Сохранить .
Змеиный бог Алексей Егоренков
        Егоренков Алексей
        Змеиный бог, книга 1
        Удивительнейшая из земных историй, переложенных на бинарный код
        Всем тем, кто прошел века и многие мили, гонимый жаждой новизны, и сгинул в безвестии за тридевять земель от родной постели;
        Всем тем, кто прожил отпущенный срок, так и не сделав этого;
        Всем тем вождям, демонам и призракам, что движут нами - этот скромный труд.
        (КАТУШКА 1) На славном тихом Западе
        (1x00) Вступление. Справка Национальной библиотеки Конгресса
        Трудно винить очевидцев Крушения в том, что почти двести лет спустя нам так мало о нем известно. Алабамская «Газетт» от 13 ноября 1833 года сообщает: «Тысячи сияющих тел носились по небосводу во всех направлениях». Некий мистер Смит, по записи суда в Луизиане, уверяет, что в полночь низко над горизонтом будто взошло солнце, а после он «упал головой и ничего не помнит», посему был оштрафован на три доллара за пьянство. Кто-то в Небраске проснулся, свалившись во сне с кровати, а в следующий миг на него обрушился дом. Якобы целое племя индейцев исчезло, растоптанное стадами взбесившейся живности, и даже в апартаментах Нью-Йорка у кого-то звенела посуда.
        Все эти люди были напуганы. Многие из них увлекались толкованием Библии, другие - книги Пополь-Вух, а пару веков назад это было не просто хобби. Видя вокруг конец света, мало кто взялся бы стенографировать подробности для потомков. Репортеры, полисмены, люди науки - все бежали как стадо и прыгали в ближайший овраг.
        Конец и впрямь едва не настал. Целые города погибли сразу. Бесчисленное множество людей умерло потом от неведомых болезней и напастей, порожденных катастрофой. Флорида стала краем бродячих огней, на месте пустыни Мохаве осталась воронка, полная миражей и кошмаров, а Мексиканский залив превратился в сейсмический котел, наполненный стремительно плодящейся живой массой.
        Корабли из Старого света перестали приходить к зиме, и не пришли больше никогда. Смирившись, две Америки забыли об остатке мира в несколько десятилетий. Юные государства были слишком молоды, чтобы умереть: через сотню лет между США и Мехико восстановилась связь. Телеграфные линии и торговые пути потянулись навстречу друг другу в обход опасностей, через Скалистые горы и вдоль Западного побережья. Двадцатый век пришел в Америки и расцвел, как буйная молодая весна.
        То было великое время - торжество духа над плотью, материи над стихией, личности над массами. Крупные состояния терялись и приобретались за миг. Тысячи коммерческих трестов, стряпчих контор и железнодорожных компаний рождались и умирали, едва отслужив свой короткий гарантийный срок.
        Но фанатики и спекулянты, безумцы и политики, гнавшие в шею прогресс, невольно делали великое дело. Стекольный промысел явился на смену золоту, став новым хлебом и погибелью для целых поколений. По восстановленным транспортным артериям в города-призраки хлынули поселенцы, и те родились заново, наполнившись свежей кровью. Армия США продвинулась далеко на юг, покоряя кошмарные ядовитые рубежи при помощи стали, свинца и спирта.
        ВНИМАНИЕ: Здесь мы говорим о том спирте, которым заправляются машины. Употребление спирта в питьевых целях не рекомендуется Минздравом США и может преследоваться по законам вашего штата, с наказанием от штрафа до отбытия срока в окружной тюрьме. Спасибо.
        Крушение раскололо северный континент надвое, оставив стену из ноздреватого вулканического стекла, приближаться к которой опасно и поныне. Редкие свидетели, якобы подошедшие близко, рассказывают о странной погоде, изуродованных животных и бредовых видениях, едва не стоивших им жизни. Хотя, пускай среди них достаточно много лжецов и безумцев, о переходе через саму Стену до сего дня не заявил никто.
        Фактические данные приводятся в полном соответствии с формуляром Федерального информационного бюро, выданным согласно нижеприведенному:
        ФИБ
        Национальной библиотеке Конгресса
        ВАШИНГТОН/ОК
        ММ12 ДД20 ГГ2012РХ
        Протокол использования - см. перфокарту 0000 0100 1110
        (1х01) Два пистольеро
        C высоты орлиного полета прерия напоминала ссохшийся ядовитый пирог. Всего пару часов назад эти истлевшие земли, утыканные островками мескита, изнывали под жарким солнцем, но теперь всё будто вымерло. Предзакатные лучи окрасили равнину в оранжевый цвет, тот самый его оттенок, что навевает путнику мысли о золоте и крови. Песок и кустарники, разбитые копытами, примятые десятками гусениц, трескучая сухая трава, даже рыжие скелеты перекати-поле - всё замерло. Неподвижный пейзаж казался декорацией, карикатурой, сработанной под заказ для статейки в «Географическом ежегоднике».
        Орлиная тень заскользила по рыхлой колее, нарушив мертвый вечер. Иное движение, такое же едва уловимое для нас, привлекло зоркую птицу из поднебесья. Под складками зеленой кожи подпрыгнул игуаний кадык. Еще раз поднялся - и обвис перевернутым гребнем. Лапы игуаны вязли в буром песке, а ее мутно-зеленый глаз уставился вверх, такой же неподвижный, как степь и небо, в нем отраженные.
        Цап! Мелькнув черной молнией, хищник напал и ушел в небеса, унося глаз в клюве как спелую виноградину, потеряв интерес к остальной добыче.
        Игуана не заметила этого. Она еще раз передернула кадыком, воздев опустевшую глазницу к небесам. Когда-то давно, век назад или больше, игуана побывала у Стены, и с тех пор глаза нужны были ей не более, чем крошечный мозг, давно растворившийся.
        Теперь она слышала, обоняла и видела всем телом, - да еще такие цвета, запахи и звуки, для которых и названия пока не придумано.
        Бронзовый Койот, воин южного народа, сидел на корточках, ритмично сотрясая распылительным баллоном. Индеец медленно раскачивался и пел, чтобы оградить разум от ярости духов, сокрытых внутри фонетической машины.
        Он слушал голос бога.
        Знающий железо, плоть и огонь, настолько близкий к Пути солнца, насколько это позволялось ученику жреца, Койот был с детства одержим великим божеством. Рожденный в Ацтлане, к юношескому возрасту в тридцать лет он знал о Кецалькоатле больше, чем самые древние из старейшин, даже тех, что помнили Юкатан.
        Прослушав запись, ацтек уверился окончательно: сердце змеиного бога никогда не принадлежало народу мешика. Кецалькоатль принес им горе когда-то - и принесет снова. Не сказал ли бог из машины, что следующий подносимый не достанется Солнцу, а будет подло убит белыми? Чтобы яростное светило, вырвавшись из ямы, покарало землю и всл живое. А если так, то о каких иных коварствах умолчал его раздвоенный язык?
        Фонетическая машина щелкнула и снова заговорила, повторяя чужие слова.
        - Эта запись является собственностью вооруженных сил Соединенных Штатов, - пропела игла мертвым девичьим голосом, и невидимый оркестр отыграл первые двенадцать нот чужой боевой песни. Когда военные горны затихли, фонетический ритуал был завершен.
        Динь! И снова речь Кецалькоатля обожгла уши Койота из Ацтлана, повторяясь нота в ноту, с самой первой по самую последнюю.
        - Здравствуй, дорогой соплеменник. Я родился в Омахе, штат Небраска, под именем Джон Гудспринг. Но теперь имен у меня семь, и нам с тобой следует помнить каждое.
        Не прекращая сотрясать баллоном, воин поднялся и приблизился к наскальному рисунку. Трепеща и млея перед дерзостью своего поступка, он до отказа вдавил железный клапан.
        - В хантсвильской тюрьме меня звали Остинхэд, в честь нашего полигона. Но это так, уголовная кличка, тебе она вряд ли пригодится.
        Индеец довершил картину в несколько решительных широких росчерков. Краска шипела и оседала на скале чернейшим проклятием.
        С-с-с-с.
        - Для ацтеков - с ними ты уже знаком наверняка - я Кецалькоатль. Пернатый змей. Великий белый бог. Несущий знание. И это - не просто клички.
        Бронзовый Койот шагнул назад и осмотрел послание. Ритуал еще не завершился. Койоту осталось изобразить Солнце - голодную, злую, покинутую спираль, от которой отвернулся черный бог. Но краска в баллоне для этого совсем не годилась.
        Чтобы убедить братьев, нужен был другой цвет.
        Ацтек подошел к жаровне, где прокаливались иглы и ножи, священные инструменты племени. Он подобрал два изогнутых лезвия и снова тихо запел.
        Койот совершил немыслимое святотатство: осудил бога и проклял его земное воплощение. Огонь жаровни готов был испить его вину.
        Но Кецалькоатль предал братьев Койота, и они должны были знать об этом.
        Агония рвала его тело на части, она прибывала волнами боли, ураганом скорби и раскаяния, но лицо воина оставалось неподвижным. Кровь бежала по его татуированной груди, капала и шипела, гася жаркие священные угли.
        С-c-с-с. Кровь пузырилась, и ацтек пел выше, выше, покоряя всл новые высоты святости, становясь достойным своего проклятия. Эхо Скалистых гор подхватило его ровный вопль и зигзагом унесло вдаль.
        - Ого! Си-бемоль… До-ре-бемоль… И дальше по хроматической… - заслышав отдаленный крик, Джеремия Маккормак сплюнул табачную жвачку и пристроил ко рту механическую гармонику. Он повертел медное колесико и выдул несколько гулящих нот, пробуя на вкус чужую тональность. - Не ирлашка… не чёрное… что ж ты, черт возьми, за птица такая?
        Далекий вопль оборвался.
        Выколотив инструмент о голенище, Джеремия вдохнул, присосался к гармошке и сыграл витиеватый блюзовый стандарт.
        - Так-то. В левом углу ринга, леди и мадам, хозяин прерии, Джерри Маккормак. Играет как бог, бьет как змея.

«Шустрейший рейнджер югов и западов», - так он всегда представлялся дамам. Правда, этим размалеванным потаскухам не было дела до талантов мужчины. Их влекли только краса и громкое имя, да разве еще стекло или золото, а Джеремия был не то чтоб заметен лицом, волосы растерял на третьем десятке, и в старатели годился не очень.
        А потому шустрейший рейнджер избрал мирскую славу, в лице Мерзкого Вилли-Висельника, безбожного ограбителя поездов и дилижансов. Оставалось лишь догнать и поймать негодяя, с чем он как раз и управился. И обернулся быстро - едва пятый десяток пошел, а старина Маккормак бредет себе домой и ведет на цепи счастье.
        Беда в том, что на старости лет Вилли сделался труслив и слаб телом. Он бежал и бежал на юг, пока боязнь видений и жестоких бурь не пересилила в нем страх перед Джеремией, его постаревшей немезидой. Уже тогда, посреди голой пустыни, плененный бандит сознался, что слышит Шум. Спустя двое суток его глаза изменились. Он перестал ныть и огрызаться, а вскоре умолк совсем.
        Цепь была механической, и по велению пружины могла распрямиться в крепкую стальную палку, согнуть которую не смог бы и циркач - рейнджер волочил ее пристегнутой к запястью, а второй браслет закрепил у Висельника на ноге. Когда тот начал петь и кидаться, Маккормак переключил цепь в жесткий режим, чтоб Мерзкий Вилли не цапнул его во сне. Пленник, впрочем, не возражал. Палка на ноге не мешала ему нисколько - Вилли теперь ходил как попало, что твой осьминог, и его затылок нередко волочился, оставляя в песке широкую борозду.
        - Скорей бы сбросить беса рогатого, - пробормотал Джеремия, спрятав губную гармошку.
        Он встал и потянулся, хрустнув суставами, разглядывая добычу из-под отяжелевших век. Висельник не двигался. Бандит сидел себе, раскинув ноги, привалившись к дереву - считай живой, если искоса смотреть. Его глаза отражали спокойный костер вечернего неба.
        Секунду поколебавшись, рейнджер отстрелил пружину и облегченно уронил затекшую руку, когда цепь рассыпалась звеньями и легла в рыжую пыль.
        - Что таращишься, леший? - спросил Джеремия, стараясь не нервничать без нужды. - Как-то ты почернел, что ли.
        В руинах Пуэбло их нагнала песчаная буря, и Маккормак, признаться, оставил Вилли под голым небом - рейнджера тогда самого-то едва не накрыло, и переть бы им оттуда вместе вперед задницей, если б он вовремя не схоронился.
        Мерзкий Вилли, и при жизни не киноактер, после бури захирел окончательно. Его зеленая плоть огрубела и пошла трещинами, грозя оставить рейнджера без заслуженной награды.
        И-и-и, - запел мертвец, и Джеремия моментально щелкнул рычажком, собрав звенья в жесткую палку. Оживший браслет едва не вывихнул ему запястье.
        Откуда-то изнутри Вилли поднялась конвульсия. Его лицо встрепенулось, бегло перебирая гримасы. Кисло, сладко, горько. Страх, похоть, ярость. А-а-а, о-о-о, у-у-у.
        И-и-и.
        Джеремия отвернулся. Он не любил эти физкультурные разминки, упрямые останки мускульной памяти, спазмами терзавшие мертвую физиономию.
        И опять Джерри едва держался, чтоб не вытащить гармошку и не подобрать эту комариную ноту, ми последней…

«Ой-ой-ой, святой дух, убереги от лукавого», - Рейнджер поцеловал ноготь и сплюнул. Он чуял нутром, что нота эта привлечет и покойников, и прочих детей прерии, самых разных.
        - Снести тебе будку, что ли, - предложил он, глядя вбок и сапогом топча хвою. - Мне, в общем, и тулово твое без надобности, если так рассудить.
        Сгодились бы и просто руки, две зеленые клешни, на которых еще можно было разобрать тюремные чернила. Виселица, крест, бандитские перстни, - любая из наколок, будучи опознана шерифом, принесла бы Джерри состояние.
        Беда лишь в том, что на юге шерифов не было: здесь правила или армия - или вообще никто.
        А кусок плоти, отрезанный от живчика, мог и усохнуть, решив, что чересчур мал и беспомощен. Это был очень серьезный риск.
        - Сдать бы тебя кавалеристам на опыты, - пробурчал Джеремия, - но кто ж тогда деньгу отсыплет.
        Тем более, до Колорадо-Спрингс оставалось топать каких-то пятьдесят миль.
        - Ладно, пшел! - Он дернул за стальную палку. - Живее. Фьють!
        И-И-И!
        Из глубин Вилли карабкалась новая конвульсия, и макушка трупа изо всех сил рванулась навстречу небу, словно ангелы по ошибке решили затащить его в рай.
        Голова Висельника дрожала и билась толстенной струной. Хруп-хруп-хруп, - защелкали позвонки в шее бандита, расцепляясь будто костяная цепь.
        - Эй, ты что это? - Джеремия вытащил револьвер. Он видел такую чертовщину впервые.
        Крак! Башка мертвеца лопнула, развалившись на четыре мясных лепестка, превратившись в неровный граммофонный раструб, в недрах которого булькало и клокотало. Запах болотной тины ударил Маккормаку в нос.
        - Господи, сохрани и помилуй, - пробормотал он. Но бандит не шевелился, и Джерри потихоньку набрался смелости. - Что у тебя мозгов там нет, это я и так зна…
        Кльхи-и-и-и, - знакомо пробулькала кожаная труба. Ни дать ни взять Висельник поутру глотку чистит, подумал рейнджер…

«И поет ми пос…»

…и еле успел отпрыгнуть, когда граммофон выхаркнул на него полведра зеленой слизи.
        Браслет поймал Маккормака за руку, не дав увернуться полностью. На запястье Джеремии попало несколько липких брызг. Они забурлили, пробираясь сквозь кожу, пузырясь кровавой пеной и выпуская тонкие зеленые нити.
        - А-А-А-А-А! - завопил Маккормак, здоровой правой открывая огонь.
        Он укладывал в неровный раструб одну пулю за другой, дергая крючком что твой телеграфист, но Висельник-Вилли не дрогнул ни разу, а…

«Ми послед…»

…наоборот, подался навстречу и рывком поднял рейнджера в небо.

«…ней октавы, ого, экскаватор какой, что ж ты за экскаватор такой», - думал тот, отчаянно трепыхаясь на другом конце стальной палки. Его левое запястье, наверное, сломалось, но Джеремия ничего не чувствовал - судя по цвету, рука ниже локтя уже стала чужой.
        БАХ! БАХ! У него свело палец. Да и патроны кончились.
        Висельник Вилли, пытаясь совладать с грузом на стальном удилище, размахнулся и ударил телом рейнджера о сосновый ствол.
        - А-а… - простонал Маккормак. Он бросил опустевший револьвер и ковырнул защелку на подвижном запястье, стараясь не касаться ползучей мертвечины.
        Защелка не поддалась.

«В левом углу ринга, леди и мадам…»
        В левом углу скоро будет такой же труп.
        Рука Джеремии горела выше локтя огнем, а ниже отнялась совсем, - только вдоль кости что-то пузырилось, нащупывая поры.
        Щелк! Со второй попытки рычажок повернулся, и цепь рассыпалась на звенья, с размаху швырнув Маккормака оземь. Тот не возражал: оба его башмака хоть на миг ощутили твердую землю.
        Мертвый бандит метнулся в его сторону бесхребетной куклой, и рейнджер отпрыгнул, не успев еще подняться. Вилли повалился, хрустя опавшими ветками, и рванул цепь на себя. Браслет не собирался покидать его лодыжку и подавно. Напротив, он взобрался чуть выше и даже как-то немного врос.
        Прыжок, и снова спутанный клубок конечностей улетел в кусты мимо Джерри, тяжело натянув цепь.

«Шустрейший рейнджер», - подумал тот, едва успевая вдохнуть между выдохами. Грузнейший, скорей уж. Верно его люди дразнили, старого дурака.
        Живчик снова прыгнул, и Джерри опять увернулся.

«Да это ж салки-скакалки, - осенило его, - игра канзасских детишек».
        Жуткая мысль навестила Джеремию следом. Он взялся за цепь и быстро осмотрел собственное запястье.
        - Так и есть, - пробормотал рейнджер севшим голосом. - Врос и тут.
        Сталь почти утонула в зеленой плоти, и снять ее теперь мог разве хирург или мясник, до которого идти было столько же, сколько до шерифа.
        Вилли снова кинулся, и Маккормак отскочил прочь, играя в салки-скакалки на свою грешную, но пока живую плоть.
        Он приземлился в мягкую хвою и пошатнулся. «Нужно менять правила, - дошло до него сквозь жар, - а то еще прыжок, и конец игре».
        Что-то затрубило вдали, и Джерри Маккормак замер от радости.
        - Поезд! Чтоб меня мама родная, - Джеремия едва не плакал. - Поезд! По-о-о-езд!
        Висельник не слышал гудка. Он подобрал конечности, надул свой кожаный граммофон и приготовился наскочить еще раз. Но рейнджер прыгнул первым. Гонимый ветром надежды, Маккормак натянул цепь, рывками принуждая страшилище извиваться следом. Мертвеца, впрочем, особо подгонять было не нужно.
        Одолев крошащуюся насыпь, Джеремия перескочил шпалы и залёг по другую сторону. Цепь тренькнула по рельсам и обвисла. Потеряв добычу из виду, Мерзкий Вилли притих.
        Локомотив шел к ним, но был еще далеко, и расслабляться Джерри было рано. Рельсы негромко цокали, дрожа под вечерним солнцем. Правой рукой и зубами Джеремия стащил шейный платок и перетянул отмершую левую чуть выше локтя, изо всех сил, чтоб зеленая масса прекратила сосать из него кровь.
        Так или иначе, скоро явится Шум, и тогда прощай, жизнь земная, здравствуй, жизнь вечная.

«Стрельнуться бы прямо сейчас, - подумал рейнджер, - да тушка всё равно подымется, как нечистый позовет».
        Да и револьвер он выбросил на поляне.
        В голове рейнджера снова комаром запел Вилли. Живчик оклемался и прощупывал добычу.
        Дюйм за дюймом Маккормак подобрался к рельсам, стараясь не шуршать и не звякать. Закат горел меж сосен кровавым огнем, и длинные тени шпал потянулись навстречу Джерри.
        Динь. Тихо звякнула цепь.
        Что-то грузное заворочалось по ту сторону.
        Вдали показался локомотив. Черный кинетический красавец, из Санта-Фе до Нью-Йорка с разъездом в Касл-Роке, он выбросил струю пара и пронзительно заверещал гироскопами, входя в крутой поворот.

«На такой скорости, - прикинул Маккормак, - он прошмыгнет мимо в три секунды».
        Щурясь на ослепительный фонарь, ничего не разбирая в растущем свисте и грохоте, рейнджер одним рывком подобрался к рельсам и выбросил вперед омертвевшую руку.
        Комариный голос Вилли можно было ясно разобрать всегда. Он шел по кости.
        Из-за насыпи показался гибкий раструб. Его тень потянулась дальше всех и загородила Джеремии солнце.
        Труп вытянул конечность и пристроил ее на рельс, в точности скопировав позу рейнджера.
        Паровой выхлоп локомотива обжег Маккормаку спину. Проклятая рука рванулась прочь и исчезла в белой вспышке агонии, сметенная многотонной болванкой. Из глаз Джеремии брызнули слезы. Состав грохотал, и тяжелые подножки мелькали над его макушкой как лопасти, а рейнджер облегченно рыдал, уткнувшись лицом в пыль и грязь, не видя, как стальные колеса рвут Вилли в клочья, рубят его ломтями будто ветчину, а тот ползет и ползет так же размеренно, как состав глотает его куски.
        У-У-у-а-у-у!
        Буфер заднего вагона пронесся мимо, и грохот оборвался. Маккормак поднял голову. Фонари состава уже растаяли в глубокой северной дали. Обрубок левой руки яростно трепетал, стянутый платком у рваного края, но крови пролилось совсем немного, и она по-прежнему была красной.
        От цепи и Висельника не осталось ни звена, ни мокрого места. На шпалах и насыпи было пусто.
        Правой рукой Джеремия нашарил в кармане механическую гармошку.
        У-У-у-а-у-у, - сыграл он в подражание отбывшему локомотиву.
        Из сухих трав ему вторили сверчки, набравшиеся смелости под вечер. Гладкий рельс негромко цокнул поезду вдогонку.
        Усевшись на шпалу и взяв гармонику, Маккормак повертел колесико, глубоко вдохнул и заиграл песню о красавце из Аризоны с большой кочергой на бедре, что грохнул техасца по кличке Рыжий.
        Кровь или нет, живым или мертвым, за доллары или без, - Джеремия мечтал об этой минуте с незрелой юности.
        На знаменитом указательном пальце Мерзкого Вилли был наколот перстень с черепом гадюки. Этот палец когда-то считался быстрейшим и опаснейшим к северо-западу от Боулдера и стоил жизни многим безрассудным шулерам, банкирам, купцам и прочим охотникам до чужого.
        Уже в семидесятые, на заре его карьеры, палец Вилли оценивался в пару сотен долларов - по тем временам немало. Дороже ценилась разве что голова, теперь уже превращенная в зеленый фарш.
        Палец бандита выжил. Татуированный кусочек плоти осознал себя, когда состав остановился на развязке в Касл-Роке, чтоб переменить колеса под государственную колею. Пружины колес ослабли, палец освободился, вывалился на землю и скатился под откос. Он был слишком мал, чтобы выжить, но слишком опытен, чтоб сгинуть просто так. Обрубок шевельнулся и пополз, оставляя неровный след в сухой траве.
        В ближней дощатой постройке зажглись фонари, и золотая дорожка легла ему наперерез. Керосиновое тепло, спиртовой и масляный жар дыхания, запах окисляющейся плоти, - ароматы салуна манили палец, будто нектар. Нащупывая путь вдоль полоски света, обрубок протиснулся в щель и вывалился с обратной стороны.
        В «Дырявом еноте», довольно неприметном питейно-развлекательном заведении, вяло клубился вечерний дым. Верхние номера салуна пустовали, за исключением одного, где намедни остановился чужак, заявившийся то ли с севера, то ли с юга. Девок здесь не водилось, зато не было и клопов, а в многочисленные щели меж досок сочился густой сенный аромат.

[ФОН] /// Increased Chances /// CHITLINS, WHISKEY & SKIRT
        Гудок поезда уже растаял вдали, и сверчковый хор шелестел снаружи, навевая на посетителей тягучий алкогольный сон.
        На доске у входа висел огромный истертый плакат, изображавший грудастую Мэрилин в образе крестьянки с кувшином молока. «ТАБАК - ИНДЕЙСКАЯ ОТРАВА», - гласил над ним выцветший казенный завет. «ВИСКИ - МОЧА ХВОРОЙ КОБЫЛЫ. Минздрав США - во имя свободы и мира!» На декольте красавицы там и сям просвечивали обрывки древних военных листовок: «…наши сыны…..демократию…..ЮЖНЫМ НАРОДАМ…..лейте патронов!» - слова проступали на истертой груди мисс Монро как следы ископаемых ящеров.
        Палец Мерзкого Вилли полз вперед, навстречу пению бутылок и стаканов в далеком баре. Задетый вертящейся метлой хозяина, он улетел под боковой столик и замер было, но тут же снова ожил, сотрясаемый клеточной памятью.
        Два старателя, грязнющих как дерюга, лакали над ним ирландский черный, обсуждая стекольный промысел и возя стаканами по столешнице. Плешивый Зеб, диггер поопытней и поудачливей, скреб ножиком богатый ужин: свиные потроха с густой подливой, от пищевой ценности которой у городского доктора случился бы мандраж. Его молодой подельник, Красавчик Илай, был пока небогат, и вдогонку спиртному глотал одни горькие слюни.
        - Дурак ты, брат, - Зебулон терзал потроха словно пустынных чудищ, смачно обсасывая с пальцев жир.
        Он противно царапнул ножом по оловянной миске. Палец под столиком задрожал и поднял нарисованную голову, невольно подражая змее.
        - Я тебе как брат-диггер говорю, - прожевал Зеб. - Кто ж по нулевку с лотками ходит? Ты что, совсем дурак? В «Географическом» вычитал?
        Молодому Красавчику было трудно. Мало того, что позорный свинцовый лоток, весивший фунта три, стоял тут же, у голенища, так еще и Зебу перечить было грешно: старик делился опытом как умел. А среди нелегкого союза диггеров это, считай, точить нож в руках того, кто торчит за спиной, пока ты стекло копаешь.
        Покинув старателей, палец Вилли отправился дальше, прощупывая дощатые окрестности беззвучным пением, от которого дрожали крысы на чердаке и в подполе.
        - А ведь зря ты, мистер, как тебя по фамилии, - осторожно укорил старшего Красавчик Илай.
        - Я тебе не мистер, - Тот вытер с подбородка жир. - Мистеры все в Нью-Амстердаме.
        - Я к тому, - упрямо вел молодой, - что ведь толково иногда в ежегоднике пишут.
        - Угу, - Плешивый Зеб глотнул поперек отрыжки и поперхнулся. Сокрытый от глаз тенью стола, палец закопошился, собирая жирные брызги, упавшие на пол, становясь плотней и сильнее.
        Красавчик Илай вытянул руку и боязливо шлепнул Зебулона по сутулой спине.
        - Кор-ряги убери, пока на месте, - тот вскинул медный ножик, кашляя в свободную руку. - Я говорю, такое пишут в твоем ежегоднике, корове на хвост не натянешь. Дора глухая мне читала. Так там гремучки змеиные, говорят, на пояс вешать нужно, такой вот негритянский секрет, ить его туды. Трещотка, знамо, гадюк пугает.
        Хозяин, потомственный корчмарь, отзывавшийся на кличку Масло, хохотнул, перехватил заводную метлу и выбил ее пыльный зоб под стойку в помойное ведро.
        Набравшись белковых соков, палец Висельника продолжил путь к стойке.
        Молодой Красавчик молчал, стараясь ненароком не загреметь под столом трещоткой, что была привязана у него в портках, аккурат над причинным местом. «Мало ли какой случай, - хмуро размышлял он. - Всяк знает: туда ужалит - никто не спасет. Чужого не упросишь, а сам не дотянешься».
        - Оно-то гремучка может и пугает, - сказал новый голос, - да только койотов, и только если шаман потрясет, с молитвой разом.
        Небритый траппер по прозвищу Тощий сидел за столом далее и чинил «кукушку»: неуклюжее, перепутанное сочленение шестеренок, рычажков и защелок, призванное выскакивать из травы и хватать добычу за лапы. Норовом и сложением «кукушка» будто кривляла своего хозяина. Макая пальцы в ружейное масло, Тощий раз за разом свинчивал длинную пружину и старался пристроить ее в гнездо, откуда та неизменно вырывалась.
        Учуяв смазку, палец Вилли заторопился мимо.
        - А вот еще, писали, - решился Илай. - Нулевое стекло. Оно почему нулевое?
        Цнь-з-зиу!
        Острый звук раздался над пальцем и срезонировал в кости, поставив его торчком. Обрубок вытянулся и задрожал, подцепленный случайной ноткой в пении медной пружины.
        - И чего оно нулевое? - спросил Тощий. Старик-диггер лишь махнул рукой и опрокинул рюмку жженого.
        - Того, что не двигается вообще, понял? Они его в подзорную трубу смотрели, а там все атомы стоят, - изрек Красавчик по памяти. - Стоят, и всё тут. Не шеволются.
        - А в простом стекле? - грозно поинтересовался Зебулон, отодвинув потроха.
        - В таком шеволются вроде. Там не объясняли.
        - А не объясняли, так… - завозился было Зеб, но бармен, подоспевший сзади, усадил плешивого обратно, пристроив руку ему на плечо.
        - Еще расскажи, молодой, - предложил Масло. - Пусть расскажет, что дальше.
        Пружина снова запела, и обрубок под столом замер, не одолев и трех футов. Старина Зебулон подобрал ножик и снова принялся скоблить упрямые потроха. Судя по изможденному облику Тощего, до порции жареного мяса этому было неблизко. Лицо Красавчика сияло, и он откинулся в плетеном кресле будто картежник, мигом раскидавший сложную партию.
        - А потом, - он кое-как изобразил ученое лицо, - раз стоят, значит, температура ноль. Сечешь? Атомы. Температура.
        - Ну как пузыри, когда подлива кипит, - объяснил хозяин-бармен, ворочая метлой под столиком. Лицо траппера ожило и просияло. Масло добавил: - А не кипит, тогда всё гладко. А на холоде вообще студень выйдет.
        Поддетый метлой, знаменитый палец выстрелил из-под стола и пополз дальше как ни в чем не бывало.
        - Слышь, так я не пойму, чего оно теплое тогда в любую погоду? - спросил бармен, убрав заводную щетку. Он нагнал ползучий отросток и занес над ним кованый каблук.
        - А вот этого, Джек, - объявил Красавчик Илай, - мы не знаем.
        ХРУП! Масло растер обрубок ногой.
        - А не знаете, - Зеб потряс ножом и утерся, - так неча сурло разевать.
        Он бросил ножик в пустую тарелку.
        Масляный Джек отцепил с пояса тесак и соскоблил останки знаменитого пальца в дрянное ведро, не подозревая, что раздавил и выбросил пятьсот государственных ассигнаций.
        Цнь-з-зиу!
        - Теперь заткнись и слушай, малой. В лотке ты его не углядишь, - продолжил урок торжествующий Зебулон. - Это ж тебе не золото. Э-эй, Масло, подвинти музыку, а то до утра слушать, как охотник свою дурмашинку ублажает.
        Красавчик и траппер одобрительно закивали.
        Масляный Джек получил свое прозвище за привычку от скуки полировать стаканы пальцем. Но отмерял Джек честно, и скипидар в горькую не лил. А порой и табака щепоть туда всыплет, чтоб продирало сильнее, и всё от заведения, всё даром.
        Расположив самокрутку в углу рта, Джек тяжко прошел к музыкальному автомату.
        - Не станет играть - ногами не трогать, - сказал он, закрепляя вощеный барабан. Но машинка ожила, и медная гребенка послушно затренькала на коротком банджо, закрепленном струнами вниз.
        По недрам салуна заструился «Дос пистольерос», нехитрый кантри-мотивчик о двух приятелях, шатающихся по Мексу. Один рвется наказывать бандидос и делать хорошие дела, но второму то подай юную сеньориту, то горячую индианку, то жену мясника. Без Пинкертона можно было догадаться, что второй пистольеро находится у первого в штанах.
        - И-и, подай ты ее сюда! - подпел Красавчик Илай.
        - Ты бы про нулёвку больше думал, малой, - отозвался Зеб, раскуривая медную трубку. - Полфунта нулёвки соберешь - считай, закончил работать, начал жить. А там тебе и индейки, и индейцы, и суслики жопоголовые.
        - Вы как те два пистольеро, - Тощий снова защелкнул пружину. - Спорят, это. Гы-гы. Один мелкий, второй большой.
        Старатели хмуро переглянулись и приподняли пыльные ягодицы с соломенных кресел. Зеб был щупловат, Илай зелен, и каждый по-своему обиделся на «мелкого».
        - Заходили, кстати, на днях индейцы, - Масло громко хлопнул о стойку пыльным гроссбухом. Он не любил, когда в тихом «Еноте» назревал конфликт. - Хорошо Козья Нога при мне.
        Старатели передумали и остались где сидели, промычав что-то про индейцев и жопоголовых. Бармен ухмыльнулся.
        - Не наши. На циклетах приехали, - сообщил он. - Здоровые машины, пинт на двадцать, не испанской работы вроде. Мясо ели. А пить не стали ничего, с собой привезли.
        - Ты испанскую работу видел-то? - произнес Зебулон, коптя трубкой.
        - Еще спроси: ты видел, чтоб испанец - да и работал? - поддержал его Красавчик, и оба загоготали.
        - Да я говорю тебе, слышь, - оскорбился Масло. - У испанцев всё по технике всегда сделано. А тут как… как помойка передвижная. Сантехника, банки, трубы с манометром. У вожака их череп коровий на руле.
        - Да ты пьяный ведь был! - сказал Красавчик. - Слышь, индеец на машине. Индейцы за машину тебе скальп снимут. Только лошади у них.
        Илай оглянулся в поисках поддержки.
        - Лошади не лошади, - отозвался траппер, - но за экологию они точно порезали бы того умника, что череп на машину привинтил. Они это… права животных, вымирающие виды. Раз на ярмарке еле ушел от этих… скво. Листовок надавали во все руки, деньги выдурили на охрану природы.
        - Ага, слышь, - Илай перевел дух. - Сами дикари с бубнами, а будут нас учить природу любить.
        - Это ацтеки, - раздался новый голос. - Они не отвергают технику.
        Три посетителя и бармен обернулись. В самом темном, пыльном и дальнем углу «Енота» за одноногим столиком отдыхал постоялец верхней комнатушки, о котором внизу вспоминали только тогда, когда он входил или уходил.
        Гость закурил и прищурился, глядя поверх шейного платка.
        - И некоторые из них никогда не видели лошади. - Он коснулся шляпы и отвернулся к окошку, испачканному мошкарой до полупрозрачности.
        Пепел был чужаком. После его реплики беседа улеглась и как-то не решалась вязаться.
        - Я что тебе скажу, - произнес Масло, глядя в стопку, которую тер и перебирал в коротких мясистых пальцах. - Всё это индейские фокусы. А что они потроха едят или белых детей крадут - так это дураки придумали, и дураки же слушают.
        - Угу, - отозвались из зала.
        - В моем заведении порядок всегда один. - Масляный Джек кивнул за стойку. - Я скажу, Козья Нога подтвердит.
        На дощатой стене позади него висел механический обрез - изделие тяжелое, сработанное грубо, но весьма умело.
        ГАР-Р-Р!
        Дизельный мотор тарахтел где-то совсем рядом. Сквозь прорехи меж досок «Енота» брызнул свет. Настил задрожал в унисон приближавшемуся рёву, и проблески фар меж неровных досок прочесали салун мелкой гребенкой. Со стропил и балюстрады посыпались опилки, пыль и прочая труха. Чужая дорожная машина подкатила к салуну, и мотор заглох.
        Старатели, которые тут же оказались на полу, теперь выглядывали поверх столешницы как пара домовых. Тощий, секунду подумав, решил последовать их примеру. Он сложился как аршин, оставив «кукушку» на столе. Та копошилась в луже виски и неодобрительно щелкала. Масло впопыхах опрокинул патрон, просыпал дробь на стойку и теперь пытался собрать ее.
        Как видно, все четверо ждали, что в салун опять ворвутся ацтекские мотерос: убийцы коров, пожиратели органов и напасть белых младенцев. И все как один - у Пепла в приятелях.
        Мотор под окнами умолк. Пара рук легла на створки дверей. Звякнули золотые браслеты. Свет на улице погас, и путник явился из тени: это был коренастый мексиканец, круглый как сдоба и крепкий как железный гвоздь, при усах, кожаной шляпе и жилете с тысячей карманов, меж которых на волосатой груди сверкал огромный крест.
        Грохоча сапогами, испанец пересек настил и привалился к стойке. Масло бросил собирать дробь и выжидательно на него уставился. Южных торговцев в Колорадо жаловали почти так же, как индейцев. Говорили, что те сплошь бандиты и головорезы, а многие вообще не понимают по-здешнему.
        - Текилы, ми компа. - Южанин ухмыльнулся и хлопнул о стойку горстью крупных монет.
        Этот язык Масляному Джеку был понятен. Он смел дробь в руку, с достоинством покряхтел и погрузился под бар.
        - Как по-вашему «кукарача»? - Торговец бегло оглядел собрание. - Индейцев обидно звать как?
        - Северных или южных? - спросил Красавчик.
        - Да любых. А?
        - Ну, красные… Красножопые, - пробормотал Илай. Он покосился на старшего и умолк.
        Хозяин вынырнул, утвердив на стойке бутыль - массивную, полупрозрачную, обросшую паутиной и кукурузной шелухой.
        - Эста буэно! Я пью - с меня анекдот!
        Мизинцем придвинув к себе стакан, мексиканец понюхал желтоватое содержимое. Скривился было, но решительно запрокинул кожаную шляпу, высосал неведомую жидкость и грохнул стаканом о стойку. Масло недовольно поморщился.
        - Приходит кукарача - красный по вашему, да - приходит, значит, красножопый к индейскому колдуну, - объявил испанец, выставив крепкий указательный палец - И говорит, хочу, говорит, вождь, огненной воды попить.
        - К шаману, - поправил Красавчик. - И шаман, это ж не вождь.
        - К шаману, эста буэно, - согласился мексиканец. - А красным в баре не наливают. Научи, говорит, как мне по-белому просить налить горькую?
        Он блеснул золотой коронкой и воздел перстни к потолку.
        - Идет тот красный по пустыне… А, да! Нет. Шаман, шаман говорит ему - слушай, компа, самое оно, говорит, скажи «накапай, хозяин, на два пальца, да чтобы вставило».
        Красавчик Илай загоготал было, но икнул и смолк, завидев суровый взгляд Зебулона.
        - Идет тот кукарача по пустыне, - вел свое испанец, - и тут мандраж у него.
        - Это не бывает, чтоб у красного мандраж. - Масло качнул головой. - Индейцы все забобонные, их Сатана бережет.
        - Ну, стукнуло ему в башку, солнце напекло, дери его койот, - отмахнулся торговец. - История к чему. Заходит он, значит, в бар - а в кавесе всё перепуталось, заходит и говорит, понял, «а вставь мне», говорит, понял, «вставь мне», говорит, «на два пальца. Да чтоб закапало». А?
        Гости хранили молчание. Даже Красавчик не заржал, чтоб лишний раз на конфуз не нарваться.
        - Слышал я твой анекдот, амиго, - сказал Масляный Джек. - Только по-другому его рассказывают. Не индеец там был - мексиканец. Заходит в лавку, сомбреро снял. Нанюханный. Не в обиду.
        - Какие обиды, каждый божьим делом сыт! - Испанец вскинул руки в золоте. - Оба с тобой под Пресвятой Девой ходим.
        - Аминь, - подтвердил Масло, раскрывая гроссбух. - Извини, сынок, как раз дело делать надо.
        - О-о, нет! Да! Ведь и я как раз о делах, - торговец нагнулся через стойку и дружески приобнял Джека за обширные плечи, мешая тому смотреть в книгу.
        - Из далекой Мехико, через проклятый Лос-Анхелес из-за самой Стеклянной стены, - объявил испанец, распрямившись и заправив пальцы в жилет, - я принес тебе, хозяин, благую весть.
        Масляный Джек смолчал. Лишь упрямо раскрыл деловую книгу. И самокрутку закусил по-новому.
        За спиной мексиканца потихоньку расцвели смешки.
        - Дрогадос, но-о-о, - с чудовищным акцентом протянул Зебулон.
        - Наркотики привез, амиго? - спросил молодой диггер. - Джек, не слушай, он тебе наркотики впарить хочет.
        Рука мексиканца с неожиданной прытью нырнула под жилет. Разомлевшие старатели дернулись, когда гость широким жестом метнул в них небольшой грубо скроенный мешочек.
        Шлёп!
        - Пейот, амиго, - сообщил испанец. - И мучо колитас.
        Рядом шлепнулся мешочек побольше. Оба старателя едва не нырнули под стол, таращась на два свертка как на тарантула, пожаловавшего из ядовитой пустыни.
        - Бесплатные образцы, пор фавор! - Мексиканец обнажил золотые коронки и снова отвернулся к бармену. - Меня звать Пако. Пако Бенедикто Пасифико Хуан Мария Рамиреc.
        - Чем могу служить? - Джек уперся руками в стойку.
        - А, служить! Да. Нет. Что б ты сказал, хозяин, - Мексиканец убавил тон до интимного делового, - если Пако пообещает тебе, что через год - может, меньше - твой, э-э… «Дырявый енот» будет самым богатым, самым знаменитым баром в округе?
        - Это - салун, сынок, - ответил бармен, не поднимая головы от каракулей. Он постучал по стойке костяшками. - Вот это бар.
        - Что если, - Пако вел дальше, не слушая, - не только из Касл-Рока и Колорадо-Спрингс, а из Денвера, Детройта, Санта-Фе, пор диабло, из самого Нью-Йорка к тебе ехать будут. Был бы ты доволен?
        - И каким же образом? - спросил Масляный Джек, прикрыв книгу и заложив ее окурком.
        - А-а-а, - испанец потряс указательным пальцем. - Оставь это Пако. Способ я знаю.
        Налив себе еще текилы, он проглотил ее и шумно вытер нос.
        - Раз! - объявил Пако. - Вывеска снаружи. Честно скажу. Не искал бы - проехал бы мимо. Подумал бы, угольный сарай, только разве двухэтажный. Не-е, - мексиканец потряс головой и тронул свой тяжелый крест. - Дери меня койот, я привезу тебе такую вывеску, чтоб сияла как Эль-Капитан. Чтоб фраера так и перли. Газ. Электричество. Самое яркое, по лучшему разряду.
        - Сынок. - Бармен вынул самокрутку изо рта, отложил гроссбух и прокашлялся. - Самое яркое, что касалось моего салуна - это каленое железо. Году так… в две тыщи третьем, чтоб не соврать. Вывеску мне сделал покойный гробовщик, он знал буквы и умел рисовать енота. Я дал ему двенадцать баксов. И совсем не жалею о деньгах, которые старый жмот унес тогда в могилу.
        - Два! Твоя шарманка, - продолжил мексиканец, не запнувшись. - Тоже, видно, гробовщик делал? Я показал бы тебе, что за машины стоят в Вегасе. Магнитно-электрический звук. Как они поют! Как играют!
        Он сложил пальцы щепотью и смачно поцеловал их.
        - Эль-лек-трический, - неторопливо произнес бармен, и позади Пако снова захихикали. - В том-то и беда, сынок. Нет у нас электричества. И долго еще не будет.
        Испанец медленно наклонился к стойке, осклабившись и глядя Масляному Джеку в глаза.
        - А вот здесь ты не прав, - протянул он и стремительно выпрямился. - Твое электричество прямо за той дверью. Генератор. Сколько нужно? Тридцать киловатт? Сорок? Отдам за копейки! Даром подарю.
        - А топить его чем? - хмуро спросил Масло. - Горючее откуда брать?
        Пако развел руками с оскорбленным видом.
        - Обижаешь, компадре. Я сам тебе снаряжу. Две машины в год, прямиком из-за Стены. Исправно, как… - Он осмотрелся и кивнул на механический силок. - Что твой медный будильник.
        - Прости, друг. - Масляный Джек выпрямился и подобрал чистую стопку, давая понять, что разговор окончен. - Мне это не интересно.
        Мексиканца отказ ничуть не смутил. Он глянул стакан на свет, плюнул на ободок и вытер его о холщовые штаны. Масло нахмурился - ему не нравилось, когда так делали.
        - Ай-яй-яй, друг. - Пако ухмыльнулся и поскреб усы. - Не уважишь переговорами? Ай-яй-яй. Разреши, покажу что-то.
        Сунув руку под жилет, он вытащил полуавтоматический диллинджер - целиком позолоченный, со стволом длиной в локоть и рукоятью красного дерева.

