Тени школы Кейбл Эбигейл Гиббс

        Избранницы тьмы #2
        Согласно древнему пророчеству, девять Героинь должны спасти человечество и защитить его от Экстермино — темных существ… Отэмн всего пятнадцать, она учится в школе, а в свободное время подрабатывает в кафе. Между тем, Отэмн не обычная девочка. Она — Избранница, одна из Девяти, призванная хранить школу Кейбл. Все чаще темные сущности совершают дерзкие нападения. Судя по всему, время героинь пришло. Но пока Отэмн вынуждена сражаться в одиночку…


        ЭБИГЕЙЛ ГИББС
        ТЕНИ ШКОЛЫ КЕЙБЛ
        ИЗБРАННИЦЫ ТЬМЫ-2



        

        



        Данная книга  — художественное произведение. Все персонажи, события и диалоги являются плодами воображения автора и не должны трактоваться как реальные. Любое сходство с реальными событиями либо людьми, ныне живущими или умершими, абсолютно случайно.



        ОБ АВТОРЕ



        Эбигейл Гиббс родилась и выросла в Девоне, Англия. Сейчас она студентка-бакалавр Оксфордского университета по специальности английский язык. Это она считает своей профессиональной деятельностью, ведь мир взрослых у нее еще впереди. Являясь ярой сторонницей вегетарианства, Эбигейл Гиббс больше всего боится крови, что и побудило ее к написанию первого романа  — «Ужин с вампиром». В возрасте пятнадцати лет она начала регулярно размещать в сети свои произведения под псевдонимом Canse12, а после трех лет интернет-славы решила, что пришло время завоевывать мир. Она разрывается между учебой, писательским трудом и семьей, прибегая к помощи кофе, чтобы все успевать.



        


        ПРОЛОГ



        Пожалуй, я всегда знала, что я не такая, как все;
        что судьба моя давно определена и что однажды
        мне предстоит сесть на холодный и твердый трон.
        Символ меня самой. Божественности моего существа.
        Божественности среди многих.
        Ничего не понимая, я бежала по зеленой траве, выкрикивая ее имя на языке, который был для меня таким же знакомым, как тень здания из серого камня, лежавшая на пути. По моему лицу катились слезы, а я все взбиралась по ступенькам, различая чуть слышное бормотание за закрытыми дверями. Эти звуки походили на плеск ручья возле домика в лесу, ручья, вода в котором поднимается от зимних дождей. Словно протестуя, мои начищенные туфли на квадратных каблуках  — как раз такие, в которых впору ходить в школу,  — скрипнули, когда я распахнула двухстворчатые двери и в тысячный раз увидела все ту же сцену: сотни голов поворачиваются ко мне  — и пустота. Запыхавшись, я ждала, что сон повторится снова, как это бывало всегда.
        Но в эту ночь все было не так. Я не проснулась во влажной от пота постели с мокрыми щеками, но перенеслась в следующую сцену. На этот раз передо мной возвышалась высокая статуя, солнце играло на плитах тротуара, а в двух одинаковых фонтанах шумела вода. Сцены быстро сменялись, словно кто-то перематывал пленку. Будто завороженная я смотрела на людей в костюмах и туристов с фотоаппаратами, которые проносились из одного конца площади в другой. По серому, как неспокойный океан, небу проплывали облака. День медленно сменялся ночью, на колонне Нельсона зажглись огни, Трафальгарская площадь пустела. И вот на ней не осталось никого, кроме парочки голубей и одинокой девушки.
        Пленка замедлилась, и в кадре оказалась девушка с обрамленным темными волосами лицом. Застегнутое лишь до половины длинное черное пальто не скрывало ни декольте, ни короткого черного платья, которое девушка то и дело одергивала. Она была не бледной, но и не загорелой. Но больше всего поражали глаза  — подсвеченные экраном телефона фиолетовые глаза.
        Убрав телефон в карман, девушка подошла к одной из длинных каменных скамеек, которые стояли под деревьями по периметру площади. Но, посидев всего минуту, встревоженно вскочила.
        Сцена вдруг резко оборвалась и сменилась новой. Пятна темной, загустевающей красной жидкости на земле и в воде фонтанов, словно вино… Мне стало дурно от вида разбросанных тел, через шеи которых медленно вытекали жизнь и энергия, заполняя город, который я знала и любила, город, который у меня отняли…
        Рывком вернулось сознание. Резко сев в кровати, я потянулась к будильнику. Удивительно, было всего начало второго.
        Я вспотела и, тяжело дыша, крепко прижала к груди будильник, свет которого заливал пустую комнату. Но стоило морг­нуть, как я снова видела кровь, тела и фиолетовые глаза…
        Застонав от выразительности этих картинок в голове, я взяла ручку и потянулась к календарю над кроватью, чтобы зачерк­нуть прошедший день и тем самым обозначить начало нового дня быстро пролетающих летних каникул: 31 июля.



        ГЛАВА 1
        ОТЭМН



        — Вы только посмотрите, это же наша любимая затворница!
        В мою сторону полетел фартук, который я поймала, развернула и завязала за спиной.
        — Доброе утро, Нейтан.
        — Ты слышала, Софи?  — спросил он, поворачиваясь к одной из новых молоденьких официанток. Ее руки были заняты горой чистых белых тарелок, которые Нейтан, значительно превосходивший ее по возрасту, доставал из посудомоечной машины.  — Утро у нас сегодня доброе. Как необычно!
        Я внимательно смотрела на девушку, пытаясь понять, видела ли ее раньше или она просто была неотличима от всех остальных напудренных и одетых в облегающие джинсы сотрудников субботней смены.
        — И с чего это вдруг я затворница?  — спросила я, не сводя с нее глаз.
        Она тоже посмотрела на меня широко раскрытыми глазами, и на ее висках выступили капли пота. Пальцами она нервно барабанила по краю нижней тарелки. Когда же я обошла ее, чтобы взять стопку меню, она попятилась назад и завизжала. Тарелки выскользнули из ее рук и полетели на кафельный пол.
        Значит, точно новенькая.
        Я щелкнула пальцами, и тарелки замерли в воздухе, а потом медленно поплыли к столу. Не дожидаясь ее следующей реакции, я вышла из тесной кухни и направилась к двери Харбор-кафе, чтобы перевернуть табличку с надписью «Закрыто» на «Открыто». Был конец августа. Несмотря на раннее время, все больше туристов появлялось на дороге, ведущей от рабочей ­гавани к более престижному морскому вокзалу на пристани. Вдалеке рыболовецкие траулеры, распространяя запах рыбы, протискивались между причалами. Стекло не заглушало ни стука мачт, ни криков чаек, которые налетели в надежде ухватить свою долю дневного улова. Таким было обычное утро в суетливом рыбачьем городке Бриксем на юго-западе Англии.
        Нейтан обогнул барную стойку и в несколько шагов пересек кафе, что было совсем несложно, учитывая его рост и долговязость. Извиняясь, он склонил голову набок.
        — Перед твоим приходом она как раз говорила мне, что никогда не видела Сейдж  — объяснил он вполголоса.
        Я пожала плечами. Реакция девушки меня ничуть не удивила. За год моей работы в кафе постоянными сотрудниками оставались только шеф-повар Нейтан и я, остальные же старались держаться от меня подальше и вскоре увольнялись. Я же еще не потеряла своего места только потому, что начальница платила мне меньше положенного и знала, что это сойдет ей с рук. Я не собиралась устраивать по этому поводу скандал, прекрасно понимая, что никто другой в городе не возьмет меня на работу.
        Когда я проходила мимо, раскрашенная татуировками рука Нейтана легла мне на плечо.
        — А затворница потому, что целый месяц не отвечала на мои сообщения.
        — Ты был в Исландии, а я в Лондоне.
        — Но ответить-то ты могла.
        Я взялась за рукав его не традиционно белого, а черного халата и сняла его руку с плеча. Освободившись, я принялась обходить столики кафе, раскладывая меню со специальными предложениями. Нейтан не отставал.
        — И как Исландия?  — спросила я, чтобы прервать затянувшееся молчание.
        — Красиво. Демократично.
        Стоя к нему спиной, я вздохнула и закатила глаза.
        — Люди и Сейдж живут там дружно, а не как у нас.  — Я выпрямилась и увидела, что Нейтан указывает большим пальцем в сторону кухни, где была Софи.  — Или в любом другом месте,  — добавил он, подумав.
        Подобные рассуждения об отношениях между Сейдж и людьми я слышала и раньше, но Нейтан так долго копил на эту поездку, что мне не хотелось разубеждать его. И все же…
        — Сейдж? Там живут только Экстермино.
        Несмотря на то, что глаза его закрывали волосы  — кудрявые каштановые волосы, которые спускались почти до плеч,  — мне показалось, что он отвел взгляд.
        — Экстермино тоже Сейдж, просто у них другая система ценностей.
        — Ну да, а шрамы у них сереют от того, что они так счастливо живут вместе с людьми,  — ухмыльнулась я, хотя тема была не из шуточных.  — Нейтан, они жестокие экстремисты, повстанцы, враги Атенеанской монархии, да и вообще всех темных существ. Не забывай об этом.
        Он опустил глаза и поправил закатанные манжеты.
        — Просто я не считаю существующую ситуацию справедливой. Ситуацию, в которой такие, как ты, попадают в изоляцию.
        Звякнул колокольчик. Мы оба вздрогнули и повернулись к двери, как будто нас поразило то, что в кафе могут зайти посетители. Три девушки удивленно остановились в дверях, а затем проследовали к столику у окна.
        — Удачи,  — пробормотал Нейтан и удалился в кухню.
        Сделав глубокий вдох, я достала блокнот и подошла к де­вушкам.
        — Доброе утро, готовы ли вы сделать заказ?  — прощебетала я, делая вид, что вижу их первый раз в жизни.
        Девушка, которая сидела ближе ко мне, отбросила длинные черные волосы назад и ухмыльнулась из-под густой челки. Высокая и широкоплечая, она лишь слегка подняла голову, чтобы посмотреть мне в глаза.
        — Как обычно, ведьма.
        Сжав авторучку, я попыталась сконцентрироваться на море, которое медленными волнами накатывалось на ограждение гавани.
        — Меня не было месяц, так что, боюсь, я забыла, что заказываешь ты, Валери, и твои друзья,  — выдавила я сквозь зубы.
        Валери Дэнверс была стервой. Стервой из моей школы.
        Она приходила сюда не за чертовым кофе, она смаковала мои мучения.
        Пробормотав что-то о Сейдж, она нехотя сделала заказ, требуя, чтобы половину ингредиентов в блюдо не добавляли. Ее подруги были почти такими же неприятными.
        Я принесла напитки, за что мне, как обычно, буркнули «спасибо». А минуту спустя я уже стояла в туалете, прислонившись спиной к двери и пытаясь сделать пару глубоких вдохов. Таким было мое обычное утро субботы с тех пор, как Валери Дэнверс обнаружила, что кафе  — это идеальное место, чтобы издеваться надо мной.
        Опустив веки, я увидела силуэт невысокой, все еще в расцвете сил женщины, моей бабушки, которая склонилась над маленькой девочкой и что-то говорила. Впрочем, говорила она всегда.
        Дети Сейдж похожи на плющ: они растут быстро и живут долго. Люди же  — как бабочки: они сидят в своем уродливом ­коконе, пока однажды не появляются из него уже взрослыми. Некрасивый кокон просто завидует плющу, понимаешь?
        Я зажмурилась сильнее.
        Дыши…
        К реальности меня вернули удары в дверь. В маленькой туалетной комнате было темно. Я дернула за шнурок, и комнату залил белый, стерильный свет.
        — Отэмн, я знаю, ты там. Выходи немедленно!
        — Нейтан…  — пробурчала я.
        Подколкам Валери я не удивлялась, но чего он от меня хотел?
        — На улице что-то происходит!
        Я почувствовала, как по мне разлилось тепло, а по коже пробежала дрожь. Это к моим рукам прилили кровь и магия. Стены больше не были преградой… потому что вдалеке я уже слышала сердцебиение, которое приближалось, набирая скорость… и оно не было человеческим.
        Я открыла дверь и выглянула. Там стоял бледный Нейтан, но больше в кафе никого не было. Сделав несколько шагов, я увидела, что Валери и ее подруги перегнулись через поручни и наблюдают за чем-то, происходящим на противоположной стороне гавани.
        Я выбежала на улицу, и тепло моей кожи остудил холодный морской бриз. Мое сердце тоже похолодело. Пристань на противоположной стороне гавани была затянута облаком тумана, как будто кто-то разжег огонь и дым поглотил все вокруг. Туман подсвечивался вспышками огней, он кричал, молил о пощаде… Это кричали попавшие в ловушку люди.
        Я застыла. Рациональная часть моего мозга знала, что я должна им помочь, но ноги будто вросли в землю.
        Внезапно Нейтан оставил меня и побежал вдоль гавани к месту, откуда раздавались крики. Его решимость отогнала мой страх. Я взмыла в воздух, перелетела через гавань и приземлилась возле тумана.
        Что это был за туман, я понятия не имела. Я не решалась произносить никаких заклятий, боясь навредить тем, кто находился внутри, поэтому осторожно протянула палец, держа на другой руке огненный шар.
        Вблизи казалось, что туман состоит из мелких капель дождя, но, когда кончик моего пальца коснулся его, я не почувствовала влаги.
        Я ощутила, как разрываются границы измерений, как будто кто-то вспарывал ткань. Чтобы пересечь их, нужно обладать сильной магией, какой нет ни у слабых темных существ, ни у людей.
        Мое сердце сжалось от страха, когда я поняла, с каким противником столкнулась. Мне было не справиться.
        Края тумана увлекали меня вперед. Споткнувшись, я пыталась удержаться, пока белое облако тумана вдруг не исчезло в черной дыре, которая закрылась прежде, чем я успела увидеть, кто ее создал.
        Моим глазам открылась ужасная сцена. Сидя или лежа на земле, человек десять моргали и растерянно смотрели по сторонам. У некоторых шла кровь. В центре лежал мужчина. На нем не было ни царапины, только вокруг головы растекалась темная лужа крови.
        Одна женщина склонилась над ним и трясла его за плечи, другая пыталась нащупать пульс. Затем она потянулась к первой женщине и, положив ладонь ей на руку, покачала головой.
        — Отэмн, сделай же что-нибудь!  — потребовал догнавший меня Нейтан.
        Только теперь люди подняли головы и заметили меня.
        — Нет, Нейтан, он умер, я не могу…
        Он подтолкнул меня вперед:
        — Конечно можешь, ты же Сейдж! Сейдж могут все.
        Я опустила взгляд на человека на земле и, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы, покачала головой.
        Зачем Нейтан это делает? Он же знает, что я не могу оживлять мертвых!
        — Это твой долг!  — не унимался Нейтан.
        Сдерживая рыдания, женщина с трудом произнесла:
        — Их было двое… с серыми шрамами. Они ударили его черным огнем.
        Серые шрамы  — Экстермино! Черный огонь… заклятие смерти!
        — Простите, но я действительно не могу…
        Я попятилась назад. Я ничего бы не смогла сделать, даже если бы не была парализована страхом перед Экстермино… в Бриксеме. Нападают на людей. Это какая-то бессмыслица. Что-то подсказывало мне, что их мишенью был Сейдж… но ведь я единственный Сейдж на много километров вокруг.
        Женщина снова закричала и принялась трясти мужчину. Смотреть на это я больше не могла. Оставив Нейтана, который не отрываясь наблюдал за происходящим, я взмыла в воздух и полетела прочь.



        ГЛАВА 2
        ОТЭМН



        Курсовая работа: сочинение-сообщение на тему «Я и цель моей жизни»
        Меня зовут Отэмн Роуз Элсаммерз. Мне почти шестнадцать. Я Сейдж и хранитель, поэтому цель моей жизни  — защищать людей, в частности учеников школы Кейбл, от атак Экстермино, группы Сейдж, которые отказываются признавать власть нашего монарха и совершают настолько ужасные преступления, что их шрамы становятся серыми.
        Восемь лет я жила с бабушкой в школе Сент-Сапфаер в Лондоне. Но после ее смерти, так как по людским законам я еще несовершеннолетняя, мне пришлось переехать к родителям в сонный приморский городок на южном побережье графства Девон, где число Сейдж близится к нулю.
        Люди этого измерения боятся, высмеивают и держатся в стороне от представителей моего народа  — Сейдж. И все потому, что сами они ничего не хотят знать о нашей культуре. Наглядным примером тому может служить мой опыт в качестве хранителя. Вот уже год, как я учусь в этой школе. Все это время я терплю безжалостные насмешки, а дружат со мной всего несколько человек.
        К счастью, в этом году я закончу последний класс из числа обязательных по человеческим законам, а значит, после еще десяти месяцев мучений выполню все требования системы образования и закончу два года обязательной работы хранителем. Но несмотря на всю ту ненависть, которую я испытываю к этой школе, вы настаиваете на том, чтобы и классы старшей школы я заканчивала в Кейбл. Однако уверяю вас, скорее уж Проклятые сложат оружие, чем я на это соглашусь.
        Поехали дальше. У меня светлые волосы с золотисто-каштановыми прядями. Стоит отметить, что это мой натуральный цвет. Глаза у меня цвета янтаря. Ноги слишком короткие. А светлая кожа слишком быстро обгорает на солнце. (Вот, позвольте заметить, простые предложения, которых, по вашему мнению, не хватает в моих сочинениях.)
        А что еще плохого? (Я использовала риторический вопрос. Теперь я выполняю все требования к написанию сочинений?) Что же выделяет меня как Сейдж и делает легкой мишенью? Что позволяет моментально идентифицировать меня как существо, не принадлежащее к человеческой расе?
        Мои шрамы.
        Они есть у каждого Сейдж на правой стороне тела. И у каждого шрамы уникальные, как отпечатки пальцев. Они служат напоминанием о том, кем мы есть, чем обладаем и чем управляем.
        Вот, такова моя жизнь.
        P.S. Я отказываюсь набирать это сочинение на компьютере, поэтому вам, сэр, и проверяющему, если вдруг мою работу решат перепроверить, придется, как вы выражаетесь, «расшифровывать» элегантный и витиеватый почерк, который я вырабатываю с шести лет. Более того, я считаю это задание оскорбительно простым. Ну в самом деле, это же можно было написать за пол-урока, неужели стоило давать его как курсовую работу на лето?
        Еще раз пробежав текст глазами, я сжала губы. Чушь! Это была чушь, пусть и правдивая, но все же чушь, а за напыщенный тон меня наверняка оставят после уроков или как минимум сделают предупреждение. И все же я не могла справиться с соблазном немного пошалить. Я положила сочинение в прозрачную папку и убрала ее в рюкзак, который был уже собран к первому дню нового учебного года.
        Подойдя к зеркалу, я схватила щетку и попыталась прочесать свои густые волосы, вздрагивая от того, что расческа запутывалась в светлых прядях. Решив не тратить времени на их выравнивание, я прошептала несколько слов, и волосы выпрямились сами собой. Затем я подвела глаза карандашом, схватила рюкзак и, перепрыгивая через ступеньки, побежала вниз, понимая, что рискую опоздать.
        — Мама! Подвозить меня к парому сегодня не нужно, я в школу полечу.
        Ответа не последовало, и я завернула в кухню, в которой, как оказалось, никого не было. Засунув кусок свежего тоста в рот, я закричала:
        — Мама!
        Но украденный завтрак приглушил звук моего голоса.
        — В зале!  — услышала я в ответ.
        Я пробежала по коридору и толкнула дверь в комнату. Там, свернувшись калачиком на диване, мама что-то быстро набирала на клавиатуре ноутбука. Я посмотрела на цифры и символы на экране и нахмурилась.
        — Я полечу в школу.
        Она вздохнула, отложила ноутбук и встала, чтобы поцеловать меня в щеку. Заметив выражение моего лица, она закрыла крышку.
        — Это по работе. Кстати, о работе. Ты ведь помнишь, что почти всю неделю будешь дома одна, пока твой папа и я будем в офисе в Лондоне? И никаких шумных вечеринок. Поняла?
        Я раздраженно вздохнула, что нередко случалось, когда я разговаривала с мамой.
        — Устраивать вечеринку было бы пустой тратой времени. Все равно никто бы не пришел.
        — Хм…  — ответила она, скептически посмотрев на меня.  — В общем, веди себя хорошо. Скорее всего, я уеду до того, как ты вернешься из школы. В морозилке полно еды, а еще я оставила несколько пицц и мясо, если ты надумаешь пригласить в гости кого-нибудь из девочек. Так что в магазин тебе ходить не придется. Мы вернемся в четверг. Отэмн, ты меня вообще слушаешь?
        Я была занята заклинанием, которое должно было перенести мой рюкзак в школу, и, разумеется, ничего не слышала.
        — Уверена, что смогу выжить без вас четыре дня. В конце концов, это же не в первый раз.
        Мой рюкзак растворился в воздухе. Я вернулась в коридор, сняла ножны c вешалки и, пристегнув меч с левой стороны, ощутила его знакомый вес на бедре. Обычно я не брала ни меч, ни кинжал в школу, но сегодня был первый день первого семестра, и я решила соблюсти приличия и впечатлить новичков. Я одернула блузку, подвернула на несколько сантиметров юбку и, поправляя выбившуюся прядь волос, сунула ноги в легкие балетки.
        — Ах, Отэмн, не могу понять, зачем ты это делаешь,  — сказала мама, выглядывая в коридор.  — Ты красива и без косметики, а с кудрявыми волосами так похожа на бабушку!
        Она положила руки мне на плечи и принялась их поглаживать. Я пожала плечами, освобождаясь.
        В кромешной тьме я была как спичка, а она  — путеводная звезда элегантности и величественной красоты. Чиркните мной, и я буду едва гореть, а вот она будет светить часами.
        — Все девочки так ходят, так что не приставай.
        Она отступила.
        — Отэмн, ты ведь знаешь, что макияж и короткие юбки не нужны, чтобы вписаться в коллектив. Просто будь собой, и они примут тебя.
        Я усмехнулась, стараясь не смотреть в зеркало, в котором отражались шрамы, которые покрывали всю правую сторону моего тела. Извиваясь и переплетаясь под колготками, они были ярко-красного цвета с бордовым отливом по краям.
        Как императа цилиндрическая, что растет в саду  — так всегда говорила моя бабушка.  — Imperata cylindrica  — так она называется по-латыни.
        На руке цвет шрамов менялся от красноватого до желтого, становясь бледно-золотым на лице.
        — Только вот быть собой означает быть Сейдж, а нас здесь все недолюбливают.
        Подвернув юбку еще немного, чтобы в очередной раз подчерк­нуть свою правоту, я взялась за ручку двери.
        — Возьми хотя бы плащ. Сегодня обещают дождь.
        Мама сняла его с вешалки и протянула мне. Я смотрела на плащ, как будто он сейчас взорвется, пока она не опустила руку. Тогда я перевела взгляд на нее.
        — Дождя не будет.
        — Возьми на всякий случай.
        — Дождя не будет,  — повторила я, не сводя с нее пристального взгляда.
        — Но прогноз погоды…
        — Мама, я черпаю магию из природы. Поверь мне, уж я-то точно знаю, будет дождь или нет!  — отрезала я, и из моего указательного пальца вырвалось несколько искорок.
        Привыкшая к моей вспыльчивости мама подбоченилась, и я поняла, что мне предстоит выслушать лекцию по пожарной безопасности. Не собираясь оставаться и выслушивать ее, я открыла дверь и стала пробираться по тропинке мимо разросшихся фуксий, за которыми вот уже несколько недель никто не ухаживал.
        — Отэмн Роуз Саммерз, я не потерплю такого поведения в своем доме! Я устала от того, что ты меня совсем не уважаешь!
        Закрыв за собой белую калитку, я вышла на тротуар, вдоль которого возвышались дубы и клены. Моя тезка осень, ведь именно так переводится мое имя, уже припорошила землю листьями. Я подождала, пока опустится и со щелчком закроется щеколда калитки.
        — Моя фамилия Элсаммерз, а не Саммерз.
        Мама скрылась за кленом в саду, и по тому, с какой силой захлопнулась дверь, я поняла, что она меня услышала.
        Твоя мама не такая, как мы, Отэмн. Она человек. В отличие от тебя и твоего отца, в ее жилах не течет кровь Сейдж.
        Бабушка, но ведь папа не может пользоваться магией.
        С каждым шагом мое настроение становилось все хуже. Перспектива первого учебного дня меня совсем не радовала.
        Иногда магия передается через поколение.
        Сплетни были главной забавой в школе Кейбл, поэтому я ненавидела каждый час, наполненный насмешками и приправленный взглядами, шепотом и аурой страха, которые следовали за мной, как гонимые ветром капли дождя.
        Но почему, бабушка?
        Учебная программа была не слишком насыщенной, но одно­му я научилась: чтобы выжить, нужно адаптироваться.
        На то есть причины, дитя.
        — Небо красно поутру моряку не по нутру!  — крикнул через забор мой сумасшедший сосед мистер Уоварли, указывая на розовеющее небо.  — Сегодня будет дождь. Смотри не простудись, дорогуша.
        Выдавив из себя улыбку и преувеличенно кивнув, я ответила:
        — Постараюсь, мистер Уоварли.
        Я увернулась от его крошечного терьера Флаффи, который протискивался через щель в заборе, лая изо всех сил. Сбросив маску улыбки, я сделала несколько последних шагов по улице и взмыла в воздух. Знакомая приятная дрожь пробежала по ­телу. Я набирала высоту и чувствовала, как ветер треплет мои волосы. Я поднималась все выше и выше, оставляя деревья далеко позади.



        ГЛАВА 3
        ОТЭМН



        Приземлившись на корточки, я поймала равновесие. Да, приземление на школьной парковке получилось не слишком грациозным. Я выпрямилась, поправила одежду и направилась к входу. В школе было еще тихо, значит, я не опоздала. Решив проверить, в каком состоянии мои волосы после полета, я направилась в женский туалет. Несколько человек ошеломленно следили за мной взглядом. Судя по высоким, белым с рюшами гольфам и затянутым в тугой пучок волосам, они были новенькими. Когда я проходила мимо, они таращились и отступали назад, но меня это совсем не удивляло: если они не местные, то скорее всего впервые видят Сейдж, тем более прилетевшую.
        Благослови их слишком большие школьные джемперы.
        И все же, когда я повернула за угол школы, мне стало не по себе. Скрытое нервное напряжение, которое я сдерживала все лето, давало о себе знать, напоминая, что меня ждет в этом году. Кроме того, я привлекала больше нежелательного внимания. Когда я проходила, девочки  — почти всегда это были именно девочки  — смотрели на меня надменно, презрительно скривив рот, а потом поворачивались к своим друзьям и начинали что-то быстро шептать, оглядываясь на меня, когда думали, что я не смотрю.
        Мне стало неловко и немного нехорошо. Я обхватила себя руками, понимая, что ни меч, который висел у меня на бедре, ни барьеры, которыми я защищала свое сознание, ни даже магия в моей крови не спасут меня от неминуемых сплетен.
        Подойдя к туалету, я быстро зашла в него. На удивление, в нем не было накурено. Не было и запаха крови, хотя его мог почувствовать только Сейдж. Правда, сильно пахло отбеливателем, что было ненамного приятнее.
        Я ухватилась за раковину и принялась внимательно рассматривать в зеркале свои волосы и макияж. Они ведь заметят малейшую оплошность. Они всегда замечают. Никто не обратит внимание на прыщи у Кристи на лбу и не увидит сгоревшую на солнце шею Гвен, но они никогда не пропустят упавшую у меня ресницу, или слегка облупившийся лак на большом пальце правой руки, или запах дешевых духов, которыми мне приходилось пользоваться из-за того, что я потратила все заработанные деньги на поездку в Лондон.
        Я вздохнула. Надо было быстро взять себя в руки. Начинался новый учебный год, и защита всех людей в этой школе была моей прямой обязанностью, даже если их нелюбовь ко мне была взаимной.
        Мне нужно быть бдительной. Во время поездки в Лондон я слышала перешептывания и слухи. Все их слышали. Нападения Экстермино становились все более многочисленными и дерзкими, случай в нашем городе был тому доказательством… а иначе зачем им было атаковать кого-то в крошечном промышленном городке в глубинке?
        И потом эти слухи о темных существах из второго измерения: говорят, что королевство вампиров похитило девушку. А ведь второе измерение было единственным, где люди не знали о существовании темных существ… человек-заложник грозил разоблачением всех нас, и что тогда? Ведь и в остальных восьми измерениях темным существам жилось непросто. Проклятые пережили геноцид, и все из-за того, что людям не нравилось, что они используют магию крови, сейчас их осталось совсем немного. Эльфийские феи страдают от глобального потепления, виной которому люди. Ну а мы, Сейдж, вынуждены постоянно вступать в переговоры, чтобы помочь кому-то из других темных существ в сложной ситуации, в которую они попали из-за глупости какого-нибудь дипломата.
        Но сейчас темные существа были как никогда охвачены беспокойством.
        Я снова вздохнула и прислонилась лбом к зеркалу, которое не было разрисовано граффити губной помадой, как это бывало обычно. Происходили перемены, это чувствовали все темные существа. Мы теряли себя, тонули в старых традициях и микропроцессорной технике, оказавшись между двумя мирами,  — хотя все это, конечно, только фигурально, ведь каждые из темных существ принадлежали к своему измерению, нравилось это людям или нет.
        Назревали перемены, и я боялась, что это только затишье перед бурей. Если ситуация все же усугубится, то никакие договоры не смогут защитить нас от наших врагов… от нас самих, от Экстермино… от людей.
        Поняв, что делаю, я встряхнула головой и постаралась оставить эти темные мысли, как учила меня бабушка.
        Жить мыслями о том, что было и что будет,  — все равно что выбивать почву из-под ног будущего  — так она всегда говорила.
        Я нанесла еще один слой туши на ресницы и, подумав, что школьные автобусы скоро подъедут, вышла из туалета, отругав себя за то, что не взяла телефон с собой, а отправила с рюкзаком в шкафчик в классной комнате. Так бы хоть своим сообщение отправила.
        Когда я вышла на улицу, передо мной все расступались, а я делала все возможное, чтобы не обращать внимания на пристальные взгляды младших, и даже не заметила, как мои ноги подошли к потемневшей медной мемориальной доске. Она была установлена под большой сакурой, которая росла в центре внутреннего двора, на котором все было или из бетона, или из пластика. Но слова на доске были выгравированы четко, и каждая буква напоминала мне, почему в этом районе нет Сейдж.
        ЭТО ДЕРЕВО БЫЛО ПОСАЖЕНО В ПАМЯТЬ О КУРТЕ ХОЛДЕНЕ,
        КОТОРЫЙ ПОГИБ 23 АПРЕЛЯ 1999 ГОДА.
        УЧЕНИК, ДРУГ И БРАТ,
        СЛИШКОМ РАНО УШЕДШИЙ ИЗ ЖИЗНИ ИЗ-ЗА МАГИИ
        Я знала, что случилось. Все это знали. Он погиб случайно, из-за того, что практиковавший магию хранитель не использовал защитный щит. С того времени школа отказалась от услуг хранителей, но слухи об Экстермино заставили их пересмотреть это решение. Через полгода, только выпустившись из школы Сент-Сапфаер и еще носившая траур по бабушке, я приехала в школу Кейбл.
        Но никто не забыл об ошибке моего предшественника… и меня считали такой же.
        — Прошлое ведь не изменишь.
        Я вздохнула и улыбнулась лишь уголками рта.
        — Но помечтать-то можно.
        Я обернулась. Передо мной стояла одна из немногих, кто никогда не говорил обо мне плохо,  — Тэмми. Она противоречила всему, что я говорила, считала мой вкус странным во всем  — от музыки до парней и ненавидела мою способность читать ее мысли. Мы были с ней совсем не похожи, но она не судила меня, и я это ценила.
        Я обняла Тэмми, но отступила прежде, чем руки сомкнулись у нее за спиной. По мне пробежала весьма заметная дрожь.
        — Так как ты провела лето?  — спросила я с сожалением, зная, что если бы нашла время встретиться с ней, то не задавала бы этот вопрос.
        — Мне столько всего нужно тебе рассказать,  — сказала она и быстро продолжила, не давая мне времени ответить:  — Я поцеловалась.  — Она схватила меня за рукав блузки и потащила за дерево, подальше от любопытных глаз.  — Но этим летом случился не только мой первый поцелуй,  — прошептала она и показала пальцем на верхнюю пуговицу своей блузки, которая прикрывала ее абсолютно плоскую грудь и худые плечи.
        Я резко вдохнула, почувствовав в ее сознании сцены того, чем они с этим парнем занимались.
        — И вот еще, смотри.  — Она убрала в сторону тугие каштановые кудри и показала на шее несколько красных пятен, которые, по-видимому, были припудрены.  — Я попыталась замазать тональным кремом, но их все равно видно, да? Просто мне было так приятно, когда он целовал мою шею, что, понимаешь, мне не хотелось его останавливать.
        — Уверена, что он не вампир?  — неудачно пошутила я.
        Она бросила на меня быстрый взгляд, саркастически улыбнулась и втянула голову в плечи, как всегда, когда начинала защищаться.
        — Думаю, я бы догадалась, если бы он был вампиром.
        — Не обязательно,  — ответила я, но настаивать не стала.
        И тут я услышала писклявое хихиканье Гвен и тихие смешки двух других, Ти и Кристи, которые пробирались к нам между скамейками. Темные волосы Гвен светились в лучах осеннего солнца, она широко улыбалась, даже не пытаясь этого скрыть, и, подходя, заранее открыла рот, чтобы сказать:
        — Как сегодня дела у нашей потерявшей невинность по­други?
        Тэмми побагровела.
        — До этого у нас с ним не дошло. Честное слово!
        — Конечно,  — кивнула Гвен, делая пальцами пошлые жесты, которые, надеюсь, не увидели младшие школьники.
        — Да нет же! Гвендолен, прекрати!
        Гвен тут же перестала, нахмурившись, как всегда, когда кто-то называл ее полное имя.
        Они стали препираться, подходя все ближе друг к другу. Я с радостью отступила и занялась фильтрованием мыслей сотен подростков. Барьеры вокруг моего собственного сознания, которые я ослабила летом, снова стали выстраиваться, кирпич за кирпичом. Я даже не заметила, как мои глаза закрылись, а мысли очистились, и я смогла прорваться сквозь взволнованную болтовню учеников и непреклонную, подпитанную кофе решимость учителей. Я почувствовала, как мое сознание легко и плавно скользнуло по зеленым лугам вокруг школы и, подобно стремительному потоку, понеслось вниз по холмам к реке, которая отделяла меня от дома. По мощеным улицам города, раскинувшегося в устье реки, гуляли толпы туристов. Чтобы справиться с их наплывом, даже пустили второй паром. А на перилах вокруг гавани, словно стервятники, сидели чайки в ожидании легкой добычи.
        Звук моего имени заставил оторваться от картин, нарисованных моим сознанием, и, как отхлынувший прибой, вернуться к реальности и открыть глаза.
        За пальцы меня дергала гораздо более загорелая рука, а из-под массы черных кудрей, частично собранных в косички, смотрели круглые карие глаза.
        — Ти!  — приветствовала я стоявшую рядом маленькую девочку, которой совсем недавно исполнилось двенадцать.
        Она обхватила меня худенькими руками за талию и прижалась ко мне, как к родной. Иногда мне казалось, что я люблю ее, как сестру. Может, у меня и не получалось справиться с насмешками в свой адрес, но терпеть расистские замечания, которые старшие иногда отпускали в адрес Ти, я не могла. В благодарность за мое отношение ее двоюродная сестра, Тэмми, подружилась со мной и познакомила меня с Кристи и Гвен.
        — Как прошло лето?  — спросила я Кристи, которая обошла болтавшую группу и приблизилась ко мне.
        — Тихо и очень дождливо,  — ответила Кристи, намекая на ужасную погоду этим летом: постоянные грозы, которые лишь изредка прерывались солнечными днями, как сегодняшний, который хоть немного смягчал возвращение к школьным будням.
        Ти согласно кивнула, и один уголок ее рта приподнялся, придавая лицу угрюмое выражение, которое наверняка было и на моем лице.
        — Да говорю же тебе, не занимались мы этим!
        У меня по спине пробежала дрожь, а глаза скользнули на цветущую сакуру. Я следила за тем, как ее розовые лепестки, кружась, летели вниз и падали на землю. Я ощутила легкий ветерок в волосах.
        — Гвен, я больше не хочу говорить об этом.
        Я обхватила себя руками, чувствуя, как от прохлады ветра мои открытые запястья покрылись мурашками. Солнце уже висело над самым горизонтом, а тяжелые тучи медленно ползли по синему небу, и только пепельный след, который они оставляли за собой, выдавал то, что они шли с моря.
        Ти вздрогнула. Тэмми развязала и надела школьный джемпер, который висел у нее на талии.
        — Тэмми, да не нужно…
        — Гвен, закрой рот!
        — Я всего лишь…
        — Нет, посмотри на Отэмн!
        Очертания людей и деревьев стали размытыми. Там, где должны были быть белые рубашки и гомон, собирался воздух. Живыми остались лишь лепестки сакуры, кружившие в воздухе все медленнее и медленнее, и я, казалось, могла поймать каждый из них в полете.
        — Черт! Отэмн, скажи хоть что-нибудь!
        Я слышала, как шаги всех учеников выстраиваются в стройный ритм. Моя грудь вздымалась и опускалась, заполняя паузы между сердцебиениями, которые я едва сдерживала. Палец за пальцем моя рука сжалась на рукоятке меча, кончики пальцев скользнули по сгибу. От многолетних тренировок моя рука слилась с эфесом. Между металлом и кожей вспыхнули искры, а с моих губ уже готово было сорваться заклинание.
        — Отэмн!
        В другой руке я держала сердце, чувствуя, как оно бьется под моими пальцами. Это сердцебиение принадлежало кому-то, но не человеку, и этот кто-то быстро приближался.
        На моих губах застыла смерть, а вся магия в моем теле пошла на создание щита вокруг как можно большего количества учеников. Затем, не отрывая взгляда от падающих лепестков, я отпустила рукоятку меча и вместо него достала из ножен маленький кинжал. Я взяла его в правую руку, держа в левой заклинание, и застыла в ожидании.
        Испуганное бормотание стихло, и был слышен только стук сердца кого-то  — чего-то, что приближалось.
        Долго ждать не пришлось. Позади себя я почувствовала дыхание, ощутила чужую магию, услышала голос:
        — Герцогиня…
        Я быстро развернулась, подставив кинжал к горлу парня, который был не намного старше меня, и замерла.
        Порыв ветра унес готовое сорваться с моих уст заклятие смерти. Я только резко вдохнула, а дальше была тишина, которую нарушил лишь звук упавшего на землю кинжала. Выставленная вперед рука застыла в воздухе, выпустившая оружие ладонь была раскрыта.
        Шок переходил в осознание. Я провела языком по губам. Секунды пролетали одна за другой, но никто из нас не двигался. Спустя минуту я наконец догадалась сделать глубокий реверанс. Опустившись на одно колено, я заметила, как сильно задралась моя юбка и как деревья вокруг меня шепнули предательство.
        — Ваше Высочество,  — выговорила я наконец, не отрывая глаз от лепестка сакуры, который был наполовину придавлен подошвой моей туфли.
        — Герцогиня…  — повторил он так тихо, что услышала только я.
        Я подняла голову и даже осмелилась взглянуть на него, но не в глаза.
        Никогда не забывай своего места, Отэмн. Этикет, дитя,  — это самое главное.
        В моей голове шла усиленная работа. Его здесь быть не должно. Ему здесь делать нечего. Но все говорило об обратном: и сумка, перекинутая через его плечо, и ежедневник с логотипом школы на обложке в руке. Правда, на нем не было школьной формы, но ученикам старших классов необязательно носить ее. У меня к горлу подкатил комок.
        — Вы всех так приветствуете или для меня сделали исклю­чение?
        Его канадский акцент заглушил шепот ребят вокруг нас  — они были неглупыми, читали журналы, смотрели новости и прекрасно понимали, кто перед ними стоит.
        — Простите меня, Ваше Высочество, я не ожидала встретить вас.
        — Нет, это вы меня простите, я не хотел напугать вас.
        Глядя в землю, я кивнула. Мне хотелось наклониться и поднять кинжал, но делать этого не стоило.
        Прозвенел звонок, но никто и не шевельнулся.
        Атенеа. Не сейчас. Не здесь.
        Все начали двигаться только тогда, когда учителя неспешно, как всегда, пошли через двор к зданию школы, на классный час[1 - Традиционное для британских школ собрание учеников перед уроками, во время которого отмечают присутствие и делают объявления.  — Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное.]. Учителя если и были удивлены разыгравшейся сценой, то виду не подавали.
        — Отлично, вижу, вы уже успели встретиться.
        Голос директора школы заставил меня выпрямиться. Пытаясь контролировать себя, я сжала руки в кулаки и впилась ногтями в ладони.
        — Отэмн, это…
        — Не думаю, что им нужно представлять друг друга, директор,  — сказал подошедший мистер Силайа, учитель английского языка и литературы, а также мой классный руководитель.  — Они наверняка встречались при дворе.
        В отличие от остальных учителей, мистер Силайа не пытался скрыть своего удивления. Его густые брови поползли вверх, когда он перевел взгляд от кинжала на земле на меня, а затем на загорелые руки стоявшего передо мной парня, который был одет в вытертые джинсы и белую футболку с треугольным вырезом.
        — Боюсь, что погода у нас не сравнится с той, к которой вы привыкли в Австралии, Ваше Высочество. На будущее я порекомендовал бы вам надевать пальто,  — заметил мистер Силайа.
        — Прошу вас, называйте меня Фэллон,  — ответил принц, не сводя с меня взгляда.
        Мой мозг тем временем безуспешно пытался осознать происходящее. Я пристально смотрела мимо него на мистера Силайа, приоткрыв свои ментальные барьеры ровно настолько, чтобы мы с ним могли поговорить в моей голове. Мистер Силайа был наполовину Сейдж, и, хотя у него не было шрамов, он обладал многими способностями нашего народа.
        — Ты понимаешь, что происходит,  — сказал он, и это был не вопрос.
        — Почему?  — ответила я, выпуская страх, который сидел в груди, сжимая ребра и мешая дышать.
        — Его родители захотели, чтобы он провел один год хранителем в британской школе. Он попросил, чтобы школа была государственной, а не частной.
        — Но ведь государственных школ тысячи, и в сотнях из них нет ни одного хранителя.
        Мистер Силайа выдержал мой взгляд, и его молчание дало мне понять, что он знает что-то еще, но меня в это посвящать не собирается.
        — Отэмн, Фэллон будет учиться у нас год, готовясь к сдаче выпускных экзаменов[2 - Экзамены на аттестат о полном общем среднем образовании, которые сдают ученики, пожелавшие продолжить обучение после обязательного цикла образования, который заканчивается в 16 лет. Следующие два года предусматривают углубленное изучение трех-четырех предметов на выбор с последующей сдачей экзаменов, успешные результаты которых являются обязательным условием для поступления в университет.]. Я хотел бы, чтобы вы помогли ему первые несколько недель, дабы он почувствовал себя в нашей школе как дома,  — сказал директор.
        Я не могу сделать этого,  — подумала я про себя, но коротко кивнула, плотно сжав губы, чтобы не выпалить другой ответ.
        — Простите меня, директор, но, думаю, все ученики уже собрались на классный час. Отэмн, Фэллон, прошу вас.
        Мистер Силайа указал в сторону трехэтажного здания, в котором проводились уроки по английскому языку. Я ускорила шаг и обогнала их обоих, чувствуя, как меняется выражение моего лица,  — на нем отразилось отчаянье. Я подошла к слабо­освещенной лестнице, которая вела к классу, и, будто во сне, стала подниматься по ступенькам, не обращая внимания на то, куда ставлю ногу. Я не могла поверить, что происходящее может быть чем-то иным, кроме как кошмаром.
        Но такова была реальность: член Сейджеанской королевской семьи, принц Атенеа, приехал учиться сюда, в Кейбл.
        С первого этажа послышалось хихиканье Кристи, Гвен, Тэмми и Ти, которые шли за нами. Догадаться о причине их веселья мог даже ребенок. Тот факт, что именно этот представитель Атенеа постоянно появлялся на страницах журналов, объяснялся очень просто.
        Я быстро прошла через класс, игнорируя пораженных семиклассников[3 - Седьмой год обязательного образования в британской школьной системе. Ученикам этого класса 11 —12 лет.], которые переводили испуганные взгляды с меня на принца. А одна крохотная девочка, которой, казалось, еще рано было ходить в среднюю школу, даже переставила свой стул на другой конец стола, поближе к своей подруге.
        Девочки постарше реагировали совсем по-иному. Я видела, как их глаза скользили по его бордово-красным шрамам, по футболке с короткими рукавами, которые плотно облегали мускулистые руки. А потом они переводили взгляд на меня. Я опустилась на свое обычное место, жестом приглашая принца сделать то же самое. Он сел напротив, лицом ко мне. Не упуская возможности, Кристи устроилась рядом с ним, а Тэмми присела возле меня. Не желая оставаться в стороне, Гвен взяла стул у другого стола и подсела сбоку. Еще через минуту Ти пригласила присоединиться к нам свою лучшую подругу. Так за рассчитанным на четверых столом нас оказалось семеро. Я немного удивилась и разозлилась  — обычно они не прилагали такого количества усилий, чтобы быть рядом со мной.
        Поначалу их интерес, как и интерес остальных учеников, был скрытым и выражался лишь в рассказах о прошедших летних каникулах. Но скоро они стали представляться и, перебивая друг друга, задавать принцу вопросы.
        — Так, значит, вы из Канады?  — спросила Кристи.  — Ваше Высочество,  — добавила она.
        — Пожалуйста, называйте меня просто Фэллон. Не совсем. Моя страна, Атенеа, является частью острова Ванкувер, но мы  — независимая нация и не принадлежим Канаде.
        — Так вы что, говорите по-канадски?  — спросила Гвен, накручивая на палец прядь темных крашеных волос.
        Его глаза расширились, и я не смогла сдержать улыбку, в которую растянулись мои губы. Желая скрыть ее, я принялась вертеть в руках кольцо с ключами, которое было зацеплено за петлю в моем кармане, пытаясь найти ключ от шкафчика.
        — Ну нет, мы говорим на сейджеанском и на английском. А те, кто родился восточнее, говорят на французском,  — услышала я ответ принца, пробираясь между столами к рядам квадратных шкафчиков в углу класса.
        В жизни важно оставаться терпеливым с теми, кто не благословлен умом.
        Но, бабушка, они задают такие элементарные вопросы! Уверена, что умру от скуки, если это не прекратится.
        — А я никогда не слышала сейджеанского,  — не унималась Гвен, хотя голос ее стал кротким и из него совсем исчезли нотки флирта.
        — So’yea tol ton shir yeari mother ithan entha, герцогиня?
        Я замерла, впервые за долгие месяцы услышав родной язык, и, открывая дверцу шкафчика, обернулась. Он смотрел мне в спину, прижимая согнутый палец к губам, словно раздумывая над чем-то.
        Почему он об этом спросил? Разве он ничего не знает об этом регионе? Я почти не говорю на родном языке, потому что мне не с кем говорить.
        Снова отвернувшись к шкафчику, я ответила:
        — Arna ar faw hla shir arn mother ithan entha, Ваше Высочество.
        Я договорила отрывисто, понимая, что мои слова не перетекают одно в другое, как должны. Сейджеанский сейчас давался мне с трудом, как будто из-под моего языка рос еще один.
        — Конечно,  — ответил он, когда я достала рюкзак из шкафчика и закрыла дверцу.
        Я повернулась, но его холодные кобальтово-синие глаза продолжали смотреть на меня. Поставив рюкзак на стул, я встретила его взгляд, одновременно возводя еще более высокие стены вокруг своего сознания, чтобы он не смог прочитать мои мысли.
        Я знаю, что ты знаешь,  — подумала я,  — знаю, что тебе известно что-то о ней. И за это я ненавижу тебя.
        Повинуясь просьбе мистера Силайа, я принялась помогать ему раздавать новые расписания, удалившись от места, где девочки взмахивали волосами и просили перевод с сейджеанского. Они хихикали и комментировали его акцент, и тот факт, что он  — Сейдж, а Сейдж они боятся, был благополучно забыт.
        Я раздавала листки, и группы друзей сразу принимались сравнивать свое расписание. Они вскрикивали от восторга или хмурились, а те, кто попал в классы непопулярных учителей, даже озвучивали свое раздражение. Двое мальчишек из десятого класса[4 - Ученикам десятого класса может быть от 14 до 16 лет.] ликовали, празднуя тот факт, что им больше не нужно учить историю. А три девочки из одиннадцатого[5 - Ученикам одиннадцатого класса может быть от 15 до 17 лет.] сравнивали «окна» в своем расписании, оживленно обсуждая, как вместо подготовки к урокам будут вместе ездить в город, когда старшая из них научится водить машину.
        Ближе к концу стопки я увидела листок с плотным расписанием «Дома Атенеа, принца Фэллона», за чем следовал целый список регалий и титулов, первым из которых был «Е. К. А. В.»  — Его Королевское Атенеанское Высочество.
        Почему никто не сообщил мне, что он будет здесь учиться?  — подумала я, но сразу же и ответила на свой вопрос:  — Потому что тогда я ни за что не вернулась бы в школу. Они ведь знают, что моя посещаемость и так хромает…
        В его расписании почти не было «окон», что было весьма необычно для ученика тринадцатого класса[6 - Ученикам тринадцатого класса может быть от 16 до 18 лет.]. Сосчитав все его предметы, я поняла почему.
        Английская литература, французский язык, история, математика, химия. Пять. Но никто не учит пять предметов для сдачи выпускных экзаменов. Одно из двух: или он сошел с ума, или собирается безумно усердно учиться.
        Зная, что остальные ждут своих расписаний, я положила листок перед принцем. Следом было мое собственное расписание, которое я собиралась оставить на столе, пока раздавала оставшиеся. Но прежде, чем лист моего расписания коснулся деревянной поверхности, Тэмми выхватила его и стала сравнивать со своим.
        — Мы на всех предметах вместе,  — сообщила она, когда я вернулась за стол.
        Я почувствовала себя окруженной и, осмотревшись по сторонам, поняла, что почти все придвинулись сантиметров на тридцать-шестьдесят ближе к нам. К нему.
        — Кроме французского уровня GCSE[7 - GCSE, аттестат об окончании средней школы,  — сертификат, который выдается после успешной сдачи двух обязательных предметов и 4 —6 предметов на выбор.] и английской литературы уровня выпускного класса старшей школы.  — Она вздохнула.  — Ты с ума сошла  — в один год проходить подготовку к таким сложным экзаменам!
        Я кивком ответила на ее комментарий, не отрываясь от написания своего имени на обложке дневника, который получила от мистера Силайа.
        — Вы будете слушать курс английской литературы для выпускного класса, леди Отэмн?  — спросил принц.
        Тэмми протянула ему мое расписание, и он взял его. Вписывая свои данные в дневник, я сквозь ресницы наблюдала за ним. От меня не ускользнул тот факт, что он начал использовать официальное обращение вместо моего титула.
        — В таком случае, если я правильно понимаю, мы будем вместе ходить на эти занятия.
        Моя ручка замерла, дописав домашний адрес на внутренней стороне обложки лишь до середины. Я подняла взгляд и заставила себя изобразить безразличную улыбку, словно в этом не было ничего интересного, будто учеба принца в крохотной провинциальной государственной школе была нормой. Я продолжила писать, забрав свое расписание и переписывая его в дневник.
        — У тебя немного «окон», не так ли?  — прокомментировала Гвен, заглядывая ему через плечо и наклоняясь так низко, как только осмелилась, но не дотрагиваясь до его переплетающихся, словно виноградная лоза, шрамов на загорелой коже.
        Ее локоны упали ему на плечо, и он отклонился, насколько мог, и провел рукой по своим соломенно-желтым волосам.
        Мой рот открылся от удивления. Такого я не ожидала. Гвен, казалось, оскорбилась, но на помощь ей пришли навыки общения с людьми, которым я могла только позавидовать. Она быстро взяла себя в руки, развернулась и завела оживленный разговор с тремя девочками из двенадцатого[8 - Ученикам двенадцатого класса от 15 до 18 лет.] класса, то и дело поглядывавшими на принца.
        Мое внимание отвлек от них мистер Силайа, который вернулся к столу и теперь писал свое имя на доске.
        — Доброе утро, дамы и господа! Добро пожаловать и с возвращением в Кейбл! В этом году я буду вашим куратором и каждое утро буду проводить классный час, так что мы с вами познакомимся достаточно близко. Для тех, кто не знает, мое имя на доске, зовут меня мистер Силайа.  — Он стукнул маркером по белой пластиковой доске.  — Я наполовину сейджеанин, и говорят, что мое имя слишком сложно произносить, поэтому, если хотите, можете называть меня мистер Эс.
        Он положил маркер, взял со стола лист бумаги со списком и прищурился, читая что-то вверху страницы.
        — Что ж, сегодня в наших рядах появился новичок. Возможно, кто-то из вас его уже знает. Это А-атана? Атена? Да, будем откровенны, фамилия непростая.  — Он опустил лист бумаги и, прищурившись, посмотрел на принца.  — Возле имени стоит целая куча странных букв. Е. К. А. В. Кто знает, что это значит? Есть идеи?
        К этому времени едва сдерживавший свое веселье класс разразился громким смехом. Принц скромно улыбнулся и, чуть опустив голову, залился краской.
        — Я, разумеется, шучу. Но Фэллон действительно станет вторым хранителем нашей школы в этом году. Все должны понимать, как сильно нам повезло, что двое таких могущественных молодых Сейдж будут беречь нас в это непростое время.  — Теперь смех уступил место тяжелому молчанию, которым воспользовался мистер Силайа.  — Если серьезно, то некоторые из вас могли слышать о недавней атаке, совершенной Экстермино в нашем городе, и о других нападениях по всей стране. Без сомнения, до вас уже доходили сплетни о похищении молодой девушки Виолетты Ли. Возможно, вы напуганы или вам не ясно, какое значение это имеет для вас. Ваши эмоции понятны, но это не значит, что вы должны паниковать или вести себя не так, как подобает достойным представителям рода человеческого, которыми вы все являетесь. Поэтому прошу вас уважать личное пространство наших хранителей, не воспринимать их через призму количества букв, которые сопровождают их имя, и не относиться к ним как к существам, отличным от вас самих. Если вы позволите им делать свою работу, то, если удача нам улыбнется, мы проведем прекрасный год.
        То, если удача нам улыбнется,  — подумала я,  — нам, возможно, удастся выжить.
        Я застегнула пряжки на рюкзаке, усердно избегая отрывать от них глаза. Осознать данную реальность у меня еще не получалось, и торопиться с этим я не собиралась. Мне казалось, что стоит посмотреть вверх, как он исчезнет, как будто никогда и не был здесь; все вернется на круги своя, и из живота исчезнет чувство тревоги, которое затаилось у меня под ложечкой.
        — Отэмн, Фэллон, я хочу с вами поговорить.
        На этот раз мне не осталось ничего другого, как поднять голову. Мой взгляд проследовал от принца, который уже перебросил сумку через плечо, к ожидающему за столом мистеру Силайа.
        — Мы будем во дворе,  — пробормотала Тэмми, выходя вместе с остальными.
        Мистер Силайа жестом пригласил нас подойти ближе.
        Я так сильно сжала лямку рюкзака, что костяшки пальцев побелели, и на задворках сознания всплыла мысль о том, что последний раз я так близко стояла к этому парню на похоронах своей бабушки.
        Ты тогда еще ничего не знал?
        Мистер Силайа отвернулся и тряпкой стер свое имя с доски.
        — Как уже известно Отэмн, я несу ответственность за любого Сейдж, который находится на территории школы. Следовательно, Фэллон, я прошу тебя использовать щит, когда ты практикуешь магию вблизи школы, а также уважать конфиденциальность человеческого сознания. Если произойдет несчастный случай, мне придется писать такое количество бумажек и отчетов, которое быстро сведет в могилу хоть человека, хоть Сейдж, а я все же хотел бы дожить до сорока.
        Принц кивнул, а я еще сильнее сжала пальцы.
        — И еще, Отэмн, вот что я прочитал этим летом. Весьма информативная интерпретация мужского шовинизма в «Укрощении строптивой».
        Он протянул мне толстый том в мягкой обложке, который, судя по количеству заломов на корешке переплета, был далеко не новым. Я пробормотала слова благодарности и убрала книгу в почти пустой рюкзак.
        Чувствуя, что больше ему добавить нечего, я направилась к двери, но, дойдя до нее, услышала голос мистера Силайа в своей голове: Все будет не так плохо, как тебе кажется.
        Мне хотелось замереть на месте, но вместо этого я обернулась и взглянула на него. Он не смотрел в нашу сторону, набирая что-то на компьютере в противоположном углу комнаты. Я повернулась и пошла по короткому коридору к двери, которая вела на лестницу.
        Он мудрый, но на этот раз ему не понять.
        — Герцогиня!
        Я сдержала вздох и толкнула дверь, которая закрылась после того, как я быстро прошла через нее. Но очень скоро она снова открылась.
        Нет, уверена, что все будет гораздо хуже, чем я себе пред­ставляю.
        — Леди Отэмн?
        Я понимала, что не смогу долго игнорировать его, а потому развернулась, давая себе время на то, чтобы изобразить на лице выражение, хоть отдаленно похожее на вежливую заинтересованность.
        — Ваше Высочество?
        Он поправил сумку на плече и, казалось, в замешательстве покачал головой.
        — На вашем расписании не указан титул, а перед именем нет обращения леди. Они даже не соблюли этикет и не поставили слова из Дома перед вашей фамилией. Намерены ли вы исправить эту ошибку?
        На протяжении этой тирады  — а судя по его раздраженному тону, это была именно тирада  — я рассматривала пятно на выцветшем коричневом ковре, который был стерт сотнями ног, ходившими по нему в будние дни.
        — Это не ошибка, Ваше Высочество.
        Я подняла на него глаза и не отводила взгляд так долго, как только могла, чтобы смысл моих слов стал ему понятен.
        — Не… ошибка?
        Он подержал эти слова во рту, словно они были на иностранном языке.
        — Нет. Я предпочитаю не использовать свой титул. И была бы весьма признательна, если бы вы отнеслись к этому моему желанию с уважением.
        Я стала спускаться по ступенькам, разобрав слово «Признательна?», которое он пробормотал мне вдогонку. Я была уже на полпути вниз, когда он вдруг подбежал к перилам и перегнулся через них.
        — Неужели вы хотите сказать, что никто из присутствующих здесь людей не знает, кто вы? Как такое вообще возможно?
        Я поправила лямку рюкзака на плече и, аккуратно подбирая слова, сказала:
        — Я никогда не появлялась на страницах журналов светской хроники или любых других изданий, которые читают эти люди. Поэтому они знают меня как Отэмн, Ваше Высочество. Просто Отэмн.
        Я сделала неглубокий реверанс и убежала. Возле выхода я прошла сквозь толпу учеников, где, без сомнения, найдется множество девушек, которые с радостью выступят гидом принца в мое отсутствие.



        ГЛАВА 4
        ОТЭМН



        Атмосфера в кабинете дизайна была наэлектризована до предела. Кейбл был маленькой провинциальной школой, где новости распространялись за одну перемену, а тема всех разговоров была одна  — принц. И даже если бы кто-то умудрился не знать о его приезде, то получил бы всю информацию в течение шестидесяти секунд после того, как переступил порог класса. Две девочки, сидевшие ближе всех к дверям, чуть не кидались на любого входившего, пытаясь выудить хоть какую-то новую информацию. А я все ждала, пока кто-нибудь поймет, что я что-то знаю. Благо я сидела за столом, который находился дальше всего и от доски, и от входа, а значит, меня почти никто не замечал. Закрывшись своими густыми волосами, я склонилась над альбомом, где рисовала набросок платья, над которым буду работать в этом семестре.
        — Отэмн, ты наверняка это знаешь.  — Кристи развернулась на стуле и, оттолкнув в сторону гору лоскутков, которые достала из шкафа, наклонилась пониже.  — Он три года проучился в Австралии, не так ли? Я в этом просто уверена, у него ведь такой загар.
        Я так сильно надавила на карандаш, что он сломался. Смахнув его со стола, я незаинтересованным тоном спросила:
        — Кто?
        Она выгнула бровь:
        — Сама знаешь кто.
        — Да.
        — И девушка у него там была, правда? Но они расстались.
        Мой стул проехал по полу, когда я схватила карандаш и точилку и направилась к мусорному ведру.
        — Кристи, если хочешь узнать подробности личной жизни принца, почитай журнал «Квейнтрель» или любое другое желтое издание.
        — Господи, не кипятись ты, я же просто спросила!
        — Но ведь ты знаешь его лучше любого журнала. Или я не права?  — спросила Тэмми.
        Меня удивила ее настойчивость. Мне казалось, что наше обще­ние с принцем было исключительно официальным.
        — Мы вместе играли, когда были маленькими и меня приво­зили ко двору. Но я не была в Атенеа с двенадцати лет, поэтому вряд ли могу сказать, что хорошо его знаю.
        Кончик карандаша снова сломался. На этот раз я слишком резко прокрутила его в точилке.
        — Так нам что, надо приседать перед ним в реверансе, что ли?  — спросила Гвен.
        Судя по тишине в классе, все внимательно слушали.
        — Можете, если хотите, но это не обязательно.
        — Так, а если я выйду за него замуж, то насколько богатой стану?
        В ответ на вопрос Гвен, который был, как всегда, легкомысленным, я не смогла сдержать улыбку.
        — Несметно богатой.
        — Ну, Гвен,  — сказала миссис Ллойд, появившаяся в дверях с большой чашкой чая, прикрытой крышкой,  — если в этом семестре ты поработаешь чуть усерднее, чем в прошлом, то сможешь сама сшить свое свадебное платье.
        — Я думаю, что-нибудь в стиле Кейт Миддлтон, только черного цвета,  — вслух рассуждала Гвен, приподнимая квадратный лоскут кружева.
        — На свадьбу нельзя надевать черное платье!  — запротестовала Кристи, и они начали пререкаться.
        — Девочки,  — обратилась к нам миссис Ллойд, как обычно игнорируя трех присутствующих мальчиков.  — Учитывая тот факт, что нам с вами выделили всего один урок в неделю, времени на пошив столь утонченного наряда, как свадебное платье, у нас недостаточно. Поэтому я жду каждую из вас на дополнительном занятии по четвергам. Если вы не посетите хотя бы два в месяц, то будете отчислены с курса.
        В классе поднялся гул, и пусть временно, но все забыли о принце.
        — Тише, девочки. Если вам что-то не нравится, обращайтесь к тем, кто составлял новое расписание. Отэмн, что ты там делаешь?  — воскликнула она, заметив меня.
        Вместо ответа я подняла вверх карандаш, но она уже буркнула, чтобы я села на место.
        Я неспешно направилась к своему столу и без какого бы то ни было намека на грациозность плюхнулась на стул. Я уже вернулась к своему наброску, когда отчетливо услышала, как на противоположной стороне стола Гвен хихикнула себе под нос:
        — У принца по четвергам тоже дополнительное занятие. Я видела в его расписании.
        Оставшуюся часть дня мне удавалось избегать его. Правда, личной моей заслуги в этом почти не было, ведь, чтобы пробиться к принцу, нужно было растолкать толпу девушек, к которым иногда примыкал даже кто-то из учителей.
        Третьим уроком был английский язык, и здесь меня встретили неодобрительно поднятые брови мистера Силайа, которому я сдавала свою курсовую за лето. Комментировать ее он не стал, просто положил в стопку из двух-трех уже сданных работ.
        А вот за обедом возникли проблемы. Мы сидели на своем обычном месте на поле, которое круто спускалось к реке, пересекая дорогу. Мой живот недовольно бурчал  — в кафетерии снова не оказалось ни одного веганского блюда. Остальные же были увлечены наблюдением за тренировкой футбольной команды: за тем, как они вели мяч, как перехватывали передачи друг друга. И все равно разговоры вернулись к теме принца. Через десять минут поднялся какой-то ажиотаж в стороне теннисных кортов, недалеко от главного здания школы. Я не стала дожидаться выяснения причины происходящего.
        Когда я уже подходила к дырке в заборе, чтобы направиться к главному зданию школы, то услышала, как кто-то  — парень  — окликнул меня с упоминанием титула. Через несколько секунд до меня донесся еще один окрик, но на этот раз он был громче, ближе и звал меня по имени. Кроме того, я почувствовала осторожное прикосновение чужого сознания к барьерам вокруг моего.
        Часть меня, которая хотела, чтобы все это оказалось только плохим сном, советовала мне держать язык за зубами. Но мое рациональное Я требовало, чтобы я ответила,  — в конце концов, он был принц. Мой принц.
        Я повернулась спиной к забору.
        — Ваше Высочество…
        Я опустилась в неглубоком реверансе, заметив, что за нами наблюдают его свита, мои друзья и вся команда по футболу.
        — Вы уронили,  — сказал он, протягивая полоску шелка, которая обычно была обвязана вокруг ручки моего рюкзака.
        Я залилась краской.
        Я игнорировала его, и это все, что он хотел?
        — Спасибо. Я очень признательна.
        Я взялась за лоскуток, но он не отпускал. Я дернула, но принц держал крепко.
        — Вы за все признательны, не так ли?
        Я поняла значение его слов, и у меня перехватило дух. Если он решит все рассказать, это станет концом того относительно нормального существования, которое я сохраняла в этом мик­ропространстве, так далеко от бурления общественной жизни, где я была герцогиней, а не Отэмн. Мои глаза широко раскрылись  — он ведь не станет делать этого, правда?  — и я дернула шелк. Он засмеялся.
        — Вы уверены, что не хотите оставить его мне? На память?
        Как вода в решете, мое терпение быстро истекало. Если он не отпустит, я брошу..
        Презрительное фырканье раздалось сбоку, где Валери Дэнверс остановилась, чтобы потереть ушибленный локоть.
        — Не трать время, Фэллон. Она того не стоит. Из нее и слова не вытащишь.
        Принц выпустил полоску шелка. Воспользовавшись возможностью, я обвязала ее вокруг ручки рюкзака и нырнула через дырку в заборе, торопясь уйти с поля. Украдкой оглянувшись назад, я увидела, что принца там уже не было.



        ГЛАВА 5
        ОТЭМН



        Когда я вернулась домой, в Бриксеме было тихо. Для туристов и школьников было уже поздно, а для припаркованных по обочинам машин  — слишком рано. Только на противоположной от моего дома стороне улицы были люди: отец вполголоса рассказывал сыну о ночной смене на рыбном рынке. А в саду за частоколом нашего белого забора царила тишина. Входная дверь захлопнулась за мной, а я все еще слышала звук поворачивающегося в замке ключа, который эхом разносился по пустым коридорам, нарушая тишину дома, который был предоставлен себе.
        Бабушка, почему родители живут так далеко от Лондона, ­если они там работают?
        Потому что твоему отцу не по душе лондонское общество, дитя.
        Не по душе? Но как оно может быть не по душе?
        Не сняв меча, я поднялась на второй этаж, все еще думая о приезде принца. Почему? Это оставалось главным вопросом. У Атенеа всегда и на все были причины, и я не сомневалась, что этот раз не был исключением. Я убрала меч под кровать, но мои мысли продолжали блуждать. Вспомнилось, что я слышала в Лондоне. Экстермино что-то замышляют…
        Моя рука все еще лежала на застежке ножен, когда я снова вытащила меч и оставила его между кроватью и тумбочкой. В пустом доме он был пусть небольшим, но утешением.
        В холодильнике стояли несколько контейнеров, на крышках которых виднелись записки с моим именем. Заглянув в один из них, я обнаружила томатного вида соус, в следующем  — пасту без яиц. Из стоявшей на верхней полке яркой картонной коробки, на которой были нарисованы фрукты, я выудила несколько грибов и луковицу, а с одного из крючков на стене сняла медную кастрюлю с тяжелым дном.
        Вот они, знаки того, что я принадлежала не просто к фа­милии Саммерз, а к Дому Элсаммерз, того, что финансовых проблем у нас не было. Кастрюля, которую я наполняла водой, была фирмы «Mauviel» и стоила больше трехсот фунтов. Вся наша  — многочисленная из-за пристрастия моего отца к кулинарии  — кухонная утварь была той же марки. Каждый день коробка свежих фруктов и овощей доставлялась нам домой с органической фермы неподалеку. Столешницы были новыми  — они заменили те, которым было не больше года.
        Мы не жили в особняке в Лондоне, со штатом прислуги в тридцать человек, не устраивали званых обедов. Мы не были в числе знати при атенеанском дворе на острове Ванкувер. Но так было только потому, что такой выбор сделал папа.
        И выбор непростой.
        Я быстро сварила пасту и еще быстрее съела ее, пролистывая сегодняшний выпуск «Таймс». В нем не было ничего примечательного, как и в похожем сейджеанском издании «Арн Этас». К моему удивлению, даже в «Квейнтрель» ничего не оказалось. Я ждала, что переезд принца будет упоминаться, особенно в последнем, который во всех деталях освещал разрыв Его Высочества с австралийской подругой в прошлом июне.
        Я убрала тарелку в посудомоечную машину, которой научилась пользоваться ровно год назад, когда мои родители в первый раз уехали по работе.
        Я улыбнулась пустой комнате. Если принц считает безобразием то, что не используется мой титул, что бы он подумал об этом? Леди Сейдж  — хуже того, герцогиня  — сама готовит и убирает за собой. А сняв школьную форму, сама одевается. Это неподобающее поведение.
        Нет. Я должна быть в одной из лучших школ, изучать политику и юриспруденцию, готовиться к своему первому появлению в Совете, которое должно состояться в день моего шестна­дцатилетия, в этом ноябре…
        Идти я не собиралась. Это не было обязательным, и в мое отсутствие место занимал представитель Атенеа, принимая решения вместо меня. Это было взаимовыгодным: они получали больше власти, а я могла оставаться вдали от двора. В самом деле, никто ведь не станет протестовать против такого положения дел.
        Я поставила горячую чашку крепкого чая на стол рядом с ноутбуком, чтобы согреть его. Комната наполнилась ароматом жасмина, а угол экрана запотел. Юбку и блузку я сложила и оставила на подушке с цветочным рисунком, которая лежала на сундуке в ногах моей двуспальной кровати. Затем я открыла сто­явший в углу шкаф красного дерева, единственный предмет мебели, который мне удалось убедить родителей привезти из моей комнаты в школе Сент-Сапфаер, и провела рукой по вещам, которые висели там. Здесь были платья в цветочек и черные брюки для работы. Рядом с зимним школьным джемпером расположились плиссированные юбки всех цветов. В самый же конец были задвинуты обернутые в серый полиэтилен уже маленькие на меня бальные платья и корсеты с небольшим количеством косточек, но все же настолько тугие, что дышать в них было непросто, а о еде и речи быть не могло.
        Я знала, что в одном из этих чехлов спрятано бледно-желтое бальное платье с белыми перчатками до локтя и парой сатиновых туфель, зашнурованных белыми лентами. Именно в нем я появилась при дворе, когда мне исполнилось двенадцать. Это был не первый мой визит ко двору и не первая встреча с Атенеа  — моя бабушка была близка с ними,  — но именно тогда я впервые действительно поговорила с детьми королевской ­семьи. Тогда же я поняла, кто я такая и кем стану. Когда другие девочки смотрели на меня с завистью, а взрослые обращались ко мне и к бабушке с почтением, я осознавала, что значило принадлежать к Дому Элсаммерз, уступая титулом только самим Атенеа, быть почти королевских кровей.
        Помнит ли он те недели, которые герцогиня и ее внучка провели в его доме?
        В другом чехле, спрятанном в самой глубине шкафа, было черное платье.
        Траурное платье. Тот день он точно не забудет.
        Я прогнала эту мысль, сняла с плечиков широкую сорочку, надела ее и, поджав ноги под себя, присела к ноутбуку. Мне предстояло написать длинное письмо-тираду Джо, моей давней подруге-Сейдж, которая была так далеко, когда нужна мне больше всего.



        ГЛАВА 6
        ОТЭМН



        Следующее утро омрачалось перспективой первого урока анг­лийской литературы с принцем. Будто проглоченная вишневая косточка, комок страха опускался из моего горла все ниже и ниже в живот, когда я стала считать число людей, которые уже составляли его свиту. Их было больше половины класса. Комок увеличился.
        Утро этого дня мало чем отличалось от предыдущего с одной только разницей  — рядом не было суетящейся мамы. Верхняя пуговица моей блузки осталась незастегнутой, юбка была два раза подвернута в поясе, а глаза подведены карандашом. В это утро мне ничего не оставалось, как полететь в школу: отвезти меня к парому было некому, а на автобус я не успевала.
        Второй день семестра в школе выдался небывало оживленным. Автобусы уже приехали, и, казалось, абсолютно каждый из учеников пытался протиснуться во двор. Они висели на перилах по обеим сторонам лестницы, ведущей во двор, или сидели на лавках, а на их волосы то и дело ложились лепестки с деревьев. Но большинство стояли. Пробираясь между группами, которые оживленно болтали, я очень скоро увидела причину происходящего. Непринужденно опираясь на край лавки, принц стоял в окружении своей свиты и, к моему отвращению, моих друзей.
        Принц заметил меня раньше остальных и первым ко мне обра­тился.
        — Фэллон,  — заранее поправил он, предвидя, что я собиралась произнести.
        Вместо ответа я присела в реверансе. Я была благодарна, что он не озвучил мой титул.
        Оскорбленная тем, что принц оборвал ее на половине фразы, Гвен ненадолго надулась, но скоро снова повернулась к нему, пытаясь заново увлечь разговором. Если он и слышал ее, то виду не подавал. Его глаза смотрели на меня, и взгляд был таким пристальным, будто я стала проблемой, в которой нужно разобраться.
        — Ваш меч… Вы всегда носите его с собой?
        — Время от времени.
        — Вы позволите?
        Он выжидающе протянул руку. Я его просьбу не выполнила, моя рука лишь сильнее сжала рукоятку. Выражение замешательства быстро сошло с его лица, он опустил руку на пояс и предложил свой меч в обмен на мой. На этот раз я не колебалась. Он взял мой меч и взвесил его в руках.
        — Легкий, очень легкий. Слишком широкий для рапиры, но и слишком длинный для парадного меча.
        Я производила такую же оценку его клинка, хотя и воздерживалась от озвучивания своих комментариев. Как по мне, слишком тяжелый. Рапира, хотя и заточена по всей длине с обеих сторон, как и мой меч.
        — Изогнутый эфес, очень изысканно. А на рукоятке выгравирован герб. Я предполагаю, этот меч принадлежал вашей бабушке?
        В моей груди начал разгораться знакомый огонь. Я сглотнула.
        — Да.
        — Я так и думал. Вам передали его в день похорон, не так ли? Я помню, он лежал на крышке ее гроба.
        Я не дала себе времени обдумать глупость собственного поступка, просто подняла меч принца и прижала острие к его шее. Мое дыхание было отрывистым, но руки не дрожали. Его лицо отразило полнейшее замешательство, как будто он не мог понять, чем именно мог оскорбить меня, а затем снова стало спокойным и уверенным.
        — Предлагаю вам опустить его.
        Я не шелохнулась. Его голос звучал мягко, но в нем слышалась сила, когда он снова заговорил:
        — Помните, кто я, герцогиня. Опустите меч.
        Я знаю, что тебе все известно.
        — Это приказ!
        Я видела, как за его спиной бриз раскачивает крону деревьев, срывая с них лепестки, летящие на землю, чтобы быть растоптанными под ногами учеников, для которых уже прозвенел звонок на урок.
        За тем деревом было море черноты, а между ними виднелся неровный, обтесанный погодой камень, что торчал из земли. Между темными колоннами стояла, замерев, девушка. Уже не ребенок, но еще и не взрослая, она была одета в черное платье и черную же вуаль, что должна была скрывать слезы. Но слез на ее лице не было. За ней был фамильный склеп, но бабушка ее будет похоронена не там. Ей была оказана высочайшая честь почить в Атенеанском соборе. Дубовый гроб, накрытый бархатом голубого королевского цвета с изображением герба Дома Элсаммерз, стоял на постаменте перед склепом. Там же были меч и кинжал покойной герцогини вместе с другими символичными мелочами, которые оставили те, кто приходил почтить ее память во время церемонии прощания.
        — А есть ли смерть? Померкнет свет в вечерней мгле, свой век прожил цветок в земле; бутон, цветок и увяданье, а после лишь воспоминанье; убитый холодом, морозом; пепел к пеплу, прах к праху!
        Благословение было произнесено. Люди стояли молча, пока­чиваясь на ветру, который приносил мельчайшие капли влаги с туч, что сердились на затянувшуюся церемонию, такую бесконечную для тех, кому она приносила больше всего боли.
        — Пойдем, Отэмн, ты должна бросить горсть земли. Сделай шаг вперед, вот так, чтобы они увидели тебя.
        Прикусив губу, девушка сделала шаг, хотя колени ее дрожали, взяла горсть земли из серебряной чаши и бросила ее на розы, а затем повторила все еще два раза, пока голос рядом произносил:
        — Земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху. Earthern carn earthern, ashen carn ashen, peltarn carn peltarn!
        Девушка сделала последний реверанс, и подошли те, кто будут нести гроб: сын покойной герцогини и пятеро старших сейджеанских принцев. Они подняли его и медленно повели процессию через увядшие поля к собору, который едва виднелся за деревьями. Когда они проходили мимо, сотни людей склоняли головы. Среди них был и король Ллириад Атенеа, который тоже поклонился. Такое единство возможно только во время государственных похорон.
        Скрытая вуалью молодая герцогиня проронила слезу, которая покатилась по шрамам на ее щеке.
        — Отэмн.
        Звук моего имени вырвал меня из состояния транса. Я сфокусировала взгляд и обнаружила, что блестящий кончик меча прижат к темно-красным шрамам чуть ниже подбородка.
        — Отэмн, не вынуждай меня применять силу.
        Переживать принцу было не о чем, так как моя рука уже осла­бела. Он воспользовался этой возможностью, чтобы поднять ­левую руку и осторожно, будто я была диким зверем, который может броситься в любой момент, положил пальцы на лезвие и отвел его от своей шеи. Я не сопротивлялась.
        — Отэмн, я не хотел обидеть…
        Я оборвала принца, с силой вложив меч в его руку и забрав свой, который тут же убрала в ножны. Я попыталась пробормотать что-то похожее на извинение, но слова застряли в горле, и я убежала, униженная и отчаянно пытающаяся понять, почему позволила эмоциям овладеть собой.



        ГЛАВА 7
        ФЭЛЛОН



        Во время классного часа она и словом со мной не обмолвилась, как будто пыталась стереть сам факт моего существования из своего сознания.
        Но почему?
        Когда же начался урок английской литературы, мы одновременно протянули руки за листами, которые положили нам на парту. Когда наши руки соприкоснулись, мне на секунду показалось, что горячие искры из кончиков моих пальцев попали на нее и обожгли ее  — в моей руке ощущение было совсем иного рода,  — потому что она прижала руку к глубокому V-образному вырезу своей блузки, как будто я сделал ей больно. Однако на лице ее не было выражения боли, по крайней мере физической. Зато ее глаза расширились, а рот округлился в виде буквы О.
        Она быстро отвернулась, выдохнув, как мне показалось:
        — Идиот!
        Пораженный, я отстранился, но ничего не сказал. Я все не мог соотнести образ этой превращающейся в женщину девушки и той двенадцатилетней девчонки, которая и тогда поражала двор своей красотой и воспитанностью.
        Куда делась внучка герцогини, которая никогда не перечила старшим по титулу, не то чтобы приставлять им меч к их горлу?
        — На каждый стол я раздал по монологу. Ваша задача про­анализировать его в парах,  — пояснил мистер Силайа.
        Я переключил внимание с нее на лист бумаги.
        — Быть или не быть, вот в чем вопрос…
        Я нахмурился, читая трагические рассуждения Гамлета об аргументах за и против самоубийства, потом снова поднял глаза на нее.
        — Что?  — со злостью спросила она.  — Почему вы все время смотрите на меня?
        Ну вот, приплыли, на нее и смотреть уже нельзя!
        Я быстро пробежал текст глазами.
        — Образное изображение болезни.  — Я провел ручкой над листком.  — Вот здесь.
        — Помощь мне не нужна,  — упорствовала она, хотя ее страница была пуста.
        Мои брови удивленно приподнялись.
        — Но задание было анализировать в парах.
        Она наклонила голову, спрятавшись за завесой густых волос, и начала что-то писать.
        То есть делиться она не намерена? Ладно.
        Я тоже принялся писать.
        Анализ монологов был закончен, и она почти все время сидела молча, отвечая на вопросы, только когда ее вызывали. Когда же прозвенел звонок, она принялась, как обычно, медленно, ­даже лениво собирать вещи в рюкзак. Можно было подумать, что она устала… или надеялась, что я уйду быстрее. Но я не ушел (мне не хотелось снова оказаться в толпе сопровождающих), а оставался недалеко от двери, когда мистер Силайа попросил ее подойти. Она шла медленно, так сильно сжимая лямки рюкзака, что побелели костяшки пальцев. Казалось, она знала, что ее ждет.
        — Необдуманно. Самоуверенно. Оскорбительно.
        Он протянул ей листок, на котором, похоже, было написано сочинение. Она опустила голову.
        — Не говоря уже о том, что эта работа гораздо ниже твоего уровня.
        Он поднял взгляд на меня. Я все еще стоял у дверей класса, в котором уже не осталось никого, кроме нас, и делал вид, что внимательно изучаю определение наречий, которое висело на стене.
        — Отэмн, я разочарован. Я-то как раз могу понять, как непросто тебе приходится в этой школе. Неужели ты думаешь, что мне среди учителей намного проще? И ты, однако, платишь мне такой грубостью.
        Глядя на стену, я удивленно приподнял брови: что же она могла написать в этом сочинении, чтобы до такой степени его оскорбить?
        — Простите, сэр,  — услышал я ее бормотание.
        — Тебе придется остаться после уроков в четверг вечером.
        Она резко втянула воздух, и я решил, что снова могу посмотреть на них.
        — Нет, сэр, прошу вас! Вечером я работаю, кроме того, у нас дополнительный урок дизайна в это время.
        На ее лице отразились ужас и паника, а миндалевидные глаза широко раскрылись. Я был поражен совсем по другой причине: она работает?!
        — Значит, придешь после дизайна, а работу пропустишь.
        — Прошу вас, сэр, в любой другой вечер или даже в обеденный перерыв. Меня и так грозятся уволить!
        — За прогулы?
        Она снова опустила голову.
        — Так я и думал. Кстати, Фэллон, может, ты тоже останешься в четверг вечером? Тебе нужно сделать много работы, которая была задана на лето, а Отэмн поможет очень быстро все нагнать.
        Я ответил не сразу. Она хотела запротестовать, это было очевидно, но хорошие манеры удержали ее от того, чтобы нарушить идеально прямую линию, в которую вытянулись ее губы.
        Я почувствовал легкий укол возмущения  — меня-то за что?  — но кивнул.
        — Конечно.
        Мое возмущение возросло, когда в комнате воцарилось молчание и они начали вести мысленный диалог, не посвящая в него меня. Но вот он оборвался, и я увидел, как задрожали ее губы. Она отвернулась, прижав руку к лицу.
        — Фэллон, ты не мог бы выйти на минутку из класса?
        Выходить мне не хотелось. Но тут я вспомнил восковое выражение, которое было на ее лице, когда она прижимала меч к моему горлу, и повиновался.
        За дверью, которая автоматически закрылась за мной, я попытался понять загадочные события этого утра. Однако чем дольше я думал, тем меньше понимал. Ведь мы в детстве дружили! Мы играли в догонялки, устраивали импровизированные свадьбы и отдавали друг другу приказы. Теперь она, казалось, меня ненавидит.
        Через несколько минут дверь снова открылась и мимо меня промчалось что-то белое. Она пробежала быстрее, чем я успел отойти от стены, на которую облокотился. Я поспешил вслед за ней по ступенькам. Она обернулась и побежала еще быстрее, пере­прыгивая через оставшиеся ступеньки.
        — Отэмн!
        Но она не останавливалась.
        — Отэмн, я только хотел спросить, подвезти ли тебя домой в четверг? Поздно же будет…
        Закончить я не успел. Она резко развернулась. Рот приоткрыт, губы поджаты, красные припухшие глаза широко раскрыты. Она не произнесла ни звука, но выражение ее лица сказало мне больше, чем любые слова. Она постояла несколько секунд, а потом отвернулась и ушла  — опять медленно и почти лениво.



