Сердце Ведьмы Женевьева Горничек
        Роман для поклонников «Цирцеи» Мадлен Миллер, который переосмысливает скандинавскую мифологию и рассказывает современным читателям вечную историю любви, надежды и потерь.
        История Ангербоды начинается там, где большинство историй о ведьмах заканчивается: на костре. За отказ открыть ему знания о будущем бог Один решает сжечь непокорную ведьму. С трудом выжив, израненная и обессиленная Ангербода скрывается в безлюдных лесах… где встречает легендарного трикстера Локи.
        Их отношения рождаются с недоверия, но перерастают в любовь. У них появляются трое необыкновенных детей, у каждого из которых - особое предназначение. Ангербода растит малышей на краю света, укрывая от всевидящего ока Одина… до тех пор, пока пророческий дар не открывает ей: ее дети в опасности. В опасности весь мир. И теперь Ангербода должна решить, примет ли она предначертанную судьбу - или восстанет, пытаясь изменить будущее.
        Женевьева Горничек
        Сердце Ведьмы
        Посвящается Поппи
        Genevieve Gornichec
        THE WITCH’S HEART
        (c) 2021 by Genevieve Gornichec
          including the right of reproduction in whole or in part in any form.
        This edition published by arrangement with Ace, an imprint of Penguin Publishing Group, a division of Penguin Random House LLC
        
        Часть I
        В стародавние времена, когда были боги ещё юны, а Асгард только возведён, из-за предела миров явилась ведьма. Она знала много древних заклятий, но особенно сведуща была в сейде, особом колдовском искусстве, что позволяло странствовать вне тела и провидеть будущее. Когда Один, первый среди асов и асинь, прознал о её умениях, так возжелал он заполучить эти знания, что предложил ей сделку: она наставляет его в искусстве сейда, а в обмен он раскрывает ей тайны рун.
        Сперва колдунья колебалась, ибо слышала она об Одине много такого, что рождало сомнения в верности его обещаний. Но также знала она, что одноглазый бог редко делится своими секретами, а это означало, что её знания о сейде должны быть для него немалой важности. Поэтому отбросила она подозрения в отношении мрачного аса и приняла его предложение. И так они стали вместе творить сейд.
        Постепенно начала замечать ведьма, что странствия её вне тела становятся всё дальше и опаснее, чем когда-либо прежде. Как-то раз чуть не утянуло её в место мрачнее, чем даже начало времён. Бездна эта испугала её, ведь тайны, заключённые в ней, были так велики и ужасны, что не осмелилась она их тревожить - к великой досаде Одина, ибо знание, что алкал он превыше всего, было сокрыто в сей бездне. И казалось ему, что только ведьма может дотянуться до него.
        Но не только Одина наставляла в сейде колдунья - знаниями своими она делилась также и с ванами, давними соперниками асов, чей мир встретился ей на пути в Асгард. Не было между ними заключено никаких сделок, и ваны не знали, чем отплатить ей за науку, кроме как золотом, хотя богатство её вовсе не прельщало.
        Прознал Один, что ведьма свободно ходит между Асгардом и Ванахеймом, и замыслил наконец добиться своего. Настроил он асов против своей наставницы и оклеветал её, назвав Гулльвейг, «Жаждущей злата». И поверили асы, и пронзили её копьями. Трижды сжигали они тело её, и трижды она возрождалась, ибо долго жила она на свете, была очень могущественна, и убить её было не так-то просто.
        Всякий раз, когда ведьма страдала в пламени, Один пытался заставить её воспользоваться сейдом и спуститься в бездну за тем знанием, что так жаждал, но каждый раз удавалось ей противостоять ему. Узнали ваны о том, как обращаются их недруги-асы с колдуньей, и пришли они в ярость, и началась первая война между мирами.
        Возродившись из пламени в третий раз, Гулльвейг бежала, но кое-что после неё осталось: её сердце, всё ещё дымящееся на погребальном костре.
        Там он его и нашёл.
        Некоторое время спустя поиски привели его в самый дремучий и мрачный лес на дальнем краю Ётунхейма, стране ётунов-великанов, злейших врагов асов. Этот лес назывался Железным, и его искорёженные серые деревья росли так часто, что между ними не найти было и тропинки, а их узловатые сучья тянулись так высоко, что заслоняли собой солнце.
        Однако ему не пришлось углубляться в чащу, так как ведьма нашлась на берегу реки, что отделяла Железный Лес от остальной части Ётунхейма. Глядя на частокол деревьев за гладью реки и горы над ними, она сидела на грубом шерстяном одеяле, накинув на плечи толстый плащ и надвинув на голову капюшон. Светило солнце, но она расположилась в тени, сложив руки на коленях и прислонившись к стволу дерева.
        Некоторое время он, переминаясь, наблюдал за женщиной, почёсывая нос и прислушиваясь к причудливому журчанию реки и щебету певчих птиц, а затем неторопливо подошёл к ней, сцепив руки за спиной. Ему была видна только нижняя половина её лица, и кожа на ней казалась розоватой - нежной, заживающей, обновлённой. Подойдя ближе, он заметил, что кожа на её руках выглядела так же. Казалось, колдунья мирно отдыхает, и отчасти ему не хотелось беспокоить её. С другой стороны, он всегда находил саму идею мира довольно скучной.
        - И долго ты собираешься там стоять? - поинтересовалась она хрипло. Голос звучал так, будто она с рождения ничего не пила. Вероятно, подумал он, так и бывает, если трижды подышать дымом собственного погребального костра.
        - Тебя непросто отыскать, - ответил он.
        По правде говоря, ему было непонятно, что делать дальше. Он пришёл вернуть ей то, что она оставила в чертоге Одина, - но хотел чего-то большего, хотя он и не знал, чего именно. Что-то влекло его в Железный Лес в тот день - что-то кроме её сердца, покоящегося в заплечном мешке. И он чувствовал, что нечто, приведшее его сюда, было важно, значимо, а главное - интересно. А ведь его не так и просто было заинтересовать.
        И вот теперь он находился здесь, соблазнённый предчувствием какого-то волнения, в надежде, что ведьма его не разочарует.
        Она ответила не сразу, вместо этого принялась изучающе рассматривать этого странного мужчину, что приблизился к ней. Солнце светило ему в спину, так что лица было не разглядеть - только тёмно-зёленый дорожный плащ с капюшоном, коричневые брюки, ботинки из тёмной кожи и абрис растрёпанных волос.
        - Я действительно восхищён твоими талантами, - продолжил он как ни в чём не бывало. - Ну знаешь, сеять хаос, где бы ты ни находилась. Вынуждать сильных мира сего сражаться за возможность обладать твоими знаниями. Это впечатляет.
        Помолчав, она произнесла:
        - Я не собиралась этого делать.
        - А что собиралась?
        Ведьма промолчала.
        - Ну что ж, если ты задумаешь снова провернуть такое, - сказал он, - я бы с удовольствием понаблюдал и даже, возможно, поучаствовал, если только меня не поймают. Но сразу предупреждаю, что ни при каких обстоятельствах я не даю обещаний, от которых не смогу отвертеться. Обычно я не настолько прямолинеен, так что считай, тебе повезло - как друга предупреждаю.
        - Друга? - Этого слова она прежде не слышала.
        - Да, решил стать им прямо сейчас. - Он склонил голову набок. - Я что, твой первый друг? Ну что ж, поздравляю!
        Она проигнорировала вопрос.
        - Кажется, меня ты перед этим спросить забыл.
        - Ну, насколько я вижу, тебя не осаждают поклонники. - Он внимательно посмотрел на неё. - Если честно, ты мне видишься не более чем мирной колдуньей из лесной глуши. Я очень давно не слышал говора, подобного твоему. Удивительно, что асы вообще смогли разобрать твою речь. Кто ты? Откуда пришла?
        - Я не знаю, - призналась она немного погодя. Женщина наклонила голову так, чтобы видеть его, но он не мог продолжать рассматривать её. - Я могла бы задать тебе тот же вопрос, и ты, вероятно, тоже не смог бы ответить.
        - Да ну? - Он присел на корточки и пристально посмотрел на неё.
        Теперь ей стало видно его бледное угловатое лицо, острый, слегка вздёрнутый нос, придававший ему озорной вид, и тёмно-русые волосы до плеч - не то волнистые, не то кудрявые. Глаза у него были травянисто-зелёные; он задорно улыбался.
        Ведьма кивнула в ответ.
        Уголки губ его слегка дрогнули:
        - И с чего же ты это взяла?
        - Я многое знаю, - сказала она. - Возможно, ты слышал об этом.
        - Я, возможно, слышал, что тебя пронзили копьями и несколько раз сожгли как раз потому, что ты многое знала. Вероятно, отныне тебе следует просто прикидываться дурочкой.
        - Какое же в этом веселье, - сказала она полушутливо, а её рука инстинктивно потянулась к вертикальной ране между грудями - сюда её пронзили копьём, вырвав сердце.
        - Вот это я понимаю! - Он засмеялся, роясь в сумке, а через мгновение вытащил что-то завёрнутое в ткань и протянул ей.
        Она взяла свёрток - и вздрогнула, когда почувствовала, что тот ритмично пульсирует в её руках.
        - Твоё сердце, - пояснил он. - Сначала я собирался его съесть, но затем решил, что, может быть, стоит вернуть его тебе.
        - Съесть? - спросила она, скорчив гримасу. - Зачем?
        Он пожал плечами.
        - Не знаю. Чтобы посмотреть, что из этого получится.
        - Если съесть сердце ведьмы, это совершенно точно не пойдёт никому на пользу, - сухо сказала она и нахмурилась, развернув ткань. - Похоже, оно порядком исцелилось после сожжения, но…
        - …Но в нём по-прежнему есть дырка, - закончил он за неё. - Тебя же проткнули. Возможно, рана полностью затянется, если ты поместишь сердце на положенное ему место. Можешь сделать это прямо сейчас - я не буду подсматривать.
        - Повременю. - Она вернула ткань на место и вновь посмотрела на него. - Благодарю.
        - Всегда пожалуйста. - Он сел, вытянул одну ногу и положил локоть на другое колено. - Итак, как я понимаю, тебя больше не Гулльвейг звать. А как теперь?
        - Я точно не знаю. - Она искоса взглянула на него, а он в это время выдернул из земли длинную травинку, сунул в рот и лениво пошевелил ей из стороны в сторону. Ей в глаза бросилась россыпь веснушек на его носу и щеках и то, как солнце, оказавшись позади него, окрасило контур его волос в ярко-оранжевый цвет. Этот гость по-прежнему был для неё загадкой. Было непросто решить, как много стоит ему рассказывать.
        - Ты не знаешь своего собственного имени? - уточнил он, подняв брови.
        Она пожала плечами.
        - Я хотела путешествовать, так что в странствиях меня всё равно бы как-то называли - в зависимости от того, куда они меня заведут. - Она бросила взгляд через реку на серые заросли Железного Леса. - Хотя, возможно, я всё же решу задержаться здесь ненадолго.
        - И как же ты станешь сама себя называть, если останешься?
        Она обдумала его вопрос минуту-другую, а затем ответила:
        - Ангербода.
        Он сморщил нос, и травинка поникла.
        - Как? «Та, что приносит горе»? Что за странное имя… Зачем мне становиться твоим другом, если только этим ты и собралась заниматься?
        - Это ты решил, что мы друзья, - возразила она. - Да и горе я принесу не тебе.
        - Неужели все ведьмы такие же загадочные, как ты?
        - Не уверена, встречала ли я других ведьм, но мне кажется, что некоторые из них тоже некогда жили в этих лесах. - Она снова посмотрела на другой берег реки и почти благоговейно понизила голос: - Говорят, здесь обитала одна колдунья, что породила волков, преследующих солнце и луну, и дала жизнь многим другим.
        - Точно. Я слышал о них истории в детстве. Старуха и её волчьи дети.
        - Ты слышал эти сказки в Асгарде?
        - Вообще-то, родом я не из Асгарда. Но, так или иначе, все здесь знают эти истории.
        - Ты ётун-великан, - произнесла она. Это было предположение с её стороны, но в голосе не прозвучало вопроса. На самом деле слово «великан» было не совсем подходящим: это было определение, а не описание, потому что своими размерами великаны чаще всего не превосходили обычного человека. И хотя её гость, несомненно, был одет как один из богов-асов, иногда по внешнему облику было невозможно отличить бога от великана.
        Но этот мужчина, путешествующий один и совершенно не скрываясь… В нём было что-то дикое, что-то в его глазах наводило на мысли о дремучих лесах и самых длинных летних ночах. Что-то необузданное, неукрощённое.
        Разве он может быть богом?
        Он пожал плечами в ответ на её догадку.
        - Вроде того. Во всяком случае, сейчас здесь довольно пустынно. Не осталось ни волков, ни их прародительницы-ведьмы…
        - Верно. - Она вновь устремила взгляд на лес за рекой, почувствовав укол боли в пустой груди. - Но, быть может, это была я. Быть может, я была их матерью.
        - Но ты не помнишь точно?
        Она покачала головой:
        - Увы.
        Между ними повисла тишина, и он пошевелился. У неё возникло ощущение, что он ненавидит, когда разговоры на время стихают; он казался человеком, которому нравится слушать свой голос.
        - Что ж, - произнёс он наконец, - хочу, чтобы ты знала, что отныне моя главная цель - не обращать внимание на все твои печальные пророчества, а вместо этого делать всё, что мне заблагорассудится.
        - Нельзя просто не обращать внимание на пророчества.
        - Можно, если очень постараться.
        - Не уверена, что всё так легко.
        - Хм… - Он закинул руки за голову, прислонился к дереву и заносчиво заявил: - Может быть, я просто посмекалистее тебя буду.
        Она насмешливо покосилась на него.
        - И как же тебя тогда зовут, о Хитроумный?
        - Я скажу тебе, если ты покажешь мне своё лицо.
        - Покажу, если пообещаешь не отпрянуть в ужасе.
        - Я уже сказал, что назову тебе своё имя. Больше ничего обещать не могу. Но поверь, желудок у меня здоровый - я ведь собирался съесть твоё сердце.
        - Не такое уж моё сердце и мерзкое, поверь.
        И всё же она приподняла капюшон, открывая сине-зёленые глаза под тяжёлыми веками и коричневую щетину обожжённых волос. Цвета они были не такого, как у Гулльвейг, но Ангербода решила, что уж это имя и всё, что с ним связано, она должна оставить позади и никогда больше не вспоминать о нём. В её жизни начинался новый период. Уж что-что, а колдовство она отныне будет держать при себе, хватит с неё. Больше никакого сейда, никаких пророчеств, никаких неприятностей. И так за последнее время на несколько жизней вперед набралось.
        - А я-то думал, что ты окажешься какой-нибудь отвратительной людоедкой, прячущейся под капюшоном. - Он поднял руки и изобразил пальцами когти. - Троллиха Ангербода, такая уродливая, что мужчины в ужасе отшатываются, взгляни они ей в лицо.
        Она закатила глаза.
        - Так как тебя зовут? Или ты намерен нарушить своё обещание?
        - И в мыслях не было. Я человек слова, Ангербода. Я кровный брат самого Одина, - надменно произнёс он, приложив руку к груди.
        Ну началось, подумала колдунья. Не братался на её памяти Один с ётуном, пока она была в Асгарде. Хотя, конечно, это могло произойти столетия назад, в конце концов, она очень мало помнила о своём пребывании в мире асов и почти ничего из того, что было до этого. Возможно, её странный гость просто не присутствовал в той зале, где её сжигали.
        Или, быть может, он там был и наблюдал за ней в экстазе. Как и остальные.
        - …Поверить не могу, - продолжал он, - что ты порочишь моё доброе имя, намекая, что я клятвопреступник.
        - Но не нужно ли мне прежде узнать твоё имя, чтобы порочить его?
        - Ты порочишь саму идею моего доброго имени.
        - Идею того, что у тебя в принципе есть имя, или того, что это имя доброе?
        Он моргнул и округлил губы в немом изумлении.
        - Если ты не скажешь мне своё имя, я сама придумаю, как тебя называть, - пригрозила она.
        - Ух ты, очень любопытно. - Он обхватил руками колени, как взволнованный ребёнок. - И что же это будет?
        - Тебе точно не понравится. Я буду звать тебя самым ужасным именем, какое только смогу придумать, и с помощью своей ведьмовской магии заставлю всех остальных называть тебя так же.
        - Ведьмовская магия? Ох, мне сейчас жуть как страшно.
        - Не вынуждай меня заставлять тебя это есть, - предостерегающе сказала Ангербода, демонстрируя своё завёрнутое в ткань сердце.
        - Хм, может быть, мне сразу так и нужно было сделать. - Он выпрямился и бросил на неё притворно-хищный взгляд. - Может быть, я заполучу твою силу. Ну-ка, отдай обратно.
        Женщина отодвинула свёрток подальше, когда он потянулся за ним, и произнесла насколько могла зловеще:
        - Или, быть может, случится что-то куда более кошмарное…
        - Откуда ты знаешь?
        - А я и не знаю. Просто к слову пришлось.
        - Ну что ж, полагаю, я не вправе винить тебя за то, что ты хочешь сохранить сердце после всего, что случилось.
        - Это уж точно, в обозримом будущем я с ним расставаться не собираюсь. - Она положила сверток обратно на колени и опустила на него взгляд. Никогда больше не расстанусь.
        Прошло несколько мгновений. Ведьма снова посмотрела на него - он криво усмехался, глядя на неё. Она неуверенно усмехнулась в ответ, не зная точно, как сейчас выглядит её улыбка, гротескно ли, непривлекательно или просто пугающе. Но улыбка его стала только шире, то ли выдавая все его мысли, то ли ни одной.
        - Моё имя, - произнёс он наконец, - Локи Лаувейярсон.
        - Ты используешь имя матери вместо отцовского? - переспросила она, так как знала, что Лаувейя - это женское имя.
        - Верно. И, честно говоря, я не могу поверить, что ты не слышала обо мне за всё то время, что провела в Асгарде. Боги чересчур уж серьёзны, и временами это наскучивает, поэтому я частенько развлекаюсь, чтобы хоть как-то оживить атмосферу, - в основном, правда, за счёт других, но тут уж как есть. Поделать они с этим ничего не могут, ведь я там остроумнее всех.
        - И скромнее, без сомнения, - с невозмутимой искренностью заметила Ангербода.
        Локи внимательно посмотрел на неё, словно пытаясь понять, не шутит ли она. Когда выражение её лица не изменилось, его кривая усмешка превратилась в благодарную улыбку.
        - Знаешь, Ангербода, - сказал он, - я и правда считаю, что мы подружимся.
        Ангербода поселилась на дальневосточной окраине Железного Леса, где деревья практически вплотную прижимались к крутым горам, граничащим с Ётунхеймом. Она наткнулась на поляну у подножия одной из таких гор, где обнаружила выступ скалы, ведущий в пещеру, достаточно большую, чтобы в ней можно было стоять в полный рост. Войдя, она заметила, что в скале над головой была прорублена дыра, а под ней лежали остатки очага.
        Всё это место было до дрожи знакомо. Как будто оно ждало именно её.
        Она обустроила очаг и сложила длинную печь из камней, которые собрала в лесу. Сама пещера была такого же размера, как любое скромное жильё в Ётунхейме: достаточно просторная для мебели и с большим количеством места для хранения в задней части, где потолок спускался ниже. Днём внутренняя часть пещеры освещалась солнцем, проникающим через вход; ночью женщина поддерживала огонь в печи, разгоняя с помощью него темноту своего нового дома.
        - Пещера? - сказал Локи, моргнув, когда она в первый раз провела его внутрь. - А почему бы не построить чертог?
        - Я скрываюсь. Чертог был бы слишком заметен.
        Локи только пожал плечами. Она подметила, что он и не поинтересовался, от кого же она скрывается, хотя и был одним из них. Ведьма понимала: с тех пор, как он открыл ей, что связан с Одином, она должна быть настороже, но что-то подсказывало ей, что он не тот, кем кажется. И именно это подсознательное чувство удерживало её от бегства в поисках другой пещеры каждый раз, когда он уходил.
        После той первой встречи они виделись всякий раз, когда он наведывался в Железный Лес. Локи, как вскоре обнаружила Ангербода, легко менял обличья, так что он мог довольно быстро добраться до неё из Асгарда, обернувшись птицей. Иногда он заглядывал, чтобы поддразнить её и поболтать, а порой даже оставался на ночь-другую и потешно храпел на полу её пещеры, уткнувшись в свой скомканный плащ, который служил ему подушкой. Сама же она спала редко.
        Ангербода не знала, сколько времени прошло с тех пор, как они повстречались у реки, но её светлые пепельно-каштановые волосы заметно отросли красивыми прямыми прядями; она часто заплетала их в тонкую косу, перекинутую через плечо, или закалывала сзади в свободный пучок на затылке. Её бледная из-за постоянного нахождения в пещере кожа быстро зажила после ожогов, и теперь Ангербода выглядела намного моложе. Лишь тёмные круги под глазами никуда не делись.
        Своё сердце ведьма вернула на место. Она практически полностью покинула своё тело, чтобы приглушить боль, но при этом оставила тонкую ниточку связи, чтобы иметь возможность двигать руками. Так она смогла заново вскрыть свою рану в том месте, где её пронзили копьем, и после всего на её груди остался лишь вертикальный шрам. Но всё равно Ангербоду не покидало ощущение, что чего-то не хватает. Как будто пустота в её груди не заполнилась полностью.
        И всё же она выжила и неплохо устроилась. От реки, возле которой она впервые встретила Локи, извивался ручей. Он подходил достаточно близко к её пещере, так что оказалось вполне удобно ходить туда и обратно за водой и стирать те немногие предметы одежды, что у неё имелись. Ей также удалось собрать небольшое количество меховых шкур и обустроить постель, но не хватало еды. Животных в Железном Лесу почти не водилось.
        Однажды Ангербода вышла проверить расставленные среди деревьев силки, но, увидев, что в них нет дичи, побрела к ручью ловить рыбу. Несколько часов она просидела на берегу, изнывая от скуки. Клёва всё не было, и она уже почти задремала, прислонившись к дереву, как вдруг мимо её головы просвистела стрела и вонзилась в кору в трёх дюймах от её лица.
        Когда первое потрясение схлынуло, Ангербода с широко раскрытыми глазами начала озираться в поисках стрелка. Из-за деревьев по ту сторону ручья показалась ётунша: широкоплечая женщина в короткой шерстяной тунике и штанах, с мешком на плече. В руках она держала лук, пустой колчан бился о бедро, а с пояса свисало несколько жирных кроликов.
        - Ты не кролик, - произнесла женщина. Голос её прозвучал раздосадованно.
        - Ты меня чуть не убила, - ответила Ангербода, яростно моргая.
        - А что ты здесь, собственно, делаешь? Разве ты не знаешь, что это мёртвый лес?
        Хотя она выглядела не старше Ангербоды, ётунша смотрела на неё свысока, как будто умудрённая опытом ведьма была всего-навсего непослушным ребёнком. Это пришлось не по душе Ангербоде, так что в ответ она лишь молча воззрилась ей в глаза. Женщина окинула её ещё одним оценивающим взглядом и затем продолжила:
        - Почему бы тебе не вытащить мою стрелу из дерева и не присоединиться к моей трапезе? Этим я хоть немного могу загладить вину за то, что чуть не застрелила тебя.
        - Со мной поступали и похуже, - проворчала Ангербода, откладывая в сторону самодельную удочку.
        В это время года ручей был мельче обычного, и ей потребовалось лишь перепрыгнуть через несколько камней, чтобы добраться до другого берега. Пока колдунья разжигала костер, великанша ловко освежевала двух кроликов, представилась Скади, дочерью Тьяцци, и с гордостью добавила, что она известна в Ётунхейме как Охотница благодаря своим навыкам звероловства и стрельбы из лука. Она была по-своему симпатичной: с толстыми светлыми косами, видневшимися из-под отороченной мехом шапки, крепкими проворными руками и льдисто-голубыми глазами.
        Ангербода представилась, и Скади только кивнула в ответ, лишь мимолетно смешавшись при звуке её имени.
        - Так, значит, ты живёшь в этих краях? - поинтересовалась ведьма, когда Скади поставила кроличье мясо вариться в маленьком железном котелке, который выудила из мешка.
        Ётунша покачала головой.
        - Я живу в горах, но гораздо севернее и дальше вглубь наших земель. А ты откуда родом? Я с трудом разбираю твой говор.
        - Всё дело в возрасте, - честно призналась Ангербода. - Я намного старше, чем выгляжу. Если ты пришла с гор, где же твои лыжи?
        - Здесь ещё не выпал снег, так что лыжи пришлось оставить по дороге.
        - Что же тогда привело тебя сюда? В этих лесах нет ничего, кроме мелкой дичи, да и той негусто. В горах добыча для тебя, несомненно, куда богаче.
        Скади помешала ножом содержимое котелка и улыбнулась собеседнице через языки пламени.
        - Это из-за легенды, которую рассказывают у нас, в Ётунхейме. Говорят, колдунья, прародительница волков, всё ещё обитает где-то в этих краях. Она - из древнего рода ётунов, а все они якобы давным-давно жили здесь, в Железном Лесу. Я иногда углубляюсь в чащу во время охоты, но никогда никого не встречала. А сегодня утром я увидела дым в предгорьях и не смогла удержаться, чтобы не проверить. Полагаю, это была всего лишь ты, верно?
        - Бесспорно. - Ангербода сделала паузу, тщательно подбирая следующие слова. - Я и правда ведьма, но, верно, не та, которую ты разыскиваешь.
        - Ведьма, - эхом отозвалась Скади. - Какого рода ведьма?
        Женщина пожала плечами.
        - Что ты умеешь делать?
        - Полагаю, ничего впечатляющего, - задумчиво произнесла Ангербода. - У меня ведь даже дом не обставлен.
        У неё и котелка-то не было, чтобы потушить мясо. Может быть, она и была колдуньей, но уж точно не обладала достаточными умениями, когда дело касалось бытовых приспособлений, мебели и всего того, что необходимо, чтобы с комфортом обстроить свою новую жизнь.
        Скади отвлеклась от котелка и уставилась на неё - отчасти с подозрением, отчасти с тем же недоумением, что сквозило во взгляде Локи, когда он впервые увидел её новое жилище. Но Ангербода невозмутимо продолжала смотреть прямо на неё и лишь плотнее закуталась в плащ. Приближалась ночь.
        - Хм, - наконец произнесла Скади и продолжила помешивать варево, но выражение её лица подсказывало, что думает она совсем не о супе. - Но ты должна уметь хоть что-то, если называешь себя ведьмой. Например, некоторые ведьмы, о которых я слышала, могут творить сейд. Как Фрейя. Ты это умеешь?
        - Ты знаешь о Фрейе? - осторожно спросила Ангербода.
        - Слышала разговоры. Пока торгуешь, можно многое услышать. Ты знаешь про войну? - уточнила Скади, ошибочно приняв отстранённое выражение лица собеседницы за замешательство. - Между асами и ванами?
        Колдунья кивнула. В один из своих визитов Локи рассказал ей о том, что произошло после её бегства из Асгарда.
        - Я знаю о войне, - сказала она, - но едва ли в подробностях. На самом деле я слышала, что войны и не случилось: её только объявили, а затем сразу перемирие. Только как же им удалось его заключить?
        - Они обменялись заложниками, - объяснила Охотница. - Ньёрд из ванов, его сын и дочь, Фрейр и Фрейя, в обмен на двух асов, одним из которых был Мимир.
        Брови Ангербоды взлетели вверх, как только прозвучало ещё одно знакомое имя.
        - Мимир? Самый ценный советник Одина? Эти заложники из ванов, должно быть, действительно важны, раз он согласился на такую утрату.
        - О, не волнуйся, - мрачно сказала Скади. - Асы редко играют по правилам. В конце концов Один вернул его - по крайней мере, его голову…
        Ведьма вздрогнула.
        - И всё же… Даже для того, чтобы вначале согласиться на такую сделку… Кто эти ваны? Что в них особенного?
        - Ньёрд - какой-то морской бог, но его дочь, Фрейя, якобы самая прекрасная из женщин, и говорят, что именно она научила самого Одина сейду.
        - Да неужели?
        «Вот и хорошо, пусть говорят, - подумала Ангербода. - Скоро никто и не вспомнит о трижды сожжённой ведьме, и меня оставят в покое».
        - Да, - продолжала ётунша, - и теперь Фрейя живет среди асов. Я слышала, что у неё есть свой чертог и всё такое.
        Колдунья поёрзала и ещё плотнее закуталась в плащ. Фрейя - до войны она была совсем молоденькой - одна из первых в Ванахейме стала уговаривать Гулльвейг научить её сейду, и это так хорошо отложилось в памяти потому, что девушка была изумительно красива и необычайно убедительна. Лица её и Одина были единственными, что Ангербода отчётливо помнила с тех времен, когда была Гулль- вейг.
        - Так что, ты умеешь делать то же, что и Фрейя? - спросила её Скади.
        - И да и нет, - медленно произнесла женщина, надеясь увести разговор от сейда. - Но у меня есть и другие полезные способности.
        Охотница, казалось, задумалась. Она наполнила тушёным мясом маленькую деревянную миску, которая была у неё с собой, и передала её Ангербоде, а сама принялась есть прямо из котелка.
        - Я пытаюсь придумать, как тебе помочь, - наконец произнесла Скади. - Потому что мне хочется тебе помочь. Но я человек торговый и знаю толк лишь в деловых сделках. Так вот, природа сделок такова: нужно предложить что-то в обмен на что-то другое. Отсюда и вопрос: что же ты можешь предложить?
        Ангербода замолчала, задумавшись. Что ещё она умела, кроме сейда? Почти ничего ей не вспоминалось из своего прошлого… кроме её магии. Это было такой же её неотделимой сутью, как сама душа, и столь же ясно стояло в её памяти, как утренний завтрак.
        - Я умею варить зелья, - ответила она наконец. - Хотя под рукой у меня сейчас нет нужных ингреди-ентов.
        Она указала на голые деревья, плотно обступавшие их:
        - Здесь просто не с чем работать.
        Скади улыбнулась.
        - У одной из моих родственниц славный сад. Я могла бы обменять пойманную дичь на любые растения, какие ты пожелаешь. А потом я могла бы отдать тебе эти растения в обмен на зелья, которые, в свою очередь, смогу обменять на всё остальное, что тебе понадобится… за долю, конечно.
        - Само собой, - согласно отозвалась Ангербода, благодарная великанше уже за то, что она с самого начала миролюбиво подошла к самой идее. - В конце концов, большую часть работы будешь делать ты, так что можешь брать себе любую часть со всех сделок - мне же нужно совсем немного.
        Она помолчала и добавила:
        - Хотя мне хотелось бы полюбопытствовать, какая тебе выгода со всего этого. Я ведь живу так далеко от любых торговых путей. Да и вообще от путей, если уж на то пошло.
        Охотница пожала плечами.
        - Тут ты права. Но в конечном счете всё сводится к тому, насколько хороши твои зелья. Если они стоят того, я смогу за них много выручить, тогда поездки к тебе будут окупать стоимость моего времени. Какие снадобья ты можешь приготовить?
        - Для начала целебные мази. И амулеты для лечения болезней, - сказала Ангербода и сделала глоток из миски с рагу. Еда была восхитительной, особенно учитывая, что ведьма довольно долго перебивалась костлявыми кроликами, обугленными на прутиках над её печью. - И ещё зелья, чтобы утолять голод, такие особенно полезны зимой.
        Её слова произвели впечатление на Скади.
        - За такие снадобья можно выручить кругленькую сумму. Конечно, если они действуют.
        - Поверь мне, - сказала Ангербода с намёком на улыбку, - они прекрасно действуют.
        Как оказалось, ведьма была права: Скади торговала её зельями в Ётунхейме и за его пределами и выручала за них так много, что теперь частенько наведывалась в пещеру Ангербоды с предметами домашнего обихода - ножами, ложками, постельным бельём, шерстяными тканями, котелком, топором для дров - и дичью, которую либо ловила сама, либо выменивала. Их сотрудничество выглядело так: Охотница привозила крупные деревянные ящики, заставленные маленькими глиняными горшочками, закрытыми крышками и со всех сторон обёрнутыми нечёсаной шерстью, чтобы они не разбились при транспортировке. Ангербода же наполняла горшки своими зельями и возвращала их Скади, которая взамен привозила ей новый ящик пустых горшков.
        Некоторые вещи, которые приносила Охотница, дали ведьме повод думать, что её зелья снискали славу и за пределами Ётунхейма. Скади объяснила, что у неё есть несколько знакомых, которые торгуют с гномами в Нидавеллире, с тёмными альвами в Свартальвхейме и даже с людьми в Мидгарде. О каких-то товарах из Мидгарда Ангербода никогда раньше даже не слыхала: например, о прекрасных тканях из этих земель.
        - Это называется «шёлк», - сообщила ётунша, привезя с собой один особенно восхитительный отрез блестящей материи. - Люди пересекают огромные океаны на своих длинных кораблях, чтобы заполучить его, так что эта ткань прошла довольно долгий путь.
        - Зачем мне подобная роскошь, - вздохнула Ангербода, с благоговением проводя пальцами по гладкой поверхности шёлка. Закончилось тем, что она вернула его Скади в обмен на нечто гораздо более ценное для неё: маленький кувшин вкуснейшего меда, который Ангербода когда-либо пробовала и над которым она теперь тряслась от жадности, как дракон над златом.
        Вдобавок ко всему прочему, Охотница научила новую подругу правильно расставлять силки, чтобы ловить свежую дичь, а однажды начала привозить с высокогорья брёвна на своих санях и складывать их возле пещеры Ангербоды. Когда груда брёвен стала довольно большой, ётунша объявила, что пора обзавестись мебелью.
        - Но… я не умею сколачивать мебель, - запинаясь, проговорила Ангербода. Уверена, что смогла бы придумать, как наколдовать что-нибудь из досок и брусков, но вряд ли результат порадовал бы глаз.
        - Я тебе покажу. У меня есть инструменты, - сказала Скади и достала их из мешка. - Поверь, мы, женщины с гор, умеем всё.
        И великанша соорудила для неё стол, две скамьи и каркас кровати, которую затем приставили к стене и застелили одеялами и мехами поверх двух полос льна, сшитых Ангербодой и набитых соломой вместо матраса. Через некоторое время Скади смастерила для неё ещё один столик поменьше и шкафчик для зелий, но лучшим было последнее творение Охотницы: добротное кресло, чтобы отдыхать у огня. Ангербода украсила его узорчатой резьбой и завитушками и накрыла сиденье пушистыми шкурами для удобства и мягкости.
        Ётунша также привезла свечи, чтобы осветить тёмное пристанище Ангербоды - особенно её рабочий стол: он находился у стены, так что, смешивая зелья, ведьме приходилось стоять спиной к очагу в центре помещения. Свечи подоспели как нельзя кстати, ведь близились долгие зимние ночи. Раньше Ангербода обычно проводила их съёжившись в задней части пещеры, держась на одном из зелий для утоления голода, которые она на скорую руку готовила из тех травок, что смогла найти в Железном Лесу. Эти снадобья действовали достаточно хорошо, но вкусом не блистали - в их составе всегда чего-то недоставало.
        Но теперь у неё была Скади, которая доставляла необходимые растения, чтобы улучшить вкус отваров, да и ей больше не нужно было утолять голод своими же зельями; благодаря Охотнице у неё теперь всегда был запас сушёного мяса и несколько дойных коз. Козы во время перегона к пещере неплохо откормились, за что Ангербода была особенно признательна, так как в её удалённой от мира части леса и предгорьях было мало травы, на которой они могли бы пастись.
        - Может быть, в этом году всё станет по-другому, - надеялась Ангербода. - С каждой весной Железный Лес выглядит немного более зелёным. Но, возможно, мне это просто кажется.
        Локи по-прежнему заходил к ней в гости на досуге. Ей было приятно его общество, а потому вполне устраивали его визиты, но порой его было слишком много. Тишина и покой являлись единственными компаньонами, которым она могла доверять; Локи же не интересовали ни тишина, ни покой, да и сам он не казался таким уж надёжным. Одним из его любимых развлечений было жаловаться на то, какой неинтересной она стала с тех пор, как перестала быть Гулльвейг.
        Однако он был слегка озадачен, когда однажды вошёл в пещеру и обнаружил, что та полностью обставлена. Ангербода наслаждалась его удивлённым выражением лица, пока гость всё осматривал.
        - Ты как раз к ужину, - сообщила она, помешивая тушёное мясо в котелке над очагом.
        - У тебя теперь и стол имеется? - воскликнул Локи. - А ты действительно умеешь устроиться в жизни, да? Кстати, откуда у тебя всё это? Даже дверь есть! Я думал, ты никогда не поставишь её.
        Колдунья пожала плечами. Ей не хотелось, чтобы вход в её жилище был слишком заметен со стороны - сейчас всё это выглядело как груда замшелых валунов у подножья горы, и лишь дымок поднимался из невидимой глазу расщелины над очагом. Но она всё же решила, что хоть какая-то дверь необходима, так что Скади сколотила что-то вроде деревянного щита, чтобы прикрыть вход.
        Ангербода старалась особо не задумываться на тему древних железных петель, которые они обнаружили прикреплёнными к стене у входа, когда измеряли дверной проём. Скади, казалось, и сама была взволнована находкой, но ничего не сказала, кроме того, что считает петли рабочими, прежде чем прикрепить к ним новую дверь.
        - Мне удалось кое-что выменять, - ответила наконец женщина. - Зелья в обмен на вещи. Это довольно выгодно.
        - Выменять у кого? - спросил Локи, изогнув бровь. - Только не говори мне, что у тебя теперь есть и другие друзья. Я потрясён.
        - Так и было задумано.
        - Ну а в остальном как жизнь? - Мужчина потыкал пальцем в кролика, свисавшего с потолка. - Скучаешь? Занята по горло?
        - Вроде того.
        - Вижу, у тебя теперь и огород есть, - сказал он, ухмыляясь.
        - Да, - ответила ведьма с улыбкой, не обращая внимания на его снисходительный тон.
        В начале этого года Скади принесла ей семена, садовые инструменты и даже простую соломенную шляпу с широкими полями, и Ангербода принялась за работу. Она весьма гордилась своим огородом - на нём вырастало ровно столько свежих корнеплодов, капусты и трав для специй, сколько ей требовалось.
        - Как чудесно по-домашнему, - сухо заметил Локи. - Что готовишь?
        - Рагу из кролика.
        - Ты когда-нибудь ешь хоть что-нибудь, кроме кролика?
        - Если не хочешь моего рагу, можешь отправляться восвояси.
        - А ведь когда-то ты была могущественной ведьмой, которая занималась захватывающими делами.
        - Я по-прежнему могущественная ведьма, о чём тебе лучше не забывать. - Она разлила похлёбку по тарелкам и передала одну ему, когда они сели за новый стол друг против друга. - Как поживают боги?
        Мужчина болтал и болтал, останавливаясь только для того, чтобы поесть. И, слушая его, Ангербода старалась не задумываться о горечи, проступающей в его голосе, когда он повествовал ей об Асгарде.
        Однажды дождливой ночью, вскоре после этого, ведьма сидела в кресле у огня, когда промокший и спотыкающийся Локи появился у входа в её пещеру. Повернувшись к ней спиной, гость закрыл за собой дверь, его плечи поникли, и весь он дрожал. Капюшон был поднят, закрывая лицо.
        - Локи? - нерешительно спросила она, вставая. - Что привело тебя сюда так поздно?
        Он подошёл и опустился на скамью, положив голову на стол. Его дыхание было прерывистым и тяжёлым, а кулаки сжались так сильно, что костяшки пальцев побелели.
        Встревоженная Ангербода подошла и села рядом на скамью, осторожно положив руку ему на плечо. Он дернулся и чуть приподнял голову, открывая вид на небольшую лужицу крови, уже успевшую натечь на стол. Женщина побледнела и хотела было откинуть его капюшон, но Локи вновь опустил голову на руки и больше не шевелился.
        - Что ты натворил? - спросила она.
        - Ничего, - ответил он приглушённым и странным голосом. - Почему ты считаешь, что я что-то натворил?
        - Потому что ты всё время только этим и занимаешься. Насколько я смогла тебя узнать, ты не можешь удержать язык за зубами, даже чтобы спасти свою собственную жизнь. - Она нахмурилась ещё сильнее, заметив кровь на его предплечье. - Что произо- шло?
        - Ничего.
        Она снова положила руку ему на плечо:
        - Позволь мне взглянуть на твоё лицо.
        - Нет. - Локи сел ровнее, но его лицо всё ещё было скрыто капюшоном, и в этот момент Ангербода увидел, что его накидка впереди пропиталась кровью. - Оставь меня.
        - Ты бы и не кинулся ко мне в такую даль, если бы хотел, чтобы я тебя не трогала.
        - Мне больше некуда было идти, - сказал он очень тихо.
        Ангербода сбросила с его головы капюшон, но мужчина отвернулся. Почувствовав, как его плечо лихорадочно задрожало под её рукой, она придвинулась ближе и произнесла:
        - Я не смогу помочь, пока ты не покажешь мне.
        Наконец он повернулся к ней так, чтобы она смогла увидеть, откуда идёт кровь. Его рот представлял собой искорёженное месиво - его грубо зашили неровными стежками, используя толстый шнур. Локи разорвал ногтями примерно половину шва, и окровавленная бечёвка свисала с одной стороны.
        У неё перехватило дыхание, когда она посмотрела сначала на раны, а затем в его зелёные глаза, налитые кровью и остекленевшие, беспомощно взирающие на неё в ответ.
        Не произнося ни слова, Ангербода вытащила из толстых кожаных ножен на поясе недавний подарок Скади - изящный кинжал с рукояткой из оленьего рога - и вспорола стежки так близко к его коже, как только могла. Локи вздрогнул от прикосновения, и его глаза наполнились слезами, когда её ловкие пальцы начали осторожно вытаскивать остатки бечёвки, но он не произнёс ни слова. Завершив, она прижала к его рту сухую ткань, чтобы остановить кровотечение, и сказала, что скоро вернётся. Мужчина посмотрел мимо неё мутным взглядом и кивнул.
        Дождь немного утих. Она принесла две бадьи воды из ручья и перелила одну в котелок над огнём, а когда вода нагрелась, намочила чистый льняной лоскут и молча промокнула ему рот. На этот раз Локи даже не вздрогнул.
        - Стоит спрашивать, почему они с тобой такое сотворили? - сказала она наконец. - Или что за неприятности ты причинил им, чтобы навлечь на себя подобное?
        - Всего парочку выходок, но затем всё исправил, как обычно. А в процессе просто не смог удержать язык за зубами. - Он закатил глаза. - Всё как ты и сказала.
        Она слабо улыбнулась, продолжая обтирать его губы.
        - Подумать только. И какие же выходки были на этот раз?
        - Ты знаешь Сиф, жену Тора? Так вот, в то время, когда он пировал с остальными богами, я пробрался в их покои и остриг её наголо, пока она спала. Она даже не шелохнулась. Но зато наутро весь Асгард слышал её вопли. Правда, потом весь Асгард слышал уже мои вопли, когда Тор гнался за мной и грозил переломать каждую косточку в моём теле, если я всё не исправлю.
        Ангербода моргнула и жестом велела ему прижать ткань ко рту.
        - А почему, собственно, ты с ней так поступил?
        - Это была скорее шутка над Тором, чем над Сиф. Он так любил её волосы. - Локи пожал плечами, но в его голосе прозвучала странная боль, когда он добавил: - Я думал, будет забавно.
        - Не понимаю твоего чувства юмора, - сухо произнесла Ангербода. Она пересекла пещеру по направлению к своему шкафчику с зельями и принялась готовить свежую целебную мазь. - И не только его. Что же случилось дальше?
        - Я бился о заклад и проиграл. В поисках новых волос для Сиф я отправился к гномам и получил ещё два предмета, помимо волос. Потом я встретил других братьев-гномов и поспорил с ними, что они не смогут выковать такие же отличные вещи, как те, что у меня уже были. А потом боги признали лучшим второй набор предметов[1 - Подробнее об этих событиях можно прочитать в мифе о золотых волосах Сиф.]. И если бы не мой изворотливый ум, не сносить бы мне сейчас головы.
        - Почему?
        - Потому что я бился о заклад на свою голову. Но про шею-то речи не было, понимаешь? Так что гномы решили вместо этого зашить мне рот шилом.
        Колдунья быстро произнесла заклинание над мазью в крошечном глиняном горшочке, затем повернулась и искоса взглянула на него.
        - Это было глупое пари, а результат его - ещё глупее.
        - Не совсем. Теперь асы владеют прекрасными вещами, и всё благодаря мне.
        - И что же это за прекрасные вещи?
        - Ну, теперь у Тора есть молот с короткой ручкой, с которым можно делать что угодно, а у Сиф - настоящие золотые волосы. У Одина есть копьё, которое никогда не промахивается, и волшебное кольцо Драупнир, а у Фрейра - золотой кабан и корабль, который можно сложить и взять с собой и которому всегда дует попутный ветер.
        - Действительно, отличные дары. Теперь можешь положить тряпку.
        - Да, но, к сожалению, это не помешало Тору и Фрейру удерживать меня, пока гномы зашивали мне рот.
        Когда Ангербода вернулась к нему и опустила палец в глиняный горшок с мазью, он посмотрел на неё с настороженностью ребёнка, которому предлагают съесть на обед что-то новое, а после того, как она намазала его губы зеленоватой массой, скорчил гримасу.
        - И это ты продаёшь своей подруге Скади? Люди готовы обменивать на это свои товары?
        - С мазью раны заживут быстрее, чем сами по себе. Но у тебя останутся шрамы, особенно с той стороны, где ты расцарапал себе лицо, как животное. И, кроме того, это снадобье свежее и более эффективное, потому что я приготовила его для твоих ран, так что оно исцелит всё быстрее, чем те зелья в горшочках, которые я передаю Скади на продажу.
        - Ну уж теперь-то мне здорово полегчало.
        - Естественно. Ты в хороших руках, уж поверь.
        - Не нужно так скромничать.
        Она закатила глаза:
        - Я пытаюсь. Но получается редко.
        - Так и знал, что знакомство с ведьмой однажды пригодится. Когда я смогу стереть это с лица?
        - Когда кровь идти перестанет. - Ангербода размазала остатки содержимого горшочка вокруг его рта с большей силой, чем намеревалась, от чего он поморщился. - Немного благодарности бы не помешало.
        - Благодарность? Ума не приложу, где её можно найти. Быть может, отдашь ещё немного этой вонючей гадости своей подруге Скади, глядишь, она в обмен и отыщет.
        - Перестань шевелить губами, или ты сведёшь на нет все мои труды. - Она вздохнула, поставила глиняный горшок на стол и сложила руки на груди. - Чувствую, что мне не раз придётся вытаскивать тебя из неприятностей.
        - Ты не вытаскиваешь меня из неприятностей. Ты меня латаешь. А из неприятностей я выпутался сам.
        - И что же, интересно, труднее? - Ангербода взяла новый отрез ткани и промокнула капли свежей крови, которые выступили на его губах, просочившись сквозь слой мази. - Видишь? У тебя снова пошла кровь от того, что ты столько болтаешь. Вероятно, тебе какое-то время следует держать рот на замке и дать ранам затянуться.
        Локи протянул руку, взял её за запястье и криво ухмыльнулся.
        - Это вряд ли.
        Эта улыбка, хоть и была окровавленной и искривлённой, заставила её замереть, задержав руку с тканью у уголка его рта.
        - Спасибо, - произнёс он, полуприкрыв глаза, и выражение его лица неожиданно смягчилось.
        Ведьма вздрогнула, отодвинулась от него и начала собирать все окровавленные и испачканные тряпки в одно из вёдер.
        - Ты совершенно невыносимый человек, Локи Лаувейярсон.
        Мужчина обиженно уточнил:
        - Почему это?
        Ангербода подняла ведро.
        - Я пойду к ручью, постираю их. В другой кадке есть ещё вода, можешь привести себя в порядок.
        - Я мог бы просто немного постоять под дождём и избавить себя от лишних хлопот.
        Он стянул грязные кожаные ботинки и промокшие шерстяные носки и свалил их друг на друга у входа в пещеру.
        - Я бы предпочла, чтобы ты этого не делал, - ответила ведьма, поджав губы при мысли о засохшей грязи, которую ей придётся наутро выметать из пещеры.
        Локи принялся разматывать длинные полосы ткани, которыми, как обычно у мужчин, были обмотаны его икры.
        - Я действительно тебя раздражаю, да?
        Ангербода проигнорировала его вопрос, отнесла ведро к выходу из пещеры и, нахмурившись, выглянула наружу. Дождь лил сильнее, чем раньше.
        - Пожалуй, я не стану затевать стирку до утра.
        Она обернулась, но сразу же отвела глаза, так как Локи как раз снял свою окровавленную тунику и теперь, держа её двумя пальцами, большим и указательным, макал во вторую бадью.
        - Так ты её не отстираешь, - вздохнула женщина и, отставив ведро, поспешила забрать одежду, всё же бросив украдкой короткий взгляд на его довольно худощавый и не слишком мускулистый торс. Она приказала себе не разглядывать гостя слишком пристально и перенесла своё внимание на тунику: расстелила её на столе и начала тряпкой оттирать пятна крови.
        - Мои штаны тоже грязные, - невинно произнёс Локи, потянувшись к завязкам на упомянутой одежде, но Ангербода подняла руку, чтобы остановить его:
        - Не нужно снимать их прямо сейчас.
        - Неужели ты хочешь, чтобы я запачкал твою постель?
        - А при чём здесь моя постель?
        - Я мог бы лечь спать в одном из твоих платьев. Мне по душе платья. Если только у тебя есть запасные, конечно. Потому что то, что на тебе сейчас, мне кажется довольно грязным. Ты в нем спишь?
        Колдунья решила не развивать тему платья.
        - Какое тебе дело до того, в чём я сплю? И не думаешь же ты всерьёз, будто сегодня спишь в моей кровати - это ведь моя кровать, да и всё остальное тоже.
        - Тогда, полагаю, нам придётся спать в ней вместе, - пожал плечами Локи. К её огромному облегчению, он всё ещё оставался в брюках. - Я ранен и пересёк несколько миров, чтобы добраться сюда. Можешь хотя бы удобное место для сна мне выделить, Железная Ведьма Ангербода.
        Женщина слегка улыбнулась: это прозвище прозвучало неплохо.
        - Ты так назвал меня из-за того, где я живу?
        - Нет, из-за твоего несгибаемого характера.
        - Как это мило с твоей стороны. - Она закончила с его мокрой туникой и повесила её на спинку стула, чтобы подсушить. - Твои штаны не настолько грязные, чтобы их стирать, но я постараюсь убрать пятна. Для этого не требуется их снимать, вполне справлюсь и так.
        - Прекрасно. - Он плюхнулся на кровать. - Я голоден.
        - Так встань и возьми еды. Я что, твоя мамочка?
        - Нет, и я благодарен за это. - Мужчина вытянулся на одеялах, заложил руки за голову и, согнув одно колено, закинул сверху другую ногу. - Если бы ты была моей матерью, у меня был бы такой же простоватый выговор, как у тебя. Нет, моя матушка была той ещё штучкой.
        - Должно быть, это семейное, - сказала Ангербода, садясь рядом с ним, чтобы оттереть пятно крови со штанов. - Тогда почему ты используешь её имя в Асгарде? Почему бы тебе не представляться именем отца?
        - Ну, она была больше похожа на асов, чем мой отец. Или, по крайней мере, мне так кажется. - Он нахмурился. - Я не уверен. Возможно, она была одной из них. А вот он точно был великаном. Уж это я помню.
        Колдунья помолчала.
        - Ты не знаешь точно?
        Локи посмотрел на неё со странной серьёзностью. Лечебная мазь делала своё дело - было видно, как под зелёной массой начинают образовываться струпья.
        - Я мало что помню о своей жизни до Асгарда. И не говори мне, что ты многое помнишь о том времени, пока не стала Гулльвейг.
        - Нет, и это уже долгое время беспокоит меня, - призналась она, заканчивая с последним пятном. Брюки, конечно, не стали выглядеть лучше, но теперь пятна были менее заметны, чем раньше. Ведьма протянула ему последний чистый лоскут ткани. - Вот, теперь можешь вытирать рот.
        - Может быть, это не так уж и важно, - предположил он, бросая тряпку, испачканную в зелёной жиже, в уже переполненное ведро. - На самом деле не имеет значения, откуда мы, как считаешь? Мы живём здесь и сейчас. Мы - те, кто мы есть. Что ещё нужно?
        Ангербода встала и, тоже положив свою тряпку рядом с грязными вещами, внезапно почувствовала себя опустошённой. Она подбросила дров в огонь, взяла со стола костяной гребень, расплела косу и, сев в кресло, принялась распутывать волосы. Женщина слышала, как Локи ёрзает на кровати, но никто из них больше не произнёс ни слова.
        - Ты когда-нибудь сидишь спокойно? - почти закончив, поинтересовалась она. Он не ответил, и, обернувшись, Ангербода увидела, что её гость растянулся на животе под грудой мехов и неубедительно храпит. Тогда она встала и подошла к кровати, собираясь взять у него одну из шкур, чтобы поудобнее устроиться в кресле на ночь - она по-прежнему мало спала. Но, подойдя ближе, женщина увидела, что он дрожит и вряд ли готов расстаться даже с одним одеялом.
        На мгновение колдунья замерла в нерешительности, а затем сняла пояс, квадрат ткани, который она повязала вокруг талии в качестве фартука, и шерстяное верхнее платье, оставив только льняную нижнюю сорочку, которую планировала постирать. Будь она одна этой ночью, то не стала бы переодеваться, но, искоса взглянув на «спящего» Локи, женщина вытащила из сундука, сделанного для неё Скади, ещё одну льняную сорочку и украдкой переоделась.
        Ангербода появилась в Железном Лесу совсем недавно, и всё, что тогда у неё имелось, - это то, во что она была одета. Так что она считала, что ей повезло: теперь у неё были и время, и возможность сшить себе сменную одежду, да ещё и из таких качественных материалов, как тёплая шерсть и плотное льняное полотно, что Скади раздобыла для неё.
        Оказалось, что те, у кого Охотница выменивала растения, выращивали ещё и лён, а также владели большим поголовьем овец. И ещё, по-видимому, у них было много свободного времени, чтобы обрабатывать сырьё, прясть и ткать. Это более чем устраивало Ангербоду, которую все эти дела раздражали и утомляли, хотя многие женщины, наоборот, находили подобные занятия полезными и успокаивающими. Чем больше излишков тканей будет у них появляться, - часто думала она, - тем охотнее я готова обмениваться плодами наших трудов.
        - Я думал, ты не собираешься ложиться вместе со мной, - пробормотал Локи, когда она скользнула в постель рядом с ним. Он обиженно выпятил верхнюю губу. - Это из-за того, что я замёрз и изранен?
        Она вздохнула про себя и порадовалась, что переоделась быстро и по возможности незаметно, заподозрив его в бодрствовании. По её опыту, когда он действительно спал - обычно за столом лицом вниз - его храп был гораздо более раздражающим.
        - Возможно, это потому, что мне тебя жалко, а я испытываю непреодолимое желание заботиться о тех, кого жалею, - тихо произнесла Ангербода. - Это очень похоже на твоё непреодолимое желание продолжать болтать, когда лучше остановиться и немного подумать.
        Вместо ответа Локи придвинулся к ней так близко, что между ними практически не осталось свободного пространства, но при этом их тела по-прежнему не соприкасались. Через несколько минут мужчина уже спал, а она всё лежала без сна, слушала, как он храпит, и ощущала странный трепет в груди, непрошеное волнение внутри - как будто что-то в ней пробуждалось. Определённо, было бы лучше, если бы это что-то продолжало спать, и как можно глубже, в самых дальних уголках её сознания. Так далеко, чтобы её не беспокоить.
        Но Локи был непревзойдённым возмутителем спокойствия.
        Её разбудил громкий шум, сопровождаемый приглушённой бранью Локи. Ангербода села и сонно потерла глаза, но стоило ей увидеть, какой разгром её гость устроил на кухне, она сразу же почувствовала себя проснувшейся.
        - Я пытался приготовить завтрак, - жалобно произнёс он, заметив её взгляд. К счастью, его туника высохла за ночь и снова была на нём.
        - Из чего? - спросила она, выбираясь из постели.
        - Полагаю, из сушёного мяса и яиц, - сказал он. - Ведь больше у тебя в кладовой ничего нет. А я, между прочим, голоден. Ты плохо обращаешься с гостями.
        Ангербода проигнорировала претензии, учитывая, что прошлой ночью она не только исцелила его, но ещё и вычистила одежду и позволила спать в своей кровати.
        - Как твои раны?
        - Как видишь, я разговариваю.
        - Как раз это совершенно ни о чём не говорит. - Она подошла к нему и осмотрела губы. Его взгляд снова смягчился, как и прошлой ночью. И снова в её груди что-то затрепетало - сердце, поняла она и мысленно выругалась.
        - Видишь? - тихо спросил Локи, указывая на шрамы. - Всё зажило.
        Ведьма встрепенулась и отошла от него, внезапно почувствовав, что ей не хватает воздуха. Он занимал слишком много места - и в её пещере, и в её голове.
        - Выпей пока эля. А я пойду соберу ягод к завтраку.
        Она видела, как солнце светит сквозь щёлочки в двери, и решила, что утро будет тёплым, поэтому не стала надевать шерстяное платье, но всё же повязала пояс и поверх него фартук. Потом налила кружку эля и пододвинула к нему через стол. Сделав глоток, Локи довольно сообщил:
        - В этот раз намного лучше, чем обычно. Новый рецепт?
        Ангербода слегка покраснела и схватила корзину. Не было необходимости объяснять, что у Скади пиво получалось настолько вкуснее, что ведьма перестала варить его сама.
        - Нет, я его выменяла. Пей сколько желаешь.
        - Тебе не придётся повторять дважды, - крикнул Локи ей вслед, когда она вышла, прикрыв за собой дверь.
        Дождь утих, пока они спали, и, вдохнув полной грудью свежего осеннего воздуха, Ангербода сразу почувствовала себя лучше.
        С тех пор как она впервые появилась в Железном Лесу после своего троекратного сожжения, Лес постепенно оживал, становясь всё зеленее и зеленее с каждой весной, и она не могла не заметить, что пробуждение природы, казалось, распространялось от того места, которое она себе облюбовала. Возможно, Лес таким образом выказывал благодарность за то, что у него снова появился хотя бы один обитатель.
        По мере того как ведьма удалялась от пещеры, заросли становились всё гуще, а деревья всё выше. К востоку от её жилища не было ничего, кроме гор на самом краю Ётунхейма. Скади приходила с севера, а Ангербода же теперь направлялась на юг вдоль края горной гряды, пытаясь найти какие-нибудь нетронутые ею или животными растения с ягодами. Довольно скоро она зашла в неисследованные места; даже Скади не могла найти следов животных в этой части Леса, так что ставить здесь силки было бессмысленно. Но так как остальные проверенные ей ягодные поляны были пусты, она решила, что по крайней мере осмот- рится.
        Деревья как будто сомкнулись вокруг неё. Несколько раз ей казалось, что за спиной слышны шаги, но, оборачиваясь, женщина никого не видела. Она продолжала идти, но не могла избавиться от ощущения преследования. Ей казалось, что она слышит, как кто-то шепчется у неё за спиной, снова и снова неразборчиво повторяя что-то, - а потом какофония голосов, смеющихся и поющих, донесла до неё вместе с ветром слова…
        Мать-Ведьма.
        Вздрогнув, Ангербода зацепилась за что-то ногой и, покачнувшись, полетела на землю, выпустив из рук корзинку. Вытряхнув сухие листья и мусор из растрёпанных волос, она нащупала корзинку и только тогда заметила, что оказалась на поляне. Пытаясь рассмотреть, обо что именно она споткнулась, женщина увидела небольшой камень, а затем ещё несколько - наполовину заросшие подлеском, они располагались на небольшом расстоянии друг от друга, образуя круг.
        - Фундамент, - подумала Ангербода. - Как будто оставшийся от дома.
        Осмотревшись, она увидела, что вокруг поляны тянется ещё один каменный круг, даже более заметный, чем тот, о который она споткнулась. А в самом центре находилось кольцо из булыжников, расположенных чуть дальше друг от друга, - вероятно, остатки очага. Поднялся ветер, и колдунье показалось, что она снова слышит голоса - шёпот женщин, детский смех, волчий вой. Звуки были едва различимы, как потускневшее воспоминание, но она могла поклясться…
        - Я думал, ты пошла за ягодами, - произнес Локи из-за её спины, и Ангербода подскочила, от неожиданности прижав руку к груди. Он криво улыбнулся, заметив её испуг: - Я не помешал?
        Мне просто показалось. Ангербода усилием воли заставила своё сердце успокоиться.
        - Что ты здесь делаешь?
        - Пришёл посмотреть, что тебя так задержало.
        - Ясно.
        Женщина даже не услышала, как он следовал за ней.
        Она опустилась на корточки и, нахмурившись, снова осмотрела фундамент. Локи присел рядом, глядя в ту же сторону, что и она, и произнёс, высокомерно выпятив верхнюю губу:
        - Я, конечно, предполагал, что ты днями напролёт разглядываешь камни, но…
        - Здесь кто-то жил раньше, - тихо проговорила она.
        Сбитый с толку, Локи встал, но затем снова опустился.
        - Да, теперь вижу. Может быть, ты спугнула их своими колдовскими чарами. Или своим жутким лицом, о Ангербода, женщина-тролль.
        Она ткнула его локтем под рёбра, и шутник демонстративно повалился на землю, схватившись за грудь.
        - А что, если это и были женщины-тролли? - мягко спросила она, указывая на поляну.
        Локи удивленно поднял брови и поднялся.
        - Женщины-тролли из Ярнвида? Ведьмы Железного Леса?
        От этого названия у неё внутри почему-то похолодело.
        - Это… те самые, что жили здесь с волками? Из сказок?
        - Да, так их иногда называют.
        Ангербода встала, бросила последний взгляд на поляну и, развернувшись, направилась обратно в сторону пещеры. Она услышала, как Локи последовал за ней, и всю дорогу домой он ныл и жаловался, совершенно не придав значения её беспокойству от обнаружения руин:
        - Так что там с завтраком?
        Вскоре после этого мужчина ушёл и некоторое время не объявлялся, оставив её наедине со своими размышлениями. На поляну она больше не возвращалась, опасаясь, что если сделает это, то просто будет сидеть там, вслушиваясь в шепчущие на ветру голоса, ожидая, когда что-то произойдёт, и воспоминания пробудятся в ней, открыв, почему так сильна её связь с этим древним местом. Так что на всякий случай она держалась от развалин подальше. Без Локи, который мог бы привести её в чувство, она боялась, что может и сама окаменеть на этой поляне - будет вглядываться в валуны днями напролёт, как он и сказал, пока не превратится в один из них.
        Несколько дней спустя, поздним вечером, Локи зашёл в пещеру и с обеспокоенным видом сел рядом с ней. Ангербода приподняла со своих плеч край шерстяного одеяла и накрыла гостя. Подобная близость заставляла её сердце замирать, и она ругала себя за это. Снова пришло это головокружение, ощущение нехватки воздуха - но в этот раз ей некуда было сбежать.
        Локи ничего не заметил. Его взгляд был прикован к огню, а её - к его губам. Раны уже полностью зажили, но, как она и предупреждала, шрамы с одной стороны были заметнее, чем с другой.
        - Оно тебя не пугает? - спросил он.
        - Ты о чём?
        - Пламя. Ты его не боишься? После того, что случилось.
        Ангербода покачала головой.
        - Нет.
        - Разве тебе не было больно?
        - Открыть тебе секрет?
        - Зависит от того, нужно ли мне пообещать, что сохраню его.
        Колдунья наклонилась к нему, не обращая внимания на щемящее чувство в груди от их близости, и понизила голос:
        - Исцеление было хуже ожогов. Потому что, сгорая на костре, я могла покинуть своё тело и ничего не чувствовать. Кстати, сердце я вернула на положенное место таким же образом.
        - Серьёзно? Я слышал, что искусство сейда позволяет делать подобное, но разве ты не поклялась больше ничем таким не заниматься? После всего, что случилось с тобой, когда ты была Гулльвейг…
        Ангербода пожала плечами:
        - Да, но я не уходила далеко.
        В противном случае Один мог бы узнать, где я скрываюсь.
        Это была одна из многих причин, по которым колдунья зареклась впредь творить сейд. Если она зайдёт в своих бестелесных странствиях слишком далеко, то рискует уткнуться в Иггдрасиль, исполинский ясень, объединяющий Девять Миров, центр Мироздания. Один с лёгкостью путешествовал по мировому древу, так что она не осмеливалась даже приближаться к нему.
        Локи ничего не ответил, и Ангербода повернулась к нему и сменила тему.
        - Так что у тебя стряслось? Ты приходишь сюда только в те дни, когда тебе скучно или когда у тебя неприятности. Сегодня, судя по всему, подходит второе.
        - Вовсе нет. - Локи поджал губы, словно пытаясь сдержаться, но слова всё равно посыпались наружу. - Ну ладно, слушай… Недавно в Асгард пришёл один великан-строитель вместе со своим жеребцом и предложил возвести неприступную стену вокруг города в обмен на Фрейю. Ещё он, правда, попросил солнце и луну, но всем же понятно, Фрейя ему ценнее всего.
        - Вот уж действительно… - пробормотала колдунья. - Но, конечно же, асы не согласились на это.
        - И правда, вот только они согласились, - ответил Локи, неловко ёрзая. - С некоторыми условиями. Стараниями вашего покорного слуги.
        - И что же это были за условия?
        - Ну, великану было предложено выполнить всю работу за меньшее время, и он согласился, при условии, что сможет использовать при строительстве своего коня. Асы обдумали это и спросили моего мнения, а я сказал им, чтобы соглашались. Мне-то что? Нам нужна была стена, и этот незнакомец был готов её построить. Проблемы я тогда не видел.
        - Тогда в чём проблема сейчас?
        - А в том, что жеребец строителя оказался невероятно силён, и стена уже почти завершена. Асам вот-вот придётся расстаться с тем, что они поставили на кон, и они считают, что это моя вина, а значит, мне всё и исправлять. По крайней мере, так заявил Один, когда наступил мне на горло и грозился оторвать голову. Так что теперь я должен что-то сделать, и я даже знаю, что именно, но… Я просто чувствую, что всё это добром не кончится. Хотя, конечно, любой исход лучше, чем расстаться с головой.
        - Возможно, единственный выход - впредь держать свой рот на замке, пока кто-нибудь другой этот замок на него не навесил, - шутливо посоветовала Ангербода. - В очередной раз.
        Локи улыбнулся, в его глазах плясали отблески огня.
        - С удовольствием бы посмотрел на это.
        Через некоторое время после его ухода, пока ведьма собирала хворост, перед ней вдруг возникла лошадь. Ангербода так испугалась неожиданного прикосновения к руке, что чуть не выронила растопку, которую удерживала на согнутом локте, как младенца.
        - О, привет, - пробормотала она рассеянно, но затем задумалась, что это за лошадь может бродить в этом лесу, да ещё и так бесшумно подкравшись к ней. Так что она остановилась и уставилась на животное, а оно в ответ воззрилось на женщину с ужасно грустным выражением на морде.
        - Вот это да! - удивилась Ангербода. - Что привело тебя сюда в таком виде, Локи?
        - Я попал в неприятности, - сообщила кобыла голосом Локи в её голове.
        - Что за неприятности?
        - Увидишь через несколько месяцев.
        Ведьма поразмыслила немного и произнесла:
        - Локи, пожалуйста, не говори мне, что ты превратился в кобылу и соблазнил невероятно могучего жеребца великана-строителя, чтобы тот не смог закончить стену Асгарда вовремя и получить свою награду.
        На мгновение воцарилась тишина. Кобыла раздражённо дернула хвостом.
        - А я-то думал, ты больше не занимаешься прорицанием.
        - Я и без прорицания догадалась, что к чему. Ладно уж, пойдём, - вздохнула женщина и потрепала его по морде, как она надеялась, успокаивающе, а затем повела к пещере.
        Эту зиму Ангербода провела не одна. Она коротала её ухаживая за лошадью и просила Скади обменивать большинство её снадобий на сено. Выпал снег, и Охотница стала быстрее добираться до Железного Леса из Ётунхейма - на лыжах она передвигалась с непревзойдённой скоростью, даже учитывая гружёные сани, запряжённые оленем.
        Однажды Ангербода пригласила её отужинать перед возвращением обратно в горы, и Скади удивилась, увидев в углу беременную кобылу, жующую сено с таким видом, будто это было последнее, чем она хотела бы заниматься.
        - Так вот почему тебе в последнее время так не хватает сена, - сказала Скади. - Где ты взяла лошадь?
        Ангербода пожала плечами и потрепала кобылу по гриве.
        - Однажды она подошла ко мне в лесу и попросила о помощи. Разве я могла отказать?
        - То есть ты собираешься всю зиму просидеть в четырёх стенах вместе с этой кобылой, кормить её и убирать за ней?
        Кобыла заржала, и прозвучало это чрезвычайно похоже на хихиканье Локи.
        - Именно, - невозмутимо ответила Ангербода.
        Скади вздохнула.
        - Ты странная, Ангербода, даже для ведьмы. Ты приготовила зелья для меня?
        - Вот они, держи. - Колдунья вручила ей большую коробку с глиняными горшочками, выстроенными в ряд и аккуратно укрытыми шерстью со всех сторон.
        - Как только перевалы занесёт снегом, я не смогу тебя навестить, - предупредила Охотница. Она посмотрела на кобылу, а потом снова на подругу. - У тебя точно хватит еды на всю зиму?
        - Точно. Ты превзошла саму себя, Скади, уверяю тебя. Мы будем в порядке.
        Ётунша внезапно обняла её, затем отстранилась и, не убирая рук с её плеч, проговорила:
        - Береги себя.
        - Ты тоже, - ответила Ангербода, а затем проводила её и заперла дверь.
        - Итак, это была Скади, - произнёс Локи.
        - Да, это была она. - Ведьма погладила его по лбу. - А теперь остались только ты, я и козы.
        У коз снаружи имелся загон, который великанша соорудила одновременно с отхожим местом, но женщина решила, что, когда станет слишком холодно, нужно будет перевести их в пещеру.
        - Это будет долгая зима.
        - Я в этом обличье куда дольше, - угрюмо проворчал Локи. - Ты не могла бы просто… состряпать какое-нибудь зелье и заклинание, чтобы поскорее вытащить меня из этого животного?
        Ангербода улыбнулась:
        - Я что-нибудь придумаю.
        Зиму Локи и Ангербода провели в пещере, и зелья колдуньи снова отлично себя показали: уже весной (а не через год, как положено) кобыла разродилась серым жеребёнком. Чуть с горных перевалов сошёл снег, их навестила Скади, привезя новые меха, большое количество свежей дичи и ранние весенние растения для снадобий Ангербоды, чтобы они могли снова приступить к совместной торговле.
        Увидев жеребёнка, Охотница удивилась - он был восьминогим, и она никогда раньше не видела ничего подобного. Это позабавило Локи и Ангербоду, так как они-то уже привыкли к его необычному виду и не придавали этому значения.
        Приятным сюрпризом для хозяйки пещеры стало то, что весной на многих деревьях Железного Леса, прежде безжизненных, появились молодые листочки, а на поляне перед входом в пещеру выросла трава - достаточно, чтобы кобыла могла пощипывать её, пока жеребёнок игриво скакал вокруг. Теперь Ангербода часто перетирала растения и составляла зелья на улице, наблюдая за ними.
        Ранней осенью Локи объявил, что собирается забрать жеребёнка в Асгард, в качестве подарка Одину. Малыша звали Слейпнир, и в будущем его будут знавать среди богов и людей как быстрейшего из скакунов. Ангербода воспротивилась - ей хотелось оставить жеребёнка себе, так как, несмотря на его причудливый вид, она прикипела к нему душой, но Локи не согласился. Он не назвал ей причин, кроме самого очевидного: Один был Всеотцом, и такой скакун мог принадлежать лишь ему, и женщина никакими аргументами не смогла переубедить его.
        В то утро, когда Локи собирался уходить, Ангербода шила в своём кресле, когда внезапный свистящий звук заставил её поднять глаза и увидеть, как воздух вихрем закружился вокруг кобылы. Когда вихрь рассеялся, на месте лошади стоял Локи - сгорбленный, измождённый и совершенно голый.
        - Мог бы и предупредить, - произнесла ведьма, демонстративно отворачиваясь в другую сторону.
        - Да, наверное, мог бы. - Его голос был хриплым из-за долгого молчания, но в нём звучало облегчение. - У тебя, случайно, нет запасной одежды?
        Позже, в середине дня, они стояли на поляне, и Ангербода снова попыталась переубедить его и не отдавать Слейпнира.
        - Ты всё равно никуда не выбираешься. Зачем тебе конь? - спросил мужчина, к тому времени уже полностью одетый, но босиком. В пещере отыскалась пара брюк, которые она штопала для него, и ведьма поспешно укоротила одно из своих платьев, превратив его в тунику. Обуви же никакой не нашлось.
        - Я не прошу отдать его мне, - ответила она. - Я предлагаю оставить его у нас - он такой славный.
        Словно услышав это, Слейпнир подбежал к Ангербоде и ткнулся носом в руку, а она улыбнулась и погладила его по гриве. Локи молча взглянул на неё, но затем покачал головой и повёл жеребёнка прочь, высоко задрав подбородок. Ведьма смотрела им вслед, пока они не пропали из вида. Пустота в её сердце, казалось, теперь никогда не исчезнет - после стольких месяцев, проведённых с Локи, да ещё и после появления стригунка, пещера в их отсутствие казалась холоднее и темнее.
        Но Локи, очевидно, решил не задерживаться в Асгарде надолго; к её удивлению, он вернулся ещё до наступления ночи.
        Когда он вошёл, Ангербода убирала посуду после ужина. Снова став самим собой, он выглядел уставшим и измученным всеми теми долгими месяцами, которые провёл в обличье лошади. Ещё более уставшим, чем утром, когда уезжал, - тогда он хотя бы пытался сделать вид, что хорошо себя чувствует. Колдунья надеялась, что, ради его же блага, его хватило на всю дорогу до Асгарда.
        - Одину понравился подарок? - поинтересовалась она, поворачиваясь к нему.
        - Да, - кратко ответил гость. Он сменил одежду, в которой ушёл, на привычное асгардское одеяние. Стараясь не обижаться на это, ведьма присела на кровать, наблюдая, как Локи прислонился к столу и скрестил руки на груди, не отвечая на её взгляд. В отблесках огня мешки у него под глазами стали ещё заметнее.
        - Иди сюда, - позвала она, приподнимая угол большого шерстяного одеяла, которое накинула на плечи, и жестом приглашая его сесть рядом. Мужчина нехотя подошёл к ней и сел. Она накинула на него одеяло так, чтобы укрыть их обоих, и он, вздрогнув, плотнее закутался в него, по-прежнему не отводя взгляда от огня.
        Казалось, повисшее молчание растянется на тысячелетие.
        - Они думают, я не знаю, что они говорят обо мне, - наконец произнёс Локи. - Я преподнёс им великий дар, а взамен…
        Он махнул рукой, не желая заканчивать фразу.
        - Тебе не всё равно, что они скажут? - спросила Ангербода. - Почему?
        Локи покачал головой.
        - Ты обитаешь в пещере и знать не знаешь, каково это - жить с шайкой…
        - Я-то знаю, каково это. - Она протянула руку и накрыла его ладонь своей. - Чувствовать себя чужаком.
        - И чем же всё это кончилось? - с горечью сказал Локи, отдёргивая руку. - Ах да, тебя ведь пронзили копьями и сожгли. И не единожды. А теперь ты прячешься здесь, на краю света, в полном одиночестве. Знаешь, пусть лучше меня считают отвратительным, а мои поступки постыдными, чем быть таким, как ты: всеми покинутым и одиноким.
        - Так вот как они тебя назвали? Отвратительным и постыдным? - спросила Ангербода, игнорируя его колкость. Хотя её воспоминания о жизни Гулльвейг успели потускнеть, она помнила, как постоянно чувствовала себя посторонней. И, конечно, она испытала бурю чувств, когда бывшие друзья в одночасье обратились против, бросив её в костёр. Но отчётливее всего ей вспоминались не страх и не гнев, а ощущение, что её использовали.
        Колдунья подумала, что Локи, должно быть, испытывает то же самое, а подобного она не пожелала бы и злейшему врагу - и тем более мужчине, что заставлял её трижды сожжённое сердце назойливо трепетать. В её груди клокотала ярость от одной мысли о том, как он страдает.
        - Вроде того, - ответил Локи и пожал плечами. - Но я решил, что мне и правда всё равно.
        - Так ты не вернёшься туда?
        - Вернусь, конечно. Но отточу получше своё безразличие.
        - Глупец, - выпалила Ангербода, сжав руки в кулаки на коленях. - Вернёшься ты туда, и продолжится всё то же. Не представляю, чем я смогу ещё помочь, если ты вознамерился остаться в Асгарде. Всё в итоге закончится плохо. - Она умоляюще посмотрела на него. - Подобное будет повторяться снова и снова, Локи. Я говорю это лишь потому, что ты… ты мне небезразличен.
        Она хотела бы взять свои слова обратно - Локи всегда казался тем, кто замыкается в себе при первом же упоминании о чувствах, да и ей самой тоже не особенно нравилось обсуждать такие вопросы… но сказанное было правдой, поэтому женщина позволила словам повиснуть в воздухе между ними.
        Мужчина вдруг посмотрел на неё с подозрением.
        - Постой-ка. Так ты… ты не считаешь меня отвратительным? Не думаешь, что… то, что я сделал… то, что я вообще могу сделать, оно не?..
        Ангербода закатила глаза.
        - Если бы я так считала, неужели я бы всю зиму разгребала за тобой последствия, в прямом и переносном смысле?
        - Я… ну я имею в виду…
        - Похоже, ты потерял дар речи, о Хитроумный.
        Он сердито посмотрел на неё.
        - Но все остальные…
        Она приложила палец к его губам.
        - Отныне, как только ты переступаешь порог этой пещеры, тебе следует оставить все свои тревоги за дверью. Ну или можешь поискать себе другое место, куда будешь приходить в гости вместе со своими докучливыми переживаниями. Я ясно выражаюсь?
        - Ты считаешь докучливым то, что у меня в принципе есть переживания? Или мне нужно определить, что конкретно является докучливыми переживаниями, и оставлять за порогом только их?
        Ангербода на мгновение задумалась.
        - Второе.
        - И кому же решать, что докучливо, а что - нет?
        - Полагаю, тебе.
        Локи высунул язык и попытался лизнуть её палец. Она отдернула его и сердито посмотрела на мужчину, но тот только улыбнулся в ответ.
        - Ты услышал хоть слово из того, что я только что сказала?
        - Да.
        - И что же я сказала?
        - Оставлять переживания за порогом. Я согласен, но при одном условии: внутрь я могу проносить только докучливейшие из них.
        - Никаких условий, - сердито произнесла Ангербода, не на шутку обидевшись. - Ты меня и правда не слушал, да?
        - Разумеется, слушал, - легкомысленно ответил Локи, стряхивая невидимую пылинку с брюк. Он сделал паузу и обдумал свои следующие слова, чего она никогда не замечала за ним прежде. - Я просто подумал, что ты, возможно, захочешь сделать исключение для этих особых переживаний, какими бы докучливыми они ни были… потому что они о тебе.
        Колдунья воззрилась на него, а он на неё, и на этот раз он, казалось, был абсолютно серьёзен.
        - Чему ты удивляешься? Ты тоже мне небезразлична, - пояснил, наконец, Локи. - Как бы мне ни было неприятно это признавать. Забота усложняет жизнь, не находишь? На мой взгляд, было бы лучше вообще ни о чём не заботиться - но тут появляешься ты. Так что я нахожу все эти переживания довольно докучливыми.
        Ангербоду поразил его ответ: она-то ожидала, что он попытается сменить тему. Внезапно оказалось, что это именно она была не готова к подобному разговору, но деваться было некуда - ведьма сама завела об этом речь.
        - Небезразлична? - спросила колдунья, стараясь, чтобы её голос звучал ровно. - Ты думаешь, что это такая игра, Локи? Ты нашёл меня, являлся снова и снова, донимал меня и дерзил в ответ на моё гостеприимство, насмехался над тем, что я скучная…
        Локи начал было что-то говорить, но она оборвала его.
        - …и всё же я тебе почему-то верю, - закончила она. - Может, колкостей и остроумия тебе и не занимать, Локи Лаувейярсон, но всё за ними не скроешь.
        Например, то, как ты смотришь на меня.
        - То есть все переживания, - вздохнул он. - Полагаю, мне нужно научиться поглубже их прятать. Но сейчас…
        Ангербода осознала, что не может спокойно сидеть под его пристальным взглядом, и встала, чтобы подбросить в очаг ещё хвороста. Когда она забралась обратно под одеяло, мужчина придвинулся к ней ближе, а она развернулась и посмотрела на него.
        - Если я такая скучная, почему ты всё ещё здесь? - медленно спросила она.
        - Ты не скучная. Это всё мои колкости, помнишь?
        - И всё же. Ты приходишь сюда снова и снова, а это что-то да значит.
        Она подняла руку и положила ему на плечо, не глядя в глаза, так как боялась, что самообладание подведёт её.