«Превентивная полиция Мехико. Прогресс и безопасность», - сообщала гравировка вдоль ствола. И то же самое с другой стороны, по-испански.
        - Прогресс - и безопасность, - прочел Пако, аккуратно пристроив диллинджер между собой и барменом, английскими буквами вверх. - Поганые федералес украли наш первый девиз. И для тебя, гринго, написали, чтоб тебе понятно было!
        Старатели, вернувшиеся было на стулья, опять бесшумно удалились под стол. Пистолет и торговца они разглядывали с новым интересом.
        - Итак, ми компа. - Испанец щелкнул пальцами. - Генератор пятьсот. Первая сотня галлонов - тысяча… а-а, черт с тобой, старая крыса, забирай за восемьсот пятьдесят. Итого…
        - Как насчёт перебраться со своей ярмаркой в другое место? - раздался новый голос.
        Пако умолк и неторопливо облизнул губы.
        - Это кто? - потребовал мексиканец, не оборачиваясь. Он покосился на траппера. - Часовщик! Это твой мальчик, что сумки носит?
        Тощий ответил посторонним голосом:
        - Э-это… э-э… я его не знаю. Клянусь.
        - Я слингер, - сообщил Пепел, не вставая.
        - Слингер, вот как. - Пако игриво приподнял бровь. - Плохо знаю язык, да. И что же делают эти ваши «слингеры»? Развлекают приезжих?
        Масляный Джек хохотнул из-под стойки.
        - Бывает, - протянул чужак. - Порой свинцом кормят.
        - Свинцом, говоришь? - подхватив золотой диллинджер, Пако взвился как хищная гиена, оказавшись к наглому гринго лицом…
        Лишь затем, чтоб обнаружить ствол, глядящий ему в глаза.
        Музыкальный автомат дотренькал мелодию и притих, уронив модератор на струны, и лишь пение вечерних сверчков доносилось с улицы.
        Зицнь! Бум! БАХ!
        Механический силок, доныне отдыхавший в луже спирта, вдруг ожил, подпрыгнул и с грохотом повалился на пол; Пако выстрелил, рефлекторно положив пулю в соседнюю цель.
        - А-а-а-ай! - заверещал Тощий. Он повалился рядом с «кукушкой», обнимая простреленную лодыжку.
        Пеплу этого было достаточно. Одним рассчитанным движением он опрокинул столик и присел за ним, выстрелив несколько раз поверх. Зазвенело стекло в баре, и за стойку потекли ручейки крашеного спирта. В воздухе тошнотворно запахло виски.
        Мексиканец не в первый раз стрелялся на баре: стоило Пеплу открыть огонь - торговец махнул через стойку как горилла, не опрокинув бутыль и не разбив ни одного стакана. Он выставил золоченый диллинджер и наугад пальнул несколько раз, а потом затих, и немедленно поднялся, держа на мушке бармена. Масляный Джек трепетал в объятиях торговца, словно усатый сом.
        - Хорош баловаться, чико! - Пако сверкнул золотыми коронками. - Не то стрельну его.
        Пепел медленно показался из-за столика, по-прежнему держа оружие.
        - Я сам его стрельну, - сказал он, взяв револьвер против локтя.
        БАХ! Темный фонтанчик хлестнул из ключицы бармена, запачкав испанца.
        Масляный Джек вяло уставился на ранение.
        - Пепел, - его белое лицо дернулось и обмякло. - Пепел, за что?
        - Ты смеялся надо мной, Джек, - отозвался чужак. - Никогда…
        Прежде, чем закончить, он сдвинул прицел на полдюйма и спустил курок, метя в голову испанца.
        Щелк!
        - … этого не делай.
        У него кончились патроны.
        - А-а… га-га-а! - удивление на круглом лице Пако без перехода сменилось насмешкой. Не тратясь на дальнейшие колкости, он поднял свое позолоченное оружие навстречу слингеру.
        На боку американского револьвера завертелся медный маховичок. Пако и бармен внимательно пронаблюдали, как заряжающий механизм - щелк-дзинь, щелк-дзинь, щелк-дзинь, - наполняет барабан, выплевывая отстрелянные гильзы на пол.
        Секунду помешкав, мексиканец опрокинул диллинджер назад.
        - Чертовы гринго со своими шестеренками. - Пако сдул пороховые газы, спрятал пистолет и уронил Масляного Джека под бар. Потянувшись, торговец достал с полки квадратную бутыль, уцелевшую в перестрелке. - Местное пойло не такие помои хоть?
        Мексиканец налил виски в стакан и влил его в себя как ни в чем не бывало, отвернувшись к собранию спиной, обтянутой в кожу с тиснением: «ЛА КОНКИСТА ГРАНДЕ. Петролео-и-комбустиблес», и над кормой штанов, почти по-английски: «¦Мы уважаем вас!»
        Пепел выжидательно прищурился. Он вернул самозарядный револьвер в кобуру, готовый тут же выхватить его снова. Аккуратно переступая остроносыми сапогами, стрелок пробрался между столиков и остановился у выхода.
        - Я вот что не пойму, - произнес он, не оборачиваясь. - Как бармен не узнал, что перед ним индеец? Он же не слепой.
        - Слепой, - отозвался торговец, давясь крепким виски. - Слепой, я забыл досказать.
        - Испоганил весь анекдот, - промычал из-под стойки раненый Джек. - Я ж говорил.
        - Еще, - добавил Пепел. - «Кукарачас» - так называют южных индейцев. Эти не пьют до глубокой старости. У нас их зовут клопами.
        Он распахнул короткие створки и вышел.
        Прямо перед «Енотом», попирая крыльцо передними шинами, стоял мексиканский дизельный лоурайдер. Опасный и длинный как варан, автомобиль осел на гидравлике, скалясь широким радиатором и покачивая фонарями на железных удилах.
        Машина представляла собой чарующее зрелище. Вдоль борта тянулись аляповатые росписи с водопадами, пальмами и знойными красавицами в нагрудных повязках и без. Капот был отведен под замысловатую композицию из лика Богородицы в окружении роз, хищных зверей и огнестрельного оружия. Все «муралес», бандитские воздушные фрески, вылиняли и облезли, побитые солью и ветром двух континентов. У Девы Марии, помимо двух воздухозаборников на плечах, росла уж вовсе непристойная борода из дегтя. Мелкие вмятины и пулевые отверстия в дверцах были аккуратно замазаны глиной.
        Вот и все, что успел рассмотреть Пепел в этом гибриде искусства и инженерной мысли: из кабриолета выпрыгнули два приземистых латиноса и направили громадные дробовики ему в грудь.
        Позади громко отрыгнул Пако.
        - А вообще, - объявил он, - разговор к тебе есть, ми компа.
        Он прошел мимо американца к машине, хлопнул его по спине и отдал знак бритоголовым ватос-эрманос.
        Один бандит распахнул для стрелка облезлую дверцу, а второй дробовиком пригласил его сесть. Сиденье было обито ягуаровой шкурой, и Пепел с удовольствием откинулся назад. Машина заревела и тронулась, качнувшись на шинах. В лицо ему ударил сладкий аромат ночной прерии.
        (1х02) Музыка, зеркала и дым
        Со стороны гор налетал холодный западный ветер. Одинокий шар перекати-поле, гонимый его порывами, бросился под автомобиль как дикое животное, прочесал по днищу и с хрустом развалился под задними колесами. Пепел зажег было сигару, но раскурить не смог. Приборная доска лоурайдера тлела огнями, а по левому борту гордо парил Эль-Капитан - он же пик Пайкса, бессменный ориентир мексиканской дизельной конкисты.
        Пряча глаза под шляпой от колючей пыли, слингер натянул шейный платок до переносицы. Сидевший рядом бандит прохрипел что-то на южном наречии.
        - Говорит «не поезд едем грабить»! - перевел Пако, развернувшись к ним. Он добавил пару ленивых испанских словечек. Его спутники загоготали, безразличные к песчаному ветру и холоду сентябрьской ночи, привычные к любой дорожной стихии: и болотам Нью-Орлеана, и бетонным городам Запада, и свинцовым тоннелям воронки Мохаве.
        - ВАЙ, КАБАЛЬЕРОС, ПОПОЗУДА ПРА ЛА! - рявкнул Пако, и двое латиносов дружно подхватили бандитскую песню, едва не полностью состоявшую из слов «попозуда» и «вай», которые полагалось реветь, не щадя глотки. Бросив мохнатую баранку, водитель барабанил по приборной доске, хватался за рычаги и попеременно жал педали, раскачивая лоурайдер будто железную лодку. В кабриолете пахло свежим потом, марихуаной и крепкими парфюмами. Еще одна Дева Гваделупская, привешенная к фонарной раме, юлой вертелась на связке четок.
        - О чем песня? - спросил Пепел четыре рефрена спустя.
        - А черт ее знает! Это ихняя, они бразильцы, - отозвался Пако. - Хе! Смешно звучит для испанического уха.
        Едва хор развалился, мексиканец перемахнул назад и плюхнулся на ягуаровую шкуру рядом с Пеплом.
        - Любишь музыку, ми компа? - он облапил стрелка за плечи. - Я очень люблю американскую музыку!
        - «Дос пистольерос»? - слингер убрал шейный платок, укрываясь от ветра ладонью.
        - Не-е. Не ваше кантри драное! Черную американскую музыку! Твист. Рок-н-ролл. Негритянскую разговорную, джаз. А! Сеньора Билли Холидей. - Пако отхаркнул за дверцу и простонал тоном выпившего артиста-марьячи: - И звезды падали на Алабаму… в ту но-о-очь!
        К облегчению слингера, эта песня еще не докатилась до горячей Бразилии. Кочевые португальские фанкейро, наемные лошадки мексиканцев, лишь недавно наводнили Лос-Анджелес южными песнями и плясками, потеснив тамошних аборигенов-чиканос. Об их карнавалах и мюзиклах на Западе часто травили байки. Единственное, что стрелку было известно точно: их не следует звать португальцами в их присутствии. Так же, как индейца - индейцем, а испанца - испанцем.
        - Извини. - Пепел растер кончик сигары и втянул табак ноздрей. - Я человек немузыкальный.
        - Вот как. - Повертев пальцами в кармане жилета, мексиканец выудил крошечный матовый жернов, расцарапанный глубоким индейским орнаментом. - И ты, значит, не скажешь, что это, да?
        Пепел оглядел предмет без особого интереса.
        - Что-то армейское?
        - Лучше, чико! Старайся лучше.
        - Расточенное под Солнечный камень ацтеков? - устало предложил американец.
        Исцарапанный жернов вернулся в карман.
        - Вот как? - Пако наклонил голову. - Ацтеков, ты сказал. Не майя. Не инков.
        - Нет.
        - А-а-а! - Торговец обнажил золотые коронки, потрясая указательным пальцем. - Всё-таки, слингер, от тебя может быть польза.
        - Это хорошо? - спросил Пепел. Он пожевал сигару, проглотил горькую слюну и сморщился.
        - Это очень хорошо, - заверил его Пако. - Что-то ты знаешь. Знай ты на пяточку больше, ты был бы опасен. А меньше - лежать бы тебе в кустах с третьим глазом. А ну, Чолито, тормозни.
        Мексиканец наклонился вперед и толкнул водительское сиденье. Лоурайдер вильнул к обочине, сбавил обороты и застыл, пыхтя на холостом ходу.
        В свете автомобильных фар облезлым одуванчиком корчился знак: «Шоссе 10. Во имя свободы и мира!». Под геральдическим щитом поскрипывало на гвозде клеймо дорожного управления.
        А еще ниже на железном стебле трепетала яркая лента, расшитая костяным орнаментом.
        - Клиент, - сообщил Пеплу торговец, выбираясь из машины.
        Подвижная фигура выскользнула из темноты и затрусила к ним.
        - Тони-Глиста! Старый каврон, никак не потолстеет! - Пако уже спешил навстречу гостю, широко раскинув объятия.
        Пугливо стреляя глазами в сторону лоурайдера, Тони-Глиста приобнял торговца и что-то забормотал ему в ухо.
        На рубахе гостя из тьмы болтался жетон шерифского подручного.
        Глиста что-то долго клянчил у Пако, ломая костлявые пальцы, но тот лишь тряхнул головой.
        - Нет, Тони. Нет. Цену ты знаешь. Нет.
        - Пако! - застонал помощник, повысив тон. - Нужно заправиться. Самую малость. Одну понюшку!
        - Слышь, Тони, хочешь скажу, как у нас говорят? Клиент нуждается - клиент заплатит. - Торговец ковырнул золотые коронки ногтем и сплюнул.
        Глиста слезливо выдохнул, меча взгляды по сторонам.
        - Один раз в долг, брат. Запиши на мой счет. Один раз.
        - Нет.
        - Вы же всю местную шушеру распугали! - Подручный сорвался на крик. - С кого брать? Кого заворачивать?
        - Ты, компа, - Указательный палец мексиканца уперся в тощую грудь Тони, - клиент без денег. А значит…
        Пако направился к машине, пошарил под сиденьем у ног Пепла и выволок на белый свет вязанку длинных мачете. Перебрав лезвия как квитанции, мексиканец выдернул одну железную рыбину и протянул ее Глисте, рукоятью вперед.
        - Колумбийский тариф. - сказал Пако. - Извини, компадре. Такие правила.
        Вдоль широкого лезвия скакало грубо нацарапанное послание: «¦Ола, шериф Уилсон!»
        - Нет. - Настал черед Глисты яростно трясти головой. - Нет. Нет. Это петля, Пако! Все поймут. Так нельзя!
        - Нет так нет. - Мексиканец безразлично швырнул мачете на пятнистое сиденье. - Погнали, мучачос.
        ГАР-Р-ГАР-Р-Р-Р-Р!
        Бритый Чолито несколько раз вдавил педаль, заставляя лоурайдер яростно рявкать, оседая к земле.
        - Стой! - Помощника шерифа затрясло. - Стой… Кольцо… Кольцо, сейчас… Старуха убьет меня, а-а-а…
        Глиста принялся свинчивать украшение. И теперь он взялся за пальцы всерьез. Его длинные лапищи расплетались и переплетались, синели и краснели, но обручальное кольцо никак не желало покидать законный безымянный.
        - З-зараза, не снимается, - бормотал помощник шерифа, упорно продолжая борьбу. - С-сейчас.
        Пако обошел машину и сплюнул под колесо.
        - Видал, слингер? Вот и нравы ваши знаменитые.
        - Я сейчас, Пако, я сейчас. - Глиста удвоил усилия, и в горсти его пальцев что-то хрустнуло.
        - Для моего народа брак - это есть дар Господень. Это есть подарок свыше! - прохрипел торговец, поднимая тяжелую крышку багажника.
        - Как и для него сейчас. - Пепел чиркнул спичкой и закурил.
        Услышав его, Тони-Глиста поднял нервное лицо.
        - Ты, сынок, тоже скурвишься, - Он мрачно вытер нос. - Я сам так начинал, по маленькой. Воровать станешь. Или человека убьешь. Попомни мое слово.
        - Дай помогу, - предложил мексиканец. Он вернулся и навис у подручного над головой, держа в руках большие автомобильные кусачки. - Дай сюда. Отцепим твою бирюльку.
        - О… - Глиста заторможено осмотрел инструмент с оглоблю размером. - О, давай! Давай.
        ХРК-к-к-к!
        - А-а-а-а… - беззвучно взвыл подручный, когда зубчатые лезвия сомкнулись на его пальце. Он пытался вырваться, но Пако, сцепив золотые зубы и стальные клешни с равным усилием, кромсал и выламывал бедный безымянный, пока тот не обломился чуть ниже кольца.
        - А-а-а! - передразнил торговец, с хрустом перерезав остатки связок. - Даже орешь как баба.
        - Боль снять. - Мгновенно забыв о кусачках и крови, Тони выхватил у Пако мешочек. Орудуя здоровой рукой, он извлек длинную гильзу и дамское зеркальце: походный набор марафетчика.
        - Рану перевяжи, локо, - посоветовал мексиканец, вытирая кольцо о брюки. Он швырнул кусачки в багажник и захлопнул крышку.
        Глиста не слышал его. Помощник улыбался и шмыгал воспаленным носом. В глазах его сияли слезы радости, а с изуродованной кисти часто капала кровь.
        - И палец свой забери, сдался он мне! - Пако уселся рядом со слингером и вышвырнул палец во тьму.
        Кровавый обрезок метко угодил Тони-Глисте в мешок. Хлопнула дверца, машина тронулась, и несчастный помощник шерифа растаял позади.
        - Не скажу, что я такого не видел, - произнес стрелок. - Видал и хуже. Но я, пожалуй, сойду. Останови машину.
        Пако развернул к нему оживленное лицо.
        - Слингер! - Он щелкнул перстнями. - Ты еще не понял, но у нас в руках билет до конечной. И мы с тобой тут такое увидим, что и черту не снилось. Это корыто повезет нас через люциферов огонь и бушующие реки мьерде, а мы будем веселиться, кричать как девочки, держаться за руки и глотать пивко!
        В усах испанца искрился снежный порошок. «Глиста, - отметил слингер, - не досчитается одной доброй понюшки».
        - Интересно, что было бы, - протянул Пепел, - узнай шериф Уилсон, что у картеля готов на него нож?
        - Тебе-то что? Ты всё равно соучастник. В доле, как говорится, и на медь, и на веревку.
        - Соучастник чего?
        Пако блеснул зубом.
        - Увидишь, слингер. До рассвета обернемся. Знаешь, как еще у нас говорят? Пута соврет!
        Испанец кратко перекрестился и харкнул через плечо.
        Оставив бетонную трассу за кормой, автомобиль поднялся на рессорах и захрустел по проселочному гравию. Водитель отключил верхние лампы. Буря чуть улеглась, и Пепел снова попробовал закурить.
        - Увижу что? - упрямо спросил он.
        - Ай-яй-яй, лишние знания, ми компа. Берегись лишних знаний. Всему свое время.
        Пако щелкнул огромной зажигалкой. В ноздри Пепла ударил запах сырой нефти, но сигара послушно затрещала, вбирая чадящий огненный язычок.
        - Ты что-то говорил про долю, - вспомнил слингер. - И про медь.
        - Скажи мне, дорогой друг, - мексиканец прихлопнул огонь крышкой, - доводилось ли тебе играть на деньги?
        - Банковал. - Стрелок кивнул, затянувшись и пуская дым. - Бывало.
        - Вот как. - Торговец поднял бровь. - Руку дай.
        Он спрятал зажигалку в карман, выгреб откуда-то горсть медных жетонов и ссыпал их Пеплу в ладонь.
        - Оплата наша будет гибкой, - сообщил Пако. - Фишка дрянь, но в Вегасе пойдет хорошо. Только знай, в какую машину совать. Работу сделаешь - расскажу.
        - Посмотрим, - отозвался Пепел, смахнув жетоны в карман.
        - Итак. - Мексиканец хлопнул себя по коленям. - С музыкой разобрались. Фонетический диск не узнал - минус. Понимаешь в индейцах - плюс. За третье очко поборешься?
        - Валяй. - Слингер откинулся назад, опустив шляпу. - Все ж не третий глаз.
        - А-а-а! - одобрительно заревел Пако. Оба бразильца тоже завосхищались Пеплом. Чолито выжал сигнал, а другой сольдадо, по левую сторону, двинул американцу в плечо серебряным кастетом.
        ЧОНГ! Впереди зажегся багровый сигнальный фонарь.
        - К СВЕДЕНИЮ ГРАЖДАНСКИХ ЛИЦ, - пролаял из темноты железный голос, - этот проезд временно недоступен. Дорога находится под юрисдикцией корпуса Кавалерии Соединенных Штатов.
        - Вы-то нам и нужны, - промычал Пако в усы. Чолито отпустил сцепление, мотор заглох, и лоурайдер остановился.
        Вдоль горизонта ломаной цепью тянулись в небо гиперболические зеркала ветроходов под мозаикой из чудесной нулевки.
        Как и всё совершенно секретное, армейский ветроуловитель родился из капли мистики. Сложилось так, что неизвестным науке образом пласты нулевого стекла раскаляются на ветру, и котлы, подогреваемые направленным жаром зеркал, кипятят достаточно воды, чтоб вертеть паровую машину. Почему раскаляются и как - мы не знаем, и «неча сурло разевать», - посоветовал бы старина Зебулон. В кровавые семидесятые ветроход можно было повстречать разве что в караванах у Санта-Фе, да еще в неназываемых южных странах, но уже через десять лет эти шагающие и колесные машины стали бессменным другом кавалериста, потеснив подвымершую лошадь.
        Позади армейской стоянки вертелся суставчатый флюгер, а справа гудела радиокаланча. В ветре угадывались запахи горелого мяса, крепкого вина и кострового дыма.
        На насыпь, чертыхаясь, выбрался небритый детина при сержантских лычках, сабле и мундире на голое тело. На спине медведя-сержанта болтался здоровенный армейский рупор.
        - Сим уведомляю, господа, - произнес он, жуя слова как табачную жвачку, - что в случае нарушения местных либо федеральных законов на территории расположения армии задержанный будет помещен под стражу и передан в распоряжение властей, а имущество, у него изъятое, конфисковано в пользу Кавалерийского корпуса, если прямое командование сочтет таковое пригодным к укреплению боевой мощи.
        Покончив с официальной частью, сержант обмяк лицом.
        - Сколько можно, барыги хреновы, - пробурчал он, обходя машину и бороздя гравий ножнами кавалерийской сабли. - Пацаны с вечера гостинцев ждут. У них построение через час.
        - Всё здесь, мистер командир, всё здесь. - Пако выбрался из лоурайдера и сделал знак двоим бразильцам.
        - Я тебе не мистер, балда. - Сержант пьяно качнулся. - К старшему инструктору обращаться «сэр».
        Медведеподобный вояка оглядел автомобиль как поле боя. Завидев кислую гримасу Пепла, он нахмурился.
        - Недоволен чем-то, сынок?
        - Твоим знанием устава.
        - Что?! - Военный сплюнул под дверцу.
        Покинув машину, слингер шагнул сержанту навстречу. Тот лениво ждал. Стрелок открыл было рот, но тяжелая лапа торговца остановила его плечо.
        - Никаких проблем. - Пако дружелюбно сверкнул зубом и прибавил: - Сэр.
        - Как м-можно… - Вояка покосился на него, а затем скрутил под носом у слингера грушевидный кулак. - Р-работать на этих… которые отравляют. Отравой… твою родину.
        - Отраву беру не я, - Пепел затянулся и выдохнул дым, - а твои люди.
        - «Мои люди», - передразнил сержант, переставляя хмельные ноги. - А какие у меня люди? Сельские молокососы, вчера быкам хвосты крутили. На рассвете уйдут к Стенке. Знаешь, сколько оттуда вернется живьем?
        Два бразильца, нагрузившись связками мешков, побрели в расположение части. Пако и Пепел остались с командиром наедине.
        Армейский лагерь не спал. Тут и там, в темноте среди островков хохота и ругани тренькало банджо, мяукала губная гармошка, хлопали бутылочные пробки и поднимался костровый дым.
        - Двое. - Сержант нагнулся к дверце и дохнул на Пепла винным перегаром. - Двое на пятьдесят.
        Он выпрямился, сунув мексиканцу под нос три пальца, и едва не уселся в кювет суконной задницей, перехватив тяжелый рупор за портупею.
        - А остальные в медных гробах вакуумных. И половина еще скребется внутри. Родители лицо открыть хотят, а нельзя, запрещено, заварено намертво, - произнес сержант, опершись на саблю для равновесия. Он постучал кулаком себе в грудь. - И я как командир, я - делаю всё, чтоб пацаны нагулялись, те, что так вернутся. Я ж не могу знать, кто как вернется, верно? Кому гулять, а кому нет?
        Не дождавшись ответа, медведь-военный размашисто отдал честь.
        - К вашим услугам, господа!
        Он выполнил армейский разворот и удалился, с ревом и бранью продираясь сквозь придорожные кусты.
        - Первый сержант мотокавалерии Макмиллан. - Пако ухмыльнулся ему вслед. - Хороший человек. А теперь ступай сюда и помоги, слингер.
        Вместе они подняли тяжелую заднюю крышку. Пако зажег багажный фонарь и приподнял мешковину.
        - Глянь-ка. - Он тряхнул головой. - А? Красавица? Что скажешь?
        Среди автомобильного скарба и ветоши в багажнике покоилась телескопическая винтовка армейского образца. Пепел осторожно взял оружие. С ним воевали совсем недавно: камуфляжная бахрома местами обуглилась, а дорогой прицел из нулевого стекла оказался расколот.
        - Армия не станет чинить паленое. - Американец покачал головой. - За это расстрел.
        - А мы здесь и не для того, - оскалился Пако в свете багажного фонаря. Он обернулся, тренированным взглядом окинув темные заросли. - Эй! Эй, мальчик! Ты, иди сюда.
        Из кустов неподалеку выбрался тощий солдатик. Он застенчиво улыбнулся Пеплу и оправил мундир.
        - Мы как раз тут с другом спорили, - объявил мексиканец. - Он говорит, американский солдат не тот уже пошел. Одни пьянки, путас и чингадера. Да? Говорит, наш вонючий гринго без мундира на холоде пять минут не вытерпит. А мы-то - мы когда-то до самого Ри…
        - Да чего. - Солдатик покраснел. - Я б вытерпел. Наверное.
        - Вот и по рукам! - обрадовался Пако. - Опустим лоха на сотку. Выиграем - половина тебе.
        - Пятьдесят баксов? - недоверчиво улыбнулся паренек, снова одернув форму. Двое его приятелей выбрались на дорогу и встали поодаль, передавая друг другу флягу и сдавленно в нее булькая.
        - Снимай, - распорядился Пако и обернулся к слингеру. - Каску тоже. А ты время смотри по часам. Есть часы?
        Пепел отрицательно качнул головой.
        - Видали такое? Нортеамерикано - и нет часов. - Южанин цокнул языком. - Ладно, словами сосчитаем. Ну? - Он снова уставился на солдатика.
        Тот замялся и оглянулся на давящихся вином товарищей.
        - Разденься для них, Джимми! - заржали те.
        - Так, так. - Пако выставил указательный палец. - Не шуметь, я засекаю время.
        Он взял у паренька кавалерийский шлем и ухватил его наперевес.
        Путаясь в застежках и пуговицах, тощий Джимми неуклюже стащил камзол и запрыгал на одной ноге, пытаясь избавиться от брюк.
        - Потанцуй для них, Джимми!
        - Сказал, НЕ ШУМЕТЬ, путос пендехос!
        Солдаты притихли, как нашалившие школьники. Джимми застенчиво улыбнулся, протягивая торговцу стопку одежды.
        - Молодец, - одобрил Пако и уложил кавалерийскую шляпу в багажник. - Мне тряпки - тебе деньги.
        Он достал неровную пачку самых разных купюр и облигаций, отслюнил американскую зеленую, скомкал ее и щелчком отправил под ноги солдатику.
        - Но… моя форма, сэр. Мистер, сэр… мне нужна форма! - запротестовал тот, переступая в расшнурованных ботинках. Его друзья хохотнули и одобрительно присвистнули - правда, не слишком громко, чтоб не злить дядю-бандита.
        Как придется сложив мундир, Пако набросил его поверх винтовки и шлема.
        - Скажешь сержанту, потерял. - Торговец дернул крышку двумя руками и с грохотом захлопнул ее. Он кивнул Пеплу. - Ты садись в машину, компа. Немного еще покатаемся.
        Далекий Эль-Капитан уже окрасился розовым, предвещая солнечное утро. Еще миг - и меж суконных палаток выстрелила духовая колотушка. Под недовольный ор и хриплые команды армейские диффузоры затрубили зарю.
        ЧОНГ! С каланчи ударил луч электрического света. Он мазнул по окрестностям и заметался по лагерю. Металлический голос пробубнил отовсюду сразу:
        - ВНИМАНИЕ! Происходит хищение имущества вооруженных сил. Нарушители - двое лиц испанской наружности, перемещаются с опасным материалом, текущее местоположение и курс неизвестны. ВНИМАНИЕ…
        Над сонным лагерем заквакала сирена.
        Пако хлопнул американца по спине, торопливо усадил его в машину, сам прыгнул за руль и утопил две педали в пол, разогревая мотор.
        Двое ватос-эрманос ящерицами взобрались к ним и забросили в машину груз. Тяжелая армейская фляга, полная чем-то сыпучим, свалилась Пеплу на колени, а на раме повисло две гирлянды непроданных мешков.
        - Эй, стоять! - Двое новобранцев, насмехавшихся над голым Джимми, заподозрили неладное. Они стащили винтовки с плеч и рысью направились к лоурайдеру.
        - Прыгай, мучачос, - распорядился Пако.
        Двое мучачос прыгнули в лоурайдер, и он рванул с места, шрапнелью бросив гравий в лицо погоне. Юнцы заохали и уронили оружие. Голый Джимми всё терпел холод у обочины, так и не подобрав деньги и не завязав ботинок. Один миг - и лагерь остался позади. Машина быстро набирала скорость.
        - Это что? - Стрелок потряс сыпучей флягой возле уха. Она была тяжелой и чуть маслянистой на ощупь.
        - Сильней потряси, узнаешь, - пообещал мексиканец.

«Огнеупорная керамика», - определил Пепел. Во фляге наверняка пересыпались зерна стекла-ноль, в измельченном виде умевшего взрываться так, что куда там динамиту. Правда, в саперном деле всё равно революции не вышло бы: нулевки было мало, стоила она дорого, а главное, никто так и не смог установить точно, когда она взрывается, а когда нет.
        Из кустов далеко позади одна за другой выползали боевые машины - и шагающие, и колесные, и гусеничные. Танки, тараны, артиллерийские платформы - машины шли цепью, по-страусиному навесив кабины поверх широких траков и механических ходуль. Их пружины были взведены до упора, а зеркала играли радугой в рассветных лучах.
        Нулевое стекло использовалось в армии повсеместно. Кроме этих зеркал, его можно было найти в лабораторной посуде, в офицерских подзорных трубах, в оптике орудий и телескопических винтовок - таких, например, как лежала в багажнике позади.
        Пако выжал педаль, и машина понеслась еще быстрее.
        Ветроходы сбросить не удавалось. Они шли, вытянувшись цепью по обеим сторонам дороги, снося кочки, круша сухие травы, срезая кусты и вздымая пыль. Густое паровое облако катилось по прерии вслед за ними.
        - Готовься, слингер! - Пако вцепился в руль и добавил что-то по-испански.

[ФОН] /// Popozuda Rock n Roll /// DE FALLA
        Выбросив в небо струю пара, главная машина - шагатель высотой с пожарную каланчу - сократила разрыв и вышла на линию огня.
        Вя-я-я, - рявкнула сирена в пасти ходячей башни, распространяя озоновую свежесть.
        Лоурайдер вылетел на шоссе, перечеркнув его угольными следами шин. Озоновый выхлоп шагателя догнал машину в последний раз и растаял. Ветроход отчаянно правил курс, перебирая длинными лапами. Остальные машины перестроились в колонну и грохотали по бетонке, смыкая железные ряды.
        - Дизельному средству! Немедленно остановиться! Это ваше первое предупреждение!
        Вя-я-я.
        - Пинче грингос путас! - пробормотал мексиканец за рулем. - Никак нельзя миром разойтись!
        Он попытался выжать из автомобиля еще немного, но грязная солярка не могла тягаться с бешеным паром и неведомой силой зеркал. Погоня надвигалась медленно, но неуклонно.
        - Это ваше второе предупреждение!
        Вперед вырвался шагатель поменьше - четырехлапый кинетический паук с решетчатой гондолой, привешенной к медному брюху.
        БУМ-дзинь! БУМ-дзинь! БУМ-дзинь!
        Короткая митральеза, жужжавшая на паучьем загривке, трижды плюнула огнем, взметнув позади машины три известковых фонтанчика.
        - Последнее предупреждение!
        Лоурайдер вильнул, уходя от обстрела, и Пепел опустился ниже сидений. Поправив шляпу, он вынул револьвер, но укрывшийся рядом сольдадо окликнул его и качнул головой: нельзя.
        Вперед вышла гусеничная машина, похожая на мокрицу. Эта стреляла на поражение. Порошок заструился из мешков на раме, и кабину преследователей заволокло белым облаком. Вентиляторы машины запыхтели, вбирая наркотик. Ее зеркало гнулось радугой и трещало на ветру.
        - Отличная штука, дизель! - рявкнули диффузоры кабины. - А теперь умри!
        Пулеметы железной мокрицы пробили в крышке багажника несколько рваных отверстий. Один из фонарей на раме лопнул и сыпанул искрами, будто фотовспышка.
        - Груз повредят, мексиканец, - сказал Пепел в просвет между сиденьями. - Я не про дурь твою, а про винтовку.
        Пако оглянулся и вскользь осмотрел повреждения.
        - Не. Броню не возьмет. - Он вернулся к приборной доске.
        Самоходная артиллерийская платформа шмальнула им вдогонку ракетой. Дымный снаряд пронесся над головами беглецов и заметался по кочкам, распугивая пичуг и ящериц.
        БУМ-М! Ракета взорвалась, и Пеплу за шиворот посыпался горячий песок.
        - Пако! - сказал слингер.
        Платформа запустила еще две ракеты.
        Мексиканец обернулся. В его руке блеснул золотом диллинджер. Пако навскидку прицелился и выстрелил.
        БАХ-БАХ-БУМ-М! Ракеты лопнули в небе, взорвавшись облаком пара и фонтаном осколков.
        - Это пока баловство, - сказал Пепел, придерживая шляпу. - Захотят - по дюжине запускать будут. И свинца полфунта в секунду. Отделаться бы раньше.
        Пако снова оглядел погоню.
        - Ты прав, слингер, - сказал он. - С нулевкой не уйти. Сливай.
        Американец был наготове. Он швырнул флягу в небо и подстрелил ее со второго раза, точно горшок на ярмарочном турнире. Горохом брызнули стекольные гранулы. Они захлопали под колесами и стопами машин, кроша бетонку, плавя каучук, портя гусеницы. Кавалеристы рассыпались и сбавили ход, пытаясь минимизировать урон. Их орудия смолкли.
        Пако выбрался из-под баранки.
        - Третье очко, слингер, - объявил он, - ты не взял.
        (1х03) Аннабель
        Суконный мундир, висевший на солдатике тряпкой, обтянул Пепла будто специально под него скроенный - разве что жал в подмышках и не позволял застегнуть себя под ворот. Тяжелая солдатская шляпа села прочно, сама наладила пружины и подтянула ремни.
        Машину пришлось оставить: дом мастера стоял на скалистом холме, и дорогу к нему мог разыскать только опытный следопыт, умевший разобрать путь от вехи до вехи: пара колышков у обрыва, едва заметная проплешина в траве, механический водяной насос… Даже Пако, явившийся сюда не впервые, поминутно чертыхался и оглядывался.
        - Нет, ну… чинга ту МАДРЕ! - не выдержал он, когда последний маячок вывел их к ручью, затянутому неподвижной зеленью. - Не знаю, куда идти! Раньше этой лужи не было.
        В кустах метались и чирикали стайки утренних воробьев.
        - Вы на правильном пути, господа! - заверил их скрипучий голос.
        Рука Пепла вмиг оказалась у расстегнутой кобуры. Поймав слингера за плечо, мексиканец покачал головой, развернул его и указал пальцем в густые заросли. Оттуда за ними следило нечто вроде медного аиста с воронкой-рупором на суставчатой шее. Над рупором блестел сдвоенный объектив.
        - Сеньор Бэббидж! Я к вам гостя привел. - Пако распахнул было объятья, но одумался. - Вы где?
        - Наблюдаю за вами в перископ, - ответило приспособление. - Ступайте прямо в трясину. Не нужно бояться.
        Нащупывая опору в скользкой траве, Пепел с интересом обошел механизм. Двойной глазок объектива повернулся ему вслед. Стрелок щелкнул по стекляшке ногтем, и где-то внутри машины пропела натянутая струна.
        - Юноша, прежде чем вы сломаете полезную вещь, чтобы посмотреть на ее устройство, поспешу заверить, что всё объясню и сам, - произнес медный патрубок.
        - Мне интересно, как она видит, - признался слингер. - И как слышит.
        - Система зеркал и струн, - объяснила птица. - В трубах, под землей, под водой и в древесине. Теперь изволите перейти ров?
        Мексиканец осторожно ступил в зеленую гладь. К его удивлению, болото оказалась маскировкой: под тонким слоем ряски скрывался бетон.
        - Жду вас наверху, господа, - прохрипела медная птица им вслед.
        Помогая друг другу, они пересекли невидимый мост и направились вверх, по каменистой тропке, огибавшей холм.
        - Что я скажу ему? - спросил Пепел негромко.
        - Ты солдат. Ты ружье принес чинить, - отозвался Пако. - А я дорогу показал. Что еще неясно?
        - Почему сам принести не мог?
        - Видишь ли, компа, сеньор Чарли-Куклодел, он… патриот. - Мексиканец ухватился за корни и вскарабкался на скалистый выступ. - С таким фрихолеро, как я, он деньги обсуждать не будет. Оружие - тем более, не-е-е.
        - Кто-то сказал «деньги»?
        - А-а, - Пако оглянулся, взбираясь по тропе. - А вот об этом ты вообще лучше не думай. Ты солдат, молодой, красивый. С тебя товар - с меня купец. Как-нибудь сочтемся, поверь.
        Тропинка извивалась всё круче. Пока двое гостей, успевшие изрядно взмокнуть, взобрались на выступ и перевели дух, солнце давно покинуло кайму Скалистых гор и вовсю сияло в безоблачном небе.
        Перед ними раскинулся каменный забор, а еще выше, уж вовсе в горной вышине, парила на параболическом рельсе смотровая капсула, похожая на кабину шагателя.
        - Ты видал, - пробормотал торговец. - Сидит в скорлупке, что твой паук. Струны кругом свои протянул.
        - А почему Куклодел? - вполголоса спросил Пепел. Он вытер лоб, качнулся на каблуках и глубоко вдохнул. Кабина Чарли-Куклодела заскользила к земле, поскрипывая зубчатой передачей.
        Пако поскреб за ухом.
        - Он заводных кукол делает. Тебе, слингер, каждое американское слово нужно объяснять?
        - Чудесное утро, господа, - мастер уже покинул капсулу и шагал к ним, в знак приветствия приподняв котелок. Он склонился перед американцем. - Чарлстон Бэббидж, эсквайр.
        - Мне нужно починить винтовку, - Пепел неловко провел пальцами по кавалерийскому шлему, не сразу нащупав короткие поля.
        Хозяин сдвинул решетку ворот. К удивлению слингера, по ту сторону, между замшелым забором и стеной холма раскинулся целый особняк. Строгий и разухабистый одновременно, он выдавал в хозяине англофила - или, по крайней мере, мифолога-викторианца. Из прорези в куполе домашней обсерватории в небо пялился телескоп, а на громоотводе шмелем гудел необычной формы флюгер.
        - Итак, господа, - объявил мастер. - Сначала покончить с работой.
        Взяв у Пепла тяжелую винтовку, он долго поворачивал ее так и эдак, под разными углами заглядывая в прицел. Скучающий Пако громко поскреб растительность на груди и запутал в ней золотое распятие. Оставив надежду выпутаться без боли, он рванул себя за цепь и глухо зарычал.
        - Нет, - пробормотал наконец Бэббидж. - Никак невозможно. Молодой человек!
        Пепел давно уже курил, сидя на корточках у поленницы, разглядывая диковинную ручную пилу с часовым заводом.
        - Юноша? - повторно окликнул его хозяин.
        Подобравшись к американцу, Пако незаметно пнул его под каблук.
        - М-м? - опомнился слингер. - Интересная ножовка, кстати.
        - Будет время, еще познакомитесь, - обнадежил его Куклодел. - Я с удовольствием позволю вам напилить мне дров.
        - Винтовку только почините, - Пепел сплюнул на окурок и убрал его в карман. Он поднялся и отряхнул колени. - Сэр.
        Хозяин поджал губы.
        - Не могу, юноша.
        - Как это «не можешь», Чарли? - возмутился Пако. Он повертел пальцами у подбородка, стараясь вернуться в роль. - Объясни-ка моему другу-солдату. Ну?
        - Формировать линзы необходимо заново, - сообщил Бэббидж. - Увы, но этого не хватит на полную реконструкцию.
        Он потрогал осколок нулевого стекла, качавшийся в рамке прицела будто хворый зуб.
        - Своего у меня нет. Молодой человек, - Мастер поднял взгляд от винтовки. - Вам нужно именно нулевое стекло? Вы никак не сможете обойтись обычным?
        - М… нет, сэр, - ответил Пепел. - Никак не смогу.
        - Но для чего? - Бэббидж опрокинул винтовку и заглянул в прицел с обратной стороны. - Я готов сделать вам отличную оптику и просто так. Что особенного в стекле-ноль?
        Слингер потер короткую щетину.
        - М-м. - Он шевельнул плечами, натянув тесный камзол. - Нулевка глазу вернее.
        - Вы о радиальном искажении? Я добьюсь для вас такого же эффекта с обычным горным хрусталем. Что еще? Якобы возможность лучше целиться в темноте? Это миф. Автосвечение есть, но…
        - Чертово стекло в кустах не выпалишь, - прервал его Пако. - Не блестит. Слышь, это… дорогой сеньор Чарли, тебе герой армии, красавец-разведчик принес работу. Давай уже порадуй молодежь, а?
        Чарлстон Бэббидж, эсквайр, вздохнул и выпятил подбородок, отчего складки на его шее распрямились.
        - Ну допустим - забормотал он. - Если изменить геометрию… обойтись тем количеством, что есть… Кратность будет ниже. Это последнее слово. Я не волшебник.
        - Ай, кратность, кратность! - Помахал на него Пако.
        - Хорошо, - сказал хозяин. - Обещаю вам, юноша, что много времени это не займет. А после этого, уж извольте, мы с вами позавтракаем. Как вы пьете кофе?
        - Черным, - Пепел криво улыбнулся, прикусив сигару. - Без сахара. Как мужик.
        - Весьма похвально.
        Перехватив винтовку поудобней, Бэббидж скрылся во флигеле.
        - Там у него куклодельня, - шепотом сообщил Пако. - Ты, слингер, вообще его лучше не зли. Сеньор Куклодел человек пожилой, над стариком шутить нехорошо, сам знаешь.
        - Я разве шутил? - стрелок поднял брови и снова чиркнул спичкой у окурка.
        - Да не сейчас, - прошипел мексиканец. - А потом. Как кофе будешь пить.
        Тр-р-р… БУМ!
        Во флигеле что-то затрещало и лопнуло, будто у мастера перегрелся электрический фонарь.
        Потом еще и еще один.
        Пепел скривился и повертел в ухе пальцем. Сделав затяжку, он выпустил дым через ноздри и оправил туго натянутый мундир.
        - Не побеспокоил вас, господа? - Бэббидж возник на пороге куклодельни. До пояса одетый в свинцовый фартук, гладко переходивший в защитную маску, он напоминал палача из Старого света или Ку-клукс-клан из Нового. Тут и там на груди и лице фартук серебрился и шел мелкой рябью. Пепел учуял горелый запах и запоздало понял, что свинец местами кипит.
        - К делу, сеньор Чарли, к делу, - замахал рукой Пако, и фигура в маске подняла тяжелую рукавицу в ответ.
        - Частичный распад при нагреве. Так называемый «эффект воздушной кукурузы». Теряем до десяти процентов материала, - глухо объяснил палач-Бэббидж и растворился во тьме.
        - А? Какой умный человек наш Куклодел? - Мексиканец откашлялся и харкнул за поленницу. - Жаль только, что хитрый. Но тут никак. Нужно быть хитрым, чтоб свинтить такую штучку. Да?
        Он тронул заводную пилу носком змеиных сапог.
        - Я не верю тому, кто весь одет в черное, - признался слингер, опять выудив сигару.
        - Как и я. Если это не поп.
        - А Бэббидж поп? - американец чиркнул парой спичек. - Смахивает больше на профессора.
        - У него траур, вато, - Пако скривился и неумело притворился скорбящим. - Траур. Понял? Он чику родную потерял.
        - Юноша, - раздался позади голос мастера.
        Тот стоял на пороге, держа винтовку на вытянутых руках, как адъютант с картины, вручающий саблю генералу Гранту. Это давалось Куклоделу привычно, пусть нелегко: на его морщинистом лице шевелились скулы. Его тяжелый костюм остался во флигеле.
        - Обязан, - Пепел обогнал забывшегося Пако и небрежно взял у мастера винтовку. Подумав, стрелок отдал скаутский салют. У него под мышкой затрещала ткань. Пепел запоздало добавил: - Сэр.
        - Ну что же! - Хозяин оправил черный сюртук. - Время пить кофе?
        Внутри жилище Куклодела кичилось родством со сказочной Британией еще сильней. Уцелей где-то на том свете Европа, подумалось Пеплу, этот механик в костюме гробовщика сошел бы там за своего. Убранство приемной встречало гостей кожей, воском, старым клейстером и боем огромных напольных часов. Казалось, невидимые скрипки вот-вот заиграют имперский марш, и лакеи в красных мундирах выступят навстречу, перехватив в салюте длинные ружья.
        Но в холле, не считая тиканья часов и шума газовых фонарей, стояла нетронутая тишина. Золотые пылинки танцевали в резных оконных лучах, от которых нагрудный крест Пако воссиял среди джунглей подобно кортесову знамению.
        - Ваши головные уборы, господа.
        Вспомнив о предупреждении мексиканца, стрелок молча передал хозяину складную шляпу с пылесборником. Из приоткрытых дверей гостиной к ним подобрался аромат кофе и горячей сдобы. В желудке Пепла заворочался давний голод. Слингер не успел поужинать в «Еноте» и не ел ничего с тех пор.
        Во главе широкого дубового стола восседало механическое страшилище. Неторопливо шевеля пальцами-спицами, существо вязало мохнатый рождественский шарф.
        - Познакомьтесь с моей супругой, господа, - объявил Бэббидж, когда они трое вошли в гостиную. - Маргарет, поприветствуй гостей.
        Голову машине заменял дагерротипный снимок в серебряной рамке, закрепленный на изогнутой шее. По щелчку пальцев хозяина он оглядел вошедших и выполнил элегантный поклон.
        Вззь-ЦНЬ-зззиу, - пропело механическое создание. С дагеротипа смотрело черно-белое лицо пожилой дамы.
        - Спасибо, радость моя. Над артикуляцией, конечно, работать и работать, - потупившись от гордости, Куклодел обнял свое создание, сложился пополам и чмокнул фотографию в лоб.
        Существо выбросило гибкий щуп и точным геометрическим движением потрепало волосы мужа, ни на миг не прекращая ворочать спицами. Бесконечный вязаный шарф падал в корзину у его ног, одна мягкая складка за другой, будто из мануфактурного станка.
        - Только и умеет, бедняжка, что рукодельничать и встречать гостей. - Отодвинув тяжелое кресло, хозяин присел рядом. - Впрочем, как и при жизни. Всё как при жизни.
        В столешницу перед ним было встроено подобие приборной доски, скромней, но ничуть не проще той, что занимала половину кабины в южном лоурайдере. У панели располагалось несколько диковинных агрегатов. Бэббидж дернул рычаг, и то, что оказалось кофеваркой, послушно загудело, одну за другой наполняя фарфоровые чашки, поворачиваясь будто огромная митральеза.
        Дзинь!
        Крошечная печь распахнула металлический рот и высунула противень-язык, на котором в ряд румянились булочки.
        - Угощайтесь, - предложил Бэббидж американцу. - У вас несколько потерянный вид. Связано ли это с моей супругой, или же сиденье не позволяет вам устроиться? Его геометрию можно изменять, смотрите.
        Хозяин склонился и продемонстрировал Пеплу, как с помощью рычагов у подлокотника настроить механическое кресло на свой вкус.
        - В нем используются почти те же узлы, что в Маргарет, - Хозяин тепло улыбнулся, и слингер снова поерзал на сиденье. - Ее вид может удивлять или пугать вас, юноша, я понимаю. Но если бы вы могли ощутить красоту движения, геометрические линии ее прекрасной души, перерожденной в кинетике…
        Бэббидж опять наклонил голову, позволив устройству взъерошить ему затылок.
        - Прикосновение ее пальцев. Воссоздано в точности. Та же отстраненность, та же скромная нежность. Вам трудно понять это, трудно забыть о шарнирах и передачах, и я вас не виню.
        Пако уставился на слингера, яростно гримасничая тайком от Бэббиджа.
        - Я… - протяжно начал Пепел и замолчал. Он разжевал булочку, проглотил ее и отхлебнул раскаленный напиток. И сдоба, и кофе, к чести хозяина, были отменными. - Это очень интересная машина. Сэр.
        - Машина, вы правы, - Чарли-Куклодел отрешенно размешал кофе. - Мне известно об этом, юноша. Я не сумасшедший. Моя дорогая половина, мир ее праху, покинула нас четыре года назад.
        - Мои соболезнования, - промычал стрелок, опять вгрызаясь в булочку.
        - Когда-нибудь, - мечтательно протянул Бэббидж. - Я научу мою Маргарет играть на фортепиано. Жаль, что вас не будет рядом. Вы любите музыку?
        - Эста буэно, - Пако решительно встал, утерся рукавом и отрыгнул. - А вот и музыка. Спасибо за еду, сеньор Куклодел. Пора.
        Пепел тоже хотел было встать, но хозяин повернул рычаг, и механическое кресло, пихнув слингера в локоть, ухватило его запястья не хуже трапперской «кукушки». Стрелок дернулся, пытаясь высвободиться, но медные кольца на ремнях умело гасили движения, изматывая мышцы недонагрузкой, снова и снова мягко возвращая руки слингера к поручням. Собрав остатки сил, Пепел выбросил кулаки в последний раз. Недоеденная им булочка покатилась на пол. Кофейная чашка, сбитая локтем, полетела вслед за ней.
        Дзинь!
        Осколками брызнул фарфор, и черный кофе окрасил сосновые доски пола.
        - Я всё же хотел бы поговорить о цене. - Обогнув стол, Бэббидж виновато переступил кофейную лужу. - Всё же, нулевое стекло. Задача была совсем не простой.
        Он нагнулся к Пеплу, пробормотал извинение, и, взявшись за спинку кресла, на котором извивался слингер, мягко покатил его вдоль стола.
        - Цена останется какой была, Чарли, - возразил мексиканец. - Ты исправно получаешь то, что хотел. Будешь стараться - получишь и впредь.
        - Но мне ведь и на стол нужно что-то ставить! - вспылил Куклодел. - Чем я буду кормить гостя в следующий раз? Чем я буду кормиться сам?
        - Не знаю, - сказал Пако. - Да и к чему мне. Ты, компадре, не ценишь то, что имеешь. В этом твоя ошибка.
        - Но, - начал было хозяин и осекся, встреченный указательным пальцем южанина.
        - «ЛА КОНКИСТА ГРАНДЕ»! - рявкнул Пако и тепло блеснул коронками. - Мы уважаем вас.
        Он развернулся и вышел, насвистывая Билли Холидей, небрежно забросив винтовку через плечо.
        - Прошу прощения за эту сцену, юноша, - пробормотал Куклодел в ухо слингеру, ловко буксируя его в кресле по длинному коридору, со стен которого пялились блеклые портреты и натюрморты. Хозяин добавил: - Эти негодные разбойники, рекетиры без души и совести… Вы, как американец, должны меня понимать.
        - Гладко стелешь для убийцы, - процедил Пепел, отчаянно хватаясь за рычаги, но Бэббидж пнул какую-то педаль, и кресло отвердело как позавчерашний труп.
        - Убийцы? - эхом отозвался мастер. - Юноша! Как можно. Я намерен лишь умолять вас подарить нам один вечер.
        Прекратив бесполезные рывки, стрелок аккуратно потянулся к низкой кобуре, болтавшейся у подлокотника. Увы - блокировав механизмы кресла, Бэббидж остановил и ремни, которые теперь не уступали ни дюйма.
        - Лишь один вечер, - пробормотал Куклодел, - прежде, чем вы покинете нас навсегда.
        Решительно налегая на кресло, хозяин распахнул ногами слингера тяжелые дубовые створки.
        Они оказались у подножия центральной башни, в цилиндрическом колодце шириной в двадцать футов, равномерно опоясанном колоннами и дверьми. У стены напротив, цепляясь креплением за металлический рельс, возвышалась еще одна «Маргарет», куда сложней и крупнее прежней. Железное чудище вздрогнуло и опустило навстречу гостю фотографическое лицо. Из овальной рамки Пеплу улыбалась юная леди, тонувшая в кружевах и бумажных розах. Это был не снимок, понял стрелок. Это был портрет с надгробия.
        На штанге под фарфоровым овалом шевелилось не менее полудюжины механических лап - они двигались, вертелись и сменяли друг друга так быстро, что даже наметанный глаз стрелка отказывался прикинуть точное количество.
        - Здравствуй, дорогая Аннабель, - позвал хозяин.
        Каждая из лап несла на себе маленький заводной кошмар: бритвенные лезвия, дисковые пилы, спаренные иглы и вращающиеся гроздья острых рыболовных крючьев.
        - Молодой человек, позвольте представить мою дочь. Аннабель, поприветствуй гостя!
        Вззь-ЦНЬ-з-з-з-з-з-зиу!
        - Вам уже знаком ее новый облик. И думаю, вам пора узнать Энни поближе. О-ох-х!
        Чарлстон Бэббидж, эсквайр, с кряхтением подналег на кресло и толкнул его в железные объятия «дочери». Отпихнув ногами подвижную конструкцию, Пепел откатился назад и треснулся затылком о дверную резьбу. С обратной стороны замка повернулся ключ. Машина пропела струнным аккордом и тонко взвизгнула, задев пилами колонну. В комнате запахло точильным камнем, и в глаза слингеру брызнул раскрошенный известняк.
        Фут-фут-фут-фут, - в груди машины колотился тяжелый гироскоп, не дававший ей упасть и накрениться при скольжении. Чуть ниже, в жестяном брюхе, вертелось три игольчатых барабана, вроде тех, что тренькали на банджо в любом салуне. В отличие от них, эти направляли в пространстве гибкую смерть.
        Пепел снова подергал рычаги кресла. И снова без пользы - только обжег палец, рванув медную рукоять. Свободными оставались лишь ноги, которыми отбиться от милой Энни не вышло бы: как и «Маргарет», устройство имело осанку богомола.
        Механическая дочь изящно развернулась и заскользила вдоль стены, приближаясь к слингеру. Тот быстро оглядел ее рельс. Направляющий желоб опоясывал комнату так, чтобы суставчатые лапы могли добраться до любой мыслимой точки. Но срезать поперек железной деве позволено не было.
        Еще раз оттолкнувшись ногами, Пепел отправил себя к противоположной двери. Механическая дочь, ни секунды не мешкая, продолжила ход, подбираясь к нему по дуге. Стрелок опять выбросил ноги, стараясь откатиться к той двери, что еще не пробовал - одна из них могла оказаться незапертой.
        БУМ! Дверь не поддалась. Он так и остался в ловушке.
        Многорукая Энни сменила направление и заскользила к добыче кратчайшим возможным курсом. Кто-то наблюдал за ней, догадался Пепел. Наблюдал и направлял ее движения.
        - Э-ЭХ, МОЛОДЫЕ! - взревел под куполом дребезжащий голос. Скрипнула рукоять, потом еще и еще раз, тише и тише.
        - Прошу прощения, - раздался голос Бэббиджа, еще отдававший жестью, но уже переносимой громкости. - Так лучше? Я говорю: э-эх, молодые, только оставь без присмотра!
        Тяжело дыша, стрелок оглядел расписной купол, но репродуктора нигде видно не было.

[ФОН] /// Stars Fell On Alabama /// BILLY HOLIDAY
        КРК! Скрытый рупор каркнул, и с потолка заструился медовый джаз. «Падали звезды на Алабаму». Фонографическая запись леди Дэй.
        - ВЫРУБАЙ, Куклодел! - крикнул Пепел. Глаза стрелка бегло обшаривали стены. - Я не твой человек. Мексиканец соврал! Я даже не солдат.
        Он перевел дух, истекая ручьями пота в чужом мундире.
        Репродуктором, не к месту осенило стрелка, был весь параболический купол.
        Джазовый фон сделался вполовину тише.
        - Я знаю, юноша. - Голос дрожал как листовое железо. - Такова цена, которой я хотел, и мне придется взять ее. Какова была ваша цена - я понятия не имею. Но, раз уж вы явились сюда добровольно, извольте честно ее оплатить. В конце концов, для вас всё закончится, а мои страдания… мои страдания вечны.
        Голос утих, и, к облегчению Пепла, механическая дочь остановилась, шевеля конечностями у двери напротив.
        - И скольких ты замучил здесь?
        - Замучил? - укоризненно каркнул голос. - Юноша, за завтраком вы не слушали меня совершенно.
        ДЗИНЬ-нь!
        Машина дернулась и снова заскользила навстречу измотанному слингеру.
        Фут-фут-фут, - гироскоп колотился в ней словно механическое сердце.
        - Это устройство, юноша, - произнес репродуктор, - создано не для пыток. Это памятник юности, любви и нежным ласкам моей Аннабель.
        Слингер подобрал колени к груди. Он беззвучно выдохнул, готовясь к новому танцу смерти.
        Ловко подоспевший памятник любви цапнул его за плечо, с мундиром прихватив изрядную складку кожи.
        - М-м-м! - рявкнул Пепел, отпихнув себя ногами прочь. След от щипцов полыхал на его плече адским огнем. Сквозь сукно мундира проступила кровавая улыбка.
        - Не сопротивляйтесь, молодой человек! - посоветовал жестяной голос. - Вы сами делаете себе больно. Доверьтесь Аннабель, я прошу вас.
        Сквозь пот и кровавый туман стрелок оглядел похожие двери. В эту он уже ломился… и в эту, и вон ту за ручку дергал, чтоб развернуться… Отсюда они вошли. Всё заперто. Лишь один возможный путь остался непроверенным.
        Крепко сжав кулаки, Пепел ждал. Механическая дочь, - фут-фут-фут, - осторожно заскользила ему навстречу.
        - Вот и правильно, вот и хорошо, - пробубнил над ним купол-репродуктор. - Аннабель не желает вам зла! Она никому, никогда его не желала, и это качество для меня, ее родителя и автора, по-прежнему свято.
        - Поверю на слово, - хрипло отозвался стрелок. Он развернулся и, грохнув каблуками о стену, пронесся в кресле через комнату. Цепкие конечности железной Энни опять ухватили воздух.
        БУМ! Последняя дверь подалась и распахнулась у него за спиной. В попытках уберечь равновесие с помощью одних лишь ног слингер пронесся полдюжины футов и рухнул на спину, прямо в кресле, во что-то мягкое.
        Над ним расстилался синий балдахин, шелковый небесный свод, испещренный звездами и кометами, меж которых двусмысленно корчился полумесяц. Та перина, что не давала Пеплу встать на ноги, еще хранила запах девичьих волос и парфюмов. Плюшевый заяц валялся на тумбочке у изголовья, воздев к небу черные бусины-глаза.
        Стрелок приподнял голову и осмотрел спальню, немедленно обнаружив портрет дочери хозяина, висевшим у изголовья. Та нетвердо улыбалась в окружении омелы и лент, будто желая извиниться за все похоронные хлопоты.
        Из башни, не считая джазовых рулад, не доносилось ни звука. Пепел облегченно выдохнул.
        - Привет, Энни, - сказал он.
        Взь-цнь-з-ЗИУ!
        Дверь распахнулись, грохнув о стену, и на пороге возникло механическое чудище. Машина вертелась так и эдак, но рельс не пускал ее в комнату настоящей Аннабель.
        - Извини, солнце, - прохрипел стрелок, утопая в мягкой кровати. - Ты очень красивая леди, но я уже накувыркался на сегодня.
        - Вы излишне скромны, юноша, - проблеял голосок откуда-то сбоку. Пепел повернул голову. Плюшевый заяц больше не лежал, глядя в потолок: он сел прямо и смотрел, и во рту его обнаружилась крошечная медная воронка.
        - Бэббидж, - Пепел мучительно сглотнул. - Я догадываюсь, что здесь произошло. И в этом никак нет моей вины.
        - В этом виноваты все мы, молодой человек, - скрипуче возразил заяц. - Вы. Я. Тот молодой кобель, что сбежал от наказания к Стене.
        - Ты похоронил дочь, а потом жену. И еще - сколько? Полдюжины? Дюжину невинных парней? А виновный и ушел себе, так? Не довольно ли смертей, Бэббидж?
        Плюшевый заяц бессмысленно пялил на него стеклянные глаза.
        - И ребенок. Был еще ребенок, - вдруг мягкая игрушка захрипела и забилась в механических конвульсиях. - НЕ ГОВОРИ, ЧТО ТЫ НЕ ЗНАЛ, ЧТО У НЕЕ БЫЛ РЕБЕНОК!
        - Спокойно… Чарли, спо… - Пепел заворочался, надеясь хотя бы повалиться на бок, но мягкая перина встречала его как заботливая ладонь, всякий раз укладывая на место.
        БУМ!
        Стрелок поднял голову, и как раз вовремя. Механическая дочь покинула рельсы и грохнулась на пол. Ее стальная нога секунду помаячила в дверном проеме и скользнула прочь, будто не желая ничего видеть. Пепел отчаянно возился, пытаясь отодвинуться как можно далее. Жужжа и цокая щупами о дощатый пол, машина достигла кровати и скрылась из виду, лишь затем, чтоб подняться во всей механической красе и рухнуть ему на колени. Она цеплялась, возилась и царапалась, толчок за толчком перебираясь выше.
        - Автономная цепь, - сообщил заяц. - Не стану мешать вам. Аннабель! Будь хорошей девочкой. Юноша! Не шалите. Ради вашего же комфорта, замрите и наслаждайтесь.
        Только сейчас Пепел осознал, что не сбежал никуда. Напротив, он купился и проследовал в самые недра ловушки, в ее главный казнящий механизм, декорации которого терпеливо ждали последнего акта.
        Лишенная ноги, механическая Аннабель стала неторопливой. Дюйм за дюймом она покоряла добычу, комкая ткань и оставляя на коже болезненные синяки. Ее бритвы, пилы и крючья царапали мундир, но пока щадили тело. Катушки в брюхе явно требовали от машины сперва укрепиться и зафиксировать цель.
        Пытаясь замедлить коленом ее размеренный ход, стрелок едва не фыркнул от запоздалого озарения: дверца ловушки захлопнулась не теперь, а куда раньше, в дорожной машине, когда проклятый испанец орал Билли Холидей, коверкая мотив чужой песни. С тем же успехом он мог усадить в лоурайдер большого плюшевого зайца.
        Железные когти ухватились за его ремень и заскребли по пряжке, и слингер напрягся, едва в силах вытерпеть металлический визг. Еще рывок, и железная леди водрузилась на Пепла дюймом выше.

