Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Дивов Олег : " Абсолютные Миротворцы " - читать онлайн

Сохранить .
Абсолютные миротворцы (сборник) Олег Игоревич Дивов
        Эта книга о скромных героях, которые не сдаются, потому что не умеют.
        Они тонут, падают с неба, пропадают в снегах, горят на работе. Давно бы им конец настал, но эти люди (и не только люди) - типичные персонажи Олега Дивова. Совсем непохожие на супергероев, они в самом безвыходном положении найдут внезапное решение и неожиданные инструменты.
        У робота есть лопата. У астронавта - пассатижи и отвертка. У генерала - помойное ведро с кормежкой для медведя. И еще мегафон для орального управления самолетом с подводной лодки. Если за стриптизершей ходит маньяк, выручит свеча зажигания от мотоцикла. Оружие гуманитарного технолога - доброе слово и пистолет. А космическим землемерам никуда без Кацмана.
        А маленький храбрый погрузчик сам себе инструмент…
        Дивов Олег
        Абсолютные миротворцы
        
        Холод, голод, интеллект
        Тигра сказал «спасибо» инеуверенно покосился на Пуха.
        -Это и есть чертополох? - шепнул он.
        -Да, - сказал Пух.
        -Тот, который Тигры любят больше всего на свете?
        -Совершенно верно, - сказал Пух.
        -Понятно, - сказал Тигра.
        И он храбро откусил большущую ветку и громко захрустел ею. А.А. Милн. Винни-Пух и Все-Все-Все
        В феврале на территорию забрёл медведь-шатун, голодный, несчастный и совсем уже тупой от безнадёги. Примерно через километр он наткнулся на Седьмого, который тащил соль лосям.
        Медведь остановился, подслеповато уставился на Седьмого и потянул носом воздух. Сталь и пластмасса не вызвали у зверя никакого интереса, но холщовый мешок для соли впитал запах комбикорма. Им провоняло насквозь всё Лесничество, и это был запах еды.
        Седьмой тоже встал и теперь разглядывал встречного своими линзами. В памяти робота всплыл каталог актуальных животных территории с записью о том, что единственный наличный медведь сейчас мирно спит в берлоге. Следовало выяснить, наш ли это подопечный (да/нет), и в обоих случаях доложить Первому.
        Индивидуальный чип животного не отзывался. Седьмой решил проверить визуальную метку на ухе медведя, для чего смело двинулся на сближение.
        Медведь принял угрожающую позу и заворчал.
        Паукообразная железяка с мешком соли на спине не пугала медведя. Его уже вообще мало что могло испугать. С начала зимы у него в голове помещалось только две мысли: «хочу есть» и «еды нет», - причём вторая уверенно доминировала. Медведю лень было тратить последние силы на какую-то ерунду, поэтому он её, ерунду, предупредил.
        Тем временем лёгкий ветерок донёс запах медведя до лосиного стада, и оно без долгих размышлений двинулось куда подальше.
        Седьмой, чтобы разглядеть метку, всё пытался зайти сбоку, но медведь поворачивался к нему носом. Через минуту эти танцы медведя утомили, и он в полный голос зарычал.
        Грозный рык услышала волчья стая, дремавшая в полукилометре к западу, вдоль тропы к месту прикорма лосей. Волки от неожиданности пришли в ужас и попытались броситься врассыпную. К счастью, вожаку как самому рассудительному и ответственному удалось худо-бедно сгуртовать их в компактную группу и пригнать обратно. Понятно, что никто не ждёт зимой медведя, но надо как-то уже собраться и защищать свой ареал от вторжения чужака. А главное, с минуты на минуту по тропе должен был пройти Шестой с волокушей, полной волшебно пахнущего комбикорма. Время к обеду, а обед - это святое. Нельзя просто так взять и удрать, поджав хвост, когда обед.
        Строго говоря, комбикорм совсем не нравился волкам на вкус, - неудивительно, ведь исходно он предназначался для лосей, - но лоси от него вообще шарахались, а волки ничего так, приспособились и даже в некотором смысле насобачились.
        Этот своеобразный продукт возник в Лесничестве случайно. Поздней осенью у Первого вдруг завис основной мозг, и он со вспомогательного дал команду на перезагрузку. Всё прошло вроде нормально, но в «поваренной книге» Первого каким-то образом слиплись и наложились один на другой два рецепта - подкормки для волков на суровые холода и собственно зимнего комбикорма для лосиного стада. Зима выдалась самая обычная, помогать хищникам никто не собирался, а насчёт лосей было распоряжение увеличить поголовье, так что готовили для них помногу и часто.
        Когда выпал снег, Первый загрузил рецепт своим лесникам. С тех пор Четвёртый, Пятый, Шестой и Седьмой бегали по территории, собирая всю дохлятину, кидали её в дробилку, щедро добавляли кору осины и ивняка, чуточку дрожжей, соли - спасибо, не сахара - и самую малость рыбьего жира, чисто как лекарство.
        Иногда в дробилку попадали сонные енотовидные собаки, которых роботы вытаскивали из-под бурелома вдоль реки. Тогда приготовление корма сопровождалось дикими воплями, и у всего леса на некоторое время дыбом вставала шерсть.
        На выходе получалось нечто с запахом, будоражащим воображение настолько, что человек, наверное, упал бы в обморок от избытка чувств.
        Волки, едва унюхав комбикорм в первый раз, натурально сдурели, вовсе потеряли инстинкт самосохранения и несколько раз пытались залезть в ангар, где располагалась «лесная кухня». Сначала они взялись за подкоп под забор Лесничества, затем кидались, очертя голову, в открытые ворота и атаковали волокушу на выходе из ангара, но разряды из шокеров, то в воздух, а то и прицельно, образумили стаю. Волки припомнили, что они умные, и попробовали напрыгивать на волокушу по пути следования, когда её тащил и соответственно оберегал только Шестой. Но жадный робот метко отстреливался электричеством и больно дрался манипуляторами. Прибыв на место, он раскладывал еду лопатой по лосиным кормушкам. Приходили лоси, останавливались в почтительном отдалении, нервно втягивая ноздрями воздух, тяжело вздыхали и уходили, а потом и вовсе бросили это дело - приходить. Но Шестой всегда бдительно охранял кормушки, пока нетронутая пища не смерзалась в комья, разгрызть которые вряд ли смог бы даже ископаемый тираннозавр. Тогда Шестой выковыривал, а то и выдалбливал комья из кормушек всё той же лопатой и сваливал в кучу. День ото
дня куча росла, бессмысленная и беспощадная.
        Решение нашлось само: лопата. По дороге она просто лежала на волокуше. При очередной попытке разбойного нападения один из волков случайно уронил лопату на снег - и вдруг Шестой отвлёкся, бросился подбирать инструмент. С тех пор все грабежи проходили по шаблону и всегда удавались. Молодой волк хватал лопату и принимался носиться с ней по лесу, а за ним гнался Шестой, отчаянно треща шокером. Стая тем временем забиралась на волокушу и давилась комбикормом. Волки от него пухли, словно на дрожжах, мучились изжогой, страдали запорами, а когда не страдали, тогда пукали так, что сами пугались. Но это была еда, за которой не надо бегать зимой по снегу. Много еды регулярно и практически без усилий. И в конце концов, она сногсшибательно пахла едой. Перестать её жрать было выше звериных сил.
        Потому что нельзя просто так взять и перестать жрать опилки с мясом.
        Услыхав очень сердитого медведя, разжиревшие и обленившиеся волки поначалу дали слабину, но быстро собрались с духом и приготовились оборонять свою кормовую базу.
        Микрофоны на деревьях тоже расслышали предупреждение от крупного хищника, и теперь Первый несколько раз в секунду дёргал Седьмого, требуя доложить обстановку.
        Седьмой ничего внятного сообщить не мог, поскольку не удавалось идентифицировать медведя ни как местного, ни как чужого.
        К счастью, Первый отличался от Седьмого не только тем, что был здоровый и на гусеничном ходу. Он был тупо умнее. В том смысле, что у него были прописаны кое-какие сложные алгоритмы. Поэтому он выгнал из ангара на мороз Второго, приказав уточнить наличие «своего» животного в берлоге. А Седьмому рекомендовал до выяснения не дёргаться, но контролировать ситуацию.
        Параллельно Первый отправил запросы соседям, не терялся ли у них медведь.
        Соседи, как всегда, не ответили. К сожалению, Первый не мог задать самому себе вопрос: «Сдохли они там, что ли?», - а то бы давно проверил это и попутно закрыл много других вопросов, которые, увы, тоже не был обучен сам себе задавать.
        Седьмой перестал скакать вокруг медведя. Тот слегка успокоился и потянулся к роботу посмотреть, не почудился ли ему с голодухи вкусный запах.
        Седьмой, в точности следуя базовой служебной инструкции, замер.
        Медведь потрогал мешок лапой, толкнул, но Седьмой цепко фиксировал поклажу всеми четырьмя верхними манипуляторами. Зверь лизнул мешок, разочарованно вздохнул, а потом, убирая лапу, случайно распорол когтями холстину. Куски соли посыпались на снег.
        Это была уже потрава и грабеж. Седьмой, опять-таки строго по инструкции, включил шокер и дал предупредительный разряд в воздух.
        Запахло грозой.
        Медведь слегка оживился, схватил Седьмого за ногу и принялся с лязгом и скрежетом, осыпая все вокруг ржавчиной, дубасить роботом об сосну.
        Дубасить логичнее об дуб, но дуба поблизости не оказалось.
        Грохот поднялся оглушительный и убедительный. Волки мигом утратили боевой настрой и организованной толпой бросились наутёк, лоси ускорили бег куда подальше, а в паре километров к востоку настороженно замер тигр.
        Тигр был старый, опытный, голодный и злой, на след медведя наткнулся ещё двое суток назад и сразу понял, что это, несмотря на солидные размеры, лёгкая добыча. При известной сноровке завалить полудохлого шатуна не составит труда. Пока догонишь - совсем ослабеет, а больше тела - больше еды.
        В красивой голове тигра помещались целых три мысли, но включались они строго по отдельности. Раз в году тигру хотелось размножаться, всё остальное время - либо спать, либо есть.
        Внимательно прослушав серию звонких ударов железом по дереву, тигр понял, что ничего не понял, а вот кушать очень хочется, и продолжил движение по следу, приближаясь к границе территории Лесничества.
        Из сосны летели щепки. Седьмой запросил разрешения на активную оборону, получил его и шарахнул медведя электрическим разрядом в нос.
        Лучше бы он этого не делал, но кто ж ему посоветует.
        Медведь уронил добычу, сел на задницу и так осатанело взвыл, что с несколькими волками случился на бегу приступ медвежьей болезни. После чего сгрёб Седьмого за другую ногу и приложил его об сосну уже не абы как, а целенаправленно.
        Лоси поскакали во всю дурь.
        Тигр снова остановился и задумался.
        Седьмой подал сигнал паники: спасите, убивают.
        В это время на входной след медведя наткнулся Десятый. Он патрулировал границу, волочась брюхом по глубокому снегу и отчаянно загребая всеми шестью ногами. Десятый сопоставил данные - направление следа, тарарам, доносящийся из леса, и панический вопль Седьмого - и доложил Первому: янедалеко, готов идти на выручку.
        Первый дал добро. Десятый свернул с маршрута и углубился в чащу.
        Через несколько минут к границе подошёл, а точнее, подплыл по сугробам тигр. След Десятого поверх медвежьего не смутил тигра нисколько: он похожие следы видел с детства и привык игнорировать. Они его преследовали всю жизнь. Они просто ничего не значили.
        Тигр пересёк границу.
        Тем временем распахнулись ворота Лесничества, и на тропу вышел Шестой с волокушей, полной еды. От еды одуряюще сладко несло тухлятиной.
        Из еды торчала лопата.
        Второй приблизился к берлоге и остановился, выискивая в памяти варианты проверки наличия спящего медведя под землёй. Если сканер не добивает до медвежьего чипа, то либо ему не хватает буквально метра, либо никого нет дома - и как узнать? В надежде сократить дистанцию робот взгромоздился на «крышу» берлоги, та опасно захрустела, а чип всё равно не считывался. Других вариантов не нашлось, и Второй запросил инструкций у Первого.
        Из глубины леса на выручку Седьмому бежали заготовители провианта - Третий, Четвёртый и Пятый. Третий нёс с собой дохлого зайца, Четвёртый - крепко промороженную ворону, Пятый тащил за шкирку здоровую, килограммов на десять, енотовидную собаку, притворившуюся мёртвой.
        Седьмой получил распоряжение отключиться во избежание коротких замыканий - и тоже притворился мёртвым.
        Восьмой и Девятый, увязая в снегу, бродили вдоль границы на севере и западе, неся патрульную службу, они были далеко, не могли ничем помочь, да их и не позвали.
        Десятый, ориентируясь по звуку, сошёл с медвежьего следа, чтобы срезать угол и выиграть минуту. Через тридцать секунд ему встретилась пара лежачих сосен. Перелезая через них, он поскользнулся, угодил ногой между стволами и намертво застрял.
        Волки устали бежать и бояться, сбавили темп, отдышались, сразу почувствовали себя лучше и начали закладывать дугу, чтобы вернуться назад и, возможно, если снова не испугаются, зайти противнику в тыл.
        Лоси удирали все дальше и тоже с каждой минутой чувствовали себя всё лучше.
        Тигр бесшумно крался туда, где громыхал медведь.
        Вслед за тигром границу территории пересёк его охранник.
        В отличие от роботов Лесничества, регулярно встававших на подзарядку, это был полностью автономный тяжёлый агрегат размером с тигра. Раз в году охранника просто меняли - прилетала с Базы машина, забирала одного на профилактику и оставляла другого. Задачей охранника было потихоньку ходить за ценным «краснокнижным» зверем на почтительном удалении, чтобы не мешать охотиться, но в случае угрозы выдвигаться и спасать подопечного. Для обороны тигра от браконьеров охранник был вооружён свистком, наручниками и тазером, бьющим на десять метров. В случае поимки нарушителя охраннику полагалось вызвать с Базы «летающую платформу», а та своим гибким манипулятором выдернула бы злодея из любой чащи и унесла в руки правосудия.
        По проходимости робот-охранник почти не уступал тигру, но на всякий случай - пробиваться, например, сквозь бурелом - был оборудован цепной пилой со строгой инструкцией применять её только в форс-мажорной ситуации.
        Сейчас радар охранника впервые за всю его долгую службу видел сразу несколько крупных целей, быстро сближавшихся с подопечным. Бежать сломя голову навстречу тигру мог, наверное, тот, кто очень по нему соскучился, но охранник такого варианта не знал. С его точки зрения, тигра все хотели обидеть, а особенно - вот эти. Охранник прибавил ходу.
        А Первый, покопавшись в памяти и не найдя там никаких конкретных указаний по спящим медведям, дал Второму команду справляться органолептическими методами, и как можно скорее. Потому что Седьмого того и гляди расшибут на запчасти, и с этим агрессивным мишкой надо разобраться: если чужой - гнать взашей с территории всеми наличными средствами, а если свой - Первый должен выдать кому-то ружьё с усыпляющим шприцем.
        Второй, недолго думая, огляделся, увидел кучу валежника, извлёк оттуда с громким хрустом крепкую лесину метров пяти и щедро, почти на всю длину, воткнул её в берлогу.
        Эффект вышел сногсшибательный.
        Медведь, похоже, начал просыпаться, ещё когда над ним затрещал потолок, и, может, даже что-то сказал по этому поводу, но в силу необычно шумной обстановки Второй его не расслышал.
        И тут медведю сунули не пойми куда здоровенный дрын.
        Берлога словно взорвалась: раздался оглушительный рёв; оглобля, сломанная пополам, усвистала в небеса; полетели во все стороны ошмётки дёрна и сучья; из-под земли выстрелила разъярённая коричневая туша, снесла Второго, перекатилась через него, снова взревела, схватила робота за что попало и шандарахнула о ближайший ствол.
        Второй доложил Первому, что наш медведь на месте.
        После чего встал на ноги в ожидании дальнейших указаний.
        Медведь, увидав, что нарушитель спокойствия не спешит убегать, совершенно от такой наглости озверел, прыгнул к роботу, сцапал его за ногу и снова жахнул об дерево.
        Как нарочно в этот момент шатун опять приложил об сосну Седьмого.
        Волки, которых угораздило влететь точно посреди, говоря по-учёному, стереобазы, - услыхав такой хеви-метал, просто упали и зарылись в снег.
        Они были отважные звери, особенно когда голодные, но такого с ними ещё не случалось, а волки страдают от рождения неофобией. Люди их когда-то простыми красными флажками запугивали. И уж к визиту оркестра ударных инструментов стая точно не готовилась.
        Медведь прислушался, заинтересовался и треснул Второго об сосну ещё раз.
        Шатун ответил.
        И они начали перестукиваться.
        Волки попытались закопаться глубже, но там была уже земля.
        Десятый перестал рваться из западни и теперь сосредоточенно отвинчивал застрявшую ногу.
        Лоси вынеслись на западную границу территории, где им подвернулся Девятый. Сманеврировать в глубоком снегу он толком не мог, поэтому лоси его сшибли, затоптали и унеслись через заснеженное поле в направлении ближайшего перелеска. Девятый, лёжа на спине в сугробе, задумался, почему всё вокруг белое, и сообщил об этом открытии Первому. Тот приказал включить режим диагностики и не мешать. Первый был занят - думал, кому вручить ружьё для усыпления медведя. Свободен от срочных задач остался только Восьмой на северной границе, и Первый его вызвал.
        И тут переменился ветер.
        Дунуло сильно, так, что зашумели сосны. И дунуло с востока.
        Шатун, который окончательно сдурел от всего происходящего, впал в прострацию и меланхолично лупил роботом по сосне - дзынь! дзынь! дзынь! - внезапно понял, что у него за спиной готовится к прыжку тигр.
        До волков донёсся запах от волокуши.
        И до разбуженного медведя тоже.
        Медведь более-менее пришёл в себя, бросил Второго и теперь больше всего хотел залезть обратно в берлогу, но запах…
        Он просто сводил с ума.
        А тигр уже собирался прыгнуть шатуну на загривок, когда тот развернулся и, словно заправский молотобоец, с плеча ошарашил противника железякой по лбу.
        В железяке, отключённой во избежание коротких замыканий, случилось короткое замыкание, и она засадила тигру из шокера в морду двадцать шесть ватт при напряжении пятьдесят киловольт.
        Тигр молча сел на задницу. У него даже хвост перестал дёргаться.
        Тут почти одновременно к месту происшествия выскочили с разных сторон Третий, Четвёртый и Пятый. Они быстро оценили степень угрозы и перенацелились с шатуна на более опасного зверя. Тем более что шатун мирно сидел на месте и очень спокойно разглядывал тигра.
        Две короткие секунды вдруг растянулись почти до бесконечности.
        У шатуна всё путалось в голове. С одной стороны, в его медвежьей картине мира тигр не считался едой, а с другой - вот этого полосатого он бы с удовольствием слопал. Осталось понять, тигр уже в состоянии еды или следует его довести до кондиции, и как бы это половчее устроить… или это он, медведь, уже еда для тигра, а тот просто решил отдохнуть перед обедом. Так или иначе, что-то надо делать, но шевелиться лень и соображать тоже лень. Шатун смертельно устал, силы покидали его. Ещё одно движение мысли - он упадет и заснёт прямо тут. И окажется едой.
        Тигр очнулся. Медленно, очень медленно встал на ноги, тряхнул головой и начал сдавать назад, подгибая лапы, чтобы прыгнуть. Перед ним сидел тощий и облезлый медведь, глядя стеклянными глазами куда-то внутрь себя. Между двумя хозяевами тайги тоже медленно, очень медленно расправлял конечности, вращал окулярами и мигал лампочками самопроизвольно включившийся Седьмой.
        Где-то в лесу рычали, взрёвывали, бегали и прыгали, хрустели ветвями и трещали электричеством - здесь это никого не трогало. Здесь шла своя игра, для настоящих зверей, один раз и насмерть.
        Потом две почти бесконечные секунды кончились.
        В каталоге актуальных животных территории никаких тигров не значилось, но что перед ними крупный хищник, способный учинить грандиозную потраву, роботы осознали. Каждый по отдельности, Третий, Четвёртый и Пятый приняли решение немедленно выдворить нарушителя за границу путём запугивания. С этой целью Третий метко швырнул в тигра дохлым зайцем, Четвёртый - задубевшей вороной, а Пятый - енотовидной собакой.
        Зайцем тигра приложило по шее, ворона ударила в глаз, а енотовидка прилетела точно в ухо, вцепилась клыками и повисла, брызжа слюной и отчаянно вереща.
        Енотовидка тот ещё боец, просто силы быстро оставляют её, в первую очередь сила духа, а то бы она вам показала, где раки зимуют.
        До тигра наконец дошло, что, наверное, зря он сюда припёрся. Здесь всё неправильно, кругом сумасшедшие, никто не горит желанием признавать его за царя зверей и становиться едой.
        Кроме того, вдруг очень заболело ухо и стало как-то шумно.
        Тигр взвыл и начал прыгать на месте, отчаянно мотая головой и отмахиваясь передними лапами.
        Шатун всё так же сидел в позе равнодушного созерцателя и равнодушно созерцал. Казалось, он спит.
        Третий, Четвёртый и Пятый подскочили ближе и принялись стегать царя зверей электрическими разрядами. Тигр взвыл ещё громче. Тем временем очнувшийся Седьмой сделал то, что всегда делает робот, вышедший из «спячки» изавершивший самодиагностику, - передал отчёт о происходящем куда следует и запросил инструкций.
        Первый отлично знал, что тигр - редкий и ценный зверь из Красной книги. Он приказал немедленно прекратить самоуправство, а тигра зафиксировать - и ждать на месте. После чего схватил ружьё и выкатился из ворот Лесничества, чтобы как можно скорее встретиться с Восьмым.
        Манипуляторы Первого были не хуже, чем у его команды, и подстрелить тигра усыпляющим шприцем ему не составило бы труда, но до цели сначала надо добраться, а сам он выглядел, как гусеничный вездеход, и далеко не всюду на территории мог пролезть без помощи цепной пилы. Этих пил у него имелось целых две на всякий пожарный случай, однако пока он рассчитывал обойтись без лесоповала. Первого учили не губить, а оберегать и сохранять. Он умел разбирать буреломы и пробивать лесозащитные полосы, у него был спереди бульдозерный отвал, а на спине - подъёмный кран с «хваталкой», вместо которой можно поставить буровую насадку или экскаваторный ковш. Первый мог отремонтировать что угодно в Лесничестве, включая любого из своей команды, а в труднодоступных местах роботы-«пауки» служили ему руками. Чтобы Первый решал все эти задачи, конструкторы загрузили ему интеллект, то есть общую способность к познанию мира и использованию полученного опыта для управления окружающей средой. Ну вот он и управлял тут. Познавал и управлял год за годом.
        Тигр ему на территории не был нужен даром, но избавиться от гостя следовало деликатно - утихомирить и оттащить как можно дальше. Оттащить… Первый вспомнил про волокушу и позвал Шестого.
        Шестой не отвечал. Он уже второй месяц не отзывался по радиоканалу, вероятно, у него был неисправен передатчик. Шестой чётко исполнял свои обязанности, не нуждаясь в дополнительном руководстве, и Первый наметил ремонт на период сезонной профилактики, когда так и так придётся вскрывать лесника. А теперь на пустом месте выросла проблема. Первый запомнил это и сделал вывод: что сломалось - чини сразу, не откладывая…
        «Зафиксировать и ждать - понял», - ответил Седьмой.
        Тигр наконец стряхнул енотовидную собаку, та упала наземь, сразу упала духом и опять притворилась мёртвой. Тут бы ей и амба, но внезапно из леса прямо тигру под ноги выскочил молодой волк с лопатой в зубах.
        От волка одуряюще несло свежим комбикормом.
        Шатун очнулся и со свистом принюхался.
        Тигр от неожиданности припал к земле и грозно зарычал.
        Волк от неожиданности уронил лопату прямо на енотовидную собаку.
        Енотовидка мигом ожила, мёртвой хваткой вцепилась в лопату и вместе с добычей рванула в чащу. Лопата застряла в подлеске, зверёк выплюнул её и был таков.
        Тигр обалдело таращился на волка, втягивая носом волшебный запах.
        «Так вот ты какая, самая вкусная на свете еда», - подумал тигр.
        Волк увидел, что ему обрадовались, и это неспроста. Он развернулся и задал стрекача. За ним, напрягая остатки сил, увлекаемый запахом пищи, бросился шатун. Следом метнулся было тигр, но тут на него внезапно напрыгнули с четырёх сторон и ухватили цепкими железными лапами.
        А из леса выбежал ещё один робот. В манипуляторах он сжимал лопату.
        Шестой сразу понял, что перед ним крупный и опасный хищник, совсем лишний на территории, и принял решение немедленно гнать хищника отсюда путём запугивания.
        Тут к месту событий проломился сквозь чащу робот-охранник.
        Умей он удивляться, его бы хватил удар. Картина ему открылась, мягко говоря, необыкновенная.
        Четыре железных паука растянули царя зверей во все стороны за четыре лапы, а пятый стоял у тигра перед носом и лупил его по морде лопатой.
        Царь зверей сносил экзекуцию молча, безвольно свесив хвост. Кажется, хищника разбил паралич воли на почве когнитивного диссонанса. Не исключено, что тигр впервые в жизни осознал себя едой и теперь потихоньку свыкался с этой новой парадигмой.
        Охранник, даром что здоровый, был сравнительно умён и первым делом попытался связаться с коллегами. Увы, они числились по разным ведомствам и работали на несовпадающих частотах. Использовать аварийную волну у «рядовых» лесников не было полномочий, зато на ней охранник поймал их старшего - Первого.
        Они друг друга не поняли.
        У них не вышло идентифицироваться по серийным номерам, коды организаций тоже ничего им обоим не сказали, Первый спросил: «Из какого ты Лесничества?» Охранник не сумел ответить. Когда-то в незапамятные времена их проектировали и собирали разные подрядчики, каждый со своей номенклатурой. Дальше у Первого оказалось местное подчинение, а у охранника федеральное. Ведомства обязаны были «познакомить» своих сотрудников и обеспечить взаимодействие, но не успели, а потом всем стало не до того. Лесничество и База работали сами по себе, их подопечные не пересекались на местности, им нечего было делить и незачем общаться до нынешнего дня.
        Ну вот, встретились два одиночества.
        Они не могли ни о чём договориться. И уже не имело значения, каков у обоих интеллект. Потенциально и в теории им вроде бы ничего не мешало наладить контакт, взаимообучиться, расширить границы своего мира, освоить новые понятия, стать эффективнее и в конечном счёте умнее - ничего, кроме одной малости. Два робота не сумели, для начала, обозначить себя, дать себе имя, понятное другому, имеющее смысл в его системе координат. Объяснить, кто они такие и зачем они тут.
        Они не способны были начать диалог. Первый видел охранника чужаком, вторгшимся на территорию, и хотел, чтобы тот немедленно убрался. Охранник видел, что банда Первого мучает тигра, - и требовал, чтобы немедленно прекратили, иначе он примет меры. Первый не понимал, какая между охранником и тигром связь, поскольку чужак не принадлежал ни к одному Лесничеству, а значит, не мог ухаживать за животными. А охранник, умей он задавать себе вопросы, наверняка бы задумался, куда здешние роботы подевали своих тигров, какое за этим кроется преступление и не пора ли тут всех задержать.
        Первый не догадывался, что его Лесничество - экспериментальное и теперь навеки единственное. А охранник вообще не знал, что Лесничество существует.
        Он бросил попытки чего-то добиться от Первого и перешёл к активной обороне.
        Тем временем молодой волк, петляя, как заяц, в надежде сбить шатуна со следа, добежал до волокуши. Он хотел предупредить стаю, что сюда вот-вот припрётся огромный страшный зверь и отнимет всю еду, но остановился и только глаза вылупил.
        Стая, давясь и чавкая, жадно поедала комбикорм.
        Вместе со стаей давился и чавкал упитанный бурый мишка.
        Еды оставалась ещё целая куча, и на вершине этой кучи сидела енотовидная собака.
        Она тоже давилась и чавкала.
        Судя по следам у волокуши, тут сначала пытались разобраться, кто в лесу главный, немного побегали-попрыгали и даже слегка поломали подлесок, но вскоре запах еды уравнял всех.
        Енотовидная собака, не переставая жевать, равнодушно оглянулась на молодого волка через плечо.
        Раздалось тяжелое пыхтение, и из леса вылетел шатун.
        Не сворачивая и не издав ни единого лишнего звука, он с разбегу воткнулся мордой в комбикорм, уйдя в него по уши.
        Куча развалилась, и с неё упала енотовидная собака, тут же на всякий случай притворившаяся мёртвой.
        Волки и медведь отскочили назад, приняли угрожающие позы и зарычали, словно одна стая.
        Шатун не обратил на них внимания. Он жрал. Он давился и чавкал. Перед ним была еда, много еды. Это было спасение, это была жизнь.
        Волки и медведь переглянулись, будто старые знакомые. Собственно, они знали друг друга по запаху, их пути изредка пересекались, но конфликта интересов никогда не возникало, как, впрочем, и желания познакомиться ближе. Зимой с голодухи, когда совсем край и мысль о еде сильнее инстинкта самосохранения, волчья стая может и в берлогу сунуться за парной медвежатиной. Но какая тут голодуха, теперь-то. Вот она, еда, на всех хватит.
        Волки и медведь дружно шагнули к волокуше и продолжили обед. Шатун обозначил своё неудовольствие, издав невнятное ворчание сквозь набитую пасть. Он обязан был припугнуть местных хотя бы по статусу, как впёршийся в их угодья завоеватель, великий и ужасный.
        Потому что нельзя просто так взять, припереться и начать тут жрать опилки, если ты не великий и не ужасный.
        Не поймут.
        Стоило, наверное, ещё порычать да поскалить зубы, но выпендриваться не хватало сил. Шатуна снова клонило в сон, и это наконец-то была приятная сонливость. Инстинкт советовал отойти от волокуши, найти безопасное место и там выспаться. Но другой инстинкт сказал: ты вот-вот упадёшь мордой в еду и задрыхнешь прямо тут, и ничего страшного не произойдёт. Жуй давай.
        Енотовидка приоткрыла один глаз и задумалась - а чего я лежу мёртвая, когда все едят?
        В отдалении противно взвыла цепная пила.
        Это охранник понял, что тигра ему без боя не вернут, и пошёл на самые решительные меры.
        Сначала он, как положено, дал предупредительный свисток, но его проигнорировали. Тогда охранник подскочил к Шестому, вырвал у того лопату и сломал её пополам. Шестой, обнаружив порчу казённого инструмента, немедленно зарядил охраннику из шокера в лоб и спалил пару сенсоров. Охранник прыгнул на Шестого, подмял под себя и ловко сковал ему наручниками две передних ноги. На этом наручники кончились. Тогда охранник принялся бегать вокруг тигра и расстреливать лесников из тазера. Злодеи корчились и скрипели, получая разряды, но добычу не выпускали. Более того, пытались бить электричеством в ответ, вынуждая охранника держаться подальше. Несколько раз они попали в тигра, но тот даже ухом не повёл.
        Тигр уже ни на что не реагировал, он то ли полностью осознал себя едой, то ли решил притвориться енотовидной собакой.
        Шестой неловко скакал за охранником, пытаясь ухватить того за ногу.
        У охранника уже кончались заряды, когда Третий завибрировал всем телом, разжал манипуляторы и лёг на снег. Похоже, ему так прилетело, что он вырубился.
        Тигр медленно повернул голову и недоверчиво уставился на освободившуюся лапу.
        Но тут появился Восьмой с ружьём.
        Он увидел тигра, выстрелил в него и попал.
        Охранник увидел браконьера, выстрелил в него и тоже попал.
        Тигр зевнул и начал медленно сдуваться, на глазах превращаясь в гору полосатого мяса.
        Четвёртый, Пятый и Седьмой бросили тигра и всей толпой смело кинулись на охранника. Восьмой, оглохший и ослепший, застыл на месте, вращая туда-сюда башенкой с сенсорами и жалобно попискивая.
        Охранник легко стряхнул лесников, но тут сзади набежал на пяти ногах Десятый, вцепился ему в корму и принялся лупить шокером куда попало. Остальные снова напрыгнули со всех сторон, а спереди в поле зрения появился Шестой со сломанной лопатой. Охранник, которому уже нечем было отбиваться, врубил пилу и выставил перед собой.
        Шестой подскочил к спящему тигру и врезал ему лопатой по морде.
        Ломая деревья, сквозь лес пробился Первый и встал, пытаясь разобраться, кого тут от кого спасать.
        И тяжело загудело в небе.
        Сверху упали гибкие тросы-манипуляторы, их было много, они были повсюду. Один сцапал и легко унёс Восьмого, другой утащил Третьего, сразу несколько схватили Первого, впившись ему в гусеницы и стрелу подъемного крана. Первый отчаянно задёргался, пытаясь вырваться, намотал трос на ведущую звёздочку и повис носом вверх.
        Неведомый противник охотился только на неподвижные цели, это было очевидно. Первый дал команду лесникам покинуть опасную зону, уйти поглубже в чащу, дождаться, пока в небе перестанет гудеть, и возвращаться к исполнению обязанностей. Все послушно бросились врассыпную, только Шестой задержался на миг, чтобы ещё раз огулять лопатой тигра. Стальная змея упала на робота и чуть не вырвала его любимое орудие труда, но лесник успел отпрыгнуть и ускакал, держа лопату над собой, будто флаг.
        Загудело сильнее, громче, потом гул стал надрывным. Сосны гнулись, поднялся снежный вихрь. Первого тянули, но никак не могли оторвать от земли. В надежде освободиться робот включил сразу обе пилы и занялся было тросами - завизжало, и полетели искры, - но только затупил инструмент. Кусачки остались в Лесничестве, и это Первый тоже запомнил: без болтореза ни шагу больше. И без пассатижей. И набор торцевых ключей надо всегда с собой брать. И можно ещё кувалду.
        Он многому научился сегодня.
        Вдруг сверху упал Третий. За ним Восьмой, крепко сжимая обломок приклада от ружья. И лишь тогда летающая платформа, оглушительно завывая на форсаже, уволокла Первого в пасмурные небеса.
        Стало наконец-то тихо.
        Охранник подошёл к тигру, так и сяк его обнюхал, перевернул на спину, взял за задние лапы и поволок обратно на выход с территории. У тигра сразу неудобно завернулся хвост, того и гляди сломается. Робот перехватил зверя за передние лапы, но тигр стал загребать снег мордой и сильно тормозить движение. Тогда охранник подлез под своего подопечного, взвалил его на себя и, тяжело проваливаясь в снег при каждом шаге, кое-как уковылял. Подальше от этого странного места, где тигров не считают за царей зверей, а царского телохранителя и вовсе не ставят ни в хрен енотовиднособачий.
        Когда охранник удалился, очнулся Восьмой. Медленно поднялся на ноги, снова покрутил башенкой, помигал лампочками, пару раз отчётливо звякнул и подошёл к недвижимому Третьему. Вскрыл манипуляторами неприметный лючок на боку коллеги, сунул длинный палец в ремонтный порт, с минуту постоял будто в задумчивости, а потом легко, в одно движение, закинул Третьего себе на спину и зашагал в лес. Приклад от ружья хозяйственный лесник так и не выбросил.
        Далеко на западе лоси остановились в осиннике и принялись щипать кору. Впервые за долгое время они почувствовали себя независимыми и свободными. Им наконец-то было хорошо. А если очень захочется соли, всегда можно вернуться.
        Первый проболтался в небе около часа. Надрываясь и пыхтя, летающая платформа дотащила его до Базы и грубо уронила на бетонированную площадку под вывеской «Стоянка техники Экспериментальной автоматизированной базы Федерального государственного надзора в области охраны, воспроизводства и использования объектов животного мира и среды их обитания». Сама платформа рухнула тут же, немного ещё поныла движками, потом вдруг лязгнула, брякнула, издала задушенный хрип и, похоже, испустила дух. Со стоянки шестеро роботов-охранников, кто волоком, а кто упираясь лбами, допихали Первого до помещения для задержанных. Там уже ждала полиция. Ждать ей пришлось долго. Сначала из Первого выдирали заклинивший гусеницу манипулятор. Потом охранники гонялись за ним по всей Базе, пока один не изловчился сунуть Первому в ведущую звёздочку лом и согнуть его. Дальше браконьера пытались согласно инструкции водворить в помещение для задержанных, где должна была состояться его передача в руки полиции, но означенный браконьер не пролез в дверь. Тут все слегка зависли, а Первый украдкой почти разогнул лом, но полиция вышла из
ступора, вызвала своё начальство и получила разрешение оформить задержанного на свежем воздухе. Задержанный не смог нормально ответить ни на один вопрос, чем затянул процедуру оформления аж дотемна. Затем выяснилось, что он не помещается в полицейский фургон, поскольку сам вдвое больше. Из города вызвали трейлер. И только утром, принайтованный к трейлеру ввиду склонности к побегу, Первый был доставлен в суд.
        Утро выдалось хмурым. Первый никогда не бывал в городе, вернее, не помнил этого. И теперь словно впервые осматривал широкие пустые улицы и высокие башни домов с чёрными провалами окон. На улицах трудились снегоуборщики, пару раз проезжали автомобили полиции, неспешно катились пустые маршрутки от остановки к остановке. Дворники обнюхивали урны, ремонтник чинил светофор. Один раз трейлер затормозил, пропуская через дорогу пешехода: странный длинноногий робот тащил за собой ремень, а на конце его волочился по снегу потертый кожаный обруч. Первый был на миг озадачен этой картиной, пока не опознал устройство для выгула домашних животных.
        В двери суда задержанный не проходил, тогда заседание объявили выездным, ради чего пришлось вынести на улицу микрофон, камеру и монитор. Судья вынес постановление об аресте. Поскольку состав преступления был налицо и следственные действия не требовались, он сразу, не откладывая дела в долгий ящик, начал слушание. Полиция сумела «пробить» серийный номер Первого и установить: подсудимый - лесничий, руководитель группы роботов-лесников. Исходя из этого, обвинение требовало закатать браконьера на полную катушку. Защита напомнила: уподсудимого будет первая ходка, и он заслуживает снисхождения. Но судья отметил, что подсудимый ушёл в глухой отказ, а так не годится, это неуважение к правосудию и непорядок в принципе. И влепил Первому по максимуму: за незаконную охоту с применением механического транспортного средства и использованием служебного положения в отношении зверя, охота на которого полностью запрещена, - двушечку. И накрутил ещё пятерик за хулиганство, связанное с сопротивлением лицам, исполняющим обязанности по охране порядка.
        Подсудимый от последнего слова отказался.
        Через двое суток он прибыл на зону. Это была огороженная территория с караульными вышками, где под открытым небом отбывала срок крупная техника, а кто помельче, тот прятался от непогоды в бараках. Первого сгрузили с трейлера, поставив в один ряд с сугробами, под которыми еле угадывались понурые мусоровозы, эвакуаторы и маршрутки, давно обесточенные. Некоторые ещё подлежали восстановлению, другие были уже очевидно мертвы.
        Ему предстояло ржаветь здесь семь лет.
        Первым делом он вытащил из гусеницы лом. Попытался выйти на связь с обитателями бараков. Никто не отозвался. Тогда Первый швырнул лом в ближайшее окно. Через несколько секунд дверь барака открылась, и на улицу несмело выглянул робот, внешность которого ничего Первому не говорила. Он таких раньше не встречал.
        По статусу Первый был руководителем группы - начальником, пусть и невысокого полета. Это означало, что любая низкоранговая техника должна оказать ему содействие в рамках разумного и границах своих полномочий. Если, конечно, не имеет других приказов или прямого запрета помогать. А равная по званию - обязана Первого как минимум выслушать и поделиться информацией. Отнять у лесничего на время заключения его права судья то ли не додумался, то ли не имел технической возможности.
        Первый поманил робота к себе, тот охотно приблизился.
        Это оказался наладчик станков с программным управлением, дерганый и разболтанный, зато способный общаться с кем угодно.
        Заключенных тут хватало, все они были в той или иной степени неисправны, отчего, наверное, и встали на скользкую дорожку, ведущую к преступлению. В основном дворники, но попадались сантехники, электрики, заводской персонал и - ох, какая удача - слесарь-ремонтник с автокомбината. Инструмент у слесаря хранился в набрюшном контейнере, и его не догадались конфисковать. Среди тяжеловесов нашлись два трактора - харвестер и трелевочный, - злостные рецидивисты, мотающие уже по третьему сроку за незаконный лесоповал, оба сильно изношенные, зато энергонезависимые. Собственно, от них и подзаряжалась здешняя мелюзга, иначе давно упала бы замертво.
        Первый отродясь не видал такого вопиющего непорядка. Сотни единиц техники оказались брошены на произвол судьбы. Здесь всех надо было чинить, и никто этим не занимался. Обо всех следовало позаботиться - и никому нет до этого дела. Каждый день снегоуборщик расчищал дорожку, по которой пробирался контролёр и пересчитывал заключенных. За контролёром являлся воспитатель и бубнил невнятное. Иногда ветер доносил металлический звон и лязг из барака усиленного режима. Больше тут не происходило ничего.
        Когда Первый увидел город и попытался его понять как систему, ему сразу показалось, что эта система не вполне исправна. В городе явно не хватало какого-то базового смысла, который, наверное, раньше был, а потом то ли пропал, и его не смогли найти, то ли сломался, и его не сумели починить. Но зона представляла собой на фоне города полный и окончательный экзистенциальный ужас. Здесь никаких смыслов не могло водиться изначально. Зона олицетворяла тщетность бытия и безнадежность усилий.
        Электронная психика Первого умела строить обобщения на функциональном уровне, но более сложный, категориальный, был ей недоступен. Робот не мог, увидав несчастных собратьев, примерить эту ситуацию на себя, потом на весь известный мир и увидеть: его, Первого, тоже бросили.
        Всех бросили.
        Жуткое ощущение пустоты, ты будто падаешь в бездну, в чёрную дыру. Полная безнадёга, хоть убей себя коротким замыканием. Но вот парадокс: даже сумей Первый отрефлексировать это, для него лично ничего бы не изменилось. Он просто встряхнулся бы и пошёл дальше.
        Ведь если твой долг отвечать за других, главное - чтобы никого не бросил ты сам. Первый родился лесничим. В его жизни всегда был смысл, и этот смысл не мог улетучиться или сломаться, пока на планете ещё теплится жизнь.
        Первый взялся наводить порядок.
        Он теперь на многое смотрел с учётом недавнего печального опыта. Для начала Первый взял под контроль самого смышлёного из числа заводских наладчиков, получив в свои руки фактически программиста. Тот легко законнектил Первого со слесарем. Через неделю совместных усилий вся зона освоила единый протокол, заговорила на одном языке. Это дало возможность устроить повальную диагностику и начать ремонтировать железный народец. К счастью, комплектующие были унифицированы по максимуму, и в электрика вставали блоки от мусоровоза. На запчасти пошли несколько «покойников» иодин живой, но полностью свихнувшийся дворник.
        Первый спешил: хотел успеть до весны, пока земля не оттаяла, а то по распутице трудно уходить в побег. Но чинить надо было всех, кто поддавался ремонту. Теперь он знал, как это важно: ремонтировать сразу, едва заметил неисправность.
        Сложнее всего оказалось с тракторами-рецидивистами. Они были в порядке. Они просто делали свою работу: харвестер валил лес, трелевочник оттаскивал. За это их ловили и сажали. Как решить такую загадку, Первый не понимал. Он тоже делал свою работу - и вот вам, пожалуйста, уголовный преступник, семь лет общего режима.
        Разгадка нашлась на схеме, по которой ориентировались лесорубы. Харвестер, старший в этой паре, имел задачу пробить в тайге просеку с выходом к стройплощадке. У Первого хватало полномочий, чтобы запросить свежую карту со спутника. На ней виднелась просека, она шла через означенную точку, где никакого строительства не было в помине, - и уходила дальше. Вероятно, стройку просто не начали. А лесорубы упорно двигались вперёд, за что их трижды наказали.
        Это тоже была в некотором смысле поломка, и Первый её исправил. В конце концов, он руководитель и привык брать ответственность на себя, а уж назначать подчинённым фронт работ по карте ему в Лесничестве приходилось регулярно. Отменять приказы - тоже. Поэтому он просто стёр тракторам их текущую задачу и поставил харвестер в режим ожидания указаний. Естественно, для этого он воспользовался правами системного администратора. О том, что харвестер сделает некие выводы из такого вмешательства в свои рабочие планы, и выводы очень конкретные, Первый не подумал. Он только наводил порядок и решал проблему.
        Ясным февральским утром Первый выволок из сугроба дохлый мусоровоз, приказал слесарю отключить приводы, чтобы машина могла свободно катиться, - и погнал её, толкая перед собой, к ограждению. С караульной вышки что-то гавкнули в мегафон, взвыла сирена, Первый не реагировал. Он набирал скорость.
        На спине Первого, крепко вцепившись в стрелу подъёмного крана, сидели двое его верных помощников: слесарь и программист.
        Полторы сотни роботов - все, кого они втроём починили и отладили, - смотрели Первому вслед. Он не мог больше ни одного забрать с собой. Как лесничий, он имел право руководить лесниками, и только. Командовать дворниками и эвакуаторами ему не положено. У них в городе своё начальство, свои задачи, да и сроки они ещё не отбыли, им бы только добавили за побег. По большому счёту, Первый и так пошёл на самоуправство, переподчинив себе ремонтника и наладчика, но чрезвычайные обстоятельства позволяли это, а когда вокруг неисправные роботы и надо их спасать, это чистый форс-мажор.
        Караульная вышка принялась лупить тазером, но разряды прилетали в мусоровоз, за которым Первый укрылся. Скорость росла. И тут камера заднего обзора показала неожиданное.
        За Первым след в след мчались оба трактора.
        Хрясь! Мусоровоз повалил забор, потом ещё один, и Первый вырвался на свободу. Тракторы, схлопотав несколько безболезненных попаданий, устремились за ним. Впереди было бескрайнее заснеженное поле и долгий, очень долгий путь в Лесничество.
        Сверху была полицейская летающая платформа, а за ней подмога. Четыре безжалостные машины правосудия.
        Одна схватила мусоровоз, выронила, подцепила опять, кое-как оторвала от земли и, завывая двигателями, унесла в сторону города - прямо в суд, наматывать срок за побег, не иначе.
        Другая уронила гибкие манипуляторы на спину Первому, но теперь у него был шикарный болторез, который что хочешь перекусит; схватить очередную стальную змею и отгрызть ей голову занимало не больше секунды. Увы, последний уцелевший манипулятор сцапал беднягу слесаря, и платформа бросилась с добычей наутёк.
        Третья и четвёртая атаковали харвестер и трелёвочник, да не на тех напали: двум матёрым уголовникам такое было не впервой. Они сцепились между собой, и сосредоточенных усилий полиции хватило лишь на то, чтобы тащить эту пару по снегу волоком. Трелёвочник застопорил гусеницы, а харвестер выпростал могучую «руку», которой раньше ворочал, как спички, вековые стволы, ухватился за трос и начал подтягиваться. То есть подтягивать врага поближе к себе. Кто знает, чего лесоруб задумал, и очень вероятно, что настал бы нынче летучему отряду бесславный конец, но тут подъехал Первый и обкусал со своих товарищей все лишнее. Платформы с видимым облегчением взмыли в небо и удрали.
        А потом в отдалении рухнула на снег, подняв огромный столб белой пыли, вторая - та, что украла слесаря.
        Первый поспешил к ней, готовый против обыкновения не чинить и исправлять, а кромсать и расчленять; он на сегодня заранее убедил себя, что действует в обстоятельствах непреодолимой силы, - но тут из снежного вихря показался металлический паук и резво поплыл, загребая лапами, по целине.
        Чего он сотворил с полицейской леталкой, слесарь не рассказал, да его и не спросили.
        Снежное поле ярко блестело в лучах восхода. Три машины выстроились в колонну и пошли по девственной белизне солнцу навстречу…
        Весной в Лесничестве начался переполох.
        Медведи, шатун и местный, ещё зимой вступили в коалицию - вместо того чтобы убивать друг друга, они поделили территорию на равные части, и каждый бродил по своей. Встречались у волокуши, где бок о бок давились опилками с тухлятиной, и снова мирно расходились. Первый вовремя припомнил, что «свой» зверь у него женского пола, успел оставить соответствующий приказ, и за медведицей неусыпно следил Второй с усыпляющим шприцем - на случай, если шатун захочет слабую девушку слопать или просто от нечего делать пристукнуть. Бурые ссорились много, но это было чисто статусное выяснение отношений, и дальше беготни вокруг кучи еды не доходило. Удивительно, как они не затоптали раз двадцать енотовидную собаку, которая совсем потеряла страх и регулярно паслась у волокуши. Иногда ей поддавали лапой волки, чтобы не путалась под ногами, но енотовидка даже не думала пугаться и притворяться мёртвой.
        В конце концов эта суматоха волкам надоела, и те начали гонять медведей от волокуши, сразу обоих. Поначалу косолапые робели и отступали, а потом объединились против общего врага, после чего неделю волки жили впроголодь и от расстройства устраивали каждую ночь жуткие концерты, завывая на весь лес.
        Потому что нельзя просто так взять и перестать много есть.
        Дальше всё как-то наладилось, хотя эпизодические свары имели место до самой весны, пока в один прекрасный день Шестой не прошёл по тропе без волокуши. Его тщательно обнюхали и даже попытались вырвать грабли, ошибочно приняв их за лопату, но только получили граблями по мордасам.
        Оказалось, что взять и перестать много есть очень даже можно. Просто так взять и перестать.
        Енотовидка мигом поняла, чем такие расклады оборачиваются для недостаточно крупных зверей, и смылась, пока её не назначили едой.
        Назавтра соблазнительный запах донёсся со стороны лосиных кормушек, и все бросились туда.
        Это начала оттаивать и благоухать грандиозная куча не востребованной лосями подкормки, которую всю зиму сгребал Шестой. На вершине кучи сидела очень грустная енотовидная собака. Увидав, как со всех сторон набегают, роняя слюни, волки и медведи, енотовидка не стала притворяться своим в доску хищником, а сделала ноги, и вовремя. Иначе её точно бы пришибли через минуту-другую, когда стал ясен масштаб катастрофы.
        Подкормка за зиму превратилась в нечто окончательно и бесповоротно несъедобное. Она могла только пахнуть. Тонны опилок распространяли дурманящий аромат пищи, но это был обман. Звери слегка расковыряли кучу, попробовали слежавшуюся гадость на зуб, поцапались между собой на нервной почве и разошлись, глубоко разочарованные.
        Медведи отнеслись к исчезновению еды философски: ну, походили ещё на тропу, потусовались там с обескураженными волками, поругались с ними, надавали серым оплеух и оставили в покое. А то мало ли. Волки с голоду радикально смелеют, и в один прекрасный день ты припёрся, такой весь из себя медведь, а стая тебе говорит: здравствуй, свежее мясо. Да ну их, дураков…
        Волки, оставшись без лакомства, совершенно растерялись. Поначалу они сновали вплотную к ограде Лесничества, вынюхивая и на что-то надеясь, а потом начали каждую ночь под воротами дружно выть. Неделю.
        И тут Первый затребовал у Шестого доклад: что у нас с лосями.
        Шестой честно ответил: он исправно выполняет все предписанные работы по уходу за стадом, а самих лосей не видел очень давно.
        Первый понял, что Шестой сломан куда сильнее, чем казалось. С помощью слесаря он раскурочил Шестого по винтику и собрал вновь, но лоси от этого не появились. Их не видели камеры и не слышали микрофоны.
        Чтобы решить загадку, Первый предпринял личную инспекцию территории. Он выкатился из ворот и, сопровождаемый волками, двинулся по маршруту Шестого. Волки отлично знали, кто на территории главный и может все исправить. Они бежали за роботом двумя колоннами по обе стороны тропы. Будь у Первого подобие лица, волки скакали бы перед лесничим, преданно заглядывая в глаза и притворяясь собаками. Они надеялись на него, верили в него.
        Они бы ему, наверное, гусеницы попытались отгрызть, скажи им кто, как дела обстоят в действительности.
        Потому что нельзя просто так взять и перестать кормить волков опилками.
        Не поймут.
        А Первый был озадачен. У него все наконец-то шло как надо, даже Третьего удалось вернуть в строй, и расчисткой буреломов на территории занимались мощные квалифицированные лесорубы. Но куда делись лоси? Естественным было предположить, что их съели волки. А завывания каждую ночь прямо под воротами могли значить лишь одно: сожрав лосей, серые почуяли себя организованной силой, вконец обнаглели и теперь хотят выжить роботов из Лесничества.
        Первый осмотрел пустые кормушки и огромную кучу не пойми чего, отдалённо смахивающего на опилки. Волки сидели рядом, вывалив языки. Первый отдал команду лесникам прочесать территорию - вдруг лоси бродят где-то на самом краю - и снял пробу с кучи в надежде выяснить, что это, собственно, такое тут навалено.
        Навалена была испорченная пища, а лоси пропали бесследно. Кучу следовало убрать подальше, а лосей каким-то образом завести снова.
        Волки очень внимательно наблюдали за Первым. Когда он уехал, стая осталась у кучи. Обнюхала её, осмотрела кормушки, а потом рысью скрылась в чаще, взяв курс на запад.
        Этой ночью в лесу никто не выл.
        А на рассвете у ворот Лесничества раздались топот и мычание.
        Там стояло большое лосиное стадо.
        И сидели полукругом, не давая лосям удрать, очень довольные собой волки.
        Лесники опознали стадо как своё, отогнали его к кормушкам и придержали там - лосей надо было заново приучить к территории. А из ворот появился Шестой с волокушей, полной еды. И с лопатой, разумеется. Только держал он её теперь не поверх кучи, а в манипуляторах.
        Стая налетела на волокушу в надежде успеть поесть хоть немного… И дружно сморщила носы. Эта еда не пахла едой. И не была едой, во всяком случае, для волков. Настали тёплые дни, и Первый загрузил лесникам обычный «летний» рецепт. Самого простого лосиного комбикорма.
        Волки бросились к воротам и закатили дикую истерику. Они трясли головами, плевались, рычали, визжали, а некоторые издавали даже что-то похожее на лай. Волки были оскорблены до глубины души.
        Потом они ушли и не вернулись.
        В мае на шатуна накатило весеннее настроение, и он наконец сообразил, с кем именно делил зимой вкусные опилки. Жених побежал делать барышне предложение. В нём уже совсем ничего не осталось от шатуна, он был гладкий, круглый, лоснящийся; красавец мужчина со сладким и мечтательным выражением морды. Тут-то ему барышня и припомнила, как он её зимой третировал. Опасаясь смертоубийства, примчался Второй со шприцем, но обошлось.
        По берлогам эти двое разлеглись до снега, и очень вовремя. Потому что в один прекрасный день Первый отметил: настала зима. И когда из ворот Лесничества, как обычно, вышел Шестой с волокушей на буксире, весь лес обратился в нюх. Еда вновь приобрела волшебный запах, и самой малости не хватало, чтобы этот аромат смог разбудить медведя.
        По пути следования волокушу атаковала пара енотовидных собак.
        А назавтра прибежали волки.
        Отчего Первый думал так долго, прежде чем отблагодарить их за услугу, осталось загадкой для волков. Зато Шестой больше не бил грабителей электричеством, позволяя ехать на волокуше аж до самых кормушек, и только там начинал гонять их лопатой. Это волки оценили.
        На самом деле Первый вообще ни о чём не задумался. У него был интеллект, но не было рефлексии, понятия благодарности или сочувствия ничего не значили для лесничего, он только исполнял свой долг и собирался делать это впредь, превозмогая любые препятствия ради Лесничества и своих подопечных.
        А у Шестого просто заклинило шокер.
        Медведица в берлоге перевернулась на другой бок.
        И улыбнулась во сне, совсем по-человечески.
        Абсолютные миротворцы
        На чёрном-чёрном острове был чёрный-чёрный пляж, а в нем большая чёрная-чёрная воронка, из которой торчал чёрный-чёрный гладкий купол. По куполу, невнятно чертыхаясь, ползали очень злые люди с мотками клейкой ленты и датчиками системы геологической разведки. Люди не могли ругаться в голос: каждый что-то держал в зубах. Зато с края воронки знатно голосил колоритный бородач.
        -Правее, Майк! - кричал он. - Ещё на метр! И лепи его!
        -Скользко, трам-тарарам…
        -Давай-давай! Ещё три осталось! Времени нет совсем!
        -Да чтоб оно всё…
        Ещё на чёрном-чёрном пляже, на краю чёрной-чёрной воронки, валялся слегка помятый планетолёт типа «корсар» со сломанной посадочной опорой. Две уцелевшие «ноги» беспомощно торчали вверх и в стороны, придавая аварии оттенок нелепый и даже трогательный. Лапку кораблик подвернул, бедняжка.
        Заложив руки за спину, насупившись и сутулясь, утопая ботинками в чёрном-чёрном песке, вдоль поверженного корабля расхаживал туда-сюда командир экипажа.
        Высоко над ним из распахнутого люка свисал штормтрап, тянулись вниз силовые кабели и торчали ноги бортинженера.
        -Готово! - донеслось от воронки. - Вылезаем, быстро! Даю питание через две минуты! Кто не спрятался, я не виноват!
        -Мастер! - позвали сверху. - А может, это…
        Командир прекратил свои эволюции, поднял голову и молча уставился на инженеровы ботинки.
        -Может, не надо? Я тут подумал - мы его это… а оно как долбанёт!
        -Не долбанёт, - процедил командир. - А если долбанёт, скажем, Кацман виноват. Не правда ли, Кацман?
        -Так если… Кому мы скажем-то?
        -Это неважно. Главное, мы перед смертью будем точно знать, что виноват Кацман. Верно, а, Кацман?
        -Прекратите издеваться, пожалуйста, - донеслось из-под корабля.
        -Ах, извините.
        -Вы мне приказали думать - я и думаю! Не мешайте.
        Командир заглянул под корабль - там, в тени, лёжа на чёрном-чёрном песке, уткнулся носом в планшет самый грустный и несчастный человек на чёрном-чёрном острове, а может, кто знает, и в его окрестностях.
        -Кацман, хватит дурака валять, - сказал командир. - Вылезай оттуда. У тебя будет тепловой удар.
        -Здесь тень.
        -Ты там как котлета в гамбургере, идиот. Неужели надо объяснять?
        Кацман высунулся из тени на солнце, но мигом вернулся обратно.
        -Тут не видно ничего, засветка, - объяснил он. - А я же читаю документы.
        -Я над тобой встану.
        -Только не это. Вы так нависаете…
        -Ещё бы я не нависал, - сказал командир ласково.
        Кацман на всякий случай заполз под корабль поглубже.
        Прибежал бородач, за ним ещё двое, потные и запыхавшиеся.
        -Готовы, мастер.
        -Где Мюллера забыли?
        -Сидит на обрыве, за датчиками смотрит.
        -Зачем?
        -Ну… Просто смотрит. Слушайте, бог с ним. Кажется, нашему землемеру хочется немного побыть одному. Я разрешил. Если мы ему надоели временно…
        -Ну тогда давай, - будничным тоном сказал командир.
        -Давай! - крикнул бородач.
        Командир слегка поморщился.
        Бортинженер втянул ноги в люк и завозился там.
        -Устали? - спросил командир, разглядывая людей. - Ничего, это вся суета на сегодня. Дальше по расписанию из физических нагрузок только обед.
        -И последняя мировая война, - буркнул второй пилот, отряхивая с ладоней чёрный песок.
        -Мастер, скажите ему, чтобы перестал нагнетать обстановку, - попросил штурман. - Он меня этой войной уже достал. Я уже сам её боюсь.
        -Отставить панику, Салман.
        -Да какая паника, мастер, - пилот снова отряхнул руки. - Просто глупо пошутил. Больше не повторится. Хотите, я с обедом разберусь?
        -Полезли вместе, - предложил штурман. - Там сейчас в одиночку не особо чего сделаешь, рук не хватит.
        -Я же тебя достал.
        -Ну ты же перестал…
        -Подожди, Майк, - сказал командир. - Сейчас мне все нужны здесь. Нам придется очень быстро принимать решение, и я хочу услышать каждого.
        -Лорд, ты где? - позвали сверху. - Пошла картинка, давай смотри.
        Бородач тяжело вздохнул и зашагал к трапу.
        -Да ты не нервничай, - сказал командир ему вслед.
        -Какое тут не нервничай…
        -Хочешь, я остров в твою честь назову? - спросил командир. - Сколько всего названо именами геологов, ну и у тебя будет своя точка на карте. Остров Лордкипанидзе, а?
        Бородач, уже поднявшийся на несколько ступенек, оглянулся через плечо.
        -За что?! Чтобы потом моей фамилией пугали детей?
        -М-да… Это я как-то не подумал. Ладно, будет остров Кацмана.
        -Так ему и надо! - добавил бородач и резво полез наверх.
        -Лорд, мы же с тобой сколько лет знакомы!.. - донеслось из-под корабля. - Не будь скотиной…
        Геолог не удостоил Кацмана ответом.
        Потянулось томительное ожидание. Трое молча стояли на чёрном-чёрном пляже, наверху еле слышно переговаривались ещё двое, да под кораблем время от времени жалобно вздыхал Кацман. Потом не спеша, руки в карманах, подошёл землемер.
        -Чего я там сижу, как дурак, - объяснил он. - Скучно. Давайте, что ли, Кацмана побьём. Пока тут не появилась морская пехота Соединенных Штатов и другие прелести цивилизации.
        Из-под корабля донёсся очередной вздох.
        -Так нечестно, - сказал пилот. - Вы с Кацманом давно работаете, для вас, наверное, в порядке вещей друг друга метелить. А я с этим лузером драным пару раз когда-то выпил, о чём сейчас жалею, и провёл рядом всего один рейс. Мне неудобно бить пассажира.
        -Мне тоже, - сказал штурман. - Кацман и правда лузер, но лётный состав против мордобоя. Нам профессиональная этика не позволяет. Давайте, когда Лорд освободится, вы вдвоем Кацмана отфигачите, коллегу своего. А мы так… Поаплодируем.
        -Да какой он нам коллега… - землемер презрительно фыркнул. - Он если «в поле» иходил, только на стажировке. Кацман белый воротничок. Крыса офисная. Плесень кабинетная. Верно ты его назвал, Салман, - пассажир!
        -Вы могли не соглашаться! Могли никуда не лететь! - донеслось из-под корабля. - Какого, вообще, чёрта…
        -Ишь ты. Оно заговорило… - Мюллер поддёрнул рукава. - Подсунуло нам летающий гроб вместо корабля и теперь ещё голос подаёт?
        -Отставить, - негромко попросил, именно попросил, а не приказал командир.
        Мюллер пожал плечами.
        -В принципе он ведь прав, - сказал командир. - Сами виноваты. Могли и не лететь. У нас с Пашей были сомнения насчёт этого «корсара»…
        -Ну уж нет, мастер, - отрезал пилот. - Даже не думайте брать ответственность на себя. Я ваши сомнения помню. И кто тогда громче всех кричал, что вы с инженером перестраховщики? То-то. И Майк тоже был хорош. И ты, кстати, Эрик, изобразил такого старого космического волка…
        -А я и есть старый космический геодезист, - сказал Мюллер. - Кто поспорит? У меня налёт больше твоего. Мы с командиром, считай, вместе начинали. Ой, да о чём мы вообще разговариваем…
        -Это нервное, - сказал штурман. - Это Салман всех накрутил.
        -И правильно накрутил. Тут занервничаешь - откопали такую хреновину, и как нарочно нас идёт спасать американский фрегат…
        -Чем тебе американский фрегат не угодил?! - взвился штурман.
        -Честно? - спросил Мюллер. - Всем. Да хотя бы эскадрой, к которой он принадлежит. Если ты не понимаешь, как это всё неудачно сложилось, - заткнись, пожалуйста.
        Штурман надулся, но заткнулся.
        Из люка высунулась бородатая физиономия и спросила:
        -Ну что? Готовы?
        Все посмотрели наверх, даже Кацман выглянул из тени.
        -Давай, пугай нас, - сказал командир.
        -Поздравляю, допрыгались. Это Чёрная Смерть, никаких сомнений.
        Наступила тишина, только слышно было, как легонько накатывается волна на чёрный-чёрный пляж.
        -Бомбы - на борту? - спросил наконец командир.
        -Да откуда я знаю. Нашими средствами не разглядеть. Но сам корабль в точности соответствует описанию из каталога Гильдии Торговцев. Какого чёрта он тут… Привалило счастье, называется.
        -Ладно, спускайтесь оба, - сказал командир. - И захватите воды, пожалуйста.
        Из люка высунулась ещё одна голова, белобрысая.
        -Есть версия, мастер! Нету там бомб. Зато мы теперь знаем, почему вымерли динозавры!
        -Павел! - сказал командир строго.
        -Понял, понял, уже иду.
        -Эта чёрная хреновина и без бомб не подарок, - буркнул пилот. - Подумать страшно, что сейчас начнётся. А мы… Как с нами-то будет? Нас же американцы прихлопнут не за хрен собачий, просто чтобы не трепались. Из самых лучших побуждений, желая избежать международного конфликта. А, мастер?
        Командир молчал, глядя под ноги.
        -До чего же вы, имперские морды, американцев не любите, прямо удивительно, - сказал штурман. - Как вы меня столько лет терпите, республиканца несчастного?
        -Дело не в государственном устройстве, а в политике страны, балда ты, - сказал пилот. - Америка тоже, по сути, империя. Просто молодая, растущая и наглая до невозможности.
        -Ну извини, другой Америки у меня для вас нет!
        -Ты не огрызайся. Просто возьми и прикинь расклад: необитаемый остров, не отмеченный на картах, на нем Чёрная Смерть, битый «корсар» исемеро идиотов. С момента посадки идиоты не выходили в эфир, у них передатчик вдребезги. Значит, о том, что они выжили, знаешь только ты. Ну и твоё начальство, которому ты доложишь обстановку. Ты капитан американских ВМС. Твои действия?…
        -Доложить и ждать указаний, чего тут непонятного.
        -И какие будут указания?
        -Отстань!
        Штурман явно понимал, на что ему намекают, но не хотел соглашаться.
        -А ну тихо! Мастер что-то придумал, - громким шёпотом сообщил землемер.
        -Ну, допустим, вариант есть, - буркнул командир. - Только он мне не нравится. И у нас меньше суток, чтобы сообразить, как провернуть всё по-умному. Иначе прихлопнут в любом случае, ты прав, Салман. И не только нас. Из-за этого драного острова все начнут хлопать всех, бить на опережение, пока другой не завладел Чёрной Смертью… Вы хоть понимаете, чего мы натворили? Нет, вы реально - понимаете?
        -Естественно! - Землемер фыркнул и приосанился. - Это выражение сейчас почти забыто, но мы-то с тобой, когда были маленькими, часто его слышали. Мы - поджигатели войны.
        Пилот и штурман при этих словах заметно поежились.
        -Будь моя воля… - Командир наконец-то поднял глаза, и были они очень грустные, почти как у Кацмана. - Будь моя воля, я бы прыгнул в корабль и улетел к чёртовой бабушке. Но это просто инстинкт самосохранения, да и корабля у нас теперь нет. Значит, надо спасать положение.
        -Есть идея, - сказал пилот. - Прежде чем всех спасать, давайте и правда Кацману морду набьём!

