Аватара Гораций Леонард Голд
        Майкл Эрл, ученый-биолог, смог сотворить то, что до него был способен сделать лишь бог: он создал человека из плоти и крови и дал ему разум. Эрл надеялся, что Дэвид (так он назвал свое творение) поможет ему в его научных трудах и сделает человечество боее счастливым. Но у Дэвида были свои планы на будущее…
        Рассказ о трагедии творца. Ученый возлагал большие надежды на свое создание, а тот их не оправдал.
        под псевд. Клайд Крейн Кэмпбелл, The Avatar, Astounding, 1935 № 7, иллюстратор Эллиот Дудл-мл.
        Гораций Голд
        Аватара[Аватара (в пер. с санскр. - «нисхождение») - в философии индуизма обычно используется для обозначения нисхождения божества на Землю.]
        1
        МАЙКЛ ЭРЛ стал причиной массовой бойни. Но председатель научной комиссии еще не подозревал об этом и в свете своего обширного и эрудированного невежества во весь голос обсуждал собственную интерпретацию предложения, которое выдвинул доктор Эрл.
        - Было доказано, что невозможно создать жизнь, - доложил он лично себе и обвел взглядом одиннадцать коллег. - Создать человеческую жизнь, следовательно, тем более невозможно, даже если предположить, что есть нечто еще более невозможное, чем невозможное. Понимаете… мы приблизились к составным частям протоплазмы, живой субстанции простейшего из организмов - амебы. Тем не менее, мы не смогли наделить ее полноценной жизнью. Даже больше - мы не знаем, как вдохнуть в нее жизнь. Такая субстанция может быть создана синтетически: в этом я отдаю должное доктору Эрлу. Но жизненная сила находится за пределами нашего понимания. - Он сел и ухмыльнулся в зеркало рефлектора, прикрепленного к его медицинской шапочке, которую он держал на коленях.
        - За последние три часа я говорил вам, наверное, сто раз, - устало произнес Эрл, не вставая, - но повторю еще раз: жизнь - это энергетическое понятие. Вы ведь не отрицаете этого, господа?
        Все покачали головами. Пресс-секретарь добавил громоподобное «Нет!» - он не мог удержаться от возможности продемонстрировать свой голос.
        - Ну, тогда с вашей стороны было очень любезно признать, что мы можем получить нечто вроде синтетической протоплазмы. Что-то вроде достаточно точного факсимиле, господа. Полностью точный дубликат, но абсолютно бесполезный, как вам всем должно быть понятно. Это всего лишь протоплазма и ничего больше. Но, если, создав копию, вы вложите в нее излишек жизненной силы…
        Пресс-секретарь тут же хлопнул ладонью по столу и вскочил на ноги.
        - Что такое жизненная сила? - торжествующе воскликнул он.
        Эрл помедлил, прежде чем ответить.
        - За последние двадцать лет вы хоть одну книгу открыли? - тихо спросил он. - Жизненная сила так же таинственна, как электричество. Так вот это она и есть. Это электричество.
        Десять человек заухмылялись, кривя носы и рты. Эрл бросил взгляд в сторону мужчины, сидевшего рядом с ним. Высокий, он возвышался бы над всеми, если бы встал в полный рост, да и сложен он был с великолепным совершенством: белокурый, с развитой мускулатурой, его красивое - невероятно изящное и в то же время аскетичное - лицо под высоким лбом было чудесным образом преисполнено уверенностью и энергией.
        Эрл положил локти на стол и цинично уставился на пресс-секретаря.
        - Я мог бы сказать что-нибудь очевидное о мозгах и коротких замыканиях, но я воздержусь от искушения. Мало кто сегодня осмелится отрицать, что жизненная сила - образное выражение, если вам угодно, - является разновидностью электричества. Обеспечьте первичную субстанцию зарядом электричества, и вы получите неодушевленный сгусток протоплазмы. Но вложите в него с излишком, и обеспечьте средство сохранения этого излишка, и у вас получится то, что невозможно создать - жизнь.
        - Это довольно умно, - с едким сарказмом перебил его председатель. - Удар электричества должен поддержать жизненную силу. Электрошок должен вылечить каждого человека от известных и неизвестных болезней.
        - Нет, но есть некоторые, которые он может вылечить, - многозначительно сказал Эрл. - А теперь, чтобы избежать дальнейших глупостей, позвольте мне высказаться и не перебивать. Я предлагаю миру - не только моему правительству, поймите - расу сверхразвитых человеческих существ, подобных моему созданию, - и он указал на своего спутника.
        - Подождите! - прохрипел доктор Каннингем. Это был тощий старик, который жил ради хорошего стаканчика бренди и крепкой сигары. Конечно, ради таких вещей стоило пойти в науку. - Даже если принять это как предположение. Прежде всего, у нас нет доказательств, что вы действительно создали этого чрезвычайно красивого молодого человека, сидящего рядом с вами. Вы говорите, что вам потребовалось четырнадцать лет, чтобы произвести его, и десять лет, чтобы он достиг своей нынешней зрелости и образования. Мы исследовали его и обнаружили, что его IQ составляет 283. Другими словами, он примерно в два раза умнее, чем средний умный человек. Лично я считаю, что вы нашли чрезвычайно интеллектуального молодого человека и заставили его поддержать вашу мистификацию. Но даже если мы поверим, что вы создали этого удивительно умного, красивого молодого человека, мы не сможем принять ваше предложение заселить мир такими людьми, как он.
        - Почему нет? - холодно спросил молодой человек, его звали Дэвид.
        - Ну, во-первых, чтобы вырастить и воспитать такого человека, как вы, требуется двадцать четыре года. Это слишком долго.
        - Верно, - согласился Эрл. - Но к концу этих двадцати четырех лет появился интеллектуальный и физический гигант, работа ради которого стоила того. Кроме того, с усовершенствованием технологии время создания сократится до шести месяцев.
        Доктор Каннингем постучал костлявым пальцем по столу.
        - Хорошо, - согласился он, не поднимая глаз. - А что станет с остальным миром?
        Это звучало как обвинение, а не вопрос.
        Доктор Эрл вздрогнул.
        - Ну, - сказал он, - я не придавал этому особого значения. А что вы собираетесь с ним сделать?
        Председатель с негодованием встал и направился к двери.
        - Вы просто списываете человечество! - он открыл дверь и, развернувшись, патетически воскликнул: - Мы не желаем иметь ничего общего с таким предательством.
        Доктор Эрл медленно поднялся, его стареющее тело устало согнулось.
        - Судьба мира важнее, чем отдельные человеческие существа. Если мы сможем поднять человечество на новый уровень либо путем синтезирования людей, либо путем смешанных браков с синтетическими людьми, обладающими большей умственной и физической силой, чем обычные люди, мы не имеем права препятствовать тому великому шагу, который сделало бы человечество.
        - Мы услышали вас, благодарю и всего хорошего, - холодно прервал его председатель, указывая на выход.
        2
        С ТРУДОМ опираясь на руку Дэвида, доктор Эрл вышел из здания и поймал такси. Он был слишком измотан и разочарован, чтобы идти пешком несколько кварталов до своего отеля. И был совершенно подавлен тем, что ему отказали в финансовой поддержке все научные институты, включая даже тот, который платил ему крошечную пенсию. В отчаянии, не имея возможности позволить себе дорогостоящие исследования, тщетно он искал богатого покровителя и даже обращался к правительствам разных стран. Но в каждом случае его ждал разной формулировки отказ.
        Он может научить Дэвида помогать ему. Даже дураки из медицинского научного комитета признали его незаурядный коэффициент интеллекта. Его поразительный ум и сила могли бы оказать помощь, равную пяти обычным помощникам. Со временем, подумал Эрл, он узнает все, что знает старый доктор, и, возможно, превзойдет его. Он надеялся на это: он был слишком немощным и старым.
        Борьбу, конечно, стоит продолжать. Человечеству будет оказана помощь вопреки его воле. Ему хотелось дожить до завершения опыта и торжества нового прогресса, но пока имело смысл надеяться хотя бы на то, что работа будет продолжаться и после его смерти.
        Он чувствовал, что в руках Дэвида эта идея обретет силу и совершит экономическую Реформацию, которая будет далека от привычного уклада жизни и, как он был уверен, заложит фундамент для более совершенной утопии, чем та, которую способен был разглядеть его ограниченный разум.
        Тогда что же мешало ему говорить?
        - Дэвид, - произнес он совсем тихо. Он всегда чувствовал легкую робость, когда разговаривал со своим богоподобным творением.
        Дэвид вопросительно посмотрел на него. Доктор Эрл ощутил, как мощная внутренняя волна захлестнула его при этом движении, волна, которую должен чувствовать Бог, когда его творение живет и движется. Нет, больше: ибо Бог никогда не сомневается в своей способности создавать жизнь - поступая так, он действует в пределах своей божественной сферы. Когда же человек создает человека из безжизненной материи, он сам становится творцом и грубо лишает Бога его всемогущего положения.
        Через его руки прошло огромное количество химических веществ - на тот момент сгустки неживых клеток, - теперь сгустки клеток образовали совершенного человека и повиновались диктату разума. Его творение жило, потому что он, как Бог, дал ему волю к жизни. И осознание этого было сродни космической силе…
        - Мы потерпели неудачу, Дэвид.
        - Я давно это знал, - спокойно ответил Дэвид.
        - Ничего не поделаешь…
        Дэвид снова откинулся на спинку.
