Покорители шторма. Бриз Ирина Вадимовна Лазаренко
        Дмитрий Даль
        Аква - Бриз, Циклон, Сирокко #1
        Мальчишка-беспризорник Карась становится единственным свидетелем убийства важного господина из верховного клана Бриз. Карась вынужден выполнять последнюю волю умирающего - ему предстоит отыскать некую саламандру, которая выведет следователей на убийцу… Если ещё не будет слишком поздно.
        То же самое убийство расследует детектив Аэртон дель Бриз из Тайной Канцелярии.
        И пока ещё ни Карась, ни Аэртон не знают, что результаты расследования во многом определят не только дальнейшую судьбу каждого из них, но и расклад сил между кланами Аквы - на многие годы вперёд.
        Покорители шторма. Бриз
        Глава 1
        Карась был уверен, что после смерти отца кто-то наложил на него проклятие, кто-то такой же гнусный и мелкий, как трущобный крысёныш. Во всяком случае, еще год назад, когда родители были живы, Карась не помнил, чтобы с ним творилось нечто подобное, а вот теперь…
        Его проклятием стал чуткий нос.
        Запахи - какая мелочь, честное слово, если только ты не живешь на улице. Если тебе не приходится ночевать в тех же трущобах, окутанных вонью сточных канав, грязных тел и тухлых тряпок. Если днем ты не ходишь клянчить работу в рыбном порту, смрад которого становится невыносимым за два квартала. Если вечером ты не поджидаешь пьяненьких растяп подле таверны, откуда доносятся запахи жареной мойвы и луковых лепешек.
        Последнее было особенно невыносимым, потому как в порту редко находилась работа для одиннадцатилетнего мальчишки, и к вечеру Карась обычно умирал с голоду.
        - Эй! - через раскрытое окно донесся весёлый хмельной голос, слышно было, как проехалась лавка по доскам пола. - А щщас всем пива за мой щщёт! Э-эх!
        Десяток голосов грянул вразнобой что-то одобрительное, а Карась едва не заскулил от тоски. В животе было пусто аж до колик, а вечер, как назло, выдался прохладным, и таверна с её тёплыми желтыми окошками, сияющими в десяти шагах, выглядела маяком среди серых колючих волн.
        Карась очень хорошо представлял, что ощущает корабль, идущий ко дну в приветливом сиянии маяковых огней. Впрочем, какой там корабль. Потрёпанная шлюпка. Детская поделка из коры и обрывка половой тряпки.
        - Не-е, - дверь таверны распахнулась, выплёскивая на улицу еще больше света, и с той стороны на ней повис мужчина средних лет.
        Обернувшись внутрь, он твердо, хотя и очень неразборчиво заявил:
        - Йа-а всё! Всё! Мне надо! Мне домой! Я и так… у-у!
        Выдав эту решительную речь, он погрозил кому-то внутри пальцем, в ответ на что раздался громовой хохот, и закрыл дверь. Постоял какое-то время, шатаясь, вглядываясь в темноту перед собой.
        Карась узнал этого мужчину: университетский профессор, кажется, Марель дель Бриз. Говорят, человек уважаемый, хотя, если бы кто спросил Карася, он бы поведал, что бессчётное число раз видел профессора в состоянии, не слишком подобающем его положению. И не однажды Карасю доводилось «провожать» Мареля дель Бриза до его дома. Жил профессор недалеко от Центра - островной части Бризоли, где обитали самые знатные семейства клана. Эта таверна на улице Гулящей находилась примерно на полпути между домом Мареля дель Бриза и Академией.
        Бормоча и размахивая руками, профессор шёл по улице. Чтобы не упасть, он ставил ноги широко, словно матрос, многие месяцы не сходивший на сушу, а Карась, прячась в тени домов, крался перед ним. Он знал маршрут и знал несколько закоулков, где точно никто не увидит, как он «пройдет» мимо Мареля, заботливо «придержав» его за плечо.
        Интересно, что удастся добыть из его карманов сегодня? Однажды Карась после встречи с профессором обзавелся сургучным шариком, а в другой раз вытащил кусок подсохшего сыра, обернутый тканью. И деньги, конечно. Не так чтобы много, но Карасю их хватало, чтобы два-три дня засыпать сытым.
        Еще у него была мечта - вернуться домой, туда, где он не будет чужаком, приблудышем среди представителей верховного клана, потому как тут даже самый последний оборванец и пьянчуга был куда выше, чем он, Карась, давно зарекшийся произносить вслух своё настоящее имя.
        Сарм дон Сирокко.
        Скопить на путешествие к мечте, конечно же, пока не стоило и пытаться.
        Другие люди проходили по этой улице навстречу или обгоняли профессора, их серые силуэты мелькали в свете окон и фонарей. Никто не замечал Карася, жавшегося в тень, но Карась видел каждого из них и еще пуще того замечал их запахи: морилка, пиво, рыбьи потроха, краска для лица, прогорклый жир… Были еще шаги, которые от самой таверны следовали за Марелем дель Бризом, шаги тихие и спокойные, они не ускорялись, не замедлялись и не пропадали в боковых улочках. Меж тем первая темная подворотня приближалась, и оставалось лишь надеяться, что этому второму человеку вот-вот потребуется свернуть куда-нибудь, иначе… Ну, иначе он, Карась, напрасно покинул свой пост у таверны.
        Стараясь ступать на цыпочках и не выходить из тени, он ускорил шаг и скользнул в темный проулок. Дома тут стояли так близко друг к другу, что почти можно было коснуться стен, если раскинуть руки.
        Карась скрючился в самом темном углу и горячо пожелал, чтобы Марель дель Бриз свернул сюда один, а второй человек пошел дальше по улице Гулящей.
        Но они возникли почти одновременно. Профессор, кажется, немного протрезвел от прохладного вечернего воздуха, во всяком случае, шагал он заметно ровнее. А второй человек… сначала Карась обрадовался, подумав, что тот обгоняет профессора, а потом две тени слились в одну, сверкнул металл, раздался удивленный возглас, удар, хрип и…
        Карась зажал себе рот, чтобы не завизжать как девчонка.
        Он знал этот звук, с которым клинок пронзает тело, этот мерзкий хрустяще-хлюпающий звук, который…
        Он зажмурился.
        …с которым год назад совсем другой клинок пронзил тело его отца. Карась слышал это из-под кровати, куда отец велел ему забраться и сидеть тихо. Наверное, именно тогда что-то случилось с его носом, потому что кровь пахла так горячо, тошнотворно и сильно, этот запах заполонил всю комнату, залез в его нос, горло, разорвал его грудь и не давал дышать долго-долго, а потом Карась чувствовал, как меняется этот запах, когда лужи отцовской крови на полу остывают и высыхают. Он пролежал под кроватью почти сутки, наедине с запахом крови, потому что знал: пока он будет лежать так, от его мира остаются какие-то призрачные ошметки, а когда он выберется и увидит - его мир рассыплется на куски окончательно и навсегда.
        Кровь, льющаяся на холодную землю, пахла иначе, острее, и этот запах тоже обволок весь Карасий нос, по горлу добрался до груди и заметался там кашлючими пузырьками.
        Карась сглотнул раз, другой, зажал рот так сильно, что ногтями впился в щеки. Его колотила дрожь, но он этого не понимал, только в отчаянии соображал, что руки плохо закрывают рот, и это паршиво, потому как тот вот-вот начнёт орать. Карась смотрел на лежащее тело профессора широко открытыми глазами, но почти не сознавал, что именно видит. Вот второй человек отирает об одежду Мареля длинный кинжал и возвращает его в ножны на бедре, начинает шарить по карманам профессора, шарит там так бесконечно долго, и Карась всё боится вдохнуть и понимает: вот-вот пузырьки в груди окончательно расцарапают его грудь, и он зайдется кашлем, который услышит вся Бризоль. К горлу подкатывает, и Карась пытается сделать глубокий вдох ртом, но не может, потому что зажимает рот руками.
        Наконец убийца издает восклицание, которое Карась слышит словно сквозь толщу воды, и поднимается. В руке у него тонкая кожаная трубочка, в каких всякие умники носят важные бумаги. Лежащий на земле Марель дель Бриз хрипит, он еще жив, убийца коротко и сильно бьет его каблуком в висок и идет, кажется, прямо на Карася. Тот снова хочет заорать, но снова не может, потому что всё еще зажимает себе рот руками, а убийца проходит мимо него, обдавая запахом кожи и солёного ветра, проходит и пропадает в темноте, как и не было.
        Карась, тут же отмерев, бежит в другую сторону, к улице Гулящей, откуда пришел, кажется, десять лет назад. Но не добегает - его колени подламываются, и он, сам не понимая как, оказывается сидящим перед телом профессора, и тот держит его за руку своей большой ледяной рукой, на губах у него пузырится чернота с запахом крови, эти губы что-то шепчут, но Карась не понимает. Второй рукой он держит откуда-то взявшийся увесистый кошель.
        - Сала-мандру, - выдыхает Марель дель Бриз, глядя на него невидящим взглядом, - найди, най…
        А потом он закашливается черными пузырями, и его рука больше не держит руку Карася.
        ***
        Бризоль с утра выглядела как разъяренный пчелиный улей - Аэртону дель Бризу доводилось наблюдать такие на старой ферме у дядюшки Бартона в Сарксе. В распахнутых окнах дома напротив виднелись силуэты погруженных в повседневность людей, по брусчатой мостовой катили кареты, пассажирские дилижансы, да изредка появлялись груженые различным товаром повозки, развозящие поставки со складов по лавкам и магазинчикам Счастливой улицы. По тротуару спешили по своим делам господа в деловых сюртуках, погруженные в свои проблемы, под ногами у них крутились уличные мальчишки - разносчики «Вестей Бризоли», серого газетного листка, лоточники с пирожками и просто попрошайки, последним доставались пинки и тычки от ровесников, находящихся при деле, и всем одинаково перепадало тростью по спине от потерявших терпение бризольцев.
        С улицы пахло свежей выпечкой из пекарни «Троттса», что находилась на первом этаже дома, где снимал апартаменты Аэртон, и горячим брусничным отваром, что любила заваривать по утрам вдова Камилла, хозяйка пекарни. Эти запахи мешались с ароматами конского навоза и черного дыма из печных труб.
        Вернее, Аэртон знал, что улица заполнена этими запахами. Он отчетливо помнил их. Только вот сам уже давно ничего не чувствовал. Издержки профессии. По роду деятельности ему доводилось бывать в таких смрадных дырах, что нос давно уже утратил способность воспринимать запахи.
        Аэртон захлопнул окно и прошел к письменному столу. Ему предстояло прочитать корреспонденцию, что поступила за последние дни, и ответить на нее. После чего он собирался спуститься в таверну, неспешно позавтракать и нанести старым друзьям и родственникам несколько визитов вежливости, которые все последние месяцы откладывал из-за большой загруженности по службе. Да что там говорить, иногда даже спать некогда было. Но, похоже, судьба имела на него другие виды.
        В дверь кабинета осторожно постучали, и, не дожидаясь приглашения, на пороге возник Кортон дель Бриз, его верный помощник и секретарь. Большого роста, крупного телосложения, внешним видом он больше напоминал боцмана с пиратского судна, чем столичного жителя, к тому же находящегося на службе в Тайной канцелярии. Разбойничья морда, одним словом. Если бы Кортон не приходился сыном любимому дядюшке Бартону из Саркса, то Аэртон не пустил бы его на порог своего дома. А так вот уже третий год они работали вместе, и Аэртон не мог нарадоваться на своего верного, пускай и недалекого помощника. Лучшего компаньона для агента по особым поручениям Тайной канцелярии найти трудно. Малоразговорчивый, зато с крепкими кулаками и острым клинком. Что еще нужно на улицах Бризоли сыщику.
        Как всегда собранный и невозмутимый, Кортон дель Бриз отчеканил:
        - К вам прибыл курьер из Тайной канцелярии с пакетом. Спустить с лестницы или просить?
        «Началось», - подумал Аэртон.
        Спустить с лестницы - заманчивая перспектива. В конце концов, сегодня у него был свободный от службы день, и Аэртон имел на это полное право. Но все же приказал:
        - Проси.
        Старый командор Жайкоб дель Бриз, его непосредственный начальник, возглавлявший кабинет и отвечающий за надзор за кланом Бриз и Академией мореходства, просто так не стал бы выдергивать его на службу. В особенности после успешного раскрытия дела Высоких отравителей, которым Аэртон занимался последние несколько месяцев. Старик Жайкоб сам уговаривал его отдохнуть, съездить на недельку-другую в провинцию к родственникам, понюхать цветочки, попить старого винца да поволочиться за провинциалочками из соседних поместий. Мол, без него столицу не разнесут по кирпичику, по крайней мере за неделю. Так что если Жайкоб позвал, значит, случилось и впрямь что-то серьезное.
        Кортон вернулся в сопровождении мальчишки в форменном камзоле посыльного. Мальчишка чувствовал себя неуютно, старался не смотреть в глаза важному господину, переминался с ноги на ногу да краснел щеками. О пакете, похоже, он забыл, вероятно, первые дни служит, не успел еще привыкнуть к чужим людям.
        Кортон церемониться не стал. Толкнул паренька в плечо и пообещал надрать уши, если он так и будет стоять столбом. Мальчишка тут же покраснел еще больше и вытащил из кожаной сумки, висящей на правом боку, запечатанный сургучом белый конверт. После чего вытянулся и словно окаменел. Только слышно было, как отчаянно стучит его сердце.
        Аэртон махнул рукой, сказал, что ответа можно не ждать, и потянулся за ножом для бумаги. Вскрыв аккуратно конверт, он вчитался в послание. Убористым почерком, в котором угадывалась рука Жайкоба дель Бриза, было написано всего три строчки. Первая - витиеватые извинения за необходимость прервать заслуженный отдых столь уважаемого служащего. Вторая - строгий приказ немедленно явиться в Тайную канцелярию. Третья - ключевая фраза: «город в огне», что означало - дело чрезвычайной важности и не терпит промедления.
        - Прикажи Габбсу запрягать, - приказал Аэртон.
        Коляска к дому была подана через несколько минут. Аэртон успел спуститься на улицу, недовольно повел ноздрями, пытаясь поймать аромат сдобы из пекарни, но привычно ничего не почувствовал. Впрочем, с завтраком можно было попрощаться, как и с обедом.
        Его доход давно позволял снять в Центре небольшой домик с собственной конюшней, но Аэртон считал, что как профессиональный сыщик он не должен светиться, к тому же находиться поближе к простому народу полезнее, все время держит в тонусе и не позволяет расслабиться.
        Водрузив на голову широкополую шляпу с серебряной пряжкой, он зябко повел плечами и забрался в коляску. Подле него тут же уселся неизменный Кортон. Габбс, от которого отчетливо тянуло вечерней брагой, щелкнул кнутом, и коляска тронулась с места, набирая скорость.
        Габбс отчаянно ругался на зазевавшихся прохожих и на нерадивых чужих кучеров, призывая на их головы страшные проклятия. В ответ ему неслись хлесткие ругательства и пожелания самых мучительных смертей, известных в мире. Аэртон откинул голову на подушку и закрыл глаза.
        ***
        Ночью Карась почти не спал, а если срывался в дрёму, то его почти сразу выдергивала оттуда вонь сточных канав и помойки, в которую примешивался из сна запах крови. Карась вертелся с боку на бок, стучал зубами, натягивал на уши драный камзол, служивший ему одеялом, но сон не шёл, а мысли одолевали такие, что только держись.
        Он понимал: все те люди, с которыми он знается в новой, уличной жизни, наплевали бы на просьбу профессора и постарались как можно быстрее забыть о ней, но Карась не хотел быть похожим на этих людей. Вообще-то он старался быть хорошим, таким, как родители.
        Ну да, сейчас ему приходится воровать, потому как иначе не выжить, но когда он станет постарше, когда его охотней начнут брать на работу в порту или где-нибудь еще… Тогда он точно сможет быть таким же добрым и честным, как его отец и мать. И Карась с негодованием гнал мысли о том, что родителей сгубила как раз чрезмерная честность - быть может, в ином случае они сумели бы добыть денег на хорошего врача и лекарства, и мать осталась бы жива, а отец вообще никак не коснулся бы этой истории с грабежом и не погиб от удара меча.
        Карась вертелся и вертелся, смотрел то на мутные звезды в затянутом дымкой небе, то на силуэты домов, черные у земли и серые - в вышине, где они смешивались с дымкой, закрывающей звезды.
        Он знал, что не отмахнется от последней просьбы Мареля дель Бриза. Не сможет. Не захочет. Потому что профессор умирал так же, как его отец, но, в отличие от отца, успел взять Карася за руку и сказать последние слова. Потому что впервые за год Карася о чем-то попросили, а не приказали, не выругали, не погнали прочь, и пренебречь этой просьбой - значит, сделать еще один шаг туда, в плохую сторону, а это всё равно что плюнуть на прах родителей.
        Конечно, он не пойдет к расследователям, он же не дурак. Те с радостью повесят убийство на него, никому не нужного бродяжку, а сверху набросают еще кучу преступлений помельче, с которыми не могут разобраться, и тогда Карась закончит свои дни на виселице, что ему вовсе даже ни к чему. По той же причине он не пойдет к дому профессора - ошивающегося рядом мальчишку могут заметить, запомнить, а внутрь Карасю всё равно не пробраться. И почему он не забрал ключ из кармана Мареля? А впрочем, может, и к лучшему, что не забрал - где именно в доме живет профессор, Карась понятия не имел.