        - Что ещё тебе нужно от меня? - спросила она. Слишком поздно пытаться запереть все свои неуместные чувства в глубине этого несносного сердца.
        - Мне нужна вся ты, - тихо произнес он, касаясь её носа своим. - Без остатка.
        Упомянутое несносное сердце, казалось, подпрыгнуло и теперь билось где-то у горла, но Ангербода сердито посмотрела на мужчину и отвернулась.
        - Продолжая свои дела с асами, ты разобьёшь мне сердце, - хрипло сказала она.
        - Разобью тебе сердце? Ни за что на свете! - оскорблённо ответил ей Локи. - Это же я тебе его вернул, помнишь?
        - Да, вернул, - начала Ангербода, - но…
        Он прервал её поцелуем, на который она ответила даже не задумываясь - как будто она ждала этого миллионы лет. И колдунья знала, что он тоже это почувствовал, потому что, как только их губы соприкоснулись, внутри неё словно рухнула какая-то плотина. Чувства волнами захлестнули её, и она не могла сдержать их, как ни старалась. Хотя, надо признать, не очень-то и старалась.
        Она никак не могла разобрать, что это за чувства вырвались наружу, но, несмотря на затаённое страстное желание, которое росло в её груди, ей казалось, что радостное возбуждение было пронизано трепетом.
        Что я делаю?
        Отчего-то Ангербоду это ничуть не заботило - она вместо этого крепко зажмурилась и обвила его шею, чувствуя, как мужские руки притягивают её бедра всё ближе, а затем опрокидывают - мягко, но настойчиво - вниз на спину. Её пальцы как будто двигались сами по себе, стягивая с него зелёную тунику и отбрасывая её в сторону. Одна из его ладоней скользнула вверх по её бедру, собирая ткань платья, поднимая его к талии, пока он целовал её, сжимая в объятьях столь крепко, что она не могла даже шевельнуться.
        И то, как всё происходило, каким-то образом неприятно задело её. Возможно, она боялась вновь быть использованной, но внезапно Ангербода почувствовала, как её кольнуло сожаление: о том, что она позволила всему этому случиться.
        Ведьма отстранилась, и Локи в замешательстве отпрянул.
        - Что не так?
        Она приподнялась на локтях и, вместо того чтобы попытаться разобраться в своих сиюминутных тревогах, выпалила первое, что пришло ей в голову:
        - Я говорила вполне серьёзно - ты разобьешь мне сердце.
        - Конечно же, нет, - недовольно отозвался мужчина, привставая на коленях - сейчас он был в одних только брюках. - Если это подсказывает тебе твоё провидение, то ты плохо разбираешься в людях.
        Женщина пожала плечами, не глядя на него. Он снова потянулся и поцеловал её, в этот раз не так настойчиво, проведя длинным пальцем по линии подбородка. Затем, снова отстранившись, он бросил на неё взгляд из-под полуопущенных ресниц, от которого и прежде её сердце трепетало, и хрипло произнёс:
        - Разве я мог бы так поступить с тобой после всего, что ты для меня сделала?
        - Не знаю, - пробормотала она.
        Но её ответ не имел значения. Уже нет.
        Ведьма хотела этого так же сильно, как и он. И если существовала хоть малейшая вероятность того, что Локи говорит правду о своих чувствах к ней, то, образно выражаясь, пришло время пересечь этот мост, раз уж они до него добрались.
        Ангербода села, подняла руку и потянула за шнурок на его брюках так же осторожно, как несколько месяцев назад вынимала обрывки бечёвки из его искалеченных губ. Только на этот раз она двигалась медленно не из страха причинить ему боль, а наоборот - чтобы помучить и заставить нервничать от предвкушения. Мужчина по-прежнему стоял на коленях, его дыхание участилось, и когда она подняла на него глаза, её губы неожиданно для неё изогнулись непривычным образом.
        - Ты улыбаешься, - с удивлением отметил он.
        На лицо Ангербоды снова вернулось бесстрастное выражение, и она невозмутимо переспросила:
        - Уверен?
        - Да.
        - Странно…
        - Хотел бы я вновь вызвать твою улыбку.
        - Ну попробуй вызови.
        Ангербода через голову стянула платье и отбросила его в сторону, представ перед ним обнажённой - и только длинные волосы завесой падали ей на грудь. Локи неотрывно смотрел на неё и лишь отвёл её локоны в сторону. Он не стал спрашивать о шраме у неё на груди - может, догадался, откуда он, а может, сейчас ему было не до вопросов. Да и вообще не до каких-либо реплик, если уж на то пошло.
        - Похоже, ты опять утратил дар речи, о Хитроумный, - сказала ведьма во второй раз за эту ночь, но теперь слова словно застряли у неё в горле, и по её телу пробежала дрожь радостного предвкушения.
        Только тогда он, казалось, стряхнул с себя оцепенение и, по-прежнему не отрывая от женщины глаз, стянул с себя брюки и отбросил их в сторону.
        - Не думаю, что речь мне ещё потребуется. - Усмехнувшись, Локи посмотрел ей в глаза и снова поцеловал.
        - Я дам тебе всё, что понадобится, - решила колдунья в то мгновение. - Ведь ты вернул мне моё сердце.
        Никогда прежде Ангербода, на её памяти, не была такой измотанной, но сон так и не пришёл. Всякий раз, как она начинала дремать, её будило либо бешено колотящееся в груди сердце, либо поцелуи Локи где-то на её коже. С рассветом он уже растянулся на кровати, наполовину подмяв свою возлюбленную под себя и посапывая в её волосы.
        Огонь почти угас, и сквозь дымоход струился солнечный свет. Колдунья уже готова была вновь задремать, когда раздался громкий стук в дверь, а следом за ним голос Скади:
        - Ангербода, ты не спишь? Солнце уже несколько часов как встало!
        - Просыпайся, - прошептала ведьма, тормоша Локи.
        Он поднял голову, сонно моргая, а затем сполз с кровати и поднялся на ноги, пошатываясь и бормоча что-то себе под нос. Женщина подтолкнула его в сторону кладовой в глубине пещеры и жестом велела скрыться в тени за сундуком и корзинами.
        - Это только до тех пор, пока она не уедет. Пожалуйста, я знаю, что это будет для тебя непросто, но постарайся держать рот на замке.
        Локи издал возмущённый звук, но послушался.
        Скади снова постучала.
        - Эй?
        - Дай мне минутку! - крикнула Ангербода, подбрасывая хворост в догорающие угли в очаге, чтобы всё выглядело так, будто она спала не дольше, чем обычно.
        - Мне надо в туалет, - пожаловался Локи тихим шёпотом из-за сундука.
        - Тебе придется потерпеть, пока она не уйдёт, - прошипела в ответ ведьма, закутываясь в одно из одеял и заталкивая их сброшенную одежду под кровать.
        Когда она открыла дверь, её встретила не только Скади, но и другая ётунша, державшая корзину с растениями. Ангербода плотнее закуталась в одеяло и невозмутимо подняла подбородок. Она могла лишь догадываться, как выглядит со стороны, - но одно дело, когда лишь подруга лицезреет её в таком виде, и совсем другое - когда кто-то незнакомый.
        Охотница, как и всегда, была одета в мужскую тунику и брюки. Поскольку осенняя погода была не по сезону тёплой, она сменила свой обычный меховой кафтан на менее плотную шерстяную одежду, хотя шапка по-прежнему красовалась на ней, как и кожаные охотничьи сапоги с острыми мысками.
        - Доброе утро, - произнесла Ангербода.
        Скади оглядела её с ног до головы и приподняла бровь.
        - Тяжёлая ночка?
        - Можно и так сказать, - ответила колдунья и, как ей казалось, небрежно убрала за ухо взъерошенные волосы. - Что вас сюда привело?
        - Мы принесли кое-какие ингредиенты для твоих снадобий, - сообщила другая великанша, глядя на хозяйку пещеры с чем-то вроде неодобрения. Она была молода и очень хороша собой, но, судя по всему, не лёгкого нрава.
        - Ангербода, познакомься - это моя кузина Гёрд, - представила её Скади. - Она живёт недалеко от гор, их семье принадлежит большой сад, где она выращивает множество различных растений. Её мать - прекрасная ткачиха, а у отца сотни овец. Большинство трав и тканей для тебя я выменяла у её семьи. Так что Гёрд очень хотелось наконец лично познакомиться с тобой.
        - Хотя я и перепутала долгий поход с короткой прогулкой, - проворчала ётунша, вытирая пот со лба и приглаживая свои тусклые распущенные волосы. Она была немного ниже Скади и не такая смуглая, но формы её были округлее и мягче, да и одета куда изящнее. Если бы не небольшие следы грязи под ногтями, Ангербода предположила бы, что девушка и дня в своей жизни не работала.
        Скади только ухмыльнулась.
        - Кузина, это Ангербода, та самая ведьма, о которой я рассказывала.
        - Очень приятно, - сказала колдунья.
        - Взаимно, - ответила Гёрд, но, казалось, её больше интересует возможность заглянуть через плечо хозяйки пещеры. - Там что, мужчина?
        - Не исключено. А может, и женщина, - ответила Ангербода, не сводя взгляда с гостьи. - А в чём, собственно, дело?
        - Он муж тебе? - спросила гостья, уставившись на неё в ответ.
        - С чего ты взяла, что это «он»? - спокойно поинтересовалась ведьма.
        Лицо Скади слегка дёрнулось, но она ничего не произнесла. Гёрд же смущенно продолжила:
        - Если ты собираешься возлечь с мужчиной, то должна прежде выйти за него замуж. Но я так поняла, колдунья, что ты не замужем, иначе не жила бы в пещере.
        Ангербода посмотрела на Скади.
        - А у тебя прелестная компания.
        - Она член семьи, - пожала плечами Охотница. - Но ты же знаешь, я готова вести дела с кем угодно.
        - По-видимому, даже с ведьмами вольных нравов, - добавила Гёрд.
        - Ох, просто отдай ей уже растения, Гёрд. - Скади, вздохнув, потёрла виски, и её кузина с раздражением подчинилась.
        Ангербода чинно и неторопливо приняла корзину и прижала её к груди, чтобы одеяло не упало и не обнаружило её наготу.
        - Благодарю.
        Затем Скади нахмурилась, уставившись на что-то прямо над корзиной, и колдунья неожиданно поняла, что это шрам на её груди привлёк внимание подруги. Она подтянула корзину повыше, чтобы прикрыть его. К счастью, Гёрд ничего не заметила: она была занята тем, что неприязненно оглядывала поляну. В ответ на вопрос в глазах Охотницы Ангербода так же глазами ответила: расскажу позже. Затем хозяйка пригласила женщин в дом перекусить, но обе ётунши отказались и ушли.
        Как только она закрыла дверь за визитёрами, то услышала громкий вздох облегчения, сопровождаемый звуком струи, бьющейся о пустой керамический кувшин.
        - Дотерпел? - поинтересовалась она в направлении дальнего конца пещеры, поставила корзину с травами на стол и сняла одеяло, бросив его обратно на кровать.
        - На твоё счастье, - сказал Локи, когда закончил, и подошёл к ней. - Смею тебя заверить, что всё то время, пока эти двое стояли у двери, я проклинал твоё имя.
        Ангербода фыркнула и принялась раскладывать растения.
        - Возможно, тебе не следовало пить так много эля прошлым вечером.
        - Я впервые был человеком после стольких месяцев в обличье лошади, - сказал Локи. Всё ещё обнажённый, он потянулся лениво и самоуверенно, по-кошачьи, и обнял её сзади за талию. - Ты всегда ходишь дома нагишом? Надо бы почаще навещать тебя.
        - Напротив, обычно я полностью одета, пусть и живу одна.
        - Вот досада.
        - Возможно, я была бы более заинтересована ходить нагишом, если бы ты и правда навещал меня почаще.
        - Тогда, возможно, мне стоит поймать тебя на слове, - выдохнул он ей в висок. - Ночь была хорошей.
        - Да, - подтвердила она и повернулась, потянувшись к его губам.
        Через миг-другой Локи отстранился и произнёс:
        - Возможно, кузина Скади права, и мне следует жениться на тебе.
        - А почему ты так уверен, что я приму тебя? - Ведьма фыркнула, но её сердце при этом совершило кульбит.
        - Ну, ты уже приняла меня. И, прошу заметить, неоднократно и весьма тщательно. Хотя, я уверен, ещё есть простор для воображения.
        Обнимая его за плечи, Ангербода поразмыслила над этим и поняла, что её прежние опасения быть использованной рассеялись в достаточной мере, чтобы она могла с напускной серьёзностью пошутить:
        - Но ты мной уже воспользовался вполне добровольно. А вот если станешь мне мужем - это превратится в твою непосредственную обязанность.
        - Да, обычно обязательства - это не мой конёк, но думаю, что в данном конкретном случае я смогу это пережить, - ответил он так же серьёзно.
        - Разве у асов нет ни перед кем обязательств? Например, перед людьми и другими созданиями?
        - Да как сказать… - протянул Локи. - Мне всегда казалось, что боги занимаются чем-то интересным. Я и кровным братом Одина-то стал от нечего делать: подумал, что с богами точно повеселее будет. Можно сказать, стал богом от скуки.
        Ведьма подняла руки, чтобы заправить его растрёпанные волосы за уши.
        - Или от одиночества?
        - Быть может… - ответил он уклончиво. - Они часто идут рука об руку.
        - Мне это знакомо.
        Мужчина поджал губы и провёл пальцем по шраму на её груди, и она приятно напряглась, вспомнив его горячие поцелуи прошлой ночью.
        - Но это небольшая цена за свободу, - продолжил он, задумавшись, - которой у меня больше нет. Во всяком случае, в последнее время я не чувствую себя свободным среди асов.
        Ангербода кивнула.
        - Я устал от контроля. - Он положил другую руку ей на талию и притянул к себе, пока она продолжала обнимать его за плечи. - Но и одному мне быть не хочется.
        - Понимаю.
        - И ты никогда не пыталась меня контролировать.
        - Не пыталась.
        - И ты заботишься обо мне.
        - Да, хоть это и противоречит здравому смыслу.
        - И тебе всё равно, чем я занимаюсь, лишь бы в конце концов возвращался…
        - Я бы так не сказала…
        Локи прижался лбом к её лбу.
        - Так ты станешь моей женой?
        Ангербода обняла его крепче. Так много всего произошло, и так быстро - конечно, она не могла отрицать, что и раньше испытывала к нему чувства, пусть до сих пор отчасти и ждала, что вот-вот он внезапно передумает и скажет, что это была шутка. Но Локи лишь продолжал смотреть на неё, и она осознала, что к этому непривычному выражению полной искренности на его лице легко привыкнуть. И что она уже знает ответ на его вопрос:
        - Сочту за честь, - наконец произнесла колдунья.
        Проведя с ней несколько долгих дней и коротких ночей, Локи вновь ушел. Ангербода давно привыкла к этому; в конце концов, он годами приходил и уходил, когда хотел. Но часть её души всё же надеялась, что теперь всё будет по-другому, хотя и эта часть вскоре примирилась с тем, что Локи - это по-прежнему Локи, и делает он то, чего сам пожелает. Так что она перестала тратить все свои силы на ожидание его возращения и вместо этого сосредоточилась на подготовке запасов к зиме. Было ещё кое-что, о чём ей хотелось ему сообщить, и от этого ожидание было только томительнее.
        Его не было всю осень, и Ангербода с каждым днём всё больше не находила себе места. К тому времени, когда Скади в последний раз заглянула в Железный Лес перед тем, как горные перевалы завалит снегом, зима была уже совсем близко.
        - Значит, ты проведёшь зиму в одиночестве? - спросила она, опустив на пол у стола большой мешок с сушёным мясом.
        «Надеюсь, что нет», - подумала Ангербода, протягивая ей кружку эля, а вслух произнесла:
        - Похоже на то. Я да козы.
        - И ещё ребёнок, - сказала Скади. - Или я ошибаюсь?
        Ведьма инстинктивно приложила руку к едва наметившемуся животу.
        - Откуда ты знаешь?
        Охотница сделала глоток из своей чашки.
        - Я наблюдательна. Хотя я никогда и не наблюдала здесь мужчин. Кто отец ребёнка? - И она едва заметно улыбнулась: - Надеюсь, не волк.
        В некотором смысле так и есть.
        - Нет. Это мой муж.
        Скади долго смотрела на неё с непонятным выражением на лице.
        - У тебя есть муж?
        - Есть.
        - И где же он?
        - Не здесь.
        - Понятно, - с сомнением протянула подруга, но вид у неё был немного обиженный. - Но он вернётся до зимы?
        Ангербода пожала плечами.
        Скади вздохнула.
        - Ты не можешь здесь оставаться.
        - Со мной всё будет в порядке, уверяю тебя. Кроме того, на меня здесь припасов хватит.
        - В самом деле? - уточнила Охотница, снова глядя на её живот. - А на двоих, если вернётся твой муж?
        Ведьме нечего было на это возразить, потому что она боялась того же. Аппетит у неё несколько повысился, и если Локи вернётся и проведёт с ней зиму, то, скорее всего, подготовленных запасов не хватит, чтобы прокормить их обоих.
        Скади выглядела удовлетворённой.
        - Значит, вопрос решён - ты поедешь со мной в горы. Мой отец будет рад тебе. У него особый интерес к магии. Тебе лишь нужно будет не обращать внимания на его несуразность время от времени, и вскоре он тебе понравится, обещаю. В последнее время у него вечно одна глупая затея за другой, так что дома ты его, возможно, по приезде не застанешь.
        Ангербода спокойно смотрела на подругу, подавляя зарождающуюся тревогу. Что, если её не будет здесь, когда Локи соизволит явиться? Неужели она не увидит его, пока по весне не оттают перевалы?
        - Как мы доберёмся до твоего жилища? - спросила она. - У меня нет ни лыж, ни снегоступов, и двигаться я буду медленно.
        - Ты можешь поехать на моих санях.
        - Мне не хватит места на санях, если мы заберём все припасы с собой.
        - Мы возьмём с собой столько, сколько поместится в санях, помимо тебя. Здесь в пещере достаточно холодно и сухо, так что до твоего возвращения продукты протянут.
        - А как же козы?
        - До весны с ними всё будет в порядке. Они ведь животные. Подумай об этом, - ответила Скади. - Неужели ты и правда хочешь провести всю зиму здесь, в ожидании, невзирая на то, какому риску подвергается твоё дитя?
        Ангербода тяжело опустилась на скамью.
        - Ты права. Конечно, права. А я веду себя глупо. Просто я… - она побарабанила пальцами по бедрам, затем указала на живот, - …ещё не привыкла к мысли об этом. Хотелось бы с кем-то разделить эту ношу.
        - Разве не в этом смысл женитьбы? - Скади усмехнулась. - Ну и муженёк у тебя!
        Колдунья поёрзала, не поднимая взгляда от рук, потому что не могла отрицать, что и сама думала о том же.
        - Ну, у тебя есть я, - произнесла Охотница.
        - Это не то же самое. Ты же не он.
        Скади бросила на неё испепеляющий взгляд.
        - Конечно. Я всего лишь твой друг. Разве я что-нибудь значу?
        - Я не это имела в виду…
        - Конечно. - Глаз Скади дернулся. - Подожди-ка. Он что, не в курсе, да?
        Ангербода покачала головой.
        - Я ещё не видела его с тех пор.
        Ётунша со стуком поставила чашку на стол и встала.
        - Молись, чтобы я никогда с ним не повстречалась, а то ему придётся несладко. Давай бери, сколько сможешь унести, и уходим. - Она помолчала. - Но не поднимай слишком много, не забывай про ребёнка. Выбирай что полегче. Я захвачу мешок, который только что принесла, и отнесу его обратно в сани - он самый тяжёлый.
        - Скоро тебе придётся помогать мне обуваться, - задумчиво произнесла Ангербода.
        - Ещё немного, друг мой, - ответила Скади, - и кому-нибудь уж точно бы пришлось.
        Ведьма сложила самые тёплые шерстяные платья в дорожную корзину, надела плащ и капюшон, затем вышла вслед за подругой наружу и закрыла дверь в пещеру, вдобавок нагромоздив перед ней камни, ветки и сухую траву, чтобы, когда выпадет снег, вход был скрыт от посторонних глаз.
        Когда приготовления подходили к концу, на ветку дерева рядом с головой Ангербоды уселся сокол и уставился прямо на неё. Она взглянула на Охотницу, которая перекладывала груз на санях, бормоча что-то себе под нос, а затем снова на птицу и прошептала:
        - Ты вовремя.
        - Из-ви-ни, - произнёс голос Локи у неё в голове. - Произошла одна история с великаном и золотыми яблоками. Дело, в котором я мог быть замешан, а мог и не быть…
        - Я уезжаю на зиму, - сообщила Ангербода.
        Она была не в настроении выслушивать рассказы о его проделках, хотя и знала, что ему не терпится поведать о том, что случилось. Если бы он появился хотя бы на полчаса раньше, она провела бы всю зиму устроившись в его объятиях. Но теперь было уже слишком поздно, и, если бы он раскрыл себя, Скади, вероятно, проткнула бы его одной из своих лыж.
        Локи, казалось, почувствовал волны мрачной решимости, исходящие от Охотницы, потому и сохранил свой соколиный облик.
        - Это я вижу. А куда ты собралась?
        - В горы.
        - Бр-р-р, зачем тебе туда ехать?
        - Меня пригласили. И, кстати, Скади поклялась расправиться с моим отсутствующим мужем за то, что он оставил меня зимовать в одиночестве. Так что на твоём месте я бы осталась птицей.
        - Мне очень жаль, - сказал он, слетая вниз и усаживаясь ей на плечо. - Тогда я навещу тебя в горах.
        Ангербода покачала головой.
        - Будет сильная непогода. Сделай себе одолжение и проведи зиму в Асгарде.
        Новость о ребёнке готова была сорваться с её языка, но она сдержалась; не так ей представлялся миг, когда она ему об этом сообщит. Выразительности даже в животном обличье Локи было не занимать, но ей хотелось посмотреть на его лицо, когда он узнает, - так точнее и проще можно понять, как он ко всему этому относится.
        После разговора со Скади Ангербоде отчаянно хотелось узнать, не совершила ли она ошибку, согласившись стать его женой. Его реакция на беременность сказала бы о многом.
        - Я вернусь, как только сойдёт снег, - добавила она.
        Сокол качнул головой, ласково клюнул её в щёку и улетел.
        К этому времени Скади уже была готова отправляться; она жестом позвала Ангербоду садиться в сани и затем убедилась, что та хорошо укутана в меха. Переход должен был занять два дня, и каждая пройденная миля удаляла бы её от родного дома. И Ангербода вдруг осознала, что прошлая зима, проведённая с Локи, - пусть он и находился в облике кобылы, - пролетела совсем быстро, а все зимы до неё и вовсе не запомнились.
        Грядущая же зима протянется так долго, как никогда ещё за всю её долгую жизнь.
        Они остановились на ночь в огромном доме Гимира, и Ангербода снова имела удовольствие общаться с Гёрд, которая приходилась дочерью Гимиру и его жене Аурбоде; и хотя Скади называла её своей кузиной, на самом деле их отцы были в дальнем родстве.
        Дочь хозяина, казалось, не замечала, что колдунья в тягости, и Скади не стала упоминать об этом, так что на следующее утро они снова отправились в путь, оставив часть припасов в качестве благодарности за гостеприимство. Что ж, теперь сани стали легче.
        На следующий день они добрались в Тримхейм, дом Тьяцци, отца Скади, и никого там не застали, за исключением нескольких оленей, пасущихся возле складов, достаточно ручных, чтобы свободно бродить вокруг. В отличие от жилища родителей Гёрд, здесь не было ни слуг, ни даже лая сторожевых собак у ворот.
        - Нам с отцом много не нужно, - сказала Охотница, когда Ангербода обратила на это внимание. - Об этом все знают, и те, кто живёт недалеко, нас не беспокоят.
        Скади, казалось, не особенно удивилась отсутствию отца. Выгружая содержимое саней в один из амбаров, она угрюмо бормотала себе под нос что-то о погонях за дикими гусями, золотых яблоках и поисках бессмертия. Услышав про золотые яблоки, Ангербода вспомнила слова Локи, но решила оставить эту информацию при себе. Увы, ей не пришлось долго ждать, чтобы выяснить, какое отношение эти фрукты имеют к отцу Скади: через две недели после их прибытия в дверь Тримхейма постучалась кузина Гёрд, замёрзшая и раздражённая.
        Как только они пригласили её внутрь и налили ей кружку эля, чтобы согреться, она поведала им о том, что ей сказали родители, которые, в свою очередь, тоже узнали от кого-то ещё: отец Скади, Тьяцци, погиб от рук асов во время похищения богини Идунн и её золотых яблок, дарующих вечную молодость.
        - Что же произошло? - спросила Ангербода, потому что сама Охотница была слишком ошеломлена этой новостью, чтобы говорить.
        - Тьяцци захватил в плен одного человека по имени Локи и угрожал ему, пока тот не согласился придумать способ похитить для него Идунн, что он и сделал, - начала рассказывать Гёрд.
        Ведьма была почти рада, что её муж намекнул на свою причастность к этому случаю; иначе она могла бы заметно вздрогнуть и выдать себя при упоминании его имени.
        - А потом, говорят, чтобы вернуть её обратно асам, - продолжала Гёрд, - Локи влетел в эту самую комнату, превратил Идунн в орех и улетел обратно в Асгард.
        - Я и не знала, что других существ он тоже может перевоплощать, - подумала Ангербода, задаваясь вопросом, была ли эта часть истории правдой.
        - Но Тьяцци последовал за ними в облике орла, и асы наслали на него огонь, когда он прибыл в Асгард, тем самым убив. - Гёрд уставилась в свою чашку. - Мне очень жаль, кузина.
        Скади не проронила ни слезинки. Она просто сжала кулаки на коленях и уставилась на них. Ангербода положила руку ей на плечо, и некоторое время все молчали.
        - Кто этот Локи? - затем тихо спросила Охотница.
        - Кровный брат Одина, примкнувший к асам, - сказала Гёрд. - Он такой же ётун, как и мы трое, и говорят, что он постоянно доставляет богам всякие неприятности, но потом сам же всё и исправляет, как и в этот раз.
        - Выходит, он предатель, - выплюнула Скади. - Асы ненавидят нас. Они смотрят на нас свысока. Зачем кому-то может понадобиться присоединиться к ним?
        - Полагаю, выгоды ради, - заявила Гёрд. - Должна же быть какая-то польза от того, чтобы жениться на одной из них или породниться с ними, как это сделал он.
        - Отныне этот Локи в списке тех, кому я непременно перережу глотку, если когда-нибудь встречу, - произнесла великанша. Она повернулась к ведьме и добавила: - Вместе с твоим никчёмным мужем.
        Ангербода решила не упоминать, что это один и тот же человек.
        - О, так ты теперь замужем? - поинтересовалась Гёрд. - Почему же ты не прикрываешь волосы, как принято у замужних женщин?
        - Это совсем недавно произошло, - призналась колдунья, хотя, по правде говоря, она совсем забыла об этом обычае. - У меня не было возможности приготовить себе головной убор.
        Гёрд, казалось, это оскорбило.
        - У моей матери их много про запас имеется. Я принесу один для тебя на следующую нашу встречу.
        Уже почти стемнело, так что Скади пригласила Гёрд остаться на ночь, и та согласилась. Вскоре после этого гостья уснула на груде мехов, постеленной в углу, и подруги получили возможность поговорить наедине, расположившись у очага в центре залы. Помолчав некоторое время, Ангербода спросила:
        - Как ты?
        Ётунша лишь молча покачала головой. Тогда колдунья подошла, села рядом с ней на скамью и взяла её за руку.
        - Я очень, очень сожалею о твоей утрате, друг мой.
        И как бы я хотела сказать, что мне жаль, что именно мой муж приложил руку к смерти твоего отца.
        - Я отомщу за него, - сказала Скади, дрожа, и на глазах великанши - к огромному облегчению Ангербоды - появились слезы; колдунью весьма тревожило, что та не оплакивала отца. - Когда оттают перевалы, я отправлюсь в Асгард, вооружённая своим мечом, щитом и одетая во все доспехи, что у меня есть, и отомщу за него.
        - Возможно, они чем-нибудь возьместят тебе своё злодеяние.
        - Или, возможно, я проткну их всех насквозь, прежде чем они успеют произнести хоть слово. - Слёзы потекли по лицу Охотницы, она повернулась к Ангербоде и спросила: - Откуда у тебя тот шрам? Это были они, не так ли? Они тебе его оставили?
        - Да, - тихо призналась ведьма. - Но это было очень давно. В другой жизни.
        - Так не бывает. И давность не имеет значения, покуда ты не следишь за ходом времени, - вздохнула Скади. - Я направлюсь в Асгард в одиночку, как только отвезу тебя обратно в Железный Лес. И ты никак меня не остановишь. Я должна это сделать.
        - Я понимаю, - ответила Ангербода, но это была лишь полуправда с её стороны: она считала, что асы должны предложить Скади возместить потерю отца, и была уверена, что боги так и поступят. Но понятие мести было ей чуждо. Во всяком случае, отчасти. Пока.
        И ведьма провела зиму свернувшись калачиком у очага в Тримхейме и слушая рассказы Скади, потому что самой ей было особенно нечего поведать. Охотница много путешествовала на лыжах и была знакома почти со всеми, кто жил в пределах недели пути от её жилища, да и знала про них почти всё. И всё же иногда ведьма слышала, как во сне подруга что-то бормочет или плачет о своём отце. А поскольку зимой по большей части нечем заниматься, кроме как спать, то за это время она увидела от Скади больше проявлений эмоций, чем за всё предыдущее знакомство.
        К удивлению и облегчению Ангербоды, вопрос о шраме на её груди больше не поднимался - настолько дочь погибшего Тьяцци была поглощена своим горем. Ведьма бы ещё больше печалилась, видя подругу в глубокой скорби, но её саму поглотило радостное волнение о растущем в ней ребёнке, а Охотница редко разделяла с ней эту радость.
        Когда пришла весна и перевалы очистились от снега, Скади сдержала обещание и проводила подругу обратно в Железный Лес. Они откопали вход в пещеру, проверили, в сохранности ли съестные припасы, и затем ётунша разгрузила сани. Ангербода была невероятно счастлива оказаться дома. Чувство было такое, будто её не было целую вечность. Она положила руку на живот, почувствовала, как малыш толкается, и редкая улыбка осветила её лицо.
        - Как я могу отплатить тебе за всё? - спросила она Скади. Зима выдалась суровой, так что Ангербода действительно сомневалась, что провела бы её так же хорошо, если бы осталась в Железном Лесу. Но несмотря на сильные морозы, зима была благословенно короткой. Ведьма пребывала всего на шестом месяце беременности, когда вернулась в пещеру, и живот почти ещё не был заметен. Поздняя осень, короткая зима, ранняя весна. Лучшее, на что мы могли рассчитывать.
        Скади только покачала головой в ответ на вопрос.
        - Достаточно того, что ты была со мной. Я бы сошла с ума и позволила горю поглотить меня, не будь тебя рядом. Так что считай, что мы квиты.
        Ангербода повела плечами.
        - Значит, ты всё ещё собираешься мстить за отца?
        Взгляд Охотницы стал жёстче:
        - Да.
        - Тогда желаю удачи. И если тебе понадобится целитель, ты знаешь, где меня найти.
        Великанша кивнула и ушла, оставив её размышлять, не в последний ли раз она видит свою подругу.
        Прошло совсем немного времени, прежде чем Локи объявился у неё на пороге. В тот момент она была занята уборкой и только чмокнула его в губы, когда он вошёл в пещеру, вместо страстных и продолжительных объятий, которые представляла себе всю зиму. Мужчина удивлённо моргнул, как будто ожидал более тёплого приёма, и остановился, глядя на неё от входной двери.
        - Ты поправилась, - заметил он, наблюдая, как она суетится.
        Она резко повернулась к нему, скривив губы.
        - Не то чтобы я возражал, - поспешно добавил он, подняв ладони перед собой. - Тебе идёт.
        - Хвала небесам! - огрызнулась Ангербода. - И, к твоему сведению, я не поправилась.
        - Ну насколько я вижу…
        - Подумай ещё раз, Локи. Хорошенько подумай..
        Через несколько мгновений рот Локи приоткрылся в удивлении, а ведьма сложила руки на груди.
        - Так и… кто же отец? - уточнил он полушутя, но она заметила испарину у него на лбу.
        Ангербода смерила его холодным взглядом.
        - Ох, даже и не знаю… Может быть, мой муж?
        - Тогда, полагаю, сейчас не самое подходящее время упоминать, что асы заставили меня жениться на одной из своих. - Его взгляд был прикован к её животу. - Когда это произошло?
        - Подозреваю, что в ту ночь, когда ты вернулся, подарив своего восьминогого ребёнка Всеотцу, - сказала колдунья. Затем она осознала, что он только что сказал, и взъярилась: - Жениться?
        Локи подошёл и положил руки ей на бёдра, всматриваясь в выпуклый живот.
        - Разве ты уже не должна быть крупнее?
        - Зачем они заставили тебя жениться на асинье? - Ангербода почувствовала, что ей нужно сесть: она побоялась, что голова лопнет от злости - так яростно колотилось её сердце.
        - Живот Сигюн намного больше, чем у тебя, а она понесла по меньшей мере луной позже. А может, и больше. - Потом он заметил, как она смотрит на него, и переспросил: - Извини, так о чём ты спросила?
        - О твоей жене в Асгарде, - процедила Ангербода сквозь стиснутые зубы, тяжело опускаясь на скамью.
        - А, - сказал Локи. Он плюхнулся рядом, прислонился спиной к краю стола и прижался к женщине бедром и плечом, скрестив ноги в лодыжках. Следующие слова он адресовал стене пещеры.
        - Так вот. Асы заставили меня жениться - полагаю, это попытка держать меня в узде. Я, конечно же, сообщил им, что у меня уже есть жена в Ётунхейме, но они пропустили это мимо ушей. Так что, поскольку они не признают тебя моей женой, меня заставили жениться на другой.
        - Тебя заставили жениться на другой, - повторила Ангербода, не веря своим ушам. - Мне всегда казалось, что тебя нельзя заставить делать то, чего ты не хочешь.
        Он повернулся и окинул её пристальным внимательным взглядом - оценить её реакцию.
        - Я не собираюсь ничего от тебя скрывать.
        Ведьма сжала руки на коленях в кулаки:
        - Ты любишь её?
        А потом, после долгого и страшного молчания, задала неизбежный следующий вопрос:
        - А меня ты любишь?
        - Я… - он вздохнул, встал и, опустившись перед ней на колени, накрыл её руки своими. - Могу я тебе кое-что сказать?
        Ангербода без выражения уставилась на их соединённые руки и ничего не ответила. Никогда прежде Локи не спрашивал разрешения говорить. Это прозвучало так же, как если бы проплывающая мимо рыба спросила, можно ли ей плавать.
        Мужчина, казалось, собирался с мыслями, и Ангербода редко видела его таким - обычно слова лились из него непрерывным потоком. Это привело её в такое замешательство, что она наконец смогла встретиться с ним взглядом, сморгнув слёзы разочарования.
        - Думаю, именно благодаря тебе я понял, что смогу кого-то полюбить, - произнёс он наконец. - Зачем мне было возвращать тебе твоё сердце только для того, чтобы разбить его? Я полагаю, это должно что-то значить, верно?
        - Ты полагаешь? - пробормотала она, смахивая слёзы.
        Он протянул руку и вытер слезу, которую она упустила, и его слова были тихими и хриплыми от тех чувств, что он так старался скрыть поначалу.
        - Так ненавистно мне видеть, как ты плачешь, но ещё более ненавистно то, что я стал этому причиной.
        - До того, как появился ты, я тоже не была уверена, что смогу кого-то полюбить, - сказала она, стараясь, чтобы в её голосе не прозвучало обиды. Затем она смягчила свои слова, добавив: - Мне всегда было хорошо одной. И до сих пор хорошо. Но когда ты рядом, мне ещё лучше.
        - Что ж, мне приятно слышать, что ты не тоскуешь по мне целыми днями.
        Что-то в его тоне подсказало ей, что он будет только рад завершить этот разговор про любовь и прочие чувства, так что она с облегчением сменила тему и шутливо закатила глаза:
        - Кто станет скучать по такому, как ты?
        - А кто бы не стал? - надменно спросил Локи.
        - Я, как видишь, не стала.
        - А вот Сигюн скучает. Вероятно, она занимается этим прямо сейчас, в этот самый момент.
        - Я не Сигюн, - отрезала Ангербода, и ей показалось, как что-то тёмное и ужасное расцвело в глубине её души, когда имя другой женщины слетело с губ.
        - Конечно, нет, - согласился Локи. - Ты же живёшь в пещере.
        - Что? - Колдунья огляделась вокруг, изображая удивление.
        Локи весьма снисходительно похлопал её по руке и произнёс сочувственным тоном:
        - Я думал, ты в курсе.
        Ангербода не могла не восхититься его способностью сохранять невозмутимое выражение лица, и в ответ она прижала руку к груди:
        - Что бы я без тебя делала?
        - Знаю-знаю, я всем необходим. Так вот, как я уже сказал, ты живёшь в пещере. Кроме того, она явно более высокого мнения обо мне, чем ты. - Он посмотрел на неё с притворным подозрением и постучал себя по виску. - Я помню все твои саркастические замечания.
        - Она явно знает о тебе не всё. Хотя, полагаю, и в тебе есть некоторые качества, искупающие недостатки характера.
        - Был бы не прочь услышать об этом поподробнее.
        - Ну, во-первых, ты отдал мне моё сердце. - Она сжала его руки и переместила их себе на живот. - И ещё вот это.
        - Он меня толкнул, - произнёс Локи, удивлённо моргая.
        - Полагаю, это означает, что ты ей нравишься. Кроме того, она икнула.
        - Откуда ты знаешь, что это она?
        - Я и не знаю. Скорее выдаю желаемое за действительное.
        - По большому счёту мне всё равно, кто там, лишь бы не убирать за ним.
        - Серьёзно?
        - Серьёзней некуда. Наверно, я мог бы… например, подержать его или что-то в этом роде, или, может быть, даже попробовать рассмешить. Но как только он обделает пелёнки, я тут же верну его тебе.
        - Ты совершенно бесполезен.
        - Дети постоянно плачут и устраивают беспорядок, и их нельзя нигде оставить, потому что они просто укатятся с этого места.
        Ангербода фыркнула.
        - Может быть, я вообще не позволю тебе держать малышку, если ты собираешь беспорядочно класть её на столы и скамейки, откуда она может укатиться.
        - И головы у них большие. Просто огромные. - Локи поднял руки вверх, на расстоянии полуметра друг от друга. - Вот такущие. Такую голову даже тебе, с твоими-то широченными бёдрами, будет довольно непросто вытолкнуть наружу.
        - С моими, прости, чем?
        Локи моргнул, открыл рот и тут же снова его закрыл. Ангербода уставилась на него, приподняв брови и ожидая, что он повторит своё последнее высказывание.
        - А попробуешь их усадить, - продолжил он после паузы, - и их головы попросту запрокидываются - настолько они большие. Одним словом, от младенцев одни неудобства.
        - Это от тебя одни неудобства.
        - Знаю, и мне даже иногда приходится эти неудобства исправлять. Младенцев же абсолютно не волнуют последствия.
        Ангербода покачала головой. Локи усмехнулся, наклонился и поцеловал её - и этот поцелуй был получше того, которым она наградила его, когда он вошел. Это был настоящий поцелуй.
        - Теперь мы можем перейти к следующему пункту? Всё же я не видел тебя целую зиму.
        - Я уже начала думать, что ты никогда не спросишь, - ответила она.
        В конце концов они расположились на поляне у входа в пещеру, свернувшись поверх одеяла. Весенняя ночь была по сезону тёплой, но Ангербода не помнила, когда в последний раз спала на улице. Она всегда удивлялась, глядя, сколько на небе звёзд. По какой-то причине ей казалось, что за горами, граничащими с Железным Лесом, будет только пустота. Возможно, это было одной из причин, почему колдунья редко выходила из пещеры после наступления темноты, - из-за страха перед этой пустотой, из-за опасения осознать, насколько далеко она на самом деле забралась.
        И всё же небо рассказывало совсем другую историю.
        - В Асгарде так же много звёзд? - спросила она Локи. Они лежали на боку, лицом друг к другу, его живот прижимался к её животу, руки и ноги были переплетены.
        - Практически, - ответил он. - Это всего лишь звёзды. Они выглядят одинаково отовсюду, уверяю тебя. - Он указал на две точки, которые горели ярче остальных. - Хотя вот эти совсем новые.
        - Откуда ты знаешь?
        - Ну, ты помнишь свою подругу Скади?
        - Естественно, я помню свою подругу Скади. - Ангербода с трудом села.
        Она опасалась самого худшего, так как не получала вестей от Охотницы с тех пор, как та уехала, чтобы отомстить за отца. Ведьма была удивлена, услышав из его уст имя подруги, но потом вспомнила, что он неоднократно видел её: например, это она привезла сено в пещеру, когда он застрял в обличье лошади, и потом весной она удивлялась необычному виду жеребёнка Слейпнира. И, конечно, Локи видел Скади осенью прошлого года, когда прилетел навестить Ангербоду как раз перед отъездом на зимовку в Тримхейм.
        - У тебя есть новости о ней?
        - Не переживай, с ней всё хорошо, - сказал Локи, и она снова легла рядом с ним. - Охотница заявилась в Асгард, требуя крови, но… в конце концов достигла соглашения с асами: взяла себе мужа из их числа и потребовала, чтобы её рассмешили, что удалось сделать лишь мне одному на свой страх и риск. - Он указал на звезды. - И тогда Один взял глаза её отца и превратил их в звёзды. Они теперь там, на небе, видишь?
        Но Ангербода не смотрела на звёзды. Она вспомнила историю, которую им поведала Гёрд, - о том, какая судьба постигла отца Скади. Вспомнила горе, ярость и жажду мести, что терзали её подругу. Так что ей было трудно поверить в то, что рассказал Локи.
        - Она выбрала себе мужа? Таков был выкуп? Но это же просто нелепо!
        - Представь себе, да. Его зовут Ньёрд, и он из ванов, морской бог. Один из тех заложников, обмен которыми произошёл во время войны. Отец Фрейра и Фрейи. И чего тут нелепого? Муж - более чем справедливая компенсация за утрату отца.
        - Ей не нужен был муж, - выдавила из себя Ангербода.
        По какой-то причине известие о замужестве Скади разозлило её больше, чем ей хотелось признать. Новое чувство появилось у неё в груди - что-то вроде зависти. Это было похоже на те её ощущения, когда она впервые произнесла имя Сигюн.
        - Как они уговорили её на такое? Это просто абсурд.
        - Что тут сказать, что произошло, то произошло.
        Она стиснула зубы, в то время как в груди по-прежнему яростно клубилось незнакомое ощущение.
        - И хорошо он к ней относится, её муж? Этот Ньёрд.
        - Ваны по большей части хорошо ко всем относятся. Но последнее, что я слышал, - отношения у них не особенно ладятся: он ненавидит горы, она ненавидит море. Уверен, в скором времени их союз распадётся.
        - Очень жаль, - сказала Ангербода, вовсе не имея это в виду.
        - Разве? Кажется, они не особо подходят друг другу.
        - Я просто рада, что она жива. - Колдунья вздохнула и немного успокоилась.
        Скади едва скрывала свою ярость, когда Ангербода сообщила, что у неё есть муж, и теперь Ангербода сердилась на неё по той же причине. Лучше об этом не думать, решила она.
        - Представляешь, ей пришлось выбирать мужа только по его ногам. Она надеялась на Бальдра, родного сына Одина, самого молодого и прекрасного из богов. Он даже ещё бороду не отрастил, а за ним уже увиваются и богини, и ётунши. - Локи закатил глаза и ухмыльнулся ей, убирая её волосы за ухо. - А что, если бы Скади выбрала меня?
        Ангербода фыркнула:
        - Она скорее пнула бы тебя в твоё мужское достоинство, чем вышла бы за тебя, если бы узнала, что ты мой муж. У неё уже заготовлен список того, что она сделает с тобой, если встретит.
        - Что ж, Скади получила двойной выкуп за гибель своего отца: муж из асов и что-то, что рассмешит её, и я лично отвечал за «весёлую» часть сделки, - сказал Локи. - Мое хозяйство и так уже достаточно из-за неё пострадало. Мне пришлось привязать его к козе, чтобы развеселить твою подругу. У неё довольно нездоровое чувство юмора, тебе не кажется?
        Ангербода моргнула.
        - Зачем… зачем тебе было привязывать хозяйство к козе?
        - Того требовал сюжет моего рассказа, - заявил Локи, защищаясь.
        - Я тоже не прочь послушать эту историю, повторишь?
        - Ну уж нет. Это означало бы доверить моё хозяйство твоим козам, а твои козы совершенно нелюдимые и норовистые.
        - А вот и нет.
        - И не только они.
        Ангербода сжала губы, не в силах полностью скрыть веселье.
        - Так то, что ты рассказал, произошло на самом деле?
        - Не исключено.
        - Хочешь сказать, ты не единожды проворачивал этот трюк с привязыванием своего хозяйства к козе?
        - Не то чтоб я этим гордился, - с серьёзным видом произнёс Локи.
        Потом Ангербода заметила несколько небольших шрамов на его руке, на плече, на груди.
        - Откуда это? - спросила она, указывая пальцем на один из них.
        - А, это, - ответил он. - Это осталось с тех пор, как отец Скади превратился в орла и таскал меня по всем Девяти Мирам[2 - В скандинавской мифологии Вселенная представляет собой Мировое Древо - исполинский ясень Иггдрасиль, на котором располагаются девять миров: Асгард, Ванахейм - мир ванов, Ётунхейм - мир ётунов, Мидгард - мир людей, Свартальвхейм - мир тёмных альвов, Нифльхейм, Юсальфхейм, Муспельхейм, Хельхейм.], пока я не согласился выдать ему Идунн и её яблоки.
        - Так ты и поступил.
        - На самом деле у меня не было особого выбора. А потом все боги состарились без яблок, и я потешался над ними, и тогда они пригрозили убить меня, если я не верну им яблоки, что я и сделал - и нет проблемы. Но я уверен, что после этого они перестали мне доверять. Ты бы видела, как они иногда на меня смотрят.
        - Тебя это беспокоит? - рискнула спросить Ангербода. - Что они тебе не доверяют?
        - Да не то чтобы, - сказал он, пожимая плечами.
        - Это пока. Но ты живёшь среди них, а жизнь среди тех, кто тебе не доверяет, рано или поздно выйдет боком. - Она помолчала. - Тебе здесь всегда рады, ты же знаешь об этом, верно?
        - Знаю. И я благодарю тебя за то, что ты не спрашиваешь меня, почему я не останусь.
        - Я знаю, что ты не знаешь. Вот поэтому и не спрашиваю.
        Локи вздохнул.
        - А напомни-ка мне, почему Скади хочет нанести телесные увечья твоему мужу?
        Ангербода пошевелилась.
        - Потому что зимой его здесь не было.
        - Вот оно что, - ответил он.
        Некоторое время они молча смотрели на звёзды.
        - Я подумываю создать заклинание, - произнесла Ангербода некоторое время спустя.
        - Какого рода заклинание?
        - Для начала скажи мне вот что: правду ли говорят, что Один может видеть все Девять Миров со своего трона?
        - Да, это так, - медленно произнес Локи. - Это не просто байки. Он действительно может, если захочет.
        - Я хочу сокрыть это место. Так, что только те, кто уже побывал здесь прежде, смогут найти его. - Она внимательно на него посмотрела: - На всякий случай.
        Локи выгнул бровь.
        - А зачем кому-то искать тебя?
        Ангербода поёрзала и ответила:
        - Я и раньше боялась, что асы придут за мной. Но теперь я связана с тобой, и скоро у нас появится ребёнок - ещё одна причина для переживаний. Нужно бы обезопасить себя побольше.
        - Но они не знают, что ты - это ты. Только то, что у меня есть жена в Ётунхейме.
        - Если ты будешь всё так же продолжать свои проделки, а потом куда-то исчезать, они вскоре начнут задаваться вопросом, куда именно ты пропадаешь. Рано или поздно кто-то последует за тобой сюда.
        - Ты скоро своей тени бояться начнёшь. Да и вообще, что они тебе сделают, если найдут?
        - Забыл, как ты сам мне говорил? Они пронзили меня копьями и сожгли. Не единожды.
        К тому же есть ещё Один, который жаждет заполучить от меня нечто, за чем мне придётся отправиться в ту бездну. Эта мысль заставила её вздрогнуть. Он сжёг меня трижды и сделает это снова. А мне теперь есть ради чего жить.
        Колдунья взяла себя в руки. До этого не дойдёт, потому что этот ас никогда не разыщет её, как только начнёт действовать её защитное заклинание.
        Локи, казалось, был настроен скептически.
        - Значит, ты думаешь, что сможешь сотворить заклинание, которое скроет тебя даже от Всеотца, который видит всё сущее?
        - Ты опять кое-что забываешь, любовь моя. - Ангербода слегка улыбнулась и, понизив голос, провела пальцем по его щеке. - Что бы тебе ни говорили, меня сожгли не просто так.
        - Хм. - Локи склонился над ней, ухмыляясь. - Может быть, когда-нибудь мне воздастся за то, что я женился на ведьме.
        - Я не собираюсь вытаскивать тебя из неприятностей, которые у тебя на уме.
        Он поцеловал её.
        - Я ничего такого не имел в виду, но уверен, что скоро что-нибудь придумаю. За мной не станется.
        - В таком случае, как я уже сказала, от меня помощи не жди.
        - Уверена? - уточнил он, целуя её шею, опускаясь к груди до самого шрама.
        - Абсолютно, - решительно ответила она, - и любые твои попытки изменить моё решение пропадут втуне.
        Дорожка из поцелуев спускалась всё ниже и ниже.
        - Буду иметь в виду.
        В водовороте страсти ночь промчалась незаметно - как это часто происходило с ночами, проведёнными вместе, - и утром Ангербода поняла, что больше не переживает от осознания того, что Локи, вероятно, может заставить её делать всё, что захочет. Один поцелуй, один ласковый жест, одно его слово - и Ангербода полностью принадлежала ему. И хотя его умение ловко обращаться со словами и раньше было очевидно, всё остальное тоже не было пустым бахвальством - во всяком случае, результат говорил сам за себя.
        Но ещё сильнее ведьму удивило то, что она более не была удивлена, взволнована или обеспокоена тем, как сильно за него переживает.
        Они по-прежнему лежали на поляне перед пещерой, и прохладный ветерок обдувал их вспотевшую кожу. Ангербода не могла уснуть, потому что ребёнок внутри неё возбуждённо брыкался, а Локи задремал у неё в объятьях. Она принялась перебирать пальцами его влажные кудри, и во сне он выглядел обманчиво умиротворённым.
        Она сделает для него всё что угодно, осознала женщина в тот момент с внезапной яростью, от которой у неё зашлось сердце. Всё что угодно для него и всё что угодно для ребёнка, растущего внутри неё, сейчас как будто зажатого между ними и явно возмущённого участившимся пульсом матери. Что угодно для них обоих. Всё.
        И почему-то осознание этого испугало ведьму, словно даже помыслить о таком значило дать обещание, которое она не в силах была сдержать.
        Дни становились длиннее, а ночи короче. Локи на некоторое время задержался у неё, но вскоре снова ушёл с мыслями о Сигюн и асах, и его отсутствие теперь беспокоило Ангербоду больше, чем раньше.
        Ведьма потратила это время, чтобы поработать над своим заклинанием. Она сшила три маленьких мешочка из обрезков кожи и наполнила их камушками с вырезанными на них рунами, над которыми колдовала девять дней и девять ночей. После этого она разместила заготовки таким образом, чтобы, став его вершинами, они образовали широкий треугольник, включающий в себя пещеру и поляну перед ней. Первые два она спрятала в дупла деревьев, которые пометила дополнительными рунами для маскировки. Последний мешочек она отнесла на склон за пещерой, чтобы треугольник имел ровные стороны. Ей пришлось вскарабкаться на скалы, чтобы припрятать его там, что было непросто в её нынешнем состоянии, хотя подъём не был крутым. Но в итоге ей удалось пристроить мешочек в углубление в скале и замаскировать его, как и в случае с деревьями.
        Как только зачарованные камни оказались на своих местах, она сразу же выдохнула с облегчением. Оставалось только надеяться, что такое слепое пятно не заметит Один - как и то, что Локи порой будет вне досягаемости его взора, реши ас искать его.
        По какой-то причине ребёнок, казалось, любил спать днем, а по ночам просыпался и начинал кувыркаться, к вящему неудовольствию Ангербоды. Ведьме приходилось дремать урывками в светлое время суток, а работать при свете очага - составлять зелья и шить.
        В последнее время она была вынуждена часто перешивать одежду, чтобы та подходила к её постоянно изменяющимся формам. Да и на платьях необходимо было сделать запах на груди, который можно было бы закрепить брошью - это пригодится для кормления ребёнка после его рождения.
        Затем однажды ночью Ангербода проснулась от очередного короткого и беспокойного сна, почувствовав столь резкую боль в животе, что некоторое время она не могла даже пошевелиться. Когда ей наконец удалось сесть, то она почувствовала нечто влажное и, нахмурившись, потянулась вниз, проверяя кровать, сорочку, внутреннюю сторону бёдер.
        Её рука оказалась мокрой от крови. В тот же миг она осознала, что ребёнок внутри неё не шевелится. Женщина попыталась вспомнить, когда он двигался в последний раз, но, так как обычно днём он пребывал в покое, ей так и не удалось этого вспомнить.
        Внезапная паника охватила её. Она была на достаточно большом сроке беременности, чтобы дитя смогло выжить в случае досрочного разрешения от бремени, но какой-то инстинкт подсказывал ей, что сейчас происходит что-то неправильное, что её связь с новой жизнью, растущей в ней, медленно затухает. Ребенок внутри умирал, и к тому времени, когда она родит, может быть уже слишком поздно, чтобы спасти его.
        Её мысли метались в поисках выхода. Есть ли какие-нибудь зелья, чтобы помочь? Хоть что-то? Подходящие заклинания? Ведьма чувствовала, что её постельное белье намокает от крови всё сильнее, и сдавленный стон сорвался с её губ, когда она, вцепившись в меха и одеяла, прижалась спиной к стене пещеры и свернулась калачиком на кровати. Женщина всё думала и думала - и ничего не могла придумать.
        Её сердцебиение ускорилось, и это сделало единственный имеющийся в её распоряжении вариант ещё более очевидным - она позволила ритму крови, равномерному, как стук барабана, убаюкать себя в трансе.
        Ба-дум, ба-дум, ба-дум.
        Она погрузилась в сейд, даже не задумываясь, отбросив свое тело, как змея сбрасывает кожу. Её губы произносили слова, о знании которых она не подозревала. Священные слова. Песнопения, зовущие дитя, её дочь, обратно. Ангербода чувствовала, что почти добралась до Иггдрасиля, когда потянулась за душой ребёнка, практически скользнула кончиками пальцев по ткани бытия, соединяющей Вселенную воедино. К счастью, дитя не успело уйти далеко, но если бы дело дошло до этого, колдунье, конечно, хватило бы смелости даже встряхнуть Мировое Древо.
        Наконец Ангербода почувствовала присутствие дочери и, мысленно ухватившись за это ощущение, призвала искру жизни вернуться в её тело. И пока ведьма повторяла нужные слова снова и снова, её собственная боль начала утихать. Потом, наконец, она почувствовала, как ребёнок пинается.
        Женщина заплакала бы от облегчения, если бы не была так напугана. Утром она обнаружила, что всё ещё лежит свернувшись калачиком на кровати, в грязной сорочке, меха и одеяла валялись в беспорядке вокруг, испачканные в пятнах крови. Она оцепенела от шока, но, по крайней мере, с малышом снова всё было в порядке.
        В тот день ей потребовалось много времени, чтобы собраться с духом и встать с постели, а затем набрать воды, умыться, всё постирать и поесть. Тогда же она поняла, что всё ещё слишком расстроена, чтобы плакать.
        Сны начались в ту же ночь.
        Проведя большую часть дня без сна, но в постели, Ангербода после ужина подбросила ещё несколько поленьев в очаг, зажгла свечи для лучшего освещения и устроилась в кресле, чтобы подшить манжету на одном из своих старых платьев. Вскоре она отвлеклась от рукоделия и не успела опомниться, как задремала.
        Позже она не сможет сказать, спала она или ещё бодрствовала, когда почувствовала чьё-то присутствие. Ощутила, как кто-то кружит вокруг неё. Призывает её так же, как она звала свою дочь. Произносит слова, которые она знала и не знала одновременно. Выманивает её. Вытаскивает из убежища и сталкивает в глубины сейда.
        Кто-то заметил, что произошло ночью.
        И этот кто-то от неё чего-то хотел.
        Она погружалась всё глубже и глубже, чувствуя, что уже почти задевает край тёмной бездны - чья-то воля, казалось, подталкивала её, побуждала заглянуть за грань, нырнуть с головой в непостижимую пустоту.
        Нет.
        Ей было известно, что там, внизу, известно ещё с того времени, когда она была Гулльвейг и жила сейдом, - и, спустившись туда, она вернется, постигнув тайны, к обладанию которыми не стремилась.
        Тайны, которые ей знать не следовало. То, о чём никто не должен знать.
        Она так и сказала Одину, когда отказалась погрузиться в бездну ради него, и за это её сожгли. Трижды. Это не может быть снова он, подумала Ангербода, но не могла разобрать, чьё присутствие ощущает. Присутствие Одина в своём сознании она ощутила бы сразу же, но неизвестный не показывался ей. Неужели его мастерство владения сейдом настолько возросло, что теперь он может полностью сокрыть себя?
        - Нет, - снова подумала она. - Оставь меня в покое.
        Она сопротивлялась, отстраняясь всё дальше, пока не почувствовала, как безликий голос с удивлением отступил. А потом пришёл в ярость.
        Колдунья резко очнулась, когда тяжёлое шерстяное платье соскользнуло с колен и свалилось кучей у ног. Её грудь тяжело вздымалась, а руки дрожали, когда она поднялась с кресла и с трудом наклонилась, чтобы поднять шитьё. Когда ей удалось снова сесть на своё место, она поняла, что слишком устала, чтобы продолжать рукоделие, но не настолько, чтобы снова рискнуть провалиться в сон, поэтому она не знала, чем заняться. Впервые с тех пор, как она решила поселиться в Железном Лесу, Ангербода отчаянно пожалела, что она так одинока.
        Однажды летним утром Ангербода спустилась к ручью, что было непростой задачей на её сроке беременности. Она долго сидела, наслаждаясь тишиной и успокаивающим журчанием воды, пока не услышала шелест листьев - из-за деревьев на другой стороне ручья показалась Гёрд с полной корзиной белья. Ангербода нервно приподнялась и поздоровалась с ней, а ётунша первым делом поинтересовалась:
        - Знаешь, что Скади вышла замуж?
        - Да, слышала некоторое время назад. Не хочешь присоединиться ко мне? Я планировала искупаться, но никак не могу собраться с силами.
        Предложение было сделано больше из вежливости, но тем не менее великанша перепрыгнула через несколько камней на другую сторону ручья и села рядом на берегу.
        - У меня для тебя кое-что есть, как и обещала.
        Она порылась в корзинке и извлекла лоскут мастерски сотканного некрашеного полотна.
        - Это головной убор, - пояснила Гёрд, протягивая его ведьме. - Я пришла к выводу, что мамины слишком вычурны для твоего гардероба. У неё все шелковые, или крашеные, или парчовые, с золотыми нитями и узорными плетёными лентами. Не обижайся, но ты одеваешься намного проще, чем она.
        Ангербода вынуждена была признать её правоту.
        - Спасибо, Гёрд. Убор прелестный, и я буду носить его с удовольствием.
        - А если ты захочешь его немного украсить или просто удобнее закрепить на голове, - добавила девушка, - то вот немного ленты, не суди строго, я сама её сплела. - Из сумки она вытащила длинную полоску с узором из синих и зелёных завитков с жёлтыми акцентами. - Но это можно носить и как пояс. Или разрезать и отделать этим платье.
        - Твоя работа восхитительна, - с благоговением произнесла Ангербода, приняв ленту и пробежав пальцами по туго сплетённому орнаменту. - Спасибо тебе. Я буду беречь её.
        Гёрд просияла.
        - Всегда пожалуйста. И это ещё не всё. - Она достала из корзины несколько льняных свёртков, мягких, но объёмных. - Это пелёнки для ребёнка. Моя мать сшила их в подарок - твои зелья исцелили болезнь отца прошлой осенью, и она бесконечно благодарна. Когда Скади сообщила нам, что ты в тягости, мама настояла на том, чтобы сделать для тебя что-то особенное.
        - Пожалуйста, поблагодари её от моего имени, - искренне сказала Ангербода. - Это щедрые дары.
        - Это самое меньшее, что я могу сделать, - сказал Гёрд, поёживаясь и не глядя на неё. - За то, что была так невежлива с тобой прежде. Я прошу прощения.
        - Я и сама была не так уж приветлива. И мне тоже очень жаль. Но скажи мне… Это Скади тебя подговорила?
        - Конечно, это она. И всегда пожалуйста. - Гёрд положила свёртки обратно в корзину. - Я помогу донести их в твою… э-э-э… пещеру, когда ты будешь готова. Кроме того, Скади передавала, что она здорова и скоро навестит тебя, но пока ещё в Асгарде… С тобой всё в порядке?
        Внезапно Ангербода сжала кулаки, а её лицо побелело - начались первые схватки.
        - Не рановато ли для этого? - в панике спросила Гёрд, помогая колдунье вернуться домой. - Так что?.. Всё случится прямо сейчас? Или, может… мне пойти за…
        Не так рано, как в прошлый раз. Сейчас всё идёт как нужно.
        Схватки были пока несильными и с длительными интервалами. Ангербода обнаружила, что не может удобно устроиться ни в одном положении, поэтому она просто ходила взад и вперёд по поляне.
        - Уже поздно куда-то идти.
        - Если у тебя есть время так расхаживать, то и я успею сбегать за кем-нибудь, - резко возразила Гёрд и добавила, что, в отличие от её матери, она сама никогда прежде не присутствовала на родах. Ангербода лишь покачала головой, и тогда ётунша села у входа в пещеру и принялась гладить коз, чтобы отвлечься, а ведьма продолжила ходить.
        Поздно вечером схватки стали настолько болезненными, что Ангербода больше не могла стоять. Ей потребовалось некоторое время, чтобы найти положение, которое было бы достаточно естественным для предстоящих родов. В конце концов, после долгого лихорадочного перебирания вариантов в соответствии с пожеланиями роженицы, Гёрд сложила одеяла поверх груды мехов, на которую Ангербода откинулась, одновременно присев на корточки.
        Далеко за полночь невольная помощница, дрожа, опустилась на колени перед кроватью, готовая в любой момент подхватить ребёнка в подготовленное одеяло. Она позволила Ангербоде ухватиться за её плечи для большей устойчивости, не сказав ни слова о том, что ногти женщины впиваются в её кожу, оставляя глубокие следы в форме полумесяцев. И лишь твердила все те слова утешения, что только приходили на ум молодой, неопытной девушке. Ради Гёрд колдунья старалась сдерживаться и не кричать, покуда это было возможно, но одно только выражение боли на её лице, казалось, пугало ётуншу.
        Однако по мере того, как шли роды, она, казалось, всё больше привыкала к своей неожиданной роли повивальной бабки. А когда ребёнок, наконец, ранним утром появился на свет, Гёрд приняла его, похлопала по спинке, чтобы прочистить лёгкие, и перерезала пуповину. Услышав первый вопль, вырвавшийся из уст её ребёнка, мать с облегчением откинулась на одеяло.
        - Девочка, - объявила помощница, вытирая сморщенную розовую малышку и передавая её на руки Ангербоды. Она скомкала и отбросила испачканные одеяла, откинулась на спинку стула и уставилась на них обеих. - Она прекрасна.
        - Так и есть. Только посмотри на неё.
        Ангербода почувствовала, как её глаза наполнились слезами, когда она укачивала ребёнка, который перестал плакать - отчего женщина на долю секунды запаниковала, пока не заметила, что дочь смотрит на неё с удивлением, а не бессмысленным мутным взором новорождённого.
        - У неё глаза отца, - подумала она, глядя на малышку с таким же изумлением. - И она смотрит на меня так, словно удивлена своему появлению на свет.
        Правильно ли, что такая крошка уже выглядит такой мудрой?
        - У твоего мужа тёмные волосы? - поинтересовалась Гёрд, потому что ребенок родился с копной пушистых чёрных локонов, а волосы её матери были гораздо светлее и каштанового оттенка. Локи тоже был рыжеватым блондином, но ётунша этого не знала.
        Ангербода покачала головой:
        - Не представляю, откуда взялся этот цвет.
        - У тебя есть для неё имя?
        - Её зовут Хель.
        Это было имя, которое она вот уже некоторое время обдумывала, - пришедшее на ум в ту ночь, когда ей пришлось звать душу своей дочери обратно из-за предела. И оно так прочно засело в голове, как будто Хель назвала себя сама.
        Колдунья прижала дитя к груди, чтобы покормить, но Хель, казалось, всё устраивало, и она просто продолжала зачарованно смотреть на мать.
        - Малышка… не совсем обычная, да? - осторожно уточнила Гёрд. - Она не плачет.
        - Похоже, она очень обеспокоена своим новым положением, - согласилась Ангербода. Вероятно, в ней есть что-то особенное, но это не так уж и плохо.
        Она само совершенство.
        Мать настолько поглощена была задумчивым личиком своей малышки, что первой проблему заметила Гёрд:
        - У неё что-то не так с ногами…
        Она была права. Хель сучила ножками, но они были неправильного цвета - мертвенно-бледные, а не розовые, как всё остальное тельце, и кожа была жесткой и холодной. С каждой секундой они, казалось, понемногу синели.
        Внезапно малышка снова заплакала, но теперь уже пронзительно, как от боли, и все воспоминания о той ночи, когда Ангербода едва не потеряла дочь, мгновенно всплыли в её сознании. От счастья она чуть было не забыла об этом.
        - Сейчас же сходи к моему шкафу, там на виду розовый флакон, принеси его. Быстро! - приказала колдунья.
        Гёрд тотчас вскочила на ноги, судорожно бросившись к шкафу, схватила пузырёк и протянула его Ангербоде, которая в ту же секунду влила содержимое в горло дочери, отчаянно бормоча себе под нос заклинания. Хель закашлялась, но сглотнула и начала успокаиваться. Цвет не вернулся к её ножкам, но они по крайней мере перестали коченеть. Довольно скоро крошка снова уставилась на мать и, казалось, была довольна тем, что с ней нянчатся. Ведьма подняла глаза и увидела, что ётунша смотрит на неё с нескрываемой тревогой.
        - Что только что произошло? Что ты ей дала?
        - Я не знаю. Не знаю, - прошептала в ответ Ангербода. Ноги её дочери по-прежнему были мертвенно холодными, но при этом шевелились. - Это было целебное зелье, но оно не вылечило её полностью. Не представляю, что произошло, но я это остановила. По крайней мере, пока.
        - Кажется, теперь с ней всё хорошо, - дрожащим голосом произнесла Гёрд. - Я имею в виду… Её ножки выглядели ровно так же, когда она только появилась на свет. Я не стала ничего говорить, потому что девочку это не беспокоило. Но если эта особенность была у неё с самого начала, почему малышка вдруг запаниковала? Из-за чего произошло ухудшение?
        - Может быть, потому, что она осознала, что что-то не так. Внутри меня ей было тепло, и ножками шевелить она может. Вероятно, крошка просто не сразу заметила. - Ангербода крепче прижала Хель к себе. - И, как знать, может, это произойдёт снова. Казалось, что её плоть отмирает, снедаемая чем-то… Мне нужно будет приготовить зелье получше. Чтобы уберечь её. Остановить болезнь.
        Это моя вина, что так случилось. Несомненно. Вероятно, её душа неспроста покинула тело, а я заставила её вернуться. Так что причина в том, каким образом я спасла её той ночью, в моих заклинаниях.
        Или, быть может, во мне самой.
        Гёрд сглотнула и, подобрав грязные одеяла, выбросила их за порог.
        - Постираю завтра. В темноте я не найду дороги к ручью.
        Затем она достала свёртки с пелёнками из своей корзины и передала их Ангербоде, которая спеленала Хель, как раз закончившую есть, но не слишком туго - чтобы иметь возможность в любой момент проверить её ножки. Потом ётунша помогла и молодой матери привести себя в порядок, уложила её в постель, а сама заснула, сидя за столом. Новорождённая малышка задремала в объятиях матери. Но сама ведьма, несмотря на всю свою усталость, не могла сомкнуть глаз.
        - Это всё моя вина, - корила себя она. - Я всё время возрождаюсь. Меня нельзя убить ни огнём, ни копьём в сердце. Не странно ли, что мать, которая раз за разом воскресает, даёт жизнь наполовину мёртвой дочери?
        Неужели я сохранила всю жизненную силу для себя, вместо того чтобы передать её своему ребёнку, как следовало? Или мне нечего ей передавать?
        Но Хель, казалось, вполне достаточно было посапывать в любви и безопасности. И, всё ещё не в силах отвести взгляд от точёного лица дочери, Ангербода поняла, что, возможно, её сердце наконец исцелилось.
        Гёрд настояла на том, чтобы остаться на несколько дней - помочь с готовкой и уборкой. Ангербода подумала, что у девушки наверняка есть дела у себя дома, но была слишком измождённой, чтобы спорить. А когда ётунша наконец уехала, то не прошло и недели, как она вернулась в компании Скади. Колдунья чуть не расплакалась - не только при виде своей лучшей подруги, но и из-за нескольких кувшинов эля, которые Охотница привезла с собой, чтобы пополнить запасы в кладовой.
        Она пригласила обеих девушек на ужин, и Гёрд вновь настояла на том, чтобы приготовить еду. Молодая мать изнемогала от недосыпа - как из-за новорождённой малышки, так и из-за страха перед таинственным заклинателем из её снов - и позволила той командовать на кухне.
        - Значит, найти и оскопить мне надо будет мужчину с чёрными волосами, - заявила Скади вместо комплимента, как только увидела Хель. - Где он всё шляется, этот твой муженёк?
        - Не беспокойся об этом, - сказала колдунья, укачивая спящую дочь. - Расскажи мне лучше об Асгарде.
        Скади пожала плечами и сделала глоток эля.
        - Я так понимаю, Гёрд рассказала тебе, что произошло?
        - Мне не пришлось, - сообщила её кузина. - Она уже была в курсе. Кстати, откуда ты узнала, Ангербода?
        - Так как у тебя дела с твоим мужем? - поспешно спросила ведьма, чтобы сменить тему.
        Скади и Гёрд обменялись подозрительными взглядами, а потом великанша начала свой рассказ:
        - Мы разошлись. Мне потребовалась всего одна ночь, чтобы понять, что я не могу жить у моря - чайки и волны слишком громкие. И всё же я вытерпела там девять ночей. Затем Ньёрд провел девять ночей в моём чертоге, но и он не мог уснуть из-за воя волков. Мы расстались по-хорошему, и я собираюсь иногда видеться с ним. Он добрый человек и по-прежнему мой муж. И я всегда буду желанным гостем в Асгарде. - Она сделала ещё один глоток эля. - Теперь меня причисляют к богам. В Мидгарде даже есть люди, которые молятся мне во время охоты.
        - Должно быть, это чудесно, - с некоторой грустью произнесла Гёрд, - когда тебе поклоняются.
        - Да ничего особенного, - ответила Скади, но её тон говорил об обратном.
        Ётунши остались на ночь - казалось, им совсем не мешало, что Хель просыпалась каждые несколько часов, чтобы поесть, хотя и почти не плакала. Когда подруги отбыли, Ангербода положила дочь в перевязь на груди и вышла прогуляться. Она кормила коз и высматривала, не объявится ли её неугомонный муж, без особой, впрочем, на то надежды.
        Ей казалось странным, что его отсутствие беспокоит её всё меньше и меньше с тех пор, как родилась Хель. Беспокоиться о нём, гадать о причинах, по которым он не приехал, - это всё отнимало время и силы, которых у неё и так не было. По её мнению, Локи был волен делать всё, что ему заблагорассудится, - а у неё отныне была дочь, о которой нужно заботиться.
        Минуло два полнолуния, прежде чем она снова увидела Локи.
        Ночи становились всё холоднее. Когда он вошёл, Ангербода спала, свернувшись вокруг Хель, которая лежала в гнёздышке из меховых одеял - чтобы она сама не скатилась с кровати и чтобы мать не могла случайно придавить её во сне, неловко повернувшись.
        Не то чтобы Ангербода сильно ворочалась во сне. Да и не то чтобы она и до рождения ребенка спала подолгу, но ведьма определённо спала, когда явился Локи: звук открывающейся и закрывающейся двери разбудил её.
        Мужчина снял ботинки и подбросил дров в огонь, затем пересёк комнату и молча посмотрел на кровать - как будто в кои-то веки не знал, как поступить. Ангербода повернула голову и взглянула на него.
        - Не прошло и года.
        - Я не мог прийти раньше, - произнёс он извиняющимся тоном, а затем осторожно перелез через неё и устроился с другой стороны от Хель, так что малышка оказалась между ними. - Несколько недель назад Сигюн родила. Уйди я тогда, мне бы потом в Асгарде уши прожужжали.
        - Кто?
        - Все до единого.
        - Как она? И ребёнок?
        - Оба здоровы. Это мальчик.
        - А у нас - девочка.
        Локи неуверенно наблюдал за всё ещё спящим ребёнком.
        - Как ты её назвала?
        - Хель.
        - Хель? Что это ещё за имя такое? - Локи рассмеялся, и крошка пошевелилась от этого звука. Она сморщилась, собираясь заплакать, но, когда открыла глаза и увидела незнакомца, черты её лица разгладились, и девочка устремила взгляд прямо на него.
        - Она постоянно так делает, - заметила Ангербода. - Похоже, ей действительно нравится рассматривать людей. Иногда мне кажется, что она может заглянуть мне в душу.
        Но Локи неотрывно смотрел на ребёнка, и выражение его лица сменилось - на нём появилось благоговение, совсем как у самой колдуньи, когда малышка только родилась, а Хель, в свою очередь, казалось, была просто очарована своим отцом - настолько, что внезапно широко улыбнулась ему, высунув маленький розовый язычок.
        - Она порой улыбается без всякой причины, - удивлённо произнесла Ангербода, - но это её первая настоящая улыбка. И она - для тебя.
        Локи не обратил на её слова ни малейшего внимания. Он вдруг тоже улыбнулся Хель, - ведьма никогда раньше не видела на его губах такой улыбки, - а затем протянул палец, чтобы малышка могла сжать его своей крошечной ручкой.
        В этот момент Ангербода поняла, что лицезреет рождение любви с первого взгляда.
        Хель, пытаясь засунуть палец отца себе в ротик, радостно брыкнулась, и одеяло упало с её ног. Глаза Локи расширились.
        - А почему её ноги?..
        - Она их чувствует. Смотри. - Колдунья сжала крошечный пальчик дочери, и малышка поёжилась. И тут слова полились из женщины непрекращающимся потоком, пока она не рассказала ему всё о той ночи, когда Хель чуть не погибла.
        - Ты и такое умеешь? - спросил мужчина, когда она закончила. В его голосе звучало нетерпение, которое не понравилось Ангербоде. - Возвращать мёртвых?
        - Не уверена, что она на самом деле умерла, но да, я спасла её.
        - И теперь считаешь, что это как-то связано с её ногами?
        - Не знаю, но плоть на них мертва, хоть и растёт вместе с телом. Я пробовала зелья и мази - они не опасные, я бы никогда так не поступила с собственным ребёнком, самое худшее, что они могут сделать, - это не сработать. Но ничего не помогает. Возможно, своими стараниями я смогу их оживить, но пока самое большее, на что я могу надеяться, - это остановить дальнейшее омертвление…
        Локи наклонился и поцелуем заставил её замолчать.
        - Мы странные. Она странная. Она прекрасно нам подходит, не так ли?
        - Это так… ужасающе мило с твоей стороны.
        - Со мной и такое случается.
        Хель, казалось, твёрдо решила не закрывать глазки, пока не удостоверится, что отец никуда не денется. Но в конце концов она снова заснула, уютно устроившись между родителями и без каких-либо тревог.
        «Как и полагается ребёнку», - подумала Ангербода.
        - Как долго ты с нами пробудешь? - прошептала женщина перед тем, как заснуть.
        - Сколько смогу, - прошептал он в ответ и снова поцеловал её. И её посетило чувство, что теперь всё будет хорошо, пусть и ненадолго.
        В последующие дни Локи проводил большую часть времени с малышкой. Он усаживался на скамейку, положив локти на ноги, а Хель устраивал у себя на руках и придерживал ладонями её головку, чтобы она не упала. Это была самая удобная позиция, чтобы смотреть на неё, и при этом она могла смотреть на него в ответ. Он был готов расстаться с дочерью только тогда, когда ей нужно было поесть - и, как и обещал, когда она пачкала пеленки.
        Ангербода даже сумела уговорить его хотя бы спускаться к ручью и полоскать грязное детское белье. Это было явно больше, чем она ранее ожидала от него. Однако колдунья подозревала, что, в моменты её короткой дремы или когда она уходила сама стирать или работать в саду, он, похоже, пару раз даже сам переодевал Хель. В результате она поймала себя на мысли, что муж, вероятно, никогда не перестанет удивлять её. Во всяком случае, было очень на это похоже.
        - Она тебе ещё не надоела? - спросила как-то раз Ангербода, подметая в пещере. Головной убор, который сшила Гёрд, оказался весьма удобным, чтобы убирать волосы с лица, и женщина быстро привыкла надевать его по утрам. Что касается сплетённой ётуншей ленты с узором, то она лучше смотрелась в качестве пояса, так что ведьма повязывала её поверх своего простого кожаного кушака, с которого свисал нож с ручкой из оленьего рога.
        - Она может засунуть в рот свой кулак целиком. Хотел бы и я так уметь! Ну и талант! Интересно, сможем ли мы научить её ещё каким-нибудь трюкам?
        - Она не зверушка, Локи.
        - А ещё малышка попыталась запихать ногу себе в рот, но ей не понравился вкус, и она скорчила гримасу. Наверное, из-за этой зелёной штуковины, которой ты регулярно её мажешь.
        Локи очень нравилось постоянно рассказывать жене обо всём, что она и так уже знала о Хель, но ей казалось, что пусть лучше будет так, чем если бы ему было всё равно.
        - Это мазь, чтобы её плоть не мертвела, - в миллионный раз повторила женщина. - А не просто какая-то зелёная штука.
        Локи проигнорировал её объяснения и продолжил ворковать над ребенком:
        - Хотя, возможно, именно «омертвевшая плоть» и есть причина того, что у её ножек неприятный вкус, так ведь, Хель?
        - Как скажешь, - не стала спорить Ангербода, по-прежнему подметая.
        - О, она булькнула. Это значит «да».
        - Тогда что значит «нет»?
        - Когда она гулит.
        - Ещё раз: как скажешь. - Колдунья отложила метлу и села рядом с ним на скамью, протянув руки. - А теперь, если ты закончил с моей дочерью…
        - С нашей дочерью, прошу заметить. Хель, ты хочешь, чтобы твоя вспотевшая, старая как мир мамочка-ведьма взяла тебя на руки? Можешь смело погулить, и останешься на руках у папочки.
        Хель булькнула.
        Минуло мгновение.
        - Ну и прекрасно, - заявил Локи и передал крошку жене. - Она, должно быть, голодна. Иначе и быть не может. Или у неё скоро начнётся жуткий понос, и она хочет пощадить меня, моя маленькая добрая девочка.
        - Или, может быть, она просто любит меня больше, - ухмыльнулась Ангербода, отстёгивая ворот платья, чтобы покормить ребёнка. Она широко распахнула вырез, чтобы обеспечить младенцу более лёгкий доступ к груди, - и при этом осознала, что они с мужем толком не раздевались в присутствии друг друга с тех пор, как он вернулся.
        - Очень сомневаюсь, - усмехнулся Локи. - Прости, Бода, но это я её любимчик.
        - Почему это у неё должен быть любимчик?
        - Потому что я так сказал, и я её родитель.
        - Я тоже её родитель, не забывай.
        - Полагаю, да, но…
        - Полагаешь?
        - Она больше похожа на меня, чем на тебя. Это значит, что я её любимчик.
        - Как будто она может контролировать свою внешность.
        - Ну я-то могу перевоплощаться, вдруг и она тоже! Что, если она увидела меня и решила, что хочет быть больше похожей на меня, чем на тебя, потому что я её любимчик?
        - Она была похожа на тебя ещё до того, как ты удостоил нас своим визитом.
        - Ещё одно доказательство, подтверждающее мои доводы.
        - С тобой невозможно спорить.
        - В спорах я лучший, так что с твоей стороны бесполезно даже пытаться.
        Позже, когда они успешно уложили Хель на ночь - или, скорее, когда это сделала Ангербода, поскольку Локи всегда доставлял больше хлопот, чем помогал, когда было необходимо успокоить дочь, - они сидели у входа в пещеру, обнявшись и укутавшись в одеяло. Её голова покоилась на его плече, а его рука обнимала её за талию. Лето подходило к концу, и ветер становился всё более прохладным с приближением осени.
