Смешной баобаб Анатолий Петрович Днепров
        #
        Днепров Анатолий
        Смешной баобаб
        Анатолий Днепров
        Смешной баобаб
        - А сейчас мы пройдем пампасы и начнем пробираться сквозь южноамериканскую сельву. . Это так у них называются джунгли. А пампасы вроде нашей степи. Правда, здесь, в Аджарии, нет степей. А рядом, на Украине, есть... Джунгли у нас тоже есть. И здесь, на Кавказе, и в Уссурийском крае. Это рядом с Владивостоком...
        Каро, наш гид по Батумскому ботаническому саду, не умолкал ни на минуту. Он знал в этом саду, или, лучше сказать, заповеднике, каждый уголок, каждое деревце или куст. И не только знал по имени, но и всю родословную. Он был высокого роста, широкоплечий, с тонкими белыми усами и острой бородкой, которая делала его чем-то похожим на Дон-Кихота.
        Мы были очень удивлены, когда узнали, что Каро из своих шестидесяти пяти лет двадцать гонял в горы отары овец. Позже я узнал, как удивилось руководство Батумского ботанического сада, когда в отдел кадров к ним, прихрамывая, пришел старик и сказал, что хочет работать здесь. В горах он сломал ногу и теперь не может больше оставаться в пастухах.
        - А что вы, собственно, сможете у нас делать?
        - Ухаживать за этими прекрасными деревьями и цветами. Они всегда стоят на месте, не то что мои овцы. А уж я их полюблю, как родных, хотя большинство из них и чужие.
        Сначала он был садовником. А после стал гидом.
        Дирекция сада была потрясена памятью и понятливостью Каро, который за год впитал в себя все, что рассказывали профессиональные гиды экскурсантам.
        Сейчас ему нельзя было дать и шестидесяти. Да и вообще здесь, в Аджарии, старики безвременны. Того и гляди столетнего гражданина окликнешь: "Молодой человек!"
        Мы пробрались сквозь опутанную лианами сельву, где царил полумрак и влажная, мшистая земля дышала горячим терпким паром, и выбрались на залитую солнцем поляну.
        - Здесь, товарищи, начинается Экваториальная Африка. Начинается она с саванны.
        - Чего, чего? - переспросил кто-то.
        - Саванна. Это по-африкански тоже степь.
        Наша экскурсионная группа пробиралась по узкой тропинке к вершине холма. Причудливые травы и кустарники окружали нас со всех сторон; и иногда, на поворотах, мы видели только высоко поднятую голову Каро, который оживленно что-то рассказывал тем, кто шел рядом с ним.
        - С вершины холма очень хорошо видно море. Там мы отдохнем. В тени вон того замечательного дерева.
        Экскурсанты расположились на траве и залюбовались видом на море. Солнце склонялось к вечеру, воздух светился серебристым светом, и море было не голубым, как обычно, а серебристым, с гофрированной солнечной дорожкой, теряющейся в дымке.
        - Аве маре, моритури те салютант, - мечтательно произнес инженер из Ленинграда. - Все мы умрем, и сюда придут другие люди и будут любоваться этим волшебным зрелищем...
        - Зачем умирать? - воскликнул Каро. - Жить надо! Долго-долго, как это дерево!
        Он повернулся к стволу зеленого гиганта и любовно погладил мощную морщинистую кору.
        - А что это за дерево, Каро?
        - Замечательное дерево. Вечный страж африканских саванн. Это баобаб. Живет пять тысяч лет!
        - Сколько? - взвизгнула молодая курортница в шортах.
        - Пять тысяч. Может быть, даже больше. Его привезли сюда уже в очень солидном возрасте.
        Каро встал, вытащил из кармана выцветшей сатиновой куртки клеенчатый сантиметр и стал обмерять ствол. Закончив обмер, он достал записную книжку, посмотрел на столбик цифр и записал следующую.
        Никто не заметил, как он поднял голову, посмотрел на могучую крону дерева, глубоко вздохнул и укоризненно покачал головой.
        Когда он попрощался с нами у выхода из сада, я взял его за руку и отвел в сторону.
        - Каро, а почему вы обмерили ствол баобаба, а после печально вздохнули?
