты празздновал Винссоль. Но в этом году, когда зззажжгутсся черные сссвечи, ты будешшь пить кровавый ром и танцевать во ссславу Ведьмы.
        — Да,  — тихо согласился Сэйтан, вспомнив о платье из паучьего шелка.  — Да, в этом году я буду танцевать.

6. Ад

        Сэйтан набросил плащ на плечи. На полу его личного кабинета лежали шесть коробок, заполненных завернутыми в яркую бумагу подарками, которые Повелитель купил для килдру дъятэ. Поскольку дети так боялись взрослых, было невозможно даже узнать, сколько их на этом острове. Лучшим выходом Сэйтан счел просто купить по огромной коробке подарков для разных возрастных групп, а там Чар пусть сам разбирается, что кому отдать. Здесь были книги, игрушки, настольные игры и головоломки из всех частей Кэйлеера, в которые у Повелителя Ада был доступ. Если он и проявлял излишнее усердие в этом году, то только потому, что таким образом пытался заполнить растущую пустоту в сердце. Столько же подарков он бы хотел подарить Джанелль, но не мог! В Белдон Море не должно быть ни единого его следа, ни одной вещи, которая могла бы вызвать ненужные вопросы. Знания были единственным подарком, который она с радостью уносила с собой домой, в Террилль.
        Он заставил коробки исчезнуть одну за другой, вышел из кабинета и, сев на Черный Ветер, отправился на остров килдру дьятэ.
        Даже для Ада это было мрачное место — голые камни, песок, бесплодные поля. Здесь не росли даже те растения, которые встречались в Темном Королевстве повсеместно, животных почти не водилось. Он всегда гадал, почему Чар выбрал именно этот остров из десятка других, на которых жизнь была бы куда приятнее. Лишь Джанелль, сама того не зная, подсказала Сэйтану ответ на вопрос. Остров в своей дикости, опустошенности и серости был лишен иллюзий, какого-либо обмана. Даже яд там не имел сладкого привкуса, жестокость не прикрывалась шелками и кружевом. Она просто не смогла бы спрятаться здесь.
        Он не спеша продвигался к скалистым утесам, служившим жалким укрытием детям, не стремившимся к роскоши. Наконец, оказавшись на плоской площадке, Сэйтан мысленно приготовился увидеть разбегающихся малышей, но неожиданно услышал смех — невинный, восхищенный смех. Он поплотнее завернулся в плащ, чтобы затеряться среди камней и подобраться поближе незамеченным. Было непривычно слышать, как они смеются…
        Сэйтан осторожно обогнул последний булыжник и замер на месте, открыв рот.
        В центре открытой площадки, «зала совета», как дети называли ее, стояла великолепная ель, и ее яркий цвет не приглушался вечным сумраком Ада. В ветвях сверкали яркие лучики света, словно радужные светлячки исполняли веселый танец. Чар и другие дети вешали сосульки — настоящие сосульки — на колючие лапы. Маленькие серебряные и золотые колокольчики задорно звенели, поскольку их то и дело задевали тонкие пальчики. Детей связывал смех и общая цель, на юных лицах сверкали воодушевление и радость, которых он никогда прежде не видел.
        Но тут они заметили его и замерли, как маленькие детеныши, пойманные под лучами солнца. Еще мгновение — и они бы бросились врассыпную, но в этот момент Чар обернулся. Его глаза ярко сверкали. Он шагнул к Сэйтану и протянул руки в древнем приветственном жесте.
        — Повелитель,  — голос Чара звенел от гордости,  — посмотрите, какое у нас дерево!
        Сэйтан медленно двинулся вперед и положил руки поверх ладоней Чара, а затем рассмотрел дерево повнимательнее. По его щеке скатилась одинокая слеза, губы дрогнули.
        — Ах, дети,  — хрипло произнес он,  — дерево действительно великолепное. И украсили вы его просто прекрасно.
        Они застенчиво, робко улыбнулись ему.
        Не подумав, Сэйтан крепко обнял Чара за плечи. Мальчик отпрянул было, но тут же взял себя в руки и неуверенно прижался к Повелителю, обхватив его руками за пояс.
        — Ты ведь знаешь, кто подарил нам дерево, не так ли?  — шепнул Чар.
        — Да.
        — Я никогда… большинство из нас никогда…
        — Я знаю, Чар.  — Сэйтан нежно сжал плечо мальчика и прочистил горло.  — Они кажутся мне несколько скучноватыми… по сравнению с этим… но я принес подарки, которые вы сможете положить под дерево.
        Чар провел рукой по лицу.
        — Она сказала, что его хватит только на тринадцать дней Винсоля, но они все равно дольше не живут, верно?
        — Ты совершенно прав, эти деревья дольше обычно не живут.
        — Повелитель…  — Чар помолчал, но все-таки продолжил: — Как?
        Сэйтан нежно улыбнулся мальчику:
        — Я не знаю. Она — само волшебство. Я всего лишь Верховный Князь. Как я могу объяснить волшебство?
        Чар улыбнулся в ответ — как один мужчина другому.
        Сэйтан призвал шесть коробок.
        — Я оставлю их на твое усмотрение.  — Один палец нежно погладил обожженную, почерневшую щеку мальчика.  — Счастливого Винсоля, Предводитель.  — Он отвернулся и быстрым, скользящим шагом направился к дороге.
        Когда он миновал первый поворот, до него донеслись нестройные голоса детей. Со второй попытки они четко произнесли хором:
        — Счастливого Винсоля, Повелитель! Сэйтан с трудом подавил всхлип и поспешил вернуться в Ад.

7. Ад

        — Ну, ты же сам посоветовал мне подарить что-нибудь тем, кто, возможно, вообще ничего не получит, поэтому я и…  — Джанелль нервно потерла пальцами краешек стола.
        — Подойди сюда, ведьмочка.  — Сэйтан нежно обнял ее. Приблизив губы к уху девочки, он еле слышно шепнул: — Это было самое невероятное волшебство, которое я видел в своей жизни. Я очень горжусь тобой.
        — Правда?  — тихо спросила Джанелль.
        — Правда.  — Он отодвинул ее немного, чтобы взглянуть в сапфировые глаза.  — Ты поделишься со мной своим секретом?  — спросил он, беззлобно посмеиваясь.  — Не расскажешь одному старому Верховному Князю, как ты это сделала?
        Глаза Джанелль пристально рассматривали висевший у него на груди Красный Камень на золотой цепочке, который Сэйтан носил по Праву рождения.
        — Видишь ли, я обещала Князю.
        — Что именно?  — спокойно спросил Повелитель, не показывая виду, что желудок сжался в комок.
        — Я обещала, что не буду заниматься сплетением снов до тех пор, пока не обучусь этому у лучших мастеров.
        «И ты пришла не ко мне?»
        — А кто обучил тебя, ведьмочка?
        Джанелль опасливо облизнула губы.
        — Арахнианцы,  — тоненьким, еле слышным голосом произнесла она.
        Комната содрогнулась и завертелась. Когда кружение прекратилось, Сэйтан с благодарностью осознал, что по-прежнему сидит в кресле.
        — Но ведь Арахна — закрытый Край,  — сквозь стиснутые зубы выдавил он.
        Джанелль нахмурилась:
        — Я знаю. Но у меня в стольких разных местах есть друзья! Они не против, что я прихожу, Сэйтан. Честное слово.
        Повелитель отпустил ее и устало переплел пальцы перед собой. Арахна. Она отправилась в Арахну. Бойтесь золотого паука, плетущего спутанную паутину. За всю историю Крови не было ни одной Черной Вдовы, которая справлялась бы с этим заданием так же хорошо, как арахнианцы. Целый берег их острова был усеян спутанными сетями, которые могли затянуть неопытные — и даже хорошо обученные — умы, оставляя плоть на растерзание диким зверям. А Джанелль вслепую прошла через все их защитные барьеры…
        — Королева арахнианцев…  — протянул Сэйтан, пытаясь собраться с мыслями и еле сдерживая желание заорать на нее.  — Кого она назначила тебе в наставники?
        Джанелль боязливо улыбнулась ему:
        — Она сама научила меня. Мы начали с простых, прямых паутин, которые можно ткать хоть каждый день. А потом…  — Она пожала плечами.
        Сэйтан прочистил горло.
        — Спрошу лишь из чистого любопытства. А какого размера арахнианская Королева?
        — Ну… ее тело примерно вот такой величины,  — произнесла девочка, указывая на его кулак.
        Комната снова покачнулась. Об арахнианцах почти ничего не было известно — очень немногие из тех, кто когда-либо отваживался отправиться в их Край, возвращались оттуда целыми и невредимыми. Одно было ясно наверняка: чем больше паук, тем опаснее и смертоноснее его сети.
        — Это Князь предложил тебе отправиться в Арахну?  — спросил Сэйтан, очень стараясь не рычать на девочку.
        Джанелль моргнула, и у нее хватило совести покраснеть.
        — Нет. Не думаю, что он очень обрадуется, если я ему расскажу об этом.
        Сэйтан устало прикрыл глаза. Что сделано, то сделано.
        — Надеюсь, ты вспомнишь правила хорошего тона и Кодекс, когда вновь посетишь их?
        — Да, Повелитель,  — с подозрительной покорностью и смирением отозвалась Джанелль.
        Глаза Сейтана превратилсь в щелочки. Сапфировые озера блеснули в ответ. Он зарычал, признавая свое поражение. Огни Ада, его перехитрила двенадцатилетняя девчонка! Что, во имя Тьмы, ему делать с ней, когда она вырастет?
        — Сэйтан?
        — Джанелль.
        Она протянула ему неуклюже завернутую в яркую бумагу коробку с криво завязанным бантом.
        — Счастливого Винсоля, Сэйтан.
        Его рука дрогнула, когда он взял подарок и осторожно положил его на стол.
        — Ведьмочка, я…
        Джанелль крепко обняла его за шею:
        — Дрейка сказала, можно открыть твой подарок до Винсоля, потому что я все равно должна носить его только в Цитадели. О, спасибо тебе, Сэйтан, спасибо огромное! Это самое прекрасное платье в мире! И оно черное!  — Она пристально посмотрела ему в глаза.  — Или мне нельзя было говорить тебе, что я уже открыла подарок?
        Сэйтан крепко прижал ее к себе. «И ты тоже, Дрейка. Ты тоже не так холодна, скорее старательно притворяешься».
        — Я очень рад, что оно тебе понравилось, ведьмочка. А теперь…  — И он протянул руку к своему подарку.
        — Нет!  — нервно вскрикнула Джанелль.  — Ты должен дождаться Винсоля.
        — Но ты же не дождалась,  — поддразнил ее Повелитель.  — Кроме того, тебя здесь не будет в день праздника, так что…
        — Нет, Сэйтан, не надо. Пожалуйста…
        Его любопытство только подогрелось, стоило Сэйтану понять, что Джанелль хочет подарить ему что-то и при этом не оказаться поблизости, когда он откроет коробку. Впрочем, Винсоль уже завтра… Ему не хотелось, чтобы девочка ушла сегодня с тяжелым сердцем. Умело переведя беседу на другие темы, в частности на количество всяческих деликатесов, приготовленных в Зале Кэйлеера, Повелитель Ада намекнул, что Хелена и миссис Беале могут угостить ее некоторыми блюдами прямо сейчас, и отпустил девочку, а затем со вздохом откинулся на спинку своего кожаного кресла.
        Коробочка манила его.
        Сэйтан запер дверь кабинета, а затем осторожно, медленно развернул обертку. Его сердце дрогнуло и странно подпрыгнуло в груди. Сэйтан уставился на одну из рамок, которые он купил для Джанелль. Сделав глубокий вдох, Жрец открыл ее.
        С левой стороны оказалась копия старого портрета молодого человека, уголки губ которого слегка приподнимались в дерзкой ухмылке, а в глазах горел огонь искателя приключений. Конечно, лицо сейчас изменилось, стало жестче, резче, взрослее. Но даже так…
        — Люцивар,  — прошептал Сэйтан, смаргивая слезы и качая головой.  — Этот взгляд я помню с тех пор, как тебе исполнилось пять… Похоже, есть вещи, которые не в силах изменить годы. Где ты теперь, мой эйрианский Князь…
        Он перевел взгляд на портрет справа… и поспешил положить рамку на стол. Сэйтан откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза рукой.
        — Ничего удивительного,  — прошептал он.  — Клянусь всеми Камнями и самой Тьмой, ничего удивительного.  — Если Люцивар был летним полуднем, то Деймон олицетворял ледяную зимнюю ночь. Наконец, убрав руки от лица, Сэйтан заставил себя рассмотреть портрет сына, названного в его честь, своего истинного наследника.
        Это был парадный портрет, сделанный на фоне красного бархатного полога. Внешне сын оказался не так уж похож на отца — на его лице, словно вырезанном из мрамора, красивые черты Сэйтана стали еще мужественнее,  — но в глубине скрывалась хорошо узнаваемая, ледяная тьма — и беспощадность, выкованная годами постоянной жестокости.
        — Доротея, ты воссоздала все худшее, что было во мне…
        И вместе с тем…
        Сэйтан наклонился вперед, всматриваясь в золотистые глаза, так похожие на его собственные, которые, казалось, глядят прямо на него. Он улыбнулся — с облегчением и благодарностью. Ничто никогда не исправит того, что Доротея сделала с Деймоном, того, во что она его превратила, но в этих золотистых глазах мерцало выражение покорности, веселья, раздражения и восхищения — странного смешения эмоций, которое было слишком хорошо знакомо Повелителю Ада. Джанелль пробудила в его сыне все эти чувства, указала ему путь и прошла его вместе с ним, чтобы убедиться: все получилось именно так, как она хотела.
        — Что ж, тезка,  — тихо произнес Сэйтан, аккуратно поставив рамку на стол,  — если ты принял поводок, который она держит в руках, для тебя еще есть надежда.

8. Террилль

        Для Деймона Винсоль всегда был самым горьким днем в году, жестоким напоминанием о том, каково было расти при дворе Доротеи, о том, чего от него требовали после того, как танцы горячили кровь Верховной Жрицы и Хепсабах.
        Он невольно напрягся. Камень, о который он оттачивал свой и без того непростой нрав,  — это знание того, что единственная ведьма, с которой он хотел танцевать, которой он бы охотно подчинился и желания которой с удовольствием удовлетворял бы, была слишком молода для него — и для любого другого мужчины.
        Он праздновал Винсоль только потому, что этого от него ждали. Каждый год он отправлял корзинку сладостей Сюрреаль. Каждый год он посылал подарки Мэнни и Джо — и Терсе, если успевал ее отыскать. Каждый год дарил дорогие, ожидаемые подарки ведьмам, которым служил. И каждый год ничего не получал взамен, даже простого слова «спасибо».
        Но в этот год все по-другому. В этот год он оказался в эпицентре урагана по имени Джанелль Анжеллин — его было невозможно остановить или взять под контроль. Поэтому Деймону пришлось участвовать в составлении целой кучи планов, которые, даже в своей трогательной невинности, оказались очень возбуждающими. Когда он наконец заупрямился, не желая участвовать в очередном приключении, Джанелль потянула его за собой насильно, как любимую игрушку, которую затаскали настолько, что почти вся набивка вылезла. Оставшись без защиты, ощущая, что его характер был притуплён и смягчен любовью, а холодность — растоптана озорством, Деймон даже начал подумывать о том, чтобы обратиться к Жрецу за помощью,  — до тех пор, пока ему не пришло в голову, что Повелитель Ада, скорее всего, мучается ничуть не меньше. Эта мысль изрядно его повеселила.
        Однако теперь, при мысли о тех развлечениях, которых будут ждать Леланд, Александра и их подруги, по венам вновь потек ледяной холод, и каждый выдох оставлял порез…


        После легкой закуски, призванной удержать голод до вечернего празднества, они все собрались в гостиной, чтобы открыть подарки на Винсоль. Раскрасневшись от работы на кухне, повариха внесла поднос с серебряным сосудом, наполненным традиционным горячим кровавым ромом. Маленькие чашечки из того же металла, которые надлежало разделить друг с другом, были уже наполнены.
        Роберт делил чашу с Леланд, которая пыталась не смотреть в сторону Филипа. Тот встал в пару с Вильгельминой. Графф, презрительно фыркнув, согласилась разделить свою с кухаркой. А Деймон, у которого не было выбора, принял чашу из рук Александры.
        Джанелль стояла одна в середине комнаты. У нее не было компаньона.
        Сердце Деймона сжалось. Он помнил слишком много Винсолей, когда он сам точно так же стоял в стороне, никому не нужный изгнанник. Он бы презрел традиции, говорящие, что лишь одну чашу можно разделить, но, заметив странный, непонятный свет, мелькнувший в ее глазах, передумал. Джанелль подняла чашу, приветствуя его, и выпила.
        Последовало мгновение неловкой тишины, а затем Вильгельмина подскочила и с неуверенной улыбкой спросила:
        — А теперь можно открыть подарки?
        Когда чаши вновь оказались на подносе, Деймон оказался рядом с Джанелль.
        — Леди…
        — Как ты считаешь, это ведь только справедливо, что я должна пить одна?  — спросила она своим полуночным шепотом. Ее глаза наполнились ужасающей болью.  — В конце концов, я — другая, родство, но не семья.
        «Ты — моя Королева»,  — яростно подумал он. Болело все тело — и душа.
        Она была его Королевой. Однако сейчас, когда вся семья наблюдала за ними, Деймон ничего не мог сказать или сделать.
        На протяжении следующего часа Джанелль покорно играла свою роль сбитого с толку ребенка, восхищаясь подарками. Такое поведение настолько не вязалось с ее сущностью, что Деймону невольно захотелось окрасить стены кровью. Никто, кроме него, не замечал, что с каждым открытым подарком ей все сложнее становилось сделать следующий вдох. Деймону вскоре начало казаться, что каждый бант на коробке — это кулак, с размаху бьющий по маленькому, почти детскому телу. Когда он открыл ее подарок — белоснежные носовые платки, Джанелль вздрогнула и побледнела как смерть. Сделав резкий, неровный вдох, она подскочила и бросилась прочь из комнаты, не обращая внимания на суровые окрики Александры и Леланд, требующих, чтобы она сейчас же вернулась.
        Не особенно заботясь о том, что они подумают, Деймон вышел следом. От него исходила ледяная ярость. Мужчина направился в библиотеку. Джанелль оказалась там — она, с трудом дыша, пыталась открыть окно. Деймон запер дверь, подошел к девочке, с яростью рванул створки с такой силой, что стены задрожали.
        Джанелль по пояс высунулась из окна, жадно глотая зимний морозный воздух.
        — Так больно жить здесь, Деймон,  — шептала она, пока Деймон укачивал ее в объятиях.  — Иногда даже слишком больно.
        — Тише,  — прошептал он, гладя Джанелль по волосам.  — Тише.
        Как только ее дыхание замедлилось, Деймон снова закрыл и запер окно. Он присел на подоконник, прислонился спиной к стене и вытянул вперед одну ногу, а затем притянул Джанелль к себе, пока она не прижалась к нему, и обхватил ее другой ногой, заключив девочку в крепкие объятия.
        Было сущим безумием прижимать ее к себе вот так. Еще большим безумием было испытывать такое наслаждение оттого, что ее ладони лежат на его бедрах. И еще большим — не останавливать медленно раскручивающиеся нити соблазна.
        — Мне очень жаль, что я не смог разделить чашу с тобой.
        — Это не имеет значения,  — прошептала она.
        — Для меня — имеет,  — резко ответил он. Его глубокий, бархатный голос звучал еще более хрипло, чем обычно.
        Глаза Джанелль затуманились, в них проглянуло смутное беспокойство. Деймон взял себя в руки.
        — Деймон…  — неловко произнесла она.  — Твой подарок…
        Из горла Деймона невольно вырвался низкий, глубокий звук — так он смеялся в спальне с женщиной, только сейчас этот смех был наполнен огнем, а не льдом, а глаза приобрели оттенок расплавленного золота.
        — Я прекрасно знаю, что это был не твой выбор, не более чем тот набор красок — моим.  — Он приподнял одну бровь.  — Я-то подумывал, что нужно достать седло, которое подойдет и тебе, и Темному Танцору…
        Глаза Джанелль расширились, и она рассмеялась.
        — Но это было бы не слишком практично.  — Длинный ноготь указательного пальца лениво прошелся по ее руке. Деймон знал, что нужно заканчивать это сейчас же, в это самое мгновение, когда ему удалось развеселить ее, но плескавшаяся в глазах Джанелль боль перевернула что-то в его душе. Он не собирался позволить ей поверить, будто она и впрямь совсем одна. Эта мысль породила еще один вопрос.  — Джанелль,  — осторожно произнес он, наблюдая за траекторией своего пальца,  — а Жрец…
        Если Сэйтан ничего не подарил ей на Винсоль, а он сейчас спросит об этом, не станет ли Джанелль еще хуже?
        — О, Деймон, он сделал мне такой чудесный подарок! Разумеется, здесь я не смогу это носить.
        Узел, завязавшийся где-то в душе, перестал причинять боль.
        — Что носить?
        — Мое платье!  — Джанелль поерзала немного в его тесных объятиях, едва не заставив Деймона проломить стену.  — Оно длинное-длинное, до пола, сшито из паучьего шелка, и оно черное, Деймон, черное!
        Тот сосредоточился на череде вдохов и выдохов. Когда он убедился в том, что сердце вспомнило, как нужно биться, то потянулся к внутреннему карману пиджака и вынул маленькую квадратную коробочку.
        — Что ж, в таком случае, думаю, вот это станет вполне подходящим аксессуаром.
        — А что это?  — спросила Джанелль, неуверенно взяв коробочку.
        — Твой Винсольский подарок. Я хочу сказать, настоящий Винсольский подарок.
        Застенчиво улыбнувшись, Джанелль развернула обертку, открыла коробочку и ахнула.
        Деймон невольно напрягся. Это был совершенно неподходящий подарок со стороны взрослого мужчины для юной девочки, однако ему было все равно. О думал лишь об одном: чтобы сделать ей приятно.
        — О, Деймон,  — прошептала Джанелль. Она вынула кованый серебряный браслет из шкатулки и надела его на левую руку.  — Он будет потрясающе смотреться с моим новым платьем.  — Она потянулась было обнять его, но передумала и застыла на месте.
        Деймон наблюдал за тем, как в ее глазах проносится калейдоскоп эмоций, сменяющих друг друга слишком быстро, чтобы успеть узнать хоть одно чувство. Вместо того чтобы крепко обнять его, Джанелль положила руки ему на плечи, подалась вперед и легонько поцеловала его в губы, как девочка, решившаяся шагнуть в бурный поток женственности. Его руки сжались на ее плечах ровно настолько, чтобы не дать отойти прочь. Когда она отстранилась, Деймон увидел в ее глазах призрак женщины, которой Джанелль предстояло стать.
        Поэтому он не мог допустить, чтобы на этом все закончилось.
        Нежно заключив ее лицо в чашу ладоней, Деймон наклонился вперед и вернул ей поцелуй — столь же легкий, как и первый, он даже не пытался разомкнуть губ. Однако этот поцелуй уже не был невинным или целомудренным.
        Наконец подняв голову, он понял, что играет в опасную игру.
        Джанелль покачнулась, упершись ладонями в его бедра, чтобы не упасть. Она облизнула губы и посмотрела на него слегка затуманившимися глазами:
        — Скажи… все мальчики целуются так?
        — Мальчики вообще так не целуются,  — тихо, серьезно отозвался Деймон.  — Как и большинство мужчин. Но я не похож на них.  — Он медленно втянул нити соблазна, понимая, что и без того сделал больше, чем следовало; все остальное может повредить ей. Завтра он станет тем же товарищем по играм, каким был вчера и позавчера. Но сегодня… Джанелль будет помнить этот поцелуй и сравнивать его с поцелуями слабовольных шэйллотских мальчишек.
        Деймону было все равно, сколько юнцов посмеют прикоснуться к ее губам. В конце концов, это всего лишь мальчишки. Но постель… Когда придет время, Джанелль будет принадлежать только ему.
        Деймон снял браслет с ее запястья и положил его в коробочку.
        — Заставь его исчезнуть,  — тихо посоветовал он, избавляясь от ленточки и обертки. Когда коробочка растворилась в воздухе, он снова выпрямил ногу и проводил Джанелль в гостиную, где Графф тут же заторопилась уложить девочек спать.
        Филип буравил его взглядом. Роберт ухмылялся. Леланд нервно вздыхала и была очень бледна. Но ревнивый, обвиняющий взгляд Александры заставил Деймона потерять над собой контроль. Она поднялась, намереваясь отчитать его, но в этот момент начали прибывать первые гости.
        Той ночью Александре не нужно было «просить» Деймона обслужить гостий. Он совратил каждую женщину в доме — начиная с Леланд,  — заставляя их биться в оргазме во время танца, наблюдая за тем, как они беспомощно содрогаются, прикусывая губы до крови и отчаянно пытаясь не кричать прямо в толпе. С другими он выскальзывал из залы, отводил их к ближайшей нише и после первого же огненно-ледяного поцелуя, стоя, прислонившись к стене, убрав руки в карманы, безжалостно ласкал их призрачными прикосновениями. Деймон играл с женским телом до тех пор, пока та или иная гостья, не в силах удержаться на ногах, не оседала на пол, умоляя о настоящем прикосновении,  — и тогда хватало ничтожной малости. Легкое царапанье ногтей по бедру, кратчайшее прикосновение к нужной точке, не снимая белья,  — и женщина билась в судорогах наслаждения, ни капли не удовлетворенная.
        Но на этом Деймон не остановился.
        Он намеренно избегал Александры, мучая и дразня ее, открыто соблазняя всех остальных женщин, раздражая ее сверх всякой меры. Однако прежде, чем за последним гостем захлопнулась дверь, Деймон поднял ее на руки, быстро поднялся по лестнице и запер за ними двери спальни Королевы. Он загладил все свои ошибки и промахи. Он показал ей, какого рода наслаждение может подарить женщине, если его правильно вдохновить. Деймон объяснил без слов, почему его называют Садистом.


        Вернувшись в свою комнату уже после позднего зимнего рассвета, Деймон заметил, что его постель уже не была нетронута. Быстрый, гневный импульс подсказал ему, что под подушкой лежит коробочка. Осторожно сдвинув покрывало и отбросив в сторону последнее препятствие, Деймон посмотрел на неуклюже завернутый подарок и сложенную записку, подсунутую под ленточку. Он нежно улыбнулся, с благодарностью опустившись на постель.
        Скорее всего, Джанелль принесла ее сюда сразу после того, как он вышел из комнаты.
        В записке говорилось:


        «Я не могла отдать тебе тот подарок, который хотела, потому что другие бы не поняли. Счастливого Винсоля, Деймон. С любовью, Джанелль».


        Деймон развернул упаковку и открыл двойную рамку. Левая сторона была пуста, чтобы он мог положить сюда портрет Люцивара. Справа…
        — Забавно,  — тихо произнес Деймон, обращаясь к портрету.  — Я-то всегда считал, что ты выглядишь более серьезно, официально… сдержанно. Но, несмотря на все свое великолепие, потрясающее знание Ремесла и удивительную силу, ты, судя по всему, не прочь расслабиться и осушить кружку эля, верно? Я никогда не думал о том, что Люцивар так похож на тебя. И что на тебя так похож я сам. Эх, Жрец…  — Деймон бережно закрыл рамку.  — Счастливого Винсоля, отец.