«Да что там Билли Холидей», - подумал он. Западня была готова намного раньше: еще тогда, когда бандитская машина подобралась к «Еноту», приглушив мотор и выключив дорожные фонари. Когда Пако стоял у дощатой стены, внимательно слушая болтовню, готовый подать знак двоим мучачос.
        Даже не будь механической дочери, считавшей ему ребра, Пепел не смог бы вычислить, как долго находился в ловушке. Он сдался, истратил последние силы в последнем рывке и лег неподвижно, глядя в балдахин, на звезды и золотистый полумесяц, ухмылявшийся в кривой манере Пако.
        Вз-з-з-щелк! Вз-з-щелк!
        Два твердых щупа уперлись в ключицы слингера, зафиксировав его тело, и первые лезвия вспороли камзол у него на груди. Лицо красавицы в погребальной рамке повисло у стрелка перед глазами и вопросительно повернулось вокруг центральной оси. Бритвы притронулись к оголенной коже Пепла в нескольких местах, оставляя первые теплые надрезы.
        На взмокшем лице стрелка появилась улыбка.
        Бэббидж не соврал ему: боли не ощущалось вовсе. Новые и новые порезы открывались у него в теле, как десятки голодных ротиков. Тут и там под уцелевшим сукном расцветали свежие раны, и впору было поднять ор - да только орать было не о чем. Щекотные прикосновения машины казались даже приятными. А если закрыть глаза, подумал Пепел, их не отличишь от осторожных женских прикосновений. Стрелку припомнилась железная Маргарет, трепавшая шевелюру хозяина, и Пепел еще раз бессильно улыбнулся.
        - Воссоздано в точности, - произнес он бескровными губами.
        Хруп-п! Что-то твердое, мешавшее двигаться, переломилось у его поясницы, и механическое кресло снова стало послушным. Под тяжестью Аннабель и самого слингера в нем переключился блокирующий механизм.
        Еще миг, и револьвер оказался у Пепла в руке. Секундой позже кобура и ее ремни скользнули на пол, подрезанные стараниями заботливой Энни.
        БУМ! Стрелок пальнул железной девушке в брюхо, от пояса под самоубийственно острым углом. Бедро слингера тут же стянул пылающий ожог: кресло не давало прицелиться иначе.
        Он пальнул еще и еще.
        Потеряв сцепление с двумя из своих барабанов, механизмы Аннабель изменили ход. Продуманная грация в трех измерениях сменилась поступательной работой токарного станка. Красавица оставила щекотные ласки и принялась резать по-настоящему.
        - А-а-а-а-а! - завопил Пепел, когда десяток глубоких ран обжег его тело, а маленький циркулярный диск рассек ему левое плечо, нырнув до самой кости, окрасив небо на балдахине в широкий и кровавый Млечный путь. Запах девичьих парфюмов растаял. Теперь в комнате смердело порохом, нагретым железом и мясной лавкой.
        Немеющей рукой слингер выдавал пули снова и снова, пока не кончились даже резервные.
        Машина изогнулась над ним как грубый любовник. Бешено повращав могильным фото, она застыла и повалилась рядом. Фарфоровое лицо виновато уставилось Пеплу в глаза.
        Изнурительная схватка была окончена. С хриплым стоном поворочав кресельными рычагами, Пепел выбрался из кровавой лужи и свалился на пол. Стрелок поднялся, оставляя повсюду десятки алых следов. В его ушах ревели колокола.
        На полу, прямо у его ног, лежала музыкальная шкатулка. Медная пара, кавалер и юная леди, замерли посреди бальной залы, ожидая, когда кто-нибудь повернет ключ. Пепел не стал бы делать этого, даже если б мог дотянуться. Он и так на спор мог угадать, какая мелодия заиграет.
        Грохнула дверь, и прямо перед его глазами блеснуло рыхлое серебро. Звук еще не угас, а слингер уже очнулся, пришел в резкость, вырученный капризом тела, стремительно теряющего кровь.
        - Это как называется? - прохрипел хозяин. - Что за непотребство? Энни!
        Голову и грудь Куклодела покрывал свинцовый фартук. В его руках неторопливо перебирала зубьями ручная пила.
        Слингер вздохнул, осматривая пустой револьвер.
        - Она не хотела, старик. Он ее заставил.
        - НЕТ! Нет, хотела! Не возражала. Недостаточно возражала. Я всё-о-о-о слышал! - заревел палач-Куклодел, потрясая механической ножовкой.
        Стрелку опять начало казаться, что вокруг разыгрывается действо, и он невольно дает хозяину верные реплики. Тот продолжал:
        - За стеной от родного отца! Как… как блудливая кошка…
        Замахнувшись пилой, он ринулся Пеплу навстречу, но прыти у старика было недостаточно - тем более, на нем колыхался тяжелый фартук. С другой стороны, даже уцелей в барабане пара случайных пуль, стрелять не было смысла: свинец поглотил бы свинец, а мастер даже не пошатнулся бы.
        В-З-З-З-З-ХРП!
        Бэббидж нанес удар, но Пепел сумел увернуться, подставив крючковатым зубьям загривок. Чудо-ножовка без запинки брала и дерево, и металл. Кресло переломилось и повисло двумя обломками у слингера на запястьях.
        Мастер умело орудовал пилой, нанося короткие удары слева и справа, но всякий раз ее встречал обломок резной спинки или железной ноги, перехваченный руками Пепла. Зубья раз за разом вспарывали останки кресла, разбрасывая искры и колючую стружку. Спустя полдюжины ударов у слингера в руке остался жалкий огрызок.
        - Ты убил ее, похотливая тварь. Моя Энни умерла, - Мастер потянул за трос и взвел пружину. - Она умерла из-за тебя.
        - Мы все виноваты, старик, - стрелок перехватил уцелевший кусок поручня. - Ты сам сказал.
        Чарли тряхнул седой гривой, и вдруг с молниеносным расчетом безумца нырнул из виду прочь. Он появился справа, с ревом поднял заводную пилу и обрушил ее стрелку на голову.
        Чирк!
        - Кхль, - сказал мастер. С его губ закапала кровь. Секунда - и целый ручей ее хлынул из-под фартука.
        Бэббидж остановился, надевшись на острый осколок поручня, ловко вогнанный стрелком ему в бок, между ребер, не защищенных свинцовым панцирем. Судя по ране, обломок пробил легкое и устроился в сердце. Чарли-Куклодел был мертв.
        Озверевшая пила свалилась на пол и заюлила, норовя отхватить Пеплу ноги. Она вертелась и вертелась, пока не уткнулась в музыкальную шкатулку. Ножовка взялась грызть ее твердый лак, быстро теряя обороты.
        Чарлстон Бэббидж, эсквайр, безутешный отец и муж, мешком повалился в кровавую лужу, оставленную Пеплом на простыне, рядом с замершей механической дочерью. Вторая Энни, в углу спальни, смущенно улыбалась, извиняясь за весь этот срам. На портрете тоже виднелись алые брызги, но чьи - слингер уже не знал.
        - Назвать ли такое кровосмешением, - прохрипел он, хватаясь за стены и мебель. Стрелок болезненно сглотнул и прибавил: - Покойся с миром, бедный старик.
        Кровавая пелена стала черной, и звуки сочились из мира прочь. Довольная рожа Пако показалась в дверном проеме. Кривая как полумесяц, перекошенная золоченой улыбкой, она цвела, вытесняя из комнаты всё, и Пепел осел у стены, не пытаясь больше вникнуть в происходящее.
        Они перенеслись к обеденному столу. Стрелок повалился на столешницу, а торговец засуетился вокруг, то исчезал, то появлялся, не прекращая скалиться. Откупорив бутыль дорогого бурбона, он выплеснул жидкий огонь Пеплу на грудь. Потом снова исчез.
        Над слингером нависла «Маргарет», сменившая вязальные спицы на короткие гнутые иглы. Ее лицо в рамке строго уставилось ему в глаза. Машина начала пытать его, и стрелок потерял сознание.
        (1x04) Искусство тюремных шашек
        В ушах его ревел церковный хор, и чей-то голос бормотал отходную. Пепел огромным усилием приподнял веки. Большое распятие сверкнуло ему в глаза и заставило стрелка снова зажмуриться. В голове его клубился полумрак, но слингер боролся с ним и карабкался навстречу молитве подобно бесу, вызванному поповьим заклинанием.
        - О Мальверде милагросо, - бубнил и множился шершавый голос, - о Мальверде ми сеньор, конседеме эсте фавор…

«Не латынь, - дошло до стрелка. - Испанский».
        Траурный марш сменился воплями - ква-а, ква-а, - далекой армейской сирены. Откуда-то сверху им вторили ночные птицы. А крест, если вдуматься, не прятался в складках черной рясы, а болтался поверх драного пончо с вышивкой из патронов, карт и угловатых дамских грудей. И Господь Наш Спаситель, простирая золотые длани, взвешивал на них что-то уж вовсе непотребное.
        Вынырнув из небытия, Пепел схватил распятие в кулак и подтянул к себе немытую, зато вполне осязаемую башку мексиканца.
        - Дай мне один повод тебя не убить. - Стрелок едва ворочал сухими губами.
        - Ты глянь, живой, - удивился торговец. - Повод? Могу три сказать. Раз! Я спас тебе шкуру. Два! Молился тут за тебя. Три!..
        К лицу Пепла свесился тяжеленный обрез, стволы которого были подпилены так коротко, что в упор наверняка могли испарить амбарный замок.
        - Я при волыне, а ты без, - закончил Пако.
        Слингер шевельнулся. Под ним скрипнула походная кровать. Пепел сцепил зубы, повернул регулятор спинки и приподнял ее, не отводя глаз от вороненых стаканов.
        - Поганый мексикашка, - процедил он. - Ты отдал меня за телескоп и бросил подыхать.
        Обрез опрокинулся и пропал из виду. Торговец наклонил к постели небритое лицо.
        - Бросил бы, ты б сейчас там и лежал, - сказал он. - А Пако тебе шкуру заштопал. Одежду себе кровищей измазал. Поганый мексикашка.
        Стараясь не тревожить рану на плече, стрелок осторожно приподнял рубаху. К его удивлению, след от пилы оказался аккуратно заштопан, и на его месте, не считая воспаленного шрама, остался лишь узор из красных стежков.
        - Что за народное творчество? - спросил Пепел.
        Нитки укладывались в веселый рождественский орнамент - не хватало разве Санты с упряжкой.
        - Пор фавор, - отмахнулся Пако. - Шить этой дурой еще умею, а режимы переключать - это только Чарли знал, как. Сколько раз его кукла нашему брату шкуру штопала, о-о-о. Эй, Сержиньо! Поди сюда.
        Холщовый клапан откинулся, и в палатку с теплым ветром просочился один из мучачос.
        - Найди мне пивка, вато! - Торговец добавил пару слов по-испански. - И пошире открой, пусть воздух заходит.
        Сержиньо наклонил макушку и скрылся, оставив их наедине со звездным небом. Палатка стояла у обрыва, входом на юг. До самого горизонта перед ними расстилалась прерия, и небо вдали было изломано, словно разбитое зеркало. Над невидимой отсюда Стеной шевелились тени и сменяли друг друга миражи.

[ФОН] /// Land Of Some Other Order /// EARTH
        Пепел уселся повыше, наблюдая, как радужная вспышка несется с востока на запад и цветными сполохами отражается в осколках неба. За свои тридцать с небольшим стрелок видел аврору миллион раз, но от этого космического зрелища ему по-прежнему становилось не по себе. Он хотел достать сигару, но не нашел ее. Брюк на нем, впрочем, тоже не оказалось.
        В небе прогудел гром - словно гигантские губы в облаках раздельно произнесли: «аз-РУМ!»
        За каждой авророй с юга катилась штормовая волна. У слингера привычно защекотало внутри, и спустя миг с неба забормотал голос:

«…у Санта-Фе…..ОЖИДАЕТСЯ…..рогая Стена не балует нас, верно, дорогие сооте…»

«КОМАНДА БРАВО, Команда „Браво“, ноль-тридцать пять на ноль-ноль-один».
        Южный ветер нес эхо радиопереговоров. Зеркальное небо над Стеной отражало магнитные волны так, что их можно было расслышать ухом, да еще в постороннем месте, за тысячу миль у черта на куличках, - обитатели которых предпочитали в небесные голоса не вслушиваться, чтоб лишний раз не мандражить. «Кто слова бздины разбирает, - говорили они, - тот незаметно дураком становится».
        Будь оно так, Пепел давно уже ходил бы под себя.
        - Часов десять лежал? - спросил он.
        - Часов? - Пако хохотнул, потом хрюкнул и прокашлялся. - Три дня, чико. Мы уж тебя добить и закопать хотели. Ждем только Чолито из Денвера, он машину на склад погнал.
        Мелькнув тенью на фоне искаженного неба, Сержиньо бросил в мексиканца бутылкой с длинным горлышком и пропал. Волна теплого ветра колыхнула палатку, и в лицо Пеплу брызнул мелкий песок.
        Сирена знай себе ревела вдали. Птицы временно смолкли, подавившись ударом воздуха.
        - Знатно блеснуло, - одобрил мексиканец, старательно утершись краем пончо, - и бздит нормально. Страх и подумать, каково там, у Стенки, да?
        - Это не с последней зарницы, - сказал Пепел и вытянул затекшую руку. - С последней во-он где идет.
        Рассыпанные цепью против изменчивого горизонта, сигнальные маяки военных двоились и плясали, мешаясь со звездами в небе. Еще одна песчаная волна катилась на север вдогонку теплому ветру, один за другим глотая далекие электрические и газовые огни.
        - Интересно, когда Касл-Рок накроет? - спросил Пако, кивнув на ближнее скопление телеграфных столбов, жестяных ветряков и других шестов и перекладин, менее понятного назначения. Он пошарил под койкой, выудил низкий табурет и уселся. - Были бы при корыте, сгоняли бы туда, пару сеньорит покататься взяли. А?
        - Ветер не сильный, так что час у тебя есть, - отозвался стрелок. Космическая панорама и размеренные колебания воздуха действовали на него усыпляюще. Он лениво добавил: - Топай, вдруг обломится.
        Сжав губы, Пепел поскреб росписи у шрама.
        - Вот ты такой умный, слингер. Да? - сказал мексиканец. - Что ж ты моей компании подгадил? Нашего механика, доктора, и какого хорошего человека - взял и убил.
        Песчаный ливень утих. Пако взял бутылку за длинное горлышко, высосал из нее половинку лайма, прикусил огрызок и скривился.
        - Два способа было. - объявил он. Сплюнув лимонную корку под ноги, торговец вытер рот и продолжил: - Один, фу! Дурной. Некрасивый способ. Но… тоже способ, да.
        Мексиканец поворочал языком во рту. Потом отхлебнул изрядную порцию южного пива и процедил ее между зубов.
        - А второй хороший. Вкусный способ! - сказал Пако и причмокнул.
        - Миром разойтись? Никак нельзя было. - Пепел ухмыльнулся.
        - А потому, - сказал торговец, нашарив под ногами тяжелый обрез. - Колумбийский тариф, ми компа.
        Он протянул оружие слингеру, прикладом вперед. Вдоль короткого ствола вились мелкие буквы, протравленные золотом.
        - «Дону Эрнандо Сентенсиа», - разобрал стрелок по-испански. - Который… чей-то там друг… Начальник…
        - С уважением, от родственников, друзей и коллег, - закончил за него Пако. - Бери, слингер. Кисло, зато ума не надо. Крючок нажал - работа сделана.
        Но Пепел не спешил брать оружие. Оглядев земляной пол палатки, он нашел и подобрал свой плащ. Правда, ни сигар, ни спичек в карманах не оказалось. Внутри обнаружилась только горсть медных жетонов, позеленевших от сырости - давний гонорар от мексиканца. Армейский камзол валялся здесь же, но в этой ссохшейся рыже-голубой тряпке курева точно не уцелело бы.
        - А на сладкое, стало быть, магнитный диск. Солнце ацтеков, - сказал Пепел. - Там… хранится голос?
        Торговец молча пялился, держа ствол в протянутой руке.
        - И, готов побиться об заклад, это не леди Дэй, - добавил стрелок. Он зачерпнул из кармана горсть медных фишек, подбросил на ладони и все поймал.
        - Побиться об заклад! - Пако швырнул свою гаубицу на кровать. - Чико. Не бейся об заклад.
        Он склонился к Пеплу и продолжил:
        - Удача слепа! Кто ставит на слепого? Всё ремесло коту под хвост. У лоха каре, у тебя шушера, что тогда?
        - Блефовать?
        - Кто ж так блефует-то? Лох под каре борзый. Глядишь, и ва-банк пойдет.
        - Тогда пас?
        - Вот и вся твоя игра, чико. Пас, и еще пас, и еще раз пас. - Торговец пощелкал золотыми кольцами. - Кто ж удивится, что ты нищий и голодный.
        Штаны нашлись под кроватью. Добыв курительный запас, стрелок зажег спичку и раскочегарил трехдневный окурок.
        - Вот что сделаем, - сказал Пако. Он оставил табурет и хлопнулся на койку рядом с Пеплом. - Я тебя научу своей игре. Да, слингер? Тюремные шашки. Правильная игра.
        Этот самый табурет оказался резным шахматным столиком с клетками красного и черного дерева. Вдоль его лакированного края тоже скакала золотая вязь, но в ней Пепел разобрал только три слова: «хисториа эста муэрта».
        - Это что значит? - Он коснулся гравировки.
        - История мертва, - перевел Пако. - А мы играем в шашки.
        - Вроде потому тюремные, что в вашей кутузке удобно играть, когда тень от решетки вот так. - Торговец показал, как. - В Мехико их тоже называют «калавоса», хотя у нас тюрьмы без окон. Может, потому что пол кафельный? Не знаю! Давно не бывал там, и не хочу.
        - Крепко пугают федералес честных купцов, - заметил Пепел и выпустил дым в полотняный свод. - То-то вы все здесь ошиваетесь.
        - Вот тебе загадка, чико, - сказал мексиканец, яростно роясь в карманах под шерстяным пончо. - Стоит избушка в Сарагосе, окон нет, одни двери. Зашло сто два, вышло двое. Что на голове?
        Пепел затянулся еще раз, нахмурился и пожал плечами.
        - Сомбреро?
        Пако тоже скривился.
        - Каски ментовские, каврон.
        Он ссыпал на доску пригоршню собственных медных жетонов.
        - «Калавоса», объясняю. - Орудуя пятерней, торговец быстро распихал фишки-жетоны по клеткам. - Ты орлами будешь… да, янки?
        Пако ухмыльнулся и перевернул свои орлы решкой кверху.
        - Клади сколько хочешь, от одной до восьми, - сказал он. - Это твоя ставка.
        Пепел аккуратно расставил свои медяки на доске, один за другим. Он поставил все восемь - медяков, впрочем, ровно столько и оказалось.
        - Верно, верно, - одобрил мексиканец. - Больше ставишь - больше можешь. Теперь ходим по очереди, вот так, вот так, или вот так. Ло… э-э, новичку, в смысле - первый ход.
        Он развернул тяжелую доску навстречу Пеплу. Тот коснулся крайнего медяка справа. Подумав, сдвинул палец левее.
        - Не-не-не! - Цепкая клешня Пако настигла его руку и вернула ее обратно. - Три важных правила. Взялся - ходи. Это раз.
        Мексиканец передвинул его пальцем первую фишку, потом быстро походил сам.
        - Два. Хочешь встать - собрал медь и встал. Только свою. Когда твой черед. Не когда мой.
        Пепел кивнул, вдумчиво окуривая доску, и автоматически сделал еще один ход.
        - Три, - сказал торговец. Он передвинул фишку и поднял палец. - Самое важное правило. Мухлевал, попался - отдал жизнь. Это ясно?
        - Я бью. Правильно? - спросил Пепел.
        Подцепив медяк ногтем, он убрал его с доски. Пако тряхнул головой.
        - Нет. Да. Не снимай. Переверни. Вот так.
        Щелк! Он пристроил медную фишку обратно, гербом кверху.
        - Теперь играть как своей? - спросил слингер.
        - Да. Нет. Теперь я бью, и снова она моя.
        - Вот как.
        Пепел сунул ноги в сапоги на полу, устроился поудобней и склонился над доской.
        - Расскажи про Солнечный диск, - попросил он и аккуратно перевернул еще одну фишку Пако.
        - Что диск! - Торговец атаковал с другого фланга. - Не играет, и всё. Лучшие медвежатники не раскололи. Включают - оно квакает. Ручки крутят - оно квакает.
        - Только Бэббидж управился, так? - спросил Пепел, думая, куда ходить следом. Он сказал: - Но старина Чарли захотел… отдельную плату?
        Стрелок взял еще одну фишку. Мексиканец пожевал губы, наморщил лоб…
        - Хороший ход, слингер.
        Щелк! Щелк!

…и перевернул два соседних медяка Пепла.
        - Одна беда, диск не мой, - продолжил Пако, наблюдая стратегические колебания слингера. Он сказал: - Его захочет получить назад мой друг и начальник, дон Эрнандо Хесус-и-Сальватор-а-ла-Хенте Гарсиа Сентенсиа. И другие люди. Но это уже моя забота.
        Торговец уставился на ломаный южный горизонт. Аврора метнулась в обратную сторону, и от Стены покатилась новая штормовая волна.
        - Ты хочешь, чтобы я убил твоего дона, - сказал Пепел.
        Он аккуратно перевернул фишку Пако. Цифры в долларах, выбитой на ней, слингеру хватило бы на месяц.
        Ква-а. Ква-а. Ква-а.
        Аз-Р-РА-РУМ!

«…вый глаз узрел искушение, деву в пустыне, соляной столп…»

«Интерференция в ноль-пять, ноль-семь, ноль-тридцать, ОСТОРОЖ…»
        - И опять! - сказал Пако и вскинул руки. - Опять глупый ход. Я ничего не хочу. Мне интересно, что на диске, и нужно время, чтоб узнать. А походи ты вот так, ты взял бы две.
        Мексиканец повертел над доской пальцем и сделал ход. Пепел, не спеша ходить сам, подобрал с койки обрез, напоминавший большую вороненую стрекозу.
        - А шерифу, значит, лезвие. На свинец поскупился, - сказал он.
        Пако лишь ухмыльнулся.
        - Нортеамериканос теперь владеют мачете?
        Отбросив пончо, он извлек тяжелый испанский нож, весь раззолоченный, изукрашенный камнями, со змеиной головой на рукояти. Керосиновый свет фонаря заиграл на лезвии, и в палатке даже будто стало светлее.
        - Ты прав, - сказал Пепел и вернулся к игре. - Твой друг скорей от смеха помрёт.
        - Помрёт, - согласился Пако. - И без ножа помрёт. Тебя только увидит - и помрёт.
        Тюк! Он воткнул мачете в земляной пол.
        - У вашего брата, видать, и дыра в нужнике позолочена, - пробормотал слингер в переплетенные пальцы.
        - У Эрнандо - у того да, - признал торговец. - А у меня, веришь, яма в огороде. Дон Эрнандо человек уважаемый. У него тебе и машины, и женщины. И знакомства.

«…гие мои, с вами в эфи…..из Санта-Фе, где сбываются ВАШИ…..бимые кошмары! Музыка!»

«ЧТО рапортуешь? ЧТО ТЫ МНЕ ТАМ РАПОРТУЕШЬ, ПЕНЁК…»
        - И когда твой друг узнает, что его обокрали… - начал Пепел.
        - То он заберет партию себе.
        Щелк! Щелк! Щелк! Торговец перевернул три медяка.
        Стрелок тронул фишку пальцем и остановился.
        - Не знаю, куда ходить, - сказал он. - У меня одна.
        Мексиканец оскалил зубы.
        - Извини, чико. Уже взялся. Первое правило.
        Щелк! Щелк!
        Подхватив обрез, Пепел направил его в торговца. Свободной рукой он взвел оба курка, до щелчка, по очереди.
        - Должно быть больше. - Стрелок перехватил оружие поудобней и добавил: - Я считал.
        - И что с того?
        Пако скалился себе, будто обреза и не было.
        - Напомни-ка правило номер три, - попросил слингер.
        Глаза мексиканца были черны и неподвижны, как два ствола, направленные на Пепла в ответ.
        - Мухлевал - попался - отдал жизнь, - размеренно произнес он.
        Пепел секунду помедлил, ощупывая изящный раздвоенный спуск. Обрез был тяжел, но гладок и сработан мастерски - не чета кустарному будильнику Масляного Джека.
        - Я забираю выигрыш. - Стрелок приподнял оружие.
        - Эй! - запротестовал Пако. - Кто говорил «нельзя мухлевать?» Нет такого правила! Есть правило - нельзя попадаться. Я попался? Нет, вовсе, ни разу. Ты проиграл.
        - Напомню, что ствол теперь у меня, - сказал Пепел. - А значит, правила мои. Я дам тебе выбор. Либо жизнь, либо все твои медяки. И золото. И обрез я тоже возьму. На всякий случай.
        Постно скривившись, мексиканец огляделся. Новая волна теплого воздуха расправила палатку, и в лицо им обоим брызнул мусорный дождь. Пако облизнул губы и сплюнул песчаную грязь.
        - Дырки две, а нас с братанами трое, - сказал он.
        - Вас двое, - отозвался Пепел, не шелохнувшись. - Чолито в Денвере. Ты сам сказал.
        - Эх, слингер! - Торговец протяжно вздохнул и потряс головой. - Вот молодой ты, красивый, мозгов нет, оттого и кобенишься. Глянь на тебя! Довольный…
        Взметнулось пончо, мазнув Пеплу по лицу, сбив прицел - и мексиканец уже был по другую сторону.
        - …что твой кот. Правила у него! Банкует он, мадре.
        Торговец подхватил с пола мачете. Блеснула сталь.
        Щелк!
        Пепел повернул регулятор. Сработала механика, ножка койки подломилась, и складная кровать усадила Пако на задницу. Тяжелое лезвие вывернулось из пальцев мексиканца и шлепнулось ему в подол.
        - Стреляй, гринго, - посоветовал торговец. - Стреляй, пока кавесу твою дурную не раскроил!
        Он ухватил широкое лезвие и вскинул его к потолку. Пепел спустил оба курка…
        Щелк! Щелк!

…но боек лишь пусто щелкнул, один и второй.
        Стрелок переломил обрез и заглянул в него.
        - Не заряжен.
        - Ну ты Пинкертон, чтоб тебя дрючили. - Пако ржанул.
        - Подсылаешь убийцу без патронов. Умно, - сказал Пепел.
        - Не патроном единым, чико.
        - Я понял! Довольно повторять.
        Цап! Широкая лапища Пако вцепилась ему в волосы и заломила голову слингера назад. Еще миг - и острие мачете уперлось Пеплу под кадык.
        - Ни черта ты не понял, слингер, - прошипел мексиканец ему в ухо. - Заткнись и слушай, когда тебе говорят.
        Торговец пинком вправил ножку кровати и лениво плюхнулся рядом со стрелком. Он придвинул доску поближе.
        - В тюремных шашках, - сказал Пако, - честно партию ты не возьмешь. Ну, то есть, разве что у фраера, такого же лошары. Потому что опытный игрок в калавосу ведет свою партию на трех уровнях: один видимый, другой невидимый, третий в голове.
        Мексиканец постучал себе по виску указательным пальцем.
        - Держишь внимание клиента в одном углу, - продолжил он, повертев правой рукой над последним уцелевшим «орлом». - А в другом…
        Щелк-дзинь, щелк-дзинь, щелк-дзинь, - привычными щелчками левой Пако перевернул десяток медяков, один за другим, у противоположного края.
        - Покуда не поймали, ты при своих, - закончил он и хитро глянул на слингера. - Ну что, чико, всё понял? Твой ход.
        Отложив тяжелое ружье, Пепел осмотрел доску.
        - Забираю свои, - сказал он. - Правило номер два.
        Щелк-дзинь, щелк-дзинь, щелк-дзинь. Пако вернул свои «решки» на место.
        - Святое правило! Вот и набанковал себе. Главное вовремя остановиться. Да?
        Стрелок подбросил уцелевший медяк, поймал его и уронил себе в карман.
        - Спасибо за игру, - сказал он. - Винтовку я отнес. Деньги получил. Мало, но бывает хуже. На потроха заливные хватит. А спрошу у Масла, как плечо - так и на пиво хватит.
        - А там, - Пако обвел палатку широким жестом, - свобода, прерия и нажива. Да?
        У Пепла снова защекотало внутри. Они с Пако дружно скривились.

«…транслируют сдвоенное изображение через окуляр в мой уцелевший глаз…»

«НОЛЬ-СЕМЬ, ноль-пять, ноль-тридцать. ВЫЖИВШИМ в ноль-восемь, один-пять, ноль-двадцать семь… ДВАДЦАТЬ СЕМЬ».
        Шершавый голос истерически захохотал, и его вытеснила гитара из Санта-Фе.
        - Что плохого в наживе? - спросил Пепел.
        Торговец шумно вздохнул.
        - Ты, слингер, так и думаешь себе как фраер. Ищешь, как говорится, что само тебя нашло!
        Тюк! Крак! КВА-А! КВА-А!
        Мощным ударом мачете Пако снес деревянную перекладину. Теплое дыхание Стены тут же сдернуло палатку и поволокло ее прочь.
        - СВОБОДА! ПРЕРИЯ! - рявкнул мексиканец.
        К неудовольствию Пепла обнаружилось, что лагерь разбит прямо у подножия особняка, где покойный мастер спал в объятиях своей неживой дочери.
        - Эй, Сержиньо! - крикнул Пако, развернувшись к воротам. - Подай сюда этого, трактирщика, эль путо гордо! И пивка пусть захватит.
        Коренастый бразилец вернулся. На мушке дробовика он буксировал необъятную тушу Масляного Джека. В руке бармена звякала пара бутылок.
        - Трактирщик! Задание тебе, - сказал мексиканец. Он потянулся и взял пиво. - Возьми там в куклодельне решетку, зажарь нам мяса. Руки помой только. И перца хорошо всыпь, понял? Как это самое, на два пальца, чтоб вставило. Да? Всё, ступай, пошел!
        Торговец замахал руками, и Масло с португальцем удалились.
        В два отработанных приема Пако избавил бутылки от лайма и вручил одно пиво слингеру. Пепел отхлебнул колючего напитка, проглотил его и одобрительно прищурился.
        - Ну что? - спросил мексиканец. - Всё есть?
        В походном фонаре плясал керосиновый огонек. Позади, на громоотводе, верещал флюгер Куклодела, терпеливо размалывая пыль.
        - Кто б мог подумать, - сказал Пепел. Он хлебнул еще пива. - В здешних глухих краях. Да еще на самом видном месте.
        Пако вытянул руку и стукнул донышком своей бутылки о бутылку слингера.
        - Я много таких мест знаю, чико. Салуд.
        Запрокинув голову, торговец присосался к стеклянному горлу. Пепел тоже отхлебнул пива и обнаружил, что ему очень хочется пить. Слингер не удержался и вылил в себя бутылку почти целиком.
        - Я найду тебе индейцев, - сказал он, когда перевел дух.
        Не успев проглотить пиво, мексиканец булькнул, закивал и пихнул стрелка в бок.
        - Но работу делаю я, - добавил тот, - и отныне мы играем по-моему.
        - Как скажешь, слингер, - Пако все кивал.
        - Это важно. Ты должен…
        - Да, да, да, да.
        - Сказать мне, откуда взялся твой камень Солнца.
        Кивки сразу прекратились.
        - Лишние знания, чико, - начал мексиканец, но Пепел остановил его.
        - Мне нужно понимать, что мы ищем, - сказал он.
        Пако встал и опять сел. Он шумно отхлебнул из бутылки и наконец решился.
        - Индейские ружья, - сказал торговец, вытирая нос. - Большой тайник с индейскими ружьями.
        Настал черед Пепла скрести за ухом.
        - Их ружья сделаны из мусора, - сказал он. - Они стреляют какими-то духовыми перьями. Даже не убивают насмерть.
        - Ох, и много ты знаешь, чико. - Мексиканец убавил тон. - То ружье, что мы сняли с трупа на Юкатане, убивало еще как, поверь. Деревья вокруг падали.
        Р-РА-РУМ!

«…и я увидел мир, дети мои, каким его видит Господь, во всех четырех измерениях…»

«ВЫЖИВШИМ, повторяю, ноль-восемь, один-пять, НОЛЬ-ДВАДЦАТЬ-ПЯТЬ-АХ-ХА-ХАХ-ХА-ХА-А-А».
        Снова запрокинув голову, Пако осушил бутылку до капли.
        - То Люциферово ружье было, - сказал он.
        - Ядрами стреляло? - Пепел ухмыльнулся.
        - Солнцем.
        Торговец смотрел на него без тени насмешки. Стрелок закурил и покачал головой.

«…и многие беды земные стали смешны мне так же, как и Ему, и многие нравы стали мне отвратительны…»

«Будьте осторожны: наши ребя…..а передовой сообщают об ИНТЕРФЕРЕН…»
        - Я был там, чико, - сказал мексиканец. - Три машины мы потеряли. Полдюжины сольдадос! Против одного дикаря с ружьем.
        - Не верю.
        - Мадре, люди горели и лопались, я вот этими глазами видел, - сказал Пако. Он сунул два пальца себе в лицо. - Юшкой брызгало вот в эту морду.
        - Всё равно на сказку похоже.

«Змий отнял мой глаз, дети мои, но не смог пошатнуть моей веры…»

«…находиться небезопасно, дорогие радиослу…»
        - Колдовство! - Торговец и потряс указательным пальцем. - Колдовство - оно не только в сказках. Ты уже большой, слингер. Ты должен знать.
        Ква-а! Ква-а! Им в лица снова ударил теплый ветер.
        - И диск твой тоже заколдован? - Пепел наморщил лоб.
        - А то! Один Куклодел и расколдовал. Умней тебя он был, чико. Ох, умнее.
        - И что там оказалось?
        - Пёс его разберет! - отозвался Пако не без удовольствия. - Там по-индейски всё. Нам, белым людям, не разобрать. Мы с чертями не водимся, по дядюшке их не знаем.

«НОЛЬ-тридцать-ПЯТЬ тебе сказано, истеричка. Рядовой!..»

«…многоножки в моем перископе суть ваши тела, растянутые в пространстве и времени…»
        Налетел песчаный ливень.
        - Хорошо, - сказал Пепел. Он загородился ладонью. - На трассе твоих индейцев поймаем. Они возвращаются затемно.
        - Откуда и куда?
        - Узнаем заодно.
        Торговец постучал перстнями по длинному горлышку.
        - Эста буэно, - сказал он и поднялся. - Допивай пиво, идем.
        Но Пепел не двинулся с места.
        - Мне нужна Кочерга, - сказал он.
        - Пута мадре, что за кочерга?
        - Мой револьвер.
        - Твоя волына с будильником на боку? - спросил Пако. Он колебался. - Опять кровью всё зальем, слингер?
        Стрелок подобрал одежду и сел на кровати. Он сказал:
        - Наоборот. Кочерга со мной - крови не будет.
        Пако зевнул, едва не глотнув песка.
        - А, койот меня дери, - сказал он. - Сержиньо! Поди сюда.
        Спустя четыре зарницы и две пары славных поросячьих стейков Пако оставил Сержиньо сторожить Масляного Джека, а сам побрел в компании Пепла вниз. Вглядываясь в ночные тени, стрелок от раза к разу подмечал, что помнит каждую веху с инженерной точностью. Кошмар в особняке взвел его нервы как взводят боевую пружину, до самой приятной точки натяжения.
        - О чем задумался, чико? - крикнул Пако, хрустя хворостом где-то внизу. - В нужник зайти не успел? Ходи прямо здесь!
        - О нашей конечной цели, - сказал Пепел и спрыгнул к нему на тропу.
        Мексиканец фыркнул.
        - Цели! - сказал он. - В калавосе, слингер, цель на месте не стоит. И думать надо сразу в две, три, четыре стороны. Да на столько ходов вперед, сколько в голове помещается.
        Пако гордо стукнул себя кулаком в распятие.
        - На четыре хода по восемь сторон. То есть нет. Наоборот. Мой рекорд. В холмах Беверли, пута соврет, у режиссера одного хазу выиграл. До самого утра сидели.
        - Теперь у тебя две? - спросил Пепел, кивнув на горное убежище Куклодела у них над головой.
        - А? Да. Нет. Нет, чико. Всё в пользу компании, всё в общак.
        Они выбрались на трассу и остановились, озираясь по сторонам, оба ленивые и выпившие, похожие на двух гуляк, выбравшихся на перепутье.
        - И что теперь? - спросил Пако.
        - Теперь ждать.
        Дальняя сирена утихла, и буря постепенно улеглась. В придорожной осоке закрякал мускусный селезень. На востоке уже тлела новая заря.
        На дворе стоял сентябрь две тысячи двенадцатого года.
        Теплое дыхание Стены уступило, сдавшись перед морозным канадским ветром, и сверху посыпалась ледяная крупа. С каждой секундой ее становилось больше и больше - вскоре и шоссе, и волосы Пако, и прерия вокруг - всё засияло в лунном свете как хрустальная люстра. Держась к ветру спиной, стрелок надвинул шляпу пониже, поднял ворот и закурил.
        - Что тебе известно об армейских технологиях? - спросил он, без труда потушив спичку под этим мелким градом.
        - Какая армия, слингер, - отозвался торговец. - Ты лучше думай, как мотерос нам поймать. Они ж гоняют, что твоя зарница.
        Пако всё время расхаживал туда и сюда, либо топтался на месте и приплясывал - то ли от холода, то ли от нетерпения. У него под каблуками хрустела крупа.
        - Ацтеки странный народ, - сказал Пепел. - Эта их мусорная техника, может статься, опережает и нашу, и вашу.
        Торговец остановился и горячо закивал.
        - Колдуны у них работают над машинами, - сказал он и переступил с ноги на ногу - хруп-хруп. - Живые кости с железом сплетают, чтоб оно бежало, как дикий зверь. А в топливо - кровь индюшиную льют.
        - Что они сплетают, так это технологии, - сказал Пепел. - Аэрозольные баллоны для краски, нашу механику, ваши старые дизели…
        Хруп-хруп.
        - А в баке машины той - бычье сердце, для мощи, - подхватил мексиканец. - Ты думаешь, слингер, мы всё это повторить не пробовали? В белых руках оно не действует, одна мерзость получается. Шаман тут нужен. И Сатана.
        - Или вот этот их… реактивный поддув, - сказал Пепел. - Другие индейцы не знают, как лопату взять. Откуда у ацтеков…
        - Ш-ш! - торговец поднял руку.
        Стрелок замолчал. Где-то вдали верещали моторы, и звук их быстро приближался. Минуты не прошло, как из-за кручи брызнул свет.
        Ф-ф-ф-ф-Ф-Ф-З-З-ИУ-У!
        Большая трехколесная машина пронеслась между торговцем и слингером, разрезав темноту спаренным фонарем. Из-под широких колес мотоциклета брызнул колотый лед. Две фары машины светили сквозь неровные глазницы черепа, венчавшего ее рулевую колонку.
        - Буйволиный, - заметил Пепел. - И совсем ведь не коровий.
        Мотоциклет унесся прочь, и еще две машины просвистели мимо. Их наездники верещали и гоготали, корча путникам страшные гримасы.
        - Путо пендехо, ты что стоишь! - заорал Пако.
        Последний мотоциклет пронесся мимо и поплыл голубым факелом навстречу далеким северным просторам. Стрелок плюнул на кончик сигары, наставил ствол против манжеты.
        БАХ-бах-бах! БАХ-бах-бах! Эхо выстрелов катилось над прерией, а он отправлял и отправлял пули вслед удаляющимся огням, пока не увидел, что синие факела выходят на разворот.
        - Слингер, - Пако немного отрезвел. - Ты что это, слингер?
        - Моя игра - мои правила, - сказал Пепел. Он подбросил оружие, перебросил через себя и ловко перехватил другой рукой.
        Загудел маховичок, выщелкивая пустые гильзы. Ожидая перезарядки, стрелок поскреб мушкой щетину.
        - Слушай, - сказал он. - Всё-таки не пойму: зашло сто два, вышло двое. Оба легавые, допустим. Ну, а трупы? Сотня трупов куда делась?
        - Ты убить себя хотел, путо? Лучше б стреляться позвал, кусок ты мьерде. Я б тебя без пыток убил, - ответил торговец, переступая на месте.
        - Ацтеки никого не убивают и не пытают, - сказал Пепел.
        - Ты это моему покойному свекру скажи. Кукарачас ему в окопе сердце вынули.
        - У них была война, - сказал стрелок.
        - И шкуру спустили, - сказал Пако.
        - Война и голод, - подтвердил слингер. Он добавил: - Шкура - это к урожаю.
        Первый мотоциклет приблизился к ним и остановился рядом, хрустя ледяной крошкой. Впереди машины на длинной штанге катилось небольшое ведомое колесико, а за спиной ацтека-наездника мололи крупу два огромных ведущих колеса, высотой в человеческий рост. Бронзовые трубы всех мыслимых форм и диаметров оплетали машину сложной грибницей и широким веером торчали позади. Буйволиный череп ярко светил глазами-фарами. Во рту его скрывался приемник, настроенный на денверское радио.
        За первой машиной прибыли еще три, все грубо замаскированные под животных: крыса, орёл, дикобраз и нечто вроде ягуара, с мордой, подозрительно напоминавшей раскрашенный умывальный таз.
        Ездоки спешились. Водитель умывального ягуара, носивший на лице такой же таз, но чуть поменьше, встал позади слингера, весьма осложнив тактическое положение. Орел и Крыса, огромные татуированные воины, остановились впереди, а Дикобраз остался поодаль, у своей щетинистой машины, и вёл себя так, будто не имел к шайке никакого отношения. На бронзовых телах ацтеков сияли бронзовые детали. Гладкие лица индейцев выдавали не больше, чем маска ягуара у Пепла за спиной.
        Вожаком этой стаи оказался крепко сбитый паренек калифорнийской наружности. На голове он носил жестяной мотоциклетный шлем, изрядно погнутый и продырявленный, зато украшенный свежими рогами из индюшиных перьев. Глаза вожака прятались под жестяным забралом. Под носом индейца поблескивало кольцо, а в нижней губе виднелась гайка, навинченная на болт.
        Маленький вожак встал между двух огромных воинов и картинно сложил на груди татуированные руки. Он медленно оглядел Пепла и открыл было рот, но стрелок заговорил вместо него:
        - Тебя зовут Буйвол, ты мотеро и вождь этой великой банды. Мы рады знакомству. Ты отведи нас к твоему жрецу, - сказал он. - Мы хотим говорить с ним.
        Ацтек стащил с головы шлем, положил его на плечо и еще раз осмотрел их. «Красуется», - подумал слингер.
        - Всё, что ты хочешь сказать жрецу, бесстыдный нарушитель дорожных правил, - произнес вожак аккуратно и раздельно, на верном английском, - ты можешь сказать и мне. Меня зовут…
        - Жрец не будет рад тому, что ты отнимаешь у нас время, - снова перебил его стрелок.
        Двое огромных щекастых мотерос покосились на маленького вожака, но тот даже не шелохнулся. Болт у него в подбородке, заметил Пепел, был закреплен не только сквозь губу, но и сквозь челюсть.
        - Ладно, - сказал наконец вожак. - Дай мне свое оружие.
        Он вытянул руку.
        Стрелок заколебался было, но нашелся и тряхнул головой, притворившись, что его отвлекла погода - это было нетрудно, потому что бриллиантовый дождь снова посыпался с неба волна за волной, быстро превращаясь в мелкий бриллиантовый град.
        - Нет, - сказал слингер.
        Любое колебание для ацтека означало страх, - и больше ничего.
        - Это оружие моего отца, - продолжил Пепел, не давая вожаку заговорить. - Это Кочерга, ей нет равных. О ней сложили песню… ты мог слышать ее по радио.
        Маленький вождь улыбнулся - но это тоже ничего не значило. Лицо ацтека и его разум жили раздельной жизнью. Индеец мог петь, чувствуя боль, и мог хохотать в момент соития. Улыбки ацтека стоило остерегаться тому, кто сам не был ацтеком.
        - Я не знаю твоих песен, нарушитель, - сказал вожак. - Мой народ поет свои песни. Ваша музыка…
        - Слышь, кукарача, - подал голос Пако, под натиском погоды решивший взять переговоры на себя. - Ты давай слушайся белых людей. Да? А то сыграем тебе сейчас нашу музыку.
        Откинув пончо, мексиканец выволок на свет позолоченный диллинджер. Ацтеки молча оглядели пистолет. Торговец украдкой шепнул Пеплу:
        - Всё правильно сказал, слингер?
        Тот скривился и отрицательно тряхнул головой.
        Вожак поднял руку и указал на пистолет.
        - Золото, - сказал он. - У тебя есть еще?
        Оставив попытки спрятать непослушный диллинджер, Пако сгреб мокрое распятие свободной пятерней.
        - А это тебе что? Борода воловья? - спросил он.
        Индейцы загоготали, и мексиканец охотно присоединился к ним. Маленький вождь тоже оскалил зубы в улыбке. Он потянул рукой за узел в своей прическе и вынул из нее два предмета: бронзовую трубку и каучуковый поршень.
        - Теперь слушай сюда, кавальерос! - объявил Пако.
        Он шагнул дикарям навстречу - один шаг, два - оступаясь и поскальзываясь на градинах…
        Дзинь!

…И в его шее вырос оперенный дротик.

«Медицинская игла», - опознал Пепел.
        Торговец растерянно огляделся. Он поднял было руку, но тут же уронил ее. Сделав еще несколько хрустящих шагов, Пако осел прямо на ледяное покрывало. Он перевернулся на бок, закрыл глаза и захрапел, уснув так безмятежно, что даже погода чуть присмирела вслед за ним.
        Вожак неторопливо отнял трубку от губ, развинтил ее и спрятал обратно в прическу. Он аккуратно надел свой шлем, украшенный перьями. Потом шагнул к Пако и присел на закорки рядом.
        Сначала Буйвол попытался отнять у торговца диллинджер. Всё без толку - даже в наркотическом оцепенении Пако сжимал оружие мертвой хваткой. Извлечь распятие оказалось не проще.
        - Глупые, ненужные люди, - сказал вожак себе под нос.
        Отшвырнув чужую руку, он поднялся. Мексиканца обступили трое его подручных. Один из них стащил с торговца длинный сапог. Это, впрочем, была своего рода западня: ноги Пако мыл редко. Зажав нос, маленький вожак выронил скудную добычу, исполнил танец отвращения и отступил под дружный хохот своих товарищей. Потом обернулся к Пеплу и указал рукой.
        - Надень как было.
        Пепел сделал шаг к мексиканцу и пригнулся, не сводя глаз с ацтеков. Он взял сапог и нахлобучил его торговцу на ногу. В сапог попало несколько градин, и Пако недовольно замычал, подергивая ногой как кузнечик-переросток, но быстро смирился и опять уснул.
        Вожак осмотрел слингера с головы до ног.
        - Меня зовут Ревущий Буйвол, - сказал он. - Я самый молодой ягуар Учебного Макета Роузуотер, я сын Летучей Крысы. Это лучший гонщик из сточных канав Лос-Анджелеса.
        - Рад знакомству. Я Пепел. Сын… Джонни. Великого аризонского рейнджера. Того, что убил техасца по кличке Рыжий. Из большой Кочерги на бедре. Вот она.
        Стрелок откинул плащ и показал индейцам револьвер. Дикари стояли неподвижно, глядя на слингера без морганий и не переглядываясь.
        - Почему тебя зовут Пепел? - спросил вожак.
        - Не знаю. Волосы рано поседели.
        - Потому, что мать назвала тебя Эшли? - спросил Буйвол без улыбки.
        - Нет. - Слингер с какой-то стати ощутил раздражение.
        Не меняясь в лице, вожак улыбнулся во все зубы и отвернулся прочь, не утруждаясь собрать гильзы и пули, извлеченные им из брючных карманов Пако. Ацтеки один за другим развернулись ему вслед и тоже побрели к своим машинам, переступая босыми ногами между подтаявших градин.

