Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Дворецкая Елизавета / Корабль Во Фьорде : " №07 Корни Гор Железная Голова " - читать онлайн

Сохранить .
Корни гор, кн.1: Железная голова Елизавета Дворецкая
        Корабль во фьорде #7
        Гельд Подкидыш-безродный торговец. Он не увенчан воинской славой. Такому человеку невозможно добиться руки красавицы из знатного фьялльского рода.
        И все же судьба дает ему шанс оказать услугу самому конунгу. Близится очередная война, оружия не хватает, и Гельд, чтобы раздобыть необходимое железо, должен не только проявить все свое хитроумие, но и взять в руки меч.
        Елизавета Дворецкая
        Железная голова
        …ствол весь погибнет,
        коль высохли ветки,
        корень подрубишь -
        и падает дерево… Старшая Эдда[1 - Пер. А. Корсуна.]
        Глава 1
        Над Медным Лесом стояла полная луна. Солнце умерших заливало беловатым светом вершины гор, одна за другой убегающие вдаль, как застывшие серебряные волны. Долины, куда не доставали лунные лучи, заполнил мрак. Изредка луну затеняли облака, лучи обрывались, и тогда черные волны захлестывали и вершины. Но ветер тянул и рвал облака, неустойчивые отблески скользили по склонам, дразнили взгляд, сбивали с толку.
        В мелькании серебристо-ледяного света и угольной тьмы сам Медный Лес казался ненастоящим, дрожал, колебался, грозил рассыпаться на блики и пропасть навсегда. Но женщина, стоявшая на вершине Пещерной горы над Великаньей долиной, обладала глазами ночи: она видела каждую скалу, четко, до трещинки, обрисованную лунным светом, каждую вершину ели. Само ее лицо казалось белым, как луна, переменчивым, как облака, а в глазах переливались озера сумеречных теней. Длинные темные волосы спускались ниже колен, и неподвижно стоявшая женщина походила на высокий камень. Под этой луной не нашлось бы ни единой живой души, только горы, мох, вершины елей, и женщина была им сродни.
        Ветер, гнавший облака, летел через вершину и свистел вокруг ведьмы Медного Леса. Протягивая руки ладонями вперед вслед ветру, она говорила нараспев:
        Вождь Фьялленланда,
        тот, что был отдан
        Врагу Великанов
        и смерти ветвей!
        В час полнолунья
        я заклинаю:
        сон твой опутан
        сетью моей![2 - Враг Великанов-прозвище бога Тора; гибель ветвей- огонь. Таким образом иносказательно передано имя, включающее эти два понятия.]
        Голос ее был голосом горы: его сплетали острый стук камня и холодное журчанье ручья, шепот трав и шорох ветвей. Порой он взмывал выше и сливался с ветром, порой опускался и стлался по земле, полз невидимым змеем, заполнял собой Медный Лес и собирал в себя всю силу его корней и камней.
        Слово от слова
        слово рождало,
        дело от дела
        дело рождало;
        Убийца земель,
        посеял ты гибель, -
        колосья шумят,
        готовится жатва![3 - Слова Одина из «Старшей Эдды». Пер. А. Корсуна.]
        Вскинув голову, женщина кричала, обращаясь прямо к небу, и лунный свет бросал в ее широко раскрытые глаза такие безумные и яркие отсветы, что, казалось, это ее глаза освещают небосклон. Аголос ее наполнился силой, напился ветра и летел, могучий и гулкий, как сама буря.
        Приди же на поле,
        где вороны пили
        кровавую брагу, -
        твой кубок готов!
        Твой путь неминуем -
        тебя заклинаю
        лунным безумьем,
        стоячей водою,
        горящей землей,
        стонущим камнем,
        кровью остывшей,
        смехом врагов,
        неотплаченной смертью,
        костром отгоревшим,
        золой погребальной,
        жилищем подземным,
        что строят тебе!
        Подхваченное ветром, заклинание взмыло в серое небо, полетело над лесистыми горами Медного Леса, над вересковыми равнинами Квиттингского Севера и над осинниками Рауденланда, над морем, изрезанным узкими длинными фьордами, над другими горами, высокими и скалистыми. Как стрела, пущенная точно в цель, заклинание летело над спящими землями, над тихими крышами, над тлеющими очагами, среди сотен и тысяч человеческих духов выбирая тот, к которому было послано.
        И где-то в горной стране фьяллей, в населенном фьорде, в просторной многолюдной усадьбе, в большом спальном покое один-единственный человек заворочался на лежанке. Что-то чуждое и тревожное вдруг вошло в его сны, как незваный гость входит в дом, ударом ноги вышибая дверь; что-то невидимое душило его, давило на грудь. Сердце тревожно забилось, гоня по всему телу лихорадочную дрожь.
        Спящий перевернулся с боку на бок, длинноволосая голова мотнулась из стороны в сторону. Он обладал ясным умом и сильной волей, не слабевшей даже во сне; все существо его стремилось проснуться, вырваться из наваждения. Но незваная гостья его души, ведьма с лунным безумьем в глазах, не отпускала, а издалека метала одну за другой невидимые петли, стараясь обуздать и подчинить себе чужой дух.
        Женщина на вершине горы стояла, вытянув руки вперед и закрыв глаза. Ее слух через моря и земли ловил трудное, сдавленное, лихорадочное дыхание спящего фьялля. Не открывая глаз, ведьма Медного Леса жадно вдохнула, точно у нее с жертвой было одно дыхание на двоих. В эти мгновения она видела дух врага перед собой как на ладони: изнемогающий, испуганный, жалкий. И тогда женщина засмеялась. Ее смех звучал негромко, отрывисто и судорожно, он вырывался из груди толчками, как по кускам. Так могли бы смеяться камни.
        В те же мгновения спящий фьялль отвечал хрипом-и как похожи были его хрип и ее смех! Мужчина жадно ловил воздух, рука его бессознательно тянулась к горлу, точно хотела оторвать душащие пальцы, подбородок вздергивался, как от подступающей воды. Словно холодный водяной поток, его захлестывали неясные, томительные, ранящие образы. …Остывший круг погребального костра, где в богатой ладье отплыли к Хель*[4 - Значения слов, помеченных звездочкой «*», см. в Пояснительном словаре в конце книги.] оба его маленьких сына-серая зола, сизое тусклое железо, обгорелые кости в глубине, отвалы сырой, тяжелой, пронзительно пахнущей земли на склонах кургана… Лицо жены, что умерла от той же «гнилой смерти», покрытое страшными гнойными язвами, неузнаваемое и жуткое, как лицо самой Сестры Волка…* Поле Битвы Конунгов*, усеянное шевелящимися трупами, которые стараются повернуть к нему свои раны; глаза закрыты, но мертвые рты судорожно дергаются, хотят сказать что-то… И опять лицо жены… или Хель, лицо смерти, нависшее близко, близко, словно говорящее: ты- мой. Белое, как луна, с глазами, как озера подземного мрака…
        Рука мужчины рванула ворот рубахи, задев амулет на груди-маленький кремневый молоточек на ремешке. Таких амулетов множество, но этот сделан из осколка самого Мйольнира* и много веков бережет род фьялленландских конунгов. И спящий проснулся: душащие холодные руки разжались. Еще не придя в себя, он рывком сел на лежанке. Спальный покой был полон дыханием спящих. Тонко и прерывисто похрапывает Бьяртир Лохматый, а Марвин Бормотун что-то неразборчиво шепчет во сне. В очаге между помостами сухие и толстые ясеневые поленья горят почти без дыма; иногда вспыхивает, проснувшись, язык желтого пламени, торопливо облизывает головню и прячется опять. Все как всегда. Все в порядке.
        На соседней лежанке приподнялась светлеющая во тьме голова, молодой голос обеспокоенно спросил:
        -Что с тобой, конунг?
        -Ничего,-стараясь дышать ровно, ответил тот. Он не мог признаться, что ему снятся дурные сны.-Что-то пить захотелось.
        -Я сейчас принесу.
        Арне сын Торира тут же соскользнул с лежанки и не обуваясь направился к двери. Было слышно, как он осторожно погружает деревянный ковшик в бочку с водой. Все в порядке. Все как всегда. Но почему-то Торбранд Погубитель Обетов, конунг фьяллей, уже которую ночь просыпается с чувством, что над ним нависла смертельная угроза.
        …Квиттинская ведьма смеялась, запрокинув и подставив луне изломанное лицо. Но вдруг смех ее замер, руки упали, все тело застыло. Несколько мгновений она оставалась неподвижна, потом упала на колени прямо на камень, уронила голову и совершенно скрылась в потоке своих спутанных волос. Облитая слепящим лунным светом, она стала похожа на причудливый валун, одинокий на гладкой площадке вершины.
        Потом из самого сердца камня вырвался короткий сдавленный звук, потом еще. Прижав ладони к лицу, ведьма Медного Леса рыдала, так же отрывисто и холодно, как недавно смеялась. Она была одна на всем свете, одна лицом к лицу со своей странной и злой судьбой.
        Наутро Торбранд конунг вышел из спального покоя хмурый и усталый. «Будто всю ночь не спал, а сражался»,-вполголоса заметил Хьёрлейв Изморозь. Нынешний конунг фьяллей никогда не отличался красотой, но сейчас бледность, серые тени и морщинки под глазами, тяжесть полуопущенных век, какая-то особая резкость в чертах тонкогубого, длинноносого лица стали особенно заметны и делали его на вид куда старше тридцати шести лет, прожитых на свете.
        -Уж не заболел ли он?-перешептывались обитатели усадьбы Аскегорд, прикрывая рты руками. Говорить о нездоровье конунга вслух глупо и опасно: можно накликать беду на все племя.
        -У него такой вид, как будто его всю ночь мара* душила!-негромко бросил Асвальд сын Кольбейна. В ожидании вестей он, как и многие другие, являлся в усадьбу конунга спозаранку.
        -Жениться ему пора, вот что!-отозвался один из хирдманов*, Орм по прозвищу Великан. Он был невеликим мудрецом и именно потому уверенно давал советы кому угодно.-Тогда уж будет не до мары!
        Асвальд негодующе дернул острым плечом. Орм, конечно, не хотел его задеть, но он почувствовал обиду.
        Возле них остановилась одна из женщин, Люна, шедшая от курятника с корзиной яиц. На ее щеках виднелись мелкие рубцы-следы «гнилой смерти», которой два года назад переболели в Аскефьорде многие.
        -Жениться! Ты что, не слышал, что он говорит?-ответила она Орму.-Конунг сказал, что не женится, пока не кончится эта война с квиттами! Потому что если он женится раньше, то Регинлейв больше не будет его защищать. А это может плохо кончиться!
        -Эта война не кончится никогда, если то, что происходит сейчас, называется войной!-заметил Хьёрлейв Изморозь.-Ни одно племя не дает дани добровольно, значит, если мы хотим получать с квиттов дань, каждый год война будет начинаться заново! Клятвы в покорности-самые непрочные!
        -Пора бы им вернуться!-вздохнула женщина, и все поняли, о ком она говорит.-А то нам будет нечем угощать ни богов, ни людей…
        Люна оглянулась в сторону моря. Зимнего Камня отсюда не увидеть, но по вечерам солнце садилось почти над ним, а это значило, что зимасовсем рядом, что пришла пора осенних жертвоприношений[5 - Осенние жертвоприношения совершались в начале зимы, то есть в конце октября.]. Осенние пиры после сбора урожая везде бывают самыми пышными, но в Аскефьорде все теперь иначе. Горная страна давала не слишком много хлеба, и конунги фьяллей никогда не были особенно богаты. А в последние годы, когда Торбранд конунг постоянно требовал войска, другой дани он почти не собирал. Конечно, походы на Квиттинг не оставались бесплодны, и новый конунг квиттов, Гримкель Черная Борода, однажды уже заплатил фьяллям дань. Что он даст сейчас? За данью отправился молодой Хродмар ярл*, по прозвищу Удачливый,-человек стремительный, горячий, отважный и настойчивый. Он ненавидел квиттов; никто не понимал, как ему удается сочетать эту ненависть с преданной любовью к жене-квиттинке, и Асвальд поговаривал, что у Хродмара, должно быть, две души. И ему давно пора бы вернуться…
        Асвальд сын Кольбейна тоже смотрел на море. Два дня назад он вместе с Сольвейг ходил на мыс поглядеть, далеко ли от стоячего камня садится солнце. Ему было приятно вспомнить Сольвейг, но это же воспоминание разбудило досаду: почему он встречает зиму здесь, дома? Да, конечно, Ясеневый фьорд тоже нужно охранять. Но почему именно он? Разве тут мало народу? Вон, хотя бы Хьёрлейв! Человек вполне надежный…
        За последнее время в Аскефьорде появилось много новых людей, и Хьёрлейв Изморозь в том числе. Два года назад, когда Торбранд конунг только задумал поход на полуостров Квиттинг, он несколько раз объезжал весь Фьялленланд, собирая войско. Многие из тех, кто ходил с ним на Квиттинг и вернулся, остались возле конунга, заменив тех, кому вернуться не довелось. Вот и Хьёрлейв оставил на родичей свою усадьбу и последние два года прожил в Аскефьорде. К тридцати годам он не совершил особо заметных подвигов, но приобрел славу человека твердого и здравомыслящего. Нос у него был заостренный и с легкой горбинкой, как у многих фьяллей, две небольшие залысины над широким лбом придавали ему вид умного человека. Щеки и подбородок покрывала легкая светлая короткая бородка, серые глаза смотрели спокойно и внимательно. Говорил он мало, но каждый раз, когда раздавался его ровный голос, все вокруг замолкали и внимательно слушали.
        -Было бы неплохо, если бы какие-нибудь уважаемые люди все же посоветовали конунгу жениться,-сказал он сейчас, пока Асвальд смотрел в сторону Зимнего Камня.-Помощь валькирии*-это хорошо, но если конунг не хочет жениться до конца войны, то он может погибнуть без наследников. Если бы ты, Асвальд, или твой отец поговорили с Хравном хёльдом* или с Кари ярлом, а потом все вместе-с конунгом…
        Он не окончил: Асвальд с резким неудовольствием дернул плечом, и Хьёрлейв понял: пускаться в переговоры с родами своих соперников Асвальд Сутулый не будет даже ради такого важного дела.
        -Если уж конунг не хочет жениться из-за Регинлейв, то пусть бы она хоть охраняла его по ночам от мары!-с досадой произнес Асвальд, чтобы хоть что-то ответить.
        Ревность валькирии-покровительницы, из-за которой женитьба конунга откладывалась на неведомый срок, злила его гораздо больше, чем всех стоящих во дворе. Тому имелись причины. По этим-то причинам он и не хотел просить поддержки у других знатных родов Аскефьорда: еще подумают, что род из Висячей Скалы сам не может справиться со своими делами!
        -А если конунг не женится, то его наследником станет Эрнольв Одноглазый!-вставил прямодушный Орм.-Да возьмут меня великаны, если это не так!
        Асвальд смерил его ядовито-презрительным взглядом: помолчал бы, когда рядом стоят люди поумнее! Предположение, что после Торбранда конунгом может стать его дальний родич Эрнольв ярл, было Асвальду очень неприятно.
        -Поменьше болтайте про валькирий!-предостерегла Люна и опасливо глянула в хмурое небо.
        -Эй, Арне!-Хьёрлейв окликнул молодого хирдмана, проходившего через двор.-Ты у нас всегда все знаешь про конунга. Кто так громко храпит, что мешает ему спать?
        Арне сын Торира остановился и учтиво поклонился Хьёрлейву и Асвальду. Ему было лет двадцать, и в дружину Торбранда конунга он попал благодаря той же войне, потому что в мирное время низкий род не позволил бы ему занять такое почетное место.
        -Да ничего особенного.-Парень пожал плечами, виновато посмотрел на Хьёрлейва, как будто сам за чем-то недоглядел. Светлые волосы падали на узковатые голубые глаза и придавали парню застенчивый вид.-Сейчас полнолуние, а он в полнолуние всегда плохо спит. Да и не он один…
        -Полнолуние-время ведьм!-тревожно напомнила Люна.
        -И пусть возьмут меня великаны, если та проклятая квиттинская ведьма не принялась опять за свои мерзкие дела!-подхватил Орм.
        -Помолчи!-оборвал его Асвальд. В Аскефьорде считалось неучтивым вспоминать о ведьме, принесшей всей земле фьяллей столько бед.-Если повторять одно и то же пожелание очень часто, то рано или поздно оно сбудется. Когда тебя возьмут великаны, тогда и будешь рассуждать о ведьмах с полным знанием дела!
        Орм обиженно насупился. Он был среднего роста, а прозвище Великан ему принесла привычка при всяком случае повторять «да возьмут меня великаны». Этот Асвальд сын Кольбейна слишком много себе позволяет!
        -Вот вернется Хродмар ярл!-попытался всех утешить Марвин Бормотун.-И конунг тогда повеселеет…
        -Уж Хродмар лучше всех знает Квиттинг и тамошнюю нечисть,-пробормотал Асвальд. Его-то возвращение Хродмара ярла ничуть не порадует, привези тот хоть все сокровища Фафнира*! И чем больше Хродмар привезет, тем меньше Асвальд обрадуется.
        -Да… Да уж… Долго их нет…-раздались согласные вздохи со всех сторон.
        -Эй, фру Стейнвёр!-Хьёрлейв окликнул женщину, проходившую мимо. Одной рукой она крепко прижимала к себе горшок со сметаной, а во второй держала большую ложку и старательно облизывала ее на ходу.-Ты не знаешь, когда вернется твой сын?
        С тех пор как больше двух лет назад жена Торбранда конунга, кюна* Бломменатт, умерла и в его роду не осталось женщин, фру Стейнвёр присматривала за усадьбой. Она была матерью Хродмара ярла, которого Торбранд ценил больше всех своих людей.
        -Ингвильда говорила, что он ей снился,-ответила Стейнвёр, охотно остановившись.-А он ей снится только тогда, когда все хорошо. Значит, скоро вернется.
        -Да, она же ясновидящая!-Люна улыбнулась.-Хродмару ярлу так повезло с женой!
        Асвальд презрительно дернул углом рта, но при Стейнвёр не стал говорить, какого он мнения о женитьбе ее сына. Да и что говорить-про жену Хродмара и так все знают, что она…
        -Повезло-то повезло, да какое уж теперь ясновидение!-Стейнвёр махнула ложкой.-Ей теперь не до того!
        -Как ее здоровье?
        -Неплохо, спасибо дисам*. Все точно как в прошлый раз. Мы думаем, что опять будет мальчик. Все приметы за то.
        -Когда я был маленьким, у меня было двое старших братьев,-ни с того ни с сего заявил Арне. Все удивленно посмотрели на него, и он со вздохом добавил:-Один из них облизывал ложку изнутри, а другой-снаружи. А мне всегда доставался черенок…
        Его грустный взгляд был устремлен на сметанную ложку в руках фру Стейнвёр. Спустя мгновение все сообразили, и раздался дружный смех. Стейнвёр сунула ложку Арне.
        -Ты теперь будешь зваться Арне Черенок!- смеясь, начала она.-Оставь себе…
        Вдруг все умолкли: в дверях хозяйского дома показался конунг. Собеседники мигом разошлись: Торбранд не любил, когда домочадцы говорили о нем и тем более беспокоились о его здоровье! Взгляд бледно-голубых, холодных и проницательных глаз был так зорок и пристален, что каждому казалось: он по лицам поймет, о чем здесь говорилось, и даже увидит все произнесенные слова, как будто они зримо висят в воздухе.
        -Съездите кто-нибудь…-начал Торбранд, потом взгляд его выбрал Арне.-Арне, ты! Съезди к Дозорному мысу.
        Арне кивнул и побежал к конюшням. Ездить к устью фьорда, на мыс, выдававшийся далеко в море, не было особого смысла: там постоянно сменялись дозоры и даже стоял для них особый двор. Но в дни ожидания чего-то важного конунг часто посылал туда людей, точно это могло ускорить приход вестей.
        -Конунг, позволь мне!-не попросил, а скорее потребовал Асвальд. Его обидело, что конунг обратился к безродному сыну рыбака или кто он там, не заметив его, сына ярла!
        Торбранд посмотрел на него, качнул соломинкой, которую по привычке держал в уголке рта и покусывал.
        -Не стоит,-спокойно сказал он.-Такое поручение недостойно тебя, Асвальд. Подожди, твое время еще придет.
        Асвальд отвел глаза, не зная, понять это как упрек или как обещание. Арне уже вывел лошадь из конюшни, когда в ворота влетел всадник и сразу соскочил на землю.
        -Конунг!-радостно выкрикнул он, придерживая коня за гриву. Торбранд шагнул вперед за порог, вспомнив, что Грани Заплатка был среди тех хирдманов, кто вчера вечером отправился на Дозорный мыс.-Корабли! Там корабли! Не меньше десятка! Это Хродмар ярл!
        И тут все увидели условный столб дыма над Дозорным мысом. Фру Стейнвёр ахнула, вскинулась, будто хотела подпрыгнуть от волнения, но горшок сметаны ей мешал, и она торопливо завертела головой, выискивая, куда бы его деть. Оживленно гудящие женщины толпой посыпали из хозяйского дома ей навстречу, но Стейнвёр поймала кого-то, решительно всучила горшок, а сама побежала к воротам. Ключи у нее на поясе звенели, как оружие воина.
        Время было не слишком подходящим для большого пира, но к вечеру в Аскегорд собралось столько народу, что поневоле пришлось готовить угощение. Заслышав, что вернулся Хродмар ярл с квиттинской данью, в усадьбу набилось все население фьорда, кроме разве что тролля из Дымной горы. Хродмара ярла ждали давно, и с самого утра знатные хёльды и простые рыбаки верхом и пешком, в одиночку и ватагами тянулись к Ясеневому Двору. Всем хотелось послушать, что расскажет Хродмар ярл о Квиттинге, и посмотреть, что он привез.
        Усадьба конунга фьяллей выглядела ничуть не богаче усадеб его ярлов. Торбранд не был тщеславен или жаден и почти всю свою долю добычи раздаривал. Ведь хороший конунг-это тот, про кого скажут:
        Щедро давал он
        верной дружине
        жаркое золото,
        кровью добытое.[6 - «Старшая Эдда». Пер. А. Корсуна.]
        Медвежья Долина, Пологий Холм, Висячая Скала и другие усадьбы Аскефьорда могли похвастаться ткаными коврами на стенах, серебряной и золотой посудой, а в Ясеневом Дворе главным украшением считалось священное дерево, растущее в полу посреди гридницы* и уходящее кроной выше кровли. Резьба скамей и столбов потемнела от времени, щиты над столами носили следы многочисленных ударов. «Гридницу украшает доблесть воинов»,- говорил когда-то старый Тородд конунг. И его сын Торбранд не искал других украшений.
        Гридница была полна и оттого казалась тесной: на длинных скамьях плечом к плечу сидели гости, пустовало только второе почетное место напротив хозяйского. И ожидало оно, конечно же, Хродмара ярла. Но тот все не показывался, и даже терпеливый Торбранд конунг беспокойно двигал свою соломинку из одного угла рта в другой. Это служило признаком недовольства, и Асвальд наблюдал за конунгом не без некоторого злорадства. Каждое мгновение задержки падало каплей меда на его гордую, но не лишенную некоторой завистливости душу.
        В ожидании гости судачили: почти все уже видели мешки с квиттингским зерном и железные крицы, похожие на ноздреватые черные караваи. Остальное было ерундой: полотно, вяленая рыба, кожи, шкуры, немножко шерсти, немножко меда. Тоже полезные вещи, но нужны больше как товар: рыбы и шкур у фьяллей хватало. Им требовались две вещи: железо, которого во Фьялленланде почти не добывали, и хлеб, который здесь плохо рос.
        Через гридницу к женской скамье прошла Эренгерда, сестра Асвальда. Почти все провожали ее глазами: высокая и стройная дочь Кольбейна ярла считалась самой красивой девушкой в Аскефьорде, а может быть, и во всем Фьялленланде. На пир она надела красное платье с сине-золотой тесьмой, а голову ее украшал золотой обруч с тремя полупрозрачными зелеными камнями. Эренгерда не любила его: слишком тяжело давил на голову,-но обруч входил в число Асвальдовой добычи, привезенной из первого квиттингского похода, и ради чести рода приходилось терпеть. А главным ее сокровищем были волосы: длинные, золотистые, они окутывали фигуру Эренгерды и так блестели в свете очагов и факелов, что девушка сама казалась живым пламенем, лучом небесного света.
        -Вот оно, золото, что освещает палаты богов!- весело крикнул Модольв ярл и подмигнул Асвальду, и тот не удержался от улыбки в ответ. В похвалах своей сестре он был готов согласиться даже с родным дядей Хродмара ярла.
        При виде Эренгерды на душе у Асвальда посветлело. Он очень гордился ее красотой. Никто не скажет, что род Кольбейна ярла хочет подсунуть конунгу неподходящую невесту! Весь Аскефьорд еще два года назад знал, что овдовевшему конунгу было бы очень уместно посвататься к дочери Кольбейна Косматого и что он ни в коем случае не получитотказа. И конунг знал, но медлил. Из-за этой проклятой войны, из-за ревнивой валькирии Регинлейв, которая защищает в битвах только неженатого конунга фьяллей! Асвальд в досаде ударил себя кулаком по колену. Конунг слишком долго думает! А Эренгерда ждет. Такой знатной девушке не стоит торопиться с замужеством, но ей идет уже двадцать первый год…
        По гриднице прошла волна гула и движения, и Асвальд торопливо повернул голову к двери. На пороге появился Хродмар ярл. Торбранд конунг выплюнул соломинку на стол. Мало кто добивался таких почестей в двадцать шесть лет от роду, как Хродмар сын Кари. Он самый первый из обитателей Аскефьорда познакомился когда-то с «гнилой смертью», и болезнь совершенно его обезобразила: розовые рубцы не оставили на лице ни кусочка гладкой кожи, черты бывшего красавца остались сглаженными, и только ярко-голубые глаза смотрели так же прямо и гордо. Его длинные светлыеволосы были тщательно расчесаны и заплетены надушами в две косы, как принято у знатных фьяллей, и нарядился он в синюю рубаху с вышивкой, соболью накидку и красный плащ с золотой застежкой. Асвальд презрительно дернул уголком рта. Можно подумать, что ему есть чем гордиться!
        Как ни велико было нетерпение гостей, пир пошел принятым чередом: конунг поднимал кубки богам и предкам, гости поднимали вслед за ним. Не забыли и кюну Бломменатт, и двоих ее сыновей, и многих из тех, кто ради мести за погибших сложил головы на Квиттинге. Перечень звучал долго и наполнял смешанным чувством гордости и горечи. Сквозь дым очага из тьмы под кровлей на живых смотрели лица умерших, полузабытые голоса шептали из гущи ветвей священного ясеня. Торбейн сын Асмунда… да пирует он вечно в Палатах Павших*, и да будет наша память о нем крепче камня… Асвальд обернулся к женской скамье и посмотрел на сестру. Эренгерда была спокойна, и Асвальд снова почувствовал гордость. Брат их отца, которого Эренгерда так любила, погиб еще в первом походе два года назад, и она долго не могла вспоминать его без слез.
        -Я вижу, ты привез хорошую дань, Хродмар ярл,-наконец, когда поминальные кубки подошли к концу, заговорил Хравн хёльд из Пологого Холма.-Но многие скажут, что это меньше, чем мы ожидали. Разве в прежние годы конунг квиттов собирал столько? Пусть он отдает нам всего четверть, но и четверть должна быть побольше! Что ты на это скажешь?
        Асвальд не слишком любил Хравна хёльда (это был отец того самого Эрнольва ярла, который мог сделаться конунгом), но сейчас целиком одобрил его слова. Гридница поутихла, люди бросали взгляды то на Хродмара, то на конунга.
        -Мы собираем дань не со всего Квиттинга, а только с двух четвертей,-напомнил Хродмар ярл. Его лицо стало замкнутым и решительным, как перед битвой.-Только с Запада и Юга, которые признают Гримкеля Черную Бороду своим конунгом. Восточное побережье платит дань слэттам, которые не пустили нас туда, а Север достался раудам, которые помогали нам пройти его. Теперь там хозяйничают люди Бьяртмара Миролюбивого.
        -Но Квиттингский Запад и особенно Юг-самые плодородные области!-возразил Гейрольв из усадьбы Орелюнд. Это был жадноватый старик; хромота не пускала в поход его самого, но он уже поставил поминальные камни по сыну и младшему зятю и чувствовал за собой право встревать в квиттингские дела.-Там собирают хорошие урожаи!
        -Но именно там были самые упорные битвы, особенно на Западе!-напомнил Кари ярл, отец Хродмара.-Твой родич Ари остался именно там, если я не ошибаюсь. Многие усадьбы вовсе разорены, и никто ничего не сеял.
        -А железо?-воскликнул Стейнар хёльд из Трерика. По гриднице пробежало движение: о железе думали все.-Ведь его добывают во внутренних областях, а там мы не были, и рауды тоже не были! Их железная добыча не пострадала, почему же так мало железа?
        -Железо не ходит само!-отрезал Хродмар, и его глаза сердито сузились. «Ага, об этом тебе говорить не очень-то приятно!»-мысленно отметил Асвальд.-Железо нужно привезти из внутренних областей. А Гримкель этого не сделал. У него не слишком много людей, чтобы соваться в Медный Лес!
        Гридница опять загудела, но быстро притихла. Во внутренней области Квиттинга, в так называемом Медном Лесу, где крылись основные залежи железной руды, бывал мало кто из фьяллей. Зато не было недостатка в страшных рассказах о буйстве неукротимой тамошней нечисти. Во взглядах, устремленных на Хродмара ярла, заблестело новое любопытство: все знали, что он там бывал.
        -Я правильно понял, Хродмар ярл, что Медный Лес отказывается платить дань собственному конунгу?-наконец произнес Торбранд конунг.
        -Да.-Хродмар ярл прямо взглянул на него, веря, что уж конунг во всем разберется.-Говорят, что в Медном Лесу собралось много народу из тех, кого мы выгнали с побережий и с Квиттингского Севера. Они отказываются признавать Гримкеля своим конунгом.
        -Но для нас это не слишком хорошо!-с неудовольствием заметил Торбранд.-Ведь эти люди могли бы дать вдвое больше железа!
        -Они не так глупы, чтобы ковать нам мечи на самих себя!-почти злобно ответил Хродмар. Он разрывался между стыдом за полупроваленный поход и убеждением, что сделать больше было невозможно.-Я не думаю, чтобы мы сейчас могли их заставить!
        С каждым словом этой беседы тайное возбуждение Асвальда все возрастало и возрастало: его вечный соперник уверенно ехал к канаве[7 - Поговорка «упасть в канаву» означает «опозориться».]. И тут Асвальд не выдержал.
        -Кто стал бы с тобой спорить-среди нас нет никого, кто знал бы этот троллиный полуостров лучше тебя!-крикнул он.-Видно, столкнувшись раз с великаном, ты больше не хочешь с ним встречаться. Это вполне понятно и благоразумно!
        Хродмар ярл повернулся к нему, в голубых глазах сверкнула острая искра бешенства. Асвальд был счастлив: да, он имел в виду именно то, что доблестный Хродмар ярл побоялся лезть в Медный Лес.
        -А если кто-то сам чего-то не может, то ему вполне естественно вообразить это дело и вовсе неисполнимым!-продолжал Асвальд.
        -А иные, я вижу, завидуют моей мудрости!- воскликнул Хродмар. От ревнивого и злого на язык Асвальда Сутулого он ничего другого и не ждал.- К счастью, опыт не ум: его можно приобрести со временем! Если кто-то считает квиттингскую нечисть небылицей, то он может съездить туда сам!
        -Хватит вам браниться на радость квиттинским ведьмам!-вмешался миролюбивый Хравн хёльд.-Я согласен с Хродмаром ярлом. Сил человеческих не хватит на то, чтобы сражаться с тамошней нечистью. Мой сын Эрнольв достаточно рассказывал нам о ней.
        -Больше испытаешь-больше и узнаешь!- пословицей дополнил Торбранд конунг.-Все это верно. Но верно и другое: этого железа нам мало, и всего прочего мало, чтобы железо купить. Я жду от вас совета, что нам следует сделать. Мы ведь рассчитывали на квиттингскую добычу.
        -Если кто-то думает, что я не сделал всего возможного, он может отправиться на Квиттинг сам и исправить мои ошибки!-Хродмар все не мог успокоиться и сверлил Асвальда гневным взглядом.
        -Я считаю, что ты сделал все возможное!-заверил его Торбранд конунг.-Но…
        Гридница ждала продолжения, но он молчал. Он снова вспомнил свой ночной кошмар. Содержание сна невозвратно растаяло, едва лишь Торбранд открыл глаза, но осталось ощущение: на Квиттинге его ждет что-то важное. Что-то необходимое, что требует его возвращения туда, к земле его мести, его битв и его трудных побед. Что может он сам сделать там, где ничего не сделал признанный любимец удачи Хродмар? Может быть, удача конунга окажется больше?
        Да есть ли она вообще, его хваленая удача? Смерть жены и двух сыновей-не слишком большое везенье. Первый неудачный поход, потеря шестнадцати кораблей-тоже. А сколько погибших! А осенние пиры в Аскегорде, самые бедные среди усадеб конунгов во всем Морском Пути!
        -Но думается мне, что ради этой дани нам еще придется потрудиться,-наконец закончил конунг, зная, что все, не исключая и священный ясень, ждут его ответа.
        Гридница вздохнула. Это не решение. Но многие и обрадовались неопределенности ответа: собираться в новый поход на зиму глядя мало кому хотелось.
        Торбранд прислушивался к шелесту кроны ясеня над крышей дома. В отверстие кровли слетел красный лист и упал прямо на стол. Это дерево несет каждое сказанное здесь слово прямо к богам. И поэтому он должен очень хорошо подумать перед тем, как что-то сказать.
        -Вот что значит любимец конунга!-с не прошедшим за ночь раздражением рассуждал Асвальд утром, когда они вдвоем с Эренгердой шли от усадьбы Бергвегг-Висячая Скала-к вершине фьорда.-Любимец конунга будет прав всегда, даже когда он кругом не прав! Все, что он сделает, отлично! Все, что он скажет, умно! Да вздумай он ходить на руках-конунг скажет, что лучше и не придумаешь! Если любимец конунга струсит, это назовут осторожностью и благоразумием! Если…
        -Но ведь ты сам вчера так и сказал!-перебила его Эренгерда.
        -Он понял, что я имел в виду! Если я скажу, что надо идти в Медный Лес и выколотить из тамошних троллей нашу дань, это назовут безрассудством! А если то же самое предложит Хродмар, это назовут доблестью и сложат пару хвалебных песен еще до того, как он спустит на воду корабль!
        -Но когда-нибудь он ведь свернет себе шею!
        -Он женился на квиттинке!-не слушая, восклицал Асвальд, хотя Эренгерда прекрасно это знала.-Уж если после такого можно сохранить дружбу конунга, то я не знаю, что нужно сделать, чтобы ее потерять! Наверное, ему надо было жениться на той ведьме, которая все это устроила. Конунг и тогда бы его простил!
        -Завидуешь?-Эренгерда насмешливо покосилась на брата.
        -Завидую!-прямо ответил Асвальд.-А почему бы мне не завидовать? Я ничем не хуже него! И род наш не хуже! Мне было бы стыдно не желать тех же почестей!
        -Тех же тебе не видать,-заверила его Эренгерда.-Конунг просто любит его. А любят не за что-нибудь, а несмотря на все. Сплошь и рядом- самых неподходящих людей. Сам ведь знаешь!
        Эренгерда метнула на брата насмешливо-многозначительный взгляд, но на этот раз он предпочел ее не понять. Глядя перед собой, он беспокойно подергивал узкими плечами, как будто продолжал с кем-то спорить. Асвальд был худощав и довольно высок ростом, но сутулился, как будто постоянно готовился пройти в низкую дверь. Его лицо с острым подбородком и острым носом могло бы считаться красивым, если бы не настороженный, язвительный взгляд больших зеленых глаз. С Хродмаром сыном Кари они были ровесниками и соперниками столько, сколько себя помнили, и несомненное предпочтение, которое конунг в последние годы отдавал Хродмару перед всеми, жестоко мучило Асвальда. Он не мог простить Хродмару того, что Торбранд конунг любит его неизвестно за что и несмотря на все, и постоянно придирался, выискивал недостатки и промахи соперника, точно насыщая ими свое вечно голодное самолюбие. Как человек неглупый, Асвальд понимал, что зависть его не красит, и старался скрывать неприязнь к Хродмару. Гордость боролась в нем с тщеславием, на людях он сдерживался, но с близкими отводил душу. Собственно, и в усадьбу Дымная Гора он
шел с утра пораньше ради того, чтобы повидаться с дочкой Стуре-Одда, Сольвейг. Никто другой не умел так утешить его чувствительную и самолюбивую душу, как Сольвейг, светлый альв* Аскефьорда.
        -Ой, смотри, вон он!-вдруг ахнула Эренгерда.
        Асвальд поднял глаза, но вместо ожидаемого Хродмара увидел Торбранда конунга. Тот неспешно ехал по берегу фьорда им навстречу, совсем один.
        Эренгерда глубоко вдохнула, внутренне собираясь с силами перед этой встречей. Она затруднилась бы сказать, какое чувство вызывал в ней предполагаемый жених-конунг. Он казался ей слишком некрасивым, и сколько она ни приглядывалась к его продолговатому остроносому лицу, сколько ни заглядывала в умные голубоватые глаза, ей все никак не удавалось привыкнуть к нему. Она готова была признать за Торбрандом Погубителем Обетов множество достоинств: ум, здравомыслие, твердость, самообладание, предусмотрительность, дальновидность, щедрость… Но он замкнут и холоден, учтив только по обычаю, а не по сердечному влечению, скрытен и недоверчив. Отличные качества в конунге, но в муже… Как ни старалась Эренгерда настроить себя в пользу этого замужества, Торбранд оставался ей чужим. Гибкая, умеющая говорить как все, а думать по-своему, Эренгерда не противилась воле родичей, но и не досадовала на медлительность конунга. Она готова была смириться с этим замужеством, если оно ей суждено, однако в глубине ее души жила тайная, неприметная надежда, что судьба сложится как-то по-другому.
        -Куда он мог ездить с утра пораньше?-тревожно спросил Асвальд.-И совсем один?
        -Может, в Пологий Холм.-Эренгерда пожала плечами.
        -Чего ему делать у Хравна?
        -Радуйся, что он ездил не к Хродмару.
        -Вот еще! Как будто мне больше и порадоваться нечему!
        -Тогда не приставай ко мне! Я тебе не вещая вёльва*!
        А Торбранд конунг провел это утро весьма необычным для себя образом. Второй ночью полнолуния он почти не спал, боялся задремать, чтобы снова не попасть в путы кошмара. Кошмар накинул на него лишь краешек своей темной сети, и поэтому Торбранд, почти мгновенно проснувшись, кое-что вспомнил. Ему снился Медный Лес, та небольшая его часть, что сохранилась в воспоминаниях конунга. Он видел даже не сам Медный Лес, а его ограду-рыжие кремневые скалы, которыми внутренняя загадочная область Квиттинга отделена от побережья. В его сне из-за гряды скал дул сильный ветер и что-то шептал; во сне Торбранд изо всех сил напрягал слух, стараясь разобрать хоть слово, но не мог. Ветер дул ему в лицо, но непонятная сила тянула против ветра, туда, за гряду рыжих скал, навстречу… Чему? Этого он не знал, но мучительно хотел знать.
        Собирать дружину и рассказывать свои дурные сны означало бы своими руками копать себе могилу: Аскефьорд тут же наполнится страхом и самими неприятными ожиданиями. А совета все равно не дадут. Нынешним поколениям Аскефьорда не повезло с мудрецами, умеющими разгадывать сны. Что до молодой жены Хродмара, то к середине зимы опять ожидаются ее роды и ей, как справедливо говорит Стейнвёр хозяйка, не до ясновидения.
        Из знающихся с иными мирами в Аскефьорде имелись двое: кузнец Стуре-Одд, водивший дружбу с троллем из Дымной горы, и Тордис дочь Хравна, родная сестра Эрнольва Одноглазого. Поразмыслив, Торбранд отбросил мысль о Стуре-Одде: ни кузнец, ни его приятель тролль не могут знать о Квиттинге ничего стоящего. А Тордис-другое дело. Боги дали ей способность видеть далекое. Она умела посылать свой дух в странствия, к ней шли, когда хотели узнать участь отсутствующих.
        Дорогу Торбранд знал: от усадьбы Пологий Холм через лес тянулась заметная тропинка к избушке ведуньи. В Аскефьорде говорили, что с тех пор, как у Эрнольва родился первый сын, Тордис даже несколько раз навещала родной дом и в голове у нее малость посветлело. К Тордис ходили многие, но все же Торбранду было не по себе, как будто он собирался совершить что-то постыдное. Ему случалось видеть безумных, и вид их вызывал в его душе щемящее чувство, смесь страха и жалости, бесполезной и потому унижающей жалости к тому, кому ничем не можешь помочь. И где-то в глубинепрячется страх: так и кажется, что жадный дух колдуньи сейчас сожрет тебя, потому что ему нужно очень много сил для его странной непостижимой жизни.
        Торбранд медленно ехал по лесной тропинке, скользя взглядом по стене елей с правой стороны.Говорят, что избушка Тордис показывается неожиданно, будто сторожила путника в засаде. Торбрандне знал точного места и настороженно ждал, когда избушка появится. Он даже не заметил, что под одной из толстых елей стоит женщина. Она плотно прижималась к стволу, и ее буроватое простое платье, ее длинные прямые волосы были почти того же цвета, что и еловая кора. Она пошевелилась; Торбранд вздрогнул, вдруг заметив ее, и ему на миг померещилось, что она просто вышла из ствола дерева. На него смотрело невыразительное, по-звериному настороженное, бледное лицо самого леса.
        -Кто ты?-хрипло от неожиданности выкрикнул Торбранд, сдерживая коня.
        И тут же понял. Никого другого тут и не могло быть.
        -Ты-Торбранд конунг?-спросила в ответ женщина.
        Она оторвалась от ели, как расхрабрившийся ребенок от матери, и шагнула на тропинку. Между застежками платья на ее груди висело не меньше десятка серебряных цепочек разного размера и вида; они покачивались, позвякивали, как кольчуга, и удивительным казалось, что женщина выдерживает такую тяжесть.
        -Ты-Тордис дочь Хравна?-спросил Торбранд.-Я искал тебя.
        -Я знала. Я слышала, что ко мне едет важный гость. Твой конь так громко стучит копытами. Мы слышали.-Она погладила ладонью ближайшую ель.
        Тордис оказалась не столь похожа на колдунью, как представлялось Торбранду по рассказам, и он вглядывался в лицо собеседницы, будто пытаясь найти что-то утаенное от него. Тордис дочь Хравна была худощава и даже худа, ее бледное лицо, казалось, не имело возраста, как случается у незамужних женщин, когда минует пора юности. Она, помнится, старше Эрнольва, ей должно быть лет тридцать-тридцать два. Серые глаза смотрели настороженно, тонкие брови подрагивали, как будто она силится что-то сообразить.
        -Я не хотел тебя потревожить!-сказал Торбранд.-Я хотел попросить: не поможешь ли ты разгадать мои сны?
        Тордис подошла совсем близко и положила ладонь на морду коня, посмотрела сначала на него и лишь потом подняла глаза к всаднику.
        -Я не разгадываю снов.-Она покачала головой, снизу вверх глядя в лицо Торбранду.-Сон- это маленькая смерть, уход отсюда… Я могу следить только тропы живых.
        -Кто-то на Квиттинге думает обо мне,-решился сказать Торбранд. Во сне ему смутно мерещилось присутствие кого-то живого… или бывшего живого.-Ты не можешь узнать, кто это?
        Тордис опустила глаза и задумалась, а может быть, стала прислушиваться. Если она сейчас покачает головой, то больше идти не к кому.
        -Я принес…-Торбранд вынул из-за пазухи обручье, завернутое в лоскут.-Посмотри. Может быть, это что-то скажет тебе.
        Тордис не сразу решилась взять обручье и стала медленно разворачивать его. Ее движения были такими опасливыми, точно она боялась, что вещь вдруг оживет и бросится на нее. Торбранд и сам не знал хорошенько, зачем взял его с собой. Он слышал, что Тордис нужна для ворожбы какая-то вещь, а никакой другой вещи, прочнее связанной с Квиттингом, у него не имелось. У этого обручья была загадочная и, как видно, долгая судьба. Золотой дракон с блестящими, как звездочки, белыми камешками в глазах не мог быть сделан ни одним мастером Морского Пути, говорлинов, уладов-ни одним человеком известных земель. Может быть, его выковали свартальвы*. К Торбранду оно попало как наследство молодого конунга квиттов Вильмунда, окончившего жизнь на жертвенном копье. Этой жертвой Торбранд обеспечил себе ту победу, которая теперь позволила ему требовать дани. Но обручье едва ли приносит счастье. Не зря сам Один* советовал Торбранду никогда не надевать его.
        Тордис развернула полотно и вдруг ахнула; едва она взяла золотого дракона, как пальцы ее разжались, она отскочила, а обручье с мягким стуком упало на тропинку. Конь Торбранда попятился. Обручье лежало между ними, и Торбранд некстати подумал, как хорошо цвет тусклого золота подходит к цвету порыжевшей хвои.
        -Что с тобой?-тревожно вскрикнул он. Можно подумать, что ей дали живую змею. Впрочем, тогда она не испугалась бы…
        -Ах, как страшно!-Прижимая ладони к бледным щекам, Тордис отступила еще на шаг.-Как страшно! Смерть… Он умер… Он так страшно умер…
        -Кто?
        -Тот, кто носил это на руке… последним. Я вижу… Знаю, висел я в ветвях на ветру… девять долгих ночей… пронзенный копьем… посвященный Одину… в жертву себе же… на дереве том… чьи корни сокрыты… в недрах неведомых…-тяжело дыша, бормотала она, и Торбранд с досадой узнал отрывок из песни про Одина.
        За этим не стоило ездить, эти речи он и сам знает на память[8 - «Старшая Эдда». Пер. А. Корсуна.].
        Однако она правильно увидела образ смерти Вильмунда конунга. Торбранд заставил коня сделать два шага вперед, ближе к Тордис и обручью. Сойти на землю ему почему-то не пришло в голову.
        -Послушай!-позвал он, вглядываясь в лицо Тордис. Оно как-то затуманилось, задрожало мелкой судорогой, и Торбранд встревожился, что разговор не удастся довести до конца.-Тот, кто носил это последним, принес его из Медного Леса. Может быть, ты знаешь, что за силы скрыты в этом обручье. Попробуй узнать! Я награжу тебя! Я дам тебе все, что в силах дать!
        Сказав это, Торбранд отметил про себя некстати пришедшую мысль. Во многих сагах рассказывается, как некий конунг вот так же обещает за помощь или пророчество все, что в силах дать, а потом оказывается, что его жена ждет ребенка. Он же мог обещать спокойно: у него нет жены, и никакая другая женщина не может ждать от него ребенка сейчас.
        Тордис едва ли слышала его. Ее взгляд был прикован к лежащему на земле обручью, и с ним она вела неслышный разговор. Вот она сделала робкийшаг к обручью и по-детски уселась на корточкирядом с ним. Некоторое время она молча рассматривала золотого дракона, а концы ее длинных прямых волос лежали на земле. Торбранд молча ждал. Потом она осторожно, пересиливая нежелание, коснулась обручья кончиками пальцев. Золотой дракон оставался тих и неподвижен. Тордис закрыла глаза, и Торбранд затаил дыхание: сейчас колдунья пустится в странствия. Сейчас ее лицо судорожно задергается, а потом на нем проступят черты того, кого она ищет. Так точно, что люди узнавали в лице колдуньи лицо того отсутствующего, о чьей судьбе пришли узнать. Тордис морщилась, как от отчаянного усилия, ее черты исказились страданием; у Торбранда мелькнула мысль, что она силится пролезть в какое-то узкое отверстие и не может. Тордис все крепче сжимала веки, лицо ее стало похоже на мордочку ежа; вдруг она вскрикнула и упала на бок, свернулась в клубок и затихла.
        У Торбранда оборвалось сердце. Этого он не ждал… что это значит? Он помедлил, потом сошел с коня, шагнул к лежащей колдунье, но тронуть ее не решился. Она лежала тихо, как мертвая. Мелькнула жуткая мысль: она умерла. Скажут, что конунг убил ее… пусть не сам, а своим поручением… И он так ничего и не узнает…
        Тордис подняла голову, неузнавающе-испуганно глянула на конунга, потом поспешно вскочила на ноги, метнулась в сторону. Женщина всем телом приникла к стволу старой ели, прижалась к ней, как к матери, потом обернулась. Ее глаза с огромными черными зрачками мерцали с бледного лица, как болотные огоньки.
        -Как тяжело!-вздохнула она.-Как тяжело! Ни за что больше не пойду туда!
        -Куда? Что там?
        -Там-Медный Лес! За этим драконом-сам Медный Лес! Его душа. Она зовет тебя! Она хочет…
        -Что?
        Вместо ответа Тордис прижала ладонь к глазам и помотала головой. Казалось, она уже забыла, о чем они говорили.
        -Я должен идти туда, в Медный Лес? Да?- настойчиво расспрашивал Торбранд. Скорее, пока она не совсем обеспамятела!
        -Его душа хочет твоей смерти,-выдохнула Тордис.-Это тропа в селения Хель… Не ходи. И не носи этого дракона. Он злой.
        -Но я ведь должен узнать, кто ждет меня там и как с ним справиться!
        -Пусть пойдет другой. Тот, кто еще там не был. Тот, кто не падал, идет смело. Кто не ушибался, не боится боли. Опыт спутывает ноги.
        -Кто это? Кто должен туда пойти? Я не могу посылать моих людей на бесполезную смерть!
        Глаза Тордис были пусты и притом всезнающи-как у вещей вёльвы, разбуженной заклинаниями Одина. Она смотрела на Торбранда, но едва ли видела его.
        -Тот, кого ты встретишь первым,-ответила она, как в тех сагах, что он сегодня уже вспоминал.-Кому судьба.
        Больше ничего не сказав, Тордис повернулась и исчезла среди еловых стволов. Торбранд подобрал с земли обручье, спрятал его за пазуху и пошел по тропинке к морю, ведя за собой коня. Где избушка Тордис, он так и не узнал.
        Исполнение ее предсказаний не заставило долго ждать. Узнав в двух фигурах на тропе впереди Асвальда Сутулого с сестрой, Торбранд принял это как должное. Если бы тут оказался старый хромой Стейнар хёльд или раб с корзиной рыбы, то осталось бы надеяться на мудрость богов, которые выбрали лучше тебя. Но Асвальд сын Кольбейна-это тот, кто нужен. Он достаточно знатен и опытен, чтобы возглавить новый поход за данью. Но он еще не был в Медном Лесу и не знает, как тот кусается. А потому ничего не боится. И он терзаем тем самым горделивым честолюбием, которое толкает людей на подвиги.
        -Здравствуй, Асвальд сын Кольбейна!-придержав коня, ответил Торбранд на приветствие и вежливо кивнул Эренгерде. Она отвела глаза, ничего другого и не желая.-Я помню, ты хотел посмотреть, что делается в Медном Лесу?
        -Да,-ответил Асвальд, скрывая недоумение. Почему конунг об этом вспомнил?
        -Приходи сегодня вечером в Аскегорд. Я объявлю, что поручаю тебе возглавить новый поход. Надеюсь, ты привезешь больше железа, чем Хродмар ярл.
        Торбранд конунг поехал дальше, а брат и сестра остались стоять, изумленные этой внезапной переменой. Асвальд даже не радовался исполнению своей давней мечты: что-то было не так.
        -Вот теперь у тебя будет возможность утереть нос Хродмару!-первой сказала Эренгерда.-Как будто он нас услышал!
        -Возможность…-повторил Асвальд. К дарам судьбы он относился с подозрением, убежденный, что сами собой в руки падают только гнилые орехи.-Уж не решил ли он от меня избавиться? Хродмар ему насоветовал…
        -Да ты же сам этого хотел!
        -Хотел, но не так, чтобы это решал Хродмар! Он будет рад послать меня туда, где я опозорюсь! Чтобы не он один!
        -Да при чем здесь Хродмар! С чего ты взял? Конунг его сегодня не видел!
        -Он мог и вчера…
        -Пойдем к Стуре-Одду!-выведенная из терпения Эренгерда потянула брата за рукав.-Может быть, Сольвейг выпросит у тролля из Дымной горы какой-нибудь подходящий амулет для тебя. Ине переживай так. Через сто лет все забудется.
        При упоминании Сольвейг Асвальд несколько просветлел. Обо всем этом надо рассказать Сольвейг. Она разбирается в таких делах лучше иных ярлов, хотя ей всего шестнадцать лет.
        Глава 2
        День, когда корабли фьяллей подошли к Острому мысу, выдался ветренным, порой принимался идти мелкий дождь. «Щетинистый» Асвальда шел первым, а за ним тянулось по серому морю еще шесть кораблей. Низко сидящие, гордо поднявшие резные головы на высоких крутых штевнях*, они напоминали стаю плывущих драконов с разноцветными парусами-крыльями. Половина парусов была некогда соткана руками квиттинок и досталась фьяллям как добыча. Из добычи происходил и парус «Щетинистого», с красными зигзагами на коричневом поле и с двумя широкими синими полосами сверху и снизу. «Путь человека между морем и небом»,-сказала Сольвейг, когда увидела его. И почему-то вздохнула. Асвальд помнил усадьбу на рубеже западного побережья, где раздобыл этот парус. Правда, он помнил много таких усадеб. Эта отличалась от других тем, что на самом пороге горящего хозяйского дома погиб его воспитатель*, Ульв Заика. Асвальд не был особенно привязан к нему, но со смертью Ульва в его душе что-то оборвалось. Ему тогда уже исполнилось двадцать четыре года, но именно в тот день он ощутил, что предыдущее поколение отныне переложило весь груз
жизненных забот на его плечи.
        Следом за «Щетинистым» легко скользила по волнам «Рогатая Свинья», несколько чужеродный зверь в стае. Вместо дракона с загнутыми козлиными рогами, что напоминают о двух небесных козлах, запряженных в колесницу Тора, на его штевне усмехалась свиная морда, вырезанная мягко и добродушно-с большим круглым пятачком, узкими глазами, огромными лопоухими ушами. Рога у нее тоже имелись-коровьи, красиво изогнутые и обращенные прямо к небесам. Асвальд видел эту зверюгу много раз, но и сейчас не мог удержаться от улыбки. Корабль для сыновей Стуре-Одда построил Эгиль Угрюмый, о чем легко было догадаться по рогам. Смеющаяся свиная морда чем-то неуловимо напоминала самого корабельного мастера. И Сольвейг она очень нравилась. «Значит, у вас тут поблизости живет тролль?-расспрашивал Эгиль, когда сговаривался со Стуре-Оддом о постройке корабля.-И иногда выходит из горы погулять? Говорят, все тролли обожают свинину. Надо сделать так, чтобы вашему троллю понравился корабль. Уж тролли умеют позаботиться о том, что пришлось им по нраву!» И на штевне нового корабля появилась свиная голова.
        Поселение на Остром мысу издалека давало о себе знать целым лесом дымовых столбов. Уже теснились возле воды рыбацкие избушки с нахлобученными дерновыми крышами, возле них торчали жерди с растянутыми сетями, повыше темнели кривые полоски огородиков, сейчас пустые, присыпанные вялой травой. То и дело на берегу виднелись лодки, паслась серая коза, привязанная к колышку. Здесь тепло, гораздо теплее, чем во Фьялленланде. В земле фьяллей вся скотина давно под крышей, жует сено и ждет весны. А здесь, говорят, можно пасти скот всю зиму. Если так, то квитты богатый народ! Глупо будет не взять с них еще чего-нибудь!
        -Ого!-воскликнул Эймод, сын того самого Ульва Заики, еще не бывавший на Квиттинге. Налегая на весло, он временами оглядывался через плечо и вытягивал шею.-Вот уж не думал, что здесь осталось столько народу! Они что, плодятся как зайцы?
        -Еще бы!-ответил ему Рэв, хирдман постарше, с которым они вдвоем сидели за длинным носовым веслом.-Сюда ведь сбежалась целая тьма всяких, кто раньше жил на Севере и на Западе. Видал, на побережье-то почти никого не осталось?
        -Ну, так уж и никого?-не согласился Эймод.-Кто-то же остался!
        -Ты не видел, сколько их было раньше. От одной усадьбы было видно дым другой. Это теперь… Половина из тех, что не в Хель, теперь здесь.
        -А еще-в Медном Лесу!-подхватил гребец со второго борта.-Этим квиттам есть куда удирать.
        -Хотелось бы знать-ждет нас Гримкель или нет?-спросил Хьёрлейв Изморозь. Они с Асвальдом стояли на носу «Щетинистого» и беседовали, внимательно оглядывая берег.
        Асвальд пожал плечами.
        -Если у кого-то была охота скакать верхом по зимней дороге, то, конечно, его могли предупредить,-отозвался он.-Но я не думаю, что квитты слишком преданы своему нынешнему конунгу. Если в Медном Лесу ему не хотят платить дани, то едва ли кто-то на побережьях захочет утруждать себя.
        Хьёрлейва в этот поход послал с Асвальдом сам Торбранд конунг, заметив, что полезно будет иметь рядом надежного человека. «Он будет присматривать за тобой!-смеялась дома Эренгерда.-А один ты перессоришься со всеми людьми, и ведьмами, итроллями Квиттинга!» «Я уже вышел из возраста, когда требуется воспитатель!»-буркнул в ответ сестре Асвальд. Но спорить с конунгом он не стал. Если тот считает нужным послать с ним «свои глаза»- пусть. Пусть посмотрит. Он не собирается делать ничего такого, что надо скрывать! И не так уж плохо, что это именно Хьёрлейв. Полезно иметь рядом умного и опытного человека, который, однако, не лезет с советами, пока их не просили. Самолюбивый Асвальд предпочел бы обходиться вовсе без чужих советов, но был не так глуп, чтобы воображать, будто действительно может без них обойтись.
        Уже вскоре низко расположенный Острый мыс был виден весь как на ладони. Показалась первая большая усадьба-Хейнингорд, Двор Хейнингов. Последний ее хозяин, Брюньольв Бузинный, погиб полтора года назад в Битве Конунгов, и теперь усадьба стала чем-то вроде гостиного двора. Возле нее на берегу стояло несколько купеческих снек*-судя по виду, приплывших из самых разных земель.
        -Сдается мне, что корабельные сараи превратились в жилые дома!-заметил Рэв, поглядывая на берег.-Ты только посмотри!
        -Да возьмут их всех тролли!-ахнул Эймод, и Асвальд подумал то же самое.
        Корабельные сараи и правда выглядели странно. Их большие, во всю стену, двери, через которые когда-то втаскивали корабли, оказались заколочены, а в створках прорезаны маленькие, обычные дверки в человеческий рост. Бревенчатые стены были проконопачены белым сухим мхом, под кровлями появились оконца, из которых вовсю валил дым. А из дверей то и дело показывались люди-мужчины, запахнувшие на бегу плащи, женщины с ложками, даже дети. Все они ахали, охали, прижимали руки к щекам, хлопали по бедрам, провожая корабли фьяллей открытыми ртами и испуганными глазами.
        -Еще бы!-Хьёрлейв усмехнулся.-Ты же сам сказал, Рэв, что на Острый мыс набилось много беженцев из других мест. Им же надо где-то жить! Азачем строить дома, когда можно переделать корабельные сараи?
        -Все равно у них больше нет кораблей!-добавил Асвальд и все же не удержался:-Да возьмут их тролли!
        Корабли были первой данью, которую Торбранд конунг взял с квиттов. Здесь сочетался двоякий расчет: Торбранд приобретал ценное имущество и лишал квиттов возможности собирать войско. Без кораблей Гримкель конунг оказался как без ног. А при той дани, которую Торбранд конунг принудил их платить, квитты не скоро найдут средства на постройку новых судов.
        -Ты не хочешь ждать, чтобы Гримкель вышел встречать нас?-намекнул Хьёрлейв.-По-моему, он вполне мог бы оказать нам эту честь.
        -Додумается-ему же лучше, а нет-мы ждать не будем!-Асвальд резко мотнул головой.- Нам от него приглашений не нужно.
        Хьёрлейв слегка двинул бровями: тебе виднее, Асвальд ярл, ты назван вождем этого похода.
        «Щетинистый» еще не пристал, а на берег уже сбежалась целая толпа. В основном это было любопытное простонародье: всякие рыбаки, мелкие бонды*, даже рабы. Женщины тянули шеи, выискивая на фьялльских кораблях знакомые лица. Кое-где раздавались смешки: «Рогатая Свинья» здесь еще не бывала. Но большинство смотрело с молчаливой тревогой. Асвальд глядел на берег, положив руку на борт и нервно притоптывая: если Гримкель конунг не захочет оказать ему должное уважение, пусть пеняет на себя.
        Гримкель Черная Борода появился, когда все семь фьялльских кораблей уже были вытащены на мерзлый песок. С конунгом квиттов пришло мало людей, не больше десятка. Бросив на него один взгляд, Асвальд понял, что Гримкель знал об их приезде, но старается изобразить недоумение. Его невзрачное лицо в окружении черных волос и бороды казалось особенно бледным, рот беспокойно подергивался, глаза бегали из стороны в сторону. Полы коричневого суконного плаща были мокрыми, как будто их окунули в лужу. Короче, вид такой же жалкий, как и у всей державы квиттов.
        Асвальд стоял на песке перед кораблем, расправив сутулые плечи и уперев руки в бока. На его лице застыло то надменное выражение, за которое его не любили, и смотрел он на квиттинского конунга с явным презрением.
        -Приветствую тебя, приветствую, Асвальд сын Кольбейна!-торопливо заговорил Гримкель, не дойдя еще шагов десяти.-Если бы я знал, что ко мне плывут такие важные гости, то не заставил бы тебя дожидаться ни единого мгновения! Клянусь Волчьим Камнем!
        «Врет!-уверенно отметил про себя Асвальд.- Знал. И ждать заставил нарочно. Уже клянется Волчьим Камнем в заведомой лжи. Этот их камень теперь только для наковальни и годится».
        Не спрашивая, зачем приплыли фьялли, Гримкель конунг повел нежеланных гостей в усадьбу. Дружины всех семи кораблей не могли там разместиться, и Асвальд послал большую часть в Железный Пирог и Двор Хейнингов, взяв с собой только вождей и свою собственную дружину. С таким окружением он гораздо больше чувствовал себя здесь конунгом, чем бледный Гримкель. Да уж, хорошо быть победителем и плохо быть побежденным! Сольвейг сказала бы, что судьба переменчива и никто не знает, что случится завтра.
        Вспомнив о девушке, Асвальд попытался смягчить надменное, чуть ли не брезгливое выражение своего лица, но получилось плохо-Гримкель конунг и все его люди не вызывали в нем уважения ни на единый пеннинг*. Ведь он задает пустые вопросы о погоде в пути не из учтивости и радушия, а только из желания оттянуть неизбежное. И дружелюбие его-притворное до тошноты. Понятно, почему горячий и прямодушный Хродмар приехал отсюда такой злой: всякая ложь была ему отвратительна.
        Усадьба Лейрингов оказалась полна народу. Вбольших усадьбах всегда зимует множество торговых гостей, но сейчас тут вовсе не ощущалось присутствия хозяев. Ворота стояли нараспашку, запах навоза из хлева сбивал с ног, кругом щепки, всякий мусор, битая посуда, сломанная волокуша валяется полозьями кверху. Проходя через двор, Асвальд брезгливо кривился и подбирал полы плаща.
        Внутри хозяйского дома было не многим лучше. В сенях храпела какая-то пьянь, из кухни несло густым запахом рыбной похлебки с чесноком. Двери спальных покоев стояли открытыми, изнутри доносились выкрики, дробный стук бросаемых на доску игральных костей, смех, проклятия. Кто-то бранился, рядом кто-то торговался и клялся пастью Змеи Мидгард* (значит, из племени грюннингов или граннов). В переходах толпился народ, несколько раз Асвальд едва не споткнулся о разложенные мешки и даже о баранью тушу. Тьфу!
        При виде хозяина с фьяллями люди расступались, но многие, бросив лишь один равнодушный взгляд, снова принимались за свои дела. Торговых гостей не касались отношения квиттинского конунга с победителями-фьяллями. Слава Светлым Асам*, война закончилась, по морям снова можно ходить почти спокойно. Более или менее, как всегда.
        В гриднице, слава Тору, торговой и бродячей швали не было: здесь суетились женщины, развешивая по стенам потрепанные ковры (хорошие тоже ушли на уплату первой дани, и у самого Асвальда в Висячей Скале имелся ковер здешней работы). Ими руководила неприятная, сморщенная, похожая на троллиху старуха-Йорунн хозяйка, мать Гримкеля конунга. Невзгоды, гибель большей части рода, непривычная бедность за последние пару лет состарили ее, совсем спрятали глаза в сетке морщин, согнули спину, сделали движения резкими и злыми. Но старая Йорунн старалась держаться, и ее твердый нрав не дал трещин.
        -Шевелитесь, вы, неряхи!-покрикивала она на женщин, то хватая кого-то за рукав, то подталкивая в сторону.-Не сюда! Туда! У тебя глаза есть или нет? Да встань ты на скамью! Я что, все должна делать сама? Борглинда! Где эта бестолочь? Асгерд! Где твоя дочь? Она принесет сегодня ключ, или мне идти самой? Да кто же так кладет дрова? Принеси совок, выгреби золу сначала, тут очаг не чистили с Середины Лета*! Ты что, вчера родился, телятина! Что вы будете делать, безголовые, когда я помру, хотелось бы мне знать?
        Асвальд усмехнулся, но тут же постарался принять прежний замкнутый вид. Он хорошо помнил старую Йорунн. Полтора года назад, когда Гримкель ярл приносил фьяллям клятвы верности, она, не стесняясь, осыпала их всеми проклятьями, какие только могла придумать. Арнвид Сосновая Игла даже хотел убить ее, но Модольв Золотая Пряжка не позволил: в убийстве старухи не много чести, а если ее проклятья превратятся в предсмертные, то сбудутся непременно.
        -А, уже пожаловали!-Завидев гостей, Йорунн хозяйка остановилась посреди гридницы и уперла руки в бока. Вид ее меньше всего можно было назвать гостеприимным.-Уже прибежали! Небось на берегу-то ветерком пробирает? Вот уж не знаю, где мне вас всех устроить на ночь! Если вы решили ходить к нам как к себе домой, то позаботились бы построить себе какие-нибудь конуры. У меня тут не Валхалла*, где пятьсот сорок палат!
        -Я так помню, вся твоя мужская родня уже в Валхалле, а мы пока, так уж и быть, займем их места!-бодро ответил Гейрбранд Галка и потер свой острый нос. Он тоже знал старую Йорунн и не ждал от нее ничего другого.
        -Да, моя родня в Валхалле! А вы пока сидите на их местах! Ведь неизвестно, попадете ли туда вы!-съязвила в ответ старуха.-Борглинда! Где ты ходила? Загляделась на красавцев фьяллей? Давай ключ быстрее!
        Асвальд оглянулся. Из девичьей вышла молодая девушка, стройная и довольно высокая, выше Сольвейг. Ее густые темно-русые волосы плотными тяжелыми прядями спускались чуть ниже локтей. Лицо у нее было румяное, свежее, и черные брови выделялись издалека. Пожалуй, ей не больше пятнадцати лет, но многие сказали бы, что вид у нее не по годам гордый. Не глядя на мужчин, замкнутым лицом, как щитом, отражая брань старухи, девушка протянула ей большой железный ключ и вышла, не сказав ни слова.
        -Садитесь! Прошу тебя, Асвальд ярл, садись сюда!-Гримкель указал на второе почетное сиденье, напротив хозяйского. Две женщины как раз покрыли его косматой медвежьей шкурой. На остальных лавках расстилали крашеное сукно.-Для вечернего пира будут резные доски!-уверял Гримкель.-Я уже послал людей к Арноре… От Брюньольва Бузинного осталась пропасть всякого добра… То есть оставалась раньше… Но резные доски у нее отличные! У нас будет пир на славу!
        Асвальд отвернулся и поставил ногу на ступеньку высокого почетного сиденья. Если бы дань можно было платить одной угодливостью, то Гримкель конунг легко расплатился бы за все племя. Сердце Асвальда приятно грела гордость за себя и за Фьялленланд, а вид суетящегося правителя вызывал брезгливое презрение. Понятно, почему квитты так плохо сражались.
        За его спиной Гримкель конунг обменялся с матерью беглым взглядом. Надменность слепит глаза хуже сырого дыма, и управиться с этим ярлом будет нетрудно.
        -Я рад, что квитты могут устраивать пиры и даже имеют резные доски для скамей!-заговорил Асвальд, усевшись. Гримкель тем временем устроился на хозяйском месте напротив, но и теперь, хотя они сидели на одинаковой высоте, Асвальд чувствовал себя больше конунгом, чем собеседник.- Но тем более удивительным кажется то, что ты отказался выплатить всю положенную дань. Ты дал даже меньше, чем можно собрать с двух подвластных тебе областей.
        -Ох, Асвальд ярл!-воскликнул Гримкель.- Ты бы знал, чего мне стоило собрать даже то, что привез вам Хродмар ярл! Ты бы видел, что стало с землей квиттов…
        -Да он видел!-встряла Йорунн. Прогнав женщин, сама она никуда не ушла и сидела возле Гримкеля.-Кто же все это сотворил, как не он и его доблестные воины! Вы сами отправили в Хель наших бондов, а теперь чего-то хотите от нас! Теперь они платят дань дочери Локи*! Если вам мало, то отправляйтесь туда и взыскивайте ваши убытки с нее!
        -Кто здесь конунг квиттов?-жестко спросил Асвальд. Брань старухи ему надоела.-Ты, Гримкель, или твоя мать? Если она, то почему бы тебе не пойти… отсюда?
        Послать конунга прямо в девичью за прялку он не решился: не слишком хорошо покажет себя тот, кто начнет разговор с оскорблений.
        -Помолчи, мать!-свирепо рявкнул Гримкель. Он покраснел, и с него разом слетела суетливая угодливость, даже голос стал густым и грубым, как рев морского быка.-Дай мне поговорить с гостем! Ступай распорядись насчет меда! Пока вы соберете ужин, можно с голоду помереть! Ступай!
        Йорунн дернула головой, как будто хотела плюнуть, встала и поковыляла к двери. Весь ее вид говорил, что она уходит не по приказу, а потому, что ей противно здесь оставаться.
        -Я знаю, что многие ваши земли разорены,- продолжал Асвальд, не дожидаясь, пока старуха закроет за собой дверь.-Но это твое дело-собирать дань, для этого ты и назван конунгом. Для того Торбранд конунг заключил с тобой мир. Если бы он думал, что ты не сможешь выполнить условия, то сейчас конунгом квиттов назывался бы кто-нибудь из наших людей. И собирал бы все, что положено! А еще я слышал, что одна из ваших областей не пострадала, а, напротив, оживилась из-за этой войны. Я говорю оМедном Лесе. Там заметно прибавилось народу. Итам столько железа, что вы могли бы платить всю дань только им! Ты сам об этом не подумал?
        -Медный Лес!-повторил Гримкель, будто не совсем понимал, что это такое.-Должен сказать тебе, Асвальд ярл, что в словах твоих много правды. Там столько железа, что… э… как на берегах моря песка. Но его ведь надо добывать. Надо копать руду, надо жечь уголь, плавить… э… ковать крицы. Я не могу послать моих хирдманов это делать.
        -Ты-конунг квиттов,-напомнил Асвальд.-И это твоя забота, кого ты туда пошлешь. Но мне думается, что тамошние люди и сами все это делают. У них ведь нет другого средства прокормиться. Они готовят крицы, чтобы потом менять их на хлеб и прочее. Почему ты сам не выменял всю ту рыбу и сукно на железо? Если ты не можешь сделать такого простого дела, то я пойду туда сам! Но только уже не с обменом. А просто возьму то, что мне причитается по праву.
        -Ты хочешь идти в Медный Лес?
        Гримкель вытаращил глаза. Асвальд посмотрел ему в лицо и понял: за показным изумлением и ужасом хитрец скрывает искреннюю радость. Даже недоверие, что все может сложиться так замечательно. Да он сам боится своего Медного Леса как огня! И счастлив, что опасное дело за него сделает кто-то другой.
        -Я сам пойду туда,-подтвердил Асвальд.- Аты позаботься достать нам лошадей и припасов на дорогу. У меня почти двести человек. Нам нужно… дней на десять. И постарайся найти место в сараях для наших кораблей. И чем быстрее ты все приготовишь, тем меньше мы будем обременять тебя здесь.
        Гримкель открыл рот. Было видно, что он лихорадочно прикидывает, где взять столько еды и сколько лошадей нужно для ее перевозки.
        Дверь с резким визгом распахнулась. Вошла Йорунн, за ней две женщины втащили большой котел с медовым напитком, спешно подогретым на кухне. По гриднице поплыл сладкий беловатый пар с запахом мяты. Несколько женщин следом несли кубки и сосуды, маленькие ковшички, чтобы хватило на всех. Самой последней шла Борглинда с наполненным золоченым кубком на высокой ножке. Не поднимая глаз, девушка приблизилась к сиденью Асвальда.
        Значит, она из рода хозяев и, как видно, лучшая, кто у них остался. Помедлив, Асвальд встал. Победитель-тоже гость. Другое дело, если бы угощать его взялась сама старая троллиха Йорунн. Но ему было бы стыдно обидеть невежливостью эту девушку, почти девочку, которая даже моложе Сольвейг.
        -Прими этот кубок в знак нашей дружбы, Асвальд ярл, сын Кольбейна,-ровным, невыразительным, но твердым голосом сказала девушка. Она собиралась четко выполнить все предписанное обычаем, но не скрывала, что чувства ее совсем иные.-Мы, род Лейрингов, и я, Борглинда дочь Халькеля, желаем тебе здоровья и благополучия под нашим кровом.
        Асвальд взял кубок. Дочь Халькеля… Того самого Халькеля Бычьего Глаза, который стал первым погибшим в Битве Конунгов и тем приобрел легендарную славу.
        Передавая кубок, Борглинда посмотрела ему в лицо. В полутьме гридницы зрачки ее стали такими огромными, что цвет глаз было невозможно разглядеть. Не голубые, это уж точно. У Сольвейг серо-голубые глаза, самые красивые на свете… Между Сольвейг и Борглиндой не находилось ничего общего. Девушка из рода Лейрингов смотрела прямым и вызывающе-неприязненным взглядом. Это выражение вызова не слишком сочеталось с ярким, детским румянцем и вздернутым кончиком носа, и Асвальду даже стало смешно. Вот это нашелся достойный противник! Не то что Гримкель! Братья Сольвейг умерли бы от смеха… Ее можно назвать красивой, однако если у нее нрав, как у Йорунн…
        -Благодарю тебя, Борглинда дочь Халькеля,- ответил Асвальд, не решив, относиться ли серьезно к этой полудетской враждебности.-Я постараюсь сделать все, чтобы ваш род не жалел об оказанном нам гостеприимстве. Все, что от меня зависит.
        Девушка не ответила.
        -Давайте быстрее! Ужин готов наконец? Несите все скорее, наши гости голодны!-суетился Гримкель конунг.
        Женщины волокли котлы и блюда, гридница быстро наполнялась людьми. Асвальд обернулся, собираясь вернуть пустой кубок, но Борглинда исчезла.
        Насчет резных досок Гримкель конунг не обманул: рабы притащили их и приладили ко всем скамьям в гриднице. Но веселья они не прибавили, и пиру в усадьбе Лейрингов явно не хватало единодушия. Фьялли разговаривали мало и только между собой, квитты косились на чужаков и шепотом пересказывали друг другу беседу Асвальда ярла с Гримкелем конунгом. Весело и оживленно держались только торговые гости: им не было особого дела до хозяйских бед, и они везде чувствовали себя дома. За столами увлеченно обсуждались сделки, передавались сведения и слухи.
        -В Ветроборе хлеб дешев, дешевле только даром! У говорлинов урожайный год, туда столько навезли…
        -У кваргов тоже! Рамвальд конунг сам ездил! Говорят, хотел свататься к какой-то тамошней красотке, но привез один хлеб! С таким носом, как у него, только и свататься к красоткам!
        -Кто поплывет к Воротам Рассвета, смотрите в оба глаза! Там объявился плавучий камень! Что- вру! Чтобы мне всегда так врали! Плавучий камень! Только что не было, и вдруг-хрясь!-ты на нем сидишь! А чтобы он не плавал, надо жертву…
        -Ох, каких я коней видел летом в Эльвенэсе! Каких коней!
        -Расскажи, Бьёрн, зачем ты таскаешь с собой точило? Разве ты такой воинственный человек, что тебе приходится часто точить оружие? Ха-ха!
        -Много ты понимаешь, Ульв! Точило выручает меня на море! Ведь кусок точила застрял во лбу у самого Тора, ты знаешь об этом? Если мне грозит буря, я бросаю мое точило поперек корабля! Тогда и Торово точило начинает шевелиться, и он понимает, что кому-то приходится в море трудно! И помогает! Теперь будешь знать!
        -Поищи где-нибудь еще такое сукно за такую цену! Ищи хоть до Гибели Богов!
        -А с Медным Лесом у них ничего не выйдет! Говорят, там завелся свой собственный хёвдинг*. Понятное дело, его никто не выбирал, только все ему подчиняются. И это он сказал, что никакой дани и никакого железа! Кто, говорит, заплатит дань, того я…
        Асвальд повернул голову и стал искать глазами говорящего. Им оказался пожилой торговец, из граннов, судя по серебряной гривне* в виде змеи, обвивающей шею.
        -Да зачем им хёвдинг!-воскликнул кто-то из соседей по столу.-У них там всем заправляет великан и его жена-ведьма! Вот кто настоящий хёвдинг Медного Леса! И если бы у меня была голова на плечах, я не стал бы туда соваться.
        Борглинда дочь Халькеля при этих словах посмотрела на фьялльского ярла. Слышал? Он небрежно усмехнулся: для себя, конечно, Асвальд ярл все угрозы считает несущественными. Ну и пусть идет, если такой умный! Он сам этого хотел! Борглинда никогда не бывала в Медном Лесу, но слышала столько рассказов о великане, который появился на поле Битвы Конунгов… Интересно, а Асвальд ярл там не был? Если был, то почему же так в себе уверен? А если не был, то он-пустой болтун, хоть и горд, как сам Один!
        -Поди пригляди за медом!-Йорунн хозяйка толкнула ее локтем.-Нечего пялить глаза на этого фьялля! А не то он начнет пялить глаза на тебя, а у нас нет дружины, чтобы защищать твою честь!
