Год Дракона Вадим Давыдов
        #
«Год Дракона» Вадима Давыдова - интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного - обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым - или почти счастливым - финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть - и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» - книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.
        Вадим Давыдов
        Год Дракона
        Все, о чем рассказано ниже, происходит в параллельной реальности, удивительным и непостижимым образом похожей на нашу, иногда так, что становится по-настоящему не по себе. Вероятнее всего, происходит прямо сейчас. Автор сам не в состоянии объяснить, каким образом он умудрился наблюдать эту реальность, но факт этот совершенно неоспорим. Разумеется, автор не несет ровным счетом никакой ответственности за любые возможные совпадения места, времени, имен и событий, и если таковые имеются, то это - полнейшая, чистой воды случайность. Автор ничего не может поделать с тем, что увиденная им иная реальность не только отличается от той, в которой живет автор, но и с тем, что запечатленная им реальность может кому-то очень сильно не понравиться. И то, что эта иная реальность страшно нравится самому автору - это его сугубо личное, частное, никого не касающееся дело.
        Россия - Беларусь - Чехия - Израиль - США - Германия
1996 - 2004
        РЕЙС «LUFTHANSA». МИНСК - ФРАНКФУРТ-МАЙН. МАРТ
        Услышав призыв стюардессы пристегнуться и воздержаться от курения, Андрей закрыл крышку своей верной старенькой «Тошибы [1] » и посмотрел в иллюминатор. Под крылом был сплошной ковер из облаков без единого разрыва, полностью закрывавший землю. Корабельщиков вздохнул: ранняя весна в Германии - не самое лучшее время для путешествий. Он куда больше любил прилетать во Франкфурт ясной летней ночью, когда через толстый плексиглас открывается волшебная панорама городских огней и кажется, что ждет тебя удивительный, невероятный, прекрасный мир, великая Европа, старушка Европа, куда так здорово приезжать и откуда так нездорово - прямо-таки вредно для здоровья - возвращаться назад, в царство «рыночного социализма»…
        Нельзя сказать, что Андрей был совсем недоволен своей жизнью. Он уже много лет успешно руководил общественной организацией с не слишком понятным для непосвященных названием, смысл существования которой сводился к двум пунктам. Во-первых, возможности без суеты и лишней помпы содействовать сокращению количества и, главное, качества взаимных предрассудков между просто гражданами и - как их любили называть в былинные времена густопсового совка - «гражданами еврейской национальности». Другой задачей этой самой «лиги в защиту евреев», как частенько Корабельщиков называл про себя собственную контору, было обеспечивать возможность ему лично, Андрею Андреевичу Корабельщикову, молодому человеку с высшим образованием без определенных занятий как раз где-то уже под сорок, не менее четырех раз в году в среднем дней так на десять покидать постылую
«родину-уродину», как поется в известной песне, и чувствовать себя гражданином мира.
        Обстоятельства совпали так счастливо, что Андрею удавалось вкушать радости цивилизации не за счет спекуляций гуманитарной помощью для инвалидов и детей Чернобыля. Ему крупно повезло: еще на заре создания своей Лиги он нашел - или его нашли, что не имеет ровно никакого значения, поскольку важен результат - организацию с похожим названием и целями, только со штаб-квартирой в Германии и не в пример более увесистым бюджетом, нежели Андрей мог себе вообразить. Его охотно взяли на финансовый буксир, и теперь он совершенно спокойно летал «Люфтганзой» и останавливался в отелях категории не ниже, чем три звезды. Как говорится, на свободу - с чистой совестью. Совесть у Андрея была и в самом деле чиста,- и он был убежден, что с иным ее состоянием он не мог бы столь же беззаботно наслаждаться прелестями загнивающего капитализма…
        Новехонький лайнер сел на бетон мягко, как в перину. В салоне раздались аплодисменты и одобрительный свист. Андрей улыбнулся,- его всегда удивляла та почти детская непосредственность, с которой живущие в нормальном, не перевернутом мире люди умеют радоваться даже самым незначительным мелочам.
        АЭРОПОРТ ФРАНКФУРТ-МАЙН. ТЕРМИНАЛ 2. МАРТ
        Вещей у Андрея, кроме сумки с компьютером и парой смен белья, носков и рубашек, не было, и он, благополучно миновав паспортный контроль и зеленый коридор таможни, вышел в зал прибытия. И страшно удивился, увидев не кого-нибудь там, а саму Труди Грюнн - вот уже лет пятнадцать бессменную секретаршу германской Лиги, с табличкой, на которой значилось «Herr Korabelstschikow», призывно машущую рукой. Андрей подбежал к ней:
        -Труди, дорогая!- Корабельщиков наклонился, подставляя для дружеского поцелуя гладко выбритую щеку.- Чем обязан такой честью?
        -Узнаешь,- загадочно усмехнулась Гертруда.- Поехали! Это весь твой багаж?…
        АУГСХАЙМ, ГЕРМАНИЯ. МАРТ
        Первое, что увидел Андрей по приезде на место, был автомобиль… Он неплохо разбирался в автомобилях, но этот «Мерседес» - а это был, без всякого сомнения,
«Мерседес», хотя и без знаменитой трехлучевой звезды,- явно не принадлежал к серийным образцам. Он был очень похож на новый «Майбах», однако при этом двух?, а не четырехдверный. И даже в Аугсхайме, городе богатых пенсионеров, эти чудовища просто не водятся, что еще более усиливало впечатление вызова и натиска; наверху - огромный, на всю ширину крыши, шеврон темного плексигласа, под которым легко угадывались проблесковые маячки. Двадцатидвухдюймовые колеса, закрытые глухими, без единого отверстия сверкающими дисками, дополняли картину. Сквозь зеркальный фотохром остекления невозможно было разглядеть никаких деталей в салоне. Андрей перевел взгляд на номер машины и приподнял брови: собственно, номера не было и в помине. Даже место для него, похоже, не было конструктивно предусмотрено. Андрей обошел автомобиль и убедился: вместо выштамповки под номер сзади - сплошная светоотражающая панель.
        -Нравится?- Труди заговорщически подмигнула и довольно улыбнулась.- Он сегодня с семи утра тут. Брудермайер прилетел вслед за ним чуть ли не в трусах и сразу отправил меня за тобой во Франкфурт. Уж не знаю, насколько это правда, но мне шепнули, что Майзель приехал повидаться с тобой…
        -Кто?
        -Как кто?! Да Майзель!
        -Майзель?! Со мной!? Так это… - Андрей даже слегка отпрянул.- Перестань. При чем тут я?!?
        Они вошли внутрь. В здании царила одновременно приподнятая и взвинченная обстановка, характерная для посещений Лиги денежными мешками. По сновавшим туда-сюда с ужасно деловым видом господам и дамам из попечительского совета, озабоченно кивавшим Андрею и тотчас же устремлявшимся прочь, было ясно, что размеры денежного мешка, свалившегося на этот раз к ногам Президента Лиги, преподобного доктора Юлиуса Брудермайера, превосходят все мыслимые и немыслимые границы…
        МИНСК, БЕЛАРУСЬ. РЕТРОСПЕКТИВА
        Все началось месяцев шесть назад, когда Андрей впервые услышал о «Golem Foundation» в Минске и о его основателе - миллиардере Даниэле Майзеле. Собственно, о Майзеле он слышал и раньше… Финансовые магнаты, в отличие от шоуменов, редко становятся объектом пристального внимания прессы, за исключением форбсовских [2] рейтингов. Майзель же был исключением. Гул о нем постоянно присутствовал в медиа-контенте [3] , как некий тревожный, будоражащий фон. То его охрана - не охрана даже, а целая карманная спецслужба, с отрядом коммандос, созданного чуть ли не по рецептам хайнлайновской «звездной пехоты», и прочей соответствующей атрибутикой - устроила перестрелку в Женеве при попытке швейцарской прокуратуры
«пригласить» этого самого Майзеля на допрос, причем такую, что… То вдруг покатились глухие слухи о незаконных поглощениях целого списка ведущих мировых операторов мобильной связи. То обвинения в убийствах, вымогательстве и биржевых махинациях. То сообщали о взрывном росте телекоммуникационного рынка и намекали, что без Майзеля и тут не обошлось. То сыпались, как из рога изобилия, многостраничные размышления разномастных аналитиков на тему монархических переворотов в Восточной и Центральной Европе, о стремительном экономическом рывке Чешского королевства, в считанные годы опередившего страны «семерки» по качеству жизни, о вхождении Чехии в клуб ядерных держав, о смене состава Совета Безопасности ООН, куда вошли Чехия, Япония, Бразилия, Индия и каким-то совершенно невероятным образом Намбола, императора которой считали марионеткой, полностью контролируемым из Праги. То появлялись отрывочные и маловразумительные комментарии об источниках его богатства и деятельности возглавляемого им транснационального холдинга со странным названием «Golem Interworld». То сообщали, как на выручку чешским
инженерам-связистам, захваченным в заложники в Алжире, развернулась беспримерная по мощи и красоте войсковая операция, молниеносная и успешная, после которой алжирское правительство вдруг подозрительно легко и быстро закончило с гражданской войной против исламистов, унесшей жизни полумиллиона человек… То, захлебываясь,- кто от негодования, а кто и от восторга,- вопили о налете Королевских ВВС на ядерный реактор под Тегераном,- в тридцать секунд разнесли все в пыль, а потом сбросили какие-то абсорбенты, так что последующая инспекция МАГАТЭ, срочно допущенная в страну обделавшимися с перепугу аятоллами, не нашла никаких следов атомной заразы. То взрывались - впрочем, тут же и замолкали, словно по команде,- рассуждения о росте католического влияния в мире, особенно в Азии и Африке… Словом, трудно было пройти мимо информации о человеке, который наделал столько шума. Правда, толком-то о нем как раз ничего известно не было. Кто он, откуда, сколько ему лет? Как выглядит? Было лишь точно известно, что штаб-квартира
«Golem Interworld» находится в Праге. И что Прага стала едва ли не столицей полумира… И ни разу Корабельщикову не попалось на глаза ни одного снимка господина Майзеля, даже самого плохонького.
        После телефонных переговоров и предупреждения, что в задачи фонда вовсе не входит материальное субсидирование общественных организаций и предназначен он для помощи предпринимательским и прочим структурам Чешского королевства, Андрей ожидал увидеть и услышать… Он, собственно, толком даже и не знал, что. Но увиденное без преувеличения потрясло его. Во-первых, «Golem Foundation» почему-то находился на территории чешского посольства. Подойдя к калитке с коронованным львом, позвонив и назвавшись, Андрей слегка отпрянул: раздалось тихое шипение гидравлики-пневматики, и калитка распахнулась со скоростью, непостижимой для своего веса. Андрей прошел через двойную арку системы контроля безопасности, где два здоровенных парня в штатском, что, однако, никак не могло скрыть их безусловной принадлежности к военной косточке, проглядели его до самой души,- а может, и глубже. Пройдя дальше, Андрей совсем обалдел. Территория, занимаемая посольством и Фондом, казалось, пребывает в другом измерении - снаружи совершенно невозможно было представить себе, что здесь расположились, да еще так привольно, столько построек и
людей. Он увидел стоящие под навесом автомобили - новенькие, сверкающие черным перламутром, хромом и зеркально-непрозрачным остеклением, вызывавшем лютую зависть беларуских «крутых», «Мерседесы» и два «Майбаха» - пульман и короткобазник, с королевскими гербами на дверях, и камуфлированные бронемашины. И вертолет - матово-ночной, с высоким узким силуэтом и странными, похожими на вертушки гидротурбин, спаренными винтами… Корабельщиков вдруг вспомнил одну из историй, рассказывавшихся полушепотом на минских кухнях: во время «Чернобыльского Шляха» не то в прошлом, не то в позапрошлом году кто-то из сотрудников посольства, наблюдавший за шествием, был - разумеется, «ошибочно» - задержан ОМОНом. А спустя несколько часов разверзлись ворота с золотыми львами, и вынеслись оттуда эти самые две бронемашины, и отряд легендарной королевской воздушной пехоты, покрывшей себя неувядаемой славой в боях под Приштиной и Тираной, о чем тоже шептались с восторгом и благоговением, налетел на Минский горотдел МВД, где находились под охраной ОМОНа задержанные в этот день участники «Шляха», уложил мордами в грязь и ментов, и
«краповые береты», всех выпустил и забрал своего, а командир десанта сказал серому от ужаса ментовскому начальнику на чистейшей беларуской мове: еще разочек так ошибетесь, всем вам лоб зеленкой намажем, и «усенародна избранаму» заодно… Андрей тогда не то чтобы не поверил, но как-то скептически к этой истории отнесся: уж больно на сказочку было похоже. А потом узнал: нет, не сказка. И проглотила это наглая и смелая против безоружных людей беларуская власть, не поперхнувшись. И скандалить не решилась. Потому что силу почуяла…
        В помещении Фонда было не то чтобы роскошно, а как-то запредельно удобно и солидно. Ну, богатство, усмехнулся про себя Корабельщиков. Дюжина комнат, на столах - портативные компьютеры в док-станциях, стоившие, как хорошая, пускай и подержанная, «иномарка», подключенный к локальной сети при помощи радиорелейного оборудования; групповой факсимильно-множительный аппарат и типография размером с большую стиральную машину, на которой можно было запросто, не перенапрягаясь, выпускать хоть «Плейбой» всероссийским тиражом. Мощнейшие сплит-кондиционеры превращали расплавляющее город августовское пекло в прохладу майской ночи. Быстренько прикинув в уме, сколько может стоить все это великолепие с учетом транспортных, таможенных и прочих накладных расходов, Андрей только вздохнул и подумал, что вот есть же люди, которым деньги некуда девать… Встретили его тогда не то чтобы прохладно - скорее безразлично. Еще один охранник на входе попросил предъявить факс с подтверждением даты и времени встречи и документы, после чего практически мгновенно проводил Андрея к милой девушке в строгом твидовом костюме, очках и с
«деловой» прической. Табличка на двух языках, чешском и беларуском, извещала Корабельщикова, что перед ним «консультант по программам „Golem Foundation“ Галина Геллер». Девушка чрезвычайно быстро, но внимательно просмотрела информационный буклет его Лиги, заявку на проведение конференции «Молодежь против предрассудков» и задала несколько вполне профессиональных вопросов. Затем, одарив Андрея не менее профессиональной улыбкой, назвала дату и время, когда ему следует позвонить ей вот по этому (вручается визитная карточка строгого корпоративного дизайна) телефону, чтобы узнать результат…
        Но дальше развитие событий пошло, что называется, не по сценарию. Ровно через сутки пани Геллер сама позвонила ему и чрезвычайно любезно осведомилась, когда господину Корабельщикову угодно прибыть по известному адресу для конфиденциальной беседы. Андрей чуть не гаркнул в трубку «Да хоть сейчас!!!». Сдержав первый душевный порыв, он после долгого «раздумья» предположил, что завтра к семнадцати ноль-ноль попытается быть. Положив трубку на рычаг так осторожно, словно она была сделана из богемского стекла, Андрей потянул вниз шнур воображаемого паровозного гудка:
        -Yes!!!
        -Есть причины для веселья?- поинтересовалась Татьяна, сев на диване и отложив в сторону студенческие контрольные.
        Андрей гордо посмотрел на жену:
        -Ну, вроде. Я, тьфу-тьфу-тьфу, раскрутил «Голем» на конференцию!
        -Так просто?!- Танины брови удивленно приподнялись.
        -Да сам удивляюсь,- Андрей усмехнулся.- Но вряд ли меня стали бы приглашать, чтобы отказать. Что скажешь?
        -Давай обсудим это завтра, когда вернешься с победой,- и Татьяна снова взялась за контрольные.
        На следующий день в «Golem Foundation» Андрея встречал улыбающийся охранник, а прямо-таки сияющая от счастья пани Геллер сообщила, что его заявка рассмотрена и принято решение субсидировать указанное мероприятие:
        -У вас есть зарубежный счет, на который мы могли бы перевести указанную сумму?
        -Зарубежный?- Андрей замешкался.- Собственно говоря…
        -Если нет, это не страшно,- еще радостнее улыбнулась пани Геллер,- Вы можете воспользоваться корпоративной картой «Visa» нашего фонда. Вас устраивает такой вариант?
        -Э-э…
        -Заявленная вами сумма в двадцать семь тысяч долларов поступит на счет карты в три этапа, два раза по десять и последний раз семь тысяч. Первый перевод мы производим сразу, последующие - через восемь часов после того, как вы предоставите нам счета, справки и платежные документы, покрывающие пятьдесят и одну десятую процента суммы предыдущего взноса. Мы полностью осознаем тонкости денежного обращения в этой стране, и предоставляемые документы могут быть не фискального характера.- Галина снова улыбнулась и добавила уже совсем не казенным тоном: - Мы не шпионим за нашими клиентами, но знаем, что сколько стоит и где… Пойдемте,- она взяла Андрея под локоть,- я уже подготовила договор о сотрудничестве Лиги с нашим Фондом…
        После долгих усилий Корабельщиков, наконец, построил подобающую ситуации мину на лице и несколько раз кивнул - слов не было. Одни слюни…
        Вернувшись домой, Андрей весь вечер вместе с женой пытался определить причину столь внезапной благосклонности «Golem Foundation» к его скромной деятельности. Корабельщиков никак не мог успокоиться и ходил из угла в угол по комнате:
        -Они дали мне деньги так, как будто сто лет работают со мной, двадцать семь тысяч для них - мелочь!
        -Сколько, ты сказал, стоит компьютер у этой консультантки?
        -Да тысяч пять, наверное…
        -Ну, так это всего-навсего шесть таких компьютеров,- хитренько улыбнулась Татьяна.- Насколько я знаю, этот Майзель ворочает такими миллиардами, что…
        -Он бы не заработал столько, если бы не считал каждый цент, поверь мне!
        -Не сомневаюсь,- пожала плечами Татьяна.- Но все равно, мне кажется, что мы с тобой сейчас ничего не поймем, даже если вывернем себе все мозги. Давай посмотрим, что будет дальше. Я понимаю, что предложение это банально, но… У тебя есть альтернатива?
        -Подожди,- Андрей присел на диван рядом с женой, раскрыл ноутбук, вставил телефонный провод в разъем модема и вышел в Сеть.- Хочу посмотреть что-нибудь про этого Майзеля…
        Несколько первых ссылок выстроились столбиком на странице поисковой системы. Одна из них вела на сайт сетевой энциклопедии «Кирилл и Мефодий». Андрей щелкнул по ней кнопкой мышки:
        -Смотри, Танечка…
        Татьяна подвинулась ближе и заглянула в экран.

«Майзель, Даниэль,- настоящие имя, фамилия, год и место рождения неизвестны. Согласно официальной версии, является потомком еврейских переселенцев из Чехословакии, проживавших в США с начала 30?х гг. 20?го в. По имеющимся сведениям, будучи финансовым советником и специалистом по новейшим банковским электронным коммуникациям, организовал и возглавил скоординированную с ФБР США атаку своей компании на финансовые структуры колумбийских и венесуэльских наркокартелей, от которой последние так и не оправились, потеряв практически все свои капиталы и лишившись финансового инструментария. По информации „КиМ“, является эмигрантом из одной из республик бывшего СССР, однако подтвердить этот факт не представляется возможным. Создал и возглавляет в настоящее время финансово-информационный концерн
„Golem Interworld“, штаб-квартира которого расположена в Праге. Согласно информации ЦРУ США, контролирует объединенный консорциум сотовых операторов Godafone, насчитывающий около 2 миллиардов пользователей по всему миру, и GPS2 - систему глобального позиционирования Golem Positioning System, корпорацию SoftGo (80% рынка пользовательских и серверных платформенно-независимых операционных систем четвертого поколения), многочисленные банковские и консалтинговые структуры, в частности, Асахи-Манхэттэн Бэнк оф Филадельфия, Креди Юропэн, Париба-Сюисс и многие другие, оффшорные компании, торгующие оружием и боеприпасами, автомобильные концерны Даймлер-Ройс-Шкода и Фольксваген-Татра-Бентли, авиакомпании Стар Альянс, авиакосмические концерны АэроПраг, Локхид-Мартин и др. По мнению журнала „Форбс“, личное состояние М. исчисляется сотнями миллиардов долл., однако достоверных сведений об этом нет. Страны Еврозоны, США и Швейцария неоднократно пытались привлечь М. и его структуры к юридической и уголовной ответственности за многочисленные нарушения антимонопольного законодательства и финансовые махинации, а так же
за другие преступления, в т.ч. против личности, однако эти попытки успехом не увенчались, во многом благодаря активному дипломатическому и экономическому противодействию со стороны восточноевропейских государств.
        По слухам, М. пользуется беспрецедентным влиянием на королевский двор и правительство Чехии, армейские, разведывательные и полицейские структуры, а так же на монархов других восточноевропейских стран и правительства Польши, Словакии, Литвы, Латвии, Эстонии, Молдовы и Украины. Принимал самое активное участие в революционном антикоммунистическом движении и последующем становлении и укреплении Чешского королевства и королевской власти, в том числе методами, до сих пор вызывающими определенные споры в кругах европейской интеллигенции. С его именем связывают создание Монархической Ассамблеи и т. наз. Пражского Альянса - военно-политического и экономического союза, в который входят, кроме стран бывшего Варшавского пакта, Югославия, а так же Намбола и Япония. М. приписывают ведущую роль в резком усилении влияния правящего императора Японии Ярухито, изменении конституции этой страны в области военного строительства и внешней политики. По сведениям «КиМ», структуры, контролируемые М., принимали и принимают самое активное участие в политической и экономической жизни этих государств. Известно также, что
тесные узы связывают М. с Ватиканом. М. не занимает никаких государственных постов и не является формальным руководителем контролируемых им структур, не появляется на публике, не дает интервью и ведет весьма замкнутый образ жизни. Постоянно проживает в Праге, где, подобно средневековому Голему [4] , сделался персонажем многочисленных легенд, привлекающих в этот город сотни тысяч туристов со всего мира. Напр., одна из них гласит, что М. никогда не спит и обладает сверхъестественной способностью неожиданно появляться во многих местах одновременно. Другая легенда утверждает, что М. днем работает, никогда не покидая центральной башни «Golem Interworld», которая видна практически с любой точки в Праге, а ночью кружит по городу, охраняя мирный сон пражан, и того, кому удастся увидеть М. лицом к лицу, ожидает богатство и счастье.»
        -М-да… Из СССР, значит. Ну, дает этот парень жару… Смотри-ка, ни одной фотографии. И про жену-детей ни полсловечка… Знаешь, на что это похоже?- пробормотал Андрей.
        -На что?
        -Нет-нет… Это я так… Ничего.
        -А про короля этого чешского что-нибудь есть?
        -Давай посмотрим… Ого…

«Вацлав V - чешский король, принял имя В. при коронации. Настоящее имя - Уильям Уэсли Эдвард Джереми, седьмой граф Стеттон. Потомок двух царствующих домов 15 - 20 веков - Пшемысловичей-Ягеллонов (Св. Римск. Империя, Чехия, Вел. Кн. Литовское) и Романовых. Служил в брит. армии, участвовал в Фолклендской войне, вышел в отставку в чине майора воздушно-десантных войск. Награжден орденами за мужество и боевые заслуги. Имеет ученую степень доктора философии, в совершенстве владеет несколькими славянскими языками. После выхода в отставку - на дипломатической службе. В 1987 году неожиданно покинул Великобританию и переселился с семьей в Прагу, где принимал активное участие в начавшемся революционном движении и затем в результате Акта народной воли был коронован как Вацлав V. Пользуется беспрецедентным авторитетом и любовью граждан страны. Практикует жесткий, авторитарный стиль руководства.
        Женат, имеет шестерых детей. Супруга - Марина (Марианна), урожденная Милутинович-Скалон, происходит из древнейшего сербского королевского дома Милутиновичей, правнучка эмигрировавшего в Великобританию русского генерала Белой армии Е.Г. Скалона. При коронации вместе с мужем и детьми была крещена в католичество.»
        -Просто высший пилотаж.
        -Да уж…
        -Интересно. Такое устроить под носом у русских… Как они его не прихлопнули?!
        -Сразу не разглядели, наверное. Да и не до того им было в это время… Крутится жиденок какой-то, в королей играет… А когда спохватились - все, тут тебе и ядерная держава, и полный набор,- выходи строиться…
        -Найди Чехию.
        -Ищу. Ух ты, красота какая…
        -Это Прага?
        -Да. Это Прага…

«ЧЕХИЯ, Королевство Чехия, официальное название - Великое Чешское Королевство Богемии, Силезии и Моравии. Государство в Центр. Европе. Ок. 80 тыс. км. Население ок. 12 млн. человек (1999); чехов 82%, словаков 3%, немцы, венгры, сербы, словенцы, русские, евреи. Официальный язык чешский. Подавляющее большинство верующих католики (89%). Административно-территориальное деление: 75 районов. Столица Прага. Жесткий визовый режим, в особенности для граждан стран с преимущественно мусульманским населением и Китая.
        Чехия - парламентская конституционная монархия с сильной королевской властью. Во главе государства находится король (с 1988 года - Вацлав V Ягеллон). Король назначает членов Государственного Совета и Кабинета Министров и является постоянным и бессменным председателем Госсовета и Верховным главнокомандующим вооруженных сил. Законодательный орган - двухпалатный парламент (Сенат и Народное собрание). Король является также патроном Карлова университета (осн. в 14 в., ок.
200 000 студентов, 1999), крупнейшего научно-исследовательского и образовательного центра в Европе.
        Индустриально-аграрная страна. В структуре национального дохода (%, 1999): сельское хозяйство 3,2, промышленность 61, услуги 33. Топливно-энергетическая промышленность, термоядерная энергетика, металлургия, авиакосмическая, автомобильная, химическая, тяжелое и точное машиностроение, легкая и пищевая промышленность. Добыча бурого и каменного угля (с 1993 г. постоянно сокращается ввиду ненадобности), железной руды. Производство электроэнергии 260,6 млрд. кВт/ч (1998). Главные промышленные центры Прага, Пльзень, Острава, Брно. В сельском хозяйстве свеклосеяние, посевы пшеницы, ячменя и картофеля, хмелеводство, садоводство, молочно-мясное скотоводство, птицеводство. Длина железных дорог 19,5 тыс. км, автодорог 97,9 тыс. км (1998). Экспорт: машины и оборудование, изделия авиакосмической, оружейной, автомобильной, пищевой, легкой, стекольно-керамической промышленности и др. Основные внешнеторговые партнеры - страны Восточной Европы, Латинской Америки, Япония, Намбола, Израиль, США и ЕЭС. Иностранный туризм. Денежная единица чешская крона, являющаяся твердой конвертируемой валютой. Имеет свободное
хождение на территории стран Пражского Альянса (см.) и Намболы (см.). Средний годовой доход на душу населения в 2000 г.: 27 837 крон (ок. 12 000 долл. США). Имеет чрезвычайно привлекательный инвестиционно-налоговый климат. Финансово-кредитный рейтинг АА+.
        Чехия - крупная ядерно-космическая держава. Космодром «Скайбэй» находится в Намболе, в непосредственной близости от экватора. Располагает мощной группировкой военных спутников, а так же спутников наблюдения и связи на различных геостационарных орбитах (259 шт., 2000 г.). Крупнейш. в Европе вооруж. силы, ок.
200 000 чел. (из них Белый Корпус, по обр. фр. Иностр. легиона, ок. 40 000 чел.), в основном возд.-десантные подразделения и Экспедиционный корпус, ВВС. Оснащена по последнему слову военной науки и техники. Нац. гвардия 100 000 чел. Постоянно принимает участие в региональных конфликтах (о. Тимор, Чад, Непал), во время первой Балканской (Боснийской) войны активно способствовала падению режима Милошевича и установлению Югославской монархии (1993). Во время второй Балканской (Косовской) войны 1996 г. вместе с югославской армией оккупировала Албанию, из которой вывела вооруженные силы после «умиротворения» албанцев и создания марионеточного правительства, полностью подконтрольного Белграду. Способствовала созданию и укреплению Империи Намбола на территории б. Намибии, Анголы, части Камеруна и Конго. Имеет военные базы в странах Пражского Альянса.

1 января - Новый год, День обновления.

24 апреля - Пасхальный понедельник.

1 мая - День Весны.

8 мая - День Освобождения от фашизма.

5 июля - День славянских апостолов Св. Кирилла и Мефодия.

6 июля - День Яна Гуса.

7 июля - День короля (годовщина учреждения монархии в 1988 г.)

17 октября - День Свободы и Независимости.

24 декабря - Рождественский Сочельник.

25, 26 декабря - Рождество.
        В эти дни предприятия и учреждения закрыты (в сочельник - с обеда).»
        -Ни фига себе заявочки… Ты знал про это?!
        -Ну… В очень общих чертах… Пока в посольстве вот не побывал,- как-то и не интересовался особенно… Да-а-а… Это просто в голове не укладывается. Я слышал только, что они с Израилем очень сильно против арабов дружат и Мельницкий Ребе туда переехал со всем своим хозяйством. Ну, блин…
        -А ты говоришь - тридцать тысяч. Пыль на сапогах, и то дороже стоит.
        -Нет, это же надо,- Андрей с сердцем захлопнул крышку компьютера, вскочил и заходил по комнате.- Каких-то полтора десятилетия…
        -Ну да. Каких-то… Жизнь целая, Андрюшенька. Наша жизнь…
        -Так и я же об этом, Танечка!- почти закричал Корабельщиков.- Ты посмотри, что у них… А тут…
        -Андрей, успокойся. Мы совсем неплохо живем…
        -Мы-то неплохо. А все остальные?!
        -Всех не перебреешь. Это во-первых. Каждый своим делом занят. И у каждого своя судьба. Нам их ситуацию даже не примерить, не то что…
        -Я знаю. Так хочется…
        -Давай попросим политубежища,- усмехнулась Татьяна.- После конференции.
        -Не самая плохая мысль, кстати. Кое-кто из «сумленных беларусов» там не первый год пасется… Как бы это выбраться туда, чтоб взглянуть одним глазком?
        -Поработаем на Юлиуса - попроси, чтобы премировал тебя турпоездкой.
        -Я - да. А ты?
        -У меня хватает забот. Расскажешь, а я послушаю… Все, Андрюша. Мне еще кучу контрольных проверить надо…
        Потом была конференция, высокие гости, комплименты Юлиуса и его плохо скрываемая радость по поводу того, что не пришлось расходовать собственный бюджет на Андреево мероприятие. И была поздравительная телеграмма за подписью самого Майзеля. Что само по себе выглядело не менее странно, чем все предварявшие эту телеграмму события, вместе взятые,- еще и потому, что зачитывал ее чешский посол собственной персоной, прибывший в смокинге и со свитой, полагающейся при официальном визите в президентский дворец. Корабельщикова сложно было удивить протокольной помпезностью - он сподобился получить аудиенцию у понтифика в компании с Юлиусом и еще несколькими членами Лиги около года назад, а на приемах, устраивавшихся главами государств по случаю проводимых Лигой мероприятий, он бывал и вовсе несметное количество раз. Однако в этот день все было иначе: не преподобный Юлиус и не главный жертвователь Лиги, сэр Мозес Гирстайн, поглощали внимание присутствующих очно и заочно, а сам Андрей… Это было чрезвычайно приятно, хотя хлопотно и несколько утомительно. Единственное объяснение, которое приходило Андрею в голову
в связи со столь пристальным вниманием самого Майзеля к его скромной персоне,- тот факт, что владелец «Golem Interworld» выделил на забавы участников конференции без малого тридцать тысяч долларов.
        АУГСХАЙМ. МАРТ
        Корабельщиков сидел в огромной приемной перед кабинетом Брудермайера, которая по совместительству выполняла роль зала для совещаний, если Попечительский совет Лиги собирался в расширенном составе, и просматривал газеты. Наконец, дверь открылась, и на пороге появились окруженные сотрудниками Лиги преподобный Юлиус и Даниэль Майзель собственной персоной. Увидев Андрея, поднявшегося навстречу вошедшим, Майзель легонько отстранил что-то втолковывавшего ему Брудермайера, раздвинул плечом свиту и шагнул к Корабельщикову. В следующую секунду Андрей едва устоял на ногах, потому что Майзель сказал на чистейшем русском языке:
        -Дюхон, черт тебя подери, если б ты знал, как я рад видеть твою опупевшую рожицу! - Майзель взял его ладонь в обе руки и стиснул так, что Корабельщиков чуть не вскрикнул.- Я просто годы провел в мечтах увидеть у тебя именно такую вот морду лица,- он заговорщически подмигнул Андрею.- Мы с тобой попозже оттянемся на предмет воспоминаний, а сейчас сделай вид, что все чик-чак, добро?
        Андрей знал, что это невозможно. Человек, которого он видел перед собой, абсолютно не был ему знаком. Корабельщиков мог поклясться, что никогда не видел господина Майзеля и первый в жизни раз слышит его голос. Но интонации, эти переходы на высокие тона в конце каждой фразы, эти словечки, особенно - «Дюхон»! «Чик-чак»,
«морда лица»… Только один человек мог сказать такое и так - Данька Бернштейн, его одноклассник, а потом и однокурсник по Институту радиоэлектроники, уехавший в Штаты много лет назад и вскоре пропавший там безо всякого следа…
        Но человек, стоящий перед ним, ни в коем случае не был его пропавшим приятелем. Майзель был много выше - даже выше Андрея, явно далеко за метр девяносто, шире в плечах и тоньше в талии. И одет он был во что-то непонятное - высокие полуботинки, узкие брюки, не то пиджак, не то плащ поверх спортивной рубашки, плотно обтягивающей мускулатуру на зависть кому угодно, и все это по цвету и по виду напоминало оружейный металл. А при каждом движении шло как будто волнами, словно и в самом деле было жидким металлом. Или чешуей. Что за чертовщина, подумал Корабельщиков, а глаза-то… Ни черты лица, ни телосложение, ни манера двигаться - ничего в этом человеке даже отдаленно не напоминало Даньку Бернштейна. Он был не больше похож на Даньку, чем Андрей - на Будду.
        Андрей понял, что решить эту проблему без посторонней помощи ему - во всяком случае, немедленно - не удастся. И он сделал лучшее, что мог - заговорщически подмигнул Майзелю в ответ…
        Дальше уже стало полегче. Их представили друг другу, Андрея назвали надеждой и опорой межнационального диалога в Беларуси, что, естественно, было весьма смелой гиперболой. Майзель отреагировал благожелательной улыбкой, полной скрытого обаяния буржуазии. Фандрайзинг [5] проходил без сучка, без задоринки, и закончился даже лучше, чем ожидал преподобный Юлиус,- не дослушав окончания длинного списка свершений и побед Лиги, Майзель похлопал Брудермайера по плечу и улыбнулся:
        -Я распорядился перевести на ваш счет двести тысяч евро. В связи с этим надеюсь, дорогой доктор, что в ближайший год Лига не будет испытывать серьезных материальных затруднений. А дальше - бой покажет. В порядке?
        Брудермайер улыбнулся, элегантно и с достоинством кивнул:
        -Полагаю, мой дорогой господин Майзель, вы не разочаруетесь в нашей деятельности и у нас действительно будет повод встретиться. А сейчас позвольте мне похитить моего друга Андрея на несколько минут?
        -Обязательно,- просиял Майзель,- только не умыкайте его надолго, он мне еще понадобится, и скоро. Порекомендуйте мне какую-нибудь забегаловку, где можно перехватить кошерного [6] , да я пойду, а то я от самой Праги нигде не останавливался…
        -Нет-нет, господин Майзель. Об этом и речи быть не может. Стол в вашу честь уже накрыт. Прошу!
        Когда Майзеля увели кормить, поить и всячески ублажать, преподобный Юлиус пропустил Андрея впереди себя в кабинет, закрыл дверь и внимательно посмотрел на Корабельщикова:
        -И подумать не мог, что вы так близко знакомы,- он лукаво, но очень по-доброму улыбнулся и погрозил Андрею пальцем.- Что и говорить, очень рад…
        -Подожди, Юлиус,- Андрей опустился в кресло напротив стола, за которым расположился Брудермайер.- Я впервые вижу Майзеля и готов подтвердить это на суде под присягой. Его интерес к моей скромной персоне - для меня сюрприз еще больший, нежели для тебя. Я надеялся, что ты мне что-нибудь объяснишь!…
        -Странно. Из разговора, который у нас с ним состоялся перед тем, как я отправил Труди за тобой в аэропорт, я понял, что Майзель знает тебя чуть ли не со студенческих лет…
        -Ты считаешь, что я бы забыл о таком знакомстве?!- не сдержавшись, фыркнул Андрей.- Да я перед самой конференцией обратился в этот его «Golem Foundation» у нас в Минске, причем просто так, без всякого расчета на результат, просто, чтобы не иметь головной боли: вот, мол, была возможность, но… Да и встретили они меня поначалу без восторга, я же рассказывал тебе, а потом, вдруг, ни с того, ни с сего… Если честно, Юлиус,- я просто ума не приложу, что происходит!
        -Может, он принимает тебя за кого-то другого? Хотя нет, в это верится еще с большим трудом… Постой, но ведь он, кажется, заговорил с тобой по-русски?
        -Да. И причем сказал такое, что я до сих пор… - Андрей умолк на полуслове, а когда заговорил снова, уже вполне овладел собой: - Знаешь, Юлиус, я хочу ясности не меньше, чем ты. И я тебе обещаю рассказать все, что смогу, без утайки, но не теперь, хорошо?
        Брудермайер энергично закивал в знак согласия. Да, подумал Андрей, я действительно хочу ясности больше, чем кто бы то ни было, потому что я, черт возьми, желаю знать, что общего у этого нувориша с Данькой и где сам Данька, которого мне не достает вот уже столько лет… И почему я понял это только сейчас и так остро, что болит сердце?!.
        МИНСК. РЕТРОСПЕКТИВА. 70-Е - НАЧАЛО 80-Х
        Их посадили за одну парту в самом начале четвертого класса, и еще тогда Андрей поразился хлещущему через край жизнелюбию этого веснушчатого еврейского мальчишки, его умению быть в центре самых важных событий. Он был на год старше Андрея,- любящие родители отдали его в первый класс не в семь неполных лет, которые Корабельщикову исполнялись в октябре, а почти в восемь. Но самое главное, что вызывало у Андрея почти благоговейный трепет перед Данькой - это умение на лету, без единого значка в тетради, решить математическую задачу любой степени сложности. На Бернштейна в школе просто молились - первые места на городских и областных олимпиадах, иногда даже статьи в «Вечерке» о грандиозных успехах педагогов школы № 21… Правда, дальше республиканской олимпиады Даньку не пускали - уж больно фамилия контрреволюционная. Но он, в отличие от русского до мозга костей Корабельщикова, не обижался и не комплексовал. Он знал, что так было и будет всегда, и даже бравировал своим «несчастьем», особенно перед слабым полом…
        Конечно, на самом деле не Данька, а Андрей имел все основания жаловаться на судьбу. Корабельщиков отца своего помнил смутно, а мать больше занималась поисками копейки на пропитание, нежели Андреем. Данькин же папашка строил шапки доброй половине минской номенклатуры и шубы их женушкам в четыре обхвата, будучи уникальным меховых дел мастером; мать, заведующая отделом в «Изумруде», тоже по мере слабых женских сил способствовала процветанию семьи. Данька же был единственным ребенком, к тому еще и поздним. Бернштейны не скрывали, а несколько даже педалировали наличие многочисленных дядюшек и тетушек в далекой Америке, во что бы то ни стало жаждущим облагодетельствовать скромную чету и их гениального отпрыска как в вещевом, так и в денежном эквиваленте. Он был воспитан в духе здорового скепсиса по отношению к системе, которая, несмотря на явную ублюдочность, позволяла Бронштейнам вполне благополучно процветать. Корабельщикова, который всегда переживал Данькины успехи и неудачи как свои собственные, всегда поражал тот бесхребетный конформизм, с которым его друг воспринимал окружающую действительность, и
относил это за счет благополучия, прочно обосновавшегося под крышей дома Бернштейнов. Когда они стали достаточно взрослыми для того, чтобы самостоятельно мыслить и пытаться разобраться в мировых линиях, Данька только добродушно скалился в ответ на гневные филиппики Андрея в адрес власть предержащих. На самом деле он просто с младенчества знал то, что Андрею открывалось аки бездна, звезд полна: власть - говно, а власть советская - говно в превосходной степени, доказывать сие - тратить впустую драгоценное время, которое можно употребить на вещи, гораздо более для настроения пользительные. Съесть, например, двойную порцию плова в кафе «Узбекистон», что напротив стадиона, читая при этом руководство по системе ЕС ЭВМ. Или просидеть полночи в машинном зале родного института, наделав при этом такого шороха, что пришедшие наутро доценты с кандидатами не могут заставить «еэску» работать и вынуждены требовать к себе Бернштейна, чтобы он опять все «посадил, где росло!!!». А то притащить на занятия - подумать страшно!- компьютер с самым что ни на есть настоящим Intel х86, размером с том Большой Советской
Энциклопедии, и показать преподавателю только что, прямо у него на глазах, откомпилированный учебный пример на Си, доведя беднягу чуть не до инфаркта…
        Он был веселый и удивительно, потрясающе не жадный,- подфарцовывал потихоньку и не очень, хороводился с какими-то непонятными Андрею «чуваками», странным образом не смешиваясь с ними и не мараясь во всем этом нисколько. Охотно ссужал приятелей и друзей деньгами - иногда и без отдачи. Вообще легко и весело расставался с деньгами, и, кажется, так же легко и весело заводились они у него снова… Андрей, впрочем, если когда и пользовался дружескими ссудами, неизменно возвращал деньги в оговоренный срок, а если не мог этого сделать, то страдал, словно от жестокой зубной боли… Веселый, не жадный и уже на машине. Тогда. И легкий. Не легковесный, а именно легкий, и к этой легкости тянуло Андрея, словно магнитом…
        И при всем этом Данька был ужас какой мечтатель. Однажды, узнав, о чем мечтает его приятель, Андрей был не то чтобы поражен, но слегка ошарашен. Данька мечтал быть богатым. Богатым настолько, чтобы быть в силах менять окружающую действительность по своему усмотрению в реальном масштабе времени. «Ну, и сколько же, по-твоему, тебе нужно?» - недоверчиво усмехаясь, спросил тогда Корабельщиков. «Для начала - миллиардов сорок - пятьдесят»,- на полном серьезе ответил Бернштейн. Андрей еще раз внимательно взглянул на Даньку,- но тот, кажется, совершенно не считал сказанное шуткой. Больше того - он был преисполнен решимости расписать Корабельщикову свой план переустройства мира в самых что ни на есть животрепещущих подробностях. И был не на шутку обижен, когда Андрей, что называется, «не внял» и быстренько перевел разговор на другую тему. Андрей же тогда грешным делом решил, что Данька его разыгрывает. Допустить всамделишность подобного желания - такого Корабельщиков и в самом благодушном настроении не мог…
        И еще одна странность была у Даньки, которую Андрей никак рационально не мог объяснить. Он бредил Прагой. Кажется, он знал наизусть весь регистр ее улиц, едва ли не с номерами домов, и ориентировался там, как у себя во дворе. Он знал невероятное количество пражских легенд, которые никому, кроме своих, а уж тем более ему, чужаку и иностранцу, не могли и не должны были быть известны. А были… Он мог часами рассказывать, к месту и не очень, о Пшемысловичах и Гуситских войнах, о Шведской осаде и Бецалеле с его Големом, про скульптуры на Карловом мосту и орлой [7] на башне Староместской Ратуши… Но любимейшим его персонажем был банкир Мордехай Майзель, друг, помощник и кошелек самого великолепного из чешских королей и императора Священной Римской Империи Рудольфа Второго. Все эти истории, которые излагал Данька с горящими глазами, производили почему-то совершенно сногсшибательное впечатление на женщин. Даже не машина и не деньжата, а именно истории, которые он рассказывал. И отнюдь не на девчонок, которые подходили ему по возрасту и статусу,- девчонки его мало интересовали,- а на самых настоящих женщин
из вполне «благополучных» кругов прилично старше себя, которых он цеплял неизвестно где и как. И на недоуменные вопросы Андрея только улыбался загадочно… И самой известной Андрею из Данькиных «жертв» была преподавательница семинаров по
«научному коммунизму», такая милая молодая женщина, которую все называли не по имени-отчеству, а просто Тонечкой,- такая она была… Лет на пятнадцать их старше, - тогда она вовсе не казалась Андрею молодой… С Тонечкой Данька устроил такой бурный роман, что их обоих едва из института не поперли.
        Как- то, собравшись с духом, Андрей спросил его об этом. На что Данька привычно осклабился:
        -Завидуешь?
        -У меня все в порядке, Дан. Ты же знаешь…
        -Ну, знаю, конечно. А что тебя так удивляет?
        -Ты не боишься?
        -Чего?!
        -Что… что муж какой-нибудь из них… котлету из тебя сделает?
        -Нет. Не боюсь. Если бы боялся, я бы не смог, наверное… Да и нет у них никаких мужей, Дюхон… А если есть, то одно название, и нет им друг до друга никакого дела… Не боюсь. Но тебя не это ведь удивляет, а? Ныряй, Дюхон. Тут неглубоко.
        -А почему они все… такие?
        -Какие?
        -Одинаковые…
        -Как это?!
        -Я не знаю. Это тебя надо спросить… Все… Какие-то… Как будто снегурочки бывшие…
        -Ну, Дюхон,- Данька как-то по-новому посмотрел на Корабельщикова, покачал головой, вздохнул.- Скажешь тоже… Бывшие… Они устали просто… Такая жизнь… - Он помолчал.- А вообще… Ты, наверное, прав. Мне их просто всегда больше всех жалко… У них взгляд такой… Они ждут, понимаешь? И я… Что могу… А что я могу?!
        -Нельзя же всем побежать навстречу.
        -Нет. Конечно, нельзя. А что делать?! Надо ведь всем… Я просто не могу… По-другому - не могу… Это сильнее меня. Это как будто даже не я. Я, когда взгляд их встречаю, такое внутри чувствую… Запах такой… Когда тело живет, а душа улетела уже… Меня как будто швыряет к таким. Я не умею это объяснить. Или слов таких нет. Или я их не знаю…
        -Они… они же все чуть не в два раза тебя старше…
        Данька усмехнулся невесело:
        -Старушки, да? Так в этом самый кайф, Дюхон. Ты дурень… Женщина в этом возрасте только все распробовала как следует. Только развернулась… Она уже многое знает, с ней не нужно так прыгать, как с девочкой. Вообще ничего особенного делать не нужно. Ее только надо сначала потрясти до полного опупения, рассказать ей какую-нибудь майсу [8] , которую она еще никогда не слышала, а потом замолчать и послушать ее. А потом сказать ей, что она - нежная и удивительная, что такую ты еще никогда не встречал, что жизнь коротка, а искусство вечно… А мне это легко так умеется как-то… Ну, и так далее. И все дела. И можно в кроватку.
        -Ты подонок.
        -О, нет… - Данька вздохнул и сделался вдруг очень серьезным.- Такая поганая жизнь, Дюхон… И такая скука вокруг… И ничего сделать нельзя, понимаешь?! Совсем ничего… Я просто хочу, чтобы они почувствовали себя счастливыми. Хоть на один день. Я же не могу сделать их счастливыми навечно. Я бы с удовольствием, но я же не Бог… А так… Я же вижу… Им со мной хорошо… Дело же не в том, что я какой-нибудь гигант, это все фигня, потому что это вторично, когда женщина счастлива, у нее все хорошо и все получается… И у мужиков тогда тоже получается…
        -А ты представь себя на месте их мужей. Хотя бы на минутку…
        -Я представляю. Я поэтому и не женюсь никогда, Дюхон. Никакой мужчина никогда не сможет сделать ни одну женщину навсегда счастливой. Будь он хоть кто… Поэтому даже и не стоит огород городить. А это… Это просто миг… Секунда счастья. И потом… Если у женщины все хорошо, если она чувствует себя любимой, желанной, счастливой… Я к таким даже не приближаюсь. Как и они ко мне. Я грустную женщину видеть не могу, Дюхон. Я сразу подхожу и начинаю утешать. Я ведь не тащу никого в койку…
        -Да. Это они тебя тащат.
        -Правильно. Это само получается… Или не получается. Ты думаешь, у меня писька чешется? Или у них? Это душа… Мечется, понимаешь? Эх… Тебе хорошо рассуждать, вон, у тебя совсем все по-другому… А у меня… У меня - вот так. Я не знаю… Может, и навсегда…
        -А мама твоя… она знает?
        -Нет. Ну, то есть, она понимает, что я не в кино на последнем сеансе задержался… Да я редко очень дома не ночую. И звоню всегда. Ей главное знать, где я и что со мной все в порядке.
        -И она ничего не говорит?
        -Ну… Что она может сказать… Нет. Не говорит. Вздыхает. У меня мама умная очень, Дюхон. Я ей объяснил разик, в чем дело. Я не думаю, конечно, что она от этого пришла в сильный восторг… Но я уже довольно большой мальчик. Что выросло, то выросло. Слава Богу, что она меня женить не пытается.
        -А дети?
        -Какие дети, Дюхон?! Ты в своем уме?! Рожать солдат для большевиков?! Нет, нет, и не уговаривай меня даже, я не поддамся.
        -Когда-нибудь большевики кончатся, Дан…
        -Никогда они не кончатся, Андрей,- сказал он с такой злостью, какой Корабельщиков от Даньки не ожидал и не слыхивал.- Никогда. Особенно здесь. И вообще. Не они, так другие. Не Маркс с Лениным, так еще какая-нибудь гадость.
        -Какая?!
        -Откуда мне знать?! Какая-нибудь… Все время какая-нибудь гадость. То война, то целина, то Афган… Только когда женщину держишь за руку, а она так смотрит на тебя, как будто ты единственный мужчина на свете,- только тогда это все отступает. Только тогда…
        -Ты все выдумываешь, Дан,- Андрей покачал головой.- У тебя так не получается, как ты говоришь. Тонечка, например…
        -Ну, что - Тонечка,- Данька нахмурился.- Конечно, не получается. Я же человек… Я привязываюсь ужасно. Мне всегда кажется, что настоящая моя женщина - это та, что сейчас со мной… Может, они поэтому так и…
        -Ты романтик.
        -Или подонок?
        -И то, и другое,- Андрей покачал головой.- Удивительный ты, все-таки, человек…
        -Это ты - удивительный человек. Ты правда жениться надумал?
        Андрей, помедлив, кивнул.
        -Вот. Это и есть настоящая смелость. Или дурость.
        -Нет. Это не дурость…
        -Это любовь. Я знаю. Ты надеешься это на всю жизнь растянуть?
        -Я знаю, что так будет.
        -Я же говорю,- ты смельчак. Я бы никогда на такое не решился. Но я очень хотел бы, чтобы ты оказался прав. И Танька чтобы была счастливой. А если не сумеешь,- тогда я появлюсь. Или другой такой же. Понял?
        -Понял.
        -Это хорошо. Я хотел с тобой сам поговорить, но, видишь - ты первый начал. Так что держись, Дюхон… Я тебя люблю. И Таньку твою тоже люблю, тем более, что она почти снегурочка,- и, довольный своей шуткой, Данька заржал, как конь.- Денег тебе занять?
        -Не надо. Спасибо.
        -Да, «спасибо»… Так уж прямо и не надо.
        -Я сам.
        -Что ты сам?! Чего ты плетешь-то - сам?! Или попадешь на карандаш, или… Возьми, Дюхон. Тебе нужно, особенно сейчас…
        -А тебе?
        -Я себе еще нафарцую. Деньги - говно, Дюхон. Их много нужно иметь, чтобы раздавать их легко и красиво. А еще лучше - незаметно… Чтобы никто даже не понял… У меня все есть, Дюхон. Кроме самого главного… А все остальное тогда - ни к чему вовсе…
        -Это же я тебе завидовал всегда… - Андрею показалось, что он сейчас заплачет.
        -Ты не завидовал,- Данька улыбнулся.- Зависть - это совсем другое. Зависть - это когда у тебя нет, и ты хочешь и делаешь все, чтобы у всех остальных этого не было тоже. И я тебе не завидую. Это другое. Я просто хочу, чтобы у всех было. И у тебя, и у меня… У всех… Так хочется…
        -Так не бывает.
        -Понятно, что не бывает. Здесь - не бывает…
        -А где бывает? Там? В Америке, в Израиле?
        -Нет. Ты что… Разве я об этом…
        -О чем же тогда?
        -Это не мой мир, Дюхон,- тихо проговорил Данька, и такой непередаваемый ужас, такая дикая, ревущая на миллионы голосов тоска захлестнули Андрея, что он испугался до ватной слабости в груди и ногах.
        -Что?!? Что… что это значит?!
        -Если б я сам это знал… Я просто не на месте здесь, мое место… Только где это место, я не знаю. Я его все время ищу, а его нет…
        -А где же?!.
        -Не знаю. Не знаю, Дюхон…
        -Это бред. Чепуха. Фантастика ненаучная…
        -Обязательно. Обязательно. Именно,- Данька оскалился вдруг отчаянно.- Только я это все равно знаю… Плевать. Если я его найду… Я тебя позову туда тоже, Дюхон… И ты тоже сможешь. Если захочешь… Все смогут. Я всех позову…
        Ох, подумал тогда Андрей. Ох, да что же это такое…
        А потом Данька уехал. Уехал неожиданно, без всякой видимой подготовки и совсем без кажущихся обязательными долгих разговоров на тему отъезда. Андрей много позже признавался себе не без стыда, что позавидовал той внешней легкости, с которой произошел этот отъезд. Сам Данька не однажды говорил со свойственным ему оптимистическим сарказмом, что быть евреем в СССР - это вид азартной игры, и тот, кто не выдерживает ее напряжения, покидает игровое поле в западном или юго-западном направлениях. Но шутки - шутками, а в то, что у Бернштейнов дойдет до дела, Корабельщиков сомневался: уж больно благополучным было их существование. На памяти Андрея уезжали в основном те, кому нечего было оставлять родному советскому правительству. Сам Андрей думал про себя, что уехал, удрал бы не то что завтра - вчера, представься ему подобная возможность. Но на самом деле это было совсем не так просто - ведь его не принимали в распростертые объятия никакие HIAS [9] и Джойнт, да и иных причин хватало: женитьба, например, вполне достойный повод если не навсегда похоронить мечту об отъезде, то, по крайней мере, отложить ее на
весьма продолжительное время…
        Андрей познакомился с Таней на Дне студента, который весело и неотвратимо наступил вслед за возвращением с колхозных полей, куда всех первокурсников загнали еще до официального начала учебного года. Татьяна училась в Институте народного хозяйства на математическом, и была чрезвычайно рассудительной для своего возраста и внешности девочкой. Ей, как и Андрею, едва исполнилось восемнадцать…
        Они оба просто ошалели от захватившего их чувства. Андрей всегда думал, что такого на самом деле не может происходить - тем более, с ним. Но это происходило. Они любили друг друга каждый раз как последний, едва только им удавалось остаться наедине. Ах, как это было непросто в то время… Почему Таня не забеременела тогда, Андрей не мог объяснить себе и по сию пору. Сонечка родилась много позже, когда их союз прошел длительную проверку на прочность, после того, как Татьяна защитила кандидатскую и осталась в институте на кафедре математики. Им обоим уже было тогда за тридцать… Татьянины родители, номенклатурные работники не самого высокого разбора, были просто в ужасе от выбора дочери: голодранец, безотцовщина, ни кола, ни двора, ломаного гроша за душой нет, долговязый юнец из непрестижного вуза… Но с Татьяной не так-то просто было сладить. У этой девочки был такой характер… Она взяла все в свои маленькие крепкие ручки, и им ничего не осталось, как смириться.
        Кажется, она и в самом деле Даньке понравилась. Тогда, после самого первого знакомства, он показал Корабельщикову поднятый вверх большой палец: так держать! А летом уехал… Сразу после свадьбы Андрея с Татьяной. И пропал.
        А потом такое началось и столько всего случилось… Горбачев, независимость, падение Берлинской стены, революции и реставрации в странах бывшего «соцлагеря»,- особенно реставрации, которых совершенно никто не понимал и не ждал; две Балканские войны. И Лукашенко, конечно. Который остановил все, что Андрею так начинало нравиться, несмотря на неизбежное «шаг вперед и два назад», несмотря на неопределенность и беспокойство, потому что в воздухе тогда,- быть может, впервые за много-много лет - по-настоящему запахло свободой, и запах этот входил в ноздри, заставляя легкие распрямляться навстречу… Но это был всего только запах. Настоящей свободы, на холодном пронизывающем ветру, когда шкуру и огонь нужно добывать самим, они так и не успели глотнуть. Потому что «усенародна избраный» вернул всех в стойло и посадил на цепь,- и тех, кто хотел, и тех, кто был до смерти против. И снова вернулось к Андрею это желание - уехать, куда глаза глядят…
        Он и уехал почти. Не физически - виртуально. Занимался своими маленькими приятными делами, ездил с удовольствием в Европу, где отдыхал душой и телом… И иногда - нет, не часто, но все-таки,- вспоминал Даньку.
        Который вдруг - нашелся. Да еще вот так… Андрей был просто не в состоянии это переварить. Это было невозможно, невероятно, немыслимо. Ну, предположим. Ну, сорвал джек-пот в лотерею. Ну, повезло в Лас-Вегасе. Ну, купил нефтяную вышку. Но миллиарды?! Боже, бред какой-то… Много позже Данькиного отъезда и исчезновения, когда рухнул «железный занавес», уже начав ездить за границу, Андрей слышал какие-то мутные истории, не то сказки, не то басни, про какие-то деньги наркомафии, которые были запущены через Майзеля в оборот, рассказы про захваты банков и компаний, про стрельбу на улицах и громкие процессы, заканчивавшиеся всегда одним и тем же, то есть ничем… Он никогда даже представить себе не мог, что вся эта свистопляска с финансовой системой и рванувшими в рост, как грибы после дождя, монархиями на месте бывших сателлитов СССР в Восточной и Центральной Европе - результат того самого Данькиного плана, который он однажды так и не собрался выслушать. Этого просто не могло быть, потому что не могло быть никогда…
        АУГСХАЙМ. МАРТ
        Вместе с Юлиусом Андрей прошел в столовую, где Майзель и Гирстайн что-то живо обсуждали по-английски. Услышав его речь, Корабельщиков почти позавидовал: Майзель говорил лучше, чем проживший в Англии пятьдесят последних лет сэр Мозес. Увидев Андрея, Майзель, извинившись, поднялся и шагнул к нему:
        -Ну, пойдем, поболтаем. Твои патроны выделили мне целый гостиничный номер,- Андрея неприятно покоробила усмешка Майзеля, но он не подал виду. Майзель повторил настойчиво: - Пойдем. Я хочу до вечера быть в Праге…
        И зашагал наверх. Андрей, поколебавшись немного, дернул плечом и направился за ним следом.
        Пропустив его в номер впереди себя, Майзель закрыл дверь на ключ и ослепительно улыбнулся:
        -Ну что, дружище, наверное, это самое острое ощущение в твоей жизни на сегодняшний день, а?! Все еще не веришь, конечно… Ну, понятно. Придется, однако. Это я, Дюхон. Я.
        Андрей уже практически поверил. Потому что слишком много было у всего этого совпадений… Но по-прежнему мозг его еще отказывался в полной мере осознать:
        -Данька?… Но… Как это возможно?!.
        -Друг мой,- Майзель плюхнулся в кресло и, достав сигару, принялся ее раскуривать. И так осветилось огнем зажигалки его лицо, что Андрей передернул снова плечами, совершенно помимо воли.- Наука в наши дни умеет много гитик… Иногда даже значительно больше, чем хочется,- добавил он уже вполне серьезно.- Садись. Поговорим…
        Андрей опустился в кресло напротив.
        -Значит, это все-таки ты…
        -Да.
        Как ни странно, это краткое и ничем не подкрепленное заявление окончательно убедило Корабельщикова в реальности происходящего - и в том, что сидящий перед ним человек и есть его старинный друг и наперсник Данька…
        -Давай я тебе сам расскажу, с чего это началось. А то ты явно не знаешь, откуда спрашивать,- Майзель глубоко затянулся, пополоскал дымом рот и резко выдохнул его в потолок.- Началось это с того…
        -Я читал, с чего это началось,- нетерпеливо вскинул голову Андрей.
        -Об этом нигде не писали. Никогда. Так что ты не можешь этого знать,- покачал головой Майзель.
        -Я имел ввиду…
        -Я знаю, что ты имел ввиду,- Майзель кивнул.- Но я расскажу, с чего это началось. Они поехали в супермаркет. И заблудились. Заехали не в тот район. Город Ангелов, дружище, Город Ангелов [10] …
        У Андрея всегда было живое воображение. И трех секунд паузы ему хватило, чтобы представить себе дядю Сему и тетю Розу, заблудившихся не в том районе…
        -Боже,- Корабельщиков закусил губу.- Данька…
        -Ничего,- оскалился Майзель, и Корабельщикова мороз по спине продрал,- хоть и не Андрею вовсе был этот оскал адресован.- Я быстро разобрался в проблеме… Агентство по борьбе с наркотой, которое продает наркоту, чтобы воевать с картелями, чтобы контролировать рынок, чтобы продавать наркоту, чтобы на эти деньги воевать с картелями, и так до бесконечности. Страна дураков и непуганых идиотов. А папа с мамой - это collateral casualties [11] … Но это не со мной, не со мной,- он погрозил пальцем.- Я ведь еще в «совке» был довольно крутым жиденком. А, впрочем, ты, вероятнее всего, об этом по своей тогдашней оголтелой влюбленности в Таньку и не догадывался. Не до того тебе было. Не догадывался ведь?
        -Нет. Ну, почти нет…
        -Вот. Вы, друзья мои, даже не представляете себе, на что может оказаться способен маленький и очень злющий мальчишка с ноутбуком. Особенно если этот мальчишка - еврей. И что такое настоящая месть - вам тоже не понять…
        -Но… как?!
        -Ну, видишь ли… Это случилось в те буколические времена, когда для подобной операции было достаточно юниксоидного лэптопа, сотового телефона и немного фантазии, замешанной на родном совковом нахальстве. Не спрашивай меня, откуда я узнал коды доступа, как мне это пришло в голову и прочую лабуду. Это не имеет никакого значения. Да и не интересны никому технические подробности… Разумеется, потом - довольно скоро, кстати - меня нашли и убили…
        Андрей содрогнулся - так легко и непринужденно, так походя Данька,- то есть, конечно, Майзель,- выболтал-выплюнул это слово…
        -Да, да, и меня тоже,- Майзель слегка подался к нему, и по вспыхнувшему на его скулах лихорадочному румянцу Андрей понял, как на самом деле непросто ему изображать непринужденность и соблюдать легкомысленный тон повествования. Что все еще полыхает у него внутри… - Только это им нисколечко не помогло. Эти кокаиновые черви слегка меня недооценили. Я успел кое-что. Я успел найти людей, которые поняли, чего я хочу. Поняли, что если я просто отдам эти деньги государству, пусть даже такому, как Америка, оно ничего не сможет с ними путного сделать. Слишком много всего… Понимаешь? Они меня прикрыли. Просто разрешили мне взять практически все… По этому соглашению мы создали внебюджетный фонд для федов [12] . Так сказать, на мелкие расходы. Не хочу утомлять тебя техническими нюансами,- об этом в другой раз, если тебе будет интересно. У меня осталось… ну, скажем, около пятидесяти миллиардов. Тогда, в середине восьмидесятых… Представляешь, что это было тогда такое?! И ты знаешь, что потом произошло?
        И тогда Корабельщиков вспомнил. Вспомнил - вдруг, ярко и отчетливо,- тот, давний-давний разговор о том, сколько денег на самом деле нужно для счастья. И для чего они вообще нужны. Вспомнил горящие Данькины глаза, когда тот говорил о влиянии на окружающий мир в режиме реального времени…
        Майзель, поняв, что его рассказ угодил в цель, кивнул:
        -Да, дружище. Именно так - сбылась мечта идиота, как говорил мой духовный предтеча. С одной ма-аленькой неувязочкой. Меня укокошили. Это ответ на твой невысказанный вопрос,- почему перед тобой не Данька, а совершенно посторонний парень. Так вот, все просто… Пуля попала в участок мозга, который, как выяснилось на примере твоего покорного слуги, отвечает за регенерацию органов и тканей и странным образом за генетические схемы развития. Только, Бога ради, не спрашивай меня, где, как и почему. Я этого все равно не знаю. Скажу тебе больше - те люди, которые меня, с позволения сказать, лечили, тоже этого не знают. И не могут повторить эксперимент. А как тебе известно из школьного курса физики и химии, эксперименты, которые нельзя повторить, являются антинаучной фантастикой и шарлатанством. Так что перед тобой самый настоящий образец непонятно чего, получившегося неизвестно как…
        -Но…
        -Погоди, друг мой. Итак, две пули из «Венуса» - страшненький такой пистолетик… Неважно. Важно, что я совершенно непостижимым образом оставался при этом в полном сознании. Ни на секунду даже не отключился… Мне сказали: или через несколько часов ты умрешь, или мы делаем операцию, и у тебя есть один шанс из миллиона… Конечно, я выбрал шанс. По закону парных случаев, все закончилось благополучно… или почти благополучно, как видишь. Меня прооперировали, и тут-то и началось самое интересное. То, не знаю что. И никто до сих пор этого не знает… По теории одного из моих лепил, включилась какая-то регенеративно-генетическая схема, заложенная в ДНК, которая при моем появлении на свет активирована не была. Результат - полная перестройка организма. От меня прежнего ничего не осталось. Даже дактилоскопических отпечатков. Даже радужка сетчатки глаза поменяла цвет и рисунок…
        -Бред!…
        -Увы, нет,- Майзель развел руками и театрально наклонил на бок голову.- Дружище, я понимаю твои эмоции. Даже разделяю их в некотором смысле до известной степени. Но это правда. Это медицинский феномен, до меня не имевший места или не описанный, что, собственно, одно и то же. Могу только сказать тебе по большому секрету, что это было очень больно. Очень, дружище. Ты представляешь, что такое, когда у взрослого человека растут кости и зубы? Когда слоями слезает кожа и сочится лимфа? И поверь,- хорошо, что не представляешь. Как я не тронулся умом, я до сих пор не слишком понимаю. Наверное, очень хотел жить… В чем мне несказанно повезло, так это в том, что это случилось буквально на ступеньках Синайской больницы в Нью-Йорке… Идиоты, не могли найти места попроще… Опять же, не стану утомлять тебя натуралистическими подробностями. В результате получилось не только отличное здоровое тело с великолепными рефлексами, но и с мозгами что-то произошло. Я стал соображать на десять порядков быстрее. И лучше. И спать мне больше практически не нужно,- так, часика два-три в сутки… Просто по привычке. А могу вообще
не спать. Неделями. И спиртное на меня больше не действует. Не знаю, отрастут ли у меня отрезанные конечности,- признаться, на подобный эксперимент я до сих пор так и не решился,- но то, что раны, даже довольно глубокие, заживают на порядок быстрее, даже чем у самых отчаянных здоровяков - медицинский факт. И я здоров, как… просто как не знаю кто. Никаких болезней. Никакого гриппа. Никакая зараза меня вообще не берет. Я себя в двадцать лет так не чувствовал… Ну, и еще всякие приятные мелочи… - Майзель помолчал, глядя на изумленного Корабельщикова, и усмехнулся чуть снисходительно.- А потом… Потом я учился… Даже с удовольствием. Так интересно знать, на что способно твое собственное тело… Я решил, что охранять меня, любимого, как следует, смогу только я сам. Следуя известной поговорке - если хочешь, чтобы было сделано хорошо, сделай это собственноручно. Нужны были специальные навыки, которые я получил и которыми с успехом и с большим удовольствием пользуюсь. Нет, конечно, у меня есть служба безопасности, куда же без этого, но они на дальних подступах работают, а на ближних для меня лучше меня самого
никого нет и не может быть. Словом, я теперь собой страшно доволен,- Майзель похлопал себя по груди и расхохотался, глядя на друга, сидящего напротив с отвисшей челюстью.- Андрюшка! Даже если все плохо так, что хуже просто не бывает, это может означать только одно: сейчас начнет везти! Я был практически трупом, а теперь я снова живу, дышу и так далее. Довольно много уже времени с тех пор прошло, а я все еще иногда не верю, что это было со мной…
        Его сигара потухла, но Майзель снова зажег ее и затянулся так глубоко, что ввалились щеки:
        -Мне просто нужно было очень много денег. Сразу. Я бы взял частями, но мне нужно было сразу… У меня не было - да и сейчас, собственно, нет,- ни одной лишней минуты. Я не мог ждать. Понимаешь? Ну, а потом, когда все кончилось… Я стал думать. Вот, сказал я себе. У тебя есть куча денег - просто безобразная куча денег - и новая, по сути дела, жизнь. Что ты будешь делать теперь, жалкий крекер [13] , мелкий воришка, которому сказочно повезло, есть ли у вас план, мистер Фикс?!. Я так много всего передумал тогда, Дюхон. У меня была такая прорва времени, чтобы думать, потому что ничего другого я делать не мог. Я ведь уже не спал тогда, совсем уже не спал… Надо было думать, чтобы наполнить время и не дать боли свести меня с ума. А план, мой план… План у меня был. Почти готовый план… И скажу больше - я его выполняю пока что…
        -План переделки мира в режиме реального времени,- Андрей потряс головой, словно желая поскорее проснуться.
        -Именно.
        -А почему…
        -Это просто, дружище. Это на самом деле ужасно просто.- Майзель порывисто поднялся и принялся мерить шагами не слишком просторную комнату.- Почему это случилось со мной? Почему свалились именно на меня эти чертовы деньги и новое тело, которому не нужен сон, которое может работать по двадцать пять часов в сутки? Почему я получил мозги, которые считают варианты куда быстрее, чем у всех Соросов и Баффетов, вместе взятых? Почему мне удаются вещи, которые до сих пор никому не удавались?! Я скажу тебе, почему. Потому, что там,- он показал пальцем в потолок,- там заинтересовались моим планом, и решили дать мне шанс. Попробовать его воплотить в реальность. И я получил для этого, как ты видишь, не только деньги… Потому что я твердо знаю, дружище: деньги нужны только для того, чтобы сделать жизнь лучше. Не только и не столько собственную, хотя, куда же без этого… И даются они тому, кто может это сделать. К сожалению, не все, кто могут, еще и хотят. Они не понимают, что деньги даются не кому-то одному, а всем. Всем - через немногих. Деньги - это не тебе и не мне, понимаешь, дружище?! Через меня или через
тебя. А они думают, что они что-то там заработали. Дети - и те умнее. Но я-то - хочу. И - делаю. И только поэтому… Мы - «Golem Interworld» - сегодня держим под контролем треть мировых финансовых потоков. Девять десятых сотовых операторов планеты либо работают под патронажем и по технологии Godafone, либо напрямую принадлежат ему. Телевидение и Сеть. Космос набит нашими разведывательными и вещательными спутниками. О, нет, не думай… Мне самому не нужно много, хотя я мало в чем себе отказываю,- из того, что мне нужно. Все деньги работают в проектах. И денег этих нужно столько… Но - знаешь, что?- чем больше я трачу, тем больше у меня денег. На все остальное, что я хочу делать… Нет, я не могу сказать, что я совсем не ошибаюсь. Да, я делаю ошибки. И тогда - я теряю деньги. И это до такой степени четко видно, что никаких сомнений не возникает. Так что все действительно очень просто . - Майзель снова сел в кресло, закинув ногу на ногу.
        -Так вот почему ты теперь…
        -Майзель?
        -Ну да…
        -И это просто, дружище. Имя осталось прежним, поскольку вполне соответствует… Даниэль в переводе с иврита означает «судил меня Бог». И вынес… Ладно. А Майзель…
        -Я помню. Не нужно меня убеждать. Ну, допустим,- Андрей почти бессознательно принял ту же позу, что и Майзель.- И в чем же состоял твой План?
        -Ты давно был в Праге?
        -Никогда не был. Я читал и слышал, что благодаря тебе там многое изменилось…
        -Да, дружище. Очень многое. И не только в Праге. Но и в Будапеште, и в Софии, и в Бухаресте, и в Белграде, Варшаве, Любляне… А также в Брюсселе, Страсбурге, Берлине, Лондоне… Мы стали пупом земли. В самом прямом смысле этого слова. Сверхдержавой с заморскими, можно сказать, владениями. С армией, не имеющей себе равных…
        -А с ООН эту свистопляску устроил - тоже ты?
        -Нет. Не только. Это давно уже нависало… Так дальше не могло продолжаться. ООН превратилась в контору, штампующую резолюции, которые протаскивали чучмеки, в том числе через Совет безопасности. Американцам это надоело до смерти, ну, а нас это вообще никак не устраивало. И войска ООН, комплектуемые из руандийских саперов и таиландских десантников,- это анекдот, причем анекдот похабный. Вот мы все это вместе и перевернули. И новый Устав ООН, и новые постоянные члены Совета безопасности, новые принципы голосования, сложная трехступенчатая система вето… Пришлось попотеть…
        -Замечательно емкий термин,- хмыкнул Корабельщиков.
        -Ну да, это только так говорится… Конечно, рассказать под пивко о том, чего это на самом деле стоило… Сколько всего пришлось… Да и зачем тебе это?
        -Ты прав,- Андрей вздохнул.- Я ничего не хочу знать о том, как мой друг стал Драконом. Я боюсь, что мне это действительно не проглотить. Во всяком случае, сейчас. Ты изменился. И я не уверен, что в лучшую сторону…
        -Ты тоже изменился. Правда, не так сильно, но этого следовало ожидать,- Майзель снова ослепительно улыбнулся и щелкнул зубами.- Значит, ты слышал это прозвище?
        -Кто же его не слышал,- досадливо дернул головой Андрей.- Так что насчет плана, в который ты собирался меня посвятить?
        -Ты все еще не веришь,- Майзель вздохнул, поднялся, подошел к холодильнику.- Что ты выпьешь? Тут полный джентльменский набор…
        -Пива.
        -И я промочу горло,- Майзель достал бутылки, открыл, вернулся к столику, протянул одну из бутылок Андрею, себе взяв при этом минералку, сел.- План мой прост, Дюхон. Сначала сделать одну страну - одну-единственную - супердержавой и примером для подражания. А потом - покончить с войнами и нищетой везде, куда сможет долететь ее экспедиционный корпус. Это стратегия. Тактические решения вырабатываются, так сказать, в процессе,- Майзель отхлебнул немного прямо из горлышка.- Поехали со мной в Прагу. Сам увидишь, как все переменилось. И поймешь… Я Дракон, да. Только белый и пушистый. Для друзей, разумеется.
        -А для врагов?
        -Врагов я кушаю,- нежно улыбнулся Майзель.- С косточками, шерсткой, коготками и хвостиками…
        -Это правда, что ты сам… сам застрелил Престона [14] ?
        -Ты в самом деле хочешь это знать?
        -Тебя… тебя обвинили в этом.
        -Меня много в чем обвиняют,- пожал плечами Майзель. И было в этом жесте что-то такое… Неуловимое… От прежнего Даньки.- Мне плевать. Может, да… А может, нет. Камеры наблюдения ничего такого не зафиксировали. Кто такой был этот засранец? Один из так называемых «топ-менеджеров» с зарплатой в пятьдесят миллионов долларов в год. За какие такие заслуги, интересно? На такие деньги можно университет построить… Даже я не могу себе позволить получать такую зарплату. Такую зарплату нельзя платить человеку, потому что человек сразу начинает думать, что он Бог. И вообще,- это был всего лишь эпизод. Один из многих боев, которые я выиграл и которые мне еще предстоит выиграть. Они просто не знали, что смертны. Смертны точно так же, как я. Я доказал им это. Это было… Гораздо легче, чем ты думаешь.
        -И никто не смог тебе помешать?! Извини, но это…
        -Кто мог мне помешать? Разве способны на что-нибудь, кроме заседаний и резолюций, демократические болтуны? С их презумпциями невиновности, правами человека и прочими прекраснодушными бреднями? Они ждали - и ждут - что я буду играть по их правилам, которые они придумали для булочников и таксистов и которые сами пускают побоку тогда и так, как им хочется. А вот это вряд ли. Я многому научился у своих врагов, Андрей. Когда тебе ставят мат, нельзя поднимать лапки кверху. Нужно хватать доску - и в бубен. А еще лучше - из двух стволов, и тоже в бубен. Обязательно в бубен, понимаешь?! Есть вещи, которые нельзя купить. Их нужно взять силой. Доказать, что переступишь через что угодно… К тому же, дружище, в это время я уже был сказочно богат. И совсем ничего не стеснялся. Совсем.
        -Но… зачем?
        -Мой план, господин Корабельщиков. Мой план. А знаешь, кто первыми поверил?
        -Кто?
        -Японцы. Ярухито. И приказал… участвовать. И все Мицубиши и Мацушиты - они просто выстроились во фрунт. И мы с их мощностями такого уже наворотили… И еще наворотим… И если кто-то думал, что японский император - это просто такая туристическая достопримечательность… - Майзель вдруг рассмеялся.
        -Чего ты хохочешь?!
        -Мы с ним встретились первый раз лет девять… Да, девять лет назад. Он прилетел, едва только успев натянуть на себя корону. Тогда, помнишь эту жуткую историю с захватом императорского лайнера во время визита в Египет, когда едва ли не все члены семьи погибли… Конечно, культура мщения сыграла свою роль. Обязательно. Но не главную… Они поняли, что если и дальше будут киснуть в болоте пацифизма, их всех вырежут. Всех. И он мне подарил меч, сделанный специально для меня, почти такой же, как и Вацлаву, и роскошное, совершенно невероятной красоты издание
«Протоколов сионских мудрецов» на японском с параллельным переводом на чешский. Он был так трагически серьезен и так хотел в компанию, что у нас с Вацлавом просто не повернулся язык ему отказать…
        -Не может быть… «Протоколы»?! Что за бред!…
        -Конечно, бред. Но не для японцев, во всяком случае. Корпоративное государство, где не принято задавать вопросы. Идеальный инструмент. Этот парень просто помешан на истории. Ты слышал, наверное, что японцев некоторые исследователи считают одним из потерянных израильских колен…
        -Слышал, конечно.
        -Ну, вот. А связать атаку с этим фактом и выстроить в нужном направлении идеологическую политику было, поверь, гораздо проще, чем это может показаться на первый взгляд.
        -Но почему…
        -Потому,- он развернулся к Андрею таким невероятным движением, что Корабельщикову захотелось сделать шаг назад,- только что он видел спину и затылок Майзеля, и вдруг сразу, без перехода - лицо и глаза, прожигающие насквозь из-под слегка прищуренных век.- Потому, что он - император, а не демократическая подзаборная шавка. И думает не о том, как набить себе мошну потуже, а о судьбе своей страны и своего народа. И он первый понял, что мы будем рулить этим шариком. И что лучше и выгоднее быть с нами, чем против. Хотя бы потому, что мы - хорошие парни. Так что все опять просто…
        -Погоди. И все-таки, я не понимаю,- почему американцы не забрали у тебя деньги!? Им же это ничего не стоило…
        -Абсолютно ничего,- Майзель улыбнулся совершенно как черт.
        -Но?
        -Все дело в человеческом факторе. Понимаешь? Мысль уже была. И она была высказана. И люди ее усекли.
        -Какие люди?
        -Те самые, которые должны были забрать.
        -Ты их купил?
        -Фу. Андрей. Такие дела на коррупции не выстроишь. Тут совсем другое. У меня чутье на людей. Понимаешь?
        -Ну… Очень приблизительно. И где теперь эти люди?
        -Уже второй год, Дюхон.
        -Что?
        -Второй год они - президент и его команда.
        -Ах ты, Господи…
        -У них столько дел, Дюхон… Им нужно разжевать и проглотить около полусотни миллионов мигрантов из Латинской Америки. Которые продолжают туда ехать. Они понимают, что быть жандармом в одиночку невозможно. Это во-первых. А во-вторых, у них не было никогда настоящего друга, равного им не по мощи даже, а по духу, по напору… А теперь есть…
        -Ты?
        -Ну, нет, конечно. Не я. Вацлав. Мы все. Ну, и я, по мере сил… Им нужен друг. Настоящий друг, с которым можно и поспорить, и поругаться, но друг, а не европейские спесивые болтуны, которые думают, что они что-нибудь понимают в том, что творится. Не противник. Не так называемый противовес. Не лягушатники какие-нибудь, что хотят любым способом нам помешать, все равно как, лишь бы не так, выбью себе глаз, пусть у тещи будет зять кривой… Да и вообще… Вы думаете, Америка - это бейсбол и кока-кола? Черта с два. Я поэтому их там и нашел… Это страна людей, которые верят в Бога. Триста миллионов человек. И ты думаешь, им может не понравиться то, что мы делаем?! И им это нравится. Мы вместе, Дюхон. И потом… Взять хоть самую завалящую голливудскую поделку… Это же наш портрет в интерьере. И там хорошие парни вовсе не нянчатся с плохими. А волтузят их так, что кровь и сопли во все стороны разлетаются… Америка во многих местах связана по рукам и ногам,- обязательствами перед союзниками, собственными экономическими проблемами… А мы… Мы только в одном с Америкой расходимся. Америка тоже считает демократию
неудобством, но терпит это неудобство. А мы нет. Мы законченные отморозки. Анфан террибли [15] . Что с нас взять?
        -Но с прошлой администрацией ты… вы бились не на шутку.
        -Обязательно. С демократами, общечеловеками, которым подавай права, а обязанности сдайте в утиль, по-другому нельзя. Если бы не христианские фундаменталисты и эти ребята, которые теперь команда, было бы совсем плохо. Но мы прорвались, как видишь.
        -Н-да. Высоко тебя закинуло… А как насчет соответствия средств и целей?
        -Элементарно. Цель должна быть благородна, а средства должны быть адекватны ситуации. Или мне надо было рассказывать Престону и прочим, что дети в Африке голодают? Как это делают всякие штафирки из ООН? Шалишь, братец. Я же не идиот…
        -Насколько мне известно, ты не занимаешься благотворительностью…
        -Это не так. Я просто добиваюсь координации и концентрации усилий. А когда семьдесят три миссии и сто двенадцать постов милосердия требуют, чтобы я немедленно выделил им деньги на океан горохового супа, которым они смогут три раза в день целый год кормить всю Африку, или на закупку сильно поношенного барахла в Германии, или на издание стомиллионным тиражом брошюрки про светлый жертвенный подвиг какого-нибудь исусика, после прочтения которой, по их замыслу, все должны немедленно таковым воодушевиться, перековать на орала все мечи и броситься строить оросительные каналы… Такие просьбы или, тем паче, требования, я обязательно посылаю вместе с их авторами к черту. Я не настолько выжил из ума, чтобы выбрасывать деньги на ветер. У нас и стратегия, и тактика совсем другие. Мы прогрессоры, а не монахи. Мы вбрасываем средства и ресурсы тогда, когда точно знаем, как и на что они будут потрачены. Тогда и там, где наши люди контролируют местную ситуацию… Мне всех очень жалко и всем сразу очень хочется помочь, но это невозможно. А они думают, я от жадности.
        -А объяснить?
        -Что? Кому?! Это же олухи царя небесного, исусики, за редким исключением. И почти все эти исключения, кстати, уже ко мне перебежали,- усмехнулся Майзель.
        -А «Golem Foundation» в Минске?
        -Ну, дружище… Ты меня удивляешь. Например, ты через Фонд нашелся. У нас много всяких дел. И ситуацию в Минске мы тоже будем контролировать. Будет вам и белка, будет и свисток. Главное - не суетиться.
        -По-моему, ты сумасшедший…
        -Обязательно. Как же без этого? Только я гораздо опаснее всех сумасшедших, вместе взятых. Потому что мой удивительно детальный и превосходно систематизированный бред имеет тенденцию становиться реальностью. И мне, поверь, это нравится.
        -Ну, еще бы… Но почему - Чехия? Почему не Венгрия, не Польша, с ее морскими границами и портами? Или Австрия? Не Минск, наконец?! Я помню, как ты болел Прагой, но это же не повод…
        -Ну, отчего же… Это как раз повод. И даже, можно сказать, причина… Да и все остальные не лишние. И венгры, и поляки… Но чехи… Потому, что мой план должен был опереться на что-то. И этим чем-то должна была стать в меру развитая страна в Европе, с транзитной экономикой, нуждающаяся в стратегических инвестициях и готовая взять деньги у кого угодно. Страна, населенная образованными, европейски мыслящими, в меру законопослушными людьми. Страна с определенными традициями национального достоинства и национального самосознания. Страна с более или менее однородным этническим составом населения. И эта страна не должна была быть большой. Нельзя в обозримые исторические сроки обустроить большую страну, такую, как Россия, например… И это должна была быть непременно страна, понимаешь, дружище?! Не фирма, не концерн, не транснациональная корпорация… А именно страна. Страна, элита которой будет меня поддерживать, полностью понимая мой - и свой - маневр. А еще лучше - страна, где я сам смогу создать такую элиту. И я должен был в этой стране спасти от чего-нибудь такое количество людей, чтобы они поняли, что иметь
своего ручного Дракона не опасно, а совсем наоборот. При этом мне нужно было каким-то образом сделать так, чтобы не быть для них совсем уже чужеродным элементом, этаким пришельцем ниоткуда… Легенда о Майзеле плюс отличный чешский сыграли свою роль.
        -И твоя одержимость Прагой…
        -Обязательно. Приятно, что ты это помнишь. И чешская ситуация наделась на мой план, как перчатка. Все произошло, как по нотам. Даже фантастическая идея с учреждением монархии прошла как по маслу…
        -И от чего ты их всех спас? Если я могу это узнать…
        -Конечно, можешь. Я спас их от честной бедности. От доли побирушек на побегушках у Евросоюза. От участи грантососов и «демократии переходного периода». От участи страны, не имеющей стратегических портов и природных запасов энергоносителей. От эмиграции и эскапизма. От первоклассной литературы, которая никому не нужна, потому что нечего есть, и черножопых драг-пушеров [16] в косынках, штанах с ширинкой до колена и украшенных золотыми велосипедными цепями. От пьяных слез о неудавшейся судьбе. От приграничной проституции и торговли детьми, от вахтовой сезонной работы за полцены и контрабанды сигарет в Германию и Австрию. От рабства в транснациональных монополиях, директора которых выплачивают себе многомиллионные якобы зарплаты, обращаясь при этом с остальными, как с мусором… Я спас их… Впрочем, ты, наверняка, слабо представляешь себе, о чем это я…
        -Вполне представляю. Мы с тобой одни и те же книжки читали, помнишь? Ты говоришь о том, что могло бы быть… О реальности, которая не стала реальностью. Очень красочно, кстати, говоришь…
        -Потому что вижу обе реальности, Андрей,- со странным выражением в голосе сказал Майзель.- И ту реальность, что не состоялась, я вижу иногда так… А эта реальность состоялась. Я ее состоял, понимаешь? Для себя, для них… Больше того. Я нашел им короля, в котором они души не чают. И дальше - мы с ним вместе делали дело… Мы дали им возможность ездить, куда они хотят, с паспортом, при виде которого у всех подряд рука сама тянется к голове, чтобы отдать честь. Мы сделали их вооруженным народом, в дом к которому теперь не вломиться, не рискуя получить промеж глаз очередь из автомата, а то и из чего покруче. Мы вернули им гордость и отвагу времен Пшемысла Оттокара и святого Вацлава. Мы послали их во все концы света учителями, врачами, пастырями человеческих стад и неуязвимыми воинами, вытаскивающими из пламени ада детей и женщин… Ну, конечно, я все это сам люблю и даже посильно участвую. Мне самому это страшно нравится. Но им тоже. И это только начало. Пример. Понимаешь?
        -Здорово. А для меня в твоем Плане с большой буквы тоже имеется место?
        -Обязательно. Обязательно, Дюхон. И ты - один из очень немногих, кого я спрошу, хочешь ли ты…
        -А что? Обычно не спрашиваешь?
        -Теперь уже нет. Я теперь повелеваю. Привычка,- Майзель горько вздохнул и развел руками.
        -Отпад,- усмехнулся Андрей.- И что?
        -Я не хочу обсуждать это здесь. Поедем в Прагу, там договорим.
        -Ты что, действительно из-за меня сюда примчался?
        -Обязательно.
        -Вот уж не думал, что ты такой сентиментальный…
        -Я просто жутко сентиментальный. Дракон и крокодил - близкие родственники, если я правильно понимаю. Поехали.
        -Чего ты так туда рвешься? Что тебя там ждет? Или кто?
        -Там - моя страна, дружище,- серьезно, безо всякой улыбки сказал Майзель.- Моя сказочная страна и мой волшебный город. Там мои люди, которых я сделал гордыми и счастливыми. Там мой король и моя королева. Там моя жизнь, которую я живу второй раз… А мы ведь так любим то, что создали своими руками… Собирайся, поехали!
        -А… У меня вообще-то самолет из Франкфурта послезавтра…
        -Перестань. Полетишь от меня. Билет оставь секретарю, пусть они сами разбираются.
        -Мы что, на машине поедем?
        -Да тут езды три часа до Праги. Самолетом помедленнее будет, с посадкой-высадкой… Да и люблю я прохватить с ветерком, благо техника позволяет… Давай, Дюхон, я что, уговаривать тебя должен?
        -Да и в мыслях не было,- Андрей стал собирать вещи.- Что прямо сейчас?
        -Мое время - это чьи-то жизни, Дюхон. Не деньги, деньги - говно… Поэтому поспеши.
        Они попрощались с Брудермайером и Гертрудой и сели в машину. Андрей поразился, как подхватило его сиденье - как будто специально под него отформованное. Майзель показал, как подвинуть кресло вперед.
        -Ну, с Богом…
        -А охрана?- спросил Корабельщиков.
        -Какая охрана?- удивился Майзель.
        -Ты что, один приехал?!
        Он усмехнулся:
        -Мне не нужна никакая охрана, Андрей. Меня охраняет моя репутация ужаса, летящего на крыльях ночи, и дипломатический иммунитет. И вообще, два раза в одну воронку - так не бывает. Меня разик убили уже, помнишь? Все мелкие неприятности давно в прошлом, дружище… Ты готов?
        АУГСХАЙМ - ПРАГА. МАРТ
        Из города они выехали под нежным руководством ласкового женского голоса навигационной системы, проецировавшей карту маршрута на нижнюю часть ветрового стекла. Андрей только слышал про такие штуки, но никогда не видел. Едва они выехали на автобан, как сумасшедшее ускорение вмяло Андрея в сиденье. Его поразило, что в салоне было неправдоподобно тихо,- говори хоть шепотом, только музыка шла фоном. Майзель несся в третьей полосе движения, время от времени перебрасывая скорости подрулевым переключателем.
        -Сколько ты там жмешь?- Андрей даже не успевал толком рассмотреть автомобили, отлетавшие справа назад.
        -Чуть поменьше двухсот пятидесяти… Быстрее тут не поедешь,- печально вздохнул Майзель и с усмешкой покосился на Андрея.- Не бойся, дружище. Этот танк и не такое выдержит…
        -А полиция?
        -Какая полиция, Андрей?! Я же Дракон…
        -Тьфу ты… Я жить хочу, у меня семья!
        -Не бздеть!!!- рявкнул Майзель и притопил газ.
        Андрей в ужасе зажмурился.
        Он классно ехал. Несмотря на скорость,- классно. Андрей сам неплохо водил машину. Но много ли на «шестерке» продемонстрируешь… А это был, конечно, автомобиль с большой буквы. Под стать водителю… Что там у него под капотом, Корабельщикову даже думать не поворачивалось. Потому что это ускорялось одинаково с любой скорости и совершенно бесшумно.
        Он украдкой наблюдал за Майзелем. Когда они догоняли какой-нибудь «Фиат» или
«Фольксваген», Майзель, усмехаясь, сбрасывал скорость и ждал, пока дядечка или тетечка уйдут в правый ряд. Дистанцию держал очень уважительную при этом. Но когда впереди оказывался «Ягуар» или «Порше», или, не приведи Господь, «Феррари», которым стоило лишь чуть замешкаться с перестроением - начинался спектакль. Майзель повисал на бампере у бедняги и включал всю звуковую и световую сигнализацию сразу. Это было слышно даже внутри.
        -Что ты творишь?- не выдержал Андрей, когда это случилось в пятый или в шестой раз.
        -Что?
        -Ты понимаешь, что. Зачем?!
        -Мне нравится пугать подонков,- оскалился Майзель.
        -Откуда ты знаешь, что за рулем обязательно подонок?!
        -Потому что люди ездят на автомобилях, а не на мешках с деньгами.
        -А ты?! Это - что?!?- Корабельщиков от избытка чувств врезал кулаком по обшивке дверцы.- Это не мешок, это - поезд с деньгами!!!
        -Диалектика в действии, дружище… Да, ты прав. Но я работаю, это мой инструмент. Мои инструменты всегда самые лучшие.
        -А они?! Они, может быть, тоже работают?!
        -На «Феррари»?- Майзель усмехнулся.- На «Феррари» нельзя работать, Дюхон. И тот, кто это утверждает с умным видом,- подонок. Он парит тебе мозги. Я езжу на машине, потому что воздухом дороже и дольше на эти расстояния. Мое время - это жизнь. Чья-то жизнь. Поэтому я пропускаю маленьких людей, которые торопятся по своим важным,- на самом деле важным,- маленьким делам. В аптеку. В магазин. На работу. В гости к друзьям. Прокатить с ветерком любимую девушку. Я могу подождать, потому что это их мир, их жизнь… А эти, на «Порше» и «Феррари»… Ты видел когда-нибудь человека, который разбогател на работе, Дюхон? И я не видел. Я просто пытаюсь напомнить этим скотам, кому они обязаны своими игрушками в полмиллиона долларов.
        -Не смеши меня. Человеку свойственно желание разбогатеть. Это нормально…
        -Да. Нормально. Когда, кроме стремления разбогатеть, есть еще страх Божий. Только тогда человек знает, как все это свести воедино, чтобы получилось что-нибудь путное. А когда нет… Тогда они покупают себе всякое дерьмо и начинают просовывать его людям под нос,- смотрите, какой я зупэрмэнш [17] , как я вас всех обставил… Ну, это вряд ли. Не боишься Бога - будешь бояться кого-нибудь, кто поближе. Меня, к примеру.
        -И боятся?
        -Боятся и ненавидят. И я от этого кайфую, дружище. Им полезно иногда увидеть в зеркало заднего вида - Дракона. Чтобы помнили…
        -Они платят налоги.
        -Они не платят налогов. Налоги платят владельцы «фордов» и «тойот». А эти только притворяются, что платят. Притворяются, что хотят поделиться своим богатством. Притворяются благотворителями и меценатами, перекупая друг у друга картинки маслом за сотни тысяч, за миллионы, прикрываясь наукообразными бреднями об искусстве. Строят дворцы, привинчивая к каждому стулу табличку со своими именами и титулами. Называют собой, любимыми, премии. Хотят, чтобы их любили за это. Только вот это вряд ли. От меня - не дождетесь.
        -Они строят не только дворцы.
        -Потому что кладут в штаны от страха. Не оттого, что хотят. А потому, что им до тошноты страшно.
        -А ты? Ты не строишь дворцов?
        -Я строю больницы, Андрей. И университеты. И не сижу в президиумах, и не хожу на тусняки, и не купаюсь в лучах якобы заслуженной славы, и не раздаю визиток с золотым обрезом и всякой чушью вроде «маркиз де Крыжополь, барон фон Кузькин»…
        -Ты не маркиз? И не барон?
        -Нет.
        -Почему?
        -А зачем?
        -Приятно.
        -Мне плевать на это, Андрей. Стоит мне только захотеть, я стану князем, графом, маркизом, бароном и кавалером всех на свете орденов сразу. И за право пошить мне парадный камзол в кровь передерутся все дизайнеры в Париже и Милане. Только мне на это плевать, вот в чем дело.
        -И визиток у тебя нет?
        -Зачем мне визитки?!
        -Разве драконы так себя ведут?
        -Обязательно. Если они настоящие… И еще. Я еврей, Дюхон. Кроме всего остального. Я знаю, знаю,- Ротшильд, твой Гирстайн хотя бы… Они тоже из этих, на «Феррари». А я - нет. Мне это не нужно.
        -Но почему? Почему?!
        -Потому что сказал Всевышний пророку своему Моше: пусть забудут меня и имя мое, но пусть ходят моими путями. Вот что главное, Андрей…
        Когда подъезжали к границе, он куда-то позвонил и что-то сказал по-чешски. Андрей и по беларуски-то умел не так чтобы уж очень, а чешский вообще плохо понимал, гораздо хуже, чем польский. Что-то там, кажется, про границу и было сказано… И пролетели они через эту границу так, что Андрей только зубами клацнул:
        -А документы?…
        -Какие еще документы?! Я же Дракон…
        -Вот псих… А дороги тут у вас получше… - прямо от самого автоматического пункта сбора дорожного налога начиналась роскошная и гладкая, как стекло, шестиполосная автомагистраль, по которой Майзель понесся совсем уже сломя голову.
        -У нас тут все получше. А дороги мы строим со скоростью пятьсот метров в час.
        -Это как?!
        -А так. Технологии, дружище. Умеют мно-о-ого гитик…
        -Ага. Понял, не дурак. Дурак бы не понял…
        -Не обижайся. Я же не инженер, чтобы разбираться в нюансах. Мое дело - поставить задачу, подобрать команду и проследить за правильным и своевременным выполнением. Я - начальник, друг мой. Понял?
        -Так я и говорю же - не дурак…
        ПРАГА. МАРТ
        Только теперь Андрею стал понятен масштаб разворачивающегося перед ним урбанистического пейзажа. Город казался бескрайним,- невероятное количество новых сверкающих автомобилей, гигантские змеиные кольца многоуровневых транспортных развязок, залитые ярчайшим янтарным светом перегоны туннелей и скорость, с которой неслись они сквозь все это великолепие, поразили его. Он покосился на Майзеля с некоторым даже ужасом: этот человек… друг его детства и юности… Это было просто невероятно.
        -Что, похорошел городишко?- Майзель подмигнул Андрею.- Господи всемогущий, как я люблю этот город! Мы его вылизали, вычистили, вытряхнули из него всякую шваль, заново покрасили и вымостили - игрушечка просто! И люди… Это тебе не Нью-Йорк какой-нибудь… Все кабачки и пивнушки на месте, все домики, улочки… Едем ко мне. В Новы Град… Сейчас увидишь…
        Они вынырнули из очередного многополосного туннеля, и Андрей, не сдержавшись, ахнул: невероятной красоты конструкции из стекла и металла, обступившие их со всех сторон, удивительно разные и при этом неуловимо похожие, украшенные рекламой и вывесками с названиями мировых компаний на всех мыслимых языках, сверкающие в свете неоновых сполохов и отражающие ослепительно черное, усыпанное звездами небо в зеркальных пространствах огромных окон… Это было действительно не хуже Нью-Йорка или Токио.
        -Об-балдеть, Дан… Когда ж ты это успел нагородить?!
        -Я старательный.
        -А говорят, у вас тут диктатура…
        -Совершенно правильно говорят. Диктатура закона, порядка и всеобщего благоденствия. Не похоже на диктатуру, а?
        -Нет. В Минске похоже. А здесь…
        -У нас просто очень мало осталось от традиционной представительной демократии европейского толка. Больше на Америку похоже. Или Швейцарию.
        -А король?!
        -А что - король? Король - национальный символ. Главнокомандующий. Верховный арбитр. Король следит, чтобы демократия не мешала людям жить. Когда мы начинали, нельзя было играть в демократию. Это означало бы хаос и отсутствие движения. В такой ситуации только сильная власть может навести порядок. Но только такая сильная власть, которая верит в то, что делает. И мы навели порядок. А чего нам это стоило, и как мы извозились при этом и в чем… Ну, наши проблемы. Мы знали, чего ради.
        -А земля чья?
        -Моя и его. Десять процентов моих, его - девяносто. Тут раньше была такая, знаешь, лысая горка… Ничего не было. А теперь - Манхэттен твою налево.
        -Ух ты… На хлеб с маслом хватает?
        -Не жалуемся.
        -Сколько ж тут народу сидит…
        -Семь миллионов с хвостиком компаний и фирм. Не физически, конечно, физически - не больше четверти, остальные - представительства и готовые компании оффшорного типа… Два миллиарда чистых денег в год.
        -Ах ты ж Боже мой…
        -Это только нам с величеством в карман. А налоги все в бюджет идут. Около сорока миллиардов. Плюс зарубежные активы и поступления… Жить можно, Андрюшка. И работать, как положено! А вот там, чуть подальше, штаб-квартиры Монархической Ассамблеи, Пражского Альянса и новый аэропорт. Так вот и живем… А Злата Прага как стояла, так и стоит нетронутая, крышами краснеет и шпилями блестит… Дюхон, это мой город! Ты понимаешь или нет?!
        -Честно? Ни хрена не понимаю… Как тебе это удалось?!
        -Ах, дружище, скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается… Мы начали с самого начала. С кадровой политики. И амнистии.
        -Какой амнистии?
        -Ну, давай я тебе изложу идею. Так сказать, пунктиром. На самом деле все было, конечно же, гораздо сложнее и драматичнее, но идея была проста, как мычание… Так вот. Мы объявили широчайшую амнистию доходов для сотрудников правоохранных структур, таможенных органов, вообще всего чиновного люда. В некоторых ведомствах мы увеличили зарплату в десять раз… Мы просто сказали: ребята, мы знаем, что вы берете в лапу. Мы ничего не станем у вас отбирать. Мы целый год даем вам на раздумья, как жить дальше. За это время вы должны прийти в отделы внутренних расследований, созданные в каждом ведомстве, и дать подписку о том, что вы начинаете работать честно. После этого вы представляете подробнейшую декларацию об имуществе и банковских счетах,- все это, повторяю, остается в вашем распоряжении - и выкладываете все, что связано с вашими услугами разнообразным преступным сообществам. Тот, кто сделает так, сохранит свой пост, имущество, репутацию в обществе. Параллельно мы собираем досье на всех, и тот, кто не решится прийти добровольно,- ну, ребята, пеняйте на себя, я же предупреждал…
        -И результат…
        -Ты сам видишь. Нам пришлось уволить чуть больше тысячи человек. Ну, уволить… Это эвфемизм, конечно…
        -То есть?
        -То есть.
        -Нет,- Андрей развернулся на сиденье.- Я слышал, но… Нет.
        -Да, друг мой,- Майзель громко вздохнул и оскалился,- страшно.- Увы. Только так можно доказать серьезность своих намерений. Но остальные… Остальные в порядке. Некоторые работают и поныне. Мало того. Мы перекрыли весь кислород всяким мафиям, просто в один день. Мы сказали нашим полицейским: ты получаешь вторую зарплату в банде? Это не проблема. Мы заплатим тебе десять зарплат. А банда больше не может тебя шантажировать, потому что мы знаем о тебе все то, что знают они, и ты им больше ничего не должен. И мы не шлепнем тебя, как белку, если ты дашь нам присягу на верность. Бандиты продолжают давить на тебя и угрожать? Назначь им встречу и пригласи нас. Мы просверлим по паре дырок в двух десятках голов, остальные просто побегут отсюда, как мореные тараканы… Так и произошло, кстати.
        -Почему во всех остальных странах так не поступают, если это действительно настолько эффективно?
        -Ни у кого нет столько денег. Столько свободных денег, как было у нас, в самом начале… Это раз. Невозможно в развитой стране увеличить целой категории работников зарплату в десяток раз. Любой бюджет просто рухнет. А здесь это было возможно - при средней зарплате меньше полсотни долларов в тот момент и при массированных инвестиционных вливаниях…
        -Ну… Так просто?
        -Так просто. Надо только забыть прекраснодушные бредни про правовое государство. Потому что у подонков есть только одно право - на кубометр под землей. Это мое собственное гениальное открытие в области права. Я намереваюсь когда-нибудь получить за него Нобелевку. Обязательно. Вот как хотите.
        -И что, этого оказалось достаточно, чтобы покончить с оргпреступностью?
        -В общем, да. Конечно, фактор личного участия тому немало тоже способствовал.
        -Что? Ты?!? Перестань…
        -Ты плохо знаешь меня, дружище. Я не просто делал это - я делал это с большим удовольствием. Я хорошо подготовился. Еще в Лондоне… Я выходил из своего черного, как смерть, «стосорокета» с мигалками в первом экспериментальном образце экзоскафандра, в кевларовом плаще и с двумя армейскими «Глоками» тридцать восьмого калибра с глушителями и магазинами на сорок патронов. И мочил эту мразь, не отходя от кассы… Так, что они побежали. Потому что круче них никого не было здесь раньше. Они думали, что так будет теперь всегда. Что они положили эту страну себе в карман. Сначала задавили танками в шестьдесят восьмом, а теперь замордовали своим накатом, наглой силой отморозков с волынами, легкими на выстрел, с дурными нефтегазовыми бабками… А вот и вряд ли. Не вышло.
        -Дан… Прекрати. Это даже не смешно.
        -Я и не собирался тебя веселить. Я тебе рассказываю, что здесь происходило. За полгода мы вымели все углы в стране. Здесь больше нет мафии, дружище. Ни русской, ни чеченской, ни азербайджанской, ни цыганской. Никакой. И никакая другая не пришла им на смену. Потому что все хотят жить и заниматься любовью. И у нас теперь тихо, очень чисто и очень спокойно.
        -Ты?! Ты это делал? Нет, это просто…
        -Ну, не я один. Но я тоже. Конечно, я столько в жизни никогда не болтал и не уговаривал никого, как тогда, в период подготовки… Это сейчас каждое мое слово ловят на лету… Ах, Дюхон,- Майзель прищелкнул языком и мечтательно усмехнулся.- Я был тогда такой молодой… И король был молод. Мы быстренько купили ангар в промзоне, поставили охрану, тарелки приемников и излучателей, наладили связь… Первая сотовая сеть, телефоны размером и весом с подвесной магазин к станковому пулемету Калашникова… Как мы носились тогда по всей стране… Иногда я жалею о том, что все кончилось. Правда. Столько адреналина не выхлестывалось мне в кровь с тех пор никогда…
        -И что, это как-то удается контролировать?
        -Да была же вся инфраструктура… Мы только оснастили ее новыми техническими средствами. И подняли мотивацию не на порядок даже - на десять. Мы не входим ни в какие шенгенские зоны, визы для граждан стран, не входящих в Пражский Альянс, выдаются через посольства, для всех остальных - на границе, пограничники с такими приборчиками ходят, сканерами отпечатков. Виза тоже имеет штрих-код, подделать визу невозможно. Подъезжает, скажем, автомобиль к границе. Все, кто старше шестнадцати, пожалуйте ручку на сканер. Проверка занимает несколько секунд. Все в порядке - следуйте дальше. Не в порядке - разворот и до свидания. Каждый въехавший автомобиль получает наклейку на лобовое стекло со штрих-кодом. По внешним признакам он расшифровке не поддается. Все правонарушения, совершенные в стране, регистрируются и попадают в центр обработки вместе с отпечатками. И фейс-контроль. Обязательно.
        -Ну, допустим. А как получается контролировать доходы?
        -Это тоже было продумано. У нас теперь практически нет оборота наличных денег. Ну, то есть он, конечно же, есть, но составляет менее двух процентов от массы денежного оборота в стране. Мы даже каждому туристу предлагаем открыть банковский счет и положить на него все деньги, которые он с собой привез, потому что наличные в нашей стране не нужны просто. Операции проходят через платежные карты, то есть через банковские счета. Поэтому ничего невозможно укрыть. Как ты знаешь, у нас очень низкие налоги, самые низкие в мире для реального сектора экономики. И НДС очень маленький - пять процентов. Поэтому у нас тут экономический рай вместе с экономическим бумом. Уже много лет. А нашим чиновникам неинтересно, небезопасно - смертельно небезопасно, и им это отлично известно,- да и попросту негде воровать. Их мало и они исполняют приказы, а не издают их. И зарплаты у них поэтому просто умопомрачительные. Нигде таких нет. Поэтому у нас мало полицейских, они экипированы лучше всех полицейских в мире и зарплаты у них тоже умопомрачительные. И в бандитов, если таковые вдруг заводятся, они сначала стреляют, а потом
выясняют, собирался ли он что-нибудь сделать или просто чисто так прогуливался…
        -И во сколько тебе все это обошлось?
        -Да какая разница?!. Андрюшка, ты пойми… Цель состояла в том, чтобы доказать всем: много денег - всего-навсего инструмент для того, чтобы делать какие-то очень правильные вещи. Чтобы людям жилось удобно в этом мире, понимаешь? Я знаю, что мало кто в это верит. Мало кто допускает, что мною двигают какие-то иные мотивы, кроме страсти к наживе и жажды власти. Именно поэтому я никогда и никого не пускаю внутрь. И все, кто работает у меня и на меня, знают: разговоры - это смерть. Совсем без утечек не бывает, конечно. Но мы это, в общем и целом, контролируем. Пусть думают, что хотят, пусть строят любые гипотезы… Но никто и никогда не услышит от меня ни слова в свою собственную защиту. Я не собираюсь оправдываться, - потому что мои друзья, мой король и очень многие здесь знают, как обстоит все на самом деле. На остальных мне, в общем-то, плевать. Я тебе больше скажу, Дюхон. Я думаю, что если бы все поняли, что и зачем я делаю, то они бы жизни не пожалели, чтобы мне помешать. А так… Пусть думают, что мы мафия. Очень многим людям гораздо легче поверить в злой умысел, нежели в добрый. Тем более, что методы
у нас, как говорится, спорные. Ну, ничего. Бой - он все покажет. И показывает… Приехали!
        ПРАГА, «GOLEM INTERWORLD PLAZA». МАРТ
        Кабинет Майзеля произвел на Андрея неизгладимое впечатление: огромный, наверное, на пол-этажа центральной башни, основание которой - квадрат со стороной метров сто, если не больше, везде стекло, металл и кожа, ни одного телефона - только три громадных ЖК-панели на столе… Впрочем, столом это можно было назвать лишь по привычке. Это была какая-то конструкция, которая росла, казалось, прямо из пола, и имела такие размеры, что сидеть там было бы впору самому что ни на есть настоящему дракону. Ну, и кресло, конечно… Чудеса современной эргономики. Взгляд его свободно скользнул - еще раз - по необъятному окну в целую стену, по матово-черной панели другой стены, служившей наверняка еще одним экраном, по гигантскому столу для совещаний на полсотни посадочных мест, по мягкому углу с огромным и замечательно уютным на вид С-образным диваном из нежной кожи цвета слоновой кости… Здесь вообще было удивительно светло. Андрей не сразу разобрал, что вся эта игра света умело скомбинирована из естественного источника - окна и множества искусно припрятанных светильников. Майзель легонько подтолкнул его к дивану:
        -Нравится?
        -Честно?
        -Обязательно.
        -Крышу срывает. Понятие «нравится - не нравится»… Иррелевантно.
        -Спасибо.
        -Не за что. Ты действительно изменился ужасно. Я себе представляю, что подумал бедный Ярухито, когда сюда попал…
        -Превосходное наблюдение. Именно на такой эффект это и рассчитано. Не хочешь душ принять с дороги?
        -Тоже здесь?!
        -Я тут живу,- вздохнул Майзель.
        -Что, постоянно?!
        -Ну… почти.
        -Нет. Нет, нет… Этому завидовать нельзя. Это просто бред. Ты что, правда один?!.
        -Обязательно. Один, как перст. Друзья, единомышленники, соратники, сотрудники, секретари, охрана, и курьеры, курьеры, курьеры… Дракон должен быть один. Иначе - какой же это дракон?
        -Похоже, ты на самом деле от этого не в большом восторге…
        -Ну, дружище, ты просто наступил на мою любимую мозоль.
        -Извини,- Андрей испытующе посмотрел на Майзеля.- Может, расскажешь?
        -Да нечего рассказывать,- Майзель пожал плечами, сел наискосок от Андрея и нажал какую-то кнопку. Столешница «журнального» столика разъехалась, открыв причудливо подсвеченные бар и холодильник.- Что пить будешь?
        -Все равно…
        -Тогда коньячку?
        -Давай коньячку…
        Майзель разлил по широкобедрым бокалам маслянисто-янтарный напиток, достал лимон, сыр, ловко приготовил по «канапе имени Николая Второго» [18] - в просторечии «пыж гвардейский» - себе и Корабельщикову:
        -Ну… лэхаим [19] , дружище…
        -Лэхаим,- усмехнулся Андрей.- Ну, лэхаим, значит… - Он отхлебнул, посмаковал вкус и послевкусие.- Что это за нектар?
        -Что-то из королевских запасов. Я в этом ни черта не смыслю. Вацлав - да. Все ж таки воспитание, сам понимаешь…
        -Вы правда такие друзья?
        -Мы правда такие друзья,- кивнул Майзель.- Я его тоже спас. А потом мы стали друзьями. То есть сначала стали… но это неважно. Важно, что мы продолжаем ими быть. Когда мы все тут перевернули… Когда он стал королем… Он спросил: что я могу для тебя сделать? Я сказал: останься моим другом и помогай мне. Потому что большей награды для меня не может быть… Так и произошло. И я нахожу это замечательным. Он великий человек. И я столькому от него научился, что это словами и рассказать невозможно. Если б не он, не его воля и разум, ничего этого не было бы, Дюхон. Он - мое самое главное сокровище, мой клад. А, кроме того,- я его люблю просто, на самом деле…
        -Как все, что мы создаем своими руками…
        -Обязательно, Дюхон. Обязательно. Даже не создал,- достал из ножен… У тебя семейные фото с собой?
        -Да…
        -Показывай.
        Корабельщиков достал из бумажника маленькие фотографии Татьяны и Сонечки и одну побольше, где они были все вместе. Майзель долго рассматривал снимки, и что-то такое делалось с его лицом…
        -Сколько Сонечке тут?
        -Семь. Это недавняя совсем фотография. Что это такое, Дан?! Что за ерунда, бляха-муха?! Чего ты себе насочинял, вместо нормальной жизни?!
        -Ты с ума сошел, Дюхон. Кто ж такое выдержит-то?- Майзель плавно обвел руками вокруг себя.- Таких женщин не бывает на свете, дружище. А для тела у меня все есть. И самого высшего качества. Уж поверь. Могу и тебя угостить…
        -Да уж кто б сомневался… Только я не по этому делу.- Андрей отвернулся.
        -Я знаю. Я помню… Не дуйся. Давай еще по глоточку…
        Они снова легонько чокнулись и выпили. Андрей поставил бокал на столик:
        -Это правда, что ты не спишь?
        -Ты устал? Извини…
        -Нет, нет. Не в этом дело. Но… Ты же не можешь постоянно работать.
        -Я много работаю. Постоянно, но не все время. Я и развлекаюсь тоже с большим удовольствием.
        -Как? Казино? Ночные клубы?
        -Фу. Дружище. От тебя такое услышать…
        -А как? Как может развлекаться человек, который достиг всего?
        -Всего? Да я еще только начал, Дюхон… А развлекаюсь я изысканно. Если у меня есть настроение, я провожу его с милой девушкой по имени Марта, которая прекрасно знает свое место и отлично выполняет роль. И у меня иногда возникает ощущение, что делает она это вовсе не за деньги…
        Он усмехнулся так, что Корабельщиков поежился. И посмотрел на Майзеля:
        -Ты определенно здорово изменился. Раньше ты девушками не слишком интересовался…
        -Я и сейчас не интересуюсь. Ну, она просто меня моложе, поэтому я ее так назвал… Я стал старше. На целую жизнь,- он сделал еще один глоток.- Ну, не будем о грустном… А если настроение другое, просто иду гулять по городу, который люблю больше всех других городов на свете. В том числе и потому, что самые красивые на свете женщины, кажется, все живут здесь… И если вижу какой-нибудь непорядок в этом городе, я его ликвидирую. Гарун-аль-Рашид, в общем.
        -Охраняешь мирный сон пражан?
        -Что, так прямо и написано?
        -Да. Так прямо и написано. В энциклопедии…
        -Сподобился, значит. Ну, пускай. Что выросло, то выросло…
        -Можно, я тебя одну вещь спрошу?
        -Можно. Ныряй. Тут неглубоко.
        -Что по поводу всего этого думает Мельницкий Ребе [20] ?
        -Ребе?- Майзель пожал плечами.- Что он может думать? Что я апикойрес [21] , почти что шейгец [22] , мишугинер [23] , шмаровозник [24] и так далее. Понятно, у меня есть люди в его окружении, с которыми контакт налажен, но с самим Ребе… - Он вздохнул, коротко глянул на Андрея.- Ну, это же так просто. Что должен делать хороший еврей? Он должен жениться на идише мэйдэлэ [25] , чтобы делать новых евреев, и учить Тору с утра до вечера. И с вечера до утра… Хотя сам Ребе в молодости задавал такого жару авторитетам… Да и сейчас непохоже, что успокоился окончательно… А я? Я делаю вместо евреев - католиков, стоя при этом по колено в крови…
        -А разве это была не твоя идея - притащить сюда Ребе с его хасидами?
        -Нет. Это была целиком и полностью идея его величества. Больше тебе скажу - я его отговаривал, как мог… Но он иногда бывает еще упрямее, чем я,- Майзель усмехнулся, и Андрей прочел самую настоящую гордость за короля в этой усмешке.
        -И можешь ты мне объяснить, в таком случае, зачем ему это было надо?
        -Обязательно. Во-первых, Вацлав в совершенном восторге от мельницких хасидов. Потому что это самая настоящая армия. Армия Всевышнего. Во-вторых, они совершенно не похожи на гурских или браславских [26] , что разгуливают в полосатых халатах, чулочках и шляпках, фасон которых не менялся со времен Сервантеса. Это труженики и бойцы, понимаешь? Я, кстати, до сих пор не очень понимаю, почему их называют хасидами. И Ребе они выбирают, и обычных хасидских закидонов у них не наблюдается. Нормальные ребята, короче говоря. Потом, Вацлав был уверен,- и оказался, кстати, совершенно прав,- что получит серьезный срез симпатизирующих нам людей в Израиле. И определенные рычаги в израильском истеблишменте. Даже при всей их демонстративной нелюбви и к Ребе, и к твоему покорному слуге… Я тебе говорил, король - великий дипломат и политик. Тут я ему просто в подметки не гожусь. Он умеет такие вещи обеспечить, без которых наши дела просто не двинулись бы с места. И есть еще одна причина. Он совершенно непоколебимо убежден, что Израиль должен быть. И быть при этом не только еврейским государством, но и государством всех
евреев. И он всегда так думал. Я тут совершенно ни при чем. Это просто послужило поводом для наших первых контактов. И потом из этого получилась дружба. А не наоборот. А потом появился Ребе. И теперь очень многие евреи в мире - и в Америке, и в Израиле - совершенно по-особому относятся к нашей стране…
        -И как ему это удалось?
        -Что? Уговорить Ребе?
        -Ну да…
        -Он пообещал ему полную свободу действий и дипломатическую поддержку для работы на всем пространстве бывшего СССР. И дешевле отсюда ездить, чем из Аргентины, правда? В том числе и в Эрец Исроэл [27] . И ресурсы под рукой. Налоги у нас, как я тебе уже говорил, четыре процента с чистой прибыли. Пообещал им законодательно разрешить ритуальный забой скота, обязать всех, кто нанимает на работу евреев, выгонять их отдыхать в субботу… Много чего наобещал. И выполнил, кстати. И собственность вернул. Всю, что до войны мельницким принадлежала. До последнего камушка. Они отлично ладят, между прочим.
        -Ладят?!
        -Обязательно. Беседуют частенько.
        -По-чешски?
        -А что, это так удивительно?
        -Удивительно. Представь себе.
        -Ну… Может быть. В этом есть нечто мистическое, согласен… Но я сам такой.
        -Дан… А про посох Моисея… Это правда?
        -Андрей,- Майзель покачал головой, усмехнулся.- Какой еще посох Моисея? Ты же большой уже, чтобы верить в эти сказки…
        -Мы, христиане, верим в чудеса. Для тебя это новость?
        -Чудеса… И в еврейские чудеса вы тоже верите?
        -Все чудеса - Божьи, Дан.
        -Ну… Может быть… Только я ни в какие чудеса не верю. Потому что сам делаю их каждый день,- он опять усмехнулся, и опять эта усмешка неприятно кольнула Андрея, потому что так недвусмысленно намекала на дистанцию между ними.- Нет, это не посох Моисея, конечно. Насколько я слышал, этот пастуший инструмент якобы несет в себе частичку того самого посоха. И как будто, стоит Мельницкому Ребе взойти на Святую Землю, тотчас выйдет наружу сокрытый Ковчег Завета со Скрижалями, Водой из Камня и Манной небесной. Разумеется, это тоже легенда. Но есть что-то в том, что израильские власти неоднократно заявляли о нежелательности присутствия Ребе в Израиле. Я не очень разбираюсь во всей этой мистической белиберде. Если хочешь, я велю составить для тебя сводку по вопросу…
        -Спасибо,- Андрей повел плечом.- В другой раз.
        -Да пожалуйста,- Майзель усмехнулся.- Возможно, в Иерусалиме тоже сидят люди, которые верят в эту чепуху…
        -А ты?
        -Я не верю. Авторитет Ребе и вправду велик. Он много работает со своими людьми и с евреями вообще. Но признавать его единственным авторитетом? Нет, это мне очень странно. Конечно, легенда о посохе Моисея - аргумент из разряда зубодробительных. Но это, повторяю, всего лишь легенда,- Майзель снова сделал глоток.- Ребе сам приехал в Чехию. Если бы он не захотел, его никакие королевские посулы не затащили бы сюда… Но при этом он никак не желает меня понять.
        -В чем?
        -В том, что я люблю эту землю. Эти люди нравятся мне. Я не смешиваюсь с ними, но люблю их. Он, наверное, не понимает этого и боится, как все люди боятся того, чего не понимают. Хотя именно он-то и должен был бы понять меня, как никто иной… Да я и сам не понимаю, что меня здесь так хватает за живое,- он поставил бокал на столик и откинулся на спинку дивана, заложив ногу на ногу.- Может быть, в самом деле пепел стучит в мое сердце? Или те камни, что, по преданию, лежат в фундаменте Старо-Новой синагоги и привезены сюда из развалин Иерусалимского Храма…
        -А, так в это ты веришь… - Андрей тоже отхлебнул немного коньяка.
        -В этом нет ничего сверхъестественного,- Майзель пожал плечами.- Это просто. Или почти просто… Я не знаю. Я только знаю, что здесь мне хорошо. Здесь меня понимают и поддерживают во всем. А счастье - это когда тебя понимают. Не больше. Но и не меньше, Дюхон…
        -И тут они тем же самым занимаются, чем в Аргентине?
        -Именно. Только с еще большим размахом. Мельник ожил, сельские угодья вокруг - опять их вотчина, кошерное мясо по всему миру продают, денежку зашибают и тратят ее с умом и разбором, чтобы в синагогах снова было тесно. Ты же слышал, наверное, что кашрут [28] мельницких признают все без исключения общины… А Ребе с ешивой
[29] Вацлав в Прагу затащил… Такие же они, как мы с величеством. То же дело делают. Только на другом фланге, куда нам с королем не с руки лезть. Понимаешь?
        -Я думал…
        -Ты думал неправильно, дружище,- Майзель снова налил коньяк в бокалы.- Я горжусь вовсе не тем, что все делаю сам. Я сам, кстати, довольно давно уже не лезу в детали. Я страшно горд собой за то, что вытягиваю из самых разных людей их самые сокровенные и гениальные идеи и вдохновляю их на воплощение этих идей. Это самое высшее наслаждение, которое мне доводилось испытывать в жизни до сих пор. Я катализатор. Закваска. Затравка. Бикфордов шнур. И мне это чертовски нравится.
        -Рехнуться можно. А недостатки у тебя есть?
        -Обязательно,- просиял Майзель.- Я не дипломат. Я танк. Я ненавижу дебилов и хапуг и не могу с ними работать. Особенно таких евреев. Меня просто трясет от таких. Я ненавижу тупую и хамоватую совково-местечковую жидовню, заседающую в
«синагогах», где миньян [30] -то не вдруг собрать удается, требующих, чтобы я забросил все свои дела и немедленно и безо всяких условий предоставил в их полное и безотчетное распоряжение все мои и не только мои ресурсы до последнего геллера
[31] . А потом они подумают, что смогут сделать. Только вот это вряд ли. Я с этой публикой не могу не то, что работать - даже в одном пространственно-временном континууме находиться. Думаешь, я не пытался? Пытался. Особенно в самом начале. Знаешь, что из этого вышло?- Майзель наклонился вперед, поближе к Андрею.- Они сказали: о, ты тут! Коль а кавод [32] ! Давай быстро бабки сюда! Нет, подождите, парни, у меня есть план… Какой план, а ид [33] ?! Ты охуел, что ли?! Твой план - говно, давай сюда бабки и смотри, как мы будем их хуячить направо и налево, какой мы гужбан устроим! Хочешь, тебя возьмем в тусняк, так и быть… И когда они поняли, что не получается по-ихнему, они сначала страшно удивились. Это че, типа, за дела?
        Потом обиделись. А потом и разозлились, когда увидели, что все, у кого есть хоть капля совести и желания чего-нибудь сделать настоящего, бегут от них ко мне. И начали мне пытаться мешать. А я не стал ждать, пока Ребе соберется сказать свое веское слово, и врезал от души. Ну, а Ребе мне за это врезал… Не совпали мы с ним во мнениях по поводу методов. Что он мне и не преминул сообщить… Ну, я, знаешь, тоже за словом в карман не полез. В общем, поговорили…- Майзель снова вздохнул и печально улыбнулся.- Я убежден - если бы Всевышний хотел, чтобы я жил по заветам Ребе, он бы так все и устроил. Ну, а поскольку у нас с ним… - Майзель остановился. Словно хотел сказать что-то, но решил в последний момент, что не стоит.- Ребе чудный старикан. Если бы он не был таким упертым… Ну, тогда он не был бы Ребе,- Майзель снова улыбнулся, на этот раз - весело.- Как говорит Рикардо - тяжело с вами, народ жестоковыйный…
        -Рикардо?
        -Рикардо Бонелли. Урбан Двадцатый.
        -А-а-а… Вы тоже друзья?!
        -Обязательно, Дюхон. Разве можно что-нибудь стоящее сделать на этом свете без Ватикана?
        -Понятно. И давно?
        -Порядочно.
        -А он что по этому поводу думает?
        -Что у меня все еще впереди.
        -Ох, Дан… А как же с Израилем, вообще?
        -Мы стратегические партнеры. Союзники. Экономика, наука, военное строительство, разведка… Мы и Японию впрягли в это. И мир теперь другой. И чучмеки попритихли. Они не сдались, понятно. Пока. Но мы их додавим, Дюхон. Обязательно,- Майзель допил коньяк одним резким глотком.- Конечно, все очень непросто. Они так привыкли к тому, что только американцы были с ними, привыкли к этому вечному топтанию на месте, к поиску кошелька под фонарем потому, что там светло… Никак не могут поверить, что мы всерьез. Никак. Мешают разные мелочи… Ученые израильские к нам едут, видите ли. Ничего удивительного,- здесь и условия лучше, и зарплаты, и климат… И наши войска вместо вечно пьяного батальона прежней ООН, не вылезавшего из бардаков, им тоже ох как не нравятся… Хотя ведь это именно мы сделали выход из Ливана возможным. И встали там сами, и не даем чучмекам ползти туда и убивать христиан и их… Когда Ребе заявил, что Израиль не имеет права просто так вывести войска из Ливана, бросив на произвол судьбы союзника, два десятилетия воевавшего бок о бок… Они совсем там все обалдели. Никто не мог ожидать от хасидского Ребе
такого демарша. Уж после этого Вацлав просто влюбился в Ребе…
        -Я помню,- Корабельщиков улыбнулся.- Это было… здорово. И комментарии по этому поводу… Всех без исключения… Ты хочешь сказать, что Ребе…
        -Ребе не политик. Он - Ребе. Это даже гораздо хуже. Для политиков, я имею ввиду. Будь он одним из этих, было бы просто списать все на коррупцию, прямую или завуалированную. А так… Бомба получилась, что надо, одним словом.
        -А ты к этому никакого отношения не имел?
        -Боюсь, что, сунься я в это лично, Ребе сделал бы все наоборот из чистого чувства противоречия. Другое дело - Вацлав. Ну, разумеется, мы позаботились о том, чтобы довести мнение Ребе до возможно более широкой аудитории в самые сжатые сроки,- Майзель подмигнул и поднял бокал.- Ты же понимаешь, что упустить такое событие было никак невозможно.
        -Ну, здорово… А Святые Места?
        -Они не думали, что Вацлав решится на это. Ха! Это же Вацлав,- майор
«Фолклендский Ястреб»! А когда Ребе его поддержал, пусть и весьма своеобразно… Да и купить всю эту шушеру, всех этих болтунов-демократов из Кнессета, не было большой проблемой. Агицен, паровоз [34] , как говорила моя бабуля, зихроно ливрохо
[35] … Труднее всего было - всевозможные согласования: Ватикан, Всемирный совет церквей, православные… Ну, наши и сербы, как и болгары, только рады были. Вот Москва… - Майзель вздохнул, шевельнул бровями.- Это было непросто. Зато, когда все устаканилось… В конце концов, это святые места христиан, пусть и распоряжаются, и нечего евреям туда соваться…
        -Да,- Корабельщиков покачал головой.- Это было, конечно, представление…
        -Но они не посмели возражать. Потому что без нас там теперь не обойтись. И поэтому без нас там теперь не обойтись… Все удалось.
        -Это чистейшей воды империализм, тебе не кажется?
        -Империя - не всегда плохо. Иногда хорошо, и даже очень… Кто-то же должен заткнуть этот поганый фонтан, этих сицилистов-сионистов, недорезанных местечковых комиссариков, которые тянут страну в пропасть раздела территорий… Потом, они Вацлава побаиваются.
        -Почему?!
        -А вот кажется им, что ревностный католик, друг Израиля - это нонсенс. Или того больше,- провокация. Тоже не верят, что он искренен. «Из Назарета может ли быть что путное»… Плохо учили историю и всех равняют по своей поганой бердичевской мерке. А ведь нет у них друга последовательнее, чище и бескорыстнее его. Готового на все, хоть дустом засыпать эту чучмекскую протоплазму. И мне не верят. Даже в то, что я еврей, и то не верят, по-моему, до конца. Хотя, наверное, только законченный сумасшедший станет называть себя евреем, не будучи им на самом деле… Как я,- усмехнулся он.- И Ватикану не верят… Слишком много было всего. Тяжело с нами, Дюхон. Мы народ жестоковыйный… Ну, да прорвемся, как говаривал один литературный персонаж. Обязательно.
        -Как-то все это…
        -Да ладно, дружище. Я же говорю - прорвемся. И давай плавно переведем разговор с меня на тебя…
        -То есть?
        -Смотри, Дюхон. Мне катастрофически не хватает людей в Беларуси. Людей, которым я доверяю, а не грантососов. И которые что-то умеют. У тебя есть замечательное качество, без которого невозможно ничего сколько-нибудь значительного сделать. Ты умеешь подбирать команду и ставить задачу, которая нравится людям и которую они с большим удовольствием выполняют.
        -Спасибо.
        -А я тут при чем?! Просто… Конференция - это такая мелочь. Джентльмен в поисках десятки. Чего ты на самом деле хочешь?
        -Да ничего, собственно…
        -Не ври. Скажи это вслух. И я тебе помогу это сделать. Давай, Дюхон. Ну?!?
        Андрей долго молчал, глядя в пол. Молчал и Майзель. Наконец, Корабельщиков поднял глаза:
        -Я хочу, чтобы мне хотелось возвращаться домой. Я хочу так же рваться назад в Минск, как ты рвешься в Прагу. Я хочу, чтобы мне не было стыдно за мою страну, за мой народ, языка которого я толком и не знаю. Я хочу, чтобы на обложке моего паспорта была не нарисованная Лукой брюссельская капуста, а герб моей страны. Хочу, чтобы немецкие и прочие пограничники не оттопыривали презрительно нижнюю губу, увидев мой документ, а хотя бы улыбались, пускай и дежурно. Я хочу для своего ребенка совсем не того, что я вижу там вокруг себя… Вот чего я хочу. Ну как? Нравится?
        -Почти. А теперь - внимание, вопрос: на что ты готов ради этого?
        -На что я должен быть готов?!
        -Ты меня спрашиваешь?
        -А кого мне, черт побери, спрашивать?! Позняка? Вячорку [36] ?!- Андрей вскочил. - И что я вообще могу?!
        -Ты можешь,- Майзель спокойно откинулся на спинку дивана и раскинул руки.- Ты можешь. Тебе просто надо прикинуть палец к носу. Обязательно. И я приму меры, чтобы разные досадные мелочи не мешали тебе думать…
        Майзель резко - чудовищно, нечеловечески резко, снова поразив Андрея, решившего, что он уже привык,- поднялся, подошел к столу, достал откуда-то, видимо, из ящика, коробку размером с том энциклопедии и вернулся к дивану. Сев, он открыл коробку и, достав оттуда мобильный телефон, проделал с ним какие-то манипуляции, после чего кинул его едва успевшему среагировать Корабельщикову:
        -Лови! Да не бойся, он не кусается. И не бьется. А так же не горит и тонет. Владей и будь на связи…
        -У меня есть мобилка, что…
        -Перестань. Это не «мобилка», это терминал защищенной спецсвязи, работающей на мощностях сотовых операторов. Берет даже из метро, хоть со станции, хоть из тоннеля, проверено. В Беларуси на него можно звонить, как на твой домашний телефон. Только отключить его за неуплату невозможно,- Майзель зловеще оскалился. - Номера фиксированного набора: единица - это я, двойка - посольство, тройка - Фонд. Надавить и держать. Там же - маячок для пеленга на местности, чтобы ты не потерялся и группа волшебников на вертолетах не слишком запаривалась тебя разыскивать, ежели что… Да сядь ты, не маячь!
        Корабельщиков опустился на диван и растерянно посмотрел на Майзеля:
        -Много званых, да мало избранных…
        -Обязательно, друг мой. Еще не все, ты не думай,- он достал из коробки какой-то конверт и тоже перебросил его Андрею: - Открывай!
        Андрей подчинился. Из конверта выскользнули три зеленых паспорта МИД Чешского королевства, перламутрово-черная пластиковая карта платежной системы «Visa Express» и маленький, но тяжелый - видимо, золотой - значок в виде буквы М в несомкнутом круге.
        -Что это?
        -Это твои страховки, дружище. Твоей семье тоже, разумеется. И значок старайся не снимать. Люди, которые знают, что это означает, будут готовы всегда прийти тебе на помощь.
        -Это… настоящие?!- Корабельщиков рассматривал паспорта, как гранаты без чеки.
        -Фу. Ты за кого меня принимаешь?! Я Дракон, а не фальшивомонетчик… Беларуские визы, кстати, тоже настоящие. Коррупция - интересная штука, особенно если ее правильно использовать…
        -А это что?- Андрей повертел в руках кусочек пластика и, прочитав на нем свое имя, выругался.- Дан, ты…
        -Спокойно, пан Анджей,- Майзель похлопал его по колену.- Это тебе на мелкие расходы. Лимит снятия наличных в любом банкомате - десять тысяч крон в день или эквивалент. На товары и услуги лимита нет. Подожди, Андрей. Послушай… Это не милостыня и не подарки. Я хочу, чтобы ты делал что-нибудь настоящее. Что-нибудь, что может сдвинуть, свернуть… Я не тороплю. Но и вечно думать не могу позволить. Пусть будет - скажем, две недели со дня твоего возвращения домой. Через две недели я жду тебя в гости вместе с семьей. Обязательно - вместе с семьей, Дюхон. И ты мне скажешь, согласен ты или нет. После этого обсудим детали.- Майзель налил еще немного коньяка в бокалы и сноровисто приготовил пару сырно-лимонных канапе.
        -А если я откажусь?
        Майзель пожал плечами:
        -Ну… Значит, я не знаю тебя и не умею разбираться в людях… Плохо, конечно. Но учиться никогда не поздно… - Он помолчал, опрокинул в себя коньяк, как воду, и посмотрел на Андрея таким взглядом, что у Корабельщикова по спине побежали ледяные муравьи: - Я хочу, чтобы у тебя все было, дружище. Все, что ты сам можешь себе пожелать. Я много лет об этом мечтал. Я же все помню, ты не думай… Я считаю, что ты заслужил этот шанс. И все. Хочешь - верь, хочешь - нет, дело хозяйское. Я просто не мог раньше.
        -Разве ты мне что-то должен?! Ну, Дан, это уже просто выходит за всякие рамки… Синдром «Пикника на обочине», да? Счастья много и всем, сразу?!
        -Мы всегда излучали на одной волне,- Майзель вздохнул, поставил пустой бокал на столик.- Да. Именно. Много и сразу, всем, до кого смогу дотянуться. Возьми пальто и думай о вечном, вот что это. Есть только одно «но»…
        -Это может быть опасно. Я знаю.
        -Не думаю,- Майзель покачал головой.- Не думаю, что ты сейчас отчетливо понимаешь, насколько. Поэтому я даю тебе время осмыслить. И обсудить с Татьяной. И я жду вас в Праге, ребята. Потому что это единственный город на земле, где я хочу жить и умереть, когда будет на то Божья воля…
        МИНСК. МАРТ
        Назад Андрей летел не «Lufthansa», как в Германию, а «Air Crown Bohemia». Новехонький А300?ХХ с тремя салонами - первый класс, бизнес и туристический - был, в сравнении с немецким «Боингом», как «бентли» перед «тойотой».
        Едва он вышел из таможенного терминала, как ощутил вибрацию телефона, подаренного Майзелем. Корабельщиков осторожно раскрыл аппарат и поднес к уху:
        -Алло…
        -Добрый день, Андрей Андреевич. Галина Геллер, «Golem Foundation». Как долетели?
        -Спасибо, Галина. Замечательно. А…
        -Вам не трудно будет заехать завтра в первой половине дня? У нас тут для вас кое-какие сообщения.
        -Да-да, разумеется. А…
        -Часикам к девяти. Не рано?
        -Нет, что вы… А…
        -Ну, прекрасно. Приезжайте, тут и обсудим. Всего хорошего, Андрей Андреевич,- и пани Геллер отключилась, явно не утруждаясь выслушать вопросы Корабельщикова.
        Татьяна и Сонечка были у родителей на даче,- за то время, что Андрей отсутствовал, в Минске началась настоящая весна. Телефона на даче не было, сотовый тестя бодро рапортовал о нахождении абонента вне зоны действия сети, и Андрею ничего не оставалось, как заморить червячка нашедшимися в морозилке пельменями и предаваться размышлениям о превратностях судьбы, коротая время до завтрашнего утра…
        Ночью он практически совсем не спал. Пока не начали болеть глаза, бесцельно бродил по Интернету, перескакивая с одного сайта на другой безо всякой системы. Потом, закрыв компьютер, пытался читать, но никак не мог сосредоточиться. И в шесть был уже на ногах, а в семь - за рулем…
        Он арендовал гараж, в котором заботливо держал свою старенькую «шестерку», буквально в трех минутах ходьбы от дома. Он тщательно следил за машиной, потому что знал: новую - то есть даже не новую, а просто другую - покупать не на что. Конечно, Корабельщиковы отнюдь не бедствовали и жили лучше многих: собственная - двухкомнатная - квартира, автомобиль, продукты с рынка, но ни о каких богатствах и речи не шло, несмотря на то, что и Андрей, и Татьяна много работали. Постоянной работы у Корабельщикова не было, он числился для трудового стажа в какой-то конторе, бывшей чем-то обязанной тестю по сложным схемам беларуских чиновничьих взаимозачетов. Все свои деньги Андрей зарабатывал переводами и лекциями по истории религии в нескольких негосударственных вузах, которые, испытывая последнее время нешуточное давление со стороны министерства образования, сокращали часы и платили все скромнее. Дороговизна продуктов в Минске, неясные перспективы и откровенная тоска заставляли Андрея много думать о деньгах и о том, где их добыть - гораздо больше, чем ему этого хотелось.
        И вдруг - отлетело, как прошлогодняя листва…
        В «Golem Foundation» его встретили, как старого приятеля, который на пару дней исчез, и вот,- снова с нами. Галина проводила его в комнату для переговоров, извинилась, вышла и через минуту вернулась - с небольшой кожаной папкой на молнии и в сопровождении «стюардессы» с подносом, на котором стояли кофейник, молочник, сахарница, печенье и две маленькие кофейные чашечки. Расположившись за столом напротив Корабельщикова, Галина улыбнулась:
        -Ну, давайте еще раз знакомиться, Андрей Андреевич. Я буду вашим помощником со стороны Фонда и посольства, вы можете со всеми вашими вопросами и проблемами обращаться сразу ко мне. Звоните в любое время суток, я буду постоянно у вас на связи…
        -Так-таки с любыми вопросами и проблемами?- Андрей недоверчиво покачал головой и улыбнулся.
        -Совершенно с любыми,- утвердительно кивнула Галина.- Но имейте в виду, стреляю я из рук вон плохо.
        -Что?!- Корабельщиков опешил.- А что, придется?!.
        -Когда-нибудь обязательно придется,- вздохнула Галина.- Или вы думаете, что все это,- она указала подбородком в окно, выходившее на Войсковой переулок, в котором в двух шагах от посольства и Фонда располагалось здание Генерального штаба,- мирно закончится? Не верю, Андрей Андреевич…
        -Ну… Может, найдется, кому пострелять, без нас?
        -Бой покажет, как у нас говорят. Давайте к делу, Андрей Андреевич,- Галина расстегнула «молнию» на папке и, достав оттуда несколько пластиковых конвертов, разложила их перед Корабельщиковым: - Это документы на ваш автомобиль - техпаспорт, доверенность, талон техосмотра, сертификат заводской тонировки, пропуск установленного образца «проезд/стоянка всюду» сроком на год с 31 марта, пропуск на все пограничные пункты таким же сроком, один ключ-брелок сигнализации. Второй у меня в сейфе. Они предназначены исключительно для доступа внутрь, пуск двигателя только с вашими биометрическими данными, так что про угонщиков можете забыть… Здесь,- Галина указала на второй конверт,- ключи и документы на квартиру на улице Воровского, точный адрес в бумагах. Помещение оборудовано спецтехникой, к пленкам и файлам будете иметь доступ только вы лично и начальник Беларуского департамента в королевском МИДе.
        -МИДе? Почему не в разведке?- Андрей усмехнулся.
        -Потому что в Чехии нет проблем с межведомственным взаимодействием. Каждый отвечает за свой участок работы, но в случае необходимости подключаются остальные. Воюющее государство не может позволить себе бюрократию,- Галина посмотрела на Корабельщикова и покачала головой.- Я продолжу, с вашего позволения. Мы говорили… Да. Записи будут вестись постоянно, в автоматическом режиме, вы потом сможете анализировать ход ваших встреч с людьми, просматривать реакции, приборы это фиксируют… Подробная инструкция тоже здесь. Во время встреч интимного характера, если таковые будут иметь место, видеокамеры можно выключить… Все в инструкции.
        -Галина…
        -Да?
        -Вы что?
        -Что?
        -Какие интимные встречи?!
        -Андрей Андреевич,- Галина пожала плечами и улыбнулась.- Я в курсе, что у вас жена и ребенок. Я также знаю, что подобные мелочи до сих пор никого еще не останавливали, если кому-то очень чего-нибудь хотелось. Или было нужно для дела. Моя задача - проинформировать вас возможно наиболее исчерпывающим образом о поступивших в ваше полное распоряжение средствах. Как вы ими пользуетесь, я не имею права контролировать. Кроме того, не исключено, что обстоятельства в какой-то момент сильно изменятся, поскольку от той жизни, которую вы до сих пор вели, ваша новая жизнь будет отличаться весьма существенно. Если это вас утешит,- мы здесь все через это прошли,- Галина улыбнулась, и за этой улыбкой совсем еще молодой женщины нарисовался перед глазами Андрея такой опыт, которому ему просто нечего было противопоставить.
        Он хорошо знал этот тип - хваткая миловидная девочка из белорусской глубинки, поступившая после школы в «иняз», замужество, зацепиться за столицу любой ценой, не возвращаться никогда назад, где только пьяные ровесники и скучные, как хозяйственное мыло, подруги, грязь, нищета, беспросветная тоска… Но было в Галине что-то еще. Что-то, такое, чему Андрей никак не находил слов. Какой-то стержень, что ли. И хваткость эта была какой-то другой. Не подловатенькой, а спокойной, уверенной и светлой. И светлое лицо у нее было, ухоженное, красивое даже, понятно… Но светлое. Таких лиц совсем мало стало в последние годы в стране. И от этого еще тоже съедала Андрея тоска. А сейчас - отпустила.
        -Галина… Извините, если это как-нибудь вас заденет, вы, разумеется, можете не отвечать…
        -Ничего. Валяйте, Андрей Андреевич.
        -Геллер - это ваша фамилия?
        -Это фамилия моего мужа. Он руководит одним из отделов Фонда здесь. А моя девичья фамилия - Окуневич. Продолжим?
        -Да, конечно.
        -Оружие, если появится желание, получите со временем. Для этого необходимо пройти курсы подготовки сдать специальный экзамен, теоретический и практический. У нас с этим очень строго…
        -Да Господь с вами, Галина,- замахал руками Корабельщиков,- какое еще оружие, вы что?!
        -Я вовсе не настаиваю. Повторяю, моя задача - проинформировать. Распоряжаться информацией вы можете и будете по собственному усмотрению.
        -А если я не оправдаю доверия?
        -А куда вы денетесь,- Галина звонко рассмеялась. И добавила уже серьезно: - Такого еще не бывало, Андрей Андреевич. И не будет. Поверьте. Уж я-то знаю… Машина стоит на платной стоянке возле Дома офицеров. Свою старую оставите там, когда решите, что с ней делать, сообщите.
        Андрей повертел в руках пластиковый прямоугольник техпаспорта. Госномер вызвал у него кривую ухмылку: 1090 МI, с таким номером в Беларуси проезд и стоянка всюду и без пропуска…
        -А это для чего?- Андрей показал на номер.
        -Не имею ни малейшего представления,- пожала плечами Галина.- Вероятно, вам случится пускать кому-нибудь пыль в глаза. Вы же знаете, как у нас здесь относятся к подобным атрибутам…
        -Еще бы…
        -Двигатель?многотопливный дизель, заправляйтесь в прямом смысле слова где хотите. Мощность - сто пятьдесят киловатт, информационная система, шестиступенчатый автомат с возможностью ручного переключения передач. Бак на сто двадцать литров, можно доехать без дозаправки прямо до канадской границы,- заметив, что Андрей усмехнулся, Галина тоже улыбнулась.- В остальном - вполне обычный автомобиль… Да, чуть не забыла. В багажнике - ваш новый компьютер с док-станцией и мультифункциональный офисный сканер-факс-копир-принтер. На досуге распакуете, посмотрите, все ли в порядке, если что-то дополнительно потребуется - звоните…
        -Ничего себе пальтишко,- пробормотал Корабельщиков.
        -Что?
        -Нет-нет, это я так… Мысли вслух. Последний вопрос: перед кем и в какие сроки я должен буду отчитываться в проделанной работе?
        -Ни перед кем и ни в какие,- улыбнулась Галина.- У вас статус свободного художника, Андрей Андреевич. И прямое подчинение, мы здесь все для вас - техперсонал, поэтому не стесняйтесь.
        -Прямо армия какая-то… - произнесенный Галиной термин «подчинение» неприятно царапнул.
        -Мы и есть армия, Андрей Андреевич,- Галина прямо посмотрела ему в глаза, чуть прищурившись.- Вы скоро поймете…
        -Спасибо, Галина.
        -Не за что. Позволите, дам вам совет? На правах более опытного товарища…
        -Конечно. Валяйте,- Корабельщиков улыбнулся.
        -Вы не спешите ни с какими действиями, Андрей Андреевич,- мягко сказала Галина. - Отдохните, осмотритесь, привыкните к своим новым инструментам. Дайте себе время войти в роль. Почувствуйте свою причастность… Времени у вас не так много, но оно есть. И не стесняйтесь спрашивать,- и она протянула Корабельщикову руку.- Пойдемте, я вас провожу…
        МИНСК. МАРТ
        Он подъехал к стоянке, посигналил. Автоматический шлагбаум поднялся, пропуская его. Андрей поставил «шестерку» на свободное место, вышел, закрыл замок и направился к домику охраны.
        -День добрый. Покажите мне машину, пожалуйста,- он протянул охраннику талончик.
        Парень,- молодой, лет двадцати, веснушчатый, с соломенно-желтыми волосами и густыми, как у буренки, ресницами, в дурацком мешковатом камуфляжном комбинезоне, вышел наружу и пошел вдоль автомобильных рядов, поглядывая украдкой на Корабельщикова. Возле машины остановился:
        -Во. Ласточка. Забирайте.
        -Спасибо.
        -Да не за что,- осклабился парень.- Скока заплатили? Если не секрет, конечно…
        Это был просто черный - никакого перламутра - «Мерседес» в 124?м кузове второго поколения, судя по всему, совершенно новый, хотя таких машин не выпускали уже довольно давно. С тонировкой,- не такой, как у Майзеля, но тоже «крутой» - салон снаружи не разглядеть. Андрей нажал кнопку на ключе. Автомобиль бесшумно мигнул дважды габаритами. Корабельщиков усмехнулся:
        -Двадцать.
        -Баксов? Или евро?
        -Евро.
        -Из Чехии?
        -С чего ты взял?- спросил Андрей. И сам удивился, как спокойно перешел на «ты» с этим парнем. Надо же, как быстро привыкаешь к «крутизне», снова усмехнулся, на этот раз про себя, Корабельщиков.
        -Тонировочка заводская… Немцы такой не делают… И новая ж, бля, муха не еблася… А движок-то,- этот, гибрид?
        -Нет. Дизель. А что, разве разрешили уже гибриды ввозить?
        -Не,- парень усмехнулся.- Куда ж… Бензина-то они чуть не в десять раз помене жрут… А Лука на бензине сидит крепко, вместе с москалями…
        Андрей по-новому посмотрел на сторожа:
        -Но все равно возят?
        -Конечно, возят,- хмыкнул парень.- Они, хоть и дорогие, а ездят-то как… Песня, а не тачка. Автоматы, электро все, вся хуйня, короче…
        -А что, таможня…
        -Так нормальные ж пацаны возят. Бабам своим, конечно, в основном. Ну, как… А то вы не знаете, как мытня [37] -то у нас…
        -А техосмотр, регистрация?
        -Так че, менты тоже есть хотят… Тока ее, такую, хрен знает как ремонтировать, если че… Под заказ пригнали?
        -Вроде того. Еще будут вопросы?
        -Извиняюсь,- съежился парень.- С «шестеркой» что? Насколько оформлять?
        -Не знаю,- Андрей протянул ему ключи от «Жигулей».- За ней придут с документами. Внутри ничего интересного нет.
        -Обижаете,- вздохнул сторож.
        -Проверяю,- улыбнулся Андрей.
        Парень поднял на него глаза, в которых засветилась такая собачья надежда, что Андрею сделалось не по себе:
        -Телефончик не возьмете?
        -Возьму,- сказал Андрей, удивляясь себе самому еще больше и подчиняясь какой-то странной, неведомой до сего дня интуиции.- Как зовут и что можешь?
        -Павлом кличут. Все могу, чего скажут. Если заплатят нормально, да и язык за зубами держится. Гимназиев, понятно, не проходил, но соображаю…
        -А здесь чего сидишь?
        -Так куда после армии-то…
        -В ментовку. Или в бандюки. Куда все.
        -Не-е-е,- протянул парень.- В ментовку? Народ палкой лупить да бабулек с укропом по подворотням гонять? Не. Мне это не катит… А быковать да киоски бомбить… - он махнул рукой.- Я уж тут как-нибудь. Масло, лампочки, тачку помыть-попылесосить, запчастки какие… Пересижу. Как-нибудь…
        -Состаришься пересиживать,- Корабельщиков усмехнулся.- Ладно. Неси телефон.
        -Ага… Мигом!
        Парень метнулся к своей будке, Андрей остался возле машины. Павел выскочил назад, подбежал, протянул Корабельщикову клочок бумаги:
        -А вас как зовут, если…
        -Если позвоню, узнаешь,- Андрей опустил записку в карман и открыл дверцу.- Не скучай, Паша…
        Проехав немного по городу, Андрей решил попробовать автомобиль на трассе. Оказалось, он еще и с приводом на все колеса… Салон был абсолютно новым, как у самой современной модели, как только вписали его сюда, подумал Андрей, тонировка при таком салоне куда как кстати… Серая перфорированная кожа, серо-черный комбинированный пластик, голубая подсветка, красные стрелки, огромная ЖК-панель инфотерминала… И все по-русски. Заботливый какой, усмехнулся Андрей. Такая машина снаружи в глаза не слишком бросается, номер и тонировка - сигнал «не тронь» хоть ментам, хоть бандитам… А вот как заеду сейчас в «Немигу» [38] , решил Корабельщиков. Гулять - так гулять…
        Он отважно припарковался под знаком «стоянка запрещена» и нырнул в магазин. Направился в отдел мужской одежды, быстро выбрал два темно-серых костюма, несколько рубашек такого же типа, как у Майзеля, примерил. И очень себе понравился в новом «прикиде». Переодеваться назад в старую одежду не стал. Немного нервничая, расплатился пластиком. Никаких проблем. Туфли. Никаких проблем. Даже скучно…
        Покинув магазин, он прокатился до аэропорта «Смолевичи», или, как он теперь назывался, Национальный Аэропорт «Минск», и обратно. Конечно, с «дракономобилем» у
«ешки» было немного общего, но навигационная система, которая еще и непостижимым образом работала, имелась. Корабельщиков знал, что подобные игрушки могут функционировать только с картой, разрешение и масштаб которой в Беларуси до сих пор носили гриф «секретно». Как Майзелю удалось обойти эту проблему, Андрею даже думать не хотелось. Он чувствовал себя персонажем шпионского сериала, и вдруг поймал себя на мысли, что ему это нравится. Так нравится, что он готов играть дальше.
        Даже не заезжая домой, он поехал к семье на дачу. Татьяна, увидев и машину, и
«упакованного» мужа, онемела. Потом спросила:
        -Ты что, в наркокурьеры подрядился?! Я с тобой разведусь, Корабельщиков… Что это?
        -Это мой служебный автомобиль, который я могу использовать, как мне хочется.
        -И в какой ОПГ [39] выдают такое и за какие заслуги?
        -В «Golem Interworld»… Поехали домой, нам нужно поговорить. И спроси маму, можно ли Сонечку оставить, заедем за ней вечером…
        Дома Андрей рассказал, как мог, все, что приключилось с ним, начиная с того момента, как он оказался в Аугсхайме… Татьяна ни разу не перебила его,- только иногда покачивала головой, будто не могла поверить…
        -Ты знаешь, я ведь его помню… Такой, немножко пониже тебя, с веснушками… Он веселый был. Это помню. А лица совершенно не помню… У меня хорошая память на лица. Странно.
        -Столько лет, Таня…
        -Все равно. Столько лет… И как же нас так угораздило…
        -О чем ты?
        -Ты ведь не откажешься,- Татьяна снова вздохнула.- Если бы ты знал, Корабельщиков, как я тебя понимаю…
        -Да?
        -Да. Мне страшно, Андрюша. Но я… я понимаю. Стыдно так жить, как мы живем. Невозможно. Что-то делать надо. И если можно… Если надо, значит, можно. И если хочется… Тебе так этого не хватало всю жизнь…
        -Ну, мне еще толком ничего не предложили делать…
        -И не предложат. Ты сам должен предложить.
        -Что, Таня?!
        -Ну, премьер-министр из тебя вряд ли выйдет… Хотя…
        -Мы должны обязательно поехать к нему. Вместе. Я хочу, чтобы ты это своими глазами увидела. Там такое,- Андрей прикрыл глаза, покачал головой, улыбнулся.- Сказочный город над рекой, с одной стороны - Злата Прага, с другой - какой-то, действительно, Манхэттен на Влтаве, сказочные дороги, море света, чистота, а люди… Портрет королевской семьи в каждой витрине… Военные, много военных, наверное, чересчур для такой маленькой страны,- но какие они, это просто поразительно… Столько молодежи, столько детей,- я еще вообще столько детей сразу в одном городе не видел… И лица светятся… Таня… Это нужно увидеть. Невозможно это рассказать.
        -И ты туда хочешь?
        -Хочу, конечно. И легко могу это сделать. Стоит только заикнуться…
        -Но?
        -Это нечестно. Я это не строил. Я должен… Чтобы здесь было… хоть десятая часть, Таня… Он… Они не станут прятать это от нас. Они поделятся с нами своим счастьем, если только мы отважимся шагнуть к нему. Сами. Понимаешь?
        -Ох, Андрюшенька,- Татьяна вдруг вздохнула по-бабьи.- У тебя нет чувства, что он хочет использовать тебя?
        -Для использования тут кандидатур - хоть отбавляй. Покруче меня… Он не использовать хочет. Поделиться силой. Приобщить. Сделать причастным… Чтобы я, как он, мог сказать: это мое тоже, я это тоже ввысь тянул…
        -Ну, так о чем же думать тогда, Андрей? Впрягайся.
        -Он предупредил, что это может быть опасно.
        -А жить тут - вот так - не опасно?! То чернобыльская картошка, то сальмонеллез в курятине, то детей в подземном переходе затопчут, то пьяные менты привяжутся и до смерти забьют?! А друзей всех, что копейку заработать пытались, пересажали, отобрали все,- квартиры, машины, деньги, семьи по миру пустили,- это что, не опасно? С проспекта сойдешь вечером - тьма, хоть глаз выколи, собачий и человечий кал кругом, в редкий подъезд войдешь, где углы не обоссаны, похабщиной все стены исписаны, подростки хлещут водку из опилок, курят, нюхают, колют в себя всякую дрянь,- это не опасно?! Андрюшенька, я жить очень хочу. Дома у себя жить хочу. Хочу сына тебе родить. А не могу, страшно… Сколько же это может продолжаться? Сколько можно это терпеть?!.
        Андрей смотрел на Татьяну во все глаза. Никогда в жизни такого не слыхал еще от нее. Татьяна - ровная, рассудительная, улыбчивая, старательная, аккуратная, уверенная в себе и в нем… И вдруг…
        Татьяна встала, подошла к мужу, взяла его лицо в ладони и крепко поцеловала в губы:
        -Слезай с печи, дорогой. Мы, литвины, с чехами вместе и турок, и шведов, и тевтонцев, и москалей бивали. И уж нам ли этого байстрюка, цыганского выблядка бояться? Я с тобой, Андрюшенька. Что бы ни было - я с тобой…
        ПРАГА. АПРЕЛЬ
        Как и было договорено, Корабельщиковы прилетели через две недели. Майзель встречал их сам, прямо на взлетной полосе.
        Татьяну он узнал. Она почти не изменилась, только лицо чуть подсохло, стало не таким нежным, каким он его помнил…
        Андрей, как мог, пытался подготовить Татьяну к тому, кого ей предстоит увидеть. Действительность, однако, много превосходила ее ожидания… Она первой протянула Майзелю руку:
        -Да-а… Что тут скажешь… Вырос и возмужал…
        -Здравствуй, жена моего друга,- улыбнулся Майзель.- Твой муж куда интереснее реагировал…
        -Ах, мужчины такие непосредственные,- состроила Татьяна кокетливую гримаску.- Здравствуй, друг моего мужа. Ничего, что я так панибратски с повелителем королей и властелином императоров?
        -Ничего. Мне иногда не хватает здорового сарказма в собственный адрес. Здравствуй, Таня. Я рад тебя видеть здесь.
        -Спасибо… Даник,- он кивнул, и Татьяна поняла, что есть контакт.- Мы тоже рады, что ты нашелся. И что мы выбрались к тебе…
        Он пожал руку Андрею и присел на корточки перед девочкой:
        -Какая ты серьезная… Ну, здравствуй. Меня Данек зовут.
        -Тебя не могут просто Даником звать,- живо возразила Сонечка, легко переиначив на русский лад его имя, и по-прежнему серьезно глядя на Майзеля громадными серыми глазищами. Такая была она беленькая и тоненькая,- одно слово, одуванчик.- Ты вон какой большой, тебя нужно дядей называть…
        -Ну, хорошо, милая. Пусть будет - дядя Даник. Согласна?
        -Согласна,- вздохнула Сонечка.- Мы к тебе в гости приехали?
        -Да, милая.
        -А у тебя есть кто-нибудь, мальчик или девочка, с которыми можно поиграть?
        -Сонечка,- всплеснула руками Татьяна.
        Майзель, улыбнувшись, покачал головой,- мол, порядок.
        -Нет, милая. Но у меня есть друзья, и у них есть целых четыре маленьких девочки, с которыми ты сможешь поиграть, пока будешь у меня в гостях.
        -А с тобой?
        -Ну, и со мной, если тебе интересно. Такой вариант тебя устраивает?
        -Устраивает,- все еще без улыбки ответила Сонечка.- А тетенька у тебя хотя бы есть?
        -Нет, милая. Тетеньки у меня тоже нет…
        Андрей с Таней не знали, плакать им или смеяться. Этот допрос был так не похож на то, как обычно вела себя их дочка с людьми, встреченными первый раз в жизни, что у них обоих просто пропал дар речи. А эти двое продолжали свой странный разговор:
        -Совсем никакой нет?
        -Нет, милая.
        -А почему?
        -Наверное, потому, что я очень много работаю.
        -Тогда понятно, почему у тебя нету ни мальчика, ни девочки,- вздохнула Сонечка. - Без тетеньки только собачку можно завести или кошечку… А ты кем работаешь?
        -Я?- Майзель замешкался было с ответом, но быстро выкрутился: - Пожарным, милая. Тушу огонь.
        -Ух ты,- вдруг просияла девочка,- а каска блестящая у тебя есть?
        -Обязательно.
        -Ты мне ее покажешь?
        -Покажу.
        -Это хорошо, что ты пожарный,- девочка снова сделалась серьезной.- Ты сможешь себе какую-нибудь тетеньку из пожара спасти. Тогда можно девочку или мальчика… - Сонечка длинно и горько вздохнула.- Только это до-о-лго так… Дети так медленно растут… Пока с ними играть можно будет… Ну, поехали к тебе домой уже!
        -Поехали,- Майзель легко поднял Сонечку и, посадив к себе на локоть, понес к машине. Она обняла его за шею и весело замахала родителям рукой.
        Татьяна с Андреем молча двинулись следом. Их обоих просто душили слезы.
        Майзель ехал совсем медленно, давая гостям как следует осмотреться. Татьяна во все глаза рассматривала великолепие чешской столицы. Андрей, хотя многое уже видел, тоже с удовольствием смотрел в окно. Наконец, первый шок у Татьяны прошел:
        -Господи, деньжищи-то какие…
        -Для хорошего дела ничего не жалко,- откликнулся Майзель.- Я для вас культурную программу подготовил, прокатитесь, увидите… Не только Прагу, кстати. Есть и в других местах что посмотреть…
        -Я гляжу, ты тут совершенно… натурализовался,- с некоторой даже обидой в голосе проговорил Корабельщиков.- В Минск тебя не тянет?
        -Я почти не помню себя в Минске,- вздохнул Майзель.- Тебя помню, а себя - нет. Очень странно работает моя память с тех пор. И потом… Я еврей, Дюхон. И родина у меня там, где я ее себе устрою. Мне тут хорошо. Я здесь люблю все… И потом… Я тебе говорил… Я столько сюда вбухал,- не денег даже, деньги - говно… Души…
        -А Израиль?- тихо спросила Татьяна.
        -Был бы я Машиах [40] - тогда да.
        -Я серьезно.
        -Так и я ведь тоже. Ну, почти… Я даже субботу толком ни разу не выдержал, Танюша. Какой из меня, на самом деле, еврей? Так, одно название… - Майзель усмехнулся.- Я Андрею уже говорил… И если б я Вацлава не держал под микитки, он бы уже давно там все от чучмеков зачистил… Километров на двести стратегической глубины. Он меня чуть не каждую неделю донимает. Как пропустят с кардиналом и митрополитом по рюмочке абсента, так и начинается… Особенно кардинал зажигает… Королевский штандарт на башнях Иерусалима… Хрустальная мечта детства, можно сказать.
        -Смеешься?!
        -И в мыслях нет, Таня. Отец семейства, через два года юбилей будем праздновать - полсотни ему стукнет, а все одно как мальчишка. Хлебом не корми - повоевать дай.
        -А чего ж не даешь?
        -Не время, Дюхон. Еще не время… Мало победить - нужно еще суметь воспользоваться плодами победы. И Израиль должен созреть… Нельзя там с кондачка ничего делать. Святая земля… Да и держатся они пока еще совсем недурно без прямого вмешательства…
        -А они на тебя не обижаются?
        -Обижаются. Мне не привыкать. На меня многие обижаются. Русские, например…
        -За что?
        -За то, что ученые и специалисты бегут к нам, а шпионить отказываются. Ну, не бегут… Просто мы создаем здесь для них тепличные условия. Не мешаем им сумасшедшие совершенно вещи делать. Вихревые двигатели, магнитодинамические реакторы, ионные реакторы для нефтеперегонки… Да, всего не расскажешь…
        -И что? Есть отдача?
        -Есть, конечно. И будет. То ли еще будет,- он усмехнулся, как показалось Андрею, загадочно и зло.- Вот и бесятся. За то, что это мы, а не они, первыми поддержали сербов. За то, что мы хотели помирить их с чеченцами и помешать их тупым солдафонам мутить свой кровавый гешефт…
        -А можно было?
        -Русскому императору удавалось держать вайнахов в узде. Даже больше… Служили империи верой и правдой.
        -Империи больше нет.
        -Вот в том-то и беда… За то, что теперь уже поздно что-то исправлять… Как будто мы хоть каплю в этом виноваты. За все, ребята. За все, что получилось у нас и не получилось у них…
        -Ну, русские на всех подряд, кроме себя, обижаются,- усмехнулась Татьяна, и Андрей удивленно на нее посмотрел. Он столько нового про свою жену узнал за последние две недели, что ему иногда не по себе становилось.- Ментал такой… Всех не перебреешь.
        -Обязательно, Танюша. Только времени не хватает,- оскалился Майзель.- Ладно. Не на одной ноге это разговор…
        ПРАГА. «ЛОГОВО ДРАКОНА». АПРЕЛЬ
        Сонечка ни в какую не желала отлипнуть от Майзеля. Игнорируя все попытки Татьяны ее отвлечь и занять чем-нибудь, чтобы дать мужчинам обсудить свои дела, девочка засыпала Майзеля вопросами, в том числе такими, что Татьяне от всей души хотелось ее шлепнуть. Но каждый раз она натыкалась на его улыбку и отрицательный кивок головы…
        Майзель включил одну из ЖК-панелей, запустил на видеосервере сборник советских мультиков и уселся с Сонечкой их смотреть. Татьяна, вздохнув, побрела на кухню к мужу.
        -Андрюша, что с ней происходит? Никогда в жизни такого не было…
        -Ну, он ведь белый и пушистый, как зайчик,- Андрей отложил какой-то журнал, усмехнулся.- Если к сорока дом мужчины не наполняется детским смехом, он наполняется кошмарами. Так что все о'кей, Танечка. Пусть их. Да и не вижу я, чтобы он особо напрягался…
        -Он так с ней разговаривает…
        -Как?
        -Как… как… она его слушает, понимаешь? Потрясающе просто… Ему нужно срочно детей. Просто срочно, Андрюша. Господи… Какой роскошный мужик,- умница, красавец, денег, как сена,- и один…
        -Красавец?
        -Ах, Андрюша,- Татьяна улыбнулась снисходительно.- Глупенький, я тебя люблю, и ты самый лучший на свете. Но глаза-то у меня есть… Ты ведь не ревнуешь?
        -Ревную. Я Соньку, на самом деле, ревную…
        -Ага… А говорил… Надо его женить.
        -Да некогда ему… Мир же надо спасать.
        -Что за фигню ты несешь, Андрюшенька… Разве можно мир спасти, если так про себя забыть?! Если так себя на полку зашвырнуть в дальний угол… Давай ему какую-нибудь славную девочку найдем, а?
        -Не думаю, что у него сладится с девочкой. Ему нужна… - Андрей пошевелил в воздухе пальцами.- Не знаю… Но уж никак не девочка. Никак. Девочек, которые к нему в руки, как яблоки, сыплются, и здесь наверняка пруд пруди. Да и не интересовали его никогда девочки… Ему нужна… Я очень смутно представляю себе… Только где ж такую найти?
        -Не знаю. У меня какое-то нехорошее предчувствие…
        -Перестань,- Андрей отмахнулся от ее слов и ее тревоги, мгновенным булавочным уколом задевшей и его.- Все нормально. А поговорить успеем еще…
        Майзель, наблюдая за девочкой, переживающей перипетии мультяшных историй, проговорил:
        -Знаешь, милая, мне кажется, это нечестно. Мы тут с тобой развлекаемся, а папа с мамой там скучают на кухне…
        -А ты их позови,- сказала Сонечка, не отрывая взгляда от экрана и продолжая держать Майзеля за руку.
        -Я не думаю, что им будет интересно…
        -А тебе интересно?
        -Мне интересно, но не очень, потому что я это уже много раз видел…
        -А почему тебя Драконом называют? Ты совсем не страшный. Ты такой большой и добрый, а дракон - такой агромадный крокодил, только с крыльями…
        -Кто тебе сказал про дракона?
        -Папа рассказывал.
        -Ну, понятно… Милая, я для друзей добрый. А для врагов я Дракон. Они меня боятся, поэтому называют драконом. Но я на самом деле вовсе не дракон и не кусаюсь.
        -Я знаю. Драконы только в сказках бывают. А мы твои друзья?
        -Да.
        -И я тоже?
        -Да, милая.
        -Хорошо, что мы твои друзья. Тогда ты нас не будешь съедать,- засмеялась Сонечка.
        -Ни в коем случае, милая. Так что, давай вот как сделаем: ты еще два-три мультика посмотришь, а потом мама поможет тебе устроиться на ночь. Я знаю, ты умница и сама все умеешь, просто ты тут первый раз. Договорились?
        -А четыре можно?
        -Можно. Но никак не больше пяти. Хорошо?- Сонечка кивнула, снова повернувшись к экрану.- Так я пойду?
        -Ладно уж… - вздохнула девочка.- Иди… А ты сказку знаешь какую-нибудь?
        -Я много сказок знаю,- Майзель усмехнулся, адресуя эту усмешку вовсе не девочке, - себе.
        -Ты мне расскажешь?
        -Непременно, милая. Только когда ты уже ляжешь в кровать и соберешься уснуть. Договорились?
        -Договорились,- кивнула девочка, тряхнув кудряшками.
        -Ну, отлично. Тогда я пошел,- и Майзель высвободил руку.
        Он появился в кухне, улыбнулся, подмигнул Корабельщиковым:
        -Укатали сивку крутые горки… Сейчас мультики досмотрим, и можно баиньки. Пойдем, Танюша, покажу, где Сонечку укладывать…
        Майзель повел ее по лабиринту перегородок, в которых не вдруг было сориентироваться с непривычки, и взору Татьяны открылся уголок в виде обставленной по всем правилам детской комнаты. Было все тут, разумеется, конфетно-журнальное, но и неудивительно,- откуда же одинокому и смертельно занятому мужчине в таких вещах разбираться… Но Сонечке наверняка понравится. Татьяна невольно улыбнулась.
        -Ничего не говори,- упредил ее реплику Майзель.- Я вижу, ты по достоинству оценила изысканный полет моей фантазии…
        -Пустяки какие,- отмахнулась Татьяна.- Лишь бы матрасик удобный был.
        -Свет выключу по твоей команде. Вот тут - камера наблюдения, направишь на нее, когда будешь уходить, на мониторе в кухне будет видно…
        -Иди, иди. Справимся. Электронный гений…
        Через пять минут Татьяна появилась в кухне и сердито махнула рукой:
        -Обещал ребенку сказку?
        -Обещал,- ухмыльнулся Майзель.
        -Так иди скорей!
        Он подошел к девочке, сел прямо на пол у ее изголовья. Сонечка взяла его руку и легла на нее щекой:
        -Рассказывай. Я уже сплю.
        -Ну, слушай,- Майзель вздохнул и посмотрел куда-то вдаль.- Жил-был в одном очень древнем и красивом городе Дракон. Он был очень добрый, сильный и богатый, но очень-очень грустный…
        -Почему?
        -Ему не с кем было играть по вечерам,- снова вздохнул Майзель.- И поэтому он очень грустил… А однажды к нему в гости случайно зашла маленькая девочка…
        -Принцесса?
        -Да. Принцесса с серыми-серыми глазами и золотыми волосами. И Дракон очень обрадовался. Они долго-долго смотрели вместе мультфильмы, играли и разговаривали. Потом принцесса улетела назад, к себе домой, на свою маленькую белую планету, но Дракон не обиделся. Он знал, что у девочки-принцессы есть чудесные мама и папа, и что девочка по ним соскучилась. Но ему теперь не было грустно, потому что он знал - у него появился настоящий друг… И Дракон взлетел высоко-высоко, и выдохнул вместо огня - красивую семицветную радугу, и в древнем прекрасном городе стало так светло, что люди вышли на улицы и стали смотреть на чудо. Они поняли, что Дракон больше не грустит, и тоже очень обрадовались, и устроили большой-пребольшой праздник с салютами, ярмаркой и каруселью на площади…
        -А они его не боялись?
        -Нет. Он защищал их от врагов, пожаров, наводнений и бед, и они его любили. Нет, не боялись. Ну, разве только немножечко, самую-самую малость… Все-таки он ведь был дракон, и он был совсем на них не похож… Но девочка была с другой планеты, и ей совсем-совсем не было страшно…
        -А она еще прилетит?
        -Обязательно. Много раз. И каждый раз по случаю ее прилета будет в древнем и красивом городе шумный, веселый, яркий праздник. И Дракон будет веселиться вместе со всеми…
        -Хорошая сказка,- вздохнула Сонечка.- Только все равно немножко грустная… Ты ее сам придумал?
        -Да, милая.
        -Ты не грусти. Я к тебе еще прилечу,- Сонечка закрыла глаза и улыбнулась.- Спокойной ночи…
        -Спокойной ночи, милая,- и Майзель поднялся.
        Сонечка уснула, и они уселись втроем на кухне,- совсем как в студенческие времена, только кухни тогда были другие… Майзель разлил вино в бокалы:
        -Ну, ребята… За встречу. Чертовски рад видеть вас. И чертовски рад видеть вас вместе… - И перешел к делу,- резко и неожиданно, как всегда: - Вы что-нибудь обсуждали уже?
        -Мы все обсудили, Дан. Где расписаться?
        -Спасибо, дружище. Спасибо тебе, Танюша… Я знал, что вы молодцы…
        -Дан… Одна просьба.
        -Хоть сто. Давай.
        -Если со мной что… Обещай, что Татьяну и Сонечку… не оставишь там…
        -Андрюша!!!
        -Спокойно,- Майзель взял обоих, Татьяну и Андрея, за руки.- Спокойно, ребята. Я вас вытащу, если что. Откуда угодно. Слово,- он посмотрел на Андрея.- Хочешь, оставь девочек здесь. Будешь приезжать на выходные. Быт… Ну, мягко говоря, не проблема. Или, как говорит мой начальник СБ,- говно вопрос…
        -Ну, уж это фиг,- покачала головой Татьяна.- И не думайте даже. Я его одного ни за что не оставлю. Он теперь крутой чувак на «ешке», при понтах и при делах, быстренько себе там найдет какую-нибудь соплюшку-финтифлюшку с попочкой и титечками,- знаешь, Даник, сколько таких в Минске глазками стреляют,- а я тут, как соломенная вдова? Не-е-е, так дело не пойдет…
        -Таня… Как тебе не стыдно…
        -Так держать, боевая подруга,- усмехнулся Майзель.- Тут ты права - такие парни, как твой муж, на дороге не валяются… Ладно, к делу. Какие у тебя планы, дружище?
        -Планов у нас громадье,- усмехнулся в ответ Корабельщиков, отхлебнул немного вина, поставил бокал на стол, посмотрел сначала на жену, потом на Майзеля.- Ну, во-первых, я так понимаю, что Лукашенко тебе надоел…
        -Надоел,- Майзель откинулся на спинку стула, усмехнулся.- Надоел он мне персонально или нет, это вторично, Андрей. Да, он мне физически неприятен, и все-таки - это вторично. Он опасен. Свобода без ответственности - это анархия, а ответственность без свободы - это концлагерь. Ни того, ни другого мы с Вацлавом терпеть не можем и не станем. Именно поэтому. Мне надоела напряженность, которая идет от него по всему континенту. Мне надоели синтетические наркотики, которые расползаются по Европе. Надоели его ган-трейдеры [41] с беларускими дипломатическими паспортами. Надоели без толку пасущиеся в Варшаве и Праге
«гоп-позиционеры», которые ни хрена не в состоянии сделать. Надоели чучмеки с беларускими бумагами, которые вроде беженцы, и которых наши соседи не могут отправить назад,- нельзя, бесчеловечно, потому что в Беларуси «тоталитаризьм». Знаешь, что было на следующий день, как я тебя проводил? Я вышел к своей машине в городе, прямо возле Раднице [42] , а вокруг нее ходят два набриолиненных чучмека и восхищенно цокают языками… Понравилось им. Я, Вань, такую же хочу… Когда мы их тряхнули, то выяснилось, что у них в Минске «цветочный бизнес», а сюда они туристами приехали. А визы им в Польше поставили, потому что у них в Белостоке тоже «цветочный бизнес».
        -И что дальше?
        -Что?! Ничего. Мне нравится протоплазма,- усмехнулся Майзель усмешкой абсолютного оружия [43] .- Я, когда их увидел, даже зажмурился сначала. Думал, мне это снится. Нет, наяву…
        -А что в этом…
        -Их здесь не может быть,- резко наклонился Майзель к Татьяне.- Это моя страна. Это моя земля. Чучмек, ступивший на мою территорию,- покойник. И тот, кто его пустил,- тоже покойник. Они сюда приехали, чтобы и здесь свой вонючий «цывыточъны бызынэс» устроить…
        -А где цветы покупать?
        -В Нидерландах. Они их там сами, кстати, тоже покупают.
        -Ну, увидели бы, что не получается, и уехали бы…
        -Нет. Так просто, к сожалению, не выходит. Если просто сидеть и ждать, приедут еще. И замутят «бызынэс». Потом приедут их дядюшки, тетушки, племянники и двоюродные братья первой жены дедушкиного соседа. А потом потребуют себе - согласно общечеловеческим ценностям - культурную автономию. Их культурная автономия - это мечеть посреди Староместской площади. И зайти туда будет нельзя, потому что нечего неверному делать в доме, где молятся правоверные. А потом и на площадь нельзя будет шагу ступить. А потом в городе станет черно от галабеев [44] и хиджабов [45] . И вместо Праги будет Чучмекистан. А вот это вряд ли. Черта с два, Таня. Это уже есть в Марселе. А здесь - не будет. Никогда. А потом мы их и из Марселя попросим. Прямо в море. Моментально - в море. Обязательно.
        -Это ты из-за двух… чучмеков так взбесился?
        -Это прощупывание. Постоянное прощупывание. Везде. И по периметру, и здесь, в самом сердце нашей крепости. Такое мы не можем проглотить. И они уехали назад…
        -В виде тушенки,- усмехнулся Корабельщиков.
        -Андрюшенька…
        -Обязательно. Когда настанет срок, мы сами туда придем. И посрываем платки ко всем чертям, и научим, и вылечим. И заставим. Но здесь - здесь им не место, Таня. Каждый должен жить у себя дома.
        -А евреи тебя не раздражают? Те же сатмарские хасиды, например?
        -Раздражают. Но их здесь нет. Это раз. И они тихонько очень себе болеют. Это два… И дома настоящего у них нет. Это три. Вот будет - тогда и вернемся к этому вопросу.
        -Но раздражают.
        -Обязательно. Я суров, но справедлив,- Майзель усмехнулся.- Я считаю, что этот покрой мундира устарел бесповоротно. Конечно, они меня раздражают… Но все равно, ребята,- они с этой стороны. С нашей. Не с той. И это - главное. И потом… Ну, сколько их? А чучмеков?
        -И вы поэтому так вызверились на албанцев?
        -И поэтому тоже. Сербы даже османам не сдавались. А тут какая-то рвань решила полстраны себе оттяпать под вопли «правозащитников». И пол-Македонии в придачу… Нет, дорогие. Это - вряд ли.
        -Чуть войну с НАТО не начали…
        -Войну? С НАТО? Дюхон… Не смеши меня. Воевать более или менее сносно из этой компании могут только американцы. И британцы. А остальные - это просто парадные роты. Нет, конечно, нормальные мужики везде есть, но… - Майзель усмехнулся.- Но все они у нас. В Белом Корпусе. А эти… Ни опыта, ни желания, ни сумасшедшинки, которая нужна для того, чтобы по-настоящему воевать, у этих селедок нет. Поэтому они и «сконили» - помнишь наше детское словечко?
        -Помню-помню…
        -Ни на что они не годны и не способны. Как тыловые и вспомогательные подразделения - да. А воевать… Да мы бы их так вместе с поляками и сербами шуганули,- они бы до самого Парижа с Брюсселем летели б. А японцы еще бы добавили…
        -А почему - «Белый Корпус»? Туда что, только белых принимают на службу?
        -Нет. Белый - цвет Закона и Порядка. Вот и все. И потом, мне не нравится термин
«иностранный легион». Есть в этом что-то подлое…
        -Это на самом деле твоя частная армия?
        -Нет, конечно. Они помогают мне, когда необходимо. А поскольку управление армией у нас совершенно не бюрократическое… - Майзель усмехнулся.- Воевать с нами никто не может и не смеет. По-настоящему воевать. В том числе и НАТО.
        -Да. Наслышаны мы про вашу армию…
        -Дюхон, у них был такой фиговый расклад… Они могли только в Албании плацдарм создать. И нигде больше. И это значило - НАТО на стороне Албании. А мы… Мы бы отовсюду свалились. В считанные часы. А им… Пока согласуют в своих Брюсселях… Пока через парламенты финансирование протащат… Пока пацифисты вволю наорутся и натопаются… Как воевать-то с такими хвостами?! Так что прикинули они хрен к носу и решили: а пес с ними, с этими албанцами, пускай сами разбираются… Вот мы и устроили образцово-показательные выступления.
        -А американцы-то что?!
        -Они получили от нас неопровержимые доказательства,- во-первых, отсутствия
«геноцида», а во-вторых - намерений УЧКистов [46] и их контактов с шейхами и аятоллами. И штатники сказали - о'кей, ребята, разберитесь с этим дерьмом, у нас других дел по горло. А без Америки НАТО - это воздушный шарик на веревочке, а не военный блок. С британцами величество тоже договорился, как вы можете догадаться, он там все кнопочки знает. Ну, и ваш покорный слуга, конечно же, не сидел без дела…
        -Ты, похоже, просто кайфуешь от этого всего…
        -Обязательно. За веру, царя и отечество,- вперед, чудо-богатыри!- Майзель весело оскалился.
        -А первая война? Там было далеко не все так однозначно…
        -Да. Это так. Это правда. К сожалению. Но, выбирая между плохим и очень плохим, мы выбрали родственников. И не ошиблись, кстати. И они нашли путь к примирению - через монархию.
        -Разве это была не твоя идея?
        -Идея и техническое обеспечение - наши. А вот решение - их, Дюхон. Без решения такие вещи нереально осуществить, поверь.
        -А не проще ли было отпустить?
        -Куда отпустить, Танюша? Кого?
        -На свободу. Всех отпустить. Албанцев, чеченцев… Пусть живут на свободе. Свобода - это холодный, пронизывающий ветер, Даник. Чтобы жить на свободе, надо таскать кирпичи и строить дом…
        -Или отобрать его у тех, кто уже построил,- Майзель, усмехнувшись, посмотрел на Татьяну.- Ты все правильно говоришь, жена моего друга. Только не понимаешь, что их свобода - это убивать тебя в твоем доме. А моя свобода - убивать их в моем доме. И в твоем. И если они не усвоят этого урока, то убивать их везде. Пока не усвоят. Пока не поймут, что надо жить на свободе у себя, а не у меня. И когда они это поймут, мы им поможем. Поможем по-настоящему.
        -Ты надеешься дожить?- усмехнулся Андрей.
        -Обязательно,- опять оскалился Майзель.- Я ужасно здоровый, заметил, нет?
        -А русские?
        -И с русскими образуется. Дай только ночь простоять да день продержаться, Танюша. Выметем Лукашенко - а там и до России рукой подать. Конечно, там все так с бандюгами срослось,- едва ли не намертво. Там с чистого листа начинать надо,- и если честно, я даже не думал еще, с какого угла… Ну, ничего. Станут ездить, смотреть, восхищаться,- и захотят у себя так же сделать. И им тоже поможем.
        -Пока ты его выметешь…
        -Мы, Таня. Мы. Только вместе. Я могу его аннулировать хоть завтра. И что? Пустота имеет свойство заполняться дерьмом, а не амброзией. И вести схоластические споры о том, что лучше и приятнее для обоняния - дерьмо или кусок дерьма, мне совсем не хочется.
        -Я знаю. Тебе… Нам нужно будет опереться на что-то, когда он… - Андрей замялся,- уйдет. А ничего нет. Ни общества, ни политиков, ни хозяйственников…
        -Я думаю, ты не совсем прав, дружище,- покачал головой Майзель.- Есть такой замечательный мидраш [47] на эту тему… Некий иудей, одетый в залатанный полотняный халат, обутый в сандалии, подвязанные веревками, стоял у ворот Вавилона, когда мимо проезжал знатный ассирийский вельможа. Тому стало жалко бедняка, и он воскликнул: как плохо вам живется, уважаемый… Я живу бедно, но не плохо, ответил тот. Одеваться в залатанный халат и носить дырявые сандалии - это значит жить бедно, но не плохо. Это называется «родиться в недобрый час». Не приходилось ли вам видеть, ваша милость, как лазает по деревьям большая обезьяна? Она без труда влезает на кедр или камфарное дерево, проворно прыгает с ветки на ветку так, что лучник не успевает и прицелиться в нее. Попав же в заросли мелкого и колючего кустарника, она ступает боком, неуклюже и озирается по сторонам, то и дело оступаясь и теряя равновесие. И не в том дело, что ей приходится прилагать больше усилий или мускулы ее ослабели. Просто она попала в неподходящую для нее обстановку и не имеет возможности показать, на что она способна. Так и человек: стоит ему
оказаться в обществе дурного государя и чиновников-плутов, то даже если он хочет жить по-доброму, сможет ли он добиться желаемого… Так и с вами, друзья мои. И с русскими… Люди есть, нужно просто сдуть с них мусор…
        -Не будешь же ты, в самом деле, оккупационную администрацию для этого учреждать…
        -Не хотелось бы,- кивнул Майзель.
        -А из меня премьер-министр - как из говна пуля…
        -Ну, это не совсем так. На премьера ты в своем нынешнем виде, конечно, не тянешь. Но ты можешь вырасти, потому что у тебя есть организаторская жилка и руководящий потенциал. Однако я не жду от тебя формирования теневого правительства, Андрей. Это бессмысленно на данном историческом этапе. И пойми,- героических поступков я от тебя тоже не жду. Каждый на своем месте приносит больше пользы, чем на чужом… А героев, которые будут брать штурмом гэбню и президенцию, я найду тоже.
        -Один вопрос меня гложет, Дан. Почему ты сам занимаешься со мной? Ты бы мог это поручить своему Фонду… Или посольству…
        -Стыдно, Корабельщиков. Ты же умный. Пошевели мозгой.
        -Сдаюсь…
        -Ты мой друг. Я за тебя отвечаю. И мне дороги все, кого я люблю. Тех, кого я люблю, я не могу никому поручить. А вас я люблю, ребята. И поэтому вы должны знать - не фонд и не посольство стоят за вами. Не Великое Чешское Королевство Богемии, Силезии и Моравии. Не «Golem Interworld». А я. Сам. Ты думаешь, я только королей и императоров люблю? Я люблю всех моих людей. И они платят мне тем же. И поэтому у нас получается что-то… Потихонечку, по чуть-чуть, мы вытащим из дерьма этот шарик, Дюхон. Вместе.
        -Даник… Господи… Как тебя хватает на это?!
        -Не знаю, Танюша. Как-то… Я очень хочу. Хотеть - значит мочь… - Майзель допил свое вино и кинул в рот несколько виноградин. И усмехнулся: - Ну, так, ребятишки. Закончили сопли пускать. У тебя есть кое-что в запасе, Андрей. Давай. Времени до утра порядочно.
        -Это касается Брудермайера. Я говорил, Таня, ты помнишь? Они последнее время стали часто встречаться с людьми из Исламской конференции. И пошли такие упорные слухи про то, чтобы из диалога, христианско-иудейского, сделать триалог, так сказать. Они денег хотят, Дан. Думают, что смогут с шейхов тянуть, как с немецкого правительства и с Гирстайна. У Гирстайна проблемы какие-то, денег меньше стало заметно. А так… Ласковое теля… Только не выйдет. Если пустят эту братию туда, конец диалогу настанет, а «триалога» не выйдет. Только антисионистские резолюции. Нужно это прекратить. Это не сам Юлиус, понимаешь? Вернее… Он человек совершенно в таких вещах наивный…
        -Я знаю, Андрей. Типичная проекция. Интеллигентско-христианская. Мы такие продвинутые и толерантные, и с этими мы сейчас побеседуем, и настанет во человецех мир, благоволение и сплошное вообще воздухов благорастворение… Только вот это вряд ли. Сможешь эту тенденцию свернуть?
        -Один - нет. С другими - смогу. Но… А зачем ты им денег дал?
        -Меня попросил Рикардо, и…
        -Рикардо?
        -Понтифик, Танечка. Они с Его Святейшеством… на ты?
        -Обязательно.
        -Вот,- Андрей сделал такое движение головой и руками,- «а кто бы сомневался».
        -Убиться веником. Кошмар.
        -Ты что-то начал…
        -Да. Они с понтификатом какую-то совместную комиссию должны финансировать, так чтобы это побыстрее устроить… Ну, и, кроме того, тебе немножко тыл обеспечить.
        -То есть…
        -Мои люди намекнут твоему другу Юлиусу, что нужно продвигать молодежь из новой Европы. Считай, что ты уже в президиуме, Дюхон.
        -Тьфу, блин… Зачем я тебе что-то говорю?! Ты сам все знаешь и сам все сделаешь…
        -А вот это опять вряд ли,- усмехнулся Майзель.- Я и так разрываюсь на куски, дружище. Что же, мне и в совете вашей Лиги заседать? Нет уж. Сами. Примите и прочее. Считай, что с этим мы решили. Но это опять не главное. Я жду.
        -Есть одна идея… - Андрей вздохнул. Посмотрел на Татьяну и продолжил лишь после того, как она кивнула отчетливо и однозначно: - Тебе словосочетание «Беларуская Народная Республика» что-нибудь говорит?
        -Была такая страна…
        -Она и есть, Дан.
        -Да? Давай дальше.
        -Слушай,- по тому, как загорелись у Корабельщикова глаза, Майзель понял, что главное - вот оно.- Эта страна была признана Францией, Германией, Чехословакией, Италией, Великобританией и Соединенными Штатами. Потом большевики аннексировали территорию и создали там советскую республику, но БНР никто не отменял официально. То есть и страна, и акты о признании суверенитета существуют и теоретически продолжают действовать, понимаешь?
        -Я пока не очень понимаю, к чему ты клонишь, но это неважно. Ты закончи мысль, а потом увидим. Чего я не пойму, я спросить не постесняюсь. Итак?
        -В общем, с одной стороны мы имеем государство в таком, если можно сказать,
«отложенном» состоянии. Примем это как одно из условий. С другой стороны, мы имеем, после всех этих референдумов и прочей дребедени, которую нагородил Лукашенко, непризнанный парламент и непризнанного де-юре президента страны, возникшей явочным порядком в результате большевистской агрессии на месте страны настоящей… Чего ты скалишься?!
        -Вот уж службишка так служба, дорогой ты мой дружище,- тяжело вздохнул Майзель. - Ладно. Дальше.
        -Законодательный орган БНР - Народный Совет, Центральная Рада БНР…
        -В Канаде. Знаю. К сути, к сути давай, Дюхон.
        -У БНР нет граждан. То есть Рада - это и все граждане, собственно говоря.
        -Верно. И?
        -Надо сделать граждан.
        -Это тяжелая работа, дружище,- расплылся в ухмылке Майзель.- Даже если мы все бросим и будем заниматься только этим,- о-го-го, знаешь, сколько времени потребуется? И не думаю, что Танюша будет в большом восторге от твоего участия в этом трудном и длительном, хотя и чертовски приятном процессе…
        -Прекрати паясничать.
        -Уже, как говорит мой начальник СБ. Я тебя внимательно.
        -Надо провести такую… подписку на гражданство. Причем не просто подписку… Надо людям паспорта раздать. Красивые и настоящие. В которых какие-нибудь ясные и торжественные слова написаны. С «погоней». Но не просто бумажки… А чтобы люди знали, что этот паспорт - их пропуск в будущую жизнь, без Луки и всей его гопы. Что суверенитет страны будет только гражданам принадлежать, а всем остальным придется доказать, что они достойны быть ее гражданами. И чтобы по этим паспортам хотя бы в Чехию пускали…
        -И желательно по дипломатическому коридору,- Майзель откинулся на стуле, сложил на груди руки и, кивнув несколько раз, улыбнулся, заговорщически подмигнул Андрею: - Вот ты чем, на самом деле, хочешь заниматься, оказывается. А диалоги всякие - это так, зарядка для хвоста. Я так и думал. Дюхон, ты гений. Это чертовски красивая схема. Граждане - выборы - новая страна. Лукашенко висит нигде. Новое государство получает дипломатическую поддержку, приглашает нас убрать с дороги узурпатора… Здорово. Схема принята.
        -Вот так вот. Принята. Отлично.
        -Хочешь, чтобы я с тобой поспорил? Поискал слабые места? А вот это вряд ли. Это не моя работа. Я сейчас позвоню министру иностранных дел, пускай он организовывает юридическую и дипломатическую экспертизу твоей схемы. Я ее принял и завтра обрисую Вацлаву. А через несколько дней, когда экспертиза скажет свое веское слово, мы поручим МИДу собрать команду специалистов и отловить всех чертей, которые спрятались в деталях. И ты получишь - на этой стороне - полную и безоговорочную поддержку. Но только при одном условии.
        -Каком?
        -Что на той стороне ты мне покажешь граждан. Не мертвые души, а граждан. Хотя бы десять процентов населения, не считая чад и домочадцев.
        -Так это ясно…
        -Хорошо. И это, насколько я понимаю, самое трудное.
        -Правильно ты понимаешь,- вздохнул Корабельщиков.- И не один день потребуется. Может, и не один год…
        -Обязательно. Но мы же для этого и собрались тут. А? Один вопрос.
        -Да?
        -Знаешь, почему именно ты?
        -Знаю.
        -Отлично. Я слушаю.
        -Потому что я ни в каких партиях не состою, никаким комитетам не подчиняюсь, ни с кем ничего не подписывал и никому ничем не обязан. А иначе и финансировать меня было бы затруднительно весьма, и под колпаком…
        -Не продолжай, друг мой,- Майзель откинулся и с интересом посмотрел на Андрея.- Ты просто молодец. Ты самую суть ухватил. Ты не тусовщик. И поэтому всех их построишь. Я в тебя верю, Андрей.
        -То есть зачет я получил,- усмехнулся Корабельщиков.
        -Получил.
        -Мальчики…
        -Что?
        -А это не называется - вмешательство во внутренние дела суверенного государства?
        -Тебе твой муж ясно сформулировал - нет суверенного государства, есть шайка бандитов, запугивающая и грабящая население некоей территории, с которой ушли оккупанты. Власти нет, страны нет, один разбой под красно-зеленым флагом. Контрабанда оружия, наркотиков, беженцев-нелегалов,- Майзель, не мигая, смотрел на Татьяну так, что у нее мурашки по коже побежали.- Нет моральной проблемы, Танечка. Есть много-много технических проблем и чертова уйма работы по их решению. Сейчас и начнем.
        -Прямо сейчас?!
        -Обязательно,- оскалился Майзель, достал телефон и начал листать номера в памяти.
        -И что, ты можешь вот так, среди ночи, разбудить министра?!
        -Если он спит, то разбужу. Ты знаешь, какая у него зарплата? Какой коньяк он пьет? В каких компаниях и с кем проводит время? И какие цыпочки его на всяких саммитах и симпозиумах по спинке гладят? За все надо платить, Танюша. Мы наших чиновников холим и лелеем. Платим им умопомрачительные деньги. Позволяем им расслабляться и наслаждаться на всю катушку. Но и спрашиваем с них за это не по-детски. И много работаем с ними, чтобы они понимали свой и наш маневр. Они солдаты, даже если на них генеральские мундиры. И знают, что если они нас подставят, то мы, не мешкая и не чинясь, моментально намажем им лоб зеленкой. Только так это работает. Так что, если надо, и среди ночи встанут, и с девочки слезут за пять секунд до кончины.
        -И нельзя никак до утра подождать?!
        -Нет. Потому что это война.
        -Ты все время воюешь?!
        -Обязательно.
        -С кем?!
        -С врагами. С лукашенками. С чучмеками. Со всяким дерьмом, которое называет себя оплотом либерализма и демократии, а само только и знает, что набивать себе мошну, отбирая у людей последний заработанный грош. А когда мы их победим, придется воевать с кем-нибудь из бывших друзей, которые сочтут, что при раздаче слонов недостаточно детально учли их интересы. Покой нам только снится, Татьяна.
        -Ты…
        -Я чудовище. Я знаю. Что выросло, то выросло.
        Он кивнул Татьяне и переключился на министра, ответившего так быстро, что стало понятно,- нет, и не ложился еще. Говорил он довольно долго, минут, наверное, десять, если не больше. Корабельщиковым ничего не оставалось, как сидеть и наблюдать за Майзелем, расхаживающим по кухне, словно огромный и смертельно опасный хищник. Теплокровный, но… Татьяна поразилась, как легко льются из него слова на чужом языке, с каким, судя по всему, почтительным и деловитым вниманием слушает его собеседник. Майзель не доказывал и не просил - тон у него был совсем спокойный и при этом вполне директивный. Закончив разговор, он сложил телефон и с удовлетворенной усмешкой посмотрел на гостей:
        -Ну, так. Завтра в восемь мы с Корабельщиковым едем в МИД. Думаю, до вечера вряд ли управимся. А то и до ночи… Бой покажет, однако. Танюша, ты с Сонечкой будь, как дома, играйте, купайтесь, смотрите кино и так далее. Если захотите в центр, погулять или за покупками, вызовите такси, расплатишься картой, у нас это просто, - он протянул Татьяне кусочек пластика с ее фотографией на оборотной стороне.- Распишись только, не забудь. С культурной программой придется немного подождать. Если успеем, вечером поедем в гости к величествам, дети поиграют… А теперь идемте, покажу вам ваши покои…
        -А ты?
        -А у меня полно работы, дружище,- усмехнулся Майзель.- Сейчас самое время с посланником в Канаде пообщаться…
        -А когда ты спишь?
        -Я не сплю. Меня это отвлекает от дел.
        -Ты шизик.
        -Я Дракон,- усмехнулся Майзель.- Гей шлуфэн [48] , ребята. Утро вечера мудренее…
        Он погасил свет в той части дома, где разместил Корабельщиковых, а сам ушел на кухню. Ни Андрей, ни Татьяна заснуть не могли…
        -Корабельщиков… Ты уверен, что это он?
        -Это он,- вздохнул Андрей.- Эти словечки, ужимки, интонации, что-то еще, что я не могу передать словами… Это, безусловно, он.
        -Но мутировал он просто чудовищно.
        -Да? Может быть. Но только это в нем всегда сидело. Да хотя бы то, что все это в Праге… Давно еще, Таня… Так давно это было… Он сказал тогда - это не мой мир… Я чуть не упал тогда, когда это услышал… Интересно, как этот… Похоже, что этот - его… Он сам все это сделал таким… Как это вышло, Таня?!
        -Он делал, что мог. И что не мог - все равно делал… И мы тоже, Андрюшенька… Мы тоже должны…
        -И ты?
        -И я. С тобой, вместе…
        -Ну, может… Танечка… Тебе страшно?
        -Очень. Иди ко мне, Андрюшенька…
        -Здесь?! Сейчас?!
        -Здесь и сейчас, мой кораблик…
        ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». АПРЕЛЬ
        Майзель с Андреем вернулись действительно только после пяти вечера. Корабельщиков плюхнулся в кресло и стал отфыркиваться:
        -У-пф… Столько я в жизни еще не болтал… А что, все по-русски тут у вас разговаривают?!
        -Нет, ну, что ты… Это же беларуский департамент просто.
        -А министр?
        -Министр, по-твоему, где учился?- усмехнулся Майзель.- На Луне?
        -Нет, я понимаю…
        -Хорошо, что понимаешь. Танюша! Сонечка! Собирайтесь. Едем во дворец.
        -Может, не надо?
        -Надо, Вася,- печально вздохнул Майзель.- Надо…
        -Зачем?
        -Ребенку скучно. И я еще с величеством должен с глазу на глаз пообщаться… С тобой вместе.
        -Я больше не могу-у…
        -Надо, Вася. Величество тебя будет спрашивать, отвечай кратко, четко, по существу. Чего не знаешь, так и говори - не знаю. Для разыскания незнаемого разведка приспособлена. Ну, с Богом…
        ПРАГА, ЛЕТОГРАДЕК - ЛЕТНИЙ КОРОЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ. АПРЕЛЬ
        Вацлав с семьей уже перебрались сюда, поближе к природе - игравшие в парке девочки, увидев Майзеля, оставили воспитательницу, помчались навстречу и с радостным визгом повисли на нем. Сонечка спросила театральным шепотом:
        -Мама… А они настоящие принцессы?!
        -Да, дочуша. Настоящие.
        -Настоящие-пренастоящие?!
        -Обязательно, милая,- подтвердил Майзель.- Настоящее не бывает. Давайте знакомиться,- Каролина, Агата, Анна, Ярослава. А это - Сонечка. Она совсем по-чешски ни словечка не говорит, так что, девушки, только по-русски…
        -По…???
        -Каролина хорошо говорит по-русски, да, детка?- Майзель погладил старшую девочку, уже совсем большую, лет двенадцати, по голове,- та, кивнув, улыбнулась Татьяне и, взяв Сонечку за руку, убежала с ней и остальными назад.- Просто потрясающие способности к языкам у нее… Другие девицы-то попроще будут, но тоже ничего.
        -Просто рехнуться можно…
        -Но не нужно. Пошли дальше знакомиться…
        Когда Вацлав V заговорил с ним по-русски, Андрей не то чтобы не удивился,- не отреагировал просто. Слишком много было впечатлений за последнее время. Его величество выказал недюжинную осведомленность в беларуских делах, а вопросы задавал так, что Корабельщикову отвечать на них было легко и приятно. Судя по всему, король его ответами и настроением остался доволен:
        -Весьма рад был пообщаться с вами, Андрей Андреевич. Как вам известно, мы очень заинтересованы в положительном развитии событий у вас. Можете в полной мере рассчитывать на наше участие и поддержку,- Вацлав поднялся и протянул Андрею руку.
        -Я сделаю, что могу,- сказал Андрей, пожимая руку короля.
        Они попрощались,- тепло, как показалось Корабельщикову,- и Майзель повел его назад в парк.
        -Он правда остался доволен?- ревниво спросил Андрей.
        Майзель кивнул:
        -Обязательно. Как он тебе?
        -А-а-а… Что я могу сказать?! Крышу срывает…
        -Глыба,- улыбнулся Майзель.- Матерый человечище…
        -И размер…
        -И размер соответствующий. Наше, Дюхон,- значит, отличное,- и он подмигнул Корабельщикову.- Мне еще с ним надо пошушукаться, я распорядился, чтобы вас покормили.
        -Ты и тут распоряжаешься?!
        -Ну, я, практически, член семьи,- довольно осклабился Майзель и снова скрылся в глубинах дворцовых покоев.
        -Где ты выкопал этого парня?- спросил Вацлав, стоявший у окна, выходившего в сад, когда Майзель вошел.
        -В Минске, величество,- он пожал плечами и улыбнулся.- Это мой школьный приятель…
        -Я не хочу тебя раньше времени хвалить,- улыбнулся Вацлав в ответ,- но парень мне понравился. Начинаем?
        -Начинаем, величество.
        -А ведь не собирались сейчас.
        -Просто никого не было. А теперь появился. Если человек хочет и может что-то сделать, надо дать ему шанс. А?
        -Обязательно,- усмехнулся Вацлав.- Давай, действительно, рискнем. Откроем Беларуский фронт… Завтра скомандую собрать людей, посмотрим, какие есть идеи, что сделано уже, что нужно. Ты тоже будь, это же твоя малая родина. Может, понадобишься.
        -Обязательно. Я дал указание Фонду развернуть программы для молодежи, с выездом сюда, в Карлов университет, и в Польшу, в Литву. Сетка вещания готовится, мощности подтянем…
        -Свернем?
        -Свернем, величество,- оскалился Майзель.- Впереди Россия, а отступать некуда…
        ПРАГА, МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ. АПРЕЛЬ
        Майзель провожал Корабельщиковых тоже сам,- только на этот раз вместе с Гонтой Богушеком, начальником своей личной службы безопасности, немолодым, за пятьдесят, кряжистым, усатым мужиком с типичным взглядом битого мента, прошедшего огонь, воду и медные трубы. Сонечка обняла на прощание Майзеля за шею, посмотрела внимательно в глаза:
        -А ты к нам в гости приедешь, дядя Даник?
        -Нет, милая. Никак не получится. А вы ко мне обязательно. И еще много раз.
        -И ты меня опять к принцессам играть повезешь?
        -Повезу. Весело тебе было?
        Сонечка кивнула несколько раз.
        -Ну, вот и чудесно.
        -А ты за мной будешь скучать?
        -Буду, милая.
        -И я буду за тобой скучать,- она вдруг поцеловала Майзеля в щеку, он даже вздрогнул от неожиданности,- и улыбнулась, засияла глазищами…
        Майзель смотрел вслед лайнеру, пока тот не скрылся в ослепительном небе. И только после этого повернулся к Богушеку:
        -У тебя много народу в Минске?
        -Нет. Пара человек. Зачем мне там люди? Так, на всякий случай… Есть Фонд, посольство, разведка… Всегда можно порешать вопрос, ежели что возникнет…
        -Скажи, чтобы делали все, что этому парню потребуется.
        -Не вопрос.
        -Я люблю этих ребят, Гонта. Не спускай с них глаз…
        МИНСК. АПРЕЛЬ - ДЕКАБРЬ
        Вернувшись в Минск, Андрей с головой окунулся в новую для себя игру, которая нравилась ему все больше. Первым делом Корабельщиков позвонил Павлу:
        -Привет, Паша. Андрей Андреевич. Узнал?
        -Так точно,- радостно и по-военному отрапортовал Павел. Так радостно, что Андрей улыбнулся. Он уже имел на руках тоненькую папочку, в которой уместился весь нехитрый и недлинный жизненный путь младшего сержанта ВДВ в запасе Паши Жуковича.
        -Отлично. Когда выходной у тебя?
        -Сейчас!
        -Через полчаса в «Макдоналдсе» на Бангалоре. Будь поближе к входу,- Андрей сложил телефон.
        Павел сидел за столиком, подпрыгивая от избытка чувств. Андрей вошел, сел, улыбнулся скупо:
        -Работать будешь?
        -Буду, Андрей Андреич. Не сомневайтесь.
        -Хорошо. Зарплата - двести в месяц. Пока. Дальше посмотрим. «Шестерку» возьмешь на стоянке,- он протянул Павлу оформленные документы.- Приведи в порядок, что можно привести. Машина должна быть всегда на ходу, исправна и готова ехать, куда скажу - хоть в Колодищи, хоть в Брест. Буду иногда тебя просить жене с покупками помочь, уж не сочти за обиду…
        -Да вы что, Андрей Андреич, да я…
        -Спокойно, Паша, спокойно. Телефон мобильный купи, только не контрактный, а карточный, и не новый. Бензин мой, чеки собирать. По телефону с девушками не болтать. Вообще не болтать… Ночь, день, зима, лето - меня не интересует. Чтобы всегда был на связи и готов к бою. Вопросы?
        -Никак нет, товарищ командир,- просиял Павел.- А вы где служили, Андрей Андреич?
        -Я не служил, Паша,- мягко улыбнулся Андрей,- мне некогда было, я учился, а в институте была военная кафедра. Так что я хоть и отставной козы, а все ж барабанщик…
        -А не скажешь, что не служили,- вздохнул Павел.- Разговаривать умеете. Правильно умеете…
        -Спасибо,- Корабельщиков достал из внутреннего кармана конверт и отпечатанный на компьютере листочек с текстом расписки.- Здесь пятьсот долларов. Получи, распишись. Оденься, как человек, только никаких бандюганских кожаных курток, и постригись умеренно. Живешь с родителями?
        -С мамкой,- вздохнул опять Павел, рассматривая записку. Увидев там номер своего паспорта, присвистнул: - А вы не…
        -Нет. Не из органов. Контакты есть, но это для работы. Вопросов на эту тему больше не слышу. Договорились?
        -А то.
        -Вот и умница,- Андрей забрал расписку и подвинул Павлу прямоугольник картона со своим телефонным номером: - Лучше выучить, хотя и в памяти у мобильника будет. Работа твоя такая, Павел. Поехать, отвезти, привезти, передать. Я буду с разными людьми в разных местах встречаться, ты будешь сидеть, смотреть, на ус мотать,- кто зашел, кто вышел, как посмотрел, где стоял и так далее. Никакого криминала, никакой партизанщины. Все сомнения обсуждать. Если что-то показалось - все равно лучше сказать, чем не сказать. Ты не профи, конечно, но ты парень наблюдательный и глазастый, а навык с опытом да со шпионскими книжками придет. Вопросы?
        -А ствол?- ухмыльнулся Павел.
        -Ствол, Паша, в нашей стране - это верная тюрьма на долгие годы и клеймо на всю жизнь,- улыбнулся Андрей.- А тебе еще девочек любить и детишек воспитывать. Так что придется ручками, если что.
        -Это мы запросто…
        -Молодец. Как будешь готов, позвони. Если это случится еще сегодня, буду приятно удивлен. Не скучай, Паша…
        Жукович оказался настоящей находкой. Этот парень легко и с удовольствием впитывал все, чему Андрей его учил. Конечно, он был неотесан и дик, и в знаниях его о мире были не то, что пробелы - зияющие пропасти. Но важно было самое главное - он был со светлой стороны, этот парнишка, что-то очень важное успел он о жизни понять и почувствовать, что помогало Андрею, что сделало за него добрую половину работы. У Павла тоже был внутри этот стерженечек, который не ломался, а только гнулся. Он с удовольствием выполнял поручения, и Сонечку называл «барышня», встречал-провожал ее в школу и домой… Он быстро просек, что вовсе не бизнесом, и тем более - криминальным, занят Андрей, и Корабельщиков, сам себе удивляясь, нашел те единственно правильные и короткие слова, которыми все ему объяснил, после чего Павел засиял и взялся за дело с утроенным рвением. Потому что это было настоящее дело…
        Они вскоре перешли на «ты», Павел называл Корабельщикова по отчеству - «Андреич», а Татьяну именовал исключительно полным титулом, то бишь - «Татьяна Викторовна» и на «вы». И девушка Олеся, с которой Павел познакомил их осенью, явно волнуясь, понравится ли им, им понравилась. Павел теперь был по местным масштабам мужичок денежный и на колесах, при деле и с понятием, и всякие мусорные слова из его речи с появлением Олеси практически пропали. Девушка в свободное от учебы время помогала Татьяне, за что получала вполне адекватное вознаграждение. Павел был просто счастлив,- вот, и человека к делу пристроил, стипендия-то - слезы, а родители Олеси, что жили в Марьиной Горке, не очень-то могли помочь дочери с деньгами. А когда Татьяна привела девушку в надлежащий вид и порядок, то оказалось, что Олеся - просто красавица, а не лишь бы так себе долговязая девчонка из «иняза». Человеком Олеся была настолько доброкачественным, что Андрей просто диву давался и радовался за Павла - вот же повезло парню… А юный возраст, как известно, принадлежит к недостаткам, проходящим с течением времени совершенно бесследно.
Отношения у них с Павлом были такие… несовременные. Андрею некогда было вдаваться в подробности, по чьей именно инициативе, но то, что отношения были именно такими, он знал. И боялся, что это будет мешать Павлу работать, но нет… Он был со стержнем, этот парень.
        Павел был первым инструментом, который Андрей изготовил себе самостоятельно. Потом были другие, но Павел - всегда оставался первым. Хотя и не самым главным… И, только начав работать над оговоренным уже в самых мельчайших деталях планом, в полной мере осознал Корабельщиков потрясающие удобство и прилаженность к руке остальных инструментов, которыми так щедро, «не чинясь и не мешкая», одарил его Майзель. (Андрей, в общем, свыкся уже с этим именем, и по-другому старинного друга называть-то и не поворачивалось как-то…) И связь, и машина, и фонд-посольство, и Галочка Геллер, и он сам,- функционировало слаженно, в едином ритме, без суеты и шараханий. С неизбежными коррективами, вносимыми то и дело действительностью, но четко, по-военному. Политика, выстроенная по правилам военной операции, только такой и могла быть.
        Андрей учился пользоваться своими инструментами, применяя. Научился не экономить связь. Научился анализировать данные и делать выводы. Научился не уставать, не вылезая сутки из-за баранки… Он носился по всей стране, и разговаривал с людьми, убеждал, доказывал, втолковывал. Он научился давить минских и провинциальных чинодралов и казноедов, боявшихся всего на свете, а больше всего на свете - остаться без своего махонького, но такого привычного ясачка. Научился намекать, что президент далеко, Бог - высоко, а он, Корабельщиков,- совсем близко, и с кнутом, и с пряником… Научился работать с ментами, которых держал на связи Богушек - людей, на собственный порыв неспособных, но на чужой - куда как отзывчивых. Научился видеть и понимать свой народ, с которым жил бок о бок столько лет и которого, оказывается, так слабо себе представлял и чувствовал. Научился ловить это чувство душевного стержня в другом человеке, замешанного иногда и не разбери-пойми на чем,- то ли на вере, так до конца и не выдавленной, то ли на любви к своей семье, к детям, к земле, на которой живешь… Он изменился,- повзрослел, и в
глазах такое у него появилось, что люди прислушивались к нему. И потихоньку начинали ему верить.
        Начинали верить даже те, кто не очень-то собирался. Потому что увидели - стоит за Андреем сила. Не партии и парламенты, раздираемые внутренними противоречиями и вынужденные отвечать на тысячи внешних вызовов изо дня в день, а настоящая, нешуточная мощь. И снова поразился Корабельщиков, как правильно все это Майзель просчитал,- когда проходила понятная настороженность первой пристрелки, когда видели люди его инструменты и понимали, откуда эти инструменты взялись и зачем,- распрямлялись плечи, и зажигался огонек в глазах. Потому что знали,- то, на что демократам и говорунам нужны десятилетия, серьезные люди делают за месяцы.
        О, нет, легко и просто не получалось. Партийные схемы были для него почти наглухо закрыты. Особенно те, что тяготели к традиционной социал-демократии европейского толка, что наладили уже ниточки в «евроструктуры», из всех сил пытались туда просочиться, протиснуться, видели в европейских демократических институтах панацею от бед и пример для подражания. И, уловив его шевеление, ощутив поднятую Андреем волну, они заволновались, осознав, что почва, на которой они себя чувствовали безраздельными хозяевами, может в одночасье уйти из-под ног. Не было у них ни сил, ни желания работать «на земле», и не слушали их люди, потому что говорили они непонятные слова про демократию и народное представительство. Зато были у них и силы, и желание не отдать своей деляночки, своего огородика, где так они удобно пристроились, причмокивая кисельком из европейских грантов
«подайте-на-строительство-гражданского-общества» и поездок в Брюссель и Страсбург, где седые дамы и одутловатые господа ахали и охали, восхищаясь их безоглядной смелостью в борьбе с кровавым антинародным режимом… Это копошканье не то, что было совсем уж бесполезным,- отнюдь, капля, как известно, камень точит, но выйти такими темпами на финишную прямую можно было, в лучшем случае, еще через пару десятилетий. Столько времени не было у Андрея. Он жить хотел. И не хотел уезжать. Ни за что…
        Единственные, с кем контакт у Андрея наладился, были националисты, из тех, что работают «на земле». Эти, не смотря ни на что, верили в свой народ и в Бога. И на кого он по-настоящему мог опереться, были приходы,- католические и протестантские. С ними Андрей знал, о чем говорить и как. Эти люди были с ним. Лишь православные были его настоящей болью. Самые бедные и забитые, с малограмотными, окончившими шестимесячные «пулеметные курсы» батюшками, такими же нищими и замученными поиском пропитания, как и паства, задавленные московской византийской дурью… С ними было тяжелее всего. Почти невозможно. Беларуская Автокефальная церковь, с патриархатом в Америке и несколькими полуподпольными приходами, не была игроком, это Андрей понял со всей очевидностью еще в самом начале. Но ему и не нужны были сейчас абсолютно все. Ему нужен был всего-то один миллион. Всего один, как Паниковскому…
        Но где бы он был, если бы не Татьяна… Их чувство, не угасавшее никогда, но пригнувшееся под грузом злобы каждого дня, теперь, когда стало, как ни странно, больше времени друг для друга, вновь распрямилось и ровно загорелось в них - с новой силой. Андрей никогда в жизни - ни разу!- в другую сторону даже не посмотрел… То есть, он смотрел, конечно, и все видел, но ни себя рядом с другой женщиной, ни другую женщину вообще в своей жизни даже представить не мог. Настолько не мог, что Татьяна иногда даже посмеивалась над ним… Они стали куда больше и чаще бывать вместе, и обсуждали Андреевы дела, планы и встречи, и часто Татьяна видела то, что было от Корабельщикова по причине его понятной мужской зашоренности скрыто, а то и вовсе неведомо. Теперь, когда отпала необходимость в нудном и отнимавшем массу времени на дорогу репетиторстве, выяснилось вдруг, что у Татьяны практически готова докторская по теории управления, которую только негде было защитить, поскольку не было научного руководителя нужного уровня… Майзель, узнав об этом, пошутил: так вот кто у нас премьером-то будет, оказывается! Но не скабрезно
пошутил, а радостно-удивленно, так, что Андрей тоже обрадовался и загордился женой нешуточно.
        Андрей ощущал на себе его внимание, знал, что Майзель держит их в поле зрения, и это его отнюдь не напрягало, чего он поначалу всерьез опасался, а вовсе даже наоборот. Они нечасто, но подолгу говорили по телефону, и Майзель всегда был в курсе его дел. Он так строил беседу, что у Корабельщикова появлялось стойкое ощущение, будто Майзель только и занят, что его делами. Притом, что реально представить себе масштаб того-не-знаю-чего, чем Майзель на самом деле руководил, он не мог и даже не пытался. Андрей был почти счастлив тем, что обрел с его помощью,- целью, работой, совершенно иным, гораздо более полным осознанием себя в этой жизни, новой, настоящей востребованностью. Он вдруг оказался политиком,- не политиканом, а именно политиком, то есть тем, кем прежде и вообразить-то себя всерьез обхохотался бы,- просто потому, что было это решительно никак невозможно, не было Андрею хода в эти коридоры. А теперь вдруг…
        ИЗ СООБЩЕНИЙ ИНФОРМАЦИОННЫХ АГЕНТСТВ
        Катманду, ВВС. Как стало известно, вчера ночью произошло нападение крупных сил боевиков маоистской компартии Непала, чьи тренировочные лагеря находятся в Китае, на пограничные населенные пункты. Нападающие тремя крупными группировками общей численностью около 2000 боевиков вторглись на территорию страны. В результате столкновений с частями регулярной армии, оперативно переброшенными в районы вторжения, боевики, понеся потери, были вынуждены отступить.
        Катманду, ВВС. Сегодня утром состоялся экстренный брифинг в Министерстве обороны Королевства Непал, посвященный пограничному инциденту. Журналистам были продемонстрированы видео и фотодокументы и объявлены результаты военной операции Королевской армии против маоистов. По сообщению пресс-службы министерства, потери боевиков составили около 200 человек убитыми, число раненых неизвестно, данные уточняются. Потери непальской стороны составили 8 убитых и 47 раненых. О жертвах среди мирного населения будет сообщено позже, после уточнения данных, по предварительным оценкам, они «незначительны». Специальный представитель Минобороны заявил на брифинге, что «ошеломляющий успех», достигнутый в результате операции, является следствием широкомасштабного военного сотрудничества между Непалом и Чехией, чьи военные эксперты проводят обучение и переподготовку непальских военных уже более года. Как известно, Чехия предоставила Непалу крупный целевой кредит для реорганизации и перевооружения армии, размеры которого до сих пор держатся в секрете. Неназванный эксперт чешских королевских вооруженных сил в Непале заявил
нашему корреспонденту, что соотношение потерь 20:1 он считает «для начала, в общем-то, приемлемым результатом», подчеркнув, что военное сотрудничество еще не достигло предполагаемого уровня. На вопрос нашего корреспондента, что, в таком случае, является «хорошим» результатом при военных операциях подобного типа, эксперт заявил, что, по его мнению, соотношение потерь 100:1 можно назвать таковым.
        Дили (Восточный Тимор), ВВС. Как сообщили журналистам на пресс-конференции в Министерстве обороны, сегодня ночью была отбита крупная атака сил «Армии Исламского освобождения», предпринятой с территории Индонезии. В отражении атаки принимали участие воздушные и военно-морские подразделения Императорских вооруженных сил Японии и антитеррористическое спецподразделение Чешской армии, находящиеся на острове по просьбе правительства этой страны. Как известно, более
90% населения составляют католики, исламская община развивалась и поддерживалась в период оккупации Восточного Тимора Индонезией. В ходе пресс-конференции журналистам были предъявлены документальные фото- и видеоматериалы, неопровержимо свидетельствующие об активном участии индонезийских военных в подготовке и проведении атаки АИО. Как сообщается, силы нападавших были частично отбиты и рассеяны, частично окружены и уничтожены. Очевидцы называют совместную операцию вооруженных сил Восточного Тимора, ВМС Японии и чешского подразделения быстрого реагирования «бойней», в ходе которой было уничтожено около 500 боевиков АИО. Потери вооруженных сил Тимора составили 12 человек (официальные данные). Сообщается об атаке ВВС Тимора на базы и лагеря АИО в пограничных районах, в связи с чем индонезийское правительство заявило решительный протест, воздержавшись от ответных мер «в интересах мира и добрососедства». Жертвы среди мирного населения Восточного Тимора в результате нападения АИО составляют несколько десятков человек, сообщили в Министерстве внутренних дел. В настоящее время пострадавшим и раненым
оказывается медицинская и финансовая помощь.
        Лондон, ВВС. Как сообщает телеканал «Аль-Джаззира», в его распоряжение предоставлена пленка с записью выступления лидера «Армии Исламского освобождения Тимора» Абу-Али аль-Духаби, который утверждает, что в результате вчерашней атаки
«убиты тысячи неверных». Представитель Восточного Тимора в ООН прокомментировал это заявление как «смехотворное» и выразил благодарность правительствам и народам Чехии и Японии за оказываемую всестороннюю помощь в становлении и развитии тиморской государственности.
        Дили (Восточный Тимор), ВВС. Как сообщил на брифинге представитель Министерства обороны, сегодня в результате ограниченной военной операции с участием вертолетов и авиации в пограничных районах вооруженные силы нанесли сокрушительный удар по инфраструктуре АИО. Десятки исламистов убиты и сотни ранены, заявил представитель, в результате операции десантного спецподразделения морской пехоты ВМС Японии захвачен целый ряд руководителей АИО, в том числе и сам аль-Духаби. По его словам, всех их будет судить военный трибунал «по законам военного времени».
        Джакарта, ВВС. Минувшей ночью в столице Индонезии прогремело несколько взрывов и были слышны автоматные очереди. Как стало известно сегодня утром, представительство военизированной группировки с о.Тимор, называющей себя «Армия Исламского освобождения Тимора», полностью разгромлено неизвестными нападавшими. О раненых и убитых ничего не известно.
        Дили (Восточный Тимор), ВВС. Здесь распространено сообщение о том, что прошлой ночью по приговору военного трибунала были казнены лидеры разгромленной накануне
«Армии Исламского освобождения». Тела казненных были зашиты в свиные шкуры и сброшены с вертолета в открытое море. В Джакарте состоялась демонстрация сторонников исламистов, которая была рассеяна силами безопасности и полицией.
        Вашингтон, АР. Комментируя события в Восточном Тиморе, влиятельный консервативный журнал «Independent» пишет: «Для людей, выросших в ярком и терпимом мире западной цивилизации, воспитанных на гуманистических идеалах, в априорном убеждении, что религия - частное дело индивидуума, сама мысль о том, чтобы вести религиозную войну с кем бы то ни было, внушает ужас и вызывает отторжение. Однако настоящий ужас заключается в том, что, хотим мы того или нет, религиозная война против нас объявлена. В том, что это именно религиозная война, сомневаться уже не приходится. Об этом говорят и сами идеологи ислама, как „умеренного“, так и радикального,- то проговариваясь, словно невзначай, то открыто и явно провозглашая джихад в своих проповедях. И нет никакой возможности выстоять и победить в этой войне, закрывая глаза на ее религиозный характер и противопоставляя ей невнятный агломерат
„гуманистических идеалов“. Мы должны вспомнить, кто мы и где мы, из каких источников вышли те самые гуманистические идеалы, и найти в себе смелость ясно сказать: западная цивилизация - это библейская цивилизация, общечеловеческие ценности - в первую очередь библейские ценности, и только та цивилизация чего-нибудь стоит, которая умеет вовремя увидеть угрозу и отразить ее».
        Белград, «Daily Telegraph». Сегодня ночью в непосредственной близости от территориальных вод Югославии подразделением береговой охраны было задержано транспортное судно под панамским флагом, вышедшее, предположительно, из Туниса. На борту судна, по заявлению капитана, находятся беженцы, скрывающиеся от преследования алжирских властей, ведущих непримиримую кампанию против исламистов и сочувствующих.
        Белград, ВВС. Несколько влиятельных международных правозащитных организаций обратились к властям Югославии с просьбой разрешить беженцам с судна, задержанного вчера на рейде Дубровника, высадиться на берег. Представители организаций заявили, что готовы немедленно выехать на место событий и развернуть необходимое для создания временного лагеря оборудование. По сведениям правозащитников, на судне находится более четырехсот человек, среди которых - женщины и дети. Как известно, несколько лет назад все лагеря беженцев в Югославии были ликвидированы, а их обитатели, несмотря на бурные протесты международной общественности, высланы в страны, откуда они, согласно их собственным заявлениям, прибыли в Югославию. В пресс-службе береговой охраны заявили, что примут решение только после того, как пограничники осмотрят судно и установят состав и гражданскую принадлежность беженцев.
        Белград, ВВС. Сегодня ночью группа беженцев с судна, задержанного югославской береговой охраной, предприняла попытку, покинув судно, с помощью подручных средств добраться до берега вплавь. Все они задержаны и подняты на борт катеров береговой охраны. Представитель службы БО заявил, что все задержанные - мужчины в возрасте от 20 до 40 лет с характерной «арабской внешностью».
        Белград, АР. При попытке вернуть задержанных ночью беженцев обратно на судно произошли столкновения беженцев с солдатами БО, в результате которых пограничники были вынуждены открыть предупредительный огонь. Через два часа представители таможни, БО и югославской армии прибыли на судно, чтобы произвести его досмотр. Попытки правозащитников попасть в состав комиссии не увенчались успехом. На судно доставлены продуктовые пайки, питьевая вода, лекарства и перевязочные материалы.
        Белград, ВВС. По сообщению досмотровой комиссии, на судне находится 422 человека, включая команду, из них 11 женщин и 18 детей. По мнению анонимного участника досмотра, такой состав беженцев «представляется странным и наводит на определенные размышления». Комиссия предложила немедленно эвакуировать женщин и детей на берег, после чего приступить к рассмотрению документов оставшихся на судне мужчин. Представители комитета беженцев ответили отказом. Комиссия покинула судно, детали событий уточняются.
        Белград, АР. По сведениям представителей правозащитных организаций, беженцы угрожают захватить судно и выбросить его на берег, если им не будет разрешено немедленно покинуть корабль. Представители югославских властей заявили, что не позволят себя шантажировать и БО откроет огонь, как только судно направится к югославскому берегу. Югославия направила запрос в Тунис с целью выяснить пункт отправления судна с беженцами. Тунисские власти хранят молчание.
        Белград, АР. Еще один из членов досмотровой комиссии, пожелавший сохранить анонимность, заявил буквально следующее: «Во время досмотра пассажиры судна вели себя весьма агрессивно, всячески мешали его проведению. У нас сложилось ощущение, что женщины и дети находятся на там в качестве заложников или разменной монеты. Я думаю, что если беженцы хотят воспользоваться нашим гостеприимством, им следует принять наши условия и правила, а не навязывать свои. В любом случае они не могут ничего требовать, только просить и ждать нашего решения. Без сомнения, тунисские или египетские власти именно так вели бы себя по отношению к беженцам из Югославии, случись им оказаться у тамошних берегов».
        Белград, ВВС. Югославское правительство распространило заявление, в котором говорится, что власти страны не имеют ни желания, ни возможности заниматься вопросами интеграции беженцев из исламских стран. Мы полностью отдаем себе отчет в том, какую бурю негодования вызовет наша позиция, однако считаем невозможным ее замалчивать, говорится в заявлении. Далее подчеркивается, что Югославия пыталась установить истинное происхождение беженцев, однако власти государств, к которым обратились за сведениями компетентные органы, хранят удивительно единодушное молчание. На нашу просьбу к правительствам Саудовской Аравии и ОАЭ принять беженцев на своей территории, на что имеются все основания,- общность религии, языка и т.п., нам было категорически отказано. Нет сомнения, подчеркивается в заявлении, что данный инцидент является проверкой на прочность Югославского государства, на что последует соответствующая реакция правительства.
        Милан, ВВС. Правозащитные организации обратились к правительству Италии с просьбой принять судно с беженцами, которое стоит на рейде Дубровника уже третьи сутки. Представитель канцелярии премьер-министра заявил, что «вопрос находится в стадии тщательного изучения». Председатель партийного объединения «Правый альянс», занимающий пост вице-спикера итальянского парламента, заявив, что не позволит превращать Италию в «свалку иммигрантов», навлек на себя гнев левых и демократической прессы.
        Прага, ВВС. В эфире Первого государственного телеканала передача «Международная панорама» обсуждает кризис с судном беженцев у югославских берегов. Нет сомнения, говорится в редакционном комментарии, что определенные силы в исламском мире, потерпев сокрушительное поражение в попытках оторвать от Югославии и Европы сначала Боснию, а затем Косово и провалившись при попытке установить исламистский режим в Албании, отнюдь не сдались и продолжают прощупывать возможные слабые места в обороне. Ярчайшее свидетельство этого - гробовое молчание властей арабских стран в ответ на просьбу приютить «беженцев», для чего имеются, без сомнения, и средства, и основания. Если югославские власти сдадутся на милость «беженцев», это, без сомнения, будет означать, что в самое ближайшее время мы увидим у югославских берегов десятки судов с другими «беженцами» - молодыми мужчинами без образования, знания языка и желания интегрироваться в европейское культурное пространство, находящихся под сильным влиянием радикальных исламских проповедников. В передаче принимали участие ученые-историки Карлова университета. По мнению
одного из них, югославские власти, взявшие курс на активную поддержку христианских миссий в Боснии, всего лишь «восстанавливают историческую справедливость». Известно, что мусульмане-босняки - потомки сербов и хорватов, насильно обращенных в ислам в период османского владычества. Участники передачи отметили, что югославские события в чем-то перекликаются с недавним инцидентом в Либерии, когда подразделение британских десантников из контингента миротворческих сил было практически полностью уничтожено только потому, что солдаты не были готовы стрелять в вооруженных детей, окруживших их и хладнокровно расстрелявших впоследствии. Особое мнение высказал Иржи Ботеж, главный редактор влиятельного еженедельника «Пражское время», оппозиционного курсу правительства Чехии, который отметил, что, несмотря на безусловную опасность исламистских радикалов и террористов, следует отдавать предпочтение решению гуманитарных проблем.
        Париж, ФП. Группа профессоров Сорбонского университета, Комитет арабских студентов и несколько правозащитных организаций выступили с обращением к французскому правительству оказать надлежащее давление на Югославию с целью заставить принять беженцев на своей территории. Представитель правительства заявил, что последнее не имеет ни оснований, ни инструментария для оказания подобного давления и призвал заинтересованные стороны «прекратить раскачивать лодку» и взвешенно отнестись к ситуации.
        Белград, АР. Югославские власти предложили капитану судна в течение 12 часов покинуть сорокамильную зону у югославских берегов и предоставили бесплатное топливо, а также продукты, запасы питьевой воды и средства оказания первой медицинской помощи. Капитан судна отказался подчиниться, заявив, что больше не контролирует команду и судно, после чего оно было окружено катерами и фрегатом береговой охраны. Была произведена попытка отбуксировать судно с беженцами, однако с борта судна в буксир полетели бутылки с зажигательной смесью. Из Дубровника спешно уезжают туристы.
        Белград, ВВС. По истечении 12?часового срока специальное подразделение морской пехоты югославской армии предприняло штурм судна с «беженцами», в ходе которого есть убитые и раненые. Все женщины и дети эвакуированы с борта корабля.
        Белград, АР. На брифинге в Министерстве обороны Югославии журналистам предъявили многочисленные вещественные доказательства того факта, что вся история с
«беженцами» была крупномасштабной провокацией исламских радикалов. Освобожденные с судна женщины заявили в один голос, что были взяты на борт под угрозой расправы с ними и их родственниками, во время пути подвергались сексуальным домогательствам и насилию со стороны мужчин?«беженцев». Установлена также гражданская принадлежность
«беженцев» - подавляющее большинство их являются алжирцами. Представитель алжирского правительства заявил, что «концентрационные лагеря для исламистов уже гостеприимно распахнули свои ворота, чтобы принять притворявшихся беженцами бандитов и убийц».
        Лондон, ВВС. Международное общественное мнение бурно обсуждает неожиданный для многих финал югославского кризиса с заложниками. Лидер движения американских мусульман «Нация ислама» Л. Фаррахан заявил, что считает происшедшее результатом совместной операции израильской и чешской разведок с целью скомпрометировать ислам в глазах европейцев. Объединение арабских студентов во Франции и Исламский студенческий союз Германии присоединились к мнению Фаррахана. Многие исламские организации в западной Европе склонны в той или иной степени считать происшедшее
«происками темных сил и врагов ислама». Правозащитные организации также выражают осторожные сомнения в прочности представленной югославскими властями доказательной базы и опасаются, что данный инцидент приведет к росту ксенофобских настроений в Европе и основанием для активизации правых и расистских движений в странах континента. В штаб-квартире Пражского Альянса убеждены, что югославский монарх и правительство страны достойным образом встретили очередную попытку террористического интернационала расшатать преграду, поставленную на его пути после второй Балканской войны. Что касается версии о провокации разведок, ведущие масс-медиа считают ее несостоятельной, а влиятельная ежедневная газета «Пражский курьер» откровенно издевается над ее приверженцами. «В том, что умники и умницы из европейских университетов повторяют на все лады бредни Фаррахана, за почетное право заполучить которого дерутся виселица с электрическим стулом, нет ничего удивительного. Просто эти выдумки оплачены из одного источника, и потому они так заунывно однотипны, точь-в-точь как куфии, намотанные на их цыплячьи шейки. Придумайте
что-нибудь повеселее, господа, или вас зря столько лет учили в сорбоннах и оксфордах?!»
        ПРАГА, ЛЕТОГРАДЕК. ИЮНЬ
        -Пойдем, выкурим по сигаре и обсудим кое-что,- Вацлав поднялся и направился в курительную комнату. Майзель последовал за ним.
        В курительной король опустился в глубокое кожаное кресло и жестом пригласил Майзеля присесть в такое же напротив. Майзель сел, достал сигару, долго, со вкусом раскуривал ее, пока Вацлав проделывал похожие манипуляции. Наконец, сигары устойчиво задымились, и первые облачка ароматного дыма исчезли под высоким потолком, проглоченные мощной и бесшумной вентиляцией.
        -Дело в следующем, друг мой,- Вацлав отложил сигару на борт массивной пепельницы рядом со своим креслом и закинул ногу на ногу.- Некоторые из циркулирующих о тебе слухов стали затрагивать мою семью. Самым непосредственным образом.
        -Ты о чем это?
        -О тебе, Данек. О тебе и о Марине.
        Майзель посмотрел на короля долгим взглядом и тихо проговорил:
        -Ты в своем уме?
        -Данек…
        -Величество. Твоя жена - даже не блондинка. Это ты блондин. Я тебя поэтому так и люблю.
        -Перестань, Данек. Я же знаю тебя, как облупленного. И про Марину… Разумеется, я ничего такого не думаю. Я верю вам обоим, как себе и даже больше.
        -Ну, спасибо. Рублем одарил.
        -Пожалуйста. Но дело не в этом. Дело в том, что авторы этой комбинации хотят нас с тобой не просто поссорить… понимаешь?
        -Понимаю. Почему мне не доложили об этом?
        -Потому что я попросил Богушека ничего пока тебе не говорить. И это еще не слух даже, а так, прощупывание. И поэтому у нас есть шанс это прекратить.
        -Давай я их куплю. Или сотру. Кто это?!
        -Это неважно сейчас. Я потом дам тебе посмотреть… Ты не можешь не понимать, что нет лучшего способа подтвердить основание слухов, чем уничтожить их первоисточник.
        -Это какая-то многоходовка?
        -Пока не знаю. Может быть. Разведчики работают. Может, просто импровизация, залп по площадям. Не могу сейчас ничего определенного сказать.
        -И что ты собираешься делать?
        -Мы тут посовещались…
        -С кем?!
        -С Мариной.
        -Ты… ты сказал ей?!
        -Конечно, я сказал ей,- рявкнул король.- Разумеется, сказал. А с кем, по-твоему, я еще могу это обсуждать?! С Госсоветом? С Гонтой твоим?!
        -Ну, хорошо. Ныряй дальше, величество.
        -Мы решили, что тебе следует стать несколько более публичной персоной, чем сейчас.
        -Это как?!
        -Нужно написать о тебе.
        -Обязательно. Конгениально. Что написать?
        -Не знаю. Очерк. Книгу. Например.
        -Обязательно. И кто ее будет писать? Ты? Или я сам? Или твой биограф? А давай лучше кино закажем, величество. Спилбергу. Нет, лучше этому, который
«Валленштейна» для нас снимал, Камерону. Или…
        -Ты не заткнешься?
        -Прости, величество. Я…
        -Понятно, что ты. Я тоже. Имя Елены Томановой тебе что-нибудь говорит?
        -Говорит. Обязательно. Говорит, что ты сбрендил.
        -Неужели?
        -Она меня ненавидит. И тебя за компанию. И пишет про меня черт знает что.
        -Да. Но ни разу не перешла на личность. Ни разу.
        -Да? Это точно?
        -Абсолютно.
        -Интересно. А почему?
        -Потому что она человек чести и долга, Данек.
        -О-о…
        -Не «о». Именно так. Ты читал ее последнюю книгу?
        -«Ярость пророка»? Да. Читал.
        -И как тебе?
        -Я думал, ее друзья-интеллигентишки просто разорвут ее на части. Но нет… У них даже на это не хватает яиц.
        -Я не о том.
        -Я понимаю, величество. Ты знаешь, я всегда радуюсь, когда умные и великодушные люди, несмотря на весь свой ум и великодушие, начинают вдруг осознавать очевидные вещи. Я был удивлен. И содержанием текста, и теми чувствами, которые за ним стоят. Возможно, она действительно что-то такое поняла, когда моталась по Чечне и Пакистану…
        -Но твои масс-медиа не стали ее хвалить…
        -Ну, для чего ж так человека подставлять,- усмехнулся Майзель, глубоко затягиваясь.- Как говорится, с такими друзьями врагов не нужно…
        -Да уж,- Вацлав кивнул, выпуская в потолок одно за другим несколько колечек дыма.- Я тоже был удивлен. И обрадован. Я попросил Марину ее прочесть… Мы подумали,- чем черт не шутит… Если она так хорошо схватывает суть… Может быть, у нее получится написать о тебе? Настало время основательно потрудиться над улучшением твоего имиджа.
        -Это она-то мой имидж улучшит?!
        -Только она и может это сделать, Дракон.
        -Так. Ясно. И как ты себе это мыслишь?
        -Поговори с ней. Кстати, она красотка.
        -Ты что?! Ты хочешь, чтобы я затащил ее в постель?!
        -Молодая, интересная, умная, одинокая. То есть, я хотел сказать, свободная. Мне было бы много спокойнее, если бы это случилось.
        -Это ведь шутка?
        -Ну… Почти. Поговори с ней. Мы с Мариной не видим другого выхода.
        -Ты думаешь, это решит проблему?
        -Ты подаешь слишком мало информационных поводов.
        -Я?! Мало?!
        -Ты лично - мало. Особенно в этом направлении.
        -Что мне делать?! Я не гламурчик, мне некогда…
        -Для пани Габриэлы ты время выкроил,- улыбнулся Вацлав.
        -Величество… - Майзель жалобно скривился.- Ну ты что, в самом-то деле…
        -Ладно, ладно,- король вздохнул.- Кроме всего прочего, это было еще и очень давно. Так что ты знаешь, что тебе делать.
        -Хорошо. Я поговорю с ней.
        -Не через полгода. И не через месяц.
        -Уже бегу. Только тапочки переодену.
        -Не ерепенься. Мы пригласили нескольких журналистов из международного пула, чтобы обсудить некоторые моменты… В субботу. Пани Томанова, разумеется, в списке приглашенных. Она никогда прежде на подобных встречах не бывала, ты знаешь, она не из тех, кого можно без оглядки использовать по делу. У нее всегда свой взгляд, и не только на нас с тобой… В общем, Марина будет беседовать с ней в библиотеке. Просто зайди туда, и все.
        -Второй план?
        -Разумеется, есть второй план. Если получится то, что задумано, то мы ее друзей из Нового университета просто переедем.
        -Какая нетривиальная мысль, величество. Ныряй дальше, тут неглубоко.
        Вацлав посмотрел на него так, что у Майзеля пропала охота веселиться:
        -Мы хотели напугать только наших врагов. Но заодно и друзей напугали. Или тех, кто мог быть нашими друзьями… Кто должен был быть. Все очень близко подошло к пределу, Данек. Так больше нельзя. Да, мы живем слишком спокойно и сыто. Фронтир далеко, здесь, в стране, все просто замечательно, наши соседи - сплошь дружественные демократии, а то и союзные монархии… И на фоне этой буколики возникает всякое дерьмо про тебя и Марину…
        -При чем тут они?!
        -Ни при чем. Источник, скорее всего, вообще не здесь. Но мне нужны эти люди, Дракон. Мне нужна их убежденность и вера в правое дело. В то, что наше дело - правое… И ты сделаешь это для меня. Ты слопаешь их со всеми потрохами и выплюнешь к моим ногам, полностью и безоговорочно готовыми служить нашему делу. Потому что никто, кроме тебя, на это не способен.
        -То есть? Что, какая-нибудь книга - или пусть даже целая библиотека - могут убедить этих людей? Не смеши меня, величество. Да и что мне им сказать, если они…
        -Вот и подумай, что им сказать. Им и пани Елене. Если ты сумел убедить в своей правоте меня, не говоря о прочих, то уж кучка говорливых интеллектуалов не могут смущать тебя просто по определению…
        -Ну, убедить тебя было вовсе не таким уж сложным делом, величество.
        -Да?!? Скажи-ка мне еще что-нибудь, чего я не знаю!
        -Все, все, не вопи, величество, я понял. Но дело в том… Ну, мы не можем нравиться всем. Так не бывает. Это нормально.
        -Ошибка. Я - король, и я должен нравиться всем. Это аксиома. А ты своим монашеским затворничеством мешаешь мне это всеобщее обожание фиксировать на нужном уровне. Ты не монах, ты еврей.
        -Девяносто без малого процентов населения, столько лет подряд считающих тебя великим монархом,- это неприемлемый уровень?! Величество, ты просто зажрался.
        -Возможно.
        -Ты хочешь сказать, что мое правило про журналистов и всех прочих было ошибкой?
        -Нет. Но стало ошибкой. Помнишь, ошибка,- это хуже, чем преступление.
        -Величество, ты иногда меня удивляешь…
        -Спасибо, дорогой.
        -Ты знаешь, что у меня миллион важных дел? Миллион!
        -У тебя всегда есть миллион других важных дел. А теперь будет миллион одно. Я ведь не должен уговаривать тебя, как гимназистку? Вот и чудесно. Марина считает, что все наскоки пани Елены на тебя - это вызов на ристалище…
        -И вы хотите, чтобы я с этой щукой… ристался?!
        -Что ты с ней будешь делать и в каком порядке, меня абсолютно не волнует,- в тоне Вацлава появились отзвуки металла.- Я хочу, чтобы ты с ней для начала просто поговорил. А что из этого вырастет, мы увидим. Я хочу, чтобы она… Чтобы лучшие из них были с нами. На нашей стороне. Она - лучшая, Данек. Поверь мне.
        -Ты как будто мне ее сосватать хочешь…
        -Кто знает, Данек. Кто знает…
        -Может, мне еще сфотографироваться для женского журнала?!
        -Неплохая мысль,- ухмыльнулся Вацлав.- Ты у нас красавец-мужчина, так что я бы не стал совсем уж пренебрегать этой идеей…
        -Величество!!!
        -Данек, надо немножко отпустить гайки. Это важно. И ты не можешь этого не понимать.
        -Я понимаю,- пробурчал, остывая, Майзель.- Все я понимаю. Ох, бедный я, бедный…
        -Ты не бедный, не ной. Как назывался этот дурацкий сериал… «Богатые тоже плачут»? Вот и твоя очередь пришла…
        ПРАГА, «GOLEM INTERWORLD PLAZA». ИЮНЬ
        От короля Майзель поехал прямо к себе, где и заночевал. Едва только начался рабочий день, Майзель набрал код прямой связи Богушека:
        -Доброе утро, Гонта. Зайди, поболтаем.
        -Уже. Дверь не забудь открыть…
        Через пять минут Богушек входил в его кабинет:
        -Приветствую… Чего звал?
        -И тебя тем же самым по тому же месту… Почему ты мне ничего не сказал?
        -Потому что величество попросил меня,- после двухсекундной паузы проворчал Богушек.- Если бы он приказал, ты узнал бы об этом сразу. А он попросил.
        -Хорошо.
        -Дракон…
        -Ты поступил очень правильно. Очень. Я не сержусь. Правда.
        -Дракон…
        -Я все сказал, что хотел, Гонта. Просто я взбесился. Я видел материал… Ты сильно занят сейчас?
        -Да как тебе сказать,- усмехнулся в гренадерские усы Богушек.- Мы, менты, всегда занятие найдем, чтобы начальству очки втереть…
        -Мысль твою я уловил. Мне нужна информация по Елене Томановой. «Пражское Время»… Ну, ты понял.
        -Ясно. В каком направлении?
        -Во всех направлениях. Полная информация, Гонта. Все, что можно. В том числе психологические зарисовки, высказывания коллег и тому подобное. Все, что накопаешь. До конца дня справишься? Список литературных трудов можно опустить.
        -Понятно. Сделаем, начальник, все будет в цвет.
        -Спасибо, дружище. Я знал, что ты меня выручишь…
        Богушек шутливо приложил руку ко лбу и сделал отмашку, как бравый вояка из второсортного боевика, и молча покинул кабинет. Они знали друг друга так давно и прошли вместе через такое, что никакие лишние слова им были не нужны.
        Незадолго до окончания рабочего дня Богушек сам принес данные. В некоторых случаях он словно бы не доверял сетям - скорее демонстративно, чем на самом деле.
        -И? Со щитом?- Спросил Майзель, как только тот вошел.
        -С целыми цареградскими воротами,- пробормотал Гонта, подходя к столу и протягивая Майзелю носитель.- Мне удалиться или будут вопросы?
        -Нет, вопросов сразу, думаю, не будет, я сначала посмотрю материал. Но ты будь на связи, ладно?
        -Не вопрос… - Богушек как-то странно замялся.
        Майзель заметил, конечно. И кивнул ободряюще:
        -Ныряй, дружище. Тут неглубоко.
        -Ты поаккуратнее с этой штучкой, Дракон,- вздохнув, буркнул Гонта.- Она даром, что блондинка… Котелок у нее варит и язык, что твоя бритва…
        -Ого,- Майзель откинулся в кресле и прищурился.- Пан Гонта, ты чего это?
        -Да так,- по-стариковски вздохнул опять Богушек.- Чует моя ментовская жопа - хлебнем мы с этой дамочкой…
        -Ну-ну, без фанатизма,- Майзель выбил пальцами замысловатую дробь на зеркально-гранитной поверхности стола.- Не в первый раз. Но за предупреждение премного, как говорится.
        -Давай, пойду я. А то все дела забросил, пока эту фифу прокачал… Звякни, если что…
        -Обязательно,- Майзель кивнул и вставил носитель в порт компьютера. Богушек снова вздохнул и вышел из кабинета.
        Майзель открыл файл. И, увидев снимок, откинулся в кресле и, улыбнувшись, сложил руки на груди.
        Ай да Гонта, подумал он, ай да старый друг…
        Фотография была явно гимназическая, черно-белая. Серьезно, без всякой улыбки, смотрела в объектив молоденькая девушка, почти девочка, светловолосая, с мягкими, правильными чертами еще по-детски чуть припухлого лица и яркими, пронзительно-чистыми, наверное, голубыми или серыми глазами. В школьной форме и фартуке. И такие ямочки на щеках…
        Да нет, не может быть, нахмурился он. Этого просто не может быть. Потому что не может быть. Никто. Никогда. Невозможно.
        Он нажал кнопку «вниз», и экран продвинулся до текста.
        Елена Томанова, год рождения… Ага… О-о, это интересно… Матиаш Томан, профессор славистики, Карлов университет… А это еще интереснее. Мать, урожденная княжна Мышлаевская… Ах, первая эмиграция… Стоп. Это из тех самых Мышлаевских? Внучка адмирала Витгефта и баронессы фон Остен?! Ну, дела… Так мы и по-русски, наверное, разговариваем. И, наверное, совсем недурственно… Та-ак… Поступила на факультет журналистики Карлова университета в 198…?м. В 198…?м по студенческому обмену направлена на учебу в Москву, на факультет журналистики МГУ. В 198… вернулась в Прагу. Дипломная работа… Окончила с отличием… Стажировка в «Курьере»… Вышла замуж в 199… Развод в 199… Хм. Какой это идиот выпустил из рук такое чудо… Ладно. Поехали дальше… Снова «Курьер». Но… Ага, не понравилась тебе моя газетка, ну-ну… Какие мы вольнолюбивые… «Пражское Время». Корреспондент… И сразу в раздел политики, посмотри-ка. Редактор политического отдела… Выпускающий редактор политического отдела с 199…?го. Радиопрограмма «Эхо событий». Странно, почему не ТВ, на такую красотку сбегались бы со всех каналов просто поглазеть, рейтинг был бы на
потолке… Может, поэтому и не пошла? Хм… Ну, это все этапы большого пути, давай глубже, пан Гонта… Ага. Интересно. Из МГУ исключена за пропаганду антисоветских идей среди студентов. Отчаянная девка, ты посмотри. В восьмидесятых-то… Так… Зарегистрирован брак с Франтой Горалеком… А-а, и этого хмырька я тоже знаю… Не удивительно, что она с ним не смогла долго выдержать. Та-а-ак… Ну-ка, ну-ка… Обращалась в гинекологию госпиталя Св. Витта по поводу сохранения беременности… Раз… Два, три… Девять раз… О, Господи, бедная девочка, что ж это такое там с ней?! Анамнез… Диагноз: бесплодие. Ах, ты, срань Господня, вот так номер… Осложнения после аборта… Аборта? Какой еще аборт? В Москве… Ах, ты, ч-черт… Вот откуда ножки у нас растут. Вот мы что видели… Ну, понятненько. Остальное можно, как говорится, и не читать. Ладно, психоаналитик, дальше давай… Родители… Ого, в сорок с хвостиком годочков доченьку родили, тоже отважные ребята, да будет земля им пухом… Ах ты, Боже мой, как все сразу, и отец, и мать - в один год, 199…, и как только пережила такое, бедняжка… Но выкарабкалась, ты смотри. Так. Романы.
Романы-романчики-интрижки. Ага. Этот. Ну, этот… Ладно. Будем считать, что можно. Одобряем-с. И этот… А этот-то ей на кой хрен сдался?! Твою мать, что ж это ее так на всякую интеллигентскую… Что за мужиков она себе выбирает, просто обнять и плакать… Да с ними и любовью заниматься-то невозможно, только сопли им подтирать, тьфу ты, прости Господи… Ага… Командировки… Да, действительно, несет ее черт в самое пекло. Карабах. Чечня. Босния. Косово. Ливан. Венесуэла. А-а, вот тут бы ты без наших ребят не выскочила… Слава Богу, успели… А что, меня это трогает?! Ух, как интересно… Руанда. Никарагуа. Тимор. Опять Чечня. Вот неугомонная девка, просто бес какой-то…
        Он опустил курсор, и целая подборка фотографий Елены в разных интерьерах - от заснеженных кавказских склонов и выжженных солнцем иорданских ландшафтов до буйно-зеленых сельв Коста-Рики и мангровых зарослей индонезийских тропиков - появилась на экране. И везде она была в окружении мужчин - иногда до зубов вооруженных, иногда нет, но всегда с удовольствием демонстрирующих свои мужские игрушки перед этой прелестной женщиной, кажущейся невообразимо хрупкой… И у Майзеля что-то шевельнулось в груди. Что-то похожее на ревность… Но он не придал этому значения. Потому что это было невозможно.
        Он продвинул экран еще на страницу вниз.
        Да- да, конечно. Лучшие репортажи. Безрассудный вызов кровавым деспотам Кремля… Ага, ага, понятно. Одни превосходные степени прилагательных. «Бриллиантовое перо». Кукушка хвалит петуха… Любят себя господа интеллектуалы. Премии себе дают. Соль земли, твою мать… Прямо не коллеги, а ангелы, христово воинство, чтоб их… Ну, понятно мне все. Или не все, но очень многое…
        Майзель снова набрал Богушека. Тот появился так быстро, как будто ждал в приемной:
        -Будут указания?
        -Машина у нее есть?
        -Есть,- вздохнул Богушек.
        -Н-да, что-то ты распыхтелся сегодня,- поморщился Майзель.- Что еще?
        -Ну… Этот корчваген я бы поостерегся машиной назвать… Двести пятая «Пежо», и лет ей точно никак не меньше двадцати…
        -Вот же комплексы интеллигентские, что ж ты будешь делать… А водит она как?
        -Как все бабы,- усмехнулся Богушек.- Ну, малость получше…
        -Поставь маячок.
        -Ну, начинается,- простонал Гонта и накуксился, как ребенок.- Уже стойку на нее сделал, да?! Мало у меня работы?
        -Думал провести меня, ментяра чертов?! Что за снимок ты мне подсупонил, засранец?
        Первый раз в первый класс?! Где ты его выкопал?!
        -А я знаю, что у тебя на девочек не стоит,- проворчал Богушек, глядя в сторону.
        -Тебе все равно не повезло. Потому что она давно не девочка и блондинка.
        -Драко-о-он…
        -Что там за московская история с абортом?
        -А, пустяки, дело житейское. Широко известный в узких кругах пачкун. А что?
        -Хочешь услышать детальные пожелания?- Майзель приподнял правую бровь.- Скажи лучше, есть возможность?
        -Да-а, младшего обидеть всегда легко…
        -Гонта, перестань кривляться.
        -Уже. Так что? Аннулировать?
        -Да уж придумай что-нибудь. И доктора этого найди, черт его знает, сколько женщин он в своей жизни покалечил…
        -А скольким жизнь спас? И мир в семье? Суровый ты мужик, Дракон,- Богушек поглядел на Майзеля исподлобья.
        -Вот и проверь, скольких спас, а скольких покалечил,- оскалился Майзель и в упор уставился на Богушека.
        Тот не выдержал, отвел взгляд:
        -И что?
        -Выясни - и реши, что.
        -Бу сде… - буркнул Богушек. И выдохнул: - Не царское это дело, Дракон…
        Майзель оторвал взгляд от экрана и озабоченно посмотрел на Богушека:
        -Что с тобой, дружище?- тихо спросил он.- Не хочешь отдохнуть? Возьми жену, слетай на Майорку или на Мальту, поплавай в теплой водичке. Я уж как-нибудь перебьюсь недельку, ничего со мной не будет. А?
        -У меня все в цвет, Дракон. Зуб даю,- Гонта крутанул шеей так, что хрустнули позвонки.
        -Ну, добро,- Майзель прикрыл глаза и усмехнулся.- В цвет, так в цвет. А когда у младшенькой твоей день рождения? Скоро совсем? Сколько ей будет, девятнадцать?
        -Дракон…
        -Все я знаю, братец мой Гонта. Все,- Майзель встал, подошел к нему, приобнял за плечи, встряхнул.- Делай, что надо, и случится, что должно. Помнишь?
        -Помню…
        -Если не мы, то некому. Помнишь?
        -Помню.
        -Ну, молодец. Ты же знаешь, я просто не верю, что пакостники бывают маленькими. Они все большие. Только некоторые болеют. Ты ведь меня понимаешь, Гонта?
        -Понимаю,- Богушек чуть отстранился, и некое подобие улыбки прорезалось у него сквозь усы.
        -Ну, тогда работай, дружище,- Майзель похлопал его по плечу и ласково подтолкнул к выходу.
        ПРАГА, «GOLEM INTERWORLD PLAZA». ИЮНЬ
        Через день Богушек попросился на аудиенцию. Майзель ждал его, сидя на диване в мягком углу. Войдя, Гонта, не говоря ни слова, протянул ему газету. Это был российский бульварно-скандальный листок «Мегаполис-экспресс», свернутый на странице происшествий. Майзель погрузился в чтение.