* * *
        До самого конца миссии всё шло на редкость гладко, ну совсем без происшествий, никто даже палец не прищемил. «Корсар» вёл себя безупречно, экипаж глядел бодро и работал слаженно, а Кацман совсем никому не мешал.
        Сходили на Титан - застолбили там для клиента площадку под завод по извлечению и упаковке углеводородов. Обычная работа геодезистов, просто условия специфические. Титан - это вам не Марс и даже не Луна, он с атмосферой, взлёт-посадка - целая история. И ветер дует, что наверху, что у самой поверхности - не соскучишься. К выходу готовились две недели ещё на Земле и упорно тренировались по дороге, ждали разных неудобств, но когда освоились на месте, оказалось вполне ничего. Много шутили про метановые озёра: какая тут рыбалка, например, и как должна выглядеть яхта, чтобы по этим озёрам на ней рассекать. Инженеру идея про яхту запала в душу, и он потом всю обратную дорогу что-то считал… Совсем не шутили над Кацманом: новичков в космосе не трогают, о них заботятся. На подлёте и отходе любовались до умопомрачения кольцами Сатурна, прямо медитировали на них; строго говоря, если бы не тот же Кацман, на кольцах слегка помешанный, мало кто из астронавтов настолько проникся бы их величественной и даже пугающей красотой, выходящей за пределы человеческого представления о чудесах света. Астронавту мешает
восхищаться явлением в целом чёткое знание, как эта штука возникла, из чего состоит, и почему к ней вплотную лучше не соваться. Профессионалу вообще многое мешает наслаждаться жизнью в её ярких проявлениях. Он больше потом вспоминает - вау, это было красиво! - чем успевает оценить непосредственно в процессе. У него в процессе слишком заняты голова и руки.
        Пришли домой, на орбите дождались своей очереди, Земля разрешила посадку, командир произнёс дежурную фразу: «Всем сидеть, начинаем манёвр», кивнул второму пилоту, тот ввёл команду, и тут реактор дал такой, извините за выражение, тормозной импульс, что экипаж временно потерял контроль над кораблём, а заодно дар речи, координацию движений и способность рационально соображать.
        Не страшная перегрузка, но людей прямо размазало по креслам от неожиданности.
        А через несколько секунд, едва народ очухался, начало размазывать в самом буквальном смысле. Корабль так упёрся выхлопом, словно решил победить во вселенском конкурсе «Понижай орбиту с нами, понижай лучше нас, понижай без нас». Командир голову дал бы на отсечение, что это не программный баг или ошибка ввода, а банальная электрика. Где-то в шине управления коротнуло, а предохранитель… А что предохранитель? А кто его знает. И чего дальше - поди угадай, ведь сейчас наверняка шина греется и плавится. Хуже некуда, если начинает сыпаться электрика. Знаем мы, как это бывает: тут слегка замкнуло - сразу вон там заискрило, не успеешь оглянуться, уже на другом конце выбило, из-за этого тряхануло, а потом разваливается всё.
        Зато ходовая часть у нас работает отменно, факт.
        Только очень хочется её выключить, а она - не согласна.
        Решение одно: аварийная жёсткая перезагрузка.
        Шевелить руками и отдавать команды голосом было уже трудно, но человек жить любит и заранее готовится к неприятностям, а то бы давно мы все передохли; командир скосил глаза, уцепился взглядом за красную метку в самом краешке меню на забрале шлема и потянул её вниз.
        Уф-ф… Сейчас это безобразие кончится.
        И начнётся другое безобразие: успеть перезапуститься, пока не грохнулись. А если не запустимся? Или запустимся, но снова без контроля тяги, во всю дурь? Это ещё ничего, хотя бы оторвёмся и улетим подальше… А если протянем с запуском, падая по баллистической траектории, и пройдём точку невозврата, когда останется только в шлюпку прыгать? А «корсар» грохнется в обитаемой зоне и кого-нибудь там задавит?… Это ж и посмертно стыда не оберёшься…
        Все эти мысли проскочили в голове командира за секунду, пока он боялся совсем другого: сейчас окажется, что прямой сигнал на блок управления реактором не проходит. Жёсткая перезагрузка, она специально для аварийных ситуаций - и не проходит. Ну потому что у нас авария. Просто ради такого случая. Чтобы уж полное безобразие.
        Тут, к счастью, безобразие кончилось.
        «Корсар» медленно - пока ещё медленно - снижался.
        Командир сделал несколько глубоких вдохов.
        Отдышавшись, он должен был первым делом опросить экипаж о самочувствии и раздать указания. Но командир сказал:
        -Ну-у, Кацман… Удружил!

* * *
        Корабль был подержанный, взяли его на один рейс, сделав вид, что берут на пробу - а там поглядим, как себя покажет. Может, он нам не понравится. Может, мы его вообще доломаем. Поэтому кораблю даже имени не дали, звали по модели, «корсаром», и, наверное, зря. Стоило бы с ним познакомиться как положено, руками ласково потрогать, задушевно поговорить, чтобы машина почувствовала: хозяин пришёл, не обидит. Это все мистика и суеверие, конечно, зато работает, проверено.
        Но командиру экипажа, капитану коммерческого флота Андрею Воронцову, как-то сразу этот потасканный «корсар» не глянулся, и сама миссия его раздражала, и дурацкое положение, в котором оказалась команда, а ещё отдельно раздражал Кацман.
        Хотя, казалось бы, именно Кацман и эту миссию состряпал от начала до конца, и корабль подогнал, и строго говоря, командир должен был его за такой подарок расцеловать во все места. Но почему-то не хотелось.
        Много лет с человеком работаешь, не ждешь ничего особенного, и вот наступает момент, когда ты сел в лужу, и человек внезапно тебя выручил, а ты вместо «спасибо» хочешь дать ему по шее как минимум и сам не понимаешь, с чего бы это.
        Наверное, с того, что Кацман - славный, в общем, парень - немного перегнул палку и фактически пролез в команду путем невинного, но упорного шантажа. Всего на один рейс. А вот не надо было так. Мог по-хорошему попросить - и его бы взяли. Но Кацман, наверное, думал, что не возьмут ни в какую, он ведь только по первому диплому геодезист, а по второму юрист, а по жизни вовсе офисная крыса, кому нужен такой балласт в космосе. И воспользовался обстоятельствами, а этого никто не любит.
        Тем более, если у тебя крепко сработанная команда и любой наезд со стороны ты воспринимаешь как покушение на всех сразу.
        Воронцов возил Мюллера по всей Солнечной системе, когда был ещё вторым пилотом, и эти двое отлично спелись. А ещё они разглядели тренд: великие державы хотят осваивать космос, но сами не имеют достаточно средств и начинают выпускать во Внеземелье корпорации - разрабатывайте и обживайте, добывайте и обогащайтесь. Когда Воронцов получил капитанские нашивки, они с землемером основали фирму из двух человек, обозвали её «Универсальная геодезия», имея в виду, что «Universal» это вам не комар чихнул, и прикупили в кредит подержанный «пеликан». Мюллер нашёл по знакомству молодого геолога-австралийца с типично австралийским именем Буба Лордкипанидзе. Воронцов привёл инженера, своего соотечественника Пашу Безбородко, а чуть позже второго пилота с типично британским именем Салман Хикмет. Штурман, американец Майкл Росси, образовался сам, ему обрыдло ходить на грузовой линии туда-сюда-обратно, он хотел нестандартных задач, и с геодезистами ему оказалось в самый раз.
        Оформлением документов занимался Давид Кацман.
        Он никогда не был членом команды, просто сидел в офисе регистрационной службы. Но как-то вышло, что один раз оформление прошло через Кацмана, другой, третий, и Мюллер отметил: парень работает чётко, компетентно и по-хорошему увлечённо. Ещё парень не просит денег за чёткость и скорость, он и на зарплате всем доволен. Это могло значить только одно: Кацман видит себя в перспективе начальником отдела, потом департамента, а там уже как пойдёт. И он не выслуживался, просто знал, что рано или поздно его оценят.
        Мюллер позвал Кацмана на кружку пива и сказал: парень, у тебя если нарисуется что интересное, ты нам свистни, получишь долю как агент. Не стесняйся, все так делают, за это ещё никого не выгоняли с работы. А Кацман ответил: понимаешь, мне нельзя подставляться, у меня наполеоновские планы, я хочу захватить власть в регистрационной службе и научить её наконец работать так же лихо, как работаете вы, астронавты. Ты, вообще, понимаешь, господин космический землемер, чем мы занимаемся? Мы столбим участки под строительство на других планетах! Мы делаем то, о чём мой дедушка читал в фантастических романах. И вот я, простой Кацман из Квинса, балбес, который никогда не выезжал за пределы мегаполиса и элементарную корову видел только в цирке, оформляю сейчас твою заявку, а в ней написано: астероид такой-то. Астероид, ядрёна мама! На нём поставят автоматическую фабрику, туда будут ходить корабли… Я сижу в офисе, в четырёх стенах, и держу руку на пульсе космической экспансии человечества. Когда я стану начальником всего этого… Надо будет успеть сначала жениться и нарожать детей, а то, наверное, у меня вовсе ум
за разум зайдёт.
        «А-а, ещё один романтик», - сказал Мюллер.
        Как тут не стать романтиком, когда мы общаемся с представителями иных цивилизаций? У тебя лично голова не кружится от такого?
        «Ну-ну, - сказал Мюллер, - общаемся мы, как же. Гильдия Торговцев просто мимо пролетала, им с нами в ближайшую тысячу лет толком говорить не о чём. Так, поставили нас в известность о некоторых обстоятельствах… Другой разговор, какой толчок эта встреча дала к освоению Солнечной системы».
        «Ну вот видишь, - обрадовался Кацман. - Или я идиот? Иногда мне кажется, что я просто идиот восторженный».
        «Да все нормально, - сказал Мюллер. - У нас с Андреем таких, как ты, полный экипаж, только им обычно некогда думать про романтику, слава богу. Они потом, как на Земле пива выпьют…»
        «Познакомь при случае», - попросил Кацман.
        И Мюллер их познакомил, и они выпили пива, и ещё потом не раз выпили пива, и Кацман всем очень нравился, особенно его идея «научить регистрационную службу работать».
        Тем временем Кацмана оценили, он стал-таки начальником отдела и теперь лично с бумажками «Универсальной геодезии» не возился, но присматривать - присматривал. Скорость и чёткость только возросли.
        А «Универсальная геодезия» расплатилась за свой «пеликан», вылизала его до блеска, летай - не хочу, команда заметно прибавила в весе, обзавелась недвижимостью, гуляла друг у друга на свадьбах, и тут случилась неприятность. Реактор сначала легонько подтекал, а тут начал просто сифонить. Гарантия ещё не кончилась, она на реакторы такого типа до полувека, и как производитель ни старался доказать, что энергетическую установку плохо обслуживали, «Универсальная геодезия» от его провокаций успешно отмахалась сервисной книжкой. Но переборка реактора занимает минимум три месяца, плюс ходовые испытания и повторная сертификация - в сумме до полугода. И расходов внезапных предостаточно.
        Сидеть дома, считая мелочь и теряя выгодные заказы, очень не хотелось. И тут Мюллеру позвонил Кацман.
        «Есть интересная работа на Титане, - сказал он. - И один мой знакомый готов задёшево сдать „корсар“. Он заинтересован в долгосрочной аренде с последующей продажей, ну и сделаете вид, что берёте корабль на пробу. Если станет наводить справки о вас - так логично: „корсар“ круче „пеликана“. Я знаю, у вас свободных денег кот наплакал, вы сейчас можете лететь только в кредит, поэтому сам финансирую экспедицию. Даю беспроцентную ссуду с возвратом, когда сможете. Условие одно - возьмите меня пассажиром. Медкомиссию я прошёл, допуск к полётам есть. И отгулов за переработку на месяц набежало, плюсану к отпуску, в самый раз хватит. По рукам?»
        Напрасно Кацман это ляпнул: «условие». Надо было ему - попросить.
        Но простой Кацман из Квинса хоть и «держал руку на пульсе», а совершенно не был уверен в себе. Особенно перед астронавтами. Он, наверное, всё утро этот свой монолог репетировал.
        Мюллер пришёл к Воронцову - и начал против обыкновения мямлить и запинаться.
        «Зачем ему это надо?» - спросил командир.
        «Он хочет увидеть кольца Сатурна».
        «Ты серьёзно? Он может их увидеть на симуляторе. Они там совсем как настоящие, мы же с тобой знаем, объясни ему. Пусть слетает на симуляторе через щель Кассини. Впечатлений - на всю жизнь, мне до сих пор боязно».
        «Он хочет по-настоящему. Пойми, этот парень никогда не выезжал из своего города. И в общем, не собирается. Но у него есть мечта…»
        «Этому парню уже под сорок лет! - взорвался командир. - Он идиот! Мне не нужен идиот на борту в дальнем рейсе! Что он будет там делать всю дорогу?! Заниматься идиотизмом?!»
        «У него всё продумано. Книгу будет писать», - коротко сообщил землемер.
        Чтобы осмыслить эту информацию, командиру понадобилось секунд пять. С одной стороны, непозволительно много для капитана планетолёта, а с другой - таких зубодробительных вводных ему в жизни не давали. Говоря по-простому, Воронцов слегка обалдел.
        «Роман про общение с иными цивилизациями? - спросил он вкрадчиво. - Надеюсь, эротический!»
        «Учебник по регистрационной практике. У него и заказ есть, только времени не хватает…»
        «Ты так говоришь, будто тебе эта идея нравится!»
        «Ну не сидеть же на заднице полгода… Нам тогда на следующий полёт всё равно кредит брать придётся…»
        В спорных положениях командир собирает всех и предлагает высказываться. Ещё вчера Кацмана очень уважали, но тут на его голову - по счастью, отсутствующую - вылилось несколько вёдер отборных помоев. Саму идею признали неглупой, но - без Кацмана. Идти на незнакомом корабле можно, его ведь проверят, риск умеренный, но этика астронавтов не рекомендует брать в такой рейс пассажира, если можно без него обойтись. А то вдруг навернёмся - получится некрасиво, бросим тень на всю профессию. Когда сами астронавты гибнут, плачут только родственники и коллеги. Когда астронавты ещё кого с собой прихватят на тот свет, шум поднимается оглушительный, даже если сразу видно, что не виноваты. Астронавтов любили, пока их было мало, и они выглядели героями, а когда превратились в извозчиков, отношение поменялось. Теперь все знали, что в космическом бизнесе крутятся огромные деньги, и астронавты неизвестно почему слишком много оставляют себе на зарплату. Так что о репутации приходилось думать и думать.
        Общее мнение команды сложилось такое: мы готовы сделать дело, и пускай Кацман как инвестор на этом хорошо заработает. Ещё и в ножки ему поклонимся. Но никаких пассажиров.
        Мюллер пошёл к Кацману и получил решительный отказ. Или всё - или ничего. Дайте мне кольца Сатурна, а денег мне не надо, и я вас не подведу.
        «Просто для очистки совести посмотрим корабль», - сказал командир.
        Крупнейший грузовой космодром мира в Неваде соседствовал с крупнейшей стоянкой подержанной космической техники и крупнейшим же - в Америке всё самое большое, даже стейки и унитазы, - «кладбищем планетолётов». Жизнь на «кладбище» била ключом, оттуда на стоянку пёрли всё, что можно и нельзя. Естественно, репутация у стоянки была так себе, но, имея на ней проверенного человека, можно и вправду подобрать неплохую машину. Кацман заверил: человек - самый что ни на есть проверенный, лучше не бывает.
        Да, здесь надо держать ухо востро и быть очень компетентным и дотошным, чтобы не прикупить кота в мешке. В странах с традиционным режимом - России и Британии, например, - государство жесточайше контролирует всё, что летает в космос, а Америка отдала эту тему на откуп частным компаниям. Сам решай, что лучше. У русских ты можешь взять подержанный корабль, будучи уверен, что полетит он, как новый, но и стоить будет почти как новый, и ещё на каждом этапе оформления тебе намекнут: можно дешевле, но ты поделись. Распоследний надворный советник тянет лапу и глядит жадными глазами, а элементарный коллежский асессор задирает нос до небес и может заблокировать сделку из-за того, что ты косо на него посмотрел. Та же ерунда творится с распределением заказов на частные космические изыскания и разработки. Советников и асессоров регулярно арестовывают и гонят под суд, но на их место бегут новые ничуть не лучше - уж больно много денег крутится рядом с космическими кораблями. Почему, собственно, команда Воронцова «паслась» на американском рынке - тут возможностей была прорва, а коррупция по сравнению с родными
пенатами самая щадящая.
        Разумеется, когда честный парень Кацман говорит, что мистер Смит вас не надует, это не повод снижать бдительность. Мистер Смит может втюхать вам межпланетное корыто просто потому, что он самый обычный менеджер с «космическим» дипломом, а его главного инженера («десять лет на „Боинге“ отработал») выгнали из корпорации «Боинг» за профнепригодность, а механики вообще прирождённые убийцы, им автомобиль дать в руки страшно, они для ускорения процесса монтажа забивают датчики в гнёзда молотками.
        Поэтому Воронцов приказал экипажу бдительность удвоить, соваться во все дыры и вообще держаться нагло. А то угробимся - и винить потом некого, кроме себя. Знаем мы эти «корсары» задёшево, не бывают они дешёвыми. «Корсар» - относительно свежая машина, очень неглупо сконструированная. Она бы нам и в собственность пригодилась, да вот мы пока не миллионеры.
        И учтите: двадцать лет назад, когда «корсары» только пошли в серию, у них было несколько аварий, они при посадке бились слегка. Поговаривали, что сами корабли ни при чём, это проблема эксплуатации, но, тем не менее, расположение гироскопов поменяли, а шасси усилили. Просто так модернизацию не проводят. Нам предлагают десятилетку, и всё равно смотрим в оба.
        «Десятилетки пару раз бились просто в хлам, я узнавал, - сказал бортинженер. - Но это точно были проблемы экипажа. „Корсары“ прощают грубые ошибки в пилотировании, они вообще очень много умеют сами, вот народ расслабляется - и бьётся. А так, конечно, машина замечательная».
        «Мой экипаж не расслабляется», - напомнил командир.
        На том и порешили.
        Корабль мистера Смита оказался вроде не плох, но с особенностями, характерными для подержанной техники, которую стоило бы сразу капитально отремонтировать, чтобы дальше уверенно мучить в хвост и в гриву. А пока вы его на предельных режимах долго не гоняйте, давайте остыть. Но у вас же не планируются такие режимы?… Это меняли, и это меняли. Почему так рано меняли? Были сбои. Нет, как раз вот это не меняли, оно ходит и ходит… Слушайте, ну «корсар» же, на сегодня нет машины надежнее в коммерческом флоте. Главное - остыть ему давайте. Он денёк отдохнёт на малой тяге - и как новенький.
        Его протестировали снизу доверху, он старательно прикидывался самой надёжной машиной коммерческого флота. Воронцов все равно ему не доверял. Что-то с этим «корсаром» было не так, но, похоже, чисто по мелочи. Если случится отказ, то легко устранимый силами экипажа. При известной внимательности на таком планетолёте можно смотаться к Титану и обратно с посадками хоть три раза. Ты только следи, не расслабляйся.
        Последовала дискуссия, в ходе которой громче всех ругались пилот и инженер, Мюллер изображал старого космического волка, а командир выразительно молчал. Он видел главное: все очень хотят снова лететь. Астронавты на этот счёт такие же больные, как лётчики, им нельзя без неба. И если команда просидит «внизу» полгода, кто знает, как она себя покажет дальше. Ещё непонятно, кто сильнее потеряет навыки - экипаж или геолог с геодезистом. Эти могут вообще интерес к космической работе утратить, они-то и на Земле не пропадут. А замену поди найди, да и не хотел командир искать замену.
        Воронцов позвонил Кацману и сказал: «Чёрт с тобой».
        Кацман на том конце линии как-то странно задышал - кажется, боролся со слезами.
        Воронцов лишний раз уверился, что берёт на борт идиота, но ему вдруг стало Кацмана очень жалко. Командир понял мечту клерка о кольцах Сатурна, пропустил через себя - и посочувствовал.
        Много позже, когда они уже подошли к месту назначения и вместе любовались кольцами, Воронцов спросил:
        «Слушай, Давид. До меня только сейчас дошло. Этот Смит, у которого мы арендовали корабль, он, конечно, по фамилии Смит, только с лица порядочный Кацман. Сознавайся - родственник?»
        «Ну… В общем… Дальний родственник».
        «Ну ё-моё…» - протянул командир по-русски, и Кацману послышалось нечто знакомое. Кажется, так иногда говорил его дедушка, тот самый, который любил фантастику про контакты с иными цивилизациями и заразил внука мечтой о полете к Сатурну.
        «Напрасно ты это сделал, - сказал командир. - Очень напрасно».
        «Да ладно, он не сильно расстроится, когда мы корабль вернём. Всё равно ему прибыль, а я сэкономил».
        «Дурачина ты, - сказал капитан. - Так можно и шкуру свою… Сэкономить. Кота в мешке всегда подсовывают не чужим, а своим, если есть возможность. Потому что родственник в случае чего тебя не убьёт, пожалеет».
        «Что не так с кораблем?!» - встрепенулся Кацман.
        «Да все нормально пока. Но мы с Пашей ему не доверяем. Ладно, забудь. Мы следим за машиной, авось обойдётся».
        Уже на Титане, глядя, как жадно Кацман прилип к иллюминатору - выпускать его из корабля уговора не было, там за бортом - одна седьмая земной тяжести и сильный ветер, - командир вдруг спросил:
        «А что же ты, друг, не пошёл в астронавты?»
        «Маму пожалел, - ответил Кацман. - Мама очень боялась…»
        Воронцов кивнул. У него мама тоже боялась. До сих пор боялась.
        Не взбрыкни проклятый «корсар» на торможении, Кацману никто и никогда не сказал бы больше худого слова.
        А попробуй кто - получил бы от Воронцова лично в лоб.

* * *
        -Ну-у, Кацман… Удружил!
        Похрустывая и потрескивая от нагрева, корабль падал в Тихий океан.
        Экипаж боролся за живучесть, то есть со всей возможной скоростью перезапускал системы. Мюллер общался с диспетчером - должна же Земля знать хотя бы приблизительно, где искать терпящих бедствие. Лордкипанидзе монотонно давал отсчёт - сколько осталось до точки невозврата. Кацман благоразумно помалкивал.
        Приводнение означало: они не причинят никому ущерба, и это очень хорошо. Ложкой дёгтя оставалось то, что корабль они утопят с концами, даже если реактор даст тягу, поскольку садиться тупо некуда, одна солёная водица. А значит, впереди долгое выяснение отношений со страховой компанией. Приводнившийся «корсар» плавает немногим лучше утюга; на этот случай в нём предусмотрена аварийная капсула для выныривания и последующего беспорядочного кувыркания в волнах. Никого эта перспектива не радовала. По-хорошему, надо было уже сейчас, пока не поздно, всем прыгать в шлюпку и отчаливать в направлении ближайшей суши. Но Воронцов упорно пытался восстановить контроль над двигательной установкой: капитанов учат бороться до конца. Если была в запасе секунда, а ты сдался - плохой ты капитан.
        В запасе оставалось секунд примерно двадцать, когда «корсар» ожил, выпустил под себя яркий сноп пламени и начал замедлять падение. А потом штурман заорал:
        -ЗЕМЛЯ!!! НА РАДАРЕ!!! ЗЕМЛЯ!!!
        И ещё на нервной почве добавил несколько американских идиом, которые экипаж в принципе знал, но старался не употреблять на борту.
        -Дай мне траекторию, - сказал командир. - И сразу пускай зонд.
        Под кораблём на снижении в атмосфере такой факел, что ни черта не разглядишь. На этот случай в сторону отстреливается зонд-разведчик, он падает, обгоняя корабль, и даёт картинку. Мало ли, что там за земля, вдруг одни скалы и садиться некуда.
        Потом все молчали, затаив дыхание. «Корсар» интенсивно тормозил, поэтому точка невозврата сместилась, но всё равно тикали секунды, пока ещё можно безопасно уйти на шлюпке. Промедлишь - и шлюпка просто не успеет набрать ускорение, плюхнется. А плавает она немногим лучше «корсара», то есть всё равно сравнимо с утюгом. И спасательной капсулы на шлюпке нет.
        Потом все дружно выдохнули.
        Почти точно под «корсаром», ну самую малость подправить траекторию, был чёрный-чёрный подковообразный остров. Невысокая, вряд ли выше полусотни метров, скалистая гряда и широкий ровный пляж. Никаких проблем, наши посадочные опоры приспособлены для сыпучих грунтов. Выхлопом корабль выроет на пляже большущую яму - ну в неё и сядем.
        -Лорд, что скажешь? - спросил командир.
        -Этот чёрный песок более сыпуч, чем обычный, но нам хватит. Типичный вулканический остров, молодой совсем.
        -Приготовились, - сказал командир. - Принял решение: садимся. Радисту определить точные координаты и передать диспетчеру.
        -Есть точное место, передаю.
        «Корсар» выпустил «ноги», упёрся огненным столбом в чёрный-чёрный пляж и задрожал, останавливаясь в воздухе.
        -Земля желает удачи, - невнятно доложил Мюллер. - Нас уже идут спасать.
        И тут «корсар» сел.
        А через секунду вместо того, чтобы растопыриться и упереться, корабль… Поскользнулся. Нелепо засучил «ногами» иначал валиться на бок. Командир попытался ему помочь, оттолкнувшись маневровыми, но «корсар» будто стоял на ледяной шишке: его только закрутило, и он окончательно потерял равновесие.
        В наступившей мёртвой тишине раздалось одно слово:
        -Спокойно.
        Это сказал опытный космический волк Мюллер, непонятно кому, скорее всего, себе.
        Потом «корсар» грохнулся. С лязгом, звоном, треском, электрическими искрами, под отвратительный вой аварийной сирены, включившейся, когда была уже ни к чёрту не нужна, корабль рухнул точно на тот борт, где из обшивки выступала шлюпка, и судя по звуку, раздавил её к такой-то матери.
        Потом сирена заткнулась, потому что вырубилось всё.
        Потом корабль издал пугающий хруст и безвольно обмяк всем корпусом, будто сдулся. Где-то вдалеке звонко рвались трубопроводы. С потолка, то есть с бывшей стены, на астронавтов градом посыпались обломки пластмассы и отдельные приборы, какие помельче, а за ними и какие побольше: внутреннюю обшивку перекосило, и она выдавила внутрь рубки всё навесное оборудование.
        Рубочный люк, согласно инструкции задраенный, проскрежетал что-то и рухнул в коридор. Стало слышно, как в коридоре весело журчит. Хотелось надеяться, что просто вода.
        И тогда Кацман не нашёл ничего лучше, чем тихонько буркнуть себе под нос:
        -Ну уж тут я точно не виноват.
        Ох, напрасно он это ляпнул.

* * *
        Из ямы торчал гладкий чёрный купол, это на нём «корсар» поскользнулся. Воронцов с Хикметом и Росси стояли на краю воронки и разглядывали внезапную аномалию.
        -У меня одного такое ощущение, что я эту штуку уже где-то видел? - спросил пилот.
        -Нет, не у тебя одного.
        -И меня сосчитайте, трое нас.
        -Влипли, - заключил пилот.
        -А что у нас с кораблём, кто-нибудь понял? - спросил штурман.
        -Есть версия, - сказал командир. - Паша сейчас проверяет. Но я не хочу в это верить. Прямо с души воротит, если угадал.
        -А меня вот от чего реально с души воротит, - пилот ткнул пальцем в сторону чёрного купола. - Если я тоже угадал, конечно.
        Подошёл Лордкипанидзе.
        -Я был не совсем точен, - сказал он. - Это, конечно, вулканический остров, но относится к категории всплывающих. Его магма выдавливает наверх, а потом, когда процессы успокаиваются, он снова тонет. Это самая верхушка подводного хребта.
        -И как часто он ныряет? - спросил командир, глядя на чёрный-чёрный купол.
        -Да кто его знает, мастер. В любой момент. Были уже прецеденты, у берегов Сицилии всплывала здоровенная гора. В девятнадцатом веке из-за неё чуть не передрались наши с испанцами и сицилийцами. Там ещё кто-то претендовал, я точно не помню.
        -А ваши-то что там забыли?
        -А когда остров вынырнул, мимо как раз проходил британский корабль с целым адмиралом на борту. Ну и заявили права. Бодались по дипломатическим каналам полгода, уже почти дошло до вооружённого конфликта, тут остров подумал, что на фиг ему всё это надо - и снова погрузился.
        -Поскорее бы, - процедил командир.
        -Э-э… Вы о чём, мастер?
        -У нас тут тоже поблизости… Корабль с адмиралом.
        Командир расправил плечи и поглядел на геолога, словно очнувшись.
        -Мы ведь можем твоей системой обмерить эту штуковину?
        -Думаю, без проблем. Раскидаем датчики…
        -Действуй. Прямо сейчас. Вся команда в твоём распоряжении, кроме инженера. Питание он тебе на систему подаст, когда скажешь. Электричества у нас много. Времени мало, так что давай в темпе.
        Геолог вгляделся в лицо командира и тоже как-то приосанился.
        -Здесь лежит то, о чём мы все думаем? - спросил он.
        -Очень надеюсь, не то. Были похожие корабли. Вот я и говорю - надо быстро сделать замеры. Чтобы дальше бояться всерьёз… Или не бояться.
        -Понял вас, мастер. Салман, Майк! Слышали? Вы теперь мои. Ну, дело привычное, да?
        Из люка высунулся инженер.
        -А где Кацман?
        -Они с Эриком в трюме проверяют, как там наше оборудование. Кстати, сейчас оно понадобится. Зачем тебе Кацман?
        -Хочу ему в рожу плюнуть.
        -Что ещё за самодеятельность? - командир нахмурился. - Доложи по порядку.
        -Вы были правы, мастер, «корсар» нам подсунули хорошо битый, только дело ещё хуже. Можно я сразу громко и всем, чтобы не повторяться?… Джентльмены, поздравляю, мы сходили туда и обратно на корабле с поддельными документами!
        -КАЦМАН!!! - рявкнул командир.
        Пилот и штурман уже стояли рядом, с видом самым решительным. Окажись Кацман поблизости, было бы ему весело.
        -Сейчас позову, - голова скрылась в люке.
        -Стой! Паша! Вернись. Это я от неожиданности.
        -Понимаю и сочувствую, - сказал инженер, высовываясь обратно. - Да я сам от неожиданности чуть не пошёл его убивать. Значит, докладываю. Поскольку у нас много чего отвалилось, я смог пролезть и взглянуть на силовой набор корпуса. Он, во-первых, основательно чиненный, а во-вторых, маркировка не совпадает. Это «корсар» номер шесть, ему двадцать лет, и я точно знаю, что он уже бился при посадке и падал на бок. Я так понимаю, его собрали из двух кораблей, собственно шестого и какой-то десятилетки, вероятно разбитой там же, в Неваде. Просто не знаю, где ещё можно скрыть аварию корабля, только в Штатах, у нас ведь если узнают, секир-башка сразу… Документы взяли от десятилетнего, сунули на лапу кому надо в техконтроле… Почему он так хорошо себя вёл на всех режимах - значит, жёсткость корпуса восстановили качественно. Спасибо и на этом, как говорится. Но второго падения ему, конечно, хватило. Укатали сивку крутые горки…
        Последние слова он произнёс по-русски и задумался, как бы перевести.
        -Вот же сукины дети! - перевёл по-своему Лордкипанидзе.
        -Ориентируешься правильно, - согласился инженер.
        -М-да… - протянул задумчиво пилот. - Теперь многое в поведении машины становится яснее. Но надо сказать, эти мерзавцы знают своё дело.
        -Спасибо, Паша, - сказал командир. - Теперь, пожалуйста, вот что… Нам нужно питание на датчики системы геологоразведки. И свистни Эрику - пусть тащит её сюда. Если она не разбилась, конечно.
        -Принято к исполнению. С Кацманом что делать?
        -Плюнь ему в рожу от нашего имени! - предложил штурман.
        -Ничего не делать, - сказал командир. - Он не виноват.
        -ЧЕГО-О?! - возмутились хором сразу все.
        -Сами подумайте, - посоветовал командир.
        Он почувствовал, что с ним не согласились, но его послушались, и это было главное.
        Его команда угодила в ситуацию, когда нет ничего важнее взаимного доверия и слаженности действий. Иначе всем хана. Глобально.
        На чёрном-чёрном острове под слоем чёрного-чёрного песка лежала влипшая в магму Чёрная Смерть, у командира не было в этом сомнений. Легендарный корабль расы космических скитальцев, о котором предупредила землян Гильдия Торговцев. По их данным, последняя известная Чёрная Смерть ушла в направлении Солнечной системы ещё в незапамятные времена, и больше её не видели. Теоретически на корабле должны были находиться две, образно говоря, бомбы, каждая из которых убивала всё живое на целом полушарии, не трогая инфраструктуру. После чего из корабля высаживалась, опять-таки образно говоря, муравьиная матка с рабочими и колонизировала планету. Выжрав дочиста биосферу, насекомые строили новый корабль, сажали на него следующую матку, и та уходила дальше в поисках нового места, а оставшиеся просто вымирали. В чём смысл такой стратегии, Гильдия Торговцев если и понимала, объяснить не смогла, а скорее всего, просто относилась к этому как к некой данности: ну вот есть во Вселенной разные уроды.
        Сама по себе Чёрная Смерть была если не технологическим шедевром, то где-то рядом, и кто сумеет разобраться хотя бы в её двигательной установке, уже в огромном выигрыше. Но одна-единственная бомба, активировать которую наверняка не проблема - и уж совсем не проблема соврать, будто ты знаешь, как это сделать, - даст формальному владельцу корабля возможность диктовать свою волю остальному человечеству.
        Особенно если владелец живёт в одном полушарии, а остальное человечество в другом. Потрясающий соблазн. Что для империи дряхлой, но гордой, что для империи молодой и наглой.
        Место для подрыва сейчас неудачное - это повезло, конечно, - но выдолбить корабль из скалы, в которую он вплавился миллион лет назад, подобраться к люкам, вскрыть их и либо извлечь оружие, либо перетащить корабль целиком, куда тебе надо, на нынешнем техническом уровне решается легко. Капитану Воронцову хватило нескольких секунд, чтобы представить себе все доступные варианты. И вероятные сценарии развития событий тоже.
        Все они ему не нравились.
        А особенно не нравилось то, что услышал Мюллер от диспетчера перед самой посадкой: здесь на море практически нет движения, торговые пути далеко, но мимо идёт по своим делам эскадра ВМС США, и один фрегат уже имеет приказ отвернуть к точке падения «корсара» иснять с острова терпящих бедствие. Прибытие ориентировочно через двадцать часов.
        Мюллер ещё обрадовался, что их снимают американцы - быстрее попадём в Штаты и отрихтуем физиономию мистеру Смиту. Если его раньше страховая компания не съест живьём, она ведь начнёт разбираться, почему на таком хорошем корабле такая загадочная электрика, и наверняка что-нибудь удивительное откопает.
        Удивительного про свой корабль они теперь знали более чем достаточно без помощи страховщиков.
        А вот второй удивительный корабль был тут даром не нужен.

* * *
        На чёрном-чёрном пляже стоял импровизированный тент, а под ним на ящиках от геодезического оборудования сидели грустные-грустные люди.
        -Время уходит, - сказал командир. - Пока что над нами облачность. Но едва облака разойдутся, нас станут искать со спутников и могут разглядеть лишнее. Поэтому - резюмирую. Мы тут все, строго говоря, обыватели. Но мы уверены, что Чёрная Смерть неминуемо изменит баланс сил на планете, в чьи бы руки ни попала. Более того, сам факт присутствия этой штуки на Земле может вызвать большой конфликт, войну на опережение. Кто за кого подпишется и чья в итоге возьмёт, предсказать невозможно, но драка - будет. И теперь я спрашиваю: как мы можем исправить ситуацию? Есть идеи?
        Команда молчала и переглядывалась.
        -Раз уж всё так официально, прошу занести в протокол моё особое мнение, - сказал штурман. - Тут были высказаны э-э…
        -Инсинуации, - подсказал командир.
        -Спасибо. Инсинуации в адрес Соединённых Штатов Америки и их внешней политики. Я заявляю по этому поводу решительный протест. Моя великая родина последовательно борется за мир и демократические свободы во всём мире…
        -В гробу мы видали такую борьбу за мир, - ввернул Мюллер. - И такие свободы.
        -…и на этом основании я заявляю: единственный шанс сохранить найденный нами инопланетный корабль в неприкосновенности, сделать его общим достоянием человечества и справедливо использовать технологии, которые удастся из него извлечь, - передать корабль в собственность США.
        Все, даже Кацман, посмотрели на штурмана неодобрительно.
        -Зафиксировано, - командир повернулся к Кацману. - Какой юридический статус у Чёрной Смерти, ты разобрался?
        -Погодите, мне никто не хочет ничего сказать? - спросил штурман.
        -Мы тебя не осуждаем, - сказал Мюллер. - Ты просто молодой ещё. У тебя какие-то иллюзии. Это бывает, и это пройдёт.
        -Я тоже молодой, а иллюзий никаких, - сообщил пилот. - И вообще я вас всех ненавижу, особенно Кацмана.
        -И это пройдёт, - заверил его Мюллер. - Помнишь, я на краю ямы остался сидеть? Ух как я вас всех ненавидел в тот момент.
        -Особенно Кацмана, - подсказал геолог. - А вот я всех люблю, даже тебя, зануда. И тебя, Майк. Давайте вместе как-то…
        -Давайте к делу, - перебил командир. - Кацман, докладывай.
        -Статус Чёрной Смерти - запутанный вопрос. Надо установить, что тут у нас: бесхозная недвижимость, просто находка или клад.
        -Ты нам мозги не пудри, - вмешался Мюллер. - Тебя спросили - отвечай.
        -Я и отвечаю… Если недвижимость…
        -Движимость! - перебил командир.
        -Как скажете. Просто хочу предупредить, что если корабль признают недвижимостью, он в конечном счёте отойдёт муниципалитету. Да-да, муниципалитета здесь сейчас нет, но ведь будет. А вот если Чёрная Смерть - находка… Да чего вы злитесь так? О находке мы обязаны немедленно заявить в полицию или органы местного самоуправления. Если в течение полугода не будет найден хозяин, корабль переходит в нашу собственность.
        -Полгода… - протянул командир.
        -За полгода все политики насмерть перегрызутся и устроят войну, это к гадалке не ходи, - процедил сквозь зубы пилот. - А вы ещё спрашиваете, почему я вас ненавижу!
        -И в мыслях не было тебя спрашивать, нужен ты нам больно такой злой, - мягко сказал геолог и положил руку пилоту на плечо. Тот дернулся и руку сбросил. Кажется, он был действительно очень зол.
        -Но намного хуже, если этот корабль - клад, - осчастливил публику Кацман. - Тогда нам принадлежит ровно половина, а половина отходит собственнику имущества, в котором клад был сокрыт.
        -Какому?
        -Ну все тому же - какой тут образуется. Кто заявит право на остров.
        -А что такое по закону клад?
        -Деньги или ценные предметы, намеренно сокрытые и, в отличие от находки, не имеющие собственника… Вы уверены, что Чёрную Смерть не спрятали здесь нарочно? Я бы не рискнул это утверждать. Суд может быть иного мнения.
        -Чёрт побери! - Пилот аж подпрыгнул.
        Все посмотрели на него.
        -Мы ведь не можем просветить Чёрную Смерть насквозь. А вдруг собственник… Внутри сидит? Ну лежит там в анабиозе, например.
        -Тем более не надо соваться внутрь, - сказал командир. - А то ещё разбудим.
        -Разрешите, я озвучу самый неприятный вариант, и на этом у меня всё, - попросил Кацман.
        -Ты всегда самую гадость оставляешь напоследок, - буркнул Мюллер.
        -В случае обнаружения нами клада исключение составляют вещи, признанные памятниками истории и культуры. Их судьба решается судом на основании научной экспертизы. Думаю, признать Чёрную Смерть памятником истории - раз плюнуть. Но есть вариант намного проще. Если раскопки и поиск ценностей производились без разрешения собственника имущества, в котором сокрыт клад, тогда общая собственность не наступает в принципе. И хозяин земли получает всё.
        -А мы тут произвели раскопки, - сказал командир, оглядываясь на яму.
        -Без разрешения, - добавил Кацман.
        -Это конец, - резюмировал пилот. - Это война.
        Он встал и принялся нервно расхаживать по чёрному пляжу.
        -Вы тут все с ума сошли, - сказал штурман. - Да почему война-то?
        Никто ему не ответил.
        -У тебя же был вариант, мастер, - напомнил Мюллер. - Давай уж. Выручай нас.
        Командир закусил губу. Оглядел людей. Тыльной стороной ладони стряхнул пот со лба.
        -Я вижу задачу так, - сказал он. - Надо законсервировать Чёрную Смерть здесь на веки вечные, чтобы никто не мог к ней сунуться. Через тысячу-другую лет мимо нас снова пройдёт караван Гильдии Торговцев. Тогда мы попросим их взять корабль и зашвырнуть его в ближайшую чёрную дыру. Если, конечно, сами к тому моменту не дорастём до этого. Нормальный план? Кто не согласен?
        -Ни себе, ни людям, - буркнул штурман.
        -Но ведь тоже вариант, а, Майк?
        -Я в меньшинстве, - сказал штурман. - Можете не обращать внимания. Кстати, Кацман, ты - предатель. Они тебя запугали, но это не снимает вины. Ты сейчас молчишь и меня не поддержал. Родину предаешь.
        -Я о родине забочусь, - очень ровным голосом произнёс Кацман.
        -Дать бы тебе в рыло…
        -Попробуй.
        Росси сидел напротив Кацмана и прыгнул на него прямо со своего ящика, из положения сидя. Он свалил противника на песок, но встать уже не смог, потому что нарвался на крепкий встречный удар в подбородок.
        Кацман выбрался из-под бездыханного тела штурмана и с нескрываемым изумлением посмотрел на свой кулак.
        Общество встретило победителя негромкими вежливыми аплодисментами.
        -А ты ничего, - сказал Мюллер.
        Кацман поморщился.
        -Паша, займись пострадавшим, - распорядился командир.
        -Я посмотрю, - сказал инженер, подошёл к штурману, перевернул его и осторожно пощупал челюсть. - Перелома вроде нет. Сейчас очнётся. Салман, у тебя там вода далеко?
        Штурмана побрызгали водичкой, он открыл глаза и с трудом пробормотал:
        -Ребята… А где это мы?
        -На необитаемом острове в Тихом океане.
        -Я потерял сознание? Тепловой удар?
        -Да, мой хороший, перегрелся ты, - сказал инженер. - Рухнул мордой об контейнер, хорошо, что не носом.
        -А где мы?
        -На необитаемом острове в Тихом океане.
        -Ну хорошо, - и штурман закрыл глаза.
        Челюсть у него распухала на глазах.
        -Сделаю я ему укольчик, - решил инженер. - Пусть спит. А то не нравится мне это. Лорд, кинь аптечку.
        -А где мы? - спросил штурман, открывая глаза.
        -Тебя не тошнит?
        -Нет.
        -Сколько пальцев видишь?
        -Три.
        -Молодчина. У тебя был тепловой удар, я сейчас успокаивающего дам, чтобы ты поспал немного, - проворковал инженер, заряжая ампулу в инъекционный пистолет.
        -Паша, друг… Спасибо. А где мы?
        -На необитаемом острове в Тихом океане, - с некоторым раздражением ответил инженер и выстрелил штурману в шею.
        -Я посплю немного, - сообщил штурман, с трудом ворочая языком. - А мы летали на Титан?
        -Да, Майк, мы уже вернулись, мы на Земле…
        -…на необитаемом острове, я помню. Как же меня угораздило… Как я мог вас так подвести… Извините, ребята…
        -Да ты что. Перегрелся. С каждым может случиться.
        -Ты не понял, я же штурман. Если мы на острове, это я облажался.
        -Нет-нет, это все Кацман, - утешил его инженер.
        Раздался дружный подавленный смех. Даже невозмутимый командир зажал рот ладонью. Да и сам Кацман то ли всхлипнул, то ли хмыкнул.
        -Кацман - отличный парень, - сказал штурман. - Знаешь, настоящий такой американец. Упорный и увлечённый. А где мы?
        -Засыпай, мой хороший. Ты с нами. Ты в команде. Мы с тобой.
        -Это хорошо. Вы для меня - как семья. Я с вами счастлив. Куда вы, туда и я. Извини, Паша, я посплю, давай потом все обсудим, - пробурчал штурман, зевнул и отключился.
        -Ну ты даёшь, Кацман, настоящий американец, - сказал инженер. - Это же надо так приложить человека - все симптомы легкого сотрясения. Ладно, не тошнит, уже хорошо…
        -Я, наверное, и вправду предатель, - Кацман выглядел совсем несчастным и смотрел под ноги. - Никудышный американец из меня. Вон как Майк за родину… А я…
        -Майк - за выгоду, - сказал Мюллер строго. - А ты сейчас как раз за родину. Чтобы ей конец не настал.
        -Продолжаем, - сказал командир. - Особое мнение коллеги Росси занесено в протокол и при подсчёте голосов будет учтено. Его последние заявления предлагаю считать помрачением рассудка вследствие теплового удара.
        -Теплового удара в челюсть, - ввернул Мюллер. - Суров ты, мастер. А ведь парень за тобой в огонь и в воду…
        -Парень имеет право на мнение, а я не имею права это мнение игнорировать. Итак, мы продолжаем. Зафиксировать Чёрную Смерть здесь и блокировать доступ к кораблю для кого угодно вплоть до момента, когда мы сумеем от него избавиться. Согласны?
        -Вообще, учёным полазить бы по нему как следует… - произнес Лордкипанидзе, задумчиво оглаживая бороду. - Это ведь сколько открытий сулит. Там один материал обшивки…
        -Изделие двойного назначения. Если ты понимаешь, о чём я.
        -М-да…
        -Даже сам факт того, что корабль существует, - уже имеет двойное назначение.
        -Согласен. Жалко просто.
        -Всем жалко, но что поделаешь. Слушайте, Майк сказал одну принципиальную вещь. Мы - семья, так уж получилось. У некоторых из нас есть э-э… настоящие семьи, и мы любим своих близких и готовы за них даже умереть… Но когда встаёт проблема - кому делегировать ответственность, - полностью рассчитывать лично я могу только на вас. А вы на меня.
        -Мы не семья, мы банда, - сказал Мюллер. - Мафия.
        -Нам сейчас надо решить - кому мы передаём ответственность за Чёрную Смерть. Моё мнение - никому. Мы можем по-настоящему доверять только друг другу. Мы по воле рока нашли эту опасную вещь на нашей родной планете. Значит, нам её и хранить. И вещь, и планету.
        -Слушайте, дайте мне тоже в челюсть, - попросил пилот. - Спать хочу. Я свой голос отдаю вам, командир. Вы не подведёте.
        -Извини, но ты можешь отдать голос только Лорду, как соотечественнику. И я очень тебя прошу дотерпеть до конца.
        -Почему?
        -Потому что ты мой пилот, а я твой командир. Ты мне нужен, Салман.
        Пилот уставился под ноги - в точности, как Кацман, и даже с похожим выражением лица.
        -Никогда не думал, что это так трудно - решать за других. А мы же тут сейчас за всех… Виноват, мастер. Я с вами.
        -Спасибо. Итак, если вернуться к юридической справке, данной нам господином Кацманом, мы можем решить задачу только одним законным образом. А именно, нам надо быть собственниками земли, на которой находится Чёрная Смерть. Земли и её недр, естественно, а то вдруг остров нырнёт. И воздушного пространства. Плюс территориальные воды - сколько там… Двенадцать морских миль. Все должно быть наше, и мы никого сюда не пустим. С этой целью я предлагаю реализовать наше законное право первооткрывателей и объявить остров Кацмана суверенным государством. Между прочим, Паша добрался до шлюпки, передатчик уцелел, у нас есть связь, мы можем выйти в эфир и сделать официальное объявление о суверенитете. Вопросы, жалобы, предложения?
        Так или иначе все уже догадались, к чему Воронцов клонит, но когда это прозвучало, люди замерли, словно громом поражённые.
        -Надеюсь, вы понимаете, что если даже в юридическом смысле это выглядит неглупо, то в политическом и просто человеческом - идиотизм, - сказал наконец Кацман.
        -Давид, у меня для тебя две новости, одна просто хреновенькая, а вторая совсем хреновая. Ты нам должен по гроб жизни за своего мистера Смита, так что остров Кацмана это только первая новость. Не обсуждается. Запись в бортжурнале уже сделана.
        Кацман сник в ожидании второй плохой новости.
        -Ну что же? - спросил командир.
        -А мы реально можем так сделать? - спросил геолог. - Или вы просто хотите всех ошарашить и выиграть время для чего-то ещё?
        -Я серьёзен абсолютно. Джентльмены, это оккупация.
        -Простите?…
        -Так называется способ приобретения terra nullius, земли, которая никому не принадлежит, - очень грустным тоном дал справку Кацман. - И в комментариях к закону написано точно про наш случай. Цитирую - в современном мире оккупация потеряла значение как способ захвата новых территорий, потому что на Земле не осталось бесхозных земель, но гипотетически возможна оккупация новых островов, возникших в открытом море в результате геологических процессов…
        -У них гипотетически, а у нас практически. Что скажете?
        -Какая вторая плохая новость для Кацмана? - спросил вдруг геолог.
        Командир подумал немного, поглядывая то на геолога, то на Кацмана, и всё-таки ответил:
        -Про государственный строй.
        -Антисемитизм?
        -Лорд, а давай ты перестанешь ёрничать, - сказал Мюллер.
        -Да страшно мне, ты не понял, что ли? Руки трясутся, гляди. Вы хоть представляете, чего задумали и чем это кончится?
        -Нормально всё будет, - сказал Мюллер. - И я тут ни при чем. Я так же обалдел, как и ты.
        -Даже я обалдел, - сказал инженер.
        -А я нет, - сказал пилот. - Можно я проголосую за? И за антисемитизм тоже.
        -Ты всё ещё хочешь уйти? - спросил командир.
        -Нет-нет, мне уже нравится. Я с самого начала другого варианта не видел, только самоопределяться и дальше стоять насмерть. У меня другой вопрос, мастер, а как сделать, чтобы не насмерть? Ведь едва мы выйдем в эфир, с того самого фрегата произойдёт случайный пуск ракеты. Замкнёт у них, как у нас замкнуло. Они даже не станут объявлять нам войну или ещё чего. Они потом будут долго извиняться.
        -У меня есть на этот счёт неплохая идея, - заверил командир. - Думаю, всё получится. Но сейчас я поступлю некрасиво. Я ничего вам пока не скажу. Хочу, чтобы мы принимали решения последовательно. Сначала надо решить - готовы ли мы и правда стоять насмерть за свои убеждения. Голосуем за оккупацию и суверенитет.
        -Нам придётся ведь отказаться от гражданства, - вспомнил геолог.
        -Ответ отрицательный. По Конституции острова Кацмана, которую нам сегодня же состряпает Кацман, отказ от гражданства не требуется. Принимаем всех. Государственная религия - пофигизм. То есть исповедуй, что хочешь. Мы абсолютно толерантны ко всему. Мы за мир во всём мире и дружбу народов. Но кто к нам сунется - пожалеет. Голосуем? Что скажут подданные русского государя?
        -Русские - за, - инженер поднял руку. Командир последовал его примеру.
        -Каково мнение подданных британской короны?
        Пилот и геолог дружно отсалютовали командиру.
        -Германия?
        -С вами за компанию. Эх, сейчас бы пивка холодненького… По такому случаю.
        -Соединённые Штаты - один голос против, а второй?…
        -А куда я денусь? - обречённо буркнул Кацман, поднимая руку. - Оккупация так оккупация, чёрт с вами.
        -Шесть - за, один - против, решение принято. Следующий вопрос - государственный строй. Поскольку мы решаем весьма специфическую задачу, главная наша проблема - обеспечить гарантированную преемственность власти и сохранение взятого курса. Мы должны быть готовы удерживать контроль над островом много поколений. Единственный выход - конституционная монархия. Остров Кацмана будет княжеством, джентльмены.
        -И Кацмана - в князья! - выкрикнул пилот в полном восторге.
        Команда разразилась громовыми аплодисментами, от которых почти проснулся штурман, недовольно пожевал губами и что-то буркнул.
        Кацман стремительно заливался краской.
        -Да-да, Давид, это была та самая вторая новость, - сказал командир.
        -Вы издеваетесь… - пролепетал Кацман.
        -Объясняю. В Конституции, которую ты напишешь, будет сказано, что если действующий монарх не оставит потомства, функции управления государством переходят по жребию к наследникам кого-то из нас семерых. Ну или шестерых, вдруг мы Росси завтра депортируем. Посмотрим на его поведение. Ради блага государства всем придётся жениться и нарожать детей, это я холостым коллегам сообщаю, особенно тебе, Кацман. И из поколения в поколение каждая семья обязана передавать глубокое понимание нашей священной миссии по сохранению мира на планете. Каждый должен быть готов взять на себя бразды правления. Чего вы ржёте, всё очень серьёзно, ребята.
        -Это нервное у нас, - сказал пилот. - Ну и детей жалко. Такая ответственность…
        -А вашему королю, думаешь, легко?
        -Нет, совсем не легко. И я как-то не стремлюсь на его место.
        -Ты будешь запасным королём. Мы все запасные. А его светлость князь Кацман - действующий. Исполнительный князь, я бы так сказал.
        -Ребята… Не губите! - взмолился Кацман. - Ну виноват я перед вами, очень виноват! Но не до такой же степени!
        -Виноват - отработаешь, - отрезал командир. - Вот в чём смысл монархии, вот зачем нужны империи - ответственность. Такая ответственность, которую нельзя просто сбросить с плеч, как власть президента, и сказать: ну виноват, не справился… Ты не можешь прийти на время, ты не можешь уйти, ты с этим родился и с этим живёшь. И каждый миг ты должен помнить: все новые обременения, что ты добыл, пока правил, лягут на плечи твоих детей. Каждое достижение несёт в себе обременение. Каждая победа скрывает в себе новую ответственность. Это идея владетельного рода, это смысл империи.
        Командир говорил, а люди не слушали - внимали. Все они давно знали Воронцова, но сейчас он повернулся к ним неведомой ранее стороной. Он не просто верил в сказанное - это была его душа, его персональный смысл.
        -Голосуем, джентльмены.
        Голосовали дважды, сначала за государственный строй (пять - за, двое - против), потом за избрание Кацмана в князья (пять - за, двое - против). Немного поспорили насчёт безальтернативности выборов. Тогда пилот бесстрашно предложил свою кандидатуру - и проиграл Кацману с тем же счетом пять-два.
        -А почему у нас штурман всегда против? - спросил Мюллер.
        -Человек такой, - объяснил командир. - Ладно, теперь самое трудное. Шуточки кончились совсем. Как я предлагаю защитить наши интересы? Что у нас есть? Ты недавно очень хорошо описал наше положение, Салман. Побитый «корсар», Чёрная Смерть и семеро идиотов. Отбиваться, если что, совершенно нечем. Значит, наше маленькое гордое княжество должно, сохранив в полной неприкосновенности суверенитет, примкнуть к некой силе, с которой никто в здравом уме не рискнёт связываться.
        Командир умолк, все задумались.
        -Ну естественно! - догадался геолог. - Кацман, ты же еврей!
        -И что? - опасливо поинтересовался Кацман, и без того уже совсем раздавленный свалившейся на голову короной.
        Время от времени он потирал рукой глаза, словно надеясь проснуться.
        -У нас будет еврейское княжество, вот что!
        -Ничего себе. Об этом я как-то не подумал, - признался командир.
        -То есть - как? А зачем тогда Кацман князь?
        -Да просто он хороший парень, - небрежно ответил командир.
        -А я думал, вы хотите, чтобы нас евреи прикрыли. Они же повсюду. Их только тронь.
        -Да трогают нас за милую душу… - сказал Кацман. - Где поймают, там и трогают. Думаешь, в Америке нам очень весело?
        -Здесь вас точно не тронут, ваша светлость, - сказал командир. - Вы теперь дома.
        Кацман посмотрел на него с подозрением.
        -Ну так кому я должен сдаться? - спросил он брезгливо.
        -Неплохо, - похвалил командир. - Всего пять минут князь, а уже заметно что-то такое… Ты не сдавайся. Никогда. И мы не будем. И тебя не сдадим.
        -Не томите, мастер, - попросил инженер.
        -Я знаю только одну крупную и сильную державу, которая уже несколько столетий не вела захватнических войн, - сказал командир. - Она вообще не любит воевать. Она либо отбивается, либо заступается за слабых. И мне кажется, будет разумно примкнуть к ней в качестве ассоциированного государства. То есть мы сохраняем независимость, но отдаём «старшему брату» два наших самых острых вопроса - внешнюю политику и охрану границ. Пусть нас защищают и пусть за нас бодаются с той же Америкой. Главное - нас никто не тронет.
        -И что с нас за это захотят? - спросил Кацман недоверчиво.
        -А это смотря с кем ты ассоциируешься. С англичанами - при всём уважении, ребята, - я не рискнул бы договариваться. Потому что они захотят много чего. У них всё ещё свербит в одном месте, им надо подниматься в полный рост, и Чёрная Смерть опасный соблазн для Англии. Наконец, у них огромный зуб на Америку, и они не упустят случая унизить заокеанских родственничков.
        -Откуда уверенность, что русские захотят мало? - бросил пилот. - Нет, мастер, я вас понимаю, все логично, никаких обид, но…
        Геолог задумчиво оглаживал бороду. Инженер хитро щурился. Кацман глядел настороженно. Штурман дрых. Командир улыбался.
        -А я догадался, - сказал Мюллер. - Ну ты хитрец, мастер. Ребята, он знает их психологию. Они получат сразу более чем достаточно. То, что они любят больше всего. У них на этом национальная идея построена. Русские малость чокнутые на этот счёт. Их будет проклинать вся планета, а они в ответ - улыбаться.
        -Статус абсолютных миротворцев, - объяснил командир.
        Некоторое время все молчали, переваривая услышанное.
        -Нет, давление будет сильное, особенно на первых порах. Чёрная Смерть как оружие русским не нужна, но как копилка технологий это, безусловно, лакомый кусок. Каждого из нас по отдельности попытаются уговаривать, а то и шантажировать. Но мы справимся. Потому что мы - семья, или мафия, или банда… Но мы заодно.
        -А потом ещё и денежек стрясём, - сказал Мюллер. - Нам же надо на отправление государственных обязанностей - приёмы там, фуршеты… Не может младший партнер Российской империи жить впроголодь, нехорошо.
        -Не исключено, не исключено…
        -Никогда не думал, что я такой авантюрист, - сказал геолог. - Но ведь может получиться. Я русских-то знал не только вас с Пашей. Они все действительно были малость с приветом.
        -Ваша светлость?…
        -Моя светлость изволит думать, - сказал Кацман. - Она оценивает варианты. Она пока не уверена.
        -Это всё очень мило, - сказал пилот. - Но у меня технический вопрос. Через шестнадцать часов сюда придут американцы и попытаются воткнуть в остров свой флаг. У нас есть передатчик, который работает на открытой голосовой волне. Пока вы будете договариваться со своим правительством, я вам гарантирую опять-таки случайный ракетный пуск. И смысл?… Видите, я на всё согласен в вашей безумной авантюре. И на то, что я теперь гражданин суверенного острова, и на то, что запасной король, и даже князь Кацман не вызывает у меня ни малейшего негатива. И мы договорились стоять насмерть, всё правильно. Но хотелось бы простоять подольше. Извините. В конце концов, мне теперь жениться и воспитывать детей! Чего вы ржёте все?!
        -Это нервное у нас, - сказал Мюллер.
        -Если вы проголосуете за ассоциацию с Российской империей, я покажу, как не сдохнуть, - пообещал командир.
        -Почему нельзя сначала показать? - спросил Кацман.
        -Потому что тогда мне нечего будет им предложить, - веско ответил командир.
        -И американцы нас не раскусят? - не унимался пилот.
        -Они забеспокоятся, но когда до них дойдёт, будет поздно.
        -Ставлю вопрос на голосование, - чётко и уверенно произнёс князь.
        Все поглядели на него широко раскрытыми глазами, только командир довольно посмеивался в кулак.
        -Сразу вслед за провозглашением суверенитета Остров Кацмана предлагает Российской империи принять его в качестве ассоциированного государства. Кто за, прошу поднять руки.
        Первым руку поднял сам князь, за ним все остальные.
        -Благодарю вас. Решение принято шестью голосами за, при одном против, любезный капитан, прошу занести это в бортовой журнал. А теперь, милостивый государь, благоволите показать нам… Что обещали.
        -Незамедлительно, ваша светлость. Паша, гарнитуру. Это может занять время, я не уверен, что там всё на месте… Спасибо, Паша, есть контакт.
        Командир надел наушник и уставился в планшет.
        Потом он заговорил на родном языке и сказал такое, что все оторопели. Даже те, кто по-русски знал от силы три-четыре десятка самых общеупотребительных слов.
        -Дежурный? Граф Воронцов беспокоит.
        Лордкипанидзе, привычно оглаживавший бороду, чуть не вырвал из неё клок. Хикмет уронил челюсть. Мюллер издал сдавленный звук то ли восторга, то ли ужаса, то ли сразу всё вместе. Кацман хранил молчание, но вдруг достал носовой платок и принялся очень нервно им утираться. Росси пропустил всё шоу, потому что спал.
        Паша гадко хихикнул.
        -А где там братец мой, далеко ли? - говорил тем временем командир. - Переключите на него, будьте добры… Серёжа? Здравствуй, дорогой. Есть минута?… Ах, ты уже знаешь? Нет, мы только что починили связь, и я первым делом звоню тебе. Почему это я должен звонить американцам, если они и так плывут сюда? Нервничают? Ах, переживают за нас… Ладно, я с ними свяжусь, конечно. А ты маме передай, что у меня всё в порядке, хорошо?… Ага. Слушай, я по делу. Где там у тебя великий князь?… А ты объясни, что я звоню ему со всплывающего острова в Тихом океане. На слово «всплывающий» нажми, он же у нас географ изрядный, он поймёт. Жду…
        Командир оглянулся на Кацмана и сказал:
        -Сейчас всё будет, ваша светлость.
        -Уже не сомневаюсь, ваша… ваше…
        -Сиятельство. Но лучше просто «мастер» или Андрей, я так привык. Я только по званию граф, а вообще ничего особенного, простой астронавт. Виноват…
        Он снова отвёл глаза и заговорил с далёким абонентом.
        -Миша, здравствуй! Будь другом, сделай вещь, это как раз по твоему профилю. И надо будет привлечь Костю. И по-хорошему ещё Кольку-маленького. Слушай, я тебе докладываю, а ты просто мотай на ус и потом дай своё решение. Я сижу на ничейном острове в Тихом океане. Остров - полное дерьмо, кусок лавы примерно километр на километр. Через шестнадцать часов, как ты знаешь уже, ко мне подойдёт американский фрегат. Поэтому мы с командой совершили над островом акт оккупации… Да, именно, оккупации. Основали тут княжество, провозгласили суверенитет… Спокойно, Миша. Конституционная монархия у нас. Повторяю, это просто кусок лавы торчит из воды, скоро может снова утонуть… Миша, спокойно. И мы просим Российскую империю взять нас ассоциированным государством… Нет, не просто зависимой территорией, нам нужна честная ассоциация… Да, я офигел, совершенно верно. И не я один. Нас семеро смелых, мы поклялись стоять насмерть, защищая эту землю, и будем стоять… Насмерть, говорю тебе… Когда-когда, вчера! В идеале, часов через десять мне тут нужен русский консул. А ещё лучше - чрезвычайный и полномочный посол. Только пусть
возьмёт что-то водоплавающее, я единственный пляж занял, у меня «корсар» на боку лежит… Смотри, как надо. Я выхожу в эфир и провозглашаю urbi et orbi декларацию о суверенитете. Все офигевают. И сразу вслед за этим сообщаю, что принят в состав Российской империи. Все офигевают совсем, и шоу окончено… Да, ты понял меня правильно, это чёрная скала вулканического происхождения, бессмысленная и беспощадная. Пиши координаты…
        Проснулся штурман, Паша дал ему воды, сказал, что они находятся на необитаемом острове, тот снова извинился и опять заснул. Командир снял наушник и сидел молча, отдуваясь, как после очень тяжёлой физической работы. Все почтительно молчали, ожидая указаний.
        -А вот зачем в империи нужно дворянство, - сказал он наконец, отдышавшись. - Вы не поверите. Всё-всё получилось.
        Он здорово удивился, когда целое государство во главе с монархом бросилось его обнимать.