«Самое время идти ва-банк», - подумал стрелок.
        - Ты ничего не забыл? - спросил он громко.
        Маленький вождь оглянулся и вопросительно уставился на Пепла из-под расписного забрала. Стрелок еще раз осмотрел ацтека и понял, что не ошибся. В отличие от северных племен, ацтеки-мешика часто оседали в больших городах, и перед слингером наверняка стоял один из таких, из городских мальчиков, вырвавшихся на свободу. Он не догадался отрезать торговцу пальцы, чтобы извлечь пистолет и распятие - оплошность, которую сам Пако вряд ли допустил бы. И главное, индеец даже не заметил…
        - Карманы. - Стрелок указал на распростертую тушу Пако. - Ты под пончо смотрел?
        Секунду поразмыслив, Ревущий Буйвол вернулся к торговцу и снова присел на корточки рядом. Он распеленал шерстяное пончо и с восхищением осмотрел кожаный жилет Пако.
        Наблюдения слингера оправдались: стервятник из Буйвола был никудышный. Индеец пытался обшарить каждый карман, но всякий раз путался в них и начинал заново. Наконец Ревущий Буйвол поднялся с колен, подняв свое жестяное забрало до упора, почти спихнув его на затылок. В руке он держал крошечный жернов. Буйвол спросил:
        - Что это?
        - Сам мне скажи, - ответил Пепел.
        - Это… это не может быть у вас. Это послание… одного важного существа. Которое наш бог.
        - Нам нужно послушать, о чем ваше существо говорит. Испанец богат, он даст много золота.
        Индеец секунду поколебался, потом сказал:
        - Хорошо. Ты неси испанца за мной.
        Между задних колес его мотоциклета было напутано подобие сетки для багажа: просто клубок ремней, без всякой системы и продуманного крепления. Пепел взвалил на нее торговца, и сыромятная подпруга затрещала, провалившись едва не до самого гудрона.
        Ревущий Буйвол склонился над Пако и быстро заплел кожаные ремни вокруг ног и плеч торговца, сплетая необычные ацтекские узлы. Покончив с мексиканцем, вожак обошел машину и голыми руками подтянул несколько муфт и гаек, ослабших в дороге.
        - Тебя тоже повесим. - Он указал Пеплу на ремни. - Я вас отвезу в Храм Уничтожения.
        - Гм. - Стрелок прикусил сигару.
        Вожак подошел к нему, хрустя ледяной кашей.
        - Ты хотел себе жреца. Моя сестра верховная жрица, - сказал он. - В Храме Уничтожения.
        - По… - начал слингер.
        Что-то кольнуло его в ладонь. Стрелок опустил глаза. Медицинская игла. В пальцах Буйвола был зажат уже знакомый Пеплу короткий дротик.
        В ту ночь, когда слингер видел свою индейскую ведьмочку Трикси в последний раз, на дикие пляжи Майями тоже сыпался град, а вслед за ним ливень, а потом снова град, и всё это вперемежку с ударами многотонного океанического прибоя, осаждавшего архипелаг со всех фронтов. Не более чем обычная флоридская свистопляска.
        Внутри танцевального клуба тоже было сыро. Сквозь прохудившийся железный потолок местами сочилась и брызгала дождевая вода. Она разбивалась о потолочные вентиляторы и опускалась на танцпол легким туманом, в котором метались прожектора цветомузыки. Дождевые брызги попадали в мартини и на смуглые лысины приезжих колумбийских мафиози. А заодно хорошенько окропляли одежду сопровождавших их загорелых дам.
        Трикси вертелась у стойки бара. Она ждала кого-то, но точно не его. Ее было не узнать - вместо наряда лесной амазонки на Трикс было надето вечернее платье с блестками, игравшими в лучах дискотеки будто аврора над Стеной.
        Он опять выпил больше, чем ему следовало. Обняв Трикси за талию, он тащит ее сквозь брызги и радугу, сквозь грохот дискотеки, между влажных извивающихся тел на танцполе. Малышка Трикс хочет освободиться, но сил у нее недостаточно.
        В туалете он швыряет ее спиной о дверцу кабинки и делает шаг следом. Они оказываются вплотную друг к другу в тесном замкнутом пространстве. Трикси задирает голову и смотрит на него из-под крашеной чёлки, пялится своими глазищами, темными, большими, но всё время какими-то трепещущими, будто глаза птицы или маленькой ящерицы.
        - Куда ты дела мои вещи? - спрашивает он. - В твоем номере я уже был, там их нет.
        Он стискивает пальцами ее тонкое плечо.
        - С днем рожденья, Фриско, - говорит она, встает на цыпочки и пытается укусить его в губы. Но Фриско отпихивает ее прочь.
        - Куда ты дела мои вещи? - раздельно повторяет он.
        - Ты стал настоящим ковбоем, Фриско, - говорит она. - Ты заходишь в салун… хватаешь саму. прекрасную даму… смотри, какой смелый ты стал.
        Трикси роется в сумочке. Фриско переминается с ноги на ногу, и под его ботинками хлюпает вода.
        - Так что, на этот раз мы что, утонем, значит? Не сгорим, не заледенеем? - спрашивает он. - Новый конец света? Ты поэтому здесь? Спасаешь мир через танцульки?
        - Я взяла для тебя подарок, - говорит она.
        Трикси берет его руку в свою. Она колет его в ладонь, и приходит жар, но это неправильный, морозный жар. Фриско сгибает и разгибает пальцы.
        - Трикс? Что это? - спрашивает он.
        В ответ Трикси молча отпихивает его прочь, с невероятной силой, так сильно, что Фриско, сносит фанерную дверь кабинки, врезается спиной в противоположную стену и едва не проламывает ее, а после медленно оползает на пол.
        - Услышь меня, Джош, - зовет она.
        Фриско поднимает голову.
        - Твое желание исполнено, - говорит она. - Фриско больше не нужен. Он будет только мешать.
        - Все мои документы на имя Фриско, - возражает он.
        - Фриско больше не нужен, - повторяет Трикс. Она садится у края унитаза, брезгливо подобрав край подола. Трикси опрокидывает свою сумочку в унитаз. Из сумки выпадает лишь несколько картонок. Спустя долгий миг отравленных размышлений Фриско понимает, что это.
        - Фриско больше нет, - говорит она. - Здесь все карты. Твоя медицинская страховка и твои права. Ты больше не поедешь в город. Я смогу быть сама. Ты сможешь быть сам
        Его горло деревенеет. Трикс усаживается напротив него.
        - Ты больше не Фриско, - говорит она, гладя его лицо тонкими холодными пальчиками. - Твое желание исполнено. Ты настоящий ковбой из прерии.

«Какой я к черту ковбой», - думает он.
        - Ты настоящий стрелок, настоящий слингер. Мальчик Джошуа умер. Родился слингер. Он не боится ничего. Имя ему Пепел.
        - Я нашел в номере мужские запонки, - выдавливает он, и больше не может говорить.
        Трикси придвигается к нему и кусает в губы несколько раз, потом облизывает их. У нее на языке кровь.
        - Уходи, Джош, - говорит она и нежно гладит его по лбу. - Уходи, Фриско. Ты больше не нужен. Ты будешь только мешать. Его имя Пепел. Уходите оба. Вас больше нет. Он нашел то, что искал.
        Она льет в унитаз духи, поджигает картонки, потом поднимается и уходит, и больше он не увидит ее до неведомой поры.
        Его желание исполнено. Он слингер. Его имя Пепел.
        Его подхватили и понесли под руки, и стрелок постепенно возвратился из страны грёз, обратно в год две тысячи двенадцатый. После дротика в его ладони остался комок тягучей боли. Пепел нащупал онемевшую руку другой онемевшей рукой, поскреб ее и не ощутил ничего, - всё равно, что почесал кусок дерева.
        Мотерос отпустили его. Не в силах держать равновесие, Пепел сделал шаг в сторону и повалился на ремни, протянутые между задних колес мотоциклета.
        - Мало яда, - сообщил Ревущий Буйвол, устраивая слингера в подпруге. - Но хороший яд. Будешь спокойно ехать, не устанешь.

«Триксепочтекайотль, - подумал стрелок, глядя на фонари из-под приспущенных век. - Ее тайное имя было Триксепочтекайотль».
        Два языка синего пламени вырвались из-под мотоциклета, прямо у Пепла из-под ног. Они косо лизнули гудрон, и льдинки, усыпавшие дорогу, запузырились и потекли будто на сковородке. Из-под колес запахло нагретой утренней росой. Мотоциклет дернулся несколько раз и рванул с места, снова увлекая слингера в пучину грёз.

«Разобраться с испанцем», - подумал Пепел. «Первым делом нужно разобраться с испанцем».
        Лица дикарей мелькнули у слингера перед глазами в последний раз, и машины их одна за другой растворились в первых лучах утреннего солнца.
        (1х05) Храм Уничтожения

«Где живут индейцы?» - как-то спросил Джошуа своего отца. Дело было за полночь, и Джонни успел изрядно надраться. В такие моменты старик трепался без остановки, а плечо сына заменяло ему трость.
        - Бес их знает, Джош, - сказал он. - Это ж клопяры. По щелям каким-нибудь.

«Хоть в чем-то ты мог оказаться прав, старик», - подумал слингер, сам еще не зная, где начинается явь, а где кончается индейский дурман.
        Ущелье было огромным. По правому борту мотоциклета в небо уходил бетонный панцирь, за которым население Денвера пряталось от чужаков и песчаных бурь. В Касл-Роке один денверец хвастался Пеплу, что панцирь этот простирается вверх не менее, чем на милю, и где-то там, выше всякой непогоды, устроена площадка для гольфа.
        По левую руку от Панциря высилась отвесная скала - остатки предгорья, срезанного с машинной точностью, как располовиненная буханка хлеба. Разум Пепла силился нарисовать механическое чудище, проделавшее эту работу, и не мог. О паровых гигантах начала двадцатого века за картами и выпивкой рассказывалось не меньше, чем о Стене и об индейцах, и верить этим россказням можно было с тем же успехом.
        Ацтеки пробирались в США и до войны, и во время, но первая и самая крупная волна их миграция, Большой Исход На Север, случилась в семьдесят шестом, в считанные месяцы после подписания июльского мира в Рио. Американцы тогда отбывали домой, и ацтекские гуэррос, совсем недавно без разбора грабившие и резавшие всех подряд, довольно быстро смекнули, что уйти вслед за победителем будет куда умнее, чем остаться в джунглях на милость побежденного.
        Сначала этого никто не заметил. Ацтеки служили и южанам, и северянам, не гнушаясь никакой работы. Они разбирали саперные заграждения, чинили дороги, копали колодцы, резали скот и убирали маис, поражая всех трезвостью, аккуратностью и трудолюбием.
        Уже потом выяснилось, что ацтекские доходы года полтора, а точнее - двадцать месяцев - дружно стекались в общую ацтекскую кассу. Потом старейшины Племенного Триединства вдруг наняли адвоката, какого-то проныру из Вашингтона, а тот уж повернул дело так, что пора бы возвратить коренному народу Америки, а именно племени мешика (так себя называли ацтеки) их исконные потерянные земли, полумифический северный Ацтлан.
        Как на грех, обнаружилась и карта, - старый рисунок на кипарисовой доске, - согласно которой на месте Ацтлана теперь располагались Соединенные Штаты Америки. Возраст чернил сомнению не подлежал, равно как и возраст кипариса, но сам рисунок был мало похож на карту - границы земель в этой мешанине из койотлей, каноэ и колибри могли разглядеть только сами старейшины, которые и без того весьма сердили американскую публику своим надменным видом и еще более надменным поведением.
        Точку в деле поставил Верховный суд США. Ацтекам предложили множество земель на выбор - по большей части заброшенных, для жизни малопригодных. Подобно древним тепанекам чиновники-янки рассудили, что южные гости, едва завидев свой новый дом, мигом одумаются и развернут оглобли. А гости прибыли - и остались.
        Говорили об ацтеках всякое. Ничего конкретного не знал никто. Ацтеков часто можно было встретить в дорожных мотелях, на дешевых квартирах, в различного рода коммунах и общежитиях. Они селились по двадцать-сорок человек в одной комнате, повсюду развешивали свои пестрые тряпки, разводили где попало огонь, жарили маис и портили сковородки, варили черный какао и портили кастрюли, наедались гуакамоле и портили воздух. Сутки напролет у них орало радио, всегда настроенное на худшую из местных радиостанций. Именно из-за них, а вовсе не из-за таких, как Пако, в Штатах началась повальная мода на сомбрерос, буритос, пистольерос, мыльные оперы и вообще всё испанское. При этом в быту самих ацтеков со времен войны не изменилось почти ничего - разве только несекретные имена их за сорок лет стали больше походить на прозвища краснокожих из бульварных романов.
        Вверху, на головокружительной высоте, раскинулся самый удивительный лес, который Пеплу доводилось наблюдать. Стволы орегонских сосен лежали в кронах дубов будто черные корабельные мачты, а над ними переплетались березы, а под ними осины и кусты акации, зеленые и местами вовсю цветущие. В прерии уже начиналась осень - а здесь, между куполом-Панцирем и скалой, царила вечная сырая весна. Деревья годами сползали в это ущелье и рушились вниз, но цеплялись чем могли и как могли - за камень, за бетон и друг за друга. Местами они сплетались в один зеленый свод, а местами висели поодиночке. Между упавших стволов, пойманных в невод из плющей и лиан, книзу свисали длинные гроздья корней - замшелых и густо покрытых сочной вьющейся зеленью, в которой щебетали мелкие птицы.
        Знакомая Америка оставалась совсем под боком. Денвер гудел тут же, за стеной, - за этой несущейся бетонной поверхностью, которой Пепел мог коснуться, вытянув руку. Особняк с диковинным флюгером или крышу старого «Енота» можно было увидеть еще сегодня, еще засветло, успев к началу короткого реактивного лета, что приходит вслед за волновой бурей. Такие времена года бывают прекрасны - сумей только уцелеть.

«Разобраться с мексиканцем», - подумал слингер. Отрава перестал действовать, а значит, скоро очнется и Пако, если не очнулся уже давно.
        Пепел наклонился к уху торговца и раздельно произнес:
        - Скажи спасибо, что еще жив.
        Мексиканец открыл глаза и скучным взором окинул горизонтальную чащу над головой… Завидев слингера, он поднял руку с пистолетом.
        Потом откашлялся.
        - Спасибо, друг, - сказал Пако и сглотнул. - Мучас грасиас. Большое тебе спасибо.
        Ухватившись левой рукой за позолоченный ствол, торговец вывернул диллинджер из своих же затекших пальцев. Он сказал еще что-то, но его слова утонули в нарастающем грохоте.
        - Мадре, что на ЭТОТ раз? - крикнул Пако, глядя вверх.
        - Река Саут-Платт? Рио Хесус-Мария по-вашему? - предположил слингер наугад.
        Вспененный ревущий поток рушился с обрыва в сотне футов у них над головой, оттуда, где Денверский Панцирь располовинил горное русло. Часть потока откачивали городские насосы, но немало воды терялось. Пролитая вода дробилась на множество водопадов, которые с шумом срывались в ущелье, падали вниз и пропадали в чугунных вафельницах огромной старинной дренажной решетке. Машина неслась к ней, не сбавляя ходу.
        Ревущий Буйвол откинул крышку около сиденья и опрокинул внутрь машины ведерко жирного дегтя, забрызгав башку мексиканца. Мотоциклет пробил тонкую водяную кулису и завилял между пенными колоннами, скрипя шинами о чугунные брусья дренажной решетки. Два факела у Пепла под ногами угасли до тлеющих окурков, но струи горячего пара гнали машину вперед не хуже огненных. Радио во рту буйволиного черепа орало всё так же - эту чертову штуковину не брали ни масло, ни температура, ни влага.
        После испытания водопадом реактивные факела совсем погасли, и мотор за спиной у слингера постепенно смолк. Мотоциклет катился своим ходом. Темный коридор вокруг них быстро сужался. Деревья вверху исчезли - их заменил сводчатый рваный потолок, нависавший всё ниже и ниже. Длинные сталактиты всё ближе мелькали над головой, пока Пеплу не начало казаться, что машина катится в пасть огромного ящера, - но тут стены распахнулись, и по обоим бортам мотоциклета открылся невероятный простор. Вначале стрелок ошибочно решил, что они снова оказались на улице - настолько прохладным и свежим сделался окружающий воздух. Здесь больше не пахло бетоном и скалой - здесь пахло землей и зеленью, и у лица теперь вился какой-то невидимый гнус, а подземные сверчки стрекотали вокруг, заменяя степных цикад.
        Индеец выключил фары. Машина прокатилась еще десяток футов и стукнулась в отбойник, выполненный из старых покрышек, наброшенных штабелем на высокое бревно с тотемом наверху. Под большими жерновами-колесами хрустел ракушечник и лопалось что-то слюдяное. «Темных щелей у нас хватает, - подумал слингер, - вот только даже Джонни вряд ли забирался в такие».
        Буйвол выжал сигнал, и низкая духовая нота задрожала под известковым сводом.
        Р-рум-м-М!
        Индейские барабаны прогудели в ответ как будто отовсюду вокруг и сразу.
        Р-рум-дум-дум-м-дум-м-М!
        Спустя миг тишины по бортам машины вспыхнули две чадящие нефтяные горелки.
        Машина приподнялась и качнулась на подвеске - индеец покинул седло. Вожак по имени Ревущий Буйвол обошел мотоциклет и указал на кожаные ремни, приглашая Пепла и Пако самостоятельно от них избавиться. Выпутавшись из сыромятной подпруги, слингер шагнул на твердый гранит и притопнул, разминая затекшие ноги. В горелке поблизости плясало жаркое дымное пламя, и он присел рядом, чтоб погреть руки. Горелка была сделана из бронзы, и у основания сплошь выложена мелкими белыми черепами грызунов и рептилий Мелкие черепа складывались в угловатые костяные цветы.
        - Макет Роузуотер, нарушитель, - сообщил ему Ревущий Буйвол, стоявший у локтя.
        - Прям остановка в подземке. - Слингер хмыкнул и распрямился. - Конечная станция Манхэттен.
        - А ты городской, что ли, слингер? - Пако ожил и завозился в ремнях.
        - Один мой друг жил в Нью-Йорке, - сказал Пепел. - Друг по имени Фриско.
        - Элей Такси, - сказал Буйвол, подразумевая, как видно, буквы «л» и «а». - Мой отец был лучшим таксистом в холмах Элей и Фриско.
        Бранясь и барахтаясь, Пако высвободился из плетеной корзины и сверзился на замшелый гранит рядом с ними. Он собрался что-то спросить, но вокруг хороводом завертелись огни и тени. Из полумрака высыпала орава голых и чумазых дикарей с керосиновыми лампами и факелами на деревянных шейных креплениях. Дикари были вооружены чем попало - от рычагов и отверток необычной конструкции до странных разводных ключей, от костяных зубил или клиньев - до кривых домкратов из городского мусора, изукрашенных перьями и сушеными бобами какао.
        Завидев первое лезвие, Пепел невольно взялся за кобуру. По его запястью скользнули чужие пальцы, нащупали жилку, сдавили - и рука слингера отнялась до локтя.
        - Это механики, белый, - сообщил индеец ему в ухо. - Крысы, грязь. Не воины.
        Стрелок мог бы выхватить револьвер особым финтом, с левой, да и пальнуть разок, или приложить тяжелой рукоятью Кочерги по чьей-нибудь разрисованной морде - но в итоге сдержался. Ревущий Буйвол наверняка проделал этот фокус бессознательно, так же автоматически, как сам Пепел ухватился за Кочергу.
        - Убери, - потребовал стрелок, и пальцы Буйвола немедленно оставили его запястье.
        Ворочая диковинными инструментами, эти «крысы» тем временем умело раздергивали и развинчивали высокий мотоциклет с буйволиным черепом на руле. Первым делом они сняли сам череп, бережно отключили радиоприемник и утащили то и другое в разных направлениях. Следом они быстро разняли пирамидальную машину на каркас и отдельные составляющие, а те разобрали на куски поменьше. В движениях крыс-механиков наблюдалась удивительная слаженность. Один дикарь выкручивал спиралевидные клинья, второй ссыпал в руку квадратные гайки, а третий уже катил прочь одно из больших колес - огромную дрянную покрышку от грузовика или трактора, перетянутую здесь и там грязными обрывками ремней, бинтов и веревок. Трое индейцев пронесли мимо центральный хомут, - их лица, черные от машинного масла, смотрели сквозь его треугольные формы будто сквозь раму странной картины. Следом прошли еще трое, на плечах которых тяжелыми кольцами лежала мотоциклетная цепь. Каждый оставшийся механик быстро обрастал деталями и растворялся во мраке. Не прошло минуты - и большая трехколесная машина исчезла. На полу меж тотемов и клыкастых жаровен
остались только лужа дёгтя и оброненный кусок оленьего рога. «Ненужная деталь или кусок инструмента?» - спросил себя Пепел. Кто его знает. Точно определить было нельзя.
        - Идите за мной, - сказал Буйвол. - Мы пойдем Тропой Воинов.
        - Каких еще воинов? - спросил Пако.
        - Тропой воинов. - повторил индеец. - Марширующих под барабан войны. Так быстрее.
        Он присел и открыл люк в полу, которого они не замечали прежде.
        И потолок, и стены коридору заменяла крупная решетка - не дренажная, а вроде тех, что бывают в камине или паровом колоснике, из множества широких параллельных ребер. В ее плоские бездонные щели запросто могла поместиться ладонь, хотя совать ее туда ни у кого желания не было. Металл стены, на ощупь маслянистый, едва заметно гудел под пальцами. Между ребер гулял ветерок - настолько легкий, что он казался почти фантомным. Пепел топнул ногой, и под каблуком тоже отозвался металл.
        Фш-ш!
        Что-то тяжело ухнуло впереди, и слингер невольно сунул руку в щель, чтоб удержать равновесие, а другой рукой ухватился за шляпу. Пепел всмотрелся вдаль. Ревущий Буйвол маячил где-то там, в сумрачной пустоте, и казался таким же бесплотным, как весь этот странный коридор. Странный хотя бы потому, что в нем стояла идеальная тишина, несмотря на то, что вверху осталась пещера, полная дикарей и вразнобой чирикаю…
        Фш-ш!

…щих подземных сверчков.
        Стрелок замер. Где-то между ним и индейцем - теперь он точно был уверен - только что пронесся тяжелый груз. В воздухе даже запахло нагретой бронзой. В лицо Пеплу дунул уже знакомый неприятный ветерок.
        - Буйвол… м-м… Ревущий Буйвол! - позвал слингер. - Ну-ка, вернись.
        Вожак оглянулся и неторопливо побрел ему навстречу. Снова дунул ветерок, и у Пепла на затылке шевельнулись волосы. Ему пришлось опять ухватить руками шляпу. Пока слингер управился с ней, индеец уже подошел вплотную. Он стоял и ждал, склонив голову набок. Потом расправил плечи и сделал шаг назад.
        ФШ-Ш!
        Пространство между ними колыхнулось как вода, и шляпу сдернуло у Пепла с головы прочь. Что-то непроницаемое и черное на миг перекрыло коридор целиком - и сразу пропало. «Моргнуть - не заметишь», - подумал стрелок.
        - Вы не воины. Вы не можете идти Тропой Воинов, - констатировал Буйвол. Он сказал: - Читайте инструкцию при входе.
        Потом развернулся и снова побрел вдаль, аккуратно переступая по ребристому полу.
        - Э! - подал голос из темноты Пако. - Ты диск верни, красавец!
        - Читайте инструкцию при входе, - повторил индеец, не оборачиваясь.
        Торговец кинулся следом…
        ФШ-Ш!

…и застыл на месте. Потом медленно поднял руку и тронул себя за нос. На его пальцах остался тонкий кровавый мазок.

«Лезвие. Или маятник, - подумал слингер. - Где-то в ладонь шириной».
        Вдруг его осенило. Не маятник, а лопасти. Здоровенные лопасти. Ацтек или знал их ход, или мог каким-то чутьем просчитать его, и вальсировал между ними, как цирковой акробат на канате над Кони-Айленд.
        - Не пройдем, - сказал Пепел.
        Пако еще раз утер нос и огляделся. Потом сказал:
        - Чингадера. По вентиляции как-нибудь?
        Слингер покачал головой.
        - Это, по-моему, и есть вентиляция.
        - И что будем делать?
        Пепел задумался. «Тропа Воинов». Что еще сказал индеец?
        - Читать инструкцию при входе, - ответил стрелок.
        Он развернулся и пошел назад, с каждым шагом чуя за спиной мерзкий ветерок. Торговец, чертыхнувшись, побрел за ним следом.
        Инструкция оказалась выполнена с размахом: гнутая жестяная табличка занимала всю стену, от пола и до потолка, хотя буквы всё равно невозможно было прочесть в полумраке.
        - Не могу прочитать, - сказал Пепел. - Темно.
        - Спичку зажги.
        - Намокли, - отозвался стрелок.
        Пако оттеснил его в сторону и чиркнул своей увесистой зажигалкой. На табличке проступили выцветшие буквы:
        УММ10А «Роузуотер»
        Служебная шахта 1010
        ТОЛЬКО ДЛЯ ВОЕННОГО ПЕРСОНАЛА!
        Доступ во время работы механизмов
        КАТЕГОРЧЕСКИ НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ.
        В случае чрезвычайной ситуации
        покиньте шахту по выдвижной лестнице.
        Ниже в рамке корчился человечек, разрубленный лопастью напополам.
        - «Тропа Воинов». - Пепел ухмыльнулся.
        Мексиканец поскреб в затылке.
        - А я думал, топоры в стенах, - сообщил он.
        На потолке виднелся продолговатый люк.
        - Подставь мне спину, - сказал Пепел, - я достану.
        - Сам подставь, - сказал Пако.
        - Ты тяжелее.
        - А ты нас притащил сюда.
        - По твоему заказу.
        Мексиканец укоризненно уставился ему в глаза.
        - Я дона Эрнандо тебя просил отвлечь.
        - Ты просил жреца найти. Я нашел.
        - Уважай старость, чико.
        Стрелок нахмурился и глянул по сторонам.
        - Кто умней, тот промолчит. - Он присел, сложив руки стременем. Пако с удовольствием взгромоздился ему на плечи.
        - А кто молчит, слингер… - Торговец потянулся и закряхтел. - …тот и спину подставляет.
        Щелк!
        Он спрыгнул обратно, едва не повалив их обоих.
        Люк остался запертым.
        - Подставляй. - Слингер кивнул, указывая на пол. - И молчи.
        Оттолкнувшись от спины мексиканца, он ухватился за скобу и повис на ней. В потолке распахнулся люк, и широкая ножницеподобная лестница медленно, со скрипом разложилась к самому полу. Стрелок перебрался на нее и глянул вниз. Пако чиркнул зажигалкой, обернулся к табличке и напоследок осмотрел ее.
        - А рисовать кукарачас как не умели, так и не умеют, - констатировал он. Потом торговец захлопнул крышку, огонек погас, и трафаретные буквы пропали во тьме.
        Аварийный лаз, тоже цельнометаллический и ребристый, по крайней мере был довольно широк. Правда, лестница оказалась типично армейским приспособлением: ее перекладины были устроены так неудобно и отстояли друг от друга ровно настолько, чтобы заставить бойца понемногу расти и крепнуть с каждым футом, пройденным снизу вверх.
        Спустя добрые полчаса, едва передвигая растертые и опухшие колени, слингер и мексиканец по очереди выбрались на поверхность. Люк вывел их к подножью скалистой ложбины, затерянной где-то в предгорье, гладкой и безжизненной, похожей на кратер на месте недавно высохшего озера. Окрестные дали, плавно восходящие к небу, сплошь укрывал туман, и солнце едва пробивалось сквозь молочно-лиловую дымку над головой. Позади нависал денверский панцирь, такой же серый и огромный, как и прежде, и растрескавшаяся серая гладь под ногами казалась его логическим продолжением. Никакой небесной площадки для гольфа отсюда не просматривалось. Гул водопада здесь был едва слышен, но река шумела где-то совсем рядом, и ее влажное дыхание ощущалось повсюду.
        Пройдя десяток футов, стрелок остановился. Почва была сухой и серой, но проседала под каблуком так, будто Пепел ступал по мягкой трясине. Он шагнул еще раз. Потом еще. Потом топнул ногой.
        - Странная земля, тебе не кажется? - спросил он у Пако, не оборачиваясь.
        С каждым его шагом где-то в глубине словно ворочались огромные челюсти.
        - Подсасывает, - согласился торговец.
        Секунду поразмыслив, стрелок поправил шляпу и двинулся вперед.
        Впереди показалась будка, возле которой механическим аистом торчал одинокий полосатый шлагбаум. Он выглядел совершенно неуместным на бескрайней голой равнине - рядом не было ни забора, ни ограды, ни даже коровьего перелаза. Но выбирать не приходилось - других ориентиров в тумане было не разглядеть.
        В будке со шлагбаумом не оказалось ни двери, ни стекол, ни мебели. В механическую лапу шлагбаума был врезан держатель для маленьких сменных табличек, последняя из которых гласила:
        УММ10А РОУЗУОТЕР ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ МК США
        Прекратил действие в 1959-м
        - Заброшенные стрельбища, - сказал Пепел.
        Мексиканец перекрестился и сплюнул под ноги.
        - Знаешь, как говорят, чико? - спросил Пако. - Была у одного красного гайка, да не на губе, а в этой самой…
        Обогнув бесполезный шлагбаум, они ступили на голые земли макета «Роузуотер».
        Впереди маячила серая глыба шириной в амбар и немногим выше человеческого роста - не столько препятствие, сколько приветствие. Бетонную плиту украшала выцветшая роспись аэрозольными красками:
        Мотерос Ацтекас
        БОЛЬШОЙ БАБАХ
        Трюки Циклеты
        Удивительное моторное шоу
        Национальный гоночный трек Эль-Капитан
        город Фонтейн, штат Колорадо
        - На кой это здесь? - Пако громко поскреб в затылке. - Фонтейн - за полсотни миль городишко.
        - Притащили на память, - сказал Пепел. - Видно, серьезное было дело.
        - Дурное, ты хотел сказать.
        - Ацтеки народ гордый. Помнят все свои успехи. Хранят списки всех деревень, что сожгли еще до Кортеса. Гордятся.
        Он не стал добавлять, что гордое племя ацтеков вряд ли само волокло сюда эту глыбу. Пеплу вспомнились полуголые механики. «Крысы, грязь. Не воины».
        - Слингер! Иди сюда, - позвал мексиканец. Он успел обогнуть плиту и стоял у ее неровного края, сжимая в руке здоровенный золоченый диллинджер.
        Пепел на всякий случай расстегнул кобуру.
        - Иди сюда, - опять позвал Пако. - И скажи мне, это нормально или нет? А то вдруг меня до сих пор не отпустило.
        За глыбой начиналась типичная центральная улица Старого Запада - прямиком с киноэкрана под открытым небом - только декорации были какими-то слишком гигантскими и цветастыми. По обе стороны широкого пути торчали грубо слепленные фасады и фронтоны, поднятые на телескопических ногах, болтавшихся и скрипевших на ветру; шарниры в бронзовых стаканах, все еще частично заполненных дёгтем. Ближний фасад на ноге изображал конюшню. Другой - салун. Третий - помесь гостиницы с какой-то глиняной гасиендой в стиле журнальной Мексики. Каждый дом был выкрашен зелено-голубой лазурью. «Любимый цвет ацтеков», - подумал слингер.
        - Обычный тир, - сказал Пепел, держа руку против кобуры, - только для взрослых.

«Для взрослых сумасшедших», подумал он.
        Но Пако смотрел не на здания. Он указывал прямо.
        Щурясь и мысленно проклиная белесую дымку, Пепел сделал несколько шагов вперед.
        По центру улицы пугалом торчал учебный манекен - не человек, а грубая подделка, на три головы выше самого слингера. Железный Дровосек из страны Оз.
        Дикарский орнамент покрывал великана с головы до ног. По его жестяному телу здесь и там цвели огромные язвы, полные гноя и крови.
        Стрелок подошел к механическому болвану, вытянул руку и тронул его брюхо. Весь манекен был исписан витиеватыми каракулями. «Всё фальшивка», - подумал Пепел. И кровь, и язвы - вблизи это оказались просто грубые узоры, вплетенные художником между белых ритуальных завитушек.
        С лица манекена скалился по-детски намалеванный череп. В щели, заменявшей черепу рот, был зажат короткий шнурок. Настоящий, не нарисованный. Пепел ухватил его двумя пальцами, осторожно потянул…
        - Эй! - сказал позади торговец.
        Стрелок замер и спросил:
        - Да?
        - Смотри, чико, без отпечатков останешься. В Денвер не пустят, без отпечатков-то, - сказал Пако. Вид у мексиканца был самый непринужденный, но диллинджер свой он нес на изготовку.
        - Меня и так не пустят, - сказал Пепел. - У меня медстраховка погорела.
        Он потянул за шнурок. Скоба-челюсть подалась, и под ноги слингеру вывалился мягкий комочек. Стрелок перевернул его носком сапога.
        Это была дохлая мышь-полевка.
        Упершись ладонью в твердое холодное брюхо манекена, слингер отпихнул его прочь. Манекен беззвучно укатился назад, оставляя в пыли аккуратный след. Опустившись на корточки, Пепел потрогал обнажившийся рельс. Потом невольно скривился, припоминая механическую Энни. Стрелок понюхал пальцы. От них пахло бронзой.
        Мексиканец переступил канавку и встал рядом с ним.
        - Ты хозяйничал бы здесь осторожней, слингер. Не у себя ведь в кабаке, - сказал он.
        - Целиком поменяли механику, - отозвался Пепел.
        - Кто?
        - Индейцы. Кавалерия не льет машины из бронзы. Никогда такого не было.
        - Ты, это, может оно вообще заразное, - сказал Пако. - Видал каракули? Ты смейся, а индейские колдуны - они мастера на все эти штучки-дрючки. Не знаешь, через сколько лет догонит…
        - Они хотят, чтоб мы боялись, - прервал его стрелок. - Им нужен наш страх, и больше ничего.
        Слева, у гасиенды, торчал еще один болванчик, с головой, похожей на молочный бидон. Неподалеку, между двух лазурных фасадов, маячил еще и еще один.
        - Вперед, - сказал Пепел, и они двинулись дальше.
        - Я вот что думаю, слингер, - сказал Пако. - Вдруг обманул нас твой красный? Сказал - в храм пойду, а сам того, и кто мне теперь диск отдаст?
        Стрелок притормозил и поднял руку. Он вгляделся в туман. Потом качнул головой, и они побрели дальше. Мексиканец долго и выразительно косился на слингера, но тот шагал молча, продолжая осматривать едва различимые в дымке окрестности.
        - Вот тебе история, - сказал он наконец. - Не знаю, ты застал или нет, но раньше они все у нас ходили в золоте. Как у любого дикаря - чем больше золота, тем лучше.
        - Чинга ту мадре, каврон.
        - Извини. Не подумал, - Пепел хмыкнул. - Так вот. Лет пять назад по радио выступал их верховный жрец. И призвал всё племя…
        - Брить голову как в цирке?
        - Отречься от золота. Грязный металл, недостоин их, несет им только горе.
        - И что?
        - А то, что назавтра золота не осталось ни на одном ацтеке.
        - И что?
        - Чтобы врать, нужно иметь свой ум, - терпеливо растолковал Пепел. - У дикарей его нет, у них как старший сказал - так и будет. Ацтек не умеет выдумать то, чего не было. Не может сочинять. Хвастаться, преувеличивать - это пожалуйста. А сочинять - нет. Ясно теперь?
        Мексиканец задумался, но лишь на секунду.
        - Чико, - сказал он, - так любой нормальный бизнес устроен. Ты скажешь, мой Чолито много за себя думает?
        Пепел качнул головой.
        - Если ацтек попробует соврать, он начнет говорить то, что было, только раздует всё до небес. Их оружие не обман. Их оружие - это страх.
        Пако криво ухмыльнулся и сплюнул.
        - А мне так больше отрава запомнилась. - сказал он.
        - Ты не оставил ему выбора, - ответил стрелок.
        - Что?..
        - Ты сказал, что будешь стрелять. Он думал, ты нападешь. И напал первым.
        - Да я ж, мадре, - замялся Пако. - Я ж, как его… в переносном смысле!
        - Запомни раз и навсегда: у ацтеков - такого - нет.

«Нужно было разделиться», - подумал слингер. Без мексиканца он наверняка смог бы поладить с ацтеками - но при участии Пако любой разговор мог обернуться пленом или чем похуже.
        Впереди обозначился силуэт: темно-рыжая пирамидальная громадина высилась в молочном тумане. «Плохо дело», - подумал стрелок. Индейцы были способны черт знает на что, когда дело касалось их племенных тайн. Могло статься, что они с Пако вообще первыми из белых видят этот… Храм Уничтожения.

«Нет», - подумал слингер. Им всё-таки следовало держаться вместе.
        Постройка располагалась в самом конце главной улицы этого странного городка на кронштейнах, там, где по версии кинофильма наверняка стояла бы колокольня или часовая ратуша. Сам по себе храм, приземистый бункер на вершине ступенчатой пирамиды, снизу казался совсем крошечным. Но пирамида была высотой в пару колоколен - Пепел ни разу не видел такой высокой постройки, не считая небоскребов Лонг-Айленда и Манхэттена. От подножья храма во все стороны извивались потеки свежей ржавчины, словно пирамида целиком была сделана из железа. Когда они с Пако подошли ближе, то выяснилось, что так оно и есть.
        По бокам и фронтону пирамиды каскадом сбегали потоки воды.
        - А я думал, река шумит, - сказал мексиканец.
        Стрелок поправил шляпу, успевшую съехать ему на затылок.
        - Как видно, не река, - сказал он. - И не водопад.
        Торговец внимательно оглядел центральную лестницу. Ступеней в ней насчитывалось не меньше двух сотен.
        - Слышь, чико. Ты всерьез думаешь туда переть?
        - Есть другие идеи?
        - Смыться по-тихому. Вернуться с подкреплением, как стемнеет.
        Пепел фыркнул, пошарил за пазухой и вынул сигару.
        - Это твоя шайка, что ли, подкрепление? Чолито и… и…
        Он выжидательно смотрел на торговца, но тот молчал, и зажигалку тоже поднести не спешил.
        - Чолито и Сержиньо, слингер, - наконец отозвался мексиканец, - вдвоем твоих клопов раскидают что котяток. И мерзость эту по кубикам разберут.

«В чем-то он прав», - подумал стрелок. Пирамида и впрямь была сложена из железных кубов - таких, которые делает на автомобильной свалке паровой пресс; грани которые всегда хранят очертания автомобильных дверей, капотных украшений, решеток и фар.
        Пепел еще раз проверил спички, надеясь, что среди них найдется хоть одна сухая.
        - На каждого красного, что ты видишь, Пако, - сказал он, - есть дюжина тех, что ты не видишь.
        - Испугал, мадре. Гаечным ключом и голой жопой. Шайка тех…
        - Механиков? Это были не ацтеки, - отозвался слингер.
        - А кто?
        Спичка нашлась. Стрелок прикурил, затянулся и облизал с губ табачную горечь.
        - «Помощники коренных жителей», - ответил он и хмуро сплюнул себе под ноги.
        Закрепив оружие и сапоги за спиной и высоко подкатив штанины, они по очереди перешагнули дренажную канаву и ступили в бурлящий поток. Течение было сильным, а вода холодной, но Пепел, не обращая на нее внимания, принялся молча карабкаться вверх и вперед, потом вперед и вверх, потом опять вверх и вперед, и снова, и снова. Он чертыхнулся лишь единожды, обнаружив, что сигара погасла, а последняя сухая спичка уже истрачена.
        Пако же ругался без умолку - он клял индейцев, построивших этот вонючий богомерзкий храм, и американцев, допускавших у себя в стране дьявол знает что, - но особенно торговцу досаждал встречный поток, мешавший и без того непростому их восхождению. Именно водяной стихии доставалась основная часть витиеватых мексиканских проклятий.
        - На мелких ступенях еще ничего, - сказал Пепел. - На крупных вообще по пояс.
        Сколько раздавленных машин и механизмов было упаковано в эти блоки, отполированные водой и временем до блеска? И какой путь они проделали от свалок до макета «Роузуотер»? Сколько человеческого труда ушло? Пепел опять нахмурился, вспомнив ораву дикарей-механиков.
        Теперь об этом говорили мало, но тогда, в семидесятые, в Белом доме случился тихий скандал. Во время торжественной встречи Президента с верховными старейшинами Триединства Племен много кто заметил в группе ацтеков коленопреклоненные фигуры в строгих бронзовых ошейниках. В тот исторический момент газеты особо шуметь не стали. «Вашингтон пост» даже заикнулась о «традиционных для южного племени нарядах, в которых немалую роль играют шейные украшения». Но американской публике эти украшения не давали покоя. А короткий поиск истины принес самые неутешительные плоды.
        Прежде, чем ацтеков можно было признать коренной народностью, им полагалось официально принять своим новым законом Конституцию США, переведенную на два их родных языка - юкатек и науатль. Автора переводов так и не нашли - к тому времени этот защитник малых наций успел сесть в яхту какого-то наркобарона и бесследно сгинуть в колумбийских джунглях. Возможно, из симпатии к ацтекам, а может, из желания насолить собратьям-чиновникам, он позаботился, чтобы в новом обличье Конституция сохранила все ацтекские племенные традиции - включая даже такие смелые вещи, как рабство и жертвоприношения. Хуже того, оба документа уже прошли всю цепочку инстанций, были выбиты на перфоленте и подшиты в архив.
        Адвокаты и журналисты кинулись уличать ацтеков в нарушении всевозможных прав и свобод - и запутали вопрос еще больше. Громкие дела открывались и лопались одно за другим: то хозяйка двух рабынь оказалась их же матерью, то у богатого раба нашлись свои рабы, то мелкий жулик сам продался в рабство, а теперь умолял судей не выдавать его «серьезным людям».
        Расхлебывать всю кашу снова был вынужден Верховный суд. И опять хромую лошадь скорее пристрелили, чем спасли.
        Слово «раб» в применении к племенным традициям было объявлено унизительным и недопустимым в прессе, да и в устной речи в отдельных штатах мог запросто привести горожанина к штрафу. Всех граждан, состоявших в ацтекской собственности, отныне следовало звать только «помощниками», а их хозяев - «нанимателями». Помощников обязали подписать с нанимателями контракты, по которым им позволялось заявить о любых притеснениях в полицию или суд, в обычном порядке.
        Жертвоприношения тоже пришлось оставить - но каждый жрец должен был помнить, что за насилие или убийство, равно как и жестокое обращение с животными, он всё равно ответит перед законом - тоже в обычном порядке. Если жрецу впредь понадобится сердце - он волен был купить бычье - у мясника или в городском супермаркете.

«С тех пор ацтеки не приносят жертв, - подумал стрелок не без сарказма, - и в рабство тоже никого не берут».
        Переступив верхние решетки, с шумом изрыгавшие воду, Пепел выбрался на храмовую площадку, почти сухую и приятно твердую, отделанную шершавым камнем. Пока мексиканец одолевал последние ступени, стрелок успел обтереть ноги, натянуть сапоги и проверить механизмы револьвера.
        Те были в полной исправности.
        Едва перешагнув порог храма, стрелок задел ногой тяжелый подсвечник, отлитый, судя по весу, из чистого золота. Золотые предметы и безделушки валялись под ногами здесь и там, - но основная их груда высилась в широкой бронзовой чаше, которая занимала собой почти весь пол храмового бункера. Дымные огни поддельных бронзовых факелов-горелок отражалось в золоте и бликами играло по стенам, придавая храму магический вид. В чаше была и золотая церковная утварь, и дорогая посуда из ресторанов, и крикливые городские безделушки, на фоне которых диллинджер Пако казался простым и строгим, как подобает оружию. От обилия твердых, тяжелых, осязаемых драгоценностей у Пепла сразу зарябило в глазах.
        Он тряхнул головой и моргнул несколько раз, чтобы поскорее привыкнуть к слабому изменчивому освещению. Где-то рядом всё еще бродили ацтеки. Терять зрение сейчас было бы неразумно. Тем более - терять рассудок.
        Из-за чаши с золотом вышла молодая индианка. Увидев ее, стрелок моргнул еще раз. «Эта, - подумал он, - будет опаснее всех лопастей и сокровищ».
        Сестра Буйвола была красива, - той странной и неправильной красотой, что встречается иногда среди молодых индианок. Ее черные косы, схваченные широким бронзовым обручем, были заплетены в сложную треугольную конструкцию. В правом глазу ее, живом и внимательном, танцевало пламя нефтяных факелов. Левый глаз верховной жрицы не двигался. Его мертвый зрачок был выложен из нефритовой мозаики и смотрел в никуда.
        Жрица шагнула им навстречу. Она была ниже Пепла, но выше Пако. По ее загорелым рукам вились мелкие узоры, выведенные бронзовой тушью, а на босые ноги жрицы двумя занавесками спадал тонкий бирюзовый шелк. Грудь верховной жрицы прикрывал лифчик из двух человеческих лицевых костей, скрепленных и подвешенных через плечи на бронзовых цепочках.
        - Мадре де диас, - пробормотал торговец за спиной Пепла.
        - Я верховная жрица, я лежала с богом, но мне не доводилось родить бога, - сказала индианка. - Меня зовут Бессмертная Игуана.

«Может статься, - подумал Пепел, - что завтра на ней будет пара новых черепов. Не успевших еще подсохнуть».
        - Ты смотришь на мою грудь? Или на мои украшения? - спросила индианка.
        - На то и другое, - пробормотал слингер.
        - Я видела, как умерли эти люди, - сказала Бессмертная Игуана. Она по очереди подняла руки. - И вот эти. И вот эти.
        На ее запястьях красовались браслеты, сложенные попарно из челюстей, желтоватых и неприятно мелких, похожих на детские.
        - Мы пришли узнать, что на диске, - сказал Пепел, глядя в разные глаза Игуаны. - Твой брат уже был здесь? Он должен был принести диск.
        - Мой брат уже был здесь, - эхом отозвалась верховная жрица. - Он принес мне твой диск.
        В свете факелов у ее ног плясали тени. На миг стрелку показалось, что тело индианки дрожит в воздухе, будто тело змеи, готовой ужалить. Игуана добавила:
        - Мой брат сказал, что твой мексиканский помощник принесет мне золото.
        Пако вышел навстречу.
        - Моя сеньорита, любые сокровища - веришь? Организуем сразу. И чёрта, и дьявола, пута соврет.
        Он приложил руки к сердцу, вытянул их вперед и вдруг упал на колено. Галантный жест торговца едва не пропал зря - на нем ширмой болталось намокшее пончо, мешавшее ему приседать. В протянутых руках торговца лежал недавний золотой подсвечник.
        - Можешь приблизиться ко мне, Кортес, - сказала Игуана, не то едва заметно улыбаясь, не то хмурясь: неверный свет факелов не позволял определить точнее. Пако с кряхтением поднялся, выпрямился и шагнул ей навстречу. Подсвечника, впрочем, у него в руках уже видно не было.
        - Осторожно, - сказал Пепел мексиканцу в спину. - У нее волосы заколоты. Игла.
        Пако остановился.
        Смех Игуаны зазвенел отовсюду - стены храма были устроены так, чтобы усиливать голос верховной жрицы. Подняв руку, она плавно вынула из своей прически тонкое, едва различимое в темноте острие.
        - Умница, - сказал Пепел. - Брось.
        Дзинь! Булавка просвистела мимо его уха и звякнула о стену, выбив сноп бледных искр.
        Щелк! Пепел взял индианку на мушку прежде, чем искры успели растаять во тьме.
        - Ты приказал, и я бросила. - Сказала жрица. - Ты хочешь убить меня за это?
        Стрелок на секунду замешкался.
        - Я не сказал, куда, - произнес он наконец. - Извини.
        Пепел опустил Кочергу, но с курка не снял.
        Игуана опять засмеялась. Она тряхнула головой. Ее сложная прическа рассыпалась, и две бухты тяжелых кос упали на бронзовые плечи жрицы.
        - Священные волосы, - сказала Игуана. - Они не должны касаться навоза. Помоги мне.
        - Навоза? - спросил Пепел.
        - Золото, - объяснила жрица. - Навоз богов. Лови, ковбой.
        Игуана швырнула ему одну из кос. Пепел ухватил ее в полете, но та зазмеилась вниз и едва не выскользнула у него из рук. Поколебавшись, он спрятал оружие и подхватил бухту волос обеими руками.
        - И твой помощник. - Игуана бросила вторую косу торговцу.
        - Э-э, - сказал Пако. - Помощник?
        Взгляд Игуаны вернулся к нахмуренному слингеру.
        - Не бойся меня, ковбой, - сказала жрица. - Хочешь, я буду рядом, когда ты умрешь? Я возьму твое лицо и буду носить его вот здесь.
        Она положила руку на одну из лицевых костей.
        - Или на животе, - сказала Игуана. - Чтобы мой следующий сын родился таким, как ты.
        Пепел огромным усилием вернулся к теме:
        - Мы хотим знать, что на диске. Покажи нам. И мы уйдем.
        Жрица склонила голову.
        - Я покажу, - сказала она тихо. - Подойди ко мне. Подойдите вы оба.
        Стрелок не двинулся с места.
        - Нам и здесь хорошо, - сказал он.
        - Почему ты боишься меня, ковбой? - спросила Игуана. - Тебя пугают мои одежды? Мне снять их? Не бойся их! Это обычные кости людей. Кости зверей ведь тебя не пугают.

«Опять цыганские фокусы», - подумал слингер.
        - Не пугают, - сказал он. - Эти тоже не пугают.
        - А вот и пугают, - сказал Пако. - Снимай.
        Бессмертная Игуана отстегнула костяной лифчик и швырнула его прочь. Следом во тьму полетели браслеты-челюсти с обеих рук. Пальцы жрицы скользнули вверх по ее гладкой ноге и остановились у застежки на поясе. Невесомая повязка, спадавшая с ее талии, трепетала в теплом дыхании факелов.
        - Нет, - сказала Бессмертная Игуана, отняв руку. - Должен остаться какой-то наряд. Я стою в храме.
        - Сними тряпку, а браслеты обратно надень, - подсказал мексиканец.
        - Не так. - Она вскинула подбородок. - Вы оба, идите за мной, несите волосы.
        Она сделала шаг назад. Потом еще и еще один. Коса в руках Пепла натянулась, и ему пришлось шагнуть Игуане навстречу.
        Жрица вспорхнула в бронзовую чашу, едва-едва потревожив груду драгоценностей. Она взялась за косы и потянула их на себя.
        - Идите. Уходите с пола. Золото грязь. В золоте можно всё.
        Торговец послушно побрел за ней.
        - Самсон и Далила, мексиканец, - сказал Пепел.
        Пако занес ногу над высоким краем чаши.
        - Слингер, - сказал он. - Спасибо, конечно, но я ни слова ни понял, что ты сказал сейчас.
        Пепел нахмурился.
        - Самсон и Далила, - повторил он. - Уловка стара как мир.
        Пако секунду поколебался.
        - Ты прав, чико! И будь я проклят, если я сейчас же мигом на нее не куплюсь.
        Он ступил в золото и чертыхнулся, когда едва не потерял сапог. Пепел вздохнул и шагнул за торговцем следом.

[ФОН] /// Confronting the Beast /// AKIRA YAMAOKA
        Из груды сокровищ получилось бы неважное ложе. Золотые безделушки осыпались под ногами и почти не давали им опоры, да еще над головой болтался тяжелый крюк на цепи, то и дело норовивший задеть слингеру по голове. Дважды Пепел оступался и ронял косу в золото. Оба раза он ждал, что Бессмертная Игуана прервет ритуал, но она, как видно, впала в шаманский транс. Жрица стояла неподвижно, прикрыв глаза и заметно вздрагивая. Слингер готов был поклясться, что она что-то слушает или чего-то ждет.
        Мексиканец открыл рот, но Пепел остановил его жестом. Он тоже прислушался. Глубоко внизу, под толщей металла, гудели водяные насосы.
        Кланг! Что-то переключилось в недрах железной пирамиды, и жрица заговорила, нетвердо и едва слышно:
        - Наш отец Кецалкуат, Несущий Знание, Пернатый Змей, великий белый бог, требует детей Солнца вернуться… и пойти войной на тех, что кормят ложное божество своей плотью, и поят своего Бога Смерть своей кровью, и пожирают его фекалии, не ведая, что восходит из ямы шестое солнце, и грядет великая война трех миров, где детям Солнца предстоит победить, или да пожрет их Отец Люцифер, Отец Уицилопочтли, Отец Солнце!
        Игуана запнулась.
        - Огненный змей Кецалкуат велит нам сжечь Иисуса Христа, - сказала она другим голосом, немного помолчав. - И сжечь его мёртвых слуг. И сжечь Пирамиду-Призму, и всех ее рабов, и всех ее учеников, и всех ее служителей.

«А девчонка-то напугана», - осенило Пепла. И не просто напугана. Верховная жрица была на грани истерики.
        - Эста буэно, - сказал Пако. - И зачем…
        - А иначе Кецалкуат выпустит шестое солнце из ямы и оно сожжет весь мир, и все дети пятого солнца умрут, а спасутся только дети шестого солнца, я и ты, ковбой, - сказала жрица.
        - Солнце, послушай… - начал Пепел.
        - А я? - спросил Пако. - Я спа…
        - Солнце, - громко перебила его Игуана. Стены храма загудели в тон ее голосу. - Солнце в яме! Ты понимаешь, что это значит, глупая тварь?!
        Она раскрыла глаза - живой и мертвый, одинаково холодные и пустые.
        Кланг!
        - ДЕРЖИСЬ! - крикнул Пепел, и в следующий миг опора под ногами исчезла.
        В компании безделушек они полетели во тьму.

«Девка не упала», - подумал слингер, болтаясь туда-сюда как мексиканская пиньята, поочередно врезаясь плечами в железные стены колодца. Чертова жрица обманула их. Когда дно чаши распахнулось, Пепел чудом вцепился в ее косу, а потом не отпускал ее ни на миг, стерпев и обжигающий рывок, и болтанку, что последовала за ним. Волосы натянулись, но выдержали его вес. Игуана не провалилась следом.
        Тьма в колодце была кромешной. Где-то внизу грохотал большой механизм, и золото верещало, попадая в его трущиеся части. Пепел обвил косу ногами, стараясь укрепиться прочнее. Волосы натянулись, и под пальцами слингера внутри косы лопнул узел. Потом еще и еще один. С каждым распустившимся узлом стрелок проваливался на пару дюймов ниже.
        - Пако! - крикнул он, не зная, жив ли еще мексиканец. - Не дергайся! Это ритуальные волосы, распускаются от каждого рывка!