«Сегодня утром известный музыкант и исполнитель авторских песен М. был обнаружен у себя дома в постели, связанный по рукам и ногам. В самом интересном месте у М. находился пластиковый пакет с сухим льдом. С диагнозом „необратимые трофические поражения половых органов вследствие длительного воздействия сверхнизких температур“ М. был доставлен в Московскую клиническую больницу им. Бурденко. Состояние М. характеризуется как стабильно тяжелое. Медики выражают осторожную надежду на улучшение, однако подчеркивают, что предстоит несколько сложнейших операций, исход которых предсказать сейчас никто не берется…»

«Странное нападение было совершено сегодня на женскую консультацию № 18 в микрорайоне „Медведково“. Хулиганы не тронули никого из персонала и оставили в неприкосновенности оборудование. По словам очевидцев, они выволокли из кабинета во двор врача П. и в течение нескольких секунд превратили его пальцы на обеих руках в костяную муку, как заявил нашему корреспонденту один из коллег П., поспешивший ему на помощь. Хулиганы же буквально растворились в воздухе. Врач П., по сведениям анонимных источников, много лет занимался незаконной частной практикой, в т.ч. абортами…»
        Майзель бросил газету обратно Богушеку:
        -Ну, Гонта, молодец. Просто массовик-затейник. Позабавил. Благодарю, братец, за службу…
        -Да ладно. Говно вопрос…
        ПРАГА. КВАРТИРА ЕЛЕНЫ. ИЮНЬ
        Получив приглашение на встречу в королевский дворец, Елена так удивилась, что даже не раздумывала,- идти, не идти…
        Она придирчиво пересмотрела весь свой гардероб, остановившись на брючном костюме густого темно-синего цвета, который ей очень шел, и атласной блузке такого же оттенка, декольтированной достаточно смело, что, впрочем, скрадывалось приталенным пиджачком костюма. Украшений Елена никогда не носила, но надевать бижутерию на королевский прием сочла неуместным. И выбрала старинный аккуратный золотой медальон с изображением Мадонны, на темно-синей же бархатной ленточке, который подарила ей бабушка по матери на крестины… Поколебавшись, решила, что каблук будет вполне ничего - сантиметров шесть, не больше. Елена никогда не посещала прежде дворцовые мероприятия,- еще и потому, что считала институт монархии архаическим пережитком. Хотя Вацлав V почти не оставил шансов усомниться, что этот архаический инструмент умеет применять вполне современно… Ни убавить, ни прибавить, подумала Елена. Ей было немного смешно, и мелькнула мысль надеть джинсы… Впрочем, она никогда не была поклонницей эпатажных выходок. И она была красивой женщиной, которая знала это о себе и пользовалась этим умело и с полным удовольствием.
        И когда ей позвонили из королевской пресс-службы, уточняя протокол и время прибытия, Елена решила, что затевается что-то из ряда вон выходящее. И не ошиблась…
        ПРАГА, ЛЕТОГРАДЕК. ИЮНЬ
        После протокольной части, в самый разгар весьма милого и скромного фуршета, когда Елену увлек разговор с одним из коллег с Третьего канала, к ней неожиданно приблизился гофмейстер [49] :
        -Пани Томанова?
        -Да?
        -Ее Величество ожидает вас в библиотеке.
        -Меня?! Это какая-то…
        -Прошу вас,- гофмейстер склонился в полупоклоне и показал рукой направление, в котором ей следовало двигаться.
        Елене ничего не оставалось, как извиниться перед коллегой и подчиниться. Недоумевая, для чего она могла понадобиться королеве, Елена зашагала вслед за гофмейстером.
        Королева стояла у стола, видимо, заканчивая разбирать какие-то бумаги. Услышав их шаги и выслушав короткий доклад гофмейстера, Марина улыбнулась:
        -Спасибо, дружочек. Можешь возвращаться к гостям… Проходите, пани Елена,- королева указала на кресла и шахматный столик в северном углу библиотеки и, пропустив Елену вперед, прошла следом. Опустившись в кресло, пригласила и Елену: - Прошу вас, дорогая.
        Она была совершенно такая же, какой знала ее Елена по многочисленным фотографиям и телерепортажам,- эффектная, стройная черноглазая шатенка с ослепительной нежной улыбкой. И не скажешь, что у нее шестеро детей и возраст за сорок, подумала с оттенком белой зависти Елена.
        -Благодарю вас, ваше величество…
        -Я знаю, вы удивлены приглашением и моим вниманием,- продолжила Марина.- Я и его величество буквально на днях прочли вашу последнюю книгу…
        -Спасибо. Это просто очерк…
        -Нет-нет, пани Елена. Это не просто очерк,- королева с улыбкой чуть наклонилась к Елене.- Я вами восхищаюсь. Вы удивительно смелая… Вы удивительно смелый человек.
        -Я просто честный человек, ваше величество,- улыбнулась Елена. Ей неожиданно польстила похвала королевы, и, осознав это, Елена слегка нахмурилась.- Я понимаю, что этот… очерк несколько в стороне от моих…
        -Именно поэтому мы и полагаем, что только вам по плечу то, о чем пойдет сейчас речь. Мы хотели бы предложить вам пообщаться с паном Данеком.
        -С… с кем?!? С Дра… с Майзелем?!
        -Да,- и королева снова улыбнулась, утвердительно кивнув.
        Вот оно, подумала Елена. И ощутила поднимающуюся внутри волну адреналина,- Майзель? С ней? Неужели?!.
        -Я знаю, что вы давно пытаетесь к нему подобраться,- сказала Марина.- Но он никогда ничего никому не объясняет. Это сознательная позиция, вы, вероятно, догадываетесь…
        -После всего, что я о нем писала,- он может согласиться? Простите, ваше величество…
        -Он уже согласился, пани Елена,- мягко улыбнулась королева, и Елена снова удивилась,- какая все-таки чудесная улыбка у этой женщины.- Дело теперь за вами.
        -Каким образом?!
        -Мы с его величеством попросили его об этом. Мы полагаем, что настало время ему выйти из тени на свет. Потому что он очень светлый человек, пани Елена. И вы лучше, чем кто-либо другой, сможете это увидеть и объяснить.
        -Я… мы имеем в виду одного и того же человека? Или речь о ком-то другом?!
        -Именно о нем. Другого я не знаю,- спокойно сказала Марина. И легонько дотронулась до руки Елены: - Я не думаю, что нам стоит слишком долго говорить о нем без него самого. Поверьте, дорогая,- никто лучше, чем он сам, не умеет ничего говорить…
        -Он разве умеет разговаривать? Я полагала, что он умеет только давить…
        -О, нет,- покачала головой Марина.- Нет-нет… И вы знаете это. Вы защищаетесь. Я понимаю вас, дорогая. Если хотите…
        -Разумеется, я согласна.
        -Вы не будете против, если я позову его?
        -Сейчас?!
        -Ну да,- пожала плечами Марина.- К чему откладывать дело в долгий ящик?
        -И вы поэтому пригласили меня сегодня?
        -Вы обиделись?- участливо-встревоженно спросила Марина, снова дотрагиваясь до ее руки.- Ради Бога, мы хотели…
        -Нет-нет. Просто… Это несколько неожиданно.
        -Конечно. Но ведь вам интересно?
        -Безумно,- просияла Елена.- Безумно, ваше величество. Вероятно, мне следовало давно попросить вас походатайствовать перед ним…
        -Ну, вряд ли он согласился бы на это раньше,- Марина, улыбаясь, смотрела на Елену.
        -А что изменилось?
        -Многое, дорогая. И я думаю, вам лучше будет узнать об этом от него самого…
        Королева подняла висевший у нее на шее предмет, оказавшийся чем-то вроде пульта управления, оформленным под кулон, за который его и приняла сначала Елена, и нажала на кнопку. И встала. Поднялась и Елена…
        Он вошел в королевскую библиотеку, и Елена опешила. Она никогда раньше не видела Майзеля,- вообще никогда. Конечно, она слышала о нем очень много. И откровенных глупостей, и вещей, более или менее похожих на правду. И знала, как относятся к нему люди,- особенно в Праге. Ее это не то чтобы злило,- удивляло. Сама она никакого пиетета к этому персонажу не испытывала, тем более заочно. К тому же для нее он был всегда абсолютно недосягаем. Словно парил в небе… О, нет, Елена отнюдь не воображала его эдаким пузатым буржуином с окровавленным топором, восседающим на огромном мешке с золотом, но… Она знала, как его называют и за глаза, и в глаза,- Дракон. Что-то в нем такое имелось… Майзель был жутко красив - именно жуткой красотой едва ли не на грани уродства: крупные, явно семитские, черты не смуглого даже, а словно опаленного потаенным внутренним пламенем лица, огромные уши,- еще немного, и он был бы похож на карикатуру на самого себя. Черные блестящие, зачесанные назад, крупно вьющиеся густые волосы, даже на вид жесткие, как проволока, высокий лоб… И он был значительно моложе, чем она могла подумать,-
для человека, который за такой короткий срок столько всего натворил: ее ровесник, быть может, чуть старше, и уж в любом случае он принадлежал к ее поколению. Вдобавок он был такого роста, что Елена едва доставала ему макушкой до плеча.
        Одежда его поразила Елену едва ли не сильнее, чем все остальное. Высокие, до зеркального блеска отполированные полуботинки из толстой кожи с квадратными носами, каких уже сто лет не носили, узкие брюки, длинный, едва ли не до колена, не то плащ, не то пиджак с тремя разрезами, взметавшийся при каждом движении, как крылья, «английским» воротником и полудюжиной пуговиц, сорочка с V?образным вырезом у горла, обтягивающая, словно резиновая, мускулы торса,- и все это из какой-то тускло поблескивающей ткани цвета вороненой стали, легкой и движущейся на складках, как ртуть.
        Это было не просто не модно - это было вообще не здесь и не сейчас. Вот это да, промелькнуло в голове у Елены. Надо же, какое изысканно продуманное единство формы и содержания…
        Разумеется, это был вызов. Вызов - всем сразу. Нет, не эпатаж разбогатевшего на грабеже соотечественников комсомольского вожачка районного пошиба. И не кривлянье увешанных папуасским побрякушками таких размеров, что никому и в голову не придет, что они настоящие, безголосых попрыгунчиков из Санта-Барбары, с тренькающими непроизносимыми кличками, наполнявшими своей какофонией эфир - где угодно, но только не здесь - нет, отнюдь. Вызов - но совсем другого масштаба. Господи Боже, рассердилась на себя Елена, о чем это я думаю?! Стыд-то какой…
        Он заметил ее мгновенное замешательство и улыбнулся. Нет, не торжествующе-снисходительно, но… Боже, какие великолепные зубы, а пасть,- и правда, как у дракона, мысленно усмехнулась Елена. И нахмурилась,- опять я?!.
        Майзель остановился в нескольких шагах от женщин, выжидательно наклонив голову набок. Марина сделала приглашающий жест:
        -А вот и наш долгожданный пан Данек собственной персоной… Здравствуй, дорогой,- Марина протянула руку для поцелуя.
        Надо же, хмыкнула про себя Елена, они даже не собираются скрывать от меня, что отношения у них… неформальные. Ну, ладно, примем это, как аванс…
        Майзель приблизился, приложился к королевской ручке и повернулся к Елене. Что за глаза у него, зеленущие и сверкают, как у черта, просто гамма-излучение какое-то, с раздражением подумала Елена. И протянула ему руку так, чтобы он при всем желании не смог изловчиться ее поцеловать:
        -Елена Томанова. «Пражское Время»… - у нее был приятный голос, насыщенный по тембру и неожиданно глубокий.
        -Ну, не только «Пражское Время»,- шевельнул бровями Майзель.- Я регулярно читаю вас, пани Елена. Наслышан, польщен и несказанно рад знакомству,- он по-кавалергардски поклонился, и глаза его снова сверкнули, словно обожгли.
        Ах, вот ты какая, подумал он, да фотографии все просто выбросить к бениной матери… В жизни Елена выглядела прилично моложе своего возраста, пожалуй, лишь взгляд ее был уж слишком резким и спокойным. Взгляд, к обороне готовый, юные женщины так не глядят, вспомнил Майзель. И глаза у нее были такие яркие и такие голубые, что у него кровь застучала в висках. Мягкие волосы с лунно-золотистым отливом собраны и приподняты в прическу, чуть-чуть вытянутый овал живого, подвижного, нежного лица, высокая шея, перехваченная бархатной ленточкой с медальоном, четкие брови и длинные, умело и ненавязчиво подкрашенные ресницы, тонкие крылья носа, пожалуй, несколько длинноватенького, чтобы счесть его совсем уж безупречным,- впрочем, так даже интереснее и куда ближе к жизни, улыбнулся про себя Майзель,- и аккуратные маленькие руки с длинными музыкальными пальцами и красивыми, коротко подстриженными, ухоженными ногтями… Пристрелите меня, если этой женщине тридцать пять, подумал он. А фигурка-то, черт возьми, просто слов нет. Да-а, породу не спрячешь…
        Конечно, он сделал на нее стойку. Даже не стойку, а… Она была именно такая…
        Нет, это невозможно, подумал Майзель. Этого просто не может быть. Потому что так не бывает. Эй, Ты, как там тебя… Партнер… Ты что это там такое удумал, а?!.
        Он смотрел на нее так долго, что это уже начинало выходить за рамки приличия. Похоже, королева тоже заметила это… Елена, улыбнувшись, пришла ему на помощь:
        -Что, я слабо соответствую вашему представлению о злобной фурии-щелкоперке?
        -Не больше, чем я - вашему представлению о кровожадном людоеде,- незамедлительно отпарировал Майзель.- Не знаю, как вы, а я этому рад.
        -Первому или второму?
        -А в совокупности…
        Марина с улыбкой выслушала первый раунд их пикировки:
        -Я чувствую, вы подружитесь… Прошу меня извинить, у меня еще одна встреча сегодня. С вашего позволения, пан Данек и пани Елена…
        -Конечно, ваше величество,- едва ли не хором ответили Майзель с Еленой.
        Кивнув и улыбнувшись им на прощание, королева покинула библиотеку. Проводив ее взглядом, Майзель мягко и хищно,- надо же, как он двигается, подумала Елена, обалдеть можно,- снова повернулся к Елене лицом:
        -Я полагаю, нам нет нужды играть в прятки, пани Елена. Их величества попросили меня встретиться с вами. Я согласился, хотя это и противоречит моим правилам. Если хотите, мы можем поехать прямо сейчас ко мне в офис и продолжить беседу там. Я нахожу королевский дворец не слишком подходящим для этого местом. Итак?
        -Согласна. Ведите, я плохо здесь ориентируюсь. А вы?
        -Я везде как дома. Прошу,- Майзель галантно отставил локоть, приглашая Елену взять его под руку.
        Поколебавшись секунду, Елена воспользовалась приглашением, и Майзель повел ее к выходу.
        Они вышли из парадного. Его машина стояла прямо перед ступеньками. Елена поняла, что это его машина, только когда он открыл дверцу, приглашая ее присесть внутрь. Этот грациозно-бесшумный на вид, хотя и огромный при этом, как танк, с непонятным образом закрепленным на крыше агрегатом из зализанно-обтекаемых полицейских мигалок, на четырех гигантских колесах, с зеркально-непрозрачными стеклами снаряд для передвижения из точки А в точку Б соответствовал своему хозяину так, что Елена усмехнулась:
        -А вот и дракономобиль…
        -Мне тоже нравится,- кивнул Майзель и сделал рукой приглашающий жест: - Прошу вас, дорогая.
        Внутри Елену ждало удивление, смешанное едва ли не с разочарованием: комбинированный кожаный салон, очень добротно сделанный,- не роскошно, а именно добротно, и никаких шедевров мастеров-краснодеревщиков или ювелиров. Мягкая голубовато-белая подсветка приборов, светящиеся красные стрелки, полированные титановые вставки в «торпеде» и дверях,- красиво, изысканно, но не вызывающе.
        -Я видела это на улицах… Я думала, это что-нибудь из службы сопровождения королевских выездов…
        -Пушка,- Майзель с любовью, поразившей Елену, огладил ладонями рулевое колесо.- Одно из немногих удовольствий, которые я могу, хочу и люблю позволять себе - это прохватить с ветерком…
        -Ну да. Какой же русский не любит быстрой езды,- даже не путаясь в ударениях, по-русски сказала Елена.
        -Ах вы, колючка,- усмехнулся Майзель.- Все-то вам известно…
        ПРАГА, «GOLEM INTERWORLD PLAZA». ИЮНЬ
        Они проехали по затихающему с окончанием дня городу, нырнули внутрь необъятного здания. Майзель припарковал машину в огромном пустом гараже, помог Елене выйти и направился с ней к лифту, который открывался только его рукой и вел прямо к нему в приемную.
        Он помог Елене снять плащ и жестом пригласил ее вглубь кабинета. Она направилась к мягкому углу, непроизвольно оглядываясь, пытаясь увидеть границы помещения, окутанного изысканной игрой света и теней.
        -Что? Великоват?- усмехнулся Майзель.
        -Да нет… По Сеньке шапка, наверное,- усмехнулась в ответ Елена.- Ах да, простите. Я совсем забыла поблагодарить Вас за то, что Вы согласились на беседу со мной, невзирая на всем известную нелюбовь к журналистам…
        -Пожалуйста. А кто вам сказал, что я не люблю журналистов?
        -Хорошо. Сформулируем это иначе - вы тщательно избегаете контактов с журналистами…
        -Это же совсем другая разница, моя дорогая,- Опять эта усмешка, подумала Елена, смотри, всезнайка какой… - Дьявол прячется в деталях, не правда ли? И потом, журналист журналисту - рознь… Да, я действительно избегаю любых журналистов. Мне пришлось в начале моих многотрудных взаимоотношений с прессой настоять на собственной модели работы с масс-медиа. Эта модель очень проста: я использую масс-медиа по своему усмотрению и в своих целях, а масс-медиа меня - нет… Фигурантам следовало однозначно уяснить, что я не являюсь субъектом глобальной игры пресса версус знаменитости «поймай меня, если сможешь». Для этого пришлось разорить несколько медиа-компаний и прострелить несколько коленных чашечек и даже черепов… Но в итоге все, кажется, поняли, что я не шучу. И моя настойчивость - вовсе не результат некоей трансцендентной злобности и неуважения к свободе слова. Просто мои жизнь и деятельность не терпят суеты и огласки.
        -Наслышана,- Елена тоже усмехнулась.
        -Чудесно. Видите ли, дорогая,- свобода слова и информации не могут быть сами по себе священными коровами. Это миф. Священных коров нужно резать, жарить и с большим аппетитом кушать, иначе всем нам придет конец… Но это так, к слову. Информация и свобода ее распространения обязательно должны быть ограничены. Идея о том, что все люди равны в праве получать и распространять информацию, вредна и разрушительна. Как вы полагаете, пани Елена,- наши противники, в том числе и террористы,- читают газеты, смотрят телевизор, имеют возможность выходить в Интернет?
        -Что за глупый вопрос?!
        -Это не глупый вопрос. Это вопрос, который должен заставить задуматься.
        -Меня?!
        -Не только.
        -Задуматься о чем? Или над чем?
        -Над тем, что такое информация? Свобода слова? Они нужны для чего-то или представляют собой некую самоцель, чистое искусство?
        -Разумеется, не самоцель. Если мы не говорим о желтой прессе. Это инструмент общественного контроля.
        -Контроля чего?
        -Ваших международных авантюр, например.
        -Нет, минуточку. К международным авантюрам мы еще вернемся. То есть вы согласны, что информацию, находящуюся в открытом доступе, могут получить все желающие?
        -Да. Согласна. Мы договорились. Дальше.
        -А как вам, например, вот такой перл… - Майзель подошел к столу и включил один из экранов.- Где это тут… А, вот: «Из конфиденциальных источников в отделе по борьбе с терроризмом нашему корреспонденту стало известно, что отдел располагает достоверной информацией о подготовке нападения группы Нассы Насри… бла-бла… с применением взрывчатки производства неважно… на вокзал Виктории в Лондоне… Нападение запланировано на середину июля…» Чудненько, не правда ли?
        -Что вас так разозлило в этом сообщении?
        -То, что в нем ничего не говорится по делу. По существу. Знаете, как выглядело бы сообщение на ту же тему при нормальном положении вещей?
        -Интересно.
        -Примерно так. Вчера силами безопасности уничтожена террористическая группировка Нассы Насри, планировавшая взрыв вокзала в городе эн. И все. Не «стало известно», а уничтожена. Вместе с Насри и его взрывчаткой, планами, Коранами и прочим дерьмом. А знаете, почему это сообщение в «Санди Таймс» выглядит так убого? Потому что несчастный отдел по борьбе с терроризмом вместо уничтожения террористов должен писать бумажки для парламентских комитетов и правозащитников. И таким вот идиотским способом - «смотри, Насри, мы тебя засекли!» - они вынуждены бороться с террором. Что, по-вашему, предпримет этот подонок, прочтя заметку?
        -Откажется от своего плана.
        -Ошибка. То есть хуже, чем преступление, как говорит его величество. Он его перенесет. Во времени и в пространстве. И станет осторожнее. И его удар будет сильнее того, который удалось предотвратить… А мы действуем совершенно не так. Мы сначала уничтожаем всю эту нежить, а потом сообщаем вам об этом. А как вам вот это: «В секретном докладе „О разведывательной деятельности“, представленном вчера в Конгрессе, утверждается, что нападение, совершенное исламистами на здание Биржи в Нью-Йорке и закончившееся столь трагично, стало результатом вопиющей раскоординированности в деятельности федеральных спецслужб…»
        -Это на самом деле не так?
        -Это так,- кивнул Майзель.- И это - настоящий ужас, дорогая. Во-первых, потому, что вся эта нежить, читая эти перлы, радостно потирает ручонки: ага, эти гяуры - просто кретины, еще немного, еще несколько ударов - и победа у нас в руках. Во-вторых, потому что эта самая раскоординированность возможна лишь при условии и наличии столь сложной и разветвленной системы демократического представительства. При слабой власти. Пока у демократии нет внешнего врага, все чудесно. А когда он появился, начались проблемы. А мы нашли выход. На войне невозможна демократия. Армией руководит не стадо митингующих болтунов, а главнокомандующий, которому подчиняются все, в том числе разведка, военно-полевые суды, подразделение исполнения приговоров и дисциплинарные батальоны. А также тыловые подразделения. Кто не понял - лоб зеленкой. Только так это работает.
        -То есть вы числите себя в состоянии войны.
        -Обязательно.
        -То-то наш обожаемый монарх не расстается с гвардейским мундиром,- Елена усмехнулась.- Огласите, пожалуйста, список ваших врагов, если вас не затруднит.
        -Нисколько не затруднит. Исламские, или, правильнее, исламистские, фанатики и их союзники, в том числе голод, нищета и болезни, тупоголовые зажравшиеся руководители транснациональных монополий из тех, до кого мы пока не добрались, вся эта шваль, заседающая в давосах и женевах, международные валютные фонды и всемирные банки, регулярно пытающиеся устроить из нашего мира либертарианский парадиз для толстосумов и гламурчиков, их вольные, а так же невольные помощники. С последними мы обходимся исключительно бережно, поскольку из них могут получиться наши помощники. А со всеми остальными мы поступаем по законам военного времени.
        -Здорово. И как вы собираетесь заставить меня поверить в ваш манифест?
        -Делом, дорогая. Исключительно делом. Ну, и словом тоже - совсем чуть-чуть, комментируя, так сказать, представляемое пред ваши ясные очи.
        -Вы хотите сказать, что ваши международные авантюры являются результатом воплощения в жизнь вашего манифеста?
        -Какой потрясающий прогресс во взглядах, пани Елена. Вы меня радуете.
        -Для чего тогда такая первобытная жестокость?
        -Первобытная?
        -А зашитые в свиные шкуры и сбрасываемые на съедение акулам тела расстрелянных - это что, торжество гуманизма?!
        -Это война, пани Елена. На войне проводятся не только войсковые операции, но и деморализующие противника мероприятия. Потому что наш противник вовсе не исповедует традиционные для нас правила ведения войн, а ведет их по своим, пытаясь навязать их и нам тоже. Для того, чтобы помешать ему, мы делаем то, что мы делаем, нравится это нам с вами или нет. Война диктует определенную логику поведения, и вечно увиливать от нее не получается. И потом, наши, как вы выражаетесь, авантюры можно пересчитать по пальцам. В отличие от Америки, мы не ввязываемся в полсотни региональных конфликтов одновременно, а работаем последовательно. И не пытаемся усадить парламент там, где его по определению быть не может, а предпочитаем нашего сукиного сына, которого поддерживать куда легче, чем парламентаристскую жертву демократического аборта, для охраны которой приходится содержать многотысячные армейские контингенты. И возить домой наших мальчиков и девочек в цинковых ящиках.
        -Так не лезьте туда,- пожала плечами Елена,- и не придется никого возить…
        -И как долго у вас получится отсидеться?
        -Я не отсиживаюсь.
        -Я вовсе не имею в виду лично вас, пани Елена. К вам у меня как раз нет претензий…
        -Премного благодарна.
        -Пожалуйста,- Майзель улыбнулся.- Вы всегда так колетесь?
        -По мере сил. Вам неуютно?
        -Мне? Мне вполне комфортно.
        -Врете.
        -Нет,- он снова улыбнулся и повторил: - Нет, пани Елена. Меня ваша ежиковатость не пугает и даже не мешает мне. Если вы еще будете столь любезны не перебивать меня, когда я разворачиваю перед вами свой павлиний хвост во всем его великолепии…
        -Ну, тогда вам будет слишком легко. Это нечестно. Так что вы хотели сказать про отсиживающихся в кустах?
        -Только то, что отсидеться не получится. Придут, выволокут из теплой мягкой кроватки, приставят к голове автомат и скажут: или кричи «нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет - пророк Его», или сдохни, неверный, собака. И скажет это вовсе не какой-нибудь благолепный исусик вроде так горячо любимого вами профессора Зохели или великого Бутия [50] , а чумазый талиб, накурившийся анаши и науськанный муллой Омаром. А ваши Зохели и Бутий будут помалкивать в тряпочку, потому что их все равно никто не станет слушать, потому что у них не горят глаза, как у аз-Заркави или Хомейни…
        Или у тебя, подумала Елена.
        -Вы знаете Бутия и Зохели?
        -Обязательно,- зло сказал Майзель.- Я не читал их коранистики, тем более в подлинниках, у меня нет на это ни времени, ни терпения…
        -Но вам докладывали.
        -Да. Мне докладывали. У нас первоклассные спецслужбы, пани Елена. И они довольно редко проваливаются, к нашему счастью.
        -Почему все остальные проваливаются, причем с завидным постоянством и оглушительным треском, а ваши нет?
        -Почти нет. И они не только мои, но и ваши. Хотите вы этого или сопротивляетесь изо всех сил. Потому что мы не являемся их частью, а контролируем их. Мы их, а не они нас. Потому что у них есть внешний враг, а не внутренний, от которого нужно защищать всех,- государство, нацию, монархию, бизнес, самих себя. Потому что мы заставляем их учиться и работать. Потому что мы не натравливаем их на вас и ваших друзей. Или вы этого не чувствуете?! Потому что требуем реальных результатов, а не победных реляций. Потому что это не охранки и не ассоциации стукачей в трауре, а Спецслужбы. С большой буквы.
        -Я вас разозлила. Это меня не радует, но мне интересно, чем именно.
        -Да? Что, заметно?
        -Очень,- Елена кивнула и улыбнулась.- Чем?
        -Подозрением в примитивности и неосведомленности. И тем, что отрицаете результаты нашей работы. Они могут вам не нравиться, но отрицать их вы не смеете, потому что это недостойно вас, пани Елена.
        -Извините.
        -Что?!
        -Я прошу у вас прощения. Разумеется, вы не примитивны и отлично осведомлены. И результаты у вас потрясающие. Хотя я полагаю, они были бы еще более потрясающими, если бы вы были политическими деятелями, а не конспираторами и заговорщиками. Я считаю, что заговорами и подковерной бульдожьей возней с вылетающими время от времени оттуда трупами добиться чего-нибудь настоящего и правильного трудно. Если вообще возможно.
        -Ну, спасибо. Я вас простил. А насчет трупов из-под ковра… Ну, другой пример. Представьте себе, что вы узнали: меньше, чем через сутки в столице… ну, скажем, одной из малоазиатских стран… какие-нибудь чу… террористы взорвут грязную атомную бомбу. Погибнут сотни людей мгновенно и десятки тысяч умрут в страшных мучениях в течение ближайших 2?3 лет. Ваши действия? Немедленно проинформировать всех, не так ли?
        -А что, есть другие эффективные способы предотвращения подобных катаклизмов?
        -Разумеется!
        -И какие же?
        -А такие. Ваши крики… Ах, простите, объективная и правдивая информация… не приведут к отказу этих… - Майзель хотел произнести какое-то слово, но явно решил не употреблять этот термин при Елене,- от попытки совершить задуманное. Напротив. Паника и несогласованные действия коррумпированных и - или, неважно - неэффективных госструктур приведут к усугублению последствий трагедии. При условии, что при подобном цейтноте вам вообще удастся кого-нибудь о чем-нибудь сколько-нибудь членораздельно проинформировать. Понимаете? Вы стали обладателем очень важной информации. Информации, которая может убить или спасти тысячи людей. Но у вас нет механизма, который позволит вам правильно и эффективно, то есть ко всеобщему благу, распорядится этой информацией.
        -Ну да… Я правильно понимаю, к чему вы клоните?
        -Обязательно. К тому, что эта и подобная этой информация для вас, как и для многих миллиардов нормальных людей, вредна. Получив ее, вы начнете суетиться и кричать. И распугаете мне всю рыбу. Всю охоту мне испортите. Потому что после ваших воплей ублюдки будут знать, что спецслужбы у них на хвосте, и взорвут вместо одной бомбы - две. Понимаете? А если вы окажетесь умнее себя самой и промолчите, то мои парни вылетят по адресу, тихо и эффективно просверлят несколько дырочек в нескольких организмах для беспрепятственного истечения из них бессмертных душ, после чего обезвредят бомбы, вытрут кровь и, аккуратно притворив за собой дверь, уберутся восвояси. Проблема в том, что я не могу надеяться на вашу порядочность и сообразительность. У меня нет на это времени. Совсем. Поэтому мои решения требуют тишины.
        -И часто вам приходится иметь дело с подобной информацией?
        -Всегда. Постоянно. Ежесекундно. Изо дня в день на протяжении многих, многих лет. И если вы думаете, что я не осознаю ответственности, с этим связанной… - Майзель вздохнул и покачал головой.- Я боюсь, что Вам никогда не понять того страха и напряжения, которое испытываю я, сталкиваясь ежеминутно с информацией, подобной этой. И я не могу этого выпустить из поля зрения ни на секунду. Потому что никто не сделает за меня мою работу…
        -А вы не бойтесь поделиться ответственностью. Возможно, вам резко полегчает. И вас перестанет так распирать от собственной сверхценности, как сейчас…
        -Дорогая, я вам говорю это вовсе не затем, чтобы вас разжалобить. Я полностью отдаю себе отчет в том, что никому, в том числе и вам, нет дела до моих истинных чувств и устремлений. В сущности, мне на это плевать. И если бы это было не так, я проводил бы все свое время, все 24 часа в сутки, до хрипоты объясняя, что на самом деле я хотел как лучше… К моему великому счастью, я очень вовремя понял эту проблему и принял меры. То есть теперь вы не знаете не только почему, но и не имеете ни малейшего преставления о том, где, как и когда. И увидел я, что это хорошо, и сказал: что выросло, то выросло,- Майзель снова усмехнулся.- Вот такое вот евангелие от Майзеля, дорогая. Как говорится, не нравится - не кушайте…
        -Вы хотите убедить меня в том, что ваша империя под названием «Golem Interworld», и наша чудовищная военно-государственная машина, сросшиеся, как сиамские близнецы, - это такой инструмент Божественного провидения?!
        -Да какая же это империя, дорогая моя, побойтесь Бога! Это просто штаб по предотвращению катаклизмов. Любого порядка, любого уровня. Конечно, он не на сто процентов эффективен, но даже Всевышний не создал, как известно, абсолютно безупречно функционирующих систем со стопроцентным КПД,- и Майзель заговорщически подмигнул.- Человек привыкает ко всему, дорогая. Поверьте, абсолютно ко всему. В том числе и к тому, что можно и нужно перебить некоторое конечное количество негодяев для того, чтобы всем остальным дышалось и жилось чуточку спокойнее. К тому, чтобы отдавать приказы. И вертеть человеческими судьбами. Единственное, к чему человек не может привыкнуть,- это жить в постоянном страхе. Человек или умирает от страха, или перестает бояться. И, чтобы перестать бояться, нужно испытать страх поистине непереносимый. Как у меня,- Майзель вдруг резко поднялся и подошел к окну, из которого открывался захватывающий дух вид на весь город целиком.- Ну, довольно, а то что-то я разболтался сегодня,- он мягко и хищно развернулся снова лицом к Елене. Опять это движение, подумала она. Сейчас крыльями взмахнет, и… -
Вы чего-нибудь спрашивайте, пани Елена, на вопросы легче отвечать…
        Она встретилась с ним взглядом,- кажется, первый раз за всю их беседу и поразилась, каким обжигающим был этот взгляд. Не выдержав, Елена опустила глаза,- но лишь на мгновение. И снова посмотрела на Майзеля.
        -Ну, хорошо. Вам не кажется, что некоторая известная степень открытости скорее поможет вам, нежели повредит? Если у вас нет каких-нибудь ужасных скелетов в шкафу.
        -То есть?
        -Ваши отношения с женщинами, к примеру…
        -У меня нет отношений с женщинами,- Майзель сделал ударение на слове
«отношений», и Елене показалось, что она увидела какую-то легкую тень на его породистом лице.- Вы можете попробовать выяснить это самостоятельно, мешать я вам не стану, но и помогать не хочу. Только не ждите, что это будет легко…
        -Так-таки никаких женщин?
        -Вы случайно не на слухи обо мне и королеве намекаете?
        -Случайно нет. Не случайно.
        -И вы тоже…
        -Я - нет. Просто это довольно странно, вы не находите?
        -Что?
        -Вы много времени проводите в обществе королевской семьи.
        -Ну, обязательно. Какая дружба может быть между его величеством и жидовской мордой…
        -Не юродствуйте. Я вовсе не это имела в виду.
        -А что же?
        -Об этой стороне вашей жизни совершенно ничего не известно. Вы безумно богаты и при этом свободны. Но… Никаких интрижек, никаких женщин. Это, повторяю, довольно странно. Даже если вы крайне осторожны, все равно кто-нибудь должен был уже радостно трезвонить на весь мир, что провел с вами минимум одну романтическую ночь. Если это не «ночные бабочки». Да и те, наверняка…
        -«Ночные бабочки» бывают удивительно чуткими и понимающими партнерами, пани Елена. И не только в постели,- усмехнулся Майзель.
        -Не ваш уровень.
        -Я совершенно не тщеславен и начисто лишен сословно-имущественных предрассудков.
        -Примем это как рабочую гипотезу. Не с мужчинами же вы строите отношения…
        -О, нет, дорогая,- засмеялся Майзель.- Я не пидор, я не онанирую на фотографии маленьких голеньких девочек и не нюхаю женские трусики. Я в этом смысле довольно консервативен и даже скучен.
        -Как жаль. Какой материал мог бы получиться…
        -Пани Елена, не нужно. Это не ваш стиль.
        -Конечно. Но все равно, интересно. Кстати, а нельзя было вместо «пидор» произнести что-нибудь более нейтральное? Вы что, гомофоб?
        -Это вряд ли,- вздохнул Майзель.- Я вообще за то, чтобы расцветали все цветы. Но вот от пидоров меня просто наизнанку выворачивает. Честное слово.
        -Чудесно. А от лесбиянок?
        -Ну, лесбиянкой я еще могу себя представить… Но - пидорасом?!?- Майзель так передернул плечами, что Елена еле сдержалась, чтобы не прыснуть.
        -А если кому-нибудь нужно попробовать, чтобы разобраться, кто он или она на самом деле?
        -Вам нужно?- он развернулся к Елене, и она от этого движения опять чуть не вздрогнула.- Нет? И мне тоже. Я здоров. А больные пусть болеют себе, сколько влезет. Только тихо. Пусть не суют мне в лицо свои болячки и не говорят, что это нормально, а болен на самом деле я.
        -Ну, у нас в стране ваша мечта, можно сказать, воплотилась в жизнь…
        -Да. И мне это нравится. Всякая свобода должна иметь границы, иначе она превращается в хаос. Понимаете?
        -Пока не очень. Но это меня как раз не удивляет. Что меня по-настоящему удивляет, так это отсутствие сокровищ… Где ваши сокровища, пан Данек? В таком кабинете может поместиться весь Ван-Гог с Матиссом… Вы их специально велели снять перед моим приходом?
        -Дорогая, вы просто неподражаемы,- отсмеявшись, Майзель достал из кармана крошечный брелок дистанционного управления и нажал на кнопку. Столик перед диваном распахнул свои недра. Майзель достал оттуда вазу с фруктами, два конических бокала, бутылку какого-то ликера и вернул столик в исходное положение.- Простите, что сразу не предложил… Разволновался. Все-таки не каждый день доводится встречаться с акулами пера и волками ротационных машин.
        -Шакалами.
        -Что?!
        -Шакалами ротационных машин.
        -Пани Елена, вы просто чудо,- проникновенно сказал Майзель, наливая себе и ей по
«на два пальца» густого темного напитка.- Вы сбиваете мои мысли на лету. Просто слово «шакалы» не показалось мне в данном случае уместным. Я, с позволения сказать, повержен и раздавлен. Если вы перехватываете цитаты прямо у меня с языка, то я просто не знаю, как помочь вам узнать меня еще ближе.
        -Мы, вероятно, читали одни и те же книги, пан Данек.
        -У-гм. Весьма вероятно. Перелистывать успеваете?
        -Один - один, пан Данек,- Елена улыбнулась, но глаза ее сердито сверкнули.
        -Спасибо, дорогая. Но с радостью подыграю вам в следующей партии,- он поднял бокал и обворожительно улыбнулся.- Ваше здоровье, пани Елена!
        -Очень трогательно,- она сделала крошечный глоток и поставила бокал на столик.- Вы не ответили на мой вопрос по поводу сокровищ.
        -Мне не нужны никакие сокровища,- покачал головой Майзель.- Я что, похож на идиота, который носится по аукционам и скупает всякую мазню? Я думаю, что людей, которые покупают картинки маслом за миллионы хрустящих долларов, нужно лишить возможности творить этот разврат, ограничив их дееспособность. Я, кстати, постоянно именно этим и занимаюсь… Так что у меня полно дел без всяких глупостей. Я лучше больницу в Намболе построю и буду двадцать лет платить зарплату персоналу…
        -Капиталы на службе народа,- фыркнула Елена.- Какая идиллия! То, что вы не идиот, очевидно. Но не нужно пытаться сделать идиотку из меня, договорились?
        -То есть вы мне не верите?- Майзель озадаченно уставился на нее.- Я что, так позорно неубедителен?
        -Конечно, неубедительны. Я еще ничего толком не слышала, чтобы решить, убедительны вы или нет.- Елена вздохнула и сделала еще один крошечный глоток.- Возможно, человеку вашего масштаба и чужды попытки разместить капитал в произведениях искусства, я вполне это допускаю. В конце концов, ни Сталин, ни Гитлер не были стяжателями, в отличие от своих подельников…
        -Ого. Какой ассоциативный ряд… Думаете, я рассержусь?
        -Не думаю. Скорее, вам это должно польстить, если я все правильно понимаю… А иначе… Для чего же вся эта мощь? Все эти спецслужбы - не разберешь, где кончаются королевские разведка и армия и начинаются ваши? Вся эта военная машина, с космосом в придачу? Фискальный контроль, который не снился даже Сталину? Чтобы строить больницы в Катманду? Или чтобы защитить нас, бедненьких, от исламских фанатиков? Это даже не смешно, пан Данек.
        -Я знаю, что вы не хотите, чтобы мы вас защищали. У вас явный суицидальный синдром… Хорошо. Допустим. Изложите вашу гипотезу. Надеюсь, она достаточно правдоподобна.
        -О, с легкостью. Вам просто нужна неограниченная власть. Собственно, вы уже почти достигли ее… Вы срослись с государством в единое целое. Вы думаете, мне неизвестно, что вы можете позвонить среди ночи, например, министру обороны…
        -Обязательно. И королю могу позвонить. Ну, не ночью, они же люди, а не драконы, им нужно все-таки спать, хоть немного, но рано утром… Рано утром могу. А они, соответственно, мне. Если нам нужна помощь друг друга.
        -Помощь?!
        -Да, дорогая. Именно помощь. Вы полагаете, что неограниченная власть в этом и состоит? Хорошо, примем, как вы говорите, за рабочую гипотезу. А, как вы думаете, для чего мне неограниченная власть?
        -Чтобы чувствовать эту власть,- пожала плечами Елена.- Чтобы ощущать ее каждую секунду. Чтобы одним нажатием кнопки казнить и миловать… Как захочется. Власть сама по себе есть одно из высочайших и изысканнейших человеческих удовольствий. А неограниченная власть - это неограниченное удовольствие. Абсолютное. Разве это не восхитительно?
        -И вы полагаете, что подобной формулой можно описать цели, которые я поставил перед собой?
        -А разве нет? По-моему, довольно-таки завершенная картинка. Страшноватенькая такая, но зато…
        -Подождите, дорогая. И много людей разделяют вашу точку зрения на сей предмет?
        -Думаю, значительно больше, чем вы можете себе представить.
        -Почему тогда голоса ваших единомышленников так занудно однообразны?
        -Ну, это тоже объяснимо. Вы сами довольно однообразны. Потом, вам удалось купить очень многих. Но не всех, поверьте.
        -Я действительно что-то важное упустил,- Майзель, прищурившись, посмотрел на Елену.- Что-то ужасно важное, если вы действительно так думаете. Вы действительно так думаете? Или это такая журналистская провокация?
        -Журналистика всегда балансирует на грани провокации. Но лишь на грани… Да, я действительно так думаю.
        -Но тогда вам должно быть очень страшно. Ведь будучи столь ужасным и хладнокровным чудовищем, я могу легко приказать вас… аннулировать. Вместе с вашим глубоким пониманием ситуации. А?
        -Пан Данек. Оперетта - не ваш стиль.
        -Обязательно… Пани Елена, я должен вас огорчить. Ну, или, по крайней мере, разочаровать. Я таки буду строить больницу в Катманду. И во многих других местах. И школы тоже. И пансионаты для одиноких и беспомощных стариков. И университеты, в которых не будет юродивых дервишей с Кораном и Марксом наперевес, тоже. И защищать вас от фанатиков, кстати, не только исламских. И учить голодных прокормиться. И разрабатывать сорта сельскохозяйственных культур, которые кушают на завтрак вредителей, а к обеду созревают для уборки. И буренок, состоящих из одного вымени, буду делать. И массу прочих чудовищных вещей. Проблема в том, что это невозможно без суперсовременных технологий, тотального финансового контроля, повсеместной широкополосной связи и королевской воздушной пехоты с тактическим ядерным оружием пятого поколения и космическим базированием. Чтобы всякие дервиши, варлорды, полевые командиры и прочая нежить не смели даже приближаться к моим складам продовольствия и медикаментов. Чтобы знали: тронешь учительницу, священника или доктора,- и все, ты мертвец. Протянешь ребенку гранату - ты покойник. Вякнешь,
что я покушаюсь на суверенитет и религиозную свободу, отрубая пальцы виртуозам клитороэктомии - ты труп. Только так это работает, пани Елена. Понимаете?
        -Великолепно. Особенно мне понравилось про клитороэктомию. Немного мужчин на свете способны произнести это слово без запинки, и еще меньше представляют себе, о чем, собственно, речь. Браво. Тут я с вами полностью солидарна… А позвольте узнать, для чего вам требуются эти самые трансгенные растения и животные, о которых вы говорите? Неужели для того, чтобы накормить голодных?
        -Именно. И чтобы леса в пойме Амазонки не исчезали с такой скоростью. И чтобы на сбор урожая требовалось в разы меньше пресной воды и энергии. И чтобы продукты были дешевыми…
        -А о последствиях мутаций вы случайно не забыли?
        -Нет. И методики, и подходы, лежащие в основе изучения трансгенных культур и животных слишком молоды и ангажированы для того, чтобы вы и ваши друзья всерьез имели основания говорить о последствиях.
        -А вы?
        -А я и не говорю,- пожал плечами Майзель.- Мы вкладываем немыслимые деньги в информационные технологии, и могу сказать уже сегодня - последствия хотя и есть, но на много порядков мягче, нежели последствия применения химических удобрений и бесконтрольного расширения посевных и пастбищных угодий. И потом. Человечество уже много тысяч лет питается трансгенной пшеницей и трансгенным мясом трансгенных домашних животных. То, что благодаря современным технологиям нам на создание новых пород и сортов требуются месяцы, а не тысячелетия, мне не может не нравиться. И мне нравится. Вот как хотите…
        -Интересно. А почему бы вам не обнародовать столь впечатляющие и утешительные результаты ваших разысканий?
        -А все равно не поверят,- он улыбнулся, как будто пошутил.- И убеждать тех, кто против нас просто потому, что мы - это мы, не входит в мои краткосрочные планы.
        -Но со мной…
        -Ну, вы,- он вздохнул.- Вы, пани Елена, совсем другое дело…
        -Это почему?!
        -Вы ничего и никого не боитесь. Ни врагов, ни друзей. Поэтому,- он посмотрел на нее так, что Елене опять сделалось не по себе.
        -Ну, ладно. Допустим. А что, разве вам это все выгодно?
        -При чем тут выгода?
        -А для чего же вы так подгребаете под себя все?!
        -Для того, чтобы навести хотя бы элементарный порядок. Чтобы контролировать ситуацию, которую контролировать невозможно, не имея своих людей на ключевых постах. Для того, чтобы международный валютный фонд не имел возможности выдавать свои неолибертарианские бредни за рецепты всеобщего благоденствия. Для того, чтобы молодежь не шлялась по городам и весям в драных штанах, растаманских шапках и гантелями в бровях, а шла в университеты и школы, чтобы стать учителями, врачами, учеными, гениями торговли и капитанами производства. Чтобы не размахивала тупыми лозунгами типа «свобода для всех немедленно» или «смерть капиталистам-империалистам». А брала власть в корпорациях в свои руки. Но для этого, моя дорогая, недостаточно влезть на фонарь посреди площади Звезды и вопить благим матом. Нужно учить химию и математику, бионику и сейсмологию, штудировать финансовые дисциплины и зубрить языки. Социокультурную феноменологию, историю и статистику. И прочее. И это, безусловно, куда скучнее, чем размахивать флагами на демонстрациях. Или… А впрочем, не буду об этом…
        -Антиимпериалистический манифест, вторая серия. Вам не кажется, что вы повторяетесь?
        -Нет. Не кажется. Я повторяюсь и буду это делать, пока мне не удастся вас убедить. Я вовсе не жду, что вы мне немедленно и безоговорочно поверите. Я думаю, что я покажу вам кое-что. Лучше один раз увидеть…
        -Но все корпорации сидят здесь!
        -Именно потому они здесь и сидят. Потому что я притащил их сюда. Кто-то пришел добровольно, кого-то пришлось приволочь силой. Но это неважно. Важен результат…
        -Какой, черт возьми, результат?!
        -Результат, которого мы добились здесь. И в Намболе. И начинаем потихоньку раздвигать мрак в Бразилии. Мне никогда не были интересны деньги ради денег, пани Елена. Мне всегда хотелось что-нибудь сделать с их помощью. Только вы не понимаете этого. Вы думаете, если я раздам все и всем поровну, то сразу наступит рай… Свободой - свободой средств, времени, удовольствий, собраний, слова, всего прочего - нужно уметь пользоваться. И этому нужно учиться. Иначе - хаос и смерть. Помните, - лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой? Я этого от всех даже не требую…
        -Как можно научиться пользоваться тем, чего нет?!
        -Так что, позволить им теперь поэтому и дальше убивать друг друга?! Нет, дорогая. Сначала порядок, потом свобода. И ни в коем случае не наоборот. Потому что наоборот не бывает. Свобода предполагает ответственность. Это, собственно, одно и то же,- свобода и ответственность. И еще одну вещь я вам скажу, пани Елена, которая вам наверняка не понравится. Должен быть страх Божий. Потому что если Бога нет, то все позволено.
        -Ах, вот как…
        -Да. Именно так. Свобода и народовластие - только тогда, когда каждый и все это поймут. Потому что наша цивилизация - это цивилизация, выстроенная людьми, пребывавшими в страхе Божьем. По крайней мере, все ее ценности и основы заложены тогда, когда это еще было. И сейчас… Сейчас мы просто проживаем это наследство. И когда оно закончится…
        -Наступит хаос.
        -Совершенно верно. А потом цивилизация возродится снова. Так уже было… Только одно «маленькое но» есть во всем этом цикле, пани Елена. Я не желаю видеть, как цивилизация, моя цивилизация, в основе которой лежат идеалы свободы, рухнула. Я желаю непременно ее сохранить. И двинуть дальше. Подойдите ко мне, пани Елена.
        -Что?!
        -Подойдите ко мне. Пожалуйста. Я не кусаюсь…
        Она поднялась с дивана и, все еще не понимая, чего он хочет от нее, подошла к необъятному окну кабинета и встала рядом с Майзелем. Он положил руку Елене на плечо,- она вздрогнула, хотя в этом жесте и прикосновении не было никакого намека на интим. Она вздрогнула, но не отстранилась. И Майзель, кивнув и улыбнувшись, оценил это:
        -Посмотрите вниз, пани Елена. Вам нравится то, что вы видите?
        Внизу, сверкая огнями фонарей и машин, светясь окнами домов, широко и привольно раскинулась Прага,- город ее детства, город любви, город милых, приветливых, полных собственного достоинства людей, город улочек и маленьких средневековых площадей, город уютных ресторанчиков и пивных погребков, город славной и отчаянной борьбы за свободу с теми, кто хотел ее отнять - турками, шведами, нацистами, большевиками, город святого Вацлава, город прекрасных и мудрых легенд, столица Священной Римской Империи, город королей и мастеров, город, словно исполнивший древнее пророчество и засверкавший вновь, как огромный алмаз в короне планеты, город, с которым столько всего было связано в судьбе и жизни Елены…
        Она кивнула, потому что не могла произнести ни слова. Потому что любые слова прозвучали бы сейчас либо выспренно, либо глупо.
        И Майзель снова кивнул:
        -Мне тоже. Потому что мои предки тоже строили это,- он медленно обвел рукой панораму внизу.- Эти города, эти дороги, эти великие торговые пути, соткавшие континент в единый организм… Вместе с вами, пани Елена. Вы не хотели понять, что мы с вами заодно, что мы любим то же, что любите вы, что мы вместе строим наш общий дом, в котором так удобно и весело будет жить… Вы прогоняли нас, убивали и жгли, а мы возвращались и по-прежнему жили среди вас, не смешиваясь с вами, но любя вас, как дорогих, но неразумных детей… Потому что вы и есть наши дети, поверившие в спасение, которое призывал отчаянный юный рабби, не желавший мириться с несправедливостью, и ученики которого, назвав его Мессией, разнесли веру в его правоту по всему свету… Мы принесли в этот мир суровую правду о едином Боге, властелине Вселенной. А вы… Вы понесли ее дальше. Мы с вами, пани Елена. В пути было много всего… И страшного тоже. Но посмотрите, каким стал этот мир. И я не позволю этому исчезнуть. Это наше. И это мое…
        Нежно- розовый свет заката, струившийся через окно, заострил черты его лица, тем самым придав произносимым словам еще большую силу. Майзель говорил тихо и с такой страстью, что Елена вдруг поняла, или, скорее, почувствовала, как он серьезен. Нет, в этот момент она еще не верила ему. Но она почувствовала его, и это ощущение контакта по-настоящему удивило ее. Она даже головой тряхнула, отгоняя наваждение…
        Она вернулась назад, снова присела на диван и отпила еще немного ликера:
        -Вы сказали, что их величества просили вас поговорить со мной. Вы мне интересны, и я могу честно признаться… Я была просто вне себя от бешенства, потому что подобраться к вам совершенно невозможно. Я не привыкла к такому. Я всегда добиралась до тех, с кем желала встретиться. Это моя профессия, которую я люблю. Но вы… Вы просто смеетесь над всеми. И все прижаты вашим могуществом так, что на мои просьбы организовать нашу встречу очень разные и очень влиятельные персоны либо отшучивались, либо сворачивали разговор. Так не бывает. Вы не можете всех просто игнорировать… Такого никто не потерпит, мы ведь живем в мире, где так все переплелось, и вы не можете быть абсолютно независимым…
        -Могу. Обязательно.
        -Ну да, конечно… Я сейчас не об этом. И вдруг я узнаю, что король, которого вы сами придумали и создали из ничего, просит вас о чем-то, и вы не можете ему отказать… Вы хотите, чтобы я поверила в эту чушь?
        -Что вы хотите этим сказать?
        -Вы знаете, как я отношусь ко всей этой вашей затее с монархией, но…
        -Как?
        -Рассказать?!
        -При взгляде на вашу родословную ваш республиканский пафос вовсе не становится очевидным,- улыбнулся Майзель.
        -Хотите потрясти меня вашей осведомленностью?
        -Хочу вас потрясти. Все равно чем.
        -Да? Ну, так пересмотрите стратегию и тактику. Можно, я закончу свою мысль?
        -Обязательно.
        -Я не могу отказать королеве в обаянии. Пускай эти люди - и она, и король - целиком и полностью ваши креатуры, в них обоих есть что-то, чего я не могу выразить словами, и это нечто заставляет даже меня, человека, весьма далекого от монархических иллюзий, признавать величину их личностей. Неужели это действует и на вас? Я не могу в это поверить…
        -Дорогая моя,- Майзель укоризненно покачал головой.- Вы бы слышали, какую ерунду вы сейчас говорите… Король на самом деле мой друг. Разумеется, я не мог отказать ему в его просьбе. В конце концов, он не только мой друг, но и мой король. И насчет креатуры вы тоже ставите телегу впереди лошади. Если бы его величество не был тем, кто он есть, эта моя, как вы выразились, затея с монархией закончилась бы совершеннейшим пшиком в считанные месяцы. Нет ничего хуже для человека, чем упорствовать в своих предубеждениях. Ну, признайтесь себе самой, дорогая, что король - в высшей степени незаурядная фигура. Он великий дипломат и воин, он герой, красавец, образцовый семьянин, отец шестерых детей и пример для народа во всем, что только можно себе представить… Да поймите же, что настоящий король только таким и может быть. Другого короля нация не признала бы. Давайте забудем все эти смешные средневековые истории про королей - пьяниц, садистов, бабников и лгунов. Эти времена давно позади. Посмотрите на сегодняшних монархов - испанского, люксембургского, шведского. И признайтесь, повторяю, хотя бы самой себе, что
люди эти как нельзя лучше соответствуют своему предназначению - быть оплотом нации, ее верховным арбитром, символом ее уверенности в будущем… Разве не так?
        -Именно так. Тем более, глядя на то, что вы с ним на пару вытворяете, монархи по всей Европе просто неприлично оживились и начали демонстрировать недюжинные амбиции… Но это ведь страны с непрерывной монархической традицией, и…
        -Монархические традиции прерывались у нас на такой незначительный срок, что им можно смело пренебречь. Разумеется, в историческом масштабе. Но, тем не менее. И наша монархическая традиция ничуть не менее длительна, чем в Швеции или Испании.
        -Все равно. Я не понимаю, чего вам не хватало в демократическом способе устройства, что вы… Решились на такое! Нет, я понимаю, что это замечательный аттракцион для плебса, но…
        -Но наш монарх вовсе не стал разыгрывать клоуна, как некоторые от него ожидали. Дорогая, это же совсем просто. Современной демократии не хватает таких вещей, как чувство ответственности, политическая воля в принятии решений. Серьезных, судьбоносных решений, которые могут оказаться очень болезненными в процессе их воплощения в жизнь. Демократия просто выжила из ума… Современная представительная демократия плодит, как крыс, политиков, озабоченных только одним - как бы подешевле переизбраться на следующую каденцию… Современные демократии развились в какие-то элитарные системы, где элита живет не просто качественно лучше всех остальных, а натурально пожирает государство изнутри, как саранча. Они ничего не делают для приумножения общественных фондов, а только и знают, что без конца перелицовывать их, как тришкин кафтан, и при этом странным образом исключительно в свою пользу. Могучие когда-то экономики хромают на обе ноги. Эта публика не просто оторвалась от народа, они вообще людей за людей не считают. Они все купили по нескольку раз, в том числе и юстицию. И я нахожу это по-настоящему пугающим. В
современных демократиях нет места для государственных мужей. Потому что только государственный муж может взять на себя ответственность за решение. Политики на это неспособны. И потом… Решения политиков и парламентов - это всего лишь человеческие игры. А решения монарха - это воля Всевышнего, поскольку монаршая власть на земле подобна власти Всевышнего на небе.
        -Да что за детский сад, в самом деле!… Разве монархию не учреждали на всенародном референдуме?! И вообще…
        -Вообще-то да. Но только референдум, как вам хорошо известно, всего лишь юридически закрепил сложившуюся на тот момент ситуацию в стране. У нас уже был король, пани Елена. Нам следовало только признаться в этом самим себе. Что мы и нашли мужество сделать. И еще. Вы же видите, во что превратилась наша страна с тех пор, как…
        -При чем здесь король?! Всем известно, что ваши деньги…
        -Дорогая, мои деньги очень могущественны. Чрезвычайно. Но только вместе с королем, а не вместо короля. Вы же умный человек, вы не можете не видеть и не понимать очевидного. Дурацкая интеллигентская корпоративная солидарность не дает вам вдохнуть полной грудью и крикнуть: они правильно все делают, эти двое, король и дракон…
        -Значит, стремление к общественному признанию ваших затей - вовсе не такая уж и химера, как вы только что изволили утверждать?
        -Дорогая, общественное признание и поддержка наших затей отнюдь не ничтожны. И вам это превосходно известно. Во всяком случае, у нас в стране…
        -Да вы просто покупаете всех!
        -Юпитер, ты сердишься,- покачал головой Майзель.- И ты, о Юпитер, знаешь, что это значит… Разумеется, я покупаю,- все, что продается. Все, что выставлено на продажу. Но не так, как вы сейчас пытаетесь это сформулировать… Можно купить признаки любви, ее внешние проявления. Любовь купить нельзя. Король завоевал любовь своих подданных без моей помощи. Он всего лишь оттолкнулся от денег… Надеюсь, вы не станете спорить, что это именно любовь?
        -Не стану. Я только не понимаю, как вам это удалось. Но мне сейчас интересен не столько король, сколько вы сами. Я разговаривала со многими из ваших людей. Не для интервью, нет… Никто из них не смеет давать интервью, и эти казарменные порядки просто смехотворны, если хотите… И тем не менее. Я могу честно признаться, что я удивлена тем, как они относятся к вам. Разумеется, я не принимаю всерьез все эти россказни про то, что вы знаете всех сотрудников и членов их семей в лицо и по именам, что лично поздравляете всех с праздниками… Все эти нехитрые трюки давно известны и могут произвести впечатление разве что на самых первозданных персонажей… Нет, конечно, это работает безотказно, но дело, насколько я понимаю, совсем не в трюках. А люди готовы за вами хоть к черту в зубы. Почему?! Не понимаю. Пока не понимаю… Собственно, я здесь затем, чтобы это выяснить.
        -Ну, так выясняйте,- Майзель улыбнулся совершенно по-мефистофельски и откинулся на спинку дивана.- Я полностью в вашем распоряжении. Кстати, а где ваш диктофон?
        Он сидел перед ней во всем своем великолепии - в этой странной одежде, так безукоризненно сидящей на нем и так ему подходящей, что Елена уже почти к ней привыкла, в начищенной до блеска обуви без единой пылинки, роскошный экземпляр мужской человеческой особи в самом расцвете сил… И Елена с ужасом, леденисто обжигающим все внутри от живота до самого позвоночника, до самой души, вдруг не столько поняла, сколько почувствовала, как чудовищно, как непередаваемо, как вселенски жутко одинок этот человек. И представила себе, как от этого одиночества, от этой вселенской пустоты и придумал он себе их всех - и страну, и короля, и народ, и ее, Елену…
        Майзель с изумлением увидел, как в глазах у нее вскипели слезы.
        -Дорогая, что с вами?!- он порывисто наклонился к Елене.- Что случилось? Вам нехорошо?!
        -Нет, нет… Я в порядке,- Елена отвернулась, и когда он снова встретился с ней взглядом, в нем не было и следа влаги. Впрочем, он мог бы поклясться, что ему ничего не почудилось.- Признаться, я не набрала материала для работы. Во всяком случае, как я теперь представляю себе это. А диктофон в нашем разговоре - архитектурное излишество. Я хочу понять вас, а не дергать цитаты из ваших речей. Техника не в состоянии мне в этом помочь. К сожалению…
        Елена подняла на него взгляд и вдруг спросила:
        -Пан Данек, но почему - мы? Почему вы выбрали нас? Почему не венгры, не поляки? Не русские? Почему? Как вы могли так поступить с нами? Ведь мы не были такими. Мы были обыкновенными спокойными жителями старой доброй Европы. А вы, вломившись сюда, все так перевернули, что нас стало просто не узнать. За каких-то полтора десятилетия… Почему?
        Майзель поднялся, снова подошел к прозрачной стене, которую и окном-то, ввиду ее грандиозности, назвать не поворачивался язык. Постояв несколько секунд, глубоко засунув руки в карманы брюк, он резко развернулся на пятках - лицом к Елене, сказал глухо:
        -Я помню это так ясно, как будто это было вчера… Я был совсем еще кроха… Маленький выпуклый экран… Черно-белый… И танки, танки, колонны танков в облаках пыли… Танки на улицах… И растерянные люди с перевернутыми лицами… Торжествующий голос диктора, такой непереносимо трескучий… И отец, громко всхлипывающий, и размазывающий слезы по щекам,?я никогда раньше и никогда после не видел его таким… И мама, прижимая меня обеими руками к своему животу, тоже плачет, и кричит отцу:
«Тише! Тише! Ради Бога, да сделай же тише!»…
        Майзель вернулся к дивану, налил себе и Елене еще ликера. Словно не замечая, что Елена смотрит на него, зажав рот рукой, расширившимися в пол-лица, ставшими черными, глазами, продолжил:
        -Он никогда в жизни не интересовался спортом, как многие. Только когда русские и чехи играли в хоккей, все в доме ходили на цыпочках, даже кошке нельзя было мяукать. И когда выигрывали чехи, он…
        Майзель вздохнул:
        -Они бежали в тридцать восьмом в Польшу. Они жили вон там,- он махнул рукой в направлении Юзефова,- на Веженской… Потом, в тридцать девятом, когда Сталин и Гитлер поделили Речь Посполитую, они оказались в советской оккупационной зоне. Потом война, эвакуация в Уфу… Единственные из всей семьи, остальных всех сожгли в Терезине, пани Елена. Ему было тогда девять лет, моему отцу. После войны не получилось вернуться. Нужно было как-то жить… Они переехали из Уфы в Минск. И остались… Я не знал об этом. Лет до шестнадцати… Потом мама увидела, как я собираю альбомы и вырезки с видами Праги, карты, истории, Кафку, Майринка… Она тогда только рассказала мне. А отец… Так ни разу и не заговорил об этом. С тех пор…
        Он снова вздохнул, пожал плечами:
        -Что мне было делать? Вымостить золотом Вацлавскую площадь? Подарить каждому чеху красную розу и попросить прощения за весь СССР? Что? Просто… И этот пепел, пани Елена, он здесь, он лежит в этой земле… И я… Я просто знал, что вы никакие не мирные обыватели. Когда развалилась империя Габсбургов,- вы же знаете, как расцвела страна… Это же сделали вы сами. А потом, в шестьдесят восьмом, все просто поняли, что нельзя, не время, что нужно сохранить людей, сохранить страну, тогда просто не было другого решения. У вас просто было нечем… А я дал вам это. И теперь никто не посмеет больше… Никто. Никогда. Понимаете? Вы - славяне, вы - потомки гордых, красивых, великодушных и бесстрашных воинов. Это никуда не могло деться. Никуда. Я просто помог этому проявиться… Больше… Больше я ничего не мог сделать для вас. Остальное вы сделали сами…
        Тишина повисла в кабинете. Внизу шумел огромный, прекрасный, сверкающий город, столица великой страны, созданной неодолимой волей этого человека и тех, кого он вытащил из небытия, но в кабинете было удивительно, даже пугающе, тихо. Елена сидела, глядя в сторону, подперев голову ладонью, и молчала.
        Наконец, она заговорила:
        -Значит, все это правда…
        -Не все,- он улыбнулся.- Но почти.
        -Вы… Кто-нибудь еще… знает об этом?
        -Вацлав… Их величества. И теперь вы.
        -Почему?!
        -Потому что это мистика, чепуха, сентиментальные сопли. А я Дракон, а не инженю на пенсии. Да и кто же в такое поверит…
        Ты сказал, что хочешь меня потрясти, все равно, чем. Что ж, тебе это удалось, подумала Елена. Пожалуй, такой удар мне не удержать… Или ты знал и об этом тоже?!.
        -Скажите, пан Данек… Не будет очень уж большой наглостью, если я попрошу вас встретиться со мной еще раз?
        -Да нет, нисколько,- Майзель улыбнулся.- И знаете что… Я, право, не уверен, понравится ли вам такая идея… Хотите провести в моем обществе некоторое время? Понаблюдать за мной, как видят меня мои сотрудники? Каждый день? А? Решайтесь.
        -Надеюсь, вы шутите?
        -Отнюдь, дорогая. Я серьезно. Ныряйте, тут неглубоко.
        Конечно, он знал, что журналистское расследование, «погружение» - настоящий конек Елены. То, что ей всегда с таким блеском удавалось. Вот негодяй, подумала она, впрочем, безо всякой злости. Ну, держись…
        -Почему?
        -Что?
        -Почему вы решились предложить мне это? Вы же знаете, что я не пощажу вас, если узнаю, что вы мне соврали сейчас или соврете потом?
        -Соврал? Когда?
        -Сейчас. Все, что вы говорите… И… Эта история из вашего детства… Зачем вы мне ее рассказали?
        -Вы спросили… Я ответил. Только и всего… Я не такой примитивный, пани Елена, как это может показаться на первый взгляд. А врать… Да я и в мыслях такого не держу. Чего ради? Мне не нужно вас обманывать. Мне достаточно было отказаться говорить с вами. А казаться лучше, чем я есть… Это не мое. Так как?
        -Я согласна.
        -Отлично,- Майзель просиял.- Я знал, что вы смелая девочка…
        -Я не девочка и ненамного вас моложе. Если моложе… И если нам предстоит некоторое время… работать вместе,- крошечная пауза не ускользнула от внимания Майзеля, но он не подал виду,- я прошу вас, по возможности, избегать покровительственных интонаций в общении. Это будет мешать нам обоим. Я догадываюсь, что вы с вашей внешностью пользуетесь у женщин сногсшибательным успехом, и на очень многих из них подобный тон производит планируемый эффект. Но для меня вас слишком много. Я предпочитаю раз и навсегда избавить вас от всяких иллюзий, а себя - от ваших ухаживаний, которые, как я догадываюсь, могут уложить на лопатки кого угодно. Вы - герой не моего романа, вы - объект моего профессионального интереса… Возможно, ваш мужской биомагнетизм и может кого-нибудь сбить с толку, но только не меня. У меня для этого слишком много рассудка и опыта… Что это вы так улыбаетесь?
        -Пани Елена… А кто же он, герой вашего романа?
        Елена хотела ответить какой-нибудь дерзостью, но передумала, понадеявшись, что оставшись серьезной, вернее собьет с него спесь,- потому что ее дерзости в какой-то момент перестали его злить, и она это с большим удивлением заметила:
        -Человек, которого я могу уважать, и чьи слова не расходятся с делом. Тонко чувствующий и понимающий мои чувства. И уж точно не роковой красавец под два метра ростом с ушками, как у чертика, и голливудским оскалом, в котором поместится целиком моя голова… Да перестаньте вы хохотать, черт вас побери совсем!!!
        -Простите,- Майзель провел рукой по лицу, словно стирая с него улыбку.- И что, встречались вам такие мужчины?
        -Вы отлично знаете, какие мужчины мне встречались,- рассвирепела Елена.- Или вы думаете, я не понимаю,- прежде, чем допустить меня к вашему телу, ваши ищейки насквозь просветили меня и все вокруг меня во всех мыслимых и немыслимых диапазонах?!
        -Вы это заметили?- прищурился Майзель.
        -Нет. Я не заметила. Но догадалась.
        -Слава Богу,- вздохнул Майзель.- А то я испугался, что они вас побеспокоили… - Он снова улыбнулся.- Простите. Вы просто очень смешно сердитесь…
        -Вы не первый, кому поначалу бывает смешно. Обычно потом становится весело всем остальным.
        -Я не боюсь показаться смешным.
        -Как мило с вашей стороны. И почему же?
        -Потому что умею быть по-настоящему страшным,- Майзель коротко взглянул на Елену из-под полуприкрытых век, и взгляд этот весьма однозначно подтвердил правоту произнесенных слов.- Кроме того, если вы вздумаете изобразить меня смешным, вам просто никто не поверит. Это не будет соответствовать правде жизни.
        -Ну, хорошо. Я думаю, нам сейчас не стоит делить шкуру неубитого медведя. Каков будет формат наших встреч?
        -Мой рабочий день начинается в шесть утра. Встаю я в пять. Ложусь в три. Иногда не ложусь.
        -В три… ночи?
        -Ну, не дня же. В воскресенье я обычно отдыхаю…
        -Почему не в субботу?
        -Потому что его величество отдыхает в воскресенье,- Майзель усмехнулся.- И это единственный день за всю неделю, когда мы можем более или менее спокойно поговорить, и не только о делах… Но мы отвлеклись. В течение дня могут случаться, разумеется, всякие непредусмотренные рабочим расписанием моменты… Вот так. Все это время я буду для вас полностью доступен, о чем отдам соответствующие распоряжения.
        -А секреты?
        -Вас интересуют секреты?
        -Нет. Во всяком случае, не секреты, как таковые.
        -Ну и прекрасно. Предоставьте мне позаботиться о деталях. Итак, завтра в шесть?
        -В десять.
        -Невозможно.
        -То есть?!?
        -В шесть, пани Елена. Уйти вы можете в любое время, но прийти - только в шесть. Потому что в десять я могу быть уже в Лондоне или Антананариву. Или на Луне. Понимаете?
        -Кажется, да.
        -Замечательно. А сейчас я отвезу вас домой. Не возражаете?
        -Это что? Позвольте вам выйти вон?!
        -Вам нужно отдохнуть, пани Елена,- улыбнулся Майзель, и по его улыбке она поняла, что он не шутит.- Мой ритм довольно сложно выдержать. Мои помощники работают в две смены, и я подумываю, не учредить ли мне третью, потому что люди просто падают с ног…
        -Просто невероятно, что делает с человеком жажда наживы. Что ж, поехали…
        ПРАГА. ИЮЛЬ
        Это было похоже на то, как если бы у Елены вдруг вытащили пробки из ушей и сняли повязку с глаз. Майзель словно задался целью сшибить ее наземь, обрушив на нее разом весь чудовищный коловорот своей жизни. Но это было не так-то просто, как могло бы показаться при взгляде на хрупкую фигурку Елены. Она честно отрабатывала свою - пускай временную - причастность к нему.
        И спрашивала, спрашивала… Своими вопросами она пыталась нащупать в его панцире хоть какую-нибудь, хоть крошечную щелочку, в которую можно было бы просунуть лезвие ножа, надавить, раздвинуть, а потом и разломить пополам, чтобы увидеть живую, беззащитную плоть… Но Майзель, казалось, состоял весь из одного только панциря - непоколебимой, спокойной, веселой уверенности в собственной правоте. Это было иногда до такой степени непонятно, что заставляло Елену срываться и выходить из себя. Только Майзеля вывести из себя было совершенно нереально - как ни пыталась Елена, ничего у нее не получалось…
        -Кстати, как вам удалось так быстро и так великолепно выучить чешский? У вас даже акцента нет… Я знаю, что вы умеете учиться хорошо и быстро. Но чешский? Это далеко не самый простой язык… Конечно, похож на русский, но уж очень отдаленно… И произношение… Нет-нет, я помню ваш рассказ… - Разве такое забудешь, пронеслось в голове у Елены.- Но… Это же мистика, на самом деле… Это же не может быть так просто…
        -Да вот, дорогая, так как-то все… Очень хотелось, наверное.
        -Это даже не смешно.
        -А кто вам сказал, что я собираюсь вас развлекать?!
        -Пожалуйста, пан Данек. Вы же прекрасно понимаете подоплеку вопроса…
        -Возможно. Или нет. Ну, хорошо… Да, я хотел - и хочу - чтобы люди, с которыми мне приходится работать и делать одно очень большое и очень важное дело, не ощущали хотя бы языкового барьера. И я много над этим трудился. Разумеется, если бы не врожденные способности и некоторые благоприобретенные навыки, это было бы невозможно. Но я вообще быстро соображаю. И чешский - вовсе не единственный язык, которым я владею так, что могу на нем думать…
        -Ну, допустим. Зайдем тогда с другой стороны. Почему - Майзель? Я не спрашиваю, как вас звали раньше, это, в конце концов, не так уж и важно…
        -Ох, пани Елена, зубастая вы щучка… Вы же наверняка неплохо знаете историю.
        -Конечно. Но неужели вы думаете, что мало-мальски грамотные и здравомыслящие люди верят в эту дурацкую легенду о вашем мифическом родстве с Мордехаем Майзелем?
        -А что, по-вашему, мне следовало объявить себя потомком Ягеллонов или Яна Люксембургского?
        -Ну, это было бы наверняка еще большей глупостью… Достаточно Его Величества.
        -Который и есть настоящий потомок Ягеллонов.
        -Я вовсе не пытаюсь с этим спорить.
        -Вот видите. А Майзель - вполне достойная фигура для основателя династии, вы не находите? Мне прекрасно известно, что Мордехай Майзель умер, не оставив прямых наследников. Но это мне не важно. Я претендую на большее. Я претендую на духовное родство. На духовное наследство. На такую же дружбу с его величеством. На тот же - и больший, конечно - масштаб государственных дел. На повторение истории на новом спиральном отрезке. Неужели непонятно?
        -Что-то такое в этом духе я себе и представляла…
        -Замечательно. Это значит, что легенда работает, и работает эффективно. Разве не в этом смысл легенды?
        -Возможно. Но почему вы затеяли такую сложную игру в короля? Да еще и не одного…
        -Мне импонирует монархическая форма правления. Наша монархия - идеал государственного устройства, как я его понимаю. И для осуществления задуманного мной плана демократия совершенно не приспособлена. Кроме того, я же не могу, черт возьми, все делать один. Мне нужны помощники. Не просто исполнители моих указаний, а люди с собственным мнением. И даже не помощники… Помощники - неправильное слово. Соратники. Те, кто видит мою цель, как свою. Для которых мой план - их план. Люди, которые должны - и могут - спорить со мной. Видеть мои слабости и ошибки. Знаете, почему провалился гениальный сталинский план захвата всего мира? Потому, что он окружил себя людьми, которые боялись пикнуть, сказать хоть одно слово поперек. Слава Богу, мне пока удается избегать этого…
        -И все-таки? Почему не вы сами? Это единственное, что не совсем стыкуется с теорией о безграничной власти. Потому что у вашей власти есть весьма четкие границы.
        -Ага… Так вы начинаете это видеть…
        -Конечно,- Елена пожала плечами.- Вы охотно делитесь властью. Это не похоже на самовлюбленных властолюбивых маньяков. Или это какая-то новая ступень развития, о которой мне раньше не доводилось слышать…
        -Я открою вам маленький секрет, пани Елена. То, что вы называете «делиться властью», на самом деле есть просто делегирование полномочий. А у меня, собственно, никаких полномочий не имеется. Я - крючок, вытаскивающий идеи из голов людей, друзей, подчиненных. Я не умею руководить страной. У меня нет для этого соответствующих знаний и навыков. Для этого существуют другие люди. Другие институты…
        -Как мило с вашей стороны поведать мне сие ошеломляющее откровение…
        -Я рад, что вам весело. И есть еще одно «но»…
        -Какое же?
        -А всмотритесь внимательно в мое лицо, пани Елена. Разве я похож на своего? Да хоть если я в лепешку разобьюсь… Кто же мне поверит?
        -Что это значит?
        -Я еврей, дорогая. Жид. Пархатый. Понимаете?
        -Опять вы об этом…
        -Потому что это важно. И не только для меня… Даже если понтифик объявит меня лучшим католиком всех времен и народов, а полиция и королевская воздушная пехота будут стрелять в каждого, кто усомнится, это ничего не изменит. Я еврей. Я родился евреем и умру евреем. Это не поза, это просто факт. Я подтолкнул… Да, это было. Просто был такой период в истории… А своей страной люди должны управлять сами. Я нахожу это правильным. Сами должны строить свою жизнь и судьбу…
        -И как это утверждение соответствует тому, что вы… вытворяете?!
        -А я ничего не вытворяю, дорогая. Я, повторяю, создаю условия и вытаскиваю из людей идеи. А вытворяете вы сами. Евреи - технические сотрудники,- в аппарате, армии, полиции, образовании,- пожалуйста, сколько угодно. Даже, возможно, министры, если дорастут… Но рулить… Нет. Рулите сами. Я только подстраховываю в поворотах.- Майзель усмехнулся,- как показалось Елене, слегка иронически.- Это не уход от ответственности, пани Елена. Я просто очень хорошо знаю, что я должен и чего не должен делать. Когда мы сражались за свободу и дрались с бандитами - тогда мое место было рядом. Или даже на шаг впереди… А когда это миновало… И когда я уступил место… Мне показалось, что люди вздохнули с облегчением. И, кажется, они до сих пор благодарны мне за это. И вы все вздохнули с облегчением… И это нормально.
        -Это отвратительно.
        -Нет-нет, пани Елена. Не нужно. Я знаю, что вы не, и так далее. Я не щепетилен. Все, что можно поставить на службу делу, должно быть поставлено ему на службу. В том числе предрассудки… И у меня нет времени на такие вещи, как участие в правительстве или, тем паче, руководство правительством. У меня слишком много дел… А их величества - они свои, настоящие. Такие же. Именно поэтому они на своем месте, а я - на своем. И чувствую себя на нем весьма комфортно…
        -И вам не захотелось насладиться заслуженной славой?
        -Нет.
        -Почему?
        -Потому что нет для меня большего удовольствия, чем видеть, как люди все делают сами.
        -Интересно. Но ведь ваше закулисное влияние осталось. Мне кажется, что прямое участие, на виду у людей, когда известно, кто и за что отвечает, куда честнее…
        -Это не влияние, пани Елена.
        -Да?! А что?!
        -Я давно ни во что не вмешиваюсь во внутренней политике. Больше - нет.
        -Куда уж больше,- фыркнула Елена.
        -Я действительно стоял у истоков всего этого. Я вовсе не отрицаю, напротив. Но в этом нет больше нужды. Я занимаюсь давно и бесповоротно другими делами…
        -А это как вписывается?!.
        -Великолепно вписывается. Это повторение того, что мы сделали здесь, только в ином масштабе. И когда-нибудь, если я доживу до того времени, когда мы добьемся окончательного успеха… В чем я, кстати, отнюдь не убежден…
        -В успехе?
        -В том, что доживу. Когда - если - это случится… Вы даже представить себе не можете, с каким удовольствием я пошлю все это чертовой матери…
        -И что же вы будете делать?
        -Смотреть на звезды. Нет ничего прекраснее этого, пани Елена. Хотите, я вам покажу?
        -Боже мой, пан Данек…
        -Вы не верите,- он усмехнулся.- Конечно. Это же так понятно… Ах, пани Елена… Это так тяжело - заставить себя осознать, что ты лишний, что твое время прошло, что роль сыграна, что все уже хорошо, что люди сами знают, как дальше им жить в собственном доме, и перестать лезть во все мелочи, надоедать советами и указаниями… Это ведь все равно, как если бы строители, выстроив дом, остались бы в нем вместе с жильцами. Строители должны двигаться дальше. Всегда двигаться дальше, пани Елена…
        -Строители?
        -Драконы,- поправился Майзель.- Разрушающие дворцы и воздвигающие города. Потому что ничто не берется из ничего. И всегда нужно сначала разрушить. Сначала выйти на бой. Выйти на площадь…
        Когда он сказал это - «выйти на площадь» - Елена вздрогнула.
        -Иногда я восхищаюсь вами. Правда.- Она, вздохнув, покачала головой.- Но иногда… Иногда из вас высовывается такое чудовище… Вам самому не страшно?
        -Вы же знаете, евреи всегда хотели превратить зло в добро. Иногда это у нас получалось… У меня тоже получается. Правда, и у меня только иногда… Пока. Но только пока. Дальше будет получаться все лучше. Потому что, как вы правильно заметили, я быстро и хорошо учусь…
        ПРАГА. ИЮЛЬ
        Он удивлял ее на каждом шагу. Не только своими филиппиками и парадоксами, на которые был просто неистощим. Но и своими вкусами и пристрастиями. Он питался исключительно по-японски и в основном прямо в кабинете, где, похоже, жил неделями… Суши, много рыбы, сакэ для пищеварения. И никаких других напитков, кроме простой воды, иногда - рисового безалкогольного пива, тоже японского, зеленого чая и совсем немного кофе. И одет он был всегда одинаково…
        -Что это за ужасное тряпье на вас надето?- в очередной раз разглядывая Майзеля, проворчала Елена.- Что, это униформа такая?
        -Вам не нравится?
        -Вы не мой кавалер, чтобы я вас к себе примеряла.
        -Ой. Опять укололи.
        Он улыбнулся, достал свой волшебный брелок и нажал на кнопку. Панели стены рядом с входной дверью разъехались, открыв изумленному взору Елены небольшую гардеробную, в которой висели на вешалках дюжина совершенно одинаковых нарядов - точь-в-точь таких же, как тот, что был на нем сейчас, и стояла дюжина совершенно одинаковых пар ботинок. Там же лежала небольшая стопка белья и рубашек. Елена проглотила слюну:
        -И… все?!.
        Он засмеялся, похоже, страшно довольный произведенным эффектом:
        -А что вы ожидали увидеть? Выставку маршальских мундиров с орденами от погон до ремня? Раззолоченный камзол лорда-хранителя короны?
        -Но…
        -Мне удобно в этой одежде. Она достаточно элегантна для моего статуса и в то же время не стесняет движений. Не мнется и практически не пачкается. И когда надеваешь экзоскафандр, он почти незаметен или неотличим от этой одежды… Шубы и пальто мне не нужны, я никогда не мерзну и много времени провожу в помещениях или в машине. Дождик люблю. Снежок тоже… И я ненавижу галстуки и рубашки с воротничками. И вообще терпеть не могу наряжаться, переодеваться, причесываться, пялиться в зеркало и прочее…
        -Какое-то сумасшествие. Вы постоянно твердите о том, что вы еврей, а сами ведете образ жизни не то самурая, не то скандинавского ярла в походе…
        -Дорогая, у вас предвзятые представления о евреях,- Майзель усмехнулся.- Перечитайте Библию на досуге, возможно, ваша память несколько освежится…
        -Не премину. А знаете, мне кажется, вам пошла бы парочка серег с крупными алмазами. И конский хвостик с мелированием. Это несколько смягчит ваш бескомпромиссно суровый облик, пан Данек.
        Наблюдая за тем, как меняется его лицо, Елена тихо и гордо торжествовала. Вот как я тебя приделала, дорогой, подумала она. Но Елена не была бы собой, если бы великодушно не пожалела его. И, чтобы не заставлять Майзеля отвечать на этот выпад, улыбнулась, как ни в чем не бывало:
        -Я, кстати, хотела давно спросить… Это была ваша идея - импортировать японскую атрибутику в таких количествах?
        -Как вам сказать… Речь шла вообще-то о технологиях. Телевидение, связь… Суши вкуснее гамбургеров и уж точно много полезнее для здоровья. А сделать это модой было совсем нетрудно.
        -Вам не совестно так манипулировать людьми?!
        -Нет,- он снова рассмеялся.- Ничуть. Это хорошо для людей. Полезно. Здорово. Почему же мне должно быть стыдно?
        Елена тогда не нашлась, что ему возразить. Суши и красиво упакованные салатики из водорослей действительно были опрятной, вкусной, сытной и полезной едой, а один-единственный ресторан сети «МакДональдс» в Праге, недалеко от центрального вокзала, влачил жалкое существование по причине полного отсутствия интереса к нему горожан. Те, кому нужно было быстро перекусить, действительно предпочитали японские целлофановые пакетики с готовыми нигири и маки-суши, к которым удивительно органично подходили любые сорта пива, даже крепкие. А поесть как следует пражане любили совершенно другие блюда, в другой обстановке и с иным настроением. Уж кому-кому, а Елене это было отлично известно. И не только еда… Автомобильные заводы, электроника, биотехнологии, космос… Их стали даже называть
«Японией в Европе». И это он тоже выдумал и устроил, подумала Елена. Что за невозможный тип…
        Он все видел и все замечал. Настолько, что это могло бы, наверное, напугать Елену, если бы она не была той, кто есть. Не всегда говорил, не сразу озвучивал,- но замечал. Всегда…
        -Почему вы все время в темном, пани Елена? Черном, темно-синем… Вам очень идет, но… Вам так пошло бы белое. Ослепительно белое, пани Елена… Или голубое и розовое… У вас что, такое настроение постоянно?
        -А вы?
        -Я Дракон,- улыбнулся Майзель.- Хотите, я вас развлеку?
        -Может, не нужно?
        -Раз вы сомневаетесь, значит, нужно. Обязательно.
        -И каким же образом?- улыбнулась Елена, соглашаясь и страшно удивляясь при этом самой себе.
        -О, ничего сверхъестественного. Просто пойдем и перекусим где-нибудь снаружи.
        -А как же японская кухня?
        -Я время от времени лакомлюсь своими священными коровами. Я, помнится, говорил…
        -Опять вы меня…
        -Ну, перестаньте,- почти умоляюще сказал Майзель.- Пожалуйста. Просто расслабьтесь. Вас утомили разговоры со мной… Я вас не съем. Идемте.
        -Это в Праге?
        -Да. И ручаюсь, вам ничего неизвестно об этом местечке. И вам понравится… Все, что я люблю, находится исключительно в этом городе,- Майзель совершенно серьезно посмотрел на Елену.
        -И я там никогда не была? Это немыслимо.
        -На свете много есть такого, друг Горацио…
        -Интересно. Хотя бы ради этого стоит сходить… Простите. Возможно, я не должна этого говорить. И это невежливо, и…
        -Ныряйте, пани Елена.
        -Вы ведь все равно не здешний,- тихо сказала она.- Я не верю в мистику и в переселение душ, я всегда смеялась над этим… А еврей или не еврей, это, в конце концов, не имеет значения. Для меня, во всяком случае. Но вы приехали в историческом смысле буквально вчера. И вы здесь… Вы здесь как дома. То есть совершенно дома. Объясните мне, пожалуйста. Я хочу понять это…
        -Это одно из самых странных еврейских свойств. Многие приходят от этого просто в бешенство. Но это свойственно далеко не всем, пани Елена. Только самым лучшим из нас. Лучшие из нас - лучшие граждане страны, в которой выпала судьба жить. Лучше, чем многие ее граждане от рождения. Это не просто попытка чужака стать своим, сделавшись святее Папы. Это тоже, безусловно, присутствует, но это не главное. Просто мы все пропускаем через себя. Через внутренности. Через душу. И это становится таким нашим, что не разнять нас с этим никак. Только убить. И язык, и стихи, и женщины… Все. А у меня… У меня все гораздо хуже, пани Елена. Просто ужасно. Я не приехал. Я вернулся. В страну, которая снилась мне с детства. В город, которым я бредил. На Майзлову уличку. На Староместскую площадь. К Карлову мосту и Оленьему рву. Идемте, пани Елена,- и Майзель протянул ей руку, помогая подняться с дивана.
        ПРАГА. ИЮЛЬ
        Заведеньице называлось весьма незамысловато - «У Втешечки» и располагалось на самом краю Старе Места, можно сказать, на отшибе, явно не на главном туристическом маршруте. Трактирчик и трактирчик, ничего себе такого особенного. Но о его существовании Елена действительно не подозревала. Это была совершеннейшая правда.
        Они вошли в окутанный мягким полусветом зальчик, сели за темный от времени дубовый стол. Их появление не прошло незамеченным, и Елена с изумлением увидела это. Приветливые жесты и улыбки, адресованные ему. И удивленные - ей: эта женщина, с Драконом,- кто же это такая?!.
        -Вы, как я погляжу, пользуетесь тут популярностью…
        -Обязательно. Мы с Вацлавом когда-то прочесывали весь город наискосок и по диагонали. Теперь ему нельзя, а мне по-прежнему можно. Чем я и пользуюсь с большим удовольствием. Правда, редко. Сюда я тоже не так чтобы уж очень часто заглядываю…
        -Почему?
        -Потому что здесь меня всегда кормят непременно бесплатно и так вкусно, что невозможно отказаться, а потом надо неделю дергать штангу, чтобы оприходовать полученные калории…
        -За какие такие подвиги?
        -Ну, это долгая история…
        -Ничего. Я не спешу.
        Майзель улыбнулся, вздохнул и огляделся. Он уже решил, что придется рассказывать, как появился хозяин. Втешечка едва доставал лысиной Майзелю до середины груди, но это не помешало ему облапить гостя и приподнять его на несколько сантиметров от пола:
        -Пане Данечку, наконец-то! Я уж думал, ты меня совсем забыл!
        -Ну-ну, не кокетничай… Пани Елена, это пан Карел. Карел, это пани Елена…
        -Томанова,- Елена протянула руку.
        -Втешечка,- Карел пожал ее ладошку. Он был такой круглый и так лучился радостью, что Елена невольно улыбнулась.- Есть будете?
        -Будем. Сначала только выпьем с тобой по пятьдесят твоей сливовицы, и расскажешь, как дела.
        -Да какие же у меня дела-то, пане Данечку, Бог с тобой! Дети учатся, супруга здорова, слава Богу, прибавления ждем скоро…
        -О! А ты говоришь - дел нету. И кто?
        -А опять девка…
        -Значит, пятый заход впереди, пане Карелку…
        -Ох, и не говори. Посидите, я мигом!
        Когда он вернулся с подносом, на котором стояли три рюмки и небольшой графинчик, лицо его уже не излучало прежней безмятежной радости:
        -Пани Елена, вы та самая… из «Пражского Времени»?
        -Да, та самая. А Вы что, читаете наш журнал?
        -Ну, как же…
        -Карлито, закрой рот.
        -Да я ничего… Я же только спросил, пане Данечку…
        -Спросить по-разному можно. Не начинай, понял?
        -Ну, ладно. Вы тут проясните диспозицию, кто из вас хороший, а кто плохой, только недолго, я пока схожу попудрить носик,- Елена поднялась и, светски улыбнувшись обоим мужчинам, удалилась в направлении туалета.
        Втешечка виновато посмотрел на Майзеля:
        -Я опять чего-то не того сморозил, да?
        -Ничего, Карлито. Я выкарабкаюсь. Ты всегда отличался редкостным чувством меры и тактом…
        -Пане Данечку, я не хотел…
        -Знаю, друг мой, знаю…
        -Я сейчас.
        -Куда?!? Сидеть!!!
        Карел покорно опустился на место…
        Вскоре появилась Елена. По тому, как сверкали ее глаза, Майзель догадался, что она в бешенстве:
        -Ну, разобрались? Отлично,- она села и залпом опрокинула в себя стопку крепчайшего напитка. И даже не поморщилась.- Вы что-то начинали говорить, пан Карел. Я с удовольствием вас выслушаю.
        Втешечка махнул рукой:
        -Да что там говорить… Что бы я не сказал, вы все равно будете думать, что все подстроено… Только это не так,- Карел взглянул на Елену, и ей стало неуютно от этого взгляда.- Вы, интеллигенция, думаете, что если вы чего-то не понимаете, так это непременно плохо. Конечно, я человек простой, мне вас никогда не переспорить… Только вот, если б не он,- Карел ткнул пальцем в сторону Майзеля,- и не его величество,- он кивнул на портрет короля, украшавший одну из стен,- я б давно в земле лежал. И многие другие тоже. И девочек не было бы моих… Вы вот моих гостей хоть спросите. Или жену мою… Что люди думают… Вы все дудите - свобода, свобода… А какая же свобода-то, если ответственности никакой?! И порядка когда нет,- разве нужна кому такая свобода? Чего делать с ней? Кнедлик в нее не макнешь, в карман не сунешь…
        -Да-да. Это я все знаю,- Елена достала сигареты, закурила.- Я вам вполне верю, пан Карел. И понимаю. Допустим, вас он спас. А как быть с остальными? Кого он не спас? И никогда не спасет?
        -Пани Елена, да вы что,- Втешечка вдруг улыбнулся.- Он всех спасет, только вы у него под руками не путайтесь… Он все правильно делает. Сначала тех, кто к нему близко стоит. А потом и всех остальных. Он же не Господь Всемогущий, чтобы всех одним махом спасти. Ему время нужно. И помощь. С меня какая помощь? Ну, накормлю от души, когда на огонек заглянет. Я наших военных всегда бесплатно тоже кормлю. Налоги плачу исправно, опять же. Вот и мой грошик на великое дело работает. А много ли человеку надо, пани Еленушка, чтобы человеком себя чувствовать?- Он вздохнул и осушил свою рюмку.- А вы-то ему куда больше помочь можете. Я, когда статьи ваши читаю, всегда со смеху чуть не падаю - уж больно ловко вы заворачиваете. Талант у вас. А про него,- он снова показал на Майзеля,- про него у вас так не получается. Потому что вы сами тому не верите, что про него пишете. Я других разных тоже читаю, они глупости пишут про всех одинаково. А вы - нет… Вот я и подумал, что должен я вам все сказать… Вдруг вы поймете… - Втешечка растерянно смолк и беспомощно посмотрел сначала на Елену, потом на Майзеля.
        Елена погасила сигарету и вдруг накрыла лежащие на столе сцепленные в замок большие натруженные руки Втешечки своей узкой прохладной ладонью:
        -Пане Карелку… Клянусь вам, я разберусь. Во всем разберусь и напишу все, как есть на самом деле.- Майзель никогда прежде не слышал у нее такого голоса.- Вы мне верите?
        -Верю,- Втешечка просиял.- Верю, пани Еленушка. Только вы уж поскорее, ладно? А я на кухню, сейчас…
        Он укатился собирать на стол. Елена посмотрела на Майзеля и закурила новую сигарету. Майзель шумно вздохнул и забарабанил пальцами по столу что-то замысловатое. Елена нарушила молчание первой:
        -Просто поверить не могу, что это со мной происходит… Водевиль какой-то,- она ткнула сигарету в пепельницу: - Ну, вы, христосик! Скажите что-нибудь!
        -Что?
        -Я не знаю. Что-нибудь, что разрядило бы пафос, скопившийся под потолком. Того и гляди, молнии посыплются…
        -Пани Елена, вы злючка…
        -Подумаешь. Это я уже слышала от вас, кстати. Но в первом приближении сойдет. Так от чего вы его спасли, если не секрет?
        -А, пустяки… Рэкет… Давно дело было…
        -Видно, не такие уж и пустяки, раз столько лет… Впрочем, это не важно сейчас.
        -А что важно?
        -Важно, что я недостаточно знаю свою аудиторию. Как выясняется… За что я вам бесконечно признательна, так это за то, что вы с таким завидным усердием расширяете мой кругозор.
        -Несказанно рад быть вам хоть в чем-то полезным,- Майзель шутовски наклонил голову набок.
        Их пикировку прервал Втешечка, возникший из ниоткуда с двумя подносами закусок:
        -Вот… Кушайте, дорогие мои. Вот это, пани Еленушка, попробуйте, это вам непременно придется по вкусу…
        -Но это…
        -Ничего, ничего. Вы такая худенькая, что вам вовсе не вредно немного поправиться…
        -Карлито,- вздохнул Майзель,- ты деревенщина, это не диета, это такая порода,- он подмигнул Елене, уже было открывшей рот для произнесения язвительной отповеди, и страшно вытаращил свои полыхающие зеленым пламенем глаза на Втешечку: - Брысь!!!
        -Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель,- Карел удивительно легко для своей комплекции развернулся и скрылся из виду, что-то веселенькое напевая. Его голос донесся от стойки бара: - Не спешите, горячее еще в духовке!
        Елена обычно ела на скорую руку, хотя готовить умела хорошо и делала это пускай и редко, но с удовольствием. А тут был просто какой-то бесконечный праздник живота. Так вкусно она в своей родной и любимой Праге никогда еще не ела. Когда пустые тарелки исчезли со стола и на нем вместе с новой скатертью появились запотевшие бокалы с густо-коричневым вспененным пивом, Елена осоловело посмотрела на Майзеля:
        -Повар здесь - настоящее сокровище… Вы его специально прячете?
        -Это не повар. Втешечка готовит сам.
        -Скажите ему как-нибудь, что он - мужчина моей мечты…
        -Обязательно!
        Втешечка присоединился к ним «на посошок» и проводил до машины.
        -Не сердитесь на нас,- сказал Майзель, когда они немного отъехали.- Честное слово, так глупо получилось…
        -Я не сержусь,- задумчиво проговорила Елена, отрешенно глядя в окно.- На вашего приятеля вообще невозможно сердиться, особенно после такого ужина, а на вас… На вас я тоже, как ни странно, не сержусь. Отвезите меня домой, пожалуйста. Я устала.
        -Конечно… пани Елена…
        -Я и в самом деле не сержусь. Если вы об этом. А если о чем-то еще, то у меня все равно нет сил. Давайте отложим все до завтра…
        -Хорошо. Я пришлю за вами машину.
        -О-ох… Опять вставать в пять утра… Ни в коем случае. Я приеду сама.
        -А когда вы обычно просыпаетесь?
        -В девять. В десять…
        -Бог мой, да как же вы можете спать по полдня?! Неудивительно, что народ про вас думает!
        Елена от неожиданности фыркнула, а Майзель тихонько засмеялся, довольный тем, что ему удалось ее отвлечь и растормошить.
        ПРАГА. ИЮЛЬ
        Он много и охотно разговаривал с Еленой. И рассказывал ей о вещах, о которых она вовсе не предполагала услышать - тем более, от него самого. Она никогда и предположить не могла, что этот человек,- такой человек,- умеет и хочет отстаивать свою правоту в словесном поединке. За свою жизнь она сталкивалась с разным отношением к себе как к журналисту - от пренебрежительно-снисходительного до агрессивно-злобного. И редко - куда реже, чем хотелось бы - устанавливались у Елены такие отношения, которые она могла бы, подумав, назвать в полной мере партнерскими. А Майзель был именно партнером. Нет, он, конечно, и подпускал шпильки сам, и подтрунивал над ней иногда, и на ее колкости хмурился, но главную эту, партнерскую, линию выдерживал всегда,- неукоснительно. Твердо не соглашаясь, когда не был согласен. И иногда собственные убеждения Елены вдруг разворачивались перед ней какой-то новой гранью, под невидимым до поры углом, так, что оказывалось - не по разные стороны баррикад они, а по одну. Только он был другой. Такой необъяснимо другой, что…
        Они осторожно, но неотвратимо двигались навстречу друг другу. Через страницы тех же самых книг, прочитанных в юности, через те же мечты и томления духа, что довелось испытать им обоим, наводя тоненькие мостики цитат и аллюзий, скрещивая шпаги фраз над бездной. И Елена чувствовала, сама боясь себе в этом признаться, что когда-нибудь придется им опустить разящую сталь, перевести дух и, посмотрев друг другу в глаза, понять…
        Елена знала, как он поступает с теми, кто стоит у него на пути. И слышала это много раз и от многих… Это были по-настоящему жуткие вещи. Ей говорили, что часто он делал это сам. Ей не хотелось в это верить,- он не был похож на палача. Но ее поражала та поистине эпическая, библейская жестокость, с которой он истреблял своих противников. Не хитрость, не изящество интриги, которые тоже всегда присутствовали, но именно ветхозаветная ярость Иисуса Навина. И с ужасом Елена понимала, что это не столько отталкивает ее от Майзеля, сколько, напротив, влечет к нему…
        Он словно прочитал ее мысли, потому что вдруг выключил терминалы на столе и посмотрел на Елену с усмешкой, всегда предвещавшей очередную экскурсию,- либо с ним, либо внутрь него:
        -Пани Елена, вы умеете стрелять?
        -Мне приходилось держать оружие. Я могу взвести курок и нажать на спуск. Но стрелять в людей мне не приходилось ни разу, если вы об этом. Я была на войне. И не на одной… И поэтому - я ненавижу оружие.
        -А я люблю.
        -Никогда не сомневалась.
        -Люблю,- повторил он и кивнул, словно прислушиваясь к себе и сам с собой соглашаясь.- Не функцию его люблю, но его функциональную завершенность, законченность конструкции и цели.
        Потому, что ты сам - оружие, подумала Елена. Но не произнесла этого вслух, а спросила:
        -Что вы хотите мне предложить?
        -Не то чтобы предложить… Я собираюсь в тир и раздумываю, взять ли мне вас с собой или дать вам передохнуть.
        -Разумеется, я иду с вами.
        -Чудесно,- Майзель поднялся из-за стола.
        -Это тоже здесь, в здании?
        -Обязательно…
        Уже знакомый горизонтальный лифт, потом обычный… Эти лифты были тоже напичканы электроникой, чуть ли не как космические челноки: ЖК-панели, вместо рядов кнопок с номерами этажей - буквенно-цифровая клавиатура, а для проверки допуска - сканер отпечатка ладони в тау-диапазоне. Никаких шансов для голливудской фантазии на тему фальсификации прав доступа.
        Они вошли в помещение стрелкового тира. Майзель открыл оружейный шкаф - замок тоже реагировал на отпечаток ладони. Достал два пистолета, несколько снаряженных магазинов и глушители. Елена поняла, что слух ее не будет подвергаться опасности.
        -И какова цель этой демонстрации?
        -Доказательство виртуозного владения инструментом и глумление над вашими принципами непротивления злу насилием,- он ослепительно оскалился.
        -Низведение, курощение и дуракаваляние. У Карлсона это получалось почти так же смешно. И если вам интересно, считать войну злом и быть пацифистом отнюдь не одно и то же. А пацифисткой, если вы внимательно читали нарытое вашими ищейками, я никогда не была,- Елена пожала плечами.- Ну, демонстрируйте, я с удовольствием понаблюдаю. Надеюсь, на директрисе огня не будет людей или животных?
        -Вот это да,- Майзель посмотрел на Елену с веселым изумлением.- Какие вы слова знаете, однако… Нет. Я недавно перекусил, как вы могли убедиться.
        Он озорно подмигнул Елене и, вставив магазин, взял оружие наизготовку. Елена не могла не отметить, как ловко и уверенно он это проделал. Просто загляденье, подумала она с усмешкой. Нет, определенно мужчины никогда не вырастают…
        -Мужчины никогда не вырастают, не правда ли, пани Елена?- Майзель, улыбаясь, смотрел на Елену.- Могу поручиться, что именно это вы сейчас подумали…
        -Вы знаете себя гораздо лучше, чем я, поэтому так легко угадали мою мысль,- пожала плечами Елена.- Учтите, вы сами произнесли это вслух… Должна заметить, однако, что вы почти все время удивительно изобретательно и правдоподобно притворяетесь взрослым. Ну же, я просто изнываю от нетерпения взглянуть на отстрелянные мишени!
        Майзель захохотал, потом резко оборвал смех и вскинул пистолет…
        Стрелял он и в самом деле великолепно. Держал оружие безо всякой рисовки, двумя руками, целился, сам превратившись в продолжение пистолета. А пистолет был его продолжением… Потом стрелял по-македонски, из двух стволов. Елена наблюдала за ним со странным, смешанным чувством. И поймала себя на мысли, что он ей нравится. Вот так, просто нравится, и все. И чтобы прогнать это ощущение, спросила:
        -Вам приходилось когда-нибудь самому… стрелять в человека?
        -Обязательно. И не однажды.
        -Не отправлять спецподразделение с заданием, а самому?
        -А вы разве вы не слышали леденящих кровь историй про то, как я носился по стране и из двух стволов отстреливал всякую мразь,- бандитов, чеченских сутенеров, албанских наркодилеров, местных и неместных шмаровозников, российских отморозков, которых здесь было… много, скажем так?
        -Конечно, слышала. Но именно этот на период пришелся ряд весьма печальных событий в моей жизни, которые сильно отвлекали меня от наблюдений за вами. Я была тогда довольно молода и гораздо больше занята собой. Да и вы не успели тогда еще стать объектом моего пристального профессионального внимания. И поэтому тоже я всегда была склонна считать слухи о ваших кровавых подвигах на ниве беззаконной борьбы с преступностью, а заодно и с демократией, глупыми бреднями желтой прессы. Мне кажется, что вы не настолько примитивны, чтобы бегать по улицам и участвовать в перестрелках…
        -А напрасно, дорогая. Это одна из самых ярких страниц моих будущих воспоминаний. Чудесное было время! Нам тогда чертовски повезло. Коммуняки сдали власть, как эскадрон, бандитам. И ваши друзья из интеллигентско-диссидентской тусовки, претендовавшие на то, чтобы стать новой властью, были просто не в состоянии ничего поделать с этой распоясавшейся борзотой и махновщиной. И тут, как чертик из табакерки, выскочили мы с королем… Будущим, конечно же. И открыли огонь на поражение. И народ, сраженный прямо в сердце нашими несравненными доблестями, просто упал в подставленные вовремя объятия. Все нужно делать вовремя, дорогая. И это было сделано вовремя. Протяни мы кота за хвост какие-нибудь лишние полгода, история вошла бы совсем в другой поворот.
        -То есть вы хотите сказать?!.
        -Я не только хочу. Я говорю. Нет-нет, я не маньяк, пани Елена, не надо так смотреть на меня… Дело в том, что только личным участием я мог вдохновить людей, поверивших в мой план, на то, чтобы начать приводить его в исполнение. Нет другого способа поднять в атаку вжавшихся в землю под кинжальным огнем противника солдат, - только подняться первым…
        -Нет, подождите. Я хочу понять, что вы чувствовали при этом…
        -Я чувствовал, что я делаю грязную работу, которую никто другой никогда и ни при каких обстоятельствах не сделает за меня. Что я должен делать это, если я хочу, чтобы мои люди безоговорочно верили мне, беспрекословно выполняли мои приказы, считали своим, настоящим, пусть и старшим в иерархии, но своим. Без этого ни на какой успех невозможно рассчитывать. И это знает любой командир. Неважно, бизнес, война или государственное строительство. Команда должна работать как один человек. Вот и весь резон.
        -И никаких кровавых мальчиков в глазах?
        -Нет. Человек, как я уже имел счастье сообщить вам, привыкает абсолютно ко всему. В том числе и к тому, к чему привыкать, в общем-то, не должен. Почему вы так удивляетесь? Разве вам не доводилось видеть людей, которые убивали своих врагов?
        -Врагов… Меня иногда просто бесит ваш пафос. Конечно, я видела. Но от них… От них всегда несет мертвечиной. А от вас - нет. Это меня больше всего удивляет. Вы другой. Вы не похожи на человека, который может убить другого человека. Я не чувствую этого запаха, пан Данек.
        -У меня хороший дезодорант,- усмехнулся Майзель.
        -Я серьезно.
        -Вы что же, не верите мне?
        -Верю. Словам - верю. Своей информации - тоже верю. Не могу сомневаться… Но ваши слова и мое знание чудовищным образом не совпадают с моим обонянием. Этого просто быть не может.
        -Ну, и как же мы будем выходить из создавшейся ситуации?
        -Понятия не имею. Только время, быть может, расставит все на свои места…
        -Надеюсь,- он с улыбкой посмотрел на Елену.
        -И кошмары вас не мучают?
        -Я же не сплю, разве вы не знаете?
        -О Господи. Я и забыла. В это просто невозможно поверить.
        -Что выросло, то выросло.
        -А как же мораль?
        -Никак. На том свете ответим. О, стихами заговорил, это же надо! Нет никакой универсальной морали. Нельзя сидеть и ждать, пока тебя убьют. Нужно драться. Нельзя не стремиться предотвратить убийство, даже если для этого нужно убить убийцу. Или убийцу сотен. Или сотен тысяч. При чем тут мораль? Где здесь место для нее? Единственная мораль, которую я признаю, заключается в следующем: я дерусь, потому что дерусь. Я никого не надеюсь победить, кстати. Я просто не отступаю. В принципе. Зло, добро, мораль… Откуда добро и мораль, если нет зла, пани Елена?! Когда мои люди видят, как мы превращаем все вместе свинец в золото, у них такой эмоциональный и творческий подъем начинается, что просто диву даешься… И они сразу же понимают, что зло, оказывается, далеко не всесильно. Просто с ним нельзя мириться и пересказывать друг другу с ужасно умным видом всякий бред про конвергенцию. И тогда все мы выиграем. Только зло будет в проигрыше. Поэтому я стрелял, стреляю и буду стрелять в мерзкие хари с большим удовольствием. И без всяких угрызений совести.
        -Ну, предположим. А как быть с таким понятием, как верховенство закона?
        -О чем это вы?
        -Ну, хотя бы об этой вопиющей истории с подростками, рисовавшими граффити в метро. Ваши «Королевские Соколы», беззаконно патрулировавшие улицы, надевали им железные рукавицы, так что бедные дети несколько недель не могли есть и пить без посторонней помощи, и обливали их какой-то несмываемой краской, а полиция штрафовала родителей на совершенно чудовищные суммы…
        -Дорогая, вы не владеете вопросом. Это непрофессионально…
        -Я не репортер отдела происшествий. Сюжет в данном конкретном случае меня мало интересует. Меня интересует подоплека.
        -Я, однако же, позволю себе обозначить сюжетную канву… Так вот. И рисовали они отнюдь не только в метро. Кем надо быть, чтобы малевать всякую мерзость на памятнике Святому Вацлаву и Лорете?! Это что такое, черт подери?! И потом. Никто никого не штрафовал, родителей несовершеннолетних засранцев обязали выплатить нанесенный городскому хозяйству ущерб, а совершеннолетние должны были сделать это сами через общественные работы… После нескольких месяцев уборки нечистот даже самым передовым и сознательным альтернативщикам расхотелось геройствовать. А что касается рукавичек… Так бедным деткам пришлось просить папу и маму покормить и напоить ребеночка, что способствовало развитию чувства стыда, которое у них на тот момент совершенно отсутствовало, а у родителей проснулись родительские чувства. Результат - мир в семье и возвращение будущих граждан в лоно законопослушания. А то, что над их нелепыми варежками и разрисованными физиономиями потешались все прочие подростки, тоже имело чрезвычайно сильный воспитательный эффект. И в школу им пришлось ходить, и учителя ставили им колы, так что все нормально…
        -Вы меня поражаете. Вы же умный человек, энциклопедически… ну, не образованный, хорошо, но эрудированный. Разве вам не известно, что юным свойственно асоциальное поведение, что это медицинский факт, вызванный особенностями формирования нейронных связей в мозгу, а не злой умысел?!
        -Разумеется, я это знаю, пани Елена.
        -И как вы это знание употребили?!
        -Только так, как и следовало его употребить. Вы правы - с медицинскими фактами не поспоришь. Но мы и не собирались. Мы их употребили по назначению. В воспитательных целях. Если кто-нибудь чего-нибудь не понимает, то нужно просто выучить правила. Путь в увлекательный и интересный мир взрослых проходит не там, где они думают. Совокупления без чувств, наркотики, алкоголь и насилие - не запретные и потому вожделенные яблоки этого мира, а его ядовитые змеи. И для того, чтобы не умереть от их яда, нужно выучить правила, как с ними обращаться. Это требует времени и сил, не только физических, но и душевных. Кто не хочет учить правила, полагая, что он уже все умеет и знает,- будет наказан. По-настоящему сильно, больно и унизительно. И таких девушки любить не будут, потому что девушки любят длинноногих и начитанных, а не прыщавых придурков, гугнявящих гнусавый речитатив под ритмичное дыдыканье…
        -Сумбур вместо музыки,- усмехнулась Елена.- Пан Данек, да чем же вы отличаетесь от так проклинаемых вами большевиков?
        -Математическим знаком, дорогая.
        -Неужели?- Елена хмыкнула.- Но с искусством вы поступаете…
        -Где вы видите искусство? Кривляющаяся гнусь в униформе уличных громил - это искусство, по-вашему?! Нет-нет, и не мечтайте. Спортивные комплексы, скаутские отряды, кружки выпиливания лобзиком и курсы кройки и шитья,- пожалуйста, сколько угодно, в каждом дворе и совершенно бесплатно. С захватывающими экскурсиями по всему свету, кстати. Но беситься, еще и накачиваясь всякой дрянью - не пойдет. Примите и прочее.
        -Но человеку нужно перебеситься, пан Данек. И желательно в юности…
        -Нет,- рявкнул он так, что Елена дернулась от неожиданности.- Не будет этого! Прогрессоры, а не сопливые наркоманы. Воины, а не косопузые нытики. Ученые, а не шляющиеся по подворотням дебилы. Их боевые подруги, нежные, верные, терпеливые и любящие. Понятно?!
        -Ужас. А ваши «Королевские Соколы», караулящие студентов Нового университета и срывающие с них куфии [51] - это что такое?
        -Это? Это воспитательный процесс. Причем двусторонний. «Соколам» - кстати, они не мои, а королевские, что вполне логично вытекает из названия - нужно куда-то девать энергию. А мы ее просто правильно канализируем. А у ваших сопляков из Нового необходимо культивировать определенные нейронные связи. Например, что куфия - это плохо.
        -Таким способом?!
        -Вам известно, что «Соколы» их даже не бьют?!- рассердился Майзель.
        -Они их унижают. Обзывают «шахидами»…
        -Замечательно. Вы считаете, что «шахид» - это ругательство?
        -Конечно. А что?
        -Ничего,- Майзель как-то странно посмотрел на Елену и улыбнулся.- Вам не кажется, что у нас с вами гораздо больше совпадений во мнениях, чем различий?
        -Это сейчас неважно, и…
        -Это важно, пани Елена. Это просто очень, очень важно. Для меня - обязательно.
        -Но у нас с вами очень разные методы…
        -Не методы, дорогая. Не методы,- инструменты…
        -Вы хотите единомыслия.
        -Единодушия.
        -Это нереально.
        -Возможно. Но я дерусь, потому что дерусь.
        -Вы не можете приставить всем свою голову, пан Данек. Даже если вы действительно говорите,- и делаете,- очень правильные вещи…
        -А плевать,- Майзель оскалился дерзко и весело.- Что выросло, то выросло.
        -А кто не может? Или не хочет? Больные? Неспособные?
        -Больных - вылечим. Неспособных - приставим к делу, которое они способны делать, за вознаграждение, позволяющее жить по-настоящему достойно. А кто не хочет… Кто сознательно не хочет… - Майзель пожал плечами.
        -Но так не бывает…
        -Будет,- он посмотрел на Елену и кивнул, подтверждая собственную правоту, в которой, похоже, был убежден неколебимо. И улыбнулся.- У нас - будет, пани Елена. Уже есть. У нас много денег, дорогая. В том числе и для этого. И мы этого хотим. А значит, сможем.
        Елена молча разглядывала его, как экспонат палеонтологического музея. Потом тихо спросила:
        -И куда вы нас всех тащите, вы, чудовище? Вы нас слышите? Мы же люди, а не пулеметные расчеты…
        -Мне некогда, пани Елена,- спокойно, без всякого пафоса, сказал Майзель.- Все вопросы - после победы, дорогая.
        -Я не хочу ни с кем воевать. И все остальные, поверьте, еще меньше, чем я…
        -Ваш испуг уже миновал?
        -Какой испуг?!
        -Я о вашей последней книге.
        -Ах, Боже мой… Она вовсе не предназначена служить знаменем для крестовых походов, если вы об этом. Я видела несчастных одурманенных людей, а не…
        -И что вы собираетесь противопоставить этому дурману? Неделю моды в Париже? Или Каннский кинофестиваль?
        -А вы?!
        -Мы сначала отправим на корм червям особо рьяных распространителей дурмана, а остальных напугаем нашей мощью и железобетонной правотой так, что им ничего другого не останется, как забыть о своем дурмане и заняться, наконец, настоящим делом…
        -О каком таком деле вы все время талдычите, пан Данек?!
        -Учить, лечить и защищать. Три главных мужских дела на свете, пани Елена. Все остальное - производные и вспомогательные функции.
        -Ну, потрясающе. Просто потрясающе…
        -Мне тоже нравится,- Майзель ослепительно улыбнулся.
        -Черт подери вас совсем, пан Данек…
        -До этого, надеюсь, довольно далеко, если вообще когда-нибудь дойдет. Что? Вы что-то сказали?
        -Я так и предполагала.
        -Что именно?
        -Вы, помнится, обвинили меня в том, что я вас провоцирую. Но вы сами… Вообще все, что вы делаете - провокация. Не так ли?
        -Я предпочитаю более обтекаемый термин.
        -Какой же?
        -Государственное строительство. Это этапы государственного строительства, дорогая. И не только у нас - везде… Государства должны быть удобными, ненавязчивыми и безопасными. Но при этом - сильными и мгновенно реагирующими на проблемы граждан. А одетые, как дервиши, молодые люди с железными болтами в бровях и гайками в носу, слоняющиеся без дела по улицам с баллонами нитрокраски - это проблема. И бандиты повсюду - проблема. И прозрачные границы, через которые сочится в страну всякая мерзость - это проблема. Проблем много, и все их надо решать. Пусть и не сразу. А не жить с ними рядом десятилетиями и уговаривать себя, что это не проблема, а так, мол, прыщик на попке, рассосется… Не рассосется. Как не рассасывается, собственно, нигде. Только у нас. Практически рассосалось, вы не находите? И мы не болтаем, а, как минимум, пытаемся строить это самое государство…
        -Я думаю, что это называется - фашизм. Пусть бархатный, но фашизм…
        -У-у… Да ради Бога, дорогая. Назовите это так, как вам больше нравится. Только я думаю, что порядок в стране - это не фашизм, а просто порядок. Порядок и честная власть.
        -Разве власть бывает честной?!
        -Бывает, пани Елена.
        -И каков критерий отличия честной власти от… подлой?
        -Превосходная антонимическая пара, пани Елена. В самую точку…
        -Я, помнится, как-то обещала вам подыграть. Или вы это обещали?! Черт вас побери совсем, я запуталась! Неважно. Итак?
        Майзель улыбнулся, посмотрев на Елену, и покачал укоризненно головой. Что ты так башкой своей драконьей мотаешь-то, свирепо подумала Елена, запутал меня, заморочил, а теперь мотаешь тут башкой, крокодил ископаемый!… И добро бы еще, если б я от речей твоих путалась, а ведь путает и морочит меня совсем, совсем по другому вопросу… Господи, испугалась она. Господи, да что же это такое?!.
        -Итак, все очень просто, дорогая. Подлая власть говорит людям: я буду вас защищать. Я сама все понимаю, все умею, все вижу и всему знаю истинную цену. И отбирает у граждан оружие. А поскольку претензии подлой власти на всеведение и всеблагость смехотворны,- и чем смехотворнее эти претензии, тем подлее власть,- получается фашизм. А честная власть говорит: я не всесильна. Я не всемогуща и не всеведуща. Я буду защищать вас до последнего вздоха, но я не Господь, а всего лишь власть. Поэтому - берите оружие и учитесь владеть им, и смело идите в бой со злом. Я поддержу вас законами и судами, полицией и пенитенциарной системой, но заменить народное чувство справедливости я не могу. Вот вам творение господина Кольта, сделавшее нас всех равными. Возьмите. И будьте гражданами - смело смотрите в глаза негодяев. Через прорезь прицела.
        Елена долго молчала, глядя на Майзеля. Пожалуй, королева была права, подумала она. На это трудно что-нибудь возразить…
        Но она рискнула:
        -И вы поэтому раздали всем подряд оружие?
        -Не мухлюйте, пани Елена. Не раздали, а разрешили покупать. По символическим ценам. И изменили законы, касающиеся мер и границ необходимой самообороны. И создали Национальную стрелковую лигу и Национальную гвардию. И покончили с насилием по отношению к безоружным жертвам. Потому что у преступника всегда есть оружие, пани Елена. Всегда,- независимо от того, продается оно или нет, и сколько стоит. А если преступник знает, что вместо крика «помогите» его встретит шквальный огонь, он тысячу раз подумает, стоит ли лезть. И статистика - за нас, пани Елена. Падение уровня преступлений против личности - почти в тридцать раз за десять лет.
        -Да-да-да. Американские ценности.
        -Кстати, ценности эти не только и не столько американские. В Российской Империи револьвер можно было заказать по каталогу, и почтальон приносил его на дом, а вооруженного насилия было много меньше, чем в Америке. А Швейцария? Вы думаете, нацисты остановились бы у швейцарских границ, если бы не знали, что их встретит полмиллиона вооруженных и очень сердитых мужчин? Да еще на горных тропах?
        -Ну, им просто нужны были финансовые рычаги…
        -Вы преувеличиваете степень рационализма нацистских вождей, пани Елена. А вот трусами они были самыми настоящими… И, кстати, с демократией в Швейцарии до сих пор дела обстоят совсем неплохо. Несмотря на автоматическую винтовку в каждом - или почти каждом - доме. И с преступностью - тоже проблем куда меньше, чем там, где владеть оружием может только преступник…
        -Демократия есть вооруженный народ…
        -Только так. А то, что привыкли считать демократией вы, на самом деле ни что иное, как ее тяжелейший кризис. Кризис ответственности, кризис воли, кризис существования, наконец. В этом смысле у нас - самая что ни на есть подлинная демократия. То, что мы сделали - это один из вариантов лечения. Никто не обещал, что лечение будет всегда и для всех одинаково приятным. Для вас, например. Но признаки выздоровления налицо…
        -Например?
        -Ну, например. Организованная преступность уничтожена…
        -Бессудными расправами, насколько я понимаю…
        -Обязательно. Законы и суды созданы для того, чтобы держать в узде людей, которые, как минимум, осознают, что законы нарушать плохо! А не для бешеных собак. Для бешеных собак закон один - петля и пуля. Законы более или менее продуктивно работают в условиях стабильности. В переходные моменты они просто не успевают за ситуацией. Это нормально. Но вот в этот момент и требуется взять на себя ответственность и применить силу. Чтобы утвердить верховенство закона. Чтобы все знали - у закона есть разные способы воздействовать на уклоняющихся от его выполнения. В том числе и весьма брутальные… А ваша хваленая демократия только и делает, что носится со всякой сволочью, с бандитами, террористами, маньяками. Вместо того, чтобы дать жертвам право защищаться и прикончить убийцу, насильника, подонка, вы рассказываете сказочку про человеколюбие и сострадание. Я согласен человеколюбить и сострадать, только не бандитам. Примите и прочее.
        Он замолчал и вдруг опять улыбнулся:
        -Но мы не закончили с нашими достижениями…
        -Да перестаньте. Это мы уже много раз слышали. Уровень жизни, порядок на улицах, весь мир дрожит, заслышав грохот сапог королевской воздушной пехоты… Зачем это людям?!
        -Ну-ну, дорогая. Мне кажется, что как раз людям-то это ужасно нравится. Им нравятся наши «Мерседесы», «Шкоды» и «Татры», которые стоят в два раза дешевле, чем в Германии, при лучшем качестве. Им нравится, что наши дипломаты разъезжают по зарубежным столицам на сверкающих «Майбахах» с завода в Остраве. Им нравятся наши компактные жилые комплексы со всеми удобствами, которые строятся с невероятной скоростью и отличным качеством на месте клоповников времен Марии Терезии и советских казарм. Им нравятся наши новенькие поликлиники, набитые суперсовременным медицинским оборудованием, бассейны и фитнесс-центры, детские сады и школы с классами по двадцать детей. Им нравится знать, что если какой-нибудь чешский турист подерется где-нибудь в баре на другом конце света, а его несправедливо оштрафуют, или, тем паче, задержат без санкции чрезвычайного и полномочного посла и в отсутствие консула, то туда с непостижимой скоростью прилетит рота вооруженных до зубов волшебников в пятнистых вертолетах. И все телеканалы мира совершенно бесплатно покажут захватывающее дух кино про то, как здоровенные парни в
костюмчиках хищников из одноименного голливудского блокбастера укладывают мордой в грязь всех, кто не обеспечил нашему гражданину должную защиту и уважение. У него в паспорте написано, что он находится под защитой Королевства? Написано. Там написано «просим оказывать содействие и помощь в рамках действующего законодательства и существующих межправительственных соглашений»? Написано. Так выполняйте!!! А не хотите - заставим, да так, чтобы все остальные наложили полные штаны. Вот такая у нас теперь страна, пани Елена,- Майзель торжествующе усмехнулся.
        -Вы делали это в первую очередь для того, чтобы обеспечить правовую базу для своих разбойничьих операций и обезопасить себя лично и своих помощников…
        -Обязательно. Но досталось это всем без исключения. Я вам больше скажу - так и было в самом начале задумано. И поверьте,- людям это нравится…
        И мне это нравится, подумала Елена. Мне это до того однажды понравилось, что я чуть с ума от радости не сошла. Когда твои действительно похожие на ночных дьяволов десантники свалились на нас в Венесуэле, отбили у мартистов и вывезли всех - и этих несчастных детей, и священника, и медичек, и монахинь, и меня - в Каракас… Я была так рада, что готова была всех их расцеловать и не только. Потому что если бы не они… И этих партизан они не просто… Как кур, вертолеты, истребители, настоящая мясорубка, это же был просто ужас, что такое… И как они там оказались, черт побери вас всех совсем… Ну, так что с того, что Ботеж позвонил в МИД… Армия МИДу не подчиняется… Подумаешь, журналистку какую-то, которая еще, ко всему прочему, у короля, как кость в горле, убивают где-то на краю света… Риск - часть профессии, как ни крути. Мой-то телефон в любом случае уже не работал… Мы потом гадали-гадали, считали-пересчитывали - получилось, что чистого времени меньше пяти часов им хватило, чтобы нас найти и до нас добраться… И вытащить… Какие же мы были там грязные, несчастные, голодные уже не знаю какие сутки, полумертвые
от усталости, искусанные какими-то тварями, я даже не помню, как они называются… Как сказал этот ротмистр… Гавел его звали… «Работа такая, пани Елена»… Я тогда, наверное, впервые задумалась, что, почему и зачем… Правду говорят,- пока тебя лично не прихватит… Господи, да что же это такое?!.
        Ботеж не то что бы отказался это напечатать… Ну, никак это в формат журнала не втискивалось… Елена сделала это прямо в очерке. А потом, примерно через месяц, случайно встретилась с министром в театре. Они проговорили весь антракт и второе отделение. Удивительно тонкий, воспитанный, блестящий, совсем не похожий на надутого бюрократа и королевскую куклу человек… И в ответ на ее благодарность он сказал - спокойно улыбаясь - те же самые слова, что пробурчал и смущенный ротмистр Гавел: «Работа такая, пани Елена»…
        -Нравится,- кивнула Елена.- Я знаю.
        -Вот видите,- Майзель просиял.- Им нравятся наши двадцать или сколько их там бесплатных кабельных каналов в новехоньком японском телевизоре высокой четкости размером метр на метр пятьдесят по цене дорожного фена. И каких каналов! География, спорт, научные новости, все красоты мира, любовь, приключения, подвиги - ну, и эротика, конечно, куда же без этого… И никаких мерзопакостно кривляющихся пидоров, репортажей из заднего прохода, пип-шоу и прочей гадости. Они не могут это смотреть, даже если и захотят, потому что их телевизор не понимает стандарта трансляции… Им нравится, что немцы и поляки, французы и британцы ломятся сюда, как на вокзальный буфет, и покупают такие же телевизоры и пакеты спутниковых ресиверов к ним, чтобы выкинуть на помойку свое собственное ужасно свободное и абсолютно никем не контролируемое телевидение… Никем, кроме тупых зажравшихся извращенцев, стяжателей и педерастов, сросшихся с вашей хваленой парламентской демократией так, что не оторвать без потоков крови… И фильтрованный Интернет без разверстых гениталий, свастик и лезущей из каждого пикселя рекламы им тоже, как ни
странно, нравится. Не нравится это все интеллектуалам. Это, видите ли, тоталитаризм. Ущемление свободы. Промывание мозгов…
        -А разве нет?
        -Обязательно, дорогая. Вы думаете, добиться того, чего мы добились, можно было бы без повседневной и кропотливой идеологической работы? Без идеи, без нравственного стержня невозможно ничего полезного сделать. Нам некогда ждать, пока люди научаться разбираться, где хорошее, а где плохое. Мы предпочитаем наклеить ярлыки заранее. Мы не позволяем людям бездумно набивать себе брюхо и подглядывать в замочную скважину за чужими совокуплениями…
        -Да-да. С совокуплениями в ваших мелодраматических боевиках, густо приправленных казарменным юмором вроде «я скоро вернусь, детка», и сказках про неземную любовь… Того, действительно негусто. Ничего не могу сказать. Но столько времени жевать такую однообразную жвачку…
        -Да? А мне наше кино нравится. Мы даже делаем его в Голливуде. Причем так делаем, что весь мир смотрит, затаив дыхание, эпос о Святом Вацлаве, о княгине Либуше, о Валленштейне. И боевики, как вы изволили выразиться, у нас очень даже зрелищные. И вы совершенно напрасно не подготовились к разговору о них. Потому что их герои - это чаще всего учителя, доктора и священники, которые обнаруживают очередную ипостась всемирного зла и немедленно кидаются с нею сражаться. И через некоторое время, разобравшись с предыдущим злом, на помощь нашему герою - или героине - приходит могучая армия маленькой, но гордой и великой страны. И все заканчивается победой добра и неизменным поцелуем в диафрагму. Потому что так хочется всем, даже если в действительности так далеко не всегда происходит.
        -И вам тоже так хочется?
        -И мне. Обязательно.
        -И вам не скучно?
        -Ни капельки,- оскалился Майзель.- Потому что жизнь и кинематограф должны слиться с реальностью в единое целое, в новую реальность, где хорошие парни разрывают плохих на мелкие кусочки, а любовь всегда побеждает все, даже смерть.
        -Вы просто мифотворец…
        -Ну, моя страсть к мифотворчеству не должна удивлять вас, пани Елена. Я сам, в некотором роде, миф… Вам в самом деле скучно это смотреть?
        -Нет,- подумав, Елена отрицательно мотнула головой.- Мне становится скучно потом, когда я начинаю анализировать увиденное. А в процессе просмотра… Нет. Это действительно сделано очень профессионально, красиво и добротно. И музыка там по большей части чудесная. И смотреть это… приятно… Хотя мне и не нравится это…
        -Почему?
        -Это примитивно. Жизнь гораздо сложнее…
        -Конечно. Сложнее, потому что мы все чрезмерно амбивалентны и мало требовательны к себе. А так быть не должно…
        -Даже большевикам не удалось выковать новую породу людей, пан Данек.
        -Мы не куем новых людей, пани Елена. Мы сдуваем мусор с тех, что есть.
        -Да так не бывает, черт подери вас совсем!
        -Так будет, пани Елена. Потому что всем это нравится. И потом, как насчет демократии? Если большинству нравится, то меньшинство просто обязано подчиниться…
        -Перестаньте паясничать. Люди просто не понимают, к чему все это приведет.
        -И к чему же?
        -К тому, что это чудесно, пока у вас есть деньги на эксперименты. А когда ваши деньги закончатся? Стоп, машина? Отнюдь. Слишком увлекательно. Слишком далеко зашло. Однако все ваши игрушки невероятно дороги, пан Данек. И деньги на них придется взять у этих самых людей. И что тогда?
        -Ага… Дорогая, у вас проблемы с арифметикой. Вы представляете себе, сколько стоит подобный проект образцового государства?
        -Ну, предположим…
        -Предположим или представляете? Только честно.
        -Честно - не представляю. Конкретных цифр, я имею в виду. Но догадываюсь, что безумно дорого. Это сейчас не важно.
        -Ошибаетесь, пани Елена. Важно, и еще как. Так как насчет цифр?
        -У меня нет под рукой статистического справочника. Я не готовилась сегодня говорить с вами на темы, касающиеся структуры государственных финансов. Кроме того, вы не хуже меня знаете, что есть ложь, наглая ложь и статистика. И сам черт ногу сломит разбираться, где кончается в Чехии госбюджет и начинаются личные средства королевской семьи, где кончаются они и где начинаются ваши. И что на самом деле чего стоит…
        -Я вам легко скажу, что чего стоит. За последние полтора десятилетия на научные исследования в области информатики, биологии и биокибернетики, генетики, климатологии и альтернативной энергетики было потрачено больше двух триллионов крон, что составляет никак не меньше триллиона долларов. Результат… Да вы сами видите. То, что вы продолжаете ездить на ржавом вонючем французском корыте, не говорит ни о чем, кроме как о вашем удивительном упрямстве, достойном, право, куда лучшего применения…
        -Не трогайте моего «пыжика»,- обозлилась Елена.- На чем хочу, на том и езжу. Я люблю свою машинку и поменяю ее только тогда, когда она сломается! А не тогда, когда вам захочется всучить мне новую игрушку, как вы поступаете со всеми остальными, понятно?!
        Наклонив на бок голову, Майзель полюбовался Еленой, преисполненной праведного гнева. Судя по всему, ему понравилось, потому что он приподнял правую бровь и хитро ухмыльнулся:
        -А как насчет экологии, дорогая? Вам еще не надоело платить налог? Ну, ладно, ладно, что выросло, то выросло… Итак. На реорганизацию госаппарата и реструктуризацию внешнего долга, который на сегодняшний день отсутствует,- порядка ста миллиардов крон. На переоснащение, переобучение, реструктуризацию армии, спецслужб и полиции - еще четыреста миллиардов. На создание национальной гвардии - пятьдесят миллиардов. Добавьте сюда реформу здравоохранения, коммунального хозяйства, пенсионную реформу… Вы что же, всерьез полагаете, что эти средства можно получить в виде налогов с населения страны?
        -Да, но откуда тогда…
        -Когда у государства триста миллионов населения, оно может позволить себе высокие налоги и прочие виды затяжного самоубийства. У нас ситуация совершенно другая. У нас всего двенадцать миллионов населения, с нулевым практически приростом. Невероятными усилиями нам удалось добиться - в рекордные, заметьте, сроки - его простого воспроизводства. Без всякой иммиграционной составляющей, кстати. Но даже если нам удастся за двадцать лет удвоить население страны, это не принесет казне ни геллера. Расходы на детские учреждения, здравоохранение и прочее сожрут все. Потому что иначе население,- черт возьми, я так не люблю это слово!- не будет расти, люди просто не станут рожать детей, потому что прямой животной необходимости в этом нет, как сто или двести лет назад. Это раньше, когда два, а то и три поколения одной семьи жили если не в одном доме, то на расстоянии вытянутой руки друг от друга, и, чтобы тянуть хозяйство, нужны были работники… Сейчас все совсем иначе… Сейчас, чтобы люди рожали детей, они должны очень сильно любить друг друга, хотеть этих детей друг от друга и понимать, что дети - это сокровище
и будущее нации. И иметь возможность жить при этом с чувствами и удовольствиями,- а иначе не захотят этого люди. Не пускаться во все тяжкие, а иметь простые человеческие удовольствия. Съездить зимой в Шумаву на недельку, весной или осенью - в Париж или Лондон на экскурсию, летом - поваляться дней десять на чистейшем хорватском песочке и поплескаться в теплой, как парное молоко, адриатической водичке… И мы это знаем. И делаем все возможное и невозможное для того, чтобы именно так все и обстояло. И поэтому тоже никогда не планировали запускать руки в карманы людей. Потому что получим мы для нашего государства три или пять миллиардов, не играет ровным счетом никакой роли. Потому что ему нужно гораздо больше, дорогая. Не пять и не десять. Не двадцать и не тридцать. А больше! Поэтому придумана и запущена совершенно другая схема, которая эти деньги и приносит.
        -Налоговый рай?
        -Да, моя дорогая, да, разумеется! Сначала. А потом мы просто изъяли и продолжаем изымать излишки.
        -И вас не волнует, что эти деньги отняты у других людей в других странах, которым нечего есть оттого, что вы переманили капиталы к себе?
        -У них есть свои государства. Пусть они думают об этом. Если их государствами руководят идиоты, которые позволили себя так легко обвести вокруг пальца, мне все равно. Это во-первых. Во-вторых, корпорации нигде и никогда не платили налогов, а мы заставили их это делать. А в-третьих, я не могу дотянуться одновременно до всех. Дойдет и до них очередь.
        -И сколько из них должны умереть, прежде чем дойдет очередь?
        -Дорогая, я уже говорил, что даже Всевышнему не удалось создать систему со стопроцентным КПД. Я всего лишь человек. И потом. Нет никакого смысла кормить людей рыбой. Нужно научить их делать удочки и ловить эту самую рыбу. А если вы накормите кого-нибудь один разочек рыбкой, он уже никогда от вас не отстанет. И когда вы сообщите, что рыба кончилась или перестала быть бесплатной, то он придет в неистовство и немедленно попытается изготовить свою обычную привычную рыбку на обед из вас, пани Елена. И тогда вы завопите: а где моя королевская воздушная пехота, какого черта она там копается!?! Дорогая, мир несовершенен. Мы пытаемся его слегка улучшить, сделать его чуточку удобнее и хоть немного безопаснее. Для всех. Только одна просьба - не мешать. И помогать тоже не надо, все равно толку от вас никакого, одно словоблудие и рефлексии…
        -Как все у вас простенько…
        -На словах - конечно. Да и на деле, поверьте, не намного сложнее. Нужно только знать, чего, собственно, ради. И тогда все встает на свои места вроде как даже и само собой… И вообще. Дело не только в гениальной налоговой политике нашего монарха. Мы создали - опять же в кратчайшие сроки - свой собственный, во многом уникальный вариант общественно-политической формации. У нас нет ничего похожего на так называемый «капитализм». У нас люди с удовольствием работают и зарабатывают деньги, потому что у них никто эти деньги не отбирает. У нас работают лучшие ученые планеты, потому что им здесь лучше платят, здесь чисто, красиво и Европа. И отсюда можно на новеньком автомобиле с расходом полтора литра бензина на сто километров съездить на выходные в Париж или Вену, Берлин или Варшаву, Флоренцию или Монако… И воздух здесь чище, чем в Калифорнии. И не трясет через день. И мы обломали рога всякой дряни и заставили их выложить деньги, заставили работать на нас…
        -Как вам удалось проделать эти шулерские трюки с корпорациями?
        -Подлог, коррупция, шантаж. Три кита современного бизнеса, как я его понимаю, дорогая пани Елена.
        -Прекратите юродствовать. Я вполне серьезно спрашиваю.
        -А я вполне серьезно вам отвечаю,- усмехнулся Майзель и покачал головой.- Вы все еще не понимаете, пани Елена, или не хотите никак понять… Корпорации… Они разнесли вдребезги весь мелкий бизнес, ту самую основу народовластия и гражданского общества, о которых столько слез… А потом те жалкие гроши, вырученные людьми за продажу корпорациям возводимой столетиями инфраструктуры, корпорации отняли еще раз - рассказав сказочку про биржи и акции. И раскрасили все вокруг в корпоративные цвета. И стали вопить, что это они все построили и создали. И стали платить себе за это зарплаты в десятки миллионов долларов и евро. А из тех денег, что они платят людям за труд, они же и оставляют десятку в месяц на неописуемый разгул, образцы которого просовывают через говорящий ящик с цветными картинками прямо в мозги, начиная с младенческого возраста. А потом - захотели стряхнуть все вниз еще раз, как столбик термометра, чтобы потом чуть-чуть приподнять и опять вопить, что это они спасают весь мир, а мы - враги свободы и демократии, бандиты и мафиози… Только на самом деле наоборот. Это они - бандиты. Это у них нет
ничего святого. Это они покупают себе траченную молью мазню за миллионы. Это они строят себе дворцы, в которых не живут, и яхты, каждая из которых стоит, как школа или детский сад, и плавают на них две недели в году. Это они были неподсудны и непогрешимы, потому что купили все… Думали, что все. Это не я, пани Елена. Я просто раздал обратно все, что было можно. Пока только здесь… Я - не они. Пожалуйста, не путайте меня с ними. Они хотели сожрать меня за то, что я не такой. Они натравили вас на меня, сказав, что я ненавижу благотворительность и убиваю выдающихся благодетелей. Только не вышло. Это я жру их с кашей на завтрак. Это я пускаю на дно их золоченые кораблики. Это я вышибаю им мозги, как только мне предоставляется такая возможность. Это я забираю себе их любимые игрушки и пускаю их в настоящее дело, а не на раздачу бесплатного горохового супа. Я еще не до всех добрался, понятно. Но доберусь.
        -И каким образом?
        -Дорогая, есть такой специальный термин, называется «враждебное поглощение». Мы виртуозы этого дела. Этим мы и занимаемся. Всегда занимались… Не трогая при этом ни мелкий, ни средний бизнес, а, напротив, обеспечивая ему наилучшие условия для конкуренции, потому что конкурировать с корпорациями немыслимо… Потому что корпорациями управляют плохо, и сами корпорации очень плохо управляют всем остальным… А мы просто наводим порядок. Ну, взять тот же «Ambrow Chemicals», например. Огромнейший химико-фармацевтический концерн. Толпа жадных, как вороны,
«топ-менеджеров». Гора отчетности. Купленные-перекупленные аудиторы… Ну, это так, к слову. Это было давно, но сути не меняет… Путем не слишком сложных переговоров с рядом членов совета директоров мы протащили идею создания филиала здесь, у нас, и предложили им красивую схему увода средств от налогообложения в Америке и других странах. А у нас, как вы помните, налоги - всего четыре процента с чистой прибыли… В первый год мы сделали по их разумению, чем они остались страшно довольны. А вот на второй год мы приготовили целый букет сюрпризов. Во-первых, выяснилось, что их юристы, так сказать, проглядели тот факт, что налоги мы взимаем не с прибыли филиала или отделения, а с прибыли всей компании…
        -Что значит - проглядели?! Как можно такое проглядеть, что вы несете?!
        -Ну-ну, дорогая,- весело оскалился Майзель,- не нужно так переживать. Разумеется, никто ничего не проглядел. Просто юристы получили новые бумаги и соответствующее вознаграждение. Неужели вы думаете, что эти деятели, которые шляются по презентациям, накачиваются шампанским по три тысячи долларов за бутылку, трахают манекенщиц и надувают щеки на заседаниях советов, изображая из себя гениальных предпринимателей, сами читают договоры? Если да, то вы непростительно наивны…
        -Да вы… вы просто мазурик какой-то!
        -Обязательно.
        -А остальные?!
        -Я неистощим на криминальные выдумки, пани Елена.
        -И что, никто об этом не узнал?!
        -Нет. Потому что те, кто должен был растрезвонить на весь свет о том, что я мошенник, тоже получили свою порцию рекомендательных писем за подписью князя Хованского. Или компромата. Или стали тяжелее на несколько десятков граммов, что вызвало у них непреодолимое желание лечь поглубже в землю.
        -Дальше.
        -Дальше все просто. За долги конфискуются активы, подписываются соответствующие бумаги, в совете директоров и наблюдательном совете появляются наши люди. Все. Очередной оплот империализма у нас в кармане. Разумеется, без поддержки и одобрения нашего обожаемого монарха было бы куда проблематичнее. А так… Воевать с нами - занятие ох, какое небезопасное. А все хотят жить и заниматься любовью, дорогая.
        Кроме тебя, похоже, подумала Елена. Но озвучивать эту мысль не стала.
        -Ну, допустим. А потом?
        -Потом концерн начал вдруг платить налоги - и у нас, и в Америке, и в Германии, и в Индии - и снизил в разы дивиденды по акциям. А потом сократил в разы цены на конечную продукцию. Что, разумеется, вызвало биржевую панику. Возникла цепная реакция, в ходе которой мы взяли под свой контроль то, что считали нужным, укрепили крону и посадили своих людей в исполкоме ВТО. Ну, это так, в общих чертах, пунктиром… На самом деле, вы же понимаете, все было совсем не так легко, быстро и просто…
        -Да уж,- Елена вздохнула.- Вы, оказывается, страстный поклонник Тобина [52] . Вот уж никогда бы не подумала…
        -Проблема мистера Тобина в том, что он не предложил никакой схемы реализации своей чудесной идеи. Доверить ее реализацию существующим правительствам и благотворительным организациям - это анекдот, причем не смешной, а похабный. А мы создали структуру, которая этим занимается весьма успешно…
        -Пока что вы успешно всех подмяли под себя. И устроили империю в Африке. И…
        -Нужно опереться на что-то, пани Елена. Нельзя работать в воздухе. И у нас есть приоритетные направления. Мы не можем успеть везде. К сожалению. Наша стратегия - это поддержка наших сукиных сынов, охрана и поддержка христианских миссий. Этим занимается государство. А мы добываем на это деньги. Все просто, пани Елена.
        -Да. Куда уж проще…
        -Дорогая, другой схемы - эффективной схемы, я имею в виду - просто не существует. Если бы это было не так, мне было бы уже известно об этом. Теперь вы понимаете, как и почему мне часто мешает ваша хваленая свобода слова?
        -А то, что вы здесь, в Чехии, устроили?
        -А что такого ужасного мы устроили? Мы вообще не вмешиваемся в местное самоуправление, мелкий и средний бизнес занят своим делом. Это вам не нравится наша внешняя политика. А мы ее не собираемся никому продавать. Это не конфетка. Во всех смыслах. Но результат… Результат все скоро увидят. Совсем скоро, пани Елена, поверьте,- и Майзель опять продемонстрировал ей свою драконью улыбочку.
        -Но вы сами - корпорация!…
        -Мы имеем форму корпорации. Потому что эта форма эффективна. Но мы - никакая не корпорация. Мы - инструмент перераспределения излишков и применения этих излишков для достижения нашей цели. А форма… Законы термодинамики никто не отменял, дорогая. Мы сделаем это первыми.
        -Ну конечно. Робин Гуд на новом историческом этапе.
        -На самом деле он был вовсе никакой не бедный рыцарь, а цирюльник Ричарда Львиное Сердце, и звали его Рафа Гудкин, родом с Подольщины, там тоже такие леса…
        -Мое чувство юмора, видимо, не столь безгранично, как ваше, пан Данек.
        -Вы обиделись?- встревожился Майзель.
        Ей даже показалось, что он как-то уж слишком встревожился, но Елена прогнала от себя это ощущение:
        -Нет. Но эта шутка - если это шутка - отдает таким густопсовым юдофобством, что мне это неприятно.
        -Это в первом приближении. А во втором… Я надеюсь, вы это поймете когда-нибудь. Извините. Я вас перебил.
        -Меня невозможно сбить, если я не поддамся.
        -Я понимаю корни вашей иронии, пани Елена. Гораздо лучше, чем вы думаете. Только я все равно приду к намеченной цели, потому что я к ней приду…
        -И какова же эта цель?
        -Пани Елена…
        -Ничего-ничего. Повторение - мать учения. Для того, чтобы заставить меня поверить в вашу искренность, вам предстоит попотеть, дорогой пан Данек.
        Он посмотрел на Елену, усмехнулся.
        -Моя цель очень просто формулируется, пани Елена. Я хочу, чтобы моя цивилизация была повсюду. Не только в Европе и Северной Америке,- везде. Чтобы поезда и автобусы ходили каждые пятнадцать минут в самые забытые Богом уголки. Чтобы у всех было много чистой воды, здоровой и вкусной пищи, дешевого электричества, доступной связи и свободного времени для души и любви. Чтобы все дети были желанны и любимы. Чтобы на каждые десять семей было по доктору и учителю. Чтобы люди прекратили убивать друг друга из-за пустяков. И чтобы тех, кто этого не хочет,- или хочет не для всех,- считали преступниками и поступали с ними соответствующим образом…
        -И для того, чтобы воплотить эту прекрасную мечту в действительность, вы убиваете и разбойничаете, занимаетесь подлогами, финансовыми махинациями, рассылаете во все концы света войска?
        -Да. Обязательно. Именно для того. Потому что был момент, когда наша цивилизация утратила один из важнейших своих качеств - желание расширяться. И вместо того, чтобы нести свет, решила рубить капусту, потому что это проще и на самом деле выгоднее. Результат сразу виден потому что. А ее интеллектуальная элита выдохлась и успокоилась. И обратила свой взгляд внутрь себя. Взгляд на себя - это очень важно, но без экспансии нет жизни. Это как человек: перестал ходить, лег на диван и отвернулся к стенке,- и умер через две недели… Оборона - смерть восстания, пани Елена. А мы… мы всего лишь передовой отряд нашей цивилизации.
        Печально улыбаясь, Елена посмотрела на него, покачала головой.
        -Вы хотите сказать, что, учредив империю в Африке и усадив на трон этого кровавого деспота Квамбингу, вы…
        -Кровавый деспот,- Майзель захохотал. Елена вынуждена была остановиться, пережидая его веселье. Оно оборвалось так же неожиданно, как и началось: - Этот, как вы его назвали, кровавый деспот покончил с коррупцией в стране, где тридцать лет - тридцать лет, дорогая, вы только вдумайтесь в эту цифру!- шла гражданская и племенная бойня. И страна рванула так, что…
        -Куда бы она рванула без вашего контроля и финансовых вливаний?!
        -Мы всего лишь поддержали его, политически и материально. Я же не виноват, что человеческий материал, доставшийся Квамбинге, замечательно поет и пляшет, но слабо приспособлен к производственно-хозяйственной деятельности. А теперь… Впрочем, у вас будет возможность лично во всем убедиться…
        -Ну, хорошо. Предположим на минутку, что это так. Только предположим, повторяю… Как соотносится с вашими декларациями о всеобщем благе торговля оружием? Причем с такими режимами, от преступлений которых просто волосы на голове встают дыбом? Это ведь вы контролируете американские и не только американские компании, которые торгуют оружием на десятки миллиардов долларов ежегодно?
        -Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда… - по-русски продекламировал Майзель. Елена нахмурилась от неожиданности. И это он знает, подумать только… А Майзель продолжил по-чешски: - Дорогая, у меня нет для вас других людей. Приходится иметь дело с весьма посредственным человеческим материалом… Погодите, мы сейчас доберемся до сути. Торговля оружием - замечательный инструмент. Приносит просто чертову уйму денег. А совсем смешно становится, когда в направляющийся к покупателю транспорт с танками и установками залпового огня влетает ракета, кстати, совершенно ниоткуда, и несколько сотен миллионов долларов, жалобно булькнув, идут ко дну… Или он случайно заходит в Страндхук или Луамбу, чтобы поправить здоровье экипажа и пополнить запасы, а там его интернируют…
        -Это вообще какая-то чушь. Дракон, сам себя кусающий за хвост…
        -Это не чушь. Это игра в одни ворота. В мои ворота. В наши ворота, пани Елена. Мы продаем тридцать процентов оружия и семьдесят процентов воздуха. И это оружие будет работать только тогда, когда мы этого захотим. А мы, разумеется, не захотим.
        -Вы что, издеваетесь надо мной?!
        -Да нисколько. Мы контролируем наше оружие, проданное и непроданное, всегда и постоянно. Оно замечательно функционирует на учениях и ярмарках. Влетает куда надо и упоительно громко и красиво взрывается, разнося все, что надо, на мелкие кусочки. А если оно не работает в действительности, так это покупатель невнимательно прочел инструкцию. Она такая сложная и написана на английском языке…
        -И что, все это кушают, вы хотите сказать?!
        -А куда же им деваться, дорогая? У нас дешево, мы поставляем запчасти и инструкторов… А то, что наши инструкторы потом берут под контроль местную армию, это, право, дело житейское.
        -Вы действительно мазурик какой-то…
        -Обязательно, пани Елена. И еще одно «но» есть в нашей схеме торговли оружием. Этим оружием с нами воевать невозможно. Даже если удастся получить над ним стопроцентный контроль. Потому что мы находимся на другом технологическом этапе развития. На порядок, а то и на два впереди. И это оружие против нас - груда бесполезного железа. У нас есть самолеты размером с колибри, которые могут сутками находиться в воздухе, и боевые роботы размером с муравья, которые могут заползти куда угодно и замкнуть или взорвать все, что нам надо. И боевые элементы размером с бактерию, которых мы можем очень быстро и с крайне низкими затратами материальных и людских ресурсов доставить в считанные часы в любую точку планеты. И много еще чего, о чем я сам имею весьма смутное представление, потому что я не физик и не кибернетик, а скромный финансовый советник, инвестор и управляющий…
        Какой ты инвестор и управляющий, печально усмехнулась Елена. Ты Дон Кихот, начитавшийся фантастики и случайно нашедший вместо Росинанта, ржавой спицы и тазика для бритья - космический корабль, штурмовой пулемет с тау-оптикой и экзоскафандр… И чертову уйму денег… Только вот твоя Дульцинея… Господи, да что это такое со мной, не на шутку перепугалась Елена.
        -К сожалению, совсем без людей на войне обойтись невозможно,- Майзель вздохнул и совершенно обычным, таким человеческим жестом провел пальцами по лбу.- Поэтому у нас есть армия…
        -Зачем же вам такая армия?! Столько людей? Да в стране просто в глазах рябит от военных!
        -Потому что мы с нашей армией должны уметь выиграть любое сражение, пани Елена. Выиграть легко, не потеряв при этом ни одного бойца. И мы в самом деле способны разнести в клочья любые вооруженные силы, потому что такого боевого духа и такой боевой мощи нет ни у кого на этой земле. К сожалению, мест, где нам приходится воевать, пока еще слишком много, чтобы перевести дух. Люди устают, пани Елена. Когда видят весь ужас и кровь, которые они видят… Им нужно отдыхать. Их нужно менять как можно чаще, не теряя боевых позиций. Мы могли бы, в принципе, обойтись каким-нибудь десятком тысяч бойцов, но тогда им пришлось бы сидеть в дерьме безвылазно. Это вредно и опасно. Поэтому армия работает вахтовым методом. И поэтому должна быть большой. Огромной. К сожалению.
        -Надо же. Я и не думала, что вы такой заботливый…
        -А как же иначе? Вы представляете, во что нам обходится боевая и тактическая подготовка рядового, которого мы упаковали в экзоскафандр? А сержанта? А офицера? А летчика или моряка? Мы бережем наше имущество. Ничего удивительного в этом нет. И люди в армии хорошо это знают и платят нам той же монетой, выкладываясь до последнего. И мы побеждаем. Всегда.
        -Но вы же не воюете по-настоящему.
        -То есть?
        -Ни одной настоящей войны. Столкновения. Конфликты. Ограниченные операции. Почему?
        -Потому что большая война с обязательной военной победой без возможности контролировать побежденных - это большой политический провал. Катастрофа. Это недопустимо. Нам насилу удалось уговорить наших друзей в Вашингтоне не начинать войну с Ираком…
        -Вы испытываете нежные чувства к Хуссейну? Или к иракцам?
        -Я испытываю нежные чувства к состоянию стабильности, пани Елена.
        -А как же курды?
        -Ему нечем и неоткуда бомбить их больше ипритом. А снести башку Хуссейну нам ничего не стоит, пани Елена. Только потом что? Шиитские аятоллы? Или война Кусая с Убеем?
        -Но это все равно будет. Хуссейн не вечен.
        -А к тому времени мы подготовимся. По-настоящему подготовимся. Хусейна я ненавижу больше, чем даже, возможно, вы, потому что знаю в деталях о его преступлениях. Но я знаю и другое - если убрать его, будет еще хуже. Хотя иногда кажется, что хуже невозможно… Хуссейн - это кусок дерьма, пани Елена. Но это кусок твердого дерьма, на котором пока еще можно стоять, пусть и зажав нос. А если его выдернуть, то из бочки хлынет поток дерьма жидкого, который сметет все на своем пути. И придется воевать так, что всем вам небо с овчинку покажется…
        -А вам?
        -А я не боюсь крови, пани Елена. Ни своей, ни, тем более, чужой. Но мне все равно жалко наших. Даже экзоскафандры - это не волшебная палочка и не живая вода… Война с Хуссейном будет ошибкой. То есть хуже, чем преступлением. Поэтому мы и отменили санкции. Мы лучше будем продавать ему оружие и постепенно брать под контроль армию и силовиков.
        -А потом?
        -А потом посадим на его место какого-нибудь кровавого деспота вроде Квамбинге.
        -И где же вы такого найдете?!
        -Не знаю, пани Елена. Но мы ищем. Вы можете себе представить, что это такое,- найти черную кошку в темной комнате, особенно, когда ее там и в помине нет? Но мы ищем. И найдем. Обязательно.
        -И как вы умудряетесь это контролировать?
        -Что?
        -Того же Квамбингу, например. Это же неуправляемое чудовище, боевой слон, объевшийся не знаю чего…
        -Ну-ну, дорогая, полегче, полегче. Как-никак великий монарх, собиратель земель.
        -Так как?
        -Просто, дорогая. Я круче.
        -То есть?
        -То есть он не всегда может отрубить человеку голову одним ударом меча. Ему нужно встать в стойку, размахнуться… А мне не нужно. Я это делаю практически из любого положения.
        -Что?!?
        -Ох, да расправьте вы лицо, ради Бога! Ну, я должен, понимаете, пани Елена, я должен!- ей показалось, что он почти кричит.- Если я не буду таким, это не кончится никогда. А если буду, то с его сыновьями я смогу уже разговаривать. Не доказывать каждую секунду, что я круче, а разговаривать. Ради этого. Ради этих мальчиков. Иначе нельзя…
        -Ужас.
        -Что?
        -Ужас. Я вам почти верю. И это ужас.
        -Да? А мне нравится,- он совершенно по-мальчишески усмехнулся. И снова сказал совершенно серьезно: - Мы побеждаем всегда. Но любая победа легко превращается в поражение, если не удается обратить противника в свою веру, привить ему свои ценности, навязать свои взгляды на жизнь, на историю, на культуру… Пусть с местным колоритом, но свои… И для этого нам нужна еще одна армия. И справиться с этой задачей может лишь Церковь.
        -Ах, вон что… И ваша трогательная дружба с понтификом?…
        -И инструмент, и цель. Одновременно. Ну, в первую очередь, просто дружба. Потому что если друзья тебя не понимают, то кто поймет?
        -Но почему именно католики?
        -Ну, во-первых, потому, что, как я уже, кажется, говорил, понятие прогресса в том варианте, в котором мы привыкли его видеть, неразрывно связано с христианством. И с Церковью, как с институтом его распространения и практики. Во-вторых, потому, что католики - единственная вменяемая религиозно-идеологическая система, построенная по принципу военной иерархии и в значительной степени отвечающая моим практическим задачам. А мои задачи в значительной степени соответствуют их задачам. И мои ресурсы им очень кстати. А мне - их… Такой вот у нас очень продуктивный, на самом деле, симбиоз получается.
        -И Рекатолизация в стране тоже…
        -Обязательно.
        -Кстати, я давно хотела спросить… А что это за перстень? Фамильная драгоценность рода Майзелей?
        -Нет. Это подарок понтифика,- такой старинный церковный обычай: перстень, как награда и верительная грамота…
        -Можно взглянуть? Оно хотя бы снимается?
        -Конечно,- Майзель легко снял кольцо и протянул Елене.
        Это было массивное золотое, очень мужское, кольцо, смотревшееся на его руке довольно диковато - черный сапфир с вытравленным Ватиканским гербом, глубоко утопленный в сердцевину овала, напоминающего печать, а по окружности - надпись по-латыни. Разобрать ее Елена даже не трудилась,- шрифт мелковат, да и, признаться, латынь она успела основательно подзабыть:
        -Это какое-нибудь указание для посвященных?
        -Почти угадали, пани Елена. Здесь написано «Лучшему из друзей Святой Церкви Господа Нашего Иисуса Христа».
        -Какая симпатичная формулировка. Наверняка придумана специально для вас.
        -Возможно. Мне приходилось бывать в ситуациях, когда эта штука помогала мне добиваться интересных результатов от людей, для которых подобные слова что-нибудь да значат.
        -Но сами-то вы…
        -А при чем тут я?! Я что, для себя все это делаю?! У меня есть все, что мне нужно. Моему телу, я имею в виду. Да и для души, знаете ли, немало. Большое, настоящее дело. Настоящие, верные друзья… Не так плохо, на самом деле. Грех жаловаться.
        -Ну, предположим. Это довольно-таки впечатляет. А что вы делаете с теми, кого не устраивает ваша схема?
        -Ах, вы знаете, дорогая,- ласково проворковал Майзель. При этом он сверкнул глазами и оскалился так, что у Елены екнуло в груди.
        -Одним ударом… - Елена вздохнула и, прикрыв глаза, покачала головой.- Все еще никак не могу в это поверить… Понятно. А откуда эти режимы берут деньги на то, чтобы покупать у вас все?
        -У меня, пани Елена. Моя финансово-кредитная сеть обслуживает эту задачу. Четко, эффективно, быстро, красиво. Им нужны деньги на оружие. Что ж им, разрешать для этого работорговлю и наркоторговлю? Ничего подобного. Кредиты! И они у меня в кармане. Вот тут,- Майзель похлопал себя по груди в области нагрудного кармана пиджака.
        -Но чтобы заполучить узлы этой сети, вам пришлось пойти на преступления. В том числе и на убийства, как я понимаю. И вам это, как я тоже понимаю, нравится…
        -Ну, дорогая. Разумеется. До какой-то степени. Разве тупые и жирные капиталистические свиньи отдали бы просто так, за здорово живешь, структурные компоненты своей системы? Мое счастье в том, что я не испытываю ровным счетом никаких угрызений совести по этому поводу. И я не разорял людей. Я пришел в этот бардак, когда денежки уже лежали в кубышке. И просто навел порядок. Все, кто был достаточно жаден и глуп, получили свои денежки и остались довольны. А те, кто был недостаточно глуп, чтобы не понять, что заваривается какая-то каша, и захотел урвать свой куш, получили место на кладбище или в колумбариуме. Потому что нет никакого куша. Нет дворцов на Ривьерах, нет «бугатти» в гаражах, нет бриллиантов и изумрудов в подвалах, нет Рафаэлей на стенах. Ничего этого нет. Есть только работа. И чтобы эта мразь не мельтешила у меня под ногами и не мешала мне работать, пришлось ее вычистить.
        -Ах вы, бедняжка…
        -Не нужно, пани Елена. Конечно, я не питаюсь черствыми булочками и не хожу в лохмотьях. И на велосипеде тоже не езжу. Но это неудивительно, поскольку вся конструкция держится на мне. И на нашем государстве, пока на то есть воля нашего монарха. И нам нужно везде успеть сделать так, чтобы, когда наши враги опомнятся, у них не было никаких шансов сколько-нибудь существенно помешать шестеренкам вертеться. Мы должны успеть построить систему, которая более или менее сможет функционировать по принципу самоорганизации. И сколько я еще протяну? Тридцать, сорок лет? Пятьдесят? Для истории это миг. И за этот миг мы должны успеть. Во что бы то ни стало. И то, что мы делаем, мы делаем исключительно поэтому…
        -Просто потрясающий идеализм. А вы не боитесь, что вас когда-нибудь ваши собственные люди и объегорят - вот таким же образом, как вы это проделываете сами?
        -Нет.
        -Интересно, почему.
        -Потому что мои люди работают со мной только по одной причине. Они верят в меня и в то, что мы вместе делаем. И потом, я очень забочусь о тех, с кем вместе работаю. И речь не только о зарплате и премиях. Конечно, бывает всякое… - Майзель нахмурился и вздохнул.- Все равно. Мои люди любят меня. Как и я их. Я их никогда не предавал и не предам. И они это знают. Потому что невозможно предать тех, кого любишь.
        Он умолк и снова подошел к окну. Сложив на груди руки, стал смотреть вниз.
        -А если это случается… Ведь это все-таки случается, не так ли?- тихо спросила Елена.
        -Гораздо реже, чем можно было бы предположить.
        -Но случается. И что тогда?
        -Вы уверены?
        -Продолжайте, продолжайте,- подбодрила его Елена.
        -Не хочется,- хрустнул пальцами Майзель, и Елену едва не передернуло от этого жуткого звука.- Я не хочу этого… На самом деле никогда не хочу. Но… Просто человек слаб. А это - как операция. Нужно. Или провал.
        -Что?
        -Здесь такое специальное ковровое покрытие, пани Елена. Великолепно чистится…
        Он отвернулся и замолчал. Елена долго смотрела на его спину. Ах ты, дрянь, подумала она, ощущая в себе поднимающуюся волну ярости. Что ты тут изображаешь передо мной, а?! Она усмехнулась:
        -Понятно. Вы же Дракон. Чудовище.
        -Вы злитесь,- Майзель так горько, по-человечьи вздохнул, что Елена ушам своим не поверила.- Я в самом деле не знаю, как объяснить вам это, чтобы вы поняли. Что дело не в том, чудовище я или нет. Просто слишком многое поставлено на карту. И это война…
        -Это детский сад, в котором оружие находится в свободном доступе. Вот что это такое.
        -Весь мир таков, пани Елена. Кто-то должен покончить с этим.
        -Можете быть уверены, что это будете не вы.
        -Возможно. Но я постараюсь.
        -Так нельзя,- тихо сказала Елена, потому что ей стало вдруг его жаль.- Вы - уже заложник своей сумасшедшей идеи. Это она управляет вами, а не вы ею. И это самое ужасное, что мне удалось понять, общаясь с вами. И вы никогда не отмоетесь от всего того, что творите. Потому что благими намерениями… Неужели вам это не известно?!
        -Еще как известно, пани Елена,- он усмехнулся.- Мы поэтому и притворяемся стяжателями и злодеями, чтобы обмануть судьбу и логику, дорогая…
        -Но у вас не получается обмануть.
        -Получается. Хотя и не очень хорошо. Но мы учимся. И научимся, пани Елена. Обязательно…
        -Нет. Этому нельзя научиться. Зло нельзя превратить в добро, как свинец нельзя превратить в золото…
        -У вас устаревшие понятия о физике субатомных процессов, пани Елена,- Майзель усмехнулся.
        -Возможно. Но поступки людей, люди вообще - это не субатомные процессы…
        -Нет людей вообще. Есть те, кого я люблю, и те, кого ненавижу.
        -Да. Разумеется. Без этих упрощений вы ничего не могли бы сделать. Но это упрощение реальности, а не сама реальность, вот в чем проблема.
        -Вы меня удивляете. Никто никогда не может жить в самой реальности, пани Елена. Все пользуются моделями, более или менее приближенными к действительности. Вам не нравится моя модель? Так и скажите.
        -Мне не нравится ваша модель. Я нахожу ее опасной. Опасной, в том числе, и для вас самого. Потому что…
        -Почему?
        -Потому что когда-нибудь вы устанете так же, как устала сейчас я,- сказала Елена.
        Она сказала это, чтобы сказать что-то. Чтобы не сказать, почему ей так страшно на самом деле.
        -Я хочу отдохнуть от вас, пан Данек,- Елена поднялась.- Мне это просто необходимо. Иначе…
        -Хорошо,- кивнул Майзель.- Вы позвоните?
        -Да. Я позвоню,- и Елена направилась к дверям.
        Засчитать тебе это, как первую попытку, подумал Майзель, или все же погодить? Погожу, наверное. Пусть это будет разминкой…
        ПРАГА. ИЮЛЬ.
        Два дня она не могла заставить себя поехать к нему. Целых два дня. Но потом поехала. Елена не привыкла отступать, это было не в ее правилах. Ты сказал, что это война, зло подумала Елена, а я, если ты помнишь, в том числе и военный корреспондент. И уж кто-кто, а ты меня точно не напугаешь. Потому что…
        Она не позвонила. Просто появилась у него на пороге, как ни в чем не бывало, без трех минут шесть. И, встретившись с ним взглядом, прочла в нем такую мальчишескую радость, что сердце у Елены подпрыгнуло и забилось, как будто она сама была девчонкой. Разумеется, она не подала виду. И молила Создателя, чтобы Майзель тоже не заметил. Потому что это было совершенно невозможно. Немыслимо.
        И, чтобы не дать ему опомниться,- ему и себе,- спросила:
        -Скажите, а кому вы все это собираетесь оставить? Все это… - Елена неопределенно развела в воздухе руками.- Все это невероятное, чудовищно сложное, функционирующее на грани сбоя непонятно как называющееся что-то? Где ваша «Golem Interworld» - всего лишь верхушка айсберга? Королевским наследникам? Но мальчики… При всем моем уважении…
        -Да никому я не собираюсь это, как вы выразились, оставлять,- Майзель довольно точно повторил ее жест и усмехнулся.- Я превосходно отдаю себе отчет в том, что тянуть этот сумасшедший дом, кроме меня, никто не в состоянии. А коллективное руководство, обюрокрачивание просто обрушит все практически мгновенно. Мои способности и возможности - всего-навсего странная гримаса судьбы, ошибка природы.
        -Что вы хотите этим сказать?
        -Ну, понимаете ли… Кибернетика учит, что даже очень хороший руководитель не может эффективно управляться больше, чем с семью непосредственными подчиненными. То есть полностью держать в голове их задачи и контролировать их выполнение. Это в теории. А на практике это число еще меньше. Это такой общеизвестный факт, что его никто вообще в голову не берет при планировании задач госаппарата или структуры управления компанией… Из этого вырастают иногда огромные, а иногда совершенно неразрешимые проблемы. Мы же этот принцип соблюдаем неукоснительно, в чем и заключается один из секретов наших невероятных успехов. С одним маленьким исключением в лице вашего покорного слуги. Я могу эффективно руководить не пятью или семью подчиненными, а несколькими сотнями. Разумеется, это отнимает у меня все время, которое в принципе есть. Для того, чтобы хотя бы пять минут поговорить с каждым из тех, кто находится в моем непосредственном подчинении, мне чисто физически нужна неделя. Разумеется, я ищу и нахожу людей, которые работают и мыслят вполне автономно. Это тоже немного экономит время. Но всей картины все равно нет
в голове ни у кого, кроме меня. И это причина, по которой я столько внимания уделяю безопасности…
        -А что, стрельба в мусульманском квартале Брюсселя - это мероприятие, связанное с безопасностью?!
        -Обязательно. Я что, не могу пройти пешком по центру одного из красивейших городов Европы, чтобы не получить в спину порцию проклятий,- что ты шляешься тут по нашему району, неверный, собака?
        -Вы понимаете по-арабски? Или по-турецки?
        -Я отлично понимаю взгляд и интонацию, пани Елена. Я, в некотором смысле, существо довольно дикое. У меня рефлексы функционируют не отдельно от сознания, а в тесном взаимодействии с ним.
        -Ну, наверное, я круглая идиотка. Поясните вашу мысль.
        -Легко, дорогая. Некоторых фигурантов мирового исторического процесса необходимо держать в состоянии перманентного животного ужаса. Чтобы при звуке моего имени у них вместо желания мне помешать начинался кровавый понос от страха. Поскольку, когда человека несет от страха в сортире, у него нет ни сил, ни возможности строить козни. Поверьте, подобные выходки экономят нам массу средств и ресурсов…
        -Замечательно. Просто гениально. Что вы там насчет ошибки природы хотели сказать?
        -Вы же сами говорите, что я больной.
        -Это метафора. Я вовсе не хотела вас оскорбить.
        -Да Бог с вами, дорогая. Это на самом деле так. И повторение этого феномена в таком исчезающе-малом промежутке времени, как одна человеческая жизнь, настолько маловероятно, что я не собираюсь это даже сколько-нибудь серьезно обсуждать. И успехи клонирования не внушают никакой надежды, потому что все это что-то - результат случайным образом развившихся в моем больном мозгу нейронных цепочек, и воспроизвести их вряд ли возможно. Поэтому у меня несколько задач, помимо непосредственного руководства нашим делом. Во-первых, обеспечить свою физическую безопасность. С этим мы, в общем-то, справляемся. Во-вторых, прожить в здравом уме и твердой памяти некоторое продолжительное время, чтобы успеть хоть что-нибудь из задуманного. В-третьих, увидеть те точки бифуркации, по мере прохождения которых выстраиваемая система, как я только что говорил, приобретет некоторую направленную инерцию, позволяющую ей стабильно функционировать лет, скажем, сто - сто пятьдесят после нас с Вацлавом при ограниченно эффективном приложении административного ресурса. Если нам это удастся, то дальше зеленая сама пойдет. И
человечество выйдет на совершенно новый уровень межличностных связей и общественно-экономических взаимодействий. И мы сможем сказать, что в некоторой степени осуществили наш план…
        -Вам будет невероятно сложно умереть от скромности, пан Данек.
        -Как на духу,- невозможно, дорогая. Но это было бы так глупо в моем положении, вы не находите?
        -Я много чего последнее время нахожу, о чем раньше имела весьма смутное представление… То есть вопрос о наследнике, так сказать, престола, ребром не стоит?
        -Нет,- Майзель покачал головой.- Не может быть наследника. Я не король. Я… впрочем, не важно.
        -Нет-нет, пожалуйста!
        -Ах, пани Елена… Да не могу я к этому так относиться. Ну, предположим, появится, как вы выражаетесь, наследник. И захочет стать музыкантом. Или пивоваром. Разве ребенок - наша собственность, наш раб, которому можно приказать стать тем, кем мы хотим его сделать? Да ни за что…
        -А как же принцы?
        -Я же сказал - я не король. У него другая мера ответственности и другие взгляды на воспитание. Согласен я с ними или нет - в данном случае не имеет никакого значения.
        -А вы не согласны?
        -Во многом согласен. Я считаю, что он правильно - в основном правильно - воспитывает парней. Но мне кажется, что он временами излишне резок с ними. Я считаю, что нельзя на них чересчур давить, особенно на Яна, он ведь уже совсем взрослый, да и Владислав должен видеть от отца, которого просто боготворит, не только поучения и наставления. И поэтому я так много времени уделяю мальчикам, пытаясь объяснить, почему и отчего он действует так, а не иначе. И самого Вацлава пытаюсь убедить быть немного поласковее. Ясно, что будущие монархи должны воспитываться в строгости, должны пройти настоящую офицерскую закалку. Но все же… Монарху нужна не только жесткость и бескомпромиссность… Милосердие и рыцарство - тоже… Вот я и пытаюсь как-то смягчить…
        -Вы?! Смягчить?!
        -А вот представьте себе.
        -Невероятно. И они вас слушают?
        -Обязательно. Ведь я их люблю… Они замечательные ребята. И не избалованные совсем, не то, что Виндзоры… Уж они-то себе не только яичницу могут приготовить. Настоящие мужчины. И любая женщина будет чувствовать себя за ними, как за каменной стеной… И они настоящие друзья, что тоже очень важно для их будущего…
        Он улыбнулся, видимо, вспомнив что-то. Елена, затаив дыхание, глядела на Майзеля. Господи, это просто невероятно, подумала она, глотая комок в горле. Этот человек… Это просто невероятно. Немыслимо. Как в нем это уживается,- «одним ударом» - и такая нежность?!. Господи, да что же это такое…
        -А вообще… Собственные дети у вас есть?
        -Пани Елена, да что вы за тему-то такую сегодня оседлали?! Нет у меня никаких детей и быть не может!
        -Объясните.
        -Драконы с людьми не могут продуктивно спариваться,- безо всякой улыбки сказал Майзель.
        -Множество людей сочли бы это замечание остроумным. Но не я.
        -Ну, как вам будет угодно. Тогда отвечу исчерпывающе: я крайне осторожен и тщательно слежу за тем, чтобы подобным способом меня не могли заставить делать то, чего я ни в каком другом случае делать бы не стал.
        -Вы имеете в виду шантаж?
        -В основном.
        -Ну, это больше похоже на правду. Я даже могу счесть это веской причиной…
        -Спасибо, дорогая. У меня прямо камень с души свалился.
        -Я не понимаю только одного. Как вы можете делать все это - и при этом не любить людей? Вы ведь совершенно не любите людей, пан Данек… или мне только кажется?
        -Конечно нет, дорогая. Как можно любить людей? Всех людей? Я что, Мессия?! Да упаси меня Господь. Тем более, зная про людей то, что я знаю… Разве можно любить людей, когда они только и делают, что убивают и калечат друг друга? Когда, вместо того, чтобы любить своих детей, помогать им вырасти здоровыми, красивыми и счастливыми, люди убивают их, уродуют дурацким образованием, продают им наркотики и заставляют торговать своими телами? Как можно любить людей, которые так устроили свою жизнь,- чтобы обеспечить себе всякие сверкающие погремушки, бросают своих родителей медленно умирать под присмотром посторонних? Конечно, я их не люблю. Как можно их любить? Я просто надеюсь,- когда мы закончим, у меня появится шанс их полюбить. По крайней мере, хоть какой-то шанс…
        -Как у вас внутри помещается все это?- тихо спросила Елена.
        -Помещается,- пожал он плечами.- Меня приводит в неистовство весь этот мир, в котором почти не осталось мужчин, а те, что остались, чувствуют себя в нем чужими и лишними… Вы посмотрите вокруг. Повсюду, куда ни кинь взгляд,- одни вихляющиеся изнеженные инфантилы, а то и вовсе педрилы, разодетые в дизайнерское тряпье, накачивающиеся алкоголем и дурью, читающие и пишущие всякую муть, от которой хочется блевать, прыгающие из постели в постель… Накипь, которая профанирует нашу цивилизацию. Пожирает наш мир изнутри… Я поэтому так хочу переделать его.
        -Вам нравится жестокость, так свойственная миру мужчин?
        -Дело не в жестокости… Не только в ней. Миру нужны мужчины, пани Елена. Мужчины, занимающиеся настоящими мужскими делами. В том числе и войной. Потому что без мужчин нет мира. Некому лечить, некому учить и воспитывать детей, некому строить, некому биться со всякой нежитью, некому нести ответственность, защищать Родину и любить женщин, а без этого мир просто исчезнет… Не станет более женским или просто женским,- о, если бы это было так… Нет. Его просто не будет. И я всего лишь делаю, что могу, чтобы этого не случилось. То, что могу. То, что должен…
        -И здесь, в Чехии, именно такое вы и устроили… - Елена вздохнула и печально покачала головой.- И собираетесь устроить, похоже, везде…
        -А что такого особенного мы устроили?- прищурился Майзель.- Что такого неправильного в нашем государственном устройстве? Монархическая форма правления? Но так просто гораздо легче обеспечить преемственность власти и вывести ее из-под влияния политических партий и наглого корпоративного бизнеса, который лезет везде и пытается все купить. Потому что задача власти - делать жизнь народа как можно более благополучной и при этом интересной, а не обслуживать политические группки и группировки. А в экономику мы вообще не лезем…
        -Это так называется?! Вот уж никогда бы не подумала…
        -Обязательно. Мы сами развиваем национальную экономику и помогаем делать это нашим друзьям. Мы не дали ни себе, ни им вляпаться в это евросоюзное дерьмо. Мы просто не пустили сюда никого посторонних. Не позволили скупить наше достояние и достоинство за гроши.
        -Ну конечно. Вы скупили все сами.
        -Взяли под контроль. Это две большие разницы, пани Елена. Как только порядок установился, мы отдали все это назад людям. Установив при этом определенные законы, которым все без исключения обязаны беспрекословно подчиняться. А больше мы и не вмешиваемся ни во что, просто следим за тем, чтобы правила игры неукоснительно соблюдались. И люди знают, для кого мы все это делаем. Людей не обманешь, пани Елена. Ни одна демократия не смогла защитить своих граждан от корпораций. Ни одна. Никто не сумел. Только у нас это получилось. И только благодаря королю… Потому что он король, а не клоун. Да, зарплаты у нас ниже, чем в Штатах или в Люксембурге. И так называемый «уровень жизни» ниже. А люди - куда счастливее. Потому что мы гораздо меньше и разумнее потребляем и ничего не отбираем, и людям остается больше. И все остальное… Что такого мы делаем, что расходится с заветами Масарика? У нас студентов на душу населения больше, чем в Англии и Германии. И бесплатно. Карлов университет, другие… Мы столько сил бросили на подготовку учительского корпуса, на медицину, на профессиональное образование. Да и христианское
образование мы подняли на непредставимый до сего дня уровень… Татичку [53] и его сподвижникам удалось вывести страну в десятку лучших за десять лет именно благодаря этому. И потому, что это было не стихийное метание, а доктрина. И нам удалось то же самое.
        -Татичек был демократом. А вы - монархист.
        -Демократия и монархия нисколько не противоречат друг другу. Они дополняют друг друга, дорогая. А еще наша монархия - это не что иное, как внешний импульс нашего народа, народного чувства всеобщей справедливости… Пройдет еще одно или два десятилетия,- и на всех ключевых постах, везде, не только у нас, сядут люди, получившие наше образование, люди, понимающие наш маневр, считающие его своим и готовые положить жизнь на то, чтобы его выполнить. Великие граждане великой страны.
        -Чтобы контролировать абсолютно все?! Но это же невозможно…
        -Я говорил, кажется, что многому научился и продолжаю учиться у истории. Ни одна цивилизация не устояла и двух сотен лет, перейдя от наступления к обороне. Ни одна. Таковы упрямые исторические факты. Коммунизм рухнул, когда на деле отказался от идеи завоевания всего мира. Рухнет и христианство, если откажется от доктрины вселенской Церкви. Рухнет ислам, если перестанет распространяться. А мне просто нравится моя цивилизация. Я считаю ее лучшей. Главным достижением человечества и в то же время его окончательной целью. И поэтому делаю и буду делать все, чтобы эта цивилизация была повсюду. Но одними лишь проповедями, как вы понимаете, добиться этой победы сложно. Нужны другие инструменты. Церковь, если вы помните, именно потому добилась таких впечатляющих успехов, что создавала государства, в которых была господствующей, а зачастую - единственной идеологической доктриной…
        -Не слишком ли много и часто вы объясняетесь в любви к христианству,- для еврея, которым себя провозглашаете?
        -Ощущаю, дорогая,- Майзель улыбнулся.- Ощущаю. Дьявол вновь спрятался в детали… Нет. Я не христианин, но я друг христианства, как вам известно. Мне оно нравится. Я ощущаю с ним некоторое родство, если хотите…
        -А буддизм? Индуизм? Как быть с ними? Про ислам я не спрашиваю, иначе вы не слезете со своего любимого конька недели две.
        -Пани Елена, вы чудо,- Майзель посмотрел на нее с такой нежностью, что Елене захотелось выскочить из кабинета.- Мне симпатичен буддизм, потому что он неагрессивен. А индуизм - вещь настолько в себе и специфическая, что никак моей цивилизации не угрожает. И с продвижением ее в эту часть света он так же не выдержит конкуренции с христианством. Потому что именно христианская религиозно-этическая доктрина как нельзя лучше способствует цивилизационным процессам. Она для этого предназначена. И совместить цивилизацию с языческими верованиями, даже тщательно структурированными и детально проработанными тысячелетней практикой, не получится. Потому что это невозможно. Но все хотят иметь телевизор, компьютер и автомобиль, веселиться и путешествовать, и желательно в безопасности. Поэтому в какой-то момент храмы Шивы и Парвати превратятся из действующих культовых учреждений в музеи.
        -Это просто чудовищно. Как вы можете?!
        -Что же в этом чудовищного?- удивился Майзель.- Никто не собирается взрывать эти храмы и объявлять их священнослужителей прислужниками дьявола. Больше того,- если кто-нибудь в порыве священного рвения попытается это сделать, то получит жесточайший укорот. Мы не какие-нибудь обдолбавшиеся анашой талибы. Это угасание произойдет само собой, прежде всего потому, что языческая доктрина просто перестанет быть адекватной моделью действительности для тех самых людей, которые ее нынче исповедуют. Как и ислам, кстати.
        -Мы договорились не касаться сегодня этой темы.
        -Ах, простите, дорогая,- Майзель шутовски поклонился.- Конечно.
        -А какова в этом случае судьба иудаизма?
        -Есть доктрины, с которыми возможно мирное сосуществование и сотрудничество. К ним относятся иудаизм и буддизм. Про всех остальных мы помолчим, по вашей настоятельной просьбе.
        -Но вы-то?!
        -А что я?- Майзель пожал плечами.- Я человек не религиозный. Я не признаю обрядовую сторону религий, отдавая должное роли обрядов в становлении и укреплении религии. Я убежден в том, что религия, провозглашающая веру в Бога, а человека - венцом творения, продуктивнее и полезнее, чем вера в науку или в то, что Версаче завершил историю одежды на земле. Я деист, как и просветители или отцы-основатели Америки. О нет, не надо так улыбаться, я же не меряюсь с ними, я просто на них равняюсь… Но, в отличие от них, я считаю монархию наилучшим способом государственного устройства. Потому что только тот, кто не должен думать о завтрашних выборах, у кого впереди вечность, может делать настоящее дело, а не играть в политические бирюльки. Разумеется, для этого необходимо чувство ответственности и уровень профессиональной подготовки, совсем не характерный для обычного среднестатистического гражданина. Но, дорогая, признайтесь себе шепотом, - разве случайно люди становились князьями, военачальниками, монархами? Разве аристократия - это выдумка? Это ведь не что иное, как попытка закрепить некоторые наследственные
признаки, необходимые для эффективной цивилизационной деятельности. Только не нужно замыкаться и возводить все в абсурд. Аристократия как институт должна быть открыта для лучших, чтобы свежая кровь всегда присутствовала и давала новые ветки…
        -Вы евгеник какой-то…
        -Есть вещи, незаслуженно забытые или напрасно ошельмованные. А также бессмысленно поминаемые всуе. Разве это для вас новость?
        -Какое отношение имеет весь этот чудовищно эклектичный доктринальный коктейль к иудаизму? Хоть убейте, никак не пойму.
        -А перечитайте на досуге книгу Царств, пани Елена. И фундаментальное исследование нашего большого израильского друга, профессора университета Бар-Илан Биньямина Рошаля, о становлении института царской власти в еврейском государстве библейской эпохи. И поймете, что имеют. К тому же самое непосредственное. И то, что этого не видно в первом приближении, вовсе не значит, что это вообще не так. В иудаизме как доктрине очень много вещей, которые я нахожу правильными и вполне современными. Нет ничего странного, что я их использую. А то, что я монархист, так и вовсе вытекает из факта моего еврейского происхождения. Потому что евреи - подразделение армии Царя Вселенной, как иначе мы можем относиться к отражению власти Всевышнего в этом мире, которым является королевская или царская власть?
        -Все равно это дикость.
        -Дикость - совершенно не обязательно и не всегда плохо. Дикость не в смысле необузданность и неуправляемость, а дикость как первозданность и близость к истокам, конечно же.
        -Но вы и ваш любимый король - именно необузданные и неуправляемые дикари. Насколько вы близки к истокам, мне судить трудно, но то, что вы оба - удивительно первозданные существа с потрясающе мифологическим сознанием, абсолютно верно. Непонятно, как его величество, будучи тем, кто он на самом деле есть, умудрился получить академическую степень…
        -Быть доктором философии отнюдь не обязательно означает быть при этом еще и толстовствующим исусиком, пани Елена. А я - так и вообще учился в основном стихийно и на практике,- Майзель виновато вздохнул и потупился.
        -С вами тяжело спорить,- пожаловалась Елена.
        -Да? Отчего же?
        -Вы практически не злитесь.
        -Это плохо?!
        -Когда человек злится, он теряет контроль и раскрывается. И выбалтывает что-нибудь по настоящему важное. А вы - никогда не злитесь. Иногда делаете вид, но это не в счет, это приемчик такой… Я сама так умею. По-настоящему вы не злитесь. Это удивительно и обезоруживает. Возникает ощущение, что вы знаете нечто, всем остальным неведомое, и не доводите это до нашего сведения, руководствуясь исключительно заботой о нашем душевном равновесии.
        -Откуда вы это взяли?
        -Что?
        -Откуда вы знаете то, что сказали сейчас?
        Елена подняла на Майзеля глаза, и ей сделалось страшно. Потому что спрашивал ее сейчас вовсе не человек, а самый настоящий дракон. И то, что он оставался при этом в человеческом облике, не имело ровным счетом никакого значения.
        -Вы сумасшедший,- тихо сказала Елена, не в силах отвести взгляд.- Просто сумасшедший. Опасный сумасшедший.
        -Если бы вы знали, как близки сейчас к истине,- Майзель вздохнул, и драконье выражение исчезло с его лица, а глаза перестали жечь.
        -Когда я была близка к истине?- Елена уже опомнилась и вцепилась в Майзеля совершенно бульдожьей хваткой.- Когда сказала, что вы сумасшедший, или когда обмолвилась о некоем знании?
        -Это неразделимо, дорогая,- он усмехнулся.
        -И что это за знание?
        -Когда-нибудь… Возможно, я скажу вам. Если…
        -Если что? Если заслужу?
        -Если я увижу, что вы готовы.
        -Я готова.
        -Нет. Пока нет, пани Елена. Поверьте, я знаю.
        Елена никак не могла прогнать от себя картину, только что представшую перед ее глазами,- как человек превращается в дракона. О, нет, это не было дьявольщиной… Это было именно лицо дракона. Дракон мог быть с ее стороны, а не с той. Но это был, без всякого сомнения, дракон. И это пугало Елену больше всего.
        -Вы часто корчите эту рожу?
        -Рожу?
        -А что же это?!
        -Ну… Вы первая это так назвали,- он улыбнулся.
        -Если вы ждете от меня благоговения и трепета, то совершенно напрасно. Я стремлюсь понять вас, понять, что вы такое, как стали таким и почему… - Елена пожала плечами и поежилась.- А для благоговения и трепета найдите себе кого-нибудь попроще.
        -Что я такое и почему… - повторил Майзель задумчиво и покачал головой.
        Какая красивая у него голова, вдруг подумала Елена. Большая, красивая… Господи, что это такое?!.
        -Я сам не знаю, что я такое. А уж тем более - почему,- он посмотрел на Елену и усмехнулся чуть грустно.- Я только знаю одно. Чтобы сделать что-то хорошее, надо сделать сначала плохое. Или не сначала, но тоже… Почему все устроено именно так, я не знаю… Наверное, просто хорошее больше не из чего делать. И вы ведь тоже, пани Елена… С вами тоже это плохое случилось. Плохое и страшное. Но вы сильная, вы не сдались, а сделались лучше, мудрее и чище. И гораздо отважнее, чем прежде…
        Господи, да что же ты знаешь такое, в ужасе подумала Елена, чувствуя, как немеет спина от тысяч вонзившихся в нее ледяных иголочек. И откуда ты знаешь это, чудище?
        -А рожа… Ну, что - рожа… Нет,- он снова посмотрел на Елену.- Иногда это происходит помимо моего желания, и мне это не нравится. Вообще-то я использую эту, как вы изволили выразиться, рожу исключительно по мере надобности, степень которой определяю лишь сам. Но иногда… Я вас напугал? Только честно.
        -Да. Я испугалась. Но не вас. За вас.
        -Почему?
        -Опять?!
        -Извините,- Майзель улыбнулся.
        Когда он так улыбался, Елена была готова еще не то ему простить.
        -Почему?- снова спросил он, на этот раз совершенно по-человечески.
        -Предлагаю обмен. Вы скажете мне все, что вы знаете, а я отвечу на ваш вопрос. По рукам?
        -Нет, пани Елена,- Майзель укоризненно покачал головой.- Это шантаж. Меня никто не может шантажировать. Только я могу и буду делать это со всеми. Это моя привилегия. Даже вам я этого не позволю…
        -Даже? Как интересно. Я вас предупреждала, чтобы вы не смели меня клеить. А вы все время пытаетесь.
        -То есть?- он приподнял правую бровь.
        -Что вы бровями играете?! Вы… вы все время кружите так… Вы что же, думаете, я не вижу ничего?! И… черт вас подери совсем!
        -Я не виноват. Я тут вообще ни при чем. Это происходит само собой.
        -Прекратите.
        -Нет, правда. Вы в зеркало вообще смотритесь?
        -Ну, все,- рассвирепела Елена и поднялась.- До свидания, пан Данек. На сегодня хватит.
        -Как скажете, дорогая,- Майзель оскалился, достал брелок и распахнул двери.- Завтра в шесть. Пожалуйста, осторожно на поворотах…
        Не говоря больше ни слова, Елена стремительно вышла.
        Как же упоительно ты хороша, когда сердишься, улыбнулся Майзель ей вслед. Смотрелась ли ты в зеркало и уверилась ли ты… Ангел мой… О, Господи, испугался он. Это же невозможно… Господи, да что же это такое?!.
        ПРАГА. ИЮЛЬ
        А ведь мне действительно придется это все проштудировать, все эти труды, названиями которых он сыпет, словно у него библиотечный каталог перед глазами раскрыт, сердито подумала Елена. Вот уж не было печали… Хотя бы для того, чтобы оперировать теми же понятиями, что и он, иначе с ним по-настоящему непросто спорить. А он ведь, наверное, в подлинниках все это читал, аж завидно… Что за невозможный тип… И так смотрит на меня все время… Он даже меня не клеит, это правда,- просто так смотрит… И так часто произносит мое имя… Конечно, он знает, что это мне нравится, как и всем остальным, но… А я… Что же это такое, Господи?!.
        Этим утром они едва успели поздороваться,- и Елена опять бросилась в схватку, которую посчитала незаконченной. Потому что не умела отступать. Как и он…
        -Но все-таки, почему именно монархия? Что такого не устраивает вас по-настоящему в демократической форме правления?
        -В демократической - все устраивает, дорогая. В республиканской - не все. И пожалуйста, не нужно совмещать эти два понятия. Они вовсе не тождественны, пани Елена. И наша страна - один из ярчайших тому примеров.
        -А еще?
        -Вы знаете историю про датского монарха и евреев, которых он не выдал нацистам в период оккупации?
        -Ну, все было вовсе не так сказочно…
        -Но было, пани Елена. Или не было?
        -Было. Я и не собиралась это оспаривать.
        -И народ - весь народ - поддержал своего монарха. Хотя речь шла всего о каких-то восьми тысячах человек. Евреев, дорогая. Которые наверняка не были ангелами и уж точно не пользовались никакой особенной любовью датчан. Может, их и не ненавидели, но и любить наверняка не любили. Зато датчане любили своего короля и безгранично доверяли ему. Его благородству и чувству справедливости. И сделали так, как он повелел.
        -Евреев спасали от нацистов везде. И в самой Германии, и в Чехии, и в других странах - везде. При чем здесь монархия?
        -Везде, это так. Но везде это был личный душевный порыв честных, благородных, справедливых людей. Но не было, да и не могло быть, государственной волей. А в Дании - было. И в Болгарии. И в Испании, хотя вместо короля там был кровавый деспот и диктатор Франко. Который позже вернул народу монархию, потому что понимал, что это значит, хотя у него и не все получилось, как он задумывал… Только настоящий государственный муж способен на поступок. Только сильная власть. Сильная и честная. Как у нас. И заметьте, пани Елена - даже нацисты, у которых не было ничего святого, утерлись и проглотили это - и в Дании, и в Болгарии. Не посмели открыто нарушить королевскую волю. Да они убили Бориса Третьего, но волю его нарушить не осмелились. Вот что такое настоящий монарх. А князь Лихтенштейна? Эту историю вы знаете?
        -Про нынешнего?
        -Нет. Про его отца, Франца-Йозефа. Некоторым казачьим частям и подразделениям Русской освободительной армии удалось в мае сорок пятого прорваться в княжество. По договору со Сталиным союзнички обязаны были выдать этих людей на смерть в ГУЛАГе. А князь сказал - через мой труп. В самом прямом смысле. Хотите - попробуйте прийти и взять силой. И узнаете, кто в этих горах хозяин. И что вы думаете? Проглотили. Великие державы. Победители Вермахта. Столпы демократии. Утерлись, как сявки. И Сталин утерся. Про это мало кто знает, увы, ведь казаки и крестьяне из РОА - не евреи. Не такие голосистые и писучие…
        -Сколько их было… Единицы,- вздохнула Елена.
        -Сотни. С женщинами и детьми,- прищурился Майзель, и желваки скакнули у него на щеках.- Какая разница, сколько их было?! Была воля монарха. Настоящего мужчины, благородного, честного и отважного. Хотя наверняка и ему было, что терять. И страшно ему тоже было, уж я-то знаю… Но он дал слово. И никто из этих продажных болтунов и соглашателей не посмел даже вякнуть. Или, упаси Господь, что-нибудь предпринять. И сам Гуталин не посмел. Потому что власть монарха на земле подобна власти Всевышнего на небе, дорогая. И только так это работает. А теперь скажите, что я дикарь, чудовище и что у меня мифологическое сознание.
        -Это так. И иногда ваши сказки приводят меня в самое настоящее бешенство.
        -Какие же это сказки, что вы, пани Елена?- удивился Майзель.- Разве я выдумал все это?!
        -Нет. Но это сказки, потому что случаются они в обыденной жизни так редко. И в этом их прелесть. В этом смысл чуда, если хотите. А вы… Вы обладаете непостижимым умением доводить концентрацию сказки в жизни до такого градуса, что граница между жизнью и сказкой перестает быть видна! Так не бывает, понимаете?!
        -Просто вам нечего возразить по существу.
        -Есть. Все на самом деле гораздо сложнее…
        -Потому, что вы этого хотите. А мы не хотим. Мы хотим простоты, настоящей простоты,- когда враг - это враг, а брат и друг - это брат и друг, а не баланс интересов, когда отвага и мужество - это отвага и мужество, а любовь - это любовь. Когда данное слово - умри, но сдержи. И если смерть - то смерть в бою, стоя, с мечом в руках, на вершине горы мертвых вражеских тел. А не в подворотне от передозировки наркотиков, потому что нет ни настоящего дела, ни даже работы. А только телевизор с сисястыми девками и рекламой пиццы, зажаренной гламурчиками в фирменной духовке прямо вместе с зубной пастой с соседней кнопки…
        -Это просто ужасно. Так не бывает, черт вас подери совсем!!!
        -Будет, пани Елена. Хотеть - значит мочь,- и Майзель оскалился отчаянно-весело.
        Им пришлось срочно оборвать разговор, потому что позвонил король. Поговорив с ним буквально несколько секунд, Майзель, пробормотав извинение, опять включил
«глушилку» - устройство, не позволявшее Елене слышать, о чем он говорит со своими собеседниками. Она очень смутно представляла себе, как работает эта штуковина, но догадывалась, что в области всяких приспособлений и технологий с Майзелем мало кто может поспорить. Не даром же он так обожает японцев…
        Ей ничего другого не оставалось, как наблюдать за его мимикой - и, судя по обозначившемуся на лице Майзеля драконьему оскалу, происходили какие-то не слишком веселые вещи. Елена направилась к дивану, где оставила портфельчик, вытащила свой
«макинтош» и быстро просмотрела несколько новостных лент в Интернете,- в кабинете действовала радиорелейная локальная сеть, к которой Елене разрешили подключиться. Ничего заслуживающего внимания ей обнаружить не удалось,- Майзель, как всегда, все новости узнавал первым и регулировал их дальнейшее продвижение в медиа-контент. Во всяком случае, те новости, которые каким-то образом имели к нему касательство…
        По донесшимся до нее звукам Елена поняла, что «глушилка» выключилась. Она закрыла крышку компьютера и посмотрела на Майзеля:
        -Что-нибудь случилось?
        -Случилось,- он взглянул на нее, и драконий оскал медленно превратился в грустную усмешку.- Ничего страшного, слава Богу. Очередной обдолбанный сопляк взорвался возле нашего посольства в Малайзии. Это они нас так оскорбляют и позорят… Идиотизм.
        -Ну, отчего же. Очень даже по-самурайски,- смертельно оскорбить врага, вспоров себе живот на пороге его дома…
        -Ну, если бы я хотел оскорбить их чувство святости, я бы, возможно, так и поступил. Но я ведь хочу совсем другого. Я просто хочу, чтобы люди были людьми… Нет, никогда я этого не пойму,- Майзель горько вздохнул.- Если бы он эту дурацкую бомбу попытался подложить. Или бросить. И при этом погиб. Это смерть в бою, достойная места в Валгалле. Но взорваться самому, чтобы развесить свои кишки на оконных решетках?!- он пожал плечами, покачал головой.- Что это за религиозные авторитеты, которые такое санкционируют? Это даже не религия. Это сатанизм какой-то,- мир так плох, что нужно уничтожить его и себя к бениной матери…
        -Если вы вспомните, то христианство в эпоху своей юности тоже отнюдь не могло похвастаться вегетарианскими принципами…
        -Да. Это было. Но теперь все стало иначе. Дикость ушла из нашего мира. Почти ушла… И я хочу, чтобы это состояние продолжалось не только, пока я жив. А вечно.
        -Зачем?
        -У моих друзей есть дети, пани Елена. И я их люблю… Ну, ладно, отставим пафос,- он подошел к окну, засунул руки в карманы, покачался с пяток на носки.- Его величество сам разберется с этим. Проклятые чучмеки…
        -Что?!
        -Что?- удивился Майзель.
        -Вот уж не думала, что услышу от вас подобное,- у Елены брезгливо приподнялся уголок рта.- Вы же постоянно распинаетесь тут передо мной про торжество цивилизации. Или это кто-то другой?
        -А вы разве не слышали, что я расист, сексист и лабильный тип, даже не подозревающий о таких вещах, как политическая корректность?
        -Разумеется, слышала. Я даже имею счастье наблюдать это собственными глазами.
        -Вот видите…
        -При этом я полагала, что еврей-расист - это выдумка исламских идеологов,- продолжала Елена, не обратив внимания на его реплику.- Хотите сказать, что я ошибалась?
        -Не знаю,- он пожал плечами.- Что касается всех прочих, я не знаю. Но я - точно расист. Обязательно. При этом я делю всех на две расы - людей и чучмеков. И чучмеков я постараюсь убрать из моего мира, чтобы они не мешали людям жить.
        -Интересно. И как же вы отличаете одних от других?
        -Легко, дорогая. Люди - это те, кто, вне зависимости от формы носа, ушей и цвета кожи живут нормальной человеческой жизнью, учатся, работают, любят, рожают и воспитывают детей. А чучмеки - это те, кто мешает им это делать.
        -А что, у чучмеков разве нет жен и детей?
        -Есть. Только они, вместо того, чтобы любить их и заботится о них, обвязывают их
«семтексом» и посылают взрываться в автобусах в Иерусалиме или в московском метро. И я сначала уничтожу их - всех, а потом пролью скупую мужскую слезу над их останками. Вот такой вот расизм в действии, дорогая.
        -Вы не ответили на мой вопрос, пан Данек. Как вы будете отличать одних от других, пока эти другие еще не взорвались? Как будете отделять их друг от друга? «Мочить в сортире», паля по площадям, как делают это россиянские вояки? Я не думаю, что вы имеете готовое решение этой проблемы. Или я опять ошибаюсь?
        -Не совсем. Готового решения нет. Но мы работаем над этим.
        -Сообщите мне, когда закончите. Я просто умираю от любопытства. Только не рассказывайте мне, что вы цивилизованный человек. Потому что цивилизованные люди обсуждают проблемы на переговорах, а не размахивают дубиной при каждом удобном и неудобном случае…
        -Дорогая, вы же практически только что оттуда,- Майзель укоризненно покачал головой.- Вы видели там цивилизованных людей?
        -Представьте себе. И немало. Вы, вероятно, невнимательно читали мою книгу. Или прочитали только то, что хотели. То, что вам понравилось, что совпадает с вашими представлениями и мыслями. А то, что вам не понравилось, вы просто вынесли за скобки…
        -Я все же отношусь к цивилизованным особям, хотя вы и готовы отказать мне в этом, пани Елена. Я не избиваю женщин и детей, как бы они меня не раздражали. Я не злоупотребляю алкоголем и табаком и не употребляю наркотиков и галлюциногенов. Я говорю о своих чувствах и проблемах. Я принимаю душ каждый вечер, а летом, бывает, и дважды. Я образован, я занят на работе значительную часть времени суток, я плачу налоги из своего жалованья и контролирую распределение общественных фондов через тайные справедливые выборы, ограниченные избирательным цензом. Я не просто ценю, но почитаю священными личную свободу, частную собственность и частную инициативу. Я сугубый индивидуалист и присоединяюсь к массовым акциям общественного протеста только в том случае, если происходит непосредственное и явное попрание вышеупомянутых ценностей в период или в случае, когда не могу осуществить свою волю посредством выборов…
        -Замечательно. Считайте, что вы сорвали аплодисменты. А теперь наберите в грудь побольше воздуха, сосчитайте до десяти, только медленно, и признайтесь - самому себе, прежде всего, как я понимаю,- что этот портрет истязаемого чучмеками белого гетеросексуального образованного женатого европейца с двумя детьми и развитым гражданственно-правовым сознанием - это не ваш портрет… Это портрет кого-то другого…
        -Дорогая, вы, как всегда, попадаете не в бровь, а в глаз. Есть, по крайней мере, два существенных отличия нарисованного мной портрета от меня самого. У меня нет семьи и нет правового сознания в общепринятом смысле этого слова.
        -Да уж. Это я имела возможность заметить… Вы цивилизованны, пока вам это выгодно. А когда невыгодно или надоедает, из вас вылезает на Божий свет чудовище, сеющее ужас и смерть вокруг…
        Он смотрел на нее с такой странной, мальчишеской улыбкой, что Елена смешалась и, замолчав, выжидательно уставилась на него. Майзель тихо проговорил:
        -Вы удивительная женщина, пани Елена. Я сам до сих пор не понимаю, почему я выслушиваю от вас все эти выпады…
        -Возможно, потому, что вам надоели те, кто слушает вас с открытым ртом, ловя каждое ваше слово, как истину в последней инстанции…
        -Ну, это вряд ли. Я, помнится, говорил вам, что мои помощники и соратники вовсе не отличаются сервильностью. Да, я действительно, не задумываясь, меняю костюм на боевые доспехи, когда этого требуют обстоятельства. И считаю это вовсе не недостатком, а совершенно наоборот - достоинством. Достоинством, которым вы, истинно цивилизованные люди, не обладаете. Потому что плохо учили психологию и социологию. Вы проецируете свои жизненные установки и навыки в том числе и на чучмеков. И пытаетесь играть в шахматы с теми, кто лупит вас доской по голове. Я же нахожу подобное поведение не только глупым или опасным, но самоубийственным. И у вас не выйдет утащить меня с собой на дно, связав меня по рукам и ногам правилами поведения цивилизованного человека. Примите и прочее.
        -Я не могу принять этого, пан Данек,- покачала головой Елена.- И, боюсь, что никогда не смогу… Там люди, понимаете? Такие же, как мы с вами, из костей и мяса, с красной кровью…
        -Вы понимаете это. Чудесно. Проблема в том, что они никак не желают этого понять.
        -Это просто дети…
        -Это не просто дети. Это дети, нашедшие на помойке атомную бомбу, затащившие ее на крышу нашего дома и собирающиеся взорвать ее, потому что это убьет всех взрослых, и тогда наступит бесконечный праздник непослушания. И эти дети - вовсе не кудрявые ангелочки. Это злые, туповатые подростки из неблагополучных семей, уже попробовавшие наркотики, грязный секс в подвале безо всякого намека на нежность, без капли раздумья подрезавшие прохожих ради двадцатки на дозу, дети, в жизни которых авторитет и насилие суть тождества… Вам не удастся уговорить их образумиться, пани Елена. Они не станут вас слушать. Они станут, сопя, насиловать вас скопом, дня два, а потом, когда им это наскучит, примутся гасить о вашу кожу свои окурки и «косячки», радуясь при этом, как самые настоящие дети. А когда им наскучит и это, когда ваши стоны и хрипы перестанут их развлекать, они примутся пинать вас ногами и бить по голове обрезком водопроводной трубы, до тех пор, пока вы не перестанете дышать. Просто чтобы вы не мешали им устраивать их праздник. А я случайно оказался рядом, и у меня в кармане есть пистолет. И я умею им
пользоваться. И воспользуюсь. Обязательно.
        Елена многое видела в своей жизни. И кровь, и смерть, и сама бывала на волосок от смерти. И сидела двое суток в подполе в чеченском ауле с автоматом, приставленным к ее виску, пока гонец от Масхадова не приказал освободить ее и доставить к нему. И неслась на ржавой громыхающей «тойоте»-пикапе - такой ржавой, что сквозь дыры в полу кабины можно было разглядеть щебень дороги - под огнем пуштунов из Белуджистана в сторону пакистанской границы. И тонула в ледяной воде горного потока в Эквадоре. Но вот так… Так бессмысленно и жестоко нельзя погибнуть. Это даже хуже смерти,- такая вот смерть. И ни разу она не видела близко, лицом к лицу, тех, о ком говорил Майзель. Их просто не было здесь, их невозможно было здесь встретить. Но он описал их так, словно видел только что сам. Так, что картинка, нарисованная им, встала перед Еленой во всем своем великолепии. Елена даже вздрогнула от мгновенного чувства отвращения и страха, навеянного этой картинкой. Но, прогоняя от себя это чувство, упрямо наклонила голову:
        -И все-таки это дети… Мы отвечаем за них, понимаете?
        -Почему я и вы должны думать об этом, а они сами - нет?! Почему у вас болит душа за них? Почему вы, ненавидя их образ мыслей и жизни, защищаете их, в то время, как все их помыслы направлены только на одно - уничтожить нас с вами, если мы не согласимся жить так же, как они сами? Почему, пани Елена?
        -Потому что я человек.
        -Потому что вы - человек,- повторил Майзель ее слова, как эхо.- Потому что только человек может думать о других так же, как о себе. Но человек должен понять, что у него не будет шанса остаться человеком, если он не научится защищать то, во что верит и что любит. К счастью, у вас есть я, пани Елена. Вы, возможно, вовсе не в восторге от такого счастья, но другого у вас нет. Что выросло, то выросло. Да, я, вероятно, чудовище. Скорее всего. Но я на вашей стороне. Поверьте, если бы я был по другую сторону линии фронта, вам пришлось бы куда хуже.
        -Меня удивляет, что вы не по ту сторону. Там, на той стороне, как раз приходят в неописуемый восторг от чудовищ. С удовольствием подчиняются им и скармливают им своих детей. А мы-то вам зачем?! Нами даже управлять толком невозможно. Мы все время пытаемся вывернуться из ваших удушающих объятий…
        -Меня это не удивляет, пани Елена. И даже не беспокоит. Потому что именно за это я вас и люблю. Вас, а не чучмеков. И поэтому болею за вас. И вам придется выжить и победить, даже вопреки вашим самоубийственным интеллигентско-христианским рефлексам. Как победил человек кроманьонский человека неандертальского, и последний вымер, не сумев противостоять нашему общественно-экономическому и социальному натиску. Ему нечего было этому натиску противопоставить. И чучмеки вымрут,- Майзель пожал плечами и улыбнулся, и Елену едва не замутило от этой улыбки.- Закон природы, дорогая. Я только немного подкорректирую процесс.
        -И кто же эти самые неандертальцы-чучмеки? Арабы? Цыгане? Китайцы?
        -Все, кому не нравится наша цивилизация. Все, кто хочет ее вымазать дерьмом или написать на ней неприличное слово баллончиком с нитрокраской. Все, кто пытается нас взорвать, уничтожить, поглумиться над нашими ценностями. Все, кто считает, что права ему положены, а обязанности - нет. Всем им необходимо будет или стать другими, или подохнуть. Я не могу рисковать цивилизацией, в которой родился и вырос, которая мне, в отличие от них, как раз ужасно нравится, потому что она такая удобная, чистая, веселая и богатая, ради абстрактного человеколюбия. Я не святой и не страстотерпец. И даже не христианин. Примите и прочее.
        -И именно по этой причине ваши… то есть, простите, королевские… тонтон-макуты… то есть, конечно, доблестные стражи порядка… вышибли из страны всех, кого вы сочли чучмеками?
        -Дорогая, вы опять передергиваете. Их никто не вышибал. Чучмекские мафии - тех да, тех действительно вышибли. Потому что мы с королем и есть мафия, другой или тем паче третьей мафии быть не может. А эти… они сами уехали. Удрали, если хотите. Потому что у жителей страны, у граждан должны быть не только права, но и обязанности. А они думали, что тут только права. И когда выяснилось, что это не так, они предпочли уехать, а не взять на себя обязанности. Разумеется, мы не стали их задерживать. Даже с удовольствием выпроводили. Потому что эти ребята начали свои, якобы неотъемлемые, права качать. Потребовали выделить им место в историческом центре Праги для строительства мечети. А его величество сказал: ради Бога, но на следующий день после того, как церковь и синагога будут построены в Мекке. Мяч на вашей стороне, господа. И когда они попытались организовать нам беспорядки…
        -Насколько я помню, это была мирная демонстрация…
        -Беспорядки начинаются всегда с мирных демонстраций. Так вот, мы пресекли всякие демонстрации несколькими публичными дефенестрациями [54] . После чего даже самые отвязанные предводители диаспор и общин поняли, что мы не шутим. И побежали. Вы ведь не знаете всего, что этому предшествовало. Переговоры как раз имели место. По нашей инициативе. Мы собрали всю эту чучмекскую гнусь и предложили им прекратить устраивать у нас во дворе Чучмекистан. Мы сказали: вы живете среди нас. Хорошо, пускай. Но это не мы к вам, а вы к нам приехали. Поэтому ведите себя, пожалуйста, соответственно. Не две или три жены, а одна. Нельзя убивать девушек за то, что они не хотят выходить замуж в четырнадцать лет за племянника двоюродной сестры главного чучмека соседнего квартала. Нельзя начинать вопить в половине пятого утра с пожарной каланчи, потому что дети спят. Не нужно прятать женщину под паранджой, потому что здесь не Чучмекистан, где женщину можно взять силой или убить, если у нее нет «защитника»?чучмека, заставляющего ее носить эту дрянь. Нельзя вырезать женщинам наружные половые органы, называя это борьбой за
исламскую нравственность. Нельзя устраивать уличные шествия и лупить себя и своих маленьких детей саблями по голове, обливаясь кровью, потому что это, кроме всего прочего, негигиенично и отвратительно выглядит. Нельзя курить гашиш и опиум, потому что у нас это не принято, и нам плевать на ваш национальный колорит. Нужно учить язык титульной нации так, чтобы можно было учиться и работать, а не сидеть целыми днями в кофейнях. Если вы ничего не умеете, кроме как наматывать на бритую башку грязное полотенце и тыкаться бородой в вонючий коврик по пять часов в день, вам следует участвовать в общественных работах, и нам плевать, что воины-чучмеки считают это унизительным. Нельзя селиться компактными общинами, потому что это мешает нам контролировать выполнение вами наших условий. Нужно мыться и улыбаться, ходить к врачу и учить детей в школах, рожать в больницах, а не в бане, работать, а не торговать дурью, крадеными машинами и поддельными часами «Картье». Да, чуть не забыл: нельзя захватывать нас в заложники и убивать, требуя оставить вас в покое. Потому что мы не оставим вас в покое. Или вы станете людьми,
или уберетесь отсюда ко всем чертям. Назад в свой Чучмекистан. Или прямо на тот свет, к гуриям. Вы сами видите, пани Елена, сколько из них предпочли принять наши условия… Конечно, Чехия - не Франция, их было здесь не так уж и много. Но и нас тогда было совсем немного - тех, кто понимал до конца опасность. И мы прекратили у нас этот бардак. И не пускаем их сюда, потому что это наша страна, и мы сделали ее такой вовсе не для того, чтобы чучмеки превратили ее в помойку. А будь у нас демократия, как во Франции, наши полицейские тоже боялись бы ходить по улицам наших городов… Хотите, считайте это расизмом или фашизмом. Что выросло - то выросло.
        -Просто пир духа какой-то,- вздохнула Елена.- Вы умеете быть чертовски убедительным, пан Данек. Даже слишком, я бы сказала. И есть, конечно же, есть в ваших словах правда. Только все не так просто, дорогой вы мой. И вы не можете просто экспортировать или тиражировать вашу схему…
        -Могу. И буду.
        -Но это война! Большая война. Та самая, которой, по вашим же собственным словам, вы не хотите. Понимаете?!
        -Обязательно. И в этой войне необходимо победить, пани Елена. Желательно с минимальными потерями с нашей стороны. А с той стороны потери должны быть такими, чтобы шок от этих потерь навсегда отбил охоту петь военные песни. Не бывает мира без победы, дорогая. Я выкину на свалку все, что мешает вам это понять…
        -Вы все пытаетесь перевести в плоскость нравственных императивов. В плоскость чистой идеи. Мы хорошие, а они нет… Но это вовсе не так. Вы же понимаете, что корни этого ужаса - в той вопиющей нищете, в которой живут эти люди поколениями…
        -А в чем корни этой нищеты?
        -То есть?!
        -Я вам скажу, пани Елена. Разруха - она всегда в голове. Потому что когда человек пять часов в день молится, он ни к чему больше не применим. Когда человек строит свою жизнь и экономику так, чтобы можно было пять часов в день молиться, это не экономика, а дерьмо. Именно поэтому за последние шесть сотен лет они ни разу не высунули носа из своего грязного, вонючего, нищего болота…
        -Иногда невозможно выбраться из болота самостоятельно,- нахмурилась Елена.- Особенно если это настоящее болото…
        Что это я такое говорю, промелькнуло у нее в голове. Это что, я опять с ним согласна?!.
        -Совершенно в дырочку, дорогая,- усмехнулся Майзель.- Только не все сразу…
        -Они… Не только они в этом виноваты!
        -Нет. Не только,- кивнул Майзель.- Мы тоже. Мы. Наша цивилизация. Потому что мы очень часто непоследовательны. Очень часто думаем не о главном, а о деньгах. Потому что не сумели объяснить, что такое настоящая свобода и для чего она нужна. Не сказали, что свобода - это не вседозволенность для корпораций, не либертарианство, а ответственность перед детьми и землей… Все позволили этим ублюдкам. Эти тупые, спесивые и жадные болваны, политиканы и буржуи, раздали нефть бандитам, назначив их шейхами и эмирами. Всего лишь за обещание исправно откручивать по мере надобности вентили. Эти кретины, не удосужившиеся даже Киплинга хотя бы наискосок прочесть… Вместо стратегии, вместо концепции - одна лишь глупость и жажда наживы… Ничего удивительного, что эта нежить все подгребла под свои задницы, стоило нам лишь на секунду отвернуться. Они разве сумели распорядиться этим богатством, доставшимся им просто так, за здорово живешь?! Они покупают себе на вырученные за нефть деньги стада верблюдов и табуны роллс-ройсов. Это все, на что способна их убогая фантазия, несмотря на учебу в британских элитных школах… И
знаете, что сделали корпорации и политиканы у них на службе для того, чтобы выкрутиться? Эти ослы и межеумки с оксфордскими и гарвардскими дипломами под стеклом в золоченых рамках? Они раздали всем телевизоры. Они решили, что увидев красивых живчиков на красивых ландшафтах, эти несчастные, забитые, одурманенные люди захотят все это иметь…
        -А разве нет?
        -Да. Обязательно. Теперь, увидев в телевизоре, как живем мы, они хотят так тоже, только бесплатно. Они не хотят для этого работать. Не хотят пользоваться восхитительной системой ипотечного и потребительского кредитования. Потому что они чувствуют, как звери, что все это дерьмо не для них, а для гламурчиков и топ-менеджеров, которые-то и есть настоящие красивые живчики на красивых ландшафтах. А им этого никогда не получить. И все это так великолепно наложилось на ислам, что впору просто диву даваться. А корпорации думали, что увиденного в телевизоре будет достаточно, чтобы продавать всем подряд машинки, тряпки и колу. И пушки, конечно… Эти придурки, начитавшиеся в полосочку Фукуяму и Маркса, ничего не понимают. Совсем ничего. Они думали, что люди кинутся к ним в рабство за гроши. Но этого не случилось. А они думали, что положили мир себе в карман, как четвертак… Вот это вряд ли. И теперь они даже не представляют себе, что делать со всем этим ужасом, который они учинили. Они никогда не признаются, что это именно они поставили наш мир на край пропасти. Пришлось нам вмешаться и начать наводить
порядок. Разумеется, это никому не нравится. Ни корпорациям, ни шейхам, ни тем, кому они раздали говорящие ящики. Ну, ничего не поделаешь. Что выросло, то выросло…
        -Вы надеетесь - всерьез надеетесь - навести вашими методами порядок? Или то, что вы называете порядком?
        -Обязательно. Мне жаль, что половина из этих несчастных захлебнется в крови, пока вторая половина - возможно меньшая, чего я вовсе не исключаю,- не поймет, что бесплатно ничего не бывает. Что все равно придется работать, что отобрать и поделить не получится. Да и начал я, как вы уже имели честь убедиться, отнюдь не с них… Просто уже довольно поздно сюсюкать. Слишком поздно… Мне действительно жаль, пани Елена. До слез, до ужаса жаль. Но нет выхода. Поверьте, просто нет. Мы и так делаем все, что можем. Пугаем их изо всех сил, чтобы избежать невинных жертв. Но получается плохо. А еще всякая мразь путается под ногами - лукашенки всякие, мугабе, ким-чен-иры, и вы постоянно хватаете нас за штаны… А мы ведь не боги, пани Елена. Понимаете? Мы люди…
        У Елены мороз пробежал по коже,- столько боли было в его голосе, что она просто не могла поверить своим ушам. И снова поймала себя на мысли, что начинает верить ему. Верить всему, что он говорит… Почти всему. Но мысль о том, что воевать непременно придется, ей просто ужасно не нравилась. Да, да, все верно он говорит, но как же можно начать войну?! Такую войну…
        -Но вы собираетесь воевать, хотя и проливаете тут передо мной крокодиловы слезы. И ваша армия готова к войне.
        -Вас просто так взбесил наш отказ от республиканских институтов, что вы больше ничего вообще не хотите видеть. Думаете, мы не знаем или не понимаем этого?
        -Напрасно вы так считаете. Мы видим, и хорошее мы тоже видим вполне отчетливо. Но мы не собираемся вас за это хвалить, потому что когда хорошо - это нормально. Так должно быть. А вот за то плохое, что вы делаете, мы будем трепать вас совершенно безжалостно…
        -Да сколько хотите,- весело оскалился Майзель.- Только, пожалуйста, конкретно и по существу.
        -Пожалуйста. Сейчас я вам выдам конкретно и по существу. Вы разве не понимаете, что трехсоттысячная воюющая армия - это непомерная для нашей страны и нашего народа нагрузка, в первую очередь - демографическая?! Черт с ними, с деньгами, я понимаю, что вы их все равно найдете…
        -Это лучшие солдаты на свете,- улыбнулся Майзель.- Не хуже гуркхов, мы столько сил положили на это…
        -Прекратите юродствовать,- рассвирепела Елена.- Они погибают в ваших геополитических игрищах!
        -Погибают,- кивнул Майзель, и лицо его потемнело.- Но они погибают в бою. Хотя мы и делаем невозможное, чтобы это случалось как можно реже, они все-таки гибнут. Вы думаете, нам нравится это?! Просто нельзя, невозможно иначе… Если бы я мог всех их заслонить… Но они не примут это. Никогда. Это молодые мужчины, пани Елена, они полны сил и желания сделать что-нибудь стоящее и настоящее. И они идут в армию, в спасательные подразделения, в бой со стихией и со всякой нежитью. По-вашему, было бы лучше для них погибать от героина и иммунодефицита?! А экономика не резиновая. Да и не все, в конце концов, способны и хотят стоять у конвейеров и торговать пирожками и галстуками. Есть целый слой людей, которые должны непременно сражаться. Они не могут быть лифтерами и клерками. Они рождены солдатами и должны ими стать. А если они вынуждены проводить жизнь перед телевизором, они не живут ее, а переживают, пересиживают… Они несчастны от такой жизни, они страдают, понимаете, пани Елена?! Как я сам, например. Как вы, наконец. Мы просто даем им шанс…
        -Вы просто задурили им головы своими сказками про рыцарей и красавиц, про королей и драконов, про бремя белых… И вместо того, чтобы научить их жить в гармонии с реальностью, вы заставляете их метаться в попытках эту реальность изменить!
        -Ну, не могу же я в одиночку этим заниматься,- усмехнулся Майзель.- Я люблю славную мужскую компанию, и соленые словечки люблю, и подраться, и перепить могу, кого хочешь… И не вижу в этом ничего плохого… Не может быть гармонии с реальностью, пани Елена, потому что реальности, как таковой, тоже нет. Есть мы и стихия. И ее нужно обжить и переделать так, чтобы было весело, удобно и интересно. А в армии они учатся именно этому. Учатся ответственности и дисциплине, какой в мирной жизни научиться невозможно, всему тому, без чего ваша хваленая свобода и демократия превратятся в хаос и вседозволенность, войну всех против всех… Уж лучше армия, поверьте, дорогая. Мне самому так не хватает этого опыта, у меня этой школы нет, увы. Зато есть его величество, который всем этим инструментарием владеет просто виртуозно. А я…
        -Ну да. Разумеется. Вы известная скромница, пан Данек. Про короля я даже не заикаюсь, с ним все совершенно ясно. Зато когда наши вояки произносят эту вашу идиотскую кличку, которую вы наверняка сами же и придумали, это звучит, как «его высокопревосходительство», да еще, как правило, и с придыханием…
        -А вот это - самый замечательный комплимент, который мне доводилось слышать,- серьезно сказал Майзель.- Это может означать только одно: не зря. Все не зря…
        Елена, хотевшая что-то возразить, вдруг замолчала. Черт тебя подери совсем, подумала она, как же ты умеешь все вывернуть, это же просто ужас, что такое… А еще ужаснее, что мне это нравится, и чем дальше, тем больше… И оттого, что я понимаю это с каждым днем все отчетливее, мне становится уже совершенно не по себе…
        ПРАГА. ИЮЛЬ
        Месяц промчался, как один день. В таком сумасшедшем ритме Елене не приходилось нестись еще ни разу в жизни. Она начала понимать, что вся атрибутика, до сих пор так ее раздражавшая - бесшумные черные вертолеты, свистящие, как привидения, над головами, сумасшедшая езда с мигалками и сиренами по центральной резервной полосе на красный свет, стремительно взлетающие ворота и вздымающиеся шлагбаумы, самолеты вне всяких расписаний, берущие под козырек все подряд - что это просто инструменты, без которых заваренная Майзелем крутая каша замерла бы и перестала кружиться. Он словно не и не замечал всего этого. Это было в порядке вещей…
        Он даже часов не носил. Телефон, электронное перо и «листок» электронной бумаги, на которой делал какие-то записи от руки. Потом эти записи, кажется, через телефон, попадали в компьютер. Не просто никакой роскоши,- вообще ничего. В отличие от ярлов и самураев, которые вовсе не чурались украшать себя драгоценностями. Самый богатый человек планеты. Плотник какой-то, раздраженно думала Елена, даже зацепиться не за что…
        Техническая оснащенность его труда поражала Елену. Такого количества компьютеров, такой информационной насыщенности ей прежде не доводилось видеть ни в какой другой компании из тех, где ей доводилось бывать. Она не понимала, как это происходит,- просто любая затребованная Майзелем информация так быстро оказывалась перед его глазами и была столь исчерпывающей, что становилось понятно, почему его решения в подавляющем большинстве случаев столь безошибочны. Она начинала представлять себе, какой масштаб и разветвленность должна иметь сеть экономической, политической и военной разведки, находящейся в его ежечасном, ежесекундном распоряжении, в полной боевой готовности 24 часа в сутки и 365 дней в году. Она только начинала представлять, какие гигантские средства требуются для содержания этой сети. И что без государственных ресурсов и государственной поддержки - безоговорочной и никому и ничему не подотчетной - ни эта сеть, ни вся его деятельность не стала бы возможной…
        Их разговоры прекращались на полуслове, потому что ему опять срочно нужно было куда-то мчаться. Он никогда не брал ее с собой, ссылаясь на их самую первую беседу и соображения повышенной секретности. Возможно, это и было так на самом деле,- Елене не хотелось это выяснять. Она подозревала, что есть еще какая-то причина.
        -И вы утверждаете, что извлечение прибыли из всего этого для вас неважно?
        -Ну почему же… Экономическая эффективность стоит в наших проектах далеко не на последнем месте. Просто потому, что нерентабельный проект - это как лежачий больной: жизнь вроде теплится, а толку чуть. Кроме того, нам нужны дешевые ресурсы, а получить их из-за рубежа без экономически эффективных схем весьма затруднительно…
        -Неужели колонии могут быть рентабельными?
        -Да никакая это не колония, что вы повторяете бредни всяких недоумков, в самом деле… Даже странно слышать это от вас. Хотите, съездим вместе в Намболу? Я покажу вам наши разработки прямо на месте.
        -С превеликим удовольствием. А что делают ваши - то есть наши - войска в Мали и на Африканском Роге? Новая колония? Сольем в экстазе Сомали с Эритреей?
        -Нет. Отрежем Африканский Рог от исламского влияния и арабской инфильтрации. Поставим людские ресурсы, которых там в очевидном переизбытке, на службу делу. Накормим, обучим, оденем и заставим работать, а не шляться по пустыне и жевать колючки. Там нет никакой возможности создать рентабельное сельское хозяйство, способное прокормить такую прорву людей. При нынешнем уровне ирригационных и климатических технологий, конечно же. Как и в Мали… Мы работаем над этим, но мы не боги… Значит, надо отселить оттуда два-три десятка миллионов, создать им условия для экономической деятельности… А Европа - не резиновая, да никто и не собирается целенаправленно создавать в Европе условия для интеграции людей, тем более - таких количеств… Вот мы и занимаемся этим.
        -Ничего себе задачка…
        -А что же вы думали, дорогая? Мы в игрушечки играемся? Или мне каждого бегающего по пустыне человечка ловить и объяснять, чего я от него хочу, и что это будет для него самого замечательно? Мне необходимо чудо вроде разошедшихся вод Чермного моря, чтобы сдвинуть с места такие массы людей, священники, толкующие это чудо, и войска, способные обеспечить по возможности гладкую передислокацию…
        -Вы ненормальный!!!- вне себя, заорала Елена, вытаращившись на Майзеля.- Вы представляете себе, сколько детей, стариков и женщин потеряются, умрут, погибнут во время такой… передислокации?!?
        -А сколько их умрет, если мы этого не сделаем, в ближайшие два-три года от чудовищной засухи, длящейся второе десятилетие с двумя перерывами на год?! Через пять лет? Через десять? В операционную и на стол! И резать немедленно!
        -Но ведь этим людям, для того, чтобы выжить, нужно всего-навсего полкилограмма кукурузной муки и литр воды в день! Да с вашими средствами…
        -Погодите, погодите, моя дорогая. Мы с вами будем раскатывать на «Мерседесах» и развлекаться в казино в Монте-Карло, а этим людям - три лепешки и стакан воды в день?! Какой потрясающий гуманизм, просто прелесть!
        -Послушайте, я совсем не это…
        -Это, это. Да, я могу десятилетиями кормить этих людей овсом, пропущенным через лошадь, и поить их мутной теплой водичкой из лужицы. И десятилетиями они будут размножаться и умирать, как насекомые. Хорошенькая перспектива… А ведь это люди, пани Елена. И я верю… Нет, я знаю - они достойны куда лучшей судьбы. И мы дадим им возможность эту судьбу осуществить. И не полкило муки станут их долей. А совсем другая, яркая жизнь, полная событий, испытаний, побед и захватывающих прорывов духа. А не жевание бетеля и полубессознательные совокупления в очереди за мукой под огнем бандитов, грабящих продуктовые конвои…
        -А вы уверены, что они хотят другой жизни?
        -Уверен, что нет. Они просто не знают, что другая жизнь существует. И что ее можно хотеть. И что ее нужно хотеть, потому, что они люди, а не насекомые. Ну, ничего. Я здесь именно для того, чтобы объяснить им это. И вам заодно.
        -Я просто поверить не могу, что вы это на самом деле собираетесь… уконтропупить!!
        Сколько же километров предстоит им пройти пешком, чтобы войти в вашу землю обетованную, которую вы для них приготовили! И где?!
        -В Намболе.
        -Что?!?- опять завопила слегка было успокоившаяся Елена.- Пять или шесть тысяч километров?!? Нет, вы точно все белены объелись!!!
        -Ну-ну, все не так мрачно. Мы хорошо подготовились. И вовсе не собираемся заставлять их топать пешком. Еще каких-нибудь семь-восемь месяцев, и можно начинать… По миллиону в год примерно. Или по два. Или по пять… Бой покажет.
        -Хорошо. Допустим. И чем вы их собираетесь там занимать?
        -Нефть. Алмазные рудники. Другие полезные ископаемые. Сельское хозяйство. Строительство. Работы полно. И когда мы завершим эту операцию, мы получим мощнейший геополитический противовес стремительно исламизирующейся Нигерии, с пятьюдесятью миллионами приставленного к делу христианского населения, первоклассной - для Африки, разумеется - инфраструктурой и сильной, целеустремленной элитой, которая целиком и полностью обязана нам абсолютно всем. И с уровнем жизни людей, на порядок выше, чем у соседей. И с этого плацдарма будем двигаться дальше.
        -Н-да… А как же Монте-Карло на берегах Лимпопо?
        -Будет вам и белка, будет и свисток, дорогая. Все будет. Только не сразу. Я бы взял сразу, но приходится, увы, частями…
        -Я хочу посмотреть на это.
        -Обязательно, дорогая. Я же сказал - скоро полетим.
        -А какое чудо вы имеете в виду?
        -А вот это - и есть настоящий секрет, дорогая. Какое же это будет чудо, если я стану трезвонить про него на каждом перекрестке!
        -С ума сойти. А дальше?
        -Что - «дальше»?
        -Какой следующий проект? Китай? Россия?
        -И Китай. И Россия. И Индия. А потом - Луна.
        -Луна?! Какая… какая Луна?!
        -Та самая, пани Елена. Которая светит по ночам.
        -И… И… и что вы там собираетесь делать?!
        -Добывать изотоп гелия, без которого наши термоядерные электростанции не смогут работать. На Земле его запасы просто смехотворно малы. Поэтому придется на Луне,- он печально вздохнул и улыбнулся немного смущенно.
        -Вы… вы действительно сумасшедший,- тихо проговорила Елена.- А на это где вы возьмете средства?!
        -Америка, Россия, Япония, мы. И Индия с Китаем. Такой проект не потянуть в одиночку. Ну, я, на самом деле, не очень хочу это сейчас обсуждать. Это довольно отдаленная перспектива…
        -И вы считаете, что такое возможно?
        -Ах, дорогая, да обязательно! Нет ничего невозможного для людей, целенаправленно и солидарно занимающихся каким-нибудь делом. Проблема в том, что этим делом может запросто оказаться какая-нибудь мерзость. Вот я и слежу за тем, чтобы этого не происходило… Все мерзости, так уж и быть, я сделаю сам, чтобы было потом, на кого свалить,- Майзель снова оскалился.
        Но на этот раз Елена не поверила, что ему весело.
        ПРАГА. ИЮЛЬ
        Елена старательно соблюдала принцип «погружения». Первый раз, когда она напросилась с ним вместе в бассейн, Майзель пожал плечами, как только он умел, усмехнулся:
        -Дорогая, я там не купаюсь. Я плаваю. В это время беседовать довольно затруднительно…
        -Ничего. Я тоже люблю плавать. А когда еще представится возможность бесплатно поплескаться…
        -Не имею ничего против. А купальник у вас с собой?
        -Как вы выражаетесь,- обязательно…
        -Пойдемте.
        Вертикальный, потом горизонтальный лифт… Горизонтальные лифты она вообще впервые в жизни увидела в «Golem Interworld Plaza». По ее убеждению, такого вообще больше нигде не существовало. Она спросила Майзеля об этом. Он кивнул утвердительно:
        -В корпорации эта роскошь тоже не всем доступна. Руководители подразделений и отделов - да. А обычные сотрудники пользуются только вертикальными лифтами. Здание огромное, а мне нужно везде успеть…
        -Вы тщательно отрабатываете вашу легенду о всесилии и всеведении…
        -Авторитет, дорогая, легко потерять, но так трудно заработать! Вот мы и пришли.
        Она вышла из раздевалки к бассейну. Майзель стоял на первом уровне вышки. Елена смотрела на него во все глаза. У него была на редкость впечатляющая мускулатура. Настолько впечатляющая, что у Елены, обычно довольно скептически относившейся к мужским прелестям, шевельнулось нечто вроде восхищения. И это были не распухшие сокровища культуристов: не объем, а именно рельеф поразили Елену,- мышцы, перевитые сухожилиями и туго натянутые на скелет. И на нем не было ни следа растительности, словно на статуе. И кожа его была такого роскошного, золотисто-оливкового цвета, хотя вроде бы не пользовался он никакими соляриями. Зато Елена была беленькая, как сметанка…
        Он помахал Елене рукой и прыгнул. И вошел в воду красиво и мягко, почти без брызг. Это тоже было здорово,- Елена даже позавидовала.
        Короткими сильными гребками он подплыл к бортику и, отфыркиваясь, как морской лев, поманил Елену:
        -Смелее, дорогая! Вода теплая, вам понравится…
        Елена подошла к лестнице. Он смотрел на нее в упор, и в глазах его плясали веселые чертенята. И что-то еще было в его глазах…
        Она была именно такая, как он и представлял себе. Еще тогда, когда впервые увидел ее, и когда захлестнуло его мгновенным приливом жаркой волны желания… Мягкие и в то же время отчетливые линии сильного, узкого в кости, с тонкой жировой прослойкой, тела, с длинными, безупречной формы ногами, с мраморно-прозрачной кожей… Порода, с восхищением подумал Майзель. И едва ли не физически ощутил, как ляжет ему в ладонь ее грудь,- не большая и не маленькая, а именно такая, как нужно… Как у девушки, и соски так отчетливо проступают сквозь чашки купальника… Мой размер, подумал он, чувствуя, как опять застучал пульс в висках. Господи, да что же это такое?!.
        -Что это вы так на меня уставились!?
        -У вас потрясающая фигура, пани Елена.
        -У вас тоже.
        -Я, между прочим, серьезно,- Майзель, как показалось Елене, даже обиделся.
        -Спасибо. Приятно, что вы умеете обращать внимание на такие мелочи…
        -Ну, я не назвал бы это мелочью. Кто знает, согласился бы я столько времени проводить в вашем обществе, если бы мне не было это так приятно. Мне нравится, что вы так чудесно выглядите. Это чрезвычайно льстит моему мужскому самолюбию,- Майзель прямо смотрел на Елену и улыбался.
        -Пан Данек, мы, кажется, договаривались…
        -Напомните.
        -Что вы не будете даже пытаться подбивать ко мне клинья,- у Елены предательски заалели мочки ушей. Она надеялась, что достаточно далеко стоит от Майзеля, чтобы ему было легко это заметить.
        -И что? Неужели я пообещал?
        -Да.
        -Не может быть.
        -Совершенно точно.
        -Наверняка я сделал это, чтобы усыпить вашу бдительность. Но если вы еще раз меня попросите…
        -Я вас прошу.
        -Хорошо, дорогая. Чего хочет женщина, того хочет Бог,- Майзель оскалился и, откинувшись назад, нырнул спиной и поплыл. Очень быстро.
        Елене пришлось сильно изменить не только свой распорядок дня, но и стиль жизни. И режим питания, потому как уходить от него на обед было довольно неудобно. Пришлось перейти на японскую кухню… Следовать драконовскому ритму Майзеля можно было, лишь обладая незаурядным здоровьем. Елена всегда следила за собой: массаж, гимнастика, бассейн, косметический салон - все это было для нее вполне обычным повседневным делом. Ее жизнь требовала от нее всегда быть в форме. Но Майзель… Он, видимо, обладавший от природы крепким организмом, минимум дважды в день, если не было ничего срочного и экстраординарного, проплывал в бассейне по нескольку километров. И с пяти до шести утра, прослушивая новости и сводки, проводил в фитнесс-студии. Угнаться за ним было просто нереально. Елена отважно пыталась сделать это, но быстро поняла, что ей не потянуть. Она продолжала упорно ходить с ним в бассейн и бегать по электрической дорожке, пока Майзель занимался на каком-то умопомрачительной сложности спортивном агрегате. И ловила на себе иногда его удивленно-одобрительный взгляд. И ей было приятно. Гораздо приятнее, чем она
могла и хотела себе признаться…
        У него в подчинении было множество женщин. Невероятно много для полувоенной, как уже было Елене понятно, организации, какой являлась «Golem Interworld». Все молодые, моложе Елены или примерно ее ровесницы, ухоженные, подтянутые, иногда даже красивые и всегда - обаятельные и улыбчивые. Не с дежурными оскалами секретарш, а с настоящими, человеческими улыбками. И, удивительное дело,- он вовсе не игнорировал их женскую сущность, не старался сделать вид, что это просто сотрудники в юбках. Нет, он говорил комплименты, и улыбался, и целовал ручку, и трогал за локоток, и гладил по спинке, и заглядывал в глаза. Она уже знала, что дальше этого не идет, но, видимо, и этого было достаточно,- все его подчиненные-женщины просто взлетали при его появлении. И готовы были свернуть горы, чтобы он так посмотрел или погладил. Он словно говорил каждой из них: ты умница и красавица, я от тебя без ума, а теперь иди и покажи, на что ты способна! И они показывали. Они, кажется, вовсе не воспринимали его, как конкретного мужчину, с которым у них может что-то произойти. Скорее, как некую эманацию чистого мужского духа,
излучение, которое расходилось от него во все стороны. Это даже не было психологической манипуляцией, как, может быть, у кого-то другого, это была суть натуры, и женщины чувствовали это безошибочно…
        Когда она завела с Майзелем разговор на тему женской эмансипации, то узнала о нем такое, от чего у нее едва не отвисла челюсть:
        -Ну, во-первых, женщины, как специалисты - если они хорошие специалисты - много предпочтительнее мужчин…
        -Это почему же?
        -Потому что женщина - это операционная система с параллельной многозадачностью,- усмехнулся Майзель,- а мужчина, в лучшем случае, с вытесняющей, а то и вовсе шестнадцатибитная ДОС… Женщины выполняют несколько дел одновременно и все - одинаково успешно и тщательно. Хотя и не обязательно быстро… Женщина - это просто вторая версия программы Человек, издание, так сказать, дополненное, переработанное и улучшенное, в определенном смысле… Кроме того, для женщин карьера - соображение второго, а то и третьего порядка, как и деньги. Для них важна социализация, востребованность, ощущение собственной привлекательности,- прежде всего как женщины, а затем уже как профессионала… Мы не говорим об исключениях, пани Елена, исключения есть, были и будут всегда, но речь не о них. Вы согласны?
        -Я пока не хочу спорить или соглашаться. Я хочу дослушать. Дико интересно, что и как вы видите.
        -А я вот так это вижу… У меня очень жесткие правила в отношении женщин… Как и в отношении мужчин. Женщины в «Golem Interworld» работают меньше мужчин, приходят на час позже и уходят на час раньше. Беременные после четырехмесячного срока не работают - слишком много стресса, мы не почта. Замужние с одним ребенком работают максимум три дня в неделю, с двумя - максимум два. Подряд или в разбивку, как кому больше нравится…
        -Это безобразие.
        -Почему?!
        -А равноправие?
        -Глупости,- отмахнулся Майзель.- Равноправие - выдумка идиотов. И идиоток. У женщины есть ее предназначение, определенное Создателем. Никакие конституции и демонстрации это не могут отменить, понимаете? Это дети… - Он не смотрел на Елену, говоря это, и ей показалось, что он нарочно избегает на нее смотреть.- И эмоциональный контакт матери с ребенком важнее любой карьеры и любых денег. Это аксиома, как говорит его величество. У нас и так мало детей. Я же не говорю, что женщины должны непременно метаться всю жизнь между кухней, церковью и детской. Это устарело, к счастью ли, к сожалению,- другой вопрос. Женщина - носитель духа народа, недаром у евреев вопрос о принадлежности к еврейству решается по женской линии. Женщины - это душа, а душе нужны внимание и забота. Выжимать соки я могу из мужчин. У женщин - другая роль, пани Елена…
        -Какая?
        -Будить творческое начало. Вы посмотрите, как подпрыгивают мои мужчины, чтобы понравится моим женщинам. Я, когда это вижу, сам подпрыгиваю…
        Елена, представив себе подпрыгивающего Майзеля, засмеялась.
        -А почему на два часа меньше работают? Что, мужчины выносливее?
        -Не в этом дело. А носик, как вы говорите, попудрить? Я причесаться-приодеться перед романтическим вечером? Пани Елена, женщина в отличном настроении способна на такие трудовые и творческие подвиги, какие мужчине не снились. Мужчину, наоборот, нужно все время манить несбыточной целью, фата-моргану ему рисовать…
        -Ну да. Я знала, что вы редкий циник, но такого…
        -Разве это цинизм?
        -Нет. Конечно, нет, это просто фигура речи… А люди знают, что вы про них понимаете?
        -Не знаю. Мы ладим…
        -Я заметила.
        -И это - главное… Я вам еще одну вещь скажу, дорогая, которая вас, возможно, удивит, или испугает, или оба вместе, как говорят… Я просто очень люблю женщин, пани Елена.
        -Ну, это мы уже выяснили…
        -Я не шучу, на самом деле.
        -Вот как… Что это значит?
        -Это значит, что я не могу видеть женских слез. Не могу ударить женщину. Не могу видеть мертвых женских тел. Детских тоже, но это немного другое… Не могу ни понять, ни простить насилие, направленное на женщину. Я столько видел этого, и в Африке, и в Азии… Я этого не могу переносить, понимаете? У меня такое включается внутри… Не могу. Знаете, за что я ненавижу Сталина?
        -Это тоже связано с женщинами?!.
        -Обязательно… Когда Красная армия вошла в Германию, вы знаете, вероятно, что началось тогда… Все участвовали в этом. И солдаты, и офицеры. И фронтовые части, и тыловые… Больше тыловые, конечно. У них было больше сил… - он усмехнулся, и Елену передернуло от этой усмешки.- О, нет, не было никакого приказа, отпечатанного на машинке верным Поскребышевым, грифованного и пронумерованного… он был мерзавцем, великий вождь, но не был идиотом… Люди, озверевшие от войны. Он просто не остановил этого. Не только взрослых женщин,- и девушек, и девочек, всех подряд. Действительно всех подряд, везде. И это не было стихией, как подается сейчас, которую, якобы, удалось позднее обуздать. Нет. То есть это была стихия, но ожидаемая им и желанная для него. Он знал, что она будет. Знал - и ничего не сделал, чтобы остановить это в самом начале. Это был хладнокровный, рассчитанный удар прямо в сердце народа. Прямо в душу. И этот удар достиг цели, пани Елена. Даже притом, что они остановились на Эльбе. Теперь в Германии вместо мужчин рождаются ходячие заводики по переработке сосисок и пива. Я не хочу обсуждать, кто там что
заслужил, почему и прочее. Это сейчас неважно… - Майзель снова вздохнул, покачал головой.- Я много думал об этом и понял - я бы не смог… Если бы даже я знал, что не могу остановить это, что это невозможно, я бы попытался. Он потом издал грозный приказ… Но потом. После. Не до. Хотя должен был - до.
        -Я понимаю, что вы хотите сказать,- Елена посмотрела на него и вздохнула.- Я ненавижу войну… Это всегда происходит, когда идет война…
        -Да. Обязательно. Первое правило победителя - насиловать женщин, чтобы унизить врага, растоптать его, напугать навеки. Но такого, как тогда… Такого никогда не было. То самое количество, которое перешло в качество. И даже при зачаточных коммуникативных возможностях середины двадцатого века это стало известно всем. И все испугались до смерти, и немцы в первую очередь. Он добился своего. Ему почти ничего не удалось из задуманного и начатого, а это - удалось. И я задаю себе вопрос - почему? Почему именно это?
        Майзель замолчал, глядя в окно.
        -И чучмеков я тоже за это ненавижу,- вдруг сказал он.- Там вообще нет женщин, понимаете, пани Елена? Коровы, детородные машины, собственность, что угодно… Они потому такие уроды, полулюди, что у них женщин нет…
        Боже мой, подумала Елена. Боже мой, что ты за чудище…
        -И несмотря на все это… Совсем никого?
        -Никого.
        -Не хотела, но спрошу, пожалуй. Уж очень любопытно.
        -Вы о чем?
        -Что это за история с Габриэлой Златничковой?
        -Это не с ней,- усмехнулся Майзель.
        -Пан Данек, я не имею намерения уличать вас в непоследовательности или чем-нибудь таком. Эта история вызвала столько разговоров в Праге. И не только в Праге… Да и удивительного ничего в этом нет, предосудительного - тем более. Она красавица, знаменитость, вы…
        -Вы думаете, я постеснялся бы признаться в этом?
        -Но это ведь вы избили ее друга, не так ли?
        -Друга?- удивился Майзель.- Друга? Вы называете другом женщины говнюка, который сначала сделал ей ребенка, а потом начал гулять направо и налево, раздавая при этом интервью таблоидам и причитая, что она не может понять его тонкую творческую душевную организацию?! Разумеется, что, столкнувшись с ним нос к носу, я ему сунул прямо в бубен, как следует.
        -Пан Данек. Нельзя избивать человека…
        -Человека нельзя. Ни в коем случае,- согласно покивал Майзель.- А подонку нужно совать в бубен прямо там и тогда, где и когда. Понимаете? Что такое, черт побери?! Одна из красивейших женщин планеты любит тебя, живет с тобой, захотела родить от тебя ребенка,- а ты что творишь, урод?! Крутил ей мозги черт знает сколько лет, то женился, то не женился, кобель вонючий…
        -О Господи. Вы ненормальный. Какое вам-то до этого дело?!
        -Мне не было и нет никакого дела до их отношений. Мне есть дело до поведения этого сморчка, который полощет на весь свет доброе имя чудесной женщины, к тому же моей соотечественницы…
        -Но послушайте. Если она сама…
        -Она женщина, пани Елена. И потому имеет право - и ошибиться, и на то, чтобы мужчина, которому она доверилась, по крайней мере, вел себя прилично. А мужчина, который не умеет вести себя как мужчина, должен получить в бубен. Вот как хотите.
        -Это возмутительно. У вас с ним несопоставимые весовые категории.
        -То есть?!
        -Во-первых, вы явно сильнее, моложе и наверняка лучше владеете приемами… э-э-э… рукопашного боя…
        -Обязательно,- кивнул Майзель.
        -Во-вторых, ваш общественно-политический и финансовый статус…
        -Статус здесь совершенно ни при чем. Если бы я захотел использовать свой статус, его бы приволокли ко мне связанного, как барана, а после душеспасительной беседы изготовили из него ящик собачьих консервов. А что касается приемов… Я подошел к нему при всем честном народе и прямо спросил: стыкаться будем? Причем сразу же сказал, почему. И предупредил, что мне все равно, будет он защищаться, или нет, и чем. А он… Ну, сказал бы - это наше дело, мы с ней сами разберемся… Да я и не бил его совсем… Так, стукнул разочек… Тем более, она же просила его не трогать…
        -Ах, так все-таки…
        -Ох, да нет же… Ну, я просто… Я просто ее выслушал. Она в самом деле чудесная и милая девочка. Неудивительно, что я взбесился. Меня всегда от женских историй выворачивает наизнанку. Да еще когда этот хорек пытается заработать на своей подлости… Их отношения - это их отношения. Но это отношения двоих, а не всего света, который следит за знаменитостями, пуская слюни от любопытства. Вот я ему и предоставил возможность зарабатывать на том, на чем он только и достоин зарабатывать - на разбитой морде лица.
        -Вы не можете броситься сразу на все амбразуры, пан Данек…
        -Да. Уж это вряд ли,- вздохнул он.- Увы. Но когда мне удается заткнуть хотя бы одну, я чувствую, что не зря живу на свете. В наш пошлый век, восторженно любующийся своей пошлостью, век вездесущего гламура и бесконечно кривляющегося постмодернизма, кто-то должен иметь мужество и возможность вступиться за честь женщины, пани Елена…
        -За всех?
        -И это невозможно,- он так горько вздохнул, что Елене стало его жалко.- Ну, хотя бы за наших… Которых мы знаем…
        -Невозможно наказать всех, кто этого заслуживает. Вы же не Бог, в конце концов…
        -Ну… Я думаю, к этому следует стремиться,- он усмехнулся.- Хотя бы самых наглых, что лезут в глаза и выставляют напоказ свою мерзость… Может, на кого-то это подействовало, как ушат холодной воды… И скажите спасибо, что это сделал я, а не его величество.
        -Что?!?
        -А он мог. Но я не мог ему этого позволить, потому что он король, публичная персона и у него множество дел… И вообще семья…
        -Вы… Вы серьезно?!
        -Обязательно.
        -Ах, так кроме Ланселота, у нас есть еще и король Артур…
        -Нет только королевы Гиневры,- улыбнулся Майзель.- То есть, королева-то есть, нет истории…
        -Мне трудно поверить, что пани Габриэла была в восторге от вашей выходки. Если бы не это, их отношения с… о, Боже, как его зовут-то… Неважно,- могли бы вернуться в нормальное русло…
        -Нет. Никогда. После нашего разговора - нет.
        Ничего удивительного, подумала вдруг Елена со злостью. Поговорив с тобой, она в тебя втрескалась по самые уши. И поэтому не проронила ни полсловечка на публике о том, что встречалась с тобой… А чего еще можно было ожидать?! О, Господи…
        -А в суд он на вас почему не пробовал подать, интересно?
        -Ну, это вряд ли. Он подонок, но не дурак. Я думаю, у него хватило ума понять, что, захоти он продолжить это, то отправился бы в бетонных сапожках любоваться красотами подводного мира. Потому что меня полоскать небезопасно для жизни, я не одинокая беременная женщина.
        -Да уж…
        -А вообще,- Майзель вдруг усмехнулся,- случись такое, я с удовольствием отсидел бы в тюрьме десяток суток за хулиганство. И вышел бы оттуда, имея просто чертову уйму друзей. И они бы с ним что-нибудь эдакое учинили, на что у меня даже фантазии не хватает…
        -У вас точно не все дома. Вы криминальный тип с мифологическим сознанием, дикарь, чудовище и… и…
        -Ну, дорогая,- Майзель развел руками и смущенно улыбнулся.- Что выросло, то выросло…
        Так вот почему ты так прячешься, подумала Елена. Ты боишься, что тебя когда-нибудь подловят на этом. А ведь подловят… Боже, этот Ланселот меня просто… Как можно быть таким… невзрослым?! Перевернуть весь мир - и остаться мальчиком, играющим в рыцарей и королей? Нет, он не играет, поняла Елена. Это не игра, такое сыграть нельзя, невозможно…
        -Кто была ваша мама, пан Данек?- вдруг тихо спросила Елена.
        Ей показалось, что он вздрогнул. И улыбнулся:
        -Пожилая еврейка. Не простудись, сыночек. Застегнись, сыночек. Съешь котлетку, сыночек…
        -Нет. Было что-то еще…
        -Обязательно. Только я не знаю, как это назвать…
        -Как ее звали?
        -Рейзл. Ее хотели назвать Рахелью, но это было время, когда подобные имена в Советском Союзе могли стоить человеку многих, очень многих проблем… И ее назвали Розой. А дома называли Рейзл. И отец ее так называл. А она его - Семочкой…
        -Роза. Ружена… Красивое имя.
        -Ружена,- Майзель грустно усмехнулся.- Да. Мне тоже нравится…
        Когда- нибудь я буду плакать оттого, что я не могу поговорить с твоей мамой, подумала Елена. Кажется, прямо сейчас… Скотина, где тебя черти носили всю мою жизнь… О Господи, испугалась она. Господи, да что же это такое?!.
        ПРАГА. ИЮЛЬ
        У Елены, как у всякого журналиста, было невообразимое количество знакомых и полузнакомых людей. Как журналисту талантливому, ей всегда удавалось достаточно легко выстроить не слишком длинную цепочку связей, выводивших ее на того или иного человека, который был нужен ей,- на любом уровне, в любой системе. Так произошло и теперь.
        Она вошла в кафе и сразу вычислила свою будущую собеседницу. Молодая женщина, моложе Елены, сидела за столиком за колонной и курила недавно вошедшие в моду золотистые сигареты невообразимой длины. Она была похожа на всех фотомоделей и манекенщиц сразу - высокая, с длиннющими ногами, пепельно-золотистыми волосами, простоватым, но красивым лицом, одетая спокойно и неброско, но так, что сомнений в ее прелести не оставалось ни у кого, кому довелось за ней наблюдать.
        Ага, подумала Елена. Блондинка. Ну, кто бы мог сомневаться…
        Елена подошла, улыбнулась, присела за столик:
        -Спасибо, что пришли, пани Марта…
        -Приветик. И брось ты эту хуйню, Елена,- Марта усмехнулась.- Называй меня на
«ты» и по имени. Мне так спокойнее.
        -Хорошо. С удовольствием.
        Елену эта преамбула не столько ошарашила - скорее, озадачила. Контраст между ангельским личиком Марты и ее речью был тоже рассчитанной на определенный эффект частью имиджа. Ставшего, возможно, второй натурой… Елена знала, по крайней мере, нескольких мужчин, на которых такой «контрастный душ» действовал, как афродизиак. Неужели и он…
        -Да? Ну, и ладушки. Ты спрашивай, что хотела. Мне Богушек разрешил с тобой потрещать… Уж и не знаю, зачем да почему.
        -А что, ты спрашивала у него разрешения? Это было обязательно?
        -Елена, не прикидывайся. Как я могла бы без его разрешения с тобой встретиться?! Да меня Гонта под трамвай бы сунул, посмей я такое подумать даже…
        -Вот как все запущено…
        -А ты что же хотела? Ну, про трамвай, я, может, и хватила лишку… А может, и нет… Если без спросу… Мы с Драконом… Я к его телу прикасалась. Про это никому никаких подробностей знать не положено. Он Дракон, не какой-нибудь купчик подгулявший, или там депутатишка…
        -А как вообще произошла ваша встреча?
        -Да обыкновенно. Мы же элитный эскорт-сервис. Ты же знаешь, сколько тут всяких фирм и банков, сколько народу со всего света тут крутится… А мы, можно сказать, в первой десятке. Репутация, дискретность, класс обслуживания… И так далее. Гонта нас выбирал. Не Дракон же…
        -И давно вы знакомы?
        -Да уж года три, наверное… Что до нас было, я тебе не скажу - не знаю просто. Ну, какие-нибудь другие девочки, может быть…
        -Ты сказала «девочки»? Ты не одна разве?…
        -Ну… Он вообще-то со мной в основном… был. Ну, есть еще две девочки из нашего клуба… С ними тоже, но редко. Сандра, она рыженькая, помельче меня, и мулаточка, Шерри ее зовут. Один раз мы даже втроем у него были… - Марта мечтательно прищурилась.
        -Ага. Значит, оргии имели место…
        -Ты что, какая же это оргия,- рассыпалась русалочьим смехом Марта.- Оргия - это когда мужиков хотя бы двое… Не-е-ет… Дракон не такой… Да и было-то это несколько раз всего… Разок вдвоем с Сандрой и раза два с Шерри на пару… Я даже знаю, зачем…
        -Что зачем?
        -Ну… Вдвоем и втроем…
        -Зачем?
        -А чтоб не расслаблялись,- затянулась дымом Марта.- Чтобы романтику посбивать. С него, так я понимаю, в первую голову. Ну, и с нас, понятно… Но это редко…
        -И что? Хватило его на троих?- Елена почувствовала, как у нее покраснели уши.
        Марта тоже это заметила это, засмеялась:
        -Чего ты краснеешь-то, Елена… Его не на троих, его на три сотни хватит, мы что втроем, что по одиночке, еле выползали от него к утру… Он ласковый, и пока не улетишь от него, ни за что не выпустит… С ним никогда притворяться не нужно, не то, что с другими разными… И никакого экстрима, знаешь. Мужики, которые побогаче, они всякие экстремальные штуки любят, и довольно часто. Чтобы их плеткой там, по жопе да по яйцам, золотой дождь, латекс, браслеты… Он - не такой. Обнимает, целует, слова всякие приятные говорит. Фрукты, шампанчик, в телике картинки разные крутятся, не порник, не хардкор, а такое все, из кино про любовь… Я первый раз обалдела просто. Потом привыкла. Ну, в смысле… Перестала на себя это примерять, понимаешь? Он просто такой, а по-другому его, видать, не торкает…
        -А… стимуляторы какие-нибудь?
        -Наркота, что ли?! Не-е-ет… - протянула Марта, покачала головой, и Елена поняла, что она не врет.- Я ж говорю,- никаких глупостей. Очень все миленько. Так миленько, что даже шлюхой себя перестаешь чувствовать. Нет, ты не думай, я люблю то, что делаю, иначе б не была в этом бизнесе, и трахаться я люблю, и интересно мне с людьми… Со всякими разными. Но Дракон… Дракон - это совсем другое. Он не трахается и не ебет. Он с девушкой всегда любовью занимается. Всегда. Да ты сама небось знаешь, чего я тебе рассказываю-то…
        -Нет. Я не знаю.
        -Брось… - Марта погасила сигарету.- Не может быть. Ты очень хорошенькая. И в его вкусе,- Марта рассматривала Елену так, словно впервые увидела.
        -Ты хорошо ориентируешься в его вкусах?- улыбнулась Елена одной из своих светских улыбок.
        -Да уж неплохо,- вздохнула Марта, словно не замечая иронии и продолжая разглядывать ее.- Что, правда нет?
        Елена пожала плечами. Она почему-то не могла прямо посмотреть Марте в глаза.
        -А что, все, кто в его вкусе, непременно укладываются с ним в постель?
        -Ну, не знаю… Нет, наверное… Все равно… Плохо дело, значит,- Марта закурила новую сигарету.- И последний раз… Как прощался, блин… И Гонта мне давно не звонил. Ну, понятно…
        Черт подери вас всех совсем, в ужасе подумала Елена, чувствуя, как к горлу подступает комок.
        -А что, всегда Богушек тебя вызывал?
        -Конечно. Дракон до таких вещей не спускается, да и некогда ему… Гонта всегда знает, когда время. Я тоже сначала думала, что это игра такая… Ну, он всегда так радостно удивляется, когда я прихожу. То есть, он знает, конечно, что Гонта меня вызывает, но… Он его не просит никогда. Понимаешь?
        -Ну… Возможно. И Богушек этим сам занимается? Или присылает за тобой кого-нибудь?
        -Я сама всегда приезжала. Он мне звонил, я приезжала. Никаких там ночных погонь и всякой такой хуйни. Обыкновенно все. Тайны никто из этого не делает, понятно, что к чему, но про это не принято звонить…
        -И часто вы… встречаетесь?
        -Встречались,- усмехнулась Марта, и Елена, увидев эту усмешку, обмерла.- Да уж гораздо реже, чем мне хочется, это уж точно… Ну, у него дела такие, что ему по жизни не до баб бывает…
        -А где это происходит?
        -Ну, где… У меня проблемы с географией,- Марта хихикнула.- А «Плаза» - это ж целый город, ты же знаешь…
        -А если ты работаешь? Или занята?
        -Так не бывает,- засмеялась Марта.- Гонта всегда знает, когда я свободна. Или девочки… Он же мент. Крутейший мент, кстати.
        -А он сам?
        -Кто, Гонта?! Да что ты… Он свою жену обожает… Я не знаю, что у него там в жизни бывало или есть, конечно, я свечку не держала, но с нами он никогда ничего себе не позволяет. Первый раз лекцию читал, как себя вести. Ну, пугал, понятно, чтобы не болтала. Особенно после первого раза. Так хочется всему свету растрезвонить, что с Драконом… Да еще как… Но нельзя.
        -Почему?
        -Ну… просто нельзя, и все. Нельзя ему мешать. Нехорошо это. Разные в жизни случаи бывают, иногда с удовольствием сплетничаешь, мужикам косточки перемываешь… Я про мужика, с которым в постели покувыркалась, мно-о-огое могу порассказать. Я, может, и шлюхой потому стала, что мне про всяких разных мужиков ужас как все интересно. Как у них все происходит… Мужики вообще-то все засранцы, некоторые побольше, некоторые поменьше. А бабы - дуры… Некоторые девушку любят, чтобы перед самим собой покрасоваться, какой он молодец-удалец. Другие сольют за полминутки - и такие довольные, ну, чисто джек-пот сорвали по трамвайному билету. Так уж они в койке-то раздеваются, прям смешно иногда даже. Больше всего я всяких артистов не люблю. Это ж кровососы, а не мужики… Он тебя трахнет, и ускачет, а ты спишь потом целые сутки, как выжатая… И еще расскажи ему, как ты им восхищаешься, а то у него не встанет, или не кончит… Ну, всякие бывают, конечно. А Дракон… После него неделю летаешь, даже если всю ночь прокувыркаешься… Он же как вечная батарейка, блин, атомная… Дракон - это… про него… Нет. Как-то… не могу - и все.
Слушай, можно, я спрошу?
        -Конечно.
        -Ты что, правда хочешь книжку про него написать?
        -Совершеннейшая правда.
        -А зачем?
        -Ну,- опять светски улыбнулась Елена,- хотя бы за тем, что если он такой замечательный во всех отношениях, то вовсе не помешает приоткрыть слегка завесу секретности над его жизнью и деятельностью.
        -Ты чего, подруга? Ты рехнулась, что ли?! Зачем? Зачем всяким чертям поганым знать-то, какой он самом деле?! Да-а-а… Наверное, они чего-то там опять задумали интересное. Ну, не моего ума дело. И что, разрешили тебе?
        -Что значит - разрешили? Я никого не спрашиваю, что, когда и как мне писать…
        -Я не про то… Раз тебя пустили к себе,- значит, разрешили. Иначе ты б к нему и на пушечный выстрел не подошла. Значит, надо так. Ну, пиши тогда…
        -Большое спасибо, Марта.
        -Я знаю, ты крутая и языкастая… Ты не злись. Я твою «Ярость пророка» читала. Здорово. И про черножопых этих ублюдков все правильно там у тебя написано. А про Дракона,- нет, чего-то не понимаешь ты. Наверное, надо, чтобы поняла. Поэтому и пустили…
        -Как интересно. Ну, ладно. А кто платит за весь этот пароход?
        -Какой? А… Что значит - кто платит? Гонта платит.
        -Что, прямо наличными?
        -Елена, ты чего дуркуешь-то?- Марта совершенно неподдельно изумилась.- Ну, а что, кредиткой, что ли?! Конверт в косметичку, и все дела. Да я же не блядь какая, на пять минут и отсосать, я с ним целый вечер, а то и два…
        -А куда-нибудь брал он тебя с собой?
        -Нет. Ты что… Там такие дела… - Марта закурила очередную сигарету.
        А она нервничает, поняла вдруг Елена. Или переживает. Или все сразу… Господи, да что же это такое…
        -И какой толщины конверты, если не секрет?
        -Секрет. Ничего особенного. Ты что, думаешь, миллионы мне платит, что ли?! Денег мне хватает… Да и не из-за денег я с ним вовсе…
        -То есть?- по-настоящему удивилась Елена.
        -Ой, да ты как будто не сечешь,- отмахнулась Марта.- Ты смотри… Такой мужик… Он никогда со мной как со шлюхой не обращался. Никогда. И с другими тоже, я знаю… Ну, я деньги брала все равно, ясное дело, я ж не дебильная, понимаю, стоит мне раз не взять, и - прощай, Дракон… А мне… Нам, бабам, что нужно? Чтоб послушали нас, посочувствовали. А он так слушает… - Марта мечтательно подняла глаза к потолку и глубоко затянулась.- Морду кому-нибудь за нас начистили, опять же… Как он этому козлу-то, который со Златничковой… Один удар - семнадцать швов на хлеборезке… Пиздец… Ты же слышала эту историю?
        -Конечно, слышала. Кто не слышал…
        -А у него с ней не было ничего… Вообще… Да она уже беременная была…
        -Откуда ты знаешь?
        -Ха, подруга… Я все про него знаю… И понимаю… А если мозгов не хватает, так у меня пизда для этого имеется… Он же псих… Он с ней только разговоры разговаривал… Слушал… И этого ему хватило… Да я только представлю, что, вот скажу я ему, что меня хмырь какой… Не так на меня посмотрел… Или, не дай Бог… И чего он с ним сделает… Я уже от этого одного только кончаю, понимаешь?!
        Господи, как все, оказывается, просто, усмехнулась про себя Елена.
        -Ты вот тоже… Ты слушаешь, не болтаешь свое, как другие бабы… Я тебя за это уже только за одно расцеловать готова… Понимаешь?
        -Понимаю,- Елена улыбнулась, но не снисходительно, а действительно - понимающе.
        -Вот… И он… Он же не тянет в койку никогда… Он слушает, слушает, а потом как чего-нибудь скажет,- я охуеваю просто…
        -Что скажет?
        -Ну… Какая ты прелесть, говорит… Или за руку возьмет… Блин… Телефон нахуй выключает… Все выключает, только музыка остается… И смотрит… И лыбу давит, типа, нравишься ты мне, подруга… Да чтоб под такого мужика залезть, любая баба, хоть королева, хоть кто, полжизни отдаст,- и глазом не моргнет…
        -И королева?
        -Да ну тебя,- рассердилась Марта.- Я серьезно…
        -Извини,- Елена поняла, что Марта знает,- если бы было что-то, она бы тоже это почувствовала.
        -Я же не больная какая-нибудь, понимаю, что к чему,- Марта наклонилась к Елене поближе.- Шлюха, это да. Но крыша у меня не протекает. Это с одной стороны. А с другой… Ну, ты сама подумай, где ему себе ровню найти? Ты, вообще, ты представляешь, сколько у него денег? Даже не денег, а… И как это на нас, на баб, действует? И кто за всем этим его самого разглядеть может? Все эти мокрощелки из высшего общества, актрисульки да модельки,- они что, понимают в нем что-нибудь?… Да у них в головах мозгов меньше, чем у меня в сиськах. Но знаешь… Я бы это тоже не подняла. С Драконом… Нет.
        -Почему?
        -Потому что такой любви, какую он ждет и какую сам дать может, не бывает,- усмехнулась Марта.- Сечешь ты, подруга? Может, и бывало когда-то такое… В прежние времена. А теперь… Что за мужики-то вокруг… И бабы под стать… Мы же всегда под мужиков подстраиваемся… А когда такое встречаешь… Сразу все… Может, и хотелось бы, да где ж силенок взять-то на такое… Не на день, не на два… На всю жизнь… А, ладно. Хуйня это все…
        Боже правый, подумала Елена. И она, Господи, и она тоже…
        -А ты сама его не боишься?
        -Не-е-ет,- протянула, улыбаясь, Марта.- Ты что… Он к себе никого не подпускает, чужих… У него такой приборчик внутри есть, хуй знает, как называется и работает… Но если проверку на нем проходишь и в ближний круг попадаешь… Считай, что жизнь удалась. Так вот, подруга,- Марта потушила сигарету и достала косметичку, поправила помаду на губах.
        -А можешь поподробнее?
        -Не-а. Не могу. Я только знаю, что он никого никогда просто так не отпускает. Не в смысле… Держит, понимаешь? Упасть не дает. Соломку подстилает. Бережет… Как будто ты сокровище какое, просто… Как будто по его ладони идешь. Иногда даже не замечаешь. Только потом начинаешь понимать… И сама к себе по-другому начинаешь… А крутизна… Это так… Для всяких чертей поганых… Так что ты смотри, подруга, аккуратнее со своей книжкой-то…
        Елена никак не могла набраться мужества посмотреть Марте в глаза. Да что это такое со мной, разозлилась она на себя. И, чтобы занять руки, тоже достала сигарету и закурила:
        -И что дальше?
        -А,- Марта беспечно улыбнулась.- Откуда я знаю… До тридцатника доработаю, потом найду себе какого-нибудь Буратино богатенького, лет под девяносто, из тех, что тут крутятся… А Дракона попрошу, чтобы на прощание пацана мне замастырил… - Марта засмеялась, но, взглянув на Елену, словно осеклась.- Да не пугайся ты так, шучу я. Ему со мной удобно и приятно было, я знаю. Я молодая, чистая, за собой слежу и никому без резинки не даю… Кроме него, понятно. Он этого терпеть не может - резинки всякие, прокладки… И завожусь на него с пол-оборота… Конечно, на прием к его величеству со мной не сунуться, но в остальном - полный порядок. Да и поговорить со мной можно. Он всегда так над моей болтовней посмеивается… Мелочь, а приятно.
        -Скажи, пожалуйста… Никогда у тебя не возникало насчет него никаких планов?
        -Чего?! Ну, подруга, ты вообще,- Марта покрутила у виска пальцем.- Кто он, и кто я… Понимать надо. Конечно, я бы от счастья, наверное, на месте усралась бы, если бы он что-нибудь такое… Но это так, в принципе. А на самом деле… Нет, конечно.
        -И ваши отношения…
        -Да нет у меня с ним никаких «отношений»,- поморщилась Марта.- Просто я к телу допущена, потому что он молодой, здоровущий, отпадно красивый и свободный мужик, которому оттягиваться нужно куда сильнее, чем любому другому… куда-то же надо эту хренотень девать, что в нем кипит. Дело делом, а без настоящей-то пизды, чтоб горячо и скользко, любому скучно. Даже Дракону.
        -А тебя устраивает роль громоотвода?
        -Еще как устраивает,- кивнула Марта.- Да меня в жизни, может, никто никогда не слушал толком. А потом так интересно, красиво, сладко и длинно не… - Марта замешкалась, подбирая слово, что стоило ей, видимо, немалых усилий, но все же нашла,- и просияла: -…не любливал, как он. Когда меня черти в аду станут по-всякому пялить, я про Дракона вспомню - и на небушко взлечу,- Марта посмотрела на Елену и расхохоталась. И вдруг нахмурилась: - Ты его не обижай, смотри, подруга. Мы со всей своей хуйней и одной чешуйки его не стоим, поняла? Я вот на тебя смотрю и думаю - чего-то в тебе такое есть, наверное, раз он на тебя запал. Наверное, ты ему ровня… но это ничего не значит, подруга. Только если ты его полюбить сможешь… Тогда не зря. Тогда пускай, тогда не жалко… А если нет, то ему со мной лучше будет. А тебя Бог накажет. Поняла?
        -Ну, уж это вряд ли,- криво усмехнувшись, сама того не замечая, употребила Елена одну из любимых майзелевских присказок.- Больше, чем есть, уже не накажет…
        Елена даже не поняла, как у нее это вырвалось. Последнее время она так часто думала об этом, что слова просто выпали из нее…
        Марта, хотевшая еще что-то сказать, будто споткнувшись, умолкла, приоткрыла нежный алый рот и долго смотрела на Елену. Очень долго… И вдруг слезы, одна за другой, покатились у нее из глаз:
        -Ой… Как же это… Нет… Так… не может такого быть… Елена… А дракончики маленькие как же?!. Это что же такое делается-то, Господи, ты чего, Господи Иисусе, ты охуел, что ли?!. Он же… Если он тебя любит… Он же не сможет больше ни с кем никогда… Он дурак такой, на всю голову отмороженный… Ой, мама, ой, мамочка…
        Марта рванулась, сгребла Елену в охапку, прижала к себе изо всех сил, зашептала в самое ухо горячо, сбивчиво:
        -Это хуйня, подружка, хуйня на постном масле, слышишь?! Он чего-нибудь придумает обязательно, это же Дракон, понимаешь, он с Богом добазарится, он с ним всегда такие дела трет, ему Бог отказать не может, он тебя отмажет, подруженька дорогая, обязательно отмажет, слышишь?! Ты только люби его, не обижай, он дурак такой, самый лучший, других таких нет, не бывает, Елена, ты только люби его, люби! Ах, Господи, да что ж это за такая ебаная жизнь?!.

