Хроническое упрямство Роберт Альберт Блох
Роберт Блох
Хроническое упрямство
Наутро после своей кончины дедушка спустился по лестнице к завтраку.
Нас это застало врасплох.
Мама посмотрела на папу, папа - на мою младшую сестру Сьюзи, а Сьюзи - на меня, после чего все мы уставились на дедушку.
- В чем дело? - спросил он. - Что это вы все на меня так пялитесь?
Никто не произнес ни слова, но я знал причину. Только вчера вечером все мы собрались у его постели, потому что прямо на наших глазах он скончался от сердечного приступа. Но вот он стоял перед нами собственной персоной, одетый, как обычно, и по своему обыкновению не в духе.
- Что там на завтрак? - буркнул он.
Мама чуть не задохнулась:
- Только не говори мне, что ты есть собрался.
- Конечно, собрался. Жрать охота.
Мама посмотрела на папу, но тот лишь воздел глаза к потолку. Тогда она взяла с плиты сковороду и плюхнула на тарелку яичницу.
- Так-то лучше, - одобрил дедушка. - Уж не сосиски ли я чую?
Мама дала дедушке сосисок. Судя по тому, как он на них набросился, с аппетитом у него был полный порядок.
Затем дедушка принялся за добавку, и мы снова на него уставились.
- А чего это никто не ест? - спросил он.
- Да что-то не хочется, - ответил папа. И это была святая правда.
- Человек должен есть, не то ослабеет, - продолжал дедушка. - Да, кстати... а не опаздываешь ли ты на свою фабрику?
- Сегодня работать как-то не рассчитывал.
Дедушка прищурился:
- Что это вы все так вырядились. Ишь ты, побрился и рубашка воскресная. Гостей, что ли, ждете?
Мама, глядя в окно кухни, кивнула.
- А то! Вон идет.
И точно, по дорожке быстрым шагом приближался старик Биксби.
Мама через гостиную прошла к входной двери - небось собиралась его остановить - но он ее одурачил, зайдя с заднего хода. Папа добрался к кухонной двери слишком поздно: она и рот Биксби открылись одновременно.
- С утром, Иофор, - начал он своим елейным голоском. - И до чего же горестное это утро! Всем сердцем сожалею, что приходится тебя тревожить так рано по столь прискорбному поводу, но, кажется, сегодня опять намечается пекло. - Он вытащил рулетку. - Хочу покончить с измерениями да перейти к остальному. Такой жарой, чем скорее мы все запакуем и отправим, тем лучше, если понимаете, о чем я...
- Извиняйте. - Папа встал в дверях, не давая Биксби заглянуть внутрь. - Но не заглянули бы вы попозже?
- Насколько позже?
- Точно не знаю. Мы сами еще толком не разобрались.
- Ладно, но не затягивайте, - согласился Биксби. - А то лед у меня закончится.
Тут папа захлопнул перед Биксби дверь, и тот удалился. Когда мама вернулась из гостиной, папа дал ей знак держать рот на замке, но, конечно, это не остановило дедушку.
- Что все это значит? - спросил он.
- Обычный визит вежливости.
- С каких это пор? - Дедушка с подозрением прищурился. - Старик Биксби... да с ним никто не хочет водиться. И не мудрено, индюк индюком! Возомнил себя южным плантатором. А на деле простой гробовщик, ни дать ни взять.
- Твоя правда, дедушка, - поддакнула Сьюзи. - Он приходил снять с тебя мерку для гроба.
- Для гроба? - Дедушка так и взвился на дыбы - ну прямо чистый боров, когда застрянет в заборе из колючей проволоки. - На хрена мне гроб?
- Ну, ты же умер.
Вот она ему все и выложила. Мама с папой готовы были ее поддержать, но дедушка так расхохотался, что чуть не лопнул со смеху.
- Святые угодники, дитя, откуда такие мысли?
Папа, вынимая ремень, двинулся к Сьюзи, но мама, покачав головой, кивнула на дедушку.
- Это чистая правда. Ты прошлой ночью преставился. Неужто не помнишь?
- С памятью у меня лады. Занемог просто, очередной приступ.
- На этот раз приступом не ограничилось, - вздохнула мама.
- Тогда припадок?
