АНДРЕЙ ДАШКОВ
        ЗМЕЕНЫШ
        (ЗВЕЗДА АДА - 2)
        
        
        Это - мир, где города лежат в руинах, а дикие варвары правят выжженными, растерзанными землями. Это - мир, где люди, постигшие таинства Превращений, способны существовать не в одном, а во множестве тел... Мир, где злое колдовство оборотней обращает детей в безжалостных убийц, владеющих тайнами черной магии, а странные карлики выращивают в алхимических колбах мудрых гомункулусов. Это - мир, по которому бредет, подчиняясь неотвратимости своей тайной, высокой миссии, человек. Человек, коему надлежит снова и снова сражаться с безжалостными прислужниками Тьмы, изменяющей все и вся на своем пути. Но на этот раз ему придется нелегко. Ибо враг его, несущий в себе все могущество зла, все темные тайны жестокой магии чернокнижников-оборотней, - его родной сын, искалеченный, озлобленный силой Мрака...
        
        
        Что мне осталось? Замер, охваченный ужасом,
        Как курица, высидевшая змееныша.
        Эдгар Ли Мастерс.
        [Перевод Андрея Сергеева.]
        
        ПРОЛОГ
        
        Ни один мужчина рода Люгеров не скончался тихо и мирно в своей постели. Все они были авантюристами и рано или поздно выбирали сомнительный путь, который пролегал от темных лачуг прошлого по скользким тропам настоящего к невозможным дворцам будущего.
        Слот Люгер по прозвищу Белый Стервятник не являлся исключением. Продолжение рассказа о нем застает его в тот момент, когда он богат и почти счастлив. Продажа одного из трех земмурских бриллиантов позволяет ему некоторое время безбедно жить в Гарбии и содержать женщину, носящую под сердцем его ребенка. Купить можно все, кроме покоя, а тогда Люгер весьма нуждался в покое. У него оставалось три месяца, чтобы добраться до своего поместья; к концу этого срока Сегейла должна была родить.
        Стервятник еще не знал, как долго пробудет в поместье, зато твердо знал, что уйдет оттуда, прежде чем скука окончательно одолеет его. Его женой стала отлученная от власти принцесса южного королевства, и он еще надеялся увидеть на троне Морморы своего сына.
        На самом же деле его уход затянулся на пять долгих лет, которые были наполнены любовью, тревогой и ожиданием смерти...
        
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
        ЛЕТО 2995
        
        Глава первая
        СТЕРВЯТНИК И КАБАН
        
        Летняя ночь была безветренной и душной. Луна висела высоко в небе, изливая на землю липкий свет. Немало преступлений совершалось в эту ночь в Элизенваре, и внезапное безумие охватывало мирных обывателей. Луна заглядывала в окна и ласкала лица спящих; демоны Гангары превращали их сны в кошмары, а потом кошмар продолжался наяву...
        Густые леса к северу от города напоминали застывший бледно-голубой океан; глубины этого океана были погружены во тьму. Огромный старый дом посреди заброшенного парка, слившегося с лесом, казался покинутым людьми. Но черно-рыжий кабан со старыми ранами на голове и шее, застывший у начала подъездной аллеи, внимательно наблюдал за домом, как делал это в течение многих предшествующих ночей.
        Он был готов ждать до самой смерти. Его ожидание стоило жизни двум охотникам из окрестных деревень, чьи кости уже были омыты весенними дождями... Кабан стал свидетелем появления в поместье Люгера мужчины и женщины, а также совершенного ими кровавого преступления. К сожалению, мужчина оказался не тем, кого жаждал встретить превращенный Ралк, и он не стал убивать его.
        Вместо этого Ралк продолжал наблюдать за домом, ожидая возвращения настоящего хозяина, и видел много жутких вещей. Бесплотная черная фигура, не пригибавшая травы, бродила по ночам вокруг дома, и тогда в чердачных окнах тлел холодный голубой свет, испорченные часы били так громко, что их бой разносился по лесу; кто-то дико кричал и выл в нежилом восточном крыле; обнаженная женщина с искаженным безумием лицом и распущенными волосами бродила по парку среди статуй, посеребренных луной, и подолгу смотрела в черную застойную воду пруда. Не менее странным вскоре стало поведение мужчины, которого кабан часто видел разгуливающим по крыше в сомнамбулическом состоянии. При этом его суженные зрачки казались кусочками льда, сосредоточившими в себе ядовитые лучи злого светила.
        Если бы не всепоглощающее желание отомстить Люгеру, Ралк давно ушел бы из этого проклятого места, в котором духи вели беспощадную войну с пришельцами. Но его собственная война еще не закончилась, а терпение было бесконечным. Теперь его трудно было напугать - он не мог потерять больше, чем уже потерял.
        Он ждал возвращения Стервятника каждый день, каждую ночь.
        И наконец дождался.
        Карета медленно двигалась по заброшенной лесной дороге. Два фонаря на крыше едва освещали проплывавшие мимо заросли и лошадиные спины. Сгорбившийся кучер, узкие глаза которого выдавали в нем уроженца Гарбии, настороженно поглядывал по сторонам. Приятная во всех отношениях и хорошо оплаченная поездка заканчивалась в довольно мрачном месте.
        В карете полулежала беременная женщина с огромным животом, предвещавшим близкие роды. Несмотря на мягкие подушки, в которых она утопала, каждый толчок экипажа на неровностях дороги причинял ей жестокие страдания. Лихорадочно блестевшие глаза и обескровленные губы изменили прекрасное лицо Сегейлы. При свете луны оно было похоже на трагическую маску...
        Карету сопровождал всадник, одетый богато, но неброско. Серый плащ с капюшоном скрывал большую часть его фигуры, длинные пепельные волосы и пару кинжалов на поясе. Зато узкий меч в ножнах лежал на его бедрах и был готов к употреблению.
        Всадник ехал чуть впереди экипажа; его чувства были обострены до предела. Последний участок пути почему-то казался ему и самым опасным. Теперь Люгер почти жалел о том, что, кроме кучера, не нанял солдат для охраны. Его раздражало медленное продвижение экипажа по разбитой дороге. Из-за этого путь, занимавший у всадника несколько часов, оказался гораздо более долгим, и карета подъезжала к поместью глубокой ночью.
        Таким образом, у Стервятника было достаточно времени, чтобы во всех подробностях вспомнить сон, приснившийся ему в одной из гостиниц Эльмарзора.
        Он вернулся в гостиницу поздней ночью после того, как удвоил свой золотой запас в «Земном Рае». Сегейла уже спала, и он лег рядом с ней, не раздеваясь. Потом он целовал ее, спящую, в губы и высокий чистый лоб... И слышал в наступившей тишине, как зародыш шевелится в материнской утробе...
        Стервятник не хотел признаться себе в том, что этот еще не родившийся ребенок чем-то пугает его. Это было всего лишь предчувствие, омрачавшее один из счастливейших периодов его жизни. Он долго лежал без сна и видел, как одна за другой погасли свечи.
        Плотные шторы были задернуты, и стало так темно, что Люгер не мог увидеть даже собственной ладони, поднесенной к глазам. Некоторое время он парил в легкой дремоте; затем к тихому присутствию Сегейлы добавилось присутствие еще одного существа. Легчайшее дуновение воздуха - и кто-то лег с ним рядом.
        Люгер ощутил появление постороннего, но под этим посторонним даже не скрипнула кровать. Слот протянул руку, чтобы коснуться существа, которое было не тяжелее тумана, и его пальцы погрузились в ледяной колодец.
        Холодом обдало и правую сторону его головы; кто-то невидимый шепотом назвал ему имя, переходящее от мертвых рыцарей Земмура к живым и ставшее теперь его именем. Имя перешло к нему с целым потоком жутких ощущений. Оно было очень сложным и состояло не только из звуков и специфических вибраций. Произнести его полностью можно было только в особом состоянии сознания, вызванном одной из трех причин: угрозой уничтожения, экстатической любовью или безмолвием разума, которое, согласно представлениям шуремитов, достигалось в священных снах. Тогда Люгер так и не понял, какая польза в этом сомнительном знании.
        Ледяной призрак некоторое время висел рядом, повторяя земмурское имя, как будто играл со Слотом, а потом исчез, оставив о себе воспоминание столь же смутное, как мимолетный сон.
        Утром Люгер решил считать ночной визит сном, но, коснувшись рукой одеяла, он обнаружил, что вся правая сторона кровати холодна, как скованная зимней стужей земля.
        Поворачивая на едва заметную боковую дорогу, Слот испытывал противоречивые чувства - радость возвращения, тревогу, любовь и почти окончательную уверенность в грядущей беде. На какую-то минуту ликование безраздельно охватило его, он почувствовал себя королем, отвоевавшим свое королевство, однако затем вспомнил, насколько оно ущербно, это королевство...
        Частокол темных стволов и силуэтов промелькнул перед его глазами, и он увидел свой дом, притаившийся в глухом уголке леса. Замшелые камни были выбелены лунным светом. Одно из чердачных окон казалось похожим на далекое зеркало, отражавшее голубое сияние. Когда Стервятник въехал в аллею, ведущую к дому, в кронах древних деревьев внезапно пронесся и тут же стих ветер: шелест листьев был похож на горестный вздох, которым деревья встретили появление человека.
        Неведомый инстинкт заставил Люгера пришпорить лошадь, и она рванулась вперед, а всадник, еще не знавший, кто напал на него, уже выдернул меч из ножен. Во всяком случае, он пытался отвлечь внимание нападавших от кареты и этим спас свою правую ногу, а может быть, и жизнь.
        Яростный хрип зверя слился со слабым криком Сегейлы. Кабан промахнулся, и удар его клыков пришелся в лошадиный живот. Люгер был выброшен из седла. Рухнув на землю, он на мгновение потерял сознание, но не выпустил из руки меч. Потом он увидел черный силуэт падающей лошади, заполнивший половину звездного неба и надвигающийся на него. Кровь животного пролилась горячим дождем и забрызгала его лицо. Он откатился в сторону и поднялся на ноги, чувствуя себя полутрупом после удара о землю.
        Гигантский кабан, достигавший в холке человеческого плеча, медленно приближался к нему, и меч выглядел жалкой игрушкой рядом с этим великолепным зверем. Люгер понял, что вряд ли узнает причину, по которой будет убит в двух шагах от своего дома. Он с сожалением подумал о варварском оружии, доставшемся ему в наследство от Кошачьего Глаза и давно ставшем бесполезным, - Люгер истратил последние снаряды, отправив на тот свет нескольких грабителей, напавших на него под Тесавой... Самое время было вспомнить свое земмурское имя, но Слот не мог это сделать, сколько ни пытался.
        То, что кабан был превращенным, уже не вызывало сомнений, а значит, Стервятник имел дело далеко не с животным разумом. В то же время его врагу были чужды человеческие слабости и ошибки.
        Отступая, Люгер нанес удар мечом по кабаньей голове, но ему не удалось пробить мощную лобную кость. В последний момент зверь повел головой, оберегая глаза, и меч оставил на ней болезненную, но не опасную рану. Это привело тварь в настоящую ярость и только ухудшило положение Стервятника...
        Люгеру удалось уйти от первой атаки, но игра не могла продолжаться долго. Помощи ждать было неоткуда. Кучер, вооруженный кинжалом, вряд ли стал бы рисковать жизнью в данной ситуации.
        С большим трудом Слоту удалось привести себя в состояние отрешенности, но и после этого он не нашел пути к спасению. Руководимый подсознанием, он дважды пытался подрубить ноги кабана и нанести ему удар сбоку или распороть живот, но все его уловки оказались бесполезными. Зверь разгадывал их с легкостью, выдававшей в нем сознание опытного воина. Но разве Люгер мог предположить, что этим воином был лейтенант Ордена Ралк, которого он убил когда-то в замке Крелг?..
        Ралк играл со своей жертвой, наслаждаясь местью и сожалея только об одном, - что Стервятник не узнает того, кто пришел мстить. Раны, нанесенные мечом, не могли остановить его, а это было главное. Он знал, что сделает, когда жертва окончательно лишится сил, и надеялся, что с развороченным животом Люгер будет умирать мучительно и долго.
        ...Силы Слота действительно были на исходе. Кабан загнал его в глубину аллеи, и фонари кареты превратились в размытые мутные пятна. Окровавленные зрачки зверя следили за каждым его движением. Почувствовав отвратительный холодок в желудке, Люгер осознал, что через мгновение коричневые клыки вскроют его не хуже любого кинжала.
        Но это мгновение так и не наступило. Ужас перед небытием захлестнул Люгера, и из глубины этого ужаса, как из зловонного озера, всплыло земмурское имя.
        Ночной лес под Элизенваром исчез. Вместе с ним исчезли поместье, небо, луна и карета. Стервятник и кабан оказались в красной пустыне, затянутой багровой дымкой. Зверь был неподвижен, и Люгер понял, что время здесь течет по-иному. Ему не угрожала никакая видимая опасность, однако его вдруг охватили сильнейшее отчаяние и безысходность, словно погребенного заживо.
        Безмолвные фигуры выступили из тумана; каждая из них излучала хорошо ощутимую ненависть к потревожившему их человеку, тем не менее они пришли, чтобы помочь ему. Новая кровь и новое убийство усугубляли лежавшее на них чудовищное проклятие, но их связывало нечто большее, чем клятва.
        Среди них были оборотни многих поколений и разных эпох, а в ближайшем Люгер узнал того, которого видел во время ритуала посвящения в пещерном городе Фруат-Гойме. Губы старого рыцаря шевелились, проклиная Стервятника, а в багровой пелене вокруг него происходило что-то непостижимое и страшное...
        Мертвые рыцари, окружили огромную кабанью тушу, и Слот увидел в их руках полупрозрачные силуэты мечей, похожие на тени. Его собственный меч утратил материальность и превратился в мерцающий сгусток мрака. Потом Люгер заметил, что меч попеременно материализуется в руках мертвецов, и почувствовал, что может управлять его перемещением.
        Он отправил меч в руку рыцаря, стоявшего слева от кабана, и увидел, как тень клинка обретает плотность и металлический блеск. Когда новое воплощение магического меча завершилось, рыцарь сделал то, чего ожидал от него Стервятник.
        Без малейшего звука меч вошел под лопатку зверя и пронзил его сердце. Оглушительный вой разорвал багровую вселенную, и в то же неописуемое мгновение она исчезла вместе со своими призраками.
        Люгер снова оказался в ночном лесу, и время помчалось, как спущенный с цепи пес. Клыки зверя ткнулись в живот Стервятника, но не вспороли его. Глаза кабана стремительно стекленели, из пасти стекала кровавая пена, а в боку торчал меч, погруженный в плоть на половину своей длины.
        Люгер с облегчением перевел дух. Все-таки хироманты не ошибались - знак на правой ладони хранил его для другой смерти.
        Когда завершилась короткая агония и зверь затих, Стервятник не без труда извлек меч из раны и вытер лезвие о белый батистовый платок. Некоторое время он стоял над кабаньим трупом, ожидая очередного превращения, но его так и не последовало.
        У Люгера дрожали руки. Потрясение оказалось достаточно сильным, и он нетвердым шагом направился к карете. Сегейла обняла его посреди аллеи; рядом с нею он пережил что-то вроде нового рождения.
        По-видимому, только суеверный страх помешал кучеру спастись бегством. Теперь он прятал глаза, но Слот не осуждал гарбийца за то, что тот предпочел остаться сторонним наблюдателем. Это была не его война.
        Люгер посадил Сегейлу в карету и отправился к дому пешком, несмотря на то что уже заметил следы чужого присутствия. Схватка с кабаном была достаточно шумной, но хозяина никто не встречал, и это было плохим признаком.
        Его предчувствия подтвердились - возле парадного входа он увидел череп собаки, белеющий в траве. Боль пронзила холодное сердце Стервятника. Сомневаться не приходилось - его верный друг Газеус был мертв.
        
        Глава вторая
        НАРУШЕННЫЙ ПОКОЙ
        
        Череп намеренно положили так, что его нельзя было не заметить. Тот, кто сделал это, пытался оградить вход в жилище от враждебных духов, балуясь с черной магией, но даже Люгеру стало ясно, насколько жалкими оказались попытки. Он убрал череп из центра пентаграммы, и слабое заклятие, - которое могло повредить человеку, но не духам, тотчас же распалось.
        Нанятый Люгером кучер-гарбиец оказался перед мучительным выбором - остаться до утра в этом страшном месте или возвращаться в Элизенвар ночью через не менее жуткий лес. В конце концов, под впечатлением победы, одержанной Стервятником, он выбрал первое. В бешенстве от того, что некому было принять лошадей, Люгер показал ему на темный силуэт конюшни сбоку от дома.
        Слот помог Сегейле выйти из кареты и повел ее к крыльцу, держа в руке обнаженный меч. События этой ночи омрачали и без того тяжелую для нее поездку. Люгера посетило неведомое ему прежде чувство вины. Не таким он представлял себе свое возвращение...
        Дверь оказалась не заперта, и он распахнул ее ударом ноги. Большой зал первого этажа был холоден и пуст. Лунный свет, падавший из-за высоких зарешеченных окон, расчертил каменный пол на яркие четырехугольники. Зола в камине давно остыла.
        -Теперь это твой дом, - сказал он Сегейле, и тотчас же сам почувствовал, что эти слова прозвучали со злой насмешкой. Против ожидания, Сегейла прильнула к нему и слабо улыбнулась.
        Оставив женщину на пороге, Люгер обошел зал, пытаясь понять, что происходило в доме за время его отсутствия и от кого исходит опасность. Многочисленные следы образовали дорожки в пыли, которые вели от входа к лестнице на верхние этажи. Стервятник знал, что кто-то прячется там от законного хозяина, и значит, ночь, начавшаяся столь бурно, продолжает преподносить ему неприятные сюрпризы.
        У него не было выбора. Он отвел Сегейлу в старую спальню на втором этаже и нашел свою кровать нетронутой. Подойдя к подсвечникам и зажав меч под мышкой, он соединил ладони, а потом медленно развел их. Между ними вспыхнуло холодное голубое пламя, не обжигавшее кожу. По крайней мере он лишний раз убедился в том, что в этом доме духи предков еще не обделили его своей поддержкой. Он зажег свечи, и спальня сразу же стала выглядеть чуть уютнее в их теплом желтом свете.
        Все, за исключением толстого слоя пыли, оставалось таким же, как много месяцев назад. Правда, тогда здесь спал Газеус. Когда Люгер подумал об этом, его глаза превратились в льдинки, припорошенные пеплом.
        Он помог Сегейле раздеться и уложил ее в кровать, укрыв двумя одеялами. Несмотря на теплую ночь, ее била мелкая дрожь. Он понимал, что ей есть чего бояться в этом мрачном доме, встретившем ее столь негостеприимно. Впрочем, в подземелье Фруат-Гойма было хуже, но там Люгер знал, кто его настоящий враг...
        Сегейла легла на спину и закрыла глаза, пытаясь скрыть свое беспокойство. Он испытывал к ней бесконечную нежность и новую для него потребность отвести от любимой все беды. Ее живот возвышался хорошо заметным бугром, и Люгер остро ощущал, насколько беззащитны в этой спальне его женщина и его будущий ребенок...
        Сам он, конечно, не спешил впервые в жизни лечь в супружеское ложе. Вместо этого он осмотрел небольшой тайный арсенал, спрятанный в спальне и подобный тем хранилищам смертоносных игрушек, которые находились почти в каждой комнате дома. А ведь о некоторых, оставшихся от отца, он даже не подозревал.
        Заряжая перстень отравленными иглами и обматывая удавку вокруг запястья, он осознал, что совершает чисто ритуальные действия. Схватка с кабаном дала ясно понять, что отныне его основным оружием станет меч земмурских рыцарей, соединивший его с мертвецами посредством какой-то непостижимой магии. Он даже знал теперь возможности этого меча, но был еще не слишком уверен в своей способности вызвать помощь рыцарского Ордена, а главное - в своей готовности заплатить за нее вечными страданиями бессмертной души...
        Тем не менее кровь Газеуса и вероломно потревоженный дом взывали к мести.
        Люгер осматривал полутемные комнаты дома, по-настоящему опасаясь только одного - услышать крик Сегейлы. Сейчас любой магии он предпочел бы нескольких верных людей, но он был один, если не считать кучера, затаившегося на ночь в конюшне. К тому же Люгер не доверял гарбийцу.
        На втором этаже не было непрошеных гостей. Только в одной из комнат Слот обнаружил следы недавней трапезы и приметы карточной игры. Судя по записям на карточном столике, играли трое... Узкая дорожка, протоптанная в пыли, вела из комнаты к лестнице, как будто гости никогда не отклонялись от раз и навсегда выбранного маршрута.
        Люгер поднялся в библиотеку и застал в ней ужасный беспорядок. Когда-то уютный зал выглядел так, как будто здесь что-то искали - притом искали в лихорадочной спешке. Свечи выгорели полностью. Один подсвечник был опрокинут, ковер залит вином и чернилами, несколько древних пергаментов разорвано, книги, брошенные на столе и на полу, были раскрыты, и на страницы оседала пыль. Слот осмотрел их. Оказалось, что это были исключительно древние тома по магии и оккультным наукам.
        Горки пепла на полу и в медной жаровне, а также обгоревшие кости свидетельствовали о попытках совершить некий ритуал. Теперь Люгер мог допустить, что какому-то безумцу или же человеку, напуганному до смерти, срочно понадобился рецепт спасения, заклинание, помощь, ответ на вопрос, который был важен, как жизнь и смерть... Вот только нашел ли он то, что искал?..
        Стервятник заметил свою гадательную колоду, лежавшую на каминной полке, и, повинуясь безотчетному импульсу, поднял верхнюю карту. Когда рассеялось облачко пыли, он увидел, что это Сфинкс - самая загадочная и самая изменчивая из карт Оракула, жившая своей собственной жизнью. Насколько он помнил, детали на ней никогда не повторялись.
        Сейчас у Сфинкса, покоившегося на черном монолите, была огромная грудь кормящей самки и безмятежное лицо спящей женщины. Люгер узнал это лицо и побледнел... В правом углу карты он заметил маленькую фигурку человека, который, возможно, ожидал пробуждения Сфинкса и был, казалось, раздавлен этим бесконечным и безнадежным ожиданием...
        Люгер перевернул карту, потом снова открыл ее. Мелькнула черная рубашка с красной каймой. На вновь открывшейся картинке человека уже не было...
        В одной из спален третьего этажа Люгер наконец обнаружил пылающий камин, разобранную кровать с пятнами крови на простынях, приготовленную для двоих, множество предметов женского туалета, одежду, белье, мужской плащ и оружие. Одного взгляда, брошенного на оружие, было достаточно, чтобы Люгер понял, кто спал в этой комнате. Опустошенные винные бутылки из его погребов соперничали в количестве с черными свечами, расставленными в узлах замысловатой фигуры, начертанной углем на каменном полу.
        Спальня выглядела мрачным и больным местом. Вдобавок воздух в ней был пропитан запахом ладана и какого-то менее ароматного вещества. Слот коснулся ладонью кровати - простыни были еще теплыми. Он вернулся к лестнице и увидел на ней следы, ведущие наверх.
        Верхний этаж, почти целиком отведенный под Зал Чучел, тоже был пуст. Здесь Люгер обнаружил изрубленное в куски чучело летучей мыши - одного из тел Верчеда Хоммуса, его злейшего и непримиримого врага, побежденного им когда-то в жестокой воздушной схватке... Люгер вспомнил встречу в Фирдане за игорным столом, и на его лице возникла зловещая ухмылка, не обещавшая Хоммусу ничего хорошего. Похоже, враги пытались заставить Люгера заплатить старые долги...
        Он прошел вдоль длинных рядов запыленных чучел и мумий, черпая в этом мрачноватом месте темную силу для предстоящей мести. Он знал приблизительную историю каждого мертвеца, оказавшегося здесь по вине его предков, но особенно хорошо знал тех, кого уничтожил лично. Люгер даже выбрал место для кабана, лежавшего сейчас в подъездной аллее, и решил на следующий же день вызвать бальзамировщика из Элизенвара.
        Первобытная сила и злоба переполняли его, когда он вышел из Зала Чучел и стал подниматься на чердак. Деревянные ступени протяжно скрипели под ногами, но он не обращал внимания на эти звуки.
        Прогулявшись по просторному чердаку и спугнув спящих птиц, он остановился у окна с выбитым стеклом. Связанные с ним воспоминания были не слишком приятными. Через это окно он вернулся сюда в теле стервятника после покушения на него в доме Геллы Ганглети, и с этого началась история со Звездой Ада. Какая история начиналась теперь?..
        Слот вылез через разбитое окно на крышу и остолбенел. Он увидел мужчину, стоявшего на одной из каминных труб, на которую и при дневном свете было бы весьма затруднительно забраться. Мужчина стоял к нему спиной, обратив лицо к небу. По-видимому, его взгляд был прикован к сияющей луне...
        Человек оставался совершенно неподвижен; при других обстоятельствах его можно было бы принять за изваяние, воздвигнутое каким-то извращением, но Люгер-то знал, что перед ним не изваяние.
        Стараясь не шуметь, он стал приближаться к трубе. Вокруг расстилался голубой океан леса, и застывший пейзаж выглядел прекрасной и совершенной декорацией к какому-то абсурдному спектаклю. Фигура человека в белых одеждах безраздельно господствовала над миром, и, казалось, она вобрала в себя лунный свет. Бледная гладкая кожа еще больше усиливала сходство этой фигуры со статуей.
        Люгер обошел трубу и оказался на самом краю крыши. Он бросил взгляд вниз и отступил на шаг, чтобы унять головокружение. Он находился над восточным крылом дома, к которому примыкал парк. Вблизи поблескивало зеркало пруда. Ночная птица тоскливо закричала в ветвях.
        Люгер поднял голову и посмотрел на человека, забравшегося на трубу. Это действительно был Верчед Хоммус, и у него были жуткие глаза сомнамбулы. Снизу Слот видел только желтые полукружия белков, но и этого было достаточно, чтобы понять: Хоммус не видит его и, погруженный в иную реальность, даже не подозревает о его присутствии.
        Раб лунного света был одет в одно только нижнее белье и безоружен. Поэтому Люгер не стал убивать его мечом. Стервятника завораживала эта фигура, застывшая в бесконечности ночи и подчинившаяся мистическому влиянию ночного светила. Однако Люгеру все же предстояло разгадать еще одну загадку: кто сделал ЭТО с циничным, беспощадным и храбрым человеком, каким был Верчед Хоммус?..
        Пора было возвращаться к Сегейле. Он и так уже злоупотреблял ее терпением.
        -Хоммус! - дико выкрикнул он, торжествуя и давая выход своей ненависти.
        Человек на трубе нелепо дернулся, словно пронзенный копьем, и покачнулся, теряя равновесие. Люгеру показалось, что в последнее мгновение перед падением Верчед очнулся, но не успел осознать того, что с ним происходило. Бессмысленный взгляд так и не остановился ни на чем; через секунду Хоммус шагнул вперед.
        Его тело ударилось о крышу и скатилось с нее. Люгер видел, что к этому моменту его враг был уже мертв - его голова была повернута под неестественным углом. Падая вдоль стены дома, тело Хоммуса обломало ветви деревьев, и одновременно с их треском Стервятник услышал истошный женский крик.
        Ужасное предчувствие заморозило его внутренности, но через секунду он понял, что крик донесся со стороны парка, а не из окон дома. Люгер посмотрел вниз и увидел обнаженную женщину, бегущую от пруда к дому. Она была безумна или охвачена истерикой. Он не мог понять, рыдает она или смеется на бегу, но с облегчением осознал, что это не Сегейла. Женщина не была беременна и имела очень темные волосы. На ее руках и ногах сверкали браслеты. Она бежала хаотически, многократно меняя направление и натыкаясь на мраморные статуи и стволы деревьев.
        Услышав крики и догадываясь, что испытывает Сегейла, Люгер бросился к дому.
        
        Глава третья
        КОВАРНЫЙ ПРЕДОК
        
        Утешив свою возлюбленную, Стервятник отправился разыскивать сумасшедшую любительницу ночных прогулок. На этот раз было достаточно выйти из дома и обогнуть восточное крыло. Здесь он увидел женщину, застывшую над телом Хоммуса, и отметил про себя, что фигура у нее весьма и весьма соблазнительная. То есть именно такая, какой должна быть фигура Геллы Ганглети. Перед мысленным взором Люгера тотчас же промелькнули бурные любовные сцены в ее спальне. В этом он остался верен себе, а спустя несколько секунд убедился в том, что не ошибся насчет Геллы.
        Ветка хрустнула под его каблуком, и женщина стремительно обернулась. Увидев его, она сдавленно завыла, как будто перед нею оказалось нечто более жуткое, чем призрак. Вначале он даже не узнал Геллу - она разительно изменилась. Ее зрачки были невероятно расширены, а под глазами залегли черные круги. Лицо, обтянутое сухой бледной кожей, казалось вырезанным из дерева; на нем почти не выделялись обескровленные губы. От Геллы исходил незнакомый приторный запах. Вблизи Люгер увидел, что все ее тело покрыто множеством царапин и шрамов; из некоторых ран и сейчас сочилась кровь.
        Он знал госпожу Ганглети как коварную, сильную, изощренную в интригах и опасную даму, но сейчас она была до смерти напугана чем-то. Очевидно, гибель Хоммуса она восприняла как еще одно звено в цепи происходивших здесь зловещих событий... Соблазн прикончить ее прямо сейчас был велик, но Люгер вовремя одумался - вспомнил, что знает еще далеко не все.
        Чтобы вывести Геллу из шокового состояния и прервать душераздирающий вой, он с силой ударил ее по щеке. Длинные влажные волосы взметнулись и залепили ей рот. Тогда он схватил ее за руку и поволок в дом, бросив лишь беглый взгляд на труп Хоммуса. Несмотря на сломанную шею, у того был удивительно умиротворенный вид, а на теле полностью отсутствовали следы крови... Всего за одну ночь Люгер пополнил свою коллекцию мертвых врагов еще двумя экземплярами. Но почему-то он не слишком обрадовался этому.
        Ганглети почти не сопротивлялась; скорее, она напоминала тяжелую куклу, которую Люгеру приходилось вести за собой. Он запер дверь на засов и толкнул Геллу в первое попавшееся кресло, где она и осталась сидеть в довольно рискованной позе. Несмотря на ужасный вид, эта женщина возбуждала его (Люгер давно избавил Сегейлу от своих посягательств в связи с ее беременностью). Согрешив в мыслях, он решил принести Гелле какую-нибудь одежду.
        Убедившись в том, что его пленница вряд ли способна сбежать, Слот поднялся на третий этаж и выбрал самое скромное из ее платьев. На обратном пути он раздумывал над тем, как объяснит Сегейле появление в доме еще одной дамы, особенно когда Гелла придет в себя и снова станет разговорчивой и опасной.
        Он не успел ничего придумать. Зрелище, открывшееся его взгляду, лишило его подвижности второй раз за эту ночь.
        Возле кресла, в котором развалилась Гелла, стояла его старая кормилица и чем-то поила любовницу Хоммуса. Сцена была более чем двусмысленной, и старуха хорошо понимала это. Может быть, потому у нее был вид побитой собаки.
        Придя в себя от изумления, Люгер вспомнил, что так и не удосужился заглянуть в комнаты слуг на первом этаже. Он подошел к Ганглети и швырнул ей платье, после чего сел в кресло напротив и остановил тяжелый взгляд на предавшей его старухе.
        В кубке, из которого пила Гелла, было теплое вино, и вскоре она погрузилась в забытье. Кормилица продолжала стоять рядом, с безвольно опущенными руками. Люгер не видел ее лица. Однако в ее позе была покорность, граничившая с идиотизмом.
        -Где Анна? - спросил он наконец. Анной звали его молодую служанку. Старуха молчала, и он понял, что это молчание может продолжаться очень долго.
        -Ты что, оглохла?! - заорал он, но это привело лишь к тому, что старуха закрылась от него рукой, щурясь, словно ослепленная ярким светом.
        -Оставь в покое глупую женщину, - спокойно и твердо сказал кто-то за спиной Стервятника. Он вскочил, держа наготове меч.
        На полутемной лестнице стоял некто в черном монашеском одеянии. Человек откинул с головы капюшон, и Люгер увидел узкое лицо в обрамлении длинных седых волос. Черты этого лица были ему хорошо знакомы, потому что весьма напоминали его собственные.
        Догадка поразила его, как удар грома, но еще раньше он услышал тихий вздох, с которым старая кормилица упала в обморок. Кубок выпал из ее руки и покатился по каменному полу. Его никто не поднял.
        Люгеру полагалось бы испытывать какие-то чувства при виде отца, исчезнувшего в день его появления на свет и отсутствовавшего более тридцати лет, но эта неожиданная и почти невероятная встреча вызвала в нем лишь глухое раздражение. Несколько часов сна казались недостижимым блаженством. Разве мог он позволить себе уснуть в эту ночь жутких чудес?..
        Его мозг вяло оценивал происходящее. Прежде всего старик мог и не быть его отцом, несмотря на внешнее сходство. Это казалось наиболее правдоподобным объяснением, однако интуиция подсказывала нечто другое...
        Некоторое время он молча рассматривал человека в черном, пытаясь понять, не является ли тот существом вроде Шаркада Гадамеса. При этом в его памяти даже всплыла одна из древних пьес, написанная задолго до Катастрофы. В той пьесе сын повстречался с призраком своего подло убиенного отца...
        И наконец, с каким-то леденящим чувством, Люгер приготовился принять истинное положение вещей.
        Он медленно опустился в кресло, почти завидуя Ганглети. Сейчас бокал вина не помешал бы и ему.
        Человек в черном пересек зал и уселся в кресло, стоявшее в отдалении, у окна. Лунный свет падал на него сзади, превращая седые волосы в некое подобие нимба. Люгер видел, что человек улыбается, но не мог понять, что означает эта улыбка. Возможно, она ничего не означала.
        -Значит, у меня будет внук... - сказал отец Люгера после долгой паузы. Сказал без всякой радости. У него был приглушенный голос, заставлявший прислушиваться к каждому слову. Ему нельзя было отказать в странном очаровании заговорщика или пожилого любовника. Но это очарование быстро рассеялось, оставив после себя неприятный осадок.
        -Лучше бы ему вовсе не родиться, - продолжал старик. - Я убил бы его собственными руками, но для этого понадобилось бы вспороть материнский живот, а ты едва ли переживешь это... Но зачем тебе тогда вообще жить?..
        Слушая этот жутковатый бред, Стервятник пытался понять, кто находится ближе к безумию - Гелла Ганглети или старый кривляющийся шут, который был его отцом?.. Тем не менее его шутки пугали по-настоящему.
        -Ты был наверху? - агрессивно спросил Стервятник.
        -Да, я видел твою женщину. Поздравляю... У тебя неплохой вкус. Впрочем, эта тоже когда-то была недурна. - Старик показал в сторону госпожи Ганглети, кое-как укрытой платьем, и подмигнул Люгеру, как будто разделял его увлечение женским полом. Впрочем, по-видимому, так оно и было.
        Слот слишком устал, чтобы посвящать остаток ночи обмену ничего не значащими фразами. У него сложилось впечатление, что предок ведет с ним какую-то невразумительную игру. Он следил за стариком из-под полузакрытых век, ощущая гнетущее беспокойство и втайне желая, чтобы этой встречи не было вовсе.
        -Может быть, ты объяснишь мне, что происходит? - вкрадчиво спросил Стервятник.
        Люгер-старший проигнорировал этот вопрос.
        -Прекрасное оружие, - сказал он, рассматривая земмурский меч, лежавший на коленях Слота. - Это игрушка из Фруат-Гойма. Далеко же ты забрался...
        -Какого черта?! - взревел Люгер и осекся, наткнувшись на ледяную улыбку собеседника.
        -Ты мог бы быть попочтительнее со своим отцом, - сказал старик с иронической укоризной. - Кажется, ты интересовался молодой служанкой? Ее изнасиловал и убил тот человек, который недавно упал с крыши. Кстати, ты не знаешь, почему ему вздумалось сделать это?
        Улыбка и насмешливый тон предка бесили Стервятника, но он не мог сейчас просто уйти, оставшись в неведении и подвергая Сегейлу неизвестной опасности.
        -Кто еще находится в доме? - спросил он, не обращая внимания на последний вопрос, который, конечно же, был чисто риторическим.
        -Их было двое. Теперь нас осталось четверо. - Старик не изменил себе, продолжая говорить загадками. - Иди спать, - добавил он уже без всякой улыбки. Его лицо вдруг стало пустым, как будто время стерло с него всякое выражение.
        Слот бросил взгляд в сторону Геллы, и старик понял его без слов.
        -Она не убежит, - пообещал он изменившимся голосом, в котором было что-то жуткое. - Я побуду с ней... до утра.
        Тогда Люгер поднялся и отправился к Сегейле, проклиная неразговорчивость своего папаши. На лестнице он обернулся и еще раз посмотрел на странную сцену, которую считал невозможной в этом доме: старик сидел в кресле, похожий одновременно на преступника и святого; полуобнаженная дама спала в другом кресле; кормилица лежала на полу в глубоком обмороке.
        Только на третьем этаже он осознал, что именно доставляет ему мучительное беспокойство. Он никак не мог понять: кто же был третьим партнером Верчеда Хоммуса и Геллы Ганглети за карточным столом?
        Поднявшись к Сегейле, он лег с ней рядом, не раздеваясь и не выпуская из руки меч. Другой рукой он гладил ее по голове, пока она не уснула...
        Спустя полчаса, когда за окном уже плыла предутренняя мгла, его рука остановилась. Сон Стервятника был неглубоким и беспокойным. Однажды ему послышались какие-то звуки, доносившиеся снизу, но они стихли, как только он окончательно проснулся.
        
        Глава четвертая
        ДЕНЬ РОВДЕНИЛ
        
        Комната была залита золотистым светом утреннего солнца. Это сияние наполняло душу радостью нового пробуждения. Казалось, ничего плохого не может случиться под пронзительно голубым небом, осколок которого Люгер видел в окне. Смерть и кровь представлялись всего лишь бутафорией на бесконечных и вневременных подмостках. Пылинки плавали, сверкая в солнечных лучах, - крохотные вселенные, рождающиеся и умирающие здесь, в эту минуту.
        Потом Люгер почувствовал, что кто-то смотрит на него, и оторвал взгляд от манящей синевы небес. Сегейла сидела в кресле, и золотой свет окрашивал ткань ее платья, отчего оно казалось расшитым металлическими нитями. Ее прекрасной формы руки покоились на выступающем животе.
        Сегодня она выглядела лучше, чем вчера. Значительно лучше. Глаза, наполненные чистой влагой горных озер, пристально следили за Стервятником.
        -Тебе угрожает опасность? - спросила она слишком спокойно, чтобы он не угадал за этим спокойствием страх.
        -Теперь уже нет, - сказал Люгер и подумал, что сам хотел бы верить в это.
        -Поэтому ты спал с мечом в руке?
        В ее словах был оттенок горькой иронии... В ответ он лишь пожал плечами, как будто только сейчас вспомнил про мрачное оружие, разделившее пополам супружеское ложе.
        -Я могу выйти?
        Он с облегчением рассмеялся.
        -Конечно. Я познакомлю тебя с моим отцом. Он уже видел тебя ночью.
        Она была поражена.
        Люгер блаженно улыбался, потому что ласковый луч солнца коснулся его лица.
        -В доме были враги, - медленно проговорил он. - Кто-то обезвредил их. Возможно, мой отец. Я считал его мертвым. Это все, что я знаю сейчас. Потом я объясню тебе остальное...
        Он понимал, что этого недостаточно. Сам он не удовлетворился бы подобным объяснением. Но женщины гораздо терпеливее мужчин. Сегейла стала молча одеваться.
        Утро вдруг показалось Стервятнику серым, холодным и пустым.
        Уже на лестнице он понял, что сегодня вряд ли найдет ответы на свои вопросы. Каким-то образом он, считавший себя в высшей степени независимым одиночкой, поддался неизъяснимому влиянию старика. Люгер вспомнил давний сон, снившийся ему в этом самом доме еще до поездки в Фирдан. Разговор с человеком в черном... Разговор о гомункулусе и о том, можно ли доверять снам...
        Теперь Люгер готов был поверить, что то был не сон... Монах Без Лица... Существо, ставшее местной легендой... Неужели старик прятался в окрестных лесах тридцать лет? Во имя чего? Ради неприкосновенности поместья? Слишком наивно было думать так. Это была бы бессмысленная и ничем не обусловленная жертва. Тем более что Хоммус все же наделал бед, прежде чем умер...
        Теперь старик исчезнет опять... Может быть, еще на тридцать лет. Люгер предчувствовал, что не увидит его в ближайшее время, и это было как-то связано с Сегейлой. Старик сказал что-то насчет младенца, которому лучше бы не рождаться на свет. Люгер пережил жуткий миг сомнений, но не мог поделиться ими ни с кем. Особенно со своей принцессой...
        Тридцать лет... Стервятник не рассчитывал прожить так долго. Он совершал слишком много превращений. Неужели Люгер-старший снова канет в небытие, чтобы оберегать своего неразумного сына от неразличимого зла? Причем оберегать из неприступной крепости в сумерках между мирами... Это было похоже на красивую легенду, но не более того. Стервятник знал, что правда окажется куда грязнее...
        Подмостки, на которых разыгралась ночная драма, открылись ему теперь при свете дня, но он не испытал просветления. Напротив, темная тайна засела в сознании... Как он и ожидал, старик бесследно исчез. Сегейла, медленно спускавшаяся по лестнице вслед за Люгером, выглядела немного разочарованной. Слот понял, что вскоре может потерять ее безграничное доверие.
        Впрочем, он все же испытал некоторое облегчение, когда увидел, что Гелла Ганглети тоже исчезла. Старуха-кормилица лежала на полу в той же позе, в какой он оставил ее ночью. Наклонившись, он дотронулся до ее шеи. Она уже почти остыла...
        И снова Люгер ощутил нечто вроде благодарности за деликатность мертвых, избавивших его от будущих неудобств. А терпеть рядом полубезумную старуху, униженную и раздавленную Хоммусом или кем-то другим, действительно было большим неудобством.
        Сегейла беззвучно заплакала за его спиной. Он не видел ее слез, но знал, что она плачет. Он подарил ей ночи ужаса и дом смерти. А кроме того - сомнительного наследника, который мог оказаться оборотнем...
        Люгер подхватил мертвую старуху и вынес ее из дома. Она оказалась удивительно легкой. Он отнес ее на маленькое старое кладбище на северной границе парка и леса, где издавна хоронили слуг, и до полудня выкопал могилу.
        Вместе с Сегейлой он недолго постоял возле холмика быстросохнущей земли, в который был воткнут знак Спасителя. Тогда Стервятник понял, что магия Земмура все же изменила его. Прошлое казалось извращенным, зыбким, подернутым туманом забвения. Он похоронил женщину, вскормившую его вместо матери, но не чувствовал настоящего горя, потому что по воле какого-то безжалостного и непостижимого хозяина судеб увидел ее в совершенно другом обличье.
        Солнце висело над сонным парком... Стервятника вдруг объяло жуткое чувство: ему показалось, что мистерия продолжается, - несмотря на гибель Фруат-Гойма. Только теперь он остался в изоляции, один на один со злом, а Сегейла находилась рядом лишь затем, чтобы при случае послужить причиной новых мук.
        Что-то вот-вот должно было произойти. И произошло тем же вечером. Это были преждевременные роды.
        Люгеру предстояло сыграть обременительную роль повивальной бабки.
        Вторую половину дня он посвятил сожжению вещей, принадлежавших Хоммусу и Ганглети, а также обследованию запасов пищи и вина. Оказалось, что длительное пребывание гостей нанесло погребам поместья значительный урон, хотя о ближайшем будущем Люгер мог не беспокоиться.
        Предаваясь плебейским занятиям вроде уборки спальни, облюбованной Верчедом и его любовницей, Стервятник столкнулся с еще одной проблемой. Он вспомнил, как трудно найти в окрестных деревнях новую служанку. Поместье Люгеров и раньше пользовалось дурной славой, а появление Монаха Без Лица, кабана-убийцы и безумной голой парочки наверняка превратило его в проклятое место, куда ни один человек не согласится отправиться по своей воле.
        Но худшее было впереди. С наступлением сумерек у Сегейлы начались схватки. Вот когда Слот испытал почти неведомые ему растерянность и отчаяние. При возвращении в поместье он весьма рассчитывал на помощь старой кормилицы, но теперь та уже стала пищей для червей. Ближайшая деревня находилась в часе езды, не говоря уже об Элизенваре. В любом случае Люгер не мог оставить Сегейлу в одиночестве даже на несколько минут.
        Пока Сегейла еще могла говорить, она рассказала ему все, что знала о родах сама. Впервые в жизни у него мелко дрожали руки... Когда взошла луна, схватки усилились. В жарком свете свечей мокрое лицо Сегейлы блестело, как стекло.
        Люгеру еще повезло, что роды прошли сравнительно легко. Принцесса справилась с этим самостоятельно, как справляются самки животных, забиваясь в темные углы своих нор и пещер. Он почти не слышал ее крика и вообще не услышал голоса ребенка. Когда он увидел его голову, то испытал что-то вроде шока.
        На голове младенца обнаружилась светлая поросль очень коротких волос с темной полосой, протянувшейся от лба к темени. Личико младенца было сморщенным и уродливым, а тело показалось Люгеру слишком большим для новорожденного. Но в общем внешне это был нормальный человеческий ребенок, возможно, несколько крупнее обычных размеров. Странным казалось только то, что он не издавал ни звука. Ужасное подозрение, что младенец мертв, вскоре рассеялось. Люгер, застыв, глядел на него, пока не убедился в том, что тот дышит.
        Спохватившись, он перерезал пуповину и не поверил своим глазам. Ребенок пытался отползти от матери, оставляя на простынях влажный слизистый след. Его пока еще бессильные ручки схватились за пальцы отца, и Люгер подумал, что было бы жестоко пытаться их оторвать. Безмолвная и сосредоточенная настойчивость слепого младенца пугала его, да и смутила бы кого угодно. В ней было что-то неотвратимое и жуткое, как проявление чужой воли. Сегейла лежала с закрытыми глазами, и Слот был даже рад этому.
        С кривой усмешкой Люгер наблюдал за своим ребенком. Если тому суждено вырасти, пусть его враги пожалеют о том, что появились на свет.
        Если бы Стервятник знал, что его ожидает, он вряд ли улыбался бы.
        