…Господи, да что же это за такая жизнь, думала Елена, летя в потоке автомобилей за рулем своего старенького «пыжика» восемьдесят лохматого года издания, и слезы, душившие ее, все никак не могли пролиться. Что же это такое, что же они все про него такое понимают, короли и шлюхи, трактирщики и кардиналы, фермеры, менты, лекари и пекари,- что такое, чего я, чего мы не понимаем?! Как это произошло, когда и почему мы так от людей оторвались, что случилось, что же он с нами и с ними сотворил такое, Господи?!.
        Елена стукнула кулачком по красному треугольнику аварийной сигнализации и, съехав на техническую полосу, резко затормозила, забыв выключить передачу. «Пыжик» обиженно хрюкнул и заглох. Елена сидела, не шевелясь, с огромным комком в горле. Не прошло и трех минут, как она услышала сзади басовитое рявканье полицейской сирены, а еще спустя мгновение - стук в боковое стекло.
        Елена покрутила ручку, опуская прозрачную преграду. В проеме возникла огромная простецкая физиономия полицейского вахмистра:
        -Что случилось, милая пани? Вам плохо?
        Да, мне плохо, подумала Елена, мне просто так плохо, как, наверное, никогда еще не бывало, только что тебе… Надо же, как смотрит участливо, и полицейские у нас такие стали - не менты, а сплошь дяди Степы какие-то… И машины у них, как у министров… Да что это со мной, в самом деле?!.
        -Вы меня слышите, милая пани? Вам нужна помощь?- снова донесся до нее голос полицейского.
        Елена вымученно-дежурно улыбнулась, отрицательно помотала головой:
        -Нет-нет, спасибо… Я в порядке… Я… Заглох двигатель просто…
        -Так и не удивительно,- проворчал вахмистр, выпрямляясь.- Разве ж можно на таком металлоломе ездить, это ж форменное самоубийство, и как такое техосмотр-то пропустил…
        В этот момент у него в ухе ожило переговорное устройство. Он выслушал сообщение, слегка наклонив голову и прижимая динамик пальцем:
        -Понял… В лучшем виде, не извольте беспокоиться, пан комиссар,- он как-то странно посмотрел на Елену и вздохнул:
        -Приказано вас сопроводить, пани Томанова.
        -Куда сопроводить?- не поняла Елена.
        -Куда скажете, туда и сопроводить,- пожал плечами полицейский и улыбнулся.- Адрес назовите, милая пани, и за нами выезжайте аккуратненько. Доставим в лучшем виде.
        Елена поняла, что спорить бесполезно, и назвала адрес. Полицейский кивнул, наклонился, просунул руку в салон и повернул ключ в замке зажигания. «Пыжик» похрюкал и застрекотал клапанами. Послушав звук двигателя, полицейский снова вздохнул:
        -Пора вашему старичку на покой. Вон как молотит-то, того и гляди, поршневую переклинит… Еще в аварию попадете… Ну, мы впереди, а вы за нами.
        Он пошел назад, к патрульному автомобилю. Снова рявкнув - коротко-предупредительно - сиреной, сверкающе-новый полицейский «Мерседес», включив весь комплект проблесковых маячков, выехал на полосу движения, объехал Елену и, подождав, когда она выедет следом, плавно тронулся, не спеша набирая скорость.
        То и дело озабоченно поглядывая в зеркало заднего вида, словно проверяя, не потерялась ли Елена, полицейский пробурчал, ни к кому не обращаясь:
        -Что ж он, бабе-то своей нормальную тачку купить не может, что ли?
        -Кто?- спросил напарник, молодой парень, такой же здоровый и румяный, как сам вахмистр, так что их легко можно было принять за папочку с сыночком.
        -Кто-кто… Дракон, кто…
        -Че-о-о-о-о?!?- завопил напарник. Подпрыгнув на сиденье, он вывернул шею на сто восемьдесят градусов, пытаясь разглядеть Елену в едущем сзади «пыжике»: - Это как же? Че, в натуре, его это баба?!
        -А ты сядь, сядь,- пробурчал опять старшой.- Не нашего ума дело…
        -Ну, блин, че творится… Я думал… А красивая хоть?!
        -Цыц, щенок! Нам с тобой таких принцессочек только в кино показывают, чтоб колом стояло, не падало… Эх, чудны дела твои, Господи…
        ПРАГА. ИЮЛЬ
        Ночью Елена не спала. По-настоящему не спала. Сначала всплакнула,- как она сама это называла, развела сырость на подушке, потом вертелась, пробовала читать, и, наконец, решила отполировать свое выдающееся состояние духа абсентом. И уже почти преуспела, но вспомнила, что вставать-то в половине шестого…
        Утром она долго и придирчиво рассматривала себя в зеркале. И, как ни странно, осталась вполне довольна. Конечно, не Марта, думала Елена, и старше лет на десять, и, э-э-э, форм-фактор не совсем голливудский, но все на месте, вот только пиллинг не помешал бы, все-таки не девочка… Ну, погоди у меня, усмехнулась Елена, мы еще посмотрим, кто кого когда и где… Она долго рисовала лицо и перебирала гардероб. Это ее всегда успокаивало.
        А Майзель расколол ее прямо с порога. После обычных утренних колкостей вдруг сказал:
        -Вероятно, настало время мне заткнуться и выслушать вас. Ныряйте, пани Елена, тут неглубоко.
        Она замолчала на полуслове и собралась уже было ответить очередной дерзостью, но передумала. Наверное, знает уже, скотина такая, подумала Елена. Плечи у нее опустились:
        -Я вчера пообщалась с вашей девушкой для интимных встреч… Где вы находите таких людей, пан Данек? Откройте секрет…
        -Нет никакого секрета,- он покачал головой, улыбнулся.- Все люди ходят по этой самой земле, пани Елена. Нужно просто научиться сдувать с них мусор…
        -Но это же и есть самое трудное.
        -Не знаю. Возможно. Даже наверняка. Но у меня получается… Идите в душ.
        -Что?!
        -Горячий, потом контрастный, потом опять горячий душ. Минут пятнадцать, в общей сложности. Туда, пожалуйста,- он опять нажал какую-то кнопку, и в стене образовался проем.
        -Пан Данек…
        -Разговорчики,- Майзель так на нее посмотрел, что Елена невольно сделала шаг в указанном направлении. И страшно разозлилась на себя за это.- Халат на батарее. И не вздумайте со мной спорить, а то я разгневаюсь.
        Она пробыла в душе не четверть часа, а минут, наверное, сорок. Когда Елена вышла в кабинет, Майзель стоял у окна, глубоко засунув руки в карманы брюк и раскачиваясь медленно с пяток на носки… Услышав ее шаги, он обернулся:
        -Отлично. А теперь - сюда,- он опять нажал кнопку на своем чудо-брелке.
        Там должно быть минимум сто кнопок, как они там умещаются, как это вообще все крутится, с раздражением подумала Елена. Она увидела, как центральная часть дивана поднимается и превращается в кушетку для массажа.
        -Пан Данек, это, наконец…
        -Разговорчики. Ложитесь и не забудьте расстегнуть халат.
        -А если…
        -Не думаю, что третья мировая война начнется именно сейчас.
        -Не смешно.
        -И не надо.
        -Вы чего-нибудь не умеете?
        -Многого. К сожалению…
        Она легла на кушетку, Майзель скинул свой плащ-пиджак, подошел, одним движением сдернул с нее халат и тут же накрыл большим, пушистым, удивительно нежным полотенцем, достал откуда-то флакончик массажного масла, вылил себе на руки и немного Елене на спину и начал ее разминать.
        -Ну-ка, расслабьтесь,- проворчал он.- Я вас не съем…
        Лучше бы ты меня съел, подумала Елена. Тогда бы все сразу кончилось… Но промолчала. Он, кажется, правильно это понял и тоже промолчал,- только вздохнул.
        Елена на самом деле очень быстро расслабилась и поплыла. И ее развезло так, как никогда не развозило от массажа и даже от занятий любовью - нечасто. Такие у него были руки…
        -Ну, как? Чуточку полегче?- спросил он, улыбаясь, и вытирая ладони салфеткой.
        -Это восхитительно. Спасибо,- прошептала Елена, все еще лежа с закрытыми глазами и не желая шевелиться, боясь растерять хотя бы капельку волшебного тепла и дрожащей радости в каждой клеточке своего тела.
        Он присел на диван прямо перед ее лицом, опять улыбнулся:
        -Расскажите мне, пани Елена.
        -Что?
        -О себе.
        -А вы чего-нибудь обо мне не знаете?
        -Я ничего не знаю о вас. Это вы знаете обо мне уже практически все. Мне известны лишь факты вашей жизни. Конечно, я читал вас, но это так опосредованно… Кто ваши подруги, друзья…
        -Мужчины,- закончила она его фразу.
        -Это как раз меня не интересует,- он отрицательно качнул головой.
        -Ну, отчего же. Это ведь тоже обо мне…
        -Нет. Это не о вас. Это о них. Они мне неинтересны. Если нужно, я их просто вытру, чтобы они не мешали мне разговаривать с вами.
        Вот о чем она говорила, поняла Елена. Все мужчины всегда чем-нибудь обижают женщин, а он просто не может это перенести. И реагирует так, как только и может реагировать персонаж его масштаба,- просто вытирает, как след от кофейной чашки на столе. А сам-то?!? Господи, да что же это такое…
        -Мне совестно, честное слово. У вас столько дел, а вы возитесь со мной уже часа два, не меньше…
        -Я все успею, дорогая. Не волнуйтесь. Послезавтра мы вылетаем в Намболу, так что вы нужны мне в полной боевой готовности.
        -Ах, так вот оно что…
        -Нет, пожалуйста. Я не хочу с вами сегодня говорить о делах. Я вообще не хочу говорить, я хочу слушать…
        То ли он окончательно загипнотизировал ее всем этим,- вниманием, массажем, тихим низким голосом,- то ли по какой-то другой причине, объяснить которую Елена была не в состоянии, хоть убей, но она подчинилась. И, по-прежнему лежа и ощущая умиротворяющее тепло во всем теле, стала рассказывать ему о журнале, о главном редакторе и старинном друге и ученике ее отца Ботеже, о Полине, о Бьянке, которая, будучи глупой болтушкой и болтливой глупышкой, впрочем, премиленькой, умудрялась сверстывать на компьютере несверстываемые в принципе блоки материалов, о том, что она перестала понимать, что творится вокруг нее и с ней, особенно с тех пор, как она узнала его, о том, что она чудовищно устала, что ей хочется просто поваляться на песке у теплого моря и ни о чем, ни о ком не думать,- только о песке и о море… А он слушал ее, улыбался, кивал, где нужно - вздыхал и соглашался, где нужно - хмурился и качал головой или грозно прищуривался… Елена вдруг умолкла и подозрительно посмотрела на Майзеля:
        -Вы это подстроили, не так ли?
        -О чем это вы?!
        -Марта. Массаж. Это…
        -Вы слишком высокого мнения о моих талантах провокатора, пани Елена. Вы мне просто ужасно нравитесь.
        -Что?!
        -Извините. Что выросло, то выросло. Я должен был это сказать.
        -Вы… Вы все-таки пытаетесь меня клеить, да?! Я, кажется, вас предупреждала…
        -Я вас не клею, пани Елена,- мягко сказал Майзель.- Я даже не ухаживаю за вами, если вы об этом. Я просто даю вам понять, что вы мне ужасно нравитесь. Что я дорожу вашим мнением и… и… и вами вообще. Что вы удивительная женщина, что мне с вами хорошо и интересно, а без вас - пусто и скучно. Что мне приятно доставлять вам удовольствие и видеть, как вы радуетесь и оживаете. И трогать мне вас приятно, я это тоже вовсе не собираюсь от вас скрывать. И я торжественно обещаю вам, что после Намболы - не сразу, может быть, на следующей неделе, но я обязательно отвезу вас в Словению, в Порторож, попрошу Александра сдать нам с вами его летнюю виллу и устрою вам дней десять настоящего курорта, которого у вас в жизни никогда не было - солевые ванны, грязь, море, массаж, минеральный комплекс…
        -А гормональная поддержка?
        -Если захотите,- он посмотрел на нее без всякой улыбки.
        -А вы при этом будете присутствовать?
        -Обязательно,- вот теперь он улыбнулся.- Договорились?
        -Я должна сказать «нет».
        -Не должны.
        -Должна. Обязана.
        -Нет.
        -Да.
        -Так да или нет?
        -Вы негодяй и провокатор. Вы меня окончательно запутали. Во всех смыслах, понимаете?!
        -Ладно. Вернемся к этому разговору после Намболы. Вам и в самом деле нужно отдохнуть и набраться сил. Впереди еще столько всего…
        -А вы?!
        -А я даже не сплю почти никогда. Ну, разве что по привычке…
        -Это правда?- тихо спросила Елена.
        -Да. Правда. Мне это чертовски нравится… почти всегда.
        -Кошмар…
        -Что выросло, то выросло. Одевайтесь, пудрите ваш носик, и пойдем обедать. Все равно вы еще не завтракали…
        -Все вы знаете,- пробормотала Елена.- Отвернитесь…
        -Доктор, я понимаю женщин…
        -Что?!
        -Это такой анекдот. Пациент делится с врачом всякими бреднями, пытаясь убедить того, что он сумасшедший, и добивается успеха только тогда, когда заявляет, что понимает женщин.
        -Мило. Вы сумасшедший, но совершенно по другому ведомству. Если вас это утешит.
        -Обязательно.
        -Да отвернитесь вы, черт вас возьми!!!
        ПРАГА. ИЮЛЬ
        На следующее утро, едва Елена успела переступить порог его кабинета, Майзель сразу же спросил:
        -Ну что, вы еще не передумали лететь со мной в Намболу?
        -Конечно, нет… Что, прямо сейчас?!
        -Ну-ну, не пугайтесь. Не сейчас. Нужно провести кое-какие подготовительные мероприятия. Сейчас появится сотрудник из отдела технического обеспечения, вам придется провести там некоторое время,- Майзель посмотрел на часы на стене,- примерно до обеда. Вам объяснят, что к чему, а я пока съезжу к его величеству. Договорились? Нет-нет, это совсем не больно…
        В этот момент раздалась мелодичная трель звонка. Майзель нажал кнопку на брелке, и двери бесшумно разъехались, пропустив кабинет миловидную молодую женщину:
        -Доброе утро, пан Данек…
        -Здравствуй, Кариночка. Знакомьтесь - пани Елена Томанова. Твоя подопечная на сегодня. Ну, занимайтесь, милые дамы, не смею вам мешать!
        Сопровождая Елену к очередному лифту, Карина вводила Елену в курс предстоящих манипуляций:
        -Для того, чтобы изготовить экзоскафандр, нужно замерить довольно значительный объем индивидуальных биопараметров. В самом начале проектирования эта процедура занимала несколько недель. Теперь мы справляемся за каких-нибудь пять-шесть часов.
        -Это та самая штука, в которой щеголяет наш доблестный спецназ?
        -Совершенно верно,- кивнула Карина.- И не только спецназ, но и спасатели Министерства по предотвращению чрезвычайных ситуаций, пожарные… Для каждого - свой. Его еще называют «драконья кожа»…
        -Это действительно такая чудодейственная штука?
        -Это настоящий триумф современных технологий. Никто больше ничего подобного делать не умеет. В нем никогда не бывает жарко или холодно, он гасит кинетическую энергию пуль, попадающих в него, его волокна многократно увеличивают мышечную энергию своего хозяина… Ну, вы сами почувствуете, какая это восхитительная вещь, когда наденете!
        -А за какие заслуги мне предоставили такую возможность, вы случайно не знаете?
        -Нет. Эта информация находится за пределами моего уровня допуска. Личное распоряжение Дра… пана Данека. Это все, что мне известно и следует знать… Вот мы и на месте. Прошу вас…
        Приложив ладонь к сканеру, Карина открыла дверь и отступила в сторону, пропуская Елену вперед.
        Елена вошла в помещение, напоминающее биохимическую лабораторию, разделенную на отсеки молочно-белыми пластиковыми перегородками. Сначала ей дали проглотить блестящую металлическую капсулу, заверив, что это совершенно безвредно и покинет организм в самое ближайшее время совершенно естественным образом. Потом Елену засунули в трубу агрегата, похожего, по ее представлению, на гибрид томографа и ускорителя элементарных частиц, где ей пришлось пролежать довольно долго. А вместо того, чтобы обмерять Елену сантиметром, ее заставили снять абсолютно всю одежду, стянуть волосы на макушке и окунуться по самый подбородок в приятно-теплое желе. Желе почти мгновенно застыло, став похожим на каучуковый облив. Эту заготовку с Елены быстро и ловко сняли, разрезав в нескольких местах безопасным пластиковым ножом.
        -Ну, вот и все,- сказала Карина, когда все манипуляции были закончены.- Советую принять душ, это здесь. Скафандр будет готов к концу рабочего дня. Когда оденетесь, я провожу вас назад…

«Драконью кожу» для Елены доставили в специальном чемодане, похожем на саркофаг, прямо к Майзелю в кабинет. Когда сотрудники покинули его, Майзель сказал:
        -Надеть эту штуку не так легко, особенно в первый раз. Вызвать инструктора или воспользуетесь моей помощью?
        -А это что, нужно обязательно прямо сейчас?
        -Это крайне желательно. Завтра утром мы вылетаем в Намболу, и вам следует привыкнуть к вашей новой коже. Кстати, надевать следует безо всякого белья и…
        -Я догадалась, спасибо. А какие опасности нас там ожидают, что вы так основательно потратились на мою защиту?
        -Никаких особых опасностей не предвидится. Предстоят перегрузки при взлете, наборе высоты и снижении. Кроме того, я живу в соответствии с японской мудростью: меч, который понадобится один раз, нужно носить всю жизнь…
        -Вы просто едите слишком много суши,- усмехнулась Елена.- Мы что, через Луну туда полетим?
        -Нет. Но полетим быстро… Завтра увидите. Так как насчет инструктора?
        -Я предпочту ваше чуткое руководство. Если моя нагота не будет слишком уж сильно вас смущать…
        -Ну, я видел вас в купальнике. И без тоже. Мне понравилось. А смущаться я не умею. Приступим?
        Елена кивнула утвердительно, и Майзель открыл саркофаг…
        -Если вы рассчитывали, что это выведет меня из равновесия, то вы ошиблись,- улыбнулась Елена, разглядывая нежно-розовый скафандр.- Мне кажется, мы уже как-то раз с вами выяснили, что за цвета, по вашему убеждению, мне особенно идут. Я, конечно, никогда таких цветов не ношу, но прекрасно понимаю, что мне к лицу белое, голубое и розовое. И как вы теперь собираетесь из этого выпутываться?
        -Легко,- Майзель нажал что-то на скафандре, и тот мгновенно стал антрацитово-черным. Елена, не сдержавшись, ахнула.- Некоторые из моих подчиненных слишком буквально понимают указания, отданные в виде шутки. Не обижайтесь. Я сам чуть не разозлился. Так лучше?
        -Да… Потрясающая мимикрия…
        -Это естественный цвет волокна, из которого он сделан. Когда подсоединен аккумуляторно-процессорный блок, цвет и степень маскировки можно менять с наручного информ-браслета. Раздевайтесь, дорогая. Я уже отвернулся…
        Ему пришлось повозиться, чтобы упаковать Елену в скафандр. Он старался не прикасаться к ее телу без особой необходимости, но совсем избежать прикосновений ему не удалось. Он заметил, конечно же, как предательски налились рубиновым светом уши Елены, но не подал вида… Он помог ей надеть и застегнуть сапоги и, шагнув назад, полюбовался творением своих рук:
        -Превосходно. Теперь АПБ - и полный порядок…
        -А что… Спать в этом тоже можно?
        -Вполне. Если уж очень сильно нужно, в нем можно даже пережить дня три без туалета…
        -Что?!
        -Техника, дорогая,- пожал плечами Майзель, прилаживая и подключая АПБ.- Нигде не давит? Ну-ка, пройдитесь!
        -Вот это да,- Елена, сделав несколько шагов по кабинету, просияла.- Мне бы такую вещь в Пакистане в прошлом году… Потрясающе!
        -Он ваш, дорогая.
        -Нет-нет, я… Сколько это стоит?
        -Пани Елена, перестаньте. Это глупо, наконец. Это не продается и поставляется в армию и госструктуры по специальной кредитно-зачетной схеме. И никто не будет здесь специально для вас разводить по этому поводу целую бухгалтерию. Считайте, что вам его передали в бессрочное пользование. Предмета для дискуссии не существует,- Майзель так сверкнул глазами, что Елена, вздохнув, предпочла не вступать с ним в пререкания.
        -Ну, все равно спасибо…
        -Пустяки. Дело житейское. Я заеду за вами в половине пятого.
        -О Боже…
        -А что вы думали? У меня насыщенная программа, а утром четверга я должен снова быть на рабочем месте. Так что немедленно спать, дорогая.
        -Но ведь еще и семи нет!
        -Ничего-ничего. Сегодня я вас отвезу домой. Эта штука никак в вашу коробчонку не поместится, хотите или нет. Так что на этот раз увильнуть не получится.
        Он захлопнул саркофаг, положил его на пол и кивнул Елене:
        -Попробуйте взять футляр…
        -Вы хотите, чтобы я это несла?!
        -Он весит килограммов сорок, но это вас не должно теперь смущать. Попробуйте.
        -Ах, вот в чем дело… - Елена с некоторым опасением взялась за рукоятку и осторожно потянула вверх. В тот же миг на ее лице отразилось такое радостное детское удивление, что Майзель, не выдержав, улыбнулся.- О-о-о… С ума можно сойти! Какой-то фантастический роман просто! Сорок кило?! Да это и сорок граммов не весит!
        -Превосходно. Поехали!
        ПРАГА - ЛУАМБА, НАМБОЛА. ИЮЛЬ
        Хотя и не сразу, но Елене все же удалось заснуть. Прежде, чем сделать это, она читала инструкцию на электронной бумаге. Инструкция была простая, как мычание, что несказанно обрадовало и удивило ее,- Елена никогда не отличалась сколько-нибудь существенной технической сметкой и компьютер использовала исключительно для набора текста и поиска информации в Сети…
        Ей показалось, что она только завела глаза, как раздался телефонный звонок Майзеля:
        -Я так и знал, что вы проспите, дорогая. Собирайтесь, я внизу, в машине.
        Обжигаясь, Елена опрокинула в себя чашку какао и, подхватив легкие для нее теперь, как пух, футляр от скафандра и средних размеров пластиковый кофр, ссыпалась по лестнице и выскочила на улицу. Майзель вышел из машины, помог ей сложить вещи, усадил на пассажирское сиденье, сел за руль и плавно тронулся с места.
        Перед въездом на автомагистраль, прямую, как стрела, упирающуюся в новый аэропорт, он включил проблесковые маячки и сирену и, выехав на полосу движения, вырулил в третий ряд и понесся так, что Елена вцепилась обеими руками в подушку сиденья:
        -Вы нас угробите, ненормальный!
        -Ну, это вряд ли. Я всегда так езжу…
        -Но зачем?!
        -Потому что в сутках только двадцать четыре часа, дорогая. И каждая минута - это чья-то жизнь. Я, конечно, чудовище, но не маньяк - убиваю, только когда хочу кушать,- и Майзель озорно подмигнул Елене.
        Они влетели в аэропорт с какого-то служебного въезда - пассажирский терминал, сверкающий стеклом и хромом, и диспетчерская башня остались далеко в стороне. Они подкатились к ангару необъятных размеров, ворота которого,- как обычно маятниковые, только такие, как самые быстро работающие, признавал Майзель - распахнулись, пропуская их внутрь.
        Взору Елены предстала следующая картина: небольшая группа военных, человек десять, еще какие-то люди, наверное, из корпорации, три нестандартно камуфлированных бронированных армейских вездехода,- и самолет.
        Такого самолета Елена не видела никогда в жизни. Даже на картинках. Это было гигантское зеркально-черное крыло замысловатой, состоящей из треугольников и прямоугольников, формы, на толстенных коротких стойках шасси, с сигарообразным утолщением фюзеляжа посередине. Чрево крыла было распахнуто, готовясь, по-видимому, поглотить бронемашины и путешественников… Это сооружение, и весь антураж выглядели, как сцена из фантастического боевика.
        -Что это?- одними губами прошептала Елена.
        -Это прототип аппарата, который должен был стать третьим поколением стратегических бомбардировщиков ВВС США. В?3, так сказать. Но надобность в проекте отпала. Зато мне эта машинка как раз в пору пришлась. На этой штуке я могу за один день, используя разницу в часовых поясах, побывать в Намболе, Бразилии и в Америке,- Майзель заглушил двигатель, вышел из автомобиля, обошел его, открыл пассажирскую дверь и почти насильно вытащил за руку Елену.- И летает он так высоко, где до него никакой ракетой не дотянуться.
        -Вот откуда берутся легенды о вашей вездесущности… А когда вы на нем не летаете? Стоит в ангаре?
        -Нет. Спасатели пользуются. Довольно часто. Столько всего… Как вам моя птичка?
        Тачка, пушка, птичка… Господи, ну что же ты за ребенок такой, грустно подумала Елена.
        -Это… жуть. Я понимаю, что чувствуют чернокожие воины императора Намболы, когда этот ужас идет у них на глазах на посадку. Или на взлет…
        -Пани Елена… Превосходное наблюдение. В самую точку.
        -А что, видеосвязь действует хуже, чем личное присутствие?
        -Знаете, почему Ким Ир Сен был великим вождем, пани Елена? Потому что осуществлял руководство плотинами и заводами на месте. Учиться у врагов совсем не зазорно, пани Елена. И, кстати, у меня есть предложение.
        -Какое? Сбросить по дороге атомную бомбу на Мекку и Медину?
        -Нет. Перейти на «ты».
        -Какое счастье, честь какая,- усмехнулась Елена, слегка оправившись от впечатлений, которые, как она подозревала, еще только начали на нее сыпаться.- А давай попробуем. И как мне тебя называть? Дракон?
        -А хоть бы и так,- Майзель протянул ей ладонь и ослепительно, как он умел, улыбнулся.
        -Елена. Очень приятно,- она тихонько пожала его руку и задорно вздернула подбородок.
        Майзель галантно склонился в полупоклоне и, подхватив оба кофра, указал кивком головы в направлении самолета. Елена зашагала туда, и Майзель шагнул следом…
        Пред трапом они остановились. Военные козырнули, Майзель ответил таким же киношным жестом. Выслушав короткий доклад, кивнул. Раздались отрывистые команды, броневики взревели и медленно стали въезжать по пандусу внутрь крылатой машины. Елена, Майзель и остальные встали на передвижной эскалатор и поднялись внутрь.
        Елена уже догадывалась, что внутри не будет никакого буржуазно-плебейского китча, но то, что она увидела, в любом случае находилось за пределами ее ожиданий. Кабина пилотов не была отделена от отсека, который с некоторой натяжкой можно было назвать пассажирским. Там стояли такие же, как в пилотской кабине, противоперегрузочные кресла, оснащенные информационными ЖК-панелями, и больше ничего. Не было даже иллюминаторов.
        Майзель помог ей сесть, заботливо пристегнул, поправил ремни, показал, как включается подача воды и питательной смеси, надел на голову Елены сферу с плексигласовой маской, подключил разъемы экзоскафандра:
        -Ну, так. Пить каждые пятнадцать минут, по сигналу таймера, не меньше ста граммов за один раз. Скорость - четыре Маха, это не игрушки. Вставать нельзя. Туалет в скафандре, как я и предупреждал. Я знаю, знаю, но если прижмет… Ты не первый раз в переделках, бывало и круче, дорогая, не правда ли? Отлично. Время в пути чуть больше полутора часов. Теперь вот что. Дорогой поговорить не удастся, в Намболе… бой покажет. Просто наблюдай. И попытайся свою обычную иронию, которая приводит меня в неописуемый восторг, слегка придержать. Обещаю, что по возвращении в Прагу выслушаю все до последнего слова. Я беру тебя с собой не за тем, чтобы устраивать пикировки на глазах у изумленных аборигенов. Договорились?
        -Ты… ты… ты, говорящая ящерица,- прошипела Елена.- Почему ты не предупредил, что я должна участвовать в твоих дурацких спектаклях?! Я бы…
        -Не согласилась. Я знаю. Именно поэтому. Ну, стиль такой,- он пожал плечами и обезоруживающе улыбнулся.- Так как?
        -Когда вернемся домой… Увидишь,- Елена прищурилась и сжала губы.
        Майзель продолжал улыбаться и так смотреть на нее, что у Елены опять запылали уши. На счастье, под сферой это невозможно было заметить. Она махнула рукой,- мол, согласна, и отвернулась. Майзель осторожно тронул ее за плечо - ей даже показалось, что она почувствовала это прикосновение, хотя знала, что в экзоскафандре это невозможно,- и стремительно уселся в свое кресло. Пристегнулся, надел на голову сферу… Елена невольно позавидовала, с какой легкостью и сноровкой он проделывает все эти манипуляции. Он закончил приготовления и дал знак пилотам на старт…
        Перегрузки действительно были нешуточными. Елена почувствовала это по мышцам лица, которые не были защищены скафандром - только сферой, куда нагнеталось избыточное давление. Она с беспокойством подумала, что будут какие-нибудь последствия, но прогнала от себя эту мысль…
        ЛУАМБА. ИЮЛЬ
        Когда они приземлились, Елена, еще с трудом переводя дух с непривычки, увидела, как Майзель стремительно освободился от ремней, сорвал с себя сферу и ринулся к ней. Отстегнув ее шлем, он отшвырнул его в сторону, и с поразившей Елену тревогой стал рассматривать ее лицо,- так близко, что она ощутила его горячее дыхание.
        -Что?!.- Елена попыталась отстраниться, но Майзель держал ее, словно клещами.
        -Руки!- прорычал он.- Вот дерьмо… Прости. Я не подумал, надо было тебя недельку на центрифуге покрутить, чтобы мышцы привыкли…
        -Да что такое?! Я ничего не чувствую…
        -Да ужасного ничего… Синяки под глазами будут. Заметные. Если меры не примем,- он щелкнул пальцами, и через секунду в его руке оказался тюбик с каким-то кремом.
        Не обращая внимания на протестующие вопли Елены, он сдернул перчатки скафандра, натер ее лицо этим кремом и отстранился, словно любуясь, наклонив голову набок:
        -Ну… Должно существенно сгладить эффект. Прости, дорогая.
        -Дай мне зеркало.
        -У меня нет зеркала, я не пидор, зеркальце в косметичке таскать,- рявкнул он так, что Елена испугалась. Он заметил это, присел перед ней на корточки: - Ну, извини, извини… Правда, ничего страшного. И еще дорога назад… Я просто идиот. Не сердись.
        -Я не сержусь,- Елена посмотрела на него и улыбнулась.- Как ты засбоил, дорогой. Что скажут аборигены - зачем Дракон притащил сюда эту облезлую левретку…
        Сравнение с левреткой понравилось Майзелю. Он улыбнулся:
        -Мы договорились. Помнишь?
        -Помню. Не мельтеши. Тебе не идет.
        -Ну, тогда вперед…
        Они прошли в грузовой отсек и сели в первую бронемашину - унтер-офицер спецназа за руль, Майзель на пассажирское место, Елена и еще трое спецназовцев - назад, в десантное отделение. Елена в который раз отметила, какая везде и во всем продуманная эргономика, забота о людях: добротные, удобные кресла, мягкий пластик, шумоизоляция… Да, в таком броневике и повоевать можно, подумала она. Майзель обернулся, бросил на нее короткий озабоченный взгляд. Елена улыбнулась своей самой искусственной улыбкой и послала ему воздушный поцелуй. К счастью, она не увидела, как переглянулись при этом бойцы, иначе им бы тоже не поздоровилось. Майзель хмыкнул и отвернулся.
        Дальше все замелькало, как в гигантском сумасшедшем калейдоскопе. Император Квамбинга встречал их на взлетной полосе сам, с маленькой свитой, безо всяких почетных караулов и прочей дребедени. Майзель выпрыгнул ему навстречу из бронемашины, они обнялись, как старые друзья - они и были, наверное, друзьями… Император был такого же роста, как Майзель, но из-за своей комплекции казался крупнее. Потом они мчались куда-то, потом летели на жутких армейских вертолетах, закладывая такие виражи, что Елене становилось муторно. И кругом были сотни людей, которые, увидев императора и Майзеля, начинали скакать от радости в самом прямом смысле этого слова…
        Они летели над бескрайними пространствами пустыни и саванны, перехваченными во всех направлениях удивительно прямыми и добротными дорогами, Квамбинга все время что-то показывал Майзелю, скаля в улыбке огромные розовые зубы… Внизу сменяли друг друга захватывающие дух панорамы: гигантские терминалы морских портов Луамбы и Страндхука, нефтехранилища и прииски Наминги, стартовые платформы космодрома с готовыми к запуску свечками «Орионов» и взлетно-посадочными полосами, и разгонный комплекс «Мечта» с треугольным силуэтом космолета на нем, проходившем, как знала Елена, последние испытания… Потом ее взору предстали какие-то странные сооружения посреди пустыни, назначение которых осталось для Елены совершенно непонятным. Здесь, когда они приземлились в университетском кампусе Луамбы, она увидела - впервые за много лет - пропадающего в Намболе основателя современной климатологии и климатодинамики, Юзефа Герцига, и его жену-африканку, такую потрясающую красавицу, что у Елены перехватило дух… И русские ученые и инженеры были здесь, и много,- чем они тут занимаются, Елене тоже было не очень понятно. Но здесь
вовсе не было так жарко, как она ожидала и как должно было быть. Тепло было, но не жарко. И воздух не был таким тяжелым, как в Камеруне или Нигерии… Дышалось удивительно легко. Так вот оно что, обмерла Елена от мгновенной догадки. Неужели это возможно?! Просто невероятно, что вытворяют эти люди… Этот человек…
        Елена плохо понимала английский императора, но уловила, что страна, поставленная на дыбы, готова принять первых переселенцев. Первый миллион - через восемь месяцев. В следующем году три, и потом по пять миллионов человек в год, всего около тридцати. Значит, это не шутка, подумала Елена. И пускай это всего лишь первый шаг… Он это сделает. Он… Они сделают это, черт побери их совсем!…
        Они вернулись в Луамбу, когда быстрая южная ночь уже накатилась на город, и тот засверкал огнями фонарей, засветился рекламой, запел, застонал, закричал автомобильными гудками… Императорский дворец, бывшая резиденция португальского генерал-губернатора, утопал в зелени и фонтанах и был совсем не по-африкански ухожен и чист. Елену вообще потрясла здешняя чистота - конечно, с пражской стерильностью не сравнить, климат и темперамент свое берут, но и с остальной Африкой - просто ничего общего. Елена бывала в нескольких странах континента, однажды прожила в Камеруне почти два месяца, и ее просто вымотала до предела невозможность как следует помыться и сходить в туалет. Здесь, в Намболе, было по-другому…
        Пока Елене показывали ее комнату и помогали освоиться, Квамбинга с Майзелем уединились в императорском кабинете. Налив в высокий стакан ледяного сока и плеснув туда немного виски, Квамбинга протянул ему коктейль:
        -Хочу спросить тебя, Дракон…
        -Валяй,- Майзель отхлебнул напиток, сел в мягкое кресло и вытянул ноги.
        -Это твоя женщина?
        -Нет, друг мой. Это мой… биограф. Почему ты спросил?
        -Ты так на нее смотришь… - Квамбинга покачал головой, словно осуждая.- Она разве глупая? Если я разглядел… Она красивая. Я бы тоже взял ее в жены.
        -Тоже?! Ну-ну… Ты же знаешь, друг мой. У нас бывает так все непросто и не сразу…
        -Я знаю,- кивнул император.- Белые женщины удивительные. К ним так прилипаешь, что они становятся частью тебя. Не оторвать потом. И хотят, чтобы мужчины всю жизнь держались за их юбку. Разве мало у мужчины дел?! Ах, Дракон… Тебе нужна наша девушка. Будет любить тебя, когда ты хочешь. И сколько хочешь… Наши девушки хорошие, ласковые, и не ждут, что мужчина будет, как мальчик, сидеть возле нее и смотреть ей в лицо. Помнишь Макимбе?
        -Кого?- удивился Майзель.- Кто это?
        -Ты тогда прилетел со своими воинами, когда унитовцы [55] и «дикие гуси» [56] вошли в наш лагерь и никого не выпускали, у них же никогда не было проблем с патронами… Ты ее вытащил… Они прятались в церкви, ее тоже подожгли, мы вовремя успели тогда…
        -Я не помню ее, друг мой. Мы там много кого вытащили,- Майзель пожал плечами, отхлебнул еще коктейля.- И что?
        -Она тебя помнит. Ждет тебя. Когда ты прилетаешь, тебе всегда некогда… Она такая стала, ты ее не узнаешь теперь. Я ее для тебя берегу, Дракон.
        -Хочешь породниться со мной, плутишка?- Майзель рассмеялся, все еще не принимая выходку Квамбинги всерьез.
        -Конечно, хочу,- кивнул император, пристально, безо всякой улыбки глядя на Майзеля.- Кто, будучи в здравом уме, откажется от такой невероятной удачи? Я вижу, тебе тоскливо,- Квамбинга наклонился к Майзелю.- Возьми себе Макимбе. Мой народ будет счастлив и горд. Я буду рад. Макимбе будет счастливой. Она будет твоя жена в Намболе. Будет всегда тебя ждать. Ты будешь чаще к нам прилетать, всем будет хорошо… Эту женщину забудь. Она будет уходить, приходить… Будет душу твою держать за горло. Мешать тебе. Удали ее, Дракон. Возьми Макимбе…
        Майзель, перестав улыбаться, смотрел на императора. Он знал, что один из титулов Квамбинги на его родном языке звучит как-то вроде «друг Великого Белого Дракона»… Господи Боже, подумал он, какие же они первозданные, эти люди… А может, мне только и надо того, чтобы она душу мою держала за горло, если есть еще у меня душа… Только как объяснить тебе это, дорогой мой вождь мумбо-юмбо?!.
        Он понимал, что не может сказать «нет». От таких предложений, сделанных подобным тоном, не отказываются. И Квамбинга тоже знал это. И ждал его ответа…
        -Я буду с ней, Квамбинга. Но при одном условии: если она понравится мне, а я - ей.
        -Что?! Ты Великий Дракон. Ты сделаешь ее самой счастливой женщиной на свете. Понравится… Это неправильное слово. Не подходит тебе…
        -Хватит об этом, Квамбинга. Скажи, чтобы накрывали на стол. Я голоден…
        Ужин был вполне традиционным, хотя и очень вкусным. Елена смертельно устала - не столько физически, сколько от обрушившихся на нее впечатлений, которых для одного дня было слишком много. И с Майзелем ей не удавалось и словом перемолвиться. Он иногда посматривал на нее, но как-то очень странно. Она никак не могла понять, почему он так смотрит на нее. То есть… Она все понимала, конечно же. Она уже почти разрешила себе это. Почти. И вдруг…
        Когда он поднялся, увлекаемый юной прелестной африканкой из свиты императрицы, когда она прильнула к нему, когда погладила его по волосам и шее,- жестом, не допускавшим и тени неопределенности, когда Елена увидела, как смотрит на него эта почти девочка, как сверкают ее глаза, улыбка, как цветет ее лицо, как он обнимает ее… Елена не разозлилась, не обиделась, даже не удивилась. У нее просто все застыло, заледенело внутри. Они скрылись в глубине дворца, даже не оглянувшись. Елена встала из-за стола, и, скупо, дежурно улыбнувшись, быстро ушла к себе. Выпила, давясь, две таблетки релаксина, упала на кровать и заснула, как выключилась. Ей ничего не снилось. Совсем ничего.
        ЛУАМБА, ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ. ИЮЛЬ
        Он лежал на спине, закинув руки за голову, предоставив Макимбе возможность делать все, что ей хочется. Девушка целовала его грудь и живот, шептала что-то,- Майзель словно не замечал ни ее саму, ни ее ласк… Но инстинктам было плевать, и они сказали свое веское слово, и он, резко поднявшись, взял Макимбе - сильно и стремительно, ворвавшись в нее, так, что она вскрикнула, прижавшись к нему изо всех сил… Не от боли, нет. Это он едва не закричал от боли.