        - Не нужно было тратить на это деньги и время. Теперь придется начинать все с самого начала, вместо того, чтобы работать с небольшим количеством средств и не распыляться.
        Доктор Эрл устало прикрыл ноющие глаза, чтобы защитить их от серого лондонского света, в котором чувствовалось болезненное сияние.
        - Я надеялся, что это даст нам то, что в чем мы нуждаемся, - слабо возразил он.
        - И что дало?
        Доктор Эрл пожал плечами.
        - Я бы хотел обучить тебя и сделать помощником.
        - Чтобы создавать других подобных мне, и спасти мир вопреки его желанию? Нам нужны деньги даже на это.
        - По крайней мере, я могу сэкономить на ассистентах.
        Дэвид поерзал, будто ему мешала назойливая соломинка.
        - Да, но стоимость материалов и мастерской. Это больше, чем вы можете себе позволить. Теперь вы в долгах, и, вероятно, одной вашей пенсии не хватит, чтобы их покрыть.
        - Я не хочу никаких лекций! - сказал доктор Эрл.
        - Хорошо, но вы должны смотреть фактам в лицо. Спасение мира - это тяжкое бремя. Возможно, он того стоит. Я не знаю. Но, возможно, вы правы, и работая вдвоем, мы справимся.
        - Я уверен. - Эрл кивнул головой. - Но нам все еще нужны деньги.
        - Так и есть. Будем реалистами. Есть ли способ получить достаточную сумму, чтобы закончить работу?
        ЭРЛ всплеснул руками и беспомощно поднялся.
        - Нет, совершенно никакого… я, наверное, даже могу лишиться пенсии, если они смешают меня с грязью. Я буду опозорен. Весь мир смеется надо мной.
        - Ну и что же? - резко спросил Дэвид.
        Доктор Эрл дико уставился на него.
        - Я создал тебя! - воскликнул он. - Я сделал тебя без всякой помощи, урывками времени и почти без денег. Один, работая четырнадцать лет, я создавал тебя. И я могу сделать еще сто, миллион таких же, как ты! И мне не придется работать в одиночку.
        Дэвид пожал плечами и положил руки под голову.
        - Я могу положиться на тебя, не так ли? - с тревогой спросил Эрл.
        - Что я понимаю в этой работе?
        Эрл сел. В отчаянии он видел, как рушатся его планы: для него это звучало равносильно отказу.
        - Я объясню тебе, - сказал он, собравши все свое присутствие духа. Дэвид повернулся к нему со скучающим видом, готовый в случае необходимости грубо прервать. - Ты знаешь достаточно, чтобы продолжить мой путь. Созданию синтетической протоплазмы более всего препятствовал синтетический белок. Белки - наиболее сложные химические соединения, они являются самыми крупными атомными агрегатами, образованными отдельными молекулами. В рационе жиры и углеводы могут заменять друг друга. Одно может быть изменено на другое синтезом в теле. Но белки отличны. Только они содержат жизненно важный азот. Жиры и углеводы были произведены искусственно еще до того, как был открыт мой процесс, поскольку составляющие их углерод, водород и кислород находятся в сложном - но относительно ординарном - соединении. Белковая молекула, однако, долгое время не поддавалась синтезу. Определенные физические свойства белков делали создание их невозможным, учитывая проблему с определением их молекулярных масс. Считалось, что их молекулярный вес составляет где-то от шестнадцати тысяч до трехсот пятидесяти тысяч. Довольно большое
расхождение - настолько большое, что ничего нельзя было сделать для дальнейшего синтеза, потому что с существующими методами определения сложных молекулярных масс химики-органики были беспомощны.
        Он подождал, пока Дэвид прекратит ерзать.
        - Поскольку нельзя было определить молекулярные массы, то и невозможно было определить пропорции углерода, водорода, кислорода и азота, составляющих белковую молекулу. Обычный синтез осуществляется путем нахождения первичной основы соединения и надстройки первичной основы до достижения молекулярного веса. Как только найдена молекулярная основа, можно перейти к синтезу. Усовершенствовав процесс Сведберга[2 - Теодор Сведберг (1884 - 1971). Шведский химик, приобрел известность благодаря исследованиям физических свойств коллоидных систем. Нобелевская премия по химии, 1926.], который зависит от скорости оседания коллоидных белковых частиц - молекул - под действием огромных сил, создаваемых ультрацентрифугой, я определил молекулярный вес белковой молекулы и таким образом узнал, как далеко можно продвинуться в синтезе. Поскольку кислотный гидролиз белков дает альфа-аминокислоты, предполагалось, что эти структуры присутствуют в белковых молекулах. Но Троенсгард не согласился. Поскольку пиррольные кольца были обнаружены в некоторых аминокислотах, полученных из белков, и поскольку белки дают производные
пиррола при деструктивной дистилляции, он пришел к выводу, что белки состоят из многочисленных пиррольных колец. Поэтому можно просто объединять пиррольные кольца до тех пор, пока не получатся белки. Другая теория была основана на том, что альфа-аминокислоты дают дикетопиперазины - результат после экстрагирования воды из двух молекул аминокислоты, которая является органической кислотой, где один или несколько атомов водорода углеводородной цепи были вытеснены амино [-NH2] или замещенной аминогруппой…
        ОН НАЦАРАПАЛ формулу на клочке бумаги и показал ее Дэвиду, который без интереса взглянул на нее.
        - Было высказано предположение, что белки, по крайней мере, в значительной степени состоят из этих циклических соединений. Такова была теория дикетопиперазинов. Третьей теорией, которой я следовал, была «пептидная связь» Эмиля Фишера[3 - Эмиль Фишер (1852 - 1919) - Немецкий химик, лауреат Нобелевской премии по химии 1902 года.]. Дипептид представляет собой соединение с открытой цепью и амид альфа-аминогруппы, в образовании которого вместо аммиака занимает аминогруппа другой альфа-аминоацидной молекулы. Простейшим дипептидом является глицилглицин: NH2CH2CONHCH2COOH. Трипептид будет иметь три альфа-амино, которые могут быть одинаковыми или разными, одинаково расположенными. У полипептида будет множество единиц. Когда дикетопиперазин гидролизуется кислотой, получается дипептид-глицил-глицин. Когда сложный эфир глицил-глицина обрабатывают альфа-бромпропионил-хлоридом, продукт представляет собой сложный эфир альфа-бромпропионилглицилглицина. При обработке этого соединения аммиаком и последующем омылении образуется аланилглицин. Этот процесс может быть продолжен, в результате чего образуются более
длинные цепи с различными амино-аддитивными единицами. Конечным достижением Фишера в этом направлении был синтез пептида с восемнадцатью аминокислотными радикалами, то есть октодекапептида. Его соединением стал лейцилтриглициллейцил-локтаглицилглицин, молекулярная масса которого составляет 1213. Хотя это соединение далеко даже не приближается к нормальной молекуле белка, оно демонстрирует определенные характеристики протеина. Он осаждается фосфорно-вольфрамовой кислотой, дает биуретовую реакцию, подвергается гидролизу с помощью сока поджелудочной железы, и так далее. Но молекулярный вес слишком мал…
        - Я открыл метод связывания еще большего количества аминокислот, чем Фишер, и таким образом, наконец, достиг белка, объединив полученное Фишером соединение с рядом пиррольных колец и дикетопиперазинов, и пропустил через смесь полтора миллиона вольт, чтобы обеспечить достаточную внешнюю энергию для перестройки этой смеси в сложную протеиновую структуру. Поскольку рацион жиров, углеводов, минералов и белков стал уже известен, сочетание этих веществ представляло собой простую лабораторную процедуру. Как результат, получилась совершенная протоплазма, материал жизни, из которого можно синтезировать все части тела. В эту частицу протоплазмы я послал свой заряд электричества, обеспечивающий удержание избытка энергии. И у меня получилась жизнь.
        Некоторое время они молчали. Дэвид нервно теребил соломинкой, которую ему удалось вытащить из набивки.
        - Химикаты и электричество, должно быть, стоили дорого, - заметил он, наконец.
        - Так бы и было, если бы я за них платил. Я пользовался услугами института.
        - И нет никакого способа получить деньги?
        Эрл печально покачал головой.
        - Позвольте мне верно изложить факты, - осторожно сказал Дэвид. - Вы можете создать любое количество мужчин и женщин таких же совершенных, умственно и физически, как я.
        - Даже более совершенных, - поправил доктор Эрл.
        Дэвид некоторое время молчал, задумчиво поджав губы и сощурившись, обдумывая уточнение доктора Эрла. Очевидно, оно ему не понравилось. Он сел полубоком.
        - Я достану вам деньги, - заявил он. - Только я настаиваю на том, чтобы сделать все по-своему, и когда вы будете готовы производить других, подобных мне, я хочу иметь в этом деле равные с вами права.
        Доктор Эрл обдумал это последнее заявление.
        - Почему? - спросил он.
        С того момента как он попросил Дэвида стать его помощником, казалось, не было никакой логической причины для такого требования. Но Дэвид снова откинулся на спинку, закрыв глаза, и отказался объяснять.
        3
        Жить в жалком, унылом пансионате без Дэвида было необычайно одиноко. Не то чтобы Дэвид когда-либо был особенно хорошей компанией - он, по сути, с первых дней демонстрировал сильную склонность к самолюбованию, угрюмости, молчаливости. Доктор Эрл часто подозревал его в нескрываемом презрении к низкому интеллекту своего создателя.