        -Он же принял у меня кубок!-возмутилась Борглинда. Надменный и холодный фьялль все же имел вид благородного человека, а она не терпела, когда людей порочили понапрасну.-И обещал, что мы не будем жалеть о гостеприимстве!
        -Ты их больше слушай! Фрейвид Огниво как-то тоже принимал их в гостях! С того-то все и пошло! Хорошо же они ему заплатили-усадьба, небось, травой поросла! Хочешь пойти следом за Фрейвидовой дочкой, которая теперь в рабынях у того рябого урода?
        -Она не в рабынях!-пылко воскликнула Борглинда.-Она его жена! Они обручились с согласия ее родичей, и Хродмар обменялся подарками с Фрейвидом!
        -Зато вено* не платили! Едва ли фьялли считают ее его законной женой! Ты пойдешь или нет? Или я сама буду все делать, пока не помру?
        В кухне тоже было полно народу, квиттов и всех прочих вперемешку. Раздавался стук игральных костей, разноголосый смех. Две молодые служанки стояли возле кружка гостей, но при виде Борглинды кинулись мешать в котле. Их ложки сталкивались, при этом девушки бросали друг на друга многозначительные взгляды и фыркали от смеха над чем-то совсем другим.
        В самой середине кружка сидел какой-то высокий худощавый парень с продолговатым лицом и светлыми, почти серебряными волосами, обрезанными так, как носят в племени барландцев: сзади они достигали плеч, а спереди-середины лба. Потряхивая в руке деревянный стаканчик с костями, он увлеченно рассказывал что-то. Борглинда поймала ухом несколько слов:
        -…Тогда наш умный Грам вымазал себе лицо сажей, а на грудь приладил железную крышку от котла и в таком вот виде пошел к кургану. И вот в полночь курган раскрывается и вылезает оттуда мертвец, то есть Хари бонд. А Грам расхаживает себе вокруг кургана, будто так и надо. «Ты что,- спрашивает Хари бонд,-тоже мертвец?»-«Акак же?-отвечает Грам.-Сам потрогай!» Хари потрогал-и правда грудь холодная…
        Слушатели смеялись, и Борглинда медлила, прислушиваясь. Ее было приятно хоть ненадолго отвлечься от фьяллей, дани и Медного Леса.
        -…До самого утра они пересчитывали серебро, а как Хари мертвец захотел его спрятать обратно, Грам его все взял и рассыпал по земле вокруг,-оживленно рассказывал парень, и в голосе его слышался теплый призвук скрытого смеха.- Хари спрашивает: «Ты чего делаешь?» Грам отвечает: «Сею! Если под полной луной посеять серебро, то из каждого пеннинга вырастет эйрир*!»
        Заслушавшись, Борглинда хохотала вместе со всеми, забыв и о меде, и о Йорунн, о пире, о фьяллях-обо всем, что не давало ей смеяться в обычное время. Смех у нее оказался такой звонкий, что парень-барландец бросил на нее быстрый взгляд поверх голов прочих слушателей и заговорил еще увлеченней:
        -…Хари мертвец собрал было все деньги, а Грам их опять рассыпал. Хари говорит: «Ты не покойник!» А Грам ему отвечает: «Сам ты не покойник!»
        Борглинда чуть не плакала от смеха. «Сам ты не покойник!» Это же надо придумать! Парень опять посмотрел на нее: глаза у него были светлые, узковатые, блестящие живо и весело. Он казался человеком какой-то другой породы, потому что жил совсем другой жизнью: без крикливой старухи тетки, без унизительной бедности, без вечной боязни проклятых фьяллей. Он сам себе хозяин, не привязанный к девичьей и к прялке, не боится за свою честь, видит разные земли и никому не кланяется. Он может быть веселым…
        -А потом Грам женился на вдове, и у них родилось восемь детей!-ко всеобщему удовольствию закончил парень и ловко выбросил кости на подложенную доску.-Ну, что я тебе говорил, Фрем? Двенадцать! Смотри сам! Ты умеешь считать до двенадцати?
        Несколько голов столкнулось над доской, а парень опять посмотрел на Борглинду. Она опомнилась: девушке из рода Лейрингов не очень-то пристало слушать болтовню заезжих торговцев. Но уходить отсюда назад к Йорунн и фьяллям не хотелось, и Борглинда все медлила, стояла возле кружка гостей и челяди, не сводя глаз с веселого парня, как медлит путник холодным вечером возле чужого костра.
        -Да ты, парень, и кости умеешь заговаривать!-с неудовольствием проворчал бородатый вандр.
        -Э, брось!-Парень махнул рукой.-Все у тебя на глазах! Спроси у кого хочешь: Гельд Подкидыш играет честно!
        -А рассказывает?-спросила Борглинда.- Это все правда, что ты тут наговорил?
        -Нет!-охотно отозвался парень, явно довольный, что она к нему обратилась.-Наврал половину. Но мне сдается, что эти добрые люди на меня не в обиде! Кстати, это правда, что Грам женился на вдове и у них родилось со временем восемь детей!
        Слушатели пересмеивались, поглядывая на них обоих.
        -Ты торгуешь лживыми сагами*?-опять спросила Борглинда.
        -Лживые саги я раздаю бесплатно!-Гельд улыбнулся ей так открыто и дружелюбно, что Борглинда не в силах была удержаться от улыбки в ответ.-Сколько тебе надо, о прекрасная липа обручий? Тебе я готов рассказывать саги хоть до утра.
        -В укромном темном месте!-добавил обиженный вандр, и слушатели опять грохнули хохотом.
        Гельд смеялся вместе со всеми, а Борглинда попятилась. Ее щеки загорелись, веселье разом угасло, точно на огонек плеснули холодной водой.
        -Придержи язык, бродяга!-гневно крикнула она.-Ты тут не у себя дома, и тут тебе не гостиный двор! Как проситься в дом на целую зиму, так вы все вежливые! Была бы моя воля, я бы на порог не пускала таких свиней!
        С этими словами она повернулась и почти бегом бросилась назад в гридницу. Все в ней кипело от негодования и горького стыда. Никогда торговец не посмел бы сказать подобное девушке из рода Лейрингов, если бы все было по-прежнему, по-правильному. А сейчас все знают-квитты в грязи, и Лейринги в грязи. С этих, с постояльцев, Гримкель берет деньги вместо того, чтобы принимать бесплатно, как принято у знатных людей. И теперь мы вынуждены все это терпеть! И что она сделает? Они там смеются над ее возмущением: подумаешь, какая богиня из Асгарда*! Но разве у нее есть брат, который мог бы за нее заступиться? Где вы-Аслак, Одд, Ивар, Свейн, Льот, Хринг, Атли? Что она может, если даже ее родич конунг лижет башмаки фьялльскому ярлу, который вдвое моложе его?
        Пробегая через гридницу, Борглинда не поднимала лица, чтобы никто не видел слез у нее в глазах. Сама виновата! Нечего было тереться возле всякой сволочи!
        В девичьей она села возле обтрепанного куска шкуры, где ползал среди деревянных игрушек ее племянник, Свейн сын Свейна. Увидев Борглинду, он радостно загукал и полез к ней на руки, безжалостно упираясь в колени крепкими локотками и коленками. Борглинда поморщилась: карабкается, как на дерево. Она подняла тяжелого мальчишку ипосадила. Вот он, мужчина из рода Лейрингов. Только за меч он возьмется еще не скоро-ему год и три месяца, он родился уже после Битвы Конунгов, отнявшей у него отца, родился сиротой. Лучше бы ему совсем не рождаться. И ей тоже. Все вокруг было чужим и черным, и этот край непокрытой скамьи казался единственным оставшимся ей местом на земле.
        Наконец несносный пир подошел к концу: у Гримкеля конунга угощение всегда заканчивалось довольно скоро, а что за радость сидеть за пустыми столами? Гости устраивались на ночь, женщины убирались в гриднице и на кухне, мыли посуду, перебирали объедки. Борглинда сидела в пустой девичьей и при тусклом свете жировой плошки покачивала Свейна. В дни пиров он плохо засыпал, потому что сюда долетал шум из гридницы. И Нельда, его нянька, куда-то запропастилась. Наверное, опять заигрывает в кухне с кем-нибудь из дружины. Даже рабыни совсем распустились.
        Скрипнула дверь, Борглинда подняла голову и увидела Йорунн. Неужели опять погонит в кухню?«Не пойду!-с угрюмой решимостью подумала Борглинда.-Я ей не служанка!» Что-то не помнится, чтобы ее дочь Далла, бывшая жена бывшего конунга, в девичестве хоть раз прикоснулась к котлу или рыбному ножу. Или Мальфрид, сбежавшая после Битвы Конунгов на восточное побережье, забрав сундуки с приданым, но второпях позабыв про собственную мать. Или Гудрун, тогда же очертя голову выскочившая замуж за какого то мелкого хёльда из внутренних земель и уехавшая в глушь-подальше от фьяллей… А она, Борглинда, зачем здесь осталась? Она была еще слишком мала и не могла решать за себя, а ее мать так растерялась после гибели мужа… Теперь у них нет другой судьбы.
        Следом за старухой в дверной проем просунулась борода Гримкеля. Ему-то что здесь нужно?
        -Говори быстрее, пока никого нет!-буркнула Йорунн, проходя в девичью.-Да закрой дверь. Не так! Ее надо приподнять, а потом уж закрыть, так не закроется. Я десять раз говорила Хаги, да разве этот бездельник слушает… Говори быстрей! Сейчас эти неряхи все бросят работу и явятся спать.
        -Такой случай упускать нельзя…-начал Гримкель, с трудом закрыв перекошенную дверь и почти на ощупь отыскав скамью.
        Вдруг Свейн закряхтел на руках у Борглинды; Гримкель и Йорунн разом обернулись и увидели в углу темную фигуру.
        -Это ты!-Гримкель вгляделся и различил блестящие глаза троюродной сестры.-Иди отсюда! Нам с матерью надо поговорить!
        -Сам иди отсюда!-непримиримо отозвалась Борглинда.-Тут не дружинный дом, а девичья, и я имею право сидеть здесь, сколько хочу! Не нравится-сам уходи!
        Гримкель открыл рот и опять закрыл. Любой мужчина в роду Лейрингов был с детства приучен повиноваться женщинам, а Гримкель слишком уставал от своей нынешней жизни и не имел сил спорить даже с девчонкой. В ней течет кровь упрямых и своевольных Лейрингов-не захочет, так ее боевым кораблем не сдвинешь с места.
        -Если ты вздумал браниться с девчонкой, то я пойду обратно в кухню!-проскрипела Йорунн.- Хоть поменьше припасов разворуют. Ну, что ты там придумал спьяну?
        -Фьялли собрались в Медный Лес,-опять заговорил Гримкель, не обращая больше внимания на Борглинду. Он всегда торопился поделиться с матерью любой важной мыслью, чтобы переложить на нее ответственность за все дальнейшее.-Такой случай упускать нельзя. Я подумал: пока Асвальд Сутулый будет там ходить, мы тут соберем кое-каких людишек… Ему и так несладко там придется, с тамошними ведьмами. А когда он пойдет обратно, мы его встретим на Ступенчатом перевале и… э… А когда Торбранд Тролль спросит, куда мы дели его ярла, мы ответим, что он не вернулся из Медного Леса. И поклянемся Волчьим Камнем, потому что это будет чистая правда! Пусть идет искать его кости, если хочет!
        -А если он и правда сумеет собрать какую-то дань, то нам она тоже пригодится!-добавила Йорунн. Она слушала молча-значит, была согласна.-Вот только где мы возьмем столько народу! Хотя бы двести человек найти надо.
        -Он не приведет назад двести человек!
        -Даже если он приведет двадцать, нам понадобится двести! Наши трусливые зайцы боятся фьяллей, как великанов! Всех смелых перебили сам знаешь когда, осталась одна дрянь! Надо иметь десять на одного, чтобы они посмели хотя бы вякнуть!
        -Если бы Гутхорм Длинный успел вернуться!
        -Что-то мне не верится, что твой Гутхорм вернется! Да он спит и видит провозгласить себя самого конунгом-хоть в Медном Лесу! Слышал, что болтают про какого-то тамошнего хёвдинга? Не про него ли это?
        -Не говори так, мать! Не порочь достойных людей!
        -Достойных!-Йорунн даже фыркнула, выражая величайшее презрение.-Достойных!
        -Других у нас нет,-мудро заметил Гримкель.
        -У нас и этого нет!-сварливо отрезала Йорунн, в пылу перебранки случайно вспомнив, о чем шла речь.-Твой Гутхорм, может, к весне вернется, не раньше. А без него нам не набрать людей!
        -Нанять!
        -На какие огрызки?
        -Я уже подумал!-Гримкель конунг был воодушевлен уже тем, что мать не разругала его замысел целиком и не объявила его тупым тюленем.-Асвальд ярл так озабочен, где будут стоять его корабли… Мы уведем его корабли и продадим! От нас до кваргов-два дня пути, а уж Рамвальд конунг купит! И там же наймем людей! Кварги любят наниматься!
        -Тогда о нашем деле будет знать весь Морской Путь!
        -А пусть он докажет!
        -Но ведь Асвальд оставит часть людей охранять корабли!-сказала Борглинда, из угла глянув на Гримкеля, и ее глаза блеснули при тусклом свете плошки, как у тролля. Разговор заинтересовал ее больше, чем она ждала.-Он не похож на дурака!
        -Вот и хорошо!-обрадовался Гримкель. В воодушевлении он закрывал глаза на трудности предприятия.-Он нам не доверяет, он обязательно оставит людей охранять корабли, человек пятьдесят, не меньше! Уж пятьдесят мы перебьем, да хотя бы во сне! Вот он уже и лишился четверти войска! Ты права, мать,-он приведет обратно из Медного Леса человек двадцать!
        Йорунн не ответила, размышляя, и некоторое время в девичьей висела тишина, только Свейн сонно посапывал.
        -Не очень-то честным все это выглядит!-сказала Борглинда.-Ты же давал клятвы и его конунгу, и ему… Только сегодня, на пиру.
        -Я обещал ему гостеприимство и безопасность под моим кровом!-возразил Гримкель.-А это все будет не под нашим кровом. Безопасности в Медном Лесу я ему не обещал!
        -Ты обещал ему дружбу и помощь, а не обман и предательство!-не сдавалась Борглинда. Ее юное сердце не мирилось с подлостью в любом виде и еще не умело жертвовать честью ради пользы дела.-Это бесчестно!
        -Честь-удовольствие сильных людей!-наставительно ответил нынешний конунг квиттов.- Со слабого того же не спросишь. Нам сейчас честь не по средствам. Нам нужно делать дело, а не сочинять саги о подвигах!
        Борглинда насупилась. Да уж, какие тут подвиги! У нее осталось одно крашеное платье-вот это, зеленое, с коричневой и желтой полосами. Востальных ходят дочери фьяллей-для последней дани пришлось выгребать все из сундуков. Унее почти не осталось украшений-жена того болтливого барландца наверняка втрое богаче нее, дочери Лейрингов. Но честь… С этим сокровищем Борглинда не хотела расставаться. Вон, заезжие торговцы уважают ее не больше, чем какую-нибудь служанку! Борглинда ощутила новый прилив обиды и с ним всплеск какой-то неясной угрюмой решимости. Пусть торговцы болтают что хотят и подавятся своими языками! Но сама она будет себя уважать! Иначе жить вообще не стоит!
        -Посмотрим, сколько людей они оставят охранять корабли,-сказала наконец Йорунн.-Можно послать к мужу Гудрун. Он даст человек двадцать, если соберет своих людей и бондов… И поговори с Ингвидом. Если он согласится и приведет свою дружину, то и все здешние станут малость посмелее. Но уж тогда, сын мой, не пяться!-Старуха прищурилась и погрозила Гримкелю пальцем. Темная, морщинистая, с блеском глаз под набрякшими веками, в эти мгновения она напоминала Урд, старшую из вещих норн*.-Если дело не слепится, если хоть один из фьяллей уйдет живым и Торбранд Тролль обо всем узнает, он напустит на Квиттинг Хродмара Рябого. А тот только и мечтает сжечь нас, как сжег Прибрежный Дом Фрейвида… И ты пойдешь к нему под бок на пару с Ингвильдой!-бросила она племяннице, заметив упорный, блестящий взгляд Борглинды.
        Девушка отвела глаза. И здесь, с родичами, ее возмущение весит не больше, чем на кухне, с торговцами. Все мерзко, гадко, подло, и сделать ничего нельзя. Вся жизнь такая, как эта девичья-темная и душная, с темными тенями от дрянной плошки с тресковым жиром. Жить не хотелось совсем. Вот только где тот Сигурд, на погребальный костер которого стоило бы взойти?[9 - Когда древний герой Сигурд был убит, любившая его Брюнхильд взошла на его погребальный костер и покончила с собой.]
        Перед сном, когда вся посуда была вымыта, Борглинде досталось еще одно дело-пересчитать ковшики и кубки. Самый большой и дорогой кубок, тот самый, из которого пил Асвальд ярл, полагалось запирать в сундук самой Йорунн. Еще бы- ведь это последнее сокровище Лейрингов. Сидя на краю спального помоста перед сундуком, Борглинда рассматривала кубок и тихонько поглаживала кончиками пальцев его бока, покрытые бледной, стершейся позолотой. Он был как сам Квиттинг- старый и видавший лучшие времена. Чашу неведомые мастера отлили в виде широко распахнутой драконьей пасти, ножку образовывало свернутое в несколько колец чешуйчатое тело, а подставкой служил хвост и задние когтистые лапы. В глазах серебряного дракона поблескивали два маленьких, как зернышки, прозрачных белых камешка, при свете огня игравшие всеми цветами радуги. Подобных камней Борглинда не видела никогда и ни у кого больше; говорили, что они единственные на свете. Это очень старый кубок, его раздобыл где-то еще Бергвид Нос, прадед Халькеля Бычьего Глаза…
        Этот кубок называли почему-то Драконом Памяти, хотя Халькель и любил повторять, что он чаще отшибает память, чем прибавляет. Рассказывали, что кубок происходит из наследства дракона Фафнира. Умом Борглинда понимала, что едва ли это правда, но душой верила, как в детстве, потому что верить в это было очень приятно. Из Дракона Памяти всегда пил глава рода. А отец Халькеля, Арнвальд Щит, незадолго до смерти заказал к этому кубку двенадцать маленьких-точно таких же, но вдвое меньше и с золотыми лапками. На пирах их подавали мужчинам Лейрингов. Всегда находилось больше двенадцати, и право пить из них следовало заслужить. Их звали малыми дракончиками. Маленьких дракончиков забрали фьялли прямо на том пиру, который был после заключения мира. А Дракона Памяти Торбранд конунг оставил-тот выглядел старым и тусклым, позолоты почти не видно. И руна «науд» на дне, хранящая от яда, почти сгладилась, ее едва разглядишь.
        Видели бы они, Бергвид Нос и Арнвальд Щит, что здесь происходит! Да они в Валхалле под столы лезут от стыда за своих потомков, глядя, как квитты сжимают кулаки под плащами, не смея возмутиться вслух… Что они проиграли свою свободу, что они должны терпеть унижения, бедность… Борглинда жмурилась от стыда, точно предки заглядывали ей в глаза и гневно хмурились: как смели вы растерять все созданное нашим трудом, завоеванное нашей кровью, нашей жизнью! Чем мы хуже других, хуже тех же фьяллей? Ведь они всегда были беднее нас! Их меньше, так почему же дань платим мы, а не они? У какого еще племени столько железа, столько рыбы, столько ячменя и ржи, столько золота в горах! Мы только добываем его кое-как и не можем справиться сами с собой!
        Борглинда осторожно опустила кубок в сундук. Пусть хотя бы он не видит нынешних «подвигов». Куда бы спрятаться от стыда ей самой! Сегодня она сама поднесла Дракона Памяти Асвальду ярлу и пожелала ему мира и благополучия. Она сама пообещала ему дружбу их рода. И если род нарушит обещание, то она будет виновата больше всех.
        Опустив крышку сундука, Борглинда стала прилаживать висячий замок к петлям. Еще одна такая дань-и он уже не понадобится. Можно будет подарить его фьяллям-у них-то теперь есть что хранить под замками!
        Но все же это гнусно! Борглинда с силой защелкнула дужку замка и сама вздрогнула от резкого железного звука-будто дикий зверь лязгнул зубами прямо над ухом. Он где-то здесь, этот подлый зверь, волк лжи и предательства. Подлость-оружие слабых. Так, Гримкель конунг? Один фьялльский ярл пропадет в горах, потом второй, который пойдет его искать… Потом сам Торбранд конунг. И квитты опять никому не платят дань! Как все хорошо!
        Как бы не так! Борглинда стиснула кулаки на коленях. Она была достаточно умна, а опыт собственной недолгой жизни научил ее не доверять сладким надеждам. Гримкель конунг-несчастливый человек. Даже подлости ему не удаются. Все кончится тем, что двадцать фьяллей разобьют двести квиттов и увезут вместе с железом головы вождей. И разорят в отместку Острый мыс, чтобы тут осталось пустое место. И трава вырастет на месте домов, кусты прорастут между обугленными бревнами…
        Борглинда зажмурилась. Она так ясно представила себе это, даже не картину разрушения, а ощущение пустоты, смерти там, где недавно царила жизнь. Синяя зимняя ночь, гладкие груды нетронутого снега, закрывшего развалины домов… Будущее казалось безнадежным.
        Не в силах больше сидеть под грузом этой тоски, Борглинда встала и пошла из девичьей, бессмысленно вертя в руках ключ от сундука. Ей хотелось хоть немного простора, движения и воздуха, хоть один глоток!
        На дворе был поздний осенний вечер. Все небо затянули темно-серые, с синеватым отливом тучи, только на западе висела неширокая багряно-розовая полоска, маленькая, робкая. Она точно сама удивлялась, как ее занесло в это железное царство и почему тупые и тяжелые облака до сих пор не задавили ее. Если полоска не врет, завтра будет ясный день…
        Ветер нес запах загнивающей листвы и морской воды. Было слышно, как по каменным плитам, выступающим из земли, с шорохом катятся сухие листья. Борглинда вертела в руках ключ, и ей нестерпимо хотелось домой. Так легко было представить, что за спиной у нее не это сборище всякой швали, а прежний дом Лейрингов. Тот дом, в каком она жила маленькой-с отцом, с дядьками, братьями, с кучей всякой родни и гостей. Конечно, Йорунн и тогда ворчала по всякому поводу и без повода, Далла и Мальфрид вечно бранились, Гудрун ссорила братьев и поклонников, а отец, Халькель, на пирах напивался и так безбожно хвастал, что мать краснела и даже Борглинде делалось стыдно. Но все же это был их дом, усадьба Лейрингов. Его прозвали Вороньим Гнездом, но с ним считался даже конунг. А теперь даже тот фьялль, Асвальд ярл, больше хозяин здесь, чем они…
        Кто-то тронул ее за плечо. Борглинда вздрогнула и отшатнулась.
        -Да не бойся, это я!-сказал смутно знакомый голос. Фигура показалась чужой, но по белеющей в темноте светловолосой голове она узнала того парня-барландца, что рассказывал «сам ты не покойник». Грам… Гельд.
        Борглинда перевела дух и нервно засмеялась, подавляя стыд и досаду. Подумать только! Девушка из рода Лейрингов на пороге своего собственного родного дома боится любого шороха, точно в темном лесу!
        -Это ты!-небрежно сказала она. Сердце билось, и ей было неловко, точно чужак мог как-то увидеть ее безрадостные и унизительные мысли.- Что ты тут бродишь? Отхожее место вон там, за углом справа.
        -Не беспокойся, прекрасная дева, это строение я умею находить в любой усадьбе,-ответил барландец, и было слышно, что он улыбается.- А ты не туда ли собралась? Давай я тебя провожу. Мало ли что…
        -Ну, да! Придумал укромное темное место!- Борглинда вспомнила слова обиженного вандра.-Нет уж, Фрейр* лживых саг! У себя дома я сама найду дорогу куда мне надо!
        -Ты обиделась?-уже без смеха, встревоженно спросил Гельд.-Я не хотел. Ты помнишь, что про укромное место вообще сказал не я? Не считай меня неучтивым дураком, я знаю, что можно говорить служанкам, а что родственницам конунга. Мне не пришло бы в голову…
        -Ах, иные служанки сейчас счастливее, чем родственницы конунга!-перебила его Борглинда.-Я бы лучше была служанкой где-нибудь подальше, чтобы не видеть ни конунгов, ни фьяллей!
        -Зря ты так.-Гельд прислонился плечом к стене, как будто устраивался для долгой беседы.
        Он держался так просто, без надменности и без заискивания, будто говорил с собственной сестрой. Сам голос его вызывал доверие, и Борглинда слушала, чувствуя невольную благодарность хоть к одному живому человеку, который расположен с ней поговорить.
        -У всех свои несчастья,-говорил он, держа в руке деревянный стаканчик с игральными костями и слегка им потряхивая.-У нас прошлой зимой был мор, из каждых пяти человек двое умерло. А у грюннингов два сына старого конунга делят власть: обходят страну каждый со своим войском, требуют от тингов* признания и убивают тех, кто успел признать другого. А у вандров вообще нет конунгов- у них пятнадцать или двадцать штук херсиров*, и каждый вроде конунга в своей округе. Они только и делают, что ходят войной на соседей. Так что тихое место… Разве что Эльденланд. И то там, говорят, из земли брызжет огонь. Не знаю, может, врут. Я, кстати, туда собираюсь. Не хочешь со мной?
        Борглинда криво улыбнулась, стараясь сдержать слезы. Рассказ о несчастьях чужих племен ничуть ее не утешил, наоборот. Эта тьма заливает весь мир! На всей земле нет спокойного места. Поедем со мной! Смеется, что ли? Куда она может отсюда уехать?
        -Тебе хорошо,-ответила она наконец, слыша, что от сдержанных слез голос стал густым и неровным. Проклятый!-Ты куда хочешь, туда и едешь. А я тут… как коза на веревке. И все жду, что со мной будет. Йорунн все грозится… У меня было три сестры! Где они все?
        -Ну, ладно!-Гельд тоже услышал, что она едва не плачет.
        Неожиданно он подвинулся к ней, обнял за плечи и хотел прижать к груди, как обиженного ребенка, но Борглинда вырвалась и отстранилась. Вот еще!
        -Все в конце концов может выйти не так плохо!-продолжал Гельд.-Когда-нибудь все устраивается. Жизнь, понимаешь ли, как река: даже если ее завалит камнями, она все равно пробьет себе дорогу. По капельке, по ручейку… Каждый человек хочет жить, и каждый в отдельности делает все, чтобы выжить. И в итоге общими усилиями жизнь налаживается. Видела когда-нибудь муравейник?
        -Тебе хорошо говорить!-повторила Борглинда. Слезы наконец отступили, голос стал обычным, и она горячо продолжала:-Жизнь налаживается, если ее налаживать. А если каждый рушит собственный муравейник, тащит на себя все иголки… Илучшее, что может сделать,-забиться в щель и ждать! И повторять, что честь-богатство сильных! А слабым, дескать, все прощается! Прощается даже перебить во сне людей, которым клялся в дружбе, и… Копать могилу самому себе! Только так все и выходит! Все хуже и хуже!
        -Вот оно что!-тихо и значительно протянул Гельд.-Копать могилу… Ты хочешь сказать, что твой родич конунг… Он прямо сегодня собирается их перебить?
        Борглинда молчала, не зная, проговорилась ли и чем это грозит.
        -Понимаешь ли, у меня тут два сундука с цветным сукном, там даже шелк есть, и все это очень дорого нам обошлось, почти всю прошлогоднюю выручку вложили,-словно стараясь оправдать свой вопрос, опять заговорил Гельд.-И если ночью будет пожар… Я уже насчет крашеного льна сторговался-мне тут один вандр дает золотое обручье за тысячу локтей, а это, знаешь ли, хорошая цена… Мне будет жалко, если мои сундуки сгорят. А эти фьялли такие упрямые парни-ни за что не дадут себя убить просто так.
        -Не беспокойся,-снисходительно ответила Борглинда. Пусть хоть весь свет знает! Ей все равно!-Их будут убивать не тут, а в Медном Лесу на обратном пути. Так что когда Торбранд Тролль приплывет сюда мстить за своих людей, ты и твое сукно, то есть ты и твое обручье, уже будете в Эльденланде. Попутного тебе ветра! Смотри не обожгись, когда из земли плюнет огнем.
        -Спасибо!-учтиво поблагодарил Гельд.- Япривезу тебе оттуда маленького тролля с длинными ушами, в корзинке.
        -Буду ждать и смотреть в море!-пообещала Борглинда и ушла в дом.
        Ей вдруг стало очень холодно. Руки совсем застыли, пока она там стояла возле порога. Кто-нибудь увидит, как она с ним болтает-и завтра вся усадьба заговорит про «укромное темное место». Ну и пусть говорят! Чтоб им всем провалиться!
        Гельд вернулся в спальный покой, задумчиво покачивая в руке деревянный стаканчик с игральными костями. То, что он узнал во время случайной беседы с девушкой, заслуживало того, чтобы подумать как следует. Разнородные постояльцы усадьбы уже спали, и он ступал осторожно, стараясь не задеть широкие спальные помосты вдоль стен. Сыроватые поленья в очаге дымили, после свежего воздуха двора тут казалось нестерпимо душно.
        -Явился наконец!-Бьёрн Точило, товарищ Гельда по торговой поездке, приподнял голову.- А я уж думал, ты хочешь выиграть у того толстяка весь корабль, а у нас гребцов не хватит… Ты чего такой мрачный? Проигрался?
        Гельд молча покачал головой и тоже присел. Бьёрна Точило он помнил столько же, сколько себя, поскольку еще воспитатель Гельда, Альв Попрыгун, владел с ним на половинных началах еще предыдущим «Кабаном». Бьёрну было не то пятьдесят, не то шестьдесят лет (он сам не знал толком), но на покой еще не собирался, на здоровье не жаловался и даже не научился пока предсказывать погоду по нытью костей. На его макушке светилась лысина, но окружал ее довольно густой лес пегих волос, полутемных-полуседых. Черты лица у него были крупными, кожа загорелой и темной, зубов не хватало, а небольшие глаза быстро уставали и щурились. Гельд отлично ладил со своим беспокойным, но сговорчивым спутником. Бьёрн относился к нему почти как к сыну, и Гельд не возражал, поскольку отца у него не имелось вообще.
        -Знаешь, Точильный Медведь[10 - Игра слов: имя Бьёрн означает «медведь».], похоже, тут замышляется подлое дело,-сказал он наконец.
        -Против нас?-Бьёрн насторожился и сел на лежанке.
        Гельд опять покачал головой:
        -Нет. И когда все это случится, нас тут не будет.
        -А!-удовлетворенно ответил Бьёрн и снова улегся.-Тогда пусть.
        -Да, но…-нерешительно продолжил Гельд, покачивая на ладони стаканчик днищем вверх ипотряхивая кости, будто собирался бросить.- Ятут подумал: если здешние хозяева опять подерутся с гостями, то ведь вся эта кутерьма начнется опять… Помнишь, когда не советовали плавать вблизи Квиттинга…
        -Да ну!-Бьёрн опять сел.-Слушай, перестань выражаться как вёльва сквозь сон-я не Один и не умею разгадывать загадки. Говори толком. Что ты там услышал? Надо собираться прямо сейчас или можно до утра подождать?
        -Я думаю, что суетиться ночью не стоит-недолго и споткнуться,-сказал Гельд.-Но если здесь сгорят все дома, где мы устроимся со своими товарами летом? А? Я правильно рассуждаю?
        На самом деле он рассуждал про себя, мысленно.
        -Делай что хочешь!-Бьёрн махнул рукой, опять улегся и отвернулся к стене. Он отлично знал привычку товарища говорить вслух много ерунды, а главное держать про себя, пока не придет время.- Яспать буду. Разбуди меня, когда крыша загорится.
        -Обязательно!-твердо пообещал Гельд и стал неспешно раздеваться.
        Нет, суетиться ночью не стоит, но если есть способ помешать Гримкелю конунгу опять поссориться с фьяллями, это нужно сделать непременно. От этой их войны одни убытки. Опасность для кораблей, недостаток продажного железа, недостаток места для пристанища… Три года назад нашлось бы десять покупателей на тысячу локтей крашеного полотна, а тут два дня искал, пока напал на того вандра… Знатные квиттинские хёльды перебиты, а у оставшихся нет ни пеннинга лишнего. Им теперь не до торговли…
        Гельд мимоходом вспомнил девочку, с которой только что разговаривал. Платье третий день одно и то же, а между бронзовыми застежками-ни единой цепочки, ни единого колечка на пальцах… А у фьяллей… В памяти встало надменное молодое лицо с острым подбородком и огромными глазами, зелеными, как у кошки. Острый нос с горбинкой больше пристал бы троллю… Вроде их конунга Торбранда, тот тоже такой длинноносый. Может, порода такая?
        Асвальд ярл выглядит человеком надменным, но не глупым. Что он сделает, если узнает?
        Гельд улегся рядом с Бьёрном и завернулся в плащ. Завтра будет видно.
        Наутро, счастливо избавившись от полотна, Гельд отправился прогуляться по Острому мысу. На руке его блестело новое золотое обручье в полторы марки* весом, день выдался ясным, и торговцу было весело. Посвистывая, он обходил дворы, разглядывал корабли, зашел кое-куда присмотреться к товару. Однако бедновато. Совсем не то, что раньше. Железо по цене приближается к серебру. А, вон он!
        Гордый Асвальд ярл с десятком людей величаво вышагивал по берегу. За его плечами вился по ветру красный плащ, широкая серебряная гривна с крупным молотом Тора сверкала на груди. Сразу видно-посланец могущественного конунга! Красавец! В любимой Гельдом «Песни о Риге»*, которую он помнил от первого до последнего слова, про ярла сказано как нарочно про Асвальда:
        Румяный лицом,
        а волосы светлые,
        взор его был,
        как змеиный, страшен[11 - «Старшая Эдда». Пер. А. Корсуна.].
        -Приветствую тебя, Асвальд ярл!-Гельд остановился, загораживая фьяллю дорогу.
        -Что-то я тебя не припомню,-надменно отозвался Асвальд, но все же остановился и смерил Гельда оценивающим взглядом. Парень с выговором барландца был одет хорошо, вид имел уверенный, но на знатного человека все же не походил.
        -А ты меня не знаешь. Я-Гельд, меня зовут воспитанником Альва Попрыгуна. Мы ведем торговлю. Я хочу узнать, не нужно ли тебе чего-нибудь.
        -Пока нет,-сразу ответил Асвальд, слышавший этот вопрос уже много раз.-Вот когда вернемся…
        -Тебе, как видно, требуется железо?
        -Верно. Но не по тем ценам, что приближаются к ценам серебра.
        Гельд с трудом удержал усмешку: они со знатным ярлом провели одинаковые изыскания и пришли к одинаковым выводам.
        -А хлеба тебе не нужно? Говорлинская пшеница, крупная, как брусника осенью на кусте первого года.
        Асвальд усмехнулся. Барландец держался так свободно, говорил так легко и дружелюбно, что при взгляде на его лицо делалось весело и хотелось ему верить. И даже что-нибудь у него купить. Умеют же некоторые делать свои дела!
        -Но ты не думаешь, что мои семь кораблей нагружены золотом?-уточнил Асвальд, намекая, что умеет считать деньги, даже если ему улыбаются.-Скажу честно, это не я ограбил Фафнира.
        -За вес вот этого молотка я тебе насыплю полкорабля пшеницы.-Гельд глазами показал на гривну Асвальда.-Пойдем-ка потолкуем. И скажи своим людям, чтобы не наступали мне на пятки. Я не собираюсь втыкать тебе нож в бок. Мне это совершенно ни к чему.
        Асвальд внимательно посмотрел в глаза собеседника. Гельд отметил, что не ошибся: фьялль-человек умный. Понял, что ему хотят сказать что-то занятное не только о пшенице.
        -Пойдем,-сквозь зубы бросил Асвальд и шагнул к морю, где толкалось поменьше народу.
        -Слушай,-заговорил Гельд, неспешно шагая вдоль полосы прибоя, жестко шуршащей ледяной крошкой.-Я вижу, ты достойный человек. Мне хотелось бы вести с тобой дела и будет обидно, если ты не вернешься из Медного Леса.
        -Подумать только, как трогательно обо мне заботятся незнакомые люди!-хмыкнул Асвальд.- Я был в Битве Конунгов и своими глазами видел того великана. Так что я знаю, что меня ждет.
        -Всё знают только Один и Фригг*, не считая спящей вёльвы. Знаешь, как говорят: и маленькая кочка может опрокинуть большой воз. Даже если ты одолеешь великана… Короче, если бы я был конунгом квиттов, я бы не очень хотел, чтобы ты вернулся…
        Асвальд опять хмыкнул:
        -Я думаю, он хочет, чтобы я вообще не родился на свет. И все фьялли тоже.
        -Приятно говорить с умным человеком!-искренне восхитился Гельд.-Некоторые, знаешь ли, думают, что весь свет плачет от счастья, когда их видит.
        -Я так не думаю!-уверил его Асвальд. От света от ждал примерно той же любви, что питал к нему сам, то есть весьма умеренной.
        -Так вот, если бы я не хотел, чтобы ты вернулся, я запросто мог бы подстеречь тебя на обратном пути из Медного Леса. А потом сказать твоему конунгу, что тебя и твоих людей погубили квиттинские ведьмы. Ведь твой конунг поверит?
        -Откуда ты знаешь?-Асвальд резко повернулся и впился взглядом в лицо Гельду.
        Его зеленые кошачьи глаза вспыхнули яростью, и Гельду захотелось похлопать его по плечу, чтобы успокоить.
        -Вот об этом ты меня не спрашивал!-Гельд предостерегающе поднял руку.-Этот вопрос стоит слишком дорого. Да тебе это и не нужно. Просто я бы тебе посоветовал задуматься о такой возможности.
        Асвальд отвернулся от него и сделал несколько шагов вперед, крепко уперев руки в бока и глубоко дыша. Гельд видел, что фьялль изо всех сил старается взять себя в руки, и еще раз удовлетворенно отметил: с этим зеленоглазым дело иметь можно.
        -Ты, конечно, можешь мне не верить, но у меня нет причин понапрасну ссорить тебя с квиттами,-продолжал Гельд, тронувшись вслед за Асвальдом и отставая на шаг: ярости требуется простор.-Мне как раз нужны мир и покой. Но если с твоими кораблями что-нибудь случится, а твой конунг придет жечь Острый мыс…
        -Может быть, ты мне посоветуешь что-нибудь еще?-со сдержанной яростью спросил Асвальд ярл, ненавидяще глядя куда-то в море.
        -Можно что-нибудь сообразить,-ненавязчиво намекнул Гельд, который и правда много чего придумал за ночь. Он любил поразмыслить о том, как сам поступил бы в том или ином положении.-Я на твоем месте повел бы себя так, чтобы не нарываться на драку, если ее не предложат другие, но быть к ней готовым, если предложат. Здешний конунг не слишком умен… Как и не слишком отважен. Если, скажем, ты объявишь, что на время твоего похода в Медный Лес посылаешь корабли в Ветробор покупать говорлинскую пшеницу… Сошлись на меня, мол, это я тебе посоветовал и цены тамошние назвал, кстати, совершенно правдиво. А на самом деле эти корабли могут ждать тебя у другого выхода из Медного Леса, совсем не на ближайшем перевале отсюда…
        Асвальд повернулся и посмотрел ему в глаза. Он мучительно колебался: верить или не верить незнакомцу?
        -А если не веришь, так я сам пойду с тобой,- неожиданно для себя самого предложил Гельд. Иприбавил, оправдывая эту беспричинную отвагу:-Обидно, понимаешь ли, когда подлостью губят достойных людей. Хотя, конечно, это совсем не мое дело. Но если пустить подлость расти и процветать, то скоро от нее некуда будет деваться.
        Асвальд задумчиво покусал нижнюю губу. Строго говоря, ничего неожиданного в этих новостях не было. От Гримкеля вполне можно ждать чего-то в таком роде. Но отказаться от похода- невозможно! Надо идти во что бы то ни стало. Хоть погибнуть! Но лучше, конечно, вернуться. И навсегда отучить Гримкеля подличать.
        -Знаешь, как у нас говорят?-Барландец ободряюще улыбнулся, будто читал его мысли.-Ложь сама дает лжецу по шее! Давай проверим, много ли правды в поговорке.
        -Если все это так-ты участвуешь в добыче наравне с моими людьми,-сказал Асвальд. Он решился.
        -Кто бы стал отказываться!-Гельд опять улыбнулся и поднял руку.-Только уговор: если здесь загорятся крыши, я выберу в усадьбе Лейрингов одного человека, какого захочу.
        Асвальд кивнул. За такую услугу можно подарить и десятерых пленников.
        Глава 3
        Узнав, что Гельд собрался в Медный Лес вместе с фьяллями, Бьёрн Точило схватился за голову. Гримкель конунг тоже не слишком обрадовался, когда услышал, что фьялли отсылают свои корабли к говорлинам.
        -Кто же знал, что у них с собой столько серебра?-прошипела раздосадованная Йорунн хозяйка, пока Гримкель старался справиться со своим лицом и улыбнуться Асвальду ярлу.-Между прочим, это все наше серебро!
        -Ничего, он ведь пошлет с кораблями своих людей,-отозвался Гримкель шепотом.-Не меньше половины. Все выйдет еще лучше. Хотя, конечно, корабли… Конечно, корабли тебе не нужны, раз ты пойдешь по суше!-повысив голос, повторил он самому Асвальду и наконец оживился.-Да… Конечно, зачем им стоять? А у говорлинов, все говорят, пшеница дешева, куда дешевле, чем у нас тут… Но ведь для охраны такого богатства надо посылать много людей!
        -Да, разумеется,-с небрежностью уверенного в себе человека бросил Асвальд.-Я пошлю не меньше половины, и поведет их Хьёрлейв Изморозь.
        Наблюдая за лицом Гримкеля, он поздравил себя с тем, что поверил барландцу,-у конунга квиттов совесть была нечиста… То есть совести у него не имелось вовсе, такой роскоши он не мог себе позволить, но у него наличествовал тайный замысел, за исполнение которого хозяин сейчас тревожился.
        Лошади и припасы, выделенные из Гримкелевой части годовой дани, уже были готовы, и фьялли тронулись в путь на четвертый день после прибытия на Острый мыс. Вечером перед этим Гельд Подкидыш без видимой цели слонялся по усадьбе Лейрингов, вскидывал глаза навстречу всякой женской фигуре, оборачивался на каждый скрип двери.
        -Если тебе не повезет, не говори потом, что я смошенничал, пока ты отворачивался!-посмеиваясь, предостерег его бородатый вандр, потряхивая стаканчик с костями.-Ты что, влюбился в кого-то?
        -А хотя бы,-мимоходом бросил Гельд.- Амошенничать не пытайся: у меня третий глаз на затылке.
        -Ну, ты скажешь!
        Когда Борглинда дочь Халькеля прошла через кухню к сеням, Гельд даже не обернулся. В это время он рассказывал очередную лживую сагу, но Борглинда теперь была умнее и даже не глянула в ту сторону, хотя звучало что-то весьма занимательное:
        -…И сколько хозяина ни искали по всей округе, найти его не могли. Поговаривали, что Аса затащила его к себе в могилу, но проверять никто не смел. Ивот однажды Хрольв на ночь положил себе под изголовье рубаху хозяина, чтобы ему приснился вещий сон. Колдунья его предупредила, чтобы он до полуночи не засыпал, и он попросил мальчика, которыйспал в том же покое, разбудить его, если все же заснет. И вот мальчик сидит и поддерживает огонь вочаге, а Хрольва сморил сон. А в полночь вдруг открывается дверь и входит Аса. На шее у нее была видна большая рана, а в руке что-то блестело…
        Зато когда Борглинда шла обратно, Гельд совершенно случайно оказался снаружи возле дверей. Она шла мимо, будто не видя, но он слегка тронул ее за локоть:
        -Постой-ка, высокородная дева! Поговори со мной немножко.
        Борглинда остановилась и изобразила на лице удивление, как будто давно забыла, кто это такой. На самом деле вот уже два дня вечерняя беседа с Гельдом и сам Гельд не шли у нее из ума. Вспоминать его было приятно: хоть один живой человек среди тех троллей, что заполнили усадьбу. Но его присутствие беспокоило и томило ее, как будто перед ней мелькнула возможность изменить свою жизнь, а Борглинда не могла ею воспользоваться. Да и про «укромное темное место» следовало помнить, так что она никогда не позволила бы себе искать новых встреч с ним.
        -Разве у тебя недостает покупателей на лживые саги?-надменно осведомилась Борглинда.
        -Этого добра всегда хватает! Просто я, видишь ли, собираюсь в Медный Лес, и только норны знают, вернусь ли я оттуда…
        -А что ты там забыл?-от изумления Борглинда сбросила вид натянутого высокомерия и шагнула к нему ближе. Девушка знала о переменах в замыслах фьяллей и догадывалась, что тут не обошлось без Гельда, которому она проболталась о намерениях Гримкеля. Но ей не приходило в голову, что он может пойти с ними сам.-Ты что, думаешь заговорить самого Свальнира?
        -Нет, заклинать великанов я не умею… пока не пробовал,-честно сознался Гельд.-Просто, понимаешь ли, на свете есть несколько сумасшедших, которым до всего есть дело, даже до того, до чего им дела нет. Я, должно быть, как раз из них.
        -Это и видно.
        -Я просто подумал… Посмотри!-Гельд вынул из-за пазухи небольшое ожерелье из узорных серебряных бусинок. К ожерелью был подвешен серебряный бубенчик с тем же узором, а от него на цепочках спускались три таких же, только маленьких.-Я бы хотел подарить это тебе… Если ты сочтешь этот дар достойным тебя!-высокопарно закончил Гельд, поскольку обычных слов почему-то подобрать не мог.
        Это сама Борглинда виновата. Она еще не выросла толком, она нечто среднее между ребенком и женщиной. Не придумаешь, как с ней надо разговаривать, чтобы не причинить обиды ни ее чистому сердцу, ни натянутому, как тетива, самолюбию. Родичи не слишком-то хорошо с ней обошлись. Сначала они воспитали в ней гордость от того, что она-из рода Лейрингов, а потом сбежали в Валхаллу, не оставив никаких возможностей поддерживать эту гордость.
        Борглинда метнула подозрительный взгляд, но все же взяла ожерелье в руку, поднесла к глазам, пытаясь получше рассмотреть в полутьме осенних сумерек, погладила кончиками пальцев узорные бусинки, потом потрясла бубенчик и послушала, как внутри него звенит маленький железный шарик.
        -Похоже на козий колокольчик!-Она фыркнула.-Это зачем?
        -Зачем?-Гельд пожал плечами.-Первый раз встречаю девушку, которая спрашивает, зачем ей украшения. Да затем, что твой родич конунг не скоро тебе подарит что-нибудь такое, а если подарит, то потом отберет для следующей дани.
        -Так уж и отобрал!-Борглинда с каким-то мстительным удовольствием сжала подарок в ладони.-Разевай рот пошире! Пусть хоть с себя последние штаны снимает, а моего я больше ничего не дам!
        -Это правильно!-Гельд негромко рассмеялся. Ему нравилось видеть в ней такую решимость постоять за себя, потому что никто другой, как видно, за нее постоять не мог.-Значит, возьмешь? Ая боялся, что недостоин делать тебе подарки!
        -Возьму!-с вызовом ответила Борглинда и оглянулась на хозяйский дом, возле угла которого они стояли.-Ты бы видел, какие сундуки увезла отсюда Мальфрид! А я ничем не хуже нее, только мое приданое все ушло к фьяллям!
        -Ничего! Тебе ведь еще не скоро замуж?
        -Нет! Знатный жених меня теперь не возьмет, а за незнатного я не пойду!
        Гельд улыбнулся: его забавляла эта странная смесь детского чистосердечия и взрослой надменности. Но при этом он понимал, что смешного на самом деле мало: ей живется тяжеловато.
        Борглинда надела ожерелье и потрясла бубенчик: он мягко звякнул.
        -Как у коровы в лесу!-определила она.-Зато не потеряюсь!
        -Пусть этот бубенчик сделает так, чтобы ты всегда находила дорогу домой!-пожелал Гельд.
        Борглинда вздохнула и промолчала, зажав бубенчик в кулаке. Он угадал ее желание-вернуться домой, в тот дом, который был у нее три года назад! Но как найти туда дорогу через время? Про такое ни одна сага не говорит.
        -Все время что-то меняется,-сказал Гельд. Он чувствовал, что ее тоска устремлена к чему-то недостижимому, к утраченному, потому что ничего другого она не успела повидать.-Но некоторым людям везет: при них все меняется не слишком резко. Тебе не так повезло, но, ты знаешь, я бы на твоем месте гордился, что именно мне выпала судьба держать на себе честь всего рода. Когда-нибудь все выправится. И ты будешь счастлива, что удержала свой род от бесчестья тогда, когда тебе совсем никто не помогал.
        Борглинда по-прежнему молчала. Это очень красиво, то, что он говорит. Но от этих слов она ощутила свое одиночество с такой остротой и болью, что опять захотелось плакать. А Гримкель говорит, чтосейчас не время складывать саги! У Гримкеля и Гельда как бы разные миры, и жить ей приходится в мире Гримкеля! Она прикована к этой подлой, унизительной жизни. Но плакать нельзя! Раз кроме нее некому постоять за честь рода, она больше не имеет права оставаться ребенком!
        -Подлость, говоришь, оружие слабых?-добавил Гельд.-Это верно. Только, я смотрю, иные люди нипочем не хотят признавать себя слабыми. Хоть умрут, а не признают. Чудаки!
        Девушка все молчала. Гельд больше ничего не мог ей сказать, но ему было жаль уйти и оставить ее наедине с детской восприимчивостью и грузом взрослого долга. Он все-таки обнял ее за плечи и поцеловал в лоб, хотя она и пыталась увернуться. Больше он ничем не мог ее утешить. Борглинда недовольно буркнула что-то и торопливо ушла в дом, больше ни разу не посмотрев на него. Гельд остался стоять возле угла, глядя на двери. Среди этих высокородных потомков Рига попадаются неплохие ребята, только уж очень они все обидчивые.
        На рассвете корабли под предводительством Хьёрлейва Изморози отплыли на юг, и почти одновременно Асвальд ярл с половиной своих людей пешком направился к темнеющим на севере горам Медного Леса. Два десятка лошадей было нагружено съестными припасами и всем прочим, необходимым в дороге. Потом на них можно будет посадить раненых. Асвальд надеялся, что обойдется без этого, но исключать такой возможности не следовало.
        Довольно часто на их пути попадались усадьбы и дворы, однако некоторые выглядели запущенными, а несколько мелких дворов оказалось и вовсе брошено. Обитатели уцелевших жилищ при виде большого вооруженного отряда начинали суетиться, и фьялли успевали заметить, как в близкий лес поспешно гонят трех-четырех коров, десяток овец, волокут узлы и корзины. Асвальд приказал обыскать на пробу одну усадьбу, выглядевшую побогаче прочих, но оказалось, что тут Гримкель Черная Борода не обманул. Вусадьбе нашлось ровно столько припасов и скота, чтобы ее обитатели пережили зиму.
        -У меня погибли сын, два зятя и одиннадцать бондов,-спокойно пояснил хозяин, пожилой лысый бородач с прикрытым правым глазом.-Некому работать. А железо у меня искал еще Гримкель конунг, а после него Гутхорм ярл. Если хочешь, я покажу тебе мою луговину, где руда. Плавильные печи и угольные ямы там же. Вот только рабочих рук у меня нет. Если хочешь, копай руду сам, доблестный ярл.
        -Значит, у тебя есть место для ночлега,-так же спокойно ответил Асвальд.
        На другой день они еще засветло приблизились к горам. Солнце уже клонилось к закату, но Асвальду так хотелось взглянуть наконец на Медный Лес, что он решил пройти перевал и устраиваться на ночь в следующей долине.
        -Не слишком умно соваться в Медный Лес на ночь глядя,-сказал более осторожный Исбьёрн из Трирека.-Переночевать лучше здесь.
        -Если там есть опасность, лучше узнать об этом сейчас, пока выход близко,-возразил ему Гейрбранд Галка.-А то мы так заберемся вглубь, что потом не выйдем назад.
        Асвальд промолчал: идти назад он не собирался ни в коем случае. Ничего зловещего или загадочного в облике «южных ворот» Медного Леса не было. Склон горы довольно полого поднимался к перевалу; за тысячелетия вода и ветер выгрызли в теле горы уступы, вроде плоских плит, положенных одна на другую. Получились своеобразные ступени, которыми с благодарностью пользовались слабые человеческие ноги, поэтому перевал называли Ступенчатым. На сером камне заметно выделялись то зеленые пятна елей, то желтые и красноватые остатки осенней листвы. Это зрелище радовало глаз пестротой красок, но Асвальд смотрел на перевал с подозрением. Для начала Медный Лес выглядел уж слишком гостеприимным, но только глупец обрадовался бы этому.
        Сыновья Стуре-Одда первыми стали подниматься по серым ступеням: благодаря дружбе кузнеца с троллем из Дымной горы близнецов считали чем-то вроде живых амулетов войска. Гельд очень быстро научился различать братьев; по правде сказать, их никто никогда не путал. В совершенно одинаковых чертах было совсем разное выражение: спокойное, серьезное у Сёльви и сияюще-задорное у Слагви. Сёльви казался чуть старше, хотя родился чуть позже. Гельду близнецы нравились, они весело болтали втроем всю дорогу, потешая всех вокруг, и сейчас Гельд только из вежливости приотстал от приятелей, чтобы пропустить перед собой Асвальда ярла. Вождь все-таки, еще обидится.
        Здесь уже было безлюдно, и человеческая фигура, вдруг возникшая впереди на середине подъема, сразу бросилась в глаза.
        -А вот и первая ведьма!-радостно воскликнул Сёльви.-Я же тебе говорил: стоит нам показаться, как они стаями сбегутся нам навстречу!
        -Должно быть, хочет спросить о здоровье Хродмара!-ответил Слагви.-Они так его любят! Наверное, соскучились!
        Это и в самом деле была женщина, вернее, старуха. Невысокая ростом, сгорбленная, морщинистая, закутанная в потрепанную темную накидку, она спускалась по серым камням навстречу дружине без малейшей робости, даже торопилась, с молодым проворством скакала вниз с уступа на уступ, помогая себе можжевеловой клюкой. Сблизившись с фьяллями, старуха отступила с тропы в сторону и пропускала их мимо себя, внимательно осматривая лица.
        -Ты кого ищешь, красавица?-осведомился Гельд.-Может, хочешь кому-то передать поклон?
        Старуха не ответила, даже не посмотрела в его сторону, а ее взгляд внимательно, даже с волнением скользил по лицам фьяллей. Асвальду не нравился ее взгляд, и он уже хотел приказать, чтобы ее убрали с дороги, пока не сглазила кого-нибудь. Но старуха, опередив его, вдруг взмахнула руками, как ворона крыльями, и спрыгнула с камня на тропу.
        -Постой, доблестный ярл!-проскрипела она.
        Асвальд был ей вовсе не рад и попятился. Бранд и Рэв привычно ступили вперед и сомкнули плечи, как щитом заслоняя ярла от опасности.
        -Чего тебе?-грубовато и недовольно спросил Асвальд.
        -Где же конунг?-Морщинистое лицо старухи жалобно искривилось, глаза заморгали.-Где же ваш конунг, славный победами? Где он? Почему не пришел он сам? Я жду его! Я так жду его! Когда же он придет?
        Поток дружины замедлил ход, хирдманы столпились вокруг Асвальда и старухи.
        -Ты спятила!-воскликнул Гейрбранд Галка.-Что тебе за дело до нашего конунга?
        -Скажите ему, что я жду его!-настойчиво лепетала старуха, точно глухая.-Скажите, я жду, жду днем и ночью, зимой и летом! Он должен прийти! Он придет! Его ждут железо и золото, земля и вода, камень и ветер! Его ждет Медный Лес! Его заклинают Дракон Битвы и Дракон Судьбы! Скажите ему! Скажите!
        -Ведьма! Ведьма!
        Раздались негодующие крики, несколько мечей, вырвавшись из ножен, устремилось к старухе. Острая сталь помогла: старуха исчезла, как провалившись, и вдруг оказалась сразу далеко, в самом низу тропинки, у подножия горы. Опираясь на свою клюку, она поспешно уходила в сторону моря, туда, откуда фьялли пришли.
        Кто-то свистнул, мечи медленно опустились. Все были в растерянности.
        -Я же говорил, что это ведьма,-сказал Сёльви.-Хотелось бы знать: зачем ей наш конунг? Он, помнится, не имел с ними дела…
        -Пошли дальше,-хмуро сказал Асвальд.- Нечего стоять. Мы знали, куда идем.
        В молчании дружина двинулась дальше. Несмотря на усталость после дневного перехода, фьялли шли даже быстрее: каждому хотелось оказаться наконец в проклятом Медном Лесу и увидеть, каков же тот на самом деле. Асвальд постепенно обогнал всех, за ним держались любопытные близнецы и Гельд Подкидыш. По пути сюда он все плел какие-то лживые саги к удовольствию идущих рядом, но сейчас умолк и внимательно озирался. Болтун, умеющий вовремя замолчать,- настоящее сокровище.
        Асвальда наполняло тревожное и лихорадочное нетерпение, как перед битвой. Встреча с ведьмой подтвердила все худшие ожидания, но его упрямство было крепче гор. Он обещал пройти через проклятый Медный Лес-и пройдет. И даже сорок ведьм верхом на волках его не остановят!
        Постепенно из-за склона горы выступали далекие облака, и чем выше поднимался Асвальд, тем дальше расстилалось небо позади горы. Предзакатное небо, голубовато-серое, с синеватыми облаками и красновато-желтым простором позади перезрелого, налитого багряным соком солнца. Там была равнина. Но ведь все говорили, что Медный Лес-горная страна. Почти задыхаясь, Асвальд все ускорял и ускорял шаг, ему не терпелось наконец-то взглянуть в лицо своего врага.
        Вот он вышел на перевал, обошел последнюю стайку дрожащих березок, вцепившихся корнями в гладкие, облизанные ветрами серые камни… Впереди была точно такая же долина, как и та, по какой они пришли, и в нее вела тропинка из неровных серых ступеней, выложенных горными троллями. Изумленный Асвальд обернулся. Позади снова открылось то же самое зрелище. И такое же перезрелое усталое солнце медленно садилось куда-то за край земли. Нет, не такое же. То же самое.
        Все, кто поднимался вслед за ним, начинали по очереди вертеть головами, сравнивая вид позади и впереди. Раздались изумленные крики.
        -А вон и наша ведьма!-кричал Слагви, разглядев внизу, в долине, небольшое темное пятнышко.
        -И там тоже!-отвечал ему брат, показывая в другую сторону. В другой долине была другая ведьма, точно так же торопившаяся прочь от горы.- Теперь у нас две ведьмы!
        У Асвальда кружилась голова, в душе вскипела холодная ярость. Вот он, Медный Лес! Он морочит с первых шагов, он не хочет пускать чужих на свою землю.
        -Это все она и натворила!-кричали вокруг него хирдманы.-Она нас заморочила! Она отводит глаза! Хочет, чтобы мы не нашли дороги!
        Асвальд ощупывал рукоять меча. Одна из этих долин-морок, отражение, как бывает отражение в воде. Но которая?
        Строй сломался, фьялли бегали по перевалу от одной ступенчатой тропы к другой, сталкивались, как дети в какой-то бестолковой и беспорядочной игре.
        -Постой! Мы откуда пришли?-спрашивали они друг у друга.-Оттуда?
        -Да ты что? Оттуда! Я тебе точно говорю!
        -Мы вот оттуда пришли!-Один тыкал рукой вперед, а другой назад, за плечо.-Виндкар, скажи ему!
        -Отстаньте! У меня голова кружится! Я сам запутался!
        -Где солнце? Смотрите по солнцу!
        -А тебе которое? Два солнца не хочешь?
        -Два не бывает! Вы взбесились!
        -Это не мы, это Медный Лес взбесился.
        -Он и есть бешеный. Нам же говорили.
        -Да возьмут его тролли!
        -Если мы выберем правильный путь, то попадем в Медный Лес и морок мало-помалу рассеется,-говорил где-то позади Асвальда Гельд Подкидыш.-А если нет-то опять вернемся туда, откуда пришли. И сможем попробовать заново.
        -Но тогда уж мы не дадим ведьме уйти живой!-отвечал кто-то.
        Начинать все сначала! Ну уж нет! Не на таких напали! Асвальд шагнул вперед, выхватил меч и тремя взмахами вырубил в воздухе закрытые воротца руны «хагль». Знак гнева небес сожжет любой морок, опрокинет наваждение, разорвет заколдованный круг и выпустит человеческий дух на волю. Клинок его двигался так быстро, что Асвальд успел увидеть в воздухе руну, ярко-алую на фоне густо-синеватых облаков. И такая же ярко-алая, торжествующая радость вскипела в груди: получается! Не зря благородного человека учат руническому искусству! Это достойное оружие против злых чар!
        Торопясь, пока не пропала связь духа с силой Одина, Асвальд обернулся, отступил еще на шаг, чтобы никого не задеть, и так же разрубил руной прозрачный вид второй долины позади себя. Хирдманы вокруг стояли неподвижно, и на лицах отражалось благоговейное восхищение: алый очерк руны в воздухе увидели все.
        Кто-то рядом охнул. Перед глазами Асвальда все было по-прежнему, но люди вокруг смотрели к нему за спину. Он снова обернулся.
        Отражение знакомой долины исчезло. Внизу лежала совсем другая-низкая, узкая, искривленная, сдавленная высокими крутыми горами. В расселинах дрожали желтой листвой деревца и кустарники, топорщился щетинистый можжевельник, быстрый ручей вился змеей между бурыми, серыми, рыжими валунами. От их пестроты мелькало в глазах, казалось, кто-то прячется от тебя, перебегает от камня к камню и снова таится, выжидая удобного мгновения. На дне и в дальнем конце долины царил серый сумрак, лучи закатного солнца сюда не проникали. Здесь уже приближалась ночь, и страшно было шагнуть туда, в царство ночи, из затухающего, но еще светлого дня. Серые тени шевелились, жили своей собственной жизнью и не ждали гостей. Здесь было совершенно пусто, и в то же время Медный Лес дышал. Фьялли, зачарованные впервые открывшимся зрелищем, еще долго стояли над перевалом, не решаясь нарушить покой этой таинственной страны.
        При расставании Асвальд сказал Гримкелю конунгу, что целью его похода будет Кремнистый Склон, усадьба погибшего Фрейвида Огниво. На самом деле дружина намеревалась пробираться вдоль западной границы Медного Леса, пройти «по опушке», как выразился Гельд Подкидыш, держа путь на север, и снова выйти неподалеку от долины Битвы Конунгов. Там же назначили встречу с Хьёрлейвом Изморозью и кораблями.
        Ночь у подножия Ступенчатой горы прошла спокойно, и только дозорные всю ночь вздрагивали, слушая крики ночных птиц. Утром Асвальд повел своих людей дальше. Двигаться строго на север получалось не всегда, но после полудня глазастый Эймод сын Ульва заметил тропинку. Она тянулась по склону горы в нужную сторону, а главное-указывала на присутствие людей.
        Вскоре Гельд, шедший одним из первых, свистнул и призывно взмахнул рукой. В обрыве горного склона он заметил широкие черно-рыжие полосы болотной руды.
        -Смотри-ка!-Он ткнул палкой в рудную жилу, показывая подошедшему Асвальду следы пешни. Чужое дело при случае быстро увлекало его и казалось своим, и сейчас он был не меньше фьяллей захвачен мыслью о железе.-Здесь копали руду. И не так давно. Во всяком случае, в этом году. Теперь-то мы не заблудимся. Смотри!
        Той же палкой он показал на землю. На мху отчетливо виднелась сглаженная, присохшая полоса-след тяжелой волокуши, на которой возили добычу.
        -Потише!-обернувшись, приказал Асвальд.-Скоро будем у жилья.
        Следуя по тропинке, довольно скоро фьялли наткнулись на черную угольную яму. Чуть подальше их виднелся целый десяток. На дне скопилась вода, лежали палые листья. По всему выходило, что работали здесь давно. На каменистой поляне Сёльви и Слагви нашли плавильную печь-она выступала из земли примерно до половины человеческого роста. Рядом стоял высокий камень с плоской поверхностью, под ним чернели на земле груды шлака.
        -Наковальня,-в один голос определили сыновья кузнеца.-Только молота и не хватает.
        Молот вскоре нашелся. Над лесом вилась струйка дыма. Рассыпавшись, фьялли неслышно подкрались к опушке полуоблетевшей рощи и наконец увидели усадьбу. Ворота стояли открытыми, возле них была привязана лошадь, со двора раздавались неясные человеческие голоса.
        -Давай!-Как следует приглядевшись, Асвальд сделал знак копьем.
        Молча и быстро, как стая теней, фьялли кинулись вперед. Из ворот им навстречу вылетел крупный серый пес, большелобый, вислоухий, лохматый, и бешено залаял, приседая и припадая на лапы, прыгая, но не подпуская к себе близко. Истошно вскрикнула женщина, несколько человек на дворе с перекошенными лицами бросились закрывать ворота, но не успели. С оружием наготове фьялли ворвались во двор. Большая часть осталась снаружи-в небольшой усадьбе всем было бы негде развернуться. Из хозяйского дома и пристроек выскакивали хозяева. Мужчин насчитывалось человек десять, не больше. Кто-то сжимал в руке нож, кто-то дубину. При виде множества хорошо вооруженных воинов руки с оружием опускались, глаза вытаращивались. Несколько мужчин прижимались к стенам дома, держа перед собой топоры и копья. Уодного был даже огромный нож для разделки китовых туш, непонятно зачем нужный в глубине полуострова. Только один, рослый бородач с безумно блестящими глазами, ураганом бросился на пришельцев, обеими руками держась за рукоять топора. Двое фьяллей оттеснили его в сторону, а Рэв ловко стукнул сзади щитом по голове. «Хуги,
Хуги!»-захлебываясь, кричала какая-то женщина. Но бородач упал, и все стихло. Остальные обитатели усадьбы стояли, опустив оружие, ивозле лица каждого поблескивало несколько фьялльских клинков.
        Асвальд вышел вперед.
        -Кто хозяин?-строго спросил он.
        -Хозяина нет, он в лесу,-робко подала голос одна из женщин.
        -А это кто же?-Гельд кивнул на бородача, который лежал на земле. Его топор Рэв подобрал и теперь держал в руке.
        -Это Хугнад,-ответил кто-то из работников.-Он с побережья.
        -Он у вас не берсерк*?
        -Кто его знает?-Старик развел руками и бросил на землю подхваченную второпях палку. Его подслеповатые глаза скользили по лицам нежданных гостей и все не могли найти старшего.-Он уже дрался… с вашими. Говорят, его сильно ударили по голове… Вот так же. И он стал вроде бешеного. То все молчит, а то как пойдет крушить… А кто вы такие и чего от нас хотите?
        -Нам нужно железо,-ответил Асвальд.- Мы видели ваши копи, угольные ямы и печь. Оно у вас есть, не отпирайтесь. Отдайте нам его, и мы больше ничего не тронем.
        -У нас нет железа.-Старик развел руками.- Ты можешь обыскать усадьбу… ярл.
        -Вы ведь не отдали его конунгу.-Асвальд прищурился. Он и не ждал, что ему все с готовностью выдадут.-Значит, оно здесь.
        -Мы отдали его конунгу,-возразил старик.-Гутхорму ярлу с Острого мыса. Он был у нас недавно. Только не знаю, отдал ли он его конунгу.
        -Но это уже не наша забота!-раздался от ворот резкий голос.
        Асвальд обернулся. Без боязни минуя фьяллей, в ворота вошла высокая женщина средних лет, большеглазая, длинноносая, одетая в потрепанную лисью накидку, из-под которой виднелся подол серого платья. В руках она держала охапку хвороста и с шумом сбросила ее возле самых ворот.
        -Мы отдали наше железо Гутхорму Длинному!-резким, неприятный голосом продолжала женщина, вызывающе глядя прямо в глаза Асвальду, и его вдруг пробрала дрожь от ее взгляда.-Он собирает дань с Медного Леса, который не защищал! Мы ничем ему не обязаны! Он забрался сюда без разрешения и теперь не может найти дорогу обратно! Ине найдет, пока не отдаст железо назад! Ты можешь попробовать отнять у него! Ты, отважный ярл! Хочешь, я укажу тебе дорогу? Гутхорм ярл собрал много железа! Хватит на мечи для всех твоих людей! Вот только прийти за ним должен сам конунг!
        И этой нужен конунг! Асвальд вздрогнул, услышав это слово. Женщина тем временем вытащила веревку, которой была обвязана ее охапка хвороста, и черная веревка как-то странно дернулась в ее руке. На миг показалось, что женщина держит живую змею.
        -Поищи Гутхорма ярла!-посоветовала она, настойчиво глядя в глаза Асвальду.-А потом приходи сюда вместе с твоим конунгом, и тогда ты получишь железо. А без него ты получишь только вот что!
        Женщина изо всех сил хлестнула веревкой по куче хвороста, и хворост вдруг заизвивался. Десятки людей на дворе разом вскрикнули: перед воротами шевелилась целая груда живых змей. Гадюки, черные, как уголь, коричневые, серые, рыжие, как сосновая хвоя, с черными зигзагами на спинах и гладкие, вертелись, рвались уползти и почему-то не могли; женщины истошно закричали, хотели бежать, но тоже не могли, точно их ноги приросли к земле.
        А колдунья резко взмахнула руками, как крыльями, и все исчезло-и змеи, и она сама.
        Несколько мгновений фьялли и квитты стояли неподвижно, скованные изумлением и страхом. Потом Асвальд нашел в себе силы оглядеться. Его окружали бледные лица с испуганно вытаращенными глазами, дрожащие губы, руки, стиснутые на рукоятях мечей и амулетах.
        -И тут ведьма,-вполголоса заметил Гельд. Он тоже был бледен, но уже пытался улыбнуться.-Если она вместо угля топит плавильную печь змеями, то здешнее железо надо продавать на вес золота…
        Упрямый Асвальд все же приказал обыскать усадьбу. Здесь нашлось несколько ножей и топоров, явно выкованных недавно; один из работников назвался кузнецом и сказал, что сам их изготовил. И ни одной железной крицы.
        Следующую усадьбу не пришлось искать долго-от первой туда вела набитая тропа, поскольку их обитатели часто ходили друг к другу. Жители второй усадьбы оказались предупреждены: фьяллей встретили закрытые ворота и блеск копий поверх земляной стены.
        -У нас уже был Гутхорм ярл!-закричали оттуда.-Он забрал все железо, что у нас было. Можете догнать его и убить, нам не жалко. Нам самим придется скоро рубить кремневыми топорами!
        По верху земляной стены проворно бегала туда-сюда небольшая серая ворона и издавала странные звуки, похожие на хриплый смех.
        -Тоже ведьма!-определил Эймод сын Ульва и ловко запустил в ворону камнем. Камень свистнул над самой головой птицы; ворона возмущенно каркнула и улетела в лес.
        -Меня зовут Асвальд сын Кольбейна, я пришел сюда по приказу Торбранда Погубителя Обетов, конунга фьяллей!-крикнул Асвальд.-Ваш конунг обязан данью Торбранду конунгу. А если вы этого не знаете, то я сам докажу вам наше право. Я пришел не за тем, чтобы стоять под воротами. Не заставляйте нас их ломать. Если вы сказали правду и железа у вас нет, то ничего другого мы не возьмем.
        В этой усадьбе даже топоры оказались старыми. Асвальд подумал было остаться тут на ночь, но потом решил двигаться дальше. В этакой тесноте его сотня людей не поместилась бы, а стенам человеческого жилья в этих краях он доверял не больше, чем деревьям в лесу.
        Ночь они провели на берегу ручья, окружив стан цепочкой костров.
        Дальнейшее не баловало разнообразием. За три дня фьялли нашли еще две усадьбы и несколько мелких дворов. «Ищем, как грибы!»-посмеивался Гельд. По округе побежал слух о пришельцах, иквитты не зажигали очагов. А без столбов дыма отыскать жилье было нелегко: на каменистой земле тропинки терялись, а бревенчатые стены и дерновые крыши сливались со склонами.
        На четвертый день фьялли нашли достаточно большую усадьбу, чтобы устроиться на ночлег. Здешнего хозяина звали Сигурд Малолетний: ему было не больше шестнадцати лет, но вся его старшая родня, кроме женщин, погибла в Битве Конунгов, и он еще два года назад остался владыкой большой усадьбы и многочисленной челяди. Уведенных прежними хозяевами людей заменили беженцы: теперь в строениях звучал разнообразный говор Севера, Запада и Юга. Большого единодушия не замечалось, и собственные домочадцы вынудили Сигурда хёльда сразу открыть ворота.
        Сам Сигурд Малолетний оказался высоким бледным парнем с темными волосами, падающими на плечи; он старался держаться гордо, но видно было, что он с трудом скрывает страх и стыд. Судьба слишком рано заставила его отвечать за всю усадьбу, раньше, чем это стало ему по силам, и приход врагов, которым он не мог противиться, жестоко ломал болезненное самолюбие подростка. В шестнадцать лет любое поражение кажется непоправимым, рождает давящее опасение, что быть побежденным и слабым-твой удел в жизни, так что жить дальше не хочется. И Сигурд Малолетний явно жалел, что вообще появился на свет. Борглинда дочь Халькеля и то держалась тверже, отметил по себя Гельд. Впрочем, она живет рядом с врагами давно и привыкла. Женщины вообще легче привыкают к неприятному, потому что у них больше способов поддержать свое достоинство.
        На вопросы о железе Сигурд Малолетний угрюмо отмалчивался, его мать и бабка жаловались на Гутхорма ярла. Однако они не знали, что тролль из Дымной горы подарил сыновьям Стуре-Одда «горячую палочку»-кованый жезл, умеющий искать железо. Домочадцы Сигурда овечьей толпой ходили за Сёльви и Слагви, наблюдая за их поисками, перешептывались и бросали друг другу тревожно-недоверчивые взгляды. Сигурд Малолетний покусывал тонкие губы, и это вернее всякого колдовского жезла указывало на то, что поиски не будут напрасными.
        Веселый Слагви корчился, делая вид, что ему обжигает руку: при приближении железа жезл нагревался. Походив по овину, где на жердях сушились ячменные снопы, он вдруг полез головой в печь. Асвальд хотел его одернуть, чтобы не дурачился, но оказалось, что если Слагви и дурачился, то самую малость: в печи были бережно уложены друг на друга целых три крицы, небольшие, с хлебный каравай, но тяжелые, старательно обработанные между молотом и наковальней.
        -Так что-был здесь Гутхорм ярл?-Гейрбранд Галка с насмешкой покосился на хмурого Сигурда Малолетнего.
        -А то как же,-мрачно ответил подросток.- Был. Только он не догадался в печи поискать. А такого,-он кивнул на «горячую палочку»,-у него не было.
        -И сколько он взял?
        -В пять раз больше.
        Глядя на крицы, Асвальд ущипнул себя за острый подбородок. Не такая уж большая добыча для дружины в сто человек. Если они больше ничего не найдут, то сюда можно было и не ходить. А унесли в пять раз больше! Неужели этот проклятый Гутхорм ярл обобрал весь Медный Лес?
        -А у него, должно быть, собралась богатая добыча!-сказал у него за плечом Гельд Подкидыш.-Если он, конечно, существует на самом деле, этот Гутхорм ярл.
        -Еще как существует,-сквозь зубы бросил Асвальд.-Я его видел еще два года назад. Если это не его призрак.
        -Но ведь Гримкель клялся своим проклятым Волчьим Камнем, что Медный Лес не платит ему дань!-злился Исбьёрн, сын старого Стейнара из Трирека.-А его сборщик, оказывается, разъезжает тут, как у себя дома, и берет все, что понравится!
        -Пусть собирает!-Гельд кивнул.-Пусть он собирает эти «грибы», а потом мы его накроем и отберем всю корзину. Знать бы только, где его найти.
        -Я расскажу вам, где его найти,-сказал у них за спиной женский голос.
        Фьялли разом обернулись. В дверях овина стояла невысокая щуплая женщина, с серым покрывалом на маленькой голове, с узкими губами и чуть косящими внутрь светло-карими глазами. К поясу у нее был подвязан грязный серый передник, и тонкие пальцы мяли его края.
        -Вроде бы не ведьма,-сказал Гельд, внимательно осмотрев ее с головы до ног.
        Женщина захихикала, в притворном смущении склонила голову к плечу, глаза ее стали косить сильнее. Вся она как-то странно подергивалась, и смотреть на нее было неприятно. Все они тут, в Медном Лесу, какие-то странные. Или все-таки ведьма?
        -Так где он, этот коварный Гутхорм ярл?- спросил Гельд.-Говори уж, о вещая вёльва Медного Леса!
        -Он пошел к Совьему перевалу,-ответила женщина, похихикивая и передергивая плечами. На Гельда она смотрела игриво: ей понравилось, что ее назвали вещей вёльвой. Гельд никогда не бегал от женщин, но сейчас его пробирала жуть от этой игривости.-Он никак не может выбраться отсюда… Хи-хи, ой! Никак не может найти выход… Вход-то он нашел легко, а вот выход… Сколько ни бьется, выхода все нет… Хи-хи. Так часто бывает с теми, кто лезет, куда его не звали. Вот, вспомнил про Совий перевал. Это туда, на север. Думает, что там сумеет выбраться. А то все никак… все никак… А заплатить за выход ему нечем. Вот если ваш конунг придет сюда, то у него плата найдется. А иначе никак…
        Женщина отступила назад, дверь за ней закрылась. Сёльви и Слагви разом шагнули вперед, разом толкнули дверь-доски дрогнули, но не сдвинулись с места. Близнецы обалдело застучали по дереву, пытаясь прогнать наваждение грохотом. Дверь исчезла!
        -Ведьма!-разом вскрикнуло несколько голосов.
        Рэв схватил секиру и с размаху рубанул по стене. Обыкновенный овин с печью и жердями для сушки снопов показался страшной ловушкой, вроде пещеры горного тролля, и взрослые мужчины, закаленные походами, с трудом сдерживали желание по-детски кричать от страха.
        Снаружи поднялся шум, раздался собачий лай. Фьялли стучали по стенам, отыскивая выход; вдруг что-то скрипнуло, и сзади пролился дневной свет со двора. Дверь оказалась в противоположной стене, и на пороге стоял изумленный Сигурд Малолетний. Из-за него выглядывали его мать и бабка с приоткрытыми ртами.