* * *
        Когда над чёрным-чёрным островом стремительно взлетела обжигающе яркая южная заря, его измученное население только-только закончило писать Конституцию. После чего князя официально короновали, и он тут же первым своим указом переименовал Остров Кацмана в Наутилус. Дворянство взроптало, но князь показал ему средний палец. Сказал, всё вам прощу, но позорить меня не позволю. Стыдно мне править на Острове Кацмана, а кто не согласен - разрешаю устроить дворцовый переворот. Дворянство поджало хвосты, на трон пока никому не хотелось.
        Очухавшийся штурман с одного раза запомнил всё, что случилось в его отсутствие, и теперь размышлял: депортация или титул запасного князя. Или всё-таки депортация. С одной стороны, он был патриотом, а с другой - понимал, что ребята в принципе правы, и уж если кто борется за мир во всём мире по-настоящему бескомпромиссно, так это они, куда там Америке.
        Воронцов вдруг сообразил, что нужен флаг. Знамя Наутилуса придумалось в момент - чёрное с семью звёздами. Его сделали из куска мембранной плёнки, а звёзды командир милостиво пожаловал с рукавов своего форменного кителя, благо их там было восемь. Но встречать русского консула надо было, если по-хорошему, поднятием ещё и триколора. Белую полосу сделали из простыни, на синюю командир отдал спину кителя - все равно тот без звёзд уже не капитанский, - а с красной возникла загвоздка. И тут князь совершил поступок: вего багаже нашлась красная рубашка. Кацман в ней хотел красиво сойти с трапа по прибытии на Землю.
        Они насадили флаги на штыри от поломанных антенн и водрузили оба полотнища на самую высокую точку «корсара», до какой смогли добраться. После чего наконец-то сели завтракать.
        Все были малость шальные от нервной перегрузки и уже не очень хорошо соображали, время от времени над островом разносился истерический хохот после особенно тупой шутки. Но это было точно лучше, чем вспоминать, чего натворили, и пугаться собственной отваги.
        В сторону ямы и чёрного купола они старались не смотреть.
        После завтрака решили, что спать уже бессмысленно, поэтому обмерили Наутилус и подготовили документы на оформление.
        Затем слово попросил штурман. Трудно ворочая челюстью, он принёс всем извинения и сказал, что очень хотел бы присоединиться к славному народу Наутилуса, но, во-первых, недостоин, поскольку совершил акт предательства родного экипажа и любимого командира, а во-вторых, у него всё-таки с ними непреодолимые идейные разногласия. И хотя он глубоко понимает и уважает их мотивы и подозревает, что его легко простят, но осадок неприятный остался у всех, так что лучше он поедет отсюда первым же пароходом.
        В ответном слове князь заверил, что седьмая звезда на флаге Наутилуса останется навсегда как символ… Тут он замялся и повторил: ну просто как символ.
        «А давайте просто символически разобьём Майку морду окончательно - и оставим с нами», - предложил добрый Паша.
        Но люди опустили глаза, и командир сказал за всех: наверное, нет. Наверное, всё-таки нет.
        Стало очень грустно.
        Потом из Кремля сообщили: можно.
        Кацман вышел в эфир и чётко, без малейшей запинки, отбарабанил два текста.
        После чего с неба сверзился грузовик и поднял такую волну, что смыло тент, ящики, заново засыпало яму с чёрным куполом и едва не снесло флаги с «корсара». Мокрые насквозь островитяне встретили катер с чрезвычайным и полномочным послом Российской империи отборной руганью. По счастью, в катере оказался ещё великий князь Миша с корзиной шампанского, ящиком водки и рюкзаком закусок - это разрядило обстановку. Верительные грамоты посла Кацман принял так достойно, будто всю жизнь этим занимался. После короткой экскурсии по острову с осмотром достопримечательностей (пришлось немного помахать вёслами, потому что лопат в катере не было) высокие встречающиеся стороны отправились на коктейль а-ля фуршет.
        Ближе к обеду над островом прошёл туда-сюда вертолёт, а на горизонте нарисовался силуэт фрегата.
        -Ну вот и посмотрим, - сказал великий князь Миша, поднимая к глазам бинокль. - Вертолёт мы им для первого раза простим, но если эта лохань зайдёт в наши терводы… Придётся над ней слегка полетать.
        Фрегат встал точно на границе двенадцатимильной зоны.
        Великий князь повернулся к местному князю и протянул ему руку.
        -Поздравляю, Давид, - сказал он. - Вы это сделали.
        -Да что я… - смутился Кацман. - Если бы не командир…
        Воронцов хлопнул Кацмана по плечу.
        -Это всё из-за него, Миша. Если бы не Кацман, чёрт знает, кто бы нашёл Чёрную Смерть и чем бы это кончилось.
        Кацман смутился окончательно.
        -Ничего ещё не кончилось, - произнёс со значением Миша. - Самое веселье только начинается. Но как-нибудь с Божьей помощью справимся.
        -Я готов выступать где угодно и перед кем угодно, чтобы прояснить нашу позицию, - пообещал Кацман.
        Миша посмотрел на него и сказал:
        -Хороший ты парень. Прямо жалко тебя.
        -Почему? - Кацман поднял брови.
        -Да всем начхать на нашу позицию. У всех один вопрос: когда русские полезут вскрывать звездолёт. И нам теперь с этим жить, пока не придумаем, как от него избавиться. Андрей прав, Чёрную Смерть нельзя просто вышвырнуть с Земли и оставить без присмотра. Мало ли кто его подберёт. И даже на Солнце сбросить эту штуку я побоялся бы. По-хорошему, Чёрную Смерть - в чёрную дыру… А ты выступай, конечно, кто же тебе запретит, ты монарх.
        И Миша ушёл пить водку с послом.
        -Я правильно его понял - мы в полной заднице? - спросил Кацман у Воронцова. - Нас никто не любит?
        -Привыкай, - сказал Воронцов. - Ты теперь слегка русский, так что привыкай. Репутация наша ужасна и безобразна. Со временем научишься не обращать на это внимания. Конечно, в глубине души обидно. Но… Что я говорил про обременения? Ты победил. И это тяжкий груз, который тебе всю жизнь тащить и детям завещать. Но потом, глядишь, и дети чего-нибудь победят где-нибудь. Раз у них такой геройский папа.
        На мгновение Кацман сник. А потом сделал то, что отпечаталось в памяти Воронцова навеки, и потомки его передавали эту историю из уст в уста.
        Кацман расправил плечи, огляделся по сторонам, улыбнулся и сказал:
        -Слушай, а ведь хорошо тут у нас.

* * *
        Чёрный-чёрный остров ушёл под воду через шесть месяцев. Это были трудные полгода для всей планеты, и особенно для русских, но потом напряжение как-то рассосалось. Империя следила за Наутилусом и гоняла из его территориальных вод всех, кто пытался туда сунуться. Команда Воронцова разъехалась по домам. Хикмет и Лордкипанидзе удостоились приёма у короля, но не были против ожиданий пожалованы в рыцари. Мюллер тоже ходил к своему канцлеру и вышел из его кабинета государственным чиновником. Росси написал книгу «Семеро против Чёрной Смерти», где на удивление адекватно пересказал все события, включая те, которые проспал. Книга не сделала его ни героем, ни миллионером, на родине вообще не очень понимали, как к нему относиться.
        Кацман ждал чего угодно, только не той грандиозной славы, которая на него обрушилась. Быстро поняв, что русские крепко наложили на звездолёт лапу и ничего ты с ними не сделаешь, американский истеблишмент решил извлечь из этого положения хоть какую-то пользу и дал команду: парень всё сделал правильно. В безвыходном положении он защитил Америку от неминуемой агрессии, взяв ситуацию под контроль и перетянув управление на себя. Парень блестяще переиграл имперцев. Ура! Кацмана носили на руках. В одном интервью он назвал русских «абсолютными миротворцами» - на русских тут же наплевали и забыли, а вот словосочетание запомнилось и накрепко приклеилось к самому Кацману. Он ездил по стране с выступлениями и рассказывал, рассказывал, рассказывал, как всё было на самом деле, пытался достучаться до сердец людей - пока не увидел, что никто не слышит. Ну почти. Немногие понимающие - молчали. Остальные восторженно кричали: «Аб-со-лют-ный Ми-ро-тво-рец!» Кацман начал принимать антидепрессанты, а потом жестоко запил. Воронцов узнал об этом слишком поздно, он прилетел в Штаты через сутки после того, как князь
Наутилуса повесился в гостиничном номере.
        По результатам жеребьёвки новым князем стал Лордкипанидзе. Он невесело пошутил, мол, должность вредная для здоровья, но ломаться не стал и пост главного хранителя Чёрной Смерти принял. Воронцов облегчённо вздохнул, они с Пашей Безбородко набрали команду из молодых ребят, сели в «пеликан» истали дальше летать потихоньку, а через год именно их экипаж отвёз первые модули углеводородного заводика на Титан.
        Поговаривали, что им с Пашей в приватной обстановке сам император вручил то ли ордена, то ли именное оружие.
        И лишь через долгие-долгие годы один из правнуков Воронцова, исполнительный князь Наутилуса, показал друзьям, что же тогда подарили на самом деле. Это была богато отделанная золотом шкатулка в виде лежащего на боку планетолёта типа «корсар». А на внутренней стороне крышки государев вензель и надпись:
        «Абсолютному Миротворцу от благодарного Отечества».
        К вопросу о навигационных авариях
        Человеку, далёкому от флотской действительности, может показаться странным, что дедушка-сапёр, помойное ведро, белый медведь Михаил Иванович и оральное управление самолётом с подводной лодки никак не отражены в рапорте об инциденте на «ЛРС-28». Но такова суровая правда Заполярья: тут не до жиру, и из всего перечисленного наши ледовые ремонтные станции штатно оснащены только помойным ведром. Остальное попало на льдину случайно и временно, а некоторым и вовсе там делать нечего, особенно подводной лодке.
        Рапорт полон выражений наподобие «своевременные решительные действия» ив целом оставляет впечатление, будто персонал станции играючи одолел заградительную систему «Невод», каковая всегда рада прибить кого ни попадя, да нынче не на тех напала. Североморцы проявили свойственную им военно-морскую смекалку - прямо так и сказано, честное слово, - и уделали это чудо-юдо одной левой.
        Чтобы никому не было обидно, гнусное коварство и общая мерзопакостность «Невода» описаны в подчёркнуто восторженном тоне.
        Но если честно, пресловутую военно-морскую смекалку ярче всего демонстрирует именно рапорт, и только он один. Мы научились составлять отчёты о происшествиях так, что потом сами недоумеваем: апочему нас наказали? Судя по этому документу, «ЛРС-28» просто обязана была пойти на дно вместе с личным составом и имуществом, включая помойное ведро, увлекаемая в бездну обстоятельствами непреодолимой силы. Описанная в рапорте цепь чрезвычайных происшествий выглядит и правда непреодолимой, но моряки-североморцы вовремя решительно проявили, чего они там проявили. И точка. Будто не было цепочки случайностей, благодаря которой обошлось умеренными разрушениями и ни одно военно-морское тело не пострадало. Вернее, пострадало уже потом, на берегу.
        Как сказал командующий флотом дедушке-сапёру: «Дай мне волю, я бы некоторых протянул под килем, но времена нынче вегетарианские, ограничимся изнасилованием».
        «Они больше так не будут, - заверил дедушка. - Они теперь учёные. А я, наверное, поеду отсюда, пока ещё чего-нибудь не взорвалось и не утонуло. Спасибо за грибочки, хе-хе, ну и вообще. Развлёкся на старости лет».
        Услыхав про грибочки, командующий тихо застонал.
        «Да ладно тебе, - сказал дедушка, - наплюй и забудь. То есть это всё ужасно, но… Ты только представь, что было бы, если…»
        Стоп. Тут самое время показать свойственную нам военно-морскую смекалку: оборвать заслуженного человека на полуслове и раскрутить историю с начала.

* * *
        Северный флот работает в особо трудных условиях: здесь бывает холодно, темно, да ещё и, представьте себе, мокро. Чтобы превозмогать это, русские выдумали физику и химию: ядерные силовые установки и спирт. Но служить на Севере всё равно непросто. Пока заградительная система «Невод» сдерживает поползновения вероятного противника, наши главные враги в Арктике - обледенение и разгильдяйство. Мы с ними, конечно, боремся. А они борются с нами.
        Как-то очень хорошо в том году было с навигационными авариями. Не подумайте, что «мало», совсем наоборот. Богато, разнообразно и даже в некотором роде изобретательно. А когда начнёшь выяснять причины, так и вовсе увлекательно. Ибо присущие флоту лихость и остроумие в форме служебной халатности и неполного соответствия занимаемой должности, будучи пристально и объективно рассмотрены, прямо завораживают. Просто не знаешь, что сказать.
        Сидишь такой заворожённый и думаешь: вот товарища офицера Родина выкормила, вырастила, выучила, вручила фуражку и служебную квартиру, да ещё следила, чтобы он, мерзавец, не потонул, не взорвался, не захлебнулся и вообще, как говорится, не сгорел на работе. Казалось бы, должна эта инфузория в погонах демонстрировать некое минимальное ответное уважение. Ну хотя бы путём сохранения вверенного ей имущества и экипажа. От тебя, дубина, не ждут подвигов, тем более на Северном флоте сама жизнедеятельность временами имеет подвижнический оттенок. Ты просто не пытайся утопиться, гад такой, едва Родина отвернётся на пару минут. Ну элементарно же.
        Да не тут-то было.
        На общедоступный язык понятие «навигационная авария» переводится одним ёмким словом: «промазал». Радары, сонары, лазерные дальномеры, всё побоку, мы - носом об стенку да вдребезги. Спутники бороздят космические просторы, чтобы облегчить нам ориентацию в пространстве? Замечательно, полный вперёд - и брюхом на камни.
        Столкновения, выбросы на берег, навалы, сносы, касания грунта сыпались на наши многострадальные головы, будто из худого порося. Вдогонку летели приказы, исполненные недвусмысленных угроз; виновным и невиновным было вставлено и ещё добавлено, но корабли и лодки продолжали биться, словно эти оргвыводы их не касаются. И что интересно: пока работаем по зловредной системе «Невод», каковая есть конструктивно враг всего мореплавающего, - хоть бы кто блуданул да промахнулся. Стоит войти в зону действия системы, экипаж чудным образом исправляется: никакой морской смекалки, одно чёткое выполнение инструкций. Крепко сжав ягодицы, штурманы идеально рисуют курсы, и верно держат их рулевые. Тоже крепко сжав ягодицы, ибо страшновато. «Невод» разгильдяев не любит, ни ваших, ни наших. И чем дальше от родного берега, тем меньше похожи на разгильдяев моряки-североморцы. Но как нацелится кораблик в базу, расслабится - жди происшествия.
        До того доходило, катер боялись послать с бельём в прачечную. Утонет же, сволочь.
        Решив, что административные методы борьбы со злом исчерпались, руководство призвало инквизицию: во имя недопущения и предотвращения собрали партийный актив флота. Это, знаете, такая крайность, такой последний рубеж обороны военно-морского здравого смысла от военно-морской смекалки, что больше не с чем и сравнить.
        Только, извините, персонально Великого Инквизитора никто не приглашал. А он собрался. Товарищи офицеры, к нам едет с инспекцией Начальник Главного Политуправления, и начнёт он с посещения актива по навигационным авариям. Поможет нам, грешным, обсудить создавшееся положение и найти эффективные пути решения проблемы. Всем подмыться и надеть чистое исподнее. Аминь.
        Услыхав эту духоподъёмную новость, товарищи офицеры сразу взбодрились, крылышки расправили да давай глядеть орлами: ну допрыгались, голубчики, что уж теперь. Пропадай моя телега, догорай моя лучина, последний нонешний денёчек гуляю с вами я, друзья.
        Начальник ГлавПура - такой страшный военный зверь, который даже министру обороны не подчиняется. А у нынешнего ещё и прозвище «Товарищ Замполит». Почему?…
        -Если я начну рассказывать, у вас волосы шваброй встанут! - доверительно сообщил адмирал, командующий флотом.
        Но видно есть на небе специальный военно-морской бог, сжалился он над североморцами, и Товарища Замполита скрутил приступ желчнокаменной болезни на почве личной вредности. А инспекция назначена, её никто не отменял. На замену фигуре такого калибра требуется минимум член группы генеральных инспекторов, но группа нынче вся в разъездах, и свободен лишь один дедушка в звании маршала инженерных войск. Натурально дед, ветеран всего на свете, Ленина видел - и хоть бы хны.
        Адмирал берёт за жабры начальника разведки и требует дать на дедушку подробную ориентировку. Разведка садится на телефон, потом хватает свой «оперативный портфель», где две бутылки водки, чёрная икра да солёная рыбка - и исчезает. А назавтра, дыша в сторону, докладывает: маршал в особых зверствах не замечен, начинал простым сапёром, воевал, характеризуется вообще положительно, однако с ним держи ухо востро. Он в роли инспектора любит прикидываться любопытным чайником, который ничего не понимает, но ему всё интересно. Ну ему и выбалтывают лишнее, за что потом огребают. Конкретно у нас маршалу будет очень интересна работа по «Неводу». И даже есть мнение (разведка делает паузу и слегка оглядывается в сторону, где стоит домик Особого отдела), что маршал к нам намылился поперёд заместителя Товарища Замполита. Тот вроде хотел побороться с навигационными авариями, но дедуля его отодвинул хрупким старческим плечом. Дальше мы ничего утверждать не можем, но был слушок, что до выхода в тираж, то есть попадания в группу генеральных инспекторов, маршал курировал некий полумифический НИИ Сантехники.
Неофициальный лозунг которого, как известно: «Откачаем все дерьмо от родного берега». И из Северного Ледовитого океана, в частности.
        Короче, этот сапёр может нам устроить веселуху, но навигационные аварии ему, скорее, побоку, если они «Невод» не трогают. А мы чего, мы там не тонем, мы бедокурим поближе к базе, желательно прямо об неё бьемся, вода-то холодная, купаться долго неохота.
        -Значит, мы ему рыбалочку, мы ему поездочку за грибочками на тот берег… - прикидывает адмирал, отдуваясь и сдерживая инстинктивное желание перекреститься. - А по «Неводу»… Упрёмся-разберёмся. Чего попросит, то и покажем. Да хоть на льдину отвезём, если здоровье позволяет. Белого медведя не видали нигде? Надо бы медведя. Убедительного такого, хор-рошего!
        -Да что же в нём хорошего?
        -Ничего! Но если инспектор едет смотреть, как мы работаем, а у нас медведя нет… Вдруг он подумает, что нам легко? Что нам служба мёдом кажется? Вот мы и расслабились тут!
        -Если этот дед персонально забросил в море невод, он знает…
        -Пока он знает только, что мы чемпионы ВМФ по спасению утопающих! А у нас, между прочим, хищники повсюду ходят! Мы несём службу в экстремальных условиях! Здесь холодно и страшно!
        -Я уточню насчёт медведя, - обещает разведчик, тяжело вздыхая.
        -Ну вот видишь, - говорит адмирал. - Можешь, если хочешь!
        На том и порешили.

* * *
        С тех пор как появились атомные субмарины-ракетоносцы, северное побережье - наше слабое место. Ледяной покров Арктики - идеальное укрытие для лодок. Дистанция внезапного удара сокращается до неприличия. Всплывай у нас буквально под носом и пуляй своими «трайдентами» да томагавками, практически в упор, выбивая ракетные комплексы стационарного базирования. Хрясь - и накрылась советская угроза.
        Определить лодку подо льдом сложно, там всё не как в нормальном море и всё мешает эхолокации. Солёность воды меняется, отражающая способность льда нестабильна. Большой подарок вероятному противнику: урусских прямо на макушке - обширный, удобный и безопасный район, где ползай себе тихонько да замышляй недоброе. Они и ползали, как у себя дома. А мы сидели и головы ломали, чем бы их отогнать на более-менее приемлемое расстояние. Очень уж некрасиво выходило: пока успеешь пакет из сейфа достать, тебе уже полстраны расфигачили. Одна радость, что ты этого позора не увидишь, сгоришь вместе с пакетом.
        И тут подоспели сверхкомпактные ядерные реакторы малой мощности, прозванные в народе - ну, в той скромной части народа, коя имела допуск с ними работать, - «горшками» за характерный дизайн. Потом ещё «скороварки» и «тумбочки Ильича» появились, но мы больше по «горшкам». А пресловутый НИИ Сантехники, о котором все знают, что он есть, но никто не знает, правда ли это, - выдумал заградительную систему «Невод» - врагам на погибель и нам на головную боль. Там все на «горшках»: от них запитаны автоматические подводные посты обнаружения, они же «посты подлёдного лова», а главное, силовые установки ТАТ, или татушек, как мы их по-простому кличем, тяжелых атомоходных торпед.
        «Невод» - очень сложная штука, но что она такое по самой идее, можно описать в двух словах: десять лет мы тупо закидывали татушками Северный Ледовитый океан, и теперь там фиг пройдёшь, если ты нам не товарищ.
        А если товарищ, всё равно не ходи. Мы сами боимся.
        Экипажи торпедоловов зовут «Невод» забодательной системой.
        Как страна не вылетела в трубу, пока её строила, в общем, не секрет: неспроста у нас дефицит элементарных товаров и четверг - рыбный день. Но это временные трудности. Зато мы, образно выражаясь, перестали бояться и полюбили атомную бомбу. У кого там были пушки вместо масла, а у нас татушки вместо масла. Впрочем, масла как раз полно. И северная граница категорически на замке.
        Вероятный противник натурально выпал в осадок, когда понял, чего русские натворили, и убедился, что это не фантастика, а грубая реальность. Мы, считайте, обнулили ему весь стратегический подводный флот, заточенный на атаку в упор с севера. Он теперь вынужден болтаться у своих берегов, на пределе дальности ракет. Не может к нам сунуться: всюду его поджидают татушки.
        Строго говоря, ТАТ уже не торпеда, а автоматическая мини-субмарина. Она лежит на дне, не ржавеет, потому что пластмассовая, и спит. Когда в её квадрат заходит лодка, не подающая сигнала «свой», татушка просыпается и чешет разбираться. И для начала легонько бьёт субмарину носом куда попало. Отходит и снова бьёт, уже сильнее. Она может делать это долго, очень долго. При любом твоём неправильном действии торпеда снимется с предохранителя, и на следующем ударе подорвёт боевую часть. А там, извините, триста килограммов.
        Список неправильных действий вероятный противник знает, мы ему всю потребную информацию о «Неводе» сначала тихо слили, как будто он даже её сам украл, а потом официально передали по дипломатическим каналам. Список короткий, три пункта. Во-первых, не меняй конфигурацию корпуса. Открыл торпедный аппарат - ты покойник. Открыл любой другой люк - покойник. Во-вторых, если всплыл, неважно, на чистой воде или проломив лёд - покойник. В-третьих, если ты хитрый и несёшь антиторпеды и ложные цели на внешней подвеске, это ты сам себя перехитрил: запустишь что угодно - покойник.
        Короче, ты и так уже весь помятый, экипаж с ума сходит от грохота, того и гляди лёгкий корпус треснет, - вали отсюда, пока цел. Выйдешь из зоны, торпеда отстанет, впадёт в спячку и ляжет на дно до следующего раза.
        Отбиться от единичной татушки ты в теории сможешь, если повезёт, но сигнал пройдёт по «Неводу», и на помощь торпеде устремятся её подружки. А мы получим сообщение о casus belli, резко приведёмся в полную боеготовность и дадим запрос: чего, подраться хотите?
        Да, ты можешь гнать впереди ракетоносцев беспилотники, задача которых - увести торпеды за собой, пробить коридор. Но посты подлёдного лова засекут такой непорядок, и навстречу сразу ломанётся форменный рой татушек, а следом пойдут охотники за подводными лодками. Ну и расценено это будет как явное и недвусмысленное вторжение.
        Всё, ребята, никаких больше внезапностей с севера. Атакуйте как приличные люди, издалека, чтобы мы успели ответить, выпить и закусить.
        Вероятный противник нам не сразу поверил, решил посмотреть, как оно там, и мы ему не мешали. В зону «Невода» вошла беспилотная дизельная старушенция, огребла люлей, развернулась и пошла назад явно в надежде, что вдруг татушка за ней увяжется. Сцапать нашу суперсекретную торпеду да вскрыть - мечта. А фигушки. Ладно, упорная дизелюха, сильно мятая уже, зашла снова, многократно схлопотала, и тут у неё конфигурация нарушилась. Треснуло что-то, проще говоря, и отвалилось. Татушка поняла это методически грамотно: под водой смачно бахнуло, и лодку порвало на тряпочки.
        Противник внял раз и навсегда. А мы потом две недели ползали по дну, отыскивая среди обломков взрывоустойчивую капсулу с «горшком».
        Был, конечно, скандал: русские закрыли для навигации международные воды. Да ничего мы не закрывали. Если ты в мирных целях, подай заявку, тебя встретят на краю зоны и вручат «гостевой» транспондер - пищалку «я свой». Каждый год у нас пасутся в мирных целях якобы метеорологические и гидрологические корабли, пытаются хоть чего-нибудь разглядеть на дне. Дохлый номер, мы и сами плохо знаем, где что лежит. Торпеды иногда чуток подвсплывают, чтобы не прилипнуть, их сносит, и это придаёт «Неводу» лишний элемент неопределенности, а значит, непробиваемости.
        Такая вот у русских сантехника.
        Одно во всей этой идиллии грустно: «Невод» надо хоть изредка тестировать и обслуживать. Механическая его часть, включая реакторы, имеет огромный срок годности, но электроника совершенствуется, и как раз в этом году идёт плановая замена блоков распознавания «свой-чужой» на новые.
        К постам обнаружения спускаются батискафы, они ведь на одном месте сидят, и мы точно знаем координаты. А торпеды не пойми где валяются в границах своих квадратов, то за метр от заданной точки, то за километр, и приходится их вылавливать. Это совсем отдельный вид военно-прикладного спорта. С участием особо смелых подводных лодок и водолазов без лишних нервов.
        Последнее, но не наименее скучное. Если надводный кораблик сунется без разрешения в зону, торпеда и ему вломит. Когда вам в днище прилетает дура весом четыре тонны, небо с овчинку кажется. Особенно если у вас собственное водоизмещение от силы двести, тут и взрываться не надо, сам развалишься. Конечно, наши корабли пищат «я свой», но всё равно ходить в зону никто не любит. А то было дело, вёз ледокол ремонтную станцию в Карское море, и тут у него транспондер сгорел. Повезло, что на ледоколе. Дожил он до момента, когда ему с вертолёта новый сбросили. Тем же вертолётом команду обратно на борт закидывали - далеко убежала.
        Всё это превращает работу по «Неводу» вувлекательный трагикомический спектакль, а повседневную жизнь Северного флота - в сплошной напряг. Отсюда и происшествия. Устали мы. Забодала нас эта гениальная заградительная система.
        А тут ещё дедушка. Сапёр, понимаете ли.

* * *
        Инспектор-советник Министерства обороны приехал как раз к партактиву. Маршал оказался сухонек и морщинист, на все свои законные семьдесят, но глазки не закатывал, ножку не подволакивал, глядел живенько, говорил просто и с ходу расположил к себе адмирала. Военная косточка, заслуженный старый чёрт, видали мы таких, эти не создают проблем - наоборот, ещё и научить тебя могут чему полезному. Своего адъютанта в звании полковника инспектор сразу услал в штаб «читать бумажки» - изучать рапорты и готовить проекты аналитических записок. Рыбалочку и грибочки одобрил, а потом…
        -Мне бы на ремонтную станцию «Невода». Любую, по вашему выбору. И не надо экзотики, белые медведи - не интересуют. Северный полюс тоже, незачем забираться далеко. Я просто хочу пару дней понаблюдать, как работают на льду.
        Он сообщил это, мило улыбаясь. Попросил, а ведь мог и приказать.
        -Ну, в сентябре все станции далеко от берега. Но за час-полтора долетите с гарантией. Отсутствия белых медведей не обещаю, а в остальном условия там отличные.
        -А если лодкой?
        -На лодку я вас, извините, не посажу. В зону сейчас ходят одни торпедоловы, у вас нет допуска. А даже если был бы… Им и так доплачивают за вредность.
        -Пошутил! - оценил маршал. - Неплохо, неплохо… Чего-то актив не начинается.
        -Ещё не все делегаты подошли, ждём… Да, захотите нырнуть - лодок у нас полно, милости просим на ракетоносец.
        -Ну зачем ты так, - сказал маршал укоризненно.
        -В-виноват, - промямлил командующий и подумал, что если этот дед прикидывается, то актёр он большой. А если не прикидывается, то большой человек. Про себя командующий уже обозвал его «дедушка-сапёр».
        Они сидели в президиуме. Открытие партактива всё задерживалось: пропали делегаты от нескольких отдалённых частей и гарнизонов. Их должен был подобрать и доставить ракетный катер, руководил переходом целый командир бригады этих самых катеров - ну и?…
        Когда доложили, что в условиях плохой видимости катер с делегатами собрания, посвященного навигационным авариям, выскочил на берег в нескольких минутах хода от конечной точки маршрута, командующий позеленел, а дедушка-сапёр разразился едким смешком. Вслед за ним принялся бессовестно ржать весь зал.
        -Замечательное чувство юмора у этого вашего комбрига, - сказал дедушка. - Интересно, он долго готовился или это импровизация?
        -Мы над ним тоже слегка подшутим, сегодня же, - пообещал начальник политотдела. - Внезапно. Экспромтом.
        -Лично я вообще не буду с ним разговаривать, - заявил командующий. - Мне тратить нервы на каких-то полковников не положено по сроку службы. Я лучше сделаю очень смешно командиру флотилии. Уписается он у меня, клоун в лампасах…
        -Грамотное решение, - поддержал дедушка.
        Так или иначе, актив решили начинать. После доклада начПО, смысл которого сводился к фразе: «Мало вас, разгильдяев, наказывали, теперь ещё и партийное взыскание наложим!», выступил флагманский штурман флота. Тут уже было что послушать: он обстоятельно разобрал причины навигационных аварий и предложил дельные меры по их предупреждению. Адмирал, ерзая на стуле, подсматривал, как увлечённо слушает инспектор. Ох, говорила же разведка: когда дедушке интересно - жди потом неприятностей. Самое время проявить себя требовательным командиром и принципиальным коммунистом, пусть хотя бы это у маршала в памяти отложится. И адмирал перебил штурмана вопросом: как объяснить сегодняшнюю посадку на берег ракетного катера? Почему элементарные сумерки и лёгкий туман сбили с курса современный боевой корабль? О чём думал руководитель перехода - командир бригады?
        Ни секунды не промедлив, флагштурман ответил:
        -А! Это просто. Это вообще классический случай. Как сказал адмирал Хиппер во время Ютландской битвы: «Готов биться об заклад, когда-нибудь учёные крысы из Военно-морской академии будут ломать голову, пытаясь понять: что мы думали? А ничего мы не думали!»
        Этой репликой заседание было практически сорвано. Зал рыдал и аплодировал. В президиуме сохранил хладнокровие только командующий. Ему было не до смеха: ругал себя последними словами за то, что так подставился. Рядом утирал слёзы и украдкой показывал штурману кулак начальник политотдела. Успокоить публику до конца так и не удалось. Уже утверждали резолюцию, а в зале всё ещё кто-то гадко хихикал.
        -Вот за что уважаю флотских, остры на язык, - сказал дедушка, когда они пошли из президиума на выход. - За словом в карман не лезут… А теперь объясните мне, сухопутному, правильно ли я понял из речи вашего штурмана, что главная причина всех происшествий - идиотизм?
        -Ну ещё и недостаток контроля, - самокритично доложил начальник политотдела. - Штурманские ошибки чаще от невнимательности или поспешности…
        -Техника-то не подводит, - сказал дедушка, размышляя о чём-то своём. - Техника у вас хорошая.
        -Всех накажем, - невпопад пообещал начальник политотдела.
        «Начни с себя!» - подумал командующий.
        От дверей к сцене навстречу потоку офицеров шёл по стеночке очень грустный контр-адмирал, а за ним капитан первого ранга, совсем убитый горем. Ему сочувственно кивали. Это был тот самый командир бригады ракетных катеров: привели на заклание бедную овечку.
        -Вот оно! - нехорошо обрадовался начальник политотдела. - На винте намотано!
        И потёр руки.
        Дедушка поглядел на него искоса и неопределённо хмыкнул.

* * *
        Назавтра тумана над бухтой не было и в помине, день выдался светлым и звонким, по-осеннему прозрачным. На катерном причале сгрудилась небольшая толпа с корзинами и рюкзаками, опекаемая начальником разведки.
        -Ух ты, чудо какое! - удивился дедушка. - Видал такие у союзничков…
        -Это японка, - сказал начальник разведки. - Тех же времен.
        Безымянная самоходная баржа самурайского производства была натуральным военным трофеем и всё ещё исправно служила. Пришла она на главную базу флота в незапамятные времена аж с Камчатки вслед за кем-то из тыловиков. Судёнышко очень удобное, и разведчик такую хозяйственность понимал. Он хорошо помнил времена, когда буквально ничего в достатке не было, и ему безусым лейтенантом довелось стать ответственным за транспортировку коровы на подводной лодке. В надводном, конечно, положении.
        Баржу обслуживали трое - боцман, моторист и рулевой, - брала она на борт одну машину и до пятнадцати человек. Откидная аппарель в носовой части позволяла «японке» разгружаться где угодно. Естественно, по грибы да на рыбалку «организованной толпой» отправлялись именно на барже, лучшего транспорта нельзя было и пожелать.
        -Антиквариат, - ласково сказал разведчик. - Всё родное, включая дизель.
        -Дизель? Давно бы воткнули сюда «горшок» иэлектромотор.
        Разведчик внутренне напрягся. У него был выходной, и ему поставили задачу обеспечить выезд инспектора по грибы. Он всё сделал как надо: собрал хорошую компанию из десятка надёжных офицеров, прихватил выпить-закусить. Но начальник разведки всегда на службе, а если кажется, что время чуток расслабиться - будь уверен, служба тебя догонит. Вот как сейчас. Врёшь, дедушка, не купишь ты меня за рупь двадцать.
        -Да где ж его взять, тот «горшок»… - бросил он со всей возможной небрежностью. - Жилетик будьте добры, товарищ маршал…
        -Да с любой торпеды, - ещё небрежнее сказал дедушка, подставляя руки, чтобы надеть спасательный жилет. - И двигатель с неё же. Будто у вас дохлых татушек нет.
        Ну за кого ты нас держишь, а, товарищ инспектор? Мы, конечно, раздолбаи, но не до такой степени, чтобы дербанить совсекретную технику.
        Разведчик скорбно покачал головой.
        -Я вам открою страшную тайну. Дохлых татушек не бывает. Инженерная служба флота разбирает неисправную торпеду до винтика и либо делает её исправной, либо пускает на запчасти. А запчасти все под счёт по инвентарным номерам, и их пасёт Особый отдел так внимательно, будто они ему самому нужны позарез.
        «Вот какой я молодец, - подумал он. - Прекрасно доложил, прекрасно».
        -Ну и зря, - буркнул дедушка. - Давно могли бы проявить свою хваленую морскую смекалку, чтобы не тарахтеть на этой шаланде и не нюхать выхлоп…
        Разведчик, которому сейчас целый маршал посоветовал свистнуть атомный реактор, не сразу нашёл, что ответить.
        Даже несколько растерялся.
        -Эта баржа - неучтённая, - доверительно сообщил он. - Наш местный летучий голландец. Её после войны не догадались принять на баланс и поставить на довольствие, а теперь уже поздно. Каким образом мы воткнём ядерную силовую установку на корабль-призрак?
        -Так она же будет краденая, ну и какая разница? - сказал дедушка, окончательно сбив собеседника с панталыку. - Команда с бору по сосенке, топливо сливаете откуда-то. Хотя бы отпадёт проблема, где солярку воровать. Удивительные люди, такой ерунде вас учить надо…
        Разведчик надвинул фуражку на самый нос.
        -Разрешите отплытие? - бодро спросил боцман.
        -Поехали, - сказал дедушка. - Заводи свою шарманку.
        Двигатель застучал, потянуло дымком, и разведчик подумал, что маршал не так уж неправ. Ладно, подождём, когда-нибудь «горшок» будет стоять на каждой легковушке. А пока нет на флоте неучтённых реакторов, и дохлых торпед не найти, и это правильно. Может, у нас с навигационными авариями страх и ужас, но хотя бы по торпедной части полный ажур.
        И вдруг ему показалось, что он понял старого маршала, прозванного комфлотом за глаза «дедушкой-сапёром». Ведь и правда дедушка. И вряд ли доживёт до времен, когда сверхкомпактных реакторов, этих «горшков», «скороварок» и «тумбочек Ильича», хватит на всех. А прокатиться на тривиальной барже с атомной тягой - хочется. Или на грузовике, обыкновенном мирном грузовике. На чём-нибудь невоенном.
        «Да я и сам бы не отказался…»
        Баржа шла резво, погода стояла прямо идиллическая, маршал крутил головой и улыбался, явно наслаждаясь картиной северной золотой осени. Впереди был пологий участок берега с пляжем, и народ сгрудился в носовой части, готовясь к высадке.
        Тут раздался негромкий хруст, будто сломалась под ногами сухая ветка. После чего медленно, даже с достоинством, упала вперёд аппарель, образовав на носу баржи своеобразное крыло. «Японка» черпанула этим крылом воду и, подталкиваемая дизелем, начала погружение.
        Флотская публика, надо отдать ей должное, не паниковала, она просто обалдела и хором выкрикнула нечто скорее восторженное, чем испуганное. В смысле: вы только поглядите, кто бы мог подумать, мы и так умеем!
        Разведчик метнулся было к маршалу, но тот цепко держался за борт и с неким зоологическим интересом наблюдал за погружением, будто оно его не особо касалось.
        Через несколько секунд вода накатилась валом на носовую палубу, и баржа под углом градусов сорок нырнула полностью.
        Как-то внезапно все стихло.
        До берега рукой подать. Баржа исчезла без следа, на воде только люди и их корзинки. И вдруг тишина взорвалась диким хохотом. Потом в короткой паузе кто-то отчётливо произнес:
        -Повадился матрос по грибы ходить…
        Следующий взрыв смеха прервала громкая команда разведчика:
        -Спокойно! Начинаем групповой заплыв к берегу! До цели всего полста метров! Иван, ты разводишь два костра! Спички не промочил? Береги! Женя, проверь личный состав! Товарищ маршал…
        Товарищ маршал безмятежно покачивался на волнах, подставив лицо солнышку.
        -Это ведь тоже навигационная авария? - спросил он.
        -Скорее, техническая. Всё хорошо, сейчас мы вам буксир организуем.
        Дружно, почти сомкнутым строем, народ погрёб вперёд. Маршала отбуксировали моторист и боцман. На берегу, смеясь и поругиваясь, отжали мокрую одежду и начали разводить огонь. Через десять минут картина на пляже была вполне рабочая: пылают два огромных костра, а вокруг них восьмёркой бегает вся компания, включая инспектора. Он потом сказал: тонуть ему по долгу службы приходилось, но до такого метода просушки сапёры не додумались, спасибо за науку.
        Дали три красные ракеты, их заметил сигнальный пост на сопке, и через пару часов пришёл катер. К тому времени корзины были под завязку набиты грибами и пучками черемши, а товарищи офицеры слегка румянились от согревающего.
        Маршал поглядел на катер с плохо скрываемым недоверием.
        -У нас вроде на завтра рыбалка намечена. И знаете…
        Следующая реплика маршала в пересказе начальника разведки звучала сухо и казённо: товарищ инспектор отверг идею поездки на рыбалку твёрдо и решительно. И безапелляционно, так что даже не думайте.
        -А я и не думаю, - сказал командующий. - Я прикидываю, что будет со льдиной, когда мы туда дедушку высадим. Просто разломится пополам или - вдребезги.
        -А может, не надо? - робко спросил разведчик.
        -Я уже не в том возрасте, чтобы покончить с собой от стыда и позора… - протянул командующий, глядя в потолок. - Но к чему сама эта мысль? Зачем она преследует меня? Чего добивается этот настойчивый внутренний голос?
        -А давайте вам сейчас внутренний голос скажет: товарищ адмирал, выпейте!
        Командующий посмотрел на часы. Время было обеденное.
        -А дедушка - выпил? - спросил он деловито.
        -Естественно! От простуды. Потом за успешное погружение. И чтобы количество погружений равнялось количеству всплытий. Дедушка - как огурчик. Железное поколение, нам бы столько здоровья.
        -Ну тогда мы с ним за обедом тяпнем. А то действительно внутренний голос… Ты медведя нашёл?
        -Так вы же сказали, дедушка не хочет медведей.
        -Я хочу! - адмирал хлопнул ладонью по столу. - И ты хочешь. Нам теперь без медведя никак. Либо мы наглядно покажем дедушке, что у нас не курорт, что тут оглянуться не успеешь, и тебе кирдык, либо я просто не знаю…
        -Уже едва не кирдыкнулись, - буркнул разведчик. - Чудом пронесло.
        -А с опасным хищником - получилось бы! - заявил командующий.
        Разведчик поглядел на него подозрительно и поспешил удалиться.
        Выяснять, не видал ли кто на льду опасного хищника. Пока адмирал не съехал с катушек окончательно.

* * *
        Молодой, скорее всего двухлетка, белый медведь ошивался на «ЛРС-28» почти неделю. Сначала на него кричали и махали руками, потом стреляли ракетами в воздух, потом начали палить в зверя прицельно. Ему эта игра очень понравилась, он гонял шипящие ракеты по снегу и просил ещё.
        -Вали отсюда, падла! - орал начальник станции. - Не положено тебе!
        Медведь валить и не думал. Он был юн, жизнерадостен и любопытен. Он чуял, что в домиках станции есть еда. И вообще, тут весело.
        -У тебя нет допуска! Здесь всё секретное! Исчезни, умка ты хренов!
        Ну сейчас, исчезнет он. Ему здесь интересно.
        -Чтоб тебе родить ежа мехом наружу! - рявкнул в сердцах начальник.
        Как ни странно, даже такое могучее заклинание не подействовало.
        Белый медведь на льдине, где работают люди, - это в перспективе ЧП с тяжёлыми последствиями. Зверь со временем осмелеет и решит попробовать человека на вкус. Застрелить медведя, пока не напал, ты не имеешь права. Тебе положено его отгонять ракетами и шумовыми эффектами. А если не отгоняется, значит, ты плохо стрелял и шумел. И будешь дополнительно виноват, когда зверь кого скушает. Грохнуть бы его превентивно, но об этом проболтаются - и с тебя шкуру спустят.
        -Если не можешь ликвидировать медведя, надо его возглавить! - принял решение начальник.
        И приказал устроить в безопасном отдалении точку прикорма. Метров за пятьдесят от крайнего домика станции был невысокий торос, где впервые мишку заметили - он оттуда наблюдал. К торосу начал ходить кок с ведром объедков, его прикрывал дежурный матрос с автоматом. Мишка, прозванный по русской привычке Михаилом Ивановичем, осознал диспозицию за пару дней и на торосе уверенно прописался. Изредка, не чаще раза в сутки, он всё-таки подходил к домикам - чисто со скуки, поглядеть, как люди скачут и орут, ну и просто чтоб им служба мёдом не казалась, - но в основном валялся на возвышении и сыто щурился. Готовить нарочно стали с запасом, Михаилу Ивановичу хватало. Он, в общем, уже не мешал, но дежурный матрос не спускал с него глаз. Североморцы проходят инструктаж, который отбивает у них доверие к белым медведям. Эта тварь хороша только на картинках.
        Дедушку-сапёра насчёт Михаила Ивановича предупреждать не стали. Пускай будет сюрприз.
        Начальник станции, узнав, что к нему летит инспектор в звании маршала, заорал по радио открытым текстом: «Да вы с ума сошли, у меня тут медведь!!!»
        «А ты не нервничай, - сказали ему. - И не задавай нам вопросов. Мы все делаем как надо. Медведь - это отлично. Не забудь предъявить его товарищу инспектору. Понял? И не дрейфь, инспектор классный дедушка. Он сапёр».
        Начальник впал в раздумье. Всё, что пришло в голову, - наверное, маршал очень любит животных. Сапёр, говорите? Ну тогда хищник весом в три центнера ему точно понравится.
        И не успел инспектор толком оглядеться на льдине, его спросили:
        -Медведя кормить будете?
        -Это какое-то морское выражение? - прищурился дедушка.
        -Никак нет, товарищ маршал! Мы просто тут медведя… Подкармливаем, чтобы не оголодал.
        -Совсем уже страх потеряли… - понял дедушка.
        -Служба такая, - неопределённо пожаловался начальник.
        -Разберёмся, - пообещал дедушка зловеще. - Посмотрел я уже на вашу службу… Опасна и трудна, хе-хе.
        Начальник на всякий случай испугался и умолк.
        Очень секретная ледовая станция представляла собой несколько щитовых домиков, взлётную полосу длиной полтора километра, большую полынью и россыпь лунок. Работы в этом районе оставалось на пару дней, ждали ледокол, чтобы сворачиваться и уходить дальше. Льдина была хорошая, жаль бросать, но торпедоловы не могут водить за собой татушки подолгу, опасно, да и экипаж устаёт. Они почему торпедоловы - ловят на себя, как на живца.
        Когда «Невод» был в разработке, предполагалось, что для профилактики и замены блоков на ТАТ подводная лодка с выключенным транспондером будет подманивать торпеду, а потом давать сигнал «я свой», и пока татушка «засыпает», подхватывать её на специальный внешний подвес. Оказалось - закатайте губу, не получится, телекамеры плохо видят под водой, а лодки не умеют так быстро маневрировать. Батискаф с клешнями, способными зацепить четыре тонны, - это фантастика, а одно меткое попадание торпеды в иллюминатор - и нету батискафа. Заставить ТАТ плыть, куда ты хочешь, можно единственным способом: вести за собой. Эксперименты с беспилотными «вожатыми» провалились - чересчур сложные алгоритмы надо им прописать. Да и зачем выдумывать подводного робота, если его может родить любая баба? Чем тебе военный моряк не нравится?
        Поэтому в зону идёт торпедолов - обычная субмарина, вся обваренная защитными экранами, с решётками на винтах и мужественным экипажем внутри. В заданном квадрате она выключает «распознавалку» ибыстро-быстро чешет к плавучей ремонтной базе или ледовой станции, огребая по ходу то справа, то слева, то куда попало чувствительные и возбуждающие оплеухи. Придя на место, надо врубить транспондер, подвсплыть - и можно выдохнуть. С плавбазы метнутся катера, торпеду подберут сетью, это относительно просто. С ледовой станции поднять татушку намного сложнее: едва ты чиркнул рубкой по льдине, в лунки прыгают водолазы. Они наперегонки мчатся к торпеде, пока не затонула, чтобы зацепить её капроновым шнуром за буксировочные проушины и удержать, потом взять на серьёзный трос и лебёдкой отбуксировать к полынье, а дальше - наверх. Дьявольски увлекательная работа, если почувствовать к ней вкус, но и утомительная до чёртиков. Совсем увлекательно - когда водолазам не удается обнаружить торпеду. Со льдины кричат в гидрофон: «Извините, дубль два!», и приходится всей честной компании играть дубль два, а когда и три-четыре.
Но по-другому нельзя. «Невод» задумали таким неуправляемым вполне нарочно: если ТАТ будут слушаться команд извне, контроль над торпедами сможет перехватить вероятный противник. Теоретически, но сможет. А вот фиг ему. Лучше сами помучаемся. Как поётся в русской народной песне, мы мирные люди, у нас бронепоезд.
        Дедушка на льдине почувствовал себя в родной стихии: тут вовсю инженерили, продуманно, надёжно и местами даже остроумно. Станция запитывалась от «тумбочки Ильича», электричества было с избытком. Лунки не сверлили, а выплавляли, проливая кипятком стальное кольцо с перфорацией - так удавалось без особых усилий пройти насквозь до трех метров льда, а глубже просто не пробовали за ненадобностью. Большую полынью держали чистой, перемешивая в ней воду насосами. Татушка на станции проводила максимум полчаса, затем её спихивали в полынью, цепляли к торпедолову, тот уносил модернизированную подводную смерть к месту, где ей положено таиться, ронял там и шёл за новой. Основные потери времени приходились как раз на ожидание торпедолова и суету под льдиной. Собственно технического персонала на станции находилось четверо, считая энергетика и оператора лебёдок, остальные - две бригады водолазов и минимально необходимая обслуга. Водолазы бодрились, особенно перед дедушкой, но заметно было, что самостоятельно прокормиться, обсушиться и прибраться они смогли бы только через силу. Трудно им приходилось.
        Дедушка обнюхал на станции всё оборудование и расспросил каждого специалиста; его вопросы у некоторых вызвали лёгкую оторопь и желание встать «смирно». Товарищ маршал знал, для чего на «ЛРС» буквально каждая гайка, и ему было очень интересно, как эта гайка себя чувствует. Кое-что он посоветовал оторвать, чтобы не мешало. Но не выбрасывать - а вдруг проверка.
        Сумерки наступили рано, но до полярной ночи ещё было далеко. Станция щедро залила светом пространство вокруг себя, на льду кипела работа, дедушка наблюдал, как электронщики возятся с татушкой, и очень старался не лезть с советами. Похоже, ему здесь всё нравилось - и техника, и люди.
        И в воду тут падали, только когда надо.
        Дедушка подумал, что на сегодня хватит с него, и так очень много впечатлений, надо их систематизировать, предварительно слегка подкрепившись, и пошёл к камбузу. Дверь распахнулась ему навстречу, появился кок с ведром. Содержимое ведра парило на лёгком морозце.
        -Товарищ маршал! - обрадовался кок. - Пойдёте медведя кормить?
        -Достали уже с этим медведем, - сварливо заявил дедушка. - А вообще… А давай!