        Глава 13


1. Террилль

        — Нужно было привести остальных,  — произнесла Кассандра, стискивая руку Сэйтана.
        Он накрыл ее пальцы своими и нежно сжал.
        — Он просил встречи не с остальными. Он хотел увидеться со мной.
        — Он не просил,  — отрезала Кассандра. Она нервно покосилась на Святилище и понизила голос: — Он не просил, Повелитель, он потребовал встречи с вами.
        — И вот я здесь.
        — Да,  — произнесла она. Под спокойным тоном скрывался гнев.  — Вы здесь.
        «Иногда ты так себя ведешь, что мне становится трудно вспомнить, почему я так долго и так сильно любил тебя»,  — подумал Сэйтан, а вслух сказал:
        — Он — мой сын, Кассандра.  — Повелитель мрачно улыбнулся.  — Тебя так задели его манеры из-за меня или это твое тщеславие требует более подобострастного отношения?
        Кассандра выдернула у него свою руку.
        — Он умеет быть очаровательным, когда хочет,  — едко заметила она.  — И у меня нет ни малейшего сомнения в том, что его манеры в спальне безукоризненны, раз уж у него было столько времени на то, чтобы отточить…  — Женщина замолчала, заметив ледяной взгляд Сэйтана.
        — Если его манеры оставляют желать лучшего, Леди, то советую вам вспомнить, какой именно двор внес вклад в его воспитание.
        Кассандра с вызовом подняла подбородок:
        — Ты винишь в этом меня, не так ли?
        — Нет,  — горько произнес Сэйтан.  — Я знал цену, которую придется уплатить за то, чем я стал. Ответственность за его действия лежит целиком и полностью на мне. Но я не позволю никому, никому презирать его за то, чем он стал из-за меня.  — Повелитель Ада сделал глубокий вдох, пытаясь усмирить свой нрав.  — Почему бы тебе не пойти в свою комнату? Будет лучше, если я встречу его один.
        — Нет!  — быстро воскликнула Кассандра.  — Мы оба носим Черный. Вместе мы сможем…
        — Я пришел сюда не для того, чтобы сражаться с ним.
        — Зато он пришел, чтобы сразиться с тобой!
        — Ты не можешь знать этого наверняка.
        — Конечно, это ведь не тебя пришпилили к стене, оглашая полный список требований!
        — Я его отшлепаю, тогда ты успокоишься?  — прорычал Сэйтан, возвращаясь в разрушенное Святилище и направляясь к кухне — и еще одной ссоре.
        На полпути он замедлил шаг. Он сдержал обещание, данное Дрейке, и действительно танцевал в ночь Винсоля во славу Ведьмы. Благодаря крови, которую Джанелль упорно спаивала ему, он больше не нуждался в трости и окончательно избавился от хромоты. Однако танцы снова ослабили больную ногу, и походка лишилась своего плавного изящества. Сэйтан пожалел, что может показаться старым или обессилевшим на первой встрече с Деймоном после стольких лет.
        Из кухни лилась ярость. Повелитель почувствовал это сразу, как только приблизился. Вот как. Значит, Кассандра вовсе не преувеличивала, рассказывая о новой стычке с Деймоном. Что ж, по крайней мере, гнев был горячим. Они все еще смогут поговорить.
        Деймон рыскал по кухне с грацией дикой пантеры, засунув руки в карманы брюк. От его тела исходил жар едва сдерживаемого гнева. Бросив резкий взгляд в сторону двери и заметив Сэйтана, он не замедлил шагов, а просто развернулся и направился к Повелителю.
        И все-таки портрет отражал только половину правды, подумал Сэйтан, глядя, как Деймон быстро приближается к нему, и гадая, прольется ли кровь.
        Он остановился на расстоянии вытянутой руки. Ноздри гневно раздувались, глаза метали молнии. Деймон не сказал ни слова.
        — Князь,  — невозмутимо произнес Сэйтан. Он наблюдал за тем, как его сын отчаянно пытается взять себя в руки, борется с обжигающим гневом, чтобы вернуть приветствие.
        — Повелитель,  — сквозь стиснутые зубы процедил Деймон.
        Медленно приближаясь к столу и прекрасно понимая, что сын наблюдает за каждым его движением, Сэйтан снял плащ и небрежно набросил его на спинку стула.
        — Давай выпьем по бокалу вина и побеседуем.
        — Я не хочу вина.
        — Зато я хочу,  — невозмутимо отозвался Сэйтан, доставая вино и бокалы. Опустившись в кресло, он открыл бутылку, наполнил два бокала и принялся ждать.
        Деймон шагнул вперед, осторожно положив руки на стол.
        Доротея была слепа, если не поняла, что собой представлял Деймон, подумал Сэйтан, невозмутимо делая первый глоток. Ожидая увидеть нечто подобное, он не нашел длинные ногти слишком уж устрашающими, куда больше его заинтересовало отсутствие Кольца. Если Деймон производил настолько сильное впечатление без единого Камня, способного сфокусировать его силу…
        Что ж, неудивительно, что Кассандра так испугалась. Носила она Черный Камень или нет, эта женщина не была ровней его сыну.
        — Ты знаешь, где она?  — спросил Деймон, очевидно едва удерживаясь от того, чтобы не закричать.
        Глаза Сэйтана сузились. Страх. Вся эта жаркая ярость скрывала под собой страх, едва держащийся на краю. Еще немного — и лавина рухнет.
        — Кто?
        Деймон отскочил от стола и грязно выругался.
        Поняв, что поток брани не ослабевает, Сэйтан сухо произнес:
        — Скажи лучше, тезка, ты понимаешь, что делаешь эту комнату непригодной дом жилья?
        — Что?  — Деймон круто развернулся и снова подскочил к столу.
        — Усмири свой гнев, Князь,  — тихо произнес Сэйтан.  — Ты посылал за мной, и вот я здесь.  — Он оглянулся через плечо к окну.  — Как бы то ни было, до рассвета осталось лишь несколько коротких часов, а ты не можешь позволить себе пробыть здесь дольше, верно?
        Когда Деймон упал в кресло напротив, Сэйтан вручил сыну бокал вина. Тот осушил его до дна. Сэйтан вновь наполнил бокал. После третьей порции он сухо бросил:
        — По своему собственному опыту я знаю, что, напиваясь, страх не усмиришь. Однако похмельные мучения творят настоящие чудеса с восприятием окружающего мира.
        В глазах Деймона мелькнула неуверенная искорка веселья.
        — Говоря откровенно, мой юный Князь, это, по всей видимости, первый раз, когда наша светловолосая Леди ухитрилась перепугать тебя до полусмерти.
        Деймон нахмурился, глядя на пустую бутылку вина, а затем нашел в шкафу еще одну и вновь наполнил оба бокала.
        — Не первый,  — прорычал он.
        Сэйтан не удержался от смеха.
        — В таком случае она просто раньше не пугала тебя до такой степени, верно?
        В неохотной улыбке Деймона мелькнула искорка тепла.
        — Да.
        — И на сей раз все плохо.
        Деймон закрыл глаза.
        — Да.
        Сэйтан вздохнул:
        — Начни сначала. Посмотрим, сумеем ли мы распутать этот клубок.
        — Ее нет в поместье Анжеллин.
        — В конце концов, сейчас ведь празднование Винсоля. Не могла ли… семья,  — Сэйтан с усилием выдавил это слово,  — оставить Джанелль у друзей?
        Деймон покачал головой:
        — В доме есть что-то, но это не Джанелль. Оно выглядит как она, говорит как она, изображает покорную дочь.  — Деймон испуганно взглянул на отца.  — Но не хватает того, что делает ее Джанелль.  — Он мрачно, угрюмо рассмеялся.  — Остальные в полном восторге оттого, что она так хорошо себя ведет и не смущает их, когда девочек представляют гостям.  — Он покрутил бокал в пальцах.  — Я боюсь, что с ней что-то случилось.
        — Это вряд ли.  — Сэйтан с интересом наблюдал за тем, как гнев тает и исчезает с лица Деймона. Ему понравился человек, оказавшийся под этой маской.
        — Но откуда ты знаешь?  — с надеждой спросил Деймон.  — Ты сталкивался с чем-то подобным раньше?
        — Не совсем. Пожалуй, нет.
        — Но тогда откуда…
        — Оттуда, тезка. То, что ты описываешь, называется тенью, но нет никого во всех Королевствах, включая меня, кто мог бы с помощью своего Дара и Ремесла сотворить настолько жизнеспособную тень — за исключением самой Джанелль.
        Деймон сделал еще один глоток вина и внимательно обдумал сказанное.
        — А что такое эта тень?
        — Вообще говоря, тень — это иллюзия, воссоздание физической формы того или иного предмета.  — Сэйтан пристально смотрел на Деймона, который поежился и поглубже устроился в кресле.  — Некоторые дети развлекались тем, что оставляли тень в своей постели, создавая впечатление, будто спят ангельским сном, а сами отправлялись на поиски приключений. Причем таких, что, узнай о них родители, драгоценные чада неделю не смогли бы сидеть.  — Он заметил воспоминания, промелькнувшие в глазах Деймона, который невольно криво усмехнулся.  — Это тень первой ступени, она неподвижна. Тень второй ступени может двигаться, но ею нужно манипулировать, управлять, как марионеткой. Она выглядит крепкой и прочной, но к ней нельзя прикоснуться, никакими тактильными свойствами подобная копия не обладает. Тень третьей ступени, лучшее, что до сегодняшнего дня удавалось воссоздать, обладает односторонней тактильной проводимостью. Другими словами, она может прикасаться, но сама неощутима. Однако и ею нужно манипулировать.
        Деймон обдумал услышанное и покачал головой:
        — Это гораздо больше.
        — Разумеется. То, что ходит по поместью, гораздо, гораздо больше. Это тень, сотворенная столь мастерски, что может независимо от оригинала выполнять определенные задания. Не думаю, правда, что разговоры получаются занимательными,  — последние слова заставили Деймона фыркнуть,  — но это определенно означает, что создатель тени может тем временем заняться совершенно другими делами.
        — Какими, например?
        — О,  — протянул Сэйтан, вновь наполняя их бокалы.  — А вот это и впрямь интересный вопрос.
        В глазах Деймона отразились гнев и облегчение.
        — Но зачем ей могла понадобиться тень?
        — Как я уже сказал, это весьма интересный вопрос.
        — Что, и все? Будем просто ждать?
        — Пока — да. Однако тот, кто доберется до нее первым, получает привилегию всыпать ей по первое число. Дважды.
        Губы Деймона медленно изогнулись в улыбке.
        — Ты волнуешься.
        — Ты чертовски прав,  — рявкнул Сэйтан. Теперь, когда не было острой необходимости контролировать гнев Деймона, он наконец мог выплеснуть собственный.  — Еще как волнуюсь! Кто, во имя Ада, знает, что эта девчонка задумала на сей раз?!  — Он сгорбился в кресле и зарычал.
        Деймон откинулся на спинку и рассмеялся.
        — Не спеши веселиться, мальчик. Ты и сам заслужил хорошего пинка.
        Тот удивленно моргнул:
        — Я?!
        Сэйтан наклонился вперед:
        — Ты. В следующий раз, когда попросишь ее получить достойное образование, прежде чем пускаться в эксперименты, не забудь сказать, чтобы она обращалась именно ко мне.
        — Что ты…
        — Плетение паутины снов. Ты помнишь разговор о плетении паутин снов, а, тезка?
        Деймон побледнел:
        — Помню. Но я ведь…
        — Велел ей обучиться этому у лучших учителей. Что она и сделала.
        — Но в чем тогда…
        — Слышал когда-нибудь об Арахне?
        Лицо Деймона по цвету могло поспорить с мелом.
        — Это же просто легенда,  — чуть слышно прошептал он.
        — Большая часть Кэйлеера — просто легенда!  — взревел Сэйтан.  — Но это не помешало Джанелль познакомиться с некоторыми весьма занимательными личностями.
        Какое-то время мужчины прожигали друг друга взглядами, а затем Деймон с отчетливой угрозой тихо произнес:
        — Вроде тебя, например?
        Проклятье, с этим мальчишкой и впрямь можно было повеселиться! Сэйтан втянул носом воздух и театрально вздохнул.
        — Что ж, когда-то я и впрямь был занимательным,  — горестно протянул он.  — Меня ведь уважали, даже боялись. Мой кабинет был личным убежищем, в которое никто не рисковал вторгаться, более того, люди даже входить по собственной воле не решались. Но я стал совсем старым, зубы уже не те, кусаться нечем,  — Деймон удивленно покосился на челюсти отца,  — и теперь в дверь постоянно тарабанят демоны — одни расстроены потому, что Джанелль к ним не заглянула, другие пребывают в расстроенных чувствах, потому что заглянула. Кухарка гоняется за мной по всему Залу, то и дело загоняя в угол и угрожающе интересуясь, придет ли Леди сегодня к обеду и готовить ли ее любимый мясной пирог. А теперь еще и торговцы обивают пороги кабинета, заискивая, требуют аудиенции, а потом, обрадовавшись моему появлению и несколько расслабившись, начинают заламывать руки, изливая на мою голову свою неизбывную скорбь.
        Деймон, в глазах которого теперь горело откровенное веселье, слегка нахмурился:
        — Ладно, я еще понимаю, откуда берутся демоны и кухарка. Но торговцы?!
        Сэйтан снова театрально вздохнул, но в его глазах плескались смешинки.
        — Я имел глупость открыть для нее счет здесь, в Кэйлеере.
        Деймон со свистом втянул воздух сквозь зубы.
        — Ты хочешь сказать, что теперь…
        — Именно.
        — Мать-Ночь.
        — Честно говоря, это единственное доброе слово, которое я услышал по этому поводу.  — Искренне наслаждаясь спектаклем, Сэйтан продолжил: — И боюсь, дела станут только хуже. Ты, надеюсь, тоже это понимаешь?
        — Хуже?  — подозрительно переспросил Деймон.  — Почему дела станут хуже?
        — Тезка, вспомни, ей ведь всего двенадцать!
        — Я знаю,  — обреченно застонав, согласился тот.
        — Только представь себе, до каких шалостей Джанелль додумается, когда наконец ей исполнится семнадцать и у нее появится собственный двор?
        Деймон покорно застонал, изображая недовольство, но в его глазах появилось выражение острого желания и страстной надежды.
        — Она сможет обзавестись собственным двором в семнадцать? И заполнить его?
        Эх, тезка… Сэйтан еще несколько мгновений молчал, подыскивая тактичные слова, способные все объяснить.
        — Да, большинство должностей будут заняты уже тогда.
        Неожиданная горечь, вспыхнувшая в глазах и отразившаяся на лице Деймона, поразила его.
        — Ну разумеется. Ты найдешь ей лучшего человека, чем шлюха, обслужившая почти каждую королеву Террилля,  — бросил Деймон, снова наполняя свой бокал.
        — Я вовсе не это имел в виду,  — произнес Сэйтан, отчаявшись подобрать какое-либо объяснение, которое не ввергнет при этом Деймона в отчаяние.
        — Что ты в таком случае имел в виду?  — рявкнул тот.
        — Что, если в семнадцать лет она еще будет не готова к услугам консорта?  — мягко поинтересовался Сэйтан.  — Что, если потребуется еще несколько лет, прежде чем она созреет для постели? Будешь сидеть в пустых покоях, станешь чем-то знакомым и удобным, в то время как менее значительные кандидаты привлекут ее внимание просто потому, что она их не знает? Время обладает удивительной магией, тезка, если ты знаешь, как правильно разыграть свою партию.
        — Ты говоришь так, словно это уже решено,  — произнес Деймон тихо. В его голосе осталось лишь горькое послевкусие, отчаяние исчезло без следа.
        — Так и есть… По крайней мере, в том, что касается меня.
        Беззащитный взгляд Деймона, в котором сквозила неприкрытая благодарность, был настоящим мучением.
        Они посидели еще несколько минут в приятном, успокаивающем молчании. Затем Деймон задумчиво поинтересовался:
        — Скажи, почему ты все время называешь меня тезкой?
        — Потому что так и есть.  — Сэйтан отвел взгляд, поежившись.  — Я никогда не имел намерения передать кому-либо из своих сыновей это имя. Я знал, что представляю собой. Было достаточно сложно для них иметь такого отца. Но когда я взял тебя на руки впервые, я понял, что ни одно другое имя тебе не подойдет. Поэтому я назвал тебя Сэйтан Деймон Са-Дьябло.
        Глаза Деймона ярко, подозрительно ярко заблестели.
        — Значит, ты действительно признал свое отцовство? Мэнни сказала, что запись в реестре Крови была изменена, но я все равно сомневался.
        — Я не ответствен за ложь Доротеи, Князь,  — горько произнес Сэйтан.  — И за то, что гласит и, главное, о чем умалчивает Хейллианский реестр. Но в журнале, сохранившемся в Эбеновом Аскави, вы оба — и ты, и Люцивар — наречены и признаны моими сыновьями.
        — Значит, ты назвал меня Деймоном?
        Сэйтан знал, что его сын хочет спросить совсем о другом, но был благодарен, что он вместо этого решил сделать шаг назад и потратить оставшиеся у них короткие часы на менее тяжелые разговоры.
        — Нет,  — сухо произнес Сэйтан.  — Лично я никогда не называл тебя иначе, чем Сэйтан. Это все Мэнни и Терса…  — Он помолчал, задумавшись, знает ли Деймон о своей матери, но тот не выказал ни малейшего удивления.  — Это они звали тебя Деймон. Мэнни сообщила мне однажды, когда я имел неосторожность указать ей на ошибку, что если я полагаю, будто она будет стоять у черного хода и во всю силу легких выкрикивать это имя, подзывая мальчишку к ужину, то мне лучше подумать как следует.
        Деймон рассмеялся:
        — Да ладно тебе, Мэнни сущий ангел.
        — О да, если дело касается тебя,  — рассмеялся Сэйтан.  — Лично я всегда считал, что она просто боялась, что в таком случае мы будем являться на ужин вдвоем.
        — А риск имелся?  — тепло спросил Деймон.
        — Учитывая, каким тоном она обычно звала тебя, боюсь, я бы не осмелился.
        Они оба рассмеялись.
        Расставание оказалось до боли неловким. Сэйтан хотел обнять сына, но Деймон неожиданно напрягся, смущенно отстранившись. Повелитель Ада невольно задумался, не появилось ли у Демона за годы службы при дворе Доротеи отвращение к чужим прикосновениям.
        И еще был Люцивар. Сэйтан хотел поговорить о нем, но затравленное выражение, тут же появившееся на лице Деймона при одном упоминании о брате, заставило его передумать. Поскольку он хотел заново познакомиться с обоими своими сыновьями, Сэйтан решил запастись терпением и подождать до тех пор, пока они не будут готовы.

2. Террилль

        Джанелль вернулась через полтора дня. Все это время Деймон только и делал, что скрипел зубами и огрызался на всех.
        После совершенно суматошного дня, на протяжении которого он сопровождал Александру, отправившуюся в гости, Сади рыскал по коридорам, чувствуя слишком сильное беспокойство, чтобы прилечь и хоть немного отдохнуть, и увидел, как девочки возвращаются с прогулки по саду.
        — Но ты же должна помнить, как это было забавно!  — воскликнула Вильгельмина, и Деймон, приблизившись, расслышал эти слова. Она казалась совершенно сбитой с толку.  — Это произошло всего лишь вчера!
        — Разве?  — рассеянно отозвалась Джанелль.  — Ах да. Теперь вспомнила!
        Деймон отвесил девочкам низкий церемонный поклон:
        — Дамы.
        Вильгельмина хихикнула. Джанелль подняла голову и встретилась с ним взглядом.
        Деймону не понравилась утомленность, отпечатавшаяся на юном личике. Ее глаза, несмотря на то что сейчас они вновь были небесно-голубого цвета, все равно казались древними. Однако он выдержал взгляд юной девушки.
        — Леди, могу ли я переговорить с вами?
        — Как пожелаете,  — произнесла Джанелль, с трудом подавив вздох.
        Они подождали немного и, как только Вильгельмина поднялась по лестнице, ведущей в детскую, направились в библиотеку. Деймон запер дверь за ними. Прежде чем он успел подобрать слова, Джанелль пробормотала:
        — Не сердитесь, Князь.
        Мгновенно рассвирепев, Деймон засунул руки в карманы и небрежными, скользящими шагами неспешно направился к ней.
        — Я еще не сказал ни слова.
        Джанелль сняла пальто и шляпку, бросив их на диван, а сама уселась рядом.
        — Меня сегодня уже отчитали.
        Значит, Жрец добрался до нее первым. Тем лучше. Деймону хотелось сейчас сделать только одно — обнять ее покрепче. Он устроился на диванчике рядом с Джанелль. Теперь он хотел вытащить жало, засевшее после разговора со Жрецом,  — и, как ни странно, отчитать девушку еще раз.
        — Неужели все было так плохо?  — мягко спросил он.
        Джанелль нахмурилась, глядя на него:
        — Он бы вообще не стал ругаться, если бы ты ничего ему не рассказал. Зачем ты это сделал?
        — Я испугался. Мне стало страшно, что с тобой могло что-то случиться.
        — Ой,  — отозвалась Джанелль, немедленно присмирев.  — Но я так старалась, создавая ту тень, чтобы никто не волновался… Мне казалось, никто не заметит отличий. Да никто и не заметил, кроме тебя.
        Заметили, моя Леди. И были очень благодарны за эту перемену. Деймона несколько позабавило, что Джанелль была больше обеспокоена тем, что Ремесло оказалось менее эффективным, чем она надеялась, а не тем, что заставила других волноваться.
        — Мне пришлось обратиться к Черному, чтобы заметить разницу, и даже я не был уверен до вечера первого дня.
        — Правда?  — Джанелль встрепенулась.
        — Правда.  — Деймон попытался улыбнуться, но не слишком преуспел.  — А тебе не кажется, что сейчас самое время объясниться?
        — Я как раз собиралась рассказать тебе, правда. Я пообещала, что все тебе расскажу. И еще мне пришлось посвятить в тайну Жреца, потому что он должен кое-что уладить и организовать.
        — Кому пообещала?  — Деймон нахмурился, ничего не понимая.
        — Терсе.
        Деймон сосчитал до десяти в тщетной попытке успокоиться.
        — Откуда ты знаешь Терсу?
        — Это было однажды, Деймон, но не сейчас,  — загадочно произнесла девушка, проигнорировав его вопрос.
        Деймон еще раз сосчитал до десяти — на всякий случай.
        — Терса мне очень дорога.
        — Я знаю,  — тихо произнесла Джанелль.  — Но ты теперь вырос, Деймон. На самом деле она тебе больше не необходима. И ей пришла пора покинуть Искаженное Королевство… только она провела там столько времени, что не смогла найти дорогу назад без помощи.
        В комнате стало очень, очень холодно. Но на сей раз по ней растекся льдом не гнев, а страх. Деймон взял руки Джанелль в свои и немного успокоился, ощутив их тепло. Он не хотел осмысливать это. Не хотел понимать. Но это уже произошло.
        — Ты прошла дорогами безумия, чтобы отыскать ее и вывести обратно — по крайней мере, так далеко, как она способна зайти?
        — Да.
        — А ты не думала…  — Его голос сорвался от крайнего напряжения.  — Тебе не приходило в голову, что это может быть опасно?
        Джанелль, казалось, была озадачена его словами.
        — Опасно?!  — Она покачала головой.  — Да нет, это просто другой способ видеть, Деймон.
        Он закрыл глаза. Эта девчонка что, вообще ничего не боялась? Даже безумия?
        — Кроме того, я уже заходила туда и знала, что с легкостью найду обратный путь.
        Деймон от неожиданности прикусил язык и ощутил привкус крови во рту.
        — Но потребовалось некоторое время, чтобы отыскать ее, и еще больше — чтобы убедить, что пора возвращаться, что нет никакой необходимости оставаться и дальше в мире видений.  — Джанелль легонько сжала его руку.  — Жрец собирается купить ей домик в небольшой деревеньке неподалеку от Зала в Кэйлеере. За ней будут присматривать хорошие люди. Там есть и садик, где можно работать, и Черные Вдовы, ее Сестры, с которыми будет о чем поговорить.
        Деймон заключил Джанелль в объятия и крепко прижал к себе.
        — И ты убедила ее жить там?  — прошептал он, зарывшись лицом в золотистые волосы.  — У нее действительно появится хороший дом, приличная одежда, подходящая еда и люди, которые все поймут?
        Девушка робко кивнула. Деймон вздохнул:
        — Тогда это того стоило. Это стократно вознаграждает все мои страхи и беспокойства…
        — Жрец сказал то же самое — после того, как закончил ругаться.
        Деймон улыбнулся, прижимаясь щекой к светлым кудряшкам.
        — А он сказал что-нибудь еще?
        — Кучу всего,  — проворчала Джанелль.  — Что-то о том, что нужно присесть поудобнее в правильном месте и хорошенько подумать, но я ничего не поняла, а повторять он не стал.
        Деймон закашлялся. Джанелль подняла голову, с подозрением присматриваясь к его лицу. Он попытался принять бесстрастное выражение. Подозрение усилилось.
        Прошуршавшие в коридоре шаги мимо библиотеки заставили его беспокойно обернуться и прислушаться. Он напрягся, не сводя взгляда с двери.
        — Будет лучше, если ты последуешь за своей сестрой.  — С этими словами мужчина вручил Джанелль пальто и шляпку. Однако прежде, чем открыть дверь, Деймон задержался.  — Спасибо.
        Это слово не выражало и сотой доли охвативших его чувств, но он так и не придумал, что добавить. Джанелль только кивнула и выскользнула за дверь.

3. Террилль

        Деймон только что закончил расчесывать волосы и отложил щетку, готовый к еще одному дню Винсоля, когда Джанелль тихонько постучала в дверь, а затем вприпрыжку помчалась к нему. Он как-то упустил тот момент, когда его комната неожиданно стала их общей территорией, однако приобрел привычку одеваться — и особенно раздеваться — с осторожностью.
        Джанелль замерла рядом с ним, сосредоточенно рассматривая его лицо. Деймон улыбнулся:
        — Ну как, я вполне отвечаю твоим ожиданиям?
        Девушка легонько погладила его по щеке кончиками пальцев и недоуменно нахмурилась:
        — У тебя гладкая кожа.
        Подняв одну бровь, Деймон повернулся к зеркалу и поправил воротничок.
        — У хейллианских мужчин борода не растет,  — произнес он. Помолчав, Деймон добавил: — Точно так же, как у демланцев или эйрианцев.
        Но Джанелль не перестала озадаченно хмуриться.
        — Я не понимаю.
        Деймон только пожал плечами:
        — Обычные расовые различия, только и всего.
        — Да нет,  — покачала головой девушка.  — Если тебе не нужно убирать с лица волосы, как Филипу, то почему Графф сказала, что ты мог бы служить лучше, если тебя хорошенько выбрить? Филип это делает пост…
        Деймон ударил кулаком по деревянной крышке комода с такой силой, что она раскололась надвое, а затем схватился за края, пытаясь вернуть себе самообладание. Вот сука, предложить подобное!
        — Это значит что-то совсем другое, верно?  — уточнила Джанелль своим полуночным голосом.
        — Не важно,  — прорычал Деймон сквозь стиснутые зубы.
        — Что это означает, Деймон?
        — Забудь об этом, Джанелль.
        — Князь…
        Кулак Деймона с той же сокрушительной силой врезался в верхний ящик комода.
        — Если тебе так любопытно, спроси своего проклятого наставника!  — Он снова отвернулся, пытаясь взять себя в руки. Через мгновение Деймон произнес: — Джанелль, прости меня,  — и повернулся.
        Она уже ушла.