        Значит, остаётся Академия.
        Карась так и сяк вертел в голове ситуацию, но неизменно приходил именно к этому выводу и тогда в ужасе зажмуривал глаза, нырял под одеяло и мотал головой. Пробраться в Академию! В такую неприступную Академию - не потому что её охраняют или еще что-то подобное, а потому что вся она - из какого-то другого мира, невозможно прекрасного, в котором люди не голодают и не идут на всякие низости, а учатся быть умными и благородными и вырастают в отважных покорителей вод и пучин!
        Что за безумие приходит ему в голову! Где этот мир и где он, Карась?
        ***
        Жайкоб дель Бриз, седой поджарый старик с густыми курчавыми бакенбардами, поднялся Аэртону навстречу, лишь только секретарь объявил его. Командор вышел из-за стола, заваленного книгами и бумагами, ухватил Аэртона за руку и усиленно затряс ее, словно собирался вырвать из плечевого сустава.
        - Рад видеть тебя, мой мальчик. Очень хорошо, что все-таки нашел время выбраться ко мне. Если бы не вынужденная необходимость, я бы никогда не заставил тебя оторваться от важных дел. Но у меня не было другого выхода. Что-то мне подсказывает, что твой желудок так же пуст, как кладовая моей Шарви после большого праздника. Может быть, отвара с отбивной? Сегодня я ночевал здесь. Так что должно было что-то остаться от ужина. Присаживайтесь, друг мой.
        - Благодарю вас, но давайте перейдем к делу. Хотелось бы знать, что за кракены перевернули Бризоль, ради чего мне пришлось обидеть старого дядюшку Бартона и отказаться от визита к нему, - вежливо направил разговор в нужное русло Аэртон.
        Вернее, ему так показалось. Но старый лис Жайкоб не поддался на чужие правила игры. Его просто так не провести.
        - Это не тот ли Бартон дель Бриз, что был капитаном на флагмане верховного тана пару десятков лет назад? Он возглавлял еще поход к Барьеру, который, впрочем, закончился ничем.
        - Так точно.
        - Знавал я старика Бартона. Славный человек. Нам довелось дружить. При встрече передавайте ему привет, друг мой. Но впрочем, и правда перейдем к делу. Оно не терпит отлагательств. Вчера поздним вечером, практически в ночь, неподалеку от улицы Гулящей был убит Марель дель Бриз, один из профессоров нашей славной Академии мореходства.
        Аэртон возмущенно фыркнул и облокотился о стол, собираясь встать. Подумаешь, убили какого-то профессора, да за ночь на улицах города происходят десятки преступлений. Пускай убили аристократа, но это ничего не меняет. Велика ли честь ради этого лишать его законного отдыха. Пусть у констеблей ноги потеют.
        - Что такого в этом профессоре, что им заинтересовалась Тайная канцелярия?
        - Тайная канцелярия следит за лояльностью к верховному клану Бриз в других кланах. Наш кабинет занимается кланом Бриз, свободнодумцев хватает и среди наших. К тому же мы следим за Академией Мореходства, в которой профессор Марель дель Бриз возглавлял кафедру навигации.
        - Это все равно ничего не объясняет, - возразил Аэртон.
        - Профессор - «серая крыса». Он работал на наш кабинет. Он отвечал за вербовку новых агентов среди акваморов. В его руках были сосредоточены все нити к новым агентам, также и к старым, которые давно покинули стены Академии и вернулись в родные кланы. Многие из них прошли через него. Так что смерть старого дель Мареля, может, и является случайной, только мы должны убедиться в этом. А если его убили в связи с его тайной службой, мы должны найти и заказчика и исполнителя. Так что разобраться в этом деле можешь только ты. Я не хочу подключать других агентов. Должна соблюдаться полная тайна следствия. Ты работаешь неофициально.
        Расшаркивания и танцы вокруг да около закончились. Старик Жайкоб перешел к делу.
        - Ты отправляешься в Академию. Заступишь на место Мареля. Кто-то же должен заменить его на посту главы кафедры…
        - Навигация не мой конек.
        - Ничего страшного. Мы найдем человека, кто заменит покойного на лекциях, ты же займешься организационной работой. Главное, ты должен восстановить все связи Мареля с агентами: как нынешними акваморами, так и с выпускниками. И вычислить убийцу. Что-то подсказывает мне, что искать его следует в Академии. Не бывает таких совпадений, я в них не верю.
        - Но сперва я должен увидеть место преступления, - потребовал Аэртон.
        - Конечно, конечно, Баско сопроводит тебя. Он только что оттуда вернулся.
        Жайкоб вернулся к своему креслу, взял в руки колокольчик и позвонил.
        ***
        Гулящей улицу назвали по праву. Три кабака - блюда не отличались оригинальностью, овощи с разным мясом, да несколько вариантов домашних колбас, три сорта пива с пивоварни «Скотта и сыновья» - светлое, темное и пойло за два гроша, два вида крепкой браги от «Кортовской Дюжины» и целебные похмельные отвары «Мамаши Кураж», - постоялый двор, где часто останавливались гости из глухой провинции, кому не хватало денег на достойный ночлег в Центре, и бордель «Роза ветров», открытый круглосуточно.
        Пить профессор Марель дель Бриз, а он любил заложить за воротник в свободное от службы время, начал в кабаке «Три офицера», здесь у него был открыт кредит. Хозяин, папаша Лонг дель Бриз, подробно пересказал первые часы загула профессора, вид у него при этом был весьма опечаленный. Аэртон мог его понять: со смертью профессора кредитная линия осталась непогашенной, без перспектив возвращения вложенных средств. Рассказ дель Лонга ничего толком Аэртону не дал. Обычная вечерняя попойка любящего это дело пьяницы. Ничего странного дель Лонг не заметил или просто не обратил внимания. В тот вечер было полно клиентов, и он только успевал отправлять заказы на кухню.
        Во втором кабаке профессора никто не видел вот уже несколько недель, с тех пор как он проиграл в карангу кошель с монетами, равный его месячному заработку. Зато в третьем кабаке - «Черная сова» - профессора хорошо помнили. Именно отсюда он отправился на свидание со смертью. Хозяин отсыпался после ночной смены, но Кортон дель Бриз разбудит даже мертвого. Зевающий седобородый мужик с красными глазами долго пытался понять, на каком свете он проснулся, потом вспоминал профессора и наконец сообразил, что вслед за профессором его кабак покинул еще один человек. Причем поспешно и абсолютно трезвый, несмотря на три кружки выпитого пива. Тогда хозяин этому значения не придал, но вот теперь отчетливо помнил, что все время, пока профессор заливал глаза красненьким, странный трезвенник неотрывно следил за ним. Профессор, по обыкновению, пил один, так что свидетелей его загула не было. Но одно оставалось вне сомнения: убийца выслеживал профессора и смерть Мареля дель Бриза не была случайным следствием ограбления.
        Осмотр места преступления ничего толком не дал. Обычная подворотня, грязный тротуар со следами неотмытой крови, мусорные корзины и крысы. За ночь, до того как нашли тело, они успели обглодать пальцы рук профессора и выесть его глаза.
        По дороге к улице Гулящей Аэртон заехал в прозекторскую, где внимательно осмотрел мертвеца и его личные вещи. Кто бы ни убил профессора, но сделано все было четко, умело, а главное, очень смахивало на банальное уличное ограбление. Кошель с монетами при профессоре не был обнаружен, при этом кабатчик из «Черной совы» утверждал, что профессор был при деньгах, да к тому же нес что-то ценное, какой-то футляр с бумагами. Хозяин видел, как профессор старательно прятал его под камзолом. Футляр у мертвеца также обнаружен не был. Единственная ценная вещь, что нашли у покойника в карманах - простой ключ, который мог подойти как к входной двери в дом, так и к кабинету. Аэртон забрал ключ с собой. Оставалась надежда, что в Академии сумеют пролить свет на содержимое футляра. Пока что это единственная ниточка, за которую можно уцепиться.
        Глава 2
        Занятия по навигации у старших учеников неожиданно отменили. Об этом сообщил акваморам лично ректор Академии Людоль дель Бриз, сорокалетний полный мужчина, всегда одетый с иголочки, ухоженный и лоснящийся - сегодня он выглядел мрачным, помятым и каким-то потерянным. Оттого новость не принесла акваморам желания с облегчением выдохнуть и потратить это время на какие-нибудь веселые занятия. Они просто сидели в учебной комнате, искоса поглядывая друг на друга и на развешанные по стенам карты, а комната казалась такой грустной и пустой без крупного краснолицего профессора с его громким голосом и размашистыми жестами. И как немое свидетельство, что случилось нечто страшное и непоправимое, возле окна застыла изваянием кафедра красного дерева, за которой обычно стоял Марель, а его большое лицо освещали лучи Матушки.
        Болтон дель Бриз не мог смотреть на кафедру. Ему казалось, что он видит за ней темно-синий профессорский камзол с меловыми разводами на воротнике и чернильными пятнами на манжетах.
        Только двое братьев де Циклон, Рауль и Катриэль, не выглядели удивленными, и на них, казалось, совсем не подействовало всеобщее внезапное уныние. Они какое-то время оживленно перешептывались и иногда поглядывали на остальных акваморов самодовольно и свысока, и в конце концов Рауль нарушил тягучее молчание учебной комнаты:
        - Так Мареля грохнули вчера. Вы чего, не знали?
        На миг тишина стала совсем оглушительной, а потом комната взорвалась восклицаниями и вопросами двух десятков акваморов. Рауль оглядывал их своими колючими черными глазами, ноздри его длинного носа шевелились, словно вынюхивая след, чуть подрагивали худые пальцы - Рауль не мог оставаться полностью неподвижным, даже когда сидел смирно. Казалось, в его голове сейчас работает самописец, фиксирующий каждую реакцию акваморов, каждое слово, жест, взгляд.
        - Гро-охнули, - медленно повторил медлительный Катриэль и брезгливо поджал губы. - Пьяного. Он всегда ж был пьяный вечерами.
        - Захлопни пасть! - Болтон дель Бриз грохнул кулаком по столу, Катриэль на миг втянул голову в плечи, и все другие акваморы на всякий случай тоже заткнулись.
        - Это ж правда, - очень тихо проговорил Рауль, рассматривая свои руки. Указательный палец правой был увенчан массивной золотой печаткой в виде волчьей головы.
        Болтон услышал, откинул со лба вечно лезущую в лицо светлую прядь, чтоб хорошенько стало видно, как негодующе сверкают его голубые глаза.
        - Захлопнись, - повторил он Раулю.
        - Не-а, - тот продолжал изучать свои руки, и было заметно, что ему приходится напрягать пальцы, сдерживая их дрожь. - Я ничего не придумал. Марель был в доску пьян, и его убили в подворотне, как подзаборного голодранца. Нравится это его любимчикам или нет.
        - Любим-чхи! - кам, - шутканул Катриэль и, как обычно, первый рассмеялся своей немудреной шутке, а потом по комнате прокатилось еще несколько смешков акваморов, которые вечно оказывались на стороне братьев Циклон.
        - Ага, - ощутив малую, но поддержку, Рауль поднял взгляд на Болтона и прикинул, куда ему увернуться, когда Болтон сиганет на него через стол. - Кто теперь будет таскать вас, избранненьких Бризиков, на дополнительные занятия в испытательный комплекс? Лучшие наши ученички, тьфу!
        Болтон, вопреки ожиданию и своему обыкновению, никуда сигать не стал, а неожиданно и мерзенько, совсем не по-болтоновски, ухмыльнулся, демонстрируя мелкие хищные зубы:
        - А зато у вас, не лучшеньких ученичков, теперь будет чему порадоваться на ваших тайных сборищах, да?
        Лица Рауля, Катриэля и еще нескольких акваморов застыли.
        - Как вы там себя называете? - Болтон картинно пощелкал пальцами, будто бы вспоминая, а на деле - убеждаясь, что всё-всё внимание приковано к нему. - Спуск Вёсельников, нэ? Треск Бисерников?
        - Союз Висельников, - обиженно процедил Катриэль.
        Рауль выругался и отвесил ему подзатыльник, и тут Болтон сиганул на него через стол. Вместе они полетели на пол, опрокидывая стулья, расталкивая столы. Рауль пропустил удар в челюсть, клацнули зубы, брызнула кровь. Болтон тряхнул его, и Рауль ударился головой об пол, двинул коленом. Медленный Катриэль наконец вскочил на ноги, бросился на помощь брату и стащил с него Болтона, позволяя Раулю подняться на ноги. Биться с Болтоном не стал, не дурак он был на него лезть.
        Кто знает, чем бы кончилась эта потасовка, если бы в кабинет не ворвался стремительный Валентайн дель Бриз, преподаватель зоологии.
        - Ну-ка, разошлись! - рявкнул он. - Давно в холодной не сидели? Или вас серым шапкам сдать? Они как раз в Академии!
        Появление в стенах Академии серых шапок - городской стражи - могло означать только одно: профессор Марель действительно убит. И это понимание вмиг сбило боевой пыл даже с Циклонов.
        - Сегодня я закрою глаза на вашу выходку. Но если повторится - поставлю в известность ректора! Позор! Дель Болтон! Как вы будете смотреть в глаза своему отцу? Мальчишка!
        Двадцатилетний «мальчишка» не мог поднять взгляд на Валентайна, хотя знал, что тот ничего ректору докладывать не будет: драки акваморов в стенах Академии - явление нередкое и, в общем, не такой уж это серьезный проступок. Сам Валентайн когда-то был таким же «мальчишкой» и так же задирал Циклонов и прочих акваморов из других кланов.
        - Используйте свободное время на что-то более полезное, чем банальная драка!
        Валентайн развернулся на каблуках и вышел из учебной комнаты покойного профессора Мареля дель Бриза.
        ***
        Этой ночью у Карася сводило зубы от мысли, что придется приблизиться к Академии, а уже к полудню он потерял счет котлам и мискам, которые ему надо было перемыть на академической кухне, и рыбинам, которых довелось очистить и выпотрошить. Он даже умудрился ни разу не порезаться острыми плавниками окуньков, за что удостоился кивка и одобрительного хмыканья повара - скалоподобного здоровяка, которого проще было представить за откусыванием голов недоброжелателям, чем заботливо снимающим пену с рыбного бульона.
        Карась попал на кухню чудом. Сегодня утром, когда он бродил вокруг Академии и прикидывал, как бы половчее забраться внутрь, его принял за поварёнка сторож, один из тех, что проводили утренние обходы вокруг Академии с единственной целью - считаться при деле и важно надувать щеки. Сторож, совершивший такой выдающийся поступок: схватить Карася за шкирку и втолкнуть в кухонную дверь, что находилась в десяти шагах, - должен был лопнуть от ощущения собственной полезности.
        Пахло тут упоительно, еще вкуснее, чем у Карася дома, когда мама была жива: свежим хлебом, пряным травяным отваром, а еще чем-то сладким и чем-то сытным, и чем-то острым, отчего приятно щекотало в носу. Сквозь всё это упоение едва пробивался запах еще живой рыбы, корзины с которой стояли у стены. Повар, искоса глянув на доставленного мальчишку - на растерянное, а вовсе не наглое выражение лица, на одежду, которую Карась старался держать в хоть сколько-то опрятном виде, на чисто вымытое лицо - не погнал постороннего мальчишку взашей, а махнул рукой на корзины с рыбой и вручил небольшой нож с узким лезвием: за дело, мол. Скоро стало понятно, почему Карася не выставили: в гигантской кухне было еще пяток мальчишек и трое поварят постарше, но рук всё равно отчаянно не хватало. К полудню Карась натурально вымотался, но ни за что на свете не покинул бы это место - тут было тепло, вкусно пахло да еще и кормили: для работников сварили сытную кашу на бульоне из рыбьих голов, выдали по толстенному ломтю серого хлеба и по чашке отвара из повторно заваренных листьев чего-то пахуче-ягодного.
        - Можешь остаться, - буркнул ему повар, - работать с рассвета до полудня, платить не обещаю, а накормлю от пуза, и еще недоедки с собой можно забирать. Но если чего стибришь - руки оторву, ясно?
        - Ясно, - поспешно заверил Карась и затолкал в рот остаток хлебной краюхи.
        Он едва мог поверить в такую удачу и даже не вспомнил, зачем пришел к Академии нынче утром. И даже не подумал, как собирается искать кабинет Мареля дель Бриза, если целыми днями будет драить котлы.
        ***
        Единственный человек, который знал истинную личность Аэртона дель Бриза, был ректор Академии мореходства Людоль дель Бриз. Сразу по прибытии Аэртон вручил ему документ, подписанный лично Тайным канцлером, в котором прописывались неограниченные полномочия агента по особым поручениям. Также в документе прямо указывалось, что ректор обязан оказывать всяческое содействие расследованию, которое будет вести податель сей бумаги. Аэртон согласился выпить с ректором отвар по особому рецепту Сирокко (тайну трав, входящих в ее состав, клан ткачей держал в секрете, но охотно продавал сушеные травы, которые в последние несколько лет пользовались популярностью в Бризоли среди аристократии) и за чашечкой «Бодрости духа» обсудить сложившееся положение вещей. Снаружи возле дверей ректорского кабинета остался верный Кортон, он должен был проследить, чтобы приватной беседе никто не помешал.