        -Но ведь мы вошли здесь?-Гейрбранд указал на стену, возле которой все еще стоял Рэв с секирой в опущенной руке.
        -Не знаю,-задумчиво отозвался Слагви.- Что-то у нас голова кружится.
        Сёльви кивнул. Асвальд вытер мокрый лоб. Они слишком много думают о ведьмах и сами себя пугают. Скоро будут вздрагивать и звать маму от каждого шороха.
        По двору бегал серый вислоухий пес и заливался лаем. Порода, что ли, здесь такая? Гельд посвистел ему, но пес не унимался. Косоглазой ведьмы нигде не было.
        Под вечер, пока все устраивались спать, Гельд вышел подышать. Возле дверей хозяйского дома сидел мальчишка лет десяти в обнимку с маленькой чернявой собачонкой. Завидев одного из чужаков, мальчик настороженно посмотрел на него и крепче прижал к себе четвероногого друга.
        -Привет!-Гельд кивнул ему и сел рядом на бревно.-А где тот, серый?
        -А он не наш,-поколебавшись, мальчик все же вступил в беседу, поскольку в лице и голосе Гельда ничего страшного не было.-Он-Хёрдис, он только с ней приходит.
        -Что, страшно жить в Медном Лесу?
        -Нет.-Мальчик совсем оттаял и вздернул нос. В десять лет не бывает страшного.-Я думал, страшно будет, а тут ничего. Только одному не ходить далеко… А я не один, а с Угольком.-Он слегка дернул собачонку за ухо.
        -Ты не здесь раньше жил?
        -Нет, на побережье. У нас был двор над самой водой. А потом отец сказал: «Нечего ждать, пойдем отсюда». Мы и ушли. Теперь тут живем.
        -А ведьм у вас тут многовато,-заметил Гельд.
        -Неа!-Мальчишка усмехнулся и потряс головой.-Всего одна и есть.
        -Да мы не меньше трех видели!
        -Это все одна и есть!-Мальчишка хохотал,довольный, что чужаков так провели.-Это Хёрдис. Которой тот пес. Жена великана Свальнира. Она какая хочет, такая и будет. Мы сами не знаем, какая она придет. Летом пришла раз в обличье хромой Вигрид-а та зимой померла! У нас тут все чуть не померли со смеху… ну, со страху, что она из могилы вернулась, а это Хёрдис! Она не знала, что Вигрид померла!
        -Да ты мастер на лживые саги!-уважительно протянул Гельд.-Ведьма в облике умершей- это ты здорово придумал!
        -Ничего не придумал!-запальчиво крикнул мальчишка.-Кого хочешь спроси!
        -Жена великана, говоришь?-повторил Гельд.-Так у вас и великан есть?
        -Есть!
        -И ты видел?-Гельд с сомнением покосился на него.
        -Видел…-Мальчишка отвел глаза.-Издали! Он сам как гора!
        Гельд понятливо закивал. За время похода он немало успел наслушаться от фьяллей о квиттинской ведьме, которая за что-то очень сильно их невзлюбила. Если это она…
        Асвальда ярла Гельд нашел в спальном покое за распределением ночных страж.
        -Скажи-ка мне, знатный ярл, а ты сам видел ту вашу ведьму? Которой квитты обязаны этой войной?-спросил Гельд, вежливо подождав, пока он кончит.
        -Ха!-Асвальд ярл усмехнулся, что с ним случалось нечасто, и потер пальцами подбородок.- Это хорошая мысль: кому квитты обязаны этой войной. Расскажи им. Может быть, они еще помогут нам поймать ее.
        -Ее не надо ловить, она сама приходит. Ее зовут Хёрдис?
        -Да. Хёрдис дочь Фрейвида. По крайней мере, это троллиное отродье называли побочной дочерью Фрейвида Огниво от рабыни. Она воспитывалась у него в доме. Хотя, скорее всего, ее мать-рабыня пошутила в лесу с троллем. Кстати, на второй дочери Фрейвида женился Хродмар сын Кари, так что он ей родич. Иэтого человека конунг всегда сажает напротив себя!
        -Не может быть!-Гельд показательно вскинул брови.-Да что ты говоришь? Напротив себя-родича ведьмы?
        -Вот именно!-с неприкрытой злобой отозвался Асвальд и сплюнул, как будто во рту у него вдруг стало горько.-Родича ведьмы! А может, и любовника. Я что-то слышал, будто она однажды спасла ему жизнь, когда он пошел за Стюрмиром конунгом в Медный Лес, а там их всех накрыло каменной лавиной. Уж не знаю, как они там разобрались, живых свидетелей нет. Его люди за горами ничего не видели. Хм!
        Асвальд поперхнулся и кашлянул. Ему стало стыдно, что он опять унизился до злословия, отдающего женскими сплетнями, но ничего не мог с собой поделать. Хорошо, что Сольвейг его не слышит!
        -Так вот что я хотел сказать,-продолжил Гельд, когда Асвальд откашлялся.-Если ты хочешь встретиться с этой ведьмой, то ее не надо искать. Она уже сама нас нашла, и притом не один раз. Она и встречала нас на том замороченном перевале. Я так думаю, что это была она.
        Асвальд резко вскинул на него глаза: при свете факела на дверном косяке в них сверкнули недоверие, изумление и даже гнев.
        -Она же пугала нас змеями и спрятала дверь овина,-продолжал Гельд, стараясь говорить спокойно. Впервые ему пришло в голову, что он зря ввязался не в свое дело, потому что соваться между фьяллям и их ведьмой так же нежелательно, как между каменными жерновами.-Она меняет обличья. Мне сказал здешний мальчишка, и я не думаю, что он врет. Вспомни-она все три раза говорила одно и то же. Про конунга.
        Рука Асвальда сжимала рукоять меча. Интересно, откуда у него квиттинский меч?-мимоходом отметил Гельд, но тут же догадался. Добыча, конечно. Снял с трупа, скорее всего. Меч-и цель, и средство этой войны, и знатный ярл едва ли поймет, что жить можно и для чего-то другого.
        Асвальд стиснул квиттинского волка, подобранного на поле Битвы Конунгов, изо всех сил стараясь так же удержать в кулаке расползающиеся мысли. Ощущение было такое, будто он ходил во сне и внезапно проснулся на узенькой тропке над зияющим морским обрывом.
        Ведьма! Она! Она заманивает их все глубже в свои владения, и они идут, как слепые. Повернуть назад? Или уже поздно?
        Лоб холодило от нежданного пота, земля под ногами дрожала. Асвальд знал, что это неправда, что земля дрожит не сейчас, а только в его воспоминаниях, но не мог освободиться от впечатлений, властно отбросивших его в прошлое. Полтора года назад, Битва Конунгов… Великан, достающий головой до самого неба, черный и грозный, как гора… Грохот камня оглушает, в лицо летит каменная крошка, мимо виска со свистом проносится обломок скалы величиной с конскую голову; все существо вопит от ужаса, требует броситься на землю и закрыть голову руками, а ноги стоят, как приросшие… Иеще… Еще раньше, в том, первом походе к западному побережью Квиттинга, из которого они вернулись так бесславно, захватывая по пути все встречные корабли, вплоть до жалких купеческих снек, лишь бы было на чем добраться до дома. Там, возле Прибрежного Дома, усадьбы проклятого Фрейвида Огниво, где они впервые лицом к лицу встретились с ведьмой. В лицо Асвальду явственно повеяло запахом того ветра и того сосняка, и он зажмурился, но уйти от них уже не мог. Высокая тонкая женская фигура стоит на огромном валуне, в сером платье и с
разметавшимися волосами, со вскинутыми над головой худыми руками, похожая на осиновое деревце. Голос, резкий и злобно-торжествующий, лицо, искаженное нечеловеческим порывом, половинчатая усмешка-только правой стороной рта… Асвальд пытался вспомнить ее лицо, но не вспоминалось ничего, кроме половинчатой усмешки, остальное ускользало из памяти.
        И вот это прошлое вдруг вернулось, придвинулось совсем близко. Сгорбленная старуха на перевале… Высокая длинноносая женщина с охапкой хвороста… Рыжая и косоглазая, что все время дергалась, будто по ней ползают муравьи… Это была она! И он ее не узнал! Он совсем о ней не думал, не ждал ее встретить и потому не узнал. А почему не ждал? Почему, когда ему следует только о ней и думать?
        Наконец Асвальд оторвал руку от меча и вытер лоб. Сжав зубы, он старался успокоить дыхание и не выдать стоящему рядом барландцу, как сильнопотрясло его это открытие. Но первый приступ страха уже прошел. Повернуть назад? Как бы не так! Он пришел сюда не для того, чтобы отступить. Пусть он сделает меньше, чем мог бы сделать конунг с его освященной богами удачей, но никак не меньше, чем сделал бы Хродмар сын Кари!
        -Гейрбранд!-оглянувшись, Асвальд подозвал ближайшего из своих людей.-Расскажи всем…- Он на миг замолчал, вдохнул, собираясь с силами.-Скажи, что та ведьма, Хёрдис дочь Фрейвида, ходит поблизости. Пусть все дозоры будут внимательнее.
        Гейрбранд многозначительно опустил углы рта и вышел. Через дверь было слышно, как он окликает кого-то в сенях. Остальные поднимали головы от изголовий, поворачивались, вслушивались.
        Гельд Подкидыш исподтишка наблюдал за лицом сутулого ярла, и Асвальду хотелось ладонью стереть как паутину его излишне проницательный взгляд. Барландец никогда не поймет, что для каждого фьялля означает эта ведьма.
        Утром дружина покинула усадьбу, держа путь к Совьему перевалу. Юный хозяин охотно разъяснил дорогу.
        -Сами разбирайтесь с этим Гутхормом,-сказал Сигурд Малолетний на прощанье, угрюмо хмурясь.-Он не защищал нас, и мы ничем ему не обязаны. Будь у него поменьше людей-он у нас ничего бы не получил!
        -Уж не его ли зовут хёвдингом Медного Леса?-спросил Гельд.
        -Нет.-Парень покачал головой.-Хёвдинг-где-то на севере. Говорят, он живет возле Золотого озера. В наших местах он не был, я его не видел. Он не собирает дани, но, говорят, умеет защитить своих людей!
        -Многовато сборщиков на одну и ту же дань!- заметил Гельд.-Будь спокоен, дуб меча: мы постараемся сделать так, чтобы Гутхорм Длинный больше никогда не приезжал к вам.
        Глава 4
        В пламенеющем небе на западе четко вырисовывались две черные вершины-Совьи горы, между которыми лежал одноименный перевал, западный выход из Медного Леса на побережье. У подножия одной из гор даже сейчас, когда внизу уже сгущались сумерки, легко просматривалась усадьба Совий Перевал-стена вокруг нее была выложена не из земли, как обычно, а из беловатых округлых камней. Поэтому дружина Гутхорма Длинного, состоявшая из четырех десятков человек, уверенно направлялась к усадьбе, намереваясь заночевать под крышей. Впереди ехал сам Гутхорм сын Адильса-рослый мужчина лет сорока, с крупными руками и ногами, с решительным лицом, которому выпуклый лоб и прямые черные брови придавали упрямый вид. Позади дружины лошади тянули десяток волокуш, нагруженных железом.
        Ворота Совьего Перевала уже были закрыты на ночь, но Гутхорм сам подъехал ближе и, не сходя с коня, ударил обухом секиры в створки.
        -Открывайте!-закричал он, и в вечерней тишине его голос долетел даже до вершин Совьих гор и покатился по лесистым склонам.-Хозяева! Здесь я, Гутхорм сын Адильса, ярл Гримкеля конунга!
        -Что нужно такому важному человеку в нашей глуши?-прозвучал со двора дрожащий, изумленный голос.-Какой-такой Гримкель конунг? Мы знавали одного Гримкеля, так он звался Гримкелем сыном Бергтора, ярлом Стюрмира конунга.
        -Не много же вы знаете!-Гутхорм усмехнулся.-Кто хозяин этой усадьбы?
        -Я-Кетиль сын Аудуна, а еще меня зовут Кетилем Носатым,-ответил тот же голос.
        -Долго ты, Кетиль сын Аудуна, собираешься держать нас под воротами? Уже темнеет, а у вас тут полным-полно ведьм. Я хочу, чтобы мои люди ночевали под крышей и у огня!
        -Что правда, то правда!-упавшим голосом подтвердил хозяин.
        Стукнул засов, ворота заскрипели, стали открываться. Кетиль Носатый понимал, что с такой сильной дружиной под предводительством такого решительного человека ему не справиться, хотя, конечно, предпочел бы обойтись без подобных гостей.
        -Не знаю, чем нам угощать таких людей…- начал Кетиль, когда Гутхорм первым въехал во двор и соскочил с коня у дверей хозяйского дома.- Мы едим ячменную кашу и уже сейчас кладем в нее мох, у нас мало припасов на зиму…
        -Ничего, мы завалили жирного осеннего медведя!-бодро ответил Гутхорм.-Вели разложить огонь пожарче. Сено у вас есть? На подстилки и солома сойдет, ничего. А пиво вы не варили?
        -Кто не мил, тот некстати,-проворчал себе под нос Кетиль, когда Гутхорм, по-хозяйски уверенный, впереди него прошел в дом. Разумеется, вчерашнее пиво выпили, а новое еще не ставили.
        Усадьба наполнилась гомоном и стуком шагов. Весь двор был занят лошадьми и волокушами, во всех строениях домочадцы Кетиля жались по углам, чтобы дать место пришельцам. Двери амбара, овина, даже бани стояли настеж, везде мелькали горящие факелы. В гриднице, в кухне, даже в спальном покое разожгли яркий огонь. Женщины разложили многоплоских камней, на которых вскоре уже шипели ломти медвежатины. Гутхорм пригласил и хозяина поесть с ними, но тот, держа кусочек горячего мяса, посматривал на гостя с тревожным недоверием. Ничего хорошего лесным жителям посланцы конунга дать не могли, а вот плохого-сколько угодно.
        -Так ты, значит, даже не знал, что квиттами теперь правит Гримкель конунг?-начал беседу Гутхорм, когда с едой покончили. Теперь знатный ярл повеселел, и местная неосведомленность даже забавляла его.
        -Откуда нам знать?-Кетиль Носатый уклончиво повел плечом. Хозяин уродился невысоким и щуплым, только голова его, в соответствии с именем, была крупной, высоколобой и залысой[12 - Имя Кетиль означает «котел».].- Мы живем в глуши, никого не видим, на равнине не бываем. И на побережьях тоже…
        -Но вы хоть знаете, что у нас война с фьяллями?-Гутхорм усмехался, и его зубы ярко блестели в темной вьющейся бороде.-Уж этой-то новости вы не могли пропустить!
        -Конечно нет.-Кетиль бросил на него неприязненный взгляд, и глаза его оказались умными и острыми.-Мы же не медведи. У нас тут полным-полно беженцев отовсюду. Есть даже два человека с самой границы с раудами, только они живут не у нас, а у Траина Горбатого-это там, подальше на юг. Но мы все слышали, что они рассказывают.
        -Значит, ты должен знать, что квиттам нужно оружие.-Гутхорм с важностью кивнул и отставил деревянную чашку, в которую ему здесь наливали вместо пива какую-то брусничную кислятину.-Гримкель конунг послал меня собирать дань с его подданных. Частью он вынужден делиться с фьяллями, поэтому ты сам понимаешь, что квиттам нужно много мехов и особенно железа, чтобы отстоять свою честь и свободу.
        -Вот как?-протянул Кетиль и отвел глаза. Потом он снова глянул на Гутхорма, моргая и изображая непонимание, и тихо спросил:-А мы-то здесь при чем?
        -Как-при чем?-Гутхорм широко раскрыл глаза и подался ближе к хозяину.-Я же сказал: я собираю дань для конунга, чтобы он мог потом собрать войско и загнать этих фьяллей обратно в их троллиные горы!
        -Но ты сказал: с подданных Гримкеля конунга,-продолжал свое Кетиль, не поднимая глаз и уставив в знатного ярла свой залысый лоб.-А мы не знаем никакого конунга Гримкеля. Мне пятьдесят шесть лет-я был на том тинге на Остром мысу, на котором квитты признали конунгом Стюрмира. Что-то еще там болтали пару зим назад про Вильмунда конунга, теперь вот говорят про Гримкеля-мы ничего такого не знаем. Мы назвали конунгом только Стюрмира, и другого конунга у нас нет. Вот когда Стюрмир придет за данью…
        -Что ты болтаешь!-рявкнул Гутхорм. Теперь он уже не улыбался, его глаза в свете огня сверкали как угли.-Ты что, не слышал, что Стюрмир конунг погиб? Вот уже второй год, как он мертв! АГримкель конунг был провозглашен на тинге Острого мыса сразу после этого!
        -Я там не был. И никто из моих соседей тоже,-кротко заметил Кетиль.
        -Это ваше дело,-отрезал Гутхорм. Его давно уже раздражала тупость этих лесных жителей, не желающих знать ничего, кроме своих троллиных углов.-Гримкель конунг правит квиттами, хочешь ты этого или нет. Он принес мирные обеты фьяллям, но он соберет войско и разобьет их, как только у него будет такая возможность. А для этого нужно серебро и железо. Короче: мне нужны меха, белки, лисы и куницы и железо, не больше половины того, что вы собрали за это время. Ведь в прошлом году вы никому никакой дани не платили?
        -Мы не будем платить!-Кетиль вдруг прямо глянул в глаза Гутхорму, и теперь вид у него был не глуповато-смиренный, а решительный и упрямый.-Мы не признавали Гримкеля конунгом. Он ничего для нас не сделал. Он позволил фьяллям захватить чуть ли не весь Квиттинг, а теперь я должен содержать тех людей, которые по его вине лишились своих домов. И еще приплачивать за это фьяллям…
        -Ты будешь платить!-Гутхорм вскочил на ноги, и отброшенная чашка покатилась по полу. Он не слишком вслушивался в речь хозяина, поняв только то, что он смеет противиться.-Я собираю дань для Гримкеля конунга, и я соберу все, что ему причитается! Хочешь ты этого или не хочешь! И если ты сам не дашь, я возьму сам!
        Кетиль Носатый молчал, и Гутхорм велел обыскать усадьбу. Поднялся женский крик, плач, призывы к богам полетели в темноту, но люди Гутхорма встречали это все не в первый раз. В амбаре нашлось сколько-то мехов, приличные запасы ржи и сушеной рыбы, но железа нигде не было.
        -Только не рассказывай мне, что у тебя нет железных копей и вы не плавите руду,-сказал Гутхорм Кетилю, который все так же сидел на своем месте.-Где ты спрятал железо?
        Кетиль молчал, не поднимая глаз, точно окаменел.
        -Молчишь? Ну, молчи,-позволил знатный ярл.-Я велю посадить тебя меж двух костров, и ты будешь там сидеть, пока не заговоришь.
        Его хирдманы мгновенно принялись за дело: часть лошадей вывели за ворота, чтобы освободить место, принесли дров, и перед хозяйским домом вскоре запылали два костра. Со стены в сенях сняли веревку для дров, лохматую, с прилипшими ошметками коры, и ею связали хозяина усадьбы. Женщины причитали и плакали, уверенные, что для Совьего Перевала уже настала Гибель Богов. Связанного Кетиля посадили между двух горящих костров. Он сидел опустив голову и не шевелясь, хотя жар с двух сторон окатывал его плечи.
        -Подвиньте поближе,-распорядился Гутхорм ярл, понаблюдав за ним.-Он еще не понял.
        Хирдманы принялись палками сдвигать пламя. Кетиль сидел красный, как шиповник, пот катился по его лицу, а плечи невольно дергались от подступающего жара, но на лице застыло то же озлобленно-замкнутое выражение.
        -Что это ты затеял, Гутхорм Длинный?-раздался вдруг где-то рядом изумленный женский голос.
        Гутхорм и его люди обернулись. И непочтительное обращение, и уверенный голос позвучали здесь так неуместно, что каждый усомнился, не ослышался ли он.
        Перед раскрытыми воротами, освещенная пламенем обоих костров, стояла высокая молодая женщина. Густые темные волосы покрывалом окутывали ее тонкую фигуру и спускались ниже колен. На ней была косматая накидка из волчьего меха, а в руке она держала кривую палку с облезлой и висящей лохматыми прядками корой. Отсветы костра играли в больших глазах, темных, как подземелья Нифльхейма*.
        -Ты кто такая?-изумленный Гутхорм шагнул вперед.
        -Это ты кто такой?-с презрением и гневом ответила женщина.-Я-Хёрдис Колдунья, меня здесь все знают. Я-хозяйка Медного Леса. А ты кто такой, Гутхорм Длинный, зовущий себя ярлом? У нас тут ярлов нет. Я давно за тобой слежу. Никакого терпения не хватит смотреть на твои бесчинства! По какому праву ты ползаешь по моей земле и еще болтаешь что-то о дани? Медный Лес никому не обязан никакой данью, тебе это твердят на каждой усадьбе, а ты все еще не понял! Но это уже свыше всякого терпения!
        Взмахом палки женщина указала на Кетиля, сидящего меж двух костров и вжимающего голову в плечи. И пламя мигом опало, оба костра засветились холодным голубоватым светом, будто сотни болотных огоньков собрались в одно место. Двор сразу сделался странным, непривычным, голубоватый свет пугал, так что хирдманы отпрянули от костров и даже Гутхорм ярл попятился.
        -Кто дал тебе право чего-то требовать с моих людей да еще и наказывать их?-возмущенно продолжала женщина.-Никто не давал! Это мое право, и я не уступлю его никому! Только я могу собирать здесь дань, когда она нужна мне, только я могу наказывать жителей Медного Леса! С тех пор как я убила Стюрмира, в Медном Лесу один конунг- это я! И я не поручала тебе собирать дань за меня!
        -Ты убила Стюрмира конунга?-потрясенный всем происходящим Гутхорм нелепо трогал руками собственное лицо, будто хотел проснуться, и из всей этой грозной и немыслимой речи ухватил только то, что было ему ближе всего.-Его убил великан… лавина…
        -А лавину на него обрушил великан, а сделал это он по моему приказу! Стюрмир посмел убить моего отца, Фрейвида Огниво, и напрасно он думал, что за Фрейвида некому отомстить! Моя месть нашла его, когда он и думать о ней забыл! И так будет со всяким, кто встанет у меня на пути! Передай твоему Гримкелю, который зовет себя конунгом, что тинг Медного Леса отверг его! Ему никогда не собирать дани с моих людей!
        -Я слышал, что ты-противница фьяллей!- Гутхорм наконец хоть что-то сообразил и понял, с кем имеет дело.-Разве нет?
        -Да!-Хёрдис дочь Фрейвида высокомерно кивнула.-У меня с ними свои счеты.
        -Так почему же ты не хочешь помочь нам против них? Ведь я собираю железо, которое пойдет на мечи наших воинов!
        -У меня с фьяллями свои счеты!-надменно повторила Хёрдис.-И вам нет до них дела, я никому не позволю вмешиваться в мои дела! Мне мечи не нужны. А если кому-то нужно железо, то он должен попросить его у меня!
        -Попросить? Конунг-попросить?-В голове Гутхорма не укладывалось подобное.
        -Да!-Хёрдис повелительно взмахнула своей кривой палкой, и Гутхорм вздрогнул: такой нечеловеческой жестокой силой веяло от ее облика. Она была не выше него, но казалась огромной, как гора.-Конунг будет меня просить, а не распоряжаться здесь, как в собственной усадьбе. Убирайся отсюда, Гутхорм ярл!
        -Я не уйду, пока не получу нужного мне!- Гутхорм понемногу пришел в себя и не мог позволить, чтобы им распоряжалась ведьма.-Мне нужно железо для мечей!
        -Ты получишь мечи!-Хёрдис вдруг прищурила глаза, правая половина ее рта дернулась вверх, обозначая усмешку.-Ты получишь отличные фьялльские мечи, числом не меньше сотни. Среди них, кстати, имеется прекрасная вещь-меч самого Стюрмира. Только я не знаю, где он у тебя будет-на поясе или в животе. Это уж как выйдет. Тебе недолго ждать. Еще денек-другой ты покружишь между гор, отыскивая выход на побережье, а потом придут фьялльские мечи и укажут тебе дорогу. А пока прощай, Гутхорм Длинный, да береги железо, которое собрал,-недолго тебе еще им любоваться.
        Женщина повернулась и как бы сразу исчезла: ее темная одежда и темные волосы слились с ночным мраком. Вдруг опять появилось светлое пятно лица: она обернулась.
        -Да не вздумай обижать моих людей,-предостерегла она.-Каждый удар ты нанесешь мне, а я умею мстить.
        Светлое пятно исчезло. Голубоватый свет костров стал медленно гаснуть, и двор усадьбы погрузился в полную тьму.
        На шестой день путешествия по Медному Лесу фьялли наконец нашли следы настоящего противника. На влажной гальке возле ручья остались отпечатки лошадиных копыт. Отряд из четырех десятков всадников и с десятком волокуш позади подъехал к переправе с другой стороны, но направлялся туда же-на северо-запад.
        -Давно, дня два, не меньше,-говорили хирдманы, осматривая следы.-Четыре десятка и волокуши-это он, Гутхорм Длинный. Везет нашу добычу!
        -Должно быть, теперь уже скоро будет этот Совий перевал!
        -Тут, говорили, должны быть две горы и внизу усадьба с белой оградой.
        -А в усадьбу пойдем?
        -Посмотрите-ка!-Гельд Подкидыш, забравшийся на самый высокий скальный уступ над потоком, прищурился и показал куда-то вдаль.- Явижу две горы с перевалом между ними. Усадьбы, правда, нет, но если она с той стороны… Видно, скоро будем на месте.
        -Темнеет, похоже,-заметил Рэв.
        -Еще как похоже!-Гельд спрыгнул с валуна и подошел к Асвальду.-Что скажешь, ярл? Пойдем пугать местных бондов прямо сейчас или отложим до утра?
        -А что если Гутхорм ночует в этой усадьбе?- спросил Эймод сын Ульва.
        -Мы не успеем дойти туда до темноты,-решил Асвальд, окинув взглядом небо и вершины гор.-Пройдем еще немного, найдем место посуше и будем ночевать.
        Для ночлега выбрали широкую каменистую площадку, скалами закрытую и от ветра, и от чужих глаз. Когда все устроились и только дозорные прохаживались возле костров, Гельд решил ненадолго углубиться в ближний лесок-бывает, что возникает надобность. В ельнике было темно, как в мешке, знаменитая квиттингская луна в этот вечер опозорилась и лишь бледно посвечивала где-то среди облаков. Гельд уже шел обратно, на ощупь обходя еловые стволы и выставив вперед руку, чтобы не хлестнуло колючей лапой по лицу, как вдруг рядом раздался шорох. Гельд мгновенно прижался спиной к стволу, в руке его оказался длинный нож. И лишь потом возникла мысль, что это может быть кто-то из своих.
        -Ш-ш-ш!-зашипел голос в трех шагах от него, и теперь Гельд твердо знал, что свои тут ни при чем. От ощущения чего-то чужого и даже чуждого у него поджались уши.-Не шуми. Не бойся.
        Гельд молчал: было не время уверять в своей несокрушимой храбрости. Клинок его ножа вдруг сам собой начал светиться, изливая голубоватое призрачное сияние, вроде тех огоньков, что пляшут в полночь над курганами, где зарыты сокровища. Ив этом свете Гельд увидел поблизости невысокую человеческую фигуру. Обеими руками разведя в стороны тяжелые еловые лапы, на него настырно смотрела девчонка лет пятнадцати, и это лицо, серое в призрачном свете клинка, неожиданно напомнилоГельду лицо Борглинды: такое же округлое, с немного вздернутым носом и черными бровями, с большими глазами… Нет, глаза казались еще больше и горели совершенно немыслимым светом, а над ресницами густела тьма, как наведенная сажей.
        В девчонке было что-то неправильное. Не удивляясь свечению клинка, Гельд уверенно отметил про себя: ведьма. Тут любой дурак догадается, даже если бы и не повидал перед этим замороченный перевал и змеиный хворост. Девочка смотрела на него, а он на нее и вместо страха чувствовал напряженное ожидание: чего ей от меня надо?
        Девчонка отпустила одну из еловых лап и шагнула чуть ближе. Гельд хотел попятиться, но не мог, поскольку упирался спиной в ствол ели. А покинуть эту надежную опору он не решался.
        -Не бойся,-повторила она. Голос был низок и груб совсем не по-девичьи.-Я просто расскажу, что вам делать дальше. Завтра утром вы выйдете в долину, она тянется до самого Совьего перевала. Но вы туда не ходите. Идите направо, через осиновый лог, по склону горы. Там не так давно прошел смерч, много деревьев выворочено, не ошибетесь. Я разбросаю черные камни, идите по ним. Так вы попадете к Совьему перевалу, не выходя в долину. Гутхорм Длинный бродит здесь уже четвертый день, и я хочу, чтобы вы пришли к перевалу раньше него. Вы будете ждать его там, и тогда я пущу его к перевалу. Он никак не может найти его, бедненький! А уж когда вы встретитесь, моя помощь вам больше не понадобится. У вас ведь втрое больше людей! Ну? Ты понял?
        -Понял,-негромко ответил Гельд и сам удивился, что его голос прозвучал почти спокойно, обычно.-Я не понял самого главного: можно ли тебе верить? Ведь ты ведьма?
        -А как же?-Девчонка сдавленно хихикнула, правый уголок ее рта дернулся кверху.
        Гельда пронизала холодная жуть. Ему рассказывали про эту половинчатую усмешку. Это она, та самая, которой женщины фьяллей пугают непослушных детей: «Спи, а не то придет квиттинская ведьма и заберет тебя…» Его наполнило неуместное, пугающее чувство причастности к каким-то глубинным тайнам времен и земель. С этого серого нечеловеческого лица на него смотрела сама квиттингская война, весь ее страх, горе и кровь. В этих огромных сумеречных зрачках отражался каждый погибший, эти глаза мертво смотрели в небо, на подлетающего ворона, который выклюет их. Голодная и потому жадная, напуганная и потому беспощадная, война смотрела на него, бесчеловечная по сути, но творимая человеческими руками. Квиттинская ведьма еще так молода, но о ней говорили так много, что ее темная слава сравнялась со славой тех, кому миновали века… И это существо, то ли женщина, то ли тролль, то ли призрак, стояло в трех шагах от него. То ли сгусток какой-то темной силы, то ли пропасть.
        -Мне не слишком нравится, что Гутхорм Длинный гадит в моих владениях,-продолжалаведьма.-Прогоните его, раз уж вы пришли. Должна же от вас быть хоть какая-то польза?- Она хихикнула опять, но Гельд не сказал бы, что ей очень весело. Ее хихиканье было вроде ряби на воде-движение без малейшего чувства.-А я в ответ пообещаю вам, что выпущу всех на побережье. Это много, можешь верить. Гутхорма я не выпускаю, и он не выходит. Хи-хи… Иди расскажи доблестному Асвальду ярлу. Он сам, если меня увидит, так обрадуется, что… хи-хи… может подавиться. А ты-чужой. Ты совсем не наш. В тебе нет нашей войны, ты свободен, а он связан… Как я, как все…
        Ведьма вдруг схватилась за голову, ее серое лицо мучительно исказилось, точно ее скрутил приступ внутренней боли. Она забормотала что-то, ее тяжелое дыхание вырывалось из груди со стоном.
        -Проклятый…-едва разобрал Гельд.
        От ведьмы исходило ощущение мучительной боли и быстро наполняло его самого. Собравшись с силами, он оторвался от ствола и попятился. Свечение ножа, который он по-прежнему держал перед собой, стало меркнуть. Гельд глянул назад, отыскивая дорогу, потом опять посмотрел на ведьму… на то место, где она только что стояла, согнувшись, как старуха. Там было совершенно темно. Непонятная боль не исчезла, но медленно отступала, как будто ее внешняя причина с трудом уползает прочь, с мучительным усилием продираясь сквозь колючие неподатливые ветки.
        Этой ночью фьяллям не удалось как следует выспаться. С самой полуночи земля стала ощутимо подрагивать. Стоящие ощущали это подошвами, а лежащие-всем телом, и тревожные подземные толчки не давали сомкнуть глаз. Где-то на северо-западе раздавался отдаленный грохот. В непроглядной темноте ночи легко было вообразить, что великан бродит там по горам и занимается какими-то своими, великанскими делами.
        Асвальд беспокойно расхаживал между кострами и вспоминал Битву Конунгов. Ту битву, которой они думали все кончить и которая все только начала! Тогда великан, по имени Свальнир, что значит Стылый, сдвинул руками две горы, закрыв вход в долину Медного Леса. Тогда земля так же дрожала, только гораздо ближе. Нечто подобное затевалось и сейчас, мучительное беспокойство не давало Асвальду присесть. Мерещилось, что исполинская недобрая сила заваливает и замуровывает все выходы из Медного Леса, воздвигает вокруг непроходимую ограду, чтобы навсегда превратить пришельцев в пленников. Сейчас он с особой ясностью ощущал, до чего слаб и бессилен человек, даже знатный ярл с большой дружиной, перед стихией Медного Леса. Человеку здесь можно выжить только до тех пор, пока они позволят. Стихийные силы делали свое дело поблизости, но не показывались на глаза; они могли проложить для него удобную дорогу, а могли захлопнуть в ловушку и завалить лавиной, как Стюрмира конунга. Человеку лишь остается со страхом ждать, когда ночной мрак рассеется и он увидит свою судьбу.
        -Просто ведьма разбрасывает камушки,-бормотал Гельд, сидевший у одного из костров.-Она обещала указать нам дорогу.
        Неизменно бодрый барландец сейчас выглядел хмурым и озабоченным. Обычно он по вечерам не закрывал рта, потешая дружину лживыми сагами, но сегодня молчал и больше оглядывался. Вокруг него самого сейчас разворачивалась невиданная сага, и лжи в ней было гораздо меньше, чем хотелось бы.
        -Надо думать, Гутхорм сегодня тоже не слишком выспится,-бросил Исбьёрн сын Стейнара, в десятый раз переворачиваясь с боку на бок в напрасных попытках заснуть.
        Утром все поднялись еще до рассвета. Сумрак постепенно редел, фьялли напряженно вглядывались в очертания гор. После ночного гула и грохота все были готовы увидеть, что окружающие вершины, самое меньшее, поменялись местами, что половина гор оказалась сдвинута с мест, а половина провалилась сквозь землю и заменена чем-то совсем другим… Что скалы сдвинулись, как тогда, в Битве Конунгов, и закрыли все выходы с этой каменистой площадки… Но ничего подобного не произошло. Вокруг ничего не изменилось, и даже две вершины возле Совьего перевала виднелись на том самом месте, где их застал вечер.
        Гельд Подкидыш, вынырнув из кустов можжевельника на склоне, спрыгнул с валуна прямо перед Асвальдом, как настоящий горный тролль. На его бледном после ночи лице была несколько вымученная, но широкая улыбка.
        -Девочка не обманула!-бодро доложил он.- Там за выступом лежит здоровенный черный камень. Кусты придавило-раньше его там не было. Изломы веток совсем свежие.-Гельд взмахнул тоненьким ореховым прутиком.-Она ведь обещала набросать камней, чтобы указать нам дорогу.
        -Так это она бросала камни?-проговорил Эйгуд сын Ульва, вспоминая ночной грохот.
        -Мы же тебе еще ночью объясняли!-заметил Слагви.-А ты все: камнепад, камнепад!
        -Ну что, ярл, идем?
        Асвальд задумчиво сделал несколько шагов, глядя под ноги. Он не знал, на что решиться. Идти по указке квиттинской ведьмы… Ей нельзя доверять… Да возьмут ее тролли, дракону Фафниру можно скорее довериться, чем ей! Но другого выхода Асвальд не видел. Упрямиться было бы не менее глупо. Однако Хродмар ярл скорее удавился бы, чем послушал ее.
        -Она ведь сказала: ей не нравится Гутхорм Длинный,-негромко напомнил Гельд. Асвальд уже привык к его обыкновению ненароком угадывать мысли и отвечать на невысказанное.-И нам тоже не нравится Гутхорм Длинный. Если она хочет помочь нам с ним разделаться-зачем ей мешать? А когда мы останемся с ней лицом к лицу, никто не помешает нам сделать то, что мы считаем нужным.
        Асвальд помолчал, глядя в землю, потом поднял голову и окинул взглядом крутой склон, поросший можжевельником.
        -А лошади там пройдут, ты не смотрел?- спросил он у Гельда.
        До самого полудня фьялли шли по склону горы, окружным путем направляясь к перевалу. От первого черного валуна был виден второй такой же, лежащий через тысячу шагов в лощинке, а оттуда, забравшись на валун, Гельд углядел и третий. Непоседливый барландец сам взял на себя обязанности проводника: раз уж квиттинская ведьма удостоила его личной беседы, он чувствовал себя в ответе за весь этот путь. Все валуны появились тут совсем недавно: об этом говорили поломанные и придавленные ими деревья и кусты. Мимоходом осматривая изломы, фьялли качали головами и обменивались многозначительными взглядами.
        -Великан тут поработал!-твердил то один, то другой.-Тот самый, Свальнир. Я-то его видел, ну, в Битве Конунгов еще. Для него такие валуны- что для меня орехи.
        Возле одного из валунов Гельд тронул Асвальда за плечо и, когда тот обернулся, молча показал ему на землю. На влажном пятачке мелкой пестрой гальки ясно виднелся отпечаток маленькой женской ноги. И Асвальд стиснул зубы, словно в ожидании серьезной опасности: она была где-то рядом. Все время тянуло оглянуться. От напряженного ожидания в нем вдруг проявились какие-то немыслимые ранее способности: слух обострился, взгляд быстрее молнии замечал всякое движение вокруг, и даже затылком Асвальд угадывал шевеление кустов позади. От всего этого мурашки бегали по коже, и всем существом он ощущал, до чего же это странное место-Медный Лес. Сами камни здесь были живыми, если это можно назвать жизнью. У Медного Леса имелась душа, она глядела тысячей невидимых глаз с каждого камня, слушала тысячей невидимых ушей с каждого древесного ствола. И они, повинуясь чужой воле, стали частью Медного Леса. Они вдыхали его душу вместе с воздухом, его тропинки направляли их ноги. Они почти слились с ним. Это тревожило, и Асвальд ни о чем так не мечтал, как о том, чтобы скорее покончить со всем и уйти из этого проклятого
места!
        После полудня фьялли оказались над самым перевалом. На склоне горы нашлась достаточно просторная площадка, чтобы расположиться на отдых. Отсюда открывался обзор в обе стороны, и Асвальда поразила странная игра света и теней на земле: на востоке, в Медном Лесу, было пасмурно, разноцветные пятна кремневых выступов и хвойной зелени на склонах одевались серой дымкой, а на западе, в пологой долине, ведущей к побережью, солнечные лучи ярко блестели на желтизне опавших листьев. Взгляд Асвальда задержался на западной долине: он так устал от Медного Леса, что даже дышать его воздухом становилось тяжело. А ведь нигде больше запах палой листвы и влажной хвои не казался таким душистым и свежим. Он бодрил, но эта бодрость переходила в лихорадочное возбуждение, от которого люди быстро уставали. Асвальд повернулся лицом на запад в нелепой надежде уловить хоть каплю привычного морского ветра и изнутри отдохнуть от власти Медного Леса. Ты входишь в него, а он входит в тебя, и с этим ничего нельзя поделать…
        -Ты не туда смотришь!-негромко сказал ему Гейрбранд Галка.-Посмотри лучше на восток. По-моему, наши друзья пришли.
        Еще при первых звуках его голоса Асвальд стряхнул задумчивость и обернулся: в долине на востоке к небу поднимался небольшой дымок.
        -Не усадьба?
        -Может, и усадьба. А может, Гутхорм Длинный.
        -Один дым?
        -Там два. А у него сорок человек. Хватит.
        -Не пора ли нам сойти вниз?
        Скрываясь в ельнике, фьялли начали спускаться к перевалу. Дым в небе исчез. Меж зарослей, покрывавших дно долины, заблестели наконечники копий. Это был Гутхорм Длинный со своей дружиной, теперь в этом не осталось никаких сомнений. Два отряда быстро сближались. Долгожданный перевал, который самозванный ярл искал третий день, уже виднелся впереди, и он, не ведая того, вел свою дружину навстречу врагу.
        Негромко отдавая распоряжения, Асвальд чувствовал такую радость, что губы его кривились в тонкой усмешке, со стороны похожей на презрительную. Наконец-то перед ним оказался настоящий враг, простой и понятный, о котором они знают гораздо больше, чем он о них. И численное превосходство фьяллей казалось отчасти обидным: в такой победе будет немного чести. Но если Гутхорм и правда успел собрать железо во всех окрестных усадьбах, то добыча покроет недостаток славы.
        Опасаясь, как бы противник не вздумал бежать от боя, Асвальд разделил дружину на три части и две из них послал в обход долины. До самой ее середины можно было пройти, не показываясь из-за елей. Оставшихся он поставил прямым строем, перегородив выход. Их разноцветные щиты скоро оказались замечены; в строю квиттов началось оживление. Одни из них придерживали коней, другие кидались вперед, вглядывались, потом поворачивали назад. Послышались крики, Асвальд увидел, как высокий темноволосый человек с вьющейся бородой взмахами копья указывает на что-то своим людям.
        Квитты остановились и спешились, и Асвальд поздравил себя с первой удачей. Воины Морского Пути бьются только в пешем строю и никогда не сражаются конными; из-за этого некоторые невежды среди говорлинов и прочих уверяют, будто северяне вообще не умеют ездить верхом. Если Гутхорм велел сойти с седел, значит, бежать от боя он не намерен.
        Сам Гутхорм тоже сошел с седла и решительно направился вперед, держа перед собой огромный синий щит с красной полосой по краю, возле железной оковки. На ходу он величественно опирался на копье, а лицо его было плохо видно под говорлинским шлемом со стрелкой, закрывающей нос. Бедные квитты, однако, имеют деньги на такие дорогие привозные вещи… Асвальд с издевательским восхищением прищелкнул языком: грозный Тор вышел на бой с великаном! Неудивительно, что доблестный Гутхорм хочет знать имя того, кто увеличит сегодня число его побед. Асвальд вынул из ножен свой знаменитый квиттинский меч и вышел вперед.
        -Я-Гутхорм сын Адильса, ярл Гримкеля Черной Бороды, конунга квиттов!-провозгласил Гутхорм, приблизившись шагов на десять.-Кто вы и что вам здесь нужно?
        -Я-Асвальд сын Кольбейна, ярл Торбранда Погубителя Обетов, конунга фьяллей!-умиротворяюще отозвался Асвальд. В Аскефьорде все знали, что этот миролюбивый, почти ласковый голос колючего Асвальда ярла означает, что примирение невозможно.-Кто-то из вас солгал, или ты, или твой конунг. Он обязан данью Торбранду конунгу, но уверял, что Медный Лес не платит ему. Что же тогда ты здесь делаешь, Гутхорм сын Адильса?
        -Ни одному фьяллю я не должен объяснять свои поступки!-ответил Гутхорм, издалека меряя Асвальда взглядом как бы сверху вниз.-А вот что ты делаешь здесь, Асвальд сын Кольбейна? Не заблудился ли ты?
        -То же самое, что и ты. Собираю дань. А поскольку она принадлежит по праву Торбранду конунгу, то я готов поблагодарить тебя за то, что ты отлично поработал. Передай мне все собранное и можешь отправляться куда захочешь вместе со своими людьми.
        Гутхорм ярл до конца выслушал это наглое заявление, поскольку каждый из противников перед боем вправе высказаться.
        -Вам нужно наше железо-вы получите по клинку в живот!-ответил он, невольно повторяя слова проклятой Хёрдис Колдуньи.-Вот только рассказать о походе Торбранду Троллю вам не придется.
        С этими словами он вскинул копье и мощно послал его вперед. Он не целился ни в кого определенно, однако с этим броском вся дружина противника объявлялась жертвой Одину.
        Два фьялльских щита разом взмыли и сбили копье на землю; несколько рук схватили его, чтобы послать назад.
        -Тюр* и Глейпнир*!-крикнул Гутхорм, хватая меч из петли на запястье, и, не оглядываясь, бросился на Асвальда.
        Квитты, подхватив свой боевой клич, устремились на врагов. Но едва они сделали несколько шагов, как ближайшие заросли справа и слева закричали десятками голосов:
        -Тор и Мйольнир!
        Услышав фьялльский клич так близко, квитты на миг замерли, завертели головами, не зная, в какую сторону кинуться, но долго раздумывать им не пришлось: в считаные мгновения меж стволами появились десятки бегущих фигур, запестрели разноцветные щиты. Надвинувшись с трех сторон, фьялли зажали квиттов в кольцо так плотно, что из сбитой в толпу дружины Гутхорма мог биться только один внешний ряд, а остальные ждали очереди-когда придется занять место павшего. Схватка в долине вышла бурной, но короткой. Большая часть квиттов была перебита, несколько человек из задних рядов ушло в заросли еще до того, как кольцо замкнулось.
        Раненых обезоружили и предоставили им под остриями копий перевязывать друг друга. Фьялли тем временем окружили волокуши и радостно срывали мешки, которыми были укрыты железные крицы.
        -Вот это добыча! Ярл! Асвальд ярл! Иди посмотри! Эти квитты и правда неплохо поработали!
        Асвальд подошел, держа в руке меч острием вниз. По клинку ползли и срывались на землю тяжелые грязные капли. Асвальд невольно морщился: он ненавидел знакомые лица у трупов, даже если это труп врага, но никому никогда не признавался в этом. Сольвейг говорила: каждый, кого ты знал, уносит с собой часть тебя. Сейчас же у него перед взором стояло совсем неприятное зрелище. Этот Гутхорм Длинный сам виноват: не надо было открывать живот. Увидев то, что сделало заученное движение собственного клинка, Асвальд скривился и сразу, как только Гутхорм выронил полуразбитый щит, поспешно полоснул его по горлу, чтобы не дать закричать.
        Вид добычи его приободрил. В волокушах лежало не меньше пяти десятков криц отличного железа. Мимоходом Асвальд заметил такие же небольшие, старательно обработанные, как те, что нашлись в печке у Сигурда Малолетнего. Двенадцать штук-мальчишка не обманул.
        С этим уже можно возвращаться. Хродмару ярлу придется прикусить язык. И возможно, даже слезть с почетного места. Нет, одернул себя Асвальд, об этом еще рано мечтать. Любимец конунга на то и любимец конунга, чтобы быть всегда правым и даже пользоваться тем, на что ему никаких прав не положено. Но, может быть, хотя бы на первый вечер, на тот пир, на котором он будет рассказывать…
        -Ты смотри! Сёльви! Глянь, ты разбираешься! Хорошее железо?
        -Да я и без них вижу, что хорошее! Помнишь, в прошлом году…
        -Тише, не дави, тролль косорукий! Придержи конец!
        -Ладно, ладно, сейчас замотаю!
        -А ему как дам-голова пополам, уши в разные стороны! Ха-ха! Ты видел? Бьярни, ты же видел?
        -Теперь Аринкар проиграл мне свое золоченое седло! Помнишь, Тормод? Он бился об заклад, что ничего мы здесь не добудем! Надо мне было в придачу и узду просить!
        -Слагви, а если на глаз прикинуть-сколько мечей из всего этого выйдет?
        -Посчитали?-спросил чей-то ехидный голос слева, со стороны склона, покрытого ельником.
        Гул голосов над долиной разом смолк. Радостные крики считавших добычу, тихая и вдохновенная брань раненых под перевязкой прекратились, точно срезанные серпом. Хирдманы один за другим оборачивались, пятились от склона.
        Под большой елью на самой опушке стояла женщина и смотрела на них сверху вниз. С первого взгляда становилось ясно, что с ней что-то не так. Она была высока ростом, но горбилась, опиралась на кривую облезлую палку. Лицо ее, обращенное прямо к фьяллям, рассмотреть не удавалось: оно как-то странно дрожало и черты его ускользали от взгляда.
        Сзади торопливо подошел Гельд. Он вообще не участвовал в битве и перевязывал сейчас кого-то из квиттов, но это голос поднял его с земли так властно, точно рука великана потянула за ворот накидки. Он тоже ее увидел и сразу узнал: она была почти вчерашняя. Это же лицо со вздернутым носом, похожее на Борглинду. И в то же время сходства между ними наблюдалось не больше, чем между живым и мертвым. Даже принадлежа одному и тому же человеку, они совсем разные.
        -Посчитали?-с издевкой повторила Хёрдис Колдунья.-Или ты до стольких считать не умеешь, знатный ярл? Попроси вон его, он торговец.- Своей кривой палкой ведьма показала на Гельда, приподняв ее нижний конец над землей, как делают старухи. Гельд невольно пригнулся, будто она хотела его ударить.-Можешь даже потрогать мое железо,-продолжала ведьма.-Погляди на него хорошенько, знатный ярл. Ты больше никогда его не увидишь. Отнять железо у Гутхорма ты мог, но у меня его не отнимет никто. Никто не возьмет то, что я не позволила ему взять!
        Последние слова ведьма выкрикнула с визгом, стукнула палкой в землю, распрямилась и сразу стала выше ростом. Ее сотрясала непонятная лихорадка, которую разжигали ее собственные слова, и даже лицо дрожало, черты его менялись. Сходство с Борглиндой исчезло, теперь Гельд видел совсем другое лицо: с прямыми чертами, ровным маленьким носиком; вокруг лица в темных волосах ведьмы заблестели вьющиеся золотистые прядки. В толпе фьяллей раздалось несколько сдавленных криков.
        Асвальд безотчетно поднял левую руку и дрожащими пальцами провел по взмокшему лбу. На него смотрело лицо Сольвейг, но жестокое, злое, бездушное и мертвое. Хуже чем мертвое. И это сходство с дорогим для него лицом, подсмотренным в его же собственной памяти, казалось еще более постыдным и омерзительным, чем если бы ведьма показалась в своем настоящем отвратительном облике.
        Не в силах этого терпеть, Асвальд сделал несколько шагов к ведьме, подняв перед собой меч. Она не сдвинулась с места, а смотрела ему в лицо с наглой издевательской усмешкой. Не чувствуя своего тела, Асвальд шаг за шагом приближался к ней. Его вела сила той ненависти, которую так долго копили все фьялли, а он сам, Асвальд сын Кольбейна, сейчас был лишь меч в руке всего племени. Он почти не сознавал себя и не мог бы остановиться, даже если бы захотел. Каждое мгновение он ждал, что ведьма исчезнет или превратится во что-то другое, но она застыла, зачарованная блеском острой стали и двумя рунами Тюра у основания клинка.
        Острие меча приблизилось к ее груди, потом коснулось ее. Ведьма так же не двигалась и усмехалась. Ее лицо больше не дрожало. Меч разорвал морок, на Асвальда смотрело чужое лицо, серое, с твердыми, точно каменными, чертами, и только правая сторона рта чуть приподнималась в усмешке. Острие клинка уперлось ей в грудь, и Асвальд ощутил твердое сопротивление, как если бы пытался проткнуть камень. Привычка беречь оружие сама собой потянула руку назад: этого не пробьешь. А Хёрдис Колдунья смотрела на него своими настоящими глазами, и правый уголок рта дергался в усмешке, тоже настоящей. Может быть, этобыло единственным, что осталось от прежней Хёрдис дочери Фрейвида.
        -У Медного Леса нет конунга, кроме меня,- тихим, сдавленным, шелестящим, как сухие листья по камням, голосом сказала она. И всех слышавших ее пробрала глубокая, проникающая в самое сердце дрожь, потому что это был ее настоящий голос.-И никто не будет собирать здесь дани, кроме меня. А если твоему конунгу что-то от меня нужно, пусть приходит сам. Пусть не прячется за широкие спины своих ярлов. Они ничего здесь не получат. Ты видел богатства, которыми я владею. Иони останутся у меня, пока я так хочу. Смотри!
        Хёрдис взмахнула своей кривой палкой. Асвальд не мог оторвать глаз от нее: внутреннее чувство не позволяло ему повернуться к ней затылком. Но все остальные видели: крицы, железные караваи, лежащие в волокушах, вдруг зашевелились. Что-то живое сорвалось с поверхности одной из них и скользнуло вниз; рядом раздался невольный человеческий крик. Ржаво-рыжие, как болотная руда, змеи выползали из криц, стремительно извиваясь, текли прочь от волокуш и пропадали среди камней и корней. Их было множество, каждая крица истекала железными змеями и таяла на глазах. Люди не успели опомниться, а волокуши уже опустели. Последний ржавый хвостик мелькнул под камнем и исчез.
        -Я дам тебе кое-что, чтобы ты мог вернуться к конунгу не с пустыми руками,-прошелестел голос Хёрдис.-Такого чуда ему ни один кузнец не выкует.
        Кривая палка взметнулась еще раз. Отрубленная голова одного из квиттов, смотревшая в небо полуоткрытыми глазами, вдруг стала чернеть на глазах. Но она не разлагалась, кожные покровы не спадали, а, наоборот, твердели и застывали. Через несколько мгновений под ногами у Торгуда Торопыги лежала железная голова человека. Хоть на штевень… И не верилось, что сегодня утром она была живой, что ее сотворили не клещи и молот кузнеца, а облезлая палка в руках ведьмы.
        -Уходите,-прошелестел голос.-Уходите через Совий перевал. Я обещала вас выпустить. А я никогда не отступаю от своих слов.
        Самой Хёрдис уже не было. Старая ель покачивала тяжелыми лапами, и голос исходил от ее ствола. Ведьма ушла в дерево, как железные змеи ушли в землю. Асвальд с трудом сошел с места, все еще держа меч в опущенной руке и точно забыв, что с ним делать.
        Фьялли ушли быстро, забрав только лошадей и то, что успели собрать на трупах до появления ведьмы. Раненых квиттов Асвальд ярл тоже велел взять с собой, чтобы было кого показать Гримкелю Черной Бороде. Железную голову несли вдвоем Сёльви и Слагви: никто другой не решился бы к ней прикоснуться. На востоке в небесной голубизне ясно вырисовывался Совий перевал, а на западе небо было залито ровным слоем расплавленного золота.
        Хёрдис дочь Фрейвида стояла на том же месте под старой елью, крепко прижавшись спиной к стволу и обеими руками стиснув кривую облезлую палку. Ее глаза были закрыты, лицо застыло. Сейчас никто не поверил бы, что она может сдвигать горы и разбрасывать по склонам валуны размером с дом. Не верилось, что это застывшее существо найдет в себе силы хотя бы сойти с места, шевельнуть пальцем, повернуть голову.
        Когда-то она, дочь рабыни, мечтала быть сильной и гордой, мечтала повелевать и внушать страх. Сбылось больше, чем она хотела: ей покорился даже великан. Сам владыка Медного Леса, великан Свальнир, делал все, что она прикажет: двигал камни, рушил скалы, менял течение ручьев, ловил живых медведей и волков. Он дал ей такую силу, какой не владел еще ни один из чародеев Морского Пути. Но взамен он сожрал ее человеческое тепло, ее живую душу. За те полтора года, что Хёрдис прожила во власти великана, с каждым днем ее кровь холодела, а тело наливалось каменной твердостью. Острые камни больше не царапали ее кожу и не причиняли боли. Обнаружив это впервые, она с рыданиями пыталась воткнуть нож в собственную ладонь-и не могла. Эта неуязвимость ужасала ее больше, чем самые тяжелые раны. А потом и ужас закаменел. Не ушел, а проник вглубь и остался навсегда.
        С каждым днем каменный холод подбирался к ее сердцу, и каждый его удар казался Хёрдис новым шагом, который она делает прочь от людей, к стылому племени каменных великанов. Она уже не могла, как в первые времена, наслаждаться своей властью над людьми и Медным Лесом. Всем существом ее владел ужас смерти-не мгновенной, а медленной, растянутой на года и осознаваемой при каждом вздохе. Хёрдис никогда не любила людей, но ей нестерпимо жутко было ощущать свою оторванность от них. Иной раз Свальнир приносил ее к усадьбам, и там она требовала дани: одежды, выделанных мехов, украшений, хорошей еды. Ей все приносили, дрожа от страха при виде великана. Хёрдис презирала этих бледных женщин с вытаращенными глазами, а в душе горько и мучительно завидовала им: их дыхание легко и ровно, а из наколотого иголкой пальца капает кровь. Они жили, а она умирала, медленно и неотвратимо, и становилась тем мертвее, чем сильней и неуязвимей казалась.
        Она более мертва, чем люди, и более жива, чем камни. Она зависла между двумя мирами и не могла остановить губительного движения. Она ненавидела великана и ненавидела людей, она хотела… сама не зная чего. Приступы лихорадочной деятельности все чаще сменялись заминками, когда она просто стояла, как сейчас, закрыв глаза и ощущая неясную, но жуткую по сути боль утекающей жизни. Еще немного-и она вовсе забудет, что значит хотеть чего бы то ни было…
        Если… Если никто не поможет ей. Если никто не вернет ей то тепло, которое у нее самой отнял великан. Но как Свальниру требовалась не какая-нибудь женщина, а она, Хёрдис из усадьбы Кремнистый Склон, так и ей нужен был не кто-нибудь. Ей необходим человек, обладающей особой жизненной силой. Конунг, любимец богов, владеющий особой удачей. Стюрмира конунга она сама же убила, завалила каменной лавиной, а Гримкель в счет не шел-он был поддельным конунгом, и удача у него тоже поддельная. А Торбранд-другое дело… Это-настоящий конунг, любимец богов, воплощенная сила и удача воинственного племени фьяллей. Еще тогда, давно, целую вечность назад, когда она была еще не женой великана, а просто Хёрдис из усадьбы Прибрежный Дом… Когда ее единственным оружием был неукротимый нрав, дикая жажда вырваться из своей серой и приниженной жизни, да еще огниво, силой которого она не умела толком управлять… Тогда она сталкивалась с этим человеком и убедилась, что его сила- настоящая.
        Хёрдис почти не помнила сейчас, что ее связывает с Торбрандом взаимная вражда-жажда мести отмирала в ней, как и все человеческие понятия. Она даже не знала толком, чего от него хочет. Ее существо жаждало, чтобы он был здесь, как холодной ночью жаждут огня, и она звала и манила его к себе всеми средствами, доступными ведьме Медного Леса.
        Обессиленная, Хёрдис стояла под елью и с закрытыми глазами не взглядом, а иным нечеловеческим чувством провожала уходящих людей. Она ощущала смутное тепло. Ее неясные надежды были как-то связаны с уходящими, и Хёрдис готовилась ждать. О, не так, как раньше, когда любое,даже невыполнимое желание рождало в ней всплеск упрямой силы. Теперь она умела ждать спокойно. Спокойно и долго, как камни, которым некуда спешить.
        Ночевали в этот раз уже возле кораблей. Хьёрлейв Изморозь привел их еще два дня назад и так ловко спрятал на мысу, закрыв высокие штевни связками еловых лап, что с моря их совсем не было видно. Несколько разномастых кораблей, что с тех пор проходили мимо, не подали и виду, будто что-то заметили.
        -Теперь главное-действовать быстро!-говорил Хьёрлейв, когда Асвальд и прочие вожаки дружин сидели у костра в ложбинке, где он разбил свой стан.-Тут на соседнем мысу ночевала снека с Острого мыса, я подослал Грани Заплатку-они сказали, что Гримкеля конунга нет дома. Похоже, все так, как он говорил.-Хьёрлейв показал глазами на Гельда.
        Рано утром семь фьялльских кораблей пустились в путь на юг. Гельд хотел было присоединиться к сыновьям Стуре-Одда на их «Рогатой Свинье», но Асвальд кивнул ему на своего «Щетинистого», и Гельд подчинился. Если доблестный ярл считает это нужным, к чему спорить?
        Оказалось, что Асвальд ярл проявил гостеприимство не просто так. В первый же день пути он подошел к Гельду, сидевшему на мешках возле мачты, и положил ему на колени два серебряных обручья, на которые были нанизаны несколько перстней. Среди них желтел даже один золотой.
        -Это что?-Гельд поднял глаза.
        -Это твоя доля добычи. Я обещал, что ты участвуешь наравне с нами. Это, кстати, из-за пазухи Гутхорма Длинного. Похоже, он собирал дань не только железом.
        Гельд повертел в руках «добычу». Два колечка были маленькие, явно женские.
        -Бери, бери!-оглянувшись, бросил один из гребцов на ближайшем весле.-Сам-то ты добыл не много, если не считать припасенные страшные саги.
        -Что-то я в битве тебя не видел!-добавил другой гребец. Фьялли хорошо относились к барландскому торговцу, но считали себя вправе слегка над ним посмеиваться.
        -Ты понимаешь, Фродульв, если бы я был трусом, я бы вовсе не пошел с вами в Медный Лес, верно?-без обиды ответил Гельд, подбрасывая на ладони мягко звенящие обручья.-И вообще не стал бы ввязываться в чужое дело. Если кто-то станет мне угрожать, я знаю, за какой конец держать оружие, не беспокойся. А самому искать случай подраться-не для меня. Торговцам, знаешь ли, нужен мир, безопасные дороги, богатые и веселые люди в многочисленных усадьбах, а еще хорошие отношения решительно со всеми. Это, кстати, всем на пользу. Знаешь «Песнь о Риге»?
        Фродульв усмехнулся и неопределенно мотнул лохматой головой. Он знал, что такая песнь на свете существует, но в чем там суть, никогда не задумывался. Что ему, делать нечего?
        -Когда Златозубый Хеймдалль* обходил человеческие жилища и давал начала всем человеческим родам, он каждому определил особое дело,- рассказывал Гельд, поглядывая то на собеседников, то в размытую морскую даль.-Рабам он велел кормить скот и таскать хворост, бондам-пахать землю, воинам-потрясать щитом. Про торговцев там, правда, ничего не сказано, но не могли же они упасть с неба сами собой! В дом моих предков Хеймдалль тоже заходил, иначе откуда бы я взялся?
        Люди вокруг засмеялись, даже Асвальд улыбнулся. Гельд неприметно глянул на него и удивился: лицо надменного ярла сейчас было спокойным и почти приветливым. Заслушавшись, он просто забыл следить за собой и невзначай обнаружил, что является таким же человеком, как и все. И чего боится, чудак?
        -А кто ты родом?-спросил хирдман напротив Фродульва.
        -А это и ты, Бранд, можешь сказать с тем же успехом, что и я сам! Меня не зря зовут воспитанником Альва Попрыгуна и Подкидышем. Альв нашел меня на пороге своей землянки на поле тинга в Эльвенэсе.
        -Так ты еще и слэтт?-изумленно спросил кто-то рядом.
        -Женщины определили, что мне было месяцев восемь-девять. Так что родом я мог быть хоть с Эльденланда, если меня привезли. Там, в Эльвенэсе, кого только не бывает! Один раз видели человека, черного, как головешка. Я, правда, при этом не был, но мне рассказывали надежные люди. Он с ног до головы был черный, а волосы кудрявые, еще кудрявее, чем у нашего Тормода. И живой, представьте себе!
        -Ну, это ты врешь!-без особого осуждения, но уверенно определил Бранд.
        -Можешь не верить, если тебе так приятнее,- беззлобно разрешил Гельд.-Так вот… У Альва своих детей не было, и он взял меня на воспитание. А кто я родом, теперь уж не узнать. Но мне, честно сказать, не так уж и любопытно. Все люди, в конце концов, происходят от Аска и Эмблы*, так какой еще род мне нужен?
        Слушатели переглядывались, улыбались, пожимали плечами. Род-основа всего, нельзя жить, не зная, кто ты такой. Странный он, этот парень, хотя и неплохой.
        А Гельд поигрывал серебром у себя на коленях и задумчиво смотрел в море. Его родом был весь род человеческий, а родиной-весь обитаемый мир. И поэтому он считал себя гораздо богаче, чем все его новые друзья, привязанные к какому-то десятку человек и клочку каменистой земли в том или ином фьорде.
        -Ты пойдешь с нами на Острый мыс?-спросил Асвальд.-В конце концов, как ты говоришь, я собираюсь крепко поссориться с этим подлецом Гримкелем. Пусть не думает, что меня можно предать безнаказанно! Ни о каком мире и хороших отношениях на Остром мысу уже и речи не будет. Если хочешь, мы тебя высадим чуть раньше, и ты дойдешь пешком, чтобы тебя не связывали с нами. И будешь себе торговать… Если потом там что-нибудь останется.
        -Поздно!-Гельд мотнул головой.-Люди могли видеть, что я ушел с вами. А потом… Я, знаешь ли, страшно любопытен. А с вами я уже столько повидал… Короче, мне хочется поглядеть, чем все кончится. И если доблестный ярл и храбрая дружина не возражают, я хотел бы остаться с вами и дальше.
        -Только мне думается, что все это кончится не скоро,-заметил Хьёрлейв.-Сейчас мы разделаемся с Гримкелем, но главный наш враг-не он.
        Теперь уже никто не улыбнулся. Серое лицо квиттинской ведьмы, страшный подарок которой везли на своем корабле Сёльви и Слагви, стояло перед глазами у каждого.
        -А на Остром мысу можно набрать еще немало таких игрушек!-Бранд кивнул на серебро в руках Гельда.-Эти Лейринги не такие дураки, какими притворяются. У Гримкеля не последний кубок в сундуке!
        -И мы еще кое-что добудем!-поддержал товарища неугомонный Фродульв и покосился на Гельда.-Даже те, кому боги, понимаете ли, не велели лезть в драку…
        Барландец промолчал, не обращая внимания на ехидный намек. На самом деле квиттинская ведьма занимала его гораздо больше, чем Гримкель конунг и весь Острый мыс. За всю свою жизнь, полную странствий (Альв Попрыгун стал брать воспитанника в походы с неполных двенадцати лет), Гельд ни разу не встречал подобного создания. Зная множество рассказов о колдунах и оживших мертвецах, он не мог и вообразить такое странное существо, не принадлежащее ни к одной мыслимой «породе». Сам Риг-Хеймдалль не вспомнил бы, откуда она взялась! Это не старуха или вдова, что живет на отшибе и дурным глазом портит скотину. Это не хромой рыбак, умеющий петь заклинания и приманивать треску в сети! Гельду не верилось, что квиттинская ведьма родилась от людей, как ему рассказывали, от Фрейвида Огниво и какой-то рабыни. Родилась, если верить рассказам, каких-то двадцать три-двадцать четыре года назад! Но у той женщины, которую он видел, не было возраста. Она могла явиться девчонкой или старухой, но возраста не имел даже ее истинный облик, который она показала им напоследок. У камня нет возраста, а если есть, то к нему не
приложимы ничтожные человеческие мерки. Нельзя сказать, прожила Хёрдис дочь Фрейвида века или мгновения за те два года, что она провела во власти великана. Ее нынешняя жизнь измеряется совсем по-иному. В ней была холодная озлобленность, жгучее и болезненное стремление к чему-то недостижимому, даже скрытое страдание. В ней жила огромная манящая тайна, и Гельд не знал бы покоя всю жизнь, если бы ушел, не разгадав ее.
        -Этого подлеца Гримкеля нет дома, и мы не потеряем ни одного человека!-долетали до него с корабельного носа обрывки разговора Асвальда и Хьёрлейва.-А потом пойдем за ним следом и накроем его там, где он поджидает в засаде нас. Ипусть посмеет сказать, что отправился на охоту! Я вобью ему в глотку тот самый Волчий Камень, которым он так любит клясться!
        Семь фьялльских кораблей, похожих на плывущих по морю драконов, стремительно скользили по волнам на юг, и холодный ветер раздувал разноцветные крылья их парусов.
        Глава 5
        На Остром мысу их никто не ждал. Как ни мало фьяллям обрадовались в первый раз, полмесяца назад, нынешнее их появление повергло квиттов в настоящий ужас. Мужчины и женщины без оглядки разбегались с побережья, побросав мокрые сети, рыбные ножи и наполовину вычищенный улов. Семь драконов летели вдоль берега мыса, направляясь к большим усадьбам, и после них берег вымирал: повсюду хлопали двери избушек, матери звали детей, все прятались. Торговцы, напротив, бежали к своим кораблям. На этот раз никто не вышел встречать знатных гостей, впрочем, Асвальд никого и не ждал. Мгновенно высадившись и оставив необходимое для охраны кораблей число людей, фьялли устремились к усадьбе Лейрингов и Железному Пирогу, владению Адильса хёльда.
        Ворота Двора Лейрингов стояли нараспашку, а в усадьбе никого не осталось, если не считать женщин и челяди-ни хозяина, ни его дружины. Даже гостей стало гораздо меньше. В широко раскрытых глазах женщин, жавшихся по углам, плескался ужас. На фьяллей смотрели как на восставших мертвецов, и уже этот страх служил неоспоримым подтверждением вины. Полмесяца назад их так не боялись.
        Асвальд первым ворвался в гридницу и наткнулся на Йорунн хозяйку. Ее головное покрывало сбилось набок, несколько тонких седых прядок свисало на плечи, лицо было злым.
        -Где твой сын?-яростно крикнул ей Асвальд.-Где ты его спрятала, этого предателя?
        -Тролли знают, где они его носят!-так же яростно завопила старуха в ответ, упирая руки в бока.-Он уже тридцать лет как взрослый и не докладывает мне каждый свой шаг! Я не знаю, где он!
        -Ложь!-крикнул Асвальд и шагнул ближе. Все знали, что без совета матери Гримкель конунг бывает разве что в отхожем месте.-Он поехал сторожить меня в Медном Лесу. Поехал на помощь к Гутхорму Длинному! Ну ничего! Скоро они встретятся в Валхалле!
        Фьялли растеклись по усадьбе, обшарили все помещения и постройки. Железный Пирог тоже был пуст, возле старого Адильса осталось пять-шесть человек из дружины.
        В девичьей Лейрингов Гельд сразу увидел Борглинду. Она стояла в дальнем углу, прижавшись к стене и молча глядя на входящих мужчин. На руках она держала ребенка, примерно годовалого, арядом с ней стояла рослая рабыня с какими-то тряпками в руках.
        -Не бойся!-сказал ей Гельд и на всякий случай подошел поближе.-Это опять мы. Пока живые, как видишь.
        -Вижу,-коротко ответила Борглинда.
        Больше ей было нечего ему сказать. Девушку не слишком обрадовало новое свидание. Все прошедшие дни она вспоминала Гельда, и он казался ей каким-то светлым пятном, свободным от дыма и грязи этой проклятой войны. И вот он снова здесь, в дружине фьялльского ярла. Напрасно она поверила, что он друг ей. Он друг сам себе, как и каждый, а сейчас-друг фьяллей, которые хорошо платят за дружбу. И она сама виновата, что Гримкель конунг не вернется в собственный дом. Фьялли опять, как полтора года назад, темной волной затопили усадьбу, и теперь это казалось повзрослевшей Борглинде настоящим крушением. Держа на руках Свейна, она прижималась к стене, и ей было некуда отступать, некуда уйти от этих остроносых лиц. Все ее существо полнилось молчаливым убеждением: это конец Лейрингов и конец племени квиттов. Они виноваты, виноваты в подлых и низких замыслах, и фьялли заставят их за все отвечать!
        Гельд видел, что Борглинда смотрит на него отстраненно-враждебно, будто не узнает и не отличает от фьяллей. Этому, конечно, не стоило удивляться, но это было неприятно. Сам-то он чувствовал к ней прежнее расположение, и ему хотелось ее успокоить, подбодрить хоть немножко. На самый крайний случай у него есть средство спасти ее от больших неприятностей. Она добрая и благородная девушка, и несправедливо заставлять ее отвечать за подлость ее родни.
        -Я, помню, обещал тебе живого тролля в корзиночке,-сказал Гельд, не зная, что еще придумать. Насколько он знал высокородных потомков Ярла, она сейчас должна начать кричать, что видеть его не желает. Но он хотел все же попытаться.-Тролля поймать пока не получилось. Зато я нашел кое-что…-Он вынул из-за пазухи два маленьких женских колечка из добычи Асвальда.- Мне самому не лезут.-Гельд для наглядности попробовал надеть золотое колечко себе на мизинец, но дальше первого сустава оно не пошло.-Не выбрасывать же. Возьми. Дашь ребеночку поиграть. Это кто? Твой племянник?
        Борглинда кивнула. Болтовня барландца все же сделала доброе дело: она опомнилась и поняла, что еще не конец, если хоть кто-то способен болтать про «тролля в корзиночке». Гельд вдруг показался ей щелью, в которую можно выскочить из-за железной стены фьяллей; Борглинда еще не знала, что сделает, но в ней зашевелилось желание бороться.
        Гельд вертел оба колечка в руках, не зная, как ей отдать: ее руки были заняты мальчиком. Борглинда передала Свейна рабыне, протянула ладонь. Гельд обрадовался: если возьмет, значит, мир. Она не может знать, что эти колечки кто-то дважды отнял у ее соплеменников-квиттов…
        -А ты теперь нанялся в дружину к Асвальду?- спросила Борглинда и снизу вверх заглянула ему в глаза. Она прикидывала, достаточно ли широка спасительная щель.
        -Да что ты!-Гельд махнул рукой, потому что это действительно была неправда: он не клялся Асвальду ярлу в верности и не брал у него оружия.- Я просто с ними. Знаешь ли, любопытно было посмотреть, что там делается в Медном Лесу. Когда еще случится туда попасть? Я там такого повидал! Вот я тебе расскажу, когда будет время…
        Сейчас, конечно, было не время рассказывать страшные саги. По всему дому стучали шаги, визжали и хлопали двери, раздавались голоса. В гриднице негодующе кричала что-то старая Йорунн. Но Гельд продолжал болтать по привычке, хотя и видел, что Борглинда какая-то странная и едва ли его слушает. Взгляд у нее был отсутствующий, весь вид говорил о напряженном, лихорадочном размышлении. Яркий румянец на щеках бросался в глаза даже в полутьме девичьей. Она сжимала в руке два колечка, но едва ли понимала, что ей дали.
        -Да не бойся ты!-Гельд наконец тронул ее за плечо.-Асвальд ярл обещал не воевать с женщинами. Тебя не тронут. Им нужен только твой родич конунг…
        -Побудь здесь!-вдруг сказала ему Борглинда и стремительно кинулась прочь.
        Она пробежала через девичью, свирепо распихивая голосящих женщин, пробежала через гридницу, расталкивая мужчин и не слушая, о чем сутулый фьялльский ярл спорит с Йорунн, выскочила в сени. Везде было полным-полно фьяллей, родной дом стал чужим, как никогда: своих в нем не осталось, везде хозяйничали враги. В кухне возле пивной бочки слышался плеск и смех. Да уж, варили не для вас. Не сегодня-завтра Гримкеля ждали назад с победными вестями.
        За углом дома возле конюшни Борглинда наткнулась на мальчика лет одиннадцати и схватила его за плечо. Это был ее младший брат Хагир. Во время Битвы Конунгов ему сравнялось всего девять лет, и поэтому он остался жив. А троюродный брат Атли, которому уже исполнилось тринадцать, погиб.
        -Слушай!-яростно зашипела Борглинда, сильно сжимая плечо мальчика и подталкивая его к бревенчатой стене конюшни. При этом она старалась загородить его собой от всех глаз.-Слушай, беги скорее! Беги к Хейнгорду, там за усадьбой на Лисьем мысу возьмешь у рыбаков лошадь. Вот тебе.-Она всунула в ладонь брата оба колечка, которые так и не успела разглядеть.-Дашь золотое за лошадь. Да смотри, чтобы не всучили клячу. Ты уже взрослый, разберешься. И если кто-то согласится, пусть проводят тебя к Ступенчатому перевалу. Там найдете Гримкеля. Понял?
        Хагир горячо кивнул, крепко сжимая в руке колечки. Ему шел двенадцатый год, он мечтал скорее стать взрослым и отомстить проклятым фьяллям за гибель рода. Послали бы его в огонь-он пошел бы с той же готовностью, с детским неведением опасности и смерти, счастливый сознанием, что делает взрослое дело.
        -Беги!-шепотом крикнула Борглинда и подтолкнула его к воротам.-Кроме тебя, у нас не осталось мужчин! Беги!
        Хагир еще раз кивнул и кинулся бежать, ловко скользя между фигурами фьяллей. Никто из них не знал, что мальчишка в простой некрашеной одежде-мужчина из рода Лейрингов.
        Борглинда осталась стоять возле конюшни, глубоко дыша, чтобы успокоиться и ничем себя не выдать. На Хагира никто не оглянулся, а за воротами его уже не очень-то поймаешь. Не могли же фьялли наводнить весь Острый мыс! Асвальд ярл еще тогда говорил, что у него двести человек, а ведь еще им надо охранять корабли… Хагир выберется! И доскачет до Гримкеля раньше фьяллей, потому что двести лошадей они смогут раздобыть разве что в подводных табунах Ньёрда*! Как хорошо, что у нее остался хотя бы такой брат! Когда других мужчин нет, и одиннадцатилетний мальчик на многое способен. В последние годы, утратив большое, Борглинда научилась ценить и малое. Теперь злосчастный Гримкель будет знать, что за гости ждут его дома или даже идут навстречу. А дальше пусть выкручивается сам, раз он такой умный! Борглинда не любила Гримкеля, но не могла бросить в пасть судьбе последнее, что оставалось от ее рода. Да и от державы квиттов тоже. Она сама отчасти виновата, что его замыслы провалились… Хотя придумал он дрянь, что ни говори!
        -Иди в дом, липа нарядов!-Исбьёрн сын Стейнара заметил во дворе девушку, родственницу конунга, которая полмесяца назад подносила кубок Асвальду ярлу.-Побудь пока в девичьей, а потом Асвальд ярл решит, что с вами делать.
        Борглинда бросила на фьялля короткий презрительный взгляд и пошла в дом. Исбьёрн двинул бровями, будто сам себе говорил: «Ну вот, что с ними прикажете делать?» Девчонка из рода Лейрингов смотрела на него так, будто это ее воины захватили его дом. И хоть посади ее за жернов и заставь заниматься рабской работой с утра до ночи, она все равно будет глядеть только так.
        Убедившись, что все их ожидания оправдались, фьялли в тот же день жарко заспорили, как быть дальше. Асвальд ярл хотел идти следом за Гримкелем и накрыть его там, где он устроился в засаде. Но Хьёрлейв Изморозь с этим не соглашался, и трое ярлов из семи его поддерживали.
        -Конечно, Торбранд конунг поставил тебя старшим над дружиной, и ты можешь решать, но, по-моему, выходить сейчас опять к Медному Лесу неумно!-убеждал Хьёрлейв. Это был слишком серьезный случай, и он не мог согласиться с тем, что считал ошибкой.-Мы ведь не знаем, сколько у него людей! Своей дружины было человек пятьдесят, и из Железного Пирога могли дать человек тридцать-сорок. Да гости, да мало ли еще какие тролли!