4. Ад

        Сэйтан и Андульвар сидели за столом из черного дерева, потягивая ярбарах и ожидая визита Джанелль.
        Повелитель вернулся в свой личный кабинет в далеких глубинах Ада, чтобы иметь возможность нормально, сосредоточенно позаниматься с Джанелль, так как с недавних пор все слуги в Зале Кэйлеера приобрели дурную привычку заглядывать в его рабочий кабинет под каким-нибудь предлогом, чтобы поздороваться с ней.
        — А чем вы сегодня планируете заниматься?  — поинтересовался Андульвар.
        — Откуда же мне знать?  — хмуро ответил Сэйтан.
        — Ты же здесь главный.
        — Мне, бесспорно, очень льстит, что хоть кто-то так считает.
        — Ах вот оно что.  — Андульвар снова наполнил свой бокал и простеньким заклинанием подогрел кровавое вино.  — Ты по-прежнему злишься на нее из-за Терсы?
        Сэйтан пристально рассматривал свой серебряный кубок.
        — Злюсь? Нет.  — Он откинул голову на спинку кресла.  — Но, Огни Ада, Андульвар, пытаться идти с ней в ногу, когда Джанелль делает такие огромные скачки… не говоря уже о чистой силе, которой она наделена и которая требуется для выполнения некоторых ее планов… Честно, я хочу, чтобы у нее было детство. Я хочу, чтобы она делала все те многочисленные глупости, которыми обычно заняты юные девушки. Я хочу, чтобы она успела побыть юной и беззаботной…
        — У нее никогда не было и не будет нормального детства, Са-Дьябло. Эта малышка знает нас, килдру дьятэ, Джеффри и Дрейку — и Лорна, где бы он ни был и что бы собой ни представлял сейчас. Она видела больше Кэйлеера, чем кто-либо другой за много тысяч лет. Как ты можешь надеяться, что у Джанелль будет нормальное детство?
        — Как раз это нормально, Андульвар,  — устало возразил Сэйтан, проигнорировав несогласное фырканье.  — Скажи, а ты сам жалеешь, что познакомился с ней? И не надо так хмуриться; я прекрасно знаю ответ.  — Повелитель наклонился вперед, сложив руки перед собой на столе.  — Я веду вот к чему. Ребенок играет с единорогами в Шевалле. Ребенок ходит в гости к друзьям в Шелте, Фильяне, Гласии, Дхаро, Нархаве, Деа аль Мон — и даже в Аду, и Тьма знает, где еще. Я слушал ее рассказы — такие невинные и в то же время щекочущие нервы, о приключениях молодых, сильных ведьм, которые растут и обучаются Ремеслу. Не важно, куда она отправляется и где она совершает все свои маленькие подвиги. Джанелль все равно остается ребенком.
        — Ну, так в чем проблема?
        — Единственное место, о котором она никогда не упоминает, единственное место, которое не вписывается в ее приключения,  — это Белдон Мор. Джанелль никогда ничего не рассказывает о своей семье.
        Андульвар обдумал услышанное.
        — Са-Дьябло, ты и без того ревнуешь ее к ним. Неужели ты и в самом деле хочешь узнать, что люди, у которых на нее есть все права, обожают ее не меньше тебя? Станет ли ребенок, настолько чувствительный к малейшему проявлению эмоций окружающими людьми, рассказывать тебе об этом?
        — Ревную?  — гневно прошипел Сэйтан.  — Ты думаешь, это ревность заставляет меня жалеть, что я не могу разорвать их на части?!
        Андульвар посмотрел в глаза своему другу и осторожно ответил:
        — Честно говоря, да.
        Сэйтан резким движением отодвинулся от стола и приподнялся в кресле, но передумал.
        — Это не ревность,  — сквозь стиснутые зубы признался он, прикрыв глаза.  — Это страх. Я не могу не думать о том, что происходит, когда Джанелль уходит отсюда. Я не могу не гадать, почему она просит меня обучить ее тем или иным вещам, не понимаю, зачем ребенку вообще может понадобиться сделать нечто подобное. Почему иногда я слышу отчаяние в ее голосе или, того хуже, холодный гнев?  — Он взглянул на Андульвара.  — Мы оба пережили суровое детство и остались верны Крови, потому что мы то, что мы есть, часть ее. Но Джанелль… Андульвар, через несколько коротких лет она принесет Жертву, и, когда это случится, мы не сможем повлиять на нее. Если она чувствует себя изолированной от нас… Неужели ты действительно хочешь увидеть Джанелль в ореоле темной силы, правящей всеми Королевствами, начиная от Искаженного?
        — Нет,  — тихо отозвался Андульвар. Его голос едва заметно дрожал.  — Нет, я определенно не хотел бы увидеть эту несносную девчонку в Искаженном Королевстве.
        — Тогда…
        В этот миг в дверь тихо постучали. Сэйтан и Андульвар обменялись понимающими взглядами. Эйрианец нахмурился, лицо Повелителя стало совершенно бесстрастным.
        — Войдите.
        Оба мужчины напряглись, когда Джанелль вошла в комнату. То, как она выпрямилась, послужило само по себе достаточным предупреждением.
        — Повелитель,  — произнесла она, царственно кивнув Сэйтану.  — Князь Яслана.
        — Что-то ты сегодня слишком официальна, несносная девчонка,  — добродушно проворчал Андульвар.
        Сэйтан сжал губы, ощутив благодарность, смешанную с беспокойством. Хорошо, что эйрианец попытался подтолкнуть ее к откровенному разговору. А вот молчание Джанелль изрядно насторожило Повелителя.
        Она повернулась к Сэйтану. Взгляд сапфировых глаз пригвоздил его к креслу.
        — Повелитель, я хочу задать вопрос и не желаю слышать в ответ, что я слишком молода, чтобы знать это.
        Сэйтан почувствовал, как замер Андульвар, концентрируя всю свою силу — на всякий случай.
        — Каков ваш вопрос, Леди?
        — Что означает, если кого-то советуют обрить?
        Андульвар с трудом подавил удивленный возглас. У Сэйтана появилось ощущение, что он падает в бездну. Облизнув губы, Повелитель спокойно ответил:
        — Это означает, что нужно удалить мужские половые органы.
        На краткий миг комната превратилась в облако, пронизываемое яростными молниями. Сэйтан не отрывал взгляда от глаз Джанелль, боясь пропустить то, что он может прочесть в них.
        Ему стало плохо.
        После вспышки гнева он увидел, что она прикидывает, взвешивает что-то и принимает решение. Несмотря на то что Сэйтан уже понял, что девушка скажет сейчас, он страшился услышать это.
        — Научи меня.
        — Погоди-ка минутку, девчонка!
        Джанелль подняла руку. Даже Князь демонов не посмел противиться этому приказу замолчать.
        — Повелитель?
        Должно быть, именно так себя чувствует пустая оболочка, лишенная души.
        — Есть два способа,  — отрывисто, напряженно произнес Сэйтан.  — Самый легкий требует умения обращаться с ножом, однако для него необходим физический контакт. Второй способ более тонкий, зато требует досконального знания мужской анатомии, иначе эффективность снижается. Какой бы вы предпочли изучить?
        — Оба.
        Сэйтан отвел взгляд:
        — Могу я получить отсрочку до завтра, чтобы подготовиться?
        Джанелль кивнула:
        — Повелитель, Князь Яслана.
        Они наблюдали за ней до тех пор, пока Джанелль не закрыла за собой дверь. Еще долго мужчины молчали, избегая смотреть друг другу в глаза.
        Наконец Андульвар напряженно, отрывисто произнес:
        — Ты и впрямь собираешься сделать это, не так ли?
        Сэйтан откинулся на спинку стула и зажмурился, потирая виски в тщетной надежде облегчить жгучую боль.
        — Да.
        — Ты спятил!  — взорвался Андульвар, вскочив с кресла.  — Сэйтан, ей всего лишь двенадцать лет! Как она может понять, что такое для мужчины — быть обритым?!
        Сэйтан медленно открыл глаза:
        — Ты не видел ее взгляда, Андульвар. Она уже прекрасно понимает, какими будут последствия этой процедуры. Именно поэтому Джанелль и хочет научиться делать это.
        — И кто же будет первой жертвой?  — вызверился Андульвар.
        Сэйтан покачал головой:
        — Друг мой, вопрос заключается в том, почему должна быть первая жертва. И где?

5. Террилль

        Когда Сюрреаль сообразила, на какую вечеринку попала, то едва не сказала своему сопровождающему, что хочет уйти. Однако затем она подумала, что будет лучше держать его при себе и не дать улизнуть. При других обстоятельствах было бы даже забавно наблюдать за тем, как он напыщенно и нервно пытается сделать вид, будто пришел сюда не с женщиной, имя которой не упоминается ни в одной семье с приличной репутацией — по крайней мере, если другие дамы могут услышать. Но это…
        Сюрреаль очень захотелось призвать свой любимый кинжал и всадить его по самую рукоятку между ребрами парочки «знакомых».
        Это была детская вечеринка. Для девочек. И дядюшки, собравшиеся здесь в огромном количестве, просто истекали слюной от открывающихся широких перспектив.
        Что еще хуже, здесь же был Сади, как обычно прогуливавшийся со скучным видом, однако сонный взгляд и ленивые движения заставили ее всерьез забеспокоиться. Прихлебывая игристое вино и поглаживая своего эскорта по руке нежным движением, от которого у него загорелись уши, Сюрреаль наблюдала за Садистом, наконец сообразив, что он в свою очередь ненавязчиво следит за кем-то другим. Ее взгляд лениво скользил по комнате, то и дело задерживаясь на других мужчинах, которые невольно на мгновение задерживали дыхание, пока наконец не остановился на группе девушек, которые стояли в углу, перешептываясь и хихикая.
        Кроме одной.
        На мгновение Сюрреаль утонула в обеспокоенных сапфировых глазах. Когда они отдали безмолвное разрешение отвести взгляд, она поняла, что Сади заметил ее.
        — Хочу подышать свежим воздухом,  — произнесла Сюрреаль, обращаясь к своему сопровождающему, молодому Предводителю, после чего отпустила его руку и направилась к террасе или открытому окну — подойдет что угодно…
        На террасе было пусто. Сюрреаль призвала тяжелую шаль и закуталась в нее. Было очень глупо стоять здесь, но вонь похоти в забитых людьми комнатах была невыносимой.
        — Сюрреаль.
        Она напряглась. Девушка не слышала, как Садист приблизился, ни одного шороха, даже каблук не царапнул по камню. Она пристально смотрела на залитый светом сад, ничего не видя перед собой, выжидая.
        — Сигарету?  — спросил Деймон, протягивая ей золотой портсигар.
        Сюрреаль вынула одну и позволила ему поджечь ее маленьким язычком колдовского огня. Какое-то время они молча курили.
        — Твой сопровождающий, кажется, не знает, чем себя занять сегодня,  — произнес Деймон сухо, лишь с намеком на веселье.
        — Он — настоящий осел.  — Сюрреаль щелчком отправила сигарету в сад.  — Кроме того, если бы я только знала, какого рода вечеринка намечается, сама бы ни за что не пошла сюда.
        — И какого рода вечеринка?
        Сюрреаль неженственно и неизящно фыркнула.
        — С собравшимся здесь в полном составе Брайарвудом? Какая вечеринка, по-твоему, выйдет?
        Ночь была тихой и холодной.
        — Что ты знаешь о Брайарвуде, Сюрреаль?  — вкрадчиво промурлыкал Деймон.
        Девушка вздрогнула, когда он сделал шаг к ней.
        — То же, что и любая женщина, работающая в доме Красной Луны,  — защищаясь, ответила она.
        — А что именно?
        — А зачем тебе знать?  — резко спросила Сюрреаль, отчаянно желая призвать нож, но не решаясь сделать это.  — Ты что, превратился в дядюшку, Сади?
        Голос Деймона стал слишком мягким и сонным:
        — А что именно понимается под «дядюшкой»?
        Она смотрела в его глаза, чувствуя, как по венам растекается холод от этого взгляда. Она даже не заметила, как его пальцы смыкаются на запястье, пока не стало слишком поздно. Гнев. Ярость была единственной защитой.
        — Дядюшка — это мужчина, которому очень нравится играть с маленькими девочками,  — ядовито отозвалась она.
        Выражение лица Деймона не изменилось ни на йоту.
        — И каким образом это связано с Брайарвудом?
        — Картан способствовал строительству этого местечка,  — рявкнула она.  — Это отвечает на твой вопрос?  — Она вывернулась из его рук, мимолетно удивившись тому, что Деймон не сделал попытки сломать ей запястье.  — Ни один уважающий себя дом Красной Луны не стал бы выставлять на продажу девочку или допускать, чтобы она была…  — Сюрреаль потерла ноющее запястье.  — Шлюхи в Шэйллоте называют Брайарвуд тюрьмой для ломки. «Эмоционально нестабильные девочки» из хороших семей в конце концов отправляются домой и выходят замуж. Другие же… Дома Красной Луны более низкого класса битком набиты девочками, которые стали слишком взрослыми, чтобы возбуждать дядюшек.
        — Это очень многое объясняет,  — прошептал Деймон, дрожа.  — Это слишком многое объясняет…
        Сюрреаль робко прикоснулась к его руке:
        — Сади?
        Неожиданно Деймон заключил ее в объятия. Сюрреаль упиралась, перепуганная до полусмерти от перспективы оказаться в такой опасной близости к Садисту и не иметь ни малейшей возможности сопротивляться. Но он только крепче стиснул ее.
        — Сюрреаль,  — прошептал Деймон.  — Позволь мне обнять тебя. Пожалуйста. На одно мгновение.
        Сюрреаль заставила себя расслабиться. Как только ей это удалось, хватка ослабла, и теперь она могла нормально дышать. Пристроив голову ему на плечо, она задумалась. Почему Деймон так расстроился, услышав о Брайарвуде? В конце концов, это уже не первое заведение, которое Картан построил именно с этой целью… Неужели Деймон знал кого-то, кто побывал в Брайарвуде? Или же там была…
        — Нет.  — Сюрреаль яростно потрясла головой, не желая признавать то, что увидела, но не распознала в этих обеспокоенных сапфировых глазах.  — Нет.  — Она оттолкнула Деймона и схватила его за грудки.  — Только не она.  — Сюрреаль продолжала качать головой.  — Только не она.
        — Частая гостья с пяти лет,  — дрожащим голосом произнес Деймон.
        — Нет,  — зарыдала Сюрреаль, прильнув щекой к его груди, благодарная за прикосновение этих сильных рук, вновь обнявших ее. Внезапно она снова оттолкнула мужчину, лихорадочно вытирая слезы со щек. Ее глаза больше походили на золотисто-зеленые камни.  — Ты должен увести ее оттуда. Должен держать ее подальше от них.
        — Я знаю,  — произнес Деймон, поправляя смокинг.  — Я знаю. Пойдем, я отведу тебя внутрь.
        — Разве ты сам не понимаешь, что они сделают с ней?  — Сюрреаль взъерошила руками волосы, даже не заметив, что изысканные гребни выпали из прически и разбились о каменный пол.  — Но нет, они не могли пока провести ее по этому пути до конца. Она не ведет себя так, как будто ее уже сломали.  — Девушка схватила Деймона за руки и попыталась встряхнуть его. С тем же успехом можно было сотрясать здание.  — Ты должен увести ее отсюда. Она особенная, Сади, она…
        — Тише,  — произнес Деймон, приставив палец к ее губам. Его руки пробежались по волосам девушки, вернув им подобие прически, с которой она пришла.  — Успокойся, Сюрреаль.
        — Но как…
        — Успокойся.
        Она знала Деймона достаточно долго, чтобы распознать в его сонном голосе жесткий приказ. Успокоиться. Да. Чужаки не должны знать о той дополнительной маленькой вечеринке, которая начнется после завершения основной части.
        Деймон проводил ее в главный зал, легонько прикасаясь к предплечью.
        — Скажи своему эскорту, что у тебя разболелась голова — слишком жарко, к тому же ты плохо переносишь игристые вина. Придумай что угодно.
        — Это будет несложно.  — Стоя в дверях, Сюрреаль просканировала взглядом толпу в поисках молодого Предводителя. Однако ее глаза невольно выхватили из группы мужчин, стоявших поодаль, хейллианского Предводителя, тихо обсуждающего что-то с приятелями, в то время как они наблюдали за девушками, танцующими со своими партнерами.  — А это еще кто?  — спросила она, кивнув в сторону неизвестного типа из Хейлля. Пальцы Деймона судорожно сжались на ее плече, причиняя боль.
        — А это, моя дорогая Сюрреаль, Картан Са-Дьябло.
        Кинжал оказался в ее руке, прежде чем Деймон успел договорить. Картан! Она наконец-то нашла Картана!
        Сюрреаль попыталась двинуться вперед, намереваясь проскользнуть через толпу и подобраться достаточно близко, чтобы наверняка нанести смертельный удар, но ей так и не удалось вырваться из хватки Деймона.
        — Нет, Сюрреаль,  — тихо произнес он.
        — За ним должок — Тишьян!  — прошипела она сквозь стиснутые зубы.
        — Не здесь. Только не в Белдон Море.
        — За ним должок, Сади!
        Боль в плече стала почти невыносимой.
        — Если ты убьешь его сейчас, Доротея непременно этим заинтересуется. А я не хочу, чтобы здесь появился кто-то еще, задающий вопросы. Ты поняла?
        Сюрреаль неохотно заставила кинжал исчезнуть. Ей не доставило это ни малейшего удовольствия, но она поняла. Однако это еще не означало, что она не может изучить свою добычу.
        — А теперь иди, Сюрреаль.
        — Думаю, я только…
        — Иди.  — И снова — тихий, едва различимый приказ.
        Сюрреаль покорно ушла, прекрасно понимая, что Деймон следит за ней. Она не нашла своего Предводителя. Да это и не имело значения. Он наверняка уже был слишком пьян, чтобы разобраться, с кем окажется в постели.
        У Шэйллота слишком много секретов, подумал Деймон, наблюдая за ходом вечеринки. А тот, который наконец открылся ему, оказался еще и на редкость извращенным, порочным.
        Почему же Сэйтан не сделал ничего с этим Брайарвудом? Почему он оставил Джанелль в такой опасности?
        Деймон застыл на месте. В его сознании пронеслись слова Джанелль, которые она произнесла в день, когда в разговоре впервые был упомянут Жрец. «Он не должен приходить сюда. Он не должен узнать о…»
        Сэйтан ничего не знал о Брайарвуде.
        Это объясняло также, почему и Кассандра не могла войти в Белдон Мор. Джанелль сделала что-то, чтобы не пустить их, чтобы Сэйтан ни о чем не догадался.
        Почему? Почему? Неужели она думала, будто Повелитель Ада будет презирать ее за это и выгонит прочь? Или же боялась, что отомстит ее семье, если узнает, что они сознательно отправляли девочку в это ужасное место…
        Нет. Александра не могла знать о том, что происходит там на самом деле. И Филип, и Леланд тоже. Роберт?
        Роза. Леденец. Дядюшка Бобби.
        О да, Роберт Бенедикт прекрасно знал, что собой представляет Брайарвуд, и поэтому он отправил туда свою дочь.
        Он должен поговорить с Александрой. Если она узнает правду о Джанелль и Брайарвуде, то поможет защитить свою внучку. Она же пыталась не дать своему народу пропитаться грязью Хейлля. Она поймет и оценит Королеву, способную свергнуть Доротею.
        Деймон заметил Александру возле задрапированной арки, погруженную в разговор с несколькими женщинами. Он скользнул мимо них, словно направляясь по своим делам, потом вернулся и как раз собрался выйти из-за занавеси, когда услышал слова Королевы:
        — Ведьма — это всего лишь символ Крови, идеал, который мы чествуем, миф.
        — Но Ведьма действительно правила Королевствами очень и очень давно,  — произнес другой голос, которого Деймон не узнал.  — Я помню рассказы о Кассандре, которая была Королевой, носившей Черный Камень. Они называли ее Ведьмой.
        — Да, я, помню, тоже слышала подобные истории,  — отозвалась Александра.  — Но только и всего. Это обычные россказни, приглушенные временем и смягченные романтическими бреднями о женщине, которой, скорее всего, никогда не существовало. Но даже если и так, неужели вы и впрямь верите, что, обладая такой силой, она была великодушной и щедрой Королевой? Вряд ли. Наверное, Ведьма была бы еще большим чудовищем, чем Доротея Са-Дьябло.
        — Брр,  — произнесла другая женщина и театрально поежилась.
        — Но что, если Ведьма и впрямь вновь появится?
        Следующая реплика Александры взрезала его душу.
        Глубже, глубже, глубже…
        — В таком случае, надеюсь, ради всех нас, у кого-то хватит храбрости придушить это существо еще в колыбели.
        Деймон вернулся на террасу, с благодарностью глотая ледяной воздух и пытаясь побороть крик гнева и отчаяния, просившийся наружу. Почему он пытался обмануть самого себя, думая, будто Александра захочет помочь?
        Потому что больше было некому. Он был Окольцован и мог быть скован в любой момент. На это потребуется время, но не так уж и много. Даже если он сумеет преодолеть Кольцо, его объявят вне закона. К тому же в Террилле нет такого места, где юная девушка могла бы жить в безопасности. Единственный способ — отправить Джанелль к Сэйтану и убедить ее больше не возвращаться.
        Но сначала нужно заставить ее уйти отсюда.
        Ему представилась такая возможность, когда Джанелль вышла из бальной залы и направилась по коридору к туалету. Завернувшись в завесу невидимости, Деймон прошел за ней по пятам, терпеливо ожидая за дверью, когда она закончит свои личные дела. Когда Джанелль была готова выйти из уборной, он снова втащил ее внутрь, запер дверь и опустил щит.
        Джанелль подняла одну бровь, пытаясь изобразить веселье.
        Деймон опустился перед ней на колени, взяв ее руки в свои:
        — Послушай меня, Джанелль. Ты здесь в опасности, в большой опасности.
        — Я всегда была здесь в опасности, Деймон,  — тихо отозвалась она голосом Ведьмы.
        — Теперь больше, чем когда-либо. Ты не понимаешь, что вот-вот произойдет здесь.
        — Разве?  — В ее голосе разлился нарастающий шепот грома.
        — Джанелль…  — Деймон закрыл глаза и прижался щекой к маленькой, слишком хрупкой груди. Он почувствовал, как бьется ее сердце, и ощутил всепоглощающее отчаяние. Деймон был готов пойти на что угодно, лишь бы оно трепетало и дальше.  — Джанелль, пожалуйста… Жрец… Жрец ведь позволит тебе остаться у себя, верно? Я хочу сказать, тебе даже не придется постоянно жить в Темном Королевстве. Он отыщет другое место, более подходящее, как для Терсы, разве нет? Джанелль… милая… ты больше не можешь здесь оставаться…
        — Я должна, Деймон,  — тихо произнесла она. Ее пальцы нежно погладили его по голове, запутавшись в иссиня-черных волосах.
        — Но почему?  — вскрикнул он, подняв голову. Он смотрел на нее умоляющим взором.  — Я знаю, ты любишь свою семью…
        — Семью?  — Джанелль коротко, горько рассмеялась.  — Моя семья живет в Аду, Князь.
        — Тогда почему ты не уйдешь отсюда? Если ты боишься, что Жрец откажет тебе в убежище, по крайней мере, иди к Кассандре. В Святилище будет безопасно…
        — Нет.
        — Почему?
        Джанелль попятилась, обеспокоенная:
        — Сэйтан просил меня остаться с ним, и я обещала, что так и случится, но сейчас я не могу.
        Деймон покачнулся. Это было жестоко, настоящий шантаж. Но Джанелль не оставила ему выбора.
        — Я знаю, что такое Брайарвуд.
        Джанелль содрогнулась:
        — Тогда ты должен понимать, почему я не могу уйти пока.
        Деймон схватил ее за плечи и с силой потряс.
        — Нет, я ничего не понимаю! Если я скажу ему…
        Девушка подняла на него огромные, перепуганные глаза.
        — Пожалуйста, пожалуйста, ни о чем не рассказывай ему, Деймон!  — шепотом взмолилась она.  — Пожалуйста!
        — Почему?  — резко бросил тот.  — Он не откажется от тебя из-за того, что с тобой сделали. Ты что, действительно думаешь, будто Жрец перестанет тебя любить, если выяснит, что здесь происходило?
        — Это может случиться.
        Деймон прислонился к стене, пораженный. Если для него это не имело ни малейшего значения, если не считать вспыхнувшего вновь желания защитить ее, то уж Сэйтан, разумеется, воспримет это точно так же. Или же его отношение к Джанелль все-таки изменится?..
        — Деймон,  — между тем умоляла Джанелль.  — Если он узнает, что я была… больна… если он подумает, что я не гожусь на то, чтобы обучаться Ремеслу…
        — В каком смысле — «больна»?  — Но Деймон уже знал ответ. Больница для «беспокойных, эмоционально нестабильных» детей. Ребенок, рассказывающий разные истории о драконах и единорогах, посещающий друзей, которых больше никто не может видеть, потому что, где бы они ни жили, все равно оставались за пределами Террилля… Ребенок, чье ощущение реальности было извращено в Брайарвуде, искажалось на протяжении стольких лет, что она теперь не знала, чему верить и кому доверять…
        Деймон прижал Джанелль к себе, гладя ее по голове. Он почувствовал ее горячие слезы у себя на шее, и его сердце заплакало кровью. Ей ведь всего двенадцать. С удивительными способностями к Ремеслу, с поразительной магией — но всего лишь двенадцатилетняя девушка, совсем юная. Она верила всей той лжи, которую ей говорили. Хоть Джанелль и боролась с ними, пытаясь усомниться в словах, которые в нее вколачивали столько лет, она поверила их лжи. И, поверив, начала бояться утратить наставника и друга больше, чем потерять жизнь.
        Деймон нежно поцеловал ее в щеку.
        — Если я пообещаю ничего не говорить ему, ты пообещаешь в ответ отправиться к нему — и не возвращаться?
        — Я не могу,  — прошептала Джанелль.
        — Почему?  — сердито спросил Деймон. Он начинал терять терпение. Они зря тратили драгоценное время.
        Джанелль отстранилась и посмотрела на него затравленным взглядом своих древних глаз.
        — Вильгельмина,  — без всякого выражения произнесла она.  — Вильгельмина сильна, Деймон, сильнее, чем она сама думает. У нее достанет сил носить Сапфир, если ее не сломают. Я должна помогать ей до тех пор, пока она не принесет Жертву. Тогда она окажется сильнее большинства мужчин здесь, и они ей ничего не сделают. Вот тогда я смогу уйти жить к Жрецу.
        Деймон отвел взгляд. Пройдет не меньше четырех лет, прежде чем Вильгельмина сможет принести Жертву. Если Джанелль пробудет в Белдон Море хоть половину этого времени, она умрет.
        Резкий стук в дверь напугал их обоих. Женщина крикнула:
        — У вас все в порядке, мисси? Поторапливайтесь! Девочки уже выбирают кавалеров для танца!
        Деймон медленно поднялся на ноги. Он внезапно почувствовал себя старым и сломленным. Но если обезопасить ее хотя бы до завтра, у Сэйтана могут оказаться более убедительные аргументы. Вновь обернувшись в завесу невидимости, Деймон открыл дверь и вышел перед Джанелль. Женщина, нетерпеливо ожидавшая снаружи, крепко схватила ее за руку и потащила в бальную залу.
        Деймон тихо скользил вдоль стены, неслышный и невидимый. Какая мелочь — остановить чье-то сердце, кольнуть артерию… Есть ли здесь хоть один незаменимый мужчина, включая его самого? Нет, только не тогда, когда расплавленный лед течет по венам, а обоюдоострый меч уже занесен… Деймон скользнул за спину своему кузену и услышал слова Картана:
        — Вот эта? Всего лишь маленькая сучка с бесцветным лицом. Ее сестричка будет получше.
        Деймон улыбнулся. По-прежнему не снимая заклинания, он протянул правую руку к плечу кузена. На мгновение, до того как пальцы сжались в безжалостной хватке, он почувствовал, как Картан прислоняется к нему, наслаждаясь чувственной, опасной лаской длинных ногтей. Деймон, в свою очередь, получил немалое удовольствие, ощутив, как чувственная дрожь сменяется страхом, когда его длинные ногти вспороли пиджак и рубашку.
        — Ну, здравствуй, кузен,  — угрожающе прошептал Деймон ему на ухо.  — Давай-ка выйдем вместе на террасу, подышим воздухом…
        — Отстань от меня,  — уголком губ прорычал Картан, пытаясь сбросить руку Деймона.  — У меня здесь дело.
        Улыбка не сходила с лица Сади. Как глупо со стороны мальчишки пытаться блефовать, когда он уже учуял запах страха.
        — Сначала закончишь дела со мной.  — Он медленно отступил, таща Картана за собой.
        — Ублюдок,  — тихо произнес тот, предпочитая идти к террасе, а не волочиться за безжалостной рукой.
        Когда они наконец вышли наружу, он отбросил завесу невидимости. По сравнению с ледяной яростью, которая растеклась по его венам, воздух едва отдавал прохладой. Ожидая, пока Картан остановится и решится посмотреть на него, он рассеянно коснулся ветвей маленького декоративного кустика. Деймон улыбнулся, увидев, что они мгновенно покрылись льдом. Он не убрал пальцы до тех пор, пока весь куст не оказался скован кристальной коркой. Тогда, пожав плечами, он вынул золотой портсигар из кармана, закурил сигарету и продолжил ждать. Деймон стоял между дверью и Картаном. Его кузен не войдет внутрь до тех пор, пока он ему не позволит.
        Яростно задрожав, Картан наконец повернулся.
        — Дело касается сучки с бесцветным лицом,  — промурлыкал Деймон. Сигаретный дым спиралью окутывал его голову.
        — А что насчет ее?  — нервно поинтересовался Картан.
        — Держись от нее подальше.
        — Это еще почему?  — надменно фыркнув, спросил тот.  — Ты хочешь ее, что ли?
        — Да.
        Деймон наблюдал за тем, как Картан, пораженный, неуклюже отступает, на всякий случай вцепившись в перила. Наконец, правда. Он хотел ее. Более того, в некотором смысле, который Картан и ему подобные никогда не смогли бы уловить, он уже стал ее любовником.
        — Там есть девчонки и покрасивее, если хочешь прочувствовать все сполна,  — залебезил тот.
        — Плоть не имеет значения,  — невозмутимо произнес Деймон.  — Мой голод гораздо глубже.  — Он бросил сигарету, наблюдая за тем, как она пролетает возле щеки Картана и падает в сад.  — Но, кузен, если ты когда-нибудь хоть словом упомянешь о моей… ошибке… или моем выборе…
        Невысказанная угроза повисла в воздухе.
        — Ты убьешь меня?  — Картан рассмеялся, не поверив собственным ушам.  — Убьешь меня?! Сына Доротеи?!
        Деймон улыбнулся:
        — Убийство физического тела — самое меньшее, что я с тобой сделаю. Помнишь Корнелию? Когда пришло время, она была благодарна за то, что я сотворил с ее плотью.  — Деймону потребовалось не больше мгновения, чтобы проскользнуть за внутренние барьеры Картана и, как хрупкую снежинку, опустить в чужой разум воспоминания о том, как именно выглядела комната Корнелии непосредственно перед его уходом. Теперь он терпеливо ждал, пока Картан закончит трястись, глотая воздух.  — Итак…
        Гневный окрик и звук разбитого стекла в одной из комнат над бальной залой заставили его замолчать.
        Деймон покачнулся. Почему земля… нет, не земля… почему она заставляет мир кружиться, по спирали спускаясь к тому, что заставляло его нервно дрожать?
        Спускаясь по спирали.
        В прошлый раз он почувствовал нечто подобное, когда…
        Деймон бросился через бальную залу, по коридору и вверх по лестнице. Он задержался, увидев Александру, Филипа, Леланд и Роберта, стоящих с группой незнакомых ему людей возле одной из дверей, но новый треск и крик заставили его рвануть вперед. Он ударился о створки всем телом и ворвался в комнату.
        Единственным источником света оказалась распахнутая дверь. Лампы разлетелись вдребезги. Маленькая медная постель, сама по себе вызывающая подозрение, потому что подобной мебели нечего делать в гостиной, была выгнута и покорежена. Пол усеян осколками ваз. Мужчины, жалко сжавшиеся в кучку в центре комнаты, пристально смотрели в угол, побелев от страха.
        Деймон повернулся.
        В углу жалась Вильгельмина, дрожа и всхлипывая. Ее платье, наполовину расстегнутое, соскользнуло вниз, оголив круглое юное плечико.
        Джанелль стояла перед своей сестрой, держа горлышко разбитой бутылки. Никому не пришло в голову усомниться в ее умении обращаться с ножом. Полыхающие гневом сапфировые глаза пристально смотрели на мужчин.
        Деймон медленно двинулся к углу комнаты, стараясь не загораживать собой мужчин. Он остановился на расстоянии вытянутой руки от двух девушек. Если она сейчас бросится вперед, то проткнет ему живот, однако Деймону и в голову не пришло бояться ее. Этот теневой голосок, который наконец-то обрел имя в его сознании, нашептывал из самых глубин его существа: Кодекс, Кодекс, Кодекс.
        Джанелль наконец заговорила.
        Деймон покосился на мужчин, на Филипа, Александру и остальных, боязливо заглядывающих в дверь. Они, похоже, были потрясены, увидев разнесенную комнату. Он невольно задумался о том, были бы они так же шокированы, узнав, что могло здесь произойти. Филип и Александра смотрели на Джанелль, и Деймон прекрасно понимал, что они слышат только неразборчивую чепуху. Даже он не знал Древний язык достаточно хорошо, чтобы перевести все эти красивые, смертельно опасные слова.
        — Доктор Карвей?  — нерешительно позвал Филип, не отрывая взгляда от Джанелль.
        Доктор Карвей, глава Брайарвуда, отошел от группы мужчин, покосился на Джанелль и скорбно покачал головой.
        — Боюсь, девочка опять не в себе — оно и понятно, возбуждение от бала…  — заботливо произнес он.
        «Леди.  — Деймон направил свои мысли по Черной Нити. Кодекс.  — Леди, они не понимают вас».
        Джанелль замолчала. Пока Филип и Александра совещались с «доктором» Карвеем, она пыталась подобрать слова общего языка.
        Доктор Карвей направился к девушке.
        — Джанелль,  — проворковал он настолько спокойным голосом, что Деймон мгновенно рассвирепел,  — пойдем с доктором Карвеем, дорогая. Ты расстроена. Тебе нужно лекарство…
        — Держитесь от нее подальше,  — зарычал Деймон. В следующий миг он ощутил все усиливающуюся боль между ног. Он пристально посмотрел на Александру, которая, казалось, была напугана, но вместе с тем преисполнена решимости. Она использовала против него Кольцо. Сейчас, когда Джанелль отчаянно нуждалась в его помощи, ее собственная бабушка была готова поставить его на колени. Деймон упрямо стиснул зубы, терпя боль, и приготовился ждать.
        — Пойдем, Джанелль,  — проворковал доктор Карвей.
        — Вы не получите мою сестру,  — наконец произнесла та хриплым от гнева голосом.  — Никогда.
        Каждый мужчина в этой комнате содрогнулся, услышав ее голос.
        — Нам не нужна твоя сестра. Мы хотим, чтобы ты чувствовала себя лу…
        — Я отправлю вас в самые недра Ада,  — угрожающе продолжила та. Ее голос крепчал от ярости.  — Я скормлю вас Гарпиям, к созданию которых вы приложили руку. Я обрею вас, если вы еще хоть раз прикоснетесь к моей сестре. Я обрею вас всех!
        — Джанелль!  — Александра шагнула вперед, вне себя от негодования. Ее глаза метали молнии.  — Своим поведением ты позоришь всю семью! Положи это немедленно.  — И она указала на разбитую бутылку.
        Деймон наблюдал с болью в сердце, как Джанелль, в глазах которой попеременно сменяли друг друга смущение и гнев, опустила руку и уронила бутылку.
        Александра схватила ее за плечо и потащила прочь из комнаты. Когда Деймон рванул было следом, она развернулась и угрожающе наставила на него палец.
        — А ты,  — ядовито произнесла она,  — останешься здесь с Князем Александром и позаботишься о Леланд и Вильгельмине!
        Сука, подумал Деймон. Она сделала это из ревности. Он начал было возражать, говоря, что нужно отвести домой обеих девочек, и прямо сейчас, но новая молния боли, прошедшая через Кольцо, заставила его со свистом втянуть воздух сквозь зубы. Нет, спорить сейчас бессмысленно. Станет только хуже.
        Деймон наблюдал за тем, как Джанелль уходит, сопровождаемая Александрой, доктором Карвеем и Робертом Бенедиктом. Она казалась такой хрупкой, такой уязвимой. Он поговорит с ней еще раз, как только Вильгельмина окажется дома, силой приведет к Алтарю Кассандры, если понадобится. У Сэйтана достаточно влияния на девушку, чтобы удержать ее подальше Шэйллота.
        Сэйтан. Если Деймон увезет ее из Белдон Мора, по крайней мере, дальше он будет защищать ее не один.
        К тому времени, как боль, вызванная Кольцом, достаточно ослабла, чтобы он смог двигаться, Филип уже поднял Вильгельмину на ноги и теперь безуспешно пытался натянуть на нее платье. С низким рыком Деймон повернул девушку спиной к себе, дернул платье ей на плечи и наглухо застегнул пуговицы сзади. Ее глаза словно остекленели, и она яростно дрожала — больше от страха, чем от холода.
        — Вильгельмина,  — позвал Филип, взяв ее за руку.
        Девушка закричала, молотя его руками и ногами, и снова забилась в угол.
        Оттолкнув Филипа, Деймон встал перед Вильгельминой и быстро щелкнул пальцами у нее перед носом. Как только ее взгляд сфокусировался на его руке, он медленно повел запястье вверх, пока оно не оказалось вровень с его лицом. Тогда Деймон медленно опустил руку и протянул ее девушке.
        — Идемте, леди Бенедикт,  — произнес он почтительным, официальным тоном.  — Князь Александр и я проводим вас домой.  — Деймон не шевелил рукой, выжидая, давая Вильгельмине возможность решить самой, принимать ее или нет. Когда она наконец вложила ледяные пальцы в его ладонь, то, едва поднявшись на ноги, прижалась к нему, крепко обняв за пояс.
        В конце концов, не обращая внимания на испепеляющий взгляд Филипа, Деймон кое-как отцепил девушку от себя и понес ее вниз по лестнице к уже ждущей их карете. Дома, он отчаянно надеялся, уже будет ждать человек, способный позаботиться о ней.



