Ржавчина Рэй Брэдбери


        Изобретен прибор, который наконец остановит все войны, секунда и все металлические предметы превратились в ржавчину. Но дикарь, который сидит в нас, не может без оружия…

        Рэй Брэдбери
        Ржавчина


        — Садитесь, молодой человек,  — сказал полковник.
        — Благодарю вас,  — вошедший сел.
        — Я слыхал о вас кое-что,  — заговорил дружеским тоном полковник.  — В сущности, ничего особенного. Говорят, что вы нервничаете и что вам ничего не удается. Я слышу это уже несколько месяцев и теперь решил поговорить с вами. Я думал также о том, не захочется ли вам переменить место службы. Может быть, вы хотите уехать за море и служить в каком-нибудь дальнем военном округе? Не надоело ли вам работать в канцелярии? Может быть, вам хочется на фронт?
        — Кажется нет,  — ответил молодой сержант.
        — Так чего вы, собственно, хотите?
        Сержант пожал плечами и поглядел на свои руки.
        — Я хочу жить без войн. Хочу узнать, что за ночь каким-то образом пушки во всем мире превратились в ржавчину, что бактерии в оболочках бомб стали безвредными, что танки провалились сквозь шоссе и, подобно доисторическим чудовищам, лежат в ямах, заполненных асфальтом. Вот мое желание.
        — Это естественное желание каждого из нас,  — произнес полковник.  — Но сейчас оставьте эти идеалистические разговоры и скажите нам, куда мы должны вас послать. Можете выбрать западный или северный округ.  — Он постучал пальцем по карте, разложенной на столе.
        Сержант продолжал говорить, шевеля руками, приподнимая их и разглядывая пальцы:
        — Что делали бы вы, начальство, что делали бы мы, солдаты, что делал бы весь мир, если бы все мы завтра проснулись и пушки стали бы ненужными?
        Полковнику было теперь ясно, что с сержантом нужно обращаться осторожно. Он спокойно улыбнулся.
        — Это интересный вопрос. Я люблю поболтать о таких теориях. По-моему, тогда возникла бы настоящая паника. Каждый народ подумал бы, что он один во всем мире лишился оружия, и обвинил бы в этом несчастье своих врагов. Начались бы массовые самоубийства, акции мгновенно упали бы, разыгралось бы множество трагедий.
        — А потом?  — спросил сержант.  — Потом, когда все поняли бы, что это правда, что оружия нет больше ни у кого, что больше никого не нужно бояться, что все мы равны и можем начать жизнь заново… Что было бы тогда?
        — Все принялись бы опять поскорее вооружаться.
        — А если бы им можно было в этом помешать?
        — Тогда стали бы драться кулаками. На границах сходились бы толпы людей, вооруженных боксерскими перчатками со стальными вкладками; отнимите у них перчатки, и они пустят в ход ногти и зубы, и ноги. Запретите им и это, и они станут плевать друг в друга. А если вырезать им языки и заткнуть рты, они наполнят воздух такой ненавистью, что птицы попадают мертвыми с телеграфных проводов и все мухи и комары осыплются на землю.
        — Значит вы думаете, что в этом вообще не было бы смысла?  — продолжал сержант.
        — Конечно, не было бы! Ведь это все равно, что черепаху вытащить из панциря. Цивилизация задохнулась бы и умерла от шока.
        Молодой человек покачал головой.
        — Вы просто хотите убедить себя и меня, ведь работа у вас спокойная и удобная.
        — Пусть даже это на девяносто процентов цинизм и только на десять разумная оценка положения. Бросьте вы свою ржавчину и забудьте о ней.
        Сержант быстро поднял голову.
        — Откуда вы знаете, что она у меня есть?
        — Что у вас есть?
        — Ну, эта ржавчина.
        — О чем вы говорите?
        — Вы знаете, что я могу это сделать. Если бы я захотел, я мог бы начать сегодня же.
        Полковник засмеялся:
        — Я думаю, вы шутите?
        — Нет, я говорю вполне серьезно. Я давно уже хотел поговорить с вами. Я рад, что вы сами позвали меня. Я работаю над этим изобретением уже довольно давно. Мечтал о нем целые годы. Оно основано на строении определенных атомов. Если бы вы изучали их, вы бы знали, что атомы оружейной стали расположены в определенном порядке. Я искал фактор, который нарушил бы их равновесие. Может быть, вы знаете, что я изучал физику и металлургию… Мне пришло в голову, что в воздухе всегда присутствует вещество, вызывающее ржавчину: водяной пар. Нужно было найти способ вызывать у стали «нервный шок». И тогда водяные пары принялись бы за свое дело. Разумеется, я имею в виду не всякий металлический предмет. Наша цивилизация основана на стали, и большинство ее творений мне не хотелось бы разрушать. Я хотел бы вывести из строя пушки, ружья, снаряды, танки, боевые самолеты, военные корабли. Если бы понадобилось, я бы заставил свой прибор действовать на медь, бронзу, алюминий. Попросту прошел бы около любого оружия, и этого было бы довольно, чтобы оно рассыпалось в прах.
        Полковник наклонился над столом и некоторое время разглядывал сержанта. Потом вынул из кармана авторучку с колпачком из ружейного патрона и начал заполнять бланк.