- Не просто припадок. Тебе так поплохело, что папе пришлось вытащить дока Снодграсса из кабинета: испортил ему игру на самом интересном месте. Толку, правда. К его приходу ты нас уже покинул.
- И ничего я вас не покидал. Вот он я, тут.
- Так, дедуля, кончай петушиться, - встрял папа. - Мы все тебя видели. Мы свидетели.
- Свидетели? - Дедушка поддернул помочи - верный знак, что вышел из себя. - Где это вы таких словесов набрались? Будете судом присяжных решать, что ли, живой я или умер?
- Но дедушка....
- А ну-ка не дерзи, сынок. - Дедушка встал. - Никтошечки не зароет меня, пока сам не разрешу.
- Куда это ты намылился? - спросила мама.
- Туда же, куда и каждое утро. Посижу на крылечке, погляжу, что вокруг творится.
Проклятье, но так он и поступил - бросил нас в кухне.
- Нет, ну охренеть, да? - Мама показала на плиту. - Я выдрала половину овощей в огороде и как раз обдумывала поминальный пир. Уже рассказала всем про жаркое из опоссума. Что соседи подумают?
- Кончай бухтеть, - сказал папа. - Может, он и правда не умер.
- Мы думаем иначе. - Мама состроила гримасу. - Просто он вредничает. - Она толкнула папу. - Вижу лишь один выход. Сходи-ка ты за доком Снодграссом. Скажи, пусть тащится сюда и все улаживает.
- Пожалуй, что так, - вздохнул папа и вышел через заднюю дверь.
Мама посмотрела на меня и мою сестру Сьюзи:
- А вы, детвора, ступайте на веранду и побудьте с дедушкой. Постерегите его, пока не приедет док.
- Да, мама, - кивнула Сьюзи, и мы поплелись на выход.
Ясное дело, дедушка, как ни в чем ни бывало, сидел в качалке, с прищуром наблюдая за машинами на дороге, и за тем, как их водители с бранью пытаются объехать наших свиней.
- Глянь сюда! - Он показал пальцем. - Видишь того толстяка на «Хапмобайле»? Мчался по дороге, будто за ним все черти гнались... небось миль тридцать в час выдавал. Не успел он притормозить, как старушка Бесси шмыг из бурьяна у него под носом, и машина полетела прямиком в кювет. Ну умора, в жизни такого не видывал, чесслово!
Сьюзи покачала головой:
- Так тебя уже нет в живых, дед.
- Слышь, ну что ты опять заладила! - Дедушка неприязненно зыркнул на мою сестру, и та заткнулась.
И тут на своем большом «Эссексе» подъехал док Снодграсс и припарковался рядом с необъятной тушей старушки Бесси. Док и папа вышли и неторопливо поднялись на веранду. Они о чем-то ожесточенно трещали, док качал головой, будто не верит папе ни на грош.
Затем док заметил на веранде дедушку и встал как вкопанный. Глаза его вылезли из орбит.
- Господи Иисусе! Что вы тут делаете? - спросил он дедушку.
- А что, по-вашему? - окрысился дедушка. - Уж и на собственном крыльце насладиться миром и покоем нельзя?
- Покоиться с миром, вот что вы должны бы сейчас делать, - ответил доктор. - Вчера, когда я вас осматривал, вы были мертвее некуда.
- А ты, по-моему, был пьян в стельку!
Папа кивнул доктору:
- Ну, что я вам говорил?
Доктор, будто не услышал.
- Возможно, я немножко ошибся, - подойдя к дедушке, начал он. - Не возражаете, если я сейчас вас осмотрю?
- Валяй, - усмехнулся дед. - Мне спешить некуда.
Доктор открыл свой черный саквояжик и приступил к делу. Первым делом он засунул в уши стетоскоп и послушал грудь дедушки.
- Ничего, ни звука. - Руки его тряслись.
- А чего ты ждал... радио-кантри-шоу?
- Не до шуток, - оборвал его доктор. - А если я скажу, что ваше сердце больше не бьется?
- А если я скажу, что твоему стетоскопу крышка?
Доктора прошиб пот. Достав зеркальце, он подержал его у губ деда.
- Видите? Не запотело. Значит, вы больше не дышите.
Руки его дрожали, пуще прежнего.
Дед покачал головой.
- Зато ты как дыхнешь, мула в двадцати шагах с ног свалит. Вот на себе бы свое зеркало и опробовал бы.