        ГЛАВА 8
        ОТЭМН



        Ну почему все складывается против меня?
        Фэллон зашел в кабинет истории, где проходил наш урок. На самом деле все, кто изучал историю для сдачи выпускного экзамена, появились в нашем классе. Объяснялось это просто: учительница, которая обычно вела этот курс, ушла в декрет, а и мы, и они учили сейчас тему сейджеанской истории, так что мистер Силайа объединил два класса. Уверена, закипавшая во мне ярость и ощущение того, что меня предали, отразились на моем лице, когда он зашел в класс. Хуже наказания, чем оставить меня после уроков вместе с принцем, он придумать просто не мог. Когда же вошел Фэллон, я поспешила посадить Кристи и Тэмми по обеим сторонам от себя. Они, по всей видимости, были не очень довольны, ведь в нашем ряду не осталось места для принца, но это не имело особого значения. Он решил сесть в другом конце комнаты, примостившись на самом краю парты с кем-то из своего класса. Увы, из-за того, что столы стояли полукругом, мы оказались лицом к лицу. Я развернула свой стул немного влево, лицом к доске.
        Сказать, что сейджеанская история предмет непопулярный, это не сказать ничего. Когда огласили тему, по аудитории прокатился рокот недовольства. Мои щеки залились краской стыда, и даже принц побагровел, хотя у него и получилось хорошо это скрыть, поставив локти на парту и положив лицо на руки.
        Я снова перевела взгляд на доску, ругая себя за то, что посмотрела на него. Так я и сидела, пока не раздали учебники. Я открыла книгу и нашла параграф, который был посвящен традициям, родным для меня и совершенно чужим для тех, кто сидел вокруг. Закрыв книгу, я подумала о том, что еще в предыдущей школе, будучи ребенком, училась по точно таким же книгам, которые были посвящены людям. Подняв глаза, я поймала на себе взгляд принца. Он улыбался, опуская глаза в учебник и снова поднимая их на меня. Ему все это казалось забавным. Я же видела в этом трагедию.
        Мистер Силайа начал урок с того, что представил принца, как сделал это на классном часе. А потом опять заговорил об Экстермино, и во время его речи все снова опасливо замолчали… а мое сердце и в этот раз похолодело.
        Мистер Силайа написал на доске два слова: ТЕМНЫЕ СУ­ЩЕСТВА.
        — Я знаю, что все вы терпеть не можете эту тему, но она является обязательной! Поэтому давайте начнем с простого. Кто может объяснить мне, что такое измерения, и назвать девять видов темных существ, а также те силы, которыми они обладают?  — спросил мистер Силайа.
        Несмотря на то что все должны были знать ответ, никто ничего не говорил. Наконец я несмело подняла руку.
        — Существует девять измерений, в каждом из которых живут люди. Каждое из измерений является примерным отражением всех остальных. У всех у нас общая культурная память, потому что одна страна, находящаяся в каждом из девяти измерений, представляет собой единое государство, а не девять отдельных. Люди и темные существа сотрудничают через Совет измерений…
        Я замолчала, ожидая одобрения мистера Силайа, потому как не была уверена, внятно ли объясняю. И хотя я пыталась игнорировать принца, но посмотрела на него: мне вдруг стало неловко, ведь я рассказываю то, что он, наверное, понимает лучше меня.
        Мистер Силайа кивнул, и я продолжила:
        — Мы живем в первом измерении, где правят Сейдж. Между существами нет иерархии, но мы обладаем самой сильной и разнообразной магией. Для нас почти не существует ничего невозможного, если необходимые силы чрезмерно не истощают природу, откуда мы черпаем магию, когда нам не хватает той, что есть у нас в крови. Правит нами… род Атенеа, которые живут в одноименной стране, располагающейся на севере острова Ванкувер.
        Вот теперь я и вправду залилась краской. Он сам должен объяснять это!
        — Во втором измерении обитают вампиры под предводительством Варнов, живущих в Лондоне. И да, это они выкрали ­девушку по имени Виолетта Ли. Вампиры пьют кровь, чтобы черпать из нее энергию и пополнять запасы магии, которая поддерживает в них жизнь. Также магией пользуются Проклятые, которые живут в третьем измерении, но для этого они совершают жертвоприношения. Возвращая кровь земле, они могут использовать очень сильную магию.
        Наконец к моему монологу присоединился принц:
        — Четвертое измерение стало домом для двуликих, которые могут переходить из своей человеческой формы в форму тотемных животных. Когда они делают это, то становятся очень похожими на привидения. Живут они в горах Центральной Азии, и до того, как они обнаружили себя несколько столетий назад, люди считали их демонами.  — Его глаза загорелись, когда все внимание сфокусировалось на нем и его более захватывающем рассказе.  — Пятое и шестое измерения очень похожи, потому что в них сохранилось больше лесов, чем в нашем. Там живут крылатые люди и эльфийские феи. И те и другие  — прекрасные кочующие существа. У них нет монархии, и они не пользуются современными технологиями. Им это не нужно, ведь они живут в единении с природой… Волки из седьмого измерения могут по желанию превращаться в похожих на людей существ, а маенгу из восьмого измерения  — это водные существа, которые могут трансформироваться, чтобы выходить на сушу. Что же до девятого, то… Ну, мы называем их фениксами, они могут приобретать человеческий облик только один месяц из каждых девяти.  — На этом он закончил.
        Как актеры на сцене, мы с принцем говорили только по коман­де мистера Силайа. Остальные сидели до неприличия тихо. Они не знали ничего  — даже когда мистер Силайа спрашивал об элементарных вещах, которые знают все люди, живущие в любом другом месте.
        Наконец он сдался и, повернувшись ко мне, сказал уже гораздо более мягким голосом:
        — Отэмн, назови, пожалуйста, fas  — основополагающие принципы.
        — Использование энергии, сохранение природного баланса, уважение титулов, верность Атенеа и строгое соблюдение международных договоров Терра.
        Хотя я уже отвыкла говорить на сейджеанском, произносить эти слова на английском было для меня странно, ведь еще в детстве я повторяла их как мантру. Для этого языка они были чужими. Он не мог передать ни красоты, ни силы этих слов.
        Мистер Силайа достал маркер из нагрудного кармана, где тот в буквальном смысле жил, и написал на доске каждый из fas.
        — Первые четыре объяснения не требуют: магия, уважение природы, особенно что касается рациона, а в последнее время  — изменения климата, этикет и верность сейджеанской королевской семье. Знает ли кто-нибудь, что такое договоры Терра?
        Я увидела, как Фэллон оживился, оглядываясь по сторонам. Его глаза становились все шире и шире, а рот раскрылся от удивления.
        — Кто-нибудь?  — Мистер Силайа надел колпачок на маркер, прозвучал щелчок.  — Никто?
        От этой возмутительной тишины по моей спине пробежал холодок. Я понимала, что они многого не знают, что их интерес к моему народу ограничивается сексуальными представителями знати и сплетнях о том, кто с кем встречается. Но ничего не знать о договорах…
        Мистер Силайа сам ответил на свой вопрос:
        — Терра  — это название группы договоров, которые подписали представители всех измерений и человечества в начале девятнадцатого столетия, тем самым придав официальный статус целому ряду нескоординированных законов, которые существовали ранее. Именно благодаря договорам Терра, Отэмн и Фэллон сидят сейчас в этом классе в качестве хранителей, защищая школу. Терра обязывают темные существа под страхом смерти никогда не причинять вреда людям, если только на кону не стоят другие жизни. Исключением являются вампиры, которые в противном случае просто не смогли бы выжить. По сути, именно договоры Терра позволяют сохранить мир, которым мы наслаждаемся.
        Все молчали. Но это не была тишина людей пораженных, трепещущих. Нет, им было просто скучно. Для них Терра были не достижением, а только политикой: скучной, очень скучной политикой, которая  — за исключением сексуального принца  — никак не затрагивала их ограниченные жизни. От этой мысли я вздрогнула. Я все еще помнила шепот, который прокатился в моем классе в школе Сент-Сапфаер при упоминании этих договоров,  — в нем была гордость. Гордость за то, что именно наша раса вела переговоры о стабильности между всеми темными существами. Но сейчас Терра не давали стабильности. Они не давали ничего.
        — Но им недолго осталось сохранять мир, не так ли?  — сказала я прежде, чем смогла сдержаться, но решила продолжить. Зачем успокаивать себя ложным чувством безопасности?  — Везде люди конфликтуют с темными существами. А такие ситуации, как случай с Виолеттой Ли, все только усугубляют. Тем временем этим конфликтом пользуются наши общие враги, которые пытаются дискредитировать Терра и спровоцировать войну… Те враги, от которых я вас защищаю,  — тихо закончила я, опустив глаза в книгу.
        Тишину нарушил шум приглушенных голосов, а затем возгласы протеста, что люди ни в чем не виноваты. Глаза мистера Силайа расширились, но, сколько бы он ни стучал по доске, класс не затихал.
        Я обхватила голову руками и впилась в нее ногтями.
        Почему я не могу просто держать язык за зубами?
        Теперь все решат, что я их ненавижу, а ведь они меня и так недолюбливают…
        Я даже не заметила, что принц поднялся, пока не услышала его голос на фоне затихающего класса:
        — Отэмн права. Терра скоро не смогут нас защитить. Мир изменился, и мы больше не находим общего языка. Это могло бы привести к войне, но такого не случится. Судьба не допустит этого. А как же Пророчество о Героинях?
        Я так сильно оттолкнулась руками от стола, что он со скрипом сдвинулся, а мой стул чуть не перевернулся. Стоя посреди класса, я чувствовала себя глупо, но такова была старая традиция сейджеанских школ, кроме того, сидя я казалась себе слишком маленькой по сравнению с принцем.
        — Но как могут несколько темных существ перестроить Терра и остановить войну? Что, если они не появятся вовремя? Что, если у них ничего не получится?
        — Получится,  — уверенно заявил он, и я впервые посмотрела ему в глаза.
        На лбу у него была всего одна складка недовольства, но я чувствовала, как разгоняемая гневом магия начинает нагревать мою кровь.
        — Ни одна из Героинь еще не появилась. А если вампиры завтра убьют Виолетту Ли, остановить войну уже не удастся. То, что происходит там, влияет на всех нас!
        Не дыша, я ждала, почти надеялась, что он попробует мне возразить. Я знала, что права, я видела угрозу собственными глазами: ненависть людей, Экстермино… и Виолетту Ли, эту особенную девушку, которая регулярно снилась мне.
        — Ты не права…
        Было еще самое начало семестра, и звонок с урока не должен был пугать. Но когда резкий, неровный звон разрезал тишину, все вздрогнули.
        Я поскорее собрала вещи и направилась к двери, изо всех сил стараясь двигаться как можно быстрее, чтобы выбежать раньше, чем принц договорит. Вся решимость, которая от злости переполняла меня, испарилась, и я спасалась бегством.
        — Отэмн!
        Повернись ты, ради всего святого!
        Я чувствовала, что он меня догоняет, а за ним, разбившись на группки, шли все остальные.
        — Герцогиня!
        А затем я услышала фразу, которая остановила меня и развернула на месте. Эта фраза будто создала крепкие корни, ко­торыми я приросла к земле,  — как узник в ожидании неми­нуемого.
        — Почему ты все время называешь ее герцогиней?
        Это был всего лишь невинный вопрос. Ти, которая пришла к двоюродной сестре, не могла знать, как сильно я боялась его и как последние сутки молилась о том, чтобы никто не заметил обращения, которое использует принц.
        Я беззвучно шевелила губами, снова и снова повторяя «нет, нет», но когда принц повернулся, чтобы посмотреть на девочку, а потом перевел на меня взгляд своих кобальтово-синих глаз  — говорят, что голубую кровь можно распознать по глазам,  — я поняла, что признательной мне быть не за что.
        — Разве ты не знаешь? Она  — герцогиня английская.
        Я не стала ждать удивленных возгласов и новых вопросов  — выдержать этого я просто не могла. Вместо этого я сделала шесть выверенных шагов и взмыла в воздух.
        Дитя, помни, кем ты однажды станешь!
        Я не хочу думать об этом дне, бабушка. Не хочу о нем думать.
        Зачем так поступать? Зачем намеренно причинять боль? Зачем так пренебрегать моим выбором?
        По крайней мере я могу сбежать. Если бы это случилось не после последнего урока, я не смогла бы скрыться от этого. Скрыться от него.
        Несмотря на яркое солнце, в лучах которого, пролетая над городом, я отбрасывала тень, воздух был прохладный. Ветер с моря попадал в воронку устья реки и, как по туннелю, несся по все сужающейся долине, раскачивая высокие мачты корабля, что стоял на якоре в Дартмуте. Снасти тихонько позвякивали, и ветер уносил этот звук с собой, вплетая его в мелодию волн, что бьются о борт старого парома, и свистка паровоза, змейкой ползущего вдоль берега в сторону Кингсуира. Эта маленькая деревушка гордо стоит на противоположной от Дартмута стороне реки, и ее разноцветные коттеджи возвышаются неровными террасами, почти как дома в больших городах. Поезд шел по ­мостам, мимо заливов и деревни, где, оповещая о конце дня, звонил старомодный колокол, пока наконец не останавливался возле маленького парома ниже по реке.
        Этот мир не менялся годами  — идеально сохранившийся, он жил собственной закрытой жизнью, полагаясь на свою бесспорную красоту для привлечения туристов. Однако именно эта закрытость была причиной моих страданий.
        Мне казалось, что время замедлилось. Но вот я наконец долетела до противоположного берега, деревья на котором были поломаны и склонялись в прибрежный ил. Было жаль, что листья уже опали, ведь еще только самое начало сентября. Пустые бутылки, обертки от сэндвичей и шелковые платки оставались немыми свидетелями летних ночей, чьи следы еще не стерлись. Но для деревьев такова была плата за то, что они выросли на берегу. Они гнили. Они умирали.
        Зачем? Зачем ты рассказал им, ведь я просила тебя не делать этого? Чего ты этим добился?
        Отлетая дальше от моря, я попала в полосу тепла, но она была совсем короткой и вскоре сменилась туманом, когда вдали показалась башня церкви, стоящей недалеко от моего дома, а чуть дальше за ней были залив и соленая влага, которую приносил туман.
        Я все еще не могла осознать того, что случилось. Казалось, все происшедшее с сегодняшнего утра длилось не один день, и мозг все не мог объять реальности. Я почувствовала легкое покалывание, и где-то внутри как будто что-то онемело  — должно быть, так мое сознание пыталось защититься.
        Я посмотрела на часы на церковной башне. Удивительно, как много времени у меня ушло на дорогу. Время, казалось, прекратило свой размеренный бег.
        Дома меня манил мерцающий свет, исходивший от экрана ноутбука. Поставив чашку чая на стол, я проверила почту. Ну, разумеется, ответ Джо был эпического размера и требовал не одного поворота колесика мышки. Несмотря на смесь языков  — в их семье были выходцы из франкоговорящей части Канады и из Германии, а сама она училась и была хранителем в школе-пансионе в Швейцарии,  — Джо великолепно знала английский, восемь лет в Сент-Сапфаер не прошли даром.
        В первых трех абзацах она восторгалась внешностью принца и объясняла, что я должна быть очень довольна тем, что мне посчастливилось познакомиться с ним поближе. Остальное можно суммировать как предостережение: то, в чем я подозревала его самого и всю его семью, было серьезным обвинением и что мне следует быть осторожной. В заключение она изложила свою теорию причины его приезда, которую я, покраснев, тут же отмела.
        Я откинулась на спинку стула, размышляя над ответом. Сначала я решила рассказать ей об утреннем инциденте, но потом передумала, не желая давать пищу для сплетен. О том же, что принц раскрыл всем мой секрет, смысла писать не было: она не была в курсе того, что никто не знает  — не знал!  — о моем титуле.
        Отодвинувшись от стола, я облокотилась на забросанный подушками подоконник. Через окно я видела в саду клен, ветвь которого была всего в полуметре от моего окна. Когда я была маленькой и неохотно приезжала домой на выходные, то часто искала утешения в его ветвях: в одном месте ствол расходился на четыре ветки, образуя идеальное место для сидения. Это был мой личный змок из листьев, который я украшала сорванными в саду цветами или хранителями снов  — традиционными талисманами индейцев, которые я мастерила за столом, на котором сейчас стоял ноутбук. Некоторые из них еще сохранились, пусть уже и без перьев, подвешенными к карнизу. Те, что подгнили или оказались поточены червями, мама выбросила, а когда я собрала немного перьев чаек, она избавилась и от них.
        Я знала, что завтра в школу не пойду. Я не могла справиться со всеми вопросами в придачу к тому страху, который испытывала перед предстоящим четвергом. Кроме того, один день послужит как бы буфером, и к четвергу шумиха вокруг моего титула утихнет.
        Пусть принц сам отвечает на вопросы,  — подумала я.  — Пусть разгребает то, что натворил.



        ГЛАВА 9
        ОТЭМН



        — Отэмн, почему ты нам никогда этого не говорила?
        — Вы никогда не спрашивали.
        — При чем тут это? Ты  — герцогиня английская, а мы об этом не знали. Это же значит, что выше тебя по титулу только королевская семья, так ведь?  — протрещала Гвен.
        — Я думала, что последняя представительница этого рода умерла пару лет назад. По новостям говорили что-то о государственных похоронах, помните?
        Я бросила взгляд на Тэмми, и на ее лице отразилось понимание.
        — Боже мой, это была твоя бабушка, да? И что, титул перескочил твоего отца? Как так вышло?
        — Он  — человек.
        Напрасно я рассчитывала, что шумиха уляжется. Вопросы не иссякали весь день, за исключением моментов, когда я сбегала в туалет или где-то рядом появлялся принц. Тогда вопросы начинали задавать ему. Из него им удавалось выжать гораздо больше, учитывая тот факт, что я раскрывала минимум информации.
        К счастью, день закончился быстро. Мне даже удалось избежать разговоров с принцем во время урока английской литературы. Правда, он и не пытался начинать ничего похожего на беседу.
        Было уже ближе к шести, когда я вышла после занятия по дизайну. Я подозревала, что вечер будет долгим. В отличие от эссе, за которое я заработала это наказание, работа по английскому для выпускного класса была длинной и утомительной. Все усложнялось еще и тем, что принц не читал ни пьес, ни стихов, которые были заданы, поэтому приходилось объяснять ему все, что он переписывал. Мистер Силайа иногда поглядывал на нас от своего стола и в конце концов, когда стрелки часов уже перевалили за семь, огласил, что мы можем идти.
        Мои бумаги были разбросаны по столу, так что к тому времени, как я все собрала и уложила в рюкзак, солнце уже закатилось, а пасмурное серое небо выглядело багровым сквозь пелену дождя. Я смотрела через окно и не могла разглядеть даже крышу соседнего здания. К горлу подступил комок.
        В коридоре дождь не казался таким сильным, двери по обоим его концам приглушали рев ветра, но на лестнице стало действительно понятно, насколько ужасной была погода. Дождь хлестал с такой силой, что, ударившись об землю, капли отскакивали на метр вверх, рикошетом отлетая от лавочек и приземляясь в огромных лужах, где асфальт немного просел. Цветущие осенние деревья не сдавались без боя, но ветер побеждал. Он срывал лепестки и уносил их вдаль.
        — Ты ведь не собираешься лететь в такую погоду?
        Я остановилась, и принц подошел ко мне. Мы стояли у стеклянной двери и смотрели на хаос, что творился снаружи.
        — Я поеду на автобусе.
        Он смерил меня скептическим взглядом. Я понимала, что моя блузка, юбка и тонкие колготки не слишком-то подходили для такой погоды.
        — Ты промокнешь до нитки. К тому же уже темно. Тебе не следует ждать одной.
        — Да все будет…
        — Серьезно, давай я тебя подвезу.
        Я сделала несколько шагов к двери и, поправляя рюкзак на плече, приготовилась выскочить на улицу.
        — Родители не разрешают мне садиться в машину к незнакомым людям.
        Он отступил, и на его лице, как и пару дней назад, появилось озадаченное выражение.
        — Я не незнакомый.
        Тон у него был такой, будто он спрашивал, точно и сам не был уверен в сказанном.
        Ты все равно что незнакомый,  — подумала я.
        Несколько секунд я постояла в нерешительности, ожидая, что он скажет что-то еще. Когда же этого не случилось, то прислонилась к двери и толкнула ее, надеясь, что веса моего тела будет достаточно, чтобы дверь оставалась открытой, пока я проскочу наружу. Но свои силы я переоценила. В ту секунду, когда ветер дернул дверь и широко распахнул ее, на меня обрушилась вода из переполненного водосточного желоба и я оказалась насквозь промокшей. Я ничего не видела. По моим волосам лилась вода, дождь хлестал в мое лицо, будто иголками, и я только успела разглядеть, как дверь дико качнулась на петлях. Я отшатнулась назад, в чем мне помогла рука, которая дернула меня за блузку. Приземлившись на полу, я едва успела убрать ноги с порога, когда дверь захлопнулась с такой силой, что нижнее стекло вылетело и вдребезги разбилось с наружной стороны.
        — С тобой все в порядке?  — услышала я вопрос принца, пока оцепенело смотрела на сломанную дверь, сквозь дыру в которую теперь врывался ветер и холодил мои голые ноги  — колготки сползли.  — Я отвезу тебя домой. И без пререканий.
        Я и не пререкалась. Какой был смысл спорить, его правота уже была доказана. Он помог мне встать.
        — Осторожно, не порежься,  — сказал он и, распахнув дверь, подпер ее спиной.
        Я перепрыгнула через осколки и помчалась к крытому входу на противоположном конце двора. Позади раздался звук захлопнувшейся двери, и ветер принес мне слова проклятья. За моей спиной послышались шаги.
        Внезапно крепкая рука схватила меня и потащила в крытый туннель школьного входа, где мы, дрожа, остановились. Принц энергично растер предплечья.
        — Готова?  — протянул он мне руку через минуту.
        Я на несколько секунд задержала на ней взгляд, потом посмотрела на дождь. Даже если бы мы оставались на расстоянии вытянутой руки, увидеть его мне не удалось бы. Парковка осветилась вспышкой молнии.
        — Пойдем,  — требовательно сказал принц и взял меня за руку, вытаскивая под дождь.
        Раздался раскат грома. Я прищурилась, пытаясь разглядеть машину, любую машину, как вдруг из темноты мигнули две фары и я увидела подчеркнуто скромный пятидверный спортивный автомобиль. Но что было еще интереснее, на нем не было атенеанского герба.
        Принц, подтолкнув меня вокруг багажника, направился к правой дверце. Я села на пассажирское сиденье, сняла рюкзак, поставила его под ноги и крепко вцепилась в ручку дверцы, ко­торую отпустила только для того, чтобы пристегнуть ремень безопасности. Принц уже завел мотор и теперь потянулся, чтобы включить климат-контроль на максимум. Я почувствовала, как холодный воздух быстро теплеет, и мои ноги сами потянулись к этому теплу. С включенными дворниками мы выехали с парковки.
        — Ты ведь в Бриксеме живешь?
        Я кивнула, и принц включил поворотник. Барабанная дробь дождя по ветровому стеклу и ежеминутные раскаты грома мешали разговору, поэтому я отвернулась и уставилась в окно. При каждом ударе молнии долина, раскинувшаяся внизу, освещалась: из темноты проявлялись поля, дома и угол поздневикторианского строения, которое принадлежало Военно-морскому колледжу. Это здание было пристанищем курсантов пусть и человеческой, но королевской офицерской школы. Картинка отпечатывалась как негатив, а потом снова пропадала во мраке.
        Крутая дорога, что вела в нижнюю часть города, была пустынной, и когда мы обогнули Военно-морской колледж, пристань у парома тоже оказалась безлюдной. Причина стала понятной, когда мы подъехали к установленному на ближайшем спуске желтому знаку: из-за плохих погодных условий паром был закрыт. Принц тихо выругался.
        — Попробуй нижний паром,  — пробормотала я. По какой-то причине мне было тяжело с ним разговаривать.
        Он озадаченно посмотрел на меня.
        — Он ниже по набережной,  — добавила я без особой надежды. Раз более устойчивый верхний паром закрыт, то нижний наверняка не работает.
        Я оказалась права. Когда мы уже подъезжали к самой старой части города, где черно-белые верхние этажи зданий зловеще нависали над булыжной мостовой, а рыбацкие коттеджи стройными рядами обрамляли улицы, я увидела, как один из работников парома, сгибаясь под порывами ветра, уходит со своего поста. Едва различимые на бушующей реке огни парома удалялись в сторону понтона.
        Принц вздохнул:
        — Значит, остается только объезжать по дороге. Тебе при­дется подсказывать мне, как ехать.  — Я кивнула, и он продолжил:  — Обычно возле Тотнеса я сворачиваю в сторону Дартмута. А в Торбее я еще не был.
        Он замолчал, и я краем глаза увидела, что он смотрит на меня. Я понимала, что нужно поддержать разговор, но упорно продолжала молчать.
        Мы поднялись на холм, и я вновь поймала на себе его взгляд. Он открыл рот, но снова его закрыл. А потом, видимо, решился возобновить разговор:
        — Я живу у тети с дядей. Ты знаешь их как Их Королевское Высочество герцога и герцогиню Виктория, не так ли?  — В его тоне звучал неприкрытый сарказм. Он предпочитал обходиться без титулов, но мой случай, разумеется, был исключением.  — Они купили поместье на пустоши недалеко от Принстауна. Когда я узнал об этом, то решил не упустить такую возможность. Мне всегда хотелось учиться в Англии, к тому же Австралия стала просто невыносимой из-за засилья папарацци. Я знал, что здесь тихо и что ты учишься в Кейбл. Мне показалось, что это отличный вариант, поэтому мы запретили медиа сообщать любую информацию о нашем местоположении, а при дворе распространили слух, что я возвращаюсь в Сидней. И вот я здесь  — без охраны и без папарацци.
        Я кивнула.
        Пока я была в Лондоне, то действительно не слышала ничего об их переезде. Видно, им очень уж хочется тишины и покоя, раз даже по сарафанному радио ничего не просочилось.
        Хотя я, конечно, знала, что рано или поздно все выплывет. Эта бомба с часовым механизмом тихо тикала, но когда время истечет, меня тоже зацепит.
        И снова я почувствовала, что он пытается начать разговор, но не была уверена, как отвечать. Все, что мне действительно хотелось сказать ему, не просто нельзя было озвучивать, оно граничило с изменой.
        — А ты живешь здесь из-за родителей,  — сказал он утвердительно, это не было вопросом.
        Он снова замолчал. Я понимала, что, сделав над собой небольшое усилие, могла бы нарушить повисшую тишину, однако продолжала бездействовать.
        Сейчас мне казалось невероятным, что в свои двенадцать я без труда поддерживала беседу с людьми любого ранга, даже не задумываясь. Это умение было в моей крови с самого рождения. Но в этот момент языки, которыми я владела, путались и я не могла сказать ни слова.
        — Ты по ней скучаешь?  — внезапно пробормотал он, обеими руками ухватившись за руль так крепко, что костяшки пальцев побелели.
        Несколько секунд я неотрывно смотрела на них, потом перевела взгляд на середину дороги, освещенной фарами.
        — Да, очень,  — прошептала я, даже не зная, услышит ли он мои слова за шумом дождя и ревом мотора.
        Но принц утвердительно кивнул.
        — То, что случилось, просто ужасно. Это… ты была еще маленькая. Всего-то четырнадцать лет. Пережить такую потерю, должно быть…
        Он не закончил, да это было и не нужно. Я знала, что чувствую, а он явно пытался понять.
        — Убийство,  — сказал он чуть позже.  — Ты когда-нибудь… ты не задумывалась о мести?
        — Задумалась бы, если бы знала имя убийцы,  — сухо ответила я, сама удивляясь перемене своего тона.
        Принц развернулся ко мне, не переставая, однако, следить за дорогой.
        — Мне жаль, но разве я сделал что-то, чем оскорбил тебя? Я понимаю, мы несколько лет не виделись, но ведь мы были друзьями, а теперь ты сторонишься меня, будто я прокаженный.
        — Кроме того, что вы озвучили мой титул, Ваше Высочество?  — парировала я.
        Он резко выдохнул.
        — Я просто пытался помочь тебе…
        — Почему?
        Повернув влево, принц позволил рулю прокрутиться в руках и прибавил скорости, когда дорога разделилась на две полосы.
        Он покачал головой и нахмурился.
        — Ну, мы ведь давно знакомы, ты раньше часто бывала при дворе. Почему бы мне не помочь тебе?
        Я вытерла запотевшее окно со своей стороны и посмотрела в темноту.
        — Ты мне не нравишься.
        Повисла длинная пауза, и единственным, что нарушало тишину, были рычание мотора и звук, который издавали дворники о лобовое стекло. Я не смотрела на принца и мысленно прикидывала, сколько раз  — если такое вообще случалось!  — ему решались сказать подобное в лицо.
        Наконец он спросил:
        — Могу я узнать почему?
        Мои слова были импульсивными, и так далеко наперед я не продумывала. Я просто озвучила то, что чувствовала… единственный раз я перестала контролировать и высказалась честно. Но то, что мне хотелось сказать в ответ, было обвинением… и даже изменой.
        Когда еще мне представится такая возможность?
        — Я думаю, что ты, вся королевская семья и Совет, все вы скрываете от меня какую-то информацию. Я полагаю, вы знаете, почему была убита моя бабушка и кто это сделал. Мои догадки основаны на обрывках разговоров, которые я слышала во время похорон… Да и по какой другой причине мне могли до сих пор ничего не сообщить?
        Костяшки на его руках побелели, и восемнадцать месяцев моих подозрений подтвердились выражением его лица.
        — С чего ты взяла, что меня посвятят в такую информацию?
        — Ты  — второй претендент на трон. Ты отлично разбираешься в политике  — даже лучше, чем наследник. Думаю, родители доверились тебе.
        Я отвела взгляд, поняв, что неосознанно сделала ему комплимент. Я продолжала смотреть в сторону и все ждала, ждала… пока, признавая свое поражение, не прислонилась головой к стеклу.
        — Мне приказано ничего тебе не говорить,  — сухо выдавил он.
        Я ахнула, и волна ненависти и боли, которые я всегда чувствовала, когда думала о бабушке, захлестнула меня с утроенной силой. Я хотела сказать хоть что-то, но не находила слов. По моей щеке, прокладывая путь между окном и кожей, скатилась слеза. Чтобы успокоиться, я закрыла глаза и позволила влажным волосам, которые уже начинали кучерявиться, упасть на лицо.
        Я ощутила прикосновение к своему колену. Его рука… Отдернув ногу и закрываясь рюкзаком, который положила на колени, я почувствовала, как мои щеки вспыхнули. Его рука повисла между рулем и рычагом переключения передач, как будто он не знал, что с ней делать, но в конце концов опустил ее на руль.
        — Мне жаль. Правда. Очень. И еще я хочу извиниться за то, что рассказал всем о твоем титуле. Я был неправ.  — Я ждала продолжения, и он это понял.  — Я думал, что это улучшит твои отношения с другими учениками, и, как бы эгоистично это ни звучало, мне хотелось быть с тобой на равных. Людям легче принимать такое, когда перед именем стоит титул.
        Я снова открыла и закрыла рот, чем-то напоминая себе вытащенную на берег рыбу.
        — Видимо, я не понял, что ты хотела…  — казалось, он искал подходящее выражение,  — ну, жить как человек.
        Я ощутила, как в груди возникли гнев и смятение одновременно.
        — Я хочу не этого!
        — Уверена? Тогда ответь мне на один вопрос: когда ты последний раз пользовалась сложной магией? Помимо заклятий для выравнивания волос?
        Я не нашлась что ответить и только откинулась на сиденье.
        — Вот именно. Если ты говоришь правду, то почему не упражняешься в магии?
        И снова у меня не было ответа. Я молчала до тех пор, пока мы не подъехали к моему кварталу, где я велела ему свернуть направо. Мы поднялись по дороге мимо церкви и прилегающего к ней кладбища, повернув налево на обсаженный деревьями бульвар. Я видела, как глаза принца скользят по сторонам, изучая и оценивая. Я знала, что увиденное его совсем не впечатляет. Хотя дома были из красного кирпича в викторианском стиле, комфортные и просторные, они были далеки от стандартов, которым полагалось следовать особе моего титула.
        Я попросила его остановиться, не доезжая до дома, и быстро отстегнула ремень. Я секунду колебалась, взявшись за ручку и собираясь открыть дверь.
        Дитя, помни о приличиях,  — услышала я ее голос.  — Приличия  — это самое главное.
        Я поджала губы.
        — Прошу прощения, если мой образ жизни оскорбляет вас, Ваше Высочество. Простите, если вы полагаете, что мне не пристало расстраиваться из-за глупых приказов. Но, боюсь, у меня не остается другого выбора.
        Он повернулся так резко, что, отшатнувшись, я уперлась спиной в дверцу. Его лицо выглядело озадаченным, но было что-то в его глазах, что-то похожее на понимание, когда они слегка расширились.
        — Благодарю, что подвезли меня,  — быстро закончила я, выскочила как можно скорее из машины и, обогнув ее, побежала на тротуар под кроны деревьев.
        Когда я закрывала за собой калитку, он уже разворачивался и уезжал. Глядя, как машина удаляется, а потом и скрывается за поворотом, я вспомнила свой эмоциональный всплеск.
        Я улыбнулась шире, чем раньше. В этой улыбке была горечь, но в ней же выражался мой триумф.
        Значит, ты знаешь, знаешь, почему она умерла! Я все у тебя выведаю и не примирюсь с тобой, пока не добьюсь своего!
        Позади меня из окон по обеим сторонам двери в сад струился свет. На подъездной аллее стояли припаркованные машины. Родители были дома. Я нахмурилась и собралась с мыслями.
        Дверь была не заперта, и я попыталась открыть ее как можно тише. Я бесшумно разулась и уже поставила одну ногу на ступеньку лестницы, когда мама появилась из гостиной, где шторы, вне всяких сомнений, шевелились, когда я пробиралась через сад.
        — И где ты была? Уже почти девять!
        — Мистер Силайа попросил меня помочь одному из уче­ников.
        Я повесила рюкзак на вешалку над батареей, чтобы он высох к утру, и повернулась к маме, надеясь, что она быстро выпустит пар и я смогу переодеться во что-нибудь сухое.
        — И, думаю, если я позвоню в школу, он это подтвердит?  — довольно раздраженно спросила она.
        — Да,  — ответила я, зная, что мистер Силайа не скажет ничего о наказании: свою вину я уже искупила.
        — А кто это тебя домой подвозил?  — хмыкнула мама, кивая в сторону двери.
        — Друг.
        Но так просто от нее было не отделаться.
        — Ни у кого из твоих друзей еще нет прав.
        — Друг из шестого класса,  — перефразировала я.
        Но мама мне все равно не верила. Она подошла к зеркалу, чтобы снять сережки,  — родители явно только вернулись, ведь она все еще была в деловом костюме, и волосы не кучерявились, а лежали ровно, аккуратно уложенные в стрижку боб  — с такой прической она всегда ходила на встречи.
        — Немного я знаю шестиклассников, кто может себе позволить оплатить страховку на «мерседес», Отэмн.
        Я закатила глаза к потолку и сделала глубокий, медленный вдох.
        — Хорошо. В нашей школе появился новый ученик-Сейдж.
        Мама одарила меня материнской покровительственной улыбкой, что приберегалась для ситуаций, в которых она одержи­вала верх.
        — А-а, мы все же решили остановиться на правде.
        Я улыбнулась в ответ и уже собиралась отправиться наверх, когда из кухни донесся голос папы:
        — О чем вы, красавицы мои, спорите?
        Он появился из-за лестницы со стеклянным стаканом и переброшенным через руку кухонным полотенцем.
        Я прикусила язык, молясь, чтобы они отпустили меня пере­одеться, пока моя насквозь промокшая одежда не затопила всю прихожую.
        — В школе появился новый ученик-Сейдж,  — повторила я.
        Во взгляде папы читался умеренный интерес, и он спросил, продолжая вытирать стакан:
        — Ты, должно быть, рада? Из какой семьи?
        Я колебалась, покусывая язык, но откладывать неизбежное не было смысла. Я перевела взгляд с него на маму.
        — Атенеа.
        Стакан разбился об пол, а следом, накрывая осколки, поле­тело полотенце. Папа открыл и закрыл рот, тщетно пытаясь скрыть свои эмоции.
        — Бог ты мой…  — выдохнул он, держась за грудь.
        Мама подошла и принялась рукой описывать круги по его спине, хотя сама выглядела не менее шокированной.
        — Кто?
        — Фэллон.
        — Семнадцатилетний?  — спросила мама, еще больше распахнув глаза.
        Я кивнула.
        — Но ведь он  — второй претендент на трон. Что, черт возьми, он здесь делает?
        Я пожала плечами, хотя и понимала, что, раз уж начала рассказывать правду, можно раскрыть все карты.
        — Он сказал, что хочет скрыться от прессы. Он живет у герцога и герцогини Виктория.  — Я сделала глубокий вдох.  — Они купили поместье в Дартмуте.
        Они обменялись встревоженными взглядами. У меня с родителями было немного общего, но в этом наши мнения совпадали: мы не хотели, чтобы Атенеа жили где-то неподалеку.
        — И еще, хотя я просила не делать этого, он рассказал в школе о нашем герцогском титуле.
        Это было не совсем правдой, герцогиней была я, но так как я была еще несовершеннолетней и моими финансами управлял папа, он по обычаю носил этот титул.
        Это было для него слишком. Он тяжело облокотился на перила и закрыл лицо руками.
        Потом мама повела его на диван в гостиную, а я, пользуясь случаем, сбежала. Мне не было их очень уж жаль. Да, они тоже не хотели соседствовать с Атенеа, но, в отличие от меня, им не придется с ними сталкиваться.
        Поднявшись в свою комнату, я быстро сняла мокрую одежду и надела самую длинную ночную рубашку и пару теплых носков. Несмотря на теплые вещи и горячую батарею, мне все еще было холодно.
        — Inceandia,  — пробормотала я, и в моих ладонях возникло овальное пламя. Опустив руки, я дала ему разгореться в повисший в воздухе шар, который согрел комнату в считаные секунды.
        Я смотрела на эту твердую немигающую субстанцию и вдруг вспомнила слова принца. Сгоряча я взмахнула рукой, и пламя потухло. Услышав, как с моих губ сорвалось ругательство на сейджеанском, я бросилась на кровать лицом вниз и колотила матрас до тех пор, пока на подушку не покатились слезы.



        ГЛАВА 10
        ОТЭМН



        Первым я услышала неразборчивое ворчание  — ритмичное и непрерывное. Будто эхом, на эти звуки откликались чьи-то всхлипывания.
        Это только сон,  — повторяла я себе.
        Но сцена становилась все четче, колонны исчезали в темноте, а я двигалась к источнику звуков, хотя на самом деле хотела бежать от него как можно дальше.
        Словно тюремные решетки, два дерева стояли совсем близко друг к другу, а между ними я могла различить очертания фигуры, гротескной и горбатой, с длинными волосами и юбками; именно это существо, что бросалось на дерево и атаковало его, издавало такие звуки.
        От ударов бледной кожи о ствол вниз летели куски коры, на которые капала кровь с пальцев, что безжизненно свисали к земле.
        Пройдя между двумя деревьями, я узнала ужасную правду, которую скрывал мрак.
        Это была не одна фигура, а две: спиной ко мне стоял мужчина, который склонялся над ослабевшим телом женщины, чьи изорванные юбки были задраны до бедер; это на нее, а не на дерево, наваливался мужчина.
        Я обходила их кругом, пытаясь приблизиться, но сократить дистанцию никак не удавалось. Зато мне стало четче видно лицо женщины, прикрытое темными, почти черными волосами. Ее глаза светились волнующе знакомым цветом  — фиолетовые, глянцевые от слез.
        Остальная часть лица оставалась в тени, но я слышала ее боль. Я закрыла глаза и попыталась заслонить эти фигуры темнотой, но их очертания были выжжены на моих веках. Только тогда я догадалась закричать. Ужасный, кошмарный, жуткий крик, который не был моим, пролетел по пустым коридорам, ­отдаваясь эхом.
        Разбудил меня свист чайника, который раздавался с первого этажа. И хотя на часах было уже семь, я не двигалась.
        Еще один. И на этот раз еще хуже.
        Я закрыла глаза и попыталась соединить темные, запутанные кудрявые волосы женщины, которую я только что видела, с гладкой прической девушки, которую знала по фото как Виолетту Ли. Я пыталась убедить себя, что они не были похожи.
        Я понимала, что не смогу заставить себя пойти в школу. Поднявшись с постели и натянув халат, я подошла к зеркалу и стала определяться с тем, что буду делать.
        Работы не много. Выгляжу я ужасно.
        Глаза мои были припухшими  — видимо, ночью я плакала,  — а нос и щеки остались красными после вчерашнего холода. В довершение всему волосы были в беспорядке.
        Еле перебирая ногами, я отправилась в кухню, где застала родителей за просмотром газет, и побрела к холодильнику, шаркая тапочками по выложенному плиткой полу. Я как раз раздумывала над тем, не покашлять ли для пущего эффекта, когда папа преградил мне путь и положил руку на лоб, проверяя, нет ли у меня жара.
        — Отэмн, да ты совсем холодная!  — Он внимательно посмотрел на меня.  — Думаю, лучше не ходить сегодня в школу. Должно быть, ты простыла после вчерашнего дождя.
        Боковым зрением я увидела, как мама прищурилась.
        Я знала, что нужно запротестовать, чтобы картина получилась более правдоподобной.
        — Но, папа…
        — Никаких разговоров! Можешь винить во всем злого принца,  — пошутил отец, но его глаза, тоже припухшие, выдавали настоящие чувства. Он наклонился, поцеловал меня в голову и повернул за плечи обратно к прихожей.  — А теперь возвращайся в постель.
        Они уходили на весь день, и, услышав звук закрывшегося замка, я тут же переоделась, смыла с глаз остатки вчерашней косметики, устроилась на подоконнике и принялась наблюдать за соседями, которые начинали свой день: передвигали мусорные баки, заводили машины и выпроваживали из дому школьников, которые стайками собирались на тротуаре. На противоположной стороне, ботинком раздавив окурок сигареты, сын рыбака забрасывал ловушки для омаров в свой грузовик.
        — Ты был прав, Фэллон Атенеа,  — прошептала я.  — Я действительно хочу жить, как человек.
        Мне понадобилось немало усилий, чтобы заставить себя пойти на работу на следующий день. Но я понимала, что, отменив свою смену в четверг, я уже оказалась буквально на волоске от увольнения, а это было единственное кафе, где готовы были взять на работу подростка-Сейдж.
        Воздух все еще был влажным, моросил легкий дождь, но я все же пошла в город пешком. Поехать на автобусе я не могла, так как с деньгами у меня было туго  — у меня не было доступа к своему состоянию без разрешения родителей, а они выдавать мне кредит явно не собирались,  — и оставшиеся деньги понадобятся мне на проезд в школу, если погода опять испортится.
        У газетного киоска я притормозила и пробежала глазами заголовки таблоидов и местных газет. Не было даже намека на Атенеа, а королевская семья уж точно попала бы на первую полосу. Общественно-политические газеты я уже просмотрела за завтраком. В них тоже ничего не было.
        Значит, приказ пока работает.
        Когда я пришла в кафе, на двери все еще висела табличка «Закрыто». Начальница сердито посмотрела на меня с места, где разбирала квитанции, но за стойкой все было тихо. Я потупила взгляд в надежде, что она злится за пропущенный рабочий день, а не из-за того, что случилось в мою прошлую смену.
        В этот день снова работала Софи, и, когда я вошла в кухню, она спряталась за Нейтана.
        Сегодня утром никто не шутил.
        — Ты опять не ответила на мои сообщения,  — упрекнул меня Нейтан.
        Я остановилась и заняла оборону в дверном проеме.
        — Ты обнадежил людей, хотя знал, что я не могла спасти того человека!
        — Я просто пытался помочь,  — парировал он.
        — Из-за тебя я выглядела ужасно. Да и в школе сплошной ад!
        — Прости,  — пробормотал он, но прозвучало это неискренне.
        Я пожала плечами и вышла в зал, чтобы подготовить кафе к открытию. Несмотря на то что тело мертвого мужчины было ужасным напоминанием о гибели бабушки, беспокоило меня не само убийство и даже не появление Экстермино, а реакция Нейтана… В тот день он не был похож на себя  — впрочем, как и сегодня. Он был слишком обеспокоенным, не таким беззаботным, как обычно.
        Но когда я вернулась в кухню, он снова стал собой.
        — Ну давай, просвети меня,  — сказал он, опираясь о край мойки.  — Что такого важного было в четверг, что ты всех нас бросила?
        — В школе появился новенький…
        — Ах так, значит, новый парень?
        Взмахом руки Нейтан убрал спутанные волосы с глаз, и во взгляде его я увидела озорство.
        — Новый парень-Сейдж, которому мне пришлось помочь с заданиями.
        Блеск его глаз потух, и он замер в нерешительности. Удивительного в этом было мало. И одного подростка-Сейдж местному населению было более чем достаточно.
        — Кто-то, о ком мы слышали?
        Он посмотрел на Софи, которая перестала переставлять тарелки и замерла.
        Я не ответила, почувствовав, как зубы сомкнулись на кончике языка. Нейтан это заметил.
        — Вы, Сейдж, со своей секретностью… Серьезно, я-то кому расскажу? Я помешанный на компьютерах парень, который бросил универ. Друзей у меня нет. А ты ведь не станешь никому рассказывать, правда, Соф?
        Софи покраснела и отрицательно покачала головой, но, когда наши взгляды встретились, тут же вернулась к посуде.
        Я вздохнула.
        — Титул у него выше моего.
        Когда пришло осознание, рот Нейтана приоткрылся и он выругался. Дальнейшие объяснения были излишними. Нейтан был единственным человеком, не считая моей семьи, кто знал о моем титуле,  — он «случайно» нашел мою якобы удаленную страницу в Википедии  — и, что еще важнее, понимал, какое место я занимаю в иерархии титулов. Он дождался, пока Софи выйдет из кухни, прежде чем заговорить.
        — Какого черта? Здесь? Кто именно?  — Он снова облокотился на мойку, с силой ухватившись за ее края.  — Разве ты не рада? Они ведь считаются дамскими угодниками?
        Я сухо засмеялась, собирая корзинки с солью и уксусом, чтобы расставить их по столам.
        — Думаю, все девочки в школе довольны. Кроме меня.
        Нейтан, смешавшись, улыбнулся.
        — Если об этом станет известно прессе, а такое рано или поздно случится, меня тоже втянут в эту историю. Представляешь, как журналисты «Арн Этас» будут рады узнать, что я работаю в кафе?  — Это была лишь часть правды, но я уж точно не собиралась рассказывать Нейтану о том, что Атенеа скрывали что-то о моей бабушке.
        Его улыбка померкла.
        — И что плохого в твоей работе?
        Он следовал за мной, пока я поправляла столы и переворачивала табличку на дверях. Он не отставал от меня и после того, как, обойдя Софи, я вернулась в кухню. Он ждал ответа.
        — Я герцогиня, Нейтан, а не прислуга,  — пробормотала я и немного помолчала.  — Не могу сказать, что я в восторге от этой жизни, Сейдж здесь неимоверно тяжело, но меня все устраивает до тех пор, пока я нахожусь в стороне от всеобщего внимания.
        Он покачал головой, отчего грязные пряди его волос подпрыгнули, и сморщил нос.
        — Честное слово, тебе нужно было родиться человеком. Но в любом случае, ты-то чего так расстраиваешься? Просто не общайся с ним  — и все. А если будет надоедать, скажешь, что у тебя есть друг с фиолетовым поясом по карате, который пересчитает ему кости.
        Я смерила взглядом его хилую фигуру и приподняла бровь.
        — Или я могу просто применить заклятие.
        — Можно и так. Но в любом случае выше нос, только что пришла Валери,  — сказал он, выглядывая из кухни.
        Я заворчала.
        Отличный конец недели получается.



        ГЛАВА 11
        ОТЭМН



        Мне удалось последовать совету Нейтана отчасти благодаря тому, что я прогуливала школу. Конечно, полностью избегать принца мне не удавалось, я здоровалась с ним каждое утро во время классного часа и на уроках истории, а на английской литературе работала  — молча!  — рядом с ним. Правда, он не искал моего общества, и я уже начала предполагать, что изло­жила свою позицию четче, чем думала, когда он подвозил меня домой.
        Утром в четверг я проснулась с мыслью о дополнительном уроке дизайна, а значит, о полном классе сплетничающих девочек. Шумиха вокруг принца еще не улеглась, и даже мне приходилось признать, что он проявлял невероятную терпеливость, учитывая тот факт, что его буквально преследовала половина учеников нашей школы. По сравнению с ними папарацци казались не такими уж навязчивыми.
        На обеденный перерыв нас отпустили позже, и когда я вышла, то обнаружила, что почти все уже успели поесть. К счастью, с учетом того, что в школе теперь училось два вегана Сейдж, в кафетерии стали готовить веганские сэндвичи. Я схватила один, заплатила, положила его в рюкзак и начала пробираться дорогой позора к выходу. За одним из столов, где сидели футболисты и регбисты, я заметила принца, и, когда наши взгляды встретились, он поднял руку, словно приглашая меня присоединиться. Я быстро отвела взгляд и ускорила шаг.
        Тэмми и остальные были на поле, нежились в лучах вновь появившегося солнца. Туда же направлялась и я. Мне было несложно проходить через толпы учеников  — они всегда передо мной расступались, но теперь они отходили, спотыкаясь, и двигались так, будто не верили, что я действительна та, кем назвал меня принц.
        — Урод! Эй, урод!
        Крик звучал с другого конца двора. Я велела себе не останавливаться.
        — Уро-од!
        Я на секунду закрыла глаза.
        Валери Дэнверс.
        Я была удивлена, что она не пристала ко мне раньше, учитывая новые возможности, которые предоставляла информация о моем титуле.
        — Эй, ничтожество! Ты ведь специально дала тому мужчине умереть, не так ли? Ты, по сути, его и убила! Так же, как последний хранитель убил Курта!
        Иди, не останавливайся. Не обращай на нее внимания.
        — Эй, герцогиня! Ты, похоже, слишком загордилась, чтобы разговаривать со мной. Герцогиня, а где твоя бабушка? Давай же, расскажи нам, где она.
        Иди дальше. Ей в конце концов надоест, если ты будешь ее игно­рировать.
        — Ну же, не будь занудой, я же просто спросила.
        Я уже поднималась по ступенькам, шагая быстро, как только могла.
        — Твоя бабушка мертва, да, урод? Они ее убили?
        Я дышала очень быстро и почти срывалась на бег.
        — Ее убили, потому что она такой же урод, как и ты?
        Я провела языком по сухим и горячим губам.
        — Чертова ведьма, так ей и надо!
        Пусть болтают,  — всегда говорила она.  — Пусть болтают.
        — Mortana!
        Заклятие сорвалось с моих губ раньше, чем я смогла себя остановить, и следом полетел извивающийся шар расплавленной энергии, который формировался в моей потной, горячей ладони, вырываясь из пальцев, ища контакта с ее кожей. Сжимая ­пустой кулак, я почувствовала, как горячая кровь, будто напиток, потекла по моему горлу.
        Но до ее груди заклятие так и не долетело. Из воздуха образовался щит, который закрыл Валери и ее друзей. По нему по­шли волны, когда моя магия столкнулась с ним. Проклятие сменило цвет с синего на черный и расплылось по щиту в поисках прорехи в защите. А потом со звуком разбившегося стекла оно развалилось и щит постепенно растаял.
        Несколько человек ахнули, некоторые даже вскрикнули, и я знала, что по всему двору люди, пораженные, вскакивали на ноги. Слева от нас оцепенело замер бледный и вспотевший директор школы. С другой стороны помощники учителей[9 - В британской школьной системе помощником или ассистентом учителя называют младших членов преподавательского состава.] смотрели на Валери и ее друзей. Все стояли неподвижно  — кроме принца, который опустил поднятую вверх руку со шрамами и сердито смотрел на меня. Я попробовала поднять на него взгляд. Я пыталась изобразить на лице что-то похожее на шок или раскаяние, но ничего не выходило. Когда я смотрела на Валери, между пальцев у меня начинали прыгать искры.
        — Иди,  — сухо бросил принц, будто я была прислугой.
        Мой взгляд скользнул на него, потом снова на Валери. Я не двигалась.
        — Это приказ, герцогиня.
        Уважение титулов, верность Атенеа и строгое соблюдение международных договоров Терра.
        Мои ноги начали двигаться. Я оторвала взгляд от Валери и опустила его в землю. Боковым зрением я видела, что Валери готова к атаке, ее кулаки были сжаты.
        — Даже не думай приблизиться к ней хоть на шаг, Валери.
        Я быстро взглянула на принца. Выражение его лица стало мягче. Я сфокусировалась на нем и шла все быстрее и быстрее, сдерживаясь, чтобы не побежать. Мне хотелось поскорее скрыться  — я боялась того, что еще могу натворить в гневе. Я уже ­перепрыгивала через ступеньки, когда услышала за спиной шаги принца.
        Она заслуживает смерти.
        Я неровно дышала, гнев взорвался и стекал по ребрам. Если бы там не было его, воплощения власти Атенеа, я бы развернулась и прикончила ее.
        Внезапно принц схватил меня за руку и повел по тропинке за здание школы. Он тащил меня за собой, пока не нашел уединенный уголок, где, не обращая никакого внимания на то, какой грязной была земля, толкнул меня на траву.
        — Она того не стоит,  — услышала я, когда он развернул меня спиной к стене и встал напротив, скрестив руки на груди и сжав губы.
        Я заметила, как его глаза темнели от гнева, но это было ничто по сравнению с тем, что чувствовала я. Я никак не могла отдышаться, а искры все еще жгли мне ладонь. С моего языка готовы были сорваться несколько заклятий, которые как минимум упекли бы ее в больницу.
        — Отэмн, ты себя не контролируешь, тебе нужно…
        За углом послышались оживленные голоса, и он замолчал на половине фразы, подождал, пока они пройдут, и перешел на сейджеанский.
        — Aclean. Успокойся. Сделай несколько глубоких вдохов.
        Я закрыла глаза, заставляя воздух заполнить легкие, и ждала, пока гнев вытечет.
        Я попыталась не думать о ней, попыталась не думать ни о чем, оцепенеть, но это было невозможно из-за шума его дыхания, которое было еще более хриплым и неровным, чем мое. Слушая его, я чувствовала, как ярость отступает и ее место занимает стыд. Стыд, а затем страх, когда я полностью осознала, что натворила.
        Предыдущий хранитель был изгнан за то, что смертельно  — случайно!  — ранил ученика. Но я-то намеренно пыталась причинить вред человеку. За такое преступление Терра предусмат­ривали куда более строгое наказание. Смерть.
        Я открыла глаза. Принц стоял все так же, но хладнокровие его испарилось.
        — Ты что, с ума сошла?!  — взорвался он после минутного молчания.
        Он разжал руки и, разведя их в стороны, сделал шаг ко мне. Я прижалась к стене.
        — Ты вообще понимаешь, что только что хотела сделать?
        Каждый раз, когда я пыталась вдохнуть, мне не хватало воздуха, а когда я покачала головой, моя нижняя губа начала дрожать.
        — Я не хотела, она спровоцировала меня…
        — Как давно она над тобой издевается?
        Правой рукой он ударил по кирпичной стене возле моей головы и наклонился совсем близко ко мне.
        Я нервно взглянула на его растопыренные пальцы.
        — Ч-что?
        — Ты  — герцогиня, тебя с детства учили не терять самообладания. Она, должно быть, уже давно испытывает твое терпение, раз ты сорвалась. Так сколько?
        Я пожала плечами, глядя на его туфли, чтобы избежать огня, что горел в его глазах.
        — Может, год.
        — Со времени твоего приезда?! Почему же ты не пожаловалась? Я слышал, что она говорила. Это были не просто оскорбления, это был расизм!
        — Да ничего страшного…
        — Ничего?!  — повторил он, поднял левую руку и практически соединил большой и указательный пальцы, оставив лишь минимальный зазор.  — Отэмн, оставалось вот столько, и ты бы разорвала ее на куски! Еще чуть-чуть, и ты бы нарушила Терра! Я не буду сообщать об этом, но, если бы заклятие долетело до нее, спасти тебя не смог бы уже никто.
        Я сморгнула слезы, чувствуя смесь облегчения и ужаса, потому что он говорил правду. Если Терра были нарушены, то прятаться было негде. И снисхождения в суде тоже ждать не приходилось, ведь только на этих договорах держался мир с людьми.
        — Я знаю,  — прошептала я.  — Знаю.
        Он закрыл глаза и, тяжело вздохнув, уперся второй рукой в стену с другой стороны моей головы.
        — У тебя есть предсмертное желание? Судя по тому, что ты только что сделала, видимо, есть.
        — Я… я…
        Я не могла ни ответить, ни даже покачать головой. Вместо этого я перестала сдерживать слезы, которые потекли по щекам и закапали на землю, когда я опустила голову.
        — Отэмн?
        Мое прерывистое дыхание превратилось во всхлипывания, а всхлипывания  — в рыдания. Теперь мне было не остановиться. Хоть это я понимала. Это был ненасытный зверь, чье прикосновение стало мягким и легким летом, когда появилась надежда. Но это был обман  — мягкие, заманивающие движения. Он вернулся. И все же… Хотя я медленно затухала, сотворила его не я. Нет. Все было из-за него. Из-за принца.
        — Отэмн Роуз? Скажи мне, что ты это не серьезно.
        Теперь краткий момент лести в машине неделю назад вызывал во мне отвращение, ведь это он вытащил из меня все то, что, я понимала, лучше похоронить для моей же пользы и душевного равновесия.
        — Пожалуйста.
        Я ничего не могла сказать.
        — Отэмн, предсмертное желание? Ты что, хочешь сказать, что думаешь покончить с собой? Mortalitas voltana?  — Его лицо осунулось, а руки легли мне на плечи и легонько меня встряхнули.
        Я приподняла плечи, хотела пожать ими, показаться беспечной, но не могла собраться с силами, чтобы сделать это, чтобы отрицать сказанное им.
        — Нет? Значит, ты об этом думала?
        Я коротко кивнула.
        — Н-но почему? Из-за чего? Это из-за твоей бабушки?
        Он потряс меня сильнее, а когда я не ответила, прижал меня к себе и крепко обнял. Я отстранилась, рыдая все сильнее, и, запинаясь о свои же ноги, попыталась отодвинуться от него как можно дальше.
        — Отэмн? Почему? Расскажи мне!
        Из-за тебя!  — хотела закричать я и так бы и сделала, если бы это было полностью правдой. Но это было не так. Из-за всего.
        — Э-Экстермино… Не смогла спасти того человека… В-Вале­ри… Твои идиотские приказы о моей бабушке! Я ненавижу эти приказы!
        Заплаканными, непрерывно моргающими глазами я видела, что он в ужасе смотрит на то, как я отступила в сторону, призывая магию, которую еще будили во мне слова Валери, и взмыла в воздух.
        Позволь мне снова онеметь,  — подумала я.  — Позволь максимально похоронить депрессию. Уж лучше похоронить, чем так.
        Ветер бил меня по щекам  — больно, уколами. Но за закрытыми глазами хлестал меня по щекам не ветер, а рука. Раз, еще раз. Да так сильно, чтобы остался след!
        Перестань рыдать, дитя! Доброта даруется только сильным, ведь когда ты вырастешь, на твои плечи упадет целый мир. Ты моя наследница… Как ты смеешь? Как смеешь ты быть слабой? Как смеешь сбрасывать маску?



        ГЛАВА 12
        ФЭЛЛОН



        Я замер, затаив дыхание, пока она не поднялась высоко в небо, превратившись в быстро удаляющуюся точку. Я слышал голоса вокруг, несвязный гомон где-то вдалеке, когда попытался переключить свой мозг снова на английский,  — были ли это слова, сказанные людьми, или их мысли, разобрать я не мог. У меня едва получалось думать.
        Самоубийство. И дураку понятно, что она несчастна. Но огромная и глубокая эмоциональная пропасть существовала между отсутствием счастья и… и… этим. Между унынием и отчаянием, между недовольством и полнейшей потерей желания жить.
        По моему телу прошла волна адреналина. Нельзя, чтобы она была одна, не в таком состоянии, в каком она сейчас.
        Я сбросил сумку с плеча, и она исчезла, не долетев до земли. После обеда у меня по расписанию был еще урок математики, а потом дополнительное занятие, и к тому же мне придется оставить тут машину до завтра, но все это не имело значения. Я был здесь не ради учебы.
        Зная, что она медлить не будет, я взмыл в небо и бросился следом, молясь, чтобы она направлялась домой. Но, взлетев высоко над школой, я ее не увидел, а когда расширил свое сознание в надежде почувствовать ее, то ничего не нашел. Приняв моментальное решение, я направился к реке, не понимая, как она могла исчезнуть за какие-то полминуты.
        Подлетая к городу, я принялся искать глазами церковь и кладбище, которые мы проезжали, когда я подвозил ее. К моему ­глубокому облегчению, герцогиня решительно шагала через кладбище. Я подождал, пока она пройдет сквозь ворота в каменной стене, и за церковной башней опустился на землю.
        Дойдя до узкой дорожки, она решила не задерживаться и, хотя и не стала пользоваться магией, перешла на легкий бег. Я поспешно последовал за ней, проклиная засыпанную гравием церковную дорожку и переходя на газон, а дальше на траву между могилами. Повсюду в заплесневелых банках стояли увядающие цветы.
        Я остановился у калитки и подождал, пока она поднимется на холм в конце дорожки, где различил коттеджи, прикрытые разлапистыми ветками клена. Когда она миновала вершину холма, я тоже перешел на бег и вскоре оказался у поворота, который она указывала мне на прошлой неделе. С противоположной стороны дороги я увидел, как она нырнула в разросшиеся кусты у себя во дворе, и услышал, как захлопнулась дверь.
        Я выдохнул с облегчением, но этого было недостаточно. Я не мог оставить ее сейчас одну, наедине с мыслями, что были у нее в голове.
        И все же, когда я перешел дорогу, что-то заставило меня остановиться. На моем пути не было ворот, охраны или сторожки, но, проходя мимо вывески с названием улицы, я отчетливо почувствовал, что это была ее территория и что я вторгался без приглашения. Это напомнило мне детство и кражу яблок из королевского сада: он не был обнесен забором и нам никто не запрещал туда ходить, но мы понимали, что делаем то, чего делать нельзя.
        Я еще немного осторожно прошел и нервно оглянулся по сторонам. Давненько я не ходил по жилому району без охраны!
        Дойдя до забора, я остановился. Дом был довольно симпатичный  — очаровательный, в легком деревенском стиле, но сложно было представить, чтобы здесь жила герцогиня английская со всем своим богатством и имуществом. Гораздо легче было вообразить радость папарацци, если бы они узнали, как она живет.
        Я схватился за острие белого забора. Все знали, что Дом Элсаммерз отвергал помпезность, но это… Этого я никак не ожидал.
        Потом я заметил то, от чего похолодела кровь. На подъездной аллее стояли две машины.
        Мне понадобилась целая минута, чтобы успокоить сердцебиение. Я знал, что ее родители работали в Лондоне. Мне и в голову не приходило, что они могут оказаться дома и поддержать ее.
        Я покачал головой и резко выдохнул. Она была не одна, я мог уходить. Однако это показалось мне идеальной возможностью. Люди или нет, они были знатью, и рано или поздно мне нужно будет представиться. Это был бы удобный случай.
        Но, даже положив руку на калитку, я знал, что не смогу этого сделать. Я не мог оказаться с ними лицом к лицу, посмотреть в глаза, пожать руку ее отцу. Чувство вины  — пока, по крайней мере,  — не давало мне вторгнуться в их жизнь.
        Я поднял глаза на дом, наполовину ожидая, наполовину надеясь  — хотя и понимая, что лучше бы ее не было,  — увидеть золотую вспышку. Но ничего не было.
        Теперь она в безопасности. Родители позаботятся о ней.
        Я отпустил калитку, развернулся и пошел прочь.
        — Если судить по состоянию твоей головы, я бы сказал, что ты побывал на ужине с вампиром в качестве главного блюда.
        Я не ответил. За моими закрытыми веками было темно.
        — Фэл, я же твой двоюродный брат. Что с тобой?
        — Ты помнишь Отэмн Роуз ребенком? Как бы ты ее описал?
        — Уверенная в себе, напыщенная, может быть, любящая покомандовать. Хороший собеседник.
        — Да. Была. Но она совсем не похожа на ту несчастную, с которой я хожу в школу, на девушку, ради которой мы приехали.
        Повисла пауза.
        — Все дело в этом месте, Фэл, в этом богом забытом месте.



        ГЛАВА 13
        ОТЭМН



        Мои родители оказались дома, и было бессмысленно притворяться больной под пристальным взглядом мамы, которая внимательно следила за всем, что выглядело подозрительным. А простуда, которая волшебным образом проходила к моей смене на работе в выходные и снова появлялась неделю спустя, была уж слишком подозрительной. Вот почему на следующее утро я встала рано и была в школе, когда ночные сторожа только открывали двери.
        Солнце поднялось еще недостаточно высоко, чтобы нагреть лавочку, на которую я села, поэтому я потянулась кончиками пальцев к свету, грея ноги на солнце, которое медленно двигалось к моей юбке. Я опустилась немного ниже и положила голову на спинку лавки.
        Я закрыла глаза. Он придет не раньше чем через двадцать минут, а автобусы приедут через полчаса.
        Почему он заговорил вчера об этом?
        Мне было неловко. Даже хуже, чем неловко. Я допустила чужого человека к своим сокровенным мыслям  — и хотя он явно думал иначе, он действительно был для меня чужим. Тот факт, что мы детьми играли вместе, чтобы не скучать на балах, не делал нас друзьями. Я вообще мало что помню до того, как мне исполнилось двенадцать. И потом я была не единственным ребенком из знатной семьи в то время. Нас таких были десятки. Однако всего за две недели он узнал то, что я не рассказывала ни одному человеку в Кейбл.
        Как у него это получается?
        Я призвала маленький шарик воды размером с горошину в руку и принялась перекатывать его по ладони до самого запястья. Меня это успокаивало. Этим фокусом пользовалась бабушка, чтобы уложить меня спать, когда я только переехала к ней жить.
        Я почувствовала, что солнце скрылось за тучами, и нехотя открыла глаза, подумывая о том, что пора бы куда-то спрятаться до классного часа. Я несколько раз моргнула, прежде чем шарик лопнул, и поднялась на ноги.
        Облокотившись на соседнюю лавочку, стоял принц. Остатки легкой улыбки сползли с его лица, когда наши взгляды встре­тились, и он начал извиняться, запинаясь, будто его поймали с поличным.
        Я присела в низком реверансе, не зная, как иначе реагировать.
        — Не надо,  — пробормотал он.  — Не делай этого.
        Я опустилась на лавочку.
        Он сел рядом.
        — Скажи мне, что не сделаешь этого,  — попросил он едва слышно.
        Я пожала плечами.
        — Ты обращалась за помощью? Была у психотерапевта?
        — Сразу после ее смерти, но это не помогло.
        — Но ведь нужно что-то делать. Вспомни, что случилось вчера!
        Какое-то время я молчала, наклонившись вперед, чтобы не видеть его.
        — Ты слышал о том, что со сложными ситуациями можно справляться с помощью негатива?  — Его молчание было мне ответом.  — Иногда поступки и эмоции, которые в другой ситуации были бы плохими, являются единственным способом справиться с болью.
        Я бросила на принца быстрый взгляд и увидела, что он качает головой.
        — Но почему ты позволяешь этому влиять на себя? Почему оглядываешься назад, вместо того чтобы смотреть вперед?
        — Это не только из-за нее.
        — Тогда из-за чего еще?
        Я молчала. Он вздохнул, и я услышала, как скрипнула, протестуя, скамейка, когда он наклонился вперед. Боковым зрением я различила его руки, обтянутые тонким шерстяным свитером, совсем рядом с моими, обнаженными.
        — У тебя есть работа.  — Это было утверждение, а не вопрос.  — Она ведь передается из поколения в поколение, да?  — Он коротко усмехнулся, но тут же снова стал серьезным.  — Школе Сент-Сапфаер очень повезло, что твоя бабушка работала у них учителем. Она была одной из лучших.
        — Да.
        Темно-синий свитер исчез из поля зрения.
        — Тебя не беспокоит, что твои родители работают в городе? Банкам сейчас приходится за многое отвечать.
        Я пожала плечами.
        — Слушай, я тут подумал, может, сегодня в обед устроим дуэль? До признания поражения, а не до первой крови. Я согласую это с Силайа во время классного часа… конечно, если ты согласна.
        Несколько минут я сидела молча, а потом услышала, как он подвинулся.
        — Экстермино могут вернуться и напасть в любой момент. Нам нужно быть в форме.
        — У нас против них ни одного шанса,  — с сарказмом ответила я.  — Но я согласна.
        Я поднялась, различив хор голосов с парковки, где школьники высыпали из автобусов.
        — Есть у меня в запасе несколько полезных трюков против Экстермино. Ой, подожди, ты уже уходишь?  — спросил он, вскакивая.
        — Прибыла ваша свита, Ваше Высочество.
        Я склонила голову и сделала реверанс, пока он, прищуриваясь, смотрел на приближающуюся толпу.
        — Моя что?  — переспросил принц, но я уже повернулась и ушла.
        — Я не пойду! Ты меня не заставишь!
        Девочка завязала ленты соломенной шляпы под гулькой, которую закрывали несколько выбившихся прядей. Обычно она завязывала аккуратный бант, но он не получался, когда она разговаривала, особенно так быстро, и чеканила каждый шаг, чтобы он непременно отдавался эхом. Она поднялась по лестнице, собираясь затеряться в толпе учеников, которые до урока были в столовой, но бабушка не отставала. Ее шаги, словно эхо эха, были неумолимы.
        — Дитя, это же твой десятый день рождения! В этот раз у тебя нет выбора.
        Девочка следила за тем, чтобы оставаться спиной к бабушке, пробираясь в толпе к верхнему краю среднего стола.
        — Почему нет?
        — Потому что ты уже проигнорировала родителей, когда они приезжали в город по работе.
        На лице девочки появилась не по годам взрослая улыбка и стала заметна дырка в нижнем ряду зубов, где уже рос новый зуб.
        — Так же, как и ты, бабушка.
        — Силайа не против, он сказал, что нам на всякий случай следует потренироваться в защитной магии.  — Принц поправил сумку на плече, мы шли с ним по полю.  — А вот с директором было непросто. Я не понимаю, почему он возражает. Он хочет, чтобы сюда заявились Экстермино?
        — Курт Холден,  — пробормотала я.
        — Да, но ведь это было много лет назад!
        — Валери еще помнит,  — ответила я едва слышно.
        Фан-клуб принца все увеличивался и теперь включал почти всю школу  — снова сплетни с быстротой молнии сделали свое дело. Большинство зрителей расселись на берегу недалеко от школы, но несколько старших, смелых шестиклассников продолжали идти с нами до самого конца поля. Там мы остановились и положили вещи на землю, а они прошли на солнечную поляну между деревьями.
        — Так, значит, никакого оружия? Первый, кто сдается,  — проиграл. Только не переусердствуй, нам нужны силы, чтобы поддерживать щит, защищающий окружающих.  — Принц начал отстегивать ножны с пояса, а мои глаза сами собой опустились ниже.  — Думаю, ты не из тех, кто будет делать ставки, не так ли?
        Я несколько раз моргнула, покачала головой и поспешила ­отстегнуть меч и снять туфли, которые опасалась испортить.
        Пятясь, он начал отходить, и я почувствовала, как из земли с гудением поднялся щит. Он возвышался над нами больше чем на десять метров. Принц все еще продолжал отходить, и на лице его появилась улыбка, которую я хорошо знала. Так он улыбался для прессы  — сухо и уверенно в себе.
        — Хочу предупредить вас, герцогиня, пощады не будет.
        — Я помню, Ваше Высочество,  — ответила я, добавляя свою магию к щиту.
        Мышцы напряглись, и я была шокирована тем, как быстро уходят силы. Именно в этот момент я задалась вопросом, что же я вообще делаю. Я практически призналась принцу на прошлой неделе, что не пользовалась сложной магией уже больше года. А он получал лучшее образование и тренировки, которые можно купить за деньги.
        Внезапно что-то похожее на молнию пролетело из одного конца щита в другой, издав звук разбившегося стекла  — такой же, как мое заклятие, отбитое щитом принца вчера. В стороне, ­откуда донесся звук, лежали на земле Кристи и Гвен. Когда они начали подниматься, принц рассмеялся. Они не могли понять, что произошло, пока по щиту не пошла легкая рябь и он не стал видимым. Обе покраснели и поспешили обойти его. За ними последовали Тэмми и Ти.
        Веселья своего оппонента я не разделяла. За моими друзьями расположились Валери и ее компания, и именно их ухмыляющиеся лица снова разожгли во мне злобу. Они хотели, чтобы я проиграла.
        Принц увидел, куда я смотрела, и кашлянул. Я перевела взгляд на него и сделала реверанс в ответ на поклон, как того требовала традиция.
        — Каковы три способа создания заклятия?
        Его вопрос меня обескуражил. Викторины я не ожидала, и, хотя это было элементарно, на ответ мне понадобилось несколько секунд.
        — Мысленно, словесно и при помощи жестов.
        — И какому из способов Сейдж учится в первую очередь?
        — Мысленному.
        — Почему?
        Прежде чем я успела ответить, темно-оранжевая полоска  — заклинание, как я предполагаю,  — возникла из ниоткуда и полетела прямо к моей груди. Тишина стояла гробовая.
        Надежда была только на быстроту реакции моего мозга, и она не была тщетной. Не сделав ни единого движения, я создала щит, который покрыл меня как вторая кожа и отправил заклинание обратно принцу. Он, разумеется, был к этому готов, вокруг него тоже возникла защита, и легким, небрежным движением руки он перенаправил остатки заклинания на большой щит, где они треснули и развалились.
        — Щиты,  — ответил он на свой вопрос.
        Мы оба напряглись. Я знала, что делать этого не нужно, но мои глаза скользнули по рядам студентов, которые сидели на берегу. В их глазах был даже не страх, а шок. Впервые увидеть, как Сейдж создает заклинание, не произнося ни слова, не делая ни единого движения, было впечатляюще. Помню, как это поразило меня, когда я была ребенком.
        Я ожидала, что принц произнесет заклинание, пока я отвлек­лась, но этого не произошло, и я снова повернулась к нему, размышляя, станет ли он еще задавать мне вопросы. Вместо этого я увидела лицо без эмоций. Прошло несколько секунд, и я наконец поняла, что он ждет моего ответного хода. Подобного я не ожидала. Все знали о быстроте реакции принцев Атенеа, любая агрессивная атака была слишком легкой задачей для него. Моим единственным шансом было напасть в момент, когда он сам будет создавать заклинание.
        Я чувствовала, как мои колготки впитывают воду с влажной травы, оставляя грязь снаружи. Медленно и осторожно я сделала шаг вперед. Словно ожившая статуя, принц пришел в движение так же медленно, как это сделала я, будто только что заметил мое присутствие. А потом начал бросать в меня заклинания одно за другим, и я поняла, что шансов у меня нет. Его руки двигались быстро, но заклинаний появлялось больше, чем жестов, и созданный мною щит все больше истощал меня, будто я пробежала марафон. Мышцы горели, они ослабели настолько, что земля уходила из-под ног, и мне пришлось сделать несколько шагов назад.
        Гордость не позволяла мне ответить, ведь сил у меня осталось только на что-то слабое, что едва ли заставит упасть хоть один волос с его королевской головы. Кроме того, раздражал тот факт, что кто-то примерно моего возраста и уровня подготовки мог так легко поставить меня в тупик.
        Именно в этот момент мое сознание раздвоилось: одна половина подумывала о том, чтобы сдаться, а вторая пыталась придумать хоть что-то, чтобы сохранить достоинство. Во второй из них раздалось эхо слов Валери, и этого было достаточно, чтобы поглотить первую.
        Я знала, что можно попробовать, но попытка сделать это одновременно с поддержанием щита была почти сумасшествием. И все же если мне удастся подержать его немного на расстоянии, то все получится. Этот способ никогда не подводил меня.
        Я отстранила щит от тела, переведя ту часть, что защищала мою спину, вперед таким образом, что передо мной образовался полупрозрачный диск, за который я нырнула, прижав одну руку плотно к земле и растопырив пальцы. В постоянной атаке на мой щит наступила моментальная пауза. На какую-то секунду я запаниковала, подумав о том, как быстро он может зайти мне за спину и сколько в нем благородства.
        К моему удивлению, он продолжил отправлять заклинания в мой щит, а не выше его и не со спины. Я могла только предположить, что он считал, будто на этот случай у меня был второй щит.
        Не сводя глаз с размытого очертания, которое я различала ­через свой щит, я пробормотала несколько слов и тут же почувствовала легкое покалывание в руке. Кожа начала нагреваться от волны энергии в первозданном виде, которая прошла через мою руку вверх. Как только она пересекла плоть под шрамами и достигла центра груди, я смогла восстановить дыхание, а мышцы перестали болеть. Быстро пообещав деревьям вернуть им их энергию, я встала. Я понимала, что использовать полученную силу нужно сразу, иначе она очень скоро перестанет мне подчиняться.
        Я убрала свой щит и выпустила несколько заклинаний  — к моему большому удивлению, одно из них пробило защиту принца, который сделал несколько нетвердых шагов назад. Всего через пару секунд его щит снова появился, и он продолжил колдовать. Но эти драгоценные мгновения дали мне пространство для маневра: одни заклятия были бы тратой энергии, которую я одолжила, и потом  — моим козырем было другое.
        — Terra,  — пробормотала я, продолжая заклинание мысленно и стараясь держать руки неподвижно. Я не хотела, чтобы принц догадался, какие силы я призывала.
        Ногами я почувствовала, как земля задрожала. Это длилось с полсекунды, а потом все снова стало тихо, и я тут же снова создала вокруг себя щит так, чтобы он и на сантиметр не отставал от моей кожи, после чего выпустила энергию назад в землю.
        Времени, чтобы отреагировать, у принца просто не было. Он даже не успел посмотреть вниз, когда корни деревьев, чью магию я использовала, пробились сквозь землю и обвились вокруг его лодыжек и талии,  — та защита, что он использовал, была бесполезна против физических объектов  — и корни понеслись вместе с ним вверх, к куполу большого щита. Будто резиновые, они опустились назад к земле, а он продолжил движение и, ударившись об щит, сполз вниз.
        Он не двигался, и мое сердце замерло. Ветер принес слово измена, которое прошептали деревья, едва скрывая свое ликование. Еще не понимая, что делаю, я побежала к принцу. Не добежав нескольких шагов до того места, где он лежал, я опустилась на четвереньки и быстро преодолела остаток дистанции. Мое сердце снова начало биться, когда я услышала стоны и увидела, как он держится за ребра.
        — С тобой все в порядке?  — выпалила я, подползая ближе, чтобы проверить, нет ли кровотечения.
        Принц открыл глаза и приподнял голову, услышав мой голос, но потом снова опустился на землю.
        — Нормально,  — ответил он, с трудом переводя дыхание.  — Просто нужно отдышаться.
        Пока он говорил, я успела заметить глубокие раны чуть выше его лодыжек, где корни обвивали ноги. Его кожа сходилась сама собой, когда бледно-золотые волшебные нити накладывали швы. Когда я отвела взгляд, на их месте осталась только тонкая красная линия там, где шрамы переходили с ноги на стопу.
        — Прости меня,  — сказала я, глядя на пятна грязи на его свитере.
        Принц приподнялся и усмехнулся.
        — Простить? Ты выиграла!
        — Но я сделала тебе больно.
        Он медленно оторвался от земли и, подтянув колени к груди, сел.
        — Я-то думал, что ты не азартная. А ты заключила сделку с самой природой!
        Вокруг нас щит растаял.
        — Это магия повышенного уровня сложности,  — продолжил принц.  — Где ты этому научилась?
        Я тяжело села, чувствуя, как моя обеспокоенность за его состояние сменяется желанием сбежать.
        — От бабушки.
        Он не ответил и обернулся, глядя на толпу, которая направлялась к нам.
        — Идем, нам лучше забрать свои вещи.
        Я встала и подала принцу руку, но он справился сам, поднявшись на ноги так, будто и не ушибся. Я отстала на шаг, идя за ним к месту, где в траве лежали наши мечи. А к нам уже нес­лись Кристи, Гвен, Ти и Тэмми. Гвен вырвалась вперед и, визжа, обня­ла меня.
        — Ты была великолепна!  — Как всегда, она сразу же отстранилась, улыбаясь немного с сожалением, будто сама удивилась сказанному комплименту.  — Как и вы, Ваше Высочество,  — добавила она с напускной скромностью.
        Принц, пристегивая ножны к поясу, сухо улыбнулся.
        — В это же время в понедельник? Только я дважды на один и тот же трюк не попадусь.
        Он улыбнулся, и я впервые заметила, каким задорным становилось его лицо, когда уголки губ поднимались вверх.
        Я кивнула, хотя Гвен уже тащила меня в сторону. Она явно хотела посплетничать.
        — Эй, Отэмн!  — услышала я его голос и, остановившись, медленно повернулась.  — У тебя определенно есть шансы.
        Девочки захихикали. Я покраснела и, опустив голову, поспешила с ними прочь, пряча смущенную улыбку.