        — Я хочу, чтобы сегодня после полудня вы сходили к доктору Мэтьюзу. Пусть он обследует вас. Я не хочу сказать, что вы серьезно больны, но мне кажется, что врачебная помощь вам необходима.
        — Вы думаете, я обманываю вас,  — произнес сержант.  — Нет, я говорю правду. Мой прибор так мал, что поместился бы в спичечной коробке. Радиус его действия — девятьсот миль. Я мог бы вам настроить его на определенный вид стали и за несколько дней объехать всю Америку. Остальные государства не могли бы воспользоваться этим, так как я уничтожил бы любую военную технику, посланную против нас. Потом я уехал бы в Европу. За один месяц я избавил бы мир от страшилища войны. Не знаю в точности, как мне удалось это изобретение. Оно просто невероятно. Совершенно так же невероятно, как атомная бомба. Вот уже месяц я жду и размышляю. Я тоже думал о том, что случится, если сорвать панцирь с черепахи, как вы выразились. А теперь я решился. Беседа с вами помогла мне выяснить все, что нужно. Когда-то никто не представлял себе летательных машин, никто не думал, что атом может быть губительным оружием, и многие сомневаются в том, что когда-нибудь на земле воцарится мир. Но мир воцарится, уверяю вас.
        — Этот бланк вы отдадите доктору Мэтьюзу,  — подчеркнуто произнес полковник.
        Сержант встал.
        — Значит, вы не отправите меня в другой военный округ?
        — Нет, пока нет. Пусть решает доктор Мэтьюз.
        — Я уже решил,  — сказал молодой человек.  — Через несколько минут я уйду из лагеря. У меня отпускная. Спасибо за то, что вы потратили на меня столько драгоценного времени.
        — Послушайте, сержант, не принимайте этого так близко к сердцу. Вам не нужно уходить. Никто вас не обидит.
        — Это верно, потому что никто мне не поверит. Прощайте.  — Сержант открыл дверь канцелярии и вышел.
        Дверь закрылась, и полковник остался один. С минуту он стоял в нерешительности. Потом вздохнул и провел ладонью по лицу. Зазвонил телефон. Полковник рассеянно взял трубку.
        — Это вы, доктор? Я хочу поговорить с вами. Да, я послал его к вам. Посмотрите, в чем тут дело, почему он так ведет себя. Как вы думаете, доктор? Вероятно, ему нужно немного отдохнуть, у него странные иллюзии. Да, да, неприятно. По-моему, сказались шестнадцать лет войны.
        Голос в трубке отвечал ему. Полковник слушал и кивал головой.
        — Минутку, я запишу…  — Он поискал свою авторучку.  — Подождите у телефона, пожалуйста. Я ищу кое-что…
        Он ощупал карманы.
        — Ручка только что была тут. Подождите…
        Он отложил трубку, оглядел стол, посмотрел в ящик. Потом окаменел. Медленно сунул руку в карман и пошарил в нем. Двумя пальцами вытащил щепотку чего-то. На промокательную бумагу на столе высыпалось немного желтовато-красной ржавчины.
        Некоторое время полковник сидел, глядя перед собой. Потом взял телефонную трубку.
        — Мэтьюз,  — сказал он,  — положите трубку.  — Он услышал щелчок и набрал другой номер.  — Алло, часовой! Каждую минуту мимо вас может пройти человек, которого вы, наверное, знаете: Холлис. Остановите его. Если понадобится, застрелите его, ни о чем не спрашивая, убейте этого негодяя, поняли? Говорит полковник. Да… убейте его… вы слышите?
        — Но… простите…  — возразил удивленный голос на другом конце провода,  — я не могу… просто не могу!
        — Что вы хотите сказать, черт побори? Как так не можете?
        — Потому что…  — голос прервался. В трубке слышалось взволнованное дыхание часового. Полковник потряс трубкой.
        — Внимание, к оружию!
        — Я никого не смогу застрелить,  — ответил часовой.
        Полковник тяжело сел и с полминуты задыхался и жмурился. Он ничего не видел и не слышал, но он знал, что там, за этими стенами, ангары превращаются в мягкую красную ржавчину, что самолеты рассыпаются в бурую уносимую ветерком пыль, что танки медленно погружаются в расплавленный асфальт дорог, как доисторические чудовища некогда проваливались в асфальтовые ямы — именно так, как говорил этот молодой человек. Грузовики превращаются в облачка оранжевой краски, и от них остаются только резиновые шины, бесцельно катящиеся по дорогам.
        — Сэр…  — заговорил часовой, видевший все это.  — Клянусь вам…
        — Слушайте, слушайте меня!  — закричал полковник.  — Идите за ним, задержите его руками, задушите его, бейте кулаками, ногами, забейте насмерть, но вы должны остановить его! Я сейчас буду у вас!  — и он бросил трубку.
        По привычке он выдвинул нижний ящик стола, чтобы взять револьвер. Кожаная кобура была наполнена бурой ржавчиной. Он с проклятием отскочил от стола.
        Пробегая по канцелярии, он схватил стул. «Деревянный,  — подумалось ему,  — старое доброе дерево, старый добрый бук». Дважды ударил им о стену и разломал. Потом схватил одну из ножек, крепко сжал в кулаке. Он был почти лиловым от гнева и ловил воздух раскрытым ртом. Для пробы сильно ударил ножкой стула себя по руке.
        — Годится, черт побери!  — крикнул он. С диким воплем он выбежал и хлопнул дверью.