Последние дни Андрей Дашков
        Андрей Дашков Последние дни
        С этой маленькой приговоренной планеты не сбежишь, будь ты хоть трижды кры сой. Она казалась большой только до тех пор, пока у нее было неопределенное буду щее. Вернее, пока будущее вообще БЫЛО. А теперь все свелось к тупой и неумолимой небесной механике: два камня с массами шесть на десять в двадцать первой и десять в семнадцатой тонн столкнутся на небесных своих путях, и произойдет это примерно через неделю. Момент столкновения уже рассчитан с точностью до минуты, но не будем мелочными - ведь мы растратили гораздо больше; время текло мимо нас, оно казалось бесконечным и неисчерпаемым: реки дней впадали в океаны секунд. Мы занимались серфингом для кретинов: скользили в прибрежных волнах на досках своей глупости, так и не познав глубины, так и не заглянув по-настоящему в бездну. Теперь иная бездна готова разверзнуться перед нами, перед каждым из нас. Мы рухнем в эту пропасть одновременно: семь миллиардов завороженных кроликов, ужас нувшихся нелепости своей смерти. Что ж, по крайней мере, на это еще осталось время. Время подумать кое о чем. Время сделать кое-что. В общем, время пригото виться к
смерти.
        Разве милосердие Божье не безгранично?
        РОЗА
        Ей двадцать пять. Ее зовут Роза. И будут звать так еще семь дней, если она не покончит с собой или не произойдет несчастный случай. Хотя словосочетание
«несчастный случай» в данных обстоятельствах звучит забавно, не правда ли?
        У нее отличное тело, которым она прежде зарабатывала себе на жизнь. Теперь выяснилось, что всего заработанного хватит с лихвой на всю оставшуюся. Роза не вульгарная проститутка. У нее утонченная душа, не чуждая искусствам. Своей утон ченной душой она заработала не меньше, чем телом. Может, даже гораздо больше, ведь красивых тел в избытке, а при наличии денег рано или поздно начинает хотеться чего-то еще.
        Роза сидит в самом шикарном клубе города. Она пьет коньяк и курит сигарету с легким табаком. В голове у нее ни одной связной мысли. Ее взгляд отрешенно блуж дает по залу.
        Завсегдатаев - раз-два и обчелся. Персонал сократился более чем на половину. Зато те, что остались, похоже, проводят в клубе дни и ночи. Им больше некуда деться. Роза это хорошо понимает. Она и сама чувствует себя так, словно из нее вынули потроха. Надутая воздухом, она готова плыть туда, куда подует ветер. Но, поскольку ветер не дует, она зависла на месте.
        -Цветешь и пахнешь.
        Голос за спиной. Она ощущает кожей дыхание мужчины. Это владелец клуба. Она несколько раз спала с ним. Ничего особенного, но им всегда есть о чем погово рить. Точнее, было. А теперь - посмотрим.
        -Ждешь кого-нибудь?
        Она криво ухмыляется и вместо ответа тычет наманикюренным когтем вверх. Туда, откуда приближается конец.
        Виктор усаживается рядом с ней на полукруглый диван и раскуривает сигару. Он любит красивую жизнь и привык ни в чем себе не отказывать. Роза не сомневается, что и в день X он будет посасывать свою «Гавану», пока его «ролекс» будет отсчи тывать последние минуты. Но не исключено, что она ошибается. Ситуация столь иск лючительна, что розы могут и не пахнуть розами.
        И Виктор действительно удивляет ее. Мечтательно глядя в стену, он спрашивает:
        -Что будешь делать, когда начнут стрелять?
        -Допивать свой коньяк. Я за него заплатила.
        -Можешь пить за счет заведения. С сегодняшнего дня у тебя неограниченный кредит… А знаешь, я и сам не прочь грохнуть напоследок парочку придурков.
        Знакомая мысль. Роза думала об этом несколько дней назад. По телевизору она видела репортаж о парадоксальном снижении уровня преступности, хотя количество оставшихся в строю правоохранителей сократилось раз в десять. Но зато преступле ния, которые все-таки совершались, отличались необычайной, прямо-таки дьявольской жестокостью и громадным числом жертв. Например, один тихий бухгалтер зарубил топором всех тех, кто доставал его предшествующие двадцать лет и, видимо, как следует достал. Таких набралось двадцать восемь человек, включая жену, тещу, соседей, сослуживцев, начальника и - непонятно почему - продавца газет из бли жайшего киоска. Вполне вероятно, бухгалтер этим не ограничился бы, не окажись на его пути парня с пушкой, который и поставил жирную точку на лбу народного мсти теля.