        Глава 14


1. Террилль

        Меряя шагами спальню, Александра нервно крутила на пальце вторичное управляющее Кольцо, которое носила на правой руке. Она сделала то, что должна была сделать. Девочка совсем потеряла голову. Доктор Карвей сказал, что Джанелль, видимо, уже некоторое время испытывала нервное напряжение, но этот последний эпизод… Надо же, угрожать членам совета Шэйллота разбитой бутылкой и нести всякую бессмысленную чушь!
        Александра знала, кого винить в этом. Она не хотела верить намекам Роберта, не хотела верить, что интерес Сади к девочкам не столь уж невинен, не хотела верить, что он действительно мог… с Джанелль! Если учесть, на какие извращенные вещи Сади был способен, вряд ли приходилось удивляться, что она неправильно поняла намерения мужчин, которые отвели Вильгельмину наверх, чтобы она могла немного отдохнуть, перебрав игристого вина. Но угрожать членам совета, подвергнуть их риску, да еще в присутствии лорда Картана, который, несомненно, поспешит отправить сообщение об этом в Хейлль! Разумеется, Верховная Жрица будет только счастлива прислать сюда дополнительную «помощь» послам, а в итоге Шэйллот превратится в марионетку, покорно танцующую, пока Доротея держит в руках все нити.
        Сади. Ей придется отправить его обратно…
        В этот момент дверь тихо открылась, а в следующую секунду щелкнул замок. Александра обернулась, занеся правую руку, однако, не успев воспользоваться управляющим Кольцом, она уже через мгновение лежала на полу. Одна щека пылала от удара призрачной руки.
        Кое-как приподнявшись и сев, Александра широко раскрытыми глазами уставилась на Деймона, небрежно прислонившегося к двери.
        — Дорогая моя,  — произнес он нежным голосом, исполненным такого убийственного гнева, что Королева испугалась его больше, чем самых яростных криков.  — Если ты еще хоть раз используешь это Кольцо, я украшу стены твоими мозгами.
        — Если я использую Кольцо…
        Деймон рассмеялся. Это был странный звук — пустой, зловещий, холодный.
        — Я могу терпеть страшную боль. А ты?  — Он улыбнулся жестокой, безразличной улыбкой.  — Может, устроим испытание? Твоя сила против моей. Ну что, проверим твою способность перенести то, что я сотворю с твоим телом — не говоря уже о разуме,  — пока ты будешь пытаться контролировать меня с помощью этого жалкого кусочка металла?  — Он медленно, очень медленно приближался к ней.  — Доверие, которое женщины испытывают к Кольцу, настолько преувеличено… Неужели ты до сих пор не поняла этого, услышав столько рассказов обо мне?
        — Чего ты хочешь?  — Александра попыталась отползти, но Деймон спокойно наступил на ее вечернее платье, пришпилив женщину к полу.
        — То, чего я хотел с того момента, как пришел сюда. То, чего я хотел всегда. И ты вернешь ее мне. Сегодня же.
        — Я не знаю, о чем ты…
        — Ты опять отправила ее в это… место, не так ли, Александра? Вернула ее в этот кошмар.
        — Она больна!  — запальчиво возразила та.  — Она…
        — Она не больна,  — зарычал Деймон.  — И никогда не была! Ты это прекрасно знаешь. И теперь ты заберешь ее оттуда.  — Он улыбнулся.  — Если ты не вернешь Джанелль, это сделаю я. Но если мне придется приложить свою руку, я затоплю улицы Белдон Мора кровью, а ты, дорогая моя, окажешься в числе бездыханных тел, смытых в сточные канавы. Забери ее из Брайарвуда, Александра. После этого тебе больше не придется утруждать себя ее воспитанием. Я позабочусь о ней.
        — Позаботишься о ней?!  — выпалила Александра.  — Хочешь сказать, развратишь ее, воспользуешься, чтобы удовлетворить свои ненормальные потребности! Поэтому ты ходишь с ней в самые отдаленные уголки сада?! Чтобы ты мог спокойно играть…  — Александра подавилась, но продолжала выдавливать слова: — Неудивительно, что ты не можешь ублажить настоящую женщину, как это делает мужчина. Тебе нужно принуждать детей…
        — Прежде чем начнешь обвинять меня, посмотри на свой собственный дом, леди,  — выплюнул Деймон, рывком поднимая Королеву на ноги, одной рукой удерживая ее руки за спиной, другой вцепившись в волосы, заставляя женщину поднять голову.  — Вытащи ее оттуда, Александра,  — с угрожающей мягкостью велел он.  — Вытащи ее оттуда до рассвета.
        — Но я не могу!  — воскликнула та.  — Доктор Карвей — глава Брайарвуда. Ему нужно будет подписать бумаги об освобождении! И Роберту тоже!
        — Это ведь ты оставила ее там.
        — И Роберт! Кроме того, она ведь была совершенно не в себе, поэтому ее усыпили! Джанелль нельзя переносить!
        — Сколько?  — бросил Деймон, невозмутимо швырнув ее на пол.
        — Что?  — Александра почувствовала себя слабой и беспомощной, когда он навис над ней.
        — Сколько тебе нужно времени, чтобы привезти ее сюда?
        Время. Ей всего-навсего нужно потянуть время.
        — До завтрашнего вечера.
        Деймон молчал так долго, что она осмелилась поднять взгляд, но тут же раскаялась в этом. Александра вздрогнула, когда он сел рядом с ней на корточки.
        — Послушай меня, Александра, и очень, очень внимательно. Если Джанелль не вернется сюда завтра к вечеру целой и невредимой, ты, дорогая моя, проживешь достаточно долго, чтобы пожалеть о своем предательстве.
        Александра растянулась на полу, накрыв голову руками. Перед ее мысленным взором упорно стояло выражение его глаз, и она знала, что сойдет с ума, если не заставит эту картину исчезнуть. Даже услышав, как Деймон идет по комнате к двери, бесшумно распахивает ее и снова закрывает за собой, она была слишком напугана, чтобы пошевелиться.


        Вокруг было темно.
        Александра проснулась и медленно открыла глаза. Она лежала на спине в комковатой, холодной и влажной постели.
        Что-то защекотало лоб.
        Подняв руку, чтобы смахнуть локон с лица, она нащупала что-то твердое всего лишь в нескольких дюймах над головой.
        Холодной струей потекла грязь, обдав шею и плечи.
        Второй рукой Александра пошарила вокруг, ощупывая постель, и нашла грязь. Она выбросила руки вперед с ужасающей силой — и нащупала грязь. Стоило ей вытянуть ноги вперед и пошевелить пальцами, как она снова ощутила грязь.
        Нет, подумала она, отчаянно пытаясь побороть подступившую панику. Это просто сон. Плохой сон. Она не может быть… похоронена. Просто не может.
        Закрыв глаза, чтобы в них не натекла грязь, она слепо исследовала пространство вокруг.
        Аккуратно вырезанный прямоугольник. Прекрасно вырытая могила. Если это и впрямь могила, то земля над ней не может быть твердой — ведь тот, кто сделал это, должен был сначала выкопать яму…
        Всхлипывая и ловя ртом воздух, Александра вцепилась ногтями в грязь сверху. Когда ее рука ударилась о корни дерева, она замерла, пораженная.
        Нет, это неправильно. Этот кто-то должен был копать минуя корни…
        Немного спустившись вниз, она снова принялась за дело. Но земля оказалась твердой, мерзлой…
        Думай. Думай. Ведьма может проходить сквозь твердые предметы. Да, это опасно, но она справится, если не поддастся панике.
        Александра заставила себя дышать медленно и ровно, пытаясь сосредоточиться. Подняв одну руку, она медленно провела ее сквозь грязь, двигаясь вверх, вверх… Очень медленно Королева подняла вторую.
        Ее ладони скользили вверх, сквозь грязную землю — к свободе.
        А потом наткнулись на что-то более твердое, чем земля.
        Ее пальцы ощупали препятствие. Она ничего не ощущала, и все же что-то было над ней, преграждая путь.
        Сосредоточив всю свою энергию на том, чтобы пробить проход, Александра надавила на странное нечто, и ее Опал засветился, собирая все резервы, концентрируя и направляя энергию. Она послала силу Камня в руки и надавила изо всех сил.
        Темная, потрескивающая, переполняющая энергия змеей заскользила вниз по пальцам в руки. Александра поспешно подалась назад, больно ударившись головой о стену из грязи.
        Ее сила исчезла. Камень висел на шее, темный и пустой. Если бы она продлила контакт с чужой энергией хоть на мгновение, Опал бы разлетелся на части, и, скорее всего, ее разум тоже.
        — Нет,  — застонала Александра, в отчаянии стуча руками по полу своего грязевого гроба.  — Нет!  — У нее начала кружиться голова. Воздух. Воздух закончился. Кое-как подобрав под себя ноги, Александра рванула вверх, отчаянно пытаясь освободиться от беспощадного плена земли.


        — Нет!
        Она ударилась подбородком об изголовье кровати. Она лежала на животе, хватая ртом воздух и дрожа. Сон. В конце концов ужасное видение оказалось всего лишь сном.
        Мягкий, ледяной смех наполнил ее разум.
        «Это был не сон, дорогая моя.  — Голос Деймона молнией поразил ее сознание.  — Это была проба. Я очень, очень хороший гробокопатель. В конце концов, у меня за плечами несколько веков практики. Помни, Александра.
        Если Джанелль не вернется целой и невредимой к завтрашнему вечеру, ты будешь кормить собой червей».
        Он исчез.
        Александра перевернулась на спину. Это был какой-то трюк или сон. Он не смог бы.
        Подняв дрожащую руку, она прикрыла глаза, когда загорелся слабый желтоватый огонек свечи.
        Сон. Плохой сон.
        Александра поднялась на локте — и уставилась на свои руки.
        Ногти обломаны, кожа испещрена царапинами. Ночная рубашка порвана и испачкана грязью. Неожиданно теплая влага потекла по ногам. Она смотрела на расползающуюся лужу целую минуту и только тогда сообразила, что обмочилась.
        Прошел почти час, прежде чем Александра наконец выбралась из постели, вымылась и переоделась в чистую ночную рубашку. Затем она забилась в кресло, завернувшись в одеяло, и просидела всю ночь, глядя в окно и отчаянно ожидая рассвета…

2. Террилль

        Картан вставил ключ в замок маленькой встроенной двери, скрытой порослью кустарника. Родители, приходившие навестить своих чад в отведенные для этого часы, ничего не знали об этом входе — разумеется, если только тот или иной мужчина не был в то же время избранным членом. Они не знали об этих мягко освещенных коридорах, пол в которых покрыт мягкими коврами, приглушающими все звуки. Они не знали ни о зале для карточных игр, или гостиной, или маленьких звукоизолированных комнатках, где места хватало только для стула, постели и других забавных предметов. Они не знали о слезах, криках и боли. Не знали и об особых «способах лечения».
        Они не знали очень о многом.
        Картан неспешно шел по коридорам в «детский манеж», отчаянно желая немного повеселиться. Он был вне себя от ярости на Сади и эту маленькую сучку, которые испортили сегодняшнюю игру. Было и без того непросто заманить сюда девочек. Разумеется, они могли купить шлюшек, принадлежавших к Крови низших классов,  — если затевалась хорошая пирушка с дешевым пойлом, где была необходима хорошенькая малышка, которая становилась фишкой на карточном столе. Но именно с аристократками, воспитанными в неге и любви, обладающими тонкими чувствами, было веселее всего — и их же было сложнее всего достать. Обычно приходилось долго уговаривать отца, чтобы получить ребенка… кроме как во время празднования Винсоля, когда капельку шаффрамате можно было с легкостью подлить в игристое вино. А потом девочку ломали и подчищали, прежде чем вернуть ее наивным родителям. На следующий день, когда начиналась истерика, доктор Карвей «случайно» забегал проведать пациентку и терпеливо объяснял обеспокоенным родителям, что это состояние бывает у девочек, вступивших в переходный возраст, и является отнюдь не редкостью. Любящие папа и
мама сами отвозили малышку в Брайарвуд, а через месяц или два — или через пару лет — она возвращалась в лоно семьи, в конце концов выходила замуж и проводила остаток своих дней с тем же слегка остекленевшим взглядом, никогда до конца не понимая, почему муж так недоволен ею, и не помня, какой забавной игрушкой она когда-то была.
        Разумеется, попадали сюда и действительно беспокойные и буйные дети. Та маленькая шлюшка Роза была одной из них. И сучка Сади с бесцветным лицом.
        Картан вздрогнул, шагнув в «детский манеж», тщательно охраняемую комнату, где девочки, отобранные для вечерних развлечений, поджидали дядюшек в кружевных рубашках. Похоже, малышки не обращали никакого внимания на холод, зато смотритель сгорбился и то и дело потирал руки, пытаясь согреть их. Такое иногда бывало. Не всегда, но порой…
        Смотритель проследил за взглядом Картана, содрогнулся и поспешно отвел глаза.
        — Они накачали ее чем нужно почти сразу же, как привели, но что-то пошло не так. Она должна сейчас сопеть, как собака, и тереться обо все, что окажется поблизости, а вместо этого сидит на месте и не двигается.  — Он пожал плечами.
        И взглянуть-то не на что, подумал Картан. Что в этой куколке так заинтриговало Сади? Что такого особенного в этой, чтобы он рискнул навлечь на свою голову месть Доротеи?
        Картан кивнул в сторону Джанелль:
        — Привести ее ко мне в комнату через десять минут.
        Смотритель вздрогнул, но покорно кивнул.
        Ожидая, Картан подкрепил свою решимость бренди.
        Ему было любопытно, и только. Если Деймон уже научил малышку постельным играм, то она должна знать парочку интересных фокусов. Не то чтобы он действительно был намерен поиграть с ней после предупреждения Сади. Люди то и дело таинственно исчезали, так же доверительно пообщавшись с Садистом. Да и комната Корнелии…
        Бренди забурчало в его желудке. Нет, ему просто любопытно. Он проведет с девчонкой несколько минут наедине, попытается понять, чем вызван такой интерес Деймона, и не сделает ничего, что могло бы спровоцировать Садиста.
        Задвижки в этих комнатушках были встроены в стену довольно-таки высоко — как снаружи, так и изнутри. Это не позволяло маленьким девочкам сбежать в самые неподходящие моменты. Картан вошел в комнату. Оказавшись внутри, он не смог подавить дрожь.
        Она сидела на постели, уставившись в стенку, словно кукла, набитая опилками, которую кто-то хотел сделать похожей на живого человека. Картан опустился на стул. Понаблюдав за девчонкой несколько минут, он резко бросил:
        — Посмотри на меня.
        Голова Джанелль медленно повернулась, и ее глаза замерли на его лице.
        Картан облизнул губы.
        — Я так понял, Сади — твой дружок.
        Никакого ответа.
        — А он не учил тебя быть хорошей девочкой?
        Никакого ответа.
        Картан нахмурился. Может, они подсунули ей что-то кроме шаффрамате? Он привык, что даже самые застенчивые, погруженные в себя девчонки истекали слюнями, бесстыже елозили по его телу, всхлипывая и умоляя, делая все, что он только ни прикажет, когда их накачивали афродизиаком. Она не должна просто сидеть на постели вот так. Она вообще не должна просто сидеть.
        Наконец он улыбнулся. Он решил не прикасаться к ее телу, но это же не означало, что он не может потрогать ее по-другому… Он носил Красный Камень. На ней не было ничего.
        Он послал осторожный импульс в сознание девчонки, намереваясь по меньшей мере сломать первый барьер и выяснить, что до такой степени могло заинтриговать Сади. Однако преграда рухнула практически до того, как он к ней прикоснулся, и Картан обнаружил…
        Ничего.
        Ничего, кроме черного тумана, прорезаемого молниями. У Картана появилось ощущение, словно он стоит на краю глубокой пропасти и шаг вперед или назад может спровоцировать полет в никуда. Поэтому он просто замер на месте, не зная, что делать, пока дымка окутывала его, скользя вдоль нити ментальной связи к его сознанию.
        Этот туман не был пуст.
        Глубоко, очень глубоко в его клубах он почувствовал присутствие чего-то темного, чего-то ужасающего и необузданного. Нечто медленно поворачивалось к нему, привлеченное ощущением его присутствия. Он оказался в ловушке, в берлоге дикого зверя, слепо натыкаясь на стены и не зная, откуда последует нападение. Что бы это ни было, оно медленно, по спирали, поднималось из глубин тумана. Если бы он действительно увидел это, то…
        Картан поспешно разорвал связь и обнаружил, что выставил руки вперед, словно пытаясь удержать на расстоянии нечто невидимое. Его рубашка насквозь промокла от холодного, липкого пота. С трудом глотая воздух, он заставил себя опустить руки.
        Джанелль улыбнулась.
        Картан спрыгнул с кресла и прижался спиной к стене, слишком напуганный, чтобы вспомнить, как открывается дверь.
        — Ты один из нас,  — пустым, довольным голосом произнесла Джанелль.  — Вот почему ты так сильно нас ненавидишь. Ты один из нас.
        — Нет!  — Картан не мог открыть дверь, не поворачиваясь к девчонке спиной, а сделать это он не решался.
        — Ты делаешь с нами то, что однажды было сделано с тобой. Она позволяет тебе быть своим орудием. Даже сейчас, ненавидя и боясь ее с равной силой, ты служишь Доротее.
        — Нет!
        — Ее кровь — единственная кровь, которая может уплатить этот долг. Но твой долг больше. Ты должен очень многим. В конце концов ты расплатишься со всеми.
        — Что ты такое?!  — отчаянно завопил Картан.
        Долгое мгновение Джанелль пристально смотрела на него.
        — Я то, что я есть,  — произнесла она голосом, в котором пела Тьма.
        Запертая дверь бесшумно отворилась.
        Картан пулей вылетел в коридор.
        Дверь так же тихо закрылась.
        Он привалился к стене, дрожа всем телом. Маленькая злая сучка. Шлюшка Сади. Чем бы она ни была, если она объединена с Садистом…
        Картан поправил одежду и улыбнулся. Нет, он не станет зарывать себя заживо, показывая этой маленькой суке ее место.
        Но Грир… Грир нашел свой визит в Брайарвуд весьма удовлетворительным и неоднократно спрашивал Картана, не обнаружил ли он каких-нибудь необычных девочек. Эта показалась Картану достаточно интересной, чтобы удовлетворить взыскательный вкус прихвостня Доротеи.