        - Скажите, дорогой дель Людоль, чем занимался покойный Марель в стенах вашей Академии? - задал вопрос Аэртон.
        - Как - чем? Он преподавал навигацию, - удивился ректор, забылся и хлебнул горячего отвара, тут же обжег язык и часто-часто задышал.
        - С этим все понятно. Чем он еще занимался? Может, какие-то предметы вел или работал с какими-то документами? Занимался какой-то научной работой? Меня интересует все, - вкрадчивым голосом продолжал Аэртон. Эта манера вести допросы, которые больше были похожи на доверительные беседы, приводили собеседника в состояние неуверенности, а затем страха. Допрашиваемый начинал думать, что он главный подозреваемый во всех смертных грехах, а затем от страха признавался в любых преступлениях, даже в том, в чем не участвовал, а вычитал об этом в старом выпуске «Вестей Бризоли». В большинстве случаев метод срабатывал; похоже, и ректор не станет исключением.
        - Лекции. Еще раз лекции. Занимался копированием чертежей для нашей лаборатории. Вернее, не сам копировал. А сверял копии. Ну, и занимался разработкой усовершенствованной астролябии. Правда, в последнее время он все больше пил. После того как его сын Морс пропал в одной из экспедиций к Барьеру, дель Мареля словно подменили. Он места себе не мог найти. Сын-то его был одним из лучших выпускников Академии. Отправили поисковые корабли. Только они вернулись ни с чем. А тут его жена Дерба слегла с кровавым кашлем. Это в прошлом году, помните, по Бризоли прокатилась волна эпидемии. Многих тогда она унесла, - торопливо говорил ректор, периодически перемежая слова резкими выдохами, которыми он пытался остудить ошпаренный язык.
        - Меня в ту пору в Бризоли не было. Служба.
        Об эпидемии кровавого кашля, или, как его в народе прозвали, Хохота смерти, Аэртон слышал. Но сам в это время находился в Бора-Бо, куда его привело следствие по делу Высоких отравителей. Ниточка оказалась ложной и быстро оборвалась, но вернуться из-за проклятого кашля он не смог. Порты Бризоли в течение двух месяцев были перекрыты для гражданских лиц, даже патент Тайной канцелярии не помог ему найти место на военном корабле Бриза. Пока бризольские медики не справились с эпидемией. Потом еще несколько недель столица никак не могла избавиться от смрада. Всех пострадавших от эпидемии сожгли на кострах, чтобы зараза не поползла дальше. Аэртон тогда сам себе позавидовал, что нос его давно уже не работает и он не чувствует этой вони, от которой прятались остальные горожане.
        - Мареля смерть Дербы добила. И он стал все чаще и чаще закладывать за воротник. Вот, видно, и докатился совсем. Любил он по кабакам ходить. Таким образом все больше оттягивал время возвращения в дом, который без жены и сына стал совсем холодным и пустым.
        - А где жил профессор?
        - На площади Урожая, в конце улицы Гулящей.
        Стало быть, поход по кабакам был всего лишь затянувшейся дорогой домой.
        - Скажите, уважаемый дель Людоль, а вчера вечером профессор не имел при себе каких-либо бумаг? - спросил Аэртон и, судя по тому, как побледнел ректор, догадался, что попал в самый центр мишени.
        - Дель Марель работал над чертежами. В работе у него было много чертежей. Боюсь, что-то из них он мог вынести из Академии, - севшим от нервического возбуждения голосом сказал Людоль.
        - А что это за чертежи? Чем пропажа их может угрожать Академии?
        Ректор сам ничего рассказывать не будет. Надо его разговорить. Будь он простой человек, можно было бы прихватить его с собой в подвалы Тайной канцелярии, там и не таким языки развязывали. Каленые щипцы и особые составы травников еще и не такие чудеса с людьми творят. Но ректор уважаемый человек, с ним надо деликатнее, хотя Аэртон и не любил все эти политесы и шарканье по паркету.
        - В стенах нашей Академии есть закрытый корпус, где ведутся работы над созданием паровой машины. Это особо секретный проект, совместный с военными и Академией Наук. Место дислокации выбрали у нас, поскольку есть свободные помещения и легче всего обеспечить должную охрану, - взахлеб откровенничал ректор.
        - И все равно произошла утечка, - парировал Аэртон.
        - Господин Аэртон, я хотел бы сразу подчеркнуть, что я рассказал вам об этом, поскольку предписание требует от меня оказывать всяческое содействие. И вы должны знать о произошедшей утечке. Быть может, это пустяки, и ее не было. А может, это очень важно, и если вы не найдете документы, то случится непоправимое. Каждый должен выполнять свою работу. Я - учить людей. А вы - искать преступников, - неожиданно расхрабрился Людоль дель Бриз.
        - Хорошо. Хорошо. Не переживайте так, - примирительно поднял руки перед собой Аэртон.
        Дверь кабинета распахнулась, и в дверном проеме вырос Кортон дель Бриз.
        - Серые шапки направляются к ректору. Вероятно, для допроса.
        - Спасибо, что предупредил. Дай нам минуту, - попросил Аэртон.
        Кортон хмыкнул и закрыл дверь. Можно было не сомневаться: он задержит стражников.
        - Слушайте меня внимательно. Всем вы представите меня как замену профессору Марелю. Если будут особо спрашивать. Я пару дней как прибыл из Университета Муссона, где проходил практику. От лекций меня пока избавьте. Я должен освоиться на месте. Серым шапкам ни слова о документах и секретном корпусе. Они копать особо не будут. Им поручили понюхать на месте для видимости…
        Больше Аэртон ничего сказать не успел. Дверь вновь распахнулась, и на этот раз в кабинет вошли представители бризольской стражи - хмурые, суровые лицами, все как один в серых мундирах с серебряными пуговицами и высоких сапогах с пряжками, на головах треуголки с красной опушкой и перекрещенными шпагами на фоне языков пламени на бляхе.
        - Больше я не стану красть ваше время, - поднялся из-за стола Аэртон. - Я прогуляюсь по окрестностям, осмотрюсь, так сказать, на месте.
        - Не смею вас задерживать, доктор Аэртон, - пожал ему руку Людоль дель Бриз.
        Выходя из кабинета, Аэртон услышал, как ректор докладывал серым шапкам, что это новый преподаватель, которого они взяли сегодня утром на замену покойному Марелю.
        - Как же могло случиться такое несчастье? В голове не укладывается.
        Серые шапки убрались из Академии лишь к вечеру. Все это время Аэртон бродил по территории учебного заведения в сопровождении Кортона. Он старался не привлекать к себе внимания, но и не прятался. Мало ли кто решил осмотреть Академию. Вдруг это богатый папаша, который надумал пристроить своего сына к мореходству, или один из серых шапок, только в штатском, или, быть может, инспектор из Канцелярии Наук прибыл проверить качество обучения будущих мореходов Бриза? Ни у кого из акваморов прогуливающаяся парочка не вызывала любопытства. Все были погружены в свои проблемы и мысли. Процесс обучения был в разгаре, и до окончания последних лекций оставалось полно времени.
        Во время прогулок они прошлись по учебным корпусам. Аэртон искал столовую: где, как не в столовой, можно услышать свежие сплетни да понять, чем дышит местное общество? Он смотрел на все широко открытыми глазами, жадно вдыхая недоступные ему запахи. В далеком детстве он мечтал стать мореходом и должен был поступить в Академию. Его готовили к этому с детства. Но случилось непредвиденное - скоропостижно скончался отец, матушка потеряла все состояние, доверившись проходимцу, не смогла грамотно распорядиться деньгами, и оплачивать обучение оказалось нечем. Пришлось распрощаться с детской мечтой.
        В столовой они неспешно пообедали. Кормили акваморов, надо сказать, не разнообразно, но сносно - тушеные овощи, морковь, свекла, капуста, и несколько кусочков рыбы, отличный ржаной хлеб и овощной бульон. В этот час народу в столовой оказалось предостаточно. Акваморы сидели за длинными дубовыми столами группами, в основном каждый со своим кланом или с союзниками из других кланов, и старались не лезть к другим. Слух у Аэртона был отменный, и очень скоро он узнал, что в Академии хозяйничают серые шапки и связано это то ли с некой выходкой Клуба Висельников, то ли с трагической смертью профессора Мареля дель Бриза, которого часть акваморов любила за добрый нрав и цепкий ум, другая же часть презирала за непреодолимую тягу к стакану и вечный спиртной дух по утрам.
        Больше ничего толкового узнать не удалось, а лезть к акваморам с расспросами Аэртон сейчас не стал. Не стоит идти в лобовую атаку, можно дождаться, когда он вступит в должность преподавателя навигации, и тогда они сами ему все расскажут.
        После столовой они совершили променад, наблюдали за акваморами, которые занимались гимнастикой на открытой площадке, рядом шли занятия по фехтованию. Учитель фехтования кричал, ругался, иногда подскакивал к особо нерадивым ученикам, выхватывал шпагу и показывал, как правильно провести тот или иной выпад. Учитель гимнастики незлобиво подтрунивал над ним, что еще больше злило фехтовальщика.
        Во время этой прогулки Аэртон дель Бриз обнаружил закрытый корпус, где, по всей видимости, и велись работы по созданию парового двигателя. Что это за чудо, Аэртон не знал, да и не хотел вдаваться в подробности без необходимости. Ему и своих проблем хватало. Корпус, небольшой двухэтажный дом с оконными решетками и мутными стеклами, так что даже не заглянуть и не увидеть, что там творится внутри. К тому же рядом расхаживали из стороны в сторону добрые молодчики с дубинками, на акваморов не похожи, по всей видимости, академическая охрана из числа вышедших в отставку городских стражников.
        Смеркалось, когда на улице их нашел высокий молодой господин, немного дерганый, так что хотелось схватить его за руку и успокоить легкой пощечиной. Он представился Валентайном дель Бризом и сказал, что ректор отправил его на их поиски. Людоль дель Бриз ждет нового преподавателя навигации в кабинете покойного дель Мареля. Валентайн предложил показать им дорогу к кабинету, и Аэртон любезно согласился.
        ***
        - …и потому, как ни крути, всё развалится без клана Бора! - закончил свою краткую, но пламенную речь Блеско, тряхнул длинными спутанными волосами и стукнул по столу кружкой.
        Остальные дружно фыркнули, а потом Катриэль неспешно проговорил:
        - Блеско фон Бора блеснул остроумием, - и, как обычно, рассмеялся, довольный своей шуточкой. Двое его соседей растянули губы в улыбке, все прочие закатили глаза.
        Пировали они за тремя сдвинутыми столами: двенадцать парней из Академии и трое девушек дель Бриз, которые держались так прямо, сдержанно и невозмутимо, словно их всё происходящее вообще не касалось. На почетном месте, на углу у окна, сидела старшая дочь тана и младшая сестра Болтона, Делла - золотоволосая, осанистая и самая ледяная из всех.
        На пирушку их созвал Болтон. Очень ему стало тоскливо из-за смерти профессора и как никогда захотелось почувствовать себя живым и беззаботным.
        - Нет, Блеско, - без улыбки проговорил Рауль, сидевший рядом с Катриэлем, - Бора - вовсе не самый важный клан. Конечно, вы строите корабли, и каждый мореход скажет, что не было бы жизни на Бет без ваших бригов, бригантин и каравелл. Но поговаривают, кое-кто ведет исследования, которые положат конец вашему клану.
        Почему-то при этих словах побледнел Болтон, а не фон Бора. А Януш пан Мистраль расхохотался так громко, что трактирщик за стойкой подпрыгнул, а разносчик на другом конце зала едва не выронил кувшин с отваром.
        - Брось, Рауль! - воскликнул Януш и махнул рукой с зажатой в ней кружкой. - Ты веришь в эти байки про корабли на пару?
        Немного вина выплеснулось из его кружки, брызги попали на рукав платья одной из девушек, и та чуть сжала тонкие губы. Будь на её месте соотечественница Януша из Мистраля - эта кружка, пожалуй, полетела бы Янушу в голову.
        - Я-то, может, и не верю, а вот кое-кто в Академии - да, - процедил Рауль, буравя взглядом Болтона. Но тот уже пришёл в себя и лишь издевательски отсалютовал де Циклону своей кружкой. Рауль скрипнул зубами и добавил: - И даже говорят, что испытательный комплекс в Академии, куда есть ход только ученикам из Бриза - никакой не испытательный, а этот, ну, разрабатывательный. Что они там строят такую машину, которая будет двигать корабли паром и положит конец парусным судам.
        Болтон покрутил пальцем у виска и принялся накладывать себе жареной рыбы. Блеско фон Бора рассмеялся и вместе с остальными переключил своё внимание на вино. Рауль при виде такого отклика лишь вздохнул: так и знал, что слушок дурацкий. Паровая машина, придумают тоже!
        - Ну допустим, без кораблей нам не выжить, - рассуждал Януш пан Мистраль, - но согласись, Блеско, у нас уже есть очень много кораблей! Даже если Бора завтра прекратит строить новые - мы не скоро это заметим! А вот что мореходы станут делать без оружия, хочу я спросить? А? Без кого на самом деле всё развалится в течение года - так это без нас, Мистралей! Кто-то хочет мне возразить?
        Заданный громким, не очень трезвым голосом вопрос заставил трактирщика нервно забарабанить пальцами по бочке с вином. Нет бы погоду обсуждали! Или мечтали о море! Обязательно говорить на такие темы, которые к добру не приводят, да еще на пьяную голову? Трактирщика тревожила сегодняшняя пирушка, поскольку на ней было всего три девушки - слишком мало, чтобы разбавить сдержанностью буйный нрав молодых людей! Такое уже бывало… да что там! Частенько бывало, откровенно говоря.
        Потому хозяин трактира «Манар», конечно, очень почитал акваморов, особенно тех, которые дель Бриз, но предпочёл бы, чтоб свои пирушки они устраивали в каком-нибудь другом месте. Сегодня оставалось уповать лишь на то, что с опасных тем акваморы скоро свернут в иные дебри или что присутствие Деллы дель Бриз остудит наиболее горячие головы - должны же они проявить почтение к старшей дочери верховного тана!
        - Конечно, мы против, - негромко, но твердо сказал Янушу Рауль. - Без кого все вы закиснете и передохнете - так это без нас, Циклонов. Вообще забудете про дух приключений и жажду знаний, только и будете сидеть, жиреть и временами вяло драться меж собой за никчемные острова с унылыми аборигенами!
        Раулю никто возражать не стал - не потому что не хотел, а потому как ну его к дьяволу, этого Рауля! Единственный, кто не боялся его задирать - это Болтон, а тому вовсе не был интересен спор о важности кланов: ведь все они стояли ниже Бриза.
        Подбежал разносчик с огромным подносом, ловко расставил на столах блюда с жареными рыбешками, маринованными в уксусе водорослями, икрой, перемешанной с луком и травками. Только что казалось, столы уже заставлены снедью и выпивкой - дальше некуда, но разносчик ловко организовал свободное место, сдвинув ближе к краю несколько тарелок. Акваморы с удовольствием принялись за еду, а в процессе уговорили еще по паре кружек вина. Девушки со скучающим видом ковыряли салаты из водорослей и пили отвар.
        - Ладно, что там, - с хмельным добродушием заявил в конце концов Януш и помотал головой - от съеденного и выпитого ему сделалось жарко. - Все мы важны: и Мистраль, и Бора, и Циклон.
        Акваморы нестройными восклицаниями поддержали это заявление и налили в кружки еще вина.
        - И Муссон, - великодушно решил Блеско фон Бора. - Без почтарей тоже никуда. А впрочем…
        Он задумался, сосредоточенно морща лоб, хотя не так легко было задуматься после изрядного количества выпитого.
        - Какой там Муссон! - Рауль стукнул по столу кулаком с зажатым в нем рыбьим хвостом. - Он почти такой же бесполезный, как другие, кто не мы! Только Муссон еще и хитрый, вот и всё! Они ж даже не учатся в Академии почти никогда. Все эти, ну…
        Взгляд его уперся в покрасневшего от негодования аквамора из клана Пассат, и Рауль растерянно заморгал, но тут же снова поймал за хвост ускользающую мысль:
        - У остальных, всех этих ткачей и гончаров, у них важности - как у островитян! Я ж говорю, они даже в Академии почти никогда не учатся, а почему? Потому что им без надобности! Зачем нужна Академия, если ты Торнадо и всю жизнь будешь горшками торговать? Или если ты Фён или там Сирокко и всю жизнь проведешь среди идиотских растений?
        Делла резко выпрямилась на лавке, её глаза блеснули, как ледышки под солнцем.
        - Что? - в запале Рауль даже не подумал заткнуться, уставился на нее в упор. - Ну да, ты тоже обожаешь растения! И что? Они всё равно идиотские!
        Можно было ожидать, что Делла ответит лишь своим особенным взглядом, долгим и выжидающим, под которым люди начинали метаться, как мыши при свете свечи, но танна добавила ко взгляду еще и слова:
        - Растения поумнее некоторых из вас, сударики! Кроме того, вы просто вымрете без растений, тогда как они без вас отлично проживут!
        В другое время все просто почтительно умолкли бы, но пирушка есть пирушка.
        - Все знают, что ты увлекаешься растениями, - провозгласил Рауль, - вроде даже изучаешь их. Только никто в толк не может взять, зачем они тебе нужны. Что в них интересного?