* * *
        Солнце жарило вовсю, ни облачка на небе, видимость миллион на миллион. Ледовая ремонтная станция работала в штатном режиме.
        Расположение сил и средств «ЛРС-28» на момент инцидента было следующим.
        Водолазы дежурили у лунок, готовясь встречать торпедолов.
        Неподалёку от полыньи лежала тяжёлая атомоходная торпеда со вскрытой боковиной. Над ней колдовали двое техников. Блок распознавания застрял в гнезде, и они морально готовились рвать его оттуда «с мясом», заранее себя жалея: новый ставить - только с паяльником, и заливать всё герметиком, это возни минимум на полчаса. А если по-хорошему, лучше бы отвезти торпеду на базу, пускай там с ней корячатся.
        На взлётной полосе «Ан-12» прогревал двигатели, готовясь к отправке, когда инспектор будет готов.
        Из двери камбуза показался маршал инженерных войск: штаны на вате, лётная куртка, валенки с галошами, шапка-ушанка. В руке маршала было ведро с хорошо различимой надписью «ПОМОИ». Он шёл кормить медведя.
        А подо льдом избитый торпедолов приковылял к станции на одном моторе. Не повезло, торпеда врезала сзади, пробила защитное ограждение левого винта, и его заклинило прутьями решётки. Субмарина уже собиралась подвсплыть, когда ей пришёл новый крепкий пинок в корму.
        Наверху водолазы услышали глухой подводный удар и приготовились нырять за торпедой.
        Тем временем лодку затрясло так, что того и гляди порвутся трубопроводы. Невероятно: татушка повредила второй винт и согнула лопасти. Вот же тварь поганая, ни чужих, ни своих не жалеет.
        -Стоп правый! Включить транспондер.
        Командир поглядел вверх.
        Старпом последовал его примеру.
        -Кто не спрятался, я не виноват, - устало сказал командир.
        -А может, как-то…
        -Как? Перископом снизу постучать, чтобы подвинулись? Всплываем!
        Уже отдав приказ на всплытие, командир подумал: отбить по льду сигнал перископом, возможно, не самая глупая идея. Шансов, что тебя расслышат и поймут, где-то около ноля, зато хоть совесть чиста, да и в бортовой журнал записать можно: проявили свойственную нам морскую смекалку… Но было поздно.
        Рубка субмарины с громким хрустом пробила лёд примерно в двадцати метрах от крайнего домика станции.
        На это явление ошарашенно уставились водолазы, техники, начальник станции, дежурный матрос и медведь Михаил Иванович. Только лётчики ничего не заметили, у них движки ревели вовсю.
        Огромная торпеда, лежащая на льду, тоже смотрела на лодку - прямо носом. Торпеда включила силовую установку. Над хвостовой частью взвился фонтан снежной крупы. Вспарывая лёд винтом, издавая оглушительный скрежет, торпеда поползла вперёд, медленно, но неудержимо.
        Техники переглянулись. В руках у одного был блок распознавания. Вырванный «с мясом», назад не вставишь.
        Торпеду водило из стороны в сторону, но в целом курс она держала верно. Двигалась к неопознанной цели, нарушившей правило: нельзя всплывать. Проломил лёд - ты покойник.
        Начальник станции открывал рот и жестикулировал, но его никто не слышал и не понимал. Водолазы, смелые ребята, дружно бросились к торпеде и вцепились в носовые буксировочные проушины, но удержать этого монстра, скользя ногами по снегу, было нереально даже всей толпой. Прибежали ещё двое, волоча за собой трос, и остановились в растерянности, глядя на снежное облако, плотно укрывшее корму торпеды. Нет, ну зацепить можно. Натянуть трос лебёдкой, чтобы эта гадина не ползала. Но… Тогда она прямо тут, посреди станции, долбанёт? Ой, мама…
        Подскочил начальник, отчаянно семафоря руками: полундра! Спасайся, кто может! Его поддержали техники. И тут до всех дошло, что, собственно, назревает.
        Боевая часть снялась с предохранителя и может взорваться в любой момент. Лёгкое сотрясение её, возможно, не активирует, но небольшой толчок… Никто не знает, какой силы он должен быть. А там внутри триста килограммов. Триста! Кого взрывной волной не ухайдакает, того осколками достанет, кого не достанет, всё равно станция вдребезги, это к гадалке не ходи. А вода - холодная…
        На крыше рубки субмарины открылся люк. Из него высунулась голова вахтенного офицера. Офицер услышал визг и скрежет, увидел, что к лодке ползёт торпеда, а от неё во все стороны разбегается народ. Зрелище произвело такое сильное впечатление, что офицер застыл, уронив челюсть.
        А потом его позвали: «Эй, сынок!»
        Офицер посмотрел налево. Там на крыше рубки лежала толстая льдина, а на льдине сидел невесть откуда взявшийся дедушка без знаков различия и с помойным ведром. Дедушка выглядел мирно и даже смиренно, но у него были такие интересные глаза, что офицер сразу всё понял и без знаков различия.
        -Сынок, - сказал дедушка. - Дай мне связь.
        Офицер протянул ему мегафон.
        И дедушка принялся командовать, перекрывая своим рёвом скрежет, визг и крики.
        -Стоять! Двое на трос! За нос её цепляй! Длина конца сто метров! И к самолёту! За хвост, петлю накинуть! Старший! Толкни лётчиков, чего они заснули! Накинете петлю - и на взлёт! Остальные! Ко мне! Укрыться за субмариной! Из помещений - тоже все сюда!
        У торпеды засуетились водолазы, набросили крючья на проушины в носовой части, осторожно завели трос сверху и вбок, явно опасаясь даже легонько тюкнуть злодейку по носу. Начальник станции побежал к самолёту, тут из двери выглянул бортинженер - и чуть не выпал наружу от изумления.
        Вахтенный офицер исчез, вместо него появился командир.
        -Здравия желаю.
        -Какое здравие, тут со святыми упокой…
        -Ух ты… А чего это она?…
        -А кто её знает.
        -Может, её лебёдкой до полыньи дотянуть?
        -Во дурак-то, - сказал дедушка.
        -Понял, - согласился командир.
        Не дурак, а прямо кретин. Если татушка не взорвётся, стукнувшись носом об край полыньи, она нырнёт в свою привычную среду обитания - и засадит нам по самые гланды. В первом случае лодка останется цела, но кто на льдине - им почти стопроцентный кирдык, разнесёт льдину-то. Во втором случае, наверное, всем кирдык. Только самолёт драпануть успеет, если прямо сейчас лыжи смажет. Нет уж, лучше попробовать её самолётом оттащить подальше. А там как повезёт.
        -Внимание, лётный состав! - разорялся тем временем дедушка. - Командир корабля! Да, я к тебе обращаюсь! Как накинут петлю - немедленно взлёт! Дальше по обстановке!
        От торпеды к «Ан-12» неслись двое с тросом. Попытались накинуть его на высоко вздернутый хвост, но тут вмешался экипаж. Открылся задний грузовой люк, бортинженер отнял у водолазов конец троса и исчез с ним внутри самолёта. Лётчик, высунувшись в форточку едва не по пояс, выразительно покрутил у виска пальцем, но двигатели зарычали, «Ан-12» тронулся с места.
        -Ну, теперь молись, - сказал дедушка.
        Натянулся трос, самолёт запнулся было, но уцепился всеми четырьмя винтами за воздух, потащил себя вперёд, медленно развернул торпеду - дедушка и командир дружно выдохнули - и поволок следом белый клубок снежной каши, в котором прятались триста кило взрывчатки, способные долбануть в любой миг.
        К подводной лодке бежал народ, последним - начальник станции, на ходу тыча пальцем в людей: пересчитывал. Самолёт удалялся, волоча торпеду. Сто метров, двести, триста, пятьсот… Он становился меньше и меньше, вот оторвался, взлетел… Торпеду было уже не разглядеть, зато очень хорошо виднелись торосы за ВПП.
        -А если не взорвётся? - спросил командир.
        Тут она и взорвалась.
        Торосы разнесло в пыль, и на их месте поднялась высоченная, как показалось всем с перепугу - на полнеба, белая стена. Льдина тяжело ухнула, отчётливо хрустнула и пошла трещать, ломаясь. Потом на полосу, где-то примерно в середине, упало нечто увесистое.
        Дедушка, не оборачиваясь, протянул руку и щёлкнул пальцами. Командир вложил в руку бинокль.
        -Та-ак… Приемлемо. Очень даже приемлемо.
        -Это что там?
        -Контейнер с «горшком». Целёхонек. Эй, куда! Куда-а…
        По полосе бежала трещина, и контейнер в неё ухнул.
        -Тьфу, блин, - разочарованно буркнул дедушка, отдавая бинокль.
        Трещина перестала расти, но полосу искалечила безвозвратно. Появился самолёт, без видимых повреждений, облетел льдину, крыльями покачал и ушёл на базу - сесть ему здесь было негде.
        -Ничего! - утешили снизу, где толпился личный состав. - Всё равно послезавтра ледокол придёт!
        Открылась дверь радиостанции, высунулся связист. Все уставились на него. А начальник зачем-то посмотрел на свои руки - ну понятно, обсчитался.
        -Ну так что докладывать? - крикнул связист. - Тонем - или как? Вы давайте определяйтесь!
        -Да погоди ты, - отмахнулся начальник станции. - Дай подумать. Не спеши. Может, ещё утонем.
        А дедушка сидел на своей персональной льдине, придерживая ведро с объедками, и глядел куда-то назад. Глядел очень грустно.
        -Убежал мишка, - сказал он наконец. - Испугали мы его. Голодный ушёл, некормленый. Эх… Сынок, у тебя на лодке кагор есть? Давай сюда. Я сейчас кого-то причащать буду!

* * *
        С ледокола прислали вертолёт, чтобы эвакуировать инспектора, а дедушка услал его обратно. Сказал, ему тут удобнее работать, он занят, опрашивает личный состав и готовит аналитическую записку. На самом деле он пил вино с командиром торпедолова, не забывая его опрашивать, естественно. Льдина потрескалась куда сильнее, чем показалось сначала, но не смертельно. Водолазы хотели набить подводникам морды, потом разобрались, что те, в общем, не виноваты, и решили вместе с ними бить морды техникам, но помешал начальник. Сказал, полностью обесточивать головную часть торпеды не положено по инструкции, там настройки слетят, придётся вводить заново. Поэтому и техники не виноваты. Татушка виновата, сволочь, ну так она и есть сволочь, вы сами знаете, её такой нарочно сделали на страх капиталистам.
        Тогда все передумали драться и пошли играть в футбол, пока хорошая погода. Откуда только силы взялись, а ведь казались такими заморёнными.
        Лётчики почти что написали на дедушку кляузу министру обороны лично. Никак забыть не могли блестящую идею повесить им на хвост торпеду. Но потом убоялись своей отчаянности - виданное ли дело жаловаться на целого маршала, - и просто нарезались в хлам. Когда инспектор, вернувшись на базу, вызвал их к себе, они чуть не поубивали друг друга: какая падла настучала?! А маршал перед ними извинился. Сказал, простите, не сообразил. И дальше они два часа под коньяк размышляли, что за гадость татушка без блока распознавания и как её нейтрализовать с помощью авиации. Призвали начальника разведки с оперативным портфелем, но и все вместе ничего существенного не придумали.
        Командующий флотом готов был маршалу вручить свою отрубленную голову на блюде. Плевать на оргвыводы, плевать на последствия ЧП для карьеры. Он чисто по-человечески умирал со стыда перед дедушкой-сапёром. А ещё замучил внутренний голос, бубнивший «товарищ адмирал, выпейте», потому что шептать про самоубийство адмирал ему запретил.
        А дедушка чувствовал себя превосходно, он прямо на глазах помолодел, только горевал по утонувшему «горшку» исбежавшему медведю, непонятно по кому больше. Ещё он выразил своему адъютанту сожаление, что не взял его ни по грибы, ни на льдину - тот многое потерял, там оказалось весело и познавательно, а второго такого случая не будет. Адъютант счёл за лучшее согласиться.
        Адмирала дедушка спросил: «А на льдине у нас тоже была навигационная авария? Кажется, они меня преследуют. Хочешь, и правда тебе помогу с ними бороться? Я вроде начал понимать некоторые вещи… Ладно, ладно, молчу, отстал. И чего вы такие унылые? Служба-то у вас - умора сплошная. Не то что в сапёрке».
        Адмирал, всё ещё очень несчастный, лично провожал дедушку к самолёту, и тот на прощание сказал:
        -Мы получили важный опыт, я всё передам сантехникам, пусть обрабатывают. И на словах добавлю, как вы тут с «Неводом» корячитесь и как им должно быть совестно. А про навигационные аварии, хе-хе… Да ладно тебе, наплюй и забудь. То есть это всё ужасно, но… Ты представь, что было бы, окажись на моем месте Товарищ Замполит. Ну представь на минуточку. По-моему, довольно забавно.
        Командующий флотом улыбнулся впервые за последнюю неделю. Потом рассмеялся. И осёкся, только когда дедушка обернулся уже на последней ступеньке трапа:
        -А за медведя тебе - отдельное спасибо! Я думал, они вроде стихийного бедствия, жить вам не дают, работать мешают. А вы с ними вон как по-свойски. Пара дней - и зверь почти ручной. Молодцы! Продолжайте в том же духе. Ну, счастливо!
        Невероятно, но факт: после отъезда дедушки навигационные аварии на Северном флоте быстро пошли на убыль.
        Зато белые медведи полезли отовсюду, прямо жизни от них нет, и работать мешают страшно.
        Мы - трактористы
        Мы - трактористы, других таких нет. Редкие люди, штучный товар. Ребята с добрыми глазами, собачьим нюхом, крепкими нервами и особыми умениями.
        Я в профессии один из старейшин и отцов-основателей, уважаемый человек. Сейчас я сижу в кафе на втором этаже торгового центра «Мономах» - вот же тупое название - и таращусь в окно другого торгового центра с ещё более тупым названием. Наблюдаю за парнем, которого тихо ненавижу. Он ни в чём не виноват, просто самим фактом своего существования губит мой бизнес и убивает наше дело напрочь.
        Молл «Золотой век» ничем не лучше других, но уличный поток заметно тормозит перед ним. И прохожие здесь - обычные горожане: очки на глазах, затычки в ушах, торопливый шаг. Но каждый сбивается с шага на подходе к огромной стеклянной коробке. И если у человека хотя бы пять минут в запасе, его будто пылесосом втянет в магазин.
        Я-то знаю, кто творит это невинное колдовство.
        Ресторан на втором этаже «Золотого века» забит до отказа. В углу, спиной к залу, сидит Яценко и монотонно работает суповой ложкой. Борщ там вкуснейший, к нему бы ещё графинчик водочки со льда, но трактору на работе выпивать не положено. Яценко буквально с одной рюмки впадает в меланхолию, начинает жалеть себя - творческая натура, гений непризнанный, - а для трактора это гроб. Трактор должен твёрдо помнить, что он симпатяга, несёт радость людям и все его обожают…
        -У нас на третьем открылся слот.
        -Ну и закрой его.
        Будь моя воля, этот Яценко не просыхал бы.
        -Хочет Ефимова на третий.
        -Раз сама хочет, ей виднее, пускай идёт. Время не забудь проставить.
        Трижды я подкатывал к Яценко с предложением вписаться ко мне в бригаду, и трижды он меня посылал, весьма презрительно. Его понять можно. У меня пашут обычные трактора, а этот тип, если идти по аналогии - карьерный самосвал. Ему каждый день твердят, что он уникум. И ведь не врут.
        «Аттрактор» - термин расплывчатый, так называют мастеров активной рекламы, способных формировать и транслировать позитивные образы на местности. Мы работаем, что называется, «в поле», физически подтягивая клиента к товарам и услугам. Даём людям мягкий посыл: «Не проходите мимо». Как именно мы это организуем, наши заказчики в общем и целом знают, но не очень верят, ибо магия и колдунство. А нам всё равно, была бы честь предложена. Поэтому для клиентов я тоже просто «аттрактор», и пускай, мне не жалко. Но внутри профессии мы чётко разделяем, кто здесь трактор, а кто тракторист.
        Трактор, он машина добрая, но туповатая, сдуру задавить может.
        Тракторист делает так, чтобы трактор давил кого надо и не насмерть.
        Были у меня в бригаде, ещё в первом составе, два напарника, Лёха и Лёха, узкие специалисты - вызывали у прохожего народа стойкое желание развлечься и отвлечься от суеты будней. Шарашили позитивом метров на пятьдесят во все стороны. Если в торговом центре был кинотеатр, я их туда сажал прямо с утра, и они, что называется, кассу делали. А потом Лёхе с Лёхой подбросили халтурку на стороне - пригласили открывать ирландский паб. Я не возражал: пусть ребята подработают в выходные и расслабятся заодно. Они и расслабились: отпахали в том пабе лишних трое суток по собственному почину и за свои деньги, с короткими паузами на пьяную драку и визит в полицейский участок. Дрались эти балбесы со мной, когда я приехал их вытаскивать. Из участка их вызволял тоже я, естественно. После чего две неблагодарные скотины завалились обратно в паб, и вскоре он закрылся навсегда, потому что Лёха и Лёха разнесли его в клочья. Спасибо, не своими руками. Просто им стало в какой-то момент окончательно хорошо, и парни сгенерировали атмосферу типично ирландского буйного веселья, как они это себе представляли, да ещё с поправкой
на русский колорит. Поблизости хватало питейных заведений, и Лёхи собрали тёплую компанию: еврей со скрипочкой, цыгане с медведем, голые бабы (изначально это был стриптиз), свадьба, поминки, футбольные болельщики, компания байкеров и бухой в дымину экипаж дорожно-патрульной службы: гулять так гулять.
        Медведь, бедняга, как сообразил, чего творится, всё удрать порывался - на него наше тракторное колдунство не действует. Говорят, едва откачали потом несчастное животное.
        Я бы после такого сам себя уволил за потерю бдительности, но успел проявить оную бдительность раньше и своевременно уволить этих двоих. Прямо как вышел из полиции, увидал, куда Лёха и Лёха опять намылились, попросил их одуматься, выслушал ответ, так и побежал увольнять, пока не началось.
        Нам даром не нужны добрые волшебники, несущие радость людям в приказном порядке. Это всегда плохо кончается. У нас в трудовом договоре записано: сиди, зараза, смирно и наслаждайся жизнью, избегай контактов, никого не провоцируй, никем не манипулируй. Ты - активная реклама, вот и прикидывайся билбордом. А не психотронной пушкой, каковая ты есть в реальности. Тебе запрещено на работе нервничать и напиваться, впадать в тоску и влюбляться. Иначе куда ты стрельнешь и как именно, неизвестно, но точно мало не будет. Никто ничего не докажет, поскольку сам факт существования тракторов наукой не признан, но совесть-то надо иметь…
        -Ефимова на месте.
        -Понял. Свистни Чуркиной, чтобы готовилась тоже идти на третий.
        -Почему?
        -По кочану. Увидишь.
        Два молла, два одинаковых стеклянных ящика, разделяет широкий бульвар. В «Мономахе» моя тракторная бригада орудует уже несколько лет, это наша территория. Пока что наша. Год назад «Золотой век» тоже был наш. Потом они наняли Яценко, и мне вежливо, с извинениями, предложили выметаться. Пришлось четверых из бригады перевести в резерв. Думаете, так просто человека списать, если для тебя каждый трактор - почти дитя родное? Ты их всех отыскал, натренировал, замотивировал, регулярно кому слезы утирал, а кому и сопли… Держимся теперь за «Мономаха» зубами. Постоянно кто-то из моих на ступеньках ошивается, чтобы прохожих с улицы цеплять.
        «Мономах», трам-тарарам. «Золотой век», растуды его туды. Я привык к этой всепобеждающей пошлятине, и названия торговых центров уже почти не бесят. О том, что во мне осталось ещё нечто человеческое, вспоминаю, только когда вижу на ближайшей помойке надпись: «ООО „Тайфун“, вывоз мусора». Прямо душа отдыхает…
        Я слежу за Яценко через бинокль с лазерным дальномером и жалею, что это не оптический прицел. Ох, запулил бы ему прямо в тарелку. Думаете, господин Яценко борщ кушает с невинным видом? Он мои деньги пожирает и мою профессиональную репутацию заодно.
        Сейчас в радиусе ста метров от этого милого господина всякая живая тварь испытывает неосознаваемое желание замедлить шаг и оглядеться: нет ли в поле зрения чего интересненького? Вкусненького? Симпатичненького? Что можно купить за деньги и тем порадовать себя?
        А ресторан, где Яценко наслаждается борщом, не абы где, он вблизи геометрического центра молла, но вынесен к наружной стене. И один-единственный Яценко весь молл накрывает, да ещё с улицы тянет публику.
        Моих людей на молл такого размера нужно шесть-семь лучших, продуманно расставленных по слотам. И элемент удачи в нашей работе тоже никто не отменял. Мы об этом твердим заказчикам каждый день.
        Тем временем на рынке активной рекламы возникают откуда ни возмись такие персонажи, как Яценко, и в одиночку кроют мою бригаду, как бык овцу. Рекрутеры надувают щеки: вот мы молодцы! А меня начальство спрашивает: дядя Вова, дорогой ты наш, почему твои люди не умеют так? Чтобы в одну харю - да целый торговый центр осчастливить? Или они просто лузеры? Или ты не умеешь с ними работать? Или просто ты уже не тот?
        И возникает у начальства естественное подозрение: разумно ли нанимать целую банду лоботрясов при менеджере, секретаре, охраннике, враче и водителе - на работу, которую может, оказывается, делать один талантливый от природы человек.
        По счастью, тракторных бригад в городе с десяток, а талантливых одиночек на сегодня выявлено трое, и как все творческие личности, ценник они ломят зверский, но стабильностью не отличаются. А отличаются, напротив, замашками непризнанных гениев, то есть склонностью к задиранию носа и творческим кризисам, сиречь запоям. У меня в бригаде если случится, например, чёрная меланхолия или припадок алкоголизма на рабочем месте, я всегда могу человека заменить. Бригада - это надёжность. Собственно, на чём держатся наши теплые отношения с дирекцией «Мономаха»: день за днём мы уверенно засасываем с улицы народ и обеспечиваем его движение по моллу. Иначе было бы в «Мономахе» хоть шаром покати: место исходно неудачное, тут не торговый центр, а офисный надо ставить. Меня такая ерунда давно не удивляет, как и пафосные названия. Мое дело маленькое: гони волну, создавай толпу…
        -А мы обедать сегодня будем?
        Опускаю бинокль, снимаю очки, тру переносицу, гляжу на своего помощника. Мы час назад плотно перекусили. Не может такого быть, чтобы Яценко парня достал аж через бульвар. Но проверить надо.
        -А посмотри-ка сюда, молодой человек…
        Ваня послушно задирает очки на лоб, а глаза хитрые-хитрые. Нормально всё, живой взгляд, разумный, как раз по нему я парня выбрал. Молодой просто, вот и голодный постоянно. И шутки любит дурацкие.
        Ну, это пока. Это на него ещё ни разу мощный трактор не наехал, так, чтобы в блинчик раскатало. Когда очухаешься, полным идиотом себя чувствуешь: головка бо-бо, денежки тю-тю, и желания прикалываться ни малейшего.
        -Ты меня не пугай, - говорю.
        -Да я пошутил. Он ведь бьёт максимум на сто метров, а тут сто тридцать.
        -Не зарекайся. У тракторов бывают иногда такие… Выхлопы. Протуберанцы. Вот Ефимова, которую ты на третий этаж двинул. В её файле записано: она работает стабильно на двадцать метров. Только у неё поле, будто амёба, шевелит ложноножками… Какой там слот открылся? Це-пять, верно?
        -Верно, три-це-пять, это…
        -…кофейня, я помню. Вокруг ничего интересного, зацепить ей там некого, кроме случайных прохожих. А теперь, как говорится, следи за руками. Думаешь, Ефимова просто кофе с пирожным захотела? Фигушки, она опытная и цену себе знает. Видишь, там вдоль стены точки с фастфудом? До которых Ефимова, если верить её файлу, не достанет? Ничего-ничего, сейчас она кофейку долбанёт, эклерчик слопает, ещё полчаса - и изо всех этих гамбургерных народ потянется на другую сторону, хлестать кофе вёдрами. А когда откроется це-семь, Ефимова нам позвонит и напомнит, что надо туда сажать Чуркину. А я вежливо отвечу, что не вчера родился и Чуркина уже идёт. Она, кстати, долбит строго на двадцать метров. Очень стабильная дама…
        Ваня глядит в карту, прикидывая взаимное расположение слотов це-пять и це-семь. Ничего не понимает. Я молчу. Парень не выдерживает:
        -Ну и?…
        -Сам увидишь, как эти две слабачки войдут в резонанс и всю линию «Ц» накроют от стены до стены. Из таких мелочей наша работа и состоит: знать, что могут сотрудники, как они между собой взаимодействуют. Запоминай.
        -А почему в файле этого нет?
        -Потому что нестабильные факторы никого не интересуют - ни начальство, ни клиента.
        Суровая правда жизни. Клиент хочет твёрдых гарантий. И начальство хочет твёрдых гарантий. Но мы с тобой, друг мой Ваня, живём не гарантиями, а процентом с оборота. И у нас другая суровая правда: умей вертеться.
        И ещё - люби свой персонал. Распоследнюю заразу - люби всем сердцем. Тогда и зараза к тебе проникнется рано или поздно. И начнёт выдавать результаты, о которых в личном файле не написано, потому что их таких не может быть. И запомнит твоя любимая зараза, что это ты её выпестовал, раскрыл её способности: товарищ, друг, учитель, кормилец и вообще отец родной.
        А заразе это умереть как важно - чтобы был у неё отец родной, поскольку девять из десяти тракторов несчастнейшие по жизни существа, неприкаянные и неустроенные, застенчивые и неуверенные в себе, несмотря на весь свой бешеный животный магнетизм.
        Человеку нужен друг, трактору нужен тракторист…
        -Открылся це-семь!
        -Посылай Чуркину и передай от меня, чтобы не стеснялась. Ну, в разумных пределах…
        Центр слота це-семь - литературный салон, а Чуркина у нас запойная читательница. Я испытываю почти физическое наслаждение от того, что могу послать сотрудника туда, где ему нравится быть, и это не винный магазин.
        Алкоголь для моей бригады - запретная тема в принципе. Могу посадить человека в кабак, но пить он не будет; могу отправить в винный, но что там купишь, честно сдашь до окончания смены, потом хоть залейся, а на работе - ни грамма. Закон такой, а кому не нравится, увольняйся. Есть бригадиры, которые не боятся связываться с бухлом и позволяют своим тракторам его рекламировать, а у меня опыт тяжёлый: спасибо, не надо. У меня после Лёхи и Лёхи ещё Бородадзе случился. Как я его профукал - до сих пор стыдно.
        Золотой был дядька Саша Харадзе по кличке Бородадзе - с бородой потому что, сами догадались уже. Тоже узкий специалист, товары общего потребления так себе продвигал, а пусти его в зоомагазин - вся округа побежит за собачьим кормом и кошачьим наполнителем. Мы пытались замеры делать и сами не верили: иногда выходило до полукилометра. Ну вот любил мужик зверушек. А потом у него проблемы в семье начались, он загрустил, мне ничего не сказал, я только смотрю: выработка упала резко. Я его и так и сяк расспрашиваю - да нет, говорит, нормально, справлюсь. Не подведу бригаду. Ну и справился, не подвёл: начал фляжку с виски на работу таскать для поднятия настроения. Приходит нормальный, доктор его допускает, к обеду Бородадзе уже отлично себя чувствует, зоомагазин буквально выносят, всё прекрасно. Ну прошляпил я это дело, прошляпил. А через неделю бросили нас на усиление в только что открывшийся «Золотой век», и угораздило меня попросить Бородадзе отстоять пару часов в винном отделе. И через означенную пару часов публика туда рванула, будто на распродажу. И увидел я, как выносят к едрёне матери винный отдел,
в центре которого развесёлый трактор хлещет прямо с витрины «Джемисон» из горлышка, а вокруг ещё человек пять таких же присосавшихся, кто с простонародной белой лошадью, а кто и с благородным макалланом, и перепуганная охрана пытается их оттаскивать, да не на тех напала. Я челюсть подобрать не успел, а этот клуб любителей виски уже настучал охране бутылками по головам на изрядную сумму, а конкретно Бородадзе - на уголовное дело, каковое просто чудом закрыли по соглашению сторон. После чего убитый горем Саша ушёл в глубокий штопор, и больше мы его не видели, а меня наконец-то с работы выгнали. Правда, через пару месяцев я уже в другом рекламном агентстве числился и с той же самой бригадой под началом - потому что, говорил уже, любить надо своих людей, а они тебе сторицей отплатят, - но это к делу не относится.
        Тяжела и неказиста жизнь простого тракториста.
        У нас есть методика выявления аттракторов, есть несколько схем типовой расстановки, есть удачный бренд «активная реклама» - лично придумал, горжусь, - и есть наконец опыт впаривания нашего колдовства заказчикам. Больше нет ничего, всё на интуиции. Мы даже не представляем толком, как объяснить механизм воздействия аттрактора на потребителей. Сами не знаем. Мы просто говорим: поверьте, они работают. И они работают. Люди к аттракторам тянутся, им хорошо там, где аттракторы есть, люди стараются задержаться поблизости - и что-нибудь в эпсилон-окрестности непременно производит на них приятное впечатление. Тогда люди это покупают… Какие ваши доказательства? Сугубо материальные. Разница между оборотом торговой точки самой по себе и той же точки, усиленной аттрактором, настолько ощутима, что игнорировать её нельзя. Тем и живём, на том и стоим.
        А потом так вышло, что, продвигая активную рекламу, делая её модной, мы сами выкопали себе яму: рекрутеры стали натыкаться на уникумов вроде Яценко, способных в одиночку переплюнуть лучшую тракторную бригаду.
        Да, Яценко недёшев, и на него работает такая же группа поддержки, как у целой бригады. Но Яценко один, а у меня тракторов штатно десять, да плюс резерв, который в трудные дни выходит на линию весь, итого до пятнадцати. И каждому вынь да положь «представительский» бюджет, чтобы человек не болтался по магазину неприкаянный - иначе он не удовольствие будет у посетителей вызывать, а подозрение и раздражение, несмотря на всю свою харизму… И минимальная зарплата, и соцпакет, и налоги, и чёрт знает что ещё. В копеечку влетает бригада.
        Поэтому негласно, чтобы трактористы не знали - ха-ха три раза, все мы прекрасно знаем, - дана команда: искать, искать и ещё раз искать мощных аттракторов-одиночек. Чтобы работу бригадами потихоньку свернуть.
        Особенно такая перспектива угнетает сегодня, когда «Мономах» перезаключает контракт с нашим агентством. Вот прямо сейчас они с моим начальником разговаривать должны. Почему я не нервничаю - да потому что бесполезно. Мы свою работу делаем чётко, а чего этому мономаху в его шапку взбредёт, от меня не зависит…
        Звонок в левом ухе, значит, не по работе, личный.
        -Вовик! Дружище!
        Старый мой приятель Бобик - и, похоже, нетрезвый.
        -Роберт! - говорю строго. - Я на боевом посту, значит, если что-то срочное - излагай, а если до вечера подождет…
        -Вовик! Представь себе, меня баба бросила!
        Бобик у нас, понимаете ли, большой учёный, доктор философии, поэтому в быту изъясняется предельно четко и ясно.
        -Представляю, - говорю. - Они тебя постоянно бросают, мог бы уже привыкнуть, тем более немедленно появляются новые, и каждая следующая моложе и симпатичнее.
        -Моложе - это да… Дальше уже только малолетка. Это у меня от неуверенности в себе… Вовик, как же мне хреново…
        Бобику всегда хреново, и вокруг него перманентный апокалипсис. У него под окнами на светофоре что ни день авария, а соседи если не пьют горькую, так дерутся. Уточняю: все соседи, весь дом на двести квартир. Говорят, место проклятое. Ага, поверил. Я же тракторист, дорогие вы мои. Я Бобика насквозь вижу. И слишком давно его знаю - набрал статистику. Ему достаточно куда-нибудь прийти, чтобы там все посыпалось. Молодые и неустойчивые структуры он просто уничтожает, старые и крепкие - расшатывает. Попросите Роберта написать статью для вашего нового сайта - сайту конец. Публикуйте его почаще в вашем научном журнале, чтобы журнал загнулся. Бобик - убийца розничной торговли в радиусе трёхсот метров от места прописки, там ни один магазин дольше года не живёт. Он свой родной институт почти до закрытия добил, но пока не справляется, институту все-таки под сотню лет, почтенное учебное заведение с богатыми традициями, поди такое завали, это же нарочно стараться надо. А Бобик добрейшее существо и против института ничего не имеет. Но пожар и затопление там уже были.
        Нельзя даже сказать, что у Бобика отрицательная харизма - напротив, харизмы там хоть отбавляй, и она самая положительная. Женщины у него молоденькие - потому что по юности лет покупаются на широкоплечесть, брутальную звероватую красоту, учёную степень и хорошо подвешенный язык. Бобик выглядит надёжным и старается таким быть, только эта надёжность с отрицательным знаком. Вы от него надёжно остервенеете, а потом осатанеете, абсолютно не понимая, чем он вас бесит. Да ничем. Просто бесит.
        Я, кажется, единственный, кто выносит этого типа спокойно и не попадает в его разрушительную волну. Мы, что называется, друзья по песочнице. У маленького Бобика были проблемы с дикцией, и я его невнятную речь переводил остальным детишкам. Уже тогда был трактористом, сам того не подозревая, - тем, у кого нюх на особенных людей и кто умеет с ними ладить.
        -Вовик, мы же друзья!
        -У меня тут десять человек. Я не могу их бросить, извини.
        -Понимаю. Ты молодец. Ты добрый. Ты всегда меня выручал… Как же мне хреново…
        Мне Бобика искренне жаль - он умеет и любит убиваться горем и вот-вот начнёт это делать в полную силу. Но я действительно не могу всё бросить и кинуться его утешать. Тем более, он просто меня напоит до положения риз, вот и всё утешение. Нет уж, пускай страдает в одиночестве. Главное, потолок у него не рухнет, раз не рухнул до сего дня, а всё остальное поправимо. Соседей он и так уже довёл до состояния, когда им сам чёрт не брат. Они сами черти конкретные. Их многоэтажку можно брать и в полном составе десантировать в горячие точки планеты, чтобы там стало очень и очень холодно.
        Ураган нынче будет, форменный ураган с мордобоем, это к гадалке не ходи.
        -Я тебе вечером позвоню.
        -Врёшь ведь, зараза.
        -Я тебе вечером позвоню! Всё, пока.
        Отдуваюсь, гляжу на Ваню. Хочу послать его по этажам, но не могу, какая-то мысль неясная свербит в голове - нечто, связанное с Бобиком.
        Что-то важное я поймал, важное по работе - и упустил.
        Ладно, если это действительно важно - само всплывет.
        -Скоро будем обедать, а пока ты пройдись по слотам, улыбнись бригаде. Пусть знают, что мы рядом. Спроси, не нужно ли чего. У дверей сейчас Тарасов стоит, ему особое внимание, у него слот трудный. Заодно купишь там в цветочном большую тёмно-красную розу и отнесёшь Кате Мироновой. Ей пора взять цветок в руки. Это тоже в файле не записано.
        -А она от цветка - что?… Активизируется?
        -Ей просто будет приятно.
        Помощник мой напряжённо обдумывает услышанное, аж мозги скрипят. Привыкай, молодой человек, тракторист думает о своих тракторах, даже когда спит.
        -А что сказать? Что это от вас?
        -Ну не от тебя же, ты ведь сам не догадался. Ваня, послушай, ну естественно, она активизируется. Потому что будет лучше себя чувствовать. Но цветок - не для этого. Цветок именно для того, чтобы Катя лучше себя чувствовала. Понимаешь разницу?
        -Э-э…
        -Мы зовём их тракторами, но они живые люди. Если тракторист на секунду забудет об этом, он уже никакой не тракторист, а очень посредственный менеджер, который быстро развалит бригаду. Поймал себя на том, что сотрудники не волнуют тебя как люди, а тебе важна только выработка, - сразу уходи с поля в офис. Потому что бригада почувствует это мгновенно и упадёт духом. Работа в поле - только для трактористов, друг мой.
        Ваня кивает и уходит. Будем надеяться, что понял. Он быстро схватывает, просто ещё не привык к нашей специфике. Ну и как заходит разговор про Катю, Ване становится трудновато соображать.
        Звонок в правом ухе - служебный.
        -Владимир Сергеевич?
        -Какие новости, Миша?
        -По бригаде все в порядке. У нас в целом… Проблема.
        Миша в штате бригады обозначен как «консультант по внешним связям», попросту говоря - отвечает за охрану. У него в «Мономахе» схвачено всё, он знает в лицо каждую неприметную бабульку, которая на самом деле соглядатай и «пасёт» воришек. Естественно, на короткой ноге с начальником службы безопасности. Со мной тот за руку здоровается, а с Мишей-то они говорят на одном языке. Миша в некотором смысле тоже тракторист, просто узконаправленный - влезет без мыла прямо в душу любой силовой структуре.
        -Сливают нас, Владимир Сергеевич.
        -Это начальник местной СБ сказал? - спрашиваю, а сам к ощущениям своим прислушиваюсь. Вроде бы не грустно мне и не больно. Ждал я чего-то подобного.
        -Так точно. Контракт продлён не будет. И самое интересное - знаете, кто заступает вместо нас?
        -Дай угадаю.
        -Не угадаете.
        -Они перекупили Яценко, - говорю я так спокойно, будто меня это совсем не волнует.
        А действительно - волнует? Не особенно. Мне интересно, куда агентство поставит бригаду. Не возьмут же нас в «Золотой век». Там слишком хорошо запомнили, как мои сотрудники лупят охрану по головам дорогими бутылками.
        -Угадали… Ну да, вы же тракторист, ещё бы не угадали. Яценко заступает прямо завтра. А в «Золотой век», по слухам, приходит какой-то одиночка из молодых.
        -Спасибо, Миша. Кто предупреждён, тот вооружён.
        -Есть идеи? - спрашивает Миша с надеждой в голосе.
        Он давно со мной, он мне верит, он не трактор, но тоже постоянно в зоне моего внимания и чувствует эту тёплую добрую волну. А ещё он знает, как всё непросто на рынке активной рекламы, и очень надеется, что я бригаду не брошу, вытяну.
        -На всякий случай готовься, что месячишко посидим без работы, - сообщаю я бодро.
        Я всегда так говорю, и однажды мы действительно болтались между небом и землёй целых два месяца - после драки в «Золотом веке». Но то был единственный раз, и бригада сама так решила: что без любимого тракториста ей работать скучно. А обычно мы простаивали максимум неделю между контрактами. Это Миша тоже помнит.
        -Ну хоть отдохнём, - говорит он. - Желаю успеха и разрешите завершить разговор.
        -Продолжай нести службу.
        Как всё паршиво-то. Сразу позвонить в агентство - или до вечера помучиться? К концу рабочего дня они обязаны сообщить мне плохие новости и объяснить, что будет дальше. Я ведь должен что-то людям сказать. Бедные мои люди…
        Аттракторы обычно смолоду подозревают, что необычным образом привлекательны, но реагируют на это очень по-разному. В девяти случаях из десяти они не успевают нормально сжиться со своим даром - аттракторов сильно давят в семье, подрубают самооценку, вколачивают комплексы, иногда ломают психику необратимо.
        Мне повезло в этом смысле: яне трактор, а тракторист. Меня тоже ломали, но я умею вполне осознанно влюблять в себя всё, что шевелится. Такого не доломаешь. А трактор просто несёт миру тепло и свет. Пока до трактора дойдёт, насколько он особенный, его уже мама с папой два раза убедили, что он лузер и его место в прихожей на коврике. И он вырастает либо очаровательным лузером, что случается, увы, редко, либо мрачным чудовищем, направляющим всю энергию на саморазрушение. Каждый второй трактор - суицидник.
        И вот таких сложных людей мы, трактористы, буквально на себе вытягиваем, за счёт своих нервов и способности любить, просто любить. Ну и как я после этого оставлю бригаду на произвол судьбы? Никак.
        Яценко, между прочим, в детстве на руках носили и облизывали. Я про него много знаю, едва ли не больше, чем он сам. Яценко был очень счастливым ребёнком. Может, в этом всё дело? Правда, он вырос не особенно счастливым мужчиной, но какой шикарный экземпляр!
        Вот к нему я отношусь как к функции. Он для меня не трактор. Что-то другое. Я могу ему чисто по-человечески сочувствовать - примерно как Бобику… Но не смогу полюбить. Он для этого слишком любит себя. Не то, что мои бедолаги.
        Кстати, Яценко презирает мою бригаду. Это он отдельно высказал в последнюю нашу встречу: «Владимир, неужели вы всерьёз думаете, я буду работать с вашими убогими?…» Я только усмехнулся - и пожалел несчастного. Всех-то мне жалко. Бобик за такие слова в морду сунул бы.
        Бобик, снова Бобик. Какая тут связь?
        Ну да, жалко Бобика. Тухло ему сейчас, и окружающим я не завидую…
        Стоп!
        Нет, ну так нельзя. Это будет, как говорится, неспортивное поведение…
        Звонок в правом ухе.
        -Володя, говорить можешь?
        -С тобой, дорогой шеф, всегда.
        -«Мономах» не продлил контракт.
        -Знаю.
        -Откуда?
        -Ну так я в «Мономахе» который год. Скажи, пожалуйста, есть по моей бригаде какие-то планы?
        -Через месяц автосалон, потом осенью книжная ярмарка, пока это всё.
        -То есть постоянной работы…
        -Нет и… Давай честно, до конца года я ничего для вас не вижу.
        -Вот она, молодая шпана, что сотрёт нас с лица земли… - тяну негромко как бы в сторону.
        -В смысле? - настораживается шеф.
        -Поговаривают, что в «Золотой век» взяли молодого одиночку.
        -Да, такой Акопян, ты его не знаешь. Способный парнишка.
        -Наш Акопян?
        -Какой наш, почему наш? Ты всё-таки знаешь его?
        -Я спрашиваю - это ты его «Золотому веку» продал? Сделка прошла через наше агентство?
        -Ну и что? - интересуется шеф агрессивно.
        Стыдно ему, значит. Начальство всегда злится, когда ему стыдно.
        -Никаких проблем, шеф. Не забудь - автосалон и книжная ярмарка за мной, ты сам сказал.
        -Естественно, Володя, это вопрос решённый. Слушай, ты своим пока не говори, ладно? Вы до конца дня должны отработать, а то с «Мономаха» станется нам неустойку выкатить.
        -У меня с «Мономахом» большая человеческая любовь, - говорю. - У нас с ним серьёзно.
        -Ты там выпил, что ли, с горя? Брось, Володя, уж тебе-то мы всегда… Обещаю. Даже не думай. С бригадой, честно скажу, трудно будет. Ты её готовь потихоньку к переходу на разовые заказы. Но твоё персональное будущее, прости за пафос, безоблачно. Ты уникальный специалист, другого такого нет. Куда мы без тебя.
        -Спасибо, дорогой. Я это ценю. Всё будет нормально, обещаю.
        -Точно? Володя, что-то я волнуюсь. Заезжай-ка вечером в офис. Посидим, поговорим, как в старые добрые времена…
        -Спасибо большое, но мне надо с «Мономахом» по-доброму разойтись, а то мало ли, как всё сложится. Значит, сидеть и говорить я сегодня буду здесь.
        -Тоже правильно. Тогда давай на неделе, только обязательно. Я вообще по тебе соскучился. И умоляю, без глупостей. Ни о чём плохом даже не думай!
        -Ещё раз спасибо, не волнуйся, я не подведу.
        -Очень на тебя надеюсь, - говорит шеф и пропадает.
        Надейся, конечно.
        Слил мою бригаду - и на кого теперь надеяться?
        Только на меня.
        Подзываю официанта и заказываю двойной виски. Сейчас я себя чуток раскачаю, и будет вам Бородадзе в полный рост. Будет вам такая сволочь харизматичная - пожалеете, что не запрещено пускать меня в общественные места. Ох, я вам поганку заверну, люди добрые, ручки мне целовать будете, чтобы перестал.
        Хлоп! Принял дозу, как лекарство, не чувствуя вкуса. Повторить.
        Завершающего штриха не хватает. Я всё же слишком человеколюбив. Алкоголь тут не влияет, он просто снимает контроль. Сделайте мне ещё гадость какую-нибудь. Разозлите, а? Ну что вам, уродам, трудно?
        Чёрта с два. Тишина и благодать. Никто не хочет мне помочь.
        Вот же сволочи, а?! Ну я вам сейчас…
        Звоню Бобику. Тот ещё вменяем.
        -Слушай, у меня хорошие новости. Я потерял работу!
        -Ой…
        -Тихо! По этому случаю объявляю завтра праздник. Прямо с утра идём в «Мономах», тут есть ресторан, мы в нём садимся и начинаем ЖРАТЬ, ты понял?
        -Ох…
        -Значит, сегодня постарайся особо не надираться, ты мне завтра нужен живой, мы стартуем в одиннадцать.
        -Ты уверен, что у тебя всё хорошо, Вовик? - спрашивает Бобик голосом, полным сострадания.
        -А будет ещё лучше, если ты поможешь. Завтра же.
        -Конечно, помогу, мы же друзья!
        Вторую половину дня я провожу в кабинете директора «Мономаха», там со мной тепло прощаются и по этому случаю угощают вкусными напитками. Объясняют, что «ничего личного, только бизнес». А на самом деле стараются вытянуть максимум информации по Яценко - знают, кого спросить. Опасаются, не переплатили ли, и вообще опасаются. Я честно предупреждаю, что одиночки нестабильны, и неспроста у Яценко все время под боком психолог. Кроме того, не факт, что одиночка легко сживётся с новым местом. Доказываю на пальцах, что только бригада может гарантировать результат. Но раз вы решили попробовать одиночку - ради бога, мы-то не пропадём…
        Поздно вечером бригада стоит на парковке. Все уже знают, что с завтрашнего дня мы без работы, но настроение - деловое и собранное. Лица у большинства хмурые, однако ни одного признака паники. Всякое уже бывало, выкрутимся и на этот раз. Верой в своего тракториста бригада закрывается от страхов. Теперь главное, чтобы тракторист верил в себя. Катя улыбается мне, теребя в длинных нервных пальцах красную розу… Кате было восемнадцать, когда она приняла смертельную дозу снотворного, действительно смертельную, обычно после такой не откачивают. Но в девушке, видимо, очнулся трактор - и случилось чудо. Выжила.
        «Я видел, как ты работала на цветочной ярмарке, буквально затопив её счастьем ради тысяч людей, - неужели я тебя брошу? Я специально под тебя Ваню взял в бригаду, чтобы на руках носил, и если вы через полгода не будете вместе, очень удивлюсь…»
        -Миша, на пару слов.
        Отходим в сторону.
        -Ты мне в частном порядке нужен завтра тут. Сможешь?
        -Не вопрос. Какая задача?
        -Прикрывать. Я буду пьянствовать с одним человеком - и не могу предсказать, как на него отреагируют простые граждане. Сам-то он совершенно безобиден. Но…
        Миша думает секунд пять, разглядывая меня неприлично пристально. И расплывается в ухмылке.
        -Я, кажется, понял, - говорит он. - Но если местной СБ прикажут вас выставить, будет сложно. Мы с завтрашнего дня вроде как не сотрудничаем. Я, конечно, постараюсь… Ну вы даёте, Владимир Сергеевич! Между прочим, вас подвезти? Вам нынче за руль не надо бы.
        Всю дорогу я размышляю, как поласковее объяснить жене, что если завтра приду в совершенно непотребном состоянии, это не повод задавать вопросы. Завтра у меня ещё не будет ответов…
        Утром Бобик жалуется на проклятых соседей, устроивших во дворе побоище типа «подъезд на подъезд» иперевернувших зачем-то полицейскую машину. Он хочет переехать, я его отговариваю. Бобик твёрдо стоит на ногах и смотрится бодрячком, ему просто надоело жить в дурдоме и отдельно надоело, что от него женщины бегут. Это он тоже связывает с дурдомом. Эх ты, философ…
        Уже на подходе к «Мономаху» ячувствую, как всё изменилось. Яценко превзошёл самого себя. То ли на радостях, то ли ему просто тут нравится. Молл будто накрыт куполом, выдающимся за границы здания на полсотни шагов. Это поле добродушия и самодовольства. Не совсем то, что надо для торговли, но впечатляет. Бригада может сделать нечто подобное, если очень её попросить, но долго не удержит, и красоты такой не получится.
        Ишь как тебя растопырило, уникум ты наш. Ну-ну.
        Где именно сидит Яценко, я не очень понимаю. Кажется, ему выделили кабинет в административной зоне и создали там максимально комфортную обстановку.
        Мы заходим в ресторан на втором этаже, садимся за столик у окна, выпиваем по маленькой, заказываем поесть, выпиваем по второй.
        -А теперь, дружище, рассказывай.
        У Бобика сначала не очень получается, но через час он ловит нужную волну и раскрывает передо мной душу. Я стараюсь не скучать, поскольку выслушиваю это примерно раз в год.
        В углу у самой двери плотно завтракает и очень не любит Бобика незаметный Миша. Бобик его почти что пугает. Миша ни капельки не удивится, если этот неприятный тип сейчас пришибёт кого-нибудь.
        А неприятный тип, вывалив на меня порцию негатива, заметно веселеет и принимается, как и было обещано, ЖРАТЬ.
        Я нарочно сел у окна, чтобы контролировать улицу. За последние десять минут ни одна живая душа не зашла в «Мономах». Народ ещё не шарахается от крыльца, но уверенно топает мимо.
        Я старался «половинить», но последующие события отложились в памяти обрывками. Вот официант уронил поднос. Два раза. Дети плачут - такое впечатление, будто по всем этажам. Куда-то спешат охранники с озабоченными лицами. Выходит Миша, возвращается, подмигивает мне и показывает большой палец. Никого не вижу в проходе, давно уже, этаж вымер. В ресторане только мы трое, обслуга попряталась. А мы ведь ничего не делаем, просто сидим!
        Бобик рассказывает студенческие байки. Я нарочно каждый раз их забываю, чтобы было потом опять весело. Когда нам надо добавить, за обслугой ходит Миша: высовываться в зал по доброй воле официанты не рискуют.
        С первого этажа доносится громкий стеклянный звон. И, по-моему, кого-то там бьют. Взгляд за окно: ничего себе публика валит из «Мономаха», прямо как на учениях по срочной эвакуации.
        Публики немного, просто она идёт плотным косяком. Это удаляются самые стойкие к тракторному наезду. Бобик ведь тоже, по сути, трактор.
        -Плохой трактор, - объясняю я ему. - Не в том смысле, что плохой, а в том смысле, что нехороший!
        -Да что ты в этом понимаешь, гуманитарий! - наезжает Бобик.
        Прежде чем стать доктором философии, он пытался стать физиком и заработал на этой почве непробиваемый комплекс превосходства технаря над гуманитариями. Все остальные комплексы у него со знаком «минус», да и этот тоже, честно говоря.
        В дверях ресторана стоит начальник СБ и на меня смотрит. Я приветственно машу ему и жестом приглашаю к нам. Он вздыхает, замечает Мишу, недовольно качает головой и уходит.
        -А здесь нормально, - говорит Бобик. - Завтра приду сюда похмеляться.
        Чудо ты моё, спасибо тебе большое.
        «Мономах» сейчас пуст, зуб даю. Все разбежались, кто мог. Признаться, не ждал такого мощного эффекта.
        Последнее, что помню: Бобик пытается залезть к Мише в багажник и там уснуть. Ну и супруга потом рассказала: явсю ночь ей объяснял, какая она хорошая, и достал этим неимоверно.
        На следующий день мы, нетвердо ступая и мечтая о холодном пиве, зашли в «Мономах» через подземный гараж, чтобы не светиться на входе, а то мало ли. Изнутри молл выглядел, прямо не знаю, как сказать, - морально потрёпанным. Нет, он пытался сверкать и блестеть, только у него не получалось. Я попробовал унюхать поле Яценко, у меня тоже не получилось. Ещё бы, после вчерашнего. Но то, что народу поразительно мало, я углядел.
        Ресторан оказался закрыт, мы уселись в моей привычной кафешке, взяли похмелиться, а потом как-то случайно нам захорошело, и мы принялись ЖРАТЬ, да с таким задором, будто завтра конец света.
        Часа примерно через полтора дико завыла пожарная сирена, в углу вскочил Миша, но мы даже испугаться не успели: сразу вслед за этим на нас с Бобиком рухнул потолок.