        - Сохнет. Понимаете, сохнет на глазах. Это будет такая потеря. Сначала обхват был десять метров семьдесят сантиметров. После - девять метров тридцать сантиметров. А сейчас уже пять метров, - гибнет не по дням, а по часам. Делаю все. Не отхожу от него. Ученые подкормку придумали. А он сохнет...
        Последние слова он произнес с сильным акцентом, темпераментно махнул рукой и скрылся среди олеандров, прихрамывая пуще прежнего.
        Года через три я снова оказался в Батуми, на конференции по проблеме долголетия, и вспомнил Каро и его погибающий баобаб. В перерыве между заседаниями я отправился в ботанический сад.
        - Где Каро?
        - Как обычно, - безразлично ответила голубоглазая лаборантка. Она переливала какую-то жидкость из одной колбы в другую.
        - Что значит "как обычно"?
        Она подняла на меня большие глаза.
        - Возле своего баобаба.
        - Он по-прежнему работает гидом?
        - Нет, сейчас не работает.
        - На пенсии, значит?
        Девушка криво улыбнулась.
        - Здесь, в Батуми, проходит конференция по долголетию. Читала я в газете, как местные физиологи расхваливают здешний климат и здешних стариков. А вот то, что некоторые с возрастом впадают в детство, об этом почему-то не говорят.
        Но я уже не слушал ворчливую белоснежную лаборантку.
        Я прошел уссурийские джунгли, сибирскую тайгу, альпийские луга, спустился в пампасы, пересек сельву - и вот саванна!
        Я почему-то очень волновался, и мне не терпелось скорее увидеть Каро.
        Он лежал у самого стола на спине и курил трубку. Когда я подошел, он повернул голову, а после снова отвернулся и уставился вверх.
        - Каро, вы меня не узнаете?
        Он молча покачал головой.
        - Я был здесь с экскурсией. Вы тогда опасались за это дерево, а оно воя какое роскошное, более пышное, чем прежде, и, конечно, проживет еще пять тысяч лет!
        Он снова посмотрел на меня печальными, задумчивыми глазами. Его усы и бородка, казалось, потемнели, а глубокая тень под деревом сглаживала морщины на загорелом лице.
        - Я никогда не верил, что дерево погибает. - Он встал и облокотился о ствол спиной. - Я этим ученым с самого начала твердил: "Не так сохнут деревья. Я ничего не знаю про другие баобабы, которые растут в Африке, но этот баобаб какой-то другой. Ну, как бы вам сказать..."
        - Какой же он, Каро?
        - Смешной. Странный. Очень смешной.
        Я вспомнил ворчливую лаборантку.
        - Смотрите! - Каро горячился. - Смотрите на кору. Стала гладкая. Смотрите на листья. Стали зелеными и нежными. Разве так погибают баобабы?
        Я не знал, как погибают баобабы, но мне стало очень грустно ад Каро...
        - Он смешной, потому что растет обратно.
        - Обратно?
        - Конечно. Был старый. А сейчас становится моложе и моложе. Ничего тут удивительного нет.
        "Бедный, бедный Каро..."
        - Нет, вы только посмотрите!
        Я вместе со стариком обошел вокруг дерева и действительно заметил, что оно как будто помолодело. Но разве можно говорить о деревьях, что они постарели, помолодели? Старый клен кажется "помолодевшим" после дождя, а тоненькая пыльная акация напоминает крохотного сморщенного старичка. Это дело воображения.
        Я похлопал Каро по плечу.
        - Я очень рад, что дерево продолжает жить. Но еще больше я рад за вас, Каро. Выглядите вы прекрасно. До свидания!
        - Эти ученые думают, что я сошел с ума!! - крикнул он мне вслед.
        Прошли годы, и я забыл про Каро и про растущий "обратно" баобаб. Я усиленно занимался геронтологией и пытался вникнуть в страшную тайну старения и деградации человека, и в этом моем увлечении тоже была своя логика. Когда однажды моя жена спросила меня, почему я оставил нормальную физиологию и переключился на изучение стариков и старух, я, не думая, ответил:
        - Потому что я и сам старею, а не расту обратно...