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ
        ЗИМА 3000
        
        Глава пятая
        НОЧЬ ОБОРОТНЯ
        
        Наступил страшный для Люгера год. В лучшем случае ему оставалось прожить триста шестьдесят четыре дня, но каждый из них мог оказаться для него последним.
        Задолго до этого Стервятник почувствовал на собственной шкуре, что знание может быть худшим врагом человека - лишающим сна, отравляющим любовь, изъедающим душу... Это ненужное ему и противоестественное знание было сосредоточено в одном маленьком, едва заметном знаке на ладони. Но все хироманты были единодушны в том, что знак заключает в себе почти непреодолимое проклятие.
        Люгер менялся, но не замечал изменений. Вернее, ему не хотелось думать об этом. Он стал равнодушен ко многим радостям жизни, в последнее время почти не покидал поместья и постепенно сделал невыносимым пребывание Сегейлы в доме.
        Этому предшествовали пять лет сползания в летаргию, пять долгих и очень быстро пролетевших лет, которые скрашивал только маленький Морт Люгер. К четырем годам он почти заставил Стервятника забыть о мрачных обстоятельствах, при которых ребенок был зачат, и о том влиянии, которому он, возможно, подвергся еще в материнской утробе.
        Теперь это был игривый, сильный, жизнерадостный и ласковый мальчик, не знавший скуки.
        Глядя на него, Люгер порой находил смешной собственную подозрительность. Когда-то он пытался отыскать в облике Морта хотя бы слабый намек на давнее колдовство, но уже год, как оставил эти нелепые попытки.
        Его сын не убил ни одну живую тварь, в нем не было злости и настороженности; Стервятнику еще предстояло ввести его в мир, где эти качества были необходимы, как воздух, и преподать ему первые уроки коварства. Он учил сына обращаться с миниатюрным оружием, но до сих пор эти занятия казались Морту всего лишь игрой, может быть, немного странной, потому что это была игра без цели...
        Маленький Люгер, еще не изведавший таинства Превращений, имел фамильную гриву пепельных волос, обезображенную единственной черной прядью, что иногда, очень редко, могло вызвать жутковатое впечатление, будто темноволосый ребенок внезапно поседел. Серые глаза Морта смотрели на все окружающее с детской открытостью и были полны завороженности миром, к которому его отец уже давно не испытывал любви...
        От Сегейлы сын унаследовал смуглую кожу, совершенные черты лица, мягкость в обращении и загадочную способность не раздражать Стервятника ни при каких обстоятельствах. Но с наступлением нового года даже он утратил эту способность.
        Слот Люгер ждал своей последней зимы, как будто торговался с роком. Из года в год он откладывал поиски Люрта Гагиуса, а также своего отца; он отказался от тщеславных замыслов вернуть принцессе Тенес трон Морморы и почти забыл о существовании Серой Стаи и обманутого им министра Гедалла. За все более или менее серьезные дела Стервятник собирался взяться лишь в том случае, если удастся избежать предначертанного конца.
        Близость смерти избавила его от лишней суетности и сделала незначительными многие вещи, представляющиеся важными людям, не ведающим своей судьбы. Возможно, кто-нибудь другой на его месте стал бы философом, убийцей, странствующим монахом или завсегдатаем публичных домов, но Слот слишком любил себя, комфорт, тело и душу Сегейлы и слишком ненавидел лживые речи попов - да и любые другие речи...
        Он отдалился от немногих друзей в Элизенваре, бывшие любовницы позабыли о нем; шелест карт и стук катящихся костей не вызывали в нем трепета, а вино погружало его в глубочайшую меланхолию. Чем больше он пил, тем мрачнее становился. Приступы мизантропии были весьма продолжительными; расслабиться и забыть обо всем он не мог даже в объятиях Сегейлы.
        Что это было - злое влияние? Почти удавшаяся попытка похитить чужую душу? Необъяснимая, тяжкая угнетенность... Стервятник стал бесчувственным, ослабшим от бессонных ночей, язвительным, опустошенным, безразличным ко всему, кроме приближающегося конца...
        Бедная Сегейла!.. Что он знал о ее муках?! Она ни за что не оставила бы его, даже если бы он открыто издевался над нею. Она нашла бы в себе силы полюбить и его безумие. Он пренебрег ею, но она простила ему и это... Постепенно она осознала, что делит ложе с живым трупом. Сила, еще оставшаяся в нем, была подобна блуждающим огням на болотах - лживым, холодным, бледным... Черный меч стал постоянным спутником Слота. Это было хуже, чем измена. Люгер был раздавлен будущим, забыв о том, что для человека существует только настоящее...
        Все больше времени Сегейла стала проводить в Элизенваре, у людей, с которыми сблизилась тогда, когда Люгер еще не пренебрегал светскими развлечениями. Так как большинство семей не могло похвастаться абсолютной чистотой крови и большинство состояний имело неправедное происхождение, супруга Стервятника не была отвергнута никем из его старых друзей. Все привыкли и к тому, что ее происхождение оставалось тайной. Правда, дом советника Гагиуса был закрыт для нее, однако этот пробел с лихвой восполняли вдова Тревардос и супруги Тротус, опекавшие Сегейлу, сражаясь с собственной скукой...
        Все приходит не вовремя или слишком поздно. Теперь у Стервятника появились деньги, но они могли дать ему лишь телесный комфорт. Люгер мог позволить себе нанять двоих слуг, которых не без труда отыскал в Элизенваре. В конце концов он остановился на пожилой чете Баклусов, лучшими рекомендациями которой послужили флегматичность и безразличие ко всему, кроме денег.
        Эльда Баклус оказалась неплохой кухаркой, а ее муж Густав устраивал Слота тем, что питал глубочайшее презрение к всевозможной нечисти. Он тайно помогал хозяину бороться с излишками винных запасов, зато Люгер мог быть уверен в том, что не останется без слуги только потому, что у кого-либо из местных жителей вдруг развяжется язык.
        Трех лет, прожитых в поместье, оказалось достаточно, чтобы Эльда и Густав стали понимать Стервятника с полуслова; поэтому супруги старались как можно реже попадаться ему на глаза. Это устраивало всех, за исключением Сегейлы. Морт был еще слишком мал, чтобы замечать гнетущую атмосферу старого дома, а Люгер слишком погружен в Книгу Судеб, написанную пылающими буквами в адском хаосе мозга, чтобы обратить внимание на страдания единственного любившего его существа.
        Третий день второго месяца 3000 года от Рождества Господнего ничем не отличался от семи предыдущих. Конец зимы, тусклое негреющее солнце, мертвая природа вокруг. Хорошее время для смерти...
        Люгер редко выходил из дома и уже полгода, как не покидал его ночью. Он провел этот день в библиотеке, возле жарко натопленного камина, среди свечей, которые отодвигали внешний мир за пределы своего пылающего круга. Тогда время суток становилось неразличимым, а вино - янтарным. Иногда до Люгера доносился лай резвящихся молодых псов из своры, появившейся в поместье вскоре после рождения Морта.
        Когда раздался голос Густава, выпускавшего собак из вольера, Стервятник выбрался из глубокого кресла и подошел к окну. Он долго смотрел на заснеженный лес в сумерках, остекленевшие деревья парка, призрак луны, плывущий по льду замерзшего пруда... Внезапно два черных птичьих силуэта пронеслись мимо окна, и Слот мгновенно отшатнулся. Глухо захлопали крылья.
        Он снова уселся в кресло и наполнил бокал вином. Сегейла не вернулась с наступлением темноты, и это означало, что она приедет в лучшем случае утром.
        Эльда робко вопрошала из-за двери, не спустится ли хозяин к ужину. Люгер послал ее к черту и углубился в трактат пятнадцатого века по арифмомантии. Он пытался отвлечься от навязчивых мыслей, но это ему не удавалось.
        В это самое время Морт, полностью предоставленный самому себе, впервые попал в Зал Чучел и бродил среди запыленных мертвецов. Погруженное во мрак пространство зала пахло мрачными тайнами, но Морт не испытывал страха.
        Темная сторона его души ликовала - наступил час пробуждения...
        Полночь.
        Остывающая спальня была погружена во тьму. Луна, маленькая, ослепительная и ледяная, висела слишком высоко в небе, чтобы осветить большую кровать, на которой спал Стервятник. Впрочем, его состояние нельзя было назвать сном. Он был погружен в забытье, вызванное нервным истощением. Тревога не допускала к нему настоящие сны; он довольствовался кошмарами и зыбкими сочетаниями теней, таившихся в углах спальни.
        Все стихло в доме. Сбившись в кучу и согревая друг друга телами, чутко дремали сторожевые псы. Эльда и изрядно выпивший Густав отошли ко сну. Морт спал в комнате, соседствовавшей со спальней Люгера. Так захотела Сегейла, и с ее отъездом ничего не изменилось.
        Люгер заходил к сыну незадолго до полуночи и видел, что тот находится во власти глубокого детского сна. На лице мальчика застыла безмятежная улыбка. Можно было подумать, что его сновидения приятны и легки, как летний ветер.
        Люгер мог только позавидовать ему. Сам он будто плавал в багрово-черном тумане. Раздевшись, он лег, смежил отяжелевшие веки и ощутил, как горят воспаленные глаза. Затем начались привычные кошмары, в которых он повторял свой путь в подземельях Фруат-Гойма, но с гораздо меньшим успехом.
        Он не слышал, как часы пробили полночь, зато почувствовал чье-то присутствие. С трудом открыл глаза и увидел картину, которая потом долго преследовала его. Воображение дорисовало то, чего нельзя было разглядеть в темноте.
        Рот Люгера раскрылся в беззвучном крике.
        У него была всего секунда, чтобы понять, как именно он умрет, но за эту секунду он проделал весь скорбный путь между жизнью и смертью.
        Он увидел Морта, бесшумно подкравшегося к нему и уже занесшего руки для удара. В руках маленький убийца держал отцовский стилет, и он не ошибся в выборе: вонзить такое оружие в человеческое тело мог даже ребенок. Но в лице Морта не осталось ничего детского. Неживая бледность, холодная отстраненность, по-звериному пустые светящиеся глаза... И еще неописуемая улыбка...
        Неотвратимость... Люгер услышал обрывок выдоха и свист, с которым стилет устремился вниз, к его бешено забившемуся сердцу. Этот сверкающий путь занял краткое мгновение, в течение которого Стервятник даже не успел пошевелить рукой. У него осталось время только на ощущения, сменявшие друг друга гораздо быстрее, чем мысли.
        Момент перед тем, как стилет проколол кожу, был непереносимо жутким. Месть оборотней все же настигла его спустя несколько лет, и она оказалась предельно изощренной. Стервятника убил его собственный сын, причем сделал это с улыбкой, от которой волосы шевелились на голове.
        Потом он уже не чувствовал ничего, кроме острой боли, настолько сильной, что после была возможна только бесчувственность. Со странным скрипящим звуком клинок раздвинул ткань и вошел в сердце.
        Бесконечное голубое пространство на миг открылось перед Люгером. В нем, как россыпь угасающих утренних звезд, плавало земмурское имя.
        Он не успел осознать, что опять прибег к помощи проклятых существ, прежде чем безграничная вера в хиромантию и тьма вечности обрушились на него, избавив от мучений.
        Пустыня, затянутая красным туманом.
        Обитатель вневременного ада склонился над мертвецом. Неподвижные глаза Стервятника были устремлены в небо. Сердце его не билось, а кровь застыла в жилах. Время текло мимо безбрежной рекой, а Люгер был островом, не подверженным его течению. Изъеденная оспой луна, висевшая над ним, оказалась лицом старого земмурского рыцаря. Осыпая мертвеца проклятиями, доносившимися из звенящей тишины, рыцарь что-то делал с его телом.
        Тлеющая жизнь... Люгер получил во владение оболочку, которой не ощущал, словно был кукловодом и марионеткой одновременно. Он приподнял голову и увидел, как стилет медленно выползает из раны под его левым соском. Кровь на клинке мгновенно чернела и осыпалась частицами пепла. Вскоре взгляду Стервятника предстало вновь засверкавшее лезвие, слишком длинное, чтобы можно было поверить в возвращение из мертвых.
        Тем не менее черный знахарь продолжал колдовать над ним. Слот увидел серое скользкое существо, извивавшееся в руке рыцаря, - существо со вскрытой грудной клеткой и пульсирующим фиолетовым сердцем. Потом произошло нечто в высшей степени отвратительное. Старый рыцарь положил скользкое существо на грудь Стервятника; тот ощутил омерзительный запах и прикосновение чего-то липкого и холодного.
        Тонким инструментом, похожим на обсидиановый нож, старик перерезал артерии и вены адского существа и человеческого трупа. Жидкий лед затопил внутренности Люгера, заодно наполняя его ужасом перед утратой человеческого естества. Кровь и сердце серого монстра стали кровью и сердцем Стервятника.
        Некоторое время он ощущал тесноту и глухую боль в груди, затем рыцарь отбросил в сторону какой-то окровавленный предмет. Вой и хохот донеслись из красного тумана, словно голодная стая полулюдей-полугиен получила наконец свою награду.
        -Теперь ты навеки наш, - прошептал рыцарь, склонившись к самому уху Стервятника. Потом он сделал странную вещь - поцеловал Люгера в висок. Его губы были ледяными и смердящими, как и скользкая тварь, давшая мертвецу новую жизнь.
        Люгера передернуло от этого могильного поцелуя, а на устах рыцаря появилась улыбка, до ужаса напоминающая улыбку на бледном лице Морта в момент совершения убийства...
        Этого Стервятник уже не мог вынести. Чувствуя себя предателем всего рода человеческого, он обратился с невнятной мольбой к хозяину багровой вселенной, и тот отпустил его...
        Стервятник пришел в себя на широкой кровати, в спальне, погруженной во тьму. Луна серебрила лес за окнами. Часы пробили час ночи. В первое мгновение все случившееся показалось Люгеру очередным кошмаром, оказавшимся ужасающе реальным. Потом он в панике вскочил с кровати и подбежал к окну.
        Здесь, стоя в лунном сиянии, он поднял рубашку, на которой расплылось маленькое кровавое пятно. И увидел длинный белый шрам под левым соском, на том самом месте, куда Морт вонзил стилет.
        Вряд ли что-нибудь потрясало его сильнее. Итак, он действительно был мертвецом с пробитым сердцем, и чужая магия вернула его из владений смерти. Это делало его изгоем среди живых, но и устраняло многие сомнения. Однажды скончавшись, он избавился от страха перед будущим. Окончательная гибель вновь растворилась в неопределенности. Пробужденная жестокость исказила его черты. У него появилась ясная и неизменная цель - найти и уничтожить гнусного щенка, посланца оборотней, осмелившегося поднять на него руку.
        Меньше минуты ушло у него на то, чтобы одеться и вооружиться земмурским мечом. В комнате Морта, конечно, никого не было, но и одежда ребенка осталась нетронутой. Тем не менее что-то подсказывало Люгеру, что предательское дитя вряд ли скрывается в доме. Он спустился вниз и понял, что не ошибся.
        Тяжелая входная дверь была приоткрыта, и зимний ветер уже намел снежное пятно возле порога. Шум, поднятый Люгером, разбудил Баклусов. Заспанный Густав, щурясь, возник в зале и поразился тому, что увидел. Мимо пронесся хозяин со смертельно бледным лицом и незнакомым слуге хищным блеском в глазах. В его руке сверкал обнаженный меч.
        Стервятник ударом распахнул дверь и увидел цепочку следов маленьких босых ножек Морта, отпечатавшихся в глубоком снегу. Следы пересекали аллею и исчезали в лесу.
        -Придержи собак! - хрипло приказал Люгер Густаву и выбежал за дверь.
        Не теряя времени на приготовления, он вывел из конюшни расседланную лошадь и бросился в погоню за сыном, одержимый странной смесью ужаса и любви, изрядно подточенной червем предательства.
        Луна заливала лес безжалостным светом. Мир был двухцветным: черным и бледно-голубым. Чуть темнее снега были следы босых ног. Дом давно исчез за частоколом стволов, и собачий лай стал еле слышен. Измученная лошадь Люгера перешла на тяжелый галоп.
        Когда Слот снова приобрел способность трезво соображать, он поразился тому, что почти голый ребенок нашел в себе силы убежать так далеко. Да, это маленькое существо внушало суеверный страх... Однако худшее ждало Люгера впереди. Спустя некоторое время он заметил, что следы постепенно трансформируются: отпечатки укорачиваются, пальцы увеличиваются и раздвигаются в стороны, а стопа округляется.
        Вскоре он осадил лошадь, спешился и, набрав полную пригоршню снега, погрузил в него разгоряченное лицо. Человеческие следы превратились в волчьи...
        Оцепенение охватило Люгера. Погоня стала бессмысленной и опасной. Его сын оказался оборотнем, наделенным неизвестными свойствами. Стервятник еще не знал, что будет делать завтра, но в любом случае он стоял перед незавидным выбором: ему предстояло уничтожить своего сына Морта, прежде чем тот опередит его, или... исправить то, что было сделано пять с лишним лет назад в подземелье Фруат-Гойма.
        Люгер привязал коня к дереву, снял оружие и разделся, ощущая кожей леденящий воздух и почти материальные прикосновения лунного света. Отвратительное чувство пустоты охватило его. Он превратился в стервятника и тяжело снялся с поляны, оказавшейся вдруг очень небольшой для разбега. Его крылья гнали снежную пыль и отбрасывали черные колеблющиеся тени...
        За это превращение Стервятник заплатил еще одним годом жизни. Не без внутренней дрожи он решился на это. Поднявшись над лесом, он стал описывать во мраке расширяющиеся круги, высматривая внизу бегущего волка.
        Поиски продолжались больше часа и оказались тщетными.
        
        Глава шестая
        ПОДАРОК СЛЕПОГО
        
        Вернувшись в поместье, Люгер проспал остаток ночи сном праведника. Впервые за долгое время его сон был глубоким и спокойным. Но ранним утром, едва за окном забрезжил рассвет, Слот был уже на ногах и собирался в дорогу, ощущая себя человеком, получившим бесценный подарок, о котором он не смел и мечтать.
        Как ни опасно и отвратительно было предстоящее ему дело, Стервятник все же продолжал жить и дышать. Даже зловещее напоминание - белый шрам на груди - не могло лишить его радости существования. Но люди слишком неблагодарные создания, чтобы всегда испытывать эту радость, и Люгер не был счастливым исключением. Очень скоро ему предстояло пожалеть о том, что он уцелел.
        Ничего не объясняя Густаву и Эльде, он покинул поместье в девятом часу утра, пренебрегая астрологией и гадательной колодой. Что-то сломалось в нем посреди земмурского ада... Под Люгером был не слишком быстрый, но выносливый конь, которого он направил в сторону Элизенвара по заснеженной лесной дороге. Слабая надежда встретить возвращающуюся Сегейлу еще теплилась в нем...
        День выдался пасмурный и не слишком холодный. Черные голые сучья протыкали унылое небо, затянутое серой пеленой туч. Пугливый олень однажды промелькнул между стволами, бросив настороженный взгляд в сторону всадника.
        Спустя некоторое время Люгер заметил странную вещь - несмотря на продолжительную скачку, его сердце билось спокойно и размеренно, как таинственная машина, не подверженная внешнему влиянию. Он получил новую силу и неуязвимость, в которой осталось очень мало человеческого. Это совсем не радовало его. Он ощущал себя игроком, взявшим деньги в долг под немыслимые проценты...
        -Люгер!! !
        Для Стервятника этот зов, похожий на хриплый птичий крик, прозвучал совершенно неожиданно. Он повернул голову и с изумлением увидел белого призрака, находившегося неподалеку от дороги и почти сливавшегося со снегом. Юное розовое лицо, обезображенное бельмами, казалось висящим в пустоте, так же как и две бледные старческие кисти, одна из которых опиралась на черный посох.
        Слот остановился, подчинившись странному капризу судьбы, которая вновь свела его со Слепым Странником. Но теперь он не испытывал даже слабого подобия того трепета, который охватывал его во время предыдущих встреч. Слишком драматической и неприятной оказалась последняя из них, произошедшая на окраине Кзарна в далекой южной пустыне и сопровождавшаяся стрельбой и жутким колдовством с человеческой тенью...
        Сейчас солнце было закрыто тучами, и фигура Стервятника не отбрасывала тени. Поэтому он ждал новых предсказаний слепца даже с некоторым интересом. Тот не заставил себя долго ждать и начал медленно приближаться к Люгеру, делая вид, что нащупывает дорогу посохом.
        Эта клоунада чем-то раздражала Слота. Снег тихо поскрипывал при каждом осторожном шаге. Люгер увидел дыры в лохмотьях Странника, проделанные не без его участия; сквозь них была видна немощная плоть. Лошадь забеспокоилась, когда слепой оказался рядом, и Люгеру пришлось удерживать ее на месте.
        Странник остановился в трех шагах от Слота и потянул носом воздух. Потом на его лице расцвела улыбка.
        -Игра продолжается... Ты рад этому, Люгер?
        Так как Стервятник промолчал, слепой продолжал:
        -А вот я рад, несмотря на то что ты пытался убить меня... Жалкий дурак! Я просуществую дольше тебя и твоих внуков, которых скорее всего не будет...
        Тут Люгер насторожился и стал слушать внимательнее, так как до сих пор не знал, с чего начинать поиски Морта.
        -...Из твоего черепа волки будут лакать дождевую воду, твоя душа не найдет покоя, вымя твоей женщины покроется коростой, твой ублюдок утопит мир в крови. Пеняй на себя, потому что ты не повернул назад на дороге в Фирдан и не остановился на пути к Дракону! Дитя шакала, ведь ты до сих пор не знаешь, кто направляет тебя и благодаря кому ты еще жив!..
        -Кем бы ты ни был, ты надоел мне, - сказал Люгер в ответ на эту тираду, произнесенную монотонным голосом без всякого выражения и чувства, отчего она становилась обезличенной и зловещей, как предсказание. Он вытащил из ножен земмурский меч и провел острием клинка перед самым носом слепца. Тот отпрянул, а потом на его лице вновь забрезжила улыбка.
        -Этот клинок пахнет смертью... - сказал он с маниакальным наслаждением. - И даже кое-чем похуже. Это многое меняет. Ты начинаешь мне нравиться, Люгер. Твоя наглость и твоя слепота не знают границ. Такие люди иногда способны разрушать королевства. Их поступки необратимы и непоправимы. Можешь сделать эти слова девизом своего земмурского герба. Запомни - НЕПОПРАВИМО...
        Странник произнес это тихо, но последние слова оглушили Люгера, как будто колокол тревоги прогудел прямо в его голове... Легкость, с которой Странник внезапно изменил свое отношение к нему, была совершенно неестественной. Но даже в случае обмана Стервятник вряд ли рисковал тем, чем по-настоящему дорожил.
        -Значит, ты отпускаешь мне грехи? - спросил он, насмехаясь над Странником и убирая меч в ножны.
        -Смейся, пес, - холодно и отстраненно сказал слепой в пустоту. - Смеяться тебе осталось недолго. Теперь я буду помогать тебе. Сегодня у тебя окажется лишний палец. Потом ты попадешь туда, где мертвые живы, а живые мертвы. Когда останешься совсем один, не пускай к себе никого, иначе узнаешь, что такое исчезнувшее время и любовь старухи. Не отказывайся от дочернего поцелуя и найдешь дорогу к лебединому гнезду...
        Упоминание о лишнем пальце неприятно задело Люгера. Он вспомнил о печальной участи Гагиуса и расценил слова слепого как указание на то, что его ожидает нечто в этом роде. Все остальное показалось ему обычным бредом Странника, нарочито многозначительным, туманным и абстрактным. Фразу о дочернем поцелуе Слот вообще пропустил мимо ушей. И меньше всего он хотел вновь повстречаться с черным лебедем.
        Потом Люгер вдруг увидел, что посох, на который опирался слепой, вовсе не является твердым предметом и утратил четкие очертания. Его чернота растворялась в воздухе, как необычайно плотный туман. Странник поднял руку, и посох стал укорачиваться, втягиваясь в его ладонь, пока не превратился в бесформенный сгусток мрака. Когда-то Люгер уже видел нечто подобное. Он ощущал, как дрожит под ним лошадь...
        Слепец протянул ему черный сгусток с чуть ли не ласковой улыбкой.
        -Да, - подтвердил он, как будто видел изменившееся лицо Люгера. - Когда-то ЭТО было человеческой тенью. Возьми ее и не пытайся узнать, что это такое. Ты должен съесть эту тень и никто никогда не найдет ее... пока ты сам этого не захочешь.
        До последней секунды Люгер был уверен в том, что ни в коем случае не примет от слепого страшный подарок, - одна только мысль о нем внушала ему непередаваемое отвращение. Тем не менее он с изумлением увидел, как его рука сама собой протянулась вперед и приняла из клешни Странника холодный сгусток, который был темнее беззвездной ночи.
        В каком-то сокровенном уголке его сознания родилось понимание того, что он окончательно перестал быть человеком и цельным существом, а значит, любовь к Сегейле и ненависть к Морту испытывала только лучшая его часть, но была ли эта часть доминирующей? И была ли она действительно лучшей?..
        От этих неприятных размышлений его отвлек хриплый голос Странника.
        -Я знал, что ты не посмеешь отказаться от ТАКОЙ помощи. Когда-нибудь эта тень спасет тебя от гибели... Не может же мертвец принадлежать всем сразу?..
        И он разразился хохотом с подвыванием, похожим на тоскливую песню кладбищенской собаки.
        Тень леденила руку, и Люгер поспешно бросил ее в карман своего жилета, но продолжал ощущать холод телом.
        Пугало в ветхих тряпках вдруг потеряло к нему всякий интерес и заковыляло обратно в лес. Слепой исчезал так же тихо, как появился. Стервятник увидел, что тот не касается снега и не оставляет следов.
        Через минуту их нелепый разговор отошел в область преданий или галлюцинаций. Но тягостное чувство осталось, как оно оставалось всегда и у каждого после встречи со Слепым Странником. Не самая большая радость - знать худшее о той всепоглощающей иллюзии, которую люди считают будущим...
        Лес по обе стороны затерянной дороги был все так же тих и неподвижен. Люгер то и дело поглядывал на снежный покров, но так ни разу и не заметил волчьих следов. Когда он подъезжал к окраине Элизенвара, у него появилось предчувствие, что сегодня он не увидит Сегейлу.
        
        Глава седьмая
        БОЙНЯ
        
        Городские улицы были покрыты грязным слежавшимся снегом. Редкие экипажи выглядели маленькими неприступными крепостями на колесах. Люди, закутанные в плащи и меха, были неповоротливы и казались придавленными к земле свинцовой тяжестью неба. Пронизывающий ветер носился по каменным ущельям улиц.
        Подъезжая к роскошному, но несколько запущенному особняку Тротуса, Люгер почуял неладное. Дом представал вымершим, и вблизи это впечатление не ослабевало. Большинство окон первого этажа было закрыто решетчатыми ставнями; в окнах второго не было ни единого огня. Небольшой парк за низким каменным забором был скован холодом и льдом.
        Осторожность взяла верх над охватившим Люгера беспокойством. Он остановился на тротуаре и стал изучать улицу и соседние дома. Это была тихая часть города, населенная теми, кто сочетал достаток с размеренностью. Единственным и неодолимым видом бедствия здесь являлась скука. Тем не менее, в других особняках, находившихся поблизости, все же можно было заметить признаки жизни. Дом же Тротуса выглядел так, как будто в нем продолжалась ночь, затянувшаяся на неделю. Предположение, что все семейство вместе со слугами переехало в загородный дом и Сегейла отправилась туда же, представлялось крайне неправдоподобным, но Слот цеплялся за эту мысль до конца.
        Раздираемый противоречивыми инстинктами, Люгер медленно подъехал к воротам. Калитка из переплетенных металлических прутьев была приоткрыта, и он беспрепятственно преодолел границу чужих владений. На короткой аллее, ведущей к главному входу, осталось множество следов, но последний снег выпал несколько дней тому назад, и это были достаточно старые следы.
        Мощная дубовая дверь с медными шипами, казалось, могла выдержать удар осадного тарана, но распахнулась от легкого толчка рукой. Люгер слез с коня и вошел в дом своего старого приятеля Тротуса. В лучшие времена Стервятник бывал здесь не однажды.
        Вург Тротус начинал ростовщиком и не раз вкладывал деньги в сомнительные операции Люгера в пору его бурной молодости. Но если Стервятник спускал на ветер все, что зарабатывал контрабандой и игрой, то Тротус неизменно богател, становился все более толстым и степенным, обрастал жирком, новыми друзьями и полезными знакомствами при дворе, однако, к чести своей, никогда не забывал о том, кому был обязан сытостью и благополучием.
        Когда около шести лет назад Люгер появился в Элизенваре после многих месяцев отсутствия с бриллиантами, деньгами и женщиной неизвестного происхождения, Тротус не задал ему ни одного вопроса. Тем более что от посредничества при продаже камешков кое-что перепало и самому Вургу.
        При этом от его внимания не ускользнул тот факт, что отсутствие Стервятника совпало по времени с исчезновением королевы Ясельды и невиданным террором Серой Стаи, а перед тем имели место гибель генерала Ордена Святого Шуремии и загадочная кража из Тегинского аббатства тщательно охраняемого артефакта, что привело к ослаблению влияния Ордена во всех западных королевствах.
        Слухи о войнах на юге и чудовищном оружии, с помощью которого возле островов Шенда был потоплен целый флот, также не улучшали пищеварения Вурга Тротуса. Он не выносил даже отдаленных угроз своему благосостоянию, а мысль о том, что Люгер может быть причастен к каким-то гибельным переменам, вызывала у него тошноту. Он пытался выведать кое-что у Сегейлы, в которую был немножко влюблен, но та умело избегала расставляемых им словесных ловушек.
        Сейчас Тротус мог купить многих и неоднократно проделывал это, но он был не настолько глуп, чтобы интересоваться делами, в которые была замешана Серая Стая. Долгих пять лет он ждал развития событий - смены власти, появления новой земмурской принцессы, начала войны с Морморой, но странное затишье царило в западных королевствах...
        Впрочем, это затишье было лишь видимостью. Агенты Стаи, королевские ищейки и братья-шуремиты наводнили Элизенвар и другие столицы; их интересы нередко оказывались противоположными, и тогда результат был один - трупы. Убийства, отравления, исчезновения стали привычными, а околодворцовые интриги - как никогда опасными.
        Вург Тротус старался быть полезным всем, полностью не принадлежа никому. Его дом оставался вне подозрений. В нем видели человека, у которого на уме были лишь вкусная еда, мягкая постель, послушная жена и приличный экипаж. Кроме того, он излучал уверенность в том, что все это останется непоколебимым, когда наступит старость.
        Те, кто так думал о Тротусе, ошибались только в одном: под маской благодушия и угодничества дремал зверь. Но этот зверь показывал зубы в единственном случае - если понятному и уже достигнутому идеалу Тротуса угрожало крушение...
        В доме Тротуса стоял тяжелый смрад.
        Следы засохшей крови на полу выглядели достаточно красноречиво и отмечали путь, которым пытались спастись раненые. Потом Люгер увидел и первых мертвецов. Судя по одежде, это были слуги, которые умерли совсем недавно. Стервятник дотронулся до одного из них - тело только начинало коченеть. Люди были убиты мечом или топором, и это случилось незадолго до появления Слота.
        Люгера охватила невыразимая тревога. Никогда еще он боялся так за свою жизнь, а тем более - за жизнь другого человека, как сейчас - за жизнь Сегейлы. При мысли о том, ЧТО может оказаться в других комнатах, ему хотелось кричать от болезненного напряжения. Это невероятное напряжение лишило его обычной подозрительности; может быть, поэтому он не заметил засаду...
        Обойдя первый этаж и обращая внимание лишь на трупы, он насчитал шестерых убитых, среди которых были двое вооруженных охранников и незамужняя дочь Тротуса. По всей видимости, охранники пытались оказать сопротивление, но эти попытки были быстро и жестоко пресечены.
        На втором этаже Люгер обнаружил жену Тротуса, лежавшую на окровавленных простынях в супружеской постели, и тело служанки, скорчившейся у входа. Ни у кого из них не было ни малейших шансов на спасение. Неизвестные убийцы предприняли хорошо организованное нападение и хладнокровно уничтожили всех, имевших какое-либо отношение к семейству Тротуса.
        Вот только самого хозяина дома Люгер так и не нашел. Это было необъяснимо и совсем не похоже на методы Серой Стаи и тайной королевской службы. Представителям этих малопочтенных, но внушающих ужас организаций незачем было совершать столь зверские и бессмысленные убийства. Страх обывателя был их лучшим помощником и надежным оружием, а мертвые, как известно, не испытывают страха...
        Среди убитых не было и Сегейлы. Когда Люгер установил это, он немного расслабился, хотя ее могли увезти, чтобы подвергнуть пытке. Он попытался сосредоточиться и найти какой-нибудь ключ к разгадке случившегося. Ему помешали сделать это два человека, возникших из-за портьер. Еще четверо медленно поднимались по лестнице, отрезая путь вниз.
        Окно на улицу в конце коридора было достаточно большим, но помышлять о прыжке было по меньшей мере глупо - на Стервятника были нацелены три арбалета; кроме того, теперь он не сомневался в том, что дом окружен. Одежда и оружие нападавших ничего не говорили Люгеру, но если это были те, кто устроил кровавую бойню, то он надеялся, что окажется для них не такой уж легкой добычей.
        Однако пока никто не угрожал его жизни. На лице арбалетчиков он прочел скуку, скуку людей, давно привыкших к мертвецам и грязной работе. С непонятным ему самому облегчением он вдруг понял, кто эти люди.
        Его последние сомнения развеялись, когда на кровавых подмостках появился еще один персонаж. В отличие от своих подручных он не скрывал своего положения - на нем был надет плащ с королевским гербом, а под плащом - мундир помощника королевского прокурора.
        Люгеру это совсем не понравилось - широкая известность была ему противопоказана. Ощущение, что он попал в крайне неприятную историю, достигло своего апогея. Он пытался прибегнуть к помощи земмурских рыцарей, но, конечно, не сумел воспроизвести свое запретное имя... Меч же в качестве обыкновенного оружия не давал ему никаких преимуществ. Поэтому он не стал сопротивляться и отдал меч и кинжалы.
        Слот даже не подозревал, какой подарок сделал помощнику королевского прокурора. Тот с восторженным трепетом принял меч из рук переодетого офицера тайной службы, хорошо знавшего слабости своего начальника. Люгер, для которого низость власть имущих не была откровением, даже позволил себя обыскать.
        Время играть в вопросы и ответы наступило позже.
        
        Глава восьмая
        МАЛЬВИУС
        
        Одиночная камера в подвале Дворца Правосудия оказалась сырой и холодной. Впрочем, на лучшее Люгер и не рассчитывал. Он не был новичком в делах подобного рода и когда-то получил достаточное представление о тюрьмах в Эворе, Белфуре и Гарбии. Особенно в Гарбии, где он просидел в тюрьме около года за контрабанду. Влиятельные партнеры, заинтересованные в результатах его деятельности, вытащили его оттуда гораздо раньше срока, определенного властями в Эльмарзоре.
        Но сейчас дело обстояло иначе. Им занимался королевский прокурор, и это говорило о многом. У Люгера больше не было влиятельных друзей. По тому, как с ним обращались, Стервятник понял, что является государственным преступником. Когда головорезы из тайной службы доставили его во Дворец, он все же улучил момент и украдкой проглотил подарок Слепого Странника. Собственная доверчивость показалась ему чудовищной.
        Черный сгусток был плотным и податливым одновременно, словно глоток безвкусной жидкости, обдавшей холодом его внутренности и растворившейся в них, но ощущение растекающегося по жилам льда осталось надолго.
        При более тщательном обыске в камере у него отобрали все, кроме рубашки, штанов и сапог, поэтому Люгер провел бессонную ночь, безуспешно пытаясь согреться среди каменных стен, сочившихся влагой. К утру он готов был подтвердить любое обвинение, лишь бы оказаться в местечке потеплее.
        В полдень его повели на допрос.
        Помощник королевского прокурора Мальвиус был молод и честолюбив. Его служба оказалась неплохим средством сделать карьеру при дворе, но он еще не достиг сияющих вершин, хотя и стремился к ним. Все преступления он рассматривал только с этой точки зрения, и поэтому о Люгере можно было сказать, что ему крупно не повезло. Вдобавок помощник прокурора в глубине души ненавидел всех мужчин выше себя ростом, а значит - подавляющую часть мужского населения Валидии. Он был тщедушен и не пользовался успехом у женщин, что только усиливало его служебное рвение и весьма отягощало участь тех, кого угораздило попасть к нему в руки.
        Мальвиус великолепно провел вчерашний вечер, уединившись в оружейной комнате своего обширного дома. Созерцание меча схваченного преступника доставило ему немало чудесных минут. Помощник прокурора долго терялся в догадках относительно места и времени изготовления клинка. В конце концов, перебрав все известные ему признаки, он пришел к выводу, что меч мог быть изготовлен на крайнем юге или в Земмуре. В любом случае ему было несколько веков, но клинок прекрасно сохранился.
        Мальвиус почувствовал, что прикоснулся к настоящей тайне. Меч излучал мистическую силу, отравляя воздух какой-то неясной тревогой. Раньше Мальвиус никогда не поверил бы в то, что кусок металла сам по себе может внушать страх. Но в продолжение всей ночи он не мог избавиться от завораживающего влияния меча.
        Сейчас помощник королевского прокурора рассматривал Люгера своими маленькими светло-голубыми глазками и наслаждался приятным чувством превосходства. Тем более что человек, пойманный на месте преступления, принадлежал к одному из древних родов, особо ненавидимых Мальвиусом. На тонких губах служителя правосудия блуждала легкая улыбка. Для этого был еще один повод. Перед внутренним взором Мальвиуса все еще проплывали изысканные и хищные линии меча.
        Оружие было слабостью помощника прокурора. Он владел им из рук вон плохо, но и не испытывал в этом особой нужды, а вот собирание постепенно превратилось в почти маниакальную страсть. В общем, участь Люгера была предрешена с той самой минуты, когда Мальвиус углядел эфес весьма древней и необычной работы.
        ...Помощник прокурора смотрел на Стервятника, но мысли его блуждали далеко. Странная и потрясающая находка... Никогда он не видел такого оружия. Разве что... Мальвиус вспомнил, что однажды видел меч, отдаленно похожий на этот, у одного из высших офицеров Серой Стаи. Но схваченный человек, безусловно, не принадлежал к Стае, потому что был валидийцем в самом полном смысле этого слова. А вот меч наверняка был древним земмурским оружием...
        Мальвиус сделал над собой усилие и вернулся к наскучившей реальности. Допрос был еще одним маленьким удовольствием, в котором он не мог себе отказать.
        -Вы, конечно, догадываетесь, за что вас арестовали?
        Стервятник смерил его безмятежным взглядом. Он понимал тщетность этого разговора. Люгеру внушали отвращение внешность помощника королевского прокурора и его дребезжащий голос. Кроме того, Мальвиус отвлек его от размышлений о побеге.
        -Не имею ни малейшего представления, но, полагаю, это недоразумение скоро разъяснится.
        -Вряд ли, мой безвинный друг, - сказал Мальвиус, откидываясь на высокую спинку кресла. - Вас обвиняют в убийстве и заговоре против короля.
        Люгер слегка изменился в лице.
        -Кого же я убил? - спросил он, хотя уже знал ответ.
        -Вы видели вчера этих несчастных, - со скучающим видом сказал Мальвиус, сделав вялый жест рукой и подразумевая близких и слуг Вурга Тротуса.
        -Господин помощник прокурора считает меня идиотом? - осведомился Люгер, осознавая, что это не имеет ни малейшего значения. - Если бы я их убил, зачем мне было возвращаться в дом Тротуса?
        -Это мне неведомо, - равнодушно отвечал Мальвиус. - Как и то, где сейчас находится сам Тротус. Но у меня есть письмо, написанное им собственноручно, в котором он ясно дает понять, кто является убийцей его семьи.
        -Покажите письмо, - хрипло сказал Люгер.
        Помощник прокурора порылся в бумагах и извлек на свет измятый документ, написанный кровью. Он развернул его и несколько секунд держал перед лицом Стервятника. На листе грубой бумаги поместилось всего несколько строк, а внизу Люгер увидел свое имя, выведенное чьим-то дрожащим ногтем. Подпись удостоверяла, что ноготь принадлежал Вургу Тротусу.
        Прежде чем Слот успел вникнуть в смысл написанного, письмо исчезло под грудой бумаг на столе Мальвиуса. У Люгера не осталось иллюзий. Тротуса могли заставить написать что угодно. Стервятник и сам написал бы подобное послание, если бы лезвие ножа упиралось в его горло. Но доказывать это Мальвиусу было, очевидно, бесполезно.
        «Смертная казнь», - подумал Люгер, и на какое-то время его охватила паника. Помощник прокурора следил за арестованным из-под полуопущенных век.
        -Подлинность подписи подтверждают торговые партнеры Тротуса, - заметил Мальвиус, как бы отсекая возможные возражения. Потом, видимо, для того, чтобы окончательно добить узника, начал медленно говорить, словно втолковывая что-то слуге-недоумку: - Около шести лет назад бесследно исчез советник Гагиус. Вы имели к этому самое непосредственное отношение. Вчера мои люди обыскали не только вас, но и вашу седельную сумку. В ней они нашли вот это.
        Он извлек из ящика стола узкую коробочку, открыл ее и брезгливо подтолкнул к Люгеру. Удар был сильным и хорошо рассчитанным. Стервятник побледнел, как мертвец.
        На дне коробочки лежал хорошо знакомый ему предмет - сморщившийся и потемневший палец Люрта Гагиуса. На него по-прежнему был надет перстень с камнем, который невозможно было подделать. Кристалл из Вормарга слабо сиял неземным голубоватым светом...
        -Это еще не государственная измена, - сказал Люгер, глядя на пламя свечи и чувствуя, как пол уходит из-под его ног.
        Слова Слепого Странника о лишнем пальце снова зазвенели у него в ушах. Без сомнения, кто-то выкрал эту часть тела несчастного Гагиуса из поместья Люгера, а помощник прокурора играл в какую-то малопонятную игру, по-видимому, не собираясь пока выдавать преступника Серой Стае, хотя не мог не знать о событиях, разыгравшихся в таверне «Кровь Вепря».
        -А что же это такое? - Мальвиус изобразил удивление и начал перечислять: - Убийство королевского советника, пособничество Стае, угроза интересам короля... Кстати, вдова Гагиуса уже подтвердила, что перстень принадлежал ее мужу. Да и слуги кое-что вспомнили во время допросов...
        -Кто-нибудь видел труп советника?
        -Труп, может быть, давно гниет на дне моря Уртаб, но это не имеет значения. Советник должен был отправиться в Ульфинское герцогство с тайной миссией. Королевский прокурор склонен рассматривать убийство именно в этой связи...
        -Как я понимаю, у вас нет ни одного доказательства. Только письмо Тротуса, которое наверняка было написано по принуждению. Ни один суд не сочтет мою вину доказанной.
        Улыбка ледяной вежливости сделала Мальвиуса похожим на стеклянного идола.
        -Я забыл сказать вам одну вещь. Никакого суда не будет. После нападения на Тегинское аббатство в соответствии с высочайшим приказом королевский прокурор сам определяет степень виновности и выносит приговор государственным преступникам.
        Люгер вынужден был признать, что его сведения о карательной системе безнадежно устарели. Он жалел лишь об одном - что Сегейла останется неотомщенной.
        Мальвиус стал методично убирать бумаги в стол. Люгер подумал, не придушить ли его прямо сейчас, но потом вспомнил, что охранники находятся рядом, за дверью, и решил уповать на милость Спасителя.
        -Каков будет приговор? - спросил он, с трудом ворочая одеревеневшим языком.
        -Пожизненная каторга, - ответил помощник королевского прокурора после нестерпимо долгой паузы.
        Хотя решение Мальвиуса могло быть неокончательным, Люгер испытал колоссальное облегчение. Каторга означала надежду, какой бы призрачной та ни казалась. Но Стервятник еще не ведал о том, что его ожидает.
        
        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
        ОСЕНЬ 3002
        
        Глава девятая
        КАТОРЖНИКИ
        
        Принудительная процедура, неизменно повторявшаяся в начале каждой недели, давно стала привычной для всех обитателей барака. Двое стражников находились поблизости, а третий черпаком вливал в глотки заключенных вино Родеруса, известное среди узников как «отрава бессмертия». В том случае, если кто-либо сопротивлялся, ему разжимали зубы кинжалом и насильно вливали вино в рот. На памяти Стервятника таких случаев было всего два. Сам он поумнел после первого же раза.
        Дурная слава, которой пользовалось вино Родеруса, объяснялась тем, что эта жидкость, случайно полученная когда-то одним сумасшедшим виноделом и остававшаяся единственной в своем роде, на некоторое время подавляла способность к Превращениям.
        Королевский министр, по имени которого был назван этот сомнительный эликсир, впервые применил его в тюрьмах около двухсот лет назад, после чего количество побегов резко снизилось. С тех пор у стражников поубавилось работы, а вино Родеруса стало использоваться повсеместно.
        Свою первую порцию «отравы бессмертия» Люгер получил еще во Дворце Правосудия, перед тем как был брошен в тюремную карету, увозившую в своем чреве еще восьмерых осужденных. Карета прогрохотала по городским мостовым и выехала из Элизенвара в западном направлении.
        Люгер провел в камере Дворца всего двое суток, но этого хватило, чтобы он навек проникся ненавистью к Мальвиусу, какими бы ни были мотивы помощника прокурора. Весь долгий путь до самого Леса Ведьм - в тесноте экипажа, пропитавшегося запахом пота и испражнений, - оказался сплошным кошмаром.
        Карета останавливалась всего дважды за день, и осужденных выводили по одному на несколько минут. Солдаты, охранявшие их, были настоящими сторожевыми псами. Они мало говорили, но не задумываясь пускали в ход плети и цепи... За десять суток пути Люгеру не представилось ни малейшей возможности для побега. Впрочем, такая возможность не появилась и в течение следующих полутора лет.
        Каменоломня находилась на окраине Леса Ведьм, посреди обширных торфяных болот. Воздух здесь был наполнен гнилостными миазмами, источаемыми трясиной. Девственный лес окружал три деревянных барака и странную природную аномалию - почти лысую каменную гору, наполовину срубленную многими поколениями каторжников. Болота служили прекрасным естественным препятствием, но еще страшнее для человека был лес, безраздельно принадлежавший легендарному народу Ведьм.
        Иногда Ведьмы приходили, чтобы собрать дань с каменоломни. Это устраивало власти в Элизенваре - таким образом они избавлялись от наиболее опасных преступников, формально сохранив им жизнь. Потери среди солдат и охранников не принимались во внимание и считались минимальным неизбежным злом. Поэтому каторга в Лесу Ведьм являлась просто-напросто отсрочкой смертного приговора.
        Никто не знал, что происходило с теми, кого Ведьмы уводили за собой, - люди никогда не возвращались из леса. Кое-кому выпала редкая удача видеть лесных жителей издали, но после этого в мозгах «счастливчиков» воцарялся необъяснимый туман...
        Мрачные рассказы, распространенные среди узников болот, отражали их безысходную судьбу и готовили к худшему.
        Каждый из них понимал, что стоит одной ногой в могиле. Изнурительный ежедневный труд притуплял чувства, и только тоска смертников оставалась неизменной...
        Руки и ноги каторжников были скованы цепями; кроме того, еще одна длинная цепь соединяла в связку от восьми до двенадцати человек. В первый же день Люгера и других новичков превратили в единый организм, некое подобие гигантской звенящей змеи. Физическая зависимость от остальных членов связки затрудняла даже элементарные действия и делала несвободу абсолютной. Если падал один человек, связка вынуждена была останавливаться либо тащить тело за собой.
        Эти люди вместе ели, вместе спали, вместе принимали вино Родеруса, вместе справляли нужду. Каждый должен был смириться с тем, что в его жизнь прочно и навсегда вошли соглядатаи. Поначалу это было для Люгера невыносимо. Потом он понял, насколько ему повезло: он оказался в начале связки, и у него был только один сосед.
        Волею случая этот человек, ставший Стервятнику ближе единоутробного брата и ненавистнее оборотня, открыл ему глаза на некоторые вещи.
        Стервятник сидел, прислонившись к стене барака, и даже не пытался заснуть. Двенадцатая ночь десятого месяца не предназначалась для сна; ночь была особенной - он ощущал это своим опустошенным нутром.
        Полная луна - светило любви и смерти - висела высоко в небе. Лунный свет пробивался сквозь щели в потолке, и при желании Люгер мог видеть, как занимаются рукоблудием трое из связки, разместившейся у стены напротив. Но он смотрел вверх - туда, откуда сочились ночная осенняя прохлада, запах умирающей природы и сотканное из слез волшебное сияние.
        Его поза доставляла немалое неудобство соседу по связке - смуглолицему выходцу из Морморы Меллену Хатару. Длина сковывавшей их цепи не позволяла, тому лечь на пол, а сидеть после изнурительного дня было чрезвычайно утомительно. Но Хатару оставалось смириться с этим.
        Его нелепо вывернутая голова покоилась на нижнем бревне стены, что несколько принижало величественный облик Хатара, даже в каменоломне умудрявшегося держать себя с графским достоинством. Нечто неуловимое выдавало в нем человека, когда-то занимавшего высокое положение... В лунном свете опущенные веки Меллена казались мраморными, а сам он - лежащей статуей, на которую кто-то, глумясь, напялил лохмотья каторжника.
        ...В эту ночь Люгеру казалось, что двадцати месяцев каторги вполне достаточно для того, чтобы поутихла его ненависть к Морту, ослабло желание отомстить Мальвиусу и даже невозможность обладать женщиной отошла на второй план. Закрывая глаза, он видел себя крылатым существом, скользящим над темным лесом, и почти ощущал кожей лица давление набегающего воздуха.
        Свобода...
        Крылья...
        Ветер...
        Бесконечное парение в ночи...
        До утра, равносильного смерти, оставалось сто тысяч лет.
        Да, это была одна из тех ночей, когда повсюду звучит щемящая нота вечности, замирающее эхо которой слышит последний нищий или прокаженный, но никто - ни влюбленный, ни поэт - не в силах ее удержать... Сердце Стервятника разрывалось от тоски. Одновременно он предчувствовал, что до утра еще должно произойти нечто - например, побег, шабаш ведьм, чудесное возвращение Небесного Дракона, конец света...
        Звезды и планеты двигались по небосводу извечными молчаливыми путями; пересекались и переплетались невидимые нити их влияний, что приводило к мистическим совпадениям, новым рождениям и новым смертям. Эта таинственная и бесконечно сложная работа зачаровывала Люгера; на некоторое время он забыл, что сам заблудился в бесконечном и безвременном механизме...
        Меллен Хатар вдруг открыл глаза, и Слот понял, что тот уже давно притворялся спящим. Странная связь возникла между ними. До сих пор они говорили друг с другом крайне редко и никогда - о прошлом и своих преступлениях. У Стервятника был повод для того, чтобы держать язык за зубами, и такой повод имелся здесь почти у каждого...
        Человек, связанный с Люгером пуповиной стальной цепи, зашевелился и сел так, что их головы почти соприкоснулись. Третий в связке выругался сквозь сон и затих. Люди у противоположной стены, излив на землю семя, провалились в сны.
        -У нас осталось мало времени, - тихо заговорил Меллен. - Говорят, что Ведьмы обычно приходят в середине осени...
        Люгер, которому Хатар, как человек, вынужденно посвященный в самые интимные подробности его каторжной жизни, был раньше крайне неприятен, вдруг почувствовал к своему соседу что-то вроде симпатии. Он понимал причину этого. Хатар, как и Сегейла, был выходцем из Морморы. Но Люгер не подозревал, что Меллен знал его задолго до того, как они встретились на каторге.
        -Если отсюда нельзя сбежать, то пусть приходят Ведьмы... - проговорил Стервятник.
        Это была жутковатая правда. Произнесенная вслух, она означала многое. Причина разговора также была ясна - в любом случае обоих каторжников ждала смерть. Этой ночью интуиция Люгера дьявольски обострилась.
        -Ты уже не успеешь отомстить, человек из свиты Атессы, - сказал он Меллену Хатару, глядя, как расширяются его зрачки. - Кто предал тебя?
        Захваченный водоворотом призрачных возможностей и отражениями в глазах Стервятника, Меллен не стал противиться искушению.
        -Проклятие! Бывший министр казненного короля.
        Люгер вздрогнул. Улыбка на его лице стала похожа на оскал. Потом она сменилась гримасой боли.
        -Он называет себя Гедалл?
        -Откуда ты знаешь?! - Меллен почти кричал. Кто-то грязно выругался в темной части барака. Люгеру пришлось подождать, когда все успокоятся.
        -Ты служил этому человеку? - спросил он у соседа.
        -Гедалл - только одно из его имен. Он возглавлял тайное движение за восстановление законной власти в Морморе. Все, кому удалось бежать из страны, так или иначе примкнули к нему. Он умел убеждать, потому что с ним оставались Ястребы Атессы...
        В этом Люгер убедился на собственной шкуре.
        -Кажется, их было всего двое? - спросил он с невинным видом.
        Он почувствовал, как напрягся Хатар, и понял, что тот замышляет недоброе. Единственным оружием каторжников была цепь, сковывавшая руки. При соответствующей силе и сноровке ею можно было задушить человека. Однако ярость Хатара оказалась секундной. Потом он все же сообразил, что смерть Люгера уже ничего не изменит. Стервятник решил поощрить его:
        -Их убили в южной пустыне, когда они охотились за мной.
        Меллен не сразу поверил ему.
        -Кто может убить Ястребов?
        -Это сделали южные варвары.
        -Ты вернулся из тех мест, где живут варвары?!
        -Как видишь... А ведь я должен был догадаться сразу. Так это ты был с Гедаллом в доме Тротуса?
        Тело Меллена обмякло.
        -Меня схватили на следующий день. Но Гедалл хитер, как сотня дьяволов. Не сомневаюсь, что ему удалось уйти...
        -Значит, он все-таки добился своего и нашел принцессу? - Люгеру было нелегко говорить об этом и казаться равнодушным.
        -Да, - глухо подтвердил Хатар. - Он захватил у Тротуса ее сына.
        Стервятник с трудом подавил дрожь.
        -Там был ее сын?!
        -Ну да. Сопливый щенок с темной полосой на голове... Гедалл был доволен. Он говорил, что на крайний случай обзавелся еще одним наследником.
        -Его зовут Морт, - сказал Люгер в пустоту, пытаясь совладать с нарастающей злобой.
        -Это не морморанское имя, - осторожно заметил Хатар. Стервятник мстительно засмеялся, наслаждаясь замешательством своего бывшего врага.
        -Конечно. Этот ребенок - земмурский оборотень, рожденный в Валидии. Поэтому радость Гедалла преждевременна. Радуйся, мерзавец, скоро ты будешь отомщен!..
        Люгер сказал это, хотя понимал, что скорее всего Морт вначале убьет Сегейлу. Мысль об этом заставила его содрогнуться. Тем не менее, ему хотелось унизить Хатара, оказавшегося участником его травли.
        -Кстати, в чем заключалось предательство Гедалла? - спросил он после паузы.
        -Я рассчитывал на то, что в крайнем случае меня обменяют на советника, захваченного в Элизенваре. Гедалл мог торговаться с королевским прокурором. Мог, но не сделал этого. Гедалл возил советника с собой повсюду на протяжении нескольких лет и считал одним из двух своих главных козырей...
        -А кто был вторым?
        -Ты, - выдавил из себя Хатар с нескрываемой ненавистью. Было видно, что он уже пожалел о своей откровенности, но он был слабым человеком и не сумел вовремя остановиться. - Гедалл дважды терял принцессу из виду и дважды находил ее. Считалось, что его цель - вернуть в Скел-Моргос наследницу трона, но вряд ли он так бескорыстен. Пять лет мы ждали удобного случая. Но что такое пять лет для тех, у кого отняли все - богатство, власть, семью, дом, положение в обществе?.. Теперь Гедалл уже в Морморе. И как никогда близок к осуществлению своего намерения...
        В глазах Меллена появился знакомый Стервятнику фанатичный блеск. Теперь уже Люгеру приходилось сдерживать себя, чтобы не наброситься на Хатара. Но он постарался забыть о чувствах и беспристрастно оценить свое положение.
        Он отдал должное совершенству партии, разыгранной бывшим министром. Часть мозаики сложилась в безукоризненно четкую картину. Стараниями королевских ищеек Люгер был изолирован надежно и надолго. Возможно, навсегда. Сегейла была захвачена Гедаллом без особых помех, если не считать семьи Тротуса, и теперь скорее всего уже втянута в серьезную игру, ставкой в которой был морморанский трон. Стервятник сам невольно помог Гедаллу, уничтожив Сферга. Только в одном Гедалл просчитался - захватил, кроме принцессы, и ее сына, потому что не знал, кем является Морт на самом деле.
        Это чудовище вдруг заключило в себе все надежды Стервятника.
        Люгер внезапно понял, чем была вызвана необъяснимая откровенность Хатара. Этот обманутый вельможа еще вынашивал какие-то фантастические планы мщения и на всякий случай стремился удвоить шансы. В лучших традициях своего вероломного господина он был бы не прочь уничтожить Гедалла руками Стервятника.
        Однако Меллен не имел сведений о том, был ли подкуплен помощник королевского прокурора Мальвиус, закрывший глаза на очевидную непричастность Люгера к зверскому убийству семьи Тротуса. Про себя же Люгер решил, что Мальвиуса наверняка купили, поскольку запуганным тот не выглядел.
        Меллен Хатар, когда-то занимавший высокий пост в южной провинции Морморы, уже сожалел о сказанном, хотя сожаления смертника так же бессмысленны, как упования. Его отношения с Люгером уже никогда не будут прежними. Эти два человека ненавидели друг друга, и им оставалось недолго мириться со своей ненавистью.
        ...Ночь подходила к концу. У Стервятника появилось предчувствие, что разговор с соседом оказался весьма своевременным. Теперь ему было известно, где искать Сегейлу и Морта...
        Приближалось время прихода Ведьм. Нечеловеческое чутье подсказывало Слоту, что с ними приближается и час освобождения. Но разумная и кроткая часть его существа ждала этого часа с содроганием.
        