        Он просто спросил, без ухмылки на лице, без издёвки в голосе, и Делла, плохо знавшая Рауля, не удивилась, но Болтон нахмурился и отставил свою кружку.
        Увлечение растениями - казалось бы, что может быть скучнее? Оно легко стало бы поводом для всеобщих открытых насмешек, не будь Делла дочерью тана и не держись она с таким бесконечным достоинством. Даже дома редко кто подтрунивал над ней, только тан иногда отпускал едкое замечание - дескать, такой ум и так глупо пропадает! - да Ола, младшая сестра, в запале могла выкрикнуть что-то о никчемности подобного увлечения.
        Делла отвечала на эти выпады подчеркнутым равнодушием и долгим ледяным взглядом, и глаза её тогда казались не серо-голубыми, а просто серыми, как сталь.
        Быть может, один Болтон понимал, что её задевает такое небрежение. Быть может, один Болтон видел, что точно таким же образом Делла реагирует на неискренние сожаления окружающих о недавно расстроившейся свадьбе с Рокком фон Бора. Болтон крепко подозревал, что самой Делле с высокой мачты наплевать было и на Рокка, и на Бора, околонаучные изыскания занимали её куда больше, а вот плохо скрытое злорадство в выражаемых сожалениях злило сестру. Она прекрасно понимала, что «доброхоты» на самом деле думают: «Врут эти Бора, никуда их Рокк не пропал, просто сбежал от такого счастьица, вот и всё».
        Словом, когда Рауль, случайно или нет, наступил Делле на больную, тщательно скрываемую ото всех мозоль, Болтон подобрался.
        - Растения были тут до нас, - ответила Делла. - Мы думаем, это мы самые умные и важные, потому что ходим на двух ногах и плаваем на кораблях, покорили все воды и склоняем природу к своей воле. Но правда в том, что мы зависим от растений и умрем, если они исчезнут, а если вдруг исчезнем мы - они едва ли это заметят.
        Многие акваморы опустили головы, пряча улыбки. Некоторые смотрели на Деллу во все глаза и пытались сообразить: танна что, шутит? Кто бы подумал, что она это умеет!
        - Я слышал нечто подобное, - вкрадчиво проговорил Рауль, - в землях Сирокко.
        - Кому понимать растения, как не кланам Фён и Сирокко, - Делла кивнула, щеки её слегка порозовели, - но именно Сирокко, как я слышала, занимается не только разведением растений, но и изучением их природы, способов взаимодействия с ними…
        Януш хрюкнул и уткнулся в свою кружку, скрывая смешок - понимал, что иначе Болтон тут же сделает из него мореходскую отбивную.
        - Вза-имо-действия, - едва ли не по слогам повторил Катриэль и уставился на Деллу.
        - Они живут в симбиозе со множеством насекомых, - чуть подавшись вперед, пояснила она, - у них есть способы подавать друг другу сигналы опасности, удаляться от неё, искать свет и питательные вещества! В целом их уровень организации не ниже, чем у животных, а некоторые растения достаточно умны, чтобы питаться животными! Раз они так умны, то с ними можно и взаимодействовать, не так ли?
        К этому моменту уже все акваморы прятали лица, низко склонив головы или уткнувшись в еду и питье, только девушки да братья Циклон смотрели на Деллу, выпучив глаза и разинув рты.
        - Да чтоб меня каракатица обняла, - выдохнул Рауль. - Ты же совершенно свихнутая!
        И тут же, к отчаянью несчастного трактирщика, Болтон сиганул на него через стол.
        ***
        В это самое время хозяин другого кабака под названием «Три офицера», папаша Лонг дель Бриз, тоже пребывал в большом волнении, оттого ронял бутылки, рявкал на разносчиков еды и даже едва не наорал на повара, что было бы уж совсем некстати. Повар его был настоящим мастером, способным состряпать обед-объедение для целой компании, имея под рукой буквально горстку крупы и обглоданный рыбий хвостик, но при душевных волнениях повар начинал еду пересаливать, недоваривать и сжигать, тем самым вызывая яростное возмущение гостей и отчаяние папаши Лонга.
        Сейчас он, в который раз протирая стойку почти чистой тряпицей, с беспокойством поглядывал в угол зала, где за маленьким столом пили два капитана де Циклон: Натан по прозвищу Старый Пёс и Хёлвер с корабля под названием «Сель».
        Натан Старый Пёс тащил за собой дурную репутацию, последствия нескольких серьезных ранений, груз множества приключений и душок смутных историй, в которые капитан попадал из-за своего буйного нрава и совершенной несгибаемости. Был он коренаст, чуть сутул и космат, обладал впечатляющим носом и выдающейся вперед челюстью. Никто не мог сказать наверняка, получил он своё прозвище благодаря внешности или характеру. Хёлвер де Циклон, тоже лихой и упёртый, был известен куда большей гибкостью, удачливостью и изрядным умом.
        На столе у них лежал знакомый трактирщику кожаный футляр, и видно было, что между капитанами по этому поводу идет отчаянный торг, причем не за обладание бумагами внутри футляра, а скорее против такого обладания.
        Трактирщик почти вываливался из-за своей стойки и отчаянно напрягал слух, но улавливал только обрывки фраз.
        - Да ты рехнулся… обыски в порту… крыса не проскочит!
        - … в бочке с селёдкой, а?
        - И в бочке крыса не проскочит!
        Папаше Лонгу, конечно, нравилось вести маленькие выгодные делишки с Натаном, но теперь, соображал папаша, теперь над Старым Псом может нависнуть тень в серой шапке или в чём похуже, и тогда непременно выплывут на свет их выгодные тёмненькие дела, да еще какие-нибудь другие Пёсьи грешки повесят на него, Лонга, как на подельника.
        - …твоя сделка, не впутывай…
        - …забывай… за тобой должок после Корды…
        Ну почему Натан не уплыл из Бризоли после убийства профессора?! Зачем он теперь сидит за столом с Хёлвером - все же знают, что тот, помимо всего прочего, ведёт дела с самим верховным таном, Френом дель Бризом! Пёс совсем потерял нюх, если не понимает, как близко он подобрался туда, куда подбираться вовсе не следует!
        Если, конечно, подумалось папаше, и он надул щёки, размышляя, если только Пёс не знает про Хёлвера что-то неизвестное папаше Лонгу, а такое очень даже может быть!
        - …выгодно продать…
        - …не пойми что там начерчено!..
        - …Бора не зря копают… заплатят хорошо!
        Мысли, которые сейчас метались в голове Лонга, были куда больше и сложнее, чем могла вместить голова обыкновенного трактирщика, и от осознания огромности этих мыслей ему становилось еще тревожней и страшнее.
        В конце концов, после того как Натан Пёс еще несколько раз напомнил про «должок», Хёлвер с большой неохотой забрал со стола футляр и сунул под куртку.
        - …что Марель тебя не узнал? - услышал его голос папаша и покрылся холодным потом.
        Вовсе он не хотел наверняка знать про всякое такое! И вообще хотел забыть о профессоре! Мало того, что папаше Лонгу пришлось наврать следователю про тот вечер, когда был убит Марель - сказать, будто вечер был самый обычный, притвориться, будто он не видел, как Пёс караулил профессора, а потом пошел следом за ним до следующего кабака… Так теперь еще и этот разговор двух капитанов, по которому выходит, что история отнюдь не закончена, а может быть, и не началась-то еще толком.
        История, вполне возможно, и не началась, а папаша Лонг уже на грани сердечного приступа. Опасны в его годы такие волнения, вот что! - …если и узнал… разница…
        - …нюх потерял, что ли, Пёс?.. думаешь… наизусть помнил всех, кого прищучил?.. быть записи, и тебя по ним вмиг…
        Натан Пёс выругался, затейливо и во весь голос, вдобавок еще ахнул кружкой по столу, и было это так неожиданно и громко после едва слышного бормотания, что папаша Лонг с перепугу едва не обделался.
        Глава 3
        Сегодня Карасю во второй раз удалось улизнуть из кухни после окончания работы. В первый раз - пару дней назад: он подбил одного из кухонных мальчишек устроить ему «путешествие» по опустевшему второму этажу, где обучали младших акваморов и где занятия оканчивались рано. В комнатах выше еще вовсю вещали профессора, на лестнице слышны были их голоса и размашистые шаги, а еще - шепотки и приглушенный смех акваморов, которые, как видно, неспособны были сохранять полную тишину. Спутник Карася тогда провел его по нескольким коридорам и показал среди прочих кабинет покойного Мареля дель Бриза.
        Перед приятелем Карась делал вид, что интересен ему был вовсе даже не кабинет, а развешанные вокруг него карты. Но стоило ему увидеть эти карты - он забыл и про Мареля, и про саламандру, и про то, что они наверняка получат нагоняй, если кто-нибудь из профессоров или сторожей застукает их, шляющихся по второму этажу. Потому что карты показали Карасю что-то невообразимое, гигантское, сплошь укрытое водой, в которой обитаемые земли рассыпаны были до невозможности скупо и казались такими беззащитными и маленькими, что аж коленки подгибались и в животе что-то сжималось.
        Карась долго изучал остров Бриз, похожий на мосластую кость, и крохотную точку в его узкой части - Бризоль. Казалось, отсюда рукой подать через пролив до Ская, столицы Сирокко, и Карась никак не мог оторвать взгляд от острова, принадлежащего его родному клану. А потом мальчишки начали искать, где же находятся остальные земли Сирокко, и оказалось, что это страх как далеко, на другом краю воды. Спутник Карася, правда, уверял, что если плыть не в их направлении, то есть к западу, а наоборот, к востоку, то попадешь в земли Сирокко куда быстрее, но это была чушь какая-то, потому Карась на неё только фыркнул и продолжал жадно рассматривать россыпи островов, названия которых столько раз слыхал от родителей. Во-он там они, далеко-далеко, Хенна, Эвора, Трох и другие. А вот Фару, родной остров его матери, и где-то там, наверное, Карася ждёт его род, ведь мама говорила, у них была очень, очень большая семья…
        А потом на третьем этаже захлопали двери, громче зазвучали голоса, и мальчишки помчались к лестнице, чтобы кубарем скатиться вниз, пока их не застукали расходящиеся с занятий акваморы. Но эта карта осталась в памяти Карася, словно чеканка на монете, и много раз за минувшие два дня он рисовал палочкой на земле островки, которые ему удалось запомнить. Карась сделался так рассеян и задумчив, что едва не оттяпал себе палец, нарезая зелень, а потом, вынося очистки, оставил открытой дверь во внутренний двор, в кухню оттуда вбежала кошка и наделала кучу переполоха, а Карасю достался подзатыльник от повара.
        Карась страшно устыдился и распереживался, что повар его выгонит, и тогда - прощай, теплая ароматная кухня, веселые лица новых приятелей и сытная еда два раза в день! Однако повар ограничился сердитым взглядом и велел возвращаться к работе.
        Так что сегодня Карасю потребовалось нешуточное усилие над собой, чтобы выбраться на второй этаж. «Зачем рисковать навлечь на себя гнев повара? - спрашивал его осторожный голосок в голове. - Мы же так хорошо устроились! Нам тепло, светло и весело здесь! Плюнь ты на эту саламандру!»
        Решительно сжимая кулаки, Карась поднимался по широким ступеням, и в янтарно-желтых лакированных перилах плыло смазанное светлое пятно - отражение его бледного лица. Вот и второй этаж, теплый запах пыли, обувного крема и чернил. Теперь второй коридор направо, повторил он про себя, а потом четвертая дверь.
        Откуда здесь взялся запах мяты? Только что ничего похожего не было!
        - Эй, мальчик, ты не видел Валентайна?
        Карась едва не заорал, подпрыгнул, загребая в воздухе ногами, и наверное, выглядело это ужасно глупо, потому что вслед за вопросом раздался звонкий смешок. Карась втянул голову в плечи, взглянул исподлобья. Перед ним стояла девушка, совсем взрослая, лет восемнадцати, но невысокая, не очень-то выше самого Карася. Золотоволосая, с бледным, усыпанным веснушками лицом, и Карась каким-то образом понял, что обычно это лицо хранит очень серьезное, строгое выражение. Но сейчас она улыбалась, глядя на него, и её серо-голубые глаза тоже улыбались, и блестели зубы, мелкие, как у детей. Карась выдохнул. Авось не станет ругаться. Почему вообще девушка разгуливает по Академии?
        - Так ты не видел Валентайна? - переспросила она и после запинки добавила: - …дель Бриза. Нет?
        Он поспешно замотал головой. Она задумалась, постукивая мизинцем по подбородку. На запястье её небрежно болтался дорогущий браслет из мелких розовых и черных жемчужин. И вообще, разглядел наконец Карась, она одета как очень знатная дама. И это её наряд источает запах мятных листьев. Наверняка девушка - из тех, кто живет на острове, в Центре Бризоли! Что она делает здесь?
        - Да ты и не знаешь, кто такой Валентайн, - сообразила она. - У тебя рыбья чешуя на штанах. Ты на кухне работаешь? Сбежал, что ли?
        Он покраснел и кивнул. Её это почему-то снова развеселило.
        - Да ты не бойся! Я не выдам. Я и сама, когда сбегала от…
        - Делла? - раздалось откуда-то сверху. - Делла, я правда слышу здесь твой очаровательный смех?
        Карась снова подпрыгнул, а девушка подмигнула и указала ему глазами на коридор. Карась немедленно туда шмыгнул, она же стала быстро подниматься по лестнице.
        - Валентайн! - её голос, чуть прерывистый от движения, стал серьезным и набрал такой властной уверенности, что Карась в своем убежище снова втянул голову в плечи. - Я ищу вас по всей Академии уже полчаса! На самом деле мне вовсе не до смеха! Я встревожена! Вы знаете, что затеял мой неугомонный брат?..
        Делла, повторил про себя Карась, тараща глаза в темноту коридора, Делла дель Бриз - старшая дочь верховного тана! Вот с кем он только что разговаривал! Точнее, она разговаривала с ним, ну и ну!
        Ошарашенный этим открытием, он как во сне слушал затихающие наверху голоса, а потом, отчего-то поверив в сегодняшнюю свою удачу, прошмыгнул в нужный коридор и остановился напротив двери кабинета Мареля, уставился на неё в большом волнении. Заперта она или нет? Там саламандра или не там? На кухне говорили, кабинет обыскивали, но ведь расследователи не знали, что искать!
        Ну, ему же сегодня везёт, так ведь?
        Вспотевшей от волнения рукой Карась взялся за полированную ручку, толкнул дверь. Она не поддалась. Он едва сдержал досадливое восклицание, а потом, рассердившись на собственную глупость, потянул дверь на себя, и она без звука отворилась. Изнутри пахнуло тяжелыми пыльными портьерами, деревянной мебелью и безлюдьем.
        Какое-то время Карась стоял на пороге, унимая колотящееся сердце, потом сделал глубокий вдох, сжал кулаки до боли и шагнул внутрь.
        Пол оказался устлан тонким и мягким ковром, который давно не чистили и в который еще впитались пыль и грязь со всех тех ног, что прошлись по нему за последние дни: серые шапки, еще какой-то таинственный расследователь, - о нём никто ничего толком не мог сказать, - и еще, наверное, любопытствующие профессора и акваморы. На подернутой пылью столешнице лежал перевернутый стакан, высыпавшиеся из него перья как попало валялись рядом. Кто-то случайно или нарочно смахнул на пол бумаги и не потрудился их поднять, а потом еще и наступил на них, даже, кажется, не раз. Рядом стояло большое тяжелое кожаное кресло. Небрежно отодвинутый стул одной ногой опирался на стену и словно кланялся столу или пытался упасть в его объятия. На спинку стула был наброшен край тяжелой портьеры - кто-то хотел осмотреть подоконники или же получить больше света для своих изысканий. На полках всё было в полнейшем беспорядке, тут кто-то бесцеремонно рылся среди карт и книг, отодвигал в стороны пустые футляры, какие-то неизвестные Карасю коробочки, песочные часы и странные штуки с многочисленными подвесками… Кабинет Мареля дель
Бриза превратился в доступную всем ветрам подворотню, подобную той, в которой сам профессор нашел свою смерть, и, подобно истекающему кровью Марелю, его обиталище оказалось беззащитным, открытым перед всеми, кто желал взглянуть на него во всей его распахнутой настежь безответности.
        Если тут и хранилась какая-то тайна, едва ли у неё был шанс дождаться прихода Карася. Он вздохнул, признавая своё поражение в не начавшемся толком бою, и тут же увидел саламандру.
        Моргнул раз, другой. Потер пересохшее горло. Саламандра была прямо напротив книжных полок, над бесполезным с виду круглым столиком, где валялись вскрытые конверты, тряпочки для очистки чернильных перьев и смятые листки «Вестей Бризоли». Саламандра оказалась небольшим невзрачным панно - серая выпуклая ящерка с ладонь величиной, выбитая на гладкой металлической пластине.
        Понимая, что медлить нельзя, Карась шагнул к панно, завис над ним, скрючившись над столиком в неудобной позе. Ощупал фигурку саламандры, ее хвост и когти - всё оказалось монолитным, никаких скрытых кнопок и пластин. Нажал на панно - безрезультатно. Обстучал стену вокруг, но не смог ничего понять: все звуки заглушал стук его собственного сердца, которое колотилось в горле и отдавало в уши прибойным грохотом. Потом Карась, кажется, вечность стоял в раздумье, глядя на саламандру нетерпеливо, сердито, взволнованно, а потом бросился отодвигать нелепый столик и поднимать пыльный ковер под ним.