        Жена подумала и сказала:
        - Я как-то слушала лекцию одного математика, специалиста по теории колебаний. Он утверждал, что если будет постигнута тайна биологического регулирования в человеке, то его, человека, можно будет ввести в режим автоколебаний. Это значит, сначала он стареет, после молодеет, а в определенный момент времени начинает опять стареть; и так без конца...
        - Болван твой математик! Старение и смерть - прогрессивные факторы биологической эволюции. Да и вообще о вечной жизни могут мечтать только заскорузлые эгоисты...
        "Расти обратно, расти обратно..." Где и когда я слышал эти слова?
        И тогда я вспомнил Каро и смешной баобаб.
        В лаборатории Батумского ботанического сада сидели новые, совсем молодые люди, а старые ученые ушли на покой: построили в пригородах дачи и разводили сады.
        - Как ваш баобаб? - спросил я ведущего научного сотрудника.
        - Что?
        - В вашем саду рос баобаб из Африки.
        - Что-то не помню.
        Он вытащил из книжного шкафа толстую книгу и долго ее листал.
        - В каталоге не числится, - наконец сказал он.
        - Как же так? Я лично сидел в тени этого великолепного дерева.
        - Когда, простите за нескромный вопрос, это было?
        - Лет... лет пятнадцать-двадцать тому назад...
        Молодой человек присвистнул:
        - За это время мы так часто меняли растения, удаляли погибшие, подсаживали новые. Может быть, когда-то и был баобаб, а сейчас нет.
        Действительно, теперь холм был пустынным, и только море у его подножья серебрилось, как прежде.
        Там, где раньше росло дерево, осталось небольшое, поросшее травой углубление, и в самом его центре торчала тоненькая, высохшая веточка. Она легко сломалась у меня в руках, и я сунул кусочек в карман.
        О Каро в ботаническом саду тоже никто ничего не знал, и я решил всю эту странную историю выбросить из головы, как вдруг совеет неожиданно она вновь воскресла во всех самых мельчайших подробностях.
        Из очередной экспедиции в Аджарию возвратилась шумная ватага моих аспирантов. Они наперебой рассказывали о стариках, которым по сто, сто двадцать и даже сто пятьдесят лет.
        - Но самая любопытная история произошла в одном ауле, километрах в сорока к востоку от Батуми! Представляете, приходим с рюкзаками, в коротких штанах, с палками, а на нас никто не обращает внимания. Даже ребятишки! Такого еще никогда не бывало. Не аул, а потревоженный людской муравейник. Мужчины а одном краю базарной площади, женщины - на другом. И все говорят, говорят, кричат, размахивают руками и так далее. Выясняем, в чем дело. Оказывается, ничего необычного. "У тетушки Валии откуда-то взялся ребенок". - "Ну и что здесь удивительного?" - "Тетушке сто восемнадцать лет". - "А где тетушка Валия живет?" - "Вон в том доме, но она никого не принимает". Мы - к дому. Двери на запоре. Стучим. Показывается старуха. Сразу видим - слепая. "Как здоровье, бабушка?" "Уходите прочь! Вы разбудите ребенка!" - "Но мы, сами знаете, не из тех". Представляемся. Академия наук и так далее. Специалисты. Врачи. "Ах, врачи? Тогда заходите. Мне нужен врач". Заходим. В постельке хныкает малыш, около годика; может, чуть-чуть побольше. "Славный малыш, - говорим, - давно родился?" - "Нет, он пришел". - "Как так - пришел?" -
"Ножками. Только вот хромает. Ножку в горах сломал". Осматриваем. Действительно, ножка сломана. Кладем гипс. Повторяем вопрос, теперь более строго. "Давно родился?" "Пришел, говорю я вам". - "Значит, он вам чужой, тетушка Валия?" - "Нет, не чужой. Это мой сын". Чокнутая старуха! Как мы ни бились, твердит: "Пришел, и это мой сын..." Вот так история!
        - А она не называла малыша по имени?
        - Называла.
        - Как?
        - Каро. Кажется, Каро...
        ...У меня на рабочем столе в институте геронтологии стоит небольшая прозрачная коробочка. На белоснежной салфетке покоится кусочек сухого желтого дерева, и под ним надпись: "Смешной баобаб".
        Конечно, это, может быть, и не тот баобаб, а маленький Каро у тетушки Валии, может быть, совсем другой Каро...