        ГЛАВА 14
        ОТЭМН



        Принц слово сдержал. Из двух поединков, которые мы провели до следующей среды, один закончился его победой, а во втором мы оба оказались поверженными. Интерес зрителей не угасал, заманчивость опасности сменилась искренним любопытством. Для моих же друзей это стало возможностью поговорить с принцем за пределами класса.
        В выходные после нашего первого поединка Нейтан не вышел на работу. Он даже не позвонил, и весь гнев начальства обрушился на меня.
        К среде все понемногу уладилось. Изначальная шумиха, которая преследовала принца как тень, начала наконец утихать, хотя обсуждение моего титула все не прекращалось. Насмешки Валери стали менее жестокими, хотя она прилагала особые усилия, чтобы высмеять мое богатство. Но справиться с этим было мне под силу.
        А вот с тем, что случилось в среду ночью, справиться я не могла.
        Тик-так…
        Я была в лесу, но звуки, которые повторялись снова и снова, издавали не деревья. Часы тикали не переставая, и таким же нескончаемым было бормотание, которое издавал мужчина. Я не слышала, кричала ли женщина, язвил ли мужчина.
        Но я видела ее темные спутанные волосы, разведенные ноги, одна из которых опиралась на носок серебряной туфли, а другая была в запачканном грязью чулке. Чтобы не упасть, она опиралась на его тело.
        Каждый раз, когда она преследовала меня во сне, я все больше убеждалась, что это Виолетта Ли.
        Я злилась, но чувствовала и ее гнев. Я сделала два шага вперед, и тут ноги мои подкосились и я рухнула на землю, ощущая, как что-то теплое и липкое течет по внутренней поверхности бедра. А потом все потемнело…
        Я видела очертания развевающегося плаща на фоне красновато-желтых пятен солнца, которое просвечивало через мои опущенные веки. Он, казалось, удалялся, становясь все меньше, пока не исчез совсем. Когда его не стало, тиканье часов послышалось громче. Оно сопровождалось шумом текущей в емкость воды. Звук усиливался, а свет становился все ярче. И так до тех пор, пока это не стало невыносимым… Тогда я проснулась и села на кровати.
        В тот день в школу я не пошла. Через пять минут после пробуждения у меня началась мигрень, и аура моя была такой плохой, что я споткнулась на последних ступеньках, спускаясь за таблетками. Я проспала до обеда.
        Даже после холодного душа мне казалось, что яркий свет из моего сна обжигает кожу, поэтому я надела только короткие шорты и майку. День шел медленно, но я не делала домашнюю работу, как собиралась. Я ничего не могла делать, кроме как свернуться калачиком на кровати и анализировать этот сон и все предыдущие. Все они были слишком реальными.
        Около четырех часов до меня донесся звук подъезжающей машины, а затем я услышала, как открылась и закрылась дверь калитки. У меня душа ушла в пятки. Родители говорили, что могут приехать домой раньше обычного, а я должна была только вернуться из школы. Я нырнула в шкаф, вытащила и скомкала свежую рубашку, и тут раздался звонок в дверь, которая была закрыта на цепочку. Значит, мне придется спуститься и открыть им. Я швырнула рубашку на гору грязного белья у двери их спальни и набросила потертый и уже совсем короткий шелковый халат, чтобы сделать вид, что только переоделась. Я носила его с двенадцати лет, и пояс уже давно потерялся, так что я не стала запахивать его. Когда я уже спускалась по ступенькам, в дверь снова позвонили.
        — Иду,  — раздраженно сказала я скорее себе, чем им. За последние несколько дней мне стало слишком просто забывать о родителях.
        Я повернула ключ, сняла цепочку и открыла дверь, надеясь, что долго они меня задерживать не станут. И замерла на месте.
        Шокированный принц отступил на шаг назад. За время, которое понадобилось мне на то, чтобы осознать происходящее, он все успел разглядеть, хотя, дико краснея, явно пытался отвести взгляд в сторону. Я почувствовала, как мои щеки залились краской, и схватилась за дверь с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
        — Что ты здесь делаешь?  — наконец спросила я, понимая, что нужно бы запахнуться. Но от того, что я соединила полы халата, ничего не изменилось  — он едва прикрывал мои крохотные шорты, но был слишком маленьким, чтобы сойтись на груди, и я вдруг отчетливо осознала, что на мне нет бюстгальтера.
        — Я принес домашнее задание. Его, разумеется, задал Силайа.
        Он крепко держал бумаги, хотя я протянула руку, чтобы взять их. Я опустила руку, понимая, что мой халат снова распахнулся.
        — Можно мне войти?  — спросил он, заглядывая мне через плечо.
        — Нет.
        Он пожал плечами.
        — Хорошо, тогда я останусь здесь.
        Я подняла глаза к небу, будто просила дать мне сил.
        — Хорошо,  — выдохнула я, открывая дверь шире.  — Я только пойду…  — Я указала на себя и, убегая, махнула рукой в сторону второго этажа.
        — Я не против того, что на тебе надето!  — крикнул он мне вслед.
        Я собрала все свои силы, чтобы не грохнуть дверью. Мои глаза широко открылись от стыда. Простояв, опершись на дверь, несколько секунд и заставляя себя глубоко дышать, я начала всерьез задумываться о том, чтобы вообще не спускаться вниз.
        Принц Атенеа стоял в кухне в моем крошечном доме, а я только что встретила его чуть ли не в нижнем белье.
        В зеркале я видела, что мои щеки настолько красные, словно обгорели, а от переизбытка стресса кожа, казалось, вот-вот лопнет. Идею воспользоваться тональным кремом я быстро отмела. Мне не хотелось, чтобы принц думал, будто я стараюсь специально для него, как другие девочки в школе. Я вообще не хотела, чтобы он о чем-то думал. Мне просто нужно было, чтобы он ушел из моего дома.
        Я надела джинсы, бюстгальтер и тонкий свитер. Мои волосы были в своем естественном состоянии: лежали плотными волнами и завивались кудрями. Но выпрямлять их при помощи магии было слишком очевидным усилием.
        Я могу просто вылезти в окно и спуститься по дереву.
        Это не сложно, а кухня выходит на противоположную сторону дома, он меня не увидит.
        Или я могу улететь.
        Став коленями на подоконник, я перебирала разные варианты. Мне было видно припаркованный «мерседес», который стоял слева от того места, где заканчивался наш сад,  — даже в относительно состоятельном районе он выглядел неуместным.
        Я знала, что на самом деле не могу просто сбежать. Мне все равно придется видеться с ним в школе, а логично объяснить такое исчезновение у меня не получится. Поэтому, сделав еще несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, я спустилась по ступенькам в прихожую. Когда я вошла в кухню, он сидел на высоком табурете возле стоящего по центру стола, скользя глазами по комнате.
        — Немного тесновато, ты не находишь?  — прокомментировал он.
        — Да? Я не замечала,  — с издевкой ответила я, протискиваясь между его стулом и стеной, чтобы добраться до холодильника.
        — Просто он не похож на твой настоящий дом, особняк Мандерли.
        Достав пакет апельсинового сока из холодильника, я налила его в стакан и протянула принцу, но тут же отдернула руку.
        — Я предлагаю тебе сок только потому, что ты принц, и, если­ бы я этого не сделала, моя бабушка перевернулась бы в гробу. Я все еще недолюбливаю тебя за то, что ты не говоришь мне правду о ее смерти.
        Он приподнял бровь и протянул руку за стаканом.
        — Ага, но, повторяя снова и снова, что я тебе не нравлюсь, не пытаешься ли ты убедить в этом себя?  — Он пожал плечами.  — Я тебя заставлять не стану.
        Наша пикировка подошла к концу, и продолжать ее у меня не было никакого желания. Я надеялась, что молчание ускорит его уход, хотя тот факт, что он взял стакан, говорил об обратном.
        — Как ты себя чувствуешь?
        Я вскинула голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
        — Что?
        Уголки его губ поползли вверх.
        — Я спросил, как ты себя чувствуешь. Тебя не было в школе, поэтому я могу предположить, что ты заболела.
        Я почувствовала, как розовеют кончики ушей, и поправила волосы, чтобы их прикрыть. Взяв пакет с соком и убирая его в холодильник, я попыталась самым нейтральным голосом произнести:
        — А-а, у меня просто была ужасная мигрень, но все уже прошло.
        — Мигрень? И что ее спровоцировало?
        Его голос стал напряженным, и, несмотря на то что стояла за дверцей холодильника, я точно знала, что он больше не улыбается. Я переставила несколько тарелок на полках.
        — Я мало спала прошлой ночью.
        — Почему?
        Мои глаза расширились от раздражения.
        — Не твое дело!  — резко ответила я.
        Он напросился ко мне в гости, сидел дольше, чем позволяли приличия, а теперь еще заваливал меня вопросами.
        — Мы можем поступить по-дружески, а можем и иначе, прибегнув к аргументу «я же твой принц». Так почему ты мало спала?
        Я хлопнула дверцей холодильника сильнее, чем следовало.
        — Кошмар приснился.
        — Что именно тебе снилось?
        Это было уже слишком, и я не стала отвечать. Вместо этого я сполоснула чашку и убрала ее в посудомоечную машину.
        — Тебе снилась бабушка?
        — Нет.
        — Рассказывай, Отэмн.
        Я прикусила кончик языка.
        — Я видела, как на женщину напали.
        Я услышала, как он тихо выругался на сейджеанском. Во сне я разделила с ней гнев, сейчас это был стыд. Я заставила себя повернуться к нему лицом.
        — Тебе такое раньше уже снилось?
        — Пару раз.  — Я сморгнула слезы.
        Между нами промелькнуло что-то несказанное, и мне не нужно было читать его мысли, чтобы узнать, о чем он думает,  — о том же, о чем и я. Мысль была далеко не из приятных, и я побыстрее отмахнулась от нее.
        Думаю, он заметил, как слезы заволокли мне глаза, потому что отвел взгляд.
        — Прости, мне не следовало…
        — Ничего страшного. Не переживай.
        Повисла неловкая пауза, и он принялся блуждать глазами по кухне. Пару раз он посмотрел на меня. После второго раза я отвела глаза и вернулась к раковине, откуда убрала вымытые стаканы.
        Как бы мне хотелось, чтобы он ушел! Почему он не уходит?
        Когда я повернулась, он тянулся через стол к нашему номеру «Таймс». На первой полосе было фото девушки в красно-черном блейзере на неровном сером фоне, она сидела подчеркнуто прямо, одно плечо слегка приподнято  — школьная фотография. Она улыбалась нам из-под заголовка.
        ВАРНЫ ПОДТВЕРЖДАЮТ
        ИНФОРМАЦИЮ О ЗАЛОЖНИКЕ,
        НО ВСЕ ЕЩЕ ОТРИЦАЮТ
        СВОЮ ПРИЧАСТНОСТЬ К РЕЗНЕ
        Выше располагалась фотография Трафальгарской площади второго измерения через шесть недель после тех событий. Розовые вкрапления на тротуаре были первым, что я заметила, когда увидела газету у нашей двери предыдущим утром.
        Я была рада сменить тему на ту, что не касалась непосредственно меня, но вампиры и их резня были не намного лучше. Этот сон я бы очень хотела забыть.
        — Мне кажется, их Совету бессмысленно делать столь позднее официальное заявление. Журналисты обсуждают исчезновение Виолетты Ли уже несколько недель.
        Принц нахмурился, пробегая глазами первые несколько строчек статьи.
        — Варны так долго тянули с заявлением, потому что британское правительство их измерения вплотную сотрудничает с британским и канадским правительствами нашего. Они боялись, что излишняя шумиха в прессе заставит наши человеческие правительства помогать в переговорах.
        — А я думала, что наши правительства придерживаются политики невмешательства относительно второго измерения. Потому что люди там не знают о существовании темных существ?
        — Да, но все может измениться. Такая секретность вполне устраивает Варнов, их дворянство и советников. Они не хотят рисковать всем ради этой девушки.
        — Почему тогда они просто не… убьют ее?
        Принц резко поднял голову и с минуту рассматривал меня. Мое сердце заколотилось. В конце концов он, похоже, успокоился и продолжил:
        — Терра. Убийства заложника достаточно, чтобы призвать их к ответу перед международным трибуналом. Но все еще хуже.
        — Хуже?
        Его голос стал чуть глуше и напряженнее.
        — Ты знаешь, кто ее отец?
        Я напрягла память, пытаясь вспомнить статью, которую читала вчера. Деталей там особенных не было, как и в вечернем выпуске новостей,  — по сути, они всего лишь повторяли, что она жива и здорова. Тот факт, что пресса оказалась под серьезным давлением, не вызывал никаких сомнений. Но я смутно помнила упоминание о ее семье.
        — Политик?
        — Госсекретарь министерства обороны британского правительства во втором измерении, кроме того, он член Совета измерений, а поэтому один из немногих, кто знает о существовании темных существ в измерении, где их присутствие скрывается. Он очень правых взглядов. Будь его воля, политика в отношении вампиров была бы агрессивной, а не защитной. Сдерживает его только премьер-министр. Мы тоже за ним следим, потому что он в союзе с истребителями из клана Пьера и, вероятно, еще и с Экстермино… А поскольку и те и другие атакуют все чаще, нам следует быть осторожными с такими, как он.
        Я начала отвечать, но принц меня перебил:
        — Да, кстати, последнего я тебе не говорил.
        Я поняла, что он имеет в виду, и кивнула.
        — Но какое отношение все это имеет к его дочери?
        — Если с ней что-то случится, у него будет повод перейти в наступление.
        — Почему бы тогда просто не отпустить ее?
        — И рискнуть тем, что она и ее семья раскроют тайну существования вампиров?
        — Но что же тогда им остается делать?
        — Ждать, пока она по собственной воле не станет вампиром.
        Наш обмен репликами резко оборвался, когда я, шокиро­ванная, отступила. Слушая истории о поспешных действиях Варнов, мне никогда даже в голову не приходило, что ответом должно быть просто ожидание.
        — Ты серьезно?  — выдавила я наконец хриплым голосом.
        Принц кивнул и встал, чтобы сполоснуть стакан и набрать в него воды.
        — Ты становишься разговорчивой, когда речь заходит о политике,  — внезапно сказал он.  — Я это запомню.
        В ответ я покраснела и, заикаясь, попыталась ответить, но он меня оборвал:
        — Нет, я понимаю, почему тебе это интересно. Похищение Виолетты Ли может изменить саму структуру нашего общества, если дело закончится войной. Отношения между людьми и темными сущностями уже никогда не будут прежними. Нас всех должна интересовать эта тема.
        Я лихорадочно закивала. Говорить с ним было даже приятно, но он всегда сводил разговор ко мне, а ковыряться в себе мне не нравилось. В зеркалах, которые он силой расставлял вокруг меня, отражалось то, что я закопала глубоко.
        — Слушай…  — начал принц, и в его голосе я услышала то же смущение, которое было в нем, когда я открыла дверь.  — Мы тут подумали  — моя тетя, дядя, двоюродный брат и я  — возможно, на какие-нибудь выходные вы с родителями захотите приехать в Дартмут? Они очень хотят с тобой познакомиться… ну, то есть быть официально представленными, теперь, когда ты стала старше.
        Так вот зачем он пришел ко мне домой! Домашнее задание было совершенно ни при чем.
        — Не думаю, что это возможно,  — ответила я с едва скрываемой неприязнью.
        Я его впустила, дала ему шанс, а он навязывается!
        Он посмотрел на меня так, будто мои шрамы вдруг позеленели.
        — Что ты хочешь этим сказать?
        — У моих родителей тяжелая работа. На выходных они предпочитают восстанавливать силы.
        — Они могут восстанавливать их и у нас.
        — Это невозможно,  — отрезала я.
        Я пошла к раковине, собираясь чем-то занять себя, но вместо этого осталась стоять, глядя в окно. В стекле отражались его глаза  — такие яркие и голубые, будто специально доказывали чистоту его крови.
        Голубая кровь. Королевская. Почему они имеют право знать, что случилось с моей бабушкой, а я нет? И как он вообще может смотреть мне в глаза или разговаривать с моими родителями, ведь он знает, что делает?
        И почему, в то же время, я восхищалась ими?
        — Значит, ты приедешь одна.
        — Нет!
        — Слушай, вы первая семья в Англии, самая титулованная. Приветствовать нас  — ваша обязанность.
        Он загнал меня в угол. Это был мой долг, которым я полностью пренебрегала с момента своего переезда сюда, но оскорбить своим невниманием членов королевской семьи было уже слишком, и мы оба знали это. И все же я попробую. Я повернулась к нему и сложила развернутую газету, спрятав лицо Виолетты Ли.
        — По выходным я работаю.
        — Пропустишь. Тебе работать не обязательно.
        — Я не могу.
        — Тебе нечего бояться. Мои тетя и дядя очень приятные люди.
        — Я не боюсь.
        — Тогда…
        Его прервал звук открывшейся и закрывшейся входной двери. Обеспокоенный, принц посмотрел на меня. Я увидела выражение его лица и перевела взгляд на часы. Они все-таки при­ехали рано. Времени на то, чтобы предпринять хоть что-то, не было  — родители показались в дверном проеме раньше, чем я успела кого-то из них предупредить.
        Мама, открыв от удивления рот, зашла первой. Следом шел папа, который, сложив два и два, сделал почти незаметный шаг назад. Проницательный ум моей мамы не отставал.
        Принц соскочил со стула и протянул руку.
        — Сэр…
        Выглядел он напуганным, и его манеры сразу стали подчерк­нуто официальными. Но руки его папа не пожал и не поклонился. Принц медленно опустил руку, глядя на язвительное выражение лица моей мамы.
        — Я только принес Отэмн домашнее задание,  — сказал он, обернувшись к листам, что лежали на столе.
        — Ты снова пропустила школу?  — спросила мама, полностью игнорируя принца и глядя только на меня.
        Выглядела я, вероятно, виноватой.
        — Отэмн, это уже становится просто смешно!
        Я не хотела знать, что она подумала бы, если бы узнала, сколько раз я на самом деле пропустила школу.
        — Неужели тебе совсем безразлично собственное образование? Потому что на это очень похоже…
        — Мари!
        Шокированная, я посмотрела на папу. За все время, что я прожила с родителями, я ни разу не слышала, чтобы он перебил маму. Главной была она. Но она была человеком и понятия не имела, что делает. И пусть мой отец тоже родился человеком, воспитывали его как Сейдж. И это самое воспитание заставляло его, как и меня, краснеть от неловкости в редкие моменты проявления близости.
        — Мне пора,  — сказал принц, направляясь к двери кухни, как будто ему очень не терпелось уйти. На пороге он обернулся.  — Подумай о приглашении, Отэмн.  — Его глаза скользнули по моим родителям.  — Сэр… Мадам…
        Мама подождала, пока захлопнется дверь, прежде чем обрушиться на меня.
        — Какое приглашение?
        — Он пригласил нас приехать к ним на выходные.
        На папином лице отразился ужас.
        Мама же выражала свои эмоции словами:
        — Этого не будет! Я не собираюсь терпеть их презрение. Хватит и того, что я застала одного из них в своей кухне.
        Это суждение я посчитала чересчур резким. Принц вел себя абсолютно корректно.
        — Я уже сказала, что вы не сможете.
        Папа вздохнул с облегчением и пошел ставить чайник, на ходу открывая газету и просматривая первую полосу.
        — Но я думаю, что тебе стоит поехать, Отэмн.
        — Винни!  — ахнула мама.  — Как ты можешь такое говорить после того, как они относились к тебе?
        — Дело было не только в Атенеа, Мари.
        Папа пристально посмотрел на меня. Я чувствовала себя, словно под микроскопом, и опустила взгляд на плитки пола.
        — Для нее это может быть прекрасной возможностью.
        — Но ей нельзя прогуливать работу, не говоря уже об уроках, которые нужно нагонять!
        Несколько минут папа молчал.
        — Нет, это важнее,  — наконец негромко заявил он, и мне стало любопытно, останавливает он этим маму или ход собственных мыслей.
        — Винсент! Но как же…
        — Прекрати. Просто прекрати.
        Папа налил кипяток себе в чашку и скрылся в прихожей. Я несколько раз моргнула, пытаясь понять, что на него нашло. Я никогда не видела его таким, и он никогда не был на моей стороне против мамы.
        Когда я выходила из кухни, мама на меня даже не посмотрела. Поднимаясь по лестнице и заходя в свою спальню, я все думала, что он вообще в ней нашел. Этот вопрос с возрастом занимал меня все больше и больше, так как я видела, что родители других детей были не похожи на моих.
        Твой папа слаб. У него всегда были расшатанные нервы.
        Но ведь у него такая нервная работа.
        Подогнув одну ногу под себя, я устроилась на подоконнике. Я услышала шелест гравия и, посмотрев вниз, увидела, как папа ходит по дорожке с чем-то похожим на сэндвич с ветчиной. Он открыл кузов машины и достал несколько коробок с документами, которые взял подмышку, и, задумчивый, вернулся к дому. Я улыбнулась.
        С его нервами не все так плохо, когда он среди людей. И когда у него человеческая работа.
        Но при чем здесь моя мама?
        Она властная. Она была рада взять на себя ответственность, чтобы ему не нужно было принимать решений. Поэтому он и женился на ней.
        Каких решений, бабушка?
        Тех решений, которые значат, что они больше не часть нашего общества и не появляются при дворе.
        Я знала, что в конце концов придется спуститься вниз за домашней работой, которую принес принц, но торопиться совсем не хотелось. Я никак не могла принять предложение принца на этой неделе и пропустить работу, предупредив начальницу перед самыми выходными,  — она и так перестала ставить меня на вечерние смены, когда в кафе что-то отмечалось, из-за того, что я пропустила четверг,  — поэтому домашнее задание я могу сделать в воскресенье. Вместо этого я села за ноутбук и принялась отвечать на длиннющее письмо, которое мне прислала Джо.
        — Бабушка, а ты маму любишь?
        Старшая женщина наклонилась и выпустила пряди из-за ушей девочки, гладя ее щеку со шрамами.
        — Конечно люблю, дитя. Без нее не было бы тебя.



        ГЛАВА 15
        ОТЭМН



        — Тебя не просто убить, Виолетта Ли!
        Я почувствовала, как при этих словах мои ладони запылали от стыда. Я знала, что мой рот разинут в крике, но раздавался только звук плоти, которую рвут от плоти, и крови, которую хлебают из потрохов, окрашивая белый гравий в розовый цвет, и костей, что гремят о землю, снова и снова, ритмично, пока этот звук не превратился в тиканье часов.
        Девочка бросилась прочь от пораженного человека, ее платье развевалось на ветру. Она опустилась на колени у трупа женщины, как будто собираясь поцеловать ей руку… но вместо этого вонзила клыки в ее ладонь.
        Лиц я видеть не могла, потому что они были погружены в трупы, поглощая их, но я точно знала, что это за создания. Это были вампиры  — вампиры, пожиравшие вампиров.
        Виолетта Ли немного наклонилась, пошатнулась и обрушилась на землю с криком «Стойте! Прекратите!», на который никто не обратил внимания.
        Но когда она лежала в луже собственной рвоты, принц вампиров в измазанной кровью рубашке, рукавом которой он вытер лицо, будто салфеткой, поднял ее с нежностью любовника. Он убрал челку с ее глаз, откинул ее голову назад и унес ее прочь, обнимая так, словно она может выскользнуть из его рук в любую секунду и больше никогда не вернуться.
        Я и сама не могла понять, почему через пару недель приняла приглашение принца. Может, это был вызов, который я бросила маме. А может, просто работа стала совершенно невыносимой без Нейтана. Он уволился, не предупредив заранее. У хозяйки не было никаких объяснений.
        Может, и потому, что перспектива этих выходных теперь не казалась мне такой уж ужасной. Нанести визит было моим долгом, и, в любом случае, держать в голове мысль о том, что они скрывают от меня информацию о смерти бабушки, становилось все сложнее и сложнее,  — главным образом потому, что мой мозг генерировал множество причин, почему они могут так поступать. И эти самые причины усложняли мои попытки оправдать дистанцию, которую я пока соблюдала.
        Я в последний раз проверила сумку. Пара книг, школьный рюкзак, чистая школьная форма, которая была сложена и ждала следующего понедельника на дне сумки, затем нижнее белье, два сменных комплекта одежды и костюм для верховой езды, который я специально заказала, когда принц упомянул, что мы, возможно, выедем куда-нибудь. Вообще-то у меня остался костюм с тех времен, когда я занималась верховой ездой, но, во-первых, я не хотела ездить в дамском седле, а во-вторых, сомневалась, что он на меня еще налезет.
        После школы я поспешила домой. Несмотря на то что была пятница, принц задержался, но все равно у меня оставался всего час на сборы. Однако каким-то чудом к 4.20 вечера я успела принять душ, одеться и собрать волосы в гульку, которую за­крутила сбоку на голове, оставив несколько локонов, которые обрамляли лицо. Я посмотрела в зеркало и одернула юбку, надеясь, что мой внешний вид окажется достаточно официальным. Моя юбка в складку с рисунком и красно-коричневые колготки были, возможно, слишком смелым решением, но заправленная блуза и пиджак выглядели достаточно элегантно. В таком наряде я могла сделать реверанс, а это было самое главное.
        Я взяла сумку и поставила ее внизу у лестницы, а потом и сама уселась на нижней ступеньке. Через несколько минут я услышала, как открылась и закрылась калитка, и вскочила на ноги. Я так нервничала, что вся дергалась,  — такое было, только когда меня вызвали к директору в школе Сент-Сапфаер. Но, в отличие от того случая, сегодняшний вечер был действительно очень важен.
        Раздался звонок. Однако прежде чем я успела преодолеть дистанцию до двери, передо мной возник папа. Он появился из ниоткуда, и я отступила в нерешительности, не зная, как поступить. Мамину лекцию я уже прослушала.
        Он тоже колебался, но потом положил руки мне на щеки и, наклонив мою голову, поцеловал меня в макушку.
        — Веди себя хорошо. И будь осторожна.
        Он исчез в гостиной, закрыв за собой дверь. Пораженная, я смотрела на деревянные панели, пока стук пальцев по цветному стеклу не вернул меня к реальности.
        Я открыла двери и увидела улыбающееся лицо принца.
        — Готова?  — спросил он.
        Я кивнула и вернулась, чтобы взять сумку, которую он забрал у меня раньше, чем я успела запротестовать. Садясь в машину, я не оборачивалась, боясь, что решимость мне изменит.
        — Тебе не стоит нервничать,  — сказал принц, когда мы отъезжали.
        — Я не нервничаю.
        — Ты дрожишь.
        Его глаза на секунду отвлеклись от дороги и скользнули по моим рукам. Я тоже опустила на них взгляд. Он был прав, и я, положив руки на колени, сцепила пальцы.
        Почти всю дорогу мы ехали молча и спустя час добрались до пустоши, где поселились его родственники.
        Впереди дорога, будто серый шрам, петляла по равнине, иногда, казалось, исчезая в разрезавших землю широких оврагах. Я видела пейзаж на много миль вперед, и на многие мили была только пустота.
        Местами обожженные кусты утесника покрывали землю, словно одеялом, и вместе с пучками слоновой травы забивали всю остальную растительность, только кое-где виднелись одиноко торчащие деревяшки, которые когда-то были деревьями. Помню, как ребенком я считала, что Дартмут  — самое одинокое место на планете, потому что здесь можно долго-долго идти и не встретить ни одной живой души.
        Мы перевалили через вершину холма и стали спускаться, когда вдруг сквозь туман, который покрывал долину, проступили серые очертания нескольких гранитных зданий. Их стены были отвесными, почти без окон, а из крыши вырастали высокие дымоходы. По моей спине пробежал холодок. Они были похожи на скотобойню.
        — Дартмутская тюрьма. Как декорации для «Собаки Баскервилей», да?
        Но мои мысли крутились вокруг того факта, что город, через который мы проезжали, назывался Принстаун, в переводе  — «город принца». Это мрачное место недолго меня занимало. Скоро ландшафт выровнялся и вдоль дороги на добрых полтора ­километра потянулись сосны. Внезапно машина свернула в просвет между стволами, который я ни за что бы не заметила, если бы мы сюда не заехали. Вокруг нас возвышались деревья, и если­ бы решил опуститься туман, то принц вряд ли бы нашел узкую дорогу, которая петляла между деревянными колоннами и нависающими ветками. Но впереди виднелся свет, и мы уверенно продвигались вперед, пока стволы не разошлись, уступая место выстриженной из хвойных кустарников арке, в которой находились широко распахнутые ворота.
        Я ахнула.
        Мы оказались на лугу. Земля здесь была полностью покрыта зеленым ковром, который кое-где украшали островки фиолетового, оранжевого и розового цвета. По одной стороне даже проходил небольшой акведук. Подъездная дорога пересекала луг по центру. Ее окружали те же деревья, что обрамляли этот вечнозеленый уголок по периметру. Мы свернули чуть в сторону, так что я не видела, что же лежало дальше, но потом деревья образовали ровную аллею и моему взгляду предстал вид не менее живописный, чем этот луг.
        Дом напоминал строение времен короля Георга. Его центральная часть была украшена четырьмя встроенными в стену колоннами, по бокам располагались два крыла. Это выкрашенное в белый цвет здание было высотой всего в три этажа. Я с облегчением вздохнула. Несмотря на красоту дома и его очаровательных окрестностей, для тех, кто тут жил, он был довольно скромным.
        Дорога расширялась, образовывая кольцо для разворота, и из маленькой двери чуть ниже приподнятого над землей первого этажа вышел шофер. Принц заглушил мотор и отстегнул ремень, но выходить не стал. Повернувшись ко мне, он улыбнулся уголками губ.
        — С возвращением, миледи.
        Времени на то, чтобы ответить или спросить, что он имел в виду, принц мне не оставил. Схватив мою сумку с заднего сиденья, он вышел из машины. Я последовала его примеру, но осталась возле автомобиля. Шофер сел за руль и отъехал. Я смотрела, как машина удаляется, и искренне хотела сидеть внутри. Но я была здесь, а это означало, что мне придется посмотреть в лицо реальности.
        Приличия, дитя,  — это самое главное.
        Я пошла вперед, но принц быстро обогнал меня и, двигаясь на шаг впереди, повел по ступеням к большой двери, которая уже была распахнута. Я сделала быстрый вдох, сцепила руки, чтобы они не дрожали, и вслед за ним перешагнула порог.
        Времени рассматривать интерьер у меня было немного, потому что мой взгляд сразу упал на четырех человек, которые стояли в центре зала. Принц остановился совсем рядом с ними, я тоже подошла и сделала то, о чем еще месяц назад и подумать не могла: я опустилась в глубоком реверансе.
        — Ваше Высочество,  — сказала я хорошо отполированному полу.
        Мне показалось, что прошло очень много времени, прежде чем я услышала ответ:
        — Леди Отэмн.
        Я выпрямилась, пытаясь убедить себя, что худшее уже позади.
        — Как приятно вновь видеть вас.
        Принц Лорент, герцог Виктория, старший брата короля, с которым они были очень близки, стоял передо мной и улыбался. Мой мозг сразу же начал перебирать картинки с изображениями короля в поисках сходства. Когда я была ребенком, король произвел на меня сильное впечатление. У его старшего брата были такие же пепельно-белые волосы и, конечно, голубые глаза рода Атенеа. И хотя он был старше на несколько десятилетий, этот мужчина казался намного моложе, чем его брат в моих воспоминаниях. В его волосах не было седины, а морщины на лице оказались только у рта  — от смеха, а не от переживаний.
        — Вы помните мою жену и младшего сына, принца Элфи.
        Это не было вопросом, и я каждому из них улыбнулась. Принца Элфи я помнила хорошо  — я помнила, как он дразнил меня при дворе!  — но сейчас была поражена тем, каким взрослым он казался. Ему, должно быть, где-то двадцать один, но он выглядел не просто зрелым, а не по годам взрослым. Еще одним шоком для меня стало то, насколько он и второй принц, Фэллон, стали со временем похожи. Они могли бы быть родными, а не двоюродными братьями. Даже легкая улыбка была одинаковой: ровные губы посредине, приподнятые уголки по краям. А вот его жену, принцессу и герцогиню, я, напротив, помнила лишь как размытый образ женщины в черной вуали на похоронах моей бабушки.
        Непредставленной осталась только молодая женщина, стоявшая рядом. Она уж точно не была похожа на Атенеа, и ее черты казались мне смутно знакомыми.
        Принц Элфи сделал небольшой шаг вперед и взял женщину за руку.
        — Это моя девушка, леди Элизабет Блетчем.
        Из моего горла вырвался сдавленный звук, который был хорошо слышен в тишине зала. Как же я раньше не вспомнила! Это была леди Элизабет Блетчем  — женщина, которая весь прошлый год флиртовала с одним из человеческих принцев. Очевидно, к нему она интерес потеряла.
        Если она и заметила мое удивление, то предпочла оставить его без внимания. Все еще держа пальцы принца в своей руке, она опустилась в неглубоком реверансе.
        — Леди Отэмн, я так рада с вами познакомиться! Мой отец был знаком с покойной герцогиней и очень почтительно о ней отзывался.
        Я выдавила из себя улыбку. По-другому реагировать на упоминание о бабушке в подобном контексте я просто не умела. Я увидела, что принц Фэллон посмотрел в мою сторону, и задумалась о том, что именно рассказал он своей семье обо мне.
        Леди Сейдж ждала от меня ответа, когда же его не последовало, она отпустила руку принца, наклонилась  — она была значительно выше меня  — и, к моему величайшему удивлению, поцеловала меня в обе щеки.
        — Надеюсь, мы подружимся,  — прошептала она.
        Я не шевельнулась. Не принято было позволять себе такую близость с людьми, которых видишь в первый раз, и у меня возникло то же ощущение, что и в машине Фэллона, когда он положил руку мне на колено, подвозя меня домой. Такие прикосновения оставляли ожоги, похожие на те, что я почувствовала на своей ладони в последнем сне.
        Старшая из женщин избавила меня от необходимости отвечать.
        — Фэллон, почему бы тебе не отвести герцогиню наверх и не показать ее комнату? А потом мы все встретимся на террасе. Я прикажу подать чай и кофе.
        — Конечно.
        Я опустилась в глубоком реверансе, а младший из принцев взял мою сумку и пошел с ней к лестнице.
        — Фэллон, сумку может взять Четвин,  — сказала принцесса, уходя.
        Ее племянник замедлил шаг и развернулся спиной к лестнице. Я шла на несколько шагов позади, поэтому видела, как сильно он покраснел. Его глаза расширились, будто он пытался ей что-то сообщить.
        — Я справлюсь, тетя,  — сказал он тоном, который подразумевал, что ее предложение оставить сумку было глупым.
        Раздался взрыв хохота, на что ответом младшего принца стал еще более яркий румянец  — даже его глаза стали отливать розовым, что было необычным для Сейдж, которые, как правило, могли держать свои эмоции под контролем. Заметив мой взгляд, он прикусил губу и пожал плечами, а потом повернулся и зашагал к лестнице.
        Это меня позабавило, но я была рада, что принц не смотрел мне в лицо, потому что не хотела унизить его еще больше. Я могла только представить, как ужасно, должно быть, принадлежать к группе темных существ, которые не контролируют свою магию, как мы,  — тех, кто, как вампиры, используют магию только для того, чтобы жить, пусть и будучи хищниками. Их глаза, должно быть, выдают каждую эмоцию.
        До блеска начищенная лестница красного дерева наверху переходила в галерею, которая, в свою очередь, разделялась на два коридора, что вели к каждому крылу. Мы свернули направо. Этот коридор был светлый и просторный, на бледно-желтые стены падал свет из окна, которое располагалось в самом конце. По обеим сторонам на значительном расстоянии друг от друга нахо­дилось по четыре двери. Мы остановились у последней справа.
        Филенчатая дверь была выкрашена в белый цвет, а дерево между секциями покрыто, как мне показалось, сусальным золотом, хотя рассмотреть внимательно мне не удалось, потому что мой провожатый открыл дверь и зашел в комнату. Я проследовала за ним.
        Скромность внешнего убранства поместья и его зала была обманчива  — и это еще мягко сказано. Сдержаться, чтобы не ахнуть, меня заставило только присутствие принца. Вместо этого я с усилием сглотнула.
        Мы оказались к комнате, похожей на гостиную: тут напротив друг друга стояли два бледно-золотистых дивана, а разделял их кофейный столик из такого же темного, отлично отполирован­ного дерева, как и лестница. Под ними лежал большой небесно-голубой ковер, украшенный, словно разрисованная картина, тысячами золотых цветов и геральдических лилий. Три окна, подоконники которых были почти на уровне моих коленей, располагались на дальней стене и выходили на тот самый вид, который заворожил меня, когда мы подъезжали. Но внимание мое привлек потолок: над диванами он был многоуровневый, с люстрой из десятков стеклянных подвесок, что висела по центру. В углублении располагалась фреска, изображавшая бледно-голубое небо с облаками цвета слоновой кости; вокруг основания люстры облака были слегка подкрашены персиковым отсветом солнца, которое было изображено на купидоне с одной из сторон.
        — У тебя одни из лучших апартаментов. Здесь очень спокойно,  — сказал принц и поставил сумку на один из диванов.
        Я отвела взгляд от потолка.
        — Мы живем в другом крыле, Элфи любит безумно громко включать музыку,  — продолжил он, словно почувствовал не­обходимость объяснить свой изначальный мечтательный комментарий.
        Я не обращала на него внимания, рассматривая сводчатый проход в одном конце комнаты и дверь в другом.
        — Гардеробная и ванная,  — пояснил принц, заметив мой взгляд.
        Я отвернулась к противоположной стене. Слева был вход, но оставалась еще третья дверь. Я смотрела на принца боковым зрением и ждала пояснений. Он улыбнулся, и большего мне не было нужно. Я направилась туда и от нетерпения чуть ли не рывком открыла дверь.
        Передо мной была великолепная двуспальная кровать с небольшим пологом, на котором закреплены кремовые портьеры. Доходившая до половины стены спинка в изголовье была затянута той же тканью. Здесь же был туалетный столик, точно покрытый сусальным золотом, и многоуровневый потолок, казалось, был покрыт тем же дорогим материалом. По сторонам окон на передней и задней стенах располагались полуколонны. В комнате было столько света, что он отражался от белых стен и сусального золота, образовывая на деревянном полу узоры, напоминающие осколки стекла.
        Мое первое впечатление, будто ничто не готовило меня к такой пышности, улетучилось, когда я обратила внимание на детали, цветовую гамму и гротескную экстравагантность, ведь дворец в Атенеа был украшен в почти идентичном стиле.
        Мой восторг стал уменьшаться, когда я напомнила себе, что предстоит терпеть в обмен на возможность остановиться в этой комнате, и нехотя вернулась в гостиную.
        Принц ждал меня.
        — Я хотел бы извиниться за них.  — Он показал вниз, и я предположила, что он имеет в виду свою семью.  — Они очень…
        Он несколько раз открыл и закрыл рот.
        — Очень в духе Дома Атенеа?  — закончила я, надеясь, что он не воспримет это как оскорбление.
        Он выдохнул и слегка усмехнулся.
        — Да. Именно. И очень не похожи на Дом Элсаммерз.
        Теперь была моя очередь слегка смущенно улыбнуться.
        — У тебя прелестная улыбка. Тебе следует пользоваться ею чаще.
        Улыбка, которую принц только что похвалил, сошла с моего лица. Его глаза расширились, и он снова покраснел, как будто его удивили собственные слова. Я крутила выбившуюся прядь волос.
        — Нам, наверное, пора спускаться вниз,  — быстро сказал он, избегая смотреть на меня.
        Декор первого этажа был выполнен в том же стиле: сусальное золото, фрески, высокие потолки и большие окна, свет из которых заливал все вокруг. Как и наверху, принц провел меня в самый конец коридора, где застекленные створчатые двери выходили на крытую веранду. Вокруг кованого круглого стола сидели его дядя, тетя и леди Элизабет; принц Элфи устроился у ее ног на деревянных ступеньках, что спускались в сад.
        — Как раз вовремя,  — сказал дядя Фэллона, когда мы заняли два свободных стула.
        Слуга в белой рубашке с накрахмаленным воротником и пиджаке с расшитым гербом Атенеа подавал чай и кофе. В центре стола уже стояли вазы с булочками и джемом. Я предпочла чай и краем глаза наблюдала, как принц Фэллон кладет сахар в кофе.
        — Вы не переживайте, все веганское. Мы в этом отношении очень строги. Поэтому не стесняйтесь,  — сказала его тетя в тот момент, когда мне в чай наливали соевое молоко.
        Из вежливости я взяла булочку, хотя и не была голодна. Намазывая джем на крошащуюся булку, я сквозь ресницы рассматривала принцессу и герцогиню.
        Я сразу отметила ее идеальный вид: ее светлые блестящие волосы лежали гладко, и все  — от украшений на шее до теней на веках  — подходило к мятно-зеленому пиджаку и длинной юбке. Ее наряд выделялся, поскольку остальные были одеты в простые штаны или джинсы.
        Что ж до леди Элизабет Блетчем, то она была простушкой. Ее светло-каштановые волосы были разделены пробором и собраны в хвост, а глаза казались слишком маленькими относительно других черт. Она была очень высокой, ростом почти со своего парня, и с похожей мальчишеской фигурой  — правда, в отличие от него, выглядела она лет на восемнадцать, хотя и была почти на десять лет старше. Но несмотря на все это у нее, ­казалось, была особая способность очаровывать принцев, хотя не следует упускать из виду тот факт, что ее отец, к немалой своей­ выгоде, контролировал окружающие Лондон графства.
        Тетя Фэллона заметила мой взгляд и, поднося чашку чая к губам, улыбнулась мне. Я тут же опустила глаза и откусила кусочек булки, сожалея, что приходится ее есть. За исключением ударов ложками по фарфору и чириканья птицы на соседнем кусте все было тихо. Я знала, что мне полагается что-то сказать.
        — Здесь так красиво и уединенно. Въезд совсем не виден с дороги.
        Разговор всегда должен оставаться непринужденным, дитя. Избегай политики и не высказывай своего мнения.
        Принцесса снова улыбнулась и поставила чашку на стол.
        — Да, это одна из причин, по которой мы выбрали это место. Но дом был в ужасном состоянии, когда мы купили его. Нам пришлось провести все лето в Лондоне, руководя ремонтными работами.
        Я посмотрела на леди Элизабет. Интересно, это там она познакомилась со своим вторым принцем?
        — Я тоже летом была в Лондоне.
        — Мы слышали об этом и должны извиниться, что не нанесли вам визит. Мы старались держаться в тени.
        — Разумеется,  — улыбнулась я, показывая, что не обиделась. На самом же деле если бы я знала об их местонахождении, то сбежала бы из столицы.
        Она, похоже, осталась довольна тем, что я поучаствовала в разговоре, и повернулась к мужу, лицо которого выражало вежливую заинтересованность, хотя глазами он неотступно следил за тем, как слуга выкладывает пирожные на подставку.
        — Но нам придется скоро вернуться в Лондон. Я еще даже не начинала покупать рождественские подарки детям, не говоря уже о внуках.
        — Да, дорогая,  — только и ответил он.
        Его сын поднялся со ступенек.
        — Подарки  — это несложно. Для Нэри и ее живота купи годовой запас подгузников, а для Клареа и Ричарда  — романтический тур…
        — И боксерскую грушу для Чаки,  — вставил Фэллон, улыбаясь.
        — Не надо шутить над проблемами твоего брата с управлением гневом, Фэллон,  — сказала тетя, но принц Элфи уже говорил одновременно с ней:
        — «Как разговаривать с девушками» для Генри и «Политика для чайников» для дяди Ллириада…
        Его перебила легкая затрещина, которую отпустила мама.
        — Ведите себя прилично, молодой человек, у нас гости.
        Он выпрямился и показал ей язык, а потом уселся на место с видом поставленного в угол ребенка. Мне показалось забавным, что он только что назвал короля дядей Ллириадом.
        Принц Лорент как раз доел пирожное с кремом и теперь гонял по тарелке крошки, пытаясь подцепить их пальцем.
        — Не знаю, почему вокруг Рождества такая шумиха… Говорят, что это праздник мира и добра для всех людей, но это настоящий ад и источник седых волос для всех Сейдж в Атенеа.
        Его жена игриво хлопнула его по колену.
        — Вот еще вздор!
        Он приподнял бровь.
        — Тебе не приходится гоняться за этими маленькими дьяволами, которых ты называешь карапузами.  — Он повернулся ко мне и леди Элизабет, качая головой.  — Я не помню ни одного года, когда бы ужин не закончился бросанием еды друг в друга или случайным возгоранием гирлянд.
        Зимний сезон, который начинался с бала в честь Осеннего равноденствия и заканчивался Новым годом, был зрелищем величественным, и все, кто имел хоть малейший шанс, появлялись на празднествах при дворе. Но рождественский день всегда оставался семейным праздником: дворец заполнялся всеми членами семьи Атенеа, а их было около сотни. Это был верный путь к полнейшему хаосу.
        Леди Элизабет на удивление по-девичьи рассмеялась  — я ждала, что ее смех будет глуше.
        — Никогда не приглашай меня в свои спутницы на Рождество, Эл.
        Он что-то пробормотал в ответ и поцеловал ее руку. Я опустила взгляд на свою тарелку, сделав вид, что ничего не заметила, и откусила кусочек от едва начатой булочки.
        Снова раздались голоса, и я услышала, как принцесса обратилась к своему племяннику:
        — Фэллон, почему бы тебе не сопроводить леди Отэмн на прогулке по саду, пока не стемнело? К вашему возвращению ужин будет готов. Не переживайте, дорогая, все будет неофициально,  — добавила она, обращаясь ко мне.
        Принц встал, и я поспешно последовала его примеру, оставив бльшую часть булочки на тарелке.
        Посыпанная гравием дорожка извивалась змеей, и я шла за принцем между домом и увитой плющом стеной, которая служила границей сада. Стена была на самом деле скалой, которая возвышалась над домом и закрывала его от пронизывающего ветра. Цветов на клумбах было немного, зато среди молодых кустарников в изобилии были видны проволока и решетки для вьющихся растений. Когда они подрастут, сад будет очень красивым.
        Мы шли по тропинке, что следовала вдоль небольшого журчащего ручья, время от времени пересекая его по горбатым мостикам.
        — Иногда мне кажется, что я сошел с ума, но Англия нравится мне больше Австралии.
        — Неужели?  — ответила я, очень удивленная.
        Как пустынное место может кому-то нравится больше, чем такой живой и подходящий для Сейдж город, как Сидней?
        — По загару я, конечно, скучаю.  — Он вытащил руки из карманов куртки и вытянул их так, что приподнявшиеся рукава рубашки открыли линию загара на запястьях.  — Но мне нравится, что здесь зелено и спокойно.
        — Ты совсем не скучаешь по Австралии?
        — Нет.
        Я остановилась, прикусив язык. Он сделал еще два шага, прежде чем понял, что меня рядом нет.
        — Отэмн…
        — Ты разве не скучаешь по Аманде?  — выпалила я, чуть не запнувшись, когда произносила имя его бывшей девушки.
        Принц с трудом сглотнул: я заметила, как его адамово яблоко поднялось и снова опустилось.
        — Нет. По крайней мере не так, как ты предполагаешь.
        Он повернулся на каблуках и пошел дальше.
        Моя попытка казалась безнадежной, но я все-таки сказала ему в спину:
        — Я не понимаю.
        Я потеряла его из виду, когда он исчез на веранде и свернул за угол. Я побежала вперед, обогнула большой куст фуксии, который скрывал облокотившегося на перила очередного маленького моста принца, и медленно подошла к нему. Он смотрел на воду так, будто это был портал, потому что когда я подняла взгляд на его глаза, то поняла, что в водной глади он видел то, что было недоступным для меня, и думал о том, чего я не могла с ним разделить.
        — Я никогда не любил Аманду.
        Я крепко схватилась за перила.
        — Что?
        Мой неосторожный вопрос вернул его к реальности, и вода стала отражать лишь тень нависшего моста.
        — А она не любила меня. Мы были… не знаю, как это объяснить… наверное, просто друзьями, которые спали вместе.
        — О…  — мягко выдохнула я.  — Я… я не думала, что ты такой.
        — Нет! Нет, ты неправильно поняла.
        Он опустил голову на руки и пробормотал что-то себе под нос. Я не могла разобрать слов, пока он не убрал руки, проведя ими по волосам.
        — Это был взаимовыгодный союз.
        Вздохнув, он выпрямился, пересек мост и развернулся в пол-оборота, приглашая меня присоединиться. Я колебалась.
        — Позволь мне все объяснить,  — предложил он. И добавил:  — Прошу вас, герцогиня.
        Что-то во мне привело ноги в движение, и я, сама не понимая как, пошла рядом с ним. Его руки потянулись к карманам джинсов, и он сделал глубокий выдох, а потом коротко вдохнул.
        — Возможно, то, о чем я буду говорить, будет для тебя непонятным из-за того, что случилось с твоей бабушкой тогда, но ты помнишь нетерпеливое желание повзрослеть, которое испытываешь, когда тебе четырнадцать?
        Я не видела связи между его вопросом и темой нашего разговора, но понимала, о чем он говорит. В четырнадцать мне казалось, что я уже выросла. Я считала себя взрослой. Я вряд ли тогда поверила бы, что за какие-то восемнадцать месяцев стану более зрелой, чем за все предыдущие годы, что к своим неполным шестнадцати стану совсем другой.
        — Да, я понимаю.
        Он ненадолго закрыл глаза и сухо засмеялся.
        — У меня в четырнадцать лет была чрезмерно раздутая уверенность в своей взрослости. Мне надоело быть под присмотром родителей в школе в Атенеа; я считал себя выше этого, поэтому предпочел поехать хранителем в Австралию. Я многого ждал от этой поездки. Но и у прессы хватало ожиданий.
        Он выглядел довольно жалко, глядя на скалу, но не видя ее, и так глубоко засунув руки в карманы, что они казались негнущимися. Мне стало интересно, выгляжу ли я так же, когда моя голова чем-то занята. Мне не хотелось, чтобы меня жалели.
        — Меня назначили хранителем в школу-пансион в Сиднее и приставили ко мне охрану. Школа оказалась небольшая, но там уже было около десятка других хранителей-Сейдж. С ними и с группой людей я довольно быстро подружился.
        Это я уже знала. Как и полагается девочке десяти лет, я влюблялась в знаменитостей, поэтому следила за каждым его движением,  — хотя рассказывать принцу об этом я не собиралась.
        — Первый год прошел отлично. У меня были друзья, я хорошо учился, и у меня наконец появилась возможность управлять теми аспектами собственной жизни, которые я раньше не контролировал, например распоряжаться своими деньгами… но в конце года начались проблемы. Мне было пятнадцать и…
        Его голос стих, а между бровями пролегли складки, когда он, глядя на меня, склонил голову к плечу.
        — Боже правый, я был твоего возраста… но ты более здравомыслящая, чем я был когда-либо.
        Я не знала, что ответить. Я подумала, что принц сделал мне комплимент, но его голос был слишком задумчивым, чтобы я поверила, что это сделано намеренно, и потому промолчала.
        Он покачал головой.
        — Я становился старше, а значит, папарацци обращали на меня все больше внимания. Выходили статья за статьей с информацией о девушках, с которыми я будто бы ходил на свидания или даже спал… Хотя все это было неправдой,  — поспешно добавил он.  — Но они все-таки заметили, что я сблизился с Амандой. Мы были просто добрыми друзьями, мне даже в голову не приходило пригласить ее на свидание… Но пресса видела то, чего не было, и начался прессинг. Я должен был выступить героем нового королевского романа. Ее журналисты тоже преследовали. Жизнь стала просто невыносимой.
        Принц пристально смотрел на меня, и возникло ощущение, что он ожидает моей реакции. Но мое лицо оставалось непроницаемым, насколько это было возможно.
        — Аманда и тогда была амбициозной. Как любая девушка из знатной семьи, она мечтала о карьере при дворе и очень интересовалась политикой. Но ее семья наживала свое состояние с нуля, и Аманда прекрасно понимала, что происхождение не позволит ей быстро получить влияние при дворе, чего она так хотела. А мне… мне нужно было дать прессе то, чего они ждали.
        До моего слуха донесся шум воды. Мы шли по заплетенной розами аллее, и я все думала о том, что принц сказал и что, как мне показалось, имел в виду.
        — И вы заключили сделку.
        Он вздрогнул.
        — Это было только временно. Мы должны были сходить на пару свиданий и появиться целующимися на нескольких фотографиях. Все получилось так, как мы и планировали: первые несколько недель папарацци с ума сходили, а потом все затихло. Летом я взял Аманду с собой в Атенеа, и она смогла наладить нужные связи. Семье моей она понравилась. Они ей помогали. Но, думаю, они знали, что происходит. Знали, что долго это не продлится.
        — Но ведь продлилось.
        Он нервно засмеялся и провел рукой по затылку, ероша влажные волосы,  — в воздухе висели мелкие капли влаги.
        — Думаю, мы оба не торопились с разрывом. И мы… к тому моменту мы спали вместе.
        — А-а… И ты уверен, что чувств у тебя к ней не было?
        Он снова усмехнулся.
        — Пожалуйста, перестань выглядеть такой проницательной, а то я чувствую себя набедокурившим школьником.
        Я не знала, какое выражение моего лица вызвало у него такой комментарий, и сконфуженно улыбнулась тропинке.
        Он продолжил:
        — Признаюсь, что-то я все же чувствовал. Аманда была мне небезразлична, я готов был защищать ее, но не было страсти, я никогда не чувствовал, что она нужна мне. Прошлым летом мы почти два месяца провели порознь, но не страдали от этого. Мы не жаждали увидеть друг друга.
        Мы наконец вышли с веранды, и я ахнула  — правда, ни он, ни я не услышали этого за шумом, который издавала вода, обрушиваясь с почти километровой высоты и исчезая в земле. Она ударялась о камни, и брызги отлетали вверх. Это напомнило мне грозу, когда принц подвозил меня домой.
        — Раньше здесь был карьер!  — прокричал он, перекрывая шум воды, и остановился у ограждения, которое отделяло полукруг провала. Он оперся локтями о металл и принялся раскачиваться на пятках  — стоять спокойно было не в его характере. Он снова заговорил, но я видела только движение губ.
        — Что?  — прокричала я в ответ.
        Принц смутился и повторил то, что сказал. Я засмеялась. Я не слышала ни одного слова из того, что он произнес, и попыталась сообщить об этом, но он только улыбнулся.
        Нагнувшись, он убрал мои волосы за ухо и, придвинувшись совсем близко, довольно громко сказал:
        — Хочешь, покажу красивый вид?
        Я замерла, когда его рука коснулась меня, осознавая, что если совсем немного наклонюсь вправо, то плечом дотронусь до его груди. Мои глаза остановились на его белой рубашке, которая оттенялась бежевой курткой. Я видела, как принц дышит… Я кивнула.
        Он показал вверх и начал огибать водопад, еле увернувшись от воды, которая, ударившись о камень, пролетела над ограждением как раз в его сторону. Это вывело меня из транса, и я засмеялась, отбивая воду, которая летела в меня.
        Вдруг он разбежался и, прыгнув, исчез за завесой из мельчайших капель воды. Я последовала за ним чуть дальше за границу влаги и побежала вверх. Даже в удалении от водопада здесь висел пар. Я прорвалась сквозь эту суспензию и увидела принца, который стоял у еще одного ограждения у края скалы. Я остановилась рядом.
        Я была рада, что приняла его предложение. Вид здесь был великолепный. Скала оказалась настолько высокой, что позволяла взглянуть поверх дома на лощину, где раскинулся луг. С этого места сосны по периметру походили на воронку, что конусом уходила к дороге. Я различила, как вдали зеленая линия превращается в серую и исчезает в направлении Принстауна.
        Веселый ручей, что падал в старый карьер, остался слева, и я пробежалась глазами по его руслу. По небольшому склону он спускался среди мха и кустарника, а вдалеке виднелись кусты утесника и гранитные вершины холмов.
        Я повернулась, чтобы охватить всю панораму взглядом, и почувствовала, как уголки губ поползли вверх.
        — А вы здесь достаточно защищены?
        Принц растянул губы в обычной хитроватой улыбке, присел на корточки и водил рукой по земле, пока его пальцы не сомкнулись вокруг чего-то. Я увидела небольшой камень, который он запустил в сторону ближайшего холма.
        Внезапно камень замер в воздухе, а потом упал на землю. Одно­временно послышался жуткий треск, и в тот же момент проявился огромный купол щита. В месте удара камня поверхность его была треснувшей, разбитой на осколки, разделенные чем-то похожим на ярко-синие молнии, которые постепенно выгорали, бледнели и, казалось, заживали. Я смотрела, как края, что тянулись как раз над карьером, быстро исчезают, и замерла, пораженная тем, как хорошо все было организовано. Массивные защитные щиты, которые без разрешения не пропускали ничего, кроме основных элементов,  — это тоже было в стиле Атенеа.
        Когда щит снова стал невидимым, я облокотилась на ограждение, размышляя, как же снова вернуть разговор к Аманде. Эта история интриговала: они отлично все провернули, и рассказ принца стал для меня откровением. Но, оглядываясь назад, я понимала, что в этом был смысл. Они никогда не выглядели уж очень влюбленными.
        — Так, значит, ваш с Амандой разрыв не был такой трагедией,­ как об этом писали в газетах?
        Он выглядел удивленным, что я вернулась к этой теме.
        — По сути, да. Строго говоря, инициатором разрыва был я, но мы остались в хороших отношениях. Она знала, что я хотел поехать в Англию, и, думаю, тоже была готова двигаться дальше. Мы остались друзьями. Просто друзьями.  — Он опять покраснел, хотя на этот раз глаза остались голубыми.
        Слева от дома на высоту скалы взлетел канюк, и я принялась разглядывать его коричневое оперение, стараясь не выдать, насколько меня интересовал ответ на следующий вопрос:
        — Ваше Высочество, почему вы все это мне рассказываете?
        Я услышала, как он выдохнул.
        — Помнишь, я говорил, что хочу общаться на равных? Я не хотел, чтобы ты была обманута, как все остальные.
        В отличие от случая в машине, на этот раз мне было по-настоящему лестно. Принц, похоже, стыдился этого эпизода своей жизни, ему было однозначно неловко рассказывать о таком, но он сделал это, несмотря ни на что.
        — Спасибо,  — пробормотала я, пытаясь выразить то, что рада такому откровению, что мое мнение о нем не стало хуже и что я ему благодарна.
        — За что?
        — Просто спасибо.
        Мне на нос упала капля воды, следующая очутилась на ладони, а когда я запрокинула голову, еще несколько капель тут же оказались на моем лице.
        — Начинается дождь,  — пробормотала я,  — не пора ли нам вернуться?
        — Да. Да, думаю, пора,  — ответил принц со вздохом.



        ГЛАВА 16
        ФЭЛЛОН



        Я сел в ближайшее к камину кресло, наблюдая за тем, как дядя ставит стакан бренди и любистка на деревянный стол возле стула с очень прямой спинкой. Привычка пить этот согревающий напиток зимой появилась у него еще в молодости, когда он путешествовал вблизи Девона, и дядя клялся, что он «улучшает пищеварение». Мне казалось, что если бы с Девоном можно было ассоциировать какой-то вкус, то это был бы вкус именно этого напитка.
        Отэмн удалилась немного раньше под предлогом, что ей нужно закончить какое-то домашнее задание. Я знал, что мне следовало бы сделать то же самое, но никак не мог найти нужную мотивацию. Ее самоотверженность никак не сочеталась с плохой посещаемостью школы, которую заметили и я, и уж наверняка ее родители.
        Дядя развернул газету. Как всегда, бльшую часть первой полосы занимала фотография Виолетты Ли и заголовок статьи о ней. Шок еще не прошел, да и не пройдет, как мне кажется, пока ситуация не разрешится. Моя тетя, которая читала через плечо дяди, прищелкнула языком и пробормотала что-то нелестное о вампирах.
        Я нахмурился, а Лизбет и Элфи посмотрели заинтересованно.
        Тетя обошла вокруг стола и села напротив меня.
        — Вампиры издали запрет на передачу СМИ информации по делу. Все, что газеты могут печатать, так это то, что Совет вампиров отказывается вступать в переговоры с любыми представителями британского правительства.
        Элфи встал и пошел к бару, чтобы налить себе портвейна.
        — Запрет на передачу информации  — это, по сути, запрет на публикацию. Ради всего святого, зачем им это?
        — Вот именно,  — сказал дядя, сворачивая газету.  — Зачем?
        — Ты думаешь, что-то произошло?  — спросил Элфи, стоя спиной к нам.
        — Скорее всего.
        Дядя бросил сложенную газету в камин, и пламя жадно заурчало, пожирая бумагу, дырявя листы, делая их похожими на пчелиные соты. Всего за несколько секунд лицо Виолетты Ли превратилось в пепел.
        — Единственное, что меня радует, так это то, что мы не при дворе. Пропущенные встречи Совета можно считать справедливой платой за отсутствие накаленной обстановки, которую создает вся эта история.
        Он потянулся через стол, взял тетю за руку и сжал ее, лицо его стало умиротворенным. В глубине, подальше от тепла камина, сидели Элфи и Лизбет и тихонько болтали. Я отвел взгляд. Жизнь без девушки еще не стала для меня привычной.
        Через время тетя высвободила руку и потянулась за чашкой чая.
        — Отэмн Роуз выглядит взрослой и хорошо воспитанной.
        Я понимал, что тетя хочет развеять мрачную атмосферу, что повисла в воздухе, но одновременно моей семье не терпелось поговорить о герцогине  — хотя то, что следовало бы, мы обсудить не могли. Только не в присутствии Лизбет. В таком де­ликатном деле слишком рискованно было пользоваться даже телепатией.
        Дядя отхлебнул бренди и посмотрел на меня поверх покрытого разноцветными крапинками стакана. Его глаза светились.
        — И такой же красивой, как мы ожидали.
        — И такой же богатой,  — выглянул Элфи из-за стола.
        Лизбет игриво ударила его по руке.
        — Буду знать, что привлекает тебя в женщинах.
        Было слишком темно, чтобы рассмотреть выражение лица Элфи, но он стащил ее с места, усадил к себе на колени, обнял и принялся нашептывать на ухо всякие нежности. Даже если бы я не знал своего двоюродного брата так хорошо, и то мог бы сказать, что он влюблен до безумия,  — и надеялся, что девушка отвечает ему взаимностью.
        Дядя демонстративно смотрел на меня, слегка улыбаясь. Я делал вид, что не замечаю этого. Наконец мне на помощь пришла Лизбет.
        — Я слышала, что даже ребенком она была очень похожа на свою бабушку.
        Дядя вытянул шею, чтобы посмотреть в ее сторону, вернулся назад и поставил стакан.
        — О да, я был шокирован, когда она вошла. Вылитая копия покойной герцогини.
        — Бедняжка, за ужином она почти ни к чему не притронулась,  — вздохнула тетя.  — Я не думаю, что ее мать веганка, наверное, дома она не очень хорошо питается. А в школе она много ест?  — спросила она, обращаясь ко мне.
        — Не думаю.
        Поразмыслив, я не смог вспомнить ни одного раза, когда бы видел ее за едой: казалось, она только пила кофе.
        — Возможно, тебе следует быть более внимательным к ней,  — осторожно сказала тетя, но так тихо, чтобы Элфи и, главное, Лизбет, ничего не услышали.  — После всего, что ты нам рассказал…  — Она умолкла, но продолжать и не было необхо­димости.
        Я кивнул, но внутренне все же был уверен, что Отэмн справлялась лучше, чем я мог надеяться. Она поддерживала разговор и даже смеялась, что было неимоверным улучшением по сравнению с предыдущими неделями. Но мне очень хотелось, чтобы она подпустила меня ближе хотя бы немного, в идеале  — к своим мыслям. Было неимоверно грубым биться о барьеры чу­жого сознания, но даже с этой мыслью я не мог остановить свое сознание от подъема вверх, в поисках нее. Как всегда, найти ее не составило труда  — казалось, она оставляла за собой след своей ноши, куда бы ни шла. Меня встретила бетонная стена.
        — Фэллон… Фэллон? Вот уж поистине дети Ллириада склонны впадать в ступор.
        Я оторвал взгляд от огня, на который смотрел не отрываясь, и увидел широко улыбающегося дядю.
        — И куда это ты сейчас унесся мыслями?
        Я сделал вид, будто не понимаю, о чем он говорит. Дядя с удивлением и недоверием промурлыкал что-то, и я уверен, что он отпустил бы еще один комментарий, если бы тетя не смотрела на него так пристально.
        — Пойду-ка я позанимаюсь,  — объявил я, вставая.
        У камина стало слишком жарко, но отсаживаться подальше, в полутень, где витал дух амуров и приторного флирта, мне не хотелось. Глаза тети потемнели, но она все же пожелала мне спокойной ночи, как и трое остальных. Но я высыпался все три предыдущие ночи и сегодня не собирался заниматься этим.
        Поднимаясь в левое крыло, я невольно отметил про себя, как быстро шел и как живо отзывалось на мои шаги эхо в зале, когда я вприпрыжку бежал по ступенькам. Я действительно планировал позаниматься, просто не собирался делать этого в одиночку.
        Перемещение в противоположную от своей спальни сторону я оправдывал тем, что больше всего проблем у меня с английской литературой… мне нужна помощь.
        Слуги решили не зажигать лампы, что висели на стенах,  — луна из единственного окна достаточно ярко освещала коридор. Чем ближе я подходил к двери комнаты Отэмн, тем тише становились мои шаги. Меня снова не покидало ощущение, что я вторгаюсь на ее территорию, и если бы я остановился, меня бы поймали.
        Дойдя до двери, я почти сразу постучал. И даже когда моя рука коснулась дерева, стал раскачиваться на каблуках, чтобы не прекращать движения. Когда ответа не последовало, я постучал еще раз и тихо позвал ее по имени. Я стучал еще несколько раз, но ответом мне оставалась тишина, которую я воспринял как приглашение войти.
        Внутри было пусто. Ни люстра, ни лампы не были зажжены, и снова единственным источником света оставалась луна. Шторы еще не были задернуты, а ее сумка стояла на диване, где я ее и оставил. Но она была раскрыта, и несколько вещей свисали через край. Я автоматически подошел, чтобы поправить их, не дать упасть на пол. И также механически отдернул руку, когда понял, что это ее трусики.
        Я отогнал мысли, которые не позволял себе на ее счет, хотя и сомневался, что у меня получится долго с ними бороться. Обходя диван, я подумал о том, как она может не догадываться о своей потенциальной власти над мужчинами.
        Может, все дело в возрасте? Ей ведь всего пятнадцать,  — напомнил я себе.
        Но еще одно, более необычное объяснение нависло над той частью моего сознания, которую я не хотел анализировать.
        Может, дело в депрессии?
        Признать это означало признать и тот факт, что она может не принять и даже не узнать чувств, которые не связаны с монстром, который питается ее горем.
        А такое признание означало, что мне придется быть абсолютно бескорыстным.
        Дверь в спальню была закрыта, из чего я предположил, что она спит. Стараясь ступать как можно тише, я подошел к письменному столу, на котором среди других книг лежала ее антология поэзии. Там же была и книга о мужском шовинизме, которую дал ей Силайа, и еще один учебник по американской поэзии. Между закрытых страниц торчал карандаш, и мне стало любопытно. Из-за переплета, который оказался весь в заломах, книга в моих руках закрывалась достаточно медленно, чтобы я успел увидеть, что возле каждого стиха вплоть до заложенной карандашом страницы были оставлены пометки. Книга, однако, закрылась не полностью, а осталась развернутой на одной из первых страниц с дарственной надписью от руки:
        Моей дорогой внучке в день четырнадцатилетия
        Страница была сильно затертая, и кое-где на очень тонкой бумаге виднелись темные пятна.
        Смутившись, я вернулся к странице, на которой был заложен карандаш. Это был стих Джеймса Уиткомба Райли «Мертвые листья». Вокруг текста совсем не осталось свободного пространства, ее почерк занимал каждый сантиметр страницы. Большинство идей были невероятно проницательными, другие  — просто сумасбродными. Мне показалось, что все скрытые смыслы она читала между строк, как легко ей давался анализ. Этому я завидовал. Мое воспитание было почти полностью основано на рационализме и практичности  — воспитание политика. Литература давалась мне тяжело. Но если бы она смогла совместить свое воображение  — свою целенаправленную креативность  — с политикой, то…
        Ты забегаешь слишком далеко вперед,  — упрекнул я себя.  — Слишком.
        Я переключил внимание с ее заметок на сам стих. Дойдя до третьей строки части, которая называлась «Рассвет», я нахмурился, и неприятная дрожь пробежала у меня по спине.
        Так, Осень, ты пришла, как неизвестность,Чтоб дать пророчества для нас из Книги Судеб…
        Мои глаза проследовали за стрелкой на самый верх страницы, где она написала скрытый смысл, который не пришел бы в голову никому, кто прочитал бы эти строки.
        Я захлопнул книгу.
        Я тяжело дышал и, только когда затихло эхо, понял, что вспотел. Убрав волосы со лба, я провел рукой по лицу.
        Внезапно до меня донесся стон, и я повернул голову в сторону спальни. Через несколько секунд стон послышался снова. Не раздумывая, я подошел к приоткрытой двери и легонько толкнул ее, открыв ровно настолько, чтобы, втянув живот, протиснуться в комнату.
        Я сделал несколько осторожных шагов. Здесь шторы тоже остались незадернутыми, и легкий ветер, проникавший через открытые окна, раздувал их. В комнате было холодно, но я все еще не остыл после камина и книги.
        Я остановился в нерешительности, когда луна неожиданно вышла из-за темнеющих туч. Луч света разрезал ее кровать ровно посредине, освещая то, что было под пологом. Покрывало было сбито в ногах, а она лежала, свернувшись калачиком, и одежды на ней было еще меньше, чем в тот день, когда я привез ей домашнее задание. На этот раз на ней не было халата, и я видел, что мурашки покрывали кожу ее ног, в районе талии исчезали под майкой и снова появлялись в ложбинке на груди. И опять исчезали там, где на плечи падали волосы.
        Как же ты можешь не понимать, что делаешь, маленькая герцогиня?
        Я не мог пошевельнуться. Я не смел пошевельнуться. Если бы она обнаружила мое присутствие… если бы я смог выйти из этого состояния транса и понять, что делаю, ни она, ни я не смогли бы простить мне этого.
        Но оставить ее замерзающей я тоже не мог. Окна я трогать не решился  — она поймет, что в комнате кто-то был,  — и стал пробираться вперед, досадуя на каждую половицу, которая прогибалась под ногами. Подойдя к кровати, я поднял покрывало, прибегнув к магии, чтобы не тянуть его, и опустил на нее сверху. Она не шевельнулась.
        Больше задерживаться я не стал и как можно быстрее и тише направился к двери. Там я обернулся. Она уткнулась головой в подушку. Губы ее раскрылись, уголки рта слегка приподнялись. Движение было едва заметным, и я подумал, что сам себя обнадеживаю. Но выражение ее лица было мирным и куда более спокойным, чем я когда бы то ни было прежде видел. Моя надежда окрепла.
        Придется удовлетвориться тем, что хоть сейчас я могу вызвать у тебя улыбку, Отэмн Роуз.
        Я оставил дверь приоткрытой, как было до моего прихода, и пошел обратно через гостиную. Выйдя в коридор, я оказался в темноте  — луна снова спряталась за тучи.
        — Conthlorno! Маньяк!  — произнес голос, и я почувствовал, как земля уходит из-под ног, когда из тени прямо на меня выскочил двоюродный брат.
        — Что ты делаешь, чертов двуликий мошенник? Хочешь, чтобы я забросил тебя в доисторические времена?
        Элфи сложил руки на груди и расправил плечи.
        — Кстати, я думаю, что двуликий из меня получился бы отличный. В любом случае, вопрос в том, что ты делаешь в комнате герцогини в…  — он замолчал и посмотрел на воображаемые часы на запястье,  — одиннадцать часов вечера?
        Я тоже расправил плечи и выпрямился во весь рост. Наши глаза оказались на одном уровне.
        — Мне нужна была помощь с домашним заданием. Но она уже спала.
        Он приподнял бровь.
        Чтобы подтвердить свои слова, я выругался, перейдя с сей­джеанского, на котором мы говорили, на английский (общаясь в школе только на английском, я выучил несколько витиеватых выражений), и неохотно опустил барьеры вокруг своего сознания. Достав последнее из воспоминаний, я позволил Элфи просмотреть его. Он остановился на эпизоде с книгой и поскорее промотал все, что случилось в спальне. В его груди родился глухой звук, и он снова вернулся к книге.
        — Убедился?  — спросил я.
        Похоже, он был удовлетворен и, опуская руки, погрозил мне пальцем совсем как его мать. Оставаясь в моих мыслях, он заставил меня вернуться к картинке того, как я проскальзываю в ее спальню.
        — Ц-ц-ц, Фэллон, так принцы Атенеа не поступают.
        — Закрой рот!  — выдохнул я, ударив его по руке и уходя прочь.
        Меня захлестнула такая волна смущения, что я почувствовал, как глаза становятся розовыми. Но то, что он сказал, было правдой. Мы не были скромниками  — многие из мужской половины нашей семьи были далеки от этого,  — но оставались негласные правила, которым нужно было следовать, особенно если речь шла о таких девушках, как она.
        Элфи догнал меня и, идя рядом, положил руку мне на плечо.
        — Не переживай, мы все через это проходили,  — мысленно обратился он ко мне словно в ответ на мои переживания.  — По крайней мере здесь твой судья только я, а не папарацци.
        Из-за нее  — больше, чем из-за себя!  — я был этому несказанно рад. Но сейчас меня беспокоило кое-что более глобальное.
        — Элфи, ты думаешь, я правильно поступаю? С учетом всего остального?
        Он снял руку с моего плеча, и мы, ускоряя шаг, начали спускаться по лестнице.
        — Хотел бы я быть провидцем и дать тебе на это ответ. Но я, увы, не могу. Если тебе интересно мое личное мнение, то да, я бы сказал, что все правильно.
        Он остановился и, опершись на деревянную поверхность перил, обернулся ко мне.
        — Для меня это важно,  — пробормотал я, и мой голос эхом отразился от высокого потолка.
        Элфи выдохнул сквозь сжатые губы и, усмехнувшись, хлопнул меня по плечу.
        — Знаю, дружище.
        Я почувствовал, как он исчез из моего сознания. И в тот же момент ощутил прикосновение сознания Лизбет, которая искала своего парня. Элфи нахмурился, потом снова усмехнулся.
        — Как ты смотришь на то, чтобы сыграть в «Mario Kart»? Эл и Фэл против могущественной Лизбет?
        Я покачал головой:
        — У вас от этой игры уже зависимость.
        — Этого я не отрицаю. Давай же! Иначе она меня точно обыграет.
        Я пожал плечами, направляясь к другому коридору.
        — Ну, не знаю…
        Едва я сделал пару шагов, как он оказался передо мной, щелкнув пальцами так, что перед глазами вспыхнули искры. Я отступил.
        Он явно хочет, чтобы я бесплатно отправил его домой в Ванкувер.
        — Фэллон Атенеа, даже второй претендент на трон, отправившийся в свою первую дипломатическую миссию, имеет право иногда расслабляться. Давай же! И никаких отговорок.



        ГЛАВА 17
        ОТЭМН



        К вечеру воскресенья сказанные несколькими неделями раньше слова мистера Силайа «Все будет не так плохо, как тебе кажется» отозвались в моей душе. Все было не так уж плохо. Я хорошо спала, кошмары мне больше не снились, и свободного времени у меня почти не оставалось: то я помогала принцу Фэллону с домашним заданием по английской литературе, то слушала, как двоюродные братья без устали добродушно поддразнивают друг друга, то восхищалась бальными платьями леди Элизабет, которые заполняли дом ее парня. Иногда даже ощущение того, что сам воздух хотел стащить меня в изнуренность и бездеятельность, улетучивалось, как туман над пустошью, и у меня получалось поддерживать разговор или размышлять не только о том, как бы пережить этот день, а даже задумываться о будущем. Я чувствовала себя лучше, чем все это время после возвращения летом из Лондона.
        Одним из самых приятных моментов были, несомненно, конные прогулки. Конюшни в поместье были прекрасные: они держали четырнадцать лошадей, из которых четыре предназначались для семьи, одна принадлежала Лизбет, а остальными гости и персонал могли пользоваться в любое время. У них даже были четыре дартмутских пони, которых принц Лорент спас от бойни после того, как их никто не захотел купить на аукционе. В субботу мы проехали по дорожке для верховой езды до самых холмов, а в воскресенье оставались недалеко от дома, наслаждаясь более живописным видом ручьев и деревьев и позволяя пони бежать следом за нами. И я поняла, как сильно скучаю по Сент-Сапфаер и всему, чем могла там заниматься.
        — Так что ты собираешься делать после Кейбл?  — спросил принц Фэллон, когда мы, выполнив домашнее задание, неспешно шли по коридору. Мы надеялись снова отправиться на прогулку, но проливной дождь, который начался в конце дня, нарушил наши планы.  — Я так полагаю, продолжать там обучение ты не планируешь.
        — Нет, не планирую. Хотя мне придется продолжить образование, чтобы поступить в Атенеанский университет. Жаль, что в Сент-Сапфаер нет старших классов. Думаю, я выберу одну из лондонских школ, а может, уеду в Женеву.
        — А как насчет атенеанской школы?
        — Сомневаюсь, что у меня будут достаточно высокие оценки.
        — Конечно будут!
        Я искоса посмотрела на него сквозь ресницы.
        — Ты мне льстишь. В любом случае, в Кейбл мне не дадут хорошего рекомендательного письма из-за плохой посещаемости.
        Побежденный, он вздохнул. На это возразить было нечего.
        — Ну, в таком случае Лондон я еще понимаю, но почему ­Женева?
        — У меня там живет подруга. Джоан Ллоаррона. Ты ее ­знаешь?
        Он нахмурился и покачал головой.
        — Если у нее нет титула, то я наверняка с ней не знаком. У тебя только одна подруга?
        Я пожала плечами.
        — Бабушка заставляла меня много упражняться в магии. У меня никогда не было времени на друзей… да я их никогда особенно и не ценила.
        — Ах, так вот в чем дело!
        Я остановилась внизу лестницы.
        — Что ты имеешь в виду?
        Он обошел перила и стал с другой стороны, так что они оказались между нами. Облокотившись на них, он опустился до ­моего (гораздо более низкого) уровня.
        — Ты всегда говоришь, будто чувствуешь, что у тебя нет друзей,  — я украдкой прочитал сочинение, которое ты сдавала ­Силайа,  — но ведь в Кейбл у тебя есть друзья, которым ты небезразлична.  — Взмахом руки принц не дал мне перебить его.  — Я надеюсь, что однажды ты поймешь, какой важной и сильной может быть их дружба.
        Я только собиралась ответить, что моя депрессия необязательно должна основываться на рациональных чувствах, как в зал со стороны зимнего сада вошел Элфи, который промок под дождем до нитки, и теперь с его одежды вода капала на пол.
        — Вы непременно должны пойти посмотреть.
        Не дожидаясь ответа, он исчез в коридоре по левую сторону. Лицо Фэллона отражало мои мысли: что бы ни вынуждало Элфи так торопиться, это стоило увидеть. Мы помчались следом, оставляя за собой эхо мокрой обуви, скрипящей по плитке.
        Мы остановились на веранде, где принц Элфи и леди Элизабет стояли, облокотившись на перила. Из переполненных водосточных желобов хлестал поток. Вода лилась на клумбы внизу, сокрушая особый сорт нежных подснежников, которые цвели осенью. Я недоумевала, по какому поводу такой ажиотаж, ведь дождь лил уже не первый час.
        А потом все стало понятно. Небо резко изменило цвет на электрик  — похожий на цвет глаз семейства Атенеа,  — и на землю обрушилось множество молний, дорогу которым преградил купол щита. Он проявился так же, как в тот раз, когда принц запустил в него камешком. Поверхность щита снова выглядела треснувшей, и послышался тот же жуткий звук, похожий на гудение электропроводов, но на этот раз он сопровождался низким жужжанием, как завывание сирены, что раздавалось по Бриксему, когда в путь снаряжалась спасательная лодка. Меня пробрала дрожь, которая унялась только тогда, когда молния пробежала по всему щиту в поисках слабого места и ушла в землю, предварительно поглотив все пространство над нами. Это была слишком дикая форма энергии, чтобы щит пропустил ее, как дождь или ветер, поэтому она воспринималась как твердый объект или магия.
        — Я в жизни не видела такой молнии.  — Леди Элизабет, казалось, шептала, хотя на самом деле я видела, что она говорит очень громко, пытаясь перекричать шум дождя.
        Ответ принца Элфи полностью заглушили гром и последовавшая за ним очередная молния, которая произвела тот же эффект, но была более яркой и разветвленной. Я вскрикнула от удивления и инстинктивно сделала шаг назад, натолкнувшись на принца Фэллона. Он остановил меня, положив руки мне на плечи, и я почувствовала их тепло сквозь промокшую футболку.
        Но его руки не могли оставаться там долго. Третьей молнии мы не увидели, потому что шум и крик  — настоящий крик!  — пронеслись по коридору, ударив нам в спины и вырвав меня из рук принца. У меня перехватило дыхание и замерло сердце, но мы уже мчались к двери.
        Я услышала, как принц Элфи выкрикивает имя отца, и побежала в гостиную, где принцесса полулежала в кресле, а ее муж ходил взад-вперед по комнате. Одетый в форму свиты атенеанского короля мужчина нервно следил за ним, оставаясь в углу.
        Принц Элфи осмотрел каждого из них по очереди.
        — Что произошло?
        Его отец резко развернулся, только сейчас заметив наше появление. Даже издалека я видела его глаза. Они были черными. Черными, а потом полностью белыми.
        — Атакована!
        Принц Элфи сделал нерешительный шаг вперед.
        — Кто? Отец, о чем ты говоришь?
        — Виолетта Ли,  — пробурчал тот, словно само ее имя было для него проблемой.
        Леди Элизабет ахнула. Я почувствовала движение воздуха, когда принц Фэллон выступил из-за моего правого плеча.
        — На прошлых выходных,  — сказал мужчина, который, должно быть, был посланником.  — На балу в честь Осеннего Равноденствия, хотя Совет вампиров известил короля Ллириада всего час назад. Нападавшим был наследник графа Валахии, некий Илта Кримсон. Он пил ее кровь и пытался изна­силовать…
        — Но ведь это самоубийство!  — выпалил принц Элфи.  — Она же находится под защитой короля и короны!
        — Она настаивает, что он пытался убить ее. И… согласно допросу его отца, у него действительно был на то мотив. А потому… да, это, по сути, было самоубийство.
        Под нашими тяжелыми взглядами он переступил с ноги на ногу. В комнате стояла гробовая тишина, которая нарушалась только шагами принца Лорента.
        — Выяснилось, что он был провидцем и знал что-то о развитии ситуации вокруг этой девушки. Они ограничили свободу передвижения его отца вторым измерением и графством Кент, потому что он, по всей видимости, что-то знает, но отказывается раскрывать эту информацию…
        — Заставьте его говорить!  — выпалил принц Элфи, сидя на полу возле кресла матери и крепко сжимая ее руку. Она не шевельнулась с момента нашего прихода.
        — Это невозможно,  — пробормотал принц Фэллон, и все взгляды обратились в сторону моего плеча.  — Это запрещают Терра. Все провидцы и их доверенные лица имеют право хранить молчание, если только их не призовут к ответу перед Советом измерений.
        — Charnt! Я забыл об этом,  — пробормотал принц Элфи.
        Ругательство заставило его мать пошевельнуться.
        — Надо было учить политику в университете,  — раздраженным шепотом пробормотал принц Фэллон.
        Я не была уверена, предназначалось ли это для моих ушей.
        Он заговорил громче:
        — А созвать Совет они не могут потому, что это привлечет чрезмерное внимание и Майкл Ли обо всем узнает. Если же это случится, то… Все правильно, не так ли?  — обратился он к посланнику, который хмуро кивнул.
        — Вот почему были изданы запреты на передачу информации СМИ. Нельзя, чтобы эта новость распространилась. А это значит, что вы, девушки, не должны никому об этом рассказывать. Даже близким,  — сказал его дядя.
        Я своим в любом случае рассказывать не собиралась. Сомневаюсь, что они поймут или станут сопереживать.
        — Что же случилось с этим Илтой Кримсоном?  — спросил кто-то, но кто  — я не разобрала, потому что мой взгляд упал на подборку газет на столе.
        — Его убили.
        Лицо Виолетты Ли смотрело в потолок. Они всегда печатали одну и ту же школьную фотографию. Она сидела так неестественно. Это был портрет, который обрывался на уровне логотипа школы на ее груди.
        — Кто?
        Я мысленно раздела ее, разрывая блейзер так же легко, будто он был сделан из бумаги, на которой напечатана фотография. Ее волосы стали кудрявыми, а из-за столбцов текста выступили ноги. Они были довольно длинными; она была выше меня, и я видела их белизну, потому что ее платье было задрано вверх.
        — Принц Каспар Варн.
        Я побледнела. Побледнела и побежала.
        В «своей» комнате я оказалась в считаные секунды. Я с трудом дышала, нагнувшись над столом и сдерживая рвотные позывы. Я схватилась за его край, не чувствуя под собой ног.
        Этого не может быть!
        На бумаги полились слезы. У меня жгло в груди, и я опустилась на колени, едва не ударившись головой о стол, но чьи-то руки удержали меня.
        — Нет. Все не так плохо.
        Принц поднял меня, и я упала ему на грудь, будучи не в состоянии держаться прямо, ведь тот вес, что медленно поднимался с моих плеч, теперь снова обрушился на них.
        — П-плохо,  — выдавила я из себя, рыдая,  — плохо!
        Перестань рыдать, дитя!
        — Нет, не плохо,  — прошептал он на сейджеанском в мои распущенные кудрявые волосы.  — Твоя бабушка была провидцем. Одним из лучших. У тебя тоже есть этот дар. Ты можешь стать такой, как она.
        — Нет! Я не хочу!
        Я вырвалась, ненамеренно переходя вслед за ним на сейджеанский, и уставилась на принца. «Как он может понять? Как он может говорить такое, когда знает, почему она умерла?»
        — Как я могу быть провидцем? Ведь я еще подросток!
        Люди благоговеют перед нами, дитя.
        Я принялась ходить по комнате, а он следил за мной взглядом, и выражение его лица становилось все более обеспокоенным. За окном продолжали сверкать молнии, периодически разбивая мой путь полосками света.
        — Ты ведь знаешь, что у некоторых способности проявляются рано.
        Родители внимательно следят за своими подрастающими детьми в надежде, что у последних будут достаточно сильные и благовещющие видения, чтобы они стали пророками, как Контанал; или чтобы их видения были столь же прозорливыми, как у Иглена; или точными, как у Антэ; или такими же мощными, как у кри-дома, предводителя Экстермино.
        — Не настолько рано!
        Бабушка, ты тоже великий провидец.
        — Но ты не настолько маленькая, чтобы начинать паниковать по этому поводу!
        Принц протянул руку, когда я проходила мимо, но я отпрыгнула в сторону. Я не хотела, чтобы он прикасался ко мне.
        Нет-нет, дитя! Я  — проклятый провидец. Как и все мы.
        — Отэмн Роуз, пожалуйста, просто остановись!
        На этот раз он смог схватить меня за плечи, остановив на полу­шаге, и держал так крепко, что я чувствовала его пальцы даже­ через кардиган.
        — Прости! Я просто не хочу, чтоб ты натворила глупостей.
        У меня к горлу подступил комок, а слезы, которые уступили место гневу, вернулись.
        — Я не хочу быть провидцем! Они всегда оказываются замешанными в политические игры. Это означает свидетельствовать в суде, а я к такому еще не готова и…
        Принц выглядел так, будто тоже сейчас заплачет. Грубо, словно повинуясь импульсу, он прижал меня к себе и обнял так крепко, что пришлось подняться на цыпочки и не дышать. Мой рот приоткрылся, и я сделала вдох, уткнувшись в его пахнущую дезодорантом футболку.
        И тут же вырвалась, задыхаясь.
        — Отэмн, с тобой все в порядке?
        Я чувствовала его руку на своей спине и, согнувшись по­полам, уставилась на его туфли, пока он вел меня к одному из диванов.
        — Твой д-дезодорант,  — задыхалась я.  — С-слишком сильный!
        Его глаза округлились, а лицо вспыхнуло и почти слилось с красновато-коричневыми шрамами, которые выходили из-под воротника и тянулись до самых волос.
        — Это AXE,  — сказал он извиняющимся тоном, скрещивая мускулистые руки и кладя одну из них на плечо.
        Он отступил назад, ударился об угол кофейного столика и, споткнувшись, сделал несколько крошечных шагов, чтобы удержать равновесие. Мне с трудом удалось сдержать смешок.
        Он провел рукой по затылку.
        — Я… это специально сделал.
        На этот раз сдержать взрыв смеха я не смогла и заставила себя замолчать, только прижав руку к губам, все еще улыбаясь. Он наклонил голову сначала вправо, потом влево, глядя на меня в замешательстве, а потом, аккуратно огибая углы всех пред­метов мебели, сел на край стеклянной крышки кофейного столика лицом ко мне. Мы были так близко, что наши колени соприкасались.
        Он протянул руку и выпустил мои волосы из-за уха. Высыхая после дождя, они свернулись в локон.
        — Тебе идут кудряшки.
        Он улыбнулся и отодвинулся, поставив локти на колени и соединив ладони. Мне очень хотелось снова заправить волосы за ухо, но я сдержалась.
        — Как ты себя чувствуешь?  — спросил он.
        — Нормально. Я просто…
        — Продолжай.
        — Мне не хочется выступать в суде в качестве провидца. Люди будут многого от меня ждать, потому что моя бабушка была хорошим провидцем. Ее тень велика. Она контролировала свои видения… а я только и видела, что эту Виолетту Ли. Мне никогда не сравниться с бабушкой.
        Я опустила голову и закрыла глаза, почувствовав, что их начинают пощипывать подступающие слезы.
        — Не говори так. Тебе только будет шестнадцать, а ты уже видишь столь важное событие, как эта атака. По-моему, ты затмеваешь многих других провидцев.
        — Но они-то хоть могут контролировать то, что видят. А у меня не остается выбора, как только наблюдать за этими жуткими событиями…  — заканчивать предложение мне не было необходимости.
        — Событиями?
        Я наконец подняла глаза. Принц сидел в том же положении, упираясь на локти. Я была так близко, что видела, как постепенно исчезает загар там, где рукава его футболки с V-образным вырезом  — он носил только такие  — завернулись.
        — Да, событиями,  — прошептала я.
        — Можно я посмотрю?  — Он поймал мой взгляд и уже не отводил глаз, что мешало мне подумать об отказе.  — Пожалуйста…  — добавил он.
        Я так долго защищала свое сознание от вторжения, что было даже удивительно, что он не попросил об этом раньше. Сейчас же он хотел увидеть самые сокровенные картинки, и хотя я не сомневалась в барьерах, которые выстроила за последние девять лет, мне было страшно впускать его.
        И все же я закрыла глаза и, методично передвигаясь от пещеры к пещере, стала проверять цепи и замки вокруг коробок, в которых почти постоянно хранилось большинство моих мыслей. Подметая, я убрала все эмоции по углам, туда, куда он не будет заглядывать. Будто пыль, они поднялись облаком, но в конце концов неохотно улеглись там, где я хотела. Удовлетворенная, я достала сны и расположила их в хронологической последовательности.
        У сознания, даже безопасно спрятанного за ментальными барьерами, есть запах или мелодия; что-то, что позволяет так же легко отличать его от других, как будто смотришь на самого человека. Его сознание не было исключением. Оно было похоже на крутящуюся перед глазами цветовую гамму; она вертелась так быстро, что все цвета сливались в радужно-синий.
        Но, отгороженная кирпичной стеной, почувствовать я могла далеко не все. Сознание легко ощутить и узнать, а в зависимости от степени знакомства можно даже определить местоположение человека. Однако барьеры дают возможность только неглубоко узнать его  — это как быстрый взгляд на человека.
        А потому, когда мои барьеры упали, словно занавес, я почувствовала, как меня помимо воли полностью засасывает в его сознание  — одновременно с тем, как он проникает в мое. У меня перехватило дыхание. Я как будто вошла в новый мир.
        Этот мир был полон холмов, которые плавно поднимались и опускались, удаляясь в сторону гор и кряжей вдалеке. Здесь было много деревьев, волн с белыми гребнями и синих небес. Позади равнина плавно перетекала в образованное белыми скалами ущелье, которое с годами становилось серым. На скалах желтели бревенчатые блиндажи; они казались заброшенными, но это была только видимость. Вся сцена была только видимостью.
        Это был его дом, Атенеа, или, по крайней мере, ее самая крайняя граница лишь с небольшими изменениями. У деревьев стояли сундуки: одни  — перевернутые и ободранные, другие  — акку­ратно составленные и оберегаемые. Многие из них были закреплены цепями. Некоторые оказались с откинутыми крышками. Из одного я услышала эхо нашего разговора об Аманде, в другом мельком увидела иллюстрации к тому, что принц мне рассказывал.
        Но этот хаос был только видимостью, и здесь было оставлено ограждение. Ни его чувств, ни эмоций я не увидела и не ощутила, за исключением одной  — восторга от этого пейзажа, который принц явно очень любил. Это было пьянящее чувство, и я пила его, согреваясь с головы до ног, ощущая, как рассеиваются тени в голове и исчезает груз, который все время пытался раздавить меня.
        Но долго продолжаться это не могло. Я почувствовала, что принц досмотрел последний из снов, который откатился назад, ко мне, и поняла, что нужно уходить,  — не сделать этого было бы невежливо.
        Открыв глаза, я увидела, что принц сидит точно так же, как я: очень прямо, руки напряжены и сжимают край кофейного столика (я цеплялась за обивку дивана), глаза часто моргают, адаптируясь к реальному свету.
        — Ты видела лондонскую бойню,  — пробормотал он в недоумении.  — После того, как все случилось?
        Я отрицательно покачала головой.
        — Нет, за несколько минут до того,  — ответила я тихо.
        Он снова провел рукой по затылку.
        — Miarba!  — выругался он и вдруг замер.  — Прости, пожалуйста. Я обычно не ругаюсь.  — Рука его медленно опустилась и легла на колени. Он проследил за ней глазами и нервно засмеялся.  — Честное слово,  — добавил он, посмотрев на меня.
        Может быть, я была немного пьяна от его жизненной энергии, потому что по моим щекам разлилось тепло.
        Это мило. Это так мило!
        — Я тебе верю.  — Я помолчала.  — Но ты не должен никому рассказывать о моих снах. Прошу тебя! У меня есть право не разглашать их.
        На фоне проливного дождя и грома настойчивость в моем голосе звучала жалко, и меня не удивило бы, если бы он отказал мне в том, что должно было быть требованием.
        — Я попробую, герцогиня.  — Он протянул руку и снова выпустил мой локон из-за уха, куда я его убрала.  — Но ты же знаешь, что если Виолетта Ли или кто-то…
        Внезапно он вскочил, а я повернулась к двери, которая с грохотом отворилась, и покраснела при мысли, что просто сбежала из гостиной. У двери стоял Элфи, и принц, как и я, сразу понял значение выражения, написанного на его лице. Впрочем, выражения их лиц были почти одинаковыми.
        — Что случилось?
        — Боюсь, что новости снова плохие,  — ответил Элфи, потирая голову ладонью.
        Губы Фэллона приоткрылись, а на меня второй раз за несколько минут обрушился тяжелый груз.
        — Опять Экстермино.
        У меня перехватило дыхание, и чувство безопасности, ко­торое начало было возникать после их последнего нападения и приезда Атенеа, испарилось.