        Глава десятая
        ВЕДЬМЫ ПРИХОДЯТ
        
        Меллен Хатар не ошибся. Ведьмы появились вечером перед наступившей вскоре ночью новолуния.
        Для каторжников прошел еще один день, как две капли воды похожий на предыдущие. Правда, день этот был на удивление ясным. Лучи заходящего солнца окрасили верхушки деревьев в розовый цвет. К баракам и болотам уже подкрадывалась ночная тьма.
        Стих привычный стук кирок, связки одна за другой потянулись к выходу из каменоломни. Связка, которую возглавлял Люгер, двигалась третьей. Узкая тропа вилась среди низких скал и обломков породы, спускаясь к заболоченной местности, окруженной сплошной стеной леса.
        Этим вечером лес безмолвствовал, словно птицы и ветер слишком рано удалились на покой. Стервятник скользил равнодушным взглядом по опротивевшему пейзажу. Декорация оставалась тоскливо-неизменной. Редкие фигуры надсмотрщиков были неотделимы от нее.
        У себя за спиной Люгер слышал хриплое дыхание Хатара. За последние несколько дней Меллен сильно сдал, как будто его подтачивала какая-то неведомая болезнь, очень похожая на ту, которой переболел Люгер. Она называлась ожиданием смерти.
        Невозможно было не заметить странные двойные фигуры, окруженные мглистым сиянием, появившиеся на почти гладкой поверхности трясины... Они приближались со стороны, противоположной единственному преодолимому участку болот, по которому проходила дорога к каменоломне. Вначале Люгер счел их плодом воспаленного воображения, но уже через секунду почувствовал неопровержимую уверенность в том, что это действительно приближаются Ведьмы.
        Не он один видел обитателей леса. Когда он стал воспринимать что-либо еще, кроме их медленного перемещения по болоту, то понял, что сами каторжники продолжают двигаться в полном молчании, подчиняясь неслышному ритму. Странное оцепенение охватило все его тело, кроме ног, которые, впрочем, он сейчас не назвал бы своими. Зловещая тишина, прерываемая только скрипом цепей, повисла над трясиной...
        Люгер мог слышать, видеть и думать, но у него создалось впечатление, что он не может самостоятельно действовать и не может что-либо изменить. Спустившись на полуостров, окруженный болотами, и добравшись до бараков, первая связка прошла мимо них и направилась прямо туда, где дышала, подрагивала, благоухала смрадом и поджидала вязкая жижа. Ей требовалось всего несколько минут, чтобы сожрать человека.
        Другие связки безропотно потянулись вслед за первой.
        Стервятник не был напуган. Легенды о Ведьмах подготовили его к такому повороту событий. Скорее, он испытывал безмерное удивление. Он не понимал природу сильной магии, парализовавшей волю сотни каторжников, среди которых были исключительно способные люди. Тем не менее сам Люгер довольно быстро освободился от влияния Ведьм, даже не зная, чему обязан столь легким освобождением. Дикая и нечеловеческая часть его существа избавила его мышцы от скованности, и он вдруг ощутил себя зверем - одиноким и непокорным.
        Он попытался сопротивляться самоубийственному движению связки, однако очень быстро убедился в том, что это бесполезно - даже если бы он лег на землю, его попросту поволокли бы за собой. Люгер оглянулся и увидел пустые глаза Хатара. В них не было ни страха, ни надежды - ничего, кроме стеклянного блеска двух глазных яблок, омытых слезами.
        Тогда Люгер доверился неизъяснимому предчувствию и дал вовлечь себя в очередную авантюру, которая могла оказаться для него последней... Вскоре стало ясно, почему издали фигуры Ведьм казались двойными. Обитателей леса сопровождали лохматые животные, похожие на собак. Десять человек и десять собак. Если, конечно, это были люди и собаки...
        Каждую пару окружало туманное облако, скрадывавшее детали их облика и испускавшее холодное гнилостное сияние, вроде блуждающих теней на болотах. У Слота возникло странное ощущение липкости этого свечения, исходящей от него боли, хотя оно было слишком слабым, чтобы вызвать резь в глазах.
        Ничто не указывало на наличие тропы среди болот. Тем не менее Ведьмы со своими четвероногими спутниками уверенно приближались к границе пожелтевшей травы и жидкой грязи, обещавшей одну из самых неприятных разновидностей смерти. По какому-то необъяснимому стечению обстоятельств все они оказались мужчинами преклонного возраста.
        Стервятник предполагал, что никто из стражников не в состоянии оказать сопротивление лесным существам, и добыча достанется им слишком легко. Однако он ошибся. В магии пришельцев оказался заметный изъян. Только намного позже Люгеру суждено было узнать, что это также являлось одним из их дьявольских способов вести войну. Смерть и новое обладание - тогда эти слова ничего не значили для него.
        Старые, умудренные опытом солдаты королевской охраны безучастно наблюдали за происходящим. Несколько более молодых успели вооружиться арбалетами и начали обстреливать приближающихся Ведьм. Когда одна из стрел угодила в лесного человека, он повалился на бок, как сделал бы на его месте любой другой.
        Остальные, казалось, никак не отреагировали на гибель своего собрата. Только стрелявший почему-то вдруг выронил арбалет и плашмя рухнул на землю. К тому моменту, когда его голова ударилась о камень, он был уже мертв. Его здоровое молодое сердце остановилось так же мгновенно, как маятник, ударившийся о преграду.
        Когда такая же неприятность случилась еще с двумя стрелками, оставшиеся в живых наконец прекратили самоубийственную стрельбу и ретировались в барак для охраны. Чуть позже некоторые из них попытались спастись бегством, но это уже не могло помешать Ведьмам. Зато было кому рассказать об их очередном появлении.
        Тем временем тело лесного обитателя, убитого стрелой, медленно погружалось в трясину. Его собака тоскливо и неправдоподобно громко завыла в тишине, и эхо этого воя разносилось над болотами. Однако ее намерения не изменились - животное приближалось, и вместе с ним двигалось облако холодного болотного света.
        Ведьмы достигли границы болота чуть раньше каторжников и потеряли при этом только одного из своих людей. Они были облачены в мантии, подбитые коричневым мехом, и на первый взгляд безоружны. Ничто не говорило о пренебрежении к роскоши, но в одежде лесных жителей полностью отсутствовали и признаки чисто человеческого тщеславия.
        Все связки одновременно остановились, как будто натолкнулись на невидимую стену. Люгер слышал характерный звон цепей - кто-то из каторжников продолжал самозабвенно вышагивать на месте. Ведьмы оказались совсем рядом, и Слот заметил странную вещь: пятеро из них выглядели, как уроженцы Валидии; двое, с суженными глазами и почти лишенные бровей, казались чистокровными гарбийцами; один смуглый старик был типичным обитателем Круах-Ан-Сиура; а еще один из лесных людей имел белую, чуть голубоватую кожу, и Люгер мог бы поклясться, что его отец и мать были варварами, пришедшими из-за Ледяного Предела, чьи предки когда-то наводили ужас на северные провинции западных королевств.
        Приход Ведьм напоминал явление богоподобных существ. Стервятник не понимал, почему, обладая таким могуществом, лесной народ не владеет ничем, кроме своего дремучего леса. Он понял это намного позже, когда ему самому было уже не до мыслей о власти.
        Ведьмы медленно обходили связки, внимательно рассматривая каторжников, словно скот на рынке. Псы неотступно следовали за ними, оставляя позади себя пятна болотной грязи. Единственный пес, оставшийся без хозяина, лег рядом с мертвым солдатом, и их окутал белесый туман.
        Люгер увидел глаза собак и содрогнулся. Страшнее были только глаза Магистра Глана. Псы смотрели на него и одновременно - сквозь него. Их глаза были древними, тусклыми и абсолютно чуждыми...
        Когда к Слоту приблизился один из лесных старцев, он ощутил, что взгляд хозяев оставляет не менее тягостное впечатление. Как будто некто, бесконечно старый и бесконечно усталый, смотрел на него с таким пренебрежением, что Люгер засомневался, видят ли в нем вообще мыслящее существо.
        Он стал свидетелем нелепых и унизительных сцен. Некоторые каторжники совершали какие-то безумные действия, и это явно происходило под гипнозом Ведьм. Один, казалось, решал какую-то геометрическую задачу, проводя линии на утоптанной земле. Другого заставили раздеться, и Стервятник видел своими глазами, как Ведьмы убедились в исправном функционировании его половых органов. Эту же процедуру повторили почти с каждым из молодых заключенных.
        Поскольку Люгер был, по-видимому, единственным из людей, кто мог осознанно наблюдать за происходящим, то он оказался и единственным, у кого еще осталась некоторая свобода выбора. Он знал, что по окончании осмотра кое-кого из каторжников Ведьмы уведут с собой. По его наблюдениям, обитателей леса интересовали только молодые и физически здоровые мужчины. От него зависело, попадет ли он в число избранных. Люгер испытывал страх, смешанный с надеждой, основанной исключительно на предчувствии. Но предчувствия часто обманывают людей...
        Вскоре очередь дошла и до него. Когда перед Стервятником остановилось существо с мутным гнетущим взглядом, похожее на северного варвара во всем, кроме нечеловеческих глаз, он услышал что-то вроде слабого мысленного приказа, который при других обстоятельствах мог стать подавляющим сопротивление голосом внутреннего хозяина. Тем не менее Люгер послушно разделся, поскольку уже сделал свой выбор.
        Потом он с изумлением почувствовал напряжение в паху и увидел свой восставший фаллос, хотя не испытывал никакого полового влечения. Одновременно он ощущал неприятное «брожение» в мозгу, словно его омывали легкие волны чужих мыслей и эмоций. В его памяти вдруг всплыли обрывки каких-то трактатов, которые он считал начисто забытыми. Кроме всего прочего, он неожиданно решил одну из алхимических загадок, хотя никогда всерьез не интересовался алхимией. Вся цепочка превращения олова в золото предстала перед его мысленным взором так ясно, как будто была запечатлена на листе пергамента, - за исключением символа одного элемента, неизвестного ему, а может быть, и на всей Земле.
        Затем, все еще раздетый, Люгер увидел боевой валидийский меч в своей правой руке. Иллюзия была полной, в том числе и ощущение тяжести оружия, отдававшейся в мышцах. Его заставили продемонстрировать несколько приемов боя с несуществующим противником, и он постарался показать все, на что способен, хотя проделывать это без одежды и в оковах было крайне трудно. Он заставил себя забыть, что находится в компании погруженных в транс истуканов и лесных монстров, вышедших на охоту за людьми.
        Когда Люгер закончил упражняться с воображаемым мечом, старик с белой кожей приблизился к нему настолько, что Стервятник оказался поглощенным его облаком, внутри которого пахло, как в мертвецкой. Люгер услышал тонкий голос, медленно и томно произносивший слова на чистом элизенварском диалекте.
        -Ты не так глуп, как остальные, человек, измененный оборотнями. Я беру тебя с собой, но не думай, что ты можешь обмануть мокши...
        Самое неприятное состояло в том, что голос - и особенно отдельные интонации - несомненно, принадлежали женщине. Люгер почувствовал, что от гнилостного запаха у него начинает кружиться голова. К счастью для него, старик с голосом жеманной вдовы отступил на несколько шагов, и Слот вдохнул воздух болот, показавшийся ему свежим, как морской ветер.
        Несколько мгновений он раздумывал над тем, было ли слово «мокши» именем или чем-то вроде титула в иерархии Ведьм, но потом его внимание привлекли новые, гораздо более странные вещи.
        Он увидел, как старик на мгновение распахнул мантию, и под нею оказался бархатный голубой костюм провинциала Ордена Святого Шуремии. В свое время Люгер видел их столько, что сейчас вряд ли ошибался. Бледная старческая рука извлекла из кармана костюма блестящий металлический сосуд вытянутой формы, увенчанный трубкой из желтого металла с расплющенным концом и несколькими идеально обработанными деталями. На сосуде имелась надпись на неизвестном языке; Люгеру этот предмет разительно напоминал те опасные и смертоносные игрушки, которые выносили из Кзарна южные варвары.
        Старик повернул рычаг на трубке, и послышалось тихое шипение. За этим последовало несколько знакомых Люгеру магических приемов добывания огня, однако результат превзошел все его ожидания. Вместо слабой фиолетовой искры, которой можно было лишь поджечь мох в холодную ночь, он увидел клинообразное и невероятно устойчивое голубое пламя, ударившее из сосуда. Оно казалось настолько ярким, что на него было больно смотреть, но старик ни на секунду не отвел свои затянутые мутной пеленой глаза.
        Тот, кто назвал себя «мокши», направил огненную струю на одно из звеньев цепи, сковывавшей Люгера с другими членами связки. Через несколько секунд металл раскалился добела, звено оплавилось и утратило первоначальную форму. Цепь разорвалась, разбрасывая жидкие капли, и Стервятник освободился от обременительной компании восьми человек, но его руки и ноги остались скованными цепями, не позволявшими развести их слишком широко. Кроме того, вино Родеруса все еще продолжало действовать.
        Голубое пламя, режущее металл, вспыхнуло в нескольких местах, после чего Люгер насчитал, включая себя, девятерых освобожденных избранников Ведьм - ровно по числу оставшихся в живых пришельцев. Однако позже, посовещавшись между собою скорее посредством взглядов, нежели редких слов, Ведьмы освободили еще одного каторжника - полоумного старика-людоеда, убившего и съевшего всю свою семью в Лузгаре. Это был странный выбор, никак не вязавшийся с тем, что был сделан ранее.
        Люгер оглянулся и посмотрел на Меллена Хатара. Тот пребывал в счастливом неведении относительно собственной участи и участи своего соседа по связке. И все же Хатар не ошибся, доверив Стервятнику свою тайну, - вряд ли морморанскому изгнаннику еще предоставился бы случай отомстить. Люгер даже испытывал к нему что-то вроде жалости - закончить жизнь с перспективой. Он старался не думать о том, что ожидало его самого.
        
        Глава одиннадцатая
        ДЕРЕВЬЯ-ГИГАНТЫ
        
        Бледнокожий старик снова приблизился к Слоту, и тот оказался внутри белого облака.
        -Нам предстоит путь через болота, - тихо заговорил мокши доверительным тоном светской дамы, беседующей со своим любовником. - Ты пойдешь прямо за мной, не покидая пределов облака. Иначе - смерть. Ни в коем случае не покидай облака! Береги, себя... - выдохнула немыслимая женщина изнутри мужского тела с необъяснимой заботой.
        Жуткое значение этих слов внезапно дошло до Стервятника. Он вдруг понял, для чего был избран мокши, но было уже поздно что-либо менять. Зверь внутри него приготовился бороться до конца.
        Каждый житель леса обрел себе третьего партнера, а пес убитого все еще лежал на мертвом солдате. В окутывавшем их облаке оказался и старик-людоед. Там происходила какая-то возня, наводившая на непристойные мысли.
        Люгер терялся в догадках относительно дальнейшей судьбы каторжников, оставшихся в каменоломне, и охранявших их солдат. Вполне возможно, когда магия Ведьм перестанет действовать, они придут в себя, однако вряд ли вспомнят о том, что случилось с ними и теми, с кем еще недавно связывал их оплавленный конец цепи.
        Сгущалась тьма. Далекая полоска леса уже была почти неразличима. Ведьмы уходили, погруженные в свои струящиеся коконы, - болотные призраки, оставившие позади себя безмолвные оцепеневшие фигуры, словно пантеон жалких варварских идолов. За Ведьмами механически вышагивали полураздетые оборванные люди, и мягко скользили лохматые псы.
        Только один человек двигался за своим новым хозяином вполне осознанно и по собственной воле, хотя альтернатива у него была довольно безрадостная. Он шел в надвигающемся мраке, стараясь не отставать от старика. С цепью на ногах это оказалось довольно трудным делом.
        Его разбитые сапоги почти не касались трясины. Что-то упруго прогибалось под ними при каждом шаге. Белесые струи плыли перед Люгером сверху вниз, распластавшись параллельно земле. Похоже, белое смердящее облако вращалось вокруг старика, Слота и собаки, словно огромное беличье колесо.
        Вскоре у Стервятника не осталось никаких сомнений в том, что здесь действительно НЕТ никаких троп и тем более дорог. Ведьмы продвигались по самым темным, топким, тоскливым пространствам болот, и только тонкая слоистая субстанция, похожая на туман, отделяла их от смерти.
        Это было одно из самых мрачных путешествий в полной приключений жизни Люгера. Ночной холод и сырость пробирали его насквозь. Но хуже всего была тьма, поглотившая мир, - абсолютная и беспросветная во всех направлениях. Может быть, Ведьмы и пользовались какими-то ориентирами, но Люгер не видел ничего.
        Где-то рядом глухо чавкала грязь под лапами собак. Все запахи заглушал могильный смрад, господствовавший внутри облака. Слот уже давно не различал мантии старика, как, впрочем, и всего остального, однако ощущал его присутствие и панически боялся не отстать...
        Его ноги начинали коченеть. Чтобы не думать об этом и приблизительно определить пройденное расстояние, он стал считать шаги, хотя Ведьмы могли и отклоняться от прямого пути.
        Спустя примерно десять тысяч шагов он почувствовал, что снова ступил на твердую землю. Магические облака, которые он называл про себя «беличьими колесами», должно быть, исчезли, потому что под подошвами его сапог сминалось и шелестело нечто очень похожее на осенние листья.
        Тьма не стала менее густой, и все же Люгер ощущал ВОКРУГ себя присутствие примитивной и бесконечной жизни. Что-то вроде внутреннего света рисовало ему странные и чудесные картины - голубые фонтаны, величественные, как всплывающие луны, били из темной равнины, и каждый фонтан был деревом невероятных размеров, поднимавшим к другой равнине - небу - ручьи своих ветвей. Там сплошь сияли острова крон, соединяясь друг с другом миллионами арок и висячих мостов...
        Люгер оказался в Лесу Ведьм - месте, о котором никто ничего не мог рассказать. Теперь ему не грозила гибель в болоте. Но заблудиться в этом лесу было равносильно смерти. Поэтому он даже не пытался бежать.
        Еще восемь с половиной тысяч шагов по лесу... Ведьмы бесшумно скользили между деревьями, не задевая листьев и не ломая кустарник. Трава тут же поднималась за ними, разбрасывая капли ночной влаги. Чужая, темная жизнь бурлила вокруг. Во тьме зрело что-то, и ожидание этого было пугающим. Люгер почти завидовал своим товарищам по несчастью, пребывавшим в трансе.
        Когда впереди появились зеленые огни, он принял их за звезды, но тогда получалось, что он падает прямо в середину испещренного звездами неба. Его голова раскалывалась от усталости, смрада и поднимавшегося жара. Стервятнику казалось, что кто-то нажимает пальцами на его глаза. Транс действительно избавил бы его от болезненных ощущений, теперь же он платил за сомнительное удовольствие быть сознательной жертвой.
        Отдельные огни растворились в зеленоватом сиянии, похожем на свечение Кзарна. Оно было холодным и безопасным для деревьев, кроны которых и придавали сиянию зеленый оттенок.
        Спина старика-мокши до определенного момента закрывала Люгеру обзор, и когда свет неожиданно пролился на него сверху, он увидел, что находится в поистине волшебном месте, поражавшем человеческое воображение.
        Здесь росли гигантские деревья, ствол каждого из которых вряд ли могли бы обхватить, взявшись за руки, пятьдесят человек. Кроны деревьев сливались в едва различимые купола на невообразимой высоте, где, казалось, могли плыть облака. Под этим зеленым небом ветви образовывали множество ярусов, похожих на острова, дремлющие в призрачном океане.
        Свет, ровный и не слепивший глаза, был разлит повсюду, как бесконечная тихая музыка. Потом Люгер увидел несколько деревьев, превращенных в ажурные дворцы и напоминающих снаружи корзины тончайшего плетения, освещенные изнутри. Каждый такой дворец отбрасывал сотни скользящих теней; сложнейшая вязь их нерукотворных стен непрерывно изменяла свой рисунок, словно узор мира в первый день творения, и все это казалось воплощением животворящего волшебства.
        Кое-где поднимались рощицы травы, достигавшей человеческого роста, и желто-коричневые чудовищно изломанные корни, растущие вверх. В пространствах между деревьями поблескивали озера со стоячей водой. Повсюду была глубина, зеленая и засасывающая. Здесь не было слышно пения птиц, зато какое-то существо жутко кричало вдалеке.
        Такова была недоступная чаща пресловутого Леса Ведьм, и Люгер, возможно, оставался единственным из людей, кто видел ее и осознавал это.
        Стервятник огляделся по сторонам и насчитал девять тройных фигур слева и справа от себя. Присмотревшись, он обнаружил среди них мертвого солдата и старика-людоеда, покорно бредущих вслед за собакой, потерявшей хозяина-мокши. Потом он потерял их из виду - все они разбрелись по гигантскому селению Ведьм. Это было самое странное селение из тех, что ему приходилось видеть.
        По его внутренним часам уже давно наступило утро, но многоярусные кроны деревьев не пропускали свет солнца - и вообще не пропускали дневной свет. Здесь, внизу, ничто не напоминало о существовании внешнего мира, настоящего неба, ветра, смены дня и ночи. Люгер чувствовал себя погруженным в сырую, полутемную раковину, жизнь внутри которой текла по другим законам.
        Старик привел его к живому древесному дому, выращенному без применения каких бы то ни было инструментов и орудий. Дом находился в стволе дерева-гиганта и непрерывно рос и изменялся вместе с ним. Пустоты в стволе и нижних ветвях служили комнатами, коридорами и переходами; из древесины нарастали лестницы, новые этажи и качающиеся двери из гибких ветвей. Светящиеся листья, растущие и внутри дерева, разгоняли тьму.
        Этот дом-дерево чем-то напоминал Стервятнику живой и вечно подвижный лабиринт «Бройндзага», летающего корабля, на котором он также оказался в качестве пленника. Он был ошеломлен магической силой Ведьм - они так глубоко проникли в тайну жизни, что могли изменять саму сущность творений природы.
        Дерево не было искалечено грубым вмешательством. Уже сотни лет оно росло, подчиняясь ежечасному влиянию мокши и изменяясь в соответствии с планом, отличным от плана Создателя. За этим влиянием стояла устрашающая сила, и у Люгера не осталось сомнений в том, что дурная слава Ведьм вполне заслуженна.
        Вслед за стариком он поднялся по замшелым ступеням, которые оказались выступающими частями корней, и вошел в расщелину ствола правильной сводчатой формы. Пес мокши остался снаружи и уволок за собой зловонное «беличье колесо». Завеса из ветвей и листьев мягко сомкнулась за спиной Слота - словно медленно захлопнулся чей-то огромный рот...
        С Люгером такое происходило впервые - он вдруг ощутил «присутствие» дерева, как ощущал в темноте присутствие одушевленных существ. Ему стало жутко, как будто он услышал зов какой-то ужасной твари, замурованной в стене и ставшей этой самой стеной...
        Старик провел его узкими коридорами, вдоль стен которых тускло светились листья. Изредка на глаза Люгеру попадались соплеменники мокши, но никто не проявлял к нему ни малейшего интереса. Все, кого он встретил, были мужчинами средних или же преклонных лет. Он не видел ни одной женщины и ни одного ребенка. Кроме того, в жилище Ведьм (если это было жилище, а не ритуальное место) не оказалось ни мебели, ни оружия, ни предметов искусства.
        Старик остановился в одной из тупиковых комнат, посередине которой находилось озеро древесного сока, а в нем плавали большие белые слизни. Прямо из стен росли светящиеся листья; колония розовых грибов в углу комнаты источала странный, но влекущий аромат.
        -Пока ты останешься здесь, - сказал старик. - Мы оба будем готовиться к Переселению. Не пытайся бежать - лес не выпустит тебя. Все, что ты видишь перед собой, съедобно. Не задавай вопросов. Ешь, спи и, может быть, кое-что узнаешь из снов...
        С этими словами он повернулся и исчез за живой зеленой завесой. Люгер действительно был голоден и валился с ног от усталости. Грибы выглядели несколько привлекательнее слизней, и он предпочел их. Склонившись над ними, он погрузился в ароматное облако, гипнозу которого трудно было сопротивляться.
        Стервятник сорвал один из розовых грибов и стал жевать его, ощущая, как во рту лопаются какие-то упругие пузыри. Может быть, он совершил ошибку, и ему следовало все же выбрать слизней из озера - об этом уже никто никогда не узнает...
        Он не помнил, сколько грибов съел, прежде чем почувствовал себя сытым и погрузился в сон. Да и было ли его новое состояние сном? Во всяком случае, его пребывание в плену у Ведьм оказалось слишком долгим для сна и слишком кратким для жизни.
        
        Глава двенадцатая
        ПЛЕННИК НАРОДА МОКШИ
        
        ...Его череп увеличивался в размерах, стремительно поглощая все новые и новые пространства, пока не достиг границ Вселенной. Внутри него была темнота и тихое потрескивание, с которым лопались грибы, выбрасывая облачка спор. Повсюду вспыхивали и гасли фиолетовые искры, как будто его голову пробил метеорный поток. Из каждой споры рождалась звезда, вокруг которой вращались мертвые шарики, сверкавшие отраженным светом. Люгер мог бы взять их в руки, если бы помнил, где оставил свои руки. Все время он слышал звенящую и совершенно нечеловеческую музыку, состоявшую из хлопков и звона, с которым освобождались споры...
        У него было чудовищное тело, вывернутое вовнутрь его же гигантской головы. Он развернул свои глазные яблоки, огромные, как две луны, и такие же тяжелые, и «посмотрел» на свою кожу, струившуюся радужной волной, словно змеиная шкура. Кое-где из нее уже росли деревья, стряхивавшие в черноту тысячи золотистых листьев-кораблей. На всех парусах корабли неслись к черному зеву - единственному месту в этом мире, которого Люгер боялся. Он почувствовал, что именно там прячется его главный и единственный враг - некто без имени и, к сожалению, неописуемый. Он увидел мельком только тень врага, упавшую снаружи на темнеющее небо, которым был его собственный череп.
        Тень, пошатываясь, бродила за пределами досягаемости, и оттуда доносился далекий межзвездный хруст, который резко диссонировал с нежной музыкой спор, - тень пожирала золотые корабли... Враг был соединен с Люгером, как женщина с мужчиной или как плод с чревом матери. Слот схватил пуповину внезапно обнаружившимися руками и почувствовал удушье. Огромный и холодный вывалившийся язык коснулся его спины, и он содрогнулся...
        Старые красные звезды, вспухшие предсмертными пузырями, ползли по своим орбитам, терзая его уколами болезненного света. Его охватила паника, но куда он мог бежать? С небес пошел дождь - он понял, что это падают вниз его собственные волосы. Они превращались в струи дождя и наоборот - их невозможно было различить...
        Руками, лишенными костей и размера, он раздвигал дождь перед собой и летел над бесконечными мокрыми пейзажами. Дождь пел ему долгую песню сожалений... Звуки достигали ушей, уродливо торчавших из зенита и осквернявших своей нелепостью печальный ландшафт. Музыка давно кончилась.
        Теперь повсюду стоял гул, похожий на шум ветра в трубе, но монотонный и безобразный. Тень врага настигала Люгера сзади, вытаптывая поля волшебных грибов.
        Стервятник стал срочно искать себе пристанище внутри своей же головы, полной умирающих звезд. Он нашел место, темное, как могила, и тихое, как океанские глубины. Здесь он наткнулся на шкатулку, сплетенную из человеческих ребер, и немедленно открыл ее.
        Шкатулка была выстлана зеленым бархатом и пуста. Чем ниже Люгер склонялся над ней, тем более подозрительным казался ему этот бархат - он был сырым и... живым.
        Слот отвернулся и протянул свои безмерно удлинившиеся руки в черный зев собственной глотки, а затем кистями нащупал свое лицо, обращенное наружу - в холод и пустоту другого мира.
        Лицо было покрыто инеем и потому скользким; и все же он ухватился одной рукой за нижнюю челюсть, ощутив вонзившийся в руку скалистый хребет зубов, а второй - за волосы, свисавшие вовнутрь, и, мучительно напрягаясь от боли и содрогаясь от треска черепных костей, стал выворачивать голову наизнанку, возвращаясь к жалкой малости существования...
        Когда голова заняла свое место, он поднес шкатулку к мутным от боли глазам и попытался рассмотреть бархат сквозь пелену слез. Шкатулка все увеличивалась, а дно ее все отдалялось по мере того, как Слот погружал в нее голову.
        Наконец он услышал сзади шорох - страшный шорох, с которым приближался безликий враг. Вокруг была первозданная тьма, и Люгер больше не раздумывал. Он перевалился через стенку шкатулки и полетел вниз, к зеленому бархату, оставив вверху уменьшающийся прямоугольник черноты. Запах листьев и сырости оглушил его, нахлынув мощной волной, но прежде чем он достиг первого яруса леса, он потерял себя.
        Люгер бродил по селению народа мокши, которое оказалось больше Элизенвара и границ которого он так и не достиг. За ним никто не следил, и никто не пытался его удержать.
        Он был свободен, если не считать того, что вне селения ему не на что было рассчитывать. Да и возможно ли быть пленником в странном полусне, подчинившем себе его сознание? Не раз ему приходилось блуждать в живых лабиринтах деревьев-дворцов, и тогда его находили собаки Ведьм и выводили наружу или приводили в комнату с озером и колонией грибов.
        От реальности остались слишком последовательные и непрерывные события, от сновидений - знания, приходившие из ниоткуда, отсутствие потребности в пище, воде, отдыхе. Люгер оказался в мире зеленых миражей, хрустальной музыки капель, безответных существ с древними глазами и деревьев с чувствительными душами. Он путешествовал по бесконечным ярусам, словно по райским небесам, но эти небеса навсегда остались для него чужими. Много странного он увидел здесь, и магическая завеса неизменно скрывала от него смысл и цель происходящего.
        Это не означает, что он не пробовал совершить побег, в противном случае он бы не был Стервятником Люгером. Когда ему показалось, что срок действия вина Родеруса давно истек, он попытался прибегнуть к превращениям, но его опыт закончился неудачей и не имел никаких последствий, кроме сильных болей во всем теле и долгих кошмаров, во время которых он оказывался жутким гибридом человека, различных животных и птиц со всеми сопутствующими ощущениями. Магия народа мокши подавляла его магию, и это научило его терпению и ожиданию.
        Он ждал события, которое мокши называли Переселением. Оно означало, что древние существа, достигшие дряхлости, обретут новые молодые тела. Жестокость этого обычая, который являлся, по существу, убийством, там, в лесу, не доходила до него и казалась вполне естественной. Более того, он не чувствовал себя жертвой. Он ждал Переселения безропотно, как фанатично верующий ждал бы, когда Бог приберет его душу.
        Единственный мокши, который иногда снисходил до бесед с ним, был тот самый белокожий старик, который привел его в селение. Это были странные беседы, больше похожие на погружение в совместный сон, насыщенный видениями и ошеломляющим знанием.
        От старика Люгер узнал, что Ведьмы меняют свои тела уже в течение нескольких тысячелетий, никого не производя на свет и не умирая, вследствие чего их число оставалось постоянным и довольно небольшим. О знаниях и магической силе, накопленных за столь долгий период времени, лучше было не думать; впрочем, старик и не давал Люгеру возможности задуматься над этим.
        Картины давно исчезнувших пейзажей и старинных битв распадались, как только Стервятник начинал различать детали, слова ускользали от сознания, видения сменяли друг друга слишком часто, чтобы он мог понять их до конца. У Люгера осталось только ощущение глубокой тайны, окружавшей появление на планете первых мокши и их своеобразный способ продолжать свой род.
        Сейчас среди них почти не было женщин, так как отсутствовала необходимость рожать. Женское тело считалось не таким «удобным», как мужское, из-за меньшей силы и выносливости, неприспособленности к бою и, конечно, менструаций. Исключения составляли случаи, когда женское тело было необходимо мокши, чтобы сыграть на человеческих слабостях.
        Это доказывало, что Ведьмы все же были не совсем безразличны к происходящему в западных королевствах и использовали свои необычные свойства для достижения собственных целей. Таким образом, мокши-женщины проявляли определенную жертвенность во имя каких-то непостижимых общих интересов. Люгеру дали понять, что некоторые влиятельные особы в Элизенваре и других столицах на самом деле также принадлежат к племени мокши.
        И все же Ведьмы не стремились к власти - по крайней мере в человеческом понимании этого слова. Возможно, причиной тому была вечная жизнь. В течение тысячелетий хранили в изоляции от остального мира свои тайны. Место, где росли деревья-гиганты, осталось их гнездом, которое они не торопились покинуть. Время здесь текло по-иному, и реальность являлась понятием весьма и весьма относительным!
        Люгер испытал это на себе, когда однажды встретил Гел-Ганглети возле одной из травяных рощ. Несмотря на смещение сознания в область грез, он прекрасно помнил, что Гелла бесследно исчезла из его поместья вместе с его отцом после того, как погиб Верчед Хоммус. Но меньше всего Стервятник ожидал увидеть ее снова в Лесу Ведьм.
        Теперь Гелла была в кожаной накидке поверх бального платья, и она не узнавала Люгера. На ее странный туалет он обратил гораздо меньше внимания, чем на ее лицо. В Гелле было трудно узнать женщину, обезумевшую от ужаса и изнуренную оргиями Верчеда. Она снова имела цветущий и очень привлекательный вид. Люгер даже почувствовал что-то вроде тоски по женскому телу, хотя мокши пытались постепенно и исподволь превратить его в бесполое существо.
        Он догнал Ганглети и хотел заговорить с ней. В нем не осталось ненависти, однако его заставил остановиться взгляд создания мокши, которое уже не было человеком. Голова Геллы медленно повернулась, и на Стервятника неподвижно уставились две маленькие красноватые луны в черной глубине зрачков. Это был мертвенный, ледяной и равнодушный взгляд из пустоты, которого на самом деле нет и который ощущают на себе люди, начинающие сходить с ума...
        Осекшись, Люгер замер с открытым ртом, а потом повернулся и бросился прочь от своей бывшей любовницы. Тем не менее он вспомнил об этой встрече, когда в очередной раз оказался в обществе белокожего мокши в глубине его зеленого замка.
        Из хаотического потока видений и ощущений, который захлестнул Стервятника, он вновь извлек смутный образ своего отца - что-то вроде намека на присутствие. Это было похоже на мучительно неуловимый сон, снившийся одновременно Люгеру и мокши. Именно поэтому сон был малопонятным и пугающим.
        Отголоски слов и тени предметов скользили мимо и исчезали в гулком сумраке враждебного леса; фигура человека, в котором Люгер угадывал своего отца, появлялась ненадолго, а лицо всегда оставалось темным. Рядом с ним проявился бледный образ самки, вожделеющей и жалкой одновременно...
        Как обычно бывает в снах, знание пришло к Люгеру из необъяснимого источника - он понял, что Люгер-старший побывал в Лесу Ведьм задолго до него и отдал или продал мокши тело Геллы Ганглети. Несмотря на зыбкость этого темного знания, у Стервятника не осталось ни малейших сомнений в том, что Гелла оказалась здесь именно так.
        У него пересохло в горле. Кем же тогда был его отец? Чудовищем, распространявшим по миру зло, или безвольным интриганом, давно запутавшимся в чужих сетях?..
        Мокши, казалось, был удовлетворен, насколько может казаться удовлетворенным насытившийся зверь. Его странные игры с бывшим каторжником подходили к концу.
        В соответствии с никому не ведомым календарем мокши, приближалась дата Переселения. Белокожий старик рисковал, надеясь с помощью тела Стервятника приобрести свойства оборотней. Так не рисковал еще никто из его древнего народа. До сих пор Ведьмы были знакомы с земмурским колдовством только косвенно. Вместо раба, безропотно дожидавшегося своей участи, мокши нашел существо, насквозь пронизанное безымянной и чуждой силой, устремленной из прошлого в будущее.
        
        Глава тринадцатая
        ПЕРЕСЕЛЕНИЕ
        
        Дурман развеялся, и Люгер неожиданно для себя обнаружил, что был самый конец осени - глухой и сырой промежуток между желто-коричневым умиранием природы и белым мертвенным безмолвием. Деревья-гиганты сбросили наружные листья и, казалось, превратились в исполинские восковые дворцы с сотнями искривленных ветвящихся башен, которые терялись в низких облаках.
        Дни стояли холодные, а ночи были еще холоднее. Люгер, так и не получивший новой одежды, все чаще прятался в отведенной ему комнате с озером и колонией снотворных грибов. Как ни странно, температура тут всегда была сносной а ветви со светящимися листьями, растущие внутри дерева, оставались вечнозелеными.
        С того времени, как Люгер впервые появился здесь, комната слегка изменила свои очертания - потолок стал чуть выше, в одном из углов наметился коридор, ведущий куда-то в глубь ствола, завесы из гибких ветвей, заменявшие двери, отвердели, и теперь требовались немалые усилия, чтобы раздвинуть их.
        Слоту так и не удалось проникнуть в тайные помещения древесных жилищ мокши. Он не видел их святилищ, ритуалов и самых сильных проявлений их магии, так же как не постиг стремлений этого народа. В своих бесцельных сомнамбулических блужданиях по лабиринтам деревьев-дворцов Люгер доходил лишь до известных пределов, а дальше перед ним вырастали препятствия, которые могли преодолеть только мокши.
        Когда старик вывел его из состояния полусна, голод снова стал донимать Люгера, и ему пришлось есть слизней из озера. Теперь он ощутил, насколько тягостны и бесполезны проходящие дни. Но таких дней ему было отпущено немного. Переселение началось неожиданно и едва не сокрушило его рассудок.
        В самую глухую пору ночи белокожий старик появился в комнате Стервятника. Тот почувствовал нечто вроде толчка, выбросившего его из сна. В жутком зеленом свете, источаемом листьями, он увидел фигуру, окутанную знакомым белесым облаком. Безмолвие нарушалось только тихим журчанием древесного сока в быстро мелеющем озере и однообразным треском, с которым взрывались грибы.
        Было что-то роковое в неожиданно начавшемся изменении. Люгер ощутил, что невольно вдыхает споры, парящие в воздухе. Его разум опять становился все менее ясным...
        Вскоре зеленые светящиеся листья превратились в зловещие вспышки на внезапно открывшемся горизонте, выхватившие из тьмы мрачную каменистую равнину. Гигантские древесные стволы торчали вверх, как кости какого-то фантастического животного. На их вершинах с душераздирающим скрипом медленно раскачивались замки с овальными окнами, бросавшими на равнину лучи неверного света. По омертвевшим стволам вились лестницы с тысячами ступеней - безнадежный путь для всякого чужого, проникшего в этот жуткий ландшафт...
        Таково было настоящее видение мокши. Таков был мир, из которого они пришли, и этот мир открылся Люгеру через сознание существа, носившего бренную оболочку. Существо начало растворять в себе сознание Стервятника незаметным и предательским образом.
        Сколько мог, он боролся с этим наваждением... Большую часть равнины заслоняла фигура внутри белого облака, а гнилостный запах позволял Люгеру удерживать перед собой этот осколок реальности. Мокши приближался, увеличиваясь в размерах, и Слот ощущал себя висящим над каменной равниной без всякой опоры. Потом обжигающая молочная пелена омыла его глаза, и в следующее мгновение он уже был внутри облака.
        Отблески смягченного зеленого света, проникавшего сюда, позволили ему увидеть голого старика, избавившегося от своей одежды, - отвратительный образ человеческой дряхлости, отягощенный невероятной древностью заключенного в нем сознания... Искры пробегали по коже, похожей на выбеленный молнией пергамент, острым выступам ребер и ключиц, по маленькому сморщенному фаллосу под глубокой впадиной живота... Беззубый рот старика был полуоткрыт, а глаза уже начали стекленеть, превращаясь в подобия гладких камней. Пальцы на руках и ногах были сведены судорогой...
        На фоне неземного пейзажа полумертвый старик проковылял к Стервятнику и протянул руку ладонью вперед. При свете грозового зарева, пылавшего на изломанном горизонте, Люгер успел заметить, что все линии на этой ладони уже исчезли. Гладкая и твердая, как дерево, рука толкнула его, и этого толчка было достаточно, чтобы опрокинуть Люгера навзничь. Он ударился затылком о землю, и раздался гул - будто колокол зазвонил где-то в отдалении...
        Старик навалился на него сверху и оказался неожиданно тяжелым, словно каменная плита надгробия. Тело Стервятника сделалось ватным и бессильным, словно в кошмарном сне. Потом твердые и холодные губы старика нашли его губы.
        Люгер едва не задохнулся от нестерпимого отвращения. Невероятно мощная струя чужого, зловонного и ледяного дыхания насильно влилась в его рот, и он почувствовал, что она содержит нечто большее, чем просто воздух, - в ней была мистическая сила, невидимый двойник мокши, его извращенная сущность, дававшая знать о себе только своим влиянием, как дают знать о себе тяготением черные звезды.
        От ужаса взмокли волосы на голове Стервятника. Сухая кожа старика слиплась с его кожей, и обоих пронизывал мощный зуд. Глаза мокши, превратившиеся в вязкие шарики, вывалились из глазниц и упали в глазные впадины Люгера, залив их смолистыми лужицами. Отвердевающий язык мертвеца длинной сосулькой свешивался в рот Стервятника, и тот уже не мог сомкнуть челюсти - темный вихрь продолжал вливаться в него, кружась в опустевшем пространстве внутри тела...
        Когда вихрь истек полностью, старик, лежавший на Люгере, превратился в мумию, из которой невероятным образом быстро и безболезненно вынули жизнь. Настолько быстро, что трупу уже не угрожало разложение. Внезапно тело мокши стало очень легким и ломким.
        Когда из последних сил Люгер сбросил с себя мертвеца, тот упал где-то рядом. Слот услышал сухой треск, с которым отвалилась рука, и тихий шорох осыпавшихся с черепа волос.
        Несмотря на ужасное, сокрушительное нападение, Люгер все же сумел осознать, что мокши столкнулся с чем-то непредвиденным. Сам же он ощутил себя вместилищем нескольких чужеродных душ; но только одна из них была его смертельным врагом, остальные явились, когда он бросил свое земмурское имя в глубину темной внутренней вселенной...
        Мокши не ожидал сопротивления и слишком поспешил избавиться от своего одряхлевшего тела. Но и Люгер не стал полным хозяином своей плоти. Его сознание оказалось заключенным в нематериальную пещеру, из которой ему открывалась только малая часть происходящего.
        Темные древние силы сражались за его душу; он ощущал мучительную двойственность, доводящий до безумия натиск мокши и трудное перерождение в результате воздействия магии Земмура. Рыцари востока, умеющие останавливать время, впервые столкнулись с тем, чего не было в известном им мире, и впервые встретили равного себе противника, хотя местом битвы оказалось всего лишь одно человеческое тело.
        ...Люгер лежал с окоченевшими конечностями, и его попеременно бросало то в холод, то в жар. Иногда ему отказывались служить органы чувств, и тогда он терял представление о себе и о том, где находится. Иногда же он видел несуществующие пейзажи и бесконечно сложные текучие узоры, в которых дробилось восприятие; слышал неописуемые звуки или не слышал вообще ничего; ощущал, как с него сдирают кожу, но ему было нечем кричать...
        Когда мокши удалось завладеть частью его памяти, Люгер почти забыл прошлое и мог вспомнить только бессвязные фрагменты собственной жизни, среди которых не осталось ничего, связанного с Сегейлой и Мортом. Ложная память наделила его губительными иллюзиями, и он наверняка поддался бы им, если бы не помощь земмурских рыцарей.
        Все это ощущалось Стервятником так, словно внутри него кто-то безостановочно перетасовывал бесконечную колоду и все карты излучали враждебную энергию, - только одни предрекали гибель в отдаленном будущем, а другие означали немедленную смерть.
        Люгер даже не пытался выбирать. Хаос, в который погрузил его мокши, был гораздо хуже безумия, потому что Слот осознавал, насколько потерянным и жалким оказался он, когда лишился привычного восприятия, а чудовищные вещи, происходившие с его сознанием, были не менее реальны, чем окружавший его лес.
        Люгер оставался пассивным наблюдателем до того момента, когда бесплотные создания земмурских чернокнижников очистили его мозг настолько, что он мог связно соображать, хоть это и давалось ему с величайшим трудом.
        Силы, терзавшие его, пришли в неустойчивое равновесие. В результате Переселения, удавшегося мокши только наполовину. Слот стал носителем двух независимых сознаний, разделивших власть над его телом.
        Существо, отождествлявшее себя со Стервятником Люгером, вернуло себе контроль над движениями, но не чувствовало боли. Мокши по-прежнему владел значительной частью его памяти, сексуальным центром и в определенной степени повлиял на его органы чувств.
        Люгер перестал различать цвета и теперь видел мир черно-белым, зато начал воспринимать бесконечное многообразие даже самых слабых запахов. Кроме того, ему оказалось доступно какое-то новое видение, благодаря которому он различал силуэты теплокровных существ в полной темноте. Они представлялись ему пятнами различной интенсивности, но это нельзя было назвать зрением... Лишь тогда он в полной мере осознал, насколько мокши отличались от людей и насколько иным может быть восприятие реальности...
        Новое видение вначале ошеломило его; он оказался среди предельно чуждых форм. Однако незаметная работа рыцарей Земмура привела к тому, что он начал контролировать свои новые свойства и научился прибегать к ним только тогда, когда это было необходимо.
        Таким образом, Люгер превратился в самое странное существо, которое когда-либо обитало на территории западных королевств.
        
        ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
        ОСЕНЬ 3017
        
        Глава четырнадцатая
        ДВОЕ В ОДНОМ
        
        Когда к Люгеру вернулась способность соображать и действовать от своего имени, он обнаружил себя застывшим у стены внутри дерева-замка по колено в древесном соке, а рядом с собой увидел останки прежнего тела мокши, уже наполовину растворившиеся в озере. Вокруг трепетали светящиеся листья, хотя в воздухе не было и намека на ветер.
        Слот освободился от магического влияния Ведьм, но вторжение врага в его сознание сделало невозможными Превращения. Ему не оставалось ничего другого, кроме как пообещать мокши новое тело, а мокши оставалось лишь согласиться вывести Стервятника из леса. Когда переговоры завершились и стороны пришли к согласию, что стоило Люгеру сильнейшей головной боли, он прилег отдохнуть перед дальней дорогой.
        Труп старика нимало его не смущал. Положение дел представлялось ему не таким уж плохим. Он даже не подозревал о том, что мокши уже нанес свой самый страшный удар...
        Холодным осенним утром Слот отправился в путь через застывший лес.
        Он шел по толстому ковру из опавших листьев, на каждом из которых обозначился рисунок из прожилок, похожий на рыбий скелет. Над этим бескрайним кладбищем возвышались деревья - дворцы, внушавшие теперь Стервятнику ужас. Дважды он видел человеческие фигуры - тела, уже принадлежавшие мокши. Они казались не старше Люгера; их выдавали глаза и немного странная семенящая походка.
        Никто не пытался его остановить. Каждый из народа мокши обладал абсолютной свободой. Это было одно из их неотъемлемых прав, оплаченных вечной жизнью.
        К вечеру мокши «вывел» Люгера из рощи гигантских деревьев, и он оказался в полосе болот, запах которых ощутил уже издали. Болота представляли собой прекрасную естественную преграду, отделявшую место обитания Ведьм от остального мира. Слот не имел понятия о том, сколь обширны эти топи, хотя однажды уже преодолел их со стороны каменоломни. Похоже, теперь он оказался совсем в другой стороне, и у него не было магического «беличьего колеса».
        Стервятник утолил жажду мутной водой из мелкого лесного озера, покрывшегося тонкой коркой льда, но более серьезной помехой на его пути мог стать холод. Холод и голод долго не давали ему уснуть, пока он лежал, закопавшись в опавшие листья, сильно отдававшие гнилью, и смотрел в темнеющее пасмурное небо.
        Осенний дождь прикончил бы Люгера. Его одежда давно превратилась в лохмотья. Дождя он опасался больше, чем диких зверей, которых на этом обширном острове посреди болот, похоже, не осталось вовсе...
        Его отчаяние вновь вызвало мокши из глубин подсознания. Мучительное раздвоение на этот раз не было противостоянием. Нечто неописуемое металось между рассыпавшимися осколками сознания, разделенными черными провалами беспамятства, как будто Люгер смотрел в отверстие тонкой трубы и видел светящиеся острова, всплывающие из темноты.
        Тем временем мокши начал создавать «беличье колесо». И создавал он его из того материала, который был под рукой, - то есть из собственной плоти, которая одновременно являлась и плотью Стервятника.
        Теперь Люгер начинал понимать, почему старые тела мокши выглядели такими «изношенными». Сам он чувствовал себя так, словно с него во сне медленно, почти безболезненно, тончайшими слоями снимают кожу. Непередаваемое ощущение пористости и прозрачности охватило его... В полной тьме рождалось нечто, заглушавшее звуки... Стервятник начал согреваться внутри невидимого кокона, который мокши медленно плел из частиц его тела. Потом незаметно для себя самого Люгер уснул.
        Ему снилось, что он идет над затянутой туманом водной гладью, по бесконечно длинному мосту, и его сопровождает некто, чье лицо невозможно увидеть. Каждый шаг был смертельно опасен, и каждый шаг на самом деле ни к чему не приближал...
        Когда он проснулся, его сразу же оглушил знакомый запах, только усилившийся в десятки раз. «Беличье колесо» было готово. Изнутри защитного кокона болото казалось затянутым утренним туманом, сквозь который моросил мелкий дождь. Капли не достигали кожи Стервятника, и он чувствовал себя значительно лучше, хотя голод и скручивал узлом кишки.
        Он выбрался из листьев и посмотрел на свои руки. Они были слишком розовыми для мужчины. Их покрывала свежая нежная кожа, как у младенца, такая же кожа ощущалась на груди и лице. Но самое странное впечатление производило полное отсутствие волос на теле, хотя длинная грива Стервятника не пострадала. На мгновение он почему-то вспомнил об уродливом существе с прекрасными женскими руками, которое видел на борту «Бройндзага».
        Люгер «прислушался» к слабому мысленному фону, создаваемому присутствием мокши. Чуждые и непонятные мысли были похожи на волны темного океана, омывающего привычную твердь человеческого сознания. Тем не менее сейчас он был благодарен своему врагу за спасительное ночное тепло и возможность пересечь болота.
        Не теряя времени и стараясь не обращать внимания на пустоту в желудке, он двинулся в путь. Только мокши был знаком с магией «беличьего колеса» и кратчайшей дорогой через топи. Люгеру пришлось отдать ему часть своей силы, и спустя некоторое время он перестал ощущать собственные ноги. Ему оставалось только переставлять их внутри мутного облака, как деревянные ходули, подчиняясь неосознаваемым командам мокши.
        Здесь, на болотах, Люгер вполне мог сойти за слепца, покорно бредущего за невидимым поводырем. Подобный эпизод был упомянут в Книге Спасителя. Согласно легенде, тогда еще юный Мессия Запада, спасаясь от земмурских оборотней, пересек болота и провел в неизвестном месте более года, доказав себе и остальному миру, что материя может уплотняться и рассеиваться под влиянием сознания. Это положило начало магии Превращений. На секунду в голову Люгера закралась кощунственная мысль о том, что у Господа оказался хороший учитель.
        По большей же части во время многочасового пути он вообще ни о чем не думал и почти дремал. Наслаждаясь вновь обретенной надеждой, он даже не заметил, что снова наступила ночь. Белесые струи «беличьего колеса» гипнотизирующе плыли перед его глазами, а вокруг стояла гробовая тишина. Иногда что-то хлюпало в трясине, и тогда Люгер испытывал кратковременный укол страха, но потом снова погружался в туман бесчувственности. Сознание мокши вяло пульсировало за серой пеленой, изредка напоминая о себе редкими черно-белыми видениями, которые - Люгер знал это точно - не были его снами...
        Спустя неопределенное время Люгер с безразличием увидел, что сквозь туманные струи магического колеса пробивается слабый утренний свет. Он шел целые сутки, но его усталость не нарастала, и почти отступили голод и жажда. Это было необъяснимо, хотя мокши совершенно изменил восприятие времени...
        Из холодной мглы проступило черное маслянистое зеркало болота. Должно быть, он странно выглядел со стороны - человек, окутанный белым облаком и скользящий над бескрайней трясиной. Болото со вздохом вытолкнуло из себя несколько пузырей газа... Теперь Стервятник почувствовал влияние этого места - как будто безликое зло прокралось в его проклятую душу и оставило ощущение тяжести и беспокойства. Оно не хотело его отпускать...
        Вскоре он с ужасом понял, что уже долгое время идет в ином направлении, чем прежде, возможно, даже обратно - к Ведьмам. Потом он «услышал» мысли мокши - это существо сказало: «ОНО знает, что ты не хозяин...»
        Непроизнесенное слово «ОНО» относилось к болоту, и все человеческое в Люгере противилось тому, чтобы признать эту бесформенную грязь живой, но зов мокши был настойчивым, а потом перешел в какой-то жуткий звериный вой...
        Древний народ что-то сделал со своими деревьями-дворцами и что-то сделал с болотом, оградившим его жилища. Теперь Люгер ощутил плоды этих изменений. Ему потребовалась предельная концентрация, чтобы оборвать тысячи липких нитей страха, тянувших его обратно, к черному сердцу трясины, и изменить направление движения «беличьего колеса». Открылось его новое, шестое чувство, и среди бесцветности мертвой замерзшей природы он вдруг «увидел» мрачное сияние, исходившее откуда-то снизу и сзади.
        Там, в глубине болота, находилось нечто, и ОНО было теплым, гораздо теплее, чем окружавшая его ледяная трясина. Стервятника пронзил мистический ужас, как будто он нечаянно прикоснулся к тому, к чему никак не полагалось прикасаться...
        Темная стена леса неожиданно надвинулась на него, ощетинившись клинками голых сучьев, и, несмотря на холод, лицо Стервятника покрылось липким потом. Потом он с облегчением увидел, что это обычный лес, мало чем отличающийся от того, который рос к северу от Элизенвара.
        Лес был подчеркнут узкой белой полосой, кроме того, каждая ветвь была черно-белой - Люгер понял, что здесь давно выпал снег. Снег лежал уже много суток, не тая, но проклятое болото не замерзало. Оно и не могло замерзнуть. С большим трудом Стервятник осознал, что мокши думает о трясине, как о живом существе...
        Он выбрался на пологий берег и сел, прислонившись спиной к стволу дерева. С помощью древней техники, носившей название «покоящийся ветер», Люгер снова принялся отбирать у мокши жизненную силу.
        Постепенно его зрение прояснилось, но это не добавило красок в серую палитру мира. Вокруг был лес, и этот лес уже не принадлежал Ведьмам. Однако он все еще оставался самым большим лесом в западных королевствах, и в нем можно было блуждать до самой смерти. Слот мог оказаться в валидийских или эворийских владениях, землях ульфинского герцога или даже на территории варваров, если достиг северной границы болот.
        Незаметно для самого себя Люгер заснул, сидя под деревом, пока медленно рассасывающееся «беличье колесо» еще хранило остатки его тепла. Непроницаемый занавес, созданный земмурскими чернокнижниками, оградил Стервятника от мокши и хранил его во время долгого сна...
        Он проснулся от холода и от того, что ледяные осы жалили его лицо. Поднявшийся ветер носился между черными колоннами древесных стволов и закручивал белые снежные смерчи. Люгер с трудом разогнул окоченевшие ноги и услышал, как рвется на спине примерзшее к коре тряпье.
        У него оставалось очень мало времени, чтобы найти человеческое жилье. В пасмурном небе по-прежнему не было никаких признаков солнца. Люгер повернулся и пошел прочь от болота, сначала медленно, а потом быстрее и быстрее, пытаясь согреться и унять дрожь, сотрясавшую тело.
        Удача не изменила ему и на этот раз. Он размеренно шел всего около часа, стараясь сохранить силы и выбранное направление, когда заметил, что лес впереди поредел. Почти сразу, же он почуял близость жилья - запах дыма и домашних животных. Еще немного - и Стервятник оказался на границе леса и обширной равнины, на которой лишь кое-где росли деревья. Он увидел два замерзших пруда, между ними чернели крестьянские дома, а еще дальше были видны прямоугольники заснеженных полей. Из труб поднимались к небу столбы дыма.
        По ледяной поверхности прудов скользили треугольные паруса буеров и виднелись темные силуэты людей, катавшихся на коньках. Крестьяне, занятые своими нехитрыми зимними развлечениями, не сразу заметили одинокую фигуру, возникшую на краю леса, то есть там, откуда уже давно никто не появлялся. Та сторона считалась ужасной, ею пугали детей, и с ней же было связано старое предание, широко распространенное в этой местности.
        Обессилевший Стервятник медленно приближался к неизвестной деревне, уже не думая о безопасности. Когда кто-то из местных жителей заметил его, наступила необычная тишина, нарушаемая только хлопками парусов...
        Люгер подошел так близко, что мог различить изумленные, испуганные и хмурые лица. Дети смотрели на него со смесью страха и любопытства, как на персонажа жуткой сказки. Он не мог даже предположить, как выглядит теперь со стороны, - человек, носящий в себе другое существо...
        Все, чего он хотел сейчас, это тепла и еды. Эти люди раздражали его своей тупой медлительностью. Он ступил на лед и пошел через расступающуюся толпу к ближайшему из домов.
        -Болотный Человек... - прошептал вдруг кто-то рядом с ним, и множество голосов подхватило эти бессмысленные, с точки зрения Стервятника, слова.
        Возникший ропот вначале был приглушенным и неуверенным.
        -Болотный Человек!! ! - исступленно заорала какая-то женщина, и тогда на некоторых лицах Люгер прочел благоговение.
        Кое-кто упал на колени, кое-кто отвернулся, чтобы не видеть его лица. Ему хотелось рассмеяться, но на это у него уже не осталось сил.
        Темнота хлынула в зрачки. Потом он столкнулся с выросшей перед ним ледяной стеной, и последнее, что он чувствовал, был привкус крови во рту.
        
        Глава пятнадцатая
        УЗНИК
        
        В глубине его беспамятства зарождались сновидения, которые были не вполне человеческими. Тень мокши бродила по опустевшему лабиринту его мозга, перебирая затерянные безделушки воспоминаний, и рылась в остывшем пепле надежд. Она добралась до самого сокровенного, но осталась равнодушной ко всему.
        У нее была совсем другая цель.
        ...Люгер открыл глаза, но не увидел ничего, кроме темноты. Воздух был спертым, и остро пахло лошадьми. Слот плавно покачивался в каком-то закрытом экипаже; он слышал стук копыт и дикие вопли кучера.
        Он попробовал пошевелиться и понял, что у него связаны руки, а на голову надет мешок. По крайней мере руки и ноги не были отморожены. Где-то напротив рта в мешке была проделана небольшая дыра - кто-то проявил трогательную заботу о том, чтобы пленник не задохнулся.
        Постепенно он припоминал все, что происходило с ним вплоть до того момента, когда он набрел на неизвестную деревню. Он вспомнил даже кое-какие отрывочные видения, угнетавшие своей жуткой недосказанностью. Например, существо с обнаженным телом Сегейлы и огромной головой черного лебедя. Голова тянулась к нему, словно для поцелуя, и в желтых лебединых глазах Люгер вдруг увидел собственное отражение - у него отсутствовала правая кисть и левая стопа. Из раскрытого клюва птицы веяло могильным холодом, а вокруг был заснеженный лес, в глубине которого кричал ребенок.
        Бесконечно повторявшийся тоскливый крик вначале казался нечленораздельным, но потом Люгер понял, что какая-то маленькая девочка зовет своего отца. Почему-то этот зов вселил в него парализующий ужас...
        Он видел и свою гадательную колоду, лежавшую под запыленным пустым зеркалом, - колоду, принявшую в себя уже слишком многое из его судьбы, чтобы лгать. В этой части его видения были очень яркими, и может быть, кое-что происходило в действительности.
        Он вызвал образ своего родового дома и увидел его почти таким, каким тот был на самом деле, если не считать некоторых магических оттенков вроде кровавых или черных пятен на тех местах, где кто-либо когда-либо умирал за несколько истекших столетий, а также голубого свечения у входов в жилища духов и безусловно враждебного мертвого зверинца, сплошь состоявшего из одних только чучел...
        Связь с колодой была слабой, но непрерывной. Он отыскал ее в одной из своих комнат - при этом дом медленно вращался в темноте под ним, а дух Стервятника находился одновременно снаружи и внутри.
        Колода лежала под большим зеркалом, и чьи-то чужие руки стали раскладывать на нем карты. Впрочем, эти руки были знакомы Люгеру, но он не мог вспомнить, кому они принадлежали, что причиняло ему мучительное неудобство.
        Он сразу видел выпадавшие карты, отражавшиеся в зеркале, поэтому никакого гадания не состоялось. Элемент случайности был исключен, осталась одна только предопределенность. - Не спасало даже то, что фигура Строгого Оракула не была соблюдена, и карты оказались выброшенными в гораздо более сложной последовательности. Кроме того, Люгер видел вообще незнакомые ему изображения, возникавшие под влиянием мокши. Именно они были самыми жуткими. Запечатленные в них образы оставались неуловимыми, как предчувствие, и неотступными, как повторяющийся кошмар.
        ...А потом Оракул начал действовать.
        В новом, мрачном орнаменте блуждающий взгляд Люгера наткнулся на карту, которая когда-то обозначала Влюбленных. Теперь на ней рядом с цветущим юношей была отвратительная голая старуха с морщинистой кожей и редкими желтыми волосами. Юноша, похоже, не замечал ее уродства и позволял старухе ласкать себя дрожащими руками. Их любовная игра выглядела омерзительно, тем более что Люгер разглядел рот старухи - он был зашит толстой черной ниткой...
        Метнувшийся в сторону взгляд Стервятника упал на Висельника, повешенного за ногу и раскачивавшегося на перекладине спиной к нему. Ветер рвал одежду и медленно разворачивал тело Висельника. Этот же нездешний ветер вдруг подул из четырехугольника карты, как из норы, ведущей в другой мир, и овеял лицо Стервятника, находившегося на огромном расстоянии от поместья...
        Наконец Висельник развернулся к нему лицом, и он узнал в нем своего сына Морта. Только теперь это был уже не ребенок, а мужчина, и его улыбка стала гораздо более жесткой, тем более что зубы отливали фиолетово-серым металлом.
        Тем временем на картах мокши продолжалась своя непостижимая жизнь, и все вместе они производили впечатление какого-то дьявольского растревоженного муравейника, порождающего не насекомых, а страхи, тревоги, похоть...
        Отказаться от услуг Оракула уже было невозможно. Там, в далеком доме, у Стервятника не было послушных ему рук, а чужие руки, разбросавшие колоду, давно исчезли. От безумия Люгера спасали только периоды пустоты, когда мокши сам отправлялся на покой, но потом его игры с бесчувственным спутником начинались снова, и так продолжалось до тех пор, пока Слот не пришел в себя в трясущейся карете, со связанными руками и мешком на голове.
        Его положение было довольно жалким. Он опять стал чьим-то пленником и на сей раз даже не знал, чьим именно. Где-то рядом находились еще два человека. Он ощущал их запах и временами слышал их дыхание.
        Достаточно было сформироваться его желанию, и мокши тотчас же отозвался. Несмотря на темноту, Люгер почувствовал, что утрачивает зрение. Потом возникли новые изображения, но его глаза были тут ни при чем. У него появилась какая-то новая, необъяснимая и зыбкая чувствительность, весьма далекая от человеческого восприятия.
        За полупрозрачными стенками кареты он «увидел» силуэты всадников и лошадей, их горячие пульсирующие сердца, замерзающие руки, ветвящиеся ручейки артерий и вен... Почти бесцветные копыта касались равнины - однообразной серой субстанции, которая была холодной землей, снегом и льдом. Безглазые и безротые силуэты двух незнакомцев, сидящих в карете, покачивались совсем рядом, прямо перед Стервятником, а сквозь них он «видел» еще одного человека. Его силуэт проступал уже гораздо бледнее... Но кучер мало интересовал Люгера. Он насчитал десятерых всадников, сопровождавших экипаж. Стеклообразная равнина простиралась в бесконечность; высоко над нею висело яркое горячее пятно, гораздо большее, чем привычный солнечный диск. Несколько пятен послабее и поменьше Люгер различал у самого горизонта...
        Зрение мокши являлось, несомненно, полезным, но ограниченным по возможностям приобретением. Оно давало знать о наличии живых существ и источников тепла, но не позволяло Люгеру «видеть» отдельные детали и оружие, не говоря уже об отдаленных предметах. Кроме того, он не представлял себе, как можно сражаться, используя такой способ восприятия. Мир мокши оказался мрачным и безликим; его однообразие нарушали только пятна различной формы и интенсивности, блуждающие на фоне застывших мертвенно-прозрачных пейзажей.
        Рассудив, что в его положении остается только ждать лучшего или худшего, Люгер погрузился в привычную искрящуюся темноту. Те люди, которые сидели рядом с ним в карете, не могли не заметить, что он очнулся, но никто не произнес ни слова...
        Прошло еще около часа, и Слот почувствовал, что опять замерзает. Потом колеса кареты загрохотали по деревянному настилу, и звуки, доносившиеся снаружи, стали гулкими. Экипаж оказался за стенами крепости или замка. Люгер ощутил разнообразные запахи человеческого жилья. Проскрежетал какой-то механизм, и ржаво заскрипели цепи, поднимая мост. Развернувшись на вымощенном камнем дворе, карета остановилась.
        Дверца отворилась, и Люгера без церемоний вытолкнули наружу. Он ступил в пустоту, ожидая падения на камни, но сильные руки подхватили его и, грубо встряхнув, поставили на ноги. Слабый солнечный луч коснулся его левой щеки. Ветер пел свою заунывную зимнюю песню.
        -Этого - в камеру, - приказал кто-то. Акцент говорившего был едва заметным, но достаточно выразительным. Стервятник начал кое о чем догадываться.
        Два человека подхватили его под локти и поволокли по крутым лестницам и сырым коридорам. В конце концов он оказался в подземной тюрьме, среди запахов крови, пота и экскрементов. Ему подсекли ноги и поставили на колени, после чего развязали руки и сняли с головы мешок.
        При свете тусклого огарка Люгер увидел стены и низкий потолок каменного застенка, грязный соломенный матрас и яму служившую отхожим местом. Его привели сюда два высоких солдата с отчеканенными на нагрудниках гербами ульфинского герцога.
        Сейчас у Люгера не было сил не только драться, но даже бежать. К тому же такая попытка была заведомо бессмысленной. Исчез свет факела, падавший из коридора, захлопнулась обитая металлом дверь с маленьким окошком на уровне груди, ключ загремел в замке, и Стервятник остался один на один с пустотой.
        В последующие несколько недель Люгер познал пытку неизвестностью. К тюрьмам ему было не привыкать, но прежде он по крайней мере знал, за что несет наказание.
        Пустота и могильная тишина сводили его с ума. Бесплодная ярость изматывала сильнее, чем тяжкий бессмысленный труд. У Люгера было вдоволь времени для размышлений о своем плачевном положении, но при отсутствии свежих впечатлений все они сводились к следующему: ульфинский герцог никогда не входил в число его врагов; насколько Стервятник знал, их пути до сих пор не пересекались.
        Еще хуже, чем однообразные мысли о настоящем, были воспоминания, потому что они заставляли о многом сожалеть. Сны, отрывочные и болезненные, почти целиком являлись привилегией мокши. В остальное время Люгеру требовались немалые усилия, чтобы сохранить рассудок. Время превратилось в прозрачную субстанцию, в которой он был намертво замурован. Он отказался от попыток определить продолжительность своего заключения. Кошмарные сновидения мокши сыграли с ним злую шутку. Он не чувствовал холода, хотя понимал, что когда-нибудь ему предстояло не проснуться...
        Однообразие изредка нарушалось шагами за дверью. Через окошко в двери Люгер получал миску со скудной едой и свечи, но ни разу не видел лица своего тюремщика - в пределах видимости оказывались только грубые руки солдата или простолюдина. Все его вопросы и крики оставались без ответа. Ему начинало казаться, что он проведет в этой норе всю оставшуюся жизнь.
        А потом появился призрак.
        
        Глава шестнадцатая
        ПРИЗРАК
        
        От нечего делать Люгер начал изучать камни, из которых были сложены стены камеры. Узники, побывавшие здесь до него, оставили после себя множество надписей и рисунков. При этом в ход шло что угодно: уголь, мел, сажа, собственная кровь...
        На одном большом закопченном камне Люгер обнаружил чертеж с какими-то геометрическими расчетами. Похоже, кто-то, хорошо знакомый с замком, пытался определить положение камеры относительно внешних стен, и результат оказался неутешительным для узника. Выцарапанные под чертежом слова молитвы были весьма красноречивы. Даже если бы у Люгера имелся инструмент, чтобы сделать подкоп, эта работа затянулась бы лет на тридцать.
        Пытаясь занять себя изучением свидетельств чужого бессилия и отчаяния, он заметил краем глаза какое-то движение. Повернувшись, Люгер увидел человека в лохмотьях, чудом поместившегося на узком карнизе над выгребной ямой. Но после ужасных сновидений мокши узника уже ничто не могло удивить. Он поднял свечу повыше и осветил фигуру гостя. Тот в испуге отшатнулся от тусклого света.
        Это был не старый еще человек с выколотым левым глазом, перебитыми и вывернутыми неестественным образом пальцами рук и ногами, побывавшими в колодках. Его раны давно перестали кровоточить. Если бы не его поза и способность передвигаться, Стервятник подумал бы, что перед ним мертвец. Впрочем, он был недалек от истины - человек этот не отбрасывал тени. Проплыв над ямой, странный гость остановился у стены. Потом поманил к себе Люгера. Тот, справедливо рассудив, что терять ему нечего, приблизился к самому темному углу камеры.
        Призрак, оказавшийся в двух шагах от Слота, слабо искрился; сквозь его силуэт была видна кладка стены. Сумеречное существо подавало какие-то знаки, и Люгер понял, что его просят заглянуть в выгребную яму. Он сделал это, хотя не надеялся увидеть там ничего, кроме тьмы и собственных экскрементов.
        Однако он увидел черный колодец, а в нем - на неопределенном расстоянии от пола камеры - гладкую поверхность воды. Но самым поразительным было то, что в этой воде отражались звезды. Люгер невольно обратил взгляд вверх, но там, конечно, был только низкий темный потолок.
        Стервятник снова посмотрел в колодец и узнал очертания одного из южных созвездий с самой яркой звездой, сиявшей в углу треугольника. Не отрывая взгляда от изображения, он нащупал рукой камень и бросил его в колодец. Раздался тихий всплеск. Отражения звезд раздробились, круги прошли по воде, а затем он снова увидел хрупкий звездный блеск.
        Люгер повернул голову. Призрак все еще находился рядом, и его изуродованные ступни висели в воздухе на некотором расстоянии от пола. Глазницы были затемнены, и прозрачно-белое лицо оставалось умиротворенным, каким ему и положено быть у того, кто навеки успокоился в могиле.
        Призрак присел на краю колодца и сделал над ним круговое движение рукой. Словно повинуясь ему, вода в колодце начала медленно вращаться, пока ее поверхность не превратилась в вогнутую чашу. Это вызвало почти незаметные колебания светящихся точек. Потом дрожащие отражения звезд вдруг стали очень ясными и устойчивыми. Их блеск многократно возрос, и Люгер увидел, что самая яркая звезда южного созвездия распалась на две, причем одна из звезд сияла гораздо ярче другой.
        Отражения пересекала крестообразная тень, которая была даже темнее межзвездного пространства. Стервятник узнал эту зловещую тень - Черный Лебедь чертил круги над магическим колодцем...
        В той точке, где находилась голова Люгера, сходились отраженные лучи из другого мира. Кто-то пытался передать ему сообщение, и в этом была задействована магия, позволявшая проникать сквозь множество каменных стен. Однако Слот не помнил человека, призрак которого висел сейчас рядом с ним, и не видел никакой связи между Лебедем и своим нынешним положением... Вряд ли появление призрака было случайностью, даже если он был духом этого подземелья. Стервятник считал себя одним из немногих, кто слышал о Черном Лебеде, и еще меньше людей видели его своими глазами...
        С потолка сорвалось несколько капель, разбивших зеркало воды в колодце. Люгер протянул руку, затем поднес ее к глазам. На ней расплылись темные пятна с острым запахом крови. Кровь была еще теплой... Призрак отчаянно жестикулировал, показывая на черную яму, но ничто не могло заставить Стервятника сдвинуться с места.
        Кровавый дождь еще несколько минут лил из пустоты. Люгер чувствовал: только что кто-то умер далеко отсюда, и это была напрасная жертва. Смертная тоска пронзила его сердце. А из темных глазниц призрака катились крупные перламутровые слезы...
        Спустя несколько минут Люгер пришел в себя. Призрак исчез, растворившись в воздухе, как утренний туман. Исчезли тень Черного Лебедя и отражения нездешних звезд... Стервятник сидел над ямой с экскрементами и был так опустошен, словно из него вытекла жизнь. Потом он все же нашел в себе силы упасть на спину, перевернуться на живот и отползти от края ямы.
        Этой ночью он спал на каменном полу, так и не добравшись до своего соломенного матраса.
        
        Глава семнадцатая
        БЛУДЕНС
        
        Однажды Люгер был разбужен необычно громкими звуками. Это был топот множества ног. Едва он успел повернуться на своем колючем грязном ложе, как дверь распахнулась, и ярко пылавшие факелы на несколько секунд ослепили его.
        В камеру ворвались солдаты и выстроились вдоль стен. За ними, брезгливо морщась, вошел человек средних лет в роскошном костюме для верховой езды, в сопровождении свиты аристократов и церковников. Люгер догадался, что перед ним Блуденс, герцог Ульфинский. То, что его почтило своим вниманием столь блестящее общество, показалось Стервятнику еще более странным, чем сам факт заключения.
        У герцога было волевое обветренное лицо, обрамленное короткой седой бородкой, проницательные глаза, иронично сложенные губы, руки, привычные держать не только вилку, но и меч; словом, это был человек, добивавшийся того, чего хотел, умом, а если не получалось - то и силой.
        По знаку герцога двое солдат поставили Стервятника на ноги. Прошли долгие секунды, на протяжении которых Люгер ожидал, что все разъяснится.
        -Это он и есть? - бросил наконец Блуденс с оттенком сомнения в голосе.
        -Да, мой герцог, - подтвердил кто-то, выдвинувшись из-за его плеча. - Это тот самый валидиец, который бежал из замка Крелг.
        Голос и интонации говорившего показались Люгеру смутно знакомыми.
        -Что-то он слишком молод, - усомнился герцог. Шагнув вперед, он остановился прямо перед Люгером и принялся беззастенчиво рассматривать того с ног до головы.
        Произнесенная Блуденсом загадочная фраза пробилась даже сквозь плотный панцирь бесчувственности, который Люгер приобрел за долгие недели заключения. Он пытался что-то сказать, но никто не обратил на его слова ни малейшего внимания. Потом он вдруг узнал человека, отвечавшего герцогу. Это был Меск, хитрый старик, прислуживавший ему когда-то в замке Крелг. Однако Люгера удивила его дряхлость. Меск превратился в глубокого старца, но держался с куда большим достоинством. На нем были изысканные одежды придворного, украшенные драгоценностями, а его высохшие пальцы были отягощены массивными перстнями. Его глаза испытующе глядели на Стервятника.
        -Как он оказался возле леса? - спросил Блуденс.
        -Неизвестно, мой герцог. Он пришел со стороны болот, и крестьяне приняли его за Болотного Человека. Старое суеверие... - Меск захихикал, словно извиняясь за чужое невежество, но герцог бросил на него тяжелый взгляд, разом оборвавший смех.
        -Кто еще его видел?
        -Баронесса Галвик. Она ждала в замке вашего возвращения.
        -Пусть ее проводят сюда.
        Один из придворных отправился за баронессой, а герцог принялся с подозрительным видом рассматривать стены и потолок подвала, словно желал убедиться в их несокрушимости. Потом он снова обратил свое внимание на узника.
        -Что ты сделал с Гагиусом? - проговорил он тихо, приблизившись вплотную к Стервятнику. В его глазах блеснул жестокий огонь. Он неожиданно ударил Люгера по лицу. Перстни рассекли кожу на щеке Люгера, и он ощутил во рту соленый привкус крови.
        Люгера охватила холодная ярость. Это чувство было гораздо сильнее и страшнее всего, что он испытывал до сих пор. Теперь в нем присутствовало влияние чужого гнева, и оно имело в своей основе рыцарскую неуязвимость и звериную злобу оборотней, а также неумолимость мокши... Слот осознал, что переговоры с герцогом бесполезны. Рухнула последняя надежда разрешить недоразумение, и нужно было искать выход. Время думать о судьбе Гагиуса наступит потом...
        Может быть, герцог прочел в его глазах жуткий для себя ответ, и Люгер понял, что тот также принял окончательное решение...
        В этот момент чьи-то шаги прозвучали в тишине, свита герцога расступилась, и Слот увидел баронессу Галвик. По ее лицу и одежде было невозможно определить, пленница ли она или же гостья в Ульфине. У нее был взгляд, устремленный в пустоту, и вид вечной странницы, заблудившейся навсегда. Возможно, она была пьяна или опоена каким-то зельем. Во всяком случае, время не пощадило и ее: глубокие морщины избороздили когда-то красивое лицо, а тело стало сухим и слегка сгорбленным.
        Стервятник вспомнил, что в замке Крелг эта женщина считала его своим мужем, но сейчас ее глаза не выражали ничего - ни узнавания, ни отчужденности. Они смотрели сквозь людей и предметы...
        Меск что-то прошептал ей на ухо, и только тогда ее блуждающий взгляд остановился на Люгере.
        -Кергат, - простонала она и сдавленно зарыдала, протянув к узнику руки.
        -Хватит, баронесса! - резко оборвал ее герцог, становясь у нее на пути. - Не морочьте мне голову. Она у меня занята более важными делами, а вас я могу лишить этого бесполезного украшения... Кто этот человек?
        -Если мой герцог позволит... - осторожно вмешался Меск. - Видите ли, баронесса призналась в том, что знает этого человека. По-моему, этого достаточно.
        -Здесь я решаю, чего достаточно, а чего - нет, - холодно оборвал его Блуденс, и Люгер понял, что гнев герцога может оказаться жестоким наказанием для того, на чью голову он падет. - Итак, баронесса, вы настаиваете на том, что это - ваш муж, третий барон Кергат Галвик?
        -Да, - еле слышно выдохнула баронесса, не шевеля обескровленными губами. Если бы ее взгляд хоть что-нибудь выражал, Люгеру было бы легче выдержать его. Но Далия смотрела на него, как безмозглое животное.
        Герцог криво усмехнулся.
        -Вспоминайте, баронесса, вспоминайте! - поторопил он и сильно сжал ее руку - так, что она чуть не вскрикнула. - От этого зависит ваша дальнейшая судьба... Помните тот день, когда в замке появился отряд королевских солдат? Они искали человека, сбежавшего из Тегинского аббатства... Где находился в это время барон Галвик? Отвечайте!
        -В замке, - пролепетала Далия, не осознавая даже того, что роет Стервятнику могилу. Люгер поймал на себе торжествующий взгляд Меска.
        -А потом он сбежал и из замка, убив трех человек, среди которых был офицер Ордена... - продолжил за нее Блуденс. Потом он схватил ее своей большой рукой за подбородок развернул к свету. - Хотел бы я встретиться с тем, кто украл у тебя разум, - процедил он с ненавистью. Лицо герцога посерело. Он сразу же потерял интерес к безумной вдове.
        -Ясно. Уведите ее.
        Когда стихли звуки легких шагов баронессы, Блуденс остановил на Стервятнике тяжелый немигающий взгляд.
        -Пытать его! - приказал герцог. - Я хочу знать, где он спрятал то, что было в дипломатическом багаже Гагиуса...
        
        Глава восемнадцатая
        БЕЗБОЛЕЗНЕННАЯ ЖЕРТВА
        
        Люгер уже догадывался, что дела его плохи, но не ожидал, что все закончится подобной бессмыслицей. Герцог собирался вырвать у него признание в том, о чем он и сам не имел ни малейшего понятия. Хотя теперь кое-что начало проясняться...
        Слот вспомнил, что незадолго до своего исчезновения советник Гагиус собирался с некоей миссией в Ульфинское герцогство. Потом его похитили Ястребы Гедалла, а Блуденс почему-то связывал это событие с похищением Звезды Ада из Тегинского аббатства. Кто-то в очередной раз подставил Люгера, но этим человеком не мог быть Меск и тем более - баронесса Галвик.
        Кроме того, во всей этой истории было нечто гораздо более жуткое, чем даже предстоящая пытка. Пока подозрения Люгера еще не оформились окончательно и не превратились в уверенность, он сопоставил некоторые фразы, брошенные мимоходом, с тем, что он видел. Страшная догадка парализовала его волю сильнее, чем сковали тело стальные обручи в пыточной камере замка Блуденс.
        Когда герцог и его свита удалились, два здоровенных солдата схватили Стервятника и поволокли его по узким подземным коридорам. Он знал, что стал нечувствителен к боли, однако это не могло спасти его от смерти. У него по-прежнему не было возможности бежать - он слишком ослабел от недоедания. Подземелье было пустынным и гулким, и Люгеру казалось, что больше никогда он не увидит солнца.
        Его втолкнули в подвал, освещенный чадящими факелами, пропахший кровью и выкрашенный в черно-багровые цвета страдания. Пыточная камера оказалась чуть просторнее того застенка, в котором Люгер провел долгие недели своего заточения. Здесь не было и следа извращенной утонченности, присущей методам и инструментам оборотней. Все повторялось для Стервятника, но в гораздо более грубом исполнении.
        Он увидел щипцы, молотки, пилы, ножи, клещи, открытый огонь и раскаленные угли в жаровнях, ржавые зазубренные иглы и крюки, свисавшие с потолка на закопченных цепях. Посреди камеры стоял грубо сколоченный стол, покрытый медным листом, с петлями для связывания жертвы. Самой неприметной, но и самой неприятной деталью обстановки был человечек с потухшим взором, скромно дожидавшийся Люгера, сидя в пыточном кресле.
        У человечка был широкий тонкогубый рот, полный гнилых зубов, тонкая морщинистая шейка и паукообразные белые кисти рук, слишком большие для столь тщедушного тела. Кроме всего прочего, у него были вырваны ноздри. Редкие волосы росли от самого обезображенного носа и кое-где свисали до груди.
        Это существо двигалось и дышало, и все же казалось, что жизни в нем меньше, чем в ржавом металлическом ноже. Оно было заживо погребено в пыточной камере и поджидало здесь новых жертв.
        Палач глядел на Стервятника, словно оценивая его стойкость и сложность предстоящей работы. Видимо, изможденный вид Люгера вселил в него оптимизм, так как нижнюю часть его лица прорезала трещина с рваными краями. Люгер понял, что ему повезло, - он увидел улыбку своего мучителя.
        Палач сделал неопределенный жест, и солдаты швырнули Стервятника на стол животом кверху. Затем в нескольких местах перехватили его тело металлическими хомутами. Руки и ноги были привязаны кожаными ремнями так, что Люгер едва мог пошевелить пальцами. Зато голова могла поворачиваться более или менее свободно, и в этом был понятный; смысл - жертва могла видеть собственную истерзанную плоть.
        После того как солдаты удалились, палач медленно приблизился к столу. Перед глазами Стервятника появилась его ряса, многократно залитая кровью, отчего она приобрела твердость и багровый цвет. Узника обдало непередаваемым зловонием. Если бы Люгер больше ел, его бы стошнило. Потом он понял, в чем дело: человек в рясе возбужденно дышал. Белые руки с расплющенными фалангами пальцев запорхали над Слотом, раздевая его.
        Раздетый донага Люгер почувствовал себя еще менее защищенным, хотя ему должно было быть все равно. Между тем человек из подземелья принялся поглаживать его тело, тщетно пытаясь возбудить, и по-видимому, от этого все сильнее раздражаясь. Стервятника душили отвращение и ненависть, а извращенец вскоре пришел в неистовство. Его смердящий рот прикасался к телу Люгера, а потом приблизился к его губам, и, чуть не задохнувшись от зловония, тот сделал единственное, что ему оставалось: прокусил зубами губы своего мучителя.
        Подвывая от боли и ярости, палач отшатнулся. Кровь заливала его подбородок, но это было слабым утешением для Стервятника. От запаха свежей крови у него закружилась голова - темный потолок угрожающе накренился. А чудовище уже улыбалось и, макая палец в собственную кровь, что-то рисовало на теле жертвы. Это были замкнутые линии на руках, ногах и вокруг шеи. Человек из подземелья нагнулся и почти ласково прошептал Люгеру на ухо:
        -Эти болваны плохо тебя привязали. Мы займемся любовью после, когда у тебя уже не будет зубов, чтобы кусаться.
        Откуда-то из-за спины он вытащил длинную иглу и с улыбкой загнал ее под ноготь указательного пальца на правой руке Стервятника.
        Так начался двенадцатичасовой кошмар, на протяжении которого Люгер остался жив только благодаря присутствию мокши.
        Он совершенно не чувствовал боли, однако безнадежность, страх и унижение терзали его душу не меньше, чем инструменты палача терзали его тело. Хуже всего было то, что он видел свою изуродованную, окровавленную, обугленную плоть и осознавал, что в лучшем случае навсегда останется калекой, а в худшем - просто умрет от потери крови.
        Спустя два часа после начала пытки у него были вырваны ногти на обеих руках, обожжена грудь и отрезано правое ухо. Хозяин подземелья постепенно приходил в бешенство. Люгер понял, что нужно имитировать боль, чтобы не раздражать палача, и вместо стонов начал издавать дикие вопли. Впрочем, это не намного облегчило его участь.
        Когда у него были сожжены ступни обеих ног и выбиты передние зубы, в камере снова ненадолго появился герцог. Брезгливо морщась от дурного запаха, он осведомился, не появилось ли у Люгера желание рассказать о содержимом багажа Гагиуса. Даже если бы Слот хотел, он не мог бы сказать об этом ни слова. По-видимому, на Блуденса произвела впечатление его невероятная выдержка.
        -Отруби ему одну руку, - приказал он палачу и пожелал лично присутствовать при этой операции.
        Человек из подземелья с вдохновением взялся за дело, используя вместо топора ржавую пилу.
        Он перепиливал руку в локте около пятнадцати минут, на протяжении которых Люгер познал все муки безысходности и бессилия. Без руки он терял даже призрачную надежду отомстить. Всякое сопротивление утратило смысл. Он рассказал бы Блуденсу все, если бы тот захотел слушать хоть что-нибудь, кроме рассказа об исчезновении советника.
        Когда рука была отправлена в корзину, а палач начал прижигать рану, чтобы из нее не хлестала кровь, Стервятник заплакал от отчаяния, и герцог счел это хорошим знаком. Если бы Люгер не был так измучен, он, возможно, сочинил бы какую-нибудь историю, проверка которой потребовала бы времени, и это отсрочило бы продолжение пытки.
        Но отсрочки не предвиделось. Последующие три-четыре часа он плавал в огненно-багровом удушливом тумане, несколько раз теряя сознание. Блуденс приходил еще раз, а может быть, у пленника начались галлюцинации. Во всяком случае, он слышал, как герцог приказал отрезать ему язык, но оставить одну руку, которой он мог бы что-нибудь написать. Впрочем, в его признание Блуденс, похоже, уже почти не верил. Однако профессиональная честь палача также была задета, и он вложил в последующие пытки все свое умение.
        Он разжал челюсти Стервятника стальным инструментом и щипцами откусил ему язык. Слот чуть не захлебнулся кровью. Она быстро заполняла даже непривычную и невыносимую пустоту во рту.
        В глазах померкло, но даже абсолютная тьма не приносила избавления. Воображение дорисовывало то, чего не видели опухшие слезящиеся глаза. Оно продолжало свою страшную работу еще очень долго, сделав Люгера одноруким и немым карликом, обреченным провести остаток жалкой жизни на какой-нибудь герцогской псарне...
        Он уже терял рассудок и находился на волосок от смерти. Тем не менее земмурское колдовство не помогли ему. Рыцари-призраки остались непотревоженными, а мокши притаился где-то в уголке воспаленного мозга и, возможно, тоже сожалел о своем неудачном выборе и судьбе никчемного тела...
        В конце концов, когда Люгером уже овладело жуткое предсмертное безразличие, палач выдавил ему левый глаз, сжег волосы на голове и отрубил обожженную ногу выше колена.
        Слот медленно погружался в бездонную черную колыбель. Приближающаяся смерть казалась отвратительной, липкой и бесконечно страшной, но еще худшим врагом было собственное сознание, ибо оно уже не могло примириться с обезображенным телом. Поэтому Стервятник хотел умереть.
        Он лежал на пыточном столе и ждал смерти, которая стала более желанной, чем жизнь.
        Палач чувствовал себя совершенно разбитым после многочасовой работы. Он впервые видел человека, перенесшего такие пытки и не сказавшего ни слова. Экзекутор настолько устал, что даже отказался от своих посягательств, отложив их на более позднее время.
        К тому же было более чем вероятно, что гнев герцога, когда-то приказавшего вырвать ему ноздри, падет и на его голову. Поэтому он ненавидел свою упрямую жертву сильнее всех предыдущих, а их через его руки прошло немало.
        Палач отвязал Стервятника и оттащил в темный угол камеры. Здесь он оставил его, надеясь, что тот умрет до утра, избавив экзекутора от неблагодарной работы и герцогского наказания. Он не смел нарушить приказ Блуденса и убить пленника собственноручно.
        В подземной келье, находившейся неподалеку от пыточной камеры, его дожидались кувшин с вином и грубый матрас - немного лучше, чем тот, что лежал в камере Стервятника. Урод был равнодушен к удобствам. Единственное, что еще возбуждало его омертвевшие чувства, это кровь и крики жертв. К тому же только в камере пыток он мог изредка удовлетворять свою похоть. Поэтому он служил Блуденсу лучше, чем это делал бы любой осыпаемый милостями придворный.
        ...Озаренный отблесками догорающих углей, Люгер скорчился в углу - отвратительная грязно-розовая масса, в которой даже трудно было узнать человека. У него остались одна рука, одна нога и один глаз. На обгоревшей коже вздулись волдыри. Там, где их не было, образовался панцирь из засохшей крови...
        Люгер пробыл в беспамятстве до полуночи. А потом в нем ожило и зашевелилось другое, неземное существо.
        
        Глава девятнадцатая
        РЕГЕНЕРАЦИЯ
        
        К нему медленно возвращалось сознание. Вначале он испытал что-то вроде легкого удивления по поводу того, что все еще жив, а затем нахлынул прежний ужас. Призраки бесконечно тягостного будущего обступили его. Он застонал, но из его горла вырвался только невнятный вой. Разбитые губы распухли и превратились в твердые наросты с колючими краями. Тяжелые удары сердца отдавались в барабанных перепонках.
        Оттолкнувшись от пола уцелевшей рукой, Люгер перевернулся на спину, глядя в темноту единственным глазом. Угли в жаровне давно погасли, поэтому он не увидел ни единого проблеска света. Это избавило его от созерцания собственного жуткого уродства.
        В подземелье царила абсолютная тишина. Потом, спустя некоторое время, Стервятник услышал тихий звук, похожий на треск рвущейся ткани. Он подумал, что это лопаются волдыри на его обожженном теле, но тут само собой включилось шестое чувство мокши, и Люгер «увидел» нечто поразительное...
        Он опять, в который уже раз осознал свою двойственность. Когда бездействовала его человеческая половина, разбитая, угнетенная или бессознательная, это вовсе не означало, что в таком же состоянии пребывает и мокши... Люгер снова узрел силуэты предметов, но уже такими, какими их воспринимало другое существо.
        Теперь он знал, где находится, и «видел» горку еще теплых углей, стол с бледнеющим отпечатком его тела, орудия пыток, мерцавшие во мраке зловещими искаженными контурами, но главное, он вдруг «увидел» собственное тело, и ему потребовалось время, чтобы привыкнуть к этому зрелищу.
        Его тело не имело четких очертаний и более всего было похоже на призрак, заполнивший пространство пятнами различной интенсивности. Наименее четко выделялась уцелевшая рука, представшая в виде сгустка с пятью отростками, истекавшими вовне, словно туман.
        Но самое непостижимое заключалось в том, что у Стервятника отрастала и другая рука - взамен отрезанной. Маленький цветок скрюченной ладони расцветал на смердящем обрубке... Ледяные иглы ужаса вонзились в обожженный череп Люгера, хотя, казалось бы, он должен был радоваться этой противоестественной регенерации.
        ...Как завороженный, смотрел он на медленно распускавшийся «цветок». Именно этот отросток издавал тихое потрескивание, постепенно увеличиваясь в размерах. Люгер потрогал его здоровой рукой и почувствовал очень нежную, младенческую кожу и мягкую пульсацию крови.
        Стервятник подполз к стене и сел, опершись на нее спиной. Только после этого, боясь поверить в чудо, свершавшееся в эти минуты, он перевел «взгляд» на то место, где когда-то находилось колено его отрубленной ноги.
        Из раздробленной кости и обугленной плоти бедра торчала маленькая и пока еще уродливая ножка, похожая на фрагмент какой-то жуткой скульптуры - пародии на человека.
        Тогда он наконец почувствовал присутствие мокши. Тот был словно тень в черной и пустой комнате, но эта комната занимала добрую половину мозга Люгера, и в ней была погребена большая часть его памяти. Мокши что-то делал с человеческим телом, но что бы это ни было, он спасал Люгеру жизнь.
        Стервятник медленно поднес к лицу уцелевшую руку. Опухшие пальцы еще не восстановили обычную чувствительность; и он не мог понять, что происходит с его вытекшим глазом. Он нащупал в глазнице только что-то липкое и влажное, но по крайней мере она не была пустой.
        Люгер открыл рот и притронулся пальцем к дрожащему отростку, который должен был стать его новым языком. Острые грани на месте вырванных зубов были пока что едва ощутимы, но это было значительно лучше, чем кровоточащие рыхлые десны, превращенные палачом в сплошную рану...
        Он поспешно отдернул руку и потрогал кожу на голове. У него снова отрастали волосы. Пальцы скользнули ниже и нащупали маленькую раковину на месте отрезанного уха...
        Люгер испытывал радость пополам с необъяснимым страхом. Возможно, это был страх перед утратой человеческого естества. А ведь он, совсем недавно потерявший все, даже надежду, еще не знал, какими будут его новые рука, нога, глаз... Сможет ли он видеть и говорить? Не окажется ли уродом с нечеловеческими конечностями и вдобавок - с раздвоенным сознанием?
        Потом он испугался совсем другого - того, что новые конечности обнаружат прежде, чем они отрастут, и тогда все усилия мокши окажутся тщетными. Побег из подземелья вообще представлялся трудным, почти безнадежным делом.
        Люгер с замиранием сердца прислушивался к хрусту, звучавшему в тишине в течение многих часов, и с огромным облегчением «видел», что новые рука и нога становятся все более похожими на прежние. Но окончательный ответ ему могло дать только собственное зрение. Он слишком плохо разбирался в размытых пятнах, которые окружали мокши на протяжении всей его невообразимо долгой жизни...
        По мере того как рука и нога увеличивались в размерах, он ощущал все большую опустошенность, и в конце концов - чудовищную усталость; из-за недостатка крови он стал бледен, как мертвец. Но потом мокши подсоединил его тело к источнику неведомой энергии, и в одном из полуснов, последовавших за этим, Люгер «увидел» что-то вроде прозрачной трубы, торчавшей из его живота. Труба пронизывала стены и пространство; на другом ее конце сияли звезды...
        Наступил момент, когда он встал и перенес тяжесть тела на вновь выращенную ногу. Потом медленно пошел вдоль аккуратно выложенных в ряд орудий пыток, на ощупь выбирая себе длинный и острый нож. Кожа на его новой руке была такой чувствительной, что он без труда нашел то, что искал.
        Люгер нанес несколько ударов воображаемому противнику, убедившись в том, что рука слушается его не хуже, чем прежняя. Клинок со свистом рассекал воздух...
        Даже в полной темноте Слот чувствовал себя вполне уверенно. Он запомнил на всю жизнь очертания камеры, каждый угол и каждый выступ на пыточном столе, каждую зазубрину на орудиях страшного ремесла и каждую из улыбок своего палача. Теперь он жаждал мести и ощущал какое-то дьявольское наслаждение при мысли о том, что перед смертью хотя бы сможет выпустить кишки человеку, заставившему его рыдать от отчаяния...
        Потом он снова лег, сдерживая дрожь возбуждения, и скрючился в углу, пытаясь скрыть свои вновь обретенные конечности. Скрыть это полностью было невозможно, но он рассчитывал на внезапность нападения и на то, что в полумраке камеры его истинный облик будет не слишком заметен.
        Стервятник Люгер лежал в темноте, среди инструментов смерти, и поджидал первого, кто откроет дверь его клетки. Он молился, чтобы этим человеком оказался палач... Над ним витали устоявшиеся запахи крови и горелого мяса.
        