        Одна из досок пола щелкнула под его руками и «клюнула» пустое пространство под собой, застыла качелькой. Панно откинулось, открыв нишу в стене и её небогатое содержимое - небольшую пухлую тетрадь. Карась схватил ее только с третьего раза, так сильно тряслись руки. Открыл, пролистал, увидел сплошь непонятные рукописные закорючки. Карась не умел читать, но это точно не было похоже на обычное письмо - знаки сложные, закрученные, и каждый писан отдельно. Какое-то время Карась стоял, не в силах пошевелиться, и смотрел на свою добычу, а чернила под его вспотевшими пальцами слегка расплывались и пахли конторскими крысами.
        А потом, очнувшись, Карась вернул на место доску и ковер, даже потопал по нему немного, чтобы разбросать пыль и скрыть след залома, поставил обратно столик и засунул за пояс тетрадь. Теперь, если его поймают на втором этаже, да с этой вот тетрадкой, точно сочтут сообщником убийцы профессора и повесят!
        Уже выскользнув из коридора, Карась услышал, как кто-то поднимается по лестнице, и снова шмыгнул в тот первый коридор, где прятался по указке Деллы. К счастью, он был темным, и одна из дверей оказалась утоплена в стенной нише, так что Карась распластался по этой двери, сливаясь с тенями. Ему казалось, что шаги, которые он слышит - знакомые. Запах отсюда не услыхать.
        Человек пошел от лестницы к тому коридору, который только что покинул Карась. Шагал уверенно, словно знал: в это время никого тут не встретит, а если и так - встреча его не очень-то страшит, но в то же время он явно старался ступать тихо, желая по возможности остаться незамеченным. Карась видел его лишь миг: большой хищный нос, выдающаяся вперед нижняя челюсть, словно у охранного пса диковинной породы, чуть сутулые плечи, широкий шаг человека, не привыкшего к суше.
        Еще миг - и он пропал из виду, а Карась, крепко зажмурившись, сильнее вжался в дверь спиной. Он был уверен, что от этого человека пахнет кожей и солёным ветром.
        ***
        Нанесенное сестре оскорбление Болтон считал слишком сильным, чтобы его мог искупить выбитый в трактире зуб Рауля. Делла кричала, топала ногами и запрещала Болтону рисковать своим местом в Академии, здоровьем и жизнью из-за «невежества, которое достойно лишь презрения, а вовсе не низменной драки», но дуэль была назначена и обязана состояться.
        Для тайных встреч с оружием, как акваморы называли дуэли, которые хоть и были запрещены, но активно практиковались в их среде, использовался старый портовый пустырь. После страшных пожаров, случившихся четверть века назад, пустырь оказался заброшен, как и выгоревшие дотла доки. В том пожаре погибло много народу: портовые служащие, чернорабочие, торговцы и ремесленники, приехавшие за своими заказами, да несколько десятков пожарных, в течение суток боровшихся с огнем. С тех пор Жженая плешь пользовалась дурной репутацией, уличные мальчишки слагали легенды о призраках погорельцев, которые бродили по этим местам, и считалось особой удалью вечером забраться на территорию доков и провести там всю ночь.
        Акваморы давно присмотрели это место для решения своих разногласий. Подальше от зорких глаз преподавателей, поближе к воде. Вода позволяла привести себя в порядок и вернуться в Академию в более или менее достойном виде, так чтобы цепкий преподавательский взор не мог сразу определить правонарушителя. А то иначе не миновать холодной, да к тому же тяжелого разговора с ректором.
        Акваморы сражались больше для того, чтобы выплеснуть накопившуюся злость, стравить пар и поставить на место обидчика. Поэтому дуэль шла до первой крови, хотя нередко дуэлянты входили в такой раж, что кровь проливалась нешуточная. В особенности если в поединке сходились Бризы и Циклоны - только за прошлый год на дуэли погибло двое Циклонов, один Бриз отправился в лекарню с тяжелыми колотыми ранениями, а их соперники были с позором изгнаны из Академии.
        Впрочем, наказания не могли остановить забияк, которые постоянно задирали друг друга, кичась каждый своим кланом, достатком и положением в обществе их семей. И особым шиком среди акваморов считалось поставить на место выскочек из верховного клана Бриз. На это требовалась особая смелость.
        Представителей Бриза в Академии было большинство. Так что основными задирами дель Бризов были Циклоны. Только они вели себя столь же раскованно и вызывающе. Верховный клан и этих морских разбойников связывали особые отношения. Семьи Бриза активно прибегали к услугам Циклона, поэтому отпрыски этих кланов, казалось, ничего не боялись, оттого дерзили всем, невзирая на положение в обществе, и нарывались на неприятности.
        Болтон дель Бриз, будучи младшим сыном верховного тана, дуэлей и прежде не избегал, но нарывался. Чаще всего на Жженой плеши он выступал в качестве секунданта, следил за точностью соблюдения дуэльных правил, но дважды и самому ему доводилось драться с наглецами. Однажды с одним из Циклонов, в тот раз он пронзил руку обидчика, после чего поединок был остановлен. Второй раз Болтон фехтовал с выскочкой из Мистраля, после четверти часа танцев со шпагами они заключили перемирие.
        Эта дуэль должна была стать третьей на его счету. Секундантом у него выступал Мистраль, тот самый, с которым он бился в прошлый раз. Через него Болтон передал вызов Раулю де Циклону. Встречу не стали откладывать на потом. Мало ли что случится завтра. К тому же дуэль любит горячие головы, и нельзя откладывать ее - мало ли гнев успеет остыть, а кровь охладеть. Мистраль договорился о встрече после последних лекций, когда башенные часы Академии пробьют четыре часа. В это время года еще было достаточно светло, и до закрытия казарм оставалось полно времени.
        Болтон в сопровождении секунданта и двух старых друзей, Нирнуса и Дерена, выехал заранее в своем экипаже. Остальным сказали, что они отправляются в портовую таверну «Манар», в которой так любили зависать все акваморы, пользуясь свободным временем. Оставшиеся в стенах Академии акваморы нисколько не сомневались, куда отправились Болтон и компания. Слухи о предстоящей дуэли ходили все предыдущие дни.
        По дороге пошел дождь. Капли барабанили по крыше экипажа. И у Болтона заныли зубы, так часто бывало в непогоду. Самое плохое, что дуэль не принято отменять или переносить. В непогоду или при недуге, но дуэлянты обязаны скрестить шпаги, иначе того, кто посмеет уклониться, прославят трусом на всю Академию. Но сражаться в слякоти и лужах - значит изрядно наследить. Ломай потом голову, как не попасться на глаза преподавателям или не вызвать новую волну слухов у акваморов.
        Но несмотря на столь ранний выезд, к Жженой плеши они прибыли все равно вторыми. Первым из экипажа выбрался Януш пан Мистраль и отправился навстречу секунданту Рауля де Циклона. Некоторое время они разговаривали, после чего Мистраль вернулся, засунул голову в экипаж. С полей шляпы стекала вода, лицо его было мокрое и довольное, усы блестели от влаги.
        - Мы предлагаем вам перенести поединок. Погодка не фехтовальная. Перенос состоится по взаимной договоренности.
        - Ни в коем случае, - отрезал Болтон.
        - Я так и предполагал. Тогда пойдемте. Все готово.
        Болтон выбрался из экипажа. Сапоги тут же заскользили по земле, раскисшей от дождя. Пахло болотом и мокрой парусиной. Нирнус и Дерен высунули носы наружу. По их лицам было понятно, что они совсем не жаждут прогулки по Жженой плеши. Нирнус тут же спрятался назад, а Дерен заявил, что он чувствует себе неважно, поэтому будет следить за ходом поединка из повозки, а то окончательно простудится и Валентайн дель Бриз засчитает ему очередной прогул, за которым может последовать отчисление, а этого ему отец точно не простит.
        Болтон презрительно хмыкнул и направился навстречу сопернику, который стоял под навесом в сопровождении своего секунданта и родного брата Катриэля. Мистраль стоял чуть в отдалении от них, внимательно наблюдая за противником. Приблизившись к Раулю, Болтон положил руку на эфес шпаги, пытаясь придать лицу безразлично-пренебрежительный вид. Только получилось у него плохо. На улице было холодно, а еще этот проклятый дождь.
        - К нам припожаловал великий и ужасный Бризик. Хорошая погода, чтобы умереть? Не правда ли, дель Болтон? - Рауль старался говорить насмешливо, только получалось у него жалко. Было видно, что он нервничает и старается спрятаться за напускной развязностью.
        - Меньше пустопорожней болтовни. Уйми язык, иначе я отрежу его тебе, наглый болтун.
        Болтон выхватил шпагу из ножен, которые тут же полетели в сторону. Дорогой клинок, фамильная драгоценность, подарок отца, которому в свою очередь достался от деда. Старшие братья смотрели на эту шпагу с плохо скрываемой завистью, но выбор отца никто из них не мог оспорить. Правда, этот подарок мог оказаться прямым намеком. Отец показывал другим, что правопреемник верховного тана уже выбран. И им станет юный Болтон дель Бриз, в обход всех остальных братьев и сестер. Отец имел на это право. В клане Бриз верховный тан мог передать власть любому из своих отпрысков. Если же кто-то посчитает, что тан ошибся в своем выборе, он может заявить об этом на летнем празднике во время ритуала Камнепада. Правда, за последние множество лет никто не осмеливался на такой отчаянный поступок. Ведь в случае если дерзкого выскочку не поддержит большинство, то камнями забьют его, а не неугодного тана.
        Рауль обнажил шпагу и вышел из-под навеса. Шел он вразвалочку, нехотя, всем своим видом показывая, что не считает Бриза сколь-нибудь серьезным противником. Болтон не стал ждать, пока юный Циклон налицедействуется, и атаковал его. Стремительный выпад, страшный удар на поражение, который де Рауль с легкостью отклонил. Началась отчаянная рубка. Шпаги свистели, вспарывая воздух, рассекая дождевые капли, и с лязгом встречались друг с другом. Болтон почти сразу почувствовал, что противник превосходит его в силе и умении. Рауль слыл очень опытным и жестким фехтовальщиком. Никогда ранее они не встречались в поединке. К тому же драться оказалось тяжело. Ноги постоянно разъезжались в грязи, и приходилось следить, чтобы не поскользнуться и не упасть. Этим падением тут же воспользуется противник, и тогда поединок будет проигран, а слава об упавшем в грязь дель Болтоне разлетится по всей Академии со скоростью муссонского голубя. Тут можно будет и не мечтать о верховной власти в Бризе.
        Сближение. Шпаги встретились. Болтон увидел искаженное яростью лицо Рауля. А ведь он, в сущности, не такой уж плохой парень. Заносчивый и гордый, как все Циклоны, вспыльчивый, иногда его язык говорит больше, чем следовало бы, но и Болтон такой же. Они во многом похожи.
        Задумавшись, Болтон пропустил пинок в голень. Это было не по правилам, но кто сейчас будет разбираться. Да к тому же из-за дождя секунданты прятались под навесом, и не все детали были им видны. Болтон зашипел от боли и запрыгал на одной ножке. Рауль не стал играть в благородство. Он хотел добить противника, провел серию ударов, которые Болтон с трудом отразил.
        Появление нового экипажа оказалось неожиданным для дуэлянтов и зрителей. Коляска остановилась в опасной близости от сражающихся, дверцы распахнулись, упала подножка, и изнутри выскочил Валентайн дель Бриз в сопровождении трех крепышей из числа охраны Академии. Они были вооружены гладко обструганными дубинками, которыми было принято разгонять особо шумные акваморские волнения, будь то пирушка или пьяный бунт, поднятый по случаю переноса комендантского часа на более ранний срок.
        - Шпаги в ножны, господа! - рявкнул Валентайн.
        И этот окрик подействовал на Болтона как отрезвляющий душ. Он опустил шпагу и бросил взгляд на карету, возле которой топтался Валентайн с вооруженным сопровождением. Изнутри кареты выглядывало встревоженное лицо сестры Болтона - Деллы. Вот кто сообщил о дуэли преподавателю и призвал его вмешаться в благородный поединок. Рауль же словно не услышал Валентайна. Он перебросил шпагу в левую руку, резко дернулся навстречу Болтону и ударил его кулаком в лицо. Волчья пасть, украшавшая печатку, распорола щеку Бриза, и кровь залила воротник его рубашки.
        Болтон взревел от ярости и вслепую отмахнулся шпагой. Рауль отпрыгнул, но острие шпаги все же вспороло его камзол, оставляя след на груди.
        - Схватить их! И в холодную! - приказал Валентайн.
        Охранники тут же набросились на акваморов. Привычные к усмирению драк и бунтов, они мгновенно обезоружили дуэлянтов, приложили в педагогических целях дубинками по мягким местам и скрутили. После чего, особо не церемонясь и не делая различий между Циклоном и Бризом, потащили к преподавательской карете.
        - А вы возвращайтесь в Академию. Завтра утром я жду вас у ректора! - объявил Валентайн остальным акваморам.
        Секунданты обреченно переглянулись и сказали в один голос:
        - Мы просим сопровождать друзей.
        Дуэльные правила акваморов гласили: если дуэлянты оказались схвачены руководством Академии на месте поединка, то секунданты обязаны понести равное по силе наказание или по крайней мере составить компанию страдальцам в холодной.
        - Марш в карету! - согласился Валентайн.
        В бытность свою аквамором он и сам не раз участвовал в дуэлях, то в качестве поединщика, то в роли секунданта. И ему приходилось сидеть в холодной в обоих ипостасях, но каждый исполняет свою работу. Когда он был аквамором, сам сидел в холодной, теперь вынужден был сажать бузотеров в нее. Таковы правила.
        ***
        Первые допросы акваморов, замаскированные под доверительные беседы, результатов не дали. О чем акваморы могут доверительно беседовать со своим новым профессором, который у них даже лекции не ведет. Можно было набраться терпения, влиться в учебную атмосферу, а уж через некоторое время возобновить расспросы, но Аэртон понимал, что у него нет на это времени.
        Скоро старик Жайкоб начнет требовать с него результаты - и будет в своем праве. Смерть профессора Мареля не просто убийство, а политическая акция, направленная против клана Бриз. В этом Аэртон нисколько не сомневался.
        Последние сомнения рассеялись после того, как на второй день кто-то проник в кабинет профессора и учинил там форменный погром. Перевернули все, до чего только можно было дотянуться. Разве что стены не вскрыли, и то, видно, побоялись, что шум привлечет внимание охраны. Связываться с громилами, пускай и бывшими, но стражниками, непрошеный гость не захотел.
        По характеру проведения обыска стало понятно: работал явно дилетант, который толком не знал, что он ищет, где ему это искать, при этом сам процесс его ужасно злил. На мысль эту Аэртона натолкнул молчун Кортон, из которого обычно и слова не вытянешь, а тут он не смог сдержать возглас возмущения.
        - Вот же изверги. Книги-то зачем рвать?
        Аэртон обошел комнату, еще раз внимательно осмотрел ее и тут обнаружил, что многие вещи оказались повреждены: у фарфоровой кошки, стоящей на каминной полке, отбиты лапки, несколько книг разорвано, словно погромщик пытался заглянуть за переплет, ящики из письменного стола вывернуты на пол и днища их выколочены, а кожаная обивка кресла нервно разрезана.
        - Об этом никто не должен знать, - сказал Аэртон. - По крайней мере, пока мы не вычислим дикаря.
        Могущество клана Бриз держалось на лояльности к нему других кланов. И эта лояльность обеспечивалась через агентов влияния, которых вербовали в Бризоли и которые служили потом у себя на родине, принося пользу верховному клану. Разработанная множество веков назад схема работала без ощутимых сбоев. И главным инструментом вербовки агентов, а затем и управления ими являлась Академия мореходства. Профессор Марель отвечал за вербовку агентов среди акваморов и их подготовку. Разъезжаясь из Академии, выпускники занимали достойное место в родных кланах. Многие из них были на крючке у профессора Мареля, а до этого - у его предшественника. Платили им звонкой монетой, но и услуги, которые они оказывали клану, стоили того. Вовремя погасить пожар протеста против политики Бриза, провести необходимые для верховного клана решения в жизнь, сбить цены на новые поставки оружия, кораблей и других товаров.
        Тот, кто убил Мареля, пытался сбросить с себя ярмо чужого влияния. Аэртон чувствовал, что он близок к разгадке преступления. Вариантов тут два: убийца из нынешних акваморов или из прошлых. И тут же на ум пришел Клуб Висельников, о котором Аэртон услышал в первый свой день в Академии. Еще тогда он обратил внимание на эту фразу. Что за клуб? Почему они называют себя висельниками? Какие бучи они устраивают, что их деятельностью могли заинтересоваться серые шапки?
        Первым делом Аэртон решил расспросить об этом ректора Академии, но, поразмыслив, отказался от этой идеи. Вряд ли птица, сидящая на самой вершине скалы, способна рассмотреть, что делается у ее подножия. Тут надо говорить с кем-то пониже рангом. Аэртон решил найти Валентайна дель Бриза, с которым ему уже доводилось общаться.