        -Я расспрашивал здешних, все говорят разное!-вставил Гельд.-Кто говорит-пятьдесят, а кто-триста. Мой Бьёрн видел дружину человек в восемьдесят. Но кто-то мог присоединиться и после ухода Гримкеля отсюда. У них же есть родичи во внутренних землях.
        -Если мы выйдем с Острого мыса и встретимся с Гримкелем под открытым небом, то наше положение будет одинаковым!-продолжал Хьёрлейв.- Если бы точно знать, что у него пятьдесят или восемьдесят человек, то это не страшно. Даже если оставить половину дружины охранять корабли, со второй половиной мы бы его побили. А если у него две, три сотни? Надо помнить, что он здесь-у себя дома,а мы-нет. Он лучше нас знает, где и сколько людей он может набрать. Он не пошел бы на такое дело, если бы не был уверен в успехе. Гримкель ведь не из тех, кто кидается в битву очертя голову и мечтаетлишь со славой погибнуть! И здешние ведьмы при случае скорее помогут ему, чем нам!
        -Если не собирать с них дань,-хором сказали Сёльви и Слагви, получившие теперь общее прозвище Хранители Железной Головы.
        -А пока мы остаемся на Остром мысу, наше преимущество несомненно. Мы занимаем дом самого Гримкеля! Ему некуда вернуться. Если он вздумает драться, то Острый мыс сгорит дотла. Этот предатель должен будет отбивать собственную усадьбу! А если не выйдет, то ему придется отступать в Медный Лес. И тогда уж он не сможет называться правителем квиттов. Торбранд конунг посадит здесь своего человека.
        -И будет вынужден держать здесь постоянно целое войско,-проворчал Исбьёрн сын Стейнара.-Мы ведь не бездонные.
        -Зато мы сможем собирать дань только в свою пользу и не делиться с остатками Лейрингов. За это можно постараться. Ради такого дела у каждого из наших хёльдов найдется младший сын!
        -А нет, так родят!-вставил Гейрбранд Галка, и большинство засмеялось.
        -Но так мы можем прождать его до Середины Зимы!-ответил Хьёрлейву Асвальд. Он не мог не признать верности этих доводов, но ему хотелось скорее наказать подлеца.-А если Гримкель узнает и передумает возвращаться? Нам придется тут зимовать или идти искать его, чтобы выяснить, что с ним сталось. Кто у нас умеет видеть вещие сны?
        -Рано или поздно мы о нем узнаем. Это ведь не камень, чтоб упасть в воду и пропасть без следа. Услышим. Дружина в сто или двести человек не может просто так пропасть, да еще и зимой. Ты сам говорил, что в Медном Лесу народ не слишком-то любит своего нового конунга. Некоторые вообще не знают, что он у них есть!
        Довольно быстро Асвальд уступил. Его раздражение утихало, и возможность спокойной мести не выходя из дома стала приятно щекотать воображение. Сидеть у очага в доме своего врага, зная, что хозяин сейчас мерзнет и мокнет под зимним дождем и снегом! И даже не ведает, что ему некуда возвращаться. Да, это хорошая месть. Хродмар сын Кари не высидел бы и дня, а непременно устремился бы в погоню, но ему ведь всегда не хватало выдержки. Асвальд сын Кольбейна не собирался брать с него пример.
        -Мы останемся здесь,-решил он.-Гейрбранд, распорядись втащить корабли в сараи. Если не хватит места-пусть торговцы убираются куда хотят.
        -А если и тогда не хватит?
        -Тогда пусть вся эта шваль убирается! И двери открыть, какие были! Устроили гостиный двор!
        -Вот кто теперь здесь хозяйничает!-сварливо причитала на женской скамье, что возле двери в девичью, фру Йорунн.-Пусть твои хирдманы, отважный ярл, сами стряпают себе и тебе еду! Я пальцем не шевельну, раз я тут больше не хозяйка! Когда же приедет твоя жена? Я брошу все ключи ей в лицо!-Старуха гневно гремела связкой ключей у себя на поясе, однако снимать ее не спешила.-Ох, если бы все мои родичи спустились из Валхаллы, они бы показали тебе, как у нас расправлялись с врагами! От нас ничего не осталось, ничего! Младенец, мальчишка и две девчонки… Где мой племянник Хагир? Почему я его не вижу? Что вы с ним сделали, козлиноголовые?-завопила она с удвоенной силой.-Убили? Значит, он присоединился к родичам!
        -Что ты несешь, старая?-раздраженно крикнул Асвальд. Браниться со старухой-не самое достойное дело для мужчины, но настырная и неотвязная Йорунн так его допекла, что не было сил терпеть.-Какой племянник Хагир? Я не нанимался следить за твоими щенками, у тебя для этого достаточно рабынь!
        -Это вы…-начала Йорунн и вдруг замолкла.
        Ее взгляд наткнулся на лицо Борглинды. Девушка смотрела на нее в упор, и ее глаза горели какой-то многозначительной ненавистью. «Что ты делаешь, старая метла?-кричал этот взгляд.- Ты губишь и то, что у нас осталось!»
        И Йорунн замолчала, краем грязного передника вытирая слезящиеся от напряженного крика глаза. В ее неглупой голове зашевелились догадки. Девчонка что-то придумала. Хагир исчез неспроста. Борглинда сделала то, что надлежало сделать самой Йорунн. Она и сама догадалась бы, если бы только не ввязалась в перебранку с этим сутулым мерзавцем.
        Старая Йорунн знала, что женщины рода Лейрингов способны на многое. А Борглинда как-никак родное дитя воинственного Халькеля Бычьего Глаза, что получил в грудь копье самого Одина и тем стяжал вечную славу. Ничего удивительного, что младшая сестра Даллы, Мальфрид и Гудрун потихоньку подрастает.
        Асвальд, даже удивленный, что старуха так быстро замолчала, вопросительно обернулся и заметил Борглинду. Но она уже смотрела в пол, и он не видел ее глаз. Йорунн, чтобы притушить подозрения, опять начала негромко голосить.
        На четвертый день прискакал дозорный десяток, посланный в долины на север. Гримкель конунг с дружиной приближался к Острому мысу.
        -У него полторы сотни человек, около того!- рассказывали хирдманы.-Идут пешком, к вечеру точно будут здесь. Если не решат заночевать по дороге. Непонятно, знают про нас или нет.
        -Конечно, знают!-уверенно ответил Асвальд.-Иначе не вернулись бы так скоро. Они подождали бы нас у Ступенчатого перевала подольше-как можно знать, когда тамошние ведьмы нас выпустят?
        -Кто-то их предупредил,-заметил Хьёрлейв.
        -Еще бы!-охотно поддержал Гейрбранд.- Не вижу ничего удивительного. За всеми ведь не уследишь. У нас кто-нибудь наверняка предупредил бы Торбранда конунга, если бы в его пустой дом явился… да хотя бы Гутхорм Длинный!
        Фьялли вокруг засмеялись: такой нелепой показалась подобная возможность.
        -Так это же у нас!-сквозь смех простодушно вставил Эймод сын Ульва.
        -Как будем встречать?-спросил несмеявшийся Хьёрлейв.
        Когда первые ряды Гримкелевой дружины вышли из долины и вступили на Острый мыс, им сразу стало видно, что перед усадьбой Лейрингов пестреют ряды цветных щитов. Асвальд ярл выстроил своих людей тремя крепкими клиньями между заселенной частью мыса и подходящим войском Гримкеля. Во главе срединного, самого большого клина стоял он сам, опираясь на длинное копье. Пестрый ряд сомкнутых щитов, блеск клинков, трепет стягов с молотом Тора, злое лицо Асвальда и копье, приготовленное, чтобы посвятить войско противника Одину, говорили о неизбежной схватке.
        Но конунг квиттов не выражал готовности к битве. Он ехал верхом, но в виду противника сошел с коня и отдал его гестам*. Взмахами руки он приказал своему войску остановиться, а сам с несколькими людьми пошел вперед.
        Асвальд ярл с двумя хирдманами по бокам шагнул ему навстречу и остановился в десяти шагах перед строем фьяллей. Он стоял, распрямив сутулые плечи, отчего казался еще выше ростом, одной рукой уперев в землю древко копья, и на лице его отражалось горделивое презрение.
        Гримкель конунг, наоборот, тщился изобразить на своем лице изумление с примесью радости, сейчас более чем неуместной. Изумление было вполне искренним. Когда к Ступенчатому перевалу прискакал Хагир со своими новостями, Гримкель не сразу решился ему поверить. Подробности, в том числе ответы Йорунн на вопросы фьяллей, звучали очень убедительно, но Гримкель не мог взять в толк, каким образом фьялли попали на Острый мыс, минуя Ступенчатый перевал. Тролли их принесли, не иначе! И они сразу повели себя так решительно и грозно, что сомневаться не приходилось: они знали, что не застанут хозяина, и знали почему. И что теперь? Уйти в Медный Лес или на восточное побережье-лишиться власти конунга. Вернуться-возможно, лишиться головы. И все же Гримкель решил вернуться. Надеясь как-нибудь выкрутиться, он считал это решение доказательством своего большого мужества.
        -Я вижу, боги обманули меня и привели тебя на Острый мыс, Асвальд ярл…-начал он еще издалека, запнулся и продолжил, поскольку Асвальд отвечал ледяным молчанием.-Другим путем… Как ты сюда попал? Ведь мы уговорились, что ты вернешься через Ступенчатый перевал, чтобы я смог прийти тебе на помощь, если у меня появится такая возможность…
        Во время этой речи он приблизился к Асвальду шагов на пять, но тут Рэв и Бранд склонили наконечники длинных копий, намекая, что славному конунгу следует остановиться. Гримкель послушно остановился, глядя на копья с таким выразительным недоумением, будто никогда в жизни не видел этих длинных палок с острыми железками на концах и вообразить не может, для чего они предназначены.
        -Да, ты меня не ждал,-ледяным голосом ответил Асвальд, когда Гримкель наконец умолк.- Это единственные слова правды во всех твоих речах. Во всем остальном ты пытался меня обмануть, и ты стоишь того, чтобы тебе в глотку забили твой Волчий Камень, которым ты клялся! Ты говорил, что Медный Лес не платит тебе дань!
        -Не платит!-воскликнул Гримкель.-И я не думаю, доблестный ярл, чтобы он что-то заплатил тебе! Зачем ты меня не дождался! Посмотри, у меня почти полторы сотни человек! Я наконец сумел их собрать, поверь, это стоило немалого труда! Явел их к тебе на помощь, потому что с тамошним народом и тамошними ведьмами нужно сражаться большими силами, сообща!
        -Прекрати эту женскую болтовню!-резко прервал его Асвальд, не в силах сдержать раздражения. Опять увертки, ухмылки, выдумки!-Довольно я тебя слушал! В Медном Лесу я встретил Гутхорма Длинного, сына Адильса, твоего ярла! Он собирал дань по твоему приказу!
        -Не может быть!-ахнул Гримкель конунг.
        По толпе квиттов рядом с ним прошла дрожь, лица выражали недоумение. Гримкелю никто из фьяллей не верил даже на селедочный хвост, но все остальные не могли притвориться так искусно.
        -Я давно уже не слышал о Гутхорме и не ждал его назад!-вполне искренне уверял Гримкель.- Скажу тебе правду, ярл: я посылал его собирать дань с Медного Леса, но так ничего и не получил! Я думал…
        -Ты не думал, что он повстречает меня и вся его дань достанется мне!-перебил Асвальд.
        -Дань!-Теперь на лице Гримкеля отразилось возмущение, брови задергались.-Этот мерзавец! Он самовольно ходил по Медному Лесу и притворялся моим ярлом! Он такой же ярл, как я-вещая вёльва!
        -Да уж, мудрости предсказывать будущее тебе не дано!-презрительно ответил Асвальд.- Иначе ты не считал бы меня дураком, который даст подстеречь себя в засаде. Это ты глупо придумал, Гримкель Черная Борода. Ты предал меня и будешь наказан за предательство!
        -Я не предавал тебя!-завопил Гримкель и сделал вид, что хочет шагнуть ближе, но наконечники копий в руках фьяллей угрожающе дрогнули.-Я шел к тебе на помощь!
        -Я не просил тебя о помощи!-гневно крикнул Асвальд.-И я не верю ни одному твоему слову! Ты предал меня, а сейчас предаешь и своего человека, Гутхорма Длинного! Теперь выбирай: или ты добровольно сдаешься и я везу тебя к Торбранду конунгу, или… можешь попытаться с оружием отстоять свою честь и свободу!
        -Нет, нет!-выкрикнул Гримкель.
        Отговорки не помогали, Асвальд Сутулый упрямо не желал быть тем дураком, который требовался Гримкелю, и теперь он по-настоящему испугался: его лицо побледнело, рот задрожал, глаза забегали и заморгали. Обе предложенные возможности совершенно его не устраивали. Ехать к Торбранду конунгу! Да оттуда он никогда не выберется и проживет жизнь если не рабом, то бесправным заложником! А драться… Драться с фьяллями, уступая им числом… Безумие!
        -Нет, нет!-твердил Гримкель, безумно ворочая глазами от земли к небу и лихорадочно отыскивая выход. Казалось, сейчас он весь расползется от страха и растерянности, и фьялли, невозмутимые и неподвижные, как железные, смотрели на него с явным презрением.-Не нужно! Мы придумаем что-нибудь другое! Мы же друзья с тобой, Асвальд ярл! Мы всегда были друзьями и останемся друзьями!- Он сам уже не знал, что несет.-Возьми залог… Возьми половину моей дани…
        -Половину твоей дани я возьму и так,-пообещал Асвальд.-Я не собираюсь проделать такой путь понапрасну. А какой же залог лучше самого конунга? Хотя, конечно, конунгом ты теперь будешь недолго. Я так понял, драться ты не хочешь? А жаль! Тогда ты прямо сегодня смог бы повидаться с твоим другом Гутхормом!
        Асвальд стремительно вскинул руку и швырнул в лицо Гримкелю что-то маленькое, блестящее. Гримкель вздрогнул от неожиданности и закрыл голову руками; несколько хирдманов рядом вскинули щиты и с грохотом сшибли их над головой своего конунга. Фьялли расхохотались. На земле у ног Гримкеля лежал квиттинский амулет в виде кисти руки, отлитой из серебра,-в память о правой руке Тюра, откушенной Фенриром Волком*. Эта вещь принадлежала Гутхорму Длинному и была снята с его тела.
        -Куда ему драться!-смеялись фьялли, откровенно издеваясь над противником.-Ему годится только свинарники чистить! Только собак кормить да хворост таскать! Ай да конунг у квиттов!
        -Ты сам не понимаешь своей пользы, Асвальд ярл, а ведь ты очень умный человек!-говорил тем временем Гримкель, оправляясь от испуга. Своим смехом фьялли невольно подбодрили его.-Я ведь хочу помочь тебе! Мы должны быть вместе, вместе бороться с ведьмами Медного Леса, с тамошним упрямым народом, который не желает платить дань своему законному конунгу, с этими разбойниками, которые самовольно собирают дань, прикрываясь моим именем…
        -Что ты там бормочешь?-крикнул Асвальд, который за смехом собственной дружины не мог разобрать слов поверженного противника.-Потише!-Он резко махнул рукой своим людям.
        -Я говорю, что мы должны устроить совместный поход на Медный Лес!-торопливо заговорил Гримкель, обрадовавшись, что его слушают.-Ты и я… Или я и Торбранд конунг. Против двух могущественных конунгов тамошние ведьмы и прочий сброд не устоят. Подумай, разве я не хочу вам добра? Да, я пытался собирать дань с Медного Леса, но ведь я обязан поделиться ею с вами, с Торбрандом конунгом. Я об этом не забыл. Это мое горячее желание! И теперь я предлагаю вам совместный поход. Ты ведь понимаешь и сам, как человек умный и сведущий, что глупо нам ходить в это проклятое место поодиночке да еще и убивать друг друга!- Гримкель показал на амулет, все еще лежавший среди камешков у него под ногами.-А вместе… Вместе мы совершим славные подвиги и возьмем большую добычу! Подумай, ведь мои люди гораздо лучше знают Медный Лес! Мы знаем входы и выходы из него, знаем усадьбы, знаем, в каких местах есть руда, а в каких нет. Самые богатые залежи-возле Кремнистого Склона, усадьбы старого предателя Фрейвида Огниво. А разве вы знаете туда дорогу? Нам нужно идти вместе! Торбранд конунг, как человек умный, поймет это! Ты ведь не
откажешься отвезти ему мое предложение?
        -Как ловко повернул!-восхитился Исбьёрн сын Стейнара.-Мое предложение! Два могущественных конунга! Мне сдается, тут сейчас нет ни одного конунга!
        Асвальд ответил не сразу. Многочисленные льстивые возгласы не затуманили ему головы, но какая-то правда в словах Гримкеля была. Квитты действительно лучше фьяллей знают Медный Лес. Знают, где и что можно взять, а где и искать нечего. «Горячая палочка» Сёльви и Слагви, конечно, хороша, но нельзя обходиться только ею. Об этом предложении стоит подумать.
        -Гейрбранд ярл,-поизнес Асвальд, не сводя взгляда с Гримкеля,-забери меч у конунга квиттов.
        -Что?-Гримкель двинул бровями, не веря своим ушам. Все ведь стало так хорошо получаться!
        -Я буду с тобой разговаривать только после того, как ты и твои люди сложат оружие,-с надменной твердостью ответил Асвальд.
        Гейрбранд Галка тем временем шагнул к строю квиттов и протянул руку. Внутренне он был готов к защите, если злосчастный конунг попытается «вручить» ему свой меч не тем концом.
        Гримкель колебался. Отдать оружие на глазах у дружины означало окончательный позор. Запутавшись во лжи, которую считал оружием слабых, он все же не решался расстаться с оружием сильных, которое делало его конунгом и мужчиной.
        -Ну!-резко и требовательно крикнул Асвальд. Его глаза яростно сверкнули, рука легла на рукоять собственного меча.-Отдавай или возьми в руки и защищайся, тролль тебя дери!-Он резко мотнул головой в сторону, где имелось свободное место для поединка. Ему надоело ждать.
        Гримкель расстегнул перевязь и протянул Гейрбранду меч вместе с ножнами и ремнем. «Я буду с тобой разговаривать…»-было сказано ему, и за возможность разговаривать, а не биться приходилось платить.
        Гейрбранд взял меч. По рядам фьяллей и квиттов пробежало движение: фьялли усмехнулись, кое-кто из квиттов спрятал лицо под щитом от такого позора.
        -Кто остается со своим конунгом-то же самое!-распорядился Асвальд, скользя взглядом по рядам квиттов.-А кто не хочет-назад, в Медный Лес. Путь свободен. И чтобы на Остром мысу никого не осталось.
        Ряды квиттов заколебались. Гримкель обернулся, и на лице его теперь был настоящий ужас. Квитты переглядывались, кое-кто, с молчаливой решимостью сжимая рукоять меча, отступал назад. Асвальд молчал, стиснув зубы, хотя ему очень хотелось крикнуть: «Быстрее!» Пусть думают, стоит ли им оставаться с таким конунгом. Тяжелое даже для зрителей, это зрелище подрывает душевные силы тех квиттов, кто еще не утратил способности сопротивляться. Пусть пьют свой позор глоток за глотком. Отравленные унижением души воспрянут не скоро. Пусть идут и расскажут всем, кто этого не видел. Это даже лучше, чем на месте перебить всех, как сделал бы Хродмар сын Кари.
        Человек тридцать шагнули вслед за своим конунгом, снимая мечи. Эти считали, что они должны жить и умереть с тем, кому однажды клялись в верности. Другие остались стоять: эти клялись не Гримкелю, а Одину и отдать меч, его драгоценнейший дар, согласились бы только вместе с жизнью.
        -Я верю, Асвальд сын Кольбейна, что ты неприкажешь бить в спины,-сказал один из квиттов, и все вокруг оглянулись, услышав его голос.
        Асвальд быстро глянул в ту сторону и увидел мужчину лет сорока, с темными волосами и грубоватыми чертами лица. Глаза у него были узкие и чуть заметно косили внутрь; внешний конец густых черных бровей был шире, чем внутренний. Все вместе это делало взгляд синих глаз острым и метким, как стрела, бьющая точно в цель. Рука с широкой сильной кистью крепко сжимала рукоять меча, и Асвальд осознал как упущение то, что не знает этого человека. Ведь это их новый вождь, по всему видно.
        -Я предоставил вам выбор и не отступлюсь от своих слов,-ответил Асвальд, меряя собеседника оценивающим взглядом.-Как твое имя?
        -Я-Ингвид сын Борга,-ответил квитт.- Если тебе это любопытно, то я в родстве с Гримкелем конунгом: моя сестра Асгерд была женой его двоюродного брата Халькеля Бычьего Глаза.
        -Я вижу, ты отступился от родича,-уколол его Асвальд, но в душе знал, что тот поступил как должно.
        -Нет, это он отступился от нас,-твердо ответил Ингвид.-От нас, от предков и от богов. Так и скажи твоему конунгу.
        Он повернулся и пошел прочь. Квитты, не пожелавшие расстаться с оружием, сплотились вокруг него, и привычный глаз Асвальда отметил, что они закрывают нового вожака сзади. Что ж, такого человека следует беречь. Этот, уходящий, был бы гораздо более ценной добычей, чем тот, остающийся.
        Этим вечером на хозяйском месте в гриднице Лейрингов сидел Асвальд ярл, а Гримкель конунг должен был почитать себя счастливым, что ему досталось почетное гостевое место напротив хозяйского. И женщины подносили мед и пиво сначала Асвальду и лишь потом Гримкелю.
        Впрочем, Асвальд пил мало, поскольку понимал, что сегодня требуется особая осторожность. Дозоры были расставлены вокруг усадьбы и прохаживались по всему Острому мысу, чтобы в случае опасности мгновенно поднять тревогу. Все семь кораблей вытащили из сараев к воде и полностью приготовили в дорогу. Почти все, что Асвальд посчитал нужным забрать из усадьбы Лейрингов- в основном меха и зерно из Гримкелевой части дани,-уже было погружено. Но от нынешнего конунга квиттов можно ожидать чего угодно, и Асвальд, прежде чем отпить от кубка, приказал поднять уголек с очага и двумя короткими движениями начертил на ладони руну «науд», предохраняющую от ядов. Конечно, серебряный кубок от этого не разлетится в осколки, но если яд будет, «науд» даст знать.
        -Я согласен отдать Торбранду конунгу еще половину дани!-говорил со своего места Гримкель конунг, хотя его согласия никто не спрашивал. Его бледное лицо отражало смесь лихорадочного беспокойства и торжества: себя он тоже считал победителем и в определенном смысле был прав.-Мне будет нелегко пережить зиму, но я готов на любые лишения, только бы… доказать Торбранду конунгу мою дружбу. Весной или даже зимой, если зима выдастся сухая, можно будет устроить поход и показать этим подлецам в Медном Лесу, кто их хозяин, я… мы или какая-то ведьма. Нам обоим это будет очень выгодно, и мне, и Торбранду конунгу. Клянусь столбами Тюрсхейма!
        «Вот как, уже столбами Тюрсхейма!»-отметил про себя Асвальд, одним ухом прислушиваясь к болтовне квиттинского конунга. Значит, понял, что клятвы Волчьим Камнем больше в счет не идут. Но и столбы святилища Тюрсхейм фьяллям тоже ни к чему. Их ведь не вывернешь из земли и с собой не увезешь. Да и разрушать святилище Тюра было бы неумно, мягко говоря. Хоть он и покровитель племени квиттов, однако тоже сын Одина, как и Тор, покровитель фьяллей. И Тюру во Фьялленланде по праздникам тоже приносят жертвы.
        Короче, залог нужен другой. Покатывая в ладонях уже знакомый кубок-дракон, Асвальд окидывал взглядом гридницу и размышлял. Да уж, взять тут больше нечего. Везти с собой самого Гримкеля, пожалуй, не стоит. Если увезти его с Острого мыса, сюда немедленно вернется Ингвид Синеглазый и квитты с готовностью объявят конунгом его. Им теперь недолго собирать тинг-слишком мало их осталось. И Гримкеля можно будет разве что послать за хворостом… только какой из него работник? Только и умеет, что давать лживые клятвы! Нет уж, пусть сидит здесь и как умеет бережет свою власть. Сильный духом квиттинский конунг фьяллям ни к чему…
        -Давай быстрее! Не видишь, у ярла кубок пуст!-ворчала где-то рядом старая Йорунн. Убедившись, что дело еще можно поправить, мать конунга деятельно взялась за хозяйство и угощала фьяллей почти с тем же сварливым усердием, что и в их первый приезд.
        Борглинда дочь Халькеля подошла к Асвальду с маленьким ковшиком меда. Румяная то ли от волнения, то ли от гнева, она совсем не поднимала глаз. На ее лице застыла замкнутая гордость, даже надменность, как бы стоявшая стеной между нею и всем вокруг. Асвальд по себе знал, откуда берется такое выражение. Под этой неподвижностью кипела настоящая лава. Борглинде дочери Халькеля было отчаянно стыдно за свою родню по отцу, так стыдно, что весь свет вызывал отвращение, начиная с себя самой и кончая далеким Торбрандом конунгом.
        Кубок Асвальда был полон больше чем наполовину, но он подставил его Борглинде, чтобы посмотреть на нее. Она тоже видела, что добавок пока не требуется, но старательно перелила мед из ковшика в кубок, так что золотистая жидкость поднялась вровень с бледно-позолоченными краями и несколько капель потекло на колени к фьяллю. Асвальд усмехнулся: ему было не жаль штанов, его забавляло это молчаливое сопротивление упрямой девочки.
        Борглинда почувствовала его усмешку и подняла глаза. Они оказались карими и смотрели с угрюмым вызовом. «Мне все равно, что ты обо мне думаешь!-говорили эти глаза.-Можешь меня презирать, а мне наплевать на тебя и твое мнение!» Дети в таких случаях говорят «сам дурак». Простенько, а помогает.
        Асвальд придержал ее за локоть, Борглинда сердито отстранилась, будто его рука была в грязи.
        -Могу я попросить высокородную деву отпить из моего кубка?-вежливо спросил Асвальд. Предложение имело двоякий смысл: его можно понять и как знак дружбы, и как предосторожность против отравления.
        Брови девушки гневно дрогнули: она сразу подумала о второй возможности.
        -У тебя есть причины не уважать моего родича ко… Гримкеля,-дрожащим от негодования голосом ответила она.-Но у тебя нет причин не уважать меня!
        -А ты пошла в материнскую родню,-определил Асвальд и снова вспомнил гордого Ингвида.
        -Что ты знаешь о моей материнской родне?- гневно воскликнула Борглинда, точно в этих словах заключалось какое-то оскорбление.-Какое тебе до нее дело?
        -Большее, чем ты можешь предположить!- почти весело ответил Асвальд. Ему пришла в голову блестящая мысль. Такая замечательная во всех отношениях, что он развеселился и уже без опаски отхлебнул из кубка.-Скажи-ка: у тебя есть родные братья или сестры?
        -Нет,-отрезала Борглинда, как будто отказывала ему в чем-то.-У меня были два брата,Льот и Свейн, они оба погибли в Битве Конунгов.
        Про Хагира она предпочла забыть: мальчик ушел обратно в Медный Лес с Ингвидом Синеглазым и для фьяллей стал недосягаем. И мысль о нем подбадривала Борглинду, точно брат был частью ее самой, свободной и способной сражаться. Неважно, что ему всего одиннадцать лет. Он уже доказал, что может зваться мужчиной и не опозорит своих предков.
        -А у них остались дети?-снова спросил Асвальд.
        -У Свейна остался сын. Но ты можешь не тревожиться: он еще не скоро возьмет в руку меч. Ему год и три месяца.
        -Отлично! Твои речи необычайно порадовали меня, о знатная и учтивая дева!-Асвальд подмигнул Борглинде, хотя вообще-то за ним такой привычки не водилось.-И думаю, что скоро ты услышишь кое-что неожиданное. Хватит тебе жить в этой убогой усадьбе среди этих недостойных людей. Твой род и твой высокий дух заслужили более почетную участь.
        -Ты спятил,-прямо ответила Борглинда и отошла.
        Асвальд с удовольствием рассмеялся. Лейринги-они и есть Лейринги, надменные и своевольные, поступающие так, как им хочется, и не думающие ни о ком другом.
        -Я решил принять твое предложение, Гримкель сын Бергтора,-громко обратился Асвальд к конунгу квиттов, и вся гридница утихла, слушая его решение.-Я предложу Торбранду конунгу от твоего имени совместный поход в Медный Лес. Ачтобы я и Торбранд конунг верили тебе, я возьму у тебя хороший залог.
        Гримкель конунг всем видом изобразил готовность отдать половину всего, что имеет:
        Доспехов, мечей,
        скота и приплода,
        сокровищ казны,
        жерновов скрипящих,
        рабов и рабынь
        с их ребятами вместе,
        и лес знаменитый,
        что Мюрквид зовется…[13 - «Старшая Эдда». Пер. А. Корсуна.]
        -Мне не нужен ни священный камень, ни столбы святилища,-ответил Асвальд на его немой вопрос.-Я возьму в заложники твою молодую родню. Твою родственницу Борглинду дочь Халькеля, а еще его внука Свейна. Ты можешь поверить, что у Торбранда конунга их будут содержать и обращаться с ними так, как того требует их высокий род. Я поклянусь тебе в этом молотом Тора,-Асвальд положил руку на серебряную гривну с молотом у себя на груди,-и других клятв не потребуется.
        Гридница негромко гудела: фьялли выражали полное одобрение замыслу своего вожака. Квитты молчали. Борглинда дочь Халькеля стояла возле дверей в кухню, изумленно глядя на Асвальда, и, похоже, не верила своим ушам. Вокруг нее гудел какой-то ветряной поток, холодил кожу, и чудилось, что она летит куда-то, вверх или вниз, не поймешь от неожиданности.
        Гельд Подкидыш, о чем-то увлеченно перед этим повествовавший соседям по столу, замер с открытым ртом. Рот он вскоре закрыл и только переводил взгляд с Асвальда на Борглинду и обратно. Да уж, тут Асвальд ярл обошелся без чужих советов. И здорово придумал, да возьмут его тролли! Гримкель конунг не слишком достоин доверия, но пренебречь будущим своего рода не сможет даже он. А если он так или иначе перестанет быть конунгом, то Борглинда и Свейн-близкие родичи Ингвида Синеглазого, которого квитты пока еще уважают. Родичи по женской линии! Он скорее самого себя отдаст в жертву, но не их. И будет у Торбранда конунга как пес на веревочке, уйди он хоть в тот лес Мюрквид, что в земле великанов. Ай да Асвальд ярл! Вот придумал!
        Взгляд Борглинды наконец оторвался от Асвальда, рассеянно пополз по гриднице и задержался на лице Гельда. Похоже, она только его и узнала. Гельд виновато повел плечами: не вышло, уж прости! Он забыл, что Борглинда не знала о его старом замысле: попросить ее себе в качестве добычи, если дело на Остром мысу дойдет до пожаров. Не вышло! Надменный хитрец Асвальд ярл сам взял эту добычу. Впрочем, она не будет рабыней. Как заложница, она сохраняет ценность только до тех пор, пока сохранена ее честь. Так что она в безопасности, и защита его, Гельда, ей не требуется. И слава богам! Что ему, своих забот мало?
        Глава 6
        Своим подарком квиттинская ведьма сделала Асвальду сыну Кольбейна немалое одолжение. Такой добычей не мог похвалиться никто: ни Хродмар ярл, большой знаток (и даже родич через жену) квиттингской нечисти, ни Эрнольв ярл, тоже немало повидавший на северных рубежах Медного Леса. Перед последним переходом Асвальд велел перенести железную голову с «Рогатой Свиньи» на своего «Щетинистого» и положить в ящик для оружия. Борглинда дочь Халькеля, которая в предыдущие дни сидела на этом ящике, обиженно поджала губы и ушла к мачте, где устроилась возле рабыни с ребенком. Нянька Нельда была единственной, кого Асвальд позволил взять с собой. Он не взял даже Брюнвейг, вдову Свейна и мать мальчика. Сама по себе она никакой ценности не представляла, а Торбранду конунгу лишние нахлебники не нужны. Так пусть она остается на Остром мысу и своим причитаниями по сыну не дает Гримкелю забыть о нем.
        Во время последнего перехода Борглинда заметно волновалась. Всю дорогу она держалась замкнуто и почти спокойно, по крайней мере не выдавая своих чувств, но сейчас ее руки беспокойно теребили края накидки, она ёрзала на мягком мешке, точно на камнях. Ей хотелось встать и пройтись, но свободного места для прогулок не имелось:«Щетинистый» был сплошь завален тюками с данью.
        -Ты думай, будто оказываешь им всем исключительную любезность!-вполголоса наставлял ее Гельд. Всю дорогу он плыл на своем «Кабане», но для последнего перехода покинул его и присоединился к Асвальду: ему хотелось быть поближе к Борглинде. Сейчас она, конечно, нуждается в поддержке, а кто среди довольных собою фьяллей способен ее оказать?-Помни про твой знатный род и задирай нос повыше. Для тебя это самое сейчас подходящее.
        -Очень им нужен мой знатный род,-буркнула девушка, украдкой бросив неприязненный взгляд на Асвальда. С Гельдом она уже помирилась, потому что он был все-таки не фьялль и держался с ней по-дружески.
        Доблестный ярл стоял на носу и пристально вглядывался в очертания берегов. Ему все здесь было знакомо, и его взгляд скользил от одной приметы к другой: вон Двурогая скала, вот черный стоячий валун, вон усадьба Флоси Дроворуба… Все ближе и ближе к Дозорному мысу, стерегущему устье Аскефьорда! Асвальд с таким мучительным нетерпением переживал движение «Щетинистого», что ему казалось: это он своим желанием тянет вперед тяжелый корабль.
        -Очень они теперь нас уважают!-с горькой досадой шептала Борглинда. У нее было такое чувство, будто ее везут судить за все «подвиги», совершенные Гримкелем конунгом.
        -Еще как уважают!-уверил ее Гельд.-Иначе он не взял бы тебя с собой. Раз ему нужен залог от Лейрингов, значит, их еще принимают в расчет. Кроме того, у тебя есть родня и с материнской стороны.
        -Далась вам всем моя материнская родня!- с неудовольствием изумилась Борглинда.- Иэтот…-Она опять метнула неприязненный взгляд на Асвальда.-Теперь и ты еще! Что вам до нее?
        -Они видели твоего дядю, Ингвида Синеглазого. Там, когда Асвальд забрал меч у Гримкеля конунга. Я тоже его встречал когда-то. Твой родич Ингвид, по всему видно, на Гримкеля не похож.
        -Ни чуточки!-горячо воскликнула Борглинда и тут же замолчала, будто испугалась, что сказала что-то лишнее. Но Асвальд не оглянулся, и она продолжала потише, но так же убежденно:-Гримкель на него похож, как треска на тюленя! Ингвид никогда не стал бы лизать башмаки твоему Асвальду, и твоему Торбранду тоже!
        -Он такой же мой, как и твой, ты не забыла?
        -Все равно!-Борглинда махнула рукой.- Ты с ним так подружился! Да, кстати, а ты-то зачем увязался за фьяллями?
        -Знал бы я сам, зачем я за ними увязался!- Гельд усмехнулся.-Мне, знаешь ли, любопытно поглядеть, чем все это кончится.
        -А заодно представиться конунгу в качестве великого героя!
        -Тоже неплохое дело!-Гельд улыбнулся и подмигнул ей.-Не всем же так везет, что они рождаются с мечом, щитом и конем![14 - Намек на «Песнь о Хлёде» из «Старшей Эдды», где герой рождается«с ножом и мечом,остро отточенным,в шлеме украшенном,в длинной кольчугеи с резвым конем» (пер. А. Корсуна).]
        При этом Гельд кивнул затылком на Асвальда, но смотрел на Борглинду, так что она могла подумать, что это относится к ней. Девушка мигом приподняла повыше кончик носа: ее род и правда не хуже всяких там ярлов из Висячей Скалы! Разве Асвальд состоит в родстве с двумя конунгами сразу?
        Гельд радостно рассмеялся: именно этого он и хотел добиться. Борглинда спохватилась и опустила глаза. Ее задевало то, что разговорчивый торговец вертит ее настроением, но в то же время она понимала, что он искренне хочет ей добра, и не обижалась. Досадно было то, что она, дочь Лейрингов, нуждается в покровительстве какого-то безродного подкидыша. Но ей сравнялось всего пятнадцать лет, и она находилась совсем одна во власти враждебного племени. Иных друзей сейчас не находилось, и Борглинда радовалась, что у нее есть хотя бы Гельд. А что будет потом, в конце пути? Как ее там встретят?
        -Вот так и держи свой замечательный носик,когда увидишь Торбранда конунга!-одобрил Гельд.-Делай вид, будто ты-маленькая валькирия.
        -Они сочтут, что я слишком заносчива для пленницы.
        -И пусть! Когда одинокая и такая молоденькая девушка держится как богиня Скади*, ее неминуемо будут уважать! Все фьялли подумают, что твой дух высок и крепок, если даже в таком невеселом положении ты не растерялась. И подумают, что квитты не такие уж беспомощные, как они считали. Сейчас ты-лицо всего племени. Помни про твоего дядю Ингвида. Думай, что он на тебя смотрит. Ты же не хочешь, чтобы ему было за тебя стыдно?
        -Я одного не пойму.-Борглинда подозрительно посмотрела на него.-Ты-то почему так за меня переживаешь?
        -Я?-Гельд как будто удивился ее вопросу. Для него хорошее отношение к человеку не требовало объяснений.-А… да хотя бы потому, что больше за тебя тут переживать некому. Нельзя же оставить в беде такую хорошенькую де…
        -Тебе что, все равно-за фьяллей быть или за квиттов?-перебила Борглинда и заглянула ему в глаза.
        Сейчас, при ясном свете небес, ее глаза казались светло-карими и красиво блестели в окружении длинных черных ресниц. И эта красота до обидного не вязалась с уродливым, по мнению Гельда, убеждением, что нужно непременно быть на той или другой стороне. Все время ее взросления прошло во вражде между фьяллями и квиттами. Бедная девочка! Огромный широкий мир для нее был разделен каменными стенами, что упираются в самое небо и застилают свет.
        -Так я же…-начал Гельд, затрудняясь, как ей это объяснить.-Я же не ваш и не их. Я вообще не знаю, кто я. Меня воспитали барландцы, но я мог родиться где угодно. Хоть в Аскефьорде, хоть на Остром мысу, а хоть и в самом Эльденланде. Ия всю жизнь об этом знаю. Как же я могу выбрать себе одно племя, а другое посчитать вражеским? Никак нельзя! А вдруг я, того не зная, окажусь врагом родного отца? Ведь где-то же он есть!
        -Ты хочешь его найти?
        В глазах Борглинды появилось сочувствие. Ну вот, теперь она его жалеет за то, что у него нет рода. Сам Гельд никогда не жалел об этом, но она исходила из своих представлений, и он был ей благодарен за это сочувствие.
        -Даже не знаю, как сказать,-уклончиво ответил он, чтобы не оттолкнуть ее прямым противоречием.-Вообще-то, понимаешь ли, если я найду свой род, я… я как бы потеряю все остальные. Сейчас я могу считать своими кого угодно: хоть тебя, хоть Асвальда, хоть того Фрема, помнишь, вандр, который так глупо пошутил насчет укромного темного места…
        -Очень нужна такая родня!-фыркнула Борглинда.
        -Ну, ладно, пусть не Фрем.-Гельд тоже улыбнулся.-Если тебе так понятнее: я могу мечтать, что окажусь сыном какого-нибудь конунга. Что он мне даром не нужен, это другой разговор, но у меня есть простор помечтать, понимаешь? А если я вдруг найду родных-ну, будет у меня какой-нибудь дядя Арне из усадьбы Березовый Ручей и тетя Сигрид со двора Сосновая Ветка. И все! Да я, знаешь ли, почувствую себя ограбленным!
        Борглинда недоумевающе улыбнулась. Она видела, что Гельд хочет ее рассмешить, но не понимала, что же тут смешного.
        -Ладно!-Гельд тряхнул головой и слегка погладил серебряные бусинки ожерелья на шее у Борглинды.-Мечты у всякого свои особые, и слава асам, а не то все передрались бы еще хуже нынешнего. Помнишь, что я тебе сказал тогда? Пусть этот бубенчик приведет тебя домой. В тот дом, где ты будешь счастлива. Мне нужен простор, а тебе- дом. И я всем сердцем хочу, чтобы ты его нашла!
        Борглинда отвернулась. От этих слов у нее вдруг защемило сердце, и она заново осознала свое нынешнее положение. В носу резко защипало, под веки хлынули неудержимые и обжигающе-горячие слезы. Только бы фьялли не увидели. Какой уж тут дом! Даже и того дома, что напоминал полумертвое тело прежней усадьбы Лейрингов, ей теперь не видать.
        Гельд молчал рядом, понимая, что больше ничем помочь ей не может.
        Вскоре Борглинде стало не до слез.
        -Дозорный мыс! Дозорный мыс!-закричали на носу.
        Асвальд ярл зачем-то прошелся вдоль внутреннего края скамей через весь корабль до кормы, потом вернулся обратно на нос. Лицо у него было возбужденное и сосредоточенное разом.
        «Ага, доблестный ярл!-отметила про себя Борглинда.-Ты тоже беспокоишься! Не знаешь, как тебя встретят с такой добычей! Из железной головы не очень-то много мечей выйдет!»
        Она увидела Дозорный мыс-высокую темно-бурую скалу, до гладкости облизанную волнами, за которой на берегу, перед темнеющим сосняком, стояло несколько небольших домишек. На лбу скалы с десяток человек махало руками, в небо тянулся прямой и густой столб темно-серого дыма. Борглинда сжимала руки под накидкой, заново ощущая, что сейчас ее судьба решится. За время пути она попривыкла к фьяллям Асвальдовой дружины, но сейчас сама земля чужого племени втягивала ее в себя, как чудовище, готовое проглотить. Вот он, бурый каменный берег, где она… Борглинда не знала, чего ждать от этой неприветливой земли, не ждаланичего хорошего, дрожала, нетерпеливо желала узнать наконец свою участь, и при этом что-то в ней упиралось, отчаянно желая эту участь отдалить. Словом, полный сумбур чувств и мыслей.
        Обойдя мыс, «Щетинистый» первым вошел во фьорд, за ним величаво вплыли остальные шесть «драконов». Три огромные ели махали зелеными рукавами, приветствуя корабли.
        -Это наши еловые тролли!-Один из хирдманов на ближнем весле повернулся к Борглинде и подмигнул. На его лице была живейшая радость от возвращения домой, и уж конечно, он не считал пятнадцатилетнюю девочку своим врагом.-Они ночью ходят вдоль фьорда и проверяют, все ли в порядке, а днем превращаются в ели!
        -А вон там, смотри, это усадьба конунга!-радостно подхватил другой.-Видишь, дым?
        Борглинда не видела никакого дыма, если не считать столбиков от ближайших к морю домишек. Но фьяллям так хотелось, чтобы он уже был виден, и они различали его там, где его и не было.
        Но наконец и она заметила несколько дымов рядом, что указывало на большую усадьбу.
        -Там над крышей-ясень!-ликовали хирдманы, жалея, что гостья не может отсюда разглядеть это чудо.-Наш священный ясень! Мы его зовем Малым Иггдрасилем! Скоро сама все увидишь!
        Один из кораблей обогнал «Щетинистого»-это оказалась «Рогатая Свинья», теперь показавшая им корму. На заднем штевне на уровне борта был вырезан задорно закрученный свиной хвостик, а на самой вершине-небольшая морда жабы, косоглазой и ухмыляющейся. Чуть высунув язык, она дразнила оставшихся позади.
        -Эй, куда вы так торопитесь?-привстав, весело закричал Гельд.-Хранители Головы, а от головы убежали! По своему троллю соскучились?
        Сёльви и Слагви махали руками и кричали что-то неразборчиво-веселое. «Свинья» быстро уходила к вершине фьорда.
        -Это у них корабль такой!-смеялись хирдманы вокруг.-«Свинья» из любого похода идет сразу к дому, что ты с ней ни делай, а до конунга и прочего ей дела нет! Это Эгиль Угрюмый так устроил! У него каждый корабль свой нрав имеет. Ачто, и правильно! Первым делом-домой!
        Борглинду била неудержимая дрожь. Гельд накрыл ее стиснутые руки своей широкой ладонью, крепко сжал и отошел к корме: сейчас ему рядом с ней не место. Его рука показалась Борглинде очень горячей, а сама она мерзла так, как было год назад, когда она подхватила злую лихорадку и чуть не умерла.
        Уже виднелась окруженная высокими соснами песчаная площадка, где большие корабли могут подойти к берегу, на площадке толпился народ, все кричали, размахивали руками. На скале сбоку от площадки маленькая девичья фигурка прыгала и хлопала в ладоши, ее длиннющие золотые волосы прыгали вместе с ней, и Борглинда готова была принять ее за местного духа-альва какого-нибудь. Мельком она заметила на берегу множество женщин и детей и мельком же удивилась: в ней еще жило детское представление, что племя фьяллей состоит только из вооруженных мужчин. Новое открытие опять сбило ее с толку, хотя какой уж тут толк!
        Корабль неудержимо приближался к площадке, какие-то люди в кожаных штанах готовились втаскивать его на песок и подошли уже к самой воде. Все это были фьялли-и у воды, и подальше, везде фьялли с двумя косами, заплетенными над ушами, с молоточками Тора на шее и на рукоятях мечей. Борглинда знала, что сейчас ей нечего бояться, но привычный страх перед вражеским племенем заставлял сердце дрожать, будто ее захлестывают холодные темные волны.
        Где-то среди них должен быть и Торбранд конунг… Или он ждет в усадьбе? Говорили, что он не надменен и любит встречать своих людей на берегу. Вот бы у него сейчас схватило живот и встреча немного отложилась! Сейчас придется вставать…
        Обеими руками вцепившись в мешок, на котором сидела, Борглинда уставилась прямо перед собой. Пока она не смотрит на фьяллей, они тоже как бы ее не видят… Проклятая дрожь не унималась, внутри все тряслось, так что сердце, печенка и прочее, что там есть, стукалось друг об друга. Сейчас надо будет встать и выбираться с корабля-как? Борглинда боялась сделать шаг, боялась не удержаться на ногах. Она заставляла себя вспомнить советы Гельда, которые были очень по-своему умны, но слова вились у нее в голове пустым роем и улетали, не оставив следа в сознании. Гельд! Если бы он мог взять ее за руку и свести на берег… С ним не так страшно… Но это уж совсем никуда не годится-чтобы ее, дочь Лейрингов, вел безродный торговец!
        «Щетинистый» ткнулся носом в песок, Борглинда качнулась вперед от сильного толчка, дыхание у нее оборвалось, как перед прыжком в холодную воду. Но тут же проклятая дрожь исчезла, исчерпав отпущенные на волнение силы, и Борглинда стала так спокойна, что сама дивилась. Она как бы окаменела. Любопытно, поможет ей кто-нибудь сойти с корабля?
        -Идем!-Рядом с ней оказался Асвальд ярл и взял под локоть. Но при этом его взгляд был прикован к чему-то на берегу. Подвернись ему сейчас под руку вместо Борглинды старая Йорунн, он ничего не заметит.-Конунг нас ждет.
        Борглинда встала и шагнула вперед. Нельда со Свейном на руках пошла за ней. Возле носа корабля Асвальд взял Борглинду на руки, перегнулся через борт и передал кому-то внизу; один из его хирдманов принял ее и бережно поставил на землю. Борглинда отошла в сторону, чтобы не мешать другим. После зыбучего корабля ноги стояли на земле как-то непрочно, и она боялась упасть. Вот был бы позор!
        -Смотри-ка!-крикнул кто-то из стоявших на берегу неподалеку.-Да возьмут меня великаны- он нашел себе невесту!
        -Смотри, смотри! И правда! Ай да девчонка!
        -Не хуже Хродмаровой жены будет, а?
        -Любопытно, он ее тоже отвоевал у ведьм?
        -Гейра, Гейра, иди скорее, погляди!
        -Я же вам говорил, что Асвальд сын Кольбейна от других не отстанет! Ему только дай случай отличиться!
        -Эй, славный ярл, а меня на свадьбу позовешь?
        Фьялли весело хохотали, подталкивали друг друга. Борглинда не сразу поняла, что все это говорится о ней, и недоуменно глянула на Асвальда: так у него и невеста есть? Где? Но лицо Асвальда вместо радостного было натянутым и откровенно злым. Он бросил на говоривших острый неприязненный взгляд, и смешки умолкли. А Борглинда вдруг все сообразила и покраснела от негодования: у них еще хватает наглости смеяться над ней! От возмущния весь ее страх прошел, лицо стало надменным. Все получается по советам Гельда… Ей мучительно хотелось поискать глазами Гельда среди суеты и толкотни, царившей возле кораблей, но все же шарить глазами по этой самодовольной, смеющейся и чуждой толпе она не смела.
        -Смотри-ка, Эрнольв ярл вернулся!-сказал рядом тот хирдман, что ставил ее на землю.-Раньше нас!
        -Еще бы!-ответил ему кто-то.-Он ведь насколько раньше нас уплыл!
        Борглинда оглянулась: надо же и ей куда-то смотреть. И вздрогнула, едва сдержав невольный крик. Вдесяти шагах от нее перед кучкой фьяллей стоял высокий широкоплечий человек в красном плаще. Расставив ноги, он упирал руки в бока и от этой повелительной позы казался настоящим великаном. Илицо его было под стать великану: все сплошь покрытое мелкими багровыми шрамами, с прикрытым левым глазом. Правый глаз смотрел из-под широкой черной брови умно и внимательно.
        -Не бойся, красавица!-добродушный Рэв тронул Борглинду за локоть.-Это Эрнольв сын Хравна. Его еще зовут Одноглазым. Не бойся, он совсем не злой человек. Наоборот, очень добрый и дружелюбный. Ему только с лицом не повезло. Он не всегда такой был, это после «гнилой смерти». Я-то легко отделался,-Рэв мазнул себя пальцами по щеке, где виднелось несколько мелких розоватых шрамиков,-а его вон как… Э, да Хродмар ярл тоже пришел!
        На Хродмара ярла Борглинда смотреть не стала: она видела его не раз и терпеть не могла.
        -Иди за мной!-мимоходом бросил ей Асвальд, проходя куда-то вперед.
        Борглинда повиновалась. Ее лицо сохраняло гордое и замкнутое выражение, она ступала по каменистому берегу с заученной величавостью, но в душе у нее была холодная пустота настоящего ужаса.
        -Приветствую тебя, конунг!-услышала она впереди голос Асвальда и подняла глаза. Хоть и страшно, но деваться некуда.
        -Приветствую тебя, Асвальд сын Кольбейна. Я вижу, что поход твой не был напрасен!-раздался в ответ негромкий, спокойный, даже с оттенком небрежного дружелюбия голос.
        Торбранд конунг стоял в пяти шагах от Борглинды. Она достаточно хорошо знала это некрасивое, но внушительное умное лицо с длинным носом и холодными бледно-голубыми глазами; она много раз видела его, но думала о нем еще больше, и конунг фьяллей в ее воображении занимал место где-то возле богов и древних героев вроде Сигурда Убийцы Фафнира. Конечно, это было не доброе божество, но с ним очень даже приходилось считаться. И сейчас Борглинде не верилось, что она сама, наяву, стоит в самом сердце Фьялленланда и видит перед собой Торбранда Тролля.
        А Торбранд конунг смотрел на нее и моргал, будто не веря своим глазам. На его гордом лице это моргание казалось признаком не удивления, а пренебрежения, и Борглинда еще выше подняла нос. Кто бы ты ни был, а нечего смотреть на меня, как орел на букашку!
        -Если глаза меня не обманывают и память не изменяет…-начал Торбранд конунг, а потом перевел вопросительный взгляд на Асвальда.-Неужели я вижу перед собой деву из рода Лейрингов?
        «Надо же, какой памятливый!»-отметила Борглинда. Когда Торбранд конунг в последний раз являлся на Острый мыс, она была еще слишком мала, не сидела за женским столом на пирах и не подавала гостям кубков. Где и когда он ее заметил, как догадался, что она из рода хозяев? Уж не колдун ли он, в самом деле?
        -Это Борглинда дочь Халькеля, родственницаГримкеля Черной Бороды,-представил ее Асвальд, не оглянувшись даже к ней.-Того самого, что называет себя конунгом квиттов. Но мне сдается, что он очень мало достоин этого звания. Если позволишь, я расскажу тебе обо всем, что повидал.
        -Непременно!-заверил Торбранд конунг.- Я прошу тебя, Борглинда дочь Халькеля, быть моей гостьей. В моем доме тебе ни в чем не будет отказа. А что за ребенка несут позади тебя?
        -Это Свейн сын Свейна, сын моего брата,-ответила Борглинда, поскольку вопрос конунга был обращен к ней самой. Голос ее прозвучал достаточно твердо, и она храбро добавила:-Одного из тех, кто погиб в Битве Конунгов!
        Торбранд конунг кивнул, как будто отдавал дань уважения достойно погибшему противнику. Думал он уже о другом. Можно подобрать множество причин, по которым Асвальд привез бы красивую девушку. Но если он посчитал нужным тащить через море годовалого мальчишку, значит, на Остром мысу произошли важные события. Или Асвальд всерьез замирился с Гримкелем, так что посватался к его племяннице и взял на воспитание племянника,-но это маловероятно, не такой он человек, Асвальд сын Кольбейна. Или он вконец рассорился и взял этих двоих в залог. Вот это уже больше похоже на правду.
        -Сегодня вечером, Асвальд ярл, я жду тебя и твоих родичей,-спокойно сказал Торбранд конунг.-А тебя, Борглинда дочь Халькеля, и твоего брата прошу следовать в мой дом сейчас.
        Он слегка повел рукой, и Борглинда подошла к нему. Пусть все фьялли смотрят, как дочь Лейрингов умеет себя держать!
        Она шла рядом с конунгом, поглядывая под ноги, чтобы не споткнуться на каменистой тропинке, где отовсюду торчали изгибы сосновых корней. Вокруг нее были фьялли, звучала речь фьяллей, мелькали фьялльские косы. Борглинде очень хотелось оглянуться и поискать глазами Гельда. Если бы хоть знать, что он тоже будет в усадьбе конунга! Но, скорее всего, Асвальд забрал его к себе, и она осталась тут совсем одна. Как та старухина дочка из Гельдовой лживой саги, что пошла искать курицу и провалилась в гору к троллю.
        Еще по пути от Квиттинга между Асвальдом и Гельдом было условлено, что, если Торбранд конунг не пригласит его в Аскегорд, Гельд со своими людьми и товарами может расположиться в Висячей Скале, усадьбе Кольбейна ярла.
        -Было бы неучтиво с моей стороны не оказать тебе гостеприимства после всего, чем ты мне помог,-снисходительно сказал Асвальд, и Гельд благодарно наклонил голову, понимая, что гордый ярл проявил всю доступную ему вежливость.- Амой отец любит принимать гостей, особенно таких разговорчивых.
        Гельд держал приглашение про запас, но притом подумывал, что остановиться у конунга будет лучше.
        -Ты посмотри, сколько народу!-восклицал он и подталкивал Бьёрна Точило в бок, пока Асвальд ярл приветствовал кого-то и разговаривал с конунгом.-Сколько богатого народу! Провалиться мне на этом месте прямо в Нифльхейм, если тут нет двух-трех десятков славных героев, что награб… добыли на Квиттинге немало богатств. У них полно серебра и золота, и наши с тобой товары им очень понравятся. И цветные ткани, и литая бронза, и резная кость, и говорлинский мед. А в усадьбе конунга…
        -А в усадьбе конунга нас затопчут!-ворчал Бьёрн, разглядывая суетящихся фьяллей.-Ну и болтуны! Подумать только! А я думал, фьялли- суровый и молчаливый народ.
        -Больше испытаешь-больше и узнаешь!- Гельд ободряюще хлопнул старшего товарища по плечу.-Я тебе давно говорил: поплывем в Аскефьорд!
        -Конунг получил дань-у него все клети заняты квиттингским товаром. И лечь наверняка будет негде. Смотри, какая толкотня! Пойдем-ка лучше к Асвальду ярлу!
        -Зато в усадьбе конунга целый день крутится народ со всего фьорда! Там наши товары будут на виду, и…
        -Там для наших товаров не будет места. А если будет, то тамошний управитель засунет их в какую-нибудь клеть, так что и показать ничего нельзя будет. Ты у нас известный умелец на пальцах изображать хоть литые светильники, хоть женские подвески, но люди-то любят посмотреть да потрогать!
        -Посмотрим, дорогой мой мудрец. Может быть, все еще не так страшно.
        -И конунг нас пока что не приглашал…
        -Вот уж в чем нет нужды!-весело сказал кто-то рядом.-Неужели это ты, Гельд Подкидыш? Каким ветром тебя закинуло к нам?
        Обернувшись, Гельд и Бьёрн увидели плотного, толстоватого человека лет пятидесяти, с красивыми светлыми волосами, с рыжеватыми прядями на висках и в бороде, с огромной золотой пряжкой на выпуклом животе. Лицо у него было умное и приветливое, и серые глаза смотрели на Гельда с искренней радостью.
        -Модольв ярл!-Гельд тоже обрадовался нежданной встрече.-А ты-то как сюда… Ой, да что это я несу!-Он хлопнул себя по лбу и рассмеялся.-Вроде еще не очень старый, а забывчив хуже всякого старика. Ты же здесь живешь!
        -Конечно!-Модольв Золотая Пряжка тоже смеялся, и вокруг глаз его образовались светлые лучики морщинок.-И я ведь приглашал тебя к себе, ты и это забыл? Так что, если не найдешь пристанища получше, то наша усадьба, Медвежья Долина, будет рада тебя принять. Я там теперь живу общим домом с моей сестрой Стейнвёр и ее мужем, Кари ярлом. Ты про него слышал? Но уж про моего племянника, Хродмара ярла, ты непременно должен был слышать!
        -Уж как не слышать!-с готовностью отозвался Бьёрн Точило. Он всегда спешил сделать приятное знатным и могущественным людям, если находилась такая возможность.-Про твоего племянника, Модольв ярл, складывают саги не хуже, чем про Сигурда Убийцу Дракона!
        С Модольвом Золотой Пряжкой Гельд и Бьёрн познакомились давно, лет семь назад, на торгу в Эльвенэсе и с тех пор не раз встречались в разных местах Морского Пути. Теперь Гельд посматривал на него с особенным любопытством: за время похода с Асвальдом Сутулым он столько наслушался про Хродмара ярла, что и его дядя стал казаться как-то ближе. Беседуя, они пропустили вперед почти всю толпу, которая постепенно потянулась вслед за конунгом прочь от моря, к усадьбе.
        И вдруг Гельд перестал слышать приветливый голос Модольва. Нет, Модольв ярл продолжал говорить, просто Гельд забыл, где он находится и с кем стоит.
        Неподалеку от них, не заслоненная больше толпой, под высокой сосной пестрела шумная кучкаженщин. Там же стоял кто-то из приплывших, Гейрбранд Галка что-то увлеченно рассказывал, а его кормчий, дотошный Ульвкар, то и дело поправлял, и все смеялись. Но Гельд видел среди женщин только одну-высокую, стройную, с прямыми золотистыми волосами, спадавшими блестящим потоком. Вот она оставила товарок, перешла ближе к морю, окликнула кого-то. Ее движения были легкими, плавными и слаженными, как течение прозрачного ручья меж пестрых гладких камней, а черты лица-молчала ли она, улыбалась ли, говорила ли-излучали мягкий, но ослепительно-прекрасный свет. Гельд смотрел на нее не отрываясь, и теперь ему стало ясно, зачем он приплыл вслед за Асвальдом в Аскефьорд. Чтобы ее увидеть. Он и на свет родился, чтобы ее увидеть.
        -Ты куда смотришь?-Модольв ярл заметил, что молодой собеседник глядит куда-то мимо него, и в его глазах отражается что-то очень далекое от цен на оружие в Ветроборе и торговых пошлин на Квартинге.
        -Кто это?-спросил Гельд, не отрывая глаз от кого-то у Модольва за спиной.
        -Где?-Модольв ярл тоже обернулся.
        На берегу еще было полно народа. Под сосной стояли обнявшись Хильдирид Хохотушка со своей неразлучной подругой Гейрой, они смеялись, слушая Гейрбранда и Ульвкара; рядом Альвина и Тора из Ольховой Рощи ахали, недоверчиво расширяя глаза, бегала туда-сюда непоседа Ингигерд, за ней носились трое ее детей, дергая хирдманов зарукава… Винтруда из Лужайки держала за рукусвоего сынишку и слушала, как Орм Великан вдохновенно клянется в чем-то… Эренгерда из Висячей Скалы со служанкой стояла возле самого носа «Щетинистого» и расспрашивала о чем-то кормчего.
        -Вот эта,-сказал Гельд, будто здесь была только одна женщина.-Кто она?
        -А!-Модольв проследил за его взглядом и наконец сообразил.-Ты смотришь на Эренгерду дочь Кольбейна. Разве ты ее не знаешь? Она ведь родная сестра Асвальда ярла.
        -Это она… Я слышал, что у него есть сестра…
        -Тогда ты слышал, наверное, что Кольбейн и Асвальд уже почти просватали ее за конунга?
        На лице Гельда не отразилось ничего нового: он продолжал смотреть на Эренгерду, впитывая прекрасное видение, как солнечный свет. Модольв не был уверен, что Гельд его слышал.
        -Это же лучшая невеста Фьялленланда,-ненавязчиво предостерег Модольв ярл.-Самая знатная, самая красивая, умная… Нет такого достоинства женщины, которым она не обладала бы. А нашему конунгу давно пора снова жениться…
        Эренгерда повернула голову и посмотрела на них. Взгляд ее встретился со взглядом Гельда и задержался.
        -Йомфру Эренгерда!-позвал ее Модольв ярл.-Если ты не слишком занята беседой, не подойдешь ли ты к нам?
        Эренгерда улыбнулась и направилась к ним по песку. Гельд смотрел, как она подходит, и в нем совершалось что-то невероятное: с каждым ее шагом его жизнь обретала все больший и больший смысл. Он как будто лишь сейчас впервые стал дышать, а как раньше жил-самому непонятно.
        -Кто эти достойные люди?-весело и учтиво осведомилась Эренгерда, приблизившись.-Я вижу, они приплыли с моим братом, но только сам он не нашел для них времени. У него есть что сказать конунгу, а своей родне он предоставил умирать от любопытства. Братья-они все такие. Я даже знаю девушку, которая обо всем узнает раньше меня!
        Она лукаво улыбнулась Модольву, намекая на какое-то обстоятельство, о котором знали все обитатели Аскефьорда, но не знали гости.
        -Зато тут есть человек, который может рассказать тебе обо всем не хуже самого Асвальда ярла,зато гораздо раньше!-тут же откликнулся Гельд.- И поверь, никакой другой девушке я не расскажу об этом охотнее, чем тебе.
        Эренгерда вопросительно подняла брови и посмотрела на Модольва. «Кто здесь такой смелый, хотя и не слишком учтивый?»-спрашивал ее взгляд. Гельду было не до правил: все в нем трепетало от восхищения перед каждой чертой ее лица, ее красота язвила, но причиняла не боль, а блаженство. Хотелось смотреть без конца, ни о чем не думая. Он с трудом заставил себя заговорить, чтобы только не стоять, как идол Фрейра в святилище Островного пролива. Надо ли удивляться, что речь вышла не слишком удачной?
        -Не сердись на него, Фрейя* нарядов!-Модольв улыбнулся.-При виде тебя иные лишаются языка, а иные, напротив, становятся красноречивыми. А этому человеку красноречия не занимать. Если бы красноречием можно было торговать, то он скоро стал бы богаче Фафнира.
        -Вот как?-Эренгерда бросила Гельду лукавый взгляд.-Я рада, что вижу столь выдающегося человека! Так узнаю я сегодня его имя, или мне придется подождать до Середины Зимы?
        Модольв назвал ей обоих торговцев. Эренгерда улыбнулась Бьёрну, а на Гельда смотрела с открытым любопытством и тайным лукавством. Она заметила его еще раньше, когда он здоровался с Модольвом ярлом. На первый взгляд барландец с обрезанными на середине высокого лба волосами показался ей страх как некрасив: продолговатое лицо, а рот от улыбки слишком широкий, скулы выступают, глаза спрятались в щелочки. Но сейчас он уже не улыбался и стал несколько благообразнее. И глаза у него умные, лицо осмысленное, хотя и несколько обалдевшее… ну, это вполне понятно! Мало ли людей таращило на нее глаза с тех пор, как ей исполнилось тринадцать?
        -Вы, должно быть, привезли много товаров?- спросила она у самого Гельда.
        -А как же!-с привычным оживлением ответил он, но смотрел на нее так, что было ясно: он думает не о товарах.
        Эренгерда улыбнулась и поздравила саму себя: заставить торговца забыть о товарах-великий подвиг.
        -У нас есть цветное сукно, гладкое, полосатое и даже узорное, с востока,-пустился рассказывать второй торговец, пожилой и темнобородый.-Есть еще немного литой бронзы, есть серебряные украшения говорлинской работы-чудесные ожерелья, не многим хуже Брисингамена* самой Фрейи! Если ты захочешь все это посмотреть, мы будем рады тебе показать.
        -Ты можешь посмотреть прямо сейчас, пока товары не перенесли с корабля.-Гельд слегка кивнул в ту сторону, где стоял у воды «Кабан», не сводя глаз с Эренгерды.-И выбрать себе в подарок, что понравится.
        -Я не так бедна, чтобы принимать подарки!- Эренгерда улыбнулась, но за внешней приветливостью ясно сквозила уверенная гордость.-Мой отец достаточно богат, чтобы купить весь ваш корабль, если он мне понравится. И незачем торопиться. Я все успею посмотреть, когда мне захочется. Пойдем, Марэйд. Наверное, Асвальд ярл уже ушел от конунга. Кланяйся от меня Стейнвёр хозяйке, Модольв ярл!
        Гельд смотрел вслед уходящей Эренгерде и даже ни о чем не думал. Его слишком переполняли впечатления, чтобы он мог их осмыслить. Он был захвачен ее образом, видением ее прекрасного лица, подвижного и приветливого, и взгляд ее светлых глаз по-прежнему сиял в его памяти. Впервые ему встретилось такое сочетание дружелюбия и гордости, слитых так прочно и естественно, словно они и не могут быть отдельно друг от друга. Это о ней говорил Хеймдалль:
        По влажным дорогам
        посланцы поехали,
        путь свой держали
        к дому Херсира;
        дочь его умная,
        с белым лицом
        и тонкими пальцами
        Эрной звалась.[15 - «Старшая Эдда». Пер. А. Корсуна.]
        Эрна-Эренгерда… Даже имя похоже. Это настоящая дочь знатного вождя, годная в жены самому конунгу… Но даже воспоминание о ее обручении с конунгом не волновало сейчас Гельда. Он ничего не хотел и не строил никаких замыслов. Он видел много девушек и женщин, видел Альвборг дочь Хильмира, которую в Эльвенэсе прозвали Светило Альвов, видел жену квартингского конунга, про которую говорили, что раньше она была валькирией… Видел даже настоящую валькирию, Альвкару, когда она несколько лет назад во всем блеске небесного величия явилась над полем тинга раудов возле Островного пролива. Но никогда еще ничей образ не потрясал и не заполнял его так всецело. Ему требовалось время, чтобы вспомнить самого себя.
        -Ну что, так и будешь стоять, как свартальв, застигнутый солнцем?-с мягкой насмешкой спросил Модольв ярл.-Так мне приказать вести ваш корабль к Медвежьей Долине? Это еще немного выше по фьорду.
        -Нет, пожалуй,-ответил Гельд и наконец посмотрел на Модольва.-Я очень благодарен тебе, ярл, за твою дружбу и приглашение, но сейчас, я думаю… Ты совершенно прав, Бьёрн!-Он положил руку на плечо товарищу.-Нам лучше всего остановиться у Асвальда ярла. Ведь он пригласил нас первым.
        На добром лице Бьёрна отразилась тревога, будто рядом вспыхнул пожар. Модольв ярл двинул бровями и постарался сдержать усмешку.
        Ко времени вечернего пира у Борглинды так гудела голова, что она едва помнила, где она и почему. Вдевичьей усадьбы Аскегорд оказалось довольно просторно, им с Нельдой и Свейном сразу указали широкую лежанку в самом дальнем от двери углу.
        -Там тихо!-сказала женщина с рябинками на лбу и подбородке, приведшая их.-От гридницы далеко… ну, сама знаешь. Там раньше спала Хильда, что няньчила конунговых сыновей, пока они маленькие были. Я насчет бани уже сказала… вон там ларь, я сейчас уберу…-Она скинула с ларя ворох всякого тряпья и приподняла крышку.- Там еще внутри, но я потом вытащу… Потом фру Стейнвёр придет, она…
        В ожидании загадочной фру Стейнвёр Борглинда сидела на лежанке, покачивая на руках Свейна. Нельда тем временем перекладывала в ларь их пожитки. Борглинда старалась не смотреть туда: вещей у них с рабыней было почти поровну-по два-три платья и несколько рубашек. И неизвестно, надолго ли им придется обосноваться здесь. По дороге она спрашивала у Гельда, он сказал, что на время совместного похода, о котором шла речь. Акогда будет этот поход? И отдадут ли ее потом обратно? Рассказывали про иных заложников, которые состарились в чужом доме. Не отвечая на болтовню рябой служанки, Борглинда сидела насупившись: все вокруг казалось чужим и неприятным. И самым страшным было то, что этому не предвиделось конца.
        Фру Стейнвёр, невысокая, но подвижная до суетливости женщина, появилась, когда Борглинда и Нельда уже вернулись из бани.
        -Вот она ты!-воскликнула Стейнвёр, увидев ее, точно Борглинда была иголкой, которую она долго искала по всему дому.-Уже помылись? Хорошо. Одевайся, конунг хочет, чтобы ты сидела на пиру. Да и как же иначе? Такая знатная девица должна бывать на пирах. Ты ведь бывала на пирах у вас дома? Сколько тебе лет? Семнадцать?
        -Пятнадцать,-впервые подала голос Борглинда.
        -Да ну?-Стейнвёр наклонилась к ее лицу.- Тут впотьмах не очень-то разглядишь… Как хочешь, а я бы дала тебе все семнадцать. Я-то в пятнадцать гляделась на двенадцать… Впрочем, Кари ярл меня разглядел, а о других мне нечего жалеть. У тебя дома остался жених?
        Борглинда мотнула головой.
        -Странно!-Стейнвёр всплеснула руками.- Очем только твои родичи думали? Такую, как ты, чем раньше выдать замуж, тем лучше. Ну, за этим дело не станет, если ваших женихов перебили, то у нас их осталось сколько угодно! Ты не плачешь?- строго осведомилась она, опять нагнувшись к лицу Борглинды.
        -Нет!-Борглинда решительно мотнула головой и с вызовом глянула в светлые, по-птичьи округленные глаза Стейнвёр. Что-то в ней возмущалось в ответ на безразличную болтливость здешней хозяйки. Как будто она просто дальняя родственница, приехавшая погостить на зиму!
        -И правильно!-одобрила женщина.- Вплаксах ничего хорошего нет. Моя Ингвильда уж на что хорошая невестка, а только когда Хродмара нет, сидит молча и в стену смотрит, слова от нее не добьешься…
        -Ингвильда!-Борглинда встрепенулась.- Она здесь? А можно ее увидеть?
        -Да ты ее знаешь?-Стейнвёр как будто удивилась.-Она осталась дома. Ей сейчас не до пиров, ее не будет. К Середине Зимы нас станет на одного больше, так что она не выходит. Но ты можешь как-нибудь к нам зайти. Тут недалеко, кто-нибудь из хирдманов тебя проводит. Если конунг разрешит.
        Гости уже собирались на пир, усадьба гудела, и даже в «тихий» дальний угол долетали разнообразные голоса. Женщины нарядились, и у Борглинды разбегались глаза: жены хирдманов все до одной щеголяли в тонких рубашках, в крашеных платьях, с серебряными застежками, ожерельями, обручьями. Жены хирдманов! А она, дочь Лейрингов, имеет одно-единственное крашеное платье, сколотое бронзовыми застежками, и одно-единственное серебряное украшение, подаренное… Как хорошо, что здесь никто не знает, что ожерелье с бубенчиком ей подарил Гельд! Борглинда не расставалась с ним и снова повесила на шею, когда переоделась. Ей очень нравились красивые завитушки из напаянной проволоки, украшавшие бубенчик и бусинки, но рядом с великолепными уборами здешних женщин этот полудетский бубенчик выглядел убого. «Все это наше!-мрачно думала Борглинда, провожая глазами то одну, то другую пробегавшую фигуру.-Все это из награбленного. Очень вам подходит, рябые валькирии!»
        В самом деле, многие здешние женщины, не исключая и фру Стейнвёр, сохранили на лицах следы давней «гнилой смерти». Борглинда могла позлорадствовать в глубине души, но все равно чувствовала себя подавленно и отчужденно. Беззлобная разговорчивость Стейнвёр не могла сломать стены, которая стояла между ними.
        На пиру Борглинду посадили ближе к краю стола. На самом краю сидела фру Стейнвёр, потом красивая светловолосая девушка с золотым обручем на лбу, а потом она. Так распорядился конунг, сказала ей Стейнвёр и добавила, что это большая честь. Борглинда вздернула нос: а как же еще?
        Всю середину гридницы занимал ясень, растущий из пола и уходящий ветвями в дыру в кровле. Дыра была околочена досками почти до ширины самого ствола, но все же из нее тянуло холодом. Ствол ясеня мешал увидеть всю гридницу, но зато с места Борглинды отлично просматривалось почетное сиденье хозяина. Торбранд конунг еще в самом начале пира бросил на девушку холодноватый взгляд, и она поняла, что посажена там, где ему хорошо ее видно.
        Гордый Асвальд ярл поместился на втором почетном сиденье, напротив, и от Борглинды его загораживал ясень. Зато она видела всех здешних «красавцев»-и Хродмара сына Кари, и того одноглазого, Эрнольва ярла. Хорошие, однако, ярлы у Торбранда конунга! Прозвища сами за себя говорят: Рябой, Одноглазый, Сутулый. Только Глухого и Хромого не хватает. Тинг увечных троллей!
        Эта мысль заставила Борглинду фыркнуть от смеха, и красивая девушка с золотым обручем обернулась.
        -Ты-Борглинда дочь Халькеля?-спросила она.-Мой брат мне про тебя рассказывал.
        -Какой брат?
        -Асвальд сын Кольбейна. Это за тебя его посадили на почетное место. Наконец-то мы утерли нос Хродмару ярлу!
        Последнее она прошептала в самое ухо Борглинде, пользуясь тем, что Стейнвёр хозяйка отвернулась и разговаривает с кем-то за мужским столом.
        -Вон он какой хмурый!-Эренгерда стрельнула глазами в сторону Хродмара, который теперь сидел рядом с конунгом.-Недоволен, что лишился почетного места. Как говорится, перевалился с перины на солому!
        -Хороша же у вас солома,-буркнула Борглинда.
        -Да, ничего. Здесь еще мало что есть.-Эренгерда окинула небрежным взглядом ковры и оружие на стенах.-А вот у нас в Висячей Скале такие есть ковры, такое серебро… Приходи как-нибудь поглядеть.
        «Гостеприимный здесь народ!-ядовито отметила Борглинда про себя.-Приходи поглядеть! Она не боится, что я среди ее ковров узнаю свои собственные? Или она этого и хочет?»
        Вдруг она заметила Гельда и так обрадовалась, что чуть не задохнулась и сама удивилась своей радости. Он сидел далеко, у самых дверей, и смотрел на нее… Нет, не совсем. Он смотрел в ее сторону, но Борглинде не удавалось поймать его взгляд. Слишком далеко.
        Торбранд конунг поднялся на своем месте и поднял кубок. Борглинда опустила глаза. Уж ее-то никто не заставит пить за победы этого племени!
        Фьялли вокруг нее кричали, так что уши закладывало, гремели рукоятками ножей по столам. Кубок Тору, кубок Одину, кубок Ньёрду, кубок Фрейру, кубок предкам, кубок павшим… Борглинда сидела зажмурившись, и ей казалось, что от этого грохота все щиты со стен гридницы сейчас повалятся прямо ей на голову. Все время пира ее как ножом резало чувство своей отчужденности, неуместности, от которого хотелось провалиться сквозь земляной пол. От острого и болезненного сознания одиночества наворачивались слезы, горло сжималась, и Борглинда ломала пальцы под столом, ругая себя всякими словами, чтобы только не дать слезам выползти из-под опущенных век.
        -Липа ожерелий! Что ты такая невеселая?- произнес кто-то рядом с ней.-Ну-ка, погляди на меня!
        Голос звучал так настойчиво, что, видно, обращался к ней. Борглинда подняла глаза, моргая мокрыми ресницами; лицо ее казалось гневным. Рядом с ней стоял, протягивая полупустой кубок, один парень из ходивших с Асвальдом-раскрасневшийся, со светлыми влажными и смутно-счастливыми глазами.
        -Теперь мы дома, грустить больше нечего!- спьяным добродушием приговаривал он, протягивая ей кубок в слегка качающейся руке.-Выпей со мной! Я достаточно хорошего рода, чтобы ты могла пить со мной из одного кубка!
        -Поди прочь, Исбьёрн!-строго прикрикнула на него Эренгерда, и Борглинда почувствовала благодарность за это заступничество.-Ты совсем пьян и не соображаешь. Очень ей хочется с тобой пить! Вон, поди к Альвине, она будет рада. Она тебя так ждала!
        -Эренгерда, не злись!-Исбьёрн сын Стейнара протянул руку и хотел дружески погладить первую красавицу по плечу, но она отстранилась.-Чего плохого, если она выпьет со мной? Ей так скучно…
        -Очень ей весело с тобой пить! Ты бы пил со всеми подряд, если бы оказался в заложниках на Остром мысу?
        -Я?-Исбьёрн не понял и ухмыльнулся.- Взаложниках на Остром мысу?
        Тут ему стало смешно, и от смеха он так закачался, что Борглинда испугалась, как бы он не упал прямо на них.
        -Пойдем, Исбьёрн, пойдем! Выпьем в другом месте! Не загораживай женскую скамью, такими красавицами все хотят полюбоваться!-К нему подошел Хьёрлейв Изморозь и повел прочь. Эренгерда бросила ему благодарный взгляд.