…Он прижимал к себе эбеновое тело девушки, так сильно, словно пытался выжать, выдавить из себя все, что так неудержимо влекло его к Елене… Макимбе уже не вскрикивала и не стонала, а только едва слышно повизгивала от оргазмов, которые накатывали на нее один за другим без перерыва… Такое происходило с ним впервые. Впервые Майзель думал не о женщине, с которой занимался любовью, а о себе. Вернее, о той, с кем у него не было ничего, кроме бесконечных, начинавшихся и заканчивавшихся на полуслове, иногда выматывающих разговоров, той, перед кем он так безжалостно выворачивал наизнанку свою душу, той, которой ему стало так физически не хватать, словно она была воздухом или водой… Скрипя зубами, он терзал мягкое и податливое лоно Макимбе, словно она была виновата в том, что творилось с ним.
        Опомнившись, он отпустил девушку, оттолкнул от себя ее мокрое от любовного пота, горячее и мягкое тело, сел на кровати. Потом, обернув вокруг своих бедер полотенце, прикрыл бесстыдно и жарко разметавшуюся на постели Макимбе, встал и подошел к французскому окну, выходившему на балкон, нависавший над внутренним двором дворца. Он всегда получал все, что хотел. А хотел он вовсе не так часто, и никогда не гонялся за женщинами: он был слишком для этого занят, и он слишком хорошо знал, что его женщины среди них нет… И всегда рядом был верный Гонта, который так незаметно и так трогательно заботился не только о его физической безопасности, но и о его здоровье, душевном и телесном. Потом была Марта, к которой он успел по-своему привязаться… Он знал за собой это свойство - чувствовать привязанность к женщине, с которой занимался любовью, совершенно недопустимое в его положении. И Гонта регулировал и это тоже… И это было так нормально и привычно. Он был за это бесконечно благодарен Богушеку. Они никогда не обсуждали это вслух, но все происходило так, словно было выжжено раз и навсегда белым огнем на черном
огне.
        Он набрал полные легкие теплого ночного воздуха, пахнущего Африкой,- лениво качающимся океаном, саванной, джунглями, пустыней,- всем сразу,- и ему стало легче. Конечно, ему стало легче. Он был всего лишь человек, а Макимбе была такой чудной, ласковой обезьянкой, пахнущей остро и сладко,- ему стало легче, и он почти возненавидел себя за это.
        Он быстро принял душ, оделся и вышел из комнаты, оставив спящую Макимбе, и зашагал к кабинету императора.
        Квамбинга еще не спал,- работал, как все, кого он создал в этом мире. Создал из крови, из праха, из ничего… Увидев Майзеля, охрана молча отступила, склонившись, и распахнула двери. Император поднялся из-за стола ему навстречу, и горечь печали промелькнула в его огромных, лиловых, как африканская ночь, глазах.
        Майзель подошел к нему и сильно нажал на плечо, усаживая Квамбингу назад в плетеное из раттана кресло, и сам уселся на стол, не заботясь сейчас ни о каких церемониях и условностях. Сказал глухо:
        -Выдай ее замуж, Квамбинга. И сделай это быстро, друг мой.
        -Она не понравилась тебе,- вздохнул император.- Конечно, куда ей, дикарке из Намболы, до искушенных в любви белых женщин… Мне жаль, Дракон.
        -Я прослежу за тем, как ты устроишь ее судьбу,- Майзель смотрел Квамбинге в глаза до тех пор, пока император, вздохнув, не отвел взгляд.- Она чудная девочка, и дело не в ней, а во мне. И не смей обижать ее, Квамбинга. Я многое прощаю тебе за твою преданность и веру в наше дело. Но если обидишь ее - я не смогу любить тебя, как прежде.
        -Я позабочусь о ней. Даю тебе слово, что ни один волос не упадет с ее головы. Я просто хотел, чтобы…
        -Я знаю, знаю, друг мой,- Майзель положил руку на плечо императора и, сильно сжав его, встряхнул.- Я знаю, и я благодарен тебе. Но пусть случится то, что должно…
        Что- то же должно случиться, подумал он. Так дальше не может быть. Что же творишь Ты со всеми нами, с ней и со мной, эй, Ты, как там Тебя?!.
        ЛУАМБА, ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ. ИЮЛЬ
        Наступило утро. Елена встала с саднящей головной болью, приняла прохладный душ, и ей немного полегчало. Она накинула на себя махровый халат, выпила, давясь, еще одну таблетку… В это время раздался стук в дверь.
        -Кто там?- по-английски спросила Елена.
        -Свои,- по-чешски ответил Майзель.- Можно?
        -Заходи.
        Он вошел и остановился на пороге. Ни тени усталости, ни тени сомнения не было на его лице. Только глаза выдали его с головой,- жуткий огонь полыхал в них, казалось, освещая все вокруг неподъемным, давящим светом.
        -Помочь тебе надеть скафандр? Мы вылетаем через час.
        -Спасибо. Я сама справлюсь.
        -Ты уверена?
        -Обязательно,- она усмехнулась.
        -Елена…
        -Да?
        -Нет. Ничего. Извини. Если хочешь, я уйду…
        -Прекрати оперетту. Тебе придется уйти, потому что я собираюсь пудрить носик, и зрители мне при этом абсолютно не требуются. Я буду готова через полчаса, если тебя это устроит. Один вопрос.
        -Конечно.
        -Вы что, климат здесь меняете?
        -Ты почувствовала?
        -Еще бы.
        -Это только местная, так сказать, анестезия. Города, промышленные зоны… Мы же не маньяки…
        -Маньяки. Именно маньяки. Вы ненормальные. Причем все…
        -Обязательно. В прежнем климате невозможно было заниматься делами. Только петь, плясать и совокупляться. Мы с этим покончим.
        -И с совокуплениями тоже?- усмехнулась Елена.
        Он пропустил это мимо ушей и протянул ей вчерашний тюбик:
        -Смажь, пожалуйста, лицо. Хочешь съесть что-нибудь?
        -Кофе.
        -Хорошо. Как скажешь. Я распоряжусь… Увидимся.
        -Пока, дорогой,- Елена улыбнулась, а Майзель дернулся от этой улыбки, как от пощечины.
        И, не сказав больше ни слова, по-военному развернулся и вышел в коридор. Елена немного постояла, зажмурившись, помотала головой и вернулась в ванную, преисполненная решимости, как и обещала Майзелю, «попудрить носик». Она по-прежнему не злилась на него. То есть, злилась, конечно… Нет. Злостью это нельзя было назвать. Это была такая горькая, почти как в детстве, обида,- как он мог так?! Ведь он же… Ведь я… То, что произошло вчера, должно было произойти, подумала Елена. Так мне и надо. Распустила слюни, идиотка. Ну, я тебе покажу экскурсию…
        Квамбинга провожал их,- снова в рабочем порядке. Елену поразил взгляд императора, адресованный ей - взгляд, полный уважения, восхищения, даже благоговения… Она совершенно не поняла, что это значит. И потому не придала этому большого значения.
        ПРАГА. АВГУСТ
        На следующий день он снова разбудил ее телефонным звонком еще до рассвета, как ни в чем не бывало:
        -Елена, я еду в Будапешт. Поехали со мной.
        -Что, прямо сейчас?! О-о… Еще пяти нет… Ты больной…
        -Я здоров. У меня кое-что есть для тебя в машине.
        -Что?!
        -Фаршированные кнедлики, что! Отличный кофе, на самом деле. Выходи, говорю!
        -Послушай, кто дал тебе право в таком тоне…
        -Я никого не спрашиваю. Форма одежды парадная. Ты выходишь?
        -Да. Мне нужно двадцать минут, чтобы собраться. А надолго?
        -Узнаешь в дороге.
        -Ты раньше никогда не приглашал меня. Что изменилось?
        -Все изменилось. Долго ты еще собираешься копаться?
        -Хам и маньяк.
        -Да выходи ты наконец!!!
        Она вышла из подъезда. Майзель стоял возле своего «дракономобиля», распахнув пассажирскую дверь.
        -А что, мы вдвоем?
        -Тебе кого-нибудь не хватает? Свита мне в такой поездке не нужна.
        Елена уселась, он тоже. Помог ей пристегнуться крестообразным ремнем, пристегнулся сам:
        -Дорогая, предупреждаю и прошу: поедем быстро. Участками - очень быстро. Не пищать, ладно?
        -Подожди… Мы что, на машине - в Будапешт?!
        -Да. Машиной быстрее. По воздуху я летаю только на расстояния больше тысячи километров в одну сторону. Потому что самолет - очень дорогое удовольствие и отвлекает от работы массу людей.
        -Какая восхитительная скромность. Ты меня растрогал. И как быстро мы поедем? Еще быстрее, чем в аэропорт?!
        -Да я там даже разогнаться не успел…
        -Кошмар какой-то…
        -Елена! Мы для чего столько тысяч километров супердорог в Альянсе построили?! Чтобы ползать по ним, как черепахи?! Я быстро езжу, потому что я… Да просто потому, что мне так нравится!
        -Вот-вот,- проворчала Елена.- А то все про человечество да про великие свершения…
        Майзель расхохотался.
        -Не сердись, дорогая. Я правда спешу, потому что хочу к ночи быть дома. Ты ведь не сердишься?
        Елена сделала вид, что не расслышала, и Майзель не стал форсировать разговор. Только ввинтился в поворот чуть резче, чем обычно.
        ПРАГА - БУДАПЕШТ - ПРАГА. АВГУСТ
        Они разговаривали дорогой мало,- Майзель все-таки действительно слишком быстро ехал, и Елена в самом деле опасалась его отвлекать. Хотя автомобилем он управлял, как бог. Ну, или, по крайней мере, как его первый заместитель… Он вообще все делал удивительно вкусно. С таким необъяснимым и непередаваемым изяществом красивого самца, что Елене, наблюдая за ним, оставалось только облизываться и глотать слюнки. И злиться на него было решительно никак невозможно. Это просто масштаб такой, подумала Елена с грустью. Ну, нельзя разглядеть все и везде успеть. И чтобы никому не было больно,- так не бывает тоже…
        Через какое-то время Елена даже перестала ощущать скорость. Глядя на ЖК-панель пассажирского инфотерминала, куда транслировалось изображение камер кругового обзора, она усмехнулась:
        -А дальнобойщики не в восторге от твоих маневров…
        -С чего ты взяла?- удивился Майзель.
        -Ну, как же. Все свои фары и прожекторы включают. Наверное, еще и сигналят, только не слышно…
        -Обязательно. Только это не то, что ты подумала.
        -Нет,- Елена даже забыла о том, что еще минуту назад готова была его убить.- Нет. Это просто не…
        Он пожал плечами, улыбнулся,- как показалось Елене, немного смущенно:
        -Ну… Дороги - песня. Они тратят на топливо теперь гораздо меньше. Получают прилично больше. На границах почти не стоят. Чистые, недорогие мотельчики с отличной едой - повсюду. Ну, не только с едой, что понятно… Работы навалом. Они просто хотят сказать спасибо…
        -Да. Разумеется. Как я могла подумать…
        -Перестань, Елена,- он поморщился.- Ну, что мне, просить короля издать указ запретить им это делать? Ведь и не послушают… От меня не убудет. Я аварийную иллюминацию даже не выключаю, когда тут езжу - спасибо, ребята, спасибо, ребята…
        Да, подумала Елена. Наверное, ради таких вот моментов и стоит все это делать. И вообще жить. Когда люди вот так… Наверное, кто-нибудь другой от всего этого уже лопнул бы, от любви к себе, великому и ужасному. Как ему удается еще сохранять самообладание…
        -Извини. Я в самом деле не хотела тебя обидеть.
        -Я тоже.
        -Лучше заткнись, иначе я за себя не отвечаю.
        -Слушаюсь.
        Он вздохнул и чуть увеличил скорость.
        Когда, по ее расчетам, они должны были приближаться к границе, Майзель набрал чей-то номер, и Елена услышала в динамиках громкой связи голос:
        -Начальник штаба пограничной охраны Гашек. Здравия желаю, пан Данек!
        -Спасибо, пан Милан, тебя тем же туда же. Подлетное время шесть минут, освободи полосу и предупреди соседей.
        -Есть освободить и предупредить! Счастливого пути, пан Данек…
        -Благодарю. Привет семье и отбой…
        -Кстати, я давно хотела спросить,- подала голос Елена.- На каком основании вся эта шатия-братия перед тобой в струнку вытягивается? Ну, то, что ты всех поишь и кормишь, это понятно… - И трахаешь, чуть не вырвалось у нее, но она сдержалась.- И в сопредельных вотчинах тоже, хотя и в меньшей степени. Но должны же быть какие-нибудь формальности, мы же не в шестом веке, когда достаточно было герб на щите намалевать…
        -За герб, не по праву намалеванный, голову сносили тоже ох как легко,- серьезно сказал Майзель.- А основания-то есть, конечно. Я имею статус чрезвычайного и полномочного посланника для особых поручений Его Величества. Со всеми бумагами, разумеется. Точно такие же бумаги имеются от понтифика, Генерального секретаря Пражского Альянса и Генерального секретаря ООН. Я могу ехать куда хочу и делать, что мне нужно. При этом нельзя меня трогать и осматривать мой багаж, потому что это фактически означает объявление войны Ватикану и Альянсу. Я не думаю, что у кого-нибудь из современных вменяемых политиков достаточно большие яйца для такого афронта. А к невменяемым я не езжу,- с ними договариваются генералы…
        -Ага. Вот она, спайка бизнеса и политики…
        -Конечно. Я смелый, но не идиот. Ну, вот и граница, придется чуть притормозить…
        В Будапеште они были к девяти. После короткого знакомства, которое было обставлено просто и не протокольно, Майзель с королем удалились для разговора, а Елену взяла в оборот королева. Пока Майзель обсуждал свои дела с Иштваном Третьим, ее величество добросовестно развлекали Елену завтраком и беседой. Как и в Намболе, да и дома, в Праге, Елену поразило какое-то даже нарочитое отсутствие роскоши и дворцовое полубезлюдье - было совершенно непреодолимое ощущение, что все ушли на фронт. Не долго думая, Елена задала королеве мучавший ее вопрос. Ее величество понимающе, и, как показалось Елене, чуть снисходительно улыбнулась:
        -Мы стараемся обходиться своим подданным как можно дешевле. К сожалению, мы не так богаты, как наш пражский кузен, и нам приходится существовать на бюджетные средства. Неудивительно, что мы стараемся экономить. Деньги нужны совершенно не для того, чтобы увешивать стены картинами и плодить полки придворных…
        -Вы просто повторяете слово в слово то, что постоянно твердит мне Майзель…
        -И он совершенно прав, дорогая. Деньги нужны для дела. Это лишь в детских сказках короли только тем и заняты, что кружатся в мазурках… У нас для этого просто нет времени. Я много занимаюсь детьми, его величество работает, прости Господи, как проклятый, я его иногда днями не вижу. А побрякушки всякие,- королева небрежно махнула рукой,- это для арабских шейхов… Ничего, Даниэль и до них скоро доберется!
        Они все словно инкубаторские цыплята, подумала Елена. Вацлав Пятый и Михай Второй. Болгарский царь Борис Четвертый и югославский король Александр Второй. Квамбинга и Иштван Третий. Молодые, полные сил, красивые, волевые мужчины. Верные мужья и заботливые отцы. Труженики и воины, тянущие каждый свою страну вперед и вверх, и все вместе - всех остальных следом. Суровые и справедливые судьи. Действительно похожие на кого угодно, только не на паразитов и иждивенцев. Где же он их всех нашел-то, Господи?! Как разглядел?! Как сумел так все перевернуть и устроить?! Где сам он берет для этого столько сил?…
        Елена хорошо помнила Будапешт девяностого года. Теперь город было просто не узнать: множество новых автомобилей, нарядные и улыбающиеся прохожие, много молодежи… Надо же, он и тут всех уконтропупил, с неожиданной злостью подумала Елена, что за невозможный тип, да как же можно так вообще трясти всех и вся, как грушу… Нет, нет, испугалась Елена собственных мыслей. Я просто устала. Я просто ужасно устала, это чудовище вымотало меня, измучило меня, Господи, ну сделай же что-нибудь, придумай что-нибудь, как мне быть?!.
        Дорогой назад он украдкой посматривал на угрюмо молчащую Елену, которая то и дело прикладывалась к фляжке с коньяком. У самой границы он, вздохнув, спросил вдруг:
        -Сколько ты весишь?
        -А что?
        -Так сколько?
        -Сорок шесть килограммов. Что, я кажусь тебе толстой?
        -Елена… Если ты допьешь эту фляжку до конца, ты напьешься так, что перестанешь быть адекватной.
        Я давно уже неадекватна, со злостью подумала Елена. Странно, что ты до сих пор этого не заметил. Или заметил? О, Боже… Она усмехнулась:
        -Какая трогательная забота. Не собираешься ли ты, случайно, воспользоваться моей беспомощностью?
        -Меня действительно беспокоит твое состояние. И я понимаю, что это я виноват… Я вижу, ты устала. Прости, я не должен был тащить тебя с собой сегодня… Я могу поехать медленнее, чтобы ты немного поспала…
        -Я не могу спать в машине. Я устала, но это не физическая усталость. Я устала от впечатлений, их слишком много за такой короткий срок. Даже для меня…
        -Хочешь отдохнуть от меня и поработать? Конечно, я понимаю…
        Ничего ты не понимаешь, хотелось завопить Елене, ничегошеньки ты не понимаешь, скотина чешуйчатая, ничего…
        -Я действительно хочу отдохнуть. Я не могу так эффективно расслабляться, как ты это делаешь, у женщин, если тебе известно, несколько иной механизм…
        Она не знала, зачем говорит это. Ей просто хотелось его достать побольнее. Теперь она снова на него злилась. Да что там,- она была просто вне себя от бешенства. Алкоголь странным образом не мешал этому чувству, а скорее, обострял его, снимая торможение…
        -Все это чушь. Абсолютная. Мне известны все механизмы, которые меня интересуют,- зло сказал Майзель.- А которые не интересуют, те меня просто не интересуют - и все. Хочешь поговорить про то, что было в Намболе? Я готов ответить на все твои вопросы.
        -Да нет у меня никаких вопросов,- пожала плечами Елена.- Я тебе не жена и даже не любовница, чтобы контролировать твои маленькие мужские развлечения. Мне просто интересно, как ты мог это сделать,- тебя же просто угостили ею, как яблоком. А ты взял и откусил. Что будет с этой девочкой теперь? Как ты мог? Ты, столько времени подряд твердящий мне изо дня в день про спасение всего мира? Я ведь уже почти было поверила тебе…
        Он вздохнул. И вместо того, чтобы пуститься в рассуждения, оправдания и филиппики, как, возможно, сделал бы прежде, тихо сказал:
        -Я все понимаю, Елена. Я просто не мог иначе.
        Это правда, с ужасом подумала Елена. Господи, это же правда… Он просто должен быть Драконом. Не может им не быть… Она уже поняла. Окончательно поняла. И все знала уже про себя… И сказала:
        -Ты знаешь… - Она почему-то никак не могла заставить себя называть его просто по имени. И называть его Драконом ей тоже не хотелось.- Я думаю, мне уже хватит. Я уже узнала практически все, что хотела. И даже намного больше, чем следовало. Я хочу, чтобы мы расстались друзьями. Потому что за это время… - Елена проглотила комок в горле.- Я очень признательна тебе. Ты был лучшим партнером из тех, с кем мне доводилось… И о ком мне доводилось писать. Я… Спасибо. Я обязательно дам тебе прочесть то, что получится. Я никогда этого не делаю и не буду делать впредь. Но для тебя я это сделаю…
        -Почему?
        -Потому что я хочу помочь тебе. Не навредить, а помочь. Поэтому. Я… я на твоей стороне. Я хочу, чтобы ты это знал…
        Я не хочу быть ни на чьей стороне, хотелось крикнуть Елене. Я хочу быть твоей, вот чего я хочу… Ох, подумала Елена. Я, оказывается, могу такими понятиями оперировать… Это действительно предел…
        Он тоже все понял. И сказал:
        -Один вечер.
        -Что?!
        -В воскресенье. В «Плазе», наверху, на крыше, под куполом, где сады. Один вечер. Только ты и я. Ни души вокруг. Никакой политики. Никаких споров. Пожалуйста, Елена.
        Вот как, подумала Елена. Хорошо. Хорошо. В конце концов, я же живая женщина. Я разрешаю. Один вечер. Один раз… Пускай…
        -Хорошо. Когда?
        -Когда захочешь. Я буду там. Буду ждать.
        Елена посмотрела в окно:
        -Отвези меня домой, пожалуйста…
        -Поспи. Я занесу тебя наверх.
        -Ты с ума сошел. Я еле жива.
        -Нет. Все нормально. Я только занесу тебя наверх и сразу уйду. Слово.
        Елена кивнула. Он остановил машину, помог ей перебраться в заднюю часть салона и накрыл неизвестно откуда взявшимся тонким, удивительно теплым верблюжьим одеялом. И поехал снова…
        Он и в самом деле занес Елену в квартиру, сонную, размякшую, обнимавшую его за шею, пока он поднимался с ней по лестнице… Там он уложил ее в кровать, не раздевая, накрыл тем же самым одеялом, немного постоял рядом и, увидев, как она вздрогнула, окончательно засыпая, вышел.
        ПРАГА. АВГУСТ
        Елена все воскресенье провела в каком-то странном настроении, о причинах которого старалась не думать. Правда, она выспалась,- впервые за это время…
        Она приехала на такси. «Пыжик» отказался заводиться, и, похоже, окончательно. Поднялась по ступенькам к входу… Двери с еле слышным гудением разъехались в стороны, Елена вошла внутрь и, не успев толком удивиться полному безлюдью,- даже охрана отсутствовала,- услышала в динамиках его голос:
        -Здравствуй, Елена… Центральный лифт. Я открываю.
        Как романтично, усмехнулась Елена. Красавица и чудовище. Он ждет ее в своих покоях, боясь показаться ей на глаза…
        Едва она переступила порог лифта, двери его сомкнулись, и кабина плавно, но очень быстро стартовала наверх. Ей даже не пришлось нажимать никаких кнопок, Майзель сам всем управлял.
        Она вышла из лифта - прямо на крышу, накрытую стеклянным куполом. Вид отсюда открывался совершенно умопомрачительный,- кажется, не только вся Прага, но вся страна раскинулась внизу. Елена шагнула вперед и услышала музыку. Это была песня сербского певца Зорана Милича «Пражский ангел», которую уже две или три недели крутили по нескольку раз в день на дюжине радиостанций. Милич много лет жил в Праге, говорил, что ему здесь легче дышится… Клип Елена не видела - ей некогда было смотреть телевизор. Красивый клип, говорят… Песня ей ужасно нравилась. Она понятия не имела, почему. Какая-то там была удивительная музыкальная гармония, отзывавшаяся в груди у Елены странным, томительным трепетом,- то ли сильный, мягкий и глубокий баритон Милича на нее так действовал, она не могла сказать, да и, по правде говоря, не особо задумывалась над этим. Просто плыла в этой мелодии. Слова были там самые обыкновенные,- «о, пражский ангел, ты взяла мое сердце, будь со мной, о, мой пражский ангел»… Ничего такого. А вот музыка… Откуда он знает, удивилась Елена. Он никогда ничего случайно не делает, неужели я проговорилась?
        Посередине необъятного пространства зимнего сада стоял стол, накрытый на двоих, свечи, цветы, шампанское в ведерке со льдом на длинной стойке, удобные на вид стулья с высокими спинками, чуть поодаль - передвижной кухонный автомат… Ни официантов, никого. Только Майзель.
        Он, видимо, решил окончательно выбить Елену из седла. На нем были темные брюки из тонкой шерсти, отутюженные так, что о стрелки можно было порезаться, мягкие туфли и белая просторная шелковая сорочка с длинным рукавом и воротником апаш, открывавшем глубоко его шею…
        Он шагнул ей навстречу. Ничего не сказал,- только взял ее руку, поцеловал, склонившись. И словно спохватился:
        -Ты выглядишь потрясающе, Елена.
        -Это ты выглядишь потрясающе,- она усмехнулась, но не ехидно, а чуть печально.
        -Ну… я старался.
        -Отлично получилось.
        Он осторожно, словно опасаясь лишний раз до нее дотронуться, помог снять плащ. На ней было простое черное платье, открывавшее руки, плечи и шею, и тонкая золотая цепочка с распятием, туфли на каблуке, потому что без каблука рядом с Майзелем она смотрелась совсем как пичужка. Он взял ее под локоть, проводил к столу, усадил, выложил еду на тарелку… И еда, и тарелки были от Втешечки. Это было так мило, что Елена еле сдержалась, чтобы не прослезиться:
        -А где Карел?
        -У Карела дочка только что родилась. Ему немножко не до нас.
        -Поздравь его от меня… Обязательно,- улыбнулась Елена.
        И Майзель улыбнулся.
        Это был действительно чудесный ужин. И вечер. И вино. И погода, как по заказу,- ясное августовское небо с мириадами звезд, которые здесь, на высоте, куда не доставал почти свет городских огней, были ясно видны… Они говорили о каких-то пустяках, Майзель рассказывал Елене бесчисленные истории, и пражские, и прочие… И еврейские тоже. Елена до поры плохо представляла себе еврейскую сторону его натуры. Нет, она знала, конечно, что в Праге от века жили евреи, что в Юзефове стоит древнейшая синагога Европы, и легенду о Големе знала, и читала, конечно, и Майринка, и Кафку… Но эта часть мира была бесконечно далека от нее всегда, существовала на периферии сознания. Пока она не узнала Майзеля. И не начала, пусть и почти подсознательно, отождествлять их друг с другом. А он продолжал говорить,- словно ткал на ее глазах причудливый, волшебный ковер, в узорах которого так отдельно и вместе было все: и страна, и город, и люди, все, что так любила Елена…
        Он ни разу не сбился на злобу дня, ни разу телефонный звонок не потревожил их уединения. От немыслимо вкусной еды, от его рассказов, от всей этой атмосферы у Елены кружилась голова. Потом он вдруг замолчал, посмотрел на нее и улыбнулся:
        -Ты Елена Прекрасная.
        -Льстивый лгун и дамский угодник.
        -Что выросло, то выросло. Пойдем танцевать.
        Он поднялся, обошел вокруг стола и помог ей встать. Музыка зазвучала громче. Как он это делает, пронеслось в голове у Елены.
        -Я объелась,- попыталась увильнуть Елена. На самом деле она ела совсем чуть-чуть, да Майзель и не думал ее перекармливать.
        -Нет. Это кажется. Мы никуда не спешим, потому что вечер только начался.
        -Ах ты…
        -Доктор, я понимаю женщин. Прости меня, Елена.
        Они стояли друг против друга. Елена изо всех сил стукнула его кулаком в грудь. Он улыбнулся. Она стукнула его еще раз. Он улыбнулся еще шире:
        -Мир?
        -Тебе что, не больно?!
        -Нет. Ты хиленькая. Елена Прекрасная, но слабосильная. Впрочем, сила женщины - в ее слабости…
        -Перестань изрекать трюизмы. Тебе не идет.
        -Так что?
        -Я подумаю.
        -Танцуем?
        -Нет. Я хочу посмотреть на звезды…
        Они взяли по бокалу с вином, подошли к краю террасы, и Майзель выключил свет.
        -А-ах… - не сдержалась Елена.
        -Так лучше, правда?
        -Конечно… А ты знаешь, как созвездия называются?
        -Нет. Я только Ковш знаю и могу найти. Больше ничего.
        -А я знаю. Вот смотри…
        Теперь Майзель ее слушал, а Елена рассказывала про созвездия и знаки Зодиака, про Сириус и Венеру в знаке Марса… Он покачал головой:
        -Невероятно. Откуда ты все это знаешь?
        -Я лет до двенадцати хотела стать астрономом.
        -Правда?
        -Абсолютная.
        -Елена, ты прекрасная и мудрая женщина.
        -Прекрати подлизываться.
        -А я не подлизываюсь. Я говорю тебе комплименты.
        -Зачем?
        -Не зачем, а почему. Потому что мне хочется и я не могу сдержаться.
        -Чего тебе еще хочется?
        -Танцевать с тобой.
        -Ну, танцуй…
        И танцевал он просто здорово. Это было, наконец, нечестно. Елена так и сказала ему. И спросила:
        -Откуда ты узнал, что мне нравится «Пражский ангел»?
        -А тебе нравится?!- радостно удивился Майзель так искренне, что она ему поверила.
        -Я не должна повторять это сто раз, не правда ли?
        -Я люблю Милича. Он умеет очень просто сказать очень сложные вещи. В этой песне всего две музыкальные темы. А если ты спросишь его, как это сделано, он не сможет ответить…
        -Ты и в музыке разбираешься.
        -Ориентируюсь. Совсем чуть-чуть. Лакуны в классическом образовании, знаешь ли. Если бы я мог это сам…
        Елена долго-долго смотрела ему в глаза. Потом прошептала:
        -Не может быть…
        Он чуть отвернулся и промолчал.
        -Милич… ты его… Ты?!
        -Елена…
        -Только не ври. Если ты соврешь, я…
        -Я никогда не вру.
        -Говори.
        -Я… Я не думал, что ты догадаешься. Я… То есть, я очень этого хотел, но я бы никогда…
        Просто невозможно было поверить, что Дракон может вот так мямлить. Как мальчик. Неужели, подумала Елена. Неужели… Я не могу…
        -Заткнись и целуй меня, скотина…
        А кто может что-нибудь с этим поделать, пронеслось в голове у Елены. Кто, кто, у кого есть силы на это?! У меня - нет. Не осталось. Совсем. И пусть будет, что будет, потому что я делаю то, что должна…
        Елена не помнила, как они оказались у него в кабинете. Почему в кабинете… Ей было уже так это безразлично, что словами передать невозможно. Она была вся как туго натянутая струна из нерва, и каждое прикосновение отзывалось в ней трепетом крыльев - крыльев бабочки у нее под сердцем…
        -Елена… О, Господи, Елена… Ангел мой, Елена…
        Он слишком давно и сильно хотел ее. Иногда чуть не до обморока. И сейчас он желал этому сопротивляться меньше всего на свете… Потом он понял, что все случилось. То, чего так долго хотелось ему. Понял,- когда ощутил, как мечется Елена под ним и на нем, когда услышал ее стон, ее крик, когда увидел, как выламывает ее от страсти, ощутил, как сильно и удивительно нежно целует она его, как покраснели ее щеки и лоб, как она дышит, какая она мокрая вся - и внутри, и снаружи… Понял, что это - оно. Что просто так - так не бывает… По ее первому взрыву, взорвавшему их обоих. По второму - такому сильному, какого не доводилось еще ему видеть. После которого Елена просто потеряла сознание, выключилась. А потом вернулась… Ему было просто удивительно хорошо с ней. Никогда в жизни ни с кем не было ему так… Он угадал. Она была то, что называется - «его размер». И он продолжал любить ее до тех пор, пока не ощутил, что Елена обессилела окончательно. Едва он оторвался от нее, как Елена, сладко постанывая, свернулась калачиком и мгновенно уснула, смешно, по-детски подтянув под себя простыню.
        Приняв душ, он вернулся в спальню и осторожно прилег рядом с Еленой. Она, не просыпаясь, повернулась и прильнула к нему. Он ощущал ее ровное, легкое дыхание на своем плече, и чувство, похожее на адреналиновую тоску, медленно, но неотвратимо накрыло его с головой.
        Спать он не мог,- даже если бы и захотел. После своего второго рождения он вообще действительно мало спал, двух, максимум - трех часов даже не сна, а полудремы, да и то пару раз в неделю, ему хватало, чтобы полностью восстановить силы… Один вечер, подумал Майзель. Всего один вечер. И я растяну этот вечер на всю мою жизнь, - вот как хотите. Примите и прочее.
        Полежав еще немного, он, осторожно высвободившись из объятий Елены, поднялся, вышел в кабинет. Вызвал на экран видеосвязи дежурного помощника. Выслушал короткий, в три предложения, отчет, кивнул:
        -Спасибо. А теперь - не службишка, но служба: мне нужен новый «Мерседес»… Купе какой-нибудь, в самой полной комплектации, с бесступенчатым автоматом, обязательно с навигацией и телефоном. И про стекла не забудьте… Свяжитесь с конвейером в Остраве, скажите, что я лично просил. Заплатите, сколько скажут. У вас пять часов. Номера корпоративной серии и пропуск «Проезд всюду» на лобовое стекло. Далее. Один телефон с GPS модулем и закрытым номером на мой счет, прослушка по санкции начальника службы безопасности, GPS в пассивный режим с разрешением в 10 сантиметров. Пропуск общего типа по биометрии без ограничений по расписанию, группа личных помощников… Разрешить вход в здание, пользование обычными лифтами, безлимитный кредит на коммуникации, опознавание при доступе включить для группы и для меня. Файл с данными уже у вас, в моей папке. Приготовьте кабинет на моем этаже, вход и выход регистрируется. В кабинет стандартную мебель для группы личных помощников, «листок», «ручку» и нормальную машину, доступ к корпоративной информации закрыть, к общей информации разрешить. В остальном допуск обычный.
Трассировку данных включить, доступ к логу разрешить мне и Богушеку, больше никому. Все указанное - лично мне в руки по исполнении. Да, еще. Дополнительно двух человек для наружной охраны в желтую готовность, постоянно… Все. Вопросы? Нет? Отлично. Выполняйте…
        Он отключился и стал готовиться к рабочему дню. В фитнесс-студию, против обыкновения, не пошел - было неловко оставлять Елену, вдруг проснется… Он оставил дверь в спальню открытой, чтобы не напугать ее и услышать, если она встанет…
        Без десяти восемь зашел Гонта, принес телефон и брелок дистанционного управления новой машиной для Елены. Молча вздохнул, покачал головой, еще раз вздохнул. Майзель поморщился, сказал вполголоса:
        -Перестань, братец, сопеть. Все в цвет, как ты выражаешься,- Майзель усмехнулся.
        -Ага, щас,- Богушек покосился на открытую дверь в спальню и снова вздохнул.- Ты уверен?
        -Я первый раз до такой степени ни в чем не уверен. Но пусть случится то, что суждено. Спасибо, Гонта. И не спускай с нее глаз…
        -Знаю, знаю,- проворчал в усы Богушек.- Вечно бабы тебе жить не дают… Что за напасть такая - весь мир в кармане, а с бабами никак не устаканится…
        -Закон термодинамики, братец,- опять усмехнулся Майзель.- Все, иди, мне работать надо…
        -Что с ее лайбой делать?
        -В металлолом. Документы только вытащить не забудь…
        -Младшего обидеть всегда легко…
        Последний раз вздохнув и не сказав больше ни слова, Богушек покинул кабинет.
        Когда Елена проснулась, ясный солнечный день уже заливал ярким светом спальню через окно, заменявшее собой одну из стен. Она рывком села на кровати, натянув простыню до подбородка, и огляделась. Ее одежда лежала, аккуратно сложенная, на мягком хокере рядом. На расстоянии вытянутой руки от нее находилась вешалка, на которой висел трогательно-голубой махровый халат, даже на вид казавшийся невообразимо уютным. Она потянулась к сумочке, чтобы достать сигареты,- ей вдруг нестерпимо захотелось курить. В этот миг и появился Майзель. Елена так и застыла с сигаретой и зажигалкой в руках.
        -Привет, щучка,- Майзель подошел, присел на кровать. Покачав головой, осторожно отобрал у Елены сигарету и зажигалку, привлек к себе и поцеловал в губы. И ощутил с изумлением, как Елена длинно и сильно вздрогнула. Он услышал ее тихий стон и почувствовал, как ее руки тянут вверх его рубашку…
        Она была такая горячая и шелковисто-влажно-скользкая внутри, что он буквально ошалел от желания. Елена почти не давала ему двигаться, ногами, руками и животом вжимая его в себя… Выпив его всего до последней капли, Елена медленно отстранилась, и на ее чудесно разрумянившемся лице появилась такая улыбка, от которой у Майзеля защемило под ложечкой. Она провела кончиками пальцев по его груди и, увидев, как вздрогнули крупно его мышцы, отзываясь на ее ласку, прошептала, по-прежнему улыбаясь:
        -Какой ты гладкий…
        -Тебе не нравится?
        -Нравится. Просто странно.
        -Это из-за скафандра.
        -А-ах… Как просто…
        -Иногда даже слишком.
        -Ну, все. Мне нужно в ванную… Который час?
        -Девятый.
        -Так рано?!
        -Это рано?! Ах, ну да, извини… Что выросло, то выросло. Я заказал завтрак, его, наверное, уже принесли.
        -Я сейчас,- Елена встала и направилась в ванную, взяв по дороге с вешалки халат. Запах ее духов, смешавшийся с запахом любви, снова вошел ему в ноздри, заставив кровь застучать в висках.
        -Я жду в кабинете,- громко сказал Майзель и, не дожидаясь ответа Елены, оделся и вышел.
        Она появилась через четверть часа,- похорошевшая, свежая, с блестящими влажными волосами, туго стянутыми на затылке. Ее вечерний наряд выглядел сейчас не самым органичным образом, но Елену это, похоже, особо не волновало:
        -Какие планы?
        -У меня нет на сегодня никаких особенных планов. Через двадцать минут у меня совещание с руководителями подразделений, это примерно минут сто - сто двадцать. Потом мне нужно посмотреть документы и потом еще одно совещание с другим полушарием в половине шестого и где-то до восьми. Если ве… его величество не позвонит и не возникнет, как это частенько случается, никаких нештатных ситуаций, значит, после восьми я буду полностью в твоем распоряжении. Садись завтракать.
        -Как мило.
        -Елена… Что-то не так?
        -Я просто хочу кое-что обсудить.
        -А я не хочу. И не могу сейчас это обсуждать, потому что мне нужно работать, и…
        -Ага, понятно. Я с удовольствием трахнул тебя, дорогая, нам обоим было очень приятно, а теперь посиди, пожалуйста, в уголке, подожди, когда я освобожусь и снова тебя трахну. Замечательно!
        -Я не трахал тебя, Елена,- Майзель поднялся.- Я занимался с тобой любовью. Мне кажется, ты это почувствовала…
        Встретившись с его взглядом, она снова убедилась в том, что его называют Драконом совершенно правильно и заслуженно. Он подошел к Елене, и, взяв за руку, почти насильно притянул к себе, заставил положить руки себе на плечи и заглянул в глаза:
        -Мы не будем ничего обсуждать. Мы не будем выяснять, как ты выражаешься, диспозицию. Мы вместе. И мы будем вместе. Пока что-нибудь по-настоящему ужасное не случится, Елена. А оно не случится, потому что я не хочу.
        Майзель потянул ее к накрытому для трапезы столику в мягком углу кабинета, усадив на диван, сел рядом, приобнял за плечи:
        -Поешь.
        -А разве это самое… еще не произошло?
        -Нет.
        -Она знала, что так будет.
        -Я не успеваю за полетом твоей мысли, дорогая.
        -Ее Величество. Она знала.
        -Не думаю,- с сомнением покачал головой Майзель.- Зная… Нет. Не думаю. Хотя, конечно, чисто по-женски она могла что-нибудь эдакое предчувствовать… Так что?
        Елена молчала несколько секунд. Потом, проглотив комок в горле, улыбнулась и посмотрела на Майзеля,- он в который раз поразился, какие невероятно синие у нее глаза:
        -Если я буду с тобой, я не смогу написать ни строчки. Мне нужно работать.
        -Тебе нужно быть со мной. А мне - с тобой.
        -Но ты не бросишь свои дела.
        -Нет.
        -Вот видишь.
        -Я обещаю тебе. Столько времени, сколько нужно.
        -А сколько нужно?
        -Столько, чтобы ты чувствовала,- мы вместе.
        -Прекрати на меня давить. То, что я… Это еще не повод…
        -Это не повод. И не причина. Это следствие.
        -Ты чудовище.
        -Что выросло, то выросло, дорогая.
        Елена подхватила маки с авокадо и красной икрой и целиком отправила его в рот:
        -Чего ты улыбаешься? У тебя, между прочим, совершенно дурацкий вид…
        -Не сомневаюсь. Не болтай с полным ртом. Мне нравится смотреть, как ты ешь.
        -Тебе недолго удастся это делать. Я сейчас выпью кофе, выкурю сигарету и поеду по своим делам.
        -Как скажешь. Вообще-то я распорядился. Напротив,- Майзель махнул рукой в сторону входной двери,- для тебя приготовили кабинет.
        -Ох… Мой «пыжик»… Он сломался.
        -Ах, да… - Майзель движением фокусника достал откуда-то изящную вещицу, похожую на перламутровую раковину.- Вот.
        -Что это?
        -Это ключи от твоей машины.
        -От моей машины?
        -Да. Извини, дорогая. Ты не можешь больше ездить на прежней таратайке. Тем более, если она сломалась…
        -Кто это решил? Ты?
        -Да. Я в самом деле не могу разрешить тебе ежесекундно рисковать жизнью, сидя в консервной банке. Кстати, ты что, не можешь позволить себе нормальную машину?
        -Я могу, но не хочу брать кредит в каком-нибудь из твоих банков, дорогой. А поскольку других у нас нет…
        -То теперь у тебя нет другого выхода, кроме одного - принять ее от меня в подарок. Какой я ловкий, это что-то.
        -Это не ты устроил?
        -Что?
        -Я же сказала - «пыжик» сломался. Это твоих рук дело?
        -Я попросил своих друзей в Ватикане помолиться об этом. Наверное, сработало.
        -Данек…
        -Все, все, ежичек. Это не обсуждается. Это безопасность. Одна из моих священных коров, которых могу резать только я сам лично по собственному усмотрению. Твоя старая картофельная тележка уже наверняка в кузнечном прессе.
        -И что мне сказать…
        -Скажи, что в твою жестянку угодил метеорит.
        -Ну да… Эта версия ничуть не хуже, чем вариант с подарком…
        -Она лучше,- убежденно заявил Майзель.
        -Чем?!.
        -Она гораздо, гораздо смешнее…
        Елена действительно улыбнулась.
        -Я надеюсь, это что-нибудь обозримое по деньгам и размерам?
        -Это такой маленький «Мерседес», отдашь деньги, когда разбогатеешь. Ты ешь, ешь…
        -А как я его узнаю?
        -Я провожу тебя. Нажмешь кнопочку на брелке, он и замурлыкает. Удачи на дорогах, дорогая.
        Майзель проводил ее, как и обещал. Рядом с его болидом стоял маленький перламутрово-серебристый «Мерседес» с кузовом «купе», казавшийся еще меньше рядом со своим «старшим братом». С точно такими же непрозрачно-зеркальными стеклами. Он был такой милый на вид, что Елена тут же про себя окрестила его «машинчиком». Она вовсе не была бой-бабой, мужиком в юбке,- при всей своей искушенности, проницательности, остроумии и таланте Елена была женщиной до мозга костей… В ответ на нажатую Еленой кнопку на брелке «машинчик» действительно нежно мурлыкнул и два раза мигнул габаритами. Майзель галантно распахнул ей дверцу:
        -Ключ никуда вставлять не надо, просто жми кнопку «старт». Сделай пару кругов, пожалуйста, я хочу убедиться, что вы подружитесь… - Дождавшись, пока Елена усядется, он закрыл ее дверь, обошел автомобиль кругом и устроился на пассажирском сиденье.
        -Уау-ау,- Елена оглядела интерьер, покачала головой.- Дружочек, я столько не зарабатываю…
        -Ну-ну, без излишнего пессимизма, пожалуйста. Трогайся, дорогая.
        Сделав несколько кругов по огромному пустому пространству гаража, Елена притормозила и посмотрела на Майзеля:
        -Конечно, это прелесть. Мне очень нравится. И с «пыжиком» это сравнить невозможно. И вкус у тебя есть… И все такое прочее. Но ты ничего такого себе не воображай, понял? Мне нужна машина, а поскольку мою старую ты… аннулировал, я возьму эту. На время.
        -Как скажешь, дорогая.
        -Пожалуйста, сообщи, куда я должна перевести деньги.
        -От мертвого осла уши. Получишь у Пушкина,- ясно, раздельно и по-русски сказал Майзель.
        Елена некоторое время молчала, пытаясь осознать произнесенную фразу. Наконец, ей это удалось, и она нахмурила брови:
        -Что?!
        -Я же сказал - когда разбогатеешь. Гонорар за меня получишь, например. И давай прекратим эту глупую игру, хорошо? Пожалуйста. Доставь мне удовольствие.
        -По-моему, я и так доставила тебе довольно много удовольствия сегодня… Хорошо. Отложим это пока. Вылезай, у меня очень много дел.
        Майзель посмотрел на Елену и покачал головой. Потом взял ее за руку и, преодолевая легкое сопротивление, потянул к себе и прижался губами к ее ладони. У Елены слова застряли в горле, и затрепетала крыльями бабочка под сердцем… Он держал ее руку, наверное, с полминуты. Отпустив, он вдруг достал из внутреннего кармана пиджака изящный черный замшевый пенал и бросил его на колени Елене:
        -Это тебе. От Квамбинги.
        Что- то было в его тоне такое, что заставило Елену молча открыть пенал. Не в силах сдержаться, она тихо ахнула: на черном бархате сиял причудливо ограненный алмаз размером с крупный миндаль, на тонкой, похожей на проволочку, платиновой цепочке. Это был настоящий камень, удивительно редкой игры и прозрачности, из тех, что стоят, наверное, немыслимых денег.
        -Он просил меня извиниться перед тобой за него.
        -За что?!
        -За все, Елена. Потому что это война… И Квамбинга воевал за меня. С тобой. И проиграл. Возьми это, Елена. Пожалуйста.
        -Так вот почему он так смотрел…
        -Наверное.
        -Боже мой, Данек… Как же ты чувствуешь себя, когда твои игрушки пытаются управлять тобой?! Какой ужас, Господи, какой ужас…
        Он молчал, опустив голову на грудь. Потом сказал, не глядя на нее:
        -Поезжай, щучка-колючка. Только обязательно возвращайся… - и стремительно вышел из машины.
        Елена видела в зеркало, как он идет к лифту. Какая прямая у него спина, подумала Елена. Конечно, я вернусь, будь я проклята. Куда же я денусь?!. И она вдавила педаль акселератора так, что жалобно взвизгнули покрышки и от тормозных дисков повалил вонючий синий дым…
        ПРАГА. АВГУСТ
        Елена заехала домой, убрала подарок Квамбинги подальше с глаз, сменила вечерний наряд на уютные и привычные джинсы и свитер и поехала в редакцию, где не была целую вечность. Когда Елена вошла в кабинет главного редактора, где уже началась летучка, повисла странная тишина, от которой у нее покраснели и стали горячими уши. И опять напомнила о себе бабочка… Такого уже давно с ней не случалось. Собственно, такого с ней вообще никогда не случалось. Елена непроизвольно облизнула губы:
        -И чего вы все на меня так уставились?
        -Елена, ты выглядишь на миллион крон,- покачал головой Ботеж.- Ты что, влюбилась?
        -Что?!
        -Точно влюбилась,- вздохнула Бьянка.- Я ее знаю сто лет, ребята, у нее же бабочка под сердцем, вы посмотрите только… И кто же этот герой?
        -Бьянка, заткнись.
        -Да ладно… Ленка, ну же! Имя - в студию! Тарам-пам-пам!
        -Ребята… Пожалуйста. Перестаньте.
        -Я знаю,- вдруг тихо сказала Полина, и ее печальные глаза газели наполнились слезами.- Да, Ленушка?
        -Да,- выдохнула Елена, и ей стало легче. Она повернулась к главному: - Иржи, я не могу больше у нас… у тебя… Я сейчас напишу заявление об уходе.
        Все потрясенно молчали.
        -Елена, не дури,- Ботеж тяжело поднялся из-за стола, подошел к окну и выглянул на улицу с таким видом, как будто там притаился какой-нибудь выход из ситуации.- Это что, правда?
        -Иржи, мне очень неловко, что я тебя подвела. Но…
        Ботеж вздохнул и как-то странно посмотрел на Елену:
        -Подвела? Как ты могла меня подвести? Возьми отпуск.
        -Какой… отпуск?!
        Молчание в кабинете сделалось совершенно непереносимым.
        -Творческий. Насколько потребуется. И знаете что?- Ботеж обвел всех взглядом.- Идите-ка вы погуляйте, друзья мои. И сделайте вид, что ничего не слышали. И если кто-нибудь из вас - даже случайно - откроет рот… Бьянка, тебя это касается больше всех и прежде всех… отправлю в бессрочный творческий отпуск под Карлов мост! Давайте, по местам!
        Когда коллеги покинули кабинет, Елена опустилась на стул у редакторского стола и уронила руки на колени:
        -Иржи, прости…
        -Я не должен был разрешать тебе эту авантюру.
        -Я никого не спрашивала, если ты помнишь.
        -Он просто проглотил тебя…
        -Ох, Иржи… Нет.
        -Нет?
        -Нет. Если бы он меня проглотил, мне за что было бы извиняться перед тобой. Просто все изменилось… Очень сильно изменилось, Иржи. Во мне. Внутри. Я поняла то, чего раньше не видела - или не хотела видеть. Я увидела человека, который пытается вобрать в себя все зло и все страхи этого мира, чтобы мир мог перевести дух…
        -Боже, Елена, что ты говоришь…
        -Я знаю, что я говорю, Иржи. Это, в общем-то, единственное, что я умею делать по-настоящему хорошо… Я увидела то, что никому не показывают. Потому что никому не следует это знать. Узнав это, уже невозможно жить, как прежде, до того, как это знание стало твоим. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь рассказать об этом так, чтобы остальные поняли… Не испугать, не удивить,- объяснить… Я не знаю. Я знаю лишь, что прежней жизни уже нет. Именно поэтому я хочу оставить журнал.
        -Ты будешь… с ним?
        -Я ничего не знаю, Иржи. Как он говорит,- бой покажет… Я не могу больше обсуждать его действия в прежнем тоне. Это единственное, что я точно знаю сейчас. Я понимаю, что есть другие темы… Но эта всегда была главной. Именно поэтому я была на ней. А теперь я не могу. Не должна. И дело… Дело вовсе не в моих чувствах. Хоть я и не настолько глупа, чтобы отрицать очевидное… Поэтому я и прошу прощения. Разреши мне уйти, Иржи.
        -Нет.
        -Что значит «нет»?!
        -Нет - значит нет, Еленка. И ты сама говоришь, что есть другие темы. Есть университет, есть программа… Но это потом. А пока ты в отпуске.
        -О Боже… Наверное, ты прав. Конечно, ты прав… Я просто рехнулась. Прости.
        -Ну, Ленушка, что ты… Разве можно извиняться за чувства? Я старый, конечно, но я же не маразматик. Я знаю тебя… И я доверяю тебе. Всегда доверял тебе. Ты вольна делать так, как считаешь нужным. И я надеюсь, что он на самом деле тебя достоин… Вот, именно так, и никак иначе,- он - тебя. Я же понимаю. Я хочу только, чтобы ты была счастлива…
        -Не будет никакого счастья, Иржичку,- Елена подняла на Ботежа полные слез глаза. - Иржи, я так хочу ребенка… Я все-все чувствую, как настоящая женщина, а ребенка не будет, понимаешь, Иржи?!. Господи, да что же это такое…
        Господи, да что же это такое, мысленно завопил Майзель, и, судорожно вырвав динамик из уха, с остервенением швырнул его на стол и расплющил ударом кулака. Ты что же творишь-то такое, Господи, а, твою мать?!?
        В сумочке у Елены вдруг залился соловьиной трелью мобильный телефон. Она быстро вытерла тыльной стороной ладони глаза, последний раз всхлипнула, достала аппарат, раскрыла и поднесла к уху:
        -Томанова…
        -Это я, ежичек. Тебя уже выгнали с работы?
        -Данек… Что… Ты откуда…
        -Я немножко умный. Еврей, однако. Приезжай, пожалуйста. Хочешь, дай трубу Ботежу, я с ним пошушукаюсь.
        -Не смей пугать моего редактора, ты, мелкий шантажист! Я сейчас приеду. Пока!
        Не дожидаясь, пока Майзель даст отбой, Елена с треском захлопнула ракушку телефона и умоляюще посмотрела на Ботежа.
        -Иржи…
        -Ни слова, Елена. Поезжай. Уладится как-нибудь. Я знаю. Давай.
        Она вышла из здания. Села в «машинчика», завела двигатель… И вспомнила всех своих мужчин. Всех до единого. Сразу. И тех, с кем у нее было то, что она называла про себя обтекаемым словом «отношения». И тех, с кем не было ничего… И первого своего мальчика, еще в последнем классе гимназии, с которым отважно доэкспериментировалась до того, что стала женщиной, и целых две недели ходила, переполненная новыми ощущениями, боясь пролить их, и такая гордая оттого, что и у нее все это случилось… И Машукова, что отозвалось мгновенным и острым, как укол, в мозгу и в печени где-то, чувством,- не боли, нет, боль давно сгорела, ушла, но неуютом, таким неуютом, что едва не застонала она… И коллегу-телеоператора, с которым вместе едва не захлебнулись в мутном горячем ручье в Перу, вспомнила, как, едва они вырвались из этой жидкой бурлящей глины, их швырнуло друг к другу этой жадной жизненной силой,- спаслись! спаслись!- как они сорвали с себя грязные липкие тряпки и соединились прямо там, на земле… И мальчика в Чечне, питерского студента, взятого в армию со второго курса журфака, потому что родителям нечем было
заплатить взятку в военкомате, совсем обалдевшего от ее русского, читавшего ей стихи всю ночь напролет на блокпосту у костра, с нежным, совсем еще детским лицом, державшего ее руку, смотревшего на нее таким взглядом… Она чувствовала,- что там, она знала, что его убьют, и позволила ему, и он, дрожа от ужаса, влюбленности и желания, расплескался, едва лишь войдя в нее… И Елена испытала тогда мгновенное и острое, похожее на оргазм, не наслаждение, нет,- она даже не знала, каким словом это назвать… И он плакал от стыда и любви у нее на груди, и она тихо говорила какие-то слова, утешая его… А утром их обстреляли, и взяли, и оттащили его от Елены, раненого, с перебитой кистью и продырявленным легким, и перерезали ему, живому, горло так, чтобы он не умер сразу и не истек быстро кровью. Его голова, конвульсивно вздрагивая, шевелилась, открывая страшный, булькающий разрез трахеи. Чеченцы что-то говорили и смеялись. А Елена смотрела. Увидев ее взгляд, они замолчали. И, чтобы избавиться от этого ее взгляда, столкнули, наконец, тело солдата в мокрый овраг, выстрелив ему в затылок. А она смотрела, не отводя
взгляда. Они в самом деле испугались этого ее взгляда и не тронули ее даже пальцем. Они уже знали, что бывает с теми, кто поднимает руку на подданных Вацлава Пятого. Хорошо знали, имели опыт… Потом, когда ее доставили к Масхадову, она сказала ему все. Много правильных, гневных, отчаянных слов,- про одичание с обеих сторон, про суверенитет, который так легко учинить в каждом ауле, который не сможет ничего ни исправить, ни оправдать, про то, что свобода - это долг и ответственность, сострадание и милость, про то, что он должен спасти свой народ и остановиться, что их всех уничтожат, потому что они все сами загнали друг друга в угол… Вы ведь были христианами, Аслан, горько сказала ему Елена, всего каких-то триста лет прошло, один миг… Это не могло пропасть никуда, вспомните это, умоляю вас, Аслан… Так вышло, что не она его слушала, а он ее. Потом Масхадов, повышая и повышая голос, заговорил о том, что король, продавшись сионистам, поддерживает молчаливо вечно пьяных от крови и водки русских, что они не палестинцы, они не такие, они воины, что русские сами виноваты, почему задурили людям головы баснями
про свободу… И вдруг замолчал, почернев лицом. Он все понимал, конечно. Но он тоже был заложник,- своих озверевших абреков, и арабских наемников с вонючими саудовскими деньгами, заложник долга,- другого долга, неправильного, страшного, смертельного долга умереть ни за что… А может, и не понимал. Но выслушал. И поцеловал ей руку, прощаясь… Как человек.
        И Елена вдруг поняла. Господи, подумала она, Господи, да что же это со мной, этого не может быть со мной, я не могу, не хочу… Нет. Нет. Хочу. Конечно. Только его. И никого больше. Больше никого, никогда… Никогда. Никогда. Да что же это такое, Господи?!.
        Пока Елена ехала, бабочка у нее под сердцем так и не сложила крыльев ни на минуту. Если бы не великолепные тормоза, прецизионная система курсовой устойчивости и точнейший руль новой машины, она, наверное, угодила бы в аварию.
        Она влетела в кабинет и с разбега повисла на шее у Майзеля. Пока он нес Елену в постель, раздевая ее и лихорадочно освобождаясь сам от одежды, она чуть не съела его лицо поцелуями. И она была снова такая жаркая и шелковисто-податливая, что он окончательно утратил чувство реальности происходящего.
        Крышу сорвало, вспомнил он потом выражение, принесенное Корабельщиковым. Надо же, какое точное… Действительно, он так себя чувствовал,- как дом, у которого вихрем сорвало крышу…
        Немного остыв, они снова любили друг друга, но беззвучно и нежно, как бы в полкасания… Потом Майзель перевернулся на спину, и Елена вскарабкалась на него, обняла руками, прижалась сильным, тугим, как тетива, телом, щекоча ему шею мягкими, тонкими волосами. Он чувствовал ее теплую кожу, чувствовал, как плещется в нем маслянистой волной желание…
        -Я тебе нравлюсь, похоже,- Елена приподняла голову, и он увидел совсем близко ее влажно сверкающие, пронзительно синие глаза.- Ну давай, попробуй сказать мне это. Ты ведь хочешь сказать мне это, Дракон?
        -Да.
        -Что «да»?!
        -Ты очень красивая, щучка-колючка. Ты очень-очень красивая. Ты красивая, как ангел. У тебя восхитительное тело. Ты такая живая и теплая, что я не могу от тебя оторваться. Ты мой размер. Ты - мой размер везде, понимаешь, елочка-иголочка? Я обожаю твое тело, твои волосы. У тебя чудесные глаза, такого изумительного синего цвета, что я не могу дышать, когда смотрю в них. Я обожаю твой горячий рот, твои губы, твой язык. Твоя улыбка сводит меня с ума… Я люблю твой вкус и твой запах. В тебе так тесно и жарко, что я просто теряю голову. Нет ничего лучше на этом свете, чем заниматься с тобой любовью. Нет ничего важнее, чем заниматься с тобой любовью…
        -Господи, кто бы мог подумать, что ты знаешь эти слова… Что ты можешь эти слова…
        -Прости меня, Елена.
        -Что?!
        -Прости меня. Я не мог поступить иначе.
        -Скажи еще, что ты больше не будешь.
        -Я больше не смогу… Не плачь, Елена. Не плачь. А то Дракон умрет, обожженный твоими слезами… Я хочу тебя…
        -Да… О, Господи Боже, не останавливайся!…
        Он и в самом деле не мог остановиться, такого с ним еще не бывало, пожалуй что, никогда. Он просто не помнил, чтобы женщина когда-нибудь вызывала в нем такой шквал эмоций. Даже в юности, когда чуть не каждая вторая юбка представляется верхом совершенства и воплощением идеала. И ему впервые за много лет стало по-настоящему тревожно… Да-да, подумал Майзель с неожиданной на себя злостью. Именно так все и должно было случиться. Именно так. А я-то, дурак, уже возомнил, что научился контролировать все и всех на свете. И себя в первую очередь. Я уже так себя убедил, что этого со мной никогда не случится. Выучил, как молитву, и сам в это поверил. И так гордился, что это все не про меня, что меня на это не купишь… Эй, Ты! Ты это специально так все устроил, да?! Вот так решил меня устряпать?! А мне плевать. Понял?! Мне нравится. И не просто нравится, а… Господи. Как же это?! Елена, небесноглазый мой ангел… Славянка с капелькой скандинавских и балтийских кровей. И крещеная по католическому обряду. Просто полный абзац по индивидуальному заказу. И что же мне теперь Ты прикажешь со всем этим делать, а?!.
        Оставив Елену, сладко посапывающую во сне, как ребенок, Майзель забрался под холодный душ, который слегка остудил его. Осторожно, чтобы не разбудить Елену, Майзель оделся и вышел в кабинет, заказал еду и включил связь - совещание должно было начаться с минуты на минуту. И не было в этом мире ничего, что заставило бы его хоть на миллиметр отступить от заведенного порядка. Почти ничего…
        Закончив работу, он вернулся в спальню. Елена сидела с ногами в кресле, закутавшись в давешний голубой халат, и с явным удовольствием смаковала тонкую и длинную венесуэльскую сигару из его запасов, которые он держал на случай прихода гостей, таких, как Вацлав и Квамбинга.
        -Привет, елочка-иголочка. Тебе не холодно?
        -Не сердись, Данек. Во-первых, у меня кончились сигареты, а во-вторых, это обалденно вкусная штуковина, я никогда ничего подобного не пробовала. Я догадываюсь, ты терпеть не можешь курящих женщин…
        -Я многое могу вытерпеть, Елена. В том числе и то, что мне не нравится или не хочется терпеть…
        -Да?
        -Да.
        -Почему?!
        -Когда-нибудь объясню… Если тебе так уж непременно хочется курить, кури, пожалуйста. Я тебе целую коробку выдам, пятьсот штук… Но не натощак и не часто. Лишь бы не этот мерзкий сигаретный табак, все равно, что порох курить, как вы можете вообще вдыхать эту мерзость…
        -Написать тебе расписку, что я прослушала лекцию о вреде курения?- светски улыбнулась Елена.
        -В другой раз,- вздохнул Майзель.- Пойдем, нужно перекусить, чем там нам Бог послал…
        Он опять сидел и смотрел, как она ест, как вонзаются ее зубы в половинку абрикоса, как мелькает во рту ее острый розовый язычок, умеющий доставлять ему такое наслаждение, и улыбался…
        Она такая живая, подумал Майзель, чувствуя, как все обрывается у него внутри. Так невероятно хороша, и так непохожа на пластмассовых гламурных овец с фарфоровым оскалом, что таращатся на нас со всех обложек, заставляя живых женщин мучить себя… И зубки у нее едва заметно желтоватые, как у живой женщины, и носик такой смешной, с маленькой раздвоинкой внизу, и веснушки эти, и родинки, и складочки на шее, и там, где в детстве были ямочки на щеках - мимические морщинки теперь, и крошечная оспинка на лбу, и трещинка на нижней губе… Гляделась ли ты в зеркало, и уверилась ли ты… Елена… Ангел мой… А глаза… Господи, где же ты нашел для нее такие глаза… Да что же это такое… Я просто свихнулся совсем…
        Елена, наконец, не выдержала:
        -Что?!
        -Ты такая живая, Елена… - снова улыбнулся Майзель.
        -Глядя на тебя, можно подумать, что ты и вправду рад.
        -Я рад.
        -Чему?!
        -Кому. Тебе, елочка-иголочка.
        -О, Боже… Да перестань же пялиться на меня, как на картину! И вообще, мы что, так и будем жить у тебя в кабинете?
        -Ну… У меня есть хижина в Градчанах, но я там редко бываю. Я строил дом по собственным эскизам, но вот жить там почему-то никак не случается. Лень уезжать из офиса… Да и нет там ничего, к чему стоило бы спешить…
        -По собственным эскизам?!- Елена даже прекратила жевать.- Ты не перестаешь меня удивлять. Я думала… Я хочу на это посмотреть. И немедленно. Поедем?
        -Да ради Бога…
        Они спустились в гараж. Майзель усадил Елену и сел на водительское место. Подстраивая под себя кресло, Елена проворчала:
        -У тебя что, нет другой машины, попроще, чем этот монструозный бронетемкин поносец?
        -Нет.
        -Ты что, серьезно?!
        -Вполне. Первое поколение этого бронетемкина, как ты выразилась, мне и Вацлаву, между прочим, не раз и не два жизнь спасал. Есть еще два точь-в-точь таких же экземпляра, на подмену, а больше ничего нет.
        -Нет, в самом деле?!. Господи, никак не могу это осознать…
        -У меня нет ни времени, ни желания покупать игрушки,- усмехнулся Майзель, выруливая на выезд из «Golem Interworld Plaza».- Я тебе уже говорил, что у меня мало общего с завсегдатаями «Харродс». А ты все никак не уймешься…
        -Это профессиональная деформация,- вздохнула Елена.- Не обращай внимания… Нет роллс-ройсов, нет матиссов с ван гогами… Какой ты скучный тип все-таки. От чего ты кайфуешь? От спасения человечества?
        -От тебя,- он посмотрел на Елену и озорно подмигнул ей, одной рукой легко управляя автомобилем.- Иногда я копаюсь в UNIXe, чтобы тряхнуть стариной и не утратить квалификацию совсем уж бесповоротно. Я руковожу огромной, сложнейшей системой, которая требует неусыпного внимания. Но я не гламурчик, это не мое, я это не умею и не хочу…
        -Не оправдывайся. А еще?
        -Не знаю… Музыка… Живопись,- я это не понимаю и не люблю поэтому, особенно современную. Бесит меня эта невротическая пачкотня. Зато я реву, как белуга, когда смотрю «Касабланку» или «Вест-Сайдскую историю»… Или «Летят журавли»…
        -Как?! Данек, ты что…
        -Правда, правда. Обожаю смотреть старые советские фильмы шестидесятых и семидесятых, особенно редкие, они напоминают мне детство. У меня такая коллекция, какой в русском кинофонде нет, оцифровано по первому классу…
        -А русские уверены, что ты ненавидишь Россию…
        -Это комплексы. Я родился в Северо-западном крае… В Беларуси. Это не Россия, Елена, хотя местами похоже… Это ведь тоже было СССР… А Россия слишком сложна и огромна, чтобы просто любить ее или просто ненавидеть. Я мечтаю увидеть в России царя, Елена. Такого, как Вацлав. Тогда они будут с нами. В нашем полку. Я вовсе не жажду воевать со всеми подряд. Да, мы довольно жестко указали им их место. Они это заслужили. За то, что натворили в мире, за шашни с чучмеками, за шестьдесят восьмой хотя бы… Но ненависти к ним нет у меня. И у тебя ведь тоже нет?
        -Нет. Я же тоже немножечко, совсем капельку русская. И потом… Они все-таки вышли на площадь [57] .
        -Да,- Майзель кивнул и улыбнулся,- такой улыбкой, какой Елена еще ни разу не видела у него.- Семеро смелых. Четверо русских и трое евреев.
        -Вот как… Я… Я не знала… Для нас ведь все, кто там,- русские…
        -Конечно,- он снова улыбнулся.- Как-то много мистики во всем этом, ты не находишь? Семеро - и трое из них…
        -Какой кошмар, Данек. Никто о тебе ничегошеньки не знает, на самом деле…
        -Мне некогда рефлексировать на эту тему. Что выросло, то выросло. Помнишь, когда началась заваруха в Югославии в начале девяностых, и мы вместе с сербами показали албанцам небо в алмазах,- русские просто обалдели. Не ожидали от нас такого…
        -Никто не ожидал. Особенно штурма Тираны,- Елена нахмурила брови.
        -Ну, ежичек… Не начинай. Пожалуйста. Нет ни малейшего настроения, обсуждать с тобой сейчас это. Правда.
        -Что-то ты еще про русских хотел сказать…
        -Я знаю, после этого у нас там появились друзья. Ну, может, не совсем друзья… Сочувствующие. Они не очень сильны пока, и у нас нет сил к ним тянуться… Мы начали здесь, потому что здесь легче. А русские… Они столько лет не видели настоящей свободы. Они даже не знают, что это такое, как этим пользоваться… Нам было некогда. И коммунизм рухнул так неожиданно и мгновенно, что все растерялись. Не растерялись только корпорации. И вместо учителей и помощников туда рванулись жулики и авантюристы. Вместо плана Маршалла - грабеж и хаос, либертарианский эксперимент над целым народом, черт знает, какой уже по счету. Вместо порядка и народного образования - развал и голодные учителя и врачи. Это мы виноваты. Но мы ведь всего лишь люди. И такое там началось… Ну, ничего. Мы придем и туда тоже. Дотянемся.
        -Ты и их хочешь во все это втравить?
        -Обязательно. Они будут с нами, Елена.
        -Почему ты так уверен?
        -Я скажу тебе, почему,- Майзель посмотрел на нее и вдруг, улыбнувшись, заговорил по-русски: - Язык, Елена. Дело в языке. Они будут с нами, потому что на русском языке так мерзко, а то и просто дико звучат имена наших врагов. И Арафата зовут «я сер». И жену его зовут «сука». И помощники его, как на подбор - «махмуд ибал курей», «набил украл», «насралла». И даже Масхадов, и тот,- не «орлан», а
«аслан»… - И снова перешел на чешский: - Ты понимаешь, Елена?
        -У тебя мифологическое сознание. Ты дикарь. Не просто дикарь, а еще и сентиментальный. Действительно ящер. Динозавр. Реликт. Невероятно, как тебе удалось…
        -Что выросло, то выросло. Кстати, мы приехали…
        ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». АВГУСТ
        Бесшумно качнулись вверх массивные маятниковые ворота, пропуская автомобиль внутрь охваченного глухим забором из необработанного камня пространства, и так же беззвучно и мгновенно рухнули на место. Посередине безупречно ровно подстриженного газона площадью в полгектара, окольцованный гравийной дорожкой, стоял круглый, как колодец, фундамент из того же необработанного камня, что и забор. На фундаменте стоял цилиндр черного зеркального стекла высотой в два человеческих роста и диаметром метров двадцать, покрытый остроконечной, выстланной чем-то вроде черепицы,- да это же фотоэлектрогенераторы, вдруг поняла Елена,- крышей, напоминающей крышу сиамских храмов.
        -Вот это да… - выдохнула Елена.- Настоящее логово Дракона…
        Неожиданно в фундаменте образовался проем от поднявшихся - снова маятниковых - ворот, и загорелся яркий свет, как в туннеле. Снизив скорость, Майзель направил автомобиль внутрь.
        Из гаража они поднялись в дом. Это было подковообразное помещение, причудливо разделенное живописными каменными перегородками, не доходившими до потолка, увитыми искусственным плющом и увешанными сверкающими среди него плоскими экранами. Свет был мягким, и не сразу становилось понятно, где находятся его источники. Середину «подковы» занимали бассейн и маленький японский сад камней. Крыша над ними была прозрачной.
        -Что это за музыка?
        -Музыка? А, это такое маленькое изобретеньице… Это музыкальный компьютер, простенький совсем. Он постоянно сканирует эфир в поисках голосов и ритмов в соответствии с запрограммированными гармониями, пишет на винчестер и проигрывает потом поблочно. И в машину подгружает…
        -Это прелесть.
        -Я рад, что тебе нравится…
        -И это все?- повернулась к Майзелю Елена, закончив предварительный осмотр.
        -Не совсем. Еще автономный блок аккумуляторов в полуподвале,- компьютеры, климатическая установка и охранный комплекс кушают немало, там же - оружейная комната и тренажеры, мастерская, продуктовые запасы на случай долговременной осады…
        -В стеклянной башне?!
        -Это не стекло, дорогая. Этот материал выдерживает выстрел прямой наводкой из корабельного орудия главного калибра с расстояния в один кабельтов… А инженерный ландшафт так проработан, что подобраться к зданию незамеченным невозможно. Впрочем, для тебя это, наверное, звучит как квадратный трехчлен…
        -А вот и нет,- Елена еще раз огляделась.- Конечно, человеческое жилье выглядит несколько по-другому, но мне тут действительно нравится… А кухня здесь есть?
        -Конечно,- Майзель жестом показал направление.
        Они вошли в кухню, и Елена мысленно ахнула - мечта хозяйки, с огромной плитой, рабочим пространством и мойкой в центре, из матового металла благородного серебристо-серого оттенка.
        -Ну, как? Сойдет?
        -Я уже сказала, что мне нравится. А ванная?
        -Даже две. Сейчас покажу… Раз тебе все тут нравится, может быть, тебе следует перевезти сюда свои вещи?
        -Ты думаешь, мне действительно следует это сделать?
        -Уверен.
        -Ну…
        -Я прошу. Пожалуйста.
        -Хорошо. Я подумаю над этим.
        -Ладно. Ты ведь останешься?
        -Я…
        Елена не успела закончить фразу, потому что раздалась трель телефонного звонка.
        -Извини,- Майзель раскрыл аппарат и поднес к уху: - Говори, величество.
        -Ты в офисе?
        -Нет. Дома.
        -О… Можешь подскочить?
        -Я не один. С Еленой.
        -Ага… Ладно. Тогда мы с Мариной заедем. Девочки поболтают, и мы обсудим с тобой кое-что. Подлетное время двадцать минут. Пока.
        -Жду, величество. Пока.
        Елена не слышала всего разговора, но и того, что она услышала, было достаточно:
        -Зачем ты сказал, что я здесь?!
        -Мне захотелось похвастаться.
        -Что за детский сад, Данек… Он вызывал тебя?- Майзель пожал плечами и неопределенно покрутил головой.- Ты мог бы вполне поехать, это наверняка не было бы…
        -Ежичек, все. Что выросло, то выросло. Давай посмотрим, чем у нас холодильник богат…
        -Он что…
        -Их величества будут через четверть часа. Ты знаешь, как кофейный автомат включается?
        -Господи, какой невероятно длинный день…
        Королевская чета вошла в дом. В этом было что-то трансцендентное - эти люди, особенно Вацлав V, всегда казались ей литературными персонажами, фигурами речи… Но это было не так. Они были настоящие. Оба. Король и его Королева. Елена никогда раньше не видела Вацлава так близко. Она знала, что он - очень крупный мужчина, но в реальности Вацлав производил гораздо более сильное впечатление. Он был удивительно похож на одного из своих прадедов, русского царя Николая Первого. Марина была выше и плотнее Елены, но рядом с мужем казалась просто дюймовочкой.
        Вацлав, как будто знал Елену лет сто, поздоровался с ней совершенно по-демократически - за руку, хлопнул по плечу Майзеля и уволок его по направлению к бассейну. Марина, ободряюще улыбнувшись Елене, взяла ее под локоть и увлекла на кухню:
        -Пойдем, дорогая. Мужчины будут обсуждать свои дела никак не меньше часа, и наверняка захотят заморить червячка.
        -А…
        -Можешь просто называть меня по имени, без церемоний. Ты же знаешь, у нас довольно неформальные отношения с Данеком. И раз уж тебя угораздило попасть в нашу компанию, то привыкай.
        -Хорошо. Ваше… Марина, можно я задам вам один вопрос?
        -Наверняка у тебя масса вопросов, и одним мы, безусловно, не ограничимся. Ныряй, дорогая,- Марина улыбнулась, случайно или намеренно употребив одно из майзелевских словечек.- И не забывай, что мы на «ты».
        -Вы… Ты… Ты не удивлена моим присутствием здесь?
        -Ну, во-первых, я была предупреждена. А во-вторых… Нет, Елена. Нисколько. Когда вы познакомились, между вами проскочила такая молния… Я думала, меня просто убьет на месте. По-моему, только вы сами этого и не заметили. Неужели не заметили? Ну, он - ладно. Но ты?
        -О, Боже, ваше… Марина… Все я почувствовала… Я просто сопротивлялась.
        -Зачем?!
        -А что, я должна была упасть ему сразу в объятия?!
        -Разумеется, нет, дорогая. Извини меня. Я просто ужасно его люблю. Он же такой… Он так переживал…
        -Переживал?! Он?! Нет, все-таки мужчины никогда не вырастают…
        -Настоящие мужчины, дорогая,- улыбнулась королева, и Елена поняла, что опять угодила в самую точку.- С нами он никакой не дракон, Еленушка. Как и с тобой… Ты же видишь. Какие у него стали глаза…
        -Вижу… Господи, да что же это такое…
        -Это? Это то самое, дорогая.
        -Что?!
        -Что вы созданы друг для друга.
        -Вот как…
        -Со стороны виднее. Поверь мне, я знаю,- королева улыбнулась и погладила Елену по руке, так что Елене захотелось… она даже не могла бы точно выразить, чего. Просто чтобы эта женщина всегда была рядом.- Вот почему, собственно, твое присутствие меня нисколько не удивляет и совершенно не тяготит. Давай-ка приготовим кофе…
        Наблюдая, как королева легко ориентируется во всех этих шкафчиках и полочках, Елена испытала нечто похожее на ревность.
        -Вы часто здесь кофе пьете все вместе?
        -Я эту кухню сама заказывала,- рассмеялась Марина.
        -Всегда втроем?
        -Иногда вчетвером. Еще Ян бывает здесь, он будущий король, ему нужно иногда кое-что послушать… Я понимаю, о чем ты. Я женщина одного мужчины, Елена. А он - мужчина одной женщины. Как и Вацлав…
        Это было сказано так спокойно и точно, что Елена поверила. Поверила безоговорочно и навсегда. И сказала:
        -Прости. Я не хотела…
        -Конечно. Не должно быть никаких скелетов в шкафу…
        Господи, подумала Елена, а мне что же делать с моими скелетами… Как же мне-то тебе это сказать… Наверное, я не смогу никогда… Хотя ты поняла бы. Я чувствую,- ты - ты могла бы это понять…
        -Я, кстати, надеялась, что будущей хозяйке тут понравится,- продолжила Марина.- Тебе нравится, Еленушка?
        -Да. Но я не чувствую себя здесь хозяйкой.
        -Ничего. Все еще впереди,- королева испытующе посмотрела на Елену.
        -Тебе, похоже, не терпится меня сосватать,- светски улыбнулась Елена.
        -Я не стану тебя разубеждать,- улыбнулась в ответ Марина,- но и торопить тебя тоже не стану. Я очень хочу подружиться с тобой, Еленушка.
        -Тебе не кажется, что мы очень разные?
        -Мы с тобой? Или ты с Данеком?
        -И то… и другое.
        -Но это и хорошо. Мы разные. И мы очень похожи. Ты ведь понимаешь, о чем я, Еленушка?
        Елена кивнула, чтобы не говорить ничего.
        -Я многое поняла, когда мы встретили Данека,- Марина присела к столу, указав Елене на стул напротив. Елена последовала ее примеру.- Я поняла, что некоторые вещи происходят просто потому, что они должны произойти. Мой муж был рожден для того, чтобы стать великим монархом. Его так и воспитали. Была только одна совсем незначительная мелочь: для него не существовало ни одного свободного трона даже в самой отдаленной перспективе. А даже если бы и были такие места… За последнее столетие монархи, за редкими исключениями, превратились скорее в аттракцион для подданных… А он - он бы не смог служить аттракционом для толпы. Он воин, он вождь… Я всегда это знала. Я полюбила его, потому что он так был не похож на светских мотыльков, окружавших меня с самого детства… Я очень люблю его, Елена. Когда мы познакомились с Майзелем, у нас уже было двое детей, и мой муж неотвратимо погибал от невозможности быть тем, кем он рожден был стать. Я ничего не могла с этим поделать. Я не могла его спасти. Его ничто не могло спасти, потому что у него была злокачественная опухоль мозга. И тут появился Данек. Со своим
сумасшедшим планом. Невероятным, невозможным, немыслимым в своей несбыточности. Но я - сама не знаю почему - я вдруг поняла: если что и может спасти моего мужа, моего любимого, самого дорогого для меня на земле человека, отца моих детей - это Данек со своим планом. И я кинулась в это. Очертя голову… И Вацлав… И на очередном обследовании мне сказали, что опухоль перестала расти. А потом… Ты помнишь, наверное, тогда Народное собрание настояло на тщательнейшем медицинском освидетельствовании претендента на престол… И при обследовании не нашли даже следа этой ужасной опухоли. Даже следа не осталось, понимаешь ли ты это, дорогая?
        -Он… знал?
        -Кто? Данек? Конечно. Разве мы могли ему не сказать? А он махнул рукой и сказал, что рассосется. И оказался прав. Когда я узнала о результатах томографии, я чуть с ума не сошла. А он… Плечами пожал, знаешь, как он умеет: «Я же говорил - рассосется…» Я надеюсь, ты теперь лучше понимаешь, как мы относимся к Данеку и почему…
        -Марина… Ты не думаешь, что людям следовало бы знать о таких вещах?
        -Нет, Еленушка, не думаю. Пусть люди спят спокойно. И слушают только добрые сказки о королях и принцессах… Дорогая, ты представь себе только: этот человек придумал работу для целого народа на многие, многие годы. На десятилетия. И это так увлекательно и приносит такие результаты, что к нам хотят присоединиться еще и другие. Думаешь, случайно у нас и самоубийств-то нет почти, особенно среди молодежи в возрасте до сорока? Своими идеями он дал шанс стольким людям состояться, найти свое призвание, возможность получать достойное вознаграждение за свой труд… Мы были задворками советской империи, а стали за каких-то полтора десятка лет великой страной. Ты знаешь, что он сделал? Он вернул людям идею. Не просто идею, а идею нации. Сформулировал ее предельно четко. Мы - двигатель прогресса. Мы мотор человечества. Его авангард. Мы богаты и счастливы не затем, чтобы обжираться пончиками и черной икрой, а чтобы донести богатство и счастье всюду, в самые далекие уголки земли. Он помог нам достать из ножен понятие долга, чести и отечества, про которые мы потихоньку начали забывать, и как засверкало все это
снова! Благоденствие, демократия… Это же пустопорожние заклинания, Елена. Зачем нужны деньги? Чтобы они были? Чтобы хорошо жить? А для чего это - хорошо жить? Это же страшно - просто хорошо жить. От этого люди из окон выбрасываются. Человеку обязательно нужно что-нибудь делать. Что-то открывать. Куда-нибудь лезть. Что-нибудь пытаться раскопать и узнать, чего еще никто до него не пытался.
        -Но не могут же все это делать? Абсолютно все?
        -Почему же?- удивилась Марина.- Да запросто.
        -А ты?
        -И я. Я открываю людей в своих детях. Выкапываю, отряхиваю, привожу в порядок. Рассказываю, как нужно, что такое хорошо и что такое плохо. Вацлав занят, он служит своему народу. И я должна служить,- служа своим детям, своему мужу, я служу своему народу. Чехи - мой народ, потому что я люблю моего мужа, и я с радостью служу им, и знаю - когда придет время Яну сменить отца на посту монарха, он будет к этому готов. А без меня это было бы вряд ли возможно. Это все и есть долг, дорогая,- Марина улыбнулась.
        Невероятно, подумала Елена, во все глаза рассматривая королеву. Просто невероятно… Никакого пафоса нет и в помине. Никакого позерства. Прямо так вот и думает, как говорит, и делает так. Это что же, все короли теперь такие?
        Елена даже не заметила, как произнесла последние слова вслух.
        -Не знаю,- покачала головой королева.- Не знаю, Еленушка. Я - такая. И Вацлав такой. Про остальных, которых Данек нашел, тоже могу смело сказать - да, и они такие. Мы все люди одной серии, одной обоймы. И по возрасту, и даже по росту… Он ведь моложе нас почти на десять лет, уже практически другое поколение, но он - тоже из наших. Такой же одержимый, как наши мужчины.- Это они такие, как он, это ведь он все устроил, промелькнула у Елены мысль.- Он все нам отдал, Елена. Нет у него ничего, понимаешь? Все отдал людям. И ничего не просит взамен.
        -Господи,- выдохнула Елена,- да разве же можно так жить?!
        -Только так и можно, дорогая. Только так. Смотри, какую он команду собрал. Как тащит это все наверх, к свету… И не на костях людей, а вместе с людьми и для людей, что невероятно, чудовищно важно… Вот как все повернулось…
        Марина вздохнула и серьезно посмотрела на Елену, которая изо всех сил боролась с собой, чтобы не показать охвативших ее чувств.
        Король и Майзель закончили обсуждать свои дела, и монаршая чета, так и не притронувшись к еде, уехала. Майзель с Еленой остались одни. Он испытующе взглянул на нее:
        -Что-то тебе определенно нашептала величество. Как-то ты притихла…
        -Раздавлена масштабом твоей персоны.
        -Ну-ну. Что выросло… Вылезай из-под пьедестала, и пойдем чистить зубы. Ты устала, тебе нужно поспать.
        -Знаешь, что самое во всем этом удивительное?
        -Что?
        -Что я с радостью тебя послушаюсь…
        Он просто лежал, а Елена, засыпая у него на плече, чувствовала, как он просто гладит ее по спине, по волосам, и ей было так от этого хорошо, что ничего другого сейчас не хотелось. И она была так переполнена благодарностью к нему за это молчаливое понимание и ласку, что не заметила, как уснула.
        ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». АВГУСТ
        Елена проснулась довольно рано для своего обычного режима. Майзель явно уже был давно на ногах,- мерил огромными шагами свою студию, держа возле уха телефон и что-то говорил, время от времени переключаясь между несколькими собеседниками, на двух включенных настенных экранах мелькало что-то… Она снова поразилась тому, как потрясающе он двигается. Какая-то чудовищная, мерцающая, нездешняя грация… Действительно, драконище, подумала Елена с улыбкой. Так, наверное, разворачивались на звук, издаваемый дичью, теплокровные ящеры мезозойских лесов… Вот только Елена не слышала при этом ни единого звука. Она села на кровати, даже не подумав прикрыться простыней, и улыбнулась. И Майзель, увидев розово-коричневые глаза ее сосков, споткнулся на полуслове и сложил телефон. Ага, злорадно и счастливо подумала Елена, я тебе покажу… И в ту же секунду до нее донеслось сразу множество звуков.
        Поймав его взгляд, Елена улыбнулась снова и медленно-медленно, словно нехотя, потянула простыню к подбородку. Такую приятную на ощупь материю. Шелк, разумеется, подумала Елена. И опять пожалела его:
        -Здесь тоже это есть?
        -Что?
        -Это поле, которое блокирует звуковые волны… Как у тебя в кабинете…
        -Ах, это… Я часто использую эту штуку, когда веду всякие деловые разговоры.
        -Да… На Матисса с Ван-Гогом, пожалуй, действительно мало что остается…
        -Все для фронта, все для победы,- сказал по-русски Майзель.- Ну, я такой, ежичек. Что выросло, то выросло. Есть будешь?
        -Нет. Я никогда не ем по утрам. То есть почти никогда… Кофе вот выпью.
        -Как скажешь. Я еду в офис, ты можешь остаться или поехать со мной… Насколько я понимаю, тебе предоставили творческий отпуск…
        -Подсматривал? Подслушивал?
        -Это одна из моих непостижимых тайн - я всегда все про всех знаю.
        -Ладно. Я поеду с тобой, все равно машину я на стоянке у тебя кинула. А там посмотрим. Иди, пожалуйста, мне нужно одеться и попудрить носик.
        -Ах, прости, дорогая. Я жду на кухне…
        Она быстро собралась и пришла к нему. Майзель колдовал у кофейного автомата. Услышав ее шаги, он мгновенно-упруго повернулся к Елене:
        -У нас есть немного времени, и я должен сказать тебе кое-что. Я знаю, что тебе это страшно не понравится, но это необходимые вещи… Пожалуйста, Елена… Наступи на горло собственной песне и выслушай меня. Договорились?
        -Да. Договорились. Я уже почти прониклась всей торжественностью момента.
        -Тогда садись,- Майзель вздохнул.
        Он усадил ее за стол и положил перед ней телефон:
        -Я хотел сделать это еще вчера, но не хватило духу… Это твой новый телефон… Пропуск в «Golem Interworld Plaza», в том числе и в твой кабинет - по отпечатку ладони, он в базе данных…
        -И когда же ты успел?
        -Елена, пожалуйста. Ни в коем случае не клади телефон в сумочку, носи на себе всегда. Это не подарок и не блажь, а необходимые меры безопасности, причем не только твоей, но и моей тоже. О том, что мы вместе, очень скоро станет известно, тем более что я не собираюсь делать из этого государственную тайну. На свете есть немало людей, готовых очень многое поставить на карту ради того, чтобы сделать мне больно, прижать, лишить свободы маневра. Я не могу этого допустить. Я очень хорошо представляю, до какой степени тебя раздражает мой, скажем так, обволакивающий стиль ухаживаний,- он увидел, как Елена усмехнулась, и, удостоверившись, что попал в самую точку, продолжил: - Я знаю, что ты сильнее многих мужчин. И что ты всегда была сильнее всех своих мужчин…
        Теперь Елена посмотрела на Майзеля уже совершенно безо всякой усмешки. И тогда он резко шагнул к ней и, одной рукой осторожно, но крепко взяв ее лицо, большим пальцем другой провел по ее мягким губам - неожиданно и сильно:
        -Я знаю. Но этого больше не нужно, мой ангел. Ты слышишь меня? Ты понимаешь меня?
        По тому, как она вздрогнула, как задрожали ее веки, Майзель понял, что пробил ее скорлупку. Это еще не было капитуляцией, но это была чертовски заметная трещина… Он отпустил Елену и присел перед ней на корточки, взял ее руки в свои, осторожно погладил ладони,- внутри и снаружи, так, что Елена снова вздрогнула, ощутив под сердцем трепет крыльев бабочки от этого прикосновения:
        -У нас такие разные жизни, Елена. Я не знаю, сколько времени потребуется, чтобы они вошли в зацепление друг с другом. Я не знаю, произойдет ли это когда-нибудь. Я ничего не знаю. Но я очень хочу попробовать, слышишь?!
        Елена кивнула и улыбнулась дрожащими губами. И, справившись с собой, потрепала Майзеля по волосам:
        -Да, Данечку. Слышу. Ты все-таки совершенно больной…
        -Но?
        -Да, конечно, есть «но». И не одно. Например, самый лучший секс за всю мою жизнь. И не скалься, это не комплимент, а констатация факта. Еще что-нибудь?
        -Да. За пределы Чехии - только по согласованному маршруту и в сопровождении охраны. Или моем.
        -И долго это будет продолжаться?
        -Ну, дорогая… Президентов США охраняют до последнего вздоха. Придется уж тебе потерпеть. Я тебе говорю прямо - ты значишь для меня гораздо больше, чем мне, возможно, хотелось бы. Но что выросло, то выросло. Примите и прочее.
        -Замечательное признание. С днем Святого Валентина, дорогой.
        -Елена… Пожалуйста.
        -Да ради Бога. Будь так добр, скопируй мою записную книжку в этот аппарат и перестань ныть, не твой стиль. Я все поняла, и буду делать, как ты сказал. Прежде всего, потому, что я сама заварила эту кашу и подставлять тебя было бы с моей стороны жутким свинством. Но никакого права собственности на меня у тебя нет. Ты сильнее всех, кого я знаю. И мне никогда ни с кем не было так хорошо… И поэтому я тоже хочу попробовать… Если тебе это интересно… Ты доволен?
        -Спасибо, щучка…
        -На здоровье,- Елена пожала плечами и глотнула почти остывший кофе.
        Майзель вздохнул, как побитый пес, и погрузился в манипуляции с телефонами. Закончив, протянул аппарат Елене и спросил:
        -Что ты собираешься делать?
        -О чем ты?
        -У меня есть предложение.
        -Давай.
        -Я не хочу, чтобы ты занималась своими делами. Я хочу, чтобы ты занималась моими. Чтобы ты была со мной. Конечно, я тебя не стану держать ни за какие места…
        -Отчего же,- улыбнулась Елена,- за некоторые места я с превеликим удовольствием разрешу тебе подержаться. Могу даже сказать, за какие именно мне особенно хочется и ужасно приятно. Впрочем, ты, кажется, и так знаешь. Кстати, откуда? Неужели это есть в моем файле? Извини. Продолжай, пожалуйста…
        Он улыбнулся,- ему нравилось, когда она колется. И Елена это чувствовала… Майзель откинулся на стуле и повторил:
        -Я хочу, чтобы ты была со мной, Елена. Пока не упадешь с ног. А когда упадешь,- ты знаешь, где можно вздремнуть часок-другой. Ты мне нужна. Есть вещи, которые я ни с кем, кроме зеркала, не обсуждаю. Но разговоры с самим собой - это почти болезнь. Я хочу, чтобы ты мне помогала. Мне просто необходимо это, Елена…
        -Я буду тебя злить. Я буду с тобой ругаться, Данек. Требовать участия, внимания, сострадания. Того, что тебе мешает…
        -Мне не мешает это, Елена. Мне необходим другой взгляд, как воздух. Мои люди и мои друзья тоже спорят со мной, но это тактические споры. А мне нужен стратегический партнер.
        -Невероятно. И я кажусь тебе таким партнером?
        -Не кажешься. Есть две причины, по которым только ты и можешь выступать в этой роли: ты женщина и ты смелая, как сто тысяч чертей. Ты ведь не станешь сидеть в уголке пещеры и ждать, пока я приду с охоты?
        -Этого ты от меня точно не дождешься.
        -Вот видишь. Так что у меня нет особенного выбора. Я просто перехватываю инициативу, потому что я так привык, мне так нравится, мне так…
        Елена не дала ему договорить,- встала, подошла близко-близко, так, что ему пришлось смотреть на нее снизу вверх,- взяла Майзеля за огромные уши и легонько подергала их вверх-вниз, покрутила его голову из стороны в сторону:
        -Перестань подводить базу, чудище. Скажи просто, что тебе так хочется.
        -Мне так хочется.
        -Ты уверен?
        -Я еще никогда в жизни ни в чем не был так уверен.
        -Ну, и все тогда. Поехали работать.
        -Вацлав был прав.
        -Теперь я не успеваю за полетом твоей мысли, дорогой,- усмехнулась Елена.
        -Привыкнешь. Ты - лучшая, Елена.
        -Смотри не возгордись.
        -Не думаю, что ты позволишь мне это сделать,- с сомнением вздохнул Майзель. И резко поднялся: - Поехали, щучка-колючка. Время - это жизнь.
        СЛОВЕНИЯ. АВГУСТ
        Назавтра он, как и обещал, утащил ее в Порторож, на восемь дней. Это был какой-то сумасшедший дом - они просто не вылезали из кровати. А когда вылезали, все равно не могли друг от друга оторваться. Обслуга здесь тоже была невидимой, и это Елену радовало просто до умопомрачения. Она ходила по маленькой уютной вилле в одной мужской рубашке на голое тело, потому что было очень тепло, и потому что Майзель просто с ума сходил от такого ее наряда, и любил ее так, что она едва не теряла сознание. Он был такой здоровый конь, огромный, гладкий и, кажется, совершенно неутомимый, как мальчишка. Он сам делал ей массаж,- сам, никаких массажистов, кто мог с ним сравниться, какие массажисты… И ванны он заставлял ее принимать. И грязи. А потом купал ее сам, как маленькую… И расчесывал сначала редким гребнем, а потом щеткой. И так ласкал… Господи, как он так может, удивлялась Елена, растворяясь в его ласках, как река в океане… И курить не разрешал. Да и какие там сигареты, если они и поесть-то толком не всегда успевали. А когда успевали… И ни души вокруг - только солнце, кусочек пляжа и моря, и они вдвоем.
        Боже, как он мне нравится, думала Елена, гладя его по волосам и закрывая глаза, когда он скользил губами и языком по ее телу. Боже мой, как он мне нравится, неужели это со мной, Господи, как хорошо… Никогда прежде ее не взрывало и не уносило так. Никогда прежде мужчина ее не называл такими словами. «Мой ангел…» Она каждый раз вздрагивала, когда он произносил это… Ей страшно понравилось ласкать его ртом. Никогда прежде это не доставляло ей такого тягучего, томящего наслаждения. Она любила чувствовать горячий ток его крови, пульсацию жизни, ей нравилось, как выгибает дугой его тело от ее ласки, нравилось, как наливается он каменной твердостью, и как ударяет ей в небо, в щеки, в язык его обжигающе-теплая, вязкая, терпко-сладкая влага…
        Первый раз, когда она сделала это, он, отдышавшись, привлек Елену к себе, заглянул в глаза:
        -Это очень много для меня значит.
        -Это что?
        -Это.
        -Ага.
        -Это не просто еще один способ заниматься любовью.
        -Почему?
        -Не знаю. Я так это чувствую.
        -Мне тоже нравится, когда ты ласкаешь меня языком. Ужасно нравится.
        Ей действительно это до безумия нравилось. Нравилось так, что Елена думала каждый раз, что утонет. Просто патология. Никогда прежде с ней ничего такого не делалось. И язык у него был, как… как… Как у Дракона. У нее опять проснулась бабочка под сердцем. А он вздохнул:
        -Это другое.
        -Ты дикарь. У тебя мифологическое сознание,- улыбнулась Елена, целуя его.- Я никогда не делаю ничего, если мне этого не хочется. В постели, я имею в виду. Бедненький… Что, я первая на это решилась?
        -Елена… Все, что было до тебя, было не со мной.
        -Правда?- у нее заблестели на глазах слезы. У нее всегда слезы были очень близко, и многие совершенно напрасно принимали это за признак слабости характера.
        -Обязательно.
        -И не со мной, Дракончик,- Елена улыбнулась и вытерла глаза.- Как легко тобой манипулировать, дорогой…
        -Я всегда это знал… Я тебе говорил…
        -Я помню. Торжественно обещаю не злоупотреблять. Просто употреблять. Когда тебе захочется, чтобы я это сделала, сразу хватай меня за волосы и тащи. Ладно?
        -Елена Прекрасная. Ты развратная женщина.
        -Все филологички такие. Мы знаем много слов, у нас правильная артикуляция. И язык хорошо подвешен. Кроме всего прочего, ты очень вкусный… - Елена облизнулась и увидела, как вспыхнули у него глаза и появились белые пятна на щеках.- О-о… что, опять? Уже?!
        -Да. Если ты еще раз это сделаешь, я больше…
        -Хочешь, чтобы я развела настоящую сырость?- чуть не плача, на этот раз по-настоящему, перебила его Елена.
        -Обязательно…
        И Елена послушалась. Развела настоящую сырость.
        ПРАГА. АВГУСТ
        Они вернулись домой, и Елена вдруг поняла,- оказывается, все это время он просто держал ее в предбаннике. Или, точнее, у порога своей кухни, допуская заглянуть внутрь лишь одним глазком на минутку. Кстати, не только из соображений секретности… А теперь вдруг взял и распахнул двери настежь. Он словно сжимал время в разы - столько людей, проходящих сквозь него, увидела Елена, что это просто переставало быть похоже на реальность. И для каждого из этих людей находились единственно правильные и именно сейчас необходимые слова. И звучало едва ли не паролем так часто из его уст заветное «я люблю тебя»… Только обращенное не к Елене, а к его людям. И с суеверным восторгом видела Елена, как расцветали лица людей от этих его слов. Как начинали сиять их глаза…
        Они вдруг как будто поменялись ролями. Теперь не она его, а он ее слушал. Она и в самом деле спорила с ним. И ругалась с ним не на шутку. И он,- не то чтобы повышал на нее голос, нет… Но как-то не понарошку с ней тоже «ристался». И когда начинало Елене казаться, что вот, сейчас, еще одно слово,- и разругаются они по-настоящему,- Майзель вдруг замолкал, хватал ее в охапку и начинал целовать. Словно нажимал какую-то кнопочку, после чего мозг у Елены выключался напрочь и включались совсем другие навигационные приборы. И там, в точке взрыва вселенной, куда затаскивало ее, было Елене так все равно, так наплевать на все на свете,- только бы он любил ее изо всех сил, не останавливаясь никогда-никогда…
        ПРАГА. АВГУСТ
        В понедельник позвонила Полина. В голосе подруги звучала неподдельная тревога:
        -Ленушка, где ты? Что у тебя? Почему не звонишь?
        -Прости, Полечка. Я так закрутилась, ты не представляешь… Давай встретимся в
«Империале», хорошо? Через полчасика… Целую, Полечка, пока!
        Она стремительно вошла в таверну, раскрасневшаяся от быстрой ходьбы,- Полина уже сидела за столиком и помахала Елене. Елена подошла, села рядом:
        -Полечка, я сейчас съем огромный кусок жареного мяса. Ты не будешь возражать?
        -Я - нет…
        -Вот хорошо!
        -Ты же не ешь мяса!!!
        -Да, это я так,- вздохнула Елена,- скажи спасибо, что я на человечину не перешла… С ним не поешь… Как приготовит - язык проглотишь…
        -Сам… готовит?!
        -Сам. Никому не доверяет…
        -Рассказывай.
        -Спрашивай, Полечка.
        -Где ты была столько времени?! Я звонила, Иржи тебе звонил…
        -В Словении.
        -С ним?
        -Да.
        -Ах, так он все-таки высовывается из своей стеклянной башни… Почему не в Ницце, интересно?
        -Он не любит Ниццу. Монако не любит. Ривьеру терпеть не может… Там так чудесно, Полина… Не смотри так. Я знаю, я спятила.
        -Это заметно.
        -Да?
        -Угу. Порхаешь. И сияешь. И похорошела просто бессовестно. И румянец появился. И глазки блестят. Полный набор симптомов. Ленушка, ты соображаешь, что делаешь?
        -Нет. Но я это хорошо понимаю.
        -И тем не менее…
        -И тем не менее.
        -И как это понимать?
        -Ох, Полечка… Если бы я знала… Я всегда знала, что он гораздо сложнее и интереснее, чем тот ходульный образ, который мы себе напридумывали. Дракон, Дракон… Никто на самом деле не понимает, что это означает. Он самый настоящий дракон. Драконище. Даже похож… Ты же помнишь, я говорила… Но что настолько,- я этого себе даже не представляла.
        -Ленушка, что с тобой?!- голос Полины дрогнул.- Ты слов-то таких никогда не произносила…
        -Влюбленные тетки сильно глупеют. Для тебя это новость?
        -Про тебя - да.
        -Я теперь подозреваю, что просто никогда… Нет. Я не хочу об этом. Во всяком случае, сейчас…
        Елена достала сигареты и закурила. Бросив случайно взгляд в окно таверны, она увидела, что к «машинчику» подъехали на самокатах два полицейских. Она знала, что заезжать в пешеходную зону запрещено,- за подобное нарушение лишали прав на шесть месяцев. Но она так спешила… Полицейские, увидев виньетку пропуска на лобовом стекле машины, понимающе переглянулись, вновь заступили на самокаты и величаво покатились дальше по своим делам. Полина проследила взгляд Елены, и глаза ее расширились от изумления:
        -Какая бусечка… А где «пыжик»?
        -В него попал метеорит.
        -Тебе в темечко попал метеорит, как я погляжу,- проворчала Полина.- Это он тебе подарил?
        -Дал покататься.
        -А почему менты так резво отчалили?…
        -Увидели печать Дракона.
        -Елена… Да что с тобой такое?!
        -Это правда, Полечка. Это просто такие… ну, такие… Я не знаю… Нас всегда это бесило. Эти машины с непрозрачными стеклами, мигалки, сирены, пропуска всюду, что хочу, то и ворочу…
        -А на самом деле приятно.
        -На самом деле просто времени нет. Объезжать, тормозить, останавливаться, оплачивать стоянку, подсовывать талончик под стекло… Каждая секунда - чья-то жизнь. Никто же не возмущается, услышав сирену скорой помощи. А они и есть скорая помощь. Только и всего…
        -Ну, как ты запела… А «пыжику» действительно давно пора было на свалку. Заботливый… За-а-ссс-сранец… - Полина закурила новую сигарету.- И ты согласилась?
        -Я стараюсь не дергать его по таким мелочам.
        -Боже мой,- Полина покачала головой и посмотрела на Елену так, словно видела ее впервые в жизни.- Да это в миллион раз хуже, чем я могла вообразить…
        Елена кивнула и зажмурилась, чтобы помешать выступить слезам.
        -Полечка… Ну, при чем тут подарки… Не нужно мне от него ничего… Понимаешь?
        -Да понимаю я все. Чай, не дура. Но ты же понимаешь, что будущего у этих отношений нет?
        -Конечно. Только мне все равно. Плевать.
        -Ох, Ленушка, как же так вышло… Не стоило тебе соглашаться на это…
        -Ну, отчего же,- усмехнулась Елена и глубоко затянулась дымом.- Я столько всего узнала… Не только про него, кстати. Про себя тоже. Едва ли не больше…
        -Я сейчас разревусь. Честное слово.
        -Нет. Давай в другой раз как-нибудь. Вместе поревем. Но не сейчас.
        -Что ты собираешься делать?
        -Ничего. Будем жить счастливо, как кролики, пока нам что-нибудь по-настоящему не помешает.
        -Сильно сказано,- Полина закурила, наверное, пятую сигарету.- Цитата?
        -Вроде того.
        -Ух ты. Он еще и умный…
        -Угу. Умный. Здоровый, как черт. Ростом под два метра. Вот такой и вот такой,- Елена показала руками, какие у Майзеля габариты.- Железо на нем ковать можно и танки из болота таскать. А иначе не выдержать это все…
        -Что «все»?
        -Все, Полечка. Все, понимаешь? Господи, знала бы ты, что я видела… Что собираются они свернуть… И это только начало…
        -Елена, да что с тобой?!
        -Ничего со мной. Я в порядке. Пора поливать соусом наши шляпы, Полечка. И вообще…
        -Давай подождем, пока уляжется гормональная буря.
        -Буря не препятствует, Полечка, а, скорее, способствует…
        -Тебе хорошо с ним,- Полина не спросила, а словно ответила на свой собственный вопрос.
        -Мне хорошо с ним,- эхом откликнулась Елена.- Это должно каким-то другим словом называться, Полечка. Не знаю, каким. Такого не было никогда.
        -Никогда?! Ох, Еленушка…
        -Вот и я говорю… У него нет ничего, Полина. Костюм, рубашка, носки, туфли, телефон. Все. Больше ничего, понимаешь? Даже часов…
        -А где он живет?!
        -В кабинете. Нет, ну, я была у него дома, на самом деле… Это тоже командный пункт, такой, знаешь, в стиле Корбюзье… Все для фронта, все для победы…
        -Опять цитата?
        -Опять, Полечка, опять…
        -И надолго тебя так хватит?
        -Ах, да не знаю я ничего… Полина, он наш. Он на тех же книжках вырос. А рефлексии - и следа нет. Где-то потерялась в пути… Наш. И другой. Такой потрясающе другой… А люди! Ты бы видела его людей. Как они смотрят на него…
        -Альфа-самец, в общем.
        -Это всего-навсего термин, который ничего не объясняет и ничего не говорит. Они все в него влюблены. По уши. Ты знаешь, если бы они все дрожали и ходили на цыпочках, это было бы понятно. Но этого там в помине нет. Я ничего не понимаю. То есть, понимаю, просто поверить никак не могу…
        -Ты будешь что-то писать?
        -Обязательно.
        -Чего ты сияешь?!
        -Ничего. Это просто опять цитата.
        -Боже ты мой, Елена…
        -Я должна. Я должна рассказать об этом. Ради него. Ради людей. Ради нас всех. Они просто не могут ничего объяснять, потому что они скорая помощь, а не сериал про скорую помощь. Понимаешь? А мы… Мы их не поняли и испугались. И продолжаем держаться за наш испуг, потому что так нам проще и понятнее. Это неправильно. Несправедливо… - Елена закурила снова, даже не притронувшись к принесенной еде.- Ты сейчас не обращай на меня внимания, хорошо, Полечка? У меня такое творится в голове и не только, что я не могу говорить членораздельно. Мне хочется все выпалить одним предложением, но я не могу. Это должно отстояться, отлежаться, распасться на какие-то внятные слова…
        -А король?
        -Что король?
        -Они в самом деле друг к другу кофе попивать ездят?
        -Да. Сама при этом присутствовала,- улыбнулась Елена.- Дети - спать, а мы - на кухню…
        -Ты… ты что… ты тоже?! И в каком качестве?
        -В качестве стратегического партнера,- Елена усмехнулась.- Очень даже нормально. Никаких церемоний. Милейшие люди. Особенно ее величество. С королем нам не так чтобы уж есть о чем поговорить… А с ней… Как будто мы с ней сто лет знакомы. Разговор с полуслова начался и никак не закончится, знаешь ли. А от детей я просто без ума… И эти двое… Они не просто друзья, Полечка. Это… Я вообще не знаю, как это объяснить. Даже не как братья. Они как две руки или два глаза. И разговаривают они так друг с другом… Какими-то полупредложениями. Один за другого фразы договаривает. Или надевают эти японские доспехи и начинают лупить друг друга палками. И орут… Два бешеных огурца. Никогда не видела, чтобы мужчины вот так…
        -Еленушка. Тайм-аут. Умоляю.
        -Конечно, Полечка, конечно…
        -Ты поешь. Правда. Это надо сначала жевать, потом глотать. Не перепутай, ладно?
        -Постараюсь,- хмыкнула Елена.
        -Он слова-то хоть говорит?
        -Говорит,- на лице Елены мелькнуло что-то.- Почти все…
        -Ах, так…
        -Нет, Полечка… Просто у него это так тоже, кажется, первый раз. Мы ведь все боимся ошибиться. Это так больно потом… Он не хочет, чтобы было больно. Я понимаю. Хорошо понимаю…
        -Что значит - «у него тоже»? А у кого еще? У тебя?- Елена кивнула несколько раз быстро-быстро.- Ах, Боже, Еленушка… Конечно… Если так, тогда… какая тогда разница, что про него говорят…
        -Правильно про него говорят. Он такой. И не такой. Он чудовище. Но внутри… Там, внутри, на самом деле… Там маленький мальчик, который хочет всех полюбить. И чтобы его полюбили.
        -Ничего себе любовь…
        -Полина… Лишь тогда дело можно назвать настоящим, когда под ним струится кровь. Не может быть по-другому.
        -Да, хорошо, но что же они вытворяют…
        -Ты даже не представляешь себе, что они вытворяют. Это просто не лезет ни в какие ворота. Они совсем иначе воспринимают действительность, Полина. Не как данность, а как вариант.
        -Что это значит?
        -Как вариант, понимаешь? Им не нравится так, как им дано. И они берут и вводят переменные или постоянные. Меняют условия задачи. Чтобы заранее придуманное решение было правильным.
        -Это что, хорошо?!
        -Это потрясающе.
        -Да уж…
        -Мы просто живем внутри раковой опухоли, Полина. То есть не мы… Весь мир. И вдруг, каким-то совершенно непостижимым образом, внутри этой раковой опухоли снова начали расти здоровые клетки. И раздвигать опухоль, пожирать ее. Как фагоциты. Как антибиотики. Конечно, раковая опухоль просто вне себя от бешенства и страха…
        -Это Майзель-то - антибиотик?!
        -Угу. И еще какой…
        -Ну, ладно. Пусть рак, ладно. А можно… Я не знаю,- операцию сделать? Или все, в морг? Они же не операцию делают. Они больного, если следовать твоей метафоре, лупят по голове дубиной. С ядерным шишаком, кстати.
        -А если больной еще и душою скорбен? Не понимает, что ему нужно лечь на стол и позволить надеть на себя маску для наркоза? И вокруг беснуется толпа дикарей, тоже, кстати, не с пальмовыми ветвями в руках? Что, лекцию читать, о достижениях современной медицины рассказывать? Очередь поверх голов, больного в нокаут. И вперед. И смелостью надо обладать вполне хирургической, чтобы в такой обстановке сориентироваться…
        -Елена, поверх голов очередь. Не промеж глаз…
        -Жрецам - промеж глаз. Остальным - поверх голов.
        -Ой-ой, Еленушка. Ой-ой-ой. Ты точно тронулась.
        -А вот это вряд ли,- и Елена опять так просияла, что Полина поняла - еще одна цитата.
        -А финансы? А бизнес?!
        -Там бизнесом и не пахнет, Полечка. Они никого туда не пускают, внутрь системы, потому что это сразу видно становится, если у наблюдателя больше двух с половиной извилин…
        -Что это значит?
        -Это значит, что бизнес - не цель. Я знаю людей бизнеса, я представляю себе, как они думают, я их насквозь вижу, там ничего нет такого особенного… Там речь идет об успехе, о месте на рынке, о пользе дела, о политике, удобной для бизнеса… О благотворительности… На каком-то уровне - даже об ответственности перед людьми, перед будущим… Но это на самом деле дерьмо. И это сразу понятно. Я думала, что и тут так же. Только хитрее, изощреннее, изысканнее, элегантнее. И циничнее, конечно. И беспощаднее. А на самом деле… Они просто мир переделывают. Им не нравится, какой он. Берут и переделывают. Чтобы нравился.
        -Как?!
        -А так. Он не только и не столько хозяин всего этого. Он душа этого дела. Мотор. Электростанция. И они все в него влюблены, я говорила… И то, чего нельзя добиться от людей вообще никаким способом, он добивается - любовью. Я ни разу не слышала, чтобы он повысил голос на кого-нибудь. Чтобы обругал или орал, как некоторые,- такого просто невозможно себе представить. Нет, я видела, как он сердится, даже злится. Это страшно, поверь. Но - но это всегда направлено наружу, не на команду… Это армия. Армия Спасения. А сколько это стоит, ты представляешь?
        -Не… не думаю…
        -А ты подумай. Я вот подумала… Мне страшно, Полечка. Я… Ты знаешь, я, в общем-то, мало чего боюсь… Но за такое взяться… Боже мой, да кем же надо быть, чтобы за такое взяться! Чтобы стольких людей увлечь, чтобы короли и министры, священники и ученые, пахали, как черти, света белого не видя! Чтобы всех выстроить… И бизнес в том числе… И Шелла с Экссоном, и Боинга с Самсунгом… Кем же это надо быть, чтобы все это оседлать и впрячь в свое Дело… Ты понимаешь?!
        -Но это невозможно держать в голове. Даже просто держать в человеческой голове, и то невозможно. А тем более - контролировать…
        -Они все контролируют. И держат в голове. Он, собственно.
        -Но как, Боже мой?! Как?!
        -Он так любит тех, кого любит… А тех, кого контролирует… - Елена усмехнулась, и Полине стало нехорошо от этой усмешки.- Он может прихлопнуть, как муху. Он все видит и слышит. И знает. И поэтому ему иногда кажется, что он сам - Бог. И смерть - это тоже просто инструмент. Способ контроля… Безукоризненный и безотказный. А с нами он цацкается, как с несмышленышами, просто потому, что любит. Потому что мы свои, только пока этого не поняли еще…
        -По-моему, у тебя просто поехала крыша. Это снизу идет, милая. Это…
        -Полечка… Пожалуйста… Я все понимаю, но это не то. Это не так. Этого со мной не может быть. Я знаю, когда врут. Я чувствую. Он не врет. Это ужас, Полечка.
        -Ужас? Ужас, это точно. А его собственные миллиарды? Это что?
        -Это все в деле, Полечка. Все работает. Это все работает, черт подери его совсем!
        -Нет, Ленушка, но он же богатейший…
        -Да чушь это все, Полина. Представительские расходы. Ну, не может же он, в самом деле, ходить в лохмотьях и ездить на велосипеде. А больше… Есть люди, которые идут к богатству долго и трудно, и потом всю оставшуюся жизнь тужатся, чтобы своему богатству соответствовать. А у него… У него все наоборот. Ему все это нужно,- поэтому оно у него есть. Ему надо быть сразу везде, и желательно постоянно. И быть при этом в безопасности. И давить, как асфальтоукладчиком, тех, кто не строится. Это, знаешь ли, недешево обходится. А кроме этого, ничего нет. И одевается он, как… И устриц в шампанском не трескает. И вся его роскошь - это связь и компьютеры. Но мы всем этим тоже с большим удовольствием пользуемся. Просто ему это все нужно на порядок, на два, на три эффективнее. И у него это есть. А Матиссов с Рембрандтами нет. И золотых унитазов нет. И роллс-ройсов с бриллиантами. Ничего нет. Власть - да, конечно. И атрибутика власти, это само собой. Ровно столько, сколько нужно для Дела. А нужно, скажу я тебе, немало…
        Елена умолкла на полуслове, отложив вилку и уставившись взглядом куда-то поверх Полининой головы… Молчала и Полина, снова прикуривая очередную сигарету… И вдруг выговорила то, что почувствовала на секунду остановившимся сердцем:
        -Это мужчина твоего размера, Елена.
        -Что?!
        -А ты, наверное, его,- Полина вздохнула и улыбнулась, чтобы сбить слезы, готовые вот-вот брызнуть из глаз.- Тебе так его не доставало всегда. Именно такого. Чтобы дыхания не хватало. Чтобы было, как в эпицентре атомного взрыва. Это твой размер, Еленушка. Твоя судьба…
        ИЗ СООБЩЕНИЙ ИНФОРМАЦИОННЫХ АГЕНТСТВ
        Йилдыз, ВВС. Землетрясение силой от 8 до 10 баллов по шкале Рихтера произошло сегодня ночью в окрестностях этого турецкого города. Несмотря на заблаговременную информацию Пражского Центра по контролю сейсмической активности, власти турецкой провинции, как и центральное правительство, не предприняли никаких мер, чтобы предупредить или эвакуировать население, находящееся в зоне возможного поражения. По предварительным данным, число жертв исчисляется сотнями человек. Жертв могло быть меньше, если бы землетрясение произошло днем.
        Анкара, ВВС. Организация «Врачи без границ» выступила с критикой правительства Чехии, которое, несмотря на неоднократные просьбы Турции, так и не передало в ее распоряжение разработанные чешскими специалистами сейсмодемпфирующие устройства. Соображения секретности и нераспространения оружия массового поражения, которыми якобы руководствуются чешские власти, привели на практике к сотням жертв среди гражданского населения, женщин, стариков и детей, говорится в заявлении.
        Анкара, АР. Спасательные отряды из Чехии и Израиля, как всегда, первыми прибыли на место трагедии, сообщает наш корреспондент. По словам местных жителей, вертолеты
«Скат» со спасателями, медикаментами, палатками и теплыми вещами для пострадавших начали приземляться в окрестностях Йилдыза уже через четыре часа после трагедии, и специалисты, оснащенные высококлассной техникой, приступили к спасательным мероприятиям. Только сейчас к ним начинают присоединяться спасатели из Министерства по предотвращению чрезвычайных ситуаций Турции, военные и пожарные. Спасательные отряды из Греции и России находятся в пути и присоединятся к своим чешским и израильским коллегам в самое ближайшее время.
        Прага, ЧТК. МИД Чешского королевства на специальном брифинге сегодня утром дезавуировал критику, раздающуюся в адрес чешского правительства и военных со стороны некоторых турецких политиков и международных организаций. Принцип действия сейсмодемпфирующих устройств таков, что позволяет применять их, как технику классического двойного назначения, заявил представитель МИД. В настоящее время сейсмодемпферы предоставлены только в распоряжение японских сил самообороны, поскольку японское правительство в состоянии обеспечить действенный контроль над использованием этих устройств. Станция сейсмодемпфирования успешно действует на Мадагаскаре и в Чили, поскольку правительства этих государств безоговорочно согласились с условиями, на которых Чехия установила демпферы в сейсмоактивных районах. Как известно, сейсмодемпфирующие установки позволяют эффективно снижать силу землетрясений в несколько раз. Таким образом, как минимум одно сильное землетрясение было предупреждено за последние два года на Мадагаскаре, четырнадцать - в Японии и одно в Чили. Турецкое правительство неоднократно срывало переговоры по
вопросу об открытии станции сейсмодемпфирования, требуя передать приборы турецким специалистам. Об этом не может быть и речи, заявил представитель Минобороны, поскольку эксперты разведывательного сообщества Чехии сомневаются в способности Турции обеспечить надлежащий уровень секретности. Правительство любой страны, согласившись с нашими условиями, может немедленно рассчитывать на установку демпферов, заявляют чешские официальные лица. Это условие - строжайший контроль за использованием. Выдвигаемые некоторыми государствами обвинения в попытках вмешательства во внутренние дела и безответственные заявления о том, что станции сейсмодемпфирования выполняют военно-разведывательные функции, не выдерживают никакой критики и свидетельствуют только об одном: правительства этих стран готовы пожертвовать тысячами жизней своих граждан, чтобы заполучить ОМП, мощь которого сопоставима с термоядерным оружием первого и второго поколений. Позиция Чехии при этом не может быть оспорена с нравственно-гуманистических позиций, заявили на пресс-конференции.
        Прага, ВВС. С негодованием и болью повествуя о трагедии в Йилдызе, популярная ежедневная газета «Народное слово», в частности, пишет: «Наблатыкавшиеся в общечеловековской демагогии чучмеки, вырядившись в костюмчики от Валентино и сменив вшивые бороденки на пахнущие одеколоном парижские прически, обвиняют нас в бессердечии и пренебрежении человеческими жизнями. Стоит, вероятно, напомнить этим, с позволения сказать, „господам“, что именно стараниями их единоверцев и единомышленников из талибанского „правительства“ в Белуджистане так и не смогли приземлиться наши самолеты со спасателями и помощью жертвам землетрясения, происшедшего там два года назад и унесшего жизни, как минимум, сорока тысяч человек. Именно эти „господа“, ничтоже сумняшеся, заявили, что правоверные не нуждаются в помощи неверных и Аллах в своем величии не оставит их в беде. В нынешней трагедии вина турецкого правительства очевидна. Не последнюю роль сыграл, вероятно, и тот факт, что Йилдыз находится практически в центре населенного преимущественно курдами района. Так и хочется воскликнуть: иншалла, любезнейшие! Но это пока. И вам,
и поющим в унисон с вашими муэдзинскими фальцетами остолопам-еврогуманоидам следует знать: мы приземлимся. И тогда, как говорит наш любимый монарх,- не обижайтесь!»
        ПРАГА. АВГУСТ - ДЕКАБРЬ
        Они часто и подолгу любили друг друга. В любви Елена была такой же, как и в работе, и в жизни вообще - смелой до безрассудства, щедрой до беспамятства, страстной до самозабвения… И невозможно было поверить, что эта женщина,- умеющая одним хлестким абзацем, одной точной и сверкающей, как молния, фразой оборвать любую, сколь угодно успешную и долгую политическую карьеру, освежевать до костей и превратить в посмешище до конца времен кого хочешь,- что эта виртуозно насмешливая женщина с острым язвительным умом способна быть такой ошеломляюще нежной… Майзель не помнил, чтобы другая женщина когда-нибудь прежде так ласкала его. Он даже не знал, с чем это можно сравнить. Ну, разве что с тем только, как мама в детстве… Но детство свое - после того, что с ним произошло - он не помнил почти совершенно. И он, обмирая от ее ласк, позволял ей все, что она хотела, и чего никому другому не позволял и не позволил бы никогда. При мысли о том, что она могла делать это с другим мужчиной, у него непроизвольно сжимались кулаки и кровь начинала бешено стучать в висках. Но Елену глупо было ревновать к ее прошлому. Он
знал это, не в силах ничего с собой поделать. Все, что он мог - это стать для Елены единственным. Отныне и навсегда…
        Он просто не знал, что это уже случилось. Елена сама еще не могла решиться признаться себе в этом. Она не была ни синим чулком, ни жеманной недотрогой, и всегда смело любила мужчин, которые казались ей достойными. Случалось, она даже увлекалась своими мужчинами. Иногда червячок любопытства точил ее потихоньку,- а как это будет, если вот так? Или так? Или эдак? И она всегда видела их слабости - иногда мирясь с ними какое-то время, иногда негодуя и хлопая дверью. Потому что ее мужчины были всегда слабее. Интеллигентные, тонкие, начитанные, иногда даже умные. Иногда блестящие. Слишком тонкие. Слишком начитанные. Она никогда не зацикливалась на каком-то определенном типе мужчин. Но таких… Возможно, она, хотя и вполне подсознательно, но все же намеренно обходила мужчин такого типа стороной. Из опасения столкновения, или еще почему-то… А Майзель… С ней такое творилось… Такого не было действительно никогда. Чтобы от одного прикосновения, чтобы от одного поцелуя так распрямлялось в ней все… И никогда она не позволяла себе потерять контроль над своими чувствами, раствориться в мужчине, стать частью его. То
есть именно того, что происходило с ней сейчас.
        Она ругала себя последними словами, но не могла найти в Майзеле ничего, что позволило бы ей испытать разочарование. Никогда еще в ее жизни ни один мужчина не излучал такую спокойную, биологическую уверенность в себе, в своих силах, в своей правоте - и в своей мужской силе, которой не требовались никакие костыли и подпорки, в том числе и в виде женского обожания. Ей нравилось, как стремительно и опасно он двигается, она любовалась его большим, сильным, тщательно отформованным плаванием и тренажерами телом. Она любила наблюдать за его лицом с крупными, резкими чертами, за игрой его мимики, его улыбкой, иногда похожей не на улыбку человека, а на оскал драконьей пасти,- но это не пугало ее, как многих других. И, пожалуй, впервые в жизни ей было с мужчиной так безоглядно, так отчаянно хорошо и спокойно. Ей нравилось, что он говорит, когда любит ее, нравилось чувствовать, как снова и снова оживает внутри нее его плоть. И как от его слов и ласк трепещет крыльями бабочка у нее под сердцем… Ей нравилось, что он, кажется, все время хочет ее. Ей нравилось, как появляются белые пятна у него на щеках и
вспыхивают глаза, когда она тянет его к себе. Она сама хотела его всегда,- стоило ей только подумать о близости с ним, как у нее начинался туман в голове…
        Никогда прежде ей не случалось так безмятежно засыпать, прижавшись к мужчине, испытывая восхитительное чувство тепла, расходящегося по всему телу откуда-то из-под сердца, мягкой волной разгоняющего кровь к самым далеким клеточкам. Она всегда жутко комплексовала из-за своих вечно холодных ног,- даже в жару под одеялом проходило немало времени, прежде чем Елене удавалось по-настоящему согреть их. А он… Он брал ее ступни в свои ладони, большие, удивительно мягкие для мужчины, горячие, как печка, и Елена просто улетала на небо от счастья. Да, теперь все было совсем иначе. Теперь, просыпаясь, она часто видела его глаза, смотревшие на нее так… Теперь она просто жила, не думая ни о каких последствиях и потере лица,- потому что рядом с таким мужчиной невозможно женщине потерять лицо. Только если перестать любить…
        Никогда прежде мужчина так не опекал ее,- так весело и спокойно, так ненавязчиво и так откровенно. Она всегда отчаянно отбивалась от мужской опеки, ее бесило сюсюканье и тисканье, она презирала конфетки-цветочки, считая это покушением на свое право быть собой. Не мужской куклой для любовных игр, в которые сама играла вовсе не без удовольствия, а собой, личностью, человеком. А с Майзелем все было как-то не так. Он словно не замечал ничего - ни смен настроения, ни заносов в полемике, ни утренней растрепанности-непудренности, ни синевы под глазами, ни так некстати вылезшего прыщика на подбородке. Елену это сначала бесило, как признак невнимания, отстраненности даже. Она ни за что не желала, чтобы ее идеализировали, выдумывали такой, какой она не была. А потом, поймав несколько раз его взгляд, она поняла, что все он видит, слышит, сечет и замечает, только… Но если да, то почему же не произнес он это слово ни разу?! И все же Елену не покидало чувство, что он все время держит ее на своих больших теплых руках, отводя небрежно в сторону, как ряску, как нечто лишенное всякой силы и смысла, любые неудобства
и несообразности ее жизни. И дело было вовсе не в материальном достатке, который обвалился на нее, как лавина,- Елена никогда не была привередливой в быту, а командировки и приключения давно убедили ее в том, что человеку на самом-то деле совсем немного нужно для жизни. И чем проще жизнь, тем меньше… Это был какой-то другой уровень, совершенно неведомый ей прежде - когда все всегда есть, и можно не думать о необходимом, вообще не замечать его, потому что есть дела, куда более важные. Он вечно куда-то мчался, ехал, летел, плыл, отдавал приказы, разбирал ошибки подчиненных, обсуждал бесконечные варианты бесконечных дел,- и всегда вокруг были его люди, готовые в любую секунду сломя голову броситься исполнять его волю. Казалось, прикажи он пристегнуть Африку к Америке - и они, щелкнув каблуками, свернут это дело за какие-нибудь пару часов. И самым удивительным открытием было для Елены чувство, что всем этим он владеет и пользуется по праву. Не просто по праву сильного и удачного. По какому-то другому, высшему праву, которому Елена никак не могла придумать ни названия, ни объяснения…
        И при этом он умудрялся ни на секунду не выпустить ее руку из своей. И находить время для маленьких вылазок. Он возился с ней, как с ребенком. Учил играть в гольф, например. Или ездить верхом. Сам он делал это, как все остальное - то есть практически безупречно. И у нее тоже стало получаться… Или кормил с ложечки морожными-пирожными в кафешках в городе,- и Елена даже не пыталась сопротивляться. Несмотря на все свои метания по свету, стремительные и точные, как ракетные удары, он был ужасным домоседом. Он всегда возвращался в Прагу. У него и в самом деле не было никаких дворцов в Ниццах или на Ямайках, никаких яхт, он никогда не участвовал ни в каких тусовочно-мотыльковых кружениях - ничего из этой непременной атрибутики гламурной действительности не было у него и не было ему нужно. Потому что у него была Прага. Он любил и знал этот город, город ее детства и юности, так, словно и сам родился и вырос здесь. Он был здесь свой - до кончиков ногтей, до мозга костей. И это поражало Елену едва ли не до немоты… Они теперь часто заглядывали к Втешечке,- не поесть, а просто выпить по кружечке пива, потому
что такого пива, как у Втешечки, не было нигде. Втешечка не просто любил Майзеля - сдувал пыль с него. И когда они вместе пришли,- впервые по-настоящему вместе,- Карел, не в силах справиться с охватившим его приливом чувств, облапил и так стиснул Елену в объятиях, что у нее сердце чуть из груди не выпрыгнуло…
        Она всегда была серьезной - даже слишком серьезной для своего возраста и внешности. А сейчас она вдруг стала находить вкус в совершенно девчачьем дуракавалянии. Словно брала реванш за то, что в юности упустила, считала неважным, не стоящим внимания… Из ее повседневного гардероба напрочь исчезли строгие черные и темно-синие брючные костюмы и глухие блузки, и на их место вселились какие-то совсем легкомысленные тряпочки, только что не с рюшечками,- и розовые, и голубые, и золотистые рубашечки, и топики на тоненьких бретельках, и маечки, открывающие животик, и штанишки выше колена, и юбочки с разрезом до бедра… Ей до умопомрачения все это шло. И у Майзеля,- о, чудо!- обнаружилась пара джинсов, кроссовки и с полдюжины ковбоек… Ей нравилось дразнить его, тормошить его, трогать, бродить с ним по городу, валяться на траве и целоваться с ним в Летенских садах и на улочках Старого Места и Малой Страны, ездить с ним вместе в машине, бездумно глядя на стремительно летящую под колеса ленту шоссе… Ей нравилось, что не нужно быть ни умной, ни сильной, ни опытной - все это рядом с Майзелем было лишним. Ей
нравилось, как он при первой же возможности хватал ее и носил на руках - Елену никогда в жизни ни один мужчина так не таскал на себе в самом прямом и первозданном смысле этого слова. Она раньше и подумать не могла, что такое может с ней происходить. Каждый день… Он был такой сильный,- ужас просто. Елена изо всех сил лупила его кулаками по спине и по груди, а он только ржал, как конь. И тащил ее дальше… Он нравился ей и в одежде, которую носил элегантно и небрежно, словно не обращая на нее внимания, и без. Она знала, как жалко может выглядеть раздетый и безоружный мужчина. Но только не он… Он вообще нравился ей во всех своих проявлениях. И Елену удивляло то умиротворение, которое приносила ей близость с ним. Она и прежде никогда ничего не симулировала в постели, принадлежа к тому счастливому относительному меньшинству женщин, абсолютно не испытывающих в подобных хитростях нужды. Но то, что происходило у нее с Майзелем, было чем-то совершенно особенным. Это нельзя было описать полумедицинским термином. Ей казалось, что она - ракета из праздничного фейерверка, стремительно взлетающая ввысь и взрывающаяся
в небе ослепительным звездным дождем… Когда он любил ее ночью, она засыпала, как дитя. Когда он любил ее утром, она просыпалась, и заряда бодрости и ровного, очень правильного какого-то настроения ей хватало надолго… Ей нравился тот едва уловимый запах, который шел от его тела. У Елены было очень тонкое обоняние, и она всегда страдала от этого, некоторые запахи вызывали у нее почти физическую боль. Но не его. Он был так нечеловечески здоров… Никогда не болел, не простывал, никогда не кис и не ныл, как другие мужчины, и это здоровье и тела, и духа любила Елена едва ли не больше, чем все остальное в нем.
        Она с удивлением рассматривала себя в зеркале - не только ее саму, но и многих ее знакомых удивила происшедшая с ней перемена. Она словно сбросила лет десять… Она и чувствовала себя моложе. Ну, конечно, и массаж, и два курса иголок, и курить она бросила практически, но… Елена не сразу задумалась над тем, что давненько не мучила ее мигрень и периодические смены настроения стали много мягче, а когда задумалась, то удивилась этому так, что даже к врачу не поленилась пойти. Она никогда не жаловалась на здоровье, хотя и богатырским назвать его не могла,- все очень обычно. Ну, и не шестнадцать уже ей, опять же, и стрессы, и работа, и всякие прочие дела тоже знать о себе давали,- и бессонными ночами, и тяжестью в желудке, то да се. А тут,- как рукой все поснимало. И кожа…
        Доктор, выслушав ее, улыбнулась:
        -Пани Елена, вам хорошо с вашим… э-э… молодым человеком?
        -Очень,- отважно улыбнулась в ответ Елена.
        -А он… э-э… вас намного моложе?
        -Он старше. Совсем чуть-чуть, но старше.
        Теперь пришел черед докторши удивляться:
        -Вот как?!
        -А что?
        -Да вот гормональный тонус у вас, пани Елена… Очень благоприятный. Такое бывает, когда женщина… э-э… встречается с мужчиной много ее моложе… Ну, прилично, во всяком случае…
        -Он просто патологически здоров, пани доктор,- задумчиво проговорила Елена.- Так здоров, что мне иногда не по себе становится…
        -Ну-ну,- приободрила ее врач.- Я бы на вашем месте только радовалась… Спортсмен?
        -Да. Абсолютный чемпион по переворачиванию миров,- усмехнулась Елена.- Спасибо. Вы меня успокоили.
        Врач проводила ее несколько растерянным взглядом - шутка Елены осталась ей непонятной…
        Только ее убивало, что он не спал. Он так ужасно, чудовищно не спал… Елена знала уже эту историю про его чудесное превращение из гадкого утенка даже не в лебедя, а неведомо во что, но это настолько не укладывалось в круг ее обычных понятий, что она даже не могла всерьез об этом размышлять. Просто приняла это, как данность. Где-то на периферии ее сознания теплилась мысль, что все это настолько дико и необъяснимо, что просто не может быть правдой, но… Она понимала, что мозг его, вероятно, стал функционировать, как у дельфина, что ему вовсе не нужно спать, что организм такой, она все понимала,- и все равно это было ужасно. Нет, он не вскакивал и не убегал, конечно же. Он великодушно позволял ей затихнуть, заснуть, согревая ее, и она практически даже не чувствовала, когда он уходил. А утром приходил,- и будил поцелуем, и любил ее, если ей хотелось, и ей частенько хотелось… Но она знала, что он не спит. Когда она думала об этом, ей хотелось плакать…
        Елене не было с ним легко. Как угодно - только не легко. Он не переносил никакого беспорядка. Нет, он ничего никогда не говорил, но при виде невымытой вовремя кофейной чашки на его лице отражалось такое страдание, что у Елены просто сердце кровью обливалось. Кто-то убирал эти чашки за Майзелем раньше, но ее появление нарушило, вероятно, некий распорядок этой невидимой обслуги, и теперь - иногда - Елене приходилось это делать самой. Она не была против, отнюдь. Но смотреть на него при этом было абсолютно невозможно… Ее раздражал всегда аккуратно упакованный продуктами холодильник в кухне,- как, когда и кто это делал, было ей решительно непонятно. И в «логове», и в кабинете всегда находились на боевом взводе похожие на маленьких водяных черепашек роботы-уборщики,- стоило на кухне или у дивана уронить пару рисовых зернышек из суши, как эти электронные зверушки бесшумно набрасывались на непорядок и, проглотив его, снова исчезали. Первый раз это напугало Елену едва ли не до икоты,- Майзелю насилу удалось ее успокоить. И он так над ней хохотал, что Елена даже обиделась.
        Она стала понимать еще одну причину, по которой он всегда так неудержимо рвался домой. Дома был порядок. Он столько сил положил, чтобы создать этот порядок, сделать его уютным и приятным, незаметным и непоколебимым. Его приводили в неописуемую,- но при этом холодную и тщательно контролируемую им самим - ярость небрежно одетые или развязные люди, или неопрятные, или толстые,- не больные, а именно разожравшиеся, и особенно - особенно такая вот молодежь. Орущие, пьющие пиво и курящие, плюющие себе под ноги, окруженные гадящими беспородными собаками клошары [58] в центре европейских городов, где им приходилось бывать, тоже бесили его. Когда он видел куфию или хиджаб, бороды, галабеи или встречался глазами с трусливо-наглыми взглядами, у него каменело лицо. Эта его ненависть к «чучмекам» была просто на грани патологии. Ей иногда казалось, что он изо всех сил сдерживается, чтобы не начать стрелять в них. Пистолет он прятал в сейф только в Праге. В Праге, где была стерильная, как в операционной, чистота и тошнотворный порядок…
        Иногда - слава Богу, крайне редко - Майзель срывался. И начинал со свойственным ему большевистским максимализмом наводить порядок. Первый раз при ней это произошло во Флоренции, где они стояли на площади перед Палаццо Веккьо, возле самого фонтана с фигурами Лаокоона и его несчастных детей, и целовались так, что у Елены уже начинался туман в голове. И вдруг он, продолжая держать Елену нежно и сильно, перестал ее целовать. Чуть повернув голову, Елена увидела кучку арабских - похоже, арабских - подростков, которые показывали на них пальцами, делали неприличные жесты и громко и нагло ржали, похабно скалясь и подмигивая.
        Первым душевным движением Елены было уйти. Потом ее разобрала злость, а когда она посмотрела на Майзеля, ей сделалось не по себе… Это было не лицо человека, а залп
«катюши» прямой наводкой. Она даже не поняла ничего, так быстро все случилось. Его охрана материализовалась из воздуха,- четыре или пять человек, Елена даже не смогла их сразу сосчитать. Мгновение спустя все эти мерзкие сопляки валялись на земле под дулами коротких и толстых, как бульдоги, автоматических пистолетов, а один из молодых волчат,- похоже, главный в этой стае, и как только они вычислили его, непонятно, одно слово, профессионалы, профессионализм его охраны был притчей во языцех,- стоял перед ними на коленях…
        Больше всего потрясло Елену тогда, что Майзель говорил с волчонком по-арабски. Говорил тихо и размеренно, продолжая, как ни в чем не бывало, крепко и нежно прижимать Елену к себе. И совсем недолго. Но, видимо, что-то ужасное говорил, потому что волчонок раззявил пасть, пустил слюну, завыл и обмочился. А Майзель даже не сдвинулся с места…
        Потом, конечно, примчались карабинеры, и лейтенант, увидев перстень на руке Майзеля и заглянув в его ватиканские грамоты, позеленел и завизжал на подчиненных, которые принялись с невероятным рвением пихать этих едва дышащих от страха щенков в полицейский фургон. Майзель еще что-то сказал лейтенанту по-итальянски, от чего тот сморщился, едва не заплакав от усердия, и вытянулся, отдавая честь. Майзель сделал такое жуткое, отстраняюще-барское движение кистью руки, и лейтенант буквально слинял, впрыгнув на подножку фургона, который, пугающе кренясь в виражах, вынесся с площади.
        Он продолжал держать Елену, словно заслоняя ее собой, словно все еще длилось… Он и не думал уходить. Елена знала, почему. Он не мог отступить. Не умел. Это была его земля. Его Европа. И он не собирался терпеть здесь никого, кого не считал достойным этих вечных камней, этой вечной воды, этого воздуха,- пьянящего чистого воздуха Тосканы и Моравии, Каринтии и Карпат, норвежских скал и альпийских лугов, этих замков над Рейном и виноградников Шампани. И людей этих любил он, хоть и гневался на них за то, что потеряли они,- и страсть, и волю к жизни, и жажду новизны. Любил, хотя даже себе не хотел признаться в этом. Он их держал изо всех сил, не давая упасть…
        -Тебе страшно, мой ангел?
        -Нет. Что ты сказал ему?
        -Кому?
        -Мальчишке.
        -Да так… - он пожал плечами и улыбнулся, словно речь шла о какой-нибудь шутке.
        -Я хочу знать. Пожалуйста.
        -Зачем?
        -Я хочу знать, как ты разговариваешь с врагами. Я хочу знать, что я должна говорить, когда тебя не будет рядом. Что всем нам следует научиться им говорить…
        -Я всегда буду рядом, Елена.
        -Это невозможно.
        -Мне плевать.
        -Я жду. Говори.
        -Я сказал… Я сказал, что если он или кто-то еще из его стаи посмеет так смотреть на женщин моей земли,- прекрасных женщин с золотыми, как солнце, волосами и синими, как небо, глазами, умеющих любить так, как никогда даже не снилось им, жалким червям,- я велю их всех убить. Всех, вместе со всей родней, свалить в угольную яму и, засыпав выкопанными костями всех их предков, сжечь, размешать и скормить пепел свиньям. Вот что я сказал.
        -Ты в самом деле мог бы сделать это?
        Майзель опять пожал плечами и улыбнулся. Он сможет, поняла Елена. Он страстный человек. Елена сама была страстной и видела, чувствовала эту страсть в других. Только страстные люди умеют добиваться чего-нибудь. Завоевать. Удержать. И умножить… Только страсть, настоящая страсть может победить эту нежить. Бесстрастным нечего делать на этой войне. А нежить боится страсти, потому что страсть - это жизнь. Им от этого очень страшно делается. Они боятся не попасть в свой поганый рай. К девственницам. Непременно к девственницам, потому что на настоящих женщин их никогда не хватит…
        -Почему?