        Роза насчитала восьмерых кандидатов. Но у нее не было оружия, и, кроме того, по некотором размышлении она поняла, что не получит должного удовлетворения. Куда-то подевалась ее способность получать удовлетворение. Улетучилась внезапно, как легкий газ. И, по всей видимости, то же самое происходило со многими женщи нами и мужчинами. Желающих утопить тоску в тотальных оргиях оказалось на удив ление мало. То есть, конечно, хватало придурков, стремившихся наверстать упущен ное, но знаменитые кобели повесили хвосты и члены. И те, кто ожидал большого пира во время чумы, тоже просчитались.
        Чтобы проверить свое предположение, Роза сует руку Виктору в пах, умело пог лаживает и разминает эту вялость в штанах. Реакция если и есть, то явно запозда лая. Животное еще живо, но оно обречено и потому пассивно.
        Роза может подняться с ним в офис, чтобы попытаться расшевелить друг друга, но в этом акте ей видится что-то нарочитое, почти медицинское, как искусственное дыхание, а главное, не унимающее тошноты на грани физиологии и чувства - той отвратительной неодолимой тошноты, которая теперь сопровождает ее повсюду. Это тошнота смерти.
        Роза выпила очень много, но не окосела ни на один градус. В голове у нее продолжает щелкать примитивная машинка желаний: она перебирает варианты, будто листает отрывной календарь на следующий год. Машинка щелкает, но желаний-то нет. Мелькают мысленные картинки - все доступно, весь мир на неделю в кармане, денег хватит, здоровья тоже. Кокаин, Тибет, Сейшелы, автогонки, секты, секс, яд, цер ковь, шоппинг на всю катушку, Бонни и Клайд, часть вторая - стоп, это мы уже про ходили…
        Что там еще осталось? А, ну да, развлечение, которое теперь доступно каж дому, - многие обсерватории предоставляли всем желающим возможность полюбоваться приближающимся ангелом смерти. И благодаря Интернету это можно было сделать не выходя из дому. Роза видела дерьмовое маленькое пятнышко в небесах, вернее, на экране компьютера - еще более невзрачное, чем пятно на рентгенограмме, означа ющее раковую опухоль…
        Роза напрасно ждет от Виктора, что тот подкинет какую-нибудь идею. Он не из тех, кто может заставить забыть обо всем. Незачем подталкивать спотыкающуюся беседу, не говоря об оставшейся жизни. Такое впечатление, что вино выдохлось, не успев обрести вкуса. Момент, когда надо было его пить, упущен навеки. Только уксус в бутылках, запечатанных сургучом одиночества, только уксус.
        -Нелепо все это, - произносит он, словно угадывая обрывки ее мыслей. - И некого винить. Тот редкий случай, когда человеческая глупость ни при чем.
        Другими словами, не на ком выместить злобу, подумала Роза, но не стала гово рить этого вслух. Лень было цепляться к мелочам. Неужели наступили те благосло венные времена, когда никому ни до кого не будет дела? Живи сам и не мешай жить другим.
        Но и для этого слишком поздно.
        ТУРИСТЫ
        Они лежали, отдыхая после долгих исступленных занятий любовью. Близилась полночь. Их окружали невысокие старые горы. Небо было усыпано звездами. Холод постепенно охватывал головы и сердца.
        Эти двое и раньше сбегали от городской серости и смога, забирались в отда ленные утолки на его мотоцикле, ставили палатку и жили как первобытные люди. Дыхание первозданной природы возвращало им силы. Они любили друг друга вот так же, под звездами, на виду у всей Галактики. Единственное, чего она никогда не забывала, это предохраняться. Считала, что еще не время заводить ребенка. Что ж, она оказалась права. Ребенок действительно был ни к чему.
        Она и сейчас предохранялась. Он не спрашивал, какой в этом смысл. На сей раз они забрались очень далеко и не собирались возвращаться. Вернее, не смогли бы вернуться. На обратную дорогу просто не хватит бензина. Она подгоняла его, стре мясь очутиться как можно дальше от цивилизации, будто речь шла об атомной войне. Это был невинный самообман. Ничем не хуже запоя.