        Покидая кабинет, он приказал Кортону:
        - Наведи тут порядок. Мало ли кто сунет свой нос…Аэртон нашел Валентайна дель Бриза в аудитории, где тот как раз начинал читать лекцию третьекурсникам: морские чудовища, реальные и легендарные, и методы взаимодействия с ними. Дожидаться окончания лекции Аэртон не стал, вошел с достоинством и попросил преподавателя зоологии уделить ему минуту. При этом он сразу почувствовал на себе заинтересованные, настороженные взгляды акваморов и даже мог побиться об заклад, что на секунду услышал еле уловимый аромат страха. Быть может, ночной гость находится в этой аудитории, и он же является убийцей профессора Мареля. Аэртон окинул взглядом аудиторию. За учебными столами сидело несколько десятков мальчишек, ничем не похожих на преступников. Хотя он не сомневался, что и за ними водятся грешки. Быть может, кто-то из них состоит в Клубе Висельников, о котором он и собирался расспросить дель Валентайна.
        Как оказалось, преподаватель зоологии очень сведущ в делах акваморов. Хотя Аэртон и подозревал, что вытянет тут пустышку и Валентайну никто не интересен, кроме его морских уродов, но вынужден был признать, что ошибался. Про Клуб Висельников дель Валентайн, конечно, слышал, при этом он усиленно делал такое беззаботное лицо и натужно хихикал, что Аэртон стал подозревать самое худшее. В стенах Академии зреет правительственный заговор. Руководство в курсе и покрывает юных преступников. Валентайн пытался убедить его, что это все невинные шалости мальчишек и придавать им значения не стоит, но Аэртон настаивал на своем. Он хотел узнать о Клубе Висельников всё. Пришлось даже пригрозить, что если Валентайн ему не поможет, то мгновенно, первым же экипажем, отправится в подвалы Тайной канцелярии. Это мигом остудило зоолога. Он поклялся, что во всем поможет дель Аэртону, только вот беда, сам он не знает, где собираются мальчишки. Грозный взгляд, нахмуренные брови, жевательное движение челюстей тут же отрезвили Валентайна, и он поспешил добавить, что сам никогда не был на их собраниях, но знает, кто может им
помочь.
        А помочь им мог Нирнус фон Бора. Так представил юношу Валентайн. И Аэртон сразу догадался, что парнишка ради своих интересов сотрудничает с администрацией Академии. Стало быть, он и правда может оказаться полезным.
        - Что ты знаешь о Клубе Висельников? - спросил Аэртон, когда дверь кабинета профессора Мареля захлопнулась за ними.
        - Я ничего о них не знаю, - запричитал Нирнус.
        Только Аэртон видел, что он лжет. Осталось чуть-чуть надавить, и мальчишка раскололся. Рассказал, что акваморы и правда собираются в клуб. Заправляют там Циклоны, есть и другие кланы, только вот Бризам в клуб вход запрещен.
        - Но только там ничего серьезного. Мы собираемся. Болтаем о всяком.
        - О чем всяком? - поднажал Аэртон.
        Хотя уже сейчас отчетливо почувствовал, что ничего серьезного из этого Клуба Висельников не выйдет. Ну какие из этих мальчишек заговорщики. Так, смех только один. Они не способны ничего толкового придумать. Да и оснований для возмущений у них нет. Сыночки богатых кланов. С детства не знали, что такое нужда. Все, в чем они нуждались, получали тут же, по праву происхождения. Нирнус фон Бора полностью подтвердил догадки Аэртона.
        Клуб Висельников собирался по вечерам практически каждый день. В основном в свободных аудиториях, куда попасть после захода солнца было трудно, но возможно. Обсуждали быт акваморов в стенах Академии, вспоминали былые деньки на родине, ругали профессоров и прочих преподавателей самозабвенно, в особенности доставалось старику Марелю дель Бризу. Тут удивляться не стоило. Небось на каждого из них у профессора имелся свой крючок, на котором он их плотно и держал. Потому и называли себя висельниками. Впрочем, это было всего лишь его предположение. Помимо критики преподавателей, доставалось и выскочкам из Бриза. Их обсуждали чаще всего, насмехались, делились соображениями, кто бы что сделал, будь он на месте верховного тана. Высказывания опасные и глупые, но на то они и мальчишки, не казнить же их.
        Нирнус фон Бора рассказал все, что знал. Больше с него нечего было взять. Но Аэртон не мог доверять словам мальчишки. Он должен был проверить все сам.
        - Я хочу попасть на их собрание. И ты проведешь меня, - голос его был полон горечи и разочарования.
        - Я не могу. Я не могу, - в глазах испуг и ненависть.
        - В таком случае я вынужден буду оповестить твоих родных, что ты предал интересы клана.
        Аэртон видел: чтобы добиться желаемого, ему нужно надавить, и не колеблясь сделал это. Если бы Нирнус хоть на минуту задумался, то понял бы, что не в интересах расследователя что-либо сообщать его родственникам и тем самым ставить под удар интересы верховного клана, но на то он был и сопливый мальчишка, что в критический момент отключил свой разум и поддался чувствам.
        - Хорошо. Я покажу, - смирился он со своей участью. - Ближайшая встреча сегодня. После захода солнца в правом крыле. Рядом с кабинетом профессора. Возле статуи первого Морехода.
        ***
        Интересно, думал Карась, удалось ли акваморам узнать, что их новый профессор навигации на самом деле - очень важный расследователь, который наверняка появился в Академии из-за убийства Мареля? На кухне об этом стало известно очень скоро. Один из рыбаков, что привозили утренние корзины окуньков, спросил повара, чего это в Академию повадился ходить агент Канцелярии со своим помощником, которые выглядят так-то и сяк-то и которые точно агент и его помощник, потому как именно они пару лет назад болтались с важным видом в Бора-Бо, где рыбаку на него указывал свояк, которого тот навещал, когда…
        Слушая эту усыпанную ненужными подробностями историю, повар и поварята перебивали говорившего восклицаниями и вопросами, а Карась покрывался мурашками и чувствовал, как волосы на загривке встают дыбом. Он понимал: расследователь тут вовсе не по его душу, просто были у него счеты к ним, расследователям. Кому как не Карасю было знать, какие гады среди них попадаются! Похуже чудовищ с тремя ртами, которые, как говорят, снуют у Барьера и пожирают корабли вместе с командами!
        Отец Карася до сего дня был бы жив, если б не один из них, расследователей. Потому что отец рассказал серым шапкам про готовящееся ограбление склада, а кто-то из них, серых шапок, выдал его заговорщикам. В результате ограбление не состоялось, но и поймать никого из злоумышленников не успели: предупрежденные, они покинули свою нору и перебрались в какую-то другую, а потом трое из них выбили дверь в дом Карася, и отец успел велеть ему спрятаться под кроватью, и Карась прятался там почти сутки, наедине с темнотой, мышиным писком под полом и запахом засыхающей крови.
        Теперь, по всему выходило, ему придется приблизиться к расследователю, потому как Марель дель Бриз держал его за руку своей умирающей рукой и просил найти саламандру, и Карась саламандру нашел, но что делать с ней дальше - это мог понять только кто-нибудь постарше и поумнее.
        Глава 4
        - Устраивать обыски в порту, Френ! Ты хоть понимаешь, как унижаешь мореходов, бросивших якорь в Бризоли?
        Услыхав через открытое окно этот голос, Делла вздохнула и вышла на балкон. Так и есть: в саду с её отцом разговаривал капитан Хёлвер де Циклон.
        Ох уж этот капитан! Лихой, как сказочный разбойник, и порывистый, как ветер, предвещающий шторм, он еще год назад без всякого на то намерения покорил сердце младшей дочери тана, Олы. Пока что Делла была единственной, кто догадался об этом, но сестра в последнее время стала такой буйной и непредсказуемой, что Делла отнюдь не поручилась бы за честь семьи, если нынешний приезд капитана Хёлвера в Бризоль затянется.
        Как будто Делле мало было волнений из-за проделок Болтона, так еще и это!
        - Так надо. Переживут, - пробасил тан, повернулся к Хёлверу боком, сложил руки за спиной и поправился: - Переживёте.
        Хёлвер де Циклон вскинул голову, тряхнул гривой черных волос, и Делла против воли залюбовалась его осанкой и гордым профилем, потому даже не поняла, что именно он ответил отцу, и тут же на себя рассердилась. Следовало бы послушать, а не вести себя как эта безответственная Ола!
        Хёлвер был почти так же властен, как верховный тан Френ дель Бриз, и уж точно никак не менее упрям. Именно поэтому их добрые отношения и взаимное уважение регулярно подвергались проверке на прочность и, кто знает, быть может, давно бы уже оказались разрушенными, если бы к уважению не примешивалась также ощутимая взаимная выгода.
        Делла наблюдала с балкона за ожесточённым спором отца и капитана Хёлвера и в который раз думала, что извечные большие и малые противоречия, столкновения характеров и стремлений, которые сопровождают отношения Бриза и Циклона на протяжении столетий, происходят не от разности их сутей, а от схожести.
        Мысль была колючей, противной, но Делла никуда не могла от неё подеваться.
        - Меж тем, мой друг, - неспешно и веско продолжал тан дель Бриз, - я предлагаю тебе важное и трудное дело, если ты не побоишься сурового испытания… впрочем, я знаю: под светом Матушки нет ничего, способного тебя испугать.
        На соседний балкон вылетела Ола - вихрь белокурых локонов, лихорадка сверкающих глаз, пожар на щеках, нервные тонкие руки в пышных оборках. Она вцепилась в балконные перила, почти легла на них, жадно ощупала Хёлвера взглядом, и было в её глазах такое бесстыдство, что у Деллы от негодования тоже вспыхнули щёки.
        - Держи себя в руках! - строго велела она сестре.
        Ола отшатнулась, только теперь обнаружив Деллу, и даже уши её запылали, отражаясь розовыми пятнышками в жемчужных серьгах.
        - Дочери верховного тана не пристало… - начала Делла, но Ола не дослушала.
        - Не твоё дело! - она стукнула кулачком по перилам. - Не смей вмешиваться, не смей, не смей, я всё равно…
        - Ола! - шёпотом крикнула Делла.
        Сестра развернулась и убежала обратно в дом.
        ***
        Холодной называли полуподвальные помещения, расположенные в главном корпусе Академии. Несколько небольших комнат из серого камня с арочными окнами, забранными решетками, из удобств - дырка в полу да деревянные полки для сна и стол, который располагался на равном удалении от каждой из полок, так чтобы арестанты вынуждены были принимать пищу, толкаясь локтями друг с другом. По замыслу создателей, это должно было объединять особо горячих акваморов, показывая, что между ними нет особых различий, что кланы - это причудливая игра политиков, а люди… они остаются людьми, которые потом начинают играть свои роли, согласно интересам своих семей. Так Болтону рассказывал его отец Френ дель Бриз, которому в его бытность аквамором доводилось сидеть в холодной с хорошими учителями.
        На деле же это тесное соседство выливалось в новые противостояния, споры, конфликты, но все за пределами узилища. В холодной же акваморы мирились друг с другом, хотя и случались мордобои, которые чреваты были последствиями. Бузотеров переводили в одиночку, из которой лишь один путь - прочь из Академии. Такой исход родственники наказанного воспринимали очень агрессивно. Незавидна участь бывшего аквамора, который после одиночки вернулся в родной клан. Потраченные на его обучение деньги ложились тяжелым ярмом на его же плечи, и отныне он влачил жалкое существование, берясь за любую работу, чтобы погасить долг отчему клану. Обычно отщепенцы не заводили семей, потому что семью надо содержать, а большая часть заработка уходила на погашение долга. Но случалось, что родственники смирялись с убытком и возвращали такого изгоя в лоно семьи, но ничего толкового ему не поручали, да и на приличные должности рассчитывать он был не вправе. Таких людей называли дейджи. Они даже не могли отречься от клана, потому что в таком случае вынуждены были сначала полностью расплатиться по своим долгам, но мало кто из них
готов был на это пойти.
        Болтону дважды приходилось сидеть в холодной. В первый раз он провел здесь всего несколько часов. Невинная поначалу перепалка с Циклонами довела до рукоприкладства, после чего его как зачинщика препроводили в арестантскую. Второй раз он здесь был в качестве секунданта и тоже долго не задержался. Теперь же он не надеялся рано получить вольную. Валентайн грозился довести дело до ректора и можно было не сомневаться, что он это сделает.
        Разорванная щека продолжала кровить и болела. Болтон сидел, прижавшись щекой к стене, мечтая заморозить рану: быть может, тогда боль уйдет и кровь остановится. Он старался не смотреть на своего соседа по арестантской. Рауль де Циклон лежал на деревянном настиле, подложив под голову скатанный в валик сюртук, и безмолвно смотрел в потолок. Он даже дышал так тихо, что закрадывалось подозрение, будто наглец давно испустил дух.
        В соседней комнате царило веселье. Два секунданта травили акваморские байки, давно известные всем, но в то же время не успевающие надоесть. Януш пан Мистраль громко хохотал, но разобрать, что ему рассказывает Блеско фон Бора, секундант Циклона, Болтон не мог. Делить им нечего. Оставалось только позавидовать.
        Ему с Циклоном тоже делить нечего. Если задуматься, то они в чем-то даже похожи. Решительные, целеустремленные, задиристые. Слепленные из одного теста, только разделенные интересами кланов.
        От размышлений Болтона оторвал неожиданно прозвучавший голос:
        - Я неправ был. Твоя сестра не свихнутая, а просто увлекающаяся. И это хорошо, - сказал Рауль и отвернулся к стене.
        Больше он не сказал ни слова.
        Болтон улыбнулся. Циклон извинился перед ним! Похоже, мир медленно сходит с ума.
        До ужина оставалось еще часа полтора.
        ***
        Делла вошла в комнату сестры без стука, и лицо ее выражало решимость. Ола сидела за столом и что-то писала, улыбаясь листу бумаги нежно и задумчиво, лучи Матушки через открытое окно заливали комнату, играли бликами в светлых, высоко заколотых волосах, поглаживали пальцы, подсвечивали линию длинной шеи и совсем еще детских щёк. Звук открывшейся двери выдернул Олу из мечтательной задумчивости, она вздрогнула и обернулась, сердито нахмурившись, но при виде Деллы залилась краской, быстро смяла недописанное письмо и почти отбросила перо.
        Делла стояла и смотрела на сестру своим обычным выжидающим взглядом, от которого люди посмелее Олы впадали в нервическую тревожность, и глаза Олы бегали, пальцы терзали несчастный лист бумаги, щеки пламенели, как закат в ветреный день.
        - Сестра, - наконец сказала Делла строго, - подобное поведение недостойно твоего клана и положения. Так пристало вести себя безграмотной островитянке без рода и герба.
        Ола опустила голову, но было видно, как упрямо сжались ее губы. Грудь тяжко вздымалась от прерывистого дыхания.
        - Мой долг, - ровным голосом продолжала Делла, - удержать тебя от поступков, которых ты будешь стыдиться позднее. Которые запятнают честь твоего клана, подобно чернилам каракатицы…
        Крепче стиснув кулаки, Ола замотала головой.
        - Ты сама знаешь: твоё тайное увлечение недостойно Олы дель Бриз, поэтому так прячешься ото всех, так страшишься, что кто-нибудь узнает, заметит. Самым разумным было бы отказаться от него в своих мыслях, но ты не пытаешься вести себя достойно, ты подпитываешь тление этого…
        - Отстань от меня! - закричала Ола, и её ненавидящий взгляд полоснул Деллу по лицу. - Это не твоё дело! Не твоё!
        - Моё дело, - Делла повысила голос, - всё, что касается чести клана и репутации моей семьи!
        - Бризы вступали в браки с Циклонами! - понизив голос, горячечно зашептала Ола. - Ты знаешь, что вступали. Ничего в этом нет такого, позорного и недостойного, нечего мне стыдиться или…
        - Разве Хёлвер де Циклон предлагал тебе брак? - подняла бровь Делла. - Он, кажется, вообще не помнит, что ты существуешь на свете. Не притворяйся, будто не понимаешь меня! Твои попытки обратить на себя его внимание - вот что позорно, твоя готовность… пойти на что угодно, потеря достоинства - вот что недостойно, вот что пристало лишь безродной островитянке, которая только и ждет, когда на горизонте покажется корабль!
        - Отстань, - стиснув зубы, повторила Ола. - Ты мне надоела. Ходишь везде, лезешь во всё. Когда ты уже уедешь к дьяволу отсюда, к своим растениям, когда перестанешь во всё совать свой нос, когда, когда…
        Делла не отвечала, молча и презрительно смотрела на Олу, пока та не умолкла, пока взгляд ее не начал метаться, словно ища, куда можно деться от молчания и осуждения сестры. Потом повернулась и вышла, затворила за собой дверь и прижалась к ней спиной, размышляя о чем-то.
        Наконец лоб Деллы прорезала решительная морщинка, и танна отправилась в сад. Отец с Хёлвером сидели в беседке с самого полудня, неспешно пили что-то крепкое, ели томлёную над огнём рыбу, делились новостями и живо обсуждали планы каких-то исследований подле Барьера. Ола наверняка рассчитывала передать Хёлверу письмо, когда он будет уходить. Позорище.