        Не желая пугать его какими-либо серьёзными вопросами, пока он был так увлечён ребенком, Ангербода держала свои собственные тревоги при себе - всё то, что касалось присутствия кого-то незримого в её снах, что она по-прежнему чувствовала всякий раз, когда засыпала достаточно глубоко. Но этот страх начинал давить на неё.
        - Мне стало сниться кое-что, - проговорила она.
        - Поздравляю, - сухо ответил Локи.
        Ангербода отстранилась и посмотрела на него:
        - Сны, в которых я покидаю своё тело.
        Мужчина нахмурился.
        - По собственному желанию?
        - Нет. Такое ощущение… как будто меня куда-то тянет, словно кто-то ищет меня, желая что-то получить, а я не знаю, что именно.
        - А почему бы тебе не поддаться и не выяснить, в чём дело? - предложил он.
        - Потому что я не знаю, что произойдёт, если поддамся.
        Локи замолчал, обдумывая её слова со снисходительным видом. Он казался не слишком обеспокоенным и, конечно, не видел причин для паники - просто не осознавал всей серьёзности того, что она имела в виду. Ей придется рассказать ему правду о сейде. Ангербода редко говорила об этом с ним - как, впрочем, и со Скади или Гёрд - из страха, что муж слишком этим заинтересуется, как однажды Один. А также она опасалась, что, если хоть одно слово о ведьме - жене Локи и её способностях дойдёт до Асгарда, Всеотец попытается обратить против неё своего кровного брата.
        Дело было не в том, что она не доверяла Локи, а в том, что она лично знала, насколько убедительным может быть Один и на что он пойдёт, чтобы получить то, что хочет.
        - Локи… покидая тело, я становлюсь частью всего сущего - всех миров и даже Иггдрасиля, Мирового Древа. Мне ведомо всё происходящее, и если бы я действительно хотела, могла бы постичь и то, чего никто не должен знать. - Она сделала эффектную паузу. - То, что ещё не произошло. Понимаешь, о чём я?
        Локи выпрямился.
        - В самом деле?
        Ангербода кивнула.
        - Такова природа сейда. Но, пожалуйста, не проси меня рассказать подробнее.
        - Почему? - Мужчина озадаченно посмотрел на неё. - Неужели это так сложно?
        - Нет, просто… Знание грядущего опасно, и оно… оно уже ввергало меня в неприятности. - Колдунья многозначительно посмотрела на него.
        Локи поднял руки.
        - Здесь мы с Одином расходимся во мнениях. Понимание будущего было бы слишком тяжёлым бременем для меня. Тот же контроль, но в другой форме. Спасибо, но нет.
        Ангербода выдохнула с облегчением.
        - Так ты действительно считаешь, что это Всеотец снова охотится за тобой? - уточнил он.
        - На него это не похоже. Как, впрочем, и ни на кого другого, - покачала головой колдунья. - Но если это он, то мне точно известно, что ему нужно. Куда он хочет, чтобы я отправилась. Сложно объяснить…. Существует одно… место, столь бездонное и мрачное… Я не осмеливалась бывать там прежде, ибо таится в этой пропасти знание, что страшит меня. Что бы этот безликий голос в моих снах ни хотел заполучить, уверена, эти знания запретны. Для всех живущих.
        Локи пожал плечами.
        - Может быть, это всего лишь сны? Ты об этом не думала? Обычные ночные грёзы, которые ничего не значат и случаются у всех нормальных людей.
        - Нет, это не обычные сновидения, я уверена. Я чувствую чужое воздействие - это как голос, зовущий меня, пока я сплю. И это происходит с тех пор… с тех пор, как я спасла Хель.
        Локи скептически посмотрел на неё, но согласился:
        - Тогда, возможно, это и правда Один. Во всяком случае, очень похоже на него. - Мужчина передёрнул плечами. - Он практикует сейд, хотя это женская магия, и никто и слова не скажет. Но стоило мне породить одну-единственную восьминогую лошадь, и сплетням нет конца.
        - Об этом по-прежнему толкуют?
        - Надо признать, что история и правда хороша, - заметил Локи.
        - Да, и ты в ней главный герой. Асы по-прежнему не доверяют тебе?
        Мужчина пожал плечами.
        - Не могу сказать, что виню их.
        - То, что ты возвращаешься туда снова и снова, ничем хорошим не закончится. И ты это знаешь.
        - Я связан с Одином кровными узами. Я не могу просто взять и уйти. А все мои проделки - это единственный способ не умереть там от скуки. Вот почему они не любят меня.
        - У тебя есть место, где тебя любят. Разве этого недостаточно?
        Он бросил на неё непроницаемый взгляд, поцеловал в висок и крепко прижал к себе.
        - Как долго, по-твоему, это продлится?
        - Продлится что?
        - Текущий порядок вещей.
        Ангербода отпрянула и уставилась на него.
        - Ты о нашем браке?
        - Я о том, что начинаю думать: ты была права. По поводу безопасности Хель. И твоей собственной.
        - Я скрыла это место заклинанием, - напомнила ведьма. - Мы в полной безопасности. Не нужно использовать это как оправдание. Что на тебя вообще нашло?
        - Рано или поздно мне придётся вернуться в Асгард, - сказал Локи, и это прозвучало так, как будто ему вовсе не хотелось никуда уходить. Он посмотрел через плечо в пещеру, туда - Ангербода проследила за его взглядом, - где в груде мехов крепко спала их дочь.
        - Тогда иди, - ответила женщина. - Меня это мало волнует. Но Хель наверняка будет скучать по тебе. Боюсь, что ей скоро надоест целыми днями видеть перед собой только меня.
        - Очень в этом сомневаюсь. У тебя весьма интересное лицо.
        - Можешь уйти прямо сейчас, если хочешь. Если, конечно, ты не предпочитаешь сидеть здесь и продолжать оскорблять меня.
        - Не думал, что «интересное лицо» - это оскорбление.
        - Возможно. Но прозвучало именно так. - Ангербода отстранилась от него, подтянула ноги и обняла свои колени. - Она красивая, эта твоя вторая жена?
        - Да, - признался Локи. Он протянул руку и, прижав ладонь к её щеке, провёл большим пальцем по тёмной впадинке под глазом. - Как и ты. Несмотря на то что выглядишь так, будто не спала последние девять сотен лет.
        - Я только что рассказала тебе о своих снах. Прибавь ещё к этому новорождённую дочь и такого мужа, как ты, - и удивляться не приходится.
        - Ты и до этого спала нечасто - только если я достаточно тебя утомлял.
        Она закатила глаза и отодвинулась от его руки.
        - Ты наблюдала за тем, как я сплю? - поинтересовался Локи.
        - Только когда мне было совсем скучно.
        Он провел рукой по волосам и, подначивая, бросил на неё озорной взгляд.
        - Это потому, что я такой красивый, да?
        - О да, - подтвердила она. - Ты определённо великолепен. Просто глаз не отвести.
        - Я так влияю на людей, - сказал он напыщенно. - Это мой дар и моё проклятие.
        - Мне кажется, ты сменил тему.
        Локи вздохнул.
        - Сигюн - хорошая женщина и преданная. Но ты более… степенная.
        Ангербода подняла брови.
        - Считаешь, во мне есть степенность?
        - Безусловно. Это качество одним из первых вызвало мой к тебе интерес, Железная Ведьма Ангербода.
        Он бросил на неё странный взгляд, когда она поморщилась, услышав это прозвище.
        - Ты… никогда по-настоящему не думаешь о себе, не так ли?
        - А нужно?
        - Возможно. - Локи сидел так же, как она сейчас: обхватив руками колени. - Я, например, часто думаю о себе. Но это потому, что я часто себя не понимаю. Ни капли.
        - Другие - тем более.
        - Ты понимаешь.
        - Навряд ли.
        - Я бы поспорил с этим утверждением, но как-нибудь в другой раз. - Локи посмотрел в небо. - Когда родился мой сын, я думал, что во мне что-то изменится, что переменюсь я сам. Но этого не случилось. Проходили недели, но я… Я просто не чувствовал никакой связи с ребёнком. Сигюн очень расстраивалась по этому поводу, и мне было непросто выносить её разочарование. И тогда я ушёл.
        Ангербода молча слушала.
        - И за это время, - продолжал мужчина, по-прежнему не глядя ей в глаза, - я уже начал думать, что, может быть, со мной действительно что-то не так. Я и раньше знал, что отличаюсь от других, но, возможно, эта разница намного больше, чем все думают.
        - Ты стал отцом, - сказала Ангербода. Правда, до этого он породил Слейпнира, но она сильно сомневалась, что муж питал какие-то нежные чувства к своему первенцу. - Это важное событие - тебе просто нужно время, чтобы приспособиться. Ты почувствуешь связь между вами, и всё будет хорошо. Изменения в жизни напугали тебя. Может быть, этот страх и помешал тебе сблизиться с сыном.
        Локи усмехнулся при слове «страх», но потом задумался.
        - Может, и так. Мне было очень тревожно возвращаться сюда, чтобы встретиться с нашим ребёнком. Я боялся, что посмотрю на неё и тоже ничего не почувствую. Не желал, чтобы и ты разочаровалась во мне. Мне не хочется, чтобы между нами что-то изменилось.
        Они посмотрели друг другу в глаза, и Ангербода сказала:
        - Это потому, что я люблю тебя, а ты любишь меня. И хотя даже сейчас, когда я произношу эти слова, я страшусь их, но я знаю, что это самая что ни на есть правда. И ты тоже это знаешь.
        Локи сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.
        - Ты не ошиблась. Но мне кажется, что боги не считают меня способным на такое чувство, как любовь. Как ты и сказала - они не доверяют мне. Может быть, это происходит потому, что я никогда ни с кем из них не говорил так, как с тобой сейчас, как я всегда разговариваю с тобой. Я словно постоянно нахожусь на сцене. Да что там… Вся моя жизнь - одна большая сцена.
        - Ты не можешь всерьёз так считать, - запротестовала Ангербода, хоть, сказать по правде, и не была в этом уверена.
        - Я показываю им только одну из своих масок, и это всё, что они знают обо мне и на основании чего судят. Мой образ, один из многих, и мои поступки, которые они… не одобряют. Мягко говоря.
        - Разве я не видела всех твоих масок?
        Он скривил губы в мрачной улыбке.
        - Боюсь, что нет.
        - Ну и ладно. Тем больше причин не принимать близко ни слова из того, что они болтают, - с чувством произнесла колдунья. - Разве я тебе этого не говорила?
        Локи вздохнул.
        - Как бы там ни было… В тот момент, когда я впервые увидел Хель, я понял, что вне зависимости от того, что про меня говорят, вероятно, и я могу дать начало чему-то действительно прекрасному. Она - живое тому подтверждение.
        Ангербода долго не отвечала. Но в конце концов прошептала:
        - Я чувствую то же самое.
        Вскоре после этого он снова уехал, но ненадолго. У Ангербоды возникло впечатление, что Локи намеренно пропускает визит Скади. Её подруга теперь появлялась чаще, чем обычно, так как близилась зима и колдунье нужно было восполнить запасы. Она заверила Охотницу, что её муж проведёт предстоящий сезон холодов вместе с ними, - да и сама была уверена в этом, из-за Хель. С того дня, как Локи увидел свою дочь, он не пропадал больше чем на одну-две недели. А поскольку Ангербода в этом году не отправилась в высокогорья вместе со Скади, молодой отец мог приходить и уходить, когда ему заблагорассудится, даже в самый разгар морозов, так как мог менять облик.
        Так и происходило.
        Однажды Локи вернулся с маленькой фигуркой волка, которую сам вырезал из дерева для Хель. Он мастерил не столь искусно, как управлялся со словами, но малышка тут же сунула подарок в рот и принялась обсасывать. А когда у неё начали появляться первые зубки, она стала ожесточённо жевать свою игрушку.
        - У тебя никогда не возникало ощущения, что она как маленький взрослый? - спросил мужчина Ангербоду однажды ночью в начале зимы, когда они смотрели, как дочь спит.
        - Что ты имеешь в виду? - уточнила колдунья.
        - Она всё время выглядит расстроенной. Как будто уже хочет быть независимой и злится, что никак не вырастет.
        - Возможно, это нормально для детей. И для нашей малышки тоже.
        - Ещё она перестала кусать тебя с тех пор, как в тот раз прокусила грудь до крови. И она плакала, будто извиняясь, что причинила тебе боль. Теперь она жуёт только волка, которого я сделал. Как будто понимает. И она не брыкается, когда ты мажешь ей ножки этой зелёной гадостью, - разве ребёнок может так замереть и не шевелиться?
        К середине зимы Хель уже могла самостоятельно сидеть, как обнаружили её родители однажды ночью, после того как закончили заниматься любовью перед камином и, обернувшись, увидели дочь сидящей в куче мехов. Малышка смотрела на них так, словно они оба сошли с ума, в замешательстве вынув изо рта обслюнявленную фигурку волка. Локи и Ангербода переглянулись, а затем снова уставились на Хель, которая пробулькала что-то явно неодобрительное в их адрес.
        К концу зимы девочка начала ползать, и теперь добрую половину времени родителям приходилось гоняться за ней по пещере. Выходя наружу, они приноровились носить её в перевязи, чтобы малышка не уползла и не потерялась в густом корявом подлеске, который, к удовольствию Ангербоды, этой весной снова был зеленее, чем в прошлом году.
        Ближе к концу весны ведьма обнаружила, что снова в тягости, и на этот раз ей не пришлось ждать шести месяцев, чтобы поделиться новостью с Локи. Мужчина отреагировал на новость без особого энтузиазма, но она была слишком занята Хель, чтобы переживать об этом.
        В начале лета Скади снова обратила внимание на беременность Ангербоды, несмотря на её всё ещё стройную фигуру, и поинтересовалась:
        - Когда уже я смогу отрезать хозяйство твоему мужу и скормить его твоим козам?
        - Я бы хотела произвести на свет ещё несколько ребятишек от него, - чопорно ответила колдунья, укладывая глиняные горшки с зельями в коробку. - После этого он весь в твоём распоряжении.
        Скади посадила годовалую Хель к себе на колени.
        - Нет, серьёзно, ты уверена, что не зачинаешь этих детей в гордом одиночестве?
        - Он был здесь всю зиму.
        - Докажи, - сказала Скади, как обычно подозрительная.
        - Её первым словом было «папа», - сказала Ангербода, кивая на дочь. Хель при этом оживилась и посмотрела в сторону двери, а затем, казалось, была разочарована, когда Локи не вошел.
        Охотница хмыкнула и, внезапно рассердившись, крепче прижала к себе девочку, потому что за время своих визитов очень её полюбила.
        - Бедная малышка. Может быть, мне всё-таки стоит остаться здесь, пока он не приедет, а потом укоротить ему его мужские принадлежности? Как считаешь, крошка?
        - Я бы предпочла, чтобы ты этого не делала. - Колдунья передала ей ящик с зельями. - Я знаю, каков он, так что всё в порядке. Нам и без него неплохо.
        - Лучше б ты и правда зачала этого ребенка самостоятельно, - пробормотала Скади, неохотно меняя Хель на снадобья. - Одно дело - расти совсем без отца и не знать, чего тебе не хватает - в вашем случае не так уж и много. Но иметь такого, который появляется только по собственному желанию? И это при том, с каким нетерпением дочь ждёт его!
        - Хель знает, что таков порядок вещей. У нас всё нормально.
        Охотница встала и направилась к двери, потом остановилась и обернулась.
        - Можешь пообещать мне кое-что?
        - Смотря о чём идёт речь.
        - Обещай мне, - осторожно произнесла Скади, - что ты не позволишь ему просто попользоваться тобой, а потом выбросить за ненадобностью.
        Ангербода нахмурилась, и её сердце слегка дрогнуло от слов подруги; как оказалось, старые тревоги трудно изжить.
        - Ты действительно считаешь, что я согласилась бы на такое к себе отношение?
        - Сдаётся мне, что согласилась бы, потому что это уже происходит.
        - Это не так, - ледяным тоном ответила ведьма. - Уж поверь.
        Ётунша сердито покачала головой.
        - Не хотела я затрагивать эту тему - как чувствовала, что это тебя разозлит. Но, быть может, тебе следует направить свой гнев на своего муженька, а не на меня?
        - Это не он говорит мне всякие гадости, как Гёрд в день нашего знакомства и как ты сейчас.
        - Но это он тобой крутит, если всё, что ты рассказываешь, - правда, - огрызнулась Скади. - Он действительно тебе муж или ты просто его очередное развлечение?
        - Ты официально исчерпала мой лимит гостеприимства на сегодня, дорогая подруга, - холодно произнесла Ангербода и перехватила Хель поудобнее. - Ты понятия не имеешь, что у нас за отношения. Да и вообще, эти дела касаются мужа и жены, и никого больше.
        - Эти дела становятся и моими, если под угрозой оказывается твоё благополучие, - выпалила Скади, а затем язвительно добавила: - «Дорогая подруга».
        - Мое благополучие - в безопасности. А значит, тебе до него дела быть не должно.
        - Ну что ж, тогда прошу прощения за беспокойство. Очевидно, мне не о чем было переживать. - Скади выпрямилась и продолжила деловым тоном: - Благодарю за тёплый приём. Я скоро вернусь с товарами, которые ты просила. Подготовь к тому времени побольше зелий.
        И она вышла, хлопнув напоследок дверью.
        Хель подняла глаза и одарила мать таким холодным взглядом, что Ангербода узнала в ней себя во время их предыдущего диалога со Скади.
        - Ма-а, - заявила Хель. Это был звук, которому она научилась у коз, но каким-то образом ей удалось произнести его неодобрительно.
        - Что? - спросила Ангербода, как будто защищаясь.
        - Ма-а, ма-а, ма-а-а.
        - Она перешла все границы!
        Дочь сунула фигурку волка обратно в рот и больше ничего не сказала на эту тему. У колдуньи же возникло ощущение, что она только что проиграла спор младенцу, и, как ни странно, она даже не удивилась этому.
        Что ж, в конце концов, это ребёнок Локи.
        Только к середине осени отношения подруг снова наладились, и они перестали обмениваться исключительно вежливыми любезностями. Скади стала чаще приезжать с припасами для грядущей зимы и выглядела всё более обеспокоенной каждый раз, когда они встречались, пока Ангербода, наконец, не поинтересовалась, что её тревожит.
        - Ты понесла весной, не так ли? - спросила Охотница.
        - Да, ближе к лету. А что?
        - Уверена, что дитя живо? Ты не сильно прибавила в весе за эти несколько месяцев.
        - Я чувствую, как бьётся его сердце. Он жив.
        - Значит, ты знаешь, что это мальчик?
        Ангербода только пожала плечами.
        Локи снова объявился в начале зимы, как раз перед первым сильным снегопадом, и выразил то же самое опасение, что и Скади. Однако вскоре он отвлёкся на Хель и больше не говорил об этом с женой.
        К этому времени ведьма была полностью убеждена, что Хель понимает каждое сказанное ей слово. И когда дочь начала говорить, то стала делать это не случайными слогами, а сразу целыми предложениями - первым из которых, конечно, был вопрос о местонахождении её отца. Ангербоде пришлось ответить ей упрощённым объяснением об Асгарде и асах, на что Хель засунула фигурку волка обратно в рот и в буквальном смысле стала её жевать.
        У колдуньи возникло ощущение, что девочка задала этот вопрос просто так, чтобы поддержать беседу, - до этого она постоянно разговаривала с дочерью, хоть и немного рассеянно, в основном из-за отсутствия других собеседников, так что Хель, несомненно, и так знала, где пропадает Локи. Но после того, как малышка спросила её напрямую, Ангербода начала говорить с Хель всё больше и больше, а та, со своей стороны, просто смотрела в ответ немигающим взглядом. Чувствовалось определенное удовлетворение в этом её молчании, как будто Хель была довольна, что мать разговаривает с ней как со взрослой.
        Поведение девочки менялось всякий раз, когда приходил её отец: она тут же превращалась обратно в младенца, вопя и цепляясь за ноги Локи. Такое поведение сводило Ангербоду с ума, тем более что ей приходилось терпеть это всю зиму.
        Впервые ей захотелось, чтобы муж просто ушёл.
        - Она уже слишком большая для этой перевязи, - сказала колдунья Локи однажды, когда он таскал Хель по пещере без какой-либо причины, просто потому, что ему хотелось. - Она отказывалась в неё садиться с тех пор, как начала ходить.
        - Со мной не отказывается - потому, что я ей больше нравлюсь. Верно, крошка?
        Хель с энтузиазмом кивнула.
        - Вот, пожалуйста.
        Ангербода укоризненно посмотрела на дочь, но Хель лишь невинно поморгала и принялась жевать фигурку волка.
        Малышка проводила столько времени с Локи, что стало казаться, будто их общение с матерью свелось к кормлению грудью, но и это теперь случалось всё реже и реже, так как Хель уже давно кушала то же самое, что и взрослые. А теперь девочка приноровилась и у отца клянчить еду во время обедов и ужинов.
        - Прекрати баловать её этим, - однажды прикрикнула Ангербода на мужа, когда он направился к горшочку с мёдом, который она прятала в одном из сундуков. Она точно знала, что он задумал, потому что Хель как раз отказалась есть тушёного кролика - как часто делала, когда знала, что это сойдёт ей с рук. А если быть точным - когда из Асгарда приезжал Локи и привозил с собой свежие яблоки и овсяные лепёшки, купленные по дороге.
        - Но ей нравится! - запротестовал Локи, снова садясь за стол и ставя глиняный горшочек с мёдом рядом со своей тарелкой. Он достал из сумки завёрнутые в льняную ткань лепёшки и бросил их в неглубокую деревянную миску для Хель. Сидящая рядом с ним на скамье дочь облизывалась и весело болтала своими маленькими омертвевшими ножками, наблюдая, как он поливает лакомство мёдом.
        - Она не будет есть ничего другого, если ты будешь продолжать кормить её сладостями, - сказал Ангербода. - И после них она так возбуждается, что не может заснуть.
        Хель искоса посмотрела на мать и принялась жевать кусочек яблока, который Локи отрезал для неё. Она с нетерпением ждала, когда отец приготовит для неё особый ужин, и её глазки расширились от восторга, когда тот наконец поставил миску перед ней. К тому времени, как она доела, её лицо, руки и всё тело были липкими от мёда.
        - Послушай, ты что, совсем её не кормишь? - поддразнил Локи жену.
        Позже именно Ангербоде пришлось смывать липкий мёд с визжащего ребёнка, который перевозбудился настолько, что начал синеть. Так уже случалось и раньше, когда Хель перенапрягалась подобным образом от проявления чересчур бурных эмоций - гнева или восторга, но она довольно быстро приходила в себя и не проявляла никаких других признаков болезни, так что ведьма не слишком переживала по этому поводу.
        Однажды поздней зимней ночью, когда Локи уложил Хель в её маленькое меховое гнездышко на кровати - если он был с ними, то только ему позволялось укладывать её спать, - он подошёл к Ангербоде, которая сидела в кресле перед камином. Мужчина взгромоздился к ней на колени, как ребёнок, и очень удивился, когда она закатила глаза вместо того, чтобы подыграть ему, как обычно.
        - Ты что, сердишься на меня? - уточнил он.
        - Да.
        - Из-за чего?
        - Ты должен укладывать её, когда я говорю, что пора спать.
        - Ах, и только?
        - И только? Это очень важно!
        - Она была бодрой!
        - Она была бодрой потому, что ты всё время вился вокруг неё и раззадорил. У нас есть распорядок дня, а ты его рушишь. И не слушаешь, что я тебе говорю.
        Голос Локи похолодел.
        - Если бы я хотел, чтобы меня отчитывали, то вернулся бы в Асгард и провёл пять минут с любым из богов.
        - Так возвращайся в свой Асгард, если для тебя нет особой разницы. Хотя я не понимаю, как такое вообще возможно, ведь Асгард - это центр мироздания, а Железный Лес - просто горстка полумёртвых деревьев на отшибе.
        Он встал.
        - Не устраивай мне сцен.
        - Значит, всем остальным можно критиковать тебя, а мне нет?
        - Именно так, - как ни в чём не бывало заявил Локи и улёгся обратно в постель рядом с Хель, явно не собираясь никуда уходить.
        Ангербода ещё некоторое время молча негодовала, сидя в кресле, а затем погрузилась в беспокойный сон.
        Женщина проснулась от того, что Локи отчаянно тряс её. Увидев выражение его лица, первым делом она спросила:
        - Что-то с Хель?
        Но муж указал вниз:
        - Твоя сорочка вся мокрая.
        Ангербода несколько мгновений смотрела на свои колени, прежде чем прошептать:
        - Он же ещё такой маленький…
        Но даже произнося это, она чувствовала схватки и удивлялась, как они не разбудили её раньше.
        Медленно перебираясь с кресла на пол, колдунья слышала, как Локи что-то делает, хоть он и ступал бесшумно. Потом входная дверь открылась и закрылась, и она было задалась вопросом, ушел ли муж или всё ещё в пещере, но с внезапной ясностью обнаружила, что ей абсолютно всё равно, чем он занимается, - лишь бы не разбудил Хель! Это бы только ухудшило ситуацию, ведь если Ангербода не могла успокоиться сама, у неё не было никаких шансов успокоить ребёнка.
        «В этот раз всё по-другому, - подумала она, с содроганием вспоминая то своё предыдущее пробуждение, когда начались преждевременные роды дочери. - Он всё ещё жив».
        И он хочет выбраться наружу.
        Оказалось, что Локи выходил на улицу за ведром снега, чтобы растопить его над огнём. Затем он принёс ворох тканей и одеял из одного из её сундуков. Должно быть, за это время, заполненное хлопотами, ему удалось взять себя в руки, и теперь её поразило его самообладание.
        Мужчина подложил ей под спину одеяла, чтобы было удобнее откинуться, и они посмотрели друг на друга. Дыхание Ангербоды стало затруднённым, схватки - более интенсивными, и лицо Локи исказило сочувствие, пока он промокал её влажной тканью.
        - Скорее всего, ему не выжить, - еле слышно прошептал муж, положив руку ей на живот. - Он, наверное, смог бы, если бы был побольше, но…
        - Не произноси такое вслух, - огрызнулась колдунья. - Не сейчас. Дай мне лучше кусок ткани.
        Локи подчинился и снова сел у её ног, подвернув платье до талии.
        - Я просто пытаюсь смотреть на вещи реалистично. Не забывай, я был в твоём положении, хотя допускаю, что у лошади всё происходит не совсем так.
        Он выдавил из себя улыбку, сжал её колени руками и перевёл взгляд вниз.
        - Всё может закончиться раньше, чем ты думаешь. Ты уже тужишься?
        Ангербода провела в родах почти целый день, прежде чем Хель наконец соизволила появиться, но она промолчала об этом, так как засунула в рот тряпку, чтобы приглушить крики.
        Время от времени Локи бросал взгляд в глубь пещеры, чтобы убедиться, что дочь всё ещё спит, но затем снова переключал всё своё внимание на жену, гладил её и утешал как мог. Когда она вцепилась в его руки, царапая кожу ногтями, он не произнёс ни слова, даже не вздрогнул.
        Через час у них родился второй ребёнок.
        Ведьма поняла, что что-то не так, едва взглянув на выражение лица Локи. Мужчина поднял новорождённое существо - серого волчонка с закрытыми глазами, почти такого же размера, как Хель, когда она родилась, - то есть намного больше, чем обычный детёныш, рождённый волчицей.
        - Он волк, - произнёс Локи очевидное, перерезая пуповину ножом. Затем он завернул новорождённого в одеяло, как будто не знал, что дальше делать, и дюжина разных эмоций промелькнула на его лице одна за другой.
        Ангербода не стала вникать - она вытянула руки, глядя только на сына, и Локи протянул ей сверток медленным неловким движением. Теперь он выглядел уставшим, ошеломлённым и не таким собранным, как прежде. Молодая мать обтёрла щенка и поднесла его к груди, а тот издал тихий писк и сразу же стал есть.
        - Ита-а-ак… - протянул Локи, глядя на них, и подвинулся, чтобы сесть рядом. - Ты не находишь это странным? Я вот нахожу. Почему он родился волком?
        - Мы странные. Он странный. Тебя это расстраивает? - невозмутимо спросила Ангербода, не поднимая глаз.
        - Ни в коем случае. Я просто… растерялся.
        - Поверь, я растерялась не меньше, когда ты заявился сюда в виде кобылы и разродился восьминогим жеребёнком.
        Возразить Локи было нечего.
        Впрочем, его избавили от необходимости возражать, потому что из угла пещеры донеслось тихое ворчание. Хель поднялась с кровати, а затем заковыляла туда, где они сидели у огня.
        - Детка, иди посмотри на своего братика, - сказал Локи, прикрывая одеялом нижнюю половину тела жены и поднимая девочку к себе на колени. - Он как игрушка, которую я тебе сделал, видишь?
        Хель выглядела заинтригованной, посасывая свою фигурку волка. Мужчина убрал с её лица взъерошенные от сна волосы.
        - Как его зовут? - спросила, наконец, малышка, решив, что уже достаточно времени разглядывала своего младшего брата. Тот факт, что он оказался волком, видимо, нисколько не беспокоил её.
        С другой стороны, у неё и самой были омертвевшие ножки. Колдунья вспомнила, что даже до того, как Хель научилась говорить, требовалось немало, чтобы удивить её.
        - Фенрир, - ответила Ангербода.
        - «Житель болот»? - переспросил Локи, скорчив гримасу. - Но почему?
        - Мне просто нравится, как оно звучит. А тебе нет?
        - Ну, наверное, да…
        - Какие пушистые ушки, - сказала Хель и потянулась, чтобы коснуться лица брата своей чумазой ручкой, с нежностью, невообразимой для обычного ребёнка. - И носик мокрый. Почему он решил так выглядеть?
        Её родители молча посмотрели друг на друга.
        К тому времени как Локи снова убаюкал дочь, уже рассвело, и Фенрир тоже спал, уткнувшись носом в материнскую грудь. Локи вынес грязные одеяла за порог и сел прямо за женой, вытянув ноги по обе стороны от неё. Затем он положил голову ей на плечо и, ничего не произнося, провёл ладонями вверх и вниз по её плечам.
        - Хель права, - тихо сказала ему Ангербода. - Даже если это и не его осознанное решение… он волк, да, но ещё он такой же ётун, как и мы, только в волчьем обличье. Интересно, может ли он это как-то контролировать?
        - Спонтанная смена облика в утробе? - хмыкнул Локи, по-прежнему обнимая её. - Полагаю, всё стало ещё страннее. Но не говорила ли ты однажды, что, возможно, и раньше порождала волков, хотя теперь этого и не помнишь?
        - Вполне вероятно. - Ведьма повернулась, насколько могла, и посмотрела на него. - Ты огорчён?
        - Вовсе нет. Волки интересные, и люди их боятся. Будет здорово иметь сына-волка. Может быть, мы натренируем его пожирать людей, которые нам не нравятся.
        - Локи!
        - Бода!
        - Ты не станешь учить нашего сына никого есть.
        - Я слышу твой ворчливый тон, но то, что ты говоришь…
        - Никакого поедания людей, - устало повторила Ангербода, прислоняясь к нему спиной.
        Локи поцеловал её в плечо.
        - Я не могу ничего обещать за нашего сына.
        За оставшуюся зиму и весну стало очевидно, что Фенрир развивается со скоростью где-то между темпами развития настоящих волчат и обычных детей. Он открыл глаза всего через несколько дней, и они были того же ярко-зелёного цвета, что и у Локи, не оставляя сомнений в его отцовстве. А кормить грудью его прекратили уже через несколько месяцев, к радости Ангербоды, потому что, в отличие от Хель, Фенрир часто кусался.
        Ведьма вскоре поняла, что её дочь выказывала редкое для ребёнка понимание происходящего. В отличие от сестры, которая всё осознавала, хоть её лицо и выражало спокойное безразличие, Фенрир, казалось, совершенно не воспринимал чужие эмоции, из-за чего дети часто ссорились.
        Когда ему едва исполнился год, голова волчонка была уже на уровне колена Локи. Это привело Ангербоду к выводу, что их сын по какой-то причине не перестал расти. Рот его был уже полон острых зубов, и он с удовольствием грыз кости. А ещё колдунья задавалась вопросом, сможет ли Фенрир когда-нибудь говорить и как такое вообще возможно. Она также размышляла над комментарием Локи о «спонтанной смене облика в утробе матери» в ночь рождения их сына и задавалась вопросом, действительно ли он унаследовал отцовское умение смены облика, но до сих пор никаких подобных способностей у Фенрира не проявлялось. Он просто родился волком.
        К двум годам голова волчонка была почти на уровне бёдер Ангербоды, хотя он всё ещё выглядел щенком-переростком. К этому времени он стал уходить на охоту и возвращаться со своим собственным обедом, которым не хотел делиться ни с матерью, ни с сестрой - что вполне устраивало ведьму, в силки которой попадалось не так уж и много дичи.
        Радостным событием было то, что Фенрир наконец научился разговаривать, хотя и не вслух, как Хель. Его голос звучал прямо в голове - тихо и по-детски. Он говорил мало и о простых вещах вроде еды, погоды и коз.
        С того самого момента, как Ангербода услышала от него «мама», у неё появилась надежда на лучшее. Детский голос в её голове уверенно произнёс первое слово, и, повернувшись, она увидела Фенрира, который смотрел на неё и вилял хвостом. Колдунья улыбнулась и обняла сына. Теперь у неё действительно была надежда, что всё наладится, несмотря на то что он по-прежнему часто огрызался на неё и Хель, казалось бы, без всякой причины.
        Фенрир, казалось, пытался контролировать свои животные инстинкты и очень расстраивался, когда у него не получось, от чего волчонок сердился ещё больше. Ангербода очень хотела помочь ему, но не знала как. Она жалела, что на самом деле не была - или, по крайней мере, не помнила себя - той ведьмой, что породила волков, преследовавших солнце и луну. Или что она не могла хотя бы найти эту старуху и попросить у неё совета.
        Вместо этого она спросила совета у мужа. Но поскольку Локи по-прежнему метался между Асгардом и Железным Лесом, свирепые наклонности сына казались ему скорее забавными, чем доставляющими неприятности. Ему ведь не приходилось общаться с Фенриром каждый божий день.
        - Забудь свои глупые защитные заклинания - ты будешь в полной безопасности с боевым волком. Это же так здорово! - заявил он однажды. - Я всё ещё считаю, что нам следует научить его охотиться на людей.
        - Нет, - сказала Ангербода.
        - Но он хочет есть людей! Он бы с удовольствием ел людей. Разве не так, Фенрир?
        - Да! - Волчонок завилял хвостом, и его язык взволнованно высунулся изо рта.
        - Видишь? Вот и славно! - обрадовался Локи. - Мы просто должны держать его подальше от коз. Хель будет горевать, если брат закусит одной из них.
        - Ты им ещё и клички дал, от этого не легче, - пробормотала женщина. - Теперь она вконец к ним привязалась.
        Локи только усмехнулся. С недавнего времени он стал называть коз Ангербоды именами асов, зачастую не обращая внимания на пол животного. Он делал это исключительно для того, чтобы рассказывать про них забавные истории. Хотя колдунья считала, что лишь немногие из них были по-настоящему смешными.
        Неудивительно, что Хель всё так же души в отце не чаяла с того самого дня, когда впервые увидела его. Иногда у колдуньи даже возникало чувство, что дочь являлась единственной причиной, по которой он вообще возвращался в Железный Лес, хотя Локи клялся всем чем угодно, что это не так. С другой стороны, Ангербода была готова с этим мириться, лишь бы видеть улыбку дочери и держать её в поле зрения - к этому времени Хель стала гулять по поляне с козами и Локи, а иногда и одна, несмотря на протесты матери. Именно тогда ведьма показала всем членам семьи границы чар, скрывавших их дом, и умоляла не выходить за их пределы. Фенрир и Хель, казалось, поняли. А Локи лишь хмыкнул.
        Дочери исполнилось уже три с половиной года, и она была настоящей непоседой, как и положено ребёнку в этом возрасте, хотя, казалось, быстро уставала и начинала задыхаться от избытка эмоций. Однажды отец рассмешил её так сильно, что она не могла вздохнуть, и кончики её пальцев стали синеть, и только одно из успокаивающих снадобий её матери помогло ей прийти в себя.
        - Прекрати её так раззадоривать, - отругала его Ангербода после того случая.
        - Ты хочешь сказать, что я должен прекратить быть таким смешным? - невозмутимо ответил Локи. - Вряд ли у меня получится. Но ради нашей дочери я попробую.
        Ведьма сшила Хель пару длинных толстых чулок под платья - не для того, чтобы скрыть ножки, а скорее для того, чтобы мазь под ними не пачкала одежду. К этому времени Ангербода улучшила свой рецепт, и плоть на ногах Хель по-прежнему росла вместе с ней, хотя и оставалась синеватой и омертвевшей. И хоть женщина не очень понимала, как это всё работает, но приписывала это достижение своим колдовским навыкам. Это давало ей некоторое чувство гордости, учитывая, как долго она винила себя за состояние дочери.
        После рождения сына Ангербода решила, что пришло время добавить к списку снадобий, которые она готовила, ещё одно - препятствующее зачатию. Она не знала, как воспитывать волков, а поскольку Хель и Фенрир были так близки по возрасту, у неё не было никакого желания в ближайшее время обзаводиться третьим ребёнком. Локи, с одной стороны, не возражал, но при этом дал понять, что по большому счёту его эти заботы нисколько не волнуют. Во всяком случае, они по-прежнему спали вместе почти каждую ночь, когда он оставался в Железном Лесу. Ангербода старалась не слишком переживать по поводу его легкомысленного отношения, но удавалось ей это редко.
        Скади предупредила, что такое женское средство против зачатия, вероятно, не продастся столь же же хорошо, как целебная мазь и зелья для утоления голода, которые она обычно сбывала. Она подтвердила то, что ведьма и так знала: большинство женщин в Девяти Мирах стремятся иметь как можно больше детей. Но тем не менее Охотница согласилась взять с собой несколько горшочков, чтобы обменять их, если будут желающие.
        - Ты точно не та старая ведьма из сказок? - поддразнила её Скади, когда в первый раз увидела Фенрира, тогда ещё представлявшего собой маленький комочек меха. - Уверена, что это не твои детишки-волки гоняются за солнцем и луной?
        - Нет, - ответила Ангербода. - В смысле, что я не уверена.
        Так уж случилось, что Скади всегда была дружна с волками, так что чем старше становился Фенрир, тем больше ему нравилось общаться с ней. Он всегда первым слышал её приближение и обязательно выходил ей навстречу, и мать даже разрешала ему охотиться со Скади, пока они оставались в пределах действия защитного заклинания, о котором она сообщила и подруге, и её кузине. Когда они возвращались, сын-волк Ангербоды часто задирал Охотницу и пытался бороться с ней, будто она была таким же щенком. Скади смеялась, но не отказывалась. Как выяснилось, силами они друг другу не уступали.
        Хель наблюдала за всей этой суматохой со своей обычной невозмутимостью, и Ангербода иногда видела, что Скади смотрит на Хель так, словно уловила в ней знакомые черты, но не может понять, чьи именно.
        «С каждым днем девочка всё больше похожа на своего отца», - часто думала колдунья, будучи уверена, что и подруга это замечает. Она задавалась вопросом, часто ли Охотница видела Локи в Асгарде и как скоро рассмотрит сходство между отцом и дочерью, а затем и обнаружит связь между Локи и ей самой. И, естественно, уже не в первый раз женщина задумывалась, насколько манера поведения её мужа в Асгарде отличается от того, как он ведёт себя с ними, в Железном Лесу.
        - Разве я не видела всех твоих масок?
        - Боюсь, что нет.
        Перед её мысленным взором по-прежнему стояла его мрачная ухмылка, тьма, притаившаяся в его глазах в ту ночь. Это была всего лишь одна летняя ночь из многих, что они провели вместе, и всё же в памяти отчётливо запечатлелся тот момент, когда муж посеял семена сомнения в её душе: то, как он посмотрел на неё, назвав их брак «текущим порядком вещей» и поинтересовавшись, «как долго это продлится». И всё это - сидя в нескольких метрах от их маленькой дочки, сыто сопящей в своей кроватке.
        Частично Ангербода попыталась отбросить воспоминания о том разговоре, запереть их в глубинах своего сознания, куда можно дотянуться только в самые отчаянные времена. И всё же отчасти она так и не смогла простить его.
        Кроме того, это была та самая ночь, когда она впервые рассказала Локи о своих снах - снах, что продолжали мучить её и сейчас, хотя ведьма всё ещё не поддалась таинственному голосу, не позволила выманить себя из тела. С каждым её засыпанием незнакомец становился всё сильнее, пока она, наконец, не стала бояться спать вообще, опасаясь, что однажды уступит его требованиям и позволит захватить себя.
        Что тогда будет? Ей не хотелось этого выяснять. Ибо чем сильнее противник пытался воздействовать на неё, тем больше укреплялась Ангербода в своём подозрении, что за загадочным голосом скрывается Один.
        И если это действительно Всеотец, то она не собиралась сдаваться без борьбы. В особенности потому, что боялась, что ничего хорошего не выйдет, если он завладеет тем опасным знанием, которое хотел заполучить с её помощью. Была ли она единственной, кто мог дотянуться до искомого, или единственной, кого он не боялся подвергнуть опасности? Почему он до сих пор не смог добраться туда самостоятельно, используя искусство сейда? Неужто Фрейя и норны отказались помочь ему - или ему просто не хотелось подвергать их риску?
        Я отказываюсь делать за него грязную работу. Тем более после того, как боги поступили со мной.
        И её трижды сожжённое сердце было тому подтверждением.
        Однажды бессонной ночью в начале лета, когда Хель было четыре года, а Фенриру - два с половиной, Ангербода забыла принять противозачаточное зелье, и через несколько дней у неё появилось дурное предчувствие, что одного раза было достаточно. Она без сна лежала в темноте, а Локи дремал рядом, и когда в её памяти всплыли слова Скади, сказанные много лет назад, о том, чтобы не позволять ему использовать её, женщина чуть не разрыдалась.
        Вместо этого она бросила взгляд на кровать, где спала Хель. Фенрир свернулся калачиком на земле - малышка отказывалась спать в постели с братом, если рядом не было матери. Колдунья почувствовала желание оттолкнуть Локи и забраться в постель к детям, чтобы одному из них не приходилось спать на полу, но ей не хотелось никого будить, поэтому она осталась на месте.
        Ведьма провела рукой по волосам мужа. Он пошевелился, но продолжил спать, дыша ей в шею и прижавшись лбом к щеке. Её ладонь спустилась к животу и задержалась там, ощущая дряблую кожу и растяжки - результат первых двух беременностей.
        Она задалась вопросом, какого ребёнка произведёт на свет в этот раз. И, к её огорчению, вопрос этот был исполнен не трепета, а страха.
        Вскоре Локи отбыл, и Ангербода не видела его ещё много лун. Он впервые отлучился так надолго с тех пор, как родилась Хель. Колдунья видела, что с каждым днем дочь становилась всё более подавленной, а Фенрир капризничал и предпочитал не выходить из пещеры. Из-за этого женщина всё больше злилась на Локи. Ей приходилось в одиночку бороться со звериными инстинктами сына и с отчаянием дочери. И она даже не могла выспаться, потому что во сне противостояла таинственному голосу.
        И, кроме того, она сражалась и со своим телом тоже - отсутствие отдыха изводило её, и казалось, что, как и тогда, когда она носила Фенрира, новый ребёнок внутри неё не хотел расти нормальным образом. Даже на четвёртом и пятом месяцах беременности её по-прежнему тошнило от любой съеденной пищи. Сын-волк не задавал вопросов по этому поводу, но Хель пугала болезнь матери, так что Ангербода изо всех сил старалась скрыть недомогание.
        И вновь у неё не получилось скрыть своего положения от Скади, которая, конечно, по-прежнему приходила и приносила товары на обмен, а последнее время и просто пообщаться. Подруга призналась, что не очень-то любит детей, но малыши Ангербоды были исключением. Кроме того, что она позволяла Фенриру сопровождать её на охоте, великанша несколько раз брала Хель в лес и показывала ей, как расставлять силки.
        - Готова идти, кроха? - всегда спрашивала Скади перед вылазкой, и девочка лишь кивала с едва заметной улыбкой, закидывая на плечи детскую походную сумку, которую ётунша принесла ей для их первой прогулки.
        Скади стала для неё чем-то вроде второй матери во время долгих отлучек Локи и была единственной, кому позволялось называть её «крохой». Будучи действительно маленькой даже для своего возраста, Хель решительно не любила, когда ей напоминали об этом, и вскипала всякий раз, когда Ангербода пытался назвать её каким-нибудь уменьшительным прозвищем.
        Походы в лес со Скади позволяли Хель почувствовать себя более взрослой, хотя Ангербода сомневалась, что дочери на самом деле нравится ставить ловушки на зверьков.
        - Отец учил меня точно так же, - сказала Охотница однажды вечером, когда они с малышкой вернулись с тушками двух кроликов и белки, к которым Хель отказалась даже прикоснуться. - Но она просто отказывается принимать необходимость убивать животных…
        - Она ещё ребёнок, - сказал Ангербода. - Животные - её лучшие друзья. Она не противится есть мясо, но предпочитает не задумываться о том, откуда оно взялось.
        Девочка с отвращением отворачивалась каждый раз, когда матери приходилось свежевать кролика на ужин.
        - Это понятно, но нельзя забывать, что они ещё и еда, - ответила Скади.
        - Будь её воля, Хель питалась бы исключительно овсяными лепёшками, что приносит её отец, - пробормотала Ангербода, прежде чем смогла прикусить язык.
        Она понимала, что лучше не упоминать о муже в присутствии Скади. Фенрир и Хель, возможно, и не обращались к Локи иначе, чем «папа», но она нервничала, предчувствуя тот день, когда один из них проболтается, назвав отца по имени во время одного из визитов Охотницы. Ангербода знала, что, предупреди она их, лишь приблизит этот момент. Они могли намеренно её ослушаться - с детей Локи станется. До сих пор её настойчивое требование, чтобы они всегда оставались в пределах защитного заклинания, казалось, было единственным предупреждением, которое они восприняли всерьёз. Возможно, в этом была и заслуга Скади: она тоже очень строго относилась к соблюдению этого правила, когда брала их в лес.
        Ангербода передёрнула плечами, жалея, что упомянула Локи, хотя и не по имени. К счастью, ётунша только закатила глаза и на этот раз не стала настаивать на обсуждении мужа подруги.
        - Как бы то ни было, - продолжила Охотница, - реальность такова, что умение расставлять силки - полезный навык, если человек не хочет охотиться. Кроме того, при этом способе ни одна часть тушки не пропадает даром. Зверь приносит в дар свою жизнь, и это нужно ценить. Хель пока слишком мала, чтобы осознать это, но когда-нибудь и она поймёт.
        Ангербода согласилась с этим.
        - Тебя ещё что-то тяготит, - заметила Скади несколько мгновений спустя.
        - Неужели это так очевидно?
        - Как долго его нет на этот раз?
        - С начала лета, - вздохнула Ангербода. Очевидно, им всё-таки придётся поговорить об этом сегодня.
        - И чем он где-то там занимается?
        Ведьма посмотрела на свою чашку с козьим молоком и задумалась, сколько ещё она сможет выпить, прежде чем её стошнит.
        - Всем, чем ему заблагорассудится.
        - Я по-прежнему не отказалась от желания убить этого мерзавца, - с горячностью заявила Скади, сжимая чашку в кулаке. - И однажды я так и поступлю.
        - Ты этого не сделаешь.
        - Обещать не буду, - сказала охотница и, допив эль, твёрдо посмотрела на подругу. Вскоре она немногословно попрощалась и ушла.
        И вот однажды дождливой ночью в середине осени, когда дети спали, а Ангербода присела в кресло перед очагом, чтобы распутать и расчесать волосы после долгого дня, она услышала, как открылась и закрылась дверь. Она стиснула зубы, плотнее закуталась в меховую накидку и наклонилась вперёд, чтобы подбросить в огонь ещё одно полено, решив не удостаивать мужа тёплым приветствием.
        Он этого не заслуживал.
        - Целый сезон прошёл с тех пор, как я видела тебя в последний раз, - произнесла колдунья.
        - А почему на столе твоё зелёное зелье? - спросил Локи, перекидывая плащ через скамью. Они оба говорили приглушённо, пока дети спали. Лицо Ангербоды потемнело, когда она встала и подошла к нему. Он выглядел так же, как всегда.
        - Должно быть, я забыла его убрать. Пришлось срочно готовить его сегодня утром. Фенрир рычал на коз и пугал их, а когда Хель прикрикнула на него, он вцепился ей в предплечье и не отпускал. Весь оставшийся день мне пришлось её утешать.
        - Ох. - Локи повернулся к кровати. - С ней всё в порядке?
        - Нет, не в порядке. Укус глубокий, и от него останутся шрамы, гораздо хуже твоих. Целый час она билась в истерике, а потом потеряла сознание. Её лицо и кончики пальцев посинели. Я боялась, что она действительно может умереть. Ты же знаешь, как легко она утомляется…
        Локи сел на скамью в расслабленной позе, локти поставил на стол и закинул ногу на колено.
        - Увы, чем-то приходится расплачиваться, если твоя мать - ведьма. И если жена - тоже.
        Ангербода нахмурилась и подобрала его плащ, чтобы повесить сушиться у огня, пробормотав:
        - Жена, как же…
        - Ну а теперь-то что? - Локи притянул её к себе на колени, когда она вернулась, но женщина лишь бросила на него испепеляющий взгляд. - Ты опять сердишься на меня?
        - На этот раз тебя не было слишком долго.
        - У Сигюн родился ещё один ребёнок. Я не мог уйти так скоро. Но зато у меня есть для тебя подарок. - Из какого-то потайного кармана он вытащил нитку полированных янтарных бусин. - Я подумал, что ты могла бы носить их по очереди с брошками, если они у тебя есть… В следующий раз я могу и броши принести, если захочешь сшить себе верхний сарафан.
        - Броши на платьях и нарядные сарафаны очень неудобны, когда занимаешься домашними делами и гоняешься за детьми, - заявила Ангербода. Такие наряды могут себе позволить только женщины более высокого статуса, как в Асгарде.
        - Тогда из них выйдет славное ожерелье.
        Колдунья наклонилась, положила бусины на стол и сказала:
        - Спасибо, конечно, но это всё никак не меняет тот факт, что тебя не было слишком долго.
        - Послушай, мне очень жаль, - пробормотал Локи и наклонился, чтобы поцеловать её, но женщина отстранилась. Тогда он нахмурился и несколько секунд смотрел на неё. - Ты всё ещё злишься из-за Сигюн? Это новость уже порядком устарела. Если собираешься сердиться из-за этого, Бода, то сильно опоздала.
        - Дело не в Сигюн, - процедила Ангербода сквозь стиснутые зубы.
        У меня и без того хватает забот, чтобы ещё строить заведомо провальные планы мести в отношении второй жены моего мужа. Хотя, уверена, Локи был бы в восторге от того, что я из кожи вон ради него лезу.
        - Речь о твоих обязанностях в качестве отца.
        - И в качестве мужа? - подсказал он.
        - Хель без тебя тяжело.
        - А Фенриру?
        - Не очень.
        Локи ещё больше понизил голос:
        - Он растёт дикарём, да?
        - Нет, - холодно ответил Ангербода. - Ты совсем не переживаешь за него и обвиняешь в дикости. Постыдился бы.
        - Но он ведь волк. И ты сказала, что он укусил Хель. Звучит дико, как по мне.
        - Ты хоть раз с ним разговаривал?
        - Конечно. Он разумен, но…
        - Но он хотя бы старается. - Ведьма встала и продолжила резким шёпотом: - Чего нельзя сказать о тебе. Скажи мне, что такого замечательного в Асгарде, кроме возможности делать гадости и строить козни более широкой аудитории?
        - Разве я когда-нибудь лгал тебе? - Локи тоже вскочил, его изуродованные шрамами губы искривились в усмешке. - Припомни хоть раз.
        - Ты всегда говоришь, что скоро вернёшься. А потом проходит целый сезон.
        - Как ты помнишь, время для нас не так уж и значимо.
        - Очень даже значимо, когда у тебя двое маленьких детей, которым нужен отец.
        - У меня и в Асгарде двое малышей и жена.
        - Вот скажи мне - какие сказки ты рассказываешь Сигюн о том, куда уходишь?
        - Ни разу, - выдавил он, - я не солгал ей о том, куда направляюсь. Я как-то говорил тебе, что она обо мне более высокого мнения, чем ты, и это как раз тот самый случай. И она всегда куда сильнее расстраивается из-за моих отлучек, к которым ты до сих пор относилась довольно безразлично.
        - Это не безразличие, любовь моя. Я не могу допустить, чтобы дети видели, как я тоскую по тебе, иначе мы все трое пребывали бы в постоянной печали. А это никуда не годится.
        Локи выглядел приятно удивленным:
        - Так ты всё же тоскуешь по мне? Что же ты тогда за женщина такая, если просто сидишь и молча смотришь, как я занимаюсь чем мне заблагорассудится?
        Ангербода с трудом подавила приступ ярости. Ей потребовалось отстраниться, чтобы не влепить ему пощёчину.
        - Скади не раз задавала мне тот же самый вопрос. Она считает меня бесхребетной, хотя и не говорит об этом. Думает, что это признак слабости, что я не могу контролировать тебя тем тайным, незаметным способом, которым жёны держат в узде своих мужей.
        - И что ты ей ответила?
        - Что ты такой, какой есть, и я принимаю это. И что это не признак моей бесхребетности. - Ангербода сложила руки на груди, глядя на огонь. - Во всяком случае, я очень надеюсь, что это не так.
        - Ты не слабая. - Локи подошёл сзади и обнял её за талию, положив голову на плечо.
        Женщина едва сдержала вздох.
        - Тебя трижды сожгли, и тебе пронзили сердце, - прошептал он ей в шею, - но ты выстояла. Ты не отказывала мне в гостеприимстве в своём доме и постели в течение многих лет, и до сих пор от тебя не прозвучало ни единой жалобы.
        - Пока у нас не появились дети.
        - Да, дети. - Локи внезапно отпустил её, снова сел и посмотрел на свои руки. Они еле заметно тряслись, и ему пришлось сжать ладони коленями, чтобы те перестали дрожать. - Я не знаю, почему так поступаю. Но не в моих силах это изменить.
        - Да, это действительно в твоей натуре - так себя вести. - Ангербода, наблюдая за его поведением, присела рядом и взяла его руки в свои. - Интересно, понимает ли это кто-нибудь ещё, кроме меня.
        - Асы не понимают. Только Сигюн пытается. Полагаю, она простит мне что угодно, если я попрошу об этом, но я не хочу. Она верит, что я не стану ей лгать. - Он поморщился. - Иногда я думаю, не предаю ли её доверие.
        Спустя мгновение Ангербода почувствовала что-то похожее на сочувствие к той женщине.
        - Мне хорошо знакомо это чувство.
        Он взглянул на неё, и в свете очага выражение его лица смягчилось.
        - И всё же вы обе по-прежнему на моей стороне. Почему?
        Ведьма на мгновение задумалась. Она могла бы перечислить ему множество причин: что он отец её детей, что она любит его, несмотря ни на что, и что она знает, что он тоже любит её. Она могла бы признаться, что если он просто останется с ней, то она будет нежиться в его объятиях столько, сколько он захочет. Хотя с его непредсказуемым характером это могло продолжаться как до следующего утра, так и всю оставшуюся жизнь.
        Но даже спустя всё то время, что они были знакомы, Ангербода не была уверена, должно всё вышеперечисленное быть причиной для нежной привязанности к нему или, наоборот, для ненависти.
        В последний раз, когда у них состоялся подобный разговор, он закончился тем, что они оба хотели сменить тему, поэтому вместо ответа на его вопрос она заявила:
        - Это не значит, что я больше не злюсь на тебя прямо сейчас, но ты, по крайней мере, вернул мне моё сердце.
        - Что ж, приятно, что я смог сделать хоть что-то хорошее для тебя.
        - Да уж. Иногда я размышляю об этом…
        - Размышляешь, следовало ли мне его отдавать?
        Её молчание было для него красноречивее любых других слов.
        - Пойдём, - произнёс наконец Локи. - Пора спать.
        Гроза разразилась снова, но в пещере, несмотря на ночные события, царило подобие спокойствия. Разговор не разбудил Хель и Фенрира, и их родители были благодарны за это.
        В этот раз Ангербоде удалось избежать роли матраса - она устроилась на боку, а муж обнял её сзади и натянул на них шерстное одеяло. Прежде чем заснуть, он положил руку на твёрдую выпуклость внизу её живота.
        - Он опять маленький. Думаешь, будет ещё один волк?
        - Не знаю, - пробормотала колдунья, накрывая его руку своей.
        Локи поцеловал её в висок и опустил голову, зарывшись лицом в её волосы. И впервые за последнее время Ангербода сразу же заснула, прислушиваясь к биению их сердец.
        Сон её длился недолго.
        Голос вырвал её из собственного тела.
        Слова заклинания утягивали всё ниже и ниже, в самую глубокую и тёмную бездну, где она когда-либо бывала: место столь же безжизненное, как само начало миров и начало времён.
        У неё более не было формы. Сущность её будто развеялась, пронеслась, словно рябь по воде, по всем Девяти Мирам, как само Мировое Древо. На мгновение она познала всё сущее, стала частью бытия.
        И было ей дано видеть былое, настоящее и грядущее.
        Ангербода резко втянула воздух и села, дрожа всем телом, задыхаясь, вся в холодном поту. Огонь в очаге ещё теплился. Локи, который спал, обняв её, тоже проснулся и поинтересовался, в чём дело. Он откинул волосы с её лица и прижал жену к себе, пытаясь успокоить, но она вырывалась и никак не могла прийти в себя.
        - Что случилось? - спрашивал он снова и снова, пока, наконец, она не посмотрела на него, борясь со слезами, и выражение тревоги на его лице сменилось настоящей паникой.
        - Я знаю, кто это, - произнесла ведьма безжизненным голосом. - Незнакомец из моих снов. Мне известно, чего он хочет. Я это видела. - Она глубоко, прерывисто вздохнула. - Это Один, я уверена.
        Локи придвинулся ближе, нахмурив брови.
        - И что же ты видела?
        Ангербода покачала головой, снова судорожно вздохнула, подтянула колени к груди и уставилась на них.
        - Так что? - настаивал мужчина.
        - Я видела начало конца… - Её голос опустился до хриплого шёпота, когда слова вырвались наружу. - Видела всё сущее в Девяти Мирах. Асов, великанов, тёмных альвов, гномов и людей. Мировой Ясень Иггдрасиль и дракона, что грызёт его корни. Волка столь огромного, что мог проглотить целые армии, и гигантского змея, вздымающегося из воды. Я видела, как солнце и луна исчезли с неба, когда волки, что преследовали их, в конце концов проглотили свою добычу. И корабль с мертвецами на борту. Мне открылось так много лиц, что я не могу вспомнить каждое из них, так много имён, что не знаю, какое из них имеет значение, так много событий, что я даже не могу начать складывать их вместе…
        Женщина резко замолчала и сжала губы.
        Было и ещё кое-что. Но она поняла, что не может заставить себя рассказать ему об этом.
        Локи хотел коснуться её плеча, но отпрянул, когда ведьма подняла руки и потянула себя за волосы. Тогда он перебрался к ней за спину и потянул к себе на колени. Ангербода, дрожа, прижалась к мужу. Он перекинул её волосы через одно плечо, поцеловал в другое и обнял. Но в его словах не прозвучало уверенности, когда он произнёс:
        - Это был всего лишь сон, Бода. И ничего более.
        - Как мне хочется в это верить, - пробормотала она. - Я ничего ему не сказала. Он вернётся. Вернётся…
        Локи ничего не ответил, только снова поцеловал её в плечо, и она почувствовала на своей коже его дыхание и прикосновение покалеченных губ, но и это не принесло успокоения.
        Они посидели так некоторое время, пока мужчина не встал и не подкинул дров в огонь, а потом уговорил её лечь рядом, как раньше. Но даже в его крепких объятиях Ангербода боялась, что никогда больше не сможет заснуть.
        Он выдернул меня из тела и заставил отправиться в самое потаённое место во Вселенной за этим жутким знанием грядущего, но ему не удалось заполучить желаемое.
        Я ничего ему не сказала.
        И было кое-что, в чём она не призналась Локи - просто не смогла заставить себя рассказать. То, о чём он не захотел бы знать.
        Три страшных истины.
        Первая - о волке, которого она видела. Огромный зверь, дышащий огнём из своей зубастой пасти, был зеленоглазым и до боли знакомым, отчего она пригляделась к собственному сыну, щенку-переростку, который мирно спал в ногах на кровати. Этого не может быть… Ведь так?
        Вторая - о смерти. Множестве смертей… Она отстранилась от видения как раз там, в самом конце, чтобы не видеть того, чем всё закончится. Она не хотела этого знать. Если это и впрямь Один вынуждает меня обрести это знание - а в этом она не сомневалась, - значит, он хочет выяснить, как умрёт.
        А третья…
        Ангербода осторожно перевернулась и посмотрела на Локи, который пошевелился, но не проснулся; она провела рукой по его изуродованному шрамом рту и с закрытыми глазами потёрлась носом о нос.
        Я видела, как ты вёл корабль, полный мёртвых душ, в битву против богов, - хотела сказать она ему. - Но как такое возможно? Мёртвые никому не подчиняются, а ты причисляешь себя к асам…
        Во второй раз, когда она увидела его во сне, стало ещё хуже, и от воспоминаний об этом у неё скрутило живот.
        Я видела, как тебя схватили.
        Не помню, что ты сделал, да и знала ли я это вообще, но ты был жестоко наказан. И тебе было больно. Так больно…
        Что же ты натворишь, чтобы заслужить такую расправу, и как я могу помешать тебе ввязаться в это?
        Но каким-то образом Ангербода понимала, что ей не следует вмешиваться в ход событий, потому что во сне он был не один: рядом с ним, скованным по рукам и ногам, находилась другая - женщина, в которой она почему-то явственно признала Сигюн. Даже сейчас, когда черты женщины померкли в памяти, ведьма помнила чувства, что отражались на её лице: несчастье, даже скорбь. Вытянув руки, она держала чашу над Локи, чтобы собрать в неё яд нависшей змеи. Слёзы текли по её лицу каждый раз, когда ей приходилось отодвигать чашу, чтобы опорожнить.
        Ангербода всё ещё слышала его крики в своем сознании, когда отрава обжигала его лицо. И рядом с ним сидела Сигюн, как воплощение истинной преданности.
        Но я никогда не увижу твоих страданий. Что помешает мне прийти и спасти тебя от столь ужасной участи?
        Что станет со мной, с нами, что не позволит мне быть рядом с тобой?
        Ангербода снова натянула на них одеяло и ещё теснее прижалась к мужу, чувствуя жар его кожи. Снаружи гремел гром, но Локи по-прежнему не просыпался. Она завидовала тому, каким безмятежным он казался во сне - единственное время, когда он пребывал в спокойствии. И ведь он даже не подозревал о женщине, что так крепко обнимала его сейчас, так не желала отпускать.
        Локи и в самом деле не догадывался, в какой безопасности находится рядом с ведьмой.
        Какая-то часть её души понимала, что их отношения не будут длиться вечно, потому что вечность - это довольно долгий срок, а её мужу быстро всё наскучивало. И тем не менее её вновь и вновь терзал вопрос:
        Где же буду я, когда тебя настигнет столь ужасная судьба?
        После той ночи Локи, казалось, не решался уйти даже ненадолго. Хель и Фенрир были вне себя от радости, увидев его на следующее утро после сна Ангербоды. Они тоже не хотели выпускать его из виду.
        В последующие дни колдунья чувствовала себя тревожно по причинам, которые ей не удавалось точно выразить. Поначалу она подозревала, что это из-за видения, догадывалась, что отчасти тревоги были связаны с беременностью; женщина не могла не гадать, какую форму примет их следующий ребёнок, и это тяготило её.
        Однажды днём она смешивала зелья под пристальным взглядом Хель, которая постоянно металась между матерью и отцом, когда в гости заглянули Скади и Гёрд. В это время Локи играл в перетягивание каната на полу с Фенриром, используя большую кость в качестве верёвки. Это привело к тому, что огромный волчонок протащил его по пещере и до самого порога.
        - Папа, Скади пришла, и с ней ещё кто-то!
        Ангербода напряглась, и они с мужем переглянулись. Через две секунды раздался стук в дверь, и Локи, всё ещё сидя на полу, бросил кость Фенриру, чтобы тот подобрал её. Затем он повернулся ко входу в пещеру и потянулся к дверной ручке.
        - Локи, не надо… - начала было ведьма.
        - Что? Я её не боюсь, - сказал он и, открыв дверь, увидел, как Скади смотрит на него сверху вниз. Хель взвизгнула от восторга и побежала к ней, Фенрир вприпрыжку бросился за ней по пятам - и оба оттолкнули своего всё ещё сидящего на полу отца, который, казалось, оскорбился. Не менее раздражённой выглядела и великанша, которая подхватила малышку на руки и взъерошила шерсть на голове волчонка, ни на секунду не отрывая взгляда от Локи.
        - Что это ты здесь делаешь? - спросила она.
        Локи указал большим пальцем через плечо и сказал:
        - Вообще-то, я её муж.
        И он вскочил на ноги за долю секунды до того, как сапог Скади опустился ровно там, где только что находились его гениталии.
        - Эй! - воскликнула Хель. - Не обижай моего папу!
        - Это он? - возмутилась Скади, игнорируя девочку. Она с яростью посмотрела на Ангербоду, тыча в мужчину пальцем. - Ты замужем за этим? Этот кошмарный тип - твой муж, отец твоих детей, любовь всей твоей жизни и так далее, и тому подобное?
        - Жизнь - это довольно расплывчатый термин, если ты трижды возрождалась из пламени, - проговорила колдунья, отвлекаясь от своего зелья. - «Любовь моего нынешнего существования», вероятно, было бы точнее.
        - А я-то наивно полагал, что ты невысокого мнения обо мне, - сказал Локи.
        Он неторопливо подошёл к ней, демонстративно обнял за плечи и запечатлел на её виске страстный поцелуй. Ангербода закатила глаза и игриво оттолкнула его. Затем она повернулась к Скади, которую буквально распирало от злости.
        - Заходите обе, и давайте что-нибудь выпьем. Если хотите, оставайтесь на ужин. На улице холодно.
        - Мы заметили, - ответила Гёрд, стягивая капюшон и протискиваясь мимо кузины. - И были бы весьма благодарны. Спасибо.
        К удивлению ведьмы, Фенрир подбежал прямиком к девушке и положил кость к её ногам, застенчиво виляя хвостом.
        - Привет.
        - Ну здравствуй. - Ётунша, не колеблясь, наклонилась и потрепала его по голове. Волчонок лизнул её в лицо, а она улыбнулась и почесала его за ушами.
        - У меня раз девять была возможность отрезать тебе твои причиндалы ещё в Асгарде, Плут, знай я, что это именно ты - бесполезный муж моей дорогой подруги. - Скади усмехнулась Локи, когда он плюхнулся за стол.
        Она села на скамью напротив него и усадила Хель рядом. Гёрд налила им по кружке эля и направилась к Ангербоде, намереваясь держаться подальше от разгорающегося конфликта. Локи ухмыльнулся в ответ Охотнице.
        - Ну, очевидно, тебе об этом не доложили, так как моё хозяйство всё ещё на месте. Увидительно, что с таким подходом ещё никто не попытался отрезать что-нибудь тебе.
        - Она заслуживает лучшего мужчины, чем ты, - с чувством произнесла Скади. - Да и кто угодно.
        - Гёрд, ты не поможешь мне с ужином? - устало спросила Ангербода.
        Девушка кивнула, и они принялись свежевать кроликов у входа в пещеру. Несмотря на всё, что Ангербода могла сказать о кузине Скади, она, по крайней мере, никогда не отказывалась помочь.
        - Вблизи твои шрамы выглядят ещё отвратительнее. Почти так же мерзко, как слова, что вылетают из твоего рта, - тем временем говорила Охотница Локи.
        - Мои шрамы просто потрясающие. Не моя вина, что у тебя плохой вкус.
        - Пфф. Если у меня плохой вкус, то у тебя его вообще нет.
        - Почему ты так оскорбляешь мою жену?
        - Сказать, что у тебя нет вкуса, - это не оскорбление в её…
        - Оно самое. Ведь мне-то она определённо по вкусу. Держу пари, что ты и сама не отказалась бы её продегустировать.
        Ангербода повернулась и подняла брови на Локи, затем посмотрела на Скади, чьё лицо стало пунцовым.
        - Что за непристойности, Локи! - воскликнула ведьма, решив, что подруга смутилась.
        Охотница не сводила глаз с Локи и произнесла, чуть громче, чем следовало:
        - А как насчёт того, чтобы продегустировать мой кулак?
        - Нет, спасибо, - ответил Локи так небрежно, словно отказывался от выпивки. - Угрожаешь мне в присутствии детей, Скади? Что ты за богиня такая?
        - Или, ещё лучше, мой нож? - И Скади, не обращая на него внимания, достала тот из ножен - длиной с предплечье и острый как бритва - и многозначительно воткнула в стол. - Как ты думаешь, каков он на вкус, а, Ловкач?
        - Так себе, - ответил Локи, с опаской поглядывая на качающееся лезвие. - В отличие от твоего кулака, да и всех остальных частей тела, если уж на то пошло.
        - Прекратите, вы двое! - прикрикнула Ангербода, но они не обратили на неё внимания.
        - И вот ещё что… - сказала Скади, когда ведьма сложила порубленных кроликов в миску, - я полагаю, ты не в курсе про его вторую семью в Асгарде, не так ли?
        Она бросила взгляд на Хель, которая очень внимательно слушала весь разговор, до смешного широко распахнув свои зелёные глаза.
        - Конечно, в курсе, - ответила Ангербода, многозначительно глядя на подругу. - Во всех подробностях.
        Скади уставилась на неё.
        - Хочешь сказать?..
        - Я же только что сказала. - Ведьма обернулась и увидела, что Гёрд тоже смотрит на неё, но она быстро отвела взгляд и сделала вид, что перекладывает все кроличьи внутренности в котелок, чтобы потом снова вывалить их наружу. Фенрир сунул морду в посуду и принялся быстро поедать содержимое.
        - Если ты знаешь, то как же тогда терпишь? - воскликнула, наконец, Скади, оправившись от удивления. Затем, несколько мгновений спустя, она медленно встала и спросила: - Как ты себя чувствуешь? Ты побледнела.
        - Всё в порядке, - задыхаясь, проговорила Ангербода, одной рукой схватившись за небольшой живот. - Не волнуйся.
        Локи, сидевший напротив, нахмурился и тоже встал.
        - Она плохо спала.
        - Она никогда не спит хорошо, да и вообще мало спит, судя по тому, что мне рассказывала. Неудивительно, что ты этого не знаешь.
        - К твоему сведению, я знаю, и мне это не по душе.
        - А, ну да. Потому что ты образцовый муж.
        - Тихо, вы оба. Пожалуйста. - Ангербода вдруг почувствовала головокружение и покачнулась.
        Через несколько секунд её колени подогнулись, Скади рванулась вперёд и подхватила подругу прежде, чем та упала наземь. Но даже несмотря на поддержку ётунши, ноги её подкашивались.
        «Только не это, опять», - думала женщина, зажмурив глаза, пока Охотница подхватила её под колени и подняла на руки, укачивая, как дитя.
        - Как может быть, что время уже пришло, если малыш такой крохотный? - произнесла Скади с паникой в голосе.
        Крохотный, но он по крайней мере жив.
        Ангербода не размыкала глаз, чувствуя, как крошечное существо ворочается внутри. Она не чувствовала такого же смятения, как в тот раз, когда думала, что Хель погибла в её утробе. Её второй сын, как и этот ребёнок, был вполне жив, когда у неё начались роды.
        - Про Фенрира мы тоже не думали, что он выживет, ведь она носила его всего шесть месяцев, - сказал Локи.
        Он сгреб с кровати все меха и одеяла и сложил их в кучу на полу перед камином.
        - У этого малыша срок ещё меньше, - прошептала ведьма.
        - Положи её туда, Скади. Я устрою её поудобнее. А затем пойди принеси воды из ручья. - Локи указал на ложе, которое только что сделал.
        Сам он порылся в глубине пещеры и достал два ведра и охапку тряпья.
        - Не указывай мне, что делать, - огрызнулась Скади, но всё же положила подругу.
        Когда она выпрямилась, Локи протянул ей вёдра, и они молча мерились взглядами целых тридцать секунд. Ангербода потянул подругу за тунику:
        - Делай, как он говорит. Пожалуйста. У нас нет времени.
        Ётунша неуверенно глянула на неё, но вёдра взяла и вновь посмотрела на Локи:
        - Я готова допустить, что, возможно, ты не так бесполезен, как я полагала.
        Локи не мигая уставился на Охотницу, с такой решимостью, какой Ангербода никогда прежде не видела у мужа. Даже Скади слегка отшатнулась.
        - А я готов, - проговорил Локи с предельной серьёзностью, - принять твою снисходительную уступку и выкинуть её из головы вместе с грудой тех вещей, что не волнуют меня, когда моя жена вот-вот родит.
        Когда Скади открыла рот, чтобы ответить, он холодно продолжил:
        - Уверен, ты не хочешь прямо сейчас ввязываться со мной в перепалку.
        Тогда великанша повернулась к нему спиной и вышла, не проронив больше ни слова. Затем Локи повернулся к Гёрд, и девушка быстро произнесла:
        - Мы с детьми прогуляемся.
        Хель заплакала и вцепилась в ногу Гёрд, а Фенрир спрятался за её спиной и пронзительно заскулил.
        - Займи их чем-нибудь и не пускай сюда, - крикнул мужчина вслед, когда они вышли за дверь.
        Через несколько минут Хель прибежала обратно и, рыдая, вцепилась в отца. Он обнял её на мгновение, а потом повернул к себе и сказал:
        - Почему бы тебе не пойти и не рассказать Гёрд о своих козочках и о всех тех глупостях, что они вытворяют? С мамой всё будет хорошо.
        - Точно, - подтвердила Скади, входя вслед за девочкой с двумя вёдрами воды. Она вылила их в котёл над огнем, отставила вёдра в сторону и присела на корточки, чтобы успокоить Хель, смахнув беспокойство с лица и ободряюще улыбнувшись девочке. - И я тоже хотела бы услышать о твоих козах. Пойдём со мной наружу? А мама и папа пускай побудут одни.
        Роды закончились ещё до наступления темноты, но к тому моменту у Ангербоды не было сил даже сесть. Вместо этого она откинулась на одеяла, которые Локи сложил позади, и спросила, тяжело дыша:
        - Какой он?
        - Я не уверен, - ответил Локи, глядя на то, что его жена только что произвела на свет. Крови почти не было, а последа и вовсе не оказалось, но, похоже, его беспокоило не это.
        - Как это… не уверен? - уточнила ведьма, пытаясь сесть прямо и получше рассмотреть своего новорождённого ребёнка.
        - Ну, он в чём-то вроде мешка… Что это за…
        А потом он взвизгнул и отпрянул назад, широко раскрыв глаза.
        - Что? Что не так?
        Она получила ответ на свой вопрос, когда почувствовала, как что-то скользнуло вверх по её голени, и, поскольку сил отпрянуть не было, она обнаружила, что из-за ноги выглядывает маленькая змейка - смотрит на неё такими же зелёными глазами, как у её отца, брата и сестры, яркими на фоне тёмно-зелёной чешуи. Когда молодая мать удивлённо рассмеялась, змейка пискнула и скатилась ей на колени.
        Малыш оказался длиной почти с руку Ангербоды, но всего в два пальца толщиной. Как и Фенрир при рождении, он был размером больше обычной новорождённой змеи, чей облик принял, но меньше, чем Хель. Ведьма подняла его с колен и прижала к себе, и его раздвоенный язычок коснулся её щеки. У него был только один зуб, с помощью которого он и выбрался из плодного мешка.
        - Сначала полумёртвая девочка, потом волк, теперь змей, - пробормотал Локи. - Похоже, наши дети постепенно становятся всё менее нормальными. Такими темпами следующий будет просто дрожащей кляксой с глазками.
        - А что едят детёныши змей? - вслух подумала Ангербода.
        - Понятия не имею. - Локи сел рядом с женой, и они оба опустили взгляд на своего змеёныша, который теперь осматривал отца и с любопытством щёлкал языком. Как и у Фенрира, у него были умные глаза.
        Такие знакомые глаза… и не только потому, что они были у него отцовские, но и потому, что Ангербода уже видела их прежде.
        В её видении о конце всего сущего. Огромный змей, поднимающийся из волн…
        Она посмотрела на крошечное существо у себя на коленях, взирающее на неё с детской невинностью. Нет. Такого не может быть. Просто не может…
        - Бода? - спросил Локи, растирая её поясницу. - С тобой всё хорошо?
        Колдунья резко вышла из задумчивости. Вздор. О чём я только думаю?
        - Да, конечно, - ответила она, натянуто улыбнувшись. - Как мы назовём этого? Твой черед придумывать имя.
        Мужчина на мгновение задумался и протянул руку. Змей вполз по ней неуклюже, как ребёнок, делающий первые шаги.
        - Ёрмунганд, - объявил Локи.
        - Эй, мы не назовём нашего сына «волшебный посох невероятной силы»!
        - Ещё как назовём. Имя хоть куда. Ведь именно так ты выбираешь имена, Бода. Лепишь слова одно к другому, пока не выйдет что-нибудь осмысленное. Кроме того, его имя не должно быть таким же унылым, как твоё. Правда, Ёрмунганд? - Змейка ткнулась носом ему в подбородок, и Локи торжествующе ухмыльнулся. - Видишь?
        - Я беру обратно свои слова, произнесённые в день, когда мы встретились. Это ты приносишь мне печаль, - ответила Ангербода. - Ах да, и ещё те, когда я сказала, что у тебя отлично подвешен язык.
        - Да, у меня отлично получается давать своим змеиным деткам по-настоящему замечательные имена, если это то, что ты хочешь сказать.
        - Я бы сейчас хотела многое сказать о тебе, - пробормотала женщина.
        - Может быть, он любит мясо. - Локи потянулся к ближайшей миске и вытащил кусок кролика. Ёрмунганд с любопытством осмотрел подношение, а затем раскрыл пасть и попытался проглотить его целиком прямо из руки отца. Кусок был слишком велик для него, поэтому мужчина взял со стола охотничий нож Скади и порубил мясо на мелкие части, а затем снова протянул пищу сыну. На этот раз Ёрмунганд смог его съесть, хотя ему потребовалось некоторое время, чтобы всё проглотить. Затем он скользнул обратно на колени матери и свернулся калачиком.
        Как только Локи убрал испачканные одеяла и помог Ангербоде перебраться на кровать, он попросил Гёрд и Скади привести детей обратно. Вскоре после этого обе женщины ушли, несмотря на предложение хозяйки остаться на ночь.
        - У тебя же только что родился ребёнок, - воскликнула Гёрд, всплеснув руками. - Мы не хотим злоупотреблять вниманием.
        Скади не выглядела столь же уверенной, и когда Локи повернулся к ней спиной, бросила на подругу многозначительный взгляд. Ангербода успокаивающе посмотрела на неё в ответ, как бы говоря: всё в порядке, можешь идти. И Скади не стала задерживаться.
        Хель, казалось, не беспокоило, что и второй её братик родился в облике животного. А возможно, она чересчур сытно поела и устала, чтобы переживать об этом. Обедом ей послужило сушёное мясо из кладовой, а Скади вдобавок отдала ей мясо со своей торелки и напоила козьим молоком. Фенрир же поймал несколько кроликов себе на ужин и, со своей стороны, казалось, был разочарован тем, что Ёрмунганд не оказался ещё одним волчонком, с которым можно было бы вместе играть.
        Позже, когда они с детьми улеглись на кровать, Хель прижалась к Ангербоде и провела пальцем по шраму на груди, как часто делала в раннем детстве, но при этом она не сводила глаз со змейки, свернувшейся на животе матери. В другой руке малышка сжимала фигурку волка, которую Локи сделал ей, когда она была совсем маленькой. Игрушка была сильно потрёпана и со следами зубов, но дочка всё равно любила её и прятала в укромных уголках пещеры для сохранности. Колдунья часто находила её под грудой мехов, когда заправляла постель.
        - Мама, почему он решил стать змеем? - прошептала девочка.
        - Может быть, когда-нибудь он сможет рассказать тебе, - прошептала в ответ Ангербода и поцеловала её в лоб. Образ огромного змея из её видения промелькнул в сознании, как молния, и она так же быстро затолкала его поглубже.
        Ведьма знала, что скоро наступит момент, когда ей придётся разбираться с тем, что она видела, - и змей, и волк… вряд ли это случайное совпадение, что теперь у неё как раз двое сыновей, которые приняли облик существ из видения? - и придется смириться с тем, что всё это значит для неё и её маленькой семьи.
        Но сегодня она просто хотела быть счастливой.
        Локи забрался в постель последним, убедившись, что огонь в очаге не угаснет. Он лёг, прижавшись к Ангербоде, лицом к ней и детям, согнув локоть и подперев голову рукой.