        ГЛАВА 18
        ОТЭМН



        — Нет. Ни за что. Исключено,  — раздавался в коридоре голос принца, когда я спускалась в маленькую, примыкавшую к кухне столовую, где был подан ранний завтрак.
        Шесть сорок пять. Так рано я не вставала уже очень много месяцев.
        У меня едва получалось идти ровно, настолько я была уставшей. И я не стала выравнивать волосы, потому что не было сил призывать магию. Одним словом, мне был нужен кофе, очень нужен.
        — Ты не можешь меня заставить. Если ты не заметил, я больше не ребенок.
        — Строго говоря, совершеннолетним ты станешь только в январе,  — ответил незнакомый мужской, с сильным канадским акцен­том голос.
        Я замерла на полдороге. Я совсем не горела желанием встречаться с кем-то, кроме семьи и леди Элизабет, а по скептическому тону говорившего было понятно, что это не прислуга.
        — Не будь педантом.
        — Лучше уж быть педантом, чем покойником, ты не на­ходишь?
        — Не надо драматизировать.
        — Фэллон, твой отец, тетя и дядя, мой отец и я  — все мы считаем, что так будет лучше для твоей безопасности. Разве для тебя это не важно?
        — Нет! Я как раз и приехал сюда, чтобы этого избежать!
        Смирившись, я закрыла глаза и бесшумно выдохнула, прежде чем проследовать по коридору к открытой настежь двери. Заглянув, я увидела Фэллона, который стоял ко мне спиной, и меня удивило, что он все еще был одет в свободную футболку и домашние брюки, хотя нужно было выезжать уже через полчаса, если мы хотели приехать в школу вовремя.
        Внезапно я почувствовала, как несколько сознаний ударились о мое и начали бороться  — яростно и неумолимо  — с моими барьерами, пока я не ощутила прохладного присутствия сознания Фэллона. Незваные гости тут же отступили, словно откатившие­ся волны, унося с собой большое количество моей энергии.
        Сомнений относительно тех, кто сопровождал сейчас принца, у меня не осталось.
        — Отэмн,  — позвал он.
        И я вошла в комнату. Скрывать, что я стояла за порогом, смысла не было.
        Постояв в нерешительности за принцем, я постаралась пробраться как можно ближе к накрытому столу. У дальней стены трое мужчин стояли, опираясь на подоконник большого ­окна. Четвертый замер среди высоких ваз с цветами, которые рядом с ним казались карликовыми. Когда я выступила из-за спины принца, он пошевелился, вышел вперед и поклонился, как и трое других.
        — Миледи…  — тепло приветствовал он и, к моему величайшему удивлению, взял мою левую руку и поцеловал безымянный палец.  — Вы выросли настоящей красавицей.
        Он выпрямился, а я покраснела  — не столько из-за комплимента, сколько из-за того, что он меня явно знал, а вот я его не узнавала.
        Зато я знала, кто он. Кто они все. Атан Ку-ди. Королевские тело­хранители.
        Они именно такие, какие нужны Атенеа. Они могут быть на переднем плане, а могут уходить в тень; их не пугают помпезность и церемонии, и они могут вести себя так же обычно, как любые другие члены персонала. Вся охрана и военные, от посыльного до лорд-адмирала, подчиняются непосредственно им и их предводителю, Адалвину. Большинству из них эта роль уготована с рождения; они с детства тренируются вместе с Их Королевскими Высочествами, потому что это позволяет воспитать феодальную преданность. Если понадобится, они готовы умереть за тех, кого охраняют.
        Принц избавил меня от неловкости ситуации, вовлекая в их спор:
        — Отэмн, вот ты меня поддержишь. Ведь глупо иметь тело­хранителей?
        Я внутренне съежилась, но спорить с Атан Ку-ди не собиралась.
        — Я полагаю,  — начала я, аккуратно подбирая слова под пристальным взглядом принца, взгляд которого сейчас напоминал взгляд щенка,  — что безопасность Вашего Высочества должна быть превыше всего.
        Ой, бабушка, какая разница!
        Глаза принца сузились, и он беззвучно произнес предатель в мой адрес. Но я сказала то, что думала. Отчет о нападении Экстермино в соседнем графстве Сомерсет полностью затмил новость о Виолетте Ли, которая в любом случае была уже не новой из-за того, что король вампиров и его Совет скрывали ее ото всех. По этой причине я была намерена сконцентрироваться на большей угрозе, а не на собственных страхах касательно своих снов.
        Мужчина, который поцеловал мне руку, ухмыльнулся.
        — Не стоит скромничать, герцогиня. Мы здесь и из-за вас тоже.
        — И из-за меня?
        — Да. А значит, если ты, Фэллон, откажешься от защиты, то поставишь под угрозу безопасность нашей дорогой герцогини английской.  — Он развернулся и принялся рассматривать один из цветков, а когда снова повернулся, в его глазах горел озорной огонек, а на губах играла кривая ухмылка.  — Я думаю, этим все сказано, а?
        Принц не стал спорить, когда четверо Атан ушли,  — вместо этого он изобразил такую же выразительную гримасу, какой наказал тетю в день моего приезда. Освещение было недостаточным, чтобы сказать наверняка, но его глаза, похоже, внезапно стали не такими яркими.
        Разницу ты ощутишь, когда начнешь общаться с Атенеа. Потому что когда это случится, Атаны станут твоей тенью.
        Тяжело вздохнув, он, нахмурившись, присоединился ко мне за столом. Защитным жестом я обхватила себя за плечи, понимая, что буквально навязала ему Атан.
        — Ешь,  — сказал он, протягивая руку за сахаром и указывая на стол, который был заставлен всевозможными блюдами для завтрака, и все они были веганскими.
        Я тут же налила себе маленькую чашку кофе без молока.
        — Ты не узнала его, я прав?  — спросил он, наливая кофе и добавляя сахар себе в чашку. Он не поднял глаз и не увидел, что я покачала головой.  — Это был сын Адалвина, Эдмунд.
        Я опустила чашку на стол, и она звякнула о блюдце, потому что моя рука дрогнула. Я действительно знала его!
        — Ты серьезно?
        — Ага,  — протянул он и тоже поставил чашку на стол.  — По всей видимости, я член королевской семьи Атенеа, который находится сейчас в большой опасности, поэтому мне полагается все лучшее. Везет же мне!  — добавил принц, и, несмотря на легкость в голосе, почти незаметное движение головой в конце фразы выдало, что его все это беспокоило куда больше, чем он показывал. Впрочем, как и меня.  — Они держались в тени не одну неделю… оставаться одному было для меня небез­опасно… Но просто ужасно, когда они с тобой, словно тень, днем и ночью!
        — Прости,  — пробормотала я, опустив глаза и уставившись на его носки.
        Волосы обрамляли мое лицо, что было почти невыносимо, когда они кудрявились, если только я не заправляла их за уши, что я и сделала.
        — Ты ни при чем. Эдмунд был со мной в Австралии и знает, как надавить на меня.  — Его ноги шевельнулись, и, подняв глаза, я увидела, что он потянулся за апельсином.  — Прости мое отсутствие манер.  — Принц зубами оторвал полоску кожуры и дочистил апельсин руками.  — А ты разве есть не будешь?
        — Я не очень голодна.
        — Знаешь,  — сказал он, откусывая от апельсина и не сводя глаз с того места, где мои волосы были заправлены за ухо,  — ты отлично умеешь врать, но я слышу, как урчит у тебя в животе.
        Я съежилась, потому что мой живот как раз издал этот звук. Принц проглотил очередную дольку апельсина, взял яблоко и протянул его мне. Я покачала головой. Я была не голодна.
        — Ладно, тогда… pain au chocolat?[10 - Булочка с шоколадом (фр.).] Все девушки любят шоколад!
        Я пожала плечами в нерешительности.
        — Ну же, наедайся веганской пищей, пока можешь. Кекс с черникой? Нет? Тогда тост?
        Я скривилась, но кивнула. Он, наверное, заметил, что я смотрела на дрожжевую пасту мармайт, потому что взял ее, внимательно изучил этикетку, где был написан состав, поморщился, в недоумении покачал головой, бормоча что-то об австралийском аналоге веджимайте, и чересчур толстым слоем намазал пасту на хлеб. Закончив, он приподнял треугольный кусочек и предложил покормить меня. Опешив, я позволила ему это сделать и взяла тост зубами. Его щеки порозовели, оттеняя цвет шрамов.
        — Тебе… тебе очень идет, когда ты заливаешься краской,  — сказал он и нерешительно протянул руку к моей щеке. Но, не дотронувшись, замер, повернулся и выбежал из комнаты прежде, чем я успела поблагодарить за тост.
        Когда я обогнула здание, то обнаружила дверь гаража поднятой. Единственное, что изменилось в моем внешнем виде, было наличие школьного джемпера с V-образным вырезом и рюкзака. Сумку с вещами я уже заклятием отправила домой. Принц же, напротив, преобразился: домашние брюки он сменил на темно-красные джинсы  — одного цвета с его шрамами,  — которые собирались у черных сапог в стиле милитари. Дополнил он это привычной футболкой с треугольным вырезом, на этот раз белого цвета с сероватым оттенком. Он шел впереди меня от самых дверей, и только дойдя до щебеночного покрытия дороги, я поняла, что не свожу с него глаз. К счастью, он был занят группой мужчин и женщин в облегающей одежде, дополненной поясами с различными ножами и пистолетами, на фоне которых мои ножны с кинжалом казались смешными. Его, по-видимому, все это оружие не смущало. Он крепко обнялся с одним из мужчин и с женщиной, похлопывая их по спине.
        Эдмунд явно был главным, и, когда он посмотрел на часы, трое тех, кто присутствовал при утреннем разговоре, подошли к двум обтекаемым, щегольского вида четырехдверным спортивным автомобилям с полностью тонированными стеклами, которые не отличались ничем, кроме номеров. Двое мужчин сели в одну машину, третий из них в паре с Эдмундом  — в другую.
        Принц Элфи и леди Элизабет, которые отправлялись в какое-то «уединенное» место неподалеку от Дартмута, предложили подвезти нас в школу и уже сидели в жалком подобии внедорожника  — имитации джипа с откидным верхом и заниженной подвеской. Несмотря на то что все двери и окна были закрыты, я услышала, как леди Элизабет сказала, что на таких машинах «обычно ездят голубые», а ее парень стал решительно защищать «Джемиму».
        Мы сели на заднее сиденье, но принц Элфи не стал заводить мотор. Он внимательно изучал машины телохранителей, припаркованные слева и справа от нас, и еще одну группу, как я предполагала, «подмоги», которая стояла на подъездной аллее.
        Наконец он сделал вдох, и воздух просвистел сквозь стиснутые зубы.
        — Да уж, отдел обеспечения службы безопасности, должно быть, нас просто обожает,  — сказал он и с легким благоговением выдохнул.
        Принц Фэллон закончил пристегиваться и оперся лбом о подголовник водительского кресла, в котором сидел брат.
        — Все это чересчур. Самую большую опасность в Кейбл представляют девчонки, которые станут увиваться за Эдмундом.
        Я выдавила из себя улыбку, хотя и была с ним не согласна. Я бы никогда в жизни не призналась в этом, но была рада, что нас сопровождали Атаны. Число темных существ, которые жили на юго-западе, можно было сосчитать на пальцах двух рук; у Экстермино просто не было причин быть здесь, если только они не пронюхали о местонахождении принца.
        Шум мотора в тесном гараже оказался оглушительным, и я была рада, когда мы наконец тронулись за автомобилем Эдмунда, со второй машиной охраны прямо за нами. Когда я повернулась, чтобы в последний раз посмотреть на Барратор, как называлось их поместье, то увидела, что группа поддержки исчезла. Это меня не удивило.
        Словно отматывая пленку назад, я смотрела, как белый особняк удаляется все больше, когда мы ехали по коридору из деревьев, и меня охватила ностальгия, которую я ассоциировала только с тем, как мне приходилось покидать величественные шпили Сент-Сапфаер, уезжая погостить к родителям. Это место было счастливым. Оно было наполнено магией и энергией, которые пил мой апатичный мозг. И все же оставался горьковатый привкус от того, что я могла путать стены с привязанностью к людям, которые за ними жили, что было предательством по отношению к моей бабушке. Ведь они знали. А чувство симпатии к людям, которые намеренно скрывали от меня информацию, приводило меня в замешательство.
        Принц следил за мной, и, когда наши взгляды встретились, уголок его губ приподнялся.
        — Всегда есть следующие выходные.
        Я слабо улыбнулась. Не могло быть и речи о том, чтобы я пропустила еще одну смену в кафе, но мне было неловко озвучивать это в присутствии Элфи и Лизбет, а снова открывать принцу свое сознание я была не готова. И все же я какое-то время чувствовала его присутствие у своих барьеров, и он, я думаю, все понял, потому что улыбка сползла с его лица и он стал снова угрюмо смотреть в окно.
        В любом случае, я мысленно сфотографировала этот похожий на кукольный домик особняк, желая оставить в памяти место, где я узнала о важном наследии, оставленном мне бабушкой,  — о способности видеть будущее. И нравилось мне это или нет, от этой части ее тени не могли меня избавить ни красивые лужайки, ни принц.
        Дорога назад в Кейбл показалась мне длиннее, чем наше путешествие в поместье, несмотря на то, что Дартмут был ближе к школе, чем Бриксем. Возможно, это объяснялось тем, что я немного побаивалась этого дня, потому что не знала, чего от него ожидать. Вряд ли машина с откидным верхом, четверо Сейдж и бросающийся в глаза эскорт  — не говоря уже об остальных Атанах, которые будут периодически появляться и сопровождать нас,  — могут остаться незамеченными. По крайней мере выглядело все это впечатляюще.
        Я была удивлена, когда, выехав из полосы мелкого дождя на пустоши, крышу машины опустили. В такую рань дороги оставались пустыми, но я все равно ждала, что Эдмунд или кто-нибудь еще скажет принцу Элфи снова поднять ее. Но этого не случилось, и теперь мне стала понятна причина, по которой леди Элизабет взяла шарф, чтобы повязать голову.
        Когда мы проехали кольцевую транспортную развязку, которая располагалась на въезде в город, я безуспешно попыталась хоть немного выровнять волосы, но они остались лежать пышной копной. Я нервничала по поводу своего внешнего вида. Никогда еще я не приходила в школу с кудрявыми волосами, кроме самого первого дня, когда я быстро собрала их в хвост. То же касалось косметики. Без нее я чувствовала себя голой.
        Эдмунд явно знал дорогу, потому что он свернул на Милтон-лейн. Когда принц Элфи последовал за ним, я заметила, как он быстро посмотрел туда, где начиналась Таунстал-роуд. Все три машины значительно сбросили скорость, переезжая через лежачих полицейских, а принц Фэллон, казалось, был готов провалиться под землю, когда шедшие по тротуару ученики стали таращиться на нас. Та часть моего желудка, что располагалась ниже пояса юбки, больно сжалась, когда вдали показалась школа. Два двухэтажных автобуса стояли у остановки, пока ученики высыпали из них, а третий уже сворачивал на другой конец дороги. Постоянно подъезжали машины и микроавтобусы, и тротуары пестрели темно-синей с белым школьной формой. Худшего времени для приезда было не придумать.
        Второй автомобиль нашего эскорта приостановился и не стал заезжать на парковку. Я предположила, что они будут дальше сопровождать Элфи и Лизбет. А вот Эдмунд припарковался на одном из немногих оставшихся мест. Элфи тем временем подвез нас как раз к мощеному входу.
        Принц Фэллон развернулся, чтобы посмотреть на меня, и я заметила, что выражение его лица полностью изменилось. На нем больше не было и следа смущения. Вместо этого его губы растянулись в самодовольной ухмылке, которая, однако, не соответствовала выражению его глаз. Я начинала чувствовать себя виноватой в том, что не поддержала его утром. Все это явно мучило принца.
        Пересекая парковку, в нашем направлении в массовом порядке шла, похоже, половина учеников всей школы. Не открывая дверцу, принц выскочил из машины и обошел ее, оказавшись с моей стороны. Мою дверцу он тоже не стал открывать, а взял меня за руку и помог выпрыгнуть из машины. Свободной рукой я придержала юбку, чтобы она не задралась. Я уже схватила рюкзак, когда леди Элизабет остановила меня.
        — Мне было очень приятно с тобой познакомиться. Во вторник я уезжаю домой, но вернусь через пару недель, так что приезжай еще в Барратор, ладно? Мне очень нужна женская компания. А еще я хочу, чтобы ты звала меня Лизбет.  — Она подмигнула мне, я слегка улыбнулась и смущенно опустила взгляд в землю.  — И ты прекрасно выглядишь, Отэмн. Не волнуйся.
        Мне стало любопытно, поняла ли она, насколько я переживаю из-за своего внешнего вида, но времени спросить не было, потому что принц потащил меня за руку. Словно муравьи, ученики появлялись у кольцевой развязки и быстро двигались в сторону многочисленных входов между корпусами школы. Эдмунд снял водительские перчатки, бросил их в машину и застегнул на все пуговицы пиджак с гербом Атенеа, после чего вместе с напарником направился к нам, не обращая, казалось, ни малейшего внимания на скопище народу, которое грозило поглотить нас. Я была более осмотрительна.
        — Хорошего вам дня, ребята!  — перекрикивая шум мотора, бросил принц Элфи голосом, которым обычно поддразнивал двоюродного брата.
        — На нас все смотрят,  — еле слышно пробормотала я, когда машина стала отъезжать.
        — Так и будет. Делай вид, что ничего не происходит,  — сказал принц и, положив руку мне на плечо, направился к входу.
        Даже учителя, которые группой вышли из учительской, не сводили с нас глаз. Среди них я увидела улыбающееся лицо мистера Силайа.
        — Не думаю, что это сработает. Я ведь только что вышла из одной с тобой машины,  — прошептала я, наклоняясь ближе к принцу, чтобы он разобрал мои слова, которые заглушали шаги, перешептывания и даже посвистывания.
        — Люди в черном ситуацию не упрощают,  — ответил он, бросая быстрый взгляд через плечо.
        Мы прошли по туннелю от входа во двор, и я быстро свернула налево от колонны, а принца увлекли направо, заставив убрать руку с моего плеча.
        Во дворе ученики, которые приехали раньше, в основном ­расселись по скамейкам, но подскочили, когда мы показались в сопровождении двух Атан, на которых все принялись таращиться.
        — Знаешь, я как-то смотрела фильм, в котором все тара­щились…
        — Ага, я читал эти классные книги о вампирах,  — перебил он меня, и я выругала себя за то, что, потеряв концентрацию, ослабила барьеры своего сознания. Он точно знал, о каком фильме я говорила.
        — А ты даже читал…
        — Конечно,  — снова перебил он меня, говоря еще тише. Рука принца вернулась на мое плечо, и он вел меня в сторону корпуса, где был кабинет английского, а позади нас раздавался шум толпы, которая вваливалась во двор.  — Думал, что найду что-нибудь, чем оскорблять Каспара Варна.
        — И как?
        — Нашел немного. Но, если честно, я бы хотел, чтобы Варны были такими же воспитанными, как вампиры в этой книге. Тогда жизнь,  — сказал он, бросая сумку за нашу обычную парту в кабинете мистера Силайа,  — была бы прекрасна.
        Вместо того чтобы, как обычно, сесть напротив меня на время классного часа, он подошел и опустился на соседний стул, который, как правило, занимала Тэмми. Не знаю почему, но мне стало легче ждать прихода остальных.
        Только Эдмунд и его коллега устроились напротив пустовавшего у стены стола, как в кабинет вошел мистер Силайа с сумкой для ноутбука через плечо и улыбкой от уха до уха на лице.
        — Доброе утро!  — весело сказал он и беззаботно, будто спрашивал о погоде, бросил в сторону Атан:  — Экстермино?
        Казалось, их присутствие не удивляло и не сердило его, несмотря на то что  — я даже не сомневалась  — его сознание подверг­лось серьезной атаке, как только он переступил порог здания.
        Я увидела, как Эдмунд нахмурился, но первым отреагировал принц:
        — Откуда вы знаете?
        — От мамы. Она у меня главная сплетница Лондона. Услышав какие-то разговоры, она позвонила мне среди ночи, умоляя приехать в Лондон «ради моей же безопасности».  — Заканчивая предложение, он показал пальцами кавычки.  — В свободном переводе это значит устроить передо мной дефиле из женщин, чтобы я мог выбрать себе жену, пока из-за своей сейджианской крови я не стал выглядеть аж на тридцать, когда мне всего-то тридцать шесть. О ужас!  — закончил мистер Силайа, закатывая глаза и наконец найдя в сумке то, что искал там на протяжении всего своего монолога.
        Он подошел к нам, держа в руке несколько листов бумаги, которые были исписаны ровным почерком. На одном из них чернила были синие, на другом  — черные. В последнем я узнала свое сочинение. Он положил их на стол.
        — Лучше. Намного лучше. У обоих. Наверное, мне нужно снова оставить вас двоих после уроков,  — хмыкнул он.  — Твои волосы отлично смотрятся, Отэмн,  — добавил он, и я почувствовала, как заливаюсь краской, улыбаясь и делая вид, что читаю его комментарии на своей работе.
        Вернувшись к своему столу, мистер Силайа достал из сумки галстук и, перекинув его через шею, попытаться завязать в слабый узел. Он являл собой яркий контраст с остальными взрослыми Сейдж в кабинете, чьи рубашки были накрахмалены и наглажены, с блестящими запонками и пуговицами,  — в их внешности не было решительно ничего «слабого».
        — Да, кстати, не пейте чай в учительской. Молоко там не соевое,  — посоветовал мистер Силайа Атанам, когда первые ученики начали появляться в дверях. После чего улыбка исчезла с его лица, и вел он себя так, будто в кабинете не было их вовсе, за что я была ему благодарна.
        Всех, кто входил в кабинет, мучило два вопроса, но никто не осмеливался продемонстрировать свое любопытство, пока в комнату не ввалилась Гвен, которая, упав на стул напротив принца, указала пальцем на двоих «новичков».
        — Кто они?  — спросила она.
        — Мои сумасшедшие фанаты,  — ответил принц безразличным голосом.
        — А я знаю, кто они такие,  — гордо провозгласила Кристи, придвигая четвертый стул к столу, а Тэмми и Ти добавили еще два.
        Все остальные напряженно выпрямились.
        — Они  — королевские телохранители. Они с вашей семьей на всех фотографиях.
        С этими словами она достала последний номер журнала «Квейнтрель», открыла его посредине и указала на фотографию, на который был запечатлен старший брат принца и наследник престола. Он расположился на корме яхты в окружении де­вушек в бикини, но был абсолютно поглощен чтением книги. Разумеется, между подтянутыми женскими телами виднелись несколько Атан.
        Принц наклонился в мою сторону, чтобы посмотреть на фотографию, а потом, закатив глаза, вернулся к своему сочинению. Победоносно мотнув хвостом волос, Кристи начала читать статью.
        А Гвен тем временем встретилась со мной взглядом и показала указательным пальцем в сторону Эдмунда,  — точнее его слегка вьющихся волос, которые были убраны назад со лба. Подняв руку к лицу и прикрыв рот с одной стороны, чтобы никто не мог прочитать ее слова по губам, она прошептала мне  — не слишком-то тихо:
        — Он такой подтянутый.
        Я наклонилась вперед, поставив локти на стол и сплетя пальцы рук.
        — А еще ему сто пятьдесят лет.
        Напарник Эдмунда хохотнул, но тут же попытался скрыть свой смешок, откашливаясь. Рот Гвен несколько раз открылся и закрылся, как у золотой рыбки, прежде чем она разочарованно надула губы. Бедный Эдмунд смотрел вперед, не моргая, ровным счетом ничего не выражая на лице.
        — Ричард, с тебя пятьдесят долларов,  — сказал принц, обращаясь ко второму мужчине тем же скучающим голосом, но когда я отклонилась на стул, то увидела, что за страницами сочинения он усмехается.
        Неужели он действительно поспорил, что за Эдмундом кто-то приударит?
        При этой мысли я тоже не смогла сдержать улыбку.
        Возможно, я улыбалась слишком широко, потому что, подняв глаза, поймала на себе взгляды Кристи, Гвен и Тэмми, которые смотрели на меня широко открытыми от удивления глазами, а палец Гвен теперь указывал на расстояние между мной и принцем.
        — Значит,  — беззвучно пошевелила губами Кристи,  — вы двое?  — Она подняла брови и снова махнула своим хвостом.
        Отвечая всем им, я нахмурилась и покачала головой.
        Тэмми притворилась оскорбленной, но все равно продолжила.
        — Почему они здесь?  — одними губами произнесла она, показывая головой в сторону Эдмунда и Ричарда.
        Я снова покачала головой. На этот вопрос я отвечать не собиралась. Это только поднимет панику.
        Взбудораженная таким поворотом событий и их потенциальной зрелищностью, Гвен начала делать те же пошлые жесты, которые испытывала на Тэмми в первый день учебного года. Уж не знаю, из чувства симпатии или рассудительности, но Кристи свернула журнал в трубочку и шлепнула им Гвен по рукам. Недовольная Гвен выхватила журнал и швырнула его в обидчицу, перед которой он, раскрывшись, приземлился.
        Прежде чем я успела увидеть, что изображено на фотографии, принц выхватил журнал и раскрыл перед нами. Я едва сдержалась, чтобы не ахнуть, прочитав заголовок. Статья была о Виолетте Ли и бале, который устраивали вампиры в честь Осеннего Равноденствия.
        Принц пробегал глазами левую страницу, поэтому я принялась за правую. Я точно знала, что он ищет, поэтому затаила дыхание, пока не дочитала все три колонки. Приводилось множество данных о ее платье, о том, с кем она танцевала, «впечатления» очевидцев о ее характере, но ничего о семействе Кримсон или о том, что с ней случилось.
        Запрет на распространение информации, который устано­вили Варны, работал так же хорошо, как и тот, что был выдан Атенеа.
        — Фу! Зачем ты это читаешь?  — спросила сидевшая за соседним столом Валери Дэнверс, скривив нос. Она смотрела на принца, решив полностью игнорировать мое существование после нашего небольшого «происшествия».  — Сейдж вроде тебя наплевать на таких людей, как Виолетта Ли. Вы просто позволяете им умирать, как это сделала она,  — насмешливо сказала Валери, указывая пальцем в мою сторону.
        С выводами я поторопилась. Я снова существую.
        У меня к горлу подступил комок, когда все повернулись к ней, а принц медленно толкнул журнал через стол.
        — Прости, Валери, не знал, что ты  — образец сочувствия и заботы,  — произнес Фэллон так громко, что услышал весь класс.
        Ученики издевательски засмеялись. Мистер Силайа, который уже начал открывать дверь, чтобы выставить Валери вон, снова закрыл ее.
        — Ой, да ладно,  — бросила она, после чего взяла учебник и спряталась за ним.
        Я посмотрела на принца, который не сводил с Валери взгляда.
        Когда мистер Силайа отвернулся, он наклонился к ее столу.
        — Еще раз оскорбишь ее, и я забуду о своем хорошем отношении к людям,  — тихо сказал он. В голосе его звучала угроза.
        Валери, казалось, хотела плюнуть ему в лицо, но вместо этого, оскорбленная, снова спряталась за книгой.
        Когда все пришли в себя, Кристи вернулась к изучению журнала и явно была в настроении поговорить о политике и отношениях между измерениями  — у многих учениц Кейбл внезапно проснулся интерес к этим вопросам в последние несколько недель. Через какое-то время разговор снова вернулся к Виолетте Ли.
        — Не понимаю, почему ее все так жалеют,  — сказала Кристи, проводя пальцем по наброску платья, в котором Виолетта Ли была на балу.  — Я понимаю, что если ты не знала о существовании темных существ, то увидеть, как убивают тридцать человек,  — это шок, но ведь остальная часть человечества как-то оправилась от этого. Они ведь были истребителями, так кому какое дело? Строить из себя принцессу, похищенную злодеем, и ждать спасения от принца на белом коне немного эгоистично. Обращайся уже в вампира.
        Я отвела глаза в сторону. Еще буквально до вчерашнего дня я, в принципе, поддержала бы отношение Кристи к ситуации. Все действительно затягивалось, и людям это надоедало. Самое ужасное заключалось в том, что, должно быть, было лучше, чтобы люди относились равнодушно к заложнице Варнов, чем если бы они выступили в поддержку единым фронтом. Этого нам совсем не нужно.
        Но теперь… теперь, зная, что через свои сны я разделяла стыд Виолетты Ли, я не находила в себе сил ответить. Жалость ей была не нужна, она и так была уже довольно жалким созданием.
        Я почувствовала легкое прикосновение к своему колену. Мне не нужно было смотреть, чтобы понять, кто это, и я позволила его руке оставаться там до конца классного часа. Когда прозвенел звонок, я ощутила то же разочарование, что чувствовала, покидая Барратор.
        Когда принц собрал вещи, я с удивлением отметила, что следовать за ним собрался Ричард, а не Эдмунд. Принц спорить не стал, а я посчитала неуместным оспаривать это решение в присутствии остальных.
        Когда я готовилась к уроку английского языка, то есть вытаскивала книгу мистера Силайа о мужском шовинизме, которую собиралась закончить, потому что с отрывом обгоняла весь класс по программе, принц, проходя сзади, положил руку мне на плечо и растянул губы в широкой озорной улыбке, от которой на щеках появились ямочки. Он сказал мне что-то на сейджеанском, подмигнул и вышел из класса.
        Кристи повернулась на стуле, чтобы проводить его взглядом, и, сжав губы, одобрительно присвистнула. Я тоже смотрела принцу вслед, когда на освободившийся рядом со мной стул с грохотом упала чья-то сумка.
        — Ты с ним переспала, ведь так?  — прорычала Гвен, упершись коленом в стол и чуть ли не забираясь на него.
        Я поспешно опустилась на стул.
        — Что? Нет!
        Она ударила ладонью по столу. Если бы мои руки не сжимали стул, ее длинные блестящие волосы, скорее всего, уже превратились бы в пепел  — из кончиков моих пальцев выскакивали искры.
        — Да хватит тебе, Гвен. Отэмн не настолько глупа, чтобы сделать это,  — пришла мне на помощь Тэмми.
        Я улыбнулась уголками губ, выражая ей благодарность.
        — Ну давай же, Отэмн, мы умираем от любопытства!  — потребовала Кристи.  — Почему тогда ты приехала с принцем Фэллоном на одной машине? А за рулем сидел кто-то, очень похожий на принца Элфи…  — добавила она, делая особое ударение на именах принцев.
        Я посмотрела на Эдмунда, спрашивая разрешения. Его лицо больше не было бесстрастным, и я видела, что он пытался скрыть улыбку,  — даже не знаю, как ему удавалось держать себя в руках, слушая такие разговоры. Встретившись со мной взглядом, он коротко кивнул.
        — Он живет у герцога и герцогини Виктория, у которых здесь дом. Так как я персона с самым высоким титулом в графстве, ­моим долгом было приветствовать их. Поэтому они пригласили меня на выходные.
        Гвен подпрыгнула на стуле, вскрикнула и выругалась, что привлекло внимание класса, и теперь все слушали нас. Мистер Силайа не стал ничего предпринимать, чтобы навести порядок. Думаю, таким образом он как бы говорил мне, что был прав.
        — Ты была с ним? Все выходные?
        — Да.
        — Он был в твоем распоряжении… Ох, как же я тебе завидую!  — Она вздохнула и снова опустилась на стул.  — Просто он такой красивый, и богатый, и…
        — Самый известный человек на планете…
        — И умный…
        — Мне не верится, что мы каждый день проводим с ним пятнадцать минут!
        — И вежливый…
        — Он занимался серфингом в Австралии!
        — И богатый, и знаменитый…
        — И он встречался с той сексуальной Амандой столько ­времени…
        — Если вы закончили перечислять достоинства Его Высочества, я полагаю, герцогиня предпочла бы насладиться своим непревзойденным чувством собственного достоинства,  — перебил их Эдмунд, и металлические нотки в его голосе заставили класс замолчать.
        Несколько человек ахнули. Другие вжались в стулья. Гвен и Кристи прикусили губу, чтобы не захихикать, а Тэмми побледнела. Даже мистер Силайа приподнял бровь, когда я посмотрела в его сторону. Потом с невозмутимым видом взял ручку и принялся перекатываться с носков на пятки, как делал всегда, когда нам предстояло что-то особенно скучное.
        — Верное решение,  — кивнув, похвалил он Эдмунда.  — Если вам когда-нибудь надоест наводить ужас на врагов Атенеа, задумайтесь о карьере учителя.
        Класс засмеялся. Даже Эдмунд улыбнулся.
        Как только затихли последние смешки, урок начался. Я открыла последнюю главу книги на странице, где закончила читать. Я надеялась вернуть книгу в этот же день, поэтому быстро пробежала текст, делая редкие пометки относительно всего, что могло пригодиться при сдаче выпускного экзамена. Я прочитала две страницы, когда почувствовала, как кто-то похлопал ­меня по руке.
        Это была Тэмми.
        — Что он сказал тебе на сейджеанском перед тем, как уйти?  — прошептала она.
        — А-а…  — выдохнула я, опуская глаза на страницу, чтобы скрыть улыбку.  — Он сказал: «Кленовый сироп».
        Прежде чем она успела спросить, что это означает, раздался сигнал пожарной тревоги. Перекрикивая непрерывный пронзительный визг, несколько учеников радостно закричали и зааплодировали. Мистер Силайа нахмурился и быстро пролистал план мероприятий. Его лицо потемнело прежде, чем он начал выкрикивать команды.
        Слушать его мне было не нужно, потому что рядом оказался серьезный Эдмунд, который поднял меня с места. Я попыталась взять книги и рюкзак, но он велел мне все оставить. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы не спорить.
        Тревога была не учебная.



        ГЛАВА 19
        ОТЭМН



        — Эдмунд! Эдмунд, куда мы идем?
        Я попыталась упереться ногами, чтобы остановить его, но это оказалось бесполезным. Он крепко держал меня, и я только спотыкалась о собственные ноги.
        — Эдмунд, мне нужно на перекличку!
        Сирена все не затихала, кроме нее, я не слышала ничего. Двор выглядел устрашающе пустым.
        Остальная часть класса исчезла за соседним зданием, где ­находились теннисные корты, которые были местом сбора для проверки, все ли на месте.
        — Нет, не нужно. Мне все это не нравится. Мы уходим.
        Но у меня был другой план. Зацепившись ногой за ближайшую лавку, я вырвалась у него из рук, правда, едва не оказавшись при этом на земле. Эдмунд подхватил меня в последний момент, но я оттолкнула его.
        — Если я не отмечусь, они отправят за мной поисковую группу и кто-нибудь может пострадать.
        Он сердито посмотрел на меня.
        — Когда я говорю «милосердная леди», я не имею в виду, что вас причислили к лику святых! Меньше святости, больше движения, если вас не затруднит.
        Я начала двигаться, но в противоположном от него направлении  — в сторону землисто-красных берегов, чтобы срезать путь к теннисным кортам.
        — Миледи, вы не можете просто уйти!
        Я, не останавливаясь, отмахнулась от него.
        — А вот и могу. Я не из Дома Атенеа.
        Я уже карабкалась по стертым импровизированным ступенькам, которые за многие годы были протоптаны бессчетными парами ног, когда услышала позади шаги.
        — Мне сказали, что вы подросли и стали более сдержанной, и я уже начал в это верить. Но вы все такая же упрямая, какой я вас помню. Настоящая Элсаммерз.
        Эти слова были брошены мне в спину. Я скрестила руки на груди и продолжила путь, решая, что ответить.
        — Я тебя не помню.
        Я не продумала ответ, но все же не хотела, чтобы он прозвучал так резко.
        Эдмунд промолчал, и мы прошли через боковые ворота на теннисные корты, которые были огорожены забором со всех сторон. Там царил полный хаос. Ученики пытались найти свои классы, но, судя по тому, что Тэмми, Ти, Гвен и Кристи стояли вместе, это у них не очень получалось.
        Отыскать принца по возвышавшемуся рядом Ричарду было нетрудно.
        — Ты и Эдмунда притащила отметиться, да?
        Я кивнула.
        — Что происходит?
        — Говорят, кто-то нажал кнопку пожарной тревоги. Я не чувствую огня, а это мой лучший элемент, так что они, должно быть, правы.
        Он пожал плечами и, когда мистер Силайа попросил всех выстроиться, прошел в первый ряд. Я встала перед ним. Несмотря на заявление, что пожара не было, Эдмунд и Ричард выглядели обеспокоенными.
        Мистер Силайа прошел вдоль шеренги, отмечая галочкой имена присутствующих, и передал журнал секретарю, которая обходила все классы. В дальнем конце возле разобранного баскетбольного щита директор школы тщетно пытался включить мегафон. Когда он наконец заработал, раздался громкий треск.
        Я перестала слушать, как только поняла, что он решил прочитать нам лекцию о том, как плохо и опасно давать тревогу без причины. В прошлом году это случалось такое количество раз, что я даже не затрудняла себя подсчетами, так что его тщательно подобранные слова не имели должного эффекта. Остальные, видимо, были со мной солидарны, потому что гул голосов, который заглушал его речь, стал нарастать. Все обсуждали, кто же мог быть виновником.
        Поднимался ветер, растрепывая мои заправленные за уши волосы. Но дул он не со стороны реки или моря, а двигался по пологим полям и каким-то образом проникал сквозь деревья, что росли на берегу вокруг нас.
        Я медленно разжала руки.
        — Если пожара нет, то тогда что это такое?
        Принц поднял глаза.
        — О Провидение…  — выдохнул он.
        Другие тоже заметили, что происходит, и шум понемногу утихал.
        По направлению к нам двигалось нечто, похожее на легкое облако тумана, что наползает с моря, вот только это облако нес­ло с собой обломки деревьев. Оно льнуло к земле, на которой еще не высохла роса, не поднимаясь над ней более чем на пять метров. И вместе с ветром, что нес туман, летела магия. Холодная, влажная магия.
        Я посмотрела на принца, а он на меня. Эдмунд окинул взглядом нас обоих. Прежде чем кто-то успел хоть что-то сказать, рука охранника обняла меня за плечи и повела к выходу с кортов. Я попыталась стряхнуть ее, но Эдмунд предвидел мое движение и держал крепко. Принц послушно шел рядом с Ри­чардом.
        Мое сознание ударилось об его барьеры, и он без колебаний впустил меня. На этот раз я не увидела живописных холмов, а только большое черное пространство, заполненное коробками. Я сконцентрировалась на том, чтобы закрыть наш канал связи для Атан, и после этого взорвалась.
        — Ты ведь это не серьезно, правда? Ты что, просто сбежишь и оставишь всех беззащитными?
        — А что мы можем сделать? Это магия, и магия не наша. Они в этом районе, Отэмн. Это небезопасно.
        — Ваше Высочество, я  — хранитель этой школы. А вы?
        Я внимательно посмотрела на него. Принц ответил мне выразительной гримасой, потом наклонил голову и смягчился.
        — Ладно, ладно, я понял. Только, пожалуйста, не делай глу­постей.
        Обещать я ничего не собиралась.
        — На счет три…
        Дойдя до двух, я внезапно присела, как будто подо мной подогнулись колени, и нырнула под руку Эдмунда. Он нагнулся и попытался схватить меня, но я уже успела отскочить в сторону, и его рука поймала только воздух. Теперь ученики вокруг закричали, и я прошмыгнула между ними, зная, что это снизит шансы того, что Атаны станут применять заклинания. Принц сделал то же самое. Добежав до забора, он подпрыгнул, ухватился за него, подтянулся и перескочил на другую сторону, оказавшись вне кортов. Я присоединилась к нему. Все ворота, ведущие на корты, уже успели захлопнуться  — это Эдмунд пытался остановить нас.
        До этого момента облако двигалось с той же скоростью, что и ветер. Именно на это я рассчитывала, планируя обогнуть его по периметру, потому что не собиралась бросаться в него сама или вынуждать на это принца,  — я понятия не имела, что это такое или какая магия создала его. И все-таки больше всего меня пугало то, что это облако скрывало. Но как только мы оказались на траве, оно внезапно с силой полетело на нас и, прежде чем я успела вскрикнуть или отойти назад, полностью меня поглотило.
        Я почувствовала прикосновение к своей руке и услышала, как кто-то выкрикнул мое имя, но больше ничего. Я ощущала только влагу, а все вокруг было белое. Я не могла быть дальше чем в нескольких метрах от кортов и сделала несколько шагов по направлению к ним. Скоро стало очевидным, что дви­гаюсь я не туда.
        Я пошла налево, потом направо, затем попыталась двигаться вперед… Я однозначно должна была идти по направлению или к школе, или к берегу, или хоть к чему-то, что я бы узнала, но я ни на что не натыкалась. В конце концов я начала паниковать. Я попыталась побежать, но только взбила туман вокруг ног, что заставило меня засомневаться, касаются ли они вообще травы. Когда я присела на корточки, чтобы проверить это, то почувствовала легкое головокружение и все не могла понять, почему моя рука не касается земли.
        В пределах досягаемости не было ничьих сознаний, даже человеческих, и притупленная отдаленная мысль где-то в тумане предположила, что принц покинул измерение или умер, ведь сознание не могло так просто исчезнуть. Сознания не пропадали, а медленно таяли.
        — Ваше Высочество?  — прошептала я. Звук тут же исчез.  — Эдмунд?  — развернулась я, хватая руками влажный воздух, к которому теперь примешивались слезы, что катились по моему лицу.  — Фэллон?
        Ответа все не было.
        — Фэллон!  — закричала я в отчаянии, закрывая глаза, потому что темнота была лучше пустоты.  — Фэллон!
        А потом раздался ответ. Только он был не на сейджеанском. И канадского акцента в нем слышно не было. Он был замедленный и неестественный, и от него у меня застыла кровь в жилах.
        — Она здесь. Найдите ее.
        В моих ладонях появился огонь, и я ненадолго образовала щит вокруг себя, но вскоре вынуждена была дать ему рассеяться, потому что его тепло заставляло туман дымиться, испаряясь. Мои мысли перестали быть отдаленными, а сердцебиение замедлилось до нормального, когда в поле моего зрения появилась трава. Я погасила огонь и больше не пыталась создавать щит в ужасе от того, что была на волосок от того, чтобы раскрыть свое местонахождение: вызывать такую магию было все равно, что превратить себя в сигнальный огонь.
        — И как ты предлагаешь это сделать? Твое чертово заклятие и на нас влияет!
        Акцент говорившего был местный, откуда-то с юго-запада Англии. Я попыталась определить направление, откуда раздавались голоса, но они звучали отовсюду.
        Ответа не последовало, и я подумала, что, возможно, они отошли от меня, но все равно не осмеливалась пошевельнуться. А мой мозг тем временем пытался освободиться от тумана в голове и вспомнить хоть что-нибудь из уроков магии  — я понимала, что это заклятие, только не знала его названия и не могла защититься, ведь мой мозг был из-за него чересчур медлительным.
        — Джайлс!
        — Абриа!
        — Джайлс, ты где?
        — Я не знаю! Я ранен, здесь Атаны!
        Акценты смешивались в один, хотя мне показалось, что я слышала что-то восточноевропейское. Это не имело значения. Думать я не могла. Я вдыхала туман и, хотя делала неглубокие вдохи, уже чувствовала, что мое сердцебиение становится неровным, а глаза закрываются.
        — Фэллон, где же ты?
        Крик сорвался с моих губ, хотя я не собиралась ничего произносить,  — мой язык больше не подчинялся мозгу. За меня говорил туман, и он подозвал их ближе к тому месту, где я, замерев, стояла.
        — Отэмн! Ты ранена?
        — Фэллон! Это Экстермино! Они рядом со мной!
        — Отэмн? Ты здесь? Скажи хоть что-нибудь!
        Принц меня не слышал, хотя до меня продолжали доноситься его крики, обращенные ко мне, или Эдмунду, или Ричарду. Но никто ему не отвечал.
        — Гелдар! Я слышу девушку. Она должна быть где-то рядом. Гелдар?
        — Эдмунд!
        Акцент был канадским, и я наконец открыла глаза, потому что этот возглас подарил мне надежду.
        — Алиа, мы ничего не можем с ним сделать! Алиа, ты понимаешь? Не борись с ним!
        Это был Эдмунд. Он говорил на сейджеанском, и это придало мне сил, чтобы зажечь огонек размером со спичечную головку и держать его возле рта и носа. Он горел несколько секунд, а потом я сделала глубокий вдох чистого воздуха и погасила его.
        — Эдмунд, я тебя не слышу,  — сказал женский голос, и вскоре послышался голос Ричарда, который спокойно и сдержанно повторил указания Эдмунда. Сообщение Атан, должно быть, распространилось, потому что еще до того, как мне снова понадобилось вдохнуть, раздалось несколько криков.
        — Гелдар мертв!  — завопил мужчина с местным акцентом.  — Сиф, Томас, помогите мне! Абриа, оставайся с Джайлсом!
        Я зажгла еще один огонек и сделала очередной глоток свежего воздуха. Расстояние до говоривших я оценить не могла, но начинала нервничать из-за движения, которое происходило вокруг меня. Я не могла положиться ни на собственные чувства, ни на элементы, ни на магию, ни на сознание, но точно знала, что кто-то был близко  — совсем близко.
        И снова я не решилась воспользоваться щитом и сделала абсурдный выбор, рассчитывая на туман как свою первую линию обороны,  — было ясно, что заклятие влияло и на Экстермино. Моя рука сжалась на кинжале, что был спрятан в ножнах.
        Он появился ниоткуда, ближе, чем можно было предположить,  — я даже успела увидеть потрясенное выражение лица, когда он наступил мне на ногу. Времени придумывать другой план не было, поэтому я выбрала проклятие, в котором была уверена.
        — Mortalitis Sev! Умри добровольно!
        Магия образовалась, как только я произнесла первый слог, и поразила его тело, когда договорила последний. Он повалился на меня, и я воспользовалась этой возможностью, чтобы вонзить кинжал ему в живот и провернуть, отталкивая тело назад и чуть поддерживая, насколько позволяли силы, чтобы клинок сделал свое дело. Никогда раньше я не произносила заклятие смерти  — его даже не преподавали  — и знала только теорию. Я хотела, чтобы он умер,  — его смертью я хотела отомстить за смерть невинного человека, которого Экстермино убили тогда в гавани.
        Когда он оказался на земле, я опустила его веки и попросила судьбу отвести его дорогой, которая была уготована ему после смерти, а потом просто стояла и смотрела на него. После смерти золотисто-каштановые шрамы моей бабушки стали только ярче, и мне еще долго казалось, что, возможно, она просто спит. Спала она на полу комнаты, потом спала в стеклянном гробу во время государственных похорон, и даже когда ее хоронили в Атенеанском соборе, она все еще была как живая. Кто бы ни убил ее, он отлично владел заклятием смерти и сделал все идеально. У меня же все получилось плохо. Серые шрамы Экстермино пожухли, потому что из его живота текла кровь в том месте, отку­да я вытащила свой кинжал.
        Приближался кто-то еще, и я приготовилась.
        На этот раз у меня получится лучше. Ты будешь мной гордиться, бабушка.
        Но больше заклятие я не повторила, потому что появившегося человека я убить не могла.
        Его шрамы были серыми. Он был сейджеанским Экстермино, в этом сомнений не было. Но эти спутанные волосы и сильный девонширский акцент, который я так часто слышала… И выражение лица, как тогда, когда он спросил, что плохого в том, чтобы работать в кафе…
        — Нейтан?  — выдохнула я.
        Мужчина не поднял глаз и ничем не выдал, что узнал меня, но и атаковать тоже не стал. Вместо этого он принялся за дело, подхватывая тело под ноги и шею и пытаясь его поднять. Все это время он смотрел на мой кинжал, хотя и не казался обеспокоенным его наличием.
        Когда Нейтан поднялся, я встретилась с ним взглядом. Всего пару секунд мы молча смотрели друг на друга, но я знала, что это был его ответ. Момент был траурный, но отнюдь не из-за тела, которое он держал на руках. Он не проявил никакого участия к судьбе своего товарища.
        Нейтан  — Экстермино.
        Я ощутила поток дикой энергии, которая неслась к нам, и пришлось сделать шаг вперед, когда она стала притягивать магию, которая была в моей крови. Открывались границы между измерениями, и Нейтан собирался пересечь их. Уступая, они оба исчезли. Я мысленно последовала за ним. Он прибудет в другое измерение почти мгновенно, а потом снова вернется в это, только теперь в Исландию или любое другое место, куда Экстермино решили дислоцировать его. Межпространственные прыжки. Тонкий занавес энергии, который разделял параллельные миры, подвергался достаточному воздействию, даже когда кто-то пере­мещался между измерениями в одно и то же место; они не должны были становиться еще и способом перемещения между географическими точками.
        Все это я четко понимала, а вот случившееся  — нет. То, что это значило, казалось невозможным. Может, все дело в тумане?
        Я не могу думать. Я не хочу думать.
        Инстинкт, который раньше предупредил меня о приближении двоих мужчин, теперь подсказывал, что я в безопасности. А потом я почувствовала все нарастающее тепло. Я знала, что нужно делать и что происходит. Создав в ладонях огонь, я выжгла туман вокруг себя и образовала воздушную подушку, защищаясь, пока огонь уничтожал заклятие.
        Гул затих, и огонь исчез в левой стороне, подчиняясь движению пальца Эдмунда, который направил его в другой конец поля. Я несколько раз моргнула. То, что открылось глазам, радикально отличалось от моих ожиданий. Эдмунд, чей голос был таким четким и ясным, стоял как раз у выхода с теннисных кортов, будто и не двигался вовсе. Принц, который в тумане, казалось, был где-то далеко, оказался всего метрах в пяти слева от меня. Другого Атана нигде не было видно. Я же стояла в углу, на стыке двух берегов, спустившись по одному из них до половины. Вдруг меня накрыла волна тошноты, и, скрестив ноги, я опустилась на землю в ожидании, пока меня заберут, потому что ни на что другое сил у меня не было.
        Эдмунд, как только закончил с заклятием, поспешил к нам. Он наколдовал банку с прорезиненной крышкой и зажимами, после чего собрал в нее остатки тумана, которые парили возле нас. Закрыв банку, он выжег оставшееся облако.
        — Что это было?  — спросил принц, неровной походкой преодолевая расстояние между нами, и уселся на землю чуть ниже меня на берегу. Он выглядел таким же измученным и дезориентированным, как и я.
        — В сейджеанской школе вы ведь учили блокирующие заклятия?  — спросил Эдмунд, и мы кивнули.  — Это было одно из них в сочетании с каким-то воздушно-водным заклинанием. Мы проходим специальную подготовку, они не должны на нас влиять, а значит, это что-то новое. И нам непременно нужно узнать, что именно.
        Принц уперся локтями в колени и положил голову на ладони.
        — У нас очень большие проблемы, не так ли?
        Эдмунд, глядя скорее на меня, чем на своего подопечного, с издевкой прищурился:
        — Как только я буду знать, что вы в безопасности, я сделаю так, что вы пожалеете, что родились на свет.
        Я пожала плечами и, не вставая на ноги, начала сползать вниз по берегу.
        — Защита жизни людей  — одно из основных условий Терра, поэтому не нужно… Miarba!
        Я дернулась и схватилась за ногу чуть выше колена. По ощущениям было похоже на то, что мое бедро разрезали большим, очень большим шипом. Когда я посмотрела на землю, то поняла, что почти так оно и было  — в густой траве лежал кол. Он был довольно толстым, не более тридцати сантиметров в длину. С одно­го конца он был размером с мой кулак, но постепенно ­сужался до тонкого кончика, который, казалось, легко сломать. Но видимость эта была обманчивой, и моя окровавленная нога  — тому доказательство.
        Эдмунд оказался рядом, как только я вскрикнула от боли. Принц тоже подбежал. Когда они увидели причину случившегося, то оба выругались.
        — Кол истребителя? Этого… этого нам только не хватало! Отлично!  — сухо подытожил принц.  — Истребители в союзе с Экстермино. Хреновый сегодня день!  — Он с досадой махнул рукой.
        Всегда прагматичный Эдмунд нагнулся, чтобы осмотреть рану, а затем наложил заклятие на всю ее длину.
        — Фэллон, если ты уже закончил истерику, герцогиня ранена.  — Он посмотрел на меня.  — Острие не отравлено и не заколдовано. Вам очень повезло: они так спешили, что просто уронили его, а не оставили специально.
        Принц робко предложил мне свое плечо, чтобы я могла подняться. Как только я оказалась на ногах, боль заметно стихла, и я сказала, что могу идти сама. Эдмунд хотел, чтобы мы как можно скорее ушли с поля в относительно безопасное главное здание школы, и сама я шла быстрее, чем подпрыгивала, опираясь на кого-то.
        Идя по ступенькам вслед за Эдмундом, я недовольно вздохнула, когда поняла, что почти вся школа собралась во дворе. В руках у директора снова был мегафон  — он пытался успокоить учеников, большинство из которых были очень бледны.
        Все обернулись в нашу сторону. Я отодвинулась вправо, прячась за спину Эдмунда, а принц сдвинулся влево. Войдя в круг учащихся, Эдмунд не остановился, а я притормозила возле Тэмми. Все откровенно таращились на меня. Я поняла, что, должно быть, измазана кровью, хотя не вся она была моей. С учетом обстоятельств  — не самый лучший вид.
        Эдмунд шагал к зданию, где проводились уроки английского, но в дверях (которые так и не отремонтировали после грозы) его остановил пожарный. Атан явно не привык к такому, поэтому сделал шаг в сторону. Пожарный поступил так же.
        — Сэр, вы пока не можете войти сюда.
        — Правда?
        — Да.
        — Хорошо,  — ответил Эдмунд фальшиво приятным голосом.  — Можем сделать это и здесь.
        Развернувшись, он хлопнул в ладоши и пошел к лавке, а уже почти дойдя до нее, сделал легкое движение рукой. У здания послышался громкий крик боли. Я внимательно смотрела на Эдмунда, ведь он явно наложил на пожарного заклятие. Но тут он обратился ко мне:
        — Снимайте колготки.
        Я прикрыла от злости глаза.
        Принц прав. Хреновый сегодня день. В более дурацкую ситуацию я попасть не могла!
        Но хотя я встретилась с Эдмундом только сегодня (хотя, очевидно, видела его и раньше), я точно знала, что он непреклонен, поэтому побрела к скамейке.
        — Ч-что такое?  — запинаясь, удивленно спросил директор. При этом мегафон издал жуткий звук.
        Мистер Силайа, который стоял рядом с ним, вместо ответа указал на мою левую ногу. Мои довольно темные колготки были в еще более темных пятнах крови.
        Я принялась стаскивать колготки. Было очень больно, потому как кровь присохла и к разорванным колготкам, и к телу. Но это был единственный способ снять их.
        Мистер Силайа, увидев рану, прошептал:
        — Чем это ее так?
        — Этим,  — сказал принц, с колом в руке сделав шаг вперед.
        Рот учителя приоткрылся от удивления, он протянул руку к оружию. Эдмунд похлопал по ближайшей скамейке, и я вскарабкалась на нее, сев на спинку и опустив ногу на сиденье.
        — Я и сама могу исцелить ее,  — заявила я с вызовом.
        Все внимание было приковано к мистеру Силайа, принцу и колу, который они осматривали, пока Эдмунд промывал мне рану.
        — Думаю, для вас, барышня, на сегодня довольно сложных заклятий,  — пробормотал он так тихо, что услышать смогла только я.
        Эдмунд поднял глаза и встретился со мной взглядом. Я сделала глубокий вдох. Он наклонил голову.
        Как он узнал об этом? Он же был на другом конце поля!
        Больше Эдмунд ничего не сказал, и я довольствовалась тем, что сидела, стиснув зубы, пока он обрабатывал рану, которая оказалась не такой ровной, как я думала сначала. Было больно, когда его магия сшивала мою плоть. Я чувствовала, как искры проникали сквозь кожу, но еще хуже было от того, что его рука касалась моей ноги у всех на виду. Хотела бы я, чтобы он разрешил сделать это мне самой… ну, или принцу.
        — Он принадлежал члену клана Пьера,  — сообщил мистер Силайа, предусмотрительно решив не пользоваться английским языком.  — Я проходил в университете курс по истории Сейдж и вампиров,  — пояснил он, словно сам же засомневался в сказанном.  — Конечно, это было давно, поэтому точно я смогу сказать, только когда сравню изображенный на нем герб с книгами.
        Эдмунд кивнул.
        — Стиль румынский, поэтому я поверю вам на слово.
        Я оторвала взгляд от них и уставилась на свои коленки. Клан Пьера… Тот самый клан, что убил покойную королеву вампиров; тот самый клан, которому Каспар Варн и его банда мстили в ночь Лондонской резни. Не стоило удивляться, что они были в союзе с Экстермино, и, наверное, я не слишком и удивилась  — ведь последние могли быть полезны истребителям, помогая им перемещаться между измерениями. Но я не забыла слов, сказанных принцем в моей кухне. Отец Виолетты Ли был в союзе с кланом Пьера… Люди, истребители они или нет, не представляли настоящей угрозы для королевства вампиров. Но темные существа? Это было плохо. Это было по-настоящему плохо.
        Неожиданно с крыши здания спрыгнула женщина и приземлилась совсем рядом с Эдмундом.
        — Все чисто почти на километр во всех направлениях. Похоже, они все пересекли границу.
        — Хорошо. Ставь полный купол защиты, чтоб ничего не проникало внутрь и не попадало наружу, даже воздух,  — ответил Эдмунд, не отрывая глаз от раны на моей ноге.
        — А как же люди?  — спросила я.
        — Это не наша проблема. Моя работа заключается в том, чтобы защитить вас. Остальное не мое дело.
        Приказ, должно быть, был выполнен, потому что в тот же миг стена сильной магии прошла прямо через меня и моих одноклассников, которые сразу же подняли глаза к небу. Вот только неба больше не было. Вместо него пространство над нами окрасилось в водянистую смесь серого и цвета электрик  — школа была накрыта крышкой, одновременно с появлением которой раздалась жуткая гудящая сирена, как тогда от молнии в Барраторе. Она звучала не переставая.
        И тут началась настоящая паника  — еще похлеще той, что я успела увидеть до того, как меня поглотил туман. Люди вопили, свет был искусственный и слегка синеватый, а воздух настолько насыщен энергией, что его тяжело было выталкивать из легких. Рано или поздно он закончится.
        На землю опустился Ричард, а следом женщина, которая выглядела значительно моложе остальных троих. Когда она подошла к Эдмунду, его лицо, нахмуренное после происшествия с пожарным, смягчилось.
        — Ты как?  — спросил он тихо. Никто за пределами нашего круга в любом случае ничего бы не услышал, так громко гудел щит.
        — Немного потрясена,  — ответила она.
        Он улыбнулся, проводя пальцем по моей уже почти здоровой ноге и убирая красную линию и синяки.
        — Я же говорил, что с принцами скучать не приходится.
        Потрясенной женщина не выглядела и поинтересовалась, сохранил ли он образец тумана,  — судя по тому, как она говорила, она была алхимиком. Все четверо заметно расслабились после появления щита, и она отошла в сторону, чтобы осмотреть кол.
        — Моя сестра,  — объяснил Эдмунд, глядя ей вслед.  — Все готово. Попробуйте встать.
        Я сползла вниз и попыталась опереться на ногу. Боли не было, хотя бедро словно занемело, о чем я и сообщила. Это Эдмунда не обеспокоило.
        Люди, казалось, тоже мало его волновали, как и тот факт, что им не очень-то нравится быть закрытыми, словно в стеклянном аквариуме. Единственным, кто хоть как-то отреагировал, был принц, который подошел и попытался успокоить директора, встревоженного сначала прыжками Атан по зданиям, а потом куполом. Других учителей взял на себя мистер Силайа. А ученики… ну, их предоставили самим себе.
        — Эдмунд, ты не можешь оставить щит на весь день. Мы задохнемся,  — пробормотала я, опасаясь, что в неистовой погоне за безопасностью эта мысль ему в голову не пришла.
        — Он не на весь день. Мы уезжаем.
        — Куда уезжаем?
        — Назад в Барратор.
        — И я?
        — Конечно.
        — Я не могу.
        Он был поглощен отправкой кола при помощи магии и не смотрел на меня.
        — Конечно можете. С вашей ногой уже все в порядке.
        — Я не поеду.
        Он поднял глаза и сделал шаг ко мне. Я немного оробела и отступила назад.
        — Миледи, мы не можем гарантировать безопасность школы без щита, который, как вы верно заметили, нельзя оставлять,  — объяснял он так медленно, что это звучало почти сни­сходительно.  — Отправьте людей по домам, если вы так о них переживаете.
        — Я хочу поехать домой,  — сказала я растерянно, хотя и было похоже, что хочу я не этого.  — Я не оставлю родителей одних, когда в округе Экстермино.
        — На выходных ты говорила, что твои родители до четверга в Лондоне!  — крикнул принц из-за дерева, где стояли учителя.
        Он говорил по-английски, за что мне хотелось навести на него заклятие. Внезапно он оказался передо мной, и лепестки сакуры ложились вокруг того места, где стояла я, отстранившись от них.
        — Почему ты врешь?
        Он выглядел обиженным, но я была словно пьяная и не могла оторвать глаз от своих босых ног.
        — Я просто хочу домой.
        — Но последние несколько дней ты казалась такой счаст­ливой.
        Теперь и голос его был обиженным.
        — Я хочу домой,  — повторила я.
        Неужели это так тяжело понять?
        — Миледи, вы, возможно, не понимаете, но теперь все иначе. Вы больше не можете делать то, что хотите. У вас нет выбора,  — вмешался Эдмунд. Он действительно был очень высоким. Очень внушительным.
        — А вот и есть!
        Я сделала шаг вдоль скамейки, чтобы не дать себя окружить, но принц оказался проворнее  — он выставил руку и поймал меня.
        — Третий fas. Верность Атенеа. Я приказываю тебе вернуться с нами.
        Мои губы приоткрылись.
        — Ты что, серьезно?
        — Совершенно серьезно,  — пробормотал он.
        Мой взгляд привлекло движение его губ: может, потому, что мои губы были приоткрыты, он сделал то же самое. Он был так близко, что от его дыхания шевельнулись мои волосы. Я хотела поправить их, но места, чтобы поднять руку, между нами не осталось. Принц сделал это за меня, убирая их, но не заправляя за ухо, как это делала я.
        — Я не хочу, чтобы ты была в опасности.
        — Правда?
        — Правда,  — подтвердил он шепотом.
        Еще секунду я смотрела на его губы, а потом бросилась налево, мимо сакуры и мемориальной доски Курту Холдену.
        — Все, шоу окончено, ребята, все в главное здание. Нам нужно отправить вас по домам.
        Я оглянулась назад и увидела, что ученики проигнорировали инструкции мистера Силайа и не двинулись с места, давая дорогу принцу, который пытался догнать меня.
        — Отэмн! Не будь такой!
        Я проскочила лестницу и побежала по крытому входу, по которому мы шли едва ли час назад.
        — Не быть какой, Ваше Высочество?
        — Не знаю. Просто не устраивай истерику, как избалованный ребенок.
        Он не отставал и был в нескольких метрах от меня. Вдалеке за нами следовал Эдмунд.
        — Это… это настоящее лицемерие из уст того, кто с радостью игнорировал пятый fas.  — Пересекая парковку, я выставила руку и показала ему пять пальцев.  — Строгое соблюдение договоров Терра, главным из которых является защита людей!
        Я услышала, как он хлопнул себя по бокам.
        — Для меня все не так просто, ты же знаешь! И для тебя тоже не должно быть. Ты не задумываясь бросилась в руки Экстермино ради группы людей!
        Я круто развернулась и уперлась в бедра руками.
        — Ах так, значит, наши жизни дороже их?
        Он остановился передо мной и провел рукой по затылку.
        — Я не это имел в виду.
        Принц вздохнул. Я ждала, что он объяснит, что же имел в виду.
        — Ты просто загадка,  — сказал он наконец.  — Сначала ты сгоряча пытаешься зашвырнуть Валери Дэнверс куда-нибудь в Ванкувер, а потом рада пожертвовать собственной жизнью ­ради нее.
        — Я сделала это не только ради нее,  — пробормотала я.
        — Не будь педантичной.
        — Не будь неисправимым.
        Он коротко рассмеялся.
        — Ты очень симпатичная, когда злишься.
        Я снова открыла рот и взвизгнула от досады, мчась в сторону автобусной остановки.
        — Герцогиня,  — пропел он,  — куда же вы? Мы ведь под огромным куполом. И потом  — вы забыли сумку.
        Я оглянулась и увидела, как он прикусил дрожащую нижнюю губу, сдерживая улыбку. Руки принца были засунуты в карманы цветных джинсов, и он вприпрыжку следовал за мной.
        Ну, хватит!
        Сделав еще несколько шагов, я взмыла в воздух. Пусть щит и не даст мне улететь совсем, но он достаточно выходит за пределы школы, чтобы я могла побыть отсюда подальше.
        — Нет, нет, нет! Не делай этого!  — прокричал принц, и я почувствовала, как магия подняла его, после чего послышалось недовольное замечание Эдмунда.
        Логичным казалось полететь к реке, но в ту сторону щит доходил только до дороги, так что улететь далеко было невозможно. Вместо этого я стала возвращаться тем же путем, каким мы сегодня приехали, пользуясь другой дорогой, что вела из Дарт­мута, в качестве ориентира. Далеко мне сбежать не удастся, к тому же принц был в лучшей форме и уже догонял меня. И тут мне в голову пришла абсурдная мысль спуститься вниз и спрятаться в женской раздевалке городского спортивного центра, который был последним зданием в пределах щита. Ведь все равно спуститься мне придется.
        Но когда я пролетала над кольцевой развязкой и уже выбирала место, где можно удачно приземлиться, в спину меня ударило заклятие. Я бы закричала, когда толчок сбил меня с курса, но заклятие выбило воздух из моих легких. Его было недостаточно, чтобы заставить меня спуститься, однако хватило для того, чтобы принц за секунду догнал меня. Его руки обхватили меня, и мы по инерции полетели через дорогу и живую изгородь на футбольное поле спортивного центра. Стержень его магии был зажат, и мы начали падать; несмотря на боль в районе нижних ребер, мне удалось закричать. Мой крик стал постепенно затихать, когда мы опустились на воздушную подушку. Хотя принц и контролировал ситуацию, я все же пристально смотрела на него. Мы остановились так близко от земли, что мои волосы касались травы. Принц, убрав одну руку с моей спины, положил ее мне на затылок, а потом осторожно опустил нас на землю. Я оказалась на спине, а он упирался коленями по обеим сторонам моего тела.
        Я попыталась повернуться и сбросить его, но ничего не получилось. Он схватил меня за запястья и держал их одной рукой у меня над головой.
        — Ваше Высочество, я требую, чтобы вы меня отпустили!
        — Ты… требуешь?  — медленно спросил он, приподнимая бровь и склоняя голову к плечу. На лице у него заиграла такая широкая озорная улыбка, что на щеках снова показались ямочки.
        — Да, требую!  — настаивала я.  — Вы нарушаете Терра!
        — Верно. Но я отпущу тебя, как только буду уверен, что ты едешь с нами и будешь в безопасности,  — отрезал он, накло­няясь ко мне.
        Мои глаза оказались на уровне его груди. Я видела, как шрамы изгибаются под футболкой, и место, где заканчивались его ребра, и как ткань подчеркивает его мышцы  — кубики, как называла их Гвен.
        Я зажмурилась и сделала глубокий вдох. На этот раз дезодорант у него был другой. С запахом шоколада.
        Как только я узнала запах, принц выпрямился, но остался сидеть у меня на животе. Вскрикнув от возмущения, я поняла, что он сделал. Теперь мои руки держал не он, а магия, которая сковала и мои лодыжки. Уничтожить ее у меня не получалось. Моя кровь не теплела от моей магии, а в голову не приходило ни одно заклятие.
        — Как ты смеешь? Это магия университетского уровня!
        Он запрокинул голову и засмеялся, а потом уперся руками по обеим сторонам моих плеч, так что наши лица оказались на одном уровне. Принц продолжал усмехаться.
        — Что?! Это не смешно!
        — Не смешно! Честное слово!  — заверил он, перестав улыбаться, чтобы успокоить меня.  — Но это Отэмн Роуз, которую я помню с детства. Я рад, что она…
        — Раньше ты говорил, что у меня истерика! Ты что, намекаешь, что я была испорченным ребенком?
        Он выглядел растерянным, губы его беззвучно шевелились.
        — Я… э… ну… ты была очень… независимой.
        Он кивнул, как бы успокаивая себя, что нашел самый тактичный ответ.
        Я как раз собиралась ответить, когда кто-то рядом с нами кашлянул.
        Принц смущенно улыбнулся.
        — Привет, Эдмунд!
        С этими словами он выпрямился.
        Мужчина указал на меня пальцем.
        — Вы… будете…  — Закончить у него так и не получилось.  — Машины подъедут через пару минут. Вы останетесь в Барраторе, пока все не успокоится. Без пререканий.
        Я опустила скованные руки и попыталась упереться о землю, чтобы подняться, но ничего не вышло.
        — Ну, в таком случае придется заехать ко мне домой, потому что мне нужно взять немного вещей. Без пререканий.
        Принц еле сдержал смех.
        Эдмунду было не смешно.
        — Возьмите все, что нужно, заклятием.
        — Не могу. Я не знаю, куда положили мою запасную форму, а она может понадобиться.
        Он буркнул что-то в ответ, и я приняла это за знак согласия. Даже своим ограниченным зрением я заметила, что мы привлекли толпу зевак к входу на поле  — в основном это были работники спортивного центра, которые смотрели вверх, на щит.
        — Хоть встать мне помоги,  — сказала я принцу.
        Он подчинился и, взяв меня за руки, помог сесть. По всей видимости, мне не доверяли настолько, чтобы позволить встать. Принц сел сзади и оперся спиной о мою спину, чтобы мне было удобно сидеть. Я подтянула колени к груди и положила на них скованные руки.
        — Эй, герцогиня…  — сказал он немного погодя.
        — Что?  — резко спросила я.
        — Ты начнешь наконец называть меня Фэллоном?
        Я закрыла глаза и тихонько вздохнула. Он заметил мою панику в тумане.
        — Может быть.
        Он снова засмеялся.
        Как он может быть в таком хорошем настроении после ­всего, что случилось и на выходных, и за последнюю пару часов? И вооб­ще, почему я так спокойна?
        Эдмунд оказался прав, машины были всего в нескольких минутах, и, когда послышался рев моторов, меня соизволили поднять и освободить. Как только за мной захлопнулась дверь, оковы спали с моих рук, а снаружи исчез щит. Когда щит растаял, начался дождь. Сильный неумолимый дождь.