3. Террилль

        Сюрреаль опустилась на колени под деревом у самого края Брайарвудской лужайки, усыпанной снегом. Она видела, как Картан скрылся за кустами и так и не появился, и сообразила, что там должен располагаться вход для особых гостей.
        Сюрреаль нахмурилась. Широкий луг не оставлял ни единого шанса скрыться от посторонних глаз, и, если кто-то случайно обойдет здание вместо того, чтобы проникнуть внутрь через эту дверцу, ее обнаружат слишком быстро. Можно, конечно, попытаться воспользоваться чарами невидимости, но она была не слишком сильна в их создании и поддержании, да еще во время движения… Сюрреаль поежилась, запахнув плащ, когда порыв ночного ветра ударил ее в грудь.
        Что-то тихонько коснулось плеча.
        Развернувшись на месте, она послала поисковый импульс по поросшему кустарником саду. Ничего не обнаружив, девушка бросила быстрый взгляд на дерево и вновь сосредоточилась на потайной двери.
        У этого дерева, кстати, есть великолепный крепкий сук, ровный, толстый… Если учесть, сколько девочек заперто здесь, эти дядюшки могли хотя бы повесить качели…
        Ветер умер. В неподвижном ночном воздухе Сюрреаль услышала, как щелкнул дверной замок, и напряглась. Лунного света было вполне достаточно, чтобы увидеть Картана, привалившегося на мгновение к стене здания и тут же поспешившего прочь.
        Больше всего на свете Сюрреаль сейчас хотелось последовать за ним, отыскать его в каком-нибудь темном углу и долго наблюдать за тем, как из его горла хлещет кровь. Сади вел себя очень глупо. Он…
        Воздух заискрился. Лужайка и само здание Брайарвуда расплылись, словно Сюрреаль смотрела на них сквозь туманную завесу. Она ощутила странное вращение.
        Что-то вновь коснулось ее плеча.
        Сюрреаль взглянула наверх, присмотрелась и прижала руку ко рту. Пустые глазницы девочки, висевшей в петле, привязанной к тому самому ровному суку, безразлично смотрели на нее. И она, и веревка были прозрачными, призрачными, но Сюрреаль ни на миг не усомнилась в том, что это не просто видение. Она видела и кровавые потеки, бежавшие по лицу девочки, и темные пятна на платье.
        — Привет, Сюрреаль,  — прошептал странный полуночный голос.  — Это Марджана. Она однажды сказала дядюшке, что ее тошнит от одного его вида, поэтому они намазали ей глаза медом и повесили бедняжку здесь. Она не должна была умирать. Марджана так сопротивлялась, когда вороны прилетели и выклевали ей глаза, что узел соскользнул, и петля задушила ее.
        — А разве… разве ты не можешь снять ее?  — прошептала Сюрреаль, боясь оборачиваться и смотреть на говорившую.
        — О, тело сняли много лет назад. Марджана сейчас всего лишь призрак. Но даже сейчас у нее еще есть силы. Девочки в полной безопасности рядом с этим деревом. Дядюшкам не нравится, когда их бьют.
        Сюрреаль наконец преодолела себя, обернулась и с трудом подавила вскрик.
        — Тише,  — произнесла Джанелль с безумной, приторной улыбкой. Она тоже была прозрачной, как Марджана, и кружевная ночная рубашка не развевалась под порывами ветра. Только сапфировые глаза казались живыми.
        Сюрреаль отвела взгляд. Она почувствовала, что эти глаза притягивают ее — и что любой, поддавшийся этому зову, не вернется.
        — Это не твой долг, Сюрреаль,  — прошептала Джанелль своим полуночным голосом.  — Он должен отдать свою кровь не тебе.
        — Но те, кому он должен, никогда не вернутся, чтобы получить свое!  — прошипела Сюрреаль, стараясь говорить тише.
        Джанелль рассмеялась. У Сюрреаль возникло ощущение, что она слышит смех зимнего ветра.
        — Ты так считаешь? Не забывай, Сюрреаль: есть мертвые — и есть мертвые.
        — Он должен мне за Тишьян!  — настаивала Сюрреаль.
        — За Тишьян он должен самой Тишьян. Когда придет время, он уплатит свой долг ей.
        — Он убил ее!
        — Нет. Он сломал ее. Оплодотворил ее. Ее убил человек по имени Грир, гончая Доротеи.
        Сюрреаль смахнула слезы, заструившиеся по ее щекам.
        — Ты мертва, не так ли?  — устало спросила она.
        — Нет. Мое тело по-прежнему там,  — ответила Джанелль, указывая на Брайарвуд, и нахмурилась.  — Они дали мне какое-то «особое лекарство», от которого девочки хорошо себя ведут с дядюшками, но что-то пошло не так. Я по-прежнему привязана к своему телу. Я не могу разорвать эту связь и уйти, но это туманное место очень милое. Ты видишь дымку, Сюрреаль?
        Она покачала головой.
        — Когда я в этой дымке, я могу видеть их всех.  — Джанелль улыбнулась и протянула прозрачную руку.  — Пойдем со мной, Сюрреаль. Я покажу тебе Брайарвуд.
        Сюрреаль встала и стряхнула снег с колен. Джанелль тихо рассмеялась. Это был самый страшный, призрачный звук, который наемной убийце когда-либо доводилось слышать.
        — Брайарвуд — это сладкий яд,  — тихо произнесла Джанелль.  — От него нет лекарства. Бойся золотого паука, плетущего спутанную паутину.  — Ее пальцы сжались на руке Сюрреаль, таща ее в сторону сада.  — Роза сказала, мне следовало бы построить ловушку, нечто такое, что захлопнется, если прольется моя кровь. Я так и поступила. Если они заставят капкан захлопнуться… им придется молить о смерти, но она придет далеко не сразу.
        — Но ты же будешь мертва,  — хрипло произнесла Сюрреаль. Заметив, что бесформенные тени в саду начинают принимать форму, она попыталась остановиться, развернуться, убежать, но ноги отказывались подчиняться.
        Джанелль пожала плечами:
        — Я ходила среди килдру дъятэ. Ад не пугает меня.
        — Она слишком взрослая, чтобы быть одной из нас,  — сказал голос, который Сюрреаль знала. Некогда он звучал в самом бедном районе Белдон Мора.
        Она обернулась. Еще несколько минут назад она бы испытала сильнейший ужас, увидев, как к ней направляется девочка с перерезанным горлом, одетая в окровавленное платье. Теперь в ее отупевшем от потрясения разуме это отложилось просто как часть жизни Брайарвуда.
        — Это Роза,  — произнесла Джанелль, обращаясь к Сюрреаль.  — Она теперь мертвый демон.
        — Это не так уж плохо,  — заметила та, пожав плечами.  — Только вот, к сожалению, я могу учинять шалости только после захода солнца.  — Она рассмеялась призрачным, страшным смехом.  — И когда я щекочу их леденцы, они ведут себя очень странно.
        Джанелль потянула Сюрреаль за рукав. Ее улыбка была наполнена мстительным ядом.
        — Идем. Я познакомлю тебя с некоторыми своими друзьями.
        Сюрреаль последовала за девочкой в сад, преисполнившись чувством облегчения, когда Роза исчезла.
        Смешок Джанелль отдавал безумием.
        — Вот это морковная гряда. Здесь они хоронят рыженьких.
        Две девочки с медными волосами сидели рядом на земле в окровавленных платьях.
        — У них нет рук,  — тихо заметила Сюрреаль. Ее лихорадило, кружилась голова.
        — Мирол плохо вела себя с дядюшкой, поэтому он сделал ей больно. Ребекка ударила его, чтобы он оставил Мирол в покое, и, когда он начал бить Ребекку, его ударила Мирол.  — Джанелль помолчала немного и продолжила: — Никто даже не попытался остановить кровь. Их ведь купили из бедной семьи. Родители и не собирались забирать девочек, поэтому никому не было до них дела.  — Она указала на сад, заполненный призрачными силуэтами.  — Ни о ком из них никто не узнал. Они «убегали» или «исчезали».
        Они направились в дальний конец сада.
        Сюрреаль нахмурилась:
        — А почему одних можно легко рассмотреть, а другие едва видимы?
        — Это зависит от того, сколько они уже пробыли здесь и какой силой обладали, когда их убили. Роза была единственной, кому хватило присутствия духа и Дара, чтобы стать одной из килдру дьятэ и при этом остаться здесь. Другие килдру дьятэ отправились в Темное Королевство. Чар о них позаботится. Вот эти девочки всегда были просто призраками, слишком сильными, чтобы попасть в вечную ночь, но слишком слабыми, чтобы уйти от тех мест, где лежат их тела.  — Джанелль кивнула в сторону девочки в самом конце сада. Сюрреаль она показалось более яркой, более настоящей, чем даже Джанелль.  — Это Денни.  — Голос призрачной проводницы задрожал от боли.  — Однажды на ужин нам подали ее ногу.
        Сюрреаль бросилась к ближайшим кустам, и ее жестоко вырвало. Когда она снова смогла обернуться, сад был пуст. Тихий ветер взметнул хлопья снега, стерев ее следы. Теперь здесь осталось только здание, пустой луг и сад, полный своих страшных секретов.

4. Террилль

        Деймон Сади наблюдал за восходом солнца.
        На протяжении долгой, очень долгой и мучительной ночи он старательно прислушивался к колебаниям Черных нитей ментальной паутины, которой опутал весь Белдон Мор, ища отзвуки беспокойства, любой признак, что Джанелль может быть в опасности. Не прибегая к помощи Черного Камня, было очень утомительно поддерживать сеть, однако, как целеустремленный паук, он оставался в центре, отслеживая даже незначительные вибрации вдоль каждой нити.
        Он очень неохотно согласился оставить ее в Брайарвуде. Деймон ни капли не доверял Александре, но, если Джанелль и в самом деле накачали какими-нибудь препаратами, особенно чем-то вроде шаффрамате, будет безопаснее выйти из транса в том же самом помещении. Он видел, как слишком многие ведьмы невольно оказывались в Искаженном Королевстве просто потому, что их разум отказывался принять изменения вокруг — они попросту не понимали, что уже оказались в безопасности. Одна мысль о том, что Джанелль могла затеряться в безумии, была непереносима, поэтому Деймону оставалось только надеяться, что ей дали снотворного, которое сделает ее неинтересной игрушкой. Если же нет…
        У него не было никаких причин оставаться среди живых, если Джанелль уйдет. Но Деймон пообещал себе, что даже если он окажется в Темном Королевстве, то будет единственным новым подданным, преклонившим колени перед Повелителем.
        Деймон снял вчерашнюю одежду, принял душ, переоделся в костюм для верховой езды и тихонько проскользнул вниз, на кухню. Поставив кофейник на огонь, он приготовил завтрак. Когда Джанелль вернется, им нужно будет уйти тихо и быстро, не давая Филипу и Александре времени, чтобы создать новые препятствия. Прощаться будет некогда. Деймон вообще редко выделял время на это бесполезное занятие, к тому же в его жизни было не так много людей, искренне сожалеющих о расставании. И все же здесь оставался один человек, который заслуживал сообщения о том, что юная Леди уходит навсегда.
        К тому времени, как Деймон вымыл посуду после завтрака и допивал вторую чашку кофе, в кухню вошла кухарка и тяжело опустилась на один из стульев. Она печально взглянула на мужчину, поставившего перед ней чашку.
        — Она снова в больнице, верно?  — спросила кухарка, промокнув глаза.
        Деймон сел рядом с ней.
        — Да,  — тихо произнес он, взяв руки женщины и нежно погладив их.  — Но ненадолго. Она выйдет оттуда сегодня днем.
        — Ты так думаешь?  — Она благодарно улыбнулась ему дрожащими губами.  — В таком случае я могу…
        — Нет.  — Деймон сжал ее руки.  — Она выйдет из Брайарвуда, но не вернется сюда.
        Кухарка выдернула руки из его пальцев. Ее губы задрожали еще сильнее.
        — Ты увозишь ее, не так ли?
        Деймон попытался говорить мягче:
        — Есть хорошее место, где Джанелль может жить. Там она окажется в безопасности, о ней будут хорошо заботиться.
        — О ней и здесь хорошо заботятся!  — резко возразила кухарка.
        Было очень больно видеть, как глаза доброй женщины наполняются слезами.
        — Но здесь она не в безопасности. Если это продлится дольше, Джанелль сломается, не вынеся напряжения, или умрет.  — Он стер слезы с лица кухарки.  — Обещаю вам отвезти ее в безопасное место. Там никто не станет запирать ее в четырех стенах.
        Женщина промокнула глаза фартуком.
        — А ты точно увезешь ее к хорошим людям? Они не будут плохо относиться к ней… из-за некоторых странностей?
        — Они не считают ее странной,  — произнес Деймон, отпивая кофе. Это тоже была своего рода игра.  — Однако я был бы очень благодарен, если бы вы никому не говорили об этом до тех пор, пока мы не уедем. Здесь есть люди, которые желают ей вреда, и они пойдут на все, лишь бы остановить нас, как только поймут, что Джанелль окажется за пределами их влияния.
        Кухарка обдумала его слова, кивнула, шмыгнула носом и поспешно поднялась из-за стола.
        — Что ж, в таком случае тебе нужно будет позавтракать.
        — Я уже поел, спасибо.  — Деймон поставил чашку на стол. Положив ладони на плечи женщины, он развернул ее к себе и легонько поцеловал в губы.  — Вы просто прелесть,  — хрипло произнес он. Затем Деймон вышел через заднюю дверь и направился к конюшне.
        Несмотря на раннее утро, там царил настоящий хаос. Все конюхи хмуро посмотрели на Деймона. Гиннес стоял в центре загона, зажав под мышкой бутылку, изрыгая ругательства вперемешку с приказами. Увидев Деймона, он сурово сдвинул кустистые брови над покрасневшими глазами.
        — И чего угодно нашему всемогущему в такую рань?  — рявкнул Гиннес, а затем приложился к бутылке и сделал большой глоток.
        Они знали, понял Деймон, забирая бутылку у конюха и глотая виски, как воду. Что бы Джанелль ни приносила с собой сюда, это ощущение угасало, и они знали, что случилось. Сунув бутылку Гиннесу, Деймон тихо произнес:
        — Оседлай Темного Танцора.
        — Тебя что, недавно по головке стукнули?  — заорал Гиннес, прожигая Деймона гневным взглядом.  — Он вчера снес половину своего стойла и чуть не растоптал Эндрю в лепешку! На этом коне тебе не видать приятной утренней прогулки, если ты явился именно за этим.
        Деймон оглянулся через плечо. Эндрю прислонился к двери стойла Темного Танцора, щадя больную ногу.
        — Я сам оседлаю его,  — заявил Деймон, протискиваясь мимо конюхов и не обращая ни малейшего внимания на мрачную ругань Гиннеса.
        Когда он открыл задвижку, чтобы распахнуть верхнюю половину створки, Эндрю попытался дрожащей рукой его остановить.
        — Он хочет убить кого-то,  — прошептал конюх.
        Деймон посмотрел в запавшие глаза на бледном, перепутанном лице:
        — Я тоже.
        Он открыл дверь.
        Жеребец взвился на дыбы и попытался выскочить из стойла.
        — Тише, Брат, тише,  — спокойно произнес Деймон.  — Мы с тобой должны побеседовать, ты и я.  — Он открыл вторую половину двери. Конь дрожал, стоя на месте. Деймон погладил шею Танцора, пожалев о том, что смыл со своей кожи запах Джанелль, когда конь потянулся к нему за утешением и ободрением. Мужчина старался двигаться медленно. Когда Танцор был оседлан, Деймон отвел его в загон и вскочил в седло.
        Они направились к дереву.
        Там Деймон спешился и прислонился к дереву, глядя на дом. Жеребец пританцовывал рядом, напоминая ему о том, что он здесь не один.
        — Я хотел попрощаться с тобой,  — тихо произнес Деймон. Впервые он действительно увидел интеллект — и одиночество — в глазах коня. После этого ему уже не удалось говорить ровно и спокойно. Срывающимся голосом Деймон попытался объяснить, почему Джанелль больше никогда не придет к этому дереву, почему теперь не будет прогулок, заботы, разговоров. На мгновение в его разуме что-то изменилось, он ощутил странную рябь чужих ощущений. У Деймона возникло странное чувство, словно это с ним разговаривают, объясняют что-то, и его собственные слова эхом отозвались в голове, надрывая сердце. Снова быть в одиночестве. Никогда больше не увидеть, как эти руки приветственно раскрываются навстречу. Больше никогда не услышать, как этот голос произносит его имя. Больше ни…
        Деймон невольно охнул, когда Темный Танцор вырвал из его рук уздечку и помчался вниз по дороге к полям. Слезы горя начали собираться в глазах, обжигая. Возможно, у этого коня более примитивный разум, но сердце такое же большое.
        Деймон направился к полям, долго оглядываясь вокруг и видя только пустоту. Вздохнув, он медленно направился к широкому, глубокому оврагу у дальнего конца луга.
        Может, было бы лучше ничего не говорить ему? Оставить его ждать на протяжении долгих дней, недель и месяцев, которые неизбежно последуют за сегодняшним днем? Или, еще хуже, пообещать вернуться за ним и не сдержать слова?
        Нет, подумал Деймон, подойдя к канаве, Джанелль была и его Королевой. Танцор заслуживал того, чтобы знать правду. Он заслуживал право сделать свой выбор.
        Деймон осторожно съехал по более пологому склону глубокой, широкой канавы, больше похожей на овраг. Танцор лежал на самом дне, изломанный, умирающий. Деймон сел рядом с ним, нежно положив голову коня себе на колени. Он гладил шею Танцора, бормоча слова горя на Древнем языке.
        Дело нужно довести до конца. Сила Танцора угасала. Один узкий, обжигающий удар в сердцевину сознания лошади довершит начатое. Деймон сделал глубокий вдох… и не смог.
        Если в Аду оказывались мертвые Крови, когда умирало тело, но Сущность была слишком сильна, чтобы угаснуть в вечной ночи, то, возможно, меньшая семья, родство, о котором говорила Джанелль, тоже отправлялись туда? Возможно, где-то по пустынным полям наперегонки скачут стада лошадей — мертвых демонов?..
        — Эх, Танцор…  — пробормотал Деймон, продолжая гладить шею коня. От связи разума теперь будет мало толку, но…
        Он покосился на свое запястье. Кровь. Если верить легендам, мертвые демоны поддерживали свою силу за счет крови живущих. Именно поэтому было необходимо принести кровавую жертву, если необходима помощь одного из обитателей Темного Королевства.
        Деймон невольно вздрогнул. Закатав рукав на правой руке, он приблизил запястье к мягким, бархатистым губам Танцора. Сконцентрировавшись, чтобы предложенная жертва обрела истинную силу, сосредоточив все, что он мог отдать, Деймон вспорол вену длинным, острым ногтем и, завороженный, наблюдал за тем, как темная кровь течет прямиком в рот жеребца. Деймон сосчитал до четырех, а затем прижал палец к ране и залечил ее с помощью Ремесла.
        Все, что ему теперь оставалось,  — это ждать вместе со своим четвероногим Братом.
        Очень долгое время ничего не происходило, и глаза Танцора окончательно остекленели. Затем Деймон ощутил странное покалывание, земля вокруг задрожала и засияла. Он больше не видел оврага, не чувствовал холода и сырости усыпанной снегом земли. Перед ним оказались огромные кованые железные ворота. Там кружилась прорезаемая молниями дымка. На его глазах ворота бесшумно, медленно открылись. Затем раздался слабый звук, приглушенный, но приближающийся. Деймон видел, как Танцор помчался вперед, высоко подняв голову. Длинная грива и хвост развевались. Через мгновение жеребец исчез в тумане, а ворота снова закрылись.
        Деймон опустил взгляд и увидел широко раскрытые глаза жеребца. Осторожно положив голову на землю, он вылез из оврага и устало направился обратно в конюшню.
        Увидев, что всадник возвращается пешком, сбежались все. Деймон посмотрел только на Эндрю, наконец обретя дар речи и выдавив:
        — Он в канаве.
        Не решаясь больше ничего сказать, Деймон резко развернулся и направился к дому.

5. Террилль

        — Я понимаю ваши затруднения, леди Александра, но вы должны сознавать, что ни посол, ни я не обладаем властью, необходимой, чтобы убрать Сади из вашего двора без согласия Верховной Жрицы.  — Грир облокотился на стол, стараясь придать своему лицу сочувственное выражение.  — Возможно, если бы вы приложили больше усилий, чтобы научить его дисциплине…  — намекнул он.
        — Вы что, меня не слушали?!  — сердито рявкнула Александра.  — Он вчера ночью угрожал убить меня! Он совершенно неуправляем!
        — Но управляющее кольцо…
        — Не работает!  — отрезала Королева.
        Грир пригляделся к ее лицу. Она была бледна, под глазами залегли тени. Да, очевидно, Сади хорошенько ее перепугал. После стольких месяцев тишины и спокойствия, когда Деймон был даже слишком мил и любезен, что она могла такого сделать, чтобы спровоцировать неожиданную вспышку?
        — Управляющее кольцо работает, леди Анжеллин, если его использовать с достаточной силой и жесткостью. Даже он не сможет справиться с болью, причиняемой Кольцом Повиновения.
        — Поэтому столько Королев, которым он служил, погибли?  — резко поинтересовалась Александра. Она потерла виски кончиками пальцев.  — Дело не только во мне. Он — настоящий извращенец, он мерзок…
        Даже так?
        — Вам не следовало позволять ему обслуживать вас так, как вам не по вкусу, леди,  — произнес Грир с высокомерной суровостью.
        Александра прожгла его гневным взглядом:
        — Да? А как, простите, мне удержать его от обслуживания моих внучек так, как мне не по вкусу?
        — Но они же просто дети!  — запротестовал Грир.
        — Вот именно!  — задохнулась Александра.  — Дети!  — В ее голосе появился надрыв, едва не заставивший Грира ухмыльнуться.  — Со старшей он обращается как положено, но вот младшая…
        Нахмурившись, словно перед ним была сложная задача, требующая непривычного решения, Грир медленно произнес:
        — Я отправлю сообщение об этом Верховной Жрице и попрошу ее разрешения как можно быстрее убрать Сади с Шэйллота. Боюсь, больше я ничего не могу сделать.  — Он поднял здоровую руку, предупреждая возражения.  — Однако я сознаю, насколько данная ситуация для вас сложна — придется оставить Сади в поместье… Особенно если он случайно узнает, что вы были у нас и спрашивали совета… В связи с этим я сам, вместе с вооруженной охраной, заберу Сади с собой сегодня днем и продержу его в посольстве до тех пор, пока мы не получим разрешения Верховной Жрицы вернуть его в Хейлль.  — И он с улыбкой протянул руку.  — Разумеется, это означает, что мне потребуется ваше управляющее Кольцо, чтобы быстро обездвижить его и тем самым гарантировать вашу безопасность.
        Грир задержал дыхание, наблюдая за Александрой. Наконец она приняла решение, медленно сняла вторичное управляющее Кольцо с пальца и положила его на раскрытую ладонь. Грир кивнул послу, мявшемуся у дверей. Тот поспешил вперед и проводил Александру к выходу, бормоча слова утешительной лжи.
        Грир подождал немного и, как только дверь закрылась, суетливо нацепил Кольцо себе на мизинец, а затем вытянул левую руку, восхищаясь ровными золотыми гранями.
        «Ну что, ублюдок,  — восторженно подумал он.  — Теперь ты наконец-то в моих руках». Сначала явился Картан, перепуганный до полусмерти, чтобы пригласить Грира на «особую вечеринку» в Брайарвуде, а теперь пришла Королева, тонким голоском блеющая что-то о непристойном интересе Сади к ее внучкам… И все то время, пока он честно искал девчонку для Темной Жрицы, Садист играл со своей маленькой потаскушкой, в то время как его братец-полукровка потел и истекал кровью в Прууле! «Интересно, если мы расскажем ему о том предложении, которое ты так высокомерно отверг, Сади, а потом растянем тебя между столбами для порки и вручим твоему братцу хлыст…  — довольно зажмурился Грир.  — Сколько кусков кожи останется на твоей спине, прежде чем у него не останется сил для следующего удара? И какой части твоего тела мы можем случайно недосчитаться, когда он закончит?»
        Грир встряхнулся и взял себя в руки. Исполнение этих восхитительных планов придется еще ненадолго отложить. Вот тот шанс, которого он так долго ждал,  — возможность уязвить Сади в самое сердце и при этом еще и доставить удовольствие Темной Жрице!
        Александра была настоящей дурой, когда отказалась от своей единственной защиты от Садиста. Если бы она использовала управляющее Кольцо с той же жестокостью, с которой намеревался применять его Грир, то с легкостью поставила бы Сади на колени, опустошив все его резервы и тем самым устранив угрозу. А эту угрозу следовало устранить как можно быстрее.
        Он не хотел, чтобы Деймон Сади был способен идти куда бы то ни было сегодня вечером.