        - Он милый, - произнёс муж, глядя на Ёрмунганда. - В своём роде. Интересно, заговорит ли он, как Фенрир? А ещё - вырастут ли у него огромные клыки и будет ли он есть людей? Вот было бы здорово, да?
        Ангербода снова отбросила мысли о своём видении и вместо этого закатила глаза.
        - Что у тебя за навязчивая идея по поводу поедания людей?
        - У меня много врагов. Так что я считаю, было бы удобно иметь сыновей, которые могут проглотить их целиком. Раз - и нет проблем.
        - Иногда, - ответила Ангербода довольно сухо, - мне хочется, чтобы все наши проблемы наяву решались так же легко, как в твоей голове.
        - И мне, - согласился Локи, натягивая на них меха, и вскоре все уснули.
        Локи почти не покидал их в ту зиму, и Ангербода была благодарна ему за это; сезон оказался долгим и суровым. Большую часть времени они проводили свернувшись калачиком в постели с детьми, не желая тратить слишком много сил на другие дела - хотя дети, казалось, не осознавали этого. Хель всё ещё опасалась Фенрира после того, как он укусил её за руку, но это не мешало им бегать по пещере вместе, восторженно визжа, и, конечно, Локи только поощрял их выплескивать лишнюю энергию. В тёплые дни Ёрмунганд скользил вместе с ними.
        Потом они снова падали в кровать, и Локи рассказывал им истории, пока Ангербода дремала рядом. Этой зимой она спала больше, чем за всё последнее время, - в основном благодаря присутствию мужа и детей, которые в любое время находились не дальше чем в нескольких футах от неё. Их близость помогала укрепить разум против таинственного голоса, который она всё ещё ощущала на периферии своих снов - он, казалось, держался на расстоянии с тех пор, как чуть не отправил её за грань.
        В результате ведьма лишь немного погрузилась в видение, прежде чем смогла отстраниться. Она не нырнула в самую бездну, не узнала всех подробностей, не увидела трагической развязки. И ей хотелось бы, чтобы так всё и оставалось.
        Иногда, когда Локи и Ангербода были уверены, что дети крепко спят, они выскальзывали из кровати и перебирались к очагу. Большую часть времени они просто ленились и нежились в объятьях друг друга, молчали по несколько часов, прислушиваясь к снегопаду и завываниям ветра снаружи, блаженствовали от потрескивания огня, чувствуя его тепло на руках и лицах.
        В таких ночах не было ничего особенного, но колдунья всё равно дорожила ими. Время мало что значило для Ангербоды до появления детей и Локи, но эти четверо дали ей возможность по-особенному ценить те быстротечные тайные мгновения, которые могли показаться обычными для других, но становились важнее для неё всякий раз, когда она их замечала.
        Большую часть зимы Ёрмунганд провёл у матери на шее или свернувшись у неё на груди, впитывая её тепло и не занимаясь ничем другим. Когда он не был с ней или перед очагом, то впадал в глубокий сон. Змей почти ничего не ел, но с наступлением весны оживился и начал бурно расти. Он теперь сам добывал себе пищу в лесу, который в этом году был зеленее, чем когда-либо прежде.
        К началу лета их младший сын в длину сравнялся с ростом отца, то есть вырос довольно длинным, а в толщину был примерно с шею Ангербоды. Она подозревала, что он мог бы проглотить человека целиком, если бы всерьёз попытался, хотя, к её облегчению, он этого не делал. Тем не менее она не спускала с него глаз - Хель стала бы для него лёгкой добычей.
        Дочери исполнилось пять, но она по-прежнему была совсем малышкой. Её волнистые чёрные волосы спадали до талии, а зелёные глаза казались огромными на крошечном бледном лице. Она регулярно помогала матери в саду, но чаще расхаживала взад и вперёд по поляне, очевидно скучая, снова и снова вертя в руках своего игрушечного волка.
        Ёрмунганд ещё не начал говорить, но ему было всего шесть месяцев от роду, так что Ангербоду это не особо тревожило. Иногда его голос звучал в её голове, но только слогами, они не складывались в слова - даже в «маму», первое слово волчонка Фенрира. Они с Фенриром, чья лобастая щенячья голова теперь была на уровне локтя женщины, часто огрызались, шипели и рычали друг на друга, но шутливо, по-братски.
        Локи, конечно, только раззадоривал их. С окончания зимы он не отлучался больше чем на месяц, и ведьму это радовало.
        Заклинатель из снов по-прежнему почти не проявлял себя. Она изо всех сил старалась забыть ужасы, что явились ей в видении той ночью, но обнаружила, что не может запереть это знание так глубоко в подсознании, как хотелось бы. Воспоминания о сходстве её сыновей с чудовищами, которых она узрела, и о кошмарном наказании Локи всегда находили лазейку и всплывали на поверхность. Впрочем, эти мысли исчезали, стоило мужу появиться, ухмыляясь, у входа в пещеру с новой историей наготове. Дети всегда бросались к нему, и, видя наконец его лицо, видя их всех счастливыми, Ангербода чувствовала умиротворение.
        Однажды, когда Локи и Хель загорали в траве на поляне, она уловила обрывок их разговора, пока готовила ужин. Ёрмунганд обвился у неё вокруг талии и положил голову на плечо. Он становился слишком тяжёлым, чтобы носить его на себе, но она не возражала.
        - Я не знаю, Хель, - услышала она голос мужа. - По-моему, у Фригг самая длинная борода.
        - Нет, папа. Она - коза-девочка. У неё не может быть самой длинной бороды, - ответила дочь с непоколебимой уверенностью пятилетнего ребёнка. - Самая длинная - у Одина, видишь? Ты говорил, что он мудрее всех коз, значит, и борода у него самая-самая.
        - А мне всё-таки кажется, что у Фригг длиннее. У коз-девочек ведь тоже есть бороды и рога, как и у коз-мальчиков.
        - Ах, ну в таком случае это у Тора самая длинная борода.
        - Я по-прежнему считаю, что у Фригг.
        - Нет, ты ошибаешься. А почему вообще у коз-девочек растут бороды и рога?
        - Точно не знаю, но именно из-за этого я и назвал их вперемешку. Помнишь?
        - А мама сказала, что это просто очередная твоя выходка.
        - Правда? Так и сказала?
        - Да. Она сказала, что ты сделал это нарочно, потому что ты дурачок.
        - Зачем ты отравляешь разум моей дочери своей гнусной ложью? - крикнул Локи в направлении пещеры.
        - Разве это не ты заявил ей на днях, что шрамы у тебя на губах появились от драки с белкой, которая взбирается на Иггдрасиль? - крикнула в ответ Ангербода, и Ёрмунганд ткнулся головой ей в подбородок. Обычно она понимала это как знак того, что ему весело.
        - Сначала это была словесная баталия, - подтвердил Локи Хель, потому что та бросила на него подозрительный взгляд, как Ангербода заметила с того места, где стояла. - А потом она захотела, чтобы я замолчал, и вцепилась мне в лицо своими беличьими коготками.
        Мужчина изобразил пальцами когти и пощекотал девочку, а та захихикала и с воплями откатилась от него. Ёрмунганд отцепился от матери и скользнул на поляну, Фенрир последовал за ним, спрыгнув со своего места у входа в пещеру и набросившись на отца, - и вскоре все четверо превратились в один визжащий клубок из тел. Как ни очарована была Ангербода подобным зрелищем, ей всё же пришлось позвать их ужинать. Впрочем, никто не обратил на неё внимания, хоть она и попробовала окликнуть их ещё дважды. Так что, подхватив полное ведро, она вышла из пешеры и окатила их водой.
        - Ужин готов, - спокойно произнесла женщина и опустила ведро. - С тобой всё в порядке, Хель?
        Дочь, пытаясь отдышаться, кивнула. На мгновение Ангербода уловила намёк на синеву в губах и кончиках пальцев девочки, но всё прошло, когда та успокоилась. Сама Хель, казалось, почти не беспокоилась о своём состоянии, но колдунья не могла не переживать. Наверное, это был материнский инстинкт.
        - Фенрир, отряхнись, прежде чем войти. И ты, Локи, тоже, - напомнила она обоим.
        Но муж, конечно, подошёл поближе, чтобы тряхнуть мокрыми волосами прямо ей в лицо, и за это она шлёпнула его ложкой.
        - Иногда мне кажется, что я воспитываю четверых детей, а не троих.
        - Можем и четвёртого. - Локи обнял её за бёдра и прижал к себе.
        За столом Хель хихикнула и отправила в рот ложку тушёного мяса. Фенрир и Ёрмунганд сидели по обе стороны от сестры, но так как они уже наелись до отвала, то рагу им не полагалось. Впрочем, они и не ели ничего из того, что готовила мать, поэтому Ангербода поставила перед ними по тарелке, доверху наполненной кусками сырого мяса.
        Её сыновья решительно не умели вести себя за столом прилично. Честно говоря, есть без них было бы даже приятней, но ей не хотелось, чтобы они чувствовали себя отчуждённо.
        - Только если на этот раз рожать будешь ты, - легко согласилась Ангербода. - Вдруг тогда это будет не дрожащая клякса с глазками.
        - А может, и будет, и мне придётся носить его на перевязи.
        - Ты до сих пор носишь так Хель.
        - Это потому, что она меня так сильно любит. И кстати, может быть, наша клякса вырастет такой большой, что проглотит все Девять Миров, и тогда всем нам придёт конец.
        - Хочешь сказать, что конец света наступит из-за того, что один из наших детей всё проглотит? - Дрожь пробежала по её спине, и ведьма в очередной раз отогнала мысль о видении. Ей было очевидно, что лучше не напоминать ему о том, что она узрела той ночью и попыталась описать… Тем более женщина не была уверена, что сдержится, если от её тревог вновь отмахнутся, поэтому держала рот на замке.
        - Я всё ещё считаю, что мы должны научить их пожирать людей. Думаю, у Хель это получится особенно хорошо, несмотря на её маленький ротик. Только посмотри, как она пожирает свой ужин.
        Ангербода подтолкнула его в сторону скамьи.
        - Почему бы тебе не использовать свой большой рот для чего-нибудь полезнее болтовни и наконец не поужинать?
        - Мой рот много в чём полезен, вот, например…
        - Сколько раз я просила тебя не произносить непристойностей при детях? - прервала его колдунья, потому что муж всё ещё придерживал её за бедра, и она предчувствовала, что сейчас последует какое-то фривольное замечание.
        - Полагаю, ты просто слишком хорошо меня знаешь, - парировал он, отпуская её, затем повернулся и начал корчить рожи Хель, которая хихикала как сумасшедшая, пока чуть не подавилась едой.
        Как бы её ни раздражало подобное поведение за столом, Ангербода понимала, что навсегда сохранит в сердце такие чудесные дни и будет лелеять их в воспоминаниях, ибо что-то подсказывало ей, что они будут редкими и мимолётными.
        Вскоре после этого Гёрд объявилась однажды утром у двери в пещеру с корзиной, полной мотков некрашеной шерсти, и решительным взглядом, которого Ангербода никогда прежде у неё не видела.
        - Я пришла, чтобы позаниматься с Хель, - заявила ётунша как ни в чём не бывало. - Ты говоришь, что ей скучно копаться в саду, а все остальные домашние дела слишком утомительны для неё, так что всё, что ей остаётся, - просто слоняться вокруг. Так вот, я собираюсь научить её делу, которое поможет занять руки. Я видела, как она от нечего делать теребит своего игрушечного волка - скоро от него ничего не останется.
        Ангербода поднялась из грядки и сдвинула соломенную шляпу на затылок, чтобы лучше видеть Гёрд. Потом перевела взгляд на Хель, которая сидела, с несчастным видом рисуя палкой на земле возле деревьев, в то время как её братья охотились, и снова на Гёрд. Ведьма, конечно, умела шить и ткать, но её это никогда особенно не интересовало.
        - Сделай такое одолжение, - ответила наконец она. - А чему ты хочешь научить малышку?
        Гёрд только улыбнулась.
        - Можно я вытащу скамейку наружу?
        Ангербода кивнула, и ётунша жестом поманила Хель подойти. Девочка поплелась через поляну и плюхнулась на скамейку рядом с Гёрд, а Ангербода вернулась к прополке грядок, но внимательно прислушивалась к разговору.
        - Это зовут вязанием иглой, - начала рассказывать гостья, доставая пару носков. Похоже, они были сделаны из той же шерстяной пряжи, что лежала у Гёрд в корзинке, а один носок был готов лишь наполовину. Нитка, что шла от него, была продета в самую большую иглу, которую когда-либо видела Ангербода, толщиной в половину её пальца, вырезанную из гладкого дерева.
        - Какие странные, - протянула Хель, разглядывая носки. - Почему они такие большие? Они на огра?
        - Я намочу их и буду тереть друг о друга, и волокна затянутся так плотно, что вода не сможет проникнуть внутрь. После этого они станут подходящего для человека размера. Видишь? - Она полезла в корзину и вытащила варежку, связанную точно так же, но более плотными и ровными рядами. Ангербода была под впечатлением.
        Хель взяла у Гёрд варежку и с любопытством провела по ней маленькими пальчиками.
        - Как интересно!
        - Это очень просто, - с улыбкой сказала ётунша. - Смотри! Возьми вот этот кусок пряжи, обмотай его вокруг пальца и…
        К тому времени, как Гёрд ушла от них в тот день, Хель так увлеклась вязанием, что её руки не останавливались с того момента, как гостья передала ей иглу и шерсть. Ангербода горячо поблагодарила подругу, хотя, возможно, это было несколько преждевременно - дочь не прекращала возиться с пряжей даже для того, чтобы поесть, и её не удалось соблазнить даже овсяными лепёшками и мёдом.
        - Ты связала замечательную заготовку. А что это будет? - спросила Ангербода позже вечером, когда она пыталась уложить их всех спать. - Но сейчас пора в кровать.
        - Я пока просто тренируюсь, мама, - сказала Хель.
        Лишь с большой неохотой она позволила забрать на ночь иголку и пряжу. Хотя Ангербода была благодарна Гёрд за то, что она придумала Хель какое-то занятие, но весьма опасалась, что подруга попросту придумала её дочери новое пристрастие.
        Однажды в конце лета, когда Локи не было уже почти неделю, Гёрд заглянула проверить, каковы успехи Хель в рукоделии. Ангербода пригласила её остаться на ночь, чтобы ей не пришлось торопиться домой в темноте, и кузина Скади с радостью согласилась, так как опасалась ходить по Железному Лесу в одиночестве даже при дневном свете, не говоря уж про ночную пору.
        Ведьма понимающе кивнула, хотя, будучи её домом уже много лет, этот лес был для неё безопаснее любых других мест во всех Девяти Мирах. Но в то же время она втайне радовалась, что посторонних он по-прежнему пугает - это означало, что её семью и далее не станут тревожить. А большего ей было и не нужно.
        - Я не видела Скади уже две недели, - произнесла Ангербода. Был ранний вечер, и женщины сидели за столом, в то время как Фенрир и Ёрмунганд боролись на поляне, а Хель, сидя на траве, возилась со своим вязанием, пока ещё было светло. - У меня почти закончился эль.
        - В Ётунхейме поговаривают, что в Асгарде что-то назревает, во всяком случае, так слышали мои родители. Возможно, её призвали на совет - в конце концов, она теперь числится среди богов, - сказала Гёрд. - Спроси об этом своего мужа, когда он вернётся.
        - Да, но я хочу знать, что происходит на самом деле. А это значит, мне лучше подождать и спросить Скади, а не его, - ответила ей ведьма, а про себя добавила: «И кроме того, с ней я, скорее всего, увижусь раньше».
        - Почему это?
        «Потому что я никогда не уверена, говорит ли он мне всю правду или нет», - подумала Ангербода, но вслух ответила:
        - Он склонен чрезмерно приукрашать свои слова. Скади рассказывает о произошедшем куда незатейливее.
        - Под «незатейливее» ты подразумеваешь «скучнее»?
        - Нет, я имею в виду именно «незатейливее». Истории у неё не скучные. Однажды я слушала их целую зиму и ни разу не заскучала.
        - У неё всё сводится к тому, кто кого застрелил или заколол. Прямо как у мужчин.
        - А как тогда у женщин?
        - Возможно, так, как рассказывает твой муж. Размахивая руками и всё такое. - Гёрд на мгновение задумалась, и прежде чем Ангербода успела возразить, что манера изложения не обязательно должна быть связана с полом рассказчика, ётунша продолжила:
        - Тебя не смущает, что он разговаривает немного женственно? Он весьма красив, если мне будет позволено это сказать, но после нашей единственной встречи… и со слов Скади… у меня сложилось впечатление, что он как будто бы немного не в себе.
        Ангербода рассмеялась.
        - Это ещё мягко сказано.
        - Ты про его внешность или про своеобразное поведение?
        - Про то и другое.
        - Почему ты так говоришь?
        В этот момент ведьма услышала заливистый лай Фенрира и радостный визг Хель, и через несколько секунд в дверях появился Локи, с дочерью, сжимающей клубок пряжи, на одной руке, Ёрмунгандом, обвитым вокруг талии, и Фенриром, возбуждённо покусывающим его за пятки.
        Одет он при этом был в женское платье и накидку для волос, и Ангербода при виде этого расхохоталась прямо в свою миску. Когда же она перевела взгляд на Гёрд, то увидела, что у девушки буквально отвисла челюсть и рагу капает на стол.
        - Вот поэтому и говорю, - прокомментировала колдунья.
        - Что говоришь? - с невинным видом поинтересовался Локи; он поставил Хель на пол и отошёл от Ёрмунганда, который скользнул прочь. Дочь забралась на кровать и снова продолжила вязать.
        - Мы как раз обсуждали твою мужественность, - заявила Ангербода с невозмутимым видом, и Гёрд подавилась тем немногим, что ещё осталось у неё во рту.
        Локи посмотрел на своё платье, потом поднял взгляд на жену:
        - В смысле мою мужественность в целом или какие-то конкретные части тела?
        - Вообще-то первое, но, вероятно, рано или поздно перешли бы и к остальному, - ответила ведьма, а Гёрд, покраснев, отвернулась и принялась гладить Фенрира.
        - Почему ты всегда так любишь поговорить о том, что у меня в штанах? - спросил Локи. - А сейчас, если точнее, под подолом платья.
        Ангербода пожала плечами.
        - Это входит в список моих интересов, ты же отец моих детей и всё такое. Почему ты так вырядился?
        - Знаешь, вообще-то, с этого тебе следовало начать: выразить беспокойство по поводу того, что твой муж пришёл домой в платье. Разве ты не удивлена?
        - Я не удивлена и даже не обеспокоена. Подозреваю, что так выглядит обычный день твоей жизни, любовь моя, один из многих. Хотя, как я уже сказала, мне любопытно услышать предысторию.
        - Вы всегда так разговариваете друг с другом? - вслух поинтересовалась Гёрд.
        - Совершенно верно, - сказала Ангербода, а Локи одарил ётуншу самым милым взглядом, на какой только был способен:
        - Не могла бы ты присмотреть за этими тремя, пока я расскажу жене одну историю?
        - Я совсем не против, - быстро согласилась Гёрд, потому что ей, очевидно, совсем не хотелось и дальше присутствовать при их разговоре.
        - Мы ненадолго, - сказала ведьма, целуя на прощание детей. Хель никак на это не отреагировала, настолько она была сосредоточена на своем вязании, а Ёрмунганд ласково прищёлкнул языком.
        - Можете не торопиться, - добавила ётунша, по-прежнему похлопывая Фенрира по животу. - Я как раз собиралась помочь Хель с вязанием.
        И они ушли, собираясь в полной мере воспользоваться её советом.
        Локи вёл Ангербоду по темнеющему лесу, пока они не оказались у ручья, который практически вышел из берегов из-за летних дождей. Они забрались так далеко, что оказались за пределами защитных чар, но так как детей с ними не было, женщина убедила себя, что всё в порядке. Её волновало только ощущение своей руки в его.
        Лишь ведьма снова собралась спросить его о платье, он стянул его и, отбросив в сторону, поцеловал её так, словно не видел целую вечность, а после поцелуя потянул на травянистый берег. Когда всё закончилось, они ещё некоторое время просто лежали, глядя на полную летнюю луну, вспотевшие и задыхающиеся. Потом Ангербода приподнялась и поинтересовалась:
        - Так что там по поводу тебя в платье?
        - Точно, платье!
        Локи тоже поднялся и передвинулся, чтобы сесть на большой камень, нависающий над ручьем. Женщина устроилась рядом с ним, и он приступил к рассказу:
        - Итак, однажды утром Тор проснулся и не смог найти свой молот, Мьёльнир.
        - Как же он мог потерять столь важную вещь?
        - Честно говоря, сам Тор, образно выражаясь, не самый острый топор в арсенале Асгарда. Как бы то ни было, он не нашёл его тем утром и по какой-то причине первым делом пришёл ко мне - вероятно, думая, что я его взял.
        - А это и правда был ты?
        - В кои-то веки я оказался ни при чём! Так вот, он пришёл ко мне, и мы решили, что это происки великанов.
        Ангербода нахмурилась:
        - Это первое, что пришло тебе в голову? Обвинить своих?
        Локи махнул рукой.
        - Нет, нет, видишь ли, Тор использует молот в основном только для сражений с ётунами, так что он не особенно признаёт других врагов.
        Ведьма молчала, глядя на воду внизу, и ей захотелось поболтать в ней ногами.
        - Поэтому я сказал, что, вероятно, должен выяснить, кто всё-таки его взял, - продолжал Локи, тоже опуская ступни в ручей. - Итак, мы пошли к Фрее и попросили её плащ сокола…
        - Ради всех Девяти Миров, зачем тебе понадобился плащ Фрейи, если ты можешь превращаться в сокола по своему желанию?
        Мужчина открыл было рот, чтобы ответить, но ничего не произнёс и лишь пожал плечами.
        - Может, потому, что ты хотел усложнить ей жизнь? - рискнула предположить Ангербода.
        - Именно - потому что я хотел усложнить ей жизнь! - с удовольствием подтвердил он. - Потому что знаю, как сильно Фрейя ненавидит одалживать свои вещи. Но она дала мне плащ в этот раз, ведь её попросил сам Тор. Итак, я полетел в Ётунхейм и встретил великана по имени Трим, который признался, что действительно украл молот Тора - кто бы ещё сказал мне, каким образом? - и отдаст его, только если получит Фрейю в жены. Я вернулся, и Тор велел мне не снимать волшебную накидку, потому что, как только я сяду, всё тотчас забуду…
        - Это так похоже на тебя, любовь моя.
        - Совсем не похоже.
        - Да неужели? Ты помнишь, что ел сегодня утром на завтрак?
        - У меня был очень насыщенный день.
        - Так я и подумала.
        Локи скорчил гримасу и продолжил:
        - Так вот, я рассказал им, что молот у Трима и он обменяет его только на Фрейю, но та отказалась в подобном участвовать. Что было очень неудобно для богов, поэтому они собрали совет, чтобы решить, что делать дальше. А потом Хеймдалль, страж моста и мой заклятый враг…
        Ангербода подняла брови.
        - У тебя есть заклятый враг?
        - Он видит всё на свете, Бода. Как если бы Один решил постоянно сидеть в своем кресле и непрерывно осматривать все Девять Миров. Вот таков Хеймдалль. Из-за него очень трудно незаметно перемещаться по Асгарду, а я очень часто этим занимаюсь. Так или иначе, он предложил одеть Тора как Фрейю и отправить его на свадьбу с Тримом. - Локи вздохнул с лёгкой завистью. - Вот бы мне самому пришла в голову такая блестящая идея.
        - И Тор обрадовался такому предложению?
        - Конечно, нет. Он заявил, что его мужское достоинство сильно пострадает, но обошёлся при этом меньшим количеством слов. На что я посоветовал ему заткнуться и просто сделать это и сказал, что я отправлюсь с ним под видом его служанки.
        Ангербода фыркнула.
        - Так вот зачем ты надел платье. Но ты ведь можешь менять облик - ты и раньше принимал женские обличья, так почему было просто не превратиться в женщину?
        - Потому что это было бы не так весело, - сказал Локи. - Итак, мы нарядили Тора и отправились в Ётунхейм, но он даже не пытался притворяться и вёл себя как обычно, так что мне пришлось постоянно его прикрывать. Затем, наконец, великаны принесли молот в качестве свадебного подарка, Тор схватил его и всех там поубивал.
        Ангербода ничего не ответила.
        - Вот так сын Одина получил свой молот обратно, - заключил мужчина, - а я оказался в платье. Это произошло сегодня вечером - как только мы вернулись в Асгард, я направился сюда. Разве не замечательная история?
        - Она закончилась пиршественным залом, полным наших мёртвых сородичей, - глухо проговорила ведьма.
        Локи поморщился.
        - Сородичей? Держу пари, мы никого из них даже не знали. Это были худшие представители ётунов. Глупые, грубые, злобные. Они нам не родственники и не наша семья. И вообще, какое тебе до них дело?
        Ангербода жестом указала на себя и на мужа.
        - Мы с тобой оба великаны. И насколько я знаю, некоторые из убитых могли торговать со Скади или Гёрд, или использовали мои зелья, или…
        - Кстати о Скади. Она так разозлилась, когда узнала, что Тор убил всех на пиру. Она уже готова была покинуть чертог Одина, как вдруг он потребовал, чтобы она сказала, на чьей стороне находится.
        Женщина без труда представила себе это.
        - И как она поступила?
        - Так и не приняла ничью сторону. И поверь мне, асов это действительно очень обеспокоило. Но Ньёрд высказался от её имени, и поэтому они не затаили злобы. - Локи посмотрел на луну. - Он объяснил, что Скади сильно привязана к этой земле и её обитателям, какими бы гнусными они ни были. Ньёрд понимает это, так как он так же любит море. Возможно, они всё-таки не такая уж плохая пара.
        Ангербода хмурилась, погружённая в свои мысли. Муж взглянул на её серьёзное лицо и показал язык. Вместо ответа она столкнула его в воду и подтянула ноги к груди, чтобы он не смог и её стащить.
        Но Локи даже не попытался этого сделать. Более того, в течение нескольких мгновений он не показывался на поверхности, и ведьма на полном серьёзе начала беспокоиться, что мужчина утонул, когда он вынырнул и выпустил в неё струю воды. Она подняла руки, чтобы укрыться, и засмеялась.
        - Иди сюда, - позвал он. Уровень воды в ручье был высоким - она доходила Локи до бедёр, хотя обычно едва достигала колена.
        Ангербода соскользнула в воду, не сводя с него глаз.
        - Ты что-то затеваешь.
        - Нет, - невинно ответил он, и она покачала головой. Стоило ей оказаться в воде, он начал плескаться, а когда ведьма вскрикнула и попятилась - засмеялся, прыгнул вперёд и окунул её с головой. Когда она вынырнула на поверхность и попыталась в отместку тоже пустить ему в лицо струю воды, он успел уклониться. Так что ей пришлось удовольствоваться малым и просто обрызгать его.
        Затем Локи притянул жену к себе, и она провела рукой по тонкой дорожке волос на его животе. Его губы, как всегда, оказались на уровне лба, чем он не преминул воспользоваться, запечатлев поцелуй.
        - Мы так давно живём, - вдруг произнёс он. - Я имею в виду, что тысячу лет назад мы уже существовали. Не так, как сегодня, но вроде того. И по крайней мере некоторым из богов люди в Мидгарде поклонялись даже тогда. Представляешь?
        Ангербода пожала плечами, потом кивнула.
        - Тебя это беспокоит?
        - Немного. - Локи отступил на шаг и откинул её длинные мокрые волосы с лица. - Просто… я знаю тебя так давно, и всё же иногда мне кажется, что времени прошло совсем мало. Неужели и остальная наша совместная жизнь пролетит так же быстро? Будем ли мы меняться и дальше, как было раньше, или мы останемся такими, как сейчас, навсегда - потому что такими нас запомнит больше людей?
        Колдунья ничего не ответила. Она подняла голову, чтобы посмотреть на него, и они соприкоснулись носами. В его глазах Ангербода увидела, что сказанное заботит его больше, чем он хотел бы признать.
        - Что люди будут думать о нас через тысячу лет, если вспомнят наши истории? - прошептал он. - Я буду считаться лучшим среди богов или худшим?
        Женщина взяла его лицо в ладони, провела большим пальцем по изуродованным губам.
        - Не думай об этом. Ты не можешь повлиять на то, что о тебе скажут через тысячу лет. Да и что для нас тысячелетие? Люди могут молиться Одину, Тору и даже Скади, но все они рано или поздно умрут, будь то от битвы, болезни или старости. И при чём тут истории, о которых ты говоришь?
        - Люди умирают. А истории живут в стихах и песнях. В сказаниях об их деяниях. В легендах о богах. - Он сердито отстранился от неё. - Почему мне не поклоняются, как остальным? Что есть бог без поклонения? Что это говорит обо мне? Живу среди них, но никогда не равный им. Не один из них.
        - Тебе всё это действительно так важно? - спросила Ангербода. - Поклонение и известность? Неужели именно поэтому ты затеваешь все свои проделки, просто чтобы привлечь внимание? Чтобы тебя помнили в каком-то отдалённом будущем?
        - Лучше так, чем прятаться в пещере на краю мира и всего бояться, - выкрикнул Локи ей в лицо, и его покрытые шрамами губы скривились в презрении. - Ты не понимаешь. Ты никогда не поймёшь, потому что всё, что запомнят о тебе, - это имя, которое ты выбрала для себя, Ангербода. Не то чтобы ты была Гулльвейг, не что-то ещё. Тебя будут знать лишь как мою жену, породившую чудовищ, потому что ты сама не ищешь для себя другой роли.
        Ангербода почувствовала себя так, словно её ударили в грудь ногой. Всё, о чём она могла отстранённо думать, - это насколько отчётливо её боль отразилась в её чертах, раз жестокость на лице Локи немедленно сменилась тревогой.
        - Мне не следовало так говорить, - неуверенно произнёс он, дотрагиваясь до её ладони. - Пожалуйста…
        Её голос был мертвенно ровным и спокойным, когда она отдёрнула руку.
        - Чудовищ?
        - Бода, я…
        - Чудовищ?! - Ведьма с размаху ударила его по лицу, так, что он отшатнулся, а затем выскочила из воды и натянула платье. - Ты можешь говорить обо мне всё, что хочешь. Но о наших детях не смей даже…
        Но тут Ангербода услышала вой Фенрира, и через несколько секунд тот выскочил из-за деревьев с Ёрмунгандом, скользящим рядом. Она слышала, как Гёрд и Хель тоже шумят неподалёку, направляясь по подлеску в их сторону.
        - Мама, здесь кто-то есть. В нашем лесу чужие - я слышал их, я чувствую их запах, - произнёс мысленно Фенрир, и она крепко обняла его, а Ёрмунганд коснулся её лодыжек.
        Гёрд и Хель появились секундой позже, и девочка прыгнула в объятья к матери и, всхлипывая, крепко обхватила за талию.
        - Вам всем нужно вернуться за границу охранных чар, - сказала Ангербода со всё нарастающим беспокойством. Она очень старалась, чтобы её голос звучал ровно. - Сейчас же.
        - Мне очень жаль. Прости. - Гёрд задыхалась от быстрой ходьбы. - Они все просто бросились бежать, один за другим. Я пыталась заставить их вернуться, но…
        - Локи? - раздался дрожащий голос с противоположного берега, и все обернулись.
        Из тени на другой стороне ручья вышла женщина в плаще из перьев. Её наряд был великолепен, как будто она только что вышла из пиршественной залы, а каштановые волосы были уложены в высокую причёску и украшены золотыми нитями. Её мягкие карие глаза казались огромными в лунном свете, и они были устремлены прямо через реку: на детей Ангербоды.
        - Что ты здесь делаешь? - спросил её Локи с едва скрываемой паникой на лице.
        - Я заблудилась, - произнесла женщина, медленно переводя взгляд с детей на него. - Одолжив у Фрейи плащ сокола, я последовала за тобой, когда ты покинул Асгард. Мне хотелось, наконец, узнать. Увидеть всё собственными глазами. А сегодня вечером, кажется, самое подходящее время, пока все отмечают обильными возлияниями возвращение молота Тора. Все, кроме тебя.
        Она сделала несколько неуверенных шагов вперёд:
        - Кто они… такие?
        Ангербода почувствовала, как Гёрд скользнула в тени позади неё, и её руки инстинктивно сжались вокруг дрожащих детей. Ибо она понимала, кто эта незнакомка. Ведьма видела её прежде во сне, и её лицо вызывало из памяти фрагменты той части видения, которую она изо всех сил пыталась забыть: пленение Локи. Его мучения. Женщина рядом с ним.
        Другая женщина, а не Ангербода.
        - Кто они? - снова спросила пришедшая.
        Всё ещё находясь в реке, Локи поднял руки ладонями вверх в знак капитуляции и сделал шаг к ней.
        - Ты знаешь о них. Я уже рассказывал, это не должно тебя удивлять.
        Воцарилось молчание, свидетельствующее об обратном.
        - Сигюн, - продолжил Локи, - это Ангербода. И наши дети.
        - Она в курсе, что я тоже твоя жена? - громко поинтересовалась колдунья. - Или ты называешь меня так только наедине, но не представляешь в этом статусе посторонним?
        Мужчина вздрогнул и посмотрел на неё через плечо.
        - Она знает. Я не лгал ни одной из вас. Это правда.
        - Ты не рассказал мне о природе своих детей, - процедила Сигюн сквозь стиснутые зубы. - Я верила, что ты честен со мной. Я доверяла тебе…
        Она казалась испуганной, и Ангербода не смогла удержаться, чтобы не спросить громким, ясным и холодным голосом:
        - И какова же природа моих детей?
        Сигюн повернулась к ней, как будто увидела впервые. Выражение её лица было совершенно бесстрастным, но ведьма знала, что она принимает решение.
        Ангербода так часто представляла эту встречу и всегда говорила себе, что, оказавшись лицом к лицу с другой женой своего мужа - а женщина была уверена, что это рано или поздно произойдёт, - она справится с ситуацией с таким достоинством и изяществом, на какое только способна. Но сейчас, в этот момент, колдунья обнаружила, что не может сдержать презрения на лице, пока соперница оценивающе смотрела на неё.
        - Итак? - поторопила она пришедшую.
        От её тона выражение лица Сигюн исказилось, как и у самой Ангербоды, и вот уже обе женщины уставились друг на друга с нескрываемой неприязнью. Сыновья ведьмы немедленно почувствовали это и кинулись на защиту своей матери: Фенрир выпрыгнул перед Гёрд и зарычал, оскалив зубы, а Ёрмунганд зашипел и отклонился, как будто готовясь броситься в атаку.
        И это, казалось, окончательно напугало Сигюн.
        - Они же как дикие звери, - произнесла асинья, отступая от берега реки. - Они… настоящие чудовища.
        Глаза Ангербоды словно заволокло красной пеленой.
        В одно мгновение она освободилась от железной хватки Хель и бросилась в воду, намереваясь свернуть шею женщине, стоящей на той стороне ручья, желая только одного - разорвать её на части, но Локи схватил её за талию и заставил вернуться к берегу.
        - Не надо, - взмолился он. - Клянусь, обычно она не ведёт себя так, просто напугана. Она не понимает…
        - Отпусти меня! - зарычала колдунья, отбиваясь. - Отпусти меня, отпусти! Разве ты не слышал, что она только что сказала?!
        Локи съёжился, потому что он сам произнёс нечто подобное всего несколько минут назад:
        - Да пойми же ты…
        - Хватит, - произнесла Ангербода. Породившая чудовищ. Его слова были непростительны. Но услышав, как их повторила незнакомка - богиня, - она ощутила, как внутри неё рушатся барьеры самообладания. Пальцы её скрючились, и она перевела взгляд на женщину, направляя каждую унцию своей ярости в её сердце.
        Ты назвала моих детей чудовищами…
        Я заставлю тебя взять эти слова назад.
        Она закрыла глаза и замерла в руках мужчины, роясь в глубинах своего сознания в поисках воспоминаний о гибели миров. Когда она отыскала их, то перестала сдерживаться и позволила себе наконец принять это знание.
        Склонив голову и нахмурив брови, колдунья с закрытыми глазами перебирала моменты видения, пока не нашла то, что искала. И тогда она улыбнулась.
        - Бода? - осторожно проговорил Локи. Его хватка немного ослабла, но не настолько, чтобы она смогла вырваться, если снова захочет броситься на Сигюн. - Что ты?..
        Мокрые волосы ведьмы падали ей на лицо, голова всё ещё была опущена, а глаза закрыты, когда она обратилась к женщине на другом берегу ручья.
        - Ты считаешь, что имеешь право судить меня, судить моих детей, судить мой народ, - прошипела Ангербода. - Ты и другие боги думаете, что имеете на это право. Но мне известно кое-что, чем я хотела бы поделиться с тобой.
        Колдунья вскинула голову и открыла глаза, оказавшиеся мертвенно-белыми, заставив Сигюн ахнуть и отступить назад, прежде чем Ангербода вновь заговорила.
        И когда она вновь заговорила, голос её звучал не так, как обычно; её слова сопровождались глубоким, хриплым шепотом, какофонией мертвых, говорящих в унисон с ней.
        - Отбрось надежду, Сигюн, - прохрипела ведьма. - Ибо твои боги в конце концов оставят тебя.
        - Локи, - прошептала асинья, - о чём она говорит?
        Локи ослабил хватку и отступил от Ангербоды, на его лице отразились замешательство и беспокойство. Затем он, казалось, в одно мгновение осознал, что происходит, - как будто его воспоминания о том, что она рассказала ему о сейде, вернулись, - и он схватил её за руку и встряхнул.
        - Прекрати это, Бода.
        Она не обратила на него внимания.
        - Знание будущего - тяжкое бремя.
        Это было то, чего колдунья не пожелала бы никому - вернее, никому другому. Но этой ночью Сигюн доказала, что более чем заслуживает подобного наказания. И хотя ведьма знала всё грядущее, что должно произойти, она поделится лишь одним обрывком пророчества, только этим:
        - Твои сыновья будут страдать в руках асов, - нараспев произнесла Ангербода, всё ещё не сводя глаз с соперницы. - Хочешь узнать, как именно?
        - Это не выход. - Локи встряхнул её ещё сильнее. - Прекрати это!
        - О чём она говорит, Локи? - повторила богиня. - Что с ней? И почему её глаза такие?..
        Ведьма подняла руку и указала на неё пальцем, и Сигюн внезапно вскрикнула и рухнула на колени, зарывшись руками в волосы.
        - Прекрати сейчас же! Что ты с ней делаешь? - в панике вскричал Локи, схватив колдунью за плечи и становясь между ней и другой женой. - Ангербода, пожалуйста…
        Сигюн по-прежнему плакала, закрыв глаза и качая головой, словно желая, чтобы видение исчезло.
        - Нет, нет, нет! Я не хочу этого видеть, не хочу этого знать!
        - Брат погибнет от руки брата, - нараспев произнесла Ангербода, полностью игнорируя мужа.
        - Я умоляю тебя. - Локи перестал трясти её, но не убрал рук с плеч и наклонился ближе, шепча, уговаривая. - Прекрати это.
        Но колдунья по-прежнему не обращала на него внимания.
        Сигюн повалилась на землю, рыдая:
        - Пусть это закончится… Пусть закончится…
        - Ангербода, хватит! - раздался новый голос из-за спины Сигюн.
        Этот звук заставил ведьму резко выйти из транса и пошатнуться, а восстановив равновесие, она увидела Скади, выходящую из-за деревьев на противоположном берегу. На мгновение Охотница смутилась, как будто развернувшаяся перед ней сцена оказалась не такой, как она ожидала: асинья казалась невредимой, за исключением того, что тихо плакала, а Ангербода и Локи находились достаточно далеко, чтобы причинить ей вред.
        По крайней мере, физически.
        Скади опустилась на колени рядом с Сигюн, прошептала несколько слов утешения и помогла ей подняться на ноги. Утирая слёзы, богиня сильно дрожала, её лицо выражало противоречивую смесь ужаса и стыда.
        - С тобой всё в порядке? - спросила ётунша. Она бросила взгляд через ручей на Гёрд и детей, а затем, наконец, на Ангербоду, и её осенило: - Это… Сигюн, это первый раз, когда ты встретилась с… детьми? - Слова «и с другой женой» повисли в воздухе невысказанными, но очевидными для всех присутствующих.
        Женщина посмотрела на неё с болью в глазах.
        - Ты знала? Даже ты? И тебе не пришло в голову сказать мне об этом? Я думала, мы подруги.
        Внезапно Ангербода почувствовала глубокую пустоту в груди, и всё её тело словно окоченело.
        Скади оглянулась на ручей, и выражение её лица стало каменным.
        - Иди сюда, ты, болван, - ледяным тоном сказала она Локи, крепко сжимая Сигюн. - И забери свою жену домой.
        - Не указывай мне, что делать, - прорычал Локи, но отпустил Ангербоду, и та, спотыкаясь, выбралась на поросший травой берег.
        - Уверена, ты не хочешь прямо сейчас ввязываться со мной в перепалку, - произнесла Охотница, и её голос, низкий и опасный, в этот раз не просто намекал на смертоубийство, а не оставлял в нём никаких сомнений. - Я разорву тебя на части.
        Взгляд Локи полыхнул ненавистью, настолько он был взбешён тем, что его собственные слова были брошены ему в лицо. Но он оглянулся на Ангербоду, которая уже обрела самообладание и смотрела на него сверху вниз, невозмутимо и не собираясь извиняться за произошедшее. Мужчина выглядел так, будто собирался что-то сказать, сделать ей выговор, но затем его взгляд переместился за её плечо, и его глаза расширились.
        Ангербода тоже обернулась, чтобы понять, на что он смотрит, и ахнула, вспомнив - их дети здесь, и они присутствовали на протяжении всей этой кошмарной сцены. На какое-то ужасное мгновение ей показалось, что они сейчас отшатнутся от неё с теми же чувствами, что отражались в глазах Гёрд, - с ужасом и отвращением, - но нет, их внимание было приковано к отцу. По лицу Хель текли слезы, а Фенрир и Ёрмунганд смотрели на него с чем-то похожим на обиду.
        Их не беспокоит то, что я сделала. Они знают, почему я так поступила.
        Они слышали, что сказала Сигюн, и видят, как их отец уходит с ней.
        Он разбил их сердца.
        Ангербода встала перед своими детьми, опустив руки по бокам и сжав кулаки. Её платье было влажным спереди от длинных волос и промокло снизу, когда она бросилась в ручей. Она мрачно посмотрела на Локи и сказала:
        - Иди.
        Муж беспомощно потянулся к ней.
        - Бода…
        - Иди же.
        Тогда он вышел из ручья на другой стороне, а Скади сняла с себя верхнюю тунику и протянула ему. Он накинул её, чтобы прикрыть наготу, и закинул руку Сигюн себе на плечо, а та, всхлипывая, прижалась к нему.
        - Я видела, как она ушла вскоре после тебя, поэтому и сама покинула пир, опасаясь худшего, так как она взяла плащ, - сказала Скади ледяным голосом, но так тихо, что Ангербода почти не слышала её слов.
        - Похоже, твои опасения оказались верными, - ответил он таким же тоном.
        - Если кто-то спросит, я, возможно, вернусь сегодня вечером. А может, и нет. - Скади бросила взгляд через ручей, а затем схватила его за воротник. Она была с ним одного роста, но гораздо сильнее. - Если тебе хоть немного небезразлична судьба Ангербоды и твоих детей, ты не сообщишь богам, где я. И ты не поведаешь им об этой ночи.
        Локи стиснул зубы, но кивнул. Он оглянулся через плечо и встретился взглядом с колдуньей. Она первая отвела взгляд, и тогда он с Сигюн исчезли за деревьями.
        Скади перешла ручей вброд, и некоторое время все молчали. Ангербода понимала, что их обеих терзает множество вопросов, и была благодарна, что ни одна из них не стала их озвучивать именно сейчас.
        Затем колдунья решилась заговорить первой, и её голос надломился:
        - Скади, Гёрд, спасибо вам за всё. Но сегодня я хотела бы остаться наедине с детьми. Вы можете заночевать у нас - как я и раньше предлагала Гёрд, но, если вы останетесь, мы вчетвером ляжем снаружи.
        - Ангербода… - начала было Гёрд слабым голосом. Теперь она казалась скорее не испуганной, а расстроенной. Девушка подобрала платье, в котором прибыл Локи, а потом, раздеваясь, отбросил в сторону, и протянула его ведьме, чтобы она вытерлась. - Мы…
        Но Скади положила руку на плечо кузине и заявила:
        - Это мы будем спать на поляне, а вы ложитесь в пещере. Нам просто нужны меха, чтобы устроиться, вот и всё.
        Ангербода опустилась на колени, чтобы поднять дочь. Руками Хель крепко обхватила её шею, а ногами - за талию. Она плакала, уткнувшись во влажные волосы матери. Затем женщина положила одну руку на голову Фенрира, а другую - на голову Ёрмунганда и сказала:
        - Пойдём домой.
        Скади и Гёрд устроились на поляне, как и сказали, а в пещере Ангербода сменила мокрую одежду и свернулась калачиком на кровати вместе со своими тремя детьми. Хель приникла к ней, уткнувшись лицом в грудь, Фенрир прижался к Хель, а Ёрмунганд практически обернулся вокруг всех, устроив голову рядом с братом и сестрой. Он все ещё не умел говорить, но его зелёные глаза были печальны.
        - Она сказала, что мои братья - чудовища, - прошептала Хель, сжимая фигурку волка и нервно проводя маленькими пальчиками по затёртым, пожёванным деталям морды. - Я тоже чудовище, мама?
        - Конечно, нет. Никто из вас, - ответила Ангербода и поцеловала её в лоб, приглаживая чёрные волосы. - Никогда в это не верь.
        - И папа тоже так сказал. Он сам сказал, что мы чудовища, - мрачно произнёс Фенрир у них в головах.
        - Он этого не делал, - проворчала девочка. - Папа никогда бы так не поступил!
        - Я слышал его, своими собственными ушами слышал, как он произнёс это! - Волчонок заскулил. - Мама, ты действительно всего боишься? Из-за этого мы живём здесь совсем одни?
        Ангербода молча проклинала острый слух своего сына.
        Если он узнал, что Сигюн пробирается сквозь деревья, конечно, он слышал и часть нашего разговора. Худшую его часть.
        Она тщательно подбирала следующие слова, потому что все трое смотрели на неё так, словно от этого зависела их жизнь.
        - Мы живём здесь, потому что давным-давно одни люди причинили мне зло.
        - Это из-за того, что ты умеешь? - спросил Фенрир, потому что этой ночью дети впервые увидели, как их мать творит подобную магию. - Как то, что ты сделала с той женщиной?
        - А что именно ты с ней сделала, мама? - тихо добавила Хель.
        Женщина глубоко вздохнула.
        - Я наслала на неё видение кое-чего ужасного. Того, что никто никогда не должен видеть. Я не могла позволить ей прийти в наш лес и говорить о вас троих плохо. Поэтому я решила наказать её так жестоко, как только могла придумать. Это было… неправильно с моей стороны, но я поступила так, потому что жутко разозлилась из-за её слов.
        - Нет. Это не было плохо с твоей стороны. Что бы она такого ни увидела, что так расстроилась, она это заслужила, - прошептал Фенрир. - А папа пошёл с ней, потому что считает, что она права насчёт нас, да?
        - Она ошибается, - яростно возразила Ангербода. - Они оба ошибаются. Не слушай их.
        - Эта женщина - одна из тех плохих людей, которые обидели тебя раньше? - Палец Хель в очередной раз дотронулся до шрама на груди колдуньи. - Это у тебя из-за них, мама?
        - Да, - подтвердила Ангербода. - Они пронзили и вырвали моё сердце и возложили его на погребальный костёр, где сожгли и меня. Твой папа нашёл его и вернул мне.
        - Вернул? - спросил Фенрир. - Но как?
        - Просто взял его и принёс мне. А я снова вложила его себе в грудь, и теперь сердце бьётся, как и у тебя. - Она улыбнулась и смахнула мех с его мордочки. - Но что ещё более важно, он дал мне вас троих.
        Хель шмыгнула носом и прижалась к ней ближе:
        - Хочу к папе.
        - Папа нас ненавидит, - проворчал Фенрир.
        - Замолчи! - закричала девочка, брыкаясь своими маленькими омертвевшими ножками, одетыми в чулки, и её льняное платье задралось. - Замолчи, замолчи!
        После этого потребовалось не менее часа, чтобы успокоить их, и когда Ангербоде наконец удалось это сделать, была уже поздняя ночь. Хель отказывалась слушать, что говорила ей мать, предпочитая вместо этого закрывать уши и рыдать. Но после того как братья уснули, она, казалось, выплакалась и тоже задремала, прижавшись к матери.
        Ведьма осторожно высвободилась из объятий дочери и встала, а затем вышла на поляну и устроилась между Гёрд и Скади, которые лежали без сна. Охотница принесла эль в глиняном кувшине из кладовой Ангербоды и теперь неспешно потягивала его из маленькой деревянной чашки, которую носила на поясе.
        Когда подруга протянула ей кувшин, ведьма с благодарностью отпила из него, а затем передала Гёрд, которая тоже сделала большой глоток.
        - Что произошло сегодня ночью? - спросила наконец Скади, и Ангербода рассказала им то же самое, что и детям, только более взрослыми словами и без объяснения того, что показала Сигюн.
        Ётунши внимательно её выслушали, и Ангербода уже приготовилась было ответить на вопросы о видении и её способностях, но, к её удивлению, разговор принял другой оборот.
        - Сигюн такое сказала? - нахмурившись, переспросила Скади. - Мне трудно в это поверить.
        - Ты действительно такого высокого мнения о ней? - напряжённо уточнила колдунья и почувствовала ту же пустоту в груди, что и тогда у ручья, когда увидела, с какой заботливостью Охотница отнеслась к асинье.
        Скади прищурилась, но не подняла глаз от чашки:
        - Вот поэтому я и расстроилась так сильно, когда узнала, что Локи - твой муж. Я была не рада и когда Сигюн вышла за него, но чтобы и ты тоже? Так что да, вы мои подруги, и обе заслуживаете лучшего.
        Ангербода ничего не ответила, но решила больше не поднимать это вопрос. У Охотницы и так было более чем достаточно причин ненавидеть Локи - в конце концов, он был более или менее причастен к смерти её отца.
        - И всё-таки что ты заставила её увидеть? - спросила Скади, допив остатки эля. Гёрд передала ей кувшин, чтобы снова наполнить чашку.
        - Судьбу их с Локи сыновей. И судьба эта незавидная, как вы могли понять по её реакции, - призналась ведьма. Её подругам не нужно было знать, что это видение было частью другого, более ужасного в своей истинности.
        Скади тихо присвистнула и, казалось, задумалась.
        - Ты так и не дала мне прямого ответа, когда при нашей первой встрече я спросила, умеешь ли ты творить сейд.
        - Пророчествами много не заработаешь, друг мой, - произнесла Ангербода.
        - Ты и правда не понимаешь, да? - усмехнулась Охотница. - То, что ты умеешь, весьма ценится. Не заблуждайся на этот счет.
        - Как бы то ни было, это умение, которое я не хочу использовать, - отрезала Ангербода. В конце концов, из-за этого меня не раз убивали.
        Подруги только кивнули, что удивило её. Но она знала, что её нежелание применять этот вид колдовства звучало для них разумно. Женщина была рада, что они не стали её больше расспрашивать, - в конце концов, она никогда раньше не говорила о своём прошлом ни с кем из них, и сегодня была неподходящая ночь, чтобы начинать.
        - Ну, я думаю, у тебя теперь есть проблемы посерьёзнее, - продолжила Скади. - Ты не только дала Сигюн повод ненавидеть тебя, но теперь она знает, на что ты способна. Знает о твоём даре предвидения. И если она пойдёт к асам с тем, что выяснила, именно пророчество привлечёт внимание Одина больше всего.
        Желудок Ангербоды ужасно скрутило при упоминании имени бога, и на неё внезапно нахлынули воспоминания о таинственном голосе во снах, о видении и о конце всего сущего.
        Но, что ещё важнее, она осознала всю серьёзность ошибки, которую совершила сегодня ночью. Если то видение не было случайностью и её сыновья действительно были существами из пророчества, сражающимися против богов во время последней битвы, которую она предвидела, Один, несомненно, будет желать им смерти, чтобы обеспечить свою собственную победу.
        Я едва ли не собственными руками погубила их.
        Мне не следовало так поступать. Всё, что я сделала, было ошибкой.
        Воспоминание о криках Сигюн принесло ей лишь мимолетное удовлетворение - зато от осознания, что она сама натворила этой ночью, Ангербоду начало тошнить.
        - Как ты думаешь, сколько нам осталось так жить? - прошептала колдунья.
        - Ну, - сказала Скади, передёрнув плечами, - это полностью зависит от того, как долго твой муж и его вторая жена смогут держать рот на замке.
        Колдунья поджала губы.
        - Значит, совсем недолго.
        - Я бы не была так уверена, - возразила Охотница. - Несмотря на то что Локи - скользкий пронырливый тип, который сделает всё возможное, лишь бы спасти свою шкуру, я верю, что он любит своих детей - хотя бы потому, что так долго держал их природу в секрете, даже от Сигюн. Если он подозревал, что им может грозить опасность, и переживал за них настолько, что не сказал никому ни слова…
        - Возможно, так он и представляет себе заботу о детях. Как обидно. - Гёрд вздохнула. - Но есть ещё и другая его жена. Эта богиня…
        Ангербода издала сдавленный вскрик.
        - Мне не следовало выходить из себя. Я должна была хотя бы попытаться быть с ней вежливой. Это всё моя вина, только моя. И теперь мои дети обречены.
        - Асинья тоже не проявила вежливость. - Гёрд внезапно вспылила. - Ты вышла из себя, потому что она, глядя тебе прямо в глаза, заявила, что твои дети - чудовища. Если бы у меня была твоя сила, я бы поступила точно так же. А может, и хуже.
        - Поверь мне, - мрачно сказала Ангербода. - Я хотела.
        Скади покачала головой, по-прежнему не веря.
        - Сигюн - хорошая женщина, и сегодня она была сама не своя. Я виню в этом Локи - если бы он подготовил её, уверена, что всё пошло бы совсем по-другому. Думаю, что ей было бы любопытно узнать о ваших мальчиках и что она была бы рада познакомиться с тобой и детьми, если бы представилась такая возможность. Я считаю, что на самом деле она не имела в виду то, что сказала, Ангербода. Я действительно так считаю.
        - Но она сказала, и, что самое ужасное, мои дети тоже слышали это, - мрачно возразила колдунья, не став упоминать о том, что Локи незадолго до этого и сам назвал их чудовищами. - Сделала ли я ошибку, не предупредив, что мир может не принять их такими, какие они есть?
        Никто не ответил.
        - Наша жизнь казалась им нормальной, - продолжила она, и слёзы набежали ей на глаза. - И я надеялась, что всё так и останется. Я, Локи, вы двое и эти леса - это всё, что они когда-либо знали. Нужно ли мне было с самого начала поведать им, насколько они на самом деле отличаются от других? Или это было правильно - позволить им верить, что с ними всё в порядке?
        Гёрд положила руку ей на плечо и сжала, не находя слов. Скади обняла за талию, и Ангербода прижалась к ней в ответ. Она не могла перестать дрожать, пока от усталости не провалилась в сон без сновидений, и пока её сознание не угасло, в нём роились мысли о Хель, Фенрире и Ёрмунганде и вопрос о том, сколько времени им осталось вместе.
        «Я предотвращу грядущее, - подумала она, прежде чем окончательно уснуть. - Ради этого я пойду на что угодно».
        В конце осени Ангербода забрала из тайников мешочки с зачарованными камнями и переделала заклинание, укрывавшее их обиталище. Она усилила его мощь, вложив в него всю себя, отчаянно желая, чтобы оно смогло их уберечь.
        После долгих размышлений она слегка изменила детали. Раньше пещеру мог найти лишь тот, кто уже бывал в ней, то есть только трое могли приходить к ним - Локи, Скади и Гёрд. Но теперь она исправила чары таким образом, что, кроме неё и детей, только Охотница и её кузина могли возвращаться.
        Она не сказала об этом детям, потому что они всё ещё переживали из-за отца, и она не видела необходимости расстраивать их ещё больше. Кроме того, отсутствие Локи, казалось, только укрепляло их мнение о том, что он считал их чудовищами. Ангербода знала, что не сможет победить, признавшись, что намеренно не допускает его к ним, или, наоборот, позволив ему вернуться и продолжать свою двойную жизнь. Это и так длилось слишком долго.
        Правда ли Локи думал так, как сказал в тот день, или же нет - он это сказал. И для Ангербоды было достаточно того, что он в принципе допускал подобные мысли, пусть даже и подсознательно. Для неё подобное было неприемлемо.
        Неприемлемо и необратимо.
        С каждой неделей дети всё больше отдалялись от неё. Хель целыми днями просто сидела на улице с козами, остервенело работая над своим вязанием, но пряча поделку всякий раз, когда Ангербода приближалась. Фенрир, которому исполнилось почти четыре, сбегал в лес и бродил там от восхода до заката, а когда мать отчитывала его за то, что он так долго отсутствовал и пугал её, молча и без выражения смотрел на неё в ответ.
        А Ёрмунганд, которому к тому времени было чуть больше года, проводил все больше и больше времени свернувшись клубочком перед очагом, по мере того как дни становились холоднее. Теперь он был в два раза длиннее, чем его мать, а в обхвате - с её талию. Змей по-прежнему не разговаривал и даже перестал произносить беспорядочные слоги, как раньше. Казалось, он сдался. И никакими уговорами Ангербода не могла добиться от него отклика, он лишь изредка шипел.
        Фенрир чувствовал угрозу от огромных размеров брата, и они часто огрызались друг на друга, но не так игриво, как раньше. Однажды колдунье даже пришлось применить магию, чтобы разнять их, когда Ёрмунганд обвился вокруг волка, а тот вонзил свои клыки в хвост брата. Хель наблюдала за их кровавой стычкой, как обычно, бесстрастно, но не без проблеска мрачного веселья в больших зелёных глазах.
        Именно в этот момент, пребывая в полном смятении, Ангербода осознала, насколько глубоко её дети переживали из-за слов отца. И она почувствовала, будто рана в её сердце, которой было уже больше века, вновь открылась, утягивая ведьму во тьму. Ей пришлось сопротивляться желанию вырвать страдающее сердце из своей груди и бросить в огонь, несмотря на облегчение, которое это могло принести.
        Но поступить так означало бы сдаться, а дети нуждались в ней сейчас больше, чем когда-либо.
        - Я вижу, ты всё ещё покрываешь волосы под платком. Значит ли это, что ты по-прежнему считаешь себя его женой? - спросила Скади однажды морозным утром, когда заехала в гости на своём олене. Животное было нагружено зимними запасами, которые она привезла в обмен на зелья, утоляющие голод, - этот товар всегда пользовался большим спросом в холодные месяцы.
        - Скорее по привычке, - ответила Ангербода, хотя и сама не знала, насколько это было правдой. - К тому же так волосы не падают на лицо.
        - Верно, - согласилась Скади. - Привычка. Пожалуйста, скажи мне, что у тебя войдёт в привычку позволять мне убить его во сне?
        - На удивление, он довольно крепко спит.
        - Значит ли это, что мне можно?..
        - Нет, не значит.
        Судя по виду, её такой ответ не устроил. В качестве своего рода извинения Ангербода предложила ей отобедать вместе, и та согласилась.
        - Вероятно, скоро тебе станет трудно с ними управляться, - сказала Скади, когда разговор зашел о детях. - Это было легче, пока они были не такие крупные, но мальчики становятся больше с каждым моим приездом.
        - Их поведение не имеет отношения к размеру, - ответила Ангербода как можно тише. - Это из-за того, что произошло той ночью у ручья. С тех пор они переменились.
        Скади положила руки на плечи подруги и тоже понизила голос.
        - Насколько мне известно, пока ни твой проходимец-муж, ни сама Сигюн никому и словом не обмолвились о случившемся. Но всё же будь осторожна. Боги не играют честно. Я знаю это не понаслышке.
        - Понимаю. Спасибо, дорогая подруга. Я приняла меры предосторожности. - И ведьма рассказала ей об усиленном охранном заклинании.
        Охотница кивнула, затем неловко поёрзала, будто хотела сказать что-то ещё, но решила не лезть не в своё дело. Вместо этого она просто ещё раз кивнула и сказала:
        - Я передам Гёрд, что она всё равно сможет найти тебя. А если тебе понадобится помощь… если не будет получаться справляться с сыновьями…
        - Будем решать проблемы по мере их поступления, - ответила Ангербода. Ётуншу, казалось, не удовлетворил её ответ, но больше эту тему затрагивать она не стала.
        Однажды, когда колдунья шила новую пару чулок для Хель, дочь вбежала в пещеру, безутешно рыдая. Когда Ангербода, наконец, смогла добиться от неё хоть каких-то объяснений, то девочка всхлип- нула:
        - Они едят моих коз, мама! Едят моих коз!
        - Кто ест твоих коз, Хель?
        Малышка посмотрела мать так, словно её голова только что отвалилась и покатилась в сторону.
        - Мои братья!
        К тому времени, как Ангербода с дочерью вышли из пещеры, три козы были съедены, а остальные разбежались по предгорьям и затерялись среди сучковатых деревьев Железного Леса. Ведьма сомневалась, что они вернутся.
        Она посмотрела на Фенрира и Ёрмунганда. Первый обгладывал мясо с кости ноги, а второй пытался заглотить последний крупный кусок козлятины. Хель шмыгнула носом и вцепилась в платье матери. Ангербода опустилась на колени и обняла её, затем снова посмотрела на сыновей.
        - Зачем вы это сделали?
        - Потому что скоро зима, дичи не хватает, и мы голодны, - произнёс Фенрир, невинно, как ребёнок. Но в его тоне слышалась насмешка. - Мы загоним остальных позже для тебя, мама.
        - Эти козы не предназначались в пищу, - холодно ответила Ангербода. - Они были любимыми питомцами вашей сестры, и мы получали от них молоко.
        - Ты и раньше их забивала, - заметил Фенрир. - Почему нам нельзя?
        Женщина сжала кулаки и заставила себя успокоиться. Она привыкла к таким дерзким ответам Хель, но теперь и средний ребёнок всё чаще разговаривал с ней в подобном тоне.
        - Мы разделываем их понемногу. Я понимаю, что вы быстро растёте и испытываете голод, но разве вы не можете охотиться в лесу, как всегда?
        Фенрир выплюнул кость к её ногам и встал. Его глаза находились на уровне её подбородка, когда она стояла, но, поскольку Ангербода всё ещё сидела рядом с Хель, он угрожающе уставился на неё сверху вниз своей короткой мордой. У него по-прежнему был вид щенка-переростка.
        - В этих лесах почти нет дичи, - произнёс он, а Ёрмунганд зашипел в знак согласия и снова сжал челюсти. - Здесь нет ничего, кроме нас и нескольких кроликов, а границы твоего заклинания…
        - Я их расширила, о чём вы прекрасно знаете. Это не оправдание, - сказала она, вставая. Хель зарылась лицом в платье матери, а Ангербода погладила её по волосам, не сводя глаз с сыновей. - И Скади не раз предлагала привезти вам более крупную дичь в дополнение к тому, что водится в лесу. Для вас всегда найдётся больше еды. Нужно только спросить.
        Фенрир ничего не ответил. Он просто протиснулся мимо матери и сестры обратно в пещеру, Ёрмунганд скользнул за ним. Хель посмотрела на неё с ничего не выражающим, безнадёжным выражением лица, и ведьма крепко обняла её и повела внутрь.
        После той расправы над козами её сыновья наконец ощутили какие-то братские узы: в ту ночь Ёрмунганд и Фенрир спали у очага вместе. Несмотря на то, что кровать становилась слишком маленькой для всех них, Ангербода по-прежнему не любила, когда мальчики ложились на полу. А Хель, казалось, наоборот, обрадовалась отсутствию братьев и во сне прижимала к себе мать и фигурку волка.
        И когда колдунья наконец заснула, ей приснился самый страшный кошмар из всех возможных.
        На совете богов царил хаос, но на этот раз Локи не хотел принимать в этом участия. Его жена стояла с решительным видом в центре залы перед всеми асами и рассказывала о том, что произошло той ночью у ручья. Мужчина же прислонился к стене в стороне и скрестил руки на груди. На лицо его падала тень.
        Локи понимал, что это его вина, что она в конце концов отправилась к богам. Он умолял её держать рот на замке. После их встречи с Ангербодой Локи изо всех сил старался вести себя как образцовый муж, чтобы успокоить Сигюн. Он остался в Асгарде. Он проводил с ней ночи, потакал любым капризам, играл с их сыновьями. Ему казалось, что будет достаточно легко заставить её промолчать. Он всегда думал, что она любит его так сильно, что простит ему что угодно.
        Он ошибался.
        Оказалось, она видела его насквозь. Судя по всему, было достаточно легко делать вид, что он принадлежит только ей, - но лишь до того момента, как она встретилась с Ангербодой лицом к лицу. Теперь пути назад не было.
        Он недооценил её. Недооценил их обеих.
        Асы всё больше и больше распалялись, пока Сигюн вела рассказ, хотя она и не открыла им, что именно Ангербода заставила её увидеть. Она не сказала и Локи - держала в себе эту тайну, что разбила её сердце. Она плакала, упоминая, какую боль причинили ей насланные ведьмой видения о будущем, поэтому никто не просил её вдаваться в подробности, не желая расстраивать её ещё больше.
        Локи был благодарен и за это. Потому что он тоже не хотел этого знать.
        Все боги собрались там, в Гладсхейме, в зале совета - и даже богини пришли в знак солидарности с Сигюн, хотя у них было собственное место для собраний. По мере того как крики вокруг него становились всё громче, Локи почти желал, чтобы Скади и бог Улль не отправились на охоту именно сегодня, - хотя он был уверен, что боги бы изгнали её из Асгарда, выскажись она о происходящем. Её любовь к Ангербоде не позволила бы ей промолчать.
        Сам Локи не произнёс ни слова в свою защиту, хоть это и не останавливало остальных асов от нападок в его адрес, поскольку необычная природа их с Ангербодой детей оказалась для них самой пугающей частью рассказа Сигюн.
        - Оборотень. Проходимец. Волчий отец.
        - На этот раз его выходки зашли слишком далеко. Он взрастил чудовищ.
        - Вероятно, он сам их и породил.
        - Противоестественно. Недостойно мужа.
        - От него не жди ничего хорошего.
        Когда Сигюн закончила и шум стих, заговорил, наконец, Всеотец. Он и его жена, Фригг, пребывали в молчании, пока остальные асы выплескивали своё негодование. Верховная богиня выглядела обеспокоенной и задумчивой, Один же сидел с таким же бесстрастным выражением лица, как и у двух воронов по обе стороны от его кресла. Он даже не шевелился, разве что время от времени задумчиво поглаживал свою длинную седую бороду, и его взгляд ни разу не оторвался от жены Локи.
        - Ты правильно поступила, рассказав нам это, - наконец произнёс Один своим глубоким, тихим голосом, от которого даже последний шёпот, всё ещё витавший по зале, резко оборвался. Когда Всеотец изволил говорить, все слушали.
        Сигюн кивнула и склонила голову, тогда как другие боги тоже пробормотали своё согласие. Она украдкой взглянула на своего мужа, стоящего в тени, и в глазах её одновременно отражались печаль и решимость.
        - Ты не можешь так поступить, - умолял он её ранее. - Дети ни в чём не виноваты…
        - Дело не в детях, а в ней. Я должна рассказать всем, что она со мной сделала, - ответила асинья с каменным лицом. - Я больше не могу держать это в себе. Я всегда буду твоей женой, преданной тебе во всём, но у меня есть и другие обязательства.
        Выражение её лица смягчилось.
        - Ты не знаешь, что она заставила меня увидеть. Хотя я не верю, что то, что она мне показала, сбудется, но она сделала видение таким… реальным. Боги должны знать, какой силой она обладает. Один должен знать…
        - Тогда расскажи ему. Только ему. И не вмешивай в это остальных асов. С Одином можно договориться, но ты же знаешь, какими могут быть другие.
        Она покачала головой.
        - Фрейя посоветовала мне поступить по-другому. Она настаивала, чтобы я созвала всех богов и богинь. Сказала, что они все должны знать, ради безопасности Асгарда и всех миров.
        - И ты доверяешь советам Фрейи больше, чем моим?
        - Прямо сейчас? - Её взгляд снова стал жёстким. - Боюсь, что да.
        И в конце концов он так и не смог её остановить.
        - Так как мы поступим с женой-ведьмой Локи и их чудовищными детьми? - громко потребовал Тор. Боги вокруг него снова загомонили на все голоса, и мысли Локи вернулись в настоящее.
        - Конечно, нельзя оставить безнаказанным то, что бедной Сигюн причинили такие страдания, - согласился Тюр. - А их потомство может представлять опасность…
        - И, конечно, - добавила Фрейя, обращаясь в основном к Одину, и глаза её алчно сверкнули в свете фонаря, освещавшего залу, - мы должны узнать о способностях самой ведьмы. Какое бы видение она ни наслала на Сигюн, возможно, она знает что-то ещё. Может быть, ей известно…
        Но Одину достаточно было только поднять руку, чтобы заставить всех замолчать. Он встал с высокого кресла, искоса взглянув на Локи, и тот вышел из тени, воздев руки.
        - Брат…
        - Следуй за мной, - произнёс Один и вышел из залы. Локи молча последовал за ним, не глядя ни на кого из присутствующих - даже на Сигюн, чей взгляд он неотрывно чувствовал на себе. Как только они переступили порог и вышли в холодный ночной воздух, Локи закрыл за ними дверь, и зала совета вновь взорвалась криками.
        Один провел его через весь Асгард в свой чертог Валаскьяльв, крытая серебряными листами крыша которого сияла в лунном свете. Локи продолжал молча идти за ним и встал рядом, когда высший из богов сел в своё кресло, с которого мог наблюдать за всеми мирами одновременно. Два его волка отдыхали у подножия и подняли головы, чтобы поприветствовать возвращение хозяина, а затем уставились на Локи, который проигнорировал их.
        - Брат, - повторил Локи, не в силах больше молчать. - Послушай. Дети…
        - Я не видел её с тех пор, - произнёс Один. - После того как она исчезла после сожжения, я устроил так, чтобы к нам примкнула единственная из Ванахейма, кто действительно овладел искусством сейда. И хотя Фрейя весьма нам пригодилась, есть вещи, которые даже ей увидеть не по силам, как и норнам, что прибыли вслед за ведьмой Гулльвейг.
        Локи не знал, что на это ответить.
        Один откинулся на спинку кресла.
        - Когда Гулльвейг возродилась из пламени не единожды, а дважды, я понял, что она куда сильнее, чем я предполагал. Но суматоха в Асгарде, последовавшая за объявлением войны ванами, помешала мне выследить её, когда она в третий раз уцелела в погребальном костре и сбежала. - Он искоса посмотрел на Локи своим единственным глазом, бледно-голубым и холодным, как лёд. - Но ты нашел её. Ты знал. Знал, что я ищу её, и утаил её убежище от меня.
        Локи умоляюще поднял руки.
        - Я… я знал, кто она, да, но я не понимал, на что она способна. Я ничего не знаю о сейде, брат, а она скрывала от меня свою силу. До той ночи… Видения, по её словам, приходят во сне. Я считал, что это просто сны.
        Это была не вся правда, но мужчина надеялся, что сказанного будет достаточно, чтобы убедить Одина сменить тему.
        Но уловка не сработала.
        И тишина, последовавшая за его словами, была поистине зловещей.
        - Именно этого я и боялся, - сказал Один, вставая с решительным видом. - Мне казалось, то, что ей пришлось пережить, будучи Гулльвейг, сломит её характер, но я ошибся. Раз с этим не справились три погребальных костра, разве мог я подчинить её своей воле во сне? Нет, теперь мне ясно, что здесь необходимо действовать суровее…
        - Что ты имеешь в виду? - спросил Локи, и тут к нему пришло ужасное осознание. Таинственный голос в снах Ангербоды, в котором она подозревала Одина… в конце концов она оказалась права. - Брат, ты должен выслушать меня, - выпалил Локи. - Ангербода, она не…
        - Так она теперь себя называет? «Та, что приносит горе»? Подходящее имя, - сказал Один, глядя прямо перед собой.
        - Она никому не причиняет дурного.
        - Сигюн, кажется, так не считает.
        - Она пошла на это, чтобы защитить своих детей. Обе мои жены поступили бы подобным образом.
        В конце концов, именно поэтому Сигюн и отправилась к асам, несмотря на то, что Ангербода предрекла ей той ночью.
        «В конце концов твои боги оставят тебя… Брат погибнет от руки брата… Твои сыновья будут сильно страдать по вине асов…»
        - Что же касается твоих противоестественных детей от ведьмы, это совсем другое дело. Некоторые считают, их нужно умертвить, - продолжил Один, указывая в сторону Гладсхейма. Далекие крики, доносящиеся из залы совета, были слышны по всему Асгарду.
        Локи подавил дрожь и выпятил грудь.
        - Наши с Ангербодой дети - тоже твои родичи, благодаря нашей кровной клятве. Уничтожив их, ты поднимешь руку на родственников, и все узнают об этом.
        Один вздохнул и повернулся, чтобы уйти.
        - Да, брат, в некотором смысле мои руки связаны. Ради твоего же блага я предпочёл бы, чтобы Сигюн рассказала мне обо всём этом лично. А теперь мне придётся обратиться за советом к Мимиру и норнам.
        - Брат, пожалуйста…
        Но Один уже ушёл, оставив Локи наедине с ледяным страхом, вползающим в сердце.
        Первым делом Всеотец направился к источнику Урд, что находился у одного из трёх корней Мирового Древа, Иггдрасиля. Там он нашёл норн, Урд, Верданди и Скульд, трёх сестёр судьбы, передал им рассказ Сигюн и спросил, что они знают о трёх детях Локи от ведьмы Ангербоды. Норны поведали ему немного, но достаточно.
        - Дурной характер достался им от матери, а отец и того хуже, - сказала Урд.
        - Станут они причиной бед немалых и горестей для богов, - добавила Верданди.
        - Жди великого зла от этих троих, - закончила Скульд.
        - Как? - спросил их верховный бог. - Как именно всё это произойдёт?
        Но Норны больше не пожелали говорить.
        Тогда Один поблагодарил их и отправился к источнику Мимира, который находился у второго корня Иггдрасиля. Мимир был выдан ванам в качестве заложника после войны, но предательским образом обезглавлен ими. Всеотец умастил его отрубленную голову травами и произнёс над ней заклинание, что сохранило знания и мудрость Мимира, а также остановило разложение. Великан был самым незаменимым помощником Одина; его советы всегда были столь ценными, что старший из асов отказался от глаза, чтобы испить из источника мудрости Мимира.
        Но всё это случилось в стародавние времена.
        Когда Всеотец пришёл к источнику и рассказал голове великана обо всём, что произошло, его совет оказался именно таким, как Один и ожидал.
        - Ты не можешь убить родичей своего кровного брата, - сообщил Мимир, - но ты можешь пленить их и поместить туда, где они причинят наименьший вред.
        Глаз Одина блеснул из-под широких полей шляпы.
        - А что делать с матерью?
        Далеко на краю миров мать, о которой шла речь, проснулась в холодном поту, ледяной ужас расползался по каждому уголку её трижды сожжённого сердца.
        Они скоро явятся.
        На следующий вечер Ангербода вместе с Хель наблюдали за звёздами на поляне, в то время как Фенрир и Ёрмунганд остались в пещере перед очагом. Хель не произнесла ни слова ни когда женщина предложила всем им выйти наружу, ни когда собрала одеяла в охапку и покинула пещеру. Но в итоге дочь последовала за ней, села рядом и закуталась. Ночь обещала быть холодной.
        После видения во сне каждый момент своего существования ведьма боролась с паникой, поднимающейся, как желчь, по горлу. Они скоро явятся. Они идут. Идут.
        Но она сделала всё, что только смогла придумать. Всё, что пришло ей в голову. Защитное заклинание было сильнее, чем когда-либо, и никто во всех Девяти Мирах, кроме двух человек, которым она доверяла, не знал, как её найти. Теперь ей оставалось только ждать и надеяться, что все усилия не пропали даром.
        Ей требовалась вся её выдержка, чтобы вести себя так, как будто ничего не случилось, и ради своих детей она должна была это сделать.
        Ангербода и Хель некоторое время сидели молча, и время от времени ведьма потирала руки, чтобы согреть их. Внезапно дочь пошевелилась и вытащила небольшой свёрток, спрятанный под одеялами.
        - Что у тебя там? - поинтересовалась женщина.
        - Я связала это для тебя, мама, - сказала девочка. Впервые с момента своего рождения она вдруг застеснялась, протягивая что-то похожее на две трубки. - Они похожи на перчатки, только я сделала их по-другому специально для тебя - чтобы пальцы были свободны и ты могла надевать их во время работы с зельями. Там есть отверстие и для большого пальца, чтобы он оказался снаружи. Видишь?
        Ангербода без колебаний надела подарок. Перчатки были достаточно длинными, примерно от второго сустава и до середины предплечья, и сидели как влитые, совершенно не сковывая движений. Она повернула запястья и посмотрела на свои ладони.
        - Я хотела, чтобы они вышли идеальными, - произнесла Хель, казалось, обеспокоенная отсутствием реакции матери.
        - Они просто замечательные, - прошептала колдунья, тронутая до глубины души, и внезапно заключила дочь в крепкие объятия.
        - Тебе лучше не снимать их, - громко сказала Хель, пытаясь высвободиться.
        - Я буду дорожить ими, спасибо тебе!
        Дочь буркнула что-то невнятное, но Ангербода могла с уверенностью сказать, что в глубине души той было очень приятно.
        - Видишь эти две звезды? - спросил ведьма, указывая в небо, когда они снова устроились на одеяле. - Самые яркие из всех, вон там?
        - Все звёзды яркие, мама. Мы на краю миров. Папа говорит, что здесь всё сияет ярче. - Хель делала вид, что ей всё равно, но тем не менее забралась на колени к женщине, пытаясь увидеть то, на что показывала её мать. - А что с ними?
        - Это глаза отца Скади, - объяснила Ангербода, крепко обнимая дочь. - Когда он умер, Один превратил его глаза в звёзды для Скади.
        - Боги убили его, - сказала Хель без улыбки. - Они умертвили его, а потом не возместили Скади его потерю должным образом. Папа рассказывал нам все истории о них. Я их ненавижу.
        Затем Ангербода увидела, как Фенрир высунул голову из пещеры, навострив уши. Прежде чем она успела спросить, что он услышал, Хель повернулась и посмотрела прямо на неё, и в этот момент колдунья могла поклясться, что у её дочери был вид человека, которому миллион лет или больше.
        - Они ужасные и кошмарные, они нарушают клятвы и убивают людей, - произнесла девочка. - Я не понимаю, как кто-то может им поклоняться.
        - Я всё время спрашиваю себя о том же, - раздался голос из-за деревьев, и на поляну вышел Локи, а вместе с ним Гёрд.
        Сердце Ангербоды дрогнуло при виде его, когда она вспомнила свой сон - вспомнила, что чувствовал Локи, когда она будто бы присутствовала в его сознании. Он сражался за неё, взывал к Одину от её имени - но одержал ли он победу? Пришёл ли он, чтобы предупредить нас, или привёл богов прямо к нашей двери?
        Хель закричала:
        - Папа! - и побежала к нему навстречу.
        Но Фенрир и Ёрмунганд остались стоять у входа в пещеру, сердито сверкая глазами. Локи, смеясь, подхватил дочь на руки. Колдунья же повернулась к Гёрд и произнесла очень тихим, но яростным голосом:
        - Зачем ты привела его сюда?
        - Мне очень жаль, - сказала Гёрд, держа в дрожащих руках моток пряжи. Ей, казалось, было стыдно столкнуться с гневом Ангербоды. - Я только принесла ещё пряжи для Хель…
        - Я искал тебя несколько недель, Бода, - воскликнул Локи. - Что случилось?
        - Я вычеркнула тебя из защитного заклинания, - ответила женщина, поднимая подбородок. Лицо Локи помрачнело, а Хель повернулась в его объятиях и посмотрела на неё с ужасом.
        - Мама! Зачем ты так поступила?
        - Потому что мы не хотим, чтобы он был здесь. Он считает нас чудовищами, - заявил Фенрир с порога, и Ангербода испытала прилив благодарности, что по крайней мере один из детей разделил её мнение. Когда она повернулась к сыну, выражение его глаз сообщило ей, что он чувствовал то же самое: волчонок был благодарен за то, что она держала их отца на расстоянии. Ёрмунганд склонил голову, как будто соглашаясь с братом.
        - Это неправда, - горячо возразил Локи сыну.
        - Я так и знала! - сказала Хель и обняла его за шею.
        - Я слышал, как ты сам это сказал, - огрызнулся Фенрир и отступил в пещеру. Ёрмунганд бросил на них злобный взгляд и последовал за братом.
        Гёрд перевела взгляд с Локи на Ангербоду и обратно и произнесла:
        - Пожалуй, я отнесу пряжу внутрь и дам вам двоим немного времени. Возможно, у меня получится успокоить мальчиков.
        - Я была бы весьма признательна, - сказала ведьма, а затем повернулась к мужчине: - А вот тебе нужно уйти.