        Она лежала неподвижно, глядя на мигающую точку в небе. Звездный блеск отра жался во влажных глазах. Он понял, что у нее на уме, раньше, чем она открыла рот.
        -А вдруг уцелеют те, которые на станции? - медленно проговорила она. - Представляешь, каково им? Совсем одни в пустоте. А потом они начнут падать на Солнце. Долго они протянут? Полгода? Год?
        -Все будем гореть в одном аду. Никто не выживет, - сказал он, а сам поду мал: «Может, оно и к лучшему. Было бы чертовски несправедливо, если бы избранные говнюки из правительства отсиделись в каком-нибудь бункере или на орбите, а затем вернулись на все готовенькое и принялись делить новую, очищенную от скверны Землю».
        -Ты злой, - сказала она, надув губки.
        -Да, я злой, - согласился он. - Но не злее тех, кто отравил нам молодость и всю жизнь.
        Она не вполне понимала, кто эти злодеи и о какой отраве идет речь, но верила в его превосходство. В конце концов, и это уже не имело особого значения.
        -Страшно подумать, что от нас ничего не останется.
        -Гнить в земле ничуть не лучше.
        -Совсем-совсем ничего?
        Он не стал повторять то, что было пережевано тысячи раз за последние пару месяцев. Яйцеголовые изощрялись, сочиняя все более реалистические сценарии катастрофы. И хотя мнения не всегда совпадали в деталях, ясно было одно: по крайней мере, все произойдет быстро. И закончится еще быстрее. Большой бабах - и разделенные на атомы девушки отправятся блуждать среди холодной космической пыли…
        -Хочешь кофе? - спросила она.
        -Выпьем вина.
        Он встал и пошел в палатку за бутылкой. У них было припасено изрядное коли чество бутылок шампанского и хереса. Целый передвижной винный погребок. Хватит, чтобы отпраздновать вдвоем что угодно - хоть конец мира, хоть чудесное спасение. Но в такие чудеса никто не верит. Может воскреснуть один, могут спастись двое, трое или сотня, но даже самое вожделенное «чудо» не отменит тотального уничтоже ния, как не была отменена гибель десятков миллионов в войнах, от голода и болез ней. А ведь они тоже надеялись на что-то, и вера многих была искренней и крепкой.
        Они пили из одноразовых стаканов. Ему вдруг пришло в голову, что в жизни все должно быть одноразовым, чтобы не искажать подлинный смысл ложной перспективой. Чтобы не заслонять пустоту суетой повторений. Чтобы каждое мгновение приобрело ценность или бесценность последнего. Может, это и означало бы умение жить? Такой банальный рецепт, по которому, однако, уже не получишь лекарства ни в одной аптеке.
        АПТЕКАРЬ
        Он проснулся, как всегда, в шесть утра. Для этого ему не нужен был будиль ник. Он надел спортивный костюм, кроссовки, ветровку с капюшоном и, несмотря на дождь, отправился на утреннюю пробежку в ближайший парк. Он никогда не менял своего маршрута, как, впрочем, и всех других своих привычек.
        Город казался вымирающим - и не только потому, что стоял ранний час. Общест венный транспорт прекратил работу неделю назад. Машин на улицах было много, но лишь немногие из них двигались. Нередко попадались и брошенные владельцами пос реди проезжей части; они были исправны, ключи торчали в замках зажигания. Город словно погружался на морское дно - звуки стали глуше, цвета поблекли, даль была неразличима и размыта струями дождя.
        Аптекарь бежал трусцой, и об него разбивались тысячи летящих капель. Шлепки кроссовок по лужам отдавались в переулках. Огромное количество бродячих кошек и собак провожали взглядами бегущего человека. Ирландский сеттер, явно совсем недавно лишившийся хозяина, пристроился к аптекарю и некоторое время трусил сле дом. Потом отстал, потеряв надежду снова обрести дом. Аптекарь не позвал пса за собой. Он хотел умереть так, как и жил - в одиночестве.