«Коса самоубийцы», - так называла их Трикс. Она умела плести такие узлы.
        Далеко внизу вспыхнул огонь. Безделушки засвистели и запищали в струях газового пламени, будто живые.
        Колодец был не шире старательской ямы и внутри напоминал фабричную трубу. Горелки опоясывали его у основания, в несколько рядов. Огонь бил из них попеременно, размягчая сокровища, превращая их в однородную массу. Здесь и там из плывущего металла выныривали черные плавники-лезвия. Они взбивали золото в ровную жидкую гладь.
        Пепел моментально взмок. Он прищурился, не в силах терпеть сияние пламени. Воздух в трубе так яростно обжигал ноздри, что дышать приходилось только через рот.
        Натянув шейный платок, на нос и прикусив его зубами, стрелок замер. Волосы скользили в его потных ладонях, но любое резкое движение могло стоить ему новых узлов.
        Щелк! Горелки отключились разом, и в колодце снова стало темно. Раскаленное золото едва заметно полыхало под ногами, дыша призрачным малиновым светом. Пепел открыл глаза и всмотрелся.
        Торговец висел далеко внизу, на фоне тлеющего озера, и медленно вращался, цепляясь за вторую косу.
        - Пако! - крикнул слингер.
        Голова мексиканца дернулась и тут же свесилась на бок. Он был на грани обморока, - а может быть, уже отключился.
        Наконец в багровом сиянии обозначились призрачные стены колодца. Пепел быстро оглядел их. Здесь и там на железе виднелись ровные сварные швы, но зацепиться было не за что, ни рядом, ни выше, ни еще выше, и так - до самого люка, в который они провалились, далеким пятном парившего над головой. Длинные косы исчезали в нем, но без опоры по ним было не взобраться. К тому же волосы распускались, становясь всё длиннее. «Распадутся на пряди, - подумал слингер, - и делу конец».
        Путь был открыт только вниз, навстречу раскаленному озеру - и Пепел заскользил туда, стараясь не тревожить хитрые узлы.
        Он сразу должен был заподозрить неладное. Коса была живой, но слишком длинной - настоящие волосы не смогли бы так отрасти. «Сколько девственниц ты остригла? Двадцать? Сорок?» - гадал стрелок, опускаясь глубже и глубже в душное пекло.
        Трикси не стригла девственниц. Да и девственницами они были вряд ли. Его бывшая нареченная всегда лишь игралась. Она игралась в колдовство, потом в науку, потом в защиту природы, в жертвоприношения, и даже в их роман. Трикс ничего не умела делать без игры и притворства. В итоге Пепел просто устал от нее.
        Пако встретил его остановившимся взглядом из-под кожаной шляпы. Пот блестел у мексиканца на лбу, тек с носа и градом катился с подбородка.
        - Снимай пончо, - прохрипел слингер.
        Торговец не отвечал. Он вцепился в косу обеими руками и не хотел отпускать ее ни на миг. Он вряд ли соображал, где находится.
        - Снимай, - повторил Пепел. - Тебя удар хватит.
        Медленно вращаясь, Пако проваливался всё ниже. Он был тяжел, и узлы распускались над ним сами собой, размеренно и неуклонно.
        Трикс не убивала свои жертвы, а лишь изводила их, опуская женщин в термитники и паучьи колонии, а мужчин пытая с помощью оводов, муравьев и ос. Трикси говорила: эти люди плохие, и природа, согласно ей, имела право взять с них свое.
        Стрелок вытянул руку, схватил Пако за шиворот расписного пончо и стащил тяжелую тряпку торговцу через голову, вместе с кожаной шляпой. Тот не стал помогать, но хотя бы не сопротивлялся. Драное пончо упало вниз, распласталось по огненной глади и вспыхнуло, источая невыносимый смрад. Шляпа заскворчала следом - и тут еще одна мысль навестила Пепла.

«Стоит волосам коснуться золота, - подумал он, - они загорятся, и одному из нас конец. А следом и второму». Их шансы на спасение были близки к нулю.
        Пока он раздумывал, торговец совершил еще оборот, потом еще - и успел провалиться на полфута.
        - Диллинджер! - Пепел вытянул руку, но мексиканец, чуявший угрозу что в обмороке, что во сне, опять вцепился в пистолет мертвой хваткой. Стрелок потребовал: - Отдай! Или выбрось сам. Ты слишком толстый.
        - М-М-М-М! - Пако яростно замотал башкой. Он отпихнул слингера и принялся шарить по карманам.
        Вниз одна за другой полетели золотые безделушки. Они падали в раскаленную гладь, а Пако худел на глазах, вытаскивая всё новые ценности, опустошая карман за карманом.
        Последним в золото плюхнулся тяжелый подсвечник.
        - Сам ты толстый, понял? - промычал мексиканец. Он дернулся, и коса над ним тут же уступила еще полфута. Нижний конец ее задымился, и крошечные искры взбежали по волосам снизу вверх, уничтожая на ней мелкие локоны.
        Скрипнув коронками, Пако снял с пояса тяжелый диллинджер. Торговец поцеловал ствол напоследок, потом вытянул руку и разжал пальцы.
        - Адьос, красавица.
        Шлеп!
        Пистолет упал вниз, и раскаленная гладь приняла его.
        Кланг! Кланг! Кланг! Словно по команде где-то рядом заработали новые механизмы. Из неразличимых сверху отверстий в золото посыпался щебень, песок и комковатый грунт. Лезвия снова пришли в движение, взбивая раскаленный коктейль и замешивая его в тесто.

«Теперь машины всё вычерпают и распылят под землей», - подумал стрелок.
        А внизу останутся лезвия, раскаленные докрасна.
        - Извини, Пако, - сказал он. - Но всё равно умрем, как видно.
        Кланг! Кланг!
        - Хотя по-другому, - добавил Пепел и прислушался.
        Что-то шло не так.
        Золотая каша не убывала, а почва всё сыпалась из подающих отверстий, и лезвия упрямо мололи ее, запекая грунт и металл до каменной твердости.
        Кланг! И-и-и-И-И-И!
        Лопасти-лезвия совершили в неподатливой массе один последний оборот и со скрежетом встали на месте. В колодце стало тихо - лишь водяные насосы гудели и чавкали далеко вверху.

«Утилизатор», - подумал слингер. Уже много лет федеральный закон требовал от промышленности возвращать отходы в почву, распределяя их в недрах земли-матушки на радость экологическим богам. Весь хлам, пригодный к утилизации, заканчивал свою жизнь в подобных ямах-мусоросжигателях, но…
        - Слингер! - позвал торговец.
        Военному стрельбищу наверняка полагалась одна такая яма, но…
        - Чико! - позвал торговец.
        Еще была железная пирамида. И вода. Весь этот… огромный допотопный пламегаситель.
        - Пепел! - позвал торговец.
        - М-м? - стрелок очнулся.
        Всё это совершенно не клеилось.
        - Тебе еще повисеть охота? - спросил Пако. - Или спрыгнем уже?
        - Стой.
        Прижав косу локтем, слингер порылся в нагрудном кармане. Он нашарил половинку сигары, ухватил окурок зубами и сплюнул его на дно. Тот задымился, потемнел, - но не вспыхнул.
        - На три-четыре, - сказал Пепел.
        Они спрыгнули вниз.
        Запекшаяся масса всё еще хранила жар, да такой, что устоять на месте было практически невозможно. Они с Пако бродили по дну колодца как пара встревоженных койотов в волчьей яме, осматривая то, что еще можно было осмотреть. У них под ногами хрустела раскаленная корка, каждый фунт которой мог уйти на фабрике за пару-другую сотен долларов.
        - Поломалась машинка, - сообщил торговец, оглядев подающие отверстия. - Всё равно тесно - не пролезть.
        Щели были не такими уж тесными, и сам Пепел наверняка пролез бы в одну из них - но каждая оказалась наглухо запечатана землей и щебнем. Насосы все так же гудели вверху, качая воду, и что-то в этом звуке тревожило слингера. Пепел сам не знал, почему, но их размеренное чавканье гнало его вверх еще настойчивей, чем раскаленное дно.

«Дело в горелках», - подумал стрелок. Эти-то как раз не пострадали. Их закопченные жерла опоясывали колодец в два ряда. Горелки встречали Пепла с каждой стороны, куда он ни направлял шаг.
        - Автономная цепь, - сказал он.
        - Чего? - спросил Пако из темноты. Его голос дребезжал, отражаясь от железных стен.
        - Сюда! - отозвался слингер.
        Осознав, откуда исходит угроза, Пепел начал соображать быстрее. Он ухватился за косы и бросил одну из них торговцу.
        - Спиной к спине, - сказал слингер. - Ногами в стены. Быстрее!
        Повиснув на волосах, стрелок выгнул спину и уперся каблуками в железо. Мексиканец запыхтел и завозился у него позади.
        - Чинга ла бида, слингер, откуда спешка?
        - Нет времени, - отозвался Пепел. - Залез?
        - Сейчас…
        Пако толкнул его локтем, подпрыгнул и наконец укрепился сам.
        - Теперь поднимаемся, - сказал Пепел. - Осторожно. Волосы крепче держи.
        Мексиканец сделал рывок и снова обвис.
        - Не выходит!
        - Да не прямо вверх. А против часовой, чтоб заплести.
        - Тьфу, мадре! Так бы и сразу и сказал.
        Они начали подъем - затылок в затылок, по спирали, сплетая две полураспущенные косы в одну неровную толстую бухту.

«Всё же, солнце, получилось не так, как ты хотела», - раздумывал слингер, нащупывая каблуком удобный сварной шов, поднимаясь выше и выше.
        Игуана вручила им косы. Вот что не давало ему покоя. Если бы жрице хотелось убить их обоих - она могла просто заманить его и торговца в чашу, в золото. Потом дождаться, когда откроется люк. А так, она дала им шанс выбраться.
        Точнее - дала шанс одному Пеплу. Достаточно было один раз глянуть на Пако, чтобы понять - узлы полопаются над ним как мыльные пузыри. Откуда жрице было знать, что ковбой и Кортес вдруг решат позаботиться друг о друге?
        - Слингер?
        - А?
        - Передохнем?
        - Нельзя, - сказал Пепел. - Опасно.
        Пако негромко выругался.
        - Да что ж такое, а? Я думал, внизу было опасно.
        - Земля подается отдельно, - объяснил стрелок. - Вода отдельно. У лезвий - тоже свой механизм.
        Торговец помолчал.
        - И свечки те, да? - сказал он. - Как в их шаманских циклетах.
        - Гм. - Пепел не задумывался об этом. - Да, у горелок тоже автономная цепь. Сломалось что-то одно - не значит, что сломалось другое.
        - Думаешь, снова включатся?
        Стрелок пожал плечами.
        - Вода еще течет, - сказал он. - Будет ли еще гореть огонь?
        Пако снова помолчал, сосредоточенно шевеля лопатками.
        - Ах ты, шлюха поганая, - пробормотал он наконец. Потом откинул голову назад. - Веришь, слингер? Найду - даже лапать не стану. Сразу с порога кислотой в морду, пусть покривляется, шлюха.
        - Мы сломали ее храм, - сказал Пепел. - Как по мне, этого уже хватит.
        - Да он сам поломался! Что мы ему сделали?
        Стрелок на секунду задумался.
        - Твой диллинджер. Он ведь не золотой был.
        - Позолоченный, - сказал торговец. - Золото пулю не держит.
        - А их машинка, - сказал Пепел, - как видно, не держит сталь.
        КЛАНК-ф-ф-ф-Ф-Ф!
        Люк уже висел над головой - и тут-то горелки включились снова.
        - На три… ЧЕТЫРЕ! - крикнул Пепел. Они прыгнули в противоположные стороны.
        Выбросив руки, слингер ухватился за внутренний край чаши. Он быстро подтянулся, вскарабкался по ее наклонной поверхности, вывалился на пол и едва не захлебнулся свежим холодным воздухом. Наслаждаться, впрочем, стрелку выпало недолго.
        Бухта волос полыхала и смердела. Расплетенные косы вспыхнули моментально, снизу доверху, и горели они в десяток раз быстрее, чем бикфордов шнур. Спустя миг ослепительное трескучее пламя поглотило их целиком, и от парика жрицы остался только потемневший каркас.
        Едкий молочный дым клубился под низким потолком, но у самого пола воздух был сравнительно чист. Стрелок не торопился вставать. Железный пол приятно холодил его взмыленную спину. Бронзовый обруч-тиара, еще недавно оплетенная косами, покачивался над ямой и тоже дымился. Перед самым падением жрица набросила его на крюк.

«Допустим, Кортес погиб, а ковбой выбрался, - подумал Пепел, - и что тогда?»
        Он прищурился. Какой-то предмет свисал с обруча на короткой цепочке. Совсем мелкий, едва крупнее, чем серьга. Поначалу стрелок и принял его за украшение, хотя, если подумать, он скорее был похож на…
        Встав на ноги, Пепел взялся за край чаши, вытянул руку и подтянул горячий обруч к себе.
        - Самый большой брелок в истории, - пробормотал он. - И всего на один ключ.
        Щелк!
        Насосы заглохли, и в храме установилась звенящая тишина.
        - Пако? - позвал слингер.
        Ответа не было.
        Пепел обошел пустую чашу. На полу не осталось ни единой безделушки. Кто-то успел заботливо собрать их.
        - Пако? - Он вынул Кочергу и аккуратно взвел курок.
        Став на край чаши, Пепел осторожно заглянул в люк. Потом спрыгнул на пол, выпрямился, прошел к выходу. Чертыхнувшись, он протиснулся в узкий лаз. Еще миг, и стрелок выбрался наружу, загораживаясь рукой от молочного дневного света.
        Мексиканца не было нигде.
        (1х06) В постели с Далилой
        Идти через «Роузуотер» без ругани торговца за спиной оказалось на редкость неприятным занятием. Всю обратную дорогу Пепел оглядывался на безмолвный остановившийся храм - даже тогда, когда тот стал невидим. Оружие стрелок по-прежнему держал на изготовку, со взведенной пружиной, полным барабаном и лишней дюжиной патронов в резерве. И всё равно вокруг Пеплу мерещилось невидимое электричество, враждебное напряженное присутствие. Всеми потрохами он ощущал внимание десятков ушей и глаз, притаившихся где-то в дымке.
        Куда именно девался Пако - оставалось только гадать. Он мог сбежать к особняку - чтобы вернуться с обещанным бразильским резервом. Или мог податься за кислотой, чтоб было чем отомстить Игуане. А мог и сам попасться в ловушку жрицы.

«Так или иначе, - подумал слингер, - первым делом лучше будет отыскать ее».
        Лучше - но проще ли? Пепел в который раз осмотрел медный ключик. «0110» - гласили цифры, выбитые на нем машинным способом. Придорожная ночлежка, что же еще? Комната шесть. Или - второй этаж, комната номер десять. А может, шестнадцать. Смотря какой системы нумерации придерживались хозяева.

«К черту номер, - подумал стрелок, не сводя глаз с молочных окрестностей. - Знать бы хоть, где это».
        Дорогу ему преградила давешняя бетонная стена, и слингер побрел в обход. Когда лазурные дома с их железными стражами остались по ту сторону глыбы, Пепел чуть расслабился и замедлил шаг. «Если и следят, то отпускают молча», - подумал он. - «Что ж, спасибо и на том». Слингер был сыт приключениями на весь день, даже чуть объелся ими - а впереди еще ждала пещера, и темный лаз, и коридоры, и водопады, и длинное ущелье с горизонтальной чащей.
        В кармане чудом разыскался еще один старый окурок. Сигару удалось раскурить с первой спички, и это тоже была маленькая победа. Пепел втянул носом едкий дым. Сигара в зубах успокаивала его не меньше, чем Кочерга в руке. Еще затяжка, и он побрел дальше, огибая серую глыбу и мимоходом читая буквы на ней:

«Трюки, циклеты. Удивительное моторное шоу. Национальный гоночный трек…»
        Город Фонтейн, штат Колорадо.

«Фонтейн, - припомнились Пеплу слова мексиканца, - за полсотни миль городишко».
        - Спасибо, Пако, - пробормотал он сквозь сигарный дым. - Наводка так себе, но других пока нет.
        Катакомбы стоили ему новых нервов, а ущелье за ними показалось Пеплу и вовсе бесконечным, к тому же, в нем водились сотни различных видов мерзейшего гнуса и мошкары, на пути сюда им не замеченной. И всё-таки, слингер не жаловался. С каждым его шагом макет «Роузуотер» терялся всё дальше позади, а встреча с Бессмертной Игуаной становилась ближе. Жрица была опасна, еще как - но этим она и влекла его. Пепел любил опасных женщин и ничего не мог поделать с этой любовью.
        Пока он выбрался к воротам Денвера, солнце успело изрядно спуститься к горизонту, и степные травы окрасились в густой вечерний оранжевый. В прерии настало короткое реактивное лето, отрезок хорошей погоды, что всегда приходит вслед за первой песчаной бурей.
        У денверских ворот - тесной высоченной прорези, утопленной в городской панцирь - торчала машина полиции. Эта синяя будка на перископической ноге в народе называлась «прыгунцом» или «скачущей ментовской Хреновиной», всегда с уважительной большой буквы. Завидев вдали еще одну прыгучую будку, стрелок решил держаться придорожных оврагов.
        Уже много лет климат в Колорадо становился всё жарче. Пустошь медленно двигалась на север, отнимая у фермеров, дельцов и прочих носителей цивилизации дюйм за дюймом. Жители денверского улья совались наружу всё реже, а к бродягам и сквоттерам питали всё большую неприязнь. Те, впрочем, отвечали денверцам взаимностью и каждый день расписывали бетонный панцирь матерной похабенью. Поэтому городские власти не очень жаловали тех, кто шляется под стеной - тем более, без имени, без лошади, без медицинской страховки, без водительских прав и при оружии.
        Еще час, и ворота под надзором пары двух железных цапель-Хреновин остались далеко позади. На равнины опустился призрачный, едва заметный сумрак. Денвер превратился в зарево за спиной, а попутчиков слингеру так и не встретилось. Трасса пустовала. Стрелок успел сбить ноги о гудрон и отчаянно скучал по табаку. Пепел шагал на юг - где-то там, под изломанным багровым небом, вперед и влево через прерию, на восток - где-то там и должен был располагаться Фонтейн.

«Кто плохо себя ведет, всегда попадает на юг, в зубы Лесопилки», - припомнилась слингеру детский кошмар, один из воспитательных уроков старого пьяного Джонни.
        Вокруг быстро холодало и темнело. Мягкая пыль на трассе отлично подходила для ходьбы, но к востоку виднелся далекий и достаточно плотный островок лиственной зелени. Пепел колебался. Он уже решил оставить шоссе до утра, добраться к зеленому оазису по пересеченной местности, устроиться на привал в тени деревьев, собрать немного опавших ветвей. Как приятно, думал он, будет развести костер, вытянуть ноги и заснуть безмятежным сном у жаркого гибнущего пламени.
        Но, прежде чем сойти с дороги, стрелок решил оглянуться в последний раз. Над Денвером раскинулся веер из лучей прожекторов - горожане заботились, чтобы по ночам их муравейник был хорошо виден издалека. Ниже, у мутнеющего во тьме основания купола плыл одинокий светлячок. Слингер развернулся лицом на север и встал посреди шоссе, пристально глядя вдаль. Огонек приближался. А в порывах ветра, если прислушаться, угадывалось рычание далекого мотора.
        Едва светлячок подобрался ближе и вырос, Пепел вытянул руку, сигналя оттопыренным пальцем. «Если не возьмет, - подумал слингер, - всегда можно пальнуть следом».
        Но машина остановилась и просто так. Это был моноциклет диковинного устройства: огромное колесо от трактора, вперед которого выдавался железный хомут, частично обмотанный мешковиной. На этом дышле висел керосиновый фонарь, служивший моноциклету единственной фарой. Ниже болтался длинный кожаный мешок. Поперечная балка выступала над ним справа и слева, и натянутые веревки превращали этот движущийся хомут в нехитрое, зато весьма просторное сиденье.
        - Куда едем? - спросил из темноты надтреснутый голос.
        - Прямо. - Стрелок нашарил одно из стремян, взобрался и сел рядом с водителем. Тот повернул рычаг, и неуклюжая машина покатила дальше.
        Одноколёску вел крепкий тощий старик в желтом дождевике и тяжелых армейских ботинках. Он то и дело сверкал глазами в сторону Пепла из-под извилистых полей своей бесформенной клепаной панамы. Дед правил машиной без единого звука. В обычной ситуации слингер и сам охотно помолчал бы, но сейчас ему зверски хотелось курить, а у старика мог заваляться табак или махорка.
        - Дизель? - Стрелок кивнул на колесо, мирно урчавшее за спиной.
        - А? - переспросил дед, не отрывая взгляд от шоссе.
        - Испанская работа? - Пепел хлопнул ладонью по дышлу.
        Лицо водителя дернулось в легком тике, и под панамой сверкнула его бескровная скупая улыбка:
        - Я что, сынок, похож на испанца? - спросил он.
        Слингер промолчал.
        - Это «Улитка», гибрид, - сказал дед, обращаясь к туманностям и галактикам у себя над головой. - Старинный артефакт. Индейская дворняга.
        - На индейца ты тоже не похож, - сказал Пепел.
        Старик опять скорчил короткую гримасу.
        - Эль-Капитан, - сказал он.
        - Ты про гору?
        - Про гоночный трек. Сейчас это просто яма. Когда-то давно на этом месте взорвался товарняк со стеклом. Старатели выкопали огромную яму. С пятидесятого в этой яме каждый год проводилась ярмарка. «Индейское лето». Всё там было индейское. Индейские гонки, индейские карусели.
        - В Фонтейне?
        - В Фонтейне. Это гоночная машина. С тех самых гонок.
        Слингер ждал еще каких-то подробностей, но время шло, созвездия перемигивались над головой, а старик молчал.
        - Ты старатель? - спросил Пепел наугад.
        - Я коллекционер, - сказал дед и снова умолк. Разговор с ним поддерживать было сложно. Стрелок уже хотел замолчать насовсем, но старик вдруг добавил:
        - Особо сильный интерес я питаю к мешикам, известным тебе под именем «ацтеков». Меня зовут мистер Кайнс.
        - Вот как, - сказал Пепел. - Не будет ли закурить, мистер Кайнс?
        Дед уставился на него сверкающими глазами. Потом медленно сунул руку за пазуху и протянул слингеру бронзовый портсигар, изображавший южного божка с откидной челюстью. В ротовой щели маленького тотема выстроился ряд тонких коричневых сигар. Старик вдавил треугольный рычажок - щелк! - и челюсть божка отвисла. Полюбовавшись безделушкой, стрелок вытащил короткую сигару двумя пальцами, сунул ее между зубов и, наконец, закурил.
        - Я Пепел, - представился он. Свой род занятий слингер пока решил не разглашать. Он сказал: - Я только что с земли ацтеков. Там, где раньше стоял военный макет.
        - «Вудсайд»?
        - Точно не помню, - сказал Пепел. - В горах около Денвера.
        - Нет там макета, - ответил Кайнс, сверкнув глазами из-под шляпы. - Около Денвера только «Вудсайд», армейский полигон. И там не мешиков земля.
        Стрелок неопределенно хмыкнул и поскреб колено.
        - Я и сказал, что не помню, - признал он.
        - Грибы небось ел. - Старик понимающе хмыкнул.

«Вопрос развивать не стоит», - решил Пепел. С макетом явно было что-то не в порядке. Лишний раз убедиться в этом можно было и без посторонних лиц. С другой стороны, не в порядке был и сам мистер Кайнс. Услышь он о золоте… Вопрос развивать определено не стоило.
        - Табак на патроны? - предложил слингер.
        - Не нужно. Пневматика, - отозвался дед.
        У его локтя на раме покоилось индейское духовое ружье необычной конструкции, весьма неудобное с виду, с метелкой из пожухлых перьев на стволе и матовой морской раковиной в области затвора.
        Пепел молчал. Кайнс помедлил и протянул ему портсигар. Стрелок, не особенно церемонясь, переложил часть коротких сигар из жестянки в нагрудный карман. Когда он вернул деду сигаретного божка, зубы у того изрядно поредели.
        - Кецалькоатль? - Слингер кивнул на медную физиономию.
        Старик впервые приподнял шляпу и осмотрел Пепла, не скрываясь в тени.
        - Шочипилли, - сказал он. - Цветочный принц. Бог пейотля.
        У старика был выразительный профиль и смуглые, почти орлиные черты. Он походил на военного, - а может быть, на южного проповедника, хотя в прерии внешность часто бывала обманчивой.
        - А Кецалькоатль - бог чего? - спросил Пепел.
        - Много чего. Бог знаний. Бог змей.
        - Бог солнца?
        - Это не он. Уицилопочтли бог солнца.
        - В яме?
        - Что?
        - «Солнце в яме». Это тебе о чем-нибудь говорит?
        Кайнс проигнорировал вопрос. Он посмотрел вдаль и пошевелил губами.
        - А может кто-то назваться богом ацтеков, - спросил Пепел, - Так, чтоб ацтеки ему поверили?
        - Это случалось, - ответил Кайнс. Он помолчал и добавил: - И плохо заканчивалось.
        - Почему?
        - Они будут служить такому богу. Но только он должен будет всё время доказывать, что он бог.
        - Доказывать? - спросил Пепел.
        - Творить чудеса. Тело служит богу, а бог должен служить людям. Иначе тело казнят. Как Монтекасуму.
        Стрелок поскреб щетину.
        - Или как Иисуса Христа, - добавил он.
        Дед снова пошевелил тонкими губами. Когда Пепел уже решил, что старик обиделся насовсем, и перестал ждать ответа, мистер Кайнс ожил снова.
        - Кое-где принято считать, что Кецалькоатль и есть Сын Божий, в понимании ацтеков, - сказал он. - Но дело-то в том, что так может думать только белый. У змеиного бога нет ничего общего со Спасителем.
        - А с дьяволом? - спросил Пепел, сам не зная, зачем.
        Пришел черед старика удивиться.
        - У мешиков нет лукавого, не к ночи он будь помянут, - сказал он. - Это Кортес был уверен, что ацтеки молятся Сатане. А мешики думали, что он сам ест мясо своего бога во время причастия. Для ацтеков это было ужасное святотатство, достойное чернейшего из живых демонов.
        Старик хрипло и коротко рассмеялся - будто хворост захрустел под колесом одноколески. Пепел ждал продолжения, но его так и не последовало. Тогда слингер уселся прочнее, поднял высокий ворот и надвинул шляпу так низко, что его костюм превратился в единый, почти непроницаемый для ветра панцирь. Мысли Пепла были в беспорядке с самого начала, но теперь беспорядок только ширился, и он решил оставить сложный разговор как есть.
        - Я хочу осмотреть Фонтейн, - сказал Пепел. - Там кто-то живет?
        - В мотеле светится, у колеса, - туманно ответил старик.
        Пепел кивнул и задремал, покрепче ухватившись за сиденье.
        Его разбудил голос Кайнса:
        - Фонтейн, штат Колорадо!
        Моноциклет стоял в пыли у обочины.
        Пепел обнаружил, что проспал часа полтора: вокруг весьма похолодало, а созвездия над головой успели совершить полоборота. Стрелок спрыгнул в мягкий песок и притопнул, разминая затекшие ноги.
        - Я вспомнил, чего еще Кецалькоатль бог, - сказал Кайнс из темноты.
        - Чего? - спросил Пепел.
        - Медяк.
        - Что?
        - Тот медяк, что ты доставал вместе со спичками. Плата за дорогу. А с меня информация.
        Слингер вытащил из кармана последнюю фишку, подышал на нее, да и швырнул ее старику. Тот поймал медяк и убрал его в дождевик.
        - И? - спросил Пепел.
        - Конец света, - ответил старик. - Кецалькоатль бог конца света.
        Мистер Кайнс дернул рычаг, и одноколеска покатила прочь, бурча и разбрасывая пыль в свете фонаря. Пепел остался во мраке, среди шумящих трав и негромко цокающих ночных сверчков. Над головой его яркими россыпями кружились кометы и созвездия.
        В такую же звездную ночь он когда-то убежал из фанерной будки, в которой проживал вместе с Джонни, свистнув у отца десять баксов и Кочергу, неприкосновенный рейнджерский револьвер. В такую же звездную ночь он впервые вышел на тесный балкончик своей городской высотки и увидел перед собой панораму озера Мичиган, доки, грязные кварталы с одной стороны и здоровенные жилые циклопические башни - с другой.
        В такую же ночь он разыскал поселок своего детства и выяснил, что старый Джонни уже давно умер - его зарезал из-за какой-то женщины какой-то проезжий техасский мясник.
        За пару минут глаза слингера привыкли к серебряному звездному свету. Пепел еще раз оглядел ночные окрестности. На фоне бледного восточного горизонта виднелся остов какого-то древнего ярмарочного аттракциона, видимо, фрагмент «чертова колеса», или же «машины Ферриса» - наполовину обвалившийся гигантский каркас в форме полумесяца на двух огромных ходулях. У подножья этой конструкции мерцал разноцветный огонек.
        Стрелок втянул носом пряный осенний воздух, замер и сосредоточился на окружавших его звуках. В округе было спокойно - птицы не шумели, собаки не лаяли - даже койоты молчали. Если в Фонтейне и водились опасности, сейчас они наверняка спали крепким сном.
        Сначала ему казалось, что до мотеля подать рукой - но Пепел шел и шел, то перебираясь через овраги, то петляя в болотной осоке, то шагая напрямую - и всё без толку. Остов чертова колеса уже висел над головой, а неоновый огонек всё так же дрожал и переливался у его подножия, оставаясь крошечным.
        Других огней поблизости видно не было: Фонтейн, судя по всему, был оставлен. Людей в прерии обитало много, но не столько, чтоб волноваться о нехватке жилья. Где наклевывалось стекло-0, хороший урожай или хорошая охота, там неизбежно заводились люди и росли дома. Потом кто-нибудь в новом селении начинал слышать Шум, и сквоттеры испарялись из его округи в одночасье, не считая самых упрямых, вроде Масляного Джека, который пересидел в своем «Еноте» несколько приливов и отливов цивилизации.
        Овраги и болота наконец остались позади. Стрелок выбрался на дряхлый панцирь автостоянки, большой квадрат из гудрона, здесь и там проеденный степными травами. Мотель - низкая кирпичная громадина - раскинулся по дальней его границе. Окна мотеля были темны. На его вытянутом фасаде мерцали неоновые трубки:
        ГАДЮЧИЙ ДВОР
        Комнаты Бар Стоянка Горючее Телефон
        МЕСТ НЕТ
        Пепел ухмыльнулся. «Гадючий двор» выглядел совершенно нежилым: вся его темная кирпичная кладка осыпалась и была густо затянута плющом, и даже на крыше цвели какие-то растения, - при этом сама вывеска горела в полную газовую силу. Кто-то обновил и зажег ее совсем недавно. А значит, место для слингера здесь было припасено - теперь он точно был уверен в этом. А заодно и в том, что старик Кайнс подвез его досюда не случайно.

«Наверняка ее человек, - решил Пепел. - Что ж, солнце, благодарю за такси».
        Над тяжелой раздвижной дверью мотеля в эмалированном плафоне мерцала еще одна лампа, на этот раз обычная, без неона. Вокруг ее колбы с тлеющей нитью танцевала стайка ночных мотыльков. Слингер подналег на створки, потом еще раз - и двери с хрустом разъехались по сторонам. Где-то вверху брякнул колокольчик. Других звуков не последовало, и Пепел аккуратно шагнул через порог.
        На конторке было темно и пусто. Дизельный генератор тихо урчал внизу, под досками и бревнами пола, но в самом холле царил полумрак: только неоновые отблески падали снаружи длинными сполохами - синий-желтый. Синий-зеленый. Синий-красный.
        Пепел едва не пропустил внутреннюю дверь - она скрывалась в тени торгового автомата. Стрелок осмотрел его разбитую витрину и раскуроченные внутренности, настолько пропахшие поп-корном, что древний горелый душок ощущался рядом до сих пор. Мотель, как видно, был разграблен не один десяток лет назад. Но генератор кто-то привез сюда недавно.
        Пепел зажег спичку. К жестяному боку автомата был прилеплен дагеротип, изображавший мотель в его лучшие времена. Усатый джентльмен позировал с двумя приятелями на стоянке у главного входа, среди флажков и гирлянд, а позади троицы маячила всё та же машина Ферриса, ярмарочное колесо обозрения в полнолунной фазе и полной исправности. Только название было какое-то другое - «Моторный двор», или что-то вроде.
        Держа руку у кобуры, слингер прошел во внутренний дворик.
        Мотель оказался построен с размахом. В его внутреннем дворе раскинулся целый дикий сад. В гуще зарослей виднелся то ли фонтан, то ли бассейн - кафельная яма по пояс, сплошь усеянная багровыми листьями. Узловатые стволы и ветви акаций тесно обступали ее и смыкались над головой, оставляя небу совсем немного пространства. Там, где акациям не хватало места, торчали сорняки всех мастей и пород, нередко в человеческий рост, - а толстые вьюнки и плющи карабкались еще выше. На крыше мотеля буйно росли какие-то цветы с мясистыми листьями - некогда определенно комнатные - и в воздухе стоял их сладковатый запах.
        Пепел заметил индианку сразу, как только приблизился к кафельной яме. Жрица сидела у фонтана в свете единственного дворового фонаря, качавшегося на древнем скрипучем проводе. Кожа Игуаны была чиста - бронзовые узоры исчезли. Теперь с тонких плеч верховной жрицы ниспадала дешевая футболка с выцветшим орнаментом - не ацтекским, а, скорее, майянским, насколько мог разобрать слингер. Еще он мог разобрать, что больше на жрице нет ничего.
        Бессмертная Игуана казалась такой же хрупкой и тонкой, как черные ветви акаций у нее за спиной. Жрица смотрела куда-то вверх, чертя в листьях на дне фонтана пальцем ноги. В ладонях она держала винный бокал, отпитый наполовину. Бутылка стояла здесь же, у ее ног, почти пустая.
        - Ты долго шел, - сказала Игуана, разглядывая ветви над головой. Она спросила: - Хочешь со мной выпить вина?
        Стрелок откинул плащ и присел на край фонтана или бассейна, забросив ноги в чашу и нарушив орнамент из опавших листьев. От самой Игуаны тоже пахло сладкой акацией - не настоящей, а какой-то цветочной водой, из тех, что продают бродячие коммивояжеры.
        Жрица протянула ему бокал. Слингер положил руку на ее ледяные пальцы. Она не убрала их. Разные глаза Игуаны были неподвижны. Стрелок поднес руку индианки к губам и позволил ей напоить себя. Остаток жрица допила сама. Вино было терпким и крепким - хоть и слегка паршивым для такой пузатой крикливой бутылки.
        - Не рано тебе пить? - спросил Пепел. - На вид тебе восьмидесяти нет.
        При электрическом свете он дал бы ей лет тридцать пять. Возможно, тридцать семь. Года на четыре его старше.
        - У меня был тяжелый день, - ответила Бессмертная Игуана.
        Слингер вынул сигару.
        - Для чего было швырять меня в яму? - спросил он. - Могла просто подложить мне ключ.
        - Я тебя не знала, - ответила Игуана. Она посмотрела на него. - Мне ведь нужно было сначала в тебя поверить.
        Стрелок откусил кончик сигары, сплюнул его под ноги и начал:
        - Я пришел…
        - Ты пришел забрать меня. Да? Это так? - Она склонилась ниже, ниже, пока не сумела заглянуть ему в глаза. - Я не из твоих американских подружек. Бери меня или уходи и мечтай обо мне в своих глупых ковбойских походах, еслибоишься… а-ай!
        Отбросив сигару, Пепел сгреб индианку и ухватил ее за волосы, не зная, поцеловать ее или заломить ей руку. Игуана выронила бокал, рванулась вперед и поцеловала его сама, с такой силой, будто желала высосать кровь из его губ. Она кусалась и снова целовала его, не оставляя слингеру ни вдоха, ни выдоха. Руки жрицы скользили у него под одеждой как две длинные и быстрые рептилии, - они гладили здесь, толкались там, сюда тянули, туда не пускали. Слингер моментально начал изнывать от похоти. Бессмертная Игуана почуяла это и принялась дразнить его еще беспощадней.
        Кррак!
        Стрелок отпихнул индианку прочь. Ворот ее футболки затрещал у него в руке, обнажив худое бронзовое плечо жрицы. Пепел чувствовал вкус крови. Он знал, чего хочет жрица. Еще миг - и он будет готов нападать и убивать ради нее, вести себя как одуревшее животное, подчиняться ее капризам и не давать никому приближаться к ней.
        Но Трикс успела подготовить его к подобным фокусам. Он умел сопротивляться. Пепел медленно вдохнул и выдохнул, подавляя в себе животную похоть. Нет, он не собирался сдавать партию, напротив - стрелок намеревался ее выиграть. Он снял с головы шляпу, стащил с себя плащ и бросил его на край фонтана-бассейна.
        - Я сначала выпил бы, - сказал Пепел, усевшись на мягкий плащ как на подстилку. Не дожидаясь ответа, он взял бутыль и вылил остатки вина себе в рот.
        Жрица смерила его неподвижным взглядом и вытянула руку, едва не коснувшись ногтем его носа.
        - Ты сиди здесь, - сказала она. - Я принесу еще одну бутылку.
        Вернувшись, Игуана без церемоний опустилась ему на колени.
        - Мне холодно, - заявила она.
        Стрелок пожал плечами и обнял ее. Жрица высвободила руку, откупорила бутылку и набрала в рот вина. Она поцеловала Пепла и разделила глоток вместе с ним. Слингер решил считать это знаком мира. Липкое вино теперь не казалось ему таким уж дрянным: вкус его на губах жрицы волшебным образом сделался сладким.
        - Как ты потеряла глаз? - спросил ее стрелок.
        Бессмертная Игуана улыбнулась.
        - Когда мне было втрое меньше, чем сейчас, я убежала из квартиры. Из той квартиры, где жило моё племя. Я пошла в город и… плохо себя вела. - Жрица засмеялась. - Но мне было всё равно, мне не хотелось возвращаться к ним.
        - Плохо себя вела? - Стрелок поднял брови. - Это как?
        - Ты слышал о Денверском Иисусе?
        - Какой-то псих из пустошей? Подражатель Чарли Мэнсона?
        - Майк был хороший мальчик, - возразила Бессмертная Игуана. - Девочки его любили. Он собрал из нас целую банду. Я помогла ему это сделать.
        - Это не тот Майк-Иисус, что пробирался ночами в город, и?..
        - Нет, это были девочки. - Жрица взяла бутылку и снова отхлебнула из горлышка. - Майк был неопрятным и небритым, он не прошел бы через охрану. Шли только девочки. Он говорил им, кого и как убить, а они убивали.
        - А потом их всех замели, - закончил Пепел, - и повесили там же, в пустошах.
        - Не всех. - Игуана поцеловала его. - Я сказала полицейским, что ничего плохого не сделала. И они меня отпустили.
        Она поцеловала его еще раз.
        - Стоп, так ты она… как ее. - Стрелок отстранился и посмотрел на Игуану. - Ты Мэри Сью Эрен…
        Жрица прижала к его рту горячие сухие пальцы.
        - Не нужно, - сказала она. - Ее больше нет.
        - Говорили, ты убила двадцать, - сказал слингер. - В том числе женщин и детей?
        Ногти Игуаны впились ему в губы.
        - Я никогда не убивала детей, - сказала она ровно. - Запомни это. Я не знала, что та девка была в положении.
        - Ты никого не убивала, - отозвался Пепел. - Тебя ведь оправдали. В обмен на показания. Против хорошего мальчика Майка, против остальных «девочек».
        - Я не люблю девочек и мальчиков, - ответила Игуана. - Я люблю только сильных мужчин.
        Стрелок взял руку жрицы и отнял ее пальцы от своего лица. Он сам коснулся ее щеки. Потом не сдержался и тронул нефритовый зрачок. Бессмертная Игуана не моргнула.
        - Это его работа? - спросил Пепел.
        - Нет. Я вернулась на квартиру. Они не захотели меня пускать и собрали большой суд старейшин.
        - Какое-то испытание на верность? - Слингеру доводилось слышать об этих судах.
        - Я ждала, что мне прикажут сделать себе больно. Эти жадные старики, отцы и матери - они любят смотреть на боль и кровь. Это две…
        - …вещи, что радуют богов, кроме жизни, - закончил Пепел за нее.
        Игуана потянулась к нему, норовя снова укусить за губу, но стрелок не дался ей.
        - Ты хорошо знаешь мой народ, - сказала она.
        - Я был помолвлен с одной из вас, - ответил он. - Значит, жрецы потребовали…
        Стрелок опять коснулся ее щеки.
        - Они попросили убить ребенка.
        - Что? - Пепел отнял руку.
        - Они попросили убить ребенка, - повторила Игуана. - Ты с ним знаком. Ему тогда было пять, а теперь двадцать. Я назвала его заново. Ревущий Буйвол. Тебе нравится такое имя?
        Слингер подобрал бутылку.
        - Очень, - сказал он, глотнул вина и поморщился.
        - Ты знаешь, что я родила троих детей? - сказала жрица. - Их всех забрали.
        - Кто?
        - Опекунская служба.
        Пепел отхлебнул еще вина.
        - Мои соболезнования, - сказал он.
        Игуана отобрала у него бутылку и отставила ее в сторону. Потом наклонилась к слингеру и прошептала ему в ухо:
        - Ты знаешь, чего я хочу?
        - Чего? - спросил Пепел.
        - Чтобы кто-то сделал мне еще.
        Слингер поднял брови, отстранился и посмотрел на нее.
        - Хорошо, - сказал он наконец. - Только пообещай мне.
        - Что? - Игуана обняла его за шею.
        - Что не смоешься сразу после.
        - Обещаю.
        - И хватит кусаться!
        Она засмеялась и снова укусила его.
        - У тебя мой ключ, - сказала жрица. - Если я буду плохо себя вести, ты отведи меня наверх и запри в темноте навсегда, чтобы я плакала и просила у тебя прощения.
        Когда-то на крыше мотеля росли в кадках фикусы. С тех пор кадки развалились, и корни растений проросли вниз, полностью захватив потолки и стены в свою узловатую сеть. Комната Игуаны была похожа на полянку среди джунглей. С растрескавшегося потолка, оплетенного корнями, свисал древний вентилятор со встроенным светильником в абажуре. Медная бирка на шнурке вентилятора гласила: «0110», а лампа в его жестяном плафоне смахивала на пузатую медицинскую банку. Толстая спираль горела внутри нее, заливая комнату-поляну тяжелым медным сиянием. Три лопасти вентилятора медленно вращались, поскрипывая в направляющей канавке и отбрасывая три продолговатые тени. На полу комнаты лежал старый матрас с пружинами, в большинстве торчавшими наружу. В углах из-под пола пробивались сорняки, захватившие весь нижний этаж. У изголовья постели стоял увесистый древний радиоприемник с медными рукоятями. Ацтеки, как известно, не умели обходиться без радио.

[ФОН] /// I Appear Missing /// QUEENS OF THE STONE AGE
        Клак! Не отводя глаз от стрелка, Игуана протянула руку и включила приемник. Она потянула за номерную бирку на вентиляторе - клак! Тот отключился и постепенно умолк. В комнате стало темно и тихо - только бубнило радио у изголовья. и пыль оседала в мерцающем свете единственного окна, густо оплетенного корнями. По ту сторону окна затевалась буря.
        Пепел опустился на матрас, увлекая Бессмертную Игуану за собой. Жрица уселась на него сверху, зажав его бедра между своих твердых коленей. Холодные пальцы Игуаны скользнули по груди слингера, расстегивая и распутывая одежду. Губы жрицы касались его кожи здесь и там, в самых неожиданных местах, но именно так, как ему хотелось. Жрица была искусна в постели. Пепел тонул в ощетинившемся пружинистом ложе. Пьяный от вина, запаха полыни и чужих прикосновений, стрелок погружался всё глубже в тягучую безмятежность. Впервые за много лет ему хотелось запереться с женщиной в одной комнате и долго не выходить наружу.
        Она покинула его на миг, чтобы стащить поношенную городскую футболку. Обнаженное тело Игуаны изогнулось над слингером в призрачном воздухе комнаты, озаряемое сполохами далеких молний. Цифры на бирке мерцали в их пурпурных отблесках. Стрелок потянулся и включил лампу - клак! Лопасти пришли в движение, и длинные тени снова закружили меж корней, раз за разом набирая обороты.
        Бессмертная Игуана склонилась над ним - черный силуэт между трех изменчивых колонн пыльного света. В одной руке жрицы блестело тонкое лезвие. В другой - такое же тонкое острие.
        - Так и знал. - сказал Пепел. - Зачем?
        Горячие пальцы жрицы коснулись его шрамов и ссадин, тронули хитрый рождественский узор на плече.
        - Прости меня, - сказала Игуана. - Я увидела эти… и вот эти… я подумала, тебе такое нравится.
        - Что за беда с вами, ацтекские девочки, - пробормотал он.
        Бессмертная Игуана тихо рассмеялась.
        - Любой женщине нравится смотреть, как страдает красивый мужчина, - сказала она. - Спрашивай у своих подруг, если не веришь мне.
        - У меня нет подруг, - ответил слингер. Палец Игуаны скользнул по его плечу, тронул яремную вену и проследовал по ней до подбородка.
        - Могу тебя побрить, если хочешь. - Игуана снова рассмеялась.
        Пепел откинулся назад. Ложе больно кусалось под их удвоенным весом, но в то же время казалось мягким, будто трясина. Слингера это полностью устраивало. Вытянув руку, он потянул за шнурок - клак! - и комната снова погрузилась во тьму.
        - Брось лезвие, - сказал Пепел. - Иглу оставь.
        Он всё-таки лишился рассудка, пусть ненадолго, и лишь потому, что Игуана приложила к этому все усилия. Она натерла его раны каким-то острым индейским бальзамом, потом сунула пальцы ему в рот. Смесь горела у Пепла на языке, и всё его тело пронизывали нити приятного жара. Вслед за каждым уколом булавки Игуана присасывалась к нему губами и превращала источник боли в очаг наслаждения. Сама она тоже пьянела всё больше, от вина, от бальзама и от крови.
        Когда слингер взял ее, жрицей овладело настоящее безумие. Она то вырывалась и царапалась, то целовала Пепла взахлеб и требовала сделать ей больно, то кляла его по чем свет и запрещала прикасаться к ней. Когда слингер, доведенный до исступления, уже готов был сделать Игуане ее ребенка, она обвила Пепла ногами и замерла, не давая ему шевельнуться. Тогда он и потерял над собою власть. Стрелок ударил ее, повалил на спину и закончил дело в несколько резких движений, сгорая от постыдного наслаждения.
        Спустя короткую вечность, лишенный сил, он повалился Бессмертной Игуане в объятия. Жрица мелко задрожала и прижалась к нему лицом, мокрым от пота.
        Без вентиляции в комнате сделалось душно и жарко. Вокруг пахло землей и цветущей полынью. Запах Игуаны и Пепла тоже заполнил комнату: запах двух животных, пряный аромат перца и молочный дух сырого мяса.
        За окном вовсю грохотала сухая гроза. В такую пору вдоль северного горизонта громоздились тучи, и молнии гуляли в них, превращая черные башни облаков в огромные рождественские елки. В прерии сейчас танцевала пыль, образуя самые причудливые завихрения. Так могло сверкать часами, и часами ревели раскаты грома, но на землю не падало ни капли дождя.
        - Я до конца не знала, разрешать тебе делать это или нет, - ровно сказала Игуана. - Это позволяется только жрецу.
        - Много ты так детей заведешь, - отозвался Пепел. На миг ему захотелось вырезать всё ее чертово племя до единого, сохранив лишь Игуану, для себя.
        - Я даже не знаю, останешься ли ты со мной, - сказала она.
        - Останусь.
        Жрица помолчала.
        - Ты возьмешь меня в жены? - спросила она.

«Ацтекские девочки», - подумал Пепел.
        - Могу я просто остаться? - спросил он. - Так, чтоб без игры в дочки-матери?
        Игуана взяла его руку и положила себе на живот.
        - А если это сын? - спросила она. Потом добавила: - Они заберут ребенка, если у меня не будет мужа.
        Пепел хотел закурить, но сигар рядом не нашлось - все они остались в плаще, на краю бассейна.
        - Ты был с одной из нас, - продолжала Игуана. - Я знаю, она взяла из тебя сердце. Теперь ты мёртвый человек. Я снова сделаю тебя живым.
        - Я останусь, - сказал Пепел, хмуро глядя в потолок. - И я не против, чтоб у тебя был сын. Или дочь. Неважно.
        - Ты возьмешь меня в жены? - повторила она.
        - Жениться я не могу. Мой гражданский номер сгорел в унитазе.
        - В Лас-Вегасе не нужен номер, - сказала Игуана.
        Слингер открыл было рот, но жрица притянула его лицо к себе и быстро заговорила:
        - Мне нужна только бумага. Ты бросишь меня сразу, как только захочешь. Ты сможешь завести себе других женщин. Я сама их тебе приведу, столько, сколько тебе нужно.
        Стрелок нахмурился.
        - Не очень это по-жречески. Ты ведь жрица, - сказал он.
        - Верховная жрица, - согласилась Игуана, гладя его щеку указательным пальцем. - Ты сможешь взять себе любую мою помощницу. Или чужую. По разумной цене.
        - Сорок девственниц, - пробормотал слингер.
        - Больше!
        - А как отнесется ваш совет к этому? - спросил Пепел. - Верховная жрица - и такой… смешанный брак.
        Бессмертная Игуана рассмеялась. Одним гибким движением она снова оказалась наверху. Ее пальцы заскользили по груди Пепла, и к нему сразу вернулось желание.
        - Ваш совет, - пропела Игуана, чертя ногтями болезненные узоры у него на коже. - Знаешь, что я сделала, когда взяла у них лезвие? Когда вынула у себя глаз? Я сказала им… что сама знаю цену… своим делам.
        За стеной ревел гром, и далекие сполохи молний расцвечивали темноту всеми оттенками лилового. Степной ветер с разгону врезался в окно, заставляя стёкла дребезжать. Ветер пробивался в щели и нес свежий запах прерии. Стрелок запрокинул голову, стараясь не думать о глазах и лезвиях. Жрица принялась ублажать его, сидя сверху и почти не двигаясь, как умели только южные индианки. Она продолжала:
        - Потом я стала называть имена. Двадцать семь разных имен.
        - Те люди, которых ты убила, - выдохнул Пепел.
        - Те люди, которых мне называли в суде, - сказала она, - и не смогли доказать ничего.
        - Ты… - Стрелок едва мог дышать.
        - Я отрезала глаз, - сказала Игуана, тоже задыхаясь, - и бросила им под ноги. Всем этим жадным старикам, которые хотели видеть боль. Я не морщилась от боли. И крови не дала им… ни капли.
        - Ты… угрожала им? - прохрипел слингер.
        - Я! - крикнула Бессмертная Игуана, вскинув голову. - Я! Сказала им! Вот ваша цена! Если не нравится, прогоните меня! Но я вернусь… и возьму ее обратно… у вас… и у ваших… у ваших…
        - Детей? - выдохнул Пепел.
        Ладонь жрицы звонко ударила его по губам, но слингер едва ощутил боль. Все его чувства собрались в тугой узел ниже пояса. Бессмертная Игуана ощутила это и тут же замерла, беспощадно изводя его, снова не давая ему шевельнуться. Пепел хотел сбросить ее, но Игуана была наготове. Она отпихнула его прочь, ладонью в грудь, с неожиданной силой.
        - Сначала говори, - потребовала жрица. - Ты хочешь сделать это опять? Сделать то, что тебе нельзя?
        - Да! - выдохнул слингер. Он снова рванулся вверх - и снова рухнул, встреченный ее ладонью.
        - Ты возьмешь меня в жены?
        - Да. В Вегасе. Да, возьму!
        Пепел дернулся еще раз и повалился, едва дыша, не в силах больше сопротивляться.
        - Ты поедешь, куда я скажу?
        - Да.
        - Сделаешь то, что я скажу?
        - Я был помолвлен с одной из вас, - пробормотал стрелок и сглотнул. - Я знаю, как это работает.
        В один миг Игуана сделалась ласковой. Она помогла ему в несколько умелых движений, и наклонилась, когда Пепел привлек ее к себе, и терпеливо прижималась к его губам, пока он кусал и терзал ее, сотрясаясь в новом оргазме.
        Едва стрелок успокоился, Бессмертная Игуана скользнула прочь и улеглась рядом, крепко обвив его ногу своими. Гроза за окном утихла, и полынь начала пахнуть еще сильнее.
        - Я буду тебе хорошей женой, - пообещала она. - Как тебя зовут?
        - Пепел, - отозвался он.
        - Можно мне называть тебя «муж»?
        - М-м, - утвердительно промычал Пепел.
        - Завтра мы едем в Лас-Вегас, муж.