        Обычно он оставлял без ответа большинство робких попыток доктора завязать беседу, а через нее и откровенный разговор, оставляя смущенного доктора неловко умолкать, не обращая на себя внимания.
        Кроме того, он никогда не пытался пойти навстречу и не принимал любезного предложения Эрла узнать что-нибудь о мире, предпочитая вместо этого изучать социологию, точные науки и философию, в то время как усталый, расстроенный старый доктор изо всех сил старался выполнить свои обязательства, сходя с ума в поисках финансовой помощи. И не высказывал ни малейшего сочувствия, когда Эрл встречал отказ.
        Учитывая откровенно нелюдимый характер Дэвида, ему было одиноко. Доктор Эрл был стар, и ему требовалось какое-нибудь общество, чтобы отвлечься от своих беспокойных мыслей о грядущем крахе неудачи и погрязших в постоянном страхе перед кредиторами, которые беспрестанно запугивали его письмами и личными звонками с угрозами, от которых он не мог защититься.
        Если мать скучает по своим детям, когда они покидают ее, каким же тогда он должен был чувствовать себя одиноким - тот, кто был отцом и матерью Дэвиду, не только в его воспитании и образовании, но и в его фактическом создании.
        Двадцать четыре года назад, будучи сорока семи лет от роду, он занимался химическими и хирургическими исследованиями для Института Данна в Нью-Йорке, получая жалкое жалованье в обмен на свои открытия, которые приписывались ему как бы между прочим, будто он был машиной, патент на которую принадлежал Институту, и его открытия служили только лишним примером удивительной эффективности института.
        Свое открытие синтетического белка он передал институту; секрет искусственной протоплазмы он сохранил для себя, и в течение четырнадцати лет он дням работал в лаборатории, которая наняла его, а долгие ночные часы тратил на создание жизни.
        ЭТО СЛУЧИЛОСЬ зимней ночью, холодной и темной снаружи, но теплой и светлой в лаборатории; и даже когда лампы над другими столами выключались, по мере того, как люди покидали свои рабочие места, света его семиламповой люстры, подвешенной над лабораторным столом таким образом, чтобы исключить какую-либо тень, независимо от положения его рук и головы, было достаточно, чтобы освещать комнату, насколько это его удовлетворяло.
        Когда он поднял глаза, чтобы пожелать доброй ночи последнему уходившему коллеге, то увидел пустой дальний угол огромного помещения, скрытый в тени рядов столов с цинковыми крышками.
        Пока он был не один, он занимался открытым разрезом в брюшной полости анестезированной морской свинки, пытаясь прижечь концы нескольких капилляров первой электрической иглой, из тех, что следовало испытать перед общим хирургическим использованием. И в течение некоторого времени, даже после того, как все ушли, бережливая натура истинного ученого заставляла его продолжать работу над морской свинкой, чтобы животное не пропало даром, хотя все мысли занимала более важная для него задача.
        Кровь, наконец, перестала течь, все капилляры закрыты, хотя была сожжена и большая часть плоти, но это не имело значения, поскольку до операции на человеке изобретение будет довольно скоро усовершенствовано. Он увеличил поток хлороформа, животное на столе тяжело вздохнуло и дернулось, прежде чем застыть неподвижно.
        Теперь он обнаружил, что его руки дрожат. Не было способа привести его нервы в порядок. Он вышел в холодильную камеру, бросив маленький трупик морской свинки в отсек для отходов. На мясницких крюках висели мертвые тела - куски безжизненного мяса. Не глядя, он прошел мимо них, и в белом, мертвенном свете слабой лампы нервно зашаркал к запертому отделению. Его неуклюжие руки нащупали ключ и замок; он вытащил цилиндр - шесть с половиной футов длиной, три фута шириной и два фута высотой - подвешенный на подшипниках.
        Идеально сформированное тело, лежавшее в ледяном цилиндре, он бережно вытащил и, осторожно подставив под него плечо, перенес из холодильной камеры к своему лабораторному столу. Ему пришлось вернуться, чтобы выключить свет.
        Долгое мгновение он смотрел на свое творение, воплощение физического совершенства, и, как он верил, умственного тоже: он мог заставить его жить и думать. Но даже если его творение откажется встать, дышать и ходить по земле, все равно оно было самым совершенным человеком, заставляющим восхищаться своей великолепной красотой, хотя бы даже и пришлось бы начать все сначала.
        Он мысленно вернулся к истокам своей мечты. Из безупречного порядка шагов до завершения оставался только один.
        Искусственный белок - он его создал и отдал институту, чтобы с ним поступали как им заблагорассудится. Само по себе открытие не имело коммерческой ценности. Он знал это, поскольку природный белок, имеющийся в любой плоти, был гораздо дешевле и полезнее.
        Но протоплазма - это главным образом белок; другие составляющие давно синтезированы; только производство искусственного белка затрудняло лабораторный синтез протоплазмы.
        Он работал над этой идеей.
        К счастью, институт не требовал никаких записей; это были исследователи чистой науки, работающие в строго практичных целях. Завершение коммерческого изобретения было всем, что они требовали. Так что доктор Эрл мог работать в тайне.
        Сначала он создал протоплазму - крошечный белый сгусток инертного материала - и послал в нее минутный заряд электричества. Клетка резко сжалась, и расширилась только тогда, когда он снова разомкнул цепь. Но она оставалась неподвижной.
        Он осторожно увеличил заряд на почти незаметную долю миллиампера и, затаив дыхание, наблюдал результат под микроскопом.
        Клетка сжалась в том же сильном спазме, что и раньше, но когда он разомкнул цепь, она не сразу вернулась к своей прежней форме. Затем она слабо шевельнулась.
        Его сердце бешено заколотилось. Нервными руками он капнул немного застоявшейся воды, полной тысяч микроскопических жизней, на сгусток протоплазмы, когда тот задрожал и попытался сдвинуться с места. В воде он, казалось, мгновенно ожил, словно в своей естественной среде. Проявляя недюжинную энергию, он преследовал и пожирал мельчайшие частицы жизни, пока не наткнулся на одну крупнее себя и не был проглочен.
        Он отошел от микроскопа, опьянение разлилось по его венам. Он потерял свою ожившую протоплазму. Но вместо этого получил ошеломляющую мечту. Несравненно большую ценность.
        Теперь его разум не мог успокоиться. Он постоянно мечтал о создании живого человека. Двухнедельный отпуск он провел в своей квартире, почти не тратя время на еду, и вместо сна бредил мириадами вычислений. Хотя он чуть не получил нервный срыв и должен был провести месяц в санатории, проблема была решена.
        Он попросил скульптора, своего друга, сделать статую самого совершенного человека, какого только можно себе представить. Тем временем он работал над ростом клеток, многочисленными тестами, сверкой анализов органических проб у других экспертов, постоянно выискивая ошибки. Скульптор закончил одновременно с ним.
        ПО МНЕНИЮ древних, идеальный мужчина должен быть шести футов двух дюймов ростом и весить от ста восьмидесяти пяти до ста девяноста пяти фунтов. Статуя, которую сделал его друг, имела такие пропорции, но лицо обладало большим характером, чем у глуповатого греческого бога с носом, продолжающим линию лба, полными чувственными губами и мягким округлым подбородком; вместо этого у него был изящно вырезанный нос, ноздри которого слегка раздувались, а переносица изгибалась почти незаметно; рот красивой формы, но строгий, а подбородок длиннее классического идеала, округлый, немного выступающий вперед и полный силы и характера.
        Мощные мускулы можно было проследить под холодным камнем; вместо грубых узловатых мышц художник предпочел длинный, жилистый, неутомимый вид. Ноги были ровно в половину длины статуи; спереди они, казалось, сужались вниз от гладкого бедра к худой, упругой лодыжке, но, если смотреть сбоку, и эта часть получилась столь же гармоничной, как хорошо сформированные бицепсы. Спина, грудь и живот были крепкими, с четко выраженными мышцами, а пах определенно выделялся, как у греческого атлета. И статуя заняла место в углу комнаты доктора Эрла, как будто полная уверенности в своем человеческом совершенстве, но, по-видимому, сознающая более серьезные вопросы жизни.
        Затем, в течение нескольких лет, доктор строил скелет и облекал его в плоть, через которую старательно проводил сосудистую систему и бесчисленные нервы. С величайшим трудом он выстроил дыхательную и железистую системы, постоянно сталкиваясь с новыми задачами и с тщательностью истинного ученого решая их. Кожа, ногти, зубы, волосы - все это и все остальные части тела он делал искусственно, презирая соблазн использовать части трупов. Четырнадцать лет он работал, как демон, ел мало и старался обходиться всего четырьмя-пятью часами сна.
        Это чуть не убило его, но он это сделал.
        И теперь он смотрел на безымянного мертвеца, который никогда не жил. В каждом мускуле, в каждой четкой линии конечностей, в каждом изгибе тела, в каждом изгибе головы он повторял ту статую, в которой его друг, скульптор, воплотил самого совершенного человека, какого только мог себе представить.
        Свет любовно струился по гладким поверхностям неживой фигуры.
        Доктор Эрл судорожно втянул в себя воздух. Ему придется послать заряд постоянного тока через прекрасное тело. Если он потерпит неудачу - если его миллионы синтезированных физических частей содержат один недостаток, и он никогда не сможет найти его, - человек останется статуей, высеченной из мертвой плоти, которая разложится и оставит только белый мел костей.
        В трепете доктор обвил электрические кабели вокруг лба, спины, груди и обеих ног. Вскрыл вену и пропустил через тело синтетическую кровь.