        Идя к беседке, Делла слышала, что капитан снова спорит с таном из-за обысков, которым теперь подвергают всех и всё, что поднимается на борт стоящих в порту кораблей, и по голосу Хёлвера было ясно, что его это очень сердит, а Френ, как и раньше, давал понять, что решение важное и не подлежит обсуждению.
        Вежливо дождавшись паузы, Делла вышла из-за живой изгороди и произнесла:
        - Отец, - почтительный кивок, на который тан ответил удивленным шевелением густых бровей.
        - Хёлвер де Циклон, - менее почтительный кивок и короткий взгляд, однако и его было достаточно, чтобы Делла в который раз признала: увлечение её сестры более чем понятно. Капитан не только был молод и хорош собой, от него еще исходили невидимые глазу волны, в которых смешивались дух приключений, лихая сила и бесшабашная уверенность непонятно в чём, и всё это было… волнительно. Да, волнительно, и само это слово Делле не нравилось.
        Хёлвер поднялся из-за стола, чуть склонил голову в ответ и тут же сел обратно, переключив свое внимание на рыбу.
        - Так как время пребывания капитана в Бризоли подходит к концу, - Хёлвер недоуменно уставился на Деллу, но она смотрела на тана, - может быть, он согласится немножечко изменить свои планы и отвезти меня в земли Сирокко?
        Де Циклон поперхнулся рыбкой, закашлялся и принялся колотить себя по груди.
        - Я больше не в силах затягивать начало более глубокого изучения растений, - твёрдо проговорила Делла, глядя тану в глаза, - тем более, что недавно до меня дошли весьма удивительные слухи о талантах ткачей в обращении с ними. Может ли дочь верховного тана рассчитывать на доброту и содействие славного Хёлвера де Циклона?
        ***
        - Иди! Оты! Маль! Чишки! - припечатывал Аэртон, сопровождая каждый возглас размашистым ударом кулака по воображаемой столешнице.
        Кортон внимал. Они только что вышли из Академии, и Аэртон находился в том редком состоянии, когда ему требовалось проговаривать факты перед слушателем, а не только вертеть их в голове так-сяк и бормотать себе под нос.
        - Клуб Вис-сельников. Тьфу!
        Редкие прохожие с удивлением посматривали на Аэртона, а тот целеустремленной бригантиной несся по улице, ни на кого не глядя.
        - И что с ними делать? Сдать серым шапкам? Все вокруг с ума посходили. Все!
        Аэртон рыкнул, возмущенный мировым несовершенством, и еще ускорил шаг. Кортон, отдуваясь, поспешал за ним. От самой Академии их догонял мальчишка, которого пока ни Аэртон, ни Кортон не заметили.
        - Старик Жайкоб говорит, сам тан озаботился этим делом. Это значит, что мне нужно быть скорым и проницательным, как никогда, а я столько времени убил на ложный след и повесил себе на шею ту еще задачу! Что делать с мальчишками, как правильно, а? Забыть - не годится, нехорошие там р-разговорчики! Сдать их - поломать судьбы юным придуркам, большинство из которых безвредней головастика!
        Дыхание Аэртона сбилось от быстрого шага, и он замедлился, а потом и вовсе остановился.
        - А тут еще внимание к делу самого верховного тана!
        - Жайкоб, возможно, преувеличивает это внимание, - наконец сумел вставить словечко Кортон. - Конечно, вопрос в том, что именно было в тех бумагах, но… У тана своих дел по горло, да теперь еще и Делла отправляется в плаванье, слыхали? А ведь на Деллу тан очень полагается во всяких мелких важностях, и что теперь? Через два дня на корабле Циклона Делла дель Бриз отправится в земли Сирокко и будет там…
        Сзади раздалось удивленное восклицание, и Аэртон с Кортоном обернулись. Мальчишка, бежавший за ними от Академии, наконец догнал их, и что-то в словах Кортона его потрясло: он стоял, прижав ладонь ко рту, и даже не думал извиниться за хамское подслушивание чужой беседы или задать стрекача, пока не схлопотал подзатыльник за такое непочтение.
        Мальчишка был самый обычный, из рабочих кварталов, наверное: босые ноги, одежда аккуратная, но много раз заштопанная, на штанах несколько чешуек, лицо закрывает большая, явно чужая шляпа, из-под которой видны только рот и подбородок.
        - Чего тебе? - Аэртон шагнул к мальчишке, еще не понимая, что хочет сделать: выдать пинка под зад или сорвать шляпу с его головы.
        - Я… вот! - паренек отступил на шаг и спешно принялся вытаскивать из-за пояса замызганную тетрадь. - Это просили передать расследователю! Человек, которого я не знаю, просил!
        Он протянул было тетрадь обалдевшему Аэртону, потом быстро отдернул руку, отступил еще немного и положил тетрадь наземь. А потом сделал еще пару шажочков назад.
        Аэртон подался вперед, мальчишка снова отбежал. Отчего-то он не уходил, хотя видно было: ему очень хочется оказаться как можно дальше отсюда, и Аэртон с Кортоном думали, что он расскажет про человека, от которого получил тетрадь, но вместо этого мальчишка задал совершенно неожиданный и дикий вопрос:
        - А на каком корабле поплывёт Делла дель Бриз?
        ***
        Кто этот странный мальчишка? И откуда у него взялась записная книжка профессора Мареля? Поверить в его невнятную историю о каком-то незнакомце, что попросил передать тетрадку, невозможно. Наигранно и неубедительно. К тому же мальчишка явно сильно храбрился, прежде чем с ним заговорить. И откуда он знает Деллу дель Бриз? Малёк явно знает и что-то еще. С ним надо будет потом поговорить по душам. Кажется, Аэртон видел его где-то в Академии, но вот только не помнил где. Паренек мал для аквамора, стало быть, кто-то из прислуги. Найти его при желании будет нетрудно.
        Но это сейчас не самое главное. Главное - это тетрадочка, в которую старательный Марель записывал свои заметки по работе с акваморами. Аккуратные списки имен с датировками и закорючки, значки напротив, которые несли в себе какой-то смысл, пока ему не доступный. Но с этим в Тайной канцелярии разберутся. Там сидят хорошие крючкотворы, шифровальщики. Да и вряд ли Марель изобретал свой шифр. Скорее воспользовался чем-то стандартным.
        Любопытное наблюдение. Первые записи в тетрадке сделаны двадцать с хвостиком лет назад, почерк твердый, уверенный. Таким почерком заполнена большая часть тетради. Лишь последние три года почерк стал ухудшаться, буквы сделались неровными, в конце вообще перешли в трудночитаемый пляс. Так что слухи о пьянстве Мареля дель Бриза не были такими уж слухами. И куда только смотрел Жайкоб, продолжая держать на столь ответственном месте запойного. Неужели командор не мог заменить его кем-то более достойным?
        Аэртон отодвинул тетрадку в сторону. Поднялся из-за стола и подошел к окну кабинета, откуда открывался вид на гудящую от повозок и суетящегося народа улицу Счастливую.
        Теперь не оставалось сомнений, что непрошеный гость в кабинете профессора искал именно эту тетрадку. Что приводило Аэртона ко второй версии: профессора убил кто-то из выпускников Академии, агент влияния, который вернулся в Бризоль с целью сорваться с крючка, или же решил обстряпать это дело параллельно своему основному занятию. Осталось только найти, кто из бывших акваморов сейчас находится в столице. Судя по ночному визиту, убийца еще не успел покинуть Бризоль. Но действовать надо быстро, преступник тетрадку не нашел, и у него единственный выход - отчалить из столицы, сверкая парусами, и затеряться где-нибудь в сопредельных водах.
        Аэртон вернулся к столу и позвонил в колокольчик. Дверь тут же открылась, и появился Кортон дель Бриз.
        - Готовь экипаж. Мы отправляемся в Канцелярию!
        Прогулка по переполненным улицам Бризоли в разгар дня в экипаже - сомнительное удовольствие. Душно, тесно и пахнет нечистотами вперемежку с ароматами свежей выпечки из пекарен, овощей и фруктов из лавок, благовоний из парфюмерных, вина и пива из кабаков и магазинчиков. Аэртон в который раз отметил, что в испорченном обонянии есть и свои плюсы. Не приходится дышать через залитый дорогим парфюмом платок, как это делали господа в проезжавших мимо экипажах.
        На площади легендарного мореплавателя Холлы дель Бриза, которую в народе прозвали площадь Красный Нос, экипаж резко подпрыгнул на колдобине. Колесо попало в трещину, и обод лопнул. Экипаж остановился, и с облучка послышалась отборная ругань Габбса. Судя по всему, дело серьезное и застряли они тут надолго.
        Остаток пути до Тайной канцелярии Аэртон проделал пешком в сопровождении Кортона. На тротуарах было так же оживленно, как и на проезжей части. Толкотня, суета и десятки лиц, даже приятные прогуливающиеся барышни вызывали у него только раздраженные мысли «что ты забыла на улице, куда смотрит твой отец». Неудивительно, что к тому времени, когда Аэртон попал в свой кабинет, он кипел как котелок на огне.
        Первым делом Аэртон вызвал к себе младших расследователей и поставил перед ними задачу: срочно предоставить ему список всех бывших акваморов, которые сейчас находятся в Бризоли. Но тут же, здраво рассудив, что добрая часть Бризоли могла учиться в Академии, решил сузить задачу.
        Спустя несколько часов расследователи стояли перед его столом с отчетом.
        Списки бывших агентов из числа акваморов зашкаливали. Больше полусотни человек. Из них только дель Бризов пара десятков. Расследователи запросили службы порта, и те предоставили списки новоприбывших, и там тоже было около двадцати имен, совпадавших со списком агентов профессора Мареля. Проверить всех - задача трудоемкая и маловыполнимая. Тут можно несколько недель ходить по домам и опрашивать подозреваемых, а в это время убийца уйдет.
        Аэртон готов был признать, что они медленно, но верно заходят в тупик, когда из отдела шифрования пришел отчет. Крючкотворы полностью разобрали все каракули профессора и сделали читаемый список его комментариев напротив каждого имени. В архиве Тайной Канцелярии имелась копия списка профессора, но она была неполной и без его комментариев, в которых и крылся самый смысл.
        Несколько часов расследователи потратили на то, чтобы сравнить комментарии профессора и списки бывших агентов-акваморов, что в данный момент находились в Бризоли. Наконец после отсева на стол Аэртону лег листок, содержавший три имени.
        Кез эль Торнадо, двадцать шесть лет, завербован был на третьем курсе. Допустил много хвостов, готовился к отчислению. Ради патента морехода заключил с Бризом сделку. Прибыл за три дня до смерти профессора Мареля дель Бриза. Остановился на постоялом дворе «Тележное колесо» на окраине города. Род занятий неизвестен.
        Натан де Циклон, двадцать девять лет, на четвертом курсе проигрался в пух и прах, заложил даже часть родового острова, что по документам был отписан ему, чтобы отыграться. Но проиграл и закладную. Бриз выкупил его долги в обмен на службу. Капитан корабля «Ракуна», пришвартовался в порту Бризоли за неделю до преступления. Капитан этот - темная лошадка. В Тайной канцелярии на него было собрано небольшое досье, в котором было столько же дыр, сколько в рыболовной сетке. В деле имелась докладная записка от одного из агентов в клане Циклон, что де Натан занимается морским разбоем и в кругах пиратов имеет прозвище Старый Пес, также занимается контрабандой и нередко бывал возле Барьера. Но поскольку Натан де Циклон являлся ценным агентом, в деле имелось распоряжение его не трогать, подписанное лично Тайным канцлером.
        Аэртон почувствовал, что преступника он нашел. На эту роль лучше всего подходил Старый Пес. Но он все же прочитал третье имя в списке.
        Гиш яр Пассат, тридцать два года, на дуэли по неосторожности заколол своего противника из клана Бора. При содействии Тайной канцелярии дело удалось замять. Торговец. Занимался поставками стекла в Бризоль. Собственная флотилия из трех кораблей. Выучиться на морехода, чтобы потом возить посуду в столицу - великий карьерный рост. Впрочем, объемы продаж Аэртона впечатлили. Столько он не смог бы заработать и за всю свою карьеру. Эх, не тем он делом занимается.
        - Надо проверить каждого из этого списка. Организуйте отряды к Торнадо и Пассату. Кортон, отправляйся в Управу к серым шапкам. Заручись их поддержкой. Бумагу я тебе справлю.
        Торнадо и Пассат - пустышки. Аэртон это чувствовал, но проверить они должны каждого. Порой за овечьей шкурой скрывается самый настоящий шакал. Аэртон решил возглавить визит к Старому Псу. В справке, что ему представили расследователи, значилось, что Натан де Циклон в городе не останавливался, а проживает на борту своего корабля. Но идти туда с голыми руками опасно. К визиту надо основательно подготовиться. Перекрыть порт, и чтобы на каждом шагу по серой шапке.
        Аэртон придвинул к себе бумагу и чернила и стал писать прошение главе городской стражи о содействии в поимке опасного преступника.
        ***
        Когда Болтон и Рауль вошли в портовую таверну, там мгновенно повисла вязкая глухая тишина. Все сидевшие за столами моряки уставились на вошедших из полутемного зала, увешанного заскорузлыми рыбацкими сетями и лакированными рыбами. Взгляды моряков почти осязаемыми мелкими букашками побежали по их молодым, не обветренным всеми ветрами лицам, и акваморы тут же сами себе показались какими-то слишком маленькими, чистенькими и мягкопузыми. Гнусное это было ощущение, и чувство опасности легонько сдавило горло и уши Болтона, но он поборол желание закрыть дверь с обратной стороны, упрямо расправил плечи, скрипнул зубами.
        Он - Болтон дель Бриз!
        Некоторые моряки тут же отвернулись, продолжили прерванные разговоры и трапезы с таким видом, словно не было в дверях никаких парней. Другие продолжали смотреть и криво ухмыляться. И неизвестно, чем бы закончилось это стояние в дверях, если бы Рауль вдруг не воскликнул:
        - Гундер! Эй, Гундер, это ж ты?
        За вторым справа столом, где мрачно выпивали четверо моряков, поднялся темноусый здоровяк лет сорока, прищурился, глядя на Рауля.
        - Ба! - удивился он. - Кого я вижу! Ты чего потерял тут, заноза?
        Болтон следом за Раулем пошел к столу, и тогда посетители таверны действительно расслабились, вернулись к своей еде, выпивке и разговорам.
        Рауль быстрым шепотом пояснил, что этот Гундер - тоже Циклон, его сосед по острову, а потом они сели за стол, взяли себе хмельного, и Болтон постарался стать как можно менее заметным, пока его приятель предавался воспоминаниям вместе с Гундером и осторожно подводил разговор куда надо.
        Правда, акваморы не очень-то понимали, где именно это «надо». Просто сегодня утром тан Френ дель Бриз заявил Делле, что ее отбытие в земли Сирокко откладывается на день, поскольку в порту запланирована облава на убийцу профессора Мареля. И Болтон, слышавший этот разговор, немедленно взвился. Он прекрасно знал, что глава городской стражи Грог дель Бриз (а никому помельче такое дело не доверят!) - самовлюбленный зазнайка, который своими буйными действиями скорее спугнет убийцу, чем скрутит или хотя бы пристрелит! Ох, если бы этот увалень не был родичем покойной матери Болтона, то давно бы уже лишился своего места, а так…
        Болтон сорвался в порт. Он понятия не имел, что собирается делать, но знал, что убийца его учителя не должен уйти безнаказанным. Однако Дерен и все другие друзья дель Бриз, которых Болтон попытался подбить на непонятную авантюру, наотрез отказались вмешиваться: дескать, если Френ про это узнает - а он узнает, - то ничего хорошего не воспоследует. Так же отказались Януш и Нирнус, и Болтон едва не впал в отчаяние, а потом подумал про Рауля. Тот не шибко любил Мареля, это верно, но если на кого не давит авторитет верховного клана - так это на де Циклона.
        Сейчас Рауль, пересказывая события морякам, ничего не сказал про официальные расследования и готовящуюся облаву - он выставил себя прирожденным детективом, умным, цепким и бесстрашным, который в одиночку уже почти распутал убийство! Болтон старался следить за лицом и не закатывать глаза.
        - Словом, теперь мне осталось только узнать, кто есть в порту из таких, ну… - Рауль тихонько постучал по столешнице перстнем. - Из сорви-голов, совсем отчаянных, понимаешь? Кто мог быть замешан в убийстве?
        - А мне откуда знать? - произнес Гундер после долгого раздумья. Потом испросил взглядом согласия других моряков за столом и добавил: - Я не знаю, но вот наш капитан - он может знать. Он человек бывалый, зоркий, и много разных вестей стекается в его каюту. Мы могли бы отвести вас на наш корабль.
        Он поставил на стол пустую кружку, утер пену с черных усов. Гундер не нравился Болтону, и усы его не нравились, и тяжелый взгляд, и остальные моряки за столом тоже не вызывали никакого доверия, да и предложение это звучало не очень-то хорошо. Болтон начал было прикидывать, как бы вежливо от него отказаться, и тут же встал перед вопросом: а тогда что делать дальше? И ответа на этот вопрос не было.
        - Если хотите, конечно, - добавил Гундер и пожал могучими плечами. - Нам-то что.
        Болтон посмотрел на него исподлобья, уже понимая, что придется соглашаться, и, просто чтобы потянуть время, спросил:
        - Как называется ваш корабль?
        - «Ракуна».