6. Террилль

        Деймон беглым взглядом окинул свою комнату. Чемоданы собраны и давно исчезли, так что они будут постоянно при нем. Он даже осторожно проник в детскую и собрал небольшой сундучок для Джанелль. Он боялся, что мог оставить нечто представлявшее для нее ценность. Тот холодный угол в гардеробе, очевидно, содержал ее самые личные вещи, но у него не было времени и сил, чтобы пытаться взломать запирающее заклинание, которое она могла наложить. Оставалось только надеяться, что, когда девушка окажется в безопасности вдали от Белдон Мора, они с Сэйтаном сумеют каким-то образом раздобыть их и вернуть ей.
        Деймон открыл дверь, испугав кухарку, которая стояла прямо у порога, занеся руку вверх и, очевидно, собираясь постучать.
        — Вас хотят видеть в передней,  — обеспокоенно произнесла она.
        Глаза Деймона опасно сузились. Почему с этим сообщением послали именно кухарку?
        — Джанелль вернулась?
        — Не знаю. Леди Анжеллин куда-то уходила сегодня утром, но, вернувшись, провела весь день в детской вместе с мисс Вильгельминой и Графф. Не думаю, что лорд Бенедикт сегодня дома, а князь Александр не покидал кабинета советника.
        Деймон приоткрыл свое сознание, прощупывая нити ментальных запахов. Беспокойство. Страх. Что ж, этого следовало ожидать. Облегчение? Его золотые глаза приобрели жесткое выражение, и он направился мимо кухарки к передней. Если Александра рискнула начать какую-то игру…
        Он вошел в переднюю и сразу же увидел Грира с двумя десятками вооруженных хейллианских стражников. Мгновением позже боль, вызванная Кольцом, едва не заставила его потерять равновесие. Сопротивляясь влиянию проклятого обруча, Деймон сумел удержаться на ногах и бросить угрожающий взгляд в сторону Александры, которая стояла в стороне вместе с Леланд и Филипом.
        — Нет, Сади,  — маслянистым голоском протянул Грир,  — теперь ты будешь отвечать передо мной.  — И он поднял свою здоровую руку, чтобы золотое управляющее Кольцо ярко блеснуло, привлекая внимание.
        — Сука,  — тихо произнес Деймон, не отрывая взгляда от Грира.  — Я дал вам обещание, леди Анжеллин, а я всегда держу слово.
        — Только не в этот раз,  — усмехнулся Грир. Он сжал руку в кулак и выбросил ее вперед. Управляющее Кольцо блеснуло.
        Деймон, спотыкаясь, попятился, опираясь на стену. Боль, вызываемая Кольцом, усилилась.
        — Только не в этот раз,  — довольно повторил Грир, направляясь к Деймону.
        Холод. Сладостный холод.
        Деймон сосчитал до трех, а затем выбросил вперед правую руку, направляя ее на Грира, и выпустил широкую нить темной энергии. Филип, носивший Серый Камень, сделал ответный жест. Две силы встретились, взорвав люстру и превратив мебель в мелкую труху. Три стражника повалились на пол, подергиваясь. Грир зарычал от ярости. Леланд и Александра испуганно закричали. Филип продолжал направлять свою силу через Серый Камень, пытаясь преодолеть удар Деймона, но Черный без особых трудностей обогнул Серый, и в этот момент стены обуглились и потрескались.
        Деймон оперся на стену. Грир продолжал посылать силу в Кольцо, усиливая боль. Лучше умереть, чем сдаться этому мерзавцу, но у Деймона остался еще один шанс — если только он сможет добраться до места относительно невредимым, чтобы сделать то, что должно.
        Запустив большой шар колдовского огня, Деймон нанес Серому последний удар, рассчитывая, что Филип попытается сдержать натиск. Когда шар встретился с Серым щитом, он взорвался, превратившись в стену огня. Деймон оттолкнулся от стены и побежал в заднюю часть дома. Боль становилась все острее по мере того, как он, спотыкаясь, мчался по коридорам в сторону кухни. Деймон слишком поздно заметил юную горничную, стоявшую на коленях возле лужи мыльной воды. Он подпрыгнул, не задев девушку, но вместо этого наступил на самый край скользкой лужи, поскользнулся и проехал на пятках до самой кухни, где врезался бедрами в кухонный стол.
        Боль в паху теперь была просто невыносима.
        Деймон стиснул зубы, черпая силу из гнева, потому что он пока не осмеливался обратиться к Камням. Еще рано.
        Две пары рук схватили его за плечи и талию. Зарычав, Деймон попытался вывернуться, но тут раздался голос кухарки:
        — Ну же, скорее!
        Только тут он сообразил, что это повариха и Вильгельмина пытаются помочь ему. Юная горничная, белая как мел, поджала губы и распахнула дверь.
        — Я в порядке,  — задыхаясь, произнес Деймон, вцепившись в косяк.  — Я в порядке. Убирайтесь отсюда. Все вы.
        — Спеши!  — напоследок велела кухарка, подтолкнув его в спину и чуть не свалив с ног.
        Спотыкаясь, Деймон обернулся и увидел, как кухарка, схватив ведро с мыльной водой, выплеснула ее прямо на пол кухни.
        Еще одна вспышка боли, прошедшая через Кольцо, заставила его упасть на колени. Деймон с трудом подавил крик, кое-как поднялся на ноги и побрел вперед. Как только она немного стихла, он побежал нетвердым шагом к конюшне и дорожке, ведущей в поля.
        Боль. Какая боль…
        Каждый шаг больше походил на удар ножа в пах, поскольку Грир по-прежнему посылал волны силы через управляющее Кольцо в Кольцо Повиновения.
        Деймон помчался по узкой тропинке мимо конюшни, едва обратив внимание на то, что Гиннес и все конюхи тут же высыпали во двор, образовав своеобразную живую стену на пути его преследователей. Он бежал по заснеженной дорожке до тех пор, пока новый всплеск боли не заставил его потерять равновесие. Деймон пролетел вперед по инерции и ударился о землю с такой силой, что кости захрустели.
        Он всхлипнул, пытаясь подняться на колени. Позади раздался слабый, приглушенный звук. Деймон, оглянулся, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь сквозь пелену слез боли. Он ничего не увидел, но звук определенно приближался и наконец затих совсем рядом. Деймон выбросил руку вперед, пытаясь опереться на нее…
        Его ладонь врезалась в теплую ногу.
        Он ничего не видел, но чувствовал…
        — Танцор?  — прошептал Деймон. Его рука двинулась вверх.
        В лицо ударило теплое, влажное дыхание.
        Стиснув зубы, он поднялся на ноги. Времени оставалось все меньше. Нащупав призрачную спину, Деймон с трудом оседлал жеребца-демона, охнув от боли, когда пришлось перекинуть ногу. Нагнувшись и практически лежа на спине коня, Деймон зарылся пальцами в длинную гриву и сжал колени, понукая Танцора.
        — К дереву, Брат,  — простонал он.  — Лети как можно быстрее, мне нужно оказаться возле дерева…
        Деймон едва не свалился со спины коня, когда тот рванул вперед, но все-таки сумел удержаться, охваченный мрачной решимостью достичь единственного убежища, которое у него осталось.
        Оказавшись возле дерева, он соскользнул с жеребца, вовремя вспомнив, что Джанелль научила его ходить по воздуху. На мгновение он просто повис в пустоте, лежа на боку, прижав колени к груди, борясь с болью и собирая всю свою силу.
        Глубоко под деревом располагалась аккуратно вырезанная в земле прямоугольная могилка, уже защищенная черным щитом, который с такой же эффективностью не даст никому проникнуть внутрь, с какой он удерживал там Александру.
        Деймон оглянулся. Судя по всему, демоны не оставляли следов. А он, к счастью, вообще к снегу не притронулся. Теперь нужно всего лишь несколько спокойных мгновений, чтобы пройти сквозь землю.
        Уговаривая себя набраться терпения, Деймон ждал следующего всплеска боли от Кольца. Как только приступ минует, можно будет скользнуть вниз. Позади раздались крики и звуки борьбы. Он ждал, чувствуя, как сила с опустошительной скоростью покидает его, а холод и боль проникают прямо под кожу…
        В тот самый момент, как Деймон решил не медлить больше, боль снова вгрызлась в него. Он катался и извивался, пытаясь хоть как-то облегчить ее. Однако на сей раз затишье не наступало. Грир направлял непрекращающийся, ровный поток силы, пуская волны боли в Кольцо Повиновения.
        Деймон барахтался в воздухе до тех пор, пока не оказался прямо над нужным местом. Времени больше не было. Стиснув кулаки так, что ногти прорвали кожу, он сделал неровный, глубокий вдох, закрыл глаза и рванул к земле.
        Ощутив пустоту вместо мерзлого снега, Деймон подтянул ноги к себе, чтобы они не замерли в земле и не замедлили продвижения. Он почувствовал, как брюки застряли в земле над ним, ощутил, как ссаживается кожа на коленях, прорываясь через последний слой земли. Наконец, приземлившись на спину, ему потребовалось еще несколько мгновений, чтобы перевести дыхание.
        Больше времени у Деймона не было. Возможно, физически они до него не дотянутся, но Кольцо по-прежнему испускало волны огненной боли. Даже Черный щит не смог бы уберечь его от этого.
        Трясущимися руками Деймон расстегнул пояс и брюки, а затем сомкнул правую руку на Кольце Повиновения. Он громко закричал, когда пальцы случайно прикоснулись к яичкам. Кое-как хватая ртом воздух и всхлипывая, Деймон взял себя в руки. Убедившись, что рука не дрожит и не соскальзывает, он призвал свои Черные Камни.
        Прошло очень много времени с тех пор, как он ощущал вес Камня у себя на шее или пальце. Они пульсировали в такт биению его сердца, пока Деймон вытягивал накопившуюся силу. Это было рискованно. Он всегда знал, что это очень рискованно. Однако сейчас на кону было нечто более важное, чем его тело. Сделав глубокий вдох, Деймон обратился внутрь и нырнул в бездну.
        Быстрое движение вниз приближало его к Тьме, все быстрее и быстрее он скользил к сияющей темной паутине, составляющей его «я», набирая скорость по мере того, как гнев освобождался от контроля. Вскоре ему начало казаться, что его внутренняя сеть тоже летит навстречу. Не было времени осторожничать, однако если он пропустит момент, когда необходимо развернуться и направиться обратно, то прорвет внутреннюю паутину и в таком случае как минимум сломает сам себя, навсегда лишившись возможности носить Черный, а то и Красный, принадлежавший ему по Праву рождения. Если он не сможет вовремя остановиться и продолжит падать в бездну, то либо умрет на месте, либо сойдет с ума.
        Деймон рванул вперед, стараясь не пропустить момент поворота. Если он все сделает правильно, то сумеет высвободить максимальную силу. Где-то далеко наверху он по-прежнему чувствовал дикую боль в сведенных судорогами ногах и затекших мышцах шеи, раздиравшую все тело на части. И все же он быстро двигался вниз. В последний момент Деймон свернул, совсем рядом с внутренней паутиной, зачерпнув все оставшиеся у него резервы Черных Камней, и рванул наверх на быстро поднимающейся волне холодной черной ярости, темной стрелой мчась к сердцевине золотого обруча.
        На протяжении всего пути наверх он сумел удержать свою силу сжатой на острие ментального копья, и в тот миг, как тонкая игла пронзила сердцевину Кольца, он высвободил всю сокрушительную мощь Черного. Она неистовым ураганом полилась внутрь, заставляя золотой обруч расширяться до тех пор, пока он не разлетелся на части, не выдержав напряжения.
        Деймон медленно открыл глаза. Он дрожал от изнеможения и холода. Малейшее движение, даже дыхание, причиняло острую, мучительную боль, выворачивающую его наизнанку. Протянув левую руку к паху, Деймон попытался нащупать Кольцо Повиновения. К груди он поднес две его половинки.
        Он был свободен.
        Поскольку Черный Камень был окончательно опустошен, он заставил его исчезнуть и призвал свой Красный, носимый по Праву рождения, чтобы сделать последний ход.
        Если Доротея или Грир избежали неприятных последствий и их кольца все-таки уцелели, то они по-прежнему могут с их помощью установить, где находятся обломки Кольца Подчинения, и таким образом отыскать его укрытие.
        Деймон закрыл глаза, сосредоточился на месте, которое так хорошо знал, и заставил два обломка Кольца Повиновения исчезнуть.
        В маленькой беседке две половины золотого обруча зависли в воздухе на мгновение и упали на покрытую снегом клумбу с ведьминой кровью.
        Последнее, что успел сделать Деймон,  — призвать одеяло, набросить на него согревающее заклятие и как следует завернуться в него. Ментальная сеть, которую он раскинул ночью, исчезла. Теперь он не мог сказать, цела ли его Королева. Сейчас он в любом случае ничего не смог бы сделать для нее. И для себя, впрочем, тоже. До тех пор пока его тело не получит требуемого отдыха, у Деймона не будет сил даже на то, чтобы выбраться из собственной могилы.

7. Террилль

        Кассандра нервно ходила по комнате.
        Завеса вокруг Белдон Мора не позволяла войти Хранителям и мертвым демонам. Но выходить-то оттуда никому и ничему не было запрещено.
        К счастью, она надела Черный Камень, а не Красный, когда остаточная волна от резкого нырка Сади, устремившегося во Тьму, ударила по ней. Даже с такой защитой ее тело задрожало от напряженности этого рывка.
        Поднявшись с пола, Кассандра невольно задумалась, сколько людей Крови, недостаточно хорошо обученных, чтобы знать, что нужно двигаться вместе с этими волнами, а не пытаться закрыться от них, утратили разум, раздробленный жестоким натиском на части, или же были сломлены, вернувшись к Камню, доставшемуся по Праву рождения?
        А что насчет Джанелль? Он обратился против нее? Сражалась ли она с ним сейчас за свою жизнь?
        Кассандра покачала головой, продолжая мерить комнату шагами. Нет, он любит эту девчушку. Но тогда зачем понадобился такой резкий спуск? Она боялась Деймона сейчас ничуть не меньше, чем его отца. Но неужели он сам не понимал, что Хранительница встала бы рядом с ним и сражалась бок о бок, чтобы защитить Джанелль?
        Медленно спустившись вглубь, Кассандра закрыла глаза и открыла свой разум, отправив поисковый импульс на запад по Черной нити. Импульс встретил на своем пути завесу, прошел чуть дальше, а затем рассеялся.
        Этого было вполне достаточно.
        Следующий час Кассандра провела расчищая Алтарь, полируя ритуальный канделябр, выгребая оттуда огрызки четырех старых черных свечей и заменяя их новыми. Когда она наконец завершила приготовления, Алтарь вновь стал тем, чем был всегда, но не использовался в этом качестве уже много веков.
        Вратами.
        Она искупалась в горячей ароматизированной воде, вымыла и уложила волосы, а затем надела простое платье из черного паучьего шелка, по-прежнему сидевшее идеально. Ее Черный Камень в своей древней оправе снова закачался на груди. Кольцо с таким же Камнем в обманчиво женственном перстне легко скользнуло на палец. Два серебряных браслета с обломками ее Красного Камня, обточенными в форме песочных часов, были надеты на обтягивающие рукава платья. Наряд завершали мягкие замшевые туфли, сделанные давно забытыми умельцами. Нога сидела в них как влитая.
        Она была готова. Она достойно встретит бурю, которую принесет эта ночь.
        Со спокойным выражением лица и отстраненным взглядом изумрудных глаз Кассандра опустилась в кресло и приготовилась ждать.

8. Террилль

        Когда рабов наконец вывели на свежий воздух из соляных шахт Прууля, Люцивар повернулся к западу. Соленый пот больно жалил свежие порезы на спине. Тяжелые цепи, приковывавшие запястья к поясу, оттягивали и без того болевшие руки. Но он стоял на месте, впитывая чистый вечерний воздух и наблюдая за тем, как последние лучи солнца скрываются за горизонтом.
        Он оседлал темные волны, окатившие Прууль, со страстью любовника, используя свои Эбеново-серые силы, чтобы укрепить их и позволить прокатиться чуть дальше на восток. Единственное, о чем Люцивар сожалел,  — это о своей неспособности присоединиться к Сади в небольшом кровопускании. Правда, вряд ли Садисту нужна его помощь. И было бы весьма небезопасно оказаться в одном городе с человеком, испытывающим такой гнев.
        Когда перепуганный до полусмерти стражник потряс хлыстом перед рабами, заставляя их вернуться в свои темные, вонючие клетушки, Люцивар улыбнулся и прошептал:
        — Отправь их всех в Ад, Ублюдок. Отправь их всех в Ад.

9. Террилль

        Филип Александр сидел за столом, обхватив голову руками и глядя на разбитый Серый Камень.
        Потребовалось… сколько, не больше минуты? Всего лишь одна минута — и столько разрушений? Некоторые охранники первыми ощутили это странное, страшное чувство, словно пытаешься устоять на сильном ветру, который крепчает с каждой секундой. Затем Леланд. Затем Александра. В те мгновения Филип был просто озадачен, гадая, почему они внезапно побледнели и замерли, почему все прислушиваются неизвестно к чему. Когда же эта буря пронеслась мимо Серого, направляясь вниз, у него осталась лишь одна секунда. Лишь одно мгновение, чтобы понять, что происходит, и, обняв Александру и Леланд, бросить их на пол и прикрыть собой, а затем создать Серый щит вокруг. Лишь одно мгновение.
        Затем его мир взорвался.
        Он продержался около минуты, прежде чем титанический выброс Черной силы разбил на части Серый Камень и нахлынул на него подобно цунами. Волна набрала силу и врезалась в берег. Он почувствовал, как Александра пытается поддержать его, а потом поток силы закружил и ее.
        Всего одна минута.
        Когда все было кончено и у него немного прояснилось в голове…
        Из хейллианских стражников, оставшихся в приемной, все, кроме двоих, были мертвы или лишились рассудка. Леланд и Александра, которых он укрыл от первой волны, были потрясены происшедшим, но вроде бы целы. Филип сломался, вернувшись к своему Зеленому Камню, принадлежавшему ему по Праву рождения.
        По-прежнему потрясенные, они втроем, спотыкаясь, кое-как вышли из приемной. Они обнаружили Графф в детском крыле. Она невидящим взглядом смотрела в потолок, а ее тело было скручено и изранено до неузнаваемости.
        Большинство слуг пережили этот страшнейший взрыв ментальной энергии. Они были перепуганы, но целы и сидели на кухне, пока кухарка дрожащими руками разливала бренди по стаканчикам.
        А вот Вильгельмина напугала их. Она тихо сидела в кресле на кухне, ее щеки раскраснелись, глаза ярко блестели. Когда Филип спросил, все ли с ней в порядке, девушка улыбнулась ему и произнесла:
        — Она сказала, нужно двигаться вместе с волнами. Я так и сделала. Я ездила на волнах, как она сказала.
        За мгновение до того, как мир взорвался темным огнем, Филип тоже услышал юный, властный женский голос, крикнувший: «Двигайтесь вместе, двигайтесь вместе!» — но он ничего не понял — и по-прежнему не понимал. Но еще больше его напугало то, что Вильгельмина теперь носила Сапфир. Каким-то образом в этом Черном хаосе она сумела принести Жертву Тьме, будучи слишком юной. И теперь неопытная девочка была более могущественна, чем все они.
        Но хуже всего оказалось предательство Гиннеса и конюхов, особенно Эндрю, которые устроили драку и задержали хейллианских стражников. Если бы они не вмешались, Сади, возможно, был бы пойман, а Белдон Мор… Разумеется, Филип распустил всех конюхов, которые выжили,  — то есть почти всех. Не было нужды держать на службе предателей, особенно тех, которые открыто заявили… назвали его… Они сказали, что охотнее станут на сторону Сади — против семьи!
        Филип закрыл глаза и потер отчаянно болящие виски. Кто бы мог подумать, что один-единственный человек может уничтожить все за какую-то минуту? Половина Крови в Белдон Море погибли, сошли с ума или были сломлены!
        Он то ли всхлипнул, то ли просто прерывисто вздохнул. Тело казалось слишком слабым, чтобы носить даже Зеленый. Но это пройдет. Он поправится. Ровно настолько.
        Половина Крови. Если Сади ударит еще раз…
        Но после того как странные волны наконец затихли, не было ни малейшего признака, что Деймон Сади где-то поблизости.
        И никто не знал, что сталось с Гриром.

10. Террилль

        Сюрреаль сидела, прислонившись спиной к изголовью и прижимая к груди бутылку, из которой она периодически попивала виски.
        Она и Дедже провели последние несколько часов, присматривая за другими девушками, давая порции успокоительного и снотворного тем, кому это было необходимо, и разрешив остальным напиться в стельку. Дедже, посерев от напряжения, с благодарностью позволила Сюрреаль разобраться с телами. К счастью, трупов было немного, первый день после Винсольских праздников всегда был не слишком удачным для домов Красной Луны. Но, даже несмотря на это, Сюрреаль пришлось завернуть их всех в одеяло, прежде чем самый храбрый из охранников-мужчин осмелился зайти в комнаты и вытащить тела наружу.
        От всех, включая ее саму, исходил мерзкий запах страха.
        Но он, в конце концов, был Садистом.
        Могло бы быть хуже, сказала себе Сюрреаль, не отрываясь от бутылки. Могло бы быть гораздо, гораздо хуже, если бы Джанелль не предупредила всех, что нужно двигаться в едином ритме с волнами, а не закрываться. Забавно. Каждая ведьма в доме Дедже, носившая Камень, услышала этот приказ и инстинктивно поняла его значение. А вот мужчины… Что ж, у Джанелль не было времени выбирать. Некоторые услышали, другие — нет. Только и всего. Те, кто ничего не услышал, уже были мертвы.
        Что же должно было произойти, чтобы Сади так разозлился? Какого рода опасность могла спровоцировать полную потерю контроля?
        С другой стороны, возможно, правильнее было бы спросить, кому грозила опасность.
        Успокоившись с помощью собственного вновь поднявшегося гнева, Сюрреаль поставила бутылку на прикроватный столик и призвала маленький кожаный прямоугольник. Как только все будет сделано, она немного поспит.
        Вряд ли что-то интересное успеет произойти до рассвета. Садист убедился в этом, хотел он того или нет.
        Изогнув губы в легкой улыбке, Сюрреаль принялась тихо напевать себе под нос, достав оселок из кожаной сумочки и начав затачивать ножи.

11. Террилль

        Доротея наблюдала за танцем язычков пламени в камине. В любой момент Темная Жрица могла прибыть в старое Святилище. Тогда можно будет передать этой суке сообщение и вернуться наконец домой.
        Кто бы мог подумать, что он может сломать Кольцо Повиновения? Кто бы мог подумать, что, находясь на другом конце Королевства, Деймон сможет не только сломать свое Кольцо, но и…
        Какое счастье, что она начала давать каждой из юных ведьм своего ковена поносить главное управляющее кольцо один день, чтобы девочки могли ощутить опьяняющую власть над сильным мужчиной — даже несмотря на то, что он был слишком далеко и они бы все равно ничего подобного не почувствовали. И какое несчастье, что сегодня его надела ее фаворитка, настоящее сокровище…
        Поскольку тело, хоть и лишенное Сущности ведьмы, которая в нем когда-то обитала, продолжало жить, придется пока подержать его здесь, чтобы остальные не сообразили, что они лишь разменные монеты. Месяц-другой, не больше — и этого вполне достаточно. Разумеется, потом ведьма будет похоронена со всеми почестями, подобающими ступени ее Камня и социальному статусу.
        Доротея содрогнулась. Где-то там бродит Сади, сорвавшийся с поводка. Можно попытаться использовать эйрианского полукровку в качестве наживки, чтобы вернуть Деймона, но Яси настолько уютно чувствовал себя в соляных шахтах Прууля… Какая жалость, если придется извлечь его оттуда до того, как он будет сломлен и телесно и духовно. Кроме того, Доротея сомневалась, что даже Люцивар послужит достаточным искушением на этот раз.
        Дверь гостиной открылась, и в проеме показалась знакомая фигура в капюшоне.
        — Ты посылала за мной, Сестра?  — визгливо спросила Геката, даже не потрудившись приглушить недовольные нотки в голосе. Она сразу же уставилась на стол, на котором не было привычного графина с кровью.  — Должно быть, дело важное, если ты забыла прихватить напитки.
        — Так и есть.  — «Ты, мешок с костями! Паразитка. Весь Хейлль теперь в опасности. Даже я в опасности!» Но эти мысли Доротея осторожно скрыла. Она подняла записку и повертела ее в пальцах.  — От Грира.
        — О,  — произнесла Геката с едва сдерживаемым возбуждением.  — У него есть новости?
        — Лучше,  — медленно ответила Доротея.  — Он говорит, что нашел способ решить вашу маленькую проблему.

12. Террилль

        Грир сидел на заправленной белыми простынями постели в одной из частных комнатушек Брайарвуда, баюкая то, что осталось от его когда-то здоровой руки.
        Конечно, могло быть и хуже. Если бы тот хромающий конюх не ударил его ножом, почти отрезав мизинец — так, что тот повис на тонком пласте коже,  — он бы не сумел вовремя снять вторичное управляющее кольцо, когда Сади сломал Кольцо Повиновения. Почувствовав взрыв Черной энергии, он попросту оторвал палец и выбросил подальше. Охранник, заметив что-то блестящее на земле, бросился вперед и инстинктивно схватил палец с кольцом.
        Глупец. Бестолковый, безмозглый глупец.
        После того как Кольцо Повиновения сломалось и шансов узнать, не пострадал ли Сади в процессе, не осталось, Грир направился в Брайарвуд, где его исцелили, не задавая неприятных вопросов. К тому же это было единственное место в городе, по которому Садист не стал бы бить намеренно. У них еще осталась управа на Сади — по крайней мере, на ближайшие несколько часов. А потом Грир исчезнет отсюда, отправится как можно быстрее в Хейлль, где смешается с толпой прихлебателей. При дворе Доротеи, под защитой ее ковена он будет в безопасности. А Брайарвуд и его покровители останутся здесь и возьмут на себя неприятную задачу по утолению жажды мести Садиста.
        Грир прилег на постель. Болеутоляющие наконец начали действовать, постепенно убаюкивая его. Отдых сейчас был просто необходим. Через несколько коротких часов маленькая проблема Темной Жрицы перестанет существовать, а Сади…
        Пусть ублюдок вопит от злости.

13. Ад

        Сэйтан снова обошел свой личный кабинет по кругу.
        Он посмотрел на портрет Кассандры. Потом на спутанную паутину, которую закончил совсем недавно, на предупреждение, которое, скорее всего, запоздало.
        Он медленно покачал головой, не желая верить в то, что только показала ему спутанная сеть.
        Внутренняя паутина нетронута. Разбитая хрустальная чаша. И кровь. Очень много крови.
        Он никогда не вторгался в мир Джанелль. Несмотря на свой здравый смысл, несмотря на все приказы инстинкта, он никогда не вторгался в ее мир. Но сейчас…
        — Нет,  — с тихой угрозой произнес он.  — Ты не заберешь у меня мою Королеву. Ты не отнимешь мою дочь.
        Было только одно место, через которое он мог пересечь завесу. Одно-единственное место, через которое можно было проникнуть в другое Королевство. И только одна-единственная ведьма обладала знаниями, способными помочь ему сделать это.
        Набросив плащ на плечи, Сэйтан бросил на дверь лишь один взгляд — и сорвал ее с петель. Скользя по подземным коридорам Ада и мимолетно отмечая, как его холодная ярость заставляет покрываться льдом необработанные камни, он прошел мимо Мефиса и Протвара, никого не замечая, не видя ничего, кроме той спутанной паутины.
        — Куда ты идешь, Са-Дьябло?  — спросил Андульвар, шагнув наперерез.
        Сэйтан тихо зарычал.
        Зал содрогнулся.
        Андульвар колебался не больше мгновения. Он решительно заслонил путь Повелителю Ада.
        — Яслана.  — Гнев внезапно стал очень тихим, очень холодным. И очень опасным.
        Вот почему все они так боялись его.
        — Ты можешь сказать мне, куда направляешься, или же пройти через мой труп,  — спокойно отозвался Андульвар. Только задергавшаяся жилка на подбородке выдала его истинные чувства.
        Сэйтан улыбнулся, поднимая свою правую руку, как любовник, собирающийся подарить чувственную ласку. Однако, вовремя вспомнив, что этот человек был его другом и тоже любил Джанелль, Повелитель спрятал змеиный зуб и тихонько сжал плечо Андульвара.
        — В Эбеновый Аскави,  — прошептал он, поймал Черный ветер и исчез.



        Глава 15


1. Террилль

        Сюрреаль приснился сон. Она и Тишьян гуляли в лесу.
        Мать пыталась предупредить ее о чем-то, но Сюрреаль никак не могла расслышать, что именно та говорит. Шум леса, голос Тишьян, все вокруг заглушалось громкими, ровными ударами в барабан.
        Когда они достигли опушки леса, Сюрреаль обратила внимание на дерево с идеально ровной веткой. Из его коры равномерно каплями пота проступал темно-красный сок.
        Тишьян прошла мимо дерева к лужайке, где росли высокие серебристые цветы. Как только она тут или там срывала бутон, он превращался в нож, острый и ярко блестящий. С улыбкой мать протянула букет Сюрреаль.
        Биение барабана приближалось, становилось все отчетливее и резче.
        Кто-то кричал.
        Тишьян шла к большому прямоугольнику, заполненному туманом, жестом указывая то в одну, то в другую сторону, и каждый раз дымка расступалась. Две рыженькие девочки. Девочка без глаз. Девочка с перерезанным горлом, глаза которой горят от бессильного гнева. Девочка с одной ногой.
        А в дальнем конце прямоугольника — холмик только что вскопанной земли.
        Удары в барабан — все чаще и чаще…
        Кто-то кричит от гнева и боли.
        Сюрреаль подошла к холмику, привлеченная странным предметом, лежащим в грязи. Когда она приблизилась, в центре начала разрастаться и цвести ведьмина кровь, образовав корону над длинными светлыми волосами.
        — Нет!  — крикнула Сюрреаль, вскочив с постели. Сердце барабаном билось о ребра. Крики в голове не умолкали.

2. Ад

        — Ты поможешь мне,  — спокойно заявил Сэйтан, повернувшись к Дрейке.
        — Что ты должжжен сссделать, Повелитель?  — спросила та. Ее немигающие змеиные глаза не отражали никаких чувств.
        — Пройти сквозь завесу вокруг Белдон Мора.  — Его золотистые глаза не отрывали взгляда от лица Дрейки, вынуждая ее согласиться.
        Она долго смотрела на Повелителя.
        — Есссть опассноссть?
        — Полагаю, что да.
        — Ты подрываешшь ее доверие.
        — Я предпочту, чтобы она была жива и здорова и ненавидела меня, нежели была потеряна для всех нас,  — резко бросил Сэйтан.
        Дрейка обдумала сказанное.
        — Дажже Черный не можжет дотянутьсся так далеко. По крайней мере, не тот, который носсишшь ты, Повелитель. Помощщщь, предложжить которую в моей влассти, очень ограниченна. Ты ссможжешшь видеть то, что ссскрыто туманом, наблюдать, но не дейссствовать. Чтобы получить шшансс повлиять на что-то, тебе потребуетсся ссвяззатьсся с другим, копье к копью.
        Сэйтан облизнул губы и сделал глубокий вдох.
        — Есть один человек, способный помочь мне. Он может позволить мне использовать себя.
        — Пойдем.  — Дрейка повела его по коридорам Эбенового Аскави к огромной лестнице, ведущей в самое сердце горы.
        Они едва успели достигнуть ступенек, как звук поспешных шагов заставил Сэйтана угрожающе развернуться.
        Из-за угла появился Джеффри. По пятам за ним следовали Андульвар, Протвар и Мефис. Андульвар и Протвар были облачены в доспехи. Серый Камень Мефиса излучал гнев.
        Сэйтан бегло смерил каждого колючим взглядом, прежде чем обратить свою ярость на Андульвара.
        — Зачем ты здесь, Яслана?  — спросил Сэйтан тихим, мелодичным и очень опасным тоном.
        Тот сжал кулаки:
        — Та паутина в твоем кабинете.
        — Вот оно что, значит, ты теперь обладаешь способностью читать сети Песочных Часов…
        — Я мог бы переломить тебя, как тростинку!
        — Сначала тебе придется дотянуться.
        Медленная, хищная ухмылка обнажила зубы Андульвара и тут же исчезла.
        — Несносная девчонка в беде, верно? Вот о чем тебя предупреждала паутина.
        — Это не твоя забота.
        — Она принадлежит не тебе одному, Повелитель!  — взревел эйрианец.
        Сэйтан закрыл глаза, думая: «Благая Тьма, дай мне сил…»
        — Нет,  — согласился он, позволяя Андульвару увидеть его боль.  — Она принадлежит не мне. Но только я достаточно силен, чтобы сделать то, что необходимо, и…  — он поднял руку, пресекая возражения и не сводя взгляда с лица друга,  — если кто-то должен понести ответственность за то, что вот-вот случится, пусть им будет лишь один из нас, тогда остальные смогут лелеять ее — и служить ей.
        — Сэйтан,  — хрипло произнес Андульвар.  — Ох, Сэйтан… неужели мы ничего не можем сделать?
        Сэйтан быстро заморгал.
        — Пожелайте мне удачи.
        — Идем,  — напряженно позвала Дрейка.  — Тьма… мы должжжны посспешшить.
        Сэйтан последовал за ней вниз по лестнице к закрытой двери на самом дне. Вытащив большой ключ из рукава, Дрейка отперла дверь и распахнула ее.
        Выплетенная прямо на полу огромной пещеры, их взглядам предстала гигантская паутина, обрамленная серебром. В центре, где встречались все предельные нити, стоял переливающийся всеми цветами радуги Камень размером с руку Сэйтана, смешавший в себе цвета всех остальных Камней. На кончике каждого серебристого предела располагался радужный Камень размером не больше ногтя.
        Когда Сэйтан и Дрейка направились вдоль кромки сети, Камни начали светиться. Тихое гудение прошло по сети, набирая громкость и наполняя собой пространство до тех пор, пока вся пещера не начала пульсировать.
        — Дрейка, что это за место?  — шепотом спросил Сэйтан.
        — Это нигде и повсссюду,  — прошипела та, указывая на его ноги.  — Ссступни должжны быть боссыми. К паутине должжна прикассатьсся плоть.  — Когда Повелитель покорно сбросил ботинки и носки, Дрейка указала на один из пределов.  — Начинай зздессь. Медленно иди к центру, поззволь сссети сссамой зззатягивать тебя в сссебя. Когда достигнешшь центра, вссстань поззади Камня, чтобы оказзатьсся лицом к пределу, проходящщему ближже вссего к Белдон Мору.
        — И что тогда?
        Дрейка изучала Сэйтана задумчивым взглядом, скрыв от Повелителя свои мысли.
        — И тогда Кровь будет петь для Крови. Твоя кровь, затемненная твоей сссилой, будет питать паутину. Ты жже будешшь направлять ссилу, полученную от этой жжертвы, чтобы она поступала в тот предел, который нужжен тебе. Ты не сможжешшь прервать сссвяззь ссс сссетью, как только начнешшь.
        — И что тогда?
        — И тогда ты увидишшь то, зззачем пришшел сссюда.
        Сэйтан зачерпнул силу, сохранившуюся в его Черном Камне, и наступил на предельную нить. Мощь, скрытая в паутине, вонзилась в ступни, как игла. Он втянул воздух сквозь зубы и двинулся к центру.
        С каждым шагом сила сети становилась все ощутимее. К тому времени, как Сэйтан добрался до центра, все тело его вибрировало от испускаемого паутиной гула. По-прежнему стоя одной ногой на серебристой нити, Повелитель Ада встал за Камнем, сконцентрировав взгляд и всю свою волю на нужном пределе.
        Он вытянул правую руку и взрезал вену.
        Кровь, упавшая на Камень в центре паутины, сердито зашипела. От нее в воздух поднялся красный туман, свившийся в тонкую нить. Она послушно потянулась вдоль предельной линии.
        Капля за каплей медленно плетущаяся нить двигалась к Шэйллоту, к Белдон Мору.
        На мгновение она замерла — на расстоянии пяди от маленького Камня, словно он преградил ей путь, а затем осторожно поползла дальше, алой лозой взбираясь по невидимой стене. Поднявшись на ладонь над полом, она снова спокойно вплелась в предельную линию.
        Он пробил завесу Джанелль. В тот миг, как кровавая нить коснется маленького Камня, он сможет узнать, что происходит в Белдон Море.
        Нить вплелась в Камень.
        Глаза Сэйтана расширились.
        — Огни Ада, что…
        — Не двигайсся!  — Голос Дрейки казался таким слабым и далеким…
        «Что Деймон натворил?» — гадал Сэйтан, ощущая послевкусие ледяного гнева. Опустившись ниже той какофонии, которая смешала светлые Камни, он коснулся нитей Черного, слишком спокойных и неподвижных. В пределах досягаемости должно быть три разума. Однако он дотянулся лишь до одного — у Темного Алтаря.
        Не отрывая взгляда от меньшего Камня, Сэйтан отправил короткую мысль по Черной нити, копье к копью.
        «Тезка?»
        Ответом ему послужил краткий, раздраженный проблеск.
        Сэйтан попробовал еще раз, на сей раз обращаясь к женщине.
        «Ведьмочка?»
        Мгновение тишины.
        Сэйтан услышал, как охнула Дрейка, когда вокруг него зажегся мерцающий свет.
        Уголком глаза он заметил, что все меньшие Камни начали светиться, серебряные нити паутины озарились холодным огненным светом.
        Что-то метнулось к нему. Не мысль. Больше похоже на мыльный пузырь, забранный дымкой. Все быстрее и быстрее это нечто мчалось к паутине.
        Неожиданно из Камня у его ног полился ослепительный свет. Сэйтан поспешно прикрыл рукой глаза.
        Мыльный пузырь достиг меньшего Камня и лопнул, и пещера…
        Пещера завибрировала от отчаянного детского крика.