- А на это что скажете? - Доктор достал из кармана лист бумаги. - Взгляните сами.
- Что это?
- Свидетельство о вашей смерти. Прочтите вот тут. - Доктор ткнул в строчку пальцем. - «Причина смерти - остановка сердца». Так в медицине говорят про сердечный приступ. И это официальный документ. Хоть в суд с ним иди.
- И пойду, раз решили втягивать в это закон, - ответил дедушка. - Вот будет зрелище! Вы, с вашим дурацким клочком бумаги стоите на одном, а я напротив живей живого! Как думаете, кому поверит судья?
Глаза дока снова полезли из орбит. Он попытался засунуть бумагу в карман, но руки не повиновались.
- Что с вами? - спросил папа.
- Что-то мне нехорошо. Надо пойти и немного отлежаться у себя в кабинете.
Он подхватил саквояжик и, не оглядываясь, направился к машине.
- Смотрите не залеживайтесь, - крикнул ему вслед дедушка. - А то какой-нибудь умник напишет бумажку, что вы умерли от похмелья.
Когда пришло время обеда, никто не хотел есть. Кроме дедушки.
Он уселся за стол и умял горох, кукурузную кашу, двойную порцию свиной требухи и собрал подливку парой добрых ломтей пирога с ревенем.
Маме нравилось смотреть, как люди наслаждаются ее стряпней, но от дедушкиного аппетита она была не в восторге. Когда он поел и вернулся на веранду, мама составила тарелки у мойки и наказала нам, детям, их вымыть, а сама удалилась в спальню. Вышла она оттуда с шалью и кошельком.
- Куда это ты разоделась? - удивился папа.
- В церковь.
- Но сегодня только четверг.
- Не хочу ждать. - сказала мама. - Утро было жаркое и, судя по всему, будет еще жарче. Я видела, как ты крутил носом, когда мы тут с дедушкой обедали.
- Показалось, что требуха немного подпорчена, вот и все, - пожал плечами папа.
- Как бы не так! Если ты понимаешь, о чем я.
- Что ты собралась делать?
- Единственное, что могу. Ввериться в руки Господа.
И удрала, оставив меня со Сьюзи драить тарелки, а папа вышел. Выглядел он крайне озабоченно. Я следил в окошко, как папа задает свиньям корм, но ему явно было не до них.
Мы с Сьюзи вышли, чтобы проверить, как там дедушка.
Мама верно сказала насчет погоды. На веранде было жарко, как у черта на сковородке. Дедушка вроде не замечал, а вот я - да. Не мог не видеть, что он уже того.
- Вишь, как над ним мухи жужжат? - спросила Сьюзи.
- Цыц, сестра! Веди себя как положено
- Эй, молодежь. Идите сюда, побудьте с дедушкой.
Надобно сказать, что синие мухи вокруг него так и вились. Мы едва слышали, что он говорит.
- Не, на солнце слишком жарко, - покачала головой Сьюзи.
- Да нет, вроде. - Дедушка даже не вспотел.
- А мухи как же?
- Плевать.
Большая муха уселась ему прямо на нос, а он будто не заметил.
Сьюзи стало не по себе.
- И впрямь, умер.
- Погромче, детка, - сказал дедушка. - Со старшими мычать не вежливо.
Тут он заметил на дороге маму. Хоть и было жарко, неслась она во весь опор, а сзади виднелся преподобный Пибоди. Он пыхтел и кряхтел, но мама ни разу не сбавила скорость, пока они не добрались до веранды.
- Как делишки, преподобный? - крикнул дедушка.
Преподобный, заморгав, потрясенно разинул рот, но не проронил ни звука.
- Что случилось? - спросил дедушка. - Язык проглотили?
Преподобный скривился, будто съел таракана.
- Кажись, я знаю, как вы себя чувствуете, - сказал дедушка. - От жары пересыхает горло. - Он глянул на маму. - Адди, не принесешь преподобному чего-нибудь освежиться?
Мама ушла в дом.
- Ну что ж, - обратился дедушка к преподобному, - плюхайте сюда свою задницу, пообщаемся.
Преподобный нервно сглотнул:
- Визит не совсем светский.
- Ну и что же вы притащились в такую даль?