        - Нет, мама, он останется, - заявила Хель, прижимаясь к отцу.
        - Гёрд, ты не могла бы присмотреть и за малышкой? - спросил Локи. - Я хотел бы поговорить с женой наедине.
        - Ты уже уходишь, - повторила Ангербода. Даже если он не привёл богов прямо к нам - чем дольше он остаётся здесь, тем в меньшей мы безопасности. - Ты не можешь сказать мне ничего такого, что я хотела бы услышать.
        Хель вопила и сопротивлялась, но в конце концов Локи оторвал её от себя и передал Гёрд, который ушла вместе с ней в пещеру. Мужчина повернулся к Ангербоде и предложил:
        - Пойдем к ручью?
        - Да, прекрасная идея, ведь у меня остались такие приятные воспоминания о нашем последнем разговоре у ручья, - съязвила колдунья. Она не хотела уходить далеко от дома и детей - не после того, что видела во сне прошлой ночью. Может, боги прямо сейчас рыщут по этим самым лесам, разыскивая её. - Мы не можем обсудить всё прямо здесь?
        - Ты действительно хочешь, чтобы твои дети были в курсе каждой гадости, которую ты вывалишь мне на голову? Фенрир слышит, как растёт трава.
        Ангербода был вынуждена согласиться. Бросив последний взгляд на пещеру, она вздохнула.
        - Прекрасно. Иди вперёд. И давай побыстрее.
        И он повёл её тем же путём, каким они обычно ходили за водой. После стольких походов туда и обратно между искривлёнными стволами теперь даже петляла тропинка. Сейчас, в конце осени, немногочисленные листья, оставшиеся на нависающих над дорожкой деревьях, были оранжевого цвета, а в небе висела огромная жёлтая луна.
        Они не ушли так далеко вниз по течению, как в ту ночь, потому что женщина остановила Локи примерно на полпути, не желая ещё больше увеличивать расстояние между собой и своими детьми.
        - Не хочешь посидеть на камнях? - спросил он её.
        Ангербода подняла руки.
        - О чём ты хочешь поговорить? У меня нет времени на твои глупости. Я весьма занята тем, что пытаюсь исправить ущерб, который твои слова нанесли нашим детям. Это нелёгкая задача.
        - Какие слова? - спросил мужчина, явно сбитый с толку. - Ты сама виновата в том, что меня так долго не было…
        - Фенрир сказал тебе правду, там, у пещеры. Он слышал, как той ночью ты назвал меня своей женой, «породившей чудовищ». Как думаешь, он смог додуматься, кто же эти чудовища?
        Лицо Локи вытянулось.
        - О нет.
        - Надеюсь, ты доволен собой, - сказала Ангербода, скрестив руки на груди.
        - Я чувствую себя ужасно, - ответил он и положил руки ей на плечи.
        Но женщина и не подумала поверить в его слова.
        - Из-за того, что ты это сказал, что он тебя услышал, или потому, что ты вообще так подумал?
        Локи обдумал её вопрос.
        - На самом деле, из-за всего вместе.
        Колдунья сделала шаг назад, и он отпустил её. Она прищурилась, глядя на него.
        - Итак, что ты хотел мне сказать такого, чего нельзя было сделать в пределах слышимости детей?
        Вместо ответа Локи шагнул вперед, и она посмотрела на него с подозрением. Затем одним плавным движением он положил руки ей на талию, притянул к себе и поцеловал. Ради воспоминаний о том времени, когда всё было не так плохо, как сейчас, она не стала сопротивляться, а вместо этого поцеловала его в ответ и обняла за шею.
        Ангербода ожидала, что, когда поцелуй закончится, она взглянет ему в глаза и увидит, что мужчина приятно удивлён, или задумчив, или, возможно, так полон раскаяния, как ей бы того хотелось. Она надеялась, что он предложит покинуть Асгард и остаться с ней, с детьми. Она мечтала, что, возможно, всё изменится. Такова была природа этого поцелуя.
        Ведьма немного отстранилась и прошептала ему в губы, временно сменив гнев на милость:
        - Я слышала, что ты говорил Одину. Это единственная причина, по которой я согласилась пойти с тобой сегодня вечером. Я видела, как Сигюн отправилась к асам и как ты защищал нас. Я знаю, что норны поведали Одину, когда он посетил их… - Она закрыла глаза и прижалась лбом к его щеке. - Я понимаю, что ты пытался сделать хоть что-то. В Асгарде. Ради нас. Я так сильно хочу простить тебя и доверять тебе, но пойми, что я не могу вернуть тебя в защитное заклинание теперь, когда боги знают, что…
        Но Локи напрягся и переспросил странным, сдавленным голосом:
        - Это всё, что ты видела? Ничего после?
        - Да, это всё. В чём дело? - Когда Ангербода отстранилась, то увидела в его глазах то, чего никогда раньше не видела: он выглядел так, словно сама земля под ним горела. Она попыталась отодвинуться ещё дальше, но он удержал её в своих объятиях.
        - Прости, Бода, - прошептал он, как всегда, касаясь её носа своим.
        Женщина повернула лицо в сторону.
        - Локи…
        - Мне очень, очень жаль, - повторил он.
        И тут раздался крик Хель.
        Ведьма мгновенно вырвалась, глядя на мужа с таким отвращением и презрением, что он отшатнулся.
        Ей очень хотелось ударить его, но вместо этого она развернулась и бросилась бежать. На полном ходу женщина сорвала платок с головы и швырнула его в подлесок, позволив волосам свободно развеваться, струясь длинными локонами позади.
        Её мало заботило, куда упал платок, хотя это был прекрасный подарок.
        С этой минуты она не была замужем.
        Ей больше не понадобится укрывать волосы.
        Ангербода мчалась вперед по тропинке, шаг за шагом приближаясь к дому. Она слышала громкое шипение, пронзительный вой волка, её испуганная маленькая девочка всё ещё кричала - её кулаки сжались, а ноги понесли ещё быстрее…
        - Мама, берегись! - завопила Хель, но было слишком поздно.
        Как только женщина вылетела на поляну, вспышка золотого света ударила её по лицу, заставив отшатнуться назад и врезаться головой в дерево. Она чувствовала, как кровь стекает по щеке, но ничего не видела, потому что свет был настолько ярким, что на мгновение ослепил её. Затылок её пульсировал, и она чувствовала, как сзади тоже струится кровь…
        Изо всех сил пытаясь подняться на ноги, она внезапно почувствовала на талии и локтях верёвку, подтягивающую её к дереву. Ей удалось высвободить руки в порыве страха за своих детей, которые, как она всё ещё слышала, сопротивляются…
        Затем кто-то сзади натянул верёвку туже и закрепил, а затем схватил её за одно запястье, затем за другое и связал их вместе за деревом.
        Нет, нет, нет. Ведьма боролась на пределе своих возможностей, используя все силы, но это было безрезультатно. Поэтому она зажмурилась и украдкой прошептала несколько торопливых заклинаний, вкладывая в слова всю колдовскую мощь, которая у неё имелась, но это оказалось похоже на попытку сдвинуть с места гору - как будто кто-то воздвиг стену, не позволяющую её магии воздействовать на окружающий мир.
        Другая ведьма зачаровала эти путы - она чувствовала хорошо знакомую ей магию, как будто лично знала человека, который сотворил заклинание. Сила струилась по верёвкам, привязывающим её к дереву, делая их прочнее, пульсируя вокруг запястий.
        Эти верёвки были заколдованы своим создателем, чтобы удерживать именно её. Чтобы свести на нет её магию. И она ничего не могла с этим поделать.
        К этому времени глаза Ангербоды оправились от вспышки, и она смогла увидеть сцену, разворачивающуюся перед ней при свете луны.
        То, чего она всегда боялась.
        Крупный мужчина с рыжей бородой и стальными голубыми глазами держал на весу огромный, извивающийся и шипящий мешок, в котором, как поняла женщина, находился её младший сын. По молоту, висящему на поясе, она догадалась, что это Тор. Второй ас, с тёмными волосами и бородой и мечом на бедре, удерживал Фенрира, на которого теперь был надет намордник и огромный толстый ошейник. Волк перестал скулить и жалобно уставился на мать. Через секунду Ангербода осознала, что это, должно быть, магические предметы, раз они были способны сдерживать силу её сыновей.
        Третий мужчина, с каштановыми волосами, золотистыми глазами, не такой массивный, как двое его товарищей, и с более изящной бородой, чувствовал себя очень неуютно, выполняя свою задачу: держать извивающуюся, рыдающую пятилетнюю девочку.
        - А с этой что не так, Фрейр? - громогласно спросил Тор, кивая на Хель. - Она не похожа на чудовище.
        Тогда Ангербода узнала того, кто схватил её дочь, - Локи как-то мимоходом упоминал о нём очень давно: младший брат Фрейи. Фрейр выглядел всё более встревоженным с каждой секундой.
        - С ней всё в порядке, - прошипела Ангербода. - С ними со всеми всё в порядке. Отпустите их сейчас же. Делайте со мной что хотите, но отпустите моих детей.
        - Боюсь, что нет, - ответил мужчина, удерживающий Фенрира, бросив на неё невозмутимый взгляд.
        - Я удивлён, что волк не сопротивлялся сильнее, Тюр, - произнёс Тор.
        Лицо Тюра оставалось бесстрастным. Колдунья слышала о нём; некоторые говорили, что он был сыном великана; другие - что сыном Одина. В этот вечер она была склонна верить в последнее.
        - Мои дети невинны, - горячо возразила женщина, и голос её в отчаянии надломился. - Они не причинили вреда ни вам, ни кому-либо другому. И если вы оставите их здесь со мной, они никогда этого не сделают. Я обещаю.
        Тор фыркнул, крепко держа мешок руками в перчатках. Хотя Ёрмунганд всё ещё бешено сопротивлялся, бог даже не вздрогнул.
        - Оставить их с тобой? Здесь, на краю света, где ты можешь научить их неизвестно чему? Ну уж нет, ведьма. Эти существа отправятся с нами.
        - Если не будешь сопротивляться, мы, возможно, даже окажем тебе любезность и убьём тебя, прежде чем покинем это место, - добавил Тюр. Услышав это, Хель зарыдала ещё громче, и Ангербода не смогла заставить себя сказать дочери, что всё будет хорошо.
        Я оказалась бы такой же лгуньей, а это по части её отца.
        - Возможно, нам следует сделать так, как она говорит, - произнёс Фрейр. - По крайней мере, в отношении девочки. Тор прав: кажется, с ней всё в порядке.
        - Проблема с её ножками, под этими чулками. Они омертвевшие, - произнёс женский голос, и из-за дерева, к которому была привязана колдунья, вышла Фрейя. - По крайней мере, так сообщила нам твоя жена, брат…
        Ангербода в удивлении подняла брови при виде богини - её давней ученицы, которую она узнала даже после стольких лет, - но её удивление быстро сменилось презрением.
        Конечно, именно поэтому сила в верёвках кажется такой знакомой.
        Конечно, она знала, как связать меня.
        Ей известна природа моей магии, поэтому она всё устроила так, чтобы я не смогла сопротивляться.
        - Отличный ход, сестра, - холодно бросила колдунья. Раньше, в Ванахейме, они так называли друг друга. Сёстры-ведьмы. Но не в последнее столетие, и впредь больше не будут. - Это искусно сотканная магия. Не ожидала такого от тебя.
        Фрейя откинула свои кроваво-красные волосы и улыбнулась.
        - Когда Всеотец сообщил мне, что предстоит сражаться с тобой, я заранее подготовилась, Гулльвейг.
        Её глаза были такого же золотистого цвета, что и ожерелье, и так же зловеще блестели в лунном свете.
        - Боюсь, я не единственная здесь сегодня вечером, кого отныне ты не станешь называть сестрой.
        - Ты не могла бы мне помочь? Неужели ты не можешь её успокоить? Ты же её знаешь, - обратился Фрейр к кому-то стоящему в тени.
        - Возможно, твоя новая жена исчерпала свою полезность, - усмехнулся Тор. - А, Фрейр?
        Ангербода обернулась. Ас обращался к женщине, которая только что вышла из пещеры и выглядела при этом так, будто желала провалиться на ровном месте. Колдунья тоже знала её, и это осознание накрыло её одновременно с удушающей волной предательства.
        Это была Гёрд.
        «Теперь она укрывает волосы как замужняя женщина», - с ужасом поняла ведьма.
        Гёрд подошла и встала рядом с Фрейром. Я не видела её после нашего последнего разговора с Локи, и вот почему. С тех пор она вышла замуж за одного из них. Я должна была догадаться, заподозрить хоть что-то.
        - Прости меня, прости, прости, - промолвила Гёрд, заметив, что Ангербода смотрит на неё в упор. Она бросилась было к ней, но Фрейя удержала её. Тем не менее слова так и сыпались из ётунши:
        - Всё произошло так неожиданно… однажды я была в Ётунхейме, а потом вышла замуж за Фрейя, и у меня не было выбора; это всё было так…
        - Это не может быть правдой, - еле слышно прошептала Ангербода.
        - …И потом Сигюн пошла к Одину и рассказала о тебе и твоих детях, - продолжала Гёрд, плача, - и заявила, что и меня видела в ту ночь, поэтому он спросил меня, что я знаю, и я не могла солгать ему…
        - Эта ведьма кажется такой дикаркой, совсем как описывала Сигюн, - заметил Тюр.
        - Интересно, что она за великанша, из какого рода, - произнёс Тор, изучая Ангербоду прищуренными глазами. - Она не так уродлива, как некоторые, и не так красива, как другие. Трудно сказать, в чём тут подвох. Достойная пара для Локи, с ходу и не разобраться.
        «Пара, - злобно подумала колдунья. - Как будто у Локи не может быть жены или любовницы, потому что он животное, и я тоже животное».
        - Согласен. Посмотри, как она шипит и плюётся, ровно так же, как её змеёныш, - сказал Тюр, хоть его, казалось, не очень интересовал вопрос, великаншей из какого рода она была.
        - Думаешь, она не в себе?
        - Наверняка, раз уж добровольно легла с Локи.
        - Да уж, она не Сигюн, это точно, - сказал Тор.
        - Отпусти меня, и я покажу тебе, насколько я непохожа на Сигюн, - выплюнула Ангербода. - Ты не имеешь никакого права…
        - Умолкни, ведьма, или мой молот закроет твой болтливый рот, - прорычал Тор.
        Женщина замолчала и сердито уставилась на него в ответ, потому что полностью верила, что он может осуществить свою угрозу. Хотя ей и не было страшно, но пока она ещё дышала, был шанс, что ей удастся отговорить асов. Шанс, что она сможет сделать что-то. Увы, путы держали крепко - и более того, обжигали обнажённую кожу запястий.
        - Кстати, о Локи, - поинтересовался Тюр, - куда он опять запропастился?
        - Я здесь, - бесцветным голосом произнёс Локи, ступая по тропинке. Он на долю секунды взглянул на жену - ровно на столько, чтобы продемонстрировать, что он заметил её, её боль и распущенные волосы, но быстро спрятал свое горе под ничего не выражающей маской - и затем отвёл глаза.
        Только теперь Ангербода смогла оценить, насколько непохож он был на остальных присутствующих на поляне асов. Тор, Тюр и Фрейр, все как один, имели внушительные массивные фигуры и носили бороды. В то же время Локи, хоть и был высоким - почти одного роста с Фрейром, самым низкорослым из троицы, но также худощавым, гибким и гладко выбритым, выглядел довольно хилым по сравнению с богами. Да и его мрачное выражение лица также противоречило удовлетворению, написанному на лицах богов и Фрейи. Фрейр в этом снова оказался исключением, поскольку всё ещё выглядел довольно смущённым всей ситуацией.
        - Папочка! - воскликнула Хель, увидев Локи, и стала извиваться ещё яростнее, пытаясь освободиться из рук Фрейра. - Папа, помоги! Они собираются забрать нас отсюда!
        - Замолчи уже, глупая. Ему на нас плевать, - не выдержал Фенрир. - Он с ними заодно. Он такой же плохой, как и они.
        Все четверо богов уставились на него широко раскрытыми глазами.
        - Оно разговаривает, - воскликнул Тор.
        - Причём у нас в головах, - добавил Тюр.
        - Как интересно, - протянула Фрейя, а Фрейр ещё больше напрягся.
        - Мы можем просто уйти? - спросил Локи. - Вы получили то, за чем явились. Давайте уже покинем это место.
        Хель ахнула при этих словах, её огромные глаза распахнулись ещё шире и снова наполнились слезами, но Локи даже не посмотрел в её сторону.
        - Напомни, зачем он нам вообще здесь понадобился? - поинтересовался Тор у Тюра. - Разве Гёрд не могла сама привести нас сюда? Если он просто будет стоять здесь и ныть…
        - Он был нужен нам, чтобы отвлечь мать, помнишь? - сказал Тюр. - Правда, даже с этим не справился.
        - Я мог бы просто проломить ей череп, - пробормотал Тор, казалось, почти разочарованный тем, что ему не представилось такой возможности.
        - Это так? Всё было уловкой? - обратилась Ангербода к Локи. - Тор прав, он мог бы справиться со мной достаточно быстро, но они заставили и тебя поучаствовать в этом? Чтобы не только навредить, но и поглумиться?
        Она покачала головой.
        - Вы, боги, действительно жестоки.
        - У меня не было выбора, - тихо ответил мужчина. - Если я хотел остаться среди асов…
        - Ах, вот оно что, это был твой собственный выбор. - Колдунья сплюнула ему под ноги. - Жаль, что я не могу сплести достаточно мерзких слов, чтобы описать тебя.
        Локи поджал покрытые шрамами губы и отвернулся.
        - Ты не будешь плести никаких слов в ближайшее время, ведьма, - заметил Тюр. - Только потому, что Локи - кровный брат Всеотца…
        - Ты ему не брат, - сказала Ангербода Локи, который больше не поворачивался к ней. - И я тебе не жена. Ты оказываешь мне дурную услугу, отнимая детей и оставляя меня в живых горевать по ним.
        - Тебе лучше помолчать, - тихо, почти умоляюще произнёс Локи.
        - Она сама напрашивается, - воскликнул Тор. - Давай, Локи. Возьми у Тюра сакс[3 - Однолезвийный нож или меч характерной формы с прямым лезвием и горбатой формой спинки, длина которого не превышала 30 - 40 сантиметров.] и сделай это. Она же твоя жена - сделай ей одолжение и избавь от страданий.
        - Хватит, - одёрнула его Фрейя, сморщив нос. - Ты прекрасно помнишь, что сказал Всеотец. Оставьте её в покое, и пойдём. Скверное дело - убивать жену родича, троллиха она или нет.
        - Верно говоришь. Да и всё равно, мне это уже надоело, - согласился Тор, закидывая мешок на плечо. - Возвращаемся в Асгард. Из-за этой суеты по поводу детей-чудовищ я пропускаю превосходный пир. И, Фрейр, тебе лучше сделать так, чтобы девчонка заткнулась.
        Хель громко всхлипнула и завопила:
        - Нет!
        Подстёгнутая криком дочери, Ангербода снова рванулась вперёд, не обращая внимания на путы.
        - Скажи же им, Локи. Скажи, что твои дети не чудовища. Пусть они прекратят это безумие и вернут их мне.
        Локи снова повернулся к ней, но его лицо по-прежнему ничего не выражало. Тюр и Тор обменялись удивлёнными взглядами, а Фрейя сложила руки на груди и закатила глаза. Фрейр определённо чувствовал себя не в своей тарелке, потому что Гёрд по-прежнему рыдала, а Хель кричала, а он отвечал за них обеих.
        - Мы никому не причиним вреда, - умоляла колдунья, всё ещё обращаясь к Локи. Слезы текли по её лицу, и её трясло так сильно, что боги могли подумать, что она всё ещё пытается освободиться. - Мы никогда никому не причиняли вреда, и ты это знаешь. Мы не лезем в чужие дела. Скажи им. Прошу.
        - Я уже сказал тебе, - просто ответил Локи, - что сожалею.
        - Если ты когда-нибудь испытывал ко мне хоть толику любви, ты бы сделал это, - прошептал Ангербода. - Ты бы им сказал.
        Но мужчина промолчал и снова отвернулся от неё. Тор первым потащил прочь извивающийся мешок; затем Тюр последовал за ним, уводя Фенрира, который бросил на свою мать последний долгий взгляд и громко заскулил. Ангербода снова начала биться в верёвках, крича:
        - Нет, нет, нет…
        Гёрд бросилась вслед за Тюром и Тором, больше не в силах смотреть на происходящее, причиной которого сама же и стала. Фрейр изо всех сил пытался унести Хель, но та бешено сопротивлялась и рвалась к матери.
        - Мамочка, я буду хорошей, я буду хорошей! - рыдала она, протягивая руки к Ангербоде. - Не позволяй им забрать меня, мамочка! Я обещаю, что больше никогда не буду тебя расстраивать! Я буду хорошо относиться к братьям, и я буду всегда доедать ужин, и я стану больше разговаривать, клянусь! Я даже лягу спать, когда ты скажешь! Я обещаю!
        - Я так не могу, - сказал Фрейр с мрачным выражением лица, но не отпустил Хель.
        - Пойдём, брат, - позвала его Фрейя. - Это всего лишь ребёнок. Перекинь её через плечо, и покончим с этим.
        Локи оттолкнул его в сторону и хрипло произнёс:
        - Отдай её мне!
        Он подхватил дочь на руки, и та прижалась к нему изо всех сил. Затем мужчина двинулся вслед за остальными богами и больше не оглядывался.
        Последнее, что Ангербода увидела, - зелёные глаза её дочери, полные слёз, смотрящие на неё через плечо отца.
        Грудь колдуньи ходила ходуном, она хватала ртом воздух, пытаясь сдержать рыдания. Отчасти она не верила в то, что только что произошло, а отчасти - пыталась быть сильной ради дочери. Но её девочки больше не было рядом, как и сыновей, и её разум метался как в лихорадке, потому что этого просто не могло происходить на самом деле.
        Она билась в верёвках и чувствовала, как путы Фрейи начинают ослабевать. Надежда расцвела в её груди, и она стала бороться ещё сильнее, призывая на помощь каждую частичку магии, что была в ней. Веревки прорезали болезненные красные линии на запястьях, когда она напрягала руки. В голове стучало так сильно, что казалось, череп вот-вот лопнет. Она чувствовала, как горячая кровь сочилась из носа, стекала по верхней губе и попадала в рот, её острый привкус медью отдавал на языке.
        Хель всё ещё кричала, и Ангербода тоже:
        - Нет, нет, нет…
        И вдруг на поляну снова вышел Тор. Он бросил короткий взгляд через плечо, чтобы убедиться, что остальные ушли, а затем принялся изучать женщину с тем же обескураживающим равнодушием, что раньше было написано на лице у Тюра и Локи. Когда Тор заметил, что от её усилий верёвки немного сползли, взгляд его посуровел.
        Ангербода не замечала, как он смотрит на неё: будто она - раненое животное, которое нужно добить из милосердия. Она была близка, так близка к тому, чтобы освободиться, осталось совсем немного… Но затем Тор двинулся в её сторону.
        - Ты другая, - произнёс он задумчиво, больше себе, чем ей. - Отличаешься от других ётунш, которых я сразил, так что у меня нет уверенности, что умерщвлять тебя правильно. Но мой отец говорит, что другого выхода нет. Ты слишком опасна, чтобы остаться в живых.
        Она умоляюще посмотрела на него широко раскрытыми глазами и воскликнула:
        - Пожалуйста, ты…
        Но Тор воздел свой молот и заставил её замолчать быстрым ударом в висок. Последним, что она увидела перед смертью, был проблеск неуверенности, промелькнувший на его лице как раз перед тем, как Мьёльнир обрушился ей на голову.
        Раздался треск.
        Когда голос Ангербоды внезапно оборвался, Хель перестала плакать и испустила испуганный вздох. Даже Локи стало не по себе, а на его лице появилось потрясённое выражение. Фенрир перестал сопротивляться железной хватке Тюра и завыл пронзительно и жалобно. И только Ёрмунганд начал, наоборот, так яростно извиваться в мешке, что чуть было не вырвался, но Тор в последний момент подскочил и забрал мешок у Фрейра, который нёс его, пока бога не было.
        - М-мама? - прошептала девочка, нарушая долгое молчание, последовавшее за резким исчезновением криков её матери. Её дыхание стало поверхностным, кончики пальцев посинели от волнения.
        - Тише, - прошептал Локи в ответ. - Ты должна успокоиться, Хель, иначе заболеешь. С твоей мамой всё будет в…
        Но ребенок не успокоился.
        - Что они с ней сделали? Что они сделали? Мама!
        Малышка вопила снова и снова. Её крики эхом разносились по пустому, мёртвому лесу, пока они шли, и теперь даже отец не мог заставить её замолчать.
        Ангербода рухнула на колени и завалилась лицом вперёд.
        Ей пришло в голову, что, возможно, теперь, когда она умерла, путы больше не должны удерживать её, но нет - это было не так. Ей было холодно. Очень холодно.
        Женщина не дышала и не понимала, может ли пошевелиться, но при этом чувствовала землю под собой - грязь поляны, лицом в которую она упала. Она ощущала какую-то влагу на голове, но боли не было.
        Что происходит? Как я?..
        И в этот момент она поняла. И от осознания её затошнило.
        - Восстань, Провидица, - прозвучал приказ, - и поведай, что ты знаешь.
        Её пальцы вонзились в землю, когда она изо всех сил пыталась поднять голову, но рассыпавшиеся волосы падали на лицо и заслоняли обзор. Так что всё, что ей удалось поначалу разглядеть, - это фигура мужчины, возвышающаяся на ней.
        Мир вокруг него казался бесцветным, приглушённым - как будто она смотрела сквозь туман - и тревожным в своём абсолютном безмолвии. Единственным звуком являлся голос незнакомца. Она всё ещё находилась недалеко от своей пещеры, хоть и знала, что на самом деле не может быть там. Деревья Железного Леса теперь выглядели ещё более серыми, как будто из них вытянули все краски. Опадающие листья летели на землю слишком медленно. А когда она оглянулась через плечо, её тело всё ещё висело позади, привязанное к дереву и неподвижное.
        Мужчина перед ней был единственным, что она могла рассмотреть с какой-либо определенностью - чётко и ясно. В реальном мире - в том же, где остались деревья, трава и пещера, - на каждом его плече сидело по ворону, а по бокам от него устроилась пара волков. Так что незнакомец был единственным, кто находился в этом странном месте вместе с ней.
        У него было много имен, но у неё не получалось вспомнить ни одно из них.
        Наконец Ангербода смогла подняться на колени и безразлично уставилась на него своими мертвенно-белесыми глазами. Мужчина был невероятно высоким, на нём был надет дорожный плащ, скрывающий очертания фигуры. Его длинная седая борода ещё сохранила несколько прядей, оставшихся рыжими, а единственный глаз холодного голубого цвета цепко смотрел на неё из-под широких полей высокой остроконечной шляпы.
        В этот момент в её памяти всплыло имя: Один.
        Он снова заговорил, и хоть ведьма не понимала его слов, что-то внутри неё осознавало смысл сказанного - он наконец победил. Из-за этого теперь она и очутилась на краю бездны, глядя вниз, в бесконечную тьму.
        Его голос подталкивал Ангербоду к пропасти, пока, наконец, не сбросил вниз, в пустоту. Она закричала, когда всё вокруг почернело - даже мужчина, стоящий перед ней, исчез, и другие образы заняли его место. Она тонула. Падала в неизвестность.
        - Что ты видишь? - спросил его голос откуда-то издалека, и против своей воли колдунья начала произносить древние, священные слова.
        И рассказала ему обо всём.
        Затем она снова пришла в себя в Железном Лесу, повисшая на ослабших путах. Под носом и сбоку на голове запеклась кровь, от неё слиплись волосы. На виске зияла рана от молота Тора. Ожоги от зачарованных пут покрывали запястья. Но боли нет. Лишь холод.
        Жива. По-прежнему жива. Во всяком случае, в той мере, что и всегда.
        Девять дней и девять ночей Ангербода оставалась привязанной к дереву.
        Она парила где-то во тьме, на границе между сознанием и забвением: там, где пустота успокаивала и ничто не могло больше причинить ей вреда, потому что не нужно было ни думать, ни чувствовать. Иногда ей казалось, что она слышит голоса, зовущие её, но они были слишком далеко и почти неразличимы. Впрочем, ей было всё равно, потому что они произносили лишь её имя, а это более не интересовало её.
        Видения мелькали перед её глазами в те краткие промежутки, когда она выныривала на поверхность и ещё не успевала погрузиться обратно в небытие.
        Маленькая Хель - в Асгарде. Она в красивом зелёном платье, достаточно длинном, чтобы прикрыть ножки и толстые чулки, сшитые мамой. Она бродила поблизости от чертога. Глаза метались по сторонам, и она не не глядя вертела в руках камешек, ковыряя его поверхность своими короткими ноготками. Ей нечем было занять руки и успокоить мысли - ни привычного вязания, ни игрушечного волка.
        Внезапно из-за угла выкатился мяч, Хель ахнула и отпрыгнула в тень. Безбородый юноша, светловолосый и ясноглазый, подбежал, чтобы забрать его. Девочка слышала возгласы его друзей, раздававшиеся поодаль. В руке он держал палку, а когда наклонился, чтобы поднять мяч, то заметил её и улыбнулся.
        - Ой! Привет.
        Хель только сглотнула, и её маленькие плечи затряслись.
        Он озабоченно склонил голову набок.
        - С тобой всё в порядке?
        Девочка молчала.
        - Ты здесь новенькая? - спросил незнакомец. - Как тебя зовут? Мне кажется, мы раньше не встречались.
        - Эй, пошли! - позвал один из молодых людей. - Почему так долго? Ты что, забрёл в разинутую пасть волка?
        Остальные рассмеялись, а Хель разозлилась при упоминании о своём брате - да ещё и таким издевательским тоном. Никто не имел права так отзываться о её родных. Если бы девочка не была настолько напугана всем, что окружало её в этом странном мире богов, она бы подошла и врезала этим глупым мальчишкам прямо по лицу.
        Но, по крайней мере, их слова, какими бы обидными ни были, означали, что Фенрир всё ещё где-то здесь, в Асгарде. О младшем из братьев ей не было известно даже этого. Она понятия не имела, что боги сделали с Ёрмунгандом.
        - Иду! - крикнул парень через плечо. Он подбросил мяч в воздух, поймал его, а затем повернулся, чтобы уйти.
        - Хель, - произнесла малышка, и когда мальчик повернулся, чтобы спросить, что она имеет в виду, пробормотала: - Т-так меня зовут. Хель.
        - Рад познакомиться с тобой, крошка Хель, - сказал он с ослепительной улыбкой.
        - Давай же, Бальдр! - крикнул один из его друзей, а затем ещё несколько человек стали его звать. - Надо закончить игру до наступления темноты! Из-за тебя мы проиграем!
        Бальдр достал что-то из кармана - золотое яблоко - и бросил его девочке. Она выронила камень и удивлённо поймала яблоко, а он улыбнулся ей и сказал:
        - Добро пожаловать в Асгард!
        Как раз в этот момент из-за угла чертога вышел её отец.
        - Хель? Вот ты где. - Его глаза заметались между ней и Бальдром, прежде чем остановиться на последнем и сузиться. - А ты беги отсюда. У неё нет времени на игры с тобой.
        Бальдр тоже смерил его взглядом, хоть и не столь дерзко; он знал, что не стоит связываться с кровным братом своего отца. Вместо этого он кивнул, одарил девочку ещё одной мимолетной улыбкой и бросился обратно за угол, чтобы присоединиться к своим друзьям.
        Хель повернулась к Локи, когда он опустился перед ней на колени, и сердито взмахнула рукой с яблоком, а её пронзительный голосок задрожал от негодования.
        - Папа! Мы же разговаривали.
        - Разве? А мне показалось, что разговаривал только он, - произнёс Локи, взял у дочери подарок и отбросил его в сторону. А когда та издала возмущённый возглас, добавил: - Тебе от него всё равно никакой пользы.
        Хель выпятила нижнюю губу.
        Локи чуть заметно улыбнулся.
        - Думал, ещё по крайней мере десять зим мне не придётся говорить с тобой о мальчиках. Хотя ты уже ко второй прекрасно разговаривала… - Но, несмотря на шутливый тон, он выглядел потрясённым. Почти столь же сильно, как и его дочь.
        Асы уже несколько часов спорили о том, как поступить с детьми, и, наконец, выставили его из зала совета, чтобы принять окончательное решение узким кругом. Они считали его одним из них только тогда, когда это было им удобно, - очевидно, не в этот раз.
        Хель захныкала, чувствуя состояние Локи. Она никогда раньше не видела своего отца таким: тревожным, почти на грани паники. Перед богами он мог сколько угодно носить маску безразличия, но на глазах у его единственной дочери она вся шла трещинами.
        - Папа, - спросила девочка, - что со мной будет? Почему мне нельзя увидеть братьев? Где мама? - Она сглотнула и сморщила покрасневшее личико, готовясь заплакать. - Я хочу к мамочке! Что они с ней сделали?
        - Послушай меня, - сказал Локи, беря её за плечи и вглядываясь в глаза. Так лгать было намного труднее, но у него не было выбора. - Мама цела. Твои братья тоже целы. Всё будет хорошо.
        - Ты обещаешь?
        - Обещаю. Но мне нужно, чтобы ты была храброй. Ничего не бойся! Выше нос! И всегда помни, кто ты такая, - тогда и остальные об этом не забудут.
        Дочь шмыгнула носом.
        - Кто я такая?
        - Вот именно, кто ты такая. Бывают ситуации, когда это знание - всё, что у тебя осталось, поэтому ты никогда не должна себя стыдиться. И не позволяй, чтобы кто-то другой вынуждал тебя стесняться самой себя. - Локи прикоснулся двумя пальцами к её подбородку и приподнял его. - Ну вот, так-то лучше. Ты просто вылитая мама, - и его голос дрогнул на последних двух словах.
        Перед богами его обычно бесстрастное лицо выражало только то, чего от него ожидали, и только тогда, когда это было уместно: точно отмеренное количество гнева, которое мужчина имел право испытывать, пока другие решали судьбы его родных. Но его настоящие чувства были совершенно другими, потому что он понимал, что ничего не может изменить. Его гнев был лишь маской, скрывающей правду, которую он никогда не позволит увидеть посторонним.
        Ангербода больше не могла выносить это зрелище. Вернувшись в своё тело, она почувствовала, как что-то влажное замерзает на щеках, и вновь испытала отчаяние - ведь слёзы означали, что она действительно по-прежнему жива. Это казалось ей величайшей несправедливостью, даже хуже, чем то, что у неё забрали детей, - то, что асам снова не удалось убить её и тем самым избавить от страданий.
        Ведьме безумно хотелось, чтобы все её горести закончились, чтобы все слезы были выплаканы. Но увы, и в этом ей не повезло.
        Теперь Хель находилась где-то в темноте, её красивое зелёное платье порвалось и испачкалось, а маленькие омертвевшие ножки дрожали. Она боялась снять чулки и проверить то, что скрывалось под ними, потому что чувствовала себя немного странно - более странно, чем обычно.
        Мужчина на восьминогом коне привез и бросил её здесь, и его фигура растворилась в тумане. Но она не скучала по нему. Даже если бы ей пришлось остаться здесь совсем одной, лучше так, чем с ним. Она ненавидела его. Это по его приказу асы забрали её и братьев от матери, и он лично отнял её у отца.
        Земля под ней дрогнула, девочка вскрикнула, отскочила и в панике огляделась. Вокруг не было видно ничего, кроме сгущающего тумана, - мосты, которые они пересекли по дороге сюда, остались далеко позади, но, возможно, если она пойдёт вперед, то сможет добраться до далеких зазубренных скал и найти пещеру, чтобы укрыться на ночь. Правда, была ли сейчас ночь?
        Разве в Нифльхейме[4 - Один из девяти миров, земля льдов и туманов, обитель мёртвых.] не всегда стоит ночь? Вот куда, по их словам, её привезли, хотя она и не умерла, а была всего лишь маленькой испуганной девочкой. Несмотря на то что её папа ругался со всеми из-за неё и прижимал к себе так долго, как только мог, прежде чем одноглазый мужчина вырвал её из отцовских рук и что-то выкрикнул в его адрес. Папа тоже закричал в ответ, но она не знала, о чём именно они спорили, потому что всё это время рыдала.
        Что-то схватило её за ногу, и Хель завопила от страха. Из-под земли показался скелет, а за ним выползали и другие. В тумане стали формироваться призрачные фигуры, подплывая ближе, окружая её.
        Выхода не было.
        Взвизгнув, девочка ногой отбросила страшилище и отскочила подальше. Скелет состоял из грязи, оживлённой тенями, потому что в Нифльхейме не хоронили мёртвые тела: здесь обитали только души. Остальные призрачные силуэты по-прежнему приближались, протягивали к ней свои тёмные конечности, - земля бурлила, как море во время шторма, в её глубине ворочались мертвецы, выбираясь на поверхность.
        Чудовища, обитающие в бескрайней ночи, стремились добраться до неё.
        И вдруг к призракам присоединились два существа из плоти и крови: одно подкрадывалось к ней по земле, другое кружило в воздухе. Она видела, как слюни текут из пасти приближающегося огромного пса Гарма, почувствовала порыв воздуха от крыльев Нидхёгга, когда дракон приземлился.
        Они окружили её, монстры и мертвецы. Ноздри дракона раздулись. Пёс зарычал. Тени потянулись к ней, и она зажмурилась, расставив руки, чтобы оттолкнуть их, но пальцы прошли насквозь через туманные силуэты. Призраки продолжали приближаться как ни в чём не бывало. Она не могла бороться с ними, но чувствовала их неуловимые прикосновения, от которых по коже бежали мурашки. Почему она ощущала их, а не наоборот? Это было нечестно. Её колени начали мелко дрожать.
        - Прочь от меня! - в панике закричала девочка, отчаянно крутясь во все стороны, всё ещё подняв перед собой руки. - Убирайтесь, пошли прочь, ПРОЧЬ!
        Воздух словно взорвался и стеной разошёлся от неё по кругу, отбрасывая мертвецов назад.
        Хель трясло от ужаса. Когда она, наконец, открыла глаза, мертвецы по-прежнему окружали её, хотя и находились дальше, чем прежде. Нидхёгг и Гарм тоже замерли в замешательстве, и, возможно, они даже выглядели немного испуганными.
        Пёс потёр морду лапой и наклонил голову, дракон снова раздул ноздри, а его оранжевые глаза полыхнули огнём. Он насторожился.
        Теперь они все поняли, что её следует опасаться.
        Может быть, она только что применила какое-то заклинание? Возможно, её мама и та ужасная женщина с золотым ожерельем были не единственными, кто мог колдовать, - вдруг Хель тоже обладала такой силой? Она посмотрела на свои ладони, а затем снова на обитателей Нифльхейма.
        И вздёрнула подбородок.
        Последние воспоминания Ангербоды были о том, как она рассказала Одину о пророчестве. О конце миров.
        Она видела грядущее снова и снова и не могла это прекратить.
        Бальдр, сын Одина, сияющий бог Асгарда, убит собственным братом, вонзившим заострённую веточку омелы прямо в его сердце. Это станет началом конца.
        Локи, опутанный цепями в наказание - за что? В видении этого нет.
        Зима длится три года, не прерываясь на лето. В Мидгарде разрушаются узы родства, мир охватывает хаос. Войны вспыхивают из-за нехватки припасов. Люди гибнут без числа в этот век жестокости и варварства.
        Громкий звук рога эхом разносится по всем мирам, и преграды, сдерживающие силы зла, рушатся. Локи вырывается на свободу, так же как и его сыновья.
        Волки, преследующие солнце и луну, наконец настигают свою добычу, и миры погружаются во тьму, все звёзды гаснут.
        Гарм громко лает у врат чертога Хель. Иггдрасиль трепещет.
        Боги спешат на битву с великанами. Локи управляет кораблём мертвецов. Асы и ётуны сражаются и убивают друг друга. Змей Мидгарда набрасывается на Тора, Великий Волк - на Одина. Все четверо падают замертво.
        Сурт со своим огненным мечом приходит с юга и сжигает всё сущее.
        Новый зеленеющий мир поднимается из пепла, и дракон Нидхёгг парит в небесах.
        На этом видение прервалось, и ведьма, обессилев, погрузилась в забвение.
        Часть II
        Время тянулось, пока Ангербода пребывала между жизнью и смертью. Целая вечность могла бы пролететь, и она бы этого не заметила. Конец миров мог бы наступить, но и это мало что значило для неё, потому что она и так знала, что произойдёт.
        Все, что произойдёт. На этот раз ей не удалось прервать пророчество.
        Я видела, как гибнут мои сыновья.
        Она поведала обо всём Одину, и теперь ей казалось, что, возможно, её время в качестве Ангербоды завершилось - что она просто перестанет ей быть так же, как это случилось с Гулльвейг. И что дальше? Она надеялась, что, наконец, умрёт по-настоящему.
        В своих видениях колдунья стала свидетельницей стольких грядущих смертей. Почему она должна по-прежнему оставаться в живых и наблюдать, как всё это произойдёт?
        Я хотела бы остаться здесь, в пустоте, навсегда.
        Ничто больше не имело значения. Особенно теперь, когда её лишили детей.
        Это несправедливо по отношению к ним. Они ничем не заслужили такой участи. Их судьбы должны были сложиться иначе.
        Что-то на самом краю сознания привлекло её внимание: какая-то мелочь, незначительная, но раздражающая - как булавочный укол.
        - А может быть, наоборот, всё произошло так, как и должно было случиться, - произнёс голос, такой тихий, что казался эхом, пришедшим из самых потаённых уголков её разума. Он был ей до боли знаком, словно образ из давно забытого сна. - Вопрос в том, что ты собираешься с этим делать.
        - Ничего. Да и что я могу сделать… Я - никто. Пустое место. Просто жалкая старая ведьма, у которой отняли всё. Преданная собственным мужем. Лишённая детей. Всеми покинутая.
        - Не всеми, - ответил голос. - И ты это прекрасно знаешь. Даже сейчас она ищет тебя. Слышишь?
        - Ангербода. - Она услышала, как кто-то другой зовёт её, но звук был приглушённым, как будто доносился из-под воды. - Ангербода, ты здесь? Куда ты… о нет! Нет!
        Булавочный укол в глубине сознания превратился в ощущение, будто её куда-то утягивает - не так настойчиво, как поступил Один, выдернув её из тела и заставив спуститься на самое дно, но словно нежное касание, которое лишь указывает направление.
        - Нет, нет, нет… Пожалуйста… Очнись…
        - Ну же, - произнёс голос, и Ангербода почувствовала, как её тянет сквозь тьму бесконечной пустоты к крохотному пятнышку света на поверхности. По мере того как она поднималась, свет становился всё ярче, но она не могла разглядеть, кто или что подталкивает её.
        Она сопротивлялась. Здесь, в темноте, было безопасно. Там, наверху, всё пошло неправильно. А тут она могла оставаться ничем и никем сколь угодно долго. Ей не хотелось возвращаться никогда.
        - Очнись же, - умолял женский голос всё отчетливее, и в словах слышалась боль. - Пожалуйста, пожалуйста, просыпайся…
        - Пора, - сказал таинственный собеседник, по-прежнему мягко направляя её вверх, и свет стал ещё ярче. - Она ждёт тебя.
        Довольно скоро женщина ощутила покалывание в возвращающихся к жизни конечностях, снова почувствовала это ужасное сердцебиение, ощутила волосы, упавшие на лицо, и кровь, запекшуюся вокруг ноздрей и рта. Вынырнув на поверхность, она тихонько всхлипнула, но глаз не открыла.
        - Ты жива, - воскликнул женский голос, взлетев на октаву от облегчения. Ангербода почувствовала, как мозолистая рука мягко приподняла её подбородок, и это прикосновение почти успокоило её. Она смутно пыталась связать этот голос с человеком.
        Женские пальцы скользнули по лицу к голове ведьмы, чтобы мягко убрать волосы от виска, куда пришелся удар молота Тора. Женщина сдавленно охнула и разразилась потоком ругательств при виде кровавой раны, и Ангербода внезапно вспомнила имя: Скади.
        Руки и ноги колдуньи не шевелились. Всё, на что хватило её сил, - это зажмуриться. В голове стучало, пульсировало, и было так больно, что она пожалела, что не спит и чувствует всё это. Она попыталась что-то пробормотать, но Скади произнесла:
        - Ш-ш-ш, не разговаривай. Мне нужно снять тебя с дерева. Я слышала, что Фрейя зачаровала эти верёвки специально, чтобы именно ты не смогла их разорвать. И мне интересно, относится ли это к кому-нибудь ещё, кто попробует…
        - Оставь меня умирать, - наконец сумела выговорить Ангербода, и хриплый шёпот прозвучал незнакомо даже для её собственных ушей.
        Она услышала, как Скади усмехнулась в ответ, вынимая из ножен охотничий кинжал.
        - Ох, заткнись.
        Послышался скрип снега под кожаными ботинками, затем треск разрезаемых веревок - нож Охотницы и правда справился с задачей. Ангербода почувствовала, что путы ослабли, и стала заваливаться вперёд, но подруга успела её поймать и подхватила на руки, как ребёнка. Веки колдуньи дрогнули, пока Скади переносила её в пещеру, и она мельком увидела поляну и голые деревья за ней: всё было покрыто слоем снега, как и она сама.
        Женщина почувствовала, что её усадили на кровать, услышала, как великанша разжигает огонь в очаге, потом ощутила, как с неё срезают одежду. Ангербода даже не вздрогнула. Платье на ней задубело, и было ясно, что если оно оттает прямо на ней, то от сырости станет только холоднее. Когда Охотница закончила и отбросила в сторону остатки одежды, то укутала подругу в меха.
        Руки и ноги Ангербоды болезненно покалывало, пока к ним возвращалась чувствительность. Она по-прежнему не открывала глаз, но услышала, как в котёл над очагом льётся вода, а через некоторое время тёплая влажная тряпка аккуратно коснулась её виска.
        - У тебя в ране мозги виднеются. Судя по всему, височная кость раздроблена. Как ты ещё жива? - пробормотала Скади. Когда она, к своему удовлетворению, смыла кровь и приложила к виску какую-то припарку, руки её дрожали - но от ярости или от волнения, Ангербода не могла сказать. Лекарство, несомненно, было из собственных запасов ведьмы; ётунша хорошо знала зелья подруги, потому что долго торговала ими.
        Ангербода почувствовала, как с её волос и ресниц легонько стряхнули наледь, а затем шершавые пальцы погладили её по щеке. Она приоткрыла глаза и увидела обветренное лицо Скади, склонившееся над ней.
        Охотница убрала руку и с облегчением улыбнулась уголком рта.
        - Добро пожаловать обратно в Девять Миров!
        Прежде она сидела рядом с Ангербодой на кровати, но теперь переместилась на табурет по соседству, и колдунье сразу же стало не хватать её тепла, но она промолчала; на уме у неё крутился только один вопрос, так что, снова закрыв глаза, женщина спросила:
        - Что с моими детьми?
        - Тебе следует отдохнуть, прежде чем ты услышишь ответ на этот вопрос, - ответила подруга. - Наберись сперва сил. Они живы - это должно тебя утешить. Поспи немного, а я пойду добуду какой-нибудь дичи на ужин. Я знаю, что у тебя есть сушёное мясо в кладовой, но мне кажется, что похлебка будет тебе куда полезнее.
        Меньше всего Ангербоде хотелось есть.
        - Я уже и так проспала кучу времени. Я не устала.
        - Но ведь ты не спала, правда? - спросила Скади, изучающе глядя на неё. - Ты находилась… где-то в другом месте.
        - Нет, я спала, - попыталась настоять на своём ведьма. Но её ложь даже её саму не убедила, так что она знала, что и ётунша не поверит ей.
        - Никто не может устать настолько, чтобы просто спать девять дней и ночей. Не говоря уже о том, через что тебе пришлось пройти до этого, друг мой.
        Девять дней. Как она могла позволить себе так долго задержаться в пустоте? Если бы только она пришла в себя раньше… Если бы только она могла что-нибудь сделать…
        Когда Ангербода не ответила, Скади уперлась руками в колени и встала.
        - Ладно, тогда я пойду на охоту, - произнесла она, наконец, и строго добавила: - Никуда не уходи.
        Колдунья только моргнула в недоумении. Из-за раны на голове и полузамерзшего тела она едва могла двигаться, о чём и сообщила. У неё еле-еле выходило даже приподнять голову, что уж говорить о том, чтобы самостоятельно выйти из пещеры.
        - Я не это имела в виду, и ты это прекрасно знаешь, - мрачно сказала Охотница, завязывая пояс на своём меховом плаще. - Я ненадолго.
        Услышав, что подруга ушла, Ангербода перевела взгляд на потолок и мыслями вернулась к некоторым из видений, что узрела, пока пребывала в небытии: Хель в Асгарде, затем Хель в Нифльхейме. Растерянность дочери, её страх, её сила.
        Она закрыла глаза.
        Явились ли мне истинные события или скорбящий разум сыграл со мной злую шутку?
        Скоро Скади сможет подтвердить её худшие опасения.
        В следующий раз Ангербода проснулась, когда подруга осторожно подняла её голову к себе на колени и поднесла к губам миску с бульоном, предлагая его отхлебнуть. Ведьма всё ещё не чувствовала голода, но бульон был горячим, и ей хотелось согреться.
        - Что с моими детьми? - повторила она свой вопрос, когда немного перекусила.
        Охотница поставила чашку на табурет рядом с кроватью, не убирая головы Ангербоды со своих колен.
        - Я в тот день уехала на охоту с пасынком Тора по имени Улль. Мы находились в Мидгарде вплоть до позавчерашнего дня. Но как только я услышала о случившемся, я прижала к стенке Фрейра и, когда он рассказал мне подробности, сразу же приехала сюда.
        Колдунья кивнула. Будучи приёмным сыном Скади, Фрейр был единственным из асов, кто выказал хоть какое-то несогласие с их действиями в ту ночь.
        Ётунша замолчала. Женщина выжидающе посмотрела на неё, но та только отвернулась, сжала кулаки и произнесла:
        - Я могла бы спасти тебя и детей.
        - Очень в этом сомневаюсь, - мягко возразила Ангербода. - Мне кажется, ничто не могло их остановить. Не терзай себя подобными мыслями.
        - Значит, ты меня прощаешь? - Голова Скади резко повернулась в её сторону. - За то, что меня не было там рядом с тобой?
        - Друг мой, мне нечего тебе прощать. Уверяю тебя в этом. А теперь, пожалуйста, продолжай свой рассказ.
        Охотница вытерла глаза и, казалось, вновь обрела самообладание.
        - Детей доставили к Одину, - проговорила она. - Ёрмунганда почти сразу бросили в море, и Фрейр клялся мне, что видел, как твой сын вырастал прямо у них на глазах. Это значит, что он не был мёртв.
        Ангербода снова кивнула с бесстрастным выражением лица. Знаю. Его время ещё не наступило… пока.
        Великанша резко вдохнула через нос, прежде чем продолжить.
        - Что касается Фенрира, то они не могли придумать, как с ним поступить, потому что малыш тоже подрос за последние девять дней. Боги решили держать его поближе к Асгарду, где они могли бы присматривать за ним, пока он не станет слишком огромным. Все боятся подходить к нему слишком близко, кроме храброго Тюра, что приносит ему пищу, а твой муж не осмеливается даже приближаться к месту его заточения из страха, что Фенрир убьёт его. Ваш сын явно не питает любви к папочке. - Она опустила голову. - Я и сама пыталась подойти к нему, но он явно считает меня одной из них. Думает, что я предала тебя, подобно Гёрд, хотя это заблуждение.
        - А как с ним поступят потом, когда им надоест держать его под рукой? - спросила Ангербода, хотя она уже и так это знала; она видела, как Фенрир освободился от каких-то оков в её видении.
        - С твоим мужем или с сыном?
        - С сыном, - отрезала ведьма. - У меня нет мужа.
        Скади вздрогнула, но затем выражение одобрения промелькнуло на её лице, но так же быстро сменилось сдержанным спокойствием, более подходящим разговору.
        - Можно только гадать, что будет потом.
        - Ёрмунганд брошен в море, а Фенрир навеки заточён, - прошептала Ангербода. Что-то по-прежнему не давало ей покоя. Но тут её желудок скрутило в узел, и она задала вопрос, ответ на который и так уже знала:
        - Что с Хель?
        Скади глубоко вздохнула.
        - Фрейр сказал, что она молчала на пути в Асгард, потому что её нес отец. Она не отпускала его ни на секунду, и Локи не заговаривал с ней, только старался утешить, и это, казалось, помогало, пока детей не разлучили. Как только асы избавились от Ёрмунганда и убедились, что Фенрир надёжно заперт, то стали решать, как поступить с Хель.
        Охотница, казалось, собиралась с духом, чтобы приступить к следующему эпизоду, и Ангербода терпеливо ждала.
        - А потом Один лично вырвал её из рук Локи. - Скади наконец посмотрела на подругу. - Они отослали её в Нифльхейм как есть, живой и невредимой. Насколько я поняла, Всеотец наделил её властью над умершими, поскольку она и сама наполовину мертва.
        - Ну конечно, - произнесла колдунья, закрыв глаза. Последние недостающие детали встали на свои места. Всё это было в её видении о конце миров: гигантский змей, поднимающийся из волн, и огромный волк, разрывающий свои путы, когда все миры погружаются в хаос. И корабль мертвецов, подчиняющихся её дочери, плывущий на битву против богов…
        Только теперь она увидела всю картину целиком. Всё, от начала и до конца.
        Ведьма видела смерть самого Одина и Тора. Видела, как Тор сражался с Ёрмунгандом, а Фенрир проглотил Одина целиком. Видела, как оба её сына погибли. Она пыталась отогнать эти образы, выбросить их из головы, но не могла забыть. И никогда не сможет.
        Кажется, чем больше ответов я получаю, тем больше возникает вопросов.
        - Конечно? - в недоумении переспросила Скади.
        Ангербода только покачала головой и не стала вдаваться в подробности.
        - Спасибо, что рассказала мне всё как есть, и… просто спасибо. Что позаботилась обо мне. Но если не возражаешь, я хотела бы немного побыть одна. - Она тяжело сглотнула. - Я просто… Мне нужно время.
        - Понимаю. Но я буду неподалёку. И тебе лучше не уходить туда, откуда я не смогу тебя вернуть, - предупредила Скади и с большой неохотой встала, переложив забинтованную голову подруги на подушку.
        - Не буду, - пообещала колдунья.
        Скади на мгновение помедлила, но затем кивнула и вышла из пещеры. Как только Ангербода услышала, как за ней закрылась дверь, она закрыла глаза, глубоко вздохнула и принялась вновь размышлять о своём видении.
        Той ночью она поведала Одину всё, что он хотел узнать. А до этого колдунья упрашивала, умоляла асов оставить её детей в покое; что бы норны ни сказали Одину, этого бы не произошло, если бы Хель, Фенрир и Ёрмунганд, как и прежде, жили с матерью. Ангербода была в этом уверена. А потом, силой вырвав у неё знание о грядущем - когда она была слишком уязвима, убита горем, слишком слаба, чтобы бороться, - Один тоже это понял.
        Так почему же он просто не вернул ей детей в тот же самый миг, когда узнал, что должно произойти? Даже если Один считал, что она мертва, почему было не отдать детей Локи или просто не отпустить восвояси, чтобы они дальше сами о себе заботились? Если Всеотец так беспокоился о своей ужасной судьбе, зачем было настраивать против себя тех самых существ, которые погубят его и его сына в последней битве?
        Прежде чем женщина смогла дальше обдумать эту мысль, она пошевелилась в кровати и почувствовала что-то твёрдое под мехами. Пошарив рукой, она выудила из вороха постельного белья горячо любимую Хель игрушку. Черты волка уже едва угадывались в фигурке, а следы зубов изгладились за всё то время, пока маленькие детские руки вертели и прижимали её к себе.
        Крепко стиснув игрушку в кулаке, Ангербода прижала её к груди, и все её тело начало сотрясаться от беззвучных рыданий, когда осознание произошедшего наконец обрушилось на неё.
        Её дети пропали.
        - Не пропали, - возразил знакомый голос в глубине её сознания, тот самый, что помог ей прийти в себя несколько часов назад.
        - Но они потеряны для меня навеки, - громко прошептала ведьма. - Если я освобожу своих сыновей, настанет конец всему. Мои видения отчетливо это показали, и прежде они не ошибались.
        - А как же твоя дочь?
        - Хель… - Она крепче сжала фигурку волка. Я не должна была остаться в живых. Умри я, и была бы рядом с ней. Как это несправедливо, что меня столько раз убивали, но всё же…
        И тут её осенило. Может быть, мне не нужно умирать, чтобы воссоединиться с ней. Возможно, я смогу связаться с ней иначе, да и с сыновьями тоже.
        Колдунья крепко зажмурилась и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Очистила разум, прислушалась к равномерному биению сердца. Приготовилась ощутить эйфорию свободы, отделиться от собственного тела, погрузиться вглубь, своевольно странствовать… Как и всегда…
        Но ничего не произошло.
        Она открыла глаза и в замешательстве нахмурилась, заставив себя успокоиться и повторить всё снова. Но на этот раз случилось кое-что похуже: жгучая боль в мгновение ока будто объяла её пламенем, в котором некогда сгорала Гулльвейг, ошеломив ведьму, и по её телу пробежала дрожь.
        Ангербода попробовала прибегнуть к сейду в последний раз, но только она попыталась покинуть тело, как к ней вернулись ощущения той ночи, когда Один железной хваткой вырвал её душу из физической оболочки и заставил спуститься в бездну, словно погружая её с головой под воду, пока брал в её сознании, что хотел, и делал с ней всё, что ему было нужно.
        Её желудок сжался, перед глазами все поплыло, и женщина вынырнула из болезненных воспоминаний. И тут пришло мерзостное понимание.
        Она больше не может творить сейд - то ли из-за собственных ошибок, то ли из-за какого-то заклинания, что Всеотец наложил на неё той злополучной ночью.
        Являюсь ли я по-прежнему провидицей, если мне более не дано предвидеть?
        Являюсь ли я матерью, если моих детей больше нет со мной?
        Он отнял у меня все.
        Они оба, Один и Локи.
        Её мысли вернулись к Локи, и она вскипела от злости. Лучше бы ему никогда не возвращать мне сердце. После того, что он со мной сделал, он заслуживает всех тех мук, всех тех страданий, что явились мне во снах.
        И когда Ангербода уже засыпала, она отпустила эти образы, позволила им раствориться в глубинах сознания: цепям, змее, чаше, его боли. Ей больше не нужно было хранить их в памяти. Не нужно было даже терять ночами сон в мыслях о них, ведь она наконец поняла, почему они более не имели значения. Почему с самого начала её не касались.
        Вот она - причина, по которой меня не будет рядом во время твоих мучений.
        И эта причина - ты сам.
        Где-то на грани сна и пробуждения голос вновь обратился к ней.
        - Ты помнишь, как Один приобрёл свои знания о рунах? - спросил он. - Он висел на Иггдрасиле девять дней и ночей. Принес себя в жертву самому себе.
        Фраза прозвучала для Ангербоды туманно.
        - Ты тоже стала жертвой. Чему ты научилась, пока была привязана к дереву, Мать-Ведьма? Что принесла с собой, чего не имела раньше?
        - И в самом деле, что? - угрюмо подумала Ангербода. - Безнадёжность? Отчаяние?
        - Нет, - ответил голос. - Меня.
        - Но кто ты? И почему так знакомо прозвучало то, что ты назвал меня «Матерью-Ведьмой»?
        Ответа от голоса не последовало, а колдунья очнулась, сонная и растерянная. Некоторое время она лежала, пытаясь собраться с мыслями. Пока, наконец, в её затуманенном сознании не начали складываться кусочки целого, и с каждым вдохом картина становилась всё яснее.
        Один пытается узнать о пророчестве не для того, чтобы не дать ему сбыться - так я считала изначально, но ошибалась. Он не может его предотвратить и понимает, что это неизбежно. Но тогда зачем ему знать всё до мельчайших подробностей о собственной смерти, о гибели своих родичей? Любой был бы счастлив не ведать о подобном. Не может же Всеотец быть настолько жестокосердным?
        Нет, он собирает сведения, потому что ему нужно знать как можно больше, если он намерен каким-то образом изменить грядущее или найти какую-то лазейку для достижения своих целей.
        А значит, могу и я.
        Но вот вопрос: как?
        Ангербода пока не могла ответить, но она знала, кто мог бы. Нужно было лишь разыскать того, кто говорил с ней во снах, - но сначала, конечно, выяснить, кто это.
        Мать-Ведьма. Это имя не выходило у неё из головы. Ведьма вспомнила, как она впервые явилась сюда, в Железный Лес, в качестве Ангербоды и наткнулась на каменный фундамент в некотором отдалении от пещеры. Возможно, оттуда мне и нужно начать поиски. Даже если это ничего не даст, быть может, там найдётся хотя бы подсказка, что укажет верный путь.
        Если же и это никуда её не приведёт, то придётся методично обыскать все Девять Миров.
        Полагаю, стоит приступить как можно скорее.
        По-прежнему держа в руках игрушечного волка Хель, женщина выбралась из-под одеял и мехов, в которые Скади так тщательно её укутала. Она поморщилась, когда воздух, всё ещё холодный, несмотря на тепло, исходящее от очага, коснулся обнажённой кожи, и с большим усилием села. Спустив ноги с кровати, она встала и затем оперлась на стол, чтобы дотянуться до сундука с одеждой.
        Найдя запасную льняную нижнюю сорочку, Ангербода надела её как можно аккуратнее, а поверх натянула шерстяное платье. То, в чём она была прежде, Скади разрезала, когда раздевала её, пытаясь не задеть рану на голове. Женщина неторопливо прошлась по пещере и подняла пострадавшую одежду, утешаясь мыслью, что сможет починить её в пути, если не забудет взять с собой иголку и нитку.
        Как раз в тот момент, когда Ангербода укладывала провизию в походную корзину, в пещеру вошла Охотница, держа за ноги двух убитых кроликов. Ётунша резко остановилась, захлопнула за собой дверь и уставилась на хозяйку.
        - Что ты делаешь? - спросила Скади.
        - Ухожу, - ответила Ангербода.
        - Но куда?
        Колдунья покачала головой со свежей повязкой.
        - Ты не поверишь, если я скажу.
        Великанша положила кроликов на стол и, скрестив руки на груди, выпрямилась во весь рост, став почти на голову выше Ангербоды, которая и сама была немаленькой, - и, по сути, загородила собой дверь.
        - Ну попробуй, - с вызовом сказала она.
        Они так и стояли, вперившись друг в друга взглядом, пока колдунья со вздохом не сдалась, тяжело опускаясь в кресло. Обдумывая, как лучше всё объяснить, она опустила глаза и водила пальцем по одному из завитков на ручке, которые она вырезала лет сто назад. Охотница, в свою очередь, уселась на одну из скамеек у стола, лицом к ней, и следила за движением пальца ведьмы.
        - Это как-то связано с… м-м-м… тем местом, где ты провела эти девять дней? - осмелилась наконец спросить Скади, когда Ангербода так ничего и не произнесла. Она наклонилась вперёд, уперлась локтями в колени и переплела пальцы. - Что-то связанное с сейдом? Ты так и не объяснила, откуда знаешь эту магию, и я не хотела давить на тебя, когда речь об этом заходила прежде.
        - Не знаю, как я научилась сейду, - сказала ведьма, наконец встретившись с ней взглядом. - Я почти ничего не помню о себе до того, как пришла сюда, в Железный Лес. В памяти осталось очень мало о моей жизни в Асгарде, кроме того, что они сделали со мной перед моим бегством, и вообще никаких воспоминаний о том, что было раньше.
        Скади выпрямилась.
        - Ты жила в Асгарде? Когда?
        - Очень давно, - Ангербода содрогнулась при мысли об этом. - Я пришла туда из… не знаю откуда. А по пути я оказалась в Ванахейме и взялась учить их сейду. Фрейя была единственной из ванов, кто действительно уловил суть, а Один - единственным из асов. Но, видимо, этого хватило, чтобы начать войну…
        - Ту самую войну? - Скади уставилась на неё. - Так ты… Гулльвейг? Я слышала, как о ней упоминали, но эти события произошли так давно, что теперь уже мало что известно. Люди думают, что она - Фрейя, или раньше была Фрейей. Из-за имени, понимаешь? Жадная до золота богиня, которая творит сейд, - неплохо подходит под описание.
        - Хорошо, пусть и дальше так думают. Я не хочу иметь никаких дел с асами, - твёрдо сказала ведьма. - Они вырвали мне сердце и после этого ещё трижды пытались убить.
        - Как же ты выжила?
        Ангербода и сама всегда гадала об этом, а теперь… когда кто-то задал ей этот вопрос напрямую, она была вынуждена признать, что не имеет ни малейшего понятия.
        - Я… я не знаю.
        - И это тебя не беспокоит? То, что ты вернулась к жизни не только лишившись сердца, но и после трёх костров?
        Ведьма заёрзала на стуле.
        - Думаю, нет.
        Скади, казалось, обиделась.
        - Почему ты раньше не рассказывала мне об этом?
        - Потому что я надеялась, что мне никогда больше не придётся об этом вспоминать, - сказала колдунья. - Мои дела с Одином и Фрейей и сожжение Гулльвейг - это всё, что я помню. Ни жизнь до этого, ни причину, по которой я путешествовала через миры богов. И ведь есть ещё пророчество…
        Скади нахмурилась.
        - Какое пророчество? То, что ты насильно показала Сигюн на берегу ручья? Или есть и другое?
        Ангербода откинулась на спинку кресла.
        - То, что я показала Сигюн, является частью гораздо большей головоломки. Всё началось однажды ночью. Я была беременна Хель, как вдруг почувствовала, что она умирает… Я воззвала к её душе, вернув из-за предела, так он и нашёл меня. Почувствовал моё колдовство.
        Брови Скади удивлённо поползли вверх, но всё, что она спросила, было:
        - Он?
        - Один. С тех пор он стал преследовать меня в моих снах. Однажды мне приснилось, как Девять Миров погибнут, но чем всё закончилось, я не успела увидеть… Когда я рассказала об этом Локи, он просто пожал плечами, но…
        - Надо было рассказать мне, - горячо возразила Скади. - Я бы не стала от такого отмахиваться.
        - Теперь я и сама об этом жалею, - искренне сказала Ангербода. Она продолжила свой рассказ и описала, как Один в конце концов подтолкнул её к тому, чтобы узнать конец пророчества. Объяснила, как сначала сопротивлялась, как увидела достаточно, чтобы понять, что её сыновья были каким-то образом во всём этом замешаны, но не знала, чем всё закончится. Но после того, как той ночью Тор убил её, Одину наконец удалось заставить её увидеть пророчество полностью. А потом он так же заставил её поведать обо всем ему.
        Впрочем, женщина не стала упоминать про страдания, что ждут Локи. Для самой колдуньи он больше не был важен, а лишнее упоминание о нем не ободрит её подругу.
        Скади задумалась над серьёзностью её слов.
        - Так ты знаешь, как все умрут? Сыновья Сигюн, Фенрир и Ёрмунганд? И остальные боги?
        Ангербода кивнула.
        - А что насчёт меня? - тихо спросила Охотница после долгой паузы. - Ты предвидела, как я?…
        Колдунья открыла было рот, чтобы ответить, что даже если бы и видела, то ни за что бы не сказала, но потом поняла, что она и правда не видела. Она поискала в своих воспоминаниях о видении хоть какую-нибудь информацию о судьбе подруги и не нашла.
        - Я… не знаю, - проговорила она наконец.
        Скади явно не поверила, но постаралась говорить небрежно.
        - Ну и ладно. В любом случае я бы не хотела этого знать.
        - Нет, я действительно не знаю, - ответила Ангербода, выпрямляясь в кресле так резко, что в голове стрельнуло. Она откинулась обратно и поморщилась, переводя дыхание. - Я не видела, как ты умрёшь. А если я этого не видела, значит, этого может и не произойти, верно?
        - Да не то чтобы, - начала Скади, - но…
        - Может быть, я видела не всё, - перебила её колдунья. - Может, мне показали только то, что неизбежно. Вот почему Один хотел знать, что ему точно не удастся изменить, - для того, что понять, что изменить возможно. Это ключ к поиску лазейки, не так ли?
        Скади открыла рот. Снова его закрыла. Пожала плечами.
        - Значит, и мне нужно сосредоточиться на том, чего я не знаю, а не на том, что видела, - быстро закончила Ангербода, и мысли её опережали слова. Вопросов больше, чем ответов. - Я не знаю, как ты умрёшь; не знаю, как Хель…
        Она замолчала. Хель. Я вообще не видела её в пророчестве. Да, Локи командовал кораблём с мёртвыми душами, но на борту не было той, что отныне ими управляет. А это значит, что она может и не принять участия в последней битве. Что, в свою очередь, означает…
        Означает, что для моей дочери ещё есть надежда. Я могу спасти её… каким-то образом.
        - Ангербода? - окликнула её Скади, когда глаза ведьмы расширились от осознания. - Не хочешь ли закончить свою мысль вслух, чтобы я тоже смогла поучаствовать в том, что, во имя Имира[5 - Первое живое существо, инеистый великан, из которого был сотворён мир.], происходит?
        Женщина оперлась на подлокотник кресла, чтобы не упасть.
        - Мне нужны ответы. И чтобы найти их, мне нужно снова научиться творить сейд - для того, чтобы иметь возможность связаться с Хель и с моими сыновьями. После этого у нас, возможно, получится вместе разобраться во всём.
        - У тебя больше не получается сейд? - уточнила Скади, нахмурившись.
        - Я… - Ангербода прикусила язык. - Я попыталась вчера вечером, но не смогла. Что-то останавливает меня - может быть, даже я сама, подсознательно, из страха. Не могу понять, в чём дело. Сейд - часть меня, но сейчас я чувствую себя такой уязвимой. Как будто мой разум пытается забыть то, что произошло, и не даёт мне путешествовать вне тела.
        Скади задумалась.
        - Так с чего мы начнём? Нужно вернуть твою магию, связаться с сыновьями и спасти Хель, изменив пророчество, ещё что-то?
        - Мы ни с чего не начнём, - отрезала Ангербода. Она наконец поднялась на ноги, но пошатнулась. Когда Скади подалась вперед, чтобы поддержать её, ведьма подняла руку, жестом отказываясь от помощи. - Я должна идти одна.
        Подруга опустила руку.
        - Но почему?
        - Я должна справиться с этим сама, - попыталась объяснить колдунья. Она подумала о голосе, о чьём-то присутствии, что помогло ей выбраться из темноты и вернуться к жизни:
        «Что ты принесла с собой, чего не имела раньше? Меня».
        Как мне удалось возродиться после сожжения? И почему я всё ещё жива после того, как Тор убил меня?
        Кто же я такая на самом деле?
        Скади ничего не сказала, но её лицо раскраснелось от гнева. Она выглядела так, будто хотела бы поспорить, но от ярости не могла даже говорить.
        Ангербода собралась с духом. Хотя Скади до сих пор и воспринимала всё спокойно, что-то подсказывало ведьме, что не стоит ей говорить о таинственном голосе в своей голове. Это ощущение было слишком личным, чтобы пытаться описать его другому человеку, и она знала, что не сможет надеяться на успех в своих поисках, если её будет удерживать чувство, что всё это - полная чушь. Что она следует за призраком или, того хуже, ложными образами своего сознания.
        Кто бы это ни был, вдруг он знает, почему я не могу умереть, ведь знает же он, кем я являлась до того, как стала Гулльвейг. И, возможно, это ключ к пониманию того, как я могу вернуть себе умение творить сейд, связаться с сыновьями и спасти дочь.
        - Кроме того, - продолжила Ангербода, - мне не помешает побыть одной некоторое время. А у тебя всё ещё есть Асгард и твои обязанности в качестве богини, не так ли?
        Лицо Скади потемнело.
        - Боги умерли для меня с того самого момента, как я нашла тебя привязанной к дереву.
        - Но они-то пока об этом не знают и продолжают считать тебя одной из них. И потом, тебе поклоняются ещё и те, кто живёт в Мидгарде. Умоляю, не поступайся этим ради меня.
        - Я никогда больше не вернусь в Асгард, - гневно проговорила Скади, наклоняясь вперед и сжимая её за плечи. - Даже если боги будут в мучениях корчиться в пламени Муспельхейма[6 - Один из Девяти Миров, страна огненных великанов.] - я и глазом не моргну и всегда приму твою сторону. Я знаю, что ты не откажешься от своей задумки - не стану даже просить об этом. Но до этого ты могла бы отправиться со мной в горы - подлечилась бы и всё хорошенько спланировала в моём чертоге. Я бы позаботилась о тебе, а потом мы бы вместе сделали всё, что ты считаешь нужным. Миры ведь не завтра погибнут?
        - О нет, поверь мне, перед этим будет много знамений, - мрачно сказала ведьма, вспоминая видение. Я видела Бальдра, сына Одина, убитого собственным братом, и Локи в цепях, и три непрерывные зимы, а затем бесконечную ночь… и это только начало.
        - Тогда что мы теряем? - спросила Охотница.
        Некоторое время Ангербода пребывала в нерешительности. Она прекрасно представляла, что её ждёт, если она согласится: Скади бросит свои дела в Асгарде, они поселятся вместе в горах или в её пещере, будут поддерживать друг друга и вместе греться у огня холодными зимними вечерами.
        Это была бы неплохая жизнь. В конце концов, Скади действительно была одной из немногих, с кем ей было спокойно. Они могли бы провести вместе прекрасное время, как подруги и партнёры.
        «А может, и не только…» - подумала Ангербода, сглотнув, потому что при этой мысли глубоко внутри у неё всё сжалось от волнения. Как это было заманчиво… После всего, что ей пришлось пережить, разве она не заслужила возможности обрести подобное счастье - хотя бы ненадолго, до того, как она приступит к своим поискам?
        - Я не могу, - тихо проговорила Ангербода.
        - Извини, - Скади убрала руки с плеч ведьмы и отступила назад, уязвлённая её отказом. Теперь она разглядывала свои ботинки. - Я слишком давлю.
        - Нет, ты меня неправильно поняла. Дело не в том, что я не хочу. Просто… боюсь, если я отправлюсь с тобой, то больше не смогу уйти.
        А мне нужно так много сделать.
        Ётунша вскинула голову и вопросительно посмотрела на неё. Сама же Ангербода постаралась сохранить невозмутимое выражение на лице. Она не знала, как долго будет отсутствовать, и последнее, чего бы ей хотелось, - это чтобы подруга жила в постоянном ожидании, как это было у неё с Локи.
        Тогда Скади выпрямилась и отвела взгляд.
        - Ну что ж, кажется, я не могу остановить тебя. Когда ты хочешь отправиться?
        - Как можно скорее, - ответила колдунья, указывая на свою наполовину собранную корзину.
        - Пойдёшь пешком?
        Ведьма кивнула.
        - Чем ты будешь питаться?
        - Буду добывать еду по дороге. Если наткнусь на какое-нибудь поселение, то попробую предложить услуги в обмен на еду.
        Она посмотрела на свой рабочий стол - тот, что давным-давно смастерила для неё Скади. Он был заставлен глиняными горшками и флаконами всех размеров, а также корзинами, кувшинами и прочими завёрнутыми в льняную ткань предметами. Затем женщина подняла взгляд на потолок и осмотрела сушёные травы, свисающие с деревянной балки.
        - Я возьму с собой столько, сколько смогу унести, а остальное, наверное, буду собирать и готовить по пути.
        - Так не пойдёт. - Скади покачала головой и потянулась к одному из небольших горшочков с крышкой. - Люди повсюду узнают эту глиняную посуду, ведь мы столько раз использовали её. Это как подтверждение качества твоих снадобий.
        - Но она слишком тяжела для меня. Хоть и…
        - Если ты не хочешь, чтобы я пошла с тобой, позволь мне хотя бы сделать для тебя кое-что напоследок, - воскликнула Охотница. Затем она вздохнула и добавила более спокойным тоном: - Возвращайся в кровать и отдохни. Не уезжай до завтра, а к тому времени я придумаю, как облегчить тебе эту ношу. Прошу. Послушай меня хоть в этом.
        И Ангербода согласилась.
        Когда на следующее утро колдунья перепроверяла поклажу, собранную для предстоящего путешествия, то обнаружила на поляне перед пещерой абсолютно новую тележку, идеально подходящую ей по размеру. Она стояла рядом с зимним огородом и благоухала льняным маслом, которое использовалось для обработки свежесрубленной древесины.
        - Скади? - позвала Ангербода, но ответа не получила.
        Тогда она вышла наружу, чтобы осмотреться, но заметила только легкие отпечатки ботинок ётунши и борозды от колёс тележки. Других следов не было. В глубине души ведьма знала, что её подруга уже ушла, и оттого ей было грустно, но в то же время легко. Она совсем не хотела в этот раз прощаться с Охотницей и, кроме того, понимала, что тележка - это и есть своеобразное пожелание счастливого пути от Скади.
        Ангербода вернулась в пещеру и упаковала две дополнительные коробки с зельями, обложив горшочки шерстью, чтобы не разбить их по дороге.
        Один из сосудов задребезжал, когда она взяла его в руки. Внутри обнаружились полированные янтарные бусы, которые ей подарил Локи, и она нахмурилась. Ей прежде не приходило в голову поинтересоваться, куда они подевались, потому что муж вручил их ей в ту же ночь, когда начались пророческие сны. Возможно, он сам или Хель припрятали их, чтобы позже сделать ей сюрприз. При мысли о Локи ей захотелось бросить украшение в огонь, но очаг уже был погашен, поэтому вместо этого она обмотала их вокруг шеи и спрятала под капюшон. Янтарь можно было бы выгодно обменять, возникни в пути такая нужда.
        Когда тележка была нагружена, Ангербода в последний раз окинула взглядом свою пещеру. Она уже не выглядела такой заброшенной, как тогда, когда женщина впервые её нашла. Но и домом теперь не являлась. Колдунья задумалась, как долго продержится защитное заклинание после того, как она уйдёт, как долго всё здесь останется нетронутым, а потом поняла, что это не имеет значения. Она не оставляла после себя ничего ценного.
        Ангербода глубоко вздохнула, закрыла за собой дверь и ушла.
        Первым делом она направилась в сторону каменного фундамента в Лесу. Казалось, что прошло много времени с тех пор, когда она наткнулась на него, но каким-то образом по-прежнему знала дорогу назад. Это лишь укрепило её в мысли, что это место было чем-то значимо для неё в прошлой жизни.
        Едва женщина покинула пещеру, как в голове стало стучать, и она почувствовала такое головокружение, что с трудом могла идти. Так что пришлось поискать сухую ветку, чтобы опираться на неё как на трость при ходьбе, не забывая при этом тащить тележку за собой.
        Железный Лес словно затихал, чем ближе она подходила к нужному месту, так было и в прошлый раз. Когда она добралась до поляны, даже сам воздух как будто застыл, пытаясь сохранить фундамент нетронутым навеки.
        Ангербода отпустила ручку тележки и прислонилась к ближайшему дереву. Что теперь? Она вспомнила, как впервые очутилась здесь - тогда ей показалось, что в шелесте ветра звучат голоса. Она почувствовала чьё-то присутствие так явственно, что даже словно бы расслышала шёпот у себя за спиной, произнёсший слова «Мать-Ведьма».
        Колдунья закрыла глаза и попыталась вспомнить, но все воспоминания касались только недавнего времени - в этом и было затруднение. Впрочем, возможно, в том, что она могла вспомнить, тоже было что-то полезное?
        - Говорят, здесь обитала одна колдунья, что породила волков, преследующих солнце и луну, и дала жизнь многим другим, - сказала она Локи в тот день, когда они встретились у реки. Откуда она это знала, если почти ничего не помнила?
        - Верно, - подтвердил он тогда, потому что тоже слышал эти истории, так что ей даже не пришло в голову задумываться на тему своих воспоминаний. - Старуха и её волчьи дети.
        Кроме того, ей вспомнилось, что сказала Скади в тот день, когда одной случайной стрелой ворвалась в жизнь Ангербоды:
        - Говорят, колдунья, прародительница волков, всё ещё обитает где-то в этих краях. Она - из древнего рода ётунов, а все они якобы давным-давно жили здесь, в Железном Лесу.
        Ангербода тяжело опустилась, прислонившись к дереву, и посмотрела на свои руки.
        - Неужели я одна из них? - произнесла она вслух. - Или я была… их матерью?
        Поляна не дала никакого ответа.
        Она опустила ладони на колени и вздохнула, а потом откинула ноющую голову назад, посмотрела на переплетение голых кривых веток у себя над головой и затем закрыла глаза.
        - Ох, ну а чего я ожидала? Что ответ просто свалится мне на голову?
        Женщина открыла один глаз и снова взглянула вверх, словно именно этого и ожидала. Конечно, рассчитывать было не на что, но она всё равно была разочарована, когда ничего не произошло.
        Ещё раз вздохнув, Ангербода достала из своей поклажи полоску сушёного мяса и принялась жевать, хотя и была не особо голодна. Спускалась ночь. Она развела небольшой костер, раздумывая, не стоит ли ей вернуться в пещеру и переночевать там, прежде чем отправиться дальше.