        Глава двадцатая
        РАЗДЕЛЕНИЕ
        
        Раздался грохот открывающейся двери, и Люгер сжался в тугой комок. Трепетный свет заплясал на стене, и он тотчас же убедился в том, что снова видит обоими глазами...
        Кто-то вошел, распространяя запах перегара, и принялся зажигать факелы, укрепленные на стенах. Судя по звукам шагов, человек был один.
        Люгер лежал, боясь шевельнуться. Человек медленно приближался к нему, и Слот незаметным движением спрятал нож подальше. Запылали факелы, и в камере стало почти светло. Когда человек был уже совсем рядом и до него стало доходить, что с фигурой узника что-то не так, Люгер вскочил на ноги и оказался лицом к лицу со своим экзекутором.
        Он не мог не сделать паузу, чтобы насладиться испугом этого животного. Палач же действительно был поражен тем, что видит ожившего мертвеца, которому собственноручно отпиливал конечности. Наверное, голый Стервятник, освещенный факелами, с ножом в руке и хищным оскалом на лице выглядел как демон мщения, явившийся с того света. От него и пахло могилой. В его серо-стальных, глубоко посаженных глазах читалось нечто большее, чем ненависть...
        Палач был существом, давно потерянным для мира, но даже у него внутри екнуло сердце, когда он встретился взглядом со своей недавней жертвой. Его челюсть отвалилась, а в расширенных зрачках отразился суеверный ужас. Однако он все же предпринял слабую попытку сопротивляться, ткнув горящим факелом в лицо Стервятнику. Но тот подготовился к схватке гораздо лучше.
        Отступив на шаг, Люгер отбил факел рукой и даже не стал убирать голову из-под посыпавшегося на него дождя искр. Пальцы палача безвольно разжались, и факел упал на пол. Теперь, освещенный снизу, Люгер выглядел еще более жутко. Его глаза исчезли в глубоких тенях, и ярко засверкал нож в руке, которая должна была лежать в мусорной корзине...
        Палач хотел закричать, но вместо крика издал лишь сдавленный хрип. Его горло превратилось в черный колодец, сведенный судорогой. Наслаждаясь каждым мгновением мести, Стервятник глубоко погрузил нож в тело палача и рванул клинок вверх, распарывая живот до самой груди.
        Одежда, пропитанная кровью, рвалась с треском, как пергамент. Разрез, вначале узкий, стал расширяться, как будто чьи-то пальцы раздвигали кожу внутри. Края раны разошлись, и из нее вывалился спутанный клубок кишок. Палач зашатался, его руки судорожно задергались. Люгер вытащил окровавленный нож и провел лезвием по стекленеющим глазам экзекутора.
        В эту секунду что-то произошло в его сознании. После мгновенного «затемнения» он ощутил зов мокши, почувствовал его присутствие и болезненное давление. Оно мешало Люгеру изуродовать своего мучителя, пока тот еще не умер. Казалось, череп затопила густая липкая жидкость, в которой вязли мысли и побуждения. В ней растворялась даже ярость... Движения Стервятника стали замедленными и затрудненными, как будто он был мухой, попавшей в паутину. Темное существо трепетало в нем, пробиваясь к свету воплощения...
        Потом в его мозгу вспыхнула жуткая догадка: мокши хотел занять тело палача. Более того, он требовал этого, и Слот не мог сопротивляться его натиску.
        Люгер оттолкнул от себя экзекутора, и тот рухнул на спину, увлекая за собой окровавленные кишки. Нельзя было терять ни минуты, и Стервятник прекрасно понимал это, но мокши цепко держал его сознание. Он заставил Люгера склониться над жертвой и убедиться в том, что тот испустил дух.
        В мертвых зрачках плясали отблески факелов. Тонкая струйка крови сочилась из уголка рта. Пальцы были сведены предсмертной судорогой. От трупа исходило такое зловоние, что у Люгера закружилась голова, а рот наполнился желчью. Но Стервятник уже не принадлежал себе.
        Не в состоянии сопротивляться внутренней силе, он улегся на мертвеца и ощутил своей кожей нечто липкое, теплое и податливое, как рыхлая земля. Спазмы нестерпимого отвращения душили его, но вызванное мокши сокращение мышц приближало его голову к голове мертвеца и складывало губы для кошмарного поцелуя.
        Смрад, исходивший изо рта палача, оглушил и ослепил человеческую половину Люгера, но чужое существо, засевшее в его мозгу, все же нашло рот трупа и впилось в него губами Слота. Окаменевший язык коснулся гнилых зубов...
        В каком-то жутком полусне Люгер ощутил, что в его внутренностях образовался туннель, по которому мчались леденящие вихри, замораживая в жилах кровь... Потом что-то растянуло его глотку изнутри, и на некоторое время он перестал дышать. Сильнейшая пульсирующая боль пронзила его череп. Мощный поток жидкого льда хлынул из него, вливаясь в горло мертвеца, и Люгер вдруг с ужасом увидел, как дрогнули его веки...
        Но худшее было впереди. Слот почувствовал, как напрягся член палача и задрожали сведенные судорогой конечности. Потом Люгера оттолкнула окровавленная рука. Толчок оказался настолько сильным, что Стервятник скатился на пол и обнаружил, что все еще сжимает в руке нож.
        Что-то неописуемое покинуло его тело, и он ощущал странную пустоту внутри, как будто превратился в чучело. Остановившимся взглядом он смотрел на свою руку. Это была уцелевшая рука с вырванными ногтями, но сейчас на ней снова были ногти, и они выглядели нетронутыми, если не считать узкой полоски чистой розовой кожи вокруг каждого из них...
        Тем временем мертвец сел, согнувшись в поясе, как кукла. Однако его глаза оставались неподвижными. Он поворачивал голову из стороны в сторону, словно изучая камеру.
        Затем медленно поднес к лицу свои руки. Пальцы на них все еще были скрючены, и он с усилием распрямил их. При этом раздался треск, с которым лопаются сухожилия...
        Сейчас Люгер отдал бы многое за глоток вина, а еще больше - за стакан. У него в горле было так сухо, что казалось, оно царапает воздух. Он не мог унять сильнейшее сердцебиение, тем не менее его руки и ноги все еще оставались пугающе холодными.
        В то же время он чувствовал, как спадает пелена с его мозга, и постепенно проясняется память. Тяжесть свободы, от которой он давно отвык, обрушилась на него. Он ощутил отделение темной половины, но одновременно с этим - почти детскую незащищенность, как будто исчез некий страшный, но надежный союзник, прикрывавший его со спины... Удивительная «прозрачность» мыслей и впечатлений казалась таковой лишь по контрасту с недавним прошлым... Он падал в сияющую голубизну, но чем дольше длилось падение, тем сильнее нарастал страх. Чем хорошим могло закончиться это падение?..
        Оно закончилось болью, забившейся в каждой клетке его измученного тела. Голод, жажда, зуд, жжение, ломота в костях - все, о чем он и думать забыл, вдруг заявило о себе. Болели даже новые рука и нога, но как-то по-особенному, как болит заживающая рана. Левый глаз еще видел плохо, словно сквозь завесу дождя, а суставы ломило так, что Стервятнику было трудно выпрямиться. Язык с трудом ворочался во рту.
        Он привыкал к боли, а тем временем мертвец разглядывал кишки, вывалившиеся из его живота. Потом неловкими движениями попытался затолкать их обратно. Когда это не получилось, он оторвал их от себя и отбросил в сторону... Палач встал, зияя ужасной пустотой под грудью, похожий на разделанную свиную тушу, и, неуверенно ступая, направился к Стервятнику.
        Люгер, стараясь подавить свой страх, внушал себе, что мертвец - уже не его ужасный враг, а новое тело мокши, который даже стал его спасителем, но долгие часы пыток и пережитый кошмар Переселения невозможно было сразу вытравить из памяти. Дрожь била его, когда мертвец склонился над ним и голос из глубины черной глотки проревел:
        -Вставай!..
        При этом лицо палача осталось неподвижным, как будто мокши считал сейчас излишним прибегать к человеческой мимике. Похоже, пока у него было не все в порядке и с голосовыми связками.
        Люгер повиновался. Предстоящий побег уже целиком поглотил его мысли. Все, чего он хотел теперь, это выбраться из подземелья под открытое небо. После разделения он ощутил в себе вернувшуюся способность к Превращениям.
        -Одень меня! - невнятно приказал мокши, и Стервятник мгновенно угадал и оценил преимущества его плана.
        Как сумел, он задрапировал клочьями рясы выпотрошенный живот палача и вытер с его лица следы крови. Самому Люгеру было не во что одеться, но одежда могла стать помехой, когда ему понадобится срочно превратиться. Поэтому он остался голым и от этого чувствовал себя более чем неуютно. Длинный нож был неплох против безоружного, но не мог соперничать с мечом и даже кинжалом.
        Затем странная пара покинула камеру пыток. Впереди шел Люгер, опустив голову и пряча нож, а за ним тяжелой неуклюжей походкой шествовало то, что еще недавно было экзекутором в замке герцога Блуденса.
        
        Глава двадцать первая
        ПОБЕГ
        
        Люгеру весьма пригодилась связка ключей, висевшая на поясе у палача; с помощью одного из них он открыл дверь, отделявшую часть подвала, где находились камеры смертников от остального подземелья. Пальцы мокши еще были очень неуклюжими и могли выдать его.
        За следующей дверью находилось помещение охраны, и на голого Стервятника подозрительно уставились трое солдат, развлекавшиеся игрой в кости.
        -Герцог приказал привести его, когда он заговорит, - проревел мокши. Его голос звучал неестественно, но Люгер и сам не поверил бы в то, что палач может быть только подобием человека, если бы Переселение не произошло у него на глазах.
        -У него целы руки и ноги - и уже развязался язык? - насмешливо бросил один из солдат, возвращаясь к костям и оловянной кружке.
        -У него больше нет языка, - сказал мокши, повернув голову к игрокам. - Такое случается и с теми, кто не умеет держать его за зубами. Герцог займется с ним каллиграфией...
        Жуткая рожа палача в сочетании с его репутацией и мертвящим взглядом мокши сделали свое дело - солдаты вдруг почувствовали себя довольно неуютно. Они знали, что кое-кто из подданных герцога действительно оказывается порой на пыточном столе.
        С огромным облегчением Люгер прошел мимо них, чувствуя, что его сердце бьется слишком громко. То, что палачу, почти не покидавшему подземелья, было приказано привести пленника к самому герцогу, рано или поздно покажется солдатам подозрительным. Так что у Стервятника оставалось в запасе всего несколько минут.
        Мокши тяжело взобрался вслед за ним по крутой лестнице. Была преодолена еще одна дверь, и теперь длинный коридор, освещенный факелами, отделял беглецов от верхних помещений замка. Здесь они встретили еще двух солдат охраны, осклабившихся при виде голого узника. Один из них замахнулся, словно намереваясь ударить Люгера в живот, и тот едва сдержался, чтобы не полоснуть ножом по его самодовольной роже. Оказывается, это была шутка. Солдаты заржали, а мокши грубо подтолкнул Стервятника в спину.
        Из коридора они попали под каменные своды галереи, тянувшейся по периметру внутреннего двора. Люгер ощутил что-то вроде легкого опьянения, когда вдохнул свежий холодный воздух, вкус которого успел позабыть за время заточения. Маленький кусочек серого зимнего неба показался ему прекраснейшим зрелищем на свете. Поеживаясь от холода, он выбирал место, откуда было бы удобно взлететь огромной птице, слишком неповоротливой на земле...
        Как это часто бывает, судьба подстерегла его в тот момент, когда все худшее, казалось, осталось позади. На плечо мокши легла чья-то тяжелая рука в усеянной шипами рукавице, и грубый голос произнес:
        -Эй! Куда ты ведешь это чучело?
        Люгер обернулся, гадая, был ли виден нож, зажатый в его руке. За спиной мокши стоял человек в легких доспехах, отделанных с претензией на роскошь, вооруженный мечом и кинжалом. Слот увидел неприметную дверь в стене галереи, откуда, должно быть, появился незнакомец. Самоуверенный вид и манера выражаться говорили о том, что перед ними мелкопоместный дворянин - из тех, что нанимаются офицерами на службу к герцогу и предпочитают опасные удовольствия воинской карьеры скуке застойной деревенской жизни.
        Мокши медленно повернулся и остановил на нем свой мутный взгляд. Но дворянин был достаточно туп, и это его не пробрало. Зато он увидел то, что уже видел Стервятник, затаивший дыхание: ветер распахнул рясу на животе мокши, и под нею открылась дыра, которой никак не могло быть в живом человеке. Кровь, стекавшая по ногам палача, уже собралась в небольшую лужицу.
        Глаза офицера полезли на лоб, потом он все же схватился за меч, но не успел освободить ножны. Люгер опередил его. Воспользовавшись секундным замешательством противника, он рванулся к нему и вонзил нож в единственное незащищенное место под самым подбородком.
        Удар получился не очень сильным, и Стервятнику пришлось испытать на себе звериную силу незнакомца. Кулак, обтянутый перчаткой с шипами, врезался ему в солнечное сплетение, как раскаленный молот. На какое-то время Люгер оказался в позе зародыша и обнаружил, что не может дышать...
        Когда он сумел разогнуться и начал хватать ртом воздух, то увидел багровые порезы у себя на груди, открывающиеся при каждом вдохе, как маленькие жадные ротики с окровавленными губами. Шатаясь, он встал и прислонился к стене галереи.
        Тем временем мокши уже приканчивал офицера, вцепившись одной рукой ему в лицо; а другой орудуя ножом. Существо из Леса Ведьм вполне освоилось со своим новым телом, изменяя его быстро и совершенно непостижимым образом. Слот видел, что руки и пальцы палача удлинились более чем вдвое, и теперь охватывали голову врага, словно щупальца осьминога. Рот офицера был зажат ладонью, он умер, не сумев издать ни звука.
        Однако их все же заметили... Через двор к ним спешили солдаты и слуги; кроме того, четверо дворян показались в глубине галереи. Своими криками они привлекли внимание к беглецам.
        У Люгера почти не оставалось времени. Темная прелюдия к Превращению охватила его... Он сделал несколько шагов в ту сторону, где еще не было видно людей герцога, и в который уже раз почувствовал, как постепенно искажается мир.
        Вначале исчезли запахи и звуки, затем ему изменило зрение, и он перестал ощущать собственное тело. Некая сущность еще пребывала доли секунды в неописуемом месте вне света и тьмы. Наконец исчезло и время...
        Мокши сбросил с себя рясу и теперь пальцами, превратившимися в когти, разрывал доспехи мертвого офицера. Ближайшие из людей герцога были от него в двадцати шагах. Их обнаженные мечи рассекали воздух...
        Столб черного дыма окутал человеческую фигуру в глубине галереи и сделал ее невидимой. Дым был тяжелым и холодным; его струи переносили магическое вещество. Потом в нем возникли силуэты белых крыльев и головы с хищно загнутым книзу клювом. Дым влился в новое тело...
        Огромная неуклюжая птица с седым воротником вокруг шеи пробежала под темными сводами, пытаясь взлететь. Ей мешала адская боль в груди, вспыхивавшая при каждом взмахе крыльев. Наконец ей удалось оторваться от земли, и она призраком выскользнула в одну из боковых арок. Теперь над ней был бездонный колодец неба, а вокруг - стены замка, на которых люди герцога уже готовили свои арбалеты...
        Стервятник спиралью поднимался вверх, наблюдая за фигурами на стенах. Но успел увидеть и то, что произошло внизу. Голый палач лег на мертвого офицера, и никто, кроме Люгера, не знал о том, что случилось в последующие несколько мгновений. Да он и сам мог только догадываться об этом...
        Ему казалось, что прошло слишком мало времени, прежде чем тело палача было изрублено в куски подоспевшими солдатами. Возможно, на сей раз мокши не повезло, и цепь его переселений была наконец прервана. Во всяком случае, Люгер предпочел бы больше никогда не встречаться с этим жутким существом. Потом он был целиком поглощен спасением собственной жизни.
        ...Несмотря на короткую схватку с офицером, Стервятник все же выиграл драгоценные секунды, и вдогонку ему было послано не так уж много стрел. Он взмыл над замковой стеной и стал набирать высоту, высматривая темные штрихи, несущие смерть.
        В это время, словно по волшебству, в разрывах туч показалось солнце. Унылый пейзаж преобразился. Заснеженная равнина с темными островками деревьев и большим островом замка тотчас засверкала внизу. Скупая ласка солнца немного расслабила Стервятника...
        Арбалетный болт выбил несколько перьев из его левого крыла, но не задел кость, и Слот отделался легким испугом. Несколько раз рядом с его головой ярко вспыхивали в лучах солнца наконечники летящих стрел, и тогда его тело сжималось в отвратительном предчувствии удара.
        Люгер повернул на юг, в сторону солнца, и вскоре с облегчением увидел, что находится уже вне досягаемости луков и арбалетов. Но рано еще было праздновать спасение. Если герцог считал его достаточно ценным узником, он мог выслать Превращенных в погоню за беглецом, и тот ничего не сумел бы поделать против трех-четырех хищных птиц. Поэтому Стервятник спешил улететь как можно дальше. А когда замок скрылся из виду, он опустился пониже и полетел над самыми верхушками деревьев, готовый в любой момент спрятаться среди листвы.
        Спустя некоторое время у него хватило опыта и благоразумия сесть на одно из деревьев и скрыться в густом переплетении ветвей. Отсюда он наблюдал за целым десятком орлов, чей совместный полет выдавал в них охотников Блуденса.
        Птицы летели на разных высотах, расходясь широким веером, и Стервятник поздравил себя с тем, что удостоился чести называться личным врагом самого герцога.
        Несмотря на голод и холод, он решил дождаться темноты и тогда продолжать прерванный полет. Сейчас его единственной целью могло быть поместье рода Люгеров, но ничто не заставило бы Стервятника лететь кратчайшим путем над Лесом Ведьм. Поэтому он выбрал другой, окольный путь - на юг, через Эвору, а затем - домой, на северо-восток.
        К счастью, дни поздней осени были коротки, и вскоре сумерки сгустились над миром. Земля, засыпанная снегом, была светлее небес, и Люгер снялся с толстой выступающей ветви, глубоко провалившись в неподвижном морозном воздухе. Поднявшись повыше, он поплыл в темноте на юг, размеренно взмахивая крыльями и стараясь сберечь силы, которых осталось совсем немного.
        На следующее утро он насытился останками задранного волками оленя и продолжал лететь вдоль границы леса. Тупая боль в груди напоминала о заточении в замке Блуденса. Люгер уже испытал слишком много для одной человеческой жизни, но положительный результат пока был только один: он знал, где искать Сегейлу.
        В Скел-Моргосе, столице Морморы, его поджидали призраки ужасного прошлого, которых он наивно считал похороненными навеки. Но там же находился единственный человек, которого он любил. Любил больше жизни, потому что умирал уже трижды: от руки своего сына, в древесном дворце мокши и в камере пыток.
        О том, что Сегейла, вероятно, разлюбила его, он старался не думать.
        
        ЧАСТЬ ПЯТАЯ
        ЗИМА 3017
        
        Глава двадцать вторая
        ПУТЬ КОЛДОВСТВА
        
        Дом выглядел так, как и должно было выглядеть заброшенное человеческое жилище. Стервятник подлетал к нему с запада; заходящее солнце отражалось в темных окнах и освещало обветшалую крышу, полуразрушенные трубы дымоходов, стены, увитые сетью дикого винограда, и буйно разросшийся парк...
        Все было усыпано полусгнившими листьями и сухими ветками, обломанными осенними ветрами. Деревья подъездной аллеи, посаженные отцом Слота незадолго до его исчезновения, превратились в настоящих гигантов, возвышавшихся по обеим сторонам дороги мощными черными колоннами. Но самой дороги уже не было. Обнаженные стволы молодняка завладели ею, и было видно, что уже несколько лет их никто не тревожил. Люгер еще не осознавал этого факта до конца, отказываясь верить в очевидное.
        Слот еще не знал, как его примут дом и духи предков. Люгеру казалось, что он, Стервятник, остался прежним, но оборотни и мокши извратили его сущность. Никто не смог бы провести линию раздела между прошлым и будущим. Изменение было непрерывным и содержалось в самой природе вещей. В ней же был заложен страх, но страх был всего лишь одним из человеческих чувств...
        Он влетел на чердак и, несмотря на потери и усталость, ощутил благотворное влияние этого места. Погрузившись в ауру дома, сотканную магией многих поколений предков, он испытал почти забытое чувство защищенности и покоя. Этому чувству было далеко до подлинной умиротворенности, однако оно позволяло ненадолго расслабиться и перевести дух.
        В который раз возвращение Люгера было безрадостным и болезненным. Чета Баклусов давно покинула поместье, посчитав своего хозяина умершим и не забыв прихватить с собой кое-что вместо жалованья. Но сейчас Стервятника меньше всего беспокоила пропажа столового серебра. Полы в доме были покрыты толстым слоем пыли, окна и кресла затянуты паутиной, зеркала помутнели и отражали только силуэты предметов.
        Превратившись в человека, Люгер отправился в свои комнаты и отыскал в сундуках зимнюю одежду. Он зажег свечи, и в темнеющем доме сразу стало светлее. Одеваясь, он вспомнил о своих новых конечностях. Впервые у него появилось время как следует рассмотреть их. Он раскрыл ладонь и поднес ее к лицу. На ней совсем не было линий!
        Некоторое время он стоял и в растерянности смотрел на гладкую кожу. Что означало полное отсутствие линий на ладони? Еще не написанную страницу в книге судьбы? Но была ведь другая рука, исчерченная символами предопределений...
        Или же все гораздо проще, и линии появятся позже, пролягут между складками кожи? И чем чаще он будет сжимать ладонь, тем быстрее это произойдет?.. Такая точка зрения была не новой и начисто отрицала хиромантию. Но разве Стервятник не убедился в зловещем смысле некоторых знаков на собственном грустном опыте?..
        Странная ладонь, гладкая, как у статуи, недолго занимала его мысли. Благодаря своему сыну Морту Люгер избавился от фатализма. Одевшись и согревшись, он почувствовал звериный голод. В погребах сохранилось вяленое мясо, сухари и вино.
        Он развел огонь в камине и пододвинул кресло поближе к огню. Очистив его от пыли и паутины, уселся поудобнее и вытянул ноги к каминной решетке. Он ощущал приятную усталость и в тот вечер выпил две бутылки вина.
        На какое-то время хмель излечил его от воспоминаний. Вино согрело его тело и, может быть, даже согрело душу. Во всяком случае, он спокойно спал в ту ночь - без сновидений и тревожных пробуждений.
        Люгер безвыездно провел в своем поместье следующие тридцать дней.
        Со стороны могло показаться, что он бездельничает, но это было не так. Внутри него накапливалась незнакомая сила, зрела некая новая решимость. Он был подобен медленно натягиваемой тетиве. Приближалось время рокового выстрела. Бедняга Мальвиус не подозревал, что ему уже пора было готовиться к смерти...
        Как ни странно, в своем доме Слот снова почувствовал притяжение меча. Невидимый и почти неощутимый луч бил откуда-то с юга (из Элизенвара?), и порой Стервятник попадал в конус его влияния. Тогда он осознавал, что для полной завершенности ему не хватает всего лишь одного - орудия мести и войны, которое было больше, чем оружием, - оно было союзником...
        Он нашел старый загустевший бальзам и смазывал им раны на груди. Оружие, сохранившееся в оружейной комнате, кое-где покрылось ржавчиной и налетом плесени. Он почистил его и заодно проверил быстроту своей реакции и навыки выполнения некоторых уникальных боевых приемов.
        По ночам он занимался магией и почувствовал интерес к этому жуткому ремеслу, особенно к тому, что касалось его злой стороны. Впервые он удостоил своим вниманием старинные книги и свитки, хранившиеся в библиотеке. К счастью, большая часть из них оказалась нетронутой сыростью и временем.
        Слот осознал, что был совершеннейшим невеждой в делах, имевших по крайней мере двухтысячелетнюю историю. Мир был пронизан ветрами, дующими в недоступных областях жизни, и течениями, увлекающими к смерти человеческий планктон...
        Одну простую вещь, краеугольный камень магии, он уже знал: в этом мире невозможно победить, можно только отсрочить свое поражение. Темная сторона поймала его в свои сети; обратной дороги не существовало. Он выбрал пугающее знание, и это было началом его мудрости, его старости и его конца...
        Долгими зимними ночами он читал книги, переплетенные человеческой кожей, и рассматривал рисунки, сделанные младенческой кровью. Из тех материалов, что были под рукой, он изготовил свои первые магические атрибуты: восковую фигурку Мальвиуса, маленькую арфу, звучавшую только в полной темноте и вселявшую тревогу в душу своего создателя нечеловеческой музыкой, ажурное колесо на оси из стальной иглы, вращавшееся в фокусе зрительной трубы и вызнававшее тайны звезд, ловушку для призраков - непростительно жестокую игрушку, которая была свидетельством его неблагоразумия и печального неведения...
        В этих предметах не было особой необходимости, и он делал их, испытывая мрачное удовлетворение от своих новых возможностей, но они пили из него жизнь и опустошали, как десяток ненасытных любовниц.
        Он даже пытался написать магический портрет Морта - примерно такой же, каким был портрет Алфиоса в лаборатории оборотней, портрет, влияние которого в конце концов погубило генерала Ордена, - но без волшебных цветов зла работа так и осталась незавершенной.
        Несколько раз Стервятник пытался вызвать дух своего отца, но тот не являлся на встречу - то ли Слот был слабым медиумом, то ли расстояние слишком велико, то ли дух слишком коварен. Проще всего было предположить, что старик жив и посмеивается сейчас над безграничной наивностью своего отпрыска.
        Потом у Люгера возникла мысль обратиться к духу матери, умершей сразу после его рождения, но что-то удержало его от этого - может быть, осознание грани, которую нельзя переступать ни в коем случае.
        Все это время его не тревожили видения, кошмары, воспоминания. Однажды в глубине парка он набрел на осевшую земляную насыпь, похожую на могилу. Здесь Густав Баклус когда-то закопал тело Хоммуса. Призрак старого врага также ни разу не потревожил Стервятника. Спустя неделю выпал снег и скрыл под чистой мертвой белизной опавшие листья, могилу и осеннюю грязь...
        Гадательная колода лежала нетронутой, хотя, как показалось Люгеру, она стала значительно толще с тех пор, как он пользовался ею в последний раз. Даже Превращения, сокращающие жизнь и разрушающие тело, не вызывали в нем опасений и сожалений, и Стервятник готов был превращаться столько раз, сколько понадобится, даже если к губам Сегейлы в конце концов прикоснутся губы дряхлого старика... Для него не осталось ничего особенно важного, ничего, кроме неразличимой дороги, на которой он стоял, и черного злого ветра, подталкивавшего его в спину.
        По прошествии тридцати дней после возвращения в заброшенное поместье этот ветер погнал Люгера в Элизенвар на поиски земмурского меча.
        
        Глава двадцать третья
        ХОЗЯИН МЕЧА
        
        Королевский прокурор Мальвиус стоял голый возле роскошного ложа и приходил в возбуждение при виде красных рубцов, вспухавших на теле его сожительницы Венги, а также от ее сдавленных стонов. Рубцы вспухали после каждого удара плетью, которые Мальвиус обрушивал на бедра и живот Венги.
        Ее рот был закрыт белым платком, а руки и ноги широко разведены и привязаны к ажурным спинкам кровати, служившей прокурору для ночных утех. Иногда женщина смотрела на звезды и луну сквозь застекленный потолок спальни, но в ту ночь небо было закрыто тучами, и на стеклах медленно таяли снежинки. Ей было тепло и больно; она не могла представить себе, что где-то может быть холодно и спокойно...
        Мальвиус вовсе не издевался над своей любовницей. Он знал, что ей нравилось то, что он делал. Она была проституткой из Круах-Ан-Сиура, привезенной для продажи в один из публичных домов Элизенвара, владелец которого, уличенный в кое-каких темных делишках, пытался откупиться ею от королевского прокурора.
        Мальвиус снисходительно принял выкуп, но спустя сколько недель бывший хозяин Венги был найден в одном из беднейших кварталов Элизенвара с перерезанным горлом! Поиски убийц ничего не дали; официальная версия гласила, что скорее всего человек был убит в уличной драке, однако не объясняла главного - как богатый владелец дома свиданий оказался один в столь неподходящем месте.
        Таким образом Мальвиус стал единоличным обладателем женщины, отличавшейся несколько вульгарной красотой, удобной молчаливостью и весьма извращенными сексуальными наклонностями. Это наконец дало возможность прокурору почувствовать себя не только тонким интриганом, но и полноценным мужчиной.
        Никто, кроме него, не знал о прошлом Венги, и Мальвиус даже начал изредка появляться с нею в свете. Единственное, что могло выдать ее, - татуировка на интимном месте, поэтому слуги никогда не участвовали в ее туалете. Правда, существовал еще неизвестный прокурору и самим владельцам публичных домов посредник, поставлявший в столицу женщин. Переговоры всегда велись через подставных лиц, и допросы ничего не дали.
        Посредник бесследно исчез из Элизенвара, и воспоминание о нем иногда портило Мальвиусу настроение. Он чувствовал незавершенность, как будто не доиграл партию в шахматы с серьезным противником, в которой у него были две лишние пешки.
        Венга носила дорогие закрытые платья. Ей приходилось самой одеваться, раздеваться и мыть свое роскошное тело. Впрочем, эти неудобства вполне окупались иллюзией роскоши, которой окружил ее последний и самый жестокий любовник. Терзая, избивая, кусая эту плоть, Мальвиус испытывал удовлетворение, сравнимое только с наслаждением властью. Когда жертвы корчились перед ним во время допросов, умоляя о пощаде, он чувствовал почти то же самое, что и теперь, когда судороги сладострастной боли пробегали по телу связанной женщины...
        Уродливый маленький человечек отбросил в сторону плеть и впился зубами в рыхлое женское бедро. Кровь ударила ему в голову. Ослепленный страстью, он на ощупь нашел грудь Венги, сильно сжал ее руками, и только остатки благоразумия помешали ему откусить сосок. В конце концов он же не собирался портить самую дорогую игрушку в своей жизни...
        
        Когда Люгер появился в Элизенваре, подтвердилось худшее из его подозрений. Согласно официальному календарю, шел двенадцатый месяц 3017 года от Рождества Господнего, и значит, либо весь мир сошел с ума, либо Стервятник провел в Лесу Ведьм более пятнадцати лет. Сам он постарел всего на несколько месяцев, но для всех остальных прошли годы, пока он находился в плену у мокши.
        Люгер оставался почти безразличен к этому - до тех пор, пока не думал о Сегейле. Если она жива, то стала старше его на несколько лет. В этом свете приобретали зловещий смысл слова Слепого Странника о любви старухи. Люгеру еще предстояло ответить на дочерний поцелуй и побывать в лебедином гнезде.
        Он отдавал себе отчет в том, что годы, прожитые Сегейлой, были, вероятно, наполнены горечью его отступничества, и, может быть, самое плохое ждало впереди - например, их встреча. Он верил в ее неизбежность, но теперь опасался того, что надежда превратится в кошмар.
        Женщина, внезапно постаревшая на пятнадцать лет, - это ли не кошмар, похожий на злое и необратимое колдовство? А виновником был помощник королевского прокурора Мальвиус, и жажда мести, совершенно отдельная от бесплодных сожалений и неизбывной тоски, разгоралась в сердце Стервятника с новой силой.
        Тем не менее он старался действовать хладнокровно и безошибочно. Поэтому сначала он осторожно навел справки и узнал, что Мальвиус стал королевским прокурором шесть лет назад, после смерти своего предшественника, обставив нескольких более высокородных, но менее изворотливых претендентов. По слухам, в изобилии ходившим среди обитателей городского дна, с тех пор Мальвиус стал еще отвратительнее внешне и еще изощреннее в преследовании порока - или того, что он считал пороком.
        Для Люгера не составило большого труда узнать, где находится новая резиденция королевского прокурора. Он выяснил это, проследив за его каретой, отъехавшей от Дворца Правосудия... Еще один день Слот потратил на слежку за одним из приходящих слуг Мальвиуса, после чего подкараулил того в собственном доме и расспросил о расположении комнат и некоторых привычках прокурора. Слуга оказался благоразумным малым и ответил на все вопросы человека в маске, вооруженного кинжалом и не настроенного шутить.
        Той же ночью, оставив слугу надежно связанным и с кляпом во рту, Люгер снова превратился в стервятника и отправился в рискованный полет, который вполне мог закончиться для него смертным приговором. Но теперь все его полеты были рискованными. Близость смерти подавляла даже ощущение утраты, возникавшее при мысли о пятнадцати годах жизни, канувших в бездну.
        
        Страсть Мальвиуса достигла предела. В тот самый момент, когда все его тело стало содрогаться, изливая в Венгу мертвую влагу, не способную оплодотворить ни одну женщину, стеклянный потолок спальни провалился от удара пернатого демона, упавшего сверху со сложенными крыльями.
        Тонкие перегородки из эбенового дерева не выдержали и с треском сломались, осколки битого стекла опасными маленькими топорами устремились вниз. Мальвиус закричал, когда несколько осколков полоснули по его обнаженной спине и ягодицам, но боль оказалась настолько сладостной, что прокурор на некоторое время оказался в плену собственного оргазма.
        Тело стервятника, еще не достигнув покрытого ковром пола, окуталось струящимся дымом, и в спальне появился мерцающий дымный шар, зависший рядом с окровавленными любовниками. Несколько секунд бездействия Мальвиуса оказались как нельзя более полезными для Люгера. Завершив обратное превращение, он увидел человеческими глазами то, что представало взгляду птицы размытым и в искаженных пропорциях.
        Ему понадобилось всего лишь мгновение, чтобы оценить обстановку. Он искал оружие, но единственным предметом в этой спальне, отдаленно напоминавшим оружие, была плеть.
        Крики Мальвиуса слились с визгом его любовницы, и вместе они могли привлечь к себе целый полк охраны. Однако прежние постельные утехи прокурора, сопровождавшиеся не менее выразительными звуками, сослужили ему плохую службу. Через секунду Люгер уже стащил с кровати его тщедушное тело и придавил горло рукоятью плети.
        Мальвиус захрипел, а у Венги хватило ума замолчать. В борделях Вормарга ей приходилось видеть и кое-что похуже. Отдавая себе отчет в том, что задушенный прокурор уже ничем не поможет ей, она закрыла рот и поудобнее устроила на смятых простынях свое искусанное и исхлестанное тело. Как существа, в чем-то близкие, Венга и Стервятник прекрасно поняли друг друга, обменявшись лишь одним недолгим взглядом.
        -Покажи мне меч оборотней, - прошептал Люгер на ухо полузадушенному Мальвиусу, и тот поспешно закивал головой, в которой, несмотря на бешеную пульсацию крови, уже мелькали мысли о том, как в дальнейшем выследить и поймать наглеца, осмелившегося напасть на королевского прокурора. В эти минуты Люгер действительно подписал себе смертный приговор, но теперь он и не собирался задерживаться в Валидии.
        Со стороны они представляли собой довольно смешную картину - двое голых мужчин, один из которых едва доставал другому до плеча.
        -Веди! - приказал Люгер, и Мальвиус, осторожно ступая по битому стеклу маленькими ножками, подвел его к почти незаметной двери и дрожащей рукой открыл потайной замок.
        За дверью находилась святая святых обширного дома - комната, специально отведенная под уникальную коллекцию оружия. Прокурор любил свою коллекцию, которую собирал на протяжении многих лет и давно ставшую бесценной, почти так же сильно, как жизнь.
        Особенную любовь он испытывал к земмурскому мечу, связавшему его сознание путами ночных сновидений, нездешних ужасов и нечеловеческого могущества. Жалкое тело и душонка Мальвиуса трепетали, когда он думал об отрубленных головах, о мистических рыцарях, владевших когда-то этим пленительным клинком, об адском месте, в котором был выкован меч, - выкован из метеоритного металла невообразимой древности и закален в крови жутких созданий...
        Расставание с мечом после стольких лет почти нереальной связи представлялось Мальвиусу страшным ударом, но выбор у него был невелик, и его предопределил человек, который мог одним движением сломать прокурору шейные позвонки.
        Взгляду Стервятника открылась комната без единого окна, обитая темно-зеленой тканью и погруженная в полумрак. Воздух здесь был теплым и необыкновенно сухим. В темноте таинственно поблескивало оружие, созданное в обитаемом мире за прошедшие века. Три глухие стены до самого потолка были увешаны датами, совнами, мечами, гвизармами, алебардами, ножами, протазанами; каждый предмет в этой коллекции был неповторим и отличался либо уникальным возрастом, либо непревзойденным исполнением, либо своеобразной историей, не оставившей о себе других упоминаний, но увеличившей количество зла на земле.
        Однако лучшие образцы коллекции покоились в узких деревянных ящиках, которые сами по себе являлись произведениями искусства. Они были украшены серебром и инкрустированы полированной костью, селенитами и сердоликами. Паутина из золотых нитей служила обрамлением халцедонам и синохитам.
        Посреди комнаты стояло единственное кресло, предназначенное для хозяина всего этого великолепия. Кусочки бархата, разбросанные на полу, были единственным элементом беспорядка среди холодной строгости безупречных линий.
        Люгер ослабил давление рукояти на горло Мальвиуса, и тот издал сдавленный вой. Стервятник с удивлением посмотрел на прокурора и понял, что тот воет от ужаса. Ужас был вызван вторжением чужака, осквернившего это место.
        Сам Люгер уже безошибочно определил, в каком именно из длинных деревянных гробов покоится его клинок, за который он заплатил своей человеческой сущностью. Ящик с камнем-сторожем - огромным хризопразом, - осыпанный бриллиантовой пылью, притягивал его взгляд...
        Люгер втолкнул Мальвиуса в комнату и развернул того лицом к ящику с земмурским мечом. Оказавшись рядом с вожделенной вещью, он одной рукой обхватил тонкую прокурорскую шею, а другой отбросил изысканные золотые крючки, соединявшие две части ящика.
        Внутри, под крышкой, утопая в черном мягком бархате, лежал его меч и излучал нечто, воспринимаемое лишь немногими. Люгер взял меч в руку и почувствовал дрожь обладания, пронзившую все тело. В чем-то это было похоже на соитие с желанной женщиной после долгого перерыва...
        Стервятник оттолкнул прокурора в сторону, но у того даже не хватило сил бежать. Прикованный к месту осознанием своей страшной потери, он стоял, впившись взглядом в мерцающий клинок, и приближающаяся смерть была не в силах испугать его сильнее. Похоже, до самого конца он не верил в то, что преступник, ворвавшийся к нему в дом, решится убить его.
        Звериная половина выла внутри Стервятника и холодными иглами терзала его руки. Злоба подталкивала к самому простому и очевидному выходу, но Люгер все же дал Мальвиусу шанс. Выбрав меч, который был не короче его собственного, он швырнул его к ногам прокурора. Когда Мальвиус понял, чего от него хотят, у него по крайней мере хватило храбрости подчиниться неотвратимости. Он поднял меч и принял некое подобие боевой стойки.
        Люгер никогда не встречал более жалкого противника - к тому же голого, - и поэтому он заставил себя вспомнить о том, чего лишился и еще лишится в будущем благодаря стараниям Мальвиуса, а также обо всех достойных людях, которых тот отправил на виселицу или на пожизненную каторгу... Если Слот плохо знал женщин, то Венга все же предупредила охрану, и тогда у него почти не оставалось времени.
        Поэтому он напал, и после первой же атаки его клинок вошел в дряблую плоть прокурора между вторым и третьим ребрами, что обеспечило тому быструю и почти бескровную смерть. Так Мальвиус расстался с жизнью, похоже, больше сожалея не о ней, а о металлическом предмете, воплощавшем в себе некую иллюзию силы и постоянства...
        Убедившись в том, что прокурор мертв, Стервятник подобрал для своего меча ножны и вернулся в спальню. Вторая часть его задачи была еще более трудной, чем первая. Ему предстояло покинуть королевство, сохранив при этом свободу и меч.
        Венга ждала его со спокойствием, присущим опытной проститутке. Новое падение, постигшее ее, она восприняла с фатализмом, граничившим с мудростью. Она быстро сообразила, что следствие, которое будет открыто по делу об убийстве Мальвиуса, не в ее интересах, и в Элизенваре ее в лучшем случае опять ожидает публичный дом, а в худшем - тюрьма.
        У Венги не было никого, кроме единственного маленького друга, затерявшегося где-то в Круах-Ан-Сиуре, но она давно излечилась от воспоминаний. Кроме того, мужчина, только что убивший прокурора, был отчаян, дьявольски загадочен, и он заинтриговал ее. Этот человек был или безумен, или же у него имелась веская причина совершать самоубийственные поступки. Венгу притягивало любое отклонение от нормы.
        Поэтому, когда над резиденцией прокурора взмыл белый стервятник, державший в когтях меч, и стал быстро набирать высоту, сливаясь с пасмурным небом, его сопровождала жирная серая утка, летевшая чуть в отдалении и старавшаяся не причинять новому хозяину никаких хлопот.
        
        Глава двадцать четвертая
        ДИПЛОМАТ
        
        Бормоча проклятия, принц Морт вышел из покоев, отведенных в замке Гливрос его матери, королеве Тенес. Несмотря на молодость, принц умел прекрасно владеть собой и редко позволял себе проявлять какие-либо чувства. Сейчас его упоение было немного наигранным. Красивое и мужественное лицо Морта исказила гримаса, которую все равно никто не видел.
        Тенес в очередной раз отвергла его. Он мог бы взять ее силой, но хорошо понимал, что такая победа не принесет ему настоящего удовлетворения. Мать была незаурядной женщиной, красота которой с юношеских лет сводила Морта с ума. Его извращенному позорному влечению не могли помешать многочисленные живые подарки - от юных нетронутых девиц до умудренных опытом куртизанок и пойманных в южной пустыне волчиц, зато разжиганию страсти способствовало двусмысленное положение Тенес, которая формально оставалась королевой Морморы, а фактически была узницей человека по имени Гедалл, носившего внутри полого зуба нечто такое, чего даже Морт не мог не бояться и потому вынужден был смириться с существованием опасного конкурента.
        Прошло уже двадцать лет с тех пор, как исчез узурпатор Сферг и рухнуло его уродливое государство, державшееся на страхе и военной силе. Гедалл вернулся в Мормору, имея на руках сразу два козыря: законную наследницу трона и ее малолетнего сына. Воспользовавшись изменившейся ситуацией, бывший министр короля Атессы за все рассчитался со своими недругами.
        Возглавляя оппозицию и повстанческое движение на протяжении многих лет, он приобрел реальную власть, влияние и полезные связи. Кроме того, за ним стояли немалые деньги. Тенес была уготована роль марионетки, но она отказалась от этого унизительного положения. Тогда без лишнего шума Гедалл удалил королеву в замок Гливрос под Скел-Моргосом и с тех пор правил от ее имени.
        Если у кого-то странный статус королевы поначалу и вызвал недоумение, то эйфория, порожденная неожиданным освобождением страны, умелое лавирование Гедалла, а порой и бессовестная ложь привели к тому, что недовольные постепенно смирились с установившимся порядком вещей.
        Таким образом, возвращение короны законным владельцам оказалось лишь удобным предлогом для захвата власти.
        Впрочем, чтобы не раздражать некоторых влиятельных приверженцев традиционной монархии, вернувшихся из-за границы и располагавших значительными богатствами, Гедалл приблизил к себе малолетнего отпрыска Тенес, из которого собирался вылепить со временем послушное и легко управляемое существо. Но тут он просчитался.
        До пятнадцати лет Морт жадно, как губка, впитывал его знания, опыт, интуитивно постигал смысл дворцовых интриг, не терял ни минуты, наблюдая, оценивая, притворяясь человеком без амбиций, пока не превратился в опасного и не по годам коварного соперника. Когда Гедалл наконец определил в нем дурную наследственность, было уже поздно. Министр чуть было сам не угодил в ловушку, расставленную Мортом у него под носом.
        Заручившись поддержкой некоторых придворных из числа молодых и авантюрно настроенных аристократов, принц организовал заговор и был очень близок к захвату власти. Гедалла спасло только патологическое влечение юнца к собственной матери...
        Впрочем, Морту все сошло с рук. Ему пришлось пожертвовать несколькими второстепенными фигурами. Пока Тенес была жива, пусть даже и находилась в заточении, принц оставался всего лишь ее тенью, и Гедалл собирался сыграть на этом.
        Если бы ему удалось направить события так, чтобы разразился громкий скандал, а еще лучше - чтобы в небольшой королевской семье произошла кровавая резня, министр избавился бы от обоих венценосных особ, практически ничем не рискуя. Его положение пока было весьма прочным, однако далеким от абсолютного господства.
        Гедалл был достаточно умен, и при других обстоятельствах его вполне устроила бы роль кукловода, но проявившиеся задатки Морта тревожили его едва ли не сильнее, чем неясная и растянувшаяся во времени угроза, исходившая с запада, - из непостижимого места, именуемого остров Лигом.
        Силы, создавшие когда-то «Бройндзаг» и самого Сферга, казалось, отступились от Морморы. Гедалл находил этому только одно объяснение: колдуны с Лигома располагали временем, по сравнению с которым человеческая жизнь была исчезающе коротка.
        Когда Морт спустился к своим людям, развлекавшимся боем на мечах во дворе замка, его лицо уже приняло обычное бесстрастное выражение. В его неизменном спокойствии таилось нечто жуткое. Принц не отличался большой силой, но его искусству владения оружием могли позавидовать опытнейшие мастера. Врожденный инстинкт в сочетании со сверхъестественной безмятежностью делали его непобедимым в схватках с ровесниками. Учителя, приглашенные Гедаллом для обучения мальчика, давно были уволены. Теперь он учился у самой жизни. И познакомился с запахом крови.
        Снисходительно взглянув на бьющихся, пороки которых, написанные на их лицах, были гарантией их преданности, Морт медленно пошел через двор. Вдруг он резко обернулся и бросил взгляд на узкое зарешеченное окно комнаты королевы.
        Ни разу мать не посмотрела ему вслед, ни разу он не обнаружил признаков ее страха или благосклонности. То, что он принимал за бесконечное презрение, было на самом деле проявлением безысходности... Морт редко сталкивался с людьми, характер которых был не слабее его собственного. Он мог победить королеву единственным способом - убив ее...
        Всю обратную дорогу до Скел-Моргоса принц проскакал во главе кавалькады всадников, но на этот раз не порадовал своих спутников ни одним из образчиков присущего ему черного юмора, от которого страдали и крестьяне, особенно женщины, и люди более высокого положения. Неудовлетворенность ядом растекалась по его телу, но это не мешало работе холодного и цепкого ума.
        Морт искал способ убийства, которое, как он надеялся, освободит его от наваждения. Он не знал того, что наваждение было заложено в него еще тогда, когда он был кусочком оплодотворенной плоти в материнской утробе, и сделали это оборотни-чернокнижники, превращенные в пыль Небесным Драконом еще до его рождения... Если в неведении и заключалась его слабость, то Морт этого не чувствовал.
        Он понимал, что простое убийство королевы даст повод Гедаллу обвинить его в государственном преступлении и в конце концов избавиться от него. Магия - вот в чем он видел выход. Но магия окружавших его людей была ему недоступна, если не считать превращений.
        Несколько лет назад скончался последний из учителей, пытавшихся обучать принца магическим началам. Казалось, что из враждебности духов была соткана завеса, сквозь которую не проникали заклинания и влияние Морта...
        Сам учитель незадолго до смерти стал слышать по ночам барабанный бой, лишивший его сна. Ничто не могло заглушить грохот нездешних барабанов, по каплям забиравший человеческую жизнь... Вскоре учитель был найден мертвым без всяких следов насилия на теле. Дворцовый лекарь объявил, что тот умер от обыкновенной бессонницы, вызвавшей воспаление мозга... Тогда Морт почувствовал, что эта смерть открыла ему доступ к иным тайнам, и осознал свою исключительность.
        Последний раз он испытывал нечто подобное, когда был еще ребенком, во время странного полусна, в котором он заколол стилетом большого длинноволосого человека, а потом бежал к матери через заснеженный лес.
        Тогда им руководило нечто, далекое от его подлинных чувств и ощущений. Теперь воспоминания детства стали поблекшими и почти стертыми; Морт был слишком замкнут, чтобы говорить о них с матерью, а тем более с Гедаллом. Поэтому он казался самому себе существом с темным прошлым, обреченным нести по жизни груз неизвестного проклятия; за неимением другой, он с радостью принял эту судьбу.
        Даже в проклятии были свои преимущества: сила, отсутствие сомнений и необходимости выбирать, а также, возможно, невообразимое земное могущество. В то, что после этого придется раствориться в вечном океане хаоса, Морт верил твердо. Поэтому ничто не имело особого значения. Ничто, кроме его желаний и способов их удовлетворения...
        Он въехал в Скел-Моргос в сопровождении своей свиты, когда на город уже опускались сумерки. После опустошений, вызванных политикой Сферга, столица Морморы медленно, но неуклонно возрождалась. Снова оживились торговля, светская жизнь, строительство и ремесла. В город возвращались люди. Было много переселенцев из западных провинций Круах-Ан-Сиура и с бедного юга Алькобы. Ужасы забывались; смерть особенно быстро стиралась из человеческой памяти под звон новых чеканных монет с профилем Тенес. Быстрому обогащению купцов способствовало умелое правление Гедалла, не забывавшего и о себе.
        На улицах мало кто узнавал принца и приветствовал его, но ему было неведомо дешевое тщеславие. Морт остался равнодушен и к печальной красоте королевского дворца, вид на который открылся чуть позже. Сейчас, окрашенный закатом в розовые тона, дворец выглядел как последний оплот старых добрых времен, местом гармонии из забытой легенды, - однако только выглядел так, потому что никто лучше принца не знал, что творилось за его стенами.
        Огромные горизонтальные зеркала бассейнов на многочисленных террасах отражали пустоту темнеющих небес. Не менее жуткая пустота была в сердце принца - настоящем сосуде для яда, созданном в Земмуре. Фонтаны, оживающие летом и весной, были мертвы зимой. Кое-где еще остались следы охранных линий, выстроенных слугами узурпатора. Некоторые ловушки до сих пор представляли собой смертельную опасность. Они очерчивали непроходимые зоны поблизости от дворца. Нынешним обитателям вполне хватало нескольких подъездных аллей, очищенных от магических и механических сторожей. Со всем остальным должны были управиться время и человеческая глупость.
        Во дворце Морт сразу же направился в свои покои, расположенные в западном крыле дворца (с его верхних этажей в хорошую погоду можно было разглядеть озеро Гайр), где его ожидал слуга, посланный Гедаллом. Предстоящая встреча была важной, и избегать ее было бы глупо. Принц подавил в себе желание немедленно заняться обдумыванием плана обезвреживания министра. Через несколько минут он уже входил в Зал Торжеств, где Гедалл принимал гостя, прибывшего в сопровождении двух охранников.
        Увидев Морта, министр не спеша направился к нему с неизменной улыбкой превосходства на лице. Эта улыбка как-то очень естественно возникала на его лице и у любого, кроме Морта, могла бы вызвать по меньшей мере раздражение. Но юный наследник трона уже избавился от подобных слабостей. Он смотрел мимо Гедалла на человека в мантии из серебристого меха, явно прибывшего издалека. Его лицо и цвет кожи отличались от тех, что приходилось видеть Морту в Валидии и Морморе.
        Принцу было чуждо всякое эстетическое чувство. Поэтому он не задавался вопросом, нравится ли ему это лицо и красиво ли оно. Однако он ощутил странное притяжение, особенно когда незнакомец повернулся и бросил на него взгляд из-под сильно выдвинутых вперед надбровных дуг.
        Всего один скользящий взгляд, но Морту этого оказалось достаточно, чтобы вдруг понять, где находится его настоящая родина.
        -Дорогой принц, - начал Гедалл, вызывающе пренебрегая этикетом. - Позвольте представить вам нашего высокого гостя, прибывшего из-за хребта Согрис для установления дипломатических отношений с Морморой. Шестнадцатый барон Чвара, посвященный рыцарь Земмура, Страж северо-западного предела, наследственный офицер Стаи...
        Гедалл перечислял титулы чужеземца с нескрываемой иронией. За долгие годы скитаний по западным королевствам ему не раз приходилось сталкиваться с оборотнями, особенно в Валидии, где Стая имела наибольшее влияние, и он хорошо понимал, какие цели они преследуют. Гедалл мог заглянуть на много лет вперед. Теперь настал черед Морморы. По-видимому, даже чудовищный взрыв, потрясший половину Земмура, не изменил тактики и стратегии оборотней.
        Ирония министра не вызвала гнева у барона. Тот шагнул навстречу принцу, и Морт снова увидел сверкающие грязно-оранжевые глаза. Теперь они разглядывали его так пристально, словно взгляд мог проникнуть сквозь кожу.
        Морт произнес несколько холодно-вежливых, ничего не значащих фраз. Если не принимать во внимание кое-какие странные ощущения, этот дипломат был только помехой его далеко идущим планам... Некоторое время они посвятили обсуждению политических вопросов, возможностей взаимовыгодной торговли, проблеме организации дипломатической миссии. При этом каждый думал о своем: Гедалл - о том, как предотвратить мирное земмурское вторжение в Мормору, Морт - о вожделенном теле Тенес и о дипломате, впервые заставившем его почувствовать какую-то неясную зависимость, а вот барон Чвара размышлял о том, что щенок, которому выпала роль подсадной утки, стал слишком независимым...
        Напоследок барон выразил сожаление по поводу болезни королевы. Морт бросил быстрый взгляд на Гедалла, и тот ответил ему едва заметной понимающей улыбкой.
        -Надеюсь все же вскоре увидеть Ее Величество, - сказал Чвара. - Говорят, она женщина необыкновенной красоты...
        Лица министра и принца остались равнодушными. Однако оба почувствовали необъяснимую уверенность в том, что дипломат не пользовался слухами. Морта даже посетило жуткое ощущение, будто чужая липкая рука проникла в него и прикоснулась к сердцу холодными пальцами.
        