Преподобный снова сглотнул:
- После разговора с Адди и доком, мне попросту нужно было убедиться самому. Он посмотрел на рой мух вокруг дедушки. - Теперь я жалею, что не поверил им на слово.
- О чем вы?
- О том, что человек в вашем состоянии попросту не вправе задавать вопросы. Когда пречистый Господь нас зовет, положено отвечать.
- Не слыхал никого зова. Правда, слух мой не тот, что раньше.
- Вот и доктор так говорит. Потому вы и не замечаете, что у вас не бьется сердце.
- Замедлилось чуток, ну так это вполне естественно. Мне скоро девятый десяток стукнет.
- Вы когда-нибудь задумывались, что девяносто не шутка? Вы, дедушка, и так прожили очень долго. Вам не приходило в голову, что, может, время угомониться? Вспомните, что говорится в Слове Господнем... Бог дал - Бог взял.
- Ну, меня он что-то брать не торопится, - со сварливой миной ответил дедушка.
Преподобный Пибоди выудил из джинсов бандану и вытер лоб.
- Не нужно бояться. Это бесценный опыт. Ни боли, ни забот, вся тяготы позади. Более того, с этого солнца уберетесь.
- Я и так его почти не чувствую. - Дедушка коснулся усов. - Вообще почти ничего не чувствую.
Преподобный взглянул на него:
- Руки немеют?
- Да я весь какой-то занемевший, - кивнул дедушка.
- Так я и думал. И знаете, что это значит? Начинается rigor mortis - трупное окоченение.
- Не знаю никакого Мортиса, - сказал дед. - У меня только ревматизм - вот и все.
- Определенно, вас так просто не переубедишь. Не хотите верить на слово врачу, не хотите верить на слово Богу. Более упертого старого дуралея в жизни ни видывал.
- Недоверчивость у меня в крови, - сказал дедушка. - Но я не глупый баран, просто мне нужны доказательства. Как говорится, я из Миссури. Вам придется меня убедить.
Преподобный засунул бандану обратно в джинсы. Та уже промокла насквозь, поэтому толку от нее все равно бы не было. Тяжко вздохнув, он взглянул дедушке прямо в глаза:
- Кое-что приходится принимать на веру, - вздохнул он. - Вот вы, например, сидите здесь, а по всем правилам должны бы лежать в земле, под одеялом из маргариток. Если я поверил своим глазам, почему вы не можете поверить мне? Когда я говорю, что волноваться не о чем, это истинная правда. Видимо, мысль о могиле вас не слишком привлекает. Что ж, понимаю. Но в одном можете быть уверены: «Прах к праху, пыль к пыли» - это просто присловье. Не волнуйтесь, что всю вечность проведете в могиле. Пускай ваши останки с миром почивают на кладбище, но душа обретает крылья и летит прямиком вверх. Да, прямиком в объятия Господа! И что за великий день это будет... свободный, как те птахи, что вьются вокруг, вы воспаряете средь сонма небесных созданий, а они поют хвалу Всевышнему и вовсю наяривают на арфе из настоящего восемнадцатикаратного золота...
- У меня никогда душа не лежала к музыке, - ответил дедушка. - И голова кружится, даже когда просто встаю на лестницу, чтобы накрыть дранкой уборную. - Он покачал головой. - Знаете что? Раз уж на небесах так чертовски хорошо, почему вы не отправляетесь туда сами?
Тут и мама как раз вернулась:
- Лимонад закончился. Нашла всего один кувшин. Знаю, как вы к такому относитесь, преподобный, но...
- Хвала Всевышнему! - Преподобный выхватил у нее кувшин и сделал мощный глоток.
- Вы хорошая женщина, и я очень вам признателен, - сказал он маме и ретировался.
- Эй! - окликнула его мама. - А что вы думаете делать с дедушкой?
- Не бойтесь, - ответил преподобный. - Положимся на силу молитвы.
И умчался по дороге, только пыль столбом.
- Черт возьми, да он же кувшин утащил! - буркнул дедушка. - Как по мне, так полагается он только на одну силу - кукурузный виски.
Мама глянула на него, и, разразившись слезами, убежала в дом.
- Что это с ней? - удивился дед.
- Не обращай внимания, - сказал я. - Сьюзи, ты стой здесь и отгоняй от дедушки мух, а мне надо кое-что сделать.