3. Террилль

        Крик затих.
        Сюрреаль помчалась по засыпанной снегом лужайке к потайному входу в Брайарвуд. Серый Камень, висевший на шее, горел от гнева. Сегодня в Белдон Море не было замков, которые могли бы удержать ее снаружи. Однако, оказавшись внутри, Сюрреаль поняла, что не имеет ни малейшего представления, где искать ее.
        Девушка успела сделать всего несколько шагов от двери, когда услышала чей-то крик:
        — Поспеши! Сюда! Спеши!
        Резко обернувшись вправо, она увидела Розу, неистово пытающуюся привлечь ее внимание.
        — Они слишком сильны!  — сказала девочка, схватив Сюрреаль за руку.  — Картан и дядюшка Бобби позволяют ему подпитываться их силой! Комната закрыта щитом, поэтому я не могу войти.
        — Где это?  — В боку закололо от быстрого бега, холодный ночной воздух обжигал легкие. Это только подогрело ее гнев.
        Роза указала на стену:
        — Ты сможешь сделать проход?
        Сюрреаль пристально посмотрела на стену, посылая импульс за импульсом. Боль и непонимание. Отчаяние и гнев. И храбрость.
        — Почему она не пытается бороться?
        — Слишком много лекарств. Она сейчас в туманном мире и не может выбраться.  — Роза непрерывно дергала Сюрреаль за рукав.  — Пожалуйста, помоги ей! Мы не хотим, чтобы она умерла, не хотим, чтобы она стала такой же, как мы!
        Сжав губы в тонкую линию, Сюрреаль потянулась за ножом, убранным в ножны на правом бедре, но вместо этого ее рука двинулась в другую сторону и взяла кинжал, висевший слева.
        Нож Тишьян.
        На губах Сюрреаль заиграла жестокая улыбка. Не отрывая взгляда от стены, она протянула свободную руку Розе.
        — Идем со мной,  — сказала она, делая шаг вперед и исчезая в каменной кладке.
        Внешние стены Брайарвуда были очень толстыми. Сюрреаль не обратила на это ни малейшего внимания.
        В этот раз… в этот раз она обязательно омоет стены кровью.
        Щит был на месте, поддерживаемой одной или двумя сторонними силами. Глупцы. Два Красных могли бы замедлить ее, если бы знали о существовании Серого. Но Картан и дядюшка Бобби? Никогда. Никогда.
        Сюрреаль выбросила короткую нить силы из своего Серого Камня. Щит, окружавший комнату, разлетелся вдребезги.
        Сюрреаль прыгнула вперед. Оказавшись в маленькой комнате, она развернулась, чтобы взглянуть в лицо человека на постели. Продолжая протискиваться в лежащее на кровати безвольное тело, он поднял голову. Его лицо было искажено ненавистью и похотью.
        Бросившись вперед, она схватила одной рукой его за волосы, а второй полоснула кинжалом по горлу.
        Кровь нежно запела, окрашивая белые стены алым.
        Не останавливаясь ни на миг, Сюрреаль вогнала нож ему в сердце, сбросив его с кровати силой своего гнева.
        Он упал на пол. Нож Тишьян покачивался прямо в сердце, пока обезображенные руки слабо дергались — миг, другой.
        Дело нужно довести до конца.
        Присев на корточки над распростертым телом, Сюрреаль вытащила другой нож, намереваясь использовать сталь в качестве путеводной нити для Серого цвета, чтобы уничтожить оставшуюся жизнь, скрытую под черепом. Однако в тот миг, как она занесла руку для последнего удара, тихий стон Розы заставил ее бросить взгляд на постель.
        Между разведенными ногами Джанелль лужа крови. Слишком много крови.
        Сюрреаль склонилась над постелью. Ее желудок сжался.
        Джанелль немигающим взглядом смотрела на потолок. Выражение глаз не изменилось, даже когда Сюрреаль провела над ними рукой. Тело было покрыто синяками, из пореза на губе сочилась кровь.
        Сюрреаль бросила взгляд на Предводителя и заметила царапины на его лице и плечах. Значит, она какое-то время все-таки боролась с ним.
        Девушка попыталась нащупать пульс и обнаружила его. Только вот он слабел с каждым ударом.
        Кто-то замолотил в закрытую дверь.
        — Грир!  — крикнул мужской голос.  — Грир, что происходит?
        — Проклятье!  — Это слово вырвалось вместе с дыханием. Сюрреаль поспешила запереть дверь Серой нитью. Вытащив нож Тишьян из сердца Грира, она заколебалась на мгновение, но затем покачала головой. У нее не было драгоценной минуты, необходимой на это. Поэтому Сюрреаль поспешила перерезать путы, которыми Джанелль была привязана за запястья и лодыжки к постели, завернула девушку в окровавленную простыню, прижала сверток к груди и, скрыв себя и свою драгоценную ношу Серой завесой невидимости, прошла сквозь стену.
        Оказавшись в коридоре, она помчалась со всех ног. Когда они наконец вскроют Серый замок и обнаружат тело Грира, ее будут искать все поголовно. И если поймают кровавый след, то смогут догнать ее.
        Осталось только одно место, куда можно пойти, и даже там ей потребуется помощь.
        Вложив в этот призыв все свое существо, Сюрреаль отправила отчаянный призыв по Серой нити.
        «Сади!»
        Никакого ответа.
        «Сади!»

4. Ад

        — Нет!
        Крик Сэйтана разнесся под сводами пещеры, заглушив топот ног, спешащих по лестнице.
        — Са-Дьябло!  — завопил Андульвар, вбегая в пещеру.  — Мы слышали крик. Что…
        Сэйтан резко развернулся, оскалив зубы и пронзив Дрейку убийственным взглядом, наполненным холодной яростью.
        — И что теперь?  — слишком тихо спросил он.
        — Поедем на Ветрах,  — предложил Протвар, обнажая нож.
        — Нет времени,  — возразил Мефис.  — Будет слишком поздно.
        — Дрейка…  — позвал Джеффри.
        Та даже не моргнула, не вздрогнула под пристальным, ледяным взглядом Сэйтана.
        — Сэйтан…  — начал Андульвар.
        Дрейка закрыла глаза.
        В их сознаниях зазвучал голос, глубокий и раскатистый, словно вздохнула сама Цитадель.
        Мужской голос.
        «Копье к копью, Повелитель. Теперь это единсственный путь. Ее кровь бежжжит. Ессли она сейчас умрет…»
        «То станет одной из килдру дьятэ».
        В этом голосе было столько горя…
        «Воплощщение мечты не может ссстать килдру дьятэ, Повелитель. Она будет навссегда потеряна для нассс».
        — Кто ты, чтобы говорить мне это?!  — зарычал Сэйтан.
        «Лорн».
        Сердце Повелителя на мгновение перестало биться.
        «Ты обладаешшь сссмелосстью, Повелитель, сссделать то, что должжен. Другой мужжчина ссстанет твоим орудием».
        Рокот затих.
        В пещере неожиданно стало очень тихо.
        Осторожно повернувшись, Сэйтан вновь взглянул на нить красного тумана.
        И Кровь будет петь для Крови.
        Не думай. Будь орудием.
        За все нужно платить.
        Запертый в своем застывшем, холодном гневе, Сэйтан медленно вытянул силу из паутины, своих Камней и самого себя до тех пор, пока не создал трехгранное копье мысли. Сфокусировав взгляд и волю на меньшем Камне, он послал один-единственный громогласный призыв.
        «САДИ!»

5. Террилль

        «Сади!»
        «Сади!»
        «САДИ!»
        Деймон вздрогнул и проснулся. Сердце бешено стучало, в голове пульсировала боль, волнами расходившаяся по телу. Застонав, он потер кулаком лоб.
        И вспомнил.
        «Сади, прошу тебя!»
        Деймон нахмурился. Даже это простое движение причиняло боль.
        «Сюрреаль?»
        Всхлип.
        «Спеши. К Алтарю».
        «Сюрреаль, что…»
        «Она истекает кровью!»
        Деймон не запомнил момент перехода. В одно мгновение он еще был заперт в своем подземном убежище, в следующем уже прижимался к дереву, закрыв глаза и ожидая, когда мир перестанет отчаянно кружиться.
        «Сюрреаль, иди к Алтарю. Сейчас же».
        «Дядюшки бросятся за нами».
        Садист оскалил зубы в хищной ухмылке:
        «Пусть идут».
        Связь прервалась. Сюрреаль уже мчалась на Ветрах к Алтарю Кассандры.
        Деймон вцепился в кору дерева. Тело не могло дать ему ничего. Черные Камни осушены до дна. Отчаянно нуждаясь в силе, он жадно опустошил Красный Камень, носимый по Праву рождения.
        «САДИ!»
        Сила, скрывавшаяся в этом громоподобном голосе, ударила по его энергии Красного и осушила ее с той же легкостью, с какой озеро принимает ведро воды.
        Деймон прижал руки к вискам и упал на колени. Эта мощь, подобно стальному кольцу, сжимала его голову, угрожая вот-вот сокрушить внутренние барьеры. Зарычав, он подался назад, истратив всю силу, которая еще оставалась.
        «Деймон».
        За первым же барьером его встретил ледяной гнев, зато теперь он наконец узнал этот голос.
        «Жрец?  — Деймон вздохнул с облегчением.  — Отец, не дави так… я не могу… Слишком тяжело».
        Чужая воля отодвинулась — совсем чуть-чуть.
        «Ты — мое орудие».
        «Нет».
        Ментальный обруч, взявший в тиски его разум, снова сжался.
        «Я не служу никому, кроме Ведьмы. Даже тебе, Жрец!» — выплюнул Деймон.
        Обруч снова ослаб, превратившись в легкое поглаживание.
        «Я тоже служу ей, Князь. Поэтому ты и нужен мне. Ее кровь бежит».
        Деймон из последних сил попытался подняться, борясь за каждый вдох.
        «Я знаю. Ее скоро принесут к Алтарю Кассандры».
        Ему было больно. Огни Ада, как ему было больно…
        «Впусти меня, тезка. Я не причиню тебе вреда».
        Деймон помедлил, а потом опустил все барьеры разом, полностью открывшись. Он стиснул зубы, чтобы не закричать, когда в его сознание вторгся поток ледяного гнева. В глазах двоилось. Он чувствовал спиной шершавую кору дерева. А еще ощущал холодный камень под босыми ногами.
        Второе, чужое чувство исчезло, но не до конца. Деймон медленно сжал и разжал кулак. У него было такое ощущение, словно под кожей надета перчатка. Впрочем, оно тоже быстро исчезло, но не до конца.
        «Ты управляешь моим телом»,  — произнес Деймон с оттенком горечи.
        «Я не управляю им. Объединившись таким способом, мы сумеем многое: моя сила станет колодцем, из которого ты можешь черпать, а я буду способен увидеть и понять, что мы можем сделать, чтобы помочь ей».
        Деймон оттолкнулся от дерева. Он покачнулся, но вторая пара ног надежно держала его. Сделав глубокий вдох, он вскочил на Черный ветер и помчался к Алтарю Кассандры.


        Деймон, спеша, пробирался по полуразрушенным коридорам и внешним комнатам Святилища. Шаги, которые он слышал всего несколько мгновений назад, замерли. Теперь Серая стена загораживала коридор, ведущий в лабиринт внутренних помещений.
        — Сюрреаль?
        Ответом ему был всхлип. Серая стена рухнула.
        Деймон помчался к ней. Сюрреаль ждала его, заливаясь слезами.
        — Я пришла слишком поздно,  — зарыдала она, когда Деймон взял из ее дрожащих рук завернутую в простыню девочку и прижал к груди.  — Я пришла слишком поздно.
        Деймон вновь повернулся к коридору, из которого только что выскочил.
        — У Кассандры где-то здесь должна быть комната…
        «Иди к Алтарю, тезка».
        «Но ведь ей нужно…»
        «К Алтарю».
        Деймон снова повернулся и побежал к Алтарю, расположенному в самом сердце Святилища. Сюрреаль обогнала его и распахнула кованые железные ворота, ведущие к их цели. Деймон промчался мимо и осторожно положил Джанелль на Алтарь.
        — Нам нужен свет,  — произнес он. Отчаяние добавило резкости и жесткости в его голос.
        Над его головой расцвел огонь колдовского света.
        Кассандра стояла за Алтарем. Ее Черные Камни ярко сияли. Взгляд изумрудных глаз пронзил пришедших не хуже кинжала.
        Деймон опустил глаза и увидел кровь на рубашке.
        «Наберись смелости, тезка».
        — Вот оно что,  — тихо произнесла Кассандра, не отрывая взгляда от лица Деймона.  — Вы оба здесь.
        Он кивнул, быстро разворачивая простыню.
        Кассандра зажала рот рукой, еле сдерживая крик.
        Между ног Джанелль струилась кровь. Пальцы Деймона тут же окрасились ею, когда он положил их между бедрами девочки и стал проводником осторожной силы, обратившись к Ремеслу целительниц, которое немного знал. Он искал, отправляя один импульс за другим.
        Ведьмы кровоточили сильнее, чем обычные женщины в свою Первую ночь, а ведьмы, носившие темные Камни,  — особенно. Они расплачивались за свою силу мгновениями уязвимости, когда равновесие смещалось в сторону мужчины, оставляя их беззащитными.
        Но даже это не могло объяснить такого количества крови.
        Импульс за импульсом, поиск…
        По телу пробежал ледяной шок, когда Деймон наконец нашел ответ. За ним последовал холодный, морозный гнев.
        — Они использовали что-то другое, чтобы порвать ее. Эти ублюдки специально порвали ее.  — Он провел руками по телу Джанелль, нащупав многочисленные ссадины и порезы. Синяки уже были хорошо видны. «Ты знаешь целительское Ремесло?» — рявкнул он на Сэйтана.
        «Я обладаю весьма обширными познаниями, но в этой области сведущ даже меньше тебя. Этого недостаточно, Деймон».
        «Тогда у кого их достаточно?!»
        Пустые глаза Джанелль уставились прямо на него.
        Он потянулся ладонями к щекам девушки.
        — Нет,  — возразила Кассандра, обходя Алтарь.  — Позволь мне. Сестра не будет представлять для нее угрозы.
        Деймон возненавидел ее за эти слова. И возненавидел еще больше, поняв, что в данной ситуации это правда.
        «Пусть она попытается, тезка»,  — произнес Сэйтан, вынуждая сына сделать шаг назад.
        Кассандра прижала пальцы к вискам Джанелль и уставилась в немигающие глаза. Через минуту она отшатнулась и обняла себя, словно нуждаясь в утешении. Ее губы дрожали.
        — Она вне досягаемости,  — хрипло прошептала она, признавая поражение.
        Это ничего не значило. Джанелль была сильнее, чем они все, вместе взятые. Она могла спуститься гораздо ниже. Это еще ничего не значило.
        Но видение Терсы о разбитой чаше жестоко высмеивало его. «Ты знаешь,  — говорило оно.  — Ты ведь прекрасно знаешь, почему она не откликается».
        — Нет.  — Деймон так и не понял, кто из них это сказал — он или Сэйтан.
        Сюрреаль решительно шагнула вперед. Ее лицо было пепельно-серым, но в золотисто-зеленых глазах светилась решимость.
        — Одна девочка по имени Роза сказала, что ей дали слишком много лекарств и она не может выйти сама из некоего туманного места. Возможно, ее накачали шаффрамате, смешанным со снотворным.
        Голос Сэйтана был вымученно спокойным.
        «Я не чувствую связи между ее телом и Сущностью. Либо она слишком слабая, либо Джанелль окончательно перерезала ее. Если мы не вытащим девочку сейчас, то потеряем навсегда».
        «Ты хочешь сказать, я ее потеряю,  — рявкнул Деймон.  — Если даже тело умрет, ты по-прежнему сможешь наслаждаться ее обществом, не так ли?»
        Он ощутил, как по нити их связи прошла жгучая, острая боль.
        «Нет,  — шепотом отозвался Сэйтан.  — Тот, кто знает многое, сказал, что воплощенная мечта не может стать килдру дьятэ».
        Деймон зажмурился и сделал глубокий вдох.
        «Насколько глубок твой колодец, Жрец?»
        «Я не знаю этого».
        «В таком случае сейчас выясним». Деймон повернулся к Сюрреаль:
        — Выйди наружу и будь настороже. Эти сыновья блудливых сук скоро придут сюда. Нам нужно время, Сюрреаль.
        Девушка бросила взгляд на Алтарь.
        — Я буду держаться до тех пор, пока не услышу твой зов,  — произнесла она, выскальзывая за кованые ворота и исчезая в лабиринте темных коридоров.
        — Иди с ней,  — бросил Деймон Кассандре.  — Это личное.
        Прежде чем она успела возразить, Сэйтан добавил:
        «Идите, Леди».
        Деймон подождал немного. Убедившись, что Кассандра действительно ушла, он вытянулся на Алтаре и заключил Джанелль в объятия.
        Сила Сэйтана потекла в него. Деймон завернулся в нее, как в одеяло.
        «Спускайся ровно и не спеша»,  — предупредил Сэйтан.
        Как легко, оказывается, скользнуть в это покинутое тело, как легко скользить вниз в пустоте — до собственной внутренней сети… Деймон задержался там, пытаясь с помощью поисковых импульсов выяснить, что внизу.
        Глубоко, глубоко во тьме мелькнула вспышка молнии, осветив кружащуюся черную дымку.
        «Джанелль!  — крикнул Деймон.  — Джанелль!»
        Никакого ответа.
        Растягивая ниточку связи с Сэйтаном, чтобы сделать ее длиннее, Деймон опустился на свою внутреннюю паутину.
        «Деймон!» Голос Сэйтана вибрировал от беспокойства.
        Еще немного глубже. И еще чуть-чуть.
        Теперь Деймон ощущал встречное давление, но продолжал упрямо истончать связь.
        Вниз, вниз, вниз.
        Словно он собирался нырнуть в глубокие темные воды. Бездна давила на него, давила на его сознание. Глубже протолкнуть внутреннюю паутину, заключавшую его Сущность, было нельзя. Еще хоть один дюйм — и та самая сила, которая делала Кровь Кровью, попытается наполнить собой слишком маленький сосуд, сокрушая дух и разбивая разум.
        Вниз, вниз, вниз… Деймон скользил сквозь пустоту, делая нить связи между собой и Сэйтаном все тоньше и тоньше.
        «Деймон!  — Голос Жреца превратился в хриплый, далекий гул грома.  — Ты слишком глубоко. Поднимайся вверх, Деймон. Вверх!»
        Легчайшее перышко ментального контакта возникло из черной дымки, которая по-прежнему была глубоко под ним, коснулось его и вновь отпрянуло, испуганное и пораженное.
        «Джанелль!  — закричал Деймон. Не получив ответа, он послал мысль на острие копья: — Я почувствовал ее, Жрец! Я ее почувствовал!»
        Но он ощутил также и резкую боль, осознав, что его безжалостно тянут вверх.
        «Нет!  — крикнул он, сопротивляясь.  — Нет!»
        Нить связи лопнула.
        Больше не питаясь силой, которую направлял отец, Деймон превратился в пустой сосуд, который поспешила заполнить сила, дремлющая в бездне. Слишком много. Слишком быстро. Слишком сильно.
        Он закричал, когда разум треснул, раскололся и разлетелся на части.
        Разбиваясь на кусочки, он с криком падал вниз и исчез в черном тумане, прорезаемом молниями.


        Сюрреаль наложила завершающие штрихи на заклинание, сплетенное поперек коридора, ведущего во внутренние помещения Святилища, а затем не отказала себе в удовольствии помечтать о том, чтобы толкнуть туда Кассандру — посмотреть, что произойдет. Она лично ничего не имела против этой женщины, но ее обидчивость и враждебные взгляды, которые дамочка то и дело бросала в сторону Алтаря, действовали Сюрреаль на нервы, уже изрядно потрепанные сегодня.
        Она шагнула назад и вытерла руки о штаны. Призвав черную сигарету, девушка зажгла ее тонким язычком колдовского огня, затянулась и предложила Кассандре, которая покачала головой, продолжая сверлить Сюрреаль взглядом.
        — Что они пытаются сделать такого, чтобы называть это «личным»?  — в десятый раз за последние несколько минут спросила ведьма.
        — Сдай назад, дорогуша,  — рявкнула Сюрреаль.  — Это на редкость умное замечание насчет того, что она доверяет тебе больше, чем ему, было достаточной причиной, чтобы выставить тебя за дверь.
        — Но это же правда!  — сердито возразила Кассандра.  — Сестра…
        — К черту Сестер. И что-то я не слышу, чтобы ты распространялась в том же духе насчет второго, которого я только слегка уловила.
        — Я верю Жрецу.
        Сюрреаль снова затянулась. Значит, это был Жрец… Явно не из тех мужчин, с которыми ей бы хотелось иметь дело. С другой стороны, Сади тоже не из тех мужчин, с которыми ей бы хотелось иметь дело…
        Она потушила сигарету и заставила ее исчезнуть.
        — Пошли, дорогуша. Давай-ка подготовим еще парочку неприятных сюрпризов для бесценных дядюшек Брайарвуда.
        Кассандра с подозрением оглядела коридор:
        — Что это такое?
        — Смертельная ловушка.  — В глазах Сюрреаль отразилось мстительное удовольствие.  — Первый, кто пройдет здесь, получит полный заряд. Заклинание взорвет его сердце, яйца и завершит начатое выбросом Серой силы. Оно затягивается в тело и не оставляет следов, по которым можно найти исполнителя. Обычно я прибавляю к нему замедляющие чары, но сейчас нам нужно нанести быстрый и грязный удар.
        Кассандра, казалось, была потрясена до глубины души.
        — Где ты научилась создавать подобные сети?!
        Сюрреаль только покачала головой и направилась в следующий коридор, чтобы поставить еще одну ловушку. Сейчас было явно не самое подходящее время рассказывать Кассандре, что этому славному заклинанию ее научил Сади. Особенно когда она сама горько жалеет, что он не показал его Джанелль.