        Железная голова квитта лежала на земле возле ствола священного ясеня, и фьялли тянули шеи, чтобы на нее посмотреть. Асвальд ярл уже давно повествовал о своем походе; Эренгерда слушала, лукаво посмеиваясь, но Борглинда видела, что та очень гордится своим братом. Она бы тоже гордилась, если бы Асвальд погиб в Битве Конунгов, а ее собственный брат Свейн собирал дань с фьяллей и рассказывал об этом в гриднице Лейрингов. Борглинда старалась не слушать, даже не искала случая уличить славного ярла во лжи. Ведь что-нибудь он да приукрасит, как же без этого? Но кто ей поверит? Кто станет ее слушать, когда у всех на виду лежит голова квитта, которую ведьма затем и сделала железной, чтобы ее можно было привезти?
        Только когда впереди кто-то назвал имя Гельда, Борглинда подняла глаза. Гельд вышел вперед и остановился в нескольких шагах перед Торбрандом конунгом; Хьёрлейв Изморозь говорил что-то, видимо перечисляя конунгу его заслуги, а Гельд стоял, слегка склонив голову. Борглинда отдыхала душой, впервые за этот тягостный вечер отвлекшись от неприятного, и любовалась Гельдом, будто он был ее братом. Как хорошо он держится перед конунгом: ни постыдной робости, ни глупой заносчивости, а одно спокойное, непринужденное достоинство! И как он хорошо одет: зеленая рубаха с легким коричневатым отливом, совсем новая, и накидка из рыжеватых куниц, сразу видно, что говорлинские-такой гладкий и блестящий мех. Золотое обручье на руке, какое не у всякого ярла найдешь, и пояс весь в литых бронзовых накладках. Открытое, приветливое лицо Гельда показалось ей вдруг таким красивым, что дух захватило и в груди стало тепло. Хотелось смотреть на него без конца.
        -Этот, я слышала, ходил с вами?-шепнула ей на ухо Эренгерда, но Борглинда, засмотревшись, не сразу расслышала ее вопрос.-Он что, каждый день так одевается?
        -Что? Одевается?-Борглинда наконец посмотрела на соседку, не поняв, о чем она.
        -Должно быть, его торговые дела идут хорошо, раз он так нарядился?-с любопытством продолжала Эренгерда.-По одежде его можно принять за ярла, а не за торговца.
        -Если бы каждый ярл так умел воевать, как он торгует!-сказала Борглинда. На язык просился намек, что без Гельда и доблестный Асвальд ярл не много успел бы.
        -Должно быть, он не только это умеет, если конунг нашел, о чем с ним поговорить,-опять сказала Эренгерда.-Наверное, это умный и знающий человек?
        В ее голосе была непонятная насмешка, и Борглинда обиделась.
        -Он поумнее многих, кого я знаю!-пылко воскликнула она.-Если бы не он, твой брат едва ли бы хвалился этой железной головой! Скорее его собственная голова досталась бы в добычу кому-то другому! И он солжет, если скажет, что это не так!
        -О-о!-удивленно протянула Эренгерда.
        Но ей было приятно, что барландца так расхваливают. Всегда приятнее, когда тобой восхищается достойный человек, а не какой-нибудь лентяй и болтун!
        -Хорошо, что Асвальд ярл сумел привлечь на свою сторону такого достойного человека!-долетел до них голос Торбранда конунга, и Борглинда забыла об Эренгерде.-Я рад принять тебя в Аскефьорде и надеюсь, мы будем друзьями.
        -Не моя вина будет, конунг, если наша дружба не сложится!-ответил Гельд.-Кто бы на моем месте не ценил дружбы такого человека, как ты!
        Торбранд конунг слегка улыбнулся уголком рта, в котором по привычке держал соломинку. Гельд не знал, как редко улыбается конунг фьяллей, но чувствовал, что понравился ему. Не плохо для начала.
        -Думаю, ты не откажешься принять кубок от одной из наших женщин,-сказал Торбранд.- Иоставить его себе в залог нашей дружбы.
        -Если я не прошу слишком многого, мне бы хотелось, чтобы кубок поднесла мне вон та красивая девушка.-Гельд вежливо, но уверенно кивнул на Эренгерду, будто и не знал, кто она.-Если ты, конунг, позволишь,-скромно добавил он.
        Вот так. Я у вас человек чужой, новый, мне простительно не знать, на ком ваш конунг подумывает жениться. Спрос не вина, как говорят у говорлинов. Зато если он позволит… Гельд сам не знал, что ему это даст, но принять кубок из рук гордой Эренгерды, да еще на виду у всех фьяллей… После этого она уже не сможет делать вид, что не замечает проезжего торговца.
        -Эренгерда дочь Кольбейна!-негромко позвал Торбранд конунг.
        Девушка встала-высокая, стройная, светловолосая-береза злата, как сказал бы иной скальд. Конунг сделал ей знак подойти, и она плавно, с ловкостью обходя сидящих и стоящих, приблизилась к священному ясеню. Торбранд двинул кистью, и служанка подала Эренгерде серебряный кубок заморской работы-со стенками, как бы составлеными из крупных земляничных листьев, но с ровными краями. В нем мягко пенился тепловатый мед, пахнущий малиной.
        Торбранд конунг легким движением указал Эренгерде на кубок и на Гельда. Она часто подносила кубки гостям, которым Торбранд хотел оказать честь, но эта просьба ее удивила. Эренгерда недоумевающе глянула на конунга.
        -Ты, я думаю, будешь не прочь подать кубокчеловеку, который так помог твоему брату,- сказал Торбранд.-Ведь вы приняли его в своем доме?
        -Ах…-сказала Эренгерда, стараясь справиться с растерянностью.-Мой брат столько времени уделил тебе, конунг, что я не успела узнать…
        Она все же смутилась: конунг вправе оказывать честь кому угодно, но подносить кубок торговцу, у которого собираешься разве что купить пару бронзовых булавок…
        Конунг смотрел на нее спокойно, даже с проблеском добродушной насмешки, но это добродушие было как тоненькая пленочка подтаявшей воды на поверхности льда. Весь Аскефьорд отлично знал крепость его воли и неизменность решений. И особенно она, которой предстояло стать его женой и которая как никто другой много думала о нем.
        Эренгерда взяла кубок и повернулась к Гельду. Гордость-не то же самое, что спесь. Как говорится, чести ждут от того, у кого ее много. Пусть барландцу будет много чести-у нее-то ведь не убавится.
        -Я приветствую тебя в Аскефьорде и в доме нашего конунга, Гельд сын…
        -Воспитанник Альва,-вполголоса подсказал кто-то, кажется Хьёрлейв Изморозь.
        -Гельд воспитанник Альва,-поправилась Эренгерда.
        Она только сейчас заметила эту странность и мельком удивилась: у него что, и отца нет? Торговец слегка улыбался ей, больше глазами, чем ртом, и взгляд его на миг напомнил ей взгляд Торбранда конунга: внутренняя твердость под внешней мягкостью. Он тоже совсем не так прост, как притворяется!
        -Мы рады приобрести такого друга и надеемся, что дружба наша продлится долго и принесет много отрадных плодов!-закончила Эренгерда, не выдавая своих догадок, дружелюбно улыбнулась и радушно протянула Гельду кубок.
        Он улыбнулся ей в ответ. Девушка умная и гордая-знает, что заносчивость делает смешным. Молодец! Куда умнее своего брата! Принимая кубок, Гельд подвинулся к ней несколько ближе, чем требовалось, и незаметно погладил ладонями ее руки, обхватившие земляничные листья из серебра. Вот это уже лишнее! Эренгерда быстро глянула ему в лицо, в ее глазах было выразительное удивление. «Что ты себе позволяешь, воспитанник Альва? Ты не забылся?»-ясно сказал ее взгляд, а Гельд уверенно и открыто улыбнулся в ответ. «Именно это. Ничуть».
        Асвальд провожал Эренгерду глазами, и взгляд его враждебно похолодел. Он тоже кое-что видел и чуть не раскаялся в том, что привез Гельда в Аскефьорд.
        Эренгерда отошла назад к своему месту. Квиттинская заложница сидела по-прежнему хмурая и не поглядела на нее, когда Эренгерда подошла.
        -А он у вас не страдает застенчивостью!-сказала Эренгерда, смеясь над собственным горячим румянцем.
        Это происшествие взволновало ее, ей хотелось и возмущаться, и смеяться, а сердце так сильно билось, что она удивилась: с чего бы это? Гости поглядывали на нее, и Эренгерда смеялась, чтобы скрыть смущение, ей было чего-то стыдно и притом весело.
        Борглинда не ответила, напряженно глядя куда-то в сторону.
        -Кого ты там нашла?-обратилась к ней Эренгерда, стараясь отвлечься.-Кто-нибудь понравился? Позвать тебе его?
        Борглинда мотнула головой.
        -Вон… У двери… Красное платье…-невнятно пробормотала она, глядя так, будто видит собственную фюльгью*.
        -Где?-Эренгерда проследила за ее взглядом.
        Возле двери Хильдирид Хохотушка тащила за руку своего отца, Арнвида ярла. Арнвид Сосновая Игла, здоровенный бородач, был так пьян, что не мог стоять и падал, бессмысленно улыбаясь и цепляясь свободной рукой за стену. Хильдирид нервно смеялась, страдальчески двигая бровями и призывая парней вокруг помочь ей. На ней было красное платье с широкими полосами вышивки синей шерстью на груди и на подоле.
        -Ну и что?-спросила Эренгерда.
        -Ничего!-Борглинда криво дернула ртом, пытаясь изобразить усмешку.-Это мое.
        Глава 7
        Кузнец и чародей Стуре-Одд редко выбирался из дома, но ближайшего соседа, Хравна хёльда из усадьбы Пологий Холм, время от времени навещал. Увидев его в дверях через день после пира у конунга, домочадцы Хравна обрадовались и скорее потащили гостя за стол.
        -Рано вы поднялись, Стуре-Одд, рано!-приговаривала жена Хравна, Ванбьёрг хозяйка-рослая, крупная, уверенная и грозно-добродушная женщина.-Мы-то только что сели за еду! Скорее иди, пока похлебка горячая! И слушать не буду! Твоим троллятам сколько ни дай-не растолстеют!
        Сёльви и Слагви смеялись, даже не пытаясь противиться. Близнецам было уже по двадцать одному году, но Ванбьёрг хозяйка, знавшая их с рождения и по-прежнему звавшая «троллятами», могла бы и сейчас унести обоих под мышками.
        Эрнольв ярл, сидевший за столом с годовалым старшим сыном на коленях, тоже обрадовался, но не встал, так как одной рукой держал мальчика, а другой-ложку с кашей. (Вот уж чем никогда не пришло бы в голову заняться ни Торбранду конунгу, ни Хродмару ярлу, хотя они, видит богиняФригг, не меньше Эрнольва любили своих детей.)
        -Здравствуй, Стуре-Одд!-воскликнул он.- Я сам хотел к тебе зайти. А где Сольвейг? Здравствуй, Сольвейг!-так же радостно добавил он, когда девушка выскользнула из-за отцовского плеча.- Ятак и знал, что вы явитесь все вместе. Ну, что, перевертыши, уже отдохнули и вас опять тянет в странствия?
        Сольвейг улыбнулась ему и скользнула к двери в девичью. Казалось, солнечный лучик пробежал по полутемной гриднице. Маленькая, легкая, светловолосая Сольвейг была похожа на светлого альва, и встреча с ней считалась в Аскефьорде добрым знаком.
        -Ты слышал, какие чудеса привез Асвальд ярл?-заговорил Эрнольв, когда Стуре-Одд уселся за стол вместе с сыновьями.
        -Конечно.-Кузнец посмотрел на близнецов.-Они мне рассказали. Я вот и собрался посмотреть… Не дашь ли ты мне большую лодку, Хравн? Я бы хотел сам посмотреть на ту чудесную железную голову.
        К имени кузнеца не даром еще в детстве прилепилось прозвище Стуре-Большой. Он был так тяжел и велик ростом, что жалел маленьких фьялльских лошадей и не ездил верхом. Для редких путешествий через фьорд в усадьбу конунга Хравн хёльд одалживал ему лодку с гребцами.
        -Я рад буду дать тебе лодку!-ответил Хравн хёльд.-И многие люди будут рады, если ты посмотришь ту голову. Хоть ее и охраняет Малый Иггдрасиль, но все же поговаривают…
        -Мало кто захочет спать в одном покое с такой гадостью!-воскликнула фру Ванбьёрг.
        Держа в руках горшок дымящейся похлебки, она стремительно ворвалась в гридницу и сразу же-в разговор. Горшок она с такой силой плюхнула на стол, что тот задрожал, хотя и был сколочен на совесть.
        -А то как же!-сказал Слагви, отличавшийся более веселым нравом.-Ночью, говорят, эта голова щелкает зубами и подвывает. А еще она может загрызть кого-нибудь…
        -Не болтай!-Ванбьёрг махнула на него полотенцем.-Только попробуй рассказать это где-нибудь еще! Да весь Аскефьорд ночью не будет спать! Ешьте, троллята! Может, хоть к свадьбе подрастете и будете похожи на отца!
        Сёльви и Слагви разом расхохотались: их смешило и упоминание о свадьбах, и вечная скорбь Ванбьёрг из-за того, что их рост можно назвать разве что средним, но никак не высоким. Все трое детей кузнеца уродились легкими и худощавыми, не в пример отцу.
        На раскаты общего смеха из девичьей вышли Сольвейг и Свангерда, жена Эрнольва. На руках она держала второго, новорожденного сына.
        -Я сам поеду с тобой к конунгу!-говорил Эрнольв Стуре-Одду.-У меня есть к нему один разговор. Мне пришло в голову только утром, уже когда женщины вставали… Халльмунд! Сиди смирно!-строго велел он мальчику, который вертелся у него на коленях.-Развевай рот и ешь кашу. Пока что это твое главное дело-есть кашу и набираться сил. А не то меч будет тебе не по силам и ты не прославишь наш род. Ну-ка! Ам!
        Вот почему Эрнольв ярл сам кормил сына, хотя в доме имелось достаточно женщин.
        -То-то я вижу, ты такой веселый!-улыбаясь, заметила Свангерда. Она была тоже невысока ростом, и ее сыновьям требовалось съесть очень много каши, чтобы сравняться с отцом.-Наверное, тебе пришла хорошая мысль в голову.
        -Еще бы!-живо отозвался Эрнольв.-Вы только подумайте! Я все думаю об этой девочке… девушке, из Лейрингов, которую привез Асвальд ярл…
        -Только о девочках тебе и думать!-сурово заявила Ванбьёрг и погрозила сыну полотенцем.- Ты, милый, теперь не так хорош собой, чтобы думать о девочках, да еще при такой превосходной жене!
        Свангерда тихо смеялась вместе со всеми и смотрела на мужа с обожанием, которое мало объяснялось его изуродованным лицом. Сам Эрнольв смеялся громче всех, так что чуть не попал ложкой в ухо Халльмунду вместо рта. Мальчик, кстати, должен вырасти большим храбрецом, поскольку с самого детства привык безбоязненно сидеть на коленях у одноглазого великана.
        -Я не про то… Ты что, мать!-Эрнольв едва-едва сумел отсмеяться и продолжить.-Я совсем наоборот! Послушай, отец!-Он обернулся к Хравну хёльду как к более серьезному собеседнику.- Раз уж конунг… Признаться, я думал, что пока я съезжу к вандрам, у нас тут что-нибудь наконец изменится. А раз уж конунг не хочет брать в жены дочь Кольбейна, то надо поискать ему другую невесту. И я не думал, что Асвальд ярл проявит себя таким умным, но недальновидным человеком.
        -Как так?
        -Он поступил очень неглупо, привезя сюда эту девочку. Я расспросил кое-кого на том пиру: она- племянница не только Гримкеля конунга, но еще иИнгвида Синеглазого. Помните Ингвида?-Он вопросительно посмотрел на Сёльви и Слагви.- Помните усадьбу Водосбор? Ингвид-серьезный человек!-многозначительно пояснил он женщинам, которые не участвовали в тех памятных для мужчин битвах.-Судя по всему, из него может выйти новый конунг квиттов. Раз уж от старого рода никого не осталось, а Гримкель вконец опозорился, то кроме Ингвида им и выбрать некого. А эта девочка-дочь его сестры. Асвальд привез заложницу двойной ценности. И самое умное… если Торбранд конунг женится на ней. Тогда и Гримкель, и Ингвид Синеглазый станут его родичами. Он дажесможет объявить себя самого конунгом квиттов, иим будет нечего возразить. И ведь ему же нужнажена!-Эрнольв посмотрел на женщин, ожидая отних безусловной поддержки.-Ведь верно? …Халльмунд, жуй как следует… И за этой женой не надо никуда ехать, она уже здесь. Свадьбу можно справить до похода и даже убедиться, что род конунга не останется без наследника, даже если… Япервый
поклянусь в верности такому ребенку, еще до его рождения. Ну, разве это плохая мысль?
        Ему ответили не сразу-такие неожиданные повороты следовало обдумать.
        -А почему ты назвал Асвальда недальновидным человеком?-среди тишины негромко спросила Сольвейг.
        -Потому что он будет не очень рад, если конунг со мной согласится,-немного виновато ответил Эрнольв, глянув на Сольвейг и тут же отведя взгляд единственного глаза. Его не удивило, что из всего сказанного им девушка запомнила относящееся к Асвальду сыну Кольбейна.-Он ведь хочет выдать за конунга Эренгерду. А получится, что он привез конунгу другую невесту и его сестра останется без жениха. Второй женой она ведь не пойдет.
        -Ей и незачем. Такая красотка недолго останется без жениха!-заметил Стуре-Одд.-Десять человек только в Аскефьорде ждут, не передумает ли конунг.
        -Но ей покажется, что она скатилась с перины на солому!-сказала Ванбьёрг.-Какой-нибудь Исбьёрн сын Стейнара-не слишком завидный жених после конунга!
        Сольвейг покачала головой, но вслух ничего не сказала.
        -Асвальд будет тебе не слишком благодарен за эти озарения!-Сёльви, обладавший более серьезным нравом, посмотрел на Эрнольва с некоторой тревогой.-Наверняка скажет, что это ты придумал ему назло!
        Эрнольв пожал плечами:
        -А что я могу сделать? Мы все такие, какими родились. Если его честолюбие родилось раньше него… Я ему не желаю зла, но здесь речь идет о благополучии всех фьяллей…
        Сольвейг молчала, опустив глаза. Эрнольв, несомненно, прав. Но поймет ли его правоту Асвальд? И что скажет Эренгерда?
        -Любопытно, как это понравится самой девочке?-сказал Сёльви и подтолкнул брата локтем.- А?
        -Ага!-согласился Слагви.-Отец, мы, пожалуй, поедем с вами. Сольвейг, а ты? Наверное, ей там грустно и одиноко с одной рабыней.
        Сольвейг неопределенно повела плечом. Она еще не решила.
        Когда большая десятивесельная лодка из Пологого Холма пересекла фьорд и двинулась вдоль берега к устью, Сольвейг попросила высадить ее пораньше, возле корабельных сараев усадьбы Висячая Скала. И Асвальду, и Эренгерде следовало бы узнать о новостях, которые могут так решительно переменить их судьбу. По пути от моря к усадьбе Сольвейг беспокоилась, как всегда, когда кому-то из ее близких грозили волнения. Она лучше других знала страшное честолюбие Асвальда, его горькую тайную зависть, которую он скрывает от других, позволяя пожирать себя изнутри. Он от рождения одарен всеми благами судьбы, но ревнив, как дракон, и не выносит чужого превосходства. Но быть лучше всех может только бог, а считать себя лучше всех может только слабоумный. Собственный нрав-корень счастья или несчастья человека. У Асвальда много настоящих достоинств-он умен, смел, настойчив и умеет быть благодарным, хотя и по-своему. Но если бы богиня Фригг спросила у Сольвейг, какого блага она желает Асвальду сыну Кольбейна, он ответила бы: такой же счастливый нрав, как у Эрнольва Одноглазого.
        В усадьбе Висячая Скала ворота стояли открытыми, по двору прохаживались служанки и мимоходом старались заглянуть в раскрытые двери одной из бревенчатых кладовок, пристроенных к большому хозяйскому дому. Сольвейг направилась к дверям дома, но жена управителя махнула ей рукой на клеть. Сольвейг заглянула туда.
        Все пространство клети загромоздили мешки, а среди них, как охапка цветов на камнях, пестрел большой раскрытый ларь. На откинутой крышке были разложены цветные ткани, какие-то разноцветные меха с ворсом разной длины. Эренгерда сидела на мешке и держала в руках длинную нитку блестящих бус, а какой-то молодой барландец стоял возле нее на коленях и тихо рассказывал что-то, водя пальцем по узору бляшки в ладони у Эренгерды.
        Едва Сольвейг встала в дверном проеме и на них упала тень, как они тут же вскинули головы и отпрянули друг от друга; до этого Сольвейг успела бросить на них только один взгляд, но больше и не требовалось. Казалось бы, ничего особенного, на любом торгу можно увидеть нечто подобное. Но женское чутье сразу открыло Сольвейг правду. Ухватившись за дверной косяк, она застыла в нерешительности: ее тянуло убежать. Зря она сюда пришла. Но разве она знала? Разве могла подумать?
        -Здравствуй, светлый альв!-Эренгерда вскочила и бросилась навстречу Сольвейг с такой поспешностью, точно за спиной у нее вдруг вспыхнуло пламя.-Ты вовремя пришла, я как раз хотела послать за тобой.-Она с разбегу обняла Сольвейг, и нитка сердоликовых бус, зажатая в ее руке, тяжело ударила Сольвейг по боку.-Смотри, какое чудо!-Эренгерда подняла руку с ожерельем, потом махнула назад.-Смотри, сколько всего! Там есть такой ковер, я ничего подобного раньше не видела! Посмотри! Такого наши с Квиттинга не привозили!
        Она была румянее обычного, и ее оживление отдавало чем-то лихорадочным. Стараясь скрыть смущение, Сольвейг позволила подвести себя к ларю.
        -Так это и есть светлый альв Аскефьорда, Сольвейг дочь Стуре-Одда?-Молодой барландец оживленно шагнул ей навстречу, улыбаясь с такой радостью, будто только о ней и мечтал.-Все только о тебе и говорят! Твои братья все время нашего похода только и твердили о своей сестре! Я уже как будто месяц тебя знаю. Может, и ты обо мне слышала? Я-Гельд Подкидыш.
        -Да.-Сольвейг кивнула и бросила на него беглый взгляд. Он отлично владел собой, но глаза веселого барландца не улыбались, а мысли были сосредоточены на чем-то совсем другом.
        -Смотри!-Эренгерда показала ей ковер из гладкой оленьей шкуры, на котором виднелся пестрый и причудливый узор из нашитых полосок разноцветного меха.-Это от бьярров! Ты когда-нибудь такое видела? Я непременно хочу купить!
        -Красиво,-сказала Сольвейг и погладила ковер.-А где Асвальд?
        -Он с утра уехал к конунгу. Ему дома не сидится. Все боится, как бы Эрнольв или Хродмар не совершили больше подвигов, чем он.
        -Посмотри-тут есть бусы, серебряные обручья и подвески, кое-что из хороших тканей!- Гельд наклонился к ларю и привычно поворошил в нем, так что пестрые ткани заблестели на солнце.-Можешь взять то, что тебе понравится! Я буду рад сделать подарок сестре Сёльви и Слагви!
        -Благодарю тебя.-Сольвейг учтиво посмотрела на него, но подарки сейчас занимали ее мало.- Ты лучше бы сделал подарок невесте конунга. Ей это нужно, а тебе ее дружба пригодится больше, чем моя.
        «Невесте конунга?» Гельд и Эренгерда глянули на нее с изумлением, на лице Гельда отразилась настороженность, а Эренгерды-беспокойство.
        -Я говорю о той девочке, Борглинде,-пояснила Сольвейг.-Мы утром навестили Пологий Холм. Эрнольв придумал… Он говорит, что конунгу было бы неплохо взять в жены эту девушку, из Лейрингов…
        Барландец изумленно свистнул.
        -Борглинду!-воскликнул он.-Вот это да! Вот это мысль! Она ни о чем таком и не помышляла, когда сюда плыла. Эрнольв ярл придумал? Это такой, с одним глазом, да?
        -Да. Ты его видел?-спросила Сольвейг.
        -Видел на пиру. И Борглинду я очень хорошо знаю, мы же вместе сюда плыли. Ну и ну!
        В памяти Гельда мелькнуло бледное хмурое лицо Борглинды, каким он запомнил ее по тому последнему дню путешествия на «Щетинистом». На миг возникло сожаление, даже раскаяние: он совсем забыл о ней, ни разу не зашел в усадьбу конунга навестить ее, хотя мог догадаться, что ей тут одиноко и тоскливо. Но мысли о Борглинде быстро вытеснились другими. Борглинда была далеко и относилась скорее к делам. Рядом, даже ближе- всамом его сердце, жила Эренгерда, и почти сразу Гельд подумал о том, что эти перемены могут означать для нее. И для него.
        -То есть конунг может обзавестись совсем другой невестой…-задумчиво проговорил он и многозначительно посмотрел на Эренгерду.-Кое-кому это может не понравиться…
        -Асвальду совсем не понравится,-со вздохом сказала Сольвейг.
        -А кое-кому-совсем наоборот,-продолжал Гельд, не сводя глаз с Эренгерды.
        -Она может не захотеть,-сказала Эренгерда, тоже глядя на Гельда.
        Он не ответил. Желания Борглинды его сейчас занимали мало. Или Эренгерда сказала о себе?
        Сольвейг еще немного постояла, потом обронила: «Я пойду в Аскегорд»-и вышла из клети. Гельд и Эренгерда опять остались вдвоем. В раскрытую дверь кладовки лился яркий свет, блестело мягкое солнце ранней, еще бесснежной зимы, и они стояли по сторонам этого светлого столба, как на разных берегах реки. В середине столба пламенел открытый ларь, полный разноцветных тканей, блестели ворсинки чистого меха, но на них сейчас никто не смотрел. Гельд не сводил глаз с Эренгерды, и взгляд его был многозначительно требовательным, как будто она прямо сейчас должна что-то решить. Эренгерда тряхнула головой: ничего подобного! Чего он может от нее ждать? Но что-то не пускало ее уйти, и она опять села на мешок. Даже в нынешней растерянности ее не оставляло смутно-приятное чувство от того, что Гельд здесь, рядом с ней.
        Гельд сел прямо на пол возле Эренгерды и посмотрел внизу вверх ей в лицо.
        -Если бы я был конунгом, я бы не променял такую невесту, как ты, на саму богиню Фрейю,- сказал он.-Но я буду только рад, если он рассудит по-другому.
        -Что ты понимаешь в делах конунгов?-строго спросила Эренгерда.
        Она-то очень хорошо понимала Гельда и сама перед собой стыдилась этого. Ничто не может связать ее с человеком, у которого даже отца нет, но он явно думал иначе, и она не могла избавиться от странного чувства зависимости. Не говоря ни слова, он как-то ухитрился заставить ее думать так же, как он. Мало того что он вечно попадался ей на глаза в усадьбе, и даже сидя в девичьей, она думала о молодом торговце. С той первой встречи на берегу Гельд сделался серединой ее мира, и Эренгерда, даже где-то вдали от него, все время чувствовала эту середину, кожей ощущала расстояние между ней и собой и против воли тянулась к ней. Новое чувство и удивляло ее, будило любопытство, и возмущало, поскольку было направлено на простого торговца. Она согласилась наконец посмотреть товары, надеясь напомнить себе самой, кто он и зачем здесь, но ничего не вышло. Стоя рядом с ним, она оказалась захвачена и поглощена, и не всегда понимая даже, что он ей показывает.
        -В делах конунга я, конечно, ничего не смыслю,-легко согласился Гельд.-Не в пример иным высокородным девам, которым честь рода повелевает много думать о делах конунга… и о самом конунге, даже если им этого совсем и не хочется.
        -Что ты несешь?-снисходительно спросила Эренгерда.
        -Не знаю.-Гельд снял соломинку, приставшую к ее платью, при этом слегка коснулся ее колена, и Эренгерда поспешно отстранилась, как будто это могло быть опасно.-Когда-то я умел считать, взвешивать серебро, разбирался в товарах и знал все дороги Морского Пути. Сейчас меня, похоже, хватит только на любовные стихи.
        -Перестань!-с тихим, но неподдельным возмущением отозвалась Эренгерда.-Ты сумасшедший! Если кто-нибудь услышит, если мои родичи узнают, тебя тут же выгонят из дому. Это самое лучшее. Мой брат уже…
        -Твоему брату сейчас будет не до того. Ведь я прав: это он хотел сделать тебя женой конунга, а не ты сама?
        Гельд снизу заглянул ей в глаза, и Эренгерда отвернулась.
        -Не смей!-приказала она. Ум ее возмущался при мысли, что он берется разбирать желания конунга и ее собственные.-Что тебе за дело? Даже если бы конунг умер…
        «…я никогда не вышла бы за тебя»-Гельд отлично понял ее умолчание и не ответил. Ответить было нечего, он ей неровня. С благословения самого Хеймдалля дочь Херсира вышла замуж за Ярла, и так повелось на все века. Так чего же он, торговец без рода и даже без племени, хочет от Эренгерды, дочери Кольбейна ярла и сестры Асвальда ярла? Он сам не знал. Разве что… ее любви. Но как она может любить его, если выйти за него она не может? Это уж слишком много! Но Гельд не хотел ничего знать. Всю жизнь веселость нрава не мешала ему быть благоразумным, но сейчас в нем словно что-то сорвалось. Чувство, неподвластное рассудку, выбрало ее и стремилось к ней, только к ней.
        -Да, ты завидная невеста для любого конунга!-негромко протянул Гельд, глядя не на Эренгерду, а куда-то в стену.-Нет такого достоинства женщины, которого ты не имела бы. Это первое, что я услышал, когда сошел здесь на берег. И тот, кто это сказал, был трижды прав!-Гельд повернулся так, чтобы смотреть прямо ей в лицо, и продолжал, улыбаясь и глазами словно бы вбирая ее в себя:- Ты прекрасна и нежна, как богиня Фрейя, разумна и мудра, как сама Фригг, отважна, как Скади, добра и милосердна, как Ловн*…
        -Перестань!-с напором отчеканила Эренгерда.
        Суровый приказ требовалось сопроводить суровым взглядом, но она не смела посмотреть на Гельда. Все это она так или иначе слышала раньше от других и принимала с дружелюбной улыбкой. Но сейчас ей казалось, что Гельд над ней смеется. Слушать его хвалы было приятно, но она стыдилась своей радости. Все это причиняло мучительную досаду, но почему-то Эренгерда не находила сил, чтобы встать и уйти. Какое-то чувство, что сильнее ее самой, властно приковало ее к этому месту, где находился Гельд воспитанник Альва.
        -Разве я сказал хоть что-то плохое?-Гельд приподнял брови и улыбнулся. Ее смущение означало его победу, прорванный строй ее гордости и уверенности.-Я готов повторить все это хоть перед тингом. Но главные твои достоинства-верность чести высокого рода. Знатная дева должна быть послушна воле родных. Ты всегда и во всем поступишь так, как тебе велят отец и брат, ведь верно? Если они захотят, ты выйдешь за конунга, захотят-за… кого-нибудь другого.
        -Я не кобылица, на которую хозяин надевает узду и ведет куда хочет,-ответила Эренгерда. Она ясно видела расставленную ловушку, но не могла позволить ему так говорить.-Никто не заставит меня делать то, что мне не нравится. Я сама вправе решать, каким будет мое счастье.
        -Вот это речи, достойные валькирии!-одобрил Гельд.-Я только не понимаю, почему ты не глядишь на меня. Я так уродлив? Но уж не хуже ваших доблестных ярлов. Или ты почему-то боишься смотреть мне в глаза?
        -Я ничего не боюсь.-Эренгерда сделала над собой усилие и улыбнулась, глянув прямо в его светлые и бессовестные глаза. Она изо всех сил старалась придать своему лицу и взгляду привычный мягкий задор. Ведь этот разговор не может быть не чем иным, кроме затянувшейся шутки.-Мне нечего бояться. Мой род защищает меня и от зла, и от глупости. Если мне нравится слушать чью-то болтовню, то это не значит, что я все брошу и побегу хоть в Эльденланд.
        Гельд молчал, выдерживая ее взгляд и стараясь казаться таким же веселым. Но душу его пронзило холодное чувство поражения. Ни шутками, ни лестью, ни вежливыми насмешками он не мог ее пронять: она неизменно держала себя в руках. Только на вид она мягче своего заносчивого брата-сбить ее с толку и заставить поступать по-своему гораздо труднее! Видит богиня Сьёвн*, он ни на миг не стал бы навязывать ей своего общества, если бы знал, что не нравится ей. Но он ей нравился, и Гельд, привыкнув понимать людей, был уверен в этом и сейчас.
        -Я скажу отцу, что хочу этот ковер!-Эренгерда решительно встала и оправила платье.- Азначит, что скоро таких ковров захочет весь Аскефьорд. Если ты сейчас поплывешь к бьяррам и привезешь еще десяток, они быстро разойдутся. По-моему, это будет неплохая благодарность за помощь моему брату.
        -Ты совершенно права, о Фригг ожерелий!- Гельд тоже встал и шагнул к ней. Он не собирался отступать.-Но у бьярров холодно и море зимой замерзает. Так что я, если твои родичи не против, останусь у вас до весны. Или тебе это не нравится?
        Эренгерда выразительно пожала плечами и даже склонила голову набок: что мне за дело, уедешь ты или останешься? Она шагнула к двери, Гельд взял ее за руку; второй рукой ухватившись за дверь, девушка хотела ступить на порог, но Гельд обнял ее сзади за талию. Чуть слышно ахнув, Эренгерда толкнула наглеца локтем, но не обернулась, словно не смела взглянуть ему в лицо, а рванулась вперед, пытаясь просто убежать от опасности, но Гельд не пустил и поцеловал сзади в висок. Эренгерда рванулась снова и наконец освободилась. Девушка выбежала во двор, сделала несколько быстрых шагов, потом опомнилась и пошла медленнее. Ее била дрожь, живое, непроходящее ощущение его объятий казалось приятным и страшным. Лицо горело, она не смела обернуться и была полна смятения. Что он себе позволяет! Это просто немыслимо! Мало ли кому нравится первая красавица Аскефьорда, но чтобы Исбьёрн или Торлейв… Наглец! Сумасшедший! Богиня Фригг! А если кто-то видел? Аесли увидит? Что увидит? Гнать надо…
        Уйдя в девичью, Эренгерда подошла к ткацкому стану и взялась за челнок, но руки дрожали, и она медлила, безотчетно расправляла нитки, опасаясь испортить работу. Мучила отчаянная тревога, что кто-то видел их с Гельдом-ведь это было почти на пороге клети. Мысль пожаловаться отцу и потребовать выпроводить торговцев не пришла ей в голову. Эренгерда сознавала это упущение, страх мешался со стыдом перед самой собой, все в ней бурлило.
        Гельд стоял внутри клети над разложенными тканями и прислушивался, хотя ее шаги уже затихли. Если поднимет крик, пожалуется-прощай, Аскефьорд. Это и к лучшему. А если нет… Если нет… Это, пожалуй, еще лучше. Хотя совершенно непонятно, к чему все это может привести.
        За несколько дней Борглинда понемногу обжилась в усадьбе Аскегорд, запомнила, где тут что, и даже узнала по именам кое-кого из здешних обитателей. Но, конечно, чувствовать себя здесь как дома она не могла. Сидя днем в девичьей или вечером в гриднице-среди фьяллей, среди одних фьяллей!-она все время невольно ждала, что вот-вот все это кончится и она опять окажется на Квиттинге. Борглинда сама не знала толком, чего же ждет-чуда или пробуждения. Она знала только то, что это не может, не должно продолжаться долго. Даже за прялкой, которую ей в первый же день выделила фру Стейнвёр, Борглинда ощущала себя в походе. По рассказам братьев она знала, что такое поход: постоянная настороженность, движение и готовность к чему угодно.
        Нельда освоилась гораздо проще, бойко болтала со здешними женщинами и даже начала потихоньку присматривать среди хирдманов замену своему прежнему дружку, оставшемуся на Остром мысу. Впервые подметив ее любопытные взгляды в сторону здешних мужчин, Борглинда презрительно скривила губы, но потом вздохнула. Пусть ее. Нельда- рабыня, ей безразлично, в каком доме жить. Все равно это будет чужой дом. А у самой Борглинды дом был, и сейчас ее мучило нелепое чувство, будто ее оторвали, как деревце, у самого корня. Ее ноги все еще стояли на земле Квиттинга, а все остальное носилось над Фьялленландом, неустойчивое и бесполезное.
        Свейн, еще на корабле привыкший, что звать маму бесполезно, повеселел и резво возился на полу девичьей или во дворе с местными детьми. Тут для него нашлись ровесники и товарищи, но Борглинда не радовалась за племянника. Ведь он может вырасти, не зная своего настоящего дома! Имного ли будут стоить ее рассказы по сравнению с тем, что он видит каждый день-двор усадьбы, конюшни и амбары, кладовки, два больших дружинных дома, поставленных углами друг к другу и углом ограждающие двор. Гридница с ясенем, роняющим через дыру в крыше свои багряные листья прямо на столы, почетное сиденье конунга, где столбы украшены огромными резными молотами, а внизу, помельче, изображены все подвиги Тора. Он вырастет и будет выговаривать слова, как говорят их все здешние. Борглинде хотелось схватиться за голову-надежда, что все это вот-вот кончится, с грохотом сталкивалась с подозрением, что это не кончится никогда.
        Иногда она выходила прогуляться в сопровождении кого-нибудь из хирдманов или близнецов Стуре-Одда, которые навещали ее почти каждый день и изо всех сил старались повеселить. Борглинда была им благодарна, но иной раз болтовня братьев значила для нее не больше рокота волн, которые бились и бурлили между большими бурыми валунами, усеявшими здешний берег. Все вокруг так отличалось от ровных, низких берегов южного Квиттинга, что Борглинда почти кожей ощущала свою немыслимую отдаленность от дома. Это было тяжело, и она возвращалась в Аскегорд, где закопченные балки над головой, дым очага и людской говор немного отвлекали, заглушали тоску ощущением движущейся жизни, хотя бы чужой.
        На четвертый или пятый день она проснулась поздно. Люна, та женщина с оспинками на лице, сидела на соседней лежанке и неспешно чесала волосы, широко, с удовольствием зевая; другая, молодая и дородная рабыня, пеленала своего младенца, вполголоса агукая с ним. Старая Аудгуд и невысокая приветливая Смилла, со своей вечной улыбкой, вдвоем раздували огонь в очаге. Все как вчера, как позавчера… И это не сон, от него не очнешься-эта девичья не в усадьбе Лейрингов, а в доме Торбранда, конунга фьяллей. И прялки, и ткацкий стан в углу возле двери, и коричневый с красным и голубым узором ковер на стене, где Сигурд наверху вонзает меч в брюхо Фафниру, а внизу лежит на погребальном костре, и Брюнхильд стоит рядом, огромная, как великанша, с распущенными волосами и мечом возле собственной груди,-все это Аскегорд, Ясеневый Двор. На миг Борглинда зажмурилась от отчаяния: кажется, она только сейчас по-настоящему поняла, что с ней случилось. Она поймана, заперта здесь, в неволе, среди чужих…
        -Проснулась?-зевая, протянула Люна.- Япослала Рисле погреть вчерашнюю кашу-там еще много осталось.
        Борглинда не ответила.
        К часу утренней еды у конунга опять стали собираться мужчины-Борглинда мельком заметила и Асвальда, и Эрнольва, и Исбьёрна из Трерика, и даже Кари ярла. Не желая никого видеть, она забилась в угол и села шить, но работалось плохо- от уныния руки ослабели. Если бы Гельд услышал ее тоску и зашел! На глаза наворачивались слезы, но Борглинда изо всех сил старалась не дать им воли. А вдруг кто-то заметит? Пусть никто тут не видит ее слез!
        Но все же гость к ней явился, и весьма неожиданный-это оказалась Эренгерда дочь Кольбейна. Увидев ее в дверях девичьей, Борглинда невольно вздрогнула. Мысли о Гельде занимали в ее голове не меньше места, чем мысли о доме. У нее не шел из ума тот первый вечер, когда Гельд принял кубок из рук Эренгерды, их лица стояли у нее перед глазами. Между ними возникла какая-то связь, и это недоказанное подозрение мучило Борглинду. Почему-то при мысли об этом ее наполняло отчаяние, будто у нее самой отняли что-то очень важное и дорогое. Ей нестерпимо хотелось знать, правда ли тут что-то есть, и она страдала от мысли, что подозрение подтвердится. Почему Гельд за все эти дни ни разу к ней не зашел?
        Следом за Эренгердой раб тащил объемистый узел. Сев на лежанку рядом с Борглиндой, Эренгерда сделала небрежный знак. Раб развязал узел, несколько служанок уже тянули шеи поглядеть, что там такое.
        -Вот, посмотри.-Эренгерда показала Борглинде край красной ткани с широкой полосой синей квиттинской вышивки, не сомневаясь, что та узнает свое платье.-Я купила его у Хильдирид. Оно для нее слишком хорошо. Только и заслуг, что у Арнвида руки длинные и загребущие. А вот это новое.-Она развернула еще один наряд, голубой, с полосками синего и красного шелка на подоле и плетеной серебряной тесьмой на груди.-Я подумала, ты не наденешь на пир платье, в котором красовалась Хильдирид. А тебе ведь в чем-то надо ходить.
        -Не надену,-подтвердила Борглинда. Она смотрела на свое платье и не верила, что оно к ней вернулось.-Зачем же оно мне тогда?
        -Ну, ты не всегда будешь у нас. Когда-нибудь вернешься домой. И сможешь там сказать, что отвоевала его назад и выручила из плена.
        Эренгерда усмехнулась. Она вспомнила об этом платье, надеясь немножко развеселить квиттинку. Эренгерде хотелось добиться ее доверия, расшевелить и понемногу навести разговор на Гельда. Укого еще она могла узнать о нем хоть что-нибудь? А Борглинда знакома с ним уже больше месяца. То, что женщине стоит знать о мужчине, ей скажет только другая женщина. Слова мужчины могут лишь подтвердить или поколебать мнение, которое уже сложилось. А Эренгерда даже мужчин не могла расспрашивать. Асвальд наблюдателен и подозрителен: стоит ей хоть раз упомянуть имя барландца, как он тут же вопьется ей в лицо своими зелеными глазами. Даже если он не скажет ни слова, она будет мучиться боязнью, что брат все понял. А тереться среди хирдманов, наводить разговор, бросать незначащие вопросы мимоходом… занятие для рабыни, не для дочери Кольбейна ярла.
        Сам Гельд, конечно, рассказал бы ей о себе все что только можно. Но разговоров с ним наедине Эренгерда старательно избегала, а на людях… На людях-еще хуже. Ей казалось, что любой, кто увидит их вместе, сразу же поймет… Что поймет? Что она не может избавиться от мыслей о нем? Что он заворожил ее, что она стремится туда, где звучит его голос, и чуть ли не держится за скамью, чтобы не бежать к нему?
        -У нас теперь многие заведут себе новые платья,-непринужденно говорила Эренгерда, радуясь, что Борглинда не смотрит ей в лицо, а разглядывает синюю вышивку на своем «освобожденном из плена» платье.-Эти барландцы навезли столько полотна-у нас целая клеть забита. И народ толкается рядом целый день. Как мухи на мед!Который постарше… как его зовут, забыла… Ульв…
        -Бьёрн,-подсказала Борглинда.-Бьёрн Точило.
        -Ну, да. С таким носом… Он с самого первого дня брал с утра два ларя, мы ему давали лошадь и нашего Логи, и тот его провожал по соседям. Он уже весь наш берег объехал. Девчонки у нас в клети толпятся целый день и все разглядывают ткани, только ахают. А тот парень и рад… Целыми днямиболтает, смеется… Наверное, ему без женщин и жить-то скучно. Они как раз таких и любят… Наверное, у вас на Остром мысу тоже так было?
        -Не знаю,-не поднимая глаз, ответила Борглинда. Она боялась говорить о Гельде и боялась посмотреть в лицо Эренгерде: та сразу догадается, что она… Где ей состязаться с умной и уверенной дочерью Кольбейна! Уже не мечтая что-то узнать, а стараясь лишь не выдать себя саму, Борглинда ответила то, что было правдой в самом начале:- Я не… не помню, я его не видела. У меня там были другие заботы. Помню, он что-то рассказывал про мертвецов.
        Эренгерда насмешливо фыркнула, а в душе немного подосадовала. Девочка оказалась не из разговорчивых. Бывают такие-только тронь, они и посыплют горохом из мешка: и про себя, и про всю родню, и про все знакомых. Эта не такая. А жаль. После этого продолжать разговор о Гельде было неестественно, а Эренгерде тоже не хотелось себя выдавать.
        Но хотя из беседы ничего не вышло, подарок Эренгерды пришелся кстати. Как ни мало хотелось Борглинде принимать одолжения от ненавистных фьяллей, сидеть на пятом подряд пиру в одном и том же наряде казалось еще хуже. В этот вечер она вышла в гридницу в новом платье, голубом, и серебряная тесьма на груди была как нарочно сделана для ее серебряного ожерелья. Как хорошо, что никто здесь не знает, что его подарил Гельд! А самой Борглинде этот подарок казался каким-то залогом, обещанием, точно в бубенчике таилась часть самого Гельда. Придет час, и он вспомнит о ней и посмотрит на нее так же, как тогда на Эренгерду… Хотя бы один раз! Сравнивая себя с сидящей рядом дочерью Кольбейна, Борглинда казалась себе маленькой и глупой, но надежда была так дорога ее сердцу, что она берегла ее, как последнюю искорку огня в холодную темную ночь.
        А Гельд опять не пришел. И новое платье, шумный пир уже казались ненужными, бессмысленными. Чем дальше шли кубки богам, тем меньше оставалось надежды, и все оживление выходило из души Борглинды, мир вокруг холодел и пустел. Ей хотелось плакать, в груди томилась прохладная пустота. Ну что ему стоило бы зайти сюда! Разве далеко? Вот, Асвальд ярл пришел, и его отец пришел. И Гельд мог бы с ними! Борглинда страдала, как от недостатка воздуха. Ей уже казалось невероятным, что когда-то Гельд стоял рядом с ней возле дома, пытался обнять ее, сжимал ее руки тогда, на «Щетинистом». Теперь Борглинда мучительно хотела хотя бы увидеть его и убедиться, что он есть на свете. Разве ему трудно? Уж мог бы постараться один раз… Она уже не помнила, что дочери Лейрингов не пристало много думать о безродном торговце. Гельд оставался единственным очагом человеческого тепла в ее жизни, и она стремилась к нему со всем пылом только что проснувшейся юной женской души.
        После кубков богам хирдманы Торбранда и окрестные хёльды принялись толковать о разных близких вещах: о последних квиттинских походах, о собранном урожае, о торгах и ценах, прикидывали будущий зимний путь по Фьялленланду.
        -Этим летом конунг не посылал ратной стрелы*,-поговаривали хирдманы.-Значит, вполне пора собирать дань.
        -Пора-то пора, но много ли мы соберем? В каждой усадьбе работников стало поменьше…
        -Где как. Помнишь Торсвейна Задиру? Такой залысый, со шрамом возле уха? Он привез с Квиттинга рабов человек десять-все молодые крепкие ребята. И распахал на другое же лето вдвое больше прежнего. Даже еще один двор поставил и старшего сына поселил. У него теперь две усадьбы.
        -Да возьмут меня великаны, если с него не полагается собрать вдвое больше, чем раньше!
        Хьёрлейв Изморозь и Кари ярл посмотрели на Орма Великана, потом насмешливо переглянулись.
        -Ради того, можно сказать, и затевалась эта война,-мягко заметил Кари ярл.
        -Пожалуй, я пойду поговорю с ней!-Снеколль Китовое Ребро подталкивал локтем своего друга Хродмара и кивал на квиттинскую заложницу.-Девушке же скучно, никто из наших болванов не догадывается ней побеседовать!
        -Сёльви и Слагви беседуют с ней целыми днями!-старался унять его Хродмар.-А когда твоя жена узнает…
        -И что?-оживленно перебил Снеколль, всегда пропускавший мимо ушей напоминания о своей жене.-Кто из них хочет на ней жениться? Сёльви или Слагви? Пожалуй, Сёльви она больше подойдет-такая же серьезная. Как по-твоему, она уже научилась их различать?
        -Я не думаю, чтобы хоть один собирался на ней жениться. Они ведь привыкли все делать вместе, а тут поневоле придется разделиться. Чтобы не нарушить душевного покоя, им придется искать себе в жены двух сестер-близнецов.
        -Что-то я такое слышал!-забормотал неугомонный Снеколль и принялся вспоминать.-Вроде бы в округе у Хрейдара Гордого были две такие девушки, не помню, чьи дочери…
        -А если…-опять начал Орм, но тут послышался густой голос Эрнольва Одноглазого:
        -Конунг, если ты позволишь, я хотел бы сказать тебе и дружине несколько слов.
        -Тише!-Кари ярл махнул рукой на Орма, и тот замер с открытым ртом.
        Торбранд конунг приветливо кивнул Эрнольву, вынул изо рта соломинку и слегка повел ею в воздухе, что означало приглашение говорить. Эрнольв Одноглазый поднялся на ноги. Он всегда так делал, будто боялся, что его не услышат. Стоя за столом, он возвышался над гридницей, как живой ясень, высокий и мощный. Настоящий великан!
        -Я хотел поговорить вот о чем,-начал он.- Я так понял, что это был не последний наш поход на Квиттинг.
        -Далеко не последний!-крикнул кто-то из Асвальдовой дружины.-Ты же слышал, что Гримкель Черная Борода предлагает нам совместный поход?
        -Да, да!-Эрнольв сделал рукой успокаивающий знак.-Но на Гримкеля плохая надежда. А у вандров очень много умелых воинов. Они ведь постоянно воюют друг с другом. Что ни год, каждый херсир ходит войной на соседа, а тот на него. Один собирает дань с другого и платит дань третьему. А я побывал у пяти херсиров, не считая мелких хёльдов. Все пять сказали, что будут рады принять участие в нашем походе, и предложили хоть сейчас принести жертвы и освятить копья на жертвенниках. И трое из них для закрепления союза предложили своих дочерей в жены Торбранду конунгу.
        -А также другим доблестным ярлам, если у них есть такая нужда!-крикнул Снеколль Китовое Ребро, и все в гриднице расхохотались.
        -После Квиттинга у нас нет недостатка в невестах!-сказал Асвальд ярл и метнул взгляд на Хродмара сына Кари. Тот сердито стиснул зубы.
        -Да, пожалуй,-лениво согласился Торбранд конунг и посмотрел на Борглинду.
        Она поёжилась: под холодным взглядом этого человека ей всегда становилось тревожно и неуютно.
        -Я скажу, что это глупая затея!-отрезал Хродмар ярл и метнул злобный взгляд Асвальду обратно, как перехваченное в воздухе копье.-Зачем нам эти вандры? Конунг окажется связан на всю жизнь, а верить им можно недолго. Они коварны и вздорны, а если мы с ними поссоримся, то их морские конунги* будут грабить наши корабли, где только ни встретят! Если бы у них был один конунг, как у всех порядочных людей, чтобы с ним можно было договориться… Или хотя бы тинг…
        -Во время войны никому нельзя особенно верить!-вставил Стейнар хёльд.-Но если вандрыосвятят копья на жертвеннике, то не изменят. Уних каждый херсир сам себе и конунг, и тинг!
        -Вот и сватай твоему сыну дочку кого-нибудь из них!-крикнула Стейнвёр хозяйка.-А то он не знает, с кем бы выпить из кубка!
        -Я сам разберусь…-начал отвечать Стейнар, но его голос потонул в шуме спора.
        -Сначала надо разобраться, я уже говорил!- доказывал Кари ярл, крепкий мужчина с красивой, гладкой русой бородой и умными живыми глазами.-Надо хорошенько разобраться, кто из вандров наиболее достоин доверия и нет ли у него кровной вражды с другими, равными ему по силе. Потому что если так случится, то один будет помогать нам, а другой, назло ему, освятит свое копье за Гримкеля и квиттов…
        -Пока мы будем это выяснять, придет время новой дани, и квитты опять ничего не дадут!
        -Как это-ничего?-возмущался Кольбейн ярл, усмотревший в этом обиду сыну.-А это что?-Он махнул в сторону железной головы.
        -А это дань от ведьмы!-крикнул Гейрбранд Галка.-Этого, прямо скажем, немного, хотя я не знаю, кто взял бы там больше! Вот если бы она всех убитых квиттов превращала в железо…
        -Но так, чтобы они шли во Фьялленланд своими ногами, а тут сами ложились в плавильные печи!
        -Мы и кроме железа добыли немало!-убеждал и Модольв Золотая Пряжка, заподозривший, что тут хотят осрамить добычу его племянника Хродмара ярла.-Где бы мы еще взяли столько меда, рыбы, шкур?
        -Разве мы ради этого ковали оружие? Что у нас своей рыбы нет?
        Борглинда с трудом сдерживала желание зажать уши руками и спрятаться под стол. Фьялли орали и вопили, с пьяной горячностью и упрямством перебивая и не слушая друг друга. Они с таким упорством и готовностью цеплялись к словам и начинали спорить, что и треска догадалась бы- у них есть свои причины не любить друг друга. Как в тяжбах, что разбираются на тингах, тут было несколько сторон: родичи Хродмара и Кари- родичи Кольбейна и Асвальда-родичи ЭрнольваиХравна… И у всех друзья, хирдманы, сторонники!
        -Зачем нашему конунгу искать жену так далеко?-кричал Кольбейн ярл, стоя над опрокинутым блюдом и свирепо размахивая в воздухе сжатым кулаком. Его лицо раскраснелось от пива и гнева, на лоб упал густой клок волос, объясняя его прозвище-Косматый.-Зачем? Разве у фьяллей нет подходящих девушек? Разве не мы вправе продолжить род наших конунгов?
        -Конунгу давно пора жениться!-горячо гудели и за женским столом.-А то его убьют, а из Валхаллы он ведь не пришлет наследника. Жениться до похода, обязательно!
        Торбранд конунг невозмутимо слушал, как родное племя и верная дружина решают его судьбу, только соломинка неспешно кочевала из одного угла его тонкогубого рта в другой. Эренгерда была не так спокойна: больше не улыбаясь, она вертела головой от одного говорившего к другому. Ведь решалась и ее судьба! Если конунг не отвергает замысла Эрнольва, значит… Значит, на ней, Эренгерде, он не хочет жениться! Она не знала, рада будет отмене свадьбы или нет, но волновалась так, что сердце изнутри бешено стучало о грудь.
        -Надо послать верного человека к вандрам!- гнул свое упрямый Кари ярл.
        -Прежде чем посылать людей на край света, надо узнать, что об этом думает конунг!-язвительно ответил ему Асвальд.-Каждый волен решать свою судьбу, не так ли?
        -Надо полагать, да!-так же язвительно ответил ему Хродмар.-Но если меня спросят, я скажу: наемники нам не нужны!
        -Нам и правда не нужны наемники,-сказал Торбранд конунг.
        Весь шум, висевший в гриднице плотным облаком, разом утих. Голос конунга был негромок, но почему-то его услышали все, точно он был голубой нитью в серой ткани общей беседы. Борглинда удивленно подняла голову и огляделась: она искала глазами то чудо, которое разом усмирило всех этих бешеных тро… фьяллей, конечно.
        -Чужая уздечка лошадке не впрок, верно? Наемники нам не нужны,-повторил Торбранд конунг.-Они могут подвести в решающий час, а кроме того, им нужно платить. А мы, как оказалось, для этого недостаточно богаты. Добычи немного, и делиться нам нечем. Поэтому придется обойтись без вандров. Прежде всего я хотел бы остаться в дружбе с вами, моя дружина. И я убежден, что с вами мне не нужна чужая помощь.
        Помолчав немного и осмыслив эту речь, фьялли закричали славу своему конунгу и заколотилипустыми чашами о столы. Асвальд отвернулся, злобно кусая губы: конунг опять послушался своего вечного любимца. Но слова о дружбе с собственным племенем можно понимать как желание жениться на девушке из своих, то есть на Эренгерде… Так на чьей же он стороне?
        -В ваших словах, Кари ярл и Асвальд ярл, много правды!-продолжил Эрнольв, вовсе не огорченный тем, что его речь не встретила общей поддержки. Здесь он не надеялся на успех и заговорил о вандрах больше ради пробы. И конунг, возражая ему, ни словом не упомянул об Эренгерде.- Доблести и верности не купишь за серебро. Но я мог бы предложить еще кое-что.
        Торбранд конунг снова повел соломинкой в воздухе, и шум поутих. Торбранд смотрел на Эрнольва, и тот продолжал:
        -Но здесь есть еще одна отличная невеста для конунга, за которой никуда не надо ехать. Я говорю о Борглинде дочери Халькеля.
        Все головы разом повернулись к женскому столу, взгляды всей гридницы упали на Борглинду, и ее потянуло встать на ноги. Но она осталась сидеть, выпрямившись и застыв. У нее перехватило дыхание, а мысли разбежались, потому что то, что она сейчас услышала, осмыслить и принять было невозможно.
        -Это великолепная невеста для нашего конунга,-уверенно продолжал Эрнольв среди общей тишины.-Она знатного рода, не зря же конунг квиттов Стюрмир взял в жены ее родственницу. Она молода, красива, неглупа, учтива. Насколько можно судить, она обладает всеми достоинствами, необходимыми для жены конунга. Взяв ее в жены, наш конунг получит не меньшие права на власть над Квиттингом, чем нынешний их конунг Гримкель.
        Эрнольв замолчал, и в гриднице стало так тихо, что раздавалось лишь потрескивание огня в трех широких очагах. Взгляды собравшихся перебегали от Эрнольва к конунгу, к Борглинде и опять к конунгу.
        Асвальд сын Кольбейна поднялся на ноги. Даже в полутьме было видно, что он бледен, а глаза его сверкали такой злобной зеленью, что у всех, кто видел его лицо, тревожно стукнуло и замерло сердце, как в ожидании громового удара. Асвальд дышал коротко и отрывисто: в его груди горячим ключом кипела острая, непримиримая злоба на Эрнольва. Этот одноглазый не успокоится, пока не помешает конунгу жениться на Эренгерде. Все силы приложит: не зря же он выдумывает то вандров, то эту квиттинскую девчонку! И сейчас Асвальд был готов на все, лишь бы разрушить помеху.
        -Я…-стараясь дышать ровно, с заметным напряжением выговорил он, глядя на Торбранда.- Яхочу сказать тебе, конунг… Я привез эту девушку с Квиттинга, и я думал… сам взять ее в жены, если ты найдешь это подходящим.
        -Вот это да!-охнул кто-то из гостей.-Да у нас все ярлы переженятся на квиттинках!
        Теперь все посмотрели на Хродмара ярла. Он тоже выглядел потрясенным и отчаянно пытался сообразить, что все это значит.
        -Если кто-то из твоих ярлов женится на дочери Лейрингов, то он сможет править от твоего имени на Квиттинге,-сказал Торбранду Хьёрлейв Изморозь. Он не принимал всего этого слишком близко к сердцу, поэтому соображал яснее всех.- Гримкель конунг станет совсем не нужен. Он сам приведет на свою землю наши мечи, так что никто из квиттов не станет о нем жалеть. А за время нового похода он наверняка совершит новую подлость, которая позволит нам его убрать. И нашу дань на Квиттинге будет собирать наш человек. Он будет знать, где и сколько можно взять. И ты будешь уверен в его преданности.
        -Самое главное-с самого начала выбрать надежного человека,-бросил Хродмар ярл.
        -Ты сомневаешься во мне?-прямо спросил Асвальд.
        Его ладонь лежала на поясе в опасной близости от рукояти меча. Квиттинского меча с волчьей головой на рукояти, подобранного на поле Битвы Конунгов.
        -Стойте, стойте!-Хравн хёльд вскочил и замахал в воздухе руками. Хуже драки между двумя молодыми ярлами ничего и придумать было нельзя.-Не позорьтесь перед священным ясенем! Вспомните: вы вместе бились на Квиттинге, не вам спорить…
        -Неплохо бы спросить саму девушку,-обронил Торбранд конунг.
        Предложение жениться на Борглинде ошеломило его так же, как и прочих. Требование Асвальда показалось помощью, но за время спора Торбранд сообразил еще кое-что. Если отдать Борглинду Асвальду, то скрепить родство с ним женитьбой на Эренгерде будет не просто желательно, а прямо-таки необходимо. Из Асвальда получится отличный квиттингский ярл, но при условии, что на него можно будет положиться, как на родича. И никак иначе. Это ведь не Хродмар, преданный, как брат, и не Эрнольв, для которого верность и порядочность составляют воздух, которым он дышит. Голодное честолюбие Асвальда может завести его далеко… Куда угодно.
        Торбранд чувствовал себя в ловушке: нужно выбрать одну из двух невест, или Эренгерду, или Борглинду. Но мысль о той или другой была резко неприятна. Дело не в том, что они нехороши. Обе как будто вышли из «Песни о Риге»-прекрасные девы знатного рода, подходящие жены и матери конунгов. Торбранду претила сама мысль о женитьбе. Его наполняли грезы полнолуния. Полная луна предрекала ему какую-то совсем другую судьбу. Но объявлять об этом было рано.
        -Что ты скажешь, Борглинда дочь Халькеля, по поводу этого сватовства?-спросил Торбранд, обернувшись к квиттинке.-Ты вольна отдать свою руку Асвальду сыну Кольбейна или отказать, если он не кажется тебе подходящим женихом. Что ты скажешь?
        Его властный взгляд поднял Борглинду на ноги. Она знала, что должна отвечать, она даже хотела ответить, но ни единой мысли, ни единого слова в голове не находилось. Она стояла над женским столом и в то же время летела через холодную гулкую пустоту, так что лица вокруг казались только мороком. Ее не обмануло предчувствие, что здесь решится ее судьба, и решится так ужасно… Замуж за фьялля! За этого остроносого Асвальда ярла с его злыми зелеными глазами, который, похоже, жалеет, что привез ее сюда, а не утопил по дороге. А ей-то уже казалось, что она как-то задержалась на краю пропасти, зацепилась за камешки… Камешки дрогнули под пальцами, оторвались, и она летит в пропасть, летит…
        Все смотрели на нее и ждали ответа. Мгновения непоправимо убегали в тишину, а она все молчала, как дурочка, которая не в состоянии решать свою судьбу сама. Асвальд сверлил ее взглядом. Если она сейчас откажет ему, он будет принародно опозорен. Его глаза жгли ее какой-то требовательной злобой, и Борглинда, едва поймав его взгляд, сразу отвернулась: это невыносимо!
        Расцепив судорожно сжатые руки, она уронилаодну на стол. Под пальцы ей попалось что-то небольшое, округлое, по-железному прохладное и гладкое. Борглинда схватило это что-то, как в поисках опоры, сжала в ладони. Это оказался кубок-маленький дракончик, сын Дракона Памяти, что остался в сундуке старой Йорунн… И это наследство предков, путем грабежа попавшее сюда, к фьяллям, вдруг подбодрило Борглинду и немного прояснило мысли. Далекий Квиттинг протянул ей руку, предки глянули на нее с небес… Надо что-то решить. Но так, чтобы не опозорить себя и свой род…
        Взгляд ее упал на Хродмара ярла. «И ты пойдешь к нему под бок на пару с Ингвильдой!»-когда-то грозила ей Йорунн. Ну уж нет!
        -Я… думаю… что Асвальд ярл-подходящий жених для меня,-пробормотала Борглинда, но помалу овладела своим голосом и заговорила громче.-Но… я не хочу, чтобы про меня на Квиттинге говорили, будто фьялльский ярл взял меня в постель, как рабыню. Чтобы мой род не был опозорен, Асвальд ярл должен добиться согласия моих родичей и Гримкеля конунга. Обменяться с ним обетами и подарками, взять приданое и дать за меня вено, достойное моего рода. Иначе он получит в жены не дочь Лейрингов, а невольницу. Не думаю, чтобы это прибавило чести ему самому!-почти вызывающе закончила она и глянула прямо в лицо Асвальду.
        И села на место, с трудом переводя дыхание. Сердце ее стучало так, что удары отдавались в ушах, а вся гридница уважительно молчала. Борглинда осознала, что держалась хорошо и что ее речь всеми признана справедливой. И ее наполнила вдруг такая горячая гордость, что она даже попыталась улыбнуться.
        -В этой речи много правды!-приветливо сказал Торбранд конунг и кивнул.-Но тогда свадьба может состояться не раньше, чем начнется наш совместный поход с Гримкелем. Или даже чем он кончится. Зато потом Асвальд сын Кольбейна по праву займет место моего ярла на Квиттинге.
        -И мне, и тебе будет спокойнее знать, что наша дружба скреплена родством,-упрямо произнес Асвальд. Раз уж он приносил такую жертву, то хотел быть уверен, что она не напрасна.-Я говорю о моей сестре.
        Торбранд конунг опустил свою соломинку и посмотрел на ее кончик, будто советовался. Сотниглаз в гриднице подталкивали его к ответу. Емунужна жена, потому что нужен наследник. Эренгерда дочь Кольбейна… родство с Асвальдом и свой человек на Квиттинге… Полная луна, белое лицо с глазами, как озера подземного мрака… Он не мог сказать нет, потому что доводы «за» всем были ясны, а те сумрачные видения принадлежали ему одному.
        -Если этого хотят боги и судьба, то твоя и моя свадьбы будут справлены вместе,-сказал Торбранд конунг и посмотрел на Асвальда.-После похода.
        За время похода его судьба решится. Если боги будут к нему благосклонны, то Эренгерда ничуть не хуже других. А если нет, то с мертвого не спросишь.
        Глава 8
        Этим вечером в усадьбе Висячая Скала собралось множество народу. Все, кто когда-либо был или звался другом или сторонником Кольбейна ярла, теперь посчитал своим прямым долгом явиться поздравить его род с великой удачей. Подумать только! Сын Кольбейна женится на дочери квиттинских Лейрингов и становится ярлом, почти конунгом, а дочь Кольбейна выходит за конунга Торбранда! Таких удачливых людей давно не бывало!
        -Ну, вот, а ты боялся, что в этой усадьбе наших товаров никто не увидит!-говорил Гельд Бьёрну, окидывая взглядом бурлящую гридницу. Но вид у него при этом был не такой бодрый, как раньше, а скорее отсутствующий, и взгляд не отрывался от женской скамьи.
        -Тут людям не очень-то до товаров!-отвечал осторожный Бьёрн, боясь спугнуть удачу.
        На самом деле они уже распродали почти половину привезенного, а Кольбейн ярл твердо пообещал взять торговцев с собой в зимнюю поездку по Фьялленланду. Если так и выйдет, то этот год будет одним из самых удачных за всю жизнь Бьёрна Точило! Тогда весной они с Гельдом смогут обзавестись вторым кораблем!
        При этой мысли умный Бьёрн вздыхал и косился на младшего товарища. В этом Аскефьорде Гельда словно тролль какой-то укусил. Он думает о чем угодно, только не о деле! Бьёрн и раньшевидывал своего младшего товарища влюбленным,но его нынешнее увлечение было настолько же сильнее, насколько и безрассуднее всех прочих! Как говорится, там уши на месте, где они выросли. И если торговец начинает пялить глаза на дочку ярла, то из этого не выйдет ничего хорошего. Но попробуй скажи ему! Он отшутится, а все равно сделает по-своему.
        Весь вечер гости и хозяева обсуждали новости, Кольбейн ярл сиял, как красное солнце, уже видя своих внуков конунгами Квиттинга и Фьялленланда. Вот только предполагаемые родители этих внуков не слишком радовались. Асвальда вообще не оказалось дома, а Эренгерда сидела за женским столом молчаливая и почти безучастная. Она обладала сильной волей, но сейчас едва держала себя в руках. У нее еле хватило сил улыбаться и благодарить за поздравления. Уже два дня, с тех пор как Сольвейг рассказала о замысле Эрнольва Одноглазого, она чувствовала себя свободной от конунга. Свобода оказалась призраком. Вот он растаял, и Эренгерда только сейчас поняла, как мил и желанен ей был этот призрак. Теперь она не понимала, как столько времени мирилась с мыслью о браке с Торбрандом. Смутное недоверчивое чувство к нему, которое раньше казалось лишь отсутствием любви, теперь превратилось в резкую неприязнь, почти в отвращение. При воспоминании о его остроносом лице с блекло-голубыми глазами ей делалось тошно. Эти глаза только берут, но ничего не дают взамен. Невидимая сила волоком тащила ее в пропасть, в холодный омут, а
она даже не смела крикнуть, не смела противиться. Глупая, скажут люди, это же твое счастье! А какое тут счастье, когда хочется утопиться? Зачем ей богатства и честь конунговой жены, если хочется утопиться?
        Гельд! Эренгерда смотрела на него через всю гридницу, почти не скрываясь, и сейчас он казался ей красивее Бальдра* и теплее солнца. Ее влекло к нему, Эренгерде хотелось оказаться возле него, закрыть глаза и не думать, что будет завтра. Сейчас она не помнила, что торговец не пара ей, Эренгерде из Висячей Скалы; она ни о чем не думала, просто все существо ее стремилось к нему, как все живое стремится от зимнего холода к летнему теплу.
        Гельд встретил ее взгляд и не улыбнулся, как бывало прежде. Он смотрел так настойчиво и выразительно, что Эренгерда опомнилась и отвела глаза. О том, что она сейчас чувствует, нельзя знать никому, даже ему. Она не будет уважать себя, если он хотя бы заподозрит об этом. А без уважения к себе жить нельзя никак: ни с мужем, ни без.
        Гул и говор гостей, восторженные выкрики отца, выпившего на радостях больше обычного, любопытные и завистливые взгляды нестерпимо мучили ее. Она стыдилась подать вид, что несчастна, но притвориться счастливой у нее не было сил. Эренгерда ушла сначала в кухню, но там толкались чужие хирдманы и свои рабы. Она искала спасения в девичьей, но там служанки болтали о ее будущем счастье. Эренгерда выгнала их вон, и они убежали, многозначительно посматривая на нее.
        Оставшись наконец одна, Эренгерда села на маленькую скамеечку возле очага, подложила пару поленьев в угасающее пламя, оперлась локтями о колени и стала смотреть в огонь. Пляска пламенных языков всегда успокаивала ее. Даже маленькой, поссорившись с братом, она смотрела в огонь, и ее слезы быстро высыхали. Пламя жило своей насыщенной жизнью, говорило на своем языке, и ему не было дела до мелких людских бед. В нем струилась и переливалась вечность, и Эренгерде становилось легче: рядом с переменчивой, но бессмертной стихией все ее беды казались неважными, мелкими. «Через сто лет все забудется»,-говорил дядя Торбейн.
        Наедине с собой, не отвлекаясь на чужие лица и суждения, Эренгерда принялась разбирать саму себя по косточкам. Где-то в глубине души прячется тоска, вроде палочки с рунами болезни, что колдуны подкидывают в лежанку к своим врагам. Если найти эту невидимую палочку с рунами тоски и выбросить прочь, все опять будет хорошо, как прежде.
        Спроси ее сейчас кто-нибудь, чем она недовольна-она не будет знать, что ответить. Неопределенность, длившаяся два года, сегодня кончилась. Конунг пообещал взять ее в жены, пообещал при всей дружине и при «домашнем тинге» Аскефьорда- теперь он не отступит от своего слова, что бы ни случилось. В том-то и все горе! Ей следовало радоваться, а Эренгерда ощущала себя так, будто ее втолкнули в темную клетушку и захлопнули за спиной тяжелую дверь. Два года ей грозили этим браком, она уже не верила, что разговоры когда-нибудь обернутся делом, и вот-дождалась! Только теперь, когда все было решено, она поняла, как не хотела этого.
        Она должна принять обещание конунга как счастье. Знать бы только, как от этого счастья избавиться. Но на что ей та свобода, которая померещилась в эти два дня? Не сама ли она сказала: «Даже если бы конунг умер…» Гельд… Какое отношение он может иметь к ее свободе? Эренгерде казалось, что какие-то злые тролли разорвали пополам полотна ее желаний и возможностей и криво сшили половинки наоборот. Ее влечет к Гельду-она не должна даже смотреть в его сторону. Ей отвратителен конунг-она должна стать его женой. Почему все так неправильно? Чем она провинилась перед богами и судьбой? Она ведь не нарушала клятв, не совершала предательств. И над родом из Висячей Скалы не тяготеет никаких таких проклятий…
        Как привести в порядок перепутанные нити судьбы? Молить богов избавить ее от конунга? А заодно и от Гельда? Сидя у очага, Эренгерда отчаянно потрясла головой и прижала ладони к лицу. Противоречивый поток желания и необходимости нес ее куда-то сквозь туман, не давал оглядеться, одуматься. Каждый миг казался потерей: ее несет к рубежам, за которыми уже ничего нельзя будет изменить, а она не знает, в какую сторону поворачивать. Но и отдаться на волю волн Эренгерда не хотела: ведь ей самой, не кому-то другому, придется жить в той доле, которая сейчас определится.
        Ах, если бы можно было заснуть, замереть и подождать, пока все как-то устроится! Или если бы боги хоть дали ей время понять, чего же она сама желает. Правда, время есть-свадьба еще не назначена. Но Эренгерда так мучительно ощущала этот разлад, что жаждала покончить с ним или хотя забыть обо всем.
        Взяв с очага остывший уголек, она провела на левой ладони прямую черту. Что бы еще добавить: помощь, защиту? Любовь? Ничего не надо. Пусть это будет руна «ис». Руна, чье имя значит «лед», руна ожидания, отдыха, покоя. Пусть она заморозит эту бешеную реку, даст ей отдохнуть, как земля отдыхает под снежным покровом, набираясь сил перед битвами новой весны.
        Сосредоточив все силы воображения на образе застывшего покоя, Эренгерда снова и снова чертила угольком по руке. Она даже не слышала, как открылась и опять закрылась дверь. Кто-то шагнул к ней, она вздрогнула и вскинула голову. И с изумлением увидела Гельда.
        Он присел рядом с ней и движением бровей сказал ей: не бойся, это я.
        Собственная фюльгья сейчас порадовала бы Эренгерду больше, чем он. Поняв, что это не морок, она рассердилась. Как нарочно, как назло! Только что ей удалось изгнать его из мыслей, а он явился, чуть ли не силой взломал замок ее волшебной защиты.
        -Как ты сюда попал?-с возмущением и испугом прошептала Эренгерда.
        -Ногами пришел,-честно ответил Гельд.
        -Там же люди…-Эренгерда дрожала, ловя слухом звуки за дверью. Побежденный было поток завертел ее снова, и теперь к нему прибавилось беспокойство за свою добрую славу.-Тебя видели!
        -Ну, да, видели,-согласился Гельд.-Твои женщины жалуются, что ты от радости сама не своя и чуть их не побила. А я им сказал, что для невесты конунга у меня найдется такой подарок, что она сразу подобреет. И они меня пропустили.
        -И что я им потом покажу?-Эренгерда окинула растерянным взглядом пустые руки Гельда.
        -Скажешь, что эта вещь слишком хороша для их завидущих глаз. Такой важной особе, как невеста конунга, просто положено иметь свои тайны… А это что?
        Гельд взял ее руку, испачканную углем, и разжал пальцы. Эренгерда позволила ему это и сдержанно, чуть презрительно усмехнулась. Невежда увидит просто черту. Нужно быть сведущим человеком, чтобы в простой черте распознать могущественную руну!
        -«Ис».-Гельд поднял на нее глаза, и Эренгерда внутренне дрогнула: он слишком быстро понял то, чего понять был не должен.-Зачем ты хочешь замерзнуть, о Фрейя нарядов? Так не пойдет. Здесь нужно совсем другое. Вот так.
        Эренгерда не успела сообразить, что он делает, а Гельд уже выхватил из ее второй руки кусочек угля и быстрым движением наискось перечеркнул руну у нее на ладони. Эренгерда ахнула, глядя на свою руку: там появилась совсем другая руна! «Ис» превратилась в «гиав». Руна дара, руна взаимного влечения и любви. В ужасе Эренгерда тянула руку назад, но Гельд не пускал; на лице его появился беззвучный смех. Вырвав руку, Эренгерда со всей силы ударила его по щеке, но он не попытался уклониться, а продолжал смеяться. Звук удара показался Эренгерде пугающе громким, ну и пусть! На щеке Гельда появилось красное пятно с черным отпечатком косого креста-руны «гиав». Она обладает тем чудесным, неповторимым свойством- у нее нет перевернутого положения, она всегда- прямая и благодетельная, как ее ни поверни.
        -Спасибо тебе, светлая дева,-все еще смеясь, проговорил Гельд.
        Тяжело дыша от волнения, Эренгерда смотрела на него и не знала, что сказать. Не в пример ей, Гельд был как-то уж слишком уверен и смел, как будто решение конунга, что навек их разлучало, только прибавило ему сил и надежд. Она вскочила, но Гельд тоже стремительно поднялся и стоял теперь между нею и дверью. Не звать же на помощь в своей собственной девичьей!
        Гельд смеялся почти беззвучно, но с таким удовольствием, будто одержал победу. Так оно и есть. Высокородная дева не подозревала, что он тоже разбирается в рунах. За четырнадцать лет странствий всякому научишься. А своей пощечиной она только помогла той ворожбе, которую он почти невольно затеял. Теперь руна «гиав», соединяющая любовью мужчину и женщину, отпечатана одинаково на ее руке и на его щеке и связывает их прочнее божественной цепи Глейпнир. И он решился призвать эту руну на помощь, потому что события последних дней и правда прибавили ему сил. Он видел бледное, погасшее лицо Эренгерды и понимал, что предстоящий брак с конунгом сделал ее несчастной. А если так, то он вправе предложить ей другую судьбу.
        Опомнившись, Эренгерда стала отчаянно тереть ладонь о бок, не боясь испортить дорогое зеленое платье. Но смеющийся взгляд Гельда говорил ей: поздно. Она и сама знала, что поздно, но бороться надо даже в безнадежном положении!
        -Что ты… себе позволяешь…-отрывисто шептала она и боялась услышать от него то, что могла сказать и сама: он позволяет себе то, что позволяет ему она. Так, знаешь ли, между мужчинами и женщинами заведено с начала времен.
        Но он молчал, и ее растерянность все возрастала.
        -Чего ты хочешь?-воскликнула наконец Эренгерда.-Скажи мне, чего ты хочешь!-просила она, надеясь услышать, чего же хочет она сама.-Ты ведь не думаешь, что я стану шить тебе рубашки[16 - Шитье рубашки постороннему мужчине считалось показателем любовной связи.]. А выйти за тебя замуж я не могу.
        -Почему?-наконец ответил Гельд.-Ты думаешь, я чем-то хуже других… мужчин? Ты ведь так не думаешь. Если бы думала, ты меня бы сейчас ни о чем не спрашивала.