        Да и куда ей дальше идти? Она мрачно жевала вяленое мясо. Ей так хотелось верить, что здесь найдётся подсказка - что-то, что укажет ей правильное направление.
        Как раз в тот момент, когда колдунья начала приходить к выводу, что ей действительно всё это привиделось - голоса на ветру, шёпот «Мать-Ведьма», чьё-то присутствие, - поднялся ветер. Ветви деревьев закачались над ней в угасающем свете. Доев свой ужин, она уже собиралась погасить костер и вернуться в пещеру, когда увидела маленькую девочку.
        Сначала она подумала, что это Хель, и сердце её дрогнуло. Но нет - девчушка оказалась немного старше, с медно-рыжими волосами и серыми глазами, и она, казалось, не замечала Ангербоды, сидящей совсем рядом и наблюдающей за ней. Она кружила по поляне, пристально рассматривая растения, растущие по её периметру.
        Ведьма встрепенулась.
        - Ну здравствуй.
        Малышка не обратила на неё внимания. На ней была грубая шерстяная одежда и что-то вроде меховой накидки на плечах, скреплённой топорно сделанной круглой брошью. Перья и мелкие кости животных были вплетены в её волосы, а взгляд был решительным. Ведьма не могла припомнить, чтобы когда-нибудь видела кого-нибудь в подобном наряде.
        Ангербода попыталась резко встать, но голова закружилась, по-прежнему раскалываясь от боли, так что вместо этого она подползла поближе к девочке прямо на четвереньках. Заснеженный подлесок громко трещал под ладонями и коленями, но ребёнок даже не поднял глаз.
        - Тебе придётся пройти дальше, чтобы отыскать вербу, дорогая, - послышался весёлый женский голос. Колдунья в панике огляделась, пытаясь определить, где находится говорившая, - голос, казалось, доносился словно из ниоткуда.
        - Кто ты? - прошептала Ангербода, подбираясь ближе. И тут она заметила нечто поразительное: в свете костра маленькая девочка не отбрасывала тени. Ведьма села на колени, присмотрелась внимательнее и поняла, что видит призрак. Вот почему незнакомка не обращала на неё никакого внимания - колдунья стала свидетелем событий, что произошли давным-давно.
        - Она растёт ближе к реке, - тем временем продолжил бестелесный женский голос. - И поторопись - Мать-Ведьма собиралась научить тебя готовить её целебную мазь. Не заставляй её ждать.
        - Да, да. - Девочка вздохнула и пошла прочь от Ангербоды. Её маленькие кожаные ботиночки не оставляли следов на снегу.
        - Постой, - слабо окликнула её колдунья, в полной уверенности, что не получит ответа.
        Но, к её неимоверному удивлению, малышка остановилась и оглянулась через плечо, её гранитно-серые глаза уставились точно в сине-зелёные глаза Ангербоды.
        - Ты уже поняла? - спросила она.
        - Как будто бы начинаю, - ответила ведьма, хоть это не было даже полуправдой. - Но в какую сторону мне двигаться?
        Девочка одарила её озорной улыбкой.
        - Ты всегда будешь знать, где меня искать, Мать-Ведьма.
        Тогда Ангербода поняла, что это видение являлось проявлением голоса в её сознании, и сердце её снова совершило кульбит.
        - В том-то и дело, что я не знаю…
        Но она моргнула, и призрак уже исчез.
        Ангербода немного вздремнула, а проснувшись вместе с зарёй, съела ещё немного вяленого мяса и задумалась над тем, что видела прошлой ночью. Вновь безрезультатно попытавшись сотворить сейд, женщина стала бродить взад и вперёд по поляне, тяжело опираясь на трость и что-то бормоча себе под нос. Заставляя себя вспомнить хоть что-то ещё. Надеясь, что её сознание вернёт вчерашний образ маленькой призрачной девочки, чтобы она могла снова поговорить с ней лицом к лицу. Желая найти хоть что-то, что угодно, любой намёк на то, что делать дальше.
        Что ты принесла с собой, чего не было раньше?
        Ты всегда будешь знать, где меня искать…
        - Кто бы это ни был, он, похоже, уверен, что у меня уже есть все ответы, что мне нужны, - пробормотала Ангербода. Она остановилась в центре поляны, рядом с древним кострищем, и закрыла глаза. Возможно, мне тоже нужно быть увереннее.
        - Я знаю, где тебя искать, - заявила она вслух пустой поляне, чувствуя себя при этом крайне глупо. Но потом её голос окреп. - Я знаю, где тебя искать. Я знаю, где…
        Внезапно ведьма словно почувствовала толчок. Несильный, всего лишь крохотный импульс, похожий на тот, что она ощутила, когда пребывала в забвении, парила в темноте и почувствовала чьё-то присутствие, направляющее её обратно на поверхность. Только теперь, когда она открыла глаза, её ощутимо тянуло на запад. Вот он - ключ к разгадке. Подсказка, в какую сторону ей двигаться.
        Найди меня, как бы говорили ей.
        Она подняла свою тележку и покинула поляну.
        Потребовался почти целый день, прежде чем Ангербода выбралась из Железного Леса и оказалась у реки, на берегу которой впервые отдыхала после бегства из Асгарда.
        Она почти видела себя сидящей на противоположной стороне в тени дерева. Ведьма без сердца в груди. Кожа всё же не зажила после ожогов. Тяжёлая шерстяная ткань капюшона прячет лицо от солнечных лучей. Она не подозревает, что её жизнь вот-вот изменится, когда словно из ниоткуда появится незнакомец и вернёт ей обгоревшее сердце.
        Чтобы потом разбить его вдребезги.
        Ангербода выбросила мысли о Локи из головы. Некоторое время она шла вдоль берега вверх по течению, пока не нашла неглубокое место, где можно было пересечь реку вброд вместе с тележкой. Затем, по едва заметному внутреннему наитию, она пошла в сторону Ётунхейма.
        Дни шли за днями. Ощущение чужого присутствия в сознании то появлялось, то исчезало, пока она двигалась вперёд. В некоторые моменты у неё было четкое представление о том, куда нужно направляться, и она чувствовала, что стала ближе, чем когда-либо, к завершению своих поисков. В иные дни её блуждания казались бесцельными и безнадёжными, и Ангербода снова и снова задавалась вопросом, не стоит ли просто вернуться в свою пещеру и дожидаться конца миров там.
        Но она не останавливалась. В конце концов странствия привели её из Ётунхейма в Мидгард, а затем обратно, ибо эти два мира были очень близки. Её повсюду приветливо встречали и принимали в домах, ведь благодаря своим зельям и заклинаниям ведьма врачевала больных, исцеляла раны, принимала роды, облегчала боль умирающим. Помогать тем, кто в этом нуждался, казалось ей так естественно, будто она уже занималась этим прежде, когда-то очень и очень давно.
        Как правило, женщина ночевала в одиночестве в лесах или горах, укрываясь плащом. Она уже давно раздала все снадобья, что взяла из дома, и по дороге делала новые, по-прежнему таская за собой свою маленькую тележку. Рана на голове зажила, так что в повязке больше было нужды, но тем не менее она опускала голову и старалась не снимать капюшон, чтобы скрыть шрам.
        Куда бы Ангербода ни шла, люди шептались ей вслед, а молва в Мидгарде не всегда бывает доброй. Но, однажды подслушав, ей стало известно, что её называют «Хейд», что означает «светлая», хотя она и не была уверена, что её присутствие в Мидгарде приносило пользу. Когда она на обратном пути проходила через Ётунхейм, то непременно заходила на местные ярмарки, чтобы её зелья смогли попасть к тем великанам, с кем Скади обычно торговала и кто полагался на них в течение многих предыдущих зим.
        Охотница оказалась права насчёт глиняных горшочков. В обоих мирах люди и ётуны узнавали их. Некоторые даже возвращали ей старую пустую посуду, чтобы она могла использовать её повторно, когда навестит их в следующий раз. Если ей случалось дважды бывать на одном рынке или проходить через одно поселение, местные жители относились к ней ещё дружелюбнее.
        Иногда ей предлагали обменять её услуги целительницы на предметы роскоши, но она не соглашалась ни на что, кроме крыши над головой в плохую погоду или сытного обеда перед тем, как снова отправиться в путь. Единственными имеющимися у неё ценностями по-прежнему были янтарные бусы, подаренные Локи, плетёный пояс от Гёрд и нож с рукояткой из оленьего рога от Скади, висевший на крепком кожаном ремне, спрятанном под тканью. На поясе она также носила мешочек, в котором хранила свою самую дорогую вещь: игрушечного волка Хель.
        Иногда у неё так сильно болела голова, что колдунья вообще не могла передвигаться. Тогда она углублялась в чащу леса и просто отдыхала. В другие дни у неё хватало сил доковылять до ближайшей деревни и остановиться на ночлег там. Но были и дни, когда она чувствовала себя хорошо, миры радовали своей красотой и ничто не нарушало её спокойствия.
        В такие дни она устраивалась в лесу, очищала свой разум и пыталась снова пообщаться с голосом внутри своего сознания или вновь научиться творить сейд. Последнее по-прежнему не получалось - что-то снова и снова заталкивало её обратно в тело, что невероятно расстраивало Ангербоду.
        Однажды в дороге у неё возникло отчётливое ощущение, что за ней следят. В то же время чувство, что она идёт в верном направлении, в тот день было сильнее и настойчивее обычного. Довольно скоро оно привело её в негустой лес, деревья в котором чередовались с заросшими мхом валунами, грудами наваленными тут и там.
        Подталкивающее колдунью наитие внезапно исчезло, когда она подошла к небольшому журчащему ручью. Ангербода нахмурилась и огляделась. Уже почти стемнело, и это место не казалось подходящим для ночлега.
        - Ну и куда ты меня привёл? - вслух поинтересовалась она.
        И тут с груды камней позади неё спрыгнул волк, и женщина с удивлением повернулась к нему лицом. Существо оказалось ростом практически с лошадь, и при взгляде на него Ангербоде стало понятно, насколько старым оно было. Шкуру его покрывали боевые шрамы, как будто от мечей и копий, одно ухо висело клочьями, а морда практически полностью поседела.
        Волк оскалил на неё зубы, зарычал и неожиданно произнёс грубым, но отчетливо женским голосом, который эхом отозвался в голове Ангербоды:
        - Ты распугала всю дичь в этом лесу своей хлипкой тачкой. Полагаю, что если мне не удастся загнать оленя себе на ужин, то ты прекрасно сойдёшь вместо него.
        Возможно, дело было в том, что один из её сыновей являлся волком, или, возможно, в том, что чем дольше она существовала, тем нетерпимей становилась к грубому обращению в свой адрес, но колдунья не испугалась, а наоборот, скинула капюшон и бросила на животное взгляд, полный негодования.
        - Моя тележка вовсе не хлипкая. Она совершенно новая, - отрезала ведьма, искоса взглянув на предмет, о котором шла речь и который, признаться, действительно выглядел немного потрёпанным. Это и раньше часто заставляло её задумываться о том, сколько же времени прошло с тех пор, как она покинула Железный Лес.
        - Ты что, слышишь меня? - Волчица перестала рычать, когда рассмотрела её лицо. Вместо этого она села и, с удивлением уставившись на женщину, продолжила: - Так это ты!
        - Конечно я тебя слышу. - Сердце Ангербоды подпрыгнуло. - Ты меня знаешь?
        - Конечно знаю, - ответила волчица, склонив голову набок. - А разве ты меня нет?
        - Ты… м-м-м… ты тот, кто привёл меня сюда? Этот… - ведьма сделала неопределенное движение рукой у виска, - голос? В моей голове?
        - Нет... - Волчица моргнула, и теперь весь её вид выражал разочарование. - Я понятия не имею, о чём ты говоришь. Может быть, ты всё-таки и не она…
        Ангербода проглотила огорчение и переспросила:
        - А она - это кто?
        - Мать-Ведьма, - ответило существо. - Мой старый товарищ и моя дорогая подруга.
        - На самом деле… мне кажется… что это всё-таки я. - Женщина сделала шаг вперед, моргая от внезапно выступивших слёз. - Я просто… я не знаю. Мне жаль, что я не такая, как ты ожидала, но мне нужны ответы.
        - Ты совсем меня не помнишь? - Уши волчицы поникли.
        Колдунья печально покачала головой.
        - Ну что ж, - произнесла волчица, - а какие твои последние воспоминания? Что с тобой произошло?
        - Мне кажется, что лучше сначала разбить лагерь, а потом я расскажу тебе свою историю, - предложила Ангербода. Она едва стояла на ногах, проведя весь день в пути, и ей не терпелось вытащить спальный мешок из поклажи и присесть.
        Волчица посмотрела на неё, затем кивнула головой в знак согласия.
        - Раз уж теперь ты перестала шуметь своей тележкой, у меня есть возможность поймать что-нибудь на ужин. Я вернусь.
        Как только хищница убежала, колдунья нашла подходящую груду валунов с нависающим козырьком, под которым можно было укрыться от непогоды и разбить лагерь. Она как можно тише подкатила туда свою тележку, развела огонь и постелила себе одеяло. Затем она достала последний кусок вяленого мяса и, ожидая возвращения новой знакомой, съела его.
        Волчица вернулась лишь через несколько часов, когда уже стемнело. Ангербода начала терять надежду, что та вернётся, так что испытала неописуемое облегчение, когда она вступила в круг света и села напротив неё у костра. Теперь, по всей видимости, она пребывала в более благодушном настроении, чем раньше.
        - Ну что ж, расскажи, что ты помнишь.
        - Я жила в Асгарде и Ванахейме, - начала Ангербода. - Учила их своей магии…
        Глаза волчицы сузились, и она резко спросила:
        - Ты научила их путешествовать?
        - Да, и я не имею ни малейшего преставления почему.
        Затем она поведала, какие невзгоды выпали на её долю, пока она была Гулльвейг, и как сбежала от асов, и всё, что последовало за этим. Время от времени ей приходилось останавливаться и делать глоток воды из ручья, чтобы промочить горло, потому что она не помнила, когда в последний раз так много говорила. Если такое вообще когда-либо случалось.
        К тому времени, как рассказ Ангербоды был закончен, ночь уже полностью вступила в свои права. Волчица долго молчала после того, как ведьма закончила говорить.
        - Значит, ты всё-таки вернулась домой после Асгарда, - наконец произнесла она. - Я имею в виду, в Железный Лес. Ты просто не знала, почему пришла именно туда. А потом у тебя всё окончательно разладилось.
        - Наверное, - сказала Ангербода. - Так Железный Лес - мой дом?
        - Ну конечно. Мы обе с тобой ведьмы Железного Леса.
        - Женщины-тролли из Ярнвида, - выдохнула женщина. Великанши из древних преданий. Она вспомнила об остатках каменного фундамента и следом, конечно же, о девочке-призраке. - А что случилось со всеми остальными?
        - Когда ты так и не вернулась, они ушли в другие места. Или умерли. Это было так давно. - Волчица покачала головой и опустила её на передние лапы. - Я даже не помню, почему ты вообще ушла, но я осталась, чтобы защитить других. А потом они разбрелись кто куда, и я тоже покинула Лес.
        Ангербода почувствовала, как в груди внезапно укололо, но не смогла бы точно описать, из-за чего.
        - Мои воспоминания затянуты туманом… Я так стара, - продолжала волчица. - Сейчас я мечтаю лишь об одном - обрести покой в смерти.
        - Прекрасно понимаю, - с чувством ответила ведьма. - Могу я спросить, как тебя зовут?
        - Не думаю, что у меня когда-либо было имя, а сейчас уже всё равно слишком поздно переживать об этом, - сказала новая знакомая. - А как мне к тебе обращаться?
        - В моих странствиях меня называли Хейд.
        - Но это ведь не твоё имя. Как ты сама себя называешь?
        Женщина немного подумала, прежде чем сказать:
        - Ангербода.
        - Вестница скорби, - развеселилась волчица. - Уверена, что выбрала это имя не в то время, пока творила сейд? Мне оно кажется довольно пророческим.
        - Полагаю, что нет, - с улыбкой ответила ведьма. Затем она снова посерьёзнела. - Как я хотела бы, чтобы и сейчас у меня получилось вновь творить сейд. Это помогло бы мне докопаться до сути вещей.
        - Что ж, возможно, я смогу помочь. Я кое-что поняла во время твоего рассказа, - сказала волчица. Она подняла голову и встретилась взглядом с Ангербодой. - Во-первых, голос в твоей голове - тот, что вернул тебя, когда ты погрузилась в бездну слишком глубоко, - это ты сама.
        - Я, - недоверчиво повторила женщина.
        - Ты, какой была прежде. Какой должна быть. Матерью-Ведьмой. Мне кажется, что этот голос - часть тебя, которая вернулась к свету. Та часть, которую ты потеряла, будучи Гулльвейг, та часть, которую ты никак не можешь вспомнить. Она - ты сама - привела тебя ко мне, чтобы мы воссоединились. Тебя привела сюда твоя интуиция.
        - Но… этого не может быть. Он просто не может… являться мной же. Или всё-таки может?
        - А почему нет? - удивилась волчица. - Скажи мне, что ты чувствовала, когда пребывала в забвении?
        - Мне было удобно, - прошептала Ангербода. - И безопасно. Я чувствовала себя могущественной. И мне не хотелось покидать то место. - Она вздрогнула. - Но также я ощущала и бездонную пропасть под собой. Интересно, что произойдёт, если я отправлюсь туда по собственному желанию, а не под принуждением Одина - если я добровольно решусь на это… Но, к сожалению, правда в том, что мне страшно спускаться туда снова. Боюсь, на этот раз я утрачу там саму себя.
        - Почему? Использовать эту силу - значит раскрыть свой истинный потенциал. Снова стать самой собой. Я не сомневаюсь, что это следующий шаг, который Мать-Ведьма предложит тебе сделать, - направиться в глубины собственного сознания, туда, где таится твоя сила. Ты поступила бы глупо, отказываясь использовать все имеющиеся возможности, особенно после того, что ты мне только что рассказала.
        - Ну что тут сказать… К несчастью для неё - я имею в виду, для меня, - я не буду совершать никаких путешествий такого рода в ближайшее время, так как у меня всё ещё не выходит творить сейд.
        - Да, это загвоздка, - задумчиво протянула волчица. - Тебе нужен сейд, чтобы обрести свою истинную силу, а истинная сила понадобится, чтобы спасти свою дочь.
        - Но для чего конкретно мне потребуется эта сила при спасении Хель? Я даже не понимаю, что именно мне нужно будет сделать, не говоря уже о том, как это сделать.
        Волчица снова опустила голову на лапы и слегка фыркнула.
        - Напомни мне ещё раз, с чего начнётся конец миров?
        - С зимы, что продлится три года, - сказала Ангербода, вспоминая своё видение, - в течение которой во всех мирах вспыхнут войны, что погубят множество живых существ. Потом волки, преследующие солнце и луну, настигнут свою добычу, погрузив миры во тьму. Иггдрасиль задрожит, и все узы, сдерживающие хаос во вселенной, разорвутся…
        «Включая те, что удерживают моих сыновей», - подумала она, хотя до неё ещё не доходили новости, что Фенрира посадили на цепь, да и местом заточения Ёрмунганда было целое море.
        - …Затем асы и ётуны сойдутся в битве, и огненный великан Сурт сожжёт все сущее дотла. И из пепла возродится новый мир.
        - Понятно, - пробормотала волчица. - А кто-нибудь выживет?
        Ангербода боролась с желанием закатить глаза.
        - Некоторые из молодых богов - да. Но я не знаю, как они… - Она запнулась. - Я не знаю, каким образом они выживут.
        - А твоя дочь не будет участвовать в битве, так?
        - Я этого не видела, но… - осторожно произнесла ведьма. - Послушай, есть ещё кое-что. Я знаю, как умрёт сын Одина, Бальдр, - с этого всё и начнётся. Он будет убит стрелой из омелы, выпущенной рукой его собственного брата. И раз я знаю об этом, то и Один тоже. И если он не попытается предотвратить это, то позволит своему собственному сыну погибнуть… Но в то же время, после того, как все остальные боги будут убиты в последней битве, Бальдр возродится в новом мире. Получается, Один всё равно останется в выигрыше, да? Потому что его сын в итоге выжил. Но как? Как хоть кто-то может выжить в огне Сурта? Он должен выжечь все миры, даже царство мертвых.
        - Тогда это просто замечательно, что у твоей дочери есть мать, которая пережила сожжение не один раз, а целых три, не правда ли?
        Ангербода уставилась через костер на волчицу, а та в ответ на неё.
        - Вот оно, - выдохнула женщина. - Вот и разгадка. Нужна какая-то защита от огня. Что-то вроде щита или… - Но затем надежда в её глазах угасла. - Но как мне удалось пережить пламя, будучи Гулльвейг? Я действительно умирала трижды или я просто каким-то образом смогла защитить себя?
        - Это хороший вопрос, который следует задать самой себе, - сухо сказала волчица, глядя на неё огромными и блёклыми в свете костра глазами. - Возможно, первым делом тебе нужно вновь научиться творить сейд. И дальше уже думать.
        - Ты не ошибаешься в этом, друг мой, - согласилась Ангербода. На неё неожиданно свалилась невероятная усталость от всех сегодняшних разговоров и мыслей, но в то же время её разум гудел от открывшихся перед ней возможностей. - Мне кажется, чтобы вернуть себе силы, мне ни к чему возвращаться в пещеру. Что-то подсказывает мне продолжать мои странствия.
        - Это снова говорит твоя интуиция, Мать-Ведьма. Доверься ей.
        Колдунья кивнула.
        - Может быть, это означает, что существует кто-то, кто может помочь пробудить мои способности. Я просто должна его повстречать. - Она сделала паузу. - Ты пойдёшь со мной?
        - Полагаю, это лучше, чем умереть, - устало ответила волчица, закрывая глаза, - хоть и ненамного.
        Странствия Ангербоды продолжились, но после того, как она встретила волчицу, голос Матери-Ведьмы больше не звучал в её сознании. Возможно, из-за того, что цель была достигнута - ведьма встретилась со старой подругой. Пусть даже у неё и не было ответов, которые искала Ангербода, но по крайней мере она указала ей дальнейшее направление для поисков. Или, может быть, думала женщина не раз, я больше не чувствую её, потому что она - это и есть я и теперь мы с ней снова едины. Но будь так, не вернулись бы к ней все её воспоминания? Колдунье оставалось только гадать.
        И она странствовала дальше по мирам, теперь в обществе волчицы, но уже лучше понимая, что ищет, - пусть внутреннее наитие больше не подсказывало ей путь.
        Колдунью это полностью устраивало. Если она и правда была Матерью-Ведьмой, то, как и сказала волчица, интуиция укажет ей верную дорогу. И кроме того, спутник из волчицы был куда весомее, чем бесплотный призрак её прошлой жизни. Так они и путешествовали. Всякий раз, когда путь лежал мимо населённых районов, волчица держалась подальше, чтобы не пугать жителей, а Ангербода теперь не только обменивала свои зелья, но и задавала вопросы - не появлялся ли в этих краях в последнее время ещё кто-нибудь, кто говорил, что умеет колдовать, или просто обладал необычными умениями. Чаще всего местные качали головами и отвечали, что она была единственной, о ком они знали, - кроме случайных мошенников, которые утверждали, что знают заклинания или могут магией рун лечить болезни, но обычно только делали хуже. Ангербоде не хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать, сколько раз она доставала из-под подушки больного покрытый неправильными рунами рог, от которого люди заболевали ещё тяжелее.
        Порой в тех местах, где она не чувствовала себя в безопасности, колдунья чарами маскировалась под старуху. Волчицу она при этом превращала в охотничью собаку, чтобы та могла сопровождать её. Чем безобиднее они выглядели, тем меньше была вероятность, что люди почувствуют угрозу с их стороны. А сама она угрозу чувствовала всё реже и реже. Теперь Ангербода путешествовала по мирам с определённой целью.
        И ещё она обнаружила, что если вести себя так, как будто ничто не может причинить ей неприятностей, то так и происходит.
        - Приятно знать, что ты по-прежнему составляешь зелья, - заметила однажды в дороге волчица. - Мать-Ведьма была прежде всего целительницей. Мне отрадно, что ты не забыла эту магию.
        - Врачевание и сейд были единственными вещами, которые я всегда помнила, - призналась Ангербода. - Они словно составляли моё естество - во всяком случае, прежде.
        - Не падай духом. В Девяти Мирах должен найтись хоть кто-то, кто может тебе помочь.
        Ведьма на мгновение остановилась и, поморщившись, потёрла лоб. В последнее время головные боли стали появляться внезапно, и она часами не могла пошевелиться, испытывая головокружение и тошноту. Ей ещё предстояло придумать зелье, которое смогло бы избавить бы её от боли.
        - Ты всегда можешь сесть мне на спину, - предложила волчица. - И я могла бы тащить эту треклятую тачку.
        - Это тележка, - пробормотала Ангербода. - И всё в порядке. Я в порядке.
        - Знаешь, раньше ты довольно часто ездила на мне верхом. В прежние времена.
        - Серьёзно?
        - Положи свою трость мне в пасть.
        Из-за головной боли она не могла раздумывать над этим, а потому просто подчинилась своей спутнице, и волчица вцепилась зубами в палку. Ангербода ожидала, что та треснет в мощных челюстях, поэтому, когда вместо этого трость превратилась в пару толстых поводьев по обе стороны волчьей морды, ведьма ахнула от удивления. На поводья был нанесён узор в виде змей: зелёная и жёлтая чешуя, янтарные глаза.
        Женщина уставилась на них во все глаза:
        - Что за?..
        Черные губы волчицы приоткрылись так, чтобы Ангербода могла рассмотреть крошечный символ, вырезанный на одном из её клыков.
        - Это наше старое заклинание. В конце концов, ты не единственная в Ярнвиде умела колдовать. Ты сама сплела эти поводья. Помнишь?
        Несмотря на боль в голове, уголки рта Ангербоды тронула улыбка.
        - Кажется, волки и змеи появляются везде, куда бы я ни пошла, - задумчиво произнесла она.
        - Так ты не хочешь прокатиться?
        - Думаю, со мной всё будет в порядке. Мне просто нужно отдохнуть.
        Колдунья протянула руку к поводьям, и они снова превратились в трость, как только волчица открыла пасть.
        К тому времени как наступила ночь, её головная боль утихла. Ангербода разбила лагерь и уселась у костра в задумчивом молчании. Волчица дремала у неё за спиной.
        - Возможно, я защитила себя заклинанием, - прошептала женщина. Если так, то это произошло инстинктивно, иначе и быть не могло. Но и совсем невредимой она не осталась.
        Вероятно, это некий щит. Глубоко вздохнув, ведьма зажмурилась. Усилием воли она подавила свой страх перед тем давнишним костром, на котором боги сожгли её, и сосредоточила каждую частичку своей колдовской силы вокруг руки, словно создавая преграду для пламени. Затем медленно, всё ещё с закрытыми глазами, она протянула руку в огонь.
        На радостное мгновение щит сработал. Она почувствовала жар, но как будто в некотором отдалении; пламя лизнуло её руку, но не обожгло. Она распахнула глаза и, возможно, впервые за всё своё существование торжествующе улыбнулась.
        «А ведь, - внезапно пришли ей на ум слова Локи, - когда-то ты была могущественной ведьмой, которая творила захватывающие вещи».
        Мысль о нём нарушила концентрацию, и, взвизгнув от боли, Ангербода резко выдернула руку из огня и прижала к груди. Когда же она, хмурясь, наконец вытянула её поближе к свету, чтобы осмотреть повреждения, то тихо зашипела сквозь стиснутые зубы при виде покрытых волдырями пальцев.
        - Неплохо для начала, - произнесла волчица, разглядывая обожжёную ладонь.
        Ангербода вздрогнула от голоса своей спутницы.
        - Не знала, что ты проснулась.
        - У тебя есть целебная мазь от ожогов?
        - Разумеется.
        - Хорошо, - удовлетворённо сказала волчица. - Тогда можешь попробовать ещё раз.
        Ночь за ночью колдунья упражнялась в создании преграды для огня. И чем больше она этим занималась, тем очевиднее становилось, что ей нужно стать сильнее, чем сейчас, чтобы не то что других, но даже и себя защитить хоть на какое-то продолжительное время.
        Сейчас было важнее, чем когда-либо, понять, как снова творить сейд, чтобы добраться до внутреннего источника силы, дотянуться до своей дочери. Нужно ли ей было преодолеть подсознательный страх? Или что-то ещё сдерживало её?
        Ангербода подозревала, что так и было. Спустя некоторое время они проходили через приморский рыночный городок в Мидгарде, где наткнулись на толпу, встречавшую на берегу корабль воинов, возвращавшихся из набега. Колдунья решила было обменять некоторые из своих целебных средств: викинги редко возвращались домой без единой царапины. Но затем она заметила облако медных волос, плывущее сквозь толпу в сторону корабля, и её кольнуло узнавание. Может ли быть, что я её знаю?
        Медноволосая женщина обняла одного из самых крепких моряков, и когда тот поднял её и развернул, Ангербода рассмотрела её лицо. Желудок её сжался от разочарования. На мгновение ей показалось, что она увидела одну из Ярнвида: похожую на призрак маленькой девочки, с которой она разговаривала в Железном Лесу, но взрослее. Оказалось же всё иначе - то была всего лишь игра её воображения.
        - Что случилось? - спросила волчица, увидев выражение её лица.
        - Ничего, - ответила Ангербода. Теперь она внимательно рассматривала всю толпу, горожан и вернувшихся моряков - разговаривающих, смеющихся, кричащих, плачущих, обнимающихся, хлопающих друг друга по спине - и на миг почувствовала себя ужасно одинокой. - Я просто… мне показалось, что я увидела кого-то знакомого, вот и всё.
        - Они действительно похожи, - произнесла волчица, рассматривая женщину с медными волосами. - Эта девушка и одна из наших. Возможно, её потомок. Кто знает, где они все осели, покинув Железный Лес?
        Колдунья судорожно вздохнула и озвучила то чувство, что не давало ей покоя с тех пор, как волчица в ночь их встречи рассказала о ведьмах Ярнвида. То чувство, которое она могла теперь назвать: стыд.
        - Я подвела их. Подвела вас всех. Я сама виновата, что мне не к кому было возвращаться. Я виновата, что забыла их. Виновата, что ушла…
        Если б я осталась, возможно, мне и сейчас где-то нашлось бы место.
        Волчица изучала её своими пронзительно-мудрыми глазами.
        - Чувство вины - тяжкое бремя, Мать-Ведьма, - наконец произнесла она. - Его лучше оставить позади, если хочешь двигаться вперед.
        - Но если бы я не ушла…
        - В конечном итоге это мало что изменило бы. - Волчица ткнулась лохматой головой в плечо Ангербоды. - Да, жизнь в Железном Лесу заглохла после твоего ухода - такова жизнь. Но это и так произошло бы рано или поздно, сто лет назад или тысячу. Они все покинули дом, нашли новых друзей, создали новые семьи. И ты тоже.
        - И я тоже. А теперь и эта семья потеряна, - с горечью сказала колдунья.
        - Потеряна, но не исчезла, - напомнила ей волчица. - Если что-то закончилось, не значит, что оно не имело значения. Твоя жизнь с ведьмами Железного Леса, с Локи и вашими детьми, со Скади…
        - А теперь с тобой, - добавила Ангербода, погладив волчицу по морде.
        Её взгляд снова остановился на медноволосой женщине, и что-то горько-сладкое расцвело в её груди, когда она подумала о выходцах из Ярнвида, разбросанных по мирам, со всеми их проблемами и радостями - и о себе, всё той же старой ведьме со своей верной волчицей, такой же, как прежде, но при этом совершенно другой.
        - Спасибо, - сказала она наконец. - От твоих слов мне правда легче.
        Волчица отстранилась и проворчала:
        - Славно, ибо на сегодня с тебя утешений хватит. А теперь пойдём. Дорога не ждёт.
        - Да, - прошептала Ангербода, окидывая последним взглядом людей на берегу, и на душе у неё почему-то полегчало. - Пора.
        Они с волчицей проходили через скалистые пустоши северного Ётунхейма, когда заметили поселение и решили там заночевать. Ангербода никогда раньше не бывала в здешнем чертоге, поэтому на всякий случай она наколдовала себе облик старухи, превратила волчицу в собаку и, подхватив тележку, подошла к массивному длинному строению.
        Сначала ведьма направилась на кухню в задней части дома, потому что ей всегда больше везло в переговорах с женщинами, чем если бы она, как полагается, входила через парадную дверь и представлялась мужчинам. Хозяина чертога звали Гимир, и в тот день он давал пир. Ангербода слышала хриплый смех, доносившийся через стены.
        Жена Гимира, Хрод, командовала слугами, которые входили и выходили из пиршественной залы, чтобы наполнить тарелки гостей и кувшины элем. Все они казались довольно изнурёнными, и Хрод отвечала на вопросы ведьмы весьма кратко, потому что была очень занята. После того, как Ангербода выяснила, что в поселении нет больных или раненых, которым могла бы понадобиться её помощь, она решила не спрашивать, не появлялся ли в их краях в последнее время кто-нибудь, умеющий колдовать.
        - Но нам может понадобиться целитель сегодня ночью, учитывая, сколько они там пьют, - устало добавила Хрод. - Так что, если ты хочешь остаться и готова помочь мне прислуживать за столами, я буду рада накормить тебя ужином и дать кров на эту ночь.
        Ангербода согласилась:
        - Я хоть и выгляжу старой и немощной, но, конечно, могу налить эль, не пролив его.
        - Превосходно, - сказала Хрод. - Как к тебе обращаться?
        «Хейд» было всё больше на слуху. На долю секунды колдунья задумалась, а потом решила придумать что-нибудь другое.
        - Хюндла.
        - Что ж, Хюндла, благодарю тебя за помощь. - Хрод протянула ей глиняный кувшин и отправила к гостям.
        В пиршественной зале стоял невообразимый шум, а на лавках сидело столько ётунов и прочих обитателей всех Девяти Миров самого различного происхождения, сколько Ангербода не встречала за всё время своих странствий. Здесь были горные тролли, тёмные альвы, ледяные великаны, каменные великаны и один или два гнома довольно странного вида, а также несколько других ётунов, которые были примерно того же размера и облика, что и она, внешне неотличимые от человека или аса. Хозяин чертога, Гимир, - огромный мужчина - сидел в высоком кресле и вещал громким голосом, как они с Тором отправились на рыбалку за Змеем Мидгарда.
        Ёрмунганд. Она с трудом сохраняла невозмутимое выражение лица, перемещаясь по зале, наполняя на ходу чаши и слушая рассказ. Тор явился в чертог под чужим именем, и ему предложили разделить с хозяевами трапезу. Он воспользовался этим гостеприимством и в один присест проглотил целиком двух быков, поэтому Гимир предложил им вместе отправиться на рыбалку, чтобы было чем трапезничать в следующий раз. Тор согласился, но после этого убил ещё одного хозяйского быка и насадил его голову на огромный крючок в качестве приманки, чтобы выманить Змея Мидгарда из моря. И вдобавок ко всем убыткам, которые он уже нанёс, гость ко всему прочему ещё и разбил лодку великана, когда изо всех сил пытался удержать Змея на верёвке. В конце концов Гимир перерезал её, но в последний момент Тор достал свой молот и нанёс удар Змею по голове. Тогда Гимир и понял, с кем именно он отправился на рыбалку.
        Ведьма полыхала от гнева, слушая этот рассказ.
        Чтобы ещё больше досадить хозяину, Тор украл знаменитый своим огромным объёмом котёл Гимира, дабы сварить достаточно эля для богов. К концу рассказа все гости в зале пребывали в такой же ярости, как и Ангербода.
        - Все асы сплошь воры и обманщики, - проревел огр, и остальные в зале закричали в знак согласия.
        - С ними надо что-то делать, - завизжала злобного вида великанша в углу, женщина в два раза выше Ангербоды и вся в язвах.
        А затем в передней части залы раздался очень знакомый голос:
        - У меня тоже есть что рассказать, если хотите услышать больше о подлости богов.
        Сердце колдуньи ёкнуло, когда она обернулась и увидела Скади, забравшуюся на скамью, чтобы обратиться к собравшимся. Лицо женщины покраснело от выпитого, и она размахивала своей большой чашей с элем, как оружием.
        «Успокойся, - сказала себе Ангербода, хотя её сердце затрепетало. - Это просто совпадение, что она здесь. Не выдавай себя».
        - Сядь, Скади Тьяццидоттир, - пренебрежительно сказал Гимир. - Мы все знаем историю о том, как они убили твоего отца. - Он наклонился вперёд в своём кресле и злобно посмотрел на неё. - И всё же ты по-прежнему якшаешься с ними. Почему так?
        Когда толпа начала неодобрительно кричать, Охотница только отмахнулась от них и произнесла:
        - Я собиралась рассказать о том, как асы пленили Великого Волка. Эта история дорога моему сердцу, хотя я и не присутствовала при этом лично.
        - Про это мы тоже знаем. Много воды с тех пор утекло, - проворчал горный тролль. Ещё несколько человек в зале с ним согласились, но были и те, кто попросил ётуншу продолжать.
        - Так знайте же, что боги похитили Великого Волка, его брата и Хель у собственной матери, - стала рассказывать Скади, повысив голос, чтобы её услышали все в зале, хотя язык у неё уже заплетался. - Они связали её детей и умыкнули их среди ночи. Но это сыграло с ними злую шутку, потому что Фенрир вырос таким огромным, что боги поняли: они не смогут долго удерживать его в Асгарде, а заманить волка в новую ловушку теперь получится только обманом. Фенрир позволил богам попробовать по-всякому связать его, потому что знал, что может легко разорвать любые оковы, которые у них имелись. Поэтому асы отправились к гномам, чтобы те сделали особенную верёвку из бороды женщины, кошачьих следов и прочей магической чепухи. Подвох был в том, что волшебный поводок не выглядел прочным, поэтому боги думали, что смогут обмануть волка, уговорив надеть его на себя, - ведь до этого он разорвал цепи из железа.
        Но Фенрир оказался умнее. Прежде чем согласиться надеть оковы, он заявил: «Если эту верёвку действительно так легко порвать, то пусть кто-нибудь положит руку мне в пасть в подтверждение того, что это не обман». Вот как Тюр потерял свою руку, а Великий Волк всё-таки угодил в ловушку.
        Скади подняла чашу:
        - Я хочу сказать, друзья и родичи, что нам, ётунам, уже удавалось перехитрить асов раньше. Мы наверняка сможем сделать это снова.
        Собравшиеся разразились ещё более радостными возгласами и насмешками в адрес богов, но Ангербода стояла как вкопанная. Она никогда прежде не слышала историю о связывании Фенрира. Так вот как он оказался в ловушке - в тех самых оковах, из которых вырвался в моём видении.
        Она наблюдала, как Скади слезла с возвышения и снова уселалась за стол, как служанка наполняет её чашу. Ведьма едва могла дышать, обдумывая то, что только что услышала.
        Поистине, её сыновья оказались именно в тех местах, где им нужно было оказаться, чтобы пророчество сбылось.
        - Довольно дерзко с твоей стороны рассказывать в моём собственном чертоге историю о том, как мой сын Тюр был искалечен, - произнёс Гимир, как только гости немного утихли. - Но горькая правда заключается в том, что он столь же гнилой, как и остальные асы, и, кроме того, это он помог Тору украсть мой котёл.
        Гимир - отец Тюра? До Ангербоды прежде доходили противоречивые слухи о происхождении Тюра, но услышанное подтверждение того, что он действительно ётун, разозлило её. Наши родословные так переплетены друг с другом, и всё же асы считают себя много лучше нас.
        Скади всё больше пьянела по мере того, как продолжалась ночь, но поскольку Ангербода всё ещё пребывала в обличье старухи-прислужницы, Охотница почти не обращала на неё внимания. Через какое-то время празднество стало утихать, и многие великаны передвинули свои скамьи к стенам по периметру залы, устраиваясь на сон. Ётунша же заснула, рухнув лицом на стол, поэтому её скамья осталась на месте.
        - Так это и есть та самая Скади, о которой ты мне рассказывала? Похоже, топит свою боль в выпивке, - заметила обернувшаяся собакой волчица, следуя за Ангербодой по пятам. - Тебя это не тревожит?
        - Больше, чем ты думаешь. - Колдунью так и подмывало открыться Охотнице, но неизвестно, чем это обернулось бы. Наверняка Скади первым делом снова позовёт её к себе, и даже после многих лет тяжёлых странствий Ангербода осознавала в глубине души, что не сможет отказаться дважды.
        А ещё это была дань взаимному уважению. Скади не захотела с ней прощаться, а поиски Ангербоды ещё не закончились. Ей нужно было ещё многое сделать, прежде чем они снова встретятся. И она не могла не задаваться вопросом, сколько времени ещё у неё осталось.
        Ту ночь она провела на кухне с другими служанками, свернувшись калачиком у очага вместе с волчицей в собачьем обличье. Они ушли ещё до рассвета.
        На следующий день голова Ангербоды раскалывалась от боли - видимо, из-за шума на пиру накануне, - и она приняла предложение волчицы проехаться на её спине. Из запасной верёвки ведьма смастерила упряжь, чтобы волчица также смогла тащить за собой и тележку. Так как в чертоге у Гимира не представилось возможности пополнить запасы, они остановились в небольшом селении, чтобы она могла обменять свои зелья на сушёную рыбу.
        Глаза жителей деревни полезли на лоб при их приближении, но Ангербода чувствовала себя слишком плохо, чтобы наложить чары, маскирующие её и спутницу. Впрочем, оказалось, что местные ётуны были готовы торговать с ней в любом случае и лишь поблагодарили её, когда она собралась уходить. Но у неё сложилось отчетливое впечатление, что они были рады увидеть её удаляющуюся спину.
        Когда они с волчицей запаслись всем необходимым, то удалились далеко на запад от дома Гимира и нашли пристанище в неглубокой пещере у реки. Ангербода несколько раз с переменным успехом поупражнялась магией защищаться от пламени и затем, перевязав обожжённую руку, откинулась на лохматый мех своей спутницы и заснула.
        Стояла уже глубокая ночь, когда от входа пещеры донёсся голос:
        - Проснись, сестра. Мне нужна твоя мудрость.
        Ангербода тут же перевернулась и села, нахмурившись. Позади неё зашевелилась волчица, но не проснулась, измученная дневным переходом. Сейчас их пристанище освещал единственный факел, зажатый в руке человека, которого она надеялась никогда больше не увидеть в своей невероятно долгой жизни.
        Это была Фрейя, и, увидев лицо Ангербоды, она испуганно отпрянула.
        - Ты, - прошипела она. - Ты жива?
        - Что ты здесь делаешь? - Колдунья мгновенно вскочила на ноги, отбросив все мысли об отдыхе. У неё закружилась голова, как бывало иногда, когда она слишком быстро вставала, и шрам на виске на мгновение запульсировал, как будто рана была свежей. - Как ты меня нашла?
        Фрейя, казалось, не находила слов, но быстро пришла в себя.
        - Поспрашивала в округе, - ответила она, пожав плечами и накручивая на палец кроваво-красную прядь волос. - Я искала ведьму, что ездит верхом на волке и использует змей вместо поводьев, но я не знала, что ты - это она. Похоже, у тебя теперь много имен.
        - Да. - Известия несомненно разносились по Ётунхейму быстро. - Зачем ты здесь?
        - Я уже говорила тебе, я ищу знаний колдуньи. И полагаю, та самая колдунья - это ты, Железная Ведьма Ангербода.
        Глаза женщины сузились при упоминании этого имени.
        Фрейя одарила её ядовитой улыбкой.
        - Прозвище, что дал тебе Локи, распространилось, пока тебя не было. Говорят, ты умерла от горя и погребена в царстве твоей дочери. Ты стала настоящей легендой после своего отъезда, сестра.
        Ангербода не обратила внимания на её слова. Она не знала, что Фрейе могло от неё понадобиться, но догадывалась, как именно та хочет этих знаний от неё добиться. Неужели она не могла справиться сама?
        Но потом ведьма поняла, что Фрейя и не знает, что она не может более творить сейд. А потому решила, что может и прибегнуть к уловкам, чтобы разгадать истинную природу этого визита.
        - Пойдём со мной в Асгард, - сказала богиня, немного подумав. - Возможно, мы сможем договориться. Заключить какую-нибудь сделку.
        - И не подумаю, - ответила Ангербода. Её взгляд остановился на небольшом кабанчике, со всем вниманием стоящем рядом с её гостьей. Что-то в нём показалось ей странным. Как будто изначально кабанчик был чем-то иным. Ей не потребовалось много времени, чтобы сложить два и два.
        - Так вот куда вы с ним направляетесь, с твоим замаскированным любовничком?
        - Ты что-то путаешь, - чопорно сказала Фрейя, но на секунду на её лице вспыхнул гнев, прежде чем она успела его скрыть. Богиня пошевелилась, и её знаменитое золотое ожерелье блеснуло в свете факела. - Это всего лишь мой вепрь, Хильдисвини, которого для меня создали гномы. Так вот, я хотела бы узнать про предков моего избранника Оттара, чтобы он мог претендовать на трон своего королевства в Мидгарде. Ты можешь мне это сказать или как?
        - Почему бы тебе не спросить Фригг? Говорят, что жене Одина ведомы судьбы всех смертных. - Ангербода подавила ухмылку. Всё это было крайне подозрительно. Родословная? И это всё, что она хочет узнать? Когда Фрейя не ответила, колдунья вздохнула и продолжила: - Что ж, мне жаль тебя разочаровывать, но ты проделала весь этот путь напрасно. Я не могу творить сейд с той ночи, как Тор убил меня, а Один вломился в моё сознание, чтобы узнать пророчество о конце миров. Так что, полагаю, тебе придётся отправиться к кому-то другому, чтобы выяснить искомое.
        Ангербода не знала, как много Фрейе известно о той ночи, - женщина ушла вперёд вместе с остальными богами и не видела, что с ней случилось. Поэтому ей нужно было оценить её реакцию на своё признание.
        - Очень жаль, - богиня старательно изображала сочувствие, - что ты так сильно сопротивлялась и Всеотцу пришлось вновь убить тебя, чтобы наконец получить нужные ему сведения.
        Значит, она знает. Ангербода выпрямилась. Может быть, ей также известно, почему я с тех пор не могу творить сейд. Вот оно - то, что ведьма искала все это время: наконец-то прямо перед ней стоит та, кто владеет такой же магией, что и она сама.
        Может быть, она согласится помочь мне, если я приму её условия. Мысль о том, чтобы прибегнуть к помощи Фрейи, вызвала у неё тошноту, но похоже, что сейчас ей ничего другого не оставалось.
        - Ты знаешь, что Локи пытался спасти твою жизнь? - продолжила богиня, когда Ангербода замолчала. По-видимому, она приняла задумчивость другой ведьмы за отчаяние и решила подлить масла в огонь.
        - Не говори мне о Локи, - процедила колдунья.
        Фрейя проигнорировала её.
        - Что за печальное было зрелище. Он согласился отвлечь твоё внимание, чтобы мне удалось связать тебя, пока мы будем забирать ваших маленьких чудовищ, и он был так расстроен, когда Тор вместо этого проломил тебе череп молотом по приказу Одина. Смею предположить, что с тех пор Плут сильно сдал.
        - Можешь добавить это к списку клятв, которые нарушили боги, - отрезала Ангербода. - Так ты знаешь, почему я не могу больше творить сейд? Это Один что-то сделал со мной той ночью? Неужели он… запер меня каким-то образом в моём теле и из-за этого я не могу более странствовать?
        Теперь Фрейя смотрела на неё с чем-то похожим на жалость.
        - Нам, женщинам, зачастую приходится терпеть подобное, - произнесла Фрейя тихо и так проникновенно, что Ангербода почти почувствовала женскую солидарность по отношению к ней. - Нет, он не сделал тебе ничего сверх очевидного. Мне кажется, тебя сдерживает собственный страх. Страх быть пойманной в ловушку. Я пыталась проникнуть так же глубоко, как и ты, но не смогла. Никто не смог. Если ты скажешь мне то, что я хочу выяснить про предков Оттара, то я проведу тебя вниз так далеко, как только смогу. Идёт?
        - Согласна, - ответила ведьма.
        - Превосходно. - Губы Фрейи изогнулись в приторной улыбке - Хоть я и уверена, ты сожалеешь о том, что учила своему сейду асов и ванов в начале времён, но кажется, в конечном счёте это окупилось сполна, не правда ли? Ведь теперь одна из твоих былых учениц - единственная, кто может тебе помочь…
        - Давай уже просто начнём, - пробормотала Ангербода.
        Фрейя бросила факел на остатки костра, чтобы разжечь его снова, а затем опустилась на колени напротив неё, и её золотые глаза блестели в свете пламени. Таинственный вепрь уселся рядом. С пояса она сняла маленький барабан и начала бить в него медленно, но ритмично - в ритм биению сердца, - выпевая древние заклинания, которым её наставница научила её давным-давно.
        Сама Ангербода не нуждалась ни в барабане, ни в произносимых словах, чтобы творить сейд, но стоило ей закрыть глаза, как она прониклась силой песнопения. Какой-то частью сознания она вздыбилась от страха, ощутив, что покидает тело. Она начала закрываться, сопротивляться.
        Пение Фрейи становилось всё более могущественным, и ведьма почувствовала, словно её сжимает женская рука и утягивает в пустоту. В физическом теле она запаниковала, и пока другая ведьма в материальном мире продолжала петь, Ангербода одновременно ощущала её присутствие и там, внизу.
        Но затем разум Ангербоды погрузился ещё глубже. Она чувствовала, как Фрейя наблюдает за ней сверху, паря на поверхности рядом с крошечной искоркой света.
        - Видишь? - спросила Фрейя, перекрывая собственную монотонную песню. - Тебе просто нужен был небольшой толчок, чтобы покинуть своё тело. Всё равно что сорвать повязку с раны.
        - Я знаю.
        Только тут колдунья поняла, что им удалось. Она вернулась, вернулась сюда, в то место, где провела девять дней и ночей, из которого так не хотела уходить. Нужно было лишь, чтобы Фрейя легонько её подтолкнула, сломала незримую преграду, выстроенную ей самой, и вот она здесь. Теперь она сможет воссоединиться с Матерью-Ведьмой. Сможет связаться с Хель. Сможет дотянуться до глубокого источника силы на самом дне пропасти, снова нырнуть в глубины бездны, куда Один заставил её отправиться, - но на этот раз она могла сделать это всё по собственному желанию. Контролировать всё происходящее.
        Но сначала она должна отправить Фрейю восвояси.
        - Я помогла тебе начать, но дальше не пойду, - заявила богиня, и её голос затих. Она перестала петь. - Остальное зависит от тебя. Помни наш уговор.
        Ангербоде не нужно было напоминать дважды. Она потянулась за тем знанием, что хотела получить другая ведьма, и тьма ответила ей. Она распахнула глаза, снова мертвенно-белые, и начала вещать о происхождении Оттара… когда что-то вдруг изменилось. Слова поменялись, появились другие образы - ей снова показывали картины конца миров.
        Она зашла дальше, чем намеревалась, и теперь её тянуло ещё глубже, обратно в пропасть.
        Колдунья вернулась в своё тело прежде, чем тьма успела принять её в свои объятья, и её глаза вернулись к нормальному состоянию. Фрейя пристально рассматривала свою бывшую наставницу. Ангербода бросила на неё сердитый взгляд и неохотно проговорила:
        - Вот, пожалуйста.
        Фрейя кивнула, встала, сняла с пояса кубок из рога, пробормотала над ним несколько слов и дала кабану из него отпить.
        - Чтобы он помнил имена, которые ты произнесла, и свою родословную, - пояснила она. - Но не остальное. То предназначалось только для моих ушей.
        - Тебе пора идти, - сказала Ангербода, совершенно не удивившись, что вепрь Фрейи всё же оказался не просто животным, а зачарованным Оттаром. Она вдруг почувствовала себя усталой, опустошённой. - Убирайся отсюда. Ты получила то, что ты хотела узнать.
        - И даже больше, - согласилась Фрейя. - Ты поведала мне о Рагнарёке. Не так много, как Одину в ту ночь, но всё же.
        Рагнарёк. Это слово означало «гибель богов».
        - Судя по выражению твоего лица, - продолжила асинья, - предположу, что ты впервые слышишь об этом. Как же так, коль скоро ты сама произнесла эти слова и вложила в них смысл?
        Ангербода вздрогнула.
        - Впервые слышу, чтобы так называли моё видение. - Она сложила руки на груди, пытаясь унять дрожь. - Благодарю. Ещё раз. За то, что помогла мне вернуть сейд.
        - Пожалуйста. Надеюсь, я не пожалею об этом, хотя и не сомневаюсь, что пожалею. Я могла бы и заставить тебя поделиться знаниями так же легко, как это сделал Один…
        Ведьма закатила глаза.
        - Да уходи уже. Возвращайся к своим любовникам, которых воистину великое множество.
        - Я сожгу эту пещеру дотла, - огрызнулась Фрейя, - если ты ещё раз оскорбишь меня.
        - Все миры рано или поздно сгорят. Будь проклята ты и прочие боги. И будь также проклят твой Оттар.
        - По крайней мере, Оттар будет благоденствовать до тех пор, пока смертные не будут стёрты с лица земли, - выплюнула Фрейя и, развернувшись, вышла из пещеры, и пресловутый Оттар в облике вепря засеменил у её ног.
        Когда она ушла, Ангербода выпрямилась и позволила осознанию того, что только что произошло, укорениться.
        Я могу творить сейд снова. И я по-прежнему осталась собой.
        Теперь, когда она вернула свои способности, ей предстояло многое сделать. И первым делом нужно было навестить дочь.
        Она выскользнула из своего тела - с такой лёгкостью в этот раз, что у неё чуть не закружилась голова от облегчения, - и, пребывая в этой бестелесной форме, протянула руку и коснулась Иггдрасиля. Дерево понесло её вниз, вниз, вниз…
        Там, где Ангербода оказалась, было темно и сыпался снег. Ведьма брела по обледеневшей ветхой тропинке из камня и на ходу поняла, что на самом деле это мост. Брось она взгляд через перила, увидела бы внизу стремительные реки и пустые долины.
        Её волосы парили вокруг головы, как будто она находилась под водой. Хотя всё вокруг, насколько хватало глаз, было чёрно-серым и пустынным, у неё не было ощущения, что цвета исчезли.
        Колдунья знала, даже не видя себя со стороны, что глаза её побелели, как всегда, когда она пребывала в трансе, ибо там, где она сейчас находилась, есть место лишь мёртвым.
        Наконец она добралась до последнего пролёта моста, крытого золотой соломой, и за ним стали видны души умерших: злых, несчастных, старых, молодых и больных. Тех, кто не погиб в славных битвах и кого валькирии не сопроводили в чертоги павших в Асгарде.
        Бледная дева, одетая в чёрное, вышла из тени и остановила женщину в конце пролёта, преградив дорогу.
        - Я - Модгуд, страж моста Гьялларбру. Только мёртвые могут пройти дальше, - произнесла она, изучая ведьму. - Но ты ни жива, ни мерта. Какие у тебя дела в царстве Хель?
        - У меня дело к дочери, - произнесла Ангербода. - Дай мне пройти.
        Модгуд долго смотрела на неё, но затем отошла в сторону.
        Ведьма продолжила идти по тропинке, пока та не привела её к огромным стенам с большими воротами. Проскользнув внутрь, она вскоре очутилась у чертога дочери, тёмного и устрашающего, высеченного в скале и освещённого призрачным сиянием, исходившим из ниоткуда. Хель, похоже, унаследовала драматический талант своего отца.
        Однако внутри было удивительно уютно. Как и снаружи, здесь сновали мёртвые души, накрывая длинный стол великолепными золотыми приборами, кубками, тарелками и всевозможными украшениями, а в воздухе витал тягуче-сладкий аромат меда. Ангербода нахмурилась при виде происходящего. Этот пир готовят определённо не в мою честь… Не так ли?
        Ведьма направилась в дальний конец залы, где на высоком кресле восседала молодая женщина в длинном чёрном платье. Её кожа была бледной, а чёрные как смоль волосы волнами спускались почти до пола. Под платьем её ноги были скрещены, и Ангербода не могла видеть, как выглядят ступни.
        Но она знала, что эта женщина - Хель. И её глаза явственно это выдавали: зелёные и яркие, как у отца, хотя и запавшие. Под глазами её залегли тени, как и у самой Ангербоды, но более глубокие и тёмные.
        Несмотря на то что в детстве дочь походила на Локи, сейчас она была вылитая мать, особенно в том, с какой исполненной собственного достоинства манерой она держалась.
        Молодая женщина смотрела на Ангербоду сверху вниз с выражением горького презрения. В тени позади неё двигались тёмные фигуры: бесформенные существа, некоторые даже отдалённо не похожие на людей. Слуги Хель, сотворённые руками ребёнка.
        Её единственные друзья в этой мрачной бездне.
        Ангербода тяжело сглотнула, не находя слов под злобным взглядом дочери. Все, что она смогла выдавить из себя вместо приветствия, - это кивок в сторону суетящихся скелетов и короткая фраза дрожащим голосом:
        - Ты ждёшь гостей?
        - Не твоё дело, - отрезала Хель, и колдунья вздрогнула, услышав хриплый, пронзительный голос дочери. Впрочем, когда она в последний раз слышала её, девочке было пять лет. - Значит, ты наконец умерла?
        Ангербода осознала, что не будет ни криков радости, ни слезливых объятий. Мать и дочь просто смотрели друг на друга поверх мёртвых душ.
        Хель ещё мгновение рассматривала её, прежде чем бледное лицо расплылось в презрительной усмешке.
        - Нет, конечно же нет. И всё это время я считала, что боги действительно убили тебя…
        - До этой самой ночи я не могла до тебя дотянуться, - ответила Ангербода. - Даже смерть не привела меня сюда.
        - Я так долго верила, что ты умерла… Оплакивала тебя, - продолжала Хель, словно не слыша её. - Даже воздвигла тебе памятник у восточных врат. Но у меня никак не получалось найти тебя в своём царстве, и я всё гадала… - Она наклонилась вперед, её белые руки мертвой хваткой вцепились в ручки кресла, когда она ухмыльнулась. - Тебе придётся объясниться, матушка.
        Ангербода глубоко вздохнула, чтобы не выдать внутренней боли. В последний раз, когда Хель разговаривала с ней, она была «мамочкой».
        Теперь же она была «матушкой», и когда дочь произносила это слово, оно было холодным, как лёд.
        - Я не могла творить сейд, как раньше, - ответила Ангербода. - У меня не было возможности ни увидеть тебя, ни связаться с твоими братьями…
        - Удобная история, - проговорила Хель. Выражение её лица было отстранённым, как будто она вспоминала что-то из прошлых веков. - Я ждала тебя здесь. Ждала целую вечность. Тебя же убили. Я думала, ты просто заблудилась, но ты так и не пришла. Я знала, что мой отец никогда не придёт за мной, но я думала, ты не такая. - Она понизила голос до шепота. - Он назвал нас чудовищами. Но я не чудовище. Мои братья были чудовищами, а я - нет. Я была всего лишь маленькой девочкой.
        - Хель…
        - Ты должна была прийти за мной, мама, - громко сказала Хель и встала, глядя на ведьму с возвышения.
        - Хель, пожалуйста…
        - Я так надеялась, что ты придёшь. Но ты этого не сделала.
        - Если бы ты знала, что они со мной сделали, ты бы так не говорила, - произнесла Ангербода срывающимся голосом. Всё шло совсем не так, как она рассчитывала.
        - А ты знаешь, что они сделали со мной? - огрызнулась дочь. - Я вообще не должна была родиться, но ты вмешалась. Да, теперь мне известно, что ты натворила, я сама видела. Мёртвые знают обо всём. Я умирала, а ты призвала меня обратно своей магией. И вот теперь я здесь, обладаю властью над жизнью и смертью, но сама живу жалкой полужизнью, отверженная, изгнанная из всех миров, навеки в одиночестве. Где ты была всё это время, мама? Где ты была, пока я гнила заживо?
        Хель откинула подол платья, чтобы продемонстрировать ноги: теперь это были просто кости, на которых кое-где ещё оставалась сине-серая плоть, удерживаемые вместе несколькими сухожилиями и огромным количеством магии.
        Ангербода молча смотрела. Большего она не могла.
        - Знаешь, я всё ещё чувствую их. И твои мази отлично действовали, - ехидно произнесла Хель, снова прикрывая ноги. - К сожалению, у меня больше их не было.
        - Хель, я… мне так жаль. Но ты должна меня выслушать. Мне наконец-то удалось снова странствовать вне тела, и ты первая, к кому я направилась. - Ангербода попыталась успокоиться под жестоким взглядом дочери и продолжила: - Они убили меня в ту ночь… в ночь, когда забрали тебя и твоих братьев… Но я не умерла. От горя я не могла сопротивляться, и Один заставил меня увидеть, чем всё это закончится - боги, великаны и все миры. Рагнарёк…
        - Да, мне известно о Рагнарёке. Здесь, внизу, я вижу больше, чем ты думаешь. Мне ведомо то, чему суждено случиться, так же, как и Фригг, Фрейе и норнам. Богам ты нужна была не потому, что особенная, ибо владеешь этими опасными знаниями, - а лишь потому, что не представляешь ценности для Одина. Сколько ещё раз ты позволишь асам убить себя, мама, прежде чем поймёшь это?
        Ангербода стиснула зубы.
        - Почему ты так издеваешься надо мной?
        - Потому что я вижу тебя насквозь, - усмехнулась Хель, спускаясь с помоста. - Тебя, мудрую старую ведьму, что живёт в лесу и никого не тревожит, чтобы и её никто не потревожил… Вот только ты забываешь, что враги твои нападают первыми и бьют сильнее. И они не оказывают тебе того же уважения, что и ты им.
        - Хель…
        Дочь подобно хищнику кружила вокруг неё, её костяные ноги неестественно клацкали по каменному полу при каждом шаге.
        - Скоро всё начнется. И что ты будешь делать? Вернёшься в свою пещерку, чтобы переждать конец, пока все миры будут полыхать в пламени Сурта? Ты просто трусиха.
        - Ты меня не слушаешь, - возразила Ангербода. - Я не бездействовала всё это время, а пыталась найти способ спасти тебя. Я могу спасти тебя.
        - Ну вот, опять ты вмешиваешься, матушка. Ты забыла, что случилось в прошлый раз, когда ты пыталась «спасти» меня? - Молодая женщина указала на свои прикрытые ноги. - Мне ничего этого не нужно от тебя. Я…
        Внезапно она неглубоко вздохнула и споткнулась, схватившись за грудь.
        - Хель? - Колдунья встревоженно подошла к ней ближе.
        - Оставь меня в покое, - прорычала дочь.
        Она вернулась к своему креслу и тяжело опустилась на него, сгорбившись, с болью и гневом в глазах. Её рука всё ещё была прижата к груди, когда она выдавила:
        - Ты всё ещё не поняла? Мне не нужна твоя помощь. И ты сама мне больше не нужна.
        Тогда Ангербода достала игрушечную фигурку волка - каким-то образом реальную даже здесь, такую же настоящую, как и дочь, - и протянула ей. Хель уставилась на свою детскую игрушку, и лицо её дрогнуло, а между бровей пролегла крошечная морщинка.
        - Приди ко мне, когда наступит конец, - прошептала Ангербода. - Когда твой отец явится к тебе - ты приходи ко мне. Я смогу защитить тебя, клянусь. Возможно, ты отвергла меня как мать, но ты по-прежнему моя дочь.
        Маска ненависти мгновенно вернулась на лицо Хель.
        - У тебя нет дочери, ведьма, а у меня нет отца. Убирайся. И забери с собой эту никчёмную деревяшку.
        Не в силах больше смотреть на перекошенное от злобы лицо дочери, Ангербода закрыла глаза и позволила себе уплыть прочь, придерживаясь самой нижней части Иггдрасиля. Она ловко обошла дракона Нидхёгга, грызущего один из корней, и тот лишь щёлкнул на неё зубами, когда она пронеслась мимо, а затем последовала по стволу древа всё выше и выше… Пока вдруг её снова не утянуло вниз.
        Что-то - или кто-то - почувствовал её присутствие и звал её назад. Сердце колдуньи на мгновение подпрыгнуло при мысли, что её дочь, возможно, внезапно переменила своё мнение, но потом она поняла, что теперь находится на другом краю царства Хель.
        Почему я здесь?
        Она обернулась и увидела дверной портал. Руны, вырезанные на нём, гласили: «Это восточные врата, посвящённые моей матери».
        О Хель…
        Призрачный желудок Ангербоды скрутило, и она с надеждой огляделась, но самой Хель нигде не было.
        Кто мог призвать меня к моей собственной могиле?
        Вдруг она заметила какое-то движение вдалеке. Среди толп бредущих мертвецов по полю торопливо скакал всадник, явно более материальный, чем всё вокруг, верхом на страннейшей из лошадей.
        Ангербода в ожидании застыла на месте, и когда лошадь остановилась всего в нескольких футах от неё, она узнала в ней восьминогого Слейпнира, порождённого её собственным мужем век тому назад. Ведьма сделала шаг вперед и подняла руку, словно собираясь прикоснуться к существу, но Слейпнир вырос в свирепого жеребца и не признал её. Человек на его спине поднял голову, и из-под широкополой шляпы на неё уставился единственный ледяной голубой глаз.
        «Да что ж такое, опять он», - подумала Ангербода со вздохом.
        Судя по всему, это чувство было взаимным.
        - Говорят, что здесь похоронена мудрая женщина, - изрёк всадник, рассматривая надпись на портале. - Большинство думает, что ты умерла той ночью. Включая твою собственную дочь. Но мне, конечно, следовало догадаться, что это не так.
        «Моя дочь теперь знает правду, - подумала ведьма, но промолчала, с непроницаемым лицом глядя на мужчину. Ей пришло в голову, что и Фрейя не успела бы сообщить ему, что Ангербода жива, - в конце концов, богиня только что ушла из её пещеры. - Так как же он меня нашёл?»
        И поняла, что ответ прост: она воспользовалась Иггдрасилем для путешествия, а Древо принадлежало ему. Неудивительно, что он обнаружил её сразу же, как она сотворила сейд.
        Колдунья с притворным недоумением посмотрела на него и спросила:
        - Кто же сей человек, что призвал меня сюда? - «Снова», хотелось ей добавить. - Я проделала трудный путь до этого места, и я действительно умерла очень и очень давно.
        - Имя мне Вегтам, я скиталец. Поистине гибла ты множество раз, но вновь воззвал я к твоей душе, ибо нужно мне знание, коим ты владеешь.
        Ангербода чуть было не закатила глаза от этого лживого имени, но сдержалась, и выражение её лица осталось прежним. «Вегтам» натянул поводья Слейпнира и потребовал:
        - Скажи мне, в чью честь так украшен чертог Хель? Кого собралась она чествовать?
        Хель не ответила на тот же вопрос самой Ангербоды, но внезапно женщина вспомнила слова своей дочери: «Здесь, внизу, я вижу больше, чем ты думаешь. Мне ведомо то, чему суждено случиться».
        Внезапно она поняла, кого ждёт Хель.
        - Отчайся, Вегтам, - сказала она, повернув к нему голову, и лицо её снова стало пустым, - ибо Хель сварила свой мёд для Бальдра, сына Одина, что будет убит побегом омелы. Но слишком многое я открыла тебе и посему умолкаю.
        - Нет, не молчи. Кто станет его убийцей? Кто подлинно убьёт сына Одина?
        Почему он спрашивает меня снова, когда я уже всё ему поведала? Неужели считает, что ответ изменится, или думает, что в смерти Бальдра есть какой-то подвох и он не просто будет пронзён стрелой из омелы?
        - Слепой брат Бальдра, Хёд, - ответила она, вспоминая свое видение, - которого, в свою очередь, убьёт тот, кто отомстит за Бальдра. Я уже говорила тебе об этом и о многом другом.
        - Расскажи мне подробнее о его смерти. Расскажи мне всё, чтобы я смог воздать его убийце по справедливости.
        - Справедливость восторжествует, - не удержалась колдунья, и её потрескавшиеся губы сложились в жестокую улыбку, - когда твой сын войдёт в чертог моей дочери, Один-Всеотец.
        - Ты не мудрая женщина и не пророчица, Железная Ведьма Ангербода, породившая чудовищ, - холодно произнёс Один, натягивая поводья, чтобы развернуть Слейпнира.
        - Пусть и лживо твоё имя, как и эта могила, - парировала она, - ты прекрасно знаешь, что единственная правда здесь - в моих словах.
        Колдунья почувствовала, как его притяжение ослабло, и начала ускользать, но прежде чем он успел что-то добавить в ответ, она жестоко усмехнулась и добавила:
        - И берегись, погибель скоро настигнет и тебя.
        Ангербода очнулась в своём теле, всё ещё сжимая в руке фигурку волка. Её разум же был переполнен эмоциями: мрачным удовлетворением от того, что в противостоянии с Одином последнее слово осталось за ней, и ужасным чувством вины от каждой фразы, брошенной ей Хель.
        Ведьма улеглась подле волчицы и прижала игрушку к груди.
        Я заглажу свою вину перед тобой. Клянусь.
        Сделаю так, что ты переживёшь Рагнарёк.
        После случившегося Ангербоде потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Следующее, что ей хотелось сделать, - это найти своих сыновей, но мысль о том, что встреча пройдёт так же, как с дочерью, была невыносима.
        Тем не менее она всё равно пыталась. Она погрузилась в сейд и потянулась к Иггдрасилю, чтобы с помощью Великого Древа проверить сокрытые от чужих глаз места всех миров, одно за другим, возвращаясь обратно в своё тело каждый раз, когда чувствовала малейший намёк на присутствие Одина. Но, к счастью, он не искал её снова. Мысленно колдунья взывала к своим мальчикам, но ничего не слышала и не видела. Где бы они ни находились - Ёрмунганд в самой глубине огромного океана, Фенрир, запертый в ловушке неизвестно где, - они были вне её досягаемости.
        Ангербода отчаянно надеялась увидеть их ещё раз, прежде чем они погибнут. Знали ли они, что их ждёт? Приняли ли они свою судьбу или она должна сделать для них больше? Ответа на эти вопросы у неё не было… Но даже если они выживут в последней битве, даже если их судьбы можно будет изменить, ведьма сомневалась, что её щит будет настолько большим и сильным, чтобы защитить и волка высотой до неба, и змея, кольцом обвивающего целый мир.
        Шли дни, и она всё усерднее совершенствовала свой щит - она уже могла оградить всю свою руку на несколько минут, - но при этом столкнулась с трудностями. Ей теперь было так легко спускаться вниз, возвращаться в ту манящую пустоту, где она могла чувствовать поток силы и прикасаться к нему. Использовать его для усиления щита. Но на деле всякий раз, когда Ангербода приближалась к краю бездны, то обнаруживала, что колеблется. Сила пульсировала, гудела и манила её, но она ловила себя на мысли, что на этот раз может не вернуться.
        Она почти потеряла себя тогда, пока те девять дней и ночей её тело было привязано к дереву, а душа парила в уютной безопасности пустоты между жизнью и смертью. И Фрейя подтолкнула её лишь настолько, чтобы она скользнула по поверхности; Ангербода смогла вернуться сама. Глубже всего она опускалась в бездну по принуждению Одина, но в тот раз его собственное знание сейда, как рыболовная леска, было готово вытащить её наружу, как только она узнает то, что ему требовалось.
        Сила, что была ей нужна, таилась глубже, чем что-либо другое. Что, если она не сможет подняться, когда зачерпнёт её? Эта мысль пугала Ангербоду больше всего на свете. Поэтому она решила, что погрузится за этой силой только в крайнем случае.
        - Я - Ангербода, Ведьма Железного Леса, - думала она. - Древняя, как сам мир, Мать-Ведьма, породившая волков, что гонятся за солнцем и луной. Бывшая жена Локи. Мать той, что правит царством мёртвых, и двух созданий хаоса, которым суждено принести гибель тем, кто разрушил наши жизни.
        Я справлюсь и сама.
        Всего несколько дней спустя боги снова потревожили её покой - в этот раз прибегнув к помощи двух огромных чёрных воронов. Птицы внезапно опустились на ветку прямо перед Ангербодой и волчицей, преграждая им путь.
        - Ты, - прокаркал один. - Ведьма.
        - Асам требуется твоя помощь, - добавил другой.
        Волчица зарычала на них, но Ангербода лишь испустила многострадальный вздох человека, которого сжигали, закалывали, убивали, предавали, терзали ради сведений, возвращали из блаженного небытия и другими способами всячески портили жизнь - и всё это делали те, что однажды ночью похитили её детей. Неужели они никогда не оставят меня в покое?
        Если боги всесильны, зачем им я?
        - Не знала, что Один посылает своих воронов как вестников, - сказала Ангербода птицам, которых звали Хугин и Мунин, Мысль и Память. Каждый день они облетали Девять Миров, затем возвращались и рассказывали своему хозяину обо всём, что видели. - Думалось мне, что в вашей работе всё должно быть наоборот.
        - Нужна услуга, - каркнул Хугин, - тому, чью смерть ты сама предсказала.
        Ангербода замерла.
        - Речь о Бальдре?
        Мунин кивнул головой, подтверждая её подозрения.
        - Он погиб от руки твоего мужа.
        - У меня нет мужа, - заявила им Ангербода, как и Скади раньше, но остановилась: - Подождите-ка, Локи убил Бальдра?
        Это не то, что мне открылось, - его брат Хёд должен был убить Сияющего бога. Вовсе не Локи.
        Она нахмурилась.
        Я видела… видела, как Хёд выстрелил стрелой из омелы в сердце Бальдра.
        Но Хёд слеп.
        А это значит, что кто-то должен был направлять его руку.
        - Как это случилось? - спросила Ангербода.
        - Сын Одина мечтал обрести вечный покой, но его мать, Фригг, взяла клятву со всего сущего во всех мирах не причинять ему вреда, - ответил Мунин.
        - Все поклялись, кроме молодого побега омелы, из которого Локи-Обманщик сделал стрелу, чтобы Хёд убил своего брата, - продолжил Хугин.
        «Один знал об омеле, - подумала Ангербода. - Если бы он и правда хотел предотвратить смерть Бальдра, то предупредил бы Фригг, чтобы та была особенно осторожна».
        Но что-то всё равно не сходилось. Даже сама она сама не ведала, что Локи будет тем, кто убьёт Бальдра, так как же Один мог узнать? Неужели Локи подставили? И теперь накажут за преступление, которого он не совершал?
        Глаза Ангербоды сузились.
        - Вы лжёте. Локи повинен во многом, но убийство?..
        - Окажи услугу невиновному, - вновь прокаркал Хугин, словно и не слышал её предыдущей фразы.
        Колдунья снова вздохнула. Вот что бывает, когда пытаешься спорить с птицами.
        - С чем именно я должна помочь асам?
        - Спустить его погребальный костер в воду, - сказал Хугин. - Ладья не двигается с места. Даже Тор не преуспел. Асы боятся, что она заколдована.
        - Тебе обеспечена безопасность, - закончил Мунин.
        - Следуй за нами, Хюрроккин, - хором карнули вороны и, перелетев на следующую ветку, обернулись и выжидающе посмотрели на неё.
        Ангербода подняла брови и повернулась к волчице.
        - Хюрроккин. Ты это слышала? «Закопчённая от огня». Это что-то новенькое.
        В ответ её спутница издала звук, пугающе близкий к насмешливому фырканью.
        - Но мы же не собираемся им помогать, правда?
        - Безусловно, у меня нет ни малейшего желания снова ступать на землю Асгарда или оказывать богам какие-то услуги. Но не могу отрицать, что испытываю искушение откликнуться на эту просьбу.
        Волчица скептически посмотрела на неё.
        - Зачем? У меня сложилось отчетливое ощущение, что ты - их последняя надежда…
        - По моим собственным эгоистичным причинам, - ответила Ангербода, укрывая тележку за деревьями. Когда она была достаточно надёжно припрятана, ведьма сунула свою трость в пасть волчицы, где та тотчас превратилась в поводья. - Чтобы увидеть собственными глазами, как чувствует себя Один, когда у него отнимают любимого сына. Чтобы полюбоваться, как он скорбит, после всего, что со мной сделал.
        - Но он знал, что это произойдёт, и не стал этому препятствовать, - справедливо заметила волчица.
        - Но это не значит, что ему чуждо горе. - Ангербода забралась на спину волчицы. - Да и когда ещё ты побываешь на похоронах бога?
        Они последовали за воронами и после леса оказались на скалистом пляже, где, казалось, собрались представители всех Девяти Миров. Такой разношёрстной компании Ангербоде не приходилось лицезреть прежде: асы, ваны, светлые и темные альвы, гномы и тролли, валькирии Одина и его эйнхерии - сражённые в битвах воины, и даже несколько великанов, которых она раньше встречала. Ведьма натянула капюшон на лицо, чтобы никто не узнал её. Если погребальную ладью действительно удерживает на месте заклинание, ей понадобится вся сила, какую она сможет собрать, чтобы рассеять его. А потому не было потребности тратить силы на обращение в старуху, раз уж капюшона вполне достаточно.
        Толпа расступилась перед колдуньей и волчицей, как перед прокажёнными. Вдвоём они подъехали прямо к берегу, где наполовину в песке и наполовину в воде покоился огромный корабль. Несколько асов и тролль стояли у его борта, согнувшись пополам в попытке отдышаться. Среди них, явно разъярённый, был и Тор. Ведьма слезла с волка и вынула поводья из пасти животного; они мгновенно превратились обратно в трость, на которую Ангербода опиралась, шагая по тёмному песку, рассыпающемуся под ногами.
        Она как раз направлялась к кораблю, когда услышала позади себя рычание, а обернувшись, увидела, что два берсерка[7 - Воины, отличавшиеся неистовостью в сражениях.] Одина скрестили копья между ней и волчицей, а ещё двое направили остриё своего оружия прямо в горло её спутницы.
        - В этом нет необходимости, - холодно обронила Ангербода, всё ещё скрывая лицо под капюшоном.
        Берсерки и не шевельнулись.
        - Всё хорошо, - сказала ей волчица. - Просто поторопись и сделай то, что они хотят, чтобы мы могли уйти.
        Ведьма снова направилась к ладье, и Тор, хмурясь, уступил ей дорогу. Он обернулся, и, проследив за его взглядом, Ангербода увидела Одина: одетого не в тяжёлый дорожный плащ и шляпу, в которых он обычно ей являлся, а в роскошный наряд, подобающий высшему из богов. Всеотец смотрел на неё своим единственным глазом, и она видела в нём печаль, хотя и не могла заставить себя пожалеть его.
        Рядом с ним стояла женщина, которую Ангербода едва узнала со времён своего пребывания в Асгарде, - его жена Фригг, одетая в лучшие одежды, которые колдунья когда-либо видела. Её темные волосы были искусно заплетены в косу, а на заплаканном лице неприкрыто отражалось горе.
        Она увидела также Фрейра, Фрейю и Тюра, все они выглядели полными скорби. Но их ей тоже не было жаль.
        Не дотрагиваясь до обшивки корабля, Ангербода подняла голову так, что черты её лица были различимы только с того места, где находился Один. Она вопросительно подняла брови, и он кивнул.
        Ведьма потянулась было к ладье и сразу же почувствовала заклинание кончиками своих пальцев. Она увидела руны, вырезанные на носу, поняла, что это сам Всеотец нанёс их, и резко повернулась к Одину.
        - Что за уловки? - прошипела она.
        - Это не уловка, - ответил мужчина. - Просто средство для достижения цели. Как и всё остальное, что я сделал за свою долгую жизнь. Возможно, тебе это знакомо.
        Ангербода открыла было рот, чтобы возразить, но тут услышала визг и, обернувшись, увидела, что внимание всех приковано к берсеркам, которые пытались удержать волчицу. Та снова взвизгнула, когда двое из них всё-таки сбили её с ног и приставили копья к горлу. Волчица оскалила зубы, но не стала вырываться, лишь снова поторопила колдунью.
        - Не медли.
        Ангербода повернулась к Одину, который бросил на неё непостижимый взгляд.
        - Почему? - спросила она. - Зачем ты на самом деле призвал меня сюда?
        - Потому что иначе ты не пришла бы, а мне хотелось, чтобы ты стала свидетелем того, как всё сбывается согласно твоему пророчеству. Мы стоим здесь как равные: я - отец богов, а ты - мать великанов. Готова ли ты к тому, что грядёт?
        - Да, - солгала Ангербода, вздёрнув подбородок. Она украдкой достала свой нож с рукояткой из оленьего рога и соскребла руны на носу, полой плаща прикрывая свои действия от Одина. - Готов ли ты?
        Он промолчал, но его единственный глаз неотрывно следил за ней, когда колдунья легонько толкнула корабль и тот соскользнул с катков в море. Стоящий позади Тор вкрикнул от ярости, отказываясь верить своим глазам.
        Железная ведьма и Всеотец вышли на мелководье вслед за ладьёй, и Ангербода добавила:
        - Хотя, полагаю, ты только и делал, что готовился.
        - Я сделал только то, что было должно. Мне хотелось бы, чтобы ты это поняла, - ответил он, глядя на своего мёртвого сына. - Растения умирают; животные умирают. Люди умирают, и их родственники умирают. Так и боги должны встретить свою гибель, ибо даже нам не под силу предотвратить её.
        - Но ты даже не пытался, - сказала Ангербода. Она не спрашивала его почему, ведь и так знала.