        Мокрый парк встретил его похищенной у ночи свежестью, почти холодом. На темных аллеях было совершенно безлюдно. Аптекарь бежал, отмеряя километр за километром. Когда-то компанию ему составляли люди, имен которых он не знал, зато все они издали различали друг друга по стилю бега, регулярности, костюмам и еще по десятку признаков, что делало их ежедневные встречи не вполне обычными. Можно было видеть человека каждое утро в течение пятнадцати лет и не знать о нем ничего, кроме того, что после двух километров в темпе сто сорок ударов в минуту он начинает слегка приволакивать правую ногу.
        Аптекарь оказался единственным, кто бегал до сих пор. Он вполне отдавал себе отчет, что в этом нет ни малейшего смысла. За исключением, вероятно, следующего пустяка: он не знал никакого другого способа противостоять надвигающемуся хаосу. Хаос приближался не только извне. Хаос готов был воцариться и в его собственной душе. Что-то безликое стучалось в ветхую дверь, заглядывало в окна, ворочалось в подвалах и поднималось, словно черное зловонное тесто…
        Что оставалось аптекарю? Продолжать жить по-прежнему, будто ничего не случи лось. Быть самим собой, хотя скоро слепая смерть сотрет все, что ему дорого. Случай и хаос правили миром. Жизнь была исключением из правил, так что тут можно было возразить? Аптекарь не верил ни в бога, ни в дьявола. Он не верил также в человечность после того, как трое подонков убили его пятнадцатилетнего сына. Забили ногами в сортире. Жена не вынесла этого. В течение тринадцати лет он посещал ее в психушке, и с каждым годом ей становилось все хуже. Под конец она напоминала чудовище. Но он помнил ее такой, какой она была в молодости. Он поз накомился с ней в этом самом парке. Она сидела на скамейке и читала «Утраченный свет». Он не сумел пройти мимо.
        Аптекарь закончил последний круг. Физически он чувствовал себя прекрасно. Куда лучше, чем в двадцать лет. Из всех препаратов, которыми сам же торговал, он употреблял разве что поливитамины. Да, он был в отличной форме и мог бы прожить еще как минимум лет тридцать.
        На обратном пути тот же сеттер проводил его тоскливым взглядом. Бывший одноклассник, толстый и обрюзгший, сделал ручкой с балкона. Женщина в белом остановилась, поглядела вслед бегущему и покрутила пальцем у виска. А другая женщина - в черном, - вообразившая себя Смертью, погрозила ему пальцем. Начи нался новый день. Первый из шести оставшихся.
        Вернувшись домой, аптекарь тщательно побрился и помылся запасенной водой. Пока брился, он слушал последние новости по радио. Генералы все еще готовились воспользоваться тем, что они называли «последним шансом». Речь шла о запуске сотни -другой ракет с термоядерными боеголовками в направлении космического бро дяги с целью расколоть его на части или изменить траекторию. Но для этого он был слишком велик по любым оценкам, и хэппи-эндом в духе старого тупого фильма даже не пахло.
        Аптекарь приготовил себе легкий завтрак: стакан сока, тосты, творог. Доста вать продукты становилось все труднее. Не исключено, что последние дни придется голодать. Его это не волновало. Он надел безукоризненно выглаженную рубашку, строгий костюм и отправился на работу. Он не видел причины опаздывать хотя бы на минуту.
        Без пяти девять он уже открывал дверь аптеки и отключал сигнализацию. Он понимал, что однажды может увидеть свою аптеку разгромленной (такая участь пос тигла несколько магазинов на той же улице), но пока до этого не дошло. Ровно в девять он стоял за стойкой, готовый помочь профессиональным советом любому, кто в совете нуждается. Ему не было скучно, несмотря на почти полную тишину и неиз менный интерьер аптеки, где все было разложено по полочкам в идеальном порядке. Иногда он даже думал (наполовину в шутку, наполовину всерьез), не был ли Порядок для него единственной истинной религией?
        Первый покупатель появился только около одиннадцати. Какая-то старушка зашла и попросила лекарство от головной боли. Она взяла столько таблеток, что хватило бы на пару лет вперед. Он не стал ее отговаривать. По-видимому, старушка жила в своем измерении времени, где неделя значила ровно столько же, сколько годы. Или не значила ничего.