        -Но кто ты такой?-Отведя на миг глаза, Эренгерда опять вызывающе взглянула на него. Здесь преимущество целиком принадлежало ей.- Кто хотя бы твой отец? Как знать, кем он был? Яне могу выйти замуж неизвестно за кого! За простого торговца!
        Гельд пожал плечами:
        -Как знать, кто был моим отцом? Быть может, конунг!
        Эренгерда попыталась засмеяться.
        -Не рассказывай мне детские саги. Еще скажи, что ты сын бога. Тогда тебя подкинули бы не торговцу, а хёвдингу. Или в святилище. В Эльвенэсе ведь есть святилище Фрейра. Самое подходящее место для такого… Ты, должно быть, и сам…
        Она хотела сказать: «И сам родился от связи неравных родителей». Ребенка ярла и рабыни оставляют в доме ярла и воспитывают так, как захочет ярл. А вот ребенка дочери ярла и… не раба, конечно, но не подходящего в женихи человека, скорее всего, подкинут чужим. Его не захотят держать в доме, а выбросить в лес-жалко. Если так вышло, значит, страсть была великая, а дети от страстной любви получаются красивыми и удачливыми. Как он.
        Но сказать этого вслух Эренгерда не хотела. Незачем ему думать, что она допускает хотя бы мысль о чем-то подобном.
        -Твоего отца-конунга будет нелегко найти,- сказала она вместо этого.-Или у тебя что-нибудь есть? Какой-нибудь амулет… золотой?
        Гельд покачал головой:
        -Ничего. Была серая пеленка. Ни амулетов, ни знаков на теле. Альв был доволен, что у меня самого все на месте, и…
        -Значит, найти тебя может только сам твой отец.-Эренгерда немного успокоилась и стала размышлять.-Если знал имя человека, которому тебя подкинул. А если он тебя не ищет… Если бы ты был ему нужен, он бы тебя не подкинул, верно? Так что надежды немного.
        Она имела в виду «надежды на мою любовь», и Гельд ее понял.
        -Ну, значит, тебя ждут страстные объятия вашего славного конунга,-сказал он с безразличным видом.
        -Это не твое дело!-отрезала Эренгерда, но вместо гнева в ее голосе явственно звучала боль.- Раз ты сам не конунг, то нечего тебе разбирать дела конунгов. Оставь меня в покое.
        -Не раньше, чем ты поклянешься,-Гельд кивнул на очаг,-что я тебе безразличен.
        Эренгерда молчала и не двигалась. Если она скажет «да, безразличен», он предложит ей принести клятву. А дать ложную клятву перед очагом-вернейший способ заслужить проклятие богов и еще большие беды, чем нынешние. Он сделал из нее дурочку, умную дурочку, у которой рассудок одолеет сердце и тем подготовит несчастье всей жизни. Ах, если бы она сама была такой, как он: цельной, уверенной, точно знающей свои желания и пути к их исполнению.
        -Ты хочешь меня опозорить?-тихо спросила она и выглядела при этом очень несчастной.
        Весь ее боевой задор пропал, ей больше не хотелось спорить и что-то отстаивать, а хотелось, чтобы кто-нибудь ее пожалел.
        -Нет,-мягко ответил Гельд. Он действительно не хотел ее несчастья.-Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Твои родные не согласятся, но, знаешь ли, для этого дела родные не нужны. Мне нужна ты, а не твой доблестный отец. У меня дома никто не спросит, обменялся ли я обетами с твоими родичами и махал ли твой брат рукой вслед нашему кораблю… Приданого мне не нужно…
        -Какой бескорыстный торговец,-фыркнула Эренгерда из последних сил.
        -Я и сейчас-не самый бедный человек в Морском Пути,-продолжал Гельд, не обратив внимания на насмешку.-Ты не будешь ни в чем нуждаться. Два крашеных платья у тебя будет, а десять разом не надевают. Ты достаточно умна, чтобы это понять.
        -Нет!-Эренгерда готова была заплакать, но упрямо качала головой. Она уже не вникала в доводы, а лишь помнила, что надо упорно от всего отказываться.-Я так не могу! Хотя бы знать… Хотя бы знать, кто ты такой. Может быть, я и примирилась бы… Ведь если ты сын конунга, я смогла бы бежать с тобой из дома.
        Гельд невесело усмехнулся. Хедин* и Хильд*! Ах, как все эти высокородные потомки Ярла не любят непроторенных дорог! Готовы на любой подвиг, даже на преступление, лишь бы можно было сослаться на пример кого-то из древних героев. Ичем пример ужаснее, тем лучше. А пойти на самое простое и естественное дело, послушаться своего сердца и сделать шаг к собственному счастью- этого они не смеют!
        -Ты напрасно слушала в детстве саги,-с сожалением сказал Гельд. Ему было искренне жаль эту красивую, гордую и умную девушку, которая так старательно выдумывает глупости, чтобы помешать своему и его счастью.-Они хороши, но не надо принимать их как наставление для собственной жизни. Какая тебе разница, что о тебе подумают, если ты будешь несчастна! И что тебе за дело до всех, если ты будешь счастлива? А мы будем счастливы, я знаю! Мне скоро двадцать шесть лет, я видел много женщин, но только с тобой я хочу не расставаться никогда! Поверь мне…
        Он шагнул ближе и взял Эренгерду за руку, на которой еще чернели следы угля; Эренгерда торопливо отстранилась, потому что рядом с ним весь ее ум куда-то исчезал.
        -Я верю, верю!-торопливо отговаривалась она, отступая.-Не для людей, а для меня важно! Я должна знать, кому я доверю свою судьбу!
        -А разве ты и так не видишь?-Гельд развел руки, точно показывая ей себя.-Ты же видишь, что я за человек. Ну, спроси для верности у Модольва Золотой Пряжки-он меня давно знает. Аимя моего отца разве что-то прибавит ко мне самому?
        -Еще как!-Эренгерда широко раскрыла глаза, удивленная, что такие известные вещи требуют объяснения.-Ведь в человеке продолжается его род. И если твой отец и дед были достойными людьми…
        -То я сам могу оказаться дураком и мерзавцем. Запросто,-окончил Гельд.-Разве так не бывало?
        -Бывало. Но все же…
        -Ах, береза обручий!-Гельд вздохнул, устав от бесполезного спора.-О чем мы говорим? Да будь это моим заветнейшим желанием, что и как теперь можно узнать? Ты сама говорила… Если бы я знал, где спит та вёльва, я мог бы у нее спросить, кто я родом.
        -Постой!-Эренгерда вдруг вскинула руку. Гельд замолчал и прислушался, но она имела в виду не звуки за стеной, а внезапно пришедшую мысль.-У нас в Аскефьорде есть своя вёльва!- прошептала она, внезапно загоревшись.-Да! Тордис! Дочь Хравна, сестра Эрнольва Одноглазого! Она-колдунья! Она умеет это делать! Она следитпути ушедших, она определяет путь вещей, она…-От волнения Эренгерда почти задыхалась: в темной безнадежности вдруг открылась дорога к свету.-Она непременно узнает, кто ты и откуда. Жаль, что ты не захватил с собой ту пеленку… Впрочем, тебя самого достаточно.
        -Что-то такое я слышал.-Гельд кивнул.
        Лицо его стало очень серьезным. Он не раз слышал про колдунью Тордис. Да, она проследит исток его духа и скажет, кто он такой. Она найдет ему тех дядю Арне и тетю Сигрид, которых он боялся как огня. Хорошо, если дядя Арне окажется конунгом или ярлом. Или хотя бы хёльдом с дружиной в пятнадцать человек. А если рыбаком? Тогда он потеряет все: и надежды на Эренгерду, и драгоценное вольное чувство родства со всем миром. И вторая потеря будет не менее тяжела и болезненна, чем первая.
        -Ну, пойдешь?-требовательно спросила Эренгерда и подошла к нему поближе.
        Гельд наклонил голову. Ему казалось, что он идет на нож, но он не мог противиться. Он полюбил ее слишком сильно, и лишиться ее казалось хуже смерти. Если он потеряет ее, то все женщины мира для него умрут. Даже сейчас, глядя на нее с досадой и сожалением, он замирал от восторга перед красотой Эренгерды и готов был на все, лишь бы ее строгий и требовательный взгляд стал мягким и ласковым. Она слишком нужна ему, эта упрямая правнучка древнего Ярла. Ведь он сам требует от нее так много, и она вправе требовать от него не меньших жертв. Если она так хочет… Если она обещает хотя бы надежду… Чего не бывает на свете? И конунги подкидывают своих детей… Отказать ей сейчас-она уйдет и хлопнет дверью и не посмотрит больше в его сторону. А своей дальнейшей жизни без нее он сейчас не мыслил.
        -Только ты сама пойдешь со мной,-сказалон.
        -Да.-Эренгерда уверенно кивнула.-Я должна слышать, что она скажет. Завтра утром, после еды, выходи из усадьбы и иди к вершине фьорда. Там в ельнике есть полянка, а на ней камень врос в землю. На нем узор-дракон с рунами на спине. Жди меня там. Оттуда я тебя проведу так, чтобы никто нас не увидел.
        Гельд опять кивнул и шагнул назад к дверям.
        -Стой!-Эренгерда метнулась вслед за ним.- А это…-Она показала на его щеку.-Сотри! Люди увидят. Что о нас подумают? Не ты один тут такой умный и сведущий в рунах.
        Гельд усмехнулся, вспомнив, как они начали эту беседу.
        -Я горжусь этим, как боевым шрамом,-сказал он, надеясь ее подразнить.
        -Сотри!-взмолилась Эренгерда, подходя к нему, и даже вытащила из рукава белый платок.- Ну, что ты! Ты хочешь меня опозорить? Мы же договорились!
        -Сотри сама.-Гельд наконец остановился и подставил ей щеку.
        Эренгерда протянула руку с платком, но он сделал маленький шаг назад. Она подалась ближе, он опять отстранился; начиная сердиться, Эренгерда решительно шагнула к нему, а Гельд вдруг подался ей навстречу и обнял. Ахнув, Эренгерда отшатнулась, но поздно; Гельд крепко прижал ее к себе и стал целовать; отчаянно вертя головой, Эренгерда пыталась избежать этого, отклонялась назад, но деваться ей было некуда. Подставив ему щеку, она пыталась его оттолкнуть, упиралась руками в его плечи. Оставшийся в одиночестве разум призывал ее к бегству, но внутри разливалось пленительное тепло, голова кружилась, веки тяжело опускались, и все ее существо переполняла убежденность, что так и надо.
        -Ну, ты…-еле выдохнула Эренгерда.-Ты еще не сын конунга! Пусти!
        Гельд отпустил ее и, взяв платок, стал вытирать щеку. Пусть не думает, что он собирается добиваться ее любви силой. Когда придет час, она сама обнимет его. И это будет гораздо лучше.
        Этой ночью Эренгерда спала беспокойным, прерывистым сном. То и дело ей казалось, что она падает куда-то; она вздрагивала и просыпалась. Ей снилось чувство вины, будто она совершила какое-то неясное, расплывчатое преступление и со страхом ждет неминуемого наказания. Проснувшись, как от толчка, она вздыхала с облегчением: это сон, никакого преступления нет. И тут же колола мысль: а Гельд? Разве она не дала почти что обещания бежать с ним из дома, если открытие Тордис будет хоть сколько-нибудь благоприятным? Пусть прямого обета произнесено не было, но Эренгерда чувствовала себя связанной по совести. И ей не сразу удавалось заснуть, томительное беспокойство заставляло вертеться и вздыхать. Что будет, во что все это выльется? Беда висела в темноте над изголовьем, не давала дышать. Как душно зимней ночью в закрытом покое, где тлеет очаг и спят два десятка женщин! И старая Хрефна так натужно кашляет в своем углу, что тут и с самым легким сердцем не заснешь.
        Утром Эренгерда поднялась раньше всех в доме и сама разбудила служанок. Но из девичьей она не выходила до тех пор, пока все домочадцы и гости усадьбы не покончили с едой и не разошлись из гридницы. Почему-то она не хотела видеть Гельда раньше назначенного срока, будто боясь злого глаза судьбы. Но утром она повеселела, ночное беспокойство рассеялось. При мысли о свидании с Гельдом ее пробирала дрожь; делалось страшно и весело. «Что ты делаешь?-вопрошала благоразумная часть ее души.-С кем ты связалась, дочь Кольбейна ярла? Чего ты ждешь от такой пылкой дружбы с торговцем? Брось, какой там сын конунга? Это же не сага, это жизнь. Конунги не подкидывают своих детей. Даже если Тордис и назовет его род, это еще не причина бросить своих родичей, Торбранда конунга и бежать в земли барландцев, где тебя ждет неизвестно какая жизнь! Страсть пройдет, и что ты будешь делать одна в чужом племени, если через год этот муж тебе надоест? На что ты променяешь родичей, богатство, власть конунга, почет и будущую славу своих детей? Опомнись, ты этого не сделаешь! Помечтаешь, поиграешь, но не сделаешь-на деле ты не такая
сумасшедшая, как в мечтах!»
        Все это было справедливо, и вторая, неразумная часть ее существа даже не пыталась спорить. Она просто жмурила глаза и притворялась глухой.
        Для этого похода Эренгерда выбрала неяркую, неприметную одежду: коричневое платье и черную меховую накидку с капюшоном, под которым спрятала золотистые волосы. Возле домика Тордис редко можно кого-то встретить: колдунья нарочно выбрала для жилья самую пустынную часть фьорда, переходящую в необитаемый лес. Но все же осторожность не помешает.
        Место, назначенное для встречи, было в Аскефьорде хорошо известно. Даже если кто-то застанет там Гельда раньше нее, он легко сможет объясниться любопытством. Через ельник змеилась довольно заметная тропа, ведущая к небольшой поляне, где с незапамятных времен стоял огромный поминальный камень. Он так прочно врос в землю, что на поверхности виднелось не больше половины. Когда-то давно чья-то рука вырезала на камне руны, покрывающие спину извивающегося дракона. Этот камень так и звали-Поминальный Дракон. Над землей виднелось не больше половины рисунка и надписи, но каждый ребенок в Аскефьорде знал ее наизусть. Камню приносили жертвы, возле него клялись и заключали договоры, и на земле среди увядших папоротников белело несколько пустоглазых овечьих черепов.
        Приблизившись к поляне, Эренгерда осторожно выглянула между двух толстых елей. Гельд стоял к ней спиной и, похоже, пытался разобрать надпись на камне. Он был один, вокруг стояла тишина. Эренгерда неслышно шагнула на поляну, и Гельд почти тут же обернулся.
        -И много тебе удалось прочитать?-быстро спросила Эренгерда, торопясь, пока он не сказал какой-нибудь глупости вроде «А, вот и ты!», «Я тебя ждал!» или «Я тебе так рад!».
        Судя по просиявшему лицу, Гельд и правда собирался сказать что-то подобное. Он опасался, что за ночь она передумает. А раз пришла, значит, относится к их замыслу всерьез.
        -Не так уж много!-сознался он, не отходя от камня и ожидая, пока Эренгерда подойдет к нему.-Дракон слишком глубоко зарылся.
        -А я думала, ты знаешь только две руны!- поддразнила его Эренгерда.
        Ее глаза смеялись, и Гельд улыбнулся в ответ:
        -Я знаю все руны, которые могут принести пользу.
        -По большей части, должно быть, любовные?
        -А разве не они самые полезные?
        -Но ты понял хотя бы, как его звали?
        -Дракона?
        -Нет. Того, по кому поставлен камень. Его имя видно.
        -Где?
        -Найди сам!
        Эренгерда подошла к камню вплотную. Гельд стал присматриваться к цепочке полустертых рун, что вилась по спине дракона. Именем древнего конунга могут оказаться любые две или даже любая одна.
        -Это один из наших прежних конунгов,-рассказывала Эренгерда.-Между прочим,-она засмеялась и бросила на Гельда лукавый, дразнящий взгляд,-его принесло в Аскефьорд морем! Жрецы сказали, что он-сын Тора. Он плыл по морю в щите, и там же лежал меч. Этим мечом до сих пор владеют наши конунги.
        Гельд отлично понял ехидный намек: сыны богов приплывают по морю в щитах и с мечами, а в серых пеленках на пороге землянки торговца находят только… ну, скажем, младенцев менее почетного происхождения.
        -А ты сама-то хоть знаешь, что здесь написано?-отозвался он, не отрывая глаз от надписи.
        -У нас все знают. «Йоргерда приказала поставить этот камень по Торгьёрду, своему мужу и конунгу фьяллей…»
        -А, вот, как его звали!-Гельд быстро поднял глаза и усмехнулся.-Торгьёрд!
        -Конечно!-Эренгерда смеялась, не показывая досады, что проговорилась. Рядом с Гельдом ее наполнило вчерашнее волнение, само сознание рвалось на маленькие кусочки, и то, о чем они говорили мгновение назад, уже казалось неважным.-Ты сам искал бы до вечера, а нам надо идти. Ты еще не передумал? Не испугался, что твой род окажется…
        -Мне нечего бояться!-неожиданно жестко ответил Гельд и вдруг поймал руку Эренгерды, которой она слегка проводила по рунам на камне.- Ясам не стану хуже, кем бы ни оказались мои отец и мать. Все люди ведут свой род от Аска и Эмблы. Это уже потом Хеймдалль поделил их на рабов, бондов, ярлов и так далее. А кровь у нас одинаковая.
        -Да!-Эренгерда перестала смеяться и твердо встретила его взгляд. Каждый из них по-своему обдумал вчерашний разговор.-Кровь одинаковая, но честь-разная! И глупее глупого мне было бы отказаться от того, что мне назначено от рождения.
        -Тогда зачем ты вообще пришла сюда?- Гельд сильнее сжал ее руку, и Эренгерда попыталась отнять ее, но он не пустил.-Если тебе нужна только честь, то зачем отказываться от конунга?
        Эренгерда смотрела ему в лицо и медлила с ответом. Конечно, множество острых, злых и презрительных слов рекой польются с языка, стоит только дать волю обиде. Но лицо Гельда, к которому она уже привыкла, было слишком близко. Она столько думала о нем за эти дни, как ни о ком за всю свою жизнь, и сейчас его лицо казалось ей знакомым до самой последней черточки, хотя маленький белый шрам над верхней губой она увидела только сейчас. Такой маленький, что издалека или в темноте не разглядишь.
        -Это у тебя откуда?-шепотом спросила она, забыв о том, что надо было обидеться.
        -Что?-тоже шепотом ответил Гельд. Он видел по ее глазам, что она не желает ссоры. И уж конечно, он этого не хотел.
        -Вот это.-Эренгерда подняла руку и поднесла кончик пальца к шраму.
        -Задел… Корабль разбило, я среди обломков плавал, чем-то задело острым… Я тогда не видел, не до того было. Давно, лет шесть назад.
        Эренгерда ощутила легкое разочарование. Конечно, глупо ждать, что шрам может оказаться у младенца в неполный год от роду, но все же обидно, что и это-не примета.
        Гельд не понял, почему она молчит, но придвинулся ближе к ней и обнял ее за талию. Эренгерда уронила руку ему на грудь, чувствуя, как теплое мягкое облако обволакивает ее целиком и не дает двинуться; она и не хотела. Он прав, он во всем прав, все это не важно: род, конунги, приметы… Он сам… Это все, что важно, и какое счастье, что он ей встретился…
        -Вот это да! Вроде не пьян, а такое… Да возьмут меня великаны! Спьяну не увидишь!-вдруг гаркнул совсем рядом смутно знакомый голос.
        Эренгерда и Гельд отпрянули друг от друга. На тропе у края опушки стоял Орм по прозвищу Великан и изумленно смотрел в их потрясенные лица.
        -Эренгерда!-воскликнул он, точно не верил своим глазам.-Ты чего тут делаешь? Э, да я вам помешал!-сообразил он.
        Орм Великан не был мудрецом, но Эренгерда сама себя выдала: при его появлении на ее лице отразилось не облегчение, а испуг, почти ужас.
        -Я…-выдохнула она, не в силах ничего придумать. Ей отчаянно хотелось как-то вернуть все назад.
        -Ты, я вижу, не хочешь ждать, пока конунг на тебе женится, так ведь? Да возьмут меня великаны!-Орм пытался уяснить себе изумительное открытие.-Вот так дела! А я еще не верил, когда говорили…
        -Эй, ты, ясень меча!-перебил его Гельд, опомнившись и шагнув вперед.-Потише! Выбирай слова! Ты забыл, с кем говоришь!
        -Я теперь уже не знаю, с кем говорю!-ответил Орм и тоже шагнул вперед.-С невестой конунга или…
        -Молчи!-Гельд повысил голос.-Не скажи такого, о чем потом пожалеешь! Как ты смел подумать плохо о невесте конунга и дочери Кольбейна ярла! Придержи язык, а то этот ненадежный конь занесет тебя прямо в Хель!
        -Да ты думаешь мне грозить?-Орм упер руки в бока и наклонился вперед, точно плохо расслышал. Гельд был выше его ростом, но Орм был так плотен и крепко сбит, что и впрямь сейчас, удивленный и заносчивый разом, показался великаном, только маленьким.-Ты кто такой? Ты…
        -Речь не обо мне!-резко прервал Гельд. Он страшно злился и на себя, и на Орма.-Я не хочу, чтобы ты сам на себя накликал беду какой-нибудь глупой клеветой. Поклянись, что будешь держать свои вздорные мысли при себе!-Гельд взмахом руки показал назад, на Поминального Дракона.
        -Ха!-Орм покачнулся, точно ему было смешно.-Никогда еще торговцы не требовали с меня клятвы, и не будут требовать! Да возьмут меня великаны! Пусть конунг и все люди сами решают, виновата ли в чем его невеста и не из рук ли безродного бродяги он ее возьмет! Это дело слишком важное, чтобы я стал молчать и бояться какого-то там Кольбейна ярла или его сынка Асвальда! Они слишком много о себе думают! Не дают рта раскрыть, но уж теперь я не смолчу! Я приносил клятву верности конунгу, а не кому-то другому, и я буду ее держать! Да возьмут меня великаны! Я не хочу, чтобы в доме нашего конунга рождались внуки какого-нибудь раба!
        Не ответив, Гельд выхватил меч. Орм мгновенно выдернул из ножен свой и решительно, с полной готовностью отразил первый удар. Эренгерда мельком увидела лицо Гельда и чуть не вскрикнула: оно исказилось застывшей, острой злобой. Это было так непохоже на того Гельда, какого она знала, что ей хотелось кричать от страха, и она прижала обе ладони ко рту. Схватка мелькала у нее перед глазами множеством резких стремительных выпадов; так бывает, когда бьются неожиданно для себя, но насмерть. Сказано что-то такое, чего никак нельзя обойти, что оставляет место на земле только для одного. Орм, плотный, опытный, с детства приученный к оружию, и Гельд, который даже в той недавней битве в Медном Лесу предпочитал лишь перевязывать всех подряд… Он дралсянеожиданно хорошо: четко, быстро, уверенно и очень решительно. Эренгерда даже не успела уследить: оба противника вдруг оказались вплотную друг к другу, перед глазами мелькнуло налитое кровью круглое лицо Орма с яростно выпученными глазами и угольно-черными бровями, а два перекрещенных и прижатых друг к другу клинка смотрели в сторону, на Эренгерду; еще какое-то
быстрое движение позади этих тел, и Гельд стремительно отскочил назад. В его левой руке был длинный нож, и с ножа капала кровь.
        А Орм согнулся и завалился лицом вниз на землю. Возле его горла быстро расплывалась кровавая лужа и впитывалась в рыжую хвою. Тело неровно дергалось, точно Орм пытается ползти вперед, как тот змей, в честь которого его назвали[17 - Имя Орм означает «змей». Наряду с волками, воронами, медведями, орлами змеи были священными представителями животного мира и часто упоминались в именах.].
        Эренгерда и Гельд застыли каждый на своем месте, в нескольких шагах от Орма. Наконец тело затихло, кровавая лужа перестала увеличиваться. Эренгерда не отрывала от него глаз. Вид свежей крови навел на нее столбняк: животный ужас призывал бежать прочь, но какое-то более сильное чувство не пускало оттуда, где совершается такое важное, священное событие, как смерть. Орм, конечно, был мертв: огромная лужа крови и место на горле, откуда она вытекала, не оставляли сомнений. Как говорится, такие раны перевязки не требуют. Эренгерда смотрела в полной растерянности. Все случилось слишком неожиданно: несколько мгновений-и мир перевернут чем-то непоправимым. Казалось, только тряхни головой-и все исправится. Но мертвый Орм лежал на рыжей хвое с мелкими черными веточками, и вывихнутый мир не желал вставать на место.
        -Ну, вот,-тихо сказал Гельд и посмотрел на нож. Кровь по нему уже не текла, а застывала красными потеками на клинке.-Кто он хоть такой?
        -Он… Орм…-Эренгерда едва заставила себя выговорить имя мертвого.-Он из конунговой дружины…
        -Я его там видел, в Аскегорде. У него тут есть родня?
        -Нет.-Эренгерда говорила коротко, пытаясь проглотить судорожный комок в горле.-Конунг его привез… прошлой зимой… откуда-то… Не знаю откуда. У него тут никого нет.
        -Значит, мстить будет сам конунг?
        Гельд наконец посмотрел на Эренгерду. Поразившая ее жестокость уже сошла с его лица, теперь оно было сосредоточенным. Он хорошо понимал, что все это взаправду. И именно эта сосредоточенность, даже больше, чем его слова, довела до ее сознание все значение случившегося.
        -Нет!-почти с мольбой воскликнула она.- Ведь ты… Он же сам…
        -Ты скажешь ему об этом?-Гельд жестко глянул ей в глаза, подразумевая единственный возможный ответ.
        Эренгерда поняла и закрыла лицо руками, а уже потом потрясла головой.
        -Нет!-снова выдохнула она, как от боли. Она не сможет рассказать конунгу, как все было.-Нет!
        -Конечно нет!-Гельд изо всех сил старался смягчить свой голос, чтобы успокоить ее, но не получалось.-Если бы не ты…
        Он имел в виду, что не пошел бы на убийство, если бы Орм не грозил рассказать об их свидании. Но Эренгерда поняла его слова как обвинение. Ее ужас перед случившимся был так велик, что все ее существо отчаянно пыталось оттолкнуться от него как можно дальше.
        -Нет, если бы не ты!-отчаянно вскрикнула она, опуская руки.-Это ты во всем виноват! Я только ради тебя пришла сюда! Если бы ты оставил меня в покое, ничего бы не было! Ведь я просила тебя!
        -Успокойся!-Гельд шагнул к ней, но она отшатнулась.
        Вспомнив, что все еще держит в руке окровавленный нож, Гельд нагнулся и стал неловко вытирать его о хвою и остатки увядших папоротников. Тело Орма лежало в трех шагах, похожее на камень и более мертвое, чем сам Поминальный Дракон.
        -Глупая!-в досаде бросил Гельд, не глядя на Эренгерду.-Это же ради тебя! Чтобы он не пошел болтать по всему фьорду, что ты сошлась с бродягой… Тьфу! Так он хоть будет молчать! Хотя я предпочел бы, чтобы он молчал живым, а не мертвым. Что я должен сделать?
        Эренгерда молчала и старалась сдержать рыдания. Она погибла, погибла! Зачем она его слушала, зачем решилась на это безрассудное свидание! Зачем не послушалась тех предчувствий, которые томили ее всю ночь! Тяжелые сны стали явью, вина обрушилась на ее голову, позор неминуем! Глупая! Зачем, зачем! Так хотелось, чтобы все это растаяло, как ночной кошмар, чтобы все стало как прежде, чтобы она знать не знала никакого Гельда!
        -Что я должен сделать?-повторил Гельд, разогнувшись и убирая нож в ножны.-Какие у вас обычаи на этот счет? Завалить его камнями?
        -Не нужно.-Эренгерда наконец сообразила, о чем он говорит.-Тут не пустые места, до ночи он так не долежит… Нужно скорее объявить об убийстве. Пока не увидел кто-то другой.
        Понемногу Эренгерда взяла себя в руки. Теперь до нее дошло и то, что о ее участии в этом деле никто не узнает: Орм умер, а Гельд стал убийцей именно затем, чтобы ее не ославили. Она же ни в чем не виновата! Не было ничего такого, в чем она должна себя винить! И не родится у нее внук рабыни! Никогда!
        Во тьме появился просвет, и Эренгерда дрожащими пальцами принялась утирать слезы. Ничего не будет, никто не узнает… Только бы никто не узнал!
        -Где?-спросил Гельд.-Где объявить? У конунга?
        -Нет. На ближайшей усадьбе.
        -У вас?
        -Нет. Тут ближе двор Аринкара Вязальщика. Там.-Эренгерда слабо махнула рукой в сторону моря.
        -Может, лучше у вас? Тоже близко, и я… я ваш гость.
        -Нет, нет, у Аринкара!-Эренгерда заторопилась с чувством, что от этого зависит и ее собственное спасение.-Не волнуйся. Лучше все сделать по обычаю, по закону, тогда нас… тебя ни в чем не смогут упрекнуть. У Орма нет в Аскефьорде родни и побратимов, никто не будет тебе мстить, пока конунг не разберет дело. А ему ты скажешь, что Орм первый тебя оскорбил. Ведь он назвал тебя сыном рабыни, да? Это все поймут. Не волнуйся, у нас его не слишком любили. Кто он такой? Не лучше тебя, только что хирдман конунга…
        -Да уж!-Гельд криво усмехнулся.-Еще хорошо, что он. Мог бы попасться Кари ярл-это было бы хуже.
        -Гораздо лучше! Кари ярл согласился бы молчать. И клятв не понадобилось бы, и этого…- Эренгерда глянула в сторону тела и вновь содрогнулась.-А Орм слишком незначительный человек-он пошел бы болтать по фьорду, лишь бы придать себе веса. Он ухватился бы за любой способ прославиться.
        -И это ему удалось.-Гельд тоже оглянулся на темнеющее тело.-Только слава вышла немножко посмертная…
        -Иди!-Эренгерда взмахом руки указала на невидимое за ельником море.-Иди скорее! Я… Ах, я ничего не могу сделать!
        Она опять прижала ладони к лицу и горестно потрясла головой. Она могла бы послать Кольбейновых людей охранять гостя, могла бы стать свидетелем, что Гельд был оскорблен первым… еслибы могла сознаться в своем присутствии здесь. Аэто никак не возможно! Ей не подобало здесь находиться, и надо забыть, что она здесь была!
        На миг ей стало стыдно: Гельд ради ее чести подвергся смертельной опасности, а она не может помочь ему! Но тут же стыд сменился отчаянным страхом: сейчас он уйдет, и она больше никогда не увидит его. Хотелось подбежать и обнять его, но она не смела: за эти же стремления она уже наказана этим ужасом! На одежде и руках Гельда не виднелось ни единого пятна крови, но Эренгерде казалось, что одно прикосновение к нему так запачкает ее, что она больше не сможет показаться людям на глаза. Ее тянуло к Гельду и отталкивало от него; внутри что-то сжималось, так что дышать было трудно.
        -Не бойся,-тихо сказал Гельд. Он понимал, что с ней творится.-Никто не узнает, что ты сюда приходила. Это я во всем виноват. Это я зазвал тебя сюда, это из-за меня ты могла быть опозорена. Никто ничего не узнает. Для тебя все будет как раньше. Как ты сама хочешь. Не бойся.
        Говоря все это, он ощущал пустоту и усталость. Гельд не боялся за свою участь. Напуганный вид Эренгерды вдруг убедил: она совсем его не любит. Ни капли. Она боялась не за него, а лишь за свою честь. И это было хуже любого наказания, хуже смерти, потому что вся дальнейшая жизнь показалась бессмысленной. Скажи ему сейчас сама норна, что конунг немедленно присудит его к смерти, он пошел бы на смерть с тем же горьким безразличием.
        Он смотрел на Эренгерду с чувством, что навек с ней прощается. Она не для него, дочь Ярла. Она красива, как белая звезда на темно-синем зимнем небе, и даже сейчас ее красота сладко и мучительно язвила, напоминала о пропавших надеждах. Ну, хватит!
        Не решаясь попрощаться, Гельд сделал легкий знак рукой, повернулся и пошел прочь с поляны в сторону моря, где мельком по пути сюда видел две-три крыши какого-то жилья.
        Эренгерда вначале стояла, глядя ему вслед, а потом вдруг осознала, что осталась на поляне наедине с мертвецом. Ее пронзил такой ужас, будто Орм уже оживает, чтобы переломать ей кости. Слегка ахнув, она повернулась и со всех ног бросилась бежать. Скользя на гнилых листьях и протянутыми руками отклоняя еловые лапы, она неслась сама не зная куда. Она боялась пустого леса и боялась показаться с таким лицом дома; но нестерпимее всего было стоять на месте, и она летела через лес, точно могла убежать от ужаса.
        После того как Асвальд сын Кольбейна так своеобразно посватался к ней, Борглинда жила среди сплошных противоречий. Внешне ее положение заметно улучшилось: через два объявленных сговора она стала невестой Асвальда ярла и почти родственницей Торбранда конунга. Теперь женщины сами искали случая ей услужить, а мужчины, если она показывалась в гриднице, держались уважительнее прежнего. Теперь уж никто даже спьяну не лез к ней со своим кубком и не приглашал к себе на колени. Даже дома, на Остром мысу, она никогда не видела такого почета.
        Но Борглинде было не до радости. В душе она жестоко бранила себя за трусость. Она струсила тогда на пиру, когда согласилась выйти за Асвальда. И выговоренная отсрочка не многого стоит. Следовало отказаться, отказаться решительно и еще сказать что-нибудь уничижительное: дескать, дочь Лейрингов никогда не будет женой врага своего племени… Но она не посмела, побоялась! Что толку теперь, в уголке девичьей, произносить про себя пламенные речи? Даже смешно! Вспоминая те мгновения, Борглинда ёжилась. Взгляд Торбранда конунга околдовал ее, она не посмела ему противиться. Он колдун, колдун! Не зря даже горластый Кольбейн ярл умолкает, едва конунг откроет рот. А теперь возражать и отказываться поздно.
        Встречая в гриднице Асвальда Сутулого, Борглинда старалась не смотреть на него. По Гельду она тосковала сильнее прежнего. Что она наделала! Выйти за Асвальда было все равно что променять горячее яркое солнце на бледную холодную луну. Чтоб его тролли взяли, этакого женишка!
        Утешало только то, что свадьба ожидалась не скоро. В согласии ее родичей Лейрингов сомневаться не приходилось, но получить его можно не раньше, чем начнется условленный поход. А срок похода еще не назначен. Теперь Борглинда имела представление о том, какие трудности беспокоят племя фьяллей и его конунга. Для нового походатребовалось оружие. Все до одного мужчины в гриднице имели на поясе меч, но ведь конунг должен как следует вооружить и тех, кто присоединится к нему. Расчеты на квиттингскую дань не оправдались. Торговая поездка Эрнольва ярла к вандрам не дала ничего, потому что вандры сами постоянно нуждались в оружии и использовали почти все железо, которое добывали. От предложенных поездок в Эльвенэс и на Квартинг тоже не ждали многого, так как цены на железо с началом квиттингской войны выросли по всему Морскому Пути. Борглинда слушала все это с любопытством и тайным злорадством: так им и надо!
        Но это не мешало ей принимать подарки, которые вдруг посыпались на нее, как желтые листья в ветреный осенний день. Все богатые хозяева Аскефьорда вдруг посчитали нужным заручиться дружбой с невестой Асвальда ярла, и теперь у Борглинды был целый сундук, набитый платьями, рубашками, накидками и просто полотном, не считая небольшой кучки серебряных украшений. Каждый раз, когда появлялся очередной дар, она учтиво благодарила и думала: это взамен того, что вы у нас награбили. Иосматривала поднесенное с подозрением: как знать, не придется ли ей опять увидеть что-то свое?
        Одно платье ей особенно понравилось: ярко-синее, с черно-голубой тесьмой по краям, с тремя полосками желтого шелка на подоле. Борглинда с удовольствием воображала, как наденет его сегодня вечером. Может быть, Гельд все-таки придет… Да, но тогда и Эренгерда наверняка тоже явится. Мысль об Эренгерде была как холодная вода. Борглинда сердилась на дочь Кольбейна за то, что при ней взгляд Гельда никак не может добраться до самой Борглинды, а застревает, запутавшись в волнах золотых волос Эренгерды. Но в глубине души созревало горькое убеждение: вина, если тут можно говорить о вине, не Эренгерды, а самого Гельда. Это он выбрал, кого ему полюбить. Обижатьсяна Эренгерду-глупо. Но обижаться на самого Гельда было невозможно, и Борглинда, страдая, все же не сводила глаз с дверей, с трепетом ловила голоса на дворе и ждала его, как солнца.
        -Убили… убили…-неясно заголосили в передней части дома.
        Бросив иголку, Борглинда вскинула голову: такое слово кого хочешь заставит насторожиться. Кого у них убили?
        -Кого?-доносились отрывистые голоса из-за дверей.-Да что ты! Кто же его? Вот это да!
        -Барландец? Да ну!-гулко бросил чей-то озадаченный голос за приоткрытой дверью девичьей.-Кто говорит?
        Борглинда вскочила, словно укушенная троллем, новое платье упало с колен прямо на земляной пол. Расталкивая всех, как бывало дома в усадьбе Лейрингов, Борглинда вылетела из девичьей. У нее было такое чувство, будто какая-то гулкая пропасть гонится за ней и вот-вот настигнет, спасение-бежать вперед и скорее узнать, в чем дело. Барландец-неужели это Гельд? Здесь нет других барландцев, кроме него и Бьёрна, да еще гребцов с «Кабана». Кого убили? Ведь не его же! Нет! Так не бывает, не должно быть! Борглинда даже не испугалась: мысль о гибели Гельда казалась жуткой до полной невозможности. Только бы скорее узнать, что за бред они там несут и при чем тут Гельд!
        Едва Борглинда вырвалась из девичьей в гридницу, как ее взгляд упал на Гельда, стоявшего у противоположных дверей. С сердца упал огромный камень. Гельд был бледен и как-то странно напряжен, но жив безусловно. Это главное, а остальное неважно. Борглинда ловила воздух ртом и почти сердилась на Гельда за то, что он стал причиной такого потрясения.
        -Он говорит, конунг, что убил Орма Великана!-разъяснял перед почетным сиденьем какой-то человек, невысокий, простоватый и красный от смущения. Торбранд конунг слушал молча, крепко вцепившись пальцами в подлокотник кресла, соломинка была зажата в углу рта, но не двигалась, а внимательный взгляд перебегал с Гельда на говорившего.-Этот человек, Гельд воспитанник Альва, пришел ко мне в усадьбу и сказал, что убил Орма Великана, твоего человека… Сказал, что у них вышла ссора, что Орм оскорбил его и что он нанес ему рану в горло, от которой тот умер…
        Аринкар Вязальщик Сетей изо всех сил старался говорить так, как положено в таких случаях. Не будучи слишком учен, он отчаянно пытался связать предписанные обычаем слова и выражения, но они расползались, точно на сей раз он хотел сплести сеть из водорослей. От волнения он сам готов был провалиться сквозь землю, но тот же жестокий обычай требовал, чтобы все доложил хозяин ближайшей усадьбы, в которую явился убийца.
        -Но это, по крайней мере, правда?-горячо допытывался Хродмар ярл.-«Он сказал, он сказал»! Вы сходили на то место? Где это было?
        -Это возле Поминального Дракона…
        По гриднице прокатился гул: такое совпадение показалось многозначительным, хотя никто не взялся бы сказать, что именно оно означает.
        -Там все так, как он говорит?
        -Да, там лежит Орм с такой раной, как он сказал, и видно, где они бились и где он вытирал кровь с ножа…
        -Еще бы не так!-воскликнул Кольбейн ярл. Он тоже пришел и привел с собой десяток человек своей дружины (Аринкар догадался сообщить ему прежде, чем идти к конунгу).-Еще бы не так! Гельд воспитанник Альва-честный и достойный человек! А кто в этом сомневается, должен сначала доказать, что это не так! Разве нет?
        -Несомненно!-согласился Торбранд конунг. Конечно, долг повелевал Кольбейну ярлу заступиться за гостя, но его бурное красноречие сейчас было не ко времени.-И этот человек… Гельд воспитанник Альва сразу пришел к тебе, Аринкар?
        -Да. И мы пошли посмотрели место схватки… Там возле тела осталось двое моих людей. Что ты велишь с ним делать, конунг…
        Борглинда не отрывала глаз от лица Гельда. Едва уловив общую суть, она пришла к убеждению, что Гельд в этом деле совершенно прав. Конечно, Орм Великан оскорбил его первым и заслужил смерть. Толстый заносчивый грубиян! Борглиндахорошо помнила Орма-невысокого, приземистого, краснорожего, с вытаращенными глазами и встопорщенными черными бровями, что-то буйно орущего и неразборчиво призывающего великанов взять его (она видела Орма преимущественно на пирах, а замечала под конец, когда все становились пьяны и он делался наиболее заметен). Все в ней кипело от негодования на Орма. Гельд выглядел почти спокойным, и она гордилась его выдержкой. Каждый скажет, что он отлично владеет собой! Ах, если бы она могла ему чем-нибудь помочь! Помочь было нечем, но все силы ее души стремились к нему, и казалось, что это незримо помогает.
        Только раз лицо Гельда чуть заметно дрогнуло: когда Аринкар упомянул о следах на поляне. Но едва ли это заметил кто-нибудь, кроме Борглинды.
        -Так значит, мой хирдман оскорбил тебя?- обратился Торбранд конунг к самому Гельду.
        -Уж видно, так!-опять не утерпел Кольбейн ярл.-Ты знаешь, конунг, как я уважаю тебя и твоих людей, но только до тех пор, пока они уважают меня!-восклицал он, рубя воздух кулаком.-А если они берутся оскорблять моих гостей, значит, меня не уважают! А я никому не позволю себя не уважать! Если бы Орм остался жив, я сам разобрался бы с ним! Как он смеет не уважать моего гостя? Или он считает, что я могу принимать в своем доме недостойных людей?
        -Он уже ничего не считает! Трудно узнать, что он думал-для этого пришлось бы его оживить!- воскликнул Хродмар ярл, намекая, что славному Кольбейну лучше бы помолчать.-Но мы можем узнать, в чем заключалось оскорбление.
        Он посмотрел на Гельда; Торбранд конунг кивнул. Гельд открыл рот, но заговорил не сразу, а сначала глубоко вдохнул, точно ему не хватало воздуха для ответа. Он привык и даже любил быть в середине общего внимания, но сейчас ему предстояло изложить не обычную сагу о далеких чужих людях. Этот случай, вдруг превративший его в убийцу и преступника, слишком его потряс, и он едва мог собраться с мыслями. Ему не давало покоя опасение, как бы не выдать Эренгерду. Следы на поляне! Там рассыпана упругая хвоя, и легкие ножки девушки не оставили следов. Но все же… Клочок влажной земли… Золотой волосок возле камня… Никто не докажет, что это она, но зачем лишние вопросы?
        -Этот человек…-начал он, тщательно взвешивая каждое слово.-Орм Великан… Мы повздорили с ним… Он назвал меня сыном рабыни,-через силу выдохнул Гельд.
        Да, это поймут, как сказала Эренгерда. От таких слов кто угодно схватится за нож. Но так неприятно было их произносить: в этот миг и он сам, и каждый из слышавших его повторял оскорбление и тем придавал ему новую силу.
        -Но не мог же он наброситься на тебя просто так!-рассудительно заметил Кари ярл.-Орм не был вздорным и задиристым человеком… когда трезвый, а поутру он был трезв. Я сам его видел.
        -Может быть, ты знаешь, как он попал к Поминальному Дракону?-спросил Асвальд ярл.
        Борглинда заметила его только сейчас, когда он подал голос, и приободрилась. Он-то знает, что за человек Гельд, и помнит, чем сам ему обязан. Сейчас подходящий случай выяснить, умеет ли Асвальд сын Кольбейна быть благодарным. Борглинда надеялась на него и жгла Асвальда глазами, мысленно угрожая: ну, славный ярл, если ты сейчас опозоришься, то не жди больше уважения от невесты!
        -Этого я не знаю.-Кари ярл качнул головой.
        -Может быть, он там назначил свидание,-ухмыльнулся Арнвид Сосновая Игла.
        Гридница была теперь набита народом, как бочка соленой сельдью. Сбежавшиеся со всех сторон люди теснились у трех дверей и вдоль скамей, и лишь в середине палаты, вокруг ясеня, оставалось немного свободного пространства, вроде проруби, где стояли Гельд, Аринкар и Кольбейн ярл.
        -Мне больше любопытно, что делал там Гельд,-сказал Хродмар ярл.-И с чего началась ваша ссора. Орм ведь не сразу обозвал тебя сыном рабыни, надо полагать?
        Гельд незаметно вдохнул поглубже, точно собирался нырять. Он старался говорить правду, насколько это возможно, но его главной заботой было не выдать Эренгерду. Он почти забыл о главном-что отвечает за убийство, и в душе именно присутствие Эренгерды считал главной виной, которую надо скрыть во что бы то ни стало.
        -Я слышал о вашем Поминальном Драконе и хотел на него поглядеть,-объяснял он, и каждое слово было как шаг по тонкому льду. Однако его напряженный вид никого не удивил: ведь человек отвечает за убийство!-Не везде найдешь подобное чудо. Я хотел разобрать надпись на камне…
        -И тебе это удалось?-спросил Арнвид Сосновая Игла, опять ухмыляясь. Он явно считал, что чужеземный торговец не может, просто не достоин уметь читать руны на их древнем священном камне.
        -Я успел узнать, что этот камень приказала поставить Йоргерда по своему мужу Торгьёрду,-ответил Гельд. Он говорил увереннее, потому что это правда, но тут же его пробрала дрожь: а если имя Йоргерды на поверхности не видно? Ведь Эренгерда сказала только, что видно имя Торгьёрда…
        Но, как видно, этот ответ попал в цель: фьялли одобрительно закивали и переглянулись.
        -Да он великий мудрец!-без насмешки сказал Кари ярл.-Ты разбираешься в рунах?
        -Иные сомневаются.-Гельд бросил взгляд на Арнвида ярла, который своим сомнением ему помог.-Видно, Орм тоже не верил. И полагал, что сын рабыни не должен ползать по такому уважаемому камню…
        Кое-то в задних рядах засмеялся. Гельд невольно выразился почти так, как мог бы выразиться сам Орм, и эти слова посчитали собственными словами Орма.
        -И еще сказал: да возьмут меня великаны!- дополнил Хьёрлейв Изморозь.-Кое-кто тут говорил: если часто повторять пожелание, оно сбудется…
        -Да, это я говорил!-Асвальд Сутулый расправил плечи и так гордо вскинул голову, будто в преступлении обвиняли его самого.-И оказался провидцем, хотя и не скажу, что я рад этому! Орм был слишком заносчив, не по своей знатности, и плохо слушал, что я рассказывал о Гельде воспитаннике Альва! Любой, кто ездил со мной на Квиттинг, мог убедиться, что Гельд воспитанник Альва-не трус! Он умеет постоять за себя!
        -Так ты, значит, убил Орма?-спросил Торбранд конунг, как будто лишь теперь понял, о чем шла речь.
        Все это время он молчал, предоставив своим людям выяснять обстоятельства дела. Но теперь, когда он заговорил, даже Хродмар ярл сделал шаг назад. Если конунг подал голос, значит, его мнение сложилось.
        -Значит, я убил Орма,-подтвердил Гельд и глянул прямо в холодные блекло-голубые глаза, смотревшие на него с высоты почетного хозяйского сиденья. Глаза были спокойны: ни ярости, ни жажды мести. Но это спокойствие могло скрывать что угодно, и Гельд старался быть готовым ко всему.
        -Чем? Вот этим ножом?-Взгляд конунга небрежно скользнул по ножу на поясе Гельда.-Но у тебя же есть меч?
        -Так вышло…-Гельд запнулся, не зная, как это передать.-Меч был у меня в правой руке, и у Орма его меч-тоже…
        -Стой!-Конунг приподнял руку с подлокотника и сделал легкий знак.-Не рассказывай. Покажи. Дайте место. Хродмар!
        Повинуясь его взгляду, толпа мгновенно отхлынула от середины и уплотнилась до того, что кое-кто охнул и взмолился о пощаде. Но любой предпочел бы задохнуться хоть насмерть, но не уйти и не пропустить дивного зрелища. Хродмар ярл сбросил плащ кому-то на руки и вынул меч. Гельд удивленно огляделся: все смотрели на него и чего-то ждали. Никто другой не удивился: здесь было принято показывать поединки, произошедшие в других местах, притом один из бойцов нередко изображал будущего покойника.
        -Давай.-Хродмар ярл призывно шевельнул в воздухе концом клинка.-Кто напал первым: ты или он?
        Сообразив, чего от него хотят, Гельд извлек меч и напал на Хродмара. Двигался он не так быстро и уверенно, как в прошлый раз, чтобы в самом деле не поранить конунгова любимца. Могли бы для таких случаев припасти тупое оружие! Он не знал, что не поранить противника в таком вот показательном поединке в Аскефьорде считалось такой же доблестью, как пролить чужую кровь в поединке настоящем. Но к Гельду не применяли тех же требований, что к кому-то из своих. Чего взять с чужака, да еще и с торговца?
        Хродмар тоже не торопился, стараясь угадать действия Орма. Сам он сражался бы иначе. Будь на месте Орма сам Хродмар, исход поединка был бы совсем иным, этого Гельд не мог не признать. И под охраной Поминального Дракона лежал бы сейчас он сам, а Хродмару ярлу никто не стал бы задавать вопросов. Все знали, как легко он хватается за оружие, если кто-то выразит сомнение по поводу красоты его лица, законности его женитьбы, отношений с квиттинской ведьмой…
        Зрители сопровождали «поединок» нестройными смешками и выкриками. Гельда дружно подбадривали, как слабейшего; когда он левой рукой выхватил нож, по рядам пробежало оживление.
        -Теперь падай,-посоветовал Гельд Хродмару ярлу, поднеся острие клинка к его шее.-Считай, что я уже ударил.
        -Считай, что я уже упал.-Хродмар ярл усмехнулся и отошел от Гельда. От улыбки его изуродованное лицо вдруг стало яснее, глаже, и Гельд мгновенно как бы увидел его до болезни-красивый был парень!-Все ясно. Действительно, податься некуда. Хороший удар.
        Торбранд конунг благосклонно кивнул. Зрители вокруг улыбались, и Гельд убрал свое оружие в ножны. Что означает это одобрение?
        -Я прошу тебя, конунг, принять от меня виру* и не лишать твоей дружбы!-сказал он, чувствуя, что заслужил право хотя бы предложить это.
        -А раз Орм сам виноват, то вира должна быть уменьшена на треть!-потребовал Кольбейн ярл.
        Торбранд конунг молчал, покусывая свою соломинку.
        -А иначе… если ты не хочешь держать хирдмана в кошельке, то я не вижу причин, почему бы мне не заменить тебе того, кого ты потерял, конунг,-добавил Гельд.-Видят Светлые Асы, я не хотел убивать кого-то из твоих людей и прошу не считать это… этот случай за… мое неуважение к тебе, к Аскефьорду и ко всему племени фьяллей. Я хотел бы послужить тебе сам, раз по моей вине ты лишился воина. Если ты найдешь это подходящим.
        Есть такой обычай: убийцу хирдмана берут на его место, если он проявит себя достойным. Гельд не раз слышал о таких случаях, конечно, без мысли, что когда-нибудь это перевернет и его собственную судьбу. Но сейчас он готов был благословлять этот обычай. Плата жизнью за жизнь избавит его от мести. И это будет только по справедливости, как для него самого, так и для конунга. И кроме того… если конунг назовет его своим хирдманом, сыном рабыни его не назовет уже никто и никогда. Он встанет на конец той самой радужной дорожки, на которой стоят все эти ярлы и конунги. Той самой, где стоит, в самом ярком блеске, Эренгерда дочь Кольбейна. О, поначалу он будет очень далеко от нее, очень. Но дорожка та же самая, а значит, отчего же ее не одолеть тому, у кого есть ноги?
        Все это пронеслось в голове Гельда лихорадочным вихрем; он сам сознавал отчаянную ненадежность всех этих соображений и надежд, но это был выход.
        Торбранд конунг передвинул соломинку из одного угла рта в другой.
        -Я бы сказал, что это хорошая мысль!-первым объявил Хродмар ярл.-Тот, кто сумел одолеть Орма в честном бою, заслужил занять его место и послужит конунгу не хуже.
        На самом деле Гельд казался ему достойным именно потому, что «одолел в честном бою» самого Хродмара. Бой получился не слишком настоящий, но ведь все видели, как он, Хродмар ярл, «уже упал». А его «победитель» был достоин самых высоких почестей.
        -Я тоже думаю, что это будет достойным выходом,-произнес Асвальд ярл. Гельд не знал, что невольно оказался творцом легендарного мгновения: впервые в жизни Асвальд ярл по доброй воле и однозначно поддержал Хродмара ярла.-Я первый могу быть свидетелем того, что Гельд воспитанник Альва не опозорит своего оружия.
        -Но здесь есть одна трудность,-подал голос Хравн хёльд из Пологого Холма.-Не подумай, конунг, и ты, Гельд, и ты Кольбейн ярл, и…-он посмотрел на Хродмара и решил кончить перечень,- и прочие достойные люди, будто я кого-то не уважаю или хочу оскорбить, но… Мы не знаем, насколько Орм был прав. Его это не оправдывает, поскольку он тоже этого не знал. Гельд воспитанник Альва сам не знает своего рода, а значит, не может поручиться, что не родился от… от слишком низких родителей. Не подумайте, будто я хочу кого-то оскорбить.
        Все посмотрели на конунга. Доброжелательный, но осторожный Хравн хёльд был прав, и это затруднение мог разрешить только сам конунг.
        Гельд вспомнил о колдунье Тордис, до которой они с Эренгердой так и не дошли. Если кто-нибудь из этих мудрых людей вспомнит о ней (хотя бы ее родной отец Хравн хёльд), то он не откажется еще раз попробовать навестить ее. Но сам Гельд решительно не собирался о ней напоминать. Во-первых, он и правда может оказаться сыном рабыни: теперь, когда любовь и ее соблазны не кружили ему голову, он не мог сам перед собой исключить такой возможности. А во-вторых, искушать судьбу не стоит. Не похоже, что боги жаждут открыть ему тайну его рождения. Совсем наоборот: они очень ясно намекнули, что знать свое происхождение ему не положено. Да Гельд и не хотел его знать: то чувства родства со всем миром, которое он чуть было не утратил, теперь стало драгоценнее прежнего.
        -Пусть понесет железо,-предложил Гейрольв из Орелюнда. Сейчас он казался еще более сморщенным и неприятным, чем всегда.-Если не обожжется-он свободный по рождению.
        -У нас не так много железа-лучше поберечь его для более важного дела!-с досадой бросил Асвальд ярл, смерив Гейрольва хёльда откровенно неприязненным взглядом.
        -Кстати, о железе,-вдруг сказал Торбранд конунг.
        Он покусывал соломинку, левая его рука непринужденно свесилась с подлокотника, и вид у Погубителя Обетов был самый что ни есть беззаботный, насколько это для него возможно.
        -Ты, Гельд, никогда не служил в дружинах?-спросил он.
        Гельд мотнул головой.
        -Но ты много лет ходишь в торговые походы?
        -Почти четырнадцать лет.
        -И ты хорошо знаешь Морской Путь?
        -Надеюсь, что так. И не только Морской Путь.
        -Ты знаешь места, где можно раздобыть железа? Кроме Квиттинга?
        -Представляю…
        -Вот и отлично.-Торбранд конунг выпрямился и выбросил соломинку на пол, что означало принятие окончательного решения.-Раба отличает не низкая кровь, а низкий дух. Пусть каждый сражается тем оружием, которым его наделила судьба. По лошадке и уздечка. Ты умеешь торговать. Ты знаешь, что для нового похода мне нужно железо. Раздобудь мне его-и ты искупишь свою вину. Если справишься с этим делом достойно, то докажешь достоинство твоего рождения. И тогда, если захочешь, я приму тебя в дружину. Нравится тебе это?
        -Тебе виднее, конунг, как я могу тебе послужить,-ответил Гельд, стараясь скрыть растерянность.
        Все выходило уж слишком просто. Ему предлагали заняться его же собственным делом, принять поручение от конунга, да вдобавок обещали будущую честь-да это награда, а не наказание.
        -Я даже дам тебе корабль, людей и серебра на покупку,-прибавил Торбранд конунг.-Хорошо бы тебе отправиться в путь поскорее, пока не начались зимние бури. А пока побудь-ка моим гостем. Тогда уж больше никто не посмеет усомниться в твоем достоинстве.
        Гельд наклонил голову. Такое великодушие стоило длинной песни с припевами, но он сейчас не находил даже самых простых слов.
        -Да уж!-произнес Бьяртир Лохматый.-Как говорят, неудивительно, что удача сопутствует уму. Но странно, что иногда и глупость оборачивается удачным исходом.
        Перехватив изумленный взгляд Борглинды, Бьяртир добавил:
        -Это не я сказал. Так говорил один наш древний конунг.
        После того как народ из гридницы стал потихоньку расходиться, оживленно обсуждая на ходу происшествие, Борглинда не скоро сумела опомниться. Ей хотелось прямо сейчас подбежать к Гельду и крепко-крепко за него ухватиться, пока не случилось еще чего-нибудь ужасного. Но впитанная с младенчества привычка следить за собой и оберегать достоинство удержала ее на месте, и она просто стояла, не сводя с него глаз, пока хирдманы не увели Гельда куда-то во двор; при этом Марвин Бормотун сбивчиво рассказывал о чем-то и знаками изображал борьбу-видно, вспомнил похожий случай.
        Но и вернувшись в девичью, Борглинда не могла по-прежнему взяться за шитье. У нее дрожали пальцы, и два сделанных стежка получились такими кривыми и нелепыми, что старая Йорунн непременно пригрозила бы «оторвать ей руки и вставить обратно другим концом, тогда она и то сделает лучше». Как хорошо, что Йорунн осталась так далеко! А Гельд теперь так близко! От огромного облегчения Борглинда ощущала себя пустой и легкой, хотелось ухватиться за тяжелую скамью, чтобы не улететь. Гельд избавлен от опасности! Теперь он здесь, в этом же доме, и пробудет долго… до самого отплытия, а оно будет, может быть, через несколько дней! Даже три-четыре дня теперь казались Борглинде богатством получше всех сокровищ дракона Фафнира. Подумать только! Гельд будет под одной крышей с ней! Она будет видеть его, может быть, десять раз в день, за едой утром и вечером, и потом, когда засядут рассказывать саги изаведут всякую болтовню… В усадьбе Аскегорд солнце будет светить днем и ночью, пока он здесь, а дальше восторженный взор Борглинды пока не проникал. И никакой тебе Эренгерды! Сейчас, во время разбора дела, ее тут не было,
и Борглинда особенно радовалась, что лицо Гельда и его слова, его «поединок» с Хродмаром достались ей одной. Она видела, а Эренгерда нет, и она оказалась гораздо богаче дочери Кольбейна! Присутствие в этот трудный час дало ей чувство единения, прочной связи с Гельдом, точно она и правда помогла ему чем-то. Ревнивая боль как-то улеглась, и Борглинда нетерпеливо ждала новой встречи.
        Чуть ли не быстрее самого Гельда Борглинда сообразила то, что с принятием в дружину Торбранда конунга он поднимется повыше и окажется почти рядом с ней. Златозубый Ас Хеймдалль положил основы человеческим родам, отделив рабов, бондов и ярлов, то есть воинов. Хирдман-хёльд-ярл- конунг. Все они уже на одном корабле, хотя от хирдмана без рода и заслуг до родственницы конунга еще очень далеко. Но это уже огромный шаг вперед. Если какой-нибудь конунг отдаст дочь за своего хирдмана, ему не позавидуют, но согласятся, что он имел право так поступить, если были причины.
        Весь мир расцвел, воздух стал легким, сумерки-светлыми. Гельд для нее как будто родился заново, потому что ее неясные чувства и желания вдруг обрели надежду и разом прояснились и окрепли. Как будто росток набрался сил и высунул кончик носа из земли-она внезапно ощутила, что в груди ее бьет могучий горячий родник. Это ощущение заполнило все ее существо, и она изумлялась, что не замечала его раньше. Давным-давно, еще на Остром мысу… Нет, замечала! Так было всегда, просто она не догадывалась… Ах, богиня Фригг! Если он сможет как следует отличиться, то станет возможным что угодно…
        Даже мысли об Асвальде не могли унять биение ее сердца. В конце концов, они и обручены-то лишь словах, еще нужно согласие Гримкеля, и вообще все это будет так не скоро! Может быть, через год! А за год может так много всего случиться!Борглинда еще не совсем рассталась с детским представлением о времени, когда год кажется нескончаемо огромным сроком и удивляешься, что он каким-то невероятным образом вдруг проходит. «Через год» для нее было где-то в других мирах. А Гельд-здесь, близко, в этом же доме! Сердце ее стучало и пело, и она с нетерпением ждала вечернего пира. Хотя новое платье подшить к сроку так и не удастся…
        Гельд и в самом деле мог считать себя неразумным, но удачливым человеком: после злосчастного происшествия, которое едва не сделало его врагом конунга и всего Аскефьорда, к нему стали относиться даже с большим дружелюбием. Орм Великан не имел здесь родичей и близких друзей, ничем особенно не прославился, кроме способности громко вопить во хмелю, и весь Аскефьорд был готов охотно заменить его на разговорчивого, приветливого, веселого и сообразительного барландца. А то, что он подкидыш неизвестного рода, никого сейчас не смущало. «Хеймдалль обошел все человеческие дома!-говорили фьялли, повторяя доводы самого Гельда.-Значит, у нас у всех общий прародитель. А ведь в битвы ходит человек, а не его род! Схватка рассудила, что Гельд познатнее Орма!»
        Сёльви и Слагви первыми предложили себя в его спутники.
        -Если надо, мы готовы даже вот так обкорнаться!-с веселой самоотверженностью заявил Слагви и показал на волосы Гельда, обрезанные на середине лба.-Чтобы сойти за барландцев.
        -Волосы не зубы,-поддержал брата здравомыслящий Сёльви.-Отрастут.
        -Это верно, но тогда мне придется зашить вам рты и выдавать за немых!-ответил Гельд, хлопая по плечам обоих близнецов разом.
        -Почему?
        -Потому что едва вы откроете рты, как сразу будет слышно фьяллей. А это, понимаете ли, помешает мне совершить намеченные подвиги. Я, знаете ли, не такой великий герой, чтобы нарочно усложнять себе дело и тем увеличивать будущую славу. Конунгу ведь нужно железо, а не сага о нашей с вами доблестной гибели!
        С близнецами Гельд говорил шутливо, но Торбранду конунгу на вечернем пиру повторил примерно то же самое и уже всерьез.
        -Я рад, что ты доверяешь мне, конунг, и готов дать корабль и людей,-сказал он.-И мне очень жаль, что в этот раз я не смогу рассказывать о твоем благородстве и великодушии всем, с кем мне придется говорить. Но сейчас это было бы неумно и помешало бы мне выполнить твое поручение.
        Торбранд конунг слушал и жевал соломинку. Гридница тоже прислушивалась: в глазах людей Гельд уже поднялся на несколько ступенек выше и разом стал каким-то очень важным человеком!
        -Если те, с кем придется иметь дело, будут знать, что я выполняю твое поручение, это создаст мне немало лишних трудностей,-продолжал Гельд, и Борглинда за женским столом гордилась, как ясно и красиво он излагает такие умные мысли. Во всем свете нет никого лучше!-Во-первых, кто-то вовсе не пожелает продавать мне железо. Во-вторых, кто-то потребует за него слишком дорого. В Морском Пути, понимаешь ли, считают, что все ручьи Квиттинга были полны золотыми самородками и твои люди теперь богаче Ньёрда.
        -Не сами ли вы, торговцы, распускаете подобные слухи?-приподняв бровь над зрячим, правым глазом, спросил Эрнольв ярл.
        -Возможно,-вежливо согласился Гельд.- Но мы лишь повторяем то, что слышим от доблестных воинов, истинных участников походов… вроде твоего похода, Эрнольв ярл. Ведь это тебе посчастливилось видеть озеро, полное золота, и ручей, усыпанный золотыми самородками, как простыми камнями?
        -Это было наваждение,-ответил Эрнольв и вытянул по столу руку с зажатым тяжелым кубком. Его лицо изменилось: со всеми этими дивными видениями в его памяти были связаны слишком значительные и во многом горькие воспоминания.
        -Перепрыгивая с одного языка на другой, селедка легко превращается в кита, и невозможно установить, когда же это произошло,-сказал Гельд, и люди вокруг засмеялись.-Так вот, будет гораздо лучше, если я поплыву на своем собственном корабле, со своими людьми, и буду покупать железокак бы для собственной дальнейшей торговли. Понемногу в разных местах, укрывать в мешки, а сверху прикрывать то зерном, то полотном… Чтобы не бросалось в глаза.
        Торбранд конунг кивнул:
        -Хорошо, пусть будет так.
        -Я не побоялся бы трудностей, если бы дело делалось для меня самого,-прибавил Гельд, довольный, что конунг с ним согласен.-Но если трудности помешают мне выполнить твое поручение, то лучше их не искать. Я думаю, мне их и так хватит.
        -Но возьми хотя бы наш корабль, если не хочешь брать нас самих!-сказал Сёльви.-Нашу «Рогатую Свинью» делал сам Эгиль Угрюмый. Ты о нем слышал?
        -Я с ним не раз встречался!-Гельд усмехнулся, вспомнив веселого корабельщика.
        -Наша «Свинья»-чудесный корабль!-восторженно подхватил Слагви.-Она своим пятачком чует погоду, и если грозит бурей, она ни за что не пойдет в воду! А если уже в воде, то выплывет на берег, пока не поздно! Она ищет дорогу в открытом море, она не наскочит на камень, даже если они будут торчать со всех сторон! Эгиль- настоящий чародей, все его корабли-живые! Тебе пригодится.
        -И он делает корабли для кого угодно, лишь бы человек ему понравился,-добавил Сёльви.- Никто ничего не заподозрит, увидев тебя на Эгилевом корабле. «Свинья» ведь не будет хрюкать по-фьялльски.
        -Наоборот, все будут знать, что ты хороший человек,-заметил Хьёрлейв Изморозь, и Гельд благодарно кивнул ему.
        -А вам самим разве не нужен корабль?-спросил Гельд у близнецов.
        -А зачем нам корабль, если мы не пойдем в поход до твоего возвращения? Если нам и придется ехать, то только с конунгом по Фьялленланду-сушей.
        Борглинда мельком бросила взгляд на соседку по столу. На вечерний пир Эренгерда пришла, как и многие другие, кто не успел утром к разбору дела. Она боялась увидеть Гельда: ей казалось, что любой, кто увидит их в одном месте, сразу поймет всю правду. Но не прийти было тоже нелегко: как же ей не прийти, если в любом другом случае она обязательно пришла бы? Это будет выглядеть странно, даже подозрительно, если она останется дома. Ее посчитают больной. Не так страшно само по себе, но сейчас Эренгерда больше всего боялась привлечь к себе внимание. И она сидела на пиру, нарядная, гордая и уверенная, и даже заставляла себя смотреть на Гельда в те мгновения, когда он говорил. Но ей было отчаянно страшно и временами досадно. Ее терзали и мучили противоречивые порывы: то она испытывала к нему горячую благодарность за то, что он так ловко выпутался, не упоминая ее, то злилась именно за то, что он заманил ее так близко к опасности, а потом спас и тем заставил ее считать себя в долгу. Она не хотела быть ему чем-то обязанной, но как вернуть подобный долг? Серебро и золото здесь не помогут. Хоть бы он поскорее
уехал и дал ей забыть обо всем этом!
        Гельд почти не смотрел на нее, и мало-помалу Эренгерда успокоилась. Она не знала, что за ней наблюдает еще одна пара очень зорких глаз, наблюдает с такого близкого расстояния, что ее тайна уже почти раскрыта.
        Если бы Борглинда не так внимательно смотрела на Гельда, она могла бы ничего не заметить. Он был спокоен, весел, оживлен, даже горд исходом всего дела, но, сравнивая его нынешнего с тем Гельдом, которого она видела на Остром мысу, Борглинда не могла не заметить разницы. Сейчас под его оживлением таилась какая-то тяжелая мысль. Он смеялся немножко не так, и глаза его оставались серьезными даже во время смеха. Рассуждая о торговых путях, ценах и кораблях, он все время думал о чем-то другом, и его взгляд казался отстраненным. Только раз он стал четким и осмысленным- когда упал на Эренгерду. Как бы случайный, ничего не значащий взгляд, но все в лице Гельда встало на свои места. Эренгерде и посвящались его тайные напряженные раздумья.
        Только пылкая юная любовь, вооруженная зоркими юными глазами, могла заметить это. Борглинда заметила, и светлое солнце, озарявшее гридницу, для нее погасло. Гельд, думающий об Эренгерде, был как бы и не Гельд вовсе. Это хуже, чем если бы он сейчас находился на Остром мысу, в Эльденланде или Ветроборе, о котором как раз зашла речь. Горячий родник в груди Борглинды мгновенно застыл и превратился в ледяной клинок. От острой боли ей едва удавалось вдохнуть, и она почти удивилась: откуда это?
        Тролли их знают, имела ли Эренгерда дочь Кольбейна какое-то отношение к ссоре Гельда с Ормом и убийству, или Гельд просто переживает скорую разлуку с ней. Это было для Борглинды безразлично. Но ледяной клинок отрезал все сияющие пути к счастью, которые лишь сегодня днем казались ей такими прямыми, простыми и даже почти короткими. Может быть, он отлично справится с поручением, прославится, станет хирдманом и даже ярлом-плоды всего этого достанутся Эренгерде. Ради нее он хочет отличиться. Он думает о ней и старается для нее. До Борглинды ему нет дела. Она была как бы оттерта наружу, за стену, которая ограждала Гельда с Эренгердой от всего мира.
        Больше не поднимая глаз, Борглинда тупо смотрела на край стола и старалась не заплакать. Глаза ее оставались сухими: слезы застряли где-то на полпути и мешали ей вздохнуть. Сердце билось какими-то странными толчками. Только бы никому не пришло в голову к ней обратиться-она не сумеет ответить. И до самого конца пира Борглинда больше не взглянула на Гельда.
        Три или четыре дня, за время которых «Рогатую Свинью» готовили к дальней дороге (Торбранд конунг все же дал новый парус, канаты и все снаряжение, которое никак не могло его выдать), Борглинда почти не видела Гельда. Дни, которые поначалу казались золотыми самородками, превратились в бурые тусклые камешки. Угрюмо сидя в девичьей, она целыми днями ковыряла иглой свое будущее приданое (засадить ее за это дело догадалась Стейнвёр хозяйка). Мысли вертелись вокруг одного и того же. Все-таки это Эренгерда во всем виновата! Борглиндаперебирала воспоминания и убеждала себя, что по своей воле Гельд не мог на все это решиться. Совсем недавно, по пути в Аскефьорд, он сам говорил ей: «Как я могу принять сторону какого-то племени, если не знаю, откуда я сам? А вдруг я стану противником родного отца?» Он не мог забыть об этом: у него легкий нрав, но его никак не назовешь легкомысленным, он понимает других, но крепко держится собственных убеждений. В чем же дело? Почему же он взялся добывать оружие для фьяллей, попросился в дружину конунга? Из-за этой Эренгерды он забыл и Борглинду, и самого себя!
        Гнетущая тоска обессилила ее, пальцы не могли поднять иголки, и по большей части Борглинда сидела неподвижно, уронив руки на смятое шитье и тупо глядя в пол. Когда в девичьей кто-то был, она для вида пыталась работать, но какое же счастье, что плодов этой работы не видела старая Йорунн! Из-за одной только рубашки, сшитой Борглиндой за эти три дня, она охотно повторила бы подвиг Тора, отрубившего Старкаду* лишние руки. Правда, у Старкада их имелось шесть или даже восемь, а у Борглинды всего две, но любая хозяйка сказала бы, что и те лишние.
        Приблизился последний вечер, который барландцам оставалось провести в Аскефьорде. Борглинда рано ушла из гридницы и даже думала лечь спать, но все не ложилась, с ужасом предчувствуя долгий, долгий, темный, угрюмый и одинокий вечер. Теперь, когда Гельду предстояло исчезнуть из ее жизни, возможность еще раз увидеть его снова представилась драгоценной. Она несколько раз вставала, намереваясь вернуться в гридницу, где раздавались звуки продолжавшегося пира, но опять садилась. Лишний раз увидеть его-мучение. Лучше покончить с этим быстрее. Может быть, он до весны не вернется, даже скорее всего. А весна-это так не скоро! Мало ли что произойдет за полгода! Он уезжал как бы навсегда. А она никогда не забудет его, и всю жизнь, сколько бы ей ни напряли норны, она будет ощущать то же тяжелое, острое, холодное отчаяние невосполнимой потери. Завтра он уедет, и для нее вовсе не настанет никакого завтра, одна холодная пустота! И пусть у нее потом будет хоть четыре мужа и восемь детей-она всегда будет любить Гельда так же сильно, как сейчас!
        Шум пира мало-помалу умолк, женщины стали по одной возвращаться в девичью, вытирая руки о передники, вздыхая, зевая, вяло переговариваясь перед сном. Нельда уложила Свейна и сама клевала носом, ленясь раздеться, чтобы лечь. Борглинда чувствовала, что сама себя ограбила: вот и все, больше ей его не увидеть. Он уже спит, а завтра уйдет еще до того, как она проснется. И даже если она встанет и пойдет провожать-утро, бледный свет, холод и туман, корабль, отходящий от берега под скрип весел и свист ветра… Нет, не надо. Слишком больно.
        -Эй, госпожа!-Кто-то тронул ее за плечо. Обернувшись, Борглинда увидела Смиллу и невольно сжала руки, точно ее мысли можно было подглядеть.-Ты еще не спишь… Ты не хотела бы выйти ненадолго… Туда, на заднее крыльцо?- Служанка показала на дверь, ведущую из девичьей прямо на задний двор.
        -Зачем?-тревожно спросила Борглинда.
        Смилла смущенно улыбнулась:
        -Я бы не посмела сама тебя тревожить, но он сказал, что если ты разгневаешься, то на него, а не на меня. Он все берет на себя.
        -Кто?-шепотом выдохнула Борглинда, и сердце ее забилось так сильно, что кровь горячо и стремительно хлынула по жилам.
        -Этот…-осторожно шепнула Смилла, украдкой оглядываясь.-Он сказал, что по пути может вдруг повстречать кого-то из твоих родичей… Он ведь поплывет мимо Острого мыса, как же еще отсюда попадешь к кваргам? Он мог бы передать от тебя весточку, если ты хочешь послать два-три слова матери. Я думаю, конунг не разгневался бы, если бы об этом узнал.
        Упоминание о конунге уже не дошло до слуха Борглинды; едва лишь сообразив, что речь идет о Гельде, она поднялась, как завороженная, и двинулась к двери. Сделав шаг, она обернулась и взглядом спросила у Смиллы: я правильно иду? Служанка закивала, мягко улыбаясь. Борглинда толкнула дверь, через узкую щелку торопливо проскользнула в сени и закрыла ее за собой, пока никто ничего не видел.
        В сенях было темно, и она протянула обе руки вперед, уперлась ладонями во вторую дверь, нашарила круглое кольцо, обжегшее ей руки железным холодом, и потянула ее на себя. Дверь подалась неожиданно легко, точно ей помогли снаружи. В лицо Борглинде пахнуло свежим холодом осенней ночи, где-то высоко блеснула белая искорка звезды.
        -Я здесь.-Чья-то горячая рука тут же схватила ее и потянула вперед.-Иди сюда.
        Борглинда послушно сделала несколько шагов. Ей вспомнился тот вечер на Остром мысу, когда Гельд подарил ей серебряный бубенчик. Сбылись ее ожидания, что бубенчик непременно послужит залогом новой встречи.
        Гельд остановился под стеной дома в двух шагах от дверей, не выпуская руки Борглинды. Она по-прежнему дрожала от волнения, но и наслаждалась этим ощущением бьющей ключом жизни, которое в ней разбудила его рука, его голос. Подумать только, до чего застывшей и мертвой была она совсем недавно и какой живой стала сейчас!
        -Я боялся, что ты теперь стала такой важной особой, что не захочешь со мной проститься!- шепнул Гельд.
        Борглинда не ответила: опасение было слишком глупым. И голос его звучал чуть-чуть виновато, скованно, не так свободно, как прежде.
        -Ты на меня не сердишься?-спросил он, наклоняясь и стараясь при рассеянном свете звезд рассмотреть ее лицо.-Ты ведь совсем не глядела на меня в эти дни… Но, понимаешь, я не виноват… Ну, не слишком виноват, что пришлось служить Торбранду конунгу…
        -Ты же говорил!-упрекнула его Борглинда. Его смущение придало ей уверенности, и она горячо заговорила, будто этим можно было что-то исправить:-Ты же говорил, что не можешь служить конунгам и воевать на стороне одного племени! Что же ты теперь?
        -Я…-Гельд понимал, что квиттинка обижена за свое племя, и не знал, как рассеять ее обиду.-Как говорится, от судьбы не уйдешь. Когда я это говорил, я хотел… Я и сейчас хочу жить по-старому, но это не в моей власти…
        Как он мог ей объяснить то, что сам едва понимал? Что заставило его изменить себе: любовь к Эренгерде, случайность, сделавшая его убийцей? Его мир был так прост, открыт и светел. Он хотел и в любви идти простой и светлой дорогой, а вышло так, что он зашагал по самой что ни есть чужой: по дороге войны. И пути назад нет. И Эренгерда… Опомнившись от первого потрясения, Гельд снова любовался ею и снова не мог не надеяться. Она слишком испугалась там, на поляне. Все обойдется, он вступит в дружину конунга, и она не станет больше стыдиться своей любви к нему…
        -Ты не хочешь передать со мной что-нибудь твоим родичам?-тряхнув головой, Гельд вспомнил о Борглинде и о том, зачем позвал ее.-Гримкель конунг едва ли очень о тебе печалится, но у тебя же там мать…
        -Да, расскажи ей… как я тут,-ответила Борглинда, для которой даже разлука с матерью сейчас значила очень мало.
        Она стала уже достаточно взрослой, чтобы обходиться без матери, и именно поэтому не знала, как будет обходиться без Гельда! От тоски и ревнивой горечи у нее сжимало горло, ей было трудно говорить, и она отчаянно боялась как-то выдать свои чувства.