        ГЛАВА 20
        ОТЭМН



        Кто-то все-таки прорвался в здание школы, потому что мой рюкзак лежал на полу машины. Вытащив телефон, я едва сдержала вздох негодования  — батарея села. Поэтому, когда мы подъехали к моему дому, я выскочила из машины прежде, чем Эдмунд успел закончить читать наставление, чтобы я поспешила. Он последовал за мной, оставив водителя разворачивать машину.
        — Знаю, у нас тесновато,  — сказала я, как только переступила порог дома.
        Взгляд Эдмунда, блуждающий по комнате, ненадолго встретился с моим, когда я снимала туфли, а потом он снова принялся рассматривать каждый уголок пространства вокруг. Мысленно я простила его, сказав себе, что внимательность и наблюдательность  — часть его работы.
        На втором этаже я поставила телефон на зарядку, бросила влажный джемпер в стирку, вывалила на кровать вещи из сумки, с которой ездила на выходные, и начала швырять туда свежую одежду и белье. Когда я вернулась после поисков запасной школьной формы, сообщения на мой телефон уже приходили вовсю. От одной только Тэмми их было четыре, еще три  — от Ти, по одному прислали Гвен и Кристи. Кроме того, Джо написала два коротких строгих имейла, требуя объяснений, почему я не ответила на ее длиннющее письмо, присланное еще в субботу. Я быстро отправила примирительные ответы Ти и Тэмми, извещая их, что возвращаюсь домой к принцу  — Фэллону!  — после чего отправила почти идентичное сообщение папе. Об Экстермино я предпочла умолчать. Мама, несомненно, будет возмущена «моим» решением, но сообщить им было нужно, чтобы не пытались позвонить мне на городской телефон.
        Закончив, я сделала глубокий вдох и опустилась на кровать. Я зажмурила глаза, а потом открыла приложение Facebook. Как только высветилась моя новостная лента, я тут же перешла в свой список друзей и набрала «Нейтан Райл». Три полоски, обозначавшие загрузку данных, появлялись и исчезали, появлялись и исчезали, появлялись и исчезали, и с каждой секундой я все крепче сжимала телефон.
        По запросу «Нейтан Райл» ничего не найдено.
        — Что?  — выдохнула я, обращаясь к телефону.
        Может, он изменил имя в профиле?
        Я поискала Нейт и Натаниель, потом попыталась угадать его второе имя. Я проверила весь список, перечитывая все фамилии на Р, а потом попробовала общий поиск  — на случай, если он меня удалил. Но только когда я вернулась на свою страницу и пролистала стену до июля (я помнила, что он писал мне пожелание хорошо провести лето в Лондоне), я наконец осознала, что произошло. Пожелания не было. И его тоже.
        — Миледи, возможно ли нам будет выехать до конца недели?  — сказал Эдмунд с лестницы.
        — Уже иду!  — прокричала я в ответ, в последний раз посмотрев на два сообщения, между которыми должно было быть пожелание Нейтана, а потом бросила телефон и зарядное устройство в свой школьный рюкзак, а несколько книг и туалетные принадлежности  — в сумку. Переодеться мне придется уже там.
        Сбегая вниз, я заклятием отправила большую сумку, закрыла за нами дверь, а потом и школьный рюкзак вместе с ключами перенесла в свою комнату в Барраторе. Когда я вернулась в машину, принц  — Фэллон  — что-то смотрел в телефоне, хотя вряд ли это был Facebook. У королевской семьи не было страниц в социальных сетях  — это выяснили мои друзья по школе, когда попытались найти его там.
        Он заметил мой взгляд и дал мне свой телефон. На экране была открыта газета «Арн Этас» и статья под названием: «Совет измерений пока не подтвердил подозрения о пакте между Ли и Пьером. Делегация людей отказалась поддержать британское правительство второго измерения».
        Я пробежала глазами статью, пока мы ждали Эдмунда, который разговаривал с Ричардом и своей сестрой. С людьми все было, как и с темными существами. Каждая нация в каждом измерении выбирала представителей в Совет измерений, и они представляли свою страну как единая делегация, а представители всех стран образовывали делегацию людей. И, несмотря на их многочисленность, голос людей имел такой же вес, как и любой делегации темного королевства. Но если бы люди решили поддержать Майкла Ли, одного из немногих в своем измерении, кто знает о нашем существовании (и только из-за его должности, ведь те, кто в его измерении не знает о темных существах, не голосуют), у нас были бы серьезные проблемы. К счастью, его не поддержал никто, даже британская делегация, и все из-за его связи с подозрительными группами вроде истребителей или, как утверждалось в статье, с неподконтрольными Варнам вампирами.
        — Когда распространились слухи о Ли и Пьере?  — спросила я Фэллона.
        — Не знаю. В любом случае, это уже не новость,  — ответил он мне мысленно.  — Возможно, уже есть пакт между Пьером и Экстермино.
        — Может, сегодняшняя атака была единичным случаем,  — предположила я, пытаясь быть оптимистичной, что было для меня несвойственно.
        Принц посмотрел на меня так, будто мои шрамы внезапно стали ярко-синими. Я скорчила гримасу и вернула ему телефон. Когда он закрыл приложение, я увидела, что вверху экрана написано «ФЭЛЛОН  — ЛИЧНЫЙ (ЗАЩИЩЕННЫЙ)». И внезапно это напомнило мне то, чем он объяснял свой приезд сюда: спокойная жизнь.
        Я смотрела, как он убрал телефон в карман, а Эдмунд тем временем сел в машину. По-настоящему убежать от того, кем он был, он просто не мог.
        Пристегнувшись и опершись головой об окно, я вздохнула. Фэллон вышел из моего сознания, и я позволила Нейтану по­явиться из коробки, в которой он был спрятан в моем мозгу.
        Ладно пакт, а как насчет обращения людей в Экстермино?
        Истории о том, как люди превращались в Сейдж, были такой редкостью… Ведь это было опасно. Это было абсурдно.
        Я знала, что в какой-то момент придется рассказать им об этом, но пока довольствовалась поиском весомых доводов, чтобы убедить их,  — я и сама бы не поверила, если бы не видела его своими глазами.
        Закрыв глаза, я увидела лицо Нейтана, который смотрел на меня. По его лицу поползли виноградные лозы и, будто царапины, остались на щеках. Они не были похожи на произведение искусства, как шрамы настоящего Сейдж. Нет, это был ядовитый плющ. Он начал гнить, он гнил и становился серым.
        Стереть эту картинку я не могла, она преследовала меня даже во сне.
        Я проснулась, когда чьи-то руки подхватили меня под спину и под колени, и почувствовала, как капли дождя упали на мои волосы. Я приоткрыла глаза лишь на секунду и снова закрыла их, как только увидела белую с сероватым оттенком футболку и темно-красные шрамы. Пока принц нес меня в дом, я притворялась спящей и все пыталась понять, почему я боролась с тем, что мои глаза порозовели.
        — Что происходит? Элфи и Лизбет вернулись рано и говорят что-то об Экстермино… Силы небесные, что случилось с Отэмн?!
        — Не переживай, тетя, она просто спит,  — сказал Фэллон.
        Моя голова лежала у него на плече, как раз под подбородком, и я чувствовала, как напрягается его горло, когда он говорит. От этого я ощутила жжение в груди.
        — Тебе придется разбудить ее. Вы должны рассказать нам, что случилось,  — услышала я слова принца Лорента.
        — Тогда дайте мне минуту. И прикажите принести чаю с ромашкой. Поверьте, он нам понадобится.
        Я услышала звуки удаляющихся шагов, потом открылась и закрылась дверь. Только после этого принц положил меня на диван, а сам опустился на подушки рядом со мной.
        — Отэмн, прости, но нужно просыпаться.
        Тогда убери мою голову со своего плеча.
        Тем не менее я потянулась, открыла глаза и медленно села, ­осматриваясь по сторонам. Мы были на диване в пустой гостиной. Огня в камине не было, и холодный воздух оставался неподвижным. Дождь тихо стучал по окнам, чьи подоконники едва­ не касались пола, что отнюдь не помогало сохранять тепло.
        — Привет,  — сказал Фэллон и положил руку мне на плечо. Я посмотрела на него сквозь ресницы.  — Хорошо спала?
        — Нет, не очень.
        Он убрал руку.
        — У тебя было видение?
        Я покачала головой и выровняла окровавленные складки юбки. К счастью, выше края блузки крови не было, поэтому никто не задавался вопросом, как она туда попала. Было похоже, что все это из-за моей раны.
        — Ты сможешь переодеться, как только мы расскажем, что случилось. Папе…  — он махнул рукой,  — то есть королю, нужно знать о происшедшем.
        Я кивнула. Он откинулся на спинку дивана и закрыл глаза, не обращая внимания на слуг, которые зашли, принесли чай и развели огонь в камине. Когда Четвин подошел с чаем, я поблагодарила его, не поднимая глаз, потому что знала, что он не сводил взгляда с моей юбки. Когда он ушел, я принялась скептически рассматривать жидкость в своей чашке. Она была золотистого цвета, как что-то, что я ни за что не стала бы пить.
        — Он успокаивает,  — заверил Фэллон.
        Он, казалось, с удовольствием пил чай без сахара, поэтому я тоже сделала несколько глотков. Нервничать я не пере­стала. Но, возможно, чай поможет мне рассказать о Нейтане. На вкус он был фруктовым и напоминал травяные настойки, ­которые заваривала мне от головной боли бабушка, когда я была маленькой.
        Вошел Эдмунд и сел у огня в одно из кресел с прямой спинкой, подозвав Четвина жестом, в котором, как я быстро поняла, сквозило обычное для него высокомерие. Он тоже взял чай, выпил его залпом и выдохнул в пустую чашку. Потом выпил еще одну чашку, которую подал Четвин.
        Но его эго испарилось, он подпрыгнул и поклонился, как только в комнату вошли принц и принцесса, а за ними Элфи и Лизбет. Я попыталась сделать то же самое, но Фэллон схватил меня за край блузки, и у меня получилось только опереться руками о подушки в тщетной попытке подняться. Эдмунд снова сел, но больше никто, казалось, не собирался следовать его примеру.
        — Ну?  — сказал Эдмунду принц Лорент, который явно был недоволен. Говорил он тем же тоном, что и в день, когда пришло известие о Виолетте Ли.
        — Они использовали гибрид из блокирующего и элементного заклятия, который скрывал их перемещение. Мы ничего не чувствовали, пока не появился туман. Когда же он нас поглотил,  — он повернулся и посмотрел на меня, а вслед за ним на меня оглянулись все,  — шансов у нас было мало. К счастью, у них тоже. Это было что-то новое и сильное.
        Явно защищаясь, он сделал особый акцент на последних словах, ведь происшедшее уязвило его профессиональную гордость.
        — Образец взяли?
        На этот раз Эдмунд выглядел чуть более довольным.
        — Алиа уже уехала анализировать его.
        — Сколько их было?
        — Пять,  — ответил Фэллон.
        — Шесть,  — поправила я.
        — Восемь,  — уточнил Эдмунд. Я снова опустила голову и уставилась на свои руки.
        Если бы я знала, что их так много, никогда бы и близко не подошла к этому туману.
        — Двоих из них убили, одного ранили.  — Я снова подняла взгляд, мысленно умоляя Эдмунда не распространяться на эту тему. Нельзя было, чтобы они знали.  — Но среди них было двое людей.  — Я с облегчением выдохнула.  — И выясняется, что они были не просто люди, а истребители. Некто Джайлс и Абриа из клана Пьера. Ричард сейчас пытается все о них выяснить.
        Элфи скривился.
        — Истребители… Как те, что в клане Пьера… с Майклом Ли… Истребители?
        Его мать была более точна в выражениях.
        — С чего вы вообще это взяли?
        — С этого,  — сказал Эдмунд и материализовал в своих руках кол. Все ахнули.  — Скажем так, его нашла Отэмн, когда он вонзился ей в ногу после того, как они пересекли границы измерения. Отсюда и кровь.  — Он указал на меня пальцем, я кивнула.
        Эдмунд положил кол на стол, и все стали по очереди рассматривать его. Я постукивала ногой по полу, будучи не в состоянии справиться с нервами. Чай мне не помог.
        Принц Лорент провел рукой по лицу и повернулся к жене.
        — Думаю, нужно безотлагательно поговорить с Ллириадом.
        — Значит, в Атенеа.  — Она вздохнула, беря в руки кол.  — Эдмунд, будь поблизости. Он, возможно, захочет поговорить и с тобой тоже.
        Он поклонился. Фэллон тоже встал. Я зажмурилась и, сделав глубокий вдох, на одном дыхании выпалила:
        — Это еще не все!
        — Не все?
        Принц Лорент склонил голову к плечу. Эдмунд встретился со мной взглядом и едва заметно покачал головой. Я не обратила на него внимания. Я собиралась сказать совсем не то, о чем он думал.
        Я закрыла глаза.
        — Звучит безумно, но, кажется, я знаю одного из Экстермино.
        — Знаешь?
        Когда я вновь открыла глаза, ко мне приближался дядя Фэллона, и я снова опустилась на диван.
        — Да. Я… когда он был человеком.
        — Человеком?  — эхом отозвался он и остановился.  — Герцогиня, что вы имеете в виду?
        В его голосе так явно звучало обвинение, что я не решалась поднять на него глаза.
        — Я знала его по работе, он был поваром, и…
        Я умолкла и снова зажмурилась, как только поняла, что…
        — Я, возможно… э… забыл упомянуть о твоей работе,  — вмешался Фэллон. Он сжал губы и принялся их покусывать, проводя рукой по затылку.
        — Это не имеет никакого значения. Договаривай, что ты хотела сказать,  — нетерпеливо поторопила меня его тетя.
        Конечно, это имеет значение. Это задевает вашу гордость больше, чем мою.
        И все же я продолжила:
        — Он перестал появляться на работе где-то через неделю после того, как ты приехал в Кейбл.  — Я посмотрела на Фэллона.  — А потом уволился, никого не предупредив. Я не придала этому значения… а потом он появился из тумана с серыми шрамами на коже. Он был так близко, что я могла бы дотронуться до него. И он на меня не напал.
        — Вы были беззащитны перед блокирующим заклятием. Может, вы просто перепутали,  — предположил Эдмунд, лишь бы возразить. Но по его лицу я видела, что он мне верит и действительно обеспокоен.
        — Нет! Я уверена!  — настаивала я.  — Я только что проверила его страницу на Facebook. Он ее деактивировал. И у него очень специфический голос. Вы ведь слышали в тумане сильный девонширский акцент, правда же?  — обратилась я за поддержкой к Фэллону и Эдмунду.
        — Да, я слышал,  — сказал Фэллон, Эдмунд кивнул.
        — Если Экстермино стали обращать людей, то будет начато тщательное расследование на самом высоком уровне. Ты целиком и полностью в этом уверена?  — настаивал дядя Фэллона.
        Я была уверена почти на сто процентов.
        — Да, уверена.
        — Как его полное имя и когда ты последний раз видела его человеком?
        Я повернулась к Эдмунду.
        — Натаниель Райл. Первая суббота сентября.
        Тот, кто следующим возглавит Атан, переступил с ноги на ногу, обхватил левой ладонью правый локоть и прижал указательный палец правой руки к уголку губ. Он нахмурился.
        — По-видимому, вы были друзьями на Facebook. У вас были близкие отношения?
        Я несколько раз моргнула и отшатнулась.
        — Нет, мы просто вместе работали. Летом я его почти не видела.
        Он покачал головой и закрыл глаза.
        — Герцогиня, простите меня, но мне нужно у вас спросить: когда вы были вместе, он когда-нибудь проявлял к вам интерес? Может, флиртовал?
        Я покраснела и почувствовала, как мои губы сами собой округ­лились в букву о.
        — Я не знаю.
        — Он когда-нибудь говорил или делал что-то, что вызывало у вас неловкость или какие-то подозрения?
        Я смотрела на свои руки. Все принимало гораздо худший оборот, чем я представляла, когда думала, что они могут не поверить мне.
        — Он узнал, что в графство переехала еще одна сейджеанская семья. Семья с высоким социальным статусом.  — Я не плани­ровала сообщать им, что сама, по сути, ему все и рассказала.  — И, наверное, можно сказать, что он усердно искал мой титул в Интернете.  — Я подняла глаза.  — Я никому не говорила, что я герцогиня, пока не приехал Фэллон. Об этом ты тоже забыл упомянуть, да?  — Я скорчила рожу принцу, который сидел рядом.
        Он ответил мне тем же.
        Мой превратившийся в следователя телохранитель замычал в ответ и начал барабанить пальцами по спинке кресла.
        — Эдмунд?
        Он повернулся к принцу.
        — Экстермино специально выбрали кого-то, кто был близок к герцогине. Если она права и этот Натаниель обратился, логично предположить, что у него был веский мотив, чтобы стать Сейдж. Немыслимо вообразить, что человек может пережить такое превращение, если не хочет этого всем сердцем. Его никто не заставлял, в этом я уверен.
        Фэллон и Элфи смотрели на меня, не отрываясь.
        — Думаешь, его мотивом была герцогиня?  — спросил по­следний.
        — Не исключено.
        — А зачем Экстермино обращать его?
        Эдмунд бросил критический взгляд на обоих молодых принцев, и все взрослые нахмурились от беспокойства.
        Я внимательно посмотрела на Элфи, а потом на младшего из принцев, потеряв нить разговора после их неясного диалога.
        — Но ведь они наверняка выбирали кого-то из моего окружения, чтобы добраться до тебя. Мне так жаль. Я знаю, что именно от этого ты и пытался уехать.  — И я снова опустила глаза.
        — Ты здесь ни при чем. А без таких маленьких приключений скучно жить,  — успокоил меня дядя Фэллона, хотя голос его был усталым.  — И все же, Эдмунд, я бы хотел, чтобы вокруг дома герцогини установили систему охраны. Пока это не организуют, она останется с нами.
        Я подняла голову, но прекрасно понимала, что спорить с принцем Лорентом нельзя. Эдмунд пристально смотрел на меня, Фэллон пытался подавить усмешку. Я предпочла игнорировать его, пытаясь не думать о том эпизоде, когда он оказался на мне, потому что от этого мои глаза вот-вот могли поменять цвет.
        Затем обсудили более мелкие детали происшедшего, обменялись идеями о том, какую систему безопасности следует теперь применять, и разговор сам собой сошел на нет.
        — Откладывать больше некуда,  — намекнула принцесса мужу.
        Он взял чашку, допил чай и кивнул.
        — Мы пришлем гонца, когда король будет готов принять тебя, Эдмунд. А ты, Фэллон, отправишься с нами.
        Младший принц опустил голову, и я услышала тихий вздох раздражения. Его дядя закончил разговор предложением всем пойти пообедать.
        На этот раз мне удалось встать и сделать реверанс, ведь Фэллон уже стоял с тетей и дядей в углу. Лизбет и Элфи быстро ушли­ наверх. А я не знала, что и делать. После всего, что произошло, я не могла ничем заниматься и в нерешительности бесцельно топталась перед открытой дверью.
        — Ну, молодой принц, что еще ты не рассказал нам о ней?
        Я подпрыгнула. Звук удара моих испорченных туфель о плитки пола эхом разнесся по пустому холлу, и я зажала рот, чтобы не вскрикнуть от страха. Они говорили обо мне. Я знала, что они только делали вид, будто моя работа их не волновала. Но это было мелочью по сравнению с тем, что еще знал Фэллон. Он расскажет им о моих видениях, если еще не сделал этого. Он ведь сказал, что только постарается держать их в тайне. То, что они узнают об этом, не очень меня беспокоило. Но я боялась стать оружием. Такое обычно случалось с провидцами, особенно с теми из них, кто видел (или, в моем случае, не мог не видеть) важные события. А это значит, что мне придется вернуться ко двору и занять свое место в Совете, как только мне исполнится шестнадцать. Носить титул и не выполнять своих обязанностей станет невозможно, если Атенеа решат воспользоваться моим даром.
        Нет, дитя, нет! Я  — проклятый провидец! Как и все мы.
        Так она всегда говорила.
        Услышанные обвинения принца Лорента повергли меня в ступор, но звук двери, которую захлопнул кто-то с толстыми темно-синими шрамами  — Эдмунд!  — вернул меня к реальности.
        Значит, они рады навязать мне свое общество и свою охрану, рады выкачивать из меня информацию, но ближе подходить мне не разрешается.
        В конце концов, я ведь не член их драгоценной королевской семьи.
        От этой мысли мне стало больно. Еще несколько недель назад я и не думала, что это будет иметь для меня хоть какое-то значение. Я все еще не могла понять, почему так происходит. Я действительно хотела домой. Но проведенные здесь вы­ходные подарили мне чувство сопричастности. Словно я была ­частью чего-то. А такого я не ощущала со времен учебы в Сент-Сапфаер.
        Но в ту минуту я хотела только уйти оттуда, и ноги мои подчинились, унося меня в сторону террасы так быстро, что я почти срывалась на бег. Я слышала, как усиливался дождь, но это меня не останавливало. Меня манили стол и стулья, и я села как можно дальше от застекленных створчатых дверей. Я сложила руки и зацепилась пальцами за кованые завитки, положив голову на руки, чтобы удобно было смотреть на дождь. Я даже не заметила, что плачу, пока повисшие на ресницах слезы не затуманили все вокруг. Я вытерла их об локоть.
        Почему же не прекращается этот бесконечный дождь? Разве мало было осадков этим летом?
        Меня бы он не тревожил, если бы капли не отскакивали от края террасы прямо на туфли. Подкладка их размокла, и казалось, что я стою в липкой грязи. Мама предупреждала, что так и будет, если я куплю не кожаные туфли. Кожу я носить отказывалась, но ей этого не понять.
        И потом, немного солнца мне было бы очень полезно. Его лучи избавляли меня от дурацких подкожных бугорков, которые моментально превращались в прыщи, если я хоть немного нервничала, а мои золотисто-каштановые пряди выцветали и становились почти белыми. Кроме того, намного легче быть позитивной, когда вокруг светло и ярко.
        — Зачем ты сделал это, Нейтан?!  — настойчиво спросила я у дождя.
        От отчаяния я хотела ударить руками по столу, но мои пальцы застряли между коваными лавровым листом и спиралью, и я вскрикнула от боли. Наконец у меня получилось осторожно высвободить их, и я уселась поудобнее.
        Что они сказали тебе, чтобы заставить сделать это? Насколько убедительной была их ложь, чтобы ты бросил свой дом, семью, работу? Что заставило тебя поставить свою жизнь на эту тонкую, как струна, грань? Разве ты ничего не знаешь об Экстермино? Совсем ничего?!
        Но дождь не ответил. Он просто шел.
        Благодаря Терра многие опасные практики стали незаконными. И в первую очередь это относилось к превращению людей в Сейдж, или, если уж на то пошло, в любое другое темное существо, которое способно управлять магией. Это было опасно. Чрезвычайно опасно. В нашей крови была активная магия, которая могла сокрушить человека и даже убить его. Контролировать обращение должен был кто-то невероятно могущественный, и таким же сильным должен был быть человек, чтобы выжить. Мысль была не из приятных, но мне в голову приходил только один Экстермино, кто мог бы совершить такое.
        В этом отношении Виолетте Ли повезло. Превращение в вампира было сравнительно безопасным, потому что их магия была спящей и обеспечивала их физические способности и жажду. Эти практики были наименее болезненными и одновременно наиболее часто используемыми и общепринятыми. Она станет подопечной королевской семьи и никогда не будет ни в чем нуждаться. У нее был выбор, потому что ее похитители оказались вампирами.
        Но Нейтан выжил.
        Шум трения дерева о дерево в дверном проеме вырвал меня из этих мыслей, и я поспешила вытереть глаза, на секунду обнадежившись, что это принц, но тут же напомнила себе, что он, должно быть, уже отправился в Атенеа, чтобы сообщить отцу новость о нападении Экстермино. Когда я повернулась, то увидела Эдмунда, который опирался на один из столбов, что поддерживали крышу веранды. Вода из водосточного желоба па­дала на его волосы, но ему, казалось, было все равно  — даже несмотря на то, что ему предстояла скорая встреча с королем. Пряди, которые он обычно аккуратно убирал назад, теперь прилипали ко лбу, а выцветшие на солнце завитки почти закрывали очень темные и широкие шрамы, которые переплетались чуть ли не под прямым углом. Однако для Гвен это, по всей видимости, значения не имело.
        Я снова положила голову на руки, глядя на дождь. Его нотации меня не интересовали. Я прекрасно знала тексты Терра и понимала, что в глазах закона то, что я сделала, превращало меня чуть ли не в героя. Мой интерес к книгам и всему тому, что другие считали скучным, как обычно, оправдывал себя.
        — Убить Экстермино заклятием смерти в пятнадцать лет… Впечатляюще. Глупо,  — рассуждал он, и я представила и почти услышала, как он сложил руки на груди,  — но впечатляюще.
        Я не подняла взгляда. Я закрыла глаза, потому что дождь больше не падал на землю, а несся порывами по саду.
        — В сущности…  — По деревянному полу скрипнул стул.  — Если бы вы не были девушкой благородного происхождения с блестящей политической карьерой впереди, я бы завербовал вас прямо сейчас.
        — Откуда ты знаешь, что я кого-то убила?  — спросила я у своих рук.
        Он засмеялся.
        — Это часть моей работы.
        Я подняла голову и прищурилась, потому что зрение мое было размытым. Постепенно его очертания стали ясными, и я смогла сфокусироваться.
        — Ты им не сказал.
        — Не думаю, что вашу способность совершать такие заклятия стоит рекламировать, тем более Атенеа. Могущество пугает людей. Если бы вы не были в опасности, я посоветовал бы вам спрятать эти знания подальше. Но вы в опасности,  — пробормотал он, барабаня пальцами по кованому железу. Его ногти время от времени поддевали кусочек изумрудно-зеленой краски, и он щелчком отбрасывал ее в сторону, глядя в точку как раз над моим правым плечом.  — Они захотят отомстить за то, что вы сделали,  — заметил он как бы между делом, выходя из транса.  — И все же вы не боитесь. Вы спокойно относитесь к тому, что убили другого Сейдж. Ни одно из ваших поспешных действий ­сегодня не было результатом того, что на ваших руках кровь. ­Почему?
        Он немного наклонился, так что его локти удобно устроились в выемке в столе, и переплел пальцы. Вопрос был риторический, и я старалась держать взгляд прямо, несмотря на его задумчивое выражение. Я чувствовала, что он наслаждался моментом. Он пару раз постучал пальцами друг о друга, а потом хлопнул в ладоши почти так же, как в тот раз, когда пожарный не пустил его в здание школы.
        — А-а, понятно. Вы думаете, что ее убили Экстермино, не так ли?
        Я прищурилась.
        — Уйди из моего сознания.
        — Вы прекрасно знаете, что я не в вашем сознании, миледи. Это была всего лишь точная догадка. И ваша реакция доказывает мою правоту.
        Я громко выдохнула и развернулась так, что сидела теперь лицом к дождю и спиной к нему.
        — Но ведь я права, не так ли? Это сделали Экстермино. И ты знаешь почему. Они все знают.
        Я неуклюже махнула в сторону дверей, и от этого движения в плече неприятно хрустнуло.
        Эдмунд не ответил, но я услышала, как скрипнул стул, когда он заерзал на нем.
        — И ты тоже ничего мне не скажешь,  — резко бросила я, обхватив руками спинку стула и крепко держась за нее. Я обняла ее, пытаясь сдержать слезы, которые наворачивались на глазах.
        — Поэтому вы сегодня убегали? Поэтому отталкиваете Фэллона? Вам кажется, что вас обманывают.
        Его голос смягчился, и из него исчезла насмешка. Теперь его слова звучали так, как я всегда хотела, чтоб звучали слова моего папы. В них было беспокойство.
        — Это можно понять.
        Я резко повернула к нему голову.
        — Правда?  — выдохнула я.
        — Да, на вашем месте я чувствовал бы то же самое.
        Я снова стала обращаться к промокшему саду, не сводя взгляда с лужайки, что раскинулась за клумбами, в которых напитавшаяся влагой земля перестала впитывать воду и заставляла ее собираться в лужи.
        — Так почему тогда ты или кто-нибудь другой не расскажет мне правды?
        — Вы поверите, если я скажу, что это ради вашего же блага?
        Я решительно покачала головой, раздражаясь от того, что этой фразой от меня отмахивались уже второй раз за день. Я еще крепче обняла стул, как можно сильнее вытягивая руки, чтобы схватиться за противоположные стороны. Прутья вдавились в мое тело между подмышками и грудью, но эта тупая боль ­была единственным, что помогало мне не расплакаться. А я не стану рыдать перед человеком, которого по-настоящему знаю всего один день.
        Он что-то недовольно пробормотал, и стул снова скрипнул.
        — Миледи, то, что знаем об обстоятельствах смерти вашей бабушки я и Атенеа, не принесет вам облегчения, если вы ищете именно этого.
        Его голос снова стал суровым и наставительным, и было ощущение, что со мной разговаривают, как с ребенком: отеческое беспокойство улетучилось.
        Это глупости, дитя! Безрассудно думать, что ты уже достаточно взрослая, чтобы вынести груз всех секретов. Они тебя просто раздавят.
        Бабушка, меня подавляешь ты. Я хочу, чтобы ты ушла! Тогда я могла бы расти!
        — Я недостаточно взрослая, чтобы решать, поможет мне это или нет?  — спросила я.
        Он так хлопнул рукой по столу, что я подпрыгнула.
        — Отэмн Роуз Элсаммерз, вы не в состоянии принимать ­даже самые незначительные решения, потому что зациклились на трупе. Отпустить ситуацию можете только вы сами. Если же вы продолжите цепляться за ее смерть, то будете гнить вместе со своей бабушкой до тех пор, пока от вас останутся только кожа да кости. А раз вы не чувствуете ничего, ни малейших угрызений совести за то, что убили другое темное существо, у ко­торого наверняка была семья и который не совершил ничего плохого, кроме того, что принадлежал не к той группировке, тогда, возможно, для вас уже все потеряно!
        Ошеломленная, я молчала, и каждое его слово, которое произносилось с все нарастающей силой и скоростью, барабанило мне в спину, заставляя больно выгибать ее. Мне понадобилась минута, чтобы прийти в себя, и даже тогда я смогла только выдохнуть свое возмущение.
        — Да как ты смеешь? Как смеешь так со мной разговаривать?
        Я вскочила на ноги.
        — Смею, потому что кто-то должен был сорвать траурную вуаль с вашего лица.
        — Да кто ты такой, чтобы читать мне лекции по морали? Ты всего лишь обслуживающий персонал.
        На это, к моему величайшему изумлению, он рассмеялся. Смех был настоящим, он шел из глубины груди и не казался мне адекватной реакцией на эти наполненные ядом слова.
        — Думаю, вы слишком много времени провели с Фэллоном. А для вас, герцогиня, я больше, чем просто обслуживающий персонал.
        Я снова громко выдохнула. Его ответ разочаровал меня. Но он не погасил моего гнева.
        — Вообще-то, насколько мне известно, мы не родственники.
        Его смех постепенно стих, и он снова сел.
        — Я хочу что-то показать. А значит, вам, миледи, придется повернуться ко мне лицом.  — В его голосе снова послышалась насмешка.
        Я медленно расцепила руки и развернулась, решительно прищурив глаза. Сложив руки на груди и откинувшись на спинку стула, он ждал. Как только я уселась, спрятав ноги под столом, он расстегнул пиджак и стал доставать что-то из внутреннего кармана. Я мельком увидела какой-то металлический предмет и подумала, что это может быть пистолет, но полы пиджака ­Эдмунда снова запахнулись, а в руке у него оказался бумажник. Из прозрачного пластикового конверта в третьем отделении он достал помятый бумажный квадрат и снова убрал бумажник в карман.
        — Скажите мне, кто эти люди.
        Он положил на стол небольшую черно-белую фотографию. Она была вся в заломах и немного засвеченная по краям.
        Эдмунд положил ее на сухую часть стола подальше от залетающих капель дождя, и, чтобы рассмотреть ее, мне пришлось наклониться. Но чтобы узнать женщину, что стояла посредине, мне нужно было только убрать промокшие волосы за уши, чтобы они не падали на глаза. У меня был не один альбом с ее фотографиями, кроме того, я видела много ее портретов в особняках, которые принадлежат герцогам английским. Хотя все это мне было без надобности, потому что с фотографии смотрела будто бы я сама: те же светлые волосы в густых кудрях, те же изгибающиеся шрамы, такая же фигура с женственными изгибами, которые только подчеркивались невысоким ростом.
        — Это моя бабушка.
        Ей было, казалось, за двадцать. Даже я помнила ее моложавой. Магия долго сохраняла ее молодость. Я провела пальцем в правый угол снимка, где стоял пожилой мужчина.
        — Это Иглен. А это…  — нахмурилась я, глядя на третьего человека и поднося фото поближе, чтобы убедиться в своей догадке.  — Это твой отец?
        Эдмунд кивнул один раз и очень неспешно.
        — Неожиданное трио. Но они были лучшими друзьями.
        Я быстро подняла взгляд и резко выдохнула. Об Иглене я знала, но Адалвин Мортено… Предводитель Атан? Я снова опустила глаза на фотографию. То, что сказал Эдмунд, явно было правдой. Все трое смеялись, и никто не смотрел прямо в камеру: Иглен наблюдал за моей бабушкой и показывал на что-то в стороне, а остальные двое, прищуриваясь, смотрели в том направлении. Бабушка крепко ухватилась за рукав свитера Адалвина, словно пыталась подтянуть его к себе. Они стояли на фоне круглого пруда и, судя по их одежде, фотография была сделана еще до рождения моего отца.
        Эдмунд снова начал барабанить пальцами.
        — Как много вы знаете о жизни своей бабушки до того, как переехали к ней?
        Я покачала головой.
        — Немного?  — задумчиво протянул он.  — Вам наверняка известно, что ваш дедушка умер, когда вашему отцу было двена­дцать. А знаете ли вы, что мои родители развелись за несколько лет до этого?  — О последнем факте мне ничего не было известно, но я все равно кивнула.  — А как насчет проблемы с бесплодием в вашей семье?
        Я опустила глаза на колени. Да, об этом я прекрасно знала. Именно поэтому я  — последний Сейдж, оставшийся в нашей семье. У многих в нашем роду было бесплодие, у остальных же был один или двое детей, и поколение за поколением Дом Элсаммерз становился все менее многочисленным, а теперь был на грани исчезновения.
        — Не стоит падать духом. К тому времени, как вы решите завести детей,  — если такое случится  — все будет по-другому,  — успокоил он, и я улыбнулась. Мне придется завести детей или назначить наследника, чтобы род не вымер.
        Эдмунд взял фотографию и принялся рассеянно разглаживать заломы, улыбаясь изображению.
        — Но вот чего вы не знаете, так это того, что после того, как ваша бабушка сняла траур, она всерьез думала о том, чтобы вый­ти замуж за моего отца.
        Я подавилась воздухом на вдохе.
        — Что?!  — Я покачала головой.  — Я хотела сказать: простите?
        Его улыбка стала шире, и я заметила, что он снова смотрит не на меня, а в пространство над моим правым плечом.
        — Не надумывайте себе лишнего, их отношения были исключительно платоническими. Им обоим было одиноко, и ваша бабушка хотела обеспечить наследников для титула. Было очевидно, что у нее детей больше не будет, а единственный наследник родился человеком, что стало для нее серьезным потрясением, поверьте.
        Я не знала, куда девать глаза, но на Эдмунда смотреть не могла, потому что у меня под ложечкой нарастало негодование по мере того, как то, что он говорил, складывалось в целостную картину.
        — У вашей семьи нет титула. Значит, вы бы взяли фамилию Элсаммерз и ваша семья стала бы наследовать мой герцогский титул.
        Я гневно смотрела на свои колени, что на него, видимо, не производило ни малейшего впечатления, потому что он ухмыльнулся.
        — Ваша бабушка не была такой глупой, как вы. В черновом варианте брачного контракта было указано, что ее титул, земли и состояние в случае ее смерти переходили к вашему отцу, а после его смерти  — к его детям, если наследник был человеком. Если же ребенок вашего отца рождался Сейдж, то он наследовал все напрямую от нее. Если наследник еще не достиг совершеннолетия, то Винсент Элсаммерз назначался опекуном и контролировал финансы до того, как ребенку исполнится восемнадцать лет. Место в Совете до достижения наследником шестнадцати лет полагалось занять Атенеа.
        — Но именно так звучит наше соглашение с Атенеа, так зачем был этот брак?
        Он сделал жест рукой, останавливая меня.
        — Всего одна деталь. Одно-единственное условие.
        Глядя на меня прищуренными глазами, он подождал, пока я сделаю несколько вдохов, с каждым из них подвигаясь все ближе к краю стула. Я должна была признать: рассказчик он отличный.
        — Если бы они поженились, мой отец и вся наша семья оставили бы фамилию Мортено, за исключением единственного случая. Если бы вы родились человеком и у вас не было бы наследников или таковые были бы людьми, то герцогский титул во всей своей полноте перешел бы к моему отцу и наследником стал бы я.
        Неудивительно, что он позволяет себе быть со мной таким резким. Он меня, должно быть, ненавидит! Я похоронила все шансы его семьи получить титул!
        — Т-ты охотник за деньгами!
        Я не планировала говорить этого, хотя фраза, по большому счету, резюмировала мои мысли.
        Он закрыл глаза и покачал головой. Я воспользовалась этим, чтобы пересесть поближе и выхватить фотографию у него из рук, на долю секунды испугавшись, что порвала ее. Но нет.
        Его глаза тут же распахнулись, и он, удивленный, отстранился прежде, чем его лицо снова стало спокойным.
        — Нет. Никому из нас на самом деле не был нужен ваш титул. Это значило бы уехать из Атенеа и из Канады  — из нашего дома  — и перестать наводить ужас на врагов Атенеа, как точно заметил ваш учитель. Все мы уже немолоды и не любим перемен. Но для вашей бабушки было важно сохранить самое могущественное и независимое герцогство во всех измерениях и одно из немногих, где нет королевской крови, в недосягаемости для Атенеа, и мы были готовы помочь ей в этом.  — Губы Эдмунда растянулись в ухмылке, и я увидела, как он провел языком по нижним зубам.  — Даже если это означало бы быть обладателем титула до тех пор, пока его можно будет вернуть молодой наследнице, которая могла бы объединиться с Атенеа на своих условиях, например…  — Он небрежно пожал плечами и, поддразнивая меня, обвел взглядом веранду,  — выйдя замуж за молодого и красивого атенеанского принца.
        Я хлопнула фотографией по столу и снова скрестила руки на груди.
        — Закрой рот, Эдмунд! Мне всего пятнадцать.
        Переживания, которые переполняли меня еще минуту назад, исчезли, и я покраснела. Они не были похожи на тех, кто гоняется за титулами, да и, в любом случае, брак так и не был заключен. Почему так получилось  — таким был мой следующий вопрос.
        Он растянул губы в мрачной улыбке.
        — Да. Это происходило как раз в то время, когда ваш отец устроил свою маленькую революцию. Он хотел поступать в человеческий университет, пойти работать в банковскую сферу и все такое. Ваша бабушка подумала, что попытки заставить его жениться на Сейдж только усилят сопротивление, и решила подождать, надеясь со временем уговорить его. Когда же он женился на человеке, мы уже почти собирались возобновлять договоренности о браке между моим отцом и вашей бабушкой. Но она настаивала и не сдавалась. Она не оставляла ваших родителей все годы лечения от бесплодия и последующих ИКСИ и ЭКО[11 - Интрацитоплазматическая инъекция сперматозоида (ИКСИ) и экстракорпоральное оплодотворение (ЭКО)  — репродуктивные технологии, ­которые применяются в случае бесплодия.]. Вы не можете себе представить, с каким облегчением вздохнули моя семья и все королевство, когда на свет появились вы. Просто не можете себе представить.
        Он провел рукой по лицу еще более драматичным жестом, чем это всегда делал Фэллон, когда нервничал или был шокирован.
        Я откинулась на изогнутую спинку стула, осознавая всю информацию, включая последние несколько фраз, о чем знала и раньше. Эдмунд терпеливо ждал, шевельнувшись, только чтобы указательным пальцем пригвоздить фотографию к столу, когда ветер попытался унести ее.
        — Значит, когда ты раньше сказал, что помнишь меня…  — начала я осторожно.
        Он медленно кивнул.
        — Когда вы впервые прибыли ко двору, вам было четыре года и вместе с бабушкой вы останавливались не в своих апартаментах во дворце или на одной из ваших вилл в Атенеа, а у нас. Бльшую часть первой недели вы плакали, просились домой и не давали всем нам спать. Ох и непросто нам было с нашей-то посменной работой!
        Я открыла и закрыла рот, хотя мои губы остались приоткрытыми в полной сожаления улыбке. Это было очень похоже на меня маленькую  — хотя я и не помнила таких событий. Я по­пыталась вспомнить хоть что-то из того, что было со мной в пе­риод жизни с родителями,  — до того, как в шесть лет я отправилась учиться в Сент-Сапфаер. Мне говорили, что я ходила в подготовительную школу вместе с Кристи и Тэмми, пока обозленные родители других детей не заставили забрать меня оттуда. Но когда я пыталась вспомнить их лица, у меня ничего не получалось. Этот рассказ стал еще одним металлическим куском этой серой мозаики.
        — Я, кажется, припоминаю, как в восемь и десять лет вы часто убегали и прятались с детьми Атенеа, чтобы бабушка не увозила вас домой. Однажды королева обнаружила вас с Фэллоном и Чаки в кладовке. Вы, очевидно, загнали их в угол, догоняя, чтобы поцеловать на прощание.
        Меня смущал уже сам неприглядный оттенок красного, в который окрасились мои щеки после этой истории. Я тут же спрятала лицо в ладонях. Эдмунд засмеялся.
        — Но почему я не помню твоего участия во всех этих событиях?  — буркнула я сквозь пальцы, чтобы перебить его.
        Это сработало.
        — Преимущественно потому, что чем взрослее вы становились, тем важнее для вас было интегрироваться в общество. А мы ведь работаем в тени. А значит, мы все меньше видели вас обеих.
        — А Атенеа? Они знают об этой связи между нами?
        Я немного развела пальцы, чтобы наблюдать за ним. Он едва заметно нахмурился.
        — Старшее поколение точно знает. Подозреваю, что Фэллон не в курсе. Но когда на прошлой неделе составлялся план нашего приезда сюда, беспокойства касательно того, что Алиа или я можем быть…  — он замолчал и сильнее нахмурился,  — некомпетентны в силу своих эмоций…  — после паузы его взгляд упал на стол,  — в связи с вашим присутствием, высказано не было. А потому я предполагаю, что те, кто все-таки знает, или забыли, или считают это несущественным.
        — Некомпетентны в силу своих эмоций?
        — Да. Поправляя сказанное вами раньше, я не просто обслуживающий персонал. Я чуть не стал вашим дядей.
        Когда он сказал это, вся история приобрела совсем другое ­значение. Он не просто чуть не стал наследником. Он чуть не стал родственником. Про себя я отметила, что нужно будет поискать официальные записи о регистрации браков в библиотеке Барратора, чтобы проверить то, что он рассказал. Потому что если это действительно было правдой, то в их лице я приобретала союзников.
        Его глаза закрылись, и он наклонил голову в сторону выхода.
        — Вам пора идти.
        Я неохотно толкнула ему фотографию.
        — Оставьте себе.  — Эдмунд поднялся, выпрямившись во весь свой огромный рост, и сделал шаг в сторону, но потом передумал и снова подошел ко мне.  — Знаете, вы ведь не изгнанник. При дворе многие будут рады вашему возвращению, особенно когда вам исполнится шестнадцать и вы сможете занять свое место в Совете.  — А потом, к моему полнейшему замешательству, он наклонился и поцеловал меня в макушку, положив правую руку на мою щеку, к которой прилипли мокрые кудряшки.  — Поэтому отпустите свое прошлое и научитесь принимать решения, маленькая почти племянница.  — Он погрозил мне пальцем.  — Но сначала марш переодеваться, пока вы не успели простыть!
        Он ушел. Когда я подошла к выходу и стала открывать дверь, по моему лицу скользнула улыбка и я начала тихо, почти беззвучно смеяться. Когда меня впервые привезли в Девон после смерти бабушки, я сидела на окне своей спальни и, глядя на пустынный сад, мечтала о том, что какой-то неизвестный мне, забытый дальний сейджеанский родственник приедет и восстановит мою жизнь, избавит меня от этого горя… и это станет концом моего бесконечного одиночества. Теперь, когда я стала старше, я понимала всю абсурдность тех мыслей, но это… это было почти так же здорово.
        А потом… потом я почувствовала себя счастливой. Я была в мире с событиями этого дня. Ведь без них у меня не было бы необходимости давать никаких объяснений, не нужно было бы бежать, и Эдмунд не последовал бы за мной.
        Но я отказывалась жалеть мужчину, которого убила. Жаль мне было только Нейтана и судьбу, которую он себе выбрал. Печальное выражение его лица, его немой ответ на то неверие, которое читалось в моих чертах,  — все это не оставляло меня. Оно крепко за меня цеплялось. Поэтому я знала, что Эдмунд не прав: для меня не все было потеряно, во мне осталось еще достаточно крови, тканей и мышц, чтобы бороться дальше.
        Нейтана Райла мне было жаль, потому что его невинная человеческая сущность была безжалостно и бессмысленно убита.



        ГЛАВА 21
        ОТЭМН



        Многое изменилось после этого дня.
        Я осталась в Барраторе до четверга, пока домой не вернулись мои родители. К тому времени вокруг нашего дома уже была установлена охрана, и Эдмунд решился сесть за один стол с моими родителями. Его задача была объяснить им, почему над нашим участком земли возник защитный щит, который будет отмечать любое «несанкционированное» проникновение на территорию, а также почему несколько членов Атан Ку-ди  — которые обычно занимались исключительно безопасностью Атенеа и их ближайшего окружения,  — были готовы прийти на помощь в любую минуту, если возникнет необходимость. Мама стала довольно активно возражать, и я с восхищением наблюдала за тем, как Эдмунд сообщил ей, что, будь его воля, мер безопасности было бы еще больше. Что ж до папы, то если он и узнал этого массивного гиганта или вспомнил его фамилию, то виду не подал.
        Очень скоро я привыкла к новому и приятному распорядку. Начало недели я проводила у Фэллона, в четверг возвращалась домой, чтобы провести время «в семейном кругу», а на выходные снова уезжала в Барратор. Следовательно, работу мне приходилось пропускать, но это было небольшой потерей: атмо­сфера в кафе стала совершенно невыносимой, а папа тайком от мамы начал понемногу давать мне деньги. Тратиться на автобус мне не приходилось, потому что Фэллон и Эдмунд регулярно ­меня подвозили, а потому в четверг я полетела в город и ку­пила себе новую пару туфель для школы. Модель я выбрала непривычную для себя: они были со шнуровкой и на невысоких тонких каблуках. В туфлях я не чувствовала себя такой уж низенькой. Я дефилировала в них по комнате, привыкая ходить на каб­луках, регулируя шнуровку и примеряя их с разными нарядами. Они казались мне слишком красивыми для школы. Я очень нервничала, когда первый раз обула их в Кейбл, хоть раньше и носила туфли на каблуках с бальными платьями. Фэллону они понравились.
        Все в школе привыкли к постоянному присутствию Эдмунда и Ричарда. Изначальный интерес, который проявляли Гвен и остальные, сменился благоговейным трепетом, а Валери вела себя как самая примерная ученица и даже шепотом не смела говорить ничего в мой адрес или в адрес Фэллона. По крайней мере в нашем присутствии.
        Впервые с начала августа Виолетта Ли исчезла из вечерних выпусков новостей. Ее лицо перестало появляться на первых полосах газет. И даже в вышедшем в начале октября номере «Квейнтрель» сплетен о вампирах почти не было. Ее отсутствие в медиа сопровождалось и временным затишьем в моих видениях, за что я была очень благодарна.
        Только через две недели я осознала, что происходит. Неожиданно для себя я заметила, что ем два раза в день, а не один, как это было раньше. За восемь часов ночью я высыпалась, и оказалось, что мне не обязательно спать каждую ночь,  — однажды Фэллон, Элфи и я устроили киномарафон и до утра смотрели фильм за фильмом. А на следующий день я была полна сил, как и всегда. Казалось, я догоняю мир, который до этого стоял на быстрой перемотке. Но теперь-то я понимала, что виной была моя инертность.
        Поэтому неминуемое видение Виолетты Ли меня просто опустошило.
        Я обнаружила, что, несмотря на то что со времен своего детства значительно выросла, все еще помещалась на дереве в нашем ­саду, куда после видения сбежала, чтобы успокоиться… туда, где ствол расходился на четыре ветки, образуя место, где я могла ­сидеть, не боясь упасть, если снова потеряю сознание.
        Именно это напугало меня больше всего. Я упала в обморок. Как подкошенная, я обрушилась на выложенный плиткой кухонный пол  — хуже того, у меня в руке был нож, потому что я как раз начала готовить ужин. Только чудом мне удалось не удариться головой обо что-нибудь или не напороться на нож.
        Единственным предупреждением о надвигающемся видении была страшная боль, которая внезапно пронзила мою голову, когда я начала готовить. Даже очнувшись, я чувствовала, как сильно ломит в висках.
        Увиденное мной было безотлагательным.
        Их приближение я почувствовала по волне магии, которая неслась перед ними. Я спрыгнула с дерева на тропинку, как раз когда трое мужчин приземлились тут же. Я нахмурилась, когда ко мне поспешил Фэллон.
        — Вы что, всю дорогу летели?
        Принц пожал плечами, словно это была мелочь, но при этом он изрядно вспотел.
        — Что случилось? С тобой все в порядке?
        Я покачала головой и повела его и Эдмунда в дом, Ричард уже успел куда-то исчезнуть. Я наклонилась, чтобы снять туфли, а когда выпрямилась, принц протянул руку и положил ладонь мне на щеку, привлекая меня ближе.
        — На тебе лица нет.
        Широко раскрыв глаза, я отступила и скривилась.
        — Мне неловко об этом говорить, но от тебя воняет.
        Он что-то пробормотал и отвернулся, закрыв лицо руками.
        — Спокойно, Фэллон, спокойно,  — уловила я его еле слышный выдох. Эдмунд едва сдерживал ухмылку. Принц снова повернулся ко мне.  — Можно я воспользуюсь вашей ванной?
        Я указала на лестницу, что вела на второй этаж, а сама отправилась в кухню. Если я сегодня еще планирую поесть  — а мой аппетит вернулся с новой силой,  — придется доготавливать пиццу в их присутствии.
        Эдмунд вошел как раз тогда, когда я взяла в руки наполо­вину нарезанный болгарский перец. Я подняла на него глаза. Он, должно быть, использовал заклятие, чтобы сменить свой вечный пиджак и белую рубашку на серую тенниску.
        Он прикрыл за собой дверь.
        — У вас было видение, не так ли?
        Я кивнула и вернулась к работе. Меня совсем не удивило, что он знал обо всем. Он имел доступ к любой секретной ­информации.
        — Вы ведь знаете, что он передает все, что вы ему рассказываете, своим тете и дядя, а они  — королю?
        Я перестала резать и закрыла глаза.
        — Знаю. Пока Фэллон выступает в роли посредника, на данный момент меня это не беспокоит.
        — Если ваши видения и дальше будут оказываться точными, они могут начать строить свою политику, основываясь на них,  — настаивал он.
        — Знаю,  — ответила я слишком быстро и едва не порезалась, чересчур решительно отрезав последнюю четвертинку перца.  — Я знаю, Эдмунд. Но разве у меня есть выбор? Я ведь вижу Виолетту Ли, черт возьми!
        Он стоял, опираясь на стену между прихожей и дверьми, что вели в гостиную.
        — Я бы не стал так выражаться в присутствии Фэллона, барышня.
        Я бросила на него красноречивый взгляд, который вполне подходил к моим словам, и тихо выругалась. С тех пор как Эдмунд взял на себя роль моего суррогатного дяди, он делал замечания относительно любой моей оплошности  — от того, что я говорила, до моей осанки и рациона питания. А по поводу моих пятисантиметровых каблуков разгорелась целая битва, потому что он считал меня еще недостаточно взрослой, чтобы носить обувь на каблуках каждый день. В конце концов я одержала верх, сославшись на то, что туфли понравились Фэллону.
        — Как вы собираетесь возвращаться?  — спросила я после паузы, когда начала резать луковицу и задумалась о том, не понадобится ли мне вторая.  — Вы ведь не станете лететь?
        Эдмунд покачал головой и присел к кухонному столу.
        — Машины приедут за нами в половине девятого.
        Я прикусила губу и посмотрела на часы. Было почти шесть, так что времени объяснить, что случилось, оставалось предостаточно. Но время их отъезда было слишком близко к тому моменту, когда должны вернуться родители, а вторая встреча, прямо скажем, не входила в мои сегодняшние планы. От Эдмунда мои колебания явно не укрылись. Он протянул руку за кусочком перца, который я нарезала, и сказал:
        — Разумеется, если бы вы позволили нам установить больше охраны вокруг дома, что я считаю необходимым, Фэллон мог бы просто…  — Он замолчал, положил перец в рот, прожевал его, проглотил и, пожав плечами, добавил:  — Остаться здесь.
        — Эдмунд!
        У меня слезились глаза, и я прикрыла их согнутой в локте рукой. Выражения его лица я не видела, но и так знала, что он перешел на наставительный тон старшего брата.
        — Я ни на что не намекаю, миледи, а только предлагаю вам согласиться на более мощный щит.
        Я покачала головой, которой по-прежнему упиралась в рукав джемпера.
        — Ты же знаешь, что мои родители не хотят ничего слишком навязчивого!
        — Да, именно такое мнение у меня сложилось после разговора с вашей мамой.
        Я опустила руку и снова стала нарезать луковицу, решив, что одной будет достаточно, даже если придется кормить не только себя. Эдмунд отправился в гостиную, и, закрыв за ним дверь, я с досадой заворчала на лук  — отчасти потому, что его было так сложно резать, но еще и от того, что Эдмунд умело действовал мне на нервы.
        Я продолжала терзать лук до тех пор, пока чьи-то руки не обня­ли меня за талию, не отобрали у меня нож и не положили его на стол. А потом эти руки оказались на моем животе и легонько потащили меня в сторону от стола. Внезапно вся энергия, которую я сумела собрать в кулак, испарилась. Я почувст­вовала себя изможденной и без сил упала на грудь Фэллона, который поддерживал меня.
        Затылком я прислонилась к удобной впадине между его воротником, шеей и плечом. Так мы стояли несколько минут, пока я не нашла в себе достаточно сил, чтобы выпрямиться без его помощи.
        Я была благодарна, когда он предложил присесть, и устроилась на стуле с противоположной стороны от того места, где сидел до этого Эдмунд. Принц развернул мой стул так, что наши колени касались друг друга.
        — На этот раз я не спала. Я была в сознании, по крайней мере пока не упала в обморок.
        — Ты упала в обморок?
        Он взял меня за запястья, как будто боялся, что это может повториться, а его глаза скользнули по мне в поисках ран или ушибов.
        Я поспешила его успокоить.
        — Со мной все в порядке. Только болит голова. И еще… Перед тем как я упала, меня пронзила жуткая боль. Но это все неважно. А важно то, что я увидела.
        Он не отпускал мои запястья, даже когда я уперлась локтями в колени и положила голову на ладони, массируя виски. Он ждал, пока я подберу слова, что оказалось сложнее, чем я думала.
        — Мне неловко.
        — Почему?
        — Потому что я видела, как Виолетта Ли и принц Каспар Варн… спали вместе.
        Как разжавшийся капкан, он отпустил мои запястья, и я еще глубже спрятала голову в ладонях.
        — Виолетта Ли?  — пробормотал он.  — Но как? Ее же чуть не изнасиловали всего несколько недель назад. Ты уверена, что это была она?
        — Да. Я была так близко, что ни с кем бы их не спутала.
        У меня снова стало щипать глаза, и я еще сильнее зажмурилась, находя в глубине своего сознания коробку и пытаясь спрятать в нее увиденное. Но у меня ничего не выходило. Все это было отвратительно и извращенно. И так же подробно, как порнофильм. Я злилась на судьбу за то, что именно это видение Виолетты Ли было столь четким, а не размытым, как прошлые. Я чувствовала все. Видела части мужского тела, которые не видела никогда раньше. И видела ее. Я слышала каждый звук. Каждый стон. Я чувствовала на ее коже кровь и пот, и еще что-то. Я была там вместе с ними до тех пор, пока она не закричала и не потеряла сознание, а он упал и, хотя она и была не слишком миниатюрной, чуть не раздавил ее, а потом зарычал. И я очень надеялась, что это было рычание вампира, не мужчины.
        А потом я очнулась. Я неистово мыла руки мылом, полоскала рот соленой водой. Но смыть эти ощущения все не получалось. До меня дотрагивались, и там, где я во время видения чувствовала прикосновения, я осыпалась, словно пепел. Мои ладони горели огнем.
        Я качнулась вперед и услышала, как металлические ножки стула скрипнули по керамической плитке пола. Он поймал меня и прижал, скорчившуюся, к себе. Сквозь звон в ушах я слышала голоса Эдмунда и Фэллона. Я уткнулась в ямку между его шеей и плечом.
        — Ты плачешь,  — прошептал он, усаживая меня на пол. Моя голова осталась на его плече, а большими пальцами он вытер мои влажные щеки.
        — Это все из-за лука,  — пробормотала я, не открывая глаз, пока у меня стучало в висках.
        Он сдавленно хохотнул, его плечи и руки на несколько секунд напряглись, и я почувствовала крепость его мышц.
        Я услышала звук текущей воды и отстранилась бы, если бы у меня были на это силы. Вместо этого я заставила себя открыть глаза и увидела Эдмунда, который стоял на коленях со стаканом воды в руке.
        — Выпейте,  — сказал он, но мои руки не двигались.
        Он воспринял это как знак того, что стакан нужно поднести мне к губам. Фэллон поддерживал мою голову, пока я пила. Стало легче. Прохлада воды помогла приглушить стыд и тот огонь, что горел в некоторых частях моего тела. У меня начало проясняться в голове. Я уперлась рукой в пол, выпрямилась и попробовала встать. Оба положили руки мне на плечи.
        — Я не немощная,  — пробурчала я, пытаясь сбросить их руки и используя стол в качестве опоры.
        — Что вы, что вы…  — согласился Эдмунд.
        Из-за того, что они оба, приговаривая, так суетились вокруг меня, я почувствовала себя ребенком, который впервые пытается встать на ноги. Старший из мужчин поднял стул с пола. Они делали все это каждый сам по себе, и на какое-то мгновение мне показалось, что глаза Фэллона позеленели, когда он посмотрел в сторону своего телохранителя  — точнее, моего телохранителя,  — и все же им удалось усадить меня, дать мне воды и договориться, что Фэллон поможет с приготовлением пиццы, так как мне нужно поесть. К последнему Эдмунд отнесся весьма скептически, но я недостаточно внимательно слушала их короткий обмен фразами, чтобы понять, в чем было дело. В конце концов он отправился в гостиную с газетой.
        Я посидела еще несколько минут. Фэллон в нерешительности стоял и ждал. Я встала и принялась за помидоры, а он продолжал стоять. Я вздохнула, достала миску с тестом из дальнего ­угла и поставила у противоположной от себя стороны стола.
        — Раскатай его. Нужно готовить две пиццы, если Ричард будет есть с нами. Скалка в ящике позади тебя.
        Ее он нашел без проблем, а потом, как будто разворачивал пакет со взрывчаткой, снял полотенце с миски. Какое-то время он смотрел на тесто в недоумении, а потом пошел мыть руки. К тому времени, как он выложил на стол тесто (которое вытянулось вниз, когда он стал поднимать его), я успела нарезать помидоры и достала веганский сыр, чтобы натереть его. Пока я стояла спиной, он начал тесто раскатывать. Я чуть не уронила сыр на пол, когда увидела, что он делает.
        — Стой! Нужно присыпать мукой!
        Я поспешила к противоположной стороне стола, усиленно моргая, чтобы избавиться от головокружения, и выхватила у него скалку. Тесто, разумеется, прилипло и теперь толстыми полосами тянулось от стола к скалке.
        — О, не удивляйтесь!  — крикнул Эдмунд из соседней комнаты.  — Толку от него никакого. Он до пятнадцати лет и шнурки не умел сам завязывать.
        Глаза Фэллона полностью порозовели. Он не моргая смотрел мимо меня, а я тем временем протиснулась между ним и столом, чтобы он больше ничего не натворил.
        — Эдмунд, ты уволен!  — прорычал принц.
        Его слова практически заглушил шелест газеты.
        — Приятно знать, что вы так же высоко, как и я, цените нашу дружбу, Ваше Высочество,  — послышался жизнерадостный ответ.
        Что-то проворчав, принц отвернулся, и выражение его лица было таким удрученным, что у меня не осталось сомнений: ­Эдмунд так же легко поддевал его, как и меня. Телохранитель явно знал все больные места сейджианских подростков-аристократов.
        Я старалась не встречаться с Фэллоном взглядом, потому что радужки его глаз все еще были цвета фуксии, что росла у нас за окном кухни,  — я не хотела смущать его еще больше. Поэтому я занялась спасением теста, отдирая его, насколько это было возможно, от стола. Он помогал мне, делая то же самое со скалкой. Собрав тесто в два шара, я протянула руку, чтобы открыть стоявший рядом пакет муки, который тут же порвался и выпустил белоснежное облако прямо в лицо принцу. Прошло несколько секунд, прежде чем мука осела и картина прояснилась. Только когда Фэллон начал откашливаться и воздух вокруг него стал прозрачным, я увидела, что он похож на плохо загримированное привидение на Хэллоуин: кожа его была белой, волосы  — серыми, а из-за того, что мука собралась в уголках глаз, они казались выкатившимися из орбит.
        — Прости… меня,  — выдохнула я, разрываясь между смехом и чувством растерянности. Не годилось посыпать принцев мукой в кухне!
        Схватив кухонное полотенце, я смахнула муку с ресниц принца, а потом начала усиленно растирать его щеки. Он молча позволил мне закончить, нахмурившись и глядя в пол, на котором в муке видны были отпечатки наших ног. Я нервно раскачивалась на пятках.
        Он взмахнул рукой  — я восприняла этот жест как попытку остановить нескончаемый поток моих извинений,  — но потом почувствовала легкую волну тепла и поняла, что он убрал всю кухню.
        — Я… как… Но ты не готовишь?
        Я удивленно оглядывала блестящую поверхность столов, на которой не осталось ничего, кроме ингредиентов для пиццы.
        — В общежитии в Сиднее была небольшая кухня. Да ну его все!  — добавил он, взмахнув рукой над тестом.
        Через несколько секунд перед нами возникли две готовые пиццы, в которых было слишком много начинки, а соус и сыр капали на стол.
        — Еда не такая вкусная, когда создаешь ее при помощи магии,  — ответила я в качестве благодарности, пристально глядя на пиццы, пока они не поднялись в воздух настолько, чтобы я могла положить по противню под каждую.
        — Я голоден.
        В его голосе было столько решимости  — он мог бы добавить «и точка»!  — что спорить я не стала. Вместо этого я поставила обе пиццы в горячую духовку, ожидая, пока он вымоет руки. Закончив, он уселся на стул, который я случайно опрокинула раньше, прошептал несколько слов, и на столе появилось множество молочно-белых конвертов.
        — Я подумал, что мы можем пока пересмотреть приглашения,  — пояснил он.  — Ну, на вечеринку, которую я организую для учеников нашей школы. Ты себя нормально чувствуешь?
        Я неопределенно буркнула и села рядом с ним.
        — Ты рассылаешь приглашения? Настоящие бумажные приглашения каждому?
        Я не стала добавлять, что надписи были сделаны выпуклыми серебряными буквами, а сами конверты запечатаны восковой печатью Атенеа, и их было несколько сотен.
        — Конечно.  — Он наколдовал нож для вскрытия корреспонденции и взял в руки ближайший конверт.  — Я ни за что не стану рассылать информацию сообщениями даже не со своего личного номера, если об этом станет известно Гвендолен Дэниелс.
        Фэллон вздрогнул, а я еле сдержала смех, который быстро исчез, когда мой взгляд скользнул по тексту карточек, на которых были напечатаны приглашения.
        — Ты использовал мой герб!  — обвинила я его, выхватывая карточку и внимательно всматриваясь в нее.
        Слева была напечатана великолепная эмблема Атенеа: стилизованная буква А с тремя тонкими крыльями с каждой стороны, а выше располагался направленный вверх меч с искусно сделанной гардой, который в детстве казался мне похожим на орла. Теперь я знала, что он одновременно символизировал розу Прикосновение смерти[12 - Выдуманный автором сорт роз с черными бархатными лепестками, прикосновение к которым является смертельным для человека.] и канадский кленовый лист. Справа располагался герцогский щит, вокруг которого были ленты с девизами, а выше  — три розы. Если бы изображение было цветным, первая из них была бы золотой, вторая  — черной, а третья  — красно-белой: высохшая роза, Прикосновение смерти и роза Тюдоров[13 - Роза Тюдоров  — традиционно используемая в геральдике эмблема Англии. Изображается в виде красного цветка с белыми лепестками внутри.].
        Я обернулась к принцу, радужки моих глаз становились черными, и я никак не могла сдержать этого.
        — Это твоя вечеринка…
        — Это не моя вечеринка!  — запротестовала я, комкая приглашение в руках.  — Я согласилась только потому, что ты обещал не устраивать ее на мой день рождения.
        Взгляд моих прищуренных глаз, должно быть, возымел должный эффект, потому что он откинулся на спинку стула и взял еще один конверт.
        — На приглашении твоего имени нет, и я не говорил о тебе, когда рассказывал о предстоящей вечеринке в школе. Довольна?
        Улыбаясь, Фэллон искоса пристально посмотрел на меня, отчего на его щеках появились ямочки.
        — Нет. Ты пригласил Валери Дэнверс,  — надулась я, размахивая приглашением у него перед глазами.
        Он снова искоса посмотрел на меня, но в этот раз в его взгляде читался укор.
        — А если бы я этого не сделал, думаешь, она стала бы лучше к тебе относиться?
        Его замечание я не оценила, но продолжила открывать конверты, читая на карточках много имен, которых раньше не слышала. Абсолютно все согласились прийти.
        — Сколько человек ты пригласил?  — наконец спросила я, ­открыв десятый конверт.
        Он перебирал конверты в одной из стопок, рассматривая адреса.
        — Весь твой год, бльшую часть моего и еще несколько человек из двенадцатого. И еще двоюродную сестру Тэмми. В общем, человек восемьдесят.  — Он разобрал стопку, подтолкнув в мою сторону конверты с именами моих друзей.  — Сомневаюсь, что все они смогут прийти, но я предупредил прислугу, чтобы подготовили двадцать спальных мест на случай, если все, кого мы пригласили с ночевкой, решат остаться. Для остальных будет достаточно машин, чтобы развезти всех по домам.
        Он, казалось, подумал обо всем, и мне не хотелось разрушать его иллюзии правдой о том, что каждый, кого он пригласил, непременно придет, даже если для этого придется пробираться через болота в одном нижнем белье. Я знала, что Гвен уже договорилась с Кристи, что будет гостить у нее все каникулы, вместо того чтобы поехать с родителями в Испанию,  — и все только ­ради этой вечеринки. Кристи, работавшая официанткой, уволилась, когда ей отказались дать отгул. А Тэмми выдумала целую историю о двухдневной тренировке по балету, из-за которой придется остаться ночевать в студии, и все ради того, чтобы они с Ти могли сбежать от слишком строгих родителей. Эта информация, разумеется, была исключительно секретной и даже под пытками не должна была стать достоянием общественности, ведь абсолютно все ученики Кейбл были решительны в своем желании не терять лицо на этой самой большой и эксклюзивной вечеринке за всю историю графства Девон. На самом же деле девочки в туалете спорили о нарядах, а мальчики… ну, ходили слухи, что в школьном медпункте закончились бесплатные презервативы.
        Я повернулась на стуле, чтобы наши колени соприкасались, как тогда, когда я рассказывала о своем последнем видении. Принц остановился, не открыв до конца конверт, который держал в руках.
        — Фэллон, ты ведь понимаешь, кто ты, не так ли? Ты  — знаменитый на все измерения представитель королевской семьи, который устраивает вечеринку в своем особняке. Придут абсолютно все.
        Он поставил локоть на стол и оперся подбородком на руку.
        — Ну, если ты так это формулируешь…  — На его лице по­явилась пусть и нагловатая, но все же чертовски привлекательная улыбка, которая только доказывала мою правоту.  — Мои братья и сестры устраивали вечеринки. Я знаю, что это такое и чем может обернуться. Но у меня все под контролем,  — продолжил он, выпрямившись и положив руку на стопку конвертов.  — Вечеринка в честь твоего дня рождения, пусть и устраиваемая заранее, пройдет как по нотам.



        ГЛАВА 22
        ФЭЛЛОН



        Когда мы вернулись в Барратор, я шел бодрым шагом. Объяснение Эдмунда его близости с Отэмн наконец-то позволило навсегда победить съедавшую меня ревность. Подготовка к вечеринке шла хорошо. Отэмн была счастлива. Даже видение не стало помехой для ее растущей силы.
        Я постучал в дверь комнаты Элфи, ожидая, что он отправит меня к черту, но был приятно удивлен, когда меня пригласили войти. В гостиной я увидел укутанную в одеяло Лизбет. Ее ноги были вытянуты, и Элфи красил ей ногти.
        Он бросил на меня короткий взгляд, чтобы оценить улыбку, в которой расплылось мое лицо.
        — Отэмн? Подожди минутку. Я сейчас закончу вот с этим маленьким пальчиком и буду готов слушать твои трели.
        Лизбет, улыбаясь, покачала головой, остановила фильм, который шел на внушительных размеров плазменном экране, и предложила мне кусочек шоколада, которым они были окружены со всех сторон. Вид Элфи за таким занятием не слишком меня удивил, рука у него была набита, ведь в университете он слушал курс по искусству. Но вот то, как охотно и с какой любовью он это делал, только подтвердило мои мысли о том, насколько он был неравнодушен к ней.
        Видеть Лизбет такой женственной, с распущенными волосами и непринужденной улыбкой тоже было непривычно. Ее привлекательность была простой, приветливой и розовощекой. Она была совсем не похожа на царственную и неземную красоту Отэмн, которая казалась недосягаемой и многих просто отпугивала.
        Элфи закончил и с жидкостью для снятия лака в руках отправился в ванную. Лизбет же расчистила место, чтобы я мог сесть.
        — Томишься от любви,  — со знанием дела сказала она и улыбнулась, когда я плюхнулся на диван и закрыл голову руками.
        Этих слов хватило, чтобы я принялся за свою тираду.
        — Она так мне нравится, но, по-моему, она этого даже не замечает,  — начал я, выпаливая фразы слишком быстро, чтобы думать об их связности.  — Я не могу с собой справиться, только о ней и думаю. И мысли мне в голову приходят не всегда приличные,  — признался я сквозь зубы.
        Я видел, как Лизбет изо всех сил сдерживалась, чтобы спокойно кивнуть, а не расхохотаться, как сделал Элфи в соседней комнате.
        — «Они зовут мою любовь мальчишеской…»14  — пропел он зычным баритоном между приступами хохота, выходя из ванной, чтобы прибрать на журнальном столике.
        14
        Строчка из песни «Мальчишеская любовь» (Puppy Love), которую написал и исполнил Пол Анка в 1960 г.
        Я сердито глянул на него и, если бы не был так хорошо воспитан, непременно напомнил бы, что он вел себя точно так же, когда только познакомился с Лизбет. Вместо этого я продолжил изливать душу:
        — И я совсем не знаю, как себя вести. Что ей говорить, что делать, как хотя бы попытаться не быть в ее присутствии таким неуклюжим…
        — Невозможно,  — ответил Элфи, падая на диван слева и кладя руки на мягчайшие подушки, которые идеально подходили для того, чтобы сидеть, удобно развалившись.  — Твоя неуклюжесть врожденная. Это неизлечимо.
        Лизбет скомкала несколько упаковок от шоколада в шарик и запустила им в Элфи.
        — Фэл, тебе нужно быть собой. Если это означает выглядеть неуклюжим, так тому и быть. Она может полюбить тебя только таким, какой ты есть.
        — Да, но быть собой значит быть принцем! А вы наверняка заметили, какую неприязнь она питает ко всему относящемуся к Дому Атенеа.  — Я снова уронил голову на руки.  — Должно быть, она единственная девушка в измерении, которая так к этому относится, и я умудрился влюбиться в нее.
        Лизбет положила руку мне на плечо, а потом стала медленно описывать круги на моей спине. Это меня успокоило, и хотя мне хотелось, чтобы это была не ее рука, она помогла мне вернуться к настроению, с которым я сюда вошел.
        — По крайней мере ты знаешь, что она дружит с тобой не потому, что ты  — член королевской семьи.  — Лизбет вздохнула.  — Думаю, тебе следует рассказать ей о своих чувствах.
        Я в ужасе поднял голову. Элфи встретился со мной взглядом и едва заметно покачал головой. Лизбет продолжила:
        — Для тебя это станет концом неизвестности. Есть риск, что она не ответит тебе взаимностью,  — призналась она, но тут же хитро улыбнулась.  — Но, думаю, это маловероятно. Даже если она сейчас тебя не любит, у нее могут появиться ответные чувства, когда она узнает, как ты к ней относишься. Так было со мной, когда Элфи объявил мне о своей вечной любви прошлым летом.
        Она перегнулась через подлокотник дивана, чтобы оказаться лицом к лицу с Элфи, а потом, хмурясь, повернулась в пол-оборота назад.
        — О-о, этот взгляд я знаю. Принцам нужно поговорить на­едине.  — Она пощупала ногти на ногах и, довольная, встала, чтобы поцеловать моего двоюродного брата.  — Увидимся утром.
        — Постель будет сегодня холодной,  — пропел Элфи, пока Лизбет закрывала за собой дверь, унося подмышкой одеяло и шоколад.
        Я решил, что мне нужно извиниться, и даже открыл для этого рот, но он встал и достал две бутылки пива из небольшого холодильника. Быстро проговорив заклинание, от которого крышки полетели в сторону, он снова уселся на диван.
        — Ты превращаешься в алкоголика.
        Я засмеялся, но от нас обоих не укрылась неловкость, с которой я оборвал фразу. Я взял бутылку и крепко сжал горлышко.
        Каждый справляется, как может.
        — Слова Лизбет о том, чтобы быть собой,  — это верно. Но вот говорить о своих чувствах, если не уверен, что тебе ответят взаимностью, не стоит. Слишком многое поставлено на карту, чтобы ты все испортил…
        — Я знаю.
        — Она нужна нам. Мы окажемся в полной заднице, если она не будет на нашей стороне.
        Он с силой поставил бутылку на стеклянный стол, и я вдохнул этот звон вместе с воздухом. Глаза его были молочно-белыми.
        — Я боюсь, Эл,  — выпалил я прежде, чем смог сдержаться. Чувствуя себя круглым дураком, я добавил:  — Не только признаться Отэмн в своих чувствах, но всего.
        Элфи вздохнул, взял бутылку со стола, подошел и сел рядом. Он уперся локтями в колени и уставился на наши отражения на поверхности столика. Мы были похожи как братья. Даже наши полностью белые глаза были одинаковыми.
        — Мы знали, во что ввязываемся, когда ехали сюда,  — вздохнул он.
        — У меня не было выбора. Меня отец заставил.
        — Фэл, если до Рождества с Отэмн ничего не сдвинется, я перееду в дом в Лондоне. С Лизбет.
        Я сделал несколько глотков. Это было ужасно.
        — Эта чертова дыра высасывает из меня все силы, и нечестно заставлять ее ездить сюда каждую неделю из Хартфордшира.
        Я еще пару раз отхлебнул из бутылки.
        — Я не такой сильный, как ты. Я не буду пешкой в руках судьбы. Мне осточертела эта шахматная партия. И это ожидание тоже. А еще я не хочу втягивать в это Лизбет.
        Я допил пиво двумя большими глотками.
        — Я такой сильный только потому, что мне нужно быть рядом с ней. У меня нет выбора.
        — Так держать!  — усмехнулся он и достал мне еще одно пиво.
        — Эл, у нее было видение того, как Каспар Варн занимался сексом с Виолеттой Ли.
        Он сидел ко мне спиной и ничего не ответил, а только совсем тихо что-то буркнул  — это могло быть реакцией на то, что пробка отлетела ему в лоб.
        Он вернулся на диван, на котором сидел изначально, и улегся, заложив руку за голову и перебросив ноги через подлокотник. Потом поднял только что открытую бутылку и сказал:
        — За английских девушек!
        Я взял бутылку со стола, где он оставил ее для меня.
        — За английских девушек!



        ГЛАВА 23
        ОТЭМН



        Вечеринка не прошла как по нотам, потому что в нее вмешалась политика. Впервые со времени смерти Кармен, королевы вампиров, Варны созвали совещание Совета измерений.
        И впервые со смерти бабушки я почувствовала сильное желание быть шестнадцатилетней, чтобы иметь право занять там свое место.
        Но вечеринка сама себя не организует,  — убеждала я себя, отправляясь в очередной раз в кухню с проверкой.
        Фэллон, Элфи, герцог и герцогиня уехали, а Лизбет должна была вернуться из Лондона только после обеда, поэтому за главную была я.
        Это означало, что мне пришлось носиться туда-сюда как угорелой, постоянно наталкиваясь на Четвина. Он засыпал меня вопросами, на которые я давала односложные ответы, прежде чем помчаться дальше, чтобы снова столкнуться с ним через десять минут и отвечать на те же вопросы. При этом не менялось ни его ошеломленное выражение лица, ни стопка серебряных подносов, на которых стояли бокалы для шампанского.
        Если бы я знала, что организация вечеринки в стиле Атенеа такое сложное мероприятие, то еще раньше предложила бы Фэллону свою помощь.
        Когда я возвращалась из кухонных помещений, что находились в подвале, пробили старинные напольные часы в кабинете герцога Виктория  — ориентироваться на точность которых можно было лишь отчасти,  — извещая о том, что было где-то около часа. Со вздохом я отметила, что не сплю уже больше три­дцати шести часов. Сначала я думала, что моя новообретенная ­способность спать только половину ночей в неделю  — лучшее, что могло со мной случиться, не считая изобретенного Фэллоном черного кофе с кленовым сиропом, но теперь начинала в этом сомневаться. После Лондонской резни внешний вид «а-ля вампир» стал весьма непопулярен.
        — Ах, господи, какая чистота!  — услышала я голос принцессы у входа.
        Я в ужасе опустила глаза на свой фартук, дернула завязку на талии и быстро сунула его в руки ближайшей служанки. Затем я поспешила в холл, на ходу приглаживая волосы и, будто отдаленный отзвук, слыша собственный голос, который велит Четвину, как только он снова появился, следовать за мной.
        Останавливаясь, я опустилась в реверансе. За исключением вежливого восклицания герцогини Виктории, мои старания остались или незамеченными, или неоцененными. Решительно поднимаясь по ступенькам, Фэллон, казалось, и не собирался останавливаться, даже чтобы снять бежевую куртку, которая не подходила к его пышному одеянию. Он подошел прямо ко мне и потащил меня вглубь дома. Эдмунд молча последовал за нами.
        — Прошлой ночью Каспар Варн и Виолетта Ли переспали,  — буркнул Фэллон, и я поняла, что и ему прошлой ночью выспаться не удалось.
        Это известие объясняло напряженное выражение лиц старших Атенеа, но я все еще пыталась осознать эту новость, даже несмотря на то, что стать свидетелем этого события мне пришлось трижды. Последнее видение случилось всего несколькими часами ранее, видимо, в режиме реального времени. Я была в сознании, но у меня так разболелась голова, что Четвину пришлось заказывать усиленные заклятиями настойки.
        — Прошлой ночью? Но я думала, совещание проходило в Варнли? Но ведь они не… прямо под носом у… ну… у всех?
        — Вечером совещание перенесли в Атенеа. Делегация людей отказалась встречаться в Варнли, да и король Владимир, видимо, не хотел слишком поздно вывозить Виолетту Ли с территории,  — добавил стоявший позади нас Эдмунд таким сухим тоном, что его недовольство было очевидно.
        — Они вывезли ее из Варнли?
        — Совет решил, что она должна оставаться в неведении, помнишь?  — ответил Фэллон.  — И это решение осталось неизменным. Кроме того, мой отец не передумал. Это был чуть ли не единственный вопрос, по которому не возникло разногласий.
        Он рухнул в полукруглое плетеное кресло, что стояло в зимнем саду, и я, присоединяясь к принцу, сделала шаг на терракотовый пол, понимая его неодобрение решения Совета. Я была склонна согласиться с ним.
        Узнать о нашем существовании  — это самое малое, чего ­заслуживает Виолетта Ли. И потом, это может помочь ей решиться на обращение.
        Я поудобнее устроилась на мягком диване и внимательно посмотрела на обоих мужчин. Они были явно очень усталыми  — под весом Фэллона кресло медленно уползало из-под него, а Эдмунд выглядел настолько изголодавшимся, что, казалось, вот-вот запустит руку в аккуратный пруд с карпами кои, чтобы, несмотря на свою фанатичную приверженность веганству, попробовать домашних суши.
        — Слушай, просто…
        Фэллон опустил барьеры своего заполненного изображениями сознания. Он даже не стал создавать живописный пейзаж в качестве фона. Я начала медленно пробираться между его воспоминаниями. Посмотреть нужно было так много, что мне понадобилось пятнадцать минут. Например, то, как Фэллон встретился с печально известной Виолеттой Ли, как он восторгался ее силой, как дотрагивался до ее шеи. Я тряхнула головой, чтобы очиститься от эмоций, и увидела, как весь Совет стал свидетелем эмоционального всплеска Каспара Варна. Моим глазам открылась сцена того, как его отец разозлился, узнав, с кем спит его сын, как запретил им прикасаться друг к другу. А потом он отправил сына в Румынию, а Виолетту Ли решил наказать, принеся ее в жертву на балу в честь празднования Бесконечности.
        На этом я покинула сознание принца. События развивались не лучшим образом. Я стала свидетелем того, о чем теперь узнает весь мир, но то, что видела я, было даже значительнее и могло дать надежду всем нам: Виолетта Ли была неравнодушна к вампиру. Он не просто соблазнил ее, она переспала с ним по доброй воле  — в этом я была уверена,  — а значит, она может решиться стать вампиром.
        Об этом я и сказала Фэллону и Эдмунду.
        Фэллон, казалось, был настроен скептически.
        — Не думаю, что у нас достаточно времени, чтобы ждать, пока она влюбится в него.
        Я выпрямилась.
        — Почему нет?
        Эдмунд отошел от пруда и стал пристально смотреть принцу в глаза, а тот покачал головой.
        — Она уже это видела.  — Я скрестила руки на груди.  — Совещание созывалось потому, что Совет вампиров подозревает, что Майкл Ли нашел предлог, чтобы, по сути, развязать войну против вампиров во имя своей дочери.
        Так вот почему предупреждение о совещании (если честно, сформулированное довольно грубо) было прислано всем посреди ночи всего за три часа до начала. Варны, наверное, были страшно напуганы.
        Я приподняла бровь.
        — А предлогом послужило…
        — Пророчество. Одно из наших, если быть точным.
        — Которое?
        Фэллон вскинул руки, преувеличенно пожав плечами, с таким же внезапным всплеском энергии, который был у него, когда он тащил меня сюда.
        — Они надеялись, что это мы им и скажем.
        — Ходят слухи касательно Пророчества о Героинях,  — не придумав ничего лучше, предположила я.
        Фэллон пожал плечами.
        — И дальше только хуже,  — вздохнул Эдмунд.
        Фэллон выглядел очень удивленным, будто мысль о том, что может стать еще хуже, была такой же абсурдной, как то, что девушка-человек может оказаться политическим заключенным в руках существ, которых она всегда считала только героями мифов.
        — Сегодня утром я поговорил с начальником охраны Варнли. Когда Каспар Варн и Виолетта Ли возвращались, их преследовали двое истребителей, и есть все основания полагать, что ими были Джайлс Ранда и Абриа Пьер.
        Я оторвалась от спинки дивана. Те самые истребители, которые были вместе с Экстермино! Хватило одного взгляда на лицо Эдмунда, чтобы понять, что я права.
        Но внимание Фэллона привлек другой вопрос.
        — Пьер?  — спросил он с такой язвительностью, что я вновь почувствовала необходимость откинуться на спинку дивана.
        — Да. Абриа Пьер  — пятнадцатилетняя дочь Джона Пьера и, после убийства Клода Пьера во время Лондонской резни, следующий предводитель клана. Поэтому она, несомненно, хочет отомстить Варнам за смерть брата.  — Эдмунд сделал глубокий вдох, чтобы восполнить воздух, который понадобился для этого, как и всегда, исчерпывающего объяснения.  — Более того, то, что случилось с нами в Кейбл, определенно не было случайностью. Те истребители не были предателями, которые присоединились к Экстермино. Они  — самое сердце клана Пьера и явно участвуют в попытках Ли вернуть дочь. Кажется, теперь они подконтрольны двум предводителям.
        — Значит, это что-то вроде…  — Я попыталась подобрать нужные слова, чтобы суммировать то, что, как мне казалось, он имел в виду.  — Заговор группировок из разных измерений?
        Эдмунд приподнял бровь.
        — Точно. Именно так и обстоит дело. Пьер, кри-дом, Ли, неподконтрольные Варнам вампиры и, вероятно, семья Кримсон объединились. Они объединились тогда, когда мы слабы, в наших рядах раскол и кризис из-за Виолетты Ли.
        Мне хотелось сказать, что сейчас он из рук вон плохо справляется с обязанностями суррогатного дяди. Вкладывание в мою голову теорий, которые вызывают целый ряд опасений, вряд ли поможет мне в организации вечеринки. Вот только это были уже не теории. Кто-то в одной из групп этих отщепенцев явно открыл для себя аксиому «Враг моего врага  — мой друг» и удачно пользовался ею.
        Возможно, осознав, что только что до полусмерти напугал двоих своих подопечных подростков, Эдмунд поспешно добавил:
        — Но сложно даже представить себе более подходящего человека, чтобы со всем этим разобраться, чем твой отец, Фэллон. Не забывайте, они с королевой помогли нам пережить две мировые войны, и это только за последнее столетие.
        Сравнение этого с мировыми войнами подействовало не слишком успокаивающе, и именно в этот момент Фэллон решил удалиться, чтобы поспать хоть несколько часов.
        Эдмунд не шевелился. Он перенес свой вес на одну из лакированных черных туфель, скрестил руки на груди и пристально посмотрел на меня.
        — Ты еще слишком маленькая для того, что происходит. Ты не сможешь справиться с тем, что случится с тобой… с нами.
        Прежде чем я успела осознать сказанное, он уже исчез, удаляясь по длинному белому коридору, по обеим сторонам которого располагались двери служебных помещений. Он возвращался в холл.
        — Эдмунд, вернись! Я требую, чтобы ты объяснил, что это значит!  — кричала я ему вслед. Должно быть, все работники кухни слышали меня через двери, но я не сдерживала свой гнев.  — Если ты имеешь в виду мои видения, то я…
        Продолжать смысла не было. Он исчез. Я развернулась назад к зимнему саду и едва успела переступить порог, как лист белой лилии, такой разросшейся и тяжелой, что ее стебель наклонился к полу, загорелся. Он стал неожиданно хорошим фитилем, и огонь быстро поглотил его полностью. Сама лилия тоже не выжила. На полу осталась созданная мной кучка пепла.
        — Черт возьми, почему никто мне ничего не объясняет?!  — прошипела я.