        Глава двадцать пятая
        ИНЦЕСТ
        
        Тем временем с севера в направлении Морморы медленно двигался человек, которого считали мертвым и его сын, и почти все его враги.
        Стервятник Люгер вернулся в свое поместье в ночь убийства прокурора Мальвиуса. Одевшись и снарядившись для дальней дороги, он не терял больше ни минуты и сразу же покинул родовое гнездо. На этот раз он пренебрег и указаниями оракула, и охранными амулетами. Теперь за ним стояло куда более грозное волшебство.
        Его сопровождала женщина, красоту которой приходилось скрывать под капюшоном просторного плаща. В небольшом городке под Элизенваром они купили лошадей и продолжали свой путь верхом, добравшись к полудню до границы с Эворой.
        Опасаясь того, что весть об убийстве королевского прокурора уже достигла пограничных постов, Люгер повел Венгу лесной тропой, которую когда-то использовали контрабандисты. Это напомнило ему его веселую молодость. Конечно, не было никакой гарантии, что спустя два десятка лет тропа осталась неизвестной королевским ищейкам, поэтому беглецам приходилось быть очень осторожными.
        Во второй половине дня пошел мелкий снег, быстро засыпавший следы. Стервятнику нравилось в Венге то, что она не задавала лишних вопросов. Сам же он собирался расспросить ее о прошлом, как только представится удобный случай. Ведь не каждый день встречаешь женщину, которая из постели королевского прокурора отправляется прямиком за его убийцей...
        Вечером они встретили группу молодых контрабандистов, которые еще не родились тогда, когда Слот уже занимался запрещенными перевозками жемчуга и золота из Алькобы. Тем не менее, благодаря временной паузе в Лесу Ведьм, Люгер выглядел ненамного старше их. Естественно, его приняли за чужого, и дело едва не дошло до схватки. Этого Люгер как раз опасался меньше всего, хотя был один против пятерых.
        Однако оказалось, что было достаточно произнести несколько имен людей, давно заработавших состояния и ушедших на покой. Это были имена старых товарищей Стервятника, все еще пользовавшихся уважением в определенных кругах... Провожая озадаченными взглядами странного незнакомца, излучавшего какую-то жутковатую силу, заключавшуюся отнюдь не в его мышцах, контрабандисты растворились в темнеющем лесу.
        Откинув капюшон, Венга долго смотрела на Люгера. Она ощутила то же самое...
        Первым эворийским городом, встретившимся им на пути, был Имлак. Время было позднее, и Люгер решил заночевать в одной из второсортных гостиниц, где их появление не привлекло бы особого внимания. Угрюмый двухэтажный дом, на котором раскачивалась вывеска, сообщавшая, что гостиница носит название «Рыбья кость», казался подходящим местом. Стервятник надеялся, что эта «кость» не застрянет у него в горле.
        Слуга принял лошадей, и Слот приказал накормить их и вычистить, подкрепив приказание мелкой серебряной монетой. В общем зале уже не было ни души. Постояльцы здесь ложились рано или не ложились вообще. В камине догорали дрова, в полумраке тускло поблескивала стойка, за которой виднелась темная туша дремлющего хозяина. Звон серебра разбудил его, и он зажег стоявшую рядом свечу.
        Под именем Меллена Хатара Люгер снял комнату на ночь и заказал наверх ужин. Он получил от хозяина ключ, подсвечник и скорее ради забавы, нежели действительно опасаясь чего-то, запустил на обитой металлом стойке маленький деревянный волчок, изготовленный им в поместье в период увлечения чернокнижием.
        Волчок был совершенно обыкновенным, за исключением двух мельчайших деталей, сделанных из козлиного волоса и змеиной чешуйки. Почти невидимый в тусклом свете, волчок вращался, медленно перемещаясь по стойке, и взгляд хозяина гостиницы обратился к нему. Вначале его рука дернулась, чтобы схватить игрушку постояльца, но затем остановилась в воздухе. Зрачки эворийца начали сужаться...
        
        Люгер повернул ключ в замке и толкнул дверь. Комната оказалась хуже той, на которую мог рассчитывать дворянин, но вполне годилась для государственного преступника. На широкой кровати было достаточно места для двоих. Венга приняла это, как само собой разумеющееся. Люгер жестом приказал ей не раздеваться и не снимать капюшон.
        Вскоре жена хозяина принесла ужин - жареную рыбу, хлеб и кувшин вина. Дважды она проходила мимо стойки, и ей показалось, что муж слишком уж крепко дремлет в эту ночь, но она не стала его будить. На скользящий по металлу волчок размером с наперсток она вообще не обратила внимания. Белки мужчины также были незаметны под полуопущенными веками.
        Стервятник с удовольствием обратился к трапезе. Теперь, когда Валидия осталась позади, а цель его путешествия определилась однозначно, он позволил себе расслабиться перед решающей схваткой. Он не избежал мыслей и о том, что давно не спал с женщиной. Пятнадцатилетний срок даже как-то не укладывался в голове. Судя по тому, что он видел в спальне прокурора, Венга вполне подходила для того, чтобы облегчить его участь и помочь скоротать долгую зимнюю ночь... Ее пальцы были тонкими и длинными, что свидетельствовало о знатном происхождении. Эта женщина и ее тайна все больше интересовали Люгера...
        Бывшая проститутка валилась с ног от усталости, но ей было не привыкать жить на пределе сил. Дешевое вино погрузило ее в какое-то лихорадочное состояние. Слот медленно раздел ее и увидел на коже синяки и кровоподтеки, оставленные плетью Мальвиуса и его безжалостными пальцами. В остальном Венга была очень соблазнительной женщиной и умела делать многое из того, что считается в Круах-Ан-Сиуре проявлением любовного искусства. На юге традиционно разбирались в этом, и правила игры были совершенно иными, чем в северных королевствах.
        Вместо того чтобы возбуждать мужчину, Венга помогла Дюгеру расслабиться настолько, что его покинула всякая озабоченность, в том числе по поводу того, не подведет ли его тело, которое после всего случившегося в замке Блуденса он вряд ли мог считать своим.
        
        ...Пока догорала свеча, он плавал в эфирном океане, а женщина была ласковой волной, незаметно несущей его к твердым остроконечным скалам страсти. Люгер ощущал удивительную свежесть, которую не мог даже заподозрить в себе после трудного дневного перехода. Если это и была магия, то неизвестного ему свойства.
        Всего один раз в жизни Стервятник сталкивался с чем-то подобным - вблизи Гикунды, деревни лилипутов, когда был вынужден провести ночь с женщиной из маленького народа. Тогда это темное искусство заставило его забыть об ее уродстве. Но вся та ночь запомнилась, как одно мрачное содрогание, а сейчас с ним была роскошная шлюха, и в его ощущениях было гораздо больше света.
        Свеча погасла, но свет остался. Недоступный глазу, он струился из лона Венги, гибкой животворящей струей пронизывал Стервятника и через слившиеся в поцелуе уста возвращался в женщину, замыкая круг. Его притоки перетекали через грудь, живот и скользили по тонким руслам пальцев. Секунды тянулись так долго, что казалось, можно совсем остановить время. Для этого нужно было двигаться еще медленнее и слиться еще теснее...
        Любовники превращались в единый организм, слабо пульсировавший во мраке, как умирающее сердце. Внутри циркулировал свет и не давал ему умереть. Во всем этом была невыразимая печаль, неотделимая от блаженства...
        Потом они все же разделились, и Слот обрел твердость и цельность, словно острый обломок скалы, вонзившийся в песчаный пляж. Его сила стала агрессивной и настойчивой. Венга трепетала под ним; ей нужна была боль, сильная, раскалывающая боль, чтобы прорваться сквозь стену, за которой увядал цветок оргазма. Но Стервятник не причинял боли. Он был прекрасным любовником, но недостаточно жестоким.
        Она сильно укусила его, ожидая ответного укуса, и впервые почувствовала вкус его крови. Он закричал от ярости. Что-то звериное просыпалось в нем, розовая пена растекалась перед глазами, хищная похоть разрывала чресла. Он был на самом пике, отсюда можно было только падать вниз. Лезвия ногтей вонзились в его спину. Горячее копье ударило во внутренности Венги, и она поняла, что время вышло...
        
        Венга лежала в темноте и прислушивалась к шумному дыханию Люгера. Она была не удовлетворена, но знала, что виновата в этом ее собственная натура. Во всяком случае, ее новый знакомый был одним из немногих, кто видел в ней женщину, а не просто игрушку для удовлетворения низменной страсти.
        Она вдруг обнаружила следы слез на своих щеках, но не помнила, когда плакала. Спасительное одеяло ночи окутывало ее все плотнее и плотнее, когда Люгер вдруг хрипло сказал:
        -Венга - не сиурское имя. Откуда ты родом?
        В эту секунду она поняла, что предстоит мучительная операция по извлечению на свет воспоминаний детства и ранней юности, но не могла понять, почему Стервятник приобрел над нею такую власть. Может быть, планеты так расположились этой ночью, что Венга была обязана поддаться силе, действующей вопреки ее желаниям. Ничего хорошего не сулили откровения; она предчувствовала это - и все же против воли открыла рот и начала рассказывать.
        Во время этого рассказа ледяной камень образовался в груди Стервятника и стал постепенно увеличиваться в размерах, пока Люгеру не захотелось кричать, чтобы облегчить новую медленную пытку. Страдание исказило его невидимое в темноте лицо, но его причиняли не события прошлых лет, а то, что произошло в этой комнате несколько минут назад.
        К списку своих преступлений и проклятых дел Слот добавил кровосмешение. Не было и не могло быть прямых доказательств того, что Венга - его дочь, но нечто более убедительное, чем знание, потрясло его душу и все глубже затягивало ее в болото невероятной человеческой мерзости.
        
        Венга появилась на свет в Гикунде осенью 2995 года. Впервые за последнее столетие женщина лилипутов родила ребенка нормальных размеров, но роды оказались для матери слишком тяжким испытанием, и она умерла, прежде чем младенец покинул ее утробу. Уже в этом печальном событии кое-кто из лилипутов узрел недоброе знамение.
        Мастер Погоды, по обычаю принимавший роды, был немало разочарован тем, что новорожденная оказалась девочкой, тем не менее он извлек ее из тела матери, вдохнул жизнь в бездыханное тельце и нарек ребенка Венгой, что на символическом языке маленького народа означало «освещающая пустоту» или «ненужный дар». Он-то, старый и опытный мастер, знал, какая злая судьба ожидает ее! Может быть, ей было лучше вообще не рождаться... Но дети не ропщут, и Венга была отдана в Дом Ялговадды, Заклинателя Сумерек, находившийся под управлением Мастера Погоды.
        Именно Торли Ялговадда, глава Дома, и рассказал потом десятилетней девочке о печальных обстоятельствах ее появления на свет и преподал ей первые уроки специфической магии маленького народа...
        Мальчик-лилипут Куки, родившийся в Доме Ялговадды на год раньше Венги, стал ее товарищем в детских играх и к двенадцати годам был предан ей, как собака. Дети лилипутов взрослеют быстро; время для них течет по-другому. Ровесники Венги ненавидели ее просто за то, что она была другой, и вскоре она уже имела вполне зрелых врагов.
        Но у ненависти была еще одна причина - несчастья, обрушившиеся на Гикунду после появления на острове проклятого ребенка. Они были как никогда зловещими и продолжительными. Неизвестные болезни, заклинания, вышедшие из-под контроля, буйство духов озера, окружавшего деревню, появление бродячих мертвецов, обострение междоусобиц - все это приобрело такой размах, что Мастер Погоды был вынужден согласиться с мнением подавляющего большинства жителей Гикунды. Это мнение гласило: дочь большого человека должна быть принесена в жертву.
        В ночь перед кровавым ритуалом Куки Ялговадда освободил Венгу из подвала, в который она была брошена озлобившимися соплеменниками, и помог ей бежать, чем, вполне возможно, навлек на свою голову вечное проклятие Гикунды. Но в его маленькой груди билось безрассудное сердце, искалеченное невозможной любовью.
        То, что двоим удалось бежать с острова, объяснялось либо беспечностью лилипутов, уверенных в своем единодушии, либо дьявольской хитростью Мастера Времени, преследовавшего какую-то особую цель. Однако ни Куки, ни Венга не могли ничего знать об этом и были несказанно удивлены тем, что черное страшное озеро отпустило их.
        Поднялась лишь небольшая волна, когда маленькая лодка беглецов уже почти достигла берега. Водяные жители касались ее бортов своими скользкими телами, но не топили утлое суденышко, а только раскачивали его. Ветер и лес спали в ту ночь, как будто Мастер Погоды тоже спал беспробудным сном...
        Все это было чрезвычайно удивительно и похоже на счастливый сон, но удача изменила странной парочке, как только они оказались в Гарбии. Лилипут, сопровождавший юную красивую девушку, привлекал к себе внимание и к тому же не мог защитить ее от всякого рода посягательств.
        Маленький народ издавна пользовался в западных королевствах дурной славой, поэтому Куки стал вечным изгоем. Скитальческая жизнь очень быстро довела его и Венгу до низшей степени падения. Они ночевали в притонах, не брезговали воровством, торговали наркотическими зельями и собой, вращаясь среди убийц и пораженных сифилисом шлюх. Повсюду их преследовали власти, а также гильдии нищих и проституток...
        Спустя два года они оказались в Круах-Ан-Сиуре, где климат был помягче, а условия существования - полегче. В столице роскоши, Вормарге, Венга впервые нашла себе постоянную работу. В каком-то трактире ее заприметил эксцентричный богатый аристократ преклонного возраста. Она привлекла его любопытной смесью наивности и испорченности...
        Венга прожила в его доме около полугода. Все это время Куки, обитавший на улицах в городе вечной весны, предлагал ей убить и ограбить старого дурака, но в ней впервые зашевелилось нечто похожее на благодарность и желание жить по другим законам.
        После того как юная наложница надоела своему благодетелю, тот продал ее в один из публичных домов. Поскольку здесь все было гораздо чище и приличнее, чем в валидийских притонах, Венга поначалу и не желала ничего лучшего. А вот Куки оказался не у дел. Оставаясь нищим уродцем, он все больше отдалялся от той, ради которой пожертвовал всем.
        Карлик промышлял попрошайничеством и мелким сводничеством. Теперь он мог видеть Венгу только изредка и с тоской вспоминал те времена, когда они вместе бродили от города к городу, голодные, но почти свободные и безраздельно принадлежавшие друг другу.
        С увлечением предавшись своему ремеслу, Венга вскоре стала одной из самых дорогих и красивых куртизанок Вормарга. Таинственное происхождение делало ее еще более привлекательной, а природный ум позволял более или менее удачно играть любые роли...
        А потом Куки Ялговадда бесследно исчез. Это так потрясло Венгу, что она стала гораздо менее внимательной к своим клиентам.
        Последствия не замедлили сказаться. Началась новая черная полоса в ее жизни. Она тратила время и огромные деньги на поиски своего маленького друга, но все усилия оказались тщетными. Беспокойство и нечто, похожее на нечистую совесть, изо дня в день терзали ее. Она похудела, и ее красота несколько поблекла. Вдобавок в ней проснулись дремавшие ранее извращенные наклонности, по-видимому, унаследованные от матери. Она заметила, что получает ни с чем не сравнимое удовольствие от боли, от любви мужеподобных женщин, от грубого животного насилия и моральных унижений. Чье-то темное влияние приобрело власть над ней...
        Это оттолкнуло от нее наиболее благочестивых клиентов, что сразу же сказалось на ее положении. Когда она стала приносить совсем мало денег, хозяин продал ее торговцу живым товаром из Валидии. Тот отправлялся на север с грузом тканей и драгоценностей, но кроме того, в его караване было несколько десятков вормаргских проституток.
        Так Венга снова вернулась в проклятый для нее город. К тому времени, когда она стала собственностью Мальвиуса, у нее почти не осталось достоинства и воспоминаний.
        
        Венга закончила свой рассказ. За окнами уже забрезжил рассвет... Несмотря на усталость, Люгер не мог сомкнуть глаз. Страдание выжигало его внутренности, а конечности были ледяными, как у мертвеца. Тень, накрывшая Венгу, упала и на него. Теперь их чернота и грязь стали общими, как была общей их кровь...
        Стервятник ненавидел себя за то, что позволил этой женщине следовать за собой, и таким образом разрушил собственную неуязвимость.
        
        Глава двадцать шестая
        ПОСЛАННИК ЭРМИОНА
        
        Только несколько бревенчатых стен отделяло комнату, в которой провели ночь Люгер и Венга, от конюшни, в которой ночевал на груде сена высокий человек в сером монашеском плаще. Он прибыл в «Рыбью кость» на час позже парочки, когда хозяин гостиницы уже погрузился в волшебные сны, навеянные вращающимся волчком. Монах презрительно смотрел на магическую игрушку, пока не почувствовал ее гипнотическое влияние, а потом легко освободился от него и отправился в конюшню. При этом он улыбался. Те, за кем он следил, были рядом.
        Монаха звали Афгедам Нохус. Это был сильный духом и телом человек. Он не прекращал своего служения братству шуремитов даже тогда, когда оно стало совершенно бессмысленным. Он был обращен на островах Шенда и благодаря некоторым своим талантам вскоре приблизился к Эрмиону.
        Провинциал Ордена обладал тонким аналитическим умом, но для того, чтобы действовать, идеально подходил Афгедам Нохус, фанатично следовавший пути братства. Он и был одним из двух слуг провинциала, посланных Эрмионом на континент для выяснения обстоятельств исчезновения Звезды Ада. Второй и главной целью монаха была месть, отложенная на двадцать лет.
        Нохус не знал, что стало с другим посланником Эрмиона, скорее всего тому не удалось ускользнуть от летающего корабля. Афгедам сел на торговую шхуну чуть раньше и с ее борта наблюдал за уничтожением флота в порту Эмбраха и самого города.
        По правде говоря, его мало интересовала даже судьба Эрмиона. Он ощущал себя слугой некой вечной и обезличенной силы, перед которой были равны все и которая рано или поздно призывала к служению любого, даже самого ничтожного человека... Сам Святой Шуремия наставлял Нохуса во время его мистических сновидений, поэтому монах действовал без сомнении и не роптал в периоды долгих ожидании.
        Тайное расследование, предпринятое этим одиночкой, продолжалось несколько месяцев. Смерть Алфиоса на некоторое время посеяла вредную растерянность в умах монашеской братии, что дало Нохусу возможность достаточно глубоко проникнуть в сложный и ранее безупречный механизм Тегинского аббатства.
        Так он напал на след Стервятника Люгера и аббата Кравиуса. Один исчез надолго, другой - навсегда. Афгедам Нохус знал об артефакте слишком мало, чтобы связать земмурское землетрясение со Звездой Ада. Поэтому он решил ждать возвращения Люгера в родовое поместье, но здесь монах столкнулся с непостижимой и враждебной силой, которая не дала ему осуществить свои намерения.
        Нохус появился в окрестностях поместья гораздо позже превращенного Ралка, и поэтому ему повезло - он избежал смерти от рыцарского меча. Зато монах наконец понял, что дух Шуремии не всесилен. Дом Люгера охраняло существо, похожее на призрак, однако оно так сильно искажало реальность, что Нохус погрузился в сон, полный неудобств.
        Лесные тропы становились стенами лабиринта, фальшивые силуэты сбивали монаха с толку, жертвы ускользали, распавшись на множество своих копий... Таинственный дух охранял не только Стервятника, но и его жену и сына. Чужеземец не мог проникнуть в дом - будто тот превратился в комнату с замурованным входом... Ничего не добившись в течение двух недель, Афгедам Нохус отступил и ждал своего часа с беспримерным терпением. Ни разу ему не удалось застать Люгера врасплох.
        Спустя пять лет Стервятник исчез. Были все основания считать его мертвым, однако Святой Шуремия дал понять Нохусу, что злейший враг Ордена жив, но находится в недосягаемом месте. Тогда Афгедам поселился в Элизенваре и провел здесь значительную часть своей жизни. Но что значила его жизнь? Он не замечал ни унижений, ни ужасающей нищеты, ни бесконечного одиночества. Орден забыл о нем, но монах служил своему истинному хозяину... Прошло еще пятнадцать лет, и Нохус потерял все, кроме своей фанатичной веры.
        Люгер вернулся в поместье на короткое время и совершил, с точки зрения монаха, непростительную ошибку, пустившись в новую авантюру, чем лишил себя защиты духа. Уже дважды с тех пор Нохус мог убить Стервятника из арбалета, но не делал этого по одной простой причине - он не знал, где находится Звезда Ада.
        Поэтому ему оставалось следить за врагом, а в этом деле Нохус был терпеливее охотничьего пса. Элизенварская шлюха вообще не интересовала монаха. Сквозь прекрасную оболочку он уже видел белеющие кости ее скелета.
        
        В ту ночь Люгеру так и не удалось заснуть. Серое утро застало его лежащим с открытыми глазами. Рядом тихо дышала Венга. Во сне она казалась Стервятнику еще моложе. Он почувствовал, что становится слишком сентиментальным. В его положении не было ничего вреднее. До цели мог добраться только тот, кто был подобен бесчувственной машине, и Слот заставил себя не думать о своих грехах. В конце концов Венга оказалась прекрасной любовницей, и что могло быть лучше, чем пить перед смертью ее юность?
        
        Глава двадцать седьмая
        СВЯТИЛИЩЕ
        
        По мере продвижения на юг зима становилась все более мягкой, и где-то у границ Алькобы полоса снегов осталась позади. За две недели Люгер и Венга пересекли восточные провинции королевства, и все это время за ними неотступно следовала мрачная фигура в монашеском одеянии.
        Люгер не подавал виду, что знает о преследователе, ведь до сих пор тот не причинял ему никаких хлопот. Кроме того, сама Венга могла оказаться агентом Серой Стаи, но бросить ее теперь было выше его сил. Для его преступлений против Земмура не существовало срока давности, и он прекрасно понимал это. Внимательно наблюдая за дочерью, он забывал о собственной боли.
        Венге казалось, что вернулись дни ее скитальческой юности, только на этот раз она путешествовала с человеком, под защитой которого чувствовала себя гораздо увереннее, чем рядом с Куки Ялговаддой. Она слепо доверилась Стервятнику и поначалу была спокойна и беззаботна. Неутоленные ночные желания отступали днем перед монотонностью дороги, навевавшей если не скуку, то безразличие. Прошлое представлялось далеким и никчемным, будущее - неопределенным и незначительным.
        Она не понимала, почему Люгер вдруг стал холоден с нею и больше никогда не домогался ее. Странное выражение, появлявшееся в его глазах, Венга приписывала его мании или даже душевной болезни. В том, что Стервятник болен, она не сомневалась. Потом ей было уже не до чужих ощущений...
        Приближаясь к Морморе, Венга становилась все более мрачной. Что-то угнетало ее, и это была отнюдь не мертвая зимняя природа. От матери она унаследовала некую способность, которой не умела управлять. У нее появились пугающие видения, но не было ключа, чтобы их расшифровать. В противном случае она могла бы оказать Люгеру услугу и сразу же направить его туда, где он все равно должен был неизбежно оказаться.
        Пока же они продолжали странствовать по дорогам, известным Стервятнику со времени его первого путешествия в Скел-Моргос. Древняя столица приближалась, и все более назойливым становилось человеческое любопытство. Бледная кожа и пепельные волосы выдавали в Люгере чужестранца, а города кишели ищейками Гедалла, опасавшегося нового заговора. Вскоре Слоту стало ясно, что необходимо загримироваться и обзавестись правдоподобной легендой, если он не хочет снова оказаться пленником своего давнего врага.
        Однако Венга избавила его от этих забот. Она ощущала нарастающий страх. Ее неудержимо притягивало какое-то место на юге; притяжение было тем более пугающим, что она не могла сказать о нем ничего конкретного. Постепенно она поняла, что это место не совпадает с городом, в который стремился попасть Стервятник; оно было скорее всего безлюдным и заброшенным, но все еще хранило запах зла излучало силу, поработившую мозг женщины с севера...
        Стоило Венге закрыть глаза, как в наступившей темноте возникало мерцающее кольцо, медленно вращавшееся вокруг невидимого центра. Вначале оно казалось ей одним размытым пятном, спустя несколько дней пятно стало распадаться на сгустки звездной пыли. Еще через неделю, когда до Скел-Моргоса осталось не больше десяти дней пути, пятна превратились в арки, и Венга смогла сосчитать их. Двенадцать голубых дуг, под которыми гнездилась зловонная тьма...
        Тогда же Венгу поразила бессонница. Она терзалась страхом и галлюцинациями, пока не поняла, что не нужно сопротивляться притяжению. Покорность значительно облегчила муки. Однако она с ужасом заметила, что Люгер не чувствует ничего подобного. Он казался ей человеком, смотрящим сквозь горный хребет, настолько плотным было чужеродное влияние. На самом деле в этом не было ничего удивительного - его могли ощутить только те, кто родился в Гикунде, над которой тоже распростер свои крылья Черный Лебедь.
        Однажды сумерки застали их на открытом плато, где трудно было найти естественное укрытие. Влажный западный ветер с океана пробирал до костей. Пейзаж был унылым и по-осеннему мокрым. Из каменистой почвы кое-где торчали чахлые деревья, терзаемые ветром, исхлестанные дождем.
        Венга дрожала, закутавшись в намокший плащ, и прятала от ветра осунувшееся лицо. Ее глаза под опухшими веками сверкали лихорадочным огнем. Пытка бессонницей превратила ее в покорное и полоумное существо.
        Стервятник ехал рядом и изредка погонял уставших лошадей. Последнее селение осталось позади в шести часа пути. - Лютера беспокоило полное отсутствие деревень и городов на этом плато, которого он к тому же не помнил.
        Дорога, проложенная тысячами колес и копыт, вначале хорошо заметная и широкая, вскоре исчезла, и осталась одна только базальтовая твердь, однообразно протянувшаяся на юг, запад и восток. Странники продолжали двигаться в избранном направлении, но так как плотные облака полностью скрывали солнце, Люгер мог рассчитывать только на свою интуицию. Либо он заблудился, либо южная пустыня опять сыграла с ним злую шутку.
        Слабым утешением могло служить то, что жертвой такой же шутки стал Афгедам Нохус, державшийся позади странствующей парочки на пределе видимости. Монах-шуремит не чувствовал усталости и не замечал дурной погоды. Он преследовал врага и знал, что в случае успеха его ожидает награда, немыслимая в этом мире, погрязшем в грязи и обмане, фанатизм - плохой советчик и еще худший попутчик; Афгедаму Нохусу еще предстояло убедиться в этом...
        ...В сгущающихся сумерках монах приблизился к преследуемым насколько позволяла осторожность. Он ждал, что те остановятся и попытаются развести костер. В этом случае шуремиту предстояло провести не самую лучшую ночь в жизни, однако у него случались ночи и похуже.
        Люгер тщетно искал какое-нибудь укрытие. В конце концов, когда он уже решил срубить засохшее дерево и расположиться на ночлег прямо на гладкой, как крышка стола, равнине, его внимание привлекло какое-то темное пятно впереди. Это мог быть дом, замок или просто скала.
        Именно тогда, в непосредственной близости от святилища, он впервые ощутил притяжение этого места. Венга же давно и с трудом переносила удары тошнотворных волн, накатывавших из кажущейся пустоты. Зрение изменило ей, и она вцепилась в лошадиную гриву немеющими пальцами.
        Ужас внезапной слепоты обрушился на нее. Потом во мраке снова возникли мерцающие арки. Теперь их кольцо не вращалось; ближайшая пульсировала в гипнотизирующем ритме...
        Из неведомого источника к Венге пришло понимание. Она узнала, что каждая арка в ее видениях обозначает одно из древних святилищ, кольцом окружавших Скел-Моргос. Сама того не ведая, она привела Стервятника в проклятое место.
        Теперь, когда страх отступил и злая сила вдруг полюбила ее, она чувствовала себя так, словно ее искушал инкуб. Влажное сладострастие притаилось во мраке, и что-то, обещавшее наслаждение мукой, протянуло к ней мягкие руки...
        Если бы Люгер мог видеть ее лицо и глаза, она показалась бы ему одержимой. Но он не имел ни малейшего желания заглядывать в черную дыру под капюшоном. Он видел только, что его дочь словно окаменела в седле, в то время как лошадь покорно плелась в направлении странного полуразрушенного сооружения из гигантских каменных глыб.
        Самого Стервятника в который раз искушало зло, и в который раз он не устоял. Он ощущал близость тайны, ключ к новой силе, тень возможности... Он родил сына-убийцу и вступил в кровосмесительную связь с дочерью. Его сердце было сердцем скользкой твари из красной пустыни, лежащей вне времени. В сравнении с его грехами все остальное выглядело просто смехотворно! Новая боль привлекала его хотя бы потому, что заглушала старую...
        Он даже не пытался избежать святилища. Оно надвигалось на него из темноты, как окаменевший зверь с миллионами потухших глаз. Но внутри камня еще жила черная душа...
        Основу сооружения составляли плиты, зарытые в землю вертикально и ограждавшие круглую арену диаметром в несколько десятков шагов. Проходы между плитами были такими узкими, что через них с трудом мог протиснуться человек. Верхние камни не были ничем скреплены с нижними, тем не менее земная тяжесть удерживала их незыблемо, как единое целое.
        Ветер и влага изъели камень, создав рельеф, в котором навеки заблудились изменчивые тени. Здесь можно было увидеть лица и замки, фигуры и цветы, фантастических животных и незнакомые пейзажи... Когда Люгер и Венга подъехали к святилищу, все это уже готовилось уснуть в ночи.
        Ужас, в течение многих веков охранявший это место от чужих, отступил в камни. Демоны святилища впервые за очень долгое время отнеслись к пришельцам благосклонно - ведь те были гостями, отозвавшимися на приглашение, от которого мало кто отказывался. За всю историю таких было только двое: Спаситель и Святой Шуремия. И тот, и другой умерли не своей смертью и задолго до старости. Небесная благодать всегда шла рука об руку с земным проклятием...
        А вот Афгедаму Нохусу, еще далекому от святости, предстояло испытать, что значит оказаться в этом месте незваным гостем.
        Мглистую дымку на западе поглотила тьма. Люгер подъехал к кольцевой стене святилища и коснулся ее рукой. Камень был влажным и неестественно теплым. Слот улыбнулся своим мыслям и слез с лошади. Найти Венгу уже можно было только на ощупь. Он помог ей сойти на землю и взял за подрагивающую руку.
        «Я поведу тебя, потом ты поведешь меня».
        Она сжала его кисть с неожиданной силой и потянула куда-то в темноту. Несколько раз он позвал ее по имени, но ответа не было.
        Он услышал испуганное лошадиное ржание и подумал, что, кроме всего прочего, может лишиться лошадей. Но Венга не давала ему опомниться, властно увлекая за собой. Потом его плечи оказались сдавлены камнями, и он понял, что очутился в одном из узких проходов. Тогда же он увидел впереди слабое свечение, на фоне которого вырисовывался темный женский силуэт.
        Оказавшись внутри каменного кольца, он увидел в его середине примитивную арку, похожую на строение варваров. Одна длинная плита была положена на две, стоящие вертикально. Эти три плиты мерцали, испуская холодный свет, похожий на лунный. Казалось, что сверкает каждая капля влаги, покрывавшей их жидкой чешуей. Но пространство под аркой оставалось совершенно темным, и в этой темноте терялась противоположная часть кольцевой стены.
        Перед аркой выступал из земли большой крестообразный камень. Только внимательно приглядевшись, Люгер понял, что камень представляет собой грубое изображение лебедя с распростертыми крыльями... Все вокруг, за исключением светящейся арки, было покрыто пятнами птичьего помета, но в эту ночь в святилище не осталось ни одной птицы.
        Вдруг Люгера пронзило ощущение постороннего присутствия. В проходах появились бледные тени. Одна из них превратилась в тщедушную фигуру Слепого Странника. Другая принадлежала отцу Стервятника, и это почему-то совсем не удивило его. Полуплоть-полупризраки, вроде Люгера-старшего, вполне подходили для этого места. Всего их было пятеро, и Слот узнал еще одного - Верчеда Хоммуса, который умер у него на глазах, упав с крыши дома. Его сопровождали две молодые женщины с отвисшими грудями и кровавыми потеками на подолах белых платьев.
        Слепой Странник саркастически улыбался; его бельма сверкали отраженным голубым светом. Отец Люгера смотрел на сына с легким пренебрежением, как на заблудшее дитя. Его длинные седые волосы, как и платья женщин, шевелил ветер другого мира.
        Каждый из пятерых держал в руках что-то темное и неопределенное. Все они выглядели как жрецы и жрицы темного культа, явившиеся в святилище для совершения своих ритуалов. В каком-то смысле так оно и было.
        Люгер бросил быстрый взгляд в сторону Венги и поразился тому, что увидел. На ее лице было написано сильнейшее вожделение. Стервятник чувствовал, что она ускользает куда-то в опасную область, откуда уже не будет возврата. Если бы он знал, от чего ее следует удерживать!
        Старик Люгер издевательски рассмеялся.
        -Почему он здесь и до сих пор жив? - тихо спросил Верчед Хоммус или, вернее, тот, кто выглядел, как Верчед Хоммус. В окружении камней каждое слово звучало удивительно отчетливо.
        -Глаза иногда могут быть бесполезным украшением, - ядовито заметил Слепой Странник. - Он привел с собой медиума и жертву. Мы должны быть благодарны ему за это...
        При этих словах по спине Слота пробежал неприятный холодок.
        -Он сам должен стать жертвой, - настаивал Хоммус. Упрямство всегда было его отличительной чертой. - Он видел путь, ведущий на остров.
        -Лебедь позвал его, - с почтением отозвался слепец. - К тому же у него есть Тень...
        -Я хочу видеть Тень, - вступил в разговор отец Стервятника. Сейчас он был холоден и беспристрастен, как судья. Слот на расстоянии ощущал его особую жестокость. Странник рассмеялся, показав нежно-розовую полость рта.
        -Вначале отдадим Лебедю то, что ему принадлежит. Он вытянул иссохший палец в направлении Венги.
        -Иди сюда! - приказал он безразлично.
        Люгер почувствовал, как разжалась кисть его дочери и она сделала шаг к мерцающей арке. Слоту стало нестерпимо страшно. Он схватил ее за плечо и попытался удержать от следующего шага.
        -Отдай ее нам! - глухо произнес его отец.
        -Это моя дочь. Она твоего рода, - сказал Стервятник, и Венга вздрогнула, как будто он ее ударил.
        -Ты не поумнел со времени нашей последней встречи, - брезгливо бросил Люгер-старший. - Ничто не имеет значения, кроме эманации Черного Лебедя. Чтобы доказать тебе это, я сам выпотрошу ее на алтаре.
        После этих слов он показал Стервятнику обсидиановый нож с полукруглым лезвием.
        Поколебавшись всего секунду, Слот вытащил земмурский меч и приготовился сражаться, возможно, закрывая себе этим дорогу в Скел-Моргос. Его движение вызвало у слепца новый приступ смеха. Остальные жрецы теснее сомкнулись вокруг Люгера и Венги. В глазах женщин была безмятежная снисходительность высших существ.
        -Спрячь оружие, глупец, - сказал отец Стервятника. - Иначе ты больше никогда не увидишь свою женщину и своего щенка. С нами так не шутят. А тем более с Ним...
        Он поднял голову и обшарил взглядом невидимое небо. В это мгновение за спиной Люгера раздался дикий крик. Он не поддался на эту уловку и не стал оглядываться. Потом Слот услышал тихий хруст и шорох, с которым двигались камни. Кто-то жалобно завыл от нестерпимой боли. Венга обернулась на звук, и ее глаза расширились.
        Тогда Люгер тоже отвел взгляд от фигуры отца и увидел, что проход, через который он и Венга проникли в святилище, закрылся, зажав в каменном капкане ноги человека в монашеской одежде. Теперь тот выглядел так, как будто его торс вырос прямо из стены... Ловушка не была механическим приспособлением; сами камни изменили свою форму, вытягиваясь и обтекая тело, как нагретая смола. Тут же, возле искалеченных ног монаха, лежал его арбалет.
        Афгедам Нохус несколько раз дернулся и потерял сознание. Люгер впервые увидел лицо человека, который охотился за ним в течение двадцати лет. Оно было таким же сухим и бледным, как его собственное. Несмотря на боль и унижение, оно и сейчас выражало мрачную силу. Люгер поймал себя на том, что не хотел бы встретиться с монахом в поединке. Даже для того, чтобы убить того с помощью магического меча.
        -Я же говорил - сегодня здесь будет и медиум, и жертва, - сказал Слепой Странник и зашелся в диком смехе.
        Его смех отразился от стен и вернулся в центр святилища многократно усиленным. Казалось, будто камни тоже смеются над человеческими заблуждениями. Потом, так же внезапно, челюсти капкана разошлись, отпустив монаха. Тот рухнул на землю. Одного взгляда на его ноги было достаточно, чтобы понять - Афгедам Нохус больше никогда не сможет ходить.
        Женщины в окровавленных платьях начали танцевать над его телом. Их танец был диким и резким, как прыжки ворон над падалью. Быстрые движения рук напоминали взмахи крыльев, глаза были такими же настороженными и пустыми, как птичьи. Потом одна из них стала топтать тело Нохуса, в то время как другая упала на колени и поцеловала монаха ниже спины. Поочередно они то попирали бесчувственную жертву, то оказывали ей извращенные знаки внимания.
        Слепой Странник, Хоммус и отец Люгера взирали на это непристойное действо с высокомерной благосклонностью. Похоже, они никуда не торопились, и представление, разыгрываемое с неясной целью, только начиналось. В том, что Венга уже полностью принадлежит им, Люгер не сомневался. У нее не было ни воли, ни желаний, за исключением внушенных ей этими существами.
        Слот обошел алтарь в форме лебедя. Теперь камни святилища ожили. Он увидел мучительно открывающиеся рты, издававшие только шорох, веки, сводимые судорогой, отовсюду к нему тянулись каменные губы, как будто десятки несчастных, с головой увязших в стынущей глине, все еще надеялись на что-то...
        На поверхности алтаря проступили древние рельефы, являвшие собой тончайшую резьбу по камню, выполненную удивительно реалистично, однако невероятным образом прятавшуюся от разрушительного действия времени и природы. Резьба оскверняла все, что считалось святым в западных королевствах. В самом центре было изображено ритуальное лишение девственности, причем главным инструментом являлся знак Спасителя. Вокруг мужчины с козлиными головами предавались греховной любви, женщины с кошачьими лицами терзали младенцев и снимали кожу с повешенных...
        Потом на алтарь упала чья-то тень. Люгер увидел обнаженное тело монаха, медленно плывущее к нему по воздуху. Где-то у стены бесформенной грудой лежала его одежда. Три жрицы продолжали танцевать под ним, вытянув руки и вихляя бедрами. Третьей была Венга.
        В первое мгновение Стервятник не узнал свою дочь. Ее белки горели нездешним голубым светом. Вдоль губ проскальзывало быстрое жало языка. Хоммус, Странник и Люгер-старший степенно замыкали процессию.
        Тело Афгедама Нохуса опустилось на алтарь лицом кверху. Его разведенные в стороны руки упали вдоль крыльев, а искалеченные ноги вытянулись на длинной лебединой шее. В ту же секунду нестерпимо яркий свет ударил из-под центральной арки, свет настолько яркий, что все происходящее мгновенно превратилось в черно-белый кошмар. Оттуда же донесся далекий крик, который Стервятник уже слышал однажды. Крик надолго оставил в воздухе одну сводящую с ума низкую ноту, от которой хотелось зажмуриться и закрыть ладонями уши, но звук все равно пронизывал его тело насквозь.
        Щурясь, Стервятник заставил себя смотреть. Чудовище, называвшее себя его отцом, склонилось над все еще живым монахом и полоснуло ножом по его груди. Три жрицы сбросили с себя одежды и принялись намазывать свои тела теплой кровью жертвы. Люгер-старший еще раз вонзил нож в рану, и Нохус пришел в себя.
        Стервятник снова услышал его душераздирающий крик. Он бы бросился облегчить участь несчастного, но внезапная слабость поразила его. Каждое движение, как в плохом сне, давалось с величайшим трудом. Рука была не в силах даже удержать меч; немеющие пальцы разжались, и земмурский клинок зазвенел о камни.
        Одна из жриц приблизилась к скованному неподвижностью Стервятнику и принялась рисовать кровью какие-то знаки на его лице. Люгера мутило, но у него не было даже возможности отступить. Он ощущал прикосновения чужих пальцев, как скольжение липкого холодного тумана. Перед его глазами дрожали улыбающиеся губы жрицы и зубы, расходящиеся в стороны, чтобы пропустить черный раздвоенный язык...
        Потом он почувствовал опьянение, обманчивую ясность и притяжение арки, уводящей к высшему существу. Жрицы вдруг показались ему привлекательными, и он вожделел всех, включая Венгу. Сквозь долгий крик лебедя до него доносились слова заклинаний, которые нараспев произносил Люгер-старший и Слепой Странник.
        Потом он увидел сердце Афгедама Нохуса, пульсировавшее во вскрытой грудной клетке. Венга, его дочь, стоявшая возле монаха на коленях, наклонилась вперед и впилась в это еще живое сердце зубами.
        Тут уж Стервятник не выдержал. Ком обжигающей желчи подкатил под горло, но он исторг из себя только сгусток чего-то темного и цельного, как кусок воска. Лужа холодного мрака растекалась перед ним, словно овеществленная душа, покинувшая наконец предательскую оболочку. Люгер зашатался, но потом испытал внезапное облегчение.
        Сгусток превратился в чернильную, двуногую и двурукую тень, упавшую вопреки здравому смыслу в том направлении, откуда исходило дьявольское свечение. Другую, настоящую тень Стервятник отбрасывал в противоположном направлении.
        Слепой Странник торжествующе захохотал, указывая на две его тени, и даже взгляд Люгера-старшего немного потеплел. Лицо Венги также обратилось к Люгеру, и теперь он увидел, что ее глаза выжжены ослепляющим светом. Голубые бельма сияли, словно две лампы, излучая завораживающую силу, которая опрокинула Стервятника навзничь...
        Он лежал в пронизанном этой силой магическом пространстве, и таинственная пуповина связывала его с Венгой. Все остальные растаяли в его безразличии и собственной незначительности. Венга стала его медиумом, проводником в мире непостижимого волшебства, его дочерью и его матерью. Он чувствовал, что может полностью довериться ей, самое худшее будет понято, принято как дар и оценено по достоинству; за медиумом стояло абсолютное зло...
        Где-то рядом пять отвратительных жрецов и жриц ели мясо Афгедама Нохуса и пили его кровь, а Люгер разговаривал с существом, у которого были две голубые луны на месте глаз...
        -Что мне делать? - спросил он, не разжимая губ. Слова возникали сами собой, падали, как капли дождя, и исчезали в пустоте.
        -Отправляйся на Остров и ничего не бойся, - сказал нежный и ласковый голос, переполненный снисходительностью к его грехам.
        -Ты пойдешь со мной? - спросил или, вернее, попросил он единственное существо, которое сейчас его любило, потому что было отравлено тем же ядом.
        -Я не могу, - ответил голос с бесконечным сожалением. - Я буду ждать тебя в городе Отцеубийцы и Отрезающего Пальцы, но ты прилетишь слишком поздно...
        Горькая нотка, прозвучавшая в последних словах, поразила Стервятника в самое сердце. Слезы выступили на его невидящих глазах. А ведь он считал себя неуязвимым и бесчеловечным, как истинный рыцарь Земмура.
        -Они не пропустят меня, - сказал он, прислушиваясь к утробному чавканью, раздававшемуся за его спиной.
        -Они видели Тень. Это означает, что тебя выбрал Хозяин. Они не посмеют мешать.
        Люгер промолчал. О том, что он получил Тень еще в Валидии из рук самого Слепого Странника, по-видимому, знали все - Венга-медиум, жрецы и, конечно, их таинственный Хозяин. Такова была его воля, и даже если это была ловушка, Люгер уже был не в силах что-либо изменить...
        Силуэт Венги обрел четкость и тяжесть. Он ощутил прикосновение ее рук. Это было нечто среднее между касанием плоти и тонкой вибрацией призрака. Вожделение, мощное и свободное от какой-либо моральной озабоченности, охватило его, и он привлек к себе женщину, снова примирившую его со злом.
        Пресытившись потусторонней любовью, он вернулся в мрачную и враждебную реальность, где накрапывал ледяной дождь, увлажняя каменные тела демонов доисторического святилища и труп монаха с обнаженными внутренностями и вырезанным сердцем.
        Ночной мрак едва разгоняло ослабевшее сияние арки, а жрецы зловещего культа выстроились перед нею по обе стороны черного коридора, уводившего в неизвестность.
        Сейчас их лица потускнели, и они больше, чем когда-либо, были похожи на призраков. Где-то среди них затерялась и Венга - женщина с выжженными глазами, которой отныне было предрешено смотреть на мир глазами Лебедя.
        Стервятник знал, что скорее всего через несколько минут он умрет, разделив судьбу Нохуса, и поэтому не испытывал жалости ни к кому, в том числе к самому себе. Единственно реальной вещью казался меч, леденивший кожу. Он и не помнил, когда нашел и поднял его. Может быть, кто-то вложил меч ему в руку...
        Проходя мимо, Люгер жутко улыбнулся своему отцу. Тот ответил ему улыбкой, как будто взаимная ненависть внезапно исчезла, и на какое-то мгновение Слот увидел зеркальное отражение своего лица.
        Дьявольские потаскушки то ли провожали его причитаниями, как плакальщицы, то ли встречали, как привратницы загадочного места, именуемого Островом. Он подошел к арке вплотную, пока впереди не осталось ничего, кроме клубящейся тьмы, обрамленной голубой твердью камня...
        «В городе Отцеубийцы и Отрезающего Пальцы...» - вспомнил он.
        Ему показалось, что это прошептала Венга, но уже из арки, прямо из складок дымящегося пространства. Во всем этом было новое искушение и новая ложь, но оставаться по эту сторону было гораздо страшнее, поэтому он шагнул вперед и потерял опору под ногами.
        Несмотря на это, ощущения падения не было. Наоборот, ему показалось, что он взлетает вверх, одновременно расширяясь во все стороны. Так, глотая мрак, он вобрал в себя расстояния и дни, избежал опасностей, подстерегавших на земле континента и в водах озера Гайр, преодолел сумеречное измерение, в котором обитают демоны, и, наконец, вышел из-под арки с другой ее стороны, оказавшись на острове, на который вот уже несколько тысячелетий не ступала нога человека из западных королевств.
        Когда Стервятник привык к тому, что все еще жив, и пришел в себя от удивления, он впервые увидел нечто общее между земмурскими оборотнями и колдунами Лигома.
        