«Она не знает», - подумал слингер, глядя в потолок. Спираль не горела и вентилятор был выключен, но перед глазами Пепла всё равно кружились тени.
        За пределами Невады вегасская бумажка не стоила ни цента. Эти норы-часовни открывались в тоннелях Вегаса только затем, чтобы богобоязненная парочка могла расписаться, снять плюшевую дыру в одном из соседних закоулков, нагрешить в свое удовольствие и уехать поутру, оставив брачное свидетельство в комнатном утилизаторе.
        - Я покажу тебе Лос-Анджелес, - продолжала Игуана. - Братья устроят в твою честь гонки в сухих каналах. Ты был в Лос-Анджелесе раньше?
        Слингер помотал головой.
        - Мне говорили, что вашим народом правит Голливуд. Это так?
        - Так же, как вашим - радио.
        - Я отведу тебя на церемонию награждения…
        Пепел осторожно приподнялся, выскользнув из ее объятий.
        - Куда ты идешь? - спросила жрица.
        - За сигарами.
        - Останься. - Она поднялась и замерла, дав ему полюбоваться собой. - Мой муж не будет сам ходить за сигарами.
        Слингер кивнул, подобрал футболку и бросил ей. Жрица поймала ее, взвесила на ладони и швырнула обратно.
        - Мне не нужна одежда, - сказала Бессмертная Игуана. - Я скоро вернусь к тебе, муж.
        Она вышла наружу и небрежно захлопнула за собой дверь.
        Корни фикусов едва заметно покачивались. В приемнике тихо гудели нагретые лампы. Этот ящик праздничного вида, украшенный радугой в облаках, не принадлежал мотелю - он был таким же гостем из восьмидесятых, как и сама Игуана, с ее греховными забавами и не совсем ацтекским орнаментом на футболке. Трикси, дитя девяностых, была не такой - Трикс наряжалась втрое старомодней, но не пропускала ни одной дискотеки. Триксепо-Как-Ее-Там изо всех сил хотела сама казаться ведьмой, и жрицей, и психопаткой, но не умела стать ею надолго. У Игуаны было всё, о чем Трикс мечталось. И это делало жрицу еще опаснее.
        Сев на краю матраса, стрелок размял шею и протер глаза. У него была тысяча поводов сбежать отсюда - сбежать прямо сейчас. Ему не нужен был фиктивный брак. И ребенок от Игуаны. И армия девственниц. И гонки, и церемонии награждения. Скитаться Пепел предпочитал в одиночку. Да и помолвок с индианками он впредь решил избегать.
        Но едва жрица вышла, стрелок понял, что не собирается уходить прямо сейчас, без явной на то причины.
        И, тем более, без перекура.
        Она вернулась в комнату с уличным ветром, окруженная запахом сладкой акации и горелых листьев, наряженная в его плащ и его шляпу, с незажженной сигарой во рту и револьвером в руке. Она включила лампу - клак! - хотя небо за окном уже посветлело, и в этом почти не было надобности.
        - Смотри на меня, - сказала Игуана низким голосом. - Я страшный ковбой Пепел, муж верховной жрицы, сын великого рейнджера!
        - Я не ковбой, - отозвался Пепел. - Дай сюда Кочергу.
        Стрелок протянул руку и отобрал у нее оружие. Жрица опустилась перед ним на колени и вытянула шею, передав ему сигару изо рта в рот.
        - Прошу, мой хозяин, - сказала она.
        - «Наниматель», - поправил Пепел и ухмыльнулся.
        Стрелок взял у Игуаны шляпу и надел ее. Жрица поднялась, сбросила плащ и вернула его вместе с сигарой. Пепел пошарил в карманах, достал спички и закурил.
        - Мы должны обсудить твою речь, - сказала Игуана. - Все люди должны тебя услышать и подчиниться.
        - Какие люди? - Слингер затянулся. - О ком ты?
        - Те, что на церемонии награждения.
        Он поднял брови.
        - В Голливуде, - объяснила жрица. - Ты выйдешь на сцену и передашь им послание от моего народа.
        Стрелок хмыкнул.
        - Я не Марлон Брандо, - сказал он. - Я плохо гожусь для Голливуда и сцены.
        - Я красная, - ответила Игуана. - Я гожусь еще хуже.
        Пепел не нашелся, что ответить. Он спросил:
        - И что за послание?
        - Ты скажешь им, что мой народ нужно вернуть обратно. За Стену.
        - Народ - в смысле, ацтеков? Всё племя? Целиком?
        - Чем больше нас, тем лучше.

«Какая же ты сумасшедшая», - подумал он, любуясь ею.
        - Ты выйдешь и скажешь, что змеиный бог требует наших детей вернуться. Потом выйду я и скажу, что я верховная жрица и подтверждаю волю Великого Змея.
        Пепел поднялся на ноги.
        - Ну-ка, посмотри на меня, солнце. - Он взял Игуану за подбородок и повернул ее лицо к себе. - Этот Великий Змей… ты всерьез веришь, что он существует? Как и весь этот бред, про Иисуса Христа…
        Жрица вырвалась и отвернулась.
        - Я не знаю, - сказала она, глядя в сторону. - Вчера не верила. Потом ты принес этот ужасный диск. Теперь я не знаю.
        Стрелок помолчал.
        - Ну допустим, - сказал он наконец. - Я попаду на эту церемонию. Выйду на сцену. Скажу что-то. И кто меня послушает?
        - Ты скажешь им, кто был твой отец, и скажешь, что его дух говорит из твоего рта.
        - И они поверят? - Слингер криво ухмыльнулся.
        - Если дух отца силен в тебе, он подчинит их. Даже если нет, то он разгневается и убьет их. Скажи, что он идет за тобой и убивает всех, кто тебя не любит.
        Стрелок подобрал футболку и бросил ее Игуане.
        - Оденься, красавица, - попросил он.
        - Почему ты не называешь меня «жена»?
        Бессмертная Игуана без особой радости натянула футболку, зажав в пальцах ее рваный ворот.
        - Чтобы мы с тобой друг друга понимали. - Слингер потушил окурок и убрал его в карман. - Я расскажу тебе о Джонни, знаменитом аризонском рейнджере. А ты решишь, вызывать его дух или нет. История короткая, без начала и конца, так что я расскажу ее только один раз.
        Жрица смотрела на него молча. Он продолжал:
        - По детству Джонни часто таскал меня на ярмарки. Там были аттракционы… не такие, как это ваше колесо, а простые, сельские. Такие, знаешь, деревянные быки, механические лошади. Я всё детство провел на этих лошадях и быках. Вот только они не двигались. Когда кто-то другой катался, двигались, а подо мной - нет.
        Он затянулся и потер небритую щеку.
        - Так вот, один раз я сидел на этой лошади. Я уже знал, что она как-то включается, только не знал, как. Тут ко мне подходит мужик, весь в белом. Джонни называл таких «слизняк-итальяшка». Сам он рассказывал, как полжизни гонялся за одним таким по пустыне, грохнул его где-то около Вегаса, а потом как-то подрастерял интерес. Джонни любил хвастаться подвигами.
        - Это был… это был… - Игуана пыталась припомнить слово.
        - Мужик в белом, - сказал Пепел. - Он подошел и бросил в машинку десять центов. Лошадь стала брыкаться, и я впервые покатался на самом деле.
        Он помолчал.
        - Тут явился Джонни, пьяный в дым, и устроил свое представление. Он орал на мужика, топал ногами. А тот смотрел молча. Потом спросил - «у тебя всё?». Потом наклонился к нему и сказал пару слов. И Джонни сразу поменялся в лице. Взялся скулить, извиняться - всё на одном дыхании.
        - А человек в белом? - спросила жрица.
        - Сплюнул под ноги и ушел. Джонни потом сказал, что это был Лакки Лучано. - Пепел хмыкнул. - Сказал, что он грозился убить меня, прямо на лошади, на глазах у моего отца.
        - Рейнджер Джонни ценил тебя больше, чем свое имя, - сказала Игуана. - Это достойно уважения.
        - Да, только мужик в белом шептал разборчиво. По крайней мере, я всё разобрал.
        Он затянулся и медленно проговорил:
        - Два слова. «Идем стреляться». А потом еще раз сказал «идём».
        - Значит…
        - При нем даже оружия видно не было. А у Джонни… - Стрелок откинул плащ и хлопнул себя по кобуре. - У Джонни всегда висела Кочерга, на этом самом месте.
        - Значит, - повторила Игуана. - Твой отец не был тем великим белым рейнджером?
        - Не знаю. - Пепел нахмурился. - Откуда мне знать? Он много пил и много трепался. Где правда, где неправда - кто теперь разберет.
        Жрица встала и прошла к окну.
        - Правды и неправды нет, - сказала она. - Есть только то, во что ты веришь. Твой отец верил, что он великий рейнджер?
        Слингер ухмыльнулся.
        - Особенно когда пьяный был.
        - А ты веришь, что он великий рейнджер?
        - Прости, солнце. Мне уже не двенадцать лет. А что касается привидений и духов - спасибо, но мне хватило Трикс.
        - Кто такая Трикс?
        - Никто.
        Стрелок сделал шаг к ней. Жрица развернулась ему навстречу. Ее глаза снова сделались одинаково мертвыми.
        Пепел еще раз шагнул к ней. Игуана не шевельнулась.
        - Уходи, - сказала она. - Ты мне больше не нужен.

«Ты будешь только мешать», - услышал он голос Трикси. Но он бывал ей нужен, еще как. Трикс пыталась убежать от него, но всякий раз убеждалась, что он ей нужен.
        Слингер помолчал и заговорил медленно, обдумывая каждое слово:
        - Лос-Анджелес опасное место. Ты можешь нанять меня. Я профессиональный стрелок. Я смогу тебя защитить.
        - У меня есть мои воины.
        - Им нельзя убивать. Они боятся полиции. Так?
        Она не ответила.
        - Я не боюсь полиции, - сказал Пепел. - И я не стану задавать вопросов.
        Взгляд Игуаны не изменился. Жрица ждала еще чего-то, но стрелок и так предложил больше, чем собирался.
        - Хорошо, - сказала она наконец. - Может быть, я снова в тебя поверю. Иди за мной.
        Бессмертная Игуана проскользнула мимо. Пепел обернулся, но верховная жрица уже покинула комнату.
        Самые верхушки акаций слегка порозовели, но в дворике было темно и сыро, как на дне колодца. Игуана шагала вперед, не обращая внимания на холод. В утреннем воздухе сильно пахло фикусом. Жрица неслась вперед так быстро, что стрелок едва поспевал за ней. Вместе они протиснулись во внутреннюю дверь и вышли в фойе мотеля.
        У конторки Бессмертная Игуана споткнулась о вздутую половицу и пронзительно вскрикнула. Жрица запрыгала на одной ноге, прикусив губу и протяжно стеная. Пепел хотел помочь ей, но Игуана грубо отпихнула его.
        - Меня увидят воины, - сказала она. - Нельзя, чтобы ты меня вёл.
        - Воины? - переспросил слингер. Он подошел к окну, забранному складными шторами, и заглянул в щель между жестяных полосок.
        По стоянке бродили индейцы. Ночью, под раскаты грома и шум ветра, их мотоциклеты съехались отовсюду, - не меньше двух дюжин, а может статься, и трех.
        Звякнул колокольчик. Пепел оглянулся. Бессмертная Игуана отодвинула парадную дверь и терпеливо ждала его у порога, оранжевая в слабых лучах рассветного солнца. Стрелок вздохнул и последовал за ней.
        Мотерос толпились небольшими группами у костров, усеявших все просторное поле стоянки. Некоторые из них даже сидели, хотя гудрон был еще слишком холоден. Полуголые механики тоже были здесь - они шмыгали туда и сюда, не обращая ни на кого внимания, таскали воду и деготь в кожаных бурдюках, заправляли машины горючим. Некоторые из них готовили; некоторые - поддерживали костры, швыряя в них клочья старых афиш и обломки деревянной мебели. Отовсюду пахло маисом, какао и диковинными южными пряностями. Из каждого второго мотоциклета орало радио, настроенное в унисон на одну общую радиостанцию.
        Замечая верховную жрицу, ацтеки расступались и строились в ряд. Механики, напротив, быстро склоняли бритые головы и кидались дальше по своим делам. Те водители, что еще не успели заглушить мотор, торопливо спешивались и тоже становились в две шеренги.
        У центрального костра в компании нескольких увальней красовался Ревущий Буйвол. Заметив Игуану, он обернулся, поставил чашу с какао на гудрон и убрался с дороги. Позади него на коленях стоял Пако. На шее мексиканца красовался строгий ошейник, мешавший ему сидеть ровно и вертеть головой. По скуле торговца сбегал узор из нескольких мелких ран. Его растертые запястья были связаны кожаным ремнем, но в остальном Пако был невредим. Рядом с ним расположилась высокая машина-клетка на трех колесах.
        Слингер подался назад, но ему на плечо легла твердая рука Игуаны.
        - Убей его, - сказала жрица. Что-то холодное ткнулось Пеплу в ладонь.
        Он запоздало понял, что кобура пуста. Бессмертная Игуана совала ему в руку его собственный револьвер. В барабан Кочерги был заряжен один-единственный патрон - остальные исчезли. Стрелок покосился на жрицу.
        - Зачем? - спросил он.
        Мексиканец смотрел на него, тяжело дыша. Сквозь прутья клетки за спиной Пако пробивались лучи восходящего солнца. У горизонта розовой стеной клубилась дорожная пыль.
        - Не задавай вопросов, - сказала Игуана. - Убей его.
        Всё новые и новые мотоциклеты стекались к мотелю одной широкой лавиной. Пепел стоял над торговцем, сжимая в руке револьвер, а машины прибывали и прибывали, одна за другой, по три, по четыре, - не меньше двух сотен, а может статься, и трех.
        (1х07) Равновесие нарушается
        С высоты орлиного полета мотель напоминал три бурых кирпича, едва различимых в поблекшем к осени, но всё еще зеленом океане прерии. Ржавый полумесяц, остов большого колеса обозрения, простирался вверх пускай не на милю, но на сотню-другую футов как минимум. Стоянка лежала у его подножия как серое лоскутное пончо. Костры ацтеков раскинулись по ней неровным веером, и муравьи-мотоциклеты сновали туда и сюда, прибывая и отбывая. И всё равно с такой вышины, из самой верхней гондолы полуразрушенного ярмарочного колеса, звук моторов был едва слышен. Вся копоть, музыка и запах жженого какао остались далеко внизу. Воздушная тюрьма имела свои недостатки: карабкаться сюда было неприятно, и поначалу слингера мутило от непрерывного колыхания, но спустя полдня он перестал замечать его. Небесный покой был абсолютным, и к вечеру Пепел даже слегка начал жалеть, что по смерти никто не возьмет его в рай.
        И куда, черт возьми, подевался индеец?
        Стрелок осторожно выглянул наружу. Неподалеку от трех кирпичей мотеля угадывались очертания городка Фонтейн - там полуобвалившеяся каменная ратуша, здесь шпиль колокольни, терявшийся в траве словно длинная белая кость. На месте бывшей ярмарки до сих пор уцелела прогалина, истоптанная и много раз перепаханная колесными машинами. А вот гоночный котлован можно было узнать лишь по кустам терновника, густо заселившего эту просторную низину. Крыло мотеля, где остановилась Игуана, разыскать было нетрудно - его крыша терялась в зарослях одичавшего фикуса. Бессмертная Игуана не показывалась на пороге мотеля ни разу, а значит, скрывалась где-то там, укрывшись в своем гнезде между корней.
        День выдался ясным и теплым, но к вечеру степные дали заволокло синюшной дымкой, не предвещавшей в плане погоды ничего хорошего. И вот уже низкое солнце тлело сквозь эту синюшность, похожее на блеклый лиловый фонарь. Оно почти коснулось горизонта - а индейца всё не было.
        И-и! И-и-и-и! Облезлая гондола скрипнула у Пепла под ногами и поплыла, вращаясь вокруг своей оси. Ее жестяной зонтик задел за какую-то железяку. Сверху заструился рыжий песок. Слингер чертыхнулся и присел, на всякий случай ухватившись за борт.
        - Не пришел? - спросил торговец, приподняв заспанное лицо.
        - Нет, - сказал Пепел.
        - Мадре, - Пако со стуком уронил башку обратно, зевнул и прибавил: - Буэно. Разбуди, когда явится.
        Мексиканец был совершенно непробиваем. Его не стесняла ни высота, ни ветер, ни ржавчина, сыпавшаяся из старой конструкции рыжими и черными потоками. На мясистой и в кровь растёртой шее Пако до сих пор красовался строгий ошейник с бронзовыми гирьками, надетый лично Буйволом, - но даже ошейник торговцу не мешал. Весь день Пако дрых, развалившись в кабине как у себя дома, и ржавые останки машины Ферриса содрогались от его храпов и газопусканий. Большое лиловое солнце сползало всё ниже за горизонт, а торговец по-прежнему бесстыдно спал. Стрелок уже начал жалеть о том, что отказал Игуане. Жрица еще могла сменить гнев на милость, а от Пако следовало ждать только новых гадостей. Один недостойный выстрел - и вместо торговца Пепел остался бы возле нее.
        - Хотел бы я так прохлаждаться, - сказал он.
        - Пром-м-м… - отозвался мексиканец. У него громко заурчало в животе.
        Не зная, чем занять уходящий вечер, Пепел в который раз принялся упражняться с капсюлем единственного патрона. Тень сумерек поднималась по горам всё выше, а стрелок сидел и заряжал патрон в гнездо револьвера на скорость, потом взводил курок и прищелкивал барабан.
        - Какой же из тебя слингер, шумный сосед, - промычал торговец, мелкими колыханиями перебираясь на другой бок. - Оно тебе вот это надо, щелкать весь день? Я б на месте той бабы еще до рассвета тебя погнал.
        Стрелок нахмурился и спрятал Кочергу. Он хотел было помянуть кое-чей храп - а заодно и диету - но сдержался. Мексиканец вел партию. И у него определенно стоило поучиться изворотливости. Как и умению полезно проводить время в неволе.
        - Есть другая мысль, - сказал Пако тогда, на стоянке, пока Буйвол запирал их обоих в клетке. - Помнишь мое ружье? Ты принеси его мне. А я устраню тебе опасного шпиона.
        - Какого шпиона? - Вожак остановился, и ключ замер в скважине.
        Пако ответил, не моргнув:
        - Такого, про которого ты сам знаешь. Такого, что смотрит за вами уже много дней.
        - Он идет, - сказал Пепел.
        Пако заворочался и сел, зевая во весь рот. Он потер шею. Привешенные к строгому ошейнику грузила стучали ему по пальцам, но торговец упрямо скрёб растертую кожу, пока не начесался вдоволь.
        - Мадре, - сказал он. - Темно ведь уже. Как говорят в Бруклине - «кто ж по-тёмному стреляет». Да, слингер?
        Пепел вытащил сигару. Он берег ее до сумерек, и слова торговца напомнили ему, что этот момент настал.
        - Я бывал в Бруклине. - сказал он. - Но я не хотел бы сидеть здесь до завтра.
        Он выбросил горелую спичку за борт и добавил:
        - Вообще, твоя затея мне не нравится.
        - Тебя в рабство забирали, чико, - напомнил мексиканец. - Попал бы к какому-нибудь путо-режиссеру в Голливудских холмах, он бы тебя на кресте порол. Оно тебе надо?
        - Что за шпиона ты придумал?
        - Он тебя в гости вёз.
        - Кайнс? - Стрелок поднял брови.
        - Его зовут сеньор Авель Санчез, - сказал торговец. - Любит маленьких детей. Собирает жуков и бабочек. Дальше надо продолжать?
        - Наниматель здесь, помощники, - подал голос Ревущий Буйвол.
        Его голова показалась у края жестяного навеса. Индеец был без пернатого шлема. Он легко спрыгнул в гондолу, протянул мексиканцу знакомую телескопическую винтовку и сказал:
        - Делай свой мерзкий труд, белый.
        - Я не белый. - Пако взял у индейца оружие и кивнул на слингера. - Вон твой белый. А ты не очень-то и рад, что шпиона убьем, мотеро.
        - Я не убиваю жизнь, - сказал Ревущий Буйвол. - Я уважаю жизнь.
        - И для этого ты принес ему винтовку? - спросил Пепел.
        - Мне разрешила сестра.
        Слингер нахмурился. Ему не нравилось, что Кайнс должен умереть. И не нравилось, что Пако втянул их в эту историю. Торговец готов был нагородить черт знает чего, лишь бы его не запирали в клетку. Стрелок не захотел бесчестно убивать его - а теперь будет замешан в убийстве случайного бродяги, который подбросил его к мотелю. А если мистер Кайнс не работал ни на Буйвола, ни на Игуану, то он наверняка и был случайным бродягой, а никаким не сеньором Санчесом, любителем детей и собирателем бабочек.
        - Так, - сказал мексиканец. - Пепел! Ты стань вон туда, держись рукой. Ты, красный, вон туда иди!
        - Меня зовут…
        - Тебя зовут дурной койот, темнеет вокруг, а ты стоишь! - замахал на него Пако. - Вон там, держи крепко. Слингер! А ты что стал?
        - Как ты говоришь со мной? - гневно произнес Ревущий Буйвол. - Мой отец…
        - Прости, мотеро, я в этом деле художник, я нервничаю, когда вижу у тебя в глазах одно непонимание. Да?
        Буйвол обернулся к Пеплу. Тот молча взялся за крепление, и индеец хмуро последовал его примеру. Совместным усилием они попытались закрепить гондолу на месте. Пако топнул ногой и причмокнул губами.
        - Всё равно шатает, - сказал он. - Вы держите как держали, я наверх полезу.
        - Если ты хочешь сбежать, помощник, то запомни: мои братья схватят тебя внизу. А потом тебе достанется, - сказал Буйвол, не отпуская крепление.
        Мексиканец лишь оскалил коронки в ответ. Потом ловко, хоть и грузно, выбрался на дырявую крышу. Зонтик гондолы прогнулся, обильно рассыпая ржавчину. Еще миг - и с крыши показался ствол винтовки. Он заскользил туда и сюда, нашарил далекую цель, взял поправку на ветер и замер.
        - Внимание, кавальерос, - объявил мексиканец с крыши. - Дон Санчес человек бывалый. Один выстрел нам даст - и аста маньяна, по камням, как говорится, да и в бугры.
        Пепел, неплохо стрелявший из винтовки сам, без труда проследил, куда метит Пако. Ствол был нацелен в пятнышко света, на которое стрелок раньше не обращал внимания. Вдали, за широченным котлованом, мерцало крошечное пламя костра.
        ПАФ-Ф-Ф-ф-ф-ф! Звук выстрела покатился над прерией. Армейская винтовка брыкалась не хуже дикой лошади. От ее отдачи гондолу швырнуло в сторону. Пепел отпустил крепление. Оно лязгнуло, на полсекунды опоздав прихватить ему пальцы.
        - Чинга ла бида. - Пако убрал ствол и плюнул с зонтика вдаль. Он добавил: - Я видал такую жизнь.
        Гондола еще раз качнулась под его весом, жестяная крыша прогнулась - и тяжелый груз исчез - Пако убрался прочь. Он показался на металлической лапе по соседству, и, ловко перебирая руками. направился по железным перекладинам вниз.
        Ревущий Буйвол недовольно уставился ему вслед.
        - Куда он лезет? Помощник, ты не должен никуда уходить, пока я тебе не разрешу.
        - А помощник взял и ушел, - донеслось из темноты. - Чего, компадре, и тебе советует.
        Индеец прыгнул на перила и едва не опрокинул кабину. Пепел ухватился за борт.
        - Твой хозяин сказал тебе убить шпиона! - крикнул Буйвол. Его голос звенел от ярости.
        - Я и убью, - отозвался Пако, всё больше удаляясь. - Но не сегодня. В лицо стреляться - это ты слингеру, вон, скажи. Это он специалист.
        Ревущий Буйвол немедленно повернулся к Пеплу.
        - Другой помощник недостойный воин. Ты стреляй в шпиона, - распорядился он. - И убей его. Я буду рад. Моя сестра будет рада.
        Стрелок ухмыльнулся, потом окинул взглядом темный горизонт.
        - Извини. Не видать твоего шпиона, - сказал Пепел.
        - Ты получше бы присмотрелся, слингер, - донесся из темноты едва слышный голос Пако. Пепел вернулся обратно.
        - Гм, - Он всмотрелся и замер.
        Балансируя на шатком полу, индеец сложил на груди руки.
        - Что ты видишь? - спросил он.
        - Ничего хорошего.
        Стрелок подпрыгнул и ухватился за одну из спиц жестяного зонта. Перехватив ее повыше, он выбрался наверх. Буйвол наблюдал за ним сквозь дыру в крыше-зонтике, мрачный как туча. Пепел сказал ему:
        - Хочешь жить - беги.
        И немедленно пустился в бегство сам.
        Теперь огромный ржавый полумесяц казался слингеру ловушкой. Пепел едва мог поверить, что позволил мексиканцу затащить себя на эту чудом уцелевшую диковину, - гигантский истлевший обломок, простоявший на десятки лет больше отпущенного. Пока они взбирались по разбитым лестницам, чтоб засесть на самой верхотуре, он заботился лишь от том. чтобы смотреть только вверх. В затее с колесом и шпионом стрелку виделся какой-то розыгрыш, план дерзкого побега, задуманный торговцем для них двоих. Но тот, как всегда, бросил его при первой возможности. И теперь нужно было спускаться, причем глядя вниз.
        В остальном, к сожалению, Пако не обманул.
        Пепел снова оглянулся на котлован. Сначала ему казалось, что костер Кайнса пришел в движение, но теперь ясно было видно, что огонек остался на месте. Другое пламя появилось рядом. И оно росло, быстро приближаясь к остову колеса.
        Ур-р-р-р-р!
        Огненный шар пронесся в десятке футов от Пепла, оставив в небе призрачный голубой шлейф. Летучий костер был так горяч, что слингер несколько раз поменял скобу, за которую хватался, и всё равно успел обжечь руки. Около сгустка пламени воздух накалялся как печь, и даже сумерки вокруг, казалось, сгущаются и тянутся к летящему огню.
        После того, как шар побывал рядом, жара стала такой, что у Пепла свело челюсти. Он освободил руку, потер губы и отнял пальцы. Черное - щетина слингера успела превратиться в сажу.
        - Пако! - позвал он, перебирая обожженными ладонями нагретые скобы. Пепел глянул назад и крикнул: - Буйвол!
        Но ни мексиканца, ни индейца поблизости не было. Стрелок остался один на один со стариком и его дьявольским оружием. «Солнечное ружье», - так, кажется, называл его Пако. С трупа на Юкатане. Люди горели и лопались.
        Новый шар из огня уже скользил навстречу, нежно урча и сгущая окрестные сумерки. В ушах слингера зашумел ветер, быстро набиравший силу. Пепел карабкался вперед и вперед, стараясь не думать о странном ружье и его разрядах, но мозг его как будто разучился понимать расположение тела в пространстве. В одну минуту слингер думал, что спускается вниз, - а в другую сила притяжения вдруг наваливалась со стороны. Пепел высматривал под ногами землю - и вдруг понимал, что видит черные облака.
        Мр-р-БУМ-м-р-р!
        Огненный шар ударил в одну из кабин у него над головой. Кабина взорвалась, - точнее, схлопнулась как пивная жестянка. Гигантский остов-полумесяц дрогнул и слегка накренился, перевалившись с одной стальной ноги на другую. От резкого крена у слингера перехватило дух. Снизу подул холодный ветер - горящая кабина тянула в себя окрестный воздух, съеживалась и уменьшалась на глазах, сворачиваясь внутрь себя. Жара только усиливалась. Языки синего пламени уже вовсю гуляли по железу и жести, в нарушение всех законов природы. Несколько окрестных железяк изгибалось навстречу сплющенной раскаленной жестянке. Оплавленные перекладины гнулись и тянулись к огню, словно пальцы, норовящие схватить его.
        Центральный мотор колеса, - переплетение шестерней в огромном полуистлевшем кожухе, - виднелся уже совсем рядом. Около него встречались две гигантские ноги-опоры, на которых покоился остов-полумесяц. Мотор опоясывали железные мостки для механиков и чистильщиков, сбегавшие зигзагом почти до самой земли. Ступени и пролеты местами провалилась, но другого пути к спасению не было. Слингер перебрался на балку, проходившую рядом с ближайшим помостом.
        Ур-р-р-Р-Р-р-р!
        Тяжелый радужный ком раскаленного железа, только что бурливший у него над головой, теперь оборвался и пронесся вниз, дохнув металлическим жаром. Из зарослей у подножия колеса взметнулся в небо язык грязного пламени. На спину Пеплу посыпался раскаленный мусор, - по счастью, довольно мелкий, - а новый шар огня уже летел к цели, заполняя окрестности вкрадчивым пением.

«Если это колдовство, - подумал стрелок. - то и дьявол есть на свете, и… и Кецалькоатль, и черт знает что. Хоть даже преисподняя».
        - Помощник! Сю…
        М-р-БУМ-м!
        Колесо обозрения дрогнуло от нового огненного взрыва. Еще одна кабина, полуистлевшее осиное гнездо в череде таких же, вспыхнула где-то под ногами и скрутилась улиткой, потом завинтилась еще сильней, затягивая в себя окрестный мусор.
        Кланг!
        Железная скоба, за которую Пепел цеплялся, вдруг обломилась и осталась у него в руке. Он повис вниз головой, от неожиданности отпустив кусок металла и позволив ему уплыть в окружающее пространство.
        - Ковбой! Пепел!
        Индеец всё-таки шел за ним по пятам. Взрывом его отбросило в сторону, и Ревущий Буйвол теперь болтался внизу, на фоне опрокинутого пространства, цепляясь за удачно подвернувшийся ему обрывок цепи. Стрелок подполз к Буйволу поближе, помедлил и вытянул руку ему навстречу.
        - Ну? - сказал Пепел, когда ничего не последовало в ответ. - В чем дело?
        Глаза индейца смотрели на него с ненавистью.
        - Ты должен говорить со мной вежливо, - сказал Буйвол, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. - Я не стану брать тебя за руку. Вытащи меня сам.
        Слингер молча развернулся и продолжил спускаться вдоль толстой перекладины. Вожак был молод, горяч и наивен - быть может, он просто не умел вести себя иначе - но Пепел давно был сыт им по горло. «Ну его к дьяволу, - подумал стрелок. - Не нравится - пусть идет пожалуется сестре».
        - Твое племя - мерзкое племя! - крикнул Буйвол ему вслед. - Всё живое ненавидит вас, и мерзостям вашим нет числа!
        Мр-р-БУМ-м-р-р-р-р-р!
        Кайнс пристрелялся. Хвостатый сгусток ударил в центр колеса: туда, где сходились две стальные ноги, державшие конструкцию на весу. Одна из ног осела и надломилась, выбросив огромный фонтан искр.
        Р-Р…
        В какой-то момент казалось, что колесо устоит, но в следующий миг остов-полумесяц рухнул.
        Мимо Пепла скользнула горящая шестерня: пылающий стальной жернов, за которым тянулся дымный след. Стрелок ощутил, что висит в пустоте без всякой опоры и даже ориентира - повсюду было сплошное черное небо. Сам горизонт куда-то терялся, и земля то и дело норовила уплыть из поля зрения. В воздухе парили искры, танцевали хлопья раскаленной золы, и дрейфовали горящие обломки. Пепел ухватился за один из них, но тот падал - всё падало и кружило в этой безумной карусели. Каблук слингера задел за что-то твердое, и нога Пепла выстрелила прочь, а водоворот из дыма и огня завертелся втрое быстрее.
        Жар быстро сменился холодной тьмой. Нечто огромное налетело на слингера и принялось терзать его когтями со всех сторон. Пепел вскинул руки - одной прикрыв лицо, второй хватаясь за шляпу. Немного придя в себя, он понял, что катится по земле, а царапают его ветви терновника. Правая нога слингера болела от пятки до самого бедра: в полете он задел каблуком о край ямы, отчего был подброшен и остался жив, хоть и не сказать, что без единой царапины. Пепел скатился на дно котлована и перевернулся на спину.
        Прямо над ним догорал остов колеса. Клочья сажи всё так же кружили в вечернем небе, похожие на стаю черных ворон. Раскачиваясь из стороны в сторону, слингер поднялся и захромал прочь, подальше от накренившейся и пылающей стальной конструкции.
        После яркого пламени глаза Пепла едва могли видеть в темноте. Он прошел лишний десяток футов, наверняка, и только потом вскарабкался по сыпучему краю оврага. Там, где Пепел выбрался из ямы, было прохладно и совершенно темно.
        Лагерь ацтеков лежал по соседству. Он целиком был охвачен пожаром. Остов колеса продолжал распадаться: одна из опор накренилась еще сильней, потом с протяжным ревом обломилась у основания и рухнула, взметнув густой столб дыма и огня. Земля дрогнула, и полдюжины глоток зашлось в отчаянном вопле - упавшей конструкцией накрыло пару мотоциклетов и нескольких зазевавшихся дикарей. Пепел вынул сигару и закурил.

«Вот так, Игуана, - подумал он, набрав в легкие дыма, - вот так судьба карает непостоянных женщин».
        - Ты стреляй!
        - Сам стреляй!
        За его спиной бранились голоса, один из которых был Пеплу знаком. Да и второй, определенно.
        - Нужен труп, амиго, - увещевал кого-то Пако хриплым шепотом. - Или труп, или много разговаривать. А я не хочу, чтобы разговаривать. Ни тебе, ни мне. Понял, да?
        - Нельзя, нельзя, - возражал второй голос.

«Тони-Глиста, - узнал Пепел, - тощий помощник шерифа».
        Он достал Кочергу и обернулся. Патрон в барабане так и остался всего один. Но торговец не мог знать этого. Или мог?
        Стрелок нахмурился. Он стоял и ждал.
        - Ну вот, теперь у него револьвер, - бубнил Глиста в темноте. - Нет. Из моего не буду. Дай мне свой. Свой дай. Где твой? Т-ты что, и диллинджер посеял?
        Щелк! Впереди зажегся электрический фонарь, закрепленный на крыше кособокой дырявой постройки. Вначале стрелок принял ее за уличный сортир, а потом запоздало понял, что перед ним стоит машина помощника шерифа. Это была кустарная колымага на широкой платформе, с кинетическим приводом - детище какого-нибудь деревенского кузнеца или плотника, того самого, что в остальное время строит уличные сортиры.
        Хруп! Всё произошло так быстро, что стрелок не успел ни выстрелить, ни додумать мысль. Серая тень прошелестела в траве, мелькнула у его ног и прыгнуло во тьму. Луч прожектора дернулся, метнулся в сторону, а потом уставился в небо. Из темноты не доносилось ни звука.
        Держа револьвер наготове, Пепел шагнул вперед. Едва он сделал второй шаг, как неведомый ночной хищник поднялся во весь рост. Им оказался ни кугуар, ни медведь, ни койот-переросток. Это был маленький ацтекский вожак.
        - Так тебе и надо, мерзкий шпион, - сказал Буйвол, пристально глядя себе под ноги. - Ты теперь не будешь уже шпионить.
        В его черных зрачках плясали отблески далекого пожара. Двигаясь умело и беззвучно, Ревущий Буйвол несколько раз пнул лежавшего на земле. Стрелок осторожно приблизился, шаря по карманам в поисках спичек. Тут прожектор наклонился, и пятно света легло слингеру под ноги, ярко подсветив каждый камень и травинку.
        Тони-Глиста был жив. Он лежал на спине и тяжело дышал. Зрачки его глаз беспорядочно плавали туда и сюда: он посмотрел на слингера, потом глянул на мексиканца, потом на индейца. Лицо Тони при этом осталось ровным и гладким. Помощник не делал попыток подняться, руки и ноги его не шевелились. По всей его коже - на запястьях, на коленях и около шеи - аккуратным орнаментом краснели фигурные симметричные ранки.
        Торговец вышел к свету прожектора с выражением младенческой невинности на лице. Он подступился к подручному, суеверно избегая наступать в его тень, и опустился на корточки около Тони, напротив слингера.
        - Нервы перерезаны, - сказал Пепел.
        Мексиканец молча зыркнул на него исподлобья, потом снова пригнулся к помощнику.
        - Тони, - позвал он. - Тони, ты как вообще?
        - Он вообще никак, - сказал Пепел.
        - Я не тебя спрашивал, - огрызнулся Пако.
        - Он не может тебе ответить, помощник, - сказал Ревущий Буйвол. - Твой великий наниматель забрал и язык у него тоже.
        Проследив взгляд мексиканца, стрелок покосился вверх. Буйвол стоял где и раньше, но в руках его теперь блестели две прямые иглы, судя по всему, из меди или бронзы. Их острия были до половины окрашены кровью. Секунда - и ацтек ловко защелкнул две иглы в одно целое, в подобие длинной двузубой вилки. Индеец поднес два острия вилки к ноздрям, понюхал воздух, - а потом одним ровным движением ладони задвинул вилку себе в нос до упора, насколько остриям хватило длины. Вилка полностью исчезли в недрах его черепа - только бронзовое кольцо-набалдашник осталось у индейца под носом, то самое кольцо, которое Пепел раньше принимал за серьгу.
        Пако огляделся и поворочал языком во рту.
        - Точно говорить не сможет? - спросил он Ревущего Буйвола. - Никак не сможет? А буквы писать сможет? Картинки рисовать?
        Буйвол не ответил. Мексиканец посмотрел на Пепла. Тот хмуро покачал головой.
        - Я таких уже видел, - сказал он.

«Это не смерть. Это хуже смерти», - подумал слингер.
        Трикси заплетала девушкам и женщинам косы, а мужчин оставляла смотреть. В процессе она объясняла им, какие они плохие люди. Как они убивают диких зверей и уничтожают дикую природу, тем самым приближая конец света. Плохие люди ее слушали. Они мало что могли сделать.
        - Это не жилец, - сказал Пепел.
        Пако вскинул густые брови.
        - И что делать будем?
        Пепел хмыкнул и пожал плечами.
        - Ты хотел себе труп, - сказал он. - Считай, ты его получил.
        Глаза Тони бессмысленно смотрели вверх. «Это шок, - подумал слингер. - А когда пройдет, он будет жить ровно столько, сколько ему понадобится, чтобы умереть».
        - Он не мертвый, - сказал Ревущий Буйвол, заметно нервничая. - Я не убиваю жизнь. Он живой, он просто не будет больше шпионить.
        Пако оглушительно фыркнул, шлепнув губами, потом не сдержался и расхохотался, да так, что в его кожаном жилете затрещали нитки. Индейца его смех растревожил не на шутку.
        - Кажется, этот помощник сошел с ума, - сказал он Пеплу.
        Стрелок лишь молча посмотрел на Буйвола, потом на Пако. Торговец хохотал и хохотал.
        - У него трясучая болезнь, - сказал вожак. - Он смеется и не может остановиться.
        - Это такой мексиканский юмор, - объяснил слингер. - Он хотел, чтоб полицейский убил меня, а вместо этого явился ты. Он думал, ты убьешь меня, а ты убил полицейского. Типичная мексиканская кинокомедия, сеньор Роберт Родригес.
        - Мой родственник, - сказал торговец, на миг приняв серьезный вид.
        - Я не… он не… - Индеец растерялся, потом рассердился: - Ты глупый помощник, ты ничего не знаешь. Это не полицейский, это шпион. Шпион ходит в такой клетчатой рубашке. А полицейские живут в Денвере, ходят в синей одежде и ездят на синих прыгающих машинах.
        Пако уже не хихикал, а квохтал как издыхающий индюк. Даже слингер не смог сдержать улыбки. Не радовались только Буйвол и бедный Тони-Глиста. Индеец мялся с ноги на ногу, а помощник шерифа неподвижно лежал на спине и шевелил кадыком. «Хоть гортань работает», - подумал стрелок. Толку в этом, правда, для Тони было немного.
        О-о-о-о-а-а-а-а!
        Вдали послышался механический вой. Пепел на секунду замер - сирена в такое время года могла означать что угодно: бурю, землетрясение, мор, дождь из болотных жаб и прочие десять казней египетских. Но сирена провыла и умолкла, и вокруг опять сделалось тихо.
        - Что это? - спросил индеец.
        - Полицейские, - сказал Пепел. - Из Денвера. На прыгающих машинах.
        Теперь Буйвол занервничал всерьез. Ухватив Тони под мышки, он взялся усаживать несчастного помощника у неуклюжей заводной платформы.
        - Он живой. Он живой, - бормотал ацтек, распаляясь всё больше. - Сядь! Сядь! СЯДЬ!
        Его возня не приносила никаких результатов: тело помощника всякий раз оползало на мятую траву словно тряпичная кукла. Сдавшись, Буйвол кинулся на распростертого Глисту и принялся пинать его с маниакальной яростью.
        О-о-о-о-а-а-а-а!
        Сирена провыла еще ближе. Буйвол прервал избиение лежачего и замер, настороженно уставившись в темноту.
        - И что теперь делать будем? - спросил он с неожиданной интонацией, голосом ребенка, подражающего речи взрослых.
        В ответ Пако хлопнул индейца по плечу. Он сказал:
        - Беги, кукарача.
        О-О-О-О-А-А-А-А!
        И немедленно побежал сам.
        Ацтек оглянулся на слингера, потом на мелькающие в темноте подковки мексиканца, и тоже сорвался прочь. Когда первые огни Хреновин показались из-за горизонта, Буйвол м Пако успели спуститься в котлован и продирались сквозь тернии где-то его края.
        Слингер замешкался, но лишь на пару секунд. Машины полицейских уже сыпались на лагерь, лязгая стальными ногами и вздымая целые торнадо из степной пыли. Лучи их многочисленных фонарей и маяков сияли и перекрещивались в клубах песка и черного дыма, всё еще дрейфовавшего со стороны мотеля и упавшего колеса. Несколько мотоциклетов носилось по стоянке и пыталось скрыться, но прыгунцы всякий раз преграждали им дорогу. Стрелок в последний раз осмотрел неподвижное тело.
        - Извини, Тони, - сказал он.
        Потом наставил Кочергу против локтя…
        БУМ!

…И прострелил помощнику шерифа глаз.
        Он не побежал прочь, а, скорее, пошел быстрым шагом - слингер терпеть не мог беготню. Лезть в заросли терновника Пепел тоже побрезговал - его плащ и так с каждым днем всё больше нуждался в профессиональной починке, которой за пределами города было не сыскать.
        Стрелок изрядно устал. В диких пустошах нетрудно было растерять остатки достоинства, но Пепел до сих пор верил в честный бой. Он никогда не любил расстреливать людей беспомощных и безоружных, даже откровенных ублюдков, не говоря о слабаках и ничтожествах. Хуже того, именно такие смерти донимали его сильнее всех. Именно так он чувствовал себя, когда узнал, что старый Джонни мертв. Никто тогда не винил беглого Джоша, да и вообще, вряд ли кто-нибудь на свете помнил, что у Джонни был сын. А сам старик напрашивался очень давно. Он жил широко, много врал и много пил - а значит, обязан был когда-то нарваться. И всё же. Будь при нем револьвер - возможно, старый Джонни был бы жив и поныне.
        О-А-А! БУМ!
        Тяжелый прыгунец грохнулся сверху, усевшись прямо перед слингером и оборвав его невеселые мысли. Прыгучая Хреновина загудела, устроилась на складной ноге и включила прожектор.
        - ВАС ПРИВЕТСТВУЕТ ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ ДЕНВЕРСКОГО ПЕРИМЕТРА, - сообщила Хреновина голосом телефонной барышни. - ПОЖАЛУЙСТА, ПОМЕСТИТЕ ЛАДОНИ ВНУТРЬ ОКРУЖНОСТЕЙ, ПОМЕЧЕННЫХ БЕЛЫМ ЦВЕТОМ.
        - Не вижу никаких окружностей, - сказал Пепел.
        Из брюха машины выскользнула и свесилась металлическая пластина размером с узкую дверь. По бокам ее на уровне его плеч красовались два белых круга. Барышня тем временем сообщила ему права, тараторя на бешеной скорости.
        Стрелок надвинул шляпу на глаза и спрятал лицо в тени. За последний час каждый встречный так и норовил ослепить его фонарем. Он сказал машине:
        - Адвоката, говорите? Ладно, я требую адвоката.
        Над щитами, прикрывавшими кабину Хреновины, зажглось три оранжевых сигнала.
        - ПОЖАЛУЙСТА, ПОМЕСТИТЕ ЛАДОНИ ВНУТРЬ ОКРУЖНОСТЕЙ, ПОМЕЧЕННЫХ БЕЛЫМ ЦВЕТОМ, - повторила железная барышня. - ПОЖАЛУЙСТА, СЧИТАЙТЕ ЭТО ПЕРВЫМ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕМ.
        Одна из сигнальных ламп погасла.
        - Вечно у вас эти предупреждения. - Стрелок сплюнул в траву сквозь зубы.
        Прыгунец не двигался. Над кабиной погас второй сигнал.
        - ПОЖАЛУЙСТА, СЧИТАЙТЕ ЭТО ВТОРЫМ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕМ. ПОЖА…
        - Хватит, господа, - раздался позади добродушный голос, и слингер учуял запах крепчайшего домашнего одеколона. Динамик Хреновины умолк, и звук оборвался.
        - Психологические трюки на наших пустынных красавцев не действуют. Верно говорю, мистер Красавец, сэр?
        Пепел обернулся. У него за спиной стоял невысокий коренастый человечек, носивший пенсне с треснутым левым стеклом и шляпу-котелок на голове. Человечек был закутан в длинный плащ, частично скроенный из медвежьей шкуры, а частично - из лоскутов от какого-то банного халата или нескольких. На медвежьей половине его одеяния блестела шерифская звезда.
        - У меня есть приятель, который душится как вы, - сказал Пепел.
        - Я знаю, сэр, кто ваш приятель. - Гость повернулся к машине. - Этого я заберу сам. Это тот негодяй, что прикончил моего помощника.
        Третья сигнальная лампа погасла. Хреновина постояла неподвижно, потом со свистом вобрала в себя размеченную доску.
        - ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ ДЕНВЕРСКОГО ПЕРИМЕТРА БЛАГОДАРИТ ВАС ЗА СОТРУДНИЧЕСТВО, - пролаяла железная дама. Прыгунец опустился к земле, замер на секунду - а потом с лязгом выстрелил далеко в небо, взметнув единственной ногой широкий хвост из песка и пыли.
        - Городская эта бригада вся, - пробормотал шериф. - Руки за спину, сэр. Без окружностей меченых, извините.
        Он принялся вязать руки Пепла колючей пенькой - может статься, той же самой, что помогала ему вершить правосудие. Если так, то повешение было жестоким: вязать узлы шериф не умел совсем. Он постоянно забывал подтянуть петли, затем пытался грубо их распутать и затягивал еще сильнее, доставляя неудобства и Пеплу, и себе. Несколько раз коротыш приходил в ярость, аккуратно снимал пенсе, а потом метал молнии и ругался почем свет, проклиная округ, и Купол, и Денвер, и даже Святую Испанскую Инквизицию. Это, похоже, и был шериф Уилсон, на которого у Пако имелся нож. Теперь стрелок мог понять торговца.
        - Я не знаю, что здесь творится, шериф, - сказал Пепел, сам чувствуя, что говорит правду.
        Но Уилсон только отмахнулся.
        - Если б я мог, я бы вздернул вас на месте, сэр, - пробурчал он. - Но благодаря вам и вашим приятелям в окрестностях не уцелело ни одной высокой перекладины. Всё пожрано этой, если угодно, гиеной огненной. Или, скажете, пожар тоже не вы устроили?
        - Впервые вижу ваше огненное животное, - сказал Пепел. - Если честно, я много что впервые здесь вижу. А почему «приятелям»? Мне вообще ничего не известно.
        - Зато мне известно, - буркнул шериф. Он всё еще сражался с последним узлом. Уилсон сказал: - Вы один из тех двух негодяев, которых сеньор Рамирес нанял, чтобы убить моего подручного. Второй был метис, из местных, не придуривайтесь.
        - Я гостил здесь у одной дамы, - сказал Пепел.
        - И у какой же дамы вы изволили быть в гостях?
        - У Бессмертной Игуаны. Это их верховная жрица.
        Шериф на секунду остановил возню.
        - Отдаю вам должное, сэр. История будет помнить вас.
        Он обошел Пепла и вытер ладони о немедвежью половину своего плаща. Потом сунул руку в карман и важно извлек из него тряпичный сверток. Шериф развернул кружева и явил на свет нечто вроде медной пуговицы.
        - Но что же это такое, сэр? - притворно удивился он. - Не один ли из тех тридцати сребреников, которыми с вами рассчитался ваш друг сеньор Рамирес? Не этой ли монетой вы затем расплатились с неким мистером Кайнсом, который изволил ехать по трассе и подвез вас прямо сюда, где вы до сих пор находитесь?
        Слингер молчал. Он с интересом разглядывал кружевную тряпку шерифа, которая очень смахивала на пару объемистых женских панталон.
        - Именно, сэр, - произнес шериф Уилсон, по-своему истолковав его внимание. - И, боюсь, ваши похождения на этом кончаются.
        Он завернул медяк в панталоны, уложил сверток треугольником и убрал его за пазуху. Потом обошел Пепла, затянул веревку еще туже, подергал ее и остался доволен.
        - А теперь, надеюсь, ваша жреческая светлость простит нашему округу эти маленькие неудобства. Все мои хорошие наручники забрала денверская полиция. А мои плохие наручники - ну, я пока еще не презрел белого человека настолько. Нет, пока еще нет.
        Трассу денверцы перегородили полосатой металлической цепью на треногах. Здесь же рядом, под охраной двух полисменов, стоял личный вездеход шерифа. «Вряд ли такой проедет сквозь болото, - подумал слингер, увидев машину, - зато сосну повалит, если надо». Машина была с механическим заводом, той же конструкции, что у Глисты, только куда на платформе помощнее, и полностью обитая броней. Железная скорлупа скрывала ходовую часть и нависала так низко, что транспортное средство напоминало перевернутую клепаную лохань. Пепел едва удивился, обнаружив приклепанный к борту машины полевой умывальник. Рядом с умывальником торчал крюк для полотенец, на котором и впрямь висело махровое полотенце.
        Вдоль борта лохани тянулась подъемная решетчатая заслонка на случай ремонтных работ. У решетки чередой сидели индейцы, задержанные лично шерифом. Все они были полуголые, все в тяжелых кандалах, свинченных болтами. Почти каждый из задержанных дикарей отчасти смахивал на Ревущего Буйвола, хотя самого вожака среди них не было.
        Когда индейцы завидели, что с шерифом явился Пепел, они сразу пришли в крайнее возбуждение. Некоторые, громыхая кандалами и толкаясь, отчаянно пытались встать на ноги, другие наоборот полезли под машину. При этом все они подняли такой звон и галдеж, что шерифу пришлось оставить стрелка в покое. Он передал Пепла двум денверским копам в дыхательных масках, а сам заметался от индейца к индейцу, пытаясь найти знающих английский.
        - Что они говорят? - спросил шериф, вернувшись к слингеру. Он покосился на парочку денверцев в их причудливых каучуковых масках и шлангах. - Наука! Образование! Что красные говорят, ну?
        Те лишь пусто переглянулись в ответ, блеснув окулярами. Шериф уставился на Пепла.
        - Ничем не могу помочь, - сказал тот. - Я только девочек умею снимать на наутале.
        Позади слингера послышался знакомый голос.
        - Они говорят, на нем проклятие, - сказал мистер Кайнс. Он выступил из темноты к свету и добавил:
        - Индейцы говорят, ты миктлантекутли, демон пустыни, живой труп, у которого вынуто сердце. И куда придет этот труп, везде он приводит за собой смерть.
        - Где твое ружье? - спросил Пепел.
        - Нам, белым людям, это может показаться глупостью, суеверием, - сказал мистер Кайнс, он же Санчес по версии Пако. Он добавил: - Но для простого разума всякое суеверие что-нибудь да значит.
        Стрелок не отвечал. Он вообще не смотрел на Кайнса. Он следил за руками старика, точнее - за его перчатками. Раньше на старике перчаток не было. Да еще каких! Это были не менее чем дорогие рукавицы специалиста по тихим убийствам или ограблениям. И пускай старик не был похож на грабителя - это тоже могло считаться признаком мастера.
        Мистер Кайнс, он же Авель Санчес, обернулся к денверцам и указал на скотоотбойник шерифской машины:
        - Сюда его.
        Еще он свободно распоряжался денверской полицией, да и шериф, похоже, готов был заглядывать мистеру Кайнсу в рот. Какая-то важная шишка - вот только откуда? Пепел очень надеялся, что не с Флориды и не из Нью-Йорка. И там, и здесь его двойник Фриско оставил много неоплаченных долгов.
        Двое полисменов развязали Пеплу руки, усадили его спиной к решетке скотоотбойника и привязали запястья к ней, каждое по отдельности - гораздо надежнее, чем сумел бы управиться шериф Уилсон.
        Санчес тем временем присел на корточки рядом и проинспектировал индейцев, жавшихся у борта.
        - Здесь его нет, - объявил он. - Здесь вообще почти ацтеков нет. Вот майя, вот эти трое рабы-шошоны. Вот этот ирландец. А этот вообще семинол.
        - Сэр, ацте… - начал было ирландец, переодетый индейцем, но шериф Уилсонзахлопнул его челюсть метким пинком сапога. Не успокоившись на этом, шериф опустился на корточки и собственной рукой отхлестал задержанного по щекам. Затем Уилсон поднялся и прошел к бортовому умывальнику, мимоходом объяснив произведенную казнь:
        - Врал представителю власти, скрыл знание языка.
        Вымыв руки, шериф обернулся и обратился к Санчесу:
        - Я думаю, вашего индейца укрывает мой старый знакомый сеньор Пако Рамирес.
        Стрелок прислушался.
        - Мне знаком сеньор Рамирес, - отозвался мистер Кайнс. - Говорят, ему удалось починить свою винтовку.
        - Из-за этого мой человек лишился жизни. Тони услышал выстрел, позвал меня, а сам поехал первым. Вот этот господин расправился с ним почти что на моих глазах. То есть, вы только представьте, на месте бедного Тони мог быть сам я…
        - Уведите остальных, - распорядился Санчес.
        Шериф подошел к узникам.
        - Как говорится, что приуныли? - сказал он. - Такие хорошие ребята. Поднялись быстро, пошли.
        Покряхтывая, Уилсон нагнулся, просунул ладонь под борт колымаги, нашарил там какой-то рычаг и повернул его. Боковая решетка поползла вверх, заставляя пленников дружно встать на ноги. Два денверца в масках вежливо подождали, когда решетка займет верхнее положение, потом отстегнули ацтеков, выстроили их шеренгой и погнали прочь, едва не наступая индейцам на босые пятки.
        - Не найдется ли сигаретки, мистер Кайнс? - спросил шериф, пригладив свои редкие усы.
        Санчес молча протянул ему индейскую сигарную шкатулку. У морды божка почти не осталось коричневых зубов. Уилсон взял сигару и прикурил ее, чиркнув спичкой о голенище.
        - Что вы узнали от Мэри Сью? - спросил мистер Кайнс, упрятав портсигар-шкатулку в карман дождевика.
        - Сказала, что знать этого дикаря не знает, сэр, - ответил шериф, зачем-то размахивая только что подожженной сигарой в воздухе. - Так прямо и сказала. Она красная, не может соврать.
        - Это жрица, Уилсон, - холодно прервал его Санчес. - Она может всё.
        - Тоже верно, сэр.
        Словно впервые заметив сигару, шериф Уилсон сунул ее меж прокуренных зубов и коронок из серого металла.
        - Вы дали девушке понять, что ее положение по меньшей мере неприятно? - спросил его мистер Кайнс.
        - Мадам назвала Пако Рамиреса. Еще назвала вот этого. Его зовут Пепел, если угодно.
        Слушая эти неутешительные известия, стрелок потихоньку сползал ниже и ниже, к самой земле.
        Если шерифское корыто было действительно собрано тем же мастером, что передвижной сортир Тони, у него должен быть рычаг для взвода пружины. Шериф нащупал под краем лохани один рычаг, значит, и рукоятка для завода могла быть спрятана таким образом.
        - Мы говорим о террористическом акте, Уилсон. О событии астрономического масштаба. Серьезней, чем Паркер-Моррис Билдинг, - увещевал шерифа Санчес-Кайнс. Пепел едва слушал его. Его осенило, где может скрываться рычаг.
        У машины Тони-Глисты эта рукоять торчала впереди. Значит, у шерифской лохани она вполне могла быть упрятана…
        Пепел сел чуть боком, сунул руку сквозь пологий скотоотбойник. Так и есть. Ему не показалось.
        - Клянусь вам, мистер Кайнс, - гнул свое шериф Уилсон, - я не знаю, кому в голову могла прийти такая глупая затея. Штурмовать Денвер? Чем? Вот этими передвижными грудами, простите, отбросов? Нельзя же верить какому-то телефонному звонку.
        - Всё зависит от того, кто звонит, шериф.