        ГЛАВА 24
        ОТЭМН



        Я обняла Лизбет, как только она расстегнула полиэтиленовый чехол. Лучшего платья она выбрать просто не могла. Но когда я его надела, меня начали одолевать сомнения.
        — Оно такое короткое,  — пожаловалась я, одергивая многослойную юбку, которая немного расширялась книзу, тогда как нижняя юбка каким-то образом, пусть и чересчур высоко, плотно держалась у меня на бедрах.
        — Не короче, чем те, во что будут одеты другие девочки,  — отозвалась Лизбет от туалетного столика, где заканчивала наносить макияж при помощи магии.
        С этим я не могла не согласиться. После обеда мой телефон почти непрерывно вибрировал от постоянно приходивших сообщений, в которых девочки просили меня одобрить выбранный ими наряд.
        — Ты ведь просила выбрать что-нибудь для сегодняшнего вечера. По-моему, тебе очень идет.
        В этом она была права. В лиф платья были вшиты косточки, так что оно затягивало мою талию, как корсет. Это подчеркивало то, что фигура моя была в форме песочных часов и даже в столь юном возрасте очень женственной.
        Платье было полностью черное, покрытое тонким кружевом с узорами в виде роз, которое сверху было внахлест пришито к топу без бретелей, а значит, и об этом мне переживать не придется.
        — Все будут поражены. Ты великолепна!
        Я обула черные туфли на высоких каблуках  — из-за высоты которых Эдмунд будет долго ворчать  — и смерила ее взглядом. Я знала, к чему она клонит. Она имеет в виду, что Фэллон будет поражен. Вот уже две недели она только об этом и говорит.
        А я не была уверена, что смогу произвести на него впечатление. Я распустила волосы и оставила их кудрявыми, выпрямив только одну сторону и убрав ее назад крошечной, украшенной розами заколкой. Так одно мое ухо оставалось открытым, что никогда ему не нравилось. Но если бы я полностью распустила волосы, они мешали бы мне весь вечер.
        — Да перестань ты дергать свои волосы!
        Лизбет подошла и опустила мою руку вниз к своей. Вместе мы вышли из комнаты и начали спускаться.
        Внизу у лестницы нас ждали принцы (герцог и герцогиня решили сходить на «свидание»), которые выглядели заметно посвежевшими после отдыха, как будто ни предыдущего дня, ни ночи не было вовсе. Именно этого все мы и хотели  — забыть о том, что происходит.
        Элфи, как всегда, предпочел неофициальный стиль и решил не надевать галстук, а ограничиться пиджаком без пуговиц и рубашкой. Но в нагрудном кармане у него виднелся синий платок, точно совпадавший по цвету с платьем Лизбет, будто был сшит из одного шелка. Он подошел и взял ее за руки, а потом положил ладони ей на бедра, которые декоративные вставки платья волшебным образом делали более округлыми.
        — Ты выглядишь волшебно,  — сказал он, глядя Лизбет в глаза и отказываясь отводить взгляд, пока боковым зрением не заметил, как я прохожу мимо, направляясь к Фэллону, который застыл на месте.  — Ты тоже, Отэмн,  — поспешно добавил он.
        Я улыбнулась ему и посмотрела на Фэллона. Внешне он был очень похож на двоюродного брата, но их стиль отличался кардинально. Его черные туфли были начищены до блеска, а брюки и пиджак были такими чистыми и наглаженными, что в мягком свете свечей, который лился из паривших над нами фонарей, казались сшитыми из бархата. Мне захотелось протянуть руку­ и пощупать ткань, но я оказалась так близко, что смогла различить, что на самом деле это хлопок. За отворотами пиджака виднелся двухслойный черно-серый жилет, а на шее у принца была бабочка.
        Все эти нюансы я впитала за считаные секунды и стала судорожно думать, что бы сказать, ведь как только дошла до его волос, с которыми он не потрудился ничего сделать, я поняла, что и он меня внимательно изучает.
        — Хозяин дома до кончиков пальцев,  — решилась произнести я, улыбнулась и развела руками, потому что на самом деле мне хотелось сказать: «Ты выглядишь просто невероятно!»
        — Ты выглядишь…  — Он покачал головой и потерся ухом о плечо.  — У меня нет слов.
        Я улыбнулась и уставилась на его туфли.
        — Вот это мне нравится,  — пробормотал он, протянув руку и коснувшись заколки в моих волосах. Потом убрал руку, попутно поправив одну прядь.  — Мне очень нравится ваша прическа, герцогиня.
        Вот и все. В моем желудке лопнул кокон, из которого вырвались бабочки и за секунду пронеслись по всему телу. Уверена, если бы в этот момент я попыталась воспользоваться магией, то ненароком сожгла бы все поместье.
        Вместо этого мне пришлось справляться с желанием привязать Элфи к колу и сжечь, когда он, фыркнув, откашлялся, тем самым разрушив волшебство момента. Лизбет толкнула его локтем в бок, но он даже не скривился.
        Хотя это было уже не важно. Я чувствовала приближение тепла, которое может исходить только от людей. Прежде чем я успела закрыть свое сознание перед надвигавшимся гулом, в него проскочил Эдмунд.
        Отэмн, твои друзья у южных ворот.
        Я кивнула, хотя видеть меня он не мог. Значит, их сейчас проверяет охрана в домике у ворот для гостей.
        Готовься. По-моему, некая Гвен уже немного приняла для храбрости.
        Фэллон скорчил рожу, а Элфи засмеялся:
        — Я жду этого с нетерпением.
        Следующий час был сущим адом. Тэмми и компания прибыли первыми, но у меня едва хватило времени одобрительно кивнуть в ответ на потрясенные выражения их лиц и направить их в бальный зал. Гости все прибывали и прибывали, а я не могла сбежать, ведь выполняла роль хозяйки дома. И вот я в сотый раз, словно заезженная пластинка, повторяю, что великолепный, украшенный множеством зеркал бальный зал обставлен семьей Атенеа по образу и подобию одного из залов Версальского дворца и стал последним штрихом обстановки этого поместья. У большинства текли слюнки от такой роскоши.
        Присоединиться к друзьям я смогла, когда было уже почти девять. Они стояли, сбившись в кучку, боясь приблизиться к мальчикам, и испугались еще больше, когда Лизбет и Элфи подошли знакомиться. Но, оставшись одни, они охотно болтали и демонстрировали свое восхищение. Предположение Эдмунда оказалось верным: Гвен действительно успела выпить еще до приезда. Сейчас же все они пили коктейль «Бакс Физз» и хихикали, когда официант предлагал им канапе (что их весьма забавляло). Разумеется, обслуживающий персонал был весь из Атенеа… потому как все, кто не пролетел невероятного количества километров, были просто недостаточно квалифицированны.
        Фэллон как раз отошел, чтобы встретить последних гостей, а я из последних сил слушала красочное описание того, что бы Гвен хотела сделать с этим бедным официантом (который был еще достаточно близко, чтобы все слышать), как вдруг она замолчала.
        Кто-то позади меня кашлянул.
        — Sarlane, rafik! Привет, подруга!
        Я была так ошарашена звуками родного языка и этим странным акцентом, что прошло несколько секунд, прежде чем смогла обернуться.
        — Джо?
        Мы бросились друг к другу в объятия и принялись прыгать, визжа, пока еще одно покашливание не заставило меня оста­новиться.
        Разумеется, это был Фэллон.
        — So’yea ar en manta t’ea rarn!  — сказала я принцу, пытаясь отругать его, хотя в голосе моем звучала скорее радость, а не злость.
        Он сдержал улыбку и попытался показаться пристыженным, вскинув руки и выражая полную покорность.
        — Пойду принесу выпить. А вы пока поболтайте.
        Он засмеялся и поспешно ушел.
        Как только он отошел достаточно далеко, Джо разинула рот от восторга.
        — Ух ты!  — пропела она.  — Вот это да! Ну и ну! Атенеа, ты в одной комнате с Атенеа! Я в одной комнате с Атенеа!
        — Это я заметила.
        — Нет, ведь это невероятно! Знаешь, принц Фэллон получил для меня специальное разрешение на межпространственный прыжок. Ох, как, должно быть, ты ему нравишься! Боже, это лучший способ путешествовать; намного круче самолета.
        Объяснять Джо что бы то ни было смысла не имело, поэтому я просто слушала ее восторженную болтовню, размышляя о том, как же так долго обходилась без заряда ее позитива.
        — Мне так много нужно тебе рассказать! Помнишь Джеймса Фаннела из нашей школы? Он потерял девственность с…  — Она понизила голос и оглянулась.  — С человеком, и эта девушка, Рейн, связалась с ребятами, которые считают, что круто курить и, представь, пить кровь, потому что они получают от этого кайф! Как выясняется, такая у людей пошла новая мода после похищения Виолетты Ли…
        Джо отстранилась от меня, будто оказалась на краю пропасти. Я увидела, как она, широко раскрыв глаза, опустилась на одно колено в глубоком реверансе, который можно сделать без бального платья. Нерешительно мои друзья-люди (о которых я совершенно забыла) тоже сделали неглубокие реверансы.
        — Принц Элфи…  — выдавила из себя Джо. Голос у нее дрожал.
        Элфи склонил голову к плечу и подмигнул мне. Мы возвышались, как две башни среди руин.
        — Вижу, Фэл все-таки смог доставить тебе свой подарок, ­Отэмн. Но, думаю, будет лучше, если она встанет и попробует шампанского. Оно так бьет в голову.
        Покрасневшая от смущения Джо нервно засмеялась и поднялась, придерживая летящий край своего бордового платья. Я отметила для себя, что нужно будет спросить, встречалась ли она с кем-то из Атенеа, когда приезжала на лето ко двору. По всей видимости, нет.
        — Я так признательна, Ваше Высочество, за возможность быть у вас в гостях. Особенно учитывая… э… обстоятельства.
        Джо бросила на меня быстрый взгляд, и этого было достаточно, чтобы понять: она знает, в какой паутине мы оказались.
        — Обстоятельства  — наше второе имя,  — сказал вездесущий Фэллон, появляясь у меня из-за спины.  — Не стоит переживать из-за этого.
        Тогда зачем вообще им рассказывать?
        Если только это не было угрозой. Так они немного при­открывали полог своего королевского мира, показывая, как он глубок и опасен. Даже его слов хватило, чтобы Джо задро­жала от страха.
        При первой же возможности я украдкой увела Джо в дамскую комнату, которая находилась сразу за бальным залом, и уселась на столешницу возле умывальника, чтобы дать отдых уставшим ногам.
        — Ох, Джо,  — выдохнула я, наклонилась и взяла ее руки в свои.  — Как мне хочется, чтобы мы снова были детьми!
        Она уставилась в пол.
        — Я думала, мы повспоминаем профессора. То есть твою ­бабушку.
        Я соскользнула на пол и, повернувшись к зеркалу, принялась вытирать размазавшуюся под глазами косметику.
        — Бабушка мертва, Джо. Я знаю об этом.
        На самом же деле она не была мертва. Она смотрела на меня из зеркала. Она была в моих волосах, в шрамах, в фигуре… она была в моей тени. Нет, она и была моей тенью. Вечно нависающей надо мной тенью.
        — Я больше не злюсь ни на кого за то, что меня ассоциируют с ней. Даже на Атенеа. Я в порядке.
        — Но ведь ты боишься. И Атенеа тоже. Я поняла это, когда они пригласили нас. Так много мер безопасности! А почему в письмах ты перестала рассказывать мне о том, что про­исходит? Ты узнала, известно ли Атенеа что-то об убийце твоей бабушки?
        И снова я поразилась ее проницательности  — она попала в самую точку.
        Неужели это так очевидно? Неужели всем вокруг понятно, что мы не справляемся? Что Виолетта Ли может разрушить нас, камень за камнем, уничтожив все до основания?
        Я не стала озвучивать эти вопросы. Я почувствовала, что моим долгом было успокоить ее, совсем как это было в детстве. Ведь даже в играх я всегда была мамой, а она  — дочкой; я  — врачом, она  — пациентом; я  — королевой, она  — подданным.
        — Они знают, но сейчас это неважно. Сейчас при дворе много других проблем, ты ведь знаешь. И мы ни от чего не застрахованы. Но не стоит портить этим время, которое есть у нас с тобой.
        Джо встала, подошла сзади и попыталась встретиться со мной взглядом в зеркале, но я отвела глаза.
        — Ты права, Отэмн. Но теперь, когда ты простила Атенеа за то, что они скрывают от тебя информацию о смерти профессора…
        — Я не простила, а только приняла…
        — Теперь, когда ты так близка с ними, вы с Фэллоном будете вместе?
        Я сжала губы.
        — Вопрос довольно дерзкий, Джо.
        — Что в нем дерзкого?
        Мой ответ прервал восторженный визг Гвен, и я закрыла рот. За ней в комнату вошли Кристи, Тэмми и Ти. Я смотрела на их отражения.
        — Ну?
        — Его Высочество и Отэмн встречаются,  — сказала Джо, разворачиваясь к моим друзьям. На ее лице отразилось радостное волнение.
        В ответ все изумленно ахнули.
        — И давно?  — настойчиво спросила Гвен, так сильно ухватившись руками за столешницу слева от меня, словно собиралась придвинуть ее к себе.
        — Нет, я имею в виду, что им следует начать встречаться,  — поправилась Джо, пораженная напористостью Гвен.  — Это было бы прекрасно, разве нет? Как в сказке! Подумать только, в скольких журналах о ней стали бы писать!
        Вот радость-то,  — подумала я, материализуя тональный крем в руке и нанося его при помощи магии.  — Неужели она просто проглатывала все, о чем я ей писала? Мы не хотим огласки!
        Когда хихиканье наконец стихло, инициативу взяла на себя Гвен.
        — А если серьезно, то у тебя шансов куда больше, чем у остальных. Так что начинай с ним встречаться, а потом расскажешь, каков он в постели.
        — Гвен, ты идиотка. Откуда Отэмн знать, чем занимаются в постели?
        Дверь захлопнулась. На пороге стояла Валери Дэнверс с двумя подругами. Я развернулась, чтобы оказаться к ней лицом, спиной закрывая раковину, словно она была ребенком, которого я готовилась защищать.
        — Уйди отсюда, Валери,  — храбро ответила ей Ти.
        Я почувствовала легкую гордость, ведь именно от нападок ­Валери я спасала Ти. И прекрасно знала, что эта маленькая, застенчивая двенадцатилетняя девочка боится сейчас гораздо больше, чем я.
        — И не будь такой вульгарной,  — добавила Тэмми.
        — Если ты шлюха, то не думай, что все такие же,  — с вы­зовом бросила ей Гвен и сделала три шага вперед, оказавшись с Валери лицом к лицу.
        В зеркале, которое висело справа от меня, я увидела, как Валери ухмыльнулась и приподняла бровь.
        — Вы посмотрите, кто заговорил! Все знают, что ты переспишь с любым сейджеанским ублюдком при первой же возможности.
        Гвен презрительно усмехнулась, но все-таки отошла назад. В это же время Джо, которая переводила взгляд с одной на другую, молча встала с табурета, подошла и взяла меня за руку. Кристи сделала то же самое.
        Валери чувствовала свое превосходство и уже начала наступать на нас, но внезапно ее остановила крошечная фигура Ти  — слишком маленькая и для этого противостояния, и для вечеринки, но неотступно следовавшая за своей двоюродной сестрой,  — которая выпрямилась во весь свой небольшой рост и сердито посмотрела на нее.
        — Не матерись, Валери, и перестань быть такой злой. Никому твое мнение не интересно, поэтому оставь нас в покое.
        Этих слов хватило, чтобы Валери молчала целых десять секунд, а затем, нахмурившись, присела  — ее платье приподнялось настолько, что стали видны трусы.
        — Мне все равно, что ты говоришь, маленькая черно…
        — Даже не думай…  — прошипела я и подняла руку, в которой между пальцами висел красный энергетический шар.
        Кровь моя кипела, но пелены гнева перед глазами не было. Я себя контролировала, и пока это было так, я не собиралась позволять кому бы то ни было обижать Ти.  — Это женский туалет, так что принц не сможет защитить тебя.
        Она решила сбежать, но я не собиралась останавливаться. Я не отставала от нее, пока она бесстрашно бросала оскорбления в адрес меня лично, моей бабушки и моего титула, но я не обращала на это ни малейшего внимания. Мы вернулись в бальный зал, где она остановилась, одернула юбку и решила сказать свое последнее слово.
        — Я ненавижу тебя!  — объявила она, покачиваясь на каблуках.
        Я обошла стоявшую передо мной группу, чтобы увидеть ее раскрасневшееся, перекошенное лицо. Я заметила, что ухмыляюсь,  — было приятно, что я могу вызвать в человеке такие эмоции.
        Как же глупо она сейчас выглядит…
        — Взаимно.  — Я вежливо кивнула, развернулась и отошла.
        Я шла, не обращая внимания на ошарашенные взгляды, обходила столпившихся людей и огибала зеркала. Ноги несли меня в определенном направлении, но я не могла понять, в каком именно. Дойдя почти до конца залы, я остановилась. Мои колени согнулись, одна нога ушла за другую, и я опустилась в реверансе.
        — Ваше Высочество…
        — Хочешь, я выставлю Валери?  — спросил принц.
        Я покачала головой и улыбнулась.
        — Я справлюсь.
        Он выглядел потрясенным, но все же улыбнулся и взял меня за руку. Мы приблизились друг к другу, и я увидела, как пульсирует вена на его шее.
        — Потанцуй со мной,  — попросил он.
        Композиция закончилась. Ритмичный бас сменился звуками пианино и негромким женским голосом.
        — Я уже разучилась.
        — Глупости.
        Его губы были у моего уха. Я улыбнулась, покачала головой и сказала «нет», но он остановил меня не словами, не руками, а взглядом.
        — Я буду вести, тебе не о чем переживать, нечего бояться. Не сейчас, не в эту минуту. Потанцуй со мной, Отэмн.
        И вот мы уже шли сквозь расступающуюся толпу. Я увидела Элфи и Лизбет, но силуэты были размытыми, словно я смотрела на них сквозь матовое стекло. По-настоящему я видела только Фэллона. Я чувствовала тепло наших сомкнутых рук, стопами ощущала силу его шагов. Он что-то сказал безликой толпе, но я ничего не слышала.
        Мы отпустили руки, я сделала реверанс, а потом шагнула в его объятия. Он повел меня в медленном вальсе, который я знала настолько хорошо, что могла полностью отдаться ощущениям от прикосновения его щеки без шрамов к моей, закрыть глаза и забыть о толпе вокруг нас.
        — Мне так хочется тебе что-то сказать, но я не могу. Мне кажется, если бы я решился, то ты бы сломалась.
        На последнем слове его голос оборвался, рука обвилась вокруг моей талии, и он крепко прижал меня к себе.
        — Тогда не говори,  — вздохнула я, прижавшись щекой к его плечу.  — Пожалуйста, не причиняй мне боли.
        — Никогда, маленькая герцогиня. Никогда.
        Я почувствовала, как принц выпрямился, расправил плечи и поднял голову, его кожа под моей щекой натянулась.
        Я знала, что должна быть довольна, но это было не так. У меня возникло ощущение, что нас преследуют  — кто, мне не было известно,  — что меня загнали в озеро, а теперь я тонула. Музыка докатывалась до меня медленными, рваными волнами. Я не чувствовала пола под ногами, течение качало меня в его руках. Я открыла глаза и увидела людей, как нарисованные акварелью фигуры, которые уходили в глубину зеркал.
        И я знала, что так будет всегда, если я останусь в его объятиях. Знала, что всегда буду жить, как в аквариуме, и что моим единственным шансом избежать боли было забыться самообманом и умереть в притворстве.
        Но мне было все равно.
        А потом мы отпустили друг друга, и я знала, что так будет всегда. Он обратился к гостям и поблагодарил за то, что они пришли. Тем временем музыка стихла, а свет стал ярче. Люди начали расходиться, слуги показывали им, куда идти, и я тоже исчезла в толпе, внезапно почувствовав себя безмерно уставшей. Единственным моим желанием было добраться до своей комнаты, но кто-то удержал меня за руку. Это был Фэллон.
        Он сжал мою ладонь.
        — Доброй ночи, герцогиня.
        Он отпустил мою руку, и я внезапно почувствовала себя совсем потерянной. Обхватив себя за плечи, я ответила:
        — Доброй ночи, Ваше Высочество.
        Принц опустил взгляд в пол, а потом снова поднял глаза, как будто у него не было сил отвернуться. Когда наши взгляды встретились, он слегка улыбнулся и потянулся к моей левой руке. А затем нагнулся и поцеловал мой безымянный палец, на который когда-то будет надето обручальное кольцо. Выпрямившись, он медленно кивнул и пошел прочь, заложив руки за спину, словно тоже чувствовал себя потерянным.
        Я стояла, оцепенев, и смотрела ему вслед. Мое сердце взорвалось, когда мозг осознал происшедшее. Я много раз видела такое в Атенеа, в то время, когда подростки казались мне взрослыми, а взрослые  — великанами.
        Он за мной ухаживает!
        Кто-то хлопнул меня руками по плечам, и я вздрогнула.
        — Это правда сейчас случилось? Это правда сейчас случилось? Ты ведь пойдешь за ним, правда?  — кричала Джо, подталкивая меня к двери.
        — Думаешь, стоит?
        — Да!
        Я осторожно пошла в сторону двери, оглядываясь через плечо на Джо, которая одобрительно кивала. Но снаружи принца не оказалось, а когда я робко постучала в дверь его спальни, нервно оглядываясь и опасаясь, что меня кто-то заметит, ответа не последовало. Возвращаясь к коридору, я встретила Ти, которую служанка вела в одну из комнат, потому что малышка оставалась здесь ночевать.
        — Ты не видела принца Фэллона?
        — Он шел куда-то по тому коридору.
        Она указала на проход за лестницей и заговорщически улыбнулась, отчего я залилась краской.
        — Он хотел побыть один, миледи,  — недовольным тоном сказала прислуга и удалилась, забыв сделать реверанс.
        Я стояла и смотрела в спину Ти.
        — Еще бы.
        Я повернулась на своих высоких каблуках и, спустившись по лестнице, пошла назад. Последние оставшиеся гости внимательно меня рассматривали. Но мне было все равно. По правде говоря, мне это даже нравилось  — так же, как мучить Валери. Я стояла, расправив плечи и подняв голову.
        В этот момент никто не мог бы сделать мне больно.
        За окнами ночь была безлунной, и единственным источником света и тепла был не вписывавшийся в интерьер каменный очаг, где гудел огонь, пожирая недавно подброшенные поленья. На низком дубовом столике стояли графин и два бокала.
        Принц стоял в тени, наполовину скрытый высокими растениями с восковыми листьями, что росли в горшках. Я замерла в дверном проеме, ожидая. Он повернул голову, посмотрел через плечо, после минутной паузы развернулся и уверенной походкой хозяина начал решительно, но очень медленно сокращать дистанцию между нами, словно я была диким зверем, которого можно спугнуть.
        Он остановился метра за два до меня.
        — Ты ведь понимаешь, что я этим хотел сказать.
        Это был не вопрос, а скорее приказ отвечать.
        Дрожа, я как можно элегантнее опустилась в поклоне на одно колено и почувствовала, как платье скользнуло вверх по бедрам.
        — Я так и не поблагодарила вас, Ваше Высочество, за то, что вы пригласили Джо в Барратор. Она польщена честью видеть вас.
        В глазах Фэллона появилось что-то теплое, чего я раньше там не видела. Не сводя глаз с моих ног, он сделал длинный глоток из стакана, что держал в руке, в котором, похоже, был бренди.
        Внезапно он развернулся и пошел к серванту справа от меня. Я услышала, как он поставил стакан, и осмелилась взглянуть на него. Он стоял, ухватившись за край серванта и опустив голову.
        — Я пригласил твоих друзей не из-за их общественного положения.
        В его голосе звучало раздражение. Я оставалась неподвижной. От неудобного положения колено начало неметь. Помолчав ­несколько секунд, он посмотрел на меня, и я услышала, как он с силой втянул воздух.
        — Опусти колено.
        Я не шевельнулась.
        — Опусти колено, Отэмн!
        Я повиновалась и теперь, выпрямившись, стояла на коленях. Ноги мои дрожали, и я изо всех сил пыталась не потерять равновесия, чувствуя себя невероятно глупо. У меня не было ощущения, что я преклонила колени перед принцем.
        — Фэллон?  — прошептала я под хор трещавших в камине поленьев.  — Ты меня пугаешь.
        Один за другим он разжал пальцы и отпустил деревянную поверхность серванта, потом тяжело сглотнул, поднял голову и повернулся ко мне. Через секунду он уже был рядом, положил руку мне на затылок и запустил пальцы в волосы.
        — Ты не можешь ответить мне взаимностью, не так ли?  — спросил он. В голосе его звучало леденящее кровь спокойствие.
        — Я…
        Продолжить я не смогла.
        Его рука сжалась в моих волосах. Он несколько раз глубоко вдохнул и сказал:
        — Пойдем-ка присядем.
        Опершись на предложенную им руку, я поднялась, одновременно пытаясь опустить подол платья.
        О Лизбет, ну почему именно это платье?
        Принц поудобнее устроился в углу дивана у камина, а я села напротив, сжав колени. Он смотрел на меня, закинув ногу на ногу и положив руки на спинку дивана. Он сидел раскованно, как будто все его напряжение передалось мне, пока я стояла на коленях. Я же словно одеревенела и сидела, не отрывая глаз от огня.
        — Я пытался,  — сказал он,  — пытался сдерживать свои чувства. Я знаю, что тебе нужно залечить старые раны, прежде чем ты сможешь дать мне то, чего я хочу, и я готов помочь тебе в этом. Но ведь я остаюсь мужчиной, и когда я увидел тебя сегодня… такой красивой, такой уверенной в себе… Мне нужно было знать. Мне нужно было выяснить, если ли надежда.
        Я не смотрела на него.
        Как я могу? Он прав.
        Но этот тон спокойного смирения… он сломал меня. Я подняла глаза. Лицо принца напряглось, он наклонился и взял графин.
        — Господи, тебе же по закону даже пить еще нельзя,  — выдох­нул Фэллон сухо и невесело. Руки его и голос дрожали, когда он наливал вино в два бокала.
        — Через неделю будет можно,  — сказала я, отводя взгляд.
        — Не намекай на то, чего, я знаю, ты не можешь мне дать. Сначала сердце.
        Он протянул мне бокал, чокнулся о него своим и сделал глоток. А потом откинулся на спинку дивана, и свет от огня разогнал тени на его лице. Только теперь я поняла, что меня так пугало и почему его глаза были такими теплыми: радужки его глаз были темно-красные, как вино в бокале.
        Почему это меня пугает?
        Мы ведь только что об этом говорили, о чувствах. Я видела, что по его шее катятся капельки пота. И потом, я не была наив­ной и прекрасно понимала, почему он скрестил ноги.
        — Ты знаешь, как действуешь на мужчин? Ты хоть представляешь, какой тебя видят люди, как они боготворят тебя?
        Я покачала головой.
        Он положил руку на спинку дивана и пристально посмотрел мне в глаза.
        — Ты прекрасна и знаешь об этом. Но ты еще слишком молода, чтобы понимать, какой силой обладаешь. Сомневаюсь, что я первый  — и уж точно не последний!  — кто хочет заполучить твое сердце, и не только… Хотел бы я быть достаточно сильным, чтобы довольствоваться только твоим присутствием, но мне нужно больше, чем стеклянное украшение, к которому я не могу прикоснуться. Моей семье, твоей семье, двору… им всем нужно больше.
        Я заерзала и поставила на стол бокал, любуясь его изяществом.
        — Я ведь не украшение, правда?
        Он тоже поставил свой уже пустой бокал на стол. Глаза его снова стали привычно голубыми.
        — Украшение? Ты  — божество, которое нужно держать под стеклом, сохраняя его чистым, защищая от боли.
        Я ощутила внезапный прилив смелости, который заставил меня положить руку ему на ногу и толкнуть ее, так что обе его ноги оказались на вымощенном плиткой полу. А потом по мне пронеслось нечто новое, и это нечто пронзило мою грудь и спину, живот и шею  — нечто очень похожее на магию, но ею не являвшееся, отчего я встала на диване на колени, перенесла одну ногу через принца и села сверху, опустив руки ему на плечи.
        — Отэмн… что… что ты делаешь?
        Ему приходилось делать вдох после каждого слова, а радужки его глаз снова моментально покраснели.
        — Почему? Почему я должна оставаться чистой?
        Принц осторожно положил руки мне на бедра, как бывало не раз, когда он обнимал меня, или только недавно, когда мы танцевали. Но на этот раз все было по-другому.
        — Не должна. Но ты слишком важна, и нельзя, чтобы тебе было больно, нельзя, чтобы ты теряла голову. Поэтому я боюсь сломать тебя. Ты нужна нам.
        Я придвинулась к нему еще на несколько сантиметров.
        — Потому что я провидец?  — настаивала я.
        Он кивнул и так громко сглотнул, что я услышала, как сжалось его горло.
        — Отэмн,  — запинаясь, произнес он.  — Отэмн, отодвинься немного.
        Эффект был такой, словно он вонзил мне иголку в сердце. Я сдвинулась назад, убрала руки с его плеч, обхватила себя за плечи и уставилась на подлокотник дивана.
        — Эй,  — прошептал он, выпуская несколько прядей у меня из-за уха,  — это был комплимент. Ты просто слишком мне нравишься, чтобы я мог игнорировать тот факт, что ты сидишь у меня на коленях.
        — Прости,  — пробормотала я.
        Я чувствовала смущение и стыд от того, что сделала, потому что у меня не получилось добиться… А чего, собственно? Чего я пыталась добиться?
        Я не хочу заниматься с ним этим, так почему я так себя веду?
        Я играла такими сильными чувствами, что сама отвергала их всем своим существом… Это было опасно. Это было глупо. Это были именно те сплетни, за которыми охотилась пресса. От этой мысли у меня по коже побежали мурашки.
        — Ты замерзла,  — прошептал он и взмахом руки перенес к нам лоскутное покрывало, которое лежало в кресле. Укутав меня в него, принц снял с меня туфли.
        Похоже, он был доволен тем, насколько комфортно я устроилась у него на коленях, скрестив ноги. Только сейчас он позволил себе слегка наклониться, так что мы почти касались лбами.
        — Я не могу делать вид, что ты для меня просто друг или подданная, теперь не могу. Я хочу знать, что нужен тебе, нужен так же, как ты мне, даже если ты не хочешь со мной отношений.
        Я обняла принца, положив руки ему на затылок, и, дрожа от волнения, прикоснулась лбом к его лбу.
        — Ты нужен мне. Когда ты появился, мне стало хуже, ты повредил мою защиту, но…
        — Прости меня…
        — Но теперь мне лучше, теперь я намного счастливее. И все же мне больно, слишком больно, и я не могу отпустить это, просто не могу. Прошу тебя, пойми, пожалуйста.
        У меня больше не было сил сдерживать слезы, и он положил мою голову себе на плечо.
        — Я буду ждать,  — сказал он.  — Ты справишься. Я буду ждать.
        Но этого я уже не слышала, потому что внезапная резкая боль, будто стрела, пронзила мою голову, ударив из правого ­виска в левый.
        Я резко выдохнула и приподнялась. Он хотел успокоить меня, но еще один, более сильный приступ боли пронзил мой лоб, и, сдавленно вскрикнув, я эту боль узнала.
        — У меня болит голова. Она так сильно болит… Кажется, у меня будет видение.  — Я впилась ногтями в его руки сквозь пиджак, а он крепко меня обнял.  — Да, это оно, видение!
        Мои всхлипывания становились все громче. Я вся напряглась, хватаясь за него, когда боль усилилась и перешла от висков к глазам, отчего поле моего зрения стало темнеть по краям.
        — Прошу тебя, останься, останься со мной, не уходи!
        Я чувствовала его прикосновение на своих волосах.
        — Я здесь,  — прошептал он.  — Я никуда не уйду.
        — Но слуги… слуги… они будут сплетничать…
        — Это не имеет значения. Ничто не имеет значения.
        — Больно! Как же больно!
        — Знаю, герцогиня.
        — Не отпускай! Не отпускай меня!
        — Не отпущу. Я держу тебя.
        — Ты нужен мне. Ты нужен мне, Фэллон Атенеа!
        Темнота.
        Значит, это правда. Атенеа были правы.
        В ту ночь Виолетта Ли ворочалась в своей постели. На ее рубашке были пятна пота, а ее ноги были поджаты и из-под одеяла выглядывали только кончики пальцев.
        — Ты слышал о Пророчестве и Героинях?
        Картинка съезжала то влево, то вправо, а мое внимание привлекали размытые очертания стоявшего на поляне мужчины в плаще.
        — Это сказка про судьбу, придуманная в Атенеа. Не стоит ни вашего, ни моего времени.
        Сильное любопытство тянуло меня назад, в ее спальню, и все же я, без сомнения, была в чьем-то чужом сознании. Но пока я пыталась понять, в чьем именно, картинка развернулась и в кроне дерева я увидела мужчину, который смотрел вниз на группу истребителей и бродяг.
        Сцена была не из приятных, ведь каждый из них хотел броситься и разорвать глотку другого. Они изливали друг на друга яд, деревья же страдали: один из бродяг скреб кору ногтем, а ветки другого дерева молча сносили вес таинственного наблюдателя.
        Ей это снится?  — подумала я, когда комната, похожая на ее спальню, всплыла в центре моего поля зрения. А если и так, значило ли это, что происходящее было правдой?
        — Девушка из первого стиха найдена. Пророчество правдиво.
        Чье сердце замерло? Ее или мое?
        — Первая Темная Героиня найдена. Но раз ты не веришь во все это, то забудь. Мы сообщим Ли, прежде чем завершится бал в честь празднования Бесконечности.
        Вот оно. Пророчество, которое, по мнению Совета вампиров, Ли может использовать в качестве предлога. Найдена первая из девушек… Это и был его предлог.
        Виолетта Ли наконец успокоилась и мирно лежала в своей постели. Но даже в бессознательном состоянии я чувствовала свое тело в объятиях принца, чувствовала, как мой вес давит на него.
        Я увижу осуществление Пророчества о Героинях, наконец-то, после стольких тысячелетий… И есть надежда, что наступит конец всем опасностям и страхам, а война, приближение которой предвидели так многие пророки, будет остановлена.



        ГЛАВА 25
        ОТЭМН



        — Фэллон! Это Пророчество! То самое, которого все мы так ждали! Именно оно может поставить все на свои места! Почему ты не радуешься?  — настойчиво спросила я.
        В его сознании, как обычно, было голубое небо, но все коробки были наглухо закрыты, и приветствием мне стало что-то вроде мысленного пожатия плечами.
        — Найдена! Наверняка нашла ее твоя семья, ведь так? Ты понимаешь, первая Героиня! Ты что-нибудь об этом слышал?
        Мне его не было видно, потому что он хлопотал вокруг своей лошади: молодой черной кобылы, которую любовно называл Черной Красавицей. Когда она дернула головой и встряхнула гривой, я услышала, как он презрительно хмыкнул.
        — Мне никогда бы не доверили такую информацию, я еще слишком молод. Ты ведь знаешь об этом, Отэмн.
        — Надеюсь, все это Виолетте Ли не просто приснилось. Надеюсь, все это правда.
        — Ты скоро обо всем узнаешь. Тетя сразу же отправилась к моему отцу.
        Я закончила седлать лошадь, на которой всегда ездила,  — серую в яблоках кобылу по кличке Инфанта,  — и подождала, пока она напьется, а сама тем временем надела перчатки для верховой езды и пошла между стойлами в поисках принца. Рукой в перчатке я, нервничая, ухватилась за край загородки.
        — То, что произошло вчера…
        Он тоже надел перчатки, посмотрел мне в глаза и вздохнул.
        — Я же сказал. Я подожду.
        — Этого будет достаточно?
        Он подошел и рукой в перчатке провел по моей щеке. Я закрыла глаза и позволила исходящему от бархатной поверхности теплу согреть обветрившуюся кожу. Он ничего не сказал, да это было и не нужно. А потом он взялся за поводья и повел свою кобылу из стойла туда, где нас ждали друзья.
        Тех из людей, кто не умел ездить верхом и не решился пройти предложенный Элфи экспресс-курс, сопровождали Джо, Элфи и Лизбет. Что же до малютки Ти, то она должна была ехать со мной. Как только я забралась в седло, Фэллон подсадил ее. Она была такой миниатюрной, что он мог бы сделать это одной рукой. Я тихо сказала несколько слов на сейджеанском Инфанте, чтобы подбодрить ее, а потом пустила рысью в сторону северных ворот особняка. Вездесущие Атаны поскакали вперед и уже успели скрыться вдалеке.
        Бабушка всегда говорила, что о человеке можно судить по тому, как он обращается со своими животными. Если он добр к ним, то, по ее мнению, непременно был хорошим человеком. Убирая волосы назад, я обернулась и посмотрела на принца. Я заметила, как его напряжение уходило в землю, а лицо его растягивалось в широкую улыбку, когда он проводил рукой по шее своей лошади. Потом пустил ее легким галопом, догоняя нас.
        Воздух гудел, и даже под теплой курткой для верховой езды волоски на моих руках стали дыбом. Мы приближались к периметру защитного щита. Ти тоже задрожала.
        — Ты это чувствуешь?  — пробормотала я ей на ухо, которое было на уровне моего плеча. Она кивнула, а я нахмурилась. Я понятия не имела, что люди могут так чувствовать магию.
        Если погода не испортится, то вместе с нашими гостями  — моими друзьями-людьми, Джо и парочкой одноклассников Фэллона  — мы планировали поскакать на возвышенность, откуда открывался захватывающий вид и где мы могли бы укрыться от беспокойства, вызванного моим последним видением. Именно с этой надеждой на спокойную прогулку Фэллон пересек границы поместья, оставив позади щит и продолжая путь по тропам для верховой езды, которые уходили вглубь долины, извиваясь между гранитными вершинами холмов. Местность эта густо заросла кустарником, и вся палитра красок сводилась к серому граниту и приглушенным, выцветшим коричневому и зеленому. В канавах журчали ручьи, пробираясь между пучками слоновой травы, в воздухе висел запах гнили. Вместе с Фэллоном я скакала впереди остальных, стараясь поскорее добраться до возвышенности, где будет свежее.
        Мы поднимались все выше и выше, пока не выехали на плоскую равнину, которая с одной стороны была огорожена стеной скал. Здесь же был небольшой природный пруд Крейзи Уэлл, что значит сумасшедший колодец, к которому мы часто ездили. Он был такой глубокий, что вода в нем казалась черной. Сильный ветер поднимал небольшие волны на водной глади, и они накатывались на илистый берег. Завидев пруд, я слезла с лошади и повела Инфанту под уздцы, а Ти схватилась за поводья так, будто на кону стояла ее жизнь. При виде воды животное немного успокоилось. Болотистую местность кобыла не любила и даже отказывалась подходить к глубокому оврагу. Я вздрогнула  — мне тоже здесь не нравилось.
        Мы дали лошадям напиться, а мои друзья-люди тем временем беззаботно брызгали друг на друга грязной водой, несмотря на холодный ветер, который спускался сюда с высоких склонов. Я бы с радостью присоединилась к ним, если бы не выражение на лицах Фэллона и Элфи. Прогулка помогла им немного отвлечься, и все же выглядели они так, будто на их плечи был взвален тяжелый груз. Я с трудом сглотнула  — меня не покидало чувство вины, ведь вестником была именно я.
        Но ведь новость была хорошей…
        Я могла понять их переживания по поводу того, что у Ли по­явился удобный предлог, но разве можно, разве можно было сравнить это со значимостью, с могуществом Героини? Героини, которую обсуждали в моих видениях! Великие провидцы узнали бы задолго до меня  — так вот откуда взялись сплетни последних месяцев,  — и все же я понимала, что мне выпала большая честь. Я впервые почувствовала личную выгоду от того, что я провидец.
        Лизбет переживала за своего принца, поэтому предложила двигаться дальше. Инфанта беспокоилась, задирала голову и пыталась отойти от группы, когда мы стали садиться в седла. Ти тоже нервничала из-за того, что ей снова придется ехать верхом. И хотя я знала, что лошадь успокоить смогу, девочку я расстраивать не хотела, а потому предложила немного подождать, пока они обе не придут в себя. Эдмунд согласился.
        Ти присела на камень, а я принялась успокаивать Инфанту. Но ничего из того, что я делала  — ни поглаживания, ни кусочки сахара, ни тихий шепот на сейджеанском,  — не помогали. Идти она отказывалась. Я обернулась к Эдмунду, почувствовав, что и сама начинаю нервничать, хотя умела обращаться с животными, да и лошадь была хорошо объезжена. Но Эдмунда рядом не оказалось. Он стоял на вершине скалы, вглядываясь в недоступные моим глазам долины. Прежде чем я успела проникнуть в его сознание, он оказался в моем.
        — Отэмн, надвигается туман блокирующего заклятия! Спасайся!
        Инфанта жалобно заржала, и я поспешно велела ей возвращаться  — ехать на ней верхом я не решилась. В панике она понеслась прочь, найти дорогу назад для нее труда не составит. Ти подскочила и чуть пригнулась, приготовившись бежать, хотя даже понятия не имела о том, что происходит. Я схватила малышку за руку и побежала, надеясь выиграть несколько секунд, которые были нужны мне, чтобы прикинуть возможность взлететь вместе с ней. Оглянувшись назад, я поняла, что шансов у нас нет.
        Это был не просто туман, а серая и влажная стена, которая поднималась до самого неба. Алиа и Ричард уже успели присоединиться к Эдмунду и теперь посылали одно заклятие за другим, пытаясь создать огневой щит. Но надвигавшаяся стена от этого только еще больше расползалась вширь.
        Ти замерла, и ее рот открылся в беззвучном крике ужаса.
        — Отэмн, оставь девочку и убирайся отсюда!
        Но бросить Ти я не могла. Вместо этого я дернула ее за руку и потащила за собой по устланной мхом земле между кустами утесника, пытаясь бежать в сторону, а не вдоль стены заклятия. Я слышала, как Эдмунд кричит, обернувшись. Я поняла, что стена тумана выгнулась, словно лук, избегая заклятий Атан, и протягивает к нам свои края. Я подожгла куст, мимо которого мы пробежали, но все без толку. Это была магия, с которой не могли справиться даже Атаны.
        Внезапно тропинка ушла из-под ног и мы оказались по щиколотку в торфянике и грязи. Это стало последней каплей. Мы застыли от ужаса.
        — Ти,  — прошептала я, пытаясь стоять ровно в своих измазанных грязью сапогах.  — Крепко держи мою руку и не шевелись.
        Выпрямившись, я встала сзади, прижала ее к груди, обняв руками за плечи и не выпуская ее ладони. Люди-истребители тяжело переносили это заклятие, а значит, и Ти будет непросто.
        Как раз на такой случай Эдмунд научил меня парочке незаметных заклятий. Одно за другим крошечные пятна света возникли из ниоткуда и, словно бабочки, начали кружить вокруг нас. Они были едва заметными, но этого оказалось достаточно, чтобы оградить наши лица от заклятия, позволяя дышать. Даже в своем мельчайшем проявлении свет был безопасностью.
        Так мы и стояли в ожидании того, что нас спасут или найдут… Найдут те, кто прячется в сером тумане.
        В полной тишине был слышен только звук нашего дыхания. До легких заклятие не добиралось, но эта полная оглушительная тишина могла свести с ума любого…
        — Кольцо Катерины. Сложная штука.
        Оставив Ти за спиной, я повернулась.
        — Нейтан?
        Огоньки вокруг нас разгорались все ярче, пока не стали похожи на пламя свеч. Экстермино, который когда-то был человеком, стоял за их границей и ближе подойти не мог.
        — Что тебе нужно? С кем ты?
        Для человека, который обратился всего несколько недель назад, выглядел он на удивление хорошо. Он стоял, непринужденно засунув руки в карманы, а шрамы его были гладкими и поблескивали, хотя цвет у них был ужасный. И даже одет он был опрятно: наглаженные брюки и рубашка, дорогой на вид вельветовый пиджак…
        — Я здесь, чтобы поговорить с вами, миледи, и это единственная цель моего визита. Против присутствия вашего маленького друга я возражать не стану.
        Его акцент стал менее явным, а произношение значительно улучшилось. Он так подчеркнуто изысканно мне поклонился, что это граничило с издевкой.
        Как только он опустил взгляд на землю, я выпустила в него заклятие, но эффект был нулевой. Защитный щит, плотно прилегавший к его телу, без труда поглотил заклятие, и Нейтан снова выпрямился, усмехаясь.
        — Ведите себя хорошо, герцогиня, мы ведь друзья.
        — Мы не друзья и никогда ими не были.
        Я отступила назад, проклиная куски глины, которые зачавкали у нас под ногами. Как жаль, что мы успели выбраться из грязи!
        — С кем ты пришел?  — снова спросила я.
        — Я повторяю, я здесь один.
        — Это неправда. Никто не может создать такое мощное заклятие в одиночку.
        Я пыталась выиграть время, заговаривая его, пока нас найдут Атаны.
        — А я вот могу, как и много всего другого. Кри-дом  — прекрасный учитель.
        Он пригладил волосы  — его непослушные кудри были убраны назад, открывая лоб и шрамы, которые были скорее не чисто-серого, а странного синего цвета с металлическим отливом. Они были очень тонкими и, возможно, даже более изогнутыми, чем мои. Он был олицетворением всего, чего я не ожидала увидеть в обратившемся в Экстермино человеке,  — здоровья, могущества, спокойствия, красоты.
        — Так ты теперь его марионетка!
        — Его протеже.
        — Это такими сказками они убедили тебя стать Экстермино?
        — Какая же ты категоричная, нужно от этого отучиться! Я осо­знанно согласился на обращение, полностью отдавая себе отчет во всех рисках и зная о манифесте Экстермино. Поэтому оставь свои проповеди для других.
        Говоря это, он пытался посмотреть мне в глаза, но я упорно отводила взгляд.
        — У Экстермино нет манифеста, они просто убивают людей. Ты сам видел это в Бриксеме! Ты видел, как они убили…
        Я остановилась на полуслове, когда он запрокинул голову и начал смеяться, так широко раскрыв рот, что было видно его нёбо и волшебным образом выровнявшиеся зубы.
        — Конечно, видел. Это было сделано специально для меня.
        — О чем ты?
        — Это было испытание. Кри-дом хотел посмотреть, справлюсь ли я со смертью, а еще проверить, настолько ли я верен ему, что буду готов навязать тебе чувство вины за происшедшее.
        Ти издала звук, который был похож скорее на крик животного, чем человека. Я убрала руку за спину, чтобы взять ее за руку.
        — Ты хочешь сказать… что уже тогда был в союзе с ними?  — Я уставилась в землю в поисках ответа и вдруг поняла.  — Исландия?
        Он кивнул и захлопал в ладоши.
        — Молодец, хотя могла бы догадаться и быстрее. Я согласился стать Экстермино, когда был там… и поэтому я сейчас здесь. Я пришел, чтобы рассказать тебе, почему решился на это.
        Я нетерпеливо махнула рукой, чтобы он продолжал.
        Он проделал весь этот путь, из самой Исландии, чтобы рассказать мне об этом?
        Я не знала, стоит ли успокоиться или необходимо сопротивляться ощущению мнимой безопасности, в которое он меня понемногу заманивает.
        — Говори, зачем пришел, и уходи, Нейтан.
        — Я решился, потому что у Экстермино на самом деле есть манифест, хороший манифест…
        Я презрительно усмехнулась.
        — И манифест, и план действий, которые могут помочь таким, как ты, Отэмн. Они могут помочь изменить отношения с людьми, чтобы такие, как ты, не становились объектом ненависти и дискриминации со стороны людей вроде Валери Дэнверс и ее.
        Он указал на Ти.
        — Мы с Ти друзья, она никогда не делала ничего, что…
        — Я ценю твою веру в судьбу и пророчество, которые все решат, но то, что произойдет, противоестественно. Ты не должна страдать так, как тебе предстоит. Той же цели можно достичь и другими способами.
        Яркость огоньков менялась оттого, что в моих венах от злости и досады пульсировала магия.
        — Это глупо! Они пользуются тобой, чтобы подобраться ко мне и к Атенеа. Единственный противоестественный компонент этого уравнения  — кри-дом! Он сумасшедший!
        Нейтан пожал плечами.
        — Интересно будет посмотреть, что ты скажешь после того, как побываешь у нас и познакомишься с ним.
        — Я никогда не присоединюсь к Экстермино!
        Он подошел ближе и прикоснулся средним пальцем к одному из огоньков. Тот погас.
        — Более того, ты придешь по собственной воле. Просто нужно подождать, Отэмн. И мы готовы ждать столько, сколько нужно, хотя я подозреваю, что совсем недолго.
        Он дотронулся до следующего огонька, потом еще до одного, и я стала быстро отступать.
        Как он может уничтожать кольцо Катерины? Он ведь словно новорожденный!
        Я принялась глубоко дышать, запасаясь чистым воздухом, потому что скоро начнется сущий ад.
        — На твоих руках будет кровь погибших, Отэмн Роуз, и чем дальше, тем ее станет больше. Как думаешь, сколько выдержит твоя совесть? Год? Два? Мы можем остановить все это.
        — Нейтан, ты сошел с ума!
        — Скажи мне об этом через месяц.
        С этими словами он исчез, а в воздухе, словно фейерверки, взорвались языки пламени. Ти закричала. Я тут же развернулась и закрыла ее собой, надеясь и молясь о том, чтобы кольцо Катерины оставило достаточно воздуха для нашей защиты. Было жарко, так жарко, что грязь на нашей одежде засохла и начала отваливаться, будто черепки, а по моему лицу потекли струйки пота, капавшие на волосы Ти. Не знаю, сколько времени мы провели в огне… Казалось, прошло несколько минут, но, должно быть, счет шел на секунды, ведь когда огонь погас, мы едва дышали, хотя остались целыми и невредимыми. Я никогда не была так рада снова видеть этот пустынный пейзаж.
        Я услышала, как кто-то зовет меня по имени, и мое сознание понеслось по пустоши, пока я не нашла Эдмунда и Фэллона, которых привела к канаве, где мы все еще стояли. Фэллон увидел нас первым и тут же протянул ко мне руки, в которые я подтолк­нула Ти. Почувствовав, насколько она ослабела, он взял ее на ­руки. Я выбралась сама.
        Атаны были повсюду  — наверное, человек двадцать, группа людей стояла на тропинке чуть выше пруда.
        — Это был Нейтан,  — сказала я подбежавшему Эдмунду.  — Он сказал, что он один.
        — Это не так,  — ответил он, внимательно вглядываясь, не ранена ли я. И, посмотрев на Ти, добавил:  — У нее шок.
        Закутав Ти в свой пиджак, он повел нас к стоявшей в стороне группе. Рыдая, навстречу ему выбежала Тэмми.
        — Нужно отнести ее назад. Отэмн и принцам тоже следует вернуться. Мы полетим.
        — А мы не можем просто совершить межпространственный прыжок?  — предложила я, заметив, что Ти становится все хуже. Теперь она дрожала так сильно, что опиралась на Тэмми, чтобы не упасть.
        — Барратор закрыт мощным щитом,  — ответила Алиа, пытаясь взять Ти из рук двоюродной сестры, которая цеплялась за малышку так, словно та была последним, что осталось у нее в этом мире.
        — Лизбет мы тоже заберем с собой,  — заявил Элфи, спешиваясь и беря под уздцы лошадь, верхом на которой сидела его девушка.
        Эдмунд резко повернулся, оказавшись лицом к лицу с принцем.
        — Им нужна не она, так что Лизбет ничего не угрожает.
        — Мы не знаем, что там еще может быть,  — не согласился Элфи, повышая голос и махнув рукой в сторону пустоши, которая раскинулась за кругом Атан.  — Я остаюсь с ней.
        — Тем самым ты поставишь под угрозу и ее безопасность, и безопасность людей!  — бросил Эдмунд, хватая Элфи за плечо и оттаскивая от лошадей.
        Лошадь Лизбет вскинула голову, Элфи что-то прошипел, но Эдмунд оказался сильнее.
        — Эл, он прав. Летаю я медленнее вас, поэтому буду всех задерживать. Если мы останемся вместе, то подвергнем опасности и других. Лети. Я присмотрю за остальными,  — согласилась Лизбет.
        Пятеро Атан внезапно сорвались с места, а остальные встали плотнее, окружая нас. Ричард и Алиа, державшая на руках Ти, были готовы.
        — Летите быстро и низко,  — инструктировал Эдмунд, удерживая Элфи, который в последний раз попытался вырваться.  — Повторяйте изгибы поверхности, так у них меньше шансов заметить нас.
        Я прошла мимо Лизбет в поисках Джо, надеясь хоть взглядом передать ей, как мне было жаль, что из-за меня она подверглась такой опасности. Опасности неизвестной. Наверняка мы знали только одно: все это  — дело рук сумасшедшего.
        Джо, стараясь казаться храброй, сжала мою ладонь.
        — Скачи, как Валькирия, rafiki,  — сказала я, вызвав улыбку упоминанием ее старого школьного прозвища.
        — А ты лети, словно ветер,  — ответила она.
        И мы все вместе  — Фэллон, Элфи, Алиа с Ти на руках и я  — отправились в окружении Атан, помня, что Эдмунд велел нам лететь низко. Мы держались едва ли в метре над землей, и когда на пути неожиданно встречались холмы, я не успевала подстроиться и ногами задевала влажный мох и траву. Ветер свистел сквозь все отверстия моей куртки, даже сквозь петли для пуговиц, отчего мое вспотевшее во время пожара тело моментально замерзло. Оттого, что я разрывалась между тем, чтобы лететь как можно быстрее и хоть немного согреть себя, моя магия быстро истощалась, будто я всасывала ее сквозь соломинку.
        А еще меня все не покидало ощущение, будто что-то притаилось за одним из хребтов или холмов, мимо которых мы проносились. И хотя я знала, что перед нами летела группа Атан, прочесывая местность, каждый раз, когда мы опускались за линию горизонта, я ждала, что вот-вот столкнусь с Нейтаном.
        Но не было ни Нейтана, ни Экстермино, будто их нога никогда не ступала по этой ведущей в Барратор дороге. Когда у меня уже стали появляться круги перед глазами, мы пронеслись сквозь первые ворота в ограждении поместья и мои ноги коснулись земли.
        Как только мы оказались в безопасности, Эдмунд вздохнул с явным облегчением, но тут же снова собрался.
        — Закрыть ворота!  — заревел он.
        Но охрана не дожидалась приказа  — все уже было закрыто.
        — А как же Лизбет?  — настойчиво спросил Элфи.
        Эдмунд взял меня за руку и повел к особняку, говоря, что я должна встретиться с принцем Лорентом.
        — Им понадобится больше времени, чтобы добраться назад,  — ответил он, не оборачиваясь.
        Но я обернулась и посмотрела на Элфи, который так и стоял у ворот, растерянно ероша волосы.
        — Мы же даже не знаем, что там может быть, на этой пустоши!  — воскликнул он, бросившись за нами.
        Я пыталась поймать его взгляд, чтобы извиниться, но он не сводил глаз со спины Эдмунда. Фэллон подошел и хотел положить руку Элфи на плечо, но отпрянул, когда тот отправил волну магии в его сторону.
        — С ними мои коллеги. Все будет в порядке.
        — Да какой от вас толк? Они создают заклятия, против которых ваша магия не сильнее вампирской!
        Мы резко остановились, и я едва не упала, когда Эдмунд развернулся лицом к Элфи.
        — Думайте, что говорите, молодой принц! И не забывайте, что в мои обязанности телохранителя королевской семьи не входит обеспечение безопасности вашей прелестной английской розы.
        В глазах Элфи заиграли красные искры.
        — Ты мне угрожаешь? Да за такое я могу изгнать тебя!  — прошипел он.
        Мне не хотелось быть свидетелем подобной сцены. Я никогда не видела Элфи таким разозленным, а Эдмунда таким жестоким… Я ничего не понимала. Фэллон не знал, что делать, и, как и я, застыл в нерешительности.
        — Неужели ты думаешь, что с учетом всего происходящего кому-то есть до тебя дело? Не будь таким самонадеянным!
        Элфи презрительно скривил губы и уже открыл рот, чтобы ответить что-то, но Эдмунд его перебил:
        — Сегодняшний мир сильно отличается от того, каким был полгода назад. И в этом мире одни люди важны, а другие  — нет.
        Словно собаку на поводке, меня привели в особняк и приказали ждать в холле вместе с Фэллоном, который стоял рядом, пока Эдмунд отправился к хозяину дома. За всем этим хаосом я следила оцепенев, как будто это было только пьесой, которая занимала, вызывала чувство жалости, но в которой я была лишь зрителем. Я смотрела, как слуги снуют из комнаты в комнату, принося одеяла и горячие напитки, которые, как я могла предположить, предназначались для Ти, исчезнувшей вместе с Алией. Крики Элфи я услышала еще до того, как он ворвался в особняк, по которому позже разнесся его громовой голос. Он требовал внимания своего отца и Четвина, попутно проклиная Эдмунда.
        — Я уезжаю!  — закричал он, бросаясь к Фэллону.  — Я ни за что не останусь здесь до Рождества. Я не собираюсь подвергать ее опасности ради чертовой семьи или из чувства долга!
        Я вздрогнула.
        Элфи уезжает?
        Я искоса посмотрела на Фэллона, и он едва заметно кивнул. Он словно оцепенел, парализованный эмоциональной речью двоюродного брата.
        А что тут говорить? Да и мы… Разве мы сможем долго здесь продержаться?
        — Я ненавижу эту чертову дыру! Ненавижу это богом забытое место и эту безнадежную ситуацию!  — Элфи резко вдохнул и с видом проигравшего опустил взгляд. На мраморной поверхности пола появились несколько капель воды.  — Только бы с ней ничего не случилось!  — Он тяжело дышал, с трудом выговаривая каждое слово.  — Только бы ничего!
        Это было похоже на молитву. Элфи, не поднимая глаз, пошел в сторону кабинета отца, и вся решимость, вся сила его криков растворились в этих трех коротких словах, которые он повторял снова и снова, чувствуя их всем своим истерзанным естеством.
        Бой часов возвестил о том, что мой рассказ брату короля о происшедшем между мной и Нейтаном длился всего полчаса. Мне казалось, что времени прошло гораздо больше, ведь все мы ждали новостей от тех, кого оставили позади. Моя попытка дотянуться сознанием до Джо оказалась тщетной, но Эдмунд успокоил меня, что это из-за щита. Эта защита отделяла и принца от его жены, которая все еще была в Атенеа.
        Эдмунд ворвался в комнату, как раз когда я закончила рассказ.
        — Они уже за холмом.
        Я мельком увидела, как Элфи пронесся через холл, взяла Фэллона за руку и бросилась следом. До северных ворот было далеко, и я быстро устала. Очень скоро принц уже буквально тащил меня за собой, несмотря на энергию, которая прошла из его руки в мою. Не останавливаясь, он обернулся и с усилием улыбнулся мне. Мы долетели до внутренних ворот и ухватились за них, пытаясь отдышаться и глядя, как внешние ворота осторожно открываются.
        Охрана выстроилась в линию, и мы услышали крики, что замечены Экстермино. Проходили секунды… А потом я почувствовала магию, сильную магию  — щиты и заклятия,  — которая быстро приближалась. Принадлежала она Атанам или Экстермино, понять было невозможно.
        Я слышала топот копыт и испуганное ржание лошадей, чувствовала, как волна страха, будто прилив, несется на нас, сметая все остальные эмоции… А потом они появились на вершине холма и понеслись вниз.
        За ними гнались. Словно гончие, высокие, быстрые, гибкие мужчины были совсем близко и посылали заклятия, которые Атаны, к счастью, с легкостью отражали щитами. Но избавиться от преследователей у них не получалось. Я смотрела будто парализованная, понимая, что они настолько близко, что едва ли охране хватит времени, чтобы закрыть ворота… И тогда Экстермино ворвутся следом и наши друзья окажутся в ловушке.
        Бессильным под защитным щитом Барратора, нам троим и присоединившемуся к нам Эдмунду ничего не оставалось, кроме как смотреть, как охрана атакует Экстермино черными и серыми заклятиями, а те практически играючи отражают их.
        Я как можно сильнее вжалась в решетки ворот, словно пыталась помочь им скакать быстрее, и костяшки моих пальцев коснулись щита, благодаря которому мы были в безопасности, а они  — нет. Они были уже так близко, что Джо не мигая смотрела на меня, а я изо всех сил толкала ее едва живую лошадь вперед.
        И вот они пронеслись сквозь ворота, и створки бешено качнулись, закрываясь. Еще прежде, чем они коснулись друг друга, внешний щит сомкнулся. Они были в безопасности! Я наконец выдохнула, чего не могла сделать все это время, и отошла в сторону, чтобы можно было открыть и внутренние ворота, за которые мы держались все это время.
        Но Экстермино не спешили уходить. Они остановились неподалеку и самодовольно усмехались. На нейтральной полосе между воротами наступила полная тишина. Хороших и плохих Сейдж сейчас разделяли только железо и щит.
        Начальник караула выступил вперед и зычным голосом огласил преступления, которые Экстермино совершили против ­королевства. Это помпезное объявление было оборвано их насмешками.
        — Мы не подчиняемся ни вашим fas, ни вашим Терра. Мы не признаем власть Атенеа и Совета измерений с его международными законами!  — прокричал в ответ Нейтан.  — Удачи в попытке задержать нас!  — продолжил он, заглушаемый хохотом остальных.
        — И кого же вы признаете, ублюдок?  — выкрикнул Фэллон. Он стоял, схватившись за прутья, и лицо его был красным от злости.
        Я почувствовала, как внимание Нейтана перешло на меня. Он больше не видел ни ворот, ни охраны, ни лошадей с их наездниками, как будто здесь не было никого, кроме меня.
        — Помни, что я сказал тебе, Отэмн.
        А потом, к величайшему моему изумлению, он поклонился мне и все его спутники сделали то же самое. Это был тот же поклон: широко раскинутые руки, немного повернутые в одну сторону плечи, опущенная голова. Они стояли так, уязвимые, и все это было в мой адрес.
        — Миледи…  — произнес он, тем самым заканчивая это выражение глубочайшего уважения.
        Я перевела взгляд с Фэллона на Эдмунда, потом на Джо. Все повернулись ко мне. Мои руки сами собой обхватили плечи. Я, как и все остальные, ничего не понимала.
        Экстермино растворились в воздухе, пересекая границы измерений. Но их уход не был тихим. Воздух над щитом внезапно взорвался и потемнел, и из него обрушились сотни молний, которые, ударившись о щит, сползали к земле. Все было так же, как в день, когда мы узнали о нападении на Виолетту Ли. У меня звенело в ушах от раскатов, шипения и похожего на сирену низкого жужжания.
        Люди закричали, лошади начали вставать на дыбы.
        Я запрокинула голову, но не стала вмешиваться в творившийся вокруг хаос. Стоя так и глядя на это неприродное явление, я почувствовала, как на лоб упали первые капли дождя.



        ГЛАВА 26
        ОТЭМН



        — Как думаешь, сколько мы еще здесь пробудем?
        — Дядя хочет, чтобы все обитатели поместья перебрались в Атенеа до Рождества, Барратор решено закрыть полностью. Ну а мы… Если повезет, то недели две.
        Я почувствовала, как к сердцу подбирается неизбежный страх. Последний раз я была в Атенеа на похоронах бабушки и никогда еще не являлась ко двору в титуле герцогини.
        Завтра мне исполнится шестнадцать, и я получу право занять свое место в Атенеанском совете и Совете измерений. И хотя папа будет продолжать контролировать мои финансы, пока я не стану совершеннолетней по британским законам, в сущности, завтра я перестану быть ребенком.
        Фэллон обнял меня за плечи.
        — Мы о тебе позаботимся. Будет весело. И потом, в твоем случае папа отменит правило, требующее работать хранителем, так что больше никаких людей!
        Он слегка встряхнул меня, и я с трудом, но улыбнулась.
        — По крайней мере в Атенеа всегда солнечно,  — выдавила я из себя, придвигаясь ближе к маленькому, висящему в воздухе огоньку, который Фэллон создал перед нами. Я взяла принца за руку и притянула поближе, чтобы опереться на него.
        Мы сидели на маленьком пляже, который прятался между скал всего в нескольких минутах лета через холмы от моего дома. Берег был крутой и каменистый, отгороженный со всех сторон такими высокими холмами, что забраться на них можно было только с большим трудом. А между холмами протискивалась разбитая дорога, что вела в город. Но самыми впечатляющими были озеро за нашими спинами и ручей, убегающий по пляжу к морю. День сегодня был ветреный, море  — неспокойное, с белыми гребнями волн, которые набегали на берег.
        Родители настаивали, чтобы я была дома в свой день рождения. Но Эдмунд хотел научить нас как можно большему количеству защитных заклятий, а потому незаметно увез в самое изолированное место в окрестностях, которое только смог найти,  — в бухту Мэнсэндз.
        После инцидента в Барраторе прошло всего несколько дней, но меры безопасности были удвоены  — даже сейчас с нами были десяток Атан, еще больше их осталось дома,  — и того времени, которое мы так хотели проводить с Фэллоном вдвоем, тоже стало в два раза меньше.
        — А что твои родители? Они устраивают скандалы из-за ­переезда?
        Я пожала плечами.
        — Они отказываются ехать в Мандерли. Папа терпеть не может роскошь, и мы неплохо зарабатываем на том, что особняк открыт для туристов… Они просто останутся в Лондоне. В Атенеа они ехать отказываются.
        Принц положил мою голову себе на плечо и запустил пальцы мне в волосы, удерживая мои спутавшиеся на ветру кудри.
        — Я буду заботиться о тебе, Отэмн. Всегда.
        Часть меня знала, что выполнить это обещание он не сможет. Но остальная, бльшая часть  — включая сердце!  — впитала эти слова, радостно принимая ложь. Я устроилась в изгибе его руки, глядя, как уменьшается полоска оранжевого между морем и горизонтом, а синее небо над нами становится сначала розовым, а потом бордовым.
        — Вставай!  — неожиданно велел он и поднялся на ноги.
        Удобно сидя в углублении, которое образовалось под моим весом в гальке, я подняла на него глаза и нахмурилась. Он сжал пальцы и нетерпеливым жестом поторопил меня.
        Я поднялась с трудом, пытаясь не потерять равновесие,  — галька под моими ногами осыплась. Фэллон помог мне устоять, а потом его рука скользнула по моим плечам. Обхватив изящными пальцами мою шею, он привлек меня к себе и прислонился своим лбом к моему.
        — Завтра тебе исполнится шестнадцать,  — произнес он.
        Принц опустил ресницы, закрывая глаза, и я почувствовала, как он тяжело вдохнул воздух, который только что выдохнула я.
        — Да,  — ответила я шепотом, и в голосе моем звучала неуверенность, даже когда я давала столь очевидный ответ.
        Но внезапно мои руки, прежде безжизненно опущенные, потянулись к его талии, а девушка, что сидела на нем тогда, после вечеринки, проснулась во мне и начала медленно выбираться из угла, где была прикована. Она бросила на меня взгляд из-за тюремной решетки в моей голове, потом посмотрела на него.
        — Я стану совершеннолетней,  — добавила я уже увереннее.
        Фэллон резко открыл глаза.
        — Не надо,  — проворчал он, оттягивая меня за шиворот, как нашкодившего котенка.
        — Почему?  — спросила я, цепляясь за его плечи, чтобы он не мог отодвинуть меня.
        — Не надо, пока ты не будешь полностью в этом уверена.
        — Но я уверена!
        — Тогда докажи,  — бросил он, словно вызов, отпуская меня и приглашающим жестом разводя руки в стороны.  — Я весь твой.
        Он наклонил голову к плечу и насмешливо улыбнулся.
        Я захлебнулась собственными словами.
        Я ведь сказала это только из упрямства!
        Но он был передо мной, принц Атенеа, самый желанный мужчина измерения, как на тарелочке. И выглядел аппетитно…
        Так что же меня останавливает? Чего я боюсь? С депрессией я уже почти справилась, я больше не боюсь возвращения в Атенеа, я знаю, что смогу быть в центре всеобщего внимания.
        Я чувствовала, как опускается и поднимается моя грудь, а он стоял спокойный и собранный.
        — Мои глаза…  — сказала я поспешно.  — Какого они цвета?
        Он уже испепелял меня взглядом и прекрасно знал ответ.
        — Красные, Отэмн. Они красные.
        Да, да, они горят тепло и выжидательно.
        Внезапно он расстегнул верхнюю пуговицу своей рубашки, потом еще одну. Мои зрачки расширились, и я заметила Эдмунда, который остановился в нерешительности и смотрел на нас.
        Фэллон взялся за третью пуговицу.
        — Я хочу, чтобы ты поняла вот что, герцогиня. Когда мне было десять лет, ты заставила меня играть с тобой в догонялки на поцелуи.  — Четвертая пуговица. Пятая.  — И победу свою ты провозгласила только тогда, когда обняла и поцеловала меня в тронном зале на глазах у моей семьи и всего двора.  — Его рубашка была уже полностью расстегнута, он поднял ногу, снял ботинок и носок и отбросил их в сторону. То же он проделал и со второй ногой, а затем продолжил:  — Все смеялись и говорили о том, какая из нас когда-нибудь получится замечательная пара. Но я…  — Он погрозил мне пальцем, прежде чем снять запонки и положить их в карман.  — Я каждый день с тех пор думал о том, чтобы поцеловать тебя по-настоящему. Прошло уже почти восемь лет, и я не намерен ждать ни секундой дольше. Черт с ним, с твоим возрастом, и черт с ним!  — Он пренебрежительно махнул рукой в сторону Эдмунда.  — Если ты заставишь меня ждать еще, то немедленно отправишься в воду.
        Он закончил свой монолог и стоял передо мной: расстег­нутая рубашка обрамляла накачанный пресс, рукава свободно свисали на запястьях, а между пальцами ног виднелась мельчайшая галька.
        — Ты шантажируешь меня!  — обвинила я принца, плотно сжимая губы и стараясь не покраснеть.
        — Мой отец назвал бы это дипломатией.
        Я рванулась вперед, обхватила ладонями его лицо и прижалась ртом к его рту. Веки его опустились, и он поддался моим прикосновениям. Губами я чувствовала его улыбку. Через несколько секунд я отступила.
        — Дипломат из меня не очень,  — извиняющимся тоном пробормотала я в ответ на довольное выражение его лица, ­одновременно начиная осознавать, что только что впервые по-настоящему поцеловалась.  — Я все правильно сделала?
        Он медленно открыл глаза.
        — Не совсем.
        И прежде чем я успела обидеться, он приподнял мой подбородок, и одного этого прикосновения хватило, чтобы я почувствовала теплый поток магии и счастья, который понесся по моим венам, и мурашки, которые побежали у меня по рукам. Он поцеловал меня куда нежнее, чем я его, и языком приоткрыл мои губы. Я тут же широко распахнула глаза, но покорилась, следуя его примеру.
        Наконец он отстранился, прикусив мою нижнюю губу, и я почувствовала тепло там, где он оставил след на нежной коже.
        — Как тебе такое вступление во взрослую жизнь за шесть часов до положенного срока?  — спросил он, улыбаясь и опуская взгляд на часы.
        — Моя бабушка отнеслась бы с величайшим одобрением к тому, что в учителя я выбрала принца,  — с улыбкой ответила я, пряча руки в складках его рубашки.  — И Джо перестанет наконец изводить меня разговорами о том, что я должна начать встречаться с тобой.
        Он поцеловал меня в лоб.
        — Я несказанно рад учить тебя целоваться и не только, когда ты будешь готова.  — Он крепко обнял меня, а я прижалась головой к своему любимому месту на его плече.  — А Джо я приглашу ко двору, как только у нее начнутся каникулы, чтобы в Атенеа с тобой была верная подруга.
        Он провел руками по шелковым рукавам моей рубашки, пальцами поглаживая мою кожу через разрезы. Теперь, когда огонь погас, я начала дрожать, ведь оба мы были слишком легко одеты для ветреной ноябрьской погоды.
        — Вы непременно подружитесь с моей сестрой. Она немного младше, но всегда боготворила тебя…
        Он что-то говорил о своей сестре или о ком-то другом, я уже не знала, потому что перестала слушать. Во мне поднималась тревога. Медленно, но неудержимо она подкрадывалась к са­мому сердцу.
        Моя бабушка…
        Мои руки опустились, и я отступила на шаг.
        Что меня останавливает?
        — Но ты скрываешь от меня…
        — Отэмн?
        — Ты знаешь, почему была убита моя бабушка. Все знают, кроме меня.
        Казалось, Фэллон вздохнул с облегчением. Он положил руки мне на плечи и посмотрел в глаза.
        — По правде говоря, именно поэтому моя семья здесь. Я соврал тебе, когда сказал, что сбежал сюда от внимания прессы.
        Я затаила дыхание.
        Неужели я сейчас узнаю правду? Настоящую правду.
        Я потянулась к принцу и положила руки на его теплую грудь, по одной стороне которой извивались шрамы. Я чувствовала, как его сердцебиение постепенно замедляется. Так многое в нем не оставляло меня равнодушной: его внешность, искренность и чувство юмора; то, как сильно он хочет меня; то, как при нем загораются мои глаза… его честность…
        — Мне приказали приехать сюда из-за нападения Экстермино. Мы здесь, чтобы обеспечить твою безопасность.
        Я покачала головой:
        — Но это же самоубийство, вы  — члены королевской семьи, зачем…
        — Это связано с твоей бабушкой, но я не могу сказать тебе, почему ее убили. Пока не могу.
        Я отскочила.
        — Что?!
        — Просто не могу.
        Я сама удивилась тому, с какой силой ударила его ладонями в грудь. Принц отступил на несколько шагов. На его коже тут же выступили два красных пятна, одно из которых пришлось как раз на шрамы, окрашивая их в бордовый цвет.
        — Sthlancleen!  — выругалась я, и он открыл рот от ужаса, услы­шав самое оскорбительное из ругательств, которое я знала.  — Я-то думала, что отношения должны строиться на честности!
        Он стоял всего в паре метров от меня, но я кричала, сколько хватало сил. Через пляж к нам уже бежал Эдмунд.
        Но все, что было сказано после ругательства, принц уже не слышал.
        — Не смей унижать себя этим словом! Все это делается для твоего же добра.
        Эдмунд был уже рядом и, прежде чем я поняла, что происходит, схватил меня сзади.
        — Закройте рот, барышня, и ведите себя, как полагается девушке принца,  — прорычал он настолько угрожающе, что, даже не повышая голоса, заставил мое сердце похолодеть.  — Я предлагаю вам отправиться домой и подумать над тем, что вы только что сказали и в чем обвинили Его Высочество, и вернуться к нам только тогда, когда будете готовы принять положение вещей таким, какое оно есть.
        Он оттолкнул меня. Я оступилась и едва не упала на усыпанном галькой берегу. Магия бушевала во мне, притупляя мое мышление до инстинктов. Я снова начала ругаться, но Эдмунд перебил меня.
        — Иди домой!  — приказал он.
        Пробормотав последнее оскорбление, я сделала решительный шаг и взмыла в воздух. За мной последовали несколько Атан.
        — Нет, пусть остынет. Ей нужно справиться с этим,  — услышала я слова Эдмунда и так громко и пронзительно закричала от возмущения, что не услышать этого они просто не могли.
        Ни холодный воздух, ни нужные для полета усилия не смогли улучшить мое настроение. И когда я наконец приземлилась у дома и должна была пройти тщательную проверку охраной, которую нам навязали, то с раздражением постукивала ногой и мешала им, как только могла. В конце концов меня пропустили, и я, перепрыгнув через калитку, ударом магии открыла входную дверь. Она с силой распахнулась и оставила вмятину в стене.
        Я пронеслась вверх по лестнице, краем глаза заметив Алию, которая выскочила из гостиной.
        Отлично, пусть она все родителям и объясняет!
        Я бросилась на кровать и закричала в подушку, будучи не в состоянии сдержать тот самый нрав, которым славилась в детстве. Тот факт, что я никого не подожгла, был доказательством того, что до моего самого важного дня рождения оставалось всего пять часов.
        Дурацкие приказы! Дурацкие Атенеа!
        Они не имеют права скрывать от меня информацию о моей бабушке!
        Должно быть, это связано с моими способностями к провиде­нию. Как сказал Фэллон, я  — стеклянное украшение. Знала ли она что-нибудь обо всем этом? Наверняка. Она все знала… Возможно, однажды я тоже буду знать все.
        Никто меня не тревожил, и я варилась в собственном гневе до полуночи.
        «С днем рождения»,  — пропела я сама себе грустным голосом.



        ГЛАВА 27
        ОТЭМН



        Я проснулась и почувствовала запах цветущего сада, такого же, какой был у дома моей бабушки. Я перевернулась на спину и глубоко вдохнула этот свежий, слегка влажный воздух. Запах был чудесный  — легкий и освежающий. И еще приятнее было от того, что мое одеяло грели теплые солнечные лучи…
        Только после третьего вдоха я осознала, что моя комната не должна пахнуть весенним днем, и когда села на постели и открыла глаза, то не смогла сдержать восторженного возгласа. Всюду стояли цветы и подарки, а в самом центре разместился огромный букет роз.
        Посмотрев на часы на прикроватной тумбочке  — или, точнее, на вазу с тюльпанами, которую мне пришлось отодвинуть, чтобы увидеть циферблат,  — я поняла, что уже почти десять. И конечно, было слышно, как кто-то возится в кухне, из комнаты родителей доносилось гудение фена, а снаружи Атаны оживленно болтали на сейджианском.
        Я отбросила одеяло и в ночной рубашке пошла к розам. С края вазы свисали две карточки. На первой были нарисованы воздушные шары и именинный торт, а на обратной стороне была надпись:
        Надеюсь, ты не возражаешь, что я приворожил твое сердце;)
        С днем рождения! С любовью, Фэллон
        Придурок! Если он думает, что, получив эти цветы, я когда-нибудь… когда-нибудь прощу его… Я открыла вторую карточку, прочитала ее и тут же сожгла от злости.
        Никогда не оскорбляй меня. Ты сделала мне больно. Если бы ­решение зависело от меня, я бы давно все тебе рассказал. Но это не так.
        Е. К. В. принц Фэллон
        А как насчет того, что от всей этой лжи мне тоже больно? От того, что меня держали в неведении, словно дитя малое!
        Я подошла к следующему букету, составленному из бледно-желтых и золотистых роз и гвоздик и листьями папоротника по кругу. Это был букет от Эдмунда, который прислал еще и бо­гато украшенную открытку. Среди подарков была деревянная обув­ная коробка, в которой я обнаружила пару великолепных, украшенных стразами шелковых бальных туфель. Я громко рассмеялась, заметив, что они без каблука.
        Дальше стоял горшок, из которого на мой стол и ниже свисали белые с желтыми серединами цветы, по форме напоминавшие крошечные граммофоны, которые непрочно крепились к извивающимся, словно плющ, стеблям. Опустившись на колени, я прочитала, что это подарок от всей семьи Мортено, а цветы назывались вьюнком и символизировали смиренное упорство. Я наклонила голову и вдохнула их аромат, восхищаясь тем, как переплетаются друг с другом липкие стебли.
        Затем я перешла к самому яркому букету в комнате  — к охапке высоких желтых роз в прозрачной вазе. На карточке значились имена герцога и герцогини Виктория. Рядом с вазой стояла большая плетеная корзина, доверху наполненная конфетами, шоколадом и свежими фруктами. В ней же, завернутые в прозрачную сиреневую ткань, лежали комплекты постельного белья, на золотистой поверхности которых виднелся красивый рисунок. Мне показалось, что это герб, но развернуть замысловатую упаковку я не решилась. Тут же лежали и полотенца, на которых были вышиты мои инициалы.
        Самый большой букет представлял собой композицию, выложенную в форме эмблемы герцогини английской: смесь красных и магическим образом высушенных золотистых роз и имитации Прикосновение смерти. Последнее было весьма кстати, учитывая тот факт, что в доме были люди. Он был слишком тяжелый, так что поднять его я смогла, только прибегнув к магии, после чего еще какое-то время пришлось крутить его в поисках карточки. Она была запечатана восковым гербом Атенеа. Внутри я обнаружила записку с поздравлением, пожеланием долгих лет жизни и неофициальным приглашением занять свое место в Совете. Написано было, что цветы являются подарком от всей королевской семьи, но, судя по подписи, король начертал пожелание собственной рукой.
        — Силы небесные…  — выдохнула я, отходя на шаг назад.
        Я знала, что осыпть девушку цветами на знаменательные дни рождения было сейджеанской традицией, но была поражена количеством людей, которые решили поздравить меня. Продолжая свое путешествие между вазами, я недоумевала, откуда герцоги Милана и Бретани, а также виконт из Баварии знали, куда отправлять их или как пробраться через кольцо охра­ны, в которое я теперь была закована. Эту тайну я раскрыла, когда добралась до орхидеи, присланной из сейджеанского посольства в Лондоне, к которой прилагалась карточка с извинениями. Но это было еще не все: я получила поздравления от директора школы Сент-Сапфаер и других учителей, от друзей по старой школе и не только, здесь же было ожерелье и одна стеклянная ро­зовая роза от Джо. А дальше оказалась гора гораздо более человеческих подарков, в которых было полно наборов дешевой косметики и открыток от моих друзей; наконец, были даже открытки «с шестнадцатилетием» от тетушек и дядей по маминой линии, о существовании которых я и не подозревала.
        Медленно выдохнув, я снова упала на кровать, раздираемая противоречивыми чувствами. С одной стороны, то, что обнаружилось вчера, взволновало и разозлило меня, с другой стороны, я была разочарована… Принц мне соврал. Почему он просто не сказал, что приехал из-за Экстермино? В этом не было ника­кого смысла, и за исключением моих подозрений, что за ее смертью стояли не подчиняющиеся Совету фракции, я не знала, ­какое отношение все это имеет к моей бабушке, но уж лучше так, чем жить во лжи.
        Мое внимание привлекли розовые тюльпаны на прикроватной тумбочке. Белая ваза была опоясана такого же вызывающего розового цвета лентой, а под ней лежала влажная карточка с отпечатком стоявшей на ней вазы.
        Я схватила ее и развернула, но, как только увидела первую строчку, мое сердце опустилось: «Доченька…» Дальше было написанное папиной рукой поздравление, но подписались они оба.
        Я бросила карточку на подушку, а разорванный пополам конверт полетел на пол.
        Прибегнув к помощи магии, всего через десять минут я оказалась умытой и выглядела вполне презентабельно. Идя на долетавшие снизу запахи, я спустилась в кухню, где папа уже выкладывал на тарелки омлет. Моя порция с помидорами и чем-то еще уже ждала на столе. В отличие от моей ситцево-цветочной спальни, на современной кухне было довольно странно видеть десятки цветочных ваз  — а их было именно десятки. Казалось, папа срезал все цветы в нашем саду, которые не успели увянуть от ноябрьского холода. Сочетание их аромата и запаха еды было просто божественным, о чем я тут же сказала папе.
        Он обернулся, снимая сковороду с плиты, потому что явно не ожидал, что инициатором разговора стану я.
        — С днем рождения!  — сказал он смущенно и вернулся к плите.  — Мама еще прихорашивается. Может, не станем разворачивать подарки, пока она не спустилась?
        — Конечно,  — ответила я, принимаясь за свой завтрак, и внимательно посмотрела на папу. Он был человеком нервным, но у него обычно хватало воспитания не поворачиваться спиной к тем, с кем он разговаривал.
        — В общем… Мортено сказала мне, что вы с принцем немного повздорили вчера вечером.
        А-а, так вот к чему он клонит.
        Я никогда не была сторонницей разговоров по душам с папой, и сейчас, когда возможность уехать из родительского дома была уже так близка, начинать не собиралась.
        — Да так, просто размолвка. Все нормально. Я все равно еду в Атенеа, меня зовут ко двору.
        — Значит, с тобой все в порядке? Тяжелая артиллерия вроде мороженого и мелодрам не понадобится?
        — У меня все прекрасно,  — соврала я.  — А что?
        Он уклончиво пожал плечами и положил сосиски на сковороду. Не донеся вилку до рта, я замерла в ожидании ответа. Он наконец продолжил:
        — Принц заходил сегодня утром.
        — Что?!
        Я с грохотом уронила приборы на тарелку.
        Папа уменьшил огонь под сковородой, подошел и сел на стул напротив меня. Я редко оказывалась так близко к нему, разве что когда он изредка обнимал меня, но в этом случае я не могла встретиться с ним взглядом. Я никогда раньше не замечала, как сильно его глаза похожи на мои.
        — Во-первых, он попросил меня передать тебе вот это.
        Из кармана брюк он достал крошечную коробочку, в какие обычно упаковывают кольца. Когда я взяла ее, мое сердце замерло. Папа одобрительно кивнул, и я подняла крышку.
        Внутри оказалась золотая цепочка, на которую были нанизаны брелоки и украшенные драгоценными камнями бусины. Подняв ее к свету, я увидела, что разноцветные камни не были гладкими  — на их поверхности оказались выгравированы разные гербы, включая гербы моей семьи и Атенеа. Учитывая их размер, мастерство, с каким это было выполнено, поражало: даже с применением магии такая тончайшая работа стоила недешево. А вот брелоки  — миниатюрный Биг-Бен, крошечная доска для серфинга в бело-синюю полоску, кленовый лист, пластиковый дартмутский пони и флаг графства Девон  — были, напротив, явно дешевыми, наподобие тех, что можно купить в любой сувенирной лавке, хотя значение каждого из них было куда важнее любых драгоценных камней. Но внимание мое привлекла большая золотая буква А, потому что на обратной стороне мелкими, едва читабельными буквами было написано мое полное имя и титул. Этот браслет с брелоками был изготовлен и собран специально для меня.
        — Ух ты!  — только и смогла произнести я, пока папа помогал мне застегнуть браслет на запястье. Он подошел идеально, опускаясь как раз до запястья, когда я опустила руку, чтобы по­любоваться.
        — И…  — продолжил папа, возвращая меня к реальности,  — он попросил моего разрешения… ну, как он сказал, «ухаживать» за тобой.
        Мои глаза тут же порозовели, и, уверена, щеки стали цвета помидоров на тарелке.
        — Правда?
        — И я ему разрешил. Он явно без ума от тебя, а ты от него  — судя по тому, что стала вести себя гораздо приличней. Мы живем в двадцать первом веке; теперь ты сама себе хозяйка: тебе шестнадцать, ты  — герцогиня и можешь самостоятельно принимать решения. Ты  — хозяйка своей судьбы. Именно так воспитывала тебя бабушка.
        Я была поражена его сдержанностью.
        Неужели не будет лекции о том, как вести себя с парнями? Предостережений об опасностях взрослой жизни?
        Я покачала головой и приподняла плечи, словно спрашивая: «И что?»
        — Мы с мамой поговорили и пришли к выводу, что оба боимся того, что это станет концом наших отношений. Ты уедешь в Атенеа, будешь герцогиней, а мы… останемся в стороне.
        Папина нижняя губа задрожала. Я пыталась смотреть в сторону, но не могла отвести от него взгляд. Он напоминал потерявшегося маленького мальчика, когда смотрел на меня большими круглыми глазами, в которых читалась мольба, и опирался на спинку стула, словно боялся упасть.
        — Вы можете навещать меня,  — нерешительно предложила я.
        — Нет!  — услышала я строгий ответ, и в кухню вошла мама.  — Не обрекай папу на такие мучения. Ты станешь приезжать к нам, как только не будешь нужна при дворе.
        Я хотела возразить, сказать, что мне нужно думать о дальнейшем образовании, и потом  — есть еще вопрос безопасности. К тому же, если о наших с Фэллоном отношениях станет известно, придется справляться с повышенным интересом прессы к моей персоне. Но одного взгляда на папу хватило, чтобы понять: я не могу заставить его приезжать в нашу страну, просто потому что он не был одним из нас.
        — Я попробую,  — сдержанно пообещала я и продолжила ­завтракать.
        — Мы решили, что главный подарок на этот день рождения должен быть практичным,  — так же сдержанно сказала мама,  — поэтому заказали пошив того, что понадобится тебе в Атенеа. Остальные наши подарки можно развернуть потом.
        — Да,  — слабо произнес папа, явно не замечая того, что по кухне разносится запах горелой свинины.  — Я не смог вспомнить всего, что нужно леди при сейджеанском дворе зимой, но мы заказали бальные платья, перчатки, повседневную одежду и обувь… а еще корсеты, туфли и одежду для верховой езды. На остальное, как и на любые другие расходы, которые могут у тебя возникнуть, денег на твоем счету более чем достаточно.
        — Спасибо,  — сказала я тихо, отмечая для себя, что нужно будет узнать, у какого именно мастера они сделали заказ. Пожалуй, единственным, что я унаследовала от мамы, было отличное чувство стиля, но стили наши отличались, и я не доверяла ее выбору, когда речь шла о вещах, подходящих для Сейдж.
        — И вот еще,  — продолжила мама, доставая из кучи поздравительных открыток, что лежали посреди стола, толстый конверт.  — Это от твоей бабушки. Она велела нам передать его тебе в день шестнадцатилетия.
        Я взяла его трясущейся рукой. Это был обычный желтый конверт, но когда я перевернула его, то узнала размашистый почерк бабушки  — большие вытянутые буквы, выведенные чернилами, а не ручкой.
        Я указала на дверь, безмолвно спрашивая разрешения выйти, чтобы открыть конверт в одиночестве. Папа кивнул, однако резкое замечание мамы остановило меня.
        — Полагаю, это последний день рождения, который ты проводишь с нами.
        Я задержалась у двери, ожидая продолжения, но она, видимо, закончила. В ответ на этот упрек я не почувствовала угрызений совести. Такова была моя реальность.
        — Я спущусь к обеду,  — ответила я.
        Я пронеслась по лестнице в свою комнату и устроилась на подоконнике. Когда я открывала конверт, руки все еще дрожали. Конверт был запечатан, но когда я достала письмо, оно показалось мне таким хрупким. Первое, что я заметила, была дата вверху страницы. Неудивительно, что бумага казалась такой ветхой,  — письму было шестнадцать лет, оно было написано в день моего рождения.
        Я была необъяснимо напугана, держа в руках этот призрак моей плоти и крови. Было не слишком приятно, что послание пришло с того света, но прочитать его было нужно.
        Продолжательница моего рода!
        Сегодня ты родилась, и древнее королевство, частью которого ты являешься, возрадовалось. В этот день семья и герцогство, которые ты однажды возглавишь, плачут, ведь ты  — чудо, о котором мы так долго молили судьбу. Леди Отэмн Роуз, добро пожаловать в этот мир! Торжественно обещаю, что до конца своих дней буду в нем твоим проводником, помогая справляться с опасностями, чтобы ты смогла смело встретить отведенную тебе судьбу.
        Подрастая, ты узнаешь, почему так важна для нашей семьи, и хотя тебе может быть не всегда легко понять, что происходит вокруг, верь, что тебя любят и семья, и королевство.
        Подрастая, ты также узнаешь, что будешь похожа на меня очень во многом  — в чем-то хорошем, в чем-то нет. Ты узнаешь, что я  — провидец, и ты тоже  — провидец, и наше общее проклятие  — ключ к нашему будущему. Видения поведали мне, что давление, которое я оказывала на твоих родителей в своем желании иметь наследника, не просто прихоть  — на самом деле это сама судьба. Твои же видения просто принесут лучшее будущее тем, кто доживет до того времени.
        Дело в том, что и я, и еще один провидец, мой друг Иглен, неоднократно видели мою неминуемую смерть  — мне предрешено пасть невинной жертвой от руки Экстермино. Ты посчитаешь мою судьбу несправедливой, но пойми, что я должна умереть, чтобы ты жила и страдала среди людей в доме своих родителей. Все это нужно для того, чтобы ты осознала те сложности и препятствия, с которыми сталкивается наш народ. Это поможет тебе стать сильнее и мудрее. Я видела это. Такова правда.
        Теперь моя миссия выполнена, а тебе рано или поздно придется смириться со своей судьбой. Я приняла осознанное решение вмешаться в судьбу  — чего тебе следует остерегаться  — и сообщить тебе об этом сейчас, чтобы ты могла подготовиться к своему неизвестному будущему.
        Я мало чем могу помочь тебе, ведь не вижу событий дальше собственной смерти. Моим единственным наказом тебе будет отправляться к Атенеа  — они защитят тебя и, возможно, будут ждать твоего прихода. Все остальное всего лишь предположения. Иглен будет твоим союзником в королевстве вампиров, где тебе нужно как можно скорее найти свою сестру Героиню, твое появление с точностью до дня предсказал Антэ, великий ученый и провидец, а семья Мортено станет твоей защитницей. Держись в стороне от мелкой знати и, ради судьбы, не сближайся с людьми  — членами Совета измерений, потому что их перебранки ни к чему хорошему не приведут.
        Я горда тем, что умру ради женщины, которая изменит все. Единственное, о чем я сожалею,  — это то, что я не увижу, как ты превратишься в женщину и будешь наслаждаться радостями материнства, теми радостями, которые предстоит испытать мне, воспитывая тебя, зная, что ты последняя в роду и рождена, чтобы пробудить девятерых.
        Ее судьба сокрыта в камне,
        Ведь трон ей прочат издавна.
        Последняя в роду и символ славных,
        Она последняя, кому та жизнь дана,
        Любовь ее, учитель, ложь,
        Ее судьба предрешена.
        Когда невинные погибнут,
        Появятся все девять дев.
        Ты первая Героиня из пророчества Контанала, дитя. Ты  — надежда нашего народа. Ты должна предотвратить войну, которую предвидели и Контанал, и многие другие.
        Дитя, Леди Героиня, поспеши найти союзников и побыстрее отправляйся на поиски остальных Героинь. Время  — твой главный враг.
        При жизни и после смерти,
        Проф. Р. Элсаммерз,
        Герцогиня Английская
        Нет.
        Нет!
        Она пала невинной жертвой. Она умерла из-за меня!
        Вот что так долго скрывали от меня Атенеа. Вот почему она умерла…
        Тяжесть вины толкнула меня вниз, и, повинуясь ей, я упала без чувств.
        Где-то в глубине души я надеялась, что больше никогда не очнусь.