И я ушел в дом.
Не успел я переступить порог, как в голове созрело решение. Сердце надрывалось видеть, как мама ревет во всю глотку.
- Что нам делать? Что нам делать? - причитала она в кухне, повиснув на папе.
- Ну, полно, Адди, уймись, - поглаживал тот ее по плечу. - Рано или поздно все образуется.
- Так жить попросту невыносимо, - всхлипнула мама. - Если дедушка не образумится, однажды утром мы спустимся к завтраку, и увидим перед собой скелет. А что скажут соседи, когда увидят мешок костей на моем милом крылечке? Сраму не оберемся - вот что!
- Выше нос, мам, - сказал я. - У меня идея.
- Какая такая идея? - Мама перестала плакать.
- Я решил прогуляться в Долину Привидений.
- В Долину Привидений? - Мама так побледнела, что даже веснушки исчезли. - О, нет, нет, боже...
- Помощь есть помощь, откуда бы ни исходила, - пожал я плечами. - Сдается, выбора у нас нет.
Папа глубоко вздохнул:
- А ты не боишься?
- Только не днем. Кончайте беспокоиться. До темноты вернусь.
И я выбежал через заднюю дверь.
Я перемахнул через ограду и помчался через поле к речке. Задержавшись, выкопал свинью-копилку, спрятанную в бурьяне у скал, перешел вброд воду и направился к высокому лесу.
Добравшись до сосенок, я чутка сбавил скорость, чтобы осмотреться. Не было ни единой тропинки, потому что ее никто не протоптал. Даже днем люди старались держаться отсюда подальше: слишком уж тут темно и тоскливо. Я так и не увидел в кустах ни одной мелкой твари и даже птицы сторонились этого места.
Впрочем, я знал, куда идти. Только и требовалось, что перевалить хребет. Прямехонько у подножия, в самом глухом, темном и тоскливом месте находилась Долина Привидений.
В Долине Привидений была пещера.
А в пещере жила жрица вуду.
По крайней мере я рассчитывал найти ее там, но, когда на цыпочках спустил к большой черной дыре в скалах, не увидел ни одной живой души. Лишь тени роились вокруг.
Жуткое местечко, спору нет. Я старался не обращать внимания на зуд в ногах. Им хотелось дать драпака, но я не собирался так просто сдаваться.
- Эй! Есть кто-нибудь? Встречайте гостя, - обождав немного, закричал я.
- Хто? - проухал сверху чей-то голос.
- Я, Джоди Толивер.
- Хтооооооо?
Насчет птиц я ошибся, потому что с ветки у пещеры на меня глазел большущий филин.
Затем я опустил взгляд и - на те! - из щели в скалах выглядывает колдунья.
Я никогда ее не видел, но ошибки быть не могло. Она оказалась крошечным, тоненьким, как тростинка, цыпленочком в платье из сермяги, а лицо под широкополым капором было черно, как уголь.
- Фигня, сказал я себе. Было бы чего бояться. Это просто маленькая старушка, делов-то.
Она посмотрела на меня, и я увидел ее глаза. Они были гораздо больше, чем у той совы, и вдвое ярче.
Ноги начали зудеть, что дурные, но я встретил ее взгляд:
- Здрасьте, жрица.
- Хтооооооо? - снова проухал филин.
- Это молодой Толивер, - объяснила колдунья. - У тебя что, вата в ушах? Летел бы ты заниматься своими делами, а?
Филин искоса на нее посмотрел и убрался. Колдунья вышла из пещеры.
- Не обращай внимания на Амвросия. Он слегка непривычен к компании. Только и видит, что меня да летучих мышей.
- Что еще за летучие мыши?
- Пещерные. - Колдунья расправила платье. - Прошу прощения, что не приглашаю внутрь, но у меня дома такой бардак. Собиралась убраться, но то одно, то другое - сначала Мировая война, будь она проклята, затем сухой закон, черт бы его побрал, вот руки и не доходят.
- Да ладно, - повежливее ответил я. - У меня вообще-то к вам дело.
- Оно понятно.
- И я тут вам принес одну безделицу.
Я отдал подарок.
- Что это?
- Моя копилка.
- Спасибо тебе большое.
- Давайте, разбейте ее.