        Ну, скажи же это наконец, взмолилась она про себя. Скажи,- «потому, что я тебя люблю». Не говори мне о любви к Европе, к цивилизации, не смей говорить сейчас про это дерьмо, потому что на самом деле это второй ряд или третий, или пятый или сто пятый… Скажи это мне, Дракон. И я прощу сразу все, и себя и тебя, и буду с тобой, пока могу дышать…
        Он не стал ничего говорить. Просто обнял ее. И целовал до тех пор, пока она снова не забыла обо всем на свете.
        В нем было какое-то странное благородство, непонятной Елене природы, благородство, которому, казалось, неоткуда было взяться в еврейском мальчишке из белорусского местечка. Не барство, не сибаритство, переходящее частенько в изнеженность, а спокойное благородство человека, знающего, что означает это - честь и долг. И отечество. Это было так удивительно. Даже у израильтян, которых знала Елена, это хотя и было,- и честь, и отечество, и чувство долга,- но с каким-то странным, мелодраматическим каким-то, надрывом. А у него - нет. Он спокойно и сильно излучал это благородство. Не сверкал, рисуясь,- просто излучал. Или он от своих королей этого набрался… Эта постоянная готовность ввязаться в драку со всякой гадостью, неважно, где и когда, неважно, какие у тебя шансы. Не отвернуться брезгливо, а драться. Он так и не вырос из сказок о парусах и всадниках, с нежностью думала Елена. И очень удивилась бы, услышав, что она сама - такая же…
        Он открылся ей с совершенно неожиданной стороны. Елена окончательно поняла, почему он так прятался от всех постоянно. Он прятался на самом деле от женщин… Он не мог полюбить их всех сразу, и поэтому предпочитал не любить никого. Это желание полюбить всех женщин не было страстью коллекционера мужских побед - даже в самомалейшей степени. Это была жажда сделать их всех счастливыми. Всех сразу и навсегда. Он и весь мир, и цивилизацию, о которой столько говорил, воспринимал, как женщину, нуждающуюся в любви и защите. Рыцарство, доведенное до абсурда, думала Елена. И теперь он взял и все это на нее - одну!- обрушил…
        Но он так был хорош… Он был совершенно роскошный экземпляр. И такой живой, несмотря на свою безупречность… Она видела, как смотрят на него другие женщины. Как смолкают при их появлении,- когда они появлялись вместе,- как смотрят на него. А потом на нее,- кто эта беленькая мышка, отхватившая себе… такого?!. Богатых, интересных и искрометных мужчин тоже немало было вокруг, но он - он был единственный в своем роде. Не просто интересный или искрометный. Он был одержимый, который умел управлять своей одержимостью. Елена все видела, и уже, в общем-то, начинала осознавать этот масштаб. И понимала, что он выбрал ее… Нет, не случайно, конечно, но… Она ни секунды не обольщалась на свой счет. Она была хороша, и знала это. И ей было хорошо, и от этого она делалась еще лучше. Но ни абсолютной, ни даже первой красавицей она не была, и тоже прекрасно это знала. Она была из тех женщин, что с возрастом, оттачивая стиль и совершенствуя вкус, учась понимать, как правильно ходить, стоять, садиться, поворачиваться, улыбаться и говорить, становятся куда интереснее, чем в юности и в ранней молодости. Но при всех своих
несомненных достоинствах она была - одной из многих. Ну, да, она была умна и талантлива, иногда даже больше умна, чем талантлива, но это вовсе не добавляло ей привлекательности в мужских глазах. А вокруг было столько красоток, и помоложе ее, и поярче, и потуже, и поаппетитнее на ощупь, и вполне готовых и способных родить целый выводок маленьких дракончиков… Кажется, только его это вовсе и не интересовало. Дело было совсем не в этом. Дело было в том, что он, кажется, любил ее. Хотя и молчал, как партизан на допросе.
        Елена чувствовала это - потому что не могла не чувствовать. Ее изумляло то благоговение, с которым он ее ласкал. Как будто она… и в самом деле ангел. Она сама с удовольствием его разглядывала, и трогала, и целовала, и очень желала, чтобы ему было хорошо с ней, и чтобы он чувствовал, как ей хорошо с ним, но он… Не было места, не было уголка на ее теле, которое он не перецеловал бы по крайней мере тысячу раз. И то, что она при этом испытывала, даже возбуждением нельзя было назвать. Ее просто сносило, как штормом. Интересно, он Марту тоже так целовал, подумала как-то Елена, и вдруг испытала такой приступ бешеной ревности, что сама испугалась… Елену потрясло, как сразу и точно они совпали, как будто и в самом деле были двумя половинками одного существа. Он был огромный, но все остальные его размеры были вполне человеческими, и никаких неудобств или, тем более, неприятных ощущений не было у нее, ей не пришлось ни к чему привыкать. И ничего объяснять ему тоже не нужно было. И можно было делать, что хочешь,- или толкнуть его на спину и резвиться самой, или дать ему полную волю и, закрыв глаза, улететь
прямо в рай, на седьмое или семьдесят седьмое небо…
        Он постоянно ей что-нибудь дарил. Нет, не дворцы и не конюшни с ахалтекинцами [59] ,- какие-то смешные маленькие штучки, которые он, как фокусник, то и дело доставал ниоткуда, которые легко и приятно было носить с собой, которые всегда говорили ей - «я здесь», даже когда он отсутствовал. И цветы. Он слишком хорошо знал, что вызывающей роскошью подарка не смутить Елену, не растопить ее сердце,- она и вправду не могла носить никаких бриллиантов, пока люди на Земле умирают от голода, и подарок Квамбинги давно тихонечко переехал в музей, где и было ему самое место. Она и вправду была такой. Именно от нее такой и сходил он с ума. Именно такая нужна была она ему. И она это знала. И знала уже самое важное: что он - тот самый, единственный в ее жизни, и что другого на его месте просто представить себе не может. Только самого главного Майзель не мог ей подарить…
        Много лет назад она привыкла жить с чувством, что у нее не будет ребенка. Никогда. Елена не вдруг поняла, что означает это сказанное врачами «никогда». Она помнила взгляд женщины-гинеколога, в котором плеснулась такая жалость и боль… До Елены даже не сразу дошло, что это было сказано ей,- и про нее. А когда, наконец, дошло…
        Нет, она не смирилась с этим приговором. Но она научилась с ним жить, приладилась к нему. Как прилаживается к жизни за решеткой приговоренный к пожизненному сроку… Со временем Елена даже стала находить в этом много маленьких удобств: она ни от кого не зависела, ее никто не ждал, она могла делать все, что ей хотелось и казалось в данный момент важным, и она перестала примерять свою жизнь к мужчинам, с которыми у нее случались романы. Никогда она не жила рядом со своими мужчинами, - всегда уходила и приходила, когда ей это было нужно. И мужчины всегда с таким облегчением вздыхали, узнав, что им ничего не грозит… И поэтому она всегда спокойно оставляла них,- всегда первой. И это было ей тоже удобно.
        Ни разу - ни сама Елена, ни Майзель - ни словом не коснулись этой темы. Елена догадывалась, да что там - была убеждена, что он все знает про нее. Абсолютно все. Но - отставили это в сторону, заперли, как скелет в шкафу. Когда прошел их длившийся больше полугода медовый месяц, когда они не то чтобы поостыли,- Елена знала, что никогда к нему не остынет,- скорее, пристроились, приноровились друг к другу, когда их отношения пришли в некое равновесие, и первая жажда близости показалась утоленной… Он стал замечать, что с Еленой творится неладное. Она так смотрела на юных и не очень юных мамочек с детьми, которых в Чехии в последние годы стало просто видимо-невидимо, что у него начинало противно и тоскливо дергаться в груди. Он знал, что если бы по-настоящему смог ощутить ее боль, то умер бы на месте… Но он ничего не мог поделать с этим. Он мог швырнуть весь мир к ее ногам, достать ей с неба звезду, подарить ей бриллиант размером с лошадиную голову, но это ничего не значило для нее. И он чувствовал - несмотря на страсть и нежность, сливавшую их в одно существо, Елена не хочет, не может разрешить ему
взять часть ее беды на свои плечи. И он знал, что она будет пытаться оторвать его от себя, и съедать себя изнутри, словно она все еще была виновата, словно таким способом можно что-то исправить… Но он знал и другое. Он знал, что Елена - его женщина. И что он не позволит ей быть без него. Никогда. Ни за что…
        Он не знал, почему случилось именно так. Почему именно Елена… Впервые за всю его жизнь, стремительную и ясную, как выстрел, что он сам сделал такой, перед ним был не весь мир, который во что бы то ни стало предстояло спасти. А всего лишь одна молодая женщина, хрупкая и прелестная, отважная, как мало кто из мужчин, и с такой бедой за плечами, которую никакому мужчине не понять, не поднять, не осилить, не сдюжить, не развести, не выплакать, не спросить, не сказать. Женщина, посмевшая ворваться в его жизнь, как гроза. Женщина, расколовшая, словно гнилой орех, непобедимую броню его одиночества. Женщина, которую ему тоже необходимо было спасти. Вместе со всем остальным миром. Или вместо? Он не знал. Он не знал, сможет ли. Впервые за долгие годы не знал…
        ПРАГА. КОРАБЕЛЬЩИКОВЫ. РОЖДЕСТВО
        Они снова выбрались в Прагу только теперь. Можно сказать, почти со щитом,- уже был готов задел будущего прорыва, и в Праге Андрею предстояло встретиться с людьми из Рады, вторым и третьим поколением, с теми, кто должен был ему с этой стороны помогать. Что еще Андрея удивляло, так это факт, что вся их пусть и негромкая, но отнюдь не тайная работа никак не освещалась в масс-медиа. Радоваться этому он радовался, но как это сделано, не понимал. Майзель, похоже, и это предусмотрел…
        ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». РОЖДЕСТВО
        -Побудь тут, ежичек. Ко мне сегодня друг прилетает из Минска… Тебе тоже будет, наверное, интересно.
        -Друг?
        -Да. Школьный, а потом и студенческий друг с женой и дочкой целых восьми лет.
        -Боже правый,- вздохнула Елена,- я и думать забыла, что у тебя была когда-то совсем другая жизнь… И что она имеет касательство к твоей нынешней… Конечно, я с удовольствием. Они ведь не говорят по-чешски?
        -А ты ведь не забыла русский?
        -Ну, никогда,- чуть замешкавшись, по-русски сказала Елена и, улыбнувшись, снова вернулась к родному языку: - Знаешь, а я хочу как-нибудь попробовать, чтобы мы с тобой по-русски говорили. Тебе ведь будет приятно, разве нет?
        -Не знаю,- Майзель улыбнулся в ответ.- Я давно думаю по-чешски, мне это легко… Есть какие-то вещи, которые совершенно не поддаются переводу,- стихи, еще что-то… Не знаю, ежичек. Вот с Корабельщиковыми потренируешься…
        -С большим удовольствием,- снова по-русски сказала Елена и засмеялась.
        У нее был такой милый, мягкий, певучий акцент, чем-то похожий на латышский, что у Майзеля кольнуло в груди.
        -А подарок у тебя есть?- вдруг спросила Елена.
        -Какой подарок?- опешил Майзель.
        -Остолоп,- Елена вздохнула.- К тебе девочка в гости едет, я правильно поняла?
        -Э-э-э…
        -Понятно. Позвони, пожалуйста, родителям, и спроси, что можно купить.
        -Сейчас?!
        -Сейчас.
        Он послушался. Коротко переговорив с Татьяной, захлопнул аппарат и улыбнулся:
        -Никаких кукол. Пластилин, краски, кисточки, в крайнем случае - что-нибудь плюшевое…
        -Я поехала в центр. В доме, кстати, нет ни одной конфеты…
        -Я не ем конфет,- удивился Майзель.
        -А я и не собиралась тебя ими кормить,- нахмурила брови Елена.- С тобой все ясно. Пока, дорогой. Цветы я тоже сама куплю.
        -Елена, канун Рождества, в городе черт знает…
        -Занимайся своими делами. Я справлюсь.
        -Ты чудо. Ты прелесть. Ты лучшая.
        -А ты…
        Договорить у Елены не вышло, потому что пришлось целоваться. Он всегда так делал. Стоило Елене нахмуриться, он хватал ее в охапку и начинал целовать. Еще до того, как она успевала рассердиться или понять, что собирается. И это всегда,- всегда! - на нее действовало. Хотя она когда-то думала, что она не из тех. А оказалось, что она просто слишком много о себе воображала…
        ПРАГА. РОЖДЕСТВО
        Он встретил Корабельщиковых, как всегда, сам, повез домой. Сонечка, едва поздоровавшись, обрушила на Майзеля град накопившихся новостей:
        -А у нас теперь есть Павлуша!
        -Павлуша?
        -Это папин помощник. Он такой смешной, у него голова, как солнышко… Он меня теперь в школу возит на старой нашей машине. Знаешь, он сильный какой? Как ты, может меня вообще одной рукой поднять!
        -Не обижает он тебя?
        -Ты что, он мне как братик,- улыбнулась снисходительно Сонечка.- А еще Олеся…
        -А это кто?
        -Павлушина невеста.
        -Ну, прямо уж сразу и невеста,- усмехнулась Татьяна.- Ей восемнадцать только летом будет…
        -Невеста,- упрямо повторила Сонечка.- Мне Павлуша сам сказал. Они поженятся обязательно. Она знаешь, какая красивая? У нее глазки, как блестящие вишенки, очень красивая, и учится на одни пятерки в институте!
        -И как это она на Пашку посмотрела, просто удивительно,- улыбнулся светло Андрей.- И вправду не ошибся я в этом мальчишке, что-то есть в нем… Действительно чудесная девочка у него, это правда. Только высокая, как на каблук встанет…
        -Итальянская пара,- важно, со знанием дела сказала Сонечка.
        Майзель захохотал, Андрей фыркнул. Улыбнулась и Татьяна, а Сонечка надулась:
        -Думаете, если я маленькая…
        -Все правильно, милая. Все будет хорошо. Главное ведь, чтобы они любили друг друга, правда?- улыбаясь, проговорил Майзель, глядя на Сонечку в зеркало.
        -Правда…
        -Помогает тебе?- он посмотрел на Андрея.
        -Клад,- кивнул Корабельщиков.- Образования ему не хватает, но старательный и исполнительный. Просто сокровище, а не помощник. Я так устаю от умных разговоров и полемики с этими всеми… А он просто делает работу.
        -Что, достала тебя сумленная интеллигенция?
        -Ох…
        Едва ли не за сто метров от дома он вдруг затормозил, заглушил двигатель. Андрей удивленно посмотрел на него. Майзель вздохнул:
        -Вы, ребята, не пугайтесь… Я не один живу сейчас…
        -Ну, наконец-то…
        -Да погоди ты еще аллилуйничать,- вздохнул опять Майзель, покосившись на Андрея. Татьяна на заднем сиденье хмыкнула, и Сонечка притихла.
        -Кто она?
        -Елена Томанова.
        -У-у-у… Да-а-а-н… - протянул Андрей.- Та самая?!
        -Та самая.
        -Ну, ни фига ж себе пасьянс…
        -Так вот, дружище.
        -Это… серьезно?
        -Это… ужасно.
        -Кто это? Погоди, погоди,- Татьяна нахмурила лоб.- Это та, что «Ярость пророка»… Да?
        -Ну, да…
        -Так вот кто тебе нужен-то был, оказывается…
        -А сколько ей лет?
        -Она чуть нас моложе, Андрей.
        -Да? Интересно… Я думал, она старше…
        -Вы это про что?- Сонечка явно заинтересовалась разговором.
        -Дождалась ты, дочуша,- снова хмыкнула Татьяна.- У дяди Даника наконец-то тетенька завелась…
        -Какая чеканная формулировка,- прищелкнул пальцами в воздухе Майзель.
        -А как ее зовут?
        -Елена ее зовут.
        -А она по-русски понимает?
        -Не только понимает. И разговаривает.
        -Ух ты! А она красивая?
        -Софья!- рявкнул Корабельщиков.- Что за допрос?! Я тебя предупреждал, кажется…
        -Дома будешь воспитанием заниматься,- одернул его Майзель.- Мне нравится, милая. Надеюсь, тебе тоже понравится.
        -А вы уже поженились?
        -Софья!!!
        -Нет еще.
        -А когда?
        -Да что это за безобразие-то, в конце-то концов!!! Соня, прекрати немедленно!!!
        -Оставьте ребенка в покое,- жестяным голосом проговорил Майзель.- Милая, так просто и быстро не всегда бывает.
        -Но ты же ее любишь?
        -Да.
        -А ты ей сказал?
        -Нет. Пока нет…
        -Ты глупый,- вздохнула Сонечка.- Надо тетенькам всегда говорить, что их любишь. Тетеньки тоже глупые, только по-другому, чем дяденьки. Ты ей скажи, она обрадуется очень…
        -Боже ты мой, да где ж она набралась-то этого… Таня!
        -Что - «Таня»?!
        -Тихо вы… Предки,- усмехнулся Майзель.- Милая, давай мы пока не будем этой щекотливой темы касаться, про жениха с невестой, хорошо?
        -Хорошо,- кивнула Сонечка, победно оглядев родителей.- Но ты же нас на свадьбу пригласишь? Я еще ни разу на настоящей свадьбе не была…
        -Обещаю тебе, милая, торжественным обещанием Дракона,- усмехнулся Майзель.- Если до этого когда-нибудь дойдет… Я велю посадить тебя по левую руку невесты.
        -А по правую?
        -Со-о-ня-а…
        -По правую буду я сам.
        -Ладно. Ты обещал!- Сонечка встала на сиденье и обняла Майзеля за шею.- Вы только очень долго не думайте, а то я вырасту, мне уже не так интересно будет…
        Майзель тихонько похлопал ее по руке:
        -Давайте договоримся. Никаких вопросов о планах и о детях. Я особо оговариваю не касаться именно этих тем, поскольку последствия могут быть непредсказуемыми. Особенно про детей. Слово?
        -Ну, понятно.
        -А почему?
        -Соня…
        -Просто не нужно. Я тебя очень прошу, милая. Хорошо?
        -Хорошо. Я не буду. И никогда нельзя?
        -Когда-нибудь можно будет. Но не теперь.
        -Ну, ладно,- тяжко вздохнула Сонечка и прижалась щекой к его щеке.- Поехали!
        -Что-нибудь со здоровьем?- тихо спросила Татьяна.
        -Со здоровьем более-менее в норме,- Майзель усмехнулся.- Была одна печальная история в конце восьмидесятых. А машину времени я пока не построил, Танечка.
        -Ах, Господи.
        -Ничего.
        Своего «прорвемся» он на этот раз не добавил. Потому что совершенно не представлял, куда и каким способом прорываться.
        ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». РОЖДЕСТВО
        Корабельщиковы, вспоминая прочитанную книгу, ожидали увидеть кого-нибудь вроде современной Долорес Ибаррури, и, встретив вместо Пассионарии нежную, как весенняя верба, милую светловолосую женщину с дивным, изнутри светящимся, лицом, словно сошедшим с полотен Крамского или Перова, с яркими небесно-синими глазами, казавшуюся еще моложе из-за своей хрупкости, обалдели. А Майзель… Он так обнял ее и поцеловал в висок, когда они вошли, а она так прильнула к нему, что Татьяна мгновенно все поняла. И слезы закипели у нее, и сердце сжалось от какого-то странного предчувствия, и мурашки по спине пробежали… И она стиснула руку Андрею, - молчи, молчи, не смей ничего говорить.
        -Ну, вот… Прошу любить и жаловать… А это - Сонечка.
        Елена присела перед девочкой и протянула ей маленького, с ладонь, плюшевого зайца на короткой цепочке с кольцом:
        -Здравствуй. Это тебе. Для школьного ранца, у нас все дети здесь носят такое, очень модно…
        -Спасибо… Тетя Леночка,- просияла Сонечка.- Можно, я тебя так буду называть?
        -Конечно, дорогая. Пойдем, там тебя еще разные другие сюрпризы ждут,- Елена осторожно взяла Сонечку за протянутую с готовностью руку, и, улыбнувшись Корабельщиковым, скрылась с девочкой в глубине дома, и Майзель, тоже подмигнув им заговорщически и указав подбородком в сторону кухни, потопал следом.
        Татьяна с усмешкой посмотрела на мужа:
        -Что?
        -Вот это да… Крышу срывает. И она тоже…
        -Тоже?
        -Тоже снегурочка…
        -Что значит - снегурочка?
        -Он всегда таких… выбирал…
        -Каких?!
        -Снегурочек. Только раньше они другие были все… Как будто уже не снегурочки… А сейчас - нет. Настоящая.
        -Понравилась?
        -Таня… Ну ты что… Я же не об этом…
        -Я тоже не об этом. Потому, что с ним,- поэтому… Господи, только бы сладилось у них как-нибудь…
        -Такая женщина… Невероятно.
        -Что невероятно?
        -Сонька…
        -А… Красивые люди, Андрюшенька. И снаружи, и внутри. Это все чувствуют, дети - особенно.
        -Я понимаю.
        -А вот, что детей у нее нет, и… Это ужас, Андрюша.
        -Ну, наверное, не всем же…
        -Женщина без детей - это инвалид, понимаешь? И физически, и морально. Не может такого быть, не должно. Не по-божески это, Андрюша. Хотя бы один…
        -И ты можешь представить… его, читающего ребенку сказку на ночь?!
        -Могу. Очень даже могу. Ты разве не помнишь, тогда, первый раз, когда мы в апреле гостили?! И я, когда эту картинку вижу, я… Мне реветь хочется. Что я сейчас и сделаю, кажется…
        Ее планы нарушил Майзель, объявившийся на пороге:
        -Ну, девушки там чего-то лепить уселись, Елена пластилин какой-то умопомрачительный купила, так что мы с вами пока чайку…
        -Сонька ее уморит.
        -Ничего. Не страшно…
        Вошла Елена:
        -Простите… Я сама обожала в детстве с пластилинами возиться… Мы еще там полепим, ладно? Вы тут справитесь?
        -Обязательно,- кивнул Майзель.
        -Я…
        -Тетя Леночка!- позвала Сонечка.- Тетя Леночка, иди сюда скорей, смотри, что я придумала!
        И Елена так взвилась на этот зов, с таким лицом… У Майзеля задергалась щека, и он судорожно за нее схватился, а Татьяна зажмурилась.
        Потом, когда Сонечка, наконец, угомонилась и уснула, они уселись вчетвером на кухне, и пили чай с конфетами, опять совсем как в добрые старые времена, и Майзель слушал Андрея, которому нужно было и выговориться, и выслушать слова поддержки и одобрения, и понять, что все делается правильно и идет по плану…
        -Знаешь, мне иногда кажется, что они думают, будто я для себя это делаю…
        -Ты действительно делаешь это в первую очередь для себя, Андрей. Для себя, для своей семьи, для своих близких. Если всего этого не хотеть для себя, то тогда ничего не нужно. Так что ты их не разубеждай особенно. Наоборот, кивай. И показывай все, что я тебе дал. Пусть они знают, что тот, кто для себя чего-нибудь хочет, хочет и может и для других. А кто вопит «свобода, свобода», тому место в дурдоме, а не в политике.
        -Без свободы нельзя сделать людей ни сытыми, ни здоровыми…
        -Одной свободой этого тоже сделать нельзя, Танюша. Должен быть стратегический план реформ, должны быть созданы институциональные предпосылки осуществления этого плана. Нужно заручиться поддержкой соответствующих структур с тем, чтобы с наступлением свободы произошли те самые массированные финансовые и интеллектуальные вливания, без которых свобода превратится в хаос, а народ решит, что лучше сыр в мышеловке, чем мышеловка без сыра.
        -И что, уже прямо есть такой план?
        -Обязательно, Танечка. Есть даже немножко людей. И мы завтра с ними будем разговаривать… А с этими… Ну, старайся не очень близко принимать это к сердцу, Дюхон…
        -Мне в самом деле с ними тяжело, Дан. С людьми, которые на земле, куда легче. Даже странно. Казалось бы, чем человек образованнее, тем лучше он должен понимать, что к чему…
        -Образование, дружище, частенько не устраняет заблуждений. Напротив, укрепляет, внушая человеку уверенность, что он-то как раз все правильно понимает, раз у него диплом на руках. У нас это тоже все было. Да и теперь никуда не делось. Они думают, что мы обязаны им сначала все объяснить, получить их одобрение…
        -Кто это «они», Даник?
        -Они, Танюша. Интеллигенция. Интеллектуалы. Соль земли, цвет нации, титаны духа. А вот это вряд ли… Мы не можем ждать, пока все поймут. Нет времени. Столько дел… Надо сделать, и сразу все станет видно. А рефлексировать - это потом…
        -Ну, хорошо. А за что вообще на вас так интеллигенция-то ополчилась? И местная, и европейская?
        -Местная-то как раз и не вся, кстати… Вот Корсак, например…
        -Это кто?
        -Директор Государственного департамента музеев и галерей,- пояснила Елена.
        -Но не сразу. Сразу - чуть не съел ведь нас… За то, что мы превратили их музеи в дома, наполненные жизнью и детским смехом. А картинки маслом и золотую посуду выселили, вместо того, чтобы хапнуть это себе и тем самым оправдать их обличительный пафос… Только потом понял, что так правильно…
        -Это он про Град и дворцы,- сочла нужным пояснить Елена.- Это так…
        -А что, была такая необходимость?- удивилась Татьяна.
        -Технической необходимости не было,- покачал головой Майзель.- Была идеологическая. И мифологическая… Все должно быть живым и настоящим. В королевском дворце должен жить король и его семья, а не бродить, раззявив рты, туристы… Иначе все рассыпается, как не подкрашивай и не латай…
        -И что они с ними сделали, с дворцами? Приватизировали?
        -Ну, этого вы от них не дождетесь,- улыбнулась Елена.- Это же король Артур с Ланселотом, они не оставили ни единого шанса на них напуститься… Его величество арендует дворцы у народа, которому все принадлежит по конституции, и платит… квартирную плату из личных средств… Сумасшедшие суммы, кстати.
        -А как же иначе?! Мы что, для себя, что ли, это устраиваем, чтобы жрать на золоте и гадить в золото?! Не-е-ет, уж это вряд ли…
        -Ну, вы только посмотрите на него,- вздохнула Елена.- Надежда человечества… Они выкинули все музеи из Града, стащили туда Сенат, Госсовет и Генеральный штаб, перекопали всю скалу, и сделали это так быстро… Когда мы опомнились, уже было бесполезно выступать. Все уже было сделано…
        -Инструменты должны быть под рукой. Это аксиома, как Вацлав говорит.
        -А музеи-то?!.
        -Для музеев они такой комплекс… отгрохали,- Елена улыбнулась.- С транспортными развязками, стоянками, научными лабораториями, хранилищами, специальным климатом, освещением, охраной… Туристам нравится.
        -Обязательно. Но это интелям не нравится. Что бы мы не делали… Они все равно будут нас обличать. За то, что мы сказали: революция кончилась, нужно строить государство. Это тяжелая работа, иногда грязная, всегда утомительная, и для ее выполнения требуются профессионалы, а не болтуны и прекраснодушные мечтатели. И вчерашние истопники пусть пишут мемуары о своем беспримерном мужестве в моральном противостоянии тоталитаризму. Пожалуйста, сколько влезет, но это не повод получать посты в правительстве. За то, что не отменили смертную казнь за преступления против личности и терроризм. За то, что мы верим в Бога, а не в «гуманизьм». За то, что мы строим национальное, а не общечеловеческое государство. За то, что вышвырнули в Канаду цыганский табор, который дико сопротивлялся наведению порядка и требовал предоставить ему культурную автономию, разрешив воровать и торговать дурью…
        -Данек!
        -Это так и было, Елена. У них было - и есть - авторитетное самоуправление, институт общины, и мы разговаривали с этими людьми: мы им сказали - бизнес? Пожалуйста! Поможем, научим, дадим где и как, даже разрешим первые двадцать лет компактное проживание, если хотите. Не можете заставить? Не умеете? Вон. Если канадцы согласились это терпеть - ради Бога. Мы не согласились… За то, что перекрыли границы, перестреляли бандитов и неисправимых взяточников, за
«Преторианцев»…
        -Это еще кто?
        -Это специальный отряд, который расстреливал и рубил головы коррупционерам и руководителям преступных сообществ. Без всякого суда, разумеется. И в самом буквальном смысле. А во главе этого отряда стоял ваш старый друг, и все это делалось при полном согласии его величества,- Елена посмотрела на Майзеля.- Я правильно излагаю сюжетную канву, дорогой?
        -Не совсем. Я не возглавлял отряд, я просто по мере сил участвовал. Обязательно.
        -О Боже.
        -Порядок. Ключевое слово. За это. За возрождение скаутского движения «Королевских соколов», за стопятидесятидневную информационную блокаду сразу после того, как мы взяли власть, за монархию, за армию, за Косово, за Хорватию и Боснию… Я могу это часами перечислять. Похвалить они нас никогда не будут готовы. Хотя - где бы они все были, если бы не мы…
        -Я тебя хвалю,- улыбнулась Елена, потрепав Майзеля по затылку.- Хотя совсем не за это…
        -И мне достаточно, поверь. Мы не для этих болтунов работали и работаем, как проклятые.
        -Но внутри, как я понимаю, уже порядок…
        -Обязательно. Ну, более или менее…
        -Более или менее?! Ну, ты даешь…
        -А снаружи что творится, Дюхон? Ты думаешь, если мы перекрыли границы и даже друзей и родственников тау-визорами сканируем насквозь, мы сможем удержать порядок и благополучие, с таким трудом построенные?! Никогда. Надо идти и наводить порядок вокруг тоже. И снова не стесняться в средствах. И головы будут лететь, и кровь литься рекой. И они нас опять будут ненавидеть,- за то, что мы готовы на это. За то, что мы не общечеловеки. За то, что мы расисты. За то, что нашли в себе мужество открыто заявить и себе, и людям: есть люди и есть нежить. И если мы хотим жить, мы должны с нежитью покончить. Всеми способами. В том числе и совсем не общечеловеческими. Понимаешь? Потому что те, кто таскает расчлененные трупы по улицам своих городов, обливая их бензином и поджигая, и прыгая и вопя при этом от радости,- это не люди и даже не звери. Это нежить. С ними не о чем разговаривать. Не о чем договариваться. Это первое. Мы сказали - мы на войне. Еще до взрыва Биржи, до попытки взорвать ООН, до всего. А на войне действуют законы военного времени. Законы военного времени гласят, что врагов убивают там, где
застанут. Не судят их долго и нудно, с адвокатами и присяжными, а убивают. И если кто-то не понял, что идет война, то это не наши, а их проблемы. Мы не можем позволить себе иметь пятую колонну. Вот как хотите. Поэтому придется молчать. Но поскольку мы все же люди, а не нежить, мы их просто слегка поприжали, а не убили и не сожгли заживо. И как поприжали… Просто им денег негде взять на свои фокусы. Мы не посадили никого, не стали никого выгонять, потому что это люди, и это наши люди, и каждый из них бесконечно нам дорог. Мы никого не трогали, разрешили уйти, создать этот клятый Новый университет, потому что в Карловом, кузнице наших кадров, нет и не может быть места для всяких слабоумных мазохистов, которые хотят, чтобы их таскали кусками по улицам. А вся эта европейская «сицилистская» муть, которая выросла на троцкистской болтовне и маоистских бреднях, вперемешку с пидорами и марафетчиками… Ну, нежить их просто использует, а они настолько тупы, что этого даже не понимают. Не понимают, что, если нежить придет в наши города, то их расчленят и сожгут первыми. Просто потому, что они даже не
сопротивляются. Хотя бы поэтому. Они читают Коран, как читали когда-то Маркса, не понимая вообще ничего,- ни исторического контекста, ни социокультурного феномена, из которого это родилось… Не понимают самого главного,- что бы они не делали, все это - «мерзость в глазах Аллаха». И в прямом смысле, и в переносном. Что, как и у Маркса, все, что там есть верного, то не ново, а все новое - неверно. А со мной - это вообще отдельная история…
        -То есть?
        -Я - с точки зрения общечеловеческой - преступник. Я убийца, махинатор, заговорщик и антидемократ. Что есть абсолютная правда. Погоди, Дюхон… Мы наводили порядок - и здесь, в стране, и вокруг нас, очень жестко. Это именно так. Потому что мы на войне. Мы поступали и поступаем с теми, кто не строится, как с дезертирами,- лоб зеленкой. И это, конечно, никак не въезжает в их общечеловеческие ворота. А я - еще и еврей. Я - жид. Я - средоточие их комплексов и ужасов. Это меня они сжигали в газовых камерах своим молчаливым попустительством, а то и прямым потворством. И они никогда не простят мне этого. И не простят Вацлаву дружбу со мной. Потому что им не хочется чувствовать себя виноватыми. Это неприятно. Я думаю, я тоже бы нервничал, если бы чувствовал за собой вину. А я ее не чувствую. И это их тоже приводит в неистовство. Они не хотят, чтобы я их спасал. Они хотят, чтобы я сдох. Лучше всего - вместе со всеми евреями и сочувствующими. Так вот - не дождутся. И уж точно - после них. Не до и уж никак не вместо.
        -И это правда,- вздохнула Елена.- Это ужасно, но это так на самом деле… Я долго отказывалась даже думать об этом, но это, увы, правда…
        -И Мельницкого Ребе они королю никогда не простят. И дружбу с Израилем. И того, что каждый раз, когда израильтяне превращают в кровавый зонтик очередного насраллу, мы громко и радостно поздравляем их с победой. А не молчим, отвернувшись, как американцы, и не поднимаем стон и плач в унисон всей европейской интеллигентской сволочи и их правительствам, как будто шлепнули не террориста, а как минимум Махатму Ганди…
        -Не уподобляйся.
        -О! Слышите?! Я не хочу уподобляться. Я категорически возражаю против того, чтобы гангрену лечили детской присыпкой. Резать! Один раз…
        -Он всегда так витийствует?
        -Что? А… Ну, нет, не всегда. Но часто. Сейчас уже реже, потому что я с ним уже редко спорю по существу,- Елена улыбнулась.
        -И кроме идеологических противоречий, тут еще и деньги замешаны. Во-первых, я отказываюсь просто так кормить голодных. Я говорю: учите голодных, как жить, чтобы перестать попрошайничать. А они не умеют этого. Они хотят быть добренькими. Исусиками. А вот это вряд ли. На это я денег не дам…
        -Даник, но ведь кормить голодных тоже необходимо…
        -Вот-вот. Вы все болтаетесь на седьмой ступени.
        -Что?
        -Танюша, ты наверняка не читала Маймонида…
        -Нет. Я даже не знаю алфавита,- Татьяна улыбнулась.
        -Я читала,- кивнула Елена.- Я думаю, его уже даже стараниями Ребе на русский перевели. Но я не знаю, о чем ты…
        -О самом главном. О том, что настоящее милосердие - это дать нуждающемуся возможность самому обеспечить себе достойную жизнь. А не заставлять его давиться гороховым супом и делать при этом вид, что он вам страшно благодарен… Это и есть первая ступень. Именно то, к чему мы стремимся. Поймите, мы не можем успеть везде, мы не боги, а распылять силы я не разрешаю, потому что их очень мало. И мы выработали приоритетные направления, на которых работаем очень успешно. По-другому никак не получится. Но они не понимают, что лучше частями, чем никак. Им, видите ли, подавай сразу. Я говорю - «нет», а кто не понимает, больно бью по рукам, чтобы не лезли и не мешали. Вот они на меня и зверятся. Потому что структуры, которые мы контролируем, не дают им ни геллера. Ни цента. Ничего. А поскольку таких структур все больше, у них начались настоящие проблемы с финансированием.
        -И они полезли за деньгами к шейхам.
        -В яблочко, Дюхон, в яблочко! И это отлично.
        -Почему?!
        -Потому что, как теперь говорят в России, кто девушку ужинает, тот ее и танцует. Так они и пляшут теперь. И все больше сползают в кликушество, в оголтелое юдофобство, в непрофессионализм и разврат. И тем дальше они от людей. Пусть уходят. Пусть уходят совсем. Пусть превратятся в такую же нежить, как шейхи. Тогда у нас не будет болеть за них душа. И мы со спокойной душой их всех вместе отправим.
        -Отправим?! Куда?!?
        -А вот это пока секрет, Дюхон. Туда, откуда нет и не может быть сюда возврата. А убивать их всех - это слишком дорого, утомительно и приводит к совершенно необратимым последствиям для человеческой психики. Достаточно того, что мы уже сделали и что еще предстоит… Пусть они там сами друг друга убивают.
        -Я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь. Ты что, на Марс их хочешь запустить?
        -Всему свое время, Дюхон. Всему свое время…
        -Ну, а Беларусь тут при чем, Даник? Еще один плацдарм?
        -Нет, Таня. Не только и не столько даже. Еще одну страну от тьмы оторвать. Еще один народ…
        -Вы его аккуратно слушайте,- вздохнула Елена.- У него полная голова сказок про стену славянских монархий от Балтии до Эллады и от Лабы до Берингова пролива. Не империю…
        -Нет. Империи нежизнеспособны. Жизнеспособны и успешны только национальные государства. За ними, такими,- будущее. И не за слабоумными так называемыми демократиями.
        -Да, да, конечно,- кивнула Елена.- И прекрасный новый мир без «чучмеков»… Самое смешное, что получается…
        -И будет получаться. Обязательно.
        -А венгры с румынами, они ведь не славяне? А японцы?
        -Дух первичен, ребята. Дух…
        -А как же - остальная Европа?
        -Они все паутиной заросли. Развели у себя кругом в городах чучмекистаны, ни любить, ни воевать не умеют больше, только мешают работать со своими демократиями, которые, как чемодан без ручки,- и тащить не под силу, и бросить жаль…
        -Вот, видите,- кивнула Елена.- Так и не вырос…
        -Мужики,- усмехнулась Татьяна.
        -Воспитывайте нас, воспитывайте… Вы думаете, она чего со мной возится?- Майзель указал подбородком на Елену.- Она моим воспитанием занимается…
        -Курощением и низведением,- улыбнулась Елена.- Дурак, бешеный огурец…
        Он впервые услышал сегодня, как Елена говорит по-русски. Он сам уже почти отвык от этого языка, он перестал быть для него таким живым и ярким, как в юности, когда был единственным языком, на котором он мог и умел выразить себя до конца. Потом был английский, потом - после всего - языков стало пять или шесть, и чешский занял место русского - не только в голове, но и в сердце. Но что-то все же осталось,- осталось, потому что когда он услышал, как Елена говорит, не отдельные фразы, не цитаты из тех же книг, что читал и он в те же годы, а говорит,- с Корабельщиковыми, с Сонечкой,- Майзель понял, что любит ее так, как никогда и никого в жизни не думал, что может любить. Это было - как последняя капля, которая ломает плотину.
        Но опять промолчал.
        ПРАГА. РОЖДЕСТВО
        На следующий вечер, после встречи во дворце, они гуляли по присыпанной рождественским снежком Праге, завалились впятером к Втешечке поужинать, и говорили опять обо всем на свете, и Сонечка держала их обоих, Елену и Майзеля, за руки, и такое было у Елены лицо…
        Утром Корабельщиковы улетали домой. Дорогой в аэропорт Сонечка сидела на заднем сиденье между Еленой и Татьяной и все время о чем-то шепталась с Еленой. Майзель смотрел на них в зеркало больше, чем на дорогу,- Елена наклонялась к малышке, и улыбалась, и убирала таким знакомым любимым движением прядку волос за ухо… Майзелю, глядевшему на это, хотелось завыть.
        Они прошли через VIP?терминал, прямо к посадочному рукаву:
        -Ну, давайте прощаться,- сказал Майзель и поднял Сонечку.- Понравилось тебе в этот раз?
        -Да,- кивнула девочка. И, обняв Майзеля за шею, прошептала ему прямо в ухо: - Я тебя люблю. И тетю Леночку тоже люблю, очень-очень…
        -Спасибо. И я тебя, милая,- он поцеловал Сонечку в щеку и опустил на пол.
        Сонечка, повернувшись к Елене, протянула к ней руки:
        -Тетя Леночка, я к тебе тоже приеду опять! До свидания!
        -До свидания, милая,- Елена тоже обняла девочку, и, быстро отстранившись, помахала ей рукой.- Приезжай.
        Сонечка вдруг сунула руку в карман полушубка и, достав оттуда что-то, протянула Елене:
        -Возьми, тетя Леночка. Это тебе…
        -Что это?- Елена взяла у нее из рук осторожно - это оказалась пластилиновая фигурка, напоминающая крокодила Гену.
        -Это дракончик,- сказала Сонечка.- Он добрый. Хороший. Он тебя любит… Пусть у тебя будет, а себе я еще слеплю…
        Она на нее похожа, вдруг подумал Майзель. И испугался. Господи, что же это такое?!
        Елена поцеловала Сонечку в лоб:
        -Спасибо тебе, дорогая. Замечательный дракончик, мне очень нравится…
        -До свидания, до свидания!
        Сонечка махала им ладошкой, пока не скрылась вместе с родителями в повороте посадочного рукава.
        Только теперь Елена, наконец, дала себе волю и развела настоящую сырость.
        -Прости,- прошептал Майзель, прижимая ее к себе.- Прости меня, я не должен был…
        -Ничего,- Елена быстро промокнула слезы и улыбнулась дрожащим лицом.- Ничего, Дракончик… Все хорошо. Правда. Все было чудесно. Спасибо.
        -За что?!
        -За все.
        -Елена…
        -Все, все. Я в порядке. Я просто старая сентиментальная женщина. Все нормально.
        -Да?
        -Да. Смотри, какой замечательный портрет ребенок вылепил. Хочешь, поставь у себя в кабинете.
        -Это я, что ли?
        -А кто?! Сказала же - дракончик. Кто у нас дракончик, а?- Елена дернула Майзеля за нос и ловко увернулась, когда он попытался ее схватить…
        ПРАГА. ФЕВРАЛЬ
        Она решилась, наконец. Он снова улетел почти на целые сутки в Сан-Паулу. Она не полетела с ним, сказав, что ей нужно работать. Ей нужно было побыть без него какое-то время, чтобы решиться. Разрубить все раз и навсегда. Спасти его и спастись самой… Спрятаться. Уползти, зализать раны и снова ринуться в бой. Только на этот раз не против него, а заодно с ним. Но отдельно. В другом окопе. Ей самой хотелось поверить, что рядом она быть не должна…
        Возможно, она так и не собралась бы сделать это, если бы не натолкнулась в Сети на
«Мегаполис-экспресс». Тот самый, с двумя заметками подряд… Елена иногда читала кое-что из российской прессы. Как бы там ни было, но время, проведенное ею в Москве, в России, среди этих людей, оставило в ее жизни глубокую борозду. И язык ей нравился. И стихи…
        Она просто бездумно щелкнула кнопкой мыши по ссылке. И чуть не закричала.
        Елена ничего не забыла. Но давно не держала никакого зла на этого человека. Он был… всего лишь одним из тех слабаков и трусов, которые словно нарочно попадались ей на ее женском пути. Словно из всего, что было, сознательно или нет, она всегда выбирала себе «кучку поменьше». Чтобы было не жалко бросить… Чтобы составить такой чудовищный, невероятный контраст с Майзелем. Чтобы его и без того незаурядная фигура выглядела просто исполинской. И то, что Дракон унизился до мести,- простой человеческой мести, тем более странной в его положении,- взбесило Елену. Она металась по дому, как оцелот в клетке,- как он посмел так унизить ее своей жалостью, в которой она вовсе не нуждалась?! Какое право имел так залезть в ее жизнь, все разнюхать, все решить, всем расставить отметки, словно они школьники, никого и ни о чем не спросив?! И не убил - искалечил. И оставил ползать по земле. Это было просто выше ее понимания. Или ниже. Но в любом случае - чудовищно, дико, первобытно жестоко…
        Она накручивала себя изо всех сил. Растила в себе холодную ярость. Оторвать, вышвырнуть его из своей жизни. Это чудовище. Дракон. Ему нет дела до чувств других людей, которые думают иначе, он никому не оставляет права на ошибку… Но так не бывает. Не бывает так, это невозможно…
        Она ждала его в «логове», когда услышала мелодичный перезвон охранной системы, извещавший о появлении хозяина. Он ворвался в дом, схватил ее, прижал, закружил, прошептал, что соскучился, и стал расстегивать на ней блузку… Елене всегда было достаточно одного его прикосновения, чтобы быть готовой впустить его в себя. И сейчас… Она знала,- если это сейчас опять произойдет, она уже не сможет… И она отстранилась, уперлась рукой ему в грудь:
        -Подожди… Поговори со мной.
        -После. Я хочу тебя, елочка-иголочка…
        -Нет. Поговори со мной.
        -Я все время говорю с тобой, Елена. Я столько никогда в жизни не говорил. Я тебе рассказал всю мою жизнь. Все, что жрет меня поедом столько лет подряд… Что с тобой творится, Елена?
        -Дорогой, я тебе не Марта, чтобы ты разряжался в меня и, звеня и подпрыгивая, мчался дальше, спасать весь этот проклятый чертов мир…
        -Елена,- Майзель осторожно опустил ее на пол, взял за плечи, встряхнул легонько. - Ты ведь не хочешь этого говорить, правда? И ты ведь не думаешь так на самом деле. Что случилось, Елена?
        Вместо ответа она протянула ему распечатку с сайта «Мегаполис-экспресс». Он взял, посмотрел… И одним движением, напугавшим Елену своей нечеловеческой скоростью, четкостью и чистотой, смял бумагу в маленький шарик и швырнул куда-то поверх ее головы без замаха. И шарик так полетел, как летают пули, а не бумажные шарики.
        -Не хочешь сказать что-нибудь?- прищурилась Елена.
        -Хочу,- он кивнул и вздохнул так по-человечьи, словно не было только что этого жуткого броска.- Я не думал, что это так обидит тебя. И это случилось еще до того, как мы познакомились. И задолго до того, как я понял, что ты для меня значишь. И если тебе интересно… Сейчас… Сейчас я, скорее всего, не стал бы этого делать.
        -Скорее всего… Какая потрясающая чуткость. А почему?
        -Потому что ты нужна мне, Елена.
        -У тебя необыкновенно интригующая манера объясняться в своих чувствах… Ты еще кому-нибудь из моих бывших мужчин отморозил яйца? Или вы с Богушеком придумали что-нибудь совсем сногсшибательно экзотическое?
        -Меня не интересуют твои мужчины, Елена. Они все не стоят и ногтя на твоем мизинце. Просто есть вещи, которые не должны происходить. И если они происходят, то виновные должны быть наказаны. Неважно, когда.
        -Возможно. Только это лишнее. Потому что сделанного не вернешь, а месть меня совершенно не вдохновляет. Кроме того, виноватых всегда как минимум двое… И не стоит перекладывать мою ответственность на плечи всяких… Я сама во всем виновата. Я за все и отвечу…
        -Ты уже ответила за все, Елена.
        -Откуда тебе это может быть известно?- из груди Елены вырвался короткий смешок. - Вы что, созваниваетесь?!.- Она ткнула пальцем вверх, целясь в небо.
        -Не нужно, Елена. Я вижу и чувствую, что происходит с тобой…
        -Чувствуешь? Что может чувствовать человек, способный утворить такое с другим человеком?!
        -Боль, Елена. Настоящую боль. Боль, которую невозможно терпеть, и ненависть, которую нет сил удержать.
        -У меня нет ненависти…
        -Я знаю. Но у меня есть. И ее хватит на всех, Елена. В моем Завете ничего не сказано про другую щеку. Только про глаза и зубы.
        -Отлично. А как насчет любви?
        -Я не знаю.
        -Ты чего-то не знаешь?! Что ж, прогресс налицо. Это радует.
        -Елена… Я в самом деле не знаю. Мне всегда казалось, что это невозможно выдержать. Что никто не может разделить это со мной… Только король. Как сказано в Писании: «мужчину, одного из тысячи, я нашел, а женщины среди них не было»… Друг - это прекрасно. Немного людей на земле могут похвастаться тем, что имеют настоящего друга. Да еще такого… Но… это же не все… это как будто не хватает последнего вдоха, чтобы вынырнуть и поплыть… Я не могу это даже объяснить… И вдруг - ты… И мне показалось…
        -Не нужно, Данек. Я знаю. Я понимаю… Я вижу… То, что ты на себя взвалил… Это просто чудовищно. Этого никакой человек не выдержит… Кем… Какой должна быть женщина, на которую ты - со всем этим ужасом - мог бы опереться?! Так не может быть. Так не может продолжаться. Долго, я имею в виду. И твое одиночество перед всеми страхами мира просто раздавит тебя… Подожди. Я еще не закончила говорить. Я всего лишь женщина. И рядом с тобой… Любой женщине нравится быть женщиной. И с тобой это так легко… Какое-то время. Но женщины, настолько смелой, чтобы всегда быть с тобой рядом, полностью отдавая себе отчет в том, что ты и кто ты… - Елена печально покачала головой.- Женщина должна чувствовать, что она любима и желанна. Иначе она уходит. Или умирает… А ты… Ты не можешь заниматься ничем другим, кроме переделывания мира. Дело. Справедливость. Возмездие. А как же жизнь? Обыкновенная жизнь? Ты ни о чем другом не можешь ни думать, ни говорить. Какую бы тему ты не начинал, ты рано или поздно съезжаешь на эту, самую главную для тебя. Поверь мне, никакая женщина не в состоянии терпеть это сколько-нибудь продолжительный
срок. В том числе я, разумеется. Как бы я не относилась к тебе… Понимаешь?
        -Значит, мне только показалось…
        -Нет. Не показалось. Ты восхитительный любовник и галантный кавалер. Ты дьявольски умен, у тебя превосходное чувство юмора и безукоризненный вкус, от тебя всегда хорошо пахнет, ты сильный, красивый, щедрый и ужасно милый. И никогда еще в моей жизни не было никого… Но ты сумасшедший. И это так заметно, что обрекает тебя на одиночество…
        -Я думаю, ты ошибаешься. Все-таки я, в отличие от обыкновенных сумасшедших, полностью осознаю это…
        -Обыкновенный или нет, сути не меняет. Сумасшедший,- и этим все сказано. Пусть самый необыкновенный и лучший в мире… Я не могу быть рядом с сумасшедшим. Кроме того, ты хорошо ко мне относишься, но не любишь меня. Поверь мне, это еще более унизительно, чем все остальное, вместе взятое…
        -Елена!
        -Не надо, Данек. Образование и образ жизни так и не смогли окончательно заглушить мои женские инстинкты. Я просто научилась их вербализировать… Поэтому - не нужно. Я все понимаю, что я чувствую.
        Господи, подумала она, Господи, зачем я говорю это, ведь это не так, и мы оба это знаем, но я не могу, не могу, я должна уйти, я не хочу, не могу, но я должна…
        -Елена…
        -Только не говори мне, что я ошибаюсь,- она улыбнулась, и Майзелю захотелось поежиться от этой улыбки.- Мы уже больше полугода вместе, а ты…
        -Я что-то не так делаю?
        -О Господи, Данек. Что ты можешь сделать, чтобы любить меня, если ты меня не любишь?!. Что может кто-нибудь вообще с этим сделать?! То, что тебе хорошо со мной в постели, еще не все…
        -Обязательно. Мне с тобой хорошо не только в постели. И ты это прекрасно знаешь.
        -Откуда я могу это знать?! Разве ты когда-нибудь говорил об этом?
        -А разве об этом нужно говорить?
        -О Господи… Конечно, нужно! А как же иначе?!
        -Мне казалось, что нам не нужны слова. Что мы и так понимаем друг друга…
        -Мне нужны слова,- Елена сделала ударение на «мне».- Я не могу без слов. Я люблю слова. Я люблю разговаривать. Я хочу разговаривать с тобой. Да, я обожаю заниматься с тобой любовью. Но это еще не все, понимаешь?
        -Я понимаю. Я не могу дать тебе это, Елена. Я хочу этого так сильно… Но я лишь человек.
        Он понял, подумала Елена. Ну конечно, он все понял, своими проклятыми еврейскими бессонными мозгами, он все усек, этот…
        -Я могу прожить без этого, Елена. Или мне только кажется, что могу? Мне так хорошо с тобой, как ни с кем не было никогда в жизни. И мне ничего не нужно от тебя. Совсем ничего. Веришь ты или нет… Но я хочу, потому что ты хочешь. Потому что ты не можешь без этого. Потому что ты убиваешь себя за это каждый раз, когда остаешься одна… Я знаю, ты хочешь сказать много всяких умных слов про то, что не хочешь мне мешать, что твои проблемы будут отвлекать меня от дел, и еще с три короба всякой чуши, сорок бочек арестантов, которые ничего не значат… Потому что ничего не значат. Потому что на самом деле важно совсем другое,- он взял в ладони ее лицо и заставил смотреть себе в глаза.- Ты хочешь уйти, не дожидаясь, пока уйду я, устав воевать за тебя с тобой. А вот это - вряд ли. Черта с два, дорогая. Я отпущу тебя сейчас. Ненадолго. Потому что я знаю - что-нибудь обязательно случится, что-нибудь такое, что мы снова будем вместе. Потом еще. И еще. И еще… Пока ты не поймешь…
        Он отпустил ее и отошел на шаг. И сказал:
        -Иди, Елена. И возвращайся. Я буду ждать…
        ПРАГА, «GOLEM INTERWORLD PLAZA». ФЕВРАЛЬ
        Он не мог оставаться дома, где все пропиталось ее запахом, ее присутствием, ее жизнью с ним рядом… Он сел в машину и помчался в «Плазу». Поднялся к себе…
        Майзель стоял у окна, прижавшись лбом к стеклу, и смотрел вниз, на море городских огней, распластавшееся до самого горизонта. В такой позе и застал его вошедший по вызову Богушек. Не оборачиваясь, Майзель поманил его рукой. Когда Гонта подошел, он обнял его за плечо, встряхнул, прижал к себе:
        -Она пытается уйти, Гонта. Она хочет быть сильной…
        Богушек выматерился,- длинно, заковыристо. По-русски. Майзель ему позавидовал даже. Если б он так умел… Гонта пошевелил усами:
        -Дракон, чего ей надо?
        -Ей нужен ребенок, дружище.
        -Ох, Господи… Да что за проблема-то?! Свистни, я ей целый детский дом соберу!
        -Нет. Это не то…
        -Да что я, идиот, не понимаю?! Но ты-то тут при чем?!
        -Ни при чем. И это самое плохое во всей истории. Потому что я впервые за много лет столкнулся с проблемой… В принципе не решаемой, друг мой. Вообще никак. Что хочет он мне этим сказать, я не знаю. Пока не знаю…
        -Кто?!
        -Он. Там,- Майзель показал пальцем в направлении неба.- Но я узнаю…
        -Мне что делать?
        -Не спускать с нее глаз. Как всегда.
        -Ты думаешь…
        -Она вернется, Гонта. И будет снова пытаться уйти… И вернется опять. Пока не поймет, что без меня ей не жить. Как и мне без нее. Такие дела, дружище,- Майзель отпустил Богушека и отошел от окна.- Ладно, закончили с нытьем. Работы невпроворот… Все, все. Иди.
        -Ты уверен?
        -Обязательно,- и Майзель оскалился так, что у Гонты подобралась мошонка…
        Богушек покинул кабинет, и Майзель позвонил королю. Вацлав ответил на пятом или шестом гудке:
        -Тебе сказать, который час?- Он посмотрел на флуоресцентные стрелки своего
«Брайтлинга» - свадебного подарка жены, с которым не расставался ни в бою, ни во сне.- Мне утром к Хакону [60] лететь. Чего тебе?!
        -Ахой [61] , величество. Я тоже рад тебя слышать…
        -Ну, ныряй давай,- пробурчал Вацлав, остывая и по тону Майзеля догадавшись, что случилось что-то серьезное. Не с миром, а с другом. И это было куда хуже.
        -Мне нужны деньги.
        -Ты что, потерял номера счетов и коды доступа?! Данек, что такое?
        -Мне нужны деньги на личные нужды. И довольно много. Я должен поставить тебя в известность.
        -Поставил. Возьми, сколько хочешь. Что произошло, ты можешь сказать?!
        -Елена сказала, что я сумасшедший. Я хочу, чтобы она это до конца прочувствовала.
        -Вы что… поссорились?!
        -Нет. Просто она решила, что без меня ей будет проще.
        -О-о-о… Твою мать, вот же дура бешеная… - Вацлав рывком сел на постели.
        От этого вопля окончательно проснулась Марина:
        -Что случилось?!
        -Говно случилось,- рявкнул Вацлав. И снова сказал в трубку, Майзелю: - Приезжай.
        -Нет, величество. Спасибо. Я уж как-нибудь… Работы полно. Спасибо, дружище. Увидимся в воскресенье…
        -Эй… Держись.
        -Обязательно,- и Вацлав почти воочию увидел, как оскалился Майзель.
        Телефон умолк. Вацлав посмотрел на жену и вздохнул:
        -Какой же я счастливый человек… Марина, чего надо этой бешеной идиотке?!
        -Совсем немного, Вацек,- усмехнулась Марина.- Чтобы он любил ее и почаще говорил ей это.
        -Да любит же он ее! Дышать без нее не может! Что, непонятно?!
        -Возможно, что-то мешает ей это увидеть так же четко, как ты. Или я.
        -Ну так скажи ей!!!
        -В такие дела нельзя лезть, Вацек. Они должны сами…
        -Он мой друг. И твой друг. Я хочу, чтобы он был, наконец, счастлив. Хочу, чтобы мир наконец наступил у него в душе.
        -Мы не можем приказать ей, Вацек. Мы всего лишь люди.
        -Я знаю. Поговори с ней.
        -Если мне представится такая возможность, я попробую. Обещаю, медочек.
        -Я тебе предоставлю такую возможность. Прилечу из Норвегии и предоставлю. Вот как Бог свят,- перекрестился Вацлав.
        -Даже не думай об этом. Слышишь? Ты только все испортишь. Я понимаю, что ты хочешь… Этого нельзя, Вацек. Ни в коем случае.
        -Черт. Черт. Черт, твою мать, черт вас разберет, чертовы бабы…
        -Спи, медочек.
        -Заснешь тут…
        -Ну, иди ко мне. Я тебя вылечу,- Марина улыбнулась, и, потянувшись, поцеловала мужа.- Все образуется, медочек. Иди ко мне…
        Получив королевское «добро» на деньги, Майзель позвонил директору «Golem Advertising»:
        -Доброй ночи, Ружена. Извини, что разбудил. Ты мне срочно нужна…
        -Полчаса, пан Данек,- Новакова тихонько высвободилась из-под руки супруга и начала одеваться.- Форма парадная?
        -Думаю, да,- Майзель вздохнул.- Жду. «Скат» в пути…
        Он отключился, а Ружена, замерев, смотрела на аппарат, как будто могла увидеть в нем что-то. Такого голоса у Дракона не было никогда. За все те годы, что они проработали вместе, ни разу не слышала Ружена такого… Чтобы собраться, ей потребовалось гораздо меньше времени, чем обычно.
        Через двадцать минут она действительно была у него в кабинете. Майзель рассказал, чего он хочет, и Новакова улыбнулась:
        -Я все сделаю, Дракон. Не беспокойся.
        -Я не беспокоюсь.
        -Я не о том,- Новакова осторожно коснулась его руки.- Помнишь, ты сам всегда говорил… Если все так плохо, что кажется, будто уже умер, это может означать только одно - что неприятности кончились.
        -Я люблю тебя, Руженка.
        -И я тебя люблю, Дракон…
        ПРАГА. ФЕВРАЛЬ
        Утром Елена решила, что должна поговорить с Ботежем. Что-то нужно было решать, с работой, с деньгами, в конце концов, она не содержанка какая-нибудь… Она старалась не думать о вчерашнем разговоре. Ничего не анализировать. Не перебирать его и свои реплики, не рвать себе душу. Внутри нее звенела пустота, которую ей решительно нечем было заполнить, но это нужно было сделать, иначе… Елена быстро собралась и отправилась в город.
        На выезде из переулка она так затормозила, что бедный «машинчик» пошел юзом, а пролетающие мимо автомобили испуганно и возмущенно загудели клаксонами. Елена вышла из машины и обессиленно уселась на капот…
        Огромный рекламный щит, на котором еще вчера красовалась вывеска, кажется, Godafone, был занят портретом Елены. Господи, где, когда он так ее застал… Она выглядела на фото… Хорошо выглядела. В сто раз лучше, чем в жизни. Чем сейчас, во всяком случае… И в углу, размашистым, стремительным почерком, который был Елене лишь смутно знаком,- «Мой Пражский ангел»…
        Везде, куда могла она достать взглядом, вдоль всего бульвара, на всех рекламных площадях… И наверняка везде. По всему городу. А то и по всей стране. Или по всему миру… С него станется, подумала Елена. Он же сумасшедший…
        Елена снова уселась за руль, развернулась и поехала обратно. Ни о каком появлении в редакции не могло быть и речи. Во всяком случае, сегодня… Потому что она еле смогла удержаться, чтобы не помчаться к нему, не повиснуть опять у него на шее, чтобы он снова любил ее так, как может любить ее только он… Она вспомнила, что хотела зайти за хлебом.
        В булочной возле самого дома, уже на выходе, Елену вдруг взяла за локоть какая-то старушка. Старушка, наверное, помнила бабушку Елены еще в колыбели, но выглядела на пять с плюсом, и голос ее был удивительно молодым:
        -Скажи, деточка… Это ведь твой портрет там висит?- Она махнула рукой куда-то в сторону бульвара.
        -Мой, бабушка. Я бы предпочла висеть там сама, но меня, знаете ли, не спросили…
        Старушка, казалось, пропустила это язвительное замечание мимо ушей:
        -Вы что, поссорились?
        -А что, собственно…
        -Ответь, пожалуйста,- в тоне старушки было что-то такое, отчего у Елены пропала охота бунтовать.
        -Нет. Мы не поссорились,- покорно вздохнула Елена.
        -А в чем же дело?
        -В том, что на самом деле он любит только то, чем он занят. А со мной ему просто приятно быть. Вот и все.
        -Ошибаешься, деточка. Мужчина, который не любит, на такое не способен.
        -С такими деньгами, как у него, можно что угодно себе позволить…
        -Деньги - говно,- властно оборвала ее старушка. Елена поразилась, с каким вкусом и удовольствием проговорила бабушка это слово. И как вспыхнули молодой страстью ее темные, обжигающе юные глаза.- Не будь денег, он в любом случае что-нибудь похожее придумал бы. Масштаб, деточка,- его в карман не спрячешь. Масштаб не в кошельке, а в голове…
        Елена вдруг поняла, что вся булочная слушает этот разговор, затаив дыхание.
        -Да что же это такое происходит-то, в самом деле… - простонала Елена, опуская руки с пакетами.- Вы что, все сговорились, что ли?! Да оставьте же меня, наконец, в покое!
        -Деточка, покой нам всем обеспечен,- усмехнулась бабушка.- Только это мне немного до него осталось, а тебе еще - о-го-го… У кого-то от дурости горе, а у тебя, деточка,- от ума. Так что ты ум-то свой припрячь до поры, он тебе еще понадобится… - Она вдруг сильно сжала Елене руку, так, что сделала ей почти больно: - Ты вернись к нему, деточка. Ты ему нужна, да и он тебе, видно, суженый. Вернись. Так правильно будет и хорошо.
        -Вернусь, бабушка,- вежливо сказала Елена, мечтая поскорее доползти до кровати.
        -Поклянись.
        -Что?!?
        -Поклянись. Детьми своими будущими поклянись. Ну?
        -У меня никогда не будет детей,- хриплым от бешенства голосом четко сказала Елена, глядя на бабушку теперь уже с ненавистью.- Не может быть у меня детей, и не стану я клясться. Прекратите юродствовать и отпустите меня, черт вас возьми!
        -И кто же тебе сказал такую чушь?
        -Врачи, бабушка,- с издевкой сказала Елена.- Или врачи - тоже говно?
        -Конечно, говно, деточка,- кивнула странная старуха.- А детей у тебя двое будет, мальчик и девочка. То есть, сначала девочка, а потом и мальчик… Конечно, на четвертом десятке детей заводить, может, и поздновато,- в наши времена бабушками в таком возрасте становились… Ну, да лучше поздно, чем никогда. Ступай, деточка. И помни - все в деснице Господней. Как захочет Он, так и будет. То, что раньше Он тебе решил, Он же и перерешить может. Если заслужишь. Иди!- и старушка подтолкнула Елену к дверям.
        Елена не помнила, как дошла до дома и оказалась в квартире. Странная старуха с обжигающими глазами никак не шла у нее из головы. Она вдруг вспомнила почему-то Корабельщиковых, Сонечку… Это было просто какое-то наваждение. Елена достала из бара старую початую бутылку абсента и, налив полную большую, граммов на семьдесят, рюмку, выпила залпом обжигающий пряный напиток. И следом еще одну. И на ватных ногах прошла в спальню, где упала на кровать, не раздеваясь, и забылась мгновенным тяжелым, тревожным сном…
        ПРАГА. ФЕВРАЛЬ
        Ей показалось, что она проспала целые сутки. Так оно почти и было… Нестерпимо горело в желудке, хотелось есть… Елена опрокинула в себя чашку кофе с капелькой сливок и восхитительно вкусный, хотя и вчерашний, круассан, и решила, что поедет в редакцию.
        Она вошла к Ботежу в кабинет, с сердцем шмякнула портфельчик на пол и села на посетительский потертый диван, сильно натянув юбку на колени. Ботеж покачал головой и вдруг улыбнулся.
        -Что?- удивилась Елена.
        Ботеж выбрался из-за стола, подошел, сел рядом. Тихонько похлопал ее по руке:
        -Все вот так, да?
        -О Боже, Иржи. Ну, ты же взрослый человек, как ты можешь… Это дурацкая мальчишеская выходка, это просто… Что?
        -Все гораздо хуже, Елена,- Ботеж снова встал, вернулся к столу, но садиться не стал.- Вчера утром… Мне позвонил Чеслав Димек из «Мира рекламы». Он просто захлебывался. Я в жизни такого еще не слыхал, Елена. Ты думаешь, он просто выкупил рекламные поля?
        -А как?!
        -Они договорились со всеми агентствами и хозяевами рекламы. Со всеми, понимаешь? Просто он попросил. И все просто отдали ему площадь. Он оплатил только полиграфию и расклейку. За одну ночь. И никто не спросил, насколько. Даже и не подумал спросить. Как это так, Елена?
        -Ты… ты меня спрашиваешь?!
        -А кого мне спросить? Никто не знает его так, как ты. Никогда он так не открывался. Поэтому я спрашиваю тебя.
        -И с Димеком он тоже договорился?
        -Елена,- покачал опять головой Ботеж.- Ты сама как ребенок. Конечно, он хотел, чтобы ты узнала, как он это сделал. Что это сделали для него и ради него.
        -Еще бы. Попробовал бы кто-нибудь отказаться…
        -Перестань, Елена. Ты злишься, и…
        -Я злюсь, Иржи. Потому что человеку не обязательно так заявлять о своих чувствах, если они у него есть. И меньше всего я ожидала услышать всю эту сентиментальную чепуху еще и от тебя…
        -Еще?
        -Вчера ко мне в булочной прицепилась какая-то полоумная старуха, которая требовала, чтобы я с ним помирилась. Вернулась к нему. Представляешь?!
        -Ты думаешь, он и ее подослал?- засмеялся Ботеж.
        -Это не смешно, Иржи. Это было абсолютно не смешно, могу тебя уверить,- Елена вздохнула.- Мне нужно уехать, Иржи. Пока это не уляжется. Я хочу побыть одна. На людях, но одна, где меня никто не будет о нем спрашивать и так смотреть, словно вот-вот погладит по головке, как маленькую глупую девочку. Пошли меня куда-нибудь. Пожалуйста.
        -Если тебе это поможет…
        -Поможет.
        -Поезжай. Только будь, пожалуйста, осторожна.
        -О чем ты?
        -Обо всем. Я думаю, что все только начинается…
        В этот момент дверь приоткрылась, и в нее просунулась лисья мордочка Бьянки Младешковой:
        -Привет… Ой! Ленка! С ума сойти! Ты тут! Ой, чего это делается…
        -Кыш,- ласково сказал Ботеж.- Дай поговорить. Потом.
        -Потом, потом,- захныкала Бьянка.- Народ там на ушах стоит, вообще… Ленка, чего случилось-то?!
        -Ничего не случилось,- повысил голос Ботеж.- Иди работай.
        -Ленка, ты зайди, мы там с ребятами кофе пьем… Ладно?
        -Я попробую,- вымученно улыбнулась Елена.
        -Ну, побежала,- и Бьянка, подмигнув Елене, скрылась по ту сторону двери.
        Елена повернулась к Ботежу:
        -Что, это правда?
        -Ты про что?
        -Про стоящий на ушах народ.
        -Абсолютная. И не только здесь. Как легко догадаться…
        -Мне совершенно точно нужно уехать. Я не могу допустить, чтобы моя личная жизнь была развлечением для публики. Как он мог так поступить, Иржи?
        -Он не умеет по-другому, Елена…
        -Ага. Масштаб такой.
        -Вся страна стоит на ушах. Поверь мне. Никто ни о чем другом даже и не думает. Все дела побросали… И в журнале. И на радио. И я ничего не могу с этим поделать… Как будто оттого, будете вы вместе или нет, зависит, устоит ли мир… Может, и правда, и так это и есть на самом деле?… - Ботеж улыбнулся.- Я вас видел…
        -Кого - нас?
        -Тебя с ним. Недели три назад, в городе… Он правда чем-то похож на дракона. Он так тебя держал…
        У Елены покраснели уши. Она зажмурилась и шумно втянула в себя воздух.
        -Прекрати, Иржи. Пожалуйста, не надо. Ты что думаешь, я поправилась? Я никогда не поправлюсь. Никогда. Мне нужно уехать. Сегодня же.
        -Хорошо,- Ботеж открыл свой сейф, достал оттуда командировочные бумаги, сел за стол, быстро подписал их и протянул Елене: - Деньги получишь в банке, завтра утром. Сегодня уехать уже никак не получится. У Михалека есть интересный материал в Лагосе, он давно просил меня, чтобы я послал тебя туда. Поезжай.
        -Спасибо, Иржичку.
        -Будь осторожна. Ради меня, Елена. Если с тобой приключится какая-нибудь неприятность, твой Дракон меня сожрет и косточек не выплюнет. У меня внуки. Слышишь меня?
        -Слышу, Иржи. Обещаю.
        -Ну, хорошо. Иди сюда, обнимемся…
        Ботеж встал, приобнял Елену, тихонько похлопал по спине:
        -Помнишь, я говорил, что уладится?
        -Помню. Ничего не улаживается, Иржи…
        -Так уладится.
        -Да?
        -Да, Елена. Иди…
        ПРАГА, «GOLEM INTERWORLD PLAZA». ФЕВРАЛЬ
        Майзель готовился к утреннему совещанию, когда на экране возникла озабоченная рожа Богушека, глядящего в сторону и нервно теребящего ус,- верный признак нештатной ситуации. Безо всяких вводных он пробурчал:
        -Елена вылетает через пару часов во Франкфурт. Оттуда в Лагос. Задержать?
        -Нет. Пусть летит. Проследи, чтобы люди в Лагосе ее приняли. Только аккуратно.
        -Понял. Так что, задержать?
        -Гонта, не трепи мне нервы. Я не могу носиться за ней по всему свету и изображать из себя влюбленного оленя. Набегается - вернется. Или не вернется. Как будет, так будет.
        -С каких это пор ты в фаталисты записался?- буркнул Гонта, по-прежнему не глядя на Майзеля.- Ладно. Прослежу… До связи…
        Майзель сдержанно кивнул и переключился опять на информканал.
        Даже не дав ему закончить дела, на экране снова возник Гонта. Он был в экзоскафандре и при оружии, чем удивил Майзеля чуть не до столбняка.
        -Ты чего, братец?!
        -Электронная разведка доложила перехват разговора… Во Франкфурте ее встретят моджахеды. За книжку вроде как… Пока никакой связи с тобой не проследили.
        -Разверните борт.
        -Не успеем. Она не «Богемией» летит. «Богемию» уже давно бы развернул. Люди из диспетчерской службы работают, задержим их в эшелоне минут на сорок, но ты же знаешь, какое движение в воздухе сейчас там… Вроде успеваем… Я лечу во Франкфурт с ребятами.
        -Я тоже.
        -Я справлюсь, Дракон.
        -Это моя женщина, Гонта. И лучше не говори мне ничего…
        -Таки да будешь изображать влюбленного оленя,- с непередаваемо местечковой интонацией произнес Богушек.- Ню-ню. Бля, быстрее одевайся, времени ни хуя не осталось!!!
        ФРАНКФУРТ-МАЙН. АЭРОПОРТ, ТЕРМИНАЛ 1. ФЕВРАЛЬ
        Елена испугалась по-настоящему уже потом, когда все произошло. Это было похоже на мозаичное панно, которое уронил на пол ребенок: она выходит из погранично-таможенного зала… поднимается по эскалатору в кипящее людьми пространство первого терминала… идет вдоль бесконечных киосков регистрации вылетов… двое молодых людей южной наружности обгоняют ее, оглядываются, и в это время она чувствует, как ее берут с двух сторон за руки и крепко держат так, что она не может пошевелиться… крик застревает в легких… берут ее в «коробочку»… еще один молодой мужчина, прямо возле самого ее лица, скалит в бешеной улыбке ровные, крупные, блестящие зубы… нож, даже не нож, а кинжал, он показывает его Елене и что-то быстро говорит на ломаном английском… Ей показалось, что она сейчас умрет. Она уже чувствовала, как расходится ее плоть от холодной стали… И вдруг этот человек, собирающийся убить ее, отлетает в сторону, и больше никто не держит ее, и через долю секунды - Майзель заворачивает ее, как куклу, во что-то плотное и черное, сдавленные крики, глухой металлический стук затворов пистолетов с глушителями, звонкое
звяканье стреляных гильз о каменный пол терминала, застывшие в ступоре, насмерть перепуганные люди… Консульский бронированный «Майбах»… Сумасшедшая гонка по пандусам, гостиница, номер, «ночные дьяволы» на балконе и в комнате… Майзель выходит, и появляется Богушек, который не говорит ни единого слова, только сопит и качает головой…
        ФРАНКФУРТ-МАЙН. АЭРОПОРТ, ГОСТИНИЦА «ШЕРАТОН». ФЕВРАЛЬ
        -Ты знал, что она - моя женщина?
        Моджахед молчал, с усмешкой глядя на Майзеля. Майзель прошелся по комнате их угла в угол. Остановившись перед пленником, он вдруг тоже улыбнулся. И, склонившись к нему таким движением, от которого моджахед непроизвольно отпрянул, прошелестел:
        -Не хочешь разговаривать со мной, свинья? Ничего. Захочешь.
        Майзель отошел к окну, достал телефон, набрал номер.
        -Ботеж…
        -Если ты протекаешь, Иржи, я тебя убью,- без всяких предисловий, спокойно сказал Майзель.
        -Что с ней?!?- закричал Ботеж.- Что с ней, Господи, что с ней?!
        И столько отчаяния было в этом крике, что Майзель поверил ему.
        -Ничего с ней. Успел я,- проворчал он.- Сиди думай, старый кретин, откуда течет. Я пришлю к тебе людей, попробуй только им не сказать что-нибудь. Я тебя живьем зарою.
        -Пан Данек, прошу тебя,- он услышал, как Ботеж всхлипнул.- Я же ее люблю, Господи, ты что, не понимаешь?
        -Ты старый дурак,- уже почти не злясь, проворчал Майзель.- Как ты мог так поступить? Как ты мог отпустить ее? Как посмел, все зная, что знаешь? Как посмел пойти у нее на поводу? Тебе сколько лет, идиот?
        -Она же сумасшедшая…
        -А ты?! Ты нормальный?! Все, хватит. Сходи свечку поставь святому Иржи, что я успел. Вернусь - увидимся.
        -Подожди, пан Данек. Подожди.
        -Чего еще?
        -Не говори ей, что ты мне звонил. Пожалуйста. Она… ей больно будет. Не делай ей больно. Она тебя любит. Я за нее жизни не пожалею, только не делай ей больно. Никогда. Даже нечаянно. Я тебя прошу…
        -Я понял, Иржи,- Майзель проглотил подступивший к горлу комок.- Если б ты знал, как хорошо я тебя понял, старый дурень…
        И, не прощаясь, с треском захлопнул аппарат. И развернулся к пленнику снова. Только уже не человеком,- драконом. Моджахед дернулся и в ужасе вытаращился на Майзеля. И когда Дракон заговорил - почти ласково, по-арабски, тот, кажется, даже уже и не смог удивиться…
        -Ты здесь сидишь живой, потому что ты что-то там такое означаешь в своем убогом мире четырнадцатого века Хиджры. Ты, жалкий червяк, на кого ты полез со своей раззолоченной зубочисткой… Ничего удивительного, что ты облажался. Вы умеете воевать только с женщинами и мирными обывателями. С мужчинами вы воевать не можете и не хотите. Когда вы видите воинов, вы притворяетесь мирными поедателями урюка. Даже вооруженные до зубов, в форме с аксельбантами и обученные советскими военспецами, вы выглядите, как клоуны на воинском параде. Вы ходячий анекдот, только не смешной, а похабный. Даже твой вшивый пророк с отбитыми почками и его подпевала в цейссовских очках [62] предпочли не умереть в бою, как мужчины, лицом к лицу с врагом, а сбежать и отсиживаться в пещерах, откуда они даже не могут ни с кем связаться, потому что сели батарейки в телефоне, который они купили у неверных, им нечем стрелять, потому что кончились сделанные гяурами патроны… И мы скоро выкурим их оттуда, удавим, зашьем в свинячьи шкуры и сбросим в пропасть… И ты напросился на этот рейд, потому что нет ничего легче, чем зарезать женщину в
суете аэропорта и исчезнуть… Только на этот раз вы выбрали не ту мишень, ребята. Мы показали вам в Алжире и в Косово, что не вы нас, а мы вас будем резать, как свиней. Сотнями тысяч, если захотим. А сейчас я покажу вам, что я больше не буду терпеть вас в моем мире. Я покажу вам, что моя цивилизация и гуманизм - это моя одежда, которую я надеваю и снимаю, когда захочу. И предназначена она для меня и людей моего мира, и удобна и нужна лишь тогда и потому, когда все вокруг одеты и ведут себя похоже. А когда я собираюсь воевать, я снимаю с себя цивилизацию и надеваю боевые доспехи. Я вас сотру и превращу в компост, вместе с вашими женщинами и детьми, которых вы презираете и с которыми обращаетесь, как со скотом. Потому что вы нежить, с вашими искалеченными исламом мозгами… Это займет некоторое время, но я это сделаю.
        Майзель посмотрел на пленника и снова улыбнулся:
        -Я вижу, ты хорошо знаешь, о чем речь. Ты по-своему умный, ты нахватался умных слов из наших книжек. Но ты ничего не понял в нас. Например, почему у настоящего мужчины в нашем мире только одна женщина и так мало детей. И почему он любит их куда больше себя и ценит их жизнь много дороже собственной жизни. И оттого обозлился. И захотел, чтобы не было странного. Чтобы все было везде так, как у вас, в седьмом веке Хиджры. А вот это - вряд ли. Ты пойми, поросенок… Ты для меня не источник информации. Ты не можешь рассказать мне ничего нового, чего-нибудь, чего я не знаю. Я слышу все, о чем вы шепчетесь в своих вшивых и набитых экскрементами пещерах. Ты именно поэтому провалил свое задание. И теперь ты хочешь умереть героем. Не выйдет.
        Майзель взял стул, поставил его прямо перед лицом пленного и сел на стул по-наполеоновски, верхом - только полы плаща взметнулись и опали. И снова посмотрел в глаза моджахеду:
        -Я не разрешу тебе умереть героем. Я вообще не разрешу тебе умереть. Ты разменный пятак, и я поменяю тебя на то, на что захочу. Посмотрим, что твоя родня согласится сделать, чтобы получить тебя обратно…
        Моджахед облизнул губы, сдерживая желание сказать что-то. Майзель, удовлетворенно кивнул:
        -Тебя забыли предупредить об одной мелочи, поросенок. О том, что когда я смотрю в глаза своим врагам, они пугаются. И только от меня зависит, как будет силен этот страх. И как долго будут они умирать. Или жить так, что лучше бы умерли…
        Он снова улыбнулся:
        -Ты, наверное, слышал, что гяуры хорошо обращаются с пленными. Но ты не пленный, а бандит. А я не гяур. Тебя как зовут, поросенок?
        -Меня зовут Бин Алла,- медленно проговорил моджахед, пытаясь отвести взгляд и будучи не в силах этого сделать.- А ты - вонючий дхимми [63] , а не…
        -Много лишних слов, сын аллаха,- Майзель улыбнулся.- И неправильный ответ. Если я что-то спрашиваю, я желаю получить правильный ответ. Я хочу знать твое имя, а не поганую кличку. Что ж. Начнем.
        Он взял моджахеда за подбородок, притянул к себе и заглянул ему в глаза. И смотрел в них, не мигая, до тех пор, пока не увидел зажегшегося там огонька безумия, а из носа у пленного не пошла кровь.
        -Х-х-х… х-хватит… Не надо… - просипел моджахед.
        -Назови мне свое имя, собака,- улыбнулся Майзель.- Как называла тебя твоя мать-шлюха и твой отец-ослоеб. Как называли тебя твои шлюхи-сестры и ослоебы-братья. Как называл тебя твой имам, жирный бородатый дервиш, пославший тебя заколоть женщину и убежать… Ну?!
        -Ру… Рустам… Не… не смотри… Больно…
        -Это хорошо. Это правильно. Потому что человек должен чувствовать боль, если он человек. Только черви не чувствуют боли. И я научу тебя чувствовать боль. Настоящую боль. Не в костях и мышцах,- в сердце.
        Он снова схватил моджахеда за лицо и заставил смотреть себе в глаза. До тех пор, пока не услышал и не увидел, что хотел… И только тогда отпустил его. И поднялся:
        -Вот и ты тоже. И ты нагадил под себя, поросенок. Чего же еще можно ждать от помеси свиньи и собаки, которая, научившись говорить и читать, возомнила себя - человеком…
        Он еще некоторое время любовался картинкой, наклонив голову набок. А потом оскалился:
        -Слушай меня, поганый сын ослоеба и шлюхи. Я пошлю тебя назад, в твою пещеру, живым и невредимым. Почти невредимым. Но сначала я прикажу привязать тебя к скамейке, смазать твою мускулистую волосатую мусульманскую жопу свиной течкой и выставить в свином хлеву, где вонючие огромные кабаны будут трахать тебя так много и так долго, пока это не начнет тебе нравиться. Пока ты не научишься выстреливать свою поганую сперму каждый раз, когда свинячий член будет вламываться в твою прямую кишку и массировать тебе простату. И когда ты превратишься в растение, мечтающее только об одном - снова почувствовать в своей заднице горячий твердый кабаний елдак, я тебя отправлю твоим родным.
        Моджахед смотрел на Майзеля и дергался, словно пытаясь выскочить из пластиковых пут. Он был бледен, и на лбу его отчетливо выступили бисеринки пота. Майзель кивнул:
        -Мне тоже весело, свинья. Твой дервиш, наверное, забыл рассказать тебе про дракона. Я вижу, что для тебя это новость… Так вот. У тебя есть только один способ - не отменить, нет,- всего лишь оттянуть то, что я велю сделать с тобой. Чем громче и охотнее ты будешь говорить, тем позже это случится. Поэтому говори, поросенок. Пой и пляши. Развлеки меня. Кто знает,- возможно, я растрогаюсь и пожалею тебя. И прикажу просто тебя задушить. Быстро задушить,- часов за двадцать-тридцать, не больше. Перестань брыкаться и подай какой-нибудь вразумительный знак, если ты понял меня.
        Моджахед затих и медленно кивнул. И тотчас же его начало колотить, словно он был прикован к отбойному молотку. Майзель нажал на кнопку брелка в кармане, и в номер снова вошли «ночные дьяволы» во главе с Гонтой.
        -Пакуйте это и к следакам сразу, пусть лепят, пока горячий,- приказал Богушек. И повернулся к Майзелю, прищелкнув завистливо языком: - Как ты с этой мразью управляешься… И не стукнул-то его даже ни полразочка… А с теми двумя что делать?
        -А с крыши покидайте,- улыбнулся Майзель и пожал плечами.- Это же расходники, одноразовые шприцы. Давай, давай, выполняй, не смотри на меня!
        -Что… Прямо здесь?
        -А что, в Прагу тащить этот мусор?! Пускай немецкая полиция разбирается с мертвяками. Аккуратно только побросайте, чтоб не покалечить кого-нибудь, не дай Бог…
        И, поощрительно похлопав Богушека по плечу, стремительно вышел в коридор и зашагал к номеру, где находилась Елена.
        Она сидела на диване, отодвинутом так, чтобы его не было видно из окна балкона, закутанная в пуленепробиваемое «одеяло». На балконе стояли два «ночных дьявола», вооруженных тяжелыми штурмовыми автоматами с тау-оптикой, в номере с Еленой - еще двое, готовые для ближнего боя. Войдя, Майзель сделал бойцам знак удалиться, и те исчезли.
        Он сел рядом с Еленой, посмотрел на нее искоса. Елена сидела, нахохлившись, зажав ладони между коленей, словно боялась посмотреть на Майзеля. Он вздохнул и погладил ее по голове, как маленькую:
        -Я просил тебя никуда не ездить без охраны. Хоть бы скафандр надела… Ты же убьешь себя, Елена. И меня за компанию…
        Лучше бы он наорал на нее. Рявкнул, как он умеет, так, что все внутри подбирается от ужаса. Лучше бы ударил наотмашь, изо всех сил. Только не этот тихий голос, полный такой боли… Елена повалилась к нему на колени и заплакала. Ее трясло от этого плача и била дрожь от пережитого ужаса. Она ничего не могла с собой поделать. Майзель подхватил ее, как ребенка, прижал к себе:
        -Ну, все, елочка-иголочка. Все, мой ежичек. Мы успели. Все хорошо. Сейчас полетим домой, ладно? Дома у нас славно, никаких чучмеков нет у нас дома, дома так хорошо… Ну, не плачь, мой ангел, не плачь, ты же знаешь, я не могу, я умираю, когда ты плачешь…
        Он шептал еще какую-то ласковую ерунду, баюкая Елену и гладя ее по волосам, пока она не перестала всхлипывать. Упершись руками Майзелю в грудь, она отстранилась:
        -Дракон… Ты от меня не отстанешь?
        -Уж это вряд ли.
        -Зачем я тебе?
        -А я тебе?
        -Ну, ты… - Елена улыбнулась и, продолжая упираться в него одной рукой, другой вытерла слезы.- Придумал еще тоже сравнивать…
        Он тихонько засмеялся, встряхнул Елену:
        -Поехали, щучка-колючка. Дома все наладим и назад приклеим, что разладилось и отклеилось. Все. Вперед!
        ФРАНКФУРТ-МАЙН - ПРАГА. ФЕВРАЛЬ
        Домой они летели с комфортом - на том же «сирокко», но не так быстро. Кресла развернули, выдвинули стол с инфотерминалом, и Майзель с Богушеком принялись подводить итоги импровизированной операции. На экране появился Вацлав и генералы, - на фоне огромной карты, и совет продолжился с их участием:
        -Откуда эти зверьки так быстро появились в порту?
        -Из Кельна. Там этот исламский центр, который саудиты выстроили несколько лет назад…
        -А утечка?
        -Из «Люфтганзы», скорее всего. Работаем. Быстро найдем, я думаю…
        -Не от Ботежа?
        -Нет. Если да, то из Лагоса. Он туда звонил.
        -Почему они решили во Франкфурте? В Нигерии проще…
        -Не проще. Они знают, что мы все слышим…
        -Все-таки, утечка или слив? Это принципиально важный момент…
        -Понятно. Я же говорю - работаем. К вечеру будет ясность с этим вопросом…
        Елена слушала их короткие, отрывистые фразы, те самые полупредложения, которые они друг за друга договаривали… Никогда прежде ей не доводилось присутствовать на летающем совещании военных с королем и Майзелем. Они даже не включили свою обычную
«глушилку», которую всегда включали в таких случаях при Елене,- то ли не было такого устройства на борту, то ли окончательно перестали ее держать за постороннюю… Елена разозлилась. Даже то, что только что произошло, он использует в своих целях. Никакой передышки, никакого намека на взвешенность решений… Она слушала эти ужасные распоряжения, которые он отдавал. Она знала, что все приказы лягут на давно отработанные схемы, но никак не могла отделаться от чувства, что все это похоже на месть. И впервые видела, как ярость пожирает его, как он перестал контролировать эту ярость, видела, что никто, кроме нее, не понимает этого,- они слишком привыкли ему доверять… Это же все из-за меня, в ужасе подумала Елена. Это он за меня испугался так, что перестал думать. Он хочет отомстить… Нет. Я должна остановить это. Тем более должна. И моджахеды… Месть. Месть… Ну конечно. Господи, как же я сразу-то не догадалась…
        -В Кельне будем работать?
        -Обязательно. Я хочу…
        -Они поймали тебя в ловушку,- громко сказала Елена и проглотила комок в горле.- Они тебя подловили, Дракончик. Это зверье…
        Он замер на мгновение, спина у него окаменела. И развернулся к ней в кресле так, что ее обдало воздушным потоком от этого разворота. Повисла такая тишина, что ушам стало больно. И тогда Елена заговорила - быстро, не давая им всем,- сильным, всемогущим, вооруженным - и таким беспомощным - мужчинам опомниться:
        -Они ждут, что ты ударишь их растопыренными пальцами. Они хотят, чтобы ты заметался, чтобы ошибся, чтобы… Они планируют, они затевают что-то страшное, не знаю, где и когда, они хотят тебя отвлечь, потому что знают, где у нас слабое место, и нашли его у тебя тоже, потому что его не было раньше, понимаешь?! Они что-то затеяли дикое, немыслимое, они хотят, чтобы ты ударил первым, и их ответ будет просто местью, они подставят тебя… Ты не можешь не ответить на это. Они это знают. И если ты сейчас… А потом… тысячи людей умрут… И вся эта европейская сволочь смешает тебя с дерьмом. Все эти социалисты, пацифисты, трусы и предатели… Скажут, что ты во всем виноват. Не нужно сейчас. Нужно выждать. Узнать. Успеть. Я в порядке, на мне даже царапины нет… Не смей сейчас. Не смей!
        Они смотрели на нее - Богушек, король, генералы… И Майзель смотрел на нее,- впервые он так на нее смотрел:
        -Какая же ты, мой ангел… - Майзель протянул руку и провел пальцами по ее мокрой от слез щеке. И, как всегда от его прикосновений, проснулась под сердцем у Елены бабочка.- Жизнь моя, какая ты молодец…
        И снова развернулся к экрану, спросил, обращаясь к кому-то из военных:
        -Мы что-нибудь знаем об этом?
        -Намеки, пан Данек… Вы же знаете… Пока отработают переводчики, пока слепим в картинку… Конечно, они что-то затевают. Они всегда что-то затевают…
        -Это не ответ,- рявкнул Вацлав.- Вы предупреждены о неполном служебном соответствии. Если у вас мало людей, чтобы эффективно работать с информационными потоками, какого черта не докладывали?!
        -Так точно. Виноват, ваше величество.
        -Предоставляю возможность исправиться. Сколько еще тау-спутников у нас готовы к запуску?
        -Шестнадцать, ваше величество.
        -На стапелях?
        -Около сорока. Степень готовности от семидесяти до… - генерал посмотрел в сторону, видимо, на экран своего ноутбука,- до девяносто двух процентов. В течение трех дней будут готовы еще девять, к шестнадцати, о которых выше докладывал.
        -У вас сутки на это.
        -Есть сутки.
        -Погода в Скайбэе?
        -Благоприятная, ваше величество. Транспорт с грузом носителей должен через несколько часов войти в Страндхук.
        -Свяжитесь с Квамбингой. Немедленно разгружать и готовить к старту. Спутники по готовности - в Намболу. Эти шестнадцать - прямо сейчас. Генштабу - готовность один, режим работы - круглосуточный по полному штатному расписанию. Десантным подразделениям, ВВС, ракетчикам и космосу - готовность один. Ты,- король показал пальцем на Майзеля,- как приземлишься, сразу ко мне. С Еленой вместе.
        -Елена тебе зачем?- удивился Майзель.
        -А мне так спокойнее. Пускай вместе с Мариной за детьми присматривает, будет меньше поводов шляться где ни попадя.
        -Ваше величество, я…
        -Молчать! Ты - такая же подданная, как и все остальные,- взревел Вацлав, похоже, по-настоящему рассердившись.- А я - твой король! Я приказываю тебе прибыть во дворец и поступить в распоряжение ее величества впредь до особых указаний… С вами все.
        -Не все,- Елена выпрямилась, слезы высохли, словно их и не было никогда, а ставшие черными от гнева глаза засверкали.- Я не собираюсь исполнять идиотских приказов. Я не солдат, не лакей и не фрейлина, чтобы держаться за юбку королевы. И если у меня слезы близко, это не значит, что я сопливая институтка. Вам понятно, Ваше Величество?!
        -Вот это да,- прищелкнул языком Вацлав.- Ну, ты и распустил ее, Дракон…
        -Она такая, величество,- сияя, кивнул Майзель.- Что выросло, то выросло. И не была бы со мной, а я - с ней, будь она другой…
        -Запомните. Вы. Оба,- отчеканила Елена.- Я была, есть и буду с тем, с кем хочу, когда хочу и сколько хочу. Я не ваша. Я не твоя. Я ничья. Я сама. Своя собственная. Понятно вам?!
        Богушек, генералы и спецназовцы слушали это, разинув рты и буквально остолбенев. Дракон и король слушали тоже. Господи ты Боже мой, подумал Гонта, да кто же эта женщина?!.
        -Княгинюшка,- ласково сказал Вацлав, и Елена вздрогнула, потому как и не предполагала, что король умеет разговаривать таким голосом. И никто в жизни никогда еще ее так не называл.- Да брось ты, Христа ради. Мы же любя… Ты нас до смерти напугала. Приезжай, пожалуйста. Ты нужна сейчас королеве. А королева - тебе. Твой король просит тебя, дорогуша. Приедешь?
        -Приеду, Ваше Величество,- смущенно сказала Елена.- Когда Вы просите, я не могу Вам отказать…
        -Ну, славно,- прянично улыбнулся король и, подмигнув Майзелю, рявкнул: - Отбой!!
        Объявляю экстренный сбор комитета начальников штабов…
        Экран погас, и Майзель улыбнулся:
        -О! Ты это видела?! А ты - креатура… Как бы не так!- и он двинул кулаком воздух.
        И столько настоящей, чистой радости было в этом совершенно мальчишеском жесте, что Елена не выдержала и засмеялась. Снова сквозь слезы.
        ПРАГА. ФЕВРАЛЬ
        Потом они - как всегда, на сумасшедшей скорости, оглашая окрестности ревунами сирен и освещая округу сполохами проблесковых маячков и ксеноновых стробоскопов - неслись колонной во дворец, где Елена осталась с Мариной, а Майзель ринулся в Генштаб, где ждал его король… Во дворце было, как обычно, довольно безлюдно. В парке, где Марина гуляла с младшими детьми, кажется, даже не усилили охрану… Здесь, в Праге, впрочем, абсолютно некого было бояться. Ни один, как выражался Майзель, чурка или чучмек не мог переступить границ «христианнейшего королевства Европы». Когда-то Елену это приводило в бешенство. Но с некоторых пор,- после трагедий в Косово и Алжире, после 11 сентября, когда начиненный «семтексом» крытый пикап взорвался в подвальном гараже Нью-йоркской Фондовой биржи, похоронив под обломками исторического здания почти тысячу человек, после всего, что увидела она в Чечне и Ливане, и что вылилось из нее в книгу о современном исламе и его адептах - она поняла, от какой напасти спас страну король, раз и навсегда выставив это зверье за дверь и не оставив ни одной щелочки, в которую они могли бы
просочиться…
        Королева встретила ее так, словно они расстались вчера. И продолжила какую-то из множества их бесед,- несмотря на разницу во взглядах и положении, обе они ощущали глубокую симпатию друг к другу. И девочки обрадовались ей… И Елену чуть отпустило.
        Они поужинали вместе с детьми и уложили девочек спать. Марина всегда старалась сама заниматься с детьми как можно больше, и это получалось у нее, вопреки занятости и напряжению, рождаемым ее ролью в обществе… Елена всерьез привязалась к королевской семье, несмотря на все свои прежние настроения, эти люди очаровали ее своей поистине царственной простотой и достоинством, с которым они несли бремя короны. И они так любили Данека… Вацлав и Марина были среди тех немногих, с кем он переставал быть Драконом и становился совсем человеком.
        Когда они остались с Мариной наедине, королева усадила Елену на диван, сама присела рядом.
        -Что произошло, Елена? Он обидел тебя чем-то?- мягко дотронувшись до ее руки, спросила Марина.- Ты так внезапно исчезла…
        -Нет!- вскрикнула Елена, словно от удара.- Нет, Марина, нет… Он… он тут вообще ни при чем. Дело не в нем. Во мне…
        -Что же так ест тебя, дорогая? Чувство долга? Солидарности? Ты чувствуешь себя виноватой перед своими друзьями, что ты с ним? Что с тобой? Расскажи мне. Я смотрела на вас, я думала,- Господи Боже, наконец-то все будет уже… Я должна знать. То, что с ним происходит, происходит и с нами. Со мной. Ты знаешь, что он для нас с Вацлавом… Я просто смотреть на него не могла. Он сильный, он не подает виду, но я же чувствую… Расскажи мне, Еленушка. Тебе нужно об этом рассказать.
        -Я не уверена. Но я скажу. Чтобы не было никаких… У меня никогда не будет детей, Марина.
        Королева, прикрыв глаза, прижала пальцы к губам. И другой рукой сжала запястье Елены. И долго молчала… Потом спросила глухим, полных слез голосом:
        -Он знает?
        -Да. Конечно. Он все знает. Даже то, что ему совершенно не следует знать…
        -Мы… мы можем что-нибудь сделать?
        -Что? Ах, нет, Марина, какие глупости… Давно никто ничего сделать не может. Я пыталась когда-то. Нет.
        -И поэтому ты…
        -И поэтому тоже. Нельзя жить с любимым мужчиной и не хотеть от него ребенка. Хотеть - и не иметь,- тоже. Хотеть самой, знать, что и он тоже, знать, что он жалеет тебя… Нельзя. Жалость убивает любовь. Беспомощность, невозможность… Он сильный, ты права. Он сильнее всех, кого я знаю. Он даже меня сильнее, хотя я думала, что так не бывает. Но это… Это раздавит его, Марина. Он не может не мочь. Это немыслимо. Он, который все может, Дракон, повелитель огня, воздуха, земли и воды, не может сделать ребенка какой-то вздорной смазливой щелкоперке… Когда я вижу, как дети виснут на нем, как он с ними разговаривает, я готова убить себя, понимаешь, Марина?! Когда-нибудь это раздавит его. Или он возненавидит меня. И я, право, не знаю, чего я больше боюсь… Лучше я исчезну. Ему только-только сорок вот было,- что это за возраст?! Начало пути… Любая будет…
        -Ему не нужна любая, Еленушка. Ты ему нужна…
        -Ах, Господи, да все понимаю я, все… Разве можно кого-нибудь с ним… рядом?! Просто он слишком хорош для меня.
        -Разве ты в чем-то виновата?!
        -Конечно, Марина. Конечно, я виновата. А кто?! Кто мог бы заставить меня, если бы я не хотела тогда… это… - Елена замолчала, зажмурилась на мгновение. И снова посмотрела на королеву черными сухими глазами на белом, как простыня, лице: - Я сама захотела избавиться от ребенка. Мне было девятнадцать лет, я была совершенно одна в чужой враждебной стране. Я сама это сделала. Я сама испугалась и сделала это. И теперь я могу сколько угодно уговаривать себя и поддаваться на уговоры других, что у меня не было выбора, не было выхода. Возможно, и так. Только детей у меня больше не будет. И я сама это решила. И отвечать за это мне самой предстоит, и тут, и там,- Елена резко дернула подбородком в сторону и вверх, в небо.- Только мне. Больше я никого не имею права впутывать в это. Тем более - его. Я уж как-нибудь сама.
        -Но ведь ты любишь его, Еленушка. Я же вижу…
        -Люблю?!. Ах, Марина… Какая же это любовь… кто-то души наши в одну слепил, пополам разрезал и каждому по половинке отдал. И рвутся из нас эти половинки, чтобы снова одним целым стать, и тащат нас на себе, за собой… И быть я с ним не могу, и уйти не могу, и жалко мне нас обоих до крика, потому что я вижу, как рвет его на куски моя боль…
        -Прости меня, Еленушка. Это я виновата. Это… Это была моя идея - столкнуть вас. Я не знала… Я даже подумать такое не могла…
        -Никто не мог, Марина. Я сама не могла. Не то даже, что в мыслях такого не было… Вообще. Что же мне делать-то, Господи?!
        -А ты… ты не хочешь лечь в клинику? Совсем скоро новый специальный центр откроется… - спросила королева, не глядя на Елену.- Есть же какие-то технологии современные…
        -Что?! Ах, перестань, Марина… Это даже не опухоль. Просто стопроцентная непроходимость.
        -А все остальное?
        -Все остальное… - Елена издала смешок, больше похожий на стон.- Все остальное, как у всех. И даже еще лучше… Я понимаю, что ты хочешь сказать… Но чудеса - это не конвейерная продукция, Марина.- У Елены вдруг встала перед глазами, как живая, старушка из булочной, напророчившая ей аж двоих детей, и снова похожий на стон смешок вырвался у нее из груди.- Не стоит на это надеяться. А кроме этого, как он сам говорит, столько еще всего…
        -Сколько вы вместе?
        -Я не считала… Долго. Да разве во времени дело?! Просто такого, как с ним, не было у меня ничего даже отдаленно похожего…
        -Не расставайся с ним, Еленушка. Что-то будет. Не знаю, что. Как-то повернется… Должно повернуться как-то. Потому что… вы это заслужили. И ты, и он. А любовь на такие чудеса способна, какие и не снились нам, дорогая…
        -Делай, что можешь, и да случится, что должно,- Елена усмехнулась.- Тебе не кажется, что это непристойно,- так растаскивать человека на цитаты? Ведь он же человек, правда? Всего лишь человек… И он ни разу этого не сказал вслух,- вдруг простонала Елена.- Ни разу, ты можешь представить себе это?! Все остальное - пожалуйста, сколько угодно,- я хочу тебя, я жить без тебя не могу, я дышу тобой, ты жизнь моя, ты моя сказка,- все, что угодно, только «люблю» не сказал ни разу… Почему, Марина?!
        -А ты?
        -Я?!
        -Ты сказала?
        -Нет…
        -Так и будете бороться, да? Уступи, Елена. Ты женщина. Скажи первой. Увидишь, что будет…
        И этот разговор они не успели завершить,- не очень-то и хотелось, но это другое дело,- Майзель вернулся, сгреб Елену в охапку, и, едва попрощавшись с Мариной, утащил в «логово»…
        ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». ФЕВРАЛЬ
        Они набросились друг на друга так, словно с момента их расставания прошло не три дня, а сто лет. Потом Елена уснула, а когда проснулась, была уже ночь. И он стоял у ее изголовья,- опять, как всегда, собранный, до блеска выбритый, снова готовый к бою… Он снова не спал. Елену выматывало это. Она хотела, чтобы он спал с ней рядом. Ничего другого,- просто спал, просто рядом, как все нормальные люди… Елена схватила его изо всех сил, прижалась к нему, прокричала шепотом ему в лицо:
        -Иди ко мне сейчас же… Не смей уходить на свою дурацкую охоту, пока я не отпущу тебя… Я сама тебя отпущу, я все знаю… Люби меня скорей, я не могу без тебя, скорей, скорей…
        Елена любила лежать у него на груди, не выпуская его из себя, чувствуя, как его плоть наполняет ее изнутри до краев, и тихонько сжимать его сильными маленькими мускулами своего лона… Она любила смотреть, как меняется в этот миг его лицо, словно тает, как утихает пожар, полыхающий в его глазах, как начинают они блестеть нежностью к ней и желанием.
        -Мой мальчик,- прошептала Елена, погладила его по бедрам, поцеловала длинно горячими мягкими губами в плечо.- Мой маленький…
        Майзель вздрогнул. Никогда еще не слышал он от нее таких слов. Почувствовал, что это,- быть может, первая в жизни Елены попытка найти замену… А ей и в самом деле хотелось сейчас, чтобы он стал маленьким-маленьким, как мальчик-с-пальчик, чтобы можно было всегда, не выпуская, держать его в ладонях… Он погладил ее по волосам, и Елене показалась, что рука его дрожит.
        -Сними эту дурацкую фотографию. Я уже с тобой.
        -Мне нравится. Пусть еще повисит.
        -Данек.
        -Завтра.
        -Данек.
        -Хорошо. Сегодня.
        -Я не должна этого говорить, но я скажу.
        -Что?
        -Мне это очень понравилось. Очень, очень, ужасно понравилось. Я раскисла. Я ревела, как… Я просто никак не могу разрешить себе поверить, что это про меня и со мной…
        -Про нас, Елена. Про тебя, про меня… Про нас. Вместе.
        -Ты понимаешь, что происходит?- шепнула Елена, улыбаясь ему в лицо.
        -Да.
        -Неужели? А ты знаешь, что с женщинами не бывает такого?
        -Какого?
        -Как со мной… Когда… Стоит тебе лишь прикоснуться ко мне…
        -Правда?
        -Так не бывает, Данек. Ты просто взрываешь меня, и все… И уже…
        -Тебе хорошо?
        -Боже, какое глупое слово… Просто вот так, как сейчас, я хотела бы умереть… Молчи! Если умирать, то вот так… По-другому мне будет страшно, а вот так - нет… Понимаешь ты это, мой мальчик, мой малыш…
        Он и в самом деле не пытался уйти, пока Елена не отпустила его сама. И когда отпустила, сказал:
        -Собирайся.
        -Куда?
        -Со мной.
        -Куда?!
        -Просто со мной, Елена. Ты нужна мне сейчас рядом.
        -Мы куда-нибудь едем?
        -Да. В Рим.
        -Зачем?
        -Увидишь. Плохо, Елена. Мы можем не успеть.
        -Господи. Что-то с понтификом?
        -С ним все в порядке. Пока, слава Богу. Ты едешь со мной?
        -Конечно…
        РИМ. ФЕВРАЛЬ
        В военной зоне аэропорта их встречал целый выводок одинаковых, как близнецы, автомобилей без номеров, в один из которых сели они с Еленой, причем Майзель - за баранку, а в остальные - офицеры контрразведки в штатском. Машины разъехались в разные стороны, несколько человек остались возле самолета, готовя его к обратному полету. Елена ни о чем не спрашивала,- когда мужчины воюют, им лучше не надоедать вопросами. Бой все покажет сам… Важно было только одно - она была рядом.
        Дорогой Елена еще раз убедилась, что в соревнованиях по ралли в городе Майзель даст сто очков вперед команде чемпионов мира. Остановился он только перед ватиканским шлагбаумом - на секунду, пока швейцарский гвардеец поднимал его.
        Они стремительно прошли анфиладой дворцовых покоев,- их только провожали растерянными взглядами. Здесь нечасто бывали женщины, особенно в таком виде - в экзоскафандре и со сферой в руках. Понтифик был у себя в кабинете. Майзель легонько подтолкнул вперед Елену, следом вошел сам, шагнул к удивленно начавшему подниматься им навстречу из-за стола Урбану ХХ, проговорил по-чешски, несказанно удивив тем Елену:
        -Салют, дружище. Елена, это Его Святейшество. Рикардо,- это Елена… Дальше будете знакомиться в Праге. Собирайся, друг мой…
        -Что-нибудь объяснишь?- на хорошем чешском спросил понтифик. Елена едва успела, что называется, поймать свою нижнюю челюсть в полете.
        -Дорогой.
        -Что-то действительно серьезное? Ты так никогда…
        -Обязательно,- оскалился Майзель.
        Они еще отдавали какие-то отрывистые распоряжения, и Урбан ХХ, накинув длинный темный плащ прямо поверх сутаны, уже в дверях, что-то говорил стоящему навытяжку капитану гвардейцев… Потом они снова стремительно пронеслись по дворцовым покоям к машине. Майзель усадил Елену на заднее сиденье, понтифика - рядом с собой, и опять - сумасшедшая гонка по Вечному городу, под гудки автомобилей и свистки карабинеров…
        РИМ - ПРАГА. ФЕВРАЛЬ
        Едва они поднялись на борт, как «Сирокко» тотчас же начал рулежку на взлет, и буквально через три минуты они были в воздухе. И только увидев в иллюминатор приветственное покачивание крыльев взявших их под охрану - со всех сторон, сверху и снизу - «Фалконов» Королевского воздушного флота, Майзель перевел дух:
        -Ну, так. Ориентирую. Зверьки затащили в катакомбы под Римом полдюжины портативных атомных фугасов, которые купили в бывшем Союзе. Один из них - прямо под Святым Петром. Наши люди уже работают, позвони премьеру, Рикардо, скажи, что будет немножко жарко…
        Понтифик осенил себя крестным знамением:
        -Надо эвакуировать город…
        -Нельзя эвакуировать трехмиллионный город,- рявкнул Майзель.- Они рванут свое дерьмо, как только объявят эвакуацию. Нельзя мешать нашим ребятам. Все будет сделано как надо, Рикардо. Просто позвони и скажи, что ты в безопасности.
        -А Вацлав?
        -У Вацлава хватает фронтов, дружище.
        -Ты уверен, что это все?- подала голос Елена.
        -Нет. Не уверен. Мы прочесываем сейчас все, что можем. Люди из спецназа разведки уже работают в Италии. Много. Но и страна немаленькая, Елена.
        -Нам меньше всего нужна сейчас война миров…
        -Война миров всегда нужна меньше всего, дорогая. Проблема в том, что, когда она стоит у твоего порога, уже не спрятаться и не отвертеться. Если бы я хотел ее начать, я не стал бы суетиться и спасать друзей, а дал бы бомбам взорваться. И получил бы отличный повод закончить историю ислама на этом шарике. Но я так не сделал, за что ожидаю от тебя как минимум горячего поцелуя… Я думаю, что мы потянем еще какое-то время, но долго не получится.
        -Ну, поцелуй я тебе обеспечу,- Елена улыбнулась, хотя весело ей не было абсолютно. Просто он был совершенно неисправим.
        -Не забудь, ты обещала,- он уткнул в сторону Елены указательный палец и сделал им круговое движение. Елена довольно чувствительно шлепнула его по руке.
        Понтифик с улыбкой наблюдал за их пикировкой. Несмотря на разворачивающиеся события, он сохранял подобающее ему достоинство и самообладание.
        -А может, все-таки ебнуть?- задумчиво сказал вдруг Майзель по-русски.
        Елена поняла и с иезуитской усмешкой тут же перевела фразу на чешский. Постаравшись при этом как можно точнее сохранить дух оригинала.
        -Не нужно, я понимаю,- понтифик укоризненно покачал головой.- Перестань, Даниэле.
        -Он понимает,- кивком подтвердил Майзель.- Его Святейшество свободно говорит на двух десятках языков и понимает еще как минимум сорок… Я не перестану, Рикардо. И вообще это не я, забыл? Это они. Звони премьеру.
        Закончив короткий разговор, понтифик сложил телефон и опять спрятал его куда-то в складки сутаны:
        -Что ты собираешься делать?
        -Я собираюсь поселить тебя у себя дома, пока не вычистим город от бомб и от этой мрази. А потом… Бой покажет.- Он повернул голову к Елене: - Помнишь наш самый первый разговор?
        -Еще бы.
        -Я оказался пророком.
        -Тебя это радует?
        -Меня это приводит в неописуемый восторг,- оскалился Майзель.
        -Как ты собираешься узнавать…
        -Лучше не спрашивай, Елена. Есть вещи, которые не стоит знать, потому что они лишают покоя навеки.
        -А ты?!
        -Я и так не сплю,- он усмехнулся, и Елену опять от этой усмешки едва не замутило.
        -Да перестаньте же, дети мои,- вздохнул понтифик.
        -Я не могу. Остапа несло… Я так расслабляюсь. Просто очень страшно, дружище.
        -Всем страшно, Даниэле.
        -Ну… Не всем. Зверькам не страшно. Ну, ничего. Мы до них доберемся. Я сейчас тебе одну вещь скажу, ты не сердись на меня, хорошо? Если бы не Елена, мы могли бы опоздать…
        -Данек!
        -Я сорок лет Данек. Она спасла нас, Рикардо. И когда-нибудь нам придется вернуть ей этот должок, друг мой…
        -Не слушайте его, Ваше Святейшество. Это нервы. Это просто нервы… Если я сейчас разревусь, ты будешь крайний, понятно?!
        -Ну, нет, дорогая, только не сейчас! Продержись хотя бы до посадки…
        В это время ожил инфотерминал, и на экране возникло лицо короля:
        -Все в порядке?
        -Тебе уже доложили, что все в порядке,- буркнул Майзель.- Ты им не поверил, да?
        -Не хами своему королю, засранец,- покачал головой Вацлав.- Как приземлитесь, сразу ко мне… Добро пожаловать, падре!
        -Спасибо, сын мой.
        -Я отвезу святейшество к себе. Ему нельзя появляться сейчас на публике, кто-нибудь обязательно проболтается…
        -Что бы я без тебя делал, золотая ты моя жидовская морда,- ласково сказал Вацлав.- Конечно. Я сам подскочу.
        -Новости с фронтов?
        -Пока без эксцессов.
        -Ну, хоть так…
        -Елена…
        -Да, Ваше Величество?
        -Моя жена интересуется твоим самочувствием.
        -Я в полном порядке, Ваше Величество. Большое спасибо.
        -Смотри у меня,- король погрозил ей пудовым кулаком и ухмыльнулся такой солдафонской ухмылкой, что у Елены покраснели мочки ушей.
        Понтифик переводил взгляд с терминала на Елену, потом на Майзеля и обратно. И, наконец, улыбнулся:
        -Друзья мои, а соблаговолите-ка пояснить мне, что тут творится…
        -Ничего страшного, Ваше Святейшество,- голос Елены предательски дрогнул,- просто эта говорящая ящерица,- она показала пальцем на Майзеля и перевела его на терминал, где крутилась заставка в виде стилизованной буквы «G»,- и этот коронованный солдафон хотят меня уморить, наверное… Я за всю мою предыдущую жизнь столько не ревела и не хохотала, как за последние полгода с хвостиком. У меня скоро наступит нервное истощение, булимия и обезвоживание организма. Потому что так жить нельзя, Ваше Святейшество. Скажите им!
        -Ябеда,- буркнул Майзель и улыбнулся.
        Увидев эту улыбку, Елена больше не могла сдержаться и по-настоящему разревелась. Слишком много всего произошло за последние несколько дней, чтобы у нее хватило сил держаться дальше. Майзель виновато развел руками и, подняв ее, как маленькую, унес на диван в другой конец салона. Понтифик, проводив их взглядом, укоризненно покачал головой, вздохнул и стал смотреть в окно. Внизу уже сверкала шпилями в лучах рассвета Злата Прага - «Сирокко» заходил на посадку…
        ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». ФЕВРАЛЬ
        Майзель оставил ее в «логове» вдвоем с понтификом и умчался к королю. Елена, вздохнув, поняла, что ей придется исполнять роль гостеприимной хозяйки. Настроения у нее для этого не было никакого, но она спросила, уже почти привыкнув к отсутствию языкового барьера:
        -Вы голодны, Ваше Святейшество?
        -Падре, дитя мое. Просто падре,- улыбнулся понтифик.- Я выпью немного мацони и съем, пожалуй, кусочек сыра. Где-то в холодильнике должен быть пекорино…
        -И вы тоже в курсе содержимого этого холодильника… Как он выглядит?
        -Твердый, желтый. С черной корочкой.
        Пекорино, конечно, нашелся. Елена нарезала сыр, налила мацони в подходящую кружку и поставила еду перед понтификом:
        -Приятного аппетита, падре.
        -Спасибо. Присядь, дитя мое. Ты мне не помешаешь. И ты устала…
        -Боюсь, это не совсем точное определение,- горько усмехнулась Елена.
        -Расскажи мне.
        -Ах, падре…
        Он умел слушать. Майзель тоже охотно слушал ее, но это… Это было совсем другое. Этот высокий, худой и красивый старик, невероятно ясный и живой для своих восьмидесяти пяти, которые недавно без всякой помпы и шумихи отметил, был потрясающим слушателем. Если бы он не был тем, кем он был, только за одно это его умение в него можно было бы без памяти влюбиться. Елена странным образом не ощущала совершенно никакой дистанции между собой и этим человеком. И дело было вовсе не в том, что Елена при всем желании не могла причислить себя к ревностным католикам… Ее детство можно было назвать счастливым,- долгожданное прелестное дитя, девочка, умница, она даже всех бабушек и дедушек застала, несмотря на солидный возраст родителей. Мать ее отца настояла, чтобы Елену крестили в костеле. И ходила с ней на службы, когда Елена достаточно подросла… Но потом жизнь переменилась так круто, что у Елены почти не осталось для веры - настоящей веры - места в душе. А тем более - для обрядов. А сейчас - сейчас опять все так изменилось. И Майзель… Еще год назад тот, кто напророчил бы Елене, что она будет сидеть у Майзеля,- у
Майзеля, подумать только,- на кухне, с наместником престола святого Петра, и рассказывать тому всю свою жизнь, схлопотал бы чувствительную оплеуху. Потому что это не было бы даже похоже на шутку. Но теперь… Теперь слова лились из Елены потоком. А понтифик слушал,- и улыбался, и хмурился, и вздыхал, ни разу не перебив ее. И когда она, наконец, умолкла, улыбнулся ободряюще:
        -Я не стану выписывать тебе рецептов, дитя мое. А твоя беда… - на лицо понтифика набежала тень.
        -Вина, падре.
        -Беда, Елена. Кто знает,- стала ли бы ты той, кем стала, если бы не это? Встретила бы его? Полюбила бы? И он…
        -Он, падре…
        -Он любит тебя, моя девочка. Только никак не может решиться. Он столько лет убеждал себя, что этого быть не может. Что встретить свою единственную ему не суждено. Слава Богу, он ошибался. Просто необходимо время, чтобы он это понял.
        -Сколько еще времени, падре?
        -Не знаю, Елена. Не спеши. Вы еще так молоды оба…
        -По сравнению с вечностью.
        -И по сравнению с вечностью тоже. И не забывай, дитя мое,- он еврей…
        -Да какой же он еврей, падре…
        -Это только кажется, дитя мое,- покачал головой понтифик.- Да, он не соблюдает обрядов, и Ребе гневается на него за это. Просто для него это - молитва, учение,- окольный путь. А он идет напролом. Но только такой мятежный дух мог поднять и повести за собой стольких людей. Этим он так похож на Спасителя…
        -Что вы говорите такое, падре…
        -Я знаю, что говорю. И это очень еврейское свойство - спорить с Богом, отстаивать свою правоту, требовать справедливости,- не в будущем мире, а здесь, сейчас, немедленно. Да, он сам временами тяготится этим. Но если ты любишь его, ты должна разделить это с ним. Помочь ему это тянуть… И ему будет чуточку легче. Он просто не знает, готова ли ты.
        -На что только я не готова, падре…
        -Значит, все получится у вас, Елена. Все. Только не падай духом.
        -Какие вы слова знаете, падре.
        -Я просто люблю вас, дети мои,- светло улыбнулся понтифик.
        И Елена улыбнулась тоже.
        ПРАГА. ФЕВРАЛЬ
        Они успели и на этот раз… И понтифик вернулся в Рим. Елена настояла потом, чтобы Майзель показал ей оперативные съемки. Заледенев, она смотрела отснятые в тау-диапазоне кадры, на которых спецназ входил в квартиры и офисы, мечети и лавки, - не только в Италии, везде, по всей Европе,- и стрелял в людей, стрелял, как по мишеням… В тау-диапазоне это выглядело совсем не страшно, почти как в кино. Но обычные съемки, когда полиция и парамедики выносили из забрызганных кровью, разгромленных помещений задраенные пластиковые мешки с трупами, выглядели совсем иначе. Сотни трупов. Елена понимала,- это враги. Нелюди. Зверьки. Чучмеки… И все же она не могла так думать. Для нее они все равно были людьми. Страшными, глупыми, злыми, жестокими,- людьми… А спецназ стрелял в них так спокойно и деловито. Тщательно контролируя неукоснительное выполнение задания. Добивал. Действовал по обстановке. Ты сказал, мне не стоит это видеть, думала Елена. Возможно. Я просто хочу знать, что чувствует человек, когда смотрит такое. Что чувствуешь ты, когда смотришь это…
        -Ты сеешь мстителей,- горько вздохнула Елена, выключив экран.
        Она понимала, что он сделал для нее, в общем-то, щадящую компиляцию. Все равно это было жутко.
        -Возможно,- Майзель пожал плечами,- но они побежали, как тараканы. Впервые за много лет отток «беженцев» превысил приток. И никто никого не высылал, заметь. Сами побежали.
        -Это ничего не решит. В истинном смысле этого понятия…
        -Но за пределами периметра они будут только бесновато кувыркаться перед колючей проволокой, не в силах ни перегрызть ее, ни перелезть через ограду. Ты в самом деле думаешь, что они хотят жить с нами в мире и согласии? Дар-эль-ислам [64] и Дар-эль-Харб [65] . Вот что звенит в их пустых, как перевернутый медный таз, головах. Взаимопонимание потому так и называется, что предполагает движение навстречу с двух сторон. Я ведь не должен объяснять тебе это, жизнь моя…
        -Нет. Не должен. Кончится это когда-нибудь?
        -Уж это вряд ли… Они не переставая пробуют нас на зуб. Сначала в Косово. Потом в Америке. В Израиле. В Чечне. Здесь и сейчас. Это уже не просто террор, щекотка нервов и наглое вымогательство гуманитарной помощи. Смотри, жизнь моя… Пока мы сидели на нефтяной игле, они так не суетились. Они держали нас за глотку и диктовали нам свои условия. А когда выяснилось, что, с одной стороны, нефти надолго не хватит, а с другой - что заработать на этом не получается, они начали нас взрывать. Теперь, когда наши автомобили, самолеты и корабли потребляют в разы меньше топлива, когда энергия атома, атмосферных потоков, приливов и солнца удовлетворяет почти треть наших потребностей, хотя они и растут с каждым днем,- а ведь это мы сделали, и это не стало бы возможным, если бы не наше ослиное упрямство и готовность идти по головам…
        -Твое упрямство и твоя готовность.
        -Ну, пускай… Пускай, это неважно. Они хотят открутить назад время. Чтобы мы впали в дикость и ужас. Чтобы шарахались от каждого звука. Чтобы перестали смеяться, ходить в кино, летать в отпуск к морю, любить друг друга свободно и весело,- иногда слишком свободно и весело, но это, на самом деле, пустяки… Они не понимают ни наших шуток, ни наших слез. Ничего. Хотят, чтобы нас просто не было. Нигде. И поэтому им не место среди нас. По крайней мере, до тех пор, пока они не научатся хоть чему-нибудь, кроме как взрываться в толпе детей на дискотеке.
        -Разве войной можно кого-нибудь чему-нибудь научить?
        -Смотря что понимать под войной… Это ты и твои приятели всегда считали войну злом, потому что политика - это зло, а война есть продолжение политики… Что войны ведут не враги, а друзья, которые просто не поняли друг друга… Или - еще хуже - надо перековаться, стать морально выше и материально беднее, и тогда враги превратятся в друзей… Только это чепуха, Елена. Потому что природа этой войны другая. Как и природа этого врага. Они ненавидят нас не по какой-то причине, а просто потому, что в их фантастическом мире нет для нас места. Они даже не воюют с нами, они просто уничтожают всех нас. Дело не в христианстве, иудаизме, цивилизации и всем остальном. Они просто хотят нас всех уничтожить. Тебя. Меня. Женщин, детей, стариков, слабых, больных - всех. Мы им мешаем. Если они доберутся до оружия, которое может нас уничтожить, они применят его, не задумавшись ни на секунду. Им не нужны ни наши чудеса, ни наши богатства, они готовы закопать все это вместе с нами, лишь бы не было нас.
        -Почему?!
        -Ислам, жизнь моя. Не ислам Улугбека и Хайяма, Фирдоуси и Аль-Джебра, не ислам суфиев, Зохели и Бутия. А ислам Хомейни, Бин Ладена, Арафата и Аль-Ваххаба. Этот новый ислам просто сожрал прежний, не оставив о нем даже воспоминания в душах и сердцах людей, учинив в них такое… Быть может, лишь у малой толики что-то осталось… Но разделить, боюсь, не получится. И это страшно.
        -И тебе страшно?
        -Конечно. Я все-таки человек…
        -Это и есть то самое, что ты знаешь?
        -О, нет, жизнь моя… Это лишь следствие. Вывод…
        -Господи, если бы я могла в это поверить…
        -Ты не веришь?
        -Я верю тебе, Данек. Потому что я женщина, не смотря ни на что…
        -Это же здорово. Женщина должна верить своему мужчине. А мужчина - своей женщине. Потому что своей верой в него она делает его гораздо лучше, чем он мог бы быть без нее… На этом стоит мир, мой ангел.
        -Ты действительно примитивный, как ящерица,- печально усмехнулась Елена.
        -Обязательно. Ужасно примитивный. И это, кстати, заразно. Передается интимным путем,- он подхватил Елену, будто не замечая ее шутливого сопротивления.- Я соскучился… Я хочу тебя, елочка-иголочка, щучка-колючка моя…
        Когда он это говорил, Елена забывала обо всем на свете.
        ПРАГА. ФЕВРАЛЬ
        Полной идиллии хватило Елене ровно на двадцать дней. Потом она подхватила какой-то жуткий грипп, провалялась три дня с высоченной температурой, перепугав не на шутку и Майзеля, и королевскую семью. И все ее собственные страхи вернулись,- словно и не пропадали никуда.
        В самом конце февраля она снова отдалилась, сказав, что ей нужно обязательно закончить книгу. Майзель не стал ничего говорить, не устраивал мелодрамы, хотя, возможно, если бы он вновь ударился в какие-нибудь безумства, у Елены и не достало бы духу. А так… И подготовка к операции в Намболе, кажется, вступила в завершающую фазу, и беларуские дела давали о себе знать. Обойдется, подумала Елена. С каким-то, как ей показалось, облегчением даже…
        Она действительно с головой окунулась в работу. Это далось ей тем более легко, что нужно было как-то заполнить отсутствие той жизни, в которую Майзель успел ее втянуть за все это время. Это было действительно похоже на ломку…
        Но Елена была очень сильной. Сильнее многих. Если не всех.
        Она ушла от Майзеля, бросила все, выключила телефон, заперлась у себя в квартире и барабанила пальцами по клавишам с такой скоростью, какой за собой раньше не замечала. Словно кто-то водил ее,- дни и ночи напролет. Книга давно была в издательских планах, поэтому с момента вычитки до завода прошли считанные дни.
        Она не стала посылать ему рукопись, как думала сделать в самом начале. Когда они вернулись однажды к этой теме, Майзель сказал свое знаменитое, иногда раздражавшее Елену: делай, что должен, случится, что суждено…
        ПРАГА. МАРТ
        Книга получилась небольшой по объему, чуть более ста страниц. Первые пять тысяч экземпляров «Дня Дракона» исчезли с прилавков за считанные часы. Тираж пришлось срочно допечатывать, и через день публика, с раннего утра занимавшая очередь у дверей книжных магазинов, смела пятнадцать тысяч томов второго завода еще до заката. Книготорговцы обрушили на издательство ураган звонков: открытая очередь на книгу показала невероятную цифру спроса - под триста тысяч заявок.
        Эта книга - как и все, что Елена писала прежде - дышала ее страстью, ее убежденностью в правоте своего взгляда, своих слов, своих чувств. Современные мужчины так не умеют,- даже очень талантливые и сильные, они всегда делают политику, всегда стремятся понравиться кому-нибудь - пусть хотя бы и собственной жене. Нынешние мужчины никогда не бывают честными до конца - они всегда играют в свои мужские игры. Во всяком случае, подавляющее большинство. Только женщины - по крайней мере, те из них, кто состоялся в этом фальшивом мире - могут быть по-настоящему смелыми. И Елена была - лучшей из них.
        Мир взвыл. Мир захлебнулся. Мир застонал,- от восторга, от неожиданности, от ненависти, от удивления. От страсти, которая выхлестывалась с этих страниц. От гнева и гордости, бивших через край… Градом посыпались заказы на переводы - сразу на шестнадцать языков. Это был не просто успех,- это был триумф…
        Впрочем, триумф этот, казалось, совершенно не волновал Елену. Она ни с кем не виделась и не отвечала на телефонные звонки. Расставшись с Майзелем, она все это время провела как в тумане, чувствуя внутри себя лишь оглушительную пустоту. Она похудела - зримо проступили ключицы, вокруг носа залегли складочки, под глазами обозначились синие тени. Ей было все равно, что происходит с ней и вокруг нее, вокруг ее книги… Она вырвала этот текст из себя с мясом, с кровью, выплеснув на бумагу все, что стало для нее за эти месяцы, проведенные рядом с Майзелем, таким понятным. Она чувствовала, что обязана была это сделать, несмотря на ошеломленное молчание тех, кого прежде полагала друзьями и единомышленниками. Она не считала, что ее книга - предательство идеалов. Наоборот. Просто у нее не было ни сил, ни желания защищаться. Все, что она хотела сказать, она сказала…
        И люди поняли, что она хочет сказать. Прежде всего. Это были слова, сказанные любящей женщиной о любимом мужчине. Вовсе не откровения Дракона волновали людей, рвавших ее книгу друг у друга из рук, а история их любви, о которой там не было сказано ни единого слова. И то, о чем молчала Елена, сказало им куда больше любых слов на свете.
        Воскресный номер «Народного слова» вышел без обычных аршинных заголовков на грани фола и фотографий девиц в костюмах Евы. Вместо этого всю первую полосу занимал рисунок - силуэты высокого мужчины и хрупкой женщины, обнявшихся и глядящих друг на друга на фоне стилизованного пражского пейзажа - башни собора Святого Витта, Град, Ратуша, Старо-Новая синагога… «Мы смеялись и плакали, негодовали и радовались,- вместе с тобой, пани Елена. Именно ты произнесла те слова, что идут из самой глубины народных сердец. Спасибо тебе. Храни Господь тебя и твою любовь, Пражский Ангел…»
        -Кто это написал?- спросил Вацлав, складывая газету.
        -Не знаю,- Майзель пожал плечами и сделал вид, что абсолютно поглощен процедурой тщательного раскуривания сигары.- Не я… Ты доволен?
        -Нет.
        -Что так?
        -Мне слишком дорого это обошлось.
        -Тебе?!
        -Тебе. Это значит - и мне.
        Майзель усмехнулся и с силой выдохнул из себя дым.
        -Нам не дано предугадать…
        -Она вернется,- тихо проговорил король, глядя на Майзеля.- Она обязательно вернется, Данек. Женщины не оставляют таких мужчин, как ты, это невозможно.
        -Смотря какие женщины, величество,- он снова усмехнулся.
        -Но она же любит тебя…
        -Да. Наверное… Только так и не сказала этого ни разу…
        -Но все это поняли. Посмотри… Я не знал, что такое может случиться с нами, Дракон. Прости.
        -Ничего. Я справлюсь.
        -Она вернется. Клянусь моими детьми, она вернется.
        -Ты настоящий друг, величество. Спасибо.
        -Это из-за…
        -Да. Вероятно. Не только… Слишком много всего. И я так устал…
        -Что?!
        -Что, мне уже и устать нельзя?
        -О Боже, друг мой… Хочешь, я… Мы с Мариной… Мы скажем ей…
        -О, нет, величество. Нет. Или я сам… Или никто. Пусть случится, что должно…
        Он встал и пошел к дверям, не прощаясь. Король долго смотрел ему вслед.
        ПРАГА. КВАРТИРА ЕЛЕНЫ. МАРТ
        От большей части гонорара Елена заранее отказалась, попросив перечислить деньги в несколько благотворительных фондов. Узнав об этом на второй день кампании, пресса на мгновение замерла, чтобы тут же разразиться новым шквалом догадок и предположений. Елена также отказалась от публичных чтений и авторских презентаций. Она почти не выходила из квартиры, приобретший за время ее отсутствия почти нежилой вид, почти ничего не ела,- только читала своего излюбленного Монтеня и иногда немного спала.
        Наконец, депрессия, в которую она погрузилась едва ли не по доброй воле, надоела ей самой. Саднящее чувство разрыва живой ткани слегка притупилось, и Елена с остервенением принялась наводить порядок - включила музыку, вытерла пыль, сунула постельное белье в стирку, вымыла и включила старенький холодильник…
        Вернувшись из супермаркета, Елена сбросила обувь, опустила на пол пакеты с продуктами и прошла в гостиную. Ее била странная дрожь. Чтобы успокоиться, Елена вытянула из серванта бутылку рябины на коньяке, стоявшую там с незапамятных времен, сорвала сургуч, и, стуча зубами по горлышку, сделала два длинных глотка. Вздрогнув от резкого вкуса, она проглотила спиртное и буквально через несколько секунд ощутила, как умиротворяющее тепло растекается по всему телу, делая его ватным и непослушным. Не раздеваясь, Елена упала на кровать в спальне и мгновенно забылась глубоким, без сновидений, сном…
        Проснулась она, когда уже совсем стемнело. Елена поднялась, включила свет, переоделась в домашнее и направилась на кухню. Она собиралась сварить кофе, когда раздался звонок в дверь. Елена вздрогнула, но тут же мысленно обругала себя. Развязав узел рубашки на животе и, убрав выбившиеся из-под заколки волосы, она направилась к двери.
        На пороге стоял Горалек:
        -Привет. Можно войти?
        -Проходи,- Елена посторонилась.- Случилось что-нибудь?
        Она сохраняла с бывшим мужем некое подобие «интеллигентных дружеских отношений». Франтишек был давно и бесповоротно безразличен Елене,- после того, как она убедилась, что не только умнее и способнее, но и гораздо взрослее его. Ей тогда - всегда!- нужен был совсем другой мужчина. Она уже поняла это… Только Франта, кажется, по сей день отказывался это понимать. Разумеется, он был достаточно сообразителен, чтобы не устраивать Елене сцен, однако настойчиво набивался в друзья: рассказывал ей о своих многочисленных адюльтерах, спрашивал советов, иногда занимал деньги,- впрочем, обычно возвращал долги довольно аккуратно. Единственная причина, по которой Елена до сих пор не отказывала ему от дома - как ни крути, а он был первым и пока единственным мужчиной, с которым она решилась соединить свою жизнь. Пусть и ненадолго… Единственным мужчиной, с которым она сознательно и упорно пыталась родить ребенка. Поначалу он даже поддерживал ее - но такое облегчение просквозило в его взгляде, когда он узнал, что ничего не выйдет… Еще и поэтому она ушла от него так спокойно, хотя и далось ей это ох как нелегко. Но все
же… С Франтой были связаны всякие воспоминания - не только плохие, и Елена от души старалась поддерживать игру в современных мирно разбежавшихся супругов. Нельзя сказать, что эта игра доставляла ей большое удовольствие, однако и обременяла ее не слишком,- Горалек не был у нее таким уж частым гостем. Расставаясь со всеми своими прочими мужчинами, Елена никогда не поддерживала с ними дружеских отношений, даже некоего подобия таковых,- то ли старомодное воспитание, то ли слишком независимый, по мнению многих, характер давали о себе знать. Франта же использовал свою исключительность так, как ему было выгодно и удобно. Елена прекрасно понимала это, однако, следуя правилам игры, старалась как будто не замечать…
        -Вот, заскочил на огонек,- ненатурально улыбаясь, сказал Горалек, снимая пальто и протягивая его Елене.- Ничего, что я так поздно?
        -Довольно поздно. Но ничего. У тебя ко мне какое-нибудь дело? Я тут порядок затеяла навести…
        -Да брось ты, старушка,- Горалек по-хозяйски прошел в гостиную и уселся на диван, закинув ногу на ногу.- Давай лучше кофейку выпьем, а можно и чего покрепче, я как раз машину поставил…
        -Франта, извини. Я совсем не расположена сейчас пьянствовать с тобой.
        -Ну, детка, это ты зря. По-моему, тебе самое время расслабиться…
        -Франта, в чем дело?- Елена сложила руки на груди и сердито нахмурившись, посмотрела на бывшего супруга. И только сейчас заметила, что Горалек уже принял
«для сугрева».
        -Ну как же,- поняв, что гостеприимства от Елены ему придется ждать долго, он встал и направился к серванту. Дорогу он знал хорошо - за те годы, что его здесь не было, обстановка в квартире Елены, которая досталась ей от родителей, совершенно не изменилась.- Весь мир, кажется, о тебе и о Майзеле только и говорит. Все вокруг только про твою книжку и талдычат. Вот я и…
        -Отлично. Вот только я не намерена ни с кем сейчас это обсуждать. С тобой в особенности.
        Горалек обнаружил за стеклом початую бутылку рябины на коньяке и, ухватив ее и две рюмки, направился обратно к дивану:
        -А я думаю, тебе следует обсудить со мной это,- он плюхнулся на подушки и, поставив рюмки на журнальный столик, до краев наполнил их.- Давай, старушка, выпьем за все хорошее, что было и будет, и…
        -Франта, я же сказала. Я не собираюсь с тобой пить. Равно как и посвящать тебя во что-либо, касающееся моей работы.
        -Да? Ну и зря. А я собираюсь,- Горалек опрокинул в себя содержимое одной из рюмок.- А портретик-то хор-ро-о-ош! Бредятина, лубок, конечно, но народ… Народ - безумствует! Ты не боишься, что ликующая толпа растащит тебя на сувениры за то, что ты так славно облизала главного королевского жида?
        -Я боюсь, что если ты еще что-нибудь подобное ляпнешь, будешь собирать себя по частям,- крылья носа у Елены затрепетали от бешенства, а на скулах появился лихорадочный румянец.- Допивай и выметайся отсюда. У меня полно дел!
        -Спокойно, детка. Все под контролем,- Горалек опустошил еще одну рюмку.- Чего ты беснуешься? Я же все понимаю, Ленка. Он трахал тебя и пел тебе свои песни. А ты раскисла и развесила уши. Ты всегда так раскисаешь, когда тебя трахают,- он мечтательно усмехнулся.- И всегда так трогательно просишь,- еще, еще…
        Возможно, ей не следовало этого говорить. Даже наверняка. Но Елена просто осатанела от ярости. Надо же, запомнил… Прищурившись, она выплюнула Горалеку в лицо:
        -Ну, уж кого-кого, а тебя-то на это самое «еще» по-настоящему как раз никогда не хватало…
        Горалек вдруг отшвырнул бутылку и, вскочив, бросился на Елену. Она настолько не ожидала такого от обычно вежливого и интеллигентного Франты, что по-настоящему испугалась, и страх сковал ее волю к сопротивлению. К тому же Горалек был сильнее и намного тяжелее Елены. Он повалил ее на ковер - она довольно сильно стукнулась головой, и это еще больше ослабило ее. Прижав Елену собой и сдавив одной рукой ее горло, он рванул на Елене рубашку,- так, что посыпались пуговицы:
        -Мало того, что этот пархатый жид испохабил мою страну,- прорычал он в лицо Елене, которая была даже лишена возможности увернуться от его брызгающего слюной рта, и сильно сдавил ей грудь.- Превратил старую добрую Чехию в топор для того, чтобы срубить себе весь мир… Мало того, что он купил всех и вся… Он и до тебя добрался! Ты тоже ему понадобилась! Ты тоже сосала его вонючий жидовский хуй… Жидовская подстилка… Поганая сука!!! Сейчас проверим, потекла ты уже или надо еще тебя полапать…
        Он так сильно придавил Елену, что перекрыл доступ воздуха в ее легкие. Последнее, что она увидела перед тем, как потерять сознание - черные силуэты, много черных силуэтов вокруг, и яркий, слепящий свет…
        Когда Елена очнулась, то обнаружила себя полулежащей на диване, закутанной в плед, и полную комнату закованных в экзоскафандры по самые брови «ночных дьяволов» вместе с Богушеком и Майзелем. Шторы беспомощно болтались под порывами ветра с улицы, а пол был усеян осколками стекла и древесины… Она рывком села на подушках:
        -Данек!
        Он мгновенно оказался рядом с ней, и, опустившись на диван, обнял Елену, прижал к себе:
        -Ничего, ничего, ежичек. Все нормально. Мы успели. Все хорошо.
        -Я… я не…
        -Все хорошо,- повторил Майзель.- Все хорошо, елочка-иголочка. Я с тобой. Я с тобой… - Он осторожно приподнял Елене голову, рассматривая следы пальцев Горалека на ее шее. Взяв услужливо протянутую одним из спецназовцев фляжку с «коктейлем» - смесью бренди, аскорбиновой кислоты и экстракта гуараны - поднес ее к Елениным губам. Она послушно проглотила густую, резкую на вкус субстанцию, и крупная дрожь, колотившая ее, почти сразу же стала затихать.- Ну, вот. Тебе лучше?
        Елена кивнула, не в силах произнести ни единого звука.
        -Отлично. Теперь займемся нашими баранами,- Майзель, прислонив Елену к спинке дивана, резко поднялся.
        Связанный самозатягивающимся пластиковым шнуром Горалек сидел на полу в позе рубанка, с головой, прижатой к полу ребристой подошвой ботинка «ночного дьявола». Майзель прищелкнул пальцами, и спецназовец, убрав ботинок, одним движением заставил Горалека принять вертикальное положение.
        -Снимите с него «бинты»,- приказал Майзель.
        Богушек коротко вздохнул и кивнул головой. Спецназовец двумя взмахами вороненого штык-ножа освободил Франту от пут. Майзель приблизился и, чуть наклонившись - он был почти на голову выше - стал рассматривать его, как будто Горалек был какой-то неведомой науке козявкой.
        Господи, подумала Елена, опять эта ужасная рожа… Она поняла, что Майзель сейчас на самом деле прикончит Горалека. И странным образом не испытала от этого никакого трепета. Потому что, окажись сейчас у нее в руках какой-нибудь предмет, хотя бы случайно похожий на оружие, она с удовольствием сделала бы это сама…
        Казалось, воздух в комнате потемнел и сгустился. Тишина сделалась совершенно звенящей, и в этой тишине раздался шелестящий шепот по-драконьи оскалившегося Майзеля. От этого шепота, доносившегося, кажется, одновременно отовсюду, спины у всех, кто был в комнате, окатило ледяным смертным потом:
        -Оставьте нас.
        Опять коротко вздохнув, Богушек кивнул и первым направился в сторону коридора.
«Ночные дьяволы» словно растворились в воздухе следом за ним.
        Майзель, по-прежнему скалясь, обошел пошатывающегося от страха Горалека кругом. Остановившись перед ним и не пряча драконьего оскала, снова прошелестел:
        -Ты меня напугал, мозгляк. А теперь я тебя напугаю.
        Замерев, Елена ждала, сама не зная чего,- крика, удара, даже выстрела…
        Но он ничего такого не сделал. Он вообще ничего не сделал. Просто странным, медленным движением взял Горалека за голову и повернул к себе. И заглянул в глаза. Сверху вниз.
        Горалек вдруг дернулся и, побледнев до синевы, стал оседать на пол. Раздался странный звук. И только несколько мгновений спустя до Елены дошло, что это был за звук: от ужаса у Франты опорожнился кишечник. И поняла Елена: и это правда, что говорят про Майзеля,- что он может убить человека взглядом. Вот и она сподобилась…
        Несколько секунд Майзель стоял над валяющимся у его ног, словно мешок с костями, телом, глядя на него как будто даже с некоторым удивлением. Потом, проведя рукой по своему лицу, повернулся и посмотрел на едва не теряющую сознание Елену огромными глазами:
        -Поехали, Елена. Тебе нельзя оставаться здесь. Поехали, ангел мой.
        -Да. Только я не могу пошевелиться…
        -Это ничего. Это пустяки,- Майзель шагнул к дивану, легко, как невесомую, поднял Елену на руки и понес к выходу.
        Богушек, усадив Майзеля и Елену в вертолет к «ночным дьяволам», хлопнул ладонью по обшивке:
        -Давайте! Я приберусь тут по-быстрому…