        Деймон медленно открыл глаза.
        Он знал, что лежит на спине. Знал, что не может пошевелиться. Еще он знал, что полностью обнажен. Это еще почему, интересно?
        Вокруг кружилась дымка, дразня и не показывая, где он. Не то чтобы Деймон ожидал увидеть что-либо знакомое, но даже у разума есть определенные черты. Только вот это было сознание Джанелль, а не его собственное, и оказался он в месте слишком глубоком для остальных людей Крови.
        Деймон вспомнил, как почувствовал ее присутствие, посылая импульсы в бездну, вспомнил свой отчаянный рывок — и падение. Он разбился…
        Что-то двинулось в тумане. Он услышал тихое звяканье хрусталя о хрусталь.
        Повернув голову на звук, Деймон почувствовал, что это простое движение потребовало концентрации всей оставшейся у него силы.
        «Не шевелись»,  — произнес певучий, мелодичный голос, в котором слышалось эхо глубоких пещер и чистота полуночного неба.
        Туман немного отступил, и Деймон увидел ее. Она стояла рядом с каменными плитами, сложенными в самодельный алтарь.
        Он вздрогнул от неожиданности и потрясения. Хрустальные осколки на алтаре затряслись в ответ.
        «Не шевелись»,  — раздраженно повторила она, осторожно возвращая еще один осколок разбившейся чаши на место.
        Это был голос Джанелль, но…
        Она была среднего роста, стройная, светлокожая. Золотистая грива — не совсем волосы и в то же время не мех — была зачесана назад и не скрывала заостренные ушки. Во лбу маленький, закрученный спиралью рог. Вдоль позвоночника узкая полоска золотистого меха, заканчиваясь золотисто-белым хвостом, покачивающимся над обнаженными ягодицами. Ноги были вполне человеческими и красивыми, но резко менялись ниже икр, плавно перетекая не в ступни, а в изящные лошадиные копытца. У красивых, длинных пальцев оказались коготки наподобие кошачьих. Она грациозно подхватила со стола следующий осколок и пристроила на место, и Деймон увидел маленькие, круглые груди, женственные изгибы талии и бедер, треугольник темно-золотистых волос между ног…
        Кто?..
        Но он уже знал ответ. Еще до того, как она подошла и взглянула на него, до того, как он прочел жестокую мудрость в ее древних, призрачных сапфировых глазах, Деймон все понял.
        Пугающая и прекрасная. Кровь — и Другая. Мягкая и жестокая. Невинная и мудрая.
        «Я — Ведьма»,  — произнесла она. Ее голос дрогнул, вместе с тем наполнившись вызовом.
        «Я знаю».  — Его голос приобрел вкрадчивые нотки соблазнителя. В нем пульсировало желание, которое Деймон не мог ни замаскировать, ни скрыть.
        Он попытался поднять голову, но снова потерял сознание. К тому времени, как зрение вернулось, она собрала уже достаточно осколков, чтобы Деймон понял: Терса показывала ему другую чашу.
        «Это не твоя чаша!» — радостно воскликнул он, ощутив слишком большое облегчение, чтобы заметить, как напугал ее. Ведьма повернулась и зарычала на него, оскалившись.
        «Конечно нет, глупый, упрямый самец! Она твоя!»
        Эти слова несколько отрезвили Деймона, но вместе с тем так сильно напомнили Джанелль-ребенка, что он не обратил на них особого внимания.
        Он не спеша оперся на локоть.
        «Значит, твоя чаша не разбилась?»
        Она выбрала из груды осколков еще один и вернула его на место. Глаза Ведьмы наполнились отчаянием, а голос стал слишком тихим.
        «Разбилась».
        Деймон снова лег и закрыл глаза. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы набраться храбрости и спросить наконец: «А ты можешь починить и ее?»
        Она ничего не ответила.
        Он снова потерял ощущение времени и реальности. Минуты, годы, какая разница? Перед закрытыми глазами проносились образы. Тела из плоти, кости и крови. Сети, отмечавшие внутренние рамки. Хрустальные чаши, содержавшие разум. Камни, воплощавшие силу. Образы кружились, сменяя друг друга снова и снова. Когда наконец калейдоскопический круговорот прекратился, они образовали четырехгранный треугольник. Три стороны — тело, чаша и Камни — окружали четвертую сторону, Сущность, дух, связывающий воедино три остальные.
        Образы снова закружились и превратились в туман. Он почувствовал, как что-то в нем самом становится на свое место, и туман превратился в хрустальную чашу. Все осколки были осторожно подогнаны и скреплены вместе. Черный туман заполнил трещины между каждым куском, а заодно места, где не хватало крошечных частиц.
        Деймон чувствовал себя хрупким и ломким.
        Палец ткнул его в грудь.
        Тонкая черная пленка окутала чашу изнутри и снаружи, образовав вокруг нее мягкий щит.
        Палец ударил еще раз. Сильнее.
        Деймон не обратил на него ни малейшего внимания.
        В следующий раз на кончике пальца оказался змеиный зуб.
        Выругавшись, Деймон поднялся на локтях, однако напрочь забыл, что еще собирался сказать, потому что Ведьма оседлала его бедра. Он готов был поклясться, что видел в ее сапфировых глазах вспышки молний.
        «Ворчливый самец,  — произнесла она, снова ткнув его в грудь.  — Чаша снова цела, но она очень хрупкая. Она станет прочной снова, если ты сможешь ее защитить. Твое тело должно оказаться в безопасном месте и быть там до тех пор, пока не исцелится чаша».
        «Я без тебя не уйду».
        Ведьма покачала головой:
        «Царство туманов слишком темное, слишком глубокое для тебя. Ты не можешь остаться здесь».
        Деймон оскалил зубы и процедил:
        «Я без тебя не уйду».
        «Упрямый ворчливый самец!»
        «Я могу быть таким же упрямым и ворчливым, как ты».
        Она показала ему язык.
        Он ответил тем же.
        Она моргнула, фыркнула и рассмеялась.
        Этот серебристый, бархатистый звук заставил его сердце сжаться от боли и волнения.
        Раньше Деймону доводилось видеть Ведьму под детской внешностью Джанелль-ребенка. Теперь он разглядел Джанелль под обликом Ведьмы. Он узнал разницу — и вместе с тем не почувствовал ее.
        Она подняла на него глаза, полные нежной печали:
        «Ты должен вернуться, Деймон».
        «Ты тоже»,  — тихо отозвался он.
        Ведьма покачала головой:
        «Тело умирает».
        «Ты можешь исцелить его».
        Она еще упорнее покачала головой:
        «Пусть умирает. Пусть получат тело. Мне оно не нужно. Теперь здесь мой дом. Отсюда я могу видеть их. Все сны».
        «Какие еще сны?»
        «Сны в Свете. Сны во Тьме и в Тенях. Все сны.  — Она поколебалась, смутившись.  — Ты — один из снов Света. Хороший сон».
        Деймон с усилием сглотнул. Вот, значит, чем она их всех считала? Снами? Она, бывшая ожившей легендой, мечтой, обретшей плоть…
        Обретшей плоть…
        «Я — не сон, Леди. Я реален».
        Ее глаза озарились.
        «Что реально?  — требовательно спросила она.  — Я вижу прекрасные вещи, слышу их, прикасаюсь к ним телесной рукой, а они говорят, что только плохие девочки придумывают истории, что все это ненастоящее. Я вижу плохие вещи, жестокие, искаженную, извращенную тьму, которая поражает землю, тьму, которая не Тьма, а они говорят, что только плохие девочки придумывают истории и говорят неправду. Дядюшки говорят, что никто не поверит девочке, которая не в себе, а потом смеются и причиняют телу боль, поэтому я отправляюсь в туманное место, чтобы посмотреть на нежных и красивых, а им оставляю лед, который причиняет боль, если к нему прикоснуться.  — Она обхватила себя руками, раскачиваясь вперед и назад.  — Я не нужна им. Я не нужна им. Меня они не любят».
        Деймон обнял ее и прижал к себе, покачиваясь вместе с ней, давая возможность выговориться. Он слушал о ее одиночестве и непонимании. Слушал об ужасах Брайарвуда. Слушал рассказы о друзьях, которые казались реальными, но не были таковыми. И, выслушав, он понял то, чего не понимала она. Чего не могла понять.
        Если она не восстановит свой разбитый разум, не свяжется вновь со своим телом и не восстановит четырехгранный треугольник, то навсегда останется заключенной здесь, потеряется и запутается в осколках самой себя до тех пор, пока не увязнет окончательно. И тогда она никогда не сможет достичь того, что любит больше всего.
        «Нет,  — нежно произнес он, когда поток признаний наконец иссяк.  — Им ты не нужна. Они тебя не любят, не могут любить. Но я люблю тебя. И Жрец тоже. И остальные, нежные и красивые, тоже любят. Мы так долго ждали твоего прихода. Ты нужна нам. Мы хотим, чтобы ты осталась с нами».
        «Я не хочу иметь это тело,  — всхлипнула она.  — Оно болит».
        «Не всегда, милая, не всегда. Без тела как ты сможешь услышать пение птиц? Ощутить теплый летний дождь на коже? Как ты будешь кушать ореховые пирожные? Как пройдешь по пляжу на закате, наслаждаясь ощущением теплого песка и волн под… копытами?»
        Он почувствовал, что ей стало легче, еще до того, как услышал приглушенный смешок. Когда Ведьма подняла голову и взглянула на него, ее бедра слегка сжались.
        Из вспыхнувшей в его чреслах искорки разгорелся настоящий огонь, и Деймон дернулся.
        Она откинулась назад, наблюдая за тем, как он растет и поднимается.
        В ее взгляде Деймон прочел невинность, любопытство маленького котенка. Он видел женскую оболочку, которая, пусть и не совсем зрелая, уже не была ребенком.
        Деймон стиснул зубы и выругался про себя, когда она начала слегка поглаживать его набухший орган.
        Прикосновение. Наблюдение за его реакцией, словно она никогда не видела возбужденного мужчины. Прикосновение. Наблюдение.
        Он хотел оттолкнуть ее. Хотел усадить сверху. Эти ласки убивали. Они были чудесны. Когда Деймон, решившись, коснулся ее руки, чтобы остановить, Ведьма произнесла тихо и задумчиво:
        «А у твоей мужественности нет шипов».
        Его окатило ледяным гневом. Осколки чаши задребезжали, когда он усилием воли сдержал ярость, которая не могла бы найти здесь выхода. На мгновение Деймон очень хотел убедить себя, что она сравнивает его с мужчиной другой расы, но он слишком хорошо знал об извращенных удовольствиях мерзавцев, которые с наслаждением ломали юную, сильную ведьму в ее Первую ночь.
        Мать-Ночь! Ничего удивительного в том, что она не хочет возвращаться. Ведьма озадаченно рассматривала его.
        «А у телесной мужественности есть шипы?»
        Деймон проглотил гнев. Дремавший доселе Садист превратил его в смертельно опасный шелк.
        «Нет,  — промурлыкал он.  — У моего естества шипов нет».
        «Мягкий»,  — удивилась она, поглаживая и изучая. Его руки легко взлетели вверх по ее бедрам.
        «Он мог бы доставить тебе удовольствие»,  — мягко, певуче произнес он.
        «Удовольствие?» Ее глаза озарились любопытством и предвкушением.
        Это детское доверие острым ножом вонзилось сердце. Очевидно, она почувствовала некую перемену. Прежде чем Деймон сумел остановить ее, Ведьма яростно пнула его в бедро и поспешно отскочила. Оказавшись вне пределов досягаемости, она обхватила себя руками и прожгла его гневным взглядом.
        «Ты хочешь соединиться с телом. Как и те, другие. Ты хочешь, чтобы я ее вылечила, чтобы ты мог поместить свою мужественность в нее!»
        Его окатил гнев.
        «В кого — в нее?» — с опасной мягкостью поинтересовался он.
        «В Джанелль».
        «Ты и есть Джанелль».
        «Я — Ведьма!»
        Он задрожал от усилий, прикладываемых, чтобы не напасть на нее.
        «Джанелль — это Ведьма, а Ведьма — это Джанелль».
        «Я им не нужна, они не хотят меня!  — выкрикнула Ведьма, ударив его кулаком в грудь.  — Не меня! Они не хотят, чтобы я была внутри тела. Они хотят совокупляться с Джанелль, а не с Ведьмой!»
        Деймон чувствовал, как она все больше отдаляется.
        «Это Ведьма!  — крикнула она.  — Вот что живет внутри тела! Ты хочешь совокупляться с Ведьмой?!»
        Гнев наконец заставил его бросить:
        «Нет, я не хочу совокупляться с тобой! Я хочу заниматься с тобой любовью!»
        Что бы она ни собиралась сказать, слова потерялись на полдороге. Ведьма уставилась на него, как на неизвестный доселе объект, а потом сделала маленький шажок навстречу.
        Она проглотит наживку, шепнул Садист, скрывающийся внутри. Она проглотит наживку и шагнет в великолепную, опасную ловушку.
        Еще один шаг.
        Опасный, смертельно опасный шелк.
        И еще один.
        Славная ловушка, сплетенная из любви, лжи… и правды.
        «Я ждал тебя семь веков,  — промурлыкал он.  — Только тебя.  — Его губы растянулись в улыбке соблазнителя.  — Я был рожден стать твоим любовником».
        «Любовником?»
        Почти в пределах досягаемости.
        Без физического тела нити соблазна были не такими мощными, однако Деймон заметил перемену во взгляде Ведьмы, когда они дотянулись до ее сознания.
        Однако она по-прежнему парила слишком далеко.
        «Тогда зачем тебе тело?»
        «Потому что оно может принять меня, чтобы я доставил тебе удовольствие.  — Он наблюдал за тем, как напряженно она обдумывает его слова.  — Тебе нравится мое тело?»
        «Оно очень красивое,  — неохотно признала Ведьма и поспешно добавила: — Но здесь-то ты выглядишь точно так же. И Ведьма тоже может принять твою мужественность!»
        Садист протянул руку:
        «Почему бы нам не проверить это?»
        Она приняла предложенную руку и грациозно опустилась на Деймона сверху, оседлав его бедра, а затем выжидающе покосилась на мужчину.
        Он улыбнулся, и его руки начали исследовать ее тело, успокаивая и возбуждая. Когда Деймон кончиками пальцев пощекотал ее под хвостом, Ведьма взвизгнула и подскочила. Он покрепче прижал ее к себе, обнял одной рукой за бедра, а второй зарылся в золотистую гриву. Затем Деймон поцеловал ее. Нежно. Заставляя таять от удовольствия. Она вздохнула, когда его руки коснулись грудей. Она задрожала, когда Деймон лизнул маленький витой рог. Убедившись, что Ведьма действительно проглотила наживку, он шепнул:
        «Милая, ты права. Здесь для меня слишком темно. Чаша слишком хрупкая, и мне… мне больно».
        Она посмотрела на него с искренним сожалением, но покорно кивнула.
        «Подожди,  — шепнул он, когда Ведьма попыталась отстраниться.  — А ты не можешь подняться вместе со мной? До моей внутренней паутины?  — Деймон нежно лизнул ее изящное ушко. Его голос излучал сладострастие, превратившись в низкое мурлыканье.  — Там нам будет не менее безопасно».
        Он обуздал свое нетерпение и спокойно ждал ответа. Нельзя было сказать, сколько времени прошло у Алтаря, находились ли их физические вместилища по-прежнему там, теплилась ли еще жизнь в юной израненной плоти… Деймон не знал, успели ли те чудовища из Брайарвуда добраться до Святилища. Не знал даже, что сейчас делает его тело.
        Он отбросил эту мысль. Теперь связь с телом была не у него, а у Жреца. Чем бы там его оболочка ни занималась, это проблема Сэйтана.
        Неожиданный и быстрый подъем застал его врасплох. Деймон вцепился в Ведьму в тот же миг, как она покрепче обхватила его ногами за талию.
        «Любовник»,  — сказала она, улыбнулась и начала хихикать.
        Деймону было очень интересно, знала ли Ведьма, проведшая жизнь в блужданиях между невинностью и обширными познаниями, истинное значение этого слова.
        Какая разница, прошептал Садист. Она проглотила наживку.
        Они поднимались все выше, пока наконец не оказались на уровне Черного, на достаточной высоте от его внутренней сети.
        «Так лучше?» — застенчиво спросила Ведьма.
        «Намного»,  — ответил он, прильнув к ее губам. Деймон целовал Ведьму до тех пор, пока она не расслабилась, а затем снова вздохнул.
        Поспеши, прошептал Садист.
        Он прислонился было к ее лбу своим и взвыл от боли, когда маленький рог уколол его.
        Ведьма хихикнула и поцеловала его между бровями.
        «От поцелуев становится лучше?»
        На мгновение Деймона затопило отвращение. Это произнес девичий голос. Юный девичий голос.
        Он оглянулся через плечо, пытаясь соединить женственное тело, прижимавшееся к нему, с этим голосом, и увидел осколки хрусталя, парящие в чернильной тьме.
        Части ее разума. Множество осколков. Но часть ее по-прежнему была не тронута. Должна была остаться такой. Та часть, в которой содержалось знание Ремесла. Как иначе она могла заново собрать его чашу? Но если Ведьма все время скачет от одного осколка к другому…
        Как Терса. Хуже, чем Терса.
        «Деймон?»
        Полуночный голос со смертельно опасными нотками.
        Помни только об этой ее стороне, вовремя посоветовал Садист. Забудь пока о других.
        Деймон улыбнулся Ведьме.
        «Любимая»,  — произнес он, нежно прикусив ее нижнюю губу, а затем использовал свои самые изощренные приемы, чтобы сделать наживку как можно более соблазнительной.
        Однако он не позволил ей приподняться и принять его в себя.
        «Все еще слишком темно,  — задыхаясь, произнес Деймон, когда Ведьма начала постанывать и рычать.  — Давай поднимемся к Красному. Это мой Камень по Праву рождения».
        Она попыталась сбросить путы соблазна, которыми он оплел ее, но Садист умел расставлять силки.
        «Можем устроить там постель»,  — вкрадчиво произнес он.
        Она содрогнулась. Всхлипнула. В этом звуке не было и намека на удовольствие.
        Появился образ. Постель, достаточно большая для игры. Постель с ремнями, прикрепленными к ножкам, чтобы привязывать запястья и лодыжки.
        Он отбросил этот образ и заменил его своим. Огромная комната. Пол покрыт мягкими, толстыми коврами. Огромная постель с пологом из бархата и газовых тканей. Шелковые простыни и пуховые одеяла. Горы подушек. Единственный источник света — спокойное пламя в камине и дюжины ароматических свечей.
        Ослепленная этим романтическим видением, Ведьма вздохнула и прильнула к нему.
        Деймон удерживал этот образ, дразня, искушая, и они медленно поднялись к Красному.
        Устроившись вместе с Ведьмой на шелковых простынях среди мягких подушек, Деймон попытался нащупать хоть какую-то связь — со своим телом, со Жрецом, с чем угодно — и едва не задохнулся от разочарования. Так близко. Так близко — и все равно не за что ухватиться, чтобы закончить начатое, если не считать той силы, которой Джанелль обернула его чашу, чтобы удержать осколки вместе.
        Лаская и успокаивая, любя и опутывая ложью, он заставлял ее думать только о наслаждении, а сам тем временем осторожно вытягивал силу, образовавшую пленку внутри чаши. Защита исчезла. Верхние куски зашатались, но удержались вместе. Этого хватит.
        Он потянулся к Сэйтану. Нашел лишь смертельную усталость и убийственную ярость.
        Деймон нанес удар первым.
        «Тише, Жрец.  — Он подождал немного и зачерпнул еще немного силы, склеивавшей чашу воедино.  — Используй все, что можешь, чтобы создать привязь. И приготовься к битве. Я веду ее назад».
        Затем он потянулся к своему телу. Оно по-прежнему лежало на Алтаре вплотную к ее измученной плоти. Он укрепил эту слабую связь ровно настолько, чтобы тело начало повторять его движения.
        Улыбнувшись, Деймон медленно перекатился и оказался над ней, а затем нежно завел руки Ведьмы ей за голову и сжал их.
        Он целовал ее, ласкал по мере того, как они поднимались все выше и выше.
        Она потерлась о его тело.
        «Любовник»,  — захныкала она.
        «Скоро,  — солгал он.  — Уже скоро».
        Все выше и выше…
        Еще несколько мгновений — и он вернулся бы в свое тело, но тут ее глаза неожиданно распахнулись, и она почувствовала, как ловушка захлопнулась.
        «Нет!» — закричала Ведьма.
        Оскалив зубы, Деймон загнал их обоих обратно в тела.
        Ее крики заполнили помещение Алтаря. Кровь потоком лилась между ног.
        «Исцели тело, Джанелль!  — крикнул Деймон, пытаясь удержать ее сознание в теле, пока она пыталась сбросить его.  — Исцели его!»
        Ее страх бился о границы его разума.
        «Ты солгал мне! Ты СОЛГАЛ!»
        «Я готов был сказать и сделать все, что угодно, чтобы вернуть тебя!  — взревел он, вонзив ногти ей в плечи, чтобы удержать на месте.  — Исцели его!»
        «Пусти-пусти-пусти!»
        Тела боролись. Сущности боролись. Пока они смешались в яростной схватке, Деймон почувствовал, как Сэйтан накинул петлю ей на ногу.
        Один-единственный выброс силы разорвал бы его на части и освободил ее. Вместо этого она умоляла его:
        «Деймон, пожалуйста. Ты же мой друг. Пожалуйста».
        Было очень больно слышать ее мольбы.
        «Ведьмочка». Голос Сэйтана, надтреснутый и дрожащий.
        Джанелль перестала бороться.
        «Сэйтан?»
        «Мы не хотим потерять тебя, ведьмочка».
        «Вы не потеряете меня. Я могу видеть всех вас в туманном месте».
        Слова Сэйтана падали медленно, словно каждое из них причиняло ему страшную боль:
        «Нет, Джанелль, не сможешь. Ты не увидишь никого из нас в туманном месте. Если ты не исцелишь свое тело, мы с Деймоном будем уничтожены».
        Деймон, шипя, выдохнул сквозь зубы. Оказывается, не один Садист умел плести смертельные ловушки.
        Ее плач наполнил их сознания, а затем и уши, когда детское тело повторило тот же звук.
        Деймон ощутил нарастающую волну темной силы, поднимающейся из бездны, почувствовал, как она наполняет юное тело, которое он по-прежнему сжимал в объятиях, излечивая разорванную плоть.
        Она расслабилась и теперь лежала неподвижно.
        «Я больна»,  — приглушенно произнесла Джанелль, уткнувшись носом ему в грудь.
        «Нет, милая,  — нежно поправил он.  — Тебе больно. Это совсем другое. Но мы отвезем тебя в безопасное место и…»
        Святилище содрогнулось, когда кто-то выпустил энергию темного Камня.
        Рассерженный мужской голос сорвался на вопль, исполненный ужаса.
        Джанелль закричала.
        Деймон нырнул в бездну за мгновение до того, как это сделала она, поймав ее на уровне Красного. Она пыталась сбежать из тела.
        Вытягивая силу из чаши, он вцепился в Джанелль.
        Осколки опасно зашатались.
        «Нет, Деймон!  — пронзительно крикнула она.  — Ты не можешь! Ты не можешь так поступить!  — Неожиданно Джанелль прижалась к его груди.  — Я исцелила тело. Ему еще больно, но это пройдет. Отпусти меня. Пожалуйста, отпусти меня. Можешь оставить тело себе. Можешь его использовать».
        Деймон прижал ее к себе и прильнул щекой к золотистой гриве.
        «Нет, милая. Никто не будет использовать твое тело, кроме тебя самой.  — Он закрыл глаза и сжал ее в объятиях.  — Послушайте, моя Леди Ведьма. Я солгал вам, и мне очень жаль. Но я солгал только потому, что люблю вас. Я надеюсь, вы поймете это однажды».
        Она расслабилась, прижавшись к нему спиной, и ничего не ответила.
        «Выслушай меня,  — тихо продолжал он.  — Мы увезем твое тело отсюда. Оно будет в безопасности. Скажи, есть ли в том туманном царстве какое-нибудь особенное место, которое ты всегда сможешь найти?»
        Джанелль утомленно кивнула.
        «Вокруг твоей ноги петля. Сними ее и привяжи к этому месту. Тогда, как только ты будешь готова, она покажет тебе обратную дорогу.  — Деймон не сразу нашел в себе силы сказать остальное.  — Пожалуйста, Джанелль, прошу тебя, восстанови чашу. Отыщи все осколки и сложи их вместе. Вернись в тело, когда Жрец скажет тебе, что это безопасно. Повзрослей и живи полной, счастливой жизнью. Вы очень нужны нам, Леди. Возвращайтесь и оставайтесь с теми, кто любит вас, кто давно ждал вашего появления». С этими словами он отпустил ее.
        Джанелль поколебалась, а затем отскочила прочь. Когда они оказались поодаль друг от друга, она обернулась.
        Деймон сглотнул.
        «Постарайся не забыть, что я люблю тебя. И если можешь, пожалуйста, прости меня».
        Он почувствовал легкое прикосновение к своему разуму, почувствовал, как ее темная сила восстанавливает пленку, удерживавшую осколки чаши вместе. Джанелль закрыла свои сапфировые глаза. Он наблюдал за тем, как меняется ее облик.
        Открыв глаза, Джанелль вновь предстала перед ним еще не женщиной, но уже и не ребенком.
        «Деймон»,  — произнесла она — тихо, нежно, ласково. А затем Джанелль нырнула в бездну, и его сердце разбилось. Он в последний раз поднялся наверх и вернулся в свое тело.
        Он услышал гневные мужские голоса, доносившиеся из внешних помещений Святилища, услышал раздававшиеся крики боли. Услышал, как взрывается камень. Услышал шипение одной силы, столкнувшейся с другой.
        Он не поднялся на ноги. Даже не попытался. Он только положил голову на грудь Джанелль и заплакал — молча, горько.
        «Деймон.  — Сэйтан вновь коснулся его разума и тут же отпрянул.  — Деймон, что ты наделал?»
        «Я отпустил ее,  — рыдая, ответил тот.  — Я сказал, что ты сообщишь ей, когда будет безопасно вернуться. Она знает о петле. Я отпустил ее, Жрец. Благая Тьма, я отпустил ее…»
        «Что ты сделал с самим собой?!»
        «Разбил чашу. Я солгал ей. Соблазнил ее, заставил довериться — и солгал».
        Краткое прикосновение, мягкое и неуверенное.
        «Она поймет, тезка. Со временем она все поймет.  — Голос угас, но тут же снова окреп.  — Я больше не могу держать связь. Кассандра откроет Врата и уведет вас…» Сэйтан исчез.
        Деймон вытер лицо рукавом. Еще чуть-чуть. Нужно было продержаться еще самую малость. Но он чувствовал себя совсем опустошенным и очень, очень одиноким.
        Звуки борьбы все время приближались.
        Кассандра ворвалась в помещение с Алтарем:
        — Больше времени нет.
        Деймон соскользнул с Алтаря и, не удержавшись на ногах, упал.
        Проигнорировав его, Кассандра бросилась вперед и коснулась ладонью лба Джанелль.
        — Ты не вернул ее.
        Ее гнев вспарывал тонкую пленку силы, удерживавшей чашу воедино, оставляя все больше уязвимых мест.
        — Тело исцеляется,  — хрипло произнес Деймон.  — Если оно будет в безопасности, то все пройдет. И тогда…
        Кассандра резким, сердитым жестом велела ему замолчать.
        Деймон содрогнулся. Комната поплыла перед глазами. Звуки борьбы доносились издалека, словно уши заложило. Он пытался сфокусировать взгляд. Пытался встать.
        К тому времени, как он, тяжело опираясь на Алтарь, поднялся, окровавленная простыня уже лежала на полу, Джанелль была завернута в чистое одеяло, черные свечи горели, а стена позади медленно превращалась в дымку.
        — Сколько времени тебе нужно?  — спросил Деймон.
        Кассандра баюкала Джанелль в объятиях, поглядывая на дымку.
        — А ты разве не пойдешь через Врата?
        Он очень хотел отправиться с ними. Благая Тьма, это ему было необходимо больше всего. Но здесь осталась Сюрреаль, обещавшая продолжать борьбу до тех пор, пока он не подаст сигнал или не погибнет.
        И Люцивар.
        Деймон покачал головой.
        — Идите,  — прошептал он. Его глаза наполнились слезами.  — Идите.
        — Сосчитай до десяти,  — велела Кассандра.  — Потом избавься от свечей. Эти мерзавцы не смогут открыть врата без них.  — Крепко обняв Джанелль, она шагнула в дымку и исчезла.
        Мужской голос прокричал:
        — Здесь горит свет!
        Сюрреаль вбежала в комнату:
        — Я поставила пару щитов, чтобы задержать их, но остановить их сможет только окончательное разрушение Святилища.
        …Четыре, пять, шесть…
        Святилище покачнулось, когда объединенная сила нескольких Камней пробила один из щитов.
        — Сади, где…
        Еще один выброс силы.
        — Проклятье!  — прошипела Сюрреаль, плавным движением извлекая кинжал из ножен.
        Сердитые голоса приближались.
        …Восемь, девять, десять.
        Деймон попытался заставить черные свечи исчезнуть. Но у него не хватило силы даже на это.
        — Заставь свечи исчезнуть, Сюрреаль. Поспеши.
        Сюрреаль быстрым движением запястья исполнила приказ, схватила Деймона за руку и потащила за собой сквозь каменную стену в тот самый миг, как дядюшки из Брайарвуда достигли кованых железных ворот, ведущих в помещение с Алтарем.
        Деймон не был готов к долгому переходу сквозь толщу камня, и попыток Сюрреаль заслонить его оказалось недостаточно. К тому времени, как они выбрались через внешнюю стену наружу, от одежды остались жалкие клочья и вся кожа была покрыта кровоточащими ссадинами.
        — Вот дерьмо, Сади,  — озабоченно произнесла Сюрреаль, подхватив его, когда Деймон начал оседать на землю. Прибегнув к Ремеслу, чтобы помочь ему удержаться на ногах, она пристально посмотрела в золотистые глаза.  — Она в безопасности?
        В безопасности? Деймону отчаянно хотелось поверить в то, что она в безопасности и однажды захочет вернуться.
        Он начал плакать.
        Сюрреаль крепко обняла его:
        — Давай, Деймон, идем. Я отведу тебя к Дедже. Им и в голову не придет искать тебя в доме Красной Луны на Шэйллоте.
        Прежде чем Деймон успел сказать хоть слово, она вскочила на Зеленую нить Паутины, потянув его за собой. Сначала они направились в сторону Прууля, затем, перескочив еще несколько Сетей, наконец направились к Шэйллоту, в дом Красной Луны Дедже.
        Деймон крепко прижимался к Сюрреаль, летевшей вместе с Ветрами, слишком слабый, чтобы спорить, слишком измученный, чтобы бояться. Но вот его сердце… сердце упорно цеплялось за прощальную ласковую интонацию голоса Джанелль, выдохнувшую его имя.
        За все нужно платить.


        История Сэйтана, Деймона, Люцивара и Джанелль продолжится в книге «Наследница Теней».



        Благодарность

        Каждое творческое начинание — это путешествие многих людей, особенно творческое начинание, называемое Жизнью. Я выражаю признательность своим друзьям и соседям, которые сумели сделать этот путь приятным и радостным, а также членам Общества сказочников — за невероятные истории, которые нам довелось рассказать со сцены или услышать за столом. Большое спасибо Кэти и Блэр Бун, Надин и Майку Фаллакаро, Пэт и Биллу Фейднер, Нилу Шмитцу, Грейс Тан, Эллен Дэтлоу, Чарльзу де Линту, Нэнси Кресс, Пэт Йорк, Лоре Энн Гилман, Дженнифер Джексон — и вам, взявшим эту книгу в руки, чтобы разделить с нами одну удивительную Историю.

        notes


        Примечания

        1

        Опал — пограничный Камень между светлыми и темными, потому что может быть и тем и другим.