        Глава двадцать восьмая
        БРАТ И СЕСТРА
        
        Морт Люгер в очередной раз возвращался из замка Гливрос в королевский дворец.
        Презирая кареты, он трясся в седле, мок под дождем, вдыхал грубые запахи предместья и думал о своей матери. Его мысли не были чистыми, их отравлял темный гной вожделения. Морт пытался справиться с этим, но безуспешно.
        В замке он выпил слишком много красного вина, сделанного из винограда, произраставшего на южном склоне горы Ахуро, и сейчас ему хотелось затеять какую-нибудь потасовку. Зная о привычках принца, телохранители держались в десятке шагов позади него.
        Морт обрадовался случаю, когда дорогу ему перегородила карета, выехавшая из боковой улицы. Вначале принцу даже показалось, что это ловушка. Он остановился перед экипажем с холодной выжидающей улыбкой на лице; при этом от его пронизывающего взгляда не ускользала ни одна подробность. Кучер тупо глядел в сторону, в окнах ближайших домов не было ничего подозрительного, боковая улица была почти пуста.
        Дверца кареты открылась, и Морт увидел сидевшего в ней земмурского дипломата. Барон Чвара изобразил улыбку, которая получилась не более дружеской, чем волчий оскал. Его звериные глаза смотрели на Морта не отрываясь и не моргая. Под этим взглядом агрессивность принца таяла, как дым над крышей ближайшей харчевни.
        Морт всегда был более чем здравомыслящим существом, но сейчас ему показалось, что он одновременно слышит два голоса: один исходил из уст барона, второй раздавался прямо в его голове.
        -Великий принц! - льстиво и неестественно мягко заговорил Чвара. - Позвольте пригласить вас в мой новый дом, где...
        «Садись в карету!» - приказал другой голос, в котором не было и тени фальши. Морт увидел вяло шевелившиеся губы барона и в замешательстве оглянулся на своих телохранителей. Те стояли позади него и без всякого интереса слушали длинный монолог дипломата, который и был предназначен для их ушей.
        Но даже теперь Морт нашел бы в себе силы отказаться от предложения земмурского наглеца, если бы вдруг не почуял возможность затеять новую интригу против министра Гедалла. Он колебался всего несколько секунд, потом слез с лошади и отдал повод одному из своих людей.
        -Поезжайте за нами! - приказал он охране и сел в карету дипломата.
        Морт был несколько удивлен тем, что барон один перемещается по улицам незнакомого города. «Я вижу его твоими глазами», - произнес тот же голос. Руки Чвары покоились на рукояти меча в старых и драгоценных ножнах, поставленного вертикально. «Когда-нибудь ты выберешь этот меч», - сказал голос. Принц поморщился. Если дипломат был колдуном или чревовещателем, то уже позволил себе слишком много. Морт решил убить его, как только протрезвеет.
        -Зачем мне видеть твой дом, барон? - спросил он, глядя в переносицу Чвары с безмятежно-спокойным видом. Теперь, когда принц принял решение, он более ни в чем не сомневался.
        -Я пришел, чтобы помогать тебе, щенок, - сказал барон Чвара, и принц дернулся, как будто тот дал ему пощечину. Расплавленная ярость мгновенно застыла, превратившись в ледяной клинок расчета.
        -Ты мертв, - сказал он барону, не угрожая, а просто повествуя о неизбежном. Чвара пропустил его слова мимо ушей, как пустой звук.
        -Тебе грозит опасность. Человек, разрушивший Фруат-Гойм, приближается с севера. Мы должны вместе сделать то, чего ты не сумел сделать пятнадцать лет назад...
        Морт вдруг вспомнил единственный кошмарный сон своего детства: в нем была комната, залитая лунным светом, и большой длинноволосый человек, лежавший навзничь на кровати. В зрачках человека всего на одно мгновение отразилось чье-то лицо и промелькнула серебристая молния. После этого они стали горячими и красными, как песок пустыни, а Морт провалился в холодную белизну. Он проснулся около матери, в Элизенваре, а потом появился Гедалл...
        -Откуда ты знаешь об этом? - хмуро спросил он, впервые в жизни чувствуя себя исполнителем чужих желаний.
        Барон сделал жест, который принц не простил бы никому другому. Не церемонясь, Чвара приказал ему помолчать. Они уже подъезжали к особняку, снятому дипломатом в одном из богатейших кварталов Скел-Моргоса.
        Большой белый дом в глубине парка был едва виден с дороги. По обе стороны въездной аллеи били фонтаны. Дорожки парка были посыпаны белым песком и океанской галькой. Возле ворот Морт заметил охрану. Впрочем, его телохранителей по знаку барона пропустили беспрепятственно.
        Выйдя из кареты, Чвара снова стал подчеркнуто почтителен со своим гостем. Он ввел его в дом и проводил в библиотеку - уютную комнату со шкафами до потолка, удобную для беседы.
        Барон не читал книг и не нуждался в них. Он был воином, на практике постигавшим мистические тайны. Поэтому он пренебрежительно скользнул взглядом по длинным полкам, уставленным многочисленными памятниками пустому человеческому тщеславию.
        Слуга поставил на столик из орехового дерева поднос с бокалами и кувшином вина, после чего удалился и плотно закрыл за собой дверь. За дверью остались и телохранители принца.
        Морт внимательно разглядывал человека, который приобрел над ним непонятную власть. «Тем приятнее будет убить его», - подумал Морт, не избегавший любых испытаний и с удовольствием изучавший собственную душу. Пока же он ждал предложений, которые должны были последовать за приглашением. В том, что так и будет, Морт не сомневался. Приключение нравилось ему все больше.
        Дождавшись, когда Чвара, разливший вино в бокалы, сделает первый глоток, он тоже отхлебнул вина и понял, что даже позабыл на время о своей маниакальной страсти.
        Но барон не спешил продолжить беседу; казалось, он ждал чего-то. Долгая пауза нисколько не смущала его. Наконец за спиной Морта тихо запел механизм, и целая секция шкафа стала поворачиваться, открыв темную лестницу, ведущую куда-то вниз.
        -Удобный дом, не правда ли? - сказал Чвара, едва шевеля губами.
        Морт молча скривил рот, линии которого унаследовал от матери. Во дворце Атессы было множество гораздо более изощренных устройств.
        В темном проеме появился один из помощников барона. Его правая рука сжимала кольцо, прикрепленное к железному ошейнику, а ошейник был застегнут вокруг шеи молодой женщины с остановившимся взглядом и со следами недавних побоев на лице.
        Несмотря на это и на платье, испачканное в грязи и крови, Морт сразу же понял, что при других обстоятельствах пленница барона выглядела бы весьма привлекательно. Вначале она показалась ему смертельно напуганной, затем - повредившейся в уме от пыток, потом он не знал, что думать. В ее зрачках не отражалась обстановка библиотеки. В них не отразился и сам принц, когда оказался на линии ее взгляда. В них застыло нечто такое, куда было лучше не заглядывать.
        Тем не менее барону, видимо, удалось расколоть этот крепкий орешек. Воздействуя только на ошейник, младший офицер Стаи подвел женщину к Чваре и поставил ее на колени. После этого он удалился, и панель с книжным шкафом тихо скользнула на место.
        Поскольку Чвара молчал, выдерживая паузу, как в дешевом балагане, Морт сказал:
        -Ты что, решил подарить мне эту грязную шлюху?
        -Тебе нужно учиться сдержанности, если ты хочешь управлять этой провинцией, - все так же спокойно заметил барон. На самом деле он догадывался, что принц и так проявляет чудеса смирения. А Морт пытался понять, откуда взялись покровительственные нотки в голосе собеседника. Ведь не мог же дипломат так отчаянно блефовать.
        -Мои люди нашли ее на улицах Скел-Моргоса, - без всякого перехода продолжал Чвара. - Не спрашивай - как и почему. Когда станешь рыцарем Земмура, ты будешь чуять запах врага на другом краю мира.
        Он встал и зашел пленнице за спину. Затем почти нежно заключил ее лицо в свои ладони и что-то тихо сказал ей в самое ухо.
        Почти сразу же она начала рассказывать свою историю механическим голосом, почти лишенным обычных человеческих интонаций, не сводя глаз с одной и той же точки на стене... Чвара с непонятной улыбкой посмотрел на принца. Тот не мог представить себе, каким образом слугам барона удалось сломить эту личность, превратив ее в машину в женской оболочке. Когда-то Морт уже видел такое - людей, превращенных колдовством в живые трупы. Насколько он знал, заставить труп говорить и действовать в интересах нового хозяина было невозможно...
        Потом рассказ увлек его настолько, что он не мог думать ни о чем другом. Женщина рассказала ему почти все то, что рассказала до этого Стервятнику в гостинице «Рыбья кость», а также об их совместном путешествии вплоть до того момента, когда Люгер исчез в святилище Халкер. Принц знал это место - оно было очень, очень плохим...
        Когда она закончила, в голове у Морта уже сложился четкий и ясный план. Он мысленно выбрал тех, кто будет ловить чужеземца, когда тот осмелится появиться в городе. Он все еще не понимал мистической природы нового противостояния...
        -Этот человек - валидийский дворянин, - хмуро пояснил Чвара, глядя в рубиновый кристалл своего бокала. - Он же - рыцарь Земмура, которому вынуждено помогать все проклятое племя Гха-Гула. Отнесись к этому серьезно, мальчик. Он больше, чем просто еще один враг. Он - твоя судьба. Он один уничтожил священный город Фруат-Гойм и несколько наших южных провинций. Никто не знает полноту его силы... Вместе с тем он слаб, невероятно слаб для избранника проклятых. У него целых два уязвимых места. И одно из них - ты!
        Принц уставился на него, обозначив вопрос едва заметным поднятием бровей. Чвара отпил из бокала и сказал:
        -Дело в том, что он - твой отец.
        Если бы принцу вдруг предоставили неоспоримые доказательства того, что Земля круглая, он поразился бы этому меньше, чем тому, что услышал. Вначале он даже принял слова барона за разочаровывающе неуклюжую попытку втянуть его в какую-то пошлую интрижку. Потом Морт вспомнил, что и так уже завяз в этом деле по уши. Кроме того, исходящее от Чвары влияние свидетельствовало о том, что дипломат не шутит.
        -...Ты мало знаешь о своем рождении, не так ли? - равнодушно говорил Чвара. - Точнее, не знаешь ничего. Твоя мать всегда была необычайно скрытна... Ты даже не помнишь, что уже пытался однажды убить своего отца, хотя делал это по нашему приказу. Вторая неудавшаяся попытка станет для тебя последней...
        -А второе? - перебил его Морт, чей взгляд вдруг стал невидящим.
        -О чем ты?
        -Второе уязвимое место? - отчетливо проговорил принц, хотя уже знал ответ.
        -Конечно, твоя мать, урод, - со злонамеренной улыбкой сказал Чвара. - Они все еще любят друг друга.
        Морту пришлось опять, сохраняя ледяное выражение лица, подавить приступ дикой злобы. Если дипломат и догадывался о чем-то, понять это было невозможно. Во всяком случае, он заронил в душу принца то зловещее семя, которое мгновенно переросло в подлинную, убийственную ненависть к своему родителю.
        Только теперь Морт снова заметил женщину, все еще стоявшую на коленях посреди библиотеки.
        -Убери ее отсюда, - брезгливо поморщившись, приказал он барону.
        Тот даже не шевельнулся и разглядывал его с ироничной улыбкой.
        -Ты не хочешь приютить свою сестру?
        -Какого черта?.. - начал было Морт и осекся. Для одного дня новостей оказалось многовато. Его гибкий ум мог быстро приспособиться к чему угодно, но врожденная подозрительность требовала многократных подтверждений.
        Сейчас подтверждением всего была быстрота, с которой барон Чвара прибрал его к рукам и сделал если не своим союзником, то по крайней мере существом, разделяющим интересы оборотней в Морморе.
        -...Если она моя сестра, то как ты смел так обращаться с ней? - спросил Морт с безразличием, за которым угадывалась змеиная изощренность. Чвара оценил это и продолжал играть почти забытую роль дворянина-дипломата.
        -Я беспокоился о вашей безопасности, принц.
        -Подними ее и посади в кресло... Когда я уйду, пусть ее приведут в порядок. Ошейник мне нравится, только пусть он будет чуть подороже. Ты понимаешь, о чем я?
        -Конечно, принц.
        -Теперь ТЫ скажи мне - что делать дальше?
        -Послать отряд во главе с моим человеком к святилищу Халкер. Пусть ищут этого исчезнувшего валидийца. На всякий случай. Хотя вряд ли он еще там. Думаю, он далеко от того места. Если святилища хоть немного похожи на некоторые наши могилы...
        -О чем ты?
        -У вас впереди много интересного, принц. - Как всякий опытный соблазнитель, Чвара приоткрывал всего лишь краешек тайны. - Только на этот раз мы должны успеть... Поэтому нужно заставить ищеек Гедалла работать на нас. Пусть он тоже заинтересуется этим человеком с севера. Все остальное ему знать вовсе не обязательно. Кажется, у него есть любовница...
        Спустя час принц покинул апартаменты барона Чвары в почти превосходном настроении, что случалось с ним не так уж часто. Единственным облачком, омрачавшим его сияющие внутренние горизонты, была ненависть к человеку, которому, по-видимому, до сих пор душой и телом принадлежала королева Тенес. Зато появилась новая возможность оставить в дураках Гедалла.
        Морт вскочил в седло и направил своего коня в сторону королевского дворца. Сзади темной стаей неслись его телохранители. Прохожие расступались перед безумным всадником, и встречные упряжки шарахались в стороны. Он летел, как злой западный ветер, несущий ливни и разрушения.
        Только принц Морт был более смертоносен.
        
        Глава двадцать девятая
        ПРИНЦ МОРТ И ГОСПОЖА ГАНГУШТИ
        
        Официальному приему во дворце Морт предпочел частный визит и сам отправился в особняк дамы, известной в Скел-Моргосе под именем Геллы Ганглети. Его не заставили ждать, и служанка провела гостя к госпоже.
        Та приняла принца в роскошно обставленной комнате, обшитой каштановыми панелями, при этом она была облачена в довольно-таки легкомысленное одеяние. Гелла поцеловала руку принца, наклонившись так, что его взгляд невольно задержался на глубоком вырезе ее платья. Улыбка Ганглети, как всегда, была дерзкой и многообещающей, но Морту стало не по себе, когда он посмотрел ей в глаза.
        По правде говоря, ему становилось не по себе всякий раз, когда он видел эти, будто припорошенные пеплом мертвые зрачки, двигавшиеся гораздо медленнее, чем у всех известных принцу людей.
        Интересно, что чувствует Гедалл в постели с этой ожившей мумией (не бывает ли ему страшно?) - промелькнуло в голове у Морта, а затем он заставил себя улыбнуться.
        -Мой принц! - почтительно и проникновенно заговорила госпожа Ганглети. - Какова вина стоящей перед вами скромной особы? Должно быть, слишком велика, если вы сами пришли, чтобы покарать ее?..
        Игривый намек был достаточно прозрачен, и в другое время Морт не упустил бы случая досадить министру и с этой стороны, но вооруженный сведениями, полученными от барона Чвары, он решил перейти прямо к делу.
        О том, что госпожа Ганглети не является человеческим существом, знали только двое - Стервятник Люгер и его папаша, если не считать, конечно, народа мокши. По этой причине внешность Геллы почти не изменилась за последние двадцать лет. Другими словами, она не постарела и не утратила своей красоты. Красота в сочетании с древним разумом мокши стала очень эффективным оружием.
        Когда двенадцать лет назад Ганглети появилась в Морморе, ее здесь никто не знал. Спустя некоторое время она стала одной из известнейших светских дам, игравшей заметную роль на придворных подмостках. Ее любовники менялись очень часто, при этом новый всегда занимал более высокий пост, чем предыдущий, или принадлежал к более знатной фамилии. В конце концов она остановилась на министре Гедалле, хотя тот искренне полагал, что нашел себе достойную пару.
        Действительно, Ганглети не надоедала ему вот уже в течение пяти лет. Редчайший случай! Сколько лет еще должно было пройти, чтобы министр задумался о причинах ее вечной молодости? Ведь сам он был стареющим мужчиной...
        Гелла даже не изменила своего имени - благодаря этому подлинная история ее тела прослеживалась вплоть до факта рождения в Элизенваре. Люди Гедалла, конечно, проверили это, и очень тщательно. Причина, по которой она была вынуждена покинуть Валидию, также была ими установлена - странное исчезновение ее любовника - высокопоставленного дворянина по имени Верчед Хоммус, клан которого так и не примирился с этим.
        Причастность Ганглети к его убийству не была доказана, однако она стала объектом мести и сочла благоразумным скрыться, тем более что к ней стали проявлять повышенный интерес агенты Серой Стаи.
        Так сама Гелла излагала свою историю и при этом почти не грешила против правды, опуская только два эпизода - то, что случилось на самом деле в поместье Люгера, и свое пребывание в Лесу Ведьм.
        Свидетель Хоммус был мертв, и с этой стороны легенде Ганглети ничего не угрожало. Судьба мокши, обитавшего в теле Стервятника, была неизвестна ей до сих пор. Теперь Гедалл доверял ей настолько, насколько это вообще было возможно в Скел-Моргосе. Для мокши наступал удобный момент, чтобы воспользоваться этим доверием.
        Госпожа Ганглети владела собой не хуже самого Морта. Когда он рассказал ей о человеке из Валидии, появившемся в Морморе, она ничем не выдала своих чувств. Это было нетрудно - у мокши вообще не было человеческих эмоций. Принц даже усомнился на мгновение в правильной осведомленности барона, но, как показала дальнейшая беседа, шпионы Стаи работали на совесть.
        -Вы говорите, его след потерян? - равнодушно спросила Гелла.
        -Да, потерян недалеко от Скел-Моргоса. Теперь его нужно найти здесь, пока он не убил кого-нибудь. Например, вас.
        Принц произнес это небрежно, в расчете на трезвый ум Ганглети. У него было в запасе еще несколько козырей: Мальвиус, Хоммус и земмурский дипломат. Впрочем, на Геллу это не произвело особого впечатления.
        -Чего же вы от меня хотите? Почему вы не обратились к самому министру?
        -Министр обязательно узнает об этом, - заверил ее Морт, начиная слегка раздражаться. - Однако он не понимает, насколько велика угроза, которую представляет собой этот человек. Для министра это всего лишь еще один беглый преступник. И только мы с вами... - Морт сделал многозначительную паузу, - знаем, на что он способен...
        -Но у меня ведь нет личной гвардии, солдат и даже телохранителей! - Ганглети развела руками с видом невинной пастушки. - Мне придется обратиться за помощью к министру, если, конечно, вы не возьметесь охранять меня... - Улыбка снова расцвела на ее чувственных губах.
        -Я могу спрятать вас в замке Гливрос, если угодно, - предложил Морт не без задней мысли. Все в Скел-Моргосе слишком хорошо знали, что означает заточение в этой обители. Поскольку принц уже отправил туда Венгу, мысль поселить в замке и Геллу показалась ему чрезвычайно пикантной.
        Ганглети отреагировала на его предложение в точности так, как он ожидал.
        -Я польщена, мой принц, но не думаю, что дело зашло так далеко. Я увижу министра сегодня вечером. Обещаю: ваш приказ будет подкреплен моей просьбой.
        «Причем второе имеет для Гедалла гораздо больший вес, чем первое», - подумал Морт, которого давно не устраивало такое положение вещей. Теперь госпожа Ганглети выглядела обеспокоенной. Впрочем, именно выглядела. Мертвенное выражение ее глаз совершенно не изменилось. Тонкая игра была рассчитана на Морта.
        Мокши, занявший женское тело, на самом деле тоже хотел отыскать Стервятника, но совсем по другой причине. Его затянувшаяся миссия в далеком королевстве должна была перейти в новую фазу. Он давно ждал, когда объявится его собрат или собратья из Леса Ведьм.
        И, кажется, дождался.
        Морт сказал все, что хотел, и не терял времени на отвлеченные разговоры, как того требовала вежливость. Он думал, что оставил Ганглети наедине с ее страхом, а сам отправился в Гливрос, чтобы вдали от городской суеты обдумать свой следующий шаг.
        Однако все его приготовления оказались совершенно бесполезными.
        
        Глава тридцатая
        ОСТРОВ ЛИГОМ
        
        Люгер вышел из-под магической арки и оказался на маленьком клочке тверди, окруженном раскаленным озером лавы, через которое пролегли маслянисто-черные извивающиеся тропы. Багровое озеро пахло так, словно на этом месте с огромного тела земли сняли лоскут кожи, обнажив внутренности.
        Горизонт этого шипящего и раскаленного мира был окружен темно-синей стеной, скрывавшей восходящее или заходящее солнце. В одной стороне стена была озарена его лучами, и там она выглядела, как расслоившееся небо. Настоящие небеса были изумрудно-зелеными и усыпаны бисером звезд. Люгеру никогда не приходилось видеть более странного пейзажа...
        Он стал еще более странным, когда Слот увидел тени, скользившие внутри кольцевой стены. До него не сразу дошло, что это рыбы, а он смотрит на них со дна озера Гайр. Воды озера, темнеющие с глубиной, окружали его, словно насекомое в стеклянной банке, погруженной в колодец. Вот только здешние стены были сделаны не из стекла.
        Люгер обернулся и посмотрел под арку. Там была только тьма, безмолвная и засасывающая. Тогда он обошел арку и заглянул с другой стороны. С этой точки был виден ландшафт острова, однако в прямоугольнике, очерченном плитами арки, все казалось отдаленным и уменьшенным.
        Поскольку единственным пригодным для жизни местом выглядели темные холмы, Стервятник направился к ним по одной из дорог, вещество которой более всего напоминало застывшее стекло. Холмы возносили свои голые вершины выше уровня гладкой стены, окружавшей остров. Он шел, выбирая кратчайший путь, и сверху, наверное, был похож на муху, переползающую по паутине.
        Вскоре ему стало ясно, что именно холмы, постепенно выраставшие до огромных размеров, были центром острова, а неизвестное количество арок располагалось кольцом вокруг них. Это было удобно - вроде конюшен, размещенных в пристройках замка. Нечто подобное имело место и на континенте в окрестностях Скел-Моргоса.
        Подножия холмов были покрыты удивительно рыхлой почвой, как будто миллионы червей ежеминутно перепахивали ее. Люгер проваливался в нее по щиколотку. Отовсюду доносился тихий шорох, с которым пересыпалась земля. Невидимые черви продолжали свою работу...
        С большим трудом преодолев черные сугробы, он добрался до того места, где рыхлая почва сменилась голыми камнями. Отсюда по извилистому гребню можно было подняться на вершину холма.
        Очень редко Люгер ощущал такую потерянность, какую испытывал здесь и сейчас. Он медленно приближался к таинственной обители магов, понимая, что нарушает тысячелетние молчание и неприкосновенность. Это не имело ничего общего с благоговением. Он ненавидел тех, кто собирался использовать его, но он, преемник рыцарей Земмура, был готов к новой войне и новому проклятию.
        Оказавшись почти на самой вершине, он увидел, что холмы образуют кольцо, причем внутренние склоны были гораздо круче внешних. Внутри кольца, на дне черного колодца его взгляду открылось нечто, показавшееся ему вначале гигантским скелетом фантастической крылатой рыбы - твари, которая, по преданию, перенесла Спасителя через Океан Забвения.
        Белеющий остов покоился в крестообразной яме, устланной бархатом темноты; он мог быть величественным и, отталкивающим памятником или же произведением чужого искусства, но потом Люгер заметил, что скелет не остается неизменным. Невероятная сложность пересечений и абсолютная симметрия деталей наводили на мысль о его искусственном происхождении. Но создателей не было видно. Серый туман поднимался от земли и сгущался в зыбкие мембраны, отделявшие друг от друга части скелета и какие-то наросты, похожие на висящие лохмотья кожи.
        Потом Стервятник заметил контуры полупрозрачного зародыша, внутри которого переливались мерцающие струи лимфы и бледно-розовой крови.
        Внезапно Люгер понял, что это такое. Ему стало смешно и жутко. Смешно оттого, что он не догадался сразу, а жутко потому, что легенда о происхождении летающего корабля получила какое-то ирреальное подтверждение.
        Знание, неоспоримое и однозначное, пришло к Стервятнику из неведомого источника, как будто кто-то вывел знаки на пергаменте.
        Место, окруженное грядой, действительно было могилой, только очень древней и нечеловеческой. Может быть, оно даже не хранило никаких останков; скорее, здесь была сконцентрирована некая энергия, враждебная всему живому.
        ...Несомненно, Люгер видел, как создается новый летающий корабль - из мглистого тумана, из едкой слизи, из подземных флюидов и взрыхленного перегноя... Миллионы невидимых рук ткали крылья, похожие на перепонки летучих мышей, только эти были в тысячу раз больше и в десятки раз тоньше. Полупрозрачные фиолетовые пузыри, незаметно для глаза вспухавшие по обе стороны скелета, казались пока бледным подобием парусов, призрачными прообразами материи.
        Изредка зародыш корабля пронизывала дрожь, как будто жизнь безуспешно стучала в запертые двери, и тогда студенистое творение волшебства содрогалось вместе со всеми своими придатками - крыльями, мачтами и реями...
        Внимание Стервятника было настолько поглощено этим отвратительным зрелищем, что он не сразу заметил своих слуг. Что-то отвлекло его, и скорее всего это был запах. Сладкий запах смерти исходил не от могилы-верфи, как он думал вначале, а от десятка вооруженных фигур, выстроившихся полукольцом позади него.
        Слот медленно повернул голову, недоумевая, откуда они могли появиться. Потом он увидел, что из полуоткрытого рта ближайшего воина тонкой струйкой высыпается земля, а оружие покрыто пятнами ржавчины...
        В этот момент солнце наконец показалось над краем кольцевой стены. Оно было багровым и в два раза меньше своего обычного видимого размера. В его тусклых лучах раны воинов не слишком бросались в глаза, но Люгеру хватило одного взгляда, чтобы понять - всем им полагалось быть мертвецами. Они не дышали, и распухшие лица ничего не выражали. Их глаза давно превратились в узкие щели, в которых что-то поблескивало. Позже Люгер разглядел, что это были черви.
        Поскольку ожившие мертвецы не собирались нападать, Стервятник немного расслабился. Он вспомнил, что читал о чем-то подобном в одной старой хронике, автор которой даже не пытался отделить вымысел от реальности.
        В хронике упоминалось о некротическом искусстве древних магов и воинах-глонгах, использовавшихся ими для защиты своих уединенных жилищ. Глонги годились для этой цели всего лишь на протяжении двух-трех суток, пока тела не разлагались до такой степени, что мертвецы уже не могли двигаться. Насколько Люгер мог судить, у древних не было недостатка в материале для своих жутких опытов... Сам он не испытывал ни страха, ни отвращения. Мертвые давно стали его союзниками. Разлагающаяся плоть ничего не значила, если в каком-то другом измерении времени все еще существовали призрачные отпечатки этих существ.
        Один из глонгов показал на зародыш летающего корабля, и Люгер истолковал его жест как приглашение. Он понимал, почему тот не произносит ни слова - его голосовые связки уже начали разрушаться.
        Стервятник стал спускаться по крутому склону, и вслед за ним с тихими хлюпающими звуками шли глонги. Он и не ожидал того, что удостоится сомнительной чести говорить с колдунами Лигома или хотя бы видеть их. Это было бы до смешного просто. Он рассчитывал на чье-нибудь посредничество, но оно и не понадобилось.
        Он получил все, что было нужно для нападения на Скел-Моргос. Обычное человеческое любопытство оказалось погребенным так глубоко в его душе, что он не чувствовал и тени разочарования. Вряд ли островные маги вообще обладали видимыми оболочками; к остальному ему не хотелось даже прикасаться. Это было редкое для Люгера проявление благоразумия, не имевшего ничего общего с разумом.
        Багровый кружок солнца совершил свой путь по небу и скрылся за кольцевой стеной, а Слот все еще пребывал в состоянии, которое можно было назвать овеществленным сном. Он не чувствовал ни голода, ни усталости. Шло время, но мимо него; остров был местом странной летаргии...
        Оказавшись на адской верфи, Люгер снова испытал почти забытое чувство погруженности в нечто чуждое и полуживое, пронизанное сотнями течений и зыбких энергий, противоестественное и все же существующее. Но теперь он не был пленником на летающем корабле, теперь он был почти хозяином. Обратное тоже было верно, и мысль об этом казалась почти невыносимой, поэтому он отбросил ее и погрузился внутрь того, что являлось бледной тенью какой-то крылатой твари, воссозданной здесь, на острове, из наиболее доступного материала.
        Внутри корабля уже сформировался лабиринт - зыбкий, словно обстановка сна, и изменчивый, как круги на воде. Из круглого пузыря на корме создавалось оружие, подобное тому, которое было на борту его предшественника. Распластанные на огромной площади крылья поглощали тепло земли и последние лучи садящегося солнца. Черные стержни, погруженные на неизвестную глубину, черпали энергию из других, неистощенных источников. Вокруг скелета отвердевали борта, палубы и переборки; выпрямлялись реи, торчавшие, как рыбьи кости, и растягивали фиолетовые перепонки парусов. На бушприте и топах мачт зажглись фонари, светившие тускло, словно болотные огни.
        С наступлением ночи на палубу поднялись глонги. Теперь их стало больше - около трех десятков; все - мужчины погибшие в расцвете лет. Некто подбирал их так, чтобы смертельные раны не мешали им сражаться. Здесь были мертвецы с распоротыми животами, пробитыми легкими, перерезанными глотками и проколотыми сердцами, но ни одного безрукого или хромого. Все вместе они создавали нестерпимое зловоние, и только потому, что его чувствительность была притуплена, Стервятник смог вынести это. Тело корабля сразу же поглощало сырую землю, осыпавшуюся с трупов.
        Наклонный коридор с пульсирующими стенами, по дну которого протекал ручей искрящейся жидкости, вынес Люгера на верхнюю палубу, под фиолетовый балдахин обвисших, но уже вполне сформировавшихся парусов. По вантам, похожим на натянутые сухожилия, карабкались матросы-глонги. На корме медленно вращалась вокруг своей оси длинная белая труба. Чудовищное оружие сейчас больше всего напоминало слепого червя в поисках пищи. Его членистое тело изгибалось то кверху, то книзу, демонстрируя черное воронкообразное жерло.
        Холодные огни на мачтах выбелили лица глонгов и осветили всю верфь Лигома ярче, чем луна. Люгер подошел к бортовому ограждению, покрытому какой-то слизью и еще очень скользкому. Огромное крыло под ним уже утратило прозрачность и выглядело, как цельный кусок натянутой кожи.
        Трое глонгов тихо приблизились и выстроились за спиной Стервятника. Он понял, что они ждут его приказа. Он все-таки получил в свои руки летающий корабль. Такого не предсказывал ему ни один оракул, и это не могло присниться в самом фантастическом сне...
        Сейчас Слот почему-то вспомнил барона Ховела и последний бой «Бройндзага». Он очень надеялся на то, что в мире не осталось ни одного Небесного Дракона.
        В беззвездном мраке всплывал над островом сверкающий огнями призрачный корабль. Его крылья, двигавшиеся невероятно медленно, с жутким шелестом гнали воздух. Белый червь на корме больше не двигался и мирно вытянулся на палубе.
        Когда корабль поднялся над окружавшими верфь холмами, его паруса поймали свежий ночной ветер. Фиолетовые гроздья вспухли, словно ядовитые плоды... Бесшумно и слаженно работала команда, состоявшая из одних только мертвецов. Единственный живой человек уединился в каюте, которая лишь отдаленно напоминала помещение, пригодное для жилья. Но Стервятник не собирался оставаться здесь долго.
        Корабль плавно развернулся и взял курс на Скел-Моргос. Высоко над ним плыла огромная черная тень. Она была невидима, бесплотна и надвигалась медленно, как удушливое грозовое облако. Ее приближение мог почувствовать далеко не всякий.
        Эманация Черного Лебедя распространялась на восток вместе с Люгером, который должен был стать новым воплощением Сферга, и теперь уже поздно было что-либо менять.
        
        ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
        ВЕСНА 3017
        
        Глава тридцать первая
        СОВЕТ В ЗАМКЕ ДОРКАН
        
        Гедалл поднял глаза от изъеденной червями крышки стола и с тоской обвел взглядом свое последнее убежище. Огромный, холодный и полуосвещенный зал. Под потолком на потемневших от старости балках о чем-то невнятно переговаривались птицы - дрессированные голуби Морта, приносившие сведения о неумолимом преследователе. Теперь голуби стали единственной настоящей ценностью. Хотя стоило ли цепляться за дни и часы, отдаляя неизбежное? Гедалл сильно сомневался в этом.
        Взгляд министра скользил по фигурам его спутников, сидящих за столом Совета (так высокопарно назвал кто-то это разношерстное сборище). За два месяца непрерывного бегства они все успели смертельно надоесть друг другу...
        Дрова с треском сгорали в очаге, но сквозняки тут же выгоняли тепло. Возле огня сушились четверо оставшихся в живых телохранителя Морта и двое слуг барона Чвары. Тут же лениво возились собаки хозяина замка Доркан.
        Снаружи доносился монотонный шум дождя, лившего без перерыва уже третий день. Всем укрывшимся в замке следовало бы радоваться этому. Дождь затруднял полет летающего корабля и давал беглецам небольшую передышку. Потом все начнется снова, пока испепеляющий луч наконец не настигнет их всех. Единственное, что позволяло надеяться на другой исход, - присутствие королевы Тенес, которую Морт возил с собой повсюду в качестве живого щита. Но все это ничего не значило, если они имели дело с безумцем.
        Замок Доркан действительно был последним убежищем на территории Морморы. Восточнее, всего в нескольких часах пути, проходила граница с Круах-Ан-Сиуром. И Гедалл не был уверен, что пересечет ее.
        Его настроение тут же уловил Морт, обладавший прекрасным чутьем. Этого звереныша ничто не сломит, подумал министр и посмотрел прямо в холодные злые глаза принца. Все могло быть иначе, останься в живых хоть один из его верных Ястребов.
        -...Мы должны разделиться, - настаивал Морт. - Рано или поздно за нами начнут охоту власти Круах-Ан-Сиура. Они предпочтут выдать нас и сохранить свою армию. Надо затеряться в Вормарге...
        «Теперь ты заговорил иначе, щенок», - с ненавистью подумал Гедалл.
        Когда цель летающего корабля еще не была так пугающе ясна, Морт предложил министру союз против новой угрозы с Лигома. Прятаться в замке Гливрос было ошибкой, хотя, конечно, принц не мог предвидеть нападения. Врагу ничего не стоило захватить двух приближенных Гедалла, уничтожив перед тем несколько кораблей королевского флота.
        Спустя некоторое время Люгер знал все, что хотел. Морт со своими пленницами и остатками свиты воспользовался подземным ходом и успел скрыться за два часа до того, как в замке появились воины-глонги - воплощенный кошмар, в который Гедалл отказывался верить, пока не увидел их собственными глазами...
        Барон Чвара кивнул с благодушным видом, соглашаясь со словами Морта. Министр не сомневался, что совет разделиться дал принцу сам Чвара. С недавних пор земмурский шпион, называвший себя дипломатом, и Морт сильно сблизились; вполне возможно, у них появилась некая общая цель. Сейчас, например, они собирались принести в жертву Гедалла, и тот прекрасно понимал это.
        Министр улыбнулся и понял, что его улыбка взбесила бы Морта, если бы тот чуть хуже владел собой. Кто, как не Гедалл, знал лучше всех, что Стервятнику он нужен только для сущего пустяка. Так, один старый должок, напоминанием о котором служил отрезанный палец. Как много изменилось с тех пор!..
        Гедалл снова прислушался к тихому, но полному напряжения разговору за столом совета. Гелла, его верная Гелла, которая, конечно, не была той, за кого себя выдавала, позволяла себе спорить с принцем. Морт действительно обнаглел. Без прикрытия в лице королевы Тенес и незаконнорожденной дочери Люгера отделившиеся от принца стали бы легкой добычей. Даже не добычей, а бессмысленными жертвами на пути маньяка.
        Пока Ганглети с неженским спокойствием и неотразимой логикой доказывала это принцу и барону, Гедалл смотрел на безмолвных участников драмы - королеву и бывшую проститутку. Тенес ненавидела всех собравшихся, и ее можно было понять.
        Однако Морт все-таки был ее сыном. Это делало ситуацию двусмысленной и непредсказуемой. Известие о том, что Люгер жив и владеет теперь летающим кораблем, она приняла внешне очень спокойно. Никто не знал, что происходит в ее душе. Пятнадцать лет безнадежности могли сделать с нею все что угодно. Она подчинялась Морту, но не мешала и охотнику. Она никогда не говорила ни о чем, кроме самых насущных вещей. Ее лицо, все еще красивое, уже утратило прелесть и свежесть молодости...
        В отличие от Тенес Венга имела несколько отрешенный вид, как будто ей была доступна мистическая сторона происходящего. Она безучастно относилась ко всему, даже к домогательствам Чвары. Неизвестный вид пытки, примененной земмурским бароном, возможно, необратимо изменил ее психическое состояние. Нельзя было предсказать, когда и в каком случае проявится ненормальность.
        Венга была одним из козырей, который госпожа Ганглети собиралась отвоевать в пользу министра. Но существовал еще один козырь, мешавший принцу просто убить Гедалла.
        О нем было не принято упоминать, однако рано или поздно все сводилось именно к этому...
        Вопреки ожиданиям министра, Ганглети вовсе не настаивала на дальнейшем совместном продвижении отряда. Чтобы положить конец затянувшимся разговорам, Гедалл объявил, что вообще не собирается покидать Доркан.
        Взгляды Чвары и Морта тут же скрестились на нем. Даже королева удостоила его пренебрежительно малым вниманием.
        -В чем дело? - резко спросил принц, опасавшийся подвоха со стороны старого придворного интригана.
        Гедалл снисходительно улыбнулся, впервые ощутив преимущества своего возраста.
        -Я слишком стар для нового изгнания. Тем более что на этот раз нет никакой надежды вернуться.
        Удивительно, но он не чувствовал особого сожаления. Утраты последних месяцев освободили его от бремени богатства и научили смирению. Когда-то неукротимый Гедалл стал фаталистом после того, как за внешней хаотичностью событий увидел действие некоего закона своей судьбы и всех связанных с нею судеб. Он иронически относился к попыткам Чвары и Морта изменить этот закон. Эти люди были сильнее физически и обладали большим магическим влиянием, но и они оказались всего лишь пешками в чужой игре. Причем пешками, у которых не было ни малейших шансов уцелеть.
        -Уезжайте утром, пока еще идет дождь, - услышал Гедалл свой голос. - Со мной останутся госпожа Ганглети и Венга.
        Министр почти физически ощущал, как в узком черепе Чвары мечутся мысли в поисках причины его странного решения. Как истинный рыцарь Земмура, барон не мог считать усталость и безнадежность серьезным поводом для прекращения сопротивления. Вдруг Чвара окончательно отбросил маску дипломата.
        -Ты меня не интересуешь, старик, - сказал он презрительно. - По-моему, ты собираешься купить себе жизнь ценою предательства. Безопаснее будет убить тебя, а заодно и твою женщину.
        Эти слова должны были быть услышаны Мортом и подтолкнуть того к действию. Но принц остался недвижим.
        -Вот он знает, в чем дело, - с улыбкой ответил Гедалл, показывая на наследника и нарушая этикет. Он даже оставил без внимания оскорбительный тон барона. - Скажи, оборотень, ты что-нибудь слышал о манускрипте Амируса?
        После этих слов даже невозмутимый Чвара слегка изменился в лице. Непостижимый взгляд Венги остановился на губах Гедалла. Морт почувствовал, что теряет инициативу. С манускриптом Амируса была связана величайшая загадка всего уцелевшего человечества.
        Амирус был монахом первого века, легендарным основателем Ордена Ключа - самой могущественной и тайной организации в истории. В те смутные времена, о которых известно крайне мало, еще не существовало государств, превращения были редким и пугающим явлением, варвары, избежавшие смерти, охотились за оружием и сокровищами монастырей; потом, в конце столетия, всех примирила чума.
        Вполне возможно, Амирус был не просто монахом, поскольку в совершенстве владел искусством выживания, и одним из немногих, родившихся до катастрофы. Во всяком случае, он основал Орден, членам которого было известно положение и назначение некоего Звездного Дома. Основатель оставил после себя единственный письменный документ - так называемый манускрипт Амируса.
        На первый взгляд сами слухи о существовании манускрипта служили подтверждением лживости легенды, однако Амирус никогда не делал тайны из его содержания, более того, способствовал тому, чтобы о нем узнали как можно больше людей.
        Настоящая тайна заключалась в знании о том, как предотвратить новое нападение Дома.
        Этой цели служил загадочный Ключ, хранителями которого на протяжении столетий были последователи Амируса. Большинством из них руководило вовсе не благородство или человеколюбие, а элементарный инстинкт самосохранения. Катастрофа была неопровержимо реальной, и вызвал ее именно Звездный Дом.
        Если Орден действительно существовал, то во владении Ключом и заключалось его истинное могущество. Несколько братьев или всего один человек из Ордена могли снова уничтожить человеческую цивилизацию. Фанатикам и любителям тайн оставалось гадать, что представляет собой Ключ - предмет, существо, заклинание или магический ритуал?.. На поиски Дома отправлялись целые экспедиции, но ни один человек из числа вернувшихся не мог похвастать тем, что видел это воплощение ада своими глазами.
        В свою очередь, поисками следов таинственных хранителей Ключа занимались братья-шуремиты и эмиссары Серой Стаи, после многих попыток объявившие наконец Орден Ключа несуществующим.
        Нескольким королевским особам были предъявлены документы, похожие на подлинные, из которых следовало, что легенда о хранителях была придумана неким странствующим темнокожим лекарем с востока, окончившим жизнь на виселице. Однако бороться с глубоко укоренившимися представлениями было трудно, почти невозможно. Вера в губительное влияние Дома и хранителей Ключа была столь же иррациональной и неистребимой, как вера в Дьявола, Спасителя и их извечную борьбу.
        Поэтому Гедалл знал, что на этот раз одержит последнюю маленькую победу над оборотнем...
        Чвара мгновенно все понял.
        -Почему ты не сказал мне раньше? - ледяным тоном спросил он у Морта, снова принявшего отсутствующий вид.
        -Это ничего не изменило бы... Пусть старик забирает себе эту шлюху. А теперь я хочу спать.
        Он откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и действительно почти мгновенно заснул. Барон был взбешен скрытностью принца и в то же время не мог не восхищаться его самообладанием. Таким и должен быть настоящий посвященный...
        Сам Чвара не всегда доверял даже самому себе. Щенок поставил его в дурацкое положение. С другой стороны, он был прав - кем бы Гедалл ни оказался, это ничего не меняло. Мормора была надолго потеряна для Земмура.
        Чвара никогда не совершал бессмысленных поступков. Ему было некуда спешить. Он знал, что его дело с муравьиным упорством продолжат десятки поколений наследников, а сам он будет следить за ними из жуткого места, укрытого за багровой пеленой, и по мере надобности помогать им. Когда-нибудь оборотни распространят свое влияние на все западные королевства...
        К Люгеру у Чвары был особый счет - двое его сыновей погибли во Фруат-Гойме... Барон закрыл глаза и улыбнулся своим мыслям. Он предчувствовал близкую встречу с врагом.
        Спустя несколько минут он тоже спал. Его сон был не менее чутким, чем сон собаки.
        