        В четверть первого напротив аптеки остановился скоростной двухместный авто мобиль с нездешними номерами, из которого вылез здоровенный загорелый парень лет тридцати. На нем был дорогой костюм, надетый на голое тело, и розовые домашние тапочки - судя по всему, женские. Несмотря на эти маленькие нюансы, парень вел себя абсолютно уверенно. Распахнув дверь аптеки, он радостно сообщил с порога:
        -Папаша, тебя мне бог послал. Я уж было подумал, что в этой дыре все апте кари передохли. А с другой стороны, на хрена теперь лекарства, верно? - Парень подмигнул и захохотал так, словно выдал анекдот года.
        Аптекарь слушал его с вежливой улыбкой, ожидая, когда клиент перейдет к делу. Возможно, дорогие презервативы. Возможно, виагра. Возможно, что-нибудь по рецепту с красной полосой. Аптекарь навидался всякого. Но парень попросил:
        -Слушай, глянешь на мою телку, а? Не пойму я, что с ней. Отключилась ни с того ни с сего, такая фигня.
        Аптекарь не стал терять времени. Вдвоем они подошли к машине. Парень открыл дверцу со стороны пассажира. На сиденье полулежала очень красивая девушка лет двадцати пяти в платье, которое больше напоминало ночную рубашку. Аптекарь поднял ей веки, затем пощупал пульс. Посмотрел на парня внимательнее. Тот выг лядел совершенно нормальным.
        -Она мертва, - сказал аптекарь. - И уже довольно давно.
        Парень искренне удивился:
        -Вот блин! Плохая примета, правда?
        Он деловито нагнулся, выволок девушку из машины и положил на тротуар. Полез во внутренний карман пиджака, выудил крупную купюру и сунул ее аптекарю.
        -Это на похороны. Ее звали Роза, - бросил он напоследок, обошел свою тачку, уселся в водительское кресло и с шиком отвалил.
        Аптекарь посмотрел по сторонам. За этой сценой наблюдали вороны, бродячие собаки, а также человек, шатавшийся по улице последние пару дней с плакатом на груди: «Покайтесь, ибо близится час расплаты!».
        Аптекарь отлично понимал, что рассчитывать не на кого. Морги забиты до отказа, могильщики разбежались. Холодильник, в котором он хранил препараты, слишком мал.
        Он вынес из аптеки старый халат и накрыл им труп. Отогнал ворон, которые уже проявляли заинтересованность. На его телефонные звонки никто не ответил, хотя автоматическая станция все еще работала. После шестого звонка он снова услышал шум двигателя на улице - довольно редкий звук в последнее время. Сквозь вит ринное стекло он увидел армейский джип, остановившийся перед аптекой. У аптекаря появилось вполне определенное предчувствие. И, как показало ближайшее будущее, интуиция его не обманула.
        Вошли трое. Один в форме полковника, с лицом полковника, с повадками полков ника. И двое тех, что выполняют любые приказы, - это также можно было прочесть по их лицам. Полковник улыбался, как белая акула. Он ткнул большим пальцем себе за спину и спросил:
        -Это ты ее грохнул? Надеюсь, вначале хотя бы получил удовольствие?
        Аптекарь слушал с непроницаемым видом, жалея лишь об одном. О том, что в этой стране запрещена свободная продажа оружия. Хотя за минувшие дни он запросто мог бы подсуетиться и обзавестись нелегальной пушкой. Но от своего фатализма отрекаешься только тогда, когда наступает фатальный конец.
        Полковник скомандовал:
        -Давай все, что есть по списку Д.
        Аптекарь кивнул. Значит, список Д. Честно говоря, он думал, что все начнется немного раньше или до этого вообще не дойдет.
        Он сказал вежливо и отчетливо:
        -Полковник, как вам известно, я должен видеть приказ, подтверждающий ваши полномочия изъять препараты по списку Д.
        Полковник посмотрел на него иронически. Солдаты ухмыльнулись. Полковник при казал тому, что стоял справа:
        -Предъяви этой крысе наши полномочия.
        Гора мускулов пришла в движение. Аптекарь получил удар прикладом в живот и осел на пол среди битого стекла, хватая ртом воздух. Когда он снова смог вдох нуть, солдаты уже взламывали замки и переворачивали складское помещение вверх дном.
        Так хаос ворвался в его жизнь на целых пять дней раньше назначенного срока. У него украли пять дней жизни. Это не так уж мало, если верить старой басне, что примерно за такое же время был создан мир. Но все уничтожить можно еще быстрее.