Колдунья швырнула свинью-копилку на камень. Деньги разлетелись во все стороны, но она живо их собрала.
- Копил это почти два года. Сколько здесь?
- Восемьдесят семь центов, конфедератский двадцатипятицентовик и вот еще значок. - Она вроде как ухмыльнулась. - Красивый к тому же! Что на нем сказано?
- Живи тихо с молчаливым Кэлом[1 - Имеется в виду Калвин Кулидж (Молчаливый Кэл), 30-й президент США. На значке - слоган его предвыборной компании.].
- Ну чем не предупреждение. - Колдунья опустила деньги в карман, а значок нацепила на платье. - Что ж, сынок, человека судят по делам его, как говорится. Чем я могу тебе помочь?
- Я насчет дедушки. Титуса Толивера.
- Титус Толивер? Ба, да я его знаю! Держал подпольную винокурню где-то на отшибе. Такой видный из себя, с черной бородищей.
- Был. Теперь он весь усох из-за ревматизма, неважно видит и совсем туг на ухо.
- Экая жалость! Но рано или поздно все мы начинаем разваливаться. А если пора уйти, то пора уйти.
- С этим-то у нас и проблема. Он не желает идти.
- Связан, что ли?
- Нет, мертв.
Колдунья пристально посмотрела на меня:
- Рассказывай.
И я рассказал.
Она выслушала, не прерывая. А когда я закончил, так на меня уставилась, что я чуть из кожи не выпрыгнул.
- Я догадывался, что вы можете не поверить, но это святая правда.
Колдунья покачала головой:
- Я верю тебе, сынок. Как уже говорила, я давно знаю твоего дедулю. Уже тогда был упертый, хоть кол на голове теши. Хронический случай упрямства.
- Скорее всего, но мы ничего не можем с этим поделать, док и преподобный тоже.
- А чего еще от этих двоих ждать? - сморщила нос колдунья. - Да что они вообще понимают?
- Не спорю, но, если вы нам не поможете, мы так и останемся между молотом и наковальней.
- Дай чутка подумать.
Колдунья выудила из кармана трубку и раскурила. Не знаю, что за табак она в нее закладывала, но вонища была убойная. Ноги снова зазудели, и не просто стопы, а полностью. В лесу смеркалось, налетел холодноватый такой ветер и застенал среди деревьев, заставляя листья шептаться между собой.
- Должен же быть какой-то выход - сказал я. - Амулет или там заклинание.
Она покачала головой:
- Это уже вчерашний день. Тут мы имеем дело с этой новомодной психологией, так что, и мыслить надо по-новомодному. Твоему дедушке не нужна ворожба. Он из Миссури, его собственные слова. Ему надо просто показать, вот и все.
- Показать что?
Колдунья хихикнула:
- Поняла! - Она подмигнула. - Точно, оно самое! Потерпи немного - я скоро.
И умчалась в пещеру.
Стал я ее, значит, ждать. Ветер свистел, ероша волосы на затылке, а листья были, будто человеческие голоса, шепчущие об ужасах, в которые совсем не хочется вслушиваться.
Затем колдунья снова вышла, что-то держа в руке.
- Вот, возьми, - сказала она.
- Что это?
Она рассказала, что это, а потом объяснила, что с этим делать.
- Неужто и вправду получится?
Это единственная возможность.
Итак, я сунул ее подарок в карман бриджей, и она меня подтолкнула:
- А теперь, сынок, поспеши домой, чтобы успеть к ужину.
Мне не требовалось повторять дважды - только не с этим холодным ветром, что стонал в деревьях, и не с темнотой, что сгущалась вокруг.
Я принес колдунье свои нижайшие благодарности и поспешил прочь, оставив ее перед пещерой. Когда я оборачивался последний раз, она полировала значок с Кулиджем кусочком ядовитого дуба.
Затем я продирался через лес и переваливал хребет. К тому времени, как впереди показалась поляна, стемнело так, что хоть глаз выколи, а, когда я переходил в брод речку, на воде уже рябила лунная дорожка. Ястребы, спокойно реявшие в небе над полем, внезапно всполошились, но я не стал ради них останавливаться. По прямой подбежал к ограде, перемахнул во двор и зашел в дом через черный ход.
Мама с кастрюлей стояла у плиты, а папа разливал суп. Они мне явно обрадовались.