        Он щелкнул выключателем, посылая 75000 вольт и 0,0004 миллиампера в неподвижную статую, вырезанную из плоти и наполненную кровью. Мышцы сжались…
        Он увеличил силу тока до 0,0009.
        Мышцы медленно расслабились. Трясущимися руками он вытащил зеркало и поднес его ко рту и носу. Попеременно поток воздуха закачивался в легкие и снова выходил наружу. Грудь вздымалась и опускалась.
        Он ввел в сердце большой шприц адреналина.
        Сердце подпрыгнуло.
        Оно забилось, сначала дрожа, затем - набрав силу - равномерно.
        Грудь поднималась и опускалась сама по себе.
        А позже той же ночью доктор Эрл вышел из лаборатории, поддерживая своим слабым, измученным телом гиганта, закутанного только в старое докторское пальто. Сильные ноги дрожали в коленях, и тот шел неуверенно, как ребенок пробует свои шаги, а глаза его смотрели в пустом раздумье.
        Доктор Эрл вызвал такси. Великан не больше привык сидеть, чем ходить. На следующий день доктор подал заявление на пенсию и с этого дня в течение десяти лет посвятил себя обучению своего творения.
        От воспоминаний его прервал стук в дверь. Смирившись, он поднялся, ожидая, что на пороге появится разъяренный кредитор, хотя было уже почти одиннадцать часов вечера.
        Снаружи стояла хозяйка, держа в руках поднос с двумя стаканами молока и блюдом легких пирожных. Она улыбнулась своими новенькими, поразительно белыми вставными зубами, в морщинках вокруг глаз пряталось желание угодить. Она только что подстригла волосы, и тонкие седые пряди были уложены чувственными волнами.
        - Я подумала, может, вы и ваш сын захотите немного молока и пирожных, прежде чем ляжете спать, - виновато улыбнулась она.
        - Дэвида здесь больше нет, - отрезал доктор Эрл.
        Ее лицо вытянулось. Она чуть не уронила поднос.
        - Больше нет? Куда же он делся?
        - Не думаю, что это вас касается.
        Она сунула поднос ему в руки и сбежала вниз. По лестнице из кухни донеслись приглушенные рыдания. Он пинком захлопнул дверь и стоял, рассеянно глядя на поднос. Второй стакан был жестоким напоминанием. Он поставил поднос на комод, ни к чему не притронувшись. Меньше всего на свете ему хотелось есть.
        И он лег спать, потому что ему больше нечего было делать. Изогнувшись под одеялом между колючими соломинками матраса, он натянул сверху поношенное пальто, чтобы хоть немного согреться.
        4
        ЗА ШЕСТЬ месяцев Дэвид достиг многого. Он жил в Отеле «Гранд Палас», целый этаж занимали он и его слуги. Длинный автомобиль самой дорогой марки с личным шофером и лакей. К этим вещам и поклонению, брошенному к его ногам, он испытывл презрение, считая их за ничтожную ценность.
        Хотя он воспринимал свои достижения как само собой разумеющееся, он действительно много сделал.
        От доктора Эрла он ушел в дешевой одежде: в лучшем, что мог себе позволить нищий старый доктор. Дэвид понимал, что если он хочет хорошо зарабатывать, то и одет должен быть безупречно, хотя в его тощих карманах не было ни пенни.
        Поэтому он отправился по первому же объявлению, которое увидел. Как оказалось, это был универмаг. Его направили в отдел мужской одежды, хотя на самом деле не нуждались в дополнительных помощниках. И уже через два дня посетители-мужчины вдруг стали нуждаться в новых костюмах, а их жены с особой тщательностью подбирали правильные ткани и крой.
        Это было оценено магазином; с другой стороны, остальные продавцы оказались не удел, и Дэвиду пришлось вытягивать все продажи. При этом он избавил магазин от бесполезных и устаревших запасов, но у него стало больше работы, чем он мог справиться.
        Уже через неделю, после долгих споров и дискуссий по поводу прецедента, его перевели на должность менеджера с великолепным жалованьем. Он задержался на ней достаточно долго, чтобы купить себе шестнадцать костюмов и все аксессуары, что смог получить с кредитом, который позволяла его зарплата.
        Однажды вечером, поняв, что чтение наскучило ему, он отправился в театр. Его заинтересовали несколько откликов на постановки Шекспира - необычная форма его произведений по-настоящему сбивала его с толку, пока он не решил, что пьесы попадают в категорию декламируемых стихов, - но прежде он не видел ни пьес, ни кинофильмов.
        Новая среда, которую он открыл, оказалась чрезвычайно интересна. Он понимал всю нереальность этого, но все же хотел знать, как это делается.
        Теперь он посещал театры и кинотеатры. Сентиментальное поклонение журналам из жизни звезд вызывало у него отвращение до тех пор, пока он не увидел в одном из них героев своих любимых постановок. Это привело к новой цели. Он стал изучать фильмы и пьесы с новым интересом.
        Актеры театра, признавал он, обладали особым образованием и техникой, за отдельными исключениями. Киноактеры же были скорее сомнительными дилетантами и вообще, казалось, знали об искусстве перевоплощения меньше, чем заурядная сценическая бездарность. Чем известнее имя, тем хуже они обычно играли. Если киноактер изображал роль Наполеона, он исполнял ее в точно такой же манере и характере реплик, как и в любой другой картине, разве что здесь другие актеры показывали на него и называли Наполеоном. И это, думал он, пресловутое актерское мастерство в кино.
        Он отправился в самую крупную компанию в Шепердс-Буше, на окраине Лондона, сумев пленить весь персонал сверху донизу. Отсутствие опыта стало его преимуществом. Он без колебаний потребовал зарплату неслыханного размера, категорически отказался подписать контракт, который связывал бы его, и потребовал роялти за каждый фильм с его участием.
        Ему охотно давали все, что он требовал, и в довершение всего потратили двести двадцать пять тысяч фунтов на рекламу. Нашелся подходящий сценарий и его запустили в производство. За два месяца картина была закончена с самой высокой себестоимостью в истории кино, после чего, предварив показ до смешного поспешным анонсом, ее выпустили в прокат, и Дэвид Бельведер - это имя стоило недельного обсуждения съемочной группы - был подарен миру.
        Фильм собирал полные залы, в которых его показывали, от Лондона до Токио и обратно.
        И вот теперь Дэвид со своей свитой ливрейных лакеев занимал целый этаж отеля «Гранд Палас», ездил на работу на одном огромном автомобиле, а на светские мероприятия, где всегда был востребован, на другом, еще более крупном авто.
        У него было двести костюмов. Его белья было достаточно, чтобы открыть целый магазин по продаже одежды.
        Но все же, хотя он и оплачивал немногочисленные расходы доктора Эрла, ему никогда не приходило в голову позвать старого доктора жить с ним, что он легко мог бы сделать, или хотя бы подыскать ему лучшее жилье.
        Между тем, создатель его обитал в убийственной монотонности, проводя свой бесполезный досуг, снова и снова просматривая фотографии Дэвида, вырезая заметки о нем и даже не думая о переезде в более комфортное место. Единственное облегчение, которое он испытывал, было то, что кредиторы больше не досаждали ему: о незначительных долгах позаботилось его удачливое, эгоистичное творение.
        Доктор Эрл терпеливо ждал своего семидесятидвухлетия и грядущего осуществления своих мечтаний.
        5
        СНАРУЖИ это можно назвать домом респектабельного, богатого человека, с каким-то необычайно хорошим вкусом в архитектуре и садово-парковом ландшафте. Судя по местности, это не могло быть ничем иным: большой дом - почти особняк, на самом деле - такой же старый, как и участок близ Нотр-Дам-де-Пари, окруженный квадратной ровной лужайкой в сто пятьдесят футов длиной и шириной.
        Месье Жерар Бомартен покажет вам все тридцать две комнаты с картинной галереей на каждом этаже: вычурную экспозицию, которой он чрезвычайно гордился. То, что свет из двух окон в каждом конце коридора, образующих галерею, недостаточен, а электрическое освещение на редкость слабым - масло отбрасывало свет, как зеркала, и можно было видеть только очертания лампочек, - не имело для него никакого значения. Месье Бомартен должен полюбить вас достаточно хорошо, чтобы выставить напоказ свои сокровища.
        Насколько можно было судить, месье Бомартен ничем не зарабатывал на жизнь. Хотя его отец пятьдесят лет назад продал свою огромную парфюмерную фабрику с невероятной прибылью и вложил всю сумму в пятипроцентные государственные облигации, которые каждый год приносили его сыну большой доход, это было не совсем правдой.
        Жерар Бомартен, уважаемый горожанами, знавшими его только по имени и по приблизительной оценке его богатства, не нуждался в том огромном состоянии, которое оставил ему отец. Почему ему оно не требовалось, мы еще узнаем.
        Семеро мужчин сидели за длинным столом в библиотеке Бомартена. Все, включая их хозяина, были довольно богаты и казались честными и респектабельными гражданами, всецело преданными политике последнего кабинета.
        - Подведем итог: у нас нет лидера, - сказал Бомартен между глотками искрящегося бургундского.
        Остальные шестеро согласно кивнули. Они были примечательны только тем, что были примерно одного возраста - лет пятидесяти или около того - и ничем не отличались внешне, если не считать того, что все хорошо одеты и исключительно упитаны.
        - Однако нас семеро. - заметил месье Лессак.
        Бомартен задумался.