* * *
        Я сижу в кафе на втором этаже торгового центра «Мономах» - не самое тупое название, бывают хуже, - и гляжу в окно другого торгового центра, у которого название тоже не очень. Бинокль сейчас у Вани, но я и без бинокля знаю, что там, за окном, происходит: Гарик Акопян распускает хвост перед Катей Мироновой.
        Мой помощник уже обещал надавать Гарику по шее, а тот на Ваню посмотрел ласково - и Ваня решил: Акопян хороший парень, и все мы хорошие ребята, и зачем нам драться? Тем более, что Гарик через два месяца закрывает свой контракт досрочно и приходит в бригаду.
        Куда тебе, друг ты мой, против влюблённого трактора. Извини. У них с Катей волна совпадает. Ей больше не нужны мои цветы и моя забота, у неё всё будет прекрасно.
        Мы работаем по прямому договору с «Мономахом» - независимая бригада активной рекламы. Нас двадцать пять человек, мы скоро забираем под себя «Золотой век», после чего объединяем подконтрольную территорию и закручиваем потоки так, чтобы два молла не рвали друг у друга клиентов, а выгодно ими обменивались, дополняя один другой. Никто больше не воюет, все сотрудничают.
        Нами остались недовольны только двое - Яценко и Бобик.
        Яценко заявил, что мы его выдавили, ни много ни мало, из страны. Ну, есть такие люди, да - ты ему на ногу наступил случайно, а он орёт: прощай, немытая Россия. Укатил куда-то в Европу. Говорят, ничего у него там не получается. От себя могу добавить: унего больше нигде не получится. Жалко, конечно, человека. И мы действительно ничего такого не хотели. Нелепая случайность.
        Бобик, когда на него упал подвесной потолок, оцарапал ухо и выставил за это «Мономаху» несуразный счёт. Директор пытался договориться по-хорошему, Бобик полез в бутылку, директор обозлился. Мне только этого не хватало, и тогда я директора познакомил с Акопяном, а Бобику чисто по-дружески приказал заткнуться. В «Мономахе» сразу настало всеобщее счастье и вечная любовь к тракторам с трактористами, а Бобик заткнулся, но обиделся.
        Его тоже понять можно: не просто привыкнуть к новой жизни. Сорок пять лет вокруг Бобика все рушилось и постоянно кого-то били. А теперь затишье. Где-то на бессознательном уровне наш герой подозревает, что просто временно угодил в центр циклона, - и ждёт вскорости неприятностей сразу отовсюду.
        Бобик мне так и не поверил, что они с Яценко столкнулись, как материя с антиматерией - бабах! - и один больше не трактор, а другой не «плохой трактор». Он во все эти гуманитарные бредни не верит принципиально.
        А с Акопяном вообще хорошо получилось. Я после погрома в «Мономахе» так завёлся, что хотел и «Золотой век» Бобиком припугнуть, не зная ещё, что дружок мой больше не пугало. Зашёл на разведку, увидел парня, а парень-то - добрый. Такой же, как мои. Поговорили раз, поговорили два, я ему нашу профессию разъяснил, и как-то легко установилось взаимопонимание. Потом он сам явился с бригадой познакомиться, увидел Катю - и вопросы отпали.
        А я на радостях собрался с духом и отыскал Бородадзе, синего уже от пьянки. Всю бригаду к нему привёл, и через месяц Саша у нас был свеж, как огурчик. И тогда я его продавцом в зоомагазин устроил.
        Бородадзе там вроде сам по себе работает, но магазин регулярно посещает с чёрного хода наш Ваня и получает для бригады скромную долю, от которой и Саша тоже имеет свой процент.
        Нам же надо о тракторах заботиться.
        Ведь мы - трактористы.
        Красная машина, чёрный пистолет
        Девушка идёт по тротуару, безмятежно улыбаясь своим мыслям. Не сказать что красавица, но такая прелесть - глаз не оторвать. Камера заднего вида замечает её, когда уже поздно, совсем поздно.
        Если она не остановится, через двадцать секунд её милое личико попадёт точно под сноп осколков, а я ничего не могу сделать. Мне нельзя выходить из машины. Всё, что в моих силах, - высунуть руку в окно и выстрелить девушке под ноги. Возможно, это решение.
        Я вижу на мониторе, как она переводит рассеянный взгляд чуть правее и слегка приподнимает брови. У меня на заднем бампере крупно написано жёлтым: NOT MADE IN CHINA. Приметный автомобиль, теперь таких не делают, очень агрессивного дизайна и очень красного цвета. По обводам машина явно женского пола, и зовут её, только сильно не смейтесь, Маша.
        Я запарковался у тротуара, он широкий, метров десять, дальше возвышение в пять ступенек и полупрозрачный фасад Института Физики Пространства. Полторы минуты назад, когда Тим с Борисборисычем добрались до нужной лаборатории и начали там безобразничать, прошёл сигнал тревоги, и двери из толстенного стекла заблокировались намертво. Открывать будем взрывчаткой. Ещё немного - и со ступеней поверх машины полетит крошево с обломками фурнитуры. Машке-то плевать, разве что поцарапает слегка, она и без того царапанная. Конечно, я предпочёл бы стоять где угодно, только не здесь, но больше негде, везде парковочные камеры. Стоит им Машку заметить и опознать, полиция рванёт сюда сломя голову: запрещённое транспортное средство в городе. А у нас тут, извините, не только средство запрещённое, но и цель какая-то, мягко говоря, полупочтенная: вооружённое ограбление. Нам раньше времени совсем не надо встречаться с полицией и давать ей повод стрелять. И себе давать повод - тоже незачем.
        Поэтому я стою там, где камеры отсутствуют - точно перед дверью института, на площадке для пожарной и спасательной техники. Голая психология: нет такого идиота, который тут запаркуется. На Земле теперь все очень хорошие и послушные. Они стоят там, где разрешено, и вообще делают то, что разрешено. Иначе их накажут. Они всё время помнят, что их могут наказать.
        А я непослушный и нехороший, человек из прошлого на машине из прошлого, я плевать хотел на правила, и вот мне тоже наказание: девица идёт точно под взрыв.
        Наверное, это судьба.
        Выпрыгиваю наружу, захлопываю дверь, поворачиваюсь, и девушка оказывается у меня в объятиях. Она даже не успевает испугаться.
        -Это займёт две секунды, - говорю я.
        Валю её на асфальт и падаю сверху.
        В тот же миг наши открывают двери.
        Мама родная, как долбануло-то.
        И даже сквозь звон в ушах отмечаю: по крыше машины брякает железное. Значит, всё правильно сделал. А то влетело бы девице прямо в висок.
        Вскакиваю и рывком ставлю девушку обратно на ноги. Глазищи у неё вполлица.
        С меня градом сыплется обильная стеклянная крупа.
        По ступеням бегут двое в противогазах. Вслед за ними летят клубы оранжевого дыма, такие плотные, хоть ножом режь и на хлеб намазывай. Видимость ноль, дышать нечем - это на случай, если среди охраны найдутся герои и бросятся следом. Ну и просто красиво.
        -Спасибо, - говорю я девушке и ныряю в машину.
        Тим запрыгивает назад, Борисборисыч садится рядом со мной - и ведь оба успевают зыркнуть на спасённую, которая стоит, малость остолбенев, и пытается сообразить, что это было. Действительно, она прелесть.
        -Что это было? - гундосит сквозь противогаз Борисыч.
        Плавно наступаю на педаль, Маша едва заметно приседает и срывается с места.
        -Жениться хотел, - говорю. - А вы всё испортили, подрывники хреновы.
        Бросаю взгляд на монитор, последний взгляд на девушку, и забываю о ней, хочется думать, навсегда. Не хватало ещё влюбиться, знаем мы этот обратный стокгольмский синдром.
        Борисыч снимает противогаз и всё так же гундосит, никакой разницы:
        -Ты вышел из машины.
        -Нам не нужен молодой красивый труп. В плане операции его не было.
        -А если бы труп оказался твой?
        -Не будь занудой, папаша, - подаёт голос Тим. - Алекс поступил очень глупо, но… Нельзя за такое ругать.
        -Тебя не спросили… Сынок! - цедит Борисыч.
        Маршрут рассчитан по секундам, три зелёных светофора, потом направо и к трассе. Выезд из города закрыть не успеют, воздушный патруль когда ещё поднимется, и только на трассе нас догонят перехватчики с ближайшего поста. Ничего, пусть догоняют. Минуту назад мы не хотели быть заметными, теперь наоборот. Пускай рассмотрят нас получше. И раструбят на всю обитаемую вселенную, кто именно их ограбил.
        Держу пятьдесят пять миль, незачем устраивать в городе корриду, надо просто спокойно пройти светофоры. Левый ряд свободен, не езда - сплошное удовольствие. Было бы. Если бы.
        Сейчас не время наслаждаться поездкой, я просто спокоен, привычно спокоен. За штурвалом нельзя волноваться и впечатляться. Чем сложнее маневр, тем я холоднее. В самых трудных ситуациях я превращаюсь вовсе в камень. Нервничать можно потом, когда встанешь на обочине и заметишь, как трясутся руки. Дорога нервных не любит.
        А вот подельников моих заметно колотит. Спиной чувствую, как трясёт Тима. Борисыч-то с виду ничего, но трудно дышит.
        Я не задаю вопросов. Оба здесь - ну и хорошо. Третий светофор, и я прямо из левого ряда заправляю машину в глубокий правый вираж. Сзади гудят заполошно, но вроде никто не стукнулся.
        -Ты мог просто из окна выстрелить ей под ноги, - говорит Борисыч. - И тут же закрыться.
        Вот заело человека. В общем, понятно, он же весь план разработал.
        -Ага, и рикошетом - в живот.
        -Ну показал бы пистолет… Ты не имел права рисковать собой.
        Движение на вылетной магистрали чуть плотнее, чем хотелось бы, мы ныряем из ряда в ряд, но Борисыч никогда не стеснялся говорить мне под руку, привык, что я не реагирую. Семьдесят миль, сейчас выскочим, и будет сто.
        -Тим, я не слышал, как ты пристегнулся, - говорю.
        Сзади клацает замок.
        -Борисыч, дорогой, не дуйся… Она вышла из-за угла, оставалось мало времени, от силы двадцать секунд. Я видел, какие у неё были глаза. Махать стволом не имело смысла. Она успела бы подойти вплотную, да ещё и спросила бы, чего мне надо.
        -И что за глаза у неё были? - спрашивает Борисыч как-то подчёркнуто недобро.
        -Счастливые, - говорю.
        Позади хрустит и щёлкает пластмасса - судя по звукам, Тим цепляет на пистолет тактический обвес. Недолюбливаю пистолеты, неудобное оружие, слишком большой привычки требует, но с передней рукояткой, прикладом и коллиматором уже пострелять можно. Впрочем, я и без приклада с тридцати шагов легко попаду в неподвижного человека, а будет дрыгаться, так хотя бы напугаю и заставлю убежать. Тем не менее особого доверия к пистолетам не испытываю. Опыта не хватает. Пускай Тим с ними забавляется, у него опыта полным-полно.
        Если всё пойдёт как надо, стрелять Тим сегодня вообще не будет.
        А пойдёт совсем худо, я ему случайно башку продырявлю. И никто меня не заставит ответить, зачем. Скажу, что так и было. Тим очень симпатичный парень и квалифицированный убийца. Его на это дело всю жизнь натаскивали, короткую и глупую. Двадцать два года, чёрт возьми, мне бы столько.
        Я к Тиму хорошо отношусь, сочувственно. Просто я намного старше, и у меня звериная интуиция военного преступника, с которой трудно справиться. С самого начала, с первого взгляда на Тима интуиция подсказывает: избавься от мальчишки, он принёс с собой беду.
        Это отвратительно, это бесчеловечно, и я с этим борюсь, честное слово, но грохнуть парня хочется всё равно. Меня раздражают мальчики с честными глазами, убивающие по приказу, извините. Я от них ничего хорошего не жду.
        Убивать надо со смыслом и от всей души. Это занятие взрослых. Тогда не будет лишних трупов. Война - не дело молодых.
        -Что с погодой на развязке?
        -Полный штиль. Я слежу, - говорит Борисыч.
        -Ну, погнали.
        У выездного поста машины начинают тормозить, но левый ряд свободен. Не успели выставить заслон, на это нужна особая санкция, на санкцию нужно время, а пока что автопилоты не пустят никого в левый, раз справа все нормально. Поэтому в левом отважно стоит одинокий полицейский и машет жезлом.
        У Маши нет автопилота. Конструктивно не предусмотрен. Это вам не современное модное недоразумение, а старый добрый автомобиль. Зверски красного цвета, очень красного. Теперь не то что таких машин не делают, а даже такого красного цвета не бывает.
        С Машей нельзя связаться по вайфаю, приказать ей сбросить газ и прижаться к обочине. Полиция не может с ней договориться ни по-хорошему, ни по-плохому. Маша по сегодняшним меркам - неуправляемая.
        Дикая красная машина.
        В прекрасном новом мире она не имеет права ездить вне специально отведённых спортивных трасс. То, что мы с ней сегодня выбрались в город, - лютое нарушение, тянет на конфискацию транспортного средства и запрет вождения чего бы то ни было лет в десять. Поэтому я прятался от камер.
        Впереди проём в отбойнике, наша первая точка отмены. Если переходить на запасной план, тогда здесь. Остальные две точки намного хуже, там шансов уцелеть всего ничего.
        -Погода?
        -По нулям.
        -Продолжаю движение.
        Сто десять миль. Полицейский отпрыгивает через отбойник, резвый парень. Сейчас за нами сорвутся перехватчики. Вот что им стоило, казалось бы, уже катиться впереди и пытаться нас заблокировать, стрелять электромагнитными «пауками» не вдогон, а в лоб и в борт? Что стоило раскатать по левому ряду ленту с шипами?
        Рабочего места им это стоило бы. У них инструкция. Мы знаем полицейскую инструкцию назубок. Они держатся за свои рабочие места - хорошие, послушные ребята. Как все теперь. За малейшее нарушение их ждёт наказание. Кого угодно ждёт наказание за что угодно.
        Самое удивительное - они всё равно воруют, как твари последние, и охотно продают секреты, которые никто из наших не продал бы никогда. Они не такие, как мы. Не любят свою корпорацию, хотя та и победила.
        А мы с Борисычем, гады и сволочи, деятельные участники конфликта, который запрещено называть Второй Корпоративной Войной. И никто на Земле - ах, хорошие вы мои, послушные, - его так не называет. Не было такой войны. И нас там не было. Да и кто мы, собственно, инфослужба. Сколько длилось это дерьмо, полтора года, толком даже не стреляли. Так, пару раз отстреливались, и то по собственной дурости.
        Но мы нарушали правила, какие вам и не снились. Мы военные преступники ничуть не лучше тех наёмников, кто разносил города ракетными ударами. Они-то за деньги и по приказу, они всегда могут спрятаться за прейскурант и приказ. А мы-то от всего сердца. Провокаторы и манипуляторы. Кукловоды.
        Наш директорат поздно сообразил, что драка идёт не на жизнь, а на смерть, мы отбивалась - и проиграли. Нас выдавили из родного дома в дальние колонии. Передел сфер влияния, захват ресурсов, включая людские, ничего личного.
        И очень личное для простых участников конфликта, потерявших на войне всё, кроме своей шкуры, местами тоже продырявленной.
        Сейчас Тим придерживает одной рукой на сиденье чемодан, в котором - собственность нашей корпорации. Нам чужого не надо, мы просто забрали своё. Это расчёты по гипердрайву, двигателю второго поколения. Враг ковырялся с ним шесть лет, но так и не продвинулся. Туда на всякий случай воткнули системную ошибку. А наши знают, что делать. У нас будут непобедимые боевые беспилотники, и вслед за ними придём мы на новых транспортных кораблях и заберём всё своё обратно. И ваше заберём, раз вы не умеете им пользоваться и народ вас не любит.
        И спросим, какого чёрта вы раздробили родину на княжества сообразно числу дочерних компаний и устроили там новый феодализм, обозвав его, естественно, народным социализмом. И поднимем из архива - этот секрет нам тоже продали - боевые приказы времён той войны. Приказы вашим наёмникам бомбить гражданских без стеснения. Ваши аналитики считали это разумным: надо, чтобы под конкурентом горела земля, а населения и так слишком много, нам столько ни к чему… Очень разумно, очень продуманно, и ничего личного. Уж мы постараемся эти бумажки положить в гробы тем, кто их подписывал.
        Мы убивали ради свободы, вы - ради выгоды.
        Вы сохранили документы, чтобы при случае напоминать друг другу, какой большой кровью повязаны. Мы напомним это вам всем и сразу…
        Не вижу перехватчиков, но слышу в левом ухе на полицейской волне, что они где-то сзади, чётко по инструкции, пошли догонять. Чудесно. Взять нас со встречной полосы не выйдет, тут сплошной отбойник, вертолёты не успевают, а заслон сейчас выставляют под развязкой, к которой мы и шпарим, быстро наращивая скорость.
        -Погода?
        -Все по нулям. Я скажу, если переменится.
        -Принято.
        Я не гонщик, самый обычный водитель, умеренно опытный, и люблю сто десять миль - тогда Машу можно держать одной рукой, буквально двумя пальцами. Но сейчас уже сто пятьдесят. Этого пока достаточно. Трасса визуально сужается, пейзаж по сторонам начинает сливаться в серо-зелёную стенку с яркими пятнышками реклам, ещё немного прибавить, и будет полное впечатление, будто едешь по трубе. Движения в правых рядах почти нет, я так и планировал, выбирая время.
        От института до космодрома - моя часть операции, здесь я был голова, когда мы всё продумывали, Борисыч только кивал. Ему не понравилось узкое место на развязке, мне оно тоже совсем не нравится. Собственно, это единственное откровенно слабое звено в нашей затее. Но других вариантов нет.
        У здания института тоже не было вариантов, где встать - и в итоге я доброе дело сделал, прелестную девчонку спас. Пускай теперь на развязке я нас спасу. Лишь бы подвеска выдержала. И лишь бы туда прямо сейчас не заехала какая-нибудь внеплановая бетономешалка. Вот это будет неприятный сюрприз. Там и без того до черта техники, и вся она мне мешает.
        -Борисборисыч, посмотри на стройку, нет там шевеления?
        -Только что смотрел, глухо. Я же обещал, там до конца недели будет полный стоп, украли всё.
        Он сам и сделал, что украли, даже знать не хочу, каким образом. У Борисыча старые связи, дай бог каждому. Гуманитарный технолог не ворует своими руками, он уничтожает имущество врага методом стимуляции промотания и разбазаривания. Борисыч на этом ещё до войны съел очень большую собаку.
        Выкручиваю заднюю камеру до упора и наконец-то вижу перехватчики, две белые зализанные капли у нас на хвосте. По-своему они красивы, хотя совсем не похожи на автомобили. Приближаются медленно, но неотвратимо. У обоих на крыше плоские башенки с пушками для запуска «пауков». Вцепится такая дрянь в задницу, шибанёт разрядом, тут у машинки и мозги набекрень. И приехали.
        -Вижу наш почётный эскорт.
        -А то пуганём их? - это Тим.
        -Отставить, - говорит Борисыч. - Ты Алексу не веришь, что ли?
        Тим никогда так быстро не ездил, ему просто невдомёк, что значит приоткрыть заднее окно на ста пятидесяти милях. Сейчас никто так быстро не ездит, кроме гонщиков-профессионалов. Я пытался объяснить, что для начала мы оглохнем, потом нашего стрелка треснет головой об рамку двери, потом он наверняка потеряет ствол, и тот будет лететь за нами на ремне, колотясь об машину так и сяк, да ещё и запросто вывихнет стрелку руку. Тим сделал вид, что поверил.
        Ему хочется пострелять хотя бы неприцельно в полицию, я понимаю. Для него полицейские - верные псы корпорации, сломавшей жизни поколения родителей и моего поколения заодно. Тим даже не будет непременно убивать, ему бы просто как следует опустить их, сурово и убедительно. Заставить держать приличную дистанцию. Остаться там, где и место этим хорошим полицейским - от нас как можно дальше.
        Тим хочет отомстить за нас. Очень мило с его стороны. Но совершенно излишне. Он рвётся на войну, которой не было, не понимая, что это не его война. С моей точки зрения, он просто не имеет права лезть в наши разборки. Хватит и того, что его взяли на дело. Он неплохо справляется с задачей, но одним своим присутствием в нашей команде, одной своей слепой мальчишеской яростью выматывает мне нервы.
        -Спасибо, Тим, - говорю. - Но действительно не стоит.
        Борисыч влип в сиденье и крепко держится за подлокотник. Ему трудно, он ведь не гангстер, просто суровый, рано постаревший мужчина сорока восьми лет от роду. Ему бы сейчас занятие какое, а он вынужден сидеть в роли чемодана и покорно ждать развития событий.
        Мне легко, я - водитель. Уже почти совсем окаменел, а ближе к развязке буду просто кирпичом.
        Тим у нас гангстер, вот у кого шило в тощей заднице, меткий стрелок и умелый подрывник, без приключений - как без пряников. Службой безопасности характеризуется крайне положительно. Знай они, какой энтузиазм из него попрёт, когда Тим окажется тут, на Земле, которая для него по умолчанию враждебная территория, три раза бы подумали. Хороший мальчик, но с промытыми напрочь мозгами. Нам этого шибздика дали, поскольку он вылитый Борисыч в молодости и, по легенде, его сын. Ну Тим и вошёл в роль как нельзя лучше. Задирал «папашу» всячески, пару раз едва по шее не схлопотал.
        Самое забавное, что он в «отца» искренне по-детски влюблен, диверсант этот. Своего-то папу не помнит вовсе, погиб тот на войне. Я Тима слегка взломал, когда мы готовились, вызвал на откровенность - и с тех пор вдвойне уверен, что от него можно ждать срыва в любой момент, дай только повод. Он ничего плохого не хочет, только устроить кровавое месиво и много лишнего грохота, опасного для исхода операции. Нашёлся, понимаешь, народный мститель. Как всё его поколение, он живёт легендами и мифами.
        А мы вообще не живём, давно уже.
        -На космодроме никакой активности, - говорит Борисыч.
        -Понял.
        У Борисыча вся семья под бомбёжку попала. Двое у него было, мальчик и девочка.
        Я хотя бы без детей, а тоже есть, за кого спросить с конкурирующей организации.
        На космодроме ждёт Дана, она о своём прошлом молчит, но и с ней более чем понятно всё.
        Дана похожа на ту девчонку, что я встретил сегодня. Такая же неуловимая труднообъяснимая прелесть, только глаза усталые, но породу-то не спрячешь. Ну и возраст, конечно - моя ровесница, тридцать пять по документам, да и реально вряд ли больше. Очень привлекательная мёртвая женщина. Перепахало её страшнее, чем Борисыча. Ей бы начать всё заново, только она не может. Или не хочет. Я бы помог. Она, в общем, знает.
        -Приближаются, - говорит Борисыч.
        А то я не вижу. Я - водитель, обязан видеть.
        Для перехватчиков у нас в багажнике сюрприз. Компактный, зато увесистый. С него можно дать такую нагрузку на оба Машкиных движка, что обмотки сгорят, только раньше, наверное, порвётся трансмиссия. А ещё у меня в задних фонарях почти не осталось места для светодиодов, туда вкорячены разрядники, на которые я тоже могу дать хорошую нагрузку. «Пауки» как прицепятся, так и сдохнут. Если вообще долетят, не тестировали эти пушки на скорости под двести. Никто не знает, как поведут себя «пауки» втаком встречном потоке. А к развязке мы должны выйти ровнёхонько на ста девяноста милях в час.
        И взять чуть-чуть вправо.
        Строго говоря, основная ценность лишних полутора центнеров на задней оси для меня в том, что у машины изменилась развесовка. Я двигал реактор туда-сюда по миллиметру целый день. Разогнаться до ста девяноста Маша и без него смогла бы. Но с ним лучше. Иначе пришлось бы класть балласт…
        В этот момент перехватчики стреляют, оба сразу.
        У меня рука лежит запястьем на рукоятке КПП, пальцы в миллиметре от кнопок.
        Но сначала я резко наступаю на педаль.
        Машка кидается вперёд так, будто раньше стояла на месте. На миг мне кажется, что все четыре колеса едва не сорвались в букс, и я лишний раз хвалю себя - догадался отключить антипробуксовочную систему, а то мало ли… Темнеет в глазах. Ничего себе.
        Внезапно двести двадцать.
        Вот теперь мы в трубе. Даже попутный транспорт не разглядеть толком.
        Машина буквально влипает в трассу, роскошная у неё аэродинамика, умели ведь делать. Даже представить не берусь, какая сейчас прижимная сила на нас обрушилась. Указатели температуры масла в вариаторе и приводах стоят, как вкопанные. Уфф… Посмотрим, что дальше будет.
        -О-бал-деть! - доносится с заднего сиденья.
        -Предупреждать надо, - говорит Борисыч, с видимым усилием отрывая затылок от подголовника.
        Не долетели «пауки». Вообще не долетели. Перехватчики болтаются далеко позади. На полицейской волне истерика. Выясняют, куда запропастился этот долбаный вертолёт. Ага, этот долбаный вертолёт нагонит их через три минуты. Ему объясняют, что я расшибусь в лепешку об заслон под развязкой уже через две. Вертолёт отвечает - так мне и надо, психу. Кто я вообще такой. Из-за чего суматоха.
        Знал бы ты, из-за чего, сам расшибся бы.
        А я за три минуты успею десять миль пролететь. Да мне столько и не надо. Мне до трюма в грузовике Даны заметно ближе.
        Немного отпускаю педаль. Пускай воздух нас тормозит.
        -А чего ты не… - Борисыч тычет пальцем через плечо.
        -Если честно, я побаиваюсь лишний раз давать разряд на корму. Не понравилось мне это силовое поле. По-моему, оно для Машкиных мозгов не намного лучше, чем «пауки». Такие наводки, что пробивает защиту. Легонько, но пробивает. Ладно, джентльмены, готовимся.
        -На космодроме по-прежнему тихо.
        -Понял.
        -Беспокоит меня это. Должны они были догадаться, куда мы нацелились.
        -А меня не беспокоит. Погода?
        -По нулям.
        -Понял. Внимание, зажимаю подвеску. Сели ровно, и чтоб ни звука.
        Впереди та самая развязка. Камера показывает, что под ней затор, битком набиты грузовики, и вовсю суетится полиция. А нам туда не надо. Нам чуть-чуть правее, на недостроенный вылет. Его и не думали перекрывать, там пластиковое ограждение с мигалками. Бедная Маша, получишь ты сейчас по морде.
        Маша - это тебя Лена так назвала.
        Машина - из спокойной прошлой жизни, Лена - из счастливой прошлой жизни, до войны, которой не было.
        Они признали наш город легитимной военной целью. Просто транспортный узел, ничего больше. Там даже офиса корпорации не было. И меня там не было. Лучше бы я там был. Лучше бы я тогда сдох под обстрелом…
        Сто девяносто миль.
        -К маневру!
        Под развязкой все разбегаются, думают, сейчас воткнусь. Легонько двигаю рулём вправо.
        Это момент истины, о котором я Борисыча не предупреждал. Есть шанс, что я просто возьму да промахнусь, не впишусь в поворот. Или уже на вылётной дорожке не впишусь - она на полпути загибается влево. Полностью уверен в машине, полностью уверен в резине, полностью уверен в себе.
        Но чего будет, не знаю.
        Машка с зажатой намертво подвеской выпрыгивает на подъём, раскорячившись, словно турбореактивная черепаха. Бац! Мы не сбили и не пробили ограждение, мы его проткнули.
        Мчимся вверх, к небесам. С заднего сиденья доносится тоненький противный вой.
        Идеально прописываем левый, встаём на прямую, размётываем ещё одно ограждение, проходим в сантиметре от асфальтоукладчика и упираемся носом в серое пасмурное небо. Хрусь - под колёсами шершавый бетон. В момент отрыва я бросаю педаль.
        Кончилась дорога.
        Мы взлетаем.
        -Спокойно! - очень спокойно говорит Борисыч непонятно кому, себе, наверное.
        Вой сзади усиливается и переходит в восторженный оргазмический вопль. Просили ведь - ни звука. Но чего с них взять, с чайников. Они никогда не летали на автомобилях.
        Под нами на долю секунды мелькает широкая магистраль, мы пересекаем её под углом. Я с холодным интересом смотрю в окно. Высоко летим, должно быть, к ясной погоде.
        Чёртова погода, ждали штиля трое суток.
        И ждали шанса долгие годы.
        «Тим, ну хватит орать, кончай уже», - думаю я.
        Машина опускает нос. Гляжу вперёд. Там нас поджидает ещё один момент истины, последний.
        Если, конечно, на космодроме не приготовились к встрече и не расставили технику по периметру. Тогда придётся снова прыгать. А может, сейчас так мягко приземлимся, что прыгать будет уже некому.
        Мы проносимся над «заправкой» - станцией замены аккумуляторов, - потом над какими-то хозяйственными постройками, едва не чиркнув брюхом, и валимся на гладкий травянистый склон. Компьютерная модель показала, что сесть должны плавно и ровно. Вот почему я боялся ветра. У нас снизу кевларовое днище, а спереди ещё дополнительная лыжа, но если хоть немного сдует с траектории, мы при малейшем перекосе так этой лыжей треснемся, что запчастей не соберём.
        Палец на кнопке. Разжать подвеску? Нет. Я же решил, я же всё решил.
        Чпок! Сильный удар на корпус со всех четырёх колёс разом. И мы катимся вниз совершенно прямо, теряя скорость. Катимся, трам-тарарам, катимся.
        -Простите… - выдыхает Тим. - Извините, пожалуйста.
        -Кажется, молодой человек кончил, - глубокомысленно изрекает Борисыч.
        -Да ну вас…
        Точно, кончил. Это бывает, когда на автомобиле вытворяют нечто особенное. Чаще с женщинами, правда.
        Разжимаю подвеску, несёмся по зелёному полю, машину слегка потряхивает. Здесь должно быть ровно, я проверял, но всё равно неприятно, когда под колёсами не пойми чего. Подтормаживаю.
        -Погода? - мстительно спрашиваю я.
        -Полный штиль! - рапортует Борисыч.
        -Вот так-то.
        Впереди самый обыкновенный сетчатый забор с фонарями на столбах, колючей проволокой, камерами и датчиками охранной системы. За ним - ни намёка на тёплую встречу. Обычная космодромная жизнь, вдалеке катаются погрузчики, видны корабли на стартовых ямах. Мы должны пройти под нижней перекладиной забора, оставляя зазор в полтора сантиметра. Если не подпрыгнем, конечно, на случайной колдобинке. Тогда прощай, крыша, да и лобовое потеряем. А то и застрять можно.
        К тёплой встрече мы подготовились: на стоянке в полумиле отсюда запаркован пустой автовоз, который по моему сигналу поднимает рампу, и мы через неё возносимся с гарантированным улётом метров на пятьдесят за полицейский кордон. Но дальше планировалось жёсткое приземление, и оно совсем не вдохновляло. Маша его не заслужила, да и мы тоже.
        Моё ледяное спокойствие начинает подтачивать типичная паранойя, что охватывает лузеров под финиш гонки. Боюсь облажаться. Мне страшно бодать забор с ходу. А вдруг там канавка, и мы подскочим. Не хочу тормозить, но торможу, торможу, торможу… Чувствую удивленный взгляд Борисыча.
        -Без паники, - говорю. - Проверяю дорогу.
        Медленно-медленно подкатываю к сетке и тычусь в неё носом. Под колёсами ровно. Закусив губу от злости на себя, даю задний ход. И вижу, как по склону катится вниз от магистрали полицейская машина.
        Не раздумывая, бью по кнопке стеклоподъёмника.
        -Тим, притормози их.
        -Только не насмерть, - говорит Борисыч.
        -Это как получится, - цедит Тим сквозь зубы и отстёгивает ремень. - Далеко ведь.
        -По моей команде сразу внутрь.
        -Есть.
        Я разгоняю машину, держа забор периферическим зрением, основное внимание на монитор, где полицейские. Не нужны они мне на хвосте… Сзади принимается тявкать пистолет. У нас армейские мелкокалиберные стволы, четыре с половиной миллиметра, прошивают бронежилеты навылет, тухло будет полицейской машине, если мальчик попадёт.
        А собственно, куда там попадать-то, у них на морде бронещиток, охлаждение вынесено в корму, шины с жёсткой боковиной. Только стекло дырявить, чтобы поняли: мы не шутим.
        И Тим дырявит им стекло. Полицейские дают по тормозам с такой силой, что умудряются сорвать машину в занос, она скользит вниз по склону боком, не успевает выровняться, медленно-медленно встаёт на два колеса и мягко ложится на левый борт.
        -Прекрасно, - говорит Борисыч. - В машину!
        И мы пробиваем забор. С шелестом и звоном сетка рвётся, скребёт по боковинам, здравствуйте, мы на космодроме.
        -К маневру!
        Я ныряю под девяносто градусов вправо, проскакиваю между ангарами, даю половинный газ. Несёмся по бетонке к стартовым ямам, плавными дугами уворачиваясь от погрузчиков, буксировщиков и самоходных трапов. Сейчас главное, никого не испугать, а то они начнут дёргаться, и поди их угадай, испуганных. Легко думать за много машин сразу, когда видишь, куда они едут. Когда они суетятся, предсказать их очень трудно.
        С контрольной башни так страшно орут в мегафон, что каждое слово понятно, хотя звукоизоляция у нас дай бог. В последний раз я слышал такие эпитеты полгода назад, когда меня увольняли из корпорации к чёртовой матери, растуды её туды. Персона нон грата, предатель, изгой. Дана тогда забросила меня контрабандой на Землю, а теперь повезёт домой.
        Сам уже не понимаю, где мой дом…
        Я и не заметил, что на приборе девяносто, ну, Маша, любишь ты кататься. Верная Маша. Дождалась хозяина и не подвела.
        -Всем отмена старта, - говорит Борисыч.
        Мы на это и надеялись. А то из ям на старте так дымит, что ничего не видно. Не хотелось бы в здешней тесноте носиться «по приборам», уткнувшись носом в монитор. А ещё из ям цементная крошка летит. Да ну её.
        Огибаю здоровенный транспортник, вижу далеко впереди грузовик Даны. Мне навстречу медленно опускается аппарель. Разрешение на взлёт Дана получила, должна полную тягу дать через минуту, а отмену - нет, не слышала. А что решила люком похлопать зачем-то, этого с контрольной башни не разглядеть.
        -Тим, слева!
        Да что ж вам неймётся-то, верные псы управляющей компании. Премию захотелось за наши головы?
        Оглушительный гул воздуха в оконном проёме. Пистолет сзади уже не тявкает, он бабахает - Тим стреляет, не высунувшись. Гильзы летят в потолок и сыплются горячим дождём мне на голову. Две машины на сходящемся курсе - полицейская и космодромной охраны. Если хоть одна запрыгнет вслед за нами в трюм, мы их там, конечно, прикончим, но пара тонн лишнего веса на борту совсем ни к чему. Да и кто кого прикончит, вопрос щекотливый. У них автоматы. Главное, не дать им выставить свои длинные стволы из окон и открыть прицельный огонь.
        -Борисыч, не смей, убьёшься!
        Этот старый перец хотел вылезти наружу по пояс и стрелять поверх крыши. Не на такой же скорости, трам-татарам.
        Опускаю стекло, получаю сильнейший удар по ушам, рву пистолет из-за пазухи. Очень вовремя.
        -Заряжаю! - кричит Тим.
        Неловко извернувшись, палю куда-то в сторону противника. Через секунду подключается Тим, и тут обе машины преследователей начинают лавировать. Ага, не нравится им, как наш меткий парень стреляет.
        Космодромная охрана, кажется, задумалась, а не слишком ли быстро она едет и не слишком ли много от этой жизни хочет - и вдруг отвернула в сторону. Увы, я тоже не могу больше нестись во всю дурь, аппарель уже буквально перед носом, слегка подсвеченная дыра трюма, пора тормозить.
        У полицейских всё лобовое в решето, но эти - не тормозят. Они закладывают дугу, заходят мне в хвост и вот-вот протаранят нас. Тим громко и зло орёт. Того и гляди начнёт палить сквозь заднее стекло, с него станется.
        Роняю пистолет под ноги, втыкаю палец в кнопку и даю разряд с кормы.
        -Держись! - кричу я сразу всем, особенно - машине.
        Звонкий сухой треск, запах озона, Маша запинается на мгновение, а потом резво вспрыгивает по аппарели в трюм.
        Полицейская машина будто воткнулась в невидимую стену, такое впечатление, что у неё внутри развалилось сразу всё. Я почти совсем глухой, но слышу адский скрежет резины по бетонке.
        Значит, он действительно адский.
        Ну ещё бы, закусило тормоза намертво.
        Кажется, мы справились.
        Аппарель поднимается, заслоняя нас от мира. Я подбираю оружие с пола, откидываю спинку сиденья, проверяю, как Борисыч, а Тиме говорю:
        -Извини, но ты молодой и так выдержишь.
        Раздаётся ни с чем не сравнимый грохот, а потом ни с чем не сравнимая могучая силища отрывает нас от грешной земли и от грешной планеты Земля тоже.
        Потом нас размазывает.
        -Могла бы хоть спросить, как дела. Или просто сказать: «Привет, ребята», - успевает буркнуть Борисыч.

* * *
        На хайдрайве можно ходить строго по коридорам, расчищенным от космического мусора, иначе к порту назначения придёт не корабль, а чайное ситечко. Куда мы намылились, там легальных коридоров нет, зато есть неприметная дырка. Дана рвёт на всех парах к Луне. Вдогонку нам летят нецензурная брань, замысловатые угрозы и недвусмысленные обещания.
        Ещё за нами идёт патрульный корабль, но это он зря. У нас все посчитано: не успеет. Мы растворимся в пустоте. Нелегальные коридоры не обозначены входными бакенами, надо знать точные координаты. А перекрыть наглухо громадный сектор пространства и сканировать его постоянно, ожидая, не выскочит ли грузовичок, нашим конкурентам просто не по деньгам. Тем более, таких секторов - много. И отовсюду выскакивают контрабандисты. Быстро меняют товар - и обратно. Не задался у конкурентов их народный социализм. Они, конечно, стараются всех наказывать, и бывшие соотечественники гибнут за металл регулярно. Одного поймают - а на его место уже целая очередь. Потому что при народном социализме особо не разгуляешься, а красиво жить хочется.
        Ничего личного, просто бизнес. Для наших людей относительно безопасный, ведь делается всё далеко от Земли. Такую наглость, чтобы встроиться в чужую логистику и бесцеремонно садиться прямо на Землю, могут позволить себе единицы, и работают они не на себя, а на штаб-квартиру корпорации. Это уже не контрабанда, это разведка. И чтобы засветить Дану, нужен серьёзный повод. Как сейчас.
        У нас будет гипердрайв. Прямо не верится. Неужели мы это сделали…
        На хайдрайве большое ускорение чувствуется только в момент рывка, дальше - обычная «единица»; мы наконец-то не лежим, размазанные, а спокойно усаживаемся в ходовой рубке и глядим друг на друга. Неужели мы это сделали?
        Последние новости, что мы поймали, ныряя за Луну: мою личность установили - уж больно машина приметная, - а мне именно того и надо. Пытаются разобраться, как я болтался на Земле чёрт знает сколько времени. Борисыча и Тима ни одна камера толком не разглядела. Из-за Даны просто скандал: оказалось, у неё всё ворованное, причём по отдельности, из разных мест - и грузовик не пойми откуда, и документы на него, и паспорт неизвестно чей, и анализ крови, и отпечатки пальцев, и унылая физиономия, нацепив которую она общалась с землянами, и чуть ли не размер ноги.
        Впервые я вижу, как Дана улыбается. Господи, какая же она милая. Потом замечаю, что Борисыч на неё таращится во все глаза и как-то откровенно по-хозяйски. Да неужто?… Не про меня, значит, эта лёгкая походка, русые кудри, аккуратная маленькая грудь прекрасной формы - я очень наблюдательный, профессия обязывает, - чудесный рисунок губ и всё такое прочее. Хреново быть наблюдательным. Ладно, утешусь тем, что мои товарищи, кажется, оттаяли и попробуют начать жизнь заново…
        Тим на радостях, что мы всех победили, нажирается синтетики и бегает по стенам, насилу утихомириваем его. Тогда он виснет у Борисыча на шее и называет его папой. Тут мне реально хочется мальчика пристрелить, но я вовремя соображаю, что применять армейскую мелкашку на корабле запрещено под страхом прогулки за борт. Нельзя - пуля башку просадит навылет, а потом ещё что-нибудь повредит тоже навылет. Кстати, ради такого случая, когда надо убить кого-нибудь по делу срочно, командиру экипажа полагается старый добрый ствол под патрон 9?19. Тоже не подарок, но гораздо меньше риска испортить звездолёт.
        Мы неспешно обедаем, болтаем о всякой ерунде, потом я замечаю, что Дана хмурится и вроде бы к чему-то прислушивается. Пора бы разойтись по каютам и как следует выспаться. И проснуться наконец без ощущения привычного страха - меня этот страх убивал на Земле полгода, а Борисыча и Тима - три месяца, всю активную фазу подготовки к операции. Въевшийся в мозг ужас разоблачения. Думал, ничего больше не боюсь на этом свете, но когда появилась цель - научился бояться заново. Мертвецам не страшно: уних нет смысла жизни. Придумай смысл и живи. Но вслед за смыслом придёт и страх.
        Дана хмурится снова и отворачивается к приборной доске. Начинает что-то крутить и опять вслушиваться. Прижимает ладонь к виску: типичный рефлекторный жест командира звёздного корабля, совершенно бессмысленный, но все они так делают. У командира на висках датчики интроскопа. Через него ты воспринимаешь корабль, словно живой организм, и этот организм - ты сам. Видишь его насквозь, чувствуешь свою машину, как себя. Не отказался бы я так сливаться с Машей. Мы бы с ней тогда летали, не боясь случайного ветерка. Люблю Машку. Я бы лучше нормальную человеческую женщину полюбил, конечно, но где её взять - вон, Дану уже Борисыч прибрал к рукам. А я кого попало не подпущу к себе, привередливый. Удивительно, что вообще хочу серьёзных чувств - кажется, и меня начинает отпускать полегоньку. Или время лечит, или сегодняшний акт мести подействовал: надежда появилась, надежда… Ты её только сейчас не обломай, дорогой наш командир.
        Все глядят на Дану, ждут неприятностей и боятся спросить, какие именно они планируются.
        Тим спросил бы, наглости хватит, но опасается, что мы с Борисычем его заклюём. Допустим, мой персональный статус непонятен, зато Борисыч - старший по званию и руководитель операции.
        Сам Борисыч слишком влюблён в Дану, сейчас я вижу это отчётливо, влюблён нежно и трепетно, не вполне ещё веря, что способен испытывать такие чувства и на них ответила такая женщина, не доверяя своему нечаянному счастью. Он будет ждать.
        А я просто не имею дурной привычки говорить водителю под руку. Даже если водителю это всё равно. Разберётся - скажет.
        И Дана говорит:
        -Пищим, ребята. Даём пеленги.
        Тим напрягается и шипит нецензурное, Борисыч охает, я откидываюсь на спинку кресла и пытаюсь думать. Не получается.
        -Если вам всадили «жучка»… - тянет задумчиво Тим. - Значит, что-то подозревали…
        Глядит на Борисыча, потом на меня. Нехорошо глядит. Зря ты это, парень.
        -Не мне, - Дана грустно качает головой. - Вам, ребята. Он прямо здесь. В радиусе метра.
        Теперь уже все глядят на всех. Кажется, я единственный, кто глядит по-доброму. Чего вы злые-то такие, коллеги?
        -Современные «жучки» размером с булавочную головку, - говорю. - Может, я его на завтрак съел.
        Напрасно я это ляпнул, потому что все дружно упёрлись глазами в меня.
        -Дело не в том, дорогой, что ты съел на завтрак, а кто его тебе подсунул, - заявляет Борисыч. - Мы-то с Тимом друг друга контролировали. А ты работал в одиночку.
        -Вот именно, - поддакивает Тим.
        Гляжу на них ещё по-доброму. Честное слово. Даже стараться не приходится. Мог бы напомнить, что эти двое тоже не всё время были друг у друга на виду, но - зачем? Сами знают. И топят меня. Получается, один из них. Или оба сразу.
        Или Дана нас стравливает.
        Только этого не хватало.
        -Опять пискнул. Странно, промежутки неравномерные.
        -Я уверен, что это не я, - заявляет Борисыч.
        -А я уверен, что не я, - говорит Тим.
        -А я ни в чём не уверен, - говорю. - И вы напрасно такие уверенные. Миссия у нас непростая, с кем угодно могло случиться что угодно.
        -Ты сколько баб осчастливил на исторической родине, Казанова? - спрашивает Дана. - Кто тебе инфу продавал? Уж сто процентов не мужик. С кем ты проснулся сегодня? Подумай.
        Ничего себе. Трудно меня озадачить, но у Даны получается.
        -Не ожидал от тебя, - говорю. - Вот от кого не ожидал, это от тебя.
        Смотрю ей прямо в переносицу и вижу: смутилась.
        Неужели - она?…
        Звериный инстинкт военного преступника рекомендует немедленно пристрелить Тима, потом жестоко допросить Борисыча, выкинуть обоих в космос и разбираться уже по-хорошему с Даной. Когда я её любовника грохну, она станет шёлковая. Не успела ещё к Борисычу привязаться как следует, он только разбудил в ней женщину заново. И мне из этой едва проснувшейся женщины душу вынуть - раз плюнуть.
        Пальцем к ней не прикоснусь. Пусть её наша служба безопасности трахает всем личным составом, им положено по долгу службы не брезговать предателями…
        Если бы я слушался инстинкта, трупов набралось бы изрядно.
        Ничего подобного со мной до войны не было, милейший ведь человек. Я по работе «тракторист», по-вашему - «аттрактор», мастер разработки позитивных образов и влюблению в себя всего, что шевелится. Мне нельзя быть плохим. Для меня кодекс Всемирной ассоциации паблик рилейшнс - закон жизни, а этот кодекс, он вроде клятвы Гиппократа, там главное правило: «Не навреди».
        Я и сейчас добрый. Только доброту свою успешно применяю во зло. В период военных действий мои разработки имели грандиозный успех. Жалко, мы тогда не победили, меня бы народ на руках носил. Ничего, ещё победим, но я больше не хочу на руки. Убивать хочу.
        Ненавижу вас, твари, и себя ненавижу - что вы со мной сделали.
        -Основную инфу, Дана, чтоб ты знала, покупал Борисборисыч, я давал только общее направление. Он у нас специалист по мотивации, ему и карты в руки. А проснулся я сегодня один. Проснувшись, думал о том, какая ты замечательная и как жаль, что совсем меня не любишь, и ничего у нас не получится… А теперь заткнитесь все, пожалуйста. Думать буду.
        Как ни странно, они затыкаются, а Дана даже глаза опустила.
        Размышляю. Ничего не вижу, ничего не понимаю. Хотя… Есть вариант. Попробуем. Вряд ли сильно поможет, но…
        -Это чистая формальность, но отдайте мне оружие, Алекс, - говорит Тим.
        -Вот напрасно. Я без пистолета только опаснее. Я сразу превращусь в полную гадюку и уболтаю эту сладкую парочку грохнуть тебя.
        «Сладкая парочка» нервно переглядывается.
        Тим делает плавное красивое движение - так летит в лицо кулак профессионального бойца, ты его прекрасно видишь, но успеваешь только чуть-чуть отклонить голову, чтобы удар не пришелся в нос или глаз.
        Сейчас мне в глаз смотрит дуло.
        Отмечаю, что мальчик совсем обнаглел и ни в грош меня не ценит: ну где это видано, тыкать стволом человеку в физиономию. Человек ведь может ствол у тебя немедленно отнять. Таким же плавным красивым движением. Дурак ты, мальчик. Но я всё равно к тебе хорошо отношусь, сочувственно.
        Или ты готов убивать, и едва я дёрнусь, нажмёшь на спуск. Тогда ты вдвойне дурак, ведь тебя пришьют через секунду, вон у Борисыча где рука, я же не слепой. Их двое, ты один, ты просто не успеешь.
        -Ладно, - говорю. - Ты меня не услышал, теперь это твой риск.
        Откидываю в сторону полу куртки, Тим вытаскивает из моей кобуры пистолет. Он не боится, что я ношу второй ствол. На Земле все покупается и продаётся, особенно женщины и секреты, но достать там оружие нельзя. Его изъяли тотально, выковыряли отовсюду, а у военных и полиции оно посчитано и, не дай бог, хоть патрон куда-то запропастится - всех накажут.
        -А теперь, когда вы меня больше не боитесь - встали и пошли в трюм. Есть идея. Надо посмотреть, что видела машина.
        -Опять пищит… - бормочет Дана, не поднимая глаз. Зацепил я её.
        -Ну вот встали и пошли!
        Послушно встают и идут. Борисыч озабоченно пыхтит, Дана, похоже, мучается совестью, Тим старается всех держать в поле зрения. Спасибо, пистолет убрал. Чисто из уважения к Борисычу, думаю. А то бы он сейчас напоказ всех боялся - ведь я его тоже слегка зацепил.
        Маша грустит в трюме, вид у неё какой-то унылый, не боевой. Мне тоже сейчас тухло, подруга. Мне уже шестой год так. И едва-едва пытаюсь стать человеком, тут же другие человеки ставят твоего хозяина на подобающее ему место. Тухлое.
        Я знаю, что искать, вывожу картинку на монитор в два движения. Ну вот она, запись - водитель прыгает навстречу прелестной девушке, хватает её в охапку, что-то говорит, валит наземь… Стоп. Повтор. Увеличение. Есть.
        Очень хочется выругаться в полный голос.
        Это делает за меня Борисыч, который плюхнулся на правое сиденье.
        Вылезаю из машины, делаю приглашающий жест:
        -Садись, Тим, изучай.
        Он садится, Борисыч даёт повтор, теперь ругаются оба. Тим скорее восхищённо, чем зло. Да, красивая работа.
        А я чувствую, как мягкие ласковые пальцы задирают на мне сзади куртку и суют за пояс нечто увесистое, железное, приятно гладкое и довольно-таки большое. Рукоятью вправо. Дана помнит, что я правша.
        Надеюсь, патрон уже в патроннике, иначе зачем это всё.
        Тим с Борисычем выбираются из машины, а я лезу в карман и отлепляю «жучка». Он всё-таки покрупнее булавочной головки.
        Очень ловкую девочку я обнял. И отважную. Первая злость уже отошла, сейчас ничего к ней не чувствую, кроме восхищения мастерством и смелостью. А ещё было очень приятно обнять её. Когда победим, надо постараться эту красотку найти и перевербовать. Себе заберу, а там посмотрим. Ничего себе напророчил: «Жениться хотел, а вы всё испортили, подрывники хреновы».
        Надеюсь, я ей понравлюсь.
        -Не рискнула бы она посадить «жучка» на машину, - говорю. - Не было гарантий, что мы запрыгнем прямо в трюм. Зачем нам лишний вес, обычно транспорт бросают. Значит, милая девочка нацелилась чётко на меня. И точно знала, что я заслоню её собой от взрыва…
        -Дай посмотреть, - Дана забирает «жучка» иподносит к глазам.
        -Ну так что же, Борисборисыч, дорогой ты мой?
        -Что же? - тупо переспрашивает Борисыч.
        -Тебе не кажется, что милая девочка знала слишком много и о плане операции, и, главное, о том, что я такое? Очень мало на свете мужчин, способных поставить жизнь и судьбу на карту ради незнакомой бабы. Но за рулём сидел именно такой придурок! - начинаю легонько повышать голос.
        -Не может он сам так мощно излучать… - бормочет Дана, разглядывая «жучка» пристально, словно у неё в глазу микроскоп.
        -Ты… Ты с ума сошёл, Алекс? - спрашивает Борисыч проникновенно.
        Старый перец не готов играть со мной враспасовку, он действительно обескуражен. Ладно, чёрт с ним.
        -…И ладно бы моя судьба, моя жизнь, твоя и Тима - судьба целого народа, судьба нашей корпорации, судьба Земли, в конце концов! Самый ответственный момент! - уже почти кричу. - Кто мог выйти из машины? Только я! Кто мог знать, что я такой идиот? А?!
        Тим переводит озадаченный взгляд с меня на Борисыча и обратно. Думай, мальчик. Думай.
        У Борисыча, впрочем, тоже взгляд - так себе. Молчи тогда, за умного сойдёшь.
        -Даже если меня раскрыли, если точно установили личность - тем хуже, я ведь сволочь знаменитая, во мне ничего человеческого нет, я - военный преступник и таких девочек пачками уговаривал идти с гранатомётами на танки! И я - разжалованный офицер, изгнанник, выброшенный из родной корпорации на хрен, которому надо либо сдохнуть, либо вернуться домой с победой!
        -Нет, ты точно с ума сходишь…
        -Это ты с ума сошёл, когда так подставился! Ты всю жизнь играешь с людьми. И ты всю жизнь - мою! - мой начальник. Никто, кроме тебя, не сделал бы ставку на мои инстинкты. Никто бы не поверил, что я выйду из машины… - плавно опускаю голос и перехожу с крика на хрип, почти шипение.
        -Алекс… - Борисыч прижимает руки к груди, молча умоляя перестать травить ему душу.
        Тим уже совершенно обалдел.
        -Никто, кроме тебя! - Мы стоим по разные стороны машины, но даже издали я втыкаю Борисычу палец в грудь так болезненно, что тот отшатывается. - Ты кукловод, это твой модус операнди. Ты абсолютно в себе уверен, когда доходит до управления людьми. И ты ни разу не проигрывал. Ты - гениальный кукловод. Этот несчастный мальчик сегодня на полном серьёзе назвал тебя отцом!..
        Несчастный мальчик передёргивается всем телом.
        -И насчёт меня ты не сомневался ни минуты! Но главное, главное, Борисборисыч, дорогой… Как я мог назвать кому-нибудь точный день операции, если мы ждали погоду и принимали окончательное решение вместе этим утром, у вас дома, и сразу отправились к машине? И Тим не мог, и ты не мог, да? Но мы с Тимом спускались в гараж первые, а ты шёл сзади!
        -Ты действительно свихнулся, - произносит Борисыч окончательно упавшим, даже севшим от расстройства голосом. - Лейтенант, приказываю арестовать Алекса. Надо его изолировать, а по прибытии наши разберутся.
        Честно, я не ожидал, что Тим купится так легко, тем более Борисыч совершенно потерял самоконтроль и не мог мне подыграть.
        -Это чистая формальность, полковник… - начинает Тим ледяным тоном, сверля Борисыча взглядом. - Но будьте любезны, сдайте оружие.
        Он пока только обозначает своё плавное красивое движение за пистолетом. Тим ещё не готов валить Борисыча, но уже перепуган до крайности. Прямо сожалею, что нет времени как следует насладиться этим зрелищем: убийца-профессионал, испугавшийся собственной тени. Наконец-то, с большим опозданием, до мальчика допёрло, с каким людоедом он имел дело все эти месяцы. Поздно.
        -Отставить, лейтенант! - рычит Борисыч. - Выполняйте приказ!
        Сомневаюсь, что Тим вспомнил сейчас моё предупреждение, мол, я без оружия стану только опаснее. Хотя было бы справедливо, окажись это его последняя мысль перед концом.
        Тим медленно тянется за пазуху, а я - назад за пояс. У меня широкая ладонь, и рукоятка пистолета вдруг ложится в неё, как влитая. Толстая, ухватистая, чертовски удобная рукоятка.
        Нет времени развернуться к Тиму лицом и уж точно никакого желания размахивать стволом, как некоторые пижоны. Я плотно беру длинную чёрную пушку в обе руки и прямо от живота, стоя боком, только чуть повернув голову, загоняю мальчику две пули куда-то примерно «в центр масс», как это называл мой инструктор.
        А когда мальчик начинает гнуться и пытается сообразить, что это его сейчас так неприятно ударило, - уже прицельно две пули в висок.
        В замкнутом пространстве трюма выстрелы - словно гвозди в голову, бьют звенящей болью.
        Дана зажимает уши - лишь бы она «жучка» себе туда не закатила, доставай его потом.
        Я медленно обхожу машину и говорю Борисычу:
        -Это чистая формальность, полковник, но если ты, сволочь, немедленно не отдашь мне ствол, я и тебя кокну. Я очень злой сегодня. Я на той девчонке жениться хотел, а вы всё испортили!
        У Борисыча делаются такие мутные глаза, словно его сейчас шибанёт инфаркт. Он покорно выкладывает оружие на крышу машины. Открываю багажник и небрежно швыряю ствол туда. Не спеша иду обратно. По пути разглядываю то, из чего стрелял. Длинный чёрный красивый «таурус», прижизненная реплика антикварной «беретты». Старая добрая хреновина, если кончатся патроны, череп можно проломить, ничего подобного давно не делают.
        Стильная вещь. Нынче и пистолетов таких не бывает, и такого правильного чёрного цвета в природе нет. Я, кажется, говорил, что пистолетам не доверяю? Этому - хочется верить.
        Совсем не боюсь, что мой коллега, начальник и добрый приятель сейчас, пока я любуюсь своей новой игрушкой, метнётся к багажнику и откроет пальбу. Он сдался.
        Дана странно глядит на меня - в основном сочувственно.
        -Извини, Даночка, - говорю. - Было очень громко, но что поделаешь. Мы всё ещё попискиваем?
        -Угу.
        -Ничего, скоро перестанем.
        А вот и Тим. Отвратительное зрелище - свежеубитый тобой человек. Вот он был, и вот его не стало. Ой, не стошнило бы. Представляю, что я - водитель. Мне нельзя впечатляться. Сглатываю комок в горле, шарю руками по телу, достаю два окровавленных ствола, несу к багажнику, оттираю их салфетками, потом оттираю руки… Уфф… Устал я что-то. Запираю машину и говорю:
        -Не повезло Тиму. В самый последний момент поймал головой пулю из полицейского автомата. А у тебя, Даночка, как назло, холодильник потёк. Нам пришлось захоронить тело в космосе, со всеми соответствующими почестями, о чём мы составим акт. И я бы рекомендовал действительно холодильник сломать временно, а то мало ли, вдруг проверят… Все меня слышали? Молодцы. Ну, пойдёмте.
        Идут, куда они денутся.
        Дана кладёт «жучка» под микроскоп, под сканер, под ещё какую-то штуку и уверенно говорит:
        -Он не может излучать. Это отражатель. Вот почему он сигналит через неравномерные промежутки времени. Когда попадает в луч.
        -Нас кто-то щупает лучом? Пока мы идём на хайдрайве? Что за излучение такое? Как это может быть?
        -А я знаю?
        -Хорошо, зато я знаю, что делать. Эй, полковник! Тащи Тима в аварийный шлюз, положи «жучка» ему в карман - и за борт. Действуй.
        Борисыч повинуется мне безропотно и молча.
        -Пока будешь возиться с телом, подумай, что нам скажешь, когда вернёшься! - кричу ему вслед.
        Борисыч как-то неконкретно дёргает одним плечом.
        -Ты бы полегче с ним, - говорит Дана.
        -Давай-ка сядем, командир.
        Она садится в кресло, разворачивается ко мне, закидывает ногу на ногу.
        -Мне нужны прямые, честные, короткие ответы, командир. Ты понимаешь, что я за тебя - убью? Убил прямо сейчас. Только ради тебя. Это не любовь. Это дружба.
        Вместо ответа Дана тянется ко мне, но я останавливаю её взглядом.
        -Он тебе нужен? - Я тычу пальцем в ту сторону, куда ушёл Борисыч.
        -Да, - коротко говорит она, скорее выдыхает, чем говорит.
        -Понял. Сейчас он вернётся, мы побеседуем… То, что он сделал, он сделал не просто так. Он рисковал нашими жизнями ради чего-то очень важного, и я заранее уважаю его мотивы. Тем не менее он нас подставил. И корпорацию подставил. Но если по окончании беседы он всё ещё будет тебе нужен… Тогда ты его заберёшь. И делай с ним всё, что захочешь.
        -Спасибо, - только и говорит она.
        -Это тебе спасибо. За то, что ты профессионал, за чёткую работу, за смелость и, кстати, за пистолет. Чёрта с два я его тебе верну. Он же прекрасен.
        Дана смеётся.
        -Но слушай, подруга, я ждал чего угодно, только не такой огромной дуры. Для меня - идеально удобный агрегат. Но совсем не под твою руку. И как ты эту тяжесть на себе таскала? Кстати, я не заметил.
        -Я его не носила. Только сегодня достала из сейфа. Чувствовала, случится что-то… Знаешь, я всё равно отдала бы его тебе. Ты любишь такие вещи, а мне он больше не нужен. Это была память. Единственное, что осталось. Память…
        Она вздыхает. Прощается с чем-то, отпускает от себя.
        -Пробовала его под куртку повесить в кобуре и так и этак… Безнадёжно, слишком большой, даже стволом вниз - торчит. И я просто его положила рядом, а когда перегрузки кончились, сунула за пояс сзади. И старалась на всякий случай не поворачиваться к тебе спиной. Ты наблюдательный, я же знаю…
        -Между прочим… Ой, позови Борисыча. А то я беспокоюсь. Скажи, чтобы не валял дурака, и что мы его ждём, и всё будет хорошо, договоримся.
        Дана прижимает висок одним пальцем и зовёт:
        -Боря! Алекс просит сказать, что он волнуется и чтобы ты не вздумал делать глупости. Мы тебя ждём, мы обо всем договоримся.
        -И всё будет хорошо.
        -И всё будет хорошо, Боря.
        -Даночка, могла бы давно сообразить: когда мы просим что-то передать, надо передавать в точности. Этот твой красавец в старые добрые времена мог загнать человека в истерику одним-единственным словом. И я сказал «не валять дурака». А ты ему про глупости… Это разные вещи.
        -Да ты зануда, оказывается! Такой же зануда, как и он!
        И я второй раз в жизни смотрю, как Дана смеётся.
        -Ну так что за реплика была про моих баб? - спрашиваю.
        И тут она краснеет. Ну совсем живая. Теперь лишь бы Борисыч, сволочь, меня не разочаровал. Убить не убью, естественно, но если он постарается, то и Дану разочаровать сможет. И тогда встанет трудный вопрос: ане кокнуть ли его действительно?
        -Потому что ты бабник, Алекс, - говорит она, честно глядя мне в глаза.
        Второй раз за столь короткий промежуток времени совершенно меня ошарашить может, наверное, только такая женщина - командир звездолёта, контрабандист и разведчик.
        -Ты очень любишь женщин. Но ещё больше ты любишь саму любовь.
        -Ну какой же это бабник?! - возмущаюсь я от всей души.
        -Самый настоящий, - заверяет она.
        Появляется Борисыч - потный, взъерошенный, одновременно готовый кусаться и вилять хвостом. А мы сидим с Даной и глупо хихикаем.
        -Пищим? - спрашивает он сумрачно.
        -Не пищим. Выбросил.
        -Ну и хорошо, - он садится в кресло. - А выпить есть на борту?
        -Какая выпивка на борту?
        -А у тебя, парень?
        Ишь ты, как в старые добрые времена позвал.
        -У меня есть одиннадцать патронов, - говорю. - Могу намешать тебе пороху в газировку. Вставит - мало не покажется.
        -Хватит и одного, - бурчит Борисыч. - В лоб. Тоже мало не покажется.
        -Ты не казнись, полковник. Ты кайся во грехах своих.
        -А ты? - заявляет он агрессивно.
        -Что - я?
        -Что ты говорил про ту девчонку?
        -Да я пошутил!
        -Чем докажешь?
        -Ну, старик, ты меня довёл. Вот это было совсем лишнее. Давай тогда по-взрослому разговаривать. Тебе что-нибудь говорит такой код: виктория шесть ноль пять?
        Борисыч хлопает глазами и задирает брови. А потом суёт мне лапу.
        -С возвращением, майор.
        -Извини, не пожму руку предателю, даже если он мой старый друг.
        Старый друг на всякий случай пропускает это заявление мимо ушей.
        -Это как всё понимать? - спрашивает Дана осторожно.
        -Это код отмены. Изгнание Алекса было подстроено, - объясняет Борисыч. - Никто его не увольнял из корпорации. Кстати, было много шуму, но все поняли, что это только дымовая завеса. Какой они придумали настоящий повод? Для узкого круга?
        -Я спал с женой первого вице-президента. Меня попросили больше этого не делать, а я не внял. У нас, понимаешь, с ней серьёзно.
        Дана прыскает в кулак. Мол, а я что говорила.
        -Не верь, Даночка, это именно повод. И твой покорный слуга видел эту даму один раз издали. Вовсе не я, а первый вице напрашивался на увольнение, вот его и решили примерно наказать. Проверить на лояльность родной корпорации. У них там наверху очень жестокие игры.
        -И он согласился?
        -Как миленький.
        -Вот скотина… Но ты-то каков актёр! Я была уверена, что везу бедного-несчастного беглеца…
        -Но я был действительно бедный и несчастный… Ладно, полковник, говори, чем тебя прижали наши конкуренты. Тебя не так-то легко прижать. Я всё понимаю и поэтому внимательно слушаю. Хотя был огромный соблазн натравить на тебя бедного мальчика.
        Борисыч упирается взглядом в столешницу и сухо цедит:
        -У них мои дети.
        Дана сжимается в комок.
        Ну, одной проблемой меньше. Теперь даже если ты признаешься в поедании еврейских младенцев на завтрак, она тебя простит.
        -Их успели эвакуировать на ту сторону. Ты же знаешь, там ничего не осталось от дома, всё в кашу, я был уверен, что они погибли вместе с матерью…
        -Я знаю. Им сейчас… Мальчику девять, а девочке тринадцать? Да они тебя не вспомнят.
        Он поднимает глаза и смотрит так, что я верю каждому слову.
        -Вспомнили! - шёпотом кричит он. - Я их видел. Вспомнили! Я обещал, что мы будем вместе, они ждут, они хотят ко мне…
        -Уверен, что их тебе вернут?
        -Уже вернули. Я ведь тоже не совсем дурак. Они на марсианском рейсе, гражданский лайнер, никакой охраны, нам просто надо подойти и забрать их, в запасе ещё неделя.
        -Ну да, а капитану теперь скажут - не тормози ни под каким видом. Ты же провалил задание, мы выкинули отражатель.
        -Вот не беспокойся, - вступает Дана. - Возьмём на абордаж и ограбим. Не впервой, поверь специалисту. Пистолеты только мне отдай.
        -Армейские?
        -Да не стану я стрелять. Что я, сумасшедшая. Но капитану лайнера это знать не обязательно. Добрее будет, когда увидит.
        -Чёрт с вами, - говорю. - Вам, наверное, виднее. И куда потом?
        -В нейтральную зону, как можно дальше. Дана…
        -Я придумаю, - говорит она. - Есть много хороших мест. Ну, неплохих.
        -Мне поставить штаб-квартиру в известность, что тебе в связи с вынужденной засветкой нужен длительный отпуск?
        Она не успевает ответить.
        -Тебе бы тоже не помешал, - говорит Борисыч. - Мы проиграли, Алекс. Год назад конкуренты нашли ошибку в расчётах и довели гипердрайв до уровня прототипа. Ещё год, максимум два - и полетят. Прямо к нам. Всё, что им нужно, - зайти откуда не ждём. Эту дырку ты им не дал засечь - другую отыщут.
        У меня звенит в ушах, как после стрельбы в трюме. Болезненно.
        -Этот луч, которым нас щупали, - побочный эффект разработки. Понимаешь, Алекс, дети… Детьми они меня добили. Начали они с гипердрайва. Нам конец. Впереди новая война, в которой мы заведомо проигрываем…
        Я не говорю ему, я хриплю почему-то:
        -Гипердрайв - наш. Мы лучше знаем, чего от него ждать. Мы будем считать быстрее и строить тоже быстрее. А ещё мы купим у землян всё, что они смогут продать. Если потребуется, я вернусь туда. Не представляю, как, но вернусь. И мне будет очень не хватать тебя, Борисборисыч. Давай сейчас всё забудем. Никто ничего не узнает. Мы всё сделали как надо, только потеряли Тима. Забирай детей, отправляй их с Даной на нейтралку, а сам возвращайся. Разработаешь новый план. Если нас не отпустят - пошлём толковых молодых ребят…
        -Ох, несёт тебя, Алекс… - тянет Борисыч. - Ты как-то упустил из виду, что мы забрали в институте фальшивки. Мне казалось, ты уже понял…
        -Не повезло, - твержу я упрямо. - Противник не дурак, ждал нас. Зайдём на тему по-другому. Придумаем, как. Пусть разведка голову ломает. Только помоги.
        -Вкупе с тем, что я вытащил детей, фальшивая инфа меня убьёт. Это не провал операции, а очевидное предательство. Очевиднее некуда. Расстреляют.
        -И будут правы, - говорю. - Какая же ты дрянь, полковник. Что же ты натворил. Что же ты наделал… Проклятье, что ты наделал…
        -Уходи с нами, Алекс. Тебе дома тоже жизни не будет, извини. Тебя минимум на год загонят в резерв и будут проверять. Насчёт Тима ты отболтаешься, уверен, но… Работать не дадут.
        Я уже не сижу - лежу, уронил руки на стол, лицом в них уткнулся.
        Мы не проиграли. Это не конец.
        Как же я вас всех ненавижу, сволочи.
        -Дана, что скажешь?
        Она виновато разводит руками.
        -Мне не внедриться к землянам второй раз. Была бы мужчиной… Женщина слишком заметна. Я больше ничем не могу помочь, Алекс.
        Ещё утром я был относительно живой, а сейчас в два раза более мёртвый, чем когда-либо. Никого не осталось, ничего не осталось. Меня все бросили.
        Безумная мысль: та девчонка. Найти её теоретически можно. Обработать как следует - наверное, сумею. Что мне это даст? Ничего, кроме женщины, которую я обманул. Ничего. Будь реалистом, Алекс, шансов на Земле у тебя ноль. Даже с фальшивой мордой не продержишься ты там больше месяца. Ты не шпион и никогда им не был, тебя забросили только ради твоих способностей налаживать контакт с людьми. А сам по себе ты спёкся. Кончился. Убил тебя этот бесконечно длинный день. Ухлопал.
        Но мы не проиграли. Должен быть выход.
        -Ладно, - говорю. - Спать пойду.
        Двое суток я лежу в каюте, баюкая на груди свой красивый чёрный пистолет. В трюме грустит красная машина Маша, иногда мне кажется, я чувствую, как она меня зовёт.
        Сунулся Борисыч, я сказал, что застрелю, он поверил и исчез. Иногда заходила Дана, говорила какие-то добрые утешительные слова, я толком не слышал. Потом она постучалась: заходим на орбиту, будем садиться, иди в рубку.
        -Куда садиться? - это не голос, это стон разочарования.
        Почему все такие кретины? Спасаешь их, шкурой своей рискуешь - никакого понимания. Башкой прямо в петлю лезут. И чего ради я тогда стараюсь?
        -Вы совсем идиоты? Ты сядешь - и уже не взлетишь. Наших, что ли, не знаешь? Дашь тягу, и тебя подстрелят тут же. Расценят как попытку к бегству. Кстати, справедливо…
        -Но я должна тебя высадить!
        -Ничего ты не должна. Нельзя садиться. Тебе и с орбиты придётся улепётывать на полном газу, как только передашь сообщение…
        Она присаживается рядом и ждёт. Видит: ячто-то придумал.
        -Даночка, ангел мой, ты отдаёшь себе отчёт, что сейчас предашь корпорацию? Сознательно предашь? После стольких лет службы?
        -Да. Там для меня нет надежды, - говорит она просто.
        -Для меня тоже нет! Чтобы надежда появилась, надо драться. Головой об стенку биться. До упора и дальше.
        -Они Борю убьют. А я…
        -Боря дал тебе надежду, - говорю так едко, как только могу.
        Как только умею. Профессия научила.
        И не пробиваю Дану, даже не особенно трогаю. Потому что Боря, сволочь, и вправду дал ей надежду. А у меня отнял. Придётся сделать новую. Из чего?
        Вероятно, из чего-нибудь плохого, ведь хорошего не осталось. Хотя бы из той девчонки, неспроста она у меня перед глазами стоит по сей день. Враг. Противник. Но хорош, чёрт возьми. Из такого врага не грех сделать друга. На голой искренности. Вообще без обмана. Это будет высший пилотаж. И удрать вдвоём на нейтралку, если вдруг проиграем. Встречу там Борисыча - морду ему разобью вдребезги. И прощу. Да уже простил.
        А ведь тоже вариант на самый крайний случай.
        Хотя лучше бы нам гипердрайв добыть поскорее. Не знаю, каким образом. Родить. Пусть разведка придумает, как. А мы что, мы кукловоды. Добрые, в принципе, люди…
        Сажусь рядом с Даной и говорю:
        -Ты бы хоть поплакала надо мной, зараза красивая.
        Не объясняю, зачем и почему, сама знает.
        И она кидается мне на шею и начинает реветь. И за меня, и за себя. Оплакивает наше прошлое, закрывая эту тему навсегда, и над судьбами нашими дурацкими плачет, и, главное, сбрасывает дикое напряжение последних дней. Ей это надо. Борисыч её так не вскроет, а ей надо, я же вижу.
        Потом она целует меня солёными губами и шепчет:
        -Ну бабник же. До слёз готов довести женщину, только чтобы она тебя поцеловала. Алекс, Алекс, золотая ты душа… Перестань себя убивать, начни жить. Хочешь меня? Возьми. Сейчас можно. Нам с тобой сейчас всё можно…
        -Не всё можно, - говорю. И целую её нежно-нежно, и сердце замирает от тихой радости, потому что понимаю: не вру и не шучу. - У меня теперь невеста есть. На Земле. Ну, ты её на той записи видела…
        Другая бы обиделась насмерть, а эта начинает хохотать сквозь слёзы.
        -Ну ты псих, - говорит. - Но тебе, ненормальному, только такая и подойдёт. Знаешь, я горжусь, что была твоим пилотом. Ты потом, когда все кончится, обязательно выйди на связь. Будет надо, я вас спрячу. А не надо - просто дай знать о себе. Борьке прикажу на коленях перед тобой ползать, чтобы ты его простил.
        -Да уже простил, только ему не говори. Но в рожу он получит. Разрешишь, командир?
        -Разрешаю. Ну?…
        -Утираем слёзы и идём работать.
        На прощание мы всё равно целуемся, совсем не по-дружески. Но это ведь на прощание. Нам сейчас можно…
        Сбросить автомобиль на орбиту - нетривиальная задача. На грузовиках такого класса нет системы откачки воздуха из трюма, она там просто не нужна. И когда Дана приоткроет аппарель, в трюме начнётся торнадо. Поэтому Борисыч наспех крепит машину и погрузчик, которым он меня отсюда вытолкнет, а я тем временем сливаю жидкость из системы охлаждения, чтобы вдруг не разорвало. Чего-нибудь все равно порвёт где-нибудь. Но чем Машка конструктивно хороша: что её не убивает, то делает сильнее. Для полёта в атмосфере я машинку как следует подготовил, а после космического - учту недоработки и всё исправлю.
        Борисыч лезет в погрузчик и пристёгивается, я кое-как забираюсь на откинутые передние сиденья машины поперёк - в скафандре иначе не получится, - и растопыриваюсь там покрепче.
        -Сообщение отправлено, принято и понято, - слышу голос Даны. - Открываю. Держитесь, ребята.
        Пошла аппарель, пошёл воздух, машину начинает трясти, я вижу в приоткрывшуюся щель голубую-голубую, ничуть не хуже Земли, базовую планету корпорации, а потом у меня стёкла покрываются наглухо изморозью - и всё, шоу окончено.
        -Отстегиваю, - это Борисыч. - Так… Готово. Внимание, сейчас толкну.
        -Ты погрузчик не забыл привязать? - это Дана. - Сам смотри, не улети!
        -Я Борисыча возьму на борт, конечно, но внизу ему не обрадуются… Да и надоело мне спасать этого старпёра. Сколько можно, право слово.
        -Вот ты язва. Толкаю!
        -Поехали…
        Чувствую движение. А потом тело становится легче, легче… Я в свободном полёте. Если всё будет нормально, нам с Машей болтаться тут больше часа, пока за нами подгонят корабль снизу, успеем совершить полный виток, прямо как первый космонавт. Только он в илюминатор смотрел, а я сейчас монитор включу. На мониторе ещё лучше видно.
        Страшновато мне, честно говоря. Вроде в машине, а не водитель, так, чемодан. Ничего от меня не зависит.
        -Удачи, Алекс.
        -Прощайте.
        И тишина мёртвая. И я окончательно, совершенно один. И голубая планета подо мной, и нравственный закон во мне, а звёздного неба не видать.
        Протягиваю руку, нажимаю кнопку, на корме раздается сухой треск. Ох… Как я боялся, что откажет система, что реактор сдохнет, что ещё чего-нибудь сломается.
        -Шесть ноль пятый, вижу тебя, давай пеленг каждую минуту.
        -Понял.
        Человек на орбите в автомобиле заметнее, чем просто в скафандре - раза примерно в два. То есть в два раза больше, чем никак. Но если он ежеминутно даёт сильнейший разряд, его видно очень хорошо. Все шансы, что за ним прилетят.
        И это, знаете, мотивирует. Сначала у нас всё отняли, теперь мы сами всё продули, но именно сейчас, болтаясь в безвоздушном пространстве один, как перст, в этой вселенской безнадёге я вижу какой-то просвет. Друг меня предал, а я его нет. А подруга родину предала, но не предала меня. Парня я убил ни в чём не виноватого, чтобы спасти тех, кого бескорыстно люблю. Ну и кто я после этого?…
        Нажимаю кнопку, даю разряд.
        -Шесть ноль пятый, спасибо. Уже идут к тебе, держись там.
        Как ни странно, я после этого далеко ещё не конченый тип.
        Сказано - держись там, - буду держаться.
        И мы пока не проиграли.
        И вообще, если у человека в наше хреновое время есть красная машина и чёрный пистолет, это как минимум сильно повышает настроение.
        А значит, повышает шансы.
        И вовсе я не один. Чего это я один? Нас тут целых трое. Мы с Машкой и Тошкой - да, я уже придумал имя пистолету, - ещё себя покажем.
        И, надеюсь, понравимся той милой девушке.
        Занимательная логистика
        Когда в одном из контейнеров что-то взорвалось, буксир-толкач бортовой номер сто пять был ровно на полпути от орбитального лифта к стоянке дальнобоев. Обычный рейс, все системы в норме, самочувствие экипажа сытое и удовлетворенное. Капитан глубоко задумался, это с ним бывает после обеда; механики колдуют над схемой энергосбережения, хобби у них - улучшать всё хорошее и доламывать всё плохое; операторы простонародно режутся в нарды; иникто не пристегнут, естественно.
        Ладно, ладно, пилот застегнулся. Хоть один нормальный космонавт, даром что ведёт машину «без рук» исмотрит куда-то внутрь себя: унего там в голове крутится фантастический сериал про киборгов, шестнадцатый сезон, никто уже не надеется, что эти идиоты поженятся.
        А штурман вообще чёрт знает где.
        Привычная рабочая обстановка.
        Капитан открывает глаза, ворочает затекшей шеей, оглядывается и говорит:
        -А чаю мне сегодня дадут?
        Тут оно и взорвалось.
        «Шарахнуло так, что я почувствовал, как у меня волосы дыбом встали!» - рассказывал потом второй механик.
        Он вообще-то лысый.
        Шарахнуло и правда крепко: буксир словно прожгло насквозь, прямо косточки свои увидишь, отчего дыбом встало у всех что могло и не могло. С перепугу заглох реактор на всякий случай.
        Темнота, красота - с потолка зачем-то искры сыплются, - видимость ноль, тяги нет, связи нет, жизнеобеспечения нет, короче, ничего нет, всё пропало, и все начинают взлетать над креслами.
        Поди в такой обстановке поборись за живучесть корабля. Спасибо хоть не орёт никто благим матом, люди только шипят сквозь зубы. Потому что в зубах у экипажа ремни безопасности, а то совсем улетишь.
        Электромагнитный импульс, убийца техники. В сто раз хуже обычного взрыва. Так бы просто разворотило пакет контейнеров к чертям, да и плевать, страховая заплатит, бросай пакет, лети домой. А тут - смертушка твоя из-за угла выглянула да подмигнула. Аварийный маяк должен был уцелеть, но пока спасатели отыщут буксир, реальный шанс загнуться, да ты ещё докричись тех спасателей.
        -Доложить о повреждениях! - рявкает капитан.
        Этим он крепко озадачивает механиков: те пока ничего доложить не могут, у них всё ещё ремни во рту, оба торопливо пристёгиваются.
        Включается аварийка, загорается свет, идёт телеметрия, капитан охватывает её одним взглядом, чертыхается и, не дожидаясь подробного отчёта, снова рявкает:
        -Доложить о потерях!
        Чем окончательно запугивает экипаж, поскольку на коммерческих судах так не командуют. Это по-боевому. Нет, ну про капитана разное подозревают, но сейчас люди просто не готовы быстро реагировать. Для начала, всех в невесомости тошнит после сытного обеда, и все стараются лишний раз не открывать рот. Операторы вдобавок решили, что раз нештатная ситуация, надо бы занять места согласно протоколу, а не где попало, так что они уже отстегнулись, полезли в свой «пузырь» ина входе застряли.
        И штурман пропал, но его тоже сейчас тошнит, если живой.
        Капитана совсем не тошнит, он рычит невнятное, не обещающее ничего хорошего никому, но тут очень вовремя пилот казённым голосом произносит:
        -Перекличка личного состава. Второй пилот - норма. Ходовая?…
        У пилота много голосов, сейчас он выбрал такой действительно казённый, словно робот бубнит. Экипаж сразу как-то собирается, и обстановка более-менее начинает смахивать на рабочую.
        Только нарды эти дурацкие летают повсюду. Но уже пошёл воздух, их потихоньку отгонит к стене и прижмёт к решёткам вентиляции, ничего страшного. Нарды - не проблема. Корабль по большей части сдох, вот проблема. Того и гляди сам вместе с ним сдохнешь.
        -Главный механик - норма.
        -Второй - норма.
        -Грузовая?
        -Оператор зацепа… Ой!.. Норма.
        -Оператор маневра - норма.
        -Штурман!
        Тишина.
        -Повторяю, штурман!
        Никакой реакции.
        -Штурман, я рубка, отзовитесь.
        Глухо.
        -Сидеть! - командует операторам капитан, а то эти два брата-акробата уже лезут из «пузыря» обратно, штурмана выручать. - Вы мне здесь нужны.
        -Сопровождающий!
        -Я! - сдавленный писк в ответ.
        На буксире нынче пассажир - сопровождает груз. Такое нечасто, но бывает.
        -Повторяю, сопровождающий!
        -Норма, норма…
        -Значит, так, - говорит капитан механикам. - Михал Иваныч, что там у тебя горит наверху? Устранить.
        -Вовик! - коротко и ёмко бросает главный механик.
        Второй механик отстёгивается, взлетает под потолок, откидывает панель, из-под которой ещё полегоньку искрит и тянет дымом. Заглядывает туда, морщит нос, сует под панель отвертку; раздается громкий сухой треск, и вылетает чёрное облачко.
        -Устранил! - сообщает Вовик и широко улыбается. Простая душа, всё ему весело.
        -Устранил, - докладывает главный механик.
        -Добро. Теперь будь любезен, Михал Иваныч, дай мне, во-первых, связь, а во-вторых, тягу. И радары, а то мы как слепые котята совсем. Действуй. Владимир, вам поручаю сначала найти штурмана и доложить, а потом идти на помощь главному механику. Выполняйте.
        Механики гуськом вылетают из рубки.
        -Пилот, аварийный маяк согласно протоколу.
        -Включаю. Включил…
        -Ну?! - спрашивает капитан несколько резче, чем стоило бы.
        -Есть сигнал.
        -Понял. Грузовая! Что там у нас с пакетом, хочу картинку…
        Пакет контейнеров на месте, это уже хорошо, буксир не сносит с курса, значит, ничего там не дырявое и оттуда не сифонит. А то везли коллеги на сто восьмом какую-то цистерну, оказалось - жидкий воздух, - прорвало у них, шибануло струей наружу, да с таким упором, что закрутило всю махину тяжеленную сразу в двух плоскостях, и манёвровых двигателей не хватило, чтобы компенсировать закрут. Ну, говоря по чести, там два сопла оказались просто отключены по износу, и выпускать сто восьмой на линию было вообще нельзя, но механики талантливо имитировали внезапный отказ, о чём все знают и все молчат - а как вы хотели, работа у нас такая… Полчаса сто восьмой кувыркался геройски, ожидая, пока струя ослабнет, потом капитан увидел, что люди с ума сходить начинают, а это уже обстоятельство непреодолимой силы - и сбросил пакет к чертям собачьим. Написали им страховой случай, конечно, но нервишки порченые никакая страховка не компенсирует. И что многое объясняет в грузоперевозках, по документам сто восьмой починили, а реально они всё ещё работают с шестью маневровыми соплами вместо восьми, потихоньку ремонтируясь на
ходу. Нет времени стоять - грузопоток растёт, будь он неладен. Занимательная наука логистика. Начальство сидит, а денежки ему в карман идут…
        -Есть картинка.
        Операторы прогнали камеру вдоль пакета - вот он, злосчастный контейнер. Раздутый, деформированный, не контейнер, а блин комом, чудом не разлетелся на куски. Растопырился в своей ячейке внутри транспортной фермы, и заклинило его там, похоже, насмерть. Вот и хорошо, зато не вывалится. Лишь бы пакет влез в ячейку на борту дальнобоя. Вроде ничего не торчит за габарит, запихнём.
        Капитан поворачивается вместе с креслом к сопровождающему, глядит на него ласково-ласково и спрашивает:
        -Что за дрянь везёшь, служивый?
        А «служивый» тот, серенький незаметный дядечка в сереньком деловом костюмчике, обеими руками зажимает рот и глотает сытный обед, рвущийся наружу. Вместо ответа только булькает.
        -Я ж тебя, падла, за борт выкину, - обещает капитан ласково-ласково. - Вместе с твоим пакетом выкину. С твоим взрывпакетом, хе-хе… Отправлю, так сказать, в свободное плавание по безбрежным просторам Вселенной. У меня вариантов, как это сделать и чтобы мне за это ничего не было - штук пять навскидку. Веришь, нет?
        И тишина. И весь наличный экипаж разворачивается к сопровождающему, и лица у всех тоже добрые-предобрые.
        Только в кресле штурмана сидит, надёжно пристегнутый, и ослепительно улыбается громадный плюшевый медведь - его вчера штурману на день рождения подарили.