        Один ничего не ответил. Когда колдунья повернулась и пошла обратно на берег, он положил своё знаменитое золотое кольцо[8 - Речь о волшебном кольце Драупнир, выкованном гномами на спор с Локи. Согласно легендам, это кольцо каждую девятую ночь приносило своему владельцу ещё восемь подобных, опоясавшись поясом из которых тот становился неуязвимым.] в лодку и наклонился, чтобы прошептать что-то на ухо Бальдру.
        - Её нужно убить, - воскликнул Тор, когда ведьма проходила мимо. Она не обратила на него внимания, но старая зажившая рана на её голове начала болезненно пульсировать.
        - Она оказала нам услугу, - возразил Фрейр, который стоял, опершись на своего золотого кабана Гуллинбурсти.
        В это время благодаря одному из эйнхериев Одина погребальная ладья Бальдра занялась пламенем и отплыла далеко в море. Сам Всеотец молча наблюдал за ней, всё ещё находясь по колено в воде.
        Сердце Ангербоды ёкнуло, когда к спору присоединился ещё один голос.
        - Оставь её в покое, - произнесла Скади, стоящая рядом с пожилым мужчиной, которого ведьма приняла за Ньёрда.
        После краткой заминки Ангербода продолжила свой путь, повернувшись ровно настолько, чтобы поймать взгляд ётунши, проходя мимо. Глаза Охотницы расширились, а ведьма слегка наклонила голову, как бы говоря: «Вот теперь мои странствия завершены».
        Надеясь, что подруга получила сообщение, женщина быстро отвернулась прежде, чем успела понять, правильно ли её поняли, потому что рядом с ней находились те двое, кому Ангербода не могла доверять. Первой была Гёрд, стоявшая с несчастным видом, а второй - Сигюн, лицо которой отражало смесь страдания и тревоги. Как будто она боялась, что боги отвернутся от неё за то, что натворил её муж.
        «И её страх вполне обоснован», - подумала колдунья, обратив внимание, что сыновей асиньи нигде поблизости не видно, и, вновь опустив голову, продолжила идти. Когда она подошла к волчице, берсерки подняли копья и расступились, пропуская женщину и её спутницу.
        Рассказывали, что вскоре после этого жена Бальдра, Нанна, умерла от горя, её поместили на ту же ладью, чтобы сгореть вместе с мужем и его любимым конём, а Тор в сердцах толкнул проходящего мимо гнома прямо в костёр. Но к этому моменту ведьма уже оседлала волчицу и скрылась в лесах.
        Вернувшись обратно к тележке, Ангербода соскользнула со спины своей спутницы и взяла в руки трость.
        - Ты и так достаточно натерпелась сегодня, друг мой. Я сама потяну тележку.
        - Куда мы направимся?
        - Домой.
        Ведьма думала об этом уже несколько дней, с самой встречи с Фрейей. Ей не было нужды путешествовать дальше - она узнала всё, что требовалось. Да и, думалось ей, упражняться в защите от огня лучше в своей пещере, где безопасно и уютно.
        Отчасти ей хотелось подождать, чтобы увидеть, последует ли Скади сразу за ней, но, с другой стороны, не терпелось убраться как можно дальше от Асгарда. Кроме того, дела с асами могут задержать подругу - в конце концов, Локи всё ещё на свободе, и Ангербода не сомневалась, что Скади захочет приложить руку к его поимке. И тут ведьма осознала, что независимо от того, виновен он или нет, его покарают боги - она видела это в пророчестве, - и теперь стало понятно почему.
        Её желудок скрутило от этой мысли и страха, что она знала, где он первым делом попытается укрыться от асов: в том единственном месте, где он когда-либо чувствовал себя в безопасности, в её пещере на краю миров.
        Но она не станет из-за этого избегать собственного дома. И если у него и впрямь хватит наглости искать там убежища, то ему придётся кое-что объяснить своей бывшей жене.
        Наконец странствия подошли к концу, и, переправившись через реку, путешественницы выдохнули с облегчением, когда их поглотили густые деревья Железного Леса. Они уже не были зелёными, как в те годы, когда Ангербода жила в своей пещере и растила детей, но это место по-прежнему казалось ей знакомым, родным.
        - Выглядит так же, как тогда, когда я его оставила, - сказала волчица. - Такой же серый и мёртвый.
        Она остановилась, понюхала воздух и повернула направо. Ведьма нахмурилась, но последовала за ней и вскоре поняла, что они направляются на юг, к остаткам каменного фундамента. Волчица бежала впереди, пробираясь через заросли, пока не вышла на поляну, где тяжело села и склонила свою большую косматую голову, словно в знак почтения.
        Ангербода подошла к волчице сзади, стянула капюшон и встала рядом с подругой, тяжело опираясь на трость.
        - Они жили здесь, - тихо произнесла она. - Сколько времени утекло с тех пор.
        - Так оно и было, - сказала волчица, повернув голову, чтобы посмотреть женщине в глаза. - Ты вспомнила?
        - Больше, чем раньше, но мне хотелось бы вспомнить полностью.
        Ведьма крепко зажмурилась. Она преодолела чувство вины за судьбы жителей Ярнвида, но это не означало, что ей удалось избавиться от всех своих сожалений. Теперь, стоя здесь, в развалинах, и зная в своём сердце, откуда они здесь взялись и кем она была прежде, у Ангербоды не получалось не думать снова и снова о том, как всё могло бы сложиться… Если бы она не ушла… Или если бы кто-то из Ярнвида ещё жил здесь, когда она вернулась…
        - Интересно, каково это, - прошептала она, - когда есть к кому возвращаться.
        - У тебя есть к кому, - напомнила ей волчица.
        - Ты о Локи? - Женщина отвернулась и сплюнула. - Мой дом больше не принадлежит ему. Если он будет там, когда мы доберёмся…
        - Успокойся. Я говорю не о нём, - сказала волчица, закатывая глаза. - Я о твоей Охотнице. Не надо делать вид, будто тебе не к кому вернуться домой, потому что, скорее всего, она поняла твоё послание и покинула богов в тот самый миг, когда окончились похороны Бальдра, чтобы поспешить сюда. И если Локи действительно искал убежище в твоей пещере и случайно пересёкся с ней, то сейчас она как раз может бить его головой о скалу. Ну не прекрасная ли мысль?
        Ангербода почувствовала, как жар приливает к лицу, и уже собралась ответить, но тут сзади налетел порыв ветра. Они обе обернулись и увидели, как опустившийся на землю сокол меняет облик и становится человеком, одетым в плащ с перьями.
        Её первой мыслью было, что это Фрейя, и ведьма открыла рот, чтобы сказать ей, чтобы она убиралась, но, когда фигура обрела очертания, оказалось, что это Фригг в своём прекрасном платье, с причудливо уложенными тёмными волосами и золотой лентой вокруг головы.
        У неё было красивое, но изборождённое морщинами лицо, она была ниже и стройнее Ангербоды. Во всем её облике сквозило что-то суровое. Хотя, возможно, так просто выглядит женщина, только что потерявшая сына.
        Колдунья прекрасно знала, каково это.
        Полагаю, что моё защитное заклинание больше не действует, раз уж она смогла найти нас здесь.
        - Твоя дочь, Хель, провозгласила, что, если все во всех мирах будут оплакивать Бальдра, он сможет вернуться из её царства, - произнесла Фригг, и её строгое лицо приняло решительное выражение. - Мы, боги и богини, разошлись по всем Девяти Мирам, чтобы разнести эту весть. Прольёшь ли ты слезу о нём, чтобы мой сын вернулся ко мне?
        Ангербода и волчица молчали.
        - В одной из пещер асы встретили старуху, которая отказалась оплакивать Бальдра, - продолжила Фригг, и её покрасневшие серые глаза сузились, когда она сделала несколько шагов к ним. - Вместо этого она сказала: «Пусть Хель оставит себе то, что ей причитается». Фрейя заподозрила, что это была ты, Железная Ведьма Ангербода, поэтому я пришла поговорить с тобой сама. Как мать с матерью.
        - Это была не я, - ответила колдунья, - но я так долго оплакивала потерю своих собственных детей, что у меня не осталось слёз для твоих. Так что теперь у вас есть двое, кто не будет скорбеть по Бальдру.
        - Трое, - добавила волчица, хоть Фригг её и не слышала.
        Асинья закрыла глаза, словно от удара, и снова открыла.
        - Разве ты не хотела бы, чтобы кто-нибудь сделал то же самое для твоих сыновей?
        - Если бы слезами можно было спасти моих детей от их судьбы, я заставила бы плакать все миры, - горько произнесла Ангербода через мгновение. Одна слеза скатилась по её щеке, и она поспешно вытерла её. Волчица тоже прослезилась. - Что ж, дело сделано. Но я горевала не только по Бальдру.
        - Этого достаточно, - сказала Фригг. - Благодарю.
        Её взгляд на мгновение задержался на ведьме и её спутнице, но затем она снова надела плащ из перьев сокола и улетела.
        - Похоже, Локи твёрдо стоит на своём, - заметила волчица. - Он явно хочет, чтобы Бальдр остался мёртвым.
        - Пусть Хель оставит себе то, что ей причитается, - пробормотала Ангербода, и внезапно мысль о том, что кто-то ударит Локи головой об скалу, показалась ей не такой уж приятной. Она встряхнулась, не желая сильно об этом задумываться, и добавила:
        - Моё жилище совсем недалеко отсюда.
        - Я знаю, - ответила волчица. - Веди нас.
        Они молча пошли по лесу, пока не добрались до пещеры. Сердце ведьмы болезненно сжалось при виде пустой поляны и заброшенного огорода - и затем пропустило удар, когда она увидела, что дверь приоткрыта. Из дыры над очагом не поднимался дым и внутри не было видно света, но она знала, что у неё гость.
        - Побудь здесь, - попросила Ангербода волчицу и двинулась вперёд.
        Войдя внутрь, она обнаружила Локи, развалившегося в кресле.
        Он смотрел на пустой очаг с таким выражением, как будто уже умер: зелёные глаза остекленели, изуродованный шрамами рот сжался в тонкую линию, локти лежали на подлокотниках кресла, а длинные тонкие пальцы сплетены, будто в задумчивости. Его тёмно-зелёная асгардская туника была грязной и порванной, а гладкое лицо выглядело измождённым.
        Как долго он сидел здесь без огня, без еды? Ангербоде было всё равно.
        Поднял голову, он увидел её и с широко раскрытыми глазами вскочил с кресла.
        - Они сказали, что ты мертва, - почти прошептал мужчина. Он потянулся к ней. - Бода, я искал, но… мне сказали, что ты… и я поверил, как дурак.
        - Да, поверил, - бесстрастно произнесла колдунья. Справедливости ради, Скади скорее подожгла бы себя, чем сообщила Локи, что его бывшая жена на самом деле жива, а Фрейя и Один и сами недавно узнали.
        Тем более у Одина, вероятно, были свои тайные причины не бежать прямиком к кровному брату с этими вестями. Да и что бы изменилось, знай Локи, что я жива?
        Однако это не имело никакого отношения к чувствам Ангербоды к нему, и она лишь уничтожающе смотрела на него, пока он не поник под её взглядом.
        - Я убил Бальдра, - слабо сказал Локи. Он рухнул обратно в кресло, руки его дрожали. - Убил, а потом не стал плакать по нему, поэтому он остался с Хель. И теперь асы жаждут моей крови.
        - И правильно делают. Зря ты пришёл сюда, - заявила она ему бессердечно, снимая дорожный плащ с капюшоном и бросая его на стол вместе со своей корзиной. - Сама Фригг объявилась в Лесу - моё защитное заклинание исчерпало себя. Не заблуждайся, боги отыщут тебя и здесь, придут за тобой. Так же, как они пришли за мной давным-давно. Так же, как они пришли за нашими детьми. Твоими стараниями.
        Локи встал и снова потянулся к ней.
        - Бода…
        Но женщина отступила на шаг и подняла руки. Она почувствовала, как сдавило горло, и когда, наконец, заговорила, голос её звучал хрипло от ярости.
        - Да как у тебя вообще хватило наглости явиться сюда?
        - Мне больше некуда было идти, - в отчаянии воскликнул Локи. - Здесь был мой дом.
        - Уже нет. Убирайся.
        - Если всё так, как ты говоришь, асы скоро будут здесь. Ты должна мне помочь.
        - Не собираюсь делать ничего подобного. И вообще, чем тут можно помочь? Ты погубил свою семью - предал своих детей. А теперь ты убил сына Одина - родню своего кровного брата, свою родню. Я ничем не могу помочь. Уже ничего не изменить.
        - Ты даже не позволишь мне извиниться? Я хотел, но оказалось слишком поздно, потому что ты… я считал, что тебя уже нет в живых. Я никогда не думал, что у меня появится второй шанс.
        - Ты не передо мной должен извиняться, - огрызнулась Ангербода. - Я не смогла дотянуться до мальчиков, но навестила Хель. И она была совсем не рада меня видеть.
        Локи вздрогнул, словно она его ударила.
        - Не может быть… Как она?
        - Жестокая, могущественная и одинокая. И винит во всём меня, хотя должна бы тебя.
        - Я сделал для них всё, что смог. Для всех них. Для тебя.
        - То есть ровным счётом ничего.
        Ведьма вспомнила, что сказала ей Фрейя - что Локи пытался выторговать её жизнь, но обнаружила, что это не уменьшило её ярости.
        - Это так… Но я хотя бы пытался. - Мужчина сжал кулаки. - Боги творят что хотят, и им плевать на остальных.
        - И это ничего тебе не напоминает?
        - Что ты имеешь в виду?
        Ангербода вздернула подбородок.
        - Имею в виду, что для того, чтобы плевать на окружающих, не нужно быть богом. И я никогда не относилась к тебе как к богу, Локи.
        Он проигнорировал ядовитую насмешку, слишком сосредоточенный на своих проблемах, чтобы вслушиваться в её слова.
        - И все-таки я и сам бог. Притом худший из них. Тот из асов, кто сотворил больше всего дурного, и если ничего другого от меня не останется, то, по крайней мере, моё имя не забудут. В отличие от твоего.
        Когда ведьма не ответила, он попытался подступиться к ней иначе:
        - Если и ты сейчас отвернёшься от меня, то обречёшь на смерть.
        Ангербода покачала головой и подошла ближе.
        - Не на смерть. Хотя я бы с радостью обрекла тебя на неё, если бы это означало, что ты будешь стоять на коленях в чертоге нашей дочери, умоляя её о прощении.
        Но и это Локи тоже проигнорировал.
        - У тебя же есть сила, не так ли? Чтобы защитить меня?
        - Может, и есть, но я не буду этого делать. - Она выдержала его взгляд. - Ты был прав. Я вышла за тебя замуж и стала матерью твоих детей. Вот и все мои достижения. Всё, что обо мне запомнят. Но миры продолжают существовать вне зависимости от нас, и тебе предстоит сыграть свою роль в грядущем.
        - Сыграть свою роль… - повторил Локи, глядя на неё так, словно видел впервые. - Бода, я уже говорил тебе в нашу первую встречу, что не хочу иметь ничего общего с твоими мрачными пророчествами. Я сам выбираю свой путь - строю свою судьбу. Ты не можешь отнять это у меня. - Его тон стал умоляющим. - Ты не имеешь права.
        - Тогда зачем ты это сделал? - прошептала Ангербода. - Почему ты убил сына своего брата?
        - Боги отняли у нас всё, Бода, - прошептал он в ответ. - Я подумал, что давно пора и мне что-нибудь у них забрать.
        При этих словах глаза ведьмы наполнились слезами. Даже не зная, что произойдет… Не подозревая, что именно ему суждено это сделать… Локи всё равно сделал это.
        Он искренне верит, что выбор судьбы - в его власти, в нашей власти…
        О, как я завидую его невежеству.
        И тут ей в голову пришла другая мысль.
        Пусть Хель оставит себе то, что ей причитается.
        - Забрал что-то - кого-то - у них, - медленно проговорила колдунья, - и отдал нашей дочери.
        Локи слабо улыбнулся ей.
        - Вот видишь? Все в выигрыше.
        Что-то в его словах не давало ей покоя - какая-то нелогичность, которую Ангербода никак не могла уловить. Хель всегда была любимицей Локи. Неужели он и правда убил любимого сына Одина в подарок дочери? Действительно ли он думал исключительно о Хель, когда направил стрелу в сердце Бальдра? Она вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, не обманывает ли он её, но не могла определить.
        Но прежде чем она успела спросить об этом, мужчина увидел, что она смягчилась, и попытался воспользоваться возможностью. Он подошёл ближе и тихо произнёс:
        - Если ты хоть когда-нибудь любила меня, ты бы помогла мне сейчас.
        Эти слова, произнесённые ей самой в ту ночь, когда у неё отняли детей, словно выбили весь воздух у неё из лёгких, вонзились как нож в самое сердце. Но она была готова к этому, потому что и у неё было что сказать.
        - А если бы ты когда-нибудь любил меня, - холодно ответила Ангербода, - ты бы понял, почему я не могу и не хочу тебе помогать. И ты бы ушёл.
        Тебе суждено столкнуться с последствиями своих действий, Локи Лаувейярсон. И никто ничего не может с этим поделать.
        Локи выдержал её пристальный взгляд лишь на мгновение, и она была поражена, что он на самом деле принимает её слова близко к сердцу вместо того, чтобы отбросить их, как сделал в ту ночь. Мужчина на один краткий миг положил руку ей на щёку, а затем опустил её и коснулся кончиком пальца шрама, едва видневшегося над вырезом платья.
        - Ты всё ещё иногда задумываешься над тем, не напрасно ли я вернул тебе твоё сердце? - спросил он.
        Ангербода перехватила его запястье и оттолкнула.
        - Я не давала тебе разрешения прикасаться ко мне. Больше нет.
        - Полагаю, это и есть ответ. - Локи опустил руку и отступил назад, стирая с лица все проявления эмоций. Затем он прошёл мимо неё к двери.
        - Куда ты направишься? - поинтересовалась женщина.
        Он пожал плечами, потом расправил их, не оборачиваясь.
        - Боги устраивают пир у Эгира, на побережье. Думаю, я загляну к ним и поделюсь с ними некоторыми своими мыслями. А может, не удержусь и выскажу им всё, что я о них думаю.
        - Ты когда-нибудь научишься держать язык за зубами, Плут? - Печальная улыбка невольно тронула уголки рта ведьмы, когда она наконец повернулась к нему.
        Локи посмотрел на неё через плечо, тускнеющий свет окаймлял его, стоящего в дверном проёме, и покрытые шрамами губы скривились в злой усмешке.
        - Это вряд ли, - произнёс он и ушёл.
        Ангербода ещё несколько часов просидела в своём кресле, рассеянно вертя в руках фигурку волка Хель и размышляя, правильно ли она поступила. Волчица оказалась слишком крупной, чтобы с удобством разместиться внутри пещеры. Так что ей пришлось остаться снаружи на поляне, а внутри укрываться только на ночь. Когда они в прошлый раз вместе обитали в Железном Лесу, утвари у ведьмы имелось в разы меньше.
        В конце концов Ангербода встала, растопила очаг и вновь принялась упражняться в защитном заклинании. Потом она перестелила постель, распаковала тележку и походную корзину, а также расставила снаружи несколько силков на кроликов. Волчица загнала в них парочку животных, а затем и сама отправилась на охоту за более крупной дичью себе на ужин, как это делал Фенрир много лет назад.
        Какое-то время женщина пребывала в странном неловком состоянии. Она слонялась по пещере, где всё было так знакомо и привычно - её дом, её кровать, её рагу из кролика, правда, теперь с добавлением корнеплодов, найденных в лесу, а не с огорода, - но при этом новая жизнь ощущалась по-другому.
        Скади появилась у её двери несколько дней спустя.
        Колдунья сидела на табурете рядом с очагом, собираясь с силами, чтобы укрепить свой щит и на этот раз сунуть обе руки в огонь, когда вошла Охотница. Женщины уставились друг на друга, а Ангербода медленно встала, не находя слов. Никогда за всю свою долгую жизнь она не испытывала такого облегчения, увидев кого-то, и теперь, когда Скади наконец пришла, она не знала, что сказать.
        - Твой волк еле пропустил меня, - сказала ётунша, замерев в дверях как вкопанная. В одной руке она держала кувшин с элем, в другой - двух освежёванных безголовых кроликов и переминалась с ноги на ногу. - Ты же… хотела, чтобы я приехала сюда, верно? Или я неправильно истолковала твой взгляд на похоронах Бальдра?
        - Нет, - быстро ответила Ангербода. Затем прочистила горло. - Точнее, да, ты всё верно поняла. Мне этого и хотелось.
        - Ясно. - Скади вошла внутрь и поставила кувшин на стол. - Значит, ты завершила то, что собиралась сделать?
        - Я сделала всё, что смогла, и пришло время вернуться.
        Ведьма вытащила из шкафа две пустые кружки, откупорила кувшин, наполнила их элем и передала одну Скади, которая тем временем уселась на одну из скамеек у стола, лицом к огню. Затем Ангербода положила кроликов в котёл, подлила туда немного воды из ведра, чтобы к ужину они хорошенько потушились, и подбросила в очаг ещё одно полено. Охотница за всё это время не проронила ни слова, но женщина чувствовала тяжесть её взгляда.
        - Он ведь приходил сюда, не так ли? - спросила гостья, как только колдунья снова села.
        - Да, - ответил Ангербода.
        - И ты отправила его восвояси?
        - Да.
        - Потому что знаешь, что он сделал?
        Вместо ответа ведьма повернулась к огню и очень тихо задала вопрос, на который уже знала ответ - точнее, знала, какие страдания ему предстоят, но не видела событий, связывающих смерть Бальдра с наказанием Локи.
        - Что с ним стало?
        Скади откинулась на стол.
        - Он отправился на пир, который асы устраивали у Эгира, - вероятно, сразу после того, как он ушёл отсюда. Я сама там присутствовала. Сначала Локи вынудил Одина пригласить его за стол, ссылаясь на их родство, а затем начал оскорблять всех присутствующих. - Великанша поджала губы, очевидно, вспоминая некоторые из произнесённых на пиру гадостей. - Ответные нападки скатывались с него как с гуся вода. Затем появился Тор и вынудил его уйти, пригрозив расправой.
        - Само собой. Как это похоже на Тора. - Ангербода очень старалась подавить мрачную улыбку, но у неё не вышло. И все же Тору хватило смекалки понять, что в словесной перепалке он с лёгкостью проиграет Локи. Довольно умно с его стороны держаться своего сильного качества: грубой силы.
        - И в самом деле, - согласилась Скади. - Как бы то ни было, он ушёл, но его выследили. И двух дней не прошло, как его схватили и связали. Не уверена, стоит ли рассказывать тебе, что было дальше…
        - Я хотела бы знать.
        Подруга вздохнула.
        - Его увезли куда-то далеко, скорее всего, в Мидгард. Одного из их с Сигюн сыновей превратили в волка, и он загрыз своего брата. Асы связали Локи кишками его погибшего сына, которые тотчас стали железом. А волк убежал. - Её передёрнуло. - Неудивительно, что Сигюн отреагировала так в ту ночь у ручья, если ты ей показала, как всё это случится…
        Ангербода мрачно кивнула.
        - Что дальше?
        - Потом над головой Локи повесили змею так, чтобы яд капал прямо ему на лицо, - сказала Охотница. - От боли он скрючился так сильно, что казалось, будто весь Мидгард содрогнулся. Асы позволили Сигюн остаться с ним и держать чашу, чтобы собирать яд, - неохотно, так как они считают, что он не заслуживает облегчения своих страданий. И я того же мнения. Но, по крайней мере, ему точно будет не до того, чтобы пытаться придумать, как выпутаться из этой истории. Было необходимо наказать его за всё содеянное.
        Ангербода попыталась осознать то, что рассказала Скади. Вот и всё. Так и сбылось моё видение.
        Ётунша наклонилась вперед и положила руку ей на плечо.
        - Ты как? В порядке?
        - Да, - кивнула ведьма. - Спасибо.
        - За что?
        - За то, что рассказала мне. И за то, что вернулась.
        - А как же иначе, - ответила Охотница. Она выглядела так, словно собиралась сказать что-то ещё, но вместо этого спросила: - Я правильно понимаю, что твои поиски завершились успешно?
        Ангербода улыбнулась.
        - О, мне о многом нужно тебе поведать, дорогая подруга.
        Скади молча выслушала рассказ подруги, затянувшийся далеко за полночь; единственное, о чем колдунья умолчала, - о том, что она видела ётуншу на пиру у Гимира. К тому времени кролики уже тушились так долго, что мясо сошло с костей, а эля в кувшине не стало.
        - Так вот откуда взялся волк, - протянула Охотница, когда Ангербода закончила. - Значит, ты и есть та самая ведьма, что жила здесь в незапамятные времена. О которой я упомянула в день нашей встречи.
        - Да.
        - Ну что ж, - сказала Скади, - тогда мне кажется, что ты более чем способна… в общем, на всё, что бы ты ни собиралась делать в борьбе с грядущим.
        - Я ценю твою уверенность в моих силах, дорогая подруга.
        - Пустое. Я в уборную, сейчас вернусь. - Скади встала и открыла дверь - в пещеру ворвался порыв не по сезону холодного воздуха. Сбитая с толку, Ангербода тоже подошла к порогу, где замерла Охотница, и только тут поняла, в чём дело.
        Шёл снег. Насыпало уже не меньше трех футов, которых не было, когда Скади приехала всего несколько часов назад.
        В этом, в принципе, не было ничего необычного, кроме того, что месяц назад наступила середина лета.
        - Фимбулвинтер[9 - Апокалиптическая трёхлетняя зима, предшествующая Рагнарёку.]… - прошептала ведьма. Когда подруга вопросительно посмотрела на неё, она объяснила: - Со смерти Бальдра и наказания Локи начинается Рагнарёк - так теперь называют моё пророчество. Теперь нас ждёт три года непрерывной зимы.
        Волчица, до этого крепко спавшая на поляне, внезапно встала и отряхнулась, разбрасывая вокруг себя мокрые комья снега. Потом она взглянула на великанш и недовольно поинтересовалась:
        - Сомнительно, полагаю, что мне найдётся место в пещере?
        Женщины посторонились, чтобы пропустить её внутрь, и Скади спросила:
        - Она умеет говорить?
        - Ты её слышишь? - Брови Ангербоды взлетели вверх. - Я думала, это исключительно наша с ней особенность.
        Охотница пожала плечами.
        - Я всегда чувствовала некоторое родство с волками…
        - А она мне нравится, - проворчала волчица, устраиваясь у очага. - Давай оставим её у нас?
        Зима быстро вступала в свои права, и Скади поспешила покинуть пещеру до того, как горные перевалы завалит снегом. Ангербода не ожидала увидеть её снова ещё какое-то время. Вместо этого она гадала, чем будет заниматься в течение трёх долгих лет, сидя в пещере с волчицей. Вероятно, совершенствовать своё заклинание.
        Охотница больше не приглашала ведьму составить ей компанию в её чертоге, и Ангербода старалась из-за этого не унывать. Но вместо этого подруга сделала нечто неожиданное: она упаковала всё, что могла, у себя дома, погрузила вещи на трое саней, надела лыжи и повела всех своих оленей с гор вниз, в Железный Лес.
        Колдунья не была бы так потрясена, если бы даже сама Фрейя внезапно явилась, чтобы извиниться за то, что связала её во время похищения детей.
        - Я знаю, что ты не приглашала меня зимовать здесь, но это сделала твоя волчица, - сказала Скади, забавляясь видом, с которым Ангербода встретила её у порога. - Как я понимаю, это теперь и её дом тоже.
        - Это, должно быть, всё твоё имущество, - пробормотала женщина.
        - Во всяком случае, всё самое ценное. Не хочешь помочь мне разгрузиться, или у тебя сегодня болит голова?
        - Но как… ты что, решилась оставить Тримхейм? - прошептала потрясённая ведьма. - Почему? Ты даже ради своего мужа на такое не пошла.
        - Трёхлетняя зима везде будет суровой, но, боюсь, в горах придётся совсем туго. - Скади пожала плечами, но веселье не исчезло с её лица. - Это начало конца, дорогая подруга. И хотя я не волнуюсь за нас с тобой, мы-то точно её переживём, не могу сказать того же об остальных жителях этого мира. Думаю, тебя не удивят вести о том, что многим великанам неспокойно, и они свирепеют.
        Ангербода вспомнила свой визит в чертог Гимира - о котором, кстати, по-прежнему не знала Охотница - и поняла, что Скади имеет в виду её собственное пророчество.
        - Мы от природы свирепые, но с тех пор, как убили Бальдра, а Локи в наказание обрекли на муки, всё стало ещё хуже. По дороге сюда я слышала достаточно, чтобы поверить - ётуны были бы готовы начать войну хоть завтра, если бы большинство из нас не жили в горах. Многие годы асы досаждали нам то одним, то другим, но пленение Локи было последней каплей. Многие считают, что его поступок - убийство сына Одина - доказывает, что Плут на нашей стороне раз и навсегда. Кроме того, всё, что он наговорил богам на пиру Эгира, все его оскорбления и насмешки в виде поэмы записал один из присутствовавших - возможно, кто-то из слуг, - и теперь все великаны её друг другу пересказывают. Можешь себе представить, что чувствуют жители Ётунхейма, когда слышат, как кто-то разговаривает с богами подобным образом? Поверь, Локи совершенно не сдерживал себя в выражениях.
        - Они сплачиваются вокруг него, - пробормотала Ангербода. - Повод для этого смехотворный, но мы всегда были воинственными, не так ли?
        - Да, - сказала Скади. - Великанам только дай предлог, если можно будет раз и навсегда уничтожить богов. Но чтобы мы могли сражаться, Ётунхейм должен пережить эту зиму.
        - Я тоже размышляла об этом, - тихо сказала колдунья, решив не обращать внимания на то, что подруга использовала слово «мы», когда говорила о великанах, марширующих навстречу Рагнарёку - навстречу своей смерти. - Ты всегда помогала мне поддерживать связь с окружающим миром за пределами этих лесов - уверена, что мы можем найти способ облегчить всем тяготы долгой зимы. Как в старые добрые времена. Я подумала, не могла бы ты отправиться в…
        - …Чертог Гимира и посмотреть, что осталось от старого сада Гёрд, чтобы ты продолжила делать свои зелья для притупления чувства голода, а я развозила их по всему Ётунхейму и Мидгарду?
        Ангербода моргнула.
        - Ну да. Именно так.
        - А как ты думаешь, почему я так тороплюсь разгрузить всё это и ехать дальше? - Скади отвязала одну из верёвок, удерживавших поклажу на первых санях, и протянула ведьме толстый свёрток с торчащими из него мехами.
        - Положи это рядом с твоей кроватью, туда, где я буду спать.
        - Глупость какая, - не раздумывая, заявила Ангербода. - Ты будешь спать вместе со мной.
        Скади открыла рот и снова закрыла его.
        - Ну то есть… кровать ведь достаточно большая, так что нам обеим хватит места. Не позволю тебе ложиться на полу, раз уж мы вдвоём сможем поместиться на моём матрасе.
        Колдунья возблагодарила судьбу за то, что лицо её и так уже раскраснелось от порывов пронизывающего ветра - это помогло скрыть румянец, заливающий щеки.
        - Ладно, - ответила Скади, когда наконец обрела голос. - Тогда положи это рядом с твоим одеялом.
        Вскоре, как и в прежние времена, Охотница стала разъезжать по мирам на своих санях, запряжённых оленями, а Ангербода оставалась в Железном Лесу и обрабатывала припасы, которые та привозила.
        Первым делом Скади действительно отправилась в чертог Гимира за ингредиентами для зелий. Слуги родителей Гёрд продолжали возделывать сад в её отсутствие, и все растения были собраны и высушены, как только нагрянула зима.
        Гимир без пререканий отдал весь урожай - всё до последнего листочка и стебелька погрузили в сани. Когда Ангербода удивилась подобной щедрости, ётунша небрежно заметила:
        - Им много не потребуется.
        Шли месяцы. Ведьма считала их по смене фаз Луны, и вскоре минул год. По мере того как зима продолжалась, те, с кем тороговала Скади, постепенно спускались с гор всё ниже и ниже, так что ётунша была вынуждена покрывать всё большие расстояния в поисках торговцев. Волчица часто отправлялась с ней, оставляя Ангербоду в одиночестве на долгие недели.
        Ведьма волновалась из-за долгих отлучек подруги, но в глубине души была уверена, что если и есть в мире женщина, способная о себе позаботиться, то это Скади Тьяццидоттир.
        «Наверное, такова моя судьба - всегда ждать здесь кого-то», - думала Ангербода. Когда Охотница возвращалась и оставалась на ночь, женщина едва могла заснуть. Ей казалось, что их разделяет нечто большее, чем просто несколько слоёв меха и разные одеяла. Часть её души кричала, что нужно повернуться к подруге и уже начать тот разговор, который она собиралась завести со Скади очень долгое время, - про то, какой укол ревности она испытала, когда узнала, что Охотница вышла замуж, и про многое другое.
        Но она каждый раз останавливала себя, и не успевала опомниться, как Скади снова срывалась с места.
        «Я слишком много думаю, - твердила Ангербода себе, но всё равно каждый раз замирала от страха. - Что, если я неверно всё понимаю? Что, если я неверно поняла её с самого начала? Что, если всё это только у меня в голове?»
        Волчица все эти месяцы по большей части безмолвно наблюдала за ней, но иногда бросала на ведьму понимающие взгляды, когда Скади отворачивалась в другую сторону.
        - Ты когда-нибудь вспоминаешь о своей кузине Гёрд? - спросила Ангербода подругу однажды вечером, когда они сидели напротив друг друга за столом. Охотница только что вернулась из одной из своих долгих поездок, на щеках всё ещё цвёл румянец от холода, а в руках она держала дымящуюся миску с тушёным мясом. Волчица сидела в углу и грызла ногу какого-то некрупного копытного, которого загнала ранее в тот день.
        - Не очень часто, - призналась Скади. - Когда я приехала к Гимиру за растениями, её пожилая мать бродила по дому с поникшей головой. Она говорит о Гёрд в прошедшем времени, как будто та умерла, а не вышла замуж. Хотя в Асгарде ей живется плохо, - добавила она, и её мрачное выражение лица побудило Ангербоду не расспрашивать дальше.
        Ведьма почувствовала лёгкий укол жалости к своей бывшей подруге, но отбросила это чувство и выпрямилась над миской.
        - Что ж, таково было её решение.
        - У неё не было особого выбора, выходить или нет замуж за Фрейра, - мягко ответила Скади. - Ну а после того оставался всего один шаг до предательства, что она и была вынуждена сделать - выдать тебя богам. Я не могу простить ей то, как она поступила с тобой и своей семьёй, но я понимаю, почему так произошло. Есть разница между пониманием и прощением. И одно возможно без другого.
        Ангербода хмыкнула, поднося миску с рагу ко рту, чтобы отхлебнуть из неё. Она часто думала о Гёрд, когда смотрела на свой плетёный пояс, который за время странствий довольно сильно выцвел и засалился, и не важно, сколько раз она его стирала. Сделан он был поистине искусно, раз уж продержался так долго.
        - Я понимаю, - произнесла колдунья через некоторое время. - Но, как ты и сказала, я также не могу ей простить того, что произошло, и надеюсь, что никогда больше её не увижу.
        Скади задумалась.
        - Ты не можешь простить Локи и при этом не простить Гёрд.
        Ангербода застыла, чуть не поднеся миску ко рту.
        - А кто сказал, что я простила Локи?
        - Я не имела в виду, что ты его простила. Я просто рассуждаю. - Скади поёрзала на скамейке. - Когда я навестила Гимира, то долго разговаривала с ним. Он рассказал мне, что великаны начали собираться в крепости Утгард, чтобы вместе пережить долгую зиму.
        - И что? - колдунья отхлебнула рагу. - Значит, Гимир и сам собирается в Утгард?
        Ётунша кивнула.
        - Так вот почему он позволил тебе взять столько провизии из своих запасов.
        Охотница снова кивнула.
        - Ему и его жене нужно только то, что они смогут взять с собой в крепость. И Гимир лишь подтвердил то, что мне уже было известно, - многие из тех, с кем я торгую, покинули свои деревни и дома и направились на север, в крепость. Таких всё больше и больше с каждой моей поездкой. В последний раз мне и самой пришлось отправиться в Утгард, чтобы обменять твои зелья на продукты.
        - Вот почему ты так долго отсутствовала в эти дни, - нахмурилась Ангербода. Но у неё осталось такое чувство, что Скади чего-то недоговаривает. - А они… они знают про Рагнарёк? Или просто собираются сами по себе?
        - Пока они пребывают в блаженном неведении. И я не собираюсь им ничего рассказывать. Мне всё равно не поверят - захотят доказательств. - Ётунша покончила с тушёным мясом и скрестила руки на столе, спокойно глядя на подругу. - Когда долгая зима закончится и наступит конец, они выступят против богов. И я пойду с ними.
        Ведьма предчувствовала, что подруга примет такое решение, но её внутренности всё равно словно окоченели.
        - Зачем тебе это? - спросила она, стараясь, чтобы её голос звучал ровно. В висках страшно стучало. От гнева у неё закружилась голова.
        - А что ещё я могу сделать? - Скади просто пожала плечами, чем привела Ангербоду в ещё большую ярость. - Мне кажется, это подходящее завершение моей истории, не так ли? Я погибну в битве - сражаясь за свою землю, за свой народ. Сражаясь, чтобы отомстить за отца.
        - Разве твой отец ещё не отомщён? - процедила колдунья.
        Скади нахмурилась; эти слова задели за живое.
        - Боги убили его, а расплата за его смерть от них - жалкая пустышка, - сказала она, повышая голос. - Мне нужно настоящее возмездие, и я заберу с собой как можно больше его убийц.
        Ангербода отодвинула миску с тушёным мясом и, положив руки на стол, переплела пальцы.
        - Пожалуйста, дорогая подруга, выслушай меня. Я многое узрела в своих видениях, но не твою судьбу. И не свою собственную. Я видела смерть богов, и моих сыновей, и многих других - но не нашу.
        Охотница покачала головой.
        - Мы в безопасности лишь до тех пор, пока пламя Сурта не поглотит нас.
        Колдунья глубоко вздохнула.
        Пылающий меч огненного великана Сурта, которому суждено убить Фрейра в той последней битве, сожжёт все миры. Так всё и закончится: развязка Рагнарёка.
        - Ты же знаешь, что я над этим работаю, - возразила Ангербода. Она пока не очень продвинулась со своим заклинанием щита, но, по её расчётам, у неё было ещё два года, чтобы усилить его действие.
        Два года до окончания Фимбулвинтера.
        Два года, чтобы отговорить Скади от этого безумия.
        Ётунша снова покачала головой.
        - Ничто не сможет остановить Рагнарёк, Ангербода. Нет такой силы во вселенной, которая помогла бы избежать того, что грядёт. Ты сама так говорила. - Она поднялась со скамейки. - Не хочу ссориться из-за этого. Я всё уже решила.
        Ведьма поднялась вслед за ней и прошептала:
        - Тебя убьют вместе со всеми. Ты же знаешь, что я работаю над планом, над заклинанием, чтобы уберечь Хель. И оно же может обеспечить и твою безопасность. Тебе не нужно сражаться в последней битве…
        - Я хочу сражаться.
        - Тогда ты погибнешь, - холодно произнесла Ангербода.
        - Тогда я хотя бы смогу сказать, что сражалась, - взорвалась Скади, - и тогда после смерти я буду хотя бы свободна от боли утраты моего отца и всех моих неудач.
        - Ты не веришь, что я смогу защитить тебя? - Ведьма сжала кулаки, на глаза навернулись злые слёзы. - Ты не веришь в меня?
        Охотница уставилась на неё: сначала недоверчиво, потом с нарастающей яростью.
        - Ты настоящая идиотка, - тихо сказала она, - если думаешь, что это имеет к тебе какое-то отношение. Ты не вправе злиться на меня за то, что лишь в этом я хочу поступить по-своему. Дело не в тебе и не в твоих чувствах, как бы ты ни пыталась представить всё таким образом. Потому что правда в том, что я всегда делала всё ради кого-то - ради тебя, ради богов, ради моей семьи. А это то, что я должна сделать ради себя!
        С этими словами Скади выскочила из пещеры в метель и захлопнула за собой дверь, оставив позади ошеломлённую Ангербоду.
        Волчица оторвала взгляд от козлиной ноги и заметила:
        - Ты и правда идиотка, знаешь ли.
        И ведьма ничего не могла на это возразить.
        Скади ушла, и Ангербоде ничего не оставалось, кроме как работать над своим заклинанием. Порой она могла склониться над огнём и даже не опалить волосы; а порой, когда не получалось достаточно сосредоточиться, чтобы защитить даже кончики пальцев, ведьма чувствовала, что медленно приближается к пропасти.
        Она ничего не могла с собой поделать. Взгляд внутрь себя, попытка почерпнуть силы каждый раз приводила её к этому месту - средоточию колдовской энергии, что вызывало ощущение, как будто она смотрела вниз в глубокий, тёмный колодец, полный бесконечной первобытной мощи, гудящей под поверхностью.
        В ожидании.
        Её.
        Это была та же самая опасная сила, к которой она прибегла, чтобы получить знания о Рагнарёке, но никогда прежде она не пользовалась ей по своей воле, никогда прежде не управляла ей. Возможность же добровольно обратиться к этой энергии - принять её, погрузиться в неё - ужасала превыше всего. Но у колдуньи было неприятное предчувствие, что в конце концов у неё просто не останется выбора.
        Ангербода знала, что, как только она шагнёт в пропасть, вернуться оттуда уже не сможет.
        Но всё равно продолжала упражняться. Это было бы слишком просто - предположить, что, прибегнув к колдовской мощи бездны, она добьётся успеха. У неё будет всего одна попытка, и если предположение окажется неверным, то всё будет потеряно. Так что ведьма предпочитала полагаться в основном на себя и обратиться к бездне лишь в крайнем случае.
        Её заклинание становилось сильнее с каждым днём, теперь она уже была уверена, что сможет защитить себя от ожогов с головы до ног. И вот однажды, спустя несколько недель после того, как они со Скади повздорили, Ангербода забралась на стул, босая и одетая лишь в свою самую тонкую льняную сорочку, и уставилась на очаг. Она сняла котёл, чтобы освободить себе больше пространства, но теперь, глядя на огонь, засомневалась.
        Это нужно сделать. Рано или поздно мне в любом случае придётся рискнуть.
        Женщина глубоко вздохнула, направила все имеющиеся силы в заклинание и шагнула в очаг.
        Пламя лизало подол её сорочки, безобидное, как спокойные волны на берегу. Кожа осталась невредимой, хотя стоять на тлеющих углях босиком оказалось неудобно. И всё это время тёмная бездна взывала к ней - было так заманчиво дотянуться до неё и погрузиться в её пустоту. Но колдунья упрямо проигнорировала это желание и сосредоточилась на поддержании барьера вокруг себя.
        Она не знала, сколько времени простояла так, прежде чем открыла глаза и в дверях увидела Скади, смотрящую на неё с величайшим благоговением.
        Ангербода ахнула от удивления и боком вывалилась из очага, но не успела упасть на пол, так как в следующую секунду её подхватили руки Охотницы. Они долго смотрели друг на друга, прежде чем великанша поставила её на ноги и смущённо отошла.
        На мгновение воцарилась тишина.
        - Я не слышала, как открылась дверь, - произнесла Ангербода, неловко стряхивая пепел с подола платья.
        - Я стучала. Прости, что меня так долго не было. Мне нужно было проветрить голову, - сказала Скади, садясь на скамью и глядя в огонь. - Я боялась, что, если вернусь сюда слишком рано, нашей дружбе придёт конец.
        - Я понимаю. - Ведьма расположилась на кровати и посмотрела на гостью.
        - То, что ты сейчас сделала, просто невероятно! Это то самое… то, над чем ты работала всё это время? Твоё заклинание, чтобы спасти Хель?
        - Да. - Ангербода передёрнула плечами. - Я… рада, что ты вернулась. И хотела бы сказать, что была неправа. В том, что наговорила тебе в тот раз. Мне очень жаль.
        Голова Скади резко повернулась к ней, брови высоко поднялись над светло-голубыми глазами. Она, казалось, на мгновение растерялась, прежде чем вздохнуть и пересесть на кровать рядом с подругой.
        - По крайней мере, ты умеешь признавать ошибки. Хотя, знаешь, иногда я жалею, что встретила тебя. Порой ты меня жутко раздражаешь.
        Ангербода ничего не могла на это возразить. Между ними снова воцарилось молчание, но на этот раз оно было менее напряжённым.
        - Я должна тебе кое в чём признаться, - наконец произнесла Охотница, и когда ведьма повернулась, чтобы вопросительно взглянуть на собеседницу, то увидела, что выражение лица у той было решительным. - Это я поместила змею над головой твоего мужа после того, как его заковали.
        Ангербода даже не успела поправить слово «муж», прежде чем картины мучений Локи снова всплыли в сознании и её глаза расширились. Ей не было ведомо, кто повесил змею, - только то, что она была там.
        - Зачем ты это сделала?
        Скади повернулась к огню.
        - Я хотела увидеть, как он страдает. И не только потому, что от него вечно одни проблемы. И не потому, что он убил Бальдра. Не просто для того, чтобы болью отвлечь его от попыток придумать, как избежать наказания. Я жаждала видеть, как он страдает, потому что была свидетелем того, как ты страдала по его вине.
        Колдунья ничего на это не ответила и тоже уставилась в огонь.
        - Я сказала ему: «Это тебе за Ангербоду и за твоих детей», - продолжила Скади. - После моих слов он заговорил, впервые с тех пор, как его поймали. Локи прошептал мне, так, чтобы никто другой не услышал, что все эти мучения не могут быть местью за тебя, потому что ты бы никогда не поступила с ним подобным образом. И я ответила ему: «Вот почему это делаю я, а не она».
        Последовало долгое молчание, во время которого ведьма поняла, что хотя она, конечно, чересчур накручивала себя по поводу их отношений со Скади, но определённо правильно распознала знаки. Признание подруги только что это доказало.
        - Спасибо, - тихо произнесла Ангербода и повернулась к ней.
        - Э-э-э? - Ётунша моргнула, выгнув бровь. - За то, что подвергла твоего бывшего мужа пыткам без твоего на то согласия?
        Женщина взяла Скади за руки.
        - За всё. За то, что чуть не проткнула меня стрелой столько лет назад, а потом разделила со мной ужин. За то, что смастерила мне мебель и придумала мне занятие, взявшись обменивать мои зелья. Я была так одинока, когда мы впервые встретились, но ты позаботилась обо мне.
        Голос Скади смягчился:
        - И по-прежнему забочусь.
        - Я знаю, - сказала Ангербода.
        - Правда? - спросила Охотница, пытаясь разгадать выражение лица ведьмы. Должно быть, она увидела в её глазах что-то, что придало ей смелости, потому что она придвинулась ближе и сказала: - Локи, возможно, и любил тебя, если он вообще на это способен, но причинял тебе только боль. Ты это прекрасно знаешь. Мы обе это знаем. Я хотела бы стать для тебя чем-то большим, Ангербода. Гораздо большим. Я любила тебя тогда. Я люблю тебя сейчас. И буду любить тебя до самой смерти. И даже после, что бы ни случилось, я всё равно буду любить тебя, несмотря на то, что ты такая тупица и поступила со мной так же, как Локи поступал с тобой. Но, полагаю, именно это делает и меня тупицей.
        - Мы обе тупицы. - Сердце женщины колотилось в груди. - Всё могло сложиться совсем по-другому…
        - Всё и сейчас может сложиться по-другому, - яростно возразила Скади, наклоняясь ближе и сжимая её руки.
        - Но конец будет прежним, - прошептала в ответ колдунья.
        - Конец не имеет значения. Важно то, как мы к нему придём. Важно встретить грядущее с тем достоинством, на какое мы способны, и выжать всё из оставшегося у нас времени.
        С этими словами Скади потянулась, обхватила лицо Ангербоды ладонями и поцеловала её со всей своей страстью, копившейся веками, и, в свою очередь, та положила руки на плечи своей возлюбленной и ответила на поцелуй. Когда они наконец оторвались друг от друга, Охотница прошептала, не убирая свои дрожащие руки от лица ведьмы:
        - Исполни же последнее желание той, кому так недолго осталось, и позволь мне делить с тобой постель, в полном смысле этого слова, этой ночью и каждой ночью до самого конца.
        И Ангербода согласилась.
        Месяцы, потянувшиеся после этого, казались почти сном наяву, но обе женщины знали, что это затишье перед бурей; натянутая тетива, с которой вот-вот сорвётся стрела. Вскоре прошел год, потом ещё один, и это время пролетело быстрее, чем любое другое в жизни Ангербоды, ибо она не знала, что способна испытывать такое счастье. Скади по-прежнему приходила и уходила, чтобы обменять зелья, но из-за затянувшейся зимы это происходило всё реже и реже. Колдунья была рада этому; ей не хотелось терять ни единого мгновения, ибо мгновения теперь воистину истекали. Волчица так устала смотреть на их взаимные нежности, что в основном оставалась снаружи, если погода не становилась хуже, чем обычно.
        В самые холодные дни зимы, обнявшись и прижавшись друг к другу под шерстяными одеялами и мехами, подруги говорили обо всём былом и старались забыть о грядущем.
        - Я скучаю по ним, - прошептала Ангербода однажды ночью, вертя игрушку Хель в руках, как когда-то делала девочка. Она ещё несколько раз пыталась связаться с сыновьями, но безуспешно. И каждый раз, когда она пыталась снова посетить дочь, Модгуд преграждала ей путь. Хель даже посадила на цепь своего сторожевого пса Гарма - прямо у ворот, чтобы не подпускать мать.
        Колдунье было ясно, что дочь не станет её слушать, не придёт к ней, когда начнётся Рагнарёк. И если она не сможет добраться до неё, заклинание, над которым она работала столько лет, окажется никому не нужным.
        Скади почувствовала её печаль и заправила прядь волос Ангербоды за ухо, слегка коснувшись пальцами шрама на виске. Она всегда мрачнела при виде этой отметины, но в последнее время меньше, так как теперь могла прижиматься к нему губами, когда заблагорассудится, как будто ещё один поцелуй мог заставить его исчезнуть.
        О, как бы хотела этого сама Ангербода!
        - Мне тоже их не хватает. Я и не подозревала, что мне нравятся дети, пока не увидела твоих. Иногда я жалею, что у меня не было своих. Порой меня пугает мысль, что я ничего не оставлю после себя в этих мирах. Что обо мне забудут, как будто меня никогда и не было.
        Колдунья и раньше слышала подобные слова от Локи, но по какой-то причине, услышав их от Скади, что-то внутри неё воспламенилось.
        - Забудут? - Ангербода села в постели, несмотря на воздух, холодящий её обнаженную грудь, и потрясённо уставилась на неё сверху вниз. - Тебя? Женщину, что явилась в Асгард одетой в кольчугу и вооружённой до зубов, требуя возмездия за смерть своего отца? Как тебя можно забыть?
        Скади это не убедило, поэтому ведьма наклонилась и взяла её за подбородок, подумав при этом: «Как же она прекрасна…»
        Светлые локоны выбились из кос и струились по подушкам, как шёлк, который великанша когда-то давно приподнесла Ангербоде. Волосы Скади были густыми, но гораздо мягче на ощупь, чем казались.
        Люди умирают, заметил как-то Локи одной ночью давным-давно, а истории живут в стихах и песнях. В сказаниях об их деяниях. В легендах о богах.
        - Тебя будут помнить за то, какой ты была и как поступала, - прошептала колдунья, касаясь носом носа Скади и убирая прядь серебристых волос с её лица. - За твою храбрость. Твою гордость. Твои убеждения. Я не могу представить, как кто-то может забыть тебя.
        - Если истории - это всё, что я оставлю после себя, когда уйду, - прошептала Охотница в ответ, - что будет, когда не останется никого, кто помнил бы их? Мне кажется, что в конце концов мы все будем забыты.
        Ангербода отстранилась, всё ещё нависая над ней.
        - Бальдр должен каким-то образом пережить Рагнарёк. Как ты думаешь, он когда-нибудь забудет, как ты хотела выйти за него замуж? Я бы отдала столько серебра, сколько сама вешу, лишь бы лично увидеть ту сцену, когда ты выбирала мужа по одним ногам.
        - Ну вот, испортила такой момент, - проворчала Скади, ухмыляясь. - Ну и ладно, он всё равно был слишком молод для меня. Просто сын Одина был самым красивым и, как мне казалось, самым неиспорченным из асов. Вот почему я первым делом подумала о нём, когда мне предложили выбрать мужа. - Она схватила ближайшую подушку и ударила ею колдунью, повысив голос. - И не забывай, что в тот же раз твой бывший муж привязал своё хозяйство к козлу, чтобы рассмешить меня и тем самым скрепить сделку богов со мной.
        - Не пытайся сменить тему, - огрызнулась Ангербода, выхватывая у неё подушку. - Помнится, ты тогда не удержалась от смеха.
        Скади улыбнулась.
        - Ну ты же понимаешь, что раз он разыгрывал то, что уже произошло, значит…
        - …Что он не первый раз это делал, да. Я знала, во что ввязываюсь, когда согласилась быть его женой. Не беспокойся.
        - Тогда он был готов на всё ради хорошей шутки. Раньше… - Охотница вдруг стала выглядеть виновато. - До того, как ты умерла.
        Эта мысль отрезвила и Ангербоду, и она откинулась на подушку, все ещё сжимая фигурку волка. Скади снова устроилась рядом с ней и накрыла её руку своей, чтобы успокоить.
        - Ты переживаешь, - произнесла она. И это был не вопрос.
        - Хель ненавидит меня. Я попросила её найти меня, когда начнётся Рагнарёк, но сомневаюсь, что она послушает. Я могу защитить её, я уверена. Мой щит сильнее, чем когда-либо. Но…
        - Есть ли кто-то, кого она станет слушать?
        - Никого… во всяком случае, из тех, кто мог бы до неё добраться. Для этого нужно или умереть, или… - Ведьма снова села, когда её осенила мысль. - Локи!
        Охотница приподняла бровь и, положив локоть на подушку, подпёрла щёку ладонью. Она недовольно смотрела на свою возлюбленную.
        - А обязательно произносить его имя в нашей постели?
        - Локи отправится к Хель, - взволнованно сказала Ангербода. - В моём видении он идёт туда, чтобы собрать армию мёртвых, а затем ведёт их в бой на корабле Нагльфар, построенном из ногтей мертвецов. Она не станет меня слушать, но, может быть, ему удастся её убедить. В конце концов, он ловко обращается со словами.
        - Хм, за исключением того, что он предал тебя, убил, забрал её и её братьев и всё такое…
        - Но он по-прежнему её отец. Дочь всегда относилась к нему с большей нежностью, да и для него она была любимицей, - неохотно признала Ангербода. - Готова поспорить, она его выслушает.
        - Это будет спор на начало апокалипсиса. Тебе придётся освободить его, чтобы отправить в Хельхейм, а ты знаешь, что случится, когда он выберется на свободу.
        - Но попробовать стоит, как считаешь?
        Скади скептически посмотрела на неё.
        - Я не знаю, каким образом он освобождается, но это всё равно как-то произойдёт. Да и трёхлетняя зима подходит к концу… В конце концов он так или иначе сбежит из заточения. С таким же успехом его могла бы выпустить и я, в моих собственных целях. Ради нашего ребёнка.
        - Значит, ты решила? Ты точно собираешься это сделать?
        - Мне кажется, что иного выхода нет.
        - Я просто… - Скади зажмурилась, вытащила из-под себя руку и положила голову на подушку. Через мгновение она тихо всхлипнула, и слёзы потекли по её лицу, а на лице отразилось отчаяние.
        Ангербода не видела её плачущей с того дня, как великанша узнала о смерти отца. Она наклонилась вперёд, положила голову подруги к себе на колени и стала гладить её по волосам.
        - Мне нужно больше времени, - прошептала Охотница. - Мне просто нужно больше времени…
        - И мне тоже. - Колдунья скользнула обратно под одеяло и обняла её, чувствуя, как слёзы капают на шрам на её груди, когда та всхлипывала. Вскоре Ангербода уже и сама плакала.
        - Но мы хоть немного смогли побыть вместе, - пробормотала она, уткнувшись в макушку Скади. - Это было самое счастливое время в моей жизни, и мне жаль, что оно подходит к концу. Нет никого, с кем я хотела бы провести эту зиму, кроме тебя.
        Ётунша несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и крепче обняла ведьму. Когда она достаточно пришла в себя, чтобы говорить, то предложила:
        - Нужно осуществить это поскорее. Сегодня вечером, если сможешь. И покончить с этим. Три года почти истекли - ты ведь не хочешь, чтобы кто-то другой добрался до него первым.
        Ангербода поняла, что этими словами Скади принимает её решение.
        - Куда они его увезли?
        Тот ночью, после того как подруга крепко уснула, Ангербода ускользнула в сейд, не покидая безопасных объятий своей возлюбленной.
        Если бы она не знала точно, куда идти, то не нашла бы пещеру; она была почти незаметна на фоне скалы, и только маленький выступ у входа и предательски узкая тропинка, ведущая к ней, выдавали её присутствие. Ведьма прошла по этой тропинке, вьющейся меж камней, поднялась на утёс и тихо вошла, и её распущенные волосы и ночная рубашка беззвучно развевались вокруг неё. Вниз, вниз… она шла в темноту, не чувствуя ни холода, ни сырости, несмотря на босые ноги, но зная, что обитатели пещеры должны чувствовать и то и другое, и ей было жаль их.
        Однако Ангербода знала, что делать. Сначала она заключит сделку с Локи, и, если он согласится отправиться к Хель по её просьбе, она освободит его. Если же откажется, она будет искать другой способ достучаться до дочери и оставит его гнить здесь до тех пор, пока… ну, в любом случае ему суждено было освободиться, и Скади была права: с таким же успехом это могла сделать бывшая жена в обмен на то, что ей было нужно.
        Но когда она добралась до самой пещеры, ожидавшая её сцена была намного хуже, чем то, что она видела в своих видениях, - к такому женщина просто оказалась не готова.
        В тусклом свете горстки полупустых масляных жаровен, разбросанных внутри, она увидела Локи, без сознания, повисшего на цепях в центре, болезненно худого, настолько, что рёбра выпирали с каждым вздохом. Его колени были стёрты в кровь от долгого стояния на каменном полу, руки связаны железными оковами, прикреплёнными к стенам пещеры. Такие же оковы обвивали его плечи и грудь и тянулись к полу. На нём были только грязные штаны, оборванные на середине бёдер, грудь с трудом поднималась и опускалась.
        Но это было ещё не самое худшее.
        Его лицо. Всё, на что Ангербоде хватило самообладания, - это не отшатнуться в ужасе от свежей крови и волдырей, многочисленных старых шрамов, начинающихся от переносицы и тянущихся через обе щеки до самых ушей. Она могла проследить след каждой капли змеиного яда, что капала и стекала по его коже, как слёзы, оставляя за собой красные борозды, иногда попадая на грудь. Колдунья никогда прежде не видела его с бородой, потому что он всегда избавлялся от неё при помощи своих способностей к изменению облика, но теперь, когда у него не осталось на это сил, яд язвенными полосками расчертил жёсткую щетину, а вместе с ней разъел и кожу.
        Наконец, Ангербода подняла свои мертвенно-белые глаза на змею над его головой. Та тоже уставилась на незванную гостью сверху вниз своими янтарными глазами, полными ненависти, и широко распахнула пасть. С обнажённых клыков вот-вот готовы были капнуть две огромные капли яда.
        Ведьма ответила ей свирепым взглядом и со всей силой своей ярости мысленно пожелала, чтоб её голова резко свернулась в сторону. Змея замертво упала на пол.
        Раздавшийся глухой стук не привёл Локи в чувство - но заставил кого-то пошевелиться в тени справа от ведьмы. Повернувшись, она увидела Сигюн, прислонившуюся к стене в отблеске одной из жаровен. Лицо женщины исказили изнеможение и горе, пока она шарила в темноте в поисках чаши - той самой, что держала над головой Локи, чтобы поймать яд змеи и дать ему передышку от боли.
        «Она делала это на протяжении всего Фимбулвинтера, - подумала Ангербода. - Почти три долгих года».
        - Я задремала всего на секунду. - Её голос звучал хрипло от долгого молчания. Она подобрала наконец чашу и начала подниматься - но замерла, заметив, кто был их посетителем.
        Ведьма придвинулась ближе к Локи и настороженно посмотрела на асинью. Они виделись прежде лишь однажды, и теперь женщина ожидала криков, рыданий, обвинений.
        Но встретила лишь спокойное смирение.
        Сигюн с трудом поднялась на ноги, не сводя глаз с бывшей соперницы.
        Когда она полностью встала, то распрямила плечи и откашлялась, и Ангербода с удивлением поняла, что она по крайней мере на три дюйма выше богини; вторая жена Локи была меньше, чем казалась с другой стороны ручья полтора века назад.
        - Ты оказалась права, - наконец сказала Сигюн, - в том, что показала мне той ночью. Мой сыновья… Я пыталась укрыть их, когда Локи исчез, но боги всё равно нашли их, и они… они…
        - Я знаю, - ответила колдунья, искоса взглянув на оковы Локи. Хотя они выглядели как железные, ей было известно, что их сотворили с помощью магии из гораздо более жуткого материала. - Мне не следовало говорить тебе того, что наговорила. С моей стороны было неправильно взваливать это знание на твои плечи, и я искренне сожалею о том, что так поступила.
        - Я вынудила тебя, - пробормотала богиня, глядя на глиняную миску в своих руках. - Настолько я тогда разозлилась.
        - Но это мне следовало понимать, что до добра подобное не доведёт. Я вышла из себя и придумала худший из возможных способов отомстить тебе за сказанное о моих детях. А должна была отступить и всё как следует обдумать…
        - Нам обеим не повезло встретиться подобным образом. - Сигюн закрыла глаза. - И в конце концов мы обе лишились детей. Разница в том, что именно из-за меня ты потеряла своих. Я считала, что поступаю правильно, а теперь сожалею.
        - Нет, - сказала Ангербода. - Причина не в тебе. В конечном счёте только асы несут ответственность за преступления против наших семей.
        Ведьма поняла истинность этих слов, как только произнесла их. Она обвиняла Локи в том, что он предал её и их детей, и он действительно принял несколько бесспорно ужасных решений - но, в конце концов, в случившемся с Ангербодой он был винован не более, чем Сигюн или Гёрд.
        Так или иначе она потеряла бы своих детей.
        Так или иначе Один получил бы то, чего хотел.
        И Локи уже достаточно страдал за это. Как и вся остальная её семья.
        Странный звук, что-то среднее между смехом и рыданием, вырвался из горла асиньи, прежде чем она прошептала:
        - Отбрось надежду, Сигюн, ибо твои боги в конце концов оставят тебя… Я должна была тебе поверить. Мне следовало отнестись к твоему предупреждению более серьёзно.
        - Это было не предупреждение, - печально произнесла Ангербода. - Это была моя месть. У тебя не было причин доверять тому, что я заставила тебя увидеть.
        - Но всё же, если бы я смогла предотвратить…
        - Это невозможно было предотвратить. Ничего из того, что произошло. Не вини себя.
        Сигюн снова уставилась на миску в своих руках. Потом на мёртвую змею на полу. И вдруг она со злостью швырнула чашу об стену пещеры, от чего та разлетелась на миллион осколков.
        Локи по-прежнему не приходил в сознание.
        - Он даже разговаривать со мной не захотел, - сдавленно вскрикнула асинья. - Не произнёс ни слова с тех пор, как они оставили нас здесь. Знаешь, каково это? Я так его любила. И до сих пор люблю. Я всегда была ему верна. Поддерживала его вплоть до этого самого момента.
        - И не получила взамен ничего, кроме горя, - добавила ведьма. - Я могу лишь посочувствовать. Не могу себе представить, через что тебе пришлось пройти. Но в этой пещере тебе больше нечего делать.
        - Я останусь рядом до тех пор, пока он будет здесь прикован, - твёрдо произнесла Сигюн.
        - Это уже ненадолго.
        Сигин уставилась на неё.
        - Ты собираешься освободить его?
        - Именно, - ответила Ангербода. В глубине души она понимала, что Локи не в том состоянии, чтобы заключать с ней сделки; сначала ей придётся облегчить его страдания, а потом беспокоиться о собственных планах. Но на этот риск она была готова пойти.
        - Я уже пыталась, но ничего не вышло. Но если у тебя получится, то не представляю даже, что это будет значить для меня. - Асинья указала на осколки своей чаши, валявшиеся на земле. - Неужели это было моей единственной целью? Что мне теперь делать?
        - Не знаю, - ответил ведьма. - Но, может быть, вы двое решите это вместе.
        Сигюн потребовалось мгновение, чтобы осознать, к чему та клонит, - и это стало истинным окончанием раздора между ними, - а когда она поняла, то кивнула и протянула Ангербоде руку. После недолгого колебания ведьма тоже протянула свою, и женщины скрепили молчаливый уговор.
        - Это последнее, что я должна сделать, - сказала колдунья. - Не думаю, что мы ещё встретимся.
        - Так сделай это, - ответила богиня. - И расстанемся друзьями.
        Они отпустили друг друга. Сигюн отступила назад, а Ангербода сделала шаг вперёд и опустилась на колени рядом с Локи, поднеся призрачную руку к его лицу. Прохладное прикосновение наконец заставило его пошевелиться. Веки его на мгновение дрогнули, прежде чем открыться, и сердце Ангербоды упало, когда она поняла, что яд ослепил его на один глаз.
        Мужчина ошеломлённо уставился на свою бывшую жену.
        - Ты всё ещё когда-нибудь сомневаешься, - прошептала она, - было ли правильно с твоей стороны вернуть мне сердце?
        До него дошёл смысл её слов, и он прохрипел:
        - Никогда.
        Ангербода щёлкнула пальцами, и его оковы разорвались. Звук при этом раздался настолько громкий, что даже в тишине пещеры показалось, что эхо от него разнеслось по всем мирам.
        Впрочем, так оно и было.
        Ведьма знала, что за пределами пещеры теперь разразится хаос. Но в тот самый момент она подхватила Локи на руки, когда он упал, и держала его на коленях, как ребёнка, пока он тяжело дышал и корчился. Его тело не понимало, что делать теперь, когда оно освободилось от неудобной, болезненной позы.
        - Что… что ты здесь делаешь? - спросил он между глубокими вдохами.
        - Пришла просить тебя передать послание Хель от моего имени в обмен на твою свободу, а потом увидела, в каком ты состоянии… - Её лицо исказилось от горя. - Это ужасно - то, что они сделали с тобой. Хуже, чем я себе представляла.
        Как только дыхание Локи выровнялось, он нашёл в себе силы пошутить:
        - Как мило с твоей стороны. А мне уж стало казаться, что придётся корчиться от боли целую вечность.
        Ангербода пристально посмотрела на него.
        - Неужели ты до сих пор не знаешь, что нас ждёт?
        Мужчина покачал головой и закрыл глаза.
        - Ни малейшей зацепки. И я бы предпочёл, чтобы так оно и оставалось.
        - Куда же ты теперь пойдёшь? Что будешь делать?
        Локи открыл здоровый глаз и посмотрел на неё.
        - Зачем спрашивать, что я собираюсь делать, если ты уже знаешь?
        Колдунья слегка улыбнулась ему:
        - Потому что ты сам выбираешь свой путь, идёшь своей дорогой. Я не могу отнять это у тебя. Я не имею такого права.
        При этих словах его лицо исказилось от волнения, но он, естественно, постарался скрыть его, прочистив горло.
        - Хм. Ну что ж. Не говори мне. Я не хочу знать.
        - Как пожелаешь, - сказала она, помогая ему подняться. Его рука обхватила женщину за плечи, и Локи, казалось, смутился.
        - Подожди-ка. На самом деле тебя здесь нет. Почему ты можешь прикасаться ко мне в таком виде?
        - Потому что таково моё желание, - объяснила Ангербода. - Провидица может быть проявлением самой моей души, но прямо сейчас мне нужно иметь возможность дотронуться до тебя. Так что я могу.
        - Ха, - сказал Локи через мгновение, одарив её маленькой болезненной улыбкой. - Интересно, перестанешь ли ты когда-нибудь удивлять меня, Железная Ведьма Ангербода?
        Когда они, спотыкаясь, направились к выходу из пещеры, Локи тяжело навалился на неё. Тогда из тени, не говоря ни слова, вышла Сигюн и закинула другую его руку на свои плечи, снимая часть веса с колдуньи.
        Локи остановился и уставился на неё. Придя в себя, он сумел выдавить:
        - Сигюн? Ты… ты все ещё здесь?
        - До самого горького конца, - ответила она.
        - И он воистину горек, - пробормотал мужчина, качая головой, но его изуродованные губы, как обычно, изгибались в кривой усмешке, пока они шли вперёд.
        Они доковыляли до выхода из пещеры и остановились на выступе, собираясь с силами, чтобы пройти по опасно узкой тропинке, ведущей к берегу. Океан перед ними бурлил так яростно, будто в самый сильный шторм, хотя на небе не было ни облачка. Солнце только что взошло, и полная луна ещё не успела исчезнуть.
        Но оба светила медленно теряли кусочек за кусочком, одинаковая тень равномерно наползала на них. С каждой секундой свет понемногу угасал. Начиналось затмение. Потребовались бы часы - может, даже весь день, - чтобы они полностью исчезли, но как только это случится, миры погрузятся во тьму.
        - Двойное затмение? - нахмурившись, спросил Локи. - Такого не бывает…
        - Это не затмение, - прошептала Сигюн.
        Ангербода стряхнула его руку с плеч и шагнула вперёд, широко раскрыв белые глаза.
        - Началось.
        Конец миров начался в тот момент, когда я освободила тебя.
        Разорвав твои цепи, я разрушила все оковы в мире.
        В том числе и те, что удерживали наших сыновей.
        - Это тот сон, что тебе приснился, - тихо произнёс Локи позади неё, полностью опираясь на Сигюн, чтобы не упасть. - Это он, да? То, что Один хотел знать всё это время. Наконец-то это происходит.
        Колдунья кивнула. Я видела, как солнце и луна потемнели, когда волки, преследующие их, наконец догнали и проглотили свою добычу.
        Я видела…
        Холодный ветер, дувший без перерыва уже три года, наконец прекратился, но океан не перестал бушевать, его рёв только усиливался.
        Потом всё внезапно закончилось, на воде резко установился полный штиль.
        - Что происходит? - спросила Сигюн дрожащим голосом, в то время как Ангербода и Локи понимающе переглянулись.
        - Беги, - сказал Локи богине. - Спускайся по тропинке, прямо сейчас. Я тебя догоню. Клянусь.
        - Но…
        - Быстрее. Доверься мне, прошу тебя.
        Сигюн бросила на него последний взгляд и умчалась. Едва она успела добраться до берега и скрыться за деревьями, как из волн поднялось существо настолько огромное, что даже стоя на скале в нескольких сотнях футов над уровнем моря, Локи и Ангербода уже смотрели на него снизу вверх, хотя даже голова его не полностью вышла из воды. Его чешуя была зеленовато-голубой, заострённый перепончатый плавник, как гребень, спускался по спине от макушки головы. Оно - он - уставился на них знакомыми светящимися глазами ярко-зелёного цвета и оскалил пасть, полную острых зубов.
        Когда Ангербода произвела его на свет, он был крохотной зелёной змейкой, а теперь его голова больше походила на голову дракона.
        - Будь я проклят, - выдохнул Локи. - Ёрмунганд?
        При звуке своего имени существо отклонилось назад, так что ещё большая часть его гигантского тела поднялась над водой, а затем приблизило пасть к ним, раздувая ноздри.
        Колдунью настолько переполняли чувства, что она не могла говорить. Но одним из её переживаний был страх, зародившийся после предыдущего столкновения с Хель… Если её младший сын питает к ней такую же неприязнь, как и старшая дочь, то сейчас её наверняка проглотят целиком.
        А ведь ей ещё столь многое нужно сделать.
        Ёрмунганд ещё мгновение смотрел на них, прежде чем отпрянуть назад и издать гортанный крик, такой громкий, что даже скала под ними содрогнулась до самого основания. Ангербода и Локи вцепились друг в друга, чтобы удержаться на ногах, когда камни вокруг них стали раскалываться и посыпались в море.
        Рёв Змея Мидгарда резко оборвался.
        Съёжившись на выступе, Локи пробормотал Ангербоде уголком рта:
        - Ну что ж, это будет либо трогательное семейное воссоединение, либо он разорвёт нас на куски. Пожалуйста, скажи, что ты предвидела подобное и у тебя есть план?
        - У меня был план, но такого он не предполагал, - ответила женщина.
        Змей, казалось, потерял к ним всякий интерес; он склонил голову влево, словно ожидая ответа на свой призыв. Когда он это сделал, Ангербода была поражена, увидев сбоку на черепе Ёрмунганда огромный, похожий на кратер шрам, точь-в-точь как её собственный. Она вспомнила рассказ Гимира о том, как Тор «отправился на рыбалку» в поисках Змея, используя голову быка в качестве приманки. В ходе схватки бог нанёс существу удар Мьёльниром, который должен был оказаться смертельным, - удар, очень похожий на тот, который Тор нанёс ей самой в ночь похищения её детей.
        Гордость и ярость вспыхнули в груди Ангербоды, на мгновение потеснив страх.
        Потребуется гораздо больше, чем молот, чтобы уничтожить нас раз и навсегда, не так ли, сын мой?
        Никто из них не произносил ни слова. Ёрмунганд не шевелился. А потом на его призыв наконец отклинулись - вдали на береговой линии из-за скал показалась огромная мохнатая фигура и направилась к ним, с каждым шагом сотрясая землю.
        Ангербода отступила от Локи, разинув рот, когда старший из сыновей приблизился к ним. Фенрир оказался в сто раз больше, чем в последний раз, когда она видела его, его мех стал темнее, морда вытянулась, а уж клыки…
        Когда ведьма подошла к краю утёса, голова Ёрмунганда придвинулась к ней, сократив расстояние до нескольких футов, и их глаза оказались почти на одном уровне. Детский голосок произнес в голове Ангербоды:
        - Братик.
        На глаза женщины навернулись слёзы. Она протянула дрожащую руку, чтобы коснуться гладкой, влажной чешуи на морде сына; его огромные глаза закрылись, словно он наслаждался прикосновением другого существа после столь долгого пребывания на дне океана.
        В полном одиночестве.
        - Ты можешь говорить, - прошептала колдунья.
        - Он старается изо всех сил, - ответил за Змея Фенрир голосом гораздо более глубоким, чем тот детский голос, который Ангербода слышала в своей голове целую вечность назад. Хотя волк всё ещё находился на некотором расстоянии от них, она могла слышать его громко и ясно. - Хорошо, что мы достаточно необычные, чтобы общаться мысленно, иначе мы оба могли сойти с ума в заключении.
        - Сойти с ума, - повторил Ёрмунганд. - Мы оба.
        - Я звала вас обоих. Вы хоть раз слышали меня? - слабым голосом произнесла ведьма. - Никто из вас ни разу мне не ответил, хотя я пыталась бесчисленное количество раз…
        - Мы были вне твоей досягаемости. Вне чьей-либо досягаемости, - сказал Фенрир. - Может быть, из-за какого-то заклинания, наложенного богами, или нас просто упрятали слишком далеко.
        Волк уже дошёл до них. Он был столь огромен, что сидел на скалистом берегу, а голова его находилась на одном уровне с тем выступом, где так опасно балансировали его родители.
        - Давно не виделись, мама, - произнёс он, моргнув своими большими зелёными глазами.
        - Мама, - эхом отозвался Ёрмунганд.
        - Мне так жаль, - прошептала Ангербода со слезами на глазах. Это снова происходит… он станет упрекать меня так же, как и Хель. - Так жаль, что я не смогла их остановить.
        Внезапно что-то массивное и розовое метнулось в её сторону, и прежде чем женщина успела опомниться, гигантский сын-волк лизнул её, и всё тело оказалось в слюне от одного только взмаха языка. Мгновение спустя Ёрмунганд наклонился вперёд и мягко ткнулся в неё своей огромной головой, точно так же, как он делал раньше, когда ещё мог обхватить её за шею, только на этот раз его нежность заставила ведьму пошатнуться.
        - Ты ничего не могла сделать, - проговорил Фенрир.
        Ангербода расплакалась бы от облегчения, если бы не была слишком занята вытиранием слюны и морской воды с лица и одежды.
        Фенрир перевёл взгляд на Локи.
        - Что же касается тебя, отец…
        Колдунья встала перед Локи, загораживая его от их взглядов.
        - Поверьте мне, сыновья мои. Ваш отец вынес достаточно страданий в последнее время. Я не буду просить простить его, но, по крайней мере, избавьте его от своего гнева.
        Хотя, полагаю, позволив вам убить его, можно отправить его к Хель…
        - Мы его быстро прикончим. - Фенрир усмехнулся, его верхняя губа скривилась, обнажив невероятно острые зубы. - Он не стоит нашего времени.
        - Фенрир, послушай меня, - произнесла Ангербода самым повелительным материнским тоном. - Твоего отца даже с огромной натяжкой нельзя назвать невиновным в том, что произошло с нами…
        - Не нужно меня выгораживать, - пробормотал Локи уголком изуродованного шрамами рта.
        - …но не он является первопричиной всего этого, - закончила она. - Асы, вот кто действительно заслуживает твоего гнева. А не он.
        Ведьма услышала, как Локи облегчённо вздохнул у неё за спиной.
        Фенрир и Ёрмунганд внимательно посмотрели на неё. Потом они переглянулись, и Фенрир сказал:
        - Ты права, мама.
        - Не знаю, как вы двое проводили время, а меня асы истязали все последние три года. Так что лично я подумываю отправиться на север, чтобы присоединиться к армии Ётунхейма в Утгарде, как только выберусь отсюда, - вежливо добавил Локи из-за её плеча. Он указал на своё изуродованное лицо. - Месть и всё такое. Что скажете? Уверен, что великаны будут рады видеть вас в своей крепости.
        - Но как… как ты узнал, что в Утгарде собирается армия? - спросила женщина, приподняв бровь. Она припомнила, что говорила ей Скади.
        - Может, я и торчал безвылазно в пещере, но мне известно, куда уходят великаны, когда начинается голод. А сейчас они, наверное, ещё и злятся. Злятся настолько, чтобы пойти войной против асов, которые, несомненно, провели эту долгую зиму в безопасности и удобстве, как и всегда.
        Ангербода пристально посмотрела на него.
        - Ты точно не слышал моего пророчества?
        - Утгард? - Фенрир с любопытством посмотрел на мать. - Он говорит правду?
        - Да, это действительно так, - подтвердила ведьма.
        - Тогда и мы направимся на север, чтобы присоединиться к великанам, - сказал Фенрир. - И если нам придётся сражаться бок о бок с такими же, как он, чтобы отомстить асам, да будет так.
        - Отличный настрой, - поддел сына Локи. Но маска его жизнерадостности уже пошла трещинами. Взглянув на него, женщина поняла, что он всё ещё испытывает ужасную боль.
        Волк снова повернулся к Ангербоде и произнёс:
        - Мне жаль, что у нас было так мало времени, мама. Но я слишком долго мечтал о мести, чтобы терять драгоценные мгновения.
        - Месть, - прошипел Ёрмунганд, сузив глаза.
        Колдунья на мгновение прижалась лицом к их мордам, чтобы попрощаться, а когда отстранилась, чтобы взглянуть на них обоих, то прошептала:
        - Идите, мои дорогие мальчики. И покажите им, чего вы стоите!
        На этих словах Фенрир испустил последний рык и умчался вдаль по береговой линии, а Ёрмунганд исчез в волнах. Всё время, пока он опускался, вода бурлила, как в кипящем котле, а потом резко успокоилась. Исчезающая луна больше никак не влияла на приливы и отливы. Океан казался жутко тихим в отсутствие Змея.
        - Уф, ещё немного, и нас бы слопали. - Локи глубоко вздохнул и прислонился спиной к скале.
        Ангербода же словно оцепенела, поражённая встречей с сыновьями до глубины души. Её проклятое сердце болело, и сколько бы она ни вытирала слезы, беззвучно бегущие по лицу, они всё равно продолжали течь.
        - Ты действительно так считаешь? - продолжил мужчина. - То, о чём ты им сказала… Что… не имеет смысла винить меня? За всё?
        - Да, - сказала она, всё ещё глядя в ту сторону, куда ушли сыновья.
        Локи открыл было рот, потом передумал и закрыл, но через некоторое время всё же решил сменить тему:
        - Ну что ж, поскольку ты только что освободила меня от трёхлетней пытки… что там было насчёт того, что мне нужно в обмен на это отправиться к Хель? Мне казалось, ты говорила, что уже виделась с ней….
        Колдунья почти забыла об этом после неожиданного воссоединения с Фенриром и Ёрмунгандом и резко повернулась к нему.
        - Да, я была у неё, и она больше не желает меня видеть. Я пыталась вернуться, но дочь просто не впускает меня в своё царство, - настойчиво проговорила она, вспомнив о важности этого дела. - Но ты… думаю, она бы выслушала тебя, если бы ты смог туда добраться. Мне нужно, чтобы ты ей кое-что передал.