        - Что ж, это правда, - признал он. - Но у нас нет лидера. У нас есть массы и несколько группировок, членство в которых составляет полмиллиона человек, в каждом большом городе мира. Мы представлены в каждой стране. Пятьсот тысяч членов, все ждут, когда мы начнем действовать, и мы ничего не сможем сделать, пока не найдем человека, который поведет нас! - прогремел он. - Мы должны найти лидера!
        - А как же вы? - поинтересовался месье Клемент.
        - Я? - Эхом отозвался Бомартен. - Разве я похож на человека, за которым последует весь мир?
        Молчанием они признали, что это не так.
        - А как насчет одного из нас? - робко спросил Месье Клемент.
        Бомартен фыркнул.
        - Вы воображаете себя лидерами? - спросил он отрывисто. - Если да, то забудьте об этом. Вы даже слуг боитесь оскорбить или вызвать на себя их презрение. - Он рассмеялся так громко, как только осмелился, чтобы не оскорбить их. - Нам нужен бесстрашный человек. Человек, за которым последует весь мир. Лидер, за которого люди будут рады умереть!
        Месье Лессак в мучительной задумчивости кусал ногти. Остальные залпом выпили вино и принялись жевать свои сигары. Месье Клемент нарушил их идиллию, вытащив из кармана пиджака английскую газету и разложив ее во всю длину на столе. Он пролистал большие страницы, пока не наткнулся на нужный заголовок.
        Он нервно улыбался, ловя их взгляды, и расправляя газету.
        - Кто-нибудь из нас знает месье Дэвида Бельведера? - смущенно спросил он.
        - Кто такой? - буркнул Бомартен.
        Лессак удивленно кашлянул и отвернулся, не обращая внимания на своего коллегу. Это заставило месье Клемента нервничать еще больше. Он судорожно прокашлялся и попытался объясниться.
        - В Лондоне все без ума от него, - слабо произнес он.
        - Типичный жиголо. Так ему и надо, - вынес приговор Бомартен.
        - Нет, - виновато воспротивился Клемент.
        - А я говорю, что так! - Бомартен выкрикнул свой ультиматум и повернулся спиной к Клементу, которому не терпелось вернуться в укрытие своего кресла, но также и не терпелось отвоевать свою точку зрения.
        - Ну, так оно и было до сего дня, - признался он. - Но мужчины в Англии теперь так же боготворят его, как и женщины.
        - Что же произошло? - спросил месье Жоле, пытаясь облегчить страдания месье Клемента.
        - Булыга Гарри Крэнк.
        - Булыга? - удивленно переспросил Бомартен.
        - У него большие плечи и почти нет бедер, поэтому все его называют Булыгой, да он так и выглядит, - объяснил Клемент. - Он оскорбил месье Бельведера, назвав женщину, с которой тот был, матерью месье Бельведера. Она очень богатая женщина, немного старше своего кавалера, но не настолько пожилая, чтобы казаться его матерью, что совершенно очевидно. Но месье Бельведер оскорбился и бросил вызов месье Булыге Гарри Крэнку, который считается чемпионом Англии по боксу в супертяжелом весе, готовый сразиться голыми кулаками, как на ринге, среди толпы не последних людей Англии. На потеху знатной публике месье Бельведер голыми кулаками избил Булыгу Гарри Крэнка до состояния, известного в Англии как кровавый фарш. По свидетельству английских журналистов, месье Бельведер не получил ни одного ответного удара; на следующее утро он, как ни в чем не бывало, отправился на работу в студию. И Англия, в том числе мужчины, без ума от него. Он положительный герой. Поговаривают о том, чтобы сделать его членом парламента или даже премьер-министром. И есть намеки на подпольные планы назначить его диктатором.
        Совет семи рассмотрел статью. Месье Бомартен обвел взглядом собрание. В их глазах он увидел одобрение.
        - Мы доверяем это дело вам, - произнес месье Лессак от имени всего Совета. Остальные кивнули.
        6
        ВЕРНУВШИСЬ домой пораньше из студии, закончив дневной график съемок в необычайно короткие сроки, Дэвид быстро перечитал последний том «Золотой ветви» Фрезера[4 - «Золотая ветвь: Исследование магии и религии», 1890 г. Труд британского ученого Джеймса Джорджа Фрезера (1854 - 1941). Сравнительное исследование мифологий и религий. Первое издание вышло в 1890-м году в двух томах; второе - в 1900-м в трех томах; третье в 1906 - 1915 в 12 томах. В 1923-м Фрезер выпустил сокращенный вариант уже для массового читателя.]. Он развил в себе привычку фотографического чтения и вместо того чтобы собирать слова в предложения и предложения в абзацы, мог извлечь смысл целой страницы. Таким образом, он читал быстрее, чем обычный человек пролистывает книгу, и с такой же скоростью, с какой средний человек способен переворачивать страницы.
        Он закончил чтение за полчаса и встал, раздумывая, чем бы заняться до обеда, который должен был начаться не раньше, чем через час.
        С извиняющимся видом вошел дворецкий и остановился, ожидая, когда его заметят.
        - В чем дело? - резко бросил Дэвид.
        Дворецкий вытянулся.
        - Джентльмен хочет видеть вас, сэр. - он протянул визитную карточку.
        - Жерар Бомартен? Ты когда-нибудь слышал о таком?
        - О, нет, сэр.
        - Чего он хочет?
        Дворецкий задумался. Никогда не знаешь, когда ожидать пинка или вежливости от своего нового хозяина.
        - Он не сказал, сэр. Просто хотел вас видеть, сэр.
        - Все порядке. Ступай и приведи его. Не уходи далеко от звонка. Я могу позвать тебя, чтобы вышвырнуть его.
        У Дэвида не было времени гадать, что за дело у его гостя. Коротким пружинистым шагом Жерар Бомартен быстро вошел в комнату и направился к Дэвиду.
        - Я Жерар Бомартен, мистер Бельведер, - сказал он, пожимая Дэвиду руку и дружелюбно глядя на него.
        Дэвид пробормотал приветствие. Он чувствовал себя не в своей тарелке, и его правая рука все еще болела в суставах: этот болван больно сжал ее.
        - Вы занятой человек, месье Бельведер, - торопливо сказал Бомартен без малейшего акцента, - и я тоже.
        Они сели лицом друг к другу.
        - Я представляю Совет Семи. В настоящее время я являюсь временным главой Совета. Мы хотим, чтобы вы стали нашим лидером.
        - В чем же? - безразлично спросил Дэвид.
        - Откровенно говоря, Месье Бельведер, мы террористическая организация. У нас множество приверженцев, разбросанных по всему миру - в общей сложности полмиллиона членов. Мы хотим, чтобы вы стали нашим лидером.
        Дэвид встревоженно поднял голову.
        - Лидером чего?
        - Главой организации. Видите ли, месье Бельведер, как я уже сказал, мы террористическая организация, цель которой - свергнуть все формы правления в мире. Вместо них мы образуем мировое государство, а вы станете его диктатором. Как террористическая партия, мы не нуждаемся ни в ярлыках, ни в заманчивой рекламе. Поэтому мы отвергаем название партии и называем ее просто «Партией», когда есть необходимость ссылаться на нее.
        - Почему же? - поинтересовался Дэвид.
        Бомартен колебался.
        - Ну, - признался он, - Поскольку мы скрытая партия, газеты не могут упоминать нас. Мы - сила, которая ощущается в мире, но наша скрытность делает ее силой, на которую нельзя указать однозначно. Вы могли бы сказать, что это немного камуфляж - защитная окраска, возможно.
        Дэвид кивнул.
        - Понимаю. Довольно умно.
        - Теперь мы что-то вроде коммунистов, что-то вроде анархистов, что-то вроде фашистов - но в каждом случае необходимо употребить слово - «более». То есть мы превзойдем коммунизм в том, что о каждом человеке будет заботиться мировое государство; для каждого будет найдена работа, так как государство будет контролировать каждый бизнес. Мы более анархисты, чем анархисты в некоторых отношениях: мы собираемся покончить с деньгами и правительствами всех видов, кроме нашего, конечно. Мы больше выступаем за силу, чем фашисты, потому что всемирное правительство должно находиться в руках одного человека - и независимо от способов, которые приведут к свержению остальных правительств. Естественно, поскольку мы террористы, понятно, что революция не может быть совершена без кровопролития, и мы выступаем за кровавую революцию.
        Дэвид на мгновение задумался. Все это казалось чрезвычайно странным.
        - Что же получу я? - многозначительно спросил он.
        - Станете диктатором мира, прежде всего.
        - Мне это не нужно. В этом году я рассчитываю заработать двести тысяч фунтов.
        Бомартен взволнованно вскочил на ноги.
        - Мы дадим вам пятьсот.
        - Подождите минутку, - вмешался Дэвид. - А вам-то что с этого?
        - Я хочу только одного, - ответил Бомартин в порыве эмоций. - Я желаю заведовать строительством городов. Я хочу возводить красивые здания разных цветов, которые будут гармонировать в определенной цветовой схеме, с перекидными мостами между ними, и посадочные площадками для самолетов, чтобы они могли садиться в городах. У нас есть люди, проектирующие самые прекрасные воздушные корабли, которые вы когда-либо видели, - построенные из сверкающего металла и отлично обтекаемые, они могут летать со скоростью тысячи миль в час и пускать всевозможные смертоносные лучи и бомбы.
        Дэвид терпеливо ждал, пока мсье Бомартен остынет.
        - У вас всего полмиллиона членов? Этого едва ли достаточно.