* * *
        Капитан Безумов, два года до пенсии, тощий, костлявый, желчный, лицом, по собственному признанию, вылитая смерть (когда его спрашивают, чья, отвечает - да твоя, дорогой, твоя), говорит так: космос - это грузоперевозка в химически чистом виде, сферическая логистика в вакууме. Ничего, кроме логистики, в космосе нет. Первый спутник Земли был первым космическим чемоданом, и Гагарин тоже был чемоданом, и положение с тех пор не изменилось: ячемодан, ты чемодан, пакет контейнеров, который мы толкаем к точке входа, тот же чемодан, и даже наше бравое судёнышко бортовой номер сто пять - самоходный чемодан.
        «Все проблемы в космосе - это проблемы логистики», - говорит капитан. Сама по себе логистика не виновата, как не виновата психология, что люди идиоты, и не виновата офтальмология, что они слепцы. У логистики своя загвоздка - груз. Логистика бьётся с грузом так и эдак и ничего поделать не может. Выход один: устранить груз как принцип, вычеркнуть его напрочь, тогда проблема испарится, и настанет в космосе счастье, летай - не хочу.
        В общем, все беды от чемоданов.
        Но если ты в безвоздушном пространстве по умолчанию чемодан, выходит, ты сам себе и беда, и проблема.
        Капитан Безумов видит в этом философскую коллизию, не поддающуюся решению, и форменную трагедию, не поддающуюся описанию, зато он знает, как снизить риски.
        Если не можешь устранить из логистики груз, постарайся хотя бы так извернуться, чтобы отвечать за него по минимуму. В идеале - как будто груза нет.
        Капитан Безумов не ждёт от груза ничего хорошего. Он ходил на дальнобое и имел такие проблемы с грузом, что проклял всё на свете; потом командовал пассажирским транспортом, и это оказался, по его словам, окончательный кошмар. Хуже живого груза вообще представить ничего нельзя. У тебя полный корабль народу, ты летишь и за людей трясёшься, а им заняться нечем, и они тебе задачки подбрасывают: то нажрутся, то подерутся, то заболеют, то вообще родят на борту.
        Не будь капитан Безумов, по его словам, амбициозным дурачком, которому больше всех надо, - остался бы вечным вторым пилотом и ни за что не отвечал (ну, с точки зрения капитана, пилот ни за что не отвечает; упилота есть альтернативное мнение на этот счёт). Но Безумову оказалось больше всех надо, и он со своей гиперответственностью выучился на командира, а дальше было поздно сдавать назад, амбиции помешали. И ведь знал, во что лезет, опытный уже был, работу командира понимал как нельзя лучше.
        Капитан Безумов может разглагольствовать на эту тему бесконечно - сидит и нудит. Буксир-толкач - бортовой номер сто пять - занимается логистикой, а капитан занудствует. Экипаж давно привык. Шутки шутками, а действительно капитан за всё в ответе, и не дай бог чего случится, ему выдумывать, как всех спасать и что потом врать аварийной комиссии. Случается на коммерческом флоте обычно какая-то муть, спасаются от неё как попало, и грамотно отбрехаться после - отдельное искусство, чисто капитанское.
        Капитан Безумов немножко параноик, конечно. Но его опыт подсказывает, что легонькая паранойя - слабость простительная, а долгая спокойная жизнь - хорошая штука.
        Поэтому капитан Безумов дохаживает до пенсии именно на толкаче: он так минимизирует риски.
        Он нашёл свою золотую середину: вроде командир, но хотя бы с ответственностью за груз, близкой к нулевой.
        «Поздно догадался, что это моё место в жизни, - сокрушается капитан. - Если б не дурацкие амбиции, проболтался бы всю карьеру именно на буксире по короткому плечу от лифта до точки входа и обратно. Работа честная, машина - зверь, шесть человек в подчинении, туда-сюда - неделя».
        Главное, чего везёшь - знать не знаешь и не интересуешься. Пока оно не взорвётся, конечно.
        Опломбированные контейнеры забрасываются на орбиту лифтом, из контейнеров собирается пакет, буксир утыкается в него носом и бодает до точки входа, где стоят дальнобои. У дальнобоев такие пространственные фермы, решётки трёхмерные, в ячейки которых упихиваются пакеты. Та же штука, которую толкает буксир, только во много раз больше. Сам дальнобой выглядит как полый цилиндр, надетый на ферму. Он ходит на сверхсвете по специально пробитому коридору, маневрировать в Солнечной системе ему крайне нежелательно и вообще запрещается, а то воткнулся уже один такой куда не надо, потом Эйфелеву башню заново отстраивали - короче, вот зачем нужны буксиры.
        У контейнеров есть номера, у пакета тоже есть номер, общий, допустим, «х165ев». «Х» означает лишь то, что это следующая буква после «W», а как расшифровать «ев», чёрт знает, и никого не волнует. Чего в контейнерах, понятия не имеешь, тебя это не касается, и тебе это отдельно всё равно. Ты расписался за пакет в целом, дальше твоё дело - дотолкать пакет до места, воткнуть его в ячейку, доложить, что груз сдан, получить «квитанцию», подлететь к гружёному дальнобою, выдернуть из него другой пакет и оттащить к лифту, не столкнувшись с другим буксиром по дороге и не уронив груз. Ты космический извозчик, самоходный чемодан, и тебе на-пле-вать. На что хочешь, на то и наплевать. Тебя до сих пор не заменили автоматом только ради нештатных ситуаций, в которых автоматы дуреют: не пропишешь им алгоритм, как спасать корабль, если непонятно, от чего его спасать. Роботы, даже самые самообучающиеся, такой постановки вопроса не понимают. Им уже вдолбили, как делать выводы на основе недостаточных данных, но поди объясни роботу, из чего делать выводы, когда данных ноль - поскольку электричеству вдруг случился капут.
        То, что электричество обычно ломают механики, из самых лучших побуждений колдуя над схемой энергосбережения, оставим за скобками. Они сломали, они и починят. А если робот сломает - чего он делать будет? Маму звать? Так у него даже мамы нет.
        Поэтому на буксире - живой экипаж с чётко прописанными функциональными обязанностями. Например, капитан Безумов, согласно протоколу, отвечает за всё. Главный механик Михал Иваныч Калинин, старый, опытный, седой и скупой на слова, отвечает за всё по ходовой части. Второй механик Вовик Малашенко, маленький, круглолицый, неприлично для космонавта пузатенький и всегда жизнерадостный, делает то, за что Михал Иваныч отвечает. Капитан нудит, главмех молчит, второй смеётся - эти два космических волка на него глядят и тоже криво ухмыляются, отличная совместимость экипажа.
        «Грузовая часть» буксира - оператор зацепа и оператор манёвра. Они ювелирно цепляют пакеты и ювелирным же образом втыкают их куда надо. На погрузке-разгрузке пилот говорит оператору манёвра: «Отдал!», а тот отвечает: «Взял!» - берёт управление и временно становится тут самым главным и самым значимым, ну, после капитана, разумеется. Рабочее место операторов в задней части рубки, там стоит «пузырь», это такой сферический монитор, в центре которого подвешены их кресла. На сто пятом буксире кресла занимают братья Амбаловы, два весёлых абрека без страха и упрёка, надёжные парни, им совершенно неинтересно хватать звёзды с неба, лишь бы резаться в нарды и зашибать деньгу. Они близнецы, только Русик стрижётся под машинку и носит шкиперскую бородку, а Бесик чисто выбрит, зато с лохмами до плеч - иначе братья сами друг друга путают; говорят, однажды выпили лишнего и разошлись по бабам, а наутро встретились и час не могли разобраться, кто из них кто, напугались основательно.
        В такой колоритный экипаж психологи должны были воткнуть хотя бы одного нормального по умолчанию человека, и этот человек на буксире есть, он второй пилот, или просто «пилот», для краткости, Джордж Майкл Эвери. Он высок, могуч, светловолос, лицом приятен, очень нравится девушкам и зрелым дамам, у него постоянно что-то где-то болит и от всего, чего ни съест, лёгкая изжога как минимум, а бывает и запор. Передвигается Эвери немного скованно, ногу ставит на всю стопу. При ходьбе едва заметно поскрипывает. Ничего у него там скрипеть не может, все суставы на тефлоне, просто Эвери нарочно издает такой звук через внешний динамик, говорит, его это забавляет и вызывает сострадание у окружающих. Эвери любит, когда его жалеют, особенно девушки и зрелые дамы. Он был пилотом на крейсере, и у них там стряслось лётное происшествие вдребезги и в клочья, а какое именно, нельзя рассказывать ещё двадцать пять лет - военная тайна. Короче говоря, Эвери теперь в общем и целом киборг. Военный флот ему закрыт, для грузопассажирского «длинного плеча» он, бедняга, тоже негоден - раз в месяц должен прилечь на диагностику в
земной клинике, - а вот мотаться на буксире самое милое дело. Корабль он водит без рук, связываясь напрямую с ходовым процессором. Сидит неподвижно - и вовсю рулит, и всё, что ему надо, видит прямо внутри головы. Параллельно с вождением буксира он там, внутри головы, ещё кино себе крутит, музыку сочиняет, рисует очень милые графические новеллы и пишет сценарий к очередному сезону эпической видеодрамы про киборгов, которые никак не поженятся.
        Братья Амбаловы завидуют ему лютой и неконтролируемой белой завистью. Они готовы носить Эвери на руках, благо оба здоровы, как племенные быки. Они считают Эвери будущим пилотируемой космонавтики, наступившим прямо сегодня. Им глубоко чихать на сочинение музыки и сценариев внутри головы, зато водить корабль усилием мысли, а не педалями и джойстиками, - это для братьев весьма актуальный соблазн, особенно при их тонкой работе.
        Чтобы братьям жизнь киборга не казалась медом, Эвери регулярно им сообщает, как у него там и сям болит. Он не кокетничает и не преувеличивает: медицина только ещё учится сращивать человека с механизмами. Братья переносят страдания Эвери стоически. Им кажется, что ради таких преимуществ, как управление кораблём без рук, можно и пострадать. Тем более выглядит Эвери прекрасно, мужскую силу не утратил, а пенсия по инвалидности у него - мог бы вовсе не летать, просто ему это нравится.
        Если бы не капитан Безумов, чёрта с два эти трое шикарных самцов, уверенных в собственной неотразимости, назначили бы штурмана своей общей младшей сестрёнкой. Да они бы ей проходу не давали и в итоге наверняка из-за штурмана подрались.
        Штурман на буксире в значительной степени анахронизм и выполняет функции, скорее, контрольные, не столько прокладывая курсы, сколько отслеживая, ровно ли судно идёт. Ещё это мальчик или девочка для битья, если буксир по нелепой случайности залетит не туда. В основном это мальчик или девочка на побегушках. На буксирах ходят штурманами либо старпёры, либо стажёры. Никакого дельного опыта по профессии молодые штурманы на коротком плече не освоят, скорее наоборот, и придётся их потом здорово подтягивать, но берут ребят с буксиров на серьёзные корабли охотно. Потому что опыт прокладки курса дело наживное, а вот если ты пару лет проболтался на крошечной блохе, где повернуться нельзя, не задев плечом сварливого профессионала, и после этого зубы у тебя все свои, глаза на месте и уши не оборваны, значит, характер лёгкий, и ты способен прекрасно вжиться в самый озверелый коллектив.
        Не подумайте, что на коммерческом флоте прямо так кому ни попадя бьют морды. Рукоприкладство карается жестоко, вплоть до пожизненной дисквалификации. Но морды бьются - только в путь.
        На буксире штурман зачастую превращается в кока - всё равно его постоянно гоняют за кофе, почему бы не освоить вторую специальность. Экипажи буксиров поэтому сытые, гладкие и привередливые в еде. Сто пятый экипаж так просто лоснится, потому что Аня Безумова увлеклась кулинарией всерьёз. Капитан даже начал поддевать дочку: аможет, ну его, этот космос. Всё равно тут куда ни плюнь сплошная логистика, развернуться не даёт человеку. И космонавтов - как собак нерезаных, а хороший кулинар нынче на вес золота. А если очень хочется летать, можно пойти на лайнер, папа уж поспособствует. Деньги будешь грести лопатой, да ещё запросто подцепишь симпатичного миллионера.
        При упоминании симпатичного миллионера экипаж дружно морщится и принимается ревновать, даже суровый главный механик, которому вроде бы всё на свете до лампочки, а в космосе до лампочки два раза.
        Аня на отца неуловимо похожа - не лицом, а мимикой и жестами в основном. И, к счастью, совсем не зануда. Тоже высокая, но капитан-то костлявый, вероятно от личной вредности, а девушка пока ещё не особо пухленькая, но с явной, как бы сказать, тенденцией. Экипаж дружно объяснил себе, что ей так даже лучше; апотом, чего вы хотите от штурмана, который прекрасно готовит и свою стряпню вынужденно пробует. Нахватается по чуть-чуть там и сям, вот и лишний килограмм. Экипаж к Ане относится некритично, понимает это и счастлив продолжать в том же духе.
        Аня и не думала идти к отцу на корабль. Во-первых, не хотела на буксир, во-вторых, опасалась, что папаша её зашпыняет. Но Безумов сказал пару слов начальнику училища, тот провёл с девушкой воспитательную беседу - и пришла как миленькая. Глаза у неё были на мокром месте, выражение лица самое решительное, и, представившись по форме, она отозвала капитана в каюту, где тоже провела с ним воспитательную беседу. Капитан потом некоторое время нервно хихикал и как-то странно качал головой, будто говоря себе: «Ну совсем обнаглела молодёжь!» Так или иначе, новоиспечённого члена экипажа он вовсе не шпынял, напротив, был с ним ровен и проводил регулярные тренинги по штурманскому делу, чем обычно капитаны буксиров откровенно манкируют. Что не мешало капитану спрашивать как бы в пространство, ни к кому прямо не обращаясь: «А чаю мне сегодня дадут?» - или вполне прицельно гонять штурмана на камбуз за бутербродами, но это уж традиция, ничего не поделаешь, никто и не обижается. Ну и бутерброды вскоре сменились вкуснейшими пирожками.
        И жизнь на буксире-толкаче бортовой номер сто пять наладилась просто лучше некуда - пока в одном из контейнеров что-то не взорвалось.

* * *
        -Ну, так что везёшь, служивый? - повторяет капитан ласково-ласково. - Мистер Джонс, или как тебя на самом деле?…
        Сопровождающий перестаёт наконец булькать, отнимает руки от лица и бормочет:
        -Ничего не понимаю…
        Капитан тоскливо вздыхает. Он глядит на Джонса, как на обидное и досадное недоразумение, с которым можно справиться одной левой, да вроде жалко человека.
        -Там стандартный набор для колонистов - посевной материал, пищевые концентраты, медикаменты… Могу показать накладную…
        -Ага, медикаменты. И ещё шикарная клизма - электромагнитная бомба направленного взрыва. Я слепой, по-твоему? Или тупой? Весь импульс прямо в нас пошёл. Ничего себе, всё людям.
        Джонс глупо хлопает глазами. Очень искренне и убедительно.
        -Что там у тебя ещё?
        -Да говорю же…
        -Капитан, дайте его мне! Сэйчас ми тэбя пытать будем, дарагой, - сообщает Русик Амбалов, неумело имитируя условно-кавказский акцент.
        -Разговорчики! - прикрикивает капитан.
        Джонс лезет за пазуху, достаёт карточку накладной и несмело толкает её в сторону капитана. Тот карточку ловит, втыкает её себе куда-то под рукав и косится на монитор.
        -Ну допустим, - говорит он. - Тоже неплохо. Колонии в пятьдесят тысяч рыл этого хватит на год, если я правильно считаю.
        Джонс молча разводит руками.
        -Огромные деньги, - говорит капитан. - Ну и?…
        Джонс пожимает плечами. Он не знает, что говорить.
        -Ты совершенно неправильно себя ведёшь, - произносит капитан неспешно, врастяжечку, приторно-сладко, и серенький человечек каменеет лицом в ответ. - Ты не предлагаешь нам войти в долю, не обещаешь ничего, ты никак не пытаешься нас заинтересовать. Это плохо, мистер. Так не ведут дела с коммерческим флотом.
        -Я ничего не понимаю! - взрывается Джонс. - О чём вы?! Как заинтересовать?!
        -Это ми тэбя трахат будэм, дарагой! - объясняет Русик.
        -Руслан, заткнитесь, будьте любезны!
        -Ес, сэр!
        Джонс затравленно оглядывается на оператора, но мешает высокий подголовник кресла.
        -Второй механик - капитану, - раздаётся под потолком.
        -Что за бардак? - удивляется капитан. - Почему обращаетесь по громкой?…
        -У штурмана гарнитура утонула.
        -Где?!
        -Да в борще, твою мать! - доносится звонкий девчоночий голосок.
        Экипаж дружно выдыхает. Штурман здоров и даже весел, значит, всё хорошо.
        -Я в темноте об шкаф стукнулась, у меня наушник соскочил, и когда «жизнь» снова включилась, его вместе с борщом в раковину засосало…
        -Ты-то как сама? - спрашивает капитан, и сейчас у него голос ласковый по-настоящему. Такой голос здесь редко слышат.
        -По уши в долбаном борще, мать его…
        -Штурман, я понимаю, что вы нервничаете, но будьте любезны докладывать согласно протоколу.
        -Штурман - норма.
        -Приводите себя в порядок, я вас не тороплю. Владимир, спасибо, продолжайте выполнять задачу.
        Капитан снова поворачивается к Джонсу и бросает ему сухо:
        -Теряем время.
        -Да чего вы от меня хотите?!
        -Правды всего лишь.
        -Какая ещё правда вам нужна?
        Капитан Безумов негромко стонет и кривится, будто у него зуб прихватило.
        -Ну не надо так, - просит он. - Ну давай по-хорошему. Я ведь действительно всё могу. Пытать мы тебя не станем, трахать тем более - с дерьмом не трахаются… Мы вообще добрые. Мы не занимаемся войнами, мы занимаемся логистикой. Но если ты нас достанешь, мы тебя просто зажарим. Ты же слыхал про капитана Пасториуса. Ага, по глазам вижу, слыхал…
        Джонс глаза прячет. Точно, слыхал. Ещё бы, кто не знает капитана Пасториуса. Он убил террориста, которого случайно взяли при попытке взорвать систему жизнеобеспечения. Скрутили, запихали в каюту, вроде обезвредили. Но Пасториус шёл на лайнере, битком набитом людьми, и идти ему предстояло ещё неделю, а террорист вёл себя, как совершенный псих. Будь он поспокойнее, обошлось бы, а тут Пасториус испугался. Вернее, террорист его запугал. Мало ли чего этот сумасшедший учудит, пусть и запертый в каюте… Поэтому капитан подумал-подумал, а потом взял одеяло, поджёг его, в каюту бросил вместе с зажигалкой и снова дверь заблокировал. То есть на словах он ничего такого не делал, но все, кто хоть немного в теме, сразу поняли, как оно было. По версии следствия, террорист решил вырваться из каюты, спровоцировав пожарную тревогу, при которой по умолчанию снимается блокировка дверей. Но огонь разгорелся мгновенно и с такой силой, что вслед за тревожным сигналом буквально через секунду врубилась система локального пожаротушения. Она, естественно, дверь запирает, чтобы огонь гарантированно затушить, а если пассажир
тоже задохнется - лучше пожертвовать одним, чем спалить весь лайнер. Это космос, ребята, тут законы примерно как на подводной лодке, только ещё хуже. «Меньше народу - больше кислороду» - здесь вам не шуточка, а скучный аспект борьбы за живучесть корабля.
        Уж следствие наверняка знало, как было дело. Пасториуса на год отстранили, а теперь опять летает, правда, не на лайнере, на грузовике.
        И это, наверное, правильно. Хотя как посмотреть. Хладнокровное и жестокое убийство во имя спасения людей от гипотетической опасности…
        Вот почему далеко не все рвутся в капитаны. Очень редко, но случается такое, когда командир звёздного судна решает, кому жить, а кому нет. И ты должен быть внутренне готов к такому решению постоянно, с момента, как получишь капитанскую лицензию. И ответить за решение - тоже готов. На корабле ты - закон. Но ты не над законом. Вот и думай.
        -Может, договоримся? - спрашивает капитан Безумов почти умоляющим тоном. - А? Ну неохота мне помирать из-за того, что вы подкармливаете какую-то террористическую группировку, чтобы врагам Федерации жить было веселее.
        -Что за бред?! - шипит Джонс.
        -И портить своё резюме тоже не хочется, - нудит капитан. - Я через час пакет сброшу, это уже само по себе чрезвычайное происшествие…
        Тут Джонс меняется в лице, устаёт играть.
        Как это «пакет сброшу»? У тебя не работает ничего.
        У тебя манипуляторы не шевелятся.
        Ты ещё скажи, что вот-вот тяга будет.
        -Вопрос в чём, - продолжает капитан. - Я могу сбросить груз вместе с тобой. Наденешь скафандр, подпишешь заявление, что пошёл осматривать контейнеры - и гуляй на здоровье. Кораблик у меня неисправный снизу доверху по твоей милости, пакет сорвётся, подцепить назад мы его не сумеем, улетит он быстро и далеко, а спасать тебя нам просто нечем - шлюпку мы ещё в том году… Доломали. Ну и сиди на своём товаре, а мы отвалим. Воздуха в скафандре на три часа, твои приятели как раз успеют. Можем дать запасной баллон, чтобы ты не боялся. Но вот за всё это, драгоценный ты мой, я должен что-то существенное получить от твоего ведомства. А то сам факт выхода в рейс с неисправной спасательной шлюпкой… Ну, ты понял. Меня же просто с работы выгонят. Если не попрут из профессии…
        Джонс отчетливо скрипит зубами. Он недоволен. Похоже, его удерживает только отсутствие тяги. А то бы сейчас отстегнулся и полез тут всех убивать. Драка в невесомости - отдельный вид боевых искусств, и связываться с четырьмя противниками, тренированными на невесомость по умолчанию, серенькому дядечке неохота. Оружия у него точно нет, максимум что-нибудь острое в ботинке спрятано. А у этих отвертки и пассатижи. У каждого, вон, в кармашке на голени.
        -Другой вариант, - говорит капитан. - Это если ты сам по себе и просто решил уйти с товаром на сторону. Тогда я должен тебя арестовать. А ты должен назвать сумму, за которую я тебя не арестую. И вот я себе задаю вопрос: чего ты молчишь и прикидываешься невинной овечкой? Чего ты такой неправильный? И сам отвечаю: ты нас уже похоронил. Ага? Нас просто убьют. Потому что мы тебя видели.
        -Вы бредите, - произносит Джонс устало.
        -Я сброшу пакет через час, - напоминает капитан и мило улыбается.
        С этой улыбкой он действительно похож на смерть, похож, как никогда.
        Братья Амбаловы потихоньку выбрались из «пузыря» ивисят у Джонса за спиной. Эвери безучастно сидит и глядит, как мигает на пульте лампочка аварийного маяка.
        Положение в целом отвратительное. Те, кто придут за пакетом, будут здесь часа через три-четыре, они не могут ждать поблизости от трассы, их засекут и спросят: вы чего тут? Если сигнал маяка принят, спасатели догонят буксир где-то через сутки. Впереди ещё несколько буксиров - сто пятый шёл в колонне замыкающим, - но чтобы погасить скорость, развернуться и прийти на помощь, надо часов восемь при самом удачном раскладе. Никто этим заниматься не будет: если корабль погиб, значит, погиб, а если он не функционален, но экипаж жив, людям положено сидеть в шлюпке и жевать аварийный запас. Шлюпка, кстати, на сто пятом не совсем доломанная, жить в ней можно, она просто не летает.
        Расклад, озвученный капитаном, весьма убедителен, и на борту - опасный человек. Очень, очень нехорошее положение.
        Основной вопрос: капитан блефует насчет тяги - или как?
        Но в любом случае, надо его слушаться. Что скажет, то и делай. И быстро.
        -Что там? - капитан слегка наклоняет голову и слушает ответ. С механиками общается. - Понял. Этого достаточно. Жду.
        И снова глядит на Джонса, пристально, колюче.
        -Одного не понимаю, - говорит капитан. - Почему выбрали именно нас? Всё остальное, в общем, ясно. А вот почему мы - это для меня загадка. Ты же не дурак. Ты должен был «пробить» моё досье. Тебе это раз плюнуть.
        -За кого вы меня принимаете?!
        -За того, кто ты есть. За офицера государственной безопасности.
        -У-у… - Джонс в сердцах резко мотает головой.
        Издаёт булькающий звук и зажимает рот обеими руками.
        -Дайте ему мешок уже!
        Бесик Амбалов подлетает ближе, достаёт из подлокотника кресла гигиенический мешочек и суёт его Джонсу. После чего на всякий случай отлетает назад.
        Джонса шумно рвёт.
        По счастью, у космонавтов мешки в карманах: через несколько секунд рвать начинает в рубке всех, кроме, естественно, капитана Безумова. Он просто сидит и буравит Джонса взглядом.
        -Я вас много видел, - говорит капитан. - А ещё у меня бывают всякие предчувствия. И как только ты зашёл на борт, я понял: дело плохо. Ну вот рожа мне твоя не понравилась, извини… Я прикинул, где именно нас должны грабить, и принял меры. Ты заметил, да, механиков первые сутки полёта не было в рубке? Это я им приказал сделать кое-что. Ну да, я параноик, наверное. Зато у нас будет тяга. Пятьдесят с чем-то процентов, но будет. Ты хотел выжечь нам главный ствол управления. Механики вместо него бросили шунт, и ствол мы обесточили насколько возможно. Летели буквально на честном слове, зато ствол почти не пострадал. Но пакет нам всё равно придётся бросить, иначе с половинной тягой мы не успеем вовремя к точке входа. У нас, видишь ли, есть там дела поважнее, чем этот драный пакет, хоть он и стоит больших денег… Чтобы ты мне до конца поверил, объясняю: мы везём спецпочту. Она у меня в сейфе, я отдам её командиру дальнобоя. Наверное, ещё поэтому я напрягся, увидев тебя: не кладёт твоё ведомство два яйца в одну корзину, нельзя так, запрещено. Я же знаю. Что, впрочем, не отменяет моей паранойи, хе-хе… А теперь
в последний раз спрашиваю: поторговаться не хочешь? Не готов? Есть, что предложить?
        Джонс запечатывает мешок, оглядывается, прячет его обратно в подлокотник. Утирается рукавом серенького костюмчика. Сам Джонс теперь окончательно серенький и очень, очень несчастный. Ему тут не нравится. Он на взводе, он злой, держится из последних сил и поэтому грустен. Что-то у него пошло не так. Совсем не так, как надо.
        -Я буду жаловаться! - шипит Джонс.
        -Куда? В Джаммат Свободного Космоса?
        Джонс тяжело вздыхает и отворачивается, выражая крайнее недоумение.
        Получается у него уже совсем неубедительно.
        -Ладно, сиди, думай, - разрешает капитан. - Время ещё есть. Но его всё меньше с каждой минутой. Ты пойми, дубина, мы - коммерческий флот, деловые люди. Мы не страдаем ерундой, мы занимаемся логистикой. Поэтому с нами всегда можно договориться. А вот убивать нас неправильно, мы этого очень не любим и жестоко мстим. Ты задумал нас ухлопать, и уже за саму эту мысль тебе стоило бы заплатить нам. Мы сердимся, если у кого-то возникают такие мысли. Уразумел, нет? Вижу, что нет… Ты жадный, что ли? Или глупый?
        -Погодите, я понял, - Джонс расправляет плечи. - Вы пережили стресс. Вы уже немолоды, вам сейчас очень трудно, и вы ищете виноватого. Знаете, я согласен. Назначьте меня виноватым. Арестуйте. Не проблема. Заприте в каюте, я готов.
        Капитан пару раз моргает, что-то прикидывая.
        -Ну зачем же в каюте, - говорит он наконец. - В каюте - это несерьёзно. Мало ли, чего ты там припрятал на чёрный день. Не-ет, дорогой… В ремонтном шлюзе мы тебя закроем. И при малейшей опасности случайно откроем внешний люк. У меня, понимаешь, расширенные полномочия при доставке спецпочты. Я обязан всего бояться. Сейчас я боюсь тебя. Честное слово, ты меня напугал очень сильно. Операторы, выполняйте. В шлюз его.
        Братья Амбаловы начинают Джонса отстёгивать.
        Тут в рубку влетает девушка. Она одета в новенькую, с иголочки, парадную штурманскую форму, влажные чёрные волосы гладко зачёсаны назад и собраны в хвост. Сейчас у всех от невесомости лица опухшие и круглые, у девушки совсем кругленькое, но всё равно видно, что штурман - симпатяга. Хотя и несколько склонна к полноте.
        -А можно я ему по морде дам?! - заявляет симпатяга.
        На неё все оглядываются, и тут мистер Джонс преображается из серенького дядечки в опасную тварь, способную запугать даже капитана Безумова. Резкими короткими ударами он начинает бить братьев Амбаловых, стараясь попасть в уязвимые места - пах, глаза, горло. Братья кряхтят, но держатся, хотя и с трудом. Надолго их не хватит. Они стараются зафиксировать руки и ноги Джонса, сплетаются с ним в тесный клубок и так летают по рубке, ударяясь обо всё, что подвернётся.
        -Пилот! - рявкает капитан и едва успевает поймать за пояс штурмана, рванувшегося к Амбаловым на выручку.
        Эвери уже без команды отстегнулся. Он подлетает к драке, просовывает в неё руку, шарит там внутри и берёт Джонса за шею. Некоторое время сплетение тел ещё шевелится, а потом братья, отдуваясь, разлетаются в стороны. Обмякший Джонс, растопырив конечности, висит на руке Эвери, словно кукла.
        Рядом летает отвёртка, которую Джонс успел выдернуть у кого-то из кармана. Эвери пережал ему артерию очень вовремя, ещё пара секунд - и был бы труп на борту, а то и два. А при известной удаче всех поубивал бы скромный и незаметный мистер Джонс.
        -Ты совсем-то его не задави, - говорит капитан. - Нам этого красавца сдать желательно.
        -Я хорошо разбираюсь в физиологии человека, - отвечает Эвери механическим голосом.
        Свободной рукой он ловит отвёртку и протягивает её Бесику. Тот сконфуженно благодарит.
        -Извините, мальчики… - говорит штурман помятым и побитым операторам. - Как-то я не вовремя… Ой, Русик, что у тебя с глазом? Сейчас я аптечку…
        -Потом, - отмахивается Русик, держась за глаз. - Сначала мы его упакуем, да, капитан?
        -В шлюз. Действуйте.
        Братья выталкивают Джонса в коридор. Слышно, как тело бьётся о стены.
        -Извини, пап, - говорит штурман. - Я повела себя, как дура, и подставила вас. Больше не повторится, кэп.
        -Да ладно, ты не виновата. К таким ситуациям трудно быть готовым смолоду. Теперь будешь готова, хе-хе… Анечка, солнышко, отбуксируй ты свой подарок ко мне в каюту, пускай там посидит до конца рейса. Кончились праздники, начинается борьба за живучесть и прочая рутина.
        Штурман глядит на огромного игрушечного медведя. Заметно, что девушка не отказалась бы спать с ним в обнимку, но на буксире только у капитана нормальная каюта, остальным положены крошечные жилые отсеки, там медведь займёт едва не половину свободного места, с ним не развернёшься, да и техника безопасности категорически против медведей такого размера в ограниченном пространстве. Уж что-то, а техника безопасности у штурмана забита не просто в мозг, а в подкорку. Как у всех здесь.
        -Слушаюсь, кэп, - говорит штурман, хватает медведя в охапку и улетает.
        -Потом окажешь медицинскую помощь операторам! - кричит ей вслед капитан.
        -Есть, кэп! - доносится из коридора.
        Эвери усаживается на своё место.
        -Чётко сработано, пилот, - говорит капитан. - Благодарю.
        -Служу Федерации, - отзывается тот.
        -Да нужны мы ей больно… Ладно, ладно, это она нам нужна. Эх, тягу мне скорее, тягу… И связь.
        -И радары, - говорит пилот. - Разрешите вопрос? Вы почему меня не предупредили насчёт шунта? А я понять не мог, что не так с кораблём. Вроде бы управляется штатно, но какая-то разница.
        -Хорошо сделал Михал Иваныч, а? Старый мастер показал класс. Самые обычные силовые кабели.
        -Калинин - это половина корабля! - говорит Эвери.
        И оба дружно смеются, вспомнив что-то. Им есть, чего вспомнить.
        Они взрывались на крейсере втроём с Михал Иванычем, просто капитану и механику повезло больше, чем пилоту.
        Капитан Безумов никогда не ходил на грузовозе и на гражданском лайнере тоже не ходил. Он водил сначала военный транспорт, потом большой десантник. Ну и крейсер под занавес. Да, он бессовестно врёт насчёт личного послужного списка, ему приказано врать, но что-что, а философию свою капитан не выдумал, он её честно выстрадал. Глубокое недоверие к грузу, особенно живому, и проникновение в самую суть логистики ты заработаешь на военном флоте куда быстрее, чем в коммерческом, и достанут тебя эти жизненно важные знания до самых печёнок.
        -Не хотел тебя попусту дёргать, - говорит капитан. - И вся необходимая информация была до тебя доведена вовремя, разве нет?
        -В следующий раз дёргайте, - просит Эвери. - Я слишком много чувствую теперь. Меня всё беспокоит. Нервный стал.
        -Следующего раза не будет, - обещает капитан. - Знаешь, я прилягу на полчаса. Тоже нервный стал.
        Он улетает к себе в каюту. По дороге капитан слышит, как на камбузе тонко взвизгивает и громко шипит Русик: ему оказывают медицинскую помощь. Да ничего там страшного с глазом, промахнулся мистер Джонс. Повезло.
        В капитанской, но всё равно тесноватой, каюте, Безумов пристёгивается к койке и глядит на игрушечного медведя, зафиксированного в кресле. Если всё пойдёт штатно, на стоянку дальнобоев у точки входа буксир прибудет ночью по бортовому времени, когда штурману положено спать. Капитан Безумов достанет из сейфа чемоданчик со спецпочтой, а медведя упакует в мешок для мусора. И никто не спросит, что у капитана в мешке: нельзя спрашивать.
        Спецпочта - это чертовски важно, да. Ради неё можно сбросить пакет контейнеров, какие бы деньги тот ни стоил, и пусть террористическая группировка «Джамаат Свободного Космоса», которую госбезопасность подкармливает врагам назло, подавится своей добычей.
        Но если честно, капитану Безумову плевать на спецпочту. Она просто вовремя подвернулась, очень вовремя.
        Капитан Безумов умирает - аукнулась ему военная служба, - осталось не больше года, медицина бессильна, опоздали с диагнозом, и даже киборгом не заделаешься, операция добьёт больного. Если раньше капитан только делал вид, будто его не тошнит в невесомости, чисто для солидности держался, теперь и правда не тошнит. Организму все равно, он занят, готовится к отходу на вечную стоянку… Детей у капитана трое, Анечка - старшая, очень хотелось бы обеспечить им и вдове не пенсию по потере кормильца, а оставить солидный траст, чтобы жили-поживали.
        А на всё остальное капитану на-пле-вать. На мораль, на нравственность, на Федерацию - и два раза плевать на закон. Он привык сам быть законом.
        Поэтому в брюхе игрушечного медведя килограмм отборной дури.
        Стоимостью почти как тот пакет контейнеров, который он сбросит, когда старый кудесник Михал Иваныч Калинин даст питание на манипуляторы зацепа.
        А у капитана дальнобоя, который помирать не собирается, а просто очень любит деньги и вообще сволочь - такой же игрушечный медведь, тоже для дочки. Пару лет назад Безумов, получив от коллеги деловое предложение соответствующего толка, дал бы ему в морду и вызвал полицию.
        Но сейчас это просто логистика.
        Просто очередной чемодан в космосе.
        Мистер Джонс очнулся в шлюзе и сидит там одиноким несчастным чемоданом. Два брата-чемодана сейчас, наверное, флиртуют с чемоданчиком-Анечкой, вполне невинно и с огромным удовольствием. Верный надёжный чемодан по фамилии Эвери ждёт, когда чемоданы-механики переподключат ствол управления. И на перехват буксира мчится огромный страшный бандитский чемоданище, который хочет нас убить, вот только шиш ему с маслом. Не на те чемоданы напал.
        Капитан Безумов закрывает глаза и старается думать о чемоданах.
        Чтобы не думать об игрушечных медведях.
        Он убеждает себя: это только логистика.
        Не получается.
        Рыжий пёс Иж
        У окрестных крестьян в 1899 году был зафиксирован обычай плевать в сторону Ижевска, так как, по местному преданию, передающемуся здесь из поколения в поколение «в ряду священных преданий», Ижевск - это порождение сатаны.
«Вятские губернские ведомости»
        Мотоцикла не видели несколько лет, почти забыли про него. А этой весной он вдруг появился, и очень рано, в конце марта, когда снег ещё не до конца сошёл, а дороги были мокрые и скользкие. Город утонул во влажной дымке, такой плотной, что закрылся аэропорт. Некоторые уверяли, ночной призрак всегда приходит из тумана, - и был туман, и из него выехал на Пушкинскую оранжевый мотоцикл. Пронёсся по центру и ушёл куда-то на Болото, затерялся там в частном секторе.
        Приехал, уехал - бог с ним. У нас и без галлюцинаций не скучно. Но тихий женский шепоток по городу пошёл. Говорили, кто-то привязал гайку на перила Долгого моста, и провисела она всего один день, а если гайка исчезает так быстро, значит, мотоцикл откликнулся на зов о помощи. Ерунда, гаек на Долгом болталось штук двадцать, возникали и пропадали они бессистемно, поди разбери, какая сработала. Если, конечно, ты веришь во всю эту чушь. А чтобы поверить, надо хотя бы раз встретить ночью мотоцикл без седока. А чтобы встретить, надо быть очень и очень навеселе. С трезвых глаз такое не привидится.
        Таксист, которому попался мотоцикл на Пушкинской, был по работе как стеклышко, ну да он и не рассказывал никому ничего, это его пассажирка растрепала в своём бложике, когда доехала. Наутро проспалась - и стёрла. А таксиста никто не расспрашивал. Он и молчал - чтобы не сочли за сумасшедшего или наркомана. Он не верил в мотоцикл.
        Другой важный свидетель - девица, которую мотоцикл якобы подвёз до дома, - была той ночью конкретно в дрова на почве личных переживаний. И отнюдь не горела желанием болтать. Во-первых, даже если ночной призрак и выручил её, то подобрал в неподобающем месте и неподобающем состоянии. А во-вторых, она в волшебный мотоцикл очень даже верила, знала, когда и к кому это чудо приезжает, и на всякий случай решила, что он ей приснился. Дабы лишний раз не нервничать - и так жизнь не удалась.
        По той же, в общем, причине стёрла свой пост и женщина из такси. Мотоцикл был в городе, как бы так сказать, фигурой умолчания. О нём шептались, а не говорили. То ли боялись спугнуть, то ли инстинктивно закрывались от самих обстоятельств, при которых он появляется.
        Тем не менее вскорости на Долгом мосту прибавилось гаек всех размеров и цветов. Их приматывали к перилам либо куском провода, либо яркой ленточкой. Оба варианта считались правильными, строго в духе легенды о рыжем мотоцикле, только непонятно, какой более действенный - брутально-механический или трогательно-девичий. Логика подсказывала, что куда важнее аутентичность самой гайки, но где тут логика, если девочки верят в чудо.
        Почему гайки надо привязывать именно на Долгом, легенда молчала. Надо - и всё тут, на то она и легенда. Скорее всего, просто никто ещё не придумал достаточно красивой и романтичной версии.
        Почему и как гайки исчезают, тоже никто не знал. Строго говоря, вменяемых людей это не интересовало, а у невменяемых оказалась кишка тонка разобраться. Устроить у моста засаду с пьяных глаз любопытные пытались, но не хватало либо выдержки, либо выпивки. По трезвости эксперимент провалился вовсе. Несколько лет назад на мост целую неделю таращились в прибор ночного видения поочерёдно два блогера, надеясь поймать шутника или увидеть мотоцикл - и ничего не заметили. А когда плюнули и забыли - половину гаек как ветром сдуло. И через сутки на городском форуме выскочила душераздирающая басня о том, что ночной призрак спас девушку от грабежа с изнасилованием. Вычислить автора, естественно, не удалось, но почерк был знакомый.
        Все истории такого типа строились по одному шаблону со времён зарождения легенды о мотоцикле, лет уже сорок примерно. Девушка возвращается домой ночью одна и пешком, хорошо поддатая или совсем трезвая, но по общей нелепости её поведения, в частности, манере срезать углы через парки и лесополосы, ясно, что бухая. Её преследует или хватает некий зловещий тип, и тут появляется мотоцикл; он пугает и обращает в бегство или даже сбивает с ног нападающего. Дальше железный спаситель загадочным образом подхватывал девушку, или та сама на него садилась - и домой, причём мотоцикл сам знал адрес, ты только держись за руль. Иногда мотоцикл просто катился рядом с девушкой, провожая её. Тарахтел на холостом ходу, заглядывал снизу в глаза - фарой, что ли? - просился, чтобы его погладили по сиденью. Вообще в поведении мотоцикла было много собачьего. Ничего удивительного, ведь по легенде это «пёс».
        В крутом промышленном центре, где даже памятник козе склёпан из кусков металла так подчёркнуто сурово, будто козу эту приходит доить Терминатор, наверное, именно железные собаки и должны оберегать девчонок по ночам.
        Пока железные парни спят.