- Слава богу! - воскликнула мама. - А то я уже собиралась посылать за тобой отца.
- Быстрее не получалось.
- Ты как раз к ужину, - сказал папа. - Нам бы проветрить мозги да решить, что делать со всем этим скандалом.
- Каким еще скандалом?
- Ну, для начала мисс Френси. Наплели ей в городе, что дед концы отдал, ну она как добрая соседка и настряпала нам всякой снеди, тоску-кручину заедать. Идет, значит, так вальяжненько к нам по дороге, разодетая, словно для воскресной службы, под мышкой горшок с варевом, вид скорбный такой. А тут глядь - дедуля на крыльце сидит да знай себе лыбится, весь мухами обсиженный.
- Ну и вот, полетело: горшок - вверх, а все, что в нем было, - вниз. Окатило с ног до головы, все платье в стряпне. А затем она как завопит таким благим матом, что у нас чуть барабанные перепонки не полопались, да как рванет куда глаза глядят!
- Весьма прискорбно, - сказал я.
- Не спеши горевать, это еще цветочки, - ответил отец. - Не успели мы очухаться, как заявляется Биксби и гудит в свой гудок. К деду он, ясен пень, не пошел - пришлось самому волочиться к катафалку.
- Чего он хотел?
- Сказал, что приехал за телом и если мы его живо не выдадим, то завтра с утра он первым же делом обратится к властям округа за издержкой.
- «За поддержкой», - поправила мама с таким видом, будто вот-вот снова ударится в слезы. - Сказал, что стыд и позор позволять дедушке вот так рассиживать на веранде. Все это солнце, мухи и так далее... грозил натравить санитарное управление, чтобы поместило нас в карантин.
- А дедушка что? - спросил я.
- Даже взглядом не повел. Старик Биксби уехал на своем катафалке, а дедушка и дальше качался на веранде под присмотром Сьюзи. Она пришла где-то через полчаса, когда село солнце... говорит, он стал жестким, как доска, но этого не замечает. Просто все время спрашивает насчет еды.
- Прекрасно, потому что у меня есть отличная штука. Колдунья дала ему для завтрака.
- Что это - яд? - папа разволновался. - Знаешь, я богобоязненный человек и с таким не связываюсь. К тому же, как ты его отравишь, если он и без того мертв?
- Да у меня и в мыслях такого нет. Вот что она дала.
И я выудил из кармана ее подарок, чтобы показать им.
- Боже правый, что это? - спросила мама.
Я рассказал что это и что с этим делать.
- В жизни большей чуши не слыхивала! - фыркнула мама.
Папа встревожился.
- Эх, знал ведь, что тебя нельзя отпускать в Долину Призраков. У колдуньи, видать, шарики за ролики зашли, раз она тебе такое дает.
- Думаю, она знает, что делает, - возразил я. - К тому же я отдал за это все свои сбережения: восемьдесят семь центов, конфедератский двадцатипятицентовик и значок с портретом Кулиджа.
- Было бы о чем жалеть, значок с Кулиджем, - хмыкнул папа. - Все равно я стибрил его у одного янки, агента налоговой службы. - Он поскреб подбородок. - Но свои кровные это другое. Пожалуй, стоит попробовать.
- Но постой... - начала мама.
- У тебя есть что-то получше? - покачал головой папа. - Как я понимаю, за нас вот-вот возьмется санитарное управление, и тогда пиши пропало.
Мама издала настолько глубокий вздох, что он будто исходил из ее башмаков, точнее, мог бы, если бы она их носила.
- Ладно, Джоди, - согласилась она. - Делай, как сказала колдунья. Папа, сходи за дедушкой и Сьюзи, а я все подготовлю.
- Уверен, что выгорит? - спросил папа, глядя на предмет у меня в руке.
- Надеюсь. Другого-то выхода нет.
Папа вышел, я направился к столу и поступил, как придумала колдунья.
Потом вернулся отец со Сьюзи.
- Где дедушка? - спросила мама.
- Ползет потиху, - сказала Сьюзи. - Наверное этот, как его, Риджер Моррис.
- Ничего подобного. - В дверях, ступая, будто таракан по раскаленной сковородке, появился дедушка. - Просто я чутка одеревенел.
- Да, такой же деревянный, как доска четыре на четыре, - ответил папа. - Лежал бы ты в кровати с лилией в руках, а?