        - Я знаю, - поспешил согласиться Бомартен. - Но с вами в качестве лидера мы можем заставить последовать за нами почти каждого человека в мире. За нами стоят самые влиятельнейшие, богатейшие люди мира.
        - Почему?
        Бомартин развел руками.
        - В основном по той же причине, по которой я хочу видеть мировое государство у власти - чтобы у нас были изысканные города с самыми совершенными цветовыми узорами, с евгеникой и красивыми воздушными кораблями, и ненадобностью денег.
        Дэвид схватился руками за голову.
        - Мне это кажется безумием.
        Бомартин энергично закивал.
        - В этом-то и вся прелесть. Наполеон хотел только завоевать мир. О том, что он собирался делать с ним потом, он даже не удосужился подумать. Но у нас есть определенные цели. Мы хотим возвысить мир, украсить его. - Он восторженно возвел глаза к потолку.
        - Пятьсот тысяч фунтов? - спросил Дэвид.
        - Да!
        - А какова гарантия оплаты?
        Бомартен выглядел изумленным и не скрывал примеси обиды в своем удивлении.
        - Но ведь мы не можем подписывать бумаги. Никакого контракта. Это одна из тех вещей, против которых мы выступаем. Вам придется довериться слову Совета Семи.
        - Это вряд ли конкретная гарантия.
        - Нет. - Бомартен нацарапал номер телефона на своей визитке и протянул ее Дэвиду. - Но я предоставлю вам брошюру с целями нашей организации, а также машинописную копию нашей стратегии, если вы присоединитесь к нам. Пока вы думаете - держите это в секрете, разумеется, и никому не разглашайте - и позвоните по этому номеру, когда решите. Просто назовите свое имя человеку на другом конце провода и скажите «да» или «нет». Через десять дней после того, как вы скажете «да», на ваше имя в Банке Англии будет внесено пятьсот тысяч фунтов золотом, и каждый последующий год - еще пятьсот тысяч золотом. Взамен вам придется отказаться от всей остальной работы и следовать нашим инструкциям - с вашими собственными изменениями и усмотрениями, естественно.
        Он пожал Дэвиду руку, нахлобучил шляпу и выскочил так же быстро, как и вошел.
        7
        - ТЫ БЫЛ великолепен, так мастерски защищая мою честь, - пролепетала миссис Клара Уиджи, которая по понятным причинам известна также была как «Пышечка».
        Дэвид, стоя у камина, холодно посмотрел на нее сверху вниз. Нужно было иметь более молодой и менее близорукий глаз, чем у нее, чтобы заметить слабую, но откровенную усмешку на его красивом лице. Он грациозно затянулся сигаретой, проглотил дым и закашлялся. Курение имело для него больше внешнее значение, чем смысл. Он бросил сигарету в камин.
        - Иди сюда и сядь рядом со мной, - взмолилась она, крепко вцепившись в подлокотник большого дивана.
        Он медленно пересек комнату и неуклюже оперся на спинку, засунув руки в карманы и вытянув ноги в прямую линию, опираясь на пятки.
        - Разве ты не хочешь жениться на мне? - повторила она, наверное, в тысячный раз с тех пор, как неделю назад увидела окровавленный, потерявший сознание сгусток, лежащий у ног Дэвида, являвший собой «Булыгу» Гарри Крэнка, английского чемпиона мира.
        Дэвид встал. В его положении вряд ли кто решился бы на то, что он сделал. Когда он небрежно нахлобучил шляпу на голову под единственно подходящим углом и вышел за дверь, он выбрасывал десять миллионов фунтов. Но он сделал это без единого слова, не пожелав даже спокойной ночи и уж точно не подумав о своей потере. Он просто вышел, оставив немолодую «Пышечку» кусать свои морщинистые губы и сдерживать слезы, которые угрожали размазать тушь по всему ее пятнистому красному лицу.
        Шофер и лакей спали. Дэвид сердито ткнул лакея тростью. Мужчина выскочил из машины, одновременно разбудив водителя, и распахнул перед хозяином дверцу.
        Дэвид с отвращением откинулся на спинку сиденья. Клара, конечно, была дурой, но даже при ее колоссальном недостатке ума она должна была понимать, что в ее возрасте, несмотря на косметическую операцию и кремы для заполнения глубоких морщин, она оставалась некрасивой старой каргой. Он презирал себя за то, что вел себя как идиот.
        И все же он понимал, что заставило его драться с Гарри Крэнком. У Клары было десять миллионов фунтов, и все они - естественно, вместе с ней - она предложила ему. Десять миллионов фунтов ушли бы на эксперимент Эрла и осталось бы еще уйма денег. Кроме того, он мог зарабатывать еще четверть миллиона или больше в год в течение почти любого количества последующих лет. Это казалось хорошим планом.
        И когда похожий на быка «Булыга» Гарри Крэнк, стремясь возвыситься в глазах своей легкомысленной миниатюрной дамочки, нашел взглядом Дэвида и решил подколоть его относительно возможных отношений Клары к нему, Дэвид чувствовал себя совершенно спокойным.
        - Я требую извинений, - уверенно сказал он.
        - О, ты думаешь, что я собираюсь превратиться в розовый бутон! - ухмыльнулся Булыга, приблизив свою побитую харю к лицу Дэвида.
        Дэвид отступил назад и ударил его открытой ладонью. Собравшаяся толпа громко расхохоталась при этом ужасающе звучном событии. Лицо и толстая шея Булыги стали такими же багровыми, как и след, оставленный рукой Дэвида. Он сжал свои огромные кулаки и сделал выпад.
        Проще простого было ускользнуть от этого глупого, слепого порыва. Когда кулак неуклюже прошел мимо, Дэвид ударил в челюсть, на этот раз крепко стиснутым кулаком. Булыга пошатнулся.
        Теперь Дэвид легко двигался, отступая в сторону только тогда, когда его противник подходил слишком близко. Его прямые удары каждый раз достигали цели. Булыга был ослеплен кровью, льющейся из раны над его глазом. Его мускулистые руки бешено раскачивались, как на карусели. Его медленные ноги отказывались уходить от атаки.
        Дэвид выбил из него дух, оставив в беспомощности хрипеть, с лицом в кровавых клочьях. Последний апперкот уложил его в канаву, где чемпион мира отвратительно истекал кровью.
        Ни один серьезный удар не коснулся Дэвида. Гладкая прическа оставалась нетронутой, и дышал он ровно. Болела только правая рука.
        Толпа бурно зааплодировала. Несколько газетных фотографов запечатлели эту сцену. И когда они с Кларой шли через почтительную, ликующую толпу, она схватила его за руку и прижалась к нему до боли крепко. Ее глаза были полны обожания.
        Что ж, с этим он покончил. Он видел свою возможность и воспользовался ею, ожидая, что Клара предложит ему брак, себя и десять миллионов фунтов. Но не ожидал, что будет в состоянии отказаться от всего этого.
        Одним махом он смог избавиться от такой отвратительной уродины, как она, и от ненавистной актерской работы. Его общее мнение о мире и без того было низким, но никогда, пока он не пошел в кино, он не встречал такого числа слабоумных, врожденно дегенеративных отбросов. Теперь он мог сказать им, куда идти. Они ему больше не нужны.
        Как только он добрался до телефона, то сразу же позвонил в Париж.
        - Это Дэвид Бельведер, - сказал он. - Да!
        Диктатор Мирового Государства! Неплохо для человека, у которого никогда не было родителей - рожденного от пробирки и динамо-машины. Первое, что он наверняка сделает, - это покончит с миссис Кларой Уиджи и ей подобными неудачниками и умственными калеками.
        8
        СОВЕТ СЕМИ приготовился ускорить рассмотрение этого вопроса. Но прежде чем позволить им втянуть себя во что-либо, Дэвид подождал, пока пятьсот тысяч фунтов золотом будут переведены на его имя. Через десять дней после телефонного звонка в Париж ему сообщили из банка, что сумма поступила.
        Он немедленно порвал с кинокомпанией, не обращая внимания на то, что они потратили в общей сложности сто двадцать пять тысяч фунтов на очередную картину, которая была закончена только наполовину. Они ничего не могли сделать, чтобы удержать его. В своих условиях он оговорил, что не будет никакого контракта, и его связь с компанией может быть прекращена по его усмотрению. Он оставил их с открытыми от изумления ртами и в ту же ночь помчался самолетом в Париж.
        Там все были готовы и ждали его.
        - Сначала вы совершите кругосветное путешествие на специальном реактивном самолете, который только что изготовили для нас. В нем можно пересечь Атлантику за три часа. Вы будете выступать перед каждым из множества подразделений организации. В каждом городе, который вы соберетесь посетить, мероприятие будет широко освещаться. Вероятно, залы будут ломиться от желающих. Но организация позаботится о проведении заседаний в самых больших помещениях.
        - Но как быть с речами? - спросил Дэвид. - Я могу говорить только на английском, французском, немецком, испанском и итальянском.
        - Остальные будут переведены для вас. Вы сможете прочитать их для аудитории.
        Затем последовали волнующие, беспокойные дни постоянных переездов из одной страны в другую. Дэвид выступал - говоря просто, но с пламенным чувством - перед аудиторией в каждой стране мира. Через два месяца он обогнул свет, иногда выступал по три-четыре раза за ночь, и сразу же после окончания речи его забирал реактивный самолет, чтобы доставить к следующему пункту. В каждом городе он оставлял назначенного предводителя, чтобы тот отвечал за любые его распоряжения.