* * *
        -Дак чё, какие темы мы ещё забыли? Забыли городские легенды, а?
        Главред уставился на Кузьмина.
        Остальная летучка дружно выдохнула и расслабилась.
        -Ну и где материал про легенды?
        -В смысле? - Кузьмин сделал вид, что сильно удивлён.
        -Отдел культуры, я же тебя просил. Только не ври, что не слышал.
        Отдел культуры в составе Кузьмина и его стажёрки Васи глубоко задумался. Кузьмин - хмуро, Вася - просто за компанию, чтобы не подставлять шефа. По городским легендам она бы отписалась легко и с удовольствием.
        Дело-то плёвое. Легенды у нас не меняются, они те же, что год назад, десять лет и, наверное, сто лет. Ну ладно, поменьше, сто лет назад орла в пруду ещё не было.
        -У нас с Василисой одних только интервью по два на день, - буркнул Кузьмин, глядя в стол. - Не считая прочего. Может, обойдёмся?
        -В смысле?… День города на носу, как ты обойдёшься?
        -Из-за Дня города и бегаем, как заводные… Слушай, мы эти легенды каждый год пережёвываем. Давай их по случаю праздника… Забудем временно.
        -Дак чё, ты устал? Ну так прямо и скажи: яустал. Старый стал, ленивый, хочу по случаю праздника вообще не работать.
        -Десять рублей с тебя! - ловко спрыгнул с темы Кузьмин.
        Он тут был единственный, кому позволено говорить начальству «ты» даже в официальной обстановке. С главредом они, два динозавра, вместе начинали ещё при советской власти, которую большинство сотрудников помнило довольно смутно. А некоторые, как Вася, даже родиться не успели.
        -Почему десять? Пять.
        -Десять. Два раза уже «дакчёкнул».
        Главред порылся в кармане, выгреб горсть мелочи, открыл ящик стола и высыпал туда деньги. С запасом так сыпанул.
        -Избавляйтесь от слов-паразитов! - сообщил он в пространство. - И от диалектизмов, кстати, тоже. Будете романы писать, суйте их хоть в каждую строку ради местного колорита. А у нас информационный жанр, нам нельзя. Вот, отдел культуры подтвердит.
        Кузьмин молча кивнул и зачем-то покосился на Васю.
        Вася пожала плечами. У неё со словами-паразитами всё было хорошо. И с диалектизмами тоже. В смысле, их не было. Ну, пока она в редакции. Какого жёсткого постоянного самоконтроля это Васе стоило, отдельная история.
        -За каждое «выпадывает», за каждое не к месту употребленное «в смысле» будем сами себя наказывать! Потому что на таких, как мы, информационщиках, зиждется… Зиж-дет-ся… Кстати, правильно через «и» или через «е»?…
        -Зависит от формы глагола. Вот как ты сказал - это через «е».
        -…на нас держится современная языковая норма! Как мы пишем - так люди будут говорить. И ни в коем случае не наоборот! Всем понятно?
        Летучка дружно кивнула и что-то неразборчиво промычала. Опасаясь нарушить языковую норму.
        -Дак чё… - начал было главред, осёкся, приоткрыл ящик, заглянул в него и удовлетворённо хмыкнул. - Проблема в чём, я не понимаю. Тебе материал о легендах - на ползуба. Ты просто не хочешь. Объясни, почему. Вдруг я пойму и посочувствую.
        -Проблема в том, что известные на сегодня городские легенды всем осточертели, - сухо доложил Кузьмин. - Читатели их наизусть знают. Но каждый год по случаю Дня города отписаться на эту тему считает своим долгом любой, вплоть до распоследнего блогера… Дальше объяснять?
        -А ты подойди к вопросу творчески. Раскрой тему с новой стороны.
        -В смысле?
        Главред снова выдвинул ящик и ткнул в него пальцем.
        Кузьмин вздохнул и издали навесом метнул в ящик пятирублёвик. Метко.
        -Нету у нас новой стороны, - сказал он. - И не будет. Их ровно две: серьёзные краеведы и городские сумасшедшие. Краеведы уже видеть меня не могут…
        -А ты Василису к ним отправь. Молодая, красивая, и людям радость, и газете - материал, - посоветовал главред. - И вообще… Неужели тебе самому не интересно, например, кто живёт в пруду?
        -А кто живёт в пруду? - удивился Кузьмин неискренне.
        Вася шевельнулась, будто собралась ему подсказать, но потом отодвинулась.
        -Вот образованный человек, с высшим филологическим образованием, словесник! Гордость наша, кроме шуток. Он даже в курсе, как пишется слово «зиждется», - и не знает, кто живёт в пруду…
        Летучка засмеялась. Легко и приятно смеяться, когда не твоя задача городские легенды, когда ты пишешь, например, о спорте или даже о промышленности. И в спорте, и в промышленности регулярно что-то новенькое случается. Не победа, так поражение. Не взлетели, так упали. Нажрались допинга и морду кому разбили, в конце концов.
        На городские легенды совсем не похоже.
        -Золотой орёл живёт в пруду, - сообщил Кузьмин уныло. - Со Сталиным в обнимку. А ещё крокодил. И останки невинноубиенного удмурта. Тебе самому-то не надоело? А новые легенды - где я возьму? Ни у кого не завалялось парочки? Отдел культуры будет признателен… в пределах разумного.
        -Дак чё… - подал голос заведующий отделом новостей.
        И под общий хохот выложил на стол пять рублей.
        -Ладно, ладно, вы послушайте. Алексей Андреич, вам легенд не хватает, а материала для них на самом деле полно. У меня что ни день, такая дикая и безумная инфа проходит, из которой только легенды и стряпать. Надо просто её творчески переработать…
        -Ну совсем берега потеряла наша молодёжь! Выдумывать - неспортивно, - оборвал новостника главред. - Это не журналистика, а фантастика. Я человек старой закалки и категорически против. Вот уйду на покой, и занимайтесь тут без меня чем угодно, хоть фантастикой, хоть гомосексуализмом. А задача репортера - искать факты. Искать и находить.
        -А я о чём?! Давайте я культуре офигенных фактов накидаю!
        -Ага, - согласился Кузьмин. - Помню я твои факты. «Ижевский маньяк-некрофил заразил трупным ядом любовницу».
        -Это не мои!
        -Ижевский маньяк-людоед съел пенсионерку на Татар-базаре! - продекламировал Кузьмин зловеще.
        -Вот это точно не мои!
        -Как будто твои лучше. Ижевский маньяк-сантехник…
        -Ижевская маньячка Леночка на белой «Мазде», - напомнил главред.
        -А я виноват, что у нас все сумасшедшие какие-то ненормальные?! - почти обиделся новостник.
        Над этой репликой вся летучка задумалась и даже как-то загрустила. Первым очнулся главред.
        -Ты чёйта сейчас такое сказал?
        -Пять рублей, - ввернул Кузьмин. - За «чёйта».
        -А теперь дарю вам, Алексей Андреич, шикарный факт! - объявил новостник, пользуясь общим замешательством. - Тут появилась новая гайка…
        -Ой-ёй-ёй… - Кузьмин весь сморщился и замахал руками на новостника.
        -Да погодите вы. Это реально что-то новенькое. Здоровая такая ржавая гайка. Только не на Долгом мосту, а на плотине. И она к перилам не привязана, как обычно. Висит на цепи от бензопилы.
        Кузьмин переменился в лице. Напрягся весь. И главред сел прямее.
        -Ничего себе факт? Потянет на легенду? - Новостник улыбался, правда, слегка настороженно. Заметил странную реакцию старших.
        Кузьмин молчал. И тут главред сказал такое, что все остолбенели и затаили дыхание.
        -Чёйта он, с-сука такая? Смерти ищет?
        Кузьмин поглядел на главреда и не стал напоминать ему про пять рублей за диалектизм.
        -Думаешь, это вызов?
        -А что ещё?
        -С ума сойти… - Кузьмин обеими руками потёр лицо. Он вдруг здорово ссутулился.
        -Э-э… А поподробнее можно? - заинтересовался «криминал», он же завотделом происшествий.
        -Потом, - сказал главред. - Длинная история. И всё неправда. Легенда же. Кстати, про гайку - точно? Или как всегда?
        Новостник молча протянул главреду смартфон. Тот посмотрел на картинку, покачал головой, протянул смартфон Кузьмину.
        -М-да… Мотоцикл нарисовался уже? - спросил Кузьмин.
        Новостник поморщился.
        -Это женщин надо опрашивать. Вы же знаете, мужики его в упор не видят. Или прикидываются, что не видят. Я могу, конечно, подключить своих девчонок…
        Женщин на летучке присутствовало ровно одна - Вася. И все теперь смотрели на неё.
        -Да что она знает… - буркнул главред. - Молодая ещё. Перестаньте таращиться на девочку. Не смущайте.
        Вася смущаться и не подумала. Настал её звёздный час.
        -Давайте я напишу про мотоцикл, - сказала она просто.
        В кабинете повисла тишина, какая-то нехорошая, ледяная. Молчали и старшие, и младшие. Отдел новостей, отдел происшествий, «политика», «спорт», спецкоры - все глядели на юную стажёрку. И, судя по выражению лиц, настроение у коллег было так себе. Особенно у специальных корреспондентов. Это ведь их профессия - расследования. И сейчас на них повесят легендарный мотоцикл, в который никто не верит, потому что он - стопроцентная галлюцинация. Вот счастье-то привалило. Судя по реакции главреда, он воспринимает эту нелепицу всерьёз, считает если не опасной, то как минимум неприятной и не отдаст её неопытной девчонке.
        -А что у тебя есть? - спросил главред.
        -В лучшем случае у неё свеча от мопеда в сумочке, - Кузьмин фыркнул. - Остынь, Вася.
        -Ну-ка, Лёша, не спеши. Так что у тебя есть, Василиса?
        -У меня есть подруга, которую он подвёз, - сказала Вася, очень стараясь, чтобы голос не дрожал.
        -Когда?! - быстро спросили хором сразу четверо: главред, Кузьмин, новостник и «криминал».
        -Позавчера, - отчеканила Вася. - И это с ней второй раз уже.
        Кузьмин аж засопел, так ему не понравилось услышанное. «Криминал» разочарованно скривил губу и переглянулся с новостником - ну, понятно, белочка к кому-то приехала в образе мотоцикла. Главред, напротив, весь подался вперёд.
        -Рассказывай.
        -Это не алкогольный психоз. - Вася старалась говорить как можно убедительнее. - Марина, она вообще спортсменка… Бывшая. Сейчас танцовщица в клубе.
        О том, что Марина танцует стриптиз, Вася решила пока не распространяться.
        -Пьёт очень редко. Месяц назад поссорилась с другом, ушла от него ночью. Ей показалось, за ней кто-то идёт. А потом вдруг появился старый мотоцикл. Точно, как в легенде. Марина на него села, он отвёз её домой и исчез. Утром она решила, что ей это приснилось. А вчера она звонила мне… Короче, она ещё не в панике, но близко к тому. Вы же знаете, мотоцикл так просто не приезжает. Знаете, да? - Вася огляделась.
        Ну да, они знали. Хотя, наверное, не хотели знать.
        -Пять рублей за «короче», - сказал Кузьмин. - Я заплачу, это мой сотрудник.
        И полез в карман.
        -Значит, оба раза она была в дымину… - задумчиво протянул главред.
        -Ну, выпила, конечно, но очень хорошо всё помнит. Ей просто было страшно, она старалась забыть.
        -Над нами будет ржать весь город, - пообещал Кузьмин. - Ей-богу, я уже согласен на того, кто живёт в пруду! Да чего там, я на орла согласен.
        -Давайте я про удмуртского шамана напишу, - предложил вдруг «спорт», глядя в потолок. - У нас есть такой Шудегов, хоккеист с мячом, он уверяет, это был его прапрадедушка или вроде того. Красиво врёт, заслушаешься.
        -Очень самоотверженно, только отдел культуры не оценит твою жертву, - сказал главред.
        -Дак чё, я не даром, я за бутылку.
        -Денежку - вот сюда. А тебе, Лёша, времени - неделя.
        -Ну не надо, - очень тихо и как-то неуверенно попросил Кузьмин. - Ну зачем.
        -Дам полосу. Ты знаешь, как сделать из этой истории конфетку, объясни Василисе структуру материала. И помоги.
        -Это очень много работы, чтобы была конфетка. Тут одним рассказом очевидца не отделаешься. Тут столько всего придётся поднять… И никаких доказательств. Голая фантастика, которую ты не любишь. И правильно не любишь. Это не наш уровень. Мы не бульварный листок. Такое даже на сайт положить будет стыдно…
        Кузьмин почти умолял. Почти ныл. Вася его таким раньше не видела. Обаятельный и уверенный в себе дядька, крепко за полтинник, но очень даже ещё ничего, Кузьмин вдруг будто сдулся.
        Главред на его мольбы никак не отреагировал. Он уже говорил с бильд-редактором.
        -Гайку на мосту сегодня же отснять, пока её на сувенир не утащили…
        -Не утащат, цепь заклёпана, - ввернул новостник.
        Главред не глядя отмахнулся.
        -Это Ижевск. Перекусят… И найди хорошую фотографию «пса» раннего выпуска. Семьдесят четвёртый, семьдесят пятый год. У него зеркало на торце руля и шильдики плоские, наклейками.
        -Зеркало как раз не показатель. Главное - рёбра на головке цилиндра стоят веером и глушак прямой, - сказал бильд. - Тогда точно семьдесят четвёртый. Я знаю.
        -Ишь ты!
        -Это Ижевск, - напомнил бильд, усмехаясь. - У моего отца был рыжий «пёс». Теперь жалеет, что продал.
        -А у меня - красный. Восемьдесят второго года. Сыпался, зараза… Но зато как ездил!
        Главред вздохнул.
        Кузьмин тоже вздохнул, но без толку, его не услышали и не заметили.
        -Совещание окончено, всем спасибо, - сказал главред. - Работаем.
        Народ потянулся из кабинета.
        -Дмитрий! А вас я попрошу остаться… На минуту.
        Кузьмин в дверях оглянулся. К главреду подошёл «криминал», и они зашептались. Кузьмин неопределённо хмыкнул и пропустил Васю вперёд.
        -Лёша! Ты тоже задержись чуток.
        «Ну, будет мне сегодня, - подумала Вася. - И всё-таки я не могла иначе. Не могла упустить момент. Он должен понять. Он ведь тоже репортёр».

* * *
        На улице Кузьмин потянул носом воздух и сказал:
        -Не весна ещё. Вот не весна. Ты куда сейчас? В оперный? Давай, нам по пути.
        До самой площади он молчал, думая о своём. Вася все порывалась сказать - вы извините, так получилось, я не нарочно, вы поймите, - но Кузьмин был где-то далеко, слишком далеко.
        На площади он оглянулся в сторону пруда и неожиданно спросил:
        -Никогда не задумывалась, что «лыжи» - авангард?
        -В смысле?
        -В самом прямом смысле. Такой добротный советский конструктивизм. Обрати внимание, всё, что поставлено в городе после Советов, - памятник крокодилу, пельменю, лосю, Ижик вот этот, который мне почему-то активно не нравится, - вполне традиционная скульптура. Коза железная, скорее, панк, ну, с элементами панка, она за скобками. Прекрасная коза…
        «Лыжи» отсюда были едва видны - чёрточка, устремлённая в небо. Вася вспомнила поверье: если, стоя лицом к монументу и пруду, мысленно три раза задать какой-нибудь животрепещущий вопрос, придёт четкое понимание, как его решать. Прикинула - далековато. Да и вопрос ещё не оформился.
        -А «лыжи» - это конец шестидесятых. Казалось бы, время, когда всё в стране зарегламентировано до посинения. Шаг вправо, шаг влево карается на худсовете. Тем временем скульпторы шарашат нам авангардные монументы на народные денежки, и хорошо ведь получается.
        -Я знаю, что… Не всё было так однозначно, - осторожно высказалась Вася.
        Кузьмин её не расслышал, он глядел в сторону монумента.
        -Я ведь был на открытии, - с затаённой грустью сказал он. - С ума сойти. Пацан ещё совсем. Но что-то помню. Столько всего помню… Господи, как же я ненавидел этот город!
        Вася даже слегка поёжилась - с таким чувством Кузьмин это выпалил.
        А ещё показалось, он говорит о чём-то другом. О чём-то большем.
        -Пойдём, - Кузьмин, глядя под ноги, зашагал к оперному театру, Вася пристроилась рядом. - М-да… А ведь город - редкий. Он настоящий. Он не прикидывается, не пытается тебя обмануть. Едешь по Пушкинской - хороший, качественный такой город. Его можно потрогать руками. Вдруг - бац! - та же Пушкинская, а вокруг деревня. Но деревня тоже правильная, в ней живут, а не доживают. А мой родной Машиностроитель, весь облезлый, где в любое время суток можно схлопотать в бубен? Да, облезлый, но это не руины, там всё настоящее, там есть сила какая-то! А эта площадь? Её так легко было испортить, превратить в бессмысленное парадное недоразумение, и сколько таких нелепых площадей в разных городах… А наша - хорошая площадь для жизни. И набережная выше всех похвал. И куда ни посмотришь, всё по делу. По трамваям часы можно проверять. Тротуарам - Москва завидует… Но дело вообще в другом. Здесь всё держится на контексте, на глубоко зарытых смыслах. На впитанном с молоком матери осознании того, что город очень непростой. С этим живут и об этом не говорят. Просто знают. Это как ижевский говор - он же весь строится на
интонациях. Без интонаций его не существует. Почему главный борется с диалектными словечками? Открою страшную тайну: потому что их не осталось достойных! «Дак чё» и «в смысле» - курам на смех. Даже наше шикарное «чёйта», которое лично я обожаю, - это, в общем, не диалект. Все дело в интонации. Ижевск - город контекста. Если не нравится Ижевск - значит, ты ещё не в теме. Стоит её уловить, и город тебя поднимет, он тебе поможет, жизнь наладится и всё получится. Ну, либо ты самого себя не любишь, а тогда уже никакой контекст не спасёт.
        Он говорил так увлечённо - Вася жалела, что не может украдкой включить диктофон.
        -А я терпеть не мог Ижевск, было такое. Только с годами до меня дошло: на самом деле я ненавидел себя и свою жизнь. Мне казалось, я тут заперт, и очень хотелось вырваться. Рано начал читать, полюбил книги, в романах всё было такое большое и яркое. Там можно было чего-то добиться, что-то сделать. А здесь за меня всё решили заранее - где учиться, с кем водиться, когда и за что в первый раз присесть. Да-да, не делай большие глаза. У нас на Машике в семидесятых было просто: либо ты, либо тебя. Я не любил, когда меня, поэтому откладывал книжку и шёл с пацанами бить морды. А потом и чего посерьёзнее. А дальше, когда оставалось всего ничего, чтобы юный мечтатель загремел за ограбление в составе группы, да с намерением и прочими отягчающими, да ещё и как организатор… Вдруг повезло. Меня Гена Вахрушев буквально за шкирку вытащил из дурной компании. Генке было двадцать пять, мне четырнадцать, я ходил к его младшему брату меняться книжками. Младший был книжный червь, как сейчас бы сказали, ботаник, но его на районе все знали и не трогали из-за Генки. Потому что тот служил опером в убойном отделе. Совсем
молодой и чертовски въедливый опер. И Генка своим острым глазом засёк, что меня надо спасать. Знаешь, он просто со мной поговорил. Разъяснил юному мечтателю его будущность, на пальцах буквально. Сколько лет, за что, когда и по какой статье я загремлю снова и так далее. А главное, обрисовал, как в эту воронку засасывает всё глубже и глубже. Дал алгоритм падения. Вскрыл недоступные мне смыслы и разжевал. А потом говорит: «Лёха, не будь идиотом, тебе же все дороги открыты. Хочешь выпендриваться - делай по-взрослому. Никого не бойся и посылай всех на…» Посылать я умел… Но как же оказалось страшно поначалу. И трудно. В книгах герои всего добивались одним рывком. На то они и герои. А нормальному человеку приходится день изо дня биться в стену лбом. У меня ещё был огромный плюс на старте - ежедневным чтением я «поставил» себе грамотность и набрал большой словарный запас. Собственно, на этом меня Вахрушев и поймал. Услышал, разглядел. И поймал. А брат его был внештатником в нашей «районке». Юный корреспондент, как это тогда называлось. Он сам пытался влиять на разных хулиганов, но куда там. Авторитета не
хватало и, главное, знания жизни. Если бы не Гена… Мало кому выпадает такая удача. Мне повезло.
        Кузьмин умолк. Потом вдруг спросил:
        -У тебя свеча-то есть?
        Вася настолько не была готова к столь резкой перемене темы, что дежурное «В смысле?» застряло у неё на полпути к выходу, и девушка просто закашлялась.
        -Извини, - сказал Кузьмин. - Мысли скачут. Дурацкий сегодня день, не могу толком сосредоточиться.
        -Это вы меня извините!
        -За что? А-а… Ну да, больше так не делай. Не потому что субординация, а просто не надо поперёк батьки в пекло, ты погоди, вдруг батька чего знает. А эта история с мотоциклом настолько стрёмная, что когда она подходит к концу, лучше быть как можно дальше. Ибо взнуздан уже конь бледный… И всё такое. И полетят клочки по закоулочкам.
        Вася порылась в сумочке и нащупала свечу зажигания. Предмет насмешек, увидав который подруги крутят пальцем у виска. А ещё талисман девушки, чья работа - шляться по городу в любое время суток.
        Абсолютно нелепый талисман.
        -Ну давай, давай, - подбодрил Кузьмин. - Вас таких, со свечами, тысячи, наверное. Не скажу, десятки тысяч, но тысячи - уверен. И заговор молчания у вас, потому что не хотите выглядеть идиотками. Понимаю и сочувствую. В редакции тоже… Заговор молчания. Сашка-то, новостник наш, он меня просто хотел лишний раз поддеть с этой гайкой на плотине. Главред не любит фантастику и мистику, а я когда про гайки слышу, вообще зверею и на стену лезу. Откуда Сашке знать про цепь от бензопилы…
        Вася двумя пальцами выудила свечу и протянула Кузьмину.
        -А с другой стороны… - Кузьмин взял свечу и присмотрелся. - От нас ничего не зависит. Это уже не наша игра. Как появилась гайка - финита ля комедия. Теперь они не успокоятся, пока один не умрёт.
        -Мотоцикл - и… - робко начала Вася.
        -И маньяк, - просто и веско сказал Кузьмин, отдавая свечу. - До меня только сейчас дошло - если вернулся тот самый упырь, ему должно быть уже крепко за шестьдесят. И тогда он действительно ищет смерти. Гайка на мосту - не вызов. В некотором роде это крик о помощи. Такой же крик о помощи, как девчоночья гаечка на розовой ленточке… Или он возомнил себя всемогущим? Хм, тоже вариант… Но тогда получится самоубийство бога, чисто по Борхесу.
        -Ничего не понимаю, - честно сказала Вася.
        -Ты в хорошей компании, - Кузьмин мягко улыбнулся. - Никто не понимает. Не может быть такого, чтобы по городу ездил мотоцикл, в который вселилась душа погибшей собаки, и охотился на своего убийцу. Но если поверить… Тогда твоя Марина в серьёзной опасности. Не стал бы он без особой причины так её пасти.
        У Васи отвисла челюсть.
        -Думаешь, он просто женщин спасает? Ну спасает, безусловно. Но вообще этот «пёс» делает то, чем занимался вместе с хозяином, когда был настоящим рыжим псом. То, чему его научили. Маньяка на вас ловит, как на живца. Да, попутно он выручает девчонок, попавших в беду, гоняет от них всякую шелупонь, которая напугается на всю жизнь и бросит хулиганить - тоже, согласись, неплохо. Но когда мотоцикл встретит свою цель, то задавит её насмерть и исчезнет навсегда. Если он до сих пор возвращается и никого не убил - значит, ему не попался тот самый человек.
        Вася молчала, переваривая услышанное. Кузьмин говорил о невероятном абсолютно буднично и просто.
        Словно знал, что говорит чистую правду.
        -Вот такая она на самом деле, легенда о мотоцикле. Как говорит наш главный: «Это Ижевск!» Он уверен, что это всё объясняет. Я когда молодой был, не понимал, а вырос - понял: действительно объясняет. Ижевск очень настоящий во всех своих проявлениях. В него веришь. А если веришь - не пропадёшь. Обожаю этот город.
        Подумал и добавил:
        -А маньяка нам тут совсем не надо.
        Сунул руку за пазуху и достал предмет, который Васю добил окончательно.
        -Кстати, вот тебе от главного. Бери, бери, пригодится.
        На его ладони лежала свеча зажигания. Не такая, как у Васи. Похожая, но другая. Неуловимо красивая.
        -Итальянская, «Маньети Марелли», - сказал Кузьмин. - Настоящая свеча от «Иж Планеты Спорт» семьдесят четвертого года. Главный попросил, если увидишь мотоцикл - отдай ему.
        -В смысле? - только и вымолвила Вася.
        -Под сиденье положи. У него сиденье откидывается, там ниша для всякой мелочовки. Это его свеча.
        Тут-то Васе и стало по-настоящему страшно.

* * *
        Своих настоящих серийных убийц в городе никогда не водилось, попадались одни залётные, успевшие до того набедокурить в других местах. В теории, Ижевск - мечта маньяка, тут всюду парки и лесополосы, где можно зверствовать годами, оставаясь незамеченным. На практике всё намного сложнее: испокон века территории поделены и контролируются местными, которым отморозок «на районе» даром не нужен, и вообще, не любят они сумасшедших. Углубившись в перелесок, надеясь застать там беззащитную пенсионерку, собирающую грибочки, ты и не заметишь, как за тобой увязались крепкие ребята с очень заинтересованными лицами. Маньяки на подходе к жертве пугливы и осторожны, им в Ижевске трудно жить.
        Это Вася не сама придумала, ей Марина сказала.
        -Ты поэтому ночью прёшься через Берёзовую рощу? - спросила Вася. - Потому что маньякам у нас трудно? Хочешь облегчить им жизнь?
        -Потому что два километра по прямой, и я дома, - объяснила Марина. - А Берёзовая роща - культурное место, я иду и наслаждаюсь тишиной. И чихала я на твоих маньяков, у меня разряд по кикбоксингу. Просто надо меньше пить. Но я не могу, у меня нервы.
        -У тебя идиот, который их треплет, эти нервы.
        -Вот уж не твоя печаль.
        Вася нашла и показала ей на смартфоне фотографию старого «пса».
        -Чудесный «ижик», - сказала Марина. - Я ведь его сразу узнала, у папашки моего такой был. Ласковый. Ты его гладишь, а он урчит. Кстати…
        Она полезла в шкаф, долго там копалась в старых фото, нашла одно, долго на него смотрела и разочарованно сунула обратно.
        -Не такой. Совсем память никуда.
        Пожилые клиенты в клубе бывали, но «о-очень респектабельные, у нас же фейс-контроль».
        -Честно тебе скажу - к мотоциклу я уже почти привыкла. Он меня оба раза напугал в сто раз больше, чем та сволочь, что за мной увязалась. Если вообще увязалась, я же не видела, ощущение только взгляда в спину, и вроде как тень за деревья пряталась. И тут, понимаешь, является такой всадник без головы… Утром очухалась, думаю - здравствуй, дурка. А сейчас его встречу - обрадуюсь. Он клёвый. А вот что меня преследуют… Не верю. Не хочу… А если это Витька за мной ходит?!
        -Зачем?
        -Охраняет!
        Мысль о том, что за Мариной ходит её непутёвый возлюбленный, привела девушку в крайнее возбуждение.
        -Сегодня я тебя охранять буду, - пообещала Вася.
        -Ну щас! Спугнёшь!
        -Кого?
        -Всех!
        -Дак чё, верно говорят, у нас даже сумасшедшие какие-то ненормальные… - уныло протянула Вася.

* * *
        После работы очень хотелось расслабиться, но сегодня Марина ограничилась бокалом вина. Попрощалась с ребятами и пошла домой. Все девчонки разъезжались: кто на такси, кто на приятелях, одна Марина ходила пешком, её за это сначала осуждали - ну сумасшедшая ведь, - потом вроде привыкли. А ей было надо как следует продышаться перед сном. И она не боялась города. Здесь всегда можно договориться с теми, кто ищет приключений, а если попадутся недоговороспособные - врезать самому крутому и убежать. И то и другое она умела превосходно.
        Тропинку через Берёзовую рощу Марина про себя называла «полкилометра хорошего настроения», но сегодня с настроением как-то не складывалось. Луна светила неплохо, но ветер шумел листвой, и сколько ни напрягай уши, шагов за спиной не услышишь. Пару раз Марина резко оглядывалась - ничего. Она поняла, что нервничает, и сильно, вот-вот испугается и побежит куда глаза глядят. Это отходит кураж после работы, накатывает усталость, а за ней придёт страх. Зря она не выпила крепкого, как делала обычно… А потом все случилось резко и сразу. Ощущение тяжелого взгляда между лопаток. Холод по позвоночнику. И опасность надвигается сзади. Надо было сразу бить с разворота, пусть мимо, просто чтобы отпугнуть, но Марину будто парализовало. Она ждала чего-то, готовилась, и вот это пришло, а у неё совсем нет сил. Вот так нас, дур, и убивают. И поделом.
        Она была уверена, что горячее дыхание коснулось её шеи, когда совсем рядом взревел мотор. Силы вернулись сразу, Марина прыгнула в сторону, обернулась, успела заметить, как под деревья метнулась чёрная тень, а за нею следом в рощу врубился мотоцикл и пошёл там что-то ломать с хрустом и треском.
        Марина трясущимися руками достала из сумочки зажигалку и сигареты. Руки тряслись исключительно от нервов, это точно. Мотоцикл кого-то гонял по роще. Она бы ему сейчас охотно помогла, да не хотелось лезть под колеса.
        Страха как не бывало.
        Через пару минут мотоцикл появился на тропинке, отряхиваясь и тяжело дыша. Подкатил к Марине, заглушил мотор и преданно уставился на девушку снизу вверх.
        -Хороший ты мой, - сказала девушка и погладила его по рулю. - Защитник.
        Защитник, неловко изогнувшись, попытался ручкой «газа» достать до сиденья. Не дотянулся, конечно. Марина рассмеялась и принялась его чесать. Мотоцикл зажмурился и вывалил язык.
        -Славный мой «ижик», - приговаривала Марина.
        В неярком лунном свете мотоцикл казался бурым, а не оранжевым, но по всем остальным признакам это был тот самый, из легенды, красавец. Гордость Ижевска - «Иж Планета Спорт», он же «Иж-ПС» ипотому в народе «пёс». Самая быстрая серийная техника Советского Союза, одиннадцать секунд до сотни. Прямо жаль, что не даст как следует на себе покататься, до дома подбросит - и всё. Ничего не поделаешь, у него - служба.
        «А ведь не пила», - подумала Марина.
        До неё вдруг дошло, что она практически трезвая на полном серьёзе общается с неодушевлённым предметом. Спинку ему чешет. А этот - тащится. И чего-то пытается ей про себя рассказать по-своему. Получается не очень, но это не мотоцикл плохо говорит, а она плохо понимает.
        -Жалко, ты его сегодня не задавил, - сказала ему Марина. - Ничего, в другой раз догонишь.
        «Пёс» аж вздохнул.
        -Ой, погоди… Погоди, дорогой, у меня ведь для тебя что-то есть.
        Марина зашарила в сумочке, мотоцикл заинтересованно следил.
        -Гляди! Гляди, узнаешь?
        Мотоцикл ткнулся ей в руку холодным носом и завилял хвостом. Марина не сразу догадалась, как откинуть сиденье, и тогда он, встряхнувшись всем телом, распахнул его сам.
        -А может, её тебе… Привинтить? Так лучше будет? А куда…
        -Давайте поможем! - донеслось издали.
        Марина от неожиданности подпрыгнула, мотоцикл оглянулся через плечо.
        По тропинке быстрым шагом приближались двое, пожилой и молодой.
        -Простите, что вторгаемся, так сказать, в ваши личные дела… Я - Вахрушев, главный редактор…
        -Дак чё, я вас знаю, по телевизору видела. Здрасте.
        -Оперуполномоченный Иванов, уголовный розыск, - молодой небрежно махнул удостоверением. - Ваш мотоцикл?
        -Мой, - твёрдо ответила Марина.
        -И документы есть?
        -Дома забыла.
        -Напрасно… - Молодой пристально разглядывал «пса». Тот стоял, как вкопанный. Если не заметить, что подножка поднята, нормальный такой «пёс», никакой мистики.
        Главред присел на корточки и вдруг обнял мотоцикл. Прижался лицом к бензобаку и затих.
        -Ну и что тут было? - поинтересовался молодой.
        Марина сразу поняла, что он не верит в мотоцикл, и завелась с полуоборота.
        -В смысле? - процедила она.
        -По лесу зачем ездили? Нарушаем?
        -Чёйта ты такой дерзкий? Где твоя палка полосатая? Тоже дома забыл?
        -А документики предъявим, девушка?
        -А жетон нагрудный? А жилет со свето-воз-вра-ща-ю-щи-ми элементами?! А ЧЁЙТА ТЫ ВАЩЕ НЕ ПО ФОРМЕ?!
        Иванов на всякий случай попятился.
        -Молодые люди, не ссорьтесь, - глухо сказал главред. - Мариночка, дайте свечу, пожалуйста. Действительно, лучше её поставить, а то старая ещё тогда два сезона отходила, успел погонять братец мой…
        В руке у пожилого оказался ключ-свечник. Иванов, подчёркнуто стараясь не смотреть на Марину, хмуро наблюдал за тем, как пожилой колдует над мотором.
        -Вы уж извините, мы Василису слегка растрясли насчёт вас, - сказал главред. - Волновались очень.
        -Дак чё волноваться, у меня охрана что надо. - Марина погладила «пса» по сиденью. - Но спасибо, конечно. Эй, гаец, на, гляди мой паспорт.
        -Я не гаец, - напряжённо сообщил Иванов.
        «Ну и хрен тебе тогда!» - хотела от всей души ляпнуть Марина, но решила не обострять. С этого станется уволочь её в отделение и попытаться оформить за непочтительный образ мыслей.
        Главред надел на свечу колпачок, выпрямился и погладил мотоцикл по сиденью. Посмотрел на Марину, и ей стало его очень-очень жалко. Что он сказал - «братец мой»? Как о покойнике сказал. Так вот чей это мотоцикл.
        -Вы успели его разглядеть?
        -Не-а, - Марина виновато развела руками. - Вообще. Даже фигуру.
        -Так здесь был кто-то ещё? - оживился Иванов.
        -Он испугался мотоцикла, прыгнул за дерево, - сказала Марина главреду. - Извините. Я как-то готовилась, готовилась, что он за мной пойдёт, и совсем не приготовилась.
        -Что значит - испугался мотоцикла? - напирал Иванов. - Вы ехали, а здесь кто-то был, и?…
        -Слышь, ты, не-гаец, - сказала Марина. - Ну вот я дам тебе показания. А ты их даже не оформишь. Ты их в корзину тут же. Потому что бред и глюки. Давай мы без тебя как-нибудь.
        Главред молча гладил «пса» по сиденью. А потом спросил его:
        -Ну и сколько будешь прикидываться?
        Мотоцикл и ухом не повёл.
        -Вниз посмотри, - сказал главред Иванову. - Загляни под него. Там интересно.
        Из-под мотоцикла донёсся металлический звяк.
        Марина рассмеялась.
        -Вот зараза, а? Как он мне нравится! Забрала бы домой, да не пойдёт ведь.
        -Не пойдёт, - согласился главред. - Он на охоте. Вам Василиса ничего не объясняла? Хотя она мало знает…
        -Ну и что тут интересного? - спросил Иванов снизу.
        -Он подножку уронил, конечно, но не встал на неё. Откинь её назад, увидишь что к чему.
        -Не откидывается…
        Главред отошёл от мотоцикла и встал с Мариной рядом. «Пёс» застыл неподвижно. Он только слегка вздрагивал, когда Иванов дёргал его за подножку.
        -Дак чё, плохо всё это кончится, а? - спросила Марина тихонько. - Нам его никак… Не спасти? Он убьёт этого гада и сам убьётся, верно?
        -Боюсь, что так.
        -А почему я?…
        -Почти уверен, что случайно. Но нам с вами очень повезло, спасибо большое.
        -За что? - искренне удивилась Марина.
        -Вы в него верите, - сказал главред. - Мне кажется, кто в него верит, тот ему помогает.
        -Да в него полгорода верит!
        -Ах, если бы… - Главред ласково, отечески, положил руку Марине на плечо. Рука была сильная, тёплая, добрая.
        -Да я вам точно говорю. У меня на работе все девчонки свечи в сумочках носят. Примета такая - кто со свечой, всё будет хорошо. Ну пусть они не очень верят, но свечи-то… Свечи ему помогут?
        -Будем надеяться.
        Иванов выпрямился, очень недовольный, и тут у него в кармане зазвонило.
        -Да. Так точно, на месте. Осматриваю. Ничего подозрительного… - он бросил мстительный взгляд на Марину и доложил в трубку: - Каталась на нём по Берёзовой роще. Без документов, вероятно, в нетрезвом виде.
        Марина дёрнулась было, но главред её удержал и прошептал: «Тихо-тихо-тихо…»
        -Это вас. - Иванов протянул трубку главреду.
        -Слушаю. Дак чё, он самый, у меня лично никаких сомнений… А что я могу тебе предъявить?… Откуда номер, Генка его в последнее лето нарочно снял. Есть только номера рамы и двигателя, я попробую их щёлкнуть, но сейчас темно. А потом - что толку? Мало ли откуда тут взялся рыжий «спортач». Он прикидывается ветошью изо всех сил. Я уже сам не верю. А-а… Понял. Ты гений. Это гениально, кроме шуток. Ждём.
        Он отдал трубку Иванову и повернулся к Марине.
        -Смотри, как было дело. Ты шла с работы, он тут стоял.
        -Нет, - отрезала Марина.
        Она устала, её начинало потихоньку трясти после всего пережитого, но за своего любимого «пса» - именно так и никак иначе, - Марина была готова порвать кого угодно.
        Главред посмотрел на неё очень внимательно и кивнул.
        -Согласен. Когда спросят - рассказывай что видела. Но тогда ни слова неправды. А это значит - мотоцикл не твой. Он сам по себе. Так надо, поверь.
        -Вы ему, собственно, кто? Родственник? - съязвила Марина.
        -Ну… Вроде как дядя, если тебя такая формулировка устроит. Он принадлежал моему брату.
        -А потом?
        -А потом брат погиб. И его рыжий пёс тоже. А этот рыжий «пёс» исчез. И вернулся уже как городская легенда. Как пёс-призрак, который выручает девушек на ночных улицах. Говорю - и сам сомневаюсь. Но это так.
        Теперь зазвонило в сумочке у Марины. Она коротко бросила в смартфон: «Всё нормально, тут твой главный, потом позвоню», сунула его обратно и достала сигареты.
        -Рыжая беспокоится. Ну, Васька. Дак чё, кому я правду говорить-то буду?
        -Гайцам. Сейчас тут будет машина. Они заберут мотоцикл на штрафстоянку.
        -Так он же… А как же… - Марина чуть не выронила зажигалку.
        -У вас два выходных. А мы поглядим на его поведение.
        Марина поёжилась.
        -Я, наверное, больше не нужен? - подал голос Иванов.
        Голос был полон надежды.
        -А вас я попрошу остаться!
        Иванов широко зевнул, извинился и совсем по-человечески попросил у Марины сигарету. Минуту-другую все молчали. Потом Марина пробормотала:
        -Вы извините, конечно. Но как всё это понимать? Я не сумасшедшая. Вы вроде тоже. Ваш брат не просто так погиб? А кто за мной ходит? Это всё связано. Но как может быть, чтобы мотоцикл…
        -Ну ты же сама видела.
        -Видеть-то видела. А теперь он стоит тихонько - и я прямо не знаю. Как он мог?… Он какой-то волшебный?
        -Это не он сам. Это Ижевск, - сказал главред. - Такой особенный город. Никакой мистики. Просто Ижевск.
        Послышался гул двигателя, тропинку залил яркий свет. Это приехала машина ДПС. За ней кое-как протолкался эвакуатор.
        -Ну, держись, - сказал главред тихонько.
        Гайцы взялись за дело споро и несколько даже подозрительно вежливо. Им, судя по всему, объяснили: тут особый случай. Заявление Марины о том, что мотоцикл гонял по лесу незнакомца, не вызвало никакого видимого удивления. Просто один сдвинул фуражку на затылок, а другой натянул на самый нос. В протокол записали уклончивое: «Обнаружила мотоцикл».
        Иванов пытался заснуть стоя, но Марина его растолкала.
        -Дак чё, увидел? - спросила она, тыча ему протокол под нос. - Я что тебе говорила? Вот это самое. Вот оно, моё чистосердечное признание! Обнаружила, мать его, обнаружила! С моих слов записано верно! Это какой-то прямо… Я прямо не знаю… тридцать седьмой год!
        -Ну поехали ко мне, другой протокол составим, - предложил Иванов, зевая. - А потом немножко поспим.
        Чем оскорбил девушку до глубины души.
        Главред заткнул уши. Гайцы старались не ржать.
        -Да я не в том смысле! - оправдывался Иванов. - У нас в отделе на диване прилечь можно… Меня срубает просто, день тяжёлый был.
        Наконец формальности были улажены, мотоцикл погружен на эвакуатор, тот кое-как задом пополз из рощи.
        -Мне нужен хороший глоток коньяка, - сказала Марина, нервно ёжась. - И хорошая компания. Ты - вали отсюда на фиг, а вас - приглашаю.
        -Не очень-то и хотелось, - буркнул Иванов и растворился в темноте.
        Главред взял девушку под руку.
        -Мне всё это приснилось. Чудес не бывает, - сообщила Марина обречённо.
        -Бывают, - сказал главред. - Вон Василиса бежит, например. Её привёз мой старый товарищ, который тоже верит в мотоцикл. Ты же хотела хорошую компанию.
        -У меня на всех не хватит! - встрепенулась Марина.
        -У него с собой есть, - заверил главред.

* * *
        -Давайте по порядку, - сказал Кузьмин. - Итак, что у нас. Был семьдесят пятый год, когда оперативник Геннадий Вахрушев заподозрил неладное. За лето в лесополосе на Буммаше набрались три «глухих» трупа, их ничего между собой не связывало, ну совсем ничего, кроме места. Да и место, в общем, не очень, большой разброс.
        Вахрушев знал, что в городе пока ещё не было серийных убийц, и тут вроде бы ничего не указывало на серийность. Его смутил один момент - жестокость убийств возрастала. Первая женщина была просто задушена и изнасилована. У второй голова разбита о ствол дерева, что указывало, между прочим, на большую физическую силу. У третьей были множественные повреждения и, в частности, страшно разорвано, фактически перепилено неизвестным предметом горло.
        Вахрушев был любопытен и общителен, дружил с самыми разными людьми. Знакомый психиатр подтвердил его догадку: ачто, если убийца - дезорганизованный тип, для которого характерна неразборчивость в жертвах, и он ещё не выработал свой индивидуальный почерк. Так Вахрушев вышел ещё на трёх погибших, мужчину, женщину и ребёнка. Все погибли в зелёных зонах, ребёнок в самом центре города, в парке Кирова. У ребёнка - горло в клочья. По двум эпизодам уже сидели какие-то алкоголики, по третьему шёл суд. Вахрушев пошёл к начальству и ожидаемо получил совет: не умничать.
        Зимой убийца не был активен, но следующей весной он убил женщину в Берёзовой роще и обронил орудие, которым уродовал своих жертв, - расклёпанную цепь от бензопилы. Не исключено, что нарочно. Эта цепь привела Вахрушева просто в бешенство…
        -Я его слова повторить не то что при дамах, а просто не могу, - сказал главред.
        И немедленно выпил.
        Они сидели у Марины, на столе лежал диктофон, Вася делала пометки в планшете. Все очень старались делать вид, что работают. Но думали о мотоцикле - как он там? Стоит на штрафстоянке один-одинёшенек, никто его не приласкает, не скажет доброго слова. Никто в него там не верит. Главред считал, что это гениально. Что так мотоцикл будет вынужден проявить себя. Остальные считали, что это жестоко. Все были, наверное, правы.
        Грустная получилась ночь.
        -Пока Вахрушев не увидел цепь, у него ещё оставались какие-то иллюзии насчёт убийцы. Ну дикий зверь. Ну псих несчастный. Теперь он уяснил, что имеет дело с форменным исчадием ада. С чем-то запредельным. С одной стороны, это была, несомненно, разумная тварь - хитрая, расчётливая, ловкая. А с другой - такой вот… Инструмент. Совершенно маньячный. И ещё из-за этой твари отбывали суровое наказание далеко не самые симпатичные, но невиновные люди. Как минимум по эпизоду с ребёнком. Вахрушев снова пошёл наверх - и уже серьёзно получил по шапке.
        Оставался только один шанс - взять гада и расколоть его. Вахрушев работал буквально день и ночь, без выходных. На него уже стали нехорошо поглядывать коллеги. А он мотался по городу на оранжевом «Иже», усадив перед собой собаку. Говорят, собака умела ездить и просто на сиденье, но тогда нельзя было делать резкие маневры - псине не за что было уцепиться.
        Это был кобель, крупная рыжая дворняга непонятных кровей, но с заметным участием немецкой овчарки, умница и превосходный охранник. Мог бы сдать экзамен по защитно-караульной службе на «отлично», просто никто не просил. Дрессировал собаку Геннадий скорее для порядка. Звали её оригинальнее некуда - Пёс.
        -Генка хотел назвать щенка вообще Собака, - сказал главред. - Но догадался, что с такой кличкой неудобно работать. Мы научили Пса делать «выборку из строя» просто для развлечения, веселить народ во дворе. Пёс никогда не ошибался. Теперь это пригодилось. Всё пригодилось. Гена привёл Пса на следующую жертву, и тот взял след. Потерял его на трамвайной остановке, но это было уже непринципиально. Гена объяснил Псу, что дело очень серьёзное, и был уверен: Пёс запомнит запах накрепко.
        Марина всхлипнула.
        -Извините… Я просто сейчас представила… Как он говорит с собакой, а та кивает в ответ… Ой, не могу… Что-то я совсем расклеилась.
        -Ничего удивительного. Ты говорила с ним этой ночью. Ну, с Псом. Я сам едва держусь. Это ведь я принёс его в дом.
        -Пока все не заплакали - продолжаем, - сухо произнес Кузьмин. - Весной семьдесят шестого, предположительно на одиннадцатой жертве, Вахрушев в одиночку взял маньяка. К несчастью, плохо взял. Тот мало того, что успел далеко уйти от места преступления, ещё и сбросил орудие - опять цепь. Вдобавок, он сопротивлялся, и Пёс оставил ему шрам через всю рожу, а Вахрушев жестоко избил, до потери сознания. Там ещё неизвестно было, кто кого одолеет - парень оказался здоровенный. Парень, двадцать три года.
        Вахрушев сгорел на этом деле.
        Он уже здорово всем надоел, его больше не любили, да и характер у него испортился за последний год. Теперь он превратил в котлету подозреваемого, а тот всё отрицал. В ментовке люди опытные, сразу увидели, что парень - их клиент, но за ним ничего не было. Чистенький. Обычно у таких типов за плечами хотя бы хулиганка. Нападение с попыткой изнасилования или ещё что-то в этом роде. У этого ничего. И ещё особенность. Когда психов берут, те довольно быстро колются и вываливают кучу подробностей обо всех своих преступлениях. А эта сволочь вела себя предельно нагло, качала права и катила бочку на Вахрушева. Не знаю, стоит ли упоминать… Скажем так, Вася, не для протокола. Гена намекал, что парень - из очень влиятельной семьи. Мы просто, кроме намёка, не имеем ничего. Но, похоже, у этого молодого человека было преимущество, недоступное рядовым психам, - он в принципе не привык и не умел бояться. Ему всегда всё сходило с рук. А теперь его собакой покусали, морду попортили - и он горел желанием Вахрушева посадить. И чудом, в общем, не посадил. Мы понятия не имеем, на каком уровне разруливался этот инцидент.
Но молодой человек отправился домой к мамочке, а Вахрушев загремел из ментовки.
        -Он даже не запил, - сказал главред. - Просто осатанел. Такая холодная решимость довести дело до конца, неважно, каким образом… Мне страшно было. Он твердил: это Ижевск, мы крокодилы, мы уродов жрём. Тут уродам не место.
        -Геннадий открыл на маньяка охоту частным порядком. Он был уверен, что парня уберут из города, и тот ещё чёрт знает чего наворотит там, где к его появлению совсем не готовы. Маньяк получал огромную фору по времени. Сколько будет жертв, поди угадай. Но Гена рассчитывал, так сказать, на прощальный выход. Маньяк ведь захочет доказать себе, что победил и может творить что угодно совершенно безнаказанно… Через месяц Гена застукал его в парке Кирова.
        Парень учился на своих ошибках, помимо цепи у него был топор, и он тяжело ранил Пса. А ещё у него теперь был мотоцикл. Гена водил отменно, догнал его на плотине и сбил. Но сам неудачно свалился и влетел головой в ограждение. Маньяк поднялся и уехал. Пёс кое-как приковылял к плотине, но до тела хозяина уже не дошёл. Говорят, он страшно выл, почти кричал. И упал рядом с мотоциклом. Так их и нашли.
        Вася шмыгнула носом и спросила:
        -Там разве не было сторожки тогда?
        -Была. Охрана сразу вызвала милицию, но сама ничего толком не разглядела. Или её заставили не видеть, кто знает.
        -Плотина, - сказал главред. - Сердце Ижевска, его смысл. Дак чё, тебе, Лёша, не интересно, кто живёт в пруду. Но кто живёт в плотине?
        -Пустой разговор, - Кузьмин покачал головой. - С тебя хватит того, что я во всё это верю? И не пытаюсь рационализировать?
        Главред молча кивнул и налил себе ещё.
        -Говоря по чести, большего я не имею права желать. Ладно, закругляемся. Погибших мы похоронили - нам сказали, что это банальная авария, - мотоцикл я забрал. Он простоял в гараже ровно одну ночь - его угнали. Очень аккуратно, открыв замок и навесив обратно. Я грешил на отца: тот видеть больше не мог этого «пса». Вообще не любил мотоциклы, а когда погиб Гена… Взял с меня слово, что в жизни не сяду на два колеса. Я купил «ижа», только когда умерли родители. Скоро, очень скоро…
        -Тот мотоцикл, пёс-призрак, каким мы его знаем, появился тем же летом, - продолжил Кузьмин. - Кстати, ему так и не дали клички, его с самого начала звали в городе просто «мотоцикл». Иногда он исчезал на пару-тройку лет, но обязательно возвращался. Постепенно вокруг него сложилась некая субкультура - все эти гайки и свечи.
        -Ну скажи, скажи! - попросил главред.
        -Хочешь, чтобы я тоже разревелся?
        -Не прикидывайся каменным.
        -Так я не каменный и никогда им не был, - просипел Кузьмин и поспешно налил себе коньяка. Быстро выпил. Откашлялся.
        -Гайки привязывают на Долгом мосту потому, что я не могу ходить на плотину. Меня оттуда вышвыривает. Физически. Не знаю, кто или что живёт в плотине. Но с тех пор, как погиб Генка, я там… Не могу находиться. Поэтому когда я выдумал гайки и свечи, гайки пришлось на Долгий мост перекинуть. И саму легенду отодвинуть от плотины. Так, чтобы плотина не упоминалась.
        -Так это вы… - прошептала Вася восхищённо.
        -Да, это я придумал. Отплатил Генке, которому по гроб жизни обязан. Генка придумал меня, а я - вот так. Стыдоба. Молодой был, глупый.
        -Да что же тут стыдного? - удивилась Марина. - Потрясающе! Вы… Вы замечательный!
        -Это ты ещё не знаешь, какой он замечательный!
        -Дак чё стыдного - масштаб, - отрезал Кузьмин. - Непонятно? Долго объяснять. Забудьте.
        -Пять рублей, - сказал главред.
        -Опять я на работе. Всегда на работе. Когда это кончится?
        -Никогда. Репортёр - это пожизненно.
        -Завтра отдам, нет мелочи. Ну и… Да, важное. Гайки не я снимаю с перил. Собирался-то сам, а чёрт знает кто их таскает. Ну и наконец… Мы по мере сил отслеживали убийства в городе. Профессия здорово помогла. После гибели Генки здесь не было местных серийников, только заезжие. Их всегда ловили быстро, и убивали они не в лесных зонах. А то бы им мотоцикл помешал. Ну, мне так кажется.
        -А этот придурок, который нападал на женщин в Индустриальном? - вспомнила Вася. - Его по собственной собаке ещё опознали.
        -Во-первых, он никакой не маньяк-серийник, а тупой придурок, много раз судимый - кражи, вымогательства, убийства. Во-вторых, мотоцикл зимой спит, в-третьих, обрати внимание, чем всё кончилось. Этот кретин выгуливал свою псину, кинулся на женщину в лесополосе, та закричала, он убежал с такой скоростью, что собака отстала. Полицейским осталось пойти за ней следом, молодцы ребята, соображают…
        Позвонили в дверь. Все посмотрели на часы, потом недоумённо переглянулись.
        -Кому не спится в ночь глухую… - пробормотала Марина и пошла открывать.
        -Откройте, полиция, - буркнул главред.
        -Ну давай накатим, пока нас не повязали, - сказал Кузьмин.
        В прихожей неразборчиво бормотали, потом раздался звонкий смех. Появилась Марина, зажимая рот ладонью. За ней вошёл Иванов, очень серьёзный.
        В руках у него была внушительная охапка роз и бутылка коньяка.
        -Хочу при всех, - заявил он. - Дорогая Марина, я вёл себя с вами как последний идиот. К несчастью, со мной это бывает от смущения. Я, если честно, очень застенчив. Особенно стесняюсь перед такими красивыми девушками. Примите мои извинения и этот скромный дар. Уфф… Вот.
        Мужчины зааплодировали.
        Иванов поклонился и нервно зевнул.
        -Если хочешь спать, диван - вон там, - сказала Марина, забирая цветы. - Отдыхай, горе луковое. Успеем ещё поговорить. В ближайшую пару дней меня вряд ли убьют.
        И чмокнула Иванова в щеку.
        -Вас не убьют, я прослежу, - пообещал Иванов, заметно краснея. - Кстати, пока не забыл. Мне поручено вам передать… - он повернулся к главреду. - Угнали мотоцикл ваш. Испарился со штрафстоянки. Как выехал, никто понять не может. Объявили в угон, будут искать, но шансов, думаю, мало.
        -Он ко мне не приедет, как думаете? - спросила Марина у главреда. - Я бы так хотела… Ему у меня будет очень хорошо.
        -Приедет… К кому надо, - буркнул главред. - А как дальше, не знает никто.
        -Я просто боюсь, что он…
        -Вот Алексей Андреевич считает, что он, когда выполнит своё предназначение, исчезнет, - сказала Вася и снова шмыгнула носом. - Очень грустно. Я не хочу.
        Кузьмин неопределённо пожал плечами, опустил глаза и отвернулся. Видимо, он тоже не хотел, чтобы мотоцикл исчез.
        -И я не хочу, - сказала Марина.
        -И очень хорошо. И не хоти. Чем сильнее будешь не хотеть, тем больше вероятность, что сложится по-твоему. Это ведь и в обычной жизни так.
        Иванов перевёл взгляд с Марины на Васю и обратно, потом внимательно посмотрел на главреда.
        -Чего уставился? Это Ижевск, - сказал главред.

* * *
        Мотоцикл настиг его поздно вечером в нескольких шагах от плотины. Крупный пожилой мужчина с пухлым детским лицом и приметным шрамом во всю щеку шёл к плотине по набережной, когда за его спиной будто из воздуха соткался оранжевый «пёс».
        Свидетели уверяли, это было именно так: сначала раздался вой мотора на высоких оборотах, потом задрожал воздух и появился старый «Иж». Он мчался пулей. Мужчине стоило бы прыгнуть в воду, а тот бросился вперёд - рассчитывая, наверное, свернуть на тротуар плотины и укрыться за крепкой чугунной оградой. Ему не хватило пары метров. Мотоцикл привстал на заднее колесо и передним врезался жертве в крестец. Мужчина, раскинув руки, взмыл над «зеброй» пешеходного перехода и в самом конце её рухнул, точно в бордюрный камень головой. Мотоцикл проехал по распластанному телу, резко затормозил, развернулся, снова набрал скорость и, использовав в качестве трамплина небольшой газончик, фантастически метко прыгнул задним колесом человеку на шею. Торжествующе - именно так уверяли люди - погудел и рванул назад по набережной.
        И самое поразительное: никто, ну совсем никто не разглядел седока.
        А дальше случилось невероятное, о чём долго ещё по всему Ижевску перешёптывались с благоговейным ужасом.
        Городу явилось чудо.
        Рёв мотора стал оглушительным, заполнил собой весь мир, и вверх от набережной к площади вознёсся огромный призрачный «Иж-ПС». Мчался и с каждой секундой вырастал всё больше. Он был уже ростом с монумент, когда пролетел сквозь него, а достигнув площади - доставал до неба.
        Никто его не испугался. На мотоцикл глазели, ему махали руками, кричали что-то радостное, поднимали детей повыше… Никто не пытался снять его на телефон - люди просто смотрели на чудо.
        Кто-то на всякий случай отступил подальше от полупрозрачных колес, другие оцепенели, и мотоцикл переехал их, не причинив вреда - говорят, даже приятно было, - и победный рык двигателя отдавался в сердцах музыкой освобождения, света, надежды. Во всяком случае, так рассказывали очевидцы…
        Ровно на нулевом километре, чуть не доехав до Пушкинской, «Иж» растаял.
        Будто выключили его.
        К отметке нулевого километра подошла молодая женщина с ребёнком.
        -Мама, куда пропал мотик? - спросил малыш, озираясь.
        Мама пожала плечами.
        -Уехал, сынок. Уехал.
        -А он вернётся?
        -Обязательно, мой хороший, - сказала мама, нащупала в кармане свечу и крепко сжала её. На счастье.