        -Не сердись,-ласково попросил Гельд и хотел взять ее за плечо, но она упрямо отстранилась.-Какие вы обидчивые, дочери Ярла,-вздохнул он как бы про себя.-Как дети… Помнишь, я тебе обещал тролля в корзиночке? Может быть, теперь и привезу. Только Один знает, куда меня занесет… Ты будешь меня ждать?
        -Пусть тебя другие ждут,-неопределенно и почти враждебно бросила Борглинда, и голос ее казался зажатым, глухим.-Им и дари своего тролля! Таким, кому только тролля и не хватает! А мне ничего не надо!
        Гельд тихонько протяжно просвистел, выражая недоумение. Недоумение было наигранным: он столько думал об Эренгерде, что слышал намеки на нее даже там, где их не могло быть. Но нет, она их не выдаст! Она горяча и порывиста, но сердце у нее благородное. Они в дружбе, она хорошая девочка и не уподобится Орму Великану.
        -Нет, так не пойдет!-Гельд взял ее за плечи. Она опять вырвалась, но он придвинулся к ней ближе.-Не злись, пожалуйста! Мне и так здесь досталось! Мне и так не слишком нравится совать ногу в чужой башмак! Хоть бы ты меня пожалела!
        -А с какой стати я должна тебя жалеть?-воинственно отозвалась Борглинда, но в душе у нее все трепетало: он ведь и вправду несчастлив!-Что ты мне сделал?
        -Что?-Гельд усмехнулся, вспомнив Острый мыс и себя прежнего, веселого и независимого.- Да хотя бы то, что я рассмешил тебя, когда тебе было грустно. Помнишь: «Ты не покойник!»-«Сам ты не покойник!»
        Гельд так забавно передразнил недоверчивого покойника, даже лучше, чем тогда в усадьбе Лейрингов, что Борглинда не смогла удержаться и фыркнула. Приободренный Гельд опять взял ее за плечи. Борглинда больше не вырывалась: она раза два фыркнула от смеха, потом вдруг прижалась лицом к груди Гельда, и он услышал совсем другие звуки-звуки сдержанного плача.
        -Ну, ладно, не грусти!-приговаривал Гельд, обнимая ее и как ребенка поглаживая по волосам.- Все совсем не плохо. Я живой, конунг мной доволен, а потом, может быть, будет доволен еще больше. Конечно, со мной все вышло совсем не так, как я раньше хотел, но кто поклянется, что я хотел правильно?-Он сам не знал, для нее рассуждает или для себя.-Своей судьбы никто не ведает. Ты думаешь о себе одно и хочешь одного, а потом все оказывается по-другому. И сам ты оказываешься другим, не таким, как сам про себя думал. Встретится тебе… кто-нибудь, кого ты раньше не видел, и вся жизнь потечет совсем в другую сторону. И это не так уж плохо. Движение и есть жизнь. Только мертвым уже ничего не нужно, с ними ничего не может случиться. Я скоро вернусь. Может быть, даже раньше весны. Ты и не заметишь, как время пройдет. Когда дни одинаковые, они бегут незаметно. А потом и ты поедешь домой. Когда-нибудь все кончается, и твое здешнее время кончится, и ты опять будешь дома, среди своих. Помнишь про мой бубенчик? Не потеряла? Значит, рано или поздно ты вернешься домой. И все будет хорошо.
        Он не говорил «не плачь», зная, что именно этот призыв обычно вызывает новый поток слез, а отвлекал ее от грустных мыслей, болтая что подвернется на язык, но обязательно-бодрое и полное надежд. Борглинда цеплялась за него обеими руками, и в эти мгновения для нее не существовало разлуки: всю свою жизнь она будет вот так стоять рядом с ним, вцепившись в его плечи, и никакие силы ее не оторвут.
        -Ты замерзнешь,-сказал наконец Гельд, обнаружив, что она вышла к нему в одном платье.- Уже поздно. Иди спать. Ты будешь хорошо спать ивидеть сладкие сны. Я тебе обещаю. Маленького тролля в корзиночке, с длинными ушами и пушистым беленьким хвостиком. Иди.
        Обнимая ее за плечи, Гельд довел Борглинду до сеней и открыл ей дверь. Повинуясь мягкому толчку в плечо, она вошла в сени и ощутила, что осталась одна. На ходу вытирая лицо и надеясь на темноту в девичьей, она вошла и при свете очага пробралась в дальний угол к своей лежанке. Она больше не грустила, потому что он не велел, и собиралась крепко и быстро заснуть, потому что он сказал, что так будет. Холодная пропасть долгой разлуки отодвинулась куда-то, вернее, Борглинда не заглядывала в нее больше, потому что Гельд велел не смотреть. Тоска, терзавшая ее вечером, исчезла, сейчас ей было почти легко. Она не оглядывалась назад, не вспоминала. Гельд хотел ее утешить, и она, повинуясь ему, чувствовала себя утешенной.
        И только утром, может быть, даже не на следующий день, она успокоится и разглядит тот черный камень, который лежал на дне пропасти. Гельд утешал ее перед предстоящей разлукой, ее, но не себя. Его расставание с Борглиндой не терзало, потому что он-то отлично без нее обойдется.
        Глава 9
        За два месяца, прошедших после отплытия из Аскефьорда, Гельд и Бьёрн успели не так уж мало. Правда, успехи получились своеобразные. «Если ты убедился, что в этом лесу нет грибов, то больше не станешь ходить туда,-говорили когда-то Сёльви и Слагви.-А значит, ты провел время не зря». Вот и теперь Гельд мог с чистой совестью сказать себе, что провел время не зря. От Трехрогого фьорда, где стояла последняя, пограничная усадьба Торбранда конунга, он пустился через открытое море напрямик, не приближаясь к берегам раудов и западному побережью Квиттинга, где искать нечего, а ему, которого там уже видели вместе с фьяллями, не слишком бы обрадовались. «Рогатая Свинья» не подвела нового хозяина: ее пятачок смотрел точно на юг и вывел прямо к берегам полуострова Квартинг. Но ни у кваргов, ни у их соседей железа на продажу не имелось, а если было, то по такой цене, что из него впору ковать гривны и обручья, а не мечи и копья. Зная, что добыча на Квиттинге разорена, торговцы придерживали запасы, выжидая, пока обстановка прояснится и цены установятся. И Гельд их вполне понимал.
        Не падая духом, посланец Торбранда конунга повел «Рогатую Свинью» на восток мимо земель граннов, тиммеров, хордов. Там предлагали много полезных вещей: горшки и котлы из «тихого камня»*, которые так хорошо греются, меха и шкуры, мед и говорлинский лен, лошадей, всякую мелочь вроде резной кости. Предлагали и оружие, но по сходной цене можно было взять только такое истертое старье, какое постыдишься показывать конунгу.
        -Вам надо в Эльвенэс,-не раз советовали им.-Там все есть. Слэтты покупают все железо Квиттингского Востока. В этом году, рассказывают, Хильмир конунг столько набрал, что может отдать и дешево.
        -Значит, Квиттингский Восток все-таки добывает железо?
        -А что же ему еще делать? Только слэтты покупают все. Говорят, Хильмир конунг обязал всех тамошних людей никому не продавать железа, кроме него. Иначе зачем бы он стал собирать войско и помогать им против фьяллей?
        Гельд и Бьёрн кивали: все это они уже слышали в разных местах, в том числе и на самом Квиттинге.
        -Зря мы ввязались в это дело!-ворчал украдкой Бьёрн.-Незачем было и браться, если не знаешь, как выполнить.
        -А разве у меня был другой выход?-вяло отвечал Гельд, которому быстро надоело оправдываться.-Ты предпочел бы, чтобы с меня там сняли голову? Или даже взяли виру: эйриров двести серебра?
        -Кольбейн ярл добился бы, чтобы ее снизили на треть! Есть такой закон!
        -Хорошо: по закону вышло бы сто тридцать три эйрира и… еще сколько-то пеннингов. У нас есть лишние?
        На это Бьёрн не находил возражений. Какой же порядочный торговец признается хотя бы сам себе, что у него есть лишние деньги?
        -А кроме того, выбора мне не предлагали,- добавил Гельд.
        -Зато теперь мы, хоть и сберегли сто тридцать эйриров, можем лишиться всего!-нашелся Бьёрн чуть погодя. У него никак не укладывалось в голове, что этот трудный и довольно-таки опасный поход был неизбежен.
        -А просто так мы не можем лишиться всего? Шесть лет назад, когда разбило о камни нашегостарого «Кабана», помнишь, с нами еще был Альв?Тогда мы тоже лишились всего, а виноваты были гораздо меньше нынешнего. От судьбы не уйдешь.
        -Ты мне сын не многим меньше, чем Альву!- немного торжественно заявил Бьёрн, как всегда, когда собирался сказать что-то неприятное.-И никто не скажет, что я мало к тебе привязан. Но мне сдается, что только разные дураки, бездельники и трусы валят свои неудачи на судьбу! А достойные люди должны бороться с судьбой!
        -Спасибо тебе!-душевно поблагодарил Гельд.-Я про это еще в детстве слышал. Такая сага есть, и не одна. О Сигурде, о Хельги, о Хёгни и Гуннаре… Давай не будем заново изобретать колесо.
        Все шло к тому, что попытать счастья придется в Эльвенэсе. Гельд уже пошучивал, что будет рад вновь увидеть свою «родину» и ту землянку на поле тинга, от которой вел отсчет своих земных дорог. Бьёрн, напротив, беспокоился.
        -Ты слышал, что говорят?-ворчал он.- УХильмира конунга сын женился на квиттинке, а она запрещает ему торговать с фьяллями. Если кто-то узнает, что мы ищем железа для Торбранда конунга, в Эльвенэсе нам гнутого гвоздя не продадут! Проездим в такую даль зря! Да еще зимой!
        -А откуда кто-то узнает, что мы ищем железа для фьяллей?
        -Мало ли кто мог тебя с ними видеть? Ты же ходил чуть не в обнимку с тем сутулым парнем, Асвальдом. Я тебе всегда говорю: надо быть осторожнее! А ты никогда не слушаешь! Уж если к кому привяжется злая судьба, то от нее не отделаешься!
        -Может, и так. Но я вовсе не думаю, что ко мне привязалась злая судьба!-с упрямой веселостью отвечал Гельд.-А если кто так о себе думает, то ему остается одна дорога-туда!
        И он кивнул за борт корабля, в серые зимние волны.
        В Хорденланде «Рогатая Свинья» задержалась дней на десять: дурная погода не давала выйти в море. Целыми днями зимняя буря с ревом бросалась на прибрежные скалы, ярилась и кипела, снова и снова кидалась, грозя вывернуть их из тела земли и уволочь с собой, не могла, но не сдавалась и ночью принималась снова. Даже в отдалении от моря грохот волн мешал спать. А когда погода прояснилась, Гельд удивил Бьёрна неожиданным решением.
        -Я думаю, нам с тобой не стоит плыть сразу в Эльвенэс,-сказал он.-Мы и так знаем, что сумеем там найти. Давай-ка зайдем на Квиттинг. На восточном побережье о нашей дружбе с Асвальдом ярлом никто не знает. А мы сможем выяснить, не осталось ли у них что-нибудь от слэттов. А если и нет, то узнаем, много ли слэтты забрали. Тогда они нас не проведут, если начнут жаловаться на бедность.
        Бьёрн начал было возражать, но быстро бросил. В ответ на его возражения Гельд бодро улыбался и твердил свое.
        -Делай как знаешь!-в сердцах ответил Бьёрн.-Ты у нас доказал свою великую удачу, вот на нее и надейся. А если…
        Середину Зимы Гельд и Бьёрн встретили на восточном побережье Квиттинга, в усадьбе Речной Туман. Она располагалась в устье короткой, но широкой речки с топкими берегами; по утрам над нейподнимался такой густой туман, что полностью скрывал ее земляные стены и дерновые крыши. Проплывая в такую пору мимо, усадьбу можно было вообще не заметить. Но торговцы и прочие бывалые путешественники хорошо знали это гостеприимное место, и хозяин Речного Тумана, Эйвинд Гусь, круглый год жил среди множества постояльцев.
        К пирам Середины Зимы гости съезжались со всех сторон. По вечерам даже в гриднице перед скамьями раскладывались охапки елового лапника, а на них стелились постели. Возле почетного хозяйского сиденья стояла деревянная волчья голова, снятая с корабельного штевня. Мирному и ничем не примечательному дому это придавало воинственный и даже величественный вид.
        -Э, да твоему «Волку» тут скучно!-воскликнул Гельд, когда хозяин усадьбы провел их в гридницу.-Ты не будешь против, если я поставлю возле него нашу «Свинью»? Она тоже любит погреться у очага!
        В тот же день Гельд снял со штевня деревянную голову свиньи и с двумя товарищами притащил ее в гридницу. Гости смеялись, разглядывая рогатую хрюшку, тут же стали вспоминать, кто еще видел какие корабли работы Эгиля Угрюмого. В тепле свинья заулыбалась еще явственнее. Когда вокруг нее клубился дым очага, она словно бы морщилась и подергивала пятачком.
        -Она подмигивает, подмигивает!-хохотали гости.-Сейчас захрюкает.
        Захрюкал сам Гельд, и все остались очень довольны.
        -На этом корабле я плавал, когда мы с Дагом сыном Хельги разбили фьяллей!-показывая на деревянного волка, гордо рассказывал хозяин усадьбы, Эйвинд хёльд по прозвищу Гусь. У него была длинная тонкая шея, которую он часто вытягивал и вертел по сторонам головой, что и правда придавало ему сходство с гусем.-Тогда, позапрошлой весной после Праздника Дис*, к нам приплыли сначала пять кораблей, а вел их сам Хродмар ярл! Это была славная битва! Хродмар ярл занял со своими людьми усадьбу Поросячья Радость и собирался оттуда идти к нам сюда. Но Даг, сын нашего хёвдинга Хельги, привел войско, и я тоже пошел с ним! Мы разбили дружину Хродмара ярла, а его самого взяли в плен! Ион жил у нас до самой битвы… ну, той, когда Торбранд Тролль дал обет не ходить дальше.
        Гельд отметил про себя, что Хродмар ярл ни словом об этих событиях не упоминал. Должно быть, все правда![18 - Подробнее об этих событиях - в романе «Щит побережья».]
        -Он и сейчас здесь,-пискнул чей-то слабый голос.-Он где-то здесь… Спрятался…
        Возле самой двери на полу сидели две бедно одетые женщины, худые, изможденные, похожие на бродяжек. Одна из них была старухой, а вторая- молодой, но ее измученное лицо, казалось, не имело возраста. Сейчас она суетливо озиралась, делала непонятные знаки дрожащими пальцами, точно обирала паутину перед собой.
        -Он здесь… Опять здесь… Тролль, рябой тролль…-бормотала она. Вдруг лицо ее исказилось мучительной тоской, и она пронзительно закричала:-Убейте его, убейте! Вон он, вон он!
        Ее вытянутый тонкий палец указывал на Гудлейва Дрозда, одного из соседей Эйвинда, приглашенного на пир. Гудлейв изумленно смотрел на бродяжку и даже приоткрыл рот, ткнул себя в грудь, точно хотел спросить: она имеет в виду меня? Домочадцы и гости ошарашенно переглядывались.
        -Помолчи!-Старуха дернула девушку за руку, и та мигом умолкла.-Хродмара Рябого тебе не поймать. Нету его здесь, нету. Сиди смирно, пока не выгнали.
        Девушка послушно замолчала, съёжилась и спрятала лицо в коленях. Гудлейв Дрозд облегченно вздохнул, покрутил пальцем возле лба. Кое-кто засмеялся.
        -Не слушай, Гудлейв!-утешила его Фрейдис хозяйка.-Она помешанная. Ее так и зовут- Гальни. У нее, бедняжки, даже имени не осталось. Не выгнать же ее в лес среди зимы. Не слушайте ее, ей теперь везде мерещатся фьялли. Она никого не сглазит.
        -Должно быть, она их повидала немало?- спросил Гельд.-Этих фьяллей?
        -Она с Запада,-коротко пояснила хозяйка. Гости понимающе закивали.
        Долгими зимними вечерами обитателям любой усадьбы найдется о чем поговорить. В этой рано или поздно все разговоры сводились к войне. Селедка резво прыгала с языка на язык и незаметно превращалась в кита: Гельд услышал и старые саги о том, как Хродмар сын Кари сражался с великаном (чего не было), как Эрнольв Одноглазый котлами черпал золото из озера в Медном Лесу (чего тоже не было). Не остались без внимания и подвиги Асвальда ярла: по побережью, как оказалось, вовсю гуляла повесть о том, как квиттинская ведьма превратила всех убитых квиттов в железных великанов и они наголову разбили огромное войско фьяллей.
        -Ну уж это неправда!-не выдержал Гельд, который покатывался со смеху, слушая все это.- Не всех убитых, а только одну отрубленную голову. И Асвальд Сутулый увел оттуда целой почти всю свою дружину.
        -А ты откуда знаешь?-оживились гости.- Разве ты это видел?
        Бьёрн Точило насупился: похоже, этот парень собрался сам себя погубить.
        -Я слышал, как об этом рассказывали сами фьялли,-не смущаясь, ответил Гельд.-И даже видел эту железную голову.
        -Ты был в Аскефьорде?!
        -Был.-Гельд гордо приосанился, будто рассказывал о великом подвиге.-Мы подумывали, нельзя ли купить у них железа, раз они собирают дань с Квиттингского Запада и Юга. У граннов и тиммеров на железе сейчас можно очень хорошо заработать! Кто бы стал отказываться! Но только у фьяллей железа нет, кроме одной железной головы.
        -И та на плечах у конунга!-вставил молодой парень, сын Эйвинда, и все расхохотались.
        -И как тебе у них понравилось?-полюбопытствовала Фрейдис хозяйка.-Небось у каждого на руке по золотому обручью? Хотя бы у себя дома они похожи на людей?
        -Как сказать…-Гельд помедлил.
        На самом деле он отлично знал, что у себя дома фьялли похожи на людей не меньше других. Но как сказать это при бедной дурочке Гальни, что из-за них лишилась рассудка?
        -Моя дружба с ними не очень-то получилась,-наконец сознался Гельд как бы нехотя.- Я там убил одного человека, да еще и из дружины конунга. Мы с ним повздорили… и теперь о нашей встрече только я один и могу рассказать. Он умолк навсегда.
        -Ну, и правильно!-Эйвинд хёльд одобрительно похлопал его по плечу.-Так с ними и надо. Вот когда мы в той битве захватили Поросячью Радость…
        Похоже, что расположение хозяина к Гельду укрепилось после того, как тот «вполне правдиво» рассказал о своих фьялленландских подвигах. Говорят, что неполная правда есть та же самая ложь. Гельд старался не думать об этом: было слишком неприятно ощущать себя лжецом. А сказать всей правды никак нельзя: ведь сейчас он старается раздобыть у квиттов железа, из которого будут выкованы мечи на квиттов же. Собравшись с силами, Торбранд конунг попытается подчинить себе и Квиттингский Восток. Это будет уже не его дело. Но все же Гельд, сидя у очага Эйвинда Гуся, не мог избавиться от мерзкого ощущения, будто явился сюда убить хозяина и разорить его дом.
        Но что он мог поделать? За прошедшее время душа его не успокоилась. Не только Бьёрну, но и самому себе Гельд каждый день заново твердил, что ему не оставалось другого выхода, кроме как взяться за поручение Торбранда конунга. Но неприятное чувство не проходило, и назавтра он твердил свои оправдания снова, с настойчивостью и какой-то злобой, но спокойнее ему не становилось. Это злосчастное убийство… хм, этот злосчастный случай с Ормом-даже в мыслях Гельду было гадко повторять слово «убийство»-сбил его с прямой и ясной дороги и теперь заставлял лгать. Ему, всю жизнь открытому для мира и людей, теперь приходилось прятать от них комок грязи в самой глубине души. Да, Орм оскорбил его, но Гельд действительно дал тому повод усомниться в своем благородстве. Разве достойный человек обнимает тайком невесту конунга, с которым хочет быть в дружбе? А зачем он это делал…
        Об Эренгерде Гельд старался не вспоминать. При мысли о ней в его душе вспыхивал целый пожар надежд и тревог. Если она его любит… но об этом еще рано думать. А если все же не любит… тогда к чему все это, весь этот поход за железом? Зачем он вообще живет? А задавать такие вопросы опасно, иначе жить не захочется, и Гельд гнал от себя образ Эренгерды. Она так прекрасна, такая светлая и живая, как сама богиня Фрейя, так почему же воспоминание о ней наводит на мысль о смерти? Или дух Орма Великана тянет убийцу за собой?
        Ночью Гельда мучили тяжелые мысли: он просыпался ни с того ни с сего и принимался ворочаться. Но днем, среди людей, он забывал о неприятном и сам верил, что ничего особенного с ним не случилось. В нем теперь образовалось как бы два человека, и он сам не знал, который из них настоящий.
        -Знаешь, у меня тут есть кое-какой товар!- сказал ему Эйвинд хёльд через несколько дней после приезда.-Пойдем-ка посмотрим, если ты ничем не занят.
        Гельд насторожился. Пока что он не заводил определенных разговоров о торговле, выжидая, как требует вежливость. Но если хозяин сам заговорит о делах, кто же станет отказываться?
        -У меня есть хороший лён, для своей хозяйки купил,-рассказывал ему Эйвинд, ведя за собой через двор.-Вот тут.-Он отпер дверь клети, выстроенной отдельно от дома.-Тут у меня лён, есть готовое полотно, локтей двести простого и полсотни крашеного. Есть хорошие оленьи шкуры…
        Войдя вслед за хозяином, Гельд оставил дверь открытой, чтобы в клеть проникал дневной свет. Эйвинд деловито гремел ключами, отпирая лари, для крепости окованные железными полосами с рунами «одаль», охраняющими имущество.
        -Ты хочешь это продать?-Гельд внимательно оглядывал полотно и шкуры, хотя они были ему не нужны.-Товар, конечно, неплохой. А замки, скажу честно, еще лучше. Только не разберу откуда.
        -Это наш Рам ковал. Моей хозяйке, видишь ли, приглянулось твое обручье.-Эйвинд вытянул шею и кивнул вниз, на опущенную руку Гельда.
        Гельд приподнял руку с золотым обручьем и негромко засмеялся: оно нравилось и ему самому.
        -Видишь ли, моя Фрейдис-очень знатного рода!-стал объяснять хозяин. Он сам себя уважал за то, что сумел сосватать такую родовитую невесту.-Она в родстве с самим Гудмодом Горячим из усадьбы Плоский Камень, знаешь, возле поля тинга? Ее бабка Асвейг была сводной сестрой его деда Гудварда Глухаря. Жить кое-как ей не пристало, и мне немало приходится трудиться, чтобы ей угодить. А такое славное обручье ей бы очень подошло. Как ты смотришь на то, чтобы уступить его мне?
        -Я сам получил его за тысячу локтей крашеного сукна,-ответил Гельд, всем видом показывая, что готов торговаться. Разговоры о товарах следовало всемерно поддерживать.-Конечно, твоя жена достойна иметь все самое лучшее, но ведь каждый сам себе товарищ. За полотном не стоило так далеко ездить. Мне нужно кое-что другое.
        Он выразительно посмотрел на Эйвинда и мысленно усмехнулся: давно ли о простом железе начали говорить обиняками, точно о какой-то священной тайне или даже о чем-то непристойном?
        Эйвинд хёльд отвел глаза и многозначительно повертел шеей.
        -Кое-что другое забрали слэтты!-ответил он.-Хильмир конунг… вернее, его сын Хеймир ярл, который женат на дочке нашего хёвдинга, сам объезжал все побережье и с каждого хозяина брал клятву, что все железо мы будем продавать только ему. Все, понимаешь?
        -И все ему дали такую клятву?-Гельд с откровенным недоверием поднял брови.-Вы что- сами себе враги?
        -А что я мог сделать?-Эйвинд резко вытянул шею и втянул обратно.-Как я мог отказаться, если тогда он отказался бы меня защищать? А теперь мы даже простые топоры должны покупать у слэттов, после того как они там у себя их выкуют из нашего железа!
        -И покупаете?-Гельд усмехнулся.-Разрази меня гром, если этот нож слэттинской работы!
        Он протянул руку к ножу на поясе Эйвинда, но тот отшатнулся:
        -Тише! Не трогай! Это нельзя трогать. Это из «злого железа».
        -Какого-злого? А бывает доброе?
        -«Злым железом» мы зовет железо, которое добывается возле усадьбы Нагорье. Это там.-Эйвинд неопределенно махнул рукой туда, где за бревенчатой стеной клети был запад.-Ты знаешь, кто там живет?
        Гельд честно помотал головой, всем видом давая понять, что своим рассказом доблестный Эйвинд хёльд очень его обяжет.
        -Там живет кюна Далла. Ну, бывшая кюна, вдова Стюрмира конунга. Когда он погиб, она сначала жила у Хельги хёвдинга, а потом рассорилась с ним, я уж не знаю, в чем там было дело, и уехала в Медный Лес, в старую усадьбу Лейрингов.
        -У них же усадьба на Остром мысу! Ты ничего не путаешь?
        -У них одна усадьба на Остром мысу, они ее называли прибрежной, а вторая, самая старая, в Медном Лесу. А ты не знаешь, так не перебивай умных людей!
        -Молчу, молчу!
        -Ну, вот теперь кюна Далла поселилась там. Говорят, в тех местах и сейчас железо добывают, только она ни с кем не хочет торговать. Говорят,- Эйвинд вытянул шею, чтобы дотянуться до уха Гельда,-что она знается с колдовством. У нее какой-то амулет… не знаю, в чем там дело. Только ее железо получается злым. Острее и крепче его нет, но и опаснее тоже. Ковать из него берется только наш Рам Резчик, и то однажды он чуть не выжег себе глаз. Кто возьмется за эти ножи и топоры, часто себя калечат. Они прямо как живые! Так и норовят отхватить чего-нибудь.
        -Да что ты говоришь?-Гельд изобразил почтительное изумление.-Пожалуй, это свойство любого оружия-оно ведь не разбирает, своих рубит или чужих… Но все же Далла кое-что продает, если свойства ее железа так хорошо известны?
        -Кое-что-да. Мне продала кое-что. Ей ведь тоже нужно полотно и хлеб. Но если к ней поедет… кто-то другой, то едва ли она тебе что-то продаст. Она не верит чужим. По правде сказать, она никому не верит. У нее большая усадьба, а стоит почти пустой, потому что она никому не верит… Так что насчет обручья? Я могу еще добавить серебром, шкурами, чем ты скажешь.
        -Я подумаю!-значительно пообещал Гельд.
        Он действительно собирался как следует подумать о том, что узнал. Кюна Далла, вдова Стюрмира конунга, как видно, не давала клятвы продавать железо слэттам. Она вроде той веточки омелы, что была слишком молода и глупа, и потому богиня Фригг не смогла взять с нее клятву не причинять вреда доброму Бальдру. Из этой-то веточки коварный Локи и сделал стрелу, убившую бога весны. А раз уж он, Гельд, в своем нынешнем коварстве равняется с богом лжи, то почему бы ему не отправиться к веточке омелы, то есть к Далле, вдове Стюрмира? Ведь у нее есть железо.
        Есть-то оно есть, отвечал он сам себе, толькокуда за ним надо ехать… Гельд отлично помнил Медный Лес и рыжих железных змей, которые стремглав ползли с волокуш обратно в землю, чтобы снова стать рудой. Но квиттинская ведьма выпустила из своих владений нож Эйвинда, значит, ничего невозможного тут нет. А что Далла никому не верит…
        Ему вспомнилась Борглинда. Можно сказать, что она тоже мало кому верит, но ему же поверила. А она двоюродная или троюродная сестра Даллы, так-то так. В общем, близкая родственница. Попробовать можно. Гельд не страдал самонадеянностью, но верил в себя. Хотя бы настолько, чтобы попробовать. Борглинда… Это, кстати, предлог для посещения. Не слишком надежный, но лучше, чем ничего.
        Тихо насвистывая, он шел через двор. Возле самых дверей дома уши ему вдруг резанул пронзительный женский визг. Обернувшись, Гельд увидел какую-то женщину: закрывая руками лицо, она жалась к углу дома и визжала, будто ее жгли каленым железом. Дрожь продирала по спине от этого звука.
        -Тролль! Тролль! Мерзость, мерзость!-кое-как разобрал Гельд.
        Никаких троллей рядом не наблюдалось, только кое-кто из гостей Эйвинда, работник с охапкой хвороста, другой-с уздечкой. Скотница уронила от испуга ведро воды себе на ноги, и вода серой лужей растекалась по подмерзшей земле.
        И тут Гельд узнал кричащую: это была та помешанная, Гальни.
        -Успокойся, он ушел!-Гельд приблизился к сумасшедшей и помахал рукой перед ее лицом, боясь ее тронуть.-Он провалился сквозь землю. Его уже нет.
        От звука его голоса Гальни сразу замолчала.Медленно она опустила руки, на Гельда глянулишироко раскрытые, серые, совершенно ясные глаза.
        -Ушел?-прошептала она, совсем опуская руки, и боязливо глянула Гельду за спину.-Провалился? Ты видел?
        -Как бы да,-опять соврал Гельд, подавляя вздох.-Его больше нет.
        -Он был вон там.-Гальни показала дрожащей рукой на стену конюшни.-Он такой: длинный, как ты, тонкий, как палка, темный и волосатый, а морда-пятачком, и клыки, и длинные уши, как у зайца, только черные, и ухмыляется… Так мерзко ухмыляется, и мне не пройти, пока он стоял… Они за мной ходят, иногда целой стаей. Яне знаю… Хоть палкой их… Они не боятся. Они будут за мной ходить, пока я не умру…
        Она опять закрыла лицо руками и медленно, с тихим отчаянием мотала головой. Гельд стоял рядом, не зная, что делать.
        -Не слушай ее,-устало сказал кто-то. К ним подошла старуха Ауд, спутница Гальни.-Не слушай,-повторила она, привыкнув всем объяснять одно и то же.-В ней нет ничего дурного, только ей везде мерещатся тролли и призраки. Однажды даже дракона видела. Золотого и огненного, с белыми глазами. Говорила, что он и есть война и что он нас всех сожрет. Да уж, ее война здорово покусала. Так теперь и будет всюду троллей видеть, пока не помрет, это она верно сказала.
        -Похоже, вам здорово досталось,-сказал Гельд.
        -Еще бы. Нашу усадьбу брали с бою, ее отца убили у нее на глазах. И моего старика тоже… Ладно, он попал в Валхаллу, а из конюхов туда не всякий попадает. А ее забрал было себе один, но потом выгнал, потому что она сразу свихнулась. Если у тебя есть сестра, я ей не желаю того, что пережила моя дурочка. Теперь навидаешься драконов. Пойдем домой.-Ауд тронула Гальни за плечо.
        -Кто был у них вождем?-спросил Гельд и тут же пожалел. А если она скажет: «Асвальд Сутулый»?
        -Хрейдар Гордый,-бросила старуха через плечо и повела Гальни в дом.
        Гельд остался во дворе, разглядывая угол конюшни и очень живо воображая длинного тонкого тролля с поросячьей мордой и длинными чернымиушами. Хрейдар Гордый-это, помнится, хёвдинг северной трети Фьялленланда. Ход-трединг-у них это так называется. Хорошо, что незнакомый.
        А впрочем, какая разница, с какой-то злобой подумалось ему. Какая разница кто? Все равно погубителей этой бедной дурочки вел Торбранд конунг, и все они-Асвальд и Хродмар, Эрнольв и Хьёрлейв, даже Сёльви и Слагви-все они шли за ним. За спиной каждого из них-не одна такая дурочка. И все эти дурочки смотрят на них страшными глазами квиттинской ведьмы. И об их подвигах он еще услышит. Так услышит, что лучше бы ему родиться глухим! Откуда это взялось? Жил себе спокойно, со всеми был в дружбе и собой доволен. Он же тут вообще ни при чем, в этой войне! Откуда же теперь в нем это дурацкое чувство, будто он лично виноват в бедах обоих сторон?
        Рядом послышался стук дерева и короткий вскрик. Гельд обернулся: работник, что пристроился на колоде рубить хворост, стоял в шаге от колоды, широко расставив ноги и размахивая руками, чтобы удержать равновесие. Его топор лежал на земле и злобно поблескивал.
        -Чуть по ноге не вдарил, во!-пояснил работник, глядя на Гельда, как на ближайшего слушателя.-Тролли б его взяли!
        -«Злое железо»?-понимающе спросил Гельд.
        -Куда уж злее!-охотно согласился работник.-Острое-хоть камень разрубит. А чуть зазевался-поскачешь к Хель на одной ноге. Чтоб его тролли взяли!
        Через два дня, когда миновал день поминания умерших[19 - 7января.] и праздники Середины Зимы остались позади, Гельд, Бьёрн и десять человек их дружины выехали из усадьбы Речной Туман и направились на запад, в глубину полуострова. Провожать их поехал Рам Резчик, и Гельд понимал, что ему оказана большая честь.
        Рам по прозвищу Резчик был высоким, сильным, внушительным мужчиной лет сорока восьми, с густой бородой и смуглым лицом. В его темных глазах переливалась какая-то напористая сила, так что от взгляда их пробирала уважительная робость. В округе он славился как лучший знаток рун: если кому-то требовался амулет или поминальный камень, посылали за Рамом. На его правой щекезаметно краснело пятно недавнего ожога, полускрытое бородой; волоски на этом месте совсем поседели. Голос у него был густой и весомый, каждое его слово казалось последним, после которого спорить уже не о чем. Даже у незнакомых он вызывал невольное уважение, и Гельд приглядывался к нему с большим любопытством.
        Путь их лежал через длинные пологие лесистые холмы. Вялая, прибитая дождями и подмороженная трава одела всю местность в тусклый зеленовато-серый цвет, только мокрые гранитные валуны поблескивали и смотрелись посвежее всего прочего. Временами начинал идти мокрый снег, потом он переходил в дождь, потом с серого неба дул ветер, качая темно-зеленые еловые лапы и стряхивая с них холодные капли. Не лучшее время для дальних поездок.
        -Ничего, зато во Фьялленланде сейчас снег по колено и такой мороз, что только держись!-утешал товарищей Гельд.-И метели носятся с одной горы на другую-фью-у-у!-Он присвистнул и показал рукой движение сверху вниз и обратно.
        В самом Медном Лесу снега почти не было, копыта коней мягко ступали по мху. Здесь вообще казалось как-то теплее, сохранилось больше зелени и желтых листьев, чем на побережье. Все долины выглядели одинаковыми, и чудилось, будто езда вовсе не помогает путникам продвинуться вперед. Жилья попадалось мало: несколько избушек боязливо дымили среди ельников. Ни дорог, ни тропинок не было видно, и без проводника отряд наверняка бы заблудился.
        -Я бывал у них в Нагорье и этим летом, и раньше,-объяснил кузнец барландцам по дороге.-А если там и примут кого-то из чужих, то только со мной. Кюна Далла не верит ни единому человеку. Честно говоря, я думаю, что вы там толку не добьетесь.
        -Зачем же тогда ведешь?-спросил Бьёрн. Кэтой поездке в Медный Лес он относился по своему обыкновению: не одобряя решения младшего товарища, поддерживал его, раз уж отговорить не удалось.
        -А почему бы не дать вам попробовать?-Рам пожимал могучими плечами.-У каждого своя удача. Вот и Далла обзавелась удачей. У нее там в управителях живет один колдун…
        -Светлые Асы!-горестно воскликнул Бьёрн.-Только колдуна нам и не хватало!
        -Почему же?-Гельд слегка усмехнулся.- Это довольно забавно.
        -Они вдвоем колдуют, когда выплавляют свое железо. Оттого оно и получается злым. Меня обожгло окалиной, когда я ковал топоры.-Рам показал пятно ожога у себя на щеке.-Да это ведь я! Другому выжгло бы глаз, а то и оба. А Кара Колдуна я давным-давно знаю. Он еще лет двадцать назад, когда Ари Рыжий отбил у него девчонку, обозлился на весь свет и стал учиться колдовству. Потом ему и девчонки стали не нужны, только и думал, как бы Ари отомстить.
        -И что?-с любопытством спросил Гельд.- Отомстил?
        -Тролли его знают.-Рам пожал плечами.- Ари лет через пятнадцать умер: придавило деревом, переломило спину, его уже мертвым достали. Может, Кар наворожил, а может, и нет. И без ворожбы может деревом придавить.
        -Не может быть, чтобы пятнадцать лет ворожить без толку,-заметил Гельд.-Чему-то же он научился.
        -Наоборот,-поправил Рам, как взрослый ребенка, сказавшего очевидную глупость.-Если человек пятнадцать лет пытается ворожить, а у негоне выходит, так надо бросить и не дразнить троллей.
        -А я думал, в этом деле успех приходит с опытом,-небрежным голосом обманщика бросил Гельд.
        Рам понимающе глянул на него и тоже усмехнулся:
        -Я тебе скажу, пока рядом нет женщин. Если уж у кого не получается… это, знаешь, и не получится. Сколько ни старайся.
        -Надо же! Это так похоже?-Гельду все больше нравился Рам Резчик.
        -Примерно. Для того и другого нужна сила. А у Кара одна злоба, а силы нет. Может, потому и силы нет, что много злобы.
        -А с кюной Даллой у него, выходит, получилось?
        -Уж этого не знаю! Она, говорят, обзавелась каким-то особым амулетом. От меня, конечно, прячет, но я думаю, и правда есть. Чем-то таким возле нее пахнет… Я говорю не о запахе, а…-Рам покрутил в воздухе черной от копоти крупной рукой, и Гельд понятливо кивнул.-Слава асам, что Даллатак же бестолкова, как он зол. Умел бы он хоть свою злобу в кулак собрать и куда надо вдарить… А рядом с Даллой он и того не осилит. Она-то только разваливать все умеет. Был бы Кар настоящий колдун, он бы давно это понял и ушел от нее. А он сидит рядом с ее амулетом и надеется, что тот ему поможет. Пусть держатся друг за друга, всем будетлучше. Пока Далла надеется на этого мстителя, другого она искать не станет. Она никому не верит.
        Судя по голосу, он ни капли не сочувствовал вдове конунга.
        -А чего она хочет?-спросил Гельд. Он уже не улыбался и слушал с самым серьезным вниманием: Рам оказался больше чем проводником.
        -Она не продает железа, потому что копит его и хочет ковать мечи. Даже меня звала, хотя Кар и плюется, если обо мне услышит.
        -А ты не пошел?
        -А я не пошел. Нам нужен покой, а не мечи.
        -Покой?-Гельд подумал, хотел бы он сам покоя на месте квиттов.-А разве ты хочешь, чтобы твое племя всегда сидело на веревочке у конунга слэттов? Хильмир конунг вас всех связал клятвами, вы даже торговать не может как хотите. Чистое разоренье! Тут, понимаешь ли, и свободный человек почувствует себя немножко рабом.
        -Для свободы сейчас не время,-ответил Рам. Теперь он тоже не улыбался, а, напротив, заметно помрачнел. Но говорил он легко, должно быть излагая эти мысли не в первый раз и привыкнув к возражениям.-Мы не способны жить на свободе. Только зря передеремся и погубим сами себя. Мы не знаем, чего хотим, в чем наше счастье. Квиттам не хватало крепкой узды. Вроде той, что на фьяллей надел Торбранд Тролль. А после смерти Стюрмира конунга и вовсе все посыпалось.
        -Что посыпалось?
        -Каждый испугался и стал думать о себе. Как бы ему спасти свою усадебку. А иные-и урвать кусок у соседа. В каждом человеке живет Волк. Тот самый Фенрир Волк, который погубит мир. Это старики болтают, что он ждет под землей. Это для детей, чтобы они его боялись. У каждого в сердце свой Фенрир Волк. А сердце человека глубже и темнее всех нижних миров, вместе взятых. Веревочка! Ты скажешь, парень!-Рам хмыкнул.-Тут нужна не веревочка, а цепь! Пока конунг держит свое племя на цепи, Волки сидят смирно. А если их выпустить, они разнесут и человека, и племя, потому что каждый такой Волк тянет в свою сторону. Их только выпусти, а собрать потом будет потруднее, чем загнать овец в хлев. Помнишь, наверное:
        Лает пес Гарм у пещер Гнипагеллира:
        Узы расторгнуты, вырвался Волк…[20 - «Старшая Эдда». Пер. С. Свириденко.]
        -И этот Волк-во всех?
        Гельд лихорадочно перебирал в уме всех, кого знал, в памяти мелькали знакомые и полузнакомые лица. Их было много, как осенних листьев на ветру: мужчины и женщины, молодые и старые. И в каждом из них-Волк? Не может быть, чтобы во всех! Но задержалось, внушая смутную надежду, лишь одно лицо: маленькой сестры Сёльви и Слагви, Сольвейг.
        -А то нет?-Рам оглянулся на него со своего коня.-И во мне свой Волк, и в тебе. Кто убил того твоего фьялля-Светлый Бальдр?
        -Нет, не во мне.-Гельд покрутил головой.- Но в ком-нибудь…
        -Тогда это не человек, а какой-нибудь солнечный альв. Я, конечно, не имею в виду девушку, в которую ты влюблен,-уж она-то, конечно, прекрасна внутри и снаружи и затмит совершенствами всех богинь.
        Гельд невесело усмехнулся. Умный и проницательный кузнец в этот раз не угадал: он был далек от того, чтобы воображать Эренгерду светлым альвом. В ней тоже есть Волк, и не из самых маленьких. Ему не забыть, как она на него смотрела на том пиру: со стыдом и досадой. За что? За то, что он ее полюбил?
        -Вот так,-весомо произнес Рам. Сделав воображаемую уступку любимой девушке собеседника, от всего остального он не собирался отступать.- Этого Волка надо держать на цепи любой ценой. Если для этого надо посадить на цепь все племя- пусть. Я сам помог бы ее ковать. И пусть лучше слэтты, чем фьялли. Они собирают дань железом, а не кровью.
        Гельд молчал. Да, злобы и грязи полным-полно в каждом, но неужели Волка можно сдержать только грубой силой? Только не оставив человеку выбора? А сам человек? Неужели за все века, что им правят Светлые Асы, он так ничему и не научился? Или сам человек устроен по подобию мира: поверху ходит солнце, а внизу, в глубине, дракон подгрызает корни? И когда-нибудь каждый услышит «шум в древнем дереве», что значит- «враг на свободе»? Орм Великан лежит лицом вниз, и красное пятно горит на рыжей хвое… Вырвался Волк! Сейчас Гельд сам себе казался отвратительным, как Фенрир Волк, и отвернулся, чтобы Рам не видел его лица.
        -Тебе легче.-Рам принял его молчание за несогласие.-Ты всю жизнь живешь сам по себе. То у слэттов, то у квиттов, то у вандров. То к себе домой случайно завернешь. Ты не привязан, а непривязанному жить легче. Ни соскучиться не успеваешь, ни поссориться.
        -Это верно,-задумчиво подтвердил Гельд. Пока он не был привязан к Аскефьорду и Эренгерде, ему жилось гораздо легче нынешнего.
        -Если дальше так пойдет, то скоро мы от голода начнем ходить войной друг на друга, добивая тех, кого не добили фьялли. Я к этому и говорю: лучше нам покрепче держать остатки цепи, пока она еще держится. Ну, ладно!-Кузнец махнул рукой.-Хватит. Что-то я сегодня взялся отнимать хлеб у старой вёльвы[21 - То есть произносить мрачные пророчества.]. Расскажи лучше ты мне что-нибудь.
        -Что?-Гельд потряс головой, чтобы выбросить тяжелые мысли.-Хочешь послушать, как один человек выиграл у тролля его единственный глаз?
        Переночевав два раза на маленьких хуторках, к вечеру третьего дня спутники Рама подъехали к усадьбе Нагорье. Она и в самом деле располагалась на склоне длинного пологого нагорья, поросшего оленьим мхом и мелким кустарником.
        С перевала усадьба была видна вся: четыре вытянутых дома, каждый длиной шагов в тридцать, составленные углами так, что их внешние стены ограждали всю усадьбу, а внутренние-четырехугольный двор. Так строили еще в Века Асов: каменные стены из крупных, грубо отесанных валунов выкладывались лишь на высоту человеческогороста, а дальше начинались высоченные скаты дерновых крыш. Крыши поросли кустарником, кое-где даже трепетали тонкими ветвями березки. Гельду подумалось, что эти дома просто выросли из-под земли, подняв своими крышами все, что оказалось на этом месте. На такой крыше можно коз пасти…
        -У нее столько людей?-обеспокоенно спросил Бьёрн.
        -Нет, там живут только в одном доме,-утешил его Рам.-А в остальных небось и крыши-то текут. Это очень старая усадьба. Когда-то там было полно народу. Еще когда у квиттов были не конунги, а херсиры.
        Гельд, еще под впечатлением недавних бесед, живо представил Нагорье во всем воинственном и диком блеске прошедших времен: густой дым над прочными крышами, копошение людей, мелькание железных шлемов и наконечников копий, пестрота разноцветных щитов… Грозный вождь высоко поднимает кубок, стоя на своем почетном сиденье, и лицо его искажено жаждой крови, которую он принимает за высшую доблесть… И сотенная дружина кричит, воет от восторга, предчувствуя эту кровь… Нечто подобное он видел у вандров. Попробуй не согласиться, что в каждом человеке живет свой Фенрир Волк!
        За этими размышлениями Гельд едва заметил, как они спустились с перевала. Входом в усадьбу служили ворота, устроенные в стене одного из домов. Створки стояли запертыми. Если бы не дым, усадьбу можно было бы принять за нежилую.
        -Может статься, нас вообще не пустят за ворота,-бормотал себе под нос Бьёрн.-И придется тащиться по этому холоду три дня обратно к морю…
        -Примут,-утешил его Рам.-Далла меня боится и не захочет ссориться.
        -Кто вы такие и что вам надо?-спросил сердитый голос, когда всадники приблизились.
        -Да ты не узнал меня, Кар?-дружелюбно спросил Рам.-Или ты совсем ослеп?
        -Как тебя не узнать, старый обманщик?- свыразительным презрением ответил тот же голос.-Опять бродишь по чужим домам и вынюхиваешь чужие тайны? Тут для тебя поживы не будет! Убирайся-ка прочь!
        Бьёрн подвигал бровями и почесал толстый кончик своего носа, намекая на то, что его пророчества сбываются. Рам подмигнул Гельду:
        -Слышишь? У кого маловато тайн, тот только и думает, как бы их не украли.
        -Что ты там бормочешь?-осведомился тот же голос из-за ворот.-Заклинания? И не надейся! Твои жалкие заклинания не помогут против моих! Этих ворот тебе не отпереть!
        -Где уж мне!-добродушно согласился Рам.- Я-то думал, может, мне удастся кое-чему поучиться у такого сильного колдуна, как ты!
        Опять подмигнув Гельду-кузнец необычайно развеселился от этого разговора,-Рам вынул откуда-то маленький уголек и тремя быстрыми движениями начертил на створке ворот руну «фенад», сметающую преграды. Гельд смотрел с большим любопытством, ожидая, что сейчас ворота раскроются сами собой, а зловредный Кар будет висеть на створке, визжа от досады и болтая в воздухе коротенькими ножками. Он представлялся Гельду маленьким и толстым, заросшим дремучей черной бородой и вообще похожим на темного альва.
        Но ничего такого не произошло.
        -С кем ты там споришь, Кар?-раздался изнутри женский голос.-Кто там стучится? Рам Резчик? Что же ты, Кар? Зачем ты держишь за воротами такого знатного гостя? Его надо принять как следует. Открывайте ворота, что вы застыли, чурбаны?
        С той стороны ворот послышался стук засова и быстрая перебранка шепотом. Гельд сжал кулаки от удовольствия: в нем ожила сладкая жуть далекого детства, когда Альв Попрыгун рассказывал приемному сыну лживые саги о свартальвах и их злобнойповелительнице. Сейчас он увидит ее. Гельд не встречал кюны Далла с тех пор, как она овдовела, и ему было до жути любопытно, какой она стала.
        Ворота раскрылись. Гости въехали в дом, служивший сараем и конюшней: в одной половине стояло несколько лошадей, а в другой громоздились кучи ломаной утвари и мусора. Напротив внешних ворот располагался вход во внутренний двор, и гости, сойдя с коней, снова вышли на свет.
        Кюна Далла стояла посреди двора, придерживая на груди края наброшенного плаща, но так, чтобы видны были и нарядное платье, и серебряные застежки с цепями, и серебряные обручья на запястьях. Ее голова была горделиво поднята, маленькое личико величественно и настороженно разом. Да, она сильно изменилась, хотя и не сознавала этого. Она так отвыкла от людей, что при встрече с ними чувствовала себя неуверенно и робела, несмотря на всю свою напускную гордость. Чувства заброшенности, безнадежности, одиночества гораздо сильнее отпечатались на ее бледном лице, и она выглядела скорее жалко. Гельд отметил, что последние годы сильно состарили ее-в свои двадцать четыре или двадцать пять лет она выглядела на все тридцать.
        Увидев рядом с Рамом Резчиком незнакомого светловолосого парня, Далла в первый миг растерялась и впилась глазами в лицо Гельда, забыв о тех величавых словах, которые наверняка приготовила гостю. Гельд дружески подмигнул ей и широко улыбнулся. С первого взгляда это бледноватое женское личико показалось ему таким жалким и несчастным, что желание подбодрить и повеселить сработало помимо разума. В следующий миг он прикусил язык в порядке наказания: забыл, что ли, треска бестолковая, перед кем стоит? Да она сейчас прикажет их выгнать-за дерзость.
        Кюна Далла дернула головой, вытаращила глаза еще шире, потом перевела взгляд на Рама.
        -Кого ты привел, Резчик? Чего ему тут нужно?-прикрикнула она, но тут же овладела собой и милостиво улыбнулась:-Я рада тебе, Рам. Хорошо, что ты вспомнил обо мне. Проходите в дом. Там ты мне расскажешь, кто это с тобой.
        Она уколола Гельда ехидным взглядом, и торговец перевел дух: он задел ее любопытство, а значит, она не выгонит незваных гостей. Или хотя бы выгонит не сразу.
        Скромно поклонившись, Гельд вслед за кузнецом прошел в дом. Лицо он держал серьезным, но на самом деле ему было весело: он чувствовал себя тем мальчиком-пастушком, который провалился в подземный ход свартальвов и попал в гости к их конунгу. Видно, кюна Далла соскучилась по людям. Это тебе не Острый мыс, где при Стюрмире Метельном Великане лишних гостей разводили по корабельным сараям. Любопытно: вспомнит она его или нет? Да нет, едва ли. Эта женщина выходила на люди не поглядеть других, а показать себя.
        По пути Гельд украдкой оглядывался в поисках Кара Колдуна. Того не стоило труда опознать по нахмуренному, недовольному лицу. Больше он ничем не выделялся: обыкновенный человек лет сорока с небольшим, довольно-таки хилого сложения, с огромным выпуклым лбом и рыжеватой бородкой. Крупный нос и настороженные, пронзительные глаза придавали лицу Кара некоторую значительность, но она казалась напускной и стоящей ему немалых усилий. Бесшумно, словно бы крадучись, он пробирался в дом следом за гостями и держал зачем-то обе ладони с растопыренными пальцами над полом. Гельду было так любопытно, что он несколько раз оглянулся, не скрываясь: Кар выглядел сосредоточенным, его правая бровь резко дергалась, а левый глаз жмурился. Справа перед ним шел Рам.
        Далла провела гостей в один из длинных домов, который теперь служил ей сразу и гридницей, и девичьей: в ближайшем к дверям конце стояли скамьи, а подальше располагались лежанки. Помещение выглядело слишком большим и гулким, из-под кровли тянуло ветром. Казалось, этот дом построили великаны, а потом исчезли или вымерли, навсегда оставив в нем дух заброшенности и опустения. Сразу складывалось впечатление, что человек пришел сюда ненадолго и скоро уйдет.
        На скамьях сидело с десяток женщин, занятых прядением черной и серой овечьей шерсти. Возле двух очагов (в третьем, дальнем, огня не было) челядинцы ковырялись с разными мелкими починками, несколько служанок занималось стряпней. Из большого котла на железных цепях поднимался пар с запахом вареной баранины, а вода кипела так бурно и яростно, что Гельд про себя отметил: не иначе, котел выкован из «злого железа». Все здешние жители смотрели на гостей настороженно и даже с подозрением. Гельд окинул их лицаприветливым взглядом, и у него осталось впечатление, что все они похожи на свою хозяйку Даллу.
        Высокое хозяйское сиденье было покрыто длинным куском крашеного холста, красного с тонкими синими полосками. Служил он, как видно, не первый год и так выцвел, что в нем осталось только полцвета. Сверху лежала подушка, обшитая вылинявшими обрывками старого ковра,-Гельд успел мельком заметить чьи-то руки с мечами, прежде чем хозяйка уселась на нее. Положив руки на резные, но изрядно щербатые подлокотники, Далла из рода Лейрингов посмотрела на гостей сверху вниз. Гельд подумал, что вот теперь она заняла свое настоящее место: вдова конунга сразу стала выглядеть почти величественно. С отработанным за годы умением она придала лицу горделивое выражение, но в глазах отражалось любопытство с большой примесью тревоги. У нее слишком редко появлялись гости, а из внешнего мира она не ждала хороших новостей.
        -С чем ты приехал?-принялась она допрашивать Рама, не дотерпев даже до того, как служанка принесет гостям пива.-Ты знаешь, Рам, я рада тебе всегда, но ведь ты не проделал такой долгий путь просто для того, чтобы поглядеть на меня?
        -Я-нет,-спокойно подтвердил Рам, не боясь разочаровать ее этим ответом.-Но вот этот Бальдр меча-как раз за этим. Я приехал для того, чтобы привезти к тебе этого молодого лосося!
        -Вот как?-Далла глянула в лицо Гельду, и он слегка улыбнулся.-Чего же он хочет?
        -Это Гельд воспитанник Альва, из Барланда,-едва успел выговорить Рам, как Гельд сам вступил в беседу.
        -Прежде всего я хотел повидать тебя, Далла дочь Бергтора!-радостно сказал он, всем видом выражая, что сбылось его давнее горячее желание.-Мы встречались с тобой и прежде, но едва ли ты помнишь такого незначительного человека, как я! А ведь я нередко бывал с разными товарами на Остром мысу, когда ты жила там!
        -А! Ты торговец?-сказала Далла.-Немало гостей у меня бывало в прежние времена. Надо иметь такую память, как у самого Одина, чтобы всех запомнить. Это теперь я живу одна, никого не вижу…
        -То, что ты никого не видишь, еще не большая беда,-учтиво добавил Гельд.-Гораздо хуже то, что никто не видит тебя. На Остром мысу совсем не осталось красивых женщин!
        -Кому уж там остаться!-довольная похвалой Далла небрежно повела плечом.-Одна мать… Ты не видел моей матери?
        -Конечно, видел!-Гельд вспомнил старую Йорунн.-Она по-прежнему бодра и остается достойным противником любому фьялльскому ярлу. Еще я видел твою родственницу Борглинду дочь Халькеля.
        -Ах, да!-вспомнила Далла.-Она же была совсем девчонкой, когда… Ну, и что она теперь? Сколько же ей лет, Светлые Асы?
        -Мне сдается, что пятнадцать. И похоже, что шестнадцать ей исполнится в Аскефьорде…
        -Исполнилось-она родилась дней за десять до Середины Зимы… Что ты сказал?-спохватилась Далла.
        -В Аскефьорде. Фьялли взяли ее в заложницы. Асвальд сын Кольбейна…
        -Бедная Борглинда!-не дослушав, Далла качнула головой с таким видом, будто не жалеет девушку, а упрекает в глупости.-Впрочем, что с них взять? Ее мать всегда была глупой гусыней, ничего сама не могла решить, а Халькеля убили первым. Сам Торбранд Тролль всадил ему в грудь копье. А другие все думали только о себе! Когда Мальфрид уезжала, она забрала все свои сундуки и всех своих служанок, а про сестру забыла!
        Казалось, вдове конунга доставляет удовольствие обличать бессовестность родни, и Гельд усердно изображал удивление подобным себялюбием. Добрая кюна позабыла, что сама уплывала тогда сОстрого мыса на одном корабле с бессердечной Мальфрид.
        -Может быть, ее еще выкупят,-пожелала Далла, проявив таким образом участие к родне.
        -Я мог бы помочь в этом деле,-осторожно намекнул Гельд.-Если бы ты располагала средствами…
        -Я не располагаю средствами!-отрезала Далла.-А ей у Торбранда будет лучше. Там с ней уже ничего не случится. Пусть там и живет. Может, ее там выдадут замуж за какого-нибудь рябого ярла,и она до самой смерти ни в чем не будет знать нужды.
        -Похоже, что так и будет,-подтвердил Гельд.
        На лице Даллы промелькнуло что-то похожее на завистливую досаду. Полтора года назад она отчаянно боялась попасть к фьяллям, но сейчас почти позавидовала сестре. Кюна Далла была бедной женщиной не по состоянию, а по своему складу: чужая участь всегда казалась ей привлекательнее собственной.
        Глава 10
        Кюна Далла не настолько доверяла приезжим, чтобы держать их в собственном жилище. Поэтому для ночлега спутникам Рама Резчика отвели один из необитаемых домов, стоявший на запоре. Кар Колдун долго возился с полузаржавленным замком, кряхтел и шепотом бранился; замок лязгал и пронзительно скрипел, как будто призываемые тролли отвечают бранью на брань. Раму, при виде такого издевательства над железным изделием, хотелось вмешаться, но он сдерживался и подмигивал Гельду за спиной колдуна: пусть помучается. Впредь будет следить за своим хозяйством. Гельд переминался с ноги на ногу под мелким дождем и жаждал поскорее оказаться под крышей.
        -Что же такой большой дом стоит у вас запертым?-спросил он у колдуна-управителя.-Неужели никто не приезжает? Я видел на побережье пропасть бездомного народу с Запада и Севера: даже в банях живут, а когда хозяева надумают мыться, со всеми пожитками пережидают во дворе. Неужели у вас никто не просил приюта? Веселее было бы…
        -А у тебя никто не просил совета!-резко ответил Кар.-Вы сами пока ничем не лучше бродяг! У нас тут не гостиный двор!
        -Зачем же людям богатство, если они не принимают гостей?-уверенно возразил Гельд, поскольку повторял общепризнанную и особо свято чтимую истину.-Гостеприимство придает дому блеск, а хозяевам делает честь! Ты же не будешь уверять, что управляешь бедной усадьбой?
        -Если бы спросили меня, я бы вас на порог не пустил!-ответил Кар, не оборачиваясь.-Вы один другого стоите! Где ты раскопал своего побочного сынка, Рам?
        Рам захохотал, посчитав это за дружескую шутку, и добродушно хлопнул Кара по спине. Тот дернулся, стремясь избежать этого выражения чувств, но не избежал: тяжелая ладонь кузнеца почти прибила хиловатого колдуна к двери дома, замок издал оглушительный железный лязг, и кованая дужка выскочила из трубки. Гельд засмеялся: пожалуй, без помощи Рама Кар не справился бы никогда.
        С дверью тоже пришлось повоевать: разбухнув, она почти вросла в косяки, и Рам, пытаясь ее отворить, едва не вырвал с корнем старое медное кольцо. Пока барландцы заходили и вносили свою поклажу, Гельд прошелся посередине между трухлявыми помостами, перешагивая через закаменевшие от холода черные пятна очагов. С крыши капало, в нескольких местах на земляном полу стояли лужицы. Деревянные спальные помосты почернели, развалились. Внутри было холодно и душно, стоял сильный запах затхлой гнили, так что по спине бегали мурашки. Пустой холодный дом казался очень большим и гулким, как пещера великана. Великан имелся: чуть мелковатый, но зловредный совсем как в лживой саге. Только кем будет Далла- похищенной красавицей или великаншей? Гельд усмехнулся своим мыслям: как видно, первая, осенняя, поездка в Медный Лес так его впечатлила, что теперь везде мерещатся чудеса. Хотя, конечно, до многоликой Хёрдис Колдуньи кюне Далле далеко… Спасибо Светлым Асам! Гельд задумчиво посвистывал, в темноте пытаясь разглядеть крышу дома. На балках висели какие-то темные свертки-любопытно, это летучие мыши или оборотни?
        -Где ты там? Тебя тролли не взяли?-окликнул его от двери Бьёрн.-Пошли за дровами. Меня что-то не тянет углубляться в эту пещеру без огня.
        Обойдя нагорье, барландцы вошли в рощицу, где перемешались дуб, ясень, облетевшая береза и бодрая зеленая ель. Уже начало темнеть, а еще предстояло запастись дровами на всю ночь и еловым лапником для лежанок, поэтому барландцы усердно работали. Рам Резчик махал топором, как настоящий великан, и каждым ударом делал больше, чем остальные-тремя. Ясеневый ствол, твердый, как железо, поддавался ему с той же легкостью, что и трухлявая береза. Барландцы посматривали на него с уважением и завистью.
        -Что, завидно?-весело крикнул Рам, поймав взгляд Гельда. Стоя над поваленным стволом, он так ловко раскалывал его, что только щепки летели.-А все оно-«злое железо»!
        -Да ну?
        -Да ну!-передразнил Рам.-Смотри!
        Он подошел к Гельду и показал ему свой топор, захваченный из дома.
        -Смотри!-Рам положил свое орудие рядом с топором Гельда, который тот возил с собой.-Видишь?
        Топор Рама казался темнее, он был почти черным с каким-то особенно острым синеватым отливом.
        -«Злое железо»-вот такое,-пояснил кузнец.-Как зуб дракона. Только с ним надо уметь обращаться. Не знаю, сумеешь ли ты с ним совладать, даже если уговоришь хозяйку продать.
        -Я надеюсь, крицы не кусаются,-засмеялся Гельд.-А ковать его буду не я, и воевать им тоже не я.
        Он уже думал об этом, но полагался на Стуре-Одда. Ради такого случая тролль из Дымной горы не откажется помочь соседу, верно?
        -Крицы не кусаются,-согласился Рам.-Но любят придавливать ноги. Так что ты поосторожнее все же.
        Вернувшись в усадьбу, барландцы разожгли огонь на ближайшем к двери очаге, вставили факелы в уцелевшие на стенах железные кольца и при их свете принялись устраиваться: выбрали места, над которыми не текла крыша, разломали совсем негодные помосты, на землю положили доски, на доски-еловый лапник, а сверху-свои походные постели. Щедрая хозяйка прислала хлеба и сушеной брусники в добавление к их собственным запасам, так что в конце концов, ложась спать, барландцы чувствовали себя не хуже обычного.
        Гельд заснул не сразу: за день у него набралось столько впечатлений, что их требовалось осмыслить. Можно считать, что после двухмесячных поисков он наконец-то у цели. Железо, такая простая вещь, нужная как воздух и войне, и миру, меч воина, серп земледельца, стрела охотника, крючок рыбака, игла женщины-оно здесь, рядом. Но получится ли взять его из-под охраны здешнего Фафнира-тщедушного и залысого?
        Рам лежал поблизости; он не ворочался и не вздыхал, но Гельд почему-то знал, что тот тоже не спит.
        -Послушай, Рам!-тихо окликнул он кузнеца. Ему не давал покоя самый главный вопрос.-Я пока еще не понял: кто у них в доме хозяин?
        Рам насмешливо хмыкнул:
        -Тебе нужно знать, с кем иметь дело? Можно и с тем, и с другим: при случае каждый из них в силах переспорить другого. И Кар, и Далла-большие хитрецы. А хитрецы бывают разные. Кар хитер и всех вокруг подозревает в разных плутнях. АДалла хитра и считает себя хитрее всех: ее, дескать, никто не обойдет, она всех насквозь видит. Кар тебе ни за что не поверит, потому что не верит даже самому себе. А Далле ты можешь понравиться, если постараешься притвориться простачком.
        -А у меня получится?-с сомнением спросил Гельд.
        -Еще как. Покажи, что тебе нет дела ни до чего, кроме ее красоты. В это любая поверит, а Далла всегда была тщеславна, как пять женщин и пять конунгов разом. Ну, ты знаешь, ты ее раньше встречал.
        Гельд кивнул в темноте, хотя Рам не мог этого видеть.
        -Определяйся быстрее,-прибавил кузнец.- Мне пора домой, в Речной Туман. Я не так уж люблю Кара, чтобы гостить у него целую зиму. Если она пригласит тебя зимовать, то я сразу уеду. А если нет, то вам хорошо бы успеть со мной обратно.
        -Ну, обратную-то дорогу мы найдем.
        -Как сказать! Здесь это не так просто. Если ты благополучно проехал туда, это не значит, что обратный путь сойдет так же гладко. Что ты вообще найдешь его, этот обратный путь, а не будешь блуждать кругами, пока хватит ног. Ведь это-Медный Лес!
        Сказав это, Рам замолчал, и Гельд больше ничего не спрашивал. Он своими глазами видел одного такого, что блуждал по Медному Лесу и не находил выхода. Помнится, звали его Гутхорм Длинный.
        Наутро Гельд взялся за дело. После утренней еды он предложил хозяйке посмотреть их товары и, когда она согласилась, велел перенести сундуки в хозяйский дом. Челядь отогнали от очагов, несколько сундуков поставили рядом. Пока Бьёрн отпирал замки, Далла стояла рядом и притоптывала от нетерпения. Ее маленькое личико оживилось, глаза заблестели, белые зубки покусывали нижнюю губу.
        Давно уже древний дом не видел такого великолепия. Гельд нарочно отбирал в эту поездку те товары, которые занимали немного места, но стоили дорого. Вскоре ближайшие две лежанки оказались завалены цветными тканями, связками блестящих мехов-черных, огненно-рыжих, белых, бурых с легким золотистым отливом. На приступках спальных помостов стояли бронзовые светильники, чаши, блюда, резные деревянные ларчики с бусами изстекла и цветных камней. Челядь толпилась вокруг, раскрыв рты от изумления: привычный и неприглядный дом разом превратился в жилище богов, полное сокровищ.
        Сама хозяйка была потрясена не меньше рабынь: она кидалась к каждой новой вещи, что появлялась из сундука, хватала то одно, то другое, восклицала и охала; пальцы еще сжимали плетенный из цветной тесьмы пояс, а глаза уже бежали к серебряным застежкам в руках Гельда.
        -Это откуда? Это чья работа? А за это сколько просишь?-тараторила Далла.
        Ей все нравилось, она хотела все и не могла выбрать ничего. К ней слишком давно не заезжали торговцы издалека, и уже несколько лет она довольствовалась тем, что привезла с собой с Острого мыса, или даже тем, что соткали руки ее собственных рабынь. Ее крашеные платья выцвели, вышивка полиняла, тесьма пообтерлась, меха повылезли, и сейчас, увидев новые вещи, она преисполнилась отвращением к старым.
        -Я возьму это!-твердила Далла, но тут же меняла решение:-Нет, это!
        Наконец она успокоилась и села на лежанку, держа на коленях развернутый кусок шелка. Эта ткань поразила ее больше всего прочего: так и казалось, что ее сотворили руки волшебников, ибо неуклюжие человеческие руки такого чуда сотворить не могут, сразу ясно. Тонкий, как полоски невесомой пленочки с поверхности березовой коры, гладкий и блестящий, как свежий лед, шелк пламенел ярчайшим красным цветом, по которому вились мелкие узоры из золотисто-желтых нитей: какие-то невиданные цветы, травы, бутоны, почки. Сады Асгарда, не иначе!
        -Это самое дорогое, что у меня есть, и это достойно только тебя!-приговаривал Гельд.-Я всю свою поездку берег этот шелк для истинно знатной женщины. Ты знаешь, это привозят через говорлинские земли с другого конца света, где всегда тепло и люди черные, как свартальвы. Я одного такого встречал в Ветроборе: он все смотрел вокруг и изумлялся. «Какой тут странный народ!-говорил.- Все до одного родятся седыми!»
        Гельд тряхнул собственными волосами, светлыми до серебряного отлива. Далла тоже засмеялась, но едва ли она слышала больше половины: все ее внимание было поглощено шелком.
        -Сколько ты за него просишь?-жадно спросила она, подняв глаза, но цепко держа ткань обеими руками. На лице ее отражалась решимость не расставаться с этим чудом ни за что!
        -Как всегда.-Гельд пожал плечами, показывая, что лишь подчиняется общему обычаю.-За шелк такого рода везде берут за локоть сотню локтей простого шерстяного полотна. Или ту же цену в серебре, в зерне, в железе, в мехах и шкурах-в чем хочешь. В серебре, конечно, мне было бы лучше-легче везти. Ты, понимаешь ли, далеко забралась-только до моря тут три дня ехать. Если ты захочешь заплатить мне ячменем, я, конечно, с удовольствием возьму, но вывезти его отсюда мне будет трудновато-у меня ведь всего десять человек и четырнадцать лошадей. И то лошади не мои, а Эйвинда Гуся, так что излишне их нагружать мне может встать себе дороже. Но ты, конечно, сама все это понимаешь.
        Далла молчала, разглаживая ладонями и без того гладкий шелк. Гельд учтиво ждал, давая ей время подумать. Он лучше нее самой знал, что ей негде взять столько серебра, полотна или мехов, и даже зерна. У нее маловато людей, и в окрестностях усадьбы он заметил не так уж много полевых наделов. Правда, овец на зимних пастбищах может быть предостаточно, но ткацких станов всего три, и едва ли кюна припасла ненужных десять сотен локтей полотна. Но повторять намек на железо ни к чему: она сама услышит, если здесь это имеет смысл.
        -Посмотри, какая красота!-голосом соблазнителя добавил Гельд чуть погодя, устав ждать ответа.-Посмотри, как блестит! Сам огонь побледнеет со стыда рядом с этим шелком!
        Он наклонился и потянул за край шелкового полотна, чтобы показать Далле его блеск в движении. Вдруг она схватила его за руку.
        -Что это?-охнула она.
        -Что?-удивленно повторил Гельд. Она не давала ему разогнуться, и ему пришлось смотреть ей в лицо с очень близкого расстояния.
        -Вот это!-Далла перехватила его руку чуть повыше запястья и ткнула пальцем в обручье.- А! Я подумала… Мне показалось…-не слишком вразумительно забормотала она.-Я однажды видела похожее обручье.
        -Я получил его от одного вандра. Оно стоило тысячу локтей крашеного полотна. Неужели ты где-то видела лучше?
        Далла водила кончиками пальцев по золотым завитушкам вдоль края обручья и иногда задевала руку Гельда. Нечаянно, конечно.
        -Я видела лучше…-тихо ответила она, точно разговаривала сама с собой.-Я видела такое, чего другим не увидеть и во сне! То обручье было прекраснее солнца и луны. Это был золотой дракон: с одной стороны хвост, а с другой голова, и в глазах горели два белых камешка, как льдинки, как звезды! И на его теле было видно каждую чешуйку, каждый коготь на лапах, каждый зуб в пасти. Всякому, кто его надевал, оно приходилось по руке. Это был дар любви… тогда оно приносило великое счастье и невиданную удачу. Я лишилась его… Лишилась, и от этого пошли все мои несчастья!
        Далла закрыла лицо руками и низко опустила голову. Гельд теперь смог разогнуться и стоял над ней, прикидывая, в какой мере ему прилично утешать вдову конунга. Похоже, она говорит о том самом обручье, слухами о котором полнится весь Морской Путь. Оно было подарено молодому Вильмунду конунгу отцом его невесты, Фрейвидом Огниво, в день обручения. Потом оно попало к Торбранду конунгу и, похоже, у него и осталось. Сёльви и Слагви видели, как его вручили Торбранду, но больше никогда и ничего о нем не слышали. Кажется, оно носило прозвание Дракон Судьбы. Оно никогда не принадлежало кюне Далле, и она не имела на него никаких прав.
        -Это удел всех знатных и доблестных людей!- с почтительной грустью сказал Гельд, обращаясь к склоненной голове хозяйки, покрытой серым вдовьим покрывалом.-Вспомни, даже валькирии, Брюнхильд* или Свава*, терпели в жизни много горестных испытаний. И Гьёрдис дочь Эйлими* пережила немало, но зато она вырастила величайшего героя…
        Далла подняла голову. Гельд нечаянно угадал именно ту сагу, которой она поддерживала в себе бодрость духа.
        -Да!-воскликнула она, снизу вверх глянув влицо Гельду даже с каким-то вызовом.-Да! Гьёрдис спасла своего сына Сигурда и тем дала людям величайшего из героев! Героя, который победил Фафнира, добыл сокровища, прошел сквозь огонь, совершил множество подвигов и покрыл свое имя и род вечной славой! И мой сын сделает то же! Его имя будет вечно жить, покрытое славой! Он вернет себе наследство отца и всю его власть! Он будет править квиттами так долго и славно, как никто до него! Мой сын получит все то, что ему причитается по праву! Получит, даже если мне придется для этогоумереть! Я ни перед чем не остановлюсь! Так и запомни!-кричала она в лицо Гельду, как будто именно он воплощал всех ее врагов и саму ее злую судьбу.-Я сделаю все, все! И когда люди будут обо мне вспоминать, ты им скажешь, что твердости моего духа могла бы позавидовать Гьёрдис! И Брюнхильд тоже! И Гудрун*!
        «Ну, это ты хватила!»-растерянно отметил Гельд, помнивший, что Гудрун дочь Гьюки убила двух своих сыновей, чтобы отомстить их отцу. Порыв Даллы ошеломил его так, что он отступил на шаг и стоял, как дурак, не зная, что ей ответить. Перед ним оказалась какая-то совсем другая женщина: твердая, сильная, гордая. Ее лицо от воодушевления раскраснелось, глаза горели. Она даже стала казаться выше ростом. Конец драгоценного шелкового полотна соскользнул с ее колен на земляной пол, но она не замечала этого. Все его представления об этой женщине разом перевернулись: вместо жадной, тщеславной, хитрой и жалкой беглянки, своими руками разрушившей свое счастье, перед ним сидела грозная и гордая воительница, одержимая благородной жаждой мести и заботой о чести сына. Так вот что скрывает в глуши Медного Леса и в глубине своего сердца Далла дочь Лейрингов! «Фенрир Волк!-вспомнились Гельду слова Рама Резчика.-В каждом человеке живет свой Фенрир Волк». И Волк Даллы был гораздо сильнее и опаснее, чем могло показаться на первый взгляд.
        -Не продашь ли ты мне это обручье?-спросила Далла. Она опомнилась гораздо быстрее Гельда и вспомнила, о чем они говорили.-Конечно, оно значительно хуже того, которого я лишилась, но все же оно будет напоминать мне о прошлом. Сколько ты за него хочешь?
        «Я хочу подарить его тебе, потому что только ты достойна владеть этим сокровищем!»-с пылким восхищением откликнулся в душе Гельда кто-то маленький и потрясенный. Вовремя прикусив язык, Гельд взял себя в руки, стряхнул впечатление и ответил так, как подобает отвечать помнящему о своей выгоде торговцу.
        -Ты сочла бы меня дураком, о Фрейя злата, если бы я отдал обручье дешевле, чем сам за него заплатил,-произнес Гельд, несколько насильственно улыбаясь. Он еще не определился, как держаться с ней дальше.-А я заплатил за него тысячу локтей крашеного полотна. Да в придачу я вез его в такую даль, что впору прибавить целую четверть.
        Далла смотрела на него пристально и с намеком: ее больше устроил бы тот ответ, который Гельд вовремя прикусил у себя на языке. В какой-то мере она даже на него рассчитывала. А Гельд, встретив ее взгляд, приободрился: все правильно. Она привередлива и избалована, привыкла получать все, что пожелала. А между «пожелала» и «получила» она как рыба на крючке. Дальнейшее в руках рыболова.
        -Но, честно говоря, я вообще не хотел его продавать,-добавил он с простодушно-доверительным видом, точно делясь заветной тайной сердца.-Владеть таким сокровищем очень приятно. Оно дорого мне, и я не хочу опять обменять его на какое-то там полотно. Когда идешь с таким обручьем на руке, все на тебя смотрят и тебе завидуют. А я ведь такой незначительный человек-мне же нужно чем-то поддержать свою честь.
        Далла презрительно скривила губы: смешно даже говорить о чести какого-то торговца, когда перед ним сидит женщина из рода конунгов!
        -Так ты возьмешь это?-не говоря больше об обручье, Гельд кивнул на шелковое полотно.
        Заметив, что край соскользнул на пол и может испачкаться, Гельд изобразил на лице испуг и кинулся его спасать; бросившись на колени рядом с Даллой, он поднял конец шелкового полотна и подал ей. Далла опять положила руку на его обручье.
        -Я еще не решила,-неохотно сказала она, и в ее голосе скрыто прозвучало что-то похожее на уклончивое кошачье мяуканье.-Мне нужно подумать…
        -Я не смею торопить тебя,-тихо ответил Гельд, снизу заглядывая ей в лицо.-Но долго ли мне еще придется обременять тебя своим присутствием?
        -А ты куда-нибудь очень торопишься?-Далла вопросительно заглянула ему в глаза.
        А глаза у Гельда были очень красивые: серо-голубые и ясные, они смотрели открыто, дружелюбно, и притом каждому казалось, что с этой доверительной сердечностью Гельд смотрит на него одного.
        -Никуда я не тороплюсь,-совсем тихо ответил он.-Я проделал этот путь, чтобы увидеть тебя. Теперь моя цель достигнута, и мне больше некуда спешить.
        -Если хочешь, можешь остаться у меня на зиму,-так же тихо предложила Далла.-А я пока не спеша подумаю, что мне купить из твоих товаров и какую цену предложить.
        Все это время она не убирала ладони с запястья Гельда. Он многозначительно смотрел ей в глаза, но на самом деле еще не понял, что же привлекает ее на самом деле: он сам или его обручье.
        На другой день Рам Резчик в одиночку пустился в обратный путь на побережье. Кар Колдун проводил его сварливыми пожеланиями больше никогда здесь не показываться, зато Далла просила непременно заезжать еще когда-нибудь, если ему захочется ее повидать. При этом она украдкой бросила значительный взгляд на Гельда: заметил ли он, как она учтива, доброжелательна и как ценит мудрость кузнеца? Гельд улыбался, но на сердце у него было неуютно: теперь он оставался совсем один в «логове свартальвов». Бьёрн и остальные барландцы особо не шли в счет, потому что ему самому придется заботиться о том, чтобы с ними ничего не случилось. Ведь это он их сюда завел.
        Поначалу их жизнь в усадьбе Нагорье потекла вяло и спокойно. Поняв, что им тут жить до самой весны, барландцы всерьез принялись приводить в порядок свое жилище: починили крышу и сколотили новые спальные помосты, спалив остатки прежних, набрали в лесу мха, просушили его перед огнем и устроили себе удобные лежанки. Тепло и свежий воздух выгнали стылую затхлость, и ближайшая к двери половина дома приобрела вид и запах жилого места. Середина дома стала кладовой, где стояли сундуки. Только в дальний конец, где спали летучие мыши, люди не заходили: там нашел приют нежилой дух дома, изгнанный из обжитого пространства.