        Достойна памяти его речь в Париже - первая, которую он произнес, прежде чем отправиться покорять остальной мир. Хотя он знал, что каждый человек в зале видел его фотографии множество раз и знал все подробности его личной жизни, которые его пресс-агент счел нужным обнародовать, он представился с подобающей скромностью. В течение нескольких минут он говорил о тревожном состоянии, в котором находится мир: угроза войны… промышленный спад… финансовый крах…
        Он легко завоевал внимание аудитории. Его слушатели представляли собой самую невероятную смесь: художники, ремесленники, крестьяне, рабочие, буржуа, владельцы большого бизнеса. И все они легко поддавались влиянию - отчасти из-за неопровержимой логики его речи, отчасти из собственных страхов, но главным образом из-за его огромного личного и физического обаяния.
        Затем, подобно раскату грома, сдерживаемому только сверхчеловеческой волей, он обрушил на публику свой план спасения мира. Он говорил, и лица людей озарялись светом, как озарялись лица очевидцев, когда великие пророки провозглашали свои огненные слова и победители вели восторженных людей к их счастливой смерти.
        Он закончил.
        Люди стояли на своих стульях и кричали о преданности безумной идее: богачи и их оборванные работники, художники и презираемые ими обыватели. Они стояли и кричали, пока не ворвались жандармы и не попытались разогнать собрание и арестовать революционера.
        Но мирные люди, жаждущие умереть за своего нового вождя, ломали стулья о головы полицейских, вырывали из их рук дубинки и жестоко избивали жандармов. Пытаться разогнать собрание и арестовать публику было верхом глупости. Полиция отказалась от этой попытки. Подобно блаженным мученикам, толпа скандировала о неповиновении и своей готовности к смерти.
        Куда бы он ни направился, эффект был один и тот же. Через два месяца, когда он наконец вернулся в Главный Штаб в Париже, чтобы вновь встретиться с Советом Семи, мир был готов к войне.
        Единственное, что мешало открытой борьбе, это незамысловатый вопрос - они не знали с кем бороться. Нации представляли собой пороховую бочку. Группировки Партии угрожали свержением правительств, и так как в них участвовали наиболее видные люди, то ничего нельзя было сделать, чтобы остановить рост революционного движения. Беспомощно, люди ждали катастрофы. Наступило короткое затишье перед бурей.
        9
        УВЕРЕННЫЙ в себе, не сомневающийся в своей способности повлиять на аудиторию во всех частях света, Дэвид вернулся в Совет Семи, чтобы обсудить следующий шаг. До сих пор все работало отлично. Больше всего его забавляло отсутствие собственного интереса ко всему этому действу, сам же он во время разговора, повторяя одну и ту же речь по тысячу раз, мог наблюдать за всевозможными эмоциями своих слушателей.
        Когда, наконец, полиция взяла под контроль актовые залы для подавления любых беспорядков и революционных подстрекательств, они тоже были тронуты речью и с тем же энтузиазмом последовали за Дэвидом, как и остальная безумная толпа. Это продолжало забавлять его.
        - Теперь мы свергнем все правительства, - спокойно сказал Бомартен, улыбаясь самому себе и семерым остальным. - До сих пор мы были удивительно успешны. Остальное будет лишь незначительным шагом.
        - Вы позаботились о боеприпасах и обо всем остальном? - спросил Дэвид.
        - Военные фабрики по всему миру были заняты днем и ночью, выпуская для нас оружие. На данный момент у нас пятьдесят тысяч воздушных судов всех видов: ракеты, штурмовики, бомбардировщики, истребители и так далее. Авианосцы, подводные лодки, линкоры, крейсера. Все самое современное вооружение в мире, в том числе и ряд особо секретных. Все это будет распределено по всем странам мира к концу этой недели. А потом!
        Дэвид торжествовал. Вот с чего начинаются власть и слава. Он стоял в огромном ракетном корабле и смотрел в иллюминатор на Землю в тридцати милях под ним. Была ночь, но суша и вода внизу светились и были прекрасны. Отсюда можно было не думать о бесчисленных глупостях; неразумности мира больше не существовало, и он был прекрасным домом для божества.
        Это были его владения - его империя. Через неделю или меньше он станет диктатором Земли. Через неделю или чуть меньше полтора миллиарда людей провозгласят его верховным правителем. Полтора миллиарда людей, готовых - вопия - умереть за него!
        Через неделю или меньше!
        Александр Македонский, Карл Великий, Цезарь, Наполеон…
        Он один мог править всем миром. Диктатор, какого еще не бывало!
        10
        Доктор Эрл, следя за его подвигами в газетах, терпеливо ждал, когда Дэвид вернется в Англию. Неудобства, мучительная скука его жалкого наемного жилища больше ничего для него не значили. Он был уверен, что Дэвид делает это для него, подготавливая мир к великому эксперименту.
        Как только Дэвид приземлился под Лондоном на своем ракетном корабле и был доставлен в отель на роскошном личном автомобиле, он осмелился нанести ему визит. Здравый смысл предостерегал его от этого, но, с другой стороны, посчитал он, это могла быть его естественная, сдерживающая застенчивость.
        Дэвид сомневался и некоторое время раздумывал, прежде чем впустить старого доктора. Он совсем забыл о жалком дураке. Его идеалистические мечты не преследовали никакой личной славы. Только улучшение человечества.
        К черту человечество! Он желал стать богом - способным распоряжаться жизнью и смертью миллионов людей.
        - Я знал, что ты позволишь мне увидеть тебя, - мягко и благодарно сказал доктор Эрл. Он нерешительно подошел к креслу, на которое указал Дэвид, нервно теребя шляпу.
        - Вы же не думаете, что я о вас забыл? - вкрадчиво спросил Дэвид. Он презирал Эрла за его смиренность. На его месте он бы постарался хоть как-то поправить дела.
        - О нет! - поспешно воскликнул Эрл. - Я знал, что ты делаешь это для нашего эксперимента.
        Дэвид был застигнут врасплох. Он чуть было не выпалил опровержение, но вовремя спохватился:
        - Я знал, что вы поймете. - Он улыбнулся.
        - О, у меня никогда не было никаких сомнений, - ответил доктор Эрл, немного расслабившись. - Только мне было интересно, как далеко ты зайдешь.
        - Не слишком далеко. Но достаточно.
        Эрл успокоился. Он серьезно кивнул.
        - Конечно, нет! Но мы должны быть уверены в нашем успехе. Я оставляю все в твоих руках. Только…
        - Только что? - с подозрением спросил Дэвид.
        - Ну, я хотел знать, когда мы начнем создавать новую жизнь.
        Дэвид встал, с намеком, что разговор окончен.
        - Доверьте мне и это.
        Доктор Эрл радостно пожал ему руку и направился к двери.
        - Подождите минутку, - остановил его Дэвид.
        Эрл обернулся.
        - Мне нужна пара. Не могли бы вы сделать?
        - Конечно!
        - Тогда я скажу вам, когда начинать. - Он смотрел, как старик с ужасной медлительностью идет к двери. И выругал себя за то, что не сумел сказать это с должной дипломатичностью, но разве он может сказать старому дураку правду.
        Неужели Эрл считает его идиотом? Позволив доктору создавать новых людей - как он сказал? - «Даже более совершенных», чем он, Дэвид - он потеряет свое превосходство и свой шанс господствовать над всей Землей. Это было бы чистой глупостью, особенно теперь, когда ему оставалась всего одна неделя, чтобы дождаться диктатуры Всемирного правительства.
        Он постарался забыть об этом инциденте. Но не мог забыть, что ему нужна пара. Иногда он замечал красивую женщину, которую можно было бы пожелать, но стоило только ей заговорить и все очарование растворялось. Он знал, что ему нужна подходящая пара, но в целом мире никого не нашлось бы для него. Только его создатель мог создать женщину столь же совершенную, насколько совершенным мужчиной был он сам.
        11
        СРЕДЬ БЕЛА дня, 4 декабря, десятки тысяч бомб разорвались более чем в двух тысячах городах по всей Земле.
        В небе барражировали самолеты - огромные стаи. Все дороги были забиты семьями беженцев, которые уносили свои пожитки как можно быстрее и как можно дальше от этих мест.
        Бомбы посыпались на правительственные здания. Одновременный взрыв десятков тысяч зарядов, потряс мир. Огромные осколки дождем взметались в небо, чтобы сыпаться вниз, принося еще более страшные разрушения.
        Теперь самолеты парили, кружа над городами, пробиваясь сквозь облака клубящейся пыли. Под ними полчища вооруженных людей врывались в разрушенные города: кто пешком, кто на лошадях или в легких маленьких автомобилях - всеми возможными способами. Растерянные, раненые горожане обычно почти не оказывали сопротивления.
        Но в Лондоне все было сложнее. Вокруг Букингемского дворца собрались «Бобби»[5 - «Бобби» - прозвище английских полицейских. Образовано от краткого имени британского государственного деятеля, сэра Роберта Пиля (1788 - 1850), основателя лондонской полиции, со штаб-квартирой в Скотланд-Ярде в 1829 году.], поддерживаемые Колдстримским гвардейским полком[6 - Колдстримские гвардейцы - один из самых старых и элитных регулярных полков английской армии.] и всеми регулярными войсками, какие только могли собрать. За городом, в полной готовности, затаился флот - в ожидании приказов, которые никак не поступали.
        Разведчики доложили о приближающейся к гавани флотилии линкоров. Величаво королевский флот двинулся вниз по реке, чтобы дать отпор. «Бесстрашный», крупнейший британский линкор, сел на мель и вынужден был в стороне наблюдать за боем.