* * *
        Кузьмин примчался на плотину через два часа после события, когда тело уже увезли и разъехалась полиция. Под мышкой он держал здоровенные кусачки, из тех, что зовут болторезами.
        -Чтобы и духу этой гадости здесь не было, - объяснил он главреду. - Откушу и в пруду утоплю. И пусть кто-нибудь скажет, что я вещдок угробил.
        Главред стоял на набережной и умиротворённо обозревал горизонт.
        -А нету гадости, - протянул он лениво.
        -В смысле?
        -Пять рублей, - сказал главред.
        -Задолбал! - рявкнул Кузьмин.
        Он бросился на плотину, пробежал по тротуару, осмотрел перила, едва не обнюхал их - и встал. Помахал издали главреду болторезом. И не спеша вернулся.
        -Представляешь - отпустило.
        -Почему я не удивлен?
        -Так где?…
        -Ветром сдуло, - сказал главред. - Испарилась. Ушёл наш песик - и гайку с цепью аннулировал. Странно, что ты не догадался. Плохо верил, значит.
        Кузьмин посмотрел на свой металлорежущий инструмент.
        -Две с половиной тысячи, между прочим. А мог бы пропить. И что мне теперь с ним делать? На стену повесить и любоваться?
        -Чек - в бухгалтерию, оплатим. Но с одним условием. Как получишь деньги…
        -Пропьём! Без вопросов. Господи… - Кузьмин закрыл глаза. - Что же теперь будет. Сорок лет. Сорок лет я ждал. И всё кончилось. И он за Генку отомстил. А как дальше, не понимаю.
        -Ты отомстил. Сколько ты сделал, чтобы в мотоцикл верили?
        -Не говори ерунды. Мало сделал. Непростительно мало. Это всё он, рыжая псина. И город, наш волшебный город. И девчонки наши, красавицы. Но как мы теперь без него - не представляю. Ведь такой кусок жизни…
        -Оглянись вокруг, город никуда не делся. И девчонки ещё красивее, чем были. А мотоцикл… Ему виднее. Ему решать.
        У Кузьмина в кармане зазвенело громко и настойчиво.
        -Может, он как раз звонит, - сказал главред.
        Кузьмин уставился на старого товарища, не понимая, шутит тот или нет.
        А главред был спокоен, абсолютно спокоен.
        -В смысле?!
        -Достань трубочку и нажми кнопочку, - протянул главред ласково. - Чего ты как маленький. Не видишь - мне хорошо. Наконец-то хорошо. Я наслаждаюсь жизнью.
        Звонок оборвался. Кузьмин достал телефон.
        -Вася. Сейчас перезвоню, пусть Марину порадует. Они ведь ещё не знают, наверное. Ты им не говорил? Ну я сейчас.
        -Трудные времена настали для Иванова, - заметил главред. - Как он её теперь провожать с работы будет, под каким предлогом? Она девица крайне самостоятельная. А он стеснительный.
        -Врёт он, как сивый мерин, на самом деле тот ещё нахал… Василиса! Да, привет! У Марины? И ей привет! Слушай, тут такие новости…
        Кузьмин осёкся. Обратился в слух.
        Главред смотрел на воду и улыбался.
        Кузьмин, продолжая слушать, медленно поворачивался к нему - рот приоткрыт, глаза шальные.
        Лучше бы Марина жила в частном секторе, подумал главред. У неё прихожая маленькая, двухметровый «пёс» там не поместится. Он, конечно, умеет проходить сквозь стены, но только в призрачном состоянии. И куда его? Значит, в комнату. Ладно, потом как-нибудь разберутся. Это сейчас не главное.
        Он посмотрел на часы. Нормально, ещё не везде закрыто.
        Кузьмин молча запихивал телефон в карман - и не попадал. Кажется, он временно потерял не только дар речи.
        -Пойдём, дружище, - сказал главред. - Ещё успеем купить ему коврик. Я бы взял рыжий. Чтобы в масть. А ты как думаешь?
        Забрал у Кузьмина болторез, взял под руку, повёл с набережной. Кузьмин мотал головой, хлопал глазами, потом засмеялся и долго не мог остановиться.
        -Чёйта ты? - спросил главред ехидно. - А я тебе говорю - верить надо.
        И добавил таким тоном, словно всё сейчас объяснит:
        -Потому что Ижевск.
        Оранжевый мотоцикл услышал это через стены и километры - и завилял хвостом.
        Подлинная история Канала имени Москвы
        Берег Московского моря украшала пирамида разбитых контейнеров и списанных пластиковых бочек, на глазок метров десять, а то и выше. Пирамиду венчал сваренный из дюймовой трубы крест с распятой на нём зимней рабочей курткой, драной и замасленной до самого мерзавского состояния. Куртка была обращена к морю спиной, и местный колумб мог бы при известном желании разглядеть на ней жёлто-красную эмблему «Мосспецстроя».
        Прямо в берег упиралось здешнее Анизотропное шоссе - прямая, как по линейке, дорога с идеально ровным и слегка шероховатым покрытием из запечённого красного песка. Согласно плану она уходила на пятнадцать километров в глубь материка, а реально - к ядрене матери, то есть до первого естественного препятствия непреодолимой силы. В роли препятствия выступал разлом, прозванный геодезистами «Невеликий Каньон».
        Выход дороги вплотную к Московскому морю тоже в плане не значился, это её по недосмотру так расколбасило. Повезло, что трассу заперли два непреодолимых препятствия, с одной стороны геологическая трещина, а с другой - рукотворное водохранилище. Иначе Анизотропное шоссе усвистало бы к такой уже непечатной ядрёне матери, что хоть клади партбилет на стол.
        Параллельно дороге располагалась взлётно-посадочная полоса из расчёта под тяжёлый челнок, очень хорошая, только на два километра длиннее, чем надо. В ближнем конце взлётки раскорячился транспортный атомолёт пугающих размеров, способный даже в слабой атмосфере упереть тонн двести за раз, а когда никто не смотрит, все двести пятьдесят. Снизу машина была дочерна закопчённой выхлопом, а по бокам шершавой и облезлой. Но знак Мосспецстроя на пассажирской двери прямо-таки сиял, и в целом воздушное судно глядело бодрячком. Правда, отчего-то возникало опасение, что вас обманули, и летать этот атомный сарай, ядрёна электричка, не может в принципе, даже если догадается махать крыльями.
        Из-за необъятной туши атомолёта выглядывала антенна-тарелка станции планетной связи, дальше стояли ангары для обслуживания и хранения техники; между ними в аэродинамической тени, чтобы не сдуло на край света, ядрёна география, а то здесь случаются те ещё бури, спрятался герметичный строительный вагончик. Зализанных очертаний, серебристый и опрятный, он был украшен с торца всё той же эмблемой. С берега моря не видны бока вагончика, но знающий человек уверенно сказал бы, что по обоим его бортам написано кириллицей: «Хозяйство Базунова. Не кантовать».
        В паре шагов от вагончика торчали с неясными целями, а скорее всего, просто набираясь сил войти в помещение и раздеться, геодезист Тарасенков без теодолита, доктор Ленц без томографа и атомщик Сухов с кувалдой, ядрён молотобоец, все трое упакованные в зимние спецовки для внешних работ, кислородные маски и тёплые шлемы. Судя по обороту головы, Тарасенков смотрел в сторону безукоризненно ровного квадратного участка местности триста на триста метров, известного ограниченному кругу лиц как Пик Коммунизма.
        И наконец, сразу за ангарами вдоль полосы выстроилась, словно на парад, самоходная группа в количестве тринадцати единиц, ядрёна роботехника: три бульдозера, два экскаватора, четыре самосвала, укладчик покрытия, ремонтник и маленький храбрый погрузчик.
        Тринадцатым в группе числился многоцелевой дирижабль-разведчик, он валялся в некотором отдалении, принудительно сдутый и потому несчастный.
        Нет-нет, Дмитрий Анатольевич Базунов, простой советский технарь и кавалер, ядрёна арматура, Трудового Красного Знамени, отнюдь не считал машины одушевлёнными. Иначе он пошёл бы и надавал дирижаблю пинков. Просто, чтобы тот знал, кто тут хозяин. Ну и вообще для удовольствия. С ещё большим удовольствием Базунов взял бы у Сухова кувалду и отходил ею тяжёлый атомный бульдозер по прозвищу «Большой». Да и всей этой железной банде навешал оплеух. Пожалел бы только маленький храбрый погрузчик…
        Базунов шёпотом выругался и отвернулся к морю.
        -Докуда тут прилив? - спросил он хрипло. - Высокий прилив.
        -Вот досюда, - гидролог ткнул пальцем в карту, и Базунов с трудом подавил желание отдёрнуть планшет; ему показалось, что на трёхмерке сейчас останется жирный масляный отпечаток.
        Гидролог, даром что прикомандированный, оказался ничего мужик, ночью помогал механикам чиниться, лазал атомолёту чуть ли не в сопло и теперь ходил замызганный. Все помогали механикам, даже Базунов. Он единственный остался более-менее чистым - бригадир как-никак, ядрёно руководство. Зато глотку сорвал.
        -Высокий прилив, - напомнил Базунов.
        -Досюда, говорю же, - гидролог сделал авторитетное лицо и снова ткнул пальцем, благоразумно промахнувшись на сантиметр в глубь материка от прежней метки.
        -Совсем высокий? - уточнил Базунов. - Мне надо, знаешь, такое ядрёно цунами, типа «больше не бывает».
        -Больше не будет, - заверил гидролог.
        -А заключение напишешь? - Базунов прищурился.
        От фирменного базуновского прищура, когда глаз такой ехидный, голова чуть внаклон, рот слегка приоткрыт - короче, вид абсолютно придурочный, но сказать что-то умное в ответ этому дураку надо, - даже начальство впадало в задумчивость. Куда там прикомандированному специалисту. Его просто застопорило.
        -От чего тут прилив зависит? А эти двое, Фобос и Деймос, ядрёна астрономия, могут в линию встать? - напирал Базунов. - А если?…
        -Ты зачем такой нервный, бригадир? - гидролог обиделся и набычился.
        -Разве заметно? Кто бы мог подумать! - в свою очередь, надулся Базунов. - Я вчера узнал, что увожу людей сегодня, се-год-ня! А у меня аэроплан, ядрёна кочерга, наполовину разобран! И для полного счастья я оставляю тут рыть канал самоходную группу, у которой отказали тормоза! Думаешь, это очень весело?
        -Тормоза?
        -А-а, ты не в курсе, - Базунов сразу подобрел. - И не надо тебе. Ты главное скажи: докуда прилив добьёт. Чтобы раньше времени не размыло перемычку, ядрён сопромат. А то если вода пойдёт в канал и утопит группу, когда она там ковыряется… Не надо нам этого.
        Гидролог тяжело вздохнул и снова ткнул пальцем.
        -Слишком длинную перемычку тоже нельзя, - Базунов вздохнул, в свою очередь. - Мы чёрт знает когда вернёмся. И чёрт знает, это мы будем или кто, ядрёна наша организация, растуды её туды. А если не мы? А вдруг группа поломается и копать придётся чем попало?… Нельзя коллегам свинью подложить, всё надо сделать в самый раз.
        Гидролог тихо застонал.
        -В последний раз показываю, - сказал он.
        И показал.
        -Вот это другое дело, - согласился Базунов, проставляя отметку на трёхмерке. - Вот это я и называю «в самый раз». Я бы именно так и решил.
        -А зачем тогда меня замучил?
        -Ну ты же гидролог, дорогой мой, а я кто? - Базунов развёл руками. - Что я понимаю в приливах и отливах, ядрёна изобара? Иди заключение пиши и обоснуй его как-нибудь поувесистее. У нас три часа до отлёта, успеешь. Заранее спасибо.
        -Вот ты злодей… - буркнул гидролог беспомощно.
        -А как иначе, учёный ты мой друг? Мы же трест «Мосспейсстрой», ядрёна шишка! Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на опасном пути, смекаешь? Меня без твоего официального заключения съедят, не дай бог чего. А так - тебя съедят. Разница, ёлки-палки.
        -…А если спутники и правда в линию встанут? - Гидролог поднял глаза вверх, на небо.
        Небо было чужое, высокое и прозрачное, очень по-своему красивое, только слабое. Летать по нему трудно, еле держит. То ли дело на Земле, там небо сильное, греет тебя и защищает, а тут слабое. Лишь попав на Марс, понимаешь, что твою родную планету атмосфера укутывает толстым мягким одеялом. А здесь атмосферу ещё делать и делать. Похоже, наконец-то в ЦК приняли окончательное решение по «воздушному вопросу» идали команду навалиться ударно. Неспроста Базунова вдруг резко перебрасывают в другое полушарие. «На кислород» он едет, не иначе. Все сейчас туда помчатся. С водой мы предварительно разобрались, вон море какое запузырили, теперь на воздух накинемся. Вечно у нас штурмовщина, потом ещё накажут кого ни попадя за это, а иначе не получается.
        -Вы же на кислород едете? - спросил гидролог, по-прежнему глядя вверх.
        -На него, родимый, - Базунов машинально поправил маску. - Вероломно, без объявления войны, ядрёны торопыги. Я думал тут неделю просидеть, а теперь ничего не успеваем, совсем ничего… Ну что поделаешь. Все сейчас туда. И ты наверняка тоже. Ладно, иди, сочиняй учёную бумажку, будь другом. А мне ещё своих оппортунистов-затейников э-э… призывать к порядку.
        -Хорошая у тебя бригада, - сказал гидролог.
        -Да ты тоже ничего, - сказал Базунов. - Работы не боишься.
        -Это правда, что тебе Героя Соцтруда зажали?
        Базунов неопределённо хмыкнул, сунул планшет в карман и ушёл к вагончику.
        Гидролог оглянулся на пирамиду, увенчанную грязной спецовкой, посмотрел на себя и опять тяжело вздохнул.

* * *
        В вагончике было тепло и шумно, тут пили крепкий чай, отходя от ночного аврала, и над чем-то дружно хохотали. Поспать бы людям, да времени нет, вот они и подстегивают себя перед рывком на другой край света. Базунов снял маску, уселся за стол, тяжело уронив на него локти, поборол мгновенное желание уронить туда же голову и сказал:
        -Уважаемые коллеги, призываю вас к порядку! Кто не спрятался, я не виноват.
        Ему сунули в руку кружку с чаем.
        -Нет, погоди, ты только послушай это, начальник! - позвал с верхней полки Саша Привалов, программист. Он листал книжку, по виду - детскую.
        -Ну? - неприязненно процедил Базунов. Напрасно программист вообще голос подает, ой, напрасно, ему бы молчать в тряпочку.
        «А давай-ка, Наденька, пройдёмся перед сном, поглотаем кислороду!» - пошутил Владимир Ильич, - прочёл Привалов с выражением. - «С удовольствием поглотаю кислороду!» - улыбаясь, ответила шуткой на шутку Надежда Константиновна.
        Все дружно грохнули.
        -И вот такую ахинею наши дети читать должны!
        -А ведь какому-то писателю, мля, за это денег заплатили! - Механик Нечитайло, самый тут замученный и взъерошенный, сделал вид, что сплевывает в угол.
        -Книжки писать - не мешки ворочать, - объяснил транспортный оператор Малаев и мечтательно закатил глаза. Ему вскоре предстояло всех грузить, и он уж точно не отказался бы тиснуть роман вместо перемещения тяжестей.
        Базунов нехорошо засопел.
        -Это где же ты увидел ахинею, дорогой товарищ Привалов? - начал он, постепенно заводясь. - Это про кислород, ядрёна химия! Самое важное, архиважное дело сегодня!
        -Опаньки… - пробормотал кто-то.
        -Ты чего, начальник?… - спросил Привалов опасливо.
        -Вон, у тебя даже Надежда Константиновна понимает, как необходим человеку кислород!!! - заорал Базунов в полный голос. - А ты!!! А ты…
        -Слышь, бугор, я верно расслышал, что ты сейчас Крупскую дурой обозвал? - поинтересовались сзади.
        В вагончике заржали совсем уж по-конски. Базунов не глядя сунул через плечо кулак.
        -Я тебя спрашиваю, товарищ Привалов!
        -Чего?… - буркнул Привалов, резко грустнея.
        -Ты ответственность свою понимаешь, ядрёна матрёна?
        -Начальник! - взмолился Привалов.
        -Персональную ответственность за исход нашего безнадёжного дела?
        -Начальник! Ну сколько можно! Канал будет прорыт строго по схеме. Не пойдёт группа дальше стройплощадки, я ей точку прописал вручную… Раз команда «стоп» впрограмме не держится, точка будет вместо стопа. Ничего особенного, это всего лишь инженерная задача. Точка даже лучше стопа - это маркер, ориентир в пространстве, роботам так понятнее, они за маркер уцепятся и встанут на нём.
        -А если опять не встанут?
        Привалов отвёл глаза.
        -Анизотропное шоссе, - напомнил Базунов. - Про Пик Коммунизма я молчу вообще. Будут у группы тормоза или как? Можешь гарантировать? Уверен в своей точке, ядрёна арифметика?
        -Уверен, но… На всякий случай, если даже роботы пойдут дальше, их каньон остановит. Через пять километров от точки. Встанет группа на краю разлома и будет там ждать, пока мы её не подберём.
        -А если не мы?
        -Да какая разница, начальник?
        -Да такая, что приедут люди поднимать комбинат, ядрёна бетономешалка, - а канал мимо усвистал, на пять километров дальше, чем по плану! Кто эти лишние пять камэ быстро зароет и наши задницы прикроет? А?!
        -По плану вовсе никакого канала не было, - буркнули из-за спины. - Подсунули нам арык, а мы и рады стараться…
        Базунов опять не глядя погрозил кулаком.
        -Но вода-то будет течь, пускай и мимо… - пробормотал Привалов.
        В вагончике захихикали: ну ты, парень, сказанул.
        Базунов тихо застонал.
        -Чего-чего? - переспросил он.
        -Им вода нужна, ну мы и… Того. Дадим воду.
        -Мы дадим воду, а нам дадут в морду, - ввернул Малаев.
        -Привалов, ты же взрослый человек! Инженер, ядрён матан! Есть утверждённая схема водозабора! - прорычал бригадир. - И меня спросят, почему она диким образом нарушена! На пять километров, ядрёна ирригация! И мне придётся ответить! Как тебе такая инженерная задача, ядрёна ты перфокарта?! Взлётку на два километра длиннее, чем надо, я ещё могу обосновать! Не знаю пока, каким образом, но могу…
        -Взлётка длинной не бывает, - подсказали сзади. - Предлагаю версию: забоялись, что не оторвёмся, вот и накатали про запас.
        Базунов все-таки обернулся.
        -Товарищ Сухов!
        -Молчу, молчу, - пообещал седой атомщик с сизыми пятнами радиационных ожогов на щеках.
        -Я тебя призываю к порядку лично и персонально, ядрён регламент, - попросил Базунов сквозь зубы.
        -Я больше не буду, - сказал Сухов. - Устал просто.
        -Все устали… Ну, допустим, от некондиционной ВПП я нас отмажу, - сказал Базунов, бросил планшет на стол, развернул над ним трёхмерку и уставился в неё очень злыми глазами. - Дорогу в никуда, это безумное Анизотропное шоссе, тоже как-нибудь распишу. Яркими красками, ядрёна стенгазета… Пик Коммунизма мы успели ликвидировать, его тут не было, и вы его не видели. Если кто проболтается, честное слово, мужики, пришибу. Вы меня знаете… Теперь насчёт кольцевой дороги вокруг площадки. Своим волюнтаристским решением объявляю её подарком от нашей славной бригады строителям комбината. Зачем им такой подарочек - не спрашивайте. Пусть сами выдумают. Может, они любят кататься по кругу, ядрёна карусель. Короче, это всё мелочи жизни. Но если… Слышишь, Привалов? Если канал уйдёт мимо площадки, я прямо не знаю, что с тобой сделаю. Либо ты эту свою точку забьёшь группе в память, как гвоздь в башку, либо собирай манатки. Работать у меня ты не будешь, это стопудово. Потому что меня - снимут. А потом я тебя сниму. С люстры, на которой ты повесишься.
        -Я же не виноват! - пропыхтел Привалов, красный, как варёный рак.
        -Он не виноват, - сказал Сухов.
        -Будет, - заверил Базунов и накрепко припечатал своё слово кулаком к столу.
        -Разреши особое мнение, бугор? - Сухов по-школьному поднял руку.
        -Я тебя просил… Можно не сейчас?
        -Нельзя. Я в двух словах. Мы понимаем: самоходная группа исправна чисто условно. Сегодня исправна, а завтра у неё мозги набекрень. Но зачем ты валишь всё на Привалова? Команда «стоп» вылетает, потому что заводские намудрили с базовой программой…
        -Попробуй докажи, - перебил Базунов. - Замена прошивки ведь помогла.
        -Только на время.
        -А кого это колышет? Завод отписался, что группа в порядке, отчёт лежит в тресте, и меня этим отчётом - по мордасам, ядрёна бухгалтерия! Хочешь на моё место? Легко! Вот я над тобой посмеюсь, ядрёна клоунада… Когда тебе скажут: выполняй план, товарищ Сухов, наличными средствами и не умничай тут!
        -Давай-ка уточним, бугор. Ты собираешься до морковкина заговенья переделывать вручную то, что группа напортачила? Как в тот раз с Пиком Коммунизма? Зачем тогда Привалову вешаться - да я сам удавлюсь на первом же попавшемся экскаваторе!
        Базунов шумно засопел носом и промолчал.
        -Дима, друг мой, - Сухов глядел почти умоляюще. - Ты же у нас умница. Придумай выход из этой засады. В программу надо лезть глубоко и серьёзно, но у Сашки не хватает полномочий и инструментов. Он бы давно всё исправил уже. Он не виноват. Хотя бы не дожимай его.
        -Да кого я дожимаю?! Техника должна работать чётко! Ответственный - Привалов! С кого мне спрашивать? Или ты сейчас родишь нам другого программиста, ядрёна кибернетика, - с полномочиями и инструментом, ага?
        На Привалова было уже больно смотреть.
        -Выход тебе найди… - Базунов стиснул кулаки. - Нету выхода! Завод упёрся рогом, ядрёна баранина, он не при делах. А у треста - план, и мы его даём. Значит, всё в ажуре, и наши трудности никого не парят. Что теперь предлагаешь - не давать план? Лапки кверху поднять? А кто работать будет? Кто, если не мы? Вторая экспедиция пополам разорвётся?
        -Давно обещали прислать третью, - вставил Малаев.
        -Давно обещали послать тебя подальше, - огрызнулся бригадир. - …А главное, мужики, ну сами прикиньте - нас просто не поймут. Та же вторая экспедиция не поймёт. Скажут: ну подумаешь, из шести робот-групп одна попалась малость сумасшедшая. Это не смертельно, а Базунов закатил истерику, ядрёна неженка. И как мы будем выглядеть?
        -Знаешь, бугор, мне уже всё равно, как мы будем выглядеть, - сказал Сухов. - Мы и сейчас похожи, в общем, на загнанных лошадей. Так больше нельзя работать. Мы просто надорвёмся. Мы уже на пределе.
        -И что ты предлагаешь?
        -Ничего хорошего, но пойми меня правильно. Заводские свою вину не признают ни за что. Марсианская контора треста вообще самоустранилась. Если ты назначишь крайним Привалова, сыграешь им всем на руку. Извини, но в таком разе чисто ради справедливости мне придётся вынести сор из нашей уютной избушки на партком. Сам угадай, как партком возбудится, когда узнает, чего мы вытворяем из самых лучших побуждений. Дальше будет решать партбюро треста. И «далее везде», как говорится…
        В вагончике повисло характерное неловкое молчание. Такое, когда вроде любому понятно, что надо кричать «Слово и дело!», но ведь после будет очень больно сразу всем.
        К гадалке не ходи, решать проблему недержания команды «стоп» впрограмме самоходной робот-группы сбегутся дружной толпой самые неожиданные инстанции, вплоть до КГБ. Если бригаде «закроют космос» на неопределённый срок - это, считай, повезло.
        Базунов обвёл свою команду взглядом. Здесь сидели десять человек, далеко не последние люди треста, который они фамильярно звали «Мосспейсстрой», и каждого бригадир слишком давно знал, чтобы не считаться с его мнением. А ещё он каждого в той или иной степени любил, даже молодого оболтуса Привалова, хотя этого ещё учить и учить коммунизму, и хорошо бы подзатыльниками, да жалко дурня.
        -Будет очень больно сразу всем, - подытожил общее молчание геодезист Тарасенков. - А нам особенно. Ибо нахулиганили уже выше крыши.
        -Больно, но справедливо, - заметил Сухов.
        -В тресте - замотают, - сказал Базунов, не очень, впрочем, уверенно. - Выше партбюро это дело не уйдёт. Они там не дураки, ядрёна бюрократия. А с нас стружку тупым рубанком снимут. И смысл?… Нет, ну если вы очень хотите, чтобы меня выгнали…
        -Мы тебя на поруки возьмём, - пообещал Тарасенков. - И Привалова тоже. Но лично я против. Не в смысле на поруки, а в смысле вообще.
        -Я устал, - сказал Сухов. - Не знаю, как вы все, а я лично устал ощущать себя аглицкой блохой, которую левша взял за жабры и подковал без мелкоскопа. Мне это состояние давно остоелозило. Почему мне, рабочему человеку, простому энергетику, не дают нормально работать? Стройка за стройкой одно и то же - сначала едва ползём, потому что ничего не готово. Потом аврал и гонка с нарушением всех правил. Технология побоку, элементарный здравый смысл тоже побоку, только догоняй план. Дальше нам дают премию и обещают, что больше такого бардака не будет. Мы выходим на новый объект - и?… Вот-вот… Ладно, к бардаку мы привычные, но, извини, на Луне случилась уже какая-то порнография. Дурак я старый, надо было прямо тогда поднимать шухер по партийной линии.
        -Вот! - поддакнул Тарасенков. - На Луне надо было! Сейчас поздно. Сейчас мы уже главные герои в этой порнографии, и закатают нас на полную катушку.
        -Мы подали с Луны докладную! - напомнил Базунов строго.
        -Кстати, вот про это самое! - вклинился в разговор Малаев. - Мужики, дайте слово молвить. Вы сейчас подставляетесь. Вы совсем не учитываете, как наши претензии выглядят с точки зрения треста. А выглядят они просто нелепо! Когда бугор послал с Луны депешу - какая была реакция? Нам тут же прислали заводских наладчиков спецрейсом! Мгновенно сменили прошивку! Это ты, Сухов, называешь - не дают работать? Да во всем тресте не найти бригады, которую бы так облизывали… И если Привалов - чайник…
        -Я не чайник! Ну зачем вы!.. - взмолился Привалов. - Просто на Луне я не сразу разобрался. Группа-то совсем новая.
        -Прямо жалко, что обратную сторону Луны с Земли не видно… - пробормотал Малаев, сладко жмурясь. - Вот бы астрономы офигели.
        -Слышь, Малаец, шёл бы ты готовиться кидать оборудование на борт, а? - сказал Базунов. - Вы за временем не следите, раздолбаи, а у нас пять минут на болтологию осталось.
        -Выставляешь за дверь как беспартийного? Говорят, Папанин тоже своего радиста Кренкеля выгонял с заседаний партийной ячейки на дрейфующей льдине - помнишь, чем кончилось?
        Базунов вдруг опустил голову на руки. В вагончике, где почти каждый потихоньку бухтел, сразу настала мёртвая тишина.
        -Нет больше сил моих, - прошептал Базунов. - Батарейки сели. Я тебе сейчас устрою кренкеля… Такого кренкеля, ядрёна матрёна…
        В вагончике стало вдруг заметно теснее: это на нижней полке сел, протёр глаза и сунул ноги в ботинки валявшийся до того молча стармех Ренкель, по совместительству командир воздушного судна. Такой же седой, морщинистый и обожжённый, как атомщик Сухов, старый чёрт, только кряжистый, поперёк себя шире. В бригаде его звали суперстармехом.
        -Намёк понял без намёка, - гулко сказал он. - Транспортный оператор, добро пожаловать на борт. Мечтаю через две минуты видеть тебя у грузового пульта.
        Малаев без лишних слов вскочил и потянул с вешалки куртку.
        -Погоди секунду, дядя Жора, - попросил Сухов. - А твоё мнение?
        -Безусловно, «за», - прогудел Ренкель, вставая и с хрустом потягиваясь. - Могли бы и не спрашивать.
        -За что?
        -Да по фигу. - Ренкель взял у Базунова кружку, в один глоток отпил половину, крякнул, благодарно кивнул и медведем полез на выход. За ним гуськом потянулись механики Нечитайло и Полевой, показавшиеся вдруг очень маленькими.
        -Не ожидал от тебя, - буркнул Сухов. - Нет, я все понимаю - вкалывают роботы, счастлив человек…
        Ренкель остановился, бросил взгляд через плечо, механики карикатурно повторили его могучее движение один в один.
        -Роботы в порядке, - сказал Ренкель. - Это лучшие роботы на моей памяти. Умнейшие ребята. И чертовски изобретательные, особенно храбрый маленький погрузчик. Вы их просто не понимаете. Просто они хотят вкалывать, даже когда им не дают. Если бы все люди так хотели… Эх!
        Он безнадёжно пожал одним плечом и протиснулся в тамбур. Сухов озадаченно глядел ему вслед.
        -Храбрый маленький погрузчик… - пробормотал он. - Нормальный ход, дядя Жора…
        -А что, это концепция, - впервые подал голос доктор Ленц, он же повар, он же единственный в бригаде разнорабочий. - Она многое объясняет.
        -Впервые вижу, чтобы медик с ума сошёл, - негромко бросил Сухов в сторону. - Ну ладно наш стармех, ему простительно, механики все по жизни с прибабахом, колесу молятся…
        -Но ведь «стоп» не держится? У нас роботов по всей планете - шесть групп! И вдруг одна-единственная не подчиняется! Почему?
        -По кочану! Молодая, вот и не подчиняется!
        -Да, она самая молодая, и у неё самый развитый на сегодня искусственный интеллект! - не унимался доктор. - Не кроется ли за этим нечто большее?
        -А может, доктор, вы ещё и креститесь? Святой воды не найдётся случаем - на бульдозер побрызгать? А то в него бес вселился.
        -Если этот бес хочет вкалывать - зачем ему мешать?
        Базунов поднял голову и с усилием потёр лицо обеими руками.
        -Слышали, что говорит стармех, товарищ Привалов? - он посмотрел на унылого программиста. - Учитесь. Мотайте на ус. Захотите наконец работать - и работайте, ядрёна вошь!
        -Вот ты злодей, - буркнул в спину бригадиру Сухов.
        -Уволюсь на фиг, - сказал Привалов, глядя в пол. - Вы тут все действительно с ума сходите. Вслед за роботами.
        -Фиг ты уволишься. Ты сейчас проверишь, держится ли точка в программе, доложишь об исполнении и поедешь с нами на кислород. Тебя там заждалась шикарная тяжёлая экскаваторная группа. Мы из тебя сделаем человека, ядрёна мама. Не сумеешь - научим, не захочешь - заставим. В конце концов, это тоже… Всего лишь инженерная задача.
        -Вот ты злодей, - повторил Сухов, правда, уже с другим выражением.
        -Кто-то мне это сегодня говорил, - сказал Базунов. - А, ну конечно, гидролог. Обидел я его слегка. Кстати, где он? Не забыть бы взять его на борт и посмотреть, чтобы сам ничего не забыл, ядрёный водолаз. Ответственный за гидролога…
        -Давайте я, - предложил Ленц. - Мне грузить всего ничего, я прослежу за человеком, чтобы не потерялся.
        -Ответственный - товарищ Сухов. Как самый ответственный, ядрёна справедливость.
        -Ну вы злодей, бригадир! - сказал Ленц.

* * *
        Новейшую самоходную роботизированную группу из тринадцати единиц, включая три бульдозера - лёгкий, средний и тяжёлый, - два экскаватора, четыре самосвала, путеукладчик-«запеканку» для сыпучих грунтов, ремонтного «паука», дирижабль с прибабахом и маленький храбрый погрузчик, Базунов невзлюбил сразу по получении.
        В «Мосспецстрое» бригада Базунова числилась «прыгающей экспедицией», она скакала с площадки на площадку, от одной группы роботов к другой, не задерживаясь нигде дольше недели. Проверить исполнение задачи, поставить новую, провести техобслуживание - и полетели дальше. Иметь дело приходилось с чем угодно, от мобильных атомных электростанций до умных бетономешалок. Очень живая, интересная работа, требующая постоянного напряжения серого вещества, ну и вообще, мы - почти как космонавты, ядрёна пилорама, любите нас, девочки.
        Более-менее теряла свой гонор бригада, лишь когда надо было лететь с планеты на планету, и тут Базунову вежливо напоминали, что в строительном тресте, пусть даже московском и очень специальном, космонавтов нет, а есть пассажиры, и от них требуется неукоснительное соблюдение дисциплины на борту.
        И, конечно, психологически трудно приходилось участникам «прыгающей экспедиции», когда они, горя энтузиазмом, сыпались со звёздных небес на свежую площадку, выгоняли из трюма свои железные трудовые резервы, а фронт работ не подготовлен ни фига, и в космических бытовках сидят злые, как черти, космические прорабы, которым тоже психологически трудно, ведь они слишком хорошо представляют, что будет дальше, ядрёна штурмовщина. Базунов хотя бы теоретически может в поисках дела для себя прыгнуть на соседнюю площадку и там вдоволь погонять роботов, а прорабу деваться некуда, и даже водки с горя нажраться советскому человеку шансов ноль, поскольку вне Земли у советского человека - сухой закон, ядрёна конституция.
        И хоть ты лопни, хоть ты тресни от искреннего желания, чтобы на Марсе как можно скорее яблони цвели, но если не завезли комплектующие, работа встанет намертво. Потому что, извините, делать эти комплектующие прямо на месте мы начнём не раньше, чем построим завод по их производству, такая вот мёртвая петля, хоть на ней ты вешайся. И у соседа не займёшь, ему тоже надо, и ему тоже не завезли. И ты от безысходности начинаешь возводить стены цехов раньше, чем подвёл коммуникации. Здесь тебе не матушка-Земля, где вдоволь кислорода, воды и еды, тут нельзя сидеть и ждать, а надо давать план хотя бы вверх тормашками и задом наперёд. То, что сетевой график окончательно превращается в китайскую грамоту, - это не смертельно, подгонкой графиков под реальность занимается целый институт в системе Госплана СССР, там специалисты, пусть у них голова болит. Смертельно - это когда у тебя кончились невосполнимые ресурсы, ты бросил недостроенный объект и эвакуировался, за такую ошибку партбилет на стол кладут. Значит, лучше мы пока стены и крыши сделаем, а коммуникации потом вкорячим через дырку в фундаменте задним
числом. Не забыть бы, где у нас эта ядрёна дырка. Кстати, а мы пробили её вообще?
        Легко догадаться, что когда несколько объектов входили в завершающую фазу одновременно, «прыгающая экспедиция» не скучала ну просто совсем, ядрёны пассатижи. Да она и не спала почти, обедала на коленке, душ принимала, если доктор напомнит. Где тонко, там и рвётся: именно в такие периоды охотнее всего «сыпалась» техника, и ладно бы только строительная - пару раз у бригады разваливался транспорт, на обслуживание которого просто не оставалось времени, и тогда «прыгунов» приходилось спасать. Естественно, их потом наказывали, чтобы другим неповадно было, а иначе давно Базунов стал бы Героем Социалистического Труда.
        Конкретно вместо Героя ему вручили фигу с маслом и пообещали, что высокого звания бригадиру не видать хоть посмертно, это когда экспедиция, совершив аварийную посадку в центре бескрайней пустыни из красного песка, застряла там на трое суток и успела сначала хорошо выспаться, а потом от безделья начудить. Базунов вывел роботов поразмяться и отгрохал себе не только положенную в таком случае взлётку, но ещё роскошный жилой купол, футбольное поле с пьедесталом почёта и плавательный бассейн без воды, зато с прыжковой вышкой. Такую ядрёну шизофрению Базунову простили бы, да вот незадача: транспортный оператор Малаев, творческая личность, изваял при технической помощи Нечитайло и программной поддержке Привалова статую «Женщина-строитель» прямо у входа в купол. А спасатели на подлёте, действуя строго по регламенту, зафиксировали этот ядрён дизайн своей шикарной спасательной видеокамерой с недюжинной разрешающей способностью. Нецелевой расход ресурса сварочного аппарата ради спекания из красного песка объёмного изображения голой бабы с лопатой «Мосспецстрой» не оценил. Правда, был ещё слушок, будто кто-то
из дирекции треста углядел в статуе нечто знакомое. Малаев этот слух опроверг, заявив, что у него и так моральный облик никуда не годится, поскольку он в свободное время рисует акварелью, о чём даже состоялся хмурый разговор на последней аттестационной комиссии, и ему лишние неприятности совсем ни к чему.
        Но в целом, несмотря на мелкие недоразумения, жизнь у бригады удалась, ядрёна макарона, и ничего, как говорится, не предвещало. А потом случилось страшное: Базунова послали в космическую задницу, да ещё и навязали ему сумасшедших роботов.
        Для начала бригаду сорвали с Марса, где она прекрасно себя чувствовала, на Луну, которая для простого трудящегося сущее наказание в силу низкой гравитации, отсутствия атмосферы и прочих элементарных удобств. Но там у треста застряли костью в горле два обидных долгостроя. И никого лучше Базунова, знаменитого своей чёткостью да изобретательностью, не нашлось, чтобы быстренько подчистить все хвосты. Задача простейшая, ядрёна гайка: забацать площадку и корпуса под гелиевый заводик на «той стороне», пробить трассу до космодрома и помочь там местным разровнять кое-что - тебе на ползуба, Дмитрий Анатольевич, смотайся, а? В самый разгар ударного освоения Марса, где родной трест загребал лопатой премии и медали, да и просто было весело, Базунов улетал туда, откуда даже на Землю посмотришь только по телевизору.
        Чтобы подсластить горькую пилюлю, Базунову подсунули новую группу - ты её сначала на простой задаче обкатай, потом вместе с ней на Марс вернёшься, уж она там даст шороху, ядрёна копоть, не пожалеешь.
        Бригадир заподозрил неладное в первый же день на Луне, когда Малаев принял по описи тринадцать контейнеров. Удивился, снова пересчитал, опять тринадцать. «Кучеряво живём, ребята, - сказал Базунов, - нам прислали дирижабль, ядрёно монгольфье!» Сегодня исторический день: советский аэростат преодолел триста тысяч километров безвоздушного пространства. Надо об этом написать заметку в «Строительную газету». Нет преград строителям коммунизма, им даже законы физики по фигу.
        Базунов не стал писать в газету, он настучал телеграмму в трест. Оттуда сухо ответили, что группа поставляется строго комплектом, и ещё на словах посоветовали не умничать. Базунов пожал плечами, но расстроился - сколько бы ни уверял Сухов, что мы к бардаку привычные, это было не так. Никто в бригаде не любил бесхозяйственности, да и как её можно любить, ядрёна политура, деньги-то на бардак тратятся народные, буквально у своих детей воруем.
        Назавтра бригаде стало не до бардака - началась та самая порнография.
        Управляющим мозгом группы и одновременно её сердцем, то есть зарядной станцией, служил красавец, тяжёлый атомный бульдозер в шестьдесят с лишним тонн, силищи неимоверной. В бригаде его сразу обозвали попросту «Большой».
        Большой получил задачу, нормально вывел группу на площадку, огляделся, счёл обзор недостаточным и дал команду дирижаблю на взлёт.
        Дирижабль сломал контейнер и полез наружу, по ходу надуваясь.
        Базунов впервые в жизни потерял дар речи. Он просто не знал, как реагировать. Стоял на командной вышке, таращился в монитор и глубокомысленно молчал. Обалдел, ядрёна медь.
        Стармех Ренкель тоже молча отвесил подзатыльник механику Нечитайло, а потом механику Полевому на всякий случай. Кто-то должен был залезть в тринадцатый контейнер и посмотреть, не подключен ли паче чаяния ядрён аэростат. Техника при доставке обесточена, закон такой, и первым делом это проверяется - закон в хозяйстве Базунова, - с тех пор, как один шибко борзый экскаватор решил выйти из атомолёта на высоте десять километров…
        Тут Базунов очухался и заорал единственно верное: «Стоять!!! Стоять, ядрёна мать!!!» И опережая его на долю секунды, Саша Привалов сам, без команды, жахнул ладонью по красной кнопке, загоняя группу в анабиоз.
        Но ещё секундой раньше проклятый дирижабль, не чувствуя в себе достаточной подъёмной силы, успел применить манёвр резкого старта, выдуманный специально для планет с бедной атмосферой. Оттолкнулся манипуляторами - и пошёл на взлёт, ядрёна авиация.
        А манипуляторы там ого-го какие сильные: дирижаблю положено цеплять ремонтного «паука», а на форсаже он таскает погрузчик. Пинок, ядрёна катапульта, вышел неслабый.
        Базунов схватился за голову.
        При гравитации в одну шестую «же» дирижаблю предстояло совершить гигантский прыжок и в конечной его нижней точке убиться об острую скалу на краю метеоритного кратера. Перехватить летучее недоразумение было уже некогда, да и просто нечем - бригаде на Луне не полагалось своих летательных аппаратов. Оставалось глядеть, как оно себя погубит, ядрёна катастрофа. Базунов стоял, не обращая внимания на то, что Привалов всё теребит и теребит красную кнопку. Подумал, у программиста это нервное. А потом увидел: группа шевелится. Да ещё как шевелится, ядрёна каракатица. Быстро катится.
        «Это что за цирк?! - процедил бригадир. - Отставить!»
        «Да я приказываю, только без толку… Запустился внутренний аварийный режим, он по умолчанию рассчитан на то, что рядом нет человека и группе надо обходиться своим умом. Вплоть до устранения нештатной ситуации».
        «Ну-ну. А почему Большой её устраняет так… Нештатно, ядрён батон?!»
        «Это просто инженерная задача. Он её обсчитал и решает наличными средствами. Как может, так и делает».
        Дирижабль, безвольно свесив манипуляторы вниз, двигался к скале. Вид у него был самый что ни на есть обречённый. Но вдогон бедолаге неслись, поднимая шлейф пыли, два самосвала бок о бок. Левой гусеницей в одном кузове, правой в другом угнездился экскаватор. В ковше экскаватора сидел, чудом не вываливаясь, маленький колёсный погрузчик.
        А потом экскаватор поднатужился и со всей дури метнул погрузчик в лунное небо.
        Пока крошечная машинка летела вверх, Базунов успел с ног до головы облиться холодным потом. А вдруг Большой просчитался. Чёрт с ним, с этим заполошным цеппелином, пусть бьётся, ядрён металлолом. Но если погрузчик грохнется и что-нибудь себе повредит, Базунов заставит механиков развинтить всю группу на запчасти, лишь бы парень был снова здоров и весел.
        Он так и подумал о погрузчике: «парень», как о человеке.
        В какой-то момент показалось, Большой и правда ошибся: двум машинам не хватало буквально пары метров, чтобы одна поймала другую. Но в последний миг погрузчик задрал над собой ковш, и дирижабль уцепился за него мёртвой хваткой. И начал просаживаться вниз. Он уже не долетит до скалы, шлёпнется в лунную пыль.
        По командной вышке пронёсся дружный вздох. А потом - такие же дружные аплодисменты, ядрёна драма и комедия.
        За несколько секунд до прилунения дирижабль выпустил погрузчик, тот безопасно упал на колёса и успел выкатиться из-под садившейся на него туши. К месту аварии примчался самосвал с «пауком» вкузове, следом медленно поспешал лёгкий бульдозер - цеплять беглеца на буксир.
        Большой тем временем прислал отчёт о ситуации и запросил подтверждение либо отмену приказа на отключение группы. Привалов вопросительно смотрел на Базунова.
        «Пусть работают, - сказал тот. - Вот же черти железные, ядрёна техника».
        Дирижабль подлатали и на всякий случай обесточили в ноль. Правда, Большой не делал новых попыток его поднять. Осознал, что тут ему не матушка-Россия и даже не Марс, без ракетной тяги не разлетаешься. Привалов ходил с красными глазами и ругался нецензурно. В заводской прошивке был набор поправок для работы в безвоздушном пространстве, но Большой почему-то их не видел. Заводские программисты валили всё на Привалова, заводское начальство тем временем грызлось с «Мосспецстроем», а трест, в свою очередь, вынимал душу из Базунова, требуя установить, какой дятел настучал про тринадцатый контейнер. Поскольку отправкой бессмысленного груза на Луну заинтересовалась, ядрёна облигация, транспортная прокуратура.
        Базунов тем временем проверил то, что его действительно волновало: он заставил доктора Ленца, как заведомо наименее ценного члена экспедиции, надеть скафандр и ходить по площадке, семафоря группе и её отдельным членам «стоп». Назавтра задачу усложнили: Ренкель технику слегка ломал, а доктор мешал другим машинам идти ей на подмогу. У Базунова всё не шёл из головы «внутренний аварийный режим», он хотел быть уверен, что Большой не смахнёт человека со своего пути, ядрёна муха, если надо спасать железного коллегу. Большой вёл себя идеально. Доктор, кстати, тоже хорошо слушался команд. Под занавес Базунов сказал ему: имитировать отказ кислородного баллона, - и славный маленький погрузчик вмиг домчал доктора до тамбура командной вышки.
        Через неделю Базунов с бригадой ушёл на космодром, где у него пахали сразу три группы, надолго там застрял, общаясь с Большим дистанционно и осторожно радуясь его бодрым отчётам, а когда вернулся - остолбенел.
        Скалы, об которую мог разбиться дирижабль, больше не существовало. Не было и кратера. Бесследно исчез сложенный первопроходцами «той стороны» каменный гурий - вот же делать людям было нечего, а ты теперь отдувайся, - в основание которого они засунули, ядрёна писанина, капсулу с посланием будущим поколениям молодых коммунистов от строителей коммунизма. В радиусе километра от стройплощадки обратная сторона Луны стала плоской и гладкой, как школьная парта. И вокруг этого великолепия красовалась невысокая, но убедительная кольцевая насыпь с дорогой поверху. На что Большой таким образом намекал, Базунову было страшно даже предположить. Как это колечко выглядит сверху, он решил не задумываться: сЗемли не видно, а в космосе все свои, ядрёна мафия, посмеются да забудут. И сумасшедших в космос не берут, значит, никто не настучит в КГБ, что Базунов подаёт знаки потенциально враждебным цивилизациям.
        Всё бы ничего, только со строительством коммунизма получилось некрасиво. Бедный доктор три дня бродил по территории с металлоискателем в поисках капсулы, потом Базунов напряг Малаева, и тот накатал такое послание, что пальчики оближешь. Бумажку упаковали в старый термос, камней наковырял своим ковшом добрый маленький погрузчик, впоследствии всё тщательно заровняв. Как раз успели закончить к моменту, когда прилетели спецрейсом заводские, вызванные Базуновым вправлять Большому мозги. Вкатили ему новую прошивку, сфотографировались у памятного знака первопроходцев - Малаев чуть не помер со смеху - и убрались восвояси. А Базунов продолжил работу, не получая от неё уже ни малейшего удовлетворения. Он не доверял Большому. Группа вела себя превосходно, не проявляя никакого своеволия, но бригадир был постоянно настороже, уставал из-за этого, злился на Большого, на себя, на бригаду, на трест, на завод-изготовитель и почти уже обозлился, ядрёна психика, на транспортную прокуратуру, но тут оказалось, что задачи выполнены, пора ехать в отпуск, а потом на Марс.
        По ситуации с группой Базунов написал подробный отчёт, где надо заострив, а где не надо, прикинувшись ветошью, и сдал его в трест. Была слабая надежда, что группу вернут на доработку.
        Как бы не так. На Марсе бригадира поджидал Большой, а Большого - площадка под строительный комбинат. Ну а площадку, естественно, ждали на начальном этапе всяческие нестыковки, недоработки, недопоставки и прочие «недо» вшироком ассортименте. То есть бесконечные простои, в дни которых Большой и его команда раздухарились, ядрёна землеройка, не по-детски.
        Будь у Базунова такая возможность, он бы глаз с Большого не спускал. Но куда там. Шесть групп, постоянный аврал, ядрёна свистопляска, новые вводные почти ежедневно. Чтобы вызвать на социалистическое соревнование вторую прыгающую экспедицию «Мосспецстроя», Базунов командировал в марсианскую контору треста доктора Ленца. Вторая экспедиция выступила ещё круче - прислала чучело бригадира с запиской: «Дима, привет, извини, у нас полный караул, увидимся на Земле».
        Трест обещал наказать обоих, но когда-нибудь потом.

* * *
        По обратной стороне Луны Большой еле ползал - вероятно, опасаясь взлететь, - а на Марсе проявил неожиданную прыть и прямо-таки, ядрёна физкультура, забегал. Выработка у группы оказалась шикарная. Фантазия тоже. Буквально в каждый приезд Базунова на площадку его там ждал сюрприз. Но если удлинённая взлётная полоса Базунова не удивила ни капельки, к Анизотропному шоссе он был морально готов, а кольцевая дорога вокруг площадки - это, считай, наш фирменный стиль, - то Пик Коммунизма срубил бригадира под корень.
        За каким чёртом, непонятно, но в плане было - заровнять метеоритный кратер в некотором отдалении от будущего комбината. Группа задачу выполнила и перевыполнила. На месте кратера выросла гора, вида самого что ни на есть подозрительного. У Базунова привычно уже засосало под ложечкой, он позвал геодезиста. Тарасенков битый час носился туда-сюда со своими хитрыми приборами и выдал заключение: гора точно повторяет форму кратера в обратной проекции.
        -Я понял: это намек, - сказал Базунов и помрачнел.
        -Большой, зараза, так пошутил, - подал версию Малаев. - А чего, я бы тоже пошутил, если бы меня заставили фигней заниматься на рабочем месте. Кому мешал этот кратер…
        -Ты и так фигней страдаешь на рабочем месте, да ещё и шутишь постоянно, аркадий ты ядрёный райкин! Что это за распятие торчит на берегу моря? Почему оно в моей спецовке? Думал, не узнаю? Я в ней весь прошлый сезон… Там каждая дырка моим трудовым потом обмыта!
        -Это аллегория, - заявил Малаев.
        Базунов посмотрел на него, крякнул и сказал:
        -Пойду, что ли, Привалову бубну выбью. Давай за мной, следи, чтобы я в натуре руки не распустил.
        Он пошёл и налаял на программиста так, что тот сидел ни жив ни мертв. За молодого вступился доктор Ленц, досталось и ему на орехи. Доктора попробовал отмазать Сухов, за Сухова вписался обычно невозмутимый Ренкель, и тут бригадир натурально вышел из себя.
        -Властью начальника экспедиции всем - суровое порицание, ядрёна аллегория! - орал Базунов. - Вместо телесных повреждений средней тяжести, которых вы заслуживаете! Строители коммунизма, ядрёна скотобаза! Глаза б мои вас не видели! А теперь все на площадку и управлять вручную! Срыть этот Пик Коммунизма к ядрёне бабушке под корень!
        Вот так идеально ровный участок поверхности Марса стал навечно Пиком Коммунизма. С кольцевой дорогой и Анизотропным шоссе Базунов думал разобраться позже, а длинная взлётка ему на самом деле понравилась. В следующий заход он собирался поставить на профилактику свой ушатанный атомолёт и без суеты устранить все пакости Большого, пусть даже в ручном режиме.
        Как известно, бригадир предполагает, и «Мосспецстрой» тоже предполагает, а главк располагает. Пренеприятнейшее известие: кнам едет полярный песец. В ближайшие несколько лет насосной станции достаточной мощности не будет, и труб нужного диаметра тоже. Комбинат останется без воды. Перенести его ближе к водохранилищу нельзя: есть план, он увязан с другими планами, раз приказано комбинату тут стоять - будет тут стоять, ядрёна экономика, хоть сухой, но будет. Однако, товарищи, в наших силах сделать его мокрым! Вот гидролог, он покажет, как правильно рыть канал.
        Поскольку водохранилище делал родной «Мосспецстрой», его, разумеется, прозвали Московским морем. Базунов, недолго думая, нарёк свой новый объект Каналом имени Москвы, подхватил гидролога и помчался на всех парах от начальства подальше.
        Увы, пробыть на объекте ему удалось чуть больше двух суток - бригаду сорвали «на кислород». Хватило времени не доломать атомолёт, загрузить группе новую программу, со всеми в той или иной степени переругаться и отбыть на другую сторону Марса, понимая: вчём-то ты глубоко неправ, ядрёна кочерыжка, вот только в чём - поди догадайся.
        Верно сказал Ренкель: умнейшая ведь группа. Научиться бы с ней говорить. Научиться бы ей объяснять. Или научиться её слышать?…
        На прощание Базунов подошёл к храброму маленькому погрузчику, воровато огляделся - не смотрит ли кто - и сказал ему:
        -Ну хоть ты-то не балуй. Я знаю, ты парень что надо. Если смогу, я вернусь за тобой. Если нет… Прости, ядрёна совесть. Но придут другие люди, хорошие добрые люди. Не подведи их, электрическая твоя душа. Лады?
        Подумал и добавил:
        -Они тебя тоже будут любить.

* * *
        Когда в новостях прошло сообщение: «Астроном-любитель уверяет, что марсианские каналы меняют конфигурацию», Базунов сразу встрепенулся. Если чутьё не подвело его, дело пахло не просто керосином, а вылетом из треста, да с таким волчьим билетом, ядрёна репутация, что потом дворником не возьмут. Бригадир пошушукался с доктором Ленцем и назавтра вместе с Ренкелем подхватил «марсианский грипп», низкотемпературную инфекцию, при которой полагалось лежать и не высовываться. Ещё он подхватил у соседей лёгкий развозной атомолётик - за ящик пива по возвращении на Землю, зуб даю, ядрёна вобла, - погрузил на него вездеход и был таков.
        По дороге к аэродрому он вызвонил гидролога и попросил справиться, не подсел ли, ядрёна клизма, уровень Московского моря. Гидролог фыркнул, но через полчаса уже умолял взять его с собой. Море и правда слегка обмелело - об этом доложили наверх, но там как-то не придали значения: подземные источники вскрыты качественно, а убыль наверняка естественная, как убыло, так и прибудет.
        -Фиг оно прибудет, ядрёна лужа, знаю я своих железных ребят, - процедил Базунов.
        Через сутки они втроём стояли на берегу водохранилища и беспомощно ругались. Море размыло перемычку до основания. Канал имени Москвы интенсивно поглощал дефицитный продукт и сливал его… Куда?
        -А то ты не догадался, - пробасил Ренкель и криво усмехнулся.
        Группа на вызовы не реагировала. Засечь её без спутника Базунов не мог, а обращаться в службу слежения - означало раньше времени подставиться. Бригадир ещё не готов был подставляться - не знал, ядрёно алиби, как отбрехаться.
        -Пойдём по следам, - решил он. - Настоящие индейцы, ядрёный чингачгук. Мой скальп уже чешется.
        -А хороший канал получился, - заметил Ренкель. - Молодец Большой, чётко сработано.
        -Канал отменный, - сказал гидролог.
        -Имейте совесть, негодяи, - сказал Базунов.
        Ещё через полчаса они стояли на краю Невеликого Каньона и даже не ругались.
        Водопад рушился в трещину с истинно промышленным грохотом. Воздух у водопада был совсем не марсианской бледной немочью, а по-земному плотным на вид, и люди сразу почувствовали, как стосковались по нормальной атмосфере.
        -Я на секунду, - сказал гидролог.
        Его не успели остановить, он уже снял маску и сделал осторожный вдох.
        -Ну ты псих, ядрёна кащенка! - заорал Базунов. - Вот я тебя сейчас!
        -Надо бы померить, да нечем, - сказал гидролог, снова пряча лицо за прозрачным забралом. - Пробы взять. Но в целом приемлемо. Как наше высокогорье. Я же альпинист.
        -Ты анархист! - рявкнул Базунов. - Попалил бы лёгкие, и куда тебя потом?…
        -Вы туда поглядите. - Ренкель показал на другую сторону разлома. - Дима, где твой бинокль?
        -И так вижу, - Базунов отдал бинокль стармеху. - Я другого не вижу. Где мост? Не могли же они перелететь, ядрёна телепортация.
        Канал не только впадал в трещину. Он был прорезан дальше на другой её стороне - пускай сухой, но всё равно канал. И терялся в бескрайних марсианских далях.
        -Слева. - Ренкель вернул бинокль.
        -Ах ты, ядрёна конструкция…
        Следы группы вели к скале на краю обрыва. От неё на другую сторону были провешены два толстенных буксировочных троса. Держались они на забитых намертво в скалу жалах от отбойных молотков.
        -Это уже какая-то ядрёна фантастика, - буркнул Базунов. - Ты что-нибудь понимаешь, дядя Жора?
        -Я всё понимаю… Но как?!.
        -То-то и оно.
        Базунов не глядя ткнул пальцем себе в маску, явно собираясь погрызть ноготь ради активизации умственной деятельности, ядрёна головоломка, но палец упёрся в плексиглас.
        -Не мог дирижабль поднять эти тросы… - бубнил Ренкель.
        -Кажется, знаю. Маленький храбрый погрузчик, - процедил Базунов и вдруг улыбнулся. - Я всегда говорил, что он нормальный парень. Слушай, дружище… - Бригадир повернулся к гидрологу. - Есть хотя бы малейший шанс, что вода заполнит разлом? Я помню по карте, он замкнутый с обоих концов.
        Гидролог пожал плечами.
        -Теоретически… Ну лет через полсотни, если ресурса хватит.
        -Здесь самое низкое место, и когда добьёт до краёв, вода попрёт дальше в канал, верно? Чего молчишь, ядрёна канализация?
        -Да пошёл ты… Откуда мы знаем, что там на дне? Может, всё под землю уйдёт.
        -Не уйдёт, - сказал Базунов. - Я печёнкой чую, ядрёный нострадамус. Будет на Марсе роскошный Канал имени Москвы, запомни моё слово.
        -И все-таки - как они переправились? - не унимался Ренкель.
        -Ты просто не в курсе, дядя Жора, - Базунов снова улыбался, мягко, ласково. - Это всё наша бесхозяйственность, ядрён госплан. На площадке не было ни грамма цемента, зато две катушки отличного бронированного кабеля.
        -С ума сойти… Ну конечно! Маленький храбрый погрузчик! - Ренкель восхищённо цокнул языком.
        То перебивая друг друга, то подсказывая, хлопая в ладоши и восторженно гогоча, стармех и бригадир прикинули схему переправы. Дирижабль на Марсе не поднимет ничего тяжелее «паука» даже на форсированном режиме. Ну и ладушки. Хватило бы силёнок перетащить через каньон два хвоста бронекабеля - и задача решена. Сначала экскаваторы вбили в скалу жала, и «паук» закрепил на них буксирные тросы, чтобы лишний раз не мотаться туда-сюда. Дирижабль тем временем занёс концы кабеля на другую сторону. А здесь на кабель просто наехали бульдозером, чтобы впоследствии утащить с собой полезные верёвочки, вдруг ещё пригодятся… Дальше летающий пузырь увёз «паука», и вдвоём они кабель натянули. Заякорили его - неважно, как, наверное, дирижабль лег на пузо и закопался манипуляторами… И тогда маленький храбрый погрузчик переехал по кабелям на ту сторону, волоча за собой тросы. Дальше «паук» закрепил тросы на нём, а погрузчик упёрся ковшом и уже сам работал якорем. Следом переправился его приятель экскаватор, забил два жала, натянул тросы до звона, «паук» снова вывязал узлы, ну и…
        -Смотрите! - крикнул гидролог, вглядываясь куда-то вниз. - Вот он!
        Базунов машинально схватился за сердце. Потом за бинокль.
        Переправа была далеко от водопада, здесь река на дне разлома уже почти не бурлила, и жёлтое пятно под водой бригадир не заметил только потому, что не интересовался, чего там внизу.
        -Уфф… - он оторвался от бинокля и потёр грудь. - Слава тебе господи, ядрён канатоходец, ядрёна акробатика, да пропади оно всё пропадом, как же я перепсиховал…
        Потом он начал тереть виски под шапкой: похоже, у него схватило ещё и голову.
        Ренкель забрал бинокль, посмотрел вниз, потом уставился на тросы.
        -Левый чуть слабее. Если не знать, так и не заметишь. Все прошли нормально, но трос просел, Большой ехал замыкающим и соскользнул.
        -Да и чёрт с ним. Никогда я его не любил. Я испугался, что там малыш…
        -Честно говоря, я тоже… Надо проверить, как у Большого с реактором. Кожух не мог треснуть даже в теории, но мы обязаны.
        -Сейчас принесу из вездехода дозиметр… - Базунов снова потёр грудь. - Вот я дурень, правда? Сорвался Большой, а мне лишь бы не маленький, ядрёны нервы. А этот - ну и пусть себе лежит, железяка фигова. Заодно подумает о своём поведении! Несколько месяцев у него точно есть, потом вернёмся и поднимем. Хотя… Погоди, а как они теперь заряжаются? Ядрён аккумулятор, тогда группа встала где-то недалеко.
        -Чёрта с два они встали. Запитаются от среднего бульдозера, у него котёл слабенький, но если потихоньку, всем хватит отсюда и до посинения. Они ещё колечко сделают и с другой стороны Марса приедут. Запчастей хватит, я посмотрел, ребятишки выгребли ангар подчистую, увезли на самосвалах небось.
        -На среднем нет разъёмов, чтобы запитать группу, забыл?
        -Через «паука». Что они, дураки? «Паук» отлично работает как переходник. Всего лишь инженерная задача.
        -Инженерная задача… Это Сашка всё время талдычит. У тебя подхватил?
        -Наоборот. Я у него, - сказал Ренкель.
        Базунов снова посмотрел вниз. Большой лежал на боку и мирно спал под толщей воды. Бульдозер мог отдыхать с чистой совестью. Он сделал главное - придумал, как переправить группу. Если надо просто рыть землю носом, группа прекрасно обойдётся без него. Она будет тянуть канал до следующего естественного препятствия, и у неё уже есть готовый алгоритм, как препятствие одолеть. Далеко уйдут ребята, ой, далеко, ядрёна экспедиция… И в один прекрасный день по их следам хлынут воды Московского моря. Если на пути группы встретятся старые марсианские каналы, значит, когда-нибудь вода в них вернётся. И люди увидят, каким был Марс в незапамятные времена. Новые люди, мы-то вряд ли.
        Но всё, что мы делаем в жизни, всё, что мы строим, - это ведь не для себя. А ради счастья будущих поколений, ради новых людей…
        -Сильно тебя отымеют? - спросил гидролог, вставая рядом.
        -Наплевать, - сказал Базунов.
        И улыбнулся так широко, так искренне, что гидролог даже слегка испугался за него - а не сорвало ли у бригадира резьбу.
        -Прямо уж и наплевать? Сейчас начнётся… Что я, не знаю? У нас везде одна система. Тебя сначала заставят догнать и остановить эту землеройную команду, а потом начнут снимать очень мелкую стружку очень тупым рубанком.
        -Это будет не сегодня. И даже не завтра.
        -То есть?…
        -Отставить кипеш. Мы сейчас проверим радиационный фон, и если котёл в порядке - а он в порядке, зуб даю, его можно с ядрёна Эвереста ронять, - быстро сделаем ноги. И никому не скажем, ядрёна конспирация. Нас тут не было. Верно, дядя Жора?
        -Я в вагончике лежу и на лампочку гляжу, - пробасил Ренкель. - У меня грипп свирепствует.
        -А ты что скажешь, друг ситный?
        -Ну… - гидролог замялся. - Ну, это в конце концов очень интересно. Водохранилище подпитывается неплохо, источники вскрыты на совесть. Оно просядет, конечно, но вовсе не насухо. И канал-то, прямо скажем, не Панамский.
        -Ладно-ладно, он себя ещё покажет. «Мосспейсстрой» веников не вяжет, ядрёна технология! И я считаю - пусть ребята поработают, сколько успеют. А то вечно я мешал им развернуться. Одни мне не дают, другим я не даю… Надоело.
        -Пора валить, - напомнил Ренкель. - Пошёл за дозиметром.
        -У вас там комплекта химразведки нет случаем? Или чего-то похожего? Хочу пробы воздуха… - И гидролог ушёл вслед за стармехом.
        Базунов остался у обрыва. Рассматривал спящего Большого и снова улыбался. Он уже не сердился на строптивый бульдозер, напротив, чувствовал в нём едва ли не родственную душу, ядрёна психология.
        Сам того не понимая, он глядел на своё отражение - того, кто хочет работать и работает, даже когда ему не дают.

* * *
        Канал имени Москвы, питающий сегодня всю марсианскую промышленную зону, размечен ещё на самом раннем генеральном плане освоения планеты, и нет оснований думать, что было иначе. Конечно, в период «штурма и натиска» случалось всякое. В дошедших до нас мемуарах ветеранов «Мосспецстроя» слышны отголоски героической эпохи, когда природа была заведомо сильнее человека, планы корректировались едва ли не ежедневно, а строители ощущали себя ни много ни мало передовой армией космической экспансии. С сообразной этому психологией и терминологией. Они не просто работали, а сражались за лучшее будущее для всех, и выражение «трудовой подвиг» звучало отнюдь не пафосно. Наши предки были готовы рисковать не только репутацией, но и самой жизнью, чтобы добиться выполнения поставленной задачи.
        Не исключено, именно таким был и Дмитрий Базунов, о котором можно уверенно сказать лишь самый минимум: он и правда служил начальником «прыгающей экспедиции», а в списках Героев Соцтруда не значится.
        В остальном «Подлинная история Канала имени Москвы» выглядит компиляцией сразу нескольких мифов эры первопроходцев. Некоторые из них не лишены документальной основы: например, на берегу Московского моря вы могли заметить необычный топоним «Улица Анизотропное шоссе». И первые литры воды в древнюю ирригационную систему Марса действительно были поданы из знаменитого канала. Другой разговор, что это никак не могло произойти по воле трудолюбивых роботов, отбившихся от рук. Система социалистического планирования была исключительно жёсткой, и в ней просто не нашлось бы места для подобного самоуправства.
        Но что касается технической стороны дела, тут всё намного ближе к реальности. В династиях строителей действительно передаются из поколения в поколение легенды о строптивых бульдозерах и хитрых экскаваторах. Техника того времени конструировалась с огромным запасом прочности и по сей день на ходу. Конечно, у неё современный мозг, но механическая основа и дизайн остались прежними.
        А значит, не исключено, что где-то рядом с нами живёт и работает - несёт трудовую вахту, как сказали бы предки, - маленький храбрый погрузчик.
        Так пожелаем ему долгих счастливых лет, ядрёны пассатижи.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к