        ГЛАВА 28
        ОТЭМН



        Леди Героиня Отэмн Роуз Элсаммерз, герцогиня английская.
        Мне не была важна судьба королевства, но важен был он. А еще я его ненавидела. Я переживала потому, что стала при­чиной смерти бабушки, и ненавидела то, что она рассказала мне, кто я. Кроме них двоих, меня ничего не волновало, и этот факт пугал меня больше всего на свете, потому что, когда меня ничего не волновало… именно тогда мое сознание скатывалось в темноту…
        — Отэмн, с тобой все в порядке?  — прошептал мне кто-то на ухо. Это была Ти, которая взяла меня за руку и крепко сжала ее.  — Ты выглядишь такой грустной. Хочешь, я схожу с тобой к нашему школьному психологу? Она классная и очень мне помогла, когда Валери надо мной издевалась.
        Какая она все-таки сильная! Она посмотрела смерти в лицо, но это ее совсем не изменило.
        — Со мной все в порядке, но все равно спасибо.
        Это ты обо мне говоришь, бабушка?
        Я повернулась, чтобы улыбнуться Ти, но что-то на дальнем конце поля привлекло мое внимание. Там поднялась суматоха, небольшая группа людей собралась вокруг чего-то синего, что лежало на земле. Инстинкт подсказал мне, что это тело, и я не ошиблась. На земле лежала Валери Дэнверс, а подруги бешено трясли ее за плечи. Стоявшие вокруг доставали телефоны: кто-то, чтобы заснять на видео; другие, более сознательные, прижимали аппараты к уху. Пока я смотрела, от группы отделилась фигура и бросилась к главному корпусу школы. Еще секунду я смотрела не отрываясь  — секунду, пока Валери продолжала лежать без движения. А потом подскочила и быстро  — быстрее любого человека!  — побежала через поле.
        Фэллон бежал следом, но первой добралась я. Оценив скорость, с которой мы двигались, все возрастающая толпа расступилась, я упала на колени возле Валери и обратилась к ее подруге:
        — Что случилось?!
        У той катились слезы из глаз, но она все-таки смогла взять себя в руки и унять рыдания.
        — Мы просто разговаривали, и вдруг она упала. Я звала ее по имени, трясла, но, кажется, она не дышит!
        Осторожно запрокинув Валери голову на случай, если она ею ударилась или ушибла шею, я проверила, не блокирует ли что-нибудь дыхательные пути. Ничего не было. Тогда я прислонилась щекой к ее приоткрытым губам и стала ждать, когда же почувствую ее дыхание. Я все ждала и ждала…
        — Нет, она не дышит,  — сказала я как можно спокойнее, молясь, чтобы Атаны оказались где-то рядом.
        Фэллон опустился на колени с другой стороны от Валери. Я подняла на принца глаза и не увидела на его лице ничего, кроме решительности и беспокойства.
        — Дыхательные пути чистые, но она не дышит. Искусственное дыхание делать умеешь? Начинай!  — велела я, прекрасно зная, что, как и любой другой Сейдж, он умеет оказывать первую помощь. Магия нередко выходила из-под контроля, а когда не знаешь причину проблем, целительные заклятия могут только навредить еще больше.  — Кто-нибудь вызвал «скорую»?  — спросила я и с облегчением услышала несколько утвердительных ответов.
        Я подозвала подругу Валери. Она посмотрела на меня полными мольбы глазами, и на долю секунды мне показалось, что последних восемнадцати месяцев просто не было. Я тряхнула головой, чтобы не думать об этом.
        — Она чем-нибудь болеет? Есть какие-нибудь проблемы с дыханием?
        Подруга громко всхлипнула.
        — Она иногда курит… А еще она говорила, что все выходные плохо себя чувствовала.
        Я тут же принялась обыскивать Валери в поисках специальных медицинских бирок или брелоков15, даже подняла рукава, чтобы проверить, нет ли на ней браслета.
        15
        Пациенты с серьезными заболеваниями часто носят специальные опо­знавательные знаки, например браслеты или брелоки, которые предоставляют необходимую информацию для оказания медицинской помощи, ­даже если человек находится без сознания.
        От увиденного у меня замерло сердце.
        Фэллон опустил глаза на то, что я обнаружила, на несколько минут застыл. На тыльной стороне ее запястья, на нежной коже виднелись несколько длинных темных чернильных отметин. Они извивались вместе с венами, будто кто-то ударил Валери авторучкой и ввел ее содержимое в руку.
        — Магия крови,  — выдохнула я, обращаясь к принцу на сей­джеанском, чтобы не напугать стоявших вокруг.
        Толпа становилась все больше. Здесь уже были почти все ­ученики младшей школы и несколько ошарашенных учителей, ­которые пытались их успокоить, после того как некоторые увидели руку Валери.
        Фэллон отскочил и перестал делать ей массаж сердца, по­тому что с каждым нажатием на грудную клетку яд  — а именно так он выглядел  — поднимался на несколько миллимет­ров выше.
        — Делай только искусственное дыхание,  — быстро сказала я, проверяя, нет ли признаков темной магии на другом запястье.
        Дальше я действовала с похолодевшим от ужаса сердцем, потому что осознала, что забыла о самом важном правиле оказания первой помощи: удостовериться в безопасности местности. Магия крови не появлялась из ниоткуда, у нее всегда был источник.
        — Отойдите! Я сказала: отойдите! Вы что, оглохли?!
        Я вздохнула с облегчением, когда раздался зычный голос Эдмунда, и тут же стала через ментальную связь пересказывать ему все симптомы. Расталкивая присутствующих, он протиснулся вперед, и я подняла на него глаза, по-прежнему держа запястье Валери на виду у всех. Лучше бы я не смотрела!
        Губы Эдмунда округлились в букву о, которую он и озвучил. Он медленно подошел к нам и опустился рядом со мной на колени. На его ладони появился длинный, невероятно тонкий и до ужаса острый металлический инструмент, а в другой руке возникла чашка Петри. Что он собирался делать, я не понимала, а потому просто смотрела, хмурясь и чувствуя, как кожа Валери все больше холодеет.
        Он взял ее за запястье и, найдя самую крупную из темных вен, проколол кожу чем-то похожим на большую иглу. Когда он поднял ее, я поняла, что на самом деле это было нечто вроде пипетки, потому что на ее кончике остался шарик жидкости, которую Эдмунд опустил в чашку Петри. Он произнес над ней заклятие и замер в ожидании.
        Я все больше нервничала из-за того, как медленно проводилась диагностика, ведь что бы с ней ни сделали, Валери Дэнверс не дышала, а она не вампир.
        Содержимое чашки стало само собой вращаться и менять цвет. Тем временем Эдмунд осмотрел место прокола на руке. Рана была крошечная, и даже со своими скудными знаниями по медицине я понимала, что кровь из нее идти не должна. Ее и не было, пока Эдмунд не начал массажировать запястье и не выдавил каплю крови на поверхность.
        Но на коже она не осталась. Как только Эдмунд перестал давить, кровь тут же всосалась назад в рану.
        — Charn!  — негромко выругался Эдмунд, выбрав не самое грубое выражение. Но следующее ругательство, как только он поднял чашку и посмотрел на цвет ее содержимого, было куда более выразительным.
        — Эдмунд, быстрее!  — поторопила я.
        — Она не умерла,  — в конце концов сказал он.  — Пока нет. Она впала во что-то вроде комы и висит на самом краю.
        — Что нам делать?
        Губы Эдмунда дрогнули, он наклонил голову набок и аккуратно опустил руку Валери на холодную землю. Я перевела взгляд на Фэллона, который перестал делать ей искусственное дыхание.
        Этого ведь не может быть?
        Но ведь мы  — хранители! Наш долг  — защищать людей, исцелять их, когда нужно. Как они могут открыто игнорировать это?
        — Это очень темная магия крови. Тот, кто наслал проклятие, каким-то образом контактировал с девушкой и использовал не только свою кровь, но и ее. Он забирает ее энергию. Помочь можно только одним  — найти источник.
        Подошедший мистер Силайа успокаивал бившуюся в истерике подругу Валери, которая слышала все, что Эдмунд произнес по-английски.
        — Мы можем сделать так, что ей не будет больно,  — уговаривал учитель.  — Есть способы облегчить…
        — Наверняка это Экстермино,  — продолжила я на сейдже­анском.
        Кто еще мог совершить такое?
        Они сделали это намеренно, пачкая мои руки в кровь… Они загоняли меня в угол чувством вины и для этого убивали. И я чувствовала себя виноватой, я чувствовала себя отвратительно, несмотря на тысячи ее ядовитых насмешек. Где-то в горле я ощутила странное жжение, будто от желчи, вспомнив, что говорила Нейтану о Валери, когда мы еще работали вместе в кафе…
        — Они наверняка уже давно скрылись,  — ответил Эдмунд.
        Фэллон убрал волосы с лица Валери. Она была бледна и становилась все бледнее, а губы ее на глазах меняли цвет на кровавый оттенок фиолетового.
        Я должна была сделать хоть что-то. Я не могла просто стоять на коленях и смотреть, как она умирает на глазах у своих сверстников, друзей и врагов. Я  — Темная Героиня. Должна же быть причина, почему судьба выбрала именно меня! Есть что-то глубоко в моей магии, способное спасти ее. Я принялась перебирать все, что знаю о магии крови. Неопрятные сундуки со знаниями выдвинулись на передний план моего сознания  — уроки в Сент-Сапфаер и наставления бабушки, которые я не старалась запоминать. Сейдж редко прибегали к магии крови, да и зачем им это делать, если они могут создать невероятной силы заклятие одним взмахом руки или пополнить запасы своей энергии, взяв ее у природы? Зато ею пользовались Проклятые, которые использовали красную жидкость в погоне за могуществом… могуществом, которое ограничивалось только силой и смелостью колдующего. Все это было темным и опасным. А еще такие заклятия были вне закона.
        — Закон противоположностей и закон сохранения энергии…  — внезапно выпалила я, чувствуя огонек надежды.  — Сейджеанская магия элементов является прямой противоположностью магии крови, ведь так? А энергия, которая используется в магии, всегда должна восполняться из другого источника, ведь ни создать, ни разрушить энергию невозможно. Ее количество остается неизменным.
        — Отэмн, это элементарные вещи, они нам не помогут,  — пробормотал Эдмунд, пытаясь оттащить меня от тела.
        Не обращая на него внимания, я продолжала:
        — Заклятия смерти просто забирают из человека всю магическую энергию  — ту самую, которая дает жизнь всем, даже людям,  — и оставляют только биомассу. Это нарушение законов природы, которые применяются абсолютно ко всему, что не принадлежит к роду человеческому. Почему мы не можем просто воспользоваться законами физики и восполнить потерянную энергию? К тому же сейджеанская магия особенно сильна в борьбе с магией крови и сможет уничтожить заклятие!
        Теперь Эдмунд выглядел по-настоящему обеспокоенным и смотрел на меня так, словно я с ума сошла.
        Может, так и есть. Может, новость о том, что я  — Героиня, подтолкнула меня перешагнуть эту грань…
        — Вспомни об этике, Отэмн. Нельзя воскрешать мертвых! Это противоречит законам природы!
        Он дернул меня за руку сильнее, но я вырвалась.
        — Нельзя нарушить то, что уже и так нарушено. И потом, она ведь не умерла, еще есть время.
        — И ты думаешь, для этого хватит небольшого заряда магии? Она вот настолько близка к смерти,  — он сжал большой и указательный пальцы так, что между ними совсем не осталось зазора,  — и чтобы вернуть ее, понадобится вся жизненная энергия. И не любая магия или даже слитая воедино магия разных людей, но магия могущественная. Причем она должна быть такой сильной и чистой, чтобы не только вернуть ей жизнь, но и побороть заклятие.
        Эдмунд взял меня под руку и рывком поставил на ноги. Жалость, которую он испытывал к Валери, улетучилась, уступив место чувству долга.
        Атаны станут твоей тенью.
        — Есть чудеса, которым не суждено сбыться. Это противо­естественно. Нет Сейдж, обладающих такими силами!
        Ты  — божество.
        Почему? Почему я должна оставаться чистой?
        Ты нужна нам.
        Ты нужна мне.
        — Почему же нет?
        Фэллон слишком поздно понял, что я задумала. Он попытался остановить меня, но я успела сделать это  — отдала каждую каплю своей энергии Валери Дэнверс. Для этого понадобилось не больше усилий, чем чтобы согнуть палец, и уже через секунду ее глаза открылись и она сделала глоток воздуха.
        Фэллон обнял меня, и мы начали медленно отходить назад, расталкивая круг зевак, которые неохотно расступались, давая нам дорогу. Принц не отпускал меня, пока я не опустилась на землю и не прилегла, опираясь на локтях, чтобы смотреть на него. Лицо его было напряжено от ужаса и беспокойства, но, глядя на меня, он немного успокоился. Эдмунд разрывался между мной и Валери, не зная, к кому первому прийти на помощь. Чтобы успокоить принца, я улыбнулась.
        — Я знаю, кто я,  — прошептала я.
        И кем мне осталось быть уже недолго.
        — Бабушка оставила мне письмо.
        — Не нужно было этого делать!  — Он подсел ближе, осторожно, будто я была дикая и неприрученная, медленно поднял руку и убрал прядь волос с моего лба.  — Ты умерла бы, если бы использовала всю свою магию.
        Вдалеке Валери кашляла, захлебываясь, и вдруг завизжала, вероятно заметив чернильные полосы на руке, которые постепенно исчезали. Подруга помогла ей занять то же положение, в каком лежала я, и успокоила ее.
        — А я и использовала всю свою магию, Фэллон,  — пробормотала я, глядя в его молочные глаза.
        После того как я сделала вдох, который не просто не наполнил, но даже не достал до моих легких, я подняла одну руку. Она была в порядке, но трава под моей ладонью почернела. Когда подул легкий ветерок, несколько сожженных травинок превратились в пепел, и их унесло прочь. Чтобы поддерживать свою жизнедеятельность, мое тело невольно черпало энергию из земли, на которой лежало. Только это и держало его еще на этом свете.
        Внезапно мои локти подогнулись и я упала, ударившись головой о землю, да так, что круги перед глазами пошли. Я морг­нула и уставилась на небо. Меня переполняла странная эйфория. Я почувствовала, как улетучился груз с моих плеч, я стала свободной. Теперь я могла наслаждаться нежностью обнимавших меня рук и чувствовать тепло, которое оставалось в крошечном зазоре между нашими телами…
        — Фэллон, ничего не выйдет,  — сказала я срывающимся голосом.  — Ты ведь слышал, что сказал Эдмунд: меня уже ничто не спасет.
        — Ты не на пороге смерти, как была Валери, и на тебе нет проклятия.
        Обнимая, он через кожу передавал мне свою магию. Его руки начали дрожать, он отдавал слишком много, но я не собиралась тащить его за собой.
        — Фэллон, я хочу умереть. Я не хочу быть Героиней,  — прошептала я, и сотни иголок вонзились в мое горло.
        И самым ужасным было то, что мой поступок наверняка казался всем таким самоотверженным  — я рискнула своей жизнью, чтобы спасти Валери!  — но это было не так. Это был самый эгоистичный поступок из всех, что я когда-либо совершала, хотя я была капризным ребенком. Я бежала от боли и от своей участи, оставляя королевство и его обитателей на произвол судьбы. И все же склонявшийся надо мной юноша  — уже почти мужчина  — смотрел на меня так, будто я была умирающим солнцем.
        — Я ненавижу тебя,  — едва смогла выговорить я,  — за то, что солгал о причине своего приезда, за то, что не рассказал мне. Я ненавижу тебя.
        Я еще говорила, а мое сердце вздохнуло: лгунья.
        — Прости,  — шепнул он.  — Прости меня! Прошу, не нужно меня ненавидеть! Я хотел сказать тебе, что твоя бабушка была невинна. Я хотел, чтобы ты знала: ее убил кри-дом. Хотел, но понимал, что это убило бы тебя. Ведь именно это убивает тебя сейчас!
        Он отвел от меня глаза и поднял их туда, где, закрывая солнце, возвышалась массивная фигура. У меня темнело в глазах, но тут я услышала голос, в котором узнала Эдмунда:
        — Нет, ты еще не в коме. И даже не вздумай умирать, маленькая герцогиня, иначе я отправлюсь следом, чтобы отругать тебя за глупость!
        Его речь была воинственной, но говорил он срывавшимся голосом. Вскоре я почувствовала приток его магии. А я все плыла, и мне было тепло и удобно. Я чувствовала себя легкой и счастливой, чего не было уже много лет. Беспокоиться было не о чем. Мне не придется сражаться с тьмой без поддержки бабушки. На моих плечах не будет груза ответственности за будущее. Не будет ни двора, ни политики… ни вины за те чувства, которые вызывает у меня Фэллон…
        Фэллон…
        Было темно, хотя я не помню, чтобы закрывала глаза. Еще больше рук теперь касались моей кожи, и больше магии вливалось в мое тело, но это меня не возвращало.
        — Отэмн, пожалуйста, открой глаза. Мы спасем тебя, ты только держись!
        Я почувствовала, как кто-то тихонько меня раскачивает. Моя голова больше не лежала на земле  — судя по всему, теперь она была у кого-то на коленях, и оказалось довольно удобно.
        — Давай же, малышка, самоубийство не выход.
        Они думают, что я угасаю? Возможно, так и есть.
        — Отэмн, это Валери. Прости меня за все, что я сделала. Пожалуйста, держись!
        Поздновато для извинений.
        Только теперь я осознала, как невероятно тихо вокруг. Кроме тех, кто был совсем рядом, я не слышала ничего. До меня не доносились ни шум ветра в ветвях деревьев, ни крики толпы, ни сирена «скорой помощи», которая как раз подъезжала. Да и чувства мои притупились: прикасавшиеся ко мне руки уже не казались теплыми, а земля стала мягкой, будто я плыла, оторвавшись от причала, и не тонула.
        Но я отчетливо ощущала губы и дыхание у своего уха.
        — Я люблю тебя, Отэмн Роуз Элсаммерз, и всегда любил. Именно поэтому я и приехал, поэтому держал все в секрете от тебя. Не из-за приказов или судьбы, а потому что хотел защитить тебя. И я обещаю, что буду всегда заботиться о тебе  — при жизни и после смерти. Если ты выживешь, я никогда не оставлю тебя. А если умрешь, мы вместе узнаем, что ждет нас по ту сторону. Ты больше никогда не будешь одна.
        Не знаю, верила ли я в настоящую любовь, но в тот момент я поверила в любовь, которая побеждает смерть.
        Я прощаю тебя…
        Я открыла рот и со свистом вдохнула, и тут же меня захлестнула волна звуков и ощущений. Я была ошеломлена и растеряна. Я не могла контролировать свои лежавшие без движения руки и ноги  — как у новорожденного, мои возможности были ограничены. Но я знала, что не могу умереть, потому что Фэллон должен жить.
        Я попыталась сконцентрироваться на энергии, которая вливалась в меня, направляя ее туда, где она была нужна. Это было похоже на попытку медитировать, находясь в самом сердце урагана.
        — Отойдите!  — внезапно взревел Эдмунд, и я услышала шум удаляющихся шагов и ставший тише гул голосов.
        — Ее сердцебиение учащается!  — крикнул кто-то.  — Она возвращается!
        — Силы небесные…  — услышала я выдох Фэллона.
        Он был совсем рядом. Дрожь в его голосе сменилась всхлипываньем, и, сделав невероятное усилие, я открыла глаза. Но он смотрел не на меня, а вглядывался вдаль, где между расступившимися Атанами виднелись деревья.
        Точнее то, что от них осталось.
        Они выглядели выгоревшими. Последние осенние листья пылали и опускались на землю горящими шарами. Травы тоже не было, осталась только сухая земля, которая, как я заметила, была горячей. Толпа отступила, спасаясь от жара.
        И все это было моих рук дело. Я высасывала энергию из растений, чтобы хватило сил открыть глаза и заговорить. Но природа не была похожа на людей, она не желала умирать, она хотела вернуть свою энергию.
        — Я не хочу умирать,  — прошептала я, глаза мои закрылись, и я упала на руки принца. Магия, которую я призвала, стремительно покидала меня, и я никак не могла остановить ее  — словно отлив, который невозможно контролировать.
        Поток энергии от окружавших меня Атан становился все слабее. Вместе с ним замедлялось и мое сердце, а перед глазами появились черные пятна. Но мое тело не прекращало поиска источника энергии. Во мне проснулось непривычное новое ощущение  — я чувствовала, как часть меня скользит по окрестностям, лихорадочно выискивая источники жизни.
        Я принялась жадно поглощать ее. Это было так чудесно! Я купалась в этой энергии! Ее было так много! Все во мне оживало, словно обильно политый цветок. Но вдруг вокруг стало шумно, отовсюду доносились кашель и странные звуки, будто кто-то задыхался.
        — Отэмн, остановись! Ты высасываешь энергию из людей!
        Что?!
        Еще одним нечеловеческим усилием я открыла глаза и увидела толпу своих друзей-людей, которые держались за горло, издавая жуткие звуки, а некоторые даже потеряли сознание.
        Что делать? Как это остановить?!
        Я умоляюще посмотрела по сторонам в поисках помощи, теперь мое сердце билось от страха.
        — Доверься нам, Отэмн. Доверься, мы тебя не бросим,  — сказал Эдмунд, появившись в моем сузившемся поле зрения. Я почувствовала, как кто-то гладит меня по руке.  — Тебе не нужна их энергия. Отпусти их и доверься нам.
        Я снова закрыла глаза, но не от бессилия, а потому что сама так решила, и погрузилась в медитацию.
        Доверься…
        Это было единственное, что давалось мне с трудом. Я могла вернуть человека к жизни, но боялась довериться ему. Атенеа так многое скрывали от меня… Они лгали, притворялись, хотя все это время знали, кто я,  — знали и не говорили мне. Нейтан был ко мне добр, он даже был мне другом, но теперь он мой враг. Даже в Валери не было целостности. Я спасла ее, и теперь она просит прощения за то, о чем не может сожалеть, поскольку не в состоянии понять, как ее поступки повлияли на меня…
        Но ведь Эдмунд мне почти родственник. Он все это время хранил мой секрет об убийстве Экстермино и наверняка никому не рассказывал о моей истерике на веранде в тот день. Фэллон пообещал всегда быть со мной, и вот он рядом, отдает мне свою жизненную энергию. Все это время они хитрили, недоговаривали и лгали мне… но все это было для того, чтобы скрыть от меня ужасный секрет.
        Кому же мне доверять, как не им?!
        И я отпустила  — так же легко, как отдала свою жизнь Валери. Уровень моей энергии резко снизился, и я на секунду почувствовала искушение вернуться к источнику, но не стала делать этого. Я осталась в колыбели поддерживающей меня энергии и заметила, как медленно нарастает боль в висках. Я почувствовала, как хлынули слезы, и мне захотелось сжать руку Фэллона и сказать ему, что все будет хорошо, даже если это и не так.
        — Фэллон, ты должен ее отпустить,  — услышала я новый голос, который узнала. Это был принц Лорент!
        Находясь в подвешенном, зависимом состоянии, я запаниковала, отчего головная боль еще усилилась.
        Почему они отпускают? Они решили сдаться?
        Я почувствовала, как лежавшие на мне руки сменились новыми, но Фэллон остался.
        — Фэллон, отпусти ее. Если ты этого не сделаешь, она убьет тебя.
        — Фэл, ну давай же! Мы держим ее, Фэл…
        Это был Элфи. И Лизбет я тоже слышала, и голоса других обитателей Барратора…
        Я ощутила новый и очень сильный прилив энергии, энергии свежей, но даже с ней не начала оживать. У меня раскалывалась голова  — она наполнялась картинками, изображениями бледной брюнетки. Она была высокая, но не слишком, с тонкой переносицей, а потому глаза ее были глубоко посажены, и под ними лежали темные тени сильной усталости. Она была скорее привлекательная, чем великолепная, симпатичная, но не красавица. Такую легко не заметить в толпе. Но так уж получилось, что я узню ее из миллиона, ведь это  — Виолетта Ли.
        И когда наступило осознание, я почувствовала себя полной дурой. Она и есть вторая Темная Героиня.
        — Фэллон, не заставляй меня приказывать тебе.
        Осознание сменилось состраданием.
        Бедняжка! После всего, что ей пришлось пережить, ей придется справиться еще и с этим?!
        Голова болела невыносимо. Мне хотелось поднять руки и что есть сил ударить по вискам, освободиться от этого внутреннего давления, но я не могла пошевелиться. Я могла только закричать, но и крика не получилось. Вместо этого я произнесла:
        — Виолетта!
        — Miarba! По-моему, у нее видение!
        — Ради Ллириада, что еще нам приготовила судьба?!
        У меня видение?
        Я хотела закричать, завопить, чтобы они остановили его, но это было невозможно. С моих губ срывалось только ее имя, снова и снова.
        — Она сейчас все расскажет. Сделай же что-нибудь!
        — Что сделать?!
        — Успокойтесь все. Мне нужно, чтобы ты держал ее, пока я буду накладывать заклятие.
        Это был голос принца Лорента, и в нем звучала решимость.
        — Что это за заклятие, для которого нужен нож? Дядя, какого черта ты делаешь?!  — услышала я сердитый голос Фэллона.
        — Магия крови позволит погрузить ее в кому. Это сущий ад, но другого выхода нет. У нее видение, она раскроет тайну Виолетты. Мы не можем этого допустить! У нас нет выбора!
        В голове я кричала, вопила, разрывалась от ужаса. Из моего рта посыпались секреты. Я больше не контролировала свое тело, но сейчас меня заставят замолчать. Я не имела ни малейшего представления, проснусь ли снова.
        Я почувствовала, как на мою руку упала капля крови, клинок разрезал кожу на запястье. Раздались непонятные слова, и я сорвалась с обрыва и полетела в ад.
        ***
        Лист оказался небольшим, размером с открытку. Бумага была толстая, тяжелая, дорогая, но обычная  — не станут же они оставлять визитную карточку.
        — Писать должен ты. Мой почерк они могут узнать. Я посылал цветы на похороны и прочие знаменательные события.
        Он взял перьевую ручку и подул на нее. В Исландии было ­холодно, и даже несмотря на ревущий в камине огонь в центре комнаты, чернила загустевали.
        — Пиши, пиши… «Майкл Ли заключил сделку с истребителями, заказав им жизнь Кармен. Его дочь знает об этом. Пьер может подтвердить». Пусть будет коротко и по делу. Терпение не входит в список достоинств нашего клыкастого друга.
        Он нацарапал продиктованный текст.
        — А вы уверены, что эта Ли  — вторая Героиня? Если вампиры убьют ее, может разразиться международный скандал. А еще мы можем потерять союзников среди истребителей и бродяг. Ведь они-то пытаются вернуть ее отцу целой и невредимой.
        Он наблюдал за учителем, который, стоя к нему спиной, смотрел в окно, и в тишине комнаты, казалось, различал звук поворачивавшихся в этой невероятной голове колесиков. Он был настоящим гением, в этом не могло быть сомнений.
        — Как всегда, Натаниель, твоя прозорливость не перестает впечатлять.  — Сарказм капал с его языка, как вода с сосулек, что висели за окном.  — Это всего лишь сопутствующие потери. Союз был заключен до того, как у меня начались видения о том, что Ли станет второй Героиней. Но это неважно. Ведь именно благодаря им мы получили сведения о том, что ее отец причастен к смерти Кармен. В любом случае, если она умрет, будучи человеком, разразится война. Если мы остановим Пророчество о Героинях, будет война! Чертовски удобно!
        Он взял записку и понес ее к окну, плотно сжимая в руке. Он не протянул ее учителю.
        — Вы полностью в этом уверены?
        Мужчина запрокинул голову и рассмеялся  — этот звук часто наполнял обеденный зал и частные вечеринки, которые устраивал его учитель. Он заразительно смеялся, отпускал шутки и устраивал розыгрыши, вокруг него всегда была приятная компания, особенно женская. Молодому человеку сложно было не восторгаться им.
        — Я  — кри-дом, потомок Контанала. Я величайший провидец из ныне живущих, в моих видениях не бывает ошибок. Даже у герцогини английской бывают видения о Виолетте Ли. И потом,  — он вырвал листок из руки молодого человека,  — я хочу, чтобы эта маленькая героиня-некромант умерла прежде, чем узна­ет о своем могуществе.
        Он взмахнул рукой, и клочок бумаги исчез, чтобы стать смертным приговором Виолетты Ли. Свободной рукой кри-дом взял стакан бренди, которое налил ему Нейтан,  — прислуги в Контанасдоттир не было.
        — Счастливого бала в честь празднования Бесконечности!



        ГЛАВА 29
        ФЭЛЛОН



        Три дня и три ночи мы молча сидели у кровати герцогини. Возле нее всегда были двое  — постоянно касались ее кожи, постоянно подпитывали ее магией, как через капельницу. Она ни разу не шевельнулась, лежала без движения на трех мягких перьевых подушках, одетая в кремовую ночную рубашку, зашитую до самой шеи, с рассыпавшимися волосами. Она была похожа на ангела. Мертвого ангела.
        Но сердцебиение ее было сильным и стабильным. Оно лишь иногда ускорялось, и дядя предполагал, что в эти моменты у нее случались видения. Иногда она начинала потеть. Вечером первого дня служанка обтерла ее мокрой губкой, а Лизбет и тетя тем временем продолжали питать ее магией. Только тогда я впервые неохотно покинул свое импровизированное ложе из сложенных на полу подушек и стеганого одеяла. Я боялся отойти, опасаясь, что вдруг эти минуты окажутся для нее последними или она проснется, а меня не будет рядом.
        В один из вечеров пришел Иглен. Было уже поздно, но мы все, даже большинство слуг, собрались в спальне Отэмн, словно траурная процессия, замершая, чтобы посмотреть на тело. Только Эдмунд, наверное, знал ее так же давно, как этот престарелый вампир. Когда Иглен вошел в слабо освещенную комнату, его потрескавшиеся губы округлились и он едва слышно произнес:
        — О-о…  — и таким преисполненным любви движением погладил ее по лбу, каким мог бы сделать это суррогатный дедушка, коим он для нее, видимо, и был.
        Эта сцена лучше всего описывала и мои ощущения: беспомощность, сострадание и безмолвие.
        Именно Иглен увидел ее приход, это он предупредил нас в прошлом июне, что она  — Героиня, и он же со все возрастающей настойчивостью заставлял нас действовать летом. Теперь, как мне казалось, мы знали почему. Вторая Героиня была в его измерении, но Иглен был слишком стар и мудр, чтобы вмешиваться в судьбу, по крайней мере так он утверждал, поэтому не пред­упредил нас о Виолетте Ли. Глядя на то, с какой искренностью и нежностью он относился к Отэмн, я все больше утверждался в мысли, что сообщил он нам о ней только потому, что слишком за нее переживал.
        Мы рассказали ему то немногое, чего он еще не знал, а взамен попросили его вернуться, когда она проснется. То, что Иглен знал о жизни Виолетты Ли с вампирами, будет крайне важно для планирования наших последующих действий.
        Именно об этом я думал утром, когда, сидя у постели Отэмн, кормил ее своей магией. Шел третий день комы, вместе со мной дежурил Эдмунд. Он принес с собой тяжелую книгу, как значилось на обложке, одного из номинантов на Букеровскую премию, но откладывал ее в сторону через каждые пару страниц.
        — Неинтересная?  — спросил я после того, как он в четвертый раз опустил ее на колени. Мне хотелось, чтобы голос звучал спокойно, но в нем все равно слышалась паника.
        Он покачал головой и едва заметно пожал плечами.
        — Отличная. Я просто не могу… сконцентрироваться.
        Ему, казалось, не хватало слов.
        Я понимающе хмыкнул. Мне не очень-то хотелось с ним разговаривать. Это было глупо, ведь Эдмунд рассказал мне о том, что связывало его с Отэмн, но его обеспокоенность все же не казалась мне оправданной. Наше поведение было во многом похоже. Он почти не уходил из примыкавшей к ее спальне гостиной (вчера он заснул там на диване), не разговаривал ни с кем, кроме прислуги, когда просил принести еды, и Алии, которая, по-видимому, была единственной, кто мог выманить его отсюда. Прошлой ночью я слышал, как она говорила моей тете что-то о «чувстве вины Эдмунда».
        Все правильно, он должен чувствовать себя виноватым!  — заговорил неприятный голос где-то на задворках моего сознания.  — Он не уберег ее! Он должен был обеспечивать защиту от Экстермино! Его надо уволить!
        Но я не стал слушать этот голос, потому что знал: источником его была ревность. То, как он осек ее на пляже, после того как она оскорбила меня, задело какие-то струны в моей душе. Я все еще видел, как он удерживал ее, обхватив на уровне груди. Как шептал ей что-то на ухо, будто целовал, и как в ответ она изогнулась, упираясь в него ягодицами… Было что-то первобытное в том, как она сняла маску сдержанности и стала кричать и ругаться на него с красными от гнева глазами…
        Она нравилась мне такой.
        — Она хотела умереть,  — наконец пробормотал Эдмунд.  — На моих глазах этот ребенок попытался совершить самоубийство. Такое не проходит бесследно, у меня внутри что-то оборвалось.
        — Меня это убило,  — просто сказал я.  — Я умер бы вместе с ней.
        — Не говори этого!  — оборвал Эдмунд, впервые оторвав взгляд от нее и подняв глаза на меня.  — Ты не понимаешь, о чем говоришь.
        — Понимаю,  — парировал я, спокойно глядя ему в глаза.  — Я так сильно люблю ее, что не смогу без нее жить.
        К моему удивлению, он рассмеялся.
        — Ты еще совсем мало знаешь женщин, Фэллон. Вот когда тебе придется спать на диване, когда представительница прекрасного пола будет отказывать тебе в сексе и помыкать тобой, только тогда ты поймешь, любишь ли ее на самом деле. Приходи поговорить после вашей первой ссоры, возможно, тогда ты запоешь по-другому.
        Я нахмурился и почувствовал, что сердце начинает биться быстрее. Я не потерплю, чтобы надо мной смеялись те, кто на нас работает, даже если это друзья.
        — Я люблю ее!
        Он откинулся на спинку стула.
        — Знаю. И не представляю себе более достойного мужчины, чем ты. Только не смотри на отношения сквозь розовые очки, от этого никому не будет легче.
        Я вздрогнул. Этот комплимент был для меня неожиданностью.
        — Я… ну…
        Я снова стал смотреть на нее.
        Моя любовь сильнее, чем бытовые проблемы.
        Я сжал ее руку.
        Сильнее, чем думает Эдмунд. Мне все равно, что мы молоды…
        В ответ она сжала мою руку. От неожиданности я чуть не подпрыгнул. Эдмунд поднял голову.
        — Ее пальцы сжались!
        Я сжал руку Отэмн сильнее, и она ответила мне.
        Эдмунд, очевидно, почувствовал то же самое, потому что широко открыл глаза и, опрокинув стул, вскочил.
        — Да, да, по-моему, она возвращается,  — сказал он громким шепотом.
        В ту же секунду двое врачей, которые дежурили здесь, подбежали и стали возиться с Отэмн, щупая ее и что-то проверяя.
        — Отпустите ее!  — внезапно резко бросил один из них, обращаясь ко мне и Эдмунду.
        Мои глаза расширились от ужаса. Эдмунду тоже было явно не по себе, и мы вместе, не сводя взгляда с врача, разжали пальцы.
        На всякий случай моя рука повисла в сантиметре над ее, а врач тем временем прижимал стетоскоп к груди Отэмн  — пользоваться электронной аппаратурой они не могли, потому что, как только они подключали ее, передаваемая нами магия тут же выводила приборы из строя. Казалось, он слушал целую вечность.
        — Сердцебиение такое же сильное, как и было. Думаю, переливание магии можно пока остановить. Но заклятие еще только начинает отпускать ее. Нужно ждать, пока она придет в сознание.
        Я попытался мысленно связаться со своей семьей, но все они были отгорожены ментальными барьерами. Эту проблему решил Эдмунд, который выбежал в коридор и начал криками созывать всех.
        — Силы небесные, можно потише? У меня голова болит.
        Голос позади меня был скрипучим и напряженным, но я бы ни с каким другим его не спутал. Я бросился к ней и зарылся лицом в золотистые завитки, грязные, но по-прежнему мягкие и блестящие. Пусть и медленно, она тоже меня обняла.
        — Прости меня,  — произнес знакомый слабый голос.
        Я только кивнул, а потом меня оттащили за рубашку.
        — Фэллон, пусть она попьет,  — сказал Эдмунд и передал ­Отэмн стакан воды, который она залпом осушила.
        — Почему я еще жива?  — спросила она, взяла еще один стакан и так же быстро уничтожила его содержимое.
        — Вы непрерывно получали магию, словно это была капельница,  — гордо ответил врач.  — Никогда за всю свою карьеру я не сталкивался с состоянием, подобным вашему. Так что пришлось поэкспериментировать.
        В ее глазах была решимость, какой я никогда там раньше не видел. Глядя перед собой, Отэмн начала подниматься и наконец села.
        — Молодцы!  — только и сказала она, словно хвалила ребенка.
        Тем временем в комнату уже ввалилась моя семья.
        — У нас нет времени на шутки,  — продолжила Отэмн приказным тоном, когда вошедшие слуги стали кланяться.  — Я побывала в аду и вернулась назад. Ад  — это наше будущее, ничего хорошего нас не ждет.
        Дядя ничем не выдал своего облегчения.
        — Отправьте за Игленом. Пока мы ждем, ты поешь, а после расскажешь нам обо всем.
        — Он отправил записку… Это случилось на следующий день после бала в честь празднования Бесконечности. На полке над камином были часы с датой. Я несколько раз видела этот сон, прежде чем он сменился. Она читала письмо, в котором говорилось о ее связи, а потом все снова изменилось и к ее горлу был приставлен нож, а король вампиров угрожал убить ее. Но видение всегда прерывалось, когда принц Каспар Варн отворачивался и уходил, оставляя ее умирать. Я видела все это снова и снова и даже не знала, жива ли она еще. Это был сущий ад.
        — И кри-дом сказал, что она  — некромант? Ты в этом уверена?
        — Абсолютно.
        Вид у нее был соответствующий.
        — Иглен?
        После продолжительного перекрестного допроса мой дядя в конце концов уступил ему место.
        Престарелый вампир поднялся со стула и поковылял к кровати. По сравнению с нашей прошлой встречей он сильно сдал, сомнений в этом быть не могло. Но хотя тело его дряхлело, ум оставался ясным. Он уселся на кровать и несколько раз подпрыгнул на ней, отталкиваясь короткими ногами от пола.
        — Ого, скрипучая,  — прокомментировал он, улыбнулся с видом старика, только что отпустившего пошлую шутку, и откашлялся.  — Думаю, кри-дом вполне может оказаться прав. Читая ее мысли, я замечал, что ей снятся странные сны. Не удивлюсь, если вскоре она начнет видеть прошлое и даже мертвых.
        — Я видела некоторые из ее снов в своих видениях,  — поддержала его Отэмн.
        — Но что означает эта ее связь?  — спросил я, чувствуя себя единственным из присутствующих, кого интриговала эта ­новость.
        — Ты, разумеется, слышал о последнем предсказании Контанала? О связи второй Героини с мужчиной? Он утверждал, что это касается не только второй Героини, но кто знает…  — не договорил Иглен.
        Он так подчеркнуто перевел взгляд с Отэмн на меня, что она покраснела до корней волос.
        — Похоже, что Виолетта Ли и Каспар Варн связаны. Между ними есть даже телепатическая связь, которая выражается в том, что они слышат голоса, в которых живет другой…
        Я абстрагировался от происходящего, чтобы понаблюдать за Отэмн. На ее лице отражались решимость и целеустремленность. Она впитывала каждую крупицу информации, аккуратно укладывая ее в хранилище своего сознания  — отгороженного, но не до конца скрывающего эмоции, ее уверенность росла на глазах.
        Она рождена для этого. Ее для этого воспитывали.
        Странно, но я надеялся, что эти испытания и ее новая сила станут тем, что заполнит оставшуюся в ее сердце пустоту. Потому что, по всей видимости, мне одному это было не под силу.
        — Итак, подводя итог, у нас есть Героиня-некромант, ко­торую кри-дом предположительно пытается убить, отправив письмо­ моему королю и извещая его о том, что ее отец заказал убийство нашей дорогой Кармен,  — подытожил Иглен.
        Теперь я понимал, что имела в виду Отэмн, говоря, что нас не ждет ничего хорошего. Я взял ее за руку, и она сжала мою в ответ.
        — При всем уважении к вам, Иглен, нам нужно сказать ей, что она Героиня, и как можно скорее забрать ее из второго измерения, пока с ней чего-нибудь не случилось,  — сказала Отэмн тем же властным тоном, каким говорила раньше. Голос ее был немного глубже и тише, чем обычно, и оттого британский акцент только усиливался.
        Иглен едва заметно вздрогнул. И хотя у него не было официального звания  — титулы ввели, когда он был уже в зрелом возрасте,  — он привык к уважению своего возраста и могущества. К приказам он не привык, это было явно видно по его приоткрывшемуся рту.
        — Но, миледи Героиня, мы не можем себе позволить чрезмерно вмешиваться в судьбу. Мы и так уже многое изменили и рискуем уничтожить Пророчество, если слишком сильно отклонимся от курса.
        — Но она может умереть!
        — Будет лучше, если она прочитает о своей связи, как было в видении. Если мы поспешим, то можем посеять раздор между Виолеттой Ли и Каспаром, ведь, как я уже объяснял, сейчас они не вместе. А нам нужно, чтобы они воссоединились, как предсказывал Контанал!
        — Тогда… что же нам делать?  — после паузы спросил дядя.
        Все продолжали молчать, но по бегающим взглядам я почувствовал, что мнения разделились. Я был согласен с Отэмн: мы не можем рисковать жизнью Виолетты Ли. Но я знал, что старшие поддержат Иглена. Они не желали менять привычки и боялись судьбы.
        Наконец заговорил Иглен:
        — Мы подождем, но недолго. В выходные после бала в честь празднования Бесконечности Варны отправятся на охоту. В этом году они планируют взять с собой Виолетту. Я обеспечу вам беспрепятственное прохождение охраны  — мы скажем, что вы навещаете меня. Учитывая нашу связь, никаких вопросов не возникнет. Будьте рядом с ней и с ним, убедитесь, что они сблизились, а если нет, немного подтолкните их. Проверьте, знает ли она и понимает ли Пророчество, если понадобится, расскажите ей о нем. А когда она будет одна, раскройте тайну ее предназначения. Но Каспар этого знать не должен…
        — Почему?  — настойчиво спросила Отэмн.
        Она посмотрела на меня, и я с удивлением заметил, что роговицы ее глаз почернели от злости.
        Иглен встал и обошел кровать, увеличивая расстояние и количество мебели, отделявшей его от Отэмн.
        — Потому что Виолетта должна найти письмо покойной королевы, она должна оказаться на волосок от смерти, и Каспар должен от нее отвернуться, ведь иногда человеку нужно потерять то, что у него есть, чтобы осознать, что у него есть. Понимаете? Вы покинете измерение, ваш король пришлет своих людей как можно позже  — и вуаля! Мы лишь совсем немного вмешались в судьбу. Так я это видел.
        — Вы все это видели? Но ведь это важнее, чем то, что видела Отэмн! Почему же вы не сказали раньше?  — закричала моя тетя из угла комнаты.  — Ну что ты будешь делать с этими провидцами!
        Иглен пожал плечами.
        — Э-э, должно быть, для пущего драматизма… Я буду наслаждаться своим могуществом, пока эта малышка не начнет ­обгонять меня на каждом повороте.  — Он указал на Отэмн и, смеясь, ­забросил бороду на плечо.  — Ничего нельзя планировать на голодный желудок, поэтому позвольте мне вернуться в родное измерение, где меня ждет порция четвертой отрицательной.
        Он направился к выходу, оставив пораженных Сейдж, но Отэмн­ крикнула ему в спину:
        — Вы больше не можете мной командовать!
        Он остановился и, не оборачиваясь, сказал:
        — Я  — нет. А вот судьба может.
        И заковылял прочь.
        Прошло еще несколько часов, прежде чем семья и врачи оставили меня наедине с Отэмн. Задержалась только служанка, которая наводила порядок в многочисленных букетах и подарках, которые были доставлены в Барратор из дома Отэмн. Мы хотели привезти и ее родителей, но они отказались. Даже лежащая в коме дочь не могла заставить их находиться в одном доме с Атенеа.
        — Как хорошо цветы смотрятся в этой комнате, здесь так много света,  — заметила Отэмн, проводя руками по одеялу и расправляя его.  — Убедитесь, что за ними хорошо ухаживают,  — сказала она служанке.  — Я хотела бы забрать их в Атенеа.
        Я не решился признаться, что ее комната оставалась единственной, в которой еще было уютно. Весь остальной дом был завален коробками и чехлами для мебели, которую заклятиями отправляли на хранение.
        Когда служанка сделала реверанс и вышла, я придвинул свой стул ближе к кровати.
        — Кажется, с тобой все в порядке…  — осторожно начал я.
        Она на меня не смотрела.
        — Конечно. С чего мне быть не в порядке?
        — Ты  — Героиня, и три дня назад ты пыталась покончить с собой,  — медленно проговорил я, на секунду засомневавшись, помнит ли она об этом.
        — Это была ошибка,  — парировала она.
        — О-ошибка?  — успел произнести я, прежде чем забраться на кровать.  — Ошибка  — это обвинять людей в том, чего они не могут контролировать, например по ошибке насылают проклятье. Добровольно отдать свою энергию человеку после того, как тебе сказали, что это самоубийство? Это не ошибка, и ты не можешь все исправить, просто извинившись.
        Она скрестила руки на груди.
        — Но я правда сожалею.
        Я закрыл лицо руками.
        — Ты невероятно упряма!
        — А ты жутко властный. И что хуже?
        — Неважно. Ты пойдешь к психологу, как только мы вер­немся домой.
        — Ха!  — Она шлепком убрала мои руки от лица.  — Вот видишь? Властный! Ты все время отчитываешь меня или говоришь, что мне делать. Может, я этого не хочу.
        Я уперся руками в подушку по обеим сторонам ее лица.
        — Зато меня ты хочешь. Тебя глаза выдают.
        — Мне не нужен парень, который постоянно указывает, что мне делать.
        — Теперь ты Героиня, и скоро все об этом узнают. Я понимаю, что твоя жизнь изменится, я же не идиот,  — грустно признался я.  — Я боюсь, сможешь ли ты справиться с переменами. Я справляюсь с этим, контролируя каждый свой шаг. Такой вот, можно сказать, мини-король.
        Я негромко засмеялся, она тоже улыбнулась. Ни для кого не было секретом, что в моем случае яблочко совсем недалеко упало от яблони.
        Она потянулась ко мне, обхватила мое лицо ладонями и провела большим пальцем по шрамам. Она внимательно вглядывалась, пытаясь разглядеть в моих чертах что-то, чего я не мог увидеть в ее лице.
        — Теперь мы в руках судьбы.
        Отэмн наклонилась и поцеловала меня. Ее потрескавшиеся губы отдавали мускатной тыквой, которую она с аппетитом съела раньше.
        Поцелуй был коротким и целомудренным, но по моему телу все равно прокатилась волна желания. И ощущение это было, пожалуй, слишком сильным, слишком приятным. Меня тревожило то, что я готов был контролировать ее, хранить под стеклом, как украшение, только бы быть с ней.
        Я не должен этого чувствовать. Не должен так к ней от­носиться!
        Вдруг губы Отэмн раскрылись и она провела языком по моим губам. Я отстранился, усмехаясь, немного с облегчением, что такая банальность могла разрушить ощущения.
        — Не хочется тебя огорчать, но ты три дня не чистила зубы и пахнешь, как бродяга эльф на вампирской диете.
        Она прижала руки ко рту и что-то проворчала, прежде чем толкнуть меня коленом и отправить на пол зарядом магии.
        — Тогда, несомненно, пол покажется тебе вкуснее,  — сказала она, усмехаясь.  — А я тем временем приму ванну.
        Она взмахнула рукой в сторону ванной, и я услышал шум текущей воды. Покончив с этим, она сбросила с ног тяжелое одеяло, перевернулась на живот и, упершись рукой в подбородок, посмотрела на меня с кровати.
        — Как вы находите пол, мой верный подданный?
        Я сел, вытянув одну ногу и согнув вторую, на которую опирался руками.
        — Так мне даже удобнее лицезреть вас, миледи Героиня.
        Она нахмурилась.
        — Желаете ли, чтобы я поклонился, миледи? Валялся у вас в ногах? Сделал вам массаж?
        — Прекрати!  — бросила Отэмн, но уголки ее губ дрогнули.  — Тебе это не идет. Ты рожден, чтобы править.
        Я на минуту замялся.
        Ого… опасно.
        Никто не смел даже намекать на нежелание моего старшего брата занимать трон. Это было чем-то вроде неписаного закона. Но потом я вспомнил, кто она.
        — Совершенно верно,  — согласился я, встал на колени, придвинулся к ней совсем близко и заглянул в глаза. Она немного отодвинулась.  — А теперь не пора ли вам принять ванну?
        Отэмн кивнула и встала. Я внимательно следил за каждым ее движением, но за исключением того, что держалась за спину, она крепко стояла на ногах, поэтому я обогнал ее и зашел в ванную. Там было тепло, и зеркала только начинали запотевать. Ванна уже успела наполниться наполовину, поверхность была затянута пузырьками пены.
        — Тебя что-нибудь беспокоит?  — крикнул я.
        — Нет, только спина немного затекла,  — ответила она голосом, в котором слышалась боль.
        Ну почему она такая скрытная?  — подумал я.
        Отэмн пустила в ход новую зубную щетку, а я пока взял с полки несколько баночек с маслами для ароматерапии и начал добавлять их в струю воды из смесителя-водопада. Вместо крана из стены выступала большая деревянная полка, откуда сплошным потоком лилась холодная или горячая вода  — в зависимости от того, куда поворачивалась ручка. От шума воды у меня по телу побежали мурашки.
        Я продолжал откупоривать масла и добавлять их в воду до тех пор, пока не был полностью удовлетворен сочетанием запахов. После этого я произнес небольшое исцеляющее заклятие, от которого вода в ванне начала булькать и сама собой перемешиваться.
        Отэмн стояла за моей спиной и ждала, заложив одну руку подмышку. Я подошел, убрал руку и обнял ее, прижимая как можно крепче. Незаметно проведя рукой по ее спине, я почувствовал, как сильно напряжены мышцы. Осторожно положив ладонь ей на позвоночник, я постарался, чтобы Отэмн не заметила, что я хочу зафиксировать ее, потом посмотрел ей в глаза.
        — Никогда больше не поступай так со мной, поняла?
        Я встряхнул ее, и Отэмн, словно тряпичная кукла, безвольно качнулась в моих руках. Она опустила взгляд в пол и вино­вато молчала.
        — Клянусь, я посажу тебя под замок, если возникнет хоть малейшее подозрение, что ты можешь сделать это еще раз. Ты нужна мне. Мой долг  — заботиться о тебе.
        Я все еще тряс ее.
        Ее глаза сузились, в голосе не было ни намека на шутку.
        — Ты больше не можешь мною командовать.
        — Спорим,  — сказал я и потянулся, чтобы поцеловать ее, но был отброшен на несколько шагов.
        Отэмн отступила назад. Ее руки опустились к подолу длинной кремовой ночной рубашки и сжали его. Я замер, не сделав и шагу, и не отрываясь смотрел, как она ползет вверх, поднимаясь все выше и выше, открывая извивающиеся по бедру шрамы, потом белые трусики…
        А потом Отэмн рывком сняла ее совсем.
        Выражение ее лица, которое до этого так явно говорило «Спорим», теперь сменилось ожиданием одобрения. Она стояла в одном белье, в традиционном для Сейдж подобии майки. Облегавший ее грудь лиф был из полосок кружева, которые пересекались на талии, немного не доходя до трусиков. Я пожирал ее глазами.
        — Вау…  — пробормотал я.
        Как эти изгибы могли появиться всего за два года?!
        Она была идеальна. Абсолютно, абсолютно идеальна!
        Она смущенно сложила руки на груди и покраснела.
        — Мне нужно…  — Она развернулась в сторону ванны.  — А вот я могу тобой командовать. На выход!  — закончила она, дернув плечом в сторону двери.
        Мне понадобилось несколько секунд, чтобы оторвать взгляд от ее груди.
        — Хочешь сказать, что мы с тобой не равны?  — решив пошутить, спросил я преувеличенно шокированным тоном.
        Она поджала губы, а я, пятясь, медленно вышел из ванной и повалился на диван в гостиной.
        — Нет,  — услышал я ее шепот.  — Несомненно, нет.



        ГЛАВА 30
        ОТЭМН



        Мы побывали в Варнли, где обитал двор вампиров. Я наблюдала за любовью между Каспаром и Виолеттой, которую уже знала по своим видениям, и мне было больно от того, что им запретили прикасаться друг к другу. На поляне Варнс-Пойнт я рассказала Виолетте о ее судьбе.
        Эти воспоминания были единственными, которые не за­тмил внезапный ужас от того, что мне предстоит вернуться в Атенеа. Они и еще выражение лица Виолетты Ли, когда я оставила ее в Варнли.
        Она чувствовала себя покинутой.
        Такая слабость мало подходила девушке, которой предстояло оказаться на пороге смерти. Девушке, которой суждено повести свой народ к миру. Девушке, чей возлюбленный вот-вот должен был оставить ее умирать.
        И хотя мне очень хотелось, чтобы она была готова к тому, что ей предстоит пережить, во мне самой не было этой силы.
        Атенеа… Атенеа  — это самая красивая страна на земле. Это место на земле, для земли и для людей земли. Это рай, имя, семья и система ценностей, которая является частью моего и твоего существа, дитя. Здесь изумрудные склоны и заснеженные горы, соленая и пресная вода, леса и равнины, дворцы, особняки, школы и промышленность. Это всего лишь точка на карте, но если ты сидишь в мэрдохилл, парадном зале дворца, то все живые существа  — твои друзья, и все  — твои враги. И все же Атенеа… Атенеа остается олицетворением мира.
        Накинув капюшоны, мы покинули второе измерение, оставив позади затихающие голоса вампиров. К тому моменту как они поняли, что их одурачили, мы были уже далеко. Никогда раньше я не пересекала границ измерения без эскорта  — без того, чтобы кто-то держал меня,  — но в ту же секунду прибыла в первое измерение, оказавшись всего в метре от Фэллона.
        Он быстро осмотрел меня и побежал по дороге, на которой мы материализовались. Я знала, что мы уже близки к цели. Перед нами возвышалась пятнадцатиметровая бледно-желтая гладкая стена, проникнуть сквозь которую было невозможно. Такой была внутренняя стена Атенеа  — последний кордон защиты, который нужно преодолеть, чтобы попасть в сердце королевства, где располагался дворец, университет и дома знати.
        Дорога была широкая, прямая и без разметки  — в ней не было­ необходимости, потому что за вторую стену машины не пропускались. Дорога упиралась в высокие кованые металлические ворота  — тонкой работы, но от этого не менее устрашающие. Они были украшены гербовым щитом Атенеа, коваными листьями, деревьями, цветами и кленовыми листьями. За ними виднелось бледно-голубое свечение внутреннего защитного щита.
        Именно к этим впечатляющим воротам мы и бежали, но Фэллон резко свернул налево, в длинное низкое здание, которое стояло у обочины. Я с трудом сглотнула.
        Была не была.
        Внутри здание казалось гораздо больше, пространство было разделено на секции и кабинеты, размежеванные стеклянными стенами. Впереди стояли несколько больших столов, рентгеновские сканеры для проверки багажа и металлодетекторы. На стене на сейджеанском, английском, французском, румынском и многих других языках, которыми владели темные существа, висела надпись, гласившая: «КОНТРОЛЬНО-ПРОПУСКНОЙ ПУНКТ А  — ТОЛЬКО ДЛЯ ЛИЦ СО СПЕЦПРОПУСКАМИ».
        Я так нервничала, что у меня еще сильнее сжался желудок.
        У меня же нет с собой ни паспорта, ни каких-либо других документов!
        Никто не предупредил меня, что они понадобятся. Я думала, что из-за всего, что происходит, нас просто пропустят.
        Я с облегчением вздохнула, когда из коридора появился Эдмунд, как раз в тот момент, когда сидевший за столом пограничник поднял на меня глаза и, широко раскрыв их, начал вставать со стула, одновременно кланяясь. Стул на колесиках отлетел назад и с глухим стуком ударился о стеклянную перегородку.
        Эдмунд подскочил к столу, сорвал с нас капюшоны, а потом крепко обнял. Не говоря ни слова, он помог нам снять плащи и протянул наши паспорта.
        Все, кто был в комнате,  — пограничники, Атаны, охранники, полиция  — замолчали, как только с моей головы соскользнул капюшон. Целую минуту я думала, что дело в моей одежде: плотные, но порванные колготки, шорты и футболка  — это были единственные старые вещи в моем гардеробе, единственные, которые мне было не жаль испортить в Варнли. Но когда они насмотрелись на меня, то повернулись друг к другу, а потом начали нерешительно кланяться и опускаться в реверансе. Только тогда я поняла.
        — О-о, я… о-о…  — бормотала я.
        Это странно. Как странно!
        На помощь мне пришел Эдмунд.
        — Сейчас на это нет времени. Вам нужно пройти паспортный контроль и поспешить к королю, он хочет видеть вас как можно скорее.
        Король? Сейчас?
        От этой новости я чуть не потеряла сознание.
        Но размышлять у меня просто не было времени. Пограничник проверил мои сейджеанский и британский паспорта, отсканировал отпечатки пальцев, затем я прошла через металлодетектор и принялась заполнять анкету. Один из вопросов гласил: «Как долго вы планируете пробыть в Атенеа?» Я ответила: «Не знаю».
        Эдмунд и Фэллон уже дожидались меня, ведь им нужно было всего лишь предъявить удостоверение личности и пройти сканирование сетчатки глаза. Они пообещали, что до конца недели для меня будут сделаны точно такие же документы. Наконец я оказалась с ними, получив назад свои паспорта с временной визой, первый абзац которой гласил: «Этот документ удостоверяет право Леди Героини Отэмн Роуз Элсаммерз, герцогини английской, на временное пребывание на территории Атенеа; категория доступа уровень А; амнистия; свободное передвижение по королевству Атенеа, пока есть на то воля Его Величества короля Ллириада».
        Увидев это, я оцепенела от ужаса.
        Атенеа. Я действительно вернулась в Атенеа.
        — С возвращением домой, миледи,  — сказал улыбающийся пограничник.
        Стоявший рядом со мной Эдмунд одобрительно кивнул.
        Фэллон, перепачканный грязью, в сапогах с налипшими на них еловыми иголками протянул мне руку. От него исходил запах, в котором странно сочетались обе эти составляющие.
        — А теперь к отцу.
        Мы взлетели и направились в сторону дворца. Вскоре Эдмунд свернул с дороги и мы полетели над лесом  — это был не самый живописный маршрут. Когда же перед нами внезапно возникло здание, я была разочарована  — мы приближались к нему сбоку, что не давало возможности насладиться всем великолепием и масштабностью этого строения, которое было домом для королевской семьи и тысяч придворных. Зато слева я увидела скалу, на которой и был выстроен дворец, а тремя этажами выше  — балкон парадного зала мэрдохилл.
        Мы, как только приземлились на газоне, который отделял деревья от золотистого камня, снова пустились бегом. Хотя я и не решалась сбавить скорость, мне было любопытно, горели ли ноги Фэллона, как мои, и если я притворюсь, что споткнулась, возьмет ли Эдмунд меня на руки. Проверять эту теорию я не стала.
        Наконец мы добрались до маленькой двери, которая была зажата между самым дальним крылом дворца и скалой, и пробрались внутрь. Охраны здесь не было. Вдаль тянулся голый, похожий на больничный, коридор, заставленный по левой стороне ящиками с фруктами.
        — Служебный вход,  — объяснил Эдмунд, отвечая на мой немой вопрос.  — У главного входа ждет толпа придворных журналистов и сплетников.
        Пробираясь вперед, мы сворачивали то вправо, то влево и время от времени взбирались по крутым винтовым лестницам. Нависавшие стены давили на меня, и мне все сложнее было сделать глубокий вдох. Наконец после второго подъема я, тяжело дыша, согнулась пополам.
        — Куда… мы идем?  — едва выговорила я.
        — В мэрдохилл. Король хочет видеть вас обоих немедленно.
        — В таком виде?  — вырвалось у меня, прежде чем я снова согнулась, захлебываясь от кашля.  — От нас воняет!  — попыталась выговорить я, но получилось:  — От ас оняет!
        Эдмунд все равно понял.
        — Сейчас нет времени на то, чтобы мыться и переодеваться. Вперед!
        Но прежде чем он потащил меня за собой, я схватилась за ­перила.
        — Нет, я не могу! Я просто не могу. Я не готова, я не могу предстать перед королем. Я не знаю, что говорить…
        Я больше не могла контролировать свое тело. Я втягивала воздух, но он, казалось, не доходил ни до моего бешено стучащего сердца, ни до паниковавшего мозга. Руки и ноги налились свинцом, так что мне даже не пришлось упираться, когда Эдмунд попытался тащить меня.
        — Эдмунд, оставь нас, пожалуйста, на минутку,  — произнес спокойный голос, и меня усадили на ступеньку.
        У меня темнело в глазах, но я все же разглядела Фэллона, который присел передо мной на корточки.
        — Нет, сегодня никаких приступов паники. Ты слишком хорошо держалась все выходные.
        Я вытерла вспотевшие ладони и скривилась от боли в груди.
        — Король! Я не могу… не пойду… ты не можешь заставить меня… я…
        — Тише,  — успокаивал он.  — А теперь дыши животом, отсюда.  — Он положил руку мне под ребра.  — Вдох, двухсекундная задержка и медленный выдох, считая до пяти. Чувствуй, как поднимается моя рука, а я буду считать…
        И он считал от одного до двух, от одного до пяти, снова и снова, десятки раз, пока от напряжения у меня не начала болеть диафрагма. Зато мое сознание стало ясным, сердцебиение выровнялось, а боль ушла.
        — А теперь мы пойдем туда вместе и встретимся не с королем, а с моим отцом. Вместе.  — Он убрал руку с моего живота и положил ее мне на щеку.  — Сделаешь это ради меня?
        Я кивнула.
        — А что касается одежды… ты же Героиня, ты можешь ввести моду на что угодно. Так что и здесь никаких проблем. ­Поняла?
        Я снова кивнула.
        — Умница,  — пробормотал он, взял меня за руку и помог подняться.
        Мы прошли мимо Эдмунда, который смотрел на нас так, будто у нас шрамы потемнели.
        Я смогу. Я смогу…
        Я уже едва переставляла ноги, когда мы выступили из-за гобелена, который висел на небольшом расстоянии от стены, что позволило нам пройти. Мы оказались в главном здании дворца, в третьем по высоте коридоре, окружавшем крытую аркаду, ­которая отделяла восточное крыло от западного. Между ними и находился мэрдохилл. Я выглянула из-за каменной колонны и увидела Сейдж, которые ходили по двум пассажам: слуги в черно-золотых одеждах; студенты в темно-синей форме; знать, дворянство и члены Совета, облаченные в лучшие и весьма экстравагантные наряды.
        Появился Эдмунд и повел нас вокруг аркады к широкой открытой площадке, в конце которой виднелись внушительные бело-золотые двойные двери. По обеим сторонам стояли лакеи и вооруженная охрана. Да и вообще, охраны здесь было куда больше, чем я помнила. В тусклом свете ламп они смотрели на меня выжидающе, а при виде Эдмунда и Фэллона выпрямились, слегка звякнув металлом.
        Лакей, казавшийся слишком маленьким для такой работы, нервно поправил лацканы и застенчиво улыбнулся мне и Фэллону. Тот факт, что он выглядел еще более напуганным, чем я, меня почему-то подбодрил.
        — Готов ли король принять нас?  — спросил Эдмунд.
        — Да, сэр,  — ответил мальчик, а второй лакей повернулся и положил ладонь на ручку двери.
        — Вы готовы?  — повторил Эдмунд, на этот раз обращаясь ко мне.
        Я провела рукой по волосам, приглаживая их, и ухватилась за протянутую мне Фэллоном руку.
        — Да.
        Эдмунд остался у нас за спиной, а мы замерли в ожидании, пока откроются двери.
        От одного только размера мэрдохилл захватывало дух. Особняк Мандерли без труда целиком поместился бы в полированном мраморном центре зала. Даже его дымоходы не достали бы до арочного, словно в соборе, потолка, и только окна верхних этажей оказались бы на уровне располагавшихся по периметру двухъярусных балконов, которые были продолжением крытой аркады. Левая стена и вовсе не была похожа на стену. Под балконами возвышались арки, которые вели на ту самую террасу-балкон, которую мы видели, подлетая к дворцу. У наших ног начиналась сверкающая лестница. На противоположной стороне зала была еще одна лестница, спускавшаяся с нижнего балкона и расходившаяся надвое. Именно в этой нише возвышался помост, на котором стоял большой, рассчитанный на двоих трон. Двое на нем и восседали.
        На балконах и между колоннами, под арками и в центре огромного зала было несметное количество людей. Они стояли рядами и следили за нами, не отрываясь. В таком переполненном людьми пространстве просто не могла воцариться полная тишина, но произошло именно это.
        Однако как только мы выступили из тени, повсюду стали слышны удивленные возгласы и шепот.
        Фэллон сжал мою руку, и мы, стуча сапогами по мрамору, поспешили вниз. Стоявшая у лестницы толпа поспешно расступилась, пропуская нас, и, пока мы уверенно шли вперед, некоторые склонялись перед нами, другие растерянно смотрели по сторонам, не зная, как поступить.
        — Да нет, это не она!
        — Она так повзрослела…
        — Ну, просто копия покойной герцогини.
        — Почему она держит его за руку?!
        Дитя, королевский двор похож на аквариум. Все и всегда смотрят на больших и красивых рыб. Но это глупости. Мы ведь не рыбы. Мы все просто тонем.
        Мы все шли и шли по бесконечному залу, и толпа покорно расступалась перед своим принцем и Героиней. Передо мной. Когда мы преодолели половину пути, люди вокруг изменились: они стояли гордо и молчали. Это были послы  — представители темных существ  — и знакомые мне вельможи с лентами через плечо  — знак их членства в Совете,  — политики и советники в одинаковых нарядах,  — и все они внимательно изучали меня, смотрели оценивающе, прищуривая глаза. Я их понимала: перед ними проходила невысокая, одетая в лохмотья блондинка с широко раскрытыми глазами. Ну что из нее за Героиня!
        Внезапно я стала замечать знакомые лица. Тут были Иглен, герцог и герцогиня Виктория и другие члены семьи Фэллона. Я чувствовала изучающие взгляды тех, кто давно меня не видел, но у них, по крайней мере, хватало воспитания отводить взгляд, когда я поднимала глаза.
        А потом толпа закончилась.
        С решимостью правителя король поднялся с трона и поспешил нам навстречу. А потом замер и какое-то время стоял, беззвучно открывая и закрывая рот.
        — Ваше Величество…  — успел сказать Фэллон, прежде чем отец сжал его в объятиях.
        Они шепотом обменялись парой фраз, после чего принц смог наконец высвободиться, дико покраснев и потирая за­тылок.
        — О нет!  — буркнул он.  — Мама, и ты туда же…  — вздохнул он, и вся процедура повторилась.
        Я стояла сбоку, чувствуя себя неловко от того, что стала свидетелем воссоединения их семьи. Позади меня сотни людей стояли на коленях, а я переминалась с ноги на ногу, потирая сапогами друг о друга.
        Эдмунд подошел, встал сзади и положил руку мне на плечо, удерживая меня на месте. После этого я успокоилась, но он отпустил меня только тогда, когда король и королева закончили целовать своего сына, который стал красным, как помидор.
        — Иди,  — шепнул он и подтолкнул меня вперед.
        Я шла к королевской чете, словно на гильотину.
        О высшие силы и годы уроков по этикету, не подведите меня!
        — Э… здрасте,  — прошептала я, остановившись перед ними.
        В моей голове бабушка вопила как оглашенная, и мои глаза тут же порозовели.
        Побледнев, они стояли в оцепенении, пока мои слова не вывели их из ступора.
        — Простите, миледи, вблизи… мне на секунду показалось, что передо мной привидение.
        Король покачал головой и взял мою вспотевшую руку в свои руки.
        Я опустилась на одно колено  — реверанс в шортах выглядел бы слишком странно.
        — Ваше Величество…
        Король присел вслед за мной, и, оторвав глаза от пола, я увидела его улыбающееся лицо с мелкими морщинками вокруг глаз.
        — Нет, юная Героиня, не склоняйтесь ни перед нами, ни перед кем другим.  — Он взял меня за руку и помог подняться.  — Пойдемте, мы быстро справимся.
        Он положил руку мне на плечо. Может, он опасался, что я попробую сбежать? Если так, то напрасно. Я стояла как вкопанная.
        — Сегодня к нам вернулась золотая роза нашего королевства. Новости при дворе распространяются быстро, и многие из вас, должно быть, успели узнать за прошедший после официального объявления час о впечатляющем даре этой юной провидицы. Она не только отыскала Героиню вампиров…
        Словно ураганный ветер, разорвавший тишину, по залу пронесся ропот.
        Так, значит, они не знают о Виолетте Ли?
        Король молчал, ожидая, пока все успокоятся.
        — Она сделала не только это. Всего неделю назад эта роза рискнула собственной жизнью и едва не погибла, спасая человека, которого, будучи хранителем, защищала. Человека, который был на грани смерти.
        Все не так! Это был чистой воды эгоизм!
        Мне хотелось закричать, но когда я подняла глаза и посмотрела на короля, то поняла, что именно он делает. Он так пристально смотрел на тех, кто стоял в первых рядах,  — послов, знать, членов Совета и остальных власть имущих,  — что мне на секунду показалось, что они вот-вот обратятся в камень.
        Это угроза! Он угрожает им моей силой!
        Знал он об истинной причине моего поступка или нет, но он им пользовался.
        — Наша Героиня была готова принести величайшую жертву, чтобы соблюсти Терра, и проявила сострадание к роду человеческому, которое должно стать примером для всех нас в это непростое время. Судьба не ошиблась в выборе. Поэтому, дамы и господа, прошу приветствовать Леди Героиню Отэмн Роуз!
        А потом он сделал невероятное  — опустился на одно колено. С другой стороны от меня королева сделала глубокий реверанс и замерла. Один за другим их дети тоже опустились на мраморный пол, последним был Фэллон, который улыбнулся и кивнул, безмолвно соглашаясь со всем происходящим. Словно подхваченные волной, все присутствующие  — все до единого  — склонились передо мной.
        Я была единственной, кто возвышался над этим морем склоненных голов.
        Как же много сумасшедших, переворачивающих всю жизнь событий могут обрушиться на девушку за одну неделю…
        Увы, я рухнула на пол раньше, чем мое сознание полностью отключилось. И мне было больно.
        Как удобно… Мягко и приятно…
        Кто-то гладил меня по голове, осторожно разбирая пальцами спутавшиеся локоны. Моя голова лежала у кого-то на коленях, но это был не принц, потому что этот «кто-то» был в юбке.
        — Фэллон, мне кажется, она приходит в себя.
        Я почувствовала легкое прикосновение к своей руке. А вот это наверняка Фэллон, я узнала его по отпечаткам шрамов. Я поежилась и стала медленно выбираться из того глубокого места, куда погрузилась.
        Открыв глаза, я увидела изящную, украшенную драгоценностями шею королевы. Она улыбнулась, погладила меня по руке и удержала, когда я попыталась сесть.
        — Нет, миледи, полежите. Вам нужно отдохнуть.
        Я оттолкнула ее.
        — Я долго была в обмороке? Виолетта Ли… Что случилось? С ней все в порядке?
        Фэллон снова уложил меня.
        — Все хорошо. Каспар Варн не позволит ей покинуть измерение без него, поэтому она пока останется там. Но с ней все в порядке.
        — Король Владимир сейчас проводит заседание Совета,  — добавила королева.
        Я ничего не могла понять. В своем видении я четко видела, как Каспар Варн отвернулся от нее. Но он нарушил мой прямой приказ привести Виолетту ко мне. Может, так проявлялась уготованная им судьбой связь?
        Я не могла ответить ни на один из вопросов, мои веки были слишком тяжелыми.
        В эту минуту раздался резкий стук в одну из дверей. Вошел представитель Совета, которого можно было сразу узнать по отличительной ленте через плечо.
        — Мадам, есть новости из второго измерения.
        У меня сердце ушло в пятки.
        — К нам направляется не только Виолетта Ли, Ваше Величество. Весь двор королевства вампиров перебирается в Атенеа на зиму.