        - Если я смогу туда добраться, - эхом отозвался Локи, ошеломлённый. - Ладно. Конечно. Что я должен ей сказать?
        Ангербода положила руки на его худые плечи и посмотрела прямо в глаза.
        - Скажи Хель, чтобы она пришла ко мне. Передай, что я могу спасти её. Заставь поверить тебе. От этого зависит её жизнь. Поклянись, что найдёшь к ней дорогу и убедишь её.
        - Клянусь.
        - Поклянись своей жизнью, и её тоже.
        - Да клянусь я, клянусь! Я всё сделаю. - Мужчина по-кошачьи склонил голову набок. - Ангербода, ты исчезаешь.
        Ведьма опустила взгляд на свои руки - они таяли, хотя она этого не хотела.
        - Мне пора уходить, - сказала она, стиснув зубы. - Или я не смогу вернуться в своё тело. Пути, которыми я путешествую, рушатся. - Её ладони стали погружаться в плечи бывшего мужа, и она отдёрнула их. - Иггдрасиль трепещет. Миры больше не отделены друг от друга. Их границы начинают размываться, и я боюсь, что скоро ничто не сможет оградить живых от мёртвых. Но, по крайней мере, тебе будет легче добраться до Хель.
        Локи кивнул, но всё ещё выглядел обеспокоенным.
        - Бода…
        Колдунья почувствовала, как земля под ней качнулась. Последним, что она увидела, были руки Локи, тянущиеся к ней, чтобы подхватить. Женщина закрыла глаза и приготовилась к удару. А когда снова их открыла, то уже снова лежала в своей кровати, и по щекам её текли слезы. Она была измучена, охвачена паникой, дрожала, замёрзла - и в полном одиночестве.
        Ангербоду охватило облегчение, когда она увидела Скади, стоящую в дверях и наблюдающую за небом. Позади неё, на поляне, сидела волчица, и её массивная мохнатая голова тоже была запрокинута вверх.
        Ведьма подошла к подруге, которая вздрогнула при её приближении, но затем обняла за плечи. Обе женщины не отрывали взгляда от умирающих солнца и луны.
        Голос Охотницы дрожал, когда она прошептала:
        - Ты сделала это. Мне пора.
        - Я знаю, - прошептала в ответ Ангербода, прижимаясь к ней ещё ближе. - Знаю.
        Следующие несколько часов Скади провела собирая то немногое, что собиралась взять с собой в Утгард. Тем временем колдунья изо всех сил старалась приготовить как можно больше своего зелья для утоления голода из немногих оставшихся у неё запасов. Она, как обычно, сложила крошечные глиняные горшочки в большой деревянный ящик и обложила их шерстью, а Скади перенесла всё, что поместилось, в сани.
        - Вот и всё, - печально проговорила Ангербода, - что я смогла сделать для Ётунхейма.
        - Ты сделала более чем достаточно, - сказала Скади, застегивая последний ремень. - И наш народ будет благодарен за это.
        Она достала из кармана нож с рукояткой из оленьего рога, который колдунья обычно носила на поясе, и чехол от него.
        - Ты оставила это на столе, когда переодевалась, так что я заточила его для тебя после того, как закончила со своим мечом.
        - Спасибо. - Ангербода развязала пояс, чтобы продеть его в петлю ножен. Затем она перевела взгляд на меч у бедра подруги и поинтересовалась:
        - Он принадлежал твоему отцу?
        Скади торжественно кивнула.
        - И никому другому.
        Снег и ветер, изводившие их в течение последних трёх лет, прекратились, и воздух потеплел; было по-прежнему ужасно холодно, но теперь вне пещеры можно было находиться дольше, чем в течение нескольких вдохов, прежде чем стоять снаружи становилось невыносимо. Но так же, как и на той скале у моря, мир вокруг казался пугающе замершим, безмолвным, ожидающим.
        Как натянутая тетива лука…
        И с неё вот-вот была готова сорваться стрела.
        - Куда подевалась твоя волчица? - спросила Скади, оглядываясь вокруг, и в тот самый момент та выступила из-за деревьев - но не одна.
        Рядом с ней показалась фигура, что, казалось, мерцала, то исчезая, то появляясь обратно, так же, как Ангербода, когда оставила Локи на утесе. Ведьма узнала в пришельце Бальдра, его светлые волосы светились даже в слабом свете умирающего солнца, и напряглась при виде его. Но затем её взгляд переместился на женщину, перекинутую через спину волчицы, чьё лицо было скрыто ниспадающими волнами густых чёрных волос.
        - Я услышала, как они бродили по лесу, - произнесла волчица.
        Бальдр посмотрел сначала на Скади, открывшую в изумлении рот, а потом его взгляд упал на колдунью. Он сделал шаг к ней, умоляюще раскинув руки, и воскликнул:
        - Слава всем богам, мы отыскали тебя!
        Женщина на спине волка застонала. Бальдр озабоченно нахмурился, его глаза метнулись к ней, а затем снова к Ангербоде. Затем он поднял руки ладонями вверх в жесте отчаяния и сказал:
        - Пожалуйста, ты должна ей помочь.
        - Что? - произнесла ведьма в тот же самый миг, как женщина подняла голову и всхлипнула:
        - Матушка?
        Ангербода замерла.
        - Хель?!
        Скади бросилась к волчице и в считаные секунды сняла гостью с её спины. Та не могла самостоятельно стоять и оперлась на великаншу, чтобы не упасть.
        Колдунья чуть не расплакалась от облегчения. Локи смог убедить её.
        - Рада тебя видеть, кроха, - пробормотала Охотница со слезами на глазах.
        - Хотела бы я сказать то же самое, - слабым голосом ответила Хель.
        Скади повернулась к Бальдру.
        - Что ты с ней сделал?
        - Ничего, лишь пытался помочь. Я как будто нахожусь здесь, а потом… словно исчезаю, - ответил Бальдр, протягивая дрожащие руки. - Время от времени я мог поддерживать её и помогать идти. Но затем она просто падала, и… - Он сжал кулаки. - Я ничего не мог с этим поделать. Мы бы всё ещё были там, в снегу, если бы твой волк не нашёл нас.
        Ангербода посмотрела на дочь.
        - Ты больше не можешь ходить?
        - Мои ноги окончательно подвели меня, - пробормотала Хель, избегая её взгляда.
        - Но раньше, - возразила колдунья, - когда мы виделись в последний раз, ты выглядела прекрасно…
        - То было раньше, - ровным голосом ответила женщина. - Когда я властвовала над царством мёртвых. Там мёртвые ноги маленькой девочки держали её и не нуждались в целебных мазях матери. Но теперь, когда они сгнили до костей…
        - Ты… больше не властна в своём царстве? - спросила Скади, но Ангербода уже знала ответ.
        Зелёные глаза Хель наконец обратились к матери.
        - Хельхейм пуст - я отдала мертвецов отцу. Они все плывут, чтобы присоединиться к моим братьям и великанам в битве против богов. У меня больше нет власти ни над кем.
        - И это объясняет то, что со мной происходит, - добавил Бальдр, снова демонстрируя руки. - Я как будто… становлюсь всё более и более материальным. Вновь живым. И остальные умершие тоже… - Он сглотнул. - Мой брат Хёд отправился на битву. А я… я даже не знаю, на чьей он выступит стороне. Но как мёртвые могут вернуться к жизни? Всё это не имеет никакого смысла…
        - Конечно в этом есть смысл, - сказала колдунья и повторила им то, что уже говорила Локи: - Теперь, когда Иггдрасиль более не является осью мироздания, ничто не отделяет мир мёртвых от мира живых. Именно поэтому мертвецы и смогли уплыть из царства Хель.
        Скади осознала первой.
        - Так, значит, Девять Миров перемешались между собой из-за того, что естественный порядок во Вселенной нарушен и пребывает в полном хаосе, и теперь все, кто когда-либо умер бесславной смертью, сражаются на стороне великанов? Замечательно.
        Хель протянула руку и откинула волосы с лица, и Ангербоду поразил невероятно болезненный вид дочери: лицо её выглядело изможденным, глаза запали, а под ними залегли глубокие тёмные тени, дыхание вырывалось короткими судорожными вздохами.
        - Ей нужен отдых, - нервно произнёс Бальдр, и колдунья только сейчас обратила внимание, что его жены Нанны - той, которая была так опечалена смертью мужа, что умерла от горя и была возложена на погребальный костер вместе с ним, - не было с сопровождающим её дочь не-мертвым асгардцем.
        - И она его получит, - ответила её мать. - Я позабочусь о ней.
        Хель пробормотала что-то неразборчивое, но позволила Скади отнести себя в пещеру и уложить на кровать. Бальдр последовал за ними и, оказавшись внутри, уселся у постели.
        - Ангербода, - позвала Скади, выводя подругу наружу, - мне пора идти.
        Женщина знала, что та права. Она протянула руку и погладила возлюбленную по щеке, но замерла, когда увидела через её плечо, что волчица сидит рядом с санями.
        - Твои олени, кажется, разбежались, - произнесла волчица. - Полагаю, ты не возражаешь, если на их месте окажется старый седой пёс.
        - Ты хочешь пойти со Скади? - спросила Ангербода, но в тот же миг обнаружила, что не удивлена. Даже если её щит оказался бы достаточно силён, чтобы защитить и древнюю подругу, та была слишком стара и уже давно устала от своего вечного существования.
        - Кажется, это именно то, что мне следует сделать, - ответила волчица. - Погибнуть в битве - славная участь. Уж куда лучше, чем сгореть заживо.
        Колдунья не смогла с ней не согласиться.
        - Тогда, полагаю, нам стоит попрощаться, мой старый друг, - прошептала она, и волчица лизнула её в лицо, а затем позволила Скади впрячь её в сани старой упряжью, которую Ангербода смастерила для тележки, уже давно занесённой снегом.
        А потом Охотница повернулась к ведьме.
        Слезы навернулись на глазах Ангербоды ещё до того, как подруга обняла её, и они отчаянно прижались друг к другу.
        - Пожалуйста, не уходи, - просьба колдуньи прозвучала почти как всхлип, а плечо Скади намокло от влаги. - Я сумею защитить тебя. Я буду защищать тебя. Просто останься со мной.
        - Я не могу, - ответила ётунша хриплым от волнения голосом. - Мертвецы встанут плечом к плечу с великанами. Разве ты не понимаешь, что это значит? Я увижу своего отца на поле боя, и он будет мной гордиться.
        - Он и так гордился тобой, - возразила ведьма. - Кто бы не гордился такой дочерью?
        Охотница положила ладонь на щёку подруги.
        - Даже если ты сможешь защитить меня от огня, это ведь будет ценой твоей собственной жизни, да?
        Ангербода в какой-то момент, сама того не сознавая, приняла мысль о том, что сама погибнет. Ей никогда не приходило в голову укрывать заклинанием ещё и себя - её щит предназначался только для дочери.
        - Если так, - продолжила Скади, - то как бы я осталась здесь, с Хель, под твоей защитой? Неужели ты думаешь, что я бы смогла просто стоять и смотреть, как ты жертвуешь собой ради меня? - Она покачала головой. - Нет. Никогда.
        - Это веский аргумент, - не смогла не признать колдунья.
        Охотница наклонилась и пробормотала:
        - Так что если есть жизнь после этой, то именно там мы и встретимся снова.
        - А если нет? - выдавила из себя Ангербода. Что, если я не смогу умереть…
        - Тогда на этом всё, - прошептала Скади и поцеловала её в последний раз.
        Ведьма цеплялась за возлюбленную, пока та не повернулась, чтобы уйти. Рука её выскользнула из руки Ангербоды, хоть та и тянулась к ней, не желая отпускать. Охотница ушла, не оглянувшись.
        Когда великанша и её сани исчезли с поляны, растворившись в лесу, женщина рухнула на колени и зарыдала.
        Мне просто… нужно больше времени…
        Когда она наконец подняла лицо к небу, то увидела, что солнце и луна уже практически не видны. Это зрелище вынудило её заставить себя успокоиться, восстановить дыхание, подняться на ноги. Ведьма вытерла глаза краем рукава и посмотрела в сторону пещеры.
        У неё ещё оставались неоконченные дела.
        Когда Ангербода вернулась внутрь, то увидела, что Бальдр пододвинул её резное кресло к кровати Хель и, не сводя с неё глаз, сидит рядом, с каждой секундой становясь всё материальнее.
        - Если бы ты оставил меня на несколько минут наедине с дочерью, я бы устроила её поудобнее и переодела в чистую одежду. Не мог бы ты пока принести ещё воды из ручья? Во льду есть прорубь, её сразу видно.
        Бальдр, поднявшись, кивнул.
        - Хорошо, заодно и дров соберу. - Но когда он наклонился, чтобы схватить деревянное ведро, то его рука прошла прямо сквозь него, и мужчина смущённо добавил: - Если, конечно, получится…
        Потянувшись за ведром во второй раз, он оказался достаточно плотным, чтобы суметь поднять его. Затем он вышел из пещеры, прикрыл за собой дверь, и внутри воцарилась тишина.
        Ангербода вздохнула, стягивая перчатки без пальцев, которые Хель связала для неё в незапамятные времена, и бросила их на стол. В котле над очагом осталось немного воды после приготовления зелий. Она опустила его ниже к огню, чтобы подогреть, а когда удовлетворилась температурой, достала несколько чистых тряпок, сняла с дочери грязное платье и вымыла её - по крайней мере, верхнюю половину тела.
        Лицо Хель всё это время оставалось абсолютно бесстрастным, и она не произнесла ни слова.
        - Знаешь, когда ты была маленькой, то вела себя точно так же, - сказала колдунья, натягивая чистое платье через голову женщины, просовывая её руки в рукава и спуская подол вниз, чтобы укрыть тело.
        - Как? - наконец переспросила Хел.
        - Злилась, когда не могла чего-то сделать сама, - ответила ведьма, поправляя одеяла и меха вокруг дочери. - Впадала в ярость от своей беспомощности.
        Взгляд молодой женщины скользнул мимо матери и упал на вязаные перчатки на столе. Она скорчила гримасу.
        - Ты всё ещё носишь эти жуткие старые штуковины?
        - Почти не снимала с той ночи, когда ты мне их подарила. Они стойко пережили все эти годы, едва ли не так же хорошо, как пояс, сделанный Гёрд, - ответила Ангербода, но дочь лишь отвернулась, скрывая своё лицо.
        В конце концов, когда колдунья направилась к задней части пещеры, чтобы взять в кладовой немного оставшейся еды, Хель позвала её с кровати и начала рассказывать слабым голосом:
        - Я так злилась на вас обоих. Особенно на папу. Я планировала бросить его в ледяную реку Гьёль[10 - Река вокруг Хельхейма, царства мёртвых в скандинавской мифологии, через которую не перебраться ни одному живому или мёртвому существу, кроме как по тонкому золотому мосту, что охраняют великанша Модгуд и пёс Гарм.], из которой никому не выбраться, или в самую глубокую расщелину, когда он наконец заявится в моё царство. Но когда отец появился, он выглядел так жалко, что бездонная яма скорее стала бы для него благом, а не наказанием. Так что я отказалась от своей затеи, всё равно удовольствия бы не получила.
        Ничего не отвечая, Ангербода слабо улыбнулась и, отыскав, наконец, большой мешок с вяленым мясом, за которым пришла, перенесла его на стол.
        - Уверена, он бы как-нибудь сумел избежать подобной участи при помощи своей болтовни. Ему всегда это хорошо удавалось.
        - Это папа уговорил меня приехать сюда. Просил дать тебе ещё один шанс. Я рада, что наш разговор происходил наедине и Бальдр не видел, как я плачу. Это было так неловко, - продолжила Хель, уставившись в потолок пещеры. - Отец сказал, что я похожа на его мать, Лаувейю. Вот откуда у меня эти тёмные косы, хоть вы с ним оба такие светловолосые.
        Ведьма села на стул рядом с ней.
        - Он как-то давно говорил мне, что не помнит своей матери.
        - А увидев меня, вспомнил, - прошептала Хель. Наконец она повернула голову и встретилась взглядом с Ангербодой. - Полагаю, вы помирились, иначе он не пришёл бы в Хельхейм?
        - В некотором роде, - ответила колдунья, положив руку ей на лоб. Кожа дочери обжигала холодом. - После того, что он натворил, я долго питала к нему глубочайшую ненависть. Но в конце концов поняла, что все мы оказались жертвами нашей судьбы.
        Молодая женщина отвела взгляд, но не повернула головы.
        - Я пришла к такому же выводу после того, как папа пришёл ко мне. Спасибо, что не рассказала ему обо всех ужасных вещах, что я тебе наговорила. Зачем тебе вообще меня спасать после того, как я с тобой так обошлась?
        Ангербода пригладила ей волосы.
        - Потому что я твоя мать.
        Когда Хель зажмурилась, из её глаз потекли слезы, и ведьма мягко промокнула их рукавом. Дочь была слишком слаба, чтобы оттолкнуть её, и с тоской сказала:
        - Вся моя жизнь была потрачена впустую там, внизу. А когда мы, наконец, смогли встретить друг друга, я отвергла тебя, держала на расстоянии… и теперь мы все обречены…
        - У меня есть план, - прошептала колдунья. - Я могу защитить тебя, Хель.
        - Так говорил и папа. Но Бальдр не знает об этом и всё равно отправился со мной. Чтобы помочь мне добраться сюда, на случай, если ты сможешь помочь мне… - Дочь снова закрыла глаза, и на этот раз её голос стал слабеть. - Мне жаль разочаровывать тебя, мама, но я сомневаюсь, что проживу достаточно долго, чтобы увидеть Рагнарёк… не говоря уже о том, чтобы… пережить его…
        При этих словах Ангербода едва не разрыдалась. Хель потеряла сознание, её грудь едва поднималась и опускалась под грудой одеял. Когда Бальдр вернулся с ведром воды и хворостом на растопку, он увидел, что колдунья сидит и пристально смотрит на пребывающую в беспамятстве дочь, пытаясь понять, что именно с ней не так.
        Болезнь ли это или что-то хуже?
        - Как она? - Бальдр подошёл и присел на кровать. Он посмотрел на Хель, сжал губы в тонкую линию, а затем поднял взгляд на ведьму. Что-то было в выражении его лица, в его глазах - цвета тёплого синего летнего неба, столь отличающихся от льдисто-голубых глаз его отца, Одина, - что не давало Ангербоде покоя, заставило её выдержать паузу.
        Очевидно, проблема была в том, что Бальдр в принципе пришёл вместе с Хель, тогда как ведьма ждала одну дочь. Она рассчитывала, что будет спасать только дочь.
        - Она спит. - Ангербода не сводила глаз с молодой женщины. - Почему ты здесь?
        - Ты же сама сказала - Иггдрасиль больше не удерживает границы между мирами в неприкосновенности, и мёртвые стали оживать…
        - Нет, - произнесла она, поворачиваясь к нему лицом, - почему ты здесь?
        - Она бы не добралась сама.
        - А тебе какое дело? - Ведьма прищурилась. - Где твоя жена? Разве она не умерла вместе с тобой?
        - Это так, - признался Бальдр.
        - И где же она сейчас?
        Мужчина глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.
        - Если ты пытаешься найти какой-то скрытый мотив, из-за которого я сопровождал твою дочь сюда, то, боюсь, тебе вряд ли повезёт что-то обнаружить.
        Ангербода могла бы привести сколько угодно возможных мотивов для его поступка, но вместо это она тоже только вздохнула.
        - Ну ладно, если ты так хорошо знаешь Хель, что, по-твоему, с ней не так?
        - У неё что-то с сердцем. Оно бьётся непостоянно и с большим трудом, - произнёс он с такой уверенностью, что колдунья издала удивлённый возглас, заставивший его оторвать взгляд от спящей и пожать плечами. - Хель - такая же ведьма, как и ты, как моя мать, как Фрейя. Она когда-нибудь проявляла свою силу в детстве?
        - Никогда, - нахмурившись, ответила Ангербода.
        Это не совсем так… В одном из видений, посетивших её, пока она была привязана к дереву после похищения её детей, Один привёз и бросил девочку в Нифльхейме. В ту ночь Хель смогла справиться с теми существами и мёртвыми душами, что пытались на неё напасть. Она просто задрала подбородок и заставила их отступить, а потом нашла в себе силы подчинить их своей воле.
        - Её сила связана с её царством, - прошептала ведьма. - А сейчас Хельхейм опустел и перестал существовать. И теперь…
        Однако воспоминание об этом видении внезапно напомнило ей ещё об одном, что посетило её немного раньше: о том, как младший сын Одина бросает её дочери золотое яблоко и ослепительно улыбается.
        - Приятно познакомиться, крошка Хель. Добро пожаловать в Асгард.
        - Ей становилось всё хуже на протяжении всего Фимбулвинтера, с тех пор как я оказался в царстве мёртвых, - сказал Бальдр напряжённым голосом. - Я видел это собственными глазами. Подозреваю, что она страдала этим недугом с самого рождения, но её сила позволяла сдерживать его. До этих пор.
        У Ангербоды перехватило дыхание. Маленькая Хель, бегающая по поляне, задыхается. Кончики пальцев посинели.
        - До. Это началось даже до её рождения. - Женщина внезапно встала, пошатываясь на нетвёрдых ногах. - Мне нужно подышать свежим воздухом. Пожалуйста, присмотри за ней.
        - Конечно. - Бальдр подвинулся, пропуская её, и пересел в кресло.
        Уходя, колдунья мельком увидела, как мужчина протянул руку, чтобы погладить Хель по щеке, и та пошевелилась от его прикосновения. Ведьма задержалась и прислушалась.
        - Ты ведёшь себя просто глупо, - вздохнула Хель. - Притащил меня сюда на себе, хотя в этом не было никакой необходимости.
        - Кто сказал, что её не было? - упрекнул он.
        - Я. Я говорю тебе, что не стоило.
        - Что ж, и ты можешь ошибаться.
        - Не перечь мне. Ты всё ещё в некотором роде мёртв, а это значит, что я по-прежнему могу тебе приказывать.
        - Ты всё ещё в некотором роде можешь мне приказывать. А теперь перестань болтать и побереги силы.
        - Не указывай мне, что делать.
        - Мы больше не в Хельхейме, так что вообще я могу делать всё, что захочу.
        Ангербода больше не могла выносить эту ласковую перепалку. Как только дверь пещеры захлопнулась за ней, она упала на колени в тающий снег на поляне.
        Сразу несколько неоспоримых истин обрушились на неё.
        Во-первых, была причина, по которой Хель чуть не умерла в утробе матери, и то, что она родилась с омертвевшими ножками, - лишь проявление глупости Ангербоды. Ведьме не просто так пришлось звать душу своей дочери из-за предела ещё до того, как та появилась на свет, - не случайно было, что Хель тогда умирала. Возможно, Бальдр был прав и её сердце сформировалось не так, как положено. И теперь, когда дочь выросла и лишилась магических сил, чтобы сдерживать недуг, он убивает её.
        Вторая истина, которую ведьма осознала, заключалась в том, что Бальдр должен был находиться к Хель очень близко, чтобы услышать её сердцебиение. Чтобы понять, что с сердцем не всё в порядке.
        И тогда Ангербода поняла - почувствовала так, как это может почувствовать только мать, - что бесполезно спасать Хель, если она не собирается помогать и Бальдру. Это случилось гораздо раньше, много лет назад - молодой бог покорил сердце маленькой Хель своей ослепительной улыбкой. Колдунья сама видела это в своём видении.
        Как и Локи, который при этом присутствовал.
        - Зачем же ты тогда это сделал? Почему убил сына своего брата?
        - Боги отняли у нас всё, Бода. Я посчитал, что и мне давно пора что-нибудь у них забрать.
        Так он и сделал. Локи забрал Бальдра у асов - и отправил его к одинокой молодой женщине, сидящей на тёмном троне. Лучик тепла для бесстрастного существа, правящего самым холодным царством Девяти Миров.
        У Ангербоды перехватило дыхание.
        Локи и правда с самого начала понимал, что делает, - но знал ли он обо всём? Неужели он всё это время был пешкой в игре Одина?
        Бывший муж утверждал, что не знает подробностей её видения, о которых колдунья поведала Всеотцу, но - но… - вдруг они всё-таки были ему известны? Локи и его бесчисленные маски… Может ли быть такое, что они с Одином дурачили её всё это время?
        Вот в чём дело. Причина, по которой Один не пытался предотвратить смерть Бальдра.
        Ангербода лихорадочно расмышляла, стоя на коленях в грязи, пока голодные волки медленно поглощали последние кусочки умирающих солнца и луны.
        Потому что самое безопасное место для Бальдра - рядом с Хель.
        Вот как он должен был пережить Рагнарёк.
        «Пусть Хель оставит себе то, что ей причитается…»
        - Твой отец преподнёс тебе щедрый подарок, дочь моя, - пробормотала колдунья, разглядывая свои бледные мозолистые ладони в угасающем свете дня. - Но это не будет иметь никакого значения, если ты не доживёшь до дня, когда сможешь воспользоваться этим подарком. Если вы оба не доживёте до этого дня. Ну что ж…
        Ангербода опустила подбородок и посмотрела на свой шрам меж грудей. Надетое на ней бледно-голубое платье было перешито ещё в то время, когда она кормила Хель и Фенрира: длинный вырез, доходящий практически до живота, запахивался на груди. Она не брала его с собой во время странствий, так что это был один из последних её нарядов, который не совсем истрепался. Запахивающийся ворот его застёгивался двумя изящными разомкнутыми фибулами[11 - Застёжка для одежды, часто металлическая, которая одновременно служит украшением, как брошь.], и это больше всего подходило для её сегодняшней цели. Не колеблясь, колдунья вытащила из-за пояса недавно наточенный кинжал.
        И совершу я то, что должно.
        Когда последний луч света погас в Девяти Мирах, Железная Ведьма Ангербода затаила дыхание.
        Нож опустился.
        Стрела сорвалась с тетивы.
        Иггдрасиль сотрясался, и она парила сверху, наблюдая за происходящим.
        Армии маршируют по равнине Вигрид, где всё должно закончиться. Первыми идут боги с сияющим знаменем Асгарда за их спинами: асы, ваны, альвы, немного гномов, валькирии и берсерки Одина, а также его эйнхерии - легионы павших из Валгаллы, и за ними следом - воины Фрейра, что составляют вторую половину мертвецов этого войска.
        Армия богов едина. Кажется, что они излучают свет - от сверкающих кольчуг до начищенных до блеска щитов.
        Их противники, что выступают с противоположной стороны, выглядят как нелепая толпа крестьян с факелами, в которой смешались существа всех форм и размеров. Ледяные великаны, горные тролли, огры… Некоторые похожи на людей, другие нет. К ним присоединились и жители других миров; тёмные альвы и некоторые гномы также маршируют под их знамёнами.
        Она не может различить Скади или волчицу в их рядах, да и не хочет всматриваться. Может быть, они слишком поздно добрались до Утгарда; в конце концов, они только что покинули Железный Лес. Возможно, опоздание оградит их от битвы. Ведьме остаётся только надеяться.
        Сурт появляется со своим пылающим мечом, и мост Биврёст рушится под ногами его огненных великанов, когда они присоединяются к армии Ётунхейма и их союзникам.
        Затем на корабле из ногтей мертвецов прибывает Локи, и неисчислимое множество мёртвых волной накрывает берег, как только судно причаливает.
        Из воды позади Нагльфара вздымается Змей Мидгарда с рёвом, сотрясающим все миры, а его брат, Фенрир, становится рядом с ним, показываясь из-за гор, и земля дрожит от каждого его скачка.
        С сыновьями, возвышающимися за его спиной, Локи гордо ступает во главе войска, он убрал бороду с лица, но оставил все шрамы и язвы; их он несёт с гордостью. Он пожимает руку правителю крепости Утгард Скримиру, и они вдвоём смотрят на запад, на врагов, выстроившихся на противоположной стороне равнины.
        - Сегодня славный день, чтобы умереть, - грохочет Скримир.
        - Воистину так, - отвечает Локи со злой усмешкой.
        На другом конце поля Хеймдалль трубит в Гьяллархорн[12 - Золотой рог стража богов Хеймдалля, звук которого слышен во всех уголках мира и возвещает о начале Рагнарёка.], и разражается битва.
        Со взглядом, полыхающим огнём, Фенрир бросается прямо на Одина и проглатывает его целиком - вместе с конём Слейпниром, единокровным братом Волка, - после чего сын Одина Видар поражает его своим знаменитым башмаком в нижнюю челюсть. Видар хватает Фенрира и раздирает тому пасть; Великий Волк падает с рёвом, что пронизывает ведьму до глубины души, а затем умирает.
        Ёрмунганд бросается на Тора, плюясь ядом, и в схватке получает смертельный удар от могучего рыжебородого бога - в то же самое место, что и предыдущий, - молот вдребезги раскалывает ему череп. Тор успевает сделать девять шагов, прежде чем яд убивает и его, и Змей Мидгарда падает на землю рядом с телом аса, погребая под своим массивным туловищем воинов обеих армий.
        Ангербода уже видела всё это прежде.
        В конце концов она замечает Скади на спине волчицы как раз в тот момент, когда у Охотницы кончаются стрелы. Каким-то образом они всё-таки добрались до места сражения.
        Скади отбрасывает лук и выхватывает из ножен меч своего отца. Тьяцци сражается рядом с ней на поле брани; когда его насаживают на копьё, он в последний раз смотрит дочери в глаза и умирает - снова. Охваченная яростью, Охотница бросается на окружающих её валькирий и забирает с собой нескольких, прежде чем один из ударов поражает её насмерть. Волчица принимает копьё в сердце в тот же самый миг, когда её наездница безжизненно соскальзывает со спины.
        Истекая кровью, Скади падает на землю прямо рядом со своим отцом и ещё некоторое время смотрит в тёмное беззвёздное небо, пока её бледно-голубые глаза не стекленеют.
        Наконец, ведьма видит Локи, сошедшегося лицом к лицу с Хеймдаллем, хранителем ныне разрушенного моста Биврёст. Локи быстр и ловок - этого недостаточно, чтобы избежать всех ударов соперника, но от большинства он успевает уклониться. Он устал, ему больно, он ещё не оправился от пыток. Но он настолько зол, что это не имеет значения.
        Локи наносит Хеймдаллю удар, поражая правую руку бога, кровь хлещет из глубокого смертельного пореза между шеей и плечом. Хеймдалль падает на колени, роняя меч. Локи замирает и торжествующе ухмыляется - но стражу богов достаточно одного мгновения, чтобы выхватить здоровой рукой короткий меч с пояса и, подавшись вперёд, полоснуть соперника по горлу.
        Локи падает, и тело его теряется в хаосе, бушующем вокруг.
        Затем, наконец, на другом краю равнины Сурт сражает Фрейра - тот утратил свой золотой меч ещё век назад и теперь бьётся вооружённый лишь оленьим рогом. Ликуя при виде поверженного противника у своих ног, Сурт с боевым кличем воздевает свой пылающий меч к небесам. Лезвие вспыхивает ярче, и пламя распространяется от него, поглощая тех, кто остался в живых на поле боя.
        Воины кричат, сгорая заживо.
        Пламя расходится с равнины Вигрид во все стороны, пожирая всё на своём пути.
        Иггдрасиль вспыхнул, но ведьма успела скользнуть обратно в своё тело и, пошатываясь, поднялась на ноги, баюкая у груди своё всё ещё бьющееся сердце.
        Когда Ангербода вернулась в пещеру, Бальдр отшатнулся, увидев её окровавленные руки и красное пятно, медленно расплывающееся на груди, окрашивая бледно-голубое платье в яростный малиновый цвет.
        Он мгновенно вскочил на ноги, но в глазах его горело лишь беспокойство, а не страх. Его взгляд переместился на пульсирующий сверток, который женщина прижимала к груди, - нечто завёрнутое в полоску ткани, оторванную от нижней части платья.
        - Это конец? - тихо спросил он.
        - Всё произошло, но ещё не закончилось, - неопределённо ответила ведьма. - Ваши отцы убиты, и теперь огонь Сурта идёт за нами. У нас мало времени. Здесь, на краю миров, мы станем последними, кто сгорит.
        - Значит, в конце концов мы всё-таки умрём? - спросил Бальдр, и плечи его поникли.
        Ангербода удивлённо уставилась на него. Он пришёл сюда, не зная, что может спастись? Потом она вспомнила слова Хель: «Бальдр не знает… Но он все равно пошёл со мной… чтобы доставить меня к тебе в целости и сохранности…»
        Озабоченное выражение лица мужчины не изменилось. Либо он чрезвычайно хорошо блефовал, либо на самом деле привёл Хель сюда, совершенно не рассчитывая выжить в Рагнарёке.
        Он действительно любит её.
        - Нет, если я справлюсь, - произнесла, наконец, колдунья. - Пожалуйста, отойди в сторону, чтобы я могла попрощаться. Мне нужна всего минута.
        Бальдр согласился и не стал задавать вопросов.
        Ангербода села рядом со спящей дочерью. Она развязала оба свои пояса, плетёный и кожаный, на котором висел окровавленный нож с рукояткой из оленьего рога, и положила их на стол рядом с вязаными перчатками без пальцев, которые сняла, чтобы позаботиться о Хель. После небольшой паузы она также размотала янтарные бусы, которое Локи подарил ей много лет назад, и присоединила их к остальными своим ценностям, которыми обзавелась за годы этой жизни.
        Она больше не нуждалась в них.
        Хель перевернулась на бок, дрожа под слоями одеял, её губы и кончики пальцев тревожно посинели. Больше она не шевелилась, но Ангербода почувствовала легкое дыхание на своей ладони, когда убрала волосы с лица дочери.
        - Дитя моё, - сказала ведьма так тихо, что только Хель могла её слышать, - я сожалею о том, что случилось с тобой. Но когда ты проснёшься, то окажешься в лучшем мире, чем этот. Я видела это.
        Колдунья приподняла покрывало и скользнула рукой, сжимающей пульсирующий свёрток, вниз по платью дочери. Хель дышала отрывисто и поверхностно, её грудь едва вздымалась.
        Полюбовавшись ещё немного на её спящее лицо, Ангербода сунула детскую игрушку Хель под подушку дочери. Фигурка давно истёрлась от того, что её грызли и теребили в маленьких ручках, но теперь на ней появились новые отметины: руны, отливающие медью от крови, стекавшей с лезвия, которым женщина вырезала их на поляне всего несколько минут назад.
        Ангербоды не будет рядом, чтобы увидеть, как её последнее заклинание подействует, поэтому она вложила в игрушку всю силу, на которую была способна. Она могла бы высечь эти руны на чём угодно - на роге или на любой деревяшке, - но эта фигурка содержала в себе всю глубину любви, которую Локи испытывал к дочери, когда мастерил её для Хель много веков назад. И это делало её более могущественной, чем любой другой предмет, который колдунья могла придумать, чтобы использовать в своих целях.
        Ей не нужно было переживать, сохранится ли магия после её ухода. Она знала, что так и будет. Иначе и быть не могло.
        Ангербода поцеловала Хель в висок и снова укрыла её, надежно укутав одеялами и мехами хрупкое тело. Затем ведьма повернулась к Бальдру и, взяв его за плечи, пристально посмотрела прямо в глаза.
        - Не передвигай её, - сказала женщина. - И вообще не прикасайся. Она проснётся только тогда, когда заклинание завершит своё действие, и ни минутой раньше. Если ты разбудишь её до того, как всё закончится, колдовство не сработает, и Хель умрёт. - Она впилась в него своими перепачканными пальцами, и засохшая кровь осыпалась на рукава. - Ты меня понимаешь?
        - Да, мне всё ясно. Я не прикоснусь к ней. - Бальдр колебался. - Но что ты сделала?
        Ангербода улыбнулась ему, плотно стиснув губы.
        - Возможно, однажды ты узнаешь.
        Он растерянно моргнул.
        - Но…
        - Я больше не вернусь, - сказала она, отпуская его. - Ни при каких обстоятельствах не вздумай выходить из пещеры. До тех пор, пока жар не спадёт и ты не увидишь сквозь щели в двери свет нового восходящего солнца.
        Бальдр, казалось, понял, что она собирается сделать, и выглядел потрясённым, когда она повернулась, чтобы уйти.
        - Спасибо, - выдавил он, и голос прозвучал хрипло от переполнявших его чувств.
        Колдунья ничего не ответила и не оглянулась.
        Выйдя наружу и затворив за собой дверь, Ангербода посмотрела на запад, где кромешный ад, порождённый Суртом, достиг границы Железного Леса. Стена огня уже пересекла реку и сожгла корявые серые деревья её древнего пристанища. По густым клубам дыма, поднимавшимся в небо, и оранжевому отсвету вдалеке колдунья поняла, что у неё остались считаные минуты.
        Внезапно она вновь ощутила себя Гулльвейг, взошедшей на погребальный костёр: горло забито дымом, жар пышет в лицо, в груди, где раньше билось сердце, лишь колющая боль.
        На мгновение у неё перехватило дыхание, и ужасающие воспоминания практически захватили её. Колени начали подгибаться, старая рана на виске пульсировала в агонии.
        Но она глубоко вздохнула и взяла себя в руки, не отрывая глаз от пламени.
        На этот раз всё по-другому.
        Моё сердце намного сильнее, чем было когда-то, пусть даже теперь оно бьётся не в моей груди.
        И я буду гореть не по воле богов, а по своей собственной.
        Стена огня подбиралась всё ближе. В клубах дыма, уплывающих в бесконечную темноту, ведьма различила крошечные сверкающие точки, что поднимались всё выше и выше, пока не отделились от гари и не растворились в чёрном небе.
        Именно в этот момент она увидела тени, шагающие в её сторону из пламени, призрачные фигуры, которые начали растворяться по мере приближения. Боги, великаны и все существа, когда-либо населявшие Девять Миров. Даже с такого расстояния она видела облегчение на их лицах. Наконец-то они были свободны.
        Только три души добрались до того места, где стояла Ангербода. Первой шагала волчица. Она сделала вид, что хочет ткнуться в женщину носом, но её морда прошла прямо сквозь тело.
        - Я пыталась, Мать-Ведьма. Пыталась уберечь её.
        - Ты великолепно сражалась, друг мой, - ответила колдунья со слезами на глазах. - Покойся с миром.
        - Пожалуй, так я и сделаю.
        Она могла поклясться, что волчица улыбалась, пока растворялась в воздухе.
        Следующей подошла Скади, и её рука прошла прямо сквозь щёку подруги, когда она попыталась до той дотронуться. Ангербода наклонилась к ней так близко, как только могла, не погружаясь в призрачную фигуру возлюбленной.
        - Я же говорила, что буду с тобой, несмотря ни на что, - прошептала ей Охотница, и их лица находились всего в дюйме друг от друга. - И вот я здесь.
        - Я должна сделать это сама, - прошептала в ответ ведьма. - Не жди меня.
        - Но раньше я всегда ждала тебя.
        Рыдание вырвалось из горла Ангербоды, и она зажала рот рукой, пытаясь удержать его. Ей нужно было полностью сосредоточиться на том, что впереди, и она не могла думать о прошлом. Не могла позволить себе винить себя. Не сейчас.
        - Да, действительно, - выдавила из себя колдунья. - Но не в этот раз.
        Скади начала исчезать, начиная с ног, и до последнего мгновения она улыбалась с таким же облегчением, что и все остальные.
        - Скоро увидимся снова.
        - Скоро, - эхом отозвалась Ангербода и протянула руку, когда последний шёпот души Скади растворился в звёздном свете. - До встречи.
        А потом она исчезла, и женщина вытерла слёзы - хоть и слишком рано, ибо последним призраком, конечно, был Локи.
        Стена огня находилась всего в нескольких ярдах от поляны, когда он подошёл. Мужчина выглядел точно так же, как в тот день у реки, когда вернул ей сердце, в тот день в начале времён, когда всё изменилось.
        - Железная Ведьма Ангербода, - произнёс он с озорной усмешкой. - Ты намерена выстоять против этого? - Он ткнул большим пальцем через плечо в приближающееся пламя.
        - Именно, - ответила колдунья с большим спокойствием, чем чувствовала.
        - Неужели тебе не страшно? - спросил Локи. Теперь он стоял совсем рядом с ней, а его рука зависла всего в нескольких дюймах от её щеки, как будто он хотел в последний раз прикоснуться к ней.
        Ангербода натянуто улыбнулась.
        - Бывало и хуже. Разве тебе не пора?
        - Ты не хочешь, чтобы я остался с тобой? - поинтересовался Локи, с любопытством склонив голову набок.
        - Ты никогда не оставался со мной, - мягко сказала ведьма. - Я переживу это, как пережила всё остальное в этой жизни. Возможно, мы увидимся в следующей.
        - Но что, если после этой ничего не будет? - Голос Локи был едва слышен из-за рева огня позади него.
        Колдунья подумала о призраках, с улыбкой покидавших этот пылающий мир; она вспомнила об Одине, Торе, Фрейе и великанах, растворявшихся на глазах и становившихся частью окружающей действительности.
        Она видела, как новый мир восстанет из пепла девяти старых, и, хотя старые боги покинули его, они останутся в каждом дереве, каждом камне, каждой капле воды и снежинке. Как и великаны, и валькирии, и все, кто когда-либо существовал ранее.
        Включая её.
        - Что же ждёт дальше таких, как мы? - с любопытством спросил Локи.
        Ангербода оторвала взгляд от пламени и посмотрела ему в глаза. Внезапно на неё снизошло такое умиротворение, какого она никогда прежде не чувствовала.
        - Вечность, - произнесла женщина, и стоило ему наклониться, чтобы поцеловать её, как он исчез - будто лёгкий порыв ветра унёс его в небеса.
        И она осталась одна.
        Огонь приближался всё быстрее, оглушая своей яростью. Каждая клеточка её тела кричала, умоляла её скорее поставить щит - сделай же это, прямо сейчас, спаси себя, пока ещё можешь, - но если многолетний опыт и научил её чему-то, так это тому, что внезапные всплески её силы были недолгими. Если Ангербода не дождётся самой последней секунды - пока пламя не окажется прямо перед ней, - она не сможет удерживать щит достаточно долго, чтобы укрыть пещеру от жара.
        Её лицо начало краснеть, покрываться волдырями. Платье взметнулось, и его подол загорелся. Кончик косы тоже вспыхнул, и она расплелась. Волосы веером рассыпались по спине.
        И вдруг миг настал. Ждать больше было нельзя.
        Как раз тогда, когда стена пламени ударила её прямо в лицо, ведьма выбросила вперёд свой щит, отчаянно желая окружить им всю пещеру и тех, кто в ней находился, - но в течение нескольких мгновений осознала, что не сможет справиться с тем, чему осмелилась противостоять. Она всегда тренировалась только с огнём в очаге, и по сравнению с окружающим её горнилом это было как провести рукой над крошечной свечой.
        - Нет! - Ангербода отчаянно запаниковала, когда пламя начало лизать деревянную дверь у неё за спиной. Её платье, кожа и волосы пылали, чернели, всё тело корчилось в агонии так же, как и тогда, на погребальном костре. Нет, нет, нет, нет… я не могу проиграть… не могу…
        Женщина колдовала на пределе своих возможностей.
        Подавив боль, она отчаянно рванулась к тому глубокому источнику силы, который всегда взывал к ней и которому она всегда сопротивлялась. Теперь ей придётся прибегнуть к нему. Вопреки всему, за что она боролась, в конце концов неудача постигла её. И теперь единственное, что могло спасти её дочь, - та могущественная сила, которую она так долго боялась использовать.
        «У меня не выйдет сделать это в одиночку, - подумала ведьма, обречённо хватаясь за эту тьму за пределами своего сознания. - Я недостаточна сильна…»
        - Напротив, ты сильна, как никто другой, - ответил знакомый голос. Он эхом отозвался из глубин колодца, полного первородной мощи, из самого начала времён, и Ангербода наконец - наконец-то - узнала этот голос - свой собственный голос. - Эта сила - твоя, Мать-Ведьма. Она всегда принадлежала только тебе. Лишь протяни руку и прими её.
        И Ангербода протянула руку.
        Щит вспыхнул яркими искрами, когда пламя поглотило её.
        Часть III
        Хель очнулась от сна, глубокого как смерть.
        Она с трудом села, застонав, солнечный свет ударил ей в лицо через щель в двери. Тело казалось тяжёлым, одеревеневшим; мышцы кричали от негодования. Она свесила ноги с кровати и…
        Её ноги. Её… ноги?
        Женщина чуть не закричала, когда упёрлась в пол пещеры - ступнями, на которых были мышцы… и кожа… а не просто кости. И выше было то же самое, на обеих ногах, вплоть до… Ошеломленная, она задрала платье и ущипнула себя за бедро. Я не сплю? Это же?..
        Истерический смешок вырвался из её горла. Потом ещё и ещё, и у неё никак не получалось остановиться.
        Хель не могла вспомнить, когда она вообще в последний раз смеялась.
        Она кружилась по пещере на своих новых ногах и хихикала, пока не рухнула обратно на кровать. Когда её голова коснулась подушки, она почувствовала на ней какой-то бугорок, которой прежде не заметила, пребывая в глубоком сне. Она просунула руку, и ладонь коснулась гладкого дерева, ощутила знакомую форму.
        Настроение сразу испортилось, как только Хель вытащила маленького деревянного волка. Она повертела игрушку в руках, как в детстве, но ощущение было чужеродным - на ощупь она стала другой. Кто-то вырезал руны на её любимой фигурке, и теперь её было не узнать под подушечками пальцев. Хель со стуком швырнула её на стол, и этот глухой звук эхом прокатился по пустой пещере.
        Пустая пещера.
        Она замерла и огляделась.
        - Мама?
        Никого. Каждый предмет в пещере - включая её одеяла, лицо и волосы - был покрыт таким же слоем пепла и пыли, что Хель только что стряхнула и с себя. К двери вела цепочка следов, но они казались довольно старыми.
        Женщина подошла к двери и распахнула её, тут же подняв руку, чтобы прикрыть глаза от слепящего солнечного света и яркой зелени.
        Зелёная листва. Хель никогда не видела, чтобы Железный Лес был такого цвета - во всяком случае, полностью. Когда она была ребёнком, поляна и деревья поблизости оживали с каждой весной, но сейчас казалось, что весь Лес расцвёл.
        Разве все миры не сгорели? Или это последствие Рагнарёка?
        Как долго я спала?
        - Мама? - снова позвала она, выходя на поляну. От ощущения травы под ногами она почти заплакала от радости. - Мама, где ты? Бальдр?
        Никто не ответил.
        Как и тогда, в пять лет, будучи брошенной в Нифльхейме, Хель снова оказалась совершенно одна.
        И Хель поселилась в Железном Лесу, как и её мать столетие назад.
        Ей нечего было надеть, кроме того, что осталось от Ангербоды, поэтому она была вынуждена носить одежду ведьмы: уныло-голубые или некрашеные серые шерстяные платья, простые льняные сорочки. Она взяла себе и старые ремни своей матери, и нож с рукояткой из оленьего рога, лезвие которого было покрыто запекшейся кровью, но по-прежнему острое и полезное после того, как она его хорошенько почистила. Женщина также надела найденные янтарные бусы - так ей нравились блестящие безделушки, да и не видела она, чтобы мать их когда-нибудь носила. А вот поношенные перчатки Хель переложила на рабочий стол в углу, чтобы они не попадались ей на глаза. По какой-то причине они острее всего напоминали об Ангербоде и делали отсутствие её матери ещё более вопиющим, настолько, что было больно даже смотреть на них.
        Хель очистила пещеру от пыли и пепла и начала собирать в лесу дрова, ягоды и грибы. Она всегда питала больше симпатии к животным, чем к богам, великанам или потерянным душам, но ей нужно было чем-то питаться, поэтому пришлось расставить силки, как когда-то учила её Скади. По крайней мере, до тех пор, пока не возродится старый огород - женщина нашла запас семян и попыталась посадить их с помощью ржавых инструментов Ангербоды.
        В разгар, как она подсчитала, лета растения в огороде заколосились так, что Хель и не снилось, и однажды утром она вышла из пещеры, чтобы с удовлетворением полюбоваться плодами своих трудов.
        - Подумать только, а когда-то я правила царством мёртвых, - размышляла женщина вслух, рассматривая особенно красивую репу.
        Затем она заметила, как что-то кружится высоко в небе, - и по знакомым очертаниям опознала Нидхёгга, дракона, что был одним из самых первых существ, с которыми она столкнулась в Нифльхейме, и который стал одним из её подданных. Теперь он был лишь напоминанием о прошлом.
        И о том, чем прежде была она сама.
        - Подумать только, когда-то я была могущественной ведьмой, которая творила захватывающие вещи. - При виде дракона её настроение заметно испортилось. - И вот я здесь, радуюсь репе. Ну и нелепость.
        Времена года проходили одно за другим, а Бальдра по-прежнему не было. Следы, ведущие из пещеры, которые она обнаружила, когда впервые проснулась, были свидетельством того, что он тоже выжил - но где же он теперь? Её изначальное беспокойство уступило место гневу, а затем безразличию, по мере того как холодная осень уступила место мягкой зиме, а затем благоухающей весне.
        - Где бы он ни был, - мрачно размышляла Хель, - очевидно, что он не любит меня так же, как я его.
        Ей не хотелось думать, что следы принадлежали её матери.
        - Она бы никогда не оставила меня…
        Однажды Хель купалась в ручье с заплетёнными в косу и перекинутыми через плечо волосами, и ей показалось, что она увидела Ангербоду. Сердце её ёкнуло… пока она не поняла, что это всего лишь её собственное отражение в воде. Женщина разочарованно вздохнула и направилась домой.
        - Куда же она делась?
        Ей не хватило времени, чтобы обдумать это как следует, потому что, когда она вернулась к пещере, на поляне её кое-кто ожидал.
        У Хель перехватило дыхание. Она узнала бы его где угодно, даже до того, как он повернулся к ней: светлые волосы сияли на солнце, а глаза были такого же прекрасного голубого оттенка, как небо, и в уголках их появлялись морщинки, когда он улыбался.
        Вот и сейчас он улыбался. Улыбался ей.
        Женщина сглотнула, но ничего не произнесла и старательно сохраняла невозмутимое выражение лица. Значит, в конце концов она не одинока - есть и другие, кто пережил Рагнарёк. Тысяча вопросов вертелась у неё в голове: Где ты был? Как долго я спала? Что с моей матерью?
        - Говорят, в этих лесах когда-то жила ведьма, - непринуждённо проговорил Бальдр, нарушая затянувшееся молчание. - Очень и очень давно.
        - Ты смотришь на неё, - ответила Хель. Она прошла мимо него, села на табурет, стоящий у входа в пещеру, и взяла пару перчаток, которые затеяла вязать в последнее время, так, как давным-давно её научила Гёрд. Женщина принялась за работу, демонстративно не глядя на Бальдра, и добавила: - Хотя мне кажется, что магии в этих мирах больше не осталось. Где ты был?
        - Ты сердишься на меня, - заметил он. - Я тебя не виню. Но, как выяснилось, теперь есть только один мир, и мы не единственные, кто выжил.
        - Понятно - сказала Хель, пренебрежением скрывая обиду. - Ну что ж, полагаю, теперь у тебя есть более интересная компания. Я могла бы и догадаться.
        - Всё совсем не так. - Бальдр перебросил плащ через плечо. В отличие от роскошных нарядов, в которых его похоронили, сейчас на нём была простая дорожная одежда. - Мы заново отстроили Асгард - точнее, восстановили долину Идаволл, что раньше была в его центре. - Он широко взмахнул рукой, будто приглашая её взглянуть. - Там очень славно… крытые золотистой соломой крыши и всё такое. А ещё мы откапываем из-под пепла всякие безделушки. Сыновья Тора нашли даже его молот. А двое других моих братьев спаслись прыгнув в море - даже Хёд, представляешь? Рагнарёк пережило больше наших, чем я предполагал. И ещё там есть водопад…
        - Чудесно, - уныло проговорила Хель, не поднимая взгляд от перчаток, которые вязала. - Так что же привело тебя сюда спустя столько времени? Что смогло оторвать тебя от твоего золотого чертога?
        - Послушай, - Бальдр присел на корточки, чтобы оказаться на уровне её глаз, - мне пришлось оставить тебя.
        - И почему же? - раздражённо бросила женщина.
        - Потому что так наказала сделать твоя мать.
        - Ну да, конечно.
        Хель сделала попытку вернуться к вязанию, но он потянулся и забрал из её рук перчатки, иглу и всё остальное. Она бросила на него яростный взгляд, но Бальдр лишь покачал головой.
        - Твоя мать спасла нам обоим жизнь и строго велела не трогать тебя, пока ты не проснёшься сама. Она уверила меня, что если я даже просто прикоснусь к тебе, то нарушу заклинание, которое она наложила, чтобы исцелить твоё сердце. Иначе я бы взял тебя с собой. Ты же знаешь, я бы так и сделал, - добавил он с чувством.
        - Моё… сердце? - спросила она, приложив руку к груди.
        Когда Хель впервые пришла в себя, то заметила нежное розовое пятнышко на груди, похожее на обновлённую кожу на почти зажившей ране, но вскоре оно исчезло, так что она и думать об этом забыла. Ей казалось, что, вероятно, её болезнь отступила благодаря свежему воздуху или тому целительному сну, в котором она пребывала долгое время. Так же, как и в её детстве… Она и представить себе не могла…
        - Хель? - встревоженно спросил Бальдр, увидев потрясённое выражение её лица.
        - И мои ноги тоже, - прошептала женщина, вставая. - Она исцелила мои ноги. Это она вырезала руны на игрушечном волке… Её больше нет, не так ли?
        - Да, - ответил Бальдр, тоже вставая. - Она погибла, защищая тебя. Защищая нас обоих.
        Хель издала низкий стон и затряслась от беззвучных рыданий, отталкивая мужчину, когда он попытался обнять её.
        - Но как мама смогла простить меня за все те ужасные вещи, что я ей наговорила? Я не понимаю…
        - Так же, как ты смогла простить её, - мягко сказал Бальдр. - Она спасла нас обоих. Разве это недостаточное доказательство? Какими были её последние слова? Она прошептала их тебе на ухо, прежде чем покинуть пещеру.
        - Откуда мне знать? В тот момент я вряд ли была в сознании.
        - Вспомни, - настойчиво велел Бальдр, и женщине показалось, что для него это почему-то было важнее, чем для неё самой. У неё даже мелькнула мысль, не слышал ли он и сам эти слова и не нуждался ли просто в подтверждении.
        Она закрыла глаза и мысленно вернулась в прошлое:
        - Мама сказала мне: «Дитя моё, я сожалею о том, что с тобой случилось. Но когда ты проснёшься, то окажешься в лучшем мире, чем этот. Я видела это».
        Бальдр выдержал её пристальный взгляд и прошептал:
        - То же самое отец сказал мне перед тем, как зажечь мой погребальный костёр.
        - Но это невозможно, - возразила Хель.
        - Да, но мы же здесь. - Мужчина снова улыбнулся и подошёл ближе.
        Робкая надежда вспыхнула в недавно исцелённом сердце Хель, но она отстранилась от Бальдра. В её прошлом от надежды всегда было мало толку. Надежда - для глупцов.
        - Возвращайся в Асгард, или как вы там его теперь называете, - хрипло сказала женщина. - Оставь меня в покое. Мне не нужны ваши боги и вся эта чушь.
        - Богов больше нет, Хель. Мы все теперь просто мужчины. И я надеялся, - произнёс он, беря её руки в свои, - что ты вернёшься вместе со мной.
        Она вздрогнула и сердито посмотрела на него, но не отстранилась.
        - Это довольно дерзко с твоей стороны, Бальдр Одинссон. Не забывай, что когда-то я была твоей повелительницей.
        - И ты снова станешь моей повелительницей, Хель Локидоттир, если поедешь со мной в Идаволл.
        - Ангербодадоттир, - поправила Хель, глядя на их соединённые руки.
        Когда он вопросительно посмотрел на неё, она пояснила:
        - Мой отец называл себя Локи Лаувейярсон - использовал имя матери вместо имени отца, и я поступлю так же. - Женщина сделала паузу и затем добавила: - Все знают, что я дочь своего отца. А вот о том, кем была моя мать, всегда забывают.
        Бальдр грустно улыбнулся ей.
        - Думаю, она бы гордилась, услышав это.
        - Я не поеду с тобой в Идаволл, - заявила Хель, наконец оторвав взгляд от их сплетённых рук и посмотрев ему в глаза. - И не надоедай мне больше своими вкрадчивыми взглядами, причина которых исключительно в том, что я последняя женщина на земле и мои омертвевшие ноги наконец исцелились.
        Она по-прежнему не отнимала у него своих рук.
        - Ничего подобного! Я уже много лет надоедаю тебе своими вкрадчивыми взглядами, и более того, рассчитываю ещё долго тебе надоедать, - ответил Бальдр с невозмутимым выражением лица. - И, кстати говоря, мне бы хотелось увидеть твои ноги, чтобы убедиться, что ты говоришь правду.
        - О, я не сомневаюсь, что хочешь, но обойдёшься. Оставь меня.
        - Кроме того, - продолжал он, не обращая внимания на её слова, - ты не последняя женщина на земле. Но единственная, чьё общество мне столь желанно. Боюсь, что без нашего бесконечного подшучивания друг над другом жизнь покажется довольно скучной. Мы ведь так отлично проводили время вместе, пока я был мёртв, правда?
        - Это ты так по-асгардски замысловато хочешь сказать, что скучал по мне? - спросила Хель, выгнув бровь.
        - Вероятно, что очень бесхитростно.
        Женщина покачала головой, пытаясь игнорировать приятное чувство, разлившееся в груди. Её руки высвободились и, словно двигаясь по собственной воле, расположились по обе стороны его лица, поглаживая короткую бородку.
        - Твоё место - рядом с твоим народом.
        - Моё место, - он наклонился ближе и положил руки ей на талию, - рядом с тобой. И если ты хочешь остаться здесь, то и я тоже останусь. Так просто от меня не отделаешься.
        - Что ты за нелепый человек, - выдохнула Хель, а затем губы Бальдра коснулись её губ, и она полностью растворилась в ощущениях, о которых мечтала с самого детства.
        Если надежда для глупцов, так тому и быть.
        В конце концов, я дочь своей матери.
        Спустя много лет Хель и Бальдр мирно растили своих детей в лесу на краю света, где когда-то родилась она сама. Братья Бальдра часто приезжали со своими семьями из Идаволла, чтобы погостить у них некоторое время. Все вместе они смеялись и говорили о красотах и чудесах этого нового мира, а также вспоминали о старых богах, своих родичах. Их дети - и дети Идаволла - разбрелись по всему свету, создавая свои собственные семьи с людьми на протяжении столь многих поколений, что воспоминания о том, кем были их исконные предки, превратились в сказания и легенды.
        Жизнь продолжалась.
        Каждый вечер до самой смерти Хель и Бальдр собирали своих детей, внуков и правнуков вокруг зажжённого очага и рассказывали им истории о том, как всё было раньше, в те дни, когда боги и великаны ходили по земле.
        Они говорили об одноглазом Одине и его жажде знаний; о могучем Торе и его молоте Мьёльнире; о прекрасной воинственной Фрейе и её драгоценном золотом ожерелье. Они рассказывали истории о том, как Тюр потерял руку, о краже золотых яблок Идунн, о Норнах и голове Мимира, о мёде поэзии и замысловатых артефактах гномов, о смертных героях, которые уже превратились в легенды задолго до того, как случился Рагнарёк. Они описывали, как Фрейр женился на Гёрд и утратил свой меч, как Фрейя почти вышла замуж то за одного великана, то за другого и каким образом была построена огромная стена вокруг Асгарда.
        Они говорили о волке, столь огромном, что его разверзнутая пасть касалась одновременно неба и земли, и о змее, столь длинном, что он обвивал своим телом весь мир. Они говорили о древних великаншах, обитательницах этих самых лесов, и о дерзкой, храброй Скади, вооружившейся до зубов и отправившейся прямо к воротам Асгарда, чтобы отомстить за своего отца.
        Они рассказывали о красивом, хитром Локи, о его проделках, остроумии и обаянии.
        И время от времени ребёнок или двое возвращались домой из леса и уверяли, что мельком видели движущиеся между деревьев фигуры: женщина в мужской тунике загоняла животных в их ловушки или помогала охотиться; ловкий мужчина с глазами цвета молодой зелени мчался так быстро, что практически летел по воздуху, и ухмылялся, словно предлагая поиграть в догонялки; человек в широкополой шляпе склонял голову в чинном приветствии; а женщина в потрёпанном дорожном плаще безмятежно улыбалась из-под капюшона, прежде чем раствориться в утреннем тумане.
        Однажды правнучка Хель, спотыкаясь, выбежала на поляну и в страхе уткнулась в узловатые колени пожилой женщины, когда та оторвалась от работы в огороде и поднялась. Бальдр умер несколько лет назад, вновь оставив Хель в пещере в одиночестве, но их сыновья и дочери жили поблизости - они основали небольшую деревню на поляне, где раньше обитали Ведьмы Железного Леса. Так что её навещали каждый день, принося свежие овсяные лепёшки, завёрнутые в льняную салфетку - как тот свёрток, что малышка в испуге прижимала к груди.
        - Тебе не нужно бояться их, дитя, - проговорила пожилая женщина, с большим усилием наклоняясь к правнучке. - Они не желают тебе зла, а лишь присматривают за тобой.
        - Но ты же сказала, что боги и великаны мертвы, - запротестовала девочка.
        - Мертвы, да, но не исчезли, - ответила Хель. - Ничто и никогда не умирает полностью.
        - А кто эта женщина? Та, в капюшоне? - Правнучка была ещё совсем юной и не успела запомнить все сказки.
        Хель улыбнулась.
        - Говорят, давным-давно в этих лесах жила ведьма… - начала она и поведала то, что эта маленькая девочка расскажет своим детям, когда вырастет, и то, что они в свою очередь тоже расскажут своим спустя много-много лет после того, как их предки уйдут:
        Говорят, старая ведьма жила на востоке, в Железном Лесу, и там она породила волков, что гонялись за солнцем и луной.
        Говорят, она отправилась в Асгард, трижды была сожжена на костре и трижды возродилась, прежде чем покинула негостеприимные стены.
        Говорят, она любила мужчину со шрамами на губах и острого на язык, который вернул ей сердце и подарил детей.
        Говорят, она также любила женщину, что с мечом в руках выступила против богов и стала одной из них, храбрую, как любой из мужчин, и ещё более воинственную.
        Говорят, она скиталась, оказывая помощь тем, кто в ней больше всего нуждался, исцеляя их зельями и заклинаниями.
        Говорят, она выстояла в пламени Рагнарёка, продержавшись до самого конца, пока её тело не вспыхнуло в последний раз и всё, кроме сердца, не обратилось в пепел.
        Но ещё говорят, что она до сих пор жива.
        Благодарности
        Написать роман можно и в одиночку, но вот то, что происходит после, - это заслуга многих. Я хотела бы выразить свою искреннюю благодарность следующим людям:
        Моему агенту, Рее Лайонс, за поддержку этой книги. За то, что она была моей самой большой болельщицей. За то, что была так терпелива со мной и так щедра на советы. Я и не мечтала, что у меня будет агент, который будет настолько увлечён моей работой. Я бы совершенно потерялась, если бы не ты.
        Моему редактору, Джессике Уэйд, за то, что постоянно бросала мне вызов, чтобы сделать эту книгу лучше. Спасибо тебе за твои блестящие идеи, скрупулезные правки и твёрдую веру в то, что я смогу придумать лучший конец для Ангербоды, не ставя под угрозу моё видение того, какой я хотела бы видеть эту историю. Старая ведьма и я, мы обе бесконечно благодарны тебе за руководство; мы не смогли бы пережить Рагнарёк без тебя.
        Команде Penguin Random House и особенно Миранде Хилл, Алексис Никсон, Бриттани Блэк, Джессике Мангикаро, Элише Кац и всем остальным, кто помогал мне создавать «Сердце ведьмы». И Адаму Ауэрбаху за эту совершенно потрясающую обложку.
        Кристин Элл, Анджеле Родригес, Эмили ДеТар Бирт и Кирстен Линсенмайер: вы были самыми первыми людьми, которые когда-либо видели эту рукопись. Спасибо вам за поддержку, критику и обратную связь; для меня так много значило, что вы влюбились в историю Ангербоды, и это помогало мне продвигаться вперёд, когда дела шли плохо.
        Шеннон Маллалли, Миррии Мартин-Тесоне, Эмме Тансканен, Марисе Шамерхорн, Мел Кэмпбелл, Саре Гунно, Джессике Ланди, Аллену Чемберлину, Кэндис Бил, Райэнну Берку и Террил Бенди: спасибо вам всем за то, что поддерживали меня и заботились обо мне, когда я больше всего в этом нуждалась.
        Моей группе поддержки авторов-соотечественников: Энди Лоуренковне, Мардж Иванчич и Дарлин Кунцитес за многочасовой смех, основательные советы и даже писательское сочувствие.
        Моей семье викингов за то, что поддерживала мой дух, когда всё вокруг казалось мрачным: «Оставайся прежним. Становись лучше».
        Моей книжной семье из «Твиттера» за их поддержку с самого начала написания мной книги. Особенное спасибо Кати Феликс, Джошуа Гиллингему, Виллими Сигурбьернсдоттир, Кэти Мастерс, Сиобхан Кларку, С. Цюйи Лу, Лизи, Миранде, Элли и многим другим.
        Эм Джей Кун, Ханне М. Лонг и остальным из #2021debuts: мне не требовался никто другой рядом со мной, когда мы отправлялись в наши совместные путешествия. Мы сделали это вместе.
        Меррилл Каплан за то, что привила мне любовь к скандинавским мифам и сагам, и за то, что отвечала на мои крайне специфические древнескандинавские вопросы по сюжету книги, как тогда, так и сейчас. Я написала первый черновик этой истории в течение трёх недель, когда должна была работать над своей курсовой работой по вашему курсу скандинавской мифологии. Достаточно сказать, что я была другим человеком, прежде чем вошла в ваш класс. Takk fyrir.
        Дайне Фаульхабер: может, я и писатель, но мне трудно найти слова, чтобы описать, что значит для меня твоя дружба. Спасибо тебе не только за твою непоколебимую поддержку пещерной ведьмы-затворницы (и Ангербоды в том числе), но и за то, что ты готова кричать на весь мир о скандинавской мифологии вместе со мной, за то, что всегда говоришь мне то, что необходимо услышать, даже если это не похвала, и за то, что ты спустилась в мою пещеру, чтобы сделать фотографию для обложки. Каждый заслуживает такого друга, как ты.
        Моей сестре Бриджет, моей матери Лизе, моему отцу Рону, моему дяде Рори, а также бабушке Джо и остальным членам моей (очень большой) семьи за то, что одарили меня надёжной поддержкой на всю жизнь.
        Моему дедушке, которому посвящена эта книга. Как бы мне хотелось, чтобы он был с нами и мог прочитать её. Швед по происхождению и американец по выбору, он сказал мне однажды заговорщическим тоном, что уверен, что старые боги всё ещё находятся среди нас. Хотя я никогда не узнаю, как бы он отнёсся к моим интерпретациям, могу только надеяться, что он бы мной гордился.
        И, наконец, тебе, дорогой читатель: спасибо, что дал Ангербоде шанс.
        Приложение
        В данном романе я решила использовать англицированные варианты написаний древнескандинавских географических названий и личных имён, так что в других пересказах и переводах скандинавской мифологии они могут упоминаться в другой транскрипции (например, Freyr вместо Фрея, Odinn вместо Одина, Asgardr вместо Асгарда). Древнескандинавские имена в их именительном падеже перечислены в скобках, где это уместно, и обозначены «ДС».
        Прошу заметить, что «Старшая Эдда» (или «Песенная Эдда») и «Младшая Эдда» (или «Прозаическая Эдда») - два основных источника по скандинавской мифологии - являлись и моими источниками при написании данного романа. Все переводы Эдд немного отличаются друг от друга; те из них, что я использовала, перечислены ниже. Все упомянутые песни взяты из Старшей (Песенной) Эдды.
        ГЕРОИ:
        АНГЕРБОДА - великанша, упоминаемая по имени в каждой из Эдд, и оба раза в связи с Локи и их детьми. Некоторые связывают её со «Старухой», жившей в Железном Лесу и породившей волков, которые преследуют солнце и луну: «родичей Фенрира» (иногда также переводят как «выводок» или «потомство»), о которой упоминается в «Прозаической Эдде». Есть также основания связывать её с провидицей, которую Один, путешествуя под видом Вегтама, поднимает из мёртвых в поэме «Сны Бальдра» и которую он называет «матерью трёх [великанов/ троллей/ огров]».
        ХЮНДЛА - великанша, которую Фрейя посещает в поэме «Песнь о Хюндле», чтобы узнать о родословной своего возлюбленного. Великанша с неохотой сообщает ей эту информацию, а потом вдруг начинает декламировать краткий вариант пророчества о Рагнарёке. Фрейя говорит Хюндле, чтобы она оседлала одного из своих волков и поехала вместе с ней в Валгаллу.
        ХЮРРОККИН - великанша, которая приезжает на призыв асов верхом на волке со змеями вместо поводьев, чтобы столкнуть в воду погребальную ладью Бальдра после того, как никто другой с этой задачей не справился. Об этом упоминается в «Прозаической Эдде».
        ГУЛЛЬВЕЙГ/ ХЕЙД - таинственная ведьма, упомянутая в строфах поэмы «Прорицание вёльвы» (ДС: Voluspa), в которой она появляется в Асгарде на заре его создания. Боги трижды сжигают её, но она трижды возрождается. А затем под именем Хейд она отправляется странствовать и по дороге часто использует различные заклинания, а также практикует особый вид колдовства - сейд (ДС: sei?r). О ней известно очень мало, но большинство отождествляет её с Фрейей.
        ПРОВИДИЦА (ВЁЛЬВА) - таинственная женщина, от имени которой рассказана поэма «Пророчество вёльвы», иногда от первого лица, а иногда от третьего. Она утверждает, что присутствовала при рождении миров, и очень подробно описывает события Рагнарёка, гибели богов.
        ЛОКИ - бог из скандинавского пантеона, обладающий способностью менять свой облик. Его отцом считается великан, а мать, Лаувейя, возможно, была богиней. Локи описывают в «Старшей Эдде» как красивого, хитрого и непредсказуемого бога, кровного брата Одина. Он известен в основном тем, что доставляет асам неприятности своими проделками. Однажды он подстраивает смерть сына Одина, Бальдра, вскоре после этого его ловят и в наказание обрекают на мучения, и в конце концов он сражается против богов во время Рагнарёка. Кроме того, в поэме «Песнь Хюндлы» упоминается, что он съел наполовину сгоревшее сердце женщины и породил расу троллей.
        СКАДИ - великанша, которая больше всего известна тем, что взяла меч и щит и отправилась в Асгард, чтобы потребовать компенсацию после того, как её отец был убит богами. Вместо этого ей предлагают выбрать себе мужа из числа асов и «полный живот смеха» в качестве моральной компенсации. Она также упоминается как та, что повесила ядовитую змею над головой Локи, когда он был пленён. После замужества Скади причисляют к пантеону Асгарда и изображают главным образом как богиню охоты и лучницу.
        ГЁРД - великанша, которую принуждают выйти замуж за бога Фрейра, как засвидетельствовано в поэме «Путешествие Скирнира».
        ХЕЛЬ - наполовину мёртвая правительница древнескандинавского царства мертвых, дочь Локи и Ангербоды. Её изображают с одной стороны гниющей, а с другой живой. Хель объявила, что Бальдр может вернуться из её царства, если во всех мирах его будут оплакивать в доказательство того, как сильно он нужен живым.
        ФЕНРИР - гигантский волк, сын Локи и Ангербоды. Боги множество раз пытались связать его и терпели неудачи, пока не пошли на хитрость. Правда, за это пришлось заплатить Тюру - за обман волк откусил ему руку. Фенриру суждено поглотить Одина во время Рагнарёка.
        ЁРМУНГАНД - Змей Мидгарда, сын Локи и Ангербоды, который настолько велик, что обернулся кольцом вокруг Мидгарда и кусает свой собственный хвост. Ему суждено освободиться во время Рагнарёка вместе со своим отцом и братом и убить Тора.
        ОДИН - верховный бог древнескандинавского пантеона. Он любит путешествовать инкогнито, предпочитает носить шляпу с широкими полями и дорожный плащ и использует много разных имен, среди которых Гримнир и Вегтам. Его валькирии выбирают тех, кто должен погибнуть в битве, и сопровождают их в Валгаллу, один из чертогов Одина, где они, как говорят, пируют и сражаются каждый день до наступления Рагнарёка. У Одина есть два ворона, Хугин и Мунин, которые ежедневно облетают все миры и рассказывают ему о том, что видели.
        ТОР - Сын Одина от великанши Ёрд / Фьоргин. Он, пожалуй, самый известный среди скандинавских богов и особенно знаменит своим взрывным нравом и молотом Мьёльниром.
        ФРЕЙЯ (ИЛИ ФРЕЯ) - колдунья из ванов, практикующая сейд (ДС: sei?r). Фрейя чаще всего ассоциируется с любовью и войной, и половина воинов, павших в битвах, - те, что не отправились к Одину в Валгаллу, - попадают к ней в чертог. Самые известные атрибуты Фрейи - её золотое ожерелье Брисингамен и плащ из перьев, который превращает того, кто его наденет, в сокола.
        ТЮР - возможно, является сыном Одина. Его имя связывают с войной и справедливостью. Это ему Фенрир откусил руку.
        ФРЕЙР - ван и брат Фрейи. Однажды он сел на трон Одина Хлидскьяльф, хоть это и запрещено, и стал наблюдать за всеми мирами. Мельком он увидел великаншу Гёрд, влюбился в неё и отдал свой знаменитый меч своему слуге Скирниру в обмен на то, что тот убедит Гёрд выйти за него замуж. В конце концов Фрейру суждено быть убитым огненным гигантом Суртом во время Рагнарёка. Кроме того, он также считается богом плодородия.
        СИГЮН - жена Локи. Известна тем, что держала чашу, собирающую яд, капающий со змеи над головой Локи, когда он был пленён.
        ФРИГГ - жена Одина и мать Бальдра, которой, как считается, известны судьбы всех живущих людей.
        БАЛЬДР (ИЛИ БАЛЬДУР, ИЛИ БАЛЬДЕР) - сын Одина, убитый своим слепым братом Хёдом (чью руку направил Локи). Самый молодой, красивый и любимый из пантеона богов.
        НЬЁРД - ван, морской бог, отец Фрейра и Фрейи, муж Скади.
        НОРНЫ - в общем норна - это женский дух, связанный с формированием судьбы, но существуют также сестры Норны - это три богини, чем-то напоминающие трех Мойр в греческой мифологии. Они обитают в чертоге у источника Урд, у одного из трёх корней Мирового Древа, Иггдрасиля.
        МИМИР - бог, был передан в качестве заложника ванам, которые его обезглавили. Один забрал его голову обратно и волшебным образом сохранил её и её мудрость. Голова Мимира находится у источника Мимира, который располагается у одного из трёх корней Иггдрасиля и в котором Один оставил свой глаз в обмен на мудрость.
        ХЕЙМДАЛЛЬ - страж Биврёста, радужного моста.
        СКРИМИР - правитель Утгарда, крепости великанов в Ётунхейме. Известен тем, что обманывал Тора и Локи, поручая им невыполнимые задания, когда они путешествовали.
        СУРТ - предводитель огненных великанов Муспельхейма, царства огня.
        ИДУНН - богиня, хранительница золотых яблок, которые даровали богам бессмертие.
        ТЬЯЦЦИ - отец Скади, который организовал похищение Идунн ради её золотых яблок и в процессе был убит богами.
        НАРОДЫ:
        АСЫ(ДС: ?sir; жен. асиньи) - скандинавский пантеон богов, высшим из которых является Один. Обитают в Асгарде.
        ВАНЫ - другая раса богов, связанная с плодородием и мудростью, чьи знатные представители (Ньёрд, Фрейр и Фрейя), по существу, входят в состав асов после окончания войны между асами и ванами. Ваны обитают в Ванахейме.
        ВЕЛИКАНЫ - заклятые враги асов. Само слово «великаны» изначально было неправильным переводом слова jotun (множественное число: jotnar). Великаны (или ётуны) населяют мир Ётунхейм. Они могут быть большими или маленькими, привлекательными или гротескно уродливыми в зависимости от сюжета истории, в которой упоминаются. Интересно, что первым великаном считается Имир, от которого произошло всё сущее, в том числе и сами боги.
        ЛЕДЯНЫЕ ВЕЛИКАНЫ, ОГНЕННЫЕ ВЕЛИКАНЫ и различные другие существа (ТРОЛЛИ, ОГРЫ и прочие) часто считаются представителями того же народа, что и великаны.
        ЯРНВИДЖУР (ИЛИ ВЕДЬМЫ ЖЕЛЕЗНОГО ЛЕСА) - род великанш, живших в Ярнвиде (Железном Лесу).
        ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ НАЗВАНИЯ:
        Хотя космологию скандинавской мифологии иногда трудно сформулировать, общепринятым фактом является то, что существует Девять Миров.
        АСГАРД - мир скандинавских богов (асов).
        ВАЛГАЛЛА - чертог Одина, где пируют павшие в битвах.
        ИГГДРАСИЛЬ - мировое древо, связывающее все миры.
        ГЛАДСХЕЙМ - чертог Одина, где проходят советы богов.
        ВАЛАСКЬЯЛЬФ - чертог Одина, где находится его трон Хлидскьяльф, сидя на котором бог может видеть всё происходящее в мирах.
        БИВРЁСТ - радужный мост, соединяющий Асгард и Мидгард.
        ЁТУНХЕЙМ - мир ётунов-великанов (ДС: jotnar).
        ЯРНВИД - Железный Лес, располагается в восточном Ётунхейме.
        УТГАРД - крепость великанов.
        ТРИМХЕЙМ - чертог Скади в горах Ётунхейма.
        МИДГАРД - «средний мир», царство смертных. На некоторых картах Ётунхейм расположен в Мидгарде.
        НИФЛЬХЕЙМ - мир льда, в котором находится царство мёртвых Хель, хотя некоторые источники упоминают Хель/Хельхейм как отдельно расположенное царство.
        ВАНАХЕЙМ - мир ванов.
        АЛЬВХЕЙМ - мир альвов, управляемый Фрейром.
        МУСПЕЛЬХЕЙМ - мир огня, управляемый огненным великаном Суртом.
        НИДАВЕЛЛИР - мир гномов.
        СВАРТАЛЬВХЕЙМ - мир тёмных альвов. Иногда его объединяют с Нидавеллиром.
        СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
        «ПОЭТИЧЕСКАЯ ЭДДА»:
        • «Поэтическая Эдда». Перевод Каролин Ларрингтон. Оксфорд, 1996.
        • «Поэтическая Эдда». Перевод Ли М. Холландера. Издательство Техасского университета, 1962.
        • «Поэтическая Эдда: Мифологические поэмы», Том II. Перевод и комментарии Урсулы Дронке. Оксфорд, 1997.
        «ЭДДА В ПРОЗЕ» СНОРРИ СТУРЛУСОНА:
        • «Прозаическая Эдда». Перевод Энтони Фолкса. Эвримен, 1987.
        • «Прозаическая Эдда». Перевод Джесси Байока. Пингвин, 2006.
        ПЕРЕСКАЗЫ:
        • «Скандинавские мифы», автор Кевин Кроссли-Холланд
        • «Боги Асгарда», автор Эрик Эвенсен
        • «Скандинавская мифология», автор Нил Гейман
        • «Скандинавская мифология: Путеводитель по Богам, Героям, ритуалам и верованиям», автор Джон Линдоу (это не пересказ, а обширный источник, поданный в форме глоссария)
        notes
        Примечания
        1
        Подробнее об этих событиях можно прочитать в мифе о золотых волосах Сиф.
        2
        В скандинавской мифологии Вселенная представляет собой Мировое Древо - исполинский ясень Иггдрасиль, на котором располагаются девять миров: Асгард, Ванахейм - мир ванов, Ётунхейм - мир ётунов, Мидгард - мир людей, Свартальвхейм - мир тёмных альвов, Нифльхейм, Юсальфхейм, Муспельхейм, Хельхейм.
        3
        Однолезвийный нож или меч характерной формы с прямым лезвием и горбатой формой спинки, длина которого не превышала 30 - 40 сантиметров.
        4
        Один из девяти миров, земля льдов и туманов, обитель мёртвых.
        5
        Первое живое существо, инеистый великан, из которого был сотворён мир.
        6
        Один из Девяти Миров, страна огненных великанов.
        7
        Воины, отличавшиеся неистовостью в сражениях.
        8
        Речь о волшебном кольце Драупнир, выкованном гномами на спор с Локи. Согласно легендам, это кольцо каждую девятую ночь приносило своему владельцу ещё восемь подобных, опоясавшись поясом из которых тот становился неуязвимым.
        9
        Апокалиптическая трёхлетняя зима, предшествующая Рагнарёку.
        10
        Река вокруг Хельхейма, царства мёртвых в скандинавской мифологии, через которую не перебраться ни одному живому или мёртвому существу, кроме как по тонкому золотому мосту, что охраняют великанша Модгуд и пёс Гарм.
        11
        Застёжка для одежды, часто металлическая, которая одновременно служит украшением, как брошь.
        12
        Золотой рог стража богов Хеймдалля, звук которого слышен во всех уголках мира и возвещает о начале Рагнарёка.