        Аптекарь с трудом поднялся на ноги. Он испытывал ненависть к слугам хаоса - чистую и сверкавшую в его мозгу, как первый снег. Полковник повторно удостоил его вниманием лишь тогда, когда он приблизился вплотную.
        Это было роковой ошибкой старого вояки. Он слишком рано сбросил со счетов штатского слюнтяя. Тот полоснул его осколком стекла по горлу.
        В полковнике оказалось много крови. Почти столько же, сколько дерьма. Но аптекарь этого, к своему сожалению, не увидел. Солдаты расстреляли его из авто матов, и он умер, получив сорок пуль в корпус. Его швырнуло на улицу через вит ринный проем, стекло в котором уже осыпалось, и он упал рядом с мертвой красавицей.
        Им предстояло пролежать так оставшиеся пять дней. На третий день Роза уже пахла отнюдь не духами, аптекарь тоже не благоухал. А прежде их попробовали на вкус бродячие псы. Но не обглодали до костей. К тому времени еды для собак было вдоволь.
        КРОЛИК В ЛАБИРИНТЕ
        Проснувшись по звуку зуммера в одном из тупиков стеклянного лабиринта, Кролик позволил себе еще немного полежать и помечтать. Он мечтал о той жизни, которая начнется для него, когда эксперимент закончится и он получит причита ющуюся ему кругленькую сумму.
        Если не обманывал электронный календарь у него на запястье, совмещенный с другими хитроумными приборчиками, Кролику осталось провести в лабиринте еще двести шестьдесят два дня. В полной изоляции от внешнего мира. И в одиночестве - если, конечно, не считать Крольчихи, ради спаривания с которой раз в месяц ему приходилось изрядно напрягать мозги и мускулы, преодолевая трудности, которые создавал лишенный эмоций компьютерный мозг, управлявший огромным лабиринтом. А те, кто создал его, то ли в шутку, то ли всерьез называли мозг Минотавром. Кролик тоже так его называл.
        Крольчиха, как и он, была добровольцем. Их отобрали для эксперимента из нес кольких тысяч кандидатов. В желающих недостатка не было, ведь обещанных денег (уже переведенных на его счет в соответствии с контрактом) хватило бы на всю оставшуюся жизнь.
        Кролик был доволен собой. Он заглядывал далеко в будущее и находил его безоблачным. Каких-нибудь двести шестьдесят два дня - и он на свободе с кучей денег. Здоровье у него отменное (что подтверждал приборчик на другом запястье, проводивший ежедневную диагностику организма), он еще молод и, судя по визгу, который издает Крольчиха, способен задать жару бабенке.
        Кролик оказался идеальным обитателем лабиринта. Он с легкостью переносил сверхдолгую изоляцию. Его абсолютно не интересовало, что происходит снаружи. И даже не окажись в лабиринте Крольчихи, он не слишком огорчился бы. Мечты о том, как он заживет в будущем, когда получит желаемое, скрашивали скучноватое и одно образное настоящее, безликое, как стеклянные стены. Кролик будто положил свою жизнь на срочный вклад в надежный банк и надеялся извлечь ее на свет спустя нес колько лет с огромными процентами.
        Впереди его ждали все удовольствия, которые можно купить за деньги, но он был не чужд и более возвышенных материй. Он знал, например, что истинную любовь за деньги не купишь. У Кролика было вдоволь времени поразмышлять о духовных проблемах. Он читал все книги, которые подсовывал ему Минотавр. Особенно его утешил Лао-Цзы - ведь Кролик уже видел как минимум одно рисовое поле. Шопенгауэр возбуждал в нем такое отвращение к пошлому роду человеческому, что порой он чув ствовал себя в своей стеклянной тюрьме счастливейшим из людей. Подобным образом он тешил тщеславие, зная, что вскоре сможет позволить себе общаться только с теми, с кем захочет общаться сам.
        Итак, Кролик встал в отличном настроении, которое еще больше укрепили утренние размышления, и отправился размяться в спортзал - небольшое помещение, оборудованное всем необходимым для поддержания нормальных физических кондиций. Сегодня Минотавр слегка переконструировал тренажер-трансформер и подбросил Кро лику пару снарядов, чтобы тот поломал голову над их предназначением.