«Беда в одном», - подумал слингер. Он был привязан к скотоотбойнику сам. Если машина понесется вперед - то либо он поедет вместе с ней, в чем абсолютно не будет смысла - либо ему достанется пара зарядов полицейской целлулоидной дроби на том же месте.
        - Я хочу расспросить Мэри Сью. Приведите. - Голос старика сделался громче, и Пепел на всякий случай сел ровно.
        Над прерией стелился приторный аромат сентябрьских трав, и первые следы осени уже наметились вокруг. Южное небо сделалось изумрудно-зеленым, а северный горизонт сиял кристальной, колодезно-чистой синевой.
        Шериф спустился к автостоянке, поговорил там с кем-то и вскарабкался обратно усталым и растерянным.
        - Очень сожалею, мистер Кайнс, - сказал он, едва дыша. - Вышло так, что девчонка сбежала.
        - Вышло. Так? - размеренно переспросил старик.
        Санчес не обернулся и не двинулся с места. Все складки на его дождевике сохранили неподвижность, но слингер по наитию знал, что этакой неподвижности следует опасаться. На месте шерифа он дышал бы чуть тише и не обозначал бы так отчетливо свое присутствие.
        - Каким образом она сбежала? - спросил Санчес.
        - Виноват, сэр, - ответил шериф чересчур беззаботно. - Господа из Денвера, знатоки высоких манер, решили помочь ей с этим, ну… с ее этой, знаете, рваной майкой, а Мэри прятала бритву. Представьте, сняла ему пол-лица - и в окно. Какова, ну?
        Уилсон порылся за пазухой и вынул еще один крупный предмет дамского белья - а может быть, тот же самый, но густо заляпанный кровью. В кровавую тряпку оказалось завернуто тонкое лезвие. Санчес подхватил бритву двумя пальцами и приподнял к свету. Он сунул кончик лезвия в рот и прикусил его, проверяя бронзу на зуб словно золото.
        - Красивая вещь, - отметил он. - Знаете, что, шериф? Вы отдайте ее мне. У меня слабость к этим… всевозможным индейским реликвиям.
        Шериф помялся, глядя перед собой. Потом махнул рукой, сложил кровавые панталоны и затолкал их себе в карман.
        - Да и к черту, сэр, забирайте эту мерзость. Хозяйка всё равно ляжет надолго. Главное, что не у меня в округе, хвала Всевышнему.
        Кайнс, не слушая его, склонился к Пеплу.
        - Есть на тебе проклятие, сынок. Есть, - сказал он и похлопал слингера по плечу.
        Потом выпрямился и обратился к шерифу:
        - Идемте, Уилсон. Я осмотрел бы также комнаты.
        Он побрел во тьму, в сторону площадки с горелыми обломками. Шериф запрыгал следом, силясь попасть в широкий шаг Авеля Санчеса.
        - Вы мне объясните, мистер Кайнс, - говорил шериф Уилсон, пока они удалялись. - Взрыв был ведь? Пожар был. Почему здесь, а не там? Откуда взрыв? И к чему здесь денверский периметр?
        Пепел опустил глаза. В пыли у его ног что-то блестело, отражая лунный свет. Он зацепил полоску каблуком и подтянул ее к себе. Это было тонкое лезвие Игуаны, слегка прикушенное на конце.
        - …помешали опасному преступнику, шериф, - донесся до него в последний раз голос мистера Кайнса. - Сделали хорошее дело.
        Ночь уже давно стала тихой: лишь кое-где вдали тарахтели Хреновины, а рядом бормотало полицейское радио. Денверцы взяли всех, кого смогли поймать. Стрелок был не рад, что оказался в их числе, хоть и обрадован тем, что Игуане удалось скрыться.
        - Спасибо за бритву, солнце, - пробормотал он, торопливо освобождая запястья.
        Накрутив рычаг до упора, стрелок одним резким движением сломал предохранитель и сорвал пружину.
        Кланк-ВЗ-З-З-З-Ж-Ж-Ж-Ж-Ж-Ж-Ж!
        Шерифская машина побуксовала на месте и стремительно рванула вперед. Она успела наподдать слингеру под зад, но не более. Пепел отбежал к обочине, повалился на землю боком и скатился на обочину, оставив трассу над головой.
        Два денверских сержанта закаркали вслед сбесившейся платформе. Решив, что пленник сбежал вместе с ней, они сорвались заводному корыту вдогонку, потом остановились и принялись наперебой палить машине вслед целлулоидной дробью.
        Паф-ф! Паф-ф!
        Пепел, не теряя времени, сполз в ближайший овраг и провалился в осоку, чудом миновав болотистый участок.
        Паф-ф!
        И лишь теперь до стрелка дошло, что он неверно выбрал направление. Он скатился влево - к той обочине, что находилась ближе к нему. С этой стороны догорал ацтекский лагерь и шахматными фигурами возвышались полицейские прыгунцы. Свобода, тем временем, осталась справа, по другую сторону трассы.
        Пригнувшись, он взялся было пробираться вдоль оврага, надеясь укрыться от взглядов за счет его краев, но…
        Паф-ф-Ф!
        Дробь прошила окрестные камыши. Двое денверцев успели развернуться и заметить его. Один попробовал стрельнуть на бегу, но промазал, и больше полисмены не стреляли.
        Между камней и клочьев болотной травы извивался жалкий ручеек. Пепел решил пробираться вдоль него и не ошибся: струйка воды привела его к широкой каменной трубе, проложенной под трассой. Труба эта наполовину заросла глиной и мхом, и слингеру пришлось сложиться вдвое, чтобы протиснуться в ее сырую полуарку. Под его каблуками тут же зачавкал сочный зеленый мох. Кусочек темного неба в дальнем конце трубы казался необычайно далеким, но хотя бы всё время был виду, и слингер устремился вперед так быстро, как позволял ему низкий свод и скользкий мох под ногами.
        Вдруг прямо по курсу ему почудилась нехорошая возня. Пепел замер и всмотрелся, не совсем понимая, что именно заставило его остановить шаг. Но потом он увидел - и рад был, что замер вовремя.
        Перед ним расстилался целый ковер, свитый из десятков различных ползучих гадов. Тут были и жирные пустынные гадюки, и водяные мокасины, и гремучие змеи всех возможных длин и расцветок. Тут были ужи, аспиды и даже безобидные медянки, - даже не змеи, а просто безногие ящерки. Рептилии непрерывно копошились, старались ползти туда и сюда, порой даже норовили взбираться по отлогим стенам тоннеля. Они не обращали на Пепла внимания, занятые возней и одуревшие от столь необычной и многочисленной для них компании. Но Пепел знал - всё мгновенно изменится, стоит ему потревожить хотя бы одну из них.
        Тем временем тяжелая расписная змея обвила его правый ботинок, а пара гремучек уже возилась под левым, нервно потрескивая погремушками.
        Хруп-с-с-с!
        Пепел поднял голову. Перед ним в полумраке стоял денверский полисмен. Окуляры его дыхательной маски поблескивали во тьме. Помпа у него на груди щелкала и вздымалась, качая воздух, порой заглушая негромкое шипение змей. Денверец успел подойти к слингеру почти вплотную и остановился по ту сторону ковра из рептилий. При желании они могли бы взяться за руки - хоть слингер такого желания и не испытывал. Он выхватил Кочергу и спустил курок. Потом еще, еще и еще раз: щелк-щелк-щелк-С-С-С-С-С!
        Выстрела не было.

«Черт», - подумал слингер. Он снова забыл, что успел отстрелять последний патрон. Хуже того, от щелчков Кочерги рептилии пришли в движение, и змеиные кольца туже свились на его правом ботинке, а гремучки затрещали с утроенной силой.
        С-С-С-С!
        Денверец вскинул дробовик. Потом, сообразив, что револьвер Пепла не представляет угрозы, опустил тяжелые стволы и насмешливо блеснул окулярами. Он убрал оружие за спину и поднял левую руку. На его рукавице был закреплен суставчатый шланг. Полисмен повернул медную насадку-регулятор, и в лицо Пеплу ударил густой молочный газ.
        Стрелок ждал, что учует резкий запах, но запаха почти не было: был только привкус, горчицы, миндаля и машинного масла. Невидимая рука сдавила Пеплу глотку, и в грудь. ему словно уперлись коленом - да только стрелок был не слабаком-горожанином, а закаленным уроженцем пыльных равнин. Его неоднократно душили руками, а в паре случаев и веревкой, - наравне с этим удушливый газ казался детской забавой, - и даже на вкус он напоминал хот-дог из придорожной закусочной.
        Стрелок натянул шейный платок и опустился ниже, ниже - совсем к земле. Молочная дымка клубилась вокруг, мешая смотреть, но снизу можно было запросто разобрать очертания полисмена. Тот стоял в тумане, тыча дробовиком перед собой и ожидая, когда вернется видимость.
        Змеям от газа пришлось несладко. Некоторые из них вообще будто бы сдохли: они лежали, выставив кверху желтоватые брюшки. После секундного колебания слингер двинулся вперед, прямо по ковру из вялых рептилий. Те едва замечали его - лишь одна попыталась тяпнуть за рукав. Убедившись в их пассивности, он выхватил бритву Игуаны, кинулся вперед…
        Хруп!

…И угодил денверцу прямо в объятья. Тот покачнулся, на миг сбитый с толку, а слингер продолжал двигаться шаря перед собой руками. Наконец он нашел то, что искал. Пепел вскинул руку и - хруп-С-С-С-С! - располовинил каучуковую трубку, соединявшую дыхательную маску полисмена с баллоном у него на спине. Теперь помпа качала в маску не стерильный воздух денверского разлива, а, в основном, удушливый газ.
        Полисмен затряс головой в тумане будто серая крыса, угодившая в газовый капкан. Пепел обхватил его под мышки и швырнул вперед, резиновой мордой в клубок вялых змей. Те не могли добраться до него сквозь каучуковую маску, но он возился так яростно, что змеи пытались сделать это снова и снова. Одной ящерке посчастливилось найти дорогу в шланг, а оттуда - в помпу, где она была изрублена в кашу. Окуляры денверца покраснели изнутри, и глухой рев доносившийся из трубки, превратился в глухие всхлипы и завывания.
        Второй полисмен явился из тумана. Не успев разглядеть Пепла, он споткнулся о тело, увидел кровавые глазницы, увидел змей - и сразу открыл огонь. Он палил и палил в шипящий клубок под ногами, а его напарник истошно визжал, когда дробь стегала его сквозь защитный костюм.

[ФОН] /// Friend of the Devil /// GRATEFUL DEAD
        К слингеру отчасти вернулось дыхание, и он, не медля больше, пробежал остаток пути и вынырнул на свежий воздух. Перед ним раскинулся целый лабиринт из терновника и зарослей колючей акации. Сирены Хреновин перекликались над головой ночными совами, а со стороны Денвера бубнил голос телефонной барышни:
        - ГРАЖДАНЕ И ГОСТИ ГОРОДА ДЕНВЕР. У ПЕРИМЕТРА ЗАМЕЧЕНЫ ОПАСНЫЕ ПРЕСТУПНИКИ. БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ! ГРАЖДАНЕ И ГОСТИ…
        Слингер ненавидел беготню. Но когда доходило до бега - он мог бежать так, будто в жизни не нюхал газа и не курил табак. Слингер терпеть не мог колючие заросли, но за последнее время его столько раз кололи, царапали и пытались удержать на месте, что он мог только пожелать колючкам удачи.
        Пепел бежал всю ночь и заснул лишь под утро, прямо на том месте, где свалился без сил.
        (1х08) Мерзостям нет числа
        - Отец, я не хочу, - в который раз сказал Джош, пытаясь выдернуть пальцы и отнять руку, но хватка у старика была железная.
        - Ты уже большой, сынок, - отозвался Джонни через плечо. - Ты уже здоровый, ты должен что-то понимать.
        Старик упрямо шаркал вперед, сквозь ночную темень, и волочил Джошуа за собой. Он то и дело бубнил себе под нос:
        - Ты уже большой, ты большой, ты должен что-то понимать. Кто идет на юг, тот попадает… Пора тебе глянуть, пора тебе знать…
        В ту ночь старый Джонни был в самом отвратительном из своих пьяных настроений: целеустремленный как безумец, озлобленно сосредоточенный на своих пьяных фантазиях. Так действовал виски на него всякий раз перед началом бурь. Как на грех, Джошу только исполнилось одиннадцать, и мысли пьяного Джонни, как видно, вертелись около взросления и возмужания сына.
        - Ты ж хочешь стать рейнджером? - то и дело вопрошал старик через плечо. - Не? Не хочешь? Или хочешь? Или нет? Ну?
        - Хочу, - отвечал Джошуа себе под нос, едва успевая переставлять ноги, чтобы поспеть за спятившим отцом.
        - Ну так! - отзывался тот. - Ну так и сколько? Сколько шарманку будем тянуть? А?!
        С каждым вопросом старый Джонни дергал его за руку, и Джош спотыкался, ругаясь под нос и до боли стискивая зубы. В ту ночь он ненавидел старика так, как никогда раньше.
        - Я покажу тебе, - говорил тот, шаркая в траве размашистой хмельной походкой. - Вот я тебе покажу. Сейчас увидишь. Кто ходит на юг, тот попадает в зубы…
        Они двое пересекли железнодорожные пути, спустились по мягкой глинистой насыпи, и старый Джонни потащил сына дальше.
        - Куда мы идем? - спросил тот. - Па. Это же пустошь. Я не хожу на юг. Туда нельзя.
        - Увидишь, я тебе покажу, - отвечал старик монотонно.
        Они шли по равнине, шли и шли. Джошуа снова подал голос:
        - Наверно, даже здесь уже опасно.
        Старик не ответил. Тем не менее, через минут пять он остановился как вкопанный.
        - Теперь ждать, - сказал Джонни.
        Он полез в брюки, достал махорку и бумагу, свернул самокрутку, облизнул ее, сунул в рот. Потом глянул на Джошуа и принялся совать самокрутку ему.
        - Я не хочу курить, - сказал Джош, но самокрутку взял. Он спросил: - Зачем мы сюда пришли?
        Старик Джонни качнулся на каблуках.
        - А ты не слышишь?
        Джошуа прислушался. Вумп-вумп-вумп-вумп… - далеко впереди, в южных землях, куда заходить было не положено, стрекотала какая-то машина.
        - Если ты хочешь быть рейнджером, - сказал Джонни, навалившись ему на плечо. - Если ты хочешь жить в прерии, ты должен знать прерию. И ты должен знать машины.
        - Я знаю машины, - отозвался Джош. Он затянулся самокруткой и закашлялся.
        - Тогда чего спрашиваешь?
        - Это Хреновина. Полицейский попрыгунчик. Тоже мне, - сказал Джошуа, вытирая слёзы.
        Джонни отобрал у него самокрутку и затянулся сам, из второй руки.
        - Ты слышишь не то, - сказал он. Голос его звучал по-другому, и Джош насторожился.
        - Еще что-то урчит, будто из-под земли, - сказал он, разглядывая щебень под ногами.
        - Ты голову подыми - и увидишь, - ответил старый Джонни.
        Джошуа послушал его - и увидел. И много еще потом видел, каждый раз перед бурей, в сезон ночных кошмаров.
        Вумп-вумп-вумп-вумп…
        Из темноты на них двигалась стена лезвий. Частично освещенная прожекторами, стена тянулась влево и вправо футов на десять, а дальше пропадала в темноте.
        Часть лезвий ходила по раме вверх и вниз, часть перемещалась по сложным траекториям. Здесь и там в стене вращался буровой механизм, нередко длиной в человеческий рост.
        Вумп-вумп-вумп-вумп… - с этим звуком машина ползла на них. С этим звуком рассекали воздух ее многочисленные лезвия. Джошуа рванулся было назад, но рука Джонни остановила его. Пальцы старика впились в плечо Джоша с такой силой, что он едва не вскрикнул от боли.
        - Это обычная лесопилка, - проговорил Джонни сквозь стиснутые зубы. - Пилорама Джейка, сошла с ума, за пять лет как ты родился.
        - Отпусти, - крикнул Джошуа, но отец держал его перед собой на вытянутых руках, заслоняясь телом сына от двигавшихся навстречу шипов и лезвий.
        - Ты хотел знать прерию? - каркнул он в ответ. - Рейнджер ОБЯЗАН знать прерию, так что раскрой глаза и учись…
        - ОТПУСТИ, су… ка! - крикнул Джош и попытался ударить старика в живот, замахнувшись свободной рукой. Тот ловко увернулся, приложил сына под дых коленом, и Джошуа захлебнулся, не в силах ни бороться, ни сбежать. Черная громадина, полная подвижных лезвий и коловоротов, была уже совсем рядом, и двигалась им навстречу с пугающей скоростью.
        - Как с отцом разговариваешь! - Джонни отпустил его, но тут же отвесил ему затрещину. Он вытянул руку и потыкал пальцем в приближающуюся машину. - Вот сюда. Вот сюда тебя принесла твоя мать - вот кто сука!
        Джош, не найдя слов, набрал в рот слюны и плюнул ему под ноги.
        - Она принесла тебя сюда. - Джонни указал туда, куда упал плевок его сына. - И хотела закинуть тебя вон туда.
        Его рука снова поднялась навстречу стене лезвий.
        Вумп-вумп-вуммм-КЛАНГ!
        Машина замерла в полуфуте от его пальцев. Лезвия, шипы и буровые свёрла еще немного повращались по инерции, да и остановились рядом с Джошем и его отцом. Сигнальные огни громадной лесопилки застыли прямо у них над головой.
        - Почему она это сделала? - спросил Джошуа.
        Джонни бросил на машину короткий взгляд и сказал, глядя перед собой:
        - Контрзавод, - сказал он. - Сейчас наоборот мотать будет.
        Кланг! Вумп-вумпвумпвумп…
        Машина пришла в движение - теперь ее лезвия двигались в обратную сторону. В последний раз нерешительно качнувшись вперед, стена лезвий начала отдаляться…
        - Я не об этом, - сказал Джош.

…И вскоре они с Джонни остались под звездным небосводом одни, и только стрекот далекого прыгунца нарушал тишину прерии.
        - Хочешь быть рейнджером - учи машины, - ответил Джонни, покашливая в ладонь. Он вытащил из-за пазухи медную флягу.
        - С чего мать хотела меня убить? - спросил Джош.
        Старый Джонни, успевший приложиться к фляге, стремительно терял интерес к теме.
        - А бес ее знает, сынок, - сказал он. - Ее послушать, так ты этот самый. Антихрист какой-то, или демон. Зачатый в пороке. Поганые католики.
        Он сплюнул и переступил с ноги на ногу.
        После второй ночи под открытым небом слингера вдруг навестило желание податься в Вегас. Не потому, что он когда-то банковал или работал в цирке, и не потому что был наемным стрелком. А только лишь потому, что Пепел был свободным человеком и в тот конкретный момент посмотрел на небо. Податься-то он мог куда угодно, - желательно, впрочем, туда, где не шлялись ацтеки, шериф, мистер Кайнс и вся его скачущая денверская рать. Подальше от солнечных равнин Колорадо и солнечных ружей непонятной конструкции. Проще всего для этого было перейти Скалистые и перебраться на запад. На западе он еще не бывал.
        День выдался пасмурный. Облака свисали с неба тяжелыми клочьями, а под ними висела сонная полуденная жара. За добрую сотню миль стрелку не встретилось ни единого животного - лишь насекомые чирикали в шуршащей траве, и клочья паутины дрейфовали в воздухе. Свинцовое марево клубилось в небе. Солнце блестело сквозь него тусклой монетой, и в южной части небосвода колебался его зловещий изумрудный двойник.
        Глядя в облачные дворцы над далекой горной цепью, стрелок подумал о Воронке Мохаве. Там была вечная ночь. Там брала свое начало Стеклянная стена, выходившая из-под земли восходящей изумрудной спиралью. Когда на эту спиралевидную башню падал лунный свет, то в черном небе над Воронкой обозначался мираж: призрачный город с мостами, башнями, куполами и колоннадами. Пепел видел его лишь однажды, и то на картинке в «Географическом». В статье под картинкой утверждалось, что этот город-призрак - не более чем диковинный каприз атмосферы, отражение какого-нибудь настоящего города, преломлявшееся в ледяных кристаллах над облаками. Слингер знал, что такое мираж и что такое атмосфера, но всё равно хотел бы спросить этого автора, после какой рюмки и в каком кабаке тому довелось услышать эту версию. Пил ли он с тем, кто бывал у Воронки, в черных песках, на поверхности?
        Тут слингер припомнил, что Игуана тоже собиралась в Вегас.
        Вумп-вумп… вумп-вумп…
        Стрелок насторожился. На этот раз он был уверен, что услышал звук - но тот прервался раньше, чем Пепел успел обратить внимание.

«Как ивовым прутом кто-то машет», - подумал он, на всякий случай опустившись в траву. Вумп-вумп. Звук снова повторился, и звучал он либо с неба, либо из-под земли.
        Что-то припекало у слингера на груди - что-то в кармане плаща. Стрелок сунул ладонь за пазуху и едва не порезался. Там лежала бритва Игуаны.
        Всё это Пеплу очень не нравилось.
        Древний сарай изнутри напоминал высохшую грудную клетку или перевернутый остов корабля, давно потерпевшего крушение. Свинцовый день проглядывал меж его выгнутых ребер и ложился на приподнятый дощатый пол широким веером. Внутри сарая было пусто, голо и пыльно, зато весьма прохладно, а из дыры в полу торчал водяной насос с механическим приводом. Насос был старый и ржавый, но рукоять его, пусть треснувшая вдоль, была недавно смазана и работала исправно. Вода из гнутой трубки полилась прохладная и чистая, разве что горькая от меди. «Не ключ, но хоть водопровод», - подумал стрелок. Другую воду в прерии пить не стоило. В том же «Географическом», где был напечатан город-призрак, писали, что Шум часто начинается именно с заразной воды, а вовсе не от песка.
        Напившись до легкой одури, слингер умылся и вымыл шею, потом выбрился приятно нагретым лезвием верховной жрицы. Вода журчала внутри Пепла с тем же звуком, с каким пропадала в сливном отверстии. Сквозь щели в полу нетрудно было разглядеть, что сливная дыра ведет прямо в землю, а сам насос питается из толстой медной трубы. «Неплохо», - подумал слингер. Теперь он мог идти вдоль трубы до самых гор, не опасаясь умереть от жажды.
        Еще одна мысль навестила Пепла. Он уселся на корточки и внимательно изучил половицы. Между старых досок здесь и там застряло несколько мелких предметов и кусочков разноцветных металлов. Осторожно ковыряя дерево бритвой, стрелок освободил каждый, подул на него и аккуратно выложил перед собой. Потом снова принялся смотреть между половицами. В итоге он собрал целую коллекцию, в несколько рядов: старые капсюли, свинцовые дробинки, пару стреляных медных гильз. Пепел вынул Кочергу, вынул порох, уселся на дощатый пол и принялся снаряжать гнезда револьвера. Спустя минут двадцать в распоряжении Пепла было три выстрела: два вероятных и один теоретически возможный. На территории Колорадо слингер отныне считался преступником. «А преступники, - рассуждал он, - должны быть хоть как-то вооружены».
        Он потрогал лезвие Игуаны. Оно до сих пор не остыло. Пепел собрался было осмотреть его поближе, пытаясь разгадать секрет подогрева, но шорох под стеной отвлек его.
        Шумели снаружи. Слингер поднялся на ноги. Стараясь переступать коваными башмаками как можно бесшумней, Пепел подобрался к дверной щели. Потом выглянул за дверь. Кочергу он давно уже держал на взводе.
        Около хижины возился увесистый рыжий кролик. Он лакал воду из натекшего ручья, дергая пятнистыми ушами и вскидывая к небу пушистый хвост. Пепел ухмыльнулся, осторожно взвел курок, приподнял локоть…
        ПАФ-Ф-Ф-ф-ф-ф!

…И голова кролика стала облаком кровавого тумана. Зверек пулей пробил заросли и пропал, оставив на траве след из рыжего пуха.

«Это не Кочерга», - подумал стрелок. Он сделал шаг назад, отступив в самую черную тень, которую можно было найти в недрах сарая.
        Та проклятая машина снилась потом Джошу годы и годы. Именно такой звук издавали ее лезвия: вумп-вумп. Когда Джошуа сбежал из дома и скитался по Арканзасу с бродячим цирком, он часто представлял себе, что безумная машина катится вслед за их караваном, и всякий раз отстает лишь ненамного, и перемалывает всё живое, что остается за горизонтом, не оставляя ничего на своем пути.
        Трикси заставила Джоша сменить имя, чтобы сбить «дух машины» с его следа. Она пробовала много разных методов: Трикс была начинающей ведьмой, и он надолго стал ее единственным подопытным. В конце, избавившись от него, Трикси снова изменила его имя. Триксепочтекайотль не была суеверной, но всегда честно придерживалась той ахинеи, которой забивала себе голову.
        А Пеплу всё равно иногда снилась эта чертова машина. А потом начинал мерещиться за спиной этот звук. Вумп-вумп.
        Он содрогнулся пришел в сознание и насторожился.
        Двое протиснулись в дырявую хижину по очереди - кто-то большой, за ним маленький. Большой выругался по-испански шепотом и чиркнул было зажигалкой, но Пепел зажег спичку на миг раньше - паф-ф!
        - Надо же, - сказал он, прикуривая. - Какая любопытная дружба.
        Конечно это были Пако и Ревущий Буйвол. Стрелок не без удовольствия отметил, что парочка замерла от неожиданности. Потом торговец ухмыльнулся, а индеец немедленно отвесил ему затрещину.
        - Я сержусь на тебя, помощник, - произнес он металлическим голосом. - Ты потерял хороший ошейник. Убил опять недостойно, охотиться не умеешь. Запомни: настоящий охотник всегда сражается со зверем наравне.
        - Как я тебе сражусь с ним наравне? - устало спросил Пако. - Это ж кролик, мадре.

«Ошейника на нем и впрямь нет», - подумал слингер. На шее торговца остался только запекшийся натертый след.
        Зато армейская винтовка по-прежнему болталась у мексиканца на загривке, и телескоп ее по-прежнему был цел, а из змеиного сапога Пако торчал огромный нож-мачете с рубиновой рукоятью. При этом индеец не только оставался жив, но даже, вроде бы, командовал. Всё это как-то не клеилось.
        Пепел выпустил дым. Он сказал:
        - Это верно, у твоей винтовки узнаваемый голос. Будь я стариной Уилсоном, я бы…
        - Старина Уилсон мёртв, - ответил Пако, не оборачиваясь. Он хрипло добавил: - То есть, жив, это самое. Пить, короче. Где моя колада морада?
        И торговец наклонился к насосу.
        - Мертв, но жив, - сказал Пепел и нахмурился.
        Хруп!
        Торговец нажал на рукоять. Пока он лакал воду, стрелок пялился на кольцо в носу Буйвола. «Крови один раз нюхнув, индеец хочет еще», - подумал он. У ацтеков, как и у майя, человеческая кровь считалась чем-то вроде наркотика либо запретного деликатеса. И никакого каннибализма, просто каплю-другую чужой крови в нос или в рот, в почитание древней традиции. Казалось бы, эти кровососы постоянно должны заражаться и болеть - но нет. За годы употребления сырой крови у индейцев выработалась феноменальная сопротивляемость. Сколько Фриско знал Трикси, она не болела ни разу, только отравилась однажды после укуса змеи.
        Сколько Фриско знал Трикси, она постоянно добывала из него кровь.
        - Помощник, - сказал Буйвол. - Объясни моему второму помощнику, что он должен делать. Я скоро вернусь и буду учить тебя и его. Потом я буду еще приказывать.
        Пако уже держал для него дверь.
        - Вон оно что, - сказал Пепел, глядя в спину удаляющемуся индейцу. - Значит, мистер Кайнс тоже? Мёртвый, но живой?
        Торговец скривился и отрицательно помотал головой.
        Между лопаток индейца тянулся плетеный ремень, а на нем болталось то самое ружье. Причудливая морская раковина, служившая ему затвором, самую малость горела и пульсировала во тьме, не оставляя сомнений в дьявольской природе оружия. Пучок облезлых перьев, закрепленный на костяном стволе ружья, болтался между ягодиц Буйвола будто птичий хвост.
        - Его сестра выгнала из племени, - объяснил мексиканец, едва Буйвол удалился.
        - Кого? Какого племени? - не понял слингер.
        - Мотеро нашего, кого. Из ацтеков, из какого, мадре.
        - Как это - «выгнала», что за бред? - Пепел нахмурился, припоминая слова шерифа. - Она сказала полиции, что никогда его не видела. Это не значит «выгнала». Она хотела его прикрыть.
        - Ну выгнала же, слингер. - Торговец скорчился в ухмылке и потер руки. - Выгнала. Ты ж сам говорил, они всё в переносном. Не понимают ничего. А она говорит «я его не знаю». Ну и мотеро наш…
        Вумп-вумп.
        Мексиканец покосился вверх.
        - Ты это тоже слышишь? - спросил Пепел. - Что это?
        - Это люди, - Пако то ли скривился, то ли прищурился.
        - Какие люди? - не понял слингер.
        - Плохие, - ответил торговец, и отвел глаза.
        Пепел затянулся в последний раз и потушил окурок.
        - Я думал, это мы плохие, - сказал он.
        - Колдунья твоя за нами охотится, - сообщил ему Пако.
        - Какая еще колдунья? - спросил слингер.
        Он покосился на торговца, но тот хранил невозмутимый вид. «Откуда он знает?» - подумал стрелок.
        - Игуана твоя, какая, - сказал Пако. - Она, колдунья, прогнала его и гадов напустила. А красный расстроился. Давай, говорит, шерифа того. Ну как отказать было парню, а? Так он уходит, и ружье приносит. И что мне с ним делать, а?
        - Она его не прогоняла, - сказал Пепел. - И колдовства не бывает. Это всё механика. Цирковые фокусы. А Игуана, кстати, наверняка в Вегасе будет…
        - Змей в трубу кто наслал? - перебил его мексиканец. - Я малым пацаном, понял, на День мертвых шамана ихнего видел, так он тоже змеями повелевал. А потом сделал глиняного скелета… И в бубен бьет. Мигель спрятался, а шаман говорит - горячо, холодно. Я на горячо пошел, а там он и сидит. Ну? Не бывает, говоришь?
        - Ацтекского шамана? Я, честно говоря, был помолвлен с такой, с «колдуньей»…
        - А пёс его знает, астекского или нет! Я когда малой был, слингер, мы об ацтеках этих слыхом не слышали! Все они были красные, кукарачас без роду, без племени. А потом развелось вдруг: астеки какие-то, миштеки… Тьфу.
        - Я вот чего не пойму… - Пепел осекся. - Постой. ты сказал «змей»? В трубе?
        - Кукарача, какароч. «Красные» по-вашему!
        - Значит, вы тоже ушли через трубу, - пробормотал стрелок. - И тоже видели змей.

«Кто-то научил ацтеков пользоваться техникой, - подумал он, - и сразу же они перебрались на север. А теперь вдруг хотят обратно. Горячо-холодно…»
        Повинуясь внезапной догадке, слингер выудил из кармана лезвие - бритву Игуаны. Было «горячо», еще как горячо. Казалось даже, будто лезвие раскалено и немного светится во мраке.
        - Я об заклад готов побиться, что никакого колдовства не существует, - произнес стрелок, осматривая лезвие со всех сторон.
        - Не бейся об заклад, чико.
        - Не буду, - сказал Пепел. - Потому что змей я сам видел. А вот с рабовладельчеством пора завязывать. Мистер Кеннеди запретил его в шестьдесят девятом.
        - За что и смерть принял, - ответил Пако. Он вскинул из-под мышки свою телескопическую винтовку и направил ее на слингера. - Бах! Бах! Как ты будешь с ним завязывать?
        - Раз у тебя выгорело с изгнанием, - сказал Пепел. - То я, кажется, знаю способ.
        Бум! Косая дверь распахнулась. На пороге стоял маленький вожак, и вид у него был чрезвычайно заносчивый. В вытянутой руке Ревущий Буйвол нес комок живого меха, который выгибался и трепыхался изо всех сил.
        - Это заяц. Я догнал его и поймал голыми руками, - сказал Буйвол, подняв кролика к свету. - Вот так охотится настоящий охотник. И потому вы мои помощники, а я ваш наниматель. Только человек моего происхождения…
        Слингер шагнул ему наперерез.
        - Для начала объясни мне, - сказал он. - Вот этот человек, сеньор Рамирес, говорит мне, что твоя сестра тебя изгнала. Это так?
        Мексиканец хихикнул. Ревущего Буйвола выходка не тронула. Он так и стоял в горделивой позе, держа кролика на отлёте и весьма красноречиво давая понять, что ждет похвалы.
        - Если это так, то значит ты больше не можешь называться ацтеком, пока не вернешься в племя. Это так? - спросил Пепел.
        - Это так, - сказал Буйвол, не особенно вслушиваясь. Он добавил: - Теперь хвали меня, помощник, или я тебя накажу за то, что ты говоришь со мной без разрешения.
        - А если ты не ацтек, - упрямо вел дальше Пепел, - значит, тебе нельзя иметь помощников. За это сеньор Рамирес может доложить о тебе в полицию.
        Лицо индейца оставалось неподвижным. Стрелок добавил:
        - А в полиции тебе предъявят убийство шерифа.
        - Он не мёртвый… - начал Буйвол.
        - Ах да, еще Тони-Глиста, - вспомнил Пепел. - Этот точно мертвый. Я всадил пулю ему в глаз.
        Ревущий Буйвол снова замолчал. Он молчал долго, стоя в полной неподвижности. Даже кролик устал трепыхаться в его хватке и замер, ожидая своей участи.
        - Вы не мои помощники, - проговорил он медленно. - И я не ваш наниматель. Сестра прогнала меня, и вы не можете ничего сообщить в полицию.
        Слингер ощупал нагрудный карман. Бритва не остывала.
        - Что теперь будем делать? - спросил Буйвол детским голосом.
        Пако молчал. Решать за всех, как видно, оставалось Пеплу.
        - Надо избавиться от лезвий, - сказал он. - Иголки из носу тоже, Буйвол. Если они тёплые или светятся - они заколдованы. Мы должны избавиться от них.
        - Они тёплые, - сообщил индеец. - Но кто и как лучше спрячет эти иголки? Они здесь хорошо спрятаны.
        - В зайца спрячь, - сказал торговец, выступив из тьмы. - В зайце будет еще лучше.
        Буйвол обернулся к нему.
        - Как? - спросил он у Пако. - Почему будет лучше?
        - Ты что, контрабанду никогда не возил? - спросил торговец.
        Индеец надолго задумался. Потом сказал:
        - Он живой. Я не убиваю жизнь.
        - Засунь в живого.
        - Что ты такое говоришь, помо… что ты такое говоришь. Право отнять жизнь принадлежит только…
        Хлоп! Ударом кулака Пако свернул кролику шею. Он взял у Пепла бритву, забрал у Буйвола кроличью тушку, слегка подрагивавшую в конвульсиях, и единственным плавным движением упрятал лезвие зверю в глотку целиком.
        - Красота, - сказал он. - Всё, теперь мертвый. А иголки можно из носа в нос. Чтоб висюлька торчала. Будет этот, Ревущий Кролик. Да?
        Мексиканец заржал, потом опять сделался серьезным:
        - А ты, компа, еще одного нам покажи, как надо ловить, - сказал он. - А лучше сразу двух. А то жрать теперь охота, зайца нанюхавшись.
        Буйвол посмотрел на него в упор.
        - Я не стану показывать, - сказал он. Его освобожденные ноздри вздулись и опали. Ревущий Буйвол заговорил чуть ниже: - Я не стану помогать тебе. Ты не мой помощник, но я теперь не твой помощник тоже.
        На выходе из сарая торговец размахнулся и зашвырнул кролика в соседний овраг, густо поросший ветвистым черным кустарником.
        - Койоты в нору затащат, - сказал он. - Пускай она туда за ним лезет.
        - Кто за кем? - спросил Пепел.
        - Девка твоя, ведьма, сестра его.
        Стрелок пожал плечами. «Так в любом случае безопаснее, - подумал он. - Тем более, когда индеец рядом».

[ФОН] /// Gone to Jericho /// PECULIAR PRETZELMEN
        Горы почти не двигались. Их лесистые голубые предгорья всё так же маячили низко над горизонтом, и голубели так же, как час, и два, и три назад. Скалистые горы упорно не желали подпускать троих путников ближе, и степь вокруг оставалась в точности такой же, как была весь день.
        Заметно изменялась только труба. Пока они шли вперед, одолевая милю терновника за милей акации, это медное чудище неторопливо показалось из-под земли, поднялось выше и выше, и теперь извивалось над головой, опираясь на замшелые просмоленные опоры. Из его брюха, поросшего черной патиной, здесь и там сочилась вода, и путники дважды смогли устроить привал так, чтобы заодно напиться.
        Равнина вокруг была сплошь затянута кустарниками самых дрянных и колючих пород. Стрелку и торговцу приходилось то и дело петлять, чтобы не лезть в колючки и паутину по шею, а Буйвол, напротив, выбирал для себя самый неудобный маршрут, и его голые плечи вскоре исполосовались кровоточащими царапинами вдоль и крест-накрест.
        - Что это за художество? - спросил Пепел во время очередного привала, кивнув на этот кровавый узор.
        - Мучается за грехи, - предположил мексиканец. - В рай попасть хочет, грешная душа.
        - Я прошу удачи у богов, - сказал Буйвол. - Чтобы мне хорошо везло. Вчера мне не очень хорошо везло, и позавчера, и сегодня.
        Слингер и Пако не нашлись, что ответить, и добрую милю трое путников одолели среди полного, немного давящего безмолвия, думая каждый о своем. Потом индеец снова заговорил, шагая сквозь колючки:
        - Моя мать была принцессой из Мехико. Мой отец лучший гонщик в мире, - сказал он. - Я достойный, почтенный воин.
        Его голос был спокоен и размерен.
        - Я был подносимым, но меня спасла сестра. А ее воины толстые, ленивые и мне завидуют. Я найду Иисуса Христа и сожгу его, найду его слуг и сожгу их, потом явлюсь к Великому Змею и скажу ему, что…
        - Погоди, чико! Стой, - Торговец впервые за долгое время подал голос. - Ты что сказал? Так ты мехикано, получается?
        Он преградил Буйволу путь и раскинул объятья.
        - Земляки с тобой, значит?
        - Моя мать жила в Теночтитлане, - сказал Ревущий Буйвол, пытаясь обойти его. - Она происходила из древнего испанического брака конкистадоров с женщинами Трех племен.
        Пако ухмыльнулся, опять преграждая Буйволу путь.
        - И моя, чико, - сказал он. - И моя тоже.
        - Я даже не знаю твой язык. Я не видел Теночтитлана… Мехико. Что нужно мне сделать, чтобы стать мехикано? - спросил Буйвол.
        Они с Пако теперь болтали от привала к привалу, весьма утомляя этим слингера. Стрелок понятия не имел, зачем индейцу становиться каким-то мехикано. И к чему торговцу понадобилось вербовать индейца в земляки. Одно можно было знать точно: Пако опять затевал очередную мерзость. Стрелок поэтому предпочитал наблюдал за ними двумя с безопасного расстояния и в разговоры не встревал.
        Отчего ему становилось в дороге скучно.
        - Объясни мне ваши обычаи, - просил теперь индеец.
        - Обычаи хорошие, - отвечал мексиканец. Он говорил, воздев палец к небесам, и вид имел самый значительный. - Раз! Семья, фамилья для моего народа - это святое. Это храм. Это не как у слингера - никого, ни жены, ни детей, ни гроша в кармане.
        - Пристрелил бы тебя - был бы сейчас женат, - сказал Пепел себе под нос.
        Пако не услышал его, да и не слушал.
        - Два! - сказал он. - Старость уважать - это храм. Это святое.
        Торговец потряс согнутым пальцем у ацтека под носом.
        - Это ты хорошо запомни. Кто старше - тому ты верный слуга и помощник.
        - Но ты старше, - сказал Буйвол, оглядывая высившегося перед ним Пако. - Это значит, я тебе слуга и помощник.
        - Молодец, чико. Хорошо соображаешь.
        Мексиканец осторожно пихнул Буйвола в изодранное плечо. Пепел ухмыльнулся и принялся раскуривать сигару.
        - Я с вами просто потому, что по дороге, - сообщил он сквозь окурок. Потом добавил: - А так, я иду в Лас-Вегас.
        - Три! - продолжал торговец. - Ты меня называй «дон тио Рамирес», это значит «родной дядя». А я тебя буду называть… «дон Пендехо». Это значит «родной племянник».
        - Хорошо, тио Рамирес.
        - Дон тио Рамирес.
        - Дон тио Рамирес, - поправился Буйвол. - Ты научи меня еще обычаям.
        - Не сразу, дон Пендехо. Сначала ты отдай дяде… - Мексиканец потянулся было за дьявольским оружием, но Ревущий Буйвол отвел солнечное ружье в сторону, потом еще дальше, потом вскочил на ноги и удалился в колючки, увлекая ружье за собой.
        - Нельзя, дон тио Рамирес, - сказал он. - Это святой инструмент. Это табу. Это нельзя.
        Пако напрягся, но потом обмяк.
        - Как скажешь, дон Пендехо. Путо каврон.
        Ревущий Буйвол вернулся назад. Солнечное ружье он по-прежнему крепко сжимал двумя руками. Секунду поразмыслив, торговец порылся в жилете и вынул аккуратно свернутый ошейник с гирьками.
        - Вот. - сказал Пако. - Надевай.
        Буйвол опустил ружье. Потом медленно убрал ружье за спину. Не отводя глаз от мексиканца, Ревущий Буйвол взял ошейник у него из рук.
        - Я теперь мехикано? - спросил он.
        - Еще нет, - сказал Пако, глядя куда-то в небо. - Еще пока нет, но уже скоро.
        Наконец дорога пошла чуть под уклон, покрылась мелким щебнем, и на каменистом склоне начали попадаться редкие сосны. Подъем становился всё круче, а деревьев становилось больше, и вскоре трое путников вошли в самый настоящий лес. Лучи низкого вечернего солнца ложились на склон под странным и непривычным углом, из-за которого тени деревьев вытягивались вдаль бесконечно. Валуны и утесы впереди будто сияли по контуру - и тем же призрачным светом горела раковина, встроенная в (бронзовое? костяное? деревянное?) ружье, стрелявшее солнцем.
        На самой опушке им попалась дыра в земле, прикрытая травой и деревьями.
        - О! - радостно объявил Пако. - Хорошее место на ночь укрыться, а?
        - Не советую, - сказал Пепел. - Судя по запаху, здесь живет медведь.
        - Вот как. - Мексиканец потер щетину. - Эй! Дон Пендехо! Последнее испытание. Если ты хочешь стать мехикано, значит, ты должен убить медведя.
        Буйвол молча поднял ружье.
        - Не-не-не, - Пако вскинул руку, и Ревущий Буйвол отдернул ствол назад. - Табу своё оставь мне. Убить голыми руками. Как этот самый. Как охотник, наравне. Понял?
        Ревущий Буйвол помолчал. Он медленно стащил солнечное ружье через голову. Он приблизился к торговцу. Потом развернулся и протянул ружье Пеплу.
        - Держи за ремень, - сказал он недружелюбно. - Не прикасайся к солнцу. Не ставь на землю. Это табу.
        - Это верная смерть, - отозвался Пепел. - Ты что, всерьез решил драться с медведем?
        - Ты прошел испытание с медведем, - ответил Ревущий Буйвол. - Дон тио Рамирес рассказал мне. Раз ты прошел, то и я должен пройти.
        Буйвол развернулся и пошел к берлоге.
        Он долго стоял возле ямы, сложив руки на груди. Торговец открыл было рот, но медведь вдруг показал голову. Это был ушастый черный барибал, еще молодой. Он тут же спрятался обратно, оставив снаружи только длинный нос, которым медведь усердно нюхал воздух.
        Индеец шагнул барибалу навстречу. Тот громко заурчал, потом утробно застонал, потом заурчал на новой, высокой и завывающей ноте.
        - Молодец, дон Пендехо, - сказал Пако. - Давай. научи дядю, как надо охотиться.
        - Ты хочешь съесть его печень? - спросил его индеец, не оборачиваясь. - Это хороший обычай, дон тио Рамирес.
        - Хороший, дон Пендехо, замечательный, - добродушно отозвался Пако. - Ты давай, тебя Мехико ждет. Теночтитлан.
        - Меня ждет преисподняя, - поправил его индеец. Он еще раз шагнул к медведю. - Меня ждет змеиный бог.
        Ацтекское ружье было намного тяжелей, чем могло показаться с виду. Взвешивая его на ладонях, Пепел никак не мог отделаться от мысли, что сжимает в руках не устройство, а тяжелый рог, или кость большого зверя, или древнее окаменевшее морское животное, моллюска причудливой формы.
        - Цера тла-и ло, - сказал индеец медведю. Потом крикнул: - ХЭ!
        И вдруг оказался на медведе. Буйвол оседлал зверя, усевшись ему на загривок. Барибал утробно рявкнул, затряс ушастой головой, - но тут индеец ухватил его за торчащие по сторонам уши и принялся выкручивать их с таким усердием, будто всерьез рассчитывал отвинтить.
        ГАР! Медведь рявкнул, потом забросил лапу за спину и сгреб индейца прочь с той же легкостью, с которой сам Пепел мог бы снять с себя плащ. Еще миг, и сверху оказался барибал. Он кусался и бил когтистыми лапами, но ацтек проявлял невероятное проворство - Пеплу не доводилось видеть такого даже в цирке. Когти медведя чаще рыхлили хвою, чем вредили индейцу хоть сколько-нибудь.
        Но всё-таки иногда вредили. Ревущий Буйвол покрылся ранами и всё быстрее истекал кровью, с каждой пропущенной царапиной и каждым удачным укусом медведя. Еще минута, и стало ясно, что обряд посвящения вскоре подойдет к концу наихудшим для индейца образом.
        Стрелок покосился на мексиканца. Пако едва следил за боем - он с жадностью пялился на солнечное ружье. Заметив взгляд слингера, торговец ухмыльнулся и сжал кулак.
        ГР-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р!!!
        Они оба уставились на схватку. Барибал вцепился индейцу в горло и сразу отпрянул. Медвежий язык окрасился кровью, - но это, разглядел Пепел, была не кровь ацтека. Зверю подвернулся ошейник с гирьками. Медведь встряхнулся, распахнул кровавую пасть, и…
        БАХ-бах-бах! Эхо выстрела зигзагом прокатилось между сосен, и Пако замер, отдернув руку прочь от ружья.
        Медведь шевельнул ухом.