        Глава тридцать вторая
        ХРАНИТЕЛЬ КЛЮЧА
        
        Дождь прекратился только к вечеру следующего дня. Дороги развезло, и вокруг замка Доркан расстилалась унылая черно-серая топь.
        У Гедалла не осталось иллюзий - его преследователю дороги были не нужны. Министр подозревал, что Люгер задержался на месте последней схватки только затем, чтобы пополнить свой непрерывно убывающий отряд глонгов. Теперь в его рядах были и животные - мертвые лошади, и собаки, используемые Стервятником для наземной погони. Но на этот раз ему не придется брать приступом замок Доркан - Гедалл готовился к встрече. Он даже отдал хозяину замка, обедневшему барону, остатки своего золота и драгоценных камней в качестве компенсации за предстоящие неудобства.
        Поручив Гелле присматривать за Венгой, министр отправился на западную сторожевую башню Доркана и стал обозревать мрачный горизонт. Его сопровождал мальчик-слуга, трепетавший от такой чести, да еще от того, что должно было вскоре случиться.
        Гедалл и сам испытывал душевный подъем. Ничем не примечательная в последние годы нить его жизни наконец завязалась в какой-то мистический узел; еще немного - и его тяжкий груз ляжет на чужие плечи.
        Начинало темнеть, и любая из рваных туч, летящих от горизонта, могла оказаться кораблем Стервятника. Министр боролся с искушением покончить с собой, приняв яд, но тогда он не увидел бы, как закончат другие, а это его не устраивало. Он не был способен стать благодарным мертвецом. Гедалл хотел лично присутствовать даже при самом нелепом окончании драмы, которой отдал столько сил и, в общем, всю свою жизнь...
        Министр простоял на башне до тех пор, пока ближайшие холмы стали неразличимы, а потом отправился вниз. Мальчик освещал ему путь факелом. Снова оказавшись в обществе Ганглети и Венги, он велел принести вина и обильным возлиянием отметил наступление ночи. Может быть, своей последней ночи.
        Летающий корабль появился на рассвете. О его приближении возвестил только едва слышный шум рассекаемого воздуха, наложенный на заунывный свист ветра. Он вынырнул из ночной тьмы, словно ангел мщения, и был, казалось, частью этой тьмы.
        Первыми его приближение почувствовали собаки Доркана и подняли жуткий вой. Мертвые псы на палубе корабля не могли им ответить; их красные глаза неотрывно следили за приближающимся замком...
        Глонги убирали паруса. Корабль, снижаясь, описывал дугу над темными башнями. Последний бастион Морморы казался сверху вымершим, но Люгер знал, насколько обманчивым может быть первое впечатление. Пару раз Чвара и Морт оставляли в подобных местах ловушки, которых он избегал только благодаря чрезвычайной осторожности.
        Однажды при осаде Креалона людям принца все же удалось поджечь корабль с помощью замаскированных метательных машин, и пока команда занималась тушением пожара, им удалось ускользнуть. После этого наследник «Бройндзага» посетил ближайшее кладбище и спустя двое суток нарастил новую плоть взамен сгоревшей, но это действительно замедлило погоню...
        Белый червь на корме корабля извивался, тыкаясь слепой мордой в пустоту. Его слепота была мнимой; любое нападение вызвало бы мгновенный удар смертоносного луча...
        Бледное лицо Стервятника показалось над палубой. Его охота затянулась. Он провел среди мертвых слишком много времени и стал похожим на одного из них. Его глаза глубоко запали, волосы превратились в косматую гриву, немытая кожа дурно пахла, под длинными загнутыми книзу ногтями запеклась кровь. Большую часть времени он питался эманациями крылатого существа, в чреве которого жил, и еще эманациями Черного Лебедя. Они наполняли его энергией, достаточной для преследования и схваток, однако он платил за это нечеловеческими кошмарами...
        Рядом с ним появилась тощая фигура штурмана - бывшего морморанского пирата по имени Харлес. Харлес тоже был мертвецом, но воплощал в себе гораздо более сложную магию. Поэтому он оказался намного долговечнее глонгов. К тому же Харлес мог говорить. Если бы не запах и отсутствие дыхания, внешне он ничем не отличался бы от живого человека. Он прекрасно разбирался в картах и навигационных приборах. В небе ему не было равных так же, как и на море. Его чувство направления не уступало птичьему. И сейчас, несмотря на пасмурную ночь, он привел корабль прямо к Доркану.
        Люгер смотрел на замок, казавшийся сверху игрушечным. По его внутреннему двору в панике забегали маленькие фигурки людей с факелами в руках. Тем не менее подъемный мост был опущен, обитатели замка, по-видимому, не собирались оказывать сопротивление. Это означало, что принц опять успел бежать.
        Стервятник в ярости сжал кулаки, и ногти глубоко впились в ладони, но он не обратил внимания на боль. Разрушения, жертвы и кровь всегда были ему отвратительны, но нечто, не оставлявшее выбора, снова толкало его к этому. В любом случае следовало узнать, в каком направлении скрылся Морт, и Люгер дал команду высаживаться...
        Вдруг он заметил человека, неподвижно стоявшего на башне и не проявлявшего ни малейших признаков смятения. Люгер узнал его сразу же, несмотря на то, что со времени их последней встречи прошло много лет. Теперь этот человек был в два раза старше; на его лице было написано нетерпение, которое он и не пытался скрыть.
        Стервятник захохотал, задрав голову к светлеющему небу. Он искал одного мерзавца, а нашел другого. Он тут же вспомнил об отрезанном пальце Гагиуса и связанной с советником истории, которая давно перестала тревожить его совесть. Тем не менее он наблюдал за Гедаллом до тех пор, пока тот не исчез за стеной башни.
        Корабль мягко опустился рядом с Дорканом, и его крылья распластались по земле, как будто хотели заключить замок в свои объятия. В гладком черном корпусе открылась широкая прямоугольная дыра - из нее брызнул красный свет, в котором плавали тени. Потом тени превратились во всадников-глонгов, устремившихся, к подъемному мосту.
        Им понадобилось немного времени, чтобы убедиться в отсутствии ловушек и лояльности хозяев. Всего в замке оставалось не более десяти человек, и большинство из них не владели оружием. Барон Доркан был слишком стар для этого, а двое его сыновей достаточно благоразумны, чтобы смириться с нашествием непрошеных гостей.
        Люгер въехал во двор замка верхом на мертвой вороной лошади, грудь которой была пробита копьем. Барон был вынужден оказывать ему знаки внимания как победителю и проводил его в тот самый зал, где прошлой ночью беглецы держали совет. Здешним воздухом дышала Тенес, и в нем же еще держался звериный запах Чвары.
        Когда в зале появились Гедалл и Ганглети, которая вела за руку Венгу, сердце Люгера болезненно сжалось. Он не думал, что еще может испытывать такую боль. Он обнял свою дочь, напрасно ожидая от нее каких-нибудь признаков узнавания, и понял, что обнимает не человека, а всего лишь опустошенную оболочку. Кто-то превратил ее в свой инструмент, и Стервятник даже не знал, для чего этот инструмент предназначен. Тем не менее их судьбы были связаны неразрывно, она оставалась его медиумом, слепым проводником в другом мире, и он больше не собирался расставаться с ней.
        -Тот, кто это сделал, дорого заплатит, - прошептал он ей на ухо, и она ответила ему незамутненным младенческим взглядом.
        Тогда Люгер посадил ее справа от себя и заговорил с бароном о том, что сейчас интересовало его больше всего - о немногочисленном королевском семействе.
        Слот не остановился бы и перед крайними мерами, с другой стороны, барон не видел смысла что-либо скрывать. Из его слов следовало, что корабль сможет догнать принца до того, как конный отряд достигнет Вормарга. Теперь Люгер знал главное и несколько часов отдыха собирался провести с пользой.
        То, что тело Ганглети занял мокши, он понял сразу же - достаточно было увидеть ее глаза. Похоже, на долю его бывшей любовницы выпали невероятные приключения, только она уже вряд ли осознавала это. Люгер был далек от мысли, что древнее существо случайно сопровождает Гедалла, но это не могло изменить его планы. Ему казалось, что министр полностью находится в его власти...
        Впервые за несколько дней Стервятник наслаждался обыкновенной человеческой пищей. Даже глонги, выстроившиеся вдоль стен, были не в состоянии испортить ему аппетит. Люгер ел жареную зайчатину и запивал красным южным вином. Он не торопил Гедалла, зная, что на борту корабля тот рано или поздно расскажет ему все.
        Эта молчаливая дуэль продолжалась почти полчаса. Министр нашел способ закончить ее так, чтобы никто не почувствовал себя проигравшим.
        Он склонился над столом и двумя пальцами залез себе в рот. Первым делом Слот подумал, что Гедалл решил испортить ему завтрак таким неожиданным образом, но тот аккуратно положил на крышку стола зуб из серебристого вещества, с которого свисали какие-то подрагивающие отростки. Если бы не эти отростки, зуб выглядел бы, как искусная металлическая поделка протезного мастера.
        В его полости скрывалась маленькая черная жемчужина, Гедалл положил ее себе на ладонь и заставил медленно касаться по кругу. Она была идеально гладкой, но почему-то не отражала свет. Министр налил себе вина из кувшина и прополоскал кровоточащую десну.
        -Что это? - лениво спросил Люгер, не прерывая трапезу.
        Гедалл бросил взгляд на Ганглети, словно пытаясь предугадать ее реакцию на происходящее, и она ответила ему холодной улыбкой. При этом Слот заметил странную вещь - один ее глаз смотрел прямо на советника, другой ни на мгновение не отрывался от него самого.
        -Это предмет из Звездного Дома. То, что вез Гагиус в дипломатическом багаже.
        -Советник мертв? - осведомился Люгер без всяких эмоций, восхищаясь про себя наглостью министра.
        -Конечно. Мои Ястребы не оставляли свидетелей.
        Стервятник испытал что-то вроде облегчения, когда узнал, что не он был причиной смерти советника. Однако его совесть была отягощена гораздо более страшными делами.
        Люгер, конечно, слышал о Звездном Доме и мифическом Ордене Ключа, то есть знал столько же, сколько любой дворянин в западных королевствах. В библиотеке его поместья даже сохранилась старинная копия манускрипта Амируса. Раньше он относился к этому именно как к мифу, но внезапно почувствовал, что с этого момента изменилось все...
        Как будто холодный ветер подул из вечной глубины и вовлек его в темный круговорот. Где-то рядом кружилось существо, воплощенное в Венге, и пыталось помочь его растерянному разуму. Люгер ненавидел эти мгновения, когда терял опору в реальности, проваливаясь в пространства бесконечного, но бесполезного видения, и неотразимо верных предчувствий.
        Окружающие ничего не заметили, разве только мокши слегка раздвинул в улыбке губы, которые когда-то принадлежали госпоже Ганглети... Все сидящие за этим столом прекрасно понимали друг друга, и почти всем было нечего терять.
        Люгер посмотрел на маленький черный шарик, лежавший на ладони Гедалла, в котором, если верить двухтысячелетней легенде, была заключена судьба целого мира.
        -И ты думал, что я оставлю тебя в живых только потому, что ты хранитель Ключа?
        -У тебя нет другого выхода. Кто-то должен совершать ритуал, иначе Звездный Дом начнет действовать...
        Люгер поморщился, как будто Гедалл пытался продать ему негодный товар.
        -Так написано в манускрипте, но разве это похоже на правду?
        -Проверь это! - сказал министр и с довольным видом откинулся на спинку стула.
        Слот обязательно проверил бы, если бы не Тенес и это больное существо, сидевшее справа от него. Таким образом, все держалось на очень тонкой нити.
        -Принц Морт знает о Ключе?
        -Конечно. Это единственное, что удерживало его от попыток меня убить. Получается, я сохранил жизнь твоей женщине.
        Люгер мрачно рассмеялся.
        -Скоро я начну благодарить тебя. Тебе понравится моя благодарность... Как Ключ оказался у Гагиуса?
        -Он был членом Ордена. Когда Серая Стая приобрела угрожающее влияние в Валидии, Гагиус решил вывезти Ключ в Ульфину. Последнее сокровище валидийских королей... - Гедалл нехорошо улыбнулся. - Герцог был личным другом советника. Может быть, Гагиус вообще не собирался возвращаться в Элизенвар...
        Гедалл помолчал, похоже, предавшись приятным воспоминаниям, потом продолжал:
        -Гагиус так и не добрался до Ульфины. По правде говоря, он был никуда не годным хранителем. Хорош в дипломатии, но бессилен против нашего жестокого мира. Кроме того, он слишком любил спокойную жизнь...
        Люгер отметил про себя слово «нашего». Действительно, он и Гедалл в чем-то были поразительно схожи. Оба без содрогания говорили о самом отвратительном, оба не имели принципов, оба уважали только собственную смерть. Тот и другой верили только в одно - вечное противостояние. Не важно, на чьей стороне...
        -В багаже советника было еще кое-что, - сказал министр, извлекая из кармана коробочку из нержавеющего металла, и подтолкнул ее к Стервятнику. Люгер не знал способа, которым она могла быть изготовлена. Осторожно открыв плотно прилегающую крышку, он увидел на дне коробочки кусочек древнего пергамента, имевшего неприятный запах.
        -Подлинник манускрипта Амируса, - возвестил Гедалл, давая понять, что ставит на карту все. - Единственный вещественный артефакт Ордена.
        Воцарилось молчание. Все находившиеся в зале на какое-то время оказались под влиянием ауры манускрипта - спустя два тысячелетия он сохранил мистическую энергию своего создателя.
        -Ты пытал его? - внезапно спросил Люгер, уже зная, каким будет ответ.
        -Не я. Им занимался Сидвалл. Через двенадцать часов Гагиус посвятил меня во все свои тайны, включая ритуал.
        -Почему ты думаешь, что я не поступлю так же?
        Теперь засмеялся Гедалл.
        -Ты не умеешь пытать, - ответил он с оттенком презрения. - К тому же в отличие от советника меня не ждут юная жена и младенец.
        Тут министр впервые ошибся в своих предположениях. Человек, допрашивавший его (это был допрос, и Гедалл не питал иллюзий), весьма отличался от того, с которым ему приходилось иметь дело два десятка лет назад. Правда, внешне он поразительно хорошо сохранился. Так же, как и... госпожа Ганглети.
        Какое-то смутное подозрение зашевелилось в голове Гедалла, но он не успел осознать его полностью. Сейчас Люгер без всяких угрызений совести мог подвергнуть его любой пытке, если бы счел это необходимым.
        Слот уже готовился отдать приказ своим глонгам, когда Ганглети неожиданно избавила министра от страшной участи. Она встала, обняла его сзади одной рукой, а другой вонзила ему кинжал под сердце.
        Черная жемчужина выпала из ладони Гедалла и покатилась по столу, потом ее накрыла узкая кисть Ганглети. Когда глонг схватил ее сзади за горло, было уже поздно.
        Министр выпрямился, издал глухой горловой звук, и его глаза, выражавшие безмерное удивление, остановились на Стервятнике. Спустя мгновение Гедалл умер, и Люгер жестом приказал отпустить Геллу. Он мог бы догадаться о том, что она вооружена, и обыскать ее раньше, но теперь оставалось узнать, какую выгоду собирается извлечь мокши из этой смерти.
        Ганглети спокойно села на свой стул, больше не обращая на мертвеца никакого внимания. Пальцы глонга оставили красные пятна на ее нежной шее, однако это, по-видимому, совершенно не беспокоило мокши.
        Люгер выпил еще немного вина. Древнее существо было куда более серьезным противником, чем Гедалл. Для начала он не мог придумать Ганглети соответствующее наказание.
        -Если верить министру и Амирусу, теперь мы все покойники, - сказал он, глядя в тусклые глаза Геллы. Искать в них какое-либо выражение было все равно что смотреть на пепел и ждать от него ответа.
        -Им безусловно следует верить, - равнодушно произнес мокши устами Ганглети. - Это было доказано три тысячи семнадцать лет назад. Последний Хранитель Ключа только что умер. Теперь некому совершить ритуал, и по истечении положенного срока наступит новая Катастрофа. Звездный Дом остановится только в одном случае - если Ключ будет возвращен туда, откуда он был взят.
        -Я не успею найти Дом, - сказал Люгер так, будто весь этот бред был хотя бы наполовину реален. Однако кое-что убеждало сильнее всякого здравомыслия. Некоторые детали, вроде надписи на пергаменте, излучали потрясающую силу.
        -Тебе не придется искать. - Ганглети сразу же уловила его сомнения. - Я знаю, где он находится. Теперь - только я и больше никто в целом мире. У тебя остается три недели, чтобы доставить меня к Дому.
        Стервятник покачал головой. Шантаж Ганглети не оставлял ему выбора.
        -Я должен найти королеву и принца.
        -Так найди их быстрее, - сказала Гелла и жестом поманила к себе Венгу. Та покорно направилась к ней. - Иначе умрут даже невинные овечки...
        
        Глава тридцать третья
        НАСТИГНУТЫЕ
        
        Маленький конный отряд передвигался быстро, стараясь оставаться незамеченным. Границу королевства Круах-Ан-Сиур он пересек два дня назад, и до огромного муравейника - столицы, где можно было затеряться на годы, оставалось не более суток пути. В Вормарге Чвара рассчитывал отыскать агентов Стаи и магическую машину для возвращения щенка в Земмур.
        Во избежание неприятностей впереди обычно двигались четверо телохранителей Морта, за ними - барон, королева и принц; двое слуг Чвары следовали позади.
        Теперь, когда враг был так близко, барон и принц не спускали глаз с Тенес. Во время перехода у нее неизменно была самая слабая лошадь, зажатая с двух сторон лошадьми Морта и Чвары. На стоянке королеву охраняли телохранители, сменяя друг друга.
        Принца абсолютно не заботило то, что он использует мать в качестве живого щита. Благодаря барону он уже познакомился с обстоятельствами своего зачатия и появления на свет. Он ощущал себя членом Стаи, но одновременно предчувствовал, что создан для чего-то большего. Не случайно его охранял земмурский рыцарь, не использовавший пока и десятую часть своих возможностей...
        Все чаще Морту снились сны, навеянные Чварой, - жутковатые и завораживающие. В нездешних пейзажах была мрачная красота, в существах, разделявших с ним сновидения, - нечеловеческая сила, в голосах, доносившихся из-за красной пелены, - обещание бессмертия.
        Но Чвара готовил его к худшему. В разговорах об отце Морта он никогда не забывал упомянуть о том, что Люгер тоже был бароном и рыцарем Стаи, принявшим посвящение от самой королевы Ясельды, и, что самое худшее, - одним из клана Гха-Гула. Это означало, что у принца вообще не было никаких шансов в личной схватке с Люгером; только Чвара мог противопоставить Стервятнику незримую и равную силу.
        Равновесие было нарушено в тот момент, когда Люгер получил поддержку колдунов Лигома, воплощенную главным образом в летающем корабле. Теперь Чвара и сам знал, насколько призрачны его надежды уцелеть, особенно на таком расстоянии от Земмура. Но еще в юношеском возрасте ритуалы в подземелье Фруат-Гойма избавили его от страха перед физическим уничтожением.
        Когда, по расчетам Харлеса, летающий корабль и отряд Морта разделяло всего несколько часов полета, Стервятник высадил на землю два десятка воинов-глонгов, которые продолжали преследование, а корабль с максимальной скоростью направился в сторону Вормарга.
        К вечеру Люгер увидел на горизонте прекрасную, как мираж, столицу Круах-Ан-Сиура. Благодаря феноменальным способностям Харлеса и картам, начерченным отнюдь не человеческой рукой, поиски не заняли много времени... Здесь, вблизи полуразрушенных башен, оставшихся от старых сторожевых постов Вормарга, корабль убрал паруса и стал медленно дрейфовать у самой земли, поджидая тех, за кем Люгер гнался так долго.
        Слот готовился к схватке, понимая, что вряд ли удастся воспользоваться лучом. Вырвать женщину из цепких рук Морта ему придется самому, действуя в лучшем случае мечом. Жизнь принца стоила для него меньше волоса с головы Тенес. Особенно после того, как Ганглети поведала ему о далеко не сыновних желаниях Морта...
        Люгер долго смотрел на звездный прилив, изгоняя из сознания ненависть и даже любовь. Любые привязанности означали слабость и могли дорого обойтись... Никто не смел тревожить его, даже мокши. Слот уже знал о том, что принца сопровождает земмурский рыцарь. В отличие от Чвары Люгер не владел в совершенстве магией оборотней и не был уверен в том, что в нужный момент сумеет вызвать образ своего запретного имени. Предстояла жуткая игра, целиком подчиненная случайности...
        Он извлек из ножен меч, возраст которого исчислялся как минимум несколькими сотнями лет. Глядя на холодный сверкающий клинок, Люгер приводил себя в состояние чистоты и бесчувственности... Сидя на палубе, он не мог видеть крестообразную тень, изредка заслонявшую звезды. Черный Лебедь был рядом, в том месте, где решалось, чье влияние станет доминирующим.
        Невнятный рев глонга, несшего вахту на мачте, был переведен Харлесом на человеческий язык. С запада приближались всадники, почти неразличимые в сгущающейся темноте. Корабль опустился на землю и приоткрыл выход из трюма.
        
        Ночь выдалась облачной и безлунной, однако Чвара узнал о присутствии врага задолго до того, как смог его увидеть. Он чувствовал и приближение каких-то необычных существ с запада; таким образом, спастись можно было только на севере или в южной пустыне. Барон сказал об этом Морту только тогда, когда схватка уже стала неизбежной. Щенок должен был увидеть победу или умереть. Чвара испытывал легкое возбуждение, как волк от запаха свежей крови...
        Тем не менее даже оборотень содрогнулся, когда увидел это невероятное и жуткое создание - летающий корабль на фоне светящегося купола над Вормаргом. Его размеры поражали воображение. Черный силуэт оставался неподвижным, словно нарост на теле земли; призрачные огни сияли на обнаженных костях рей, гигантские крылья мягко мерцали во мраке, будто оживший туман... Из красного пульсирующего рта чудовища появились всадники с обезображенными лицами, а среди них - человек с гривой пепельных волос, раздуваемых ветром.
        Страсть к охоте стала почти непереносимой. Чвара поднял голову к небу, оскалил зубы и завыл, давая выход накопившейся злобе. Лошади королевы и принца, находившиеся рядом, шарахнулись в сторону, и Морт с трудом удержал их. Жуткий звериный вой отразился от древних стен и растворился в безмолвии. Но это не произвело никакого впечатления на мертвецов, а Стервятник уже несколько часов пребывал в состоянии полного безразличия.
        Белый червь зашевелился на палубе корабля, и его слепая голова показалась над бортовым ограждением. Оттуда же наблюдали за происходящим Ганглети и дочь Люгера. Рука Геллы цепко сжимала запястье Венги. Мокши исключил любую случайность, которая могла помешать осуществлению его плана.
        Чвара вытащил из ножен свой меч, не менее древний и не менее значительный, чем меч Гха-Гулов. Искры отраженных огней пробегали по лезвию. Чвара поднес его ко рту и провел по острию длинным набухшим языком.
        Это был один из самых упоительных поцелуев в жизни барона. Холод металла был восхитителен. Кровь придавала его мерцанию розовый оттенок. Ее вкус вытравил из мозга Чвары все лишнее, оставив лишь сильнейшую вибрацию на грани запретного имени его клана.
        Он равнодушно смотрел на ослепительную иглу луча, ударившего вверх, а затем скользнувшего над его головой. Раздался еле слышный треск, и Чвара понял, что его телохранителей больше не существует. Так же быстро и просто луч уничтожил четверых охранников Морта, остановившихся в пятидесяти шагах впереди.
        Чвара бесстрастно наблюдал, как почти мгновенно испарились двое из них. Те, кому повезло меньше, прожили еще несколько секунд, потеряв только ноги или нижнюю часть тела. Барон даже видел всадника и лошадь, одновременно лишившихся своих правых половин. Было одно страшное мгновение, когда равновесие нарушилось и обугленные останки начали падать на землю. Никто не успел издать ни звука...
        После этого в окружении глонгов осталась только тесная группа из трех живых всадников, причем Морт теперь крепко держал королеву в своих объятиях и выглядело это не очень красиво, однако в данной ситуации все средства были хороши.
        Тенес не сопротивлялась. Ее лицо выражало только омерзение. Так было до тех пор, пока ее глаза не встретились с глазами Стервятника. Люгер видел всех троих сразу - принца, королеву и барона. Двое были для него только враждебными тенями, одна - образом утраченного навеки рая.
        Даже сила нестерпимого страдания не нарушила его безукоризненной отрешенности. Бессмертные рыцари вынули из него душу и удерживали ее сейчас где-то далеко отсюда.
        Оставаясь холодным, он смотрел на сорокалетнюю женщину с первыми морщинами на лице и вдруг вспомнил то, что сказал ему Слепой Странник тысячу лет назад и за миллион шагов отсюда: «Когда останешься совсем один, не пускай к себе никого, иначе узнаешь, что такое исчезнувшее время и любовь старухи...» Если бы к тому же Люгер мог вспомнить, что такое смех, то, наверное, засмеялся бы. Среди прочего, ему открылось, что он ушел из Леса Ведьм лет на тридцать раньше, чем хотел того Странник, и тем самым разрушил чью-то непостижимую игру.
        Все это - взгляд, воспоминание, неродившийся смех - заняло не больше секунды, после чего он остался один на один с Чварой. Меч барона начал мерцать, утрачивая материальность, и Люгер понял, что враг уже произнес запретное имя и переходит в магическую реальность. Еще немного - и Стервятник станет неподвижной жертвой в багровой пустыне...
        В это мгновение он услышал сдавленный крик Тенес, у горла которой сверкнул кинжал Морта. Люгер знал, что щенок не настолько глуп, чтобы убить ее сейчас, оставшись без заложника. Однако Чвара так и не успел завершить переход. Черная трепещущая птица обрушилась сверху на барона и впилась клювом в его правую скулу, сдирая кожу и обнажая желто-коричневые зубы.
        Чвара не издал ни звука и не утратил ориентации. С поразительным хладнокровием он перехватил меч, развернув его клинком вверх, и пронзил им Лебедя. При этом лезвие скользнуло на расстоянии пальца от его собственного лица. Но насаженный на меч Лебедь не умер, потому что, конечно, не был живым существом. Его клюв продолжал терзать руки барона, а ледяные крылья обернули голову Чвары черным коконом.
        Стервятник мог представить себе боль, которую претерпевал сейчас земмурский рыцарь; когда-то он видел, что сделал Лебедь с глазом аббата Кравиуса. Тем не менее момент был как нельзя более удобным для атаки. Люгер послал вперед свою лошадь, и та одним скачком преодолела разделявшее их расстояние.
        Чвара мало что видел, но, интуитивно действуя шпорами, развернул своего коня, закрывшись его корпусом от Стервятника, и одновременно мощным рывком обеих кистей совершил веерообразное движение мечом, отбрасывая от себя Лебедя.
        Птицеподобное тело слетело с клинка, оставив на нем только полосы молочно-белой слизи. Оказавшись на земле, Лебедь тут же взлетел вертикально, чего не могла бы сделать ни одна настоящая птица, и стал подниматься в небо с распростертыми крыльями, словно чудовищное черное распятие.
        Но Люгеру уже было некогда наслаждаться этим зрелищем. Вся правая сторона лица Чвары была залита кровью, и Слот напал на барона именно справа. Тот не успел защититься, и клинок Люгера глубоко рассек его руку, задев плечевую кость. Издав только тихое рычание, Чвара перехватил меч левой рукой, которой владел не хуже, чем правой, и нанес колющий удар, заставив Стервятника отклониться в седле и снова увеличить дистанцию между ними...
        Барон понимал, что теперь уже вряд ли успеет совершить переход, и так же хорошо понимал, что очень скоро истечет кровью. Он перешел в атаку, и два древних меча снова соединились в смертельном танце, как и много поколений назад. Сейчас уже ни Люгер, ни Чвара не нуждались в помощи своих кланов, создав свое собственное магическое пространство, в котором время текло медленно, но одинаково для обоих.
        Оцепенение охватило Морта, когда он увидел, как размываются силуэты сражающихся. Для всех наблюдавших за схваткой, она продолжалась всего несколько мгновений, включая эпизод с Черным Лебедем. Мысли рождаются медленнее, чем двигались два нереальных всадника, и еще медленнее возникают слова на бумаге...
        Люгер понял, что произошел переход, когда увидел вокруг себя несколько застывших фигур - возле каждого лица парило неподвижное облачко дыхания. Внешние звуки, вроде крика Тенес, стали невероятно низкими и превратились в постоянный изматывающий гул. Силуэт корабля окружало багровое свечение, и такое же свечение испускали окружающие развалины.
        Сверкающее колесо вращающегося меча дважды накатывалось на Люгера и дважды распадалось, столкнувшись с препятствием из металла и мышц. Кровь Чвары не высыхала и обдавала его черными брызгами... Мертвая лошадь Стервятника получила еще несколько ран, у нее была рассечена голова и отрублено правое ухо, но это не сделало ее менее подвижной. Зато конь Чвары с глубокой раной на груди уже хрипел и плохо слушался всадника.
        После нескольких мощных атак Люгера у барона появилась рана на бедре и была разрезана кожа на ребрах. К тому же начинала сказываться потеря крови. Наступил момент, когда Чвара не сумел удержать меч. Клинок Стервятника отбросил его, глубоко вонзившись в шею барона и едва не перерубив позвонки.
        В эти несколько мгновений перед смертью Чвара уже не мог кричать, хотя боль была ослепляющей: в легких не оказалось воздуха, а голосовые связки были разрезаны клинком. Единственным утешением явилось то, что он вдруг увидел лицо старика, который был мертв уже более трехсот лет. Старик прошептал какое-то проклятие и поманил его за собой во тьму.
        С бесконечной благодарностью Чвара принял это приглашение мертвеца, хотя и трепетал от животного ужаса. Трепет перешел в агонию, а потом барон навеки расстался со своим прахом. Его голова, почти отделенная от тела, повернулась набок - и мертвый оборотень повалился вперед.
        Стремена удержали его на лошади, и Люгер последним ударом завершил дело, чтобы не оставлять в живых Превращенного. Шатающийся конь с обезглавленным седоком метнулся куда-то вбок, а Стервятник снова вернулся в мир ужасающе скоротечного времени. Он застал то ничтожно краткое мгновение, когда Морт осознал и смерть Чвары, и свое собственное безнадежное положение.
        Королева закричала снова, закрыв глаза и неестественно изогнувшись в седле. Люгера обдало волной нестерпимой муки. Он понял, что принц ударил ее сзади кинжалом. Чудовищная нелепость этой смерти едва не лишила его рассудка. Он увидел слезы боли на лице Тенес и сведенный судорогой рот.
        Морт оттолкнул от себя ее обмякшее тело и отбросил в сторону окровавленный кинжал. Стервятник был совсем близко и юный маньяк выдернул из ножен меч. Он был очень хорошим и хладнокровным бойцом, но это не помогло ему.
        Люгер черпал силу из бездны предельного зла, и эта сила была изощреннее любого человеческого искусства. Его меч скользил с быстротой, неуловимой для глаза, как змеиная голова, и дважды нанес уколы - в живот и горло Морта. Первая рана была мучительной, вторая смертельной. Люгер проводил оседающего принца еще одним рубящим ударом, раскроившим тому череп, и почувствовал, как нахлынувшее отчаяние мгновенно выпило из него жизнь.
        Стервятник выпустил из рук меч, вывалился из седла и даже не почувствовал удара об землю. Потом его рвало желчью рядом с трупом его сына и истекающей кровью королевой...
        Как ни странно, лучше всего он запомнил плавное покачивание (это глонги несли его к летающему кораблю), извивающиеся коридоры, опускающуюся пелену и Геллу Ганглети, выступившую из этой пелены. Она показала ему два поднятых пальца и, улыбаясь, сказала:
        -Осталось две недели. Ее могут спасти только в Звездном Доме...
        Он не поверил мокши. В его словах было всего лишь новое искушение, но разве теперь Слот мог ему не поддаться? Во всяком случае, Харлес правильно истолковал его беззвучный приказ.
        
        Глава тридцать четвертая
        К ЗАТЕРЯННОМУ ОСТРОВУ
        
        На второй день к нему вернулось сознание. Он лежал в своей каюте, а на полу у его ног сидела Венга. Ее лицо вытянулось от истощения, обескровленные руки бессильно покоились на коленях. Он понял, чего стоила ей борьба за то, чтобы удержать его над пропастью безумия. Она делала это не из любви к нему и даже не ради сохранения собственной жизни; просто таково было ее предназначение. Она никак не реагировала на его вопросы.
        Как ни странно, у него оказалось достаточно физических сил, чтобы встать и направиться в то место, где обычно колдовал над картами его штурман. Он чувствовал себя выжженным изнутри, как полое полено. Если Тенес уже мертва, ему незачем искать Звездный Дом. Желанный покой был совсем рядом - за бортом корабля. А плавная качка свидетельствовала о том, что корабль движется куда-то...
        В круглой полутемной каюте Харлеса, где пахло, как на бойне, Люгер застал штурмана и Ганглети, склонившихся над картами и вместе прокладывавших курс. Этим двоим запах разложения не мешал - первый был мертвецом, вторая уже не обладала человеческой чувствительностью.
        Мокши не терял времени зря. Прямо на груде карт стояла коробочка из нержавеющего металла, в которой хранился манускрипт Амируса. Но не это интересовало Люгера в первую очередь.
        -Она жива? - спросил Стервятник и не узнал собственный хриплый голос.
        Безразличное лицо Ганглети повернулось к нему, словно мокши изучал степень его уравновешенности. Потом Гелла направилась к выходу и поманила Люгера за собой.
        Они прошли по коридору, которого раньше не существовало, и оказались перед тонкой пленкой, прикрывавшей овальное отверстие в стене и пульсировавшей с частотой биения человеческого сердца.
        Ганглети протянула вперед сложенные ладони и разделила пленку пополам. Из образовавшегося отверстия на Слота дохнуло холодом. Гелла плавно переместилась внутрь, и Люгер последовал за нею, но с гораздо меньшим изяществом. Перепонка сразу же сомкнулась за ним, словно огромный рот лежащего на боку существа. Снаружи сквозь нее пробивался слабый свет...
        Они оказались на дне замороженного сосуда с розовыми подрагивающими стенками, и это вызывало неприятные ассоциации с внутренностями животного. Свет, дробившийся на кристаллах инея, просачивался даже снизу, из-под пола.
        Люгер увидел Тенес, лежавшую на спине и опутанную сетью из гибких красных трубок. Потом он понял, что на самом деле трубки прозрачны и по ним циркулирует кровь. Женщина была подсоединена к тому, что можно было назвать кровеносной системой корабля. Ее дыхание оказалось замедленным, почти незаметным для глаза.
        -Зачем все это? - спросил Люгер, рассматривая любимое лицо, застывшее, словно гипсовая маска. Внутри у него тоска водила по сердцу заостренным ногтем.
        -Мы сохраним ее для Звездного Дома, - улыбаясь, сказала Ганглети, и Люгер еле сдержался, чтобы не ударить это злокозненное существо.
        -Если она умрет, ты никогда не достигнешь Дома.
        -Я знаю, - просто сказал мокши, древний разум которого изучал людей очень долго и просчитал все на несколько ходов вперед.
        Лицо и фигура Харлеса заметно раздулись, а кожа покрылась неприятными лиловыми пятнами. Его движениям уже не хватало четкости, а речь становилась все менее разборчивой. Его создатели явно не рассчитывали, что он просуществует такое продолжительное время.
        Стараясь вдыхать как можно реже, Люгер раздумывал над тем, что будет делать без штурмана. Впрочем, знания мокши давали некоторую надежду... Харлес сообщил, что сейчас корабль находится над южной частью хребта Согрис и летит на восток в направлении Океана Забвения. Последняя посадка была сделана в предгорье на территории Круах-Ан-Сиура для пополнения команды глонгами из погибшего каравана. Харлес справедливо опасался, что такой возможности больше не представится. В подтверждение своих слов он пригласил Люгера взглянуть на карту, происхождением которой было бессмысленно интересоваться.
        Впервые Слот увидел столь подробную карту Земмура, восточного берега моря Уртаб и в особенности океана, воды которого не бороздило ни одно судно западных королевств. Насколько Люгер мог судить, береговая линия Земмура значительно изменилась после взрыва Небесного Дракона. На карте были обозначены острова, о существовании которых он не имел раньше ни малейшего понятия. Здесь же, в каюте Харлеса, Стервятник впервые прикоснулся к манускрипту Амируса.
        Пергаментный свиток слабо потрескивал, когда он осторожно разворачивал его. Запах манускрипта был ему смутно знаком. Края свитка осыпались, словно пепел, тонкие трещины избороздили его, словно речные русла - долину. Взгляду Стервятника предстал бледный, почти неразличимый текст, разделенный на две части изображением мира, сделанным в какой-то странной проекции с причудливо растянутой координатной сеткой и искаженными очертаниями материка. Люгер понимал только часть слов архаичного языка, а некоторые символы на карте были ему вообще не знакомы. Текст действительно мог быть источником легенд о Звездном Доме, от которого исходила невнятная угроза уничтожения. Манускрипт содержал и сведения о положении Дома, однако в какой-то никому не известной системе координат. По-видимому, эти сведения были доступны теперь только мокши.
        Люгер следил за тонкими пальцами Ганглети, уверенно скользившими по карте и перемещавшими старинный бронзовый циркуль, неизвестно как оказавшийся здесь. Ногти на пальцах достигали почти такой же длины, как они сами, некоторые были неровно обломаны, но мокши не замечал неудобств...
        Гелла обвела грифелем один из островов в Океане Забвения, который был целью их путешествия. Неудивительно, что никто никогда не видел Дома, - он находился в неизведанной области мира, столь удаленной, что ее вряд ли посещали даже стальные корабли оборотней.
        Если верить карте, корабль мог долететь до острова примерно за неделю при наличии благоприятного ветра. Это означало, что к концу полета Люгер останется без команды и скорее всего без штурмана. Управлять кораблем ему придется вдвоем с Ганглети, так как Венга вряд ли сумеет чем-то помочь, и все это при условии, что они вообще найдут остров. Слот еще слишком хорошо помнил, что происходило с ориентирами в южной пустыне, а Дом находился еще южнее.
        В течение следующих трех дней число глонгов сократилось вчетверо. Те, кто еще мог двигаться, выбрасывали трупы за борт. Штурман Харлес превратился в ужасное человекоподобное существо, раздувшееся до невероятных размеров. Он уже не мог спуститься в трюм и почти все время лежал на палубе. Его гниющая кожа стала похожа на пористую массу.
        Все чаще Люгер задумывался над тем, для чего он нужен мокши и не попытается ли тот убить его раньше, чем они доберутся до острова. Потом, когда глонгов почти не осталось, он понял, в чем дело. Корабль был построен для него и настроен на его специфические вибрации. В какой-то степени они представляли собой чудовищный симбиоз человека и полумеханического монстра. Люгер обнаружил, что может управлять кораблем так же, как управлял глонгами, однако это требовало постоянной и очень сильной концентрации. В определенные моменты Стервятник ощущал присутствие чьего-то очень тупого или очень чужого сознания, почти не поддающегося воздействию, вроде сознания рептилии. И все же ему удавалось менять курс и поднимать или опускать дополнительные паруса без помощи глонгов.
        Все это время внизу расстилалась однообразная поверхность океана. Ни одного острова и ни одного корабля... Волны катились в тысячелетнем ритме к невидимым берегам, рождая недолговечную пену; косяки рыб и полосы течений, хорошо видимые сверху, повторяли свой извечный круговорот.
        Дни становились все более жаркими, а ночи все более душными. На четвертую ночь низко над горизонтом показались звезды, никогда не восходившие на севере.
        После того как раздутый труп Харлеса канул в океан, прокладывать курс и определять положение корабля пришлось госпоже Ганглети; она же производила кое-какие измерения. Люгер пытался снова установить разрушенную связь с Венгой, но ее сознание оставалось наглухо закрытым. Ему удалось добиться от нее ответов только на самые простые вопросы, но и это были ответы слабоумной...
        Ветер почти стих, что существенно замедлило полет. Липкая жара окружала корабль подобно разреженному туману, горизонт распадался на зыбкие пятна, из которых возникали миражи.
        Под вечер пятого дня Ганглети позвала Люгера на палубу, и он увидел внизу дрейфующее судно. Его низкий длинный корпус имел необычную вытянутую форму с заостренными носом и кормой; мачт и парусов не было вообще, как и деревянной надстройки на корме. Более того, весь корабль был сделан из металла, теперь уже изрядно проржавевшего.
        Нечто подобное Слот видел лишь однажды - возле затонувших причалов на побережье Земмура. На этом судне он не заметил никаких признаков жизни. Похоже, его команда давно вымерла от голода, жажды или неизвестной болезни. Это мог быть заблудившийся корабль оборотней... или же корабль из самого пекла - мифического места на южном берегу Океана Забвения...
        На шестой день полета они оказались там, где еще не побывал ни один человек после Катастрофы. Здесь эманация Черного Лебедя стала почти неуловимой. Летающий корабль слушался Люгера все хуже. Стервятника не посещали сновидения, и не было никаких знамений. Возникла какая-то жуткая удушливая пауза перед новым противостоянием.
        Тенес спала в своем пульсирующем саркофаге, закутанная в незримую мантию холода, и ее кожа становилась все более похожей на мрамор. Чужое сердце питало ее кровью, а долгие чужие сны кружились вокруг в медленном черном вихре, не нарушая летаргию.
        
        Глава тридцать пятая
        ЗВЕЗДНЫЙ ДОМ
        
        Последние два дня полета оказались самыми трудными. Даже в тени парусов жара была нестерпимой, а сами паруса стали бесполезными. Корабль летел сквозь неподвижный раскаленный воздух, теряя клочья своей искусственной плоти. Бушприт таял и истончался, как гигантская черная сосулька, и запах гнили распространялся по всей палубе. Спустя некоторое время Люгер уже ощущал агонию корабля, как неизлечимую болезнь собственного тела.
        Застывший океан постепенно приобретал малиновый цвет, а небо потемнело, несмотря на высоко висевшее ослепительное солнце. Горячие малиновые сумерки продолжались тридцать часов. Ночью луна так и не взошла, хотя по небосводу двигался черный круг с яркой короной - ночной двойник солнца.
        Жара никак не повлияла на Ганглети. Мокши изменил человеческое тело, и Люгер никогда не видел на ее лице и капли пота. Несмотря на явные отклонения в положении светил, Гелла продолжала проводить какие-то измерения, используя примитивный секстант, и определяла направление движения корабля с помощью загадочных символов карты.
        От Люгера требовалось только выдерживать курс и заставлять двигаться крылья. С каждым часом это давалось ему все труднее. В периоды его беспамятства корабль не однажды был близок к падению, и только вмешательство мокши спасло их от гибели.
        В конце концов Слоту и Венге пришлось искать убежища в холодной камере, где спала Тенес. Здесь по крайней мере Люгер мог быть уверенным в том, что продержится еще сутки, не теряя управления. Это было трудно... Гибнущий корабль медленно высасывал жизнь из своего хозяина и союзника. В мгновения предельной концентрации Стервятник мог прикоснуться к его примитивному сознанию и тогда испытывал жутковатую трансформацию собственной сущности. Это было несравнимо даже с пребыванием в теле птицы...
        Его черный жирный живот скользил над океаном, уродливые конечности отталкивали темноту. Наросты и кости, торчавшие из хребта, цеплялись за обжигающую сеть, свисавшую из мрака. А внутри шевелилось нечто неумолимое и злонамеренное, продолжавшее эту муку снова и снова. Полет представлялся кораблю слепым, бессмысленным и самоубийственным падением в пропасть окончательной смерти, к месту, растворявшему не только плоть, но и призраков...
        Ганглети спасла Люгера и от этого. Когда она спустилась в трюм и сообщила, что на горизонте появился остров, ему понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить, кто он такой и о каком острове идет речь.
        Поднявшись на палубу вслед за Геллой, он заметил, что жара спала и дует сильный боковой ветер, сносивший корабль к востоку. Солнце скатывалось к горизонту, и в малиновых сумерках ясно проступали правильные очертания конической скалы, посеребренной его лучами.
        Внезапное похолодание было совершенно необъяснимо, так же как и неутихающий вихрь, перемещавший вокруг скалы огромные массы воздуха. Вихрь вовлек корабль в суживающуюся спираль, в центре которой находился остров. Теперь крылья были нужны только для того, чтобы поддерживать более или менее постоянную высоту полета.
        Постепенно ветер становился угрожающе сильным. Весь корпус корабля пронизывала ощутимая дрожь. Размытые концы рей и верхушек мачт превратились в полосы багровых огней. Внизу ревел океан, и остров обегала гигантская волна. Люгер стал снижать корабль, и вскоре они оказались в менее шумном слое. Отсюда Слот мог рассмотреть приближающийся остров, уже не рискуя быть выброшенным за борт ударом ветра.
        Прежде всего ему стало ясно, что скала имеет неприродное происхождение. Сильнее всего Дом напоминал странный замок с глухими стенами из множества металлических колонн, конусообразным подножием и сверкающими куполами, усеянными неким подобием пчелиных сот. Только он был в десятки раз больше любого из человеческих строений. Над ним кружились черные диски, тени которых беспорядочно плясали на куполах и волнах океана.
        Зрелище было величественным и интригующим. Слепой металлический монстр, вокруг которого бушевали стихии, находился в спокойном центре урагана и сам, несомненно, был его причиной. Колонны, изъеденные ветром и временем, уходили прямо в воду, и Люгер не сумел отыскать взглядом даже небольшого участка ровной поверхности, на который можно было бы посадить корабль. Прежде чем приблизиться к дому вплотную, они облетели его дважды; при этом корабль выглядел мухой, кружившейся возле абажура лампы. Каждый из дисков, плававших в небе, мог накрыть его полностью, не оставив и следа от дерзкого пришельца.
        Вскоре Слот почувствовал, как рвется истонченный корпус, обнажая искривленные ребра шпангоутов. Это означало, что кораблю не удастся сесть и на воду. Когда же Люгер увидел белые гребни волн, мелькавшие сквозь ветшавшие на глазах крылья, он понял, что времени осталось очень мало. Он повернулся к Ганглети, и первой его мыслью было, что он присутствует при исполнении балаганного фокуса.
        Гелла открыла рот и выпустила наружу черный шар величиной с куриное яйцо, опутанный серебристыми нитями, тянувшимися к ее зубам. Шар медленно вращался; он был испещрен тончайшей вязью каких-то знаков, испускавших слабый зеленый свет. Пальцы Ганглети прикоснулись к ним; одновременно Люгер увидел тонкую струю крови, ударившую из горла женщины и повисшую прямо в воздухе...
        Слот понял, что начался ритуал, и почти сразу почувствовал накатившую дурноту. Что-то вибрировало рядом, вызывая конвульсии; чтобы спастись, Люгер упал на бок и откатился к мачте. Отсюда, то и дело снимая руками черные липкие пленки со своих век, он наблюдал за происходящим.
        Ганглети замерла с отвратительным безжизненным оскалом на лице; с ее кровоточащих десен свисали оборванные сверкающие нити. Шар поплыл в сторону Звездного Дома, увеличиваясь в размерах и наматывая на себя тонкий шнур из человеческих внутренностей. Знаки на нем сияли гораздо ярче, осыпая корабль и замок сотнями своих изображений. Каждое из них содержало древний, забытый на Земле код, который помнили, возможно, только в Звездном Доме.
        Вместе с шаром двигалась демоническая сущность мокши, впервые за долгие годы оставившего человеческое тело. Она порождала образы, опасные для рассудка, и Стервятник понял, что сойдет с ума, если попытается досмотреть ритуал до конца.
        Закрыв глаза и сжавшись в трясущийся, пронизанный ужасом комок, он заставил агонизирующий корабль падать вслед за шаром, полагаясь в полном смысле слова на слепой случай.
        Когда опасное влияние ослабло, он приоткрыл глаза и увидел то, что когда-то было телом госпожи Геллы Ганглети. Теперь на его месте находился уродливый карлик, удивительно похожий на тех, которых Стервятник видел в Гикунде. Его сморщенное бесполое личико было бледно-зеленым, под цвет сияющих знаков, и оно подергивалось в результате беспорядочного сокращения мышц.
        Вначале опавшее женское платье почти целиком скрывало его фигуру, и можно было только догадываться о результате волшебного превращения. Задыхаясь, карлик выбрался из-под груды тряпья, и Люгер уставился на его тщедушное тело, сплошь покрытое слизью и коркой засохшей крови. Кусочки чего-то розового отпадали от него, и до Стервятника вдруг дошло, что это остатки внутренних органов, от которых мокши избавился за ненадобностью...
        Похоже, карлик пережил сильнейшее потрясение, не меньшее, чем новорожденный, наделенный разумом десятилетнего ребенка, оказавшийся вдруг вне материнской утробы. Неуверенно ступая своими кривыми ножками, он добрался до какой-то дыры в палубе и исчез в трюме.
        Люгер успел ощутить только, что прикоснулся к поразительной тайне, разгадка которой блеснула в его мозгу подобно молнии, высветившей на мгновение тропу среди непроходимого болота. Потом тьма опустилась снова... Его внимание было порабощено Домом, открывавшим в это время одну из своих дверей.
        Ближайший купол медленно раскрывался, словно гигантский хищный цветок, подставлявший насекомому свою, темную сердцевину. Шар, достигший размеров самого корабля, плыл впереди, заслоняя половину замка.
        Вскоре они оказались в тени заостренных лепестков. Стальной колодец был настолько огромен, что внутри его поместилась бы целая эскадра. Внизу находился лабиринт, среди стен которого затерялся корабль.
        Падение стало почти безудержным. Тонкие жилы, оставшиеся от крыльев, бессильно скользили рядом с корпусом...
        За секунду до удара Люгер увидел, что корабль настигает шар, и почувствовал погружение в сердцевину мистического Ключа.
        Внутри черного пузыря перетекала энергия, окончательно уничтожившая крылатую тварь с Лигома. В холодном пламени мгновенно исчез хребет корабля, и темные рваные клочья унеслись в сияющие глубины, словно стая испуганных птиц. Где-то среди них, возможно, были истерзанные тела Тенес и Венги...
        Нарастающий ужас Стервятника не успел достигнуть верхней точки. Страшной силы удар потряс его череп, ребра пронзили легкие, зубы лязгнули, срезав лоскуты кожи с языка, но Люгер уже не чувствовал боли...
        
        ЭПИЛОГ
        
        Он видел сон об удаляющейся Земле и вращающихся звездах. Они были немигающими и очень яркими. Ветер уносил звездную пыль из темного прошлого и засыпал ею трупы. Повторялось старое, полузабытое сновидение - бело-голубой шар, покрытый причудливым узором и подсвеченный солнцем, выглядевшим, как ослепительная дыра в черном полотне. Шар медленно проплывал мимо, и вместе с ним в мрачные глубины уплывало сознание...
        
        Новый сон.
        Люгер нашел себя в комнате и встретился с собственным страхом. Стены комнаты были скрыты под серыми панелями, повсюду тускло блестел металл и стекло. Стервятник сидел в очень удобном, обшитом кожей кресле, а кресло было целиком погружено в ванну, наполненную полупрозрачной жидкостью. Вокруг ванны горели черные свечи.
        Люгер увидел свое бледное отражение в мерцающем прямоугольном стекле, висевшем над его ногами, и понял, что на этот раз вряд ли выберется из западни. Оружие и одежда исчезли, его голова была гладко выбрита, и к ней присосались несколько черных пиявок. Прикосновение к ним вызывало резкую боль, и он оставил попытки оторвать их.
        Он опустил руки, до локтей покрытые каким-то блестящим коричневым веществом, которое делало их похожими на деревянные, и попытался осознать, что мешает ему подняться, откуда взялась эта слабость, непреодолимая апатия, безразличие ко всему...
        На поверхности мерцающего стекла возникли знакомые ему буквы и стали складываться в слова. Он прочел несколько движущихся строчек, и поначалу они показались ему бессмысленными, а само видение - бредовым. Потом, когда бред продолжался слишком долго, Люгер начал искать в нем смысл.
        ...Это было не что иное, как общение с духом. Бестелесный мокши обращался к нему из глубин Звездного Дома, и Люгер понял, что таким и будет его личный ад - он проведет вечность в металлическом склепе, забытый мстительным богом, погруженный в жидкость, сделавшей тело невесомым и неощутимым.
        Он будет видеть непроизнесенные слова и, возможно, даже научится говорить с призраком существа, убившего Тенес...
        
        Он открыл глаза и увидел обстановку своей спальни. Кроме того, это был уже не сон. Лунный свет проникал в комнату через южные окна; рядом было слышно чье-то дыхание. Он повернул голову и посмотрел на спящую женщину.
        Ночное сияние растопило мрамор; лицо Тенес стало безмятежным и незнакомым. Люгер прикоснулся к ее теплой руке, и она зашевелилась во сне, но не проснулась.
        Он лежал одетым, на пол был небрежно брошен его меч, на треть извлеченный из ножен. Он посмотрел на запыленное зеркало, в котором отражались только неясные силуэты. Какая-то деталь не давала ему покоя. Потом он понял, в чем дело. Внутри светлых прямоугольников на полу трепетали черные тени листьев. В Валидии была поздняя весна, и, значит, еще два месяца бесследно ускользнули из его памяти.
        Он осторожно провел рукой по телу Тенес, пытаясь нащупать рану, нанесенную Мортом, но обнаружил лишь давний шрам.
        Вдруг снаружи вспыхнул яркий свет. Его источник находился гораздо ниже луны. Сияние наполнило комнату лиловым туманом. Звериный слух Люгера уловил звук чьих-то шагов внизу. Он вскочил, схватил меч и направился к лестнице.
        Во всем доме царило запустение. Стервятник увидел следы в толстом слое пыли. Тот, кто был здесь, только что ушел. Входную дверь раскачивал ветер, и об этом же напоминал запах. Запах чего-то живого и не совсем. Люгер хорошо помнил его. Такой же неистребимый запах имели камни в святилище Халкер...
        Он обвел взглядом сумрачный зал. Этот дом хранил нечто, с чем ему хотелось навсегда проститься. Сентиментальная магия для благополучных времен...
        Люгер распахнул дверь и остановился на пороге. Свет, похожий на лунный, но гораздо более яркий, облил его и заставил ощутить какую-то вибрацию, почти музыку. Это была неприятная музыка из неизвестного будущего. Она была вестью о том, чего никто из ныне живущих уже не увидит.
        Менее чем в пятистах шагах от Стервятника стоял Звездный Дом и одно его присутствие делало пейзаж совершенно неземным. Замок подмял под себя огромный участок леса, вокруг него еще бушевала кольцевая стена огня.
        Но отсветы лесного пожара терялись в сиянии самого Дома, надменно возносившего свои башни к луне из середины обугленного пятна разрушений.
        Прямая дорога из застывшего стекла, в котором отражались свет, замок и три темных силуэта, соединяла поместье Люгера и новую (или старую?) обитель мокши. По этой дороге два существа уводили Венгу. В одном Люгер узнал тощую фигуру Слепого Странника, в другом - своего отца.
        Было что-то нестерпимо жуткое в этой сцене, вроде заклания невинного младенца, хотя Слот не мог знать о том, что ожидает его дочь внутри Дома. Липкий свет из замка проникал повсюду, обволакивая тела; реальность становилась расплывчатой и неопределенной...
        Венга была еще совсем близко, и Люгер позвал ее, зная, что, если она вернется, ему придется пожалеть об этом. Все трое остановились и повернулись к нему. Вернее, Странник и Люгер-старший развернули Венгу.
        Стервятник невольно отшатнулся. У женщины опять не было зрачков, а ее лицо казалось лицом баронессы Галвик. Оба глаза излучали слабое свечение, словно лужицы белого фосфора.
        Слепой Странник тонко и гнусно засмеялся.
        -Домой! Домой! - пропел отец Люгера с циничной усмешкой, и слуги Лебедя стали удаляться. Теперь и фигура женщины показалась Слоту фигурой безумной вдовы. Он смотрел на все это, и в его голове не было мыслей. Абсурд опустошил его, оставив одно только чувство обреченности.
        Вскоре всех троих поглотило золотое сияние в конце дороги. Звездный Дом стал беззвучно возноситься в небо. Он поднимался на дугообразных струях света, а на землю сыпался пепел...
        Наконец сквозь плотную завесу тишины, придававшей всему происходящему оттенок нереальности, прорвался свист ветра и шум горящего леса. Это вернуло Люгера к действительности.
        Звездный Дом сиял уже где-то рядом с Луной, быстро уменьшаясь в размерах и теряя блеск. Стервятник переступил порог и закрыл за собой дверь.
        Внутри было темно и пусто. У него не осталось ни сил, ни желания заполнить эту пустоту. Ему показалось, что он слышит плач, доносившийся из запертых комнат. Оттуда, где наверняка никого не было.
        Он тихо вошел в спальню и посмотрел на безмятежное лицо спящей, выбеленное лунным светом. Теперь он знал точно, что это - не Тенес. Страх постепенно замораживал живот - от него не существовало лекарства.
        Он лег рядом со спящей женщиной и стал смотреть в темноту. Его память рождала химеры, и ему не было скучно.
        Кольцо огня медленно сжималось вокруг дома.