        Минотавр был неистощим на выдумки, круглосуточно совершая миллиарды операций в секунду для того, чтобы поставить в тупик Кролика с его менее чем средним образованием. И, надо признать, пото 8ар1еп.8 до сих пор с честью выходил из трудных положений, поддерживая равновесие в затянувшейся дуэли. Вот и сейчас, покрутив снаряды в руках, Кролик идентифицировал один из них как эспандер, а второй несомненно следовало приберечь для предстоящей встречи с Крольчихой, ибо с помощью этого предмета можно было внести приятное разнообразие в их сексу альное меню.
        Завершив свои утренние упражнения, Кролик направился на поиски того места (всякий раз нового), где Минотавр выдаст ему завтрак. Несмотря на подобные ухищ рения, Кролик крайне редко оставался голодным и вовсе не чувствовал себя подо пытной крысой или (ха-ха!) кроликом. Он чувствовал себя полноценным участником эксперимента, хоть и имел весьма отдаленное понятие о его подлинных целях. Что- то связанное с колонизацией планет, а может, это было просто прикрытие, под которым вояки обделывали свои темные делишки. Кролика это мало волновало. Лишь бы не было войны. Таким образом он честно зарабатывал свои консервы и обещанную в будущем морковку.
        По его мнению, обеспечивать себя подобным способом было ничуть не менее дос тойно, чем просиживать в какой-нибудь конторе с восьми до пяти, растрачивая по мелочам драгоценное время. Кролик знал об этом не понаслышке. Он вел такую жизнь целых десять лет. Окружавших его коллег интересовало только одно: как бы вкуснее пожрать и не одуреть со скуки. Ну и конечно, вялотекущая борьба за место под солнцем подразумевала необходимость исподтишка гадить друг на друга и лизать задницу начальству.
        В общем, Кролик находил массу положительных моментов в своем нынешнем одино честве, а зависимость от прихотей Минотавра и стоявших за ним умников он рассмат ривал как реализацию справедливого принципа: «За все надо платить».
        Вот и сегодня ему пришлось изрядно попотеть, чтобы добраться до еды. Мало того, что лабиринт не был статичным, так еще и Минотавр, судя по всему, изучал бихевиористику. Порой Кролик разрывался между стимулами и раздражителями, ста раясь уберечься от кнута и получить пряник. Свой завтрак, целиком состоявший из консервов, он съел только после того, как доказал, что способен к сортировке символов в соответствии с распределением Рипли.
        Утолив голод, Кролик предвкушал встречу с Крольчихой, то есть утоление пот ребностей более высокого порядка. А еще он обнаружил приятный сюрприз - прикреп ленный изнутри к крышечке пивной банки мини-диск с записями органных произведений Франка. Возможно, Минотавр просто вознаграждал его за внимательность, но не иск лючено, что хотел заодно проверить, насколько далек подопытный от скотского сос тояния.
        Кролик оценил подарок. Он сунул диск в плеер и наслаждался музыкой до тех пор, пока за мутной преградой не появился соблазнительный силуэт обнаженной Крольчихи. Она плотно прижалась грудью и животом к сверхпрочному стеклу, воз буждая в Кролике самца, но после месячного воздержания это было излишне.
        Однако с интимной встречей дело обстояло не просто. Минотавр умело исполь зовал один из сильнейших стимуляторов, заставляя Кролика и Крольчиху проявлять чудеса изворотливости и изобретательности, чтобы добраться друг до друга. И главное, в случае отказа от активных действий им ничего не грозило. Все было как в настоящей жизни. Совокупиться не являлось самоцелью - случалось, Кролик и отказывался от удовольствия, если предложенная Минотавром задачка выглядела неразрешимой. Потом он понял, что дело не сводится к одной только физиологии. Проклятое «эго» вылезало из всех щелей и требовало удовлетворения амбиций - даже в том случае, когда единственным свидетелем было электронное чудовище, начисто лишенное антропоморфизма.
        Сегодня Кролик действовал вдохновенно и уже через сорок минут воссоединился с Крольчихой, одолев со своей стороны четыре пятых разделявших их преград. Ока залось, у нее была очередная депрессия. С одной стороны, это огорчило Кролика, а с другой - он почувствовал неизбежное превосходство, ибо сам оказался куда более подходящим для уготованной ему роли.