«Скат» бесшумно подпрыгнул вверх и, посверкивая синим и красным огоньками, мгновенно растворился в ночном небе.
        Богушек вернулся в квартиру. Горалек лежал в прежней позе. Глаза его остекленело таращились в пустоту, чейн-стоксово дыхание заставляло его грудину едва ощутимо подрагивать. Поморщившись от специфического запаха, Богушек достал крошечный ксеноновый фонарик и посветил в зрачки Горалека, никак не отреагировавшие на это. Гонта опять коротко вздохнул, надел тонкие кожаные перчатки, достал из кобуры под мышкой «бэби-Глок», вынул из кармана плаща короткий толстый глушитель, навернул на ствол, дослал патрон в патронник, приставил пистолет к голове Горалека и нажал на спуск. Глухо звякнул оружейный металл. Горалек длинно дернулся и обмяк.
        Крови почти не было. Богушек, как специалист, хорошо знал, что делает,- полуоболочечная пуля вошла в районе макушки, прошла насквозь через мозг и мягкие ткани носоглотки и застряла в подбородочной кости. Гонта повернул голову трупа так, чтобы кровь не выливалась изо рта, и неожиданно легко - для своего возраста и комплекции - поднялся.
        Ну вот, подумал Богушек, теперь все, как надо. Порядок есть порядок. Потому что Георгию Победоносцу, отважно сокрушающему Змея, важно в самый ответственный миг не обдристать себе ботфорты. А ты облажался, фраерок. Как всегда. Как все вы постоянно лажаетесь. Потому что Дракон - это тебе не змея подколодная, а Дракон. А ты - не Георгий Победоносец, а сявка пробитая и рейтузная вонь. И закопаем мы тебя неглубоко, чтоб тебя черви поскорее схарчили…
        Гонта убрал оружие, снял перчатки, подобрал стреляную гильзу, вытащил телефон и вызвал «чистильщиков». Когда те через десять минут возникли на пороге Елениной квартиры, буркнул:
        -Оприходуйте и закопайте где-нибудь. Сарай этот приберите.
        -Причина смерти? Инфаркт?
        -Инсульт. Два подряд…
        И, не оглядываясь больше, Богушек вышел.
        ПРАГА, «GOLEM INTERWORLD PLAZA». МАРТ
        Вертолет сел на крышу, Майзель вынес оттуда по-прежнему завернутую в плед Елену и спустился с ней в кабинет. Там он уложил ее в кровать и прилепил к ее предплечью пластырь с транквилизатором:
        -Спи, елочка-иголочка. Утро, как известно, вечера мудренее.
        -А ты?
        -Я посижу с тобой. И у меня еще есть дела…
        -Прости меня.
        -Это была вторая попытка… Твоя вторая попытка уйти от меня. Я чувствую, что будет еще, наверное, третья… Я тебя очень прошу, давай договоримся,- пускай третья попытка станет последней. Пожалуйста, Елена. Я буду ждать. Я могу ждать долго… Но… Пожалуйста. Слышишь?
        -Слышу,- как эхо, отозвалась Елена.- Как ты узнал?
        -Гонта услышал. Он включил «жучков» вопреки моему приказу. Как выяснилось, не зря…
        -Прости меня,- повторила Елена.- Я не хотела, чтобы так случилось…
        -Я знаю. Это ничего. Если ты со мной, то это ничего…
        -Не уходи. Будь со мной.
        -Я с тобой, Елена. Неужели ты до сих пор этого не поняла?
        -Ляг со мной. Просто побудь со мной. Прошу тебя…
        Майзель снял пиджак, сбросил ботинки и лег рядом с ней. Она повернулась, прижалась спиной к его животу, а он обнял ее.
        -Спи, мой ангел.
        -Это ты - мой ангел,- прошептала Елена.- Ты снова меня спас…
        Ящерка моя зеленоглазая, подумала Елена с такой нежностью, что ей захотелось снова заплакать.
        -Спи,- он тихонько поцеловал Елену в шею.
        Через несколько минут она вздрогнула и задышала ровно и размеренно. Уснула.
        Он долго лежал, гладя спящую Елену по волосам. Потом вздохнул, поднялся и вышел в кабинет.
        ПРАГА. МАРТ
        Проснувшись утром, она обнаружила на хокере новую одежду, кем-то заботливо вынутую из ее платяного шкафа. Она накинула халат и прошлепала босиком по подогретому полу в ванную. Там она долго рассматривала себя в зеркало. Тело ныло, на шее и на груди - синячищи от пальцев Горалека. Елену передернуло. Ну и видочек, подумала она, наверное, вот это и называется,- краше в гроб кладут… Она вздохнула и принялась рисовать лицо, чтобы не напугать Майзеля совершенно уж до икоты.
        Выйдя из ванной, Елена натянула белый вязаный свитер с высоким горлом, джинсы, всунула ноги в мягкие полуспортивные туфли на низком каблуке. Выкурив сигарету и окончательно собравшись духом, вышла в кабинет. Майзель повернулся к ней, улыбнулся:
        -Привет. Ты как?
        -Как-то. Ничего. Ты «машинчика» не пристроил еще?
        -Перестань, ежичек. Стоит на обычном месте, ключи на посту охраны.
        -Мне нужно съездить в редакцию. Ты меня отпустишь?
        -Елена, не говори глупостей. Конечно, поезжай. Никто не собирался запирать тебя на замок.
        -Ну… Я просто чувствую себя виноватой и пытаюсь быть пай-девочкой. Когда мне приехать?
        -Черт, Елена… Приезжай, когда освободишься. Я на месте. Как всегда. Телефон не забудь.
        -Хорошо. Постарайся не сердиться на меня, ладно? Я вернулась,- она подошла к нему, обняла его голову и поцеловала в макушку.- Пока?
        -Пока,- Майзель сильно прижал Елену к себе на мгновение, и Елена с удивлением, радуясь этому удивлению и удивляясь этой радости, ощутила знакомый трепет крыльев бабочки под сердцем.
        Вот это да, подумала Елена. Неужели я еще жива? И буду жить?!.
        Он отпустил ее и подтолкнул легонько:
        -Ну, ладно. Иди, иди… Я тебя жду.
        Выехав из «Golem Interworld Plaza», Елена набрала с автомобильного телефона номер Богушека:
        -Пан Гонта, можешь встретиться со мной где-нибудь в городе?
        -Конечно, пани Еленочка,- Богушек думал менее секунды.- Ты занимайся своими делами, я тебя найду… До встречи.
        Елена припарковалась и вышла из машины. И в ту же секунду возле нее остановилась перламутрово-черная «семерка» БМВ Богушека с зеркально-непрозрачными стеклами.
        Ну да, подумала Елена. Тот же самый драконий стиль… Это корпоративный стандарт такой? Или они просто все ему подражают? Даже хрома нигде нет. Что за люди, Господи Боже… Армия рыцарей-джедаев…
        Передняя пассажирская дверь распахнулась. Елена нырнула внутрь. Богушек сам сидел за баранкой,- он всегда все схватывал просто на лету:
        -Здравствуй, пани Еленочка.- Он так всегда ее называл, с первого дня.- Как чувствуешь себя?
        -Ужасно.
        -Понимаю. Выглядишь соответственно.
        -Ага,- усмехнулась Елена.- Ты, как всегда, до умопомрачения галантен… Я хотела сказать тебе спасибо, пан Гонта. Если бы не ты… И все такое прочее… Правда,- Елена дотронулась кончиками пальцев до его руки, расслабленно лежащей на подлокотнике водительского кресла.- Спасибо тебе, дружочек.
        -Это моя работа,- Богушек вздохнул и посмотрел на Елену.- Работа у меня такая, пани Еленочка. Так что все в цвет. Я думал, ты меня ругать станешь…
        -Ничего ты такого не думал, пан Гонта,- Елена улыбнулась.- Ты все правильно сделал…
        -Так а как же иначе… Ты спрашивай, пани Еленочка, что хотела, не стесняйся. Я отвечу. Ты ведь про Горалека хотела спросить?
        Елена посмотрела и на Богушека и медленно кивнула. Гонта не отвел взгляд, только промелькнуло что-то такое у него в глазах…
        -Я его загасил,- просто и буднично сказал Богушек и закурил.- Он По-любому был уже не жилец, инфаркт или инсульт с ним приключился от того, как Дракон на него посмотрел, не знаю. Да и неинтересно мне это. Не он первый, не он последний… Только не это важно, пани Еленочка. Есть вещи, которые нужно делать. Я тебе скажу, потому что тебе следует это знать… У нас дела очень серьезные. Такие серьезные, в которых ну никак нельзя пузыря пустить. Ты же понимаешь, что такие слова про Дракона и его женщину,- ах, да что ты дергаешься!- в эфир пробакланить и потом по земле гулять, как ни в чем не бывало… Не бывает такого. Из-за такого может все дело полететь. Если бы этот… гаденыш… Если бы с тобой что случилось… Что тогда? Что скажут люди? Что и Дракона можно достать, если захотеть? Мы такого не можем допустить. Это невозможно просто. И не говори мне про юстицию и полицию. Ты пойми, пани Еленочка. В тех небесах, где Дракон кружит, другой меры нет. Только смерть. Потому что только жизнь по-настоящему чего-нибудь стоит… И все должны знать, что порядок незыблем и нерушим. Свои, в первую очередь, должны видеть, что
мы нигде не прогибаемся. И что никому нас не прогнуть. Даже случайно. Моя работа - это безопасность Дракона, твоя безопасность,- во всех смыслах, понимаешь? И я свою работу люблю и хорошо ее делаю. За это я к Дракону в самый близкий круг допущен. Он для меня все… И не стоит меня благодарить. Так вот.
        Богушек вздохнул и затянулся дымом. Елена молчала и смотрела на Гонту. Ее всегда до глубины души поражало удивительное внутреннее сходство преступников и полицейских - особенно очень хороших полицейских. Она никогда не могла проникнуть в причину этого сходства. Тот же жаргон, те же повадки… Даже машины им нравятся одинаковые. Она помнила, на каких машинах носились по Праге бандиты, пока Дракон не сожрал их всех. Но где-то была какая-то неуловимая грань, делавшая одних - преступниками, волками, а других - волкодавами. И Гонта был, несомненно, волкодав. Волкодав экстра-класса.
        И Майзель был из той же породы. Только мутант… Елене снова сделалось не по себе.
        -Какой же это ужас, пан Гонта.
        -Ну… Что выросло, то выросло, как говорит Дракон. И вообще…
        -Он на самом деле не приказывал тебе слушать меня?
        -Ему не надо ничего мне приказывать,- усмехнулся Богушек.- Я его мысли безо всяких приказов читаю… Он на тебя вроде как обиделся и сказал что-то в таком духе. Но я-то знаю: милые бранятся - только тешатся. А случись с тобой что, кто виноват будет? Гонта недосмотрел. Так что приказывал он мне или нет, не имеет ровным счетом никакого значения. Я же говорю, я свое дело люблю и знаю…
        -Спасибо тебе, Гонта,- голос Елены предательски дрогнул.- Спасибо, дорогой. Я знаю, ты не меня спасал, ты его спасал…
        -Его… Тебя… Вас,- Гонта посмотрел на Елену в упор.- Ты знаешь, кем я был, когда он меня взял к себе?
        -Догадываюсь. Наверняка коррумпированным полицейским,- Елена вздохнула.- При чем тут сейчас…
        -Нет,- оборвал ее Богушек.- Коррумпированный полицейский… - Он помолчал угрюмо, подвигал челюстью, словно пробуя эти слова на вкус.- И как у вас, интеллигентов, язык-то так выворачивается… Я был мент продажный, пани Еленочка. Ты, пани Еленочка, и вообразить-то себе не можешь, что это… Я был хуже, чем мертвец. Я семью свою по потолку гонял. Я пил, как… Господи Иисусе, как я пил… Я себя ненавидел. Я ненавидел все вокруг. Эту страну… Эту жизнь… Все, понимаешь?! А потом… Потом пришел Дракон и сказал: я тебя проглочу и выплюну новым человеком. Ты снова будешь любить жизнь. Ты будешь гордиться своей жизнью и тем, что ты делаешь. И твои девочки будут любить тебя, как прежде… И стало так, пани Еленочка. Понимаешь?!
        -Понимаю.
        -Нет. Пока нет. Не понимаешь пока… Я тебе скажу. Ты потом поймешь. Может быть… Ты - это он, а он - это ты. Очень просто, пани Еленочка.
        -Скажи мне еще одну вещь, пан Гонта. Зачем он сделал это с Машуковым?
        -С кем? А… Это не он. Это я.
        -Ну разумеется…
        -Ты же такая умная, пани Еленочка,- Богушек посмотрел на нее искоса, усмехнулся. - Я же тебе сказал, что он мне никогда ничего не приказывает. Не нужно мне это. У меня дочка младшая на годок старше, чем ты тогда была. Я тоже спросил было - зачем? А он мне напомнил…
        -О Господи, пан Гонта… Господи… Ладно. Ладно. Хорошо. Ты - отец. Я могу это понять. Но - он?! Он даже в лицо меня наверняка еще не видел тогда…
        -Видел,- безжалостно сказал Богушек.
        -Но почему?!
        -Потому что он за всех людей все чувствует,- глухо проговорил Гонта.- Понимаешь, пани Еленочка? Все, все чувствует, и за всех сразу… Когда же ты это поймешь, наконец?!. И хватит бегать уже от него, Христа ради, он же не пацан, ему же жить надо, да и тебе не шестнадцать…
        -Я не от него бегаю, пан Гонта. Я от себя бегу…
        -Да знаю я,- Гонта, словно решившись на что-то, погасил сигарету и посмотрел на Елену: - Только зря ты это… Пора мне, пани Еленочка. Хозяйство мое ментовское заботы требует.
        -Да… Да, конечно. До встречи, пан Гонта,- Елена улыбнулась прыгающими губами и вышла из машины.
        Богушек развернулся и, рявкнув на прощание сиреной, подбросившей в воздух стаю голубей, мирно пасшихся на площади, умчался.
        Елена поняла, что идти никуда не сможет. Усевшись обратно к себе в машину, она положила руки на баранку, уронила на них голову и громко, в голос разрыдалась. Она что-то подозрительно часто стала плакать последнее время. Старею, подумала Елена. Но ей стало легче.
        Посидев минут пятнадцать и окончательно успокоившись, Елена, как могла, убрала с лица последствия разговора с Богушеком. И поняла вдруг, куда поедет сейчас…
        ПРАГА, ЮЗЕФОВ. МАРТ
        Она оставила «машинчика» на Майзловой уличке, возле Жидовске Раднице [66] , и дальше пошла пешком. У входа на кладбище стоял полицейский автомобиль. Елена замедлила шаг. Боковое стекло опустилось, и полицейский сказал:
        -Сегодня закрыто, милая пани.
        -Мне… Мне очень нужно туда,- Елена перевела потерянный взгляд с ворот кладбища на полицейского.- Пожалуйста…
        -Нельзя, милая пани,- полицейский вздохнул.- Порядок есть порядок.
        -Я… Я не туристка. Я могу показать документы…
        -Нельзя.
        -Пожалуйста,- голос Елены окреп, она шагнула к машине и положила руку на локоть полицейского.- Пожалуйста, офицер.
        Он посмотрел на нее, нахмурился и, убрав руку, открыл дверцу. Елена отступила на шаг, и полицейский вышел из машины:
        -Милая пани, я не могу вас пустить туда. Это может стоить мне работы. Я вижу, что вы не из любопытства туда рветесь, но…
        -И моя журналистская карточка не поможет?- Елена достала пластиковое удостоверение и протянула его полицейскому.
        Он скользнул взглядом по нему безразлично и вдруг, выхватив карточку из рук Елены, впился в нее глазами, словно увидел там магические письмена. И поднял глаза на Елену:
        -Что ж вы сразу-то… Господи… Пани Елена… Сейчас,- он прижал пальцем динамик переговорного устройства в ухе.- Реб [67] Пинхас, ответь, сержант Галоун… Реб Пинхас… Да. Это я. Открой, пожалуйста, вход. Я знаю. Открывай.
        Через пару минут дверь распахнулась, и на улицу вышел пожилой хасид, посмотрел на полицейского, на Елену. Офицер что-то шепнул ему на ухо и, улыбнувшись Елене, кивнул и направился к машине. Хасид снова посмотрел на Елену, вздохнул:
        -Чем могу вам помочь?
        -Мне… Мне нужно к могиле его мамы.
        -Чьей?!
        -Да… Майзеля.
        Пинхас долго-долго смотрел на Елену. Потом спросил тихо:
        -Вы разве еврейка, милая пани?
        -Нет, пан… Нет, реб Пинхас. Нет. Я не еврейка. Мне просто очень нужно…
        -Хорошо,- кивнул хасид.- Хорошо… Идемте, я покажу.
        Они довольно долго шли вдоль надгробий, стоявших так тесно, что они казались частоколом из каменных плит. Наконец, Пинхас остановился:
        -Здесь. Когда перевозили их сюда, вы знаете, может, тут уже две сотни лет никого не хоронили… А когда их привезли, тут место свободное было. Как раз для двоих… Вы потом мне стукните в ворота, я вас выпущу…
        Он развернулся и пошел обратно. Елена перевела взгляд… Две одинаковых, совсем небольших плиты черного полированного базальта. Надписи на иврите,- или на идиш? Елена не знала. И латинскими буквами - только имена: Рейзл и Симон.
        Была вторая половина марта. Уже чувствовалось дыхание весны в небе, но было еще довольно холодно, хотя день выдался солнечный и тихий. Елена посмотрела вверх, на ветки по-зимнему голых деревьев, черные на фоне синего неба… Она знала, что на еврейские могилы не носят цветов, только камни, как символ памяти и вечности, но камень она не могла положить, все ее существо восставало против этого. Она достала из кармана дубленки маленькую свечку, зажгла, осторожно поставила на край плиты и отступила на шаг. И почти без сил опустилась на крошечную деревянную скамеечку, так кстати оставленную здесь кем-то.
        -Здравствуйте, пани Руженка,- тихо сказала она.- Простите, что называю вас так… Простите, что буду говорить с вами по-чешски… Я знаю, вы поймете меня… Я столько должна вам сказать… И о стольком спросить… Я так его люблю…
        ПРАГА, «GOLEM INTERWORLD PLAZA». МАРТ
        Майзель говорил с кем-то по телефону, и вдруг, осекшись, скомкал разговор и вернулся к столу. Вызвал на экран Богушека, спросил быстро:
        -Где она?
        -Ты чего?
        -Гонта.
        -Сейчас…
        Он пристально следил за лицом Богушека. Наконец, тот перевел взгляд со своих мониторов на Майзеля:
        -Она на старом кладбище.
        -Где?!
        -Где-где,- передразнил его Богушек.- Там…
        -Камеры.
        -Уже… - Богушек посмотрел на экран и нажал кнопку, передавая изображение с одной из множества камер наблюдения, расставленных по всему городу, на экран Майзелю.- Как вы меня затрахали своей мелодрамой, если б вы только знали, голубки…
        -Что… что она там делает?- тихо спросил Майзель, опускаясь в кресло. Он догадался уже,- просто не мог еще никак в это поверить.
        -С мамой твоей разговаривает. Что еще она может там делать, по-твоему?!
        -Господи, Гонта…
        -Да ну вас всех к черту!- окончательно рассвирепел Богушек.- Не отвлекай меня, у меня дел по горло, понял?!
        Господи, подумал Майзель. Господи, Ты что задумал, что же Ты такое творишь?!.
        Он долго сидел, прикрыв глаза рукой. Потом поднялся, вытащил телефон и позвонил Вацлаву:
        -Ахой, величество.
        -Говори.
        -Я уезжаю на пару дней в горы с Еленой. Прикрой меня.
        -О, Господи Иисусе… Что опять?!
        Выслушав его, король вздохнул:
        -Езжай, дружище. Езжай…
        -Не говори Марине ничего, хорошо?
        -Добро. Скажи мне, это кончится когда-нибудь?
        -Когда-нибудь, величество. Наверное. Ничего. Я сам виноват. Увидимся в воскресенье…
        -Отставить. Сиди с ней, пока она не оклемается окончательно. Я обойдусь пока без тебя. Обсудим детали позже, тем более, все идет по плану…
        -Звони мне.
        -Не буду я тебе звонить. И всем остальным не разрешу. Понял? И ты не смей звонить. Дышите воздухом и занимайтесь любовью, пока не упадете. Все. Отбой. Счастливо.
        -Спасибо, величество,- Майзель улыбнулся и сложил телефон.
        Потом, отдав необходимые распоряжения, стал ждать Елену.
        Она вошла в кабинет, бросила у дивана портфельчик и опустилась на подушки. Он подошел, сел рядом… Посмотрев на его лицо, Елена вздохнула:
        -Подсматривал? Подслушивал?
        Майзель кивнул:
        -Не сердись. Ты же знаешь… Я просто умираю от страха за тебя, жизнь моя.
        -Ах-ах,- усмехнулась Елена.- И что же теперь делать?
        -Мы уезжаем.
        -Куда?!
        -Какая разница?- он пожал плечами и улыбнулся.- Просто уезжаем. Вдвоем.
        -А как же… а дела?
        -Ты - мое самое главное дело, Елена,- Майзель серьезно посмотрел на нее.- Самое главное. Не только сейчас. Я надеюсь, ты когда-нибудь все же поверишь в это…
        -Мне нужно собраться… Куда мы едем хотя бы?
        -Увидишь. Не нужно собираться, Елена. Поехали.
        КРКОНОШИ. МАРТ
        Он ехал удивительно медленно - по сравнению с тем, как он обычно это делал. Елена молча смотрела в окно, Майзель не теребил ее. Она вообще не любила разговаривать в машине, у нее возникало всегда такое созерцательное настроение в дороге,- это Майзель обычно развлекал ее всякими «майсн [68] », а Елена с удовольствием слушала и всегда улыбалась… Они ехали на северо-восток, в сторону Крконош, как быстро догадалась Елена.
        Вскоре после того, как они миновали Гаррахов, дорога перешла в настоящий горный серпантин. Елена бывала в этих местах всего два раза в жизни, один раз в детстве с родителями и второй - в гимназические годы. Вечно было не до отдыха… Впереди уже выступали очертания Снежки с шапкой не то тумана, не то низких облаков. Потом дорога стала совсем узкой, потом закончился асфальт и начался укатанный гравий со снегом. Здесь еще было столько снега, сверкающего под весенним солнцем, что на душе у Елены немного поутихло.
        Они остановились у подножия крутого горного склона, на котором стоял большой дом. Это был, как показалось Елене, не новодел,- настоящий дом егеря или лесничего, старый, кряжистый, добротный и сурово-прекрасный. Не роскошный замок и не гламурная вилла. Толстые деревянные колонны, поддерживающие квадрат сруба, нависающего над землей, пологий скат крыши, крытой темным тесом, балкон-терраса, под ней - дровяник и хозяйственный инвентарь, аккуратно разложенный в боевой готовности, лестница наверх… И потрясающая, оглушительная, невероятная тишина, стоящая в густом, как кисель, сладком горном воздухе. Елена, вышедшая наружу из машины, почувствовала, как распрямляются легкие, вбирая в себя живительный кислород.
        Майзель вытащил из багажника какие-то сумки, легко взял их одной рукой, другой обнял Елену за плечи и увлек по заботливо расчищенной в снегу тропинке к лестнице, что вела в дом. Они поднялись наверх, вошли внутрь, и Елена улыбнулась,- именно так она и представляла это себе: огромное помещение без перегородок, могучий дубовый стол со стульями, этажерка с книгами, высокие, едва ли не с нее ростом, подсвечники с толстыми свечами из настоящего воска, П-образный диван и пара кресел, кухонный уголок у окна, и огромный камин с уже разведенным огнем, на полу перед которым - широкое низкое ложе, укрытое ковром из медвежьих шкур.
        -Нравится?- с беспокойством спросил Майзель. Елена кивнула и, протянув руку, подергала его за ухо. Он вздохнул с явным облегчением и улыбнулся: - Ты голодна?
        -Не знаю. А что, ты собираешься меня кормить, если я скажу «да»?
        -Обязательно.
        -Драконище, ты знаешь, что таких мужчин, как ты, не бывает на свете?
        -Знаю,- он печально вздохнул.- Ну, что выросло, то выросло…
        Он не разрешил ей помогать ему. Елена сидела и смотрела, как он режет нежное, в мраморных прожилках, мясо на тонкие, полупрозрачные ломти огромным тяжелым ножом, как жарит его прямо на раскаленной стальной плите, переворачивая деревянной лопаткой и бормоча что-то себе под нос, как режет овощи, засыпает их приправой, заливает оливковым маслом и складывает в огромное стеклянное блюдо, мешает, как несет на стол еду и вино в высоком глиняном кувшине, и такое творилось у нее внутри…
        -Я не люблю мясо, ты же знаешь,- вздохнула Елена.
        -Это не мясо, жизнь моя,- он повернул к ней голову и улыбнулся.- Это лекарство.
        Елена и вправду была дико голодна, и поняла это, только когда Майзель поставил перед ней тарелку с едой. И это было действительно так вкусно… Впрочем, она быстро насытилась, и ей так захотелось спать, что она даже не стала притворяться. И не сопротивлялась, когда Майзель поднял ее на руки и отнес на шкуры…
        Она проснулась, когда за окнами была уже глубокая ночь. Свечи в канделябрах сгорели едва ли не на половину… Майзель лежал рядом с ней, подперев голову рукой, глядел бездумно в огонь, и сполохи пламени освещали его лицо, придавая ему причудливое и странное выражение… Елена потянулась и привлекла его к себе.
        Он отозвался на ее призыв так, словно ждал его всю жизнь. И все было по-прежнему… Он снова перецеловал Елену всю - от пяточек до мочек ушей, и вошел в нее со стоном, от которого у Елены сжалось сердце… Ее почти сразу же унесло взрывом, и потом, через несколько минут, еще… Она искусала ему все пальцы… А потом она почувствовала обжигающе-теплую влагу, затопившую ее лоно. И, ощутив, как он наполняет ее - безнадежно, бессмысленно, бесполезно, напрасно - Елена горько расплакалась у него в руках.
        Он увидел, как слезы покатились у Елены по лицу. И снова испугался так, что ватная слабость поползла от живота к ногам и груди. Так, что он закричал шепотом:
        -Что с тобой, мой ангел?! Тебе больно?! Где больно?!
        -Нет. Мне не больно. Мне очень-очень хорошо. Мне так хорошо, Дракончик… Я… я совсем по другому вопросу плачу…
        -Я не хочу обсуждать это сейчас. И запрещаю тебе. Позже. Позже, мой ангел. Пожалуйста.
        -Хорошо,- согласно кивнула Елена и улыбнулась дрожащими губами.
        Ей самой не хотелось не то, что обсуждать - даже думать об этом. Просто она не могла об этом не думать. С той самой минуты, как у нее началось с Майзелем. С той самой минуты.
        -Тебе в самом деле не больно?
        Мне больно, чудище, подумала Елена, мне очень больно, хоть и не так, как ты подумал, но мне так хорошо, что пусть будет больно, я согласна…
        -Мне хорошо,- повторила Елена и погладила его по лицу.
        -Ты не врешь?
        -Нет.
        Майзель поцеловал ее снова.
        -Дракончик.
        -Что?
        -Я старая.
        -Да. Ты баба-яга.
        -Я серьезно.
        -Обязательно. Я тоже.
        -Смотри. Вот морщинки, видишь? Вот. И вот. И вот тут… А ты… Ты такой… Тебе нужно девочку молоденькую… Семь штук… А меня… Меня после двух разочков можно вешать на веревочку сушиться… А тебе еще хочется… Я же чувствую…
        -Мне тебя хочется, ежичек. Понимаешь? Не других. Не девочек. Не всяких разных. Тебя. Только тебя. Одну. Всегда.
        -Как это получилось?
        -Я не знаю.
        -Тебе хорошо со мной?
        -Мне никогда не с кем не было никак. Я ничего не помню, что было до тебя. Я знаю только тебя, я хочу только с тобой, я ничего другого не хочу и не могу, не хочу хотеть, жизнь моя. С тобой мне так хорошо, что я умираю в тебе каждый раз, ангел мой, понимаешь?!
        -И я… Ну почему же так поздно, Господи, почему?!
        Столько лет, в отчаянии подумала Елена. Столько лет я бегала по всему свету… И ты… Где ты был столько лет?! Боже, как это глупо. Ты даже не увидел бы меня. А я? О, нет, я бы тебя увидела. Даже тогда. Потому что ты всегда был таким. В тебе ничего не изменилось. И я бы тебя ждала. Сколько нужно. Пока бы ты не разглядел меня в толпе. И все бы было совсем иначе…
        Она вцепилась изо всех сил ему в плечи:
        -Ты мой?
        -Да, ежичек.
        -Только мой?
        -Да, щучка.
        -И никогда не будешь больше ничей?
        -Никогда, мой ангел.
        -Можешь завести себе табун разных девочек, черненьких, рыженьких и беленьких. Сколько хочешь,- десять, двадцать, пятьдесят… Только чтобы ты был мой,- не их, а мой…
        -Я не хочу никого, кроме тебя. И никогда не захочу. Сколько раз мне повторить это для тебя, жизнь моя?
        -Ты и сейчас еще меня хочешь?
        -Обязательно.
        -Вот такую?
        -Какую?!
        -Зареванную и кислую? С синяками и морщинами? Все равно хочешь?
        -Я… Господи, Елена… да. Да. Хочу.
        -Иди… Не сюда… Сюда…
        -Елочка… Что ты творишь со мной… Тебе же больно…
        -Мне не больно… Или больно… Мне все равно… Я хочу, чтобы тебе было хорошо со мной… Всегда… Везде… Пусть будет больно… Лишь бы со мной… Всегда только со мной… Все, что хочешь… Мой маленький… Ящерка моя… Ты мой… Господи, ты мой…
        Утром Елене никак не хотелось просыпаться. Но она все же просыпалась,- медленно-медленно проступая из сна в явь, и это движение сопровождалось каким-то странным, удивительно приятным чувством… И только проснувшись окончательно, Елена поняла, что это было. Майзель лежал рядом. И спал.
        -Ты спишь… - потрясенно прошептала Елена.- Господи Боже, ты спишь, маленький мой… Ящерка моя зеленоглазая…
        Он услышал ее шепот - и проснулся. И сказал удивленно:
        -Я спал…
        -Это я виновата,- улыбнулась Елена.- Поехали домой.
        -Нет.
        -Да, дорогой. Я в порядке. Тебе нужно к Вацлаву, а я должна извиниться перед Мариной. В конце концов, они ни при чем, это я - идиотка и истеричка. И у тебя столько дел…
        -Мы можем быть здесь, сколько захотим.
        -Поехали, Дракончик. Все уже хорошо.
        -Ты уверена?
        -Обязательно,- Елена поцеловала его в уголки рта мягкими горячими губами,- быстро, словно куснула.- Едем?
        -Ты что-то задумала.
        -Нет. Я с тобой и буду с тобой, пока нужна тебе. Клянусь.
        -Хочешь сказать, что третьей попытки не будет?
        -Не будет…
        Меня просто пугает эта мистика, подумала Елена. Как только я пытаюсь ускакать от тебя, немедленно происходит что-то ужасное. Такое ужасное, что ты еле-еле успеваешь… Я просто не имею права так обращаться с тобой, моя ящерка… Ты ведь ни в чем не виноват… Это я, я во всем виновата. Пусть случится, что суждено. Я и так сделала все, что могла…
        Он вдруг мягко толкнул ее на спину и навис над ней,- Елена увидела, как вспыхнули зеленым светом его глаза и появились белые пятна на щеках:
        -Я не могу без тебя, ангел мой… Твои волосы - мое солнце. Твои глаза - мое небо. Губы твои - вино моей жизни, Елена. А ты… Ты - вся моя жизнь…
        -Сумасшедший,- прошептала Елена, расцветая от его слов.- Сумасшедший мальчишка… Иди… Побудем еще…
        ИЗ СООБЩЕНИЙ ИНФОРМАЦИОННЫХ АГЕНТСТВ
        Сомали, 26 марта. ВВС. Боевики военизированной исламистской группировки «Тигры Мухаммада» атаковали сегодня утром конвой беженцев, сопровождаемый подразделением вооруженных сил Намболы, осуществляющей гуманитарную операцию «Врата Эдема». В результате завязавшегося боя нападавшие рассеяны и частично уничтожены. О пострадавших из числа беженцев ничего не сообщается. Представитель вооруженных сил Намболы заявил, что конвой прибыл к месту назначения «с незначительной задержкой».
        Сомали, 27 марта. ВВС. Несколько лагерей группировки «Тигры Мухаммада» были подвергнуты сегодня бомбардировке с воздуха неопознанными самолетами. Эксперты контингента миротворческих сил ООН, дислоцированные в этом районе и прибывшие позднее на место бомбардировки, сообщают о применении т.н. «боеприпасов объемного взрыва», находящихся на вооружении армий стран Пражского альянса. В результате бомбежки территория, занимаемая прежде лагерями, представляет собой, по словам одного из экспертов, «поле мелкой щебенки с примесью биологических останков». Установить количество жертв такой бомбардировки, равно как и идентифицировать тела погибших нет никакой возможности, подчеркнул эксперт.
        ПРАГА. МАРТ.
        Молодая женщина-гид, стоя вполоборота к Староместской мостовой башне, от которой протянулся через Влтаву Карлов мост, рассказывала что-то небольшой группке туристов. И вдруг, подняв взгляд вверх, умолкла на полуслове. И люди увидели, как глаза ее заблестели от подступивших слез.
        Майзель и Елена стояли на площадке башни, держась за руки. Солнце, уже опустившееся между колоколен собора Святого Витта, освещало город волшебным золотисто-оранжевым светом. И белый плащ Елены, взметаемый легким ветерком, казался в этом свете золотыми крыльями…
        -Мы пропустили твой день рождения, ежичек.
        -Подумаешь, событие…
        -Это событие. Ты родилась восемнадцать лет назад.
        -Для богатейшего человека планеты считаешь ты просто отвратительно,- улыбнулась Елена.
        -Мне это не мешает,- покачал головой Майзель.- Но подарок у нас для тебя есть…
        -У нас?
        -Да. От меня и от величеств.
        Он протянул ей лист электронной бумаги:
        -Читай, щучка-колючка.
        -Что это?
        -Читай…
        Елена прочла текст несколько раз, прежде чем поняла, что это такое. А когда поняла…
        -Ты… Вы… вы все - ненормальные,- сказала она срывающимся голосом.- Маньяки, психи, средневековые рыцари, драмоделы, мифотворцы, джедаи и дикари…
        Схватив его за лацканы пиджака, Елена встряхнула Майзеля и уткнулась лицом ему в грудь. И вдруг, подняв глаза, проговорила:
        -Что бы я без вас делала…
        Туристы, задрав головы и замерев, смотрели на них.
        -Пожалуйста, не нужно фотографировать,- тихо сказала гид, и в ее голосе сейчас не было ни единого намека на профессиональные интонации.- Чудо нельзя сфотографировать… Чудо можно лишь рассказать… Просто смотрите.
        -Это… они?- спросил один из туристов, послушно опуская камеру.
        -Да. Это они. Наша сказка. Наверное, наша самая чудесная сказка… Дракон… и его Ангел…
        И гид улыбнулась.
        ИЗ СООБЩЕНИЙ ИНФОРМАЦИОННЫХ АГЕНТСТВ
        Прага, 30 марта. Третий Канал, «Новости и около». Сегодня состоялось торжественное открытие медицинского и научно-исследовательского центра, заложенного весной прошлого года,- госпиталя Святой Елены. Как известно, госпиталь выстроен и оснащен на средства, предоставленные «Golem Interworld», и личные средства королевской семьи. Госпиталь станет крупнейшим не только в Чехии, но и во всей Европе центром охраны материнства и детства. На открытии присутствовали Ее Величество королева Марина и другие официальные лица. Настоящей сенсацией прозвучало сообщение, что Указом Его Величества Вацлава V на должность президента Наблюдательного совета госпиталя назначена Елена Томанова, известный журналист, писатель и общественный деятель. В своем коротком выступлении на торжественном собрании пани Томанова поблагодарила Их Величества за доверие и выразила надежду, что сумеет его оправдать. Сюрпризы на этом, однако, только начались, сообщает наш корреспондент Данута Витохова. На торжественном обеде по случаю открытия госпиталя Елену Томанову сопровождал Даниэль Майзель, тщательно избегающий, как это хорошо
известно, всяческой публичности. Это их первое совместное появление за все время их знакомства и после выхода бестселлера «День Дракона». Наконец-то романтические отношения пани Елены, или, как с легкой руки «Народного Слова» стали ее теперь называть, «Пражского Ангела», и Даниэля Майзеля, получили официальное подтверждение. Комментируя назначение пани Елены на вышеупомянутый пост, Ее Величество подчеркнула в беседе с нашим корреспондентом: «За то время, в течение которого мне довелось близко узнать пани Елену, я могу смело сказать, что мы стали настоящими друзьями. Дружбой с таким человеком можно только гордиться, и я счастлива, что могу с полным основанием делать это». Слухи о том, что пани Томанова стала близким другом Ее Величества, тоже, таким образом, совершенно недвусмысленно подтвердились сегодня.
        ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». МАРТ
        Елена, только что сменив парадный наряд на домашний, смыв косметику и собрав волосы в трогательный школьный хвостик на затылке, сев за стол в кухне, где Майзель уже выпил свой неизменный мисо-широ и теперь уплетал за обе щеки сашими, улыбнувшись, спросила:
        -Ты почему не ел на фуршете?
        -Много сухого мяса, сухих вин и десертов. Я это не перевариваю… А яблочко я скушал, не переживай.
        -Что так сводит тебя с ума в японской кухне?
        -Это искусство открытия вкуса без оглушения вкусовых рецепторов, без варки и парки. Чистая природа. Обожаю. М-м-м…
        -Признавайся, птеродактиль. Это была твоя идея?
        -О чем ты?
        -Не прикидывайся.
        -Нет. Это Марина.
        -Вы хоть понимаете, что вы на меня взвалили?
        -Еще как,- радостно кивнул Майзель.- Живое, настоящее дело. Не пустопорожняя писанина и не интеллигентская болтовня. То, что тебе нужно, на самом деле. Достань, пожалуйста, минералку…
        Елена, откупорив, поставила перед ним бутылочку:
        -А кто придумал про святую Елену? Тоже величество?
        -Да. Только не она, а он. Ты же знаешь, я в этих делах ни бельмеса не смыслю. А что, разве плохо вышло?
        -Вышло замечательно. Тем более мы должны поговорить об этом.
        Майзель отложил палочки, отодвинул от себя блюдо, вытер рот салфеткой, обтер руки горячим влажным полотенцем. И, навалившись локтями на стол, посмотрел на Елену:
        -Нет. Не сейчас.
        -Сейчас. Мы непременно должны поговорить об этом.
        -Позже, мой ангел. Когда ты набегаешься вдоволь.
        -Я уже набегалась. Я же сказала… Честное слово.
        -Мы уже говорили об этом.
        -Это был не разговор, а монолог. Твой монолог, дорогой.
        -Я ничего нового не скажу тебе, жизнь моя.
        -Я знаю. Я просто хочу услышать, как ты представляешь себе жизнь без этого. Я не представляю. Когда я одна… Другое дело. Но с тобой… Я действительно не представляю, понимаешь?
        -Мы можем попробовать.
        -А что мы делали последние восемь месяцев?!- печально улыбнулась Елена.
        -Ты знаешь, что ты теперь государственный человек?
        -И что?
        -То, что ты должна пройти обязательное медицинское обследование, как все государственные служащие.
        -Я регулярно бываю у врача и делаю маммографию, дорогой,- светски улыбнулась Елена.
        -Не сомневаюсь. Но мы должны иметь полную картину… Не десятилетней давности, а сегодняшнюю. А потом… Есть, в конце концов, медицина. Кстати, наверное, лучшая в мире. Специальная медицина, целый штат профессоров и светил, который будет работать над этим. Пока не получится.
        -О, я не сомневаюсь в твоих организаторских талантах,- Елена поднялась, подошла к Майзелю сзади и взъерошила ему волосы на затылке. Шагнув к холодильнику, достала оттуда сок и, вернувшись, снова села за стол.- Хорошо, я пройду обследование, если тебе так хочется… Только это бесполезно. Я пыталась, и не раз. Ничего никуда не проходит. А если это туда попадает с посторонней помощью, то ни за что не цепляется и погибает, и приходится доставать… И я больше никогда в жизни не позволю никому лезть в меня этими железными…
        -Господи, ангел мой,- хрипло сказал Майзель и взялся рукой за горло.- Ангел мой, что такое ты говоришь…
        -И если бы только это, дорогой,- вздохнула Елена.- Если бы только это… Послушай меня. Я женщина, и я знаю… Тебе нужен ребенок. И мне тоже, но это сейчас неважно… Тебе нужен, обязательно. Потому что такой мужчина, как ты, должен оставить свой след на земле. Да, да, я знаю, весь этот чертов проклятый мир, который ты спасаешь столько лет подряд изо дня в день, ежечасно, ежесекундно, и который даже не может сказать спасибо, потому что… Это не то. Это не настоящее, понимаешь? Только твой ребенок - это самое настоящее… А если отставить пафос,- то просто затем, чтобы нас связывало что-нибудь, кроме разговоров до третьих петухов и потрясающего секса. Потому что так повелось от начала времен, дорогой, и никто не может изменить это. Никому не дано.
        -Мы можем… Мы можем взять кого-нибудь. Вокруг столько несчастных детей, ангел мой… Мы могли бы подарить семью кому-нибудь из них…
        -Я не могу, Данек. Я не знаю, что должно случиться, чтобы я полюбила чужого ребенка, как своего. Нет, с инстинктами все в порядке, я знаю… Просто у меня все так проходит через голову… Вряд ли я это смогу. Вряд ли. Во всяком случае, не сейчас… Не знаю.
        -Ну что ж…
        -И еще и поэтому я никак не могу решиться поверить, что имею право быть рядом с тобой…
        -Если такого права нет у тебя, то никто его не получит. Никакая другая женщина. Клянусь.
        -Что?!
        -Что, Елена?
        -Ты впервые произнес это слово - «клянусь». Раньше никогда…
        -Еврею запрещено клясться. Потому что клясться дозволено лишь тогда, когда точно известно, что клятва будет исполнена. Вопреки всему и не смотря ни на что. Так вот - я поклялся.
        -Данек…
        -Поступай, как знаешь, Елена,- он поднялся и, отойдя от стола, прислонился спиной к стене, сложил руки на груди.- Я все сказал.
        -Ты… Ты понимаешь, что…
        -О, да, жизнь моя,- он усмехнулся.- Я - понимаю.
        -Перестань корчить эту рожу, сейчас же,- устало сказала Елена. Она поставила локти на стол, уронила между ними голову, запустила пальцы себе в волосы, сжала, закрыла глаза.- Господи…
        Господи Иисусе, Пресвятая Дева, в отчаянии подумала Елена. Пани Руженка, простите меня… Простите. Я не хотела. Я не знала… Это не я… Это он… Сам… Господи, Господи, Господи… Господи, да что же это такое…
        Эй, Ты, в бешенстве подумал Майзель. В таком бешенстве, что желваки заметались на щеках, как сумасшедшие, и глаза налились кровью. Эй, Ты, как там Тебя… Ты что же это делаешь с ней, а?! Только посмей еще раз… Только посмей… Я тебе такое устрою…
        ИЗ СООБЩЕНИЙ ИНФОРМАЦИОННЫХ АГЕНТСТВ
        Минск, 2 апреля. БелаПАН: «Организаторы „Марша Весны и Свободы“, который должен состояться в столице Беларуси 15 апреля, заявили, что власти готовят массовую расправу с участниками шествия. Соответствующий инструктаж проводится среди сотрудников правоохранительных органов, заявили лидеры оппозиционных президенту Лукашенко политических партий и объединений. Они призвали своих сторонников сохранять спокойствие и не поддаваться на провокации».
        Прага, 4 апреля. Влиятельная ежедневная газета «Пражский курьер», выходящая на 4 языках беспрецедентным для Европы тиражом около полумиллиона экземпляров и, по слухам, подконтрольная скандально известному магнату Даниэлю Майзелю, обсуждает в своей редакционной статье предстоящий «Марш Весны и Свободы» в Минске. Газета высказывается в том духе, что подобные акции ведут к консолидации антинародного режима и его дальнейшей радикализации. «Методами прямой демократии можно понудить к отставке демократически избранные правительства, а не хамскую банду казнокрадов и моральных уродов, возглавляемых узурпатором, психопатом и педерастом Лукашенко», говорится в статье. Беларуская оппозиция уже много лет выступает адекватным партнером властей, полагает газета,- то же стратегическое убожество, внешнеполитическая импотенция и катастрофическая инфляция доверия народа. Без свежих людей, владеющих нестандартными политическими технологиями и системным стратегическим мышлением в политике, ситуация в Беларуси так и останется в состоянии беспросветного пата, считает «Пражский курьер».
        Прага, 5 апреля, ЧТК. Министерство иностранных дел Чехии опубликовало список стран, от поездок в которые рекомендует своим гражданам воздерживаться, если нет на это крайней необходимости. Если же поездка по каким-либо причинам все-таки состоялась, Министерство советует по приезде в такую страну немедленно известить об этом консульскую службу посольства Чешского королевства. Обозреватели отмечают, что впервые в этом списке присутствует Республика Беларусь, и связывают это с участившимися поездками туда студентов и профессоров Нового университета в Праге. Новый университет считается центром оппозиционной мысли в Чехии, вокруг которого группируются общественные движения и издания, критикующие жесткий стиль управления страной и внешнюю политику Его Величества Вацлава Пятого. В последнее время в стане оппозиции Его Величеству царит растерянность и самый настоящий раскол. События последних двух месяцев в Намболе, где началась беспрецедентная по масштабам гуманитарная операция, осуществляемая под идейным и техническим руководством Чехии, нанесла самый существенный удар по позициям этого движения,
пожалуй, за всю историю его существования. А вышедшая буквально накануне этого книга Елены Томановой «День Дракона», в которой с совершенно неожиданной стороны раскрывается личность пресловутого Даниэля Майзеля и в считанные дни ставшая бестселлером по обе стороны океана, оторвала от оппозиционных сил саму Елену Томанову, которую называют «бриллиантовым пером» и «совестью Чехии». До последнего времени Елена Томанова была активным участником оппозиционного интеллектуального процесса. Многие в Чехии и в мире задаются вопросом о причинах ее столь резкой переориентации. Сама Елена Томанова хранит по этому поводу полнейшее молчание, позволив себе только один короткий комментарий: «Все, что я хотела сказать, я сказала в своих очерках и статьях. Я не отказывалась и никогда не откажусь ни от одного слова, под которым поставила свое имя. Сейчас или десять лет назад, не имеет никакого значения».
        Прага, 11 апреля, ЧТК. Группа студентов Нового университета из восьми человек выехала в Киев, откуда направится вместе со своими украинскими единомышленниками в Минск, чтобы принять участие в марше протеста против политики президента Лукашенко.
        Минск, 15 апреля. БелаПАН. Сегодня вечером беларуская оппозиция вывела на антиправительственную демонстрацию, по самым скромным подсчетам, более 30 тысяч человек. Колонна демонстрантов двигалась по главному проспекту столицы. Все боковые улицы перекрыты усиленными нарядами сил безопасности. Шествие завершилось запланированным митингом. Никаких эксцессов ни со стороны властей, ни со стороны митингующих не наблюдалось.
        Минск, 16 апреля. БелаПАН. Следуя устоявшейся практике, власти предприняли попытки задержать участников состоявшегося вчера шествия, по окончании митинга. Однако участники демонстрации, расходившиеся с мероприятия группами по 6 - 10 человек, во многих случаях оказывали сотрудникам служб безопасности яростное сопротивление. По имеющимся сведениям, пострадали десятки сотрудников спецслужб, сотни человек арестованы. Жители нескольких микрорайонов Минска, расположенных в районе митинга, сообщают о том, что они были разбужены выстрелами.
        Минск, 16 апреля. БелаПАН. Сообщается, что в ходе вчерашних массированных арестов участников оппозиционного митинга сотрудники спецслужб застрелили двух подростков, девушку 15 лет и юношу 17 лет. Об этом стало известно днем. К концу рабочего дня несколько сотен человек - родителей и родственников арестованных накануне вечером участников митинга - собрались у здания штаб-квартиры МВД в Минске с требованием немедленно предоставить информацию о количестве задержанных, месте их содержания и состоянии здоровья. Несмотря на неоднократные заверения дежурных сотрудников МВД о том, что информация будет предоставлена по мере возможности, люди не расходились. К 22 часам пикет перерос в стихийный митинг, к которому начали присоединяться прохожие. К полуночи возле подъезда МВД собралось около 5 тысяч человек, которые перекрыли движение. Отмечены спорадические стычки с милицией. К месту беспорядков подтягиваются части специального назначения.
        Минск, 17 апреля. ВВС. Продолжается стихийный митинг у здания МВД Беларуси. По подсчетам наблюдателей, в нем принимают участие более 20 тысяч человек. Сотрудники МВД утром не смогли попасть на службу. Никакие уговоры не действуют на собравшихся. Подходы к месту в спешном порядке перекрываются частями пожарных, милиции, спецподразделений.
        Минск, 17 апреля. БелаПАН. Несколько десятков тысяч человек пытаются присоединиться к митингующим перед зданием МВД. В город прибывают армейские подразделения и бронетехника. По сообщениям наших корреспондентов, президент Лукашенко прервал свою поездку по российским регионам и возвращается в Минск.
        Вашингтон, 17 апреля. АР. Пресс-секретарь Государственного департамента Рассел Бернс выступил со специальным заявлением правительства США по поводу ситуации в Беларуси. Вместе со всеми гражданами вашей страны мы глубоко скорбим о смерти двух юных минчан, сказал Р.Бернс. Мы призываем власти Беларуси провести тщательное и беспристрастное расследование происшествия и сурово наказать виновных. Мы выражаем надежду, что это происшествие заставит президента Лукашенко пересмотреть свое отношение к свободе манифестаций в Беларуси, подчеркнул пресс-секретарь.
        Брюссель, 18 апреля. EuroNews. Беларуская колония в Бельгии, состоящая в основном из политических беженцев, провела демонстрацию возле посольства Беларуси, в которой приняло участие около 2 тысяч человек. Участники демонстрации пешком отправились к штаб-квартире НАТО, где передали уполномоченному по связям с общественностью петицию, гневно критикующую вялую реакцию европейских правительств на происходящее в Беларуси.
        Страсбург, 18 апреля. TF1. Несколько крупных неправительственных объединений и правозащитных организаций обратились к депутатам Европарламента и Европейской комиссии с требованием немедленно созвать чрезвычайные сессии и обсудить на них ситуацию в Беларуси. «Невозможно более закрывать глаза на то, что антинародный режим Лукашенко, чья легитимность давно находится под вопросом, перешел от угроз к действиям, а наше бездействие привело к кровопролитию. Настало время поставить на место зарвавшегося диктатора»,- говорится в обращении.
        Москва, 19 апреля. ИТАР-ТАСС. Министр иностранных дел России, выступая перед иностранными и российскими журналистами, предостерег западные страны от вмешательства, как он выразился, во внутренние дела суверенного государства. Министр напомнил, что между Россией и Беларусью существует договор о всесторонней, в том числе и военной, взаимопомощи. Заявление министра отказались комментировать как в Вашингтоне, так и в Брюсселе.
        Прага, 19 апреля. «Пражский курьер» в своем утреннем выпуске посвятил беларуским событиям несколько аналитических материалов. Как и следовало ожидать, уличные шествия привели к трагедии, пишет газета. Вместо того, чтобы продемонстрировать глубокое понимание ситуации в стране и настоящую сплоченность перед лицом диктатуры, оппозиция снова решила «поиграть в демократию». Вместо кропотливой и неблагодарной работы по строительству системы, могущей и долженствующей прийти на смену режиму Лукашенко, так называемая «системная оппозиция», подстегиваемая своими западноевропейскими спонсорами и правозащитниками, решила «дать бой» репрессивной машине беларуской власти. Нет ничего удивительного в том, что эта попытка закончилась провалом. «Повязанные кровью» беларуские «силовики» теперь будут до последнего держаться за своего президента, чей приказ они выполняли с таким усердием. Им просто ничего другого не остается. И в этом - немалая доля вины самой оппозиции, хотя мы и бесконечно далеки от мысли оправдывать или, тем более, поддерживать позицию беларуских властей. Известно, что руководителей планируемого
марша предупреждали о том, что трагедия возможна, в том числе предупреждали их об этом и компетентные лица в Чехии. И то, что беларуская оппозиция вместо рутинной работы предпочитает размахивать бессмысленными лозунгами, еще яснее подчеркивает ее полную несостоятельность. Мы надеемся, что теперь, когда народ Беларуси убедился в этом своими глазами, безответственные болтуны и дураки, обуреваемые жаждой деятельности, больше не смогут рассчитывать на его доверие.
        Прага, 19 мая. Популярнейшая газета страны «Народное слово» также комментирует в свойственном ей неповторимом стиле события в Минске. «Дайте дураку стеклянный член - он и прибор разобьет, и сам порежется», язвительно замечает политический обозреватель газеты Иржи Флегл. Похоже, и здесь нам придется вмешаться, чтобы навести в Восточной Европе надлежащий порядок, считает он. Если бы нашему любимому монарху и его друзьям не мешали работать, как это делают всякие евроохламоны и яйцеголовые жабы, только и умеющие, что квакать в своем демократическом болоте, все было бы куда проще. К сожалению, ситуация в Беларуси если еще и не вышла из под контроля, то очень к этому близка, и усилия для ее «разруливания» потребуются теперь уж точно совершенно нешуточные. Будем надеяться, продолжает газета, что Его Величество и его люди сумеют, с Божьей помощью, справиться и с этим, как справляются они со всем прочим, пишет газета.
        Минск, 19 апреля. БелаПАН. Выступая в прямом эфире национального телевидения, президент Лукашенко назвал митингующих у здания МВД «кучкой хулиганов на содержании западных спецслужб, чья цель - развалить нашу республику изнутри». Он подверг резкой критике позицию стран Запада, которые, по его словам, слушают только «местных неудачников, отщепенцев и политических аутсайдеров, чья цель - любыми путями дестабилизировать обстановку, свергнуть законную власть и заняться, наконец, распродажей страны на Запад». Президент потребовал немедленно прекратить беспорядки в столице и приказал силовым структурам «доложить об исполнении моего приказа не позднее завтрашнего утра».
        Нью- Йорк, штаб-квартира ООН, 19 апреля. ЧТК. Пресс-служба Генерального Секретаря ООН выступила со специальным заявлением, в котором подчеркивается, что соблюдение прав человека не является более внутренним делом того или иного государства, а касается всего человечества. Президент Беларуси Лукашенко, говорится далее в заявлении, отказывается посмотреть в глаза реальности и признать, что именно его политика, а не происки гипотетических врагов, вывели десятки тысяч людей на улицы с требованиями реформ. Позиция России, безоговорочно защищающей президента Лукашенко, названа в заявлении «странной, обескураживающей и заслуживающей тщательного пересмотра».
        Минск, 19 апреля. БелаПАН. Продолжается массовый несанкционированный митинг у здания МВД Беларуси. По сообщениям наблюдателей, в нем принимают участие не менее
40 тысяч человек. Район оцеплен силами безопасности, войсками и многочисленными отрядами спецназа и ОМОНа. Митинги и демонстрации, хотя и значительно менее массовые, прошли также в Гродно и Бресте, где были жестоко рассеяны милицией. Имеются пострадавшие с обеих сторон.
        Минск, 19 апреля. ВВС. По сообщениям конфиденциальных источников, в резиденции президента Беларуси состоялась встреча Лукашенко с силовыми министрами. Президент Лукашенко потребовал от «силовиков» немедленно покончить с беспорядками не позднее
20 апреля. По словам высокопоставленного офицера Министерства обороны, пожелавшего остаться неизвестным, президент Лукашенко явно вышел из себя, кричал на присутствующих и оскорблял митингующих непечатной бранью.
        Москва, 20 апреля. ИТАР-ТАСС. Министр иностранных дел России призвал беларуские власти к сдержанности и терпению. Необходим взвешенный подход к возникшей ситуации в Минске, подчеркнул министр. По его словам, Россия предпримет все необходимое для того, чтобы кризис в Беларуси не привел к новым трагедиям. Вместе с тем министр заявил, что беларуские власти в состоянии самостоятельно решать проблемы, возникающие в стране, и полностью контролируют ситуацию в республике.
        Нью- Йорк, 20 апреля. ЧТК. Выступая на заседании Совета Безопасности ООН, представитель Чехии Густав Штехлик, чья страна председательствует в нем в настоящее время в Совете Безопасности ООН, коснулся, в частности, ситуации в Беларуси. Он высоко оценил моральный дух граждан Беларуси и призвал их к мужеству и терпению. Он подчеркнул, что чехи принимают происходящее в Минске близко к сердцу и скорбят о жертвах минской трагедии вместе со всеми людьми доброй воли. Штехлик указал на недопустимость дальнейшей эскалации конфликта и выразил обеспокоенность позицией президента Лукашенко. «Мы считаем народ Беларуси полноправным членом семьи европейских народов,?сказал он, -и мы готовы сделать все от нас зависящее для того, чтобы свобода и справедливость воцарились, наконец, на многострадальной беларуской земле». Мир, сказал далее Штехлик, слишком хорошо осведомлен о том, к чему приводит политика попустительства одиозным диктаторским режимам, и потому необходимо раз и навсегда определить позицию Запада по отношению к событиям в Беларуси.
        Прага, 20 апреля. ЧТК. Многотысячная демонстрация и митинг прошли у здания посольства Беларуси. Беларуское правительство выступило с резким заявлением по этому поводу буквально через несколько часов, обвинив правительство и монарха Чехии во вмешательстве во внутренние дела своей страны. Возмутительное и провокационное выступление чрезвычайного и полномочного представителя Чехии в ООН Штехлика, говорится в заявлении, является ни чем иным, как попыткой беспрецедентного давления на правительство независимого государства. Подобные выпады в свой адрес мы склонны рассматривать как акт международной агрессии, заявил журналистам представитель МИД Беларуси.
        Минск, 20 апреля. ВВС. Ночью силы безопасности, спецназ, милиция и войска предприняли решительные действия с целью рассеять митинг перед зданием МВД, продолжающийся уже несколько дней. Очевидцы сообщают, что со всех сторон слышны одиночные выстрелы и автоматные очереди. На главном проспекте столицы - танки и бронетехника.
        Минск, 20 апреля, полночь. ВВС. Демонстрация в Минске рассеяна. Сообщается о многочисленных убитых, однако достоверных сведений по-прежнему нет.
        Минск, 21 апреля. ВВС. Как стало известно, около трех десятков участников разогнанного вчера митинга проникли на территорию, занимаемую благотворительной организацией «Golem Foundation» и расположенную в пределах юрисдикции посольства Великого Чешского королевства Богемии, Силезии и Моравии. «Golem Foundation» стал в последнее время широко известен в Беларуси, в первую очередь тем, что осуществлял интенсивную поддержку целого ряда общественных организаций в Беларуси. Развернутое в течение последнего года спутниковое телерадиовещание на русском и беларуском языках, освещающее политику правящего режима в Беларуси в свете, весьма для последнего невыгодном, также связывают с этой структурой. Беларуские власти неоднократно обвиняли «Golem Foundation» в прямом финансировании политической оппозиции, однако не сумели предоставить этому никаких доказательств. Фактический владельцем средств «Golem Foundation» является скандально известный миллиардер Майзель, живущий в Праге и пользующийся, по многочисленным слухам, беспрецедентным влиянием на чешский правительственный истеблишмент и королевский двор. К
сожалению, нам не удалось связаться с г-ном Майзелем и выяснить его точку зрения на происходящее. Руководство центральной штаб-квартиры «Golem Foundation» в Праге уклонилось от каких бы то ни было комментариев.
        Минск, 21 апреля. БелаПАН. Официальные представители беларуских властей потребовали от руководства минского отделения «Golem Foundation» и посольства
«выдать зачинщиков беспорядков и прекратить поддержку дискредитировавших себя политических авантюристов». Чрезвычайный и Полномочный посол Чешского королевства в Беларуси Мирослава Вишневецка заявила в телефонном интервью ВВС, что именно она приняла решение впустить участников разогнанного с невероятной жестокостью митинга в Минске на территорию посольства Чехии. Г-жа Вишневецка подчеркнула, что не имеет морального права убеждать людей, среди которых есть раненые, покинуть территорию посольства, пока власти не предоставят письменных гарантий безопасности для них.
«Бесчеловечно отвергать право преследуемого на убежище»,- заявила г-жа Вишневецка. МИД Королевства подтвердил на экстренном брифинге, что решение посла предоставить убежище укрывшимся в отделении Фонда участникам демонстрации в Минске принято ею без предварительных консультаций с Прагой. В то же время, подчеркнули в министерстве, поступок посла нашел горячий отклик в сердцах чехов. Его Величество лично обратился к послу по телефону со словами одобрения и поддержки.
        Ватикан, 21 апреля. ВВС. Пресс-секретарь Святого Престола выступил сегодня утром с заявлением, приветствующим действия чешского посла в Беларуси, и передал самые горячие слова благодарности Его Святейшества Урбана ХХ г-же Вишневецкой за мужество и милосердие, проявленное в сложнейшей политической обстановке. Слова благодарности были адресованы так же чешскому народу и монарху, поддержавшим своего дипломата, все, как один человек. «Сердца всех христиан наполняются гордостью за вас, дорогие братья и сестры,- говорится в заявлении.- Уповая на милость Всевышнего, мы молимся за гонимых и уязвленных, мечтая о любви и мире». Как сообщил далее пресс-секретарь понтификата, Его Святейшество направил специальное послание Московскому Патриарху, в котором просит последнего употребить все возможное влияние для того, чтобы скорейшим образом разрешить возникший кризис.
        Минск, 21 апреля. ВВС. Выступая в прямом эфире государственного телеканала, президент Лукашенко обрушился с критикой на страны Запада и, в частности, на Чехию. В пространной двухчасовой речи президент Лукашенко требовал, чтобы участники разогнанной демонстрации были переданы властям, а руководство отделения
«Golem Foundation» немедленно покинуло Беларусь. Он обвинил правительства Запада и весь дипломатический корпус в Беларуси в том, что они «много лет поддерживают подрывные элементы в его стране и мешают жить беларускому народу, который выбрал свой собственный, отличный от западного, путь развития». Он предостерег страны Запада от дальнейшего вмешательства во внутренние дела его страны. Лукашенко заявил, что все виновные в антиправительственных действиях будут сурово наказаны, независимо от того, где они будут прятаться.
        Москва, 21 апреля. ИТАР-ТАСС. Президент РФ заявил в беседе с журналистами, что раздражение и резкие заявления президента Лукашенко «легко объяснимы». Он подчеркнул, что хотя в России и не приветствуют жесткие действия беларуского руководства, Россия не может отступать от духа и буквы договора о союзе, заключенного между двумя странами.
        Минск, 22 апреля. ВВС. Корреспонденты западных средств массовой информации, аккредитованные в Минске, связались по телефону с послом Чехии, которая подтвердила, что среди людей, укрывшихся в посольстве, много раненых, некоторые - весьма тяжело. Всякая другая связь с посольством, кроме спутниковой видеотелефонной, отсутствует, а территория оцеплена беларускими силами безопасности. Посол заявила, что дипломатический персонал делает все возможное для того, чтобы помочь несчастным, однако его возможности ограничены. Охрана посольства, состоящая из восьми рядовых и капрала королевской воздушной пехоты, несет службу по усиленному варианту.
        Прага, 22 апреля. ЧТК. МИД Чехии распространил на экстренном брифинге видеозапись, полученную по каналам спутниковой связи из посольства в Минске. Исходя из увиденного, легко сделать вывод, что чудовищные слухи о кровавой расправе 20 апреля имеют под собой все основания. Пресс-служба МИД Чешского королевства объявила о том, что находящиеся на территории отделения «Golem Foundation» граждане Беларуси обратились с прошением о предоставлении им политического убежища. Ввиду чрезвычайных обстоятельств эта просьба будет рассмотрена в кратчайший срок, а о решении будет объявлено немедленно. Вплоть до окончательного вердикта, указывалось далее в заявлении, подавшие прошение находятся под защитой суверенитета Чешского королевства.
        Минск, 22 апреля. БелаПАН. Беларуские власти распространили заявление, согласно которому они рассматривают ситуацию с участниками антиправительственных выступлений, укрывшимися на территории отделения «Golem Foundation» в Минске, как попытку вмешательства во внутренние дела Беларуси, предпринятую дипломатическим представительством Чешского королевства. Эти действия несовместимы с дипломатическим статусом и Женевской конвенцией о дипломатических представительствах, подчеркивается в заявлении. В заявлении далее говорится, что беларуское правительство располагает сведениями о наличии на территории отделения
«Golem Foundation» «огромных денежных сумм, предназначенных для организации новых массовых беспорядков в столице и по всей республике».
        Вашингтон, 22 апреля. АР. Пресс-служба администрации Президента США выступила с резким заявлением в адрес беларуских властей. В заявлении говорится, что в последних демаршах МИДа Беларуси просматривается явное желание обеспечить информационное прикрытие для возможных насильственных действий в отношении попросивших политического убежища граждан Беларуси. Представитель американской администрации предостерег правительство Беларуси от, как он выразился, «поспешных и опрометчивых действий, могущих иметь непредсказуемые последствия».
        Иерусалим, 22 апреля. ВВС. Правительство государства Израиль выражает свою обеспокоенность за судьбу евреев, проживающих в Беларуси. Правительство Израиля с прискорбием отмечает рост антисемитских эксцессов в последние дни, таких, как нападение неизвестных хулиганов на представительство Еврейского агентства, расположенного в здании Центральной синагоги столицы. В связи с этим и другими многочисленными фактами, посол Беларуси в Израиле был вызван в МИД страны, где ему была вручена нота протеста.
        Прага, 23 апреля. ЧТК. МИД Чешского королевства распространил сегодня утром сообщение о том, что ходатайство граждан Беларуси, укрывшихся на территории отделения «Golem Foundation» о предоставлении им политического убежища, удовлетворено специальным указом Его Величества. Чешские власти подтвердили, что обратились к беларуской стороне с просьбой разрешить группе беженцев беспрепятственно покинуть страну. Никакой официальной реакции Минска пока не последовало.
        Прага, 23 апреля. ЧТК. Международные правозащитные организации приветствуют решение Чешского королевства предоставить убежище участникам антиправительственных выступлений в Минске. Генеральный секретарь ООН направил монарху и премьер-министру страны благодарственные телеграммы. Европарламент принял на проходящей в настоящее время в Страсбурге сессии так называемое «специальное заявление по ситуации в Беларуси», в котором приветствуется решение Чехии и подчеркивается, что это решение - яркий символ победы духа общечеловеческого сотрудничества над соображениями сиюминутной политической выгоды.
        Минск, 24 апреля. БелаПАН. По-прежнему нет никакого ответа беларуских властей на просьбу Чешского правительства о предоставлении гуманитарного коридора для беженцев. Как известно, власти Беларуси рассматривают их как участников антиправительственных выступлений и ранее неоднократно требовали их выдачи. В районе, прилегающем к территории отделения «Golem Foundation» и посольства, замечено передвижение сил безопасности и усиленное патрулирование милиции.
        Киев, 24 апреля. ВВС. Здесь в посольство Чехии обратилась группа студентов Киевского гуманитарного университета. Молодые люди сообщили, что вместе со своими чешскими друзьями участвовали в Марше Весны и Свободы. На пути назад все чешские студенты были сняты с поезда и задержаны без каких-либо объяснений. В посольстве заявили, что тщательно проверяют поступившую информацию.
        Москва, 24 апреля. ИнтерФакс. В канцелярии Московского Патриарха подтвердили, что получили послание понтифика и «внимательно изучают его». Пресс-секретарь Патриарха заверил журналистов, что Патриарх пристально следит за событиями в Минске и сделает все возможное, чтобы кризис с беженцами разрешился как можно скорее.
        Минск, 24 апреля. НТВ. Большинству находящихся в столице Беларуси корреспондентов зарубежных средств массовой информации предъявлено требование немедленно покинуть республику «в связи с развязанной ими кампанией по дискредитации Президента Лукашенко, правительства и народа Беларуси». Как заявили на совместном брифинге представители различных беларуских министерств и ведомств, к тем корреспондентам, которые не пожелают подчиниться, может быть применена сила.
        Минск, 24 апреля. БелаПАН. Правительство Республики Беларусь с негодованием отвергает ноту протеста, врученную вчера в Иерусалиме, говорится в сообщении МИД Беларуси. Беларусь всегда была и остается многонациональным государством, в котором нет места конфликтам на национальной почве, подчеркивается в сообщении. Мы сожалеем о том, говорится далее, что правительство Израиля поддалось на провокации врагов нашей страны и подливает масло в огонь ненависти к Беларуси.
        Прага, 24 апреля. ЧТК. МИД Чешского королевства распространил заявление, в котором предостерег беларуские власти от силового решения кризиса с беженцами.
        Ватикан, 24 апреля. ВВС. Горячо приветствуя милосердие чешского народа, Святой Престол обращается ко всем верующим всех религий с просьбой молиться о мире и о том, чтобы Всевышний вселил в сердца политиков милосердие и кротость.
        Вашингтон, 24 апреля. АР. По инициативе президента США, состоялся телефонный разговор по прямой линии между ним и президентом РФ. Стороны обменялись мнениями по вопросу о дипломатическом кризисе между Беларусью и Чехией и заверили друг друга, что приложат все усилия к тому, чтобы побудить стороны к скорейшему мирному разрешению конфликта.
        Минск, 25 апреля. НТВ. Корреспонденты газет, радио, телевидения и телеграфных агентств покидают беларускую столицу. «Мы не хотим исчезнуть, как некоторые беларуские оппозиционные политики,- заявили корреспонденты ВВС, CNN, SkyNews и Reuters в своем последнем совместном репортаже прямо из международного аэропорта
„Смолевичи“.- Преступный режим Лукашенко давно переступил ту границу, за которой - кровь, кровь и еще раз кровь. К сожалению, мы слишком долго закрывали на это глаза, а теперь всего лишь пожинаем плоды нашей непростительной беспечности».
        Берлин, 25 апреля. ZDF. Центральный совет евреев Германии обратился в федеральное Министерство внутренних дел с просьбой немедленно разрешить всем евреям, обратившимся в посольство в Минске с прошением о предоставлении статуса контингентного беженца, въезд в Германию. В министерстве сообщили, что внимательно изучают такую возможность.
        Лондон, 25 апреля. ВВС: «Нашему корреспонденту удалось буквально вырвать несколько слов относительно складывающейся ситуации с беженцами в Минске у одного из помощников чешского миллиардера Майзеля. „Если хоть один волос упадет с головы наших сотрудников, дипломатов или несчастных, попросивших нашей защиты, Лукашенко пожалеет об этом. И не только он“,- заявил помощник Майзеля. Никаких разъяснений к своему заявлению он не сделал. Всем абсолютно ясно, что подобные заявления не делаются без санкции самого Майзеля, однако последний, как всегда, хранит многозначительное молчание».
        Минск, 26 апреля. БелаПАН. Беларуские официальные лица заявляют, что им ничего не известно о задержании группы чешских студентов. Приезжающие в нашу страну зарубежные граждане обязаны зарегистрироваться и сообщить о целях и месте своего пребывания в республике, однако никакие студенты из Праги в указанный период времени в нашу систему не обращались, заявил представитель службы виз и регистрации городского управления МВД столицы. Консульская служба сообщила, что ей ничего неизвестно о пребывании студентов из Чехии на территории Беларуси.
        Москва, 26 апреля. В заявлении ИТАР - ТАСС, распространенном сегодня утром, говорится буквально следующее: конфликт вокруг так называемых беженцев, укрывшихся в посольстве Чешского королевства в Беларуси, привел к катастрофическому обострению противостояния в Европе. Российская сторона категорически не согласна с позицией Чехии и большинства стран Запада, однако в интересах мира и добрососедства полагает, что президент Лукашенко должен проявить добрую волю и предоставить амнистию своим гражданам, чьи провокационные действия ставят Беларусь и Чехию на грань военного конфликта. Такое решение может удовлетворить обе стороны, полагают официальные лица в России.
        Вашингтон, 26 апреля. AP. Заявление России свидетельствует о трагическом непонимании сути разворачивающегося конфликта с беженцами, говорится в официальном заявлении Белого дома. В США убеждены, что Россия вправе и в состоянии оказать должный нажим на своего союзника в Минске с тем, чтобы разрешить кризис в интересах людей, а не в пользу амбиций той или другой стороны.
        Лондон, 26 апреля. BBC. Аналитики склоняются к мысли, что попытка силового решения кризиса со стороны Лукашенко наиболее вероятна. «Лукашенко нечего терять,- заявляет „New World Daily“,- еще больше испортить отношения с Западом вряд ли возможно». «Лукашенко - человек, который не умеет отступать,- говорится в статье
„Corriere della Sera“.- Об этом свидетельствует вся история его политической эволюции». Касаясь развития конфликта, французская «Liberacion» подчеркивает:
«Конфликт этот - не столько дипломатический, сколько мировоззренческий. Лукашенко никак не хочет признать тот очевидный факт, что Чехия - региональная сверхдержава, постоянный член Совета Безопасности ООН, страна, входящая в двадцатку наиболее мощных экономик планеты. В глазах узколобого советского бастарда Лукашенко Чехия - по-прежнему безответный и зависимый сателлит Варшавского блока, с которым можно и должно придерживаться жесткой линии поведения. Последнее мнение, кстати, весьма популярно и в России. Ни он, ни его российские единомышленники в Кремле не могут допустить, что поступки людей и даже целых государств, пусть нечасто, но определяются отнюдь не только соображениями меркантилизма. Разумеется, это заблуждение, и заблуждение не только трагическое, но и опасное. Чехия на протяжении последних лет с успехом доказала и подтвердила свой новый статус, которым она обязана не только своему без преувеличения выдающемуся, хотя и весьма бесцеремонному во многих аспектах монарху, но и, в значительной степени, пресловутому миллиардеру Майзелю. Несколько событий последнего бурного десятилетия - инцидент с
чешскими специалистами в Алжире, захват заложников, среди которых были туристы и дипломат из Чехии, в Йемене, кубинский инцидент и то, что последовало за убийством боевиками Албанской армии освобождения Косова корреспондента чешского телевидения, актуальные события в Намболе, за которыми весь мир следит, затаив дыхание,- недвусмысленное послание Чехии остальному миру, говорящее о том, что эта страна больше не подвизается на вторых ролях, а намерена играть одну из главных партий в глобальной политике».
        Автор редакционной статьи во влиятельной итальянской газете «La Stampa», весьма близкой к Ватикану, убежден, что субъективные моменты сыграли решающую роль в развитии ситуации с беженцами: «В связи с этим, мне хотелось бы подробнее остановиться на противоречивой фигуре Даниэля Майзеля. Вышедшая буквально накануне книга чешской журналистки и писательницы Елены Томановой в значительной мере проливает свет на мотивы Майзеля и цели, преследуемые этим, без сомнения, чрезвычайно незаурядным человеком. Один только факт, что женщина, которую называют
„совестью Чехии“, в таком тоне излагает свою точку зрения на роль этого человека в мировых событиях, не может не заставить всех нас задуматься о том, что происходит. И дело вовсе не в личных отношениях, связывающих, по слухам, Майзеля и Елену Томанову. То, что происходит в настоящее время в Намболе, куда совершенно непостижимым образом перебрасываются в буквальном смысле слова миллионные массы людей, страдавшие от бесконечного голода и двадцатилетней засухи на Африканском Роге, причем, по сообщениям многочисленных потрясенных свидетелей, без жертв и потерь, является, вероятно, крупнейшим событием в истории современности. Даже самые отъявленные циники и ненавистники Майзеля не осмелятся теперь заявить, что подобная операция может преследовать коммерческие цели или в состоянии принести хоть сколько-нибудь осмысленную прибыль в денежном выражении, в сколько-нибудь осмысленный отрезок времени. Сейчас уже понятно, что у истоков планирования этого великого переселения стоял не кто иной, как Даниэль Майзель, а „кровавый деспот“ император Квамбинга и Вацлав V, тоже отнюдь не могущий похвастаться кротостью
нрава, подготовили и осуществляют операцию с блестящим успехом, свойственным не гуманитарным проектам, которые никогда прежде не имели, да и не могли иметь, такого масштаба, а с великолепным мастерством выдающихся полководцев, которыми и являются, по сути дела, оба эти монарха. Всего лишь двое из той славной плеяды
„новых королей“, которых не кто иной, как Даниэль Майзель вытащил на Божий свет из полнейшего небытия и неизвестности и вложил в руки этих выдающихся людей инструменты, с помощью которых жизнь их подданных сделалась примером для подражания. А выход из системного кризиса, в котором последние два десятилетия пребывала экономика Японии и ее общество, ставший возможным благодаря титаническим усилиям императора Ярухито, с помощью и при поддержке финансово-экономических структур, подконтрольных Даниэлю Майзелю, взявшего власть в стране в свои руки после долгого перерыва, когда императорский дом влачил жалкое существование туристического аттракциона? А беспрецедентный рост количества христианских общин во всем мире, заявляющих о своем переходе под юрисдикцию Престола Святого Петра, могучие прозелитические движения в Юго-Восточной Азии и поднимающие голову христиане Китая? А разгром многочисленных исламских и не только исламских террористических группировок, расчленение и продолжающееся систематическое, безжалостное, чудовищное в своей целеустремленности преследование лидеров мирового террористического
интернационала невероятно эффективной военной машиной Чешского королевства? Мы можем поистине бесконечно перечислять те без преувеличения тектонические сдвиги, расходящиеся от этого человека, словно круги по воде. И масштаб личности, стоящий за всем этим, не может не поражать воображение. В последнее время все тише слышны голоса его противников и все громче - голоса его друзей, которых он вдохновляет на действительно великие свершения. Никто не посмеет, разумеется, утверждать, что Даниэль Майзель - ангел во плоти. Мы знаем, что этот человек, мягко говоря, не стеснялся в средствах, добиваясь своего беспрецедентного влияния. Но цель этого влияния никому до сих пор не была ясна. Зато теперь эта цель встает перед нами со всей очевидностью, и, кажется, ни у кого теперь не хватит духа настаивать, что цель эта хоть в чем-нибудь не соответствует целям и идеалам нашей цивилизации… И поэтому,- продолжает далее „La Stampa“,- не будет ошибкой предположить, что конфликт Майзеля и Лукашенко - конфликт весьма необычного свойства. Это вовсе не конфликт двух неуемных амбиций, как могло бы показаться на первый взгляд.
Это конфликт, показывающий непреодолимую пропасть между мировоззрениями, между базовыми понятиями, лежащими в основе всего сущего. И в этом конфликте мы, европейцы, должны со всей однозначностью, отставив в сторону как наши собственные разногласия, так и споры о методах „Дракона“, как частенько называют Майзеля некоторые из наших коллег по журналистскому цеху, занять позицию рядом с чехами и Даниэлем Майзелем,- против голода, холода, жажды и нищеты, тирании и смерти, трусости и предательства, бесхребетного пацифизма и ублажения разбойников и негодяев, только разжигающего у последних зверские аппетиты…»
        По мнению британской «Таймс», «в желании идти до конца президент Беларуси учел, кажется, все, кроме одного: он не понял, что сейчас ему противостоит не аморфное объединение „социалистических мальчиков Европы“, а сильное, решительное, даже жестокое государство, государство, которое располагает такими военно-политическими инструментами и возможностями, о которых Лукашенко не может не только мечтать, но которых он даже не в состоянии себе представить. Некоторые утверждают, что Чехия и Даниэль Майзель держат за горло весь мир. Если это и преувеличение, то не очень существенное… Нет ни малейшего сомнения, что жесткая линия Чехии в этом конфликте обязана своим появлением именно тому факту, что Лукашенко осмелился бросить вызов новой глобальной роли этой страны, удивившей и продолжающей удивлять весь мир, сделав это поразительно грубо и непрофессионально, словно нарочно подставившись под прогнозируемый удар. Кроме того, кажется, Лукашенко забыл еще одну очень важную вещь,- Чехия, снова ставшая родиной мельницких хасидов, повсеместно пользуется горячими симпатиями евреев. Это просто гарантирует Вацлаву V
и его политике безоговорочную поддержку всех евреев планеты перед лицом, так сказать, внешней опасности, олицетворяемой в данном конкретном случае беларуским диктатором. Как и следовало ожидать, Израиль немедленно поддержал Чехию в этом конфликте, несмотря на обозначившиеся в последнее время разногласия в по поводу присутствия в Израиле чешского военного контингента, предназначенного, по словам чешских официальных лиц, для эффективной защиты имущества граждан этой страны, ее дипломатов и собственности Ватикана, а также католических и ряда православных монастырей, и совершенно скандальную позицию Израиля по вопросу приезда Мельницкого Ребе в Иерусалим».
        Варшава, 25 апреля. Влиятельное польское издание «Газета Выборча» открывает следующий аспект чешско-беларуского конфликта: «В связи с разворачивающимися в соседней Беларуси событиями все много говорят о новой мировой роли Чешского королевства и о Майзеле. Все эти факторы, безусловно, имеют место. Не стоит, однако, забывать, что решение впустить беженцев на территорию посольства принял вовсе не Вацлав V и не Даниэль Майзель, чье деловое и финансовое влияние во всем мире и в нашей стране совершенно невозможно не замечать или тем паче отрицать, а посол Чехии в Беларуси Мирослава Вишневецка, предки которой столетиями принимали самое непосредственное участие в судьбах Чехии, Литвы, Польши и Беларуси, начиная с XV века. И мы в Польше необычайно гордимся тем, что эта отважная женщина, блестящий дипломат и общественный деятель, полька по национальности и потомок древнего и славного шляхетского рода, ни секунды не колеблясь, приняла единственно возможное и абсолютно верное решение. Разумеется, найдется немалое число называющих себя прагматиками и реалистами людей, считающих это решение эмоциональным,
недальновидным и даже недипломатическим. Найдутся и те, кто будет, шепотом или в полный голос, протестовать против того, „чтобы этот грязный еврей, скупивший всю Польшу вместе с церковью, втягивал нас в свои опасные политические игрища“. Но стоит, вероятно, напомнить этим людям, благодаря кому они сегодня живут так благополучно и безопасно, в достатке, в дружбе и прочном мире со своими соседями на западе, севере и юге. И почти девяносто процентов поляков, гордящихся поступком пани Мирославы и поддерживающих твердость Чехии в конфликте с Лукашенко - достойный ответ жалкой горстке антисемитов в палестинских платках, кремлевских подпевал и юродствующих кликуш, почему-то называющих себя гордым словом
„интеллигенция“. Мы, поляки, с тобой, Чехия. Мы с вами, Ваше Величество. Мы с тобой, пан Данек. Мы с тобой, пани Мирослава. Мы с вами, и да поможет всем нам Бог!»
        Минск, 26 апреля. БелаПАН. Беларуский МИД распространил заявление, в котором говорится: «Народ и правительство Беларуси требуют от Чешского королевства немедленной выдачи бандитов, укрывшихся в посольстве этой страны и получивших так называемый статус политических беженцев вопреки всем писаным и неписаным международным законам. Мы призываем Чешское правительство преодолеть влияние международного сионистско-космополитического капитала, уже много лет диктующего свою волю чешскому народу, и принять единственно правильное решение…»
        Брюссель, 27 апреля. EuroNews. Заявление беларуских властей вызвало настоящую бурю негодования в странах Пражского Альянса. В документе, обнародованном на экстренном брифинге в штаб-квартире Альянса, подчеркивается, что заявление беларуского правительства выдержано в совершенно недопустимом тоне и преследует цели вызвать дальнейшее обострение конфликта. Реакция чешского общества и истеблишмента единодушна: с нами пытаются разговаривать так, как будто мы по-прежнему еще страна социалистического лагеря, а Лукашенко - генеральный секретарь ЦК КПСС. Беларуский диктатор, опирающийся на полумиллионную армию милиционеров, спецназовцев, гебешников и наплодивший в своей стране невероятное количество сотрудников безопасности, безграмотный и беспардонный парвеню, доведший страну до экономического коллапса, хам и невежда, установивший режим абсолютного произвола и на каждом шагу попирающий самые элементарные права и свободы человека, сатрап, рассорившийся со всем миром - как он смеет учить нас хорошим манерам, говорят люди в Чешском королевстве, в том числе и те, кто ранее всегда был далек от политики.
        Прага, 27 апреля. ЧТК. Выступая с телевизионным обращением к нации, чешский монарх призвал сограждан к спокойствию и сдержанности. Мы провозгласили стремление к справедливости основным принципом нашей внутренней и внешней политики, и мы не собираемся поступаться нашими принципами перед лицом каких угодно угроз, заявил Вацлав V. Тот, кто просит защиты у чешского коронованного льва, получит ее, каких бы усилий это от нас не требовало. Настало время помочь не только тем, кто находится за прочными стенами нашего посольства в Минске, но и всему братскому народу Беларуси, сказал далее монарх.
        Минск, 27 апреля. БелаПАН. Посол Чехии в Беларуси Мирослава Вишневецка выступила по телефону с заявлением, в котором говорится, что состояние здоровья четырех тяжело раненых из числа беженцев, находящихся в посольстве, является критическим, и они нуждаются в срочных хирургических операциях. Организация «Врачи без границ» выразила готовность предоставить необходимый персонал и оборудование. Свои услуги предложили также США, располагающие несколькими «летающими госпиталями». Генеральная Ассамблея ООН обратилась с просьбой к беларускому правительству разрешить врачам оказать необходимую медицинскую помощь раненым. Беларуские власти хранят молчание.
        Прага, 28 апреля. ЧТК. Правительства стран-членов в Монархической Ассамблеи,- Венгрии, Румынии, Болгарии, Югославии, Бельгии, Люксембурга, Нидерландов, Норвегии, Испании, Дании, Швеции, Намболы и Японии - объявили об отзыве своих дипломатических представителей «для консультаций». Решение было принято в соответствии с рекомендациями Исполкома Ассамблеи и консультаций с Его Величеством Вацлавом V.
        Прага, 28 апреля. ЧТК. В связи с эскалацией конфликта вокруг укрывшихся в посольстве беларуских беженцев г-жа Вишневецка приказала техническому персоналу посольства, состоящему в основном их граждан Беларуси, покинуть территорию посольства и числить себя в бессрочном отпуске с сохранением содержания. Персоналу
«Golem Foundation» и остальным дипломатам также предписано послом покинуть посольство и, по возможности, Республику Беларусь в любом удобном направлении. Охрана посольства отказалась выполнить приказ посла. Таким образом, сообщают корреспонденты в Праге, в посольстве в Минске остаются беженцы, посол, врач и охрана. По информации анонимных источников в чешском министерстве иностранных дел, специалисты склоняются к мысли, что Лукашенко блефует и на силовой вариант не осмелится, поскольку это будет означать объявление войны. По словам неназванного сотрудника аппарата МИД, ее превосходительство лично оказывает помощь раненым беларусам и всячески поддерживает беженцев.
        Прага, 28 апреля. ЧТК. Мы до сих пор не объявили об отзыве нашего посла из Беларуси для консультаций потому, что считаем ее присутствие в Минске важным фактором стабильности, заявили на вечернем брифинге в МИД Чехии. Пресс-служба обнародовала совместное обращение правительства Чешского королевства и монарха к главам государств - членов Совета безопасности ООН, членов НАТО и Евросоюза с предложением собрать экстренную консультационную встречу. Из европейских столиц, из Америки и Японии получены положительные отклики. Россия тоже согласилась принять участие в этом представительном форуме, который состоится, как предполагается, 30 апреля в Будапеште.
        Москва, 28 апреля. ИнтерФакс. МИД России выступил с заявлением, в котором говорится, что в России пристально и с возрастающим беспокойством наблюдают за развитием ситуации вокруг «так называемых беженцев». Российское правительство призывает стороны разрешить конфликт мирным путем и предостерегает, что применение силы той или другой стороной может привести к трагедии, последствия которой трудно прогнозировать.
        Прага, 28 апреля. ВВС. Анонимные источники в Министерстве обороны Чехии сообщают, что в срочном порядке планируется операция по эвакуации беженцев. Детали операции не разглашаются. Официальные лица отказались комментировать это сообщение, назвав его «провокационным».
        Прага, 29 апреля. ЧТК. Посол Чешского королевства в Беларуси сообщила по телефону, что один из тяжело раненых, молодой человек 26 лет, скончался этой ночью. В Праге состоялись массовые манифестации возле беларуского посольства, в котором принимают участие многочисленные выходцы из этой страны, живущие или находящиеся на учебе в Чехии. Полиции с трудом удалось обеспечить порядок.
        Прага, 29 апреля. ВВС. Представители беларуской диаспоры вручили чешскому монарху петицию, в которой просят короля разрешить создание и комплектование «Армии Освобождения Беларуси - Беларускай Краевай Абароны» для спасения их Родины от диктаторского режима Лукашенко.
        Монреаль, 29 апреля. CNN. После длительного молчания, беларуское правительство в изгнании, находящееся в Канаде с 1945 года, выступило с заявлением, в котором от имени народа Беларуси выражается глубокая сердечная благодарность правительству и народу Чехии за помощь и поддержку в трудные дни испытаний. Мы готовы сделать все от нас зависящее, чтобы вернуть мир, спокойствие и процветание на многострадальную беларускую землю, и выражаем надежду на помощь всего прогрессивного человечества, говорится в заявлении.
        Брюссель, 29 апреля. EuroNews. Аналитики предполагают, что небывалая активность беларуских диаспор во всем мире связана с финансовой и интеллектуальной поддержкой со стороны структур, принадлежащих Даниэлю Майзелю. Решение беларуского вопроса, возможно, будет не слишком элегантным, но то, что оно будет действенным и радикальным, никто не сомневается.
        Прага, в ночь с 29 на 30 апреля. ЧТК. В экстренном сообщении МИД и правительства говорится о том, что силы безопасности в Минске, подчиненные президенту Лукашенко, предприняли штурм посольства. Связь с посольством прервана. В настоящее время изучаются данные телесъемки, полученные с помощью разведывательных спутников Министерства обороны Чешского королевства. Подразделения королевской воздушной пехоты, ВВС и космические войска приведены в состояние повышенной боевой готовности. Связь с посольством отсутствует.
        Прага, 30 апреля. ЧТК. Как стало известно, охрана посольства всю ночь вела неравный бой с превосходящими силами подразделений безопасности Беларуси. Связь с посольством была восстановлена на несколько минут, но затем снова прервалась. По имеющимся сведениям, сопротивление отделения королевской воздушной пехоты подавлено артиллерийским и минометным огнем. Здание посольства и представительства
«Golem Foundation» подверглись значительным разрушениям, имеются многочисленные жертвы.
        Прага, 30 апреля. ЧТК. Выступая в телевизионном обращении к согражданам сегодня утром, Вацлав V заявил, что в планы ответных действий Чешского королевства не входит развязывание войны с беларуским народом. Однако международные террористы и бандиты будут уничтожены. Неотвратимость наказания - главный принцип действенного правосудия, подчеркнул монарх, и мы всегда стремились и впредь будем стремиться к этому в нашей международной практике. Чешское королевство предпримет необходимые шаги в том объеме и тогда, когда сочтет удобным. Никакого объявления войны не будет, сказал Вацлав V, но пусть никто не думает, что подобные действия в отношении нашей страны возможны. Монарх также предложил правительству немедленно разработать и осуществить дополнительные меры безопасности для дипломатических представительств Чешского королевства.
        Луамба, 30 апреля. ВВС. Его Величество император Квамбинга выступил сегодня по первому каналу Национального телевидения Намболы. (Как известно, телевидение Намболы имеет самую высокую плотность вещательной сети на континенте и доступно практически каждому жителю огромной страны, испытывающей понятные трудности с проводными коммуникациями. В Японии давно налажен выпуск специальных телевизионных приемников для Намболы со встроенными спутниковыми декодерами и аккумуляторами, работающими без подзарядки неделями.) В присущей ему образно-метафорической манере император Квамбинга, облаченный в гвардейский мундир, изложил своим подданным перипетии Минского кризиса. Рассказывает корреспондент телеканала FoxNews: «Затем, поднявшись во весь свой исполинский рост и сверкая глазами, император обратился напрямую к президенту Беларуси Лукашенко. Не могу отказать себе в удовольствии процитировать Его Императорское Величество,- мне еще не приходилось никогда в жизни слышать из уст политика такой искренней и эмоциональной речи: „Все люди на земле - братья. Но ты - не человек, ты - отродье свиньи и шакала, поднявший
руку на наших братьев, на моих друзей, на тех, кто помог нашему народу вырваться из когтей бесконечных войн, нищеты, бесправия и казнокрадства. Твое имя означает
«защитник“. Но не защитник ты, а разбойник и трус, крокодил с зубами мыши, орел с клювом цыпленка, бегемот с яйцами комара! Я, Квамбинга, вызываю тебя на битву. Выйди и сразись со мной, если посмеешь. Если же нет, я сам приду к тебе, вырву твое горло и съем твою печень, а твоей пустой, как дупло баобаба, башкой будут играть обезьяны в Гатонге [69] !» Вслед за императором на экранах появился министр обороны Намболы, который заявил, что специальное подразделение императорской гвардии в составе одного батальона и бригада быстрого реагирования воздушно-десантных сил приведены в состояние наивысшей боевой готовности и будут немедленно отправлены по назначению в соответствии с просьбой и пожеланиями Его Величества Вацлава V, если таковые последуют. Специалисты отмечают, что вооруженные силы Намболы, в течение многих лет тренируемые чешскими военными инструкторами, представляют собой хотя и компактный, но весьма грозный инструмент, спаянный железной дисциплиной, отлично оплачиваемый и обладающий высоким боевым духом.
        Луамба, 30 апреля. АР. По единодушному наблюдению корреспондентского корпуса в Намболе, выступление Квамбинги, транслировавшееся в прямом эфире, в том числе и на огромных экранах на улицах столицы, нашло самый горячий отклик в сердцах жителей страны. Толпы людей, слушавших императора, буквально ревели от восторга. Всю ночь вокруг беларуского посольства в центре Луамбы горели костры и кружились в воинственных танцах под бешеный грохот барабанов облаченные в традиционные боевые доспехи мужчины, принадлежащие, как и сам император, к одному из наиболее многочисленных и воинственных племен Намболы. Перепуганные дипломаты засыпали полицию и штаб Национальной гвардии градом панических телефонных звонков, на которые, впрочем, не было абсолютно никакой реакции. Следует отметить, что никаких эксцессов, несмотря на воинственное настроение африканцев, тем не менее, не произошло, что лишний раз свидетельствует о том беспримерном авторитете, которым пользуется у своих подданных император Квамбинга. К утру порядок в районе посольства был восстановлен. Как ехидно заметила во время очередного эфира из Луамбы
корреспондент французского телеканала ТВ3, при встрече с Квамбингой у господина Лукашенко немного шансов: кроме того, что император необычайно силен физически, Квамбинга известен еще и тем, что собственноручно наводил в стране железный порядок, расстреливая коррумпированных чиновников и военных и отрубая им головы самурайским мечом - подарком японского императора Ярухито.
        Нью- Йорк, 1 мая. АР. В кулуарах ООН активно обсуждают вчерашнее эмоциональное выступление императора Намболы. «Просто невозможно поверить, что руководитель государства?члена Совета безопасности, осуществляющего в настоящий момент, вероятно, самую потрясающую после библейского Исхода гуманитарную операцию в истории человечества, может позволить себе такую дикую первобытную выходку», -раздраженно заявил корреспонденту один из заместителей Генерального секретаря этой организации.
        Прага, 1 мая. ЧТК. На улицах чешской столицы царит, несмотря на отсутствие достоверных известий о судьбе дипломатов, беженцев и защитников посольства, веселое оживление. Граждане Чехии, безусловно, испытывают благодарность по отношению к императору Квамбинге и его стране за безоговорочную и искреннюю поддержку в такую трудную для всех нас минуту, и не беда, что сделано это в столь своеобразно-экзотической форме, заявил журналистам высокопоставленный чиновник министерства иностранных дел Чехии.
        Прага, 1 мая. ЧТК. Его Величество Вацлав V выступил со словами признательности в адрес императора и народа Намболы, заявив, что сейчас главное - это неукоснительное соблюдение сроков и выполнение планов операции «Врата Эдема», и никакие события не должны помешать этой задаче. Он подчеркнул, что ни о какой войне или даже военной операции ограниченного масштаба в Беларуси речь не идет, поэтому в отправке экспедиционных сил нет совершенно никакой необходимости.
        Минск, 1 мая. БелаПАН. Государственный телеканал в течение нескольких часов транслировал пресс-конференцию представителей силовых структур Беларуси, на которой утверждалось, что в результате штурма спецслужбам удалось получить документы, якобы неопровержимо свидетельствующие о том, что посольство Чешского королевства Богемии и Моравии являлось штабом по подготовке государственного переворота и «свержения законных властей в республике». Сотрудники спецслужб демонстрировали папки с документами, пачки денежных купюр и оружие, представляя все это в качестве доказательства своих предположений. Они также заявили, что официальным инстанциям Беларуси ничего не известно о судьбе тех, кто находился на территории посольства в момент штурма.
        Прага, 1 мая. ЧТК. МИД Чехии выступил с разоблачением лжи и инсинуаций, продемонстрированных в эфире беларуского гостелевидения. Никаких доказательств того, что посольство нашей страны могло быть «шпионским гнездом», не было, да и не может быть представлено, говорится в заявлении. Что же касается оружия, то оно является штатным вооружением подразделения охраны посольства, которое находилось на беларуской территории в соответствии с заключенными ранее межправительственными соглашениями.
        Прага, 1 мая. ВВС. Внешне ничто не выдает напряжения, царящего в стране, за исключением огромного количества автомобилей с европейскими и американскими официальными лицами различных рангов, наводнившими столицу. Журналисты и аналитики продолжают недоумевать по поводу молчания Даниэля Майзеля, от которого ждут исчерпывающего заявления по поводу происходящих событий. Блиц-опрос общественного мнения, проведенный в Праге, показывает крайне любопытные результаты. Более 53% уверены, что дипломатический конфликт является следствием столкновения личностей Майзеля и Лукашенко. Около 30% уверены, что основанием послужила деятельность
«Golem Foundation» в Беларуси. Более 90% считают, что позиция страны в конфликте была и остается единственно правильной и возможной. Около 80% поддерживают идею
«ограниченной военной операции» против беларуского режима. Вину за случившееся возлагают: только на Майзеля - 6%, только на правительство - 4%, только на беларусов - около 20%, только на Россию - 9%, только на Лукашенко - более 70%. Менее 5% считают, что нужна полномасштабная военная операция. 40% сомневаются, что Чехии следует рассчитывать на значительную поддержку США. Более 70% убеждены, что Европейский Союз и НАТО поддерживают Чехию, но делают это недостаточно решительно.
        Белград, 1 мая. ТАНЮГ. По сообщениям ряда информационных агентств, в югославской столице на улицы вышли около полумиллиона человек, чтобы заявить о своей солидарности с «братьями-чехами». Демонстрация проходила абсолютно мирно, и закончилась продолжительным митингом буквально на пороге королевского дворца. Собравшиеся вручили вышедшему к народу монарху петицию, в которой просили его сделать все возможное для поддержки и помощи братскому чешскому народу в этот, без сомнения, сложный период его истории. В опубликованном вечером заявлении Союза сербских ополченцев и ветеранов Косовской войны говорится, что Союз приступил к формированию добровольческих отрядов, готовых по первому же сигналу из Праги присоединиться к «силам освобождения Беларуси». Как известно, Югославию и Чехию связывают не только военные, экономические и политические, но и родственные узы,- супруга чешского монарха Вацлава V, Марина, происходит из древнего сербского королевского рода Милутиновичей. Выступивший поздним вечером по первому каналу национального телевидения король Югославии Александр Второй призвал граждан страны
сохранять спокойствие и хладнокровие: «Если дело дойдет до боевых действий, югославская армия с подобающей честью и надлежащим рвением придет на помощь братьям-чехам. Так же, как братья-чехи пришли на помощь нам, когда орды исламских фанатиков едва не затоптали святыни сербского народа на Косовом поле, когда весь так называемый „демократический Запад“ требовал принести в жертву наш народ, чтобы умиротворить албанских бандитов. Мы с вами, братья и сестры,- да поможет нам Бог и да устрашатся наши враги!»
        Лондон, 1 мая. ВВС. Демонстрации солидарности с чешским народом прошли во всех восточноевропейских столицах. На улицы вышли миллионы людей, которые несли лозунги со словами одобрения и поддержки, портреты своих монархов и короля Чехии. Полицейские силы вынуждены были повсеместно усилить охрану беларуских дипломатических представительств. В Белграде, Любляне, Скопье, Варшаве и Софии демонстранты, сохраняя удивительную сдержанность и спокойствие, не расходились до поздней ночи.
        Москва, 2 мая. По словам корреспондента ВВС, в российском политическом истэблишменте царит самая настоящая паника. Различные официальные и полуофициальные лица высказываются в том духе, что поддержка Лукашенко с невероятной скоростью всасывает Россию в воронку международной изоляции. Выступивший сегодня вечером на «Круглом столе» в эфире РТР лидер так называемых
«либеральных демократов» Владимир Жириновский, которого считают своеобразным инструментом Кремля для проверки состояния общественного мнения, в непечатных выражениях отзывался о президенте Лукашенко, назвав его «конюхом», «идиотом» и
«отмороженным дебилом». Он в совершенно недопустимом для политического деятеля и вице-спикера Государственной Думы тоне высказывался о «многовекторной российской внешней политике», загнавшей страну на международные задворки, призывал президента России самому ввести в Минск войска, не дожидаясь, пока это сделает
«чешско-намбольско-американо-британская коалиция» и «повесить Лукашенко на первой попавшейся осине», чтобы хоть таким способом доказать миру, «что мы, русские, тоже кое-что значим». Другие выступавшие на Круглом столе политики и общественные деятели, хотя и в гораздо менее агрессивной форме, так же выражали недоумение официальной позицией Москвы. Как заявил председатель Русской Народной партии Дмитрий Щербатов, «братские славянские народы» поддержали тех братьев, которые не на словах, а на деле ведут себя по-братски, то есть чехов. Когда от нас ожидали поддержки сербов, мы трусливо тявкали из-за угла на НАТО и американцев, а чехи, не задумавшись, рванули на помощь, в считанные дни истребив, как крыс, всю эту мразь, выспренно называвшую себя «Армией освобождения Косова» и вооруженную европейскими идиотами?«миротворцами» на деньги своих налогоплательщиков и албанской наркомафии, устроили образцово-показательный штурм Тираны и покрыли себя неувядаемой боевой славой, внеся операцию «Балканский Ветер» золотой страницей в учебники армий всего мира. Если мы и дальше будем тупо держаться за Лукашенко, дни
которого явно сочтены, то рискуем получить в Беларуси правительство, однозначно враждебно настроенное по отношению к России и русским, подчеркнул Щербатов. Его неожиданно поддержала лидер Демократического союза, скандально известная «Жанна д'Арк российской политики» Валерия Новодворская, заявившая, что, хотя и не разделяет неуемных восторгов господина Щербатова по поводу этнической чистки, проведенной сербами в Косово при активной поддержке чешской армии, но отдает должное твердости и последовательности политической линии Чешского королевства. Новодворская заявила, что Лукашенко «просто апокалиптический дурак,- а кем еще может быть политик, решивший повоевать с современной Чехией, Майзелем и Ватиканом?!» Кроме того, подчеркнула Новодворская, я ни секунды не верю, что Майзель, будь он кто угодно, способен вывести на улицы миллионы людей по всей Европе с такими лозунгами, да еще и при полном отсутствии каких бы то ни было провокаций. После этого заявления разговор совершенно естественным образом перешел на персону пресловутого Даниэля Майзеля. Все участники пришли к почти единодушному выводу, что
выдержать, а тем более - выиграть в этом противостоянии, у Лукашенко нет абсолютно никаких шансов. В заключение Владимир Жириновский заявил в присущей ему скандально-эмоциональной манере, что при взгляде на современное состояние российского общества «оголтелый монархист» Майзель ему становится куда более симпатичен, чем всевозможные демократические трепачи. По крайней мере, понятно, что перед тобой «настоящий мужик с яйцами, а не какой-нибудь педик», и если он
«разорвет Лукашенке задницу на британский флаг, я уж точно не заплачу», заявил Жириновский под хохот и аплодисменты зрителей в студии.
        Москва, 3 мая. ИнтерФакс. На Васильевском спуске, у самых стен Кремля, состоялась демонстрация представителей беларуской диаспоры, проживающей в столице России, собравшая около тысячи человек. Демонстранты требовали от российского правительства прекратить поддержку президента Лукашенко и дать, таким образом, беларусам возможность самим решать свою судьбу. Неожиданно в разгар митинга к нему присоединился небезызвестный Владимир Жириновский вместе с отрядом членов ЛДПР. В ходе своего продолжительного и весьма противоречивого выступления на митинге Жириновский сделал целый ряд сенсационных высказываний. В частности, лидер ЛДПР заявил: «Все тут вопят: Майзель, Майзель! Покажите мне его! Я вам заявляю однозначно: не вижу я никакого Майзеля! Я вижу великого короля, героя Фолклендской и двух Балканских войн, офицера-десантника и отчаянного храбреца, лично водившего свою непобедимую армию в бой со всякими чурками, который превратил свою страну в наглядное учебное пособие, как надо царствовать и как должны жить люди в государстве! Я вижу армию, которой нет равных на земле! Я вижу другого великого монарха,
не жалеющего „живота за други своя“ и готового живьем сожрать врага! Я обращаюсь к президенту Российской Федерации и требую однозначно поддержать будущих победителей, а не этого блеющего козла Лукашенко, от которого Россия не видела никогда ничего, кроме проблем и воровства из-под носа, вымогательства, шантажа и советского идиотизма! Поддержать победителей, потому что плодами победы воспользуются именно они. Или вы думаете, что чехи и ляхи остановятся в Минске?! Нет, они придут сюда, в Первопрестольную, чтобы посадить здесь царем какого-нибудь Понятовского или Радзивилла, чтобы управлять Россией, как при Тушинском воре! Давайте сами выберем себе настоящего царя! Однозначно предлагаю свою кандидатуру! Я никакой не дерьмократ, не коммунист и не сионист, и я сумею договориться с чехами уж точно быстрее, чем эти кретины со Старой площади и Смоленки! Да здравствует мать-Россия! Да здравствует самодержавие! Жыве Беларусь!» Под бурные аплодисменты своих сторонников Жириновский сошел с трибуны и покинул митинг.
        Прага, 3 мая. ЧТК. Сегодня здесь объявлено о создании сразу двух организаций - Генерального Штаба Беларуской Освободительной Армии и Комитета Национального Спасения Беларуси. В заявлении Королевского правительства по этому поводу говорится: «Нет ничего удивительного в том, что такие органы созданы именно здесь и сейчас. Не будет преувеличением сказать, что сегодня нет в мире никого, более заинтересованного в возвращении Беларуси в лоно европейской цивилизации, нежели наше государство».
        Прага, 4 мая. ЧТК. МИД Чехии официально подтвердил факт исчезновения восьми граждан королевства - студентов Нового университета, принимавших активное участие в беларуских выступлениях оппозиции. Мы полагаем, что это произошло в ночь с 23 на
24 апреля, на границе Беларуси и Украины, заявил чиновник. В настоящее время, как известно, контакты с беларуской стороной крайне затруднены, но мы делаем все возможное, чтобы как можно скорее выяснить, где находятся молодые люди и как мы можем помочь им вернуться домой, сказал он. Вслед за этим он обрушился с резкой критикой на руководителей и профессоров Нового университета, которые, как выразился чиновник, только и делают, что пудрят молодежи мозги глупыми россказнями про свободу и демократию, забывая о том, что у граждан, кроме прав, есть еще ответственность и обязанности. Вы сами видите, к чему могут привести свобода без ответственности и дурацкие попытки путаться под ногами политиков и военных, сказал чиновник, но мы примем меры к тому, чтобы такое больше не повторялось.
        Москва, 4 мая. Влиятельная российская газета «Коммерсантъ-Daily» открывает сегодняшний номер большой подборкой материалов, всесторонне освещающими Минский кризис и положение, в котором находится в связи с ним Российское государство. Комментируя заявления Владимира Жириновского, газета обращает внимание читателей на тот факт, что к Жириновскому вовсе не следует относиться, как клоуну.
«Клоунада, буффонада, безусловно, играли и играют значительную роль в создании политического имиджа Владимира Вольфовича, однако сам он человек вполне здравомыслящий и способный на более чем связные и последовательные действия. Разумеется, его последние по времени высказывания направлены, в первую очередь, на поддержание своего политического тонуса, но и здравое зерно в них имеется. Беларуский режим „батьки“ Лукашенко рухнет при первом же ударе извне, поскольку никакого духа у этого режима, кроме совместного воровства, нет, не было и быть не может. Происходящее в Беларуси, строго говоря, невозможно даже назвать коррупцией. Это какое-то мелкое крысятничество, тупой лагерный „кидок“, блатной „наезд“ без какой бы то ни было оглядки на последствия и перспективы…» С другой стороны, говорится далее в газете, «режим демонстрирует, что сдавать суверенитет без боя не собирается. Вероятно, Лукашенко все еще надеется на поддержку России и на то, что при наличии такой поддержки Чехия и ее союзники не осмелятся открыто выступить против союзника России. Это, однако, трагическое, в первую очередь для России,
заблуждение. Нет ни малейшего сомнения, что беларуский режим тем или иным способом принудят к бесславной капитуляции. И в этом случае удар по престижу России будет нанесен просто чудовищный». Авторы материалов «Коммерсанта» полагают, что шанс на мирное урегулирование конфликта окончательно потерян: «Подобное поведение никому не прощают, тем более не может рассчитывать на это Лукашенко. Если он надеется, что армия или спецслужбы в состоянии защитить его от военной машины Чешского королевства, это может означать только одно: президент Беларуси просто неадекватен. В этом случае - равно как и в любом другом - поддержка режима Лукашенко толкает Россию в пропасть».
        Оттава, 4 мая. АР. Правление Беларуской Центральной Рады собралось на экстренную сессию. В итоге многочасового заседания был принят ряд документов и избран новый председатель Рады - 48?летний профессор Принстонского университета, крупнейший знаток беларуского языка, автор самого полного словаря беларуского языка, Алесь Пинчук. Профессор Пинчук известен как человек, придерживающийся нетрадиционных для американской университетской элиты откровенно правых воззрений. В тот же день вечером Алесь Пинчук вместе с другими членами Правления Рады вылетел из Оттавы в Прагу на самолете ВВС Канады. Истребители ВВС Канады сопровождали борт до входа в воздушное пространство Франции, где эстафета была подхвачена истребителями авиакрыла быстрого реагирования Королевских ВВС Чехии. Самолет благополучно приземлился в Праге.
        Париж, 5 мая. ТФ1. По обе стороны океана широко обсуждается персона профессора Пинчука как фигуры, долженствующей сменить президента Лукашенко. Масс-медиа приводят интервью со студентами университета, в которых Алесь Пинчук предстает как яркая, интересная личность и человек, всегда живо интересовавшийся своей исторической родиной, ее культурным наследием и современными реалиями.
        Прага, 5 мая. ЧТК. Как и ожидалось, Комитет национального спасения Беларуси обратился к Алесю Пинчуку с предложением возглавить комитет и координировать действия всех сил, заинтересованных в устранении тоталитарного режима в Минске. В заявлении пресс-службы КНС говорится, что Алесь Пинчук принял предложение и завтра выступит с соответствующим заявлением.
        ПРАГА, 5 МАЯ. УТРО
        Елена влетела к нему, как птица,- Майзель едва успел выйти из-за стола, чтобы подхватить ее. Опять это, подумал он. Опять она во всем черном… Господи, да кончится это когда-нибудь?!. Что же я еще должен сделать, что еще должно случиться, чтобы… Может быть, идея с госпиталем была вовсе не такой замечательной, как нам показалось вначале… Возможно, она совсем не такая железная, какой мы привыкли ее считать… Нет. Нет. Она справится. Обязательно. А я - я просто буду с ней рядом. Всегда рядом с ней…
        -Что случилось, мой ангел?!
        -Позвони Андрею. Вели ему немедленно привезти сюда Таню с Сонечкой.
        -Вели… Что за слова говоришь ты, Елена… Как я могу повелеть такое? Кто я ему - бог, царь, воинский начальник?! Он мужчина, он отвечает за свою семью, за своих женщин, за свою страну, за свой выбор. Не могу я ему ничего повелеть. Это невозможно,- Майзель покачал головой.- Разве ты не понимаешь?
        -Я не спрашиваю, возможно или нет. Мне нет никакого дела до ваших мужских соревнований, кто из вас круче и кто кому приказывает. Пусть Татьяна и Сонечка будут здесь.
        -Я действительно не могу отдать такого приказа. А если отдам, он не послушается.
        -Дай мне телефон, я сама позвоню. Меня он послушается?
        -Нет, Елена,- Майзель вздохнул.- Нет, мой ангел…
        -Боже правый,- прошептала Елена, опуская голову.- Как вы можете так…
        -Это война.
        -К черту ваши войны!- крикнула Елена и врезала изо всей силы кулаком ему в грудь.- Черт вас побери всех совсем, с вашими войнами, понятно?! Я прошу тебя…
        -Я попробую. Обещаю, что позвоню. Вечером. Но это бесполезно.
        -Почему?!
        -Потому что они нужны друг другу, ангел мой. Это их страна, это их жизнь. Я ни словом ни попрекнул бы их, если бы они решили, что хотят жить здесь, в тепле и покое. Но они решили иначе. Они решили драться. Они из тех немногих, кто знает, что должен. Я уважаю их выбор. И ты должна, Елена.
        -Я боюсь, ящерка…
        -Я тоже боюсь, мой ангел. Это мои… Они мои, понимаешь?!
        -Но ты ведь позвонишь ему?
        -Да. Обязательно. Ты поэтому примчалась?
        -Конечно.
        -Нет,- он пристально заглянул Елене в лицо.- Нет, что-то еще случилось, что заставило тебя вскинуться и помчаться ко мне. Что? Говори, Елена. Говори со мной, мой ангел. Расскажи мне все. Я должен все знать. Потому что ты - это я. Ты - это я, моя жизнь. Говори.
        Я не стану, подумала Елена. Я тебя измучила, ящерка. Прости меня… Такое творится, а тут я со своими соплями, со своим самоедством… И не говори мне, что тебе это нравится, потому что это не может нравиться никому, никогда. Любят веселых, игривых и ласковых. А бальзаковских истеричек в вечном трауре по неведомо кому с красным носом и глазами вечно на мокром месте не любят - жалеют. Не смей меня жалеть, Дракон. Какой же ты Дракон, если так жалеешь меня?!.
        -Просто хотела посмотреть на твою бесстыжую крокодилью морду,- улыбнулась Елена.
        -Ты выдумываешь, мой ангел. Ты врешь, чтобы я не вздумал тебя жалеть…
        -Все-то ты знаешь, ящерица ушастая…
        Нет, решила, стиснув зубы, Елена. Я не скажу тебе это. Может быть… Когда-нибудь, потом… Не могу сейчас. Как рассказать мне это тебе?! Как Марта ворвалась ко мне в кабинет, как я чуть не грохнулась без чувств, когда увидела ее кругленький животик… Что я сначала подумала и какое облегчение испытала потом… И как разревелась, как последняя дура набитая… Как мы с ней ревели вдвоем наперегонки, кто быстрее промочит платок насквозь, как она простонала - я тебе другого мальчика рожу, Елена, только не плачь, подруженька дорогая, не плачь… Как же мне рассказать тебе это?! Господи. Да что же это такое…
        -Нет. Я не вру,- отважно соврала Елена.- Я просто соскучилась. Я так соскучилась, ящерка…
        -Правда?
        Какие вы все примитивные, улыбнулась про себя Елена. Драмоделы и рыцари. Как хотите вы слышать лишь то, что хотите услышать… Неужели тебе так приятно слышать это, Дракон? От меня?! И, увидев, как вспыхнули у него глаза и появились белые пятна на щеках, прошептала, чувствуя, как краснеют у нее уши:
        -Ох, ну как ты можешь… Сейчас…
        -Всегда, жизнь моя. Всегда. Ты же знаешь,- он легко поднял Елену, так, словно она не весила совсем ничего.- Всегда, стоит мне лишь взглянуть на тебя, мой ангел…
        -Ящер озабоченный,- хмурясь, чтобы не разреветься опять, пробормотала Елена, ощутив, как всегда, трепет крыльев бабочки под сердцем.
        -Обязательно. Я тебя не вижу целыми днями… Пропадаешь в своем госпитале… Сейчас, когда ты так мне нужна… - Он взял в ладони ее лицо, провел большими пальцами по бровям Елены: - Не хмурься, мой ангел… Я разглажу все твои морщинки… Здесь, здесь и здесь… Ах, нет, хмурься, хмурься, жизнь моя, ты такая становишься смешная, когда хмуришься…
        -Ты сам во всем виноват… И… и хватит болтать…
        МИНСК, 5 МАЯ. ВЕЧЕР
        Андрей уже ехал домой, когда на экране бортового компьютера появилась заставка, сигнализирующая о личном звонке Майзеля. Корабельщиков нажал кнопку ответа:
        -Привет. Пока никаких важных новостей…
        -Ты должен срочно приехать.
        -Зачем?
        -Я не хочу тебя потерять.
        -Не хочешь? Или не можешь?
        -Не хочу. Это значит - и не могу. Приезжайте немедленно.
        -Не можешь… А придется,- Андрей усмехнулся.
        -Дюхон, я не шучу.
        -Я тоже. Мы ведь уже большие, не правда ли? Все в порядке, Дан. И я в порядке. Я не могу никуда ехать сейчас. Даже на один день. Люди только-только начали… И у тебя никого нет здесь сейчас, кроме нас и продажных ментов, которых держит за горло твой Гонта…
        -У нас есть люди там, Андрей. Ничего не изменится, если ты…
        -Изменится. Сейчас самое время, уже все началось, Дан, все началось, понимаешь?! Если мы не справимся, все опять остановится и замрет на многие годы… Что твои люди могут без нас?
        -Не так много. Увы.
        -Вот видишь… И я нужен тебе здесь, а не там. Иначе все может рухнуть…
        -Ты нужен мне живой и невредимый. Мне плевать на все мои планы, если они стоят жизни тем, кого я люблю. Мы справимся. Просто снесем их всех…
        -Возможно, ты и веришь сейчас в это. Пока ты это говоришь. Но на самом деле это не так. Нельзя принести свободу на штыках, такая свобода никому не нужна. И это не твой план, а мой, помнишь?
        -Отправь ко мне Татьяну с малышкой.
        -Она не уедет. Ты не знаешь ее… У нас медовый месяц, Дан.
        -Андрей…
        -Правда,- Корабельщиков улыбнулся.- Это не шутка, я совершенно серьезно. Спасибо тебе…
        -Мне? При чем здесь я?!
        -Это все из-за тебя,- Андрей вздохнул и снова улыбнулся.- Мы стали так близки с тех пор, как это началось… Я даже подумать не мог, что я так люблю ее. И что она любит меня так… У нас будет еще ребенок, Дан. Танечка была на УЗИ позавчера… - Ему показалось, что он услышал какой-то странный звук.- Что?
        -Нет. Ничего,- после паузы сказал Майзель странным голосом.- Пришли их сюда. Обеих. Немедленно. Это приказ.
        -Я свободный художник, ты же сам сказал… Нет. Они не уедут. Я не могу без них, как и они без меня… Перестань, Дан. Они не посмеют. И ты обещал вытащить нас, разве не так?
        -Вот я и посылаю тебе лодку,- Андрею показалось, что Майзель усмехнулся.
        -В другой раз.
        -Дюхон…
        -Что?
        -Я тебя люблю. Не смей подыхать, понял?
        -Ты меня не бери на «понял»,- тихо сказал Корабельщиков.- Я теперь сам всех на
«понял» беру. До связи, Дан. Я тоже тебя люблю…
        ИЗ СООБЩЕНИЙ ИНФОРМАЦИОННЫХ АГЕНТСТВ
        Прага, 6 мая. ЧТК. Влиятельный оппозиционный еженедельник «Пражское время» обратился к руководству страны с просьбой не предпринимать никаких силовых действий в отношении режима Лукашенко до тех пор, пока не станет ясно местонахождение и состояние здоровья студентов Нового университета, пропавших, предположительно, на беларуско-украинской границе в ночь с 23 на 24 апреля. Официальные лица уклонились от комментариев. Корреспондентскому корпусу стало известно, что главный редактор «Пражского времени» и несколько руководителей и профессоров Нового университета были под усиленной охраной, которую так и хочется назвать конвоем, доставлены в королевский дворец. Ни формат встречи, ни ее содержание не разглашаются ни одной из сторон.
        Прага, 7 мая. Популярная чешская ежедневная газета «Народное слово» вышла сегодня с аршинным заголовком «Наши дети пропали в Беларуси». Газета обрушилась с критикой на руководство Нового университета, так называемую оппозиционную интеллигенцию и их общественно-политические установки. Обращаясь напрямую к ним, газета пишет:
«Вам, интеллектуалам, вовсе не нужно, чтобы наш любимый король и его друзья были правы в своих действиях и намерениях. Вам нужно, чтобы они были кровожадными чудовищами, пожирающими бедных маленьких обезьянок. Потому что, если это не так, то вам нечего делать в том мире, который мы строим все вместе,- без вас! Вы готовы нас порвать на части и понести по кочкам, потому что в этом мире вам нельзя будет практиковать ваше излюбленное упражнение, а именно - стоять в позе оскорбленной невинности с лицом а-ля я вас предупреждала. Некого и не за что ругать, потому что людям живется вольготно и сытно. Некого хватать за руку, погрязшую в коррупции, потому что нет коррупции. Некого обвинять в разгуле детской проституции и порнографии, потому что и ее нет,- Церковь и спецслужбы работают над этим, не покладая рук. Нет организованной преступности и мафии. Нет сверхприбылей. Нет структурной безработицы. Нет системного кризиса. Все работает, и безо всякой критики с вашей стороны. Мы смеемся над вами, и от этого вас корежит и пучит. Вы вымрете, как динозавры, если не найдете в себе достаточно разума и мужества для
того, чтобы перейти на нашу сторону. Если не сможете стать другими. Если будете продолжать болтать про мультикультуральные общественные системы постиндустриальной эпохи, требовать узаконить однополые „браки“, жалеть жареных цыплят, устраивать демонстрации с битьем витрин в поддержку голодающих макак Суринама, копаться в „душевных порывах“ примитивных, как микробы, террористов, жаждущих утащить всех нас вместе с собой в преисподнюю, в том числе с вашей помощью, и заниматься прочими малопонятными нормальным здоровым людям вещами. Мы не верим вам. Потому что вы никак не можете перестать городить всякую чушь и не можете найти себе какое-нибудь полезное занятие. Вы не можете заткнуться и делать что-нибудь, потому что вы ничегошеньки не умеете. Вы методологически, стратегически, тактически беспомощны. Вы - десант ботаников в доисторических джунглях, пытающихся марлевым сачком поймать птеранодона, в то время как вам в спину дышит целая стая тираннозавров. И нашим военным и спасателям, вместо того, чтобы заниматься своими делами, приходится постоянно оттаскивать вас за жабры от огня и держать за хвост, чтобы
вы не утонули. Мало того, что вы мешаете работать, - вы своей вопиющей беспомощностью провоцируете насилие, и, к сожалению, не только в свой адрес. Да, случаются жертвы. В том числе и невинные. Увы, это неизбежно на войне. И тогда-то вы и поднимаете душераздирающий визг. Ах, хладнокровные убийцы! Ах, какой кошмар! Фу, какая гадость! Война - это тяжкий труд и ремесло, которое постигается только эмпирическим путем. А всякие штафирки, вроде вас, постоянно суют свой нос в боевые уставы: вот это бесчеловечно! А это просто ужас как жестоко! А вот этого совершенно ни в коем случае нельзя, им же больно! Нельзя воевать, а тем более - победить марлевым сачком и свернутой в трубочку газеткой, даже если на ней написаны слова невообразимой силы убеждения…» Настало время окончательно определиться, кто на чьей стороне, полагает газета.
        Прага, 7 мая. ВВС. Правительство Чешского королевства выступило с сенсационным заявлением. В заявлении говорится, что вся собственность беларуских властей, находящаяся на территории королевства, переходит под юрисдикцию Чехии и передается КНСБ и ГШБОА. В заявлении подчеркивается, что данным актом правительство не преследует никаких компенсационных целей, а действует исключительно в интересах законных представителей Беларуси. Далее в заявлении говорится, что тем сотрудникам беларуского дипкорпуса, которые заявят о своем нежелании сотрудничать с лукашенковским режимом и откажутся возвращаться в Минск, будет предоставлено право на убежище.
        Брюссель, 7 мая. ВВС. Выступая на совещании МИД стран ЕС, Председатель КНСБ и ЦР БНР Алесь Пинчук призвал правительства ЕС последовать примеру Чешского королевства и передать собственность Беларуси в этих странах ее законным представителям.
        Прага, 7 мая. ВВС. Все попытки масс-медиа выудить хотя бы слово о происходящих событиях из уст Даниэля Майзеля или, по крайней мере, его официальных представителей, по-прежнему остаются безуспешными. В частной беседе с журналистом одной из чешских телекомпаний неназванный офицер Королевских Вооруженных сил заявил: «Война?! Не смешите меня. К чему вся эта возня с переброской войск, бомбардировками и прочими неудобствами? Мы же постиндустриальная цивилизация. Мы просто утопим Лукашенко в его собственном дерьме!»
        Минск, 8 мая. ИнтерФакс. Как стало известно из источников в окружении Лукашенко, вчера утром в результате вызванного неизвестными причинами сбоя, все резиденции Лукашенко, выстроенные по последнему слову техники и оснащенные компьютерными системами вентиляции, водоснабжения и канализации, были затоплены нечистотами, а температура в помещениях поднялась до 35 градусов. То же самое произошло в зданиях МВД, штаб-квартире КГБ и в здании администрации президента. Сообщается об отказе спутниковых навигационных систем и систем связи во всех правительственных автомобилях «с разрушением операционных систем». Весьма фривольные комментарии позволили себе несколько популярных российских изданий. «Возможно, пахучего беларуского дерьма вскорости доведется отведать и россиянам, если позиция России по проблемам Беларуси останется на прежнем уровне типа „гей, славяне“, характерном скорее для неандертальцев, чем для цивилизованных людей»,- говорится в одном из них.
        Прага 8 мая. ВВС. Все попытки выяснить информацию о судьбе пропавших в Беларуси граждан Чехии натыкаются на стену молчания. Аналитики полагают, что высказываемая в некоторых кругах версия о том, что оппозиционно настроенных студентов решено бросить на произвол судьбы, смехотворна. Никогда за последние пятнадцать лет не было такого, чтобы Чехия и ее монарх бросили в беде своих граждан, полагает корреспондент британского телеканала SkyNews. Он приводит краткий список пропавших в Беларуси в последние годы деятелей оппозиции президенту Лукашенко и высказывает предположение, что несчастных молодых людей в любой момент может постигнуть - если уже не постигла - такая же судьба. Это объясняет и молчание беларуской стороны, и молчание чехов, подчеркивает корреспондент. Однако, если это на самом деле так, продолжает он далее, чешская армия и разведка уже должны были бы зафиксировать местоположение молодых людей. Трудно даже предположить, что располагающее столь мощным и совершенным инструментарием разведывательное сообщество Чехии ничего не может предпринять. Одним словом, нам остается только строить
догадки, говорит в заключение корреспондент, поскольку ни беларусы, ни чешские дипломаты, военные и разведчики, ни руководство Нового университета до сих пор не проронили по этому поводу ни слова.
        Берн, 8 мая. АР. Согласно заявлению Банковского союза Швейцарии, в результате расследований банковских служб безопасности, предпринятых в течение нескольких последних недель, выявлено около 3 000 счетов, принадлежащих беларуским правительственным и государственным структурам, а также отдельным высокопоставленным беларуским чиновникам. Буквально через несколько часов специальный королевский прокурор Чехии Адам Гус направил швейцарским властям представление с требованием конфисковать эти средства и передать их законным представителям Беларуси, а именно ЦР БНР. По сообщениям масс-медиа, неназванный эксперт Банковского союза полагает, что речь идет об астрономической для беларуской экономики сумме, эквивалентной 7 - 8 миллиардов долларов США.
        Брюссель, 9 мая. EuroNews. По сообщению пресс-службы Интерпола, эта организация сегодня выдаст международный ордер на арест Лукашенко и целого ряда беларуских официальных лиц, всего около 30 человек. В соответствии с Конвенцией Интерпола, все государства, подписавшие Конвенцию, обязаны принять все возможные меры к аресту лиц, перечисленных в ордере.
        Прага, 9 мая. ЧТК. Сегодня на Ольшанском кладбище Праги открылся мемориал памяти воинов Русской Освободительной Армии, мужеством и воинским искусством которых были спасены от разрушения ценнейшие исторические реликвии Праги, сокровища, принадлежащие нашему народу и тысячи жизней мирных жителей города. Как известно, именно части РОА под командованием генерала Буняченко, услышав призыв поднявших восстание чехов, презрев опасность угодить в окружение частями наступающей Советской Армии, что означало для солдат и офицеров РОА верную гибель, рванулись на помощь восставшим. Дивизия РОА, вступившая в Прагу, освободила несколько районов города, в том числе исторический центр. Марш-бросок 1?й дивизии РОА, ее отчаянное мужество и беспримерное презрение к смерти, послужили причиной капитуляции нацистов Пражского гарнизона Вермахта и его отхода из города. На открытии мемориала присутствовали, кроме Его Величества с супругой, кардинал Чехии Клемент, архиепископ Пражский Войтеж, глава Чешской Православной церкви митрополит Георгий, представители других конфессий.
        Его Величество выступил с кратким обращением к собравшимся. Сегодня в наших сердцах нет места политике и злобе дня, сказал монарх, в наших сердцах - лишь благодарная память, восхищение воинской доблестью и глубокая скорбь обо всех павших в этой страшной войне. Но мы помним, сказал далее Вацлав V, что именно в Праге был провозглашен Манифест Комитета Освобождения Народов России. Мы никогда не забудем, что основа Народной армии Чехословакии возникла и окрепла при поддержке и участии Белого движения России, что русские офицеры вступали в ее ряды, и что происходило это в тяжелейший период российской истории - годы большевистского мятежа и гражданской войны. Мы помним, что основатель нашего государства, наш Татичек, великий педагог современности Томаш Гарриг Масарик, собрал в Праге академическую и художественную элиту России, вынужденную спасаться от большевизма. Мы помним, какой вклад внесли эти люди в историю и культуру не только России и Чехии, но и всех славянских наций. Среди них было немало беларусов, подчеркнул монарх. Мы верим, что народы Беларуси и России скоро вольются в дружную семью
братских славянских народов Европы, сказал Вацлав V. Век диктаторов и сатрапов отмерен, их падение не заставит себя долго ждать, и позорное клеймо коллаборационистов будут носить не борцы против тирании, а те, кто на самом деле заслуживает позора - тираны и их приспешники, молчаливые соглашатели из прогнивших европейских демократий, из животного страха перед тиранами сначала бросившие наш народ на произвол гитлеровских палачей, а затем швырнувших миллионы русских, украинцев, беларусов и многих других в мясорубку сталинских концлагерей. И до сих пор ни они, ни их идейные наследники не нашли в себе мужества признать свои преступления и ошибки, попросить прощения у людей, которым причинили столько горя. Правда о том, как союзные державы предали борцов за свободу России, Польши, Болгарии и других славянских народов, должна быть открыта. Мы ничего не забыли, сказал монарх, и пепел будет вечно стучать в наши сердца.
        Брюссель, 10 мая. EuroNews. Масс-медиа сообщают о массовом бегстве сотрудников из беларуских диппредставительств. По словам сотрудника полицейского комиссариата Брюсселя, за последние 2 дня в полицию обратились более 100 сотрудников посольства Беларуси с заявлением о предоставлении политического убежища.
        Лондон, 10 мая. BBC. Британская газета «Daily Mirror» обсуждает в редакционной статье информацию о бегстве беларуских дипломатов и технического персонала посольств. По словам корреспондента, беларуские посольства по всему миру являют собой весьма жалкое зрелище - в них остается менее 20% сотрудников, и все они растеряны и напуганы реакцией большинства своих коллег. Многие из них не отваживаются присоединиться к беглецам только из опасения за членов своих семей, оставшихся на родине, полагает «Daily Mirror». Унылые и однообразные ноты протеста, испускаемые беларуским МИДом, нечленораздельные заявления российских властей и отдельные воинственные заявления некоторых наиболее одиозных российских политиков свидетельствуют о полной растерянности, царящей в стане союзников кровавого диктатора Лукашенко, пишет газета.
        Минск, 11 мая. БелаПАН. Очередной «дерьмовый шторм» разразился сегодня в государственных учреждениях Беларуси, в резиденциях Лукашенко и в здании Национального собрания. Лукашенко выступил по телевидению с многочасовой речью, в которой призывал «сплотить ряды в борьбе с международной агрессией против нашей молодой республики». Экстренные мероприятия по выявлению несанкционированных подключений к компьютерным сетям результата не дали.
        Прага, 11 мая. ВВС. КНСБ и ЦР БНР, в последнее время функционирующие как единое целое, выступили с меморандумом, в котором, в частности, говорится: «Перед лицом угрозы национальной катастрофы и утраты суверенитета, ЦР заявляет о принятии всей полноты власти на территории Беларуси… В качестве технического обеспечения таковой ЦР предлагает гражданам Беларуси принять гражданство БНР без ограничений по этническому признаку и по времени проживания на территории Беларуси… Все граждане БНР получат паспорта БНР, которые пользуются международным признанием и обеспечивают владельцам свободу передвижения и право на участие в справедливом распределении имущества и национального продукта Беларуси, незаконно присвоенного узурпаторской кликой кровавого диктатора Лукашенко…» Алесь Пинчук в своем выступлении по Евровидению заявил: «Давайте вместо того, чтобы бесцельно слоняться по улицам с флагами и транспарантами и драться с напуганными до полусмерти лукашенковской пропагандой деревенскими хлопцами в милицейской форме, начнем строить независимую Беларусь, нашу с вами страну! Пусть вкладом каждого сознательного
гражданина в это строительство станет по-настоящему гражданский поступок, а именно - участие в предстоящих выборах Центральной Рады БНР, которые должны пройти при максимальной качественной и количественной явке избирателей - граждан БНР… Республика Беларусь в ее нынешнем качестве окончательно и бесповоротно дискредитировала себя в глазах международного демократического сообщества, оказавшись в изоляции в компании с самыми одиозными и кровавыми режимами… К счастью, у нас есть БНР - тот самый чистый лист, с которого все мы можем начать новую жизнь!…»
        Москва, 11 мая. ИнтерФакс. Военно-политический обозреватель Павел Энгельгардт обсуждает в своей статье на страницах популярного российского еженедельника
«Московские новости» конфликт между Минском и Прагой. Правительство Украины уже дало недвусмысленно понять, что готово предоставить в распоряжение Чехии и ее союзников все необходимое для операции против Лукашенко, говорится в статье. Без всяких заявлений ясно, что на стороне Праги не только Варшава, полыхающая жаждой мести за, вероятнее всего, убитую лукашенковскими сатрапами Вишневецкую, но и Латвия и Литва… Давайте просто посчитаем дивизии, как говорил незабвенный Иосиф Виссарионович, иронизирует Энгельгардт. «На стороне Праги - все славяне западнее Буга и южнее Полесья. Ватикан,- а это больше миллиарда католиков, каждый из которых, даже если просто плюнет на Лукашенко, и то хватит, чтобы „батька“ захлебнулся. Западная Европа и Америка, в свое время призывавшие на головы чехов громы небесные за их помощь сербам, после начавшегося в Намболе и после укрытия раненых в посольстве, не имеют никакого другого выбора, кроме поддержки чехов, поддержки безоговорочной и абсолютной. Европейская интеллигенция, обвинявшая чешского монарха в склонности к тоталитарным методам управления страной и бесновавшаяся по
поводу проводимой им внешней политики, действительно весьма спорной, вынуждена будет либо заткнуться и встать на его сторону, потому что сегодня он - защитник вдов и сирот, обездоленных и гонимых, либо окончательно отрезать себя от тех, кого пытается, ничтоже сумняшеся, возглавить. Намбола, которую вовсе не стоит сбрасывать со счетов, хотя она и занята сейчас по горло происходящим внутри ее самой. Если кто-нибудь думает, что император Квамбинга шутил или рисовался перед своими подданными, плохо знает и его, и историю. Япония с ее необъятным промышленно-технологическим и научным потенциалом. Наконец, сам Даниэль Майзель, чьи структуры контролируют от трети до половины мирового денежного оборота, а через него - все остальное, в первую очередь, связь и электронные коммуникации. Владеющий информацией владеет миром,- это аксиома. А кто же на стороне Лукашенко? Народ? Народ давно сидит по домам и ждет, пока Лукашенко „откинется“. Армия? Вооруженная допотопным советским металлоломом, с самолетами, не летавшими годами, с разжиревшими от безделья генералами и спивающимся от безденежья и безысходности
офицерством, укомплектованная с грехом пополам разбирающими автомат Калашникова деревенскими хлопцами,- разве в состоянии эта армия что-нибудь сделать с закованной в доспехи даже не двадцать первого, а двадцать третьего века королевской воздушной пехотой, накопившей за последнее десятилетие совершенно невероятный и уникальный боевой опыт?! Спецслужбы? Им необходимо будет выстраивать отношения с новым правительством, и активное участие в преступлениях или защите режима им совершенно не улыбается. В спецслужбах полно людей, готовых сдать Лукашенко при первой же возможности. Арабы? Не стоит даже шутить так глупо. Китай? Северная Корея? Россия? Но господин Жириновский уже сказал все, что может сказать его языком Кремль, и „совершенно однозначно“. Я даже могу понять, почему чехи так медленно запрягают. Дело вовсе не в том, что они вдруг испугались крови. Крови они не боятся, особенно чужой, и не однажды демонстрировали это. Они хотят, чтобы Лукашенко остался совершенно один и осознал свое одиночество. Не оружием хотят задавить его, а духом. Потому что давно все готово в штабах и на картах, а войска лишь
ждут приказа броситься в атаку. Дело в том, что Беларусь как колония не интересна ни чехам, ни Майзелю. Только как плацдарм. А для этого нужно, чтобы сами беларусы согласились подать себя на блюдечке под таким соусом. Именно этим и заняты сейчас чехи, и бомбы тут могут только помешать. Возможно, есть еще какая-то причина, которая мне неизвестна, но эта причина лежит вовсе не в области политического или, тем более, военного маневра, если она есть»,- считает П. Энгельгардт.
        Прага, 11 мая. ВВС. Сегодня на площадях Пражского ЭкспоМира открылась выставка
«Сумма технологий - Тысячелетие Прорыва», слухами о подготовке которой полнились масс-медиа на протяжении последних двух месяцев. Выставку открывал лично Его Величество Вацлав V. Слово нашему корреспонденту: «Шок, паника, суеверный ужас - такими словами можно приблизительно описать настроения первых посетителей выставки, которыми стали руководители международных компаний, химики, фармакологи, специалисты в области биотехнологий, авиастроители и многие другие. Холодноплазменные авиационные турбодвигатели и беспилотный истребитель „Фалкон Х“, полностью переоснащенный, изготовленный из монокристаллического алюминия, добытого без электролитических ванн, стоимостью в треть находящихся ныне на вооружении, с новейшими системами автономного управления боем; вихревая гидроэлектростанция мощностью в двести киловатт, готовая к серийному производству и способная поддерживать жизнедеятельность жилого комплекса на шесть - восемь семей, устраняющая необходимость центрального электро- и водоснабжения, по цене автомобиля среднего класса; медицинский комплекс, работающий по принципу активизации внутриклеточного
резонанса в организме, позволяющий лечить множество соматических заболеваний; установка электромагнитного облучения сельскохозяйственных растений, повышающая урожайность пшеницы почти в шесть раз без генно-модифицирующего вмешательства; бактерии, восстанавливающие химико-биологический баланс в обедненных земледелием почвах,- вот лишь малая толика экспонатов выставки. Не будет преувеличением сказать, что Чехия, готовая завалить весь мир этими чудесами хоть завтра, по сравнению с самыми развитыми в экономическом плане странами уже находится, по меньшей мере, в следующем веке. Как заявили специалисты Королевского Технологического Комитета, любая компания, пожелавшая приобрести и внедрить представленные на выставке экспонаты, может рассчитывать на соответствующее покровительство и льготные кредиты. То, что вы видите перед собой, заявили они, вовсе не муляжи и не действующие макеты, а серийные или предсерийные образцы, готовые к производству. Чешские технопарки, где последние пятнадцать лет находили приют непризнанные гении всего мира, в том числе из бывшего СССР, финансируемые при помощи подконтрольных
Даниэлю Майзелю структур, наконец продемонстрировали, на что они способны. Нельзя не отметить, что промышленность и ВПК Чехии и стран Пражского Альянса давно и системно внедряет множество этих и подобных новшеств, однако, собранные на небольшом пространстве выставочного комплекса, снабженные предупредительным и отлично информированным персоналом и справочными материалами, они производят без преувеличения ошеломляющий эффект».
        Лондон, 12 мая. ВВС. Ведущие масс-медиа продолжают комментировать выставку чудес в Праге. По мнению организаторов, за две недели работы выставку посетят не менее миллиона человек. Как заявляют специалисты-аналитики «The Economist» и «Financial Times», несомненно, энергетический «уклон» выставки очевиден и является недвусмысленным намеком некоторым государствам и компаниям, что время их безраздельного господства в этой области экономики подходит к концу.
        Прага, 13 мая. На широкой пресс-конференции в штаб-квартире «Golem Interworld» сотрудники и специалисты холдинга заявили, что готовы предоставить схемы внедрения новых распределенных энергосистем и переоснащения транспортных парков с отсрочками выплат на несколько лет и под весьма низкие проценты. По их словам, для этого накоплено достаточно технологических и финансовых ресурсов. В течение ближайших трех лет Восточная и Центральная Европа, Япония, Израиль, Намбола и ЮАР будут готовы снизить потребление углеводородного топлива в семнадцать раз, параллельно приступив к переработке углеводородов в технические полимеры с возможностью их последующей практически стопроцентной переработки. «Мы полностью отдаем себе отчет, каков будет эффект домино, вызванный нашими заявлениями, однако и к этому мы тоже готовы», заявили на брифинге.
        Нью- Йорк, 14 мая. «Эффект домино» от заявлений в Праге не замедлил проявиться. На нефтяных торгах царит паника, цены на баррель сырой нефти марки «брент» упали только за несколько часов на 28%, сообщают биржевые корреспонденты ведущих мировых служб новостей. После нескольких заявлений пресс-служб нефтяных компаний и ОПЕК о том, что до внедрения пражских чудес и наступления значимого экономического эффекта пройдут десятилетия, паника, как это ни парадоксально, только усилилась. Комментируя этот факт, корреспондент CNBC заявил в прямом эфире: «Нефтяные шейхи выдают желаемое за действительное. Все это могло бы быть так, как им хочется, если бы за кошмаром в Праге не маячил силуэт „Дракона“ Майзеля. Хватка „Дракона“?это хватка смерти. Кто не сдастся вовремя, может распрощаться совсем не только с имуществом. Идет игра на понижение. Мэйдэй [70] , господа!»
        Лондон, 14 мая. Торги на нефтяной бирже были прерваны во избежание финансового краха, сообщают корреспонденты ВВС. Цены не только на нефть, но и на продукты ее переработки поехали вниз с такой скоростью, какой, кажется, не ожидали даже в
«Golem Interworld». Однако там сумеют воспользоваться сложившейся ситуацией в своих целях, считают аналитики.
        Москва, 15 мая. ИнтерФакс. Российский МИД неожиданно выступил с беспрецедентно резкой оценкой положения в Беларуси. В заявлении говорится, что власти республики практически исчерпали кредит доверия народа, полученный на президентских выборах
1994 года. «Договор о союзе был заключен с народом Беларуси, а не с президентом Лукашенко,- заявил в комментарии высокопоставленный чиновник МИД РФ.- Мы никогда не скрывали своей заинтересованности в беларуских событиях и всегда подчеркивали нашу глубокую обеспокоенность в связи с создавшейся в последние несколько месяцев ситуацией. Мы считаем, что наилучшим выходом из конфликта будет отставка правительства и проведение внеочередных выборов в Беларуси».
        Прага, 15 мая. ВВС. Департамент иностранных дел Пражского Альянса высоко оценил демарш МИД РФ в отношении беларуских событий. «Теперь настало время практических шагов по прекращению поддержки кровавого беларуского режима»,- говорится в заявлении пресс-службы Департамента.
        Берлин, 15 мая. ZDF. «Только теперь, ощутив на своем нефтяном горле железную хватку Даниэля Майзеля, правительство РФ, кажется, начинает осознавать, каким сложным может оказаться положение державы, десятилетиями выстраивавшей свою внешнюю политику по принципу „куда они от нашей трубы денутся“. Теперь, когда добрая половина Европы легко сможет обходиться без русской трубы, российским политикам следует спуститься с небес на землю и пересмотреть большинство своих внешнеполитических установок»,- с неприкрытым сарказмом рассуждает влиятельный германский еженедельник «Spiegel».
        Нью- Йорк, 15 мая. AP. Нефтяные рынки стабилизировались после кратковременного срыва, и цены на нефть составили 91% докризисного уровня. Аналитики связывают процесс стабилизации с экстренным квалифицированным вмешательством финансовых консорциумов, подконтрольных Даниэлю Майзелю.
        Минск, 16 мая. БелаПАН. Вот уже более недели продолжаются регулярные затопления нечистотами в правительственных и административных зданиях как в Минске, так и в других городах Беларуси. Сотрудники управленческого аппарата практически прекратили работу и отсиживаются по домам.
        Прага, 16 мая. ЧТК. Сегодня на совместной пресс-конференции Министерств иностранных дел и обороны Чешского королевства перед глазами потрясенных журналистов предстали бойцы подразделения охраны посольства в Минске и трое молодых людей из числа укрывавшихся в посольстве беженцев. Представитель министерства обороны сообщил, что для спасения вырвавшихся из окружения в беларуской столице военных и беженцев на литовско-беларуской границе была проведена «ограниченная военная операция». Подробности этой операции, составляющей, по словам офицера, государственную и военную тайну, не могут быть преданы огласке. Затем выступил представитель министерства иностранных дел, заявивший, что бойцы посольской охраны доставили в Вильнюс тело погибшей при штурме посольства Мирославы Вишневецкой. По словам командира подразделения, ее превосходительство отказалась надеть защитный костюм, имевшийся в ее распоряжении, потому, что никто из сотрудников посольства и «Golem Foundation», а также беженцы, не могли воспользоваться подобным средством индивидуальной защиты. Как сообщил далее капрал королевской воздушной пехоты
Петр Яначек, решение покинуть территорию посольства было принято им после того, как все остальные возможности сопротивления были исчерпаны. «И нам больше некого было защищать»,- срывающимся голосом сказал молодой унтер-офицер. Журналисты и участники пресс-конференции стоя почтили память героически погибших дипломатов и граждан Беларуси минутой молчания. Далее представитель министерства обороны предъявил вниманию журналистов кадры, полученные с помощью разведывательных спутников. На них отчетливо видны детали массированного применения артиллерии и минометов при штурме посольства.
        Прага, 16 мая. ЧТК. В Чехии объявлен траур. Приспущены государственные флаги и отменены все увеселительные мероприятия. Их Величества вместе с детьми присутствовали на траурной службе в соборе Св. Витта, проведенной Архиепископом Пражским и кардиналом Чехии.
        Ватикан, 16 мая. ВВС. Его Святейшество Урбан ХХ лично отслужил траурный молебен по жертвам беларуского режима в соборе Св. Петра в Риме.
        Париж, 16 мая. ТФ1. Военные обозреватели и аналитики в прямом эфире мировых телекомпаний комментируют пресс-конференцию в Праге. Девять легковооруженных солдат, после многочасового сражения с многократно превосходящими их по численности и огневой мощи силами противника сумевшие организованно отойти с поля боя, унося раненых товарищей, убитых дипломатов и трех хотя и уцелевших, но совершенно неприспособленных к подобным ситуациям некомбатантов, и затем совершившие, без спецпайка и практически безоружные, стопятидесятикилометровый бросок через вражескую территорию к границе - это не просто выдающийся военный успех, заявляют они в один голос. Армия, состоящая из таких бойцов, не просто непобедима. В мире нет ни одного военачальника, который решился бы повести свою армию в бой против таких вооруженных сил. Все, у кого в сейфах лежат совершенно секретные планы операций против чешской армии, могут смело выкинуть их на помойку и подавать в отставку или стреляться - кому что больше нравится. Возможно, обывателю и штатскому человеку не очень понятно, как можно считать победой отступление. Однако
специалисты прекрасно отдают себе отчет в том, свидетелями чего они стали. И если такой уровень боевой и тактической подготовки и боевого духа мы видим у обыкновенных пехотинцев, то чего же мы можем ожидать от спецподразделений, вооруженных совсем другим оружием и не собирающихся никого охранять и обороняться? Можно без преувеличения заявить, что, обнародовав такую информацию, Вацлав Пятый уже выиграл все войны, которые собирался и которые не собирался вести в настоящем и будущем, считают участники программ. В пресс-службе Пентагона заявили, что потрясены мужеством и выучкой чешских солдат и внимательно изучают возможность отправки лучших молодых офицеров армии США для изучения этого бесценного опыта. В британском министерстве обороны практически слово в слово повторили сказанное в Пентагоне и добавили, что испытывают величайшую гордость оттого, что главнокомандующий армии Чешского королевства, Его Величество Вацлав V, в свое время проходил службу в рядах британских вооруженных сил, участвовал в Фолклендской войне в качестве командира одного из десантных подразделений и был награжден за мужество и
выдающиеся успехи в боях. Сослуживцы и подчиненные до сих пор вспоминают его с любовью и благодарностью, отметил один из пожелавших остаться анонимным британских офицеров.
        Прага, 16 мая. ВВС. Пресс-службы КНСБ и ЦР БНР сообщили, что первые 400 000 паспортов БНР уже обрели своих хозяев. Журналистам были продемонстрированы образцы документа, который получают те, кто изъявил желание стать гражданином БНР. Паспорт имеет высокую степень защиты, разработан и печатается с учетом строжайших стандартов, предъявляемых к подобного рода удостоверениям личности. Комментируя эту новость, масс-медиа теряются в догадках, каким образом удалось технически осуществить мероприятие такого масштаба. Вероятно, спецслужбы Чешского королевства имеют весьма разветвленную сеть на территории Беларуси, причем назвать эту сеть
«шпионской» просто не поворачивается язык, говорится в комментарии ВВС. Четыреста тысяч шпионов в десятимиллионной стране - такое может присниться только в бредовом кошмаре, и нет сомнения, что народ Беларуси таким образом открыто заявляет о своих настроениях. Если это на самом деле так, в чем нет, собственно говоря, никаких оснований сомневаться, то те, кто провел подобную подготовительную работу, заслуживают прижизненного памятника. Надеемся, что их имена станут известны миру, отмечается в сообщении.
        Прага, 16 мая. ЧТК. Его Величество Вацлав V издал указ, в соответствии с которым всем участникам обороны посольства в Минске будут вручены высшие награды королевства - орден Св. Вацлава с мечами и бриллиантами. Капралу Яначеку будет предоставлено место кадета Королевской полевой военной академии и денежное содержание на весь период обучения. Награды, присвоенные погибшим в Минске дипломатам посмертно, будут вручены их родственникам завтра на специальном собрании во дворце, сообщила пресс-служба Его Величества.
        Москва, 16 мая. ИнтерФакс. В России бурно обсуждают последние новости из чешской столицы. В эфире Российского Первого канала выступили несколько высокопоставленных российских военных, высказавшихся в том духе, что столь высокие оценки возможностей чешских вооруженных сил на самом деле не соответствуют действительности. На встрече присутствовали также известный военный аналитик П. Энгельгардт и В. Жириновский, аргументировавший свое участие в передаче тем фактом, что он имеет воинское звание «генерал-майор запаса». В последнее время г-н Жириновский решительно отказывается покидать пространство перед объективами телекамер, в особенности тогда, когда речь идет о Минском кризисе. В то время как П. Энгельгардт пытался доказательно оспорить утверждения военных, В. Жириновский хмуро молчал. Когда ведущий программы обратился к нему с вопросом, Жириновский вместо ответа выхватил из кармана стопку бумаги и заорал: «Вы не генералы, а жопоголовые надутые индюки! Вы зажрались так, что не способны ни прочесть, ни понять, что докладывает вам разведка ГРУ и ФСБ! Вы знаете, что у чехов есть порошок, которым они
засыплют с воздуха ваши хваленые танки, и те через двадцать минут превратятся в кучу оксида железа?! Вы знаете, что их пластмассовые „мухи“ набьются в турбины ваших могучих стратегических бомбардировщиков и штурмовиков, и те даже не смогут взлететь?! Вы знаете, что ваши „Тополя“ с разделяющимися боеголовками они перехватят в воздухе, за пять секунд перепишут операционную систему и оставят их себе, а если не захотят, то отправят прямиком в ваши жирные задницы?! Вы знаете, что их полевые климатические установки поднимут температуру в точке огневого контакта до семидесяти пяти градусов, и все ваши хваленые десантники просто попадают в обморок, а чехи в своих экзоскафандрах даже ничего не почувствуют?! Вы знаете, что в тау-диапазоне видно и слышно, как вы жрете водку и трахаете связисток в бункерах на глубине ста метров под свинцовыми и броневыми плитами?! Вы ослы, вы идиоты, вы кретины!!! Да если даже взять и подарить вам все то же самое, вы все это пропьете, проебете и поломаете, потому что вы неучи и дебилы с одной извилиной, которую вам надавило фуражкой!!! Отправляйтесь рядовыми в Чечню! Убирайтесь
вон, не смейте позорить великую российскую армию, вырастившую Суворова и Кутузова с их чудо-богатырями! И не вашими ли советами пользуется этот козлодой Лукашенко, который мчится на ржавом велосипеде навстречу бронепоезду и вопит „задавлю“?!» На замечание одного из военных, что Майзель, финансировавший разработку всех этих чудес, может купить все, что угодно, В. Жириновский пришел в совершенное бешенство: «Майзель?!? Какой еще Майзель?!? Вы выдумали этого Майзеля, чтобы оправдать собственный идиотизм, трусость и жадность!!! Да ни за какие деньги невозможно купить таких солдат и офицеров! Их надо растить и воспитывать, и вкладывать им в башку понятия чести, отечества и долга! Их нужно учить применять эти чудеса! Дураки, вроде вас, с чудесами - это хуже, чем павианы с водородной бомбой, которые вы и есть! И если Майзель, не смотря ни на что, существует, и ему это удалось, я хочу посмотреть в глаза этому мужику и сказать - Майзель, ты гений! ! Я готов ползать перед ним на карачках, чтобы он сделал с Россией то, что ему удалось сделать с чехами! Пусть покупает тут все, что захочет, мы ему поможем, возьмем
себе только пять процентов комиссионных!!! Майзель, ты меня слышишь?!? Давай, мужик, приезжай и трахни весь этот курятник!» Выкрикивая «Да здравствует отечество! Даешь самодержавие! Ура королю! Слава Майзелю! Бог играет за чехов, болваны!», Жириновский набросился с кулаками на военных. Охране лидера ЛДПР и студии насилу удалось оттащить его. На замечание ведущего, предположившего, что вряд ли чехи будут в восторге от такого союзника, как Жириновский, П. Энгельгардт усмехнулся и заметил, что якобы неадекватный Жириновский, пожалуй, лучше, чем генералы с ядерными чемоданчиками, неадекватные окончательно и бесповоротно.
        Варшава, 16 мая. РАР. После сообщения о гибели Мирославы Вишневецкой Польша погрузилась в траур. На лицах поляков слезы горя и гнева: «Это теперь не только война чехов. Это теперь и наша война!» Католическая конференция польских епископов, собравшаяся на экстренное заседание, обнародовала сообщение, в котором говорится, что после консультаций с Ватиканом и архиепископом Пражским и кардиналом Чехии принято решение готовить материалы для канонизации Мирославы Вишневецкой. Эта новость с удовлетворением встречена всеми слоями польского общества. Премьер-министр Польши заявил, что обратился к Его Величеству с просьбой разрешить упокоить тело пани Мирославы в фамильном склепе ее предков, князей Вишневецких, в Кракове, но окончательное решение будет принято, когда станет известна воля ее дочери и внука. Специальным указом Польского Сейма дочери пани Мирославы Агнешке Капличковой и внуку Томашу Капличеку предоставлено почетное гражданство Республики Польша.
        Прага, 16 мая. ВВС. КНСБ и ЦР БНР объявили о том, что по состоянию на настоящий момент БНР признали все страны, входящие в Монархическую Ассамблею, а также Польша, Великобритания и США. Настоящей сенсацией прозвучало сообщение, что ведутся интенсивные переговоры с Россией по вопросу признания БНР единственно правомочным государством беларусов. Последняя информация была, однако, оперативно опровергнута МИД России.
        Прага, 17 мая. ВВС вместе с CNN. Похоже, официальные лица и государственные учреждения Чехии осуществляют необъявленную информационную блокаду: вот уже два дня никаких интервью, брифингов и пресс-конференций, невозможно получить даже анонимных комментариев о происходящем в чешских коридорах власти. Аналитики склоняются к мнению, что операция против беларуского диктатора вступила в завершающую стадию.
        Минск, 17 мая. БелаПАН. Сообщается о том, что все мобильные телефоны стандартов GSM и CDMA, принадлежащие различным беларуским государственным учреждениям и беларускому экзархату Русской Православной Церкви Московского Патриархата, с некоторых пор играющему роль беларуского «министерства правды», одновременно прекратили функционировать. Предпринятые операторами экстренные меры ни к чему не привели,- все без исключения сотовые трубки показывают «отсутствие зоны покрытия». Комментируя эти сообщения, специалисты в области сотовой связи считают этот инцидент результатом воздействия неизвестного вируса, который нарушает работу передатчика в терминале. Непонятен также избирательный характер поражения, поскольку телефоны обычных граждан продолжают функционировать в прежнем режиме. По словам ведущего специалиста по системам сотовой связи Минского Политехнического университета, у которого удалось получить комментарий нашему корреспонденту, не стоит надеяться на замену трубок: «Если вы хотите спрятаться от Майзеля, поезжайте куда-нибудь в Огненную Землю и забудьте о телефонах, компьютерах и прочих благах
цивилизации. Вам придется ходить в деревянных башмаках, подтираться лопухом и перемалывать зерно каменными жерновами… Разводить огонь тоже не рекомендуется»,- заявил он. Представители операторов сотовой связи в один голос заявляют о странном поведении биллинговых систем, которые как будто не видят реальных балансов на счетах клиентов, и взрывном росте сотового трафика. Мы не можем выяснить причину происходящего, утверждают специалисты, возможно, одновременно включились какие-то программные «черные ходы», дремавшие до часа икс. Мы работаем над этой проблемой, утверждают они, однако до конца недели решения ожидать не следует. А пока почти миллион клиентов беларуских сотовых сетей наслаждается бесплатным трафиком, говорится в сообщении.
        Минск, 18 мая. ИнтерФакс. По доходящим из Беларуси отрывочным сведениям, президент Лукашенко практически не контролирует ситуацию не только в отдаленных районах страны, но даже в столице. Беларуское государственное телевидение и радио транслирует записи музыкальных концертов и старые советские фильмы военно-патриотического содержания, дважды в день прерываемые новостями, из которых практически полностью исчезла международная тематика. В это же самое время по трем доступным с помощью широко распространенного спутникового оборудования каналам Чешского телевидения и радио жители страны могут в полном объеме получать международную информацию на беларуском и русском языках. На дорогах страны замечены в большом количестве мощные автомобили-внедорожники с местными и российскими номерными знаками. Как заявил нашему корреспонденту Алексею Ордынину один из высокопоставленных милицейских чинов в Минске, пожелавший остаться неизвестным, это - не что иное, как мобильные диверсионно-разведывательные подразделения чешских и польских вооруженных сил, которые уже чуть ли не неделю беспрепятственно просачиваются на
территорию страны через тайные пограничные переходы, ранее использовавшиеся контрабандистами всех мастей. Хорошо известно, что коррупция среди беларуских пограничных и таможенных служб принимает поистине апокалиптические масштабы. Похоже, в Беларуси все давно поняли, что счет жизни режима Лукашенко пошел на дни, если не на часы, и пустились налаживать сотрудничество с будущими победителями, кто во что горазд. Об этом говорит хотя бы тот факт, что милиция даже не пытается останавливать пресловутые внедорожники на предмет проверки документов. Удивляет также пассивность беларуских военных, которые не утруждают себя даже элементарным патрулированием. Возникает стойкое ощущение, что страна просто расползается между пальцев президента Лукашенко, как кусок гнилой материи, отмечает наш только что вернувшийся из Минска корреспондент.
        Москва, 18 мая. Выступая в прямом эфире Первого канала, известный военный аналитик П. Энгельгардт заявил, что, несмотря на воинственные заявления отдельных российских политиков и военных, ни Россия, ни ее армия не в состоянии контролировать ситуацию на территории «стратегического союзника». Для того, чтобы это сделать в сложившейся обстановке, туда необходимо ввести армейский контингент численностью не менее пятидесяти тысяч человек, подчеркнул он. К тому же российская армия лишена таких средств наблюдения и мониторинга, какими располагает чешская военная машина. На вопрос ведущего программы, почему чехи до сих пор не ликвидировали Лукашенко, несмотря на явно имеющиеся в их распоряжении инструменты, П. Энгельгардт заявил, что сам теряется в догадках по этому поводу. Нет никакого сомнения, что альтернативные структуры для эффективного управления Беларусью после смены режима уже подготовлены и только ждут сигнала. Вероятно, есть какие-то неизвестные нам до сих пор обстоятельства. Мнение о том, что странная медлительность Чехии вызвана стремлением в первую очередь выяснить судьбу пропавших студентов,
П. Энгельгардт отмел как «сентиментальную и несостоятельную»: слишком многое поставлено на карту, заявил он, чтобы судьба восьми человек могла оказать сколько-нибудь заметное влияние на решения политиков и генералов. Одним из самых удивительных аспектов конфликта П. Энгельгардт считает тот факт, грузопотоки между Европой и Россией, проходящие по территории Беларуси, сократились в объеме весьма незначительно, а простаивавшие на беларуских границах неделями составы и автопоезда передвигаются теперь даже быстрее, чем прежде. Судя по всему, нам еще раз недвусмысленно намекают на то, что смена режима в Беларуси будет выгодна для России, сказал аналитик.
        МИНСК, 18 МАЯ. ВЕЧЕР
        Корабельщиковы даже не успели испугаться,- так быстро все произошло. И Сонечкин крик не услышали. Погибли мгновенно,- вывернувший им навстречу из переулка на совершенно невероятной скорости КамАЗ снес, оторвал и переехал, расплющив, всю переднюю часть «ешки», до центральной стойки.
        Сонечку спас ремень, который она не успела отстегнуть, хотя уже собиралась это сделать,- они ведь почти приехали домой… Секунда. Доля секунды.
        Павел увидел. Он сидел в «шестерке», ждал их возле подъезда, всматриваясь в темноту, чтобы не пропустить синий ксеноновый отсвет фар их машины. И, уже заметив этот свет, отшатнулся невольно, когда грузовик с ревом пронесся мимо, и услышал страшный грохот удара и крик… Его собственный крик застрял у него в гортани, только сипение раздалось… Он увидел, как КамАЗ, даже не затормозив, вылетел, пробив тонкий трубчатый металл ограждения, на проспект Скорины и помчался в сторону Московского автовокзала.
        Он выпал из «шестерки» и рванулся к обломкам «ешки». Задняя часть была почти целой, и Павел увидел повисшую на ремне безопасности потерявшую сознание девочку.
        -Барышня… - прохрипел Павел.
        Он выхватил из кармана нож?«бабочку», с которым никогда не расставался,- хороший ножик, острый,- и несколькими сильными движениями перерезал ремень. Подхватив Сонечку, буквально упавшую ему в руки, он рванулся назад, к «шестерке», стараясь нести девочку так, чтобы не сильно болталась ее голова. Кое-как открыв заднюю дверцу, он нырнул вместе с ней на сиденье:
        -Сейчас, барышня… Сейчас… Потерпи…
        Он даже не думал, что она тоже, быть может, не жива уже, или ранена тяжело,- не думал, и все. Он уложил ее на сиденье, метнулся снова наружу, вытащил из багажника какие-то тряпки, одеяло, сорвав с себя куртку, исхитрился обернуть ее вокруг шеи девочки, накрыл ее одеялом и прыгнул за руль.
        ПРАГА, 18 МАЯ, «GOLEM INTERWORLD PLAZA». ВЕЧЕР
        У Богушека было такое лицо… Майзель понял, что кто-то умер.
        -Кто?!- рявкнул он.
        -Твой… В Минске…
        -Как?!
        -Грузовик. Машину - в шматки…
        -Изображение.
        Гонта, вздохнув коротко, нажал какую-то кнопку. На правой панели из трех возникли дрожащие контуры передачи в тау-диапазоне… Вокруг обломков суетились какие-то люди, что-то куда-то тащили, какие-то машины стояли рядом, одна из них отъехала…
        -Домой звоните.
        -Уже. Не отвечает никто.
        -Господи,- вырвалось у Елены.
        -Людей туда.
        -Уже, Дракон…
        -Еще!!! Всех ментов своих поднимай!!!- заревел Майзель.
        -Не бей его,- сдавленно сказала Елена, держась за горло обеими руками.- Он все знает. Не бей его. Он не виноват…
        -Я виноват.
        -И ты не виноват… Она жива.
        -Что?!
        -Сонечка. Сонечка жива. Я чувствую.
        -Елена…
        -Я чувствую,- упрямо повторила Елена.- Она как моя доченька, я ее чувствую…
        Ее вдруг затошнило. Ей часто становилось нехорошо последние две недели, и Елена никак не могла понять причину. И поясница побаливала как-то странно. Ей не хотелось, чтобы сейчас, когда такое творится, Майзель отвлекался на ее «бабскую хандру», как она сама про себя это называла, считая, что все болезни - от нервов, а уж сейчас-то - тем более. Вот только не тошнило ее никогда так сильно… Этого еще не хватало, сердито подумала Елена.
        -Гонта. Найди ее. И если с ней…
        -Прекрати его бить!- заорала Елена.- Прекрати немедленно, это же твой собственный глаз!
        -Я себе сейчас оба глаза достану. Работай, Гонта,- он выключил связь.
        -Прекрати,- прошептала Елена.- Это война… Ты же сам говорил…
        -Так не воюют.
        -Так воюют подонки.
        -Почему?
        -Ты как будто не знаешь. Достать побольнее. Сделать больно-пребольно. Так больно, чтобы сорвался, взбесился, начал ломать все вокруг. Чтобы наделал ошибок, которых потом не исправить. Есть логика, есть. Это только кажется…
        -Он мне не нужен. Пусть уходит, пусть живет где-нибудь… Мне все равно… Было все равно.
        -Он не может жить иначе. Только так. Это власть. Ты не можешь не знать этого.
        -Я знаю. Но ему конец.
        -Пока конец не наступил, он не наступил. И он будет до последнего цепляться. До последнего. И ты бы на его месте делал так же…
        Майзель посмотрел на Елену. И усмехнулся:
        -Наверное… Раньше. Но не теперь. Это у него никого нет. Это ему никто не нужен. А у меня есть ты…
        -Плюс ко всему.
        -Нет. Не плюс. Равно.
        Елена смотрела на него. Ты произнесешь это слово когда-нибудь, ты, чудовище, говорящая ящерица, подумала она с тоской. Нет… Нет. Сейчас точно не скажешь. И вздохнула:
        -Делай что-нибудь. Не сиди.
        -А ты?
        -Я тоже буду что-нибудь делать. Поеду к себе в госпиталь… Тебе нужно побыть одному.
        -Все ты знаешь…
        -Знаю,- Елена притянула к себе его голову, поцеловала в лоб.- Я все знаю, Дракон. Я уже старая женщина, мне тридцать шесть, дорогой, так что я уже все давным-давно знаю…
        Она отстранилась и направилась к дверям. И вышла.
        МИНСК, 18 МАЯ. ВЕЧЕР
        Павел решил, что в городские больницы не поедет - эти суки же, если найдут, не остановятся, подумал он. Страха у Жуковича не было,- только ярость и четкое ощущение, что надо делать и как…
        Вокруг останков «ешки» уже было полно людей. «Скорой» еще и не пахло…
        Осторожно, чтобы не растрясти девочку, Павел выехал на проспект, потом съехал на МКАД и дальше, на Степянку, в десяти километрах от города, там была маленькая аккуратная больничка, куда они с Андреем разок заезжали по каким-то делам.
        Он был там через полчаса. Заспанная медичка вышла на стук, выслушав его сбивчивый рассказ, крикнула в глубину здания, что нужны носилки, посмотрела на Павла:
        -Ты ее сбил, что ли?
        -Да,- кивнул Павел, поняв, что эта версия хороша хотя бы тем, что путает следы. - Я щас сам в милицию позвоню, вы это, давайте ее, скорей!
        Он отвернулся, достал телефон, нашел в записной книжке номер одного из ментов, из тех, что работали с Корабельщиковым, набрал:
        -Ну, давай, снимай трубу, бля, быстрей…
        -Да.
        -Степаныч. Это Павел. От Андреича.
        -Чего такое?
        -Приезжай срочно в Степянку, в больницу.
        -В чем дело?!
        -Приезжай, бля, быстро, не пизди дохуя!!!- заорал Жукович.
        Мент был много старше Павла, и имел, кажется, погоны с двумя просветами, но Павлу на это было сейчас наплевать. На той стороне этот крик, кажется, поняли правильно:
        -Не ори, еду уже,- мент отключился.
        Павел кинулся в больницу:
        -Ну?!
        -Противошоковый сделали, сейчас осмотрим. Вроде видимых повреждений нет, нужно рентген…
        -Давайте, делайте все,- Павел выгреб из кармана кошелек, достал оттуда две стотысячные купюры, кинул на стол.- Все делайте, чего надо, у меня еще деньги есть…
        Врачиха, поколебавшись, сгребла бумажки:
        -Иди, погуляй пока… В милицию-то позвонил?
        -Позвонил. Приедут сейчас…
        Он стоял на крыльце и курил сигарету за сигаретой. На дороге, подпрыгивая на выбоинах, заметались огни подъезжающей машины. БМВ мента остановилась у крыльца, он выскочил из машины, подлетел к Павлу:
        -Жива?!
        -Ты знаешь?!
        -Знаю. Уже знаю… Жива, говорю?!
        -Да…
        -Сейчас.- Он достал телефон, быстро набрал Богушека.- Пан Гонта… Ваковский. Жива девочка, все как бы в порядке, в безопасности, я на месте, в цвет, подробности позже… - и, нажав кнопку отбоя, снова повернулся к Павлу.- Молодец, парень. Ты даже не знаешь, какой ты молодец…
        Хлопнув Павла по спине, Ваковский нырнул в здание больницы.
        Он вышел минут через десять, тоже достал сигареты, закурил, высмоктал первую в три затяжки, запалил вторую. И бросил, не докурив даже до половины. Павел смотрел на него, молчал. Ваковский, покосившись на него, снова достал телефон:
        -Пан Гонта… Ваковский,- судя по тому, как быстро ответили на той стороне, звонка этого там ждали, как… - Короче, так. Лекарств тут нету ни хуя, бабки я рассовал, в отдельную палату положили, регистрировать не станут, но есть и нюансы, понимаешь, - если что, они и отвечать не будут… Щас скажу, чего надо… - Ваковский начал называть какие-то препараты, названия которых звучали для Павла, как китайские слова.- Вроде все… А уход… - он покосился на Павла, вздохнул.- Ну, что могем, пан Гонта… Тут же у нас, сам знаешь, что делается, ни хуя хорошего, да и обстановочка… Да. Понял. До связи.
        -Я щас девчонке позвоню своей,- сказал Павел.- Притащу ее сюда, и сам буду на стреме… Там, продукты, фрукты, хуе-мое…
        -Давай,- кивнул Ваковский.- Они приедут скоро… Завтра, наверняка. А может, и сегодня уже…
        -Кто?
        -Чехи.
        -Да ну…
        -Ты не нукай. Это, парень, такие люди,- Ваковский покачал головой.- Никогда своих не бросают. Никогда. Не то что…
        -Че ж они Андреича-то… - Павел всхлипнул.- Где ж они…
        -Они тоже не боги, Паша,- Ваковский достал из кармана фляжку, открутил пробку.- Помянем. Прости, Андреич, если что не так…
        Он отхлебнул содержимого, чуть поморщился и протянул сосуд Жуковичу:
        -Держи…
        -Прощай, Андреич,- прошептал Павел.- Прощайте, Татьяна Викторовна… А барышню вытянем… Христом-Богом клянусь…
        И он, сделав длинный глоток, вернул флягу Ваковскому.
        -Уедешь?
        -Нет. Я здесь буду. Ты езжай, Паша, бери свою девчонку и возвращайся. Пока чехи не появятся, я тут буду постоянно. Так что все в цвет.
        Павел кивнул и побрел к машине.
        ПРАГА, 18 МАЯ, «У ВТЕШЕЧКИ». ВЕЧЕР
        Майзель сидел за столиком. И молча пил, как воду, сливовицу, на бутылке которой красовалась гордая этикетка «Сливовица 45%. Карел Втешечка - официальный поставщик Двора Его Величества». Пил, как всегда, не пьянея, ловя на себе украдкой бросаемые взгляды Карела, когда позвонила Елена.
        -Я еду в Минск,- сказала она спокойно.
        -Ты сошла с ума,- так же спокойно возразил Майзель.
        -Я должна их спасти. Сонечку. И наших ребят… Вы не можете этого сделать. Значит, должна я.
        -Что происходит, Елена?
        -Я не знаю. Может, в него вселился дьявол…
        -Елена, мне все равно, что там с Лукашенко…
        -Нет. Это не просто так, Данек. Все было сделано правильно. Или почти все… Он должен был давно поднять кверху лапки и сдаться, но этого не случилось.
        -Он просто кретин.
        -Нет. Есть что-то еще, и поэтому я еду туда.
        -Они мертвы, Елена.
        -Нет. И Сонечка жива.
        Майзель увидел, как Втешечка обходит посетителей, что-то шепчет им, кивая на него, и люди, поднимаясь и тоже кидая на него озабоченные, встревоженные взгляды, выходят из погребка. Ах, Карелку, друг мой, как же ты понимаешь меня, подумал Майзель с нежностью. И сказал:
        -Но ребята мертвы. Мы их не видим. Не слышим. Они ни разу не позвонили, не подали никакого знака. Их телефоны молчат…
        -Вы слишком надеетесь на свою технику. Они живы, Данек. Я знаю. Может быть, это даже не Лукашенко. Кто-то другой, кто вмешался в игру и хочет провести свою партию… Я не знаю. Я знаю только, что они живы. И Сонечка…
        -Елена, это несерьезно. Если это так, мы сами их найдем и вытащим. Как вытаскивали всех остальных. Всегда.
        -А сейчас не выходит. Не спорь. И не смей останавливать меня. Я знаю, ты готов меня не послушать. Но я клянусь,- если ты сейчас не отпустишь меня, я сделаю так, что ты больше никогда меня не увидишь. Клянусь, никогда.
        -А если отпущу?
        -Не торгуйся. Тебе не идет.
        -Все-таки третья попытка,?он усмехнулся.- А ведь обещала…
        -Это другое. Ты знаешь. Я люблю тебя, Данек.
        -Елена!!!
        -Теперь твоя очередь.
        -Елена!!!
        -Пока, дорогой. И помни, что я…
        -Что ты делаешь, глупая!!!- услышала Елена истошный крик Втешечки.- Что ты творишь, ты же до самой души добралась, ты же поломаешь его!!!
        -Сколько я еще должна слушать о твоих чувствах от других людей?- зло сказала Елена, но голос ее сорвался.- Ладно. Возможно, сейчас не время… Андрей, Татьяна… Я понимаю. Поговорим, когда я вернусь.
        -Если с тобой…
        -Я буду на связи. В скафандре. Обещаю.
        -Скафандр… Чудесами надо уметь пользоваться…
        -Это все, Данек. Не звони, я позвоню сама. Ты и так будешь видеть мой маячок. До встречи…
        Она отключилась,- как выпала, и тут же включился Богушек:
        -Задержать?!
        -Нет.
        -Дракон…
        -Нет, я сказал!!!
        Он поднял глаза на Карела, стоявшего перед ним, и Втешечка в ужасе отшатнулся: слезы, полные глаза слез…
        -Делай, что можешь, и да случится, что должно. Она знает это, Гонта. Пусть едет. Просто не спускай с нее глаз…
        МИНСК, 18 МАЯ. ВЕЧЕР
        Павел сел в «шестерку», достал телефон и набрал номер Олеси. Девушка уже спала,- он услышал по голосу:
        -Алло? Паша…
        -Ну. Ты это… Вставай, в общем. Собирайся. Я заеду за тобой сейчас.
        -Что? Что случилось?
        -Я приеду, расскажу. Не по телефону, поняла? Со мной все пучком.
        -Ты что, в аварию…
        -Не я. Я в норме, говорю же. Некогда, Олеська, давай…
        -Да. Да, Пашенька, хорошо…
        Когда он подъехал, она уже ждала его на крыльце общежития, ежась от холода и кутаясь в курточку. Он мигнул фарами, Олеся подбежала, открыла дверцу, забралась на сиденье. Увидев его лицо, побледнела:
        -Что, Пашенька?!
        -Андреича. С Татьяной. Убили.
        -А-а-а… - Олеся обмякла, Павлу даже показалось, что она или упала в обморок, или сейчас упадет. Но нет, справилась… - Ох… Как… Пашенька, как же это?!
        -Это Лукадрищев, сука рваная…
        -Паша…
        -Что, бля, Паша?!- прошипел Жукович.- Ты ж не знаешь ничего… Ладно. Короче, барышня в больничке, надо за ней ходить, пока чехи не приедут, не заберут ее…
        -Какие… какие чехи?!
        -Андреич на чехов работал. Ну, не на чехов, но с чехами. Еще до этой всей заварухи… Короче, не суть. Надо за барышней, в общем… Сможешь?
        -А ты?
        -Ну, и я, понятно, подай-принеси-купи-съезди. Ну, я ж за барышней не могу, понимаешь, мужик же я…
        -Поехали,- Олеся пристегнулась, посмотрела на него.- Поехали, расскажешь по дороге. Только все-все расскажи мне, Пашенька, чтобы я все-все знала…
        ПРАГА, 18 МАЯ. ВЕЧЕР
        Он вышел от Карела, втянул в себя ночной воздух со свистом. Постоял немного, глядя вдоль улицы, освещенной ярко-желтыми фонарями - настоящими, старинными, сколько сил и средств они положили, чтобы ничего не нарушить, не повредить в этом чудесном городе, столице их сказочного королевства… Только зачем теперь это все?! Если с Еленой…
        Про Сонечку он не думал. Не мог поверить…
        Майзель набрал номер Ботежа и, услышав его голос в динамике, сказал тускло:
        -Вставай, Иржи. Хватит спать…
        -Пан Данек…
        -Собери мне всех своих, Иржи. Я хочу с вами поговорить.
        -Почему я?- прокашлявшись, все еще сиплым голосом спросил Ботеж.
        -Потому что Елена тебя любит, как родного отца. Потому что ты кажешься мне человеком, Иржи. Потому что я назначаю тебя главным во всем вашем стойле. И лучше не спорь со мной.
        -Что случилось?
        -Елена уехала в Минск.
        -О-о-ох…
        -Собери мне их, Иржи,- повторил Майзель и с треском захлопнул аппарат.
        Он вошел в редакцию, в кабинет к Ботежу,- один. Люди, как по команде, смолкли и повернулись к нему…
        Почти все они видели его впервые. Почти все… Он таился от них, потому что чувствовал,- нет, не стоит… Он никогда не говорил с ними. Никогда не спускался до объяснений и оправданий. Считал, что умные не нуждаются в этом, что должны и так понимать… Он даже никогда по-настоящему не злился на них, до тех пор, пока не началось у него все это с Еленой. Но теперь…
        Он сел на стул верхом и обвел их всех взглядом. И никто из них не смог больше секунды удержать его взгляд своим.
        Мужчины и женщины, пожилые и не очень. Поколение, заставшее весну. Те, в кого он так верил в самом начале. Еще когда не был Драконом, когда был мальчиком, читавшим под одеялом Конквеста и Кундеру, Солженицына и Панича, Маркса и Бэкона, Монтеня и Соловьева, Чапека и Кафку. Те, кто предали его, так и не решившись ни на что настоящее. Те, кто проболтали все на свете. Те, кто проболтали бы все, если бы они с Вацлавом вовремя не отшвырнули их прочь с дороги…
        Первым нарушил молчание Ботеж:
        -Пан Данек… Мы не знали… Она не сказала никому…
        -Потому что вы предали ее. Как и нас. О чем ей говорить с вами? Я честно признаюсь,- я тоже не знаю, зачем я здесь. Я просто хотел посмотреть вам в глаза.
        -Ты просто разгневан… - вздохнул, не глядя на Майзеля, Ботеж.- Ты просто любишь ее…
        -Что вы понимаете в гневе?!- он так сверкнул глазами, что они поежились все.- Что понимаете вы в любви? Что еще сказать мне вам,- после всего, что сказала она? Как объяснить, что нет больше мира, что нельзя так дальше, что война уже на пороге?
        -Мы не хотим ни с кем воевать…
        -А вас не спрашивают, вы… Я это слышал уже, наверное, тысячу раз. С вами воюют, а вы называете это щекоткой… У вас нет ни сил, ни ума, ни мужества, назвать войну войной, и если уж не воевать самим, то хотя бы признать за нами это право. Потому, что вы - болтуны и подонки, или и то, и другое одновременно. Когда вы стали такими? Куда делась та отвага, что вывела вас на баррикады Будапешта и улицы Праги? Что случилось с вами со всеми? Или это были не вы?! Вы сами не поехали на демонстрацию против Лукашенко. Вы отправили в пасть к Лукашенко детей. Наших детей, которым задурили головы своими россказнями. Конечно, у вас есть дела поважнее. Вам надо обличать меня, рыдать над жертвами израильской военщины, писать пасквили на короля и гадости про королеву, рассовывать все это по карманам ваших парижских вихлозадых подпевал, чтобы они потом тявкали на нас из-за углов своих сорбонн и монпарнасов. И когда ваша собственная совесть ткнула вас носом в ваше дерьмо, вы так ничего и не поняли, а разозлились. И на меня, как всегда,- по привычке, и на нее, потому что ваша совесть, в отличие от вас, как раз очень
внимательно меня слушала. И все поняла. И поэтому тоже помчалась туда, чтобы спасти их… И нас. И вас. Всех. А вы… Вы, похоже, уже не поймете. Так вот…
        И они увидели это. Как видели это его враги, перед тем, как умереть. Эту маску… Им тоже захотелось убежать и спрятаться. Только некуда было ни прятаться, ни бежать…
        -Так вот,- повторил он, и ноздри его раздулись так, что показалось, будто и вправду выдохнет он сейчас пламя.- Если с этими детьми, и с этой женщиной… Впрочем, вам этого не осилить вашими забитыми всякими бреднями мозгами, вы, вечно сомневающиеся во всем… Вы даже не знаете, что можно чувствовать так… Если с ними что-нибудь… Вам не будет больше места в этом мире. Никому из вас, никогда и нигде. И я буду за вашими спинами. Один. Без всяких чудес. Вечно. Потому что без нее…
        Он замолчал, потому что не мог говорить больше. Если с ней что-нибудь случится, я стану настоящим драконом, подумал он. Даже не потому, что хочу… Потому, что ничего не имеет смысла без нее. Вся моя жизнь, которую я даже не жил. Работал, как одержимый. Все сделал, чтобы свои и ваши мечты сделать реальностью. Потому что мечтал о том же, о чем вы сами мечтали… Столько всего натворил, чтобы вы увидели, как нужно, как все может быть на самом деле. Чтобы людям… И она поняла. А вы…
        -Пан Данек… Нам нужно время… Не бывает все сразу…
        -У вас было время. Сколько лет… Столько лет,- можно вырастить целую кучу здоровых, красивых, веселых и умных детей. Которых не будет у нее - и тоже из-за вашей поганой болтовни. Больше времени я вам дать не могу. Его больше нет,- ни у меня, ни у вас.
        Он обвел их взглядом,- таким взглядом, от которого они снова сжались,- и, усмехнувшись, стремительно вышел прочь. Только полы плаща взметнулись черными крыльями.
        Он так ушел, как будто остался… Они по-прежнему ни голов, ни взгляда не могли поднять. Она любит тебя, как родного отца, вспомнил Ботеж слова, что сказал ему Майзель. И я ее люблю… Вот оно что, подумал он. Все дело-то в этом, вот в чем все дело. Кто любит, тот понимает…
        -Я завтра иду на телевидение,- сказал Ботеж.- Я не они, я не могу, не имею права говорить за всех, от имени и по поручению… Я только за себя скажу.
        -Я с тобой, Иржи,- проговорила Полина.- Я с тобой. Я думаю, ты можешь завтра сказать за всех… Мы можем. Только что мы им скажем, Иржи?!
        -Ничего сложного, Полинушка. Ничего особенного. Они ведь и не ждут от нас ничего… Скажем - вот вам наша рука. Скажем - мы с вами. Скажем, что наше королевство - это и есть наша «res publica», наше общее дело. Попросим эфир утром, в новостях, чтобы и в Минске… И скажем Елене самое главное… Скажем ей это - быть может, она услышит, ей так нужно услышать это от нас именно теперь…
        ПРАГА, 18 МАЯ, БОЛЬШОЙ ДВОРЕЦ. ВЕЧЕР
        Вацлав с Мариной ждали его в Малом кабинете.
        -Что опять случилось?- повернулся к Майзелю Вацлав, когда тот вошел.
        -Елена… Да,- Майзель раскрыл заверещавший телефон и поднес трубку к уху.