        Глава 5
        Сомнений не оставалось - Натан де Циклон по прозвищу Старый Пес убил профессора Мареля дель Бриза, своего старого наставника и вербовщика. Других подозреваемых не осталось.
        Серые шапки сутки рыли Бризоль от центра до окраин, проверяя людей по списку. Жайкоб дель Бриз настоял на том, чтобы проверить основных подозреваемых, не ограничиваясь тремя именами наиболее вероятных. «Чтобы муха не просочилась, стрелять надо кучно», - сказал он после того, как выслушал доклад Аэртона. Он согласился, что самым вероятным подозреваемым является Старый Пес, но на него надо идти подготовленным. А пока они готовятся, недурно, чтобы серые шапки ноги размяли.
        Тем временем к порту стягивались живые силы. Прибывали повозки с серыми шапками, замаскированные под экипажи, перевозящие поступивший в порт груз по лавочкам и магазинам Бризоли. Перекрывались все выходы и входы в порт, хотя провернуть это было весьма непросто. Все это делалось тайно, так, чтобы не вызвать паники в порту и подозрений среди служащих. Благодаря недавним повальным обыскам, организованным по прямому приказу верховного тана, народ и так был обозлен. Любой неосторожный шаг мог вызвать волну вооруженных протестов, а здесь каждый второй при шпаге и пистоле, да и шум привлечет внимание Старого Пса и спугнет его. На всякий случай морские выходы из порта также перекрыли кораблями Бриза. Пушки были нацелены в сторону причалов.
        На генеральном плане Бризоли, копию которого доставили в оперативный штаб, развернутый в здании Тайной канцелярии, порт был детально размечен, но даже в том, что было нанесено на карту, было легко заблудиться и сгинуть без вести. В примечаниях же значилось, что план является неточным: город стихийно разрастался, и порт застраивался в хаотичном порядке. Большую часть его территорий занимали ангары и склады, которые принадлежали частным компаниям разных кланов, некоторые уже давно разорились, и их имущество ушло с молотка, а склады стояли закрытыми долгие годы, и только пыль и привидения жили в них. Особняком располагался пустырь, который на картах обозначался как Жженая плешь. Откуда пошло такое название, никто из расследователей не знал: большая часть из них приехала в столицу из провинции, как и Аэртон, который до достижения совершеннолетия проживал в поместье дядюшки Бартона в Сарксе, - а Жженая плешь украшала карту города минимум полсотни лет. Таким образом, перекрыть все выходы из порта не представлялось возможным, только вряд ли Старый Пес настолько знает все закоулки.
        Аэртон принимал живое участие в разработке плана ареста Натана де Циклона. Но очень скоро он обнаружил, что оказался отстранен от командования Грогом дель Бризом, главой городской стражи, который проявил недюжинный интерес к готовящейся операции. Еще бы, такой отличный шанс на ровном месте получить благодарность от верховного тана с солидной денежной суммой. Как говорится, кому-то ордена и все почести, а кому-то шрамы и ноющие боевые раны на старости лет. Появившийся в Канцелярии дель Грог развернул бурную деятельность, перевернул весь план операции с ног на голову, проявляя дикое рвение и абсолютную некомпетентность в решаемом вопросе. Через полчаса Аэртон уже готов был задушить этого толстого человека с жирными черными усами собственноручно, но оставалось только удивляться, как при такой глупости и бездарности он смог дослужиться до поста главы городской стражи.
        Аэртону удалось настоять на том, что он участвует в задержании Старого Пса. Грог дель Бриз брезгливо поморщился, но вынужден был согласиться. К порту они отправились в одном экипаже, где также нашлось место помощнику главного стражника, сухопарому нервному молодому человеку, которого дель Грог называл Хруст, Кортону и двум стражникам. Стражники от присутствия высокого начальства робели и старались дышать реже, отчего сидели с красными глупыми лицами.
        Прибыв в порт, Грог дель Бриз возомнил себя полководцем, указывая серым шапкам, где кому стоять, куда целиться из ружья и как держать шпагу в присутствии старшего по званию. Аэртон решил, что с толстяком на острие операции много не навоюешь и решил оставить его за кулисами грядущего спектакля. Сделать это оказалось не так уж легко. Грог дель Бриз рвался в бой, грозился сгноить всех нерадивых вояк в каменных мешках, «запытать рукозадых уродов в пыточных Управы». Судя по хмурым взглядам стражников, он уже давно их допек, держались они из последних сил, и если взять его в передовой отряд, то дель Грог может схлопотать нож между лопаток, причем от своих же. Аэртон разливался придворным певчим, уговаривая главного стражника остаться в передвижном штабе, откуда он якобы сможет руководить всей операцией. Уломать этого дурака оказалось сложнее, чем выйти на след Старого Пса. В конце концов, Грог дель Бриз отступил, но настоял на том, чтобы его человек Хруст шел в передовом отряде. Он должен быть в курсе всего, что происходит. Хрусту это не понравилось, судя по изменившемуся лицу, но он не посмел возразить
командиру.
        Помимо Аэртона, Кортона и Хруста, в передовой отряд вошли двенадцать стражников из числа лучших и сержант Лотон дель Бриз, широкоплечий детина, который по виду подкову мог голыми руками разогнуть. Для их прикрытия были выделены три отряда стражников, которые двигались от них на большом удалении, но в случае вооруженного столкновения должны были оказать им поддержку.
        ***
        «Ракуной» называлась старая небольшая шхуна, изрядно потрепанная годами и волнами. Рваные паруса, поросшие зеленью борта, сброшенный на причал грузовой трап, на котором два скучающих моряка пили пиво. Рядом стоял бочонок, из которого они разливали хмельной напиток по глиняным кружкам. Они наблюдали за разгрузкой соседнего судна и отпускали едкие и грязные замечания в адрес трудившихся там рабочих. Похоже, этих бродяг оставили следить за подступами к кораблю, и пройти мимо них незамеченными не выйдет. Незаметно же убрать их не получится: по палубе шхуны разгуливали матросы, которые обязательно заметят заварушку на причале.
        Пока Аэртон размышлял над тем, как обойти неожиданное препятствие, он совершенно выпустил из виду навязанного ему Хруста, который то ли от страха, то ли от природного желания выслужиться перед начальством решил действовать самостоятельно. Хруст был настолько уверен в собственной важности, дескать, преступники при одном его виде должны падать в обморок, что подошел к скучающим за пивом морякам и объявил им, что они арестованы. В следующее мгновение его проткнутое кинжалом тело падало в воду, а моряки уже бежали по трапу на шхуну.
        Промедление смерти подобно. Сейчас они поднимут паруса и отчалят. Конечно, в море им выйти не дадут, но и от корабля, продырявленного боевым флотом Бриза, толку мало. Стало быть, времени на раздумья нет.
        Проклиная напыщенного индюка дель Грога с его слабоумным помощником Хрустом, Аэртон приказал штурмовать «Ракуну», и серые шапки пошли на приступ. Через несколько минут загрохотали выстрелы.
        Даже если бы Натан де Циклон не был повинен в смерти профессора Мареля, ему было что скрывать. Профессиональный контрабандист и разбойник, команду себе он набрал из таких же отчаянных головорезов, для которых кровь не более чем освежающий сок, а человеческая жизнь - разменная монета.
        Первые стражники упали на доски пирса, пораженные ружейными залпами. Моряки стреляли кучно, особо не целясь, но все же двух атакующих отправили на тот свет, а еще нескольких подранили. Серые шапки в долгу не остались. Отряды прикрытия открыли огонь. Затрещали ружья. Моряки вынуждены были попрятаться, как и грузчики, что трудились на соседнем корабле. Кое-кто даже попрыгал в воду, спасаясь от шальной пули. И тогда в дело вступили люди сержанта Лотона. Они побежали по трапу, за их спинами - и Аэртон с Кортоном.
        Подняться на борт оказалось делом нетрудным, но, оказавшись на корабле, они столкнулись с разъяренными пиратами, которые мечтали пустить кровь нежеланным гостям. Тут же в нескольких местах завязалась отчаянная рубка. Серые шапки знали свое дело. Закаленные в уличных боях и схватках с отчаянными бузотерами столицы, они виртуозно орудовали шпагами, хотя с точки зрения Аэртона им и не хватало изящества. Они больше всего походили на мясника на театральных подмостках, который разделывал три коровьи туши одновременно.
        Моряки долго не продержатся. К тому же со стороны причала к «Ракуне» уже бежало подкрепление. Скоро на борту от серых шапок будет не продохнуть. Они пусть сражаются, а его дело найти и арестовать преступника. Аэртон приказал сержанту Лотону следовать за ним. Надо найти капитанскую каюту и произвести арест.
        Откуда-то на него выскочили и едва не сбили с ног двое парней в одежде акваморов, изрядно помятые и на ходу срывающие с запястий обрывки веревок - выскочили и бросились в гущу битвы. Аэртон, поглощенный мыслями о Старом Псе, даже не проводил их взглядом.
        Лотон кликнул пару стражников, и вместе они шагнули в кормовую надстройку. Короткий тускло освещенный коридор. Впереди капитанская рубка. Стражники не успели до нее дойти, как грохнули выстрелы, и коридор заволокло густым зловонным дымом. Аэртон знал, что теперь здесь воняет порохом и свежей кровью. Наступление смешалось. Под ногами появились корчащиеся в судорогах умирающие люди. Об одного из них Аэртон споткнулся и упал. Руками уткнулся во что-то горячее и липкое.
        - Помоги… помоги… - горячечное учащенное дыхание над ухом.
        Хватаясь за стены, Аэртон поднялся. Кто-то схватил его за ногу и потянул назад, но Аэртон отпихнул его, высвобождаясь, и рванул вперед, к свету. Он влетел в капитанскую рубку, где уже шло сражение. Сержант Лотон фехтовал с коренастым, косматым мужиком, который и выглядел как Старый Пес. Клинки сверкали в тесном помещении рубки, сталкивались, высекая искры. Лицо Лотона уродовал свежий порез, из которого сочилась кровь, заливая глаза.
        За спиной сражающихся виднелось раскрытое окно, откуда порывами врывался свежий ветер, подбрасывая вверх бумаги, перелистывая страницы книг, что лежали на большом письменном столе, заставленном бутылками. По всей видимости, они успели в последний момент, Старый Пес собирался сбежать, воспользовавшись боем. Аэртон не удивился бы, обнаружив под окном ялик и веревку, по которой можно было спуститься из каюты.
        Старый Пес совершил резкое движение, вытянулся вперед, продолжая тело своей шпагой, которая аккуратно вошла в грудь Лотона. Лицо сержанта исказилось в гримасе боли и страха. В следующее мгновение Старый Пес атаковал Аэртона, который с трудом успел отразить первый выпад.
        Как же так получилось, что при таком количестве стражников на борту он остался один на один с профессиональным убийцей? Он расследователь, специалист по деликатным делам, но никак не рубака, хотя и умел фехтовать.
        Аэртон сразу почувствовал, что ему долго не продержаться. Старый Пес превосходил его по силе и мастерству. Оставалось только тянуть время, уйти в глухую оборону и ждать, когда в рубке появятся другие стражники и остановят это сумасшествие.
        «Куда делся проклятый Кортон?» - мелькнула мысль. Ведь в коридоре он шел позади него.
        Аэртон долго не продержался. Всего несколько минут, и он получил первое ранение в правое плечо, а затем проникающее в живот. Он рухнул на пол. Старый Пес тут же потерял к нему интерес. Он вложил шпагу в ножны и метнулся к окну. Натан де Циклон уже был наполовину снаружи, когда в рубке появился Кортон дель Бриз. Он мигом оценил ситуацию. В следующую секунду в его руке возник пистолет, и прозвучал выстрел. Пуля ударила в спину Старого Пса и вытолкнула его в окно. Снаружи раздался всплеск.
        Аэртон обреченно откинулся на спину, и глаза его заволокла тьма.
        ***
        Перед отплытием «Сели» в порту стало шумно, суетливо и бестолково, и Хёлвер де Циклон даже не давал себе труда скрыть своё неудовольствие.
        - Вам действительно необходимо тащить с собой столько народу, танна? - спросил он, улучив время, когда Френ дель Бриз снова отвлекся на Болтона.
        Тот выслушивал отца, вскинув голову, негодующе сверкая глазами, и его гордый вид ничуть не портили рассеченная бровь, разбитая губа, рука на перевязи и подживающий кровоподтек на скуле - память о печатке Рауля. Сам Рауль крутился неподалеку, прихрамывая, неловко поворачиваясь всем телом сразу и всячески давая понять Делле, что она должна простить пострадавшего героя за ту недавнюю грубость, которую он себе позволил в ее отношении. Танна делала вид, что не замечает ужимок Рауля, но глаза её улыбались.
        Ола осталась дома: когда стало известно, что Делла отплывает на корабле Хёлвера, она устроила безобразную истерику, потом прорыдала всю ночь и с тех пор не желала разговаривать с сестрой и даже находиться в одном с ней помещении.
        - Я не тащила с собой никакой народ, - с непривычной нервозностью возразила Делла Хёлверу и стиснула ручку дорожного саквояжа. - Я сказала отцу, что возьму только пару прислужниц и этого мальчика из Академии…
        Взгляд её нашёл Карася. Тот держался среди слуг дель Бриз и смотрел на борт «Сели» глазами, полными слёз восторга.
        Он поплывёт на этом невероятном корабле! Он поплывёт домой!
        - Но тогда как получилось, - сердито спросил Хёлвер, - что с вами отправляется целая деревня слуг, армия солдат и тележка родственников в придачу? Вам настолько необходима помощь других людей? Тогда вы, наверное, разрешите избавить вас от этой, последней ноши?
        И Хёлвер почти выдернул из рук танны саквояж, склонился в издевательском поклоне, отведя руку со своим трофеем достаточно далеко, чтобы Делла не бросилась отбирать его сразу.
        Танна вскинула голову, совсем как Болтон.
        - Моя армия, как вы ее назвали, состоит из отряда солдат. Тан счёл, что его дочери не пристало отправляться в столь дальнюю дорогу без сопровождения преданных соклановцев. «Деревня» слуг включает шестерых, а «тележка» родственников - одну-единственную тётушку Цамиллу, которая…
        Над портом понеслись причитания с кудахтающими нотками: не то тётушка потеряла одну из многочисленных своих коробок и чемоданов, не то слёзно прощалась с дорогим племянником Френом. Дорогой племянник мог бы сказать, что тётушка загостилась в Бризоли сверх всякой меры и что он счастлив будет не видеть ее еще очень долго, но… нет, на самом деле почтительный племянник не может сказать ничего подобного, будь он даже верховным таном.
        Делла обернулась к Цамилле. Хёлвер не глядя открыл саквояж, из его рукава внутрь скользнул небольшой кожаный футляр, и замок тут же закрылся снова.
        Досмотрщики, которых предстоит пройти каждому, кто приближается к пирсу, даже капитанам - они очень хорошо знают своё дело, и из-за них погрузка происходит страшно медленно, а из-за досмотра припасов безвозвратно испорчена куча вызвавших подозрение бочек с вином и мукой, ящиков с рыбой и солониной… Разумеется, даже через самый жесткий досмотр можно пронести на борт маленькую вещь, такую, как футляр с бумагами, да и немаленькую - тоже можно, но это означало всерьез рисковать репутацией и деловыми связями ради каких-то паршивых чертежей. Хёлвер бы вообще выбросил футляр в помойку, не дай Пёс ему понять: он сообщил верным людям, кому передал бумаги и контракт вместе с ними, и попробуй Хёлвер соскочить - свои же Циклоны его очень сильно не поймут.
        Куда ни кинь, словом, всюду дрянь.
        - Что вы себе позволяете, капитан! - опомнилась Делла и отобрала у него саквояж.
        - Когда мы поднимемся на борт, я непременно помогу вам донести этот тяжкий груз до вашей каюты, - задушевно проговорил Хёлвер и с удовольствием увидел, как вспыхнули её щеки. - Раз уж тан вверил вас моим заботам… как это сказать? Я имею в виду, нам предстоит сделать такой огромный крюк, увидеть столько вод и земель, провести вместе бездну времени. Будет очень странно, если мы с вами не станем добрыми друзьями, правда?
        Коснувшись шляпы, он пошел на досмотр, и словно вмиг остались позади все эти крики и толпы людей, напутствия провожающих, обещания отплывающих и сиренообразные завывания тётушки Цамиллы, которая наверняка попортит им в пути очень много крови.
        Конечно, предстоит трудное и нервное путешествие с заходом во множество портов, несмотря на требование Френа держать курс прямо к землям Сирокко и потом - к Барьеру, испытывать новую астролябию. Конечно, предстоит закончить вместо идиотски погибшего Натана Пса то дело, в которое он ввязался, и сделать это будет очень нелегко.
        Не важно. Сейчас Хёлвер де Циклон ощущал невыразимую легкость в душе и теле и даже лучезарно улыбнулся досмотрщикам, повергнув их в глубочайшее недоумение.
        Конечно, они обыщут каждого, кто поднимется на борт «Сели», от капитана до юнги. Они обыщут и слуг, и солдат, и этого мальчишку, которого танна пожелала тащить с собой. Может быть, обыщут даже тетушку Цамиллу и ее бесконечные чемоданы.
        Но только не танну. Нет, сударики. Только не танну.
        ====
        Продолжение: "Покорители шторма. Циклон. Сирокко" -