        И вот, пока он двигался, взяв Крольчиху сзади, она, стоя на четвереньках, спросила у него, обратил ли он внимание на цифры, выбитые на консервных банках.
        Конечно, он обратил внимание и даже задумался над тем, что они означают. Консервы были трехмесячной давности. А раньше - недельной, не более. Не то чтобы это обеспокоило Кролика с точки зрения их пригодности к употреблению, но, прожив в лабиринте долгий срок, он приучился искать всему приемлемое объяснение.
        Между своими вторым и третьим оргазмами Крольчиха сказала:
        -Снаружи что-то не так.
        У Кролика для столь радикального вывода элементарно не хватало данных. В большинстве случаев он руководствовался логикой - в отличие от Крольчихи, пола гавшейся почти исключительно на интуицию. Судя по тому, что их результаты в тестах на выживаемость были примерно одинаковыми, оба способа заклинать реаль ность имели право на существование.
        -Когда ты в последний раз получал свой «Астрофизический журнал»? - спросила Крольчиха, меняя позу и переворачиваясь на спину.
        Итак, она помнила о его истинно мужских увлечениях, а он, в свою очередь, помнил, что последний полученный от Минотавра номер приблизительно соответст вовал по свежести консервам. Он ощутил некий сбой в единой энергетической сис теме, которой сделались их организмы благодаря тантре. Кролик был весьма изощрен в полобных вещах, но Крольчиха окончательно испортила ему секс. Спустя несколько минут она произнесла убежденным тоном и с непроницаемым лицом:
        -Мы НИКОГДА отсюда не выйдем.
        И он ей поверил. Поверил до такой степени, что в его воображении раздался синтетический хохот Минотавра.
        А потом в лабиринте погас свет.
        ПРИЮТ
        Они сидели полукругом и слушали то, что рассказывал им незнакомый человек в странной одежде, который появился после того, как ушли все взрослые и бросили их. Он поколдовал на опустевшей кухне и накормил голодных детей, успокоил самых маленьких, а тех, что постарше, сумел расположить к себе, сказав каждому не больше двух -трех слов. Зато теперь, ближе к полуночи, слова лились из него рекой
        - эта река была темной, вдобавок укрытой туманом фантазий; она затягивала в омуты тайн и поглощала внимание без остатка. Она текла неторопливо и все же словно вне времени. В ее водах отражались десятки завороженных лиц…
        Спальня приюта напоминала церковь, где собрались прихожане, не имеющие понятия о грехе, религии и самом боге. А в следующую минуту она уже становилась кораблем, покинутым командой и носящимся по воле ветра и волн в штормующем море, и запертые в трюме рабы пели свои печальные песни в ожидании неминуемого конца.
        Незнакомец умел наполнить тишину звуками неистовой природы, перестуком ветвей и звоном рвущихся проводов, тревожными криками птиц и ревом зверей, а в завывании ветра за окнами порой слышались голоса матерей, зовущих своих поте рянных детей.
        В какой-то момент незнакомец вдруг приложил палец к губам и сделал детям знак, чтобы они осторожно обернулись. Под потолком спальни кружил рой светлячков, отдаленно напоминая кольца Сатурна, а со стен смотрели красные глаза. В этом тусклом зеленовато-багровом свечении дети увидели крыс, которые тоже расселись кружком и внимали голосу (или жестам?) таинственного человека.
        Незнакомец начал рассказывать о них, о повадках отдельных животных и об обы чаях крысиного племени. Он знал об этом слишком много для существа, которое просто не могло бы протиснуться в крысиную нору. Он говорил так, словно провел всю свою жизнь среди крыс. А те сидели не шелохнувшись, плотным серым живым кольцом, будто понимали, что речь идет о них.
        Незнакомец сказал, что крысы занимают сейчас неподобающее место, но если бы они были хоть немного крупнее, то стали бы хозяевами Земли и двуногий «венец творения» никогда не достиг бы своего нынешнего дутого величия. Потом он вышел за пределы малого круга, опустился на четвереньки, и… никто из детей не понял, что происходило во тьме. Странные звуки, шорохи, стук когтей… Возможно, незна комец теперь рассказывал крысам о людях. Возможно, таким было его понятие о чес тной игре…
        Когда ночь уже была на исходе и закрылись глядевшие из стен красные глаза, из спальни исчезли те, кого он увел за собой с обреченной планеты.