        -Еленочку твою посадил на борт до Белостока, поляки встретят ее там и проводят через границу,- сказал Богушек.- Наши на той стороне в курсе. Чемодан с лекарствами дал. Упаковал ее, как надо, по высшему классу, уж будь спок… Жучка подсадил. Пассивного, засечь не выйдет у них, все в цвет. Сонечка жива, в больнице в Степянке… Знаешь, где это?
        -Да. Говори. Говори…
        -Сотрясение мозга, растяжение шейного отдела. Синяки, ссадины. Переломов нет, цела. Может быть, кровоизлияние во внутренних органах или ушибы, опять же, но с их техникой этого сейчас не определить. Серьезно, но не смертельно. Врачи, все в цвет. Человек уже сидит под дверью…
        -Вывези семью. Пообещай гражданство, какое угодно, на выбор. Деньги. Все, что захочет… Пусть стреляет в любого.
        -Перестань меня опускать, Дракон.
        -Извини. Извини, Гонта…
        -Проехали. В цвет. Это Павел ее туда привез. Парень клад, в самом деле…
        -Не спускай с них глаз, Гонта.
        -Указания будут?
        -Не знаю.
        -Оп-паньки…
        -Подождем вестей от Елены.
        -Понял. До связи…
        Майзель закрыл телефон и поднял глаза на монаршую чету.
        -Что ты начал говорить?- нетерпеливо спросил Вацлав.
        -Елена поехала туда.
        -Что?!
        -Ты плохо стал слышать?!
        -Твою мать, твою мать, чертова баба… Как ты мог ее отпустить?!
        -Попробовал бы не отпустить,- усмехнулась Марина.- Сказала, небось,- не пустишь, уйду. Так, Данечку?
        Майзель кивнул.
        -Она к Сонечке поехала…
        -Что?!
        -Корабельщиковых убили.
        Марина перекрестилась, Вацлав тоже:
        -Что с малышкой?- спросила Марина.
        -Жива. Не смертельно.
        -Нельзя ее увезти?!
        -Нет. В рамках спецоперации - нет. Нужен летающий госпиталь, реанимобиль… Сейчас - нет.
        -Все, Вацек. Придется подождать с войной…
        -Что она задумала?
        -Она хочет с ним поменяться.
        -Что?! Она сказала?!
        -Я ее знаю, величество,- вздохнул Майзель и вдруг улыбнулся.- Я ее так знаю…
        -Дальше.
        -Она хочет поменять себя на Сонечку и ребят. А потом подарит ему его поганую жизнь.
        -И что?!
        -Не знаю. Я могу только предполагать, как она собирается строить торг.
        -И?!
        -И мы не тронем его. Потому что она даст ему слово, и ни ты, ни я не посмеем это ее слово нарушить.
        -Ох, княгинюшка,- простонал Вацлав.- Куда ж ты полезла-то…
        -Нужно успеть, пока она не дала ему слова.
        -Марина… Вся операция псу под хвост…
        -Значит, туда ей и дорога. Плохо, значит, думали, дорогие мои рыцари плаща и кинжала. Думайте снова.
        -Вызовите сюда русского посла,- сказал Вацлав в селектор.- Иди к детям, Марина. Сейчас тут будет очень мужской разговор…
        ПРАГА, 18 МАЯ, БОЛЬШОЙ КОРОЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ. НОЧЬ
        Кондрашов вошел в королевский кабинет, сделал несколько шагов и остановился. Вацлав сидел за столом, и в кресле напротив сидел еще кто-то. Кресло развернулось, и Кондрашов увидел Майзеля, оскалившегося так, что у дипломата екнуло в кишках:
        -Здравствуйте, Михаил Аркадьевич.
        -Мы можем говорить по-чешски,- улыбнулся Кондрашов. В животе у него снова екнуло. Он знал, что Майзель не то из Украины родом, не то из этой проклятой Белоруссии. Ему докладывали.- Его величество…
        -Его Величество - немного Романов,- медленно, без всякого акцента сказал Вацлав. - И я с тобой стану говорить по-русски, чтобы ты не сказал потом, что плохо меня понимал. Сесть!!!
        Кондрашов опустился в кресло, которое очень ловко и вовремя толкнул под него Майзель. Если бы он этого не сделал, Кондрашов сел бы на пол. Вацлав Пятый, говорящий по-русски… Это было уже слишком. Даже для карьерного дипломата со Смоленской площади. А его величество продолжил, как ни в чем не бывало:
        -Ты сейчас полетишь в Москву, и утром будешь у своего президента. Меня не интересует, как ты это сделаешь. У нас очень мало времени. И если я потеряю хотя бы еще одного из своих подданных из-за вашей вонючей византийской бюрократии, я всех вас сделаю нищими сиротами. Ни жен, ни детей, ни денег. Ничего.
        -Ваше Ве…
        -Молчать, холопская морда. В этом пакете,- Вацлав приподнял брезгливо, двумя пальцами, конверт,- диск с информацией для президента. Ты отдашь это ему, пусть посмотрит и убедится, что мы не шутим. И пусть позвонит мне, как только взглянет на диск,- Вацлав показал пальцем на лежащий на столе аппарат.
        -Вы позволите, Ваше Величество?- голос у Майзеля был таким вкрадчивым, что Кондрашов испугался еще больше, хотя и думал, что это уже невозможно.
        -Позволю.
        -Михаил Аркадьевич… Прежде чем вы уедете… Вы слышите меня?
        -Да…
        -Скажите мне, голубчик. Что там есть такое у Лукашенко на вашего президента? Какой-то компромат? Триппер после бани с девочками? Гешефт? Что? Просто скажите мне. И этого не станет. Если вы правильно себя поведете.
        -Послушайте, что вы себе…
        -Перестаньте,- Майзель поморщился, как от зубной боли.- Вы же понимаете, что все кончилось. Игры, дипломатия, уступки, реверансы… Все. За тех, кого держит сейчас этот подонок, мы вас всех уничтожим. Вам рано или поздно всем придется бежать от своего народа. Но если вы с нами не договоритесь, то в Шанхае, где вам придется прятаться, у вас не будет денег даже на проституток. А если договоритесь… Если договоритесь, то мы вас тоже вытащим. Хотя, видит Бог, немного еще на свете людей, заслуживающих этого меньше, чем вы… Может быть, увидев пропасть у ног, вы что-нибудь, наконец, поймете… Слышите, Михаил Аркадьевич?
        -Я ничего не знаю об этом. Ничего,- Кондрашов проглотил комок кислой слюны и глухо добавил: - Клянусь…
        -Откуда ему знать, Данек. Он не может ничего знать,- Вацлав посмотрел на Кондрашова.- Тебя сейчас отвезут к самолету.
        -Я могу…
        -Не можешь. Твоя семья останется здесь, чтобы ты не наделал глупостей со страху. Даю слово, что с ними все будет хорошо. Но помни: ты функция,- усмехнулся Вацлав. - И если ты не впишешься в мое уравнение, я тебя сотру.
        Кондрашов съежился под его взглядом:
        -Зачем вы делаете это со мной, Ваше Величество? Наверняка у вас есть свои люди возле президента…
        -Мои люди нужны мне,- Вацлав сделал ударение на «мне».- Я не собираюсь отдавать их вам. Мои люди - мои сокровища. Это у вас офицеры с семьями и детьми живут годами в палатках, продуваемых всеми ветрами насквозь. Это вы годами воюете с собственным народом. Это вы вечно устилаете трупами лучших солдат дороги своих трескучих побед. Это у вас - с той самой войны - лежат по полям и лесам не укрытые землей кости тысяч мальчиков и девочек. Это вы не понимаете, для чего нужны держава и сильная власть. Это вы всегда бросали людей в преисподнюю, не задумавшись ни на мгновение. А я берегу своих людей. Потому что самое главное - это люди. И пока вы все не осознаете это, все и каждый, вы не сдвинетесь с места. Потому что вы никому не нужны, кроме вас самих. Как и мы. Как и все остальные. Понимаешь меня, Кондрашов? Если твой президент умен… - Вацлав усмехнулся.- А если дурак, то это навечно. Смотри, не перепутай ничего. А теперь иди вон.
        -Чего ты хочешь от русских?- спросил Майзель, когда Кондрашова вывели.
        -Я хочу, чтобы они притворились глухими, немыми, слепыми и неграмотными, пока мы не достанем всех наших. А потом,- король усмехнулся,- бой покажет.
        -Он не контролирует даже своих ближайших помощников. Такой аппарат невозможно контролировать, тебе это прекрасно известно. И обязательно найдется мразь, которая будет стучать Лукашенке… И не одна.
        -Ему придется научиться их контролировать. Если он хочет жить. И научиться быстро.
        -Ты думаешь, эта идея с деньгами сработает?
        -Сработает.
        -Почему ты так уверен?
        -Потому что сработала с Милошевичем. И сработает с ними. Потому что они - быдло, Данек,- мягко сказал Вацлав. И в его устах это прозвучало не ругательством, а приговором.- Это мы с тобой можем в любой миг оставить все и уйти в десант, чтобы драться, чтобы победить или умереть. А они - не могут. Им не понять, за что мы воюем. Они думают - за деньги, за власть… Пусть думают. Мы притворимся, что говорим на их языке. Я буду говорить с ними на их языке, и видит Бог…
        -Почему не сработало с Лукашенко?
        -Потому что если зайца загнать в угол, даже он будет рычать и лягаться. И мы не оставили ему ни одного шанса.
        -Он сам не оставил нам другого варианта. Мы можем только давить… Он убил Мирославу. Ты знаешь, как я к ней относился. И Андрея с Татьяной. И скольких еще…
        -И мы не оставили ему шанса.
        -Это было ошибкой, ты хочешь сказать?
        -Я не знаю, что происходит в его мозгу, Данек. Я знаю, что он негодяй и плебей. Но убить его - не доблесть… Может, для Квамбинги… Но не для меня. Не для нас. И твоя Елена, которая помчалась туда, чтобы дать ему шанс, возможно, совершила вовсе не глупость и не безрассудство…
        -Ты сам говорил, что она лучшая… Если с ней…
        -Молчи. Не надо. Не кличь беду, Данек,- Вацлав взял Майзеля за плечо, сжал, сильно встряхнул.- Мы их вытащим. Клянусь моими детьми. Мы их достанем…
        Они стояли, молча глядя друг на друга. В этот момент звякнул телефон Майзеля.
        -Человечка тебе послал с экранчиком,- проворчал Богушек.- Будешь смотреть на свою пеночку-Еленочку, пока не повылазит.
        -Гонта.
        -Чего?!
        -Я тебя люблю.
        -Па-а-аш-шел в жопу!…
        Майзель закрыл телефон:
        -Огромная страна. Огромный аппарат, на редкость неэффективный. Он ничего не сможет сделать, величество, тем более - так быстро.
        -Ну, пусть хотя бы попытается.
        -Я не понимаю их,- пожаловался Майзель.- Мы же за них, на самом деле. И в Чечне…
        -И разбомбили иранский реактор.
        -Они должны понимать, почему и зачем.
        -Слишком много всего, друг мой. Слишком много. Ты сам говоришь…
        -Они никогда не простят нам того, что мы вышибли их отсюда. И чем больше у нас получается, тем больше они нас ненавидят. За то, что мы больше никогда не допустим ни Будапешта пятьдесят шестого, ни Берлина шестьдесят первого, ни Праги шестьдесят восьмого…
        -Это не русские, Данек. Это пена.
        -Я знаю, знаю, величество. Сначала Ленин. Потом Сталин. Потом эти. А где же русские? Почему их не видно, не слышно? У меня нет на них сил…
        -Ты не Иисус,- усмехнулся король.- Ты не Христос, хоть и еврей. Ты и так жених на всех свадьбах…
        Кроме своей собственной, подумал Майзель. Но промолчал.
        -Набери мне Елену,- сказал Вацлав.
        -Зачем?!
        -Не задавай глупых вопросов. Это я главнокомандующий всеми вооруженными силами страны. А она сейчас - возможно, главное оружие. Набирай…
        ЕЛЕНА, 18 МАЯ. НОЧЬ
        Елена сидела на переднем сиденье пожилого «Фольксвагена», на котором ее вез от Белостока к границе офицер польской разведки, когда услышала звонок. Поколебавшись, она решила все же снять трубку:
        -Я же просила… - начала она.
        -Здравствуй, княгинюшка,- сказал Вацлав.
        -Здравствуйте, ваше величество,- вздохнула Елена.- Тяжелая артиллерия вступила в бой, да? Я не вернусь.
        -Знаю. Я хочу скоординировать усилия, дорогуша.
        -Ваше Ве…
        -Цыц. Ты смелая, а я - хитрый. Слушай…
        -Нет. Это вы послушайте меня, ваше величество.
        -Ныряй, дорогуша.
        -Я уже один раз оказалась права. Вы меня послушались и не пожалели об этом. Послушайтесь еще раз.
        -Говори,- король включил громкую связь, чтобы Майзель тоже слышал.
        -Кто-то вмешался в игру. Я не знаю, кто. Включите все свои мощности, все, что у вас есть, потому что если этот кто-то доведет свою партию до конца, будет какой-то ужас. Я чувствую, ваше величество. Просто поверьте мне.
        -Почему молчала?
        -Я… Нет никаких доказательств.
        -Неважно… Хорошо. Что ты собираешься делать?
        -Я знаю кое-кого в Минске. Коллеги… Может быть, они слышали что-то. Не может быть, чтобы никто не знал… Это не Лукашенко, ваше величество. Это не его масштаба комбинация. Они же явно хотят нас втравить в полноценную войну, вы что, не понимаете?!
        -Спокойно, княгинюшка. Наши примут тебя на той стороне. Я скомандую сейчас, чтобы разведподразделение передали в твое полное распоряжение. Будь осторожна и держи нас в курсе. Можешь через них, можешь сама, если разделитесь. Лучше сама, потому что у ребят субординация. Я сейчас попробую проверить твою догадку…
        -Я…
        -Ты молодец, княгинюшка. Тебе привет от твоего мужика. Ты держись там, ладно?
        -Он слышит?
        -Конечно, слышит.
        -Пусть не задается,- Майзель, словно наяву, увидел ее улыбку.- Я справлюсь. И вернусь. Обязательно. До свидания, мальчики…
        ПРАГА, БОЛЬШОЙ КОРОЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ, 18 МАЯ. НОЧЬ
        Вацлав сложил аппарат и посмотрел на Майзеля:
        -Как ты думаешь, куда это мы вляпались?
        -А в дерьмо, величество.
        -Это ясно. Давай-ка я пойду, потормошу разведчиков. И израильтян, потому что без их сети чучмеков не достать…
        -При чем тут чучмеки?- Майзель нахмурился.- А мне что делать?
        -А ты думай, Данек, думай, потому что я не знаю, при чем тут они. Но в прошлый раз это были они. Просто по аналогии, хотя последнее - и не доказательство. И далеко не убегай, потому как я через три часа упаду замертво, и надо ж кому-то принимать командование… Сиди на ус мотай.
        -Какой их меня главнокомандующий… - махнул рукой Майзель.
        -Это точно,- усмехнулся король.- С одной бабой, которая ко всему еще и влюблена в тебя, как кошка, и то не можешь справиться… Пошли работать.
        Они спустились в командный зал Генштаба, прошли через основной зал, где в стеклянных ячейках работали штабные офицеры, вошли в зал совещаний ОКНШ. Вацлав начал раздавать приказы,- встретить Елену на границе, передать под ее начало спецподразделение, готовить к выброске группы десанта на точки ПВО, еще, еще что-то, потом снова звонил Елене, говорил с ней,- долго, ориентировал, вводил в курс дела… Майзель ничего не мог ни произнести, ни предпринять. На него навалилась какая-то странная, совершенно не свойственная ему апатия…
        Вот, значит, как Ты решил, подумал Майзель. Вот, значит, как… Решил так со мной сыграть, да? Ну, ладно. Достал. Не спорю. Достал Ты меня, до самой печенки достал… Ну, ничего. Я Тебя тоже достану…
        Он стоял и смотрел на экран палмтопа, переданного Богушеком. Смотрел на схематическую карту местности, по которой перемещалась сейчас Елена, и видел медленно пульсирующий зеленый огонек,- ее маячок. Я тебя вижу, елочка-иголочка, подумал Майзель, я тебя вижу, жизнь моя, ангел мой, я тебя держу,- и провел по экрану кончиками пальцев…
        ГРАНИЦА ПОЛЬШИ И БЕЛАРУСИ, 18 МАЯ. НОЧЬ
        Елена с двумя поляками вышла на какой-то проселок. Было темно и тихо. Вдруг впереди два раза коротко полыхнули автомобильные фары.
        -Это ваши, милая пани,- сказал один из поляков.- Идите, не бойтесь, все будет хорошо…
        Елена шагнула вперед, и тут же из темноты ей вышел навстречу высокий военный в экзоскафандре, молодцевато козырнул, тихо проговорил:
        -Ротмистр Дольны. Приказано поступить в ваше полное распоряжение, пани Елена.
        -Спасибо, пан ротмистр,- ей показалось, что подофицер ухмыльнулся снисходительно, но ей было сейчас не до этого. В конце концов, она-то… - Мы едем в Степянку, под Минск. Знаете, где это?
        -Найдем, пани Елена. Прошу вас.
        Они сели в джип - черный «тойота-лендкрузер» с непрозрачными стеклами и беларускими номерами - и поехали. Второй такой же точно автомобиль тронулся следом.
        Подофицер украдкой рассматривал Елену. Он не знал, кто эта женщина, но, судя по содержанию полученного им приказа, ее миссия здесь была архиважной, а допуск - высочайшим. Личное поручение Его Величества…
        -Есть еще такие же группы, как наша?- тихо спросила Елена.
        -Так точно,- кивнул Дольны.
        -Много?
        -Не могу знать, пани Елена. Не положено мне знать, но, наверное, достаточно. Если возникнет необходимость, мне сообщат, с кем и как координироваться…
        СТЕПЯНКА, С 18 НА 19 МАЯ. НОЧЬ
        Больничку они нашли быстро - экипированы были разведчики как следует. Елене разрешили войти только после того, как бойцы обшарили и проверили все вокруг. Она взлетела по ступенькам на второй этаж и оказалась в обшарпанном коридоре. Дверь одной из палат открылась, и Елена увидела встревоженное девичье лицо.
        -Олеся,- тихо позвала Елена и проглотила огромный колючий комок в горле.- Олеся…
        Девушка несколько секунд настороженно рассматривала Елену. Вдруг губы ее затряслись, и она быстро-быстро закивала:
        -Господи… Это вы… Это вы… Наконец-то… Она вас звала…
        Елена, закричав еле слышно, как раненая птица, рванулась к двери, так, что Олеся едва успела отпрянуть, давая ей дорогу. Она влетела в палату и увидела Сонечку,- девочка лежала на высокой кровати, такая крошечная, с жутким гипсовым воротником на шее… В палате горел свет, и Елена увидела ее широко распахнутые глаза, неподвижно глядящие в потолок.
        -Сонечка… Доченька…
        -Тетя Леночка… Ты приехала…
        -Не говори, милая, не говори ничего, тебе нельзя разговаривать… Я сейчас, милая, - Елена опустилась на стул у кровати и взяла руку Сонечки в свои.- Я здесь, милая. Я с тобой…
        Не реветь, прикрикнула на себя Елена, не смей реветь, не сейчас… Потом. Потом, когда-нибудь. Когда все закончится…
        -Тетя… Леночка… А мама… и папа…
        -Маму с папой забрал к себе Боженька, милая,- прошептала Елена, гладя Сонечку по голове.- Так бывает, дорогая. Так бывает… Они были очень, очень хорошие, милая. Самые лучшие. Поэтому Он захотел взять их к себе… Они стали ангелами и улетели к Нему на небо. И там они поют теперь, вместе с другими ангелами, дорогая. Они будут заботиться о тебе, милая. И никому не позволят тебя обижать…
        -А… я?
        -У тебя еще очень много дел здесь, на земле, милая. Очень-очень много. Поэтому ты осталась. Не бойся. Ничего не бойся, дорогая…
        -Дядя Даник… он…
        -Дядя Даник тоже прилетит. Совсем скоро, дорогая. Прилетит и заберет нас с тобой в Прагу. Ему только нужно еще кое-что сделать… Он обязательно прилетит. Я обещаю. Закрой глазки, дорогая. Тебе нужно поспать…
        -Я… не могу… не могу спать…
        О Господи, подумала Елена. Что, это еще и заразно?!
        -Тебе нужно, милая. Обязательно. Просто закрой глазки и постарайся. Хорошо? Я побуду с тобой. А потом мне нужно будет уйти. У меня есть одно очень важное дело. Я сделаю его и снова вернусь к тебе. Я всегда теперь буду с тобой, моя девочка. Всегда-всегда.
        -Тетя Леночка… я тебя люблю…
        -И я… и я люблю тебя, дорогая. Поспи. Я позову Олесю, она посидит с тобой, а я поговорю с доктором… Просто закрой глазки, милая…
        И Сонечка послушно закрыла глаза.
        Елена выглянула в коридор:
        -Олеся… Зайди.
        Девушка вошла в палату, осторожно притворила за собой дверь.
        -Спасибо тебе, детка,- полушепотом сказала Елена.- Спасибо. Вы молодцы, ребята.
        -Я вас узнала,- тоже шепотом ответила девушка.- Мне Татьяна Викторовна про вас рассказывала… И Сонечка…
        -Тише. Она не спит. Слышит…
        -Я знаю. Я посижу… Вы ведь привезли все?
        -Конечно, детка. Все, что можно…
        -Вы еще не будете ее забирать?
        -Мы пока не можем,- покачала головой Елена и посмотрела на часы.- Через час здесь будут наши военные, они будут вас охранять. Пожалуйста, выполняйте все, что они станут говорить. Хорошо?
        -Да.
        -Мне нужно поговорить с докторами. И еще потом кое-что… Не бойся, детка. Все будет хорошо.
        Поговорив с главным врачом, Елена снова вернулась в палату. Подойдя к Сонечке, положила прохладную руку ей на лоб:
        -Это я, милая. Я ухожу и скоро вернусь. Утром. Или днем. Постарайся заснуть.
        -Ты ведь придешь…
        -Да. Клянусь. Я вернусь обязательно.
        И, стремительно развернувшись, Елена выбежала из палаты.
        МИНСК, 18 МАЯ. НОЧЬ
        Елена села на скамейку в беседке во дворе, достала телефон и набрала номер, присланный из Праги в тексте короткого сообщения. Мужской голос ответил после пятого или шестого гудка:
        -Алло?
        -Здравствуй, Платон,- сказала Елена и улыбнулась.- Такая ночь… Не хочешь выйти и поболтать со мной?
        Они встретились с Янковичем в Варшаве, в самом начале девяностых, на Форуме свободной прессы. И тоже проговорили едва ли не всю ночь… Платон был очарован, а Елене хотелось выговориться. Ей всегда было скучновато с ровесниками, ее тянуло к людям - и к мужчинам - постарше, к тому поколению, что застало весну… Он тоже умел слушать. При этом он, правда, довольно откровенно пытался ее напоить. Не нужно, Платон, сказала ему Елена, если нам суждено оказаться в одной постели, мы окажемся в ней, и спиртное тут ни при чем. У нее как раз закончился брак с Франтой, она только что похоронила папу и маму, и ей было во всех смыслах не до развлечений. Он понял… Он многое понимал, Платон Янкович, тогда еще, в общем-то, молодой, полный идей, желания сдвинуть что-то, немного смешной со своей трубкой и запорожскими усами, редактор самой тиражной газеты страны, едва выползшей из-под сапога коммунистической империи и растерянно озиравшейся вокруг… Они так и не оказались в одной постели. Ни тогда, ни после, хотя держали друг друга в поле зрения и даже несколько раз виделись. Но чувство контакта, чувство, что их души
где-то соприкоснулись, осталось. Может быть, в другой жизни, сказал Янкович, прощаясь. Может быть, улыбнулась Елена и поцеловала его в щеку, едва коснувшись губами…
        -Здравствуй, Елена,- хрипло сказал Янкович и кашлянул,- раз, другой.- Ты…
        -Я. Я рада, что ты меня узнал.
        -Ты знаешь, где моя квартира? Поднимайся…
        -Нет, Платон. У тебя дома люди и уши. Выходи, мне нужно поговорить с тобой.
        Он вышел на улицу, закрутил головой. Елена достала маленький ксеноновый фонарик со световодом, включила его и помахала им в воздухе. Свет был таким ярким, что Янкович даже вздрогнул. И шагнул в беседку. Елена поднялась ему навстречу:
        -Ну, здравствуй, Платон.
        Он изменился. И не в лучшую сторону: усы сделались совсем седыми, едва заметное когда-то брюшко, придававшее его облику некоторую домашнюю уютность, вызывающее у многих женщин чувство спокойствия и надежности, выросло едва ли не втрое. Он обрюзг, появился второй подбородок, и одышка… Он был лет на пятнадцать старше нее, - ровесник Вацлава, подумала Елена, а какой жуткий контраст, как будто он старик… У нее сжалось сердце.
        -Здравствуй, Елена,- тихо сказал Янкович.- Ты… Просто невероятно…
        -Садись.
        -У нас не говорят «садись»,- усмехнулся Янкович.- Плохая примета, к посадке… Говорят,- присаживайся…
        Он опустился на скамью рядом с ней, достал из кармана домашней куртки довольно увесистую фляжку и отхлебнул прямо из горлышка,- ну, конечно, Платон - и без бутылки, усмехнулась про себя Елена, просто невозможно…
        Он посмотрел на нее и улыбнулся,- морщинки собрались у висков, усы встопорщились трогательно-комично:
        -Ты красавица.
        -Спасибо. На самом деле довольно темно.
        -Ты светишься,- вздохнул Янкович.- Это правда?
        -О чем это ты?
        -О тебе. И о нем.
        -Да. Правда.
        -Как же он тебя отпустил сюда?
        -Я не спросила, Платон. И я не одна, как ты можешь догадаться, мне помогают.
        -Ну, конечно,- он снова вздохнул.- Что же будет, Елена?
        -Не знаю, Платон. Пока не знаю… Расскажи мне, что знаешь ты.
        Его считали предателем, но это было не так. Елена знала, что это не так. Он любил свою газету, любил своих людей, любил свое умение жить красиво и интересно, любил тусовку, пьянящий воздух богемы, иногда похожий на настоящий творческий дух… Просто он устал. Устал воевать, ему хотелось стабильности и легкой, веселой, свободной жизни, ему хотелось прикасаться к власти,- не властвовать, а именно прикасаться, быть причастным, посвященным и оставаться при этом ни в чем не виновным. Но так не бывает, подумала Елена. К сожалению, так не бывает… Подлая власть втягивает людей в свою воронку, заставляет их подличать и предавать, сначала меленько, потом все больше, все размашистее, все безнадежнее, все безвыходнее…
        -Я не могу ничего рассказать.
        -Можешь, Платон. Если знаешь, то можешь. Я - твой шанс.
        -Шанс?
        -Да. Остаться человеком. Одним из нас. Перестать жечь свою душу. Расскажи мне, Платон.
        -Хорошо,- он поежился, кивнул, снова отхлебнул из фляжки и протянул ее Елене: - Согрейся…
        -Мне не холодно.
        -Ты легко одета…
        -Спасибо, Платон. Мне не может быть холодно. Я в порядке.
        -А-а… Эта штука… А почему ты в очках? Или это тоже не очки?
        -Да.
        -Слышали мы про ваши чудеса… Только поверить в это сложно, пока своими глазами не увидишь… Почему же вы нас… их не размазали до сих пор?
        -Потому что только жизнь на самом деле чего-нибудь стоит, Платон.
        Янович молчал, пока не выкурил сигарету до самого фильтра. Елена не торопила его. И, только бросив окурок под ноги, он посмотрел на нее:
        -Что ты хочешь знать?
        -Где наши дети?
        -Этого я не знаю. Знаю только, что они живы. Пока живы…
        -Кто это? Лукашенко?
        -Нет. Там замешаны русские и арабы. Я не знаю, что они затевают, Елена. Мне страшно. И это началось совсем недавно. Они просто включились, как-то странно и быстро включились. Это все сразу - и нефть, и бабки… Все сразу. Там крутится что-то страшное, Елена. И я не знаю, что это.
        -Я так и знала.
        -Что?!
        -Я думала об этом.
        -Садыков. Он сделал его начальником администрации, совсем недавно, буквально накануне всего этого кошмара. Он гебешник, российский гебешник, но как это может быть связано с арабами, я не понимаю.
        -Но это связано.
        -Это то, что я знаю, Елена.
        -Неужели они собрались воевать с нами? Здесь? Боже, какая глупость…
        -Ну, не такая уж глупость. По нашей земле вечно скачут кони и мчатся танки. То туда, то сюда…
        -Тебе не хочется покончить с этим, Платон?
        -Хочется. А что я могу?
        -Это сложный вопрос. И я не отвечу тебе на него. Ты должен сделать это сам, как и все остальные… У тебя ведь дети. И внуки.
        -Они в безопасности…
        -Нет, Платон. Нет. Никто не может чувствовать себя в безопасности. Пока мир стоит на такой грани,- никто.
        -А он?
        -Он бьется с этим, столько лет, Платон, и по-прежнему еще так мало людей, которые по-настоящему понимают…
        -Но ты поняла.
        -Конечно. Я поняла. Я люблю его, поэтому я поняла. Или сначала поняла? Не знаю. Неважно. Теперь уже неважно…
        -Что ты собираешься делать?
        -Я должна встретиться с Лукашенко и совершить обмен. Его жизнь на жизнь ребят. И всех остальных…
        -Ты только за этим приехала?
        -Нет. Есть еще кое-что. Очень личное… Об этом тебе лучше не знать.
        -Он не поверит тебе. Он тебя убьет…
        -Нет. Он будет знать, что я его шанс. И он предаст этих всех, как предавал прежде,- всех остальных. Я пообещаю ему жизнь, и он согласится. Потому что выбора у него нет. Если он не согласится, Дракон просто сожрет его.
        -А так?
        -А так… так он будет жить. Без власти, но жить.
        -Дракон его уничтожит.
        -Нет. Он не гоняется за теми, кто ушел у него с дороги. Он убивает только врагов. Только нежить.
        -Ты сумасшедшая, Елена,- Янкович смотрел на нее с ужасом и восхищением.
        -Да, Платон. Это заразно,- она улыбнулась.
        -И ты сможешь…
        -Смогу. Я его женщина, Платон. И мы с ним оба это знаем. И поэтому я могу то, что больше никому не под силу.
        -Ты сумасшедшая,- повторил Янкович и потряс головой, словно отгоняя наваждение.
        -Ты ведь поможешь мне?
        -Я?!
        -Ты. Позвони Лукашенко и скажи, чтобы он встретился со мной.
        -Господи, Елена… Он убьет меня.
        -Нет. Но если мы не осмелимся, мы все погибнем. Если мы будем сидеть и бояться… Мы должны встать, Платон. Все. И тогда,- даже если все рухнет,- мы останемся людьми. Потому что делали, что должны. И пусть случится, что суждено.
        -Ты знаешь слова, Елена,- вздохнул Янкович.- Какие ты знаешь слова… - он снова отхлебнул из фляжки.
        -Не напивайся, Платон. Ты нужен мне трезвый.
        -Я не напьюсь, не бойся. Я тренированный и тяжелый. Это ты ничего не весишь… - Янкович посмотрел на Елену.- Вот я и пригодился тебе. Через столько лет…
        -Разве что-то было?
        -Конечно,- Янкович усмехнулся.- Не было ничего, и было что-то… Разве я согласился бы, если бы ничего не было?
        -А ты согласился?
        -Да.
        -Ты сможешь уехать. Сразу после разговора с ним.
        -Куда? Это моя страна…
        -Если ты боишься… Пока это не кончится. Можешь побыть в Праге. Или Варшаве…
        -Ты уполномочена решать такие вопросы? Ах, ну да, как же я мог позабыть…
        -У нас нет бюрократии в общепринятом смысле, Платон. И я могу решить любой вопрос, особенно - пока я здесь…
        -Зачем я тебе нужен?
        -Мы все нужны друг другу, Платон,- Елена дотронулась до его руки.- Потому что мы люди, Платон…
        -А Садыков? Ты не боишься?
        -До завтрашнего вечера они смогут его нейтрализовать.
        -Ого… Есть и такие варианты?
        -Есть, Платон. Если бы мы знали раньше… Я справлюсь.
        -Хорошо.
        Елена, раскрыв, протянула ему телефон. Он взял его - осторожно, как бомбу, все еще неуверенно набрал номер. И когда услышал ответ, сказал усталым голосом,- голосом закадычного друга всех властей и диктаторов сразу:
        -Янкович. Соедините меня с президентом…
        ПРАГА, 18 МАЯ. НОЧЬ
        Выслушав Елену, Вацлав кивнул:
        -Спасибо, княгинюшка. Ты очень нам помогла. Ты даже не знаешь, как…
        -С вас пять крон и пять геллеров, ваше величество.
        -Что?!
        -Ах, да, вы, вероятно, не слышали этот бородатый анекдот про сантехника? Пять геллеров за гаечку и пять крон за то, что я знаю, где крутить…
        -Договорились. Я отдам распоряжение министру финансов,- улыбнулся Вацлав.- Береги себя, дорогая.
        -Я сделаю, что смогу, ваше величество.
        -Да уж будь любезна,- проворчал король. И добавил: - Мы молимся за тебя…
        -Елена… - Майзель посмотрел на Вацлава, который прищурился и дернул желваками.
        У вас даже мимика, как у братьев, сказала однажды Елена. Беленького и черненького… И засмеялась. Он чуть не застонал сейчас от этого воспоминания…
        -Что?
        -Ты как?
        -Ужасно. Но это потом, Данечку. Когда я вернусь. Пока, дорогой…
        Елена отключилась. Вацлав поднялся, прошелся по кабинету. И повернулся к генералам:
        -Р-разведчики…
        -Ваше величество… Мы не в состоянии обработать всю информацию…
        -Отставить блеяние. Работайте, и чтобы в шесть ноль-ноль у меня на столе была вся схема. Вся, до последнего человека. Если пустите пузыря, все пойдете под трибунал. Со мной, Дракон.
        И багровый от бешенства король направился в свой кабинет в Генштабе. Майзель последовал за ним. Пропустив его впереди себя, Вацлав вошел следом и, закрывая дверь, с остервенением надавил на кнопку так, что брелок жалобно пискнул:
        -Права оказалась княгинюшка. Опять чучмеки…
        -Зря ты на воинов напустился,- покачал головой Майзель.- Все мы люди. И ничего странного в том, что они ищут под фонарем, а не там, где на самом деле лежит, нет.
        -Елена твоя не ищет.
        -Елена - женщина и дилетант. Этот коктейль просто гарантирует успех, величество.
        -Ну да.
        -Обязательно. А еще - она умная и смелая, как сто тысяч чертей…
        -Вот это гарантирует успех,- улыбнулся Вацлав.
        -Иди поспи, под бочок к Марине,- вздохнул Майзель.- Я пошушукаюсь с разведками, может, накумекаем чего к утру… Иди, величество. Тебе еще утром с российским президентом разговор предстоит… Ты устал.
        -А ты?
        -Я тоже. Но это другое…
        Вацлав вдруг шагнул к нему, схватил за шею чуть пониже затылка и, потянув к себе изо всех сил, рявкнул:
        -Не смей распускаться, жидовская морда. Мы их вытащим. Всех. И Елену, и малышку, и остальных. Клянусь. Жизнью клянусь, детьми моими клянусь. Понял?! Не смей распускаться, Дракон…
        ПРАГА, 19 МАЯ. УТРО
        По мере доклада офицера разведки, подкрепляемого репликами Майзеля, король наливался свинцовым бешенством. И, наконец, не выдержав, прорычал:
        -Это на редкость идиотская схема. Просто потрясающе дебильная. В ней столько дыр, что это просто смешно.
        -Это чучмекская схема, величество,- вздохнул Майзель.- Что выросло, то выросло…
        -Нельзя недооценивать врага. Это хуже, чем преступление. Это ошибка.
        -Не стоит его переоценивать. У них было очень мало времени. Очень мало. Но самое слабое место в этой схеме,- знаешь, какое?
        -Ну?
        -Елена. И то, что мы, благодаря ей, знаем теперь эту схему. Если бы она нас не вывела на нее, мы бы продолжали шарить под фонарем, и идиотами выглядели бы вовсе не они, а мы.
        -Хм-м. В твоих словах есть некая мысль. И эта мысль не так уж и глупа, как может показаться на первый взгляд… - Вацлав задумчиво поскреб ногтем большого пальца гладко выбритый подбородок.- Дальше.
        -Дальше схема замыкается на этого Садыкова.
        -Так возьмите и…
        -Подожди, величество. Нам нужно понять, как они собираются втянуть русских в это дерьмо. Это нам по-прежнему неясно. А Садыкова нельзя сейчас трогать. Пусть Елена сначала поговорит с Лукашенко.
        -А при чем тут дети?
        -И это неясно. Так что схема вовсе не такая уж и дебильная. Особенно если учесть, что, кроме военной составляющей, есть еще и религиозно-идеологическая. Если мы не сможем спасти детей, мы потерпим очень чувствительное идеологическое поражение. Даже если военная операция будет успешной.
        -Или они уже убили их. Чтобы мы потерпели поражение при любом исходе.
        -Нет. Они не могли не оставить себе дороги к отступлению.
        -А Лукашенко?
        -Его, скажем так, не полностью информировали. А Садыков ведет двойную игру. Для русского президента он симулирует ограниченный контроль над Лукашенко, на самом деле подводя ситуацию к той цели, которую преследуют чучмеки. Его нельзя пока трогать. Пусть они думают, что все идет по плану.
        -Дальше.
        -Давай я обрисую то, что мы накопали, Елене, чтобы она могла убедить Лукашенко, что Садыков водит его за нос, ставит между нами и русскими. Он хитрый и живучий. Захочет жить - поверит. А он захочет…
        -Ну, ясно. Мне, как всегда, самое трудное достается. С русским президентом договариваться… И с Пинчуком…
        -Судьба такая, величество. Ты король или где?
        СТЕПЯНКА, 19 МАЯ. УТРО
        Елена, ощутив легкое покалывание вибровызова телефона, раскрыла аппарат и резко села на кровати:
        -Томанова.
        -Здравствуй, жизнь моя. Разбудил?
        -Почти.
        -Как Сонечка?
        -Стабильно. Много обезболивающих, но она не спит. Температура повышенная, правда, не сильно… Я не знаю, почему, врач тоже не может ничего сказать. Спрашивает, когда ты прилетишь…
        -Скоро. Дайте ей снотворное.
        -Нельзя. Здесь нет никакой аппаратуры, мы так и не в силах определить, повреждено ли что-нибудь внутри. Пусть будет, как будет. Мы делаем, что можем…
        -Ладно. Я понял. Совсем немного осталось, Елена. Если ты сможешь…
        -Говори, Данечку. Говори.
        -Слушай, что нам известно, жизнь моя…
        Она слушала его молча, даже не переспрашивая. Майзель это почувствовал:
        -Тебе страшно?
        -Да. Да, мне страшно…
        -Я вылетаю. Прямо сейчас.
        -Нет. Ты нужен там. Ты нужен королю и всем остальным… Ты не можешь так цепляться за мою юбку. Я справлюсь.
        -Я знаю. И все равно. Я…
        -Что?
        -Нет. Ничего. Будь осторожна, жизнь моя. Помни, пожалуйста, что ты - моя жизнь, а все остальное - неважно. Слышишь?
        -Слышу, Данечку. Я все сделаю. Держись.
        -Держись, мой ангел,- эхом откликнулся Майзель.- Целуй Сонечку…
        Елена улыбнулась и осторожно сложила телефон.
        -Это дядя Даник звонил?- тихо спросила девочка.
        -Да, милая,- Елена склонилась к ней и поцеловала в лоб.- Велел передать тебе привет и поцеловать… Ты никак еще не можешь уснуть?
        -Нет… Я не хочу… У меня ничего не болит, ты не бойся, тетя Леночка…
        Этого- то я как раз и боюсь, подумала Елена, боюсь, потому что не понимаю… Она снова поцеловала девочку:
        -Уже скоро, милая. Совсем немного осталось…
        -Расскажи мне сказку, тетя Леночка,- попросила Сонечка.
        -Я не умею,- жалобно улыбнулась Елена.- Это дядя Даник у нас - сказочник…
        Не только рассказывать мастер, подумала Елена, но и устраивать. Только на этот раз как-то совсем не по-сказочному вышло… Ее затошнило, но она снова подавила в себе это.
        -А дядя Даник сказал, что ты писатель…
        -Это так, милая. Но я пишу для взрослых, не для детей…
        -Ну, тогда… Историю, какую-нибудь, не обязательно сказочную…
        -Хорошо,- Елена пододвинулась чуть поближе к девочке.- Я попробую…
        Она взяла в руку горячие Сонечкины пальчики:
        -В одном очень древнем и очень красивом городе жила-была маленькая девочка…
        -Принцесса?
        -Нет. Княжна,- улыбнулась Елена.- Ее любили все вокруг, и она тоже всех любила. Ей казалось, что так будет всегда… Девочка выросла, прочла множество разных книг, добрых и не очень, умных и глупых, и стала почти взрослой девушкой…
        -Красавицей?
        -Она нравилась многим. И нравилась себе. И жизнь чудилась ей бескрайним зеленым лугом, под синим небом и ярким солнцем, по которому скачут прекрасные принцы на белых конях… Ей казалось, что еще немного - и она встретит своего единственного, которого сразу же узнает, и он, усадив ее в седло, умчит в прекрасную сверкающую даль, где они будут любить друг друга, проживут вместе долго и счастливо и умрут в один день… Но этого не случилось.
        -Почему?
        -Потому что она очень спешила. И однажды совершила ужасную, немыслимую глупость. Хуже, чем преступление - ошибку. И узнала, правда, не сразу, что из-за этой ошибки никогда не сможет родить ребенка. И ей стало так плохо, что в этот миг ей даже расхотелось жить… Но у нее был стойкий характер.
        -Как у стойкого оловянного солдатика?
        -Почти. Почти такой же… И она много училась, потом много работала, и совсем забыла свою мечту о принце. Потому что она стала совсем взрослой, а взрослые мечтают мало или не мечтают совсем, а если мечтают, то о вещах, совсем простых и доступных - о новом доме, автомобиле… И очень редко - почти никогда - не думают и не мечтают о любви…
        -Это плохо,- тихо сказала Сонечка.
        -Да, милая,- кивнула Елена.- Это плохо. Это ужасно… Но такова жизнь. В ней слишком мало места для мечты и любви… Но однажды… Однажды случилось чудо. Она…
        -А как ее звали?
        -Неважно. Ну, допустим, Елена…
        -Как тебя?
        -Да. Как меня. Однажды… Однажды Елена… Нет. Не так. Однажды в городе, где жила Елена, появился Дракон. Не один, у него было много помощников… И друзей. И один из его друзей стал в этом городе, в этой стране Королем. Сначала все боялись, что Король и Дракон будут угнетать жителей города и страны, а когда этого не случилось, то очень удивились. И многие поверили, что Дракон и Король - на самом деле добрые и справедливые, хотя и делали, и продолжают делать много странных и не очень понятных многим людям вещей. Но поверили не все. И Елена не поверила тоже. Она считала, что людям не нужны драконы, рыцари и короли…
        -Это же сказка… Просто сказка такая…
        -Да, милая. Именно так. И людям нужна сказка. Обязательно нужна. Но Елена… Она не хотела этого понять. Очень-очень долго. И смеялась над Драконом. Смеялась, ни разу не перемолвившись с ним ни единым словом… Это было очень неправильно. Она знала это, но ничего не могла поделать с собой. Но однажды Елену пригласила в гости Королева и предложила ей встретиться с Драконом, и самой расспросить его обо всем на свете. И Елена согласилась, потому что была ужасно любопытной и вечно везде совала свой остренький пудреный носик…
        -Как я?
        -Как ты, милая. Совершенно так же, как ты…
        -И они встретились?
        -Да. И Елена расспросила Дракона обо всем на свете. Они провели за этими разговорами очень много времени. Елена много думала над всем, что сказал ей Дракон. И однажды поняла, что Дракон - вовсе никакой не дракон, а заколдованный принц. Который сам себя заколдовал…
        -Зачем?
        -Он знал, что иначе не сможет воевать со злом и несправедливостью. Чтобы воевать со злом, нужны страшные перепончатые крылья, неуязвимая для стрел чешуя, железные когти и зубы, и пасть, изрыгающая огонь. И в это Елена тоже никак не хотела поверить… А когда поверила… То поняла, что полюбила Дракона. Который на самом деле совсем не дракон. И Елена запуталась…
        -А Дракон?
        -Дракон тоже никак не мог поверить в чудо. Потому что много-много лет назад, заколдовав себя, он решил, что никогда не будет никого любить,- одного. А будет любить всех сразу, и воевать со злом. Он знал, что если полюбит кого-нибудь одного, то полюбит очень крепко,- так крепко, как умеют любить только настоящие драконы… Так, что на всех остальных, думал он, у него не останется сил. Он не знал, что ему делать теперь. И не знал, как сказать Елене о том, что она для него значит… Сначала он подарил ей очень красивую песню. Он не сам ее написал, он попросил одного из своих друзей… У него оказалось так много друзей, что Елена страшно удивилась. Таких друзей… Потому что это могло означать только одно - что Дракон очень хороший, добрый, сильный и умный… В этой песне он назвал ее своим ангелом, и очень скоро люди в городе и в целой стране тоже стали называть ее так. Но Елена никак не могла решиться на то, чтобы встать навсегда рядом с Драконом. Потому что… - Елена умолкла на полуслове.
        -Это не сказка,- прошептала Сонечка.- Это про тебя, тетя Леночка… И про дядю Даника…
        -Ты хитренькая лиска,- улыбнулась Елена и поцеловала Сонечку в лоб.- Все-то ты знаешь…
        -А можно, я буду твоей дочкой? Твоей и дяди Даника… Тогда ты не будешь больше грустить, что у тебя нет детей… И дядя Даник тоже… Тетя Леночка…
        -Господи, милая…
        -Можно? Если я не умру…
        -Ты не умрешь, милая. Ты будешь жить долго-долго. И я буду любить тебя, милая. Очень-очень крепко. Даже больше, чем любила бы свою родную доченьку. Клянусь, милая.
        -Мне дядя Даник сказал… Еще зимой… Сказал, что тебя не нужно спрашивать про детей… Теперь я знаю… А теперь можно?
        -Можно. Можно, милая. Теперь все можно…
        И вдруг снова - очень кстати - завибрировал телефон.
        ПРАГА, 19 МАЯ. УТРО
        -Российский президент на связи, ваше величество,- услышали они голос штаб-офицера в динамике громкой связи.
        -Включайте,- Вацлав поднялся, сделав Майзелю знак оставаться на месте.- Ну, здравствуйте, господин президент…
        -Здравствуйте, ваше величество.
        -У вас ведь есть воинские подразделения, командирам которых вы доверяете?
        -Есть,- после некоторой паузы проговорил президент.- Я полагал…
        -Нет. Теперь многое изменилось, мой дорогой,- вздохнул король.- Теперь мы с вами по одну сторону линии фронта, хотите вы этого или нет. Или я. Это теперь не имеет значения. Я распорядился передать вам необходимое количество терминалов защищенной спецсвязи, которой пользуемся мы. Если понадобится еще - просто сообщите. Мой курьер у вас в приемной. Вам должны были уже доложить.
        -Да. Я в курсе.
        -Примите его и позвоните мне с защищенного терминала. Я подожду.
        -Что происходит?
        -Перезвоните мне,- с нажимом сказал король.- Не тратьте время, его и так нет. До связи, господин президент,- король отключился и посмотрел на Майзеля.
        -Он разведчик, величество,- ободряюще сказал Майзель.- Разведчики не бывают бывшими… Плохие, хорошие,- неважно… Он должен понять, что мы не играем и не блефуем…
        -А если и он?
        -Тогда мы все умрем, величество,- оскалился Майзель.
        -Ты рад.
        -По крайней мере, хоть какая-то ясность.
        -Ладно. Ждем…
        Прошло около часа, прежде чем телефон короля зазвонил. Вацлав, взглянув на экран, кивнул Майзелю, раскрыл аппарат и нажал кнопку ретрансляции звонка на громкую связь в кабинете:
        -Рад вас слышать, господин президент.
        -Потрясающая техника, ваше величество.
        -Спасибо. Мы стараемся. К делу. Я настоятельно рекомендую вам следующее…
        СТЕПЯНКА, 19 МАЯ. УТРО
        Елена выглянула в окно палаты и нахмурилась,- еще четыре «лендкрузера», как две капли воды, похожие на те, что встречали ее на границе, стояли во дворе. Это просто смешно, подумала она сердито. Здесь, в общем-то, прямо под самым носом у воюющего против них, по сути дела, режима… Как будто нет у этой армии других занятий,- только охранять, как зеницу ока, сумасшедшую журналистку, вечно лезущую в самое пекло, которую постоянно тошнит не то от страха, не то от… вообще непонятно, отчего, и раненого беларуского ребенка… А дети, которых похитили и держат, неизвестно где, эти подонки… Если живых еще… Она знала, что их ищут. Ищут отчаянно, со всем напряжением сил, что тысячи космических глаз, не мигая, уставились сейчас на этот клочок земли, что мечутся по шоссе и проселкам мобильные группы, что работают дипломаты, разведчики, медики, Церковь и Красный Крест, все… Елена закрыла глаза и помотала головой. И вдруг поняла так отчетливо, что мурашки помчались по спине и рукам, и комок подступил к горлу: действительно нет ничего важнее. И для армии. И для страны. Это же моя страна, подумала Елена. Это же мои
дети. И армия - моя тоже, хоть я долго так не хотела даже думать об этом… Именно потому-то они и здесь, со мной. Именно потому…
        Она отвернулась от окна. В дверь палаты негромко постучали, и тотчас же появилась в проеме голова одного из военных:
        -Пани Елена… Включите телевизор, новости послушайте… Кажется, это важно…
        Елена шагнула к тумбочке, на которой стоял переносной телевизор на аккумуляторах и со встроенным спутниковым приемником, из тех, что наводнили Беларусь за последние несколько месяцев. Достала из гнезда на корпусе маленький ухватистый пульт дистанционного управления, нажала на кнопку… И почти сразу вслед за повернувшейся, как нарочно, камерой, увидела Иржи. И Полину, и всех остальных… Они не сидели в студии, как это обычно бывает на уютных ток-шоу,- стояли, и Ботеж стоял пред микрофоном. Он заговорил, и Елена едва удержалась на ногах от его слов… Нет, он ничего не сказал такого особенного. Никаких круглых фраз про сплоченность, гражданское единство, мужество перед лицом… Нет. Просто, глядя прямо в камеру,- Елена увидела, как побелели его пальцы, сжимающие микрофон,- Ботеж сказал:
        -Елена… Если ты нас слышишь… Я знаю, ты нас слышишь… Держись, родная. Мы тебя любим. Ты наш ангел, Елена. Держись, моя девочка. Ты должна держаться, а мы - мы будем с тобой, родная. Держись, Елена, ведь ты лучшая, ведь это ты первая все поняла…
        ДРОЗДЫ, 19 МАЯ, РЕЗИДЕНЦИЯ ЛУКАШЕНКО. ВЕЧЕР
        В сопровождении человека из президентской охраны Елена вошла в здание. Они прошли по узкому коридору и оказались в помещении, напоминавшем пост личного досмотра в аэропорту: конвейер с рентгеновской установкой, две арки стационарного металлоискателя, столик с охранником за ним и лежащий на столике переносной прибор. Тау-техникой здесь и не пахло.
        Охранник, сопровождавший ее, молча прошел сквозь арки, не обращая внимания на тревожно запульсировавший маячок наверху, и встал возле дверей лифта, глубоко засунув руки в карманы и медленно двигая нижней челюстью. Козел, подумала Елена. Изображают из себя Бог весть что, жвачку жуют… Козлы.
        Еще два охранника возникли рядом с первым. Тот, что сидел за столиком, посмотрев на Елену, проговорил:
        -Выкладывайте все из карманов. И телефончик не забудьте, мадамочка.
        Поколебавшись, Елена выложила телефон. Охранник повертел его в руках и, покосившись на нее, отложил чуть в сторону. Елене стало так смешно, что она сказала:
        -Вряд ли вам удастся позвонить своей теще, офицер.
        -Да? Это почему?- усмехнулся тот, сально обмусоливая Елену взглядом.
        -Потому что аппарат действует только с моей биометрией. И для звонка с него вам придется стать мной. Вам не кажется, что это будет довольно затруднительно?
        -Ну,- охранник смотрел на Елену теперь безо всякой улыбки.- Да. А если мы вам пальчик отрежем, мадамочка?
        Ах ты, дешевка, сатанея от ярости, подумала Елена. Это у тебя вся биометрия - в пальце. В двадцать первом. Том, что без ногтя…
        -Лучше отрежьте себе яйца, офицер,- глядя на охранника бездонными от бешенства глазами, сказала она.- Потому что они вам все равно больше никогда не пригодятся.
        -Наделали себе всяких жидовских игрушек,- пробурчал охранник, вроде как бы в пустоту. В глазах его тоже была ненависть, но так густо замешанная на зависти и страхе, что Елена не выдержала и усмехнулась снова.
        -Хватит,- буркнул другой охранник.- Давай, пускай ее, хозяин ждет.
        Первый лениво поднялся, сгреб со столика рамку переносного сканера, вразвалочку подошел к Елене:
        -Ручки подымите, мадамочка.
        -Не вздумайте прикасаться ко мне. Шею сверну,- прошипела Елена.
        Он отшатнулся и посмотрел на второго охранника:
        -Коляныч…
        -Госпожа Томанова, вам никто не собирается причинять вред. Наш сотрудник только проверит вас на предмет наличия оружия…
        -Вы с ума сошли,- усмехнулась Елена.- Какое оружие, вы спятили?
        -Служба, госпожа Томанова.
        -Нашли, кому служить… Хорошо. Проверяйте, но без рук. Иначе пожалеете.
        Охранник обвел ее сканером,- раз, другой. Третий. Металлоискатель даже не вякнул. Елена усмехнулась снова. Кретины. Я сама сейчас - оружие, подумала она. Вы даже представить себе этого не в состоянии… Она сняла со скафандра аккумуляторно-процессорный блок еще в больничке. Без него «драконья кожа» была просто хорошим бронежилетом скрытого ношения, но это волновало Елену сейчас меньше всего.
        -Порядочек,- проворчал охранник.- Че вопила-то, спрашивается…
        Елена смерила его таким взглядом, что он, не решившись пререкаться дальше, ретировался к себе за столик. Второй охранник отступил в сторону, пропуская Елену к лифту.
        Они спустились в подземную часть, прошли по коридору, миновали два поста охраны, приемную и вошли в кабинет президента. Лукашенко сидел в торце Т-образного стола, по обе стороны находились охранники с автоматами. Он был в камуфляже, чем насмешил Елену так, что она едва не расхохоталась в голос. Еще один вояка, подумала Елена.
        -Здравствуйте, Елена,- Лукашенко рассматривал ее так жадно, словно хотел увидеть что-то необычное. У него был давящий, неприятный взгляд недоброго и загнанного в угол человека.
        -Матвеевна. Так звучит по-русски мое отчество. Здравствуйте, Александр,- она помолчала, давая ему почувствовать паузу.- Григорьевич.
        -Не хотите называть меня «ваше превосходительство»?
        -С превеликим удовольствием. Но тогда вам придется называть меня «ваша светлость».
        -Почему?- растерялся Лукашенко.
        -Потому, что я не только подданная чешской короны, но и русская дворянка,- сказав это, Елена вдруг поняла, что она это на самом деле чувствует. Вот именно так.- Княжна Мышлаевская. Или остановимся все же на имени-отчестве?
        Лукашенко промолчал,- только засопел. Елена поняла, что выиграла этот раунд. И не стала сдерживать торжествующей улыбки.
        -Ладно,- сказал он после паузы, потому что Елена молчала, желая заставить его первым сделать ход.- Пускай будет по имени-отчеству, Елена… Матвеевна. Я вас себе несколько иначе представлял…
        Ну, конечно, усмехнулась про себя Елена, ты думал, что я появлюсь пред тобой, раскрашенная, как Чиччоллина, в декольте, мини-юбке и на каблуках. И буду умолять тебя на коленях. А вот это вряд ли. Этого Дракон уж точно не разрешил бы мне сделать. Он ужас какой ревнивый… Придется тебе с очкастенькой крыской беседовать, сволочь.
        -Зато вы в точности соответствуете моим представлениям о вас.
        -Вы дерзкая…
        -Это профессиональное.
        -Ну, допустим. Я вас слушаю.
        -Я не стану утомлять вас длинными предисловиями. Времени не так много, на самом деле. Скажите, у вас не возникало в последнее время ощущения, что вы - фигура в чужой игре? Причем разменная фигура?
        -Почему вы так думаете?
        -Потому что я так чувствую. Я знаю, что вы любите жизнь и вовсе не стремитесь на тот свет. Я знаю, что у вас великолепное чутье на опасность. Поэтому я спрашиваю. Мне интересно, у кого из нас тоньше нюх, у меня или у вас. Не отвечайте сразу. Заставьте себя прислушаться к своему чутью.
        -У вас есть конкретные факты?
        -Я выложу факты после того, как вы скажете, что вы чувствуете.
        -Я чувствую, что вы пытаетесь втянуть меня в какую-то игру.
        -Разумеется,- Елена улыбнулась.- Разумеется, Александр Григорьевич. Мы все всегда играем в какую-нибудь игру и всегда стремимся вовлечь в нее как можно большее число тех, кто нас окружает. Но сейчас вы ошибаетесь. Я хочу не втянуть вас в игру, мою или другую, а вытащить вас оттуда.
        -И зачем же?
        -Чтобы спасти тех, кого я должна спасти. И всех остальных. И вас, в том числе.
        -Почему вы хотите меня спасти? Чем я заслужил такое отношение с вашей стороны?
        -Вы похожи на обиженного ребенка, который кидается камнями, чтобы разбить головы всем вокруг,- тихо сказала Елена.- Мне вас жаль, я не хочу, чтобы вас застрелили, как опасного сумасшедшего. Вы можете помочь,- не столько мне, сколько себе. Подумайте.
        Лукашенко откинулся в кресле, посмотрел на Елену исподлобья, вцепился толстыми пальцами с тупыми ногтями в столешницу. Усы его шевельнулись, и Елену снова едва не вывернуло наизнанку.
        -Почему они прислали вас?
        -Меня не прислали. Я приехала сама. Вы совершенно зря усмехаетесь так, как будто вы что-то понимаете в этом. На самом деле вы не понимаете ничего. Возможно, сейчас не совсем подходящий момент, но я попробую вам объяснить. Мы, чехи, и наш король - как один человек. Он - такая же часть народа, как я, как все остальные. А я - я просто выполняю свой долг. И мой король знает, что никто лучше меня не сделает это сейчас. И поэтому доверяет мне. И это доверие внушает мне самую настоящую гордость. Такую же, какой наполнилось бы сердце любой женщины, любого мужчины моего народа. Потому что мы с нашей страной и нашим королем - одно целое. То самое, чего вы так хотели и что у вас не вышло.
        -Почему? Почему у вас получилось это?!
        -Потому что мой король служит своему народу, а не наоборот. Потому что мой король уважает свой народ, и видит в нем не стадо холопов, которым можно вертеть, как угодно, а граждан. Поэтому у нас получилось и будет всегда получаться. Было время, когда я считала, что это не так. Слава Богу, оно позади. И я теперь с моим народом, с моим королем, а они - со мной. И поэтому я здесь.
        -А Майзель?
        -И Майзель.
        -Он тоже - часть народа?!
        -Конечно,- Елена улыбнулась.
        -Он еврей.
        -Вы хотите оскорбить его, отторгнуть от нас, называя его евреем? Но он гордится этим. Гордится этим и счастлив оттого, что, оставшись евреем, стал частью народа. И люди это видят и понимают. И я тоже. Он другой - и он наш. В этом его сила и наша удача. Потому что, будучи другим, он сумел разглядеть в нас то, что мы сами увидеть в себе не могли, как не может человек взглянуть на себя глазами другого человека. Он - та самая приправа, которая придает нашему блюду такой восхитительный вкус.
        -Да-а,- протянул Лукашенко, не глядя на нее.- Вы тоже стали, как евреи,- друг за друга готовы всем вокруг глотки перегрызть…
        Я знаю, почему ты так ненавидишь его, подумала Елена. Он сделал мечту реальностью. Нашей жизнью. Это его любят - не тебя. И ты - от зависти - возненавидел его за это. И на этом тебя подловили… Ты завидуешь ему, потому что в тебе нет ни капли благородства. Ты низкий человек. Ты хочешь заменить любовь страхом, потому что завидуешь,- настоящей завистью, такой, когда знают, что у самих никогда не будет и хотят, чтобы не было у всех остальных,- никогда… Ты полюбил страх. Свой и чужой. И хотел сделать страх всеобщим, всех заразить страхом и завистью… В тебе было что-то хорошее - когда-то. Наверное. Во всех есть. Абсолютных злодеев нет. Но это сгорело. Ты сам это сжег. А он - нет. Не смотря ни на что… Потому что в нем есть не только страсть, но и благородство. Он знает, зачем. А ты не знаешь, и уже очень давно. Посмотри только, что ты натворил… И теперь вовсе не он хочет уничтожить тебя. Это чуть ли не весь мир хочет тебя уничтожить. Те самые братья-славяне, которых ты мечтал утянуть в преисподнюю под мудрым руководством себя, любимого. И они уничтожат тебя. Придут, освободив от тебя народ, возьмут его,
как сироту, в семью, будут любить и воспитывать, помогут вспомнить, что такое честь, долг и отечество. Все то, что он… нет, не научил нас этому, в нас все это было, просто он помог нам это вспомнить, понять, что это не стыдно - любить свою родину, свой народ, служить ему всей своей жизнью и существом. А тебя,- тебя размажут по стенке, как таракана, и от тебя останется только мокрое место. И вовсе не он это сделает, хотя он действительно всегда с удовольствием сам убивает своих врагов. И даже не физически. Нет… На этот раз все будет по-другому. Тебя будут судить. Пусть и не сейчас, позже… А потом оставят на четыре секунды один на один с Квамбингой…
        -Я читал вашу книгу о нем. Вы просто влюбленная женщина, вот и все. А он использовал вас, и продолжает это делать…
        -Вы ошибаетесь, Александр Григорьевич,- мягко и печально улыбнулась Елена.- Нельзя использовать тех, кого любишь. Тех, кого любишь, можно лишь заслонить собой.
        -Но вас он послал сюда, ко мне…
        -Нет, я уже говорила. Я приехала сама. Чтобы заслонить тех, кого я люблю, в том числе и его. Заслонить от ошибки, от гнева, делающего слепым, от того, о чем человек потом жалеет всю жизнь. От мести, в которой нет ни нужды, ни смысла. Он мог легко помешать мне приехать сюда и послать вместо меня десант, который шутя уничтожил бы вас, как множество раз проделывал это с другими. Но если мы с вами поймем друг друга, этого не произойдет. Хотя, возможно, вы и заслуживаете этого…
        -Вот как?
        -Но я не имею права решать это. И он не имеет права. Никто, кроме Создателя, не имеет на это права.
        -Почему он сам не прилетел, если он такой смелый?
        -Он не может с вами разговаривать. После всего, что вы сделали…
        -Я ничего не делал ему лично.
        -Зачем вы штурмовали посольство?
        -Зачем-зачем,- скривился Лукашенко.- Деньги нужны, вот зачем. Наличные. Доллары. А то ваш Майзель все забрал… Все каналы перекрыл, все счета… Как будто это его собственное…
        -Какие… деньги?!
        -Деньги, которые были в сейфах вашего посольства. Сто семьдесят миллионов долларов.
        Ах ты, тварь, подумала Елена. Вот оно что… Суверенитет, государство… Все дерьмо. Деньги. Пиастры. Тварь…
        -Сумасшедшие деньги,- она усмехнулась.- Только из-за этого?! Сколько же ваших солдат погибло при штурме?!
        -Не ваше дело. Ваши-то все живехоньки выскользнули…
        -Зачем вы приказали убить Корабельщиковых?
        -Я приказывал… Я хотел…
        -Вы хотели сделать ему больно. И вы приказали убить Корабельщикова. Но ваши люди хорошо понимают ваши приказы, Александр Григорьевич. Поэтому они убили не только его, но и его жену и их неродившегося ребенка. И девочка их уцелела совершенно случайно. Вы думаете, он может разговаривать с вами после этого?
        -Я не знал. Мне потом доложили… Они готовили переворот, я только защищался…
        -Ну конечно. Вы всегда защищаетесь. Вы говорите так потому, что даже сейчас не осознаете по-настоящему всей ответственности за свои поступки. Вы действительно похожи на ребенка, вы инфантильны и жестоки, как ребенок, которому так и не объяснили, что такое хорошо и что такое плохо и что есть Бог, который все видит. Именно поэтому я здесь. Чтобы помешать ему убить вас, в том числе и за это. Когда вы будете сидеть один на берегу моря, вы, быть может, поймете когда-нибудь, что вы натворили. И тогда вам самому не захочется жить. Но это потом. Не сейчас. Увы, не сейчас…
        -Вы хотите, чтобы меня замучила совесть?
        -Я хочу, чтобы она проснулась. А там будет видно.
        -Ну, если она до сих пор не проснулась…
        -До сих пор… Ваша жизнь никогда еще не стояла так близко к смерти, как теперь, Александр Григорьевич.
        -Вы мне угрожаете?!
        -Нет. Я пытаюсь до вас докричаться.
        -Вы его очень любите,- нахмурился Лукашенко.
        -Иначе меня не было бы здесь.
        Он долго смотрел на нее, играя желваками. Что-то происходило с ним. Что-то важное… И вдруг он спросил:
        -А меня вы могли бы так полюбить?
        -Вы так и не встретили свою женщину,- тихо проговорила Елена.- И поэтому,- не только, но и поэтому тоже,- с вами случилось то, что случилось. Мне жаль вас…
        Мне повезло, подумала Елена. Не знаю, чем я заслужила это, но я встретила своего мужчину. И неважно, как сложится теперь, потому что самое главное в моей жизни уже произошло… Она вдруг вспомнила, как Марина сказала тогда: «Я женщина одного мужчины». И поняла, что и сама всегда была такой. Просто не знала этого раньше…
        -Послушайте меня и себя, Александр Григорьевич. И поверьте, потому что я ваш единственный шанс выжить. Если я пообещаю вам жизнь… Он знает, что я не прощаю обмана, и он не посмеет меня обмануть,- ведь тогда я не смогу его больше любить.
        -Это чепуха.
        -Для вас - возможно. Но не для него.
        И то, что он подарит тебе жизнь, и будет его самой большой победой над тобой, подумала Елена. И не суть важно, что будет потом…
        -Какие у вас полномочия?
        -Любые.
        -От него?
        -И от него, и от его величества.
        -Он всегда убивает своих врагов.
        -Всегда убивал. Потому что рядом не было меня, его женщины, и никто не смел потребовать от него милосердия. А я смею.
        -А россияне?
        -Об этом не беспокойтесь. Они урегулируют с Россией все, что потребуется. И не только с Россией…
        -Откуда вы знаете? У вас есть связь?
        -Обязательно,- усмехнулась Елена.
        -Чего вы хотите взамен?
        -Скажите, где наши дети. И уходите. Все кончено, вы что, не понимаете?
        -Ничего еще не кончено. Пока эти… эти ваши дети… Пока вы их не вытащите, вы ничего не станете делать. Вы не можете. Вы сами себя поймали в ловушку… С этими вашими играми в благородство и справедливость…
        -Ну, не вам попрекать нас этим. Говорите.
        -Сначала вы говорите, что вам известно. Что за игра такая…
        -Значит, вы чувствуете?
        -Да. Я чувствую. Действительно чувствую. Что у вас есть?
        Когда Елена замолчала, повторив все, что сказал ей Майзель, то увидела, как осунулся и позеленел Лукашенко. И поняла, что угодила в цель.
        -Кто из моих людей в этом замешан?
        -Ваш Садыков. Он работает на самом деле не на российскую разведку, Александр Григорьевич. На саудовскую.
        -Что за чепу…
        -Увы. Это не чепуха. Они хотят столкнуть лбами нас и русских. Здесь, на вашей земле, на беларуской земле. И я хочу услышать от вас, как он собирается это сделать.
        -А от него самого не хотите?
        Лукашенко усмехнулся,- опять шевельнулись усы, что ты за таракан поганый, подумала Елена, неужели никто ни разу не сказал тебе, что ты похож на мерзкого, огромного, жирного таракана с этими серыми усами,- сказал в переговорное устройство:
        -Садыкова позовите… Что? А где он? Найдите, вы что, совсем охуели?!
        -Сделайте одолжение, Александр Григорьевич,- светски улыбнулась Елена,- последите за лексикой, вы не один.
        -Заткните уши,- огрызнулся Лукашенко.- Что-то вы слишком нежная для военного корреспондента… Это ваша работа?! Где Садыков?!
        -Понятия не имею. Я журналист, а не военный и не разведчик. Вы же понимаете, что наши работают, что они повсюду… Я действительно не знаю. Прикажите отпустить детей. Сейчас же.
        -Не могу.
        -Что значит - не можете?!
        -Я так это устроил, что не могу.
        -Объясните.
        -Зачем?
        -Это не ваше дело. Ну?
        -Хорошо. Их возят в специальном трейлере. С охраной. Постоянно. И у начальника колонны приказ: если он получит любое сообщение - любое, любого содержания, понимаете?- от меня, от моих помощников, не важно,- он должен вскрыть пакет номер один. Если он не получит сообщения, но станет известно, что произошла смена власти - пакет номер два. В обоих пакетах приказ один - уничтожить груз. Если его будут преследовать, пытаться остановить,- уничтожить груз без промедления. При малейшей опасности или подозрении на опасность - тоже.
        -Необходимо какое-то время, чтобы это сделать…
        -Одна секунда. Просто нажать на кнопку, и в бронированном кузове взорвется заряд. Взрыв в замкнутом пространстве. Мне не нужно объяснять вам, как это будет выглядеть.
        Ты действительно мерзкая тварь, подумала Елена. Ты даже не чудовище, а просто мерзкая тварь. Дракон - чудовище, но он не бессмысленно гадок, как ты, он убивает, действительно, потому что дерется с нежитью. Убивает врагов. А ты убиваешь, чтобы сделать больно. Мерзкая тварь.
        -Где передвигается этот автомобиль?
        -Его здесь нет.
        -Где?!
        -В России,- он посмотрел на нее и торжествующе усмехнулся.
        Вот оно что, поняла Елена.
        -Где конкретно?
        -Не знаю. Это неважно…
        -Для вас - конечно. Вы сами это придумали?
        -Какая разница?
        -Есть разница. Возможно, вы сейчас этого не понимаете, но разница есть. И вы не можете не понимать, что живы лишь потому, что у вас наши дети…
        -И вы.
        -Допустим. И я. Сейчас дело не в этом. Когда все началось… Я не знаю, в какой момент это случилось, я не разведчик и не политик. Но в этот самый момент началась другая игра. Игра, в которой ваша жизнь - вообще жизнь - ничего не значит. Вы должны остановить это. Назовите мне человека, который это придумал.
        -И что потом?
        -Скажите мне, кто это. И я сразу пообещаю вам жизнь и свободу. А потом я позвоню в Прагу, и дальше - не ваше дело. Я повторю по телефону, что дала вам слово. Только не врите. Потому что если вы соврете, мое обещание не будет иметь силы. Будьте честным. Один раз. Ну?!
        -Гарантии? Какие гарантии?
        -Мое слово.
        -Это смешно.
        -Вам, безусловно, смешно. Потому что вы относитесь к слову как к своей собственности,- хочу - дам, хочу - возьму назад. Но вы, вероятно, слышали, что есть и другие, чье честное слово что-нибудь значит. И мое честное слово значит очень много. Никто не посмеет меня обмануть. Говорите.
        -Это Садыков.
        -Он все это придумал?
        -Да. Ваше слово.
        -Даю слово, что вам и вашей семье сохранят жизнь, свободу и средства к существованию. Верните мой телефон.
        -Позвоните отсюда, с моего. Ваш телефон не будет…
        -Послушайте, вы… Вы даже не представляете себе, как функционирует эта техника. Принесите телефон, вам говорят.
        -Принесите телефон,- кивнул Лукашенко.
        Им пришлось ждать минут десять, пока принесли аппарат. Какие они медленные, усмехнулась про себя Елена. Уже два раза ракета прилетела бы за это время…
        Наконец, телефон принесли. Лукашенко смотрел на нее с насмешкой, но и с любопытством. Он знал, что в бункере не может работать сотовая связь. Вообще никакая связь, кроме проводной. Ему было интересно, что станет делать эта отчаянная бабенка, когда убедится, что…
        Елена раскрыла аппарат, включила его и, дождавшись приветственного звука колокольчика, нажала кнопку быстрого набора телефона Майзеля. Он ответил через секунду:
        -Говори, жизнь моя.
        -Данек. Я буду говорить по-русски, чтобы они понимали. Это Садыков. Они…
        -Я понял. Мы все слышали, Елена. И про детей мы слышали. Теперь мы знаем, где искать. Ты справилась, жизнь моя. Спасибо.
        -Я дала ему слово.
        -И это мы слышали. Скажи ему, пусть собирает свои манатки и убирается ко всем чертям. С корейцами договорились. Я вылетаю. Я… Увидимся, жизнь моя. Скоро увидимся.
        Елена с треском захлопнула аппарат:
        -Ну, вот и все. Собирайтесь, садитесь в свой самолет и убирайтесь ко всем чертям.
        -Как это возможно?- прохрипел Лукашенко, глядя на Елену теперь с оттенком суеверного ужаса во взгляде.
        -Какая вам разница? Это волшебство… Понятия не имею. Мне сказали, что это будет работать. И это работает,- Елена снисходительно улыбнулась.- Они всегда держат слово… Поторопитесь.
        -Вам не кажется, что у меня могут быть еще кое-какие дела?!- опешил от ее дерзости Лукашенко.
        -Ваши дела закончились. Убирайтесь вон.
        -Это моя резиденция,- удивился он. Кажется, даже не разозлившись.
        -Это не ваше. Здесь нет ничего вашего. Вы все это украли у людей, которым клялись в любви и верности. Убирайтесь скорее, потому что те, кто затеял эту игру, не пожалеют вас. Они не я. Они скоро узнают, что вы их сдали, и попытаются вас уничтожить. От них я уж точно не смогу вас защитить, ни живая, ни мертвая. Собирайтесь и убирайтесь ко всем чертям. Остальное вы узнаете из газет, если выживете, а они посчитают нужным обнародовать эту информацию. Не тяните время, у вас его совсем мало.
        -Не много ли вы на себя берете?
        -Нет. Ваша жизнь - это мое слово. Помните это. Они видят вас, каждый ваш шаг, каждое движение. Если бы не наши дети, они давно вытерли бы вас, как след от кофейной чашки.
        -Что за чепу…
        -Вы даже не представляете себе, с какой мощью вы пытаетесь тягаться. Что они могут…
        -У меня есть армия.
        -Эта армия тоже не ваша. Эта армия народа, который вы и ваши прилипалы обманывали и грабили столько лет. Эта армия не сделает ни единого выстрела, чтобы защитить вас. А ваши специальные отряды не могут двинуться с места, потому что они уже ослепли и оглохли.
        Елена вдруг ощутила вибрацию телефона. Вздрогнув и посмотрев на Лукашенко, который, поперхнувшись, смолк, раскрыла аппарат:
        -Данек?…
        -Уходи, ангел мой. Вставай и уходи. Ты сделала все, что могла. Не зли его, не нужно. Пожалуйста.
        -Хорошо.
        -Я слышу и вижу тебя, жизнь моя. Я… Скоро увидимся. До встречи, мой ангел…
        Телефон замолчал. Елена захлопнула его - опять раздался характерный маслянистый щелчок - и поднялась:
        -Мне пора. Желаю вам добраться, куда вы там полетите, без приключений.
        -Вы останетесь, пока…
        -Нет,- покачала головой Елена.- Я не могу. Мне действительно пора. Не бойтесь. Я же дала вам слово. Не нужно пытаться мне помешать, хорошо?
        Лукашенко молча разглядывал ее, так, словно впервые увидел. И делал это так долго… Она понимала, что он хочет убить ее. Но боится. Потому что только жизнь по-настоящему чего-нибудь стоит, снова вспомнила Елена слова Гонты.
        Наконец, страх за собственную жизнь, кажется, победил. Лукашенко кивнул, перевел взгляд на охранника и проговорил,- Елену от его голоса едва опять не стошнило:
        -Проводите ее… Куда скажет… Без фокусов только…
        Он смотрел ей в спину, пока двери не сомкнулись за Еленой и охранником. Она чувствовала этот взгляд,- всем существом, позвоночником, через скафандр… Что-то было такое в этом взгляде. Что-то еще, кроме страха и ненависти. Елена очень удивилась бы, узнав, что. Как и он сам…
        Они поднялись на лифте, прошли снова через арки металлоискателей, мимо столика с охранником, ошалело уставившегося на них… И вышли за ограду резиденции. На воздух.
        Воздух, подумала Елена. Господи, воздух… Дышать… Можно дышать… Неужели все?!.
        -Идите назад,- тихо сказала Елена охраннику, борясь с подступившей опять тошнотой.- Дальше я сама…
        Тот посмотрел на нее и попятился. И, не говоря больше ни слова, нырнул обратно за забор, как в клетку… И в следующую секунду Елена ощутила осторожное прикосновение, - это был ротмистр Дольны:
        -Идемте, пани Елена.
        -Как вы здесь оказались?!- пробормотала она.
        -Работа такая, пани Елена,- расплылся в улыбке довольный собой подофицер, ловко расстегивая на ней мешковатый плащ и подключая аккумуляторно-процессорный блок экзоскафандра.- Ну, вот, так-то получше будет… Вы не волнуйтесь. Все идет по плану.
        -А этот… Садыков?- Елена с облегчением почувствовала, как оживает «драконья кожа», обволакивая и подхватывая ее,- так вовремя, потому что сил не стало вдруг совершенно.
        -Допрашивают. С чувством допрашивают, как положено,- Дольны оскалил в усмешке отличные зубы.- Сейчас расскажет, мразь…
        -Его что, пытают?!
        -Нет, пани Елена, что вы,- снова радостно улыбнулся ротмистр.- Ему дарят цветы и поют серенады. Вы не волнуйтесь, он проживет, сколько требуется. А потом мы его не больно задушим…
        -Прекратите,- прошипела Елена.
        Детский сад, а не армия, зло подумала она.
        -Есть прекратить,- Дольны щелкнул каблуками и отдал честь.- Идемте в машину, пани Елена. Нас ждут в Степянке.
        -Кто ждет?
        -Дракон, пани Елена.
        -Что?! Каким образом?! Он же только что был в Праге…
        -Не могу знать, пани Елена. Это же Дракон…
        -Что вы так на меня смотрите?!
        -Я только сейчас догадался, пани Елена,- тихо, без улыбки сказал Дольны.- Вы - та самая… Конечно. Кто же еще мог на такое решиться…
        -Перестаньте, пан ротмистр. Если доставите меня к Дракону зареванную, он вас съест,- через силу пошутила Елена.- Идемте же…
        СТЕПЯНКА, С 19 НА 20 МАЯ. НОЧЬ.
        -Все, жизнь моя…
        Майзель прижал Елену к себе и держал, наверное, минуту. Потом повернул голову к Дольному:
        -Благодарю за службу, пан поручик,- продолжая держать Елену, он протянул офицеру руку.
        -Ротмистр, пан Данек,- Дольны, зардевшись от похвалы, пожал его кисть.
        Господи, он же еще мальчик совсем, подумала Елена.
        -Спорим на ящик сливовицы, что поручик?!- весело оскалился Майзель.
        -Прекрати сейчас же этот детский сад,- прошипела, дернув его за ухо, Елена.- Отпусти военных и немедленно к ребенку, она ждет тебя, как…
        Дольны посмотрел на Елену с благоговейным ужасом. Так разговаривать… С самим… Господи Иисусе, да кто же эта женщина?!.
        Перед дверью палаты Майзель вдруг остановился, как вкопанный. И посмотрел на Елену таким взглядом,- ей показалось, что она сгорит сейчас:
        -Я не могу…
        -Ты должен. Ты не имеешь права прятаться. Она ждала тебя. Мы так ждали тебя, Данек…
        -Это же я виноват. Во всем я виноват, Елена…
        -Это война.
        -Она маленькая девочка. Маленькая, маленькая, крошечная девочка, которую чуть не убил этот урод…
        -Мы все солдаты на этой войне. И ты, и я, и она. Неужели я должна говорить это - тебе?! Иди, Данек. Иди.
        Он кивнул, распахнул дверь, зажмурился и шагнул. Как в пропасть…
        Сонечка по-прежнему не спала, но была так слаба, что находилась на границе беспамятства,- ее веки дрогнули едва заметно, когда Майзель, опустившись рядом с ней на кровать, взял ее руку в свою.
        -Ей нехорошо,- тихо, с беспокойством сказал он.- Она вся горит… Нужно позвать врача…
        -Нам нужно улетать, как можно скорее. Здесь даже сделать ничего невозможно…
        -Летающий госпиталь сядет через час. Еще час - пока реанимобиль доедет сюда. Час, полтора,- назад. И полет… В самолете есть все необходимое. Я распоряжусь…
        Он попытался встать.
        -Сидеть,- прошипела Елена, надавливая ему на плечо.- Не смей даже думать об этом… Полно вояк без тебя. Они все без тебя знают, их столько лет натаскивали, в том числе и ты сам… И Гонта здесь… Сиди. Ты нужен ей. Твоя сила нужна ей. Не смей отпускать ее, держи ее, держи…
        СТЕПЯНКА, 20 МАЯ. УТРО
        Майзель вышел из палаты и увидел какого-то совершенно убитого парня, сидящего, опустив голову с коротко подстриженными ярко-соломенными волосами, чуть поодаль на кушетке. Майзель шагнул к нему:
        -Ты Павел?
        -Я,- парень посмотрел на Майзеля красными, полными слез глазами.- А ты…
        -Я Майзель.
        -Тот самый…
        -Тот самый.
        -Дракон, значит… - Павел с тоской смотрел на него снизу вверх.- Ну, ниче… Похож, в натуре… Че ж ты поздно-то так прилетел, бля?
        Он протянул Жуковичу руку:
        -Не нужно, Павел. То, что я себе… Не дай тебе Бог, малыш. А тебе я обязан.
        -Да чего… - Павел засопел. И, поколебавшись, пожал протянутую руку.
        -Гонта,- повернулся Майзель к Богушеку, продолжая сжимать руку Жуковича,- деньги у тебя…
        Павел дико посмотрел на Майзеля:
        -Да иди ты нахуй с деньгами со своими!!!- заорал он и выдернул ладонь.- Нахуй мне деньги твои не нужны, понял?!?
        Майзель взял его за плечо и тряхнул так, что Жукович поперхнулся:
        -Ты что, дурак?! Думаешь, я откупаюсь от тебя?! То, что ты для нас сделал, никакими деньгами не измерить. Никакими, Павел. А деньги возьми. Мы улетим сейчас, пока устаканится все, зубы на полку сложишь,- он взял протянутую Богушеком пачку банкнот и пихнул Павлу в карман.- И не пропадай, слышишь? К делу пристроим, только разгребем чуть это дерьмо. Обещаю.
        Павел смотрел, на него, смотрел… Наверное, все же поверил. И сказал, вздохнув:
        -Баба твоя - чистое золото, бля. Как она тут всех вокруг барышни строила - это пиздец. Вытащила ее…
        -Спасибо тебе, Павел. Ты молодец.
        -Да ну… - он махнул рукой, вздохнул опять горестно. И спросил вдруг: - А Лукадрищева ебнули уже?
        -Нет, Павел.
        -Че, судить, небось, собираетесь?- он скривился насмешливо.- Дал бы ты мне его минут на пять, Дракон,- у Павла на лбу надулись вены и заметались на щеках желваки.- Я бы эту суку ебучую так бы… Это же он приказал, гандон, сука, тварь, я знаю, это он приказал…
        -Прекрати истерику,- снова тряхнул его Майзель.- Прекрати, Павел. Будь мужчиной.
        -Нахуй все,- всхлипнул Павел.- Нахуй все, бля… Ты знаешь, че для меня Андреич… Они, хуесосы, думали, «ешка» бензиновая… Думали, взорвется нахуй… А ни хуя… Вот барышня и… Успел я, бля…
        Он дернулся так, будто залпом выпил стакан зеленки, и посмотрел опять на Майзеля:
        -Дай мне его, Дракон. На пять минут. На одну минуту дай. Я его разорву, суку, нахуй…
        -Я не могу, Павел,- покачал головой Майзель.- Елена ему слово дала. В обмен на Сонечку и наших заложников…
        Павел окаменел. И поднял на Майзеля глаза, спросил срывающимся шепотом:
        -Какое… Какое, нахуй, слово?!
        -Слово, что мы ему жизнь оставим. Он улетит сегодня, Паша.
        -У… Куда улетит?!
        -В Корею. К великому вождю Киму… И поверь, ему там…
        Павел вдруг отшвырнул руку Майзеля со своего плеча и попятился:
        -Нет. Ни хуя этого не будет.
        -Павел,- Майзель поморщился, как от зубной боли.
        -Ни хуя,- прошипел Жукович.- Это вы ему слово дали. Господа благородные… А я… Бог не фраер, он все видит. Понял, Дракон?! Бог не фраер. Вот те крест святой, хоть ты в нашего Христа и не веришь,- Павел быстро и не очень умело перекрестился.
        -Слово надо держать, малыш. Иначе нельзя. Только так.
        -Ну и держи. А я… Хуй он у меня улетит куда-нибудь, понятно?!?
        И Жукович развернулся.
        -Павел! Вернись!
        Но Жукович, даже не обернувшись, в два прыжка преодолел отрезок коридора до двери пожарного выхода и повис на руках у подхвативших его «ночных дьяволов»:
        -Пустите!!! Пустите, суки!!!
        -Пустите его,- сказал Гонта.
        Бойцы отпустили Павла, и он рванул вниз по лестнице, на улицу. Майзель развернулся к Богушеку:
        -Да?
        -Да брось ты,- махнул рукой Гонта.- Пусть побегает, остынет. Нормально все, в цвет. Что ты, запрешь его? Что он может?
        -Я его не знаю.
        -Брось,- с нажимом сказал Богушек.- Пацан какой-то, сопляк… Брось, Дракон. Иди к Елене, к малышке… я прослежу.
        -Смотри не протухни, Гонта,- хмуро сказал Майзель.- Готовьте эвакуацию.
        И вернулся в палату, тихо притворив за собой дверь. Подошел, опустился на табуретку рядом с Сонечкиной кроватью.
        -Кто там кричал?- спросила Елена, повернувшись к нему.
        -Павел.
        -Господи… Бедный мальчик…
        -Мы о нем позаботимся.
        -Ах, Боже мой… Разве он думает об этом сейчас?! Он так привязался к ним… Господи, Данечку, как же это ужасно все…
        -Как она?
        -Все по-прежнему. Она слышит все, Данечку. Только говорить не может, ей тяжело…
        -Укол. Она должна спать.
        -Врач сказал, нельзя. Пусть будет пока… Что слышно про наших детей?
        -В порядке наши дети,- усмехнулся Майзель.- Домой летят…
        -Как вам удалось?!
        -Это тебе удалось. Сначала тебе, жизнь моя. А потом уже нам. Вместе с тобой… Нам вместе все всегда удается, ангел мой. Или почти все…
        -Все живы?!
        -Даже эти оловянные солдатики, что их возили, и те живы,- Майзель усмехнулся.- Все хотят жить и заниматься любовью, дорогая…
        -Я помню,- Елена дернула его легонько за ухо.- Ты тоже…
        -Обязательно. Теперь и я - тоже…
        Дверь открылась, показалась физиономия Гонты:
        -Все готово, реанимобиль здесь, сопровождение, самолет ждет. Едем?
        -Едем,- Майзель поднялся.
        МИНСК, 20 МАЯ. ДОРОГА НА СМОЛЕВИЧИ. УТРО
        Павел летел, выжимая из «шестерки» последние соки, по проселкам в сторону Смолевичей. Он догадался, что на трассе его сразу остановят у поста ГАИ - наверняка чехи там уже все перекрыли.
        -Хуй ты у меня куда-нибудь улетишь,- рычал Павел, раскручивая тахометр до красной черты и заглушая этим рычанием натужный вой движка.- Хуй тебе в рот, сука, гандон, блядь, пидор гнойный, понял?! Мы десант, от нас не уйдешь, хуй тебе, сука! Все, пиздец подкрался незаметно! Нахуй ты у меня полетишь! Зажарю тебя, сука, блядь поганая!…
        Взгляд его упал на телефон, который подпрыгивал на переднем сиденье, норовя улететь куда-нибудь. Павел схватил его и надавил кнопку быстрого набора номера Олеси.
        Девушка ответила мгновенно:
        -Алло! Пашенька! Алло!
        -Олеська!- заорал Павел что было мочи.- Олеська, я Лукадрищева сейчас завалю! Я тебя люблю, Олеська!!!
        -Пашенька!- закричала девушка.- Пашенька, где ты, Пашенька?!.
        -Я уже!- продолжал орать Павел, уже видя замаячившие впереди постройки аэропорта.- Я сейчас! Не реви, дура, я тебя люблю!!!
        И, кинув телефон и надавив на газ, снова заорал:
        -Мы! З беларуских! Лясоў! Партызаны! Хуй ты у меня куда улетишь, блядь!
        Олеся поняла, что Павел едет в аэропорт,- шестым чувством поняла. Схватив все деньги, что у нее были и сунув телефон в карман курточки, Олеся натянула кроссовки и, вылетев на улицу, бросилась к стоянке такси, к первой же машине:
        -Дядечка, миленький!!! В аэропорт, пожалуйста, пожалуйста, скорее!!!
        -Ты че?! Больная, что ли?!- удивился таксист.- Че случилось-то?!
        -Дядечка, скорее!!!- Олеся заплакала.- Пожалуйста… Там… Там Пашенька…
        -Ну, ясно, понял. Пашенька,- усмехнулся таксист.- Пятьдесят.
        Олеся швырнула ему в лицо деньги - все банкноты до единой, так, что мужик едва успел среагировать, обежала машину и шлепнулась на переднее сиденье:
        -Скорее, пожалуйста, скорее!!!
        -Да ладно, успеем, никуда твой Пашенька не убежит,- усмехнулся дядька.- От бы за мной кто так побегал, е-мое…
        Они вырулили на проспект. Таксист покрутил рукоятку настройки магнитолы:
        -Че за хренотень? Все станции молчат, как воды в рот… Вроде и не профилактика сегодня…
        -Это чехи,- всхлипывая, сказала Олеся.- Они здесь уже, началось…
        -А ты откуда знаешь?!- вытаращив глаза на девушку, гаркнул таксист.
        -Я знаю… Скорее, ради Бога, скорее!
        На посту ГАИ дорога в обе стороны была перегорожена шлагбаумом, за которым стояли два бронеавтомобиля с королевскими гербами. По договору с Фронтом национального спасения чешских флагов десантники нигде не поднимали, чтобы не провоцировать слухов об оккупации. А вот бело-красно-белый флаг над постом уже развевался…
        -Приехали,- сказал таксист и открыл дверь, собираясь выходить, но десантник, улыбнувшись сквозь плексиглас сферы, поднял автомат стволом вверх и сделал такое движение рукой,- «разворачивайся». Таксист сплюнул и подчинился:
        -Ну, и че теперь? Домой?- ему страсть как не хотелось расставаться с деньгами, да ведь жалко девку, лица на ней нет…
        -В объезд. Пожалуйста. Мне нужно туда. Пожалуйста,- прошептала Олеся, упершись остановившимся взглядом в заграждение и солдат.- Там Пашенька… Он проехал туда… Он мне пять минут назад позвонил… Пожалуйста!!!
        Посмотрев на Олесю, таксист крякнул и, развернувшись, направил автомобиль под мост, в сторону объезда…
        МИНСК, 20 МАЯ. АЭРОПОРТ «СМОЛЕВИЧИ». УТРО
        Они стояли у трапа своего летающего госпиталя, наблюдая, как самолет Лукашенко рулит на взлетную полосу. Все состоялось, как и было условлено. Аэропорт и диспетчерскую службу уже контролировали высадившиеся вторым эшелоном десантники королевской воздушной пехоты, и в часе подлетного времени находились в воздухе первые транспорты третьего эшелона с бойцами Беларуской Краевой Абароны.
        Елена вышла из самолета, спустилась по трапу, подошла к Майзелю и вдруг обняла его, прижалась изо всех сил.
        -Что, ангел мой? Что?!
        -Ты успел,- Елена подняла к нему лицо.- Я, наверное, никогда не смогу понять, как тебе это удается…
        -Что?! Говори!
        -Ей делают операцию…
        -Сейчас?!
        -Да, ящерка. Сейчас. Кровоизлияние в селезенку, она не спала поэтому, наверное… Если бы не сегодня, там лопнул бы этот кровяной мешок, вряд ли удалось бы ее спасти…
        -Шансы?
        -Все будет в порядке. Это несложная операция, они даже не режут ничего, достаточно лапароскопии… Господи, прости меня, с каким удовольствием я выстрелила бы ему прямо в его поганую усатую рожу…
        -Теперь ты понимаешь,- вздохнул Майзель.
        -Да. Наверное…
        -Иди туда, ангел мой. Будь с ней. Будь с ней, прошу тебя…
        Лайнер Лукашенко уже вырулил на финишную прямую и остановился, раскручивая турбины. Вдруг они увидели, как из ангара в двух-трех сотнях метров от полосы, обрушив ворота, вылетел ярко-желтый, с низко посаженной кабиной, автомобиль-заправщик и помчался прямо к самолету. Из-за рева реактивных турбин двигателя машины не было слышно, но сомневаться в намерениях сидевшего за рулем не приходилось.
        Это же Павел, понял Майзель. И заревел:
        -Огонь!!!
        -Сдурел,- усмехнулся Богушек.- Не успеют, инерция-то какая… Ай да Павличку, ай да молодец…
        И добавил вдруг по-русски, отчего Майзель резко повернул к нему голову:
        -А Бог - Он, в натуре, не фраер…
        Все произошло за какие-то секунды. Смяв редкое оцепление, открывшее все-таки огонь по заправщику, желтый снаряд, уже охваченный пламенем, влетел под крыло лайнера…
        Два взрыва слились в один. Майзель даже не пригнулся,- встретил лицом палящее дыхание взлетевшего вверх огненного вихря. Только закрыл глаза… А когда открыл, на взлетной полосе валялись горящие обломки, и со всех сторон к ним мчались автомобили,- военные, медицинские, пожарные…
        Елена выскочила из самолета, ссыпалась по трапу, вцепилась в него:
        -Что?!? Что это?!?
        -Павел.
        -Боже правый…
        -Пашенька!!!- услышали они истошный крик и, повернувшись, как по команде, увидели бегущую к ним фигурку Олеси.- Пашенька!!!
        Она споткнулась, упала, вскочила, опять побежала… Майзель смотрел на нее, прижимая к себе Елену, и даже думать ни о чем не мог,- какие-то ошметки, а не мысли…
        Богушек, прищурясь, глядел неотрывно в сторону обломков. И вдруг прижал пальцем притаившийся в ухе динамик переговорного устройства:
        -Жив!? Сюда его, быстро, смотрите, не покалечьте мальчишку!!!- и, повернувшись к Майзелю, расплылся в счастливой ухмылке: - Догадался выпрыгнуть, смотри-ка… А, пожалуй, возьму я его к себе в бурсаки…
        -Гонта. Ты мудак,- Майзель продолжал смотреть в сторону Олеси, которая приближалась удивительно медленно.
        -Так точно,- еще шире ухмыльнулся Богушек.
        -Я тебя предупреждал…
        -А я облажался,- согласно кивнул Гонта и посмотрел на Майзеля с Еленой, мгновенно стерев ухмылку с лица.- Облажался я, голубки. Первый раз в жизни я так облажался. Старый стал, наверное. Пойду на пенсию…
        Бронемашина с «дьяволами» с визгом затормозила в двух шагах от них. Бойцы вытащили ободранного и перепачканного Жуковича и поставили его перед Майзелем, как куклу, поддерживая, чтоб не упал,- от удара о землю при прыжке и последовавшим взрывом Павла контузило. Он дико улыбался разбитым лицом.
        -Что ж ты натворил, малыш… - Майзель вздохнул.
        Павел посмотрел на него одним глазом:
        -Я его ебнул, Дракон. Это не ты, это я его ебнул. Сам ебнул. Младший сержант вэ-дэ-вэ Жукович, вэ-чэ одиннадцать тридцать пять. Пиздец Лукадрищеву. Понял? Десант, бля. Не хуй собачий… За Андреича с Викторовной… За барышню… За нас всех…
        Олеся, вся мокрая от росы и задыхающаяся от сумасшедшего бега, рванулась к нему:
        -Пашенька!!! Пашенька, родненький, любименький, Пашенька, жив, жив…
        Она повисла на нем,- не столько на нем, сколько на бойцах, которым пришлось держать обоих, целовала, как сумасшедшая, его перепачканную сажей, ободранную физиономию, он еле успевал уворачиваться:
        -Ну, живой я, живой, че ты ревешь-то теперь, дуреха ты ненормальная,- бормотал Павел, прижимая к себе Олесю одной рукой,- вторая висела, как плеть, не то вывих, не то перелом… - Не реви ты, все нормально… Живой я…
        Все смотрели. И молчали.
        Богушек крутанул головой так, что хрустнули позвонки:
        -Остановить мелодраму?
        -Дубль два,- усмехнулся Майзель.- Не надо, Гонта. Мне нравится…
        -Данек,- Елена привстала на носки и дернула его за ухо.- Успокойся. Ты уже ничего не можешь изменить. Забери детей, мальчику нужно первую помощь…
        -Давайте, в самолет, обоих,- решил Майзель. Он покачал головой, посмотрел зачем-то себе под ноги.- Показания давать придется, Паша. Очень на тебя новая власть сердиться будет…
        -По хую мне,- Павел сплюнул на землю комок черно-красной слюны.
        -Ну, мы тебя в обиду не дадим,- Майзель посмотрел на него и вдруг усмехнулся.- Дурак ты, Павел, но это, наверное, со временем пройдет. Я очень надеюсь. Потому что я успел тебя полюбить…
        Он обнял Елену и почти понес ее вверх по трапу, бросив на ходу:
        -Готовьте полосу, и побыстрее. Гонта, я тебя дома убью…
        -Че это он сказал-то?- Павел посмотрел сначала вслед Майзелю, потом на затихшую у него на груди Олесю и перевел растерянный взгляд на Богушека.- Какая, нахуй, любовь?!
        -Эти слова много значат, мальчик,- тихо ответил Гонта, тоже глядя Майзелю вслед. - Если Дракон сказал человеку такое, будет у человека в жизни все хорошо. Ты это поймешь потом, мальчик… Вперед!!!
        ИЗ СООБЩЕНИЙ ИНФОРМАЦИОННЫХ АГЕНТСТВ
        Москва, 20 мая. ИТАР?ТАСС. Пресс-центр ФСБ РФ сообщил журналистам, что в Москве и Санкт-Петербурге, а также Челябинске и Хабаровске произведены аресты высокопоставленных военных, арестован, в том числе, заместитель начальника Генерального штаба и главнокомандующий ракетно-космических войск РФ. О причинах ареста было объявлено чрезвычайно скупо - «коррупция, повлекшая за собой государственную измену». Сегодня же из Москвы было выслано несколько десятков сотрудников дипломатических представительств арабских государств, арестовано несколько влиятельных бизнесменов арабского и чеченского происхождения, произведены перестановки в некоторых государственных ведомствах, в том числе в силовых министерствах. Чрезвычайные и Полномочные Послы Ирана, Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратов, Йемена и Катара были вызваны в МИД РФ, где им были вручены ноты протеста, о содержании которых ничего не известно. Вечером все указанные дипломаты были отозваны в свои столицы «для консультаций». Российские представительства в этих странах временно прекратили работу. МИД РФ обратился к гражданам России с
рекомендацией воздержаться от поездок в арабские страны и Иран.
        Минск, 20 мая. Вступившие в город вместе с частями Беларуской освободительной армии корреспонденты масс-медиа сообщают о поразительном спокойствии, в обстановке которого происходит передача власти. О местонахождении президента Лукашенко и ряда его наиболее одиозных приспешников ничего не известно. Представители БКА и Центральной Рады БНР никак не комментируют этот факт.
        Минск, 20 мая. Столица Беларуси полностью перешла под контроль новых властей. Сообщается, что завтра состоится провозглашение независимости БНР и будут официально подняты государственные флаги исторического, бело-красно-белого колера. В городе повсеместно видны бело-красно-белые полотнища, развешиваемые жителями в окнах домов. Обстановка в столице спокойная, частично ограничено движение по нескольким центральным улицам, однако о введении комендантского часа не сообщается.
        Москва, 20 мая. Комментируя вчерашние события в российской столице, аккредитованные здесь масс-медиа теряются в догадках и выдвигают различные версии. Общее мнение, однако, единодушно связывает происходящее в Москве с трагическими событиями в Беларуси. Официальная версия событий по-прежнему не прозвучала.
        Минск, 21 мая. Сегодня здесь официально провозглашено возрождение Беларуской Народной Республики и объявлен состав переходного правительства, которое будет работать до того момента, пока не состоятся выборы в Центральную Раду БНР, намеченные на осень. Настоящей сенсацией прозвучал тот факт, что министр обороны Беларуси сохранил свой пост и в новом правительстве. Председатель Комитета национального спасения Алесь Пинчук заявил, что вклад министра генерал-лейтенанта Олейникова в укрепление основ военного строительства в Беларуси трудно переоценить, и выразил надежду, что усилия, затраченные Олейниковым, пойдут на пользу новой армии нового государства. В ответном слове министр поблагодарил за оказанное доверие и заверил правительство, что сделает все от него зависящее для того, чтобы армия и народ представляли собой единое целое, как это и должно быть. Аналитики считают, что это решение, хотя и является, мягко говоря, нетрадиционным, в полной мере соответствует внутриполитическим реалиям, сложившимся в стране, и обеспечит полную лояльность военных новым властям. Полагают, что с Олейниковым были
проведены секретные переговоры, однако этот факт отказываются комментировать и Комитет национального спасения, и сам генерал, заявив, что имевшие место контакты состоялись в интересах и на благо страны и народа.
        ПРАГА, ГОСПИТАЛЬ СВЯТОЙ ЕЛЕНЫ. МАЙ
        Елена сидела на кровати и держала Сонечку за руку. Девочка спала. На шее у нее по-прежнему была фиксирующая повязка, правда, теперь не такая пугающая, как в Минске. Услышав стремительные шаги Майзеля, Елена обернулась и прошептала сердито:
        -Тише, пожалуйста! Она, может быть, десять минут как сама заснула… За трое суток… Ужас какой-то…
        -Это ничего, что ты говоришь по-русски, дорогая?- улыбнувшись, тоже шепотом ответил Майзель.- У тебя неплохо получается…
        -На каком, по-твоему, языке я должна говорить сейчас с ребенком?- перейдя на чешский, прошипела Елена. Она поднялась и оттащила его за рукав в сторону, к окну. - Ты даже сейчас не можешь без своих…
        -Это защитная реакция, ежичек. Не сердись. Сама-то ты как?
        -Нормально. Я смертельно устала, но это пустяки,- Елена замученно улыбнулась.
        Майзель долго смотрел в ее потемневшие глаза. Потом погладил ее ладонью по лицу:
        -Елена…
        -Не надо. Мы ведь никуда… Мы никому не отдадим ее, правда? Ты… ты не можешь поступить так со мной…
        -Нет, Елена. Конечно, нет. Она будет с нами. Я обещаю. Только ведь она уже большая…
        -Это ничего. Нет нужды менять памперсы,- Елена усмехнулась, но лицо ее дрожало так, что Майзелю опять захотелось разорвать кого-нибудь на части.- Я знаю, тебе все это, как…
        -Прекрати. Ты нужна мне, как воздух. Я не могу без тебя дышать. В любом составе, на любых условиях… Ради этого я действительно готов на что угодно. Обещай мне, что ты никогда больше не оставишь меня. Пожалуйста, Елена…
        -Я же обещала, помнишь? Это… просто я должна была… Иначе…
        -Да. Обязательно. Я знаю.
        Она закрыла глаза и потерлась щекой о его руку.
        -Все хорошо будет, елочка-иголочка. Теперь все будет хорошо… Сонечка будет жить с нами, и вырастет, и станет красавицей, и выйдет замуж за принца… Все будет хорошо, жизнь моя, слышишь?!
        -Какой ты Дракон,- засмеялась сквозь слезы Елена, ухватив его легонько за нос.- Ты не Дракон, ты сказочник… Оле Лукойе…
        Наверное, он так никогда и не скажет мне это, с грустью подумала Елена. Ну, что ж… В конце концов, поступки важнее слов. Ну, что ж. Пусть будет, что будет. Я ведь люблю его. И не могу без него. Совсем не могу…
        Ее снова затошнило,- на этот раз очень сильно. Так сильно, что…
        Он увидел, как Елена вдруг странно побледнела. Зрачки у нее стали огромными, она зажала рот рукой и ринулась к умывальнику в углу палаты. Майзель услышал, что ее тошнит…
        Он испугался так, что едва не сел на пол. Какое счастье, что они в больнице… Он нажал кнопку тревоги на брелке. Секунду спустя в палату влетели люди Богушека.
        -Врача ко мне, мигом!!! И кого-нибудь из службы химзащиты с экспресс-анализатором!!!- прорычал Майзель.- Давайте, шевелите задницами!!!
        Он снова бросился туда, к Елене. Она все еще стояла, согнувшись, над раковиной.
        -Ангел мой, ничего не трогай. Слышишь меня?!
        -Что?… - слабым голосом выдавила из себя Елена.
        Она протянула руку, чтобы включить воду. Майзель, скрипнув зубами, перехватил ее пальцы у самого вентиля:
        -Ничего не трогай. Сейчас придет врач и…
        В это время в палату влетели врачи, химики и Богушек. Майзель легко поднял Елену на руки, перенес к окну, уложил на пустую кровать. Сонечка спала, как ни в чем не бывало,- ни свет, ни шум не разбудили ее. Прибежали еще санитары, и кровать с Еленой выкатили сначала в коридор, набитый поднятыми Богушеком по тревоге полицейскими и охраной, а потом в соседнюю палату. Он оставил дрожащую и все еще бледную Елену с медиками, сам метнулся обратно в палату Сонечки, где Богушек и химики колдовали над умывальником:
        -Ну?!?
        Химик развел руками:
        -Ничего нет, пан Данек. Никаких алкалоидов, никаких неизвестных реагентов, абсолютно. А уж из обычных средств так и вообще… Я возьму пробы в лабораторию, но в первом приближении…
        -Понял. О результатах доложить немедленно. Давай, работай!
        Вернувшись к Елене, он присел на кровать, взял ее за руку. Она тихонько сжала ему ладонь:
        -Мне лучше.
        -Жизнь моя, ты меня напугала.- Он повернулся к врачу: - Что это было?
        Докторша странно посмотрела на него и вдруг расплылась в улыбке.
        -Что? Я так по-идиотски выгляжу?- приподнял брови Майзель.- В чем дело?
        -Простите, пан Данек,- смешалась докторша.- Я… простите, Бога ради. Я даже не знаю, что сказать… Собственно… В общем, это вполне заурядный токсикоз, на втором месяце бывает и похлеще…
        -Что?… - выдохнула Елена.
        -Что-о-о?!?- взревел Майзель.- Что вы сказали?!?
        Докторша несколько раз молча открыла рот, переводя растерянный взгляд с Елены на Майзеля и обратно:
        -А… а вы что… Вы…
        -Доктор, вы уверены?- вкрадчиво спросил Майзель голосом дракона, готовящегося спалить парочку городов средней руки.
        Докторша пожала плечами:
        -Я сейчас…
        Она вышла и через минуту вернулась,- с обыкновенным тестом на беременность, какие продаются в аптеках на каждом углу, и протянула его Елене:
        -Вот, проверьте сами, голубушка…
        Елена выбралась из кровати и прошлепала в туалет, по дороге дико посмотрев на Майзеля. Молча проводив ее взглядом, он снова уставился на докторшу:
        -Итак?!?
        -Пан Данек, да вы что, в самом деле? Здоровая молодая женщина… Вы что, не… Вы что, ничего не знали?!
        -Мы… Это сейчас неважно. Доктор, у Елены были осложнения после… одной истории. Этого не может быть, понимаете?
        -Чего не может быть? Послушайте, пан Данек, я же не первый день и даже не первое десятилетие на медицинской службе. Если я говорю, что пани беременна, это может означать только то, что означает. Вы уж меня, ради Бога, извините, но…
        -Стоп, доктор. Стоп. То есть, вы хотите сказать…
        В это время вернулась Елена. Вид у нее был такой… Не выпуская из рук полоску теста, она взобралась на кровать и с совершенно невообразимым перевернутым лицом продолжила ее рассматривать:
        -Доктор… Она… она розовая…
        -А я что говорила?!- докторша победно вскинула подбородок.- Конечно, она розовая. Потому что вы, дорогая, в положении. Острого не ешьте, побольше овощей и фруктов, продукты с кальцием, молоко, творог… Подольше гуляйте на свежем воздухе. И витамины я сейчас выпишу, если хотите. Да что с вами происходит, в конце концов, молодые люди?!.
        -Доктор, никому пока ни слова. Хорошо?- Майзель поднялся.- Просто никому ни слова…
        -Ну, пан Данек, вы меня за кого… Я могу быть свободной?
        -Да. Да, разумеется… Спасибо.
        -Не за что,- вздохнула докторша и вышла.
        И тут же вошел Гонта. На него было невозможно без слез смотреть - глаза на пол-шестнадцатого, усы трясутся…
        -Что?!?
        В руках Богушек держал свернутый в трубочку лист электронной бумаги:
        -Вот… Карта анализа гормонального фона…
        -Ты думаешь, я в этом разбираюсь?
        -Чего там разбираться-то… - Гонта развернул лист, тряхнул его, и молочно-белое поле мгновенно покрылось текстом.- Нечего разбираться, вот, тут написано… Соответствует сроку беременности шесть-семь недель…
        Гонта вдруг всхлипнул и отвернулся.
        -У-у, какие мы нежные,- протянул Майзель, но голос у него предательски подпустил петуха в самом неподходящем месте.- Какие мы чувствительные. Вот уж не ожидал от тебя, братец…
        -А вот… Старый стал… - Гонта взял себя в руки, выпрямился.- Указания?
        -Разрешаю меня обнять и…
        Договорить он не успел,- Богушек шагнул к Майзелю и так сдавил его в объятиях, что захрустели кости. Отпустив его, Гонта посмотрел на Елену, наблюдавшую за этой сценой широко распахнутыми, все еще полными слез глазами, потом опять на Майзеля:
        -Мылодрама, твою мать, Дракон… Ненавижу мылодрамы… Чтоб ни шагу без охраны… Оба… Если… задушу обоих… Поняли?! Елена… К тебе это особо относится… чтобы все мне было в цвет… поняли?!
        -Поняли,- кивнул Майзель.- Спасибо, братец. Ты, главное, не нервничай. Все в порядке.
        -Да… Не буду. Все, Дракон. Мне работать…
        -Иди, иди, дружище…
        Двери за Гонтой закрылись. Майзель посмотрел на Елену, погрозил ей пальцем и вдруг расхохотался. Замолчав так же неожиданно, он вскочил и несколько раз пронесся по палате туда и обратно. Елена с ужасом следила за его полетом. Он остановился на полном скаку и с размаху, так, что матрац жалобно пискнул, уселся опять рядом с Еленой:
        -Собственно говоря, а почему нет? Если у Вацлава исчезла опухоль… Знаешь, есть такая еврейская молитва… Я не ручаюсь за точность перевода, но смысл прост… Благословен Всевышний, по своей воле открывающий и закрывающий все проходы и отверстия в наших телах вовремя, как положено согласно замыслу творения, ибо, если закроются или откроются, когда не следует, то невозможно будет стоять перед Творцом… - Он снова погрозил Елене пальцем и засмеялся опять,- на этот раз тихо. - Дорогая, ты слышала, что сказала пани доктор. Ты ведь не собираешься делать никаких глупостей, правда?
        -Нет, Дракончик…
        -И мы будем все эти девять - или сколько там уже осталось - месяцев жрать в три горла фрукты с овощами и гулять на свежем воздухе, как сумасшедшие. С Сонечкой вместе. Поняла?
        -Да, Дракончик…
        -И ты будешь уплетать творог с молоком за обе щеки, слушать спокойную классическую музыку, рассказывать малышу в животе исключительно добрые сказки и получать одни сплошные положительные эмоции. Никакой работы, никаких командировок, никаких стрессов. Никаких сигарет! Поняла?
        -Да, Дракончик… - Елена всхлипнула и поднесла насквозь промокшую салфетку к лицу. Как у всех тонкокожих женщин, от слез у нее мгновенно припухали веки и краснели крылья носа.- Да, Дракончик… А если это малышка?
        -Да какая, на хрен, разница?!?
        -Да, Дракончик…
        -Да что ты заладила, ей-богу,- «да, Дракончик, нет, Дракончик»?!?- он отобрал у нее мокрый платок и швырнул его за спину.- Ты понимаешь вообще, что произошло?!
        -Нет, Дракончик… Ой…
        -Так. Завтра - полное обследование. А сейчас поехали домой.
        -Нет. Я останусь с Сонечкой.
        -Сонечка спит. По крайней мере, до утра. Пожалуйста, Елена.
        -Это там случилось. Там, в горах… Помнишь?
        -Помню.
        -Дракончик…
        -Что?
        -Ты меня отмазал, да?
        -Что?!
        -Марта сказала… Тогда еще… Так и сказала - он тебя отмажет… и с Богом добазарится… Откуда она знала, Дракончик?!
        -Я не знаю. Я ничего такого не делал. Я просто тебя любил. Я люблю тебя, елочка-иголочка… Ты даже не представляешь себе… Что? Что ты, мой ангел? О, нет, пожалуйста, только не это! Ну, Елочка, ну все же уже хорошо, ну что ты, родная моя птичка, не плачь, не плачь…
        -Ты сказал… Ты наконец-то это сказал… Боже, вот что должно было случиться, чтобы ты это сказал…
        Он прижимал ее к себе, целовал ее мокрое от слез лицо, в которое никогда не мог наглядеться… Сначала я решил, что этого уже никогда не будет с нами, думал он. Потом я думал, что я тебя потерял… Господи, если бы я тебя потерял…
        -Нет. Я люблю тебя не потому, что это случилось. Это случилось потому, что я тебя люблю…
        ПРАГА, ЛЕТОГРАДЕК. МАЙ
        Он влетел во дворец, как ураган. Гвардейцы только и успели, что раскрыть ему двери, иначе он, не задумываясь, сорвал бы их с петель:
        -Все вон! Величества, высочества, ахой…
        Вацлав, Марина и младшие дети ужинали. При виде всклокоченного Майзеля они так и застыли с вилками у ртов. Первым опомнился король:
        -Ты что? Что-то случилось? С Сонечкой что-то?! Дети, идите к себе, нам нужно поговорить…
        Майзель дождался, пока воспитательница уведет девочек, и плюхнулся в кресло. Марина и Вацлав смотрели на него с нарастающей тревогой,- таким они еще никогда его не видели. Даже когда чуть не началось…
        -Говори давай!- рявкнул Вацлав.
        -Елена… Елена беременна.
        -Срань Господня,- крякнул Вацлав и перекрестился.
        -Пресвятая Дева Мария,- прошептала Марина и тоже осенила себя крестным знамением.- Господи, Данечку, счастье-то какое…
        -Да погоди ты причитать,- поморщился Вацлав.- Это точно?
        -Угу.
        -Сколько?!
        -Два месяца. Почти…
        -Значит, когда она в Минск…
        -Она не знала.
        -Ну, еще бы…
        -Она в самом деле не знала.
        -У нее так давно ничего не было, Вацек,- тихо проговорила Марина.- Она действительно могла просто не понять…
        -Так женись, обормот!!!
        -Вацек, перестань,- к Марине полностью вернулось самообладание.- Где она?
        -Дома…
        -Вацек, прикажи отвезти меня туда. Вы пообщайтесь, а я побуду с ней.- Она повернулась к Майзелю: - Ты как посмел ее сейчас одну оставить, шлимазл [71] ?!
        -Я… Откуда ты это слово знаешь?!.
        -А,- Марина махнула рукой,- мужчины. Что с вас взять… Только и умеете, что политикой заниматься. Вацек, я поехала. Проследи, чтобы девочки вовремя легли!
        -Ну?- сказал Вацлав, когда Марина умчалась.- Чего делать-то собираешься, герой-любовник?
        -Величество…
        -Да я уже сколько лет как величество. Ты-то?!.
        -Да не знаю я!!!- рявкнул Майзель.
        -Чего ты не знаешь?!- рявкнул в ответ король.- Вам что, по шестнадцать лет?! Что за мать твою так?!
        -Величество, чего ты разорался?! Ты думаешь, я не понимаю…
        -А ты думаешь, я не понимаю?!? Сейчас начнется вся эта свистопляска с этим, как его называют,- Вацлав досадливо пощелкал пальцами в воздухе.- Как, черт подери, называется это процедура объевреивания?!
        -Гиюр. Не будет никакого гиюра, величество…
        -А, все едино… Вырубит тебя из работы черт знает насколько! Столько дел, Данек, столько дел, все только начинается… И малышка… Твою мать, Дракон… Я тебя просил поработать с интеллигенцией. А ты взял - и, шутка сказать - совесть нации обрюхатил…
        -Величество, я тебе насую сейчас в бубен,- тихо и проникновенно сказал Майзель.
        -Получишь сдачи,- Вацлав вдруг сжал его плечо и совершенно другим тоном сказал: - Боже Всемогущий, Данек, милый мой друг… Это так… Она - как душа этой земли… И ты… Господи Иисусе, как я рад, дружище…
        И поднялся:
        -Поехали к тебе, там договорим. Я среди челяди вообще не могу думать.
        Майзель посмотрел на него растерянно:
        -А как…
        -Да найдется, кому за детьми присмотреть… Ты же говорил, что у нее проблемы по женской части…
        -Ну, кончились, значит…
        -Ага! И начались у нас! Нет, я на самом деле за тебя рад. Правда. Это же первый раз с тобой?
        -Величество…
        -Ничего, дружище. Лиха беда начало. И надо всю эту свистопляску заканчивать как можно быстрее, у нас просто куча работы, авгиевы конюшни. Марина займется этим… А я… Буду крестным, если позволишь. Да шучу, шучу, не смотри на меня так!
        -Солдафон… А еще великий монарх называется…
        -Все, поехали!
        ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». МАЙ
        Они застали Марину на кухне. Елена так устала, что уснула.
        -А… Явились, братцы-кролики,- Марина что-то колдовала у мойки,- кажется, мыла фрукты.- Ну, садитесь, будем царскую думу думать, боярский совет держать…
        -Надо сообщить Его Святейшеству,- сказал Вацлав, впиваясь крепкими зубами в яблоко.
        -При чем здесь понтифик?- удивилась Марина.
        -Как это при чем? От него человек уходит, к Ребе приходит…
        -Ах, Господи… Этот момент я совершенно упустила из виду…
        -А,- махнул рукой король, явно передразнивая жену,- женщины. Что с вас взять…
        -Я смотрю, вы тут уже без меня меня женили,- проворчал Майзель.- Надо еще и у Елены спросить. Я, между прочим, совершенно не уверен, что идея с браком придется ей по душе…
        Марина посмотрела на Майзеля и улыбнулась:
        -Господи Боже мой, Данечку. Какой же ты невозможный дурак… Она же любит тебя совершенно без памяти… Ты что, не понимаешь?
        -Понимаю,- буркнул Майзель, посмотрев на Марину.- Самое смешное, что я ее тоже… Это бред какой-то…
        -Так я брякну Папе,- король вынул аппарат и раскрыл его.
        -Вацек! Ты что, собираешься обсуждать это по телефону?!
        -А что? Связь-то защищенная… Да я ему только пару слов скажу, чтобы был в курсе. Пускай прилетает, надо будет ему с Ребе пообщаться, обсудить всякие конфессиональные нюансы… Мы же с Драконом не будем этим заниматься.
        -Вацек, да оставь ты этот солдафонский тон!
        -Не ворчи, любовь моя. Ты же видишь - я тоже нервничаю. Не каждый день Дракон попадает в истории с беременными властителями оппозиционных дум… Интересно, мальчик или девочка? Хочу пацана!
        -Вацлав!!!
        -Все, все. Умолкаю. Понтифику звонить?
        -Не знаю. Может, завтра?
        -Можно и завтра. Не рак, не пройдет…
        -Вацлав!!! Да что с тобой такое, в самом деле!
        -Ничего. Я предлагаю тебе срочно заняться приготовлениями. Платье там… Ну, вся эта белиберда, все эти телячьи нежности, я в этом все равно ни черта не понимаю…
        -Вацлав…
        -Я хочу, чтобы все было по-королевски, душа моя. Чтобы все знали - это мой друг, это люди, которых я люблю. Без помпы, но… Марина, душа моя, ты ведь понимаешь, не так ли?
        -Да, медочек,- Марина улыбнулась.- Я займусь этим. Я даже представляю, что ей пойдет… А протокол мы обсудим с гофмейстером.
        -Только никаких графов и князьев, Бога ради,- подал голос Майзель.- Никаких всадников, плюмажей, ничего этого не нужно. Пожалуйста.
        -Будешь брыкаться - позвоню Квамбинге, чтобы прислал белого слона,- без тени улыбки сказал Вацлав и снова достал телефон.- Звонить?
        -Молчу.
        -Молодец. Но вот маркизом или графом тебе придется стать,- притворно вздохнул Вацлав и, по-солдафонски осклабившись, так подмигнул жене, что та, не сдержавшись, фыркнула.
        -Величество, ну, хватит…
        -Данечку,- Марина накрыла его руку своей и ласково спросила: - Ты слышал что-нибудь о проблеме морганатического брака?
        -Слышал.
        -Ну, так мы не можем этого допустить. Твоя избранница принадлежит к древнему княжескому роду. Ничего не поделаешь.
        -Величества, а не пошли бы вы…
        -Тогда белые слоны,- пожал плечами король.- Десять штук, не меньше. И море плюмажей над шлемами и кирасами. Ты сам выбрал, Дракон.
        -Это шантаж,- Майзель скис и посмотрел на монархов исподлобья. Ноздри его угрожающе расширились.
        -Именно, дорогой. Именно. И не сопи. Клянусь моими детьми, торжественно сообщать об этом не станем,- сурово посмотрел на Майзеля Вацлав.- Ни-ни. Только Геральдический вестник.
        -Но ее отец же…
        -Это были смутные времена, Данечку,- улыбнулась Марина.- Слава Богу, они позади.
        -Вы же шутите, правда?
        -Нисколько. Ты же знаешь, как серьезно мы относимся к таким вещам. Все должно быть по правилам.
        -Вы просто оба сбрендили от радости. Я же еврей!!!
        -А про это в Геральдическом уложении ничего не сказано,- просиял Вацлав.- Там сказано про службу и доблести, а еврей, китаец или марсианин - мы на это… как это по-русски… клал я на это с прибором, вот. Нечего в моем государстве аристократическую породу портить.
        -Но это же глупо.
        -Это тебе так кажется. А на самом деле все очень и очень ответственно.
        -Что ответственно?!
        -Елена - последняя из Мышлаевских. Ты не можешь отказаться, Данечку,- Марине вся эта мизансцена явно доставляла несказанное удовольствие.
        -Может, мне еще ее фамилию взять?!
        -Ну… Нет. Это не по правилам,- Вацлав покачал головой.
        -Нет, это просто…
        -Ты очень много сделал для того, чтобы честь, долг и отечество перестали звучать, как ругательства, Даниэль,- тихо, прищурившись и совершенно серьезно проговорил король. Майзель удивленно на него посмотрел,- так, полным именем, Вацлав его уже сто лет не называл.- Ты не монах, не отшельник и не тайный нашептыватель в ухо. Ты гражданин и публичная персона, и тебе придется бывать на дворцовых мероприятиях…
        -Вот уж…
        -Молчать,- тихо сказал Вацлав.- Аристократия - опора престола, ее главный и последний резерв. И я, Божьей милостью король и сюзерен, решаю, кто, когда и почему встанет в ряды моей армии, кому и почему пришло время стать тем, кем я желаю его сделать. Я - король, и такова моя воля. Посмеешь мне возражать?
        -Нет,- подумав, вздохнул Майзель.- Нет, величество. Не посмею.
        -Молодец,- Вацлав хлопнул его по плечу.- Вместе с супругой и детьми. Изволь соответствовать. И переоденься.
        -И что?
        -Учитывая твои заслуги перед страной, народом и человечеством, мы, нашим августейшим соизволением… Так уж и быть, разрешу тебе выбрать. Граф или маркиз?
        -Барон.
        -Вот тебе,- Вацлав, покосившись на Марину, которая деликатно отвернулась, показал Майзелю средний палец.- Граф или маркиз?! А то герцогом сделаю и велю в
«Народном слове» пропечатать. Граф или маркиз?!
        -А какая разница?
        -Для тебя - никакой. Мое терпение лопнуло. На счет «три» не выберешь - будешь герцогом. Раз…
        -Вацлав…
        -Два.
        -Граф.
        -Ну, вот, молодец. С этим вопросом все. А жить вы где будете?
        -Что, негде?!
        -Здесь, что ли?! Это ЦУП, а не жилье для семьи с двумя детьми!
        -Э-э… Я не думал…
        -Ты, похоже, вообще ни о чем не думал. Марина, у нас ведь Людвиково крыло, после того, как музей переехал, совсем свободно, правда? Распорядись.
        -Величество.
        -Не смей возражать своему королю, засранец. Эти две бабы никак жить друг без друга не могут. Детям надо вместе играть. Малышке - учить чешский. Все, этот вопрос тоже решен.
        -Вацлав…
        -Ну-ну, дорогая. Посмотри лучше в баре, там должна быть бехеровка или сливовица, и налей нам с Драконом по двести пятьдесят с прицепом, как во время оно…
        -Вы… Добрый вечер… Вы что тут все делаете?- Елена, как привидение, закутанная в простыню, возникла на пороге кухни, с изумлением глядя на монаршую чету и Майзеля.
        -А! Вот и княгинюшка!- С некоторых пор король иначе Елену не называл.- Дорогуша, мы тут обсуждаем, что вам подарить на свадьбу. Я предлагаю Людвиково крыло дворца, а ее величество считает, что там сначала надо сделать ремонт… Что? Как?!? Разве этот мудак еще не сделал тебе предложение по всей форме?! Щас я ему ухи-то пообрываю…
        -Боже мой, Вацлав… Елена, милая, не обращай внимания, это у него так радость выражается…
        -Спасибо, ваше величество,- Елена улыбнулась и изобразила некое подобие книксена.- Мы уж как-нибудь без дворцов…
        -Пойдем, милая,- Марина поднялась и, подойдя к Елене, взяла ее за локоть.- Этим двоим нужно сейчас в самом деле раздавить чекушечку, а мы с тобой обсудим кое-что пока… Пойдем.
        Они вернулись в жилую часть дома.
        -Не сердись,- сказала Марина и, улыбнувшись, погладила Елену по руке.- Мужчины часто забавно реагируют на новость о своем отцовстве. Ты ведь собираешься рожать, правда?
        -Конечно,- Елена длинно вздохнула.- Я так… Я даже молиться перестала много лет тому назад. Мне же сказали - мужайтесь, никаких шансов… Как же это?
        -Все в руке Божьей, дорогая. Да и потом… Любовь творит всякие чудеса. Я в это верю. Смешно?
        -Нет, нет, Марина, нет… Но… Что же будет?
        -Будет жизнь, Еленушка. И свадьба. И дети. И памперсы. И свинка, и… Все, как у людей, дорогая. Наконец-то. И ты нас порадуешь крестником. Как тебе идея?
        -За тобой мне уж точно не угнаться…
        -Ну, я раньше начала. Так что тебе следует очень постараться…
        -Я боюсь.
        -Что? Ну, Елена, конечно. Все боятся. Уж так заведено…
        -Нет. Я не об этом. Я боюсь, что я… Что мы… Я не хочу мешать ему… Он… Я не уверена, что ему это нужно…
        -Елена, не говори чепухи. Я знаю Данека столько лет… Единственное, о чем он может мечтать - это любимая женщина и дети.
        -Я не отказываюсь быть его любимой, Марина. Я не знаю, хочет ли он - на самом деле, понимаешь, внутри,- хочет ли, что бы это было… так? Жена, дети… Я не знаю…
        -Я думаю, что все решится сегодня, милая. Ему просто нужно слегка опомниться. Новость выбила из колеи не только нас с тобой, но и его, поверь…
        -Я понимаю. Я просто хочу, чтобы он… Он ничего не должен мне, Марина. Это я должна ему. Он спас меня от гибели по крайней мере трижды. И Сонечку. Я… Я уже поверила, что у меня будет доченька, пусть через весь этот ужас, но маленький беззащитный человечек, за которого я отвечаю… И… и вдруг… у меня будет ребенок. Мой собственный, мой, мой ребенок… Которого не должно, не могло быть… Вообще никак не могло быть. Чего же еще можно ждать или требовать от мужчины?
        -Еленушка… Но ты ведь хочешь?
        -Больше всего на свете я хочу быть с ним,- Елена посмотрела на Марину сухими и темными глазами.- Больше всего на свете. А как это будет выглядеть, не имеет для меня ровным счетом никакого значения. Но я хочу быть другом и помощником, а не гирей на его ногах.
        -Да какая же ты гиря, милая,- улыбнулась Марина.- Что бы мы все без тебя делали…
        -Я просто делала, что должна.
        -Конечно, дорогая. Конечно. Как и все мы.
        -Я столько думаю об этом, Марина… Я голову сломала себе. Как? За что? Чем я заслужила?
        -И что же надумала?
        -Это не я… Это он. Это ему… Ему подарок…
        -Боже мой, Еленушка, что ты такое говоришь, милая… Это вам, вам, это для вас, чтобы вы были вместе, чтобы все было по-настоящему, дорогая…
        -Марина…
        -Что?
        -Мне так горько… Я бы так хотела узнать его маму… Я столько слов хотела бы ей сказать…
        -Ах, дорогая,- голос Марины дрогнул.- Я так тебя понимаю… Я тоже.
        -Плохо, когда все так поздно. Все должно быть вовремя…
        -Разве это поздно, Еленушка?
        -Конечно. Вряд ли я еще что-нибудь смогу. А я хочу кучу детей, понимаешь, Марина? Кучу похожих на него мальчишек… Ну, хотя бы двух…
        -Не надо плакать, дорогая. Тебе нельзя расстраиваться. Все образуется, Еленушка. Поверь мне, я знаю…
        -Это ведь была шутка?- Елена скомкала бумажный платок и попыталась улыбнуться.
        -О чем ты?
        -О дворце.
        -Боюсь, что нет, дорогая,- покачала головой королева.- Ты, вероятно, плохо знаешь Вацлава. Если он вбил себе что-нибудь в голову, то даже мне не под силу достать это оттуда.
        -Это невозможно.
        -Ну, отчего же,- лукаво улыбнулась Марина.- Это вполне законченное архитектурное сооружение, с отдельным подъездом, там можно быстро оборудовать пригодное и приятное для жизни пространство. И оно совсем не на виду, чудесный вид с террасы, парк прямо под окнами. Я буду рядом. Дети смогут вместе играть и учиться. Вацлав давно мечтал затащить Данека к себе поближе, но всегда что-нибудь мешало. Как бы там ни было, мы ведь публичные персоны… И журналисты, и все такое… Но теперь, когда вы вместе… Признаться, я и сама не вижу никаких особенных изъянов в этой идее.
        -Но это… это королевский дворец!!!
        -Ах, дорогая, перестань,- махнула Марина рукой.- На дворе двадцать первый век. И тебе понравится.
        -Я не могу жить в музее.
        -А здесь можешь? Музей переехал, Еленушка. А дом, в котором не живут, неумолимо рушится. Пусть будут детский смех, и детский плач, и собачий лай, и звон рапир, и запах вкусной еды. Это чудесно. Мы с Вацлавом обожаем это. И очень любим тех, кого мы любим. Мы любим вас, Еленушка. И Данека, и тебя. И Сонечку. Мы будем счастливы, если вы согласитесь.
        -Но Данек…
        -Не нужно, дорогая. Просто поверь мне, ладно?- Марина обняла Елену и поцеловала в лоб.- Если он чего-нибудь еще не сказал, то обязательно скажет. Или сделает. Сегодня.
        -Это все так быстро…
        -Это еще не быстро. Быстро начнется завтра, когда нужно будет обсуждать церемонию и список гостей с протокольной службой.
        -О Господи…
        -Держись, Еленушка… - Марина замолчала на полуслове.
        Елена обернулась и увидела Вацлава, сияющего улыбкой от уха до уха:
        -Марина, поехали домой. Порядок восстановлен, не будем отвлекать молодежь,- он подмигнул Елене и поманил жену рукой.
        -Да-да. Сейчас. Доктора я завтра пришлю, Еленушка, хорошо?
        -Спасибо…
        -Спокойной ночи!
        Майзель появился, наконец. Попрощался за руку с королем, чмокнул в щеку Марину… И, едва сомкнулись за ними двери, схватил Елену в охапку, прижал к себе, закружил… Остановился, осторожно, как вазу богемского стекла, поставил ее на пол, опустился на колени, прижался головой к ее животу:
        -Я тебя люблю, елочка-иголочка. Я тебя люблю и все время хочу, щучка-колючка, слышишь?! Ты теперь моя жена. Видит Бог, и плевать на все! Я тебя люблю… Я больше не отпущу тебя ни на шаг. Никогда. Ты жена моя, поняла?!
        -Я с тобой, с тобой… Я теперь с тобой… Я буду тебе женой, если хочешь…
        -Я хочу, мой ангел. Я, наверное, никогда в жизни так ничего не хотел…
        -Скажи мне. Это очень важно. Почему ты столько времени молчал?
        -Я… Я не знал, Елена.
        -Чего ты не знал, скотина?!
        -Я боялся. Я знал, конечно. И про себя… И про тебя. Ну, про тебя я, наверное, не столько знал, сколько…
        -Прекрати мямлить. Чего ты не знал?! Чего боялся?!
        -Что не смогу сделать тебя счастливой. Не на миг, не на год… Навсегда.
        Он поднялся с колен и прижал Елену к себе. Она спросила тихо, глядя ему в лицо:
        -А теперь,- не боишься?
        -И теперь боюсь. Но гораздо меньше.
        -Только поэтому?
        -Да. Только поэтому.
        -А как же счастье для всех и сразу?
        -А это теперь непременно приложится. Потому что иначе не может быть.
        -Ты правда больной,- у Елены опять запрыгали губы.
        -Не вздумай плакать сейчас.
        -Не дождешься. Быстро неси меня в постель.
        -А можно?
        -Нужно, идиот несчастный…
        ИЗ СООБЩЕНИЙ ИНФОРМАЦИОННЫХ АГЕНТСТВ
        Москва, 22 мая. ИТАР?ТАСС. Сегодня в Кремле состоялась пресс-конференция, на которой новый глава Администрации Президента РФ сделал сенсационное заявление. В результате совместных усилий спецслужб мировых держав и промышленно-финансового консорциума «Golem Interworld» пресечена попытка разведок ряда стран так называемого «исламского мира» развязать вооруженный конфликт на территории Беларуси с целью втянуть в него, в первую очередь, Россию и Чехию, говорится в нем. Никаких подробностей глава Администрации не сообщил, подчеркнув, что ведется тщательное расследование и пока его ход представляет собой государственную тайну. Далее г-н Бахметьев заявил, что в самое ближайшее время состоится официальный визит Президента РФ в Чешское королевство, в ходе которого будут обсуждаться перспективы двустороннего сотрудничества и новая политическая ситуация в Европе, сложившаяся в результате известных событий в Беларуси. Официальное приглашение посетить Прагу уже передано Президенту в ходе состоявшейся вчера его встречи с министром иностранных дел Чешского королевства, побывавшим в Москве с краткосрочным рабочим
визитом. На вопрос о местонахождении бывшего президента Беларуси Лукашенко г-н Бахметьев заявил, что ему об этом ничего не известно. «Это сугубо внутреннее дело правительств Беларуской Народной Республики и Чешского королевства, мы не имеем ни желания, ни интереса вмешиваться в это», сказал глава Администрации.
        Москва, 23 мая. ИнтерФакс. Российские масс-медиа бурно обсуждают итоги состоявшейся вчера в Кремле пресс-конференции. Без сомнения, упоминание «Golem Interworld» в одном ряду со спецслужбами говорит о том, что созданная и возглавляемая Даниэлем Майзелем уникальная структура преследует несколько иные цели и задачи, чем это было принято считать, особенно в России, утверждают в один голос аналитики и специалисты. Тот факт, что новым послом в Чехию назначен один из ближайших помощников Президента РФ, недвусмысленно свидетельствует о том, какое значение придают в Москве наметившимся перспективам сотрудничества с Прагой. В то же время целый ряд комментариев предостерегает от эйфории: Даниэль Майзель и его
«Golem Interworld» - отнюдь не корпорация волшебников, и России предстоит проделать немалый путь, на котором ее ждут отнюдь не только усыпанные розовыми лепестками ковровые дорожки, говорится в них.
        ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». МАЙ
        Утром прибыл королевский доктор. Осмотрев Елену, он сложил ультраскоп:
        -Могу только подтвердить вывод коллеги. Поздравляю!
        Елена посмотрела на Майзеля и хихикнула, как девчонка:
        -Спасибо!
        -На здоровье, голубушка. Витамины, свежий воздух. В общем, вы знаете. Я приеду снова осмотреть вас недели через две. Если возникнут какие-то проблемы, немедленно звоните в любое время суток. Все-таки вам не двадцать… Пан Данек…
        -Конечно, доктор. Я прослежу.
        -Ну и отлично. Я могу сообщить их величествам, что все в порядке?
        -Разумеется.
        -Данек… Принеси, пожалуйста, распечатку моего медицинского файла.
        -Елена…
        -Пожалуйста. И я хочу поговорить с доктором без тебя,- Елена посмотрела на Майзеля так, что он, по-собачьи громко вздохнув, поднялся и направился выполнять ее просьбу.
        Врач вопросительно посмотрел на Елену:
        -Я что-нибудь должен узнать важное?
        -Невероятно важное, пан Ковач.
        -Хорошо,- он пожал плечами и повернулся, услышав шаги возвращающегося к ним Майзеля.
        Тот протянул врачу стопку бумаги:
        -Это займет некоторое время. Не хотите перекусить чего-нибудь?
        -О, нет-нет, благодарю вас, пан Данек…
        -Иди, Данечку. Пожалуйста.
        -Хорошо,- желваки прыгнули у него на скулах, и он уже развернулся.
        -Стой,- вдруг проговорила Елена.- Иди ко мне.
        Он, поколебавшись, подошел к ней. Елена поманила его рукой, и когда Майзель наклонился, взяла его за огромные уши, притянула к себе и поцеловала в губы:
        -Иди теперь. Я тебя позову.
        Он выпрямился,- и теперь совсем другое было у него лицо, словно посветлело. Не говоря больше ни слова, он скрылся на другой половине дома.
        -Вы читайте, доктор,- повернулась Елена к врачу.- Только очень внимательно, пожалуйста…
        Ковач, все еще ничего не понимавший, сдвинул очки на кончик носа и развернул страницу… Читал он долго. Так долго, что Елена уже начала терять терпение. Наконец, он перевернул последний лист, отложил бумаги и задумчиво уставился на Елену.
        -Что вы так смотрите, пан Ковач?
        -Я думаю, пани Елена.
        -О чем?!
        -О том, что я ни черта не смыслю в Божьем замысле, хорошая моя.
        -Вот как…
        -А что, по-вашему, может сказать на такое акушер-гинеколог с тридцатью годами стажа за плечами?!- он с сердцем стукнул ладонью по распечатке.- Что вы хотите, чтобы я сказал вам, голубушка?
        -Я хочу знать, как такое возможно.
        -Никак.
        -То есть?
        -Никак невозможно. Это называется чудо, пани Елена.
        -Вы смеетесь?!
        -Мне не до смеха, голубушка. Я и понятия не имел, что у вас за ситуация.
        -Ну, хоть какое-нибудь объяснение, черт возьми, существует?!
        -А зачем оно вам?- улыбаясь как-то странно, тихо спросил врач.- Зачем вам объяснения, пани Елена? Ну, хорошо, я могу сейчас начать лепетать о том, что… э-э… регулярная интимная жизнь вносит в организм женщины определенные весьма положительные изменения… иногда радикально положительные… что вы молоды, здоровы, что вам очень хотелось… вы мне поверите? Ну, конечно, поверите. Потому что вам хочется поверить. Но это ерунда, пани Елена.
        -Почему?
        -Потому… Потому что есть на свете вещи, которые не стоит объяснять. И не стоит даже пытаться. Это я вам как акушер-гинеколог говорю. С тридцатилетним стажем. Не стоит, чтобы не спугнуть чудо. Пусть будет чудо, пани Елена. Пусть то, что произошло, останется просто чудом, без всяких объяснений. И пусть люди узнают, что чудеса случаются. Не смотря ни на что. И пусть у всех нас будет надежда…
        Майзель слышал, конечно. Сидел, сгорбившись, на диване, изо всех сил вцепившись ногтями в щеки, чтобы не закричать, не броситься к ним…
        Елена знала, что он слышит. Но не сердилась на него совершенно.
        Когда доктор ушел, Майзель связался с помощниками, сказал, что проведет совещание из дому. Совещание пришлось на самом интересном месте прервать, потому что Елене опять сделалось нехорошо. Майзель собрался позвонить врачу, но Елена остановила его:
        -Пожалуйста, не дергайся. Тебе же сказали, что это в порядке вещей. Потерпи.
        -Я-то потерплю…
        -Дракончик, у меня все хорошо. Ты даже не можешь себе представить, как восхитительно я себя чувствую. А тошнота… Ну, что это такое, по сравнению… Понимаешь?
        -Я просто очень за тебя боюсь.
        -Это приятно. Но это совсем лишнее. Иди, пожалуйста, занимайся своими делами, а я посплю. Часочек. А потом поеду к Сонечке.
        -Вместе поедем.
        -А дела?
        -Дела подождут.
        -Что?! О-о… Это что-то новенькое…
        -Ничего. Привыкай, елочка-иголочка… А, кто там еще?- он потянул из кармана завибрировавший телефон.
        Звонил понтифик:
        -Ну, Даниэле, все подтвердилось?
        -Ты уже знаешь? Что, Вацлав звонил?
        -Конечно. Я прилечу послезавтра, поговорим. А пока поздравляю!
        -Спасибо…
        -Ты что?
        -Ничего. Я просто никак поверить не могу, что это со мной и на самом деле…
        -Всякому да воздастся по делам его, а некоторым - даже на этом свете. Господь любит вас, друг мой. Вот и весь секрет… Привет Елене. До встречи, Даниэле!
        -До встречи, дружище…
        Елена ничего не поняла, поскольку говорили они по-итальянски, но легко догадалась, кто звонил:
        -Уже и Ватикан в курсе… Что ты за невозможный тип…
        -Это не я,- Майзель, словно защищаясь, выставил вперед ладони.- Это величество, как сорока какая, ей-богу… Тебе привет и пожелания. Примите и прочее.
        -Спасибо…
        -Он прилетает. Послезавтра.
        -Господи…
        -Да не Господи, а Рикардо.
        -Благодарю за разъяснения, дорогой. Сама я ни за что бы не догадалась… Я всего-навсего беременная, а не чокнутая, Данек. Запиши это себе в телефон, чтобы не забыть.
        -Ага, щучка-колючка!- просиял Майзель.- Я вижу, ты опять в форме… Жизнь продолжается!
        -Я в форме. Пообещай мне одну вещь.
        -Да.
        -Если все закончится благополучно…
        -Когда все закончится благополучно.
        -Если когда. Неважно. Обещай мне, что мы все, абсолютно все, будем делать сами. Я и ты. Я не хочу никаких бабок и нянек. Понимаешь?
        -Понимаю, Елена. И у кого из нас мифологическое сознание?
        -Ты обещаешь?
        -Да. Обещаю.
        -Смотри.
        -Ты мой ангел. Я люблю тебя.
        -Что-то ты стал подозрительно часто это говорить. Семь раз за два дня.
        -Ты считаешь, сколько раз?
        -Считаю. Каждое твое слово считаю, птеродактиль несчастный.
        -Глупая беременная женщина.
        -Старая глупая беременная женщина.
        -Хватит кокетничать.
        -Как ты относишься к этой королевской идее?
        -Какой? Дорогая, у Вацлава идей почти столько же, сколько и у меня.
        -Ты знаешь. Про Людвиково крыло.
        -Ну… Это не приводит меня в такой уж восторг, как можно было бы ожидать… Но… почему бы нам не снять у друзей уютную квартирку? У них довольно большой… особняк.
        -Этот вариант мне в голову не приходил…
        -Неудивительно. Я же говорю - ты заметно поглупела в последнее время.
        -Я боюсь.
        -Да. Я тоже.
        -А вдруг молока не будет? Совсем?
        -Елена, я тебя сейчас отшлепаю.
        -Иди, иди… Я посплю, наконец!
        ПРАГА, ГОСПИТАЛЬ СВЯТОЙ ЕЛЕНЫ. МАЙ
        Когда Сонечка проснулась, она увидела сидящего на кровати рядом с ней Майзеля и стоящую за его спиной Елену, держащую его руками за плечи.
        -Дядя Даник… Тетя Леночка… Мы где?
        -В больнице, милая,- Майзель взял Сонечку за руку.- Ты уже выздоравливаешь…
        -Значит, это был не сон,- девочка вздохнула, и глаза ее наполнились слезами.- Я думала, мне все приснилось. Я так хотела проснуться…
        -Ты помнишь, что случилось?
        -Да…
        -Данек, перестань,- простонала Елена.- Ну, не сейчас…
        -Сейчас. Потом я не смогу,- он сжал руку девочки так, что она побелела.- Ты знаешь, что случилось с мамой и с папой, милая?
        -Знаю,- две большие прозрачные слезы выкатились из Сонечкиных глаз и покатились по щекам.- Их Боженька к себе забрал. Они теперь на небе с ангелами поют. Мне тетя Леночка рассказала…
        -Да, милая,- хрипло сказал Майзель и почувствовал, как Елена вцепилась руками изо всех сил ему в плечи. Он, продолжая держать Сонечку, взялся другой рукой за горло, в котором что-то пискнуло.- Да, милая… Ты не бойся.
        -Я не боюсь,- Сонечка прерывисто вздохнула.- Им там хорошо, и они на меня смотрят… Я не боюсь. Только я с ними попрощаться не успела.
        -Ты знаешь, это я виноват,- снова заговорил Майзель.- Я опоздал. Я должен был успеть, но я опоздал. Прости меня, милая.
        -Господи, Данек, прекрати же…
        Он перебросил руку и стиснул запястье Елены, не давая ей продолжать:
        -Ты слышишь меня, Сонечка?
        -Слышу,- Сонечка быстро вытерла слезы и снова длинно, прерывисто вздохнула.- Ты тетю Леночку спас… И меня спас… А их не успел… Я знаю… Всех сразу нельзя никогда спасти, дядя Даник… Так только в сказках бывает… А мы не сказочные… Мы люди обычные… Они… Они на тебя не сердятся, мама и папа, я знаю. Ты хороший. А можно, я с вами буду жить? Я вам буду как будто ваша дочка… Тетя Леночка сказала, что можно… Если ты разрешишь…
        -Конечно, милая. Ты будешь жить с нами. Мы будем жить все вместе. И у нас будет большая собака с золотистой шерстью. И ты будешь играть с принцессами. Каждый день… И у меня еще одна новость для тебя есть… У нас с тетей Леночкой будет… будет малыш…
        -Мальчик или девочка?- быстро спросила Сонечка, приподнявшись на подушках.
        -Пока не знаю, милая.
        -Вот, тетя Леночка,- Сонечка улыбнулась и посмотрела на Елену.- Вот видишь, как все… Как в настоящей сказке все получилось… А ты не верила…
        -Никто не верил, милая.
        -Лучше мальчик чтобы был… - Сонечка посмотрела на Майзеля, потом опять на Елену. - Ну, девочка же… Я же девочка… И я уже есть…
        Майзель понял, что сейчас взвоет, как укушенный бегемот. Он прикрыл глаза, продолжая держать обеих, Сонечку и Елену, за руки. Справившись с собой, он заговорил снова:
        -Что бы ни случилось, милая… Что бы ни случилось… Мы с тетей Леночкой очень тебя любим. Мы всегда будем тебя любить. Ты должна это знать. И ты должна мне верить… Ты мне веришь?
        -Да.
        -Вот и хорошо. А теперь поспи.
        -Я не хочу…
        -Нужно, милая. Тебе нужно набраться сил. А во сне дети летают и выздоравливают.
        -Ладно… Я попробую… Только вы далеко не уходите…
        -Нет-нет, милая. Мы будем с тобой. Мы всегда теперь будем с тобой. Так, тетя Леночка?
        -Так, Данечку, так…
        ПРАГА. МАЙ
        Понтифик прилетел рано утром, почти без свиты - не больше полудюжины человек. Майзель встречал его прямо на летном поле, вместе с Вацлавом, но без протокола и журналистов. Вацлав с Мариной настояли, чтобы Урбан ХХ остановился в королевском дворце, несмотря на абсолютно приватный характер визита. Наконец, все церемонии остались позади, и Майзель с понтификом смогли пообщаться с глазу на глаз.
        -Ну, рассказывай. Ты ведь женишься на ней, не правда ли?
        -Ну да. Только я не очень понимаю, какой у всего этого будет статус… Рикардо… Я хочу, чтобы все было по-настоящему. Перед Ним. Перед людьми. Я не хочу просто жить с любимой женщиной. То есть я могу, хочу и буду, но… Она моя жена. Не просто любимая. Не просто мать моего ребенка. А моя половина. Моя жизнь. Понимаешь?
        -Понимаю. Я священник, поэтому я понимаю… Я завтра буду говорить с Ребе. Мы с ним все это обсудим. Я думаю, что мы найдем решение, Даниэле.
        -Тем не менее, я беспокоюсь…
        -Я знаю, друг мой. Я знаю, какое это имеет для тебя значение. Мы подумаем, как это можно уладить. Ты сам с ним разговаривал?
        -Я не могу с ним разговаривать. Да он меня просто побьет своей палкой. И будет с его точки зрения совершенно прав. Что я ему скажу? «Ребе, я люблю а гойше [72] , можно, я на ней женюсь»? Ничего из того, что я делаю, не вписывается в его картину мира. А это уж - тем более…
        -Как с вами тяжело, народ жестоковыйный,- понтифик покачал седой головой.- А с Еленой ты говорил?
        -Как говорить? О чем? Я сказал ей все на свете слова, Рикардо. Я люблю ее. Я сказал ей - ты моя жена. Что еще я могу сказать ей? Что обсуждать? Платье? Кольца? Церемонию?
        -Ты думаешь, ей не хочется обсудить это?
        -Не со мной. Марина будет счастлива в этом поучаствовать… Я не могу. Я ничего в этом не смыслю. Я даже не хочу предлагать ей никаких рецептов, никаких… Я не верю в обряды. Я не верю, что они нужны. Потому что когда моя жена любит все то же, что люблю я, и верит во все, во что я верю,- а может, еще сильнее,- то что значат все эти глупые условности? Но… Но все-таки - я еврей. Я это ощущаю так четко… Я просто хочу, чтобы она это понимала. И чтобы Ребе это понял, наконец. Чтобы он признал мой выбор. Мое право выбрать ту самую, единственную женщину моей жизни, и, видит Бог, мне все равно… Чтобы вы оба признали это. Ты - с ее стороны. А он - с моей. А обряды… Я не попрошу его нарушать законы. И тебя не попрошу.
        -Друг мой,- улыбнулся понтифик,- ради тебя, ради нее, ради вашей любви я многое, очень многое могу позволить себе нарушить. Ребе куда сложнее.
        -Я знаю. Я только не знаю, как это рассказать…
        -Ну, хорошо. Как ты думаешь выпутываться из всего этого?
        -Понятия не имею, святейшество. Это ты наместник святого Петра, а не я. Придумай что-нибудь…
        -Я попробую. Поехали к тебе, я с начала с Еленой поговорю.
        ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». МАЙ
        Еще на пороге понтифик сказал:
        -Оставь нас. Мы поговорим, как священник с прихожанкой…
        -Хорошо,- Майзель, вздохнув, виновато посмотрел на Елену. Она махнула ему рукой - иди, иди… Майзель скрылся в другой половине дома.
        Елена серьезно посмотрела на понтифика:
        -Что вы хотели спросить, Ваше Святейшество?
        -Ты ведь любишь его, дитя мое, не так ли?
        -Да,- просто сказала Елена.
        -И ты понимаешь, что тебе предстоит?
        -Не думаю, Ваше Святейшество. Не думаю, что он сам это до конца себе представляет… Что кто-нибудь вообще это может себе представлять. Но я не боюсь, если вы об этом.
        -Мы ведь уже договаривались, помнишь,- что ты будешь называть меня просто
«падре», хорошо?- Елена кивнула в ответ.- Ну, вот… На самом деле я вовсе не об этом, дитя мое. Ты понимаешь, что твоя прежняя жизнь закончилась?
        -Да, конечно…
        -Что ты теперь отвечаешь не только за себя, но и за две жизни - ту, которую спасла и ту, что принесешь в этот мир? Что ты не сможешь больше - быть может, и никогда - метаться по свету, как раньше? И что тебе придется хранить твой дом и очаг, пока твой муж сражается со всем злом этого мира? Ты ведь понимаешь, что речь не о кастрюлях…
        -Я ничего не имею против кастрюль,- Елена улыбнулась.- Да, падре. Я понимаю. Конечно, не полностью. Но мне не жаль моей прежней жизни. Возможно, мне будет не хватать ее приключений и стычек. Но теперь все так изменилось, что мне ни капельки не жаль. Я просто никогда не могла представить себе, что это может со мной случиться… Я просто перестала надеяться…
        -Я знаю, дитя мое. Ты никак не могла поверить, что счастье возможно. Твое собственное маленькое счастье. Ты так похожа на него… - Понтифик вздохнул.- Вы оба хотели счастья для всех, сами живя - или пытаясь жить - без него. Нет, нет,- он поднял руку и улыбнулся, предупреждая попытку Елены возразить.- Разумеется, вы не были несчастны. Вы трудились, не покладая рук, и добивались многого, иногда - невозможного, но настоящего счастья не было. Потому что человек не может быть один…
        -А вы? А как же вы, падре?!
        -Мне далеко за восемьдесят, дитя мое. И у меня больше миллиарда детей, не считая всех остальных… Я священник, и Церковь - моя жизнь. Но я скажу тебе, Елена, почему я стал священником. Потому, что я любил. И был счастлив в любви. И потерял свою любовь. И только Церковь смогла занять ее место…
        -О Господи, падре… Почему?
        -Это уже в прошлом, девочка. Так случилось. Была война, и мы теряли в бою друзей и любимых… Лучших из нас. И потом… Но я дал себе клятву: всегда делать все мыслимое и немыслимое, чтобы приходить на помощь Любви. Чтобы больше никогда не терять ее. Именно поэтому я здесь, именно поэтому я говорю с тобой, потому что вижу - ты нуждаешься в этом… Скажи, ты еще сомневаешься? В нем? Или в себе?
        -Нет, падре. Теперь… когда это случилось… И когда он наконец сказал… Мне просто нелегко представить себе, как все будет. Но я уже не сомневаюсь в себе… И в нем я больше не сомневаюсь. Больше - нет…
        -Ах, дитя мое… Ты сможешь. Я знаю. Я вижу,- он поднялся, подошел к Елене и положил руку ей на голову.- Я благословляю вашу любовь, дитя мое. Пусть Всевышний даст вам силы и мужество для того, чтобы хранить ее до самого последнего дня вашего земного пути. Аминь.
        -Они жили счастливо и умерли в один день,- Елена вдруг улыбнулась.- Теперь я понимаю, что это значит…
        ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». МАЙ
        Майзель проводил понтифика и почти сразу вернулся. Молча взял Елену за руку, привел на кухню, усадил, присел перед ней на корточки:
        -Прежде чем ты окончательно решишься на что-нибудь… Я должен сказать тебе это, Елена.
        Он поднялся, прошелся по кухне… Опять, подумала Елена, опять дракон… Господи, да что же творится с тобой, бедный мой мальчик… Она вздохнула и приготовилась слушать. И когда Майзель повернулся к ней, содрогнулась от его взгляда:
        -Мир, в котором мы с тобою живем сейчас,- другой, чем он должен быть. Лучше, чем должен быть… Очень многое двинулось за эти годы. Я вижу картинку целиком - поверь, никто, ни один человек ее так не видит… Знаешь, на что это похоже? На трехмерную модель атмосферных потоков. Только вместо ветров, облаков и дождей - люди… Каждый человек. Как в микроскопе… Я знаю, чтобы передать это, слов нет в человеческих языках. И я не знаю, что это. Это происходит не постоянно, даже не каждый день - но когда происходит, мне кажется, что останавливается время, потому что на самом деле я вижу эту картинку какие-то доли секунды, а вспоминаю увиденное, проступает оно перед мысленным взором - часами. Я понимаю так ясно, что картинка эта - не у меня в голове. Что кто-то - или что-то - транслирует ее вот сюда,- Майзель постучал пальцем себя по виску.- Кто - или что - я не знаю. Как это происходит - не знаю. Почему? Нет ответа. Я могу лишь сказать - иногда мне кажется, этому… Ему… Если это Он… что Ему все равно, что будет. Все едино, как повернется… Он словно говорит мне - играй, играй дальше, человечек, теперь твой ход…
Посмотрим, что ты можешь… Я делаю ход - и мир становится другим. Но люди… Все равно люди гибнут, Елена. Это не цугцванг, конечно, но только потому, что фигур на доске очень много - миллиарды. Такая страшная игра…
        -Остановись.
        -Нельзя!- закричал и он, и такая боль была в его крике, что Елену хлестнуло ею, как плетью по глазам. И продолжил - уже обычным голосом, даже тише, словно извиняясь за срыв: - Нельзя, Елена… Это как волчок, если перестанет крутиться и упадет,- все, конец… Всему конец. Другой мир ворвется сюда, и наш - навсегда исчезнет, растворится в нем. Другой мир, в котором я ничего не менял и не смогу изменить. Другой мир, в котором взрываются набитые пассажирами поезда, а самолеты с полными баками керосина влетают в небоскребы. Мир, в котором нет ни Вацлава, ни Михая, ни Александра, ни Бориса, ни Квамбинги, где абсолютно все мои друзья мертвы, а враги - сильны и живы… Мир, в котором умирает от голода в десятки, в сотни раз больше людей. Мир, в котором резня и войны вспухают, как гнойные вулканы, распространяя смерть и смрад на тысячи километров вокруг… Мир, где люди боятся выйти на улицу с наступлением темноты и где дети замерзают насмерть в нетопленных квартирах… Мир, в котором наша любимая родина - бардак для налитых пивом краснорожих швабов, заезжающих сюда трахнуть наших и украинских девчушек, свезенных к
границе албанскими и чеченскими бандитами… Мир, в котором нет ни сейсмодемпферов, ни спасателей в экзоскафандрах, ни палладиевых реакторов, ни климатоконцентраторов, ни тау-приборов, ни ионно-обменных аккумуляторов, двигающих наши машины, наши суда, морские, воздушные, космические… Где нет ничего, чем мы пользуемся, чтобы держать демонов в клетках,- и демонов свободы, в том числе… Мир, в котором жирные, как насосавшиеся клопы, нефтяные шейхи свергают наши правительства и рассылают повсюду своих вонючих бородатых шахидов, чтобы взрывать нас в наших домах… Мир, где торгуют оружием и наркотиками, как жвачкой, где корпорации превращают все в пустыню, где Америка бьется за нефть, уничтожая себя и свою веру в Бога и в свободу… Мир, где любовь и смерть сражаются так же, как в нашем мире, но где сила - у смерти, не у любви… - Он перевел дух.- Иногда мне кажется, что наш мир существует лишь у меня в голове. Что на самом деле нет ничего, только я и Он за шахматной доской… Я не могу говорить ни с кем об этом - ни с Ребе, ни с Рикардо… Даже если они поверят мне… Они найдут тысячу слов, чтобы убедить меня в том,
что все это - морок… Но я знаю, что знаю. И я буду драться за этот мир, пока я дышу. Только один - я не могу больше…
        Елена смотрела на него,- и не плакала, нет, просто слезы неостановимо катились по ее лицу. Она понимала, о чем он. Теперь, после всего, что было - понимала… И вспомнила свой мгновенный ужас перед его одиночеством - тогда, в самый первый день их знакомства. Но не испугалась теперь. И протянула к нему руки:
        -Иди ко мне…
        Он повернулся, посмотрел на Елену. И, шагнув к ней, опустился перед ней на колени:
        -Не оставляй меня, Елена. Я люблю тебя.
        -Мой мальчик,- прошептала Елена, обнимая его, прижимая его голову к своей груди и гладя по волосам,- мой бедный, мой маленький, мой родной… Я так тебя люблю… Я буду с тобой, мой мальчик. Я клянусь, что никогда не оставлю тебя. Я буду жить с тобой долго-долго и умру с тобой в один день… Я только одну вещь тебе скажу. Ты ничего не отвечай мне, ладно? Я думаю, Ему не все равно. Раз все так получилось… Возможно, не все равно. Ты ведь мне веришь?
        -Тебе? Тебе я верю, мой ангел. И я так хочу, чтобы ты оказалась права…
        Господи, подумала в отчаянии Елена. Да как же это можно-то - постоянно жить на таком градусе, с таким надрывом?! Нет. Нет, я должна что-то сделать с этим, просто обязана. Немедленно. Прямо сейчас…
        -Я тоже должна тебе кое-что сказать,- Елена вытерла слезы и взяла Майзеля за уши.- Что-то очень важное. Ужасно важное, Дракончик. Ты готов?
        -Да. Да, жизнь моя. Я готов…
        -Я не настоящая блондинка.
        -Что?!?
        -Я крашеная.
        -Господи, Елена…
        -Правда-правда. У меня цвет волос на самом деле какой-то пегий, так что я очень давно осветляюсь, еще с гимназических лет. Ты сильно разочарован?
        Майзель так долго молчал, что Елена уже и в самом деле встревожилась. И вдруг спросил с надеждой:
        -А глаза?
        -Глаза - увы, настоящие,- Елена вздохнула.
        Майзель сел на пол, закрыл лицо руками, и плечи его затряслись. Елена сначала замерла, а потом поняла, что он так смеется.
        И засмеялась сама.
        ПРАГА, ЮЗЕФОВ. МАЙ
        Понтифик, чуть пригнувшись, вошел в молитвенный зал Старо-Новой синагоги. На нем была простая белая сутана, перепоясанная белым кушаком, и белая шапочка, до боли напоминающая праздничную ермолку, какую надевают в Йом-Кипур [73] правоверные евреи.
        Мельницкий Ребе сидел возле арон-кодеша [74] с книгой,- совершенно один. Услышав шаги гостя, он обернулся и с видимым усилием поднялся. Понтифик приблизился, и они пожали друг другу руки. Это была их первая в жизни встреча с глазу на глаз. Еще никогда Ребе - ни он, ни другой - и наместник престола святого Петра не встречались вот так… Ребе указал гостю на скамейку напротив себя, а сам опустился на место. Он знал, что понтифик владеет ивритом. И заговорил первым, проведя по седой бороде едва заметно подрагивающей, в старческих пигментных пятнах, рукой:
        -Ты [75] наверняка хотел поговорить со мной об этом апикойресе, падре… Что еще он натворил?
        -Не называй его этим словом, рабби. Он мой друг, и я люблю его.
        -Пожалуй…
        -Он любит женщину, рабби. И она - не еврейка.
        -Ох, и это я знаю. И это почему-то совсем не удивляет меня…
        -Они вместе остановили войну, рабби. Возможно, самую страшную из всех войн на Земле.
        -Лучше бы он учил Тору,- вздохнул Ребе.- Продолжай, падре.
        -У них будет ребенок.
        -Ах, вот что… И что же я должен по этому поводу сказать?
        -Откуда мне знать?- пожал плечами понтифик.- Я думаю, хотя бы то, что это событие стало поводом для нашей встречи, уже достойно быть занесенным на скрижали истории…
        -Несомненно,- Ребе неожиданно молодо прищурился.- Ты хороший друг, падре. Я думаю, у него есть право гордиться такими друзьями. Но ведь ты понимаешь, что…
        -Я боюсь, рабби, что тебе придется выслушать кое-что, прежде чем ты примешь какое-нибудь решение…
        -Хорошо. Я слушаю.
        -Я думаю, имя этой женщины тебе известно. И кто она…
        -Да. Продолжай.
        -Когда ей было восемнадцать, она приехала учиться в Россию, в Москву. И там случилось то, что случается сплошь и рядом с юными и горячими девушками, когда они уезжают далеко от дома. Он был такой модный в богемных кругах музыкант, веселый и скабрезный любитель выпивки и женщин, и он так задушевно пел песни и так красиво рассказывал стихи… Для него это было забавным приключением - уложить в постель хорошенькую иностраночку из «братской республики», смотревшую на вавилонские башни Кремля с ужасом и интересом… Ей так хотелось узнать поближе этот народ, капля крови которого текла и в ней тоже, который двадцать лет назад отутюжил ее родину, ее любимую Злату Прагу танками только за то, что они осмелились мечтать о другой, лучшей жизни. Посмотреть ему в глаза. Изведать,- неужели все они ненавидели ее страну за это? И этот человек показался ей другом, и она раскрылась ему навстречу, ей даже почудилось, что она полюбила его… Конечно же, она совсем не думала ни о чем. Она ведь была так молода… И когда узнала о том, что он женат, и вовсе не борец он, а мелкий пакостник и лживый болтун,- она была беременна.
Он уговаривал ее избавиться от ребенка, хныкая и ползая перед ней по полу в пьяной блевотине. Ей стало страшно - ребенок? Сейчас? От этого алкоголика и ничтожества?! И это было сделано. По-советски убого и грязно… Конечно, она опомнилась потом. Когда уже ничего нельзя было исправить… Она вернулась домой, и вышла замуж, и очень хотела детей. Но приговор врачей был неумолим: невозможно. Никогда. Ее родители умерли в один год, один за другим, и с мужем она рассталась. Она многое преодолела, многому научилась за время, прошедшее с той поры, и сделала себя сама, став больше, чем писателем,- став в ряды тех, кого называют совестью нашего мира… Немногие мужчины способны пережить то, что пришлось пережить ей, и не сломаться, не сдаться, а стать знаменитой, и бросать миру в лицо такие горькие и правдивые слова, как делает это она… Она носилась по всему свету, лезла в самое пекло, словно ища гибели. Своими огненными, яростными словами она спасла от голода, войн и сиротства стольких детей… Лишь своего собственного не довелось ей кормить и ласкать. Ее считали - и считают - резкой, бесстрашной, язвительной,
остроумной, безжалостной. Она и на самом деле такая. Была такой, пока не встретилась с ним. Пока судьба не швырнула их друг к другу. Он тоже многое пережил - и смерть близких, и потерю друзей, и даже - собственную смерть. И тоже все преодолел. И собрал стольких людей, и возвысил из души, и повел их на битву со Злом. И спас он стольких детей и женщин - и только своей мадонны с младенцем не было у него. И она полюбила его - всем сердцем, так тосковавшим по любви и обыкновенному счастью. И он почувствовал, что дороже ее нет у него никого и ничего на свете. Что все его планы и свершения - это на самом деле всего лишь жажда любви. Он был этим оглушен и испуган,- так же, как и она. Они оба, которые не боялись и смерти самой, плюя ей в лицо… Они оба знали, что обречены на одиночество, даже если будут вместе. Она не раз пыталась бежать от любви, зная о своей беде… И он знал - и каждый раз вырывал ее из лап смерти. И чудо случилось. Вопреки всему… Я думаю, что Всевышний закончил испытывать эту женщину и этого мужчину. И я хочу спросить тебя, рабби - веришь ли ты, что у нас с тобой есть право испытывать их и
дальше?
        Понтифик умолк. Молчал и Ребе. Казалось, это молчание никогда не прервется… И вновь Ребе первым нарушил тишину.
        -Я признаюсь тебе в одной крамольной вещи, падре. Ты лучший из рассказчиков, которых мне доводилось слышать, за исключением, быть может, моего отца… И иврит твой великолепен. Чего хочешь ты от меня? Попроси, и я сделаю, если такое возможно.
        -Что за доблесть - сделать возможное, рабби? Сделать невозможное, сотворить чудо - вот настоящее дело… Мы не можем спорить с любовью, рабби. Потому, что Бог - это Любовь. Да, евреи всегда спорили с Богом, и своими жертвами заслужили такое право. Но это, рабби… Смотри же, друг мой. Если бы не эти двое,- разве сидели бы мы здесь с тобой, и говорили бы о том, что в нашей жизни важнее всего, о том, что делает нас, в конце концов, людьми,- о Любви? Да нашлось бы сто тысяч причин, чтобы этого не случилось. Но это - случилось. И все наши меморандумы и декларации о мире и дружбе не стоят выеденного яйца, потому что слова о любви без Любви - мерзость пред Господом. Может быть, любовь этого мужчины и этой женщины сделают, наконец, то, что раньше никому не удавалось? Когда мы с тобою умрем, рабби, наши тела станут легче ровно на двадцать один грамм. И твое, и мое. И наши души устремятся назад, к своему Творцу. И там он спросит нас с тобой - а что мы, ты и я, что мы сделали для того, чтобы победила Любовь?
        Понтифик снова замолчал, словно выдохся. И тогда Ребе, тяжело вздыхая, поднялся, опираясь на свой знаменитый посох, подошел к арон-кодешу, отодвинул расшитый золотыми львами и коронами парохес [76] , раскрыл створки, за которыми стояли, теснясь, несколько свитков Торы разной величины, и повернулся к понтифику. И, стукнув посохом так, что эхо покатилось, дробясь и множась, под сводами потолочного нефа синагоги, произнес:
        -Ради любви человеческой… Ради любви Творца Вселенной к своим творениям… Ради истинной дружбы… Во имя Славы Всевышнего… Перед свитками священной Торы, дарованной нам через Моше, Учителя нашего, Властелином Вселенной на горе Синай… Обещаю тебе, падре, что сделаю все, о чем ты попросишь меня. Возможно это или нет. Говори.
        -Я прошу тебя, рабби, вместе со мной благословить их. И сделать это открыто. Пусть это произойдет в присутствии королевской четы и их детей. И пусть здесь же будут лучшие из твоих учеников. Пусть они видят, что Любовь может все. Даже невозможное. И пусть свитки священной Торы будут свидетелями этого…
        -Хорошо. Это ведь еще не все?
        -Нет. Я прошу тебя, если родится мальчик… Чтобы ты - и твой преемник - учили его Торе. Сам Даниэле… У него нет для этого достаточно мужества и терпения. Он слишком занят, улучшая наш мир, хотя немного знания о том, как это делается, ему вовсе бы не помешало… - увидев печальную усмешку Ребе, понтифик тоже улыбнулся.- Это все, рабби. Больше мне не о чем тебя попросить. Ведь мы сможем сделать это?
        -Да. Пусть будет в пятницу, после утренней молитвы. Он здесь?
        -Кто? Даниэле? Да… Он там, снаружи…
        -Пусть зайдет. Я хочу сказать ему кое-что. До свидания, падре. Для меня было большой честью познакомиться с тобой…
        -Для меня тоже, рабби. До встречи, мой друг,- понтифик наклонил голову и, повернувшись, направился к выходу.
        Он сел к Майзелю в машину, посмотрел на него с улыбкой, покачал головой:
        -Ах, Даниэле, мой мальчик… Иди к своему Ребе. И помни: все будет теперь хорошо.
        -Вы… договорились?
        -Конечно, мы договорились. Два старика, которые тебя любят, всегда как-нибудь договорятся… Иди, Даниэле. Он ждет…
        Майзель вошел внутрь синагоги и остановился в некотором замешательстве - у него была непокрыта голова. И услышал голос Ребе:
        -Иди сюда, шейгец,- сказал Ребе на идиш.- Чего ты там застыл?
        Майзель подошел к биме [77] и остановился. Стоявший там Ребе возвышался над ним. Старик достал ермолку и с сердцем нахлобучил ее Майзелю на макушку, после чего треснул его посохом по плечу,- не слишком больно, но чувствительно. Майзель улыбнулся.
        -Чего ты смеешься, ты, ходячий цорэс [78] !- проворчал Ребе, сверху вниз глядя на Майзеля.
        -Конечно, Ребе.
        -Ты шлимазл.
        -Да, Ребе.
        -Ты шейгец, лентяй, неуч и невежда.
        -Вы абсолютно правы, Ребе.
        -Ты, с твоей золотой головой… Вместо того чтобы учить Тору и стать настоящим мудрецом… Ты лезешь прямо в Божий замысел, как… Как ты смеешь?!
        Майзель пожал плечами и снова улыбнулся.
        -Но такие люди называют тебя своим другом,- Ребе покачал головой и прищелкнул языком.- Господи Боже мой, какие у тебя друзья… Наверное, ты все же не окончательно безнадежен, раз у тебя такие друзья… Что-нибудь из тебя, наверное, в конце концов, получится… Садись, шлимазл!
        Майзель сел, и Ребе тоже опустился в кресло:
        -Ты знаешь, как накладывать тфилин [79] ?
        -Да, Ребе.
        -А Шма Исроэл [80] наизусть знаешь?
        -Знаю, Ребе.
        Ребе вздохнул, достал из ящика мешочек, пододвинул его Майзелю:
        -Давай-ка… Не могу ни о чем разговаривать с евреем, который прожил половину Божьего дня, не наложив тфилин и не сказав Шма… Давай!
        Дождавшись, пока Майзель закончит и сложит тфилин обратно, он забрал у него мешочек, снова спрятал его куда-то в глубину стола:
        -Ну, так получше… Слушай меня, шлимазл. В пятницу после шахариса [81] приедете все сюда - ты со своей Еленой, король с семьей, и… падре. У тебя есть золотое кольцо?
        -Что?!
        -О, Господи Всемогущий… Послушай, дурень малограмотный, жених должен надеть на палец невесты золотое кольцо и сказать: «этим кольцом ты посвящаешься мне по закону Моше и Израиля»! Кольцо только золотое должно быть, не серебряное и не железное! Понял?! И найди кольцо быстро, пока я не передумал!
        -Обязательно, Ребе. Хорошо. Будет кольцо. Не волнуйтесь…
        -Кто волнуется?! Я волнуюсь?! Да, я волнуюсь. Я таки первый раз женю еврея на… христианке. Как ты думаешь, шмаровозник, что я чувствую?! Тьфу! Но хупэ [82] никакой не будет. Понял меня?!
        -Я это переживу, Ребе.
        -Не сомневаюсь,- фыркнул Ребе.- Как только я это переживу… Ладно. И никаких посторонних. Или, упаси Бог, журналистов! Все! Выметайся!
        ПРАГА, СТАРО-НОВАЯ СИНАГОГА. МАЙ
        Ребе сидел над книгами всю ночь. В основном - над книгой Рут… «Потому что знают в воротах народа моего, что женщина геройская ты» [83] … Был канун месяца Сиван, месяца Шавуот, праздника дарования Торы. Он знал,- в соответствии с буквой закона, закона строгого и справедливого, хранившего столько веков его народ,- он не имеет права. Не должен делать того, что пообещал понтифику. То, что он пообещал, не могли бы сделать даже тысяча раввинов, способных отменить или принять любое постановление. Даже Сангедрин [84] . Потому что есть правила. Если женщина или мужчина хотят быть с его народом, они должны выдержать испытание на прочность своего стремления, показать, что этот выбор - сознателен, продуман, выстрадан. А тут… Тут было совсем иное. Тут, вопреки редкой, хотя и известной, практике, никто не хотел никем стать. И что-то задел в нем рассказ и слова понтифика, что-то невероятно значимое, чему сам Ребе никак не мог подобрать определения…
        Он не мог - да и не собирался с самого начала - проводить обряд бракосочетания в соответствии с установленными правилами и религиозными канонами. Но какое-то решение,- решение, отвечающее истинному духу Торы, духу Божественной справедливости, духу, утверждающему великий принцип примирения: «когда два стиха противоречат, длится это, пока не явится третий, примиряющий их» - он должен был найти. Обязан. В этом Ребе, в противоположность всему остальному, как раз ни секунды не сомневался…
        Он поднял голову и увидел стоящего в арке входа смотрителя кладбища, Пинхаса:
        -Доброй ночи, Ребе…
        -Здравствуй, реб Пинхас. Подойди ко мне и говори.
        -Ребе… Этот главный католик… Это он из-за нее приходил?
        -Что ты знаешь, реб Пинхас?
        -Да. Из-за этой женщины,- хасид вздохнул.- Я ее спросил тогда,- ты разве еврейка?
        -Когда?
        -Она была здесь, Ребе. Такая… Еще до всего, до всей этой истории… На кладбище. У могилы его матери. Долго, так долго,- может, час, а то и больше… Свечку зажгла… Разговаривала с ней. Плакала… Я думал, я сам разревусь…
        -Почему ты мне ничего не рассказывал?
        -Я не знал, что это важно, Ребе. Если бы я знал…
        -Спасибо тебе, реб Пинхас.
        -За что?
        -Ты помог мне. Спасибо.
        -Ох, Ребе…
        -Ничего, ничего. Иди с миром, реб Пинхас…
        И Ребе улыбнулся.
        Он не был бы Ребе, если бы не нашел решения. Было уже утро четверга, и его хасиды собрались на молитву. После нее Ребе велел трем старшим своим ученикам остаться, а всем прочим удалиться.
        Они назывались учениками, но сами были при этом раввинами. Ученые, комментаторы священных текстов, они по праву пользовались почтением и уважением остальных. Мужья и отцы семейств, высокие, статные, со светлыми, одухотворенными лицами, какие бывают лишь у людей, действительно чистых помыслами и сердцем. Не равные Ребе, конечно,- пока. Кому-то из них должен был перейти по наследству знаменитый посох. Они знали, что среди них будет выбран следующий Ребе, но им не было это так важно, потому что служение Торе [85] и учение Торы было главным смыслом и радостью их жизни… И вдруг услышали они такое, от чего мороз пробежал у них по коже.
        Сев перед ними и поставив посох между колен, Ребе проговорил, глядя на них своими удивительно молодыми, сверкающими глазами:
        -Слушайте меня, рабойним [86] . Однажды случилось во времена Царей в Эрец Исроэл, - олень прибился к стаду овец. Увидев это, хозяин отары приказал пастухам особенно заботиться об этом олене. Спросили пастухи, удивленные этим: к чему заботится нам об олене, что толку в нем, не овца он, нет от него пользы и быть не может? И ответил хозяин: овцы мои знают только одно стадо, а перед этим оленем весь мир, и он может выбирать. Он выбрал мое стадо, и потому в особой заботе нуждается он…
        Ребе помолчал, оглядев все еще недоумевающие лица учеников. И, кивнув, заговорил снова:
        -Завтра утром, после молитвы, я буду разговаривать здесь с женщиной. С христианкой. Слушайте, что она скажет, рабойним. Забудьте все, чему учились вы столько десятилетий. Все забудьте,- от первой до последней буквы. Нет ни Мишны
[87] , ни Гемары [88] , ни Писаний, ни Пророков. Нет Торы,- только дух ее пусть витает над вами, рабойним. Слушайте эту женщину, что будет она говорить. И слушайте свои души. Потому что вы должны будете вслух повторить мне то, что скажут вам они. Идите сейчас в микву [89] , а потом мы вместе будем молиться, чтобы Всевышний послал нам мудрость, разум и милосердие, чтобы Шехина [90] была завтра с нами, чтобы решение, которое мы завтра примем, было во славу Его Святого Имени. Идите, я жду вас, рабойним…
        ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». МАЙ
        Елена сидела у изголовья кровати и читала Сонечке «Карлсона» по-русски, когда вошел Майзель. Он стремительно шагнул к ним, опустился на кровать у ног Сонечки и улыбнулся:
        -Был у Дракона один ангел, а стало два. Как вы, любимые мои девочки? Я соскучился…
        -Мы тоже,- улыбнулась в ответ Елена.- Где ты был?
        -Квамбингу встречал.
        -Что?! Случилось что-нибудь?
        -Нет-нет. Все по плану…
        Он вытащил из кармана маленькую, из драгоценного темного дерева, фигурку сидящей пантеры, удивительно детально и любовно вырезанную, с глазами из зеленых сверкающих камешков,- наверняка изумруды, пронеслось в голове у Елены,- и положил ее Сонечке на одеяло:
        -Это тебе, милая. Подарок из Африки.
        -Ой,- девочка осторожно взяла статуэтку и просияла: - Какая красотища… Спасибо…
        -Разве он должен был прилететь по плану?- подозрительно уставилась на Майзеля Елена.
        -Нет. Но это же Квамбинга, неуправляемый боевой слон,- он ухмыльнулся.- Это абсолютно секретный визит, не выдавайте меня…
        -Разве можно дарить маленькой девочке драгоценности,- проворчала Елена.
        -Скажи спасибо, что мы обошлись деревянной пантерой,- вздохнул Майзель.- Это же Квамбинга…
        -Я, кстати, должна тебе рассказать кое-что.
        -Что опять?!- он испуганно посмотрел на Елену.- Силикон? Протез? Невозможно, ангел мой. Я все равно не поверю.
        Сонечка, глядя на Майзеля, тихонечко засмеялась, а Елена нахмурилась:
        -Извини, дорогая. Мы дальше по-чешски поговорим,- Елена погладила Сонечку и прорычала на Майзеля уже на родном языке: - Прекрати юродствовать. Сейчас же.
        -Ну, ладно. Я тебя внимательно.
        -Я была сегодня в городе, мне нужно было прикупить кое-какие хозяйственные мелочи…
        -Сама?
        -Представь себе, сама,- свирепо посмотрела на него Елена.- Что, мне выйти на улицу теперь нельзя?! Я не инвалид и не сумасшедшая!
        -Сумасшедшая. Но я тебя именно такой и люблю. Дальше.
        -Ты, стегозавр… Я ничего не смогла купить!!!
        -Почему?!- удивился Майзель.
        -Потому что мне пытались все подарить!!!- Елена вдруг всхлипнула и закончила жалобно: - Ну, это же ужас, что такое, черт подери вас всех совсем… Я требую, чтобы ты это прекратил! Не знаю, как. Я просто требую, понятно?! Какие-то люди… Ходят за мной, детей мне протягивают… Это же невозможно, невозможно шагу ступить… Как они меня узнают?! Меня до сих пор просто трясет всю…
        -И как я должен это прекратить?- ехидно улыбнулся Майзель.
        -Не знаю! Королевским указом! Как хочешь!
        -Кажется, еще совсем недавно тебя приводила в совершенное неистовство наша страсть все на свете контролировать,- притворно загрустил Майзель.
        -Ты… Ты… Вы все… Просто не знаю, что я с вами со всеми сделаю!!!- И Елена снова перешла на русский: - Почему вдруг Квамбинга примчался? Что вы опять закручиваете?
        -А кто это, тетя Леночка?
        Ответить Елена не успела, потому что появился Квамбинга, и в помещении сразу сделалось тесно. Император был в штатском, с закатанными рукавами рубахи, и в руке у него был уже наполовину съеденный огромный кусок копченого мяса, завернутый в салатный лист:
        -Я голоден,- с набитым ртом пробурчал Квамбинга по-английски, проглотил еду и, расплывшись в ослепительной улыбке, сияя, как надраенный гуталином десантный сапог, добавил по-русски: - Здравствуй, Елена. Здравствуй, ребенок Соня.
        -Вот, Сонечка. Это и есть Квамбинга, император Намболы,- вздохнула Елена.- Слышала ты про такую страну?
        Сонечка кивнула, во все глаза рассматривая огромного, как дом, африканского вождя.
        -Но то, что он говорит по-русски, даже для меня новость… Почему не по-чешски, ваше императорское величество?
        -Университет Лумумба. Москва,- опять улыбнулся император.- Плохо говорю, совсем. Понимаю хорошо. Величество не говори, Елена. «Ты» говори мне. Просто Квамбинга.
        -А вы почему не спите?- вдруг озаботился Майзель, бросив взгляд на внешний экран телефона.- Ничего себе, половина одиннадцатого… Завтра такой день…
        -Вот-вот. А ты даже накануне не можешь посидеть на месте…
        -Елена…
        -Не ругай его, тетя Леночка. У него столько дел…
        Майзель ошарашенно посмотрел на Сонечку:
        -А ты откуда знаешь?
        -Она знает. Она дочь Великого Дракона,- сказал Квамбинга, улыбаясь и отправляя в рот последний кусок мяса размером с два детских кулака.
        Он кивнул, вытер руки огромным клетчатым носовым платком и задвигал могучими челюстями, чрезвычайно довольный своей репликой.
        -Ну, хватит нервировать ребенка,- улыбнулась Елена.- Идите на кухню, рыцари круглого стола, я сейчас приду…
        Квамбинга вдруг шагнул к Елене и, достав откуда-то из-за спины, протянул ей огромный, как фолиант, черный бархатный футляр:
        -Мой народ дарит тебе, Елена.
        -Опять?!- она сердито сдвинула брови.
        -Нет. Это не я,- помотал головой Квамбинга, и сделался при этом действительно похож на слона.- Это мой народ. Правда. Завтра надень. Я всем обещал.
        -Квамбинга,- проворчал Майзель.- Друг мой, я же просил…
        -Я… коварный,- император явно был счастлив, что вспомнил нужное слово.
        -Открой, тетя Леночка,- тихо попросила Сонечка и привстала на локте.
        Елена, помедлив, взяла футляр и открыла его. И зажмурилась: столько лучших друзей девушек она никогда не держала в руках. Каплевидные алмазы в тонких, как паутинка, причудливо переплетенных платиновых нитях, небольшие, но… И пара таких же серег.
        -Боже правый,- вырвалось у нее.
        -Чудо какое… - прошептала Сонечка и прижалась головой к плечу Елены.
        Майзель взялся рукой за горло и, дернув кадыком вверх-вниз, глухо сказал по-английски:
        -Квамбинга. Ты мудак.
        Император засиял, как будто Майзель его орденом наградил.
        -Спасибо, Квамбинга,- Елена подняла глаза на императора и улыбнулась.- Я надену. Но только завтра. А потом отдам в музей. Потому что человеку нельзя в одиночку наслаждаться таким чудом. И такой эмоциональный заряд может просто испепелить… Договорились?
        Император посмотрел на Елену, потом на Майзеля и на девочку и величаво, медленно кивнул:
        -Великий Дракон. Великая женщина. Все правильно.
        ИЗ СООБЩЕНИЙ ИНФОРМАЦИОННЫХ АГЕНТСТВ
        Москва, 25 мая. Сегодня здесь состоялся Поместный Собор РПЦ, который готовился несколько месяцев. Главной сенсацией стало заявление действующего Патриарха о том, что он слагает с себя полномочия в связи с тем, что по состоянию здоровья не может более трудиться на благо Церкви и верующих. Новым Патриархом избран митрополит Челябинский и Златоустовский Ювеналий (Тихорецкий). Митрополит Ювеналий известен своими прогрессивными взглядами. С его именем связывают возможную «мягкую» реформу православных церковных институтов в России.
        Ватикан, 26 мая. Папа Римский Урбан ХХ, находящийся в настоящий момент с частным визитом в Праге, обратился с поздравлением к новому Патриарху РПЦ Ювеналию и выразил надежду на скорую нормализацию отношений и контактов между Церквями.
        Москва, 27 мая. Патриарх Ювеналий направил Урбану ХХ послание, в котором пригласил понтифика посетить Россию в любое удобное для него время. Предполагается, что визит Урбана ХХ может состояться уже в конце лета. В Ватикане заявили, что с благодарностью приняли приглашение и не видят никаких преград для того, чтобы визит состоялся в самое ближайшее время. Предполагается, что во время этого визита в Россию, наконец, будет возвращена легендарная чудотворная икона Казанской Божьей Матери, с которой связывают надежды на возрождение страны.
        Минск, 27 мая. Министр гражданского строительства и развития переходного правительства заявил сегодня, что в соответствии с ранее заключенными договоренностями совместная чешско-беларуская строительная компания приступает к возведению нового жилого микрорайона повышенной комфортности, который станет основой для разворачиваемой в Беларуси системы ипотечного кредитования для семей со средними и низкими доходами. По решению мэрии г. Минска, микрорайон будет носить название «Корабельщиково». В центре микрорайона будет расположен мемориальный парк и часовня Свв. Андрея и Татьяны.
        Минск, 28 мая. Радио «Свобода». Ведущие масс-медиа широко обсуждают вопрос грядущего государственного устройства Беларуси. Ни для кого не является секретом, что формат переходного правительства - промежуточный вариант, а «Беларуская Народная Республика» - всего лишь каркас, пока еще далекий от сколько-нибудь настоящего содержательного наполнения. На вопрос редактора Беларуской службы радио
«Свобода» профессор Пинчук счел необходимым пояснить следующее. Разумеется, государственный инстинкт и государственная воля народа Беларуси - единственное, что может и что должно, по сути дела, определить судьбу той или иной конкретной формы государственного устройства нашей Родины. Будет это парламентская или президентская республика, решит время и народ Беларуси, подчеркнул проф. Пинчук. Наша первоочередная задача - обеспечить такие условия, чтобы этот выбор был по-настоящему свободным и выражал действительную волю народа, всего народа Беларуси. Братские народы, протянувшие нам руку помощи в один из тяжелейших часов нашей истории, могут быть уверены - мы никогда не забудем этого и сделаем все, чтобы они имели все основания гордиться сестрой-Беларусью. И я совершенно не исключаю, добавил с улыбкой проф. Пинчук, что удивительный пример Чехии или Югославского королевства направит державную мысль беларусов совсем в ином направлении, нежели мы можем сегодня предположить. На вопрос журналиста, подразумевает ли данное замечание возможность для Беларуси в некоей перспективе обрести монархическую форму
правления, проф. Пинчук заметил, что, хотя он лично является последовательным и убежденным сторонником республики, противиться народному волеизъявлению ни он, ни Центральная Рада БНР не станет. Роль монархии как ведущего общественного института, служащего делу сплочения нации, неоспорима, заявил проф. Пинчук, а национальное примирение и национальное согласие для нас, беларусов, сегодня - самое главное и самое важное. Кроме того, ни для кого не является секретом, что самую действенную и многостороннюю помощь в борьбе за свободу народ Беларуси получил в первую очередь из рук тех народов, для которых монархия стала не только символом, но и условием успеха в настоящем и будущем. И хотя сегодня рост монархических или, точнее, промонархических настроений, замеченный, кстати, не только в Беларуси, но и у ее ближайших соседей, в том числе и в России, трактуется специалистами как кратковременный и эйфорически-конъюнктурный, истинное воздействие этих настроений на умы и сердца людей еще только предстоит оценить, подчеркнул проф. Пинчук.
        ПРАГА, ЮЗЕФОВ. МАЙ
        Утром пятницы колонна из шести лимузинов с зеркальными стеклами, под королевскими штандартами и ватиканским флагом, в сопровождении полиции и гвардейцев на мотоциклах, сделав круг по Староместской площади, мимо Собора Марии пред Тыном и Ратуши, проехала по Парижской в сторону Юзефова и остановилась возле Старо-Новой синагоги. Несколько групп туристов, разинув рты, смотрели, как из автомобилей появились монаршая чета, огромный африканец в белом костюме, два старших сына и четыре дочери, все при полном королевском параде, архиепископ Пражский и кардинал Чехии, понтифик с двумя кардиналами из свиты, Майзель с Еленой и девочка в больничной коляске.
        Один из полицейских оцепления, подмигнув товарищу, усмехнулся:
        -Я же говорил: никуда твой Ребе не денется. Подмахнет все, как миленький. Видал, что творится?! Сам Папа примчался. Ребе твоего уговаривать. Уговорил, стало быть…
        -Да я-то что?- пожал плечами второй.- Я разве против? Я говорил просто, что такое по еврейскому закону никак невозможно. Если все по закону…
        -Законы, законы… В законах разве такую историю можно прописать? Да никогда в жизни. Не было такого еще никогда. Вот твой Ребе теперь новый закон пропишет…
        -Какой?
        -Откуда мне знать?! Я ж не Ребе… Но попомни мои слова - чудеса еще далеко не все случились… Смотри, смотри! Его величество ермолку надевает! И принцы… А это кто еще такой?! А-а-а-о-о… Офонареть… Квамбинга собственной персоной… И тоже эту штуку напяливает… Ну, блин, такое заснять - и на пенсию…
        ПРАГА, СТАРО-НОВАЯ СИНАГОГА. МАЙ
        Присутствующие расположились полукругом перед арон-кодешем, на возвышении перед ним - Ребе с тремя учениками, внизу посередине - Елена и Майзель. Елена все еще выглядела немного уставшей, но при этом так сияла и была так невообразимо хороша в длинном кремовом платье и палантине из драгоценных хорватских кружев, присланных югославской королевой, с бриллиантовой диадемой Квамбинги, что на нее невозможно было смотреть без слез. У Марины и были глаза на мокром месте…
        В полной тишине, установившейся в зале синагоги, прозвучал голос Ребе:
        -Подойди ко мне, Елена. Я хочу поговорить с тобой.
        Пожав тихонько ладонь Майзелю и, высвободив руку из его руки, Елена шагнула к возвышению:
        -Да, Ребе.
        -Скажи мне, Елена. Что значат для тебя евреи?
        -Евреи - это те, кто первыми выходят на площадь, вместе с лучшими из народа, среди которого живут, вместе с которым страдают и радуются. Мой любимый - из них. Он еврей, Ребе.
        -Что значит в твоей жизни этот еврей?- Ребе указал посохом в сторону Майзеля.
        -Он - моя жизнь, Ребе.
        -Что сделал такого этот еврей, что стал твоей жизнью, Елена?
        -Он столько раз спасал меня, что я давно сбилась со счета, Ребе. Своей любовью он вымолил у Всевышнего мое счастье,- счастье носить под сердцем его ребенка. Я верю ему и в него… Я могу говорить долго, Ребе. Я знаю силу слов, я умею нанизывать их одно на другое так, чтобы они завораживали людей. Но я не стану, Ребе. Потому что в этом нет нужды. Я просто его люблю.
        -Что значит для тебя любовь к этому еврею, Елена?
        -Значит, что больше нет «я» и «он», Ребе. Есть только «мы». Он - половина меня. А я - половина его.- И Елена гордо вскинула голову: - И нет силы ни на земле, ни на небе, ни в этом мире, ни в ином, способной нас разлучить.
        Ребе улыбнулся и взглянул на своих учеников, которые смотрели на Елену, словно видели перед собой не женщину,- ангела. Никто никогда не смел так смотреть на Ребе и так говорить с ним. Такое говорить… Это было абсолютно, решительно невозможно. Господи Боже, да кто же она такая?!.
        -Скажите мне, рабойним,- негромко, но так, чтобы слышали все, проговорил Ребе по-чешски.- Кто из вас осмелится возразить этой женщине,- не буквой Торы, но душой Торы? Ну? Говорите, рабойним.
        Стало тихо. Так невероятно тихо, как не было еще, наверное, никогда в этом зале. И вдруг раскололась эта тишина:
        -Не я, Ребе,- сказал сидящий слева раввин. И встал.
        -Нет, Ребе,- повторил за ним тот, что в центре. И тоже поднялся.
        -И я не могу, Ребе,- сказал третий, который справа. И выпрямился во весь рост.
        Ребе повернулся лицом к залу и снова показал посохом на Майзеля:
        -Подойди и встань рядом со своей Еленой, Даниэль.
        Майзель вздрогнул. Впервые Ребе назвал его по имени. Он повиновался. И взял Елену за руку… А Ребе указал посохом на понтифика:
        -Поднимись сюда, ко мне, падре,- и, когда Урбан ХХ встал рядом с ним, произнес, опершись одной рукой на свой посох, а другой на плечо понтифика, обращаясь к Майзелю и Елене: - Вашу любовь открыл вам Всевышний, Даниэль и Елена. И свою Любовь к вам открыл он для нас. Да свершится все по Воле Его. Амен [91] ,- и когда вновь установилась звенящая тишина, улыбнулся: - Надень ей кольцо, Даниэль.
        Майзель вынул футляр, открыл и, достав кольцо и произнеся заветные слова на иврите и повторив их для Елены по-чешски, надел ей кольцо на безымянный палец правой руки. Елена даже вздохнуть не могла - платиновый ободок и три ромбовидных алмаза, скрепленных вместе и образующих идеальный шестигранник. Конечно же, из Намболы. Не слишком больших, не больше карата каждый, но таких невероятно, немыслимо красивых… Голубой, как ее глаза. Золотистый, как волосы. И розовый, как губы…
        -Это ты будешь носить, мой ангел. Всегда,- сказал Майзель. И вдруг медленно, чеканя каждое слово, проговорил по-русски: - Гляделась ли ты в зеркало и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете,- а душу твою, Елена, люблю я еще много более твоего лица…
        И Марина, и Вацлав услышали, поняли. Понял и понтифик, понял и Ребе. И поняли все четверо, что кивают согласно, в унисон…
        ПРАГА. МАЙ
        Они так и не поняли, откуда люди узнали. Елена никогда в жизни не видела сразу столько людей. Даже в день коронации, когда, казалось, вся страна вышла на улицы. Вся Староместская площадь - от края до края - была переполнена людьми… Люди стояли молча, только улыбки светились на лицах. Они стояли, держа своих детей на руках, в нескольких шагах от настороженно-растерянных гвардейцев, которые, понимая, что никто никому не угрожает, наоборот,- однако же волновались, ну, служба такая… Майзель поднял Сонечку, посадил себе на локоть, и другой рукой крепко взял Елену за руку. А Вацлав, шагнув к ним, обнял обоих за плечи, и в совершенно невероятной тишине как гром прогремел его голос:
        -Благословен Всевышний, творящий чудеса на наших глазах, дающий нам, по великой милости своей, то, без чего не может жить человек,- Веру, Любовь и Надежду,- он обвел взглядом площадь, людей, которые слушали его, затаив дыхание. И улыбнулся той самой улыбкой, которую так любил видеть его народ: - Идите, люди. Скажите это всем. Пусть все знают…
        Еще одна легенда родилась в Праге. Одна из множества легенд, что делают этот вечный город вечно молодым.
        ПОСТСКРИПТУМ
        -Сонечка! Мальчик…
[1] Фирма - известный производитель портативных компьютеров. (Здесь и далее - примечания автора.)