- Опять ты за свое, - буркнул дедушка. - Хоть до посинения повторяй, что не умер, все равно не верят.
- А ведь ты и правда посинел, - сказала Сьюзи. - Никогда такого лица не видела.
Да, он посинел и раздулся, но его это не волновало. Я вспоминал мамины слова о скелете за нашим обеденным столом и молил, чтобы задумка колдуньи нам помогла, иначе... Видите ли, дедушка с каждой минутой становился все мертвее.
Впрочем, вы бы так не подумали, будь с нами, когда он заметил снедь на столе. Сразу быстрее зашевелив поршнями, он доковылял до стула и грузно плюхнулся на него.
- Ну вот, - сказал дедушка, - ты, Адди, сегодня собой можешь гордиться. Здесь мое любимое: капуста и головы сома.
Он уже собирался наложить еду, но тут ему на глаза попался предмет рядом с тарелкой.
- Мать честная! - заорал он. - Это еще что такое?
- Ничего, только салфетка, - ответил я.
- Но она черная! - Дедушка зажмурился, будто не веря собственным глазам. - Вы когда-нибудь слышали о черных салфетках?
Папа посмотрел на маму:
- Мы думаем, она тут по особому случаю, если ты понимаешь, о чем я...
Дедушка фыркнул:
- Черт бы побрал вас и ваши намеки! Черная салфетка? Не бойся, я знаю к чему ты клонишь, но у тебя ничего не выйдет, приятель... даже не мечтай!
Он наполнил тарелку и набросился на еду.
Мы же просто потрясенно смотрели - сначала на дедушку, потом друг на друга.
- Ну, что я тебе говорил? - разочарованно шепнул папа.
Я покачал головой:
- Погоди, дай время.
- Разбирайте, пока я все не съел, - сказал дедушка. - А то на меня что-то жор напал.
Похоже, он и впрямь решил все уничтожить. Руки у него одеревенели, негнущиеся пальцы едва держали вилку и челюсти слишком упорно работали, но... он все равно ел. И говорил.
- Умер? Это я-то? Вот уж не думал такое однажды услышать, тем паче от родни! Ну, может быть я самую малость упрям, но это еще не означает, что я плохой человек. Я не собираюсь никому доставлять хлопоты, тем более собственной плоти и крови. Будь я впрямь мертвым и знай, что это так... боже, я бы первым поднялся по этой лестнице к себе в комнату, лег и больше не встал. Но вам придется предоставить мне доказательства, прежде, чем я так поступлю.
- Дедушка, - начал я.
- Что такое, сынок?
- Ты уж извини, но у тебя весь подбородок в капусте.
Дедушка положил вилку.
- Ну да. Большое спасибо.
И тут дедушка бездумно промокнул рот салфеткой и, закончив, опустил на нее взгляд.
Он посмотрел на нее раз, посмотрел второй, а затем просто аккуратно положил рядом с тарелкой, встал из-за стола и пошел прямо к лестнице.
- Прощайте, - сказал он.
Мы слышали, как он топает по ступенькам и коридору к себе в комнату, слышали, как просел под ним матрац.
Потом все стихло.
Подождав, папа отодвинул стул и поднялся наверх. Все, затаив дыхание, ждали, когда он вернется.
- Ну? - посмотрела на него мама.
- Больше беспокоиться не о чем, - сказал папа. - Наконец-то он сложил с себя бремя этого мира. Отправился к Отцу небесному, аминь.
- Хвала Всевышнему! - воскликнула мама. Затем глянула на меня и показала пальцем на салфетку. - Лучше от нее избавиться.
Я обошел стол и ее подобрал. Сестра Сьюзи как-то странно на меня посмотрела.
- Мне кто-нибудь расскажет, что здесь произошло? - спросила она.
Я не ответил - просто унес салфетку и закинул ее подальше в реку. Не видел смысла вдаваться в подробности, но колдунья, определенно, придумала хорошо. Она знала, что дедушка получит свои доказательства, как только вытрет рот.
Нигде так хорошо не видны старые добрые опарыши, как на черной салфетке.
notes
1
Имеется в виду Калвин Кулидж (Молчаливый Кэл), 30-й президент США. На значке - слоган его предвыборной компании.
|