        ГЛАВА 31
        ОТЭМН



        Следующие три недели оказались сущим адом. Хотя, с другой стороны, так было даже лучше, ведь у меня не оставалось времени думать. Во-первых, следовало осмотреться и сделать ремонт в апартаментах Элсаммерз. Как и моя комната в Барраторе, они были великолепны, но мне хотелось избавиться от всего, что напоминало о бабушке. Я заменила постельное белье на то, что мне подарили на день рождения; заказала тяжелые бежевые и белые портьеры и избавилась от потемневшего сусального золота, которым было покрыто решительно все.
        А потом мне поручили обставить комнату Виолетты Ли, которая прилегала к моей. Остальные вампиры, к счастью, должны были разместиться в том же крыле, но дальше вглубь дворца. С чего все взяли, что я знаю, какой должна быть комната обращенной в вампира восемнадцатилетней девушки?
        А потом был визит врачей, который стал самым унизительным событием в моей жизни. Сначала меня спросили о мигренях, и я порадовалась тому, что мне припишут что-то, что поможет справляться с дикими головными болями после видений, но нет. И не успела я оглянуться, как мне в руку уже вводили контрацептивный имплант.
        А как же заседания Совета? На них я чувствовала себя овцой в стае волков. На первых двух заседаниях, которые я посетила, единственной темой, которая обсуждалась, было то, от чего же именно я спасала мир. Меня это очень беспокоило, ведь я не знала, как вообще должна его спасать.
        Общение с психологом было… странным. Психолог-Сейдж все время рассказывала, как посещала лекции Фрейда, и постоянно задавала вопросы о моем детстве. Мне же хотелось говорить только о нависшей над королевством угрозе и придумать способ, который помог бы контролировать мои видения.
        А Фэллон… Фэллон проводил много времени в моей комнате.
        Мои ноги дико болели от туфель на каблуках, в которые меня втиснула служанка. Да и все эти сборы, одевания и причесывания напомнили то, как одевала меня бабушка, когда мне было шесть лет. Неудобный чопорный наряд, затянутые в косы волосы, которые закрепляются в прическу многочисленными шпильками, втыкаемыми мне в голову: «Ну правда, почему не сделать это при помощи магии?»
        И все это ради короля, который чуть не убил вторую Героиню.
        В заполненном до отказа холле дворца я была не единственной недовольной. Члены Совета поправляли свои ленты, а младшие дети семьи Атенеа, которые были выстроены в шеренгу перед родителями, все время толкались и жаловались мамам. Наследник престола даже не соизволил взять с собой книгу, которую всегда носил, чтобы, нахмурившись, прятаться за ней.
        — Вампиры не очень-то сильны в связях с общественностью, не так ли?  — пробормотал стоявший рядом со мной Фэллон, с абсолютно спокойным выражением лица оглядываясь по сторонам. Именно такое выражение мне предстояло освоить после первого урока по общению с прессой, на котором я побывала вчера.
        — По крайней мере все перестали таращиться на нас,  — прошептала я в ответ, не удосужившись даже повернуться и посмотреть на принца.
        — Круто, никаких папарацци, выясняющих подробности нашей личной жизни. Но не переживай, будет тебе взамен толпа вампиров, которая заполонит весь дворец! Они же не были в Атенеа несколько десятилетий. И зачем им приезжать сейчас?
        Конечно, из-за Виолетты Ли.
        Было сложно не заметить горечь в его голосе. Может, я просто еще не успела настолько сильно устать от прессы, ведь мной она интересуется не так давно. А Фэллон продолжал что-то недовольно говорить об Аманде.
        — В прошлые выходные ты неплохо поладил с вампирами,  — заметила я.
        — Их было всего восемь, и мы были на их территории. А теперь их три сотни  — и на этот раз у нас дома!
        — По крайней мере мы знаем, что Виолетта Ли не заносчивая стерва, как большинство из них.
        Я смотрела прямо перед собой, но почувствовала, как Фэллон сердито взглянул на меня.
        — Мы понятия не имеем, как она изменилась после обращения. В конце концов, она ведь связана судьбой с самым большим придурком на земле.
        Я попыталась скрыть свой смех за притворным кашлем  — ежедневное общение со старшими братьями и сестрами Фэллона явно отрицательно влияло на меня.
        Фэллон посмотрел на меня и закатил глаза.
        — О силы небесные, теперь я не смогу выбросить эту картинку из головы…
        Но времени на это у него не осталось, потому что лакей стукнул посохом об землю и громогласно произнес:
        — Его Величество Король Владимир из второго измерения и Леди Героиня Виолетта Ли.
        И все остальные.
        Последний раз я видела короля вампиров, когда была совсем маленькой, и тогда он показался мне очень страшным. Но и сейчас он предстал передо мной не менее высоким и угрожающим. Волосы у него были с проседью, а глаза, которые в моих воспоминаниях были светлыми и пронзительными, теперь стали темными пятнами в складках морщин. Ближайшее окружение вошло вслед за ним. Все вокруг  — за исключением меня, Виолетты Ли и двух королей  — преклонили колени.
        Короли подошли друг к другу, и Виолетта Ли проследовала за Владимиром, бегая глазами по комнате, потом посмотрела на двух королей, затем на меня. Но как бы она ни отводила взгляд, я все равно видела темные мешки у нее под глазами. Я была поражена: это не было похоже на всеми узнаваемое страшное, слегка желтоватое лицо вампира. Нет, она выглядела очень больной.
        Я прошла вперед вместе с Ллириадом и, широко улыбаясь, пожала руку королю вампиров, как будто это было просто приятной встречей на прогулке. Потрескавшиеся губы Виолетты не шевельнулись. Она даже не заметила, что Ллириад стоит перед ней.
        — Отэмн…  — произнесла она голосом, который был тише шепота. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, будто увидела привидение.
        — Виолетта…  — сказала я мягко. Мне хотелось закричать, убежать.
        Она подошла ближе, платье болталось вокруг ее костлявых коленей.
        Джинсы ей больше идут.
        Она мне не ответила, только убрала челку с глаз.
        Рядом с ней, слегка согнувшись, стоял Каспар Варн. Его руки были выставлены перед грудью, словно он в любой момент готов был броситься вперед и поймать ее. На кого бы он ни смотрел, его глаза оставались черными и злыми.
        Неожиданно в задних рядах началась какая-то суматоха, и в арочном проеме показались две фигуры. Послышались шипение и ворчание, как если бы на сцену театра вышел главный злодей пьесы.
        Словно холодный порыв ветра пронесся по теплой, вибрирующей, наполненной магией комнате. Это были люди. Мужчина средних лет, одетый в костюм.
        Майкл Ли!
        А рядом с ним стояла девушка, которая была немного младше меня, с таким же изможденным лицом, как у Виолетты Ли, но вокруг ее головы был повязан шарф с розовым рисунком.
        Она сверкнула на меня глазами.
        — Ведьма!  — выкрикнула она.  — Посмотри, что ты сделала с моей сестрой!
        Каспар тут же выпрямился и встал между девушкой и Виолеттой.
        — Лилиан Ли,  — пробормотал он, как бы извиняясь передо мной.  — Нам нужно идти, если…
        Лилиан Ли? Никто не предупредил меня, что они приедут с ее отцом и сестрой!
        — Разумеется. Для вас накрыты столы…
        Виолетта пошла быстрее, чем казалось возможным для столь хрупкого тела, потом повернулась ко мне.
        — Нет! Я хочу сказать… я не хочу пить, вернее есть. Я просто хочу отдохнуть.
        В поднявшейся после криков Лилиан суматохе, когда все стали подниматься с колен, никто и не заметил нас, зажатых между двумя правящими семьями. И только Ллириад посмотрел на меня и слегка кивнул. Зная, что мы можем скрыться в боковом проходе, я взяла Виолетту за локоть и потащила сквозь толпу.
        Сначала я решила, что это был просто разряд статического электричества, но боль поднималась вверх по руке до самого плеча. Мне хотелось отпустить Виолетту, но я не могла, моя рука будто приклеилась к ней. Тем временем считавшиеся не­проницаемыми барьеры вокруг моего сознания обрушились и вспыхнули. Я могла исследовать каждый уголок ее сознания  — любая коробка, на которую я смотрела, тут же открывалась. На меня обрушилась лавина эмоций и картинок, ко­торые я не хотела видеть,  — это было личное. Я чувствовала прижатое к ее губам запястье, соленый привкус крови и внезапный укол отвращения, которое ощутила, когда в моей голове проплыл ­образ лорда Фабиана Ариани. Но чаще всего я видела Каспара Варна. Каспара Варна и ее. Как они целуются. Обнимаются. Трахаются. Так это называла она, не я. Ее слово прозвучало в моей голове.
        Мы замерли посреди толпы, а потом Виолетта взяла меня за руку и крепко обняла. Она была выше ростом и, наклонившись, прошептала мне на ухо:
        — Прямо за тобой стоит мертвая королева вампиров. Она ­говорит, что мы с тобой связаны. Она говорит, что ты можешь говорить с ней через меня.
        Голос ее дрожал, и, отстранившись, я увидела, что Виолетта не отрываясь смотрит мне через плечо. Я обернулась. Там никого не было.
        И хотя глаза мои ничего не видели, в голове возникла картинка комнаты, в которой рядом со мной и Виолеттой стояла невероятной красоты женщина в платье изумрудного цвета  — покойная королева вампиров и мать Каспара… и одна из невинных, которым суждено было погибнуть.
        Ваше Величество…  — подумала я.
        — Леди Героиня,  — откликнулась женщина на картинке.  — Виолетта не может долго меня видеть. Молю вас, спасите ее! Она увядает. Вам ведь знакома темнота, которая поглощает разум… Спасите ее! Без вашей поддержки она не сможет спасти мой народ от войны.
        Я и себя-то спасти не могу! Я не могу остановить войну здесь! Я с трудом понимаю, с каким врагом мне предстоит столк­нуться…
        — Миледи, вы с Виолеттой похожи. Вы обе видели смерть и были на ее пороге. Вы знаете о ненависти между людьми и темными существами. И у вас обеих есть силы, равных которым не было и нет. Подумайте, подумайте, как вы похожи! Вы с каждым днем становитесь все сильнее, ей тоже это под силу.
        Женщина на картинке медленно исчезала, и, хотя Виолетта все еще не отпускала меня, наша связь стала ослабевать.
        — Фэллон,  — позвала я, чувствуя, что они с Каспаром догоняют нас.  — В моем сознании ведь остались коробки, правда? Оно все еще закрыто, так?
        — Конечно. Что случилось? Ты выглядишь такой напуганной.
        — Я потом тебе расскажу.
        До дальней части западного крыла дворца, где располагались наши комнаты, было далеко. Мы шли молча, если не считать едва­ различимых комментариев Виолетты касательно размеров дворца. Из-за нашей связи обе мы нервничали, обеим было неловко.
        Что, черт возьми, это было? Это ее дар некроманта? Но я-то почему все видела? И вообще, где Иглен, когда он так нужен?!
        Я толкнула дверь, и мы оказались в гостиной, которая была похожа на мою, только выкрашена в более насыщенные тона. Ее окна выходили на восток, где раскинулся ландшафтный сад, а мои  — на юг, там виднелись горы и озера.
        В комнате нас ждали три служанки и домоправительница. Все сделали реверанс, и домоправительница представилась.
        — А это горничные, которые будут прислуживать вашим фрейлинам. Разумеется, когда вы их выберете,  — сказала она.
        Бедняжка Виолетта Ли побледнела и умоляюще посмотрела на меня, а домоправительница тем временем продолжала рассказывать о прелестях апартаментов.
        — Как в дурацком отеле,  — услышала я негромкий комментарий Каспара.
        — Я думаю, мы будем устраиваться,  — перебила я домоправительницу.
        Она тут же поняла намек и поспешила удалиться вместе с горничными.
        Каспар подошел к большому столу, который помещался в эркере, и налил два бокала крови из светлой закупоренной бутылки, которая стояла рядом с вином. С суровым видом он протянул один из них Виолетте.
        — Ты снова видела маму? Что она сказала?  — настойчивым тоном спросил он.
        Виолетта кротко кивнула.
        — Ничего важного.
        Я изо всех сил старалась не смотреть на нее, когда почувствовала, как ее решение солгать всплыло в моем сознании, будто его приняла я.
        — Мне не хочется пить,  — уклонилась Виолетта от протянутого ей бокала.
        Вампиры умерли бы, если бы по их венам не текла магия и они не поглощали энергию других. Сердце у них не билось, дышать они не могли. Они вдыхали, только выражая эмоции, словно первобытный инстинкт подсказывал им, что с кислородом все наладится. Но для них это было всего лишь плацебо, это знал даже ребенок-Сейдж. Поэтому когда я услышала, что Виолетта стала дышать быстрее, у меня волосы стали дыбом.
        Лицо Каспара потемнело. Глаза же его все это время оставались черными.
        — Виолетта!  — прорычал он.
        Вошедший Фэллон остановился в дверях.
        — Пей,  — сказал Каспар категоричным голосом и взял ее за плечо.
        Виолетта тихо пискнула и попробовала сделать шаг назад, но он крепко держал ее. Она покачала головой и сжала губы, как отказывающийся от еды ребенок.
        Она была выше меня, но выглядела такой маленькой и напуганной, что мне захотелось протянуть руку и вырвать ее из лап Каспара. Однако когда он поднес бокал к ее губам, я поняла, что ее пугала кровь, а вовсе не вампир, с которым она была связана.
        Я чувствовала ее отвращение. Я не возражала против того, что вампиры пили кровь, но моим единственным желанием сейчас было вырвать у него бокал и выбросить его в окно или вылить содержимое в раковину.
        Я готова заболеть, если придется. Есть нормальную еду…
        Сдавленно вскрикнув, она сделала несколько глотков и закашлялась, выплюнув бльшую часть крови, которую Каспар вытер рукавом у нее с подбородка.
        — Детка, с этим нужно заканчивать,  — пробормотал он.
        Я неосознанно отступила назад.
        Детка? Как покровительственно…
        Эту мысль перекрыл ее трепет в моей груди. Страх отступил, по крайней мере на время, но он всегда оставался где-то рядом, словно легкий отлив, предвещающий новый прилив.
        — А вы почему еще здесь?
        Грубый тон Каспара вырвал меня из моих мыслей, точнее мыслей Виолетты.
        Я подняла на него глаза и несколько раз непонимающе морг­нула. Возвышаясь на целую голову, он недовольно смотрел в мою сторону, удерживая Виолетту одной рукой, а другой сжимая наполовину пустой бокал.
        — Не смей так с ней разговаривать!  — послышался угрожающий голос.
        Фэллон, двигаясь со скоростью, не уступающей вампирской, преодолел комнату и, оказавшись рядом, обнял меня за талию.
        — Она  — Героиня, а не одна из твоих никчемных при­дворных.
        Каспар подчеркнуто медленно поставил бокал на журнальный столик и шагнул к принцу.
        — Ты имеешь что-то против того, как я управляю своим будущим королевством, маленький mearc’stapa?
        Хотя Фэллон был ниже вампира, он не боялся оскорблений и сделал шаг вперед.
        — Вы больше не в Варнли, Ваше Высочество!  — прорычал он.  — Здесь мы не нарушаем правил, потому что, в отличие от вас, не можем прикрыться тайной нашего существования. Больше у вас секретов нет. Помните об этом, когда находитесь в компании единственных своих настоящих друзей в этой практически безнадежной ситуации!
        Каспар коротко выдохнул через плотно сжатые зубы и кивнул.
        — Вот видишь? Именно поэтому я ненавижу это место,  — сказал он, поворачиваясь к Виолетте.  — На каждом углу чертовы подростки читают тебе мораль.
        Ее губы растянулись в первой со времени приезда улыбке.
        — Приятно знать, что ты так высоко ценишь мое мнение,  — презрительно усмехнулась она, скрестила руки на груди и ушла.
        Дверь захлопнулась, и я почувствовала, как пол подо мной слегка завибрировал.
        — Ах, посмотрите на этих настоящих друзей, вот уж помогли так помогли!  — произнес Каспар тем же саркастическим тоном и последовал за Виолеттой.
        — Добро пожаловать в Атенеа, кровопийца,  — едва слышно пробормотал Фэллон, с шумом выходя в коридор.
        Недоумевая, я стояла посреди гостиной. Из соседней комнаты доносились крики, и я чувствовала гнев, который передавался по загадочному каналу, соединяющему меня и Виолетту. Но теперь, когда она была далеко, его оказалось легче блокировать, хотя при желании связь восстанавливалась так же легко.
        Кажется, судьба переоценила мои таланты миротворца…
        Внезапно комната завертелась, и я схватилась за ближайший диван, чтобы не упасть.
        Острая боль пронзила лоб и окружила глаза, вынуждая меня закрыть их. Я едва успела сесть, как мое сознание переместилось далеко за пределы комнаты.
        Кри-дом ходил взад-вперед по комнате и бормотал что-то себе под нос. Только этим он и занимался последний час.
        Вдруг он повысил голос, резко повернулся и оказался лицом к лицу с сидевшим на диване Нейтаном.
        — Почему Виолетта Ли еще жива? Как она оказалась в Атенеа? Почему события пошли не так, как я их предвидел?
        Глаза Нейтана следили за тем, как учитель ходит от стены к стене.
        — Вы ведь сами говорили, что дар предвидения Отэмн Роуз скоро превзойдет ваш. Возможно, это уже случилось. Может, она увидела ваш план и переиграла вас.
        Нейтан замер, когда кри-дом стремительно подошел к нему.
        — Тоже мне новость! У меня было две недели, чтобы прийти к этому выводу.
        Нейтан вжался в спинку стула, слишком поздно вспомнив, что в присутствии учителя благоразумнее держать защитный щит.
        — Именно поэтому мне и нужна Отэмн Роуз. Она настолько могущественна, что способна изменить судьбу и остановить вой­ну. Но она нужна нам живой, ведь только она может свергнуть Атенеа. Зачем мне было убивать бабушку, если не для того, чтобы спровоцировать рост могущества внучки?
        Нейтан расслабился, когда кри-дом сел рядом с ним, налил из графина и предложил бокал своему протеже.
        — Но я думал, что вы против вмешательства в судьбу… ­Разве не поэтому вы хотите остановить осуществление Пророчества о Героинях? Вы ведь верите, что нам суждено пережить войну, чтобы потом начать все заново?
        Провидец внимательно смотрел на ученика, восхищаясь на­ивностью его суждений и думая о том, как долго еще у Нейтана будет это детское видение мира… и как его можно унич­тожить.
        — Что я говорил тебе о смерти людей? Это всего лишь сопутствующие потери, так же как и необходимость изменить судьбу, которую предсказал мой предок Контанал.
        Кри-дом вскочил на ноги и подошел к своему любимому окну. Оно выходило на каньон, который был границей тектонических плит, где земля разверзлась и из ее недр вырывался пар, погружав­ший всю их постоянно растущую общину в вечное облако влаги.
        — Но именно судьба привела тебя ко мне. Человек, разделяющий мои взгляды и так тесно связанный с Леди Героиней, не мог случайно встретиться на моем пути. Это  — судьба, и именно ты приведешь ее ко мне.
        Нейтан встал и пересек комнату, чтобы присоединиться к учителю у окна. Он едва справлялся с теплом, которое расползалось в груди. Оно исходило от пламени, что разгорелось в нем, когда он стал Экстермино.
        — Я не подведу. Я видел, что сделала с ней нынешняя система, какой угнетенной стала она… Перемены необходимы.
        Кри-дом по-отечески положил руку на плечо Нейтану.
        — И они произойдут.
        Я открыла глаза и увидела наклонившуюся надо мной Виолетту Ли, которая держала стакан воды. Но глаза ее были такими же остекленевшими, как поверхность стакана, в котором плескалась вода.
        Наконец она, казалось, заметила, что я пришла в себя. Она встряхнула головой, и по нашей связи я почувствовала ее обеспокоенность.
        Инстинктивно я подумала:
        — Это было видение. Ты видела его?
        Ее рука слегка задрожала.
        — Они идут за тобой.



        ГЛАВА 32
        ОТЭМН



        — Джо, найди эту книгу и возьми ее на свое имя. Я не хочу, чтобы кто-то знал, что я читала ее.
        Я дала ей клочок бумаги, на котором был нацарапан номер по каталогу. Она прочитала название и нахмурилась.
        — «Некромантия»?
        — Старшие фрейлины не задают вопросов. Особенно те, для быстрого назначения которых пришлось получать специальное разрешение,  — отрезала я.
        Она быстро сделала реверанс и, оборачиваясь, поспешила уйти.­ Я вдыхала спертый воздух и ждала, пока она скроется из виду. Этот воздух столетиями не покидал библиотечных стен, в нем висел запах пыли и мускатного ореха, а все пространство от пола до потолка этих катакомб было заполнено безмолвным трудом сотен студентов, ученых и членов Совета. Позади нас у входа в необъятный подземный архив Атенеа эхом раздавалось постоянное пи-пи-пи открывавшихся и закрывавшихся охра­няемых ворот. А впереди тянулись километры полок, выдолбленных в широких проходах, где когда-то лежали мертвые.
        — Где он?  — пробормотала я.
        Эдмунд кивнул и быстрым шагом пошел по главному проходу.
        Там, где мы проходили, тишина сменялась шепотом, студенты поднимали головы и таращились на нас. Я изо всех сил старалась смотреть перед собой и не обращать на них внимания.
        Я имею полное право быть здесь.
        Мы неожиданно свернули налево, и нашему взгляду открылся ряд очень глубоких ниш. В одной из них за дубовым столом сидел Иглен.
        Когда он заметил наше приближение, то закрыл книгу, которую читал, положил ее в одну из стопок, что возвышались вокруг, и вежливо улыбнулся.
        Я взяла стул, протащила его по каменному полу и наконец уселась рядом с ним.
        — Ради судьбы, почему вы не предупредили нас, что она не пьет кровь?  — прошипела я.
        Он продолжал улыбаться.
        — Довольно часто новообращенные вампиры не могут привыкнуть к нашей диете.
        — Она обратилась три недели назад! Она чахнет! Она не­навидит даже мысль быть вампиром, я чувствую это. А еще ее не покидает чувство вины за то, что она предала род челове­ческий.
        Я говорила и ощущала, как эмоции и воспоминания медленно, капля за каплей, движутся по нашему каналу от меня к ней. Доказать я этого не могла, но иногда мне казалось, что пищей Виолетты Ли была я. Я поддерживала в ней жизнь.
        — Мы мало что можем сделать, кроме как связать ее и накормить насильно. Таков ее выбор.
        Я хмыкнула.
        — Нет у нее выбора. Если ничего не делать, она умрет! Я уже видела одну смерть и не позволю, чтобы то же самое случилось с ней. Я видела, как ей являются мертвые, это может нам помочь. Ведь есть же причина, почему мы связаны. Я не справлюсь без нее!  — Я повторяла слова королевы вампиров, но поняла это только тогда, когда произнесла их.  — Вы хотите войны? Потому что именно это и произойдет, если одна из нас умрет.
        Иглен не ответил. Он скрестил пальцы, положил руки на дубовую поверхность стола и только наклонил голову в знак согласия.
        — Вам удалось выяснить что-нибудь об их связи?  — спросил сидевший с противоположной стороны Эдмунд, внимательно глядя на нас обоих.
        Иглен покачал головой.
        — Сомневаюсь, что в этой библиотеке есть хоть что-нибудь касательно этого. Я никогда не слышал ни о чем похожем на то, что вы описываете. Ни у кого не встречал таких неконтролируемых видений, как у вас, Леди Героиня. И мне никогда не доводилось видеть некромантов с такими разнообразными способностями, как у Виолетты. Бывают явления, которые просто нельзя объяснить.
        — Как информативно!  — буркнул Эдмунд.
        Я откинулась на изогнутую спинку стула. За пределами ниши то и дело появлялись любопытные, освещенные лампами лица, но все тут же снова прятались в тень, как только я поднимала глаза. Все, кроме одной. Она смотрела на меня, и я не могла понять, что за эмоцию выражало ее лицо. Это была не ненависть, но что-то очень похожее. На нее было больно смотреть, и я перевела взгляд с этой несчастной блондинки на Эдмунда, который не сводил с нее глаз. Она покраснела, наклонилась к книге и принялась перелистывать страницы.
        — Кто это?  — телепатически спросил Эдмунд у меня и Иглена.  — Я еще не знаю всех вампиров.
        — Черити Фаундер,  — хмуро ответил Иглен.  — Девушка, чье место в постели молодого принца заняла Виолетта Ли.
        — Придворная шлюха? А она-то что делает в библиотеке?
        Я прошептала это раньше, чем успела прикусить язык. И по тому, что к моим ногам с грохотом упала книга, поняла, что Эдмунд шевельнулся. Я вздрогнула, как и все вокруг, а Черити Фаундер еще больше покраснела.
        Подчеркнуто медленно Эдмунд наклонился за книгой, а выпрямившись, посмотрел мне в глаза.
        — Простите, миледи, я не знал, что получение удовольствия от секса не сочетается с академическими познаниями. Виноват.
        Его глаза покраснели, по-настоящему покраснели.
        — Я еще не встречала шлюх, которым бы удавалось совмещать одно с другим,  — прошипела я в ответ так же холодно. Я ненавидела, когда Эдмунд читал мне нотации.
        — Да вот же, пожалуйста,  — парировал он.
        — Вы слишком легко теряете самообладание, Мортено. Она просто еще молода,  — вмешался Иглен, и Эдмунд отвел от меня взгляд.
        — Слишком молода.
        — Я вам не мешаю?  — Я резко поднялась. Они тоже встали.  — Если в течение следующих суток она не начнет пить кровь, прикажите связать ее и накормить. И я хочу получить информацию об этой нашей связи до конца недели.
        С этим я ушла и, проходя мимо стола Черити Фаундер, даже не взглянула на нее. Позади я слышала тяжелые шаги Эдмунда, а его бормотание следовало за мной, будто эхо:
        — Слишком молода, слишком молода…



        ГЛАВА 33
        ОТЭМН



        Некромантия сущ., ж. р. 1. Практика вызывания духов мертвых с целью предсказания или изменения будущего.
        Всех некромантов можно разделить на две категории: пассивных и активных. Последние встречаются чаще, в особенности среди темных существ, обладающих способностью пользоваться магией. Это отчасти объясняется тем, что практика активного вызывания фантомоподобных духов раньше была одним из предметов, преподававшихся в университетах. Однако такие практики оказались вне закона после подписания в 1812 году договоров Терра, в результате чего число сообщений о появлении духов значительно сократилось…
        Я нетерпеливо перелистнула сотую страницу книги, которая, по большому счету, оказалась совершенно бесполезной. Лампы надо мной стали мигать, я дернулась и тут же вернулась к реальности комнаты и тикавших в углу высоких напольных часов. Уже перевалило за полночь, но я решила не спать. Я сделала глоток горького коктейля с высоким содержанием кофеина и продолжила читать, изо всех сил пытаясь игнорировать поток эмоций Виолетты, которые доводили меня до сумасшествия.
        Пассивные некроманты встречаются крайне редко. Согласно последнему комплексному исследованию этого дара, проведенному в 1950 году, по достижении совершеннолетия (прим.: согласно ­человеческим законам того времени, совершеннолетие наступало в возрасте 21 года, дар развивался у одного из десяти тысяч детей-Сейдж. До Великой чистки Проклятых, согласно переписи населения от 1891 года, один из тысячи детей, достигших взрослого возраста, обладал даром пассивного некроманта. В 1950 году в исследовании принимали участие две тысячи детей, лишь у одного из которых (стерилизованного) способности проявлялись хотя бы частично. У других темных существ дар считается утерянным.
        Способности к пассивной некромантии могут разниться. Согласно исследованию 1950 года, обязательными являются: неспособность вызвать дух по собственной воле, хотя бы единоразовый опыт общения с духом умершего с последующим неслучайным изменением будущих событий.
        — У других темных существ дар считается утерянным,  — пробормотала я себе под нос, проводя пальцем по этой строчке.
        Но кри-дом точно сказал, что она  — некромант, и я уж точно не придумала то, что случилось в день приезда Виолетты: она видела  — я видела!  — покойную королеву вампиров, которая говорила со мной!
        И еще ее сны… Что должны означать ее сны о мужчине в плаще?
        Я несколько раз перечитала тот же абзац в тщетной надежде, что между строк появится новая информация, а потом закрыла книгу. Меня снедало неуемное любопытство, а в голове снова и снова всплывали слова бабушки: «Время  — твой главный враг».
        Я взяла толстую книгу в руки и быстро вышла из комнаты, чтобы не разбудить Фэллона, который отдыхал в спальне. Днем коридор был хорошо освещен и казался очень просторным, но сейчас он был пустым и мрачным. Двойные двери, что вели в западное крыло, охранялись, и в такое время никто, кроме обитателей этой части дворца, не мог ни войти, ни выйти.
        Я пересекла зеленый салон, стены которого были от пола до потолка завешены картинами, а пространство заставлено зеленой мебелью, на которой сейчас сидели несколько друзей Каспара Варна, и подошла к двери огромных апартаментов Виолетты. Первые двери не были заперты, и я шагнула в маленькую прихожую. Следующие двери были приоткрыты. Моя рука уже коснулась деревянной поверхности, когда из комнаты донесся стон.
        Это было тихое, протяжное «нет». Моя рука застыла, хотя мне хотелось бежать. Сквозь щель я увидела, что Каспар Варн держит Виолетту Ли, прижимая ее к стене так, словно она подвешена на крючках.
        Испуганный крик, который сорвался с моих губ, был заглушен грохотом чего-то обрушившегося на пол, что сопровождалось недовольным бормотанием. А дальше я слышала только звук ударявшегося о стену тела, снова и снова.
        На них не было одежды. Ее голова не отрывалась от бледной стены, зато спина выгибалась перед каждым следующим стоном, а глаза то открывались, то снова закрывались… Я отшатнулась, но ноги мои словно окаменели, когда она на несколько секунд задержала свой взгляд на двери. Губы ее растянулись в улыбке, а потом округлились, и она сползла вниз, когда Каспар отпустил ее. Но его для меня не было, я видела сквозь него  — наша с ней связь сделала его прозрачным, и по мне разлилась ее удовлетворенность, словно первый глоток свежего воздуха после недели, проведенной в подземелье в темных глубинах моего и ее сознания.
        — Красиво, не правда ли, герцогиня?
        Я хотела закричать, но на моем плече лежала чья-то тяжелая рука. Рассудок говорил мне, что надо бежать, но, попытавшись сделать шаг назад, я натолкнулась на чью-то ногу.
        — И зачем такой сладкой девушке, как ты, подсматривать за другими? Вот уж не думал, что тебе такое нравится.
        — Пусти меня, Феликс,  — огрызнулась я шепотом, и без­успешно попыталась сбросить его руку.  — И не называй меня «сладкой».
        Его рука сжалась сильнее, и у меня к горлу подступила тошнота. Феликса, одного из друзей Каспара Варна, за глаза называли похотливым придворным. И он был одним из участников Лондонской резни.
        — О, мне кажется, ты будешь сладкой на вкус. Может, твой принц позволит мне попробовать.
        Он не станет меня кусать, правда ведь? Он не осмелится!
        Но мне не нравился его тон и тот факт, что я не могла развернуться к нему лицом. Я подняла руку и попыталась разжать его пальцы, но они глубоко впились в мою кожу.
        — Дома в Варнли мы, Леди Героиня, играем в одну забавную игру. Может быть, ты о ней слышала? Называется Кунилин куст.
        Я покачала головой, мысленно перебирая заклятия в поисках того, которое позволит мне достаточно надолго его обезвредить, чтобы успеть добежать до охранников. Таких заклятий были сотни, но я не могла вспомнить ни одного  — мысли мои снова и снова возвращались к щели в двери и Виолетте, лежавшей на полу в дальнем углу комнаты.
        — Нет? Надо будет непременно научить тебя. Тебе очень понравится.
        Вспышка зеленого света отскочила от стены и ослепила меня, но звук упавшего на пол тела говорил, что мое связывающее заклятие сработало. Прижимая книгу к груди, словно это были доспехи, я перепрыгнула через дергающегося вампира и побежала. Обернулась я только тогда, когда мне вслед раздался злобный крик. Это был Каспар Варн.
        Когда же я снова посмотрела вперед, то увидела Фэллона, ­который стоял в одних штанах от пижамы, и взгляд у него был такой, будто он готов броситься на кого угодно. Он двинулся вперед, и, когда я подбежала, чтобы схватить его за руку, меня оттолкнул его щит. Я упала в кресло, снова вскочила, оставив книгу на полу, и последовала за ним. Он поднял дергавшееся ­тело Феликса, и в ту же минуту зеленые путы вокруг конечностей вампира с огненно-рыжей шевелюрой растаяли. Он тяжело осел в руках принца, но Фэллон схватил его за воротник и прижал к стене.
        — Что ты сделал ей? Что ты сделал?
        Губы Феликса шевельнулись, но вырвалось из них только всхлипывание, а потом визг, когда Каспар оторвал Фэллона от него и принялся избивать окружавший принца щит толщиной в волос. Оба тяжело дышали. Одетая только в длинную футболку Виолетта безуспешно тянула своего парня за руку. А мне не оставалось ничего другого, как в ужасе закрыть рот ладонью, когда в дверях появились еще вампиры и попытались разнять их.
        — Каспар, Каспар, уймись ты!
        Я кричала и звала Фэллона, но он не слушал меня, и мой напуганный голос тонул в море звуков, стонов, жалоб, воплей и визга. Ко всему этому примешивалось тихое урчание Феликса, который хохотал, лежа на полу.
        Слезы Виолетты капали на ковер.
        — Хватит!
        Это простое слово было сказано так резко, что все тут же замерли. Эмоции перестали бушевать во мне, когда два короля неспешно вошли в спальню, куда мы ввалились в пылу драки. У всех, мимо кого они проходили, на лицах появлялось выражение ужаса.
        Сильного и высокого Каспара отец отшвырнул на кровать, словно весу в нем было не больше, чем в его младшей сестре, которая вошла вслед за королями.
        Другой владыка схватил Фэллона за волосы и поднял с колен так, что тот стоял, ссутулившись и опустив голову в жалком подобии поклона.
        А я только смотрела, обхватив руками голову и широко раскрыв глаза.
        — Учитывая твое недостаточное понимание политической ситуации, Каспар, ты, возможно, удивишься, но убийство сей­джеанского принца  — не самое верное политическое решение.
        Каспар, брызгая слюной на пуховое одеяло, прошипел что-то в ответ. Фэллон же своему отцу даже не ответил. Остальные напряженно молчали, и непременно нужно было чем-то разбавить эту повисшую тишину. И только Виолетта выглядела спокойной. Ее лицо снова ничего не выражало, а радужки глаз были серыми, как почти всегда со времени приезда.
        — Слова! Слова  — великолепное средство. Слова предотвращают войны. Слова позволяют заводить друзей. Слова пред­упреждают драки. Попробуй воспользоваться ими.
        Ллириад Атенеа отпустил сына. Он ни разу не повысил голос, но тон его был сдержанным, а руки слегка дрожали, когда он шел к двери.
        Король вампиров, не обращая ни малейшего внимания на Виолетту, рявкнул что-то на языке, который я не поняла, и жестом попросил нас с Фэллоном выйти. Закрыв двери прихожей, принц выдохнул и провел рукой по лицу.
        — Неистовые они,  — заметил он сухо.  — Держись от них ­подальше.
        Он повернулся на каблуках, а я приоткрыла рот. У меня бешено колотилось сердце, я все еще была в мыслях о том, что нам могло серьезно достаться от его отца.
        Фэллон схватил меня за руку, и мы поспешили ко мне, оставив книгу по некромантии на полу. Он держал меня крепко, его мышцы все еще были напряжены, и я не решалась спросить, в порядке ли он, потому что боялась, что он тут же что-то по­дожжет.
        Он не отпустил меня в гостиной, а потащил дальше в спальню, где лег набок и уложил меня рядом, прижавшись к моей спине.
        Так мы и лежали, вместе вдыхая и выдыхая, пока Фэллон постепенно не успокоился. Прежде чем он заговорил, прошло минут пять, не меньше.
        — Что он тебе сделал?
        — Ничего,  — выдохнула я.  — Просто болтал всякие глупости.
        Он крепче обнял меня и улегся так, чтобы наши тела полностью прижимались друг к другу.
        — Какие глупости?
        — Он сказал, что я, должно быть, сладкая на вкус. И еще он хотел, чтобы я сыграла с ним в Кунилин куст.
        Я почувствовала, как его голова немного приподнялась.
        — Во что?
        — Кунилин куст. Ты знаешь, что это за игра?
        Принц приподнялся на локте.
        — Отэмн, это называется кунилингус.
        Он беззвучно засмеялся, а потом понемногу успокоился, продолжая вглядываться в мое лицо.
        Нет, он точно не так сказал.
        — Почему ты смеешься? Что это такое? Объясни мне.
        Улыбаясь, он погладил мои волосы.
        — Будет проще показать.
        Я сдвинула брови.
        — Почему? Ну, рассказывай уже.
        Руку, которой принц гладил мои волосы, теперь он положил мне на плечо и перевернул меня на спину, а сам приподнялся на кровати.
        — Ты мне доверяешь?
        Я видела, как его небесно-голубые глаза понемногу краснеют. Он внимательно рассматривал меня, а моя кожа тем временем начинала гореть от повисшего в воздухе напряжения.
        — Да,  — только и смогла выдохнуть я.
        Он оперся коленями по обеим сторонам моих бедер и навис в нескольких сантиметрах надо мной.
        — Обещай, что скажешь мне, если кто-то, включая меня, когда-нибудь скажет или сделает что-нибудь неприятное для тебя.
        Я кивнула, и он прижался ко мне губами. Мое сердце билось все быстрее, губы раскрывались все шире и шире, и поцелуй из невинного становился все более страстным, более пылким. Я обвила руками его шею, развела ноги и подтянула одну из них к груди. Его рука скользнула мне под колено и застыла там.
        — Отэмн, у тебя глаза красные.
        Внезапно я ощутила, как по связывавшей меня с Виолеттой нити, словно по фитилю, искрясь и шипя ползет огонь. Ее сознание раскрылось передо мной, будто книга, страницы которой треплет ветер. Она снова ожила, по-настоящему ожила, и как только я моргнула, за моими закрытыми веками начали возникать заполнившие мое сознание картинки, на которых ­Виолетта в полурасстегнутой рубашке лежала под Каспаром Варном. Мне казалось, что некая сила швырнула меня в ее сознание, погрузила в ее желания, в ее странную любовь к этому мужчине и в ту уверенность, которую обеспечивала их судьбоносная связь. Я почувствовала, как Фэллон сильнее навалился на меня, но меня не покидало ощущение, что если я открою глаза, то увижу совсем не своего принца.
        Когда же я наконец открыла глаза и увидела Фэллона, стало очевидным, что в тот момент между мною и Виолеттой не было раздела. Мы не были отдельными существами, но стали чем-то единым. Но почему?
        Судьба, почему ты даешь нам дар, но не ответы?
        Одну за другой Фэллон расстегивал пуговицы на моей блузке. От его теплых рук и холодного воздуха у меня по коже побежали мурашки, и я снова закрыла глаза.
        Он поцеловал меня чуть выше груди, а потом стал спускаться все ниже и ниже.
        Откуда-то издалека донесся шепот.
        — Сладкая, детка… Ты такая сладкая…



        ГЛАВА 34
        ОТЭМН



        Переступить порог зала, где заседал Совет измерений, было так же волнительно, как идти по проходу церкви в день собственной свадьбы.
        В предыдущий вечер все ограничения для прессы были сняты, и первые полосы газет взорвались фотографиями меня и Фэллона. Впервые наши отношения получили статус «официальных».
        К деревянным дверям изгибавшегося полумесяцем здания Совета вела ковровая дорожка небесно-голубого цвета. От дороги, где они спускались с лошадей, и до самого входа членов Совета осаждали журналисты, которые неистово толкались и, вдавившись животами в зачарованные ограждения, совали камеры и микрофоны проходившим мимо.
        — Леди Героиня! Минутку внимания! Для «Арн Этас»!
        — Леди Героиня, правда ли, что принц Фэллон тайно жил в Девоне, чтобы быть с вами?
        — Леди Героиня, это ваш первый официальный выход после похорон покойной герцогини. Тяжело ли вам справляться с ее наследием?
        По команде я улыбалась, надувала губы, поворачивалась, пожимала руки и вообще вела себя так, как если бы под моими ногами был красный ковер. Все это было ярко и пленительно, вспышки фотоаппаратов отражались от золотистого камня стен, эффектно выделяя мое платье того же оттенка. Но все же я была словно в аквариуме.
        В конце концов они отпустили меня, и я в сопровождении Эдмунда и Джо проследовала внутрь. Как только ноги ступили на медную плиту порога, сердце мое начало бешено биться, мне внезапно стало безумно страшно. Это было самое большое из заседаний, на которых мне приходилось присутствовать, и участие в нем будут принимать все члены Совета измерений. Вопрос на повестке дня был один: Виолетта Ли. Гаснущая и увядающая Виолетта Ли.
        Зачем мне здесь быть? Зачем?!
        Мы прошли мимо лакеев с высокими золотыми флагштоками, на которых развевались одиннадцать стягов  — по одному на каждое измерение, еще один в честь человечества и последний в честь меня. Влетавший в открытые двери ветер теребил их и летел дальше по длинному туннелю, по которому я шла как на эшафот. Он трогал мои волосы, бросая мне в лицо выбив­шиеся пряди и угрожая растрепать закрепленную шпильками прическу.
        Эдмунд предвидел, что я остановлюсь, еще до того, как я подумала об этом. Он взял меня за локоть и подтолкнул вперед, отрезая мне путь назад, к флагам, куда мое сердце так стремилось вернуться.
        — Я не могу сделать этого,  — пробормотала я.  — Просто не могу.
        — У вас нет выбора.
        Он втолкнул меня в зал, а Джо, как и положено фрейлине, пошла следом.
        Я едва не ахнула от восторга. Никогда в жизни я не видела ничего подобного.
        Вдоль длинного прохода посредине зала тянулись скамьи, покрытые материей того же бледно-голубого цвета, что и ковер у входа. Их разделяли позолоченные подлокотники, а впереди стоял стол, достаточно широкий, чтобы можно было положить книгу.
        Скамьи стояли рядами от одного конца зала до другого, а вдоль стен тянулась галерея с местами для участников. Высокий потолок был искусно расписан под ясное небо, а сам зал был залит светом, струившимся из украшенных витражами окон.
        Вдоль изгибавшейся стены выше обычных скамей располагался ряд деревянных кресел с высокими спинками и мягкой обивкой. Их было около тридцати, и на них восседали главы стран каждого измерения и предводители темных существ: единоличные правители и главы королевских семей; президенты и их заместители, которые еще перебирали свои документы и проходили на свои места; и даже небольшой совет третьего измерения в полном составе. Королевские семьи, остальные члены внутренних советов, премьер-министры, представители религиозных конфессий и секретари сидели ниже. Последний ряд занимали остальные члены их делегации.
        Я остановилась возле стола, на котором лежала закрытая копия договоров Терра, и приняла присягу, пока Джо держала мою шляпу. Затем я поднялась по ступенькам к креслам с высокими спинками и заняла место в самом конце изгибавшейся стены, так что король Атенеа сидел ко мне боком. Джо села на скамью рядом ниже, возле Элфи и Фэллона, который повернулся и взял меня за руку.
        Он ободряюще сжал ее. Но как только наши руки соприкоснулись, кружившие под потолком камеры спустились неприятно близко, и этот нежный жест был тут же показан миллионам зрителей.
        Сидевший рядом со мной Эдмунд громко заворчал, и в ту же секунду камеры разлетелись, словно напуганные животные.
        Почти все места были уже заняты, и только несколько человек еще усаживались в среднем ряду. Откуда-то сверху тут же опустился микрофон и застыл перед королем Атенеа.
        Он долго приветствовал собравшихся и представлял членов Совета, после чего перешел к еще более затянутой вступительной речи, и я позволила себе слушать вполуха.
        С моего места было невероятно удобно наблюдать за собравшимися. Я видела всех знакомых  — от семьи Атенеа, сидевших ниже, до Лизбет, которая теперь была одной из моих фрейлин, сидевшей в рядах Сейдж вместе со своими родителями и немного хмурившейся, слушая короля. Прямо напротив си­дели вампиры  — враги и противники, на которых скоро все ­накинутся.
        Потому что кто же еще может быть виноват в депрессии Виолетты Ли? Где еще может быть корень этого увядающего дерева?
        Я была ни при чем. Никто не обвинит меня  — гонца, принесшего плохую весть. Будителя. Ilaea, как называли меня на сей­джеанском.
        А еще я думала, как все было бы, если бы каждое движение не транслировалось на весь мир? Что было бы, если бы конфиденциальность была настоящей, а не я, ты и весь Совет? Что бы я почувствовала, если бы могла наклониться вперед, обнять Фэллона за плечи и вдохнуть его запах, не рискуя при этом попасть на первые полосы газет? Все это казалось абсурдным.
        Я думала об этом, пока король зачитывал длинный список болезней Виолетты. У меня не укладывалось в голове, каким образом общественное обсуждение поможет ей поправиться.
        Наконец с трудом поднялся Иглен, и я заставила себя снова сконцентрироваться. Он перетасовал несколько листов, лежавших на столе, и поднял глаза, словно собираясь зачитать смертный приговор.
        — Мне, как покорному слуге своего короля и провидцу, было дано незавидное задание определить силы, которыми обладают наши молодые Героини. Я пришел к немногочисленным выводам и могу представить на ваш суд только факты и предположения. Во-первых, будучи свидетелем того, как она видела покойную королеву Кармен и своего умершего брата, я могу засвидетельствовать, что Виолетта Ли обладает всеми способностями некроманта.
        Тишину комнаты разорвал шум голосов и оживленное жужжание камер, которые сновали по залу, чтобы запечатлеть шок на лицах слушателей.
        Волна ужаса прокатилась от моего сердца к желудку. Я перевела взгляд от точки на полу, в которую все это время смотрела, на Иглена, чьи глаза были расширены. Он не отвел взгляда, словно пытался передать мне свои извинения.
        — Во-вторых, да будет вам известно, между Героинями существует связь, которая превосходит телепатическую, а именно: они разделяют эмоции, воспоминания и опыт друг друга без преград и согласия.
        Мои щеки полыхали, и казалось, что в груди у меня зажгли огонь. Наклонившись вперед, я пристально посмотрела на королей первого и второго измерения, пытаясь разглядеть в их лицах признаки удивления или угрызений совести. Но ни один из них не поднял на меня взгляда, оба решительно смотрели на своих подданных.
        Да как они смеют? Зачем они это делают? Людям опасно об этом знать!
        — И наконец, да будет вам известно, я убежден в том, что у Леди Героини Отэмн Роуз есть дар предвидения, наряду с ее силой пробуждать других Героинь. Причина такой комбинации способностей остается неизвестной, и я рекомендую позволить им развиваться самостоятельно. Более мне добавить нечего. Такова правда,  — произнес он традиционное завершающее предложение, понижая голос, а потом, обессиливший, рухнул на свое место.
        Я неистово сжимала кулаки, и Эдмунду пришлось сделать не одно грубое замечание, чтобы удержать меня на месте. Я слышала о вероломстве Совета измерений, но это? Озвучить наши способности всему миру! Это была просто глупость.
        Я прищурилась и посмотрела на поднявшегося атенеанского короля.
        Я считала вас своими союзниками.
        — Благодарю вас, Иглен. А сейчас мы послушаем лечащего врача Виолетты Ли…
        Его доклад был очень утомительным  — длинный монолог о том, как она отказывалась пить кровь, если только ее не заставляли силой. А потом начались поиски виноватого.
        — Ответственность за то, чтобы обеспечить ее исцеление от этого злосчастного приступа безумия, без сомнения, лежит на Атенеа, ведь они хозяева и защитники Героинь,  — заявил Сейдж, член Совета, с которым я не то что никогда не говорила, но даже никогда его не видела.
        Король вампиров даже глазом не повел, но резко возразил:
        — Какими бы талантливыми ни были ваши придворные целители, они не пьют кровь. А это ключевой фактор, который нужно учитывать, когда пытаешься понять особенности восприя­тия новообращенного вампира.
        — Особенности, которые вы, как видно, тоже не учли, Ваше Величество,  — бросила новая жена короля двуликих.  — Вы угрозами и под давлением заставили ее подчиняться.
        По делегации вампиров прошла волна возмущения, и Атаны и охранники, стоявшие по периметру зала, почувствовав перемену в настроении зала, напряглись и начали незаметно оглядывать сидящих.
        Внезапно со скамьи, которая располагалась прямо подо мной, раздался голос:
        — Если Ваше Величество позволит, я хотела бы высказаться по этому вопросу.
        Принцесса Джоанна, старшая сестра Фэллона и одна из тех, кто отправился спасать Виолетту от вампиров, когда Варны узна­ли правду о ее отце, встала с места и терпеливо ждала разрешения Ллириада. Она, похоже, чувствовала себя спокойно и легко, даже перед такой большой и неспокойной аудиторией. Он кивнул, приглашая ее продолжать.
        — Будучи послом своего королевства, я провела две недели во втором измерении до и после обращения. Мне больно от того, что я видела там, и молчать я не желаю. Леди Героиня Виолетта Ли подвергалась серьезному психологическому и физическому насилию. Ее выздоровление мне кажется маловероятным, пока она находится в руках тех людей и вампиров, которые якобы заботятся о ней. В руках королевства и людей, которых мы принимаем сейчас у себя! Такова,  — сказала принцесса, повернувшись вполоборота к отцу,  — правда.
        Майкл Ли вскочил на ноги.
        — Вы обвиняете меня в надругательстве над собственной ­дочерью?!
        Я никогда не видела Майкла Ли вблизи. Атаны не подпускали его ко мне, и меня удивило, что его допустили к участию в Совете. Мне показалось, что у него черные глаза, которыми он впился в Джоанну, словно пытался просверлить в ней дыру. Она дерзко смотрела на него в ответ.
        — Ищите насильника, посмотрите вот на того ублюдка!
        Он указал пальцем на Каспара Варна, которого сдерживал другой вампир такого же возраста, но гораздо более загорелый, чем любое присутствовавшее здесь существо с клыками.
        — У моей дочери стокгольмский синдром из-за его пыток! Вот что с ней!
        — Конечно, как же иначе! Вы никогда не примите наших с ней отношений!  — прокричал Каспар через зал, не дожидаясь, пока ему передадут микрофон.
        Король Атенеа предусмотрительно поднялся.
        — Высказываются серьезные уголовные обвинения, а Совет собрался с совершенно другой целью…
        — В любом случае, вы не можете обвинить человека, связанного с Героиней, в том, что он насильник! Это смешно!
        Король вампиров тоже встал. Оба монарха слишком быстро обменялись взглядами, чтобы я успела уловить их выражение.
        — Конечно, принц обладает неприкосновенностью, из-за которой его нельзя призвать к ответу за убийство моего сына.
        Мужчину в красном, который так неожиданно присоединился к обсуждению, я не узнала, но слова эти могли принадлежать только одному человеку  — отцу Илты Кримсона.
        — Ваш сын был недостойным упоминания подонком,  — парировал Каспар.  — Это он злоупотребил своими способностями провидца и напал на Виолетту, а не я! А остальные? Моя сестра и лорд Фабиан Ариани изводили ее. И ее бывший, Джоэл, тоже. Все, что делал я, было с согласия…
        — И слышали бы вы, какими словами обзывает Виолетту ее сестра,  — добавил младший брат Каспара Каин.
        — Виолетту Ли осознанно держали в неведении о значимости ее действий! О каком согласии может идти речь, если она и понятия не имела о том, что ее личная жизнь активно обсуждалась участниками политической системы, о существовании которой она никогда не слышала. Просветите ее, предоставьте информацию, а потом уже говорите о том, что она на что-то согласилась!
        Антэ, великий провидец и ученый, встал со своего места в рядах Проклятых, чтобы перекричать остальных. Наступила мгновенная тишина, а потом все стали шуметь, и шуметь оглушительно. Гул отражался от потолка, участники кричали и спорили. На призывы: «Порядок!» никто не реагировал, а охрана пере­местилась в центр зала и замерла в напряженном ожидании.
        Я встала.
        Сначала замолчали те, кто сидел непосредственно рядом со мной, а потом их соседи, а после их соседи…
        На меня были направлены камеры и микрофоны. Все ждали.
        Я тоже ждала, когда меня все заметят.
        А потом я пошла к выходу.
        Эдмунд не сказал ни слова. Он просто молча пошел за мной по ступенькам, между рядами и дальше по центральному проходу. Охрана нервно расступилась перед нами, и звук, который они при этом издали, был единственным в затихшем зале за исключением наших шагов, которые казались невероятно одинокими.
        Может, мой уход выглядит по-детски? Может, я выгляжу ­глупо? Правильно ли я поступаю? Но я не в состоянии больше этого терпеть!
        Но вот послышалась третья пара шагов, и по тому, какими тяжелыми и неровными они были, я поняла, что это Фэллон. К величайшему моему удивлению, вскоре к нему присоединились и другие. Кто-то еще вставал с места, но я не решалась обернуться и посмотреть, кто это был.
        Каспар Варн догнал меня и шел чуть позади, когда со своей скамьи с трудом поднялась Лилиан Ли, сидевшая на той же стороне, что и он…
        Присоединились и другие: Лизбет, мои друзья детства Джеймс Фаннел, Кодин, Рейн, дочь Иглена Арабелла, Алиа и Адалвин Мортено, а также Ричард окружили нас…
        — Отэмн?  — прозвучало осторожное обращение Эдмунда в моей голове, когда мы уже подходили к дверям.
        Я немного приподняла голову.
        — Если они не могут разговаривать как взрослые, то я не стану сидеть с ними и выслушивать все это.
        Оттого, как резко открылись двери, державшие флагштоки лакеи вздрогнули и поспешили занять свои места. Я же прошла мимо­ них под развевающимися стягами и сделала именно то, что виде­ла во сне несколькими часами ранее: ушла. Оказавшись в просторном холле, я наконец уступила любопытству и повернулась.
        — Силы небесные…  — выдохнула я.
        Около тридцати человек проследовали за мной и теперь стояли в ожидании.
        Помимо тех, кого я видела встающими со своих мест, здесь были еще трое Варнов  — Лила, Каин и Джег  — и группа вампиров, которые жили в том же крыле, что и я: Фабиан, Феликс, Чарли, Деклан и еще американец. Нервно пристроившись между ними и Эдмундом, стояла Черити Фаундер, рядом с ней застыла, чуть ли не рыдая, сестра Виолетты. А также Элфи и Фэллон, двое младших и трое старших братьев и сестер Фэллона, Джоанна, объединившаяся с мужчиной, которого она только что обвиняла, Генри  — еще один посол, и, к моему величайшему удив­лению, Си  — отшельник и наследник атенеанского престола.
        Я ни разу в жизни даже словом с ним не обменялась!
        — Совет не поможет Виолетте поправиться,  — сказала я.
        Именно об этом подумала я, перед тем как встать с места, и больше мне нечего было добавить.
        Они пошли за мной к выходу. Они прошли… за мной!
        Но я не собиралась просто стоять здесь.
        — Позаботься, чтобы они не поубивали друг друга!  — велела я Эдмунду, и, прежде чем я успела повернуться на каблуках, улыбка на его лице растаяла.
        — Что? Куда вы направляетесь?
        Двери распахнулись, и я увидела нетерпеливо ожидающих репортеров, которые, должно быть, следили за происходившим через камеры. Я поняла, что Фэллон идет за мной, потому что они начали выкрикивать мое и его имя и просить нас прокомментировать ситуацию.
        — У меня есть одна идея насчет Виолетты.
        — Тебе нужна моя помощь?
        Я покачала головой и завязала ленты шляпы под подбородком. Красавица Инфанта, только-только выпущенная из карантина, уже ждала меня.
        — Проследи за всем, пока меня не будет.
        Я уже садилась на лошадь, когда подбежал Каспар. Не обращая ни малейшего внимания на Фэллона, он посмотрел на меня.
        — Если ты думаешь, что я причинял ей вред, то это не так!  — выпалил он, и в его широко открытых глазах была мольба о… понимании.
        Еще секунду я внимательно смотрела на вампира, а потом натянула вожжи, чтобы Инфанта развернулась, и поскакала прочь. Мне нечего было ему ответить  — я и сама не знала, что думала.
        В первую очередь мне нужно было спасти Виолетту от нее самой.
        В тот вечер газеты назвали нас оппозиционерами.



        ГЛАВА 35
        ФЭЛЛОН



        Прошло три часа, а Отэмн так и не вышла из комнаты Виолетты. На улице было уже темно, но я не стал задергивать шторы в бывшей гостиной и только ходил взад-вперед по ковру.
        Что она задумала? Почему ее так долго нет?!
        Это ожидание было настоящей пыткой по сравнению с отъездом Отэмн днем, когда она не закрывала от меня свое сознание и я знал, что с ней все в порядке.
        — Отэмн!  — мысленно позвал я ее, ожидая услышать ти­шину.
        Вместо этого в дверь настойчиво постучали.
        Я повернулся к Ричарду, который, словно безмолвная статуя, сидел в кресле. В его взгляде отразились мои мысли.
        Отэмн стучала по-другому.
        — Кто там?  — буркнул я, прекрасно понимая, что ничего приятного ждать не приходится, ведь на часах была полночь.
        После некоторого молчания послышался ответ:
        — Каспер  — доброе привидение. Просто впусти меня.
        У меня приоткрылся рот, а магия в жилах забурлила в предвкушении. Ричард, нахмурившись, уже вскочил на ноги.
        — Что тебе нужно?
        — Поговорить. Ради всего святого, не стану я тебя убивать, а то отец из меня душу вытрясет.
        Его скрежещущий акцент был слышен даже через дверь, как будто кто-то царапал ногтем на доске слова заносчивый, высокомерный идиот.
        — Впусти его,  — сказал я Ричарду, а сам подготовился применить то же заклятие, каким Отэмн связала Феликса.
        — Остынь, остынь…  — бросил мне Каспар, войдя в комнату, и поднял руки.  — Нет, останьтесь за дверью,  — велел он охранникам, когда они последовали за ним.  — Я надеялся поговорить наедине,  — закончил он, демонстративно посмотрев на Ричарда.
        Я одобрительно кивнул  — с одним вампиром я мог и сам управиться без проблем,  — зная, что Ричард будет стоять с другой стороны двери и прислушиваться к каждому слову.
        Каспар обвел комнату взглядом, обращая внимание на каждую деталь. Его глаза расширились, когда он заметил кабинетный рояль, который недавно был добавлен к интерьеру комнаты и поставлен в углу у окна. Он подошел к нему, сел на стул и провел пальцами по полированным, блестящим клавишам.
        — Рискну предположить, что ты пришел сюда не только для того, чтобы поиграть на рояле,  — попытался я начать разговор, поскольку Каспар молчал.
        — Виолетта и Отэмн выставили меня из комнаты,  — ответил он, начиная играть гаммы и не ошибаясь ни в одной ноте.  — Поэтому я пришел извиниться,  — просто добавил он.
        — Извиниться?
        — Да. Высказать свое искреннее сожаление о совершенном поступке. Слышал о таком? Попробуй как-нибудь.
        — За что извиниться?  — буркнул я, от всей души жалея, что не могу закрыть ему рот заклятием.
        Он убрал руки от клавиш, и в комнате неожиданно стало тихо, только последние ноты повисли в воздухе, как мрачный гул.
        — Отэмн рассказала мне, что брякнул ей Феликс. Нападая на тебя, я не подозревал, что он вел себя как последний ублюдок.
        Я пожал плечами.
        — Да ну… что сделано, то сделано.
        — Да.
        Он смотрел на мое отражение в полированной поверхности рояля. Я засунул руки в карманы, надеясь, что он наконец уйдет.­ Каспар сидел в свете луны, который проникал сквозь окно, мертвенно бледный и неподвижный, не сводя глаз с моего отражения, как будто на меня смотрел мертвец.
        — Я легко выхожу из себя… после смерти мамы. Я понимаю, почему Отэмн держит все в себе. Ты просто закрываешься,  — сказал он медленно.
        Мои руки напряглись и стали будто каменными.
        Каспар Варн говорит со мной… о чувствах?
        — Попробуй обратиться к психологу,  — предложил я, не в силах придумать ничего другого.  — Отэмн очень помогло.
        Он снова опустил руки на клавиши и начал играть красивую медленную композицию, отдаленно напоминавшую вальс.
        — Я вел себя с ней как с человеком,  — не унимался он, и с каждой нотой и словом его голос становился все громче.  — Я не причинил ей вреда, ведь правда?
        Его голос снова стал едва слышным, и в двух последних ­словах были заключены тысячи сомнений. Я внутренне запа­никовал.
        И что мне делать? Я же не психолог!
        — Я слишком мало знаю о ваших отношениях, чтобы судить,  — в конце концов выдавил я из себя, покраснев до самых глаз.
        — Да, слишком мало,  — согласился он, и музыка стала снова нарастать.  — Но ведь никто не думает о том, что такой ее сделало обращение. Все произошло слишком быстро, слишком поспешно. Она не была готова… возможно… А может, жизнь вампира просто не для нее. Может быть, она слишком человек.
        — Я…
        — Она подпитывается твоей Отэмн. Она все время рассказывает мне о сердцебиении Отэмн, как оно замедляется и ускоряется, когда она с тобой. Словно сломанные часы, которые не могут идти правильно,  — так она говорит. Мне кажется, она представляет, что это ее сердцебиение, что она снова человек.
        У меня внутри что-то опустилось.
        — Но обратного пути у нее нет,  — сказал я тихо.
        Он перестал играть и повернулся на стуле, оказавшись ко мне лицом.
        — Думаешь, я этого не знаю?!
        Немного испугавшись этого резкого поворота, я отступил на шаг назад. Но, проведя рукой по затылку, он успокоился так же быстро, как и вспылил.
        — Я уезжаю завтра вечером…
        — Ты оставляешь двор? Оставляешь Виолетту?  — выпалил я, не успев сдержаться. Я знал, что он не отличался рассудительностью, но уехать? Мне хотелось вынуть ему мозг собственноручно.
        — Я уеду на охоту,  — поправил меня он.  — На несколько дней на материк. Мне нужно развеяться.
        — И ты думаешь, что если оставишь ее одну, то это пойдет вам на пользу?  — спросил я. Я обошел диваны и приблизился к роялю, чуть замедлив шаг на случай, если Каспар, словно дикое животное, кинется на меня.  — Ведь ты ей все еще снишься, мне Отэмн рассказывала. Ты думаешь, увидев тебя на охоте, она захочет пить кровь?!
        Он встал.
        — Мне просто нужно уехать! Я здесь с ума схожу!
        Я сделал еще шаг вперед.
        — Тогда ты просто эгоист.
        Он открыл рот, закрыл его и снова открыл. Потом покачал го­ловой, отвернулся и положил голову на сложенные на рояле руки.
        — Нет… я… я просто не знаю, что делать.
        Я нахмурился, услышав, как сорвался его голос.
        — С тобой все в порядке?
        Я осторожно подошел и положил руку Каспару на плечо, немного его разворачивая. В глазах у него не было слез, но губы дрожали. Он взглянул на меня серыми глазами и помчался к двери, однако у порога остановился.
        — Я думал, что безумная страсть все исправит. Но я ошибся.
        И он исчез.



        ГЛАВА 36
        ОТЭМН



        — Главное, чтобы уходить с заседаний Совета не вошло у вас в привычку. Такое действует только раз,  — негромко сказал атенеанский король, переводя взгляд с меня то на дочь Эмили, которая играла у его ног, то на двоих шкодливых близнецов, которые все пытались дернуть ее за волосы.  — Но на этот раз ваш уход оказался правильным решением. Мы в долгу перед вами.
        Он встал с кресла, и дети тут же замерли, подняв на отца полные обожания глаза.
        Я тоже поднялась.
        — Сегодня утром она выпила около полулитра крови. Я не ожидала таких скорых результатов, но это настоящий подарок судьбы.
        — Действительно. И вы, леди Отэмн, просто светитесь. Ваша растущая изо дня в день сила радует и меня, и всю нашу семью. Мне кажется, мы вовлекли вас в хаос нашей семьи.
        — Я чувствую себя здесь как дома,  — призналась я, покраснев.
        — Я рад это слышать. А теперь нам пора возвращаться в гостиную.
        Дети начали покорно собирать игрушки, и, как только они с этим справились, король повел нас к выходу из комнаты. К моему величайшему удовольствию, Эмили взяла меня за руку, сжав мою ладонь, словно мы были сестрами.
        В гостиной, как всегда, было полным-полно народу. Это была комната, где семья Атенеа собиралась вместе. Здесь дети играли и общались, выполняли домашние задания и проводили время со своими вечно занятыми родителями. Гостиная располагалась в передней части дворца, сразу за холлом, где собирались зеваки в надежде хоть мельком увидеть короля. Но это им удавалось редко, ведь все внутренние комнаты соединялись между собой. Помню, как в детстве я бегала по ним за Фэллоном, не встречая никого, чьи глаза не были бы голубыми.
        Фэллон сидел в углу комнаты с тетей и дядей. Когда я зашла, он поднял голову и улыбнулся. И я, хотя была в джинсах и просторном свитере, почувствовала себя единственной девушкой во дворце, кто может вызвать у него такую улыбку. Мне хотелось подбежать и обхватить принца за шею, повиснув на нем, словно лиана…
        Я счастлива. Я не знаю почему, но я счастлива…
        Но я не пошла к нему, а отправилась в другой угол, где за маленьким столиком сидели Виолетта и Каспар. Она сосредоточенно изучала глянцевые страницы, но я-то знала, что интересовали ее вовсе не сплетни. Когда я придвинула стул, она подняла глаза и коротко мне улыбнулась.
        — Ты в порядке?  — спросила я, хотя прекрасно знала, что с ней все хорошо, ведь по нашему каналу связи чувствовала ее радость и взволнованность.
        — В полном,  — ответила она, доставая какой-то листок.  — Я сегодня поговорила с женщиной из администрации. Она сказала, что с такими оценками меня возьмут без вопросов и начать можно уже в январе! Вот.
        Она протянула мне листок, и я пробежала глазами то, что было на нем нацарапано: там говорилось о духовной помощи.
        Я широко улыбнулась.
        — И политика  — отличная специальность. Твои знания непременно нам пригодятся.
        Сидевший напротив Каспар презрительно усмехнулся.
        — Ага, конечно…  — пробормотал он.
        Виолетта посмотрела на него, и улыбка сползла с ее лица. Я сделала глубокий вдох.
        Не вмешивайся. Не смей все портить!
        — Каспар ведет себя странно?  — спросил голос Фэллона в моем сознании.
        Я едва заметно кивнула, предположив, что он смотрит в нашу сторону.
        — И вчера вечером он странно вел себя со мной.
        Я искоса посмотрела на Виолетту, оценивая ее реакцию: ­ничто сказанное в моем сознании больше не было для нее секретом.
        — Потом расскажешь,  — ответила я, напоминая Фэллону, что нужно быть осторожнее: он все еще не до конца осознавал, как тесно мы связаны с Виолеттой.
        — Так чем ты занималась? Я со вчерашнего дня тебя практически не видел. У Виолетты в руках брошюра из университета, но я не понимаю, что изменилось. Ее словно подменили!
        Я ухмыльнулась.
        — Она будет поступать учиться.
        — Правда?! Ух ты! Но что это меняет?
        — Помнишь, я рассказывала тебе, что видела королеву вампиров? Она сказала, что мы с Виолеттой похожи, и я подумала о том, что стало для меня спасением. Образование! Но сообразила я это только тогда, когда Антэ сказал о необходимости просветить ее…
        Виолетта коротко мне улыбнулась. Она явно внимательно нас слушала.
        — Быть вампиром не значит отказываться от планов на будущее,  — заключила я как вслух, так и про себя, чтобы Фэллон мог услышать.
        — У нее появляется цель, ради которой стоит жить, ради которой стоит пить,  — добавила я, немного подумав.
        Я была так поглощена разговором, что даже не заметила появившихся в комнате Атан, пока король не попросил детей вый­ти. Все тут же подняли головы, а детвора начала протестовать.
        — Быстро!  — отрезал король, и я поняла, что что-то не так.
        Я еще никогда не видела, чтобы он был несдержан с детьми, даже не слышала, чтобы он повышал голос. Такой тон не подходил ни ему, ни его неопределенному акценту  — не канадскому, как у остальных членов семьи, а теплому и переменчивому, ­выдававшему в нем мужчину, который пережил взлеты и падения разных культур. Им хорошо было убеждать, но не кричать.
        Дети, казалось, недоумевали, как и я, и нехотя проследовали из комнаты вместе с Алией.
        Эдмунд подошел поближе к диванам, стоявшим по центру комнаты. В руке у него был зажат официального вида листок бумаги и что-то похожее на глянцевую фотографию. Мне хотелось подойти и посмотреть, но меня будто пригвоздило к стулу, за спинку которого я держалась. Случилось что-то плохое, что-то по-настоящему плохое. Я чувствовала это сердцем.
        — Отэмн, у меня плохие новости…  — начал Эдмунд.
        Его жалостливый голос привел в движение мои ноги, я подошла к королю и королеве и села в кресло рядом с ними. Ощущение было такое, что перемещалось в пространстве только мое тело, а сознание парило где-то в высоте, наблюдая за происходящим, как за спектаклем в театре.
        Фэллон подошел и, взяв меня за руку, присел на корточки возле моего кресла. Его дядя и тетя, Элфи и Лизбет тоже приблизились. И когда я подняла взгляд, Каспар и Виолетта казались лишь размытыми и малозначительными фигурами вдалеке.
        — Может, нам стоит пойти куда-нибудь в другое место?  — услы­шала я голос короля.
        — Не нужно,  — ответила я. Но прозвучавший голос не был похож на мой, он был слишком спокойным.
        Эдмунд глубоко и шумно вдохнул.
        — Экстермино… Мне так жаль. Твоя школа, где люди… Они… они напали на нее и…
        Я опустила голову и принялась изо всех сил вглядываться в вырезанный на ножке стола кленовый лист, пытаясь оставаться отстраненной и не поддаваться неминуемому чувству вины и ужаса, которое уже начало подниматься во мне.
        — Там не было хранителей,  — с трудом произнес Фэллон, озву­чивая мои эмоции и жуткую, ужасную мысль, которая пришла мне в голову.
        Там не было хранителей, потому что мы бросили их.
        — Жертвы есть?  — раздался голос герцога Виктория.
        — Некоторые из учеников говорят, что Экстермино было не меньше десяти. Была перемена, и большинство детей гуляли на улице… у них не было шансов. У… у меня здесь список раненых. Их больше ста,  — тихо сказал Эдмунд и положил на журнальный столик лист бумаги с напечатанными на нем именами.
        У меня в глазах стояли слезы, но я рассмотрела возле каждого имени отметку «в критическом состоянии» или «стабилен».
        — Кристи, Тэмми, Гвен, Валери и Джон Силайа  — все там…
        Он называл и другие, незнакомые мне имена, но явно известные Фэллону, потому что тот неожиданно сильнее сжал мою руку.
        — Их ранили заклятиями, но их жизням ничего не угрожает.
        Я не могла отвести глаза от списка. Словно хищники, они увидели возможность напасть и воспользовались ею, показывая, что настойчиво идут к своей «цели», а мы нет. Но как они могли? Как можно атаковать невинных человеческих детей?
        — Никого не убили? Слава судьбе!  — выдохнул герцог с облегчением.
        Я услышала, как Эдмунд тяжело сглотнул.
        — Один человек.
        Я смотрела, как Эдмунд пошел к королю и протянул ему фотографию. Он посмотрел на меня и отвел взгляд.
        — Тайм. Тайм Картер.
        Мое сердце разорвалось и вылетело из груди, пробивая дыры в легких, так что, когда я попыталась вдохнуть, ничего не получилось.
        — Кто?  — спросил кто-то с недоумением.
        — Ти,  — выдохнул Фэллон рядом со мной.  — Ти.
        Мир начал кружиться… Ти, маленькая хорошая Ти была мертва. Убита.
        — Нельзя допустить, чтобы об этом узнали журналисты,  — нетвердо сказал король, и я заставила свою лишенную кислорода голову посмотреть на него. Он не сводил взгляда с фотографии, и его лицо приобретало зеленоватый оттенок.
        — Дайте мне посмотреть,  — потребовала я, вырывая свою руку из ладоней Фэллона и хватаясь за ручки кресла.  — Сейчас же!
        Король вернул фотографию Эдмунду, который прижал ее к груди и, обойдя всех, подошел ко мне. Все следили за ним, не отрываясь.
        — Отэмн,  — прошептал он,  — не надо.
        Я подняла дрожащую руку и, взявшись за уголок фотографии, медленно опустила ее себе на колени, продолжая смотреть в лицо Эдмунду. Рядом со мной Фэллон в ужасе завыл, прижав руки ко рту, повернулся, встал на колени и согнулся пополам.
        Я опустила глаза.
        Я увидела спину. Детскую спину. Спину Ти. Глубокая рана зияла в ее плече, а из нее струилась кровь, растекавшаяся по попавшим в кадр локонам. Ее рука была вывернута назад, сломанная кость торчала вверх, а на запястье виднелись ровные диагональные отметины, которые, должно быть, оставила валявшаяся рядом растрепанная веревка.
        А на темной коже ее спины были вырезаны блестящие буквы. Из них состояло послание.
        Сколько еще вы сможете выдержать, миледи?
        Мы можем остановить все это, герцогиня.
        Мы будем ждать тебя, Отэмн.
        С любовью,
        целую, Нейтан
        Я отшвырнула фотографию, не думая о том, куда она упадет, и встала. Я не могла моргнуть. Я не могла вдохнуть. Секунду я, окаменев, не отрываясь смотрела на стену, а комната качалась… И во второй раз я просто ушла.
        Пол плыл под моими ногами, и я шла осторожно, пока внезапно не распахнулись двери холла и я не почувствовала запах свежего воздуха. Я пошла на него, ускоряя шаг.
        Позади Фэллон, сдерживая всхлипывания, позвал меня по имени. Кто-то сказал ему:
        — Нет.
        — Отэмн?
        Это был догнавший меня Эдмунд. Но я на него не смотрела. Я не могла на него смотреть. Я винила его. Я хотела быть от него как можно дальше.
        Инфанта… моя лошадь,  — смогла подумать я, борясь с плотным и густым туманом в своей голове.
        В холле люди столпились у открывшихся дверей, но медленно отступили, увидев потрясенную и обезумевшую от горя Героиню, которая летела на них. Проходя, я почувствовала, как с меня осыпалась одежда, а на ее месте, прикрывая мою наготу, появился черный наряд. Уже через секунду я была в траурном одеянии: черные брюки, черная блузка, черные перчатки. А вокруг шеи черное кружево, которое связывало меня с ее памятью. Мои волосы рассыпались по плечам, и я спрятала за ними свое чувство вины.
        Огромные входные двери распахнулись передо мной, и я вышла навстречу горящему миру. Небо было ярко-оранжевым и желтым, а солнце валилось за горизонт, рисуя на нем тонкую багровую полосу.
        В самом конце длинной аллеи, образованной крыльями дворца, я увидела Инфанту, которую держал под уздцы одинокий мальчик-конюх.
        Лошадь вскинула голову, приветствуя меня, и я поняла, что она мне поможет. Лететь мне не хотелось. Когда я уже была в седле, Эдмунд догнал меня и взял поводья у мальчика, который низко поклонился и поспешил прочь.
        — Мне очень жаль,  — выдохнул он.  — Мы должны были оставить охрану. Мы должны были…
        — Оставь меня!  — отрезала я и пришпорила лошадь так, что она понеслась на сумасшедшей скорости.
        Но Эдмунд не собирался оставлять меня одну. Он следовал за мной, где-то переходя на бег, где-то взлетая, а Инфанта несла меня по зеленым равнинам, и мои волосы бешено раз­вевались на ветру.
        Интересно, что думали те, кто видел нас: черно-серый силуэт на фоне яркого неба, уносящийся вдаль от дворца, будто его жгло солнце.
        — Великолепно, дитя! Что бы ты ни делала, ты всегда будешь великолепна.
        — Но я совсем не чувствую себя великолепной, бабушка.
        — Все приходит со временем. Время сделает тебя велико­лепной, дитя.
        Где-то я бежала по зеленой траве, выкрикивая ее имя на языке, который был для меня таким же знакомым, как тень здания из серого камня, лежавшая на пути. По моему лицу катились слезы, а я взбиралась по ступенькам, различая чуть слышное бормотание за закрытыми входными дверями. Эти звуки походили на плеск ручья возле домика в лесу, вода в котором поднимается от зимних дождей. Словно протестуя, мои начищенные туфли на квадратных каблуках, как раз такие, в каких впору ходить в школу, скрипнули, когда я распахнула двухстворчатые двери и в тысячный раз увидела все ту же сцену: сотни голов поворачиваются ко мне  — и пустота.
        Атенеанский собор был величественным зданием. Внешне схожий с сотнями типичных готических соборов, разбросанных по всей Британии, он был украшен горгульями с выветренными от многих лет непогоды лицами и окружен кладбищем, что тянулось на многие километры, зелень которого до самого горизонта была разбавлена вкраплениями маленьких серых закругленных надгробий, что торчали из земли. В сумерках раздавался колокольный звон, а через приветливо открытые двери доносилось пение церковного хора.
        Но интерьер собора был далек от традиционного. В нем были ряды скамеек, но все пространство было разделено на места для поклонения большинства мировых религий. Пение хора ­доносилось из небольшой часовни, которая находилась слева от входа. Но самым впечатляющим, с моей точки зрения, было огромное старое дерево, которое, словно по волшебству, росло в центре собора. Это был огромный дуб, ветви которого раскинулись высоко под потолком, укрыв под своей сенью белые ­могильные камни.
        В одной из этих могил была похоронена моя бабушка.
        Несколько мужчин в коричневых сутанах  — монахи, догадалась я,  — подметали листья у корней, но никто ко мне не приближался.
        Я опустилась на землю у ее могилы, которая располагалась прямо перед деревом и была украшена всякими мелочами. В потемневших банках стояли увядшие цветы, которые я убрала заклятием. Среди свежих букетов виднелись выцветшие фотографии, где была изображена она, я… и даже особняк Мандерли, который бабушка так презирала.
        Я поджала ноги, коснулась лбом холодного мрамора и сделала глубокий вдох, потом второй, третий… Я почувствовала, как на моей коже появляются следы от выгравированных букв, по которым я начала водить пальцами, сливая их в слова.
        — Ребекка,  — прошептала я, когда провела указательным пальцем по ее имени, пропуская титул, который бабушке больше не принадлежал.  — Ребекка… Элсаммерз,  — закончила я, следуя за завитком выгравированной буквы.
        Часть меня ждала, что она вот-вот отодвинет могильную плиту, сядет и велит мне выпрямить спину и перестать распускать сопли. Но я сама запечатала ее могилу заклятием, когда была в соборе последний раз.
        Я была не столько опечалена или напугана, сколько зла. Я злилась на себя за то, что не могла перестать думать о людях в Кейбл, за то, что я так эгоистично отдала всю свою энергию Валери,  — если бы я не оказалась на грани жизни и смерти, мы, возможно, остались бы в школе достаточно долго, чтобы успели найти новых хранителей. Я злилась на Атан и Эдмунда, которые снова подвели, снова не смогли защитить людей. Все это время он сидел в самом последнем ряду и следил за мной.
        Я была зла на Атенеа, зла на Виолетту и Каспара, потому что они так всецело занимали мои мысли, что я забыла о своих друзьях, и потому что они были вампирами, которые без колебаний убивали таких людей, как Ти.
        — Я не понимаю,  — шептала я мраморной плите, так низко склонившись над ней, что почти целовала ее поверхность.  — Почему я? Я не знаю, как могу изменить мир… остановить зло. Я еще ребенок. Я все еще в твоей тени.
        Я услышала шелест и подняла голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как несколько высохших осенних листьев оторвались от ветки и полетели вниз, медленно покачиваясь и кружась, пока резкий порыв ветра не подхватил их и не бросил на могилу, на секунду окрасив мой мир в коричневый цвет.
        Я вздрогнула. На улице начинали падать первые снежинки.
        Морозная прохлада была мне приятна  — хотелось остаться здесь и замерзнуть, только бы не думать о Ти. Но на улице осталась Инфанта, а ей, в отличие от меня, холод не нравился.
        Я протянула руки и схватилась за край мраморной плиты.
        — Я отомщу, бабушка, и за тебя, и за Ти. Не знаю как… но кровь Нейтана будет на моих руках, обещаю тебе. Ты будешь гордиться мною, герцогиней английской и Героиней. Смотри, как я выйду из твоей тени. Смотри, как я вырасту.
        Я осторожно поднялась, чтобы не опрокинуть цветы, и медленно пошла по проходу к Эдмунду, который слабо улыбнулся и спросил:
        — Готова?
        Я кивнула.
        На гораздо большее, чем ты можешь себе представить.
        Вместе мы снова шагнули в морозный декабрьский воздух.
        Дитя, однажды я умру, и тебе придется идти по жизни одной. И день, когда ты этому научишься, станет самым важным днем. Именно тогда я перестану называть тебя «дитя».



        ГЛАВА 37
        ОТЭМН



        Когда мы вернулись в конюшни, я сама расседлала лошадь, с радостью воспользовавшись этой возможностью отложить возвращение во дворец. Я была спокойна. По-настоящему спокойна. А может, просто в ступоре.
        Отведя Инфанту в стойло, я осталась стоять у входа в конюшню, опираясь на стену и вглядываясь в причудливую смесь розового неба и падавшего снега. Вокруг было пугающе пусто и тихо, пока от одного из крыльев дворца не отделились несколько крошечных темных фигур, которые бежали так быстро, что сливались в единую группу. Я прищурилась и произнесла заклятие, улучшающее зрение.
        Это были Каспар Варн, его младший брат, американец, Феликс и Черити Фаундер. Все они были одеты в черное и с невероятной вампирской скоростью неслись в сторону восточных ворот. У каждого из них за плечами был небольшой рюкзак, но все были безоружны.
        Когда они исчезли вдалеке, я почувствовала, как опустилось сердце и на меня обрушились замешательство и боль, которые передавались мне от Виолетты по нашей связи.
        Я не могу позаботиться о тебе, сегодня не могу,  — подумала я.  — Мою подругу убили.
        Она не исчезла  — это было невозможно, но бросила в мой адрес несколько рассерженных мыслей и отступила на задний план.
        — Они отправились на охоту,  — произнес кто-то позади меня.
        Это был Фэллон. Я повернулась в его сторону, но не разжала сомкнутых на груди рук. Я слишком замерзла, чтобы это сделать.
        — Я так и подумал, что ты здесь,  — сказал он, привлекая меня к себе.
        Я прислонилась щекой к его теплой груди, а он потянулся к моим рукам и разжал их.
        — У тебя пальцы просто ледяные,  — пробормотал принц, взмахнул рукой, и появилась куртка, которую он набросил мне на плечи. А потом он зажег небольшой огонек, который повис между нами и вмиг согрел мои руки.  — Уже декабрь, нужно теп­лее одеваться,  — нежно пожурил Фэллон и убрал назад мои влажные волнистые волосы, разделив их аккуратным пробором.
        В конюшню, принеся с собой немного снега, ворвался порыв ветра.
        — Мне нравится холод,  — прошептала я, глядя на него из-под припорошенных ресниц.
        Фэллон усмехнулся.
        — Он подходит к твоему имени. Ты  — Отэмн Роуз, осенняя роза. Смотришь  — горишь огнем, а прикоснешься  — обдаешь холодом.
        Мне хотелось улыбнуться, но губы только вытянулись в линию.
        — Думаю, бабушка посмотрела в мои глаза и увидела в них всю мою жизнь, вот и выбрала такое имя. Мне кажется, она все предвидела.
        Отодвинув разделявший нас огонек, я удобно устроилась у Фэллона подмышкой, прижавшись спиной к его груди. Он обнял меня обеими руками и уперся подбородком мне в плечо. И я почувствовала себя в безопасности.
        — Этого мы никогда не узнаем,  — прошептал он, еще крепче прижимая меня к себе.
        — Может, и узнаем. Виолетта же видит мертвую королеву вампиров.
        Он замер и поднял голову.
        — Отэмн, мы недостаточно знаем о ее способностях, чтобы строить такие предположения.  — Он принялся растирать мои руки.  — Не стоит тешить себя надеждами, чтобы потом не страдать. Отпусти ее.
        — Я отпустила,  — заверила я, хотя и не была в этом уверена.
        — Вот и хорошо.
        Снег все усиливался, и хотя он не ложился белым покровом на землю, а таял, вода в канаве замерзала на глазах.
        — Я хочу пойти на похороны Ти,  — сказала я, помолчав.  — Это самое малое, что мы можем сделать.
        — Не думаю, что нам разрешат, но давай попробуем.
        — Тэмми… Тэмми возненавидит нас. М-мы допустили это…  — запнулась я, готовая заплакать.  — После всего, что она сделала, чтобы помочь мне…
        Фэллон развернул меня и пальцем приподнял мое лицо.
        — Не нужно искать виноватых. Единственные злодеи в этой истории  — Экстермино, и мы не позволим им остаться безнаказанными. Тэмми все поймет.
        Он поцеловал меня в щеки, ловя губами первые слезы. Потом опустился вниз и поцеловал мои соленые губы.
        Вдруг он отстранился и сунул руку в карман.
        — Я купил тебе еще один брелок для браслета.
        Он разжал пальцы и показал мне золотой с черным круг размером с кольцо, на котором висела крошечная черная бабочка. Взяв ее в руки, я увидела выгравированные на крыльях крошечные красные розы.
        — Спасибо,  — выдохнула я, пораженная тонкостью работы, как и в тот день, когда получила браслет.
        Фэллон взял брелок и попытался застегнуть его на одном из звеньев браслета, который я никогда не снимала.
        — Ты преобразилась. Ты выбралась из кокона. Именно по­этому я выбрал бабочку. Иногда я даже не могу вспомнить, что когда-то ты была гусеницей,  — пробормотал он, застегнув наконец замочек.
        Я подняла запястье к свету.
        — Это ты так за мной ухаживаешь?  — спросила я, любуясь брелоком.
        — Если тебе нравится, то да,  — довольно ответил он.  — Но теперь ты взрослая, и это главное.
        Я взяла его руки и подняла их, чтобы он прижал меня по­крепче.
        — Можно… я приду к тебе в комнату… сегодня ночью?
        Фэллон прищурился и чуть наклонил голову.
        — Что ты задумала?
        — Ничего,  — прошептала я и потянулась, чтобы поцеловать его, но он оказался проворнее и положил палец мне на губы.
        — Ты лжешь. Не лги мне.
        Я кивнула, отвела его палец в сторону и прижалась к его губам. А потом оторвалась от них и пошла прочь. Снег все падал, и я повернулась спиной к дворцу, чтобы быть лицом к Фэллону.
        — Все, Ваше Высочество. Я хочу все.
        Уголок его губ приподнялся в ухмылке, он щелкнул пальцами, и свет в конюшне стал приглушенным. Фэллон оттолкнулся от стены, а я повернулась и направилась к служебному входу. В холодном декабрьском атенеанском воздухе я шла, раскинув руки в стороны, ловя снежинки, а принц шел следом за мной.
        Когда я проснулась на следующее утро, он еще спал. Я не знаю, долго ли спала,  — судя по тому, как тяжело мне было подняться, явно недостаточно,  — но меня разбудило окровавленное лицо Ти, которое стояло у меня перед глазами. Вчера она исчезла из моих мыслей, но ночью, когда Фэллон не сжимал меня в своих объятиях, снова вернулась.
        Я убрала волосы с лица и посмотрела на него. Он лежал вытянувшись на самом краю огромной кровати, упершись ногами в прутья. Его голое тело не было укрыто, потому что в одеяло он закутал меня. Я тихонько встала и завернулась в белую простыню. В ней было не очень удобно, но я вспотела, поэтому решила выйти на морозный воздух.
        Я открыла дверь на балкон и аккуратно прикрыла ее за собой, став обеими ногами на заснеженный каменный пол. Мне было до боли холодно, и я пританцовывая прошла вперед, пока не нашла относительно чистый участок.
        Королевство было сплошь белым. Справа от меня виднелся заиндевелый лес, вдалеке  — замерзшее озеро, а вершины гор были накрыты белыми шапками. На равнинах снег выглядел таким глубоким и нетронутым, что у меня возникло дикое желание нырнуть в него с балкона, чтобы проверить, такой ли он мягкий, каким кажется.
        Все это было просто волшебно  — ни в Лондоне, ни в Девоне никогда не было так много снега!  — и хотя птицы еще только начинали выводить свои трели, мне жутко захотелось одеться и выбежать на улицу.
        Я уже повернулась к двери, когда заметила вспышку света. Она появлялась и вновь исчезала на вершине ближайшей горы, а потом неожиданно разрослась и загорелась ярким оранжевым пламенем на белом фоне. Уже через минуту казалось, что по­лыхает вся гора.
        Ошибки быть не могло. Это был сигнальный огонь  — последний маяк, который зажигался только тогда, когда остальные двенадцать в измерении уже горели. Его зажигали только в случае катастрофы…
        Время Героинь пришло, и Экстермино сделали первый шаг, чтобы устроить раскол между нами и людьми… И мы с Виолеттой были единственной силой, которая их останавливала.
        Я с трудом сглотнула. И тут в виски ударила хорошо знакомая боль. Как прилетевшая стрела. Она не утихала, а только усиливалась, становясь невыносимой. Я попыталась позвать Фэллона, но от этого боль перешла мне в спину и в грудь. Оставалось что было сил схватиться за поручни и опуститься на пол. В глазах у меня помутнело, и в фокусе остался только сигнальный огонь…
        Раздался бой часов.
        — У меня было видение девушки,  — вздохнул кри-дом.
        Он лежал, распластавшись на полу, и у его руки были осколки разбитого бокала в луже красной жидкости.
        — Ступайте за Кримсоном и Пьером. Скорей!  — приказал он своим советникам.
        Они поспешили из комнаты, и он окликнул своего протеже:
        — Ты все сделал? Ты убил одного из ее школьных друзей?
        Протеже кивнул.
        Кри-дом потянулся и взял его за руку.
        — Твоя верность мне доказана кровью. Судьба не ошиблась в тебе. А теперь помоги мне подняться, потому что мы отправляемся на поиски третьей Героини Проклятых. Я видел ее, Натаниель. Я видел ее, она  — человек.



        СЛОВА БЛАГОДАРНОСТИ



        В первую очередь я хочу поблагодарить своих многострадальных родителей. Свою во многом талантливую маму за то, что она выполняла роль моего личного помощника и бухгалтера, занималась налогами, покупкой дома и его обстановкой, вела работу в социальных сетях, обеспечивала мою связь с поклонниками, помогала с решением всевозможных вопросов и ограждала меня, студентку, от внешнего мира, когда проблем становилось слишком много. Своего папу  — за то, что он каждые восемь недель возил меня из Девона в Оксфорд и обратно и знал дорогу как свои пять пальцев.
        Спасибо моему агенту Скотту Менделу за то, что продолжает прекрасно выполнять свою работу, несмотря на то что я могу на несколько недель забыть контракты на перевод книги под распечатанным текстом «Беовульфа» на принтере.
        Благодарю своего британского редактора Эми МакКиллох, которая отлично поработала над этой книгой, одновременно выпуская собственный дебютный роман. (Ты наверняка умеешь поворачивать время вспять. А меня научишь?)
        Спасибо моему американскому редактору Эрике Цанг и коман­де издательства «Уильям Морроу» за работу не только над этим романом, но и над вышедшей в марте 2013 года книгой «Избранницы тьмы: Ужин с вампиром».
        Издательствам, которые работают над переводом серии «Избранницы тьмы» по всему миру,  — спасибо за то, что вы помогаете моим историям и персонажам добраться в места, о которых я даже не мечтала.
        И огромное спасибо ребятам из оксфордской группы «Оксониан ниллас», другим прекрасным людям из города и университета: за ночной кофе, который помогал мне справиться с кризисом из-за очередного эссе; за шоколад, который приносили по первому требованию, когда я пыталась разгрести навалившуюся в середине семестра работу; за бессчетные мелкие услуги, поддержку и многочисленные объятия… Но главное  — за то, что не давали мне окончательно сойти с ума, когда врач говорил, что я безнадежна.

        notes


        Примечания

        1

        Традиционное для британских школ собрание учеников перед уроками, во время которого отмечают присутствие и делают объявления.  — Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное.



        2

        Экзамены на аттестат о полном общем среднем образовании, которые сдают ученики, пожелавшие продолжить обучение после обязательного цикла образования, который заканчивается в 16 лет. Следующие два года предусматривают углубленное изучение трех-четырех предметов на выбор с последующей сдачей экзаменов, успешные результаты которых являются обязательным условием для поступления в университет.



        3

        Седьмой год обязательного образования в британской школьной системе. Ученикам этого класса 11 —12 лет.



        4

        Ученикам десятого класса может быть от 14 до 16 лет.



        5

        Ученикам одиннадцатого класса может быть от 15 до 17 лет.



        6

        Ученикам тринадцатого класса может быть от 16 до 18 лет.



        7

        GCSE, аттестат об окончании средней школы,  — сертификат, который выдается после успешной сдачи двух обязательных предметов и 4 —6 предметов на выбор.



        8

        Ученикам двенадцатого класса от 15 до 18 лет.



        9

        В британской школьной системе помощником или ассистентом учителя называют младших членов преподавательского состава.



        10

        Булочка с шоколадом (фр.).



        11

        Интрацитоплазматическая инъекция сперматозоида (ИКСИ) и экстракорпоральное оплодотворение (ЭКО)  — репродуктивные технологии, ­которые применяются в случае бесплодия.



        12

        Выдуманный автором сорт роз с черными бархатными лепестками, прикосновение к которым является смертельным для человека.



        13

        Роза Тюдоров  — традиционно используемая в геральдике эмблема Англии. Изображается в виде красного цветка с белыми лепестками внутри.