        Семь линейных кораблей, четыре крейсера и авианосец развернулись и начали удирать от королевского флота, который пустился в погоню. В восемнадцати милях в море неизвестная флотилия рассредоточилась по обширному пространству, разворачиваясь к преследователю носами, в то время как королевский флот выставил свои могучие борта к чужим кораблям и тут же открыл огонь практически прямой наводкой.
        Неизвестный флот мог стрелять из меньшего количества орудий в лобовой позиции, но они с лихвой восполняли недостаток заградительным огнем бомб, сбрасываемых самолетами, поднимавшимися с авианосца.
        Королевский флот вел бой в течение трех с половиной часов. Это была чистая удача, что они продержались так долго. Бомбы невероятной мощности создавали воздушные пузыри, и сверхтяжелые корабли, теряя плавучесть, уходили под воду.
        Это было эпическое зрелище: грандиозные корабли уходили под воду со всей командой, в полном боевом порядке и во весь голос распевающей национальный гимн, прорывавшийся сквозь грохот пушек и рев волн, падающих на гибнущие корабли.
        В городе пулеметы строчили по стенам дворца. Легкая артиллерия била сталью по крепкому старому замку.
        Верхом на великолепном блестящем черном коне, с лязгающим мечом на боку, но с современным оружием необычного вида в руке, Дэвид галопом промчался к жалкому брустверу из мешков с песком, автомобилей и огромных бетонных плит, снятых с тротуаров. За ним неслась бравая, бесстрашная кавалерия.
        Они перемахнули через бруствер на лужайку, окружавшую дворец, подставляя себя под огонь защитников трона. Словно не думая об этом, они, как безумные, поскакали к старинным воротам. Странное тяжелое ружье Дэвида, нацеленное обеими руками, выпустило один ужасный залп. Створки с грохотом упали внутрь.
        Все еще сидя верхом, они пронеслись над толпой солдат, «бобби» и красиво разодетых гвардейцев, рубя направо и налево своими длинными острыми мечами. Их лошади скользили меж груд тел по лужам крови.
        Они безжалостно расправились с сопротивлением. Стуки копыт, свист мечей, пронзающих плоть, страшные крики раненых и умирающих - старый дворец слышал это и раньше, но никогда в тронном зале. Дикая, победоносно горланящая толпа безумцев, топча мертвых, сносила стены и все, что стояло на их пути.
        В каждой стране было одно и то же. Немногие защитники против миллионов захватчиков и жаждущих крови революционеров, готовых к смерти. Террористическая организация, известная как «Партия», снабжала их всем, чем могла.
        На следующий день дым руин рассеялся, и началась работа по восстановлению и захоронениям. Дэвид, верховный диктатор Мирового Государства, все еще жил в Отеле «Гранд Палас» - временно, пока для него не построят новый дом.
        12
        Именно там доктор Эрл разыскал его, когда реки крови утихли. Он бежал вместе с другими за пределы города, когда пришло сообщение о перевороте; теперь он вернулся, ошеломленный резней и опустошениями, совершенными за один короткий день.
        Ковент-Гарден и весь прилегающий к нему район, включая доходный дом, где он жил, были полностью разрушены. Он был весь бледный, его мутило от столь хладнокровных разрушений и убийств.
        Это сотворил его Дэвид. Потребовалось много времени, чтобы поверить в это. Конечно, его Дэвид не был образцом милосердия и сострадания, но каким нужно быть жестоким и бессердечным монстром, чтобы устроить такое побоище.
        Как только он пришел в себя, он заковылял по разбитым улицам, мимо разрушенных домов, к отелю «Гранд Палас», одиноко стоявшему среди пыльных руин Лондона.
        - Дэвид, - воскликнул он. - Ты обещал мне…
        Он едва узнавал свое творение: человек первозданной красоты стал уродлив от опьяняющей его власти. Дэвид рубанул воздух рукой, показывая, что отбросил глупые представления о человечности и жалости.
        - Но наш эксперимент, - жалобно начал доктор Эрл. - Тебе достаточно того, чтобы просто править Землей? А как же наша миссия - возвысить человечество?
        - Вы думаете, я глупец? - усмехнулся Дэвид. - Я диктатор Мирового Государства! Я не собираюсь отказываться от мира ради чего-либо!
        Доктор Эрл стоял ошеломленный.
        - Убирайтесь! Забудьте о человечестве и думайте о себе.
        - Но, Дэвид…
        - Идите вон!
        Усталый, сломленный старый доктор попытался надеть шляпу на голову и вовремя вспомнил, что находится в присутствии мирового диктатора.
        - Мне негде ночевать, - сказал он. - Мой пансион разрушен. - Он с надеждой посмотрел на Дэвида, который повернулся к куче бумаг на своем столе.
        - Ночуйте здесь, если хотите. Но уйдите и оставьте меня в покое! - огрызнулся он.
        Доктор Эрл поплелся за слугой, отведшим его в спальню. Тяжело опустившись в кресло, он сидел, обхватив голову дрожащими старческими руками, не в силах поверить в превращение.
        Дэвид был чудовищем - опьяненным властью и славой.
        Нет, это не так. Он был человеком, и любой человек на его месте поступил бы точно так же. Ни один не смог бы устоять перед дурманящей возможностью стать диктатором мира - с властью распоряжаться жизнями и смертями полутора миллиардов человек.
        Он встал, пошатываясь, и попытался пройтись по комнате. Усталые ноги не держали его.
        Ему хотелось плакать…
        Он не создал ни сверхчеловека, ни Бога. Вместо этого существо, которому он дал жизнь, оказалось аномально разумным человеком с обычными людскими инстинктами и реакциями.
        Человек! Не больше, чем любой человек!
        И все его оправдания этого в высшей степени прекрасного создания, которому он дал дыхание, жизнь и мозг, были именно оправданием. Но этот человек в них не нуждался, он действовал так, как от него можно было ожидать.
        В этом был перст божий - в сверхчеловеческом интеллекте, которым он наделил его: вот что сотворило беду.
        ДЭВИДА нужно было убить. Он не мог отделаться от этой мысли. Если мир должен жить, Дэвид должен умереть. Эти двое не могли существовать вместе. Из морей крови и разрушений Дэвид мог создать только хаос, в котором человечество не сможет жить.
        Отнять человеческую жизнь, дав взамен надежду умереть за Спасителя. Дэвид был человеком - человеком, рожденным не от женщины, - но тем не менее человеком. Он не был ни богом, ни демоном.
        Будущее и управление всем миром нельзя было доверить в руки простого человека.
        Но мир еще можно было спасти. Единственным, кто стоял на пути создания великого человека, был Дэвид - человек, который, как он считал, больше всего поможет его эксперименту. Ему придется действовать одному. Но он не сможет добиться успеха до тех пор, пока Дэвид жив и стоит на его пути. Дэвид знает, что можно создать еще более совершенных людей, чем он. И никогда не успокоится, если Эрл попытается это сделать.
        Дэвида придется убить! Дэвида придется убить!
        Эта фраза весь день гудела в его голове. Он не мог ни отдыхать, ни есть. Его руки сжимались в кулаки в поисках оружия.
        В тот вечер он прокрался в коридор. Его комната находилась через две двери от комнаты Дэвида, коридор был пуст. Дэвид был диктатором, от него был без ума весь мир, никто и помыслит убить его. Так что коридор был пуст.
        Старый, разочарованный доктор крался так быстро, как только могли двигаться его протестующие ноги.
        Дэвид спал, прекрасный и безмятежный от торжества власти. Спал так, как спал одиннадцать лет назад, когда не знал жизни и был безупречной статуей, вырезанной из плоти и наполненной синтетической кровью.
        Доктор Эрл умело перерезал его белое мускулистое горло, хотя руки его дрожали от жалости и отвращения к самому себе, - перерезал краденым хлебным ножом.
        Его творение лежало неподвижно, пропитывая постель искусственной кровью. Он снова был безжизненным и совершенным - прекрасным и сильным в смерти, как статуя.
        Доктор Эрл съежился в кресле и уставился на окровавленный нож.
        Он не сумел добиться успеха. Его эксперимент всегда будет обречен.
        Человек не может создать бога.
        notes
        Примечания
        1
        Аватара (в пер. с санскр. - «нисхождение») - в философии индуизма обычно используется для обозначения нисхождения божества на Землю.
        2
        Теодор Сведберг (1884 - 1971). Шведский химик, приобрел известность благодаря исследованиям физических свойств коллоидных систем. Нобелевская премия по химии, 1926.
        3
        Эмиль Фишер (1852 - 1919) - Немецкий химик, лауреат Нобелевской премии по химии 1902 года.
        4
        «Золотая ветвь: Исследование магии и религии», 1890 г. Труд британского ученого Джеймса Джорджа Фрезера (1854 - 1941). Сравнительное исследование мифологий и религий. Первое издание вышло в 1890-м году в двух томах; второе - в 1900-м в трех томах; третье в 1906 - 1915 в 12 томах. В 1923-м Фрезер выпустил сокращенный вариант уже для массового читателя.
        5
        «Бобби» - прозвище английских полицейских. Образовано от краткого имени британского государственного деятеля, сэра Роберта Пиля (1788 - 1850), основателя лондонской полиции, со штаб-квартирой в Скотланд-Ярде в 1829 году.
        6
        Колдстримские гвардейцы - один из самых старых и элитных регулярных полков английской армии.