        Гельд в полезных делах обустройства принимал мало участия, поскольку почти все время проводил с хозяйкой. Далла так давно не видала новых лиц, что молодой и учтивый гость пришелся как нельзя более кстати. Любуясь исподтишка его золотым обручьем, она охотно слушала рассказы о разных землях и событиях, которые он видел или о каких слышал. Он же изо всех сил старался выбрать такие предметы разговора, какие ей понравятся.
        -О, неужели я вижу нашего будущего конунга!-воскликнул он, когда наконец разобрался, который из возящихся на полу детей является сыном Даллы.-Сразу видно будущего героя! Сына конунга никогда не спутаешь с сыном рабыни, как его ни одень!
        Бергвиду сыну Стюрмира тогда уже сравнялось три года; это был довольно тихий, молчаливый мальчик с темными волосами и карими глазами. Гельд старался сообразить, на кого из двух родителей он больше походит; когда он в последний раз видел Стюрмира конунга, волосы у того уже наполовину поседели, а лицо так огрубело, что найти в трехлетнем ребенке сходство с ним не удавалось. Глаза… у Даллы ведь карие глаза, вспомнил Гельд.
        -Я вижу, красотой лица ребенок пошел в мать,-сказал он, переводя взгляд опять на Даллу.-А доблестью и крепостью духа, конечно, он будет похож на отца. Хотя никто не скажет, что в тебе мало отваги. Этот мальчик будет смел, как сам Синфиотли, «дважды Вёльсунг»[22 - Родителями древнего героя Синфиотли были родные брат и сестра. Таким образом, он принадлежал к славному роду Вёльсунгов с двух сторон и оказался гораздо сильнее своих сводных братьев, которые были Вёльсунгами только по матери.].
        Довольная Далла улыбалась, ее лицо сияло, и она казалась почти красивой. Видя такой успех, Гельд воодушевился и запел соловьем.
        -Я думаю, многие из тех, кто пока не смеет сказать об этом вслух, день и ночь мечтают об этом мальчике,-говорил он, но смотрел при этом не на будущего героя, а на его достойную мать.-Торбранд конунг напрасно думал, что лишил квиттов конунга и тем подчинил их себе. Он отрубил только верхушку, но ведь остались корни. Этот мальчик-маленький корень, из которого со временем вырастет могучий дуб и покроет своими ветвями весь Квиттинг. А может, и не только Квиттинг. Я ведь слышал о том, как иные трусы хотели отдать тебя с сыном в заложники Торбранду. Боги укрепили твой дух и помогли спасти сына от рабской участи. Здесь ты воспитаешь его не хуже, чем Сигурда.
        Далла кивнула. Но оба они подумали об одном: у будущего конунга квиттов не так уж много времени, чтобы вырасти. Оно может кончиться в любой день. А Бергвиду еще девять лет ждать, пока придет законный срок взяться за меч![23 - Мальчик знатного рода опоясывался мечом в возрасте двенадцати лет с этого времени считался наполовину взрослым: его брали в походы, а сын конунга получал право возглавлять войско. С этого же времени он получал право мстить.]
        Чем больше приглядывался Гельд к хозяйству Даллы, тем лучше понимал, что для поддержания достоинства ей не хватает средств. Однажды она взяла его с собой, собираясь осмотреть овец на зимнем пастбище.
        -У нас не так уж много овец, а ведь могло бы быть больше!-жаловалась Далла по дороге.-Тут к северу есть несколько гор, где неплохая трава, можно было бы пасти круглый год.
        -За чем же дело стало?-оживленно интересовался Гельд. Его занимало все, что занимало Даллу, и довольно скоро она уже считала его очень толковым человеком.
        -Некому пасти!-Далла пожала плечами, будто повторяла чужие слова, которым сама не верила.-Этот мудрец,-она кивнула на Кара, который ехал чуть позади них,-говорит, что не может нанять подходящих людей. Правда, подходящих тут не слишком много.
        -С побережья все время подходят разные, но подходящие все не подойдут,-пробормотал Гельд.
        -Больше всяких бродяг, кто сам только и думает, как бы сожрать хозяйскую овцу, а свалить на волков и троллей!-согласилась Далла.-Но я таких быстро вывожу на чистую воду!
        -А что, много здесь волков и троллей?
        -Пропасть! На десять овец нужен один пастух, не меньше. Тролли только и ждут, когда человек отвернется. Особенно на Волчьей горе, там,-Далла махнула рукой,-тролли так и мельтешат. Это же Медный Лес,-со значением добавила она.- Ииз-за этих-то троллей никто и не хочет наниматься к нам в пастухи. Особенно зимой, когда нечисть в силе… Вот, осенью ушли сразу трое бездельников. Говорят, что летом еще туда-сюда, но зимой они на растерзание троллям не останутся. Вот ведь выдумают! На растерзание! Как будто будет лучше, если моих овец растерзают!
        -А выстроить хлевы и зимой держать овец в усадьбе?-намекнул Гельд. Он не мог решить, принимать ли это все всерьез.
        -Их же надо кормить! А кто будет косить столько сена? Чистить хлевы, ну и все прочее. Это надо такую прорву народа! Не знаю, что и делать!
        Гельд опять вспомнил усадьбу Речной Туман и тех постояльцев, что жили в бане, а во время мытья ждали с пожитками во дворе. Позови их Далла к себе-испугались бы они троллей? Тролли нахальны только тогда, когда их много, а людей мало. Собери Далла побольше людей, разреши им построить дома возле усадьбы, помоги им обзавестись хозяйством- она давно смеялась бы над троллями. Нашлись бы и косари, и пастухи, и сотня локтей полотна за локоть шелка показалась бы плевой ценой. Но она предпочитает никому не доверять. Агде ее сын будет набирать дружину, если доживет до этой славной поры?
        Некоторое время Гельд колебался, не поделиться ли с ней этими мыслями. Нет, пока не стоит. Ему пока удержать бы то ненадежное доверие, которое ей внушает он сам. Просить за других еще рановато.
        Путь их лежал по горам, по склонам, поросшим то мелким березняком, то кустарником. Трава на широких полянах была съедена, везде виднелись овечьи следы. Постепенно Кар продвинулся вперед и теперь скакал между Гельдом и лесной опушкой. Гельд удивленно посмотрел на него: до сих пор неприветливый управитель не искал его общества.
        -Чего смотришь?-грубо бросил Кар в ответ на его взгляд.-И так вечно лезешь не в свое дело!
        -Не трогай его, Кар!-прикрикнула Далла.- В твои дела он не лезет. Если ты сам не можешь ничего узнать, не выходя из дома, то не мешай мне разговаривать с людьми, которые где-то побывали!
        На самом деле Далла извлекала из беседы с Гельдом очень мало сведений, так как почти все время говорила сама. Но именно поэтому беседа и казалась ей очень занимательной.
        Кар насупился еще сильнее и засопел.
        -А что, у колдуна не слишком хорошо получаются гадания?-доверительно прошептал Гельд, наклонившись к Далле.
        -Совсем не получаются!-с досадой ответила она.-Я слышала, что Рам умеет бросать прутья и узнавать будущее. А еще иные люди умеют в воде видеть то, что делается далеко! Говорят даже, что на Севере из кургана достали такое серебряное блюдо, что в нем можно увидеть что тебе угодно… Вот как люди устраиваются! А Кар ничего не умеет! Только зря пялит свои глаза на мое… на мой амулет.
        -А у тебя есть амулет?-почтительно удивился Гельд и добавил, понизив голос:-Наверное, такой, что привлекает к тебе всеобщую любовь? Да?
        Далла в первый миг глянула на него настороженно, но потом, услышав продолжение, улыбнулась.
        -Я ощущаю на себе его действие,-значительно прошептал Гельд и глянул на нее так, что Далла поняла: он сказал бы много больше, если бы не Кар.
        -Что ты там шепчешь?-крикнул сзади колдун.-Какую ерунду ты там несешь? До амулета хозяйки тебе нет никакого дела, и ты его никогда не увидишь!
        -Послушай!-Гельд повысил голос, по-прежнему обращаясь к Далле.-Я думал, что этот человек-твой управитель, а он, оказывается, еще и воспитатель! Кто его поставил следить за тобой, как за маленькой девочкой?
        Далла весело засмеялась. Гельд повернулся к Кару и внушительно добавил:
        -Я буду говорить хозяйке то, что считаю нужным! Если ей это не нравится, то она сама скажет мне об этом и обойдется без подсказок! Для этого она достаточно умна! А если кто-то в этом сомневается, то, я боюсь, он недостаточно ее уважает!
        Кар бросил на него один взгляд, и у Гельда по спине побежали мурашки. После первого любопытства он стал относиться к управителю пренебрежительно, считая его старым ворчуном, но сейчас понял, что, пожалуй, ошибался. Глубоко посаженные глаза Кара горели такой враждебностью, что Гельд покачнулся в седле: таким взглядом можно сбросить, как ударом копья. Но тут же он овладел собой. Перед своим отъездом Рам угольком начертил на его груди руну «торн», которая защищает, отгоняет врагов, приносит удачу в разных делах, в том числе и в любви. Едва ли отношения Гельда с хозяйкой Нагорья можно назвать любовью, но в целом руна «торн» очень точно воплощала все те понятия и силы, в которых он сейчас нуждался. АРам, конечно, стоит десятка Каров, и его руна лучше любого щита отразит хоть целый град таких взглядов.
        Мельком оглядев склон горы, мимо которого они ехали, Гельд внезапно понял, зачем колдун сюда затесался. По обрыву змеились рыжие полоски в песчаной породе-слои железной руды. Большинство из них было совсем тонкими, но попадались и внушительные-уже можно копать. Втаких местах виднелись пещерки, выдолбленныеявно человеческими руками, валялась рудная крошка, на траве осталась белесая полоса от полозьев тяжелой волокуши. Вот отчего Кар был так недоволен, когда Гельд собрался ехать с ними! Он боялся, что подозрительный чужак увидит их железные разработки.
        Наконец впереди показалось обширное пастбище, на дальнем краю которого темнели три или четыре пастушьих домика. На лугу паслось несколько десятков овец, дергавших приувядшую, но еще съедобную траву. Кар и Далла оба принялись их считать.
        -Неужели опять меньше!-причитала Далла, пересчитав три раза и получив три разных числа.- Может, часть на том склоне?
        -А кто с ними там? Этот бездельник Люри? Разбей меня гром, если он не дрыхнет опять в землянке!
        -Сейчас мы посмотрим, чем он занят!-пригрозила хозяйка.-И если он опять начнет плести саги, что на него ночью напала целая стая троллей… Я ему такое устрою, что он сам от меня к троллям побежит!
        Из землянок на шум выбралось трое пастухов. Не отвечая на их поклоны, Далла остановила коня. В тот же миг Гельд оказался на земле и почтительно помог ей сойти.
        -Во многих лживых сагах рассказывается, как скотину на пастбищах истребляли тролли, но смелый человек отогнал нечисть,-шепнул он ей, незаметно сжав ее руку.
        -Отчего бы тебе не попробовать?-дразняще шепнула Далла и быстро высвободила руку.
        -Я бы попробовал… Только все эти саги кончаются тем, что новый пастух женится на хозяйке. Разве я могу на такое надеяться?
        Далла усмехнулась и отошла от него. Гельд смотрел ей вслед, когда она шла к пастухам, и чувствовал, что пещера великана затягивает его все глубже и глубже.
        В день Тора[24 - День Тора-четверг.] кюна Далла ушла из дома еще на рассвете. Она тихо поднялась, не будя служанок, оделась, набросила на плечи серый плащ с капюшоном, который позволял ей слиться с зимними утренними сумерками. Даже если кто-то из челяди и проснулся от тихого звука ее шагов, то не подал вида. Все знали, что в день Тора первой лунной четверти хозяйка предпочитает уходить из дома незаметно.
        Проскользнув мимо дома, занятого барландцами, Далла подождала, пока Кар выведет из конюшни наружу двух оседланных лошадей. В седла они сели уже за воротами и старались шуметь как можно меньше: важные дела лучше делать в тайне, осторожность не бывает излишней.
        Они ехали по слабо набитой тропе, уводящей в обход нагорья, потом вниз, к подножию, в широкую и длинную лощину. Стены лощины были изрыты и изъедены, будто огромный дракон несколько веков точил здесь свои зубы, но раны камня затянули темно-зеленые мхи и сизые лишайники, опутали корни и прикрыли ветви кустов, засыпали палые листья. В течение веков хозяева усадьбы Нагорье добывали здесь железную руду, постепенно уходя все дальше и дальше от дома. Мечи и копья, принесшие гибель тысячам людей в разных концах обитаемого мира, родились когда-то здесь. Вдоль стен лощины, поросших уродливыми маленькими березками, часто встречались остатки старых плавильных печей-ямы глубиной в половину, а шириной в полный человеческий рост. Некогда стены их обмазали глиной, но за долгие годы обмазка раскрошилась и потрескалась; кое-где из-под палых листьев виднелась древняя каменная кладка. Здесь располагалась сокровищница Лейрингов: многие века железо, добываемое здесь и выплавляемое в этих печах, создавало их богатство, их честь, блеск и гордость рода. А в далеких землях матери рассказывали детям о кладах свартальвов,
которые боящийся солнца подземный народ долгим упорным трудом добывает из земли, чтобы потом опять упрятать в землю.
        В дальнем конце лощины стояли два небольших домика, сложенных из огромных бревен, под дерновыми крышами. Густо засыпанные желтой и бурой листвой, издалека они напоминали два поздних гриба, схваченных заморозками и уже негодных в пищу. Из отверстия над дверью ближайшей избушки тянулся дымок. Подъехав к ней, Кар постучал в дверь палкой. Изнутри послышался шорох, потом дверь приоткрылась, из нее показалось бородатое лицо с такой темной, закопченной кожей, что обитателя избушки недолго было принять за настоящего свартальва.
        -Вы не спите, бездельники?-ворчливо приветствовал «свартальва» Кар.-Пора за работу! Яже вчера присылал вам напомнить, что сегодня будет работа! День Тора, первая четверть луны!
        Работник кивнул лохматой головой и исчез. Вскоре он появился опять, на ходу завязывая простую веревку вместо пояса на облезлой накидке из волчьей шкуры: не слишком прилежный мастер выкроил ее кое-как, спереди болталась лапа, что придавало жителю лощины совершенно дикий вид. Встреть такого в лесу-с воплем кинешься прочь, уверенный, что повстречал настоящего тролля. Следом вышел еще один отшельник, рослый и могучий, одетый в медвежью накидку. Тем временем заскрипела дверь и второй избушки.
        Ведя за собой четверых молчаливых работников, Далла и Кар поехали дальше. Вскоре лощина перешла в низменную пустошь, поросшую вялой травой и сухим вереском. По пустоши тянулись глубокие канавы с рыжими полосами болотной руды на стенках. Здесь добыча железа шла и сейчас. Возле трех печей возилось еще несколько человек, рядом стояли волокуши, нагруженные измельченной рудой и древесным углем. Этот уголь обжигали в лесах, готовясь к единственному дню в месяце, который мудрость Кара признавала годным для плавки железа. День Тора наиболее подходит для забот о своем богатстве, а первая четверть луны способствует всякому росту и увеличению.
        Завидев хозяйку и колдуна-управителя, работники зашевелились быстрее. Этих людей Далла и Кар тщательно отобрали из своей челяди: один из них был немой, другой-глухой, а Бури, тот самый великан в медвежьей накидке,-слабоумный от рождения. Сильный, как медведь, он отличался такой глупостью, что едва умел говорить, затобеспрекословно слушался. Таким людям Далла могла доверять. Четверо остальных были беглые рабы или преступники, объявленные вне закона. Далла укрыла их у себя от расправы и мести и надеялась, что они будут ей верны. Гельд никогда не понял бы, как можно прогонять честных людей и принимать негодяев. Но Далла судила иначе и верила в страх больше, чем в порядочность и верность.
        Большими деревянными лопатами работники загружали в полузарытые плавильные печи смесь измельченной руды и угля. Далла, не сходя с коня, ждала поодаль, а Кар деловито сновал между тремя печами и тихо бормотал свои заклинания. Кюна по привычке напрягала слух, напрасно стараясь разобрать хоть что-нибудь. Колдун считал, что заклинания утратят силу, если их услышит хоть одно человеческое ухо, а каждое заклинание он подбирал по словечку чуть ли не годами и необычайно ими дорожил.
        Наконец все было готово. Далла спешилась и подошла к первой из печей. В руке она сжималасвой драгоценный амулет-огниво. Небольшая изогнутая полоска железа родилась вовсе не здесь, не в лощине возле усадьбы Нагорье. Ее происхождение окутывали тайны. Далла знала только то, что это огниво в течение веков передавалось по наследству от одной женщины к другой в роду Фрейвида Огниво, бывшего хёвдинга Квиттингского Запада. В тот день, когда Стюрмир конунг убил Фрейвида в святилище Тюрсхейм, огниво находилось при нем. Его забрал Гримкель Черная Борода, свидетель убийства или «кары», как говорил об этом сам Стюрмир. Тогда же Далла отняла у брата огниво: зачем оно ему, если мужчины ничего не смыслят в ворожбе? Огнивом владели женщины, значит, у женщины оно и должно быть. Гримкель, потрясенный всем произошедшим и ожидающий неминуемого гнева небес (который вскоре и последовал), был даже рад избавиться от напоминания. Понятное дело, что родовой амулет убитого врага не принесет счастья!
        Но Далла думала иначе. Амулет, обладающий колдовской силой, никому еще не мешал. Жаль, она не знала, как вызвать к жизни силу амулета, и лишь потратив кучу времени на пробы и ошибки, сделала кое-какие открытия. И главным ее достижением стало именно «злое железо», изготавливать которое новоявленная колдунья научилась уже здесь, в усадьбе Нагорье, с помощью Кара. Но несмотря на настойчивые просьбы и даже требования соратника, Далла не позволяла ему прикоснуться к огниву и никогда не выпускала свое сокровище из рук.
        Подойдя к печи, Далла опустилась на колени, держа в одной руке огниво, а в другой-кремень, осколок самой Раудберги, Рыжей горы, святилища древних великанов. Кар держал наготове клочки сухого мха и полоски бересты. Он всю ночь берег их за пазухой, так что они были совершенно сухи и готовы к принятию священного огня.
        Дрожащими руками Далла выбила искру, Кар кинулся раздувать. Заклятия он твердил мысленно. На беловатых клочьях мха показался огонек, красный в синеватом прозрачном венце, полоска бересты с громким треском скрутилась и задрожала, охваченная пламенем. Пламя было не желтым, не рыжим, а ярко-багровым. Кар зажег факел, потом поджег дрова и уголь в печи. Далла отошла подальше, а колдун с пылающим факелом направился к соседней печи.
        Когда все три печи разгорелись, возле них остались «свартальвы», а Кар отошел к Далле. Она стояла возле своего коня и подергивала носом, когда ветер доносил до нее обрывки резкого, едкого дыма плавильных печей. Больше ей нечего тут делать-теперь «свартальвы» будут качать меха, гнать воздух в отверстия печей, чтобы ярче пылало багровое пламя троллей, чтобы расплавленный шлак стекал вниз, на каменную кладку, а зерна железа сплавлялись в неровную, черную крицу, похожую на уродливый гриб. Потом они вынут крицу и еще долго будут охаживать тяжелым молотом, выгоняя остатки шлака. И только потом ее отнесут в особо заговоренную клеть, где она присоединится к другим, приготовленным ранее и сберегаемым для далеких, самой Далле не до конца ясных, но очень грозных целей.
        -Так ты приказала не выпускать его из усадьбы, пока мы не вернемся?-спросил Кар.
        -Кого?-резко ответила Далла, не отводя внимательного взгляда от печи и фигуры слабоумного Бури, качавшего меха.
        -Того бродягу, которого ты приняла, как родного брата!
        -Не смей называть его бродягой!-Далла гневно глянула на Кара.-Он гораздо лучше моего брата, запомни это! От Гримкеля я не дождалась ничего, кроме позора и предательства! Приди он сюда, я бы его в ворота не пустила! Явись он хоть с целым войском!
        -Можно подумать, что от этого парня ты дождешься чего-нибудь кроме позора и предательства!-съязвил в ответ Кар.
        -Он кое в чем поумнее тебя!-отозвалась Далла.-Он хотя бы понимает, чего заслуживаю я и мой сын. А ты,-Далла бросила на колдуна еще один ехидный взгляд,-ты просто завидуешь и боишься, что он займет твое место. Как управитель, он и правда был бы получше тебя. Что, забыл, как ты позавчера опозорился? Не смог сосчитать меры зерна! Если бы не он, эти бездельники из Подгорного Двора всучили бы тебе половину своего долга вместо целого! Да тебя любой еж из леса обманет! А он умеет считать!
        -Еще бы не уметь!-яростно ответил Кар, сверля Даллу пронзительно-злобным взглядом.- Он ведь торговец! И сюда он явился неспроста! Этому парню от тебя что-то надо! Он что-то от тебя хочет!
        Далла фыркнула и повела плечом.
        -Много ты понимаешь в том, что он может от меня хотеть!-самодовольно и небрежно ответила она.-Ты, похоже, давно забыл, чего мужчина может хотеть от женщины. А он-то помнит! Если у тебя вся сила ушла на колдовство, это не значит, что… Да!-Хозяйка усмехнулась.-Я где-то слышала, что в древние времена был такой способ увеличить колдовскую силу: колдун шел к великану или троллю и становился… его женой. Конечно, приятного мало, зато великан в благодарность давал такую силу, что…
        -Это было давно!-злобно прервал ее Кар.- Тогда и люди-то были не лучше великанов, дрались кремневыми ножами и дубинами. Не пойду я ни к какому великану. Вон тот обманщик с побережья, Рам, наверняка пожил у какого-нибудь великана. И не зря он притащил этого молодого проходимца и привел его в наш дом.
        -В мой дом,-непреклонно поправила Далла.
        -Не зря!-гнул свое Кар.-Ты еще увидишь!
        -Пока что я вижу только твою глупую зависть! Он подарит мне то обручье, а от тебя я не дождусь ничего подобного, даже если проживу еще сто лет.
        -Обручье!-презрительно бросил Кар. Что говорить с женщиной, если для нее какие-то украшения дороже колдовской мудрости!
        -Золото увеличивает удачу,-наставительно ответила Далла.-Думаешь, Фафнир был глупее тебя, что так стерег свое золото? А ведь он не меньше некоторых понимал в колдовстве! Или ты тоже умеешь превращаться в дракона?
        -Как бы тебе не пришлось самой потерять что-нибудь!-многозначительно предостерег Кар, предпочитая не отвечать на ее последние слова.-Я не удивлюсь, если окажется, что он явился одурачить тебя и забрать наше железо. Сейчас до железа много охотников. И не зря он привез все эти тряпки и побрякушки, на которые ты раскатила глаза…
        -Придержи язык!-с досадой бросила Далла.-Я не собираюсь выслушивать твои оскобления. Ты все выдумал от злости! Правильно говорит Рам: если бы ты поменьше злился и клеветал на людей, твоя колдовская сила была бы побольше!
        -Я говорю то, что вижу, а вижу я побольше тебя!-не сдавался и колдун.-Этот парень подбирается к твоим богатствам. Ты вспомнишь, что я говорил, когда будет поздно.
        -Откуда тебе знать? Или ты умеешь гадать? Видеть в воде, раскидывать руны? Что ты молчишь?
        -Я умею раскидывать руны! И ты в этом убедишься! Сегодня же в полночь я раскину руны и скажу тебе, что за птица этот парень!
        -Ну, что ж, попробуй!-в злом азарте позволила Далла.-Только я сама буду при этом! Я хочу своими глазами видеть, что скажут руны. И я сама умею толковать их. Я родилась не в свинарнике, я знаю значения рун! Я сама погляжу, что они скажут. И ты меня не обманешь, старый сквалыга!
        Кар не ответил, угрюмо глядя в сторону печей. Над ними поднимался густой дым, внутри каменных сводов гудело, ревело и бушевало багровое пламя троллей. «Злое железо» наливалось огромной, недоброй силой, уже не подвластной тем, кто вызвал ее к жизни.
        Всю обратную дорогу до усадьбы и весь день Далла почти не разговаривала с Каром. Она сердилась на своего управителя, и не столько за то, что он пытался опорочить ее гостя, сколько за то, что он ее саму посмел посчитать глупой и недальновидной. Эти хитрецы и мудрецы всегда так: себя считают умнее всех, а остальных принимают за дураков. Тем самым они только показывают свою собственную глупость! Но уж она-то сумеет о себе позаботиться!
        Оказалось, что Гельд и прочие барландцы даже не думали никуда выходить из усадьбы. Заметив утром, что хозяйки нет, Гельд быстро сообразил, что это неспроста. Если бы она поехала на пастбище, то взяла бы его с собой: ей явно нравилось его общество. Значит, она хочет сделать какое-то делов тайне от него. Пожалуйста! Сколько угодно! Гельд хорошо запомнил совет Рама Резчика: «Делай вид, что тебе нет дела ни до чего, кроме ее красоты». Следуя ему, Гельд с большим старанием изображал хитроватого и деловитого простака (таких он повидал немало, как ни кажется странным такое сочетание качеств). Дескать, пристроился на зиму в небедную усадьбу с красивой одинокой хозяйкой и собирается провести время до весны с приятностью и известной пользой: и поразвлечься, и товар сбыть. А если она не торопится, то и ему спешить некуда: зима впереди еще долгая. И все утро Гельд сидел в хозяйском доме среди женщин, играл с Бергвидом, лениво болтал, зевал, иногда заводил разговор о хозяйке, но не пытался узнать, куда она могла деться.
        Когда Далла наконец появилась, Гельд несказанно обрадовался, точно увидев солнце в сером тумане зимней скуки. Далла обошлась с ним милостиво и даже ласково. Ее острые глаза внимательно изучали его лицо, но не могли найти и следа тех черных замыслов, которые ему приписывал Кар. Но проверить не помешало бы, и в душе Далла была даже рада, что ее сварливый управитель подал неплохую мысль. Должна же и от него быть какая-то польза!
        До вечера Далла и Гельд сидели в доме среди челяди, дружелюбно болтали, а меж тем зорко наблюдали друг за другом. Гельд прикидывал, не пришло ли время опять мимоходом заговорить о делах: о красном шелке, о золоченых застежках, о резном гребне со спинкой в виде корабельного борта и двумя штевнями-драконами на концах. Гребень очень понравился Далле, но вопрос о цене она обошла молчанием. Пора бы решиться. Спешить пока некуда, но ведь надо грести, если хочешь, чтобы корабль двигался вперед.
        О железе Гельд не собирался упоминать. Он ведь ничего о нем не знает, совсем ничего. Это Далла знает, чем она может расплатиться за шелк и гребни. Пусть сама и предлагает. Пусть думает. А он думает лишь о том, чтобы позабавить хозяев. Утром он изрядно повеселил женщин рассказом о той троллихе, что не могла жить без мужчин и ворожбой заманивала к себе пастухов с отдаленных пастбищ. Но для вдовы конунга требовалось что-нибудь более пристойное и возвышенное: например, о повелительнице свартальвов, которую ее злая свекровь прокляла и заставила жить среди людей.
        -«Я происхожу из незнатного рода свартальвов, однако наш конунг полюбил меня и взял в жены против воли своих родичей,-рассказывала кюна Свартсвана.-Тогда его мать разгневалась и прокляла меня, сказав, что счастье наше будет недолгим, а встречи-редкими. Лишь раз в год, в ночь Середины Зимы, позволено мне было навещать Свартальвхейм, видеть мужа и детей. С тех пор я стала рабыней земного мира и мне всегда сопутствовало зло. Каждый год в ночь Середины Зимы по моей вине погибал человек, потому что я надевала на него уздечку и ездила на нем под землю. Моя свекровь-колдунья хотела, чтобы люди узнали обо всем и убили меня как ведьму. Лишь очень отважный и сильный человек, который осмелился бы последовать за мной в Свартальвхейм и сумел вернуться живым, мог бы освободить меня от чар…»
        Гельд говорил, слова привычно и легко бежали с языка, а в душе шевелились воспоминания; мысленно он видел вокруг себя совсем другой дом и других людей. В Аскефьорде, в Висячей Скале, он тоже рассказывал эту сагу. Тогда Эренгерда сидела напротив него среди женщин, слушала, изредка поглядывая ему в глаза, без улыбки, серьезно, и ему казалось, она понимает его тайную мысль. Он ведь тоже оказался для нее недостаточно знатен, но думал освободить ее из плена собственной родовой гордости. Может, еще не все потеряно…
        Но при этом барландец смотрел на Даллу, и взгляд его был так многозначителен, что последняя собака, и та поняла бы, «чего он может от нее хотеть». В нем опять поселились два человека: один внутри, другой снаружи, и Гельд сам удивлялся, как легко и гладко они в нем уживаются. А совесть его не мучила: он знал, что Далла и сама когда-то позволяла себе использовать притворную любовь как средство достижения совсем других целей.
        Однако сама Далла этого не помнила. Несчастный Вилльмунд, пасынок кюны, больше не мог принести никакой пользы, а потому был забыт. Слушая Гельда, Далла улыбалась, и лицо ее горело торжеством. Все более откровенные взгляды и все более ясные намеки молодого и здорового парня наполняли приятным волнением, она оживала, и мир оживал вместе с ней, так что вечер не казался ни долгим, ни скучным. Слава богам, она вдова и сама держит в руках свою судьбу. Никто не вправе надзирать за ней и решать, что можно, а чего нельзя. Только она сама знает, как далеко позволит зайти этим играм. Может быть… а может быть, и нет. Далла колебалась: сами ухаживания доставляли не меньше радостей, чем их ожидаемый исход, и ей хотелось продлить их. Впереди еще почти целая зима, долгая, темная, тоскливая зима, в которой нет ничего, кроме глупых ленивых служанок, маленького сына, толк от которого будет лишь через десять лет, возни по хозяйству, едкого дыма плавильных печей, сверлящих и злобных глаз Кара… Ну что это за жизнь?
        Поздно вечером, когда все разбрелись по своим углам и лежанкам, Далла пробралась в пристроенную каморку, где жил Кар. Никто не хотел ночевать рядом с колдуном, да и он сторонился «этого сброда», поэтому помещался один. Сейчас он сидел на полу перед своим маленьким очагом и уже разложил прямоугольный кусок белой ткани. Четыре угла смотрели на четыре стороны света.
        Даллу он впустил неохотно, но не впустить не мог: она ведь принесла с собой огниво. Кар стремился к ее амулету не меньше, чем двадцать лет назад к той девчонке, которую у него отбил Ари Рыжий. Имя девчонки давно улетучилось из его памяти, только имя обидчика Ари задержалось. Что бы там ни болтали глупцы и завистники, Кар знал: наглеца Ари Рыжего свела в могилу его ворожба. Пятнадцать лет упорства принесли плоды, и дерево, сломавшее спину врага, положило основу могущества Кара Колдуна. В тот незабвенный день, когда вдова Ари с плачем ломала руки, он поверил в себя.
        Если бы ему получить огниво! Но Далла никогда не выпускала его из рук и даже на ночь клала под подушку. Сейчас, когда она села на край спального помоста, огниво чернело у нее в руках.
        -Ты все приготовил?-деловито спросила она.-Раскидывай.
        Кар высыпал из мешочка плоские ясеневые палочки, ровно двадцать четыре. На каждой была вырезана одна руна. Перевернув каждую палочку руной вниз, колдун стал круговыми движениями правой руки перемешивать их, одновременно бормоча заклинание. Не сводя глаз с его руки, Далла тоже заклинала в мыслях. Прочь из этой дрянной каморки! Туда, вверх, в просторные светлые миры, где обитает мудрость Одина и Фригг, доброта и жизненная сила Фрейи и Фрейра, красота Бальдра, отвага Тюра, мощь Тора, бдительность Хеймдалля…
        Придите ко мне, могучие светлые асы!
        Проведите меня дорогой Огня, дорогой Воды,
        Тропою Ветра и тропою Земли,
        Направьте мои руки, направьте мои помыслы,
        Отвратите зло, привлеките благо,
        Чтобы глаза мои были зорки, а мысли-ясны,
        Чтобы враги бежали от моих путей,
        А блага стремились навстречу,
        О том я прошу вас, Могучие и Светлые,
        Отец Колдовства и Всадница Кошек,
        Хозяин Мйольнира и Страж Радуги…
        Далла никогда не умела складывать стихов. Ее учил воспитатель (в памяти мелькало бородатое лицо, но имя забылось), учила мать, учил даже один эльденландец, который считался тогда лучшим скальдом Морского Пути. Но искусство стихосложения не давалось Далле дочери Бергтора: она могла запоминать кеннинги* и хендинги*, но едва пыталась сложить из них хоть строчку, как их звонкая красота терялась, смысл улетучивался, созвучия только мешали друг другу, размер спотыкался, слоги то громоздились один на другой, то проваливались куда-то в пустоту. Устав еще в юности от бесплодных попыток, Далла бросила это глупое занятие: раз не выходит, значит, и не стоит того. И единственное заклинание она сложила просто так: оно было полно смысла и потому легкозапомнилось ей. А больше никому не надо его знать. Кар в этом прав: осторожность не бывает лишней, особенно в таких важных делах.
        Тем временем Кар разровнял перемешанные руны и замер, держа над ними правую ладонь. Его лицо с закрытыми глазами казалось отрешенным и сосредоточенным. Далла пристально смотрела на него, обеими руками сжимая огниво у себя на коленях. Ее пробирала дрожь, жуть смешивалась с любопытством. Каждый раз, когда Кар принимался ворожить, она и себя ощущала причастной к влекущим тайнам верхних и нижних миров. Конечно, ведь без ее огнива у этого бездаря ничего не вышло бы!
        -О чем ты хочешь спросить?-не открывая глаз, низким голосом, как из-под земли, прогудел Кар.
        Далла поёжилась: так и казалось, что колдун ушел в таинственные дали и какой-то могучий и мудрый дух говорит его устами.
        -Я хочу спросить о том человеке, Гельде воспитаннике Альва, который пришел ко мне,-шепотом ответила Далла этому духу.-Я хочу знать, чисты ли его помыслы, не затаил ли он зла… и отдаст ли он мне то золотое обручье, что носит на руке!
        -Ты говоришь слишком много!-Кар приоткрыл глаза, сердито глянул на нее, и голос его стал прежним.-Так много нельзя, сколько раз я тебе говорил! Нужно спрашивать только одно! Или о человеке, или о золоте! Ну, о чем?
        -О человеке!-поколебавшись, все же решилась Далла. Намерения Гельда важнее: если он и правда так в нее влюблен, то и обручье от нее не уйдет.
        Кар кивнул и опять закрыл глаза. Далла наблюдала, как он медленно водит раскрытой ладонью над рассыпанными рунами, а перед ее мысленным взором мелькал золотой блеск обручья: как ни старалась она сосредоточиться на образе Гельда, обручье, раз придя ей на память, уже не хотело уходить.
        -Выбирай три!-шепотом подсказала она.- Трех как раз хватит!
        Колдун сердито дернул бровями: сам знаю! Далла умолкла и сидела тихо, нетерпеливо постукивая кулаком о кулак. Что он так долго возится? Настоящий колдун давно бы услышал, какая руна подает голос! Да любой услышал бы! Даже слабоумный Бури!
        Собственно говоря, не нужно быть колдуном, чтобы гадать по рунам. Далла знала толкования рун, но вынимать их побаивалась: близость к высшим силам неприятно щекотала сердце. Хватит с нее огнива. Чем ворчать попусту, лучше бы Кар выяснил, почему огниво разжигает багровое пламя вместо простого, человеческого. В первое время было иначе: тогда огниво высекало обыкновенные искры. Далла вовсе не хотела превращать небесный огонь в подземный, это вышло само собой. И если бы троллиное пламя не выплавляло железо с таким ценными особыми свойствами, она, пожалуй, и вовсе отказалась бы от него. Или это не случайно? Или старый мошенник Кар знает, в чем тут дело, и молчит? Уж не подбирается ли к огниву он сам? Наверняка подбирается! Далла уже не в первый раз думала об этом и даже в эти напряженные мгновения смотрела в сосредоточенное лицо колдуна с подозрением, будто надеялась сейчас, когда он отвлекся, подглядеть его тайные замыслы.
        В соседнем доме Гельд внезапно вздрогнул и проснулся. Все было тихо, посапывали спящие барландцы, потрескивало пламя в очаге. Слабый свет кое-как озарял неширокое пространство в середине дома. Никого и ничего. Но что-то помешало Гельду спать. На груди, там, где Рам начертил руну «торн», ощущалась какая-то слабая щекотка, точно по коже водили птичьим перышком. Гельд накрыл руну ладонью, щекотка прекратилась. Но осталось ощущение беспокойства, и он, не пытаясь опять заснуть, лежал с закрытыми глазами и чутко прислушивался.
        Рука колдуна замерла над разложенными рунами, потом опустилась. Далла вытянула шею. Кар взял одну из ясеневых палочек, отложил в сторону. Женщине смертельно хотелось узнать, что получилось, но она понимала: придется терпеть, пока он не вынет еще две.
        Кар снова принялся водить ладонью над белым платком. Далла покусывала пальцы.
        Гельд поднял голову и огляделся, будто искал что-то невидимое. Руну «торн» на его коже стало покалывать тонкими иголочками, так что захотелось стереть ее, но Гельд сдержался. Рам оказался прав, его защита понадобилась. Теперь Гельд не сомневался, что к нему подбирается чья-то ворожба. Он сел на лежанке, не снимая руки с начертанной угольком руны. Нетрудно догадаться, кто щупает его потаеный щит острием невидимого копья. Кар Колдун!
        А Кар поднял с белого платка вторую руну и тоже отложил в сторону. Эту ясеневую палочку Далла проводила еще более жадным взглядом: вторая вынутая руна в трехрунном раскладе определяет путь, которым нужно идти к цели. Путь определился, и Далле очень хотелось поскорее узнать его. Быстрее бы этот старый тюлень выбирал третью!
        В третий раз ладонь Кара особенно долго, как показалась Далле, ползала над рассыпанными палочками. Гельду в его спящем доме тоже показалось, что чересчур долго. Руна «торн» загорелась огнем: было не больно, но тревожно так, что он едва усидел на месте. Он всей кожей ощущал это невидимое копье, которое щупает его душу, ищет слабое место, чтобы воткнуться туда со всей силой; ему мерещился проникающий холод железа, самого что ни есть злого железа на свете. На лбу выступал холодный пот, сердце отчаянно билось, а руна «торн» напрягала усилия, чтобы оттолкнуть прочь проклятое чужое копье.
        Нет, так нельзя! Сейчас прорвет! Гельд выскользнул с лежанки, поднял с очага неостывшийуголек и рядом с «торном» одним взмахом начертил еще одну руну-«ис», ту самую, которой Эренгерда пыталась защититься от любви. «Ис» остановит любое зло, что тянется к человеку, укроет крепким ледяным щитом… Гельд слишком хорошо представлял себе силу руны: ему вдруг стало так холодно, что по коже густой волной хлынули мурашки. Но чужое копье исчезло, и Гельду сразу стало легко.
        Кар поднял с платка третью руну и положил ее в ряд с двумя первыми. Далла встала с помоста и подошла к нему, опустилась на колени напротив колдуна.
        -Давай переворачивай!-торопила она.- Ясама буду толковать!
        -Не мешай!-огрызнулся Кар. Огниво Даллы, конечно, помогало ему в ворожбе, но сама она все время сбивала.-Смотри и молчи!
        Переворачивая каждую палочку справа налево,он обернул их рунами вверх. Лишь глянув на первую, Далла испустила короткий восторженный вскрик. Как было не обрадоваться руне «тюр», похожей на стрелу острием кверху!
        -Мужчина!-завопила Далла шепотом, не в силах сдержать ликование.-Что я тебе говорила! Руны указали на мужчину! И она прямая! Она лежала прямо! Значит, он любит меня! Что я тебе говорила!
        -Подожди,-с неудовольствием остановил ее Кар.-«Тюр» не всегда указывает на мужчину…
        -Всегда, всегда, всегда!
        -Она еще говорит о богатстве и власти.
        -Одно другому не мешает! Они часто идут все вместе!
        -Посмотрим…
        Кар перевернул вторую руну, и Далла застыла в молчании. На нее смотрела «кена», одна из рун любовного огня.
        -Что я тебе говорила!-в восторженном беспамятстве повторила Далла. Давно ей не случалось так бурно радоваться: сразу и добрые предсказания, и случай посрамить ворчливого спорщика-колдуна, вообразившего, будто владеет мудростью Одина и вёльвы, вместе взятых!-Это любовь! Он меня любит! И он… Он готовит мне подарок! Подарок! Посмей только спорить, старый змей!-пригрозила Далла, гневно глянув на колдуна, точно он собирался что-то у нее отнять.-Мне еще мать говорила: если выпадает прямая «кена», это значит, что мужчина готовит женщине подарок. Или что-то драгоценное, или хотя бы самого себя. А это значит, обручье! Я думала и о нем тоже. Он подарит мне обручье!
        -Если бы руна была перевернута, это означало бы, что ты потеряешь что-то дорогое!-ворчливо предостерег Кар.-А если бы «тюр» была перевернута, то твой мужчина имел бы самые низкие замыслы!
        -Если бы, если бы! Они прямые! Прямые, а ты можешь от злости хоть согнуться в бараний рог! Ну, что ты застыл? Переворачивай!
        Не дождавшись колдуна, Далла нетерпеливо протянула руку и перевернула третью палочку. На нее глянул острый топорик «ван», руны доброй надежды. Далла помолчала: благоприятная завершающая руна полностью отвечала ее ожиданиям.
        -Вот видишь!-внушительно сказала она чуть погодя насупленному колдуну.-Я одолею все преграды, и все будет так, как я хочу!
        -Все будет так, как хочет он!-Кар ткнул рукой в стену, за которой располагался двор.-Мы же гадали о нем. Это для него все кончится счастливо. А не для тебя!
        -Для меня! Для меня! А если тебе это не нравится, то… можешь помолчать.
        -Ну, да! А ты заведешь себе нового управителя! Молодого, болтливого, как сорока, умеющего отлично считать мерки ржи! Только берегись, как бы тебе не остаться одураченной.
        -Ты споришь с рунами?-Далла изумленно вытаращила глаза. Это уже слишком!-Как ты смеешь! Сами норны показали нам судьбу, а ты еще недоволен! Ты хотел бы, чтобы мне выпала Гибель Богов прямо завтра! Ты был бы рад любым моим несчастьям! Тебя надо звать не Кар Колдун, а Кар Завистливый! Слушать тебя больше не хочу! Сиди и раскидывай свои руны хоть до зари, выискивай коварство Регина*! А лучше поищи в себе самом! А мне все ясно!
        Далла вскочила и выбежала из каморки. Кар проводил ее угрюмым взглядом. Не зря руны отзывались ему так неохотно. Между ним и высшими силами стояла какая-то твердая преграда. Может быть, она повлияла на исход гадания. Все бы очень походило на правду, если бы эти же самые руны оказались перевернуты. Обман-потеря-разочарование, вот что они должны были сказать! Но разве она поверит? Когда дело пахнет любовью, все женщины слепы, как кроты, и глупы, как треска!
        Прибежав в свою половину дома, Далла села, потом опять поднялась и бесшумно сделала несколько шагов вдоль спального помоста. Она постояла возле лежанки, где спал под боком у няньки Фрегны маленький Бергвид, потом посмотрела в огонь. Она была так возбуждена гаданием и его благоприятным исходом, что не смогла бы заснуть. Да, он ее любит. И руны обещают ей подарок от него. Конечно, это обручье, что же еще! Правда, от того красного шелка с золотистыми мелкими цветочками она тоже не откажется. И даже сам Гельд сейчас вызывал в ее душе более теплое чувство, чем обычно. Нельзя не ценить умного человека, который сумел оценить ее! Конечно, рядом с сестрой и матерью конунгов он-никто, но что ей за дело? Кто здесь узнает, в этой глуши, с кем и как она проводит время? А такой умный и деятельный помощник пригодится всегда, что бы ей ни случилось затеять. Все дело в том, достаточно ли крепка его любовь. Не остынет ли она, если он слишком много получит?
        Далла не собиралась спешить. Выполнить свои собственные обещания она успеет всегда. Главное- добиться исполнения обещаний, полученных ею самой.
        Сжимая в руке огниво, она проскользнула через большой темный дом и выбралась наружу. Во дворе царила тьма: новорожденная луна в пеленках облаков совсем не давала света. Но Далла достаточно хорошо знала свой двор и через несколько мгновений уже взялась за новую деревянную ручку, приколоченную барландцами к двери их жилища. Если только они не закладывают на ночь засов… Не закладывают.
        В ночной тишине легкий скрип смазанной двери показался пугающе громким, и Далла, проскользнув внутрь и прикрыв ее за собой, несколько мгновений постояла возле порога, выжидая, не проснулся ли кто. Как темный альв, как тролль, она прижималась к холодному дереву двери и ждала, сдерживая взволнованное дыхание. Тишина.
        Лежа на своем месте, Гельд куда сильнее Даллы боялся, что от скрипа двери кто-то из его товарищей проснется. Он ждал ночного гостя, ждал так уверенно, как будто они точно условились. Но только он рассчитывал увидеть Кара. А сейчас, когда кто-то неслышно скользнул в дом, ему показалось, что это женщина. Гельд не мог посмотреть туда, чтобы не выдать себя, и его нещадно терзала смесь тревоги и любопытства. Кто пришел? И зачем? Пощупать его настоящим ножом, когда колдовской не помог?
        Кто-то мягко двигался к нему, почти неслышно ступая на еловый лапник, устилавший пол. Чтобы не вызвать пожара, лапник каждый день стелили свежий, и он упруго прогибался под чьими-то осторожными ногами, не шурша. Гельд лежал на спине, вытянув одну руку и закинув вторую за голову. Если его попытаются зарезать, он успеет выбить нож. Может быть… Но даже при таком риске он не хотел выдать себя раньше времени. Непременно узнать, кто это и чего хочет…
        Темная фигура остановилась возле него и замерла. Гельд вспомнил, как пару дней назад хозяйка милостиво пожаловала к ним в дом посмотреть, хорошо ли они устроились. Она еще спросила, где его место. Он указал, да еще подмигивал, как дурак, будто надеялся, что она зайдет как-нибудь ночью. Зашла, дождался! Но Гельд сильно сомневался, что она собирается вознаградить его пылкие надежды. Так чего же она хочет, Светлые Асы?
        Далла протянула руку и отвела край одеяла от его груди. «Так»,-подумал Гельд, хотя за все железо Медного Леса не смог бы сказать, что это «так» означает.
        Возле его лежанки было почти темно, и Гельд решился чуть-чуть приподнять ресницы. В руке ночная гостья сжимала что-то маленькое и темное. На нож не похоже, слишком мелкое и на вид не острое. Гельд ощутил прикосновение холода… и в тот же миг такой жар, что едва не взвыл. Не будь он сейчас так собран и ко всему готов, он непременно закричал бы. Уже не следя за своим лицом, он отчаянно стиснул зубы, напрягся всем телом, а край раскаленного, как казалось, предмета прочертил по его груди недлинную черту, потом вторую, углом к первой. В тот миг, когда Гельд уже решился плюнуть на все и заорать, Далла отняла руку. И все сразу прекратилось. Боль от мнимого ожога испарилась, как только амулет оторвался от кожи.
        Не открывая глаз, Гельд постарался привести лицо в порядок. Но и через опущенные веки он каким-то невообразимым чувством ощущал, как Далла наклоняется над ним и всматривается. Собрав остатки терпения, Гельд ждал, когда она уйдет, с таким тягостным чувством, как будто все это время ему не давали дышать.
        Наконец она отошла. Прошуршал лапник, скрипнула дверь. Гельд слышал, как быстрые шаги удалялись по двору в сторону хозяйского дома, хотя еще днем не сомневался, что через эту великанью каменную кладку услышишь не многое.
        Уф-ф! Гельд с облегчением сел на лежанке, потер ладонью грудь. Ему казалось, что там должен остаться красный след, как от ожога. Две черты углом. Руна «кена», знак любовного пламени. Хитрая хозяйка Нагорья решила его приворожить. И использовала для этого свой загадочный амулет. Выходит, амулет настоящий, не какая-нибудь птичья косточка, которую ее бабушка случайно нашла в лесу, набрала в тот день много грибов и посчитала косточку источником удачи. Это какая-то сильная вещь, изготовленная по-настоящему умелыми руками. Чтобы так обжечь! Да если бы он на самом деле спал, то завопил бы на весь Медный Лес.
        А может, и нет. Может, если бы «торн» и «ис» не защищали его от чужой ворожбы, он ничего и не заметил бы. И прямо сразу ощутил бы к прекрасной хозяйке пылкую жертвенную страсть, которую до сих пор лишь изображал. И Торбранд конунг напрасно дожидался бы его с железом.
        Руна «кена»! Подумать только: вот уже вторая знатная женщина пытается его заворожить! Гельд вспоминал пощечину Эренгерды, которая невольно украсила его лицо руной «гиав», второй любовной руной. Теперь только «науд» осталась. Любопытно, от кого ее ожидать-от маленькой Борглинды?
        При мысли о ней Гельд вздохнул и наконец улегся. Ему стало спокойнее. Трудно поверить, что пылкая и чистосердечная Борглинда в таком близком родстве с Даллой, которая своим изобретательным коварством, пожалуй, потягается с самой ведьмой Медного Леса. Нет, Борглинда не будет тайком чертить руны и ловить его душу в невидимую сеть. Мысль о ней принесла сладкое облегчение, как глоток чистого лесного воздуха после задымленного и душного дома. Гельд с теплым признательным чувством вспомнил ее горе в тот вечер, когда они прощались. А ведь она, пожалуй, ждет его… И Эренгерда ждет. С каким чувством, с надеждой или с досадой,-это другой вопрос, но ждет непременно. Ипо пути к этим двум девушкам, каждая из которых так по-разному оживляла его сердце, Гельд должен был одолеть кюну Даллу.
        Но что же у нее за амулет, да возьмут ее тролли вместе с ним? Что она такое раздобыла? И что с его помощью делает? Может быть, теперь, уверенная, что он принадлежит ей душой и телом, она станет более откровенна?
        Не забыть бы, что он в нее пылко влюблен, приворожен и окончательно обезоружен. Решившись наконец-то заснуть, Гельд знал, что завтра сделает все как надо. Спасибо Фрейру и Фрейе, он знает, как выглядит пылкая страсть.
        Хёрдис Колдунья сидела на каменном полу пещеры, свернувшись и обхватив руками колени. Твердости и холода камня она не замечала: такой роскоши ощущений ее онемевшее и оглохшее тело уже давно не знало. Вокруг царила полная, непроглядная тьма, и она чувствовала себя ввергнутой в двойные оковы: камня и тьмы. Сверху тянулся высоченный темный свод пещеры, по сторонам-каменные стены, и только с одной стороны, с севера, имелся выход-выход в пустую темноту. Ни луны, ни звезд-такая же тьма. Все так, как вчера, как месяц, как год назад. Трудно поверить, что по человеческому счету прошло всего два года с тех пор, как она попала сюда. За это время миновала вечность. И такая же вечность, полная холодной каменной тьмы, лежала впереди.
        Перед Хёрдис возле стены пещеры стояло нечто вроде блестящего овального щита высотой в человеческий рост. Это была чешуйка дракона, самого Нидхёгга*, как уверял Свальнир, служившая ему щитом в битвах с другими великанами. В те далекие времена, когда в мире еще водились другие великаны.
        Но те времена давно прошли, и сейчас квиттинская ведьма использовала легендарный щит для других целей. Со стороны он напоминал окно, позади которого бушует пламя. Поверхность горела ярким багровым огнем, но во мрак пещеры не проникало ни единой искры-свет кончался сразу на шершавой, иззубренной поверхности драконьей чешуи. А там, за этой поверхностью, багровое пламя троллей билось и бурлило: оно наступало, оно грозило, затягивало, и даже Хёрдис делалось не по себе.
        -Все больше и больше!-гневно крикнула она, обернувшись в глубину пещеры.-Ты видишь, чудовище? Видишь, гад ползучий! Все сильнее и сильнее! Так сильно, что скоро прожжет твой хваленый щит и спалит меня, да и тебя с твоим отродьем заодно. Ты слышишь, чудовище?
        -Слышу,-низко и гулко ответила темнота.
        Отзвук не сразу погас, а еще долго бродил меж каменными стенами неоглядной пещеры.
        Хёрдис содрогнулась. Она сама требовала ответа, но ее ненависть к великану была так огромна и нестерпима, что каждый звук его голоса она воспринимала как удар. От этого звука в каждой частичке ее тела возникала холодная, томительная боль. Это болела смерть, поселившаяся в ней взамен жизни, которую каплю за каплей выпивал из нее великан. И чем больше человеческого тепла вытягивал Свальнир, чем больше холодела ее кровь, тем больше становилась ее ненависть. Хёрдис жмурилась, пережидая эту холодную боль, и ненавидела Свальнира так яростно, что ненависть держала ее за горло и не давала вздохнуть. Неужели этому никогда не будет конца?!
        Багровое пламя в драконьем щите померкло и стало гаснуть, как бывало всегда, когда Хёрдис переставала думать о великане.
        -Слышишь ты, мерзавец!-закричала она опять, немного отдышавшись.-Слышишь и даже не чешешься! Долго я еще буду смотреть, как моим огнивом балуются тролли! Если бы оно было просто в глупых человеческих руках…-Хёрдис задохнулась от бешенства.-Но оно у троллей! Те мерзавцы, которые его держат у себя, понятия не имеют, что им завладели тролли! Они понятия не имеют, что со всеми сильными вещами всегда так: с ними или умеют обращаться, или нет! А если они уходят от хозяина и попадают к дураку, то ими завладевают тролли! И творят что хотят, творят глупыми человеческими руками! Долго я еще буду на это смотреть? А ты долго еще собираешься на это смотреть?
        -Незачем на это смотреть,-прогудела темнота.
        Хёрдис вжала голову в плечи. Она не видела, не хотела видеть Свальнира, который лежал где-то там, на каменном полу в самой глубине. Лежал, судя по голосу, в своем настоящем исполинском облике. Это он так отдыхает, мерзавец. Тяжело, видите ли, всю его великанью мощь впихивать в крошечный кувшинчик обыкновенного человеческого тела. Впрочем, иногда он это делает весьмаохотно. Когда ему надо. Хёрдис стиснула зубы. Да уж, теперь это случается все реже и реже. Стехпор как она сама начала каменеть, выжатая, какгорсть ягод, ему уже не удается особо поживиться.
        -Молчи!-свирепо крикнула Хёрдис.-Тебя не спрашивают, каменная голова! Лежи там себе и не дергайся!
        Поначалу она надеялась, что великан когда-нибудь не стерпит оскорблений, которыми она его осыпала, и придушит ее. Но напрасно. Она все же оставалась человеком, и великан не хотел выпускать ее из рук. Она была его собственностью, его сокровищем, и он не хотел ее лишиться.
        -Ты позволяешь грабить меня кому попало!- кричала Хёрдис в темноту, стараясь выбросить наружу душившую ее тоску.-Где мое обручье, мой Дракон Судьбы? Почему он до сих пор у того мерзавца, у Торбранда по прозвищу Тролль? Сколько раз ты обещал мне вернуть его?
        -Я верну, если оно вернется на Квиттинг. Вгости к моим родичам во Фьялленланде мне не очень хочется.
        -Молчи!-Хёрдис вскочила и топнула ногой по камню.-Мне наплевать, чего тебе хочется! Ятебя не спрашиваю! Я тебя не желаю слышать! Слушай, что я тебе говорю, урод! Ты обещал мне вернуть Дракона Судьбы. Ты обещал мне вернуть мое огниво. Если бы оно было у меня…
        «…только бы ты меня и видел!»-хотела она сказать, но сдержалась. Конечно, если бы отец тогда не отнял у нее огниво, ее не лишили бы свободы и не пытались бы принести в жертву в святилище Раудберги, и Свальнир не взял бы ее оттуда к себе. И сейчас она жила бы где-нибудь среди людей и была бы человеком, а не ведьмой Медного Леса с холодной синей кровью и каменеющим телом. Все ее боятся и ненавидят. Знали бы они, что еще больше боится и ненавидит себя она сама!
        -Я не желаю больше смотреть, как тролли играют моим огнивом! Они доиграются до чего-нибудь такого, что и тебе будет плохо!-пригрозилаХёрдис в темноту.-Я должна пойти и получить его! Ты слышал! Завтра же ты отнесешь меня туда!
        -Не понесу,-гулко бухнула темнота.-Ты и так достаточно находилась. С этим железом… Нечего тебе столько ходить. Сиди дома.
        -Нет, отнесешь, отнесешь!-Хёрдис со злобой ударила ногой каменный пол, потом еще и еще, точно хотела причинить ему боль. На самом деле она била саму себя, злясь, что не чувствует боли.- Ятак хочу! Ведь не ты же добудешь мне мое огниво! И не твоя же троллиха! Оно само не придет!
        -Это легкое дело,-пискнул кто-то рядом.
        Хёрдис не успела отстраниться, и ее ногу царапнули чьи-то мелкие острые зубы. С негодующим криком Хёрдис отскочила. Рядом с ней кто-то зашевелился и захихикал.
        -Уйди прочь, великанье отродье!-гневно крикнула Хёрдис.-Иди к своему гадкому отцу, может, он ненароком тебя раздавит! Чтоб я тебя больше никогда не видела!
        Тихое хихиканье послышалось снова. Дагейда, дочка Хёрдис и Свальнира, воспринимала эти крики так же, как человеческие дети воспринимают ласковые слова матери. Дочь великана с самого рождения не слышала от своей матери ничего другого, потому что Хёрдис свирепо возненавидела ее еще до того, как та родилась. Дочь великана своим рождением приковывала ее к мертвому миру камней, приковывала цепью кровного родства, и после ее появления Хёрдис ощутила себя пленницей вдвое сильнее. Она не хотела знать этого ребенка, и Дагейду выкармливала волчица. Даже имя новорожденной выбирал Свальнир, счастливый и гордый, что у него есть ребенок наполовину человеческой крови. Девочка родилась крошечной, как цыпленок, но росла по-великаньи быстро. Она появилась на свет всего год назад, а выглядела на двенадцать лет.
        -Я принесу тебе твое огниво, принесу!-бормотала Дагейда, примериваясь еще раз ласково куснуть мать за ногу, если та зазевается.-Я принесу! Это не трудно! Я сумею! Я ведь уже много чего умею: отводить глаза, завораживать живое и неживое! Я сделаю так, что огниво само прибежит ко мне, а я принесу его к тебе!
        -Иди! Чтобы тебя там собаки разорвали!-пожелала Хёрдис.
        -Нет,-бухнул из глубины пещеры Свальнир.-Девочка еще мала. Ей рано тереться возле людей.
        -А ты слишком велик!-крикнула в ответ Хёрдис.-Тебя сразу узнают. Не все такие дураки, как была я когда-то, когда ты только начал вокруг меня отираться, а я тебя не узнала! Иди, если хочешь не вернуться назад. Я лучше умру тут от голода-хотя бы больше никогда тебя не увижу!
        -Пошли твоего Жадного,-предложил Свальнир, не обращая внимания на брань.-С теми глупыми людишками он справится не хуже нас. Дай ему сердце, и пусть идет. Раздобыть огниво и принести тебе у него ума хватит.
        -Помолчи! Я сегодня уже тебя наслушалась! На целый год вперед!
        Оттолкнув теревшуюся рядом Дагейду, Хёрдис отошла к самому зеву пещеры и посвистела. Рядом в темноте зашевелилось что-то большое и лохматое, влажный нос ткнулся ей в руку. Хёрдис положила ладонь на высокий лохматый загривок. Жадным звали огромного волка, ростом не уступавшего медведю. Хёрдис нашла его еще щенком и сама выращивала, подкармливая при случае трупами убитых и утонувших. Она ездила на нем верхом, как на лошади, и Жадный служил ей с истинно собачьей преданностью. А Хёрдис любила его гораздо больше собственной дочери, потому что он был живым и теплым. В нем не имелось ни капли каменной крови. Во всей этой проклятой пещере, во всем этом трижды проклятом Медном Лесу он-самое порядочное существо!
        -Тебе предстоит работа, Жадный,-бормотала Хёрдис, встав рядом с волком на колени и поглаживая его огромный лоб. Волк лег рядом с ней, растянулся на полу пещеры и ткнулся головой в ее руки.-Тебе придется погулять по Медному Лесу. Тебе придется добежать почти до моря. Какой ты счастливый, Жадный, ты можешь бегать на свободе хоть по всему свету… Там одни глупые люди играют с моим огнивом и не знают, что ими самими играют тролли. Огниво нужно вернуть мне, а тролли пусть делают с глупыми людишками что хотят. Можешь съесть их всех. Всех до одного.
        Жадный терся головой о каменный пол и заглядывал в лицо хозяйке светящимися в темноте зелеными глазами.
        -Только тебе придется идти на двух ногах,- шептала ему Хёрдис, теребя густую шерсть на горле зверя.-Если бы вон тот дрянной великанишка согласился меня отпустить, то я надела бы на тебясердце уже возле тех людишек. Но я надену его здесь, и тебе придется идти уже с ним и туда, и обратно. Ничего не поделаешь. Но ты и так сумеешь съесть их, если захочешь. Ведь так?
        Среди разных вещей, которые Хёрдис хранила отчасти ради пользы дела, а отчасти на память, имелся крошечный кожаный мешочек с засушенным человеческим сердцем внутри. Хёрдис раздобыла его на поле Битвы Конунгов. Теперь, стоило надеть этот мешочек на шею любому зверю, как тот принимал человеческий облик. Иногда Хёрдис раздумывала, что станется со Свальниром, если надеть этот мешочек на него. Если бы он дался, как же!
        Запустив пальцы в густую шерсть волка, Хёрдис зажмурилась и сжала зубы. Ненависть к великану, к его пещере, к себе самой навалилась на нее душной волной, и Хёрдис собрала все силы, чтобы ее пережить. Неужели это будет продолжаться вечно? Свальнир говорит, что она не умрет и будет жить всегда, как он сам. Неужели это правда? О боги Асгарда, неужели и смерть не придет избавить ее от этой жизни?
        Но боги Асгарда не слышали ее. Темная пещера в горах Медного Леса была закрыта от их ясных взоров.
        Пояснительный словарь
        АЛЬВЫ-духи плодородия, по положению ниже богов. Делятся на две группы: светлые альвы, обитающие в небесах, и темные альвы, живущие под землей.
        АСГАРД-небесная крепость, место обитания богов.
        АСК И ЭМБЛА-первые люди, сотворенные богами из ясеня и ольхи.
        АСЫ-род богов, основной предмет поклонения.
        БАЛЬДР-один из асов, юный и прекрасный, божество весны.
        БЕРСЕРК-могучий воин, способный приходить в исступление, неуязвимый и заключающий в себе силу нескольких человек.
        БОЕВЫЕ ОКОВЫ-ворожба, отнимающая у противника силу в битве.
        БОНД-мелкий землевладелец, лично свободный.
        БРИСИНГАМЕН-драгоценное ожерелье богини Фрейи, изготовленное карлами, которых звали Брисинги.
        БРЮНХИЛЬД-героиня сказаний. Была валькирией, но за ослушание Один заставил ее спать много лет, а потом велел ей выйти замуж. Сигурд разрушил чары и разбудил ее, но по вине колдуньи Гримхильд, матери Гьюкунгов, был вынужден сосватать любимую им Брюнхильд за своего побратима Гуннара, а сам взял в жены Гудрун. Брюнхильд не простила обмана и заставила мужа погубить Сигурда, после чего добровольно взошла на его погребальный костер и покончила с собой.
        ВАЛЬКИРИИ-воинственные небесные девы, подвластные Одину, помогающие бойцам в битвах и по решению Одина приносящие победу той или другой стороне.
        ВАЛХАЛЛА-небесный чертог Одина, где собираются павшие воины.
        ВЕНО-выкуп за невесту. Входило в обязательные условия, без которых брак не считался законным.
        ВЁЛЬВА-прорицательница.
        ВЁРДАНДИ-средняя из трех норн, что живут на небесах у священного источника Урд.
        ВИДАР-бог-покровитель охоты. У него есть толстый башмак, которым он наступит на нижнюю челюсть Волку во время последней битвы. Этот башмак веки вечные собирался по куску и сделан из тех обрезков, что остаются от носка или пятки, когда люди кроят себе обувь.
        ВИРА-выкуп за тяжкое преступление, в частности за убийство.
        ВОЛОКУША-бесколесное приспособление для перевозки грузов.
        ВОСПИТАТЕЛЬ-наставник, который приставлялся к ребенку знатного человека, как к мальчикам, так и к девочкам. Иногда ребенок жил у него в доме, иногда воспитатель избирался среди собственных домочадцев хозяина.
        ГЕСТЫ-члены дружины знатного человека, исполнители поручений, занимали среднее положение между хирдманами и челядью.
        ГИБЕЛЬ БОГОВ-конец мира, при котором великаны и чудовища уничтожат почти весь мир, большинство богов и людей.
        ГЛЕЙПНИР-волшебные путы, которыми скован Фенрир Волк. «Шесть сутей соединены были в них: шум кошачьих шагов, женская борода, корни гор, медвежьи жилы, рыбье дыхание и птичья слюна. И если ты прежде о таком и не слыхивал, ты можешь и сам, рассудив, убедиться, что нет тут обману: верно, примечал ты, что у жен бороды не бывает, что неслышно бегают кошки и нету корней у гор». (Здесь и далее-«Младшая Эдда», пер.О.А.Смирницкой.)
        ГРИВНА-шейное украшение, обычно из драгоценных металлов.
        ГРИДНИЦА-помещение для дружины знатного человека, своеобразный приемный зал. Русское слово «гридница» произошло от скандинавского слова «грид» с тем же значением.
        ГРЮЛА-персонаж исландского фольклора, лисица-великан с пятнадцатью хвостами. Слово «грюла» означает «страшилище, пугало».
        ГУДРУН-героиня древних сказаний, жена Сигурда. В порядке мести мужу за убийство своих братьев убила собственных детей, после этого побуждала сыновей от нового брака к мести за сестру, свою дочь Сванхильд, что привело к гибели их всех.
        ГЬЁРДИС ДОЧЬ ЭЙЛИМИ-жена древнего героя Сигмунда и мать Сигурда Убийцы Дракона. Когда ее муж погиб в битве, она уехала с Альвом, сыном конунга Хьяльпрека, за море в державу его отца, и там Сигурд вырос.
        ДЕВЯТЬ ИСКУССТВ-умения, необходимые благородному человеку: сочинять стихи, играть в тавлеи, бегать на лыжах, стрелять из лука, грести, знать руны, ковать оружие, плавать, играть на арфе.
        ДЕВЯТЬ МИРОВ-Асгард (мир богов), Ванахейм (мир ванов, духов плодородия), Альвхейм (мир светлых альвов), Мидгард (средний мир, обитаемый людьми), Йотунхейм (ледяной мир великанов), Муспелльсхейм (мир огня и огненных великанов), Свартальвхейм (подземный мир темных альвов), Нифльхейм (подземный мир карлов) и Нифльхель или Хель (мир смерти).
        ДИСЫ-низшие женские божества, духи-покровители плодородия.
        ДРЕКИ-крупный боевой корабль.
        ЗМЕЯ МИДГАРД-чудовищная змея, дочь Локи, что лежит на дне моря, обвивая всю землю, и в будущем вместе с другими чудовищами погубит мир.
        ИГГДРАСИЛЬ-Мировой Ясень, дерево, на котором держится мир.
        ЙОРД-богиня земли, мать Тора.
        ЙОТУНХЕЙМ-мир великанов.
        КЕННИНГИ-поэтические обозначения. Кеннинг мужчины строится из имени какого-либо бога (или названия дерева мужского рода) в сочетании с предметом, с которым имеют дело мужчины. Например: ясень копья, Фрейр сражения. Кеннинг женщины строится по тому же принципу: имя богини или дерево женского рода в сочетании с предметом из женской сферы деятельности: Фрейя ожерелий, береза нарядов. Кеннингами также могут обозначаться битва (пляска валькирий), оружие (меч-змея ран), корабль (конь волн) и некоторые другие понятия.
        КОН СЫН ЯРЛА-персонаж «Песни о Риге», обладатель наивысших достоинств и «вершина» общественной лестницы. Выражение «Кон юный»-«Кон унг»-созвучно со словом «конунг», то есть в этом лице представлен первый конунг.
        КОНУНГ-верховный правитель, король. Мог получить власть и по наследству, и в результате избрания, но в любом случае новый конунг должен быть признан тингом.
        КЮНА-королева, жена конунга.
        ЛЖИВАЯ САГА-саги фантастического содержания, не претендующие на правдоподобие.
        ЛОВН-одна из богинь Асгарда, добрая и благосклонная, добивается для людей даже того, в чем им было отказано.
        ЛОКИ-бог огня, воплощение лжи и коварства, отец чудовищ, которые в будущем погубят мир: Змеи Мидгард, Хель и Фенрира Волка. «Он превзошел всех людей той мудростью, что зовется коварством, и хитер он на всякие уловки».
        МАНИ-олицетворение месяца.
        МАРА-ведьма, душащая спящих.
        МАРКА-мера веса, обычно драгоценных металлов, 215 г.
        МИДГАРД-«Средний Мир», земля, место обитания людей.
        МИРОВАЯ ЗМЕЯ-см. ЗМЕЯ МИДГАРД.
        МЙОЛЬНИР-волшебный молот, оружие Тора.
        МОРСКОЙ КОНУНГ-предводитель морской дружины, не имеющий никаких земельных владений. Морские конунги могли наниматься на службу к настоящим конунгам или просто разбойничать.
        МУСПЕЛЛЬСХЕЙМ-мир огня.
        «МЯГКИЙ МЕСЯЦ»-февраль.
        НИДХЁГГ-дракон, живущий в подземных мирах и подгрызающий корни Мирового Ясеня.
        НИФЛЬХЕЙМ-подземный мир мрака.
        НОРНЫ-богини, что приходят ко всякому младенцу, родившемуся на свет, и наделяют его судьбой. Норны различны родом и нравом, поэтому и судьбы людям они дают разные, добрые или злые.
        НЬЁРД-бог из рода ванов, управляющий ветрами, смиряющий воды и огонь. Считался обладателем огромных богатств.
        ОДИН-старший из асов, покровитель конунгов и воинов.
        ПАЛАТЫ ПАВШИХ-Валхалла.
        ПЕННИНГ-мера веса, одна шестая часть эйрира.
        «ПЕСНЬ О РИГЕ»-одна из песней «Старшей Эдды», повествует о том, как один из асов, Хеймдалль, под именем Рига обходил человеческие дома и положил начало различным общественным сословиям: рабам, бондам, ярлам.
        ПРАЗДНИК ДИС-праздник начала весны.
        РАТНАЯ СТРЕЛА-посылалась по стране в знак войны и сбора войска.
        РАН-морская великанша, собирающая в сети всех утонувших.
        РЕГИН-волшебник, воспитавший Сигурда Убийцу Дракона. После того как Сигурд убил Фафнира, Регин собирался погубить и его самого, но Сигурд избежал опасности, подслушав разговор птиц.
        РИГ-см. «ПЕСНЬ О РИГЕ».
        СВАВА-валькирия, возлюбленная одного из древних героев, героиня трагического сказания.
        СВАРТАЛЬВХЕЙМ-подземный мир темных альвов.
        СВАРТАЛЬВЫ-темные альвы, живущие под землей.
        СЕСТРА ВОЛКА-Хель, хозяйка царства мертвых, дочь Локи и сестра Фенрира Волка.
        СЕРЕДИНА ЗИМЫ-один из двух важнейших годовых праздников, отмечался примерно в начале января.
        СЕРЕДИНА ЛЕТА-праздник летнего солнцестояния, около 23 июня.
        СКАДИ-богиня из рода великанов, охотница и лыжница, решительная и отважная.
        СКУЛЬД-младшая из трех норн, живущих возле источника Урд.
        СИГРДРИВА-валькирия, спавшая на горе. Сигурд разбудил ее, и она дала ему несколько ценных советов. В позднейшей традиции отождествляется с Брюнхильд, хотя в исходном варианте это были явно разные персонажи.
        СИГУРД УБИЙЦА ДРАКОНА-величайший герой скандинавского эпоса, не имеющий себе равных в доблести.
        СНЕКА-корабль среднего размера, мог быть использован и в военных, и в торговых походах.
        «СОЛНЕЧНЫЙ МЕСЯЦ»-июнь.
        СРЕДИННЫЙ МИР-земля, место обитания людей.
        СТАРКАД-древний герой, ведущий свой род от великанов: у него были огромные клыки и шесть или восемь рук, пока Тор не отрубил лишние. Старкада воспитывал сам Один и одарил его огромной силой; всю жизнь Старкада сопровождало множество чудес и, как водится у героев, неприятностей.
        СУРТ-великан, охраняющий Муспелльсхейм.
        СЬЁВН-одна из богинь Асгарда. «Ее забота-склонять к любви сердца людей, мужчин и женщин».
        ТОР-бог грома, сильнейший из асов, победитель великанов.
        ТИНГ-собрание свободных людей, место разбора судебных дел и принятия общественно важных решений. Тинг племени проводился обычно раз в год. В особенных случаях созывался «домашний тинг»-в усадьбе или даже на корабле.
        «ТИХИЙ КАМЕНЬ»-жировик, особый минерал, который шел на изготовление посуды. Хорошо греется, легко поддается обработке. «Тихим» называется потому, что шаги по нему почти не слышны.
        «ТРАВЯНОЙ МЕСЯЦ»-апрель.
        ТЮР-Однорукий Ас. «Он самый отважный и смелый, и от него зависит победа в бою. Смелый, как Тюр, называют того, кто всех одолевает и не ведает страха».
        ТУРСЫ-племя великанов.
        УМБОН-металлическая бляха в середине щита.
        УРД-старшая из норн, живущих у источника Урд.
        ФАФНИР-дракон, хранивший огромные богатства и побежденный Сигурдом.
        ФЕНРИР-чудовищный волк, живущий в подземном мире (Фенрир Волк).
        ФОРСЕТИ-один из асов, сын Бальдра, лучший в мире судья.
        ФРЕЙР-бог плодородия.
        ФРЕЙЯ-богиня плодородия и любви.
        ФРИГГ-мудрая богиня, жена Одина.
        ФЮЛЬГЬЯ-дух-двойник человека, встреча с которым предвещает скорую смерть. Может принимать различный облик, но чаще является в виде женщины.
        ХЕДИН-герой древнего сказания. Конунг Хедин получил в качестве военной добычи Хильд, дочь конунга Хёгни. Когда Хёгни стал их настигать, Хильд побудила Хедина и Хёгни вступить в битву. Ночью Хильд колдовством пробудила всех убитых, и битва началась снова. И так это будет продолжаться до Гибели Богов.
        ХЕЙМДАЛЛЬ-один из богов Асгарда, страж богов, охраняющий небесный мост от великанов, славится бдительностью.
        ХЕЛЬ-хозяйка подземного царства мертвых. Ее же именем называется и сама страна мертвых.
        ХЕЛЬГИ СЫН ХЬЁРВАРДА-великий герой скандинавского эпоса.
        ХЁВДИНГ-«главарь»-правитель области, избираемый из местной знати и не подчиненный конунгу.
        ХЁЛЬД-богатый землевладелец.
        ХЕНДИНГ-внутренняя рифма, используемая в скальдическом стихосложении. Например: с поля-вольно, век-светлой.
        ХЕРСИР-мелкий племенной вождь
        ХИЛЬД-см. ХЕДИН.
        ХИРДМАН-воин из высшего слоя дружины.
        ХРЕСВЕЛЬГ-орел-великан, что сидит на краю небес и крыльями рождает ветры и бури.
        ХЮМИР-великан, в компании которого Тор однажды отправился на рыбную ловлю и чуть было не вытянул из моря саму Змею Мидгард.
        ШТЕВЕНЬ-приподнятая оконечность носа или кормы корабля.
        ЭГИР-морской великан. Его дочери-девять морских великанш, имена которых-Волна, Прибой, Бурун и т.д.
        ЭЙР-богиня врачевания.
        ЭЙРИР-мера веса драгоценых металлов, одна восьмая часть марки.
        «ЯГНЯЧИЙ МЕСЯЦ»-май.
        ЯРЛ-правитель или военачальник, назначаемый конунгом.
        notes
        Примечания
        1
        Пер. А. Корсуна.
        2
        Враг Великанов-прозвище бога Тора; гибель ветвей- огонь. Таким образом иносказательно передано имя, включающее эти два понятия.
        3
        Слова Одина из «Старшей Эдды». Пер. А. Корсуна.
        4
        Значения слов, помеченных звездочкой «*», см. в Пояснительном словаре в конце книги.
        5
        Осенние жертвоприношения совершались в начале зимы, то есть в конце октября.
        6
        «Старшая Эдда». Пер. А. Корсуна.
        7
        Поговорка «упасть в канаву» означает «опозориться».
        8
        «Старшая Эдда». Пер. А. Корсуна.
        9
        Когда древний герой Сигурд был убит, любившая его Брюнхильд взошла на его погребальный костер и покончила с собой.
        10
        Игра слов: имя Бьёрн означает «медведь».
        11
        «Старшая Эдда». Пер. А. Корсуна.
        12
        Имя Кетиль означает «котел».
        13
        «Старшая Эдда». Пер. А. Корсуна.
        14
        Намек на «Песнь о Хлёде» из «Старшей Эдды», где герой рождается
        «с ножом и мечом,
        остро отточенным,
        в шлеме украшенном,
        в длинной кольчуге
        и с резвым конем» (пер. А. Корсуна).
        15
        «Старшая Эдда». Пер. А. Корсуна.
        16
        Шитье рубашки постороннему мужчине считалось показателем любовной связи.
        17
        Имя Орм означает «змей». Наряду с волками, воронами, медведями, орлами змеи были священными представителями животного мира и часто упоминались в именах.
        18
        Подробнее об этих событиях - в романе «Щит побережья».
        19
        7января.
        20
        «Старшая Эдда». Пер. С. Свириденко.
        21
        То есть произносить мрачные пророчества.
        22
        Родителями древнего героя Синфиотли были родные брат и сестра. Таким образом, он принадлежал к славному роду Вёльсунгов с двух сторон и оказался гораздо сильнее своих сводных братьев, которые были Вёльсунгами только по матери.
        23
        Мальчик знатного рода опоясывался мечом в возрасте двенадцати лет с этого времени считался наполовину взрослым: его брали в походы, а сын конунга получал право возглавлять войско. С этого же времени он получал право мстить.
        24
        День Тора-четверг.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к