«Дьявол, - подумал слингер, сжимая в руке Кочергу. - Минус один теоретический выстрел».
        В воздухе резко запахло пороховыми газами. К счастью, этот запах оказался медведю хорошо знаком: едва учуяв порох, барибал потерял интерес к индейцу, развернулся и торопливо затрусил прочь, ломая хворост и высоко вздымая черный зад.
        Ревущий Буйвол без помощи поднялся на ноги.
        Кожа на груди индейца была ободрана и висела лоскутами. Глубокие, почти черные следы клыков взбирались по рукам Буйвола, заканчиваясь у татуированного предплечья. За ухом индейца остался густой отек на месте прикушенного ошейника. Но Ревущий Буйвол вел себя так, будто на нем не было ни царапины. Он подошел к Пеплу и твердой рукой забрал у него солнечное ружье. Потом сказал:
        - Ты помог мне. Этот медведь хотел меня убить.
        - Я заметил, - отозвался слингер. Он уже жалел, что расстался с ружьем так запросто. Хотя ацтека еще можно было стрельнуть, пока…
        - Можно называть тебя «дон тио Пепел»? - спросил его Ревущий Буйвол.
        Стрелок коснулся шляпы, приподняв ее. Индеец смотрел на него без всякого выражения, и его черные глаза казались совершенно безумными.
        - Я не хочу больше служить дону тио Рамиресу, - сказал он. - Я хочу служить тебе.
        Кровь сбегала по коленям ацтека темными струями, и зеленый мох у него под ногами окрасился в тревожный пурпурный оттенок. Пако стоял там же, где прежде. На лице его блуждала кривая ухмылка.
        Стрелок убрал Кочергу на место и спросил индейца:
        - Ты не хотел бы для разнообразия послужить сам себе, нет?
        Ревущий Буйвол постоял неподвижно, глядя на Пепла в упор. Затем, всё так же не говоря ни слова, он развернулся и направился прочь, нырнул под рухнувшее дерево, шагнул в кусты - и пропал.
        - Дурак ты, компа, - сказал торговец, уронив руки. - Какой же ты дурак. Ну зачем, зачем ты этого локо отпустил? Ты ж видишь, ты его обидел насмерть. Заколдует он тебя. Или поджарит. Или поджарит, или заколдует, или прирежет, тебе остается только гадать, компа.
        - А Буйвол теперь и колдует? - спросил Пепел. - Кстати, страшные истории лучше всего идут под костер… и одну-другую порцию жареной крольчатины.
        К ночи в горах холодало стремительно и основательно. Сырой могильный ветерок шарил между вековых сосен, забираясь под одежду путников тонкими ледяными пальцами, а иногда ложился на плечи легким ледяным саваном. Стрелок отобрал у мексиканца мачете и долго обтесывал толстую сосну, прежде чем смог облокотиться на нее спиной: все деревья были старые, узловатые, и кора их щетинились острыми завитушками. Торговец явно ждал, что слингер оборудует сидячее место и ему, но Пепел отшвырнул мачете прочь и уселся без лишних церемоний. Ему достаточно было проверить, что лезвие ледяное и не греется.
        Пако вздохнул, подобрал мачете и принялся обтесывать ствол под собственные нужды.
        Из обтесанных щепок и кусков сосновой коры они сложили костер, и торговец принялся разделывать первого кролика. Слингер предложил свою помощь, но Пако обиделся за сосну и мачете ему решил не давать.
        - Видал, как ему заяц в руки дался? - спросил Пако, собственноручно вспоров брюхо неведомого зверька и жестикулируя гигантским лезвием. - И медведь говорил. Говорил, ты сам слышал. Ур-р-р-р, ур-р-р-р-р.
        Торговец перекрестился свободной рукой, оставив на пончо следы окровавленных пальцев. Потом он сел у костра и принялся раскладывать мясо в ряд на горячем камне. Пако знал толк в поварском деле. В его карманах, кроме маленького столового набора, нашлось столько приправ и солей, сколько не продавалось даже в городской бакалейной лавке.
        Пепел взял колоду и подгреб раскаленные угли поближе к мясу. Налетел холодный ветер, и костровая яма накалилась, превратившись в маленький ад. Слингер вынул окурок и принялся раскуривать его от лучины.
        - Ну допустим, - сказал он, выбросив истлевшую щепку. - Игуана повелевает змеями, Буйвол командует медведем. Что ж ты рассказываешь мне вслух, как пытался его убить? Вдруг он спрятался где-то поблизости?
        Мексиканец ухмыльнулся и поднял указательный палец, испачканный красным.
        - Родственные узы, чико, - сказал торговец. - У него мать из Мехико, и дон тио Рамирес из Мехико. На свою кровь порча не ляжет.
        Слингер долго пытался заснуть, но вопросов оставалось слишком много. В ночном лесу стояла такая абсолютная и неподвижная тишина, что каждый скрип вековой сосны звучал как выстрел - КРАК! - и Пепел поневоле открывал глаза - а когда закрывал, ему опять снилась стена лезвий. Тогда он открывал глаза и пялился во тьму, но видел только призрачные лунные блики на дальних соснах.
        - Пако, - позвал стрелок, не выдержав бездействия.
        - М-мх? - спросил торговец. Голос его звучал хрипло, но Пако, видимо, тоже не спал.
        - Как ты встретил Санчеса? Кто он такой? - спросил Пепел, осторожно переворачиваясь и стараясь не улечься спиной или боком на выпирающий сосновый корень.
        - М-м… я, - Пако длинно и шумно зевнул в темноте, потом снова заговорил: - Я молодой был тогда, дурной, совсем как ты, слингер. Только умнее. У меня с моим компадре Мигелем был общий бизнес, туристические путевки, отдых в Мехико, и так далее. И тут заходит в нашу контору человек, и говорит: всё, Пакито. Я Мигеля убил, теперь ты на меня работай. Ну, я увидел ружье индейское и думаю: будет оно моё, слингер. Пор диабло! И пошел к нему работать. Двадцать лет назад дело было.
        Пепел задумался.
        - Гм, - сказал он. - Ты эти годы ждал, пока украсть можно будет?
        Ответа не было. Стрелок уже решил, что Пако заснул, но тот отозвался после долгого молчания:
        - Не ждал, слингер. А на винтовку зарабатывал.
        Пришел черед слингера помолчать.
        - Я вот чего не пойму. - спросил он наконец, больше сам у себя, чем у Пако. - Ты говорил, вы сняли это ружье с трупа на Юкатане.
        - То было другое ружье, - сказал Пако. - В войну. Отец дону Эрнандо оставил, оно маленькое. И стреляет не так сильно. А это - оно у дона Санчеса было, и диск тот, что ведьма украла - он тоже его.
        - Откуда второе ружье взялось? И откуда диск?
        - Да бог этот ихний ему дал, - ответил Пако.
        - Какой бог?
        - Какой-какой, змеиный, мадре.
        - Змеиный бог Кецалькоатль дал Санчесу диск и ружье? Это еще с какой стати?
        Торговец привстал на локте.
        - Ш-ш, - сказал он. - Ты слышишь, слингер? Кто-то поет.
        Стрелок прислушался. В неподвижной лесной тишине и правда слышалось пение - одна и та же заунывная нота, далекая, но глубокая и звучная.
        - Ацтекская песня. - Пепел указал пальцем. - Вон.
        Вдали и в вышине, на стройной шеренге сосновых верхушек, мерцало зарево чужого костра.
        Чем выше в горы, тем плотнее смыкались над головой узловатые лапы сосен. Под ногами здесь и там порой чирикали ночные сверчки. Один раз Пепел услышал крик совы… и опять сверху донеслась эта гнусавая привязчивая нота. Она дрожала над лесом и доносилась примерно оттуда же, откуда мерцал костер.
        Крак. Крак.
        Стрелок и торговец пробирались сквозь густой подлесок. Они старались не шуметь и не наступать на сухие ветки, но всё равно наступали и шумели на целое предгорье. Если бы Ревущий Буйвол хотел спрятаться от них - Пако и Пепел никогда не смогли бы застать его врасплох. Но индеец продолжал петь, в значит, он не прятался.
        - Пако, - позвал стрелок в пустоту между деревьев.
        Крак-крак-крак.
        - А? - спросил Пако из темноты.
        - С какой стати змеиный бог передал Санчесу эти… ружья? Для чего?
        Из темноты молчали.
        - Чтоб грингос перестрелять, - сказал наконец Пако. - Если опять война. Взять всех габачос - и спалить к чертовой матери. Не в обиду.
        - Не много ли работы… - начал слингер и задумался. Этих ружей, если верить мексиканцу, у этого Кецалькоатля был целый склад. А мистер Кайнс, выходит, получил нечто вроде образца.
        - Тебе-то самому для чего они, эти ружья? - спросил он мексиканца.
        - Революцию, слингер, - отозвался Пако. - Революцию делать надо.
        - И грингос перестрелять?
        - Если демократию не обеспечат, - отозвался торговец. - Так взять и стрельнуть парочку. А как еще?
        Он сплюнул в темноту.
        Индейское пение вдруг оборвалось. Пламя костра, впрочем, уже отчетливо мерцало, подсвечивая сосны прямо у них над головой.
        Ацтек сидел на бревне поодаль от костровой ямы, под узловатой бледной осиной, до плеч укрывавшей его своей тенью. Когда Пепел и Пако взобрались к нему, он не встал, не поднял руку - вообще не подал виду, что заметил их. «И не поет больше», - подумал слингер.
        Молчание индейца ему совсем не нравилось. Тем более, что руки его оказались по локоть измазаны в черной запекшейся крови, а на груди индейца той же кровью была начерчена толстая спираль.
        Торговец подобрался к ацтеку наклонился к нему. Потом вытянув руку и чиркнул зажигалкой.
        - Мадре де диас, - пробормотал Пако. - Тонто локо, ты что ж с собой сделал-то?
        Пепел шагнул вперед, заглянул мексиканцу поверх плеча - и увидел, что у ацтека не хватает ушей. И глаз. И губ, и носа - ничто не отбрасывало тени на голову, все выступы и выросты были срезаны с аккуратностью хирурга, удалены целиком и полностью. Хуже того - кровавая спираль на груди индейца была не нарисована, а вырезана - прямо по коже и мясу.
        - Это не он, - сказал Пепел.
        - Что?
        - Это ацтек, только не наш, - объяснил стрелок. - Татуировки другие. Ран на плечах нет. Крови этой уже несколько дней.
        - Его зовут Бронзовый Койот, - раздался новый голос. - Он не может с вами говорить, он забрал свой язык тоже.
        Ревущий Буйвол выступил из темноты, беззвучный как пантера. В руке он сжимал что-то скользкое и каплющее. Плечи индейца были перемотаны снизу доверху кожаными ремнями, а солнечное ружье всё так же торчало у него из-за спины, молочно переливаясь в лунном свете.
        Сложив руки горстью, Буйвол протянул мексиканцу подвижный каплющий студень. Капли посыпались в костер одна за другой, и каждая вспыхивала зеленым пламенем. От костра потянуло горелым мясом.
        - Это печень медведя, - сказал индеец. - Я съел половину, ты съешь половину, дон тио Рамирес. Я теперь мехикано.
        Торговец выпучил на него глаза, потом покосился на пустые глазницы второго индейца. Потом махнул рукой и отвернулся.
        - Я съем, - сказал он. - Но попозже. Не хочу сейчас есть. И поджарить надо сначала.
        А этот Бронзовый Койот всё так и сидел безмолвным истуканом, глядя вперед своими жуткими глазницами, внутри темно-багровыми, со множеством складок и выпуклостей. Потом его кадык шевельнулся, и безобразный калека снова запел, протяжно и гортанно, широко открывая рот: Ммаа-а-а-а-а-а-а-а-а…

«Буйвол прав, - подумал слингер, - Языка тоже нет».
        - Ты понимаешь, к чему всё это? - спросил он Ревущего Буйвола.
        Тот присел у костра напротив Койота и принялся греть руки, такие же ярко-красные, как у безносого и безухого индейца.
        - Бронзовый Койот хотел сразиться с кем-то сильным, - объяснил Буйвол. - Ему нужно было много удачи.
        - Ну что же, - сказал Пепел. - Ему хотелось, он ее получил.
        - Он зовет воинов, - сказал Буйвол. - Он хочет отвести их в… секретное место.
        Внезапно Бронзовый Койот повернул безглазое лицо в сторону Буйвола. Движение это было таким резким, что Пако отшатнулся, а стрелок невольно взялся за Кочергу. Он индеец не собирался нападать. Скаля пустой рот, он встал и шагнул прямо через костер, навстречу Ревущему Буйволу. Возвышаясь над собратом-индейцем, Койот вытянул руку ему под нос. Буйвол, миг поколебавшись, вывалил медвежью печень в простертую ладонь. Красные пальцы Бронзового Койота сомкнулись на куске упругой требухи, и медвежья кровь опять дождем закапала в костер, распространяя запах горелого жира. Калека-индеец сунул кусок медвежьей печени себе в рот и принялся шумно сосать его.
        - Насыщается дьяволово племя, оголодало, - констатировал торговец, с легким отвращением косясь на эту сцену. Он спросил: - Ты что же, руками убил медведя, дон Пендехо?
        - Я убил его камнем, - ответил индеец. - Я устроил на него ловушку.
        - А-а… Ловушку! - Усы торговца расползлись как тараканы, и коронки его просияли в сентиментальной улыбке. Пако сказал: - Мой ты родной, кровь родная!
        Ревущий Буйвол заносчиво улыбался, пока торговец троекратно целовал его, закрепляя родственные узы. Тем временем, Бронзовый Койот насытился, выплюнул остатки требухи и снова запел. Он шагнул вперед, потом пошел, потом и вовсе побежал, продолжая петь и огибая сосны так ловко, как будто оба его глазных яблока были на месте. Ревущий Буйвол последовал за ним, и стрелку с торговцем тоже пришлось направиться следом - или оставить не одного, а двух ацтеков-психопатов бродить по соседству.

«В том-то и дело, - подумал стрелок. - Зачем ацтеку быть мехикано, если рядом другой ацтек?» Буйвол вел себя неестественно, да еще приплел это секретное место.

«Фантазирует, - подумал слингер. - А значит, скоро научится врать».
        Уже начинало светать, а они всё так же пёрли в гору, ни разу не остановившись на привал. Пепел уже жалел, что не захотел спать и впутался в этот поход. Оставить след Койота после таких растраченных усилий было попросту глупо, казалось слингеру - казалось до тех пор, пока в дороге их не нагнало горное утро; холодное и сырое, лавинами розового тумана ползущее вниз по склонам Скалистых гор.
        - Бронзовый Койот ведет нас секретной тропой, - сказал Буйвол.
        - Мы всё еще идем вдоль этой трубы, - отозвался Пепел.
        Индеец всю дорогу толковал действия и намерения их безмолвного проводника - да и проводника ли? Чем выше в горы, тем сложней и сбивчивей звучали объяснения Буйвола, и стрелок начал подозревать, что индеец плетет их прямо на ходу.
        А это значило, что Буйвол продолжает учиться врать, и со временем у него всё получится.
        Возможно, что безумный калека хотел попросту убежать от них, - например, чтобы справить нужду в одиночестве. «Скорее всего, - думал Пепел, - этот Бронзовый Койот так и будет ломиться в горы». А там они все упадут без сил, черт знает где, в какой-нибудь непролазной чаще.
        Если бы не труба, придававшая ему какую-то странную уверенность, Пепел давно махнул бы рукой и остановился.
        - Бронзовый Койот учуял запах печени, - снова принялся объяснять Ревущий Буйвол. - Тогда он понял, что перед ним стоит великий воин и смелый человек. Бронзовый Койот решил, что отведет этого смелого великого человека-воина в тайное, древнее и священное место, которое боги поручили охранять ему.
        - Насколько древнее, времен Фрэнка Синатры? - спросил стрелок не без усталости в голосе. - Откуда ты всё это взял?
        - Что взял? - спросил его Буйвол. - О, это котомка Бронзового Койота, я захватил ее с собой для него.
        - Почему ты решил, что он ведет нас в «тайное место»? - спросил Пепел.
        - У него знак на груди. - Ревущий Буйвол начертил пальцем воображаемую спираль. - Это «пятое солнце», знак просвещения. Кецалькуаткалли.
        - А знак шестого солнца?
        - Это спираль в другую сторону. Знак отворения, - ответил Буйвол.
        - Чего-чего? - не понял Пако.
        - В священной книге Утонувшего Света это знак отворения.
        - Откровения? - спросил Пепел.
        - Откровения, - подтвердил Ревущий Буйвол.
        - И что? - спросил торговец, топая позади.
        - Откровение, - объяснил слингер через плечо. - Апокалипсис, конец света.
        - Да, - сказал индеец. - Земля раскроется, и все люди из мяса сгорят, а люди из огненной ямы займут их место. Отворение.
        - Слышь, Буйвол, дон Пендехо, - сказал Пако. - Там, это самое. Что-то твой индеец руки на себя наложить хочет.
        Дорогу им преградило широкое затуманенное ущелье. Труба провисала в него, толстая и широкая, с сине-зеленой бородой из лишайника. Бронзовый Койот переступал по ней, пятясь задом. Его пустые глазницы и красные ладони рук были подняты к небу.
        Вумп-вумп-вумп, - услышал Пепел. Эхо подхватило странный звук и понесло его вдоль горной цепи: вумп… вумп… вумп...
        - Бронзовый Койот знает эту тропу хорошо, - сказал Буйвол. - Он никогда не упадет в пропасть.
        В следующий миг Койот оступился, шлепнулся на бок и соскользнул с трубы прочь, успев лишь гортанно вскрикнуть напоследок.
        Пако выглянул за край пропасти, глянул вниз и сказал:
        - Не видать ничего. Но высоко, кишки размотает.
        Ревущий Буйвол переступил с ноги на ногу. Он снял котомку Койота с плеча, потом вернул ее обратно. Ее веревки переплелись с ремнем солнечного ружья.
        - Это знак, - сказал Буйвол. - Дух Бронзового Койота велит мне взять его инструменты.
        - Вот тебе и секретное место. Да, дон Пендехо? - спросил торговец, опять заглядывая в пропасть.
        Пепел выглянул через край пропасти сам. Ничего в ее недрах ниже десятка футов высмотреть не удавалось - густой сизый туман застилал ущелье до самого края. Хотя, если присмотреться…
        - Тут карниз под трубой, - сказал Пепел. - И ступени к нему прорублены.
        - Где? - Пако выглянул рядом, а Буйвол моментально присел и засобирался вниз.
        - Вон. - Стрелок указал пальцем. - И вон, подо мхом. Довольно неплохо замаскировано.
        - Пута мадре, - пробормотал торговец.

«Ацтеки, - подумал стрелок. - Рождественская коробка с сюрпризами».
        (1х09) Храм Знаний
        Тесная каменная кишка сначала долго увлекала путников вниз и вглубь каменной толщи. Она взяла влево, потом свернула направо, затем опять пошла вниз - и наконец вывела их на центральный ярус высоченной пещеры. Скалистые карнизы, перемежающиеся деревянными сходнями, винтом поднимались по ее стенам к самому потолку, увешанному длинными известняковыми образованиями. Между этих образований, похожих на обломки меловых колонн, виднелся темный свод и каменный утес, к которому подбирались самые дальние сходни.
        - Это Храм Знаний, - сказал индеец. - Сейчас тут нет охраны. Когда-то здесь было много воинов. Теперь храм заброшен.
        Ревущий Буйвол, предположительно умевший обходить ацтекские ловушки, шел первым. Стрелок шагнул в пещеру вслед за ним - и тут же споткнулся о какой-то предмет из металла. Тот укатился вперед и вдруг исчез под полом. Он звякнул, ударился обо что-то в полете и плюхнулся в воду далеко внизу.
        - Осторожно, - сказал Пепел. - Здесь колодец.
        - Тут краска, - ответил индеец. - Краска и кровь.
        Пако нашел ведро с факелами и поджег один. Пепел тоже взял, и поджег свой факел от факела в руках торговца. Ревущий Буйвол стоял перед ними, держа в руках аэрозольный баллон. Жестянка была густо измазана черной краской. Поверх краски отчетливо просматривался отпечаток кровавой ладони, жирный в факельном свете. Но индеец смотрел куда-то еще. Стрелок развернулся вместе с факелом.
        - Что за дьявол? - спросил он.
        Все стены пещеры, снизу доверху, были изрисованы черным орнаментом из линий и завитушек. Закорючки начинались от пола и взбирались вверх по спирали, следуя за сходнями и карнизами на стенах, выше и выше, растворяясь в темноте.
        Стрелок посмотрел на индейца.
        - Ты можешь это прочитать? - спросил он.
        Буйвол кивнул, потом отрицательно покачал головой.
        - Не могу. Не умею. Это всё мерзости.
        - Ты попробуй сам так нарисуй, дон Пендехо, - сказал Пако. - Жаль пацана, я б его к тестю в строительную компанию мог пристроить. Смех, да и только.
        Мексиканец безрадостно плюнул в колодец. В сухом воздухе пещеры пахло известью, краской и горелым мясом.
        Следуя за письменами, путники взбирались выше и выше: со сходней на карниз, потом опять на сходни, и так далее. Вблизи черный орнамент распадался и превращался в месиво, потому что вся стена пещеры вблизи оказалась выложена рельефной плиткой из овальных камней. Но вдали, на противоположной стене, узор разворачивался перед ними во всей красе - и в закорючках его мерещилось что-то головокружительное: то шестерни и механизмы, то сплетенные змеи, то схемы движения планет и звезд.
        - Мерзость, - бормотал Ревущий Буйвол, пробираясь вдоль стены и всё время отводя глаза в сторону. - Мерзость. Мерзость. Мерзость.
        Но слингер заметил, что индеец скорее напуган, чем разгневан. Буйвол вполне мог ждать, что именно на него обрушится казнь за осквернение храма. Ацтеки умели верить в редкостное черт знает что.
        Стрелок, Ревущий Буйвол и торговец по очереди выбрались на площадку под самым куполом. Здесь, на правильном сферическом участке пещерного свода, из завитушек отчетливо складывался огромный змей с парой мускулистых рук и широко разинутой квадратной пастью. В угловатых руках змей держал то, что было вырезано на груди покойного Койота - отпечаток той самой кровавой спирали.
        - Только в зеркальном отражении, - пробормотал стрелок.

«Значит, апокалипсис, - подумал он. - Отворение. Кецалькоатль держит в руках конец света. Это я и сам могу прочитать».
        Дневной свет падал через узкую расщелину в стене. В его лучах на невысокой каменной плите возвышался каменный тотем, тоже изображавший Великого Змея, в образе истукана с короткими руками и злой физиономией.
        Из прямоугольного рта статуи, украшенного ромбическими слюдяными чешуйками, торчал маленький-жернов диск.
        Они трое сорвались с места одновременно, и кинулись к истукану, едва не столкнувшись около него лбами. Каждый пытался схватить диск раньше двух остальных. В один миг Пеплу казалось, что диск окажется у него, но - клак! - тот подался под нажимом вперед и провалился внутрь.
        Клак! Динь-нь!
        - Эта запись является собственностью Вооруженных Сил Соединенных Штатов, - произнес истукан механическим женским голосом.
        Внутри тотема что-то переключилось, и на всю пещеру затрубили духовые трубы. Армейские оркестр торжественно сыграл «Звездно-полосатое знамя».
        Механическую даму сменил живой хрипловатый голос.
        - Здравствуй, дорогой соплеменник, - произнес он. - Я родился в Омахе, штат Небраска, под именем Джон Гудспринг.
        - Американец, - пробормотал слингер.
        Бум! Позади раздался стук. Пепел обернулся. Ревущий Буйвол грохнулся на колени и лежал, покрыв голову двумя ладонями и до отказа растопырив локти. Он приподнял голову и еще раз стукнулся ею о скалу - бум!
        - Но теперь имен у меня семь, - продолжал тем временем голос. - И нам с тобой следует помнить каждое. В хантсвильской тюрьме меня звали Остинхэд, в честь нашего полигона. Но это так, уголовная кличка, тебе она вряд ли пригодится. Для ацтеков - с ними ты уже знаком наверняка - я Кецалькоатль. Пернатый змей. Великий белый бог. Несущий знание. И это - не просто клички.
        Стрелок оглянулся на торговца. Пако скалился, сжимая факел. Он выглядел так, будто нашел сокровище, которое искал полжизни. Возможно, так оно и было. Мексиканец определенно ожидал услышать из уст тотемного божка либо это, либо что-то подобное.
        Голос в записи продолжал:
        - Вот что я понял, утратив всё. Каждым из нас, и всеми нами, правят три силы. Первая - это животное начало, наши инстинкты, наше желание вовремя наполнить желудок, убить врага, сильного или слабого. Идти следом за вожаком, совокупляться, заводить потомство - наше желание выжить любой ценой. Ведь именно этим и живут ацтеки. Высший подвиг коллективного выживания: принести в жертву себя или часть себя в качестве платы за жизнь - они несут в себе это желание, и клином из них ты его не вышибешь.
        Пепел оглянулся на распростертого Буйвола. Тот оторвал бёдра от каменного пола и теперь покачивался, упираясь в пол ногами и макушкой. Каменный божок помолчал, потом снова заговорил:
        - Я так и не научился понимать ацтеков. Я любил их, я ненавидел их, но так и не смог до конца постигнуть. Сам я никогда не был человеком веры, но я готов дать им то, чего они ищут - если они выполнят мое условие. До тех пор - никаких больше подношений. Я выгнал всех и каждого из моей родной преисподней, до последнего жреца и кочегара. Пусть умирают как угодно, пусть лучше очередного подносимого прикончат белые, чем бросят в яму собственные дети. Я не хочу больше слышать эти крики. Я и так слышу их каждую ночь. Пусть что угодно, пусть солнце выйдет из ямы и пожрет всё живое… мне всё равно.
        Буйвол принялся завывать. Пепел скривился, но промолчал, внимательно слушая голос из статуи.
        - Другая важная сила - это власть, - продолжал тот. - Жажда влияния, жажда богатства, жажда внимания. Жажда славы. Наша способность обмануть, не обманывая, украсть или убить, не касаясь жертвы даже пальцем. Наше искусство играть с грязью, не пачкая рук. Это сложная политика, интриги, кулуарные союзы и предательства. Это жесткая власть, власть порядка. В этом вся Бразилия и ее сопредельные страны.
        Пако насмешливо фыркнул.
        - «Сопредельные страны», - сказал он. - Пута мадре.
        - Тс, - сказал Пепел. - Замолчите оба.
        Торговец послушал его, но Буйвол всё так же продолжал скулить. Пепел сдался и снова отвернулся к тотему.
        - Этих людей я тоже не могу понять. Но я хочу быть справедлив. Откуда мне знать? У порядка есть свои преимущества. Быть может, голая власть, безыскусное могущество, влияние и контроль - быть может, именно эти качества помогут человеку выжить? Откуда мне знать.
        Змеиный бог помолчал, потом заговорил снова.
        - Эти люди тоже получили от меня свою цену, - сказал голос с диска. - Если они смогут ее заплатить - что ж, в добрый путь. Наша судьба окажется в руках господ весьма решительных и предприимчивых, пускай не всегда справедливых, но и сам мир ведь не всегда справедлив. Мне отвратительны их методы, но эти методы действуют, и они лучше нашей общая погибели. Не так ли?
        Пепел обернулся к торговцу и спросил у него негромко:
        - Что этот тип хотел от Санчеса, не знаешь?
        - Стекло, - ответил Пако шепотом. - Много стекла. У них столько нету.
        - Последняя сила, - продолжал голос Кецалькоатля из статуи. - Это наше любопытство. Детская страсть познания: желание человека узнавать всё новое, учиться, решать задачи, разгадывать одну загадку за другой, обдирать с дикой природы ее таинственный покров и заставлять эту девку работать на человечество! Всё сосчитать и разобрать на части. Вот это по мне! Это мы с тобой, дорогой соплеменник. Соединенные Штаты, страна ученых, изобретателей и скитальцев, которые повсюду суют свой нос.
        - Боже, храни Америку, - пробормотал слингер.
        - Но я предал свою родину, - сказал Гудспринг-Кецалькоатль. - Я несколько раз предал моего друга Авеля. Я предавал ацтеков тысячу раз, и предам их снова, не моргнув глазом. А значит, дорогой соплеменник, этот выбор делать не мне.
        Змеиный бог кашлянул. Его голос зазвучал резче и громче, наполняя пещеру эхом.
        - Пусть выбирает фатум, - сказал Кецалькоатль. - Итак, я записал три диска. Один на английском языке, второй на испанском, третий на языке юкатек. Пусть каждая сторона получит один из них. Пусть каждая сторона получит мой подарок в знак доброй воли и примирения. Ты, мой дорогой соплеменник, слушаешь сейчас диск с пометкой «Американа». Ты сможешь прочесть ее по краю, когда я объясню тебе, как.
        - И как, и где… - начал Пако.
        - Тихо, - сказал Пепел, и торговец умолк.
        - Но сейчас ты спрашиваешь себя: где же мой подарок? - сказал голос на записи. - Ответ рядом: он прямо перед тобой.
        Стрелок шагнул вперед и заглянул за статую. Потом осмотрел мозаичную стену. Если где-то в ней и скрывалась потайная дверь, то он ее не увидел.
        Пепел вытянул руку.
        - То место, где ты находишься - это дискохранилище. Мешика хранят здесь свои знания. Те самые знания, что передал им я.
        Повинуясь внезапной догадке, слингер коснулся одного из камей в мозаике наугад, и сильно надавил. Тот подался назад с легким стуком…
        Клак!

…И вывалился слингеру на ладонь. Это оказался фонетический диск - такой же точно, как солнечный диск Пако. Такой же точно, как диск, провалившийся внутрь истукана. Только расписанный другим орнаментом. «Ягоды и свекла, - разглядел Пепел. - Что-то сельскохозяйственное».
        - В большинстве записей ты не найдешь ничего интересного, - говорил тем временем Кецалькоатль. - Здесь немного горного дела, там немного механики, химия, теория двигателей, житейские мелочи хозяйке на заметку. Всё на моём посредственном юкатеке, разумеется. Большую часть из этого ты можешь выучить в любой американской школе.
        Пепел нажал соседний камень - и это тоже оказался диск. Слингер шагнул назад и осмотрел стену. «Если всё это диски, - подумал он, - то здесь их тысячи. А то и десятки тысяч». Как видно, змеиный бог всерьез относился к передаче знаний.
        - Теперь слушай, - сказал истукан у него за спиной. - Среди записей есть помеченные моими патентованными чернилами. Ты сможешь увидеть пометки в любой американский оптический прибор. Если ты ученый или военный, то нужная оптика у тебя есть. Если нет - мысли как путешественник. Выменяй ее у контрабандистов или отбери у бандитов.
        Пепел обернулся к торговцу и вытянул руку.
        - Дай винтовку, - потребовал он.
        - Не дам, - сказал Пако. Потом, недовольно бурча, отвинтил телескопический прицел и сунул его Пеплу. Тот осмотрел мозаичную стену сквозь линзы из нулевого стекла. Он тут же заметил на одном из камней тонкую пометку, надпись от руки, ярко светящуюся в прицеле и неразличимую в обычном свете. «Изменение климата», - прочитал слингер.
        - Записи с пометками я начитывал на английском. На них я оставил тебе всё, что знаю. Все загадки, что я встретил - и те разгадки, что я смог подобрать. Ты вряд ли способен оценить важность этих слов, но я попробую намекнуть тебе.
        В стене отыскался еще один помеченный диск. «Что такое аврора», - прочел слингер, глядя в прицел. Всего парой футов выше виднелась еще одна пометка: «Способ бороться с…»
        - Десятки, сотни вопросов, дорогой соплеменник, - сказал Кецалькоатль. - Вопросов больших и маленьких. Почему Стекло зеленое? Как устроена Стена? Что такое Шум, и как бороться с ним. Но с этим ты будь поосторожней, и лучше не называй мое имя вовсе. Увы, но отдельные знания способны принести тебе большое несчастье.
        Пепел возвратил торговцу прицел. Вытащив поочередно диски с «изменением климата» и «авророй», он упрятал их за пазуху. «Способ бороться» без стремянки достать не удавалось.
        - А многие знания, возможно, позволят тебе сделать миллион или другой долларов. Это тебе подарок от Несущего Знание, - сказал змеиный бог. - Я многое могу рассказать. Но что я требую взамен? Очень просто. Приведи за мной экспедицию. Вытащи меня отсюда. Самому мне из преисподней уже не выбраться. Ты должен помочь мне.
        Вумп-вумп.
        Стрелок поднял голову. Звук раздался из расщелины, которая вела наружу. Торговец ухмыльнулся и прищелкнул телескопический прицел на ложе винтовки.
        - Я схожу разберусь, - объявил он, взяв оружие наперевес.
        - Я хочу жареных сосисок, - продолжал голос на записи. - Я хочу вдыхать запахи Канзаса, зайти в таверну или дайнер у дороги. Съесть один-единственный жирный, ядовитый, острый и перченый гамбургер, выпить шестерку банок пива, да и помереть на радостях - и тогда пусть меня сожгут и похоронят мой пепел на полигоне Остинхэд, в чистом кварцевом песке, где каждая из моих молекул точно останется нетронутой. Вот такое у меня желание - не так уж много, правда ведь? Но ты скажешь - зачем мне идти к этому безумцу, соваться в его преисподнюю, зачем нужна мне эта экспедиция? Ведь все его секреты и так у меня в руках.
        Пепел оглянулся. Индеец по-прежнему валялся на каменном полу, уткнувшись макушкой в пыль. Пако всё еще не вернулся.
        Вумп-вумп, - отчетливо донеслось снаружи.
        Голос продолжал:
        - Отвечу просто: все эти знания - ничто. Найди меня, и ты станешь героем, а твоя страна получит такой источник энергии, который сможет питать…
        Вумп-вумп. Вумп-вумп.
        - Не нравится мне это, - сказал индейцу стрелок. - Я тоже выйду, проверю, что там.
        Ревущий Буйвол не ответил. Слингер шагнул к жаровне. В ее погасших углях торчало несколько лезвий и кривых бронзовых иголок.
        - И постарайся здесь не порезаться, - пробормотал он себе под нос. Пепел взял одну иголку в руки. Та была обжигающе горячей… но тут же остыла, в один момент.

«Странно», - подумал слингер. Бог в статуе продолжал:
        - Может питать… сможет питать… смо… смо…
        ВУМП! ВУМП!КРАК!
        Лицо истукана треснуло и развалилось на две половинки, обнажив фонетическую машину и закрепленный в ней диск. Тот повертелся еще секунду…
        ПАФ!

…И взорвался, брызнув мелкими осколками. Слингер едва успел загородиться рукавом.
        Не дожидаясь, пока дым рассеется, Пепел кинулся в каменную щель. Он пробежал вдоль мозаичной стены и, карабкаясь по крутому скользкому камню, принялся выбираться наверх, туда, откуда свисала зелень, сквозь которую струился дневной свет.
        У самого выхода дорогу ему преградил грузный силуэт мексиканца.
        - Что происходит? - спросил у него стрелок.
        Торговец оскалил золотые коронки.
        - Не видал ничего, всё в порядке… А-АМ-М! - Пако взвыл и ухватил себя за челюсть.
        - Золото, - сказал Пепел. Он протиснулся мимо, выбрался на широкий карниз и замер, сжимая в руке Кочергу.
        Носки башмаков слингера оказались на весу. Под ногами открывалась серая затуманенная пропасть, в которой и впрямь не видать было ничего. Далее, на солидном расстоянии, высилась еще одна сказа, а за ней расстилалось высокогорье - сплошные парящие горные пики, а под ними - острые верхушки сосен. Упасть отсюда не хотелось.

«Спокойная картинка, - подумал слингер. - Не к добру это».
        ВУМП! ВУМП! ВУМП!
        Что-то тяжелое и тупоносое поднялось из туманного ущелья, прямо у него из-под ног. Что-то, похожее на клепаное железное яйцо без окон и дверей, крашеное в матовый черный, летучее бронированное яйцо размером с дом, рыскавшее своим острым концом будто хищная птица клювом. Несколько широких лопастей вертелось на длинной штанге, произраставшей из тупого конца парящей машины. Воздух короткими толчками вырывался из сопел в нижней части яйца, помогая тяжелому летуну висеть в воздухе почти неподвижно.
        ВУМП! ВУМП!
        Из брюха парящего в воздухе черного яйца торчал длинный суставчатый щуп, на котором шевелилось нечто вроде серебряного блюдца, запятнанного патиной и электролитом, по кайме окрашенного в тот же матовый черный.

«Вот так новости. - подумал слингер. - Теперь мы, значит, летаем».
        Таз повернулся к Пеплу, и стрелок ощутил, как невидимый горячий луч скользит по его коже, просвечивая тело насквозь. Уколы фантомного электричества пробежали по ноге слингера, в том месте, где недавно был пороховой ожог.
        Пепел отшатнулся назад. Всё это попросту не могло твориться с ним наяву, и поэтому слингеру мерещилось, что он смотрит на себя со стороны, а машина в его воображении то и дело отращивала длинные лапы, которых на самом деле не было.
        БАХ-бах-бах-бах!
        Кочерга у Пепла в руке вдруг пальнула сама собой. Эхо выстрела, заметалось между вершин и сосновых верхушек. Пуля ударила вверх. Со скалы заструился щебень, и ручей его быстро перерос в небольшую лавину, и карниз начал сдавать под ее весом, толкаемый выбросами воздуха из сопел машины-летуна.
        КРАК!
        Между каблуками слингера вдруг раскрылась широкая трещина, и щебень заструился в нее клином. Трещина раскололась еще больше, до такой глубины, что внутри ее тоже показался туман.
        КРРРАК!
        Не дожидаясь, пока весь карниз рухнет, Пепел отскочил назад, развернулся к парящей машине спиной и побежал. Он протиснулся в щель, поднырнул под низкий свод и вскоре выбрался в пещеру, прямо к подножью статуи божка, теперь уже безголовой.
        Горячий луч следовал за Пеплом. Невидимый и всепроникающий, он скользил по стене напротив, и диски вспучились один за другим на его пути, а потом трескаясь и шумно лопаясь от нагрева: Крак. Крак.
        На площадке с идолом было совершенно пусто: ни Пако, ни индейца. Стрелок выглянул с платформы. Двое его спутников уже возились далеко внизу, на краю сумрачной ямы-колодца. Они успели сбросить в колодец веревку и едва слышно ругались о том, кому из них положено лезть вначале.
        - Уважай старость, чико, - долетело снизу.
        - Эй, вы! Пако! Буйвол! - крикнул Пепел.
        Торговец запрокинул башку и прищурился. Индеец воспользоваться этим и соскользнул в колодец первым. Пако чертыхнулся и присел на край, готовясь последовать за ним.
        Крак. Крак. Крак. Крак.
        Невидимый луч шарил по стенам, и диски вздувались у него на пути будто змеиная чешуя. Слингер начал пятиться назад, быстрее и быстрее, потом развернулся и побежал. Он миновал безголовую статую, успев разглядеть остатки взорванной фонетической машины… осколки квадратной морды на полу… и еще что-то, неправильное и тревожное, - но времени останавливаться или размышлять попросту не было. Настало время бежать, и слингер несся вперед и вниз, вперед и вниз, по спирали, вдоль изрисованной мозаичной стены, прыгая по карнизам и сходням. Пещера вертелась вокруг него подобно цирковой карусели. Луч по-прежнему тащился следом, ощупывая стены, и диски у Пепла за спиной уже не вздувались, а лопались как зерна огромного попкорна, выбрасывая в пещеру струи горячих осколков - бах! Бах! Бах!
        Стрелок почти добежал до мексиканца, как вдруг понял, что неправильного он заметил наверху, около статуи.
        - Ружье, - задыхаясь, спросил он Пако. - У него было? Ружье, у него, у индейца было с собой ружье?
        - А? - спросил торговец. На его лице играли темные колодезные тени.

[ФОН] /// Cross Bones Style /// CAT POWER
        Пепел глянул вверх. Луч бродил по стенам туда и сюда, дожаривая то, что еще не успел дожарить. Агрономия, механика, теория двигателей, секреты мироздания - фонетические записи гибли одна за другой, десятками, так никем и не услышанные. Пепел сцепил зубы, но помешать он никак не мог, да и мешать было уже поздно.
        - Индеец оставил ружье, - выдохнул Пепел наконец. - Просунул статуе между ног…
        Пако молча пялился в ответ.
        - Мьерде, - сказал он.
        И немедленно спрыгнул во тьму колодца. Веревка зашуршала, разматываясь под его весом, натянулась и с громким щелчком оборвалась у торговца над головой - КРРРАК!

«Как уж повелось», - подумал слингер.
        Плюх!
        Далеко внизу что-то тяжелое рухнуло в воду. Точнее не в воду, а…

«Масло, что ли?» - успел подумать стрелок.
        Му-у-у-у-р-Р-Р-Р-Р, - раздалось сверху оглушительное крещендо. Луч нашарил чертово ружье.
        И в следующий миг Пепел тоже прыгнул.
        И в следующий миг над ним раздался взрыв.
        Вспышка и звенящий, лезущий в уши грохот продлились какую-то долю секунды, а потом звук оборвался, будто обрубленный, и темнота вокруг загустела. Пепел завис в черном вакууме, на полпути до дна колодца, между каменных стен. Над головой его, футах в двадцати, бушевало раскаленное пламя, а снизу, с такого же примерно расстояния, несся холодный ветер ураганной силы. Две эти стихии держали Пепла на весу и боролись за него, позволяя слингеру парить в воздухе. Стрелок понял, что спускается вниз, но едва-едва. Теперь становилось ясно, почему он летел с рухнувшего колеса так долго. Нынешний спуск и вовсе растянулось на века. Слингер даже попробовал размышлять в полете - в частности, о том, каким же дьяволом он собирается выбираться обратно.
        Это было не так сложно. Если внизу плескалось масло - значит, кто-то заливал его туда и поджигал его. Очередное «солнце в яме», непременный атрибут любого мало-мальски значительного ацтекского храма.
        Значит, там, внизу, тоже должен быть ярус, с отдельным выходом.
        Слингеру в грудь уткнулось что-то твердое и скользкое. Пепел отмахнулся и увидел, что это баллон из-под краски, весь испачканный маслом. Аэрозольный баллон, рвавшийся кверху, самостоятельно высвободился из объятий слингера, воспарил над ним, поднялся выше, выше, и вдруг - пуф-ф! - загорелся зеленым пламенем и принялся сминаться, пока не стиснулся в шарик размером не больше пенни. Этот огненный шарик уплыл еще выше, осветив неровные стены колодца, и пропал в белой стене, ослепительной, сводящей с ума белизне, которая светилась наверху и в которую Пепел мог смотреть только самым краем глаза - иначе градом начинали катиться слезы.
        Наконец пламя отпустило слингера, и он рухнул вниз. Пролетев оставшиеся футов десять, он с размаху плюхнулся во что-то, по запаху, вкусу и консистенции очень напоминавшее церковный елей.
        Он барахтался в огромной бронзовой чаше, вроде той, в которую Игуана складывала золото, только люк в этой был надежно закрыт. Масло пропитало его одежду, и запах елея в больших количествах оказался просто непереносим.
        Сухими остались только плечи. Более того, они горели так, словно у Пепла над головой висело полуденное солнце. Мр-р-р-р-р, - опять зажурчало сверху. Яркое пятно света легло на поверхность лампадного масла, и оно пошло едва заметной рябью, - а потом стрелок выкарабкался прочь, повалился на твердый каменный пол и отбежал ко всем чертям от греха подальше, насколько это позволял вместительный нижний ярус.
        В бронзовую чашу упиралась колонна призрачных лучей, падавших из колодезной дыры над головой. Прямо на глазах у Пепла елей в чаше забурлил и вдруг - ПФ-ФТ! - разом вспыхнул зеленоватым огнем. Колонна раскалилась добела и превратилось в радужное лезвие, пронзившее земную твердь.
        МР-Р-Р-УМ-Р-Р-Р!
        Бронзовая поверхность чаши начала золотиться и сиять, потом стала подвижной. Огромный сосуд просел и обмяк, на глазах теряя форму. Струи горящего лампадного масла потекли из него во все стороны, и Пепел отступил еще дальше в тень. Чаша на секунду скрылась в облаке пара - а потом снова показалась, и потянулась вверх, непрерывно изменяясь. Она стала похожа на гриб, потом превратилась в раскрытый бутон, а после - в бесформенный, раскаленный докрасна оживший комок, ворочающийся на тонком текучем стебле. Бронза капала вниз и поднималась вверх словно воск в китайской лампе.
        Раскаленный столб исчез моментально и без звука, будто его и не было. Во тьме слингер уже едва мог поверить в то, что видел всего секунду назад. Он и не поверил бы, если бы фиолетовый мазок не плясал до сих пор у него перед глазами. Масло всё еще горело на каменном полу, но свет его казался ничтожным в сравнении и с лучом, и даже с его тлеющим отпечатком. Сколько Пепел ни всматривался в темноту, он видел только призрачные зеленоватые контуры горящих луж, и не более.
        Потом от одной из луж отделился и поплыл к нему отдельный пляшущий огонек. Это оказался собственной персоной Пако - он нес перед собой коптящую зажигалку.
        - Ну, кукарача, - донесся голос торговца откуда-то издалека, из глубин тяжелой контузии. - Ну, слингер. Молодцы, компаньерос. Никак нельзя уйти, чтоб всё не взорвать.
        - Кое-что осталось, - сказал Пепел. Он снял промасленный плащ и вынул из его кармана один из припрятанных дисков. Тот раскрошился у него в пальцах и осыпался в темноту графитовой пылью.
        - А может… - начал стрелок.
        Второй диск тоже превратился в уголь, а третий… сначала казался слингеру целым, но потом раскололся у него в руках на две половинки, одна из которых немедленно упала слингеру под ноги и разбилась.
        - …Может и ничего, - закончил Пепел. Рисунок на уцелевшем осколке он узнал. «Что такое аврора».
        ГРРРУМ!
        Скала у них над головой дрогнула, и дрожь отозвалась под ногами. По расплавленной чаше дождем застучали мелкие камни, потом камни покрупнее, а потом - Р-РУМ! - пещеру накрыла кромешная тьма - только огонек зажигалки трепетал на ветру.
        - Что за?.. - спросил Пако. - Что это было, слингер?
        - Верхний ярус завалило, - ответил Пепел.
        - Да я не про то…
        - Дай прикурю, - сказал Пепел.
        Он разыскал в плаще спасенный окурок и раскурил его от зажигалки.
        - И что делать теперь?
        Стрелок вынул изо рта сигару.
        - Кто за Вегас, - сказал он. - Поднимите руки.
        Во тьме сухо щелкнул затвор.
        (1х10) Змеиный бог
        - Тлалок, - снова подал голос индеец. - Это бог дождей, туманов и слёз. Тлалок убил многих братьев на пути к Кецалькоатлю. Он захочет убить нас.
        - Заткнись, - проворчал торговец, маршировавший за спиной и державший их с Пеплом на прицеле. - Мадре, он опять жрёт! Слингер! Что он там опять жрет?
        - Бабочек, - ответил стрелок. Ему неохота было говорить. Он хотел поразмыслить.
        В нижнем ярусе Храма Знаний было темно, зато в нише рядом с расплавленной чашей они нашли большой глиняный кувшин с церковным елеем, а также пару жестяных ламп, которые давали совсем неплохой, пускай неровный, свет. Пако заставил слингера и Буйвола нести лампы («пока новых дров не наломали»), а сам вёл их под прицелом своей армейской винтовки («а то знаем мы вас»). Крак-крак. Он то и дело дергал в темноте ее затвором.
        Мотыльки слетались на них отовсюду, неприятно щекоча оголенное тело - мокрую и промасленную одежду Пеплу и торговцу пришлось временно снять. Пыльца их и в самом деле пахла чем-то вкусным, кондитерским, но когда стрелок прихлопнул парочку насекомых ладонью, от них потянуло зловонием, сравнимым разве что с горелой резиной. Индейцу, впрочем, это никак не мешало, и он поедал мотыльков одного за другим.
        - Я бы сам чего сожрал, - вскоре признался мексиканец. - Сколько уже не жрамши? День или два. Чингадера, безобразие это всё.
        - У тебя изо рта так не воняет, как от них смердит, - сказал Пепел. - Лучше не надо.
        - Мы скоро выйдем к механическому каноэ, - сказал Ревущий Буйвол. - Оттуда можно спуститься милостью Тлалока в царство дождей, туманов и слёз.
        - Звучит не слишком заманчиво, - отозвался стрелок. - Пако, ты не устал эту винтовку переть? Тебе подсобить, может?
        Позади торопливо щелкнули затвором - крак-крак.
        - Ты, слингер, знай неси фонарь, - посоветовал мексиканец. - Я не решил еще, кого из вас к этому Кецалькоатлю взять.
        - Мы все должны идти к Несущему Знание, - сказал индеец.
        - С чего вы оба взяли, что я иду к вашему Кецалькоатлю? - спросил Пепел. - Я ваш случайный попутчик. Мне с вами до Вегаса, дальше каждый сам по себе.
        - Ой, ну конечно, - сказал Пако за спиной. - Только пропадешь с глаз - так и сразу пойдешь по своим заботам, знаем мы вас, янки поганых. Нортеамерикано свою наживу не упустит.
        - В чем нажива - я так и не понял, - признался стрелок. - У него лицо прежде взорвалось.
        - Бесконечный источник энергии, - сказал Пако. - Склад колдовских ружей.
        - Власть над судьбой мира, - сказал индеец.
        - Гм. - Пепел удобнее перехватил тюк с одеждой. - Ну, если так подать. Ладно, допустим, идем к вашему Кецалькоатлю.
        - Я еще не решил, - сказал Пако.
        - Что не решил?
        - Зачем ты мне, к примеру, нужен, чико, - ответил торговец. - Буйвол понятно зачем. Это его бог, он дорогу знает. А для чего ты нам, еще подумать надо.
        - Я могу стрелять, - сказал Пепел.
        - Извини конечно, слингер. - сказал Пако. - Но так, как ты стреляешь - так я и сам стрелять могу.
        - Могу скакать на лошади, - добавил стрелок.
        - Это еще с какой радости? - спросил торговец. - Где ты лошадь-то раздобыл, кабальеро? Не дон Кихот, вроде.
        - В юности у меня был конь, - сказал Пепел. - Точнее, мул. Но он был не хуже, чем настоящая лошадь.
        - А у меня в детстве тоже был конь, - сказал Пако. - А может, и осёл. Я не очень хорошо запомнил.
        Слингер вздохнул.
        - Ну хорошо, - сказал он. - Я не могу умереть.
        Мексиканец впервые замешкался с ответом. Даже Ревущий Буйвол сбился с шага, и фонарь его качнулся, расплескивая тени по каменным внутренностям храма в скале.
        - В каком это смысле, чико? - осторожно спросил торговец.
        - В прямом, - сказал Пепел. - Не знаю, как это работает. Все вокруг умирают, а я остаюсь жив. Такое проклятие.
        Мексиканец протяжно фыркнул.
        - Уговорил, чико. - Он снова передернул затвор своей телескопической винтовки. - Сейчас проверим.
        - Ладно, стоп, - сказал Пепел. - Я пошутил. Что всё-таки за черная машина?
        - Что-что… - раздраженно отозвался Пако. - Предупреждал же, по моему плану нужно. Всё по очереди. Сперва дона Эрнандо, потом дона Санчеса… так нет же! Всё через задницу у них, колдунья еще эта, с ее колдовством…
        - При чем здесь Игуана? - Стрелок поскреб щетину. - Я так понял, твои дон Эрнандо с доном Санчесом вели нас по каким-то металлам… бритва, твои зубы. Его иголки в носу.
        Он кивнул на Буйвола, который шагал поодаль, разглядывая фрески на стене каменного прохода. Фрески изображали долгий путь фонетических дисков в улиткоподобный Храм Знаний из… чрева какой-то огромной змеи либо пещеры, насколько мог видеть Пепел. Вряд ли теперь это имело значение. Весь огромный запас знаний был стерт и разрушен, и только загадочный Гудспринг-Кецалькоатль отныне мог рассказать им, что такое аврора и как бороться с Шумом.
        - «При чем здесь», - передразнил торговец Пако. - А ты говорил с твоим мотеро? Спрашивал его, почему у ведьмы глаза нет?
        - Она отдала свой глаз, чтобы видеть моими глазами, - немедленно ответил Буйвол.
        - Бред, - сказал Пепел. - Скажи лучше, кто такой этот Гудспринг? Ведь это человек? Американец?
        - Кецалькоатль, - отозвался Ревущий Буйвол почтительным шепотом. - Кецалькоатль это огромный змей. Видишь?
        Он указал фонарем на длинную фреску.
        - Несущий Знание предал наше племя, братья, - сказал Буйвол иным голосом. - Вот, что писал Бронзовый Койот. Койот написал: Пернатый змей хочет, чтобы взошло шестое солнце. Тогда мир погибнет и люди из мяса умрут, а на смену им придут люди из огня. Так говорили великие инка. Так говорили великие майя. Змеиный бог хочет, чтобы пророчество сбылось. Он несет нам зло. Он нес нам зло раньше. Если следующий подносимый не достанется солнцу и будет убит белыми, то о каких иных коварствах умолчал его раздвоенный язык?
        Индеец умолк так же резко, как начал говорить.

«Мда», - подумал стрелок. С одной стороны черная машина дона Эрнандо и волшебное ружье Санчеса, а с другой - мистический отсутствующий глаз Бессмертной Игуаны. И огромный змей-американец по имени Джон Гудспринг, родом из Омахи, штат Небраска. Иногда слингеру приходилось щипать себя, чтобы убедиться, что он в самом деле живет и мыслит, а не видит какой-то странный сон.
        Но подземная тропа вела их вперед, и они шли, каждый думая о своем и строя планы, все из которых теперь вились вокруг личности этого странного змеиного бога, и возвращались к ней с такой же назойливостью, с какой мотыльки слетались на масляный огонь двух почти угасших фонарей.
        Точно так они ушли с Трикси ночью, покинув ярмарку, будто двое воров. Двое подростков на заработках, каждый очарованный этой странной девочкой из города.
        Она сказала им, что явилась в Краулер спасти мир от жары, от засухи и пожаров. Она сказала им, что исполняет заветные желания в обмен на героические подвиги.
        Джошуа водил своего мула по ярмарке, четырнадцатилетний ряженный ковбой, красавец и приманка для приезжих городских дам, желающих покататься за три доллара пять минут или пострелять из Кочерги по доллару за выстрел.
        Лоуренс Майкл Мэй, худощавый паренек родом из Седоны, играл в карты на деньги и раскидывал подобие «скорлупок», используя два туза и червовую даму, за которой и городские, и деревенские лопухи пытались уследить, что им удавалось ровно тогда, когда Майк хотел подцепить очередного клиента на удочку.
        Оба мечтали забраться Трикс под юбку.
        Краулер не был настоящим поселком или станцией - городок представлял из себя останки огромной рельсоукладочной машины, которая должна была провести маршрут до какой-то стекольной копи или золотого рудника, да тот иссяк прежде, чем машина закончила свою работу. Эта ржавая черепаха размером с небольшой поселок так и осталась торчать среди аризонской пустоши и служила вечным пристанищем для местной ярмарки, единственной общественной достопримечательности на множество миль вокруг.
        Поезда досюда не ходили, хотя дрезина сновала туда