[2] Forbes - влиятельный американский журнал, регулярно публикующий, в т.ч., списки «богатейших людей планеты».

[3] Здесь и далее - термин, введенный для обозначения совокупного понятия информационного поля, создаваемого средствами массовой информации традиционного и нетрадиционного вида, Интернетом и т.д.

[4] Голем - искусственное существо, созданное, по преданию, из глины раввином Иегудой бен Бецалелем, выдающимся законоучителем и знатоком тайн Каббалы, жившим в
16 в., для охраны еврейского района Праги от погромщиков и бандитов. Согласно одной из многочисленных легенд, пражские раввины снова оживили Голема в 17 в., во время Тридцатилетней войны, и с его помощью, в том числе, пражане изгнали из города шведских захватчиков.

[5] Fundraising ( англ.) - поиск денег для финансирования того или иного проекта, нередко является основным источником существования многих некоммерческих и благотворительных организаций и фондов.

[6] Кошер (Кашер, от Кашрут) ( иврит, идиш ) - система еврейского диетарного питания, запрещающая смешивание мяса и молока в процессе приготовления пищи, а также разделяющая животных, птиц и рыб на разрешенных и запрещенных в пищу.

[7] Куранты ( чешск.)

[8] Майса ( искаж. идиш ) - история, байка.

[9] HIAS - американская еврейская организация, созданная для помощи приезжающим в США евреям из СССР.

[10] Лос-Анжелес (Калифорния, США)

[11] Сопутствующие жертвы ( англ. )

[12] Feds ( амер. жаргон ) - сотрудники, агенты Федерального Бюро расследований (FBI).

[13] Cracker ( комп. жаргон ) - взломщик программ и чужих компьютеров, хакер-разрушитель.

[14] Председатель Совета директоров «Бэнк оф Нью-Йорк».

[15] Enfant terrible ( франц..) - «ужасный ребенок», политический и мировоззренческий термин, обозначающий режим или личность, демонстративно пренебрегающую общепринятыми правилами.

[16] Drug-pusher ( англ.) - торговец наркотиками на улицах.

[17] Искаженное «супермен» ( идиш ).

[18] «Бутерброд» из двух кусочков сыра с долькой лимона посередине.

[19] Еврейский тост - «за жизнь» ( иврит, идиш )

[20] Ребе ( идиш ) - учитель, религиозный авторитет и часто по совместительству руководитель общины.

[21] Апикойрес ( идиш ) - еврей, осмысленно не соблюдающий нормы еврейского религиозного образа жизни.

[22] Разбойник ( идиш )

[23] Сумасшедший ( идиш )

[24] Мужчина - любитель «ночных бабочек» ( идиш )

[25] Еврейская девушка ( идиш )

[26] Хасидизм (праведность) ( иврит ) - религиозно-этическое движение в иудаизме, возникшее в конце 17 - начале 18 вв. на территории Польши, Украины и Белой Руси, утверждающее, в противовес традиционному раввинистическому иудаизму, примат веры над знанием, «служение сердцем», «радость Бога». Имело и имеет значительное количество приверженцев в Израиле и США. Делится на многочисленные общины по территориальному принципу происхождения или проживания «цадиков», руководителей групп верующих,- еврейские местечки Гур, Браслав, Любавичи, Слоним и т.д.

[27] Земля Израильская ( идиш ).

[28] В данном случае имеется в виду печать удостоверения о соответствии продуктов питания самым строгим еврейским религиозным диетарным установлениям.

[29] Ешива ( иврит ) - еврейское высшее религиозное учебное заведение.

[30] Миньян ( арамейск.) - десять мужчин-евреев, необходимых для общественной молитвы и чтения кадиша - молитвы в память об усопших.

[31] Мелкая монета, 1/100 кроны.

[32] Молодец ( иврит ).

[33] Еврей ( идиш )

[34] «Подумаешь, паровоз!» ( искаж. идиш )

[35] «да будет благословенна память праведника (праведницы)» (сокращение по первым буквам выражения, иврит ) - так верующие иудеи говорят, упоминая усопших.

[36] Известные деятели беларуской оппозиции режиму Лукашенко.

[37] Таможня ( беларуск.)

[38] Крупный универсальный магазин в Минске.

[39] Организованная преступная группировка.

[40] Мессия ( иврит )

[41] Gun-trader ( англ.) - торговец оружием.

[42] Майзель имеет в виду здание Староместской Ратуши в Праге.

[43] Рассказ Роберта Шекли «Абсолютное оружие» - классика жанра юмористической фантастики. В рассказе речь идет о некоем «абсолютном оружии», которое уничтожило все живое на Марсе и было найдено экспедицией землян, снова выпустившей его на свободу.

[44] Длинная рубаха - традиционная одежда мужчин во многих арабских странах.

[45] Головной платок, который носят женщины-мусульманки.

[46] УЧК - «Армия освобождения Косово», албанская военно-террористическая группировка.

[47] Предание, призванное обеспечить толкование того или иного положения Устного иудейского закона, содержащегося в текстах Талмуда.

[48] Идите спать ( идиш ).

[49] Руководитель дворцового Протокола.

[50] Выдающиеся современные богословы, исследователи и толкователи Корана.

[51] Шерстяной бедуинский платок с характерным геометрическим узором, ставший символом «палестинского сопротивления израильской агрессии».

[52] Джеймс Тобин - лауреат Нобелевской премии по экономике, предложивший ввести специальный налог на биржевые и финансовые спекуляции и пускать вырученные средства на борьбу с голодом и нищетой.

[53] Татичек (отец) - так называли в Чехословакии основателя и первого президента (1918 - 1935) независимой Чехословакии Томаша Гаррига Масарика (1850 - 1937), педагога, писателя, публициста и общественного деятеля.

[54] Выбрасывание из окон (термин, хорошо известный в Чехии в контексте ее средневековой истории).

[55] Бойцы военизированной группировки УНИТА, воевавшие с просоветским ангольским правительством и совершавшие грабительские набеги в Намибию.

[56] Наемники, «солдаты удачи».

[57] Демонстрация семи правозащитников СССР в Москве, на Красной площади, 25 августа 1968 года, в знак протеста против ввода войск в Чехословакию для отстранения от власти правительства и актива КПЧ, планировавших широкомасштабные общественно-политические реформы.

[58] Клошар ( франц..) - нищий, бездомный, попрошайка.

[59] Уникальная по выносливости, выездным качествам и экстерьеру порода скаковых лошадей.

[60] Король Норвегии.

[61] Принятое в Чехии приветствие, «салют», «привет».

[62] Осама Бин Ладен и мулла Омар.

[63] Презрительная кличка для немусульман, живущих в исламских обществах «под властью Аллаха».

[64] Мир «истинно верующих» ( араб. )

[65] Мир Меча ( араб. ) - мир «неверных», который должен быть покорен мусульманами, и все жители которого обязаны обратиться в ислам. Под этим термином исламские идеологи понимают весь остальной мир.

[66] Еврейская Ратуша - знаменитое здание в Еврейском квартале Праги.

[67] Уважительное обращение к еврею, обычно принятое среди тех, кто говорит на идиш.

[68] Истории ( идиш ).

[69] Название национального парка.

[70] Mayday ( англ.) - международный сигнал бедствия, «спасайся кто может».

[71] Несчастный ( идиш ).

[72] Нееврейка ( идиш )

[73] Судный день - один из двух важнейших иудейских праздников.

[74] Ковчег, обычно на стороне синагоги, обращенной в сторону Иерусалима, где хранятся свитки Торы.

[75] На иврите не существует обращения «вы» к собеседнику в единственном числе.

[76] Богато украшенный занавес ковчега со свитками Торы.

[77] Возвышение, обычно в центре молитвенного зала синагоги, на котором читают свиток Торы.

[78] Несчастье ( идиш ).

[79] Филактерии - кожаные коробочки с молитвами и текстами Пятикнижия, прикрепляемые к руке и голове молящимися иудеями во время будничной утренней молитвы.

[80] «Слушай, Израиль, Господь - наш Бог» - одна из главных иудейских молитв.

[81] Утренняя молитва.

[82] Традиционная еврейская брачная церемония под балдахином.

[83] Книга Рут, 3:11.

[84] Сангедрин ( иврит ) - совет из самых выдающихся и прославленных мудрецов численностью 71 человек, во времена Иудейского царства бывший высшим иудейским законоустроительным институтом.

[85] Пятикнижие Моисея - основа иудейского религиозного письменного Закона.

[86] Рабойним ( идиш, от ивр. Рабаним, мн.ч. от Рабби) - уважительное обращение к нескольким раввинам одновременно.

[87] Часть Устной Торы.

[88] Комментарий к Мишне.

[89] Бассейн для ритуальных омовений, предназначенный в первую очередь для
«очищения» женщин после смены цикла, перед некоторыми праздниками и особо важными молитвами посещаемый также мужчинами.

[90] Божественное Присутствие.

[91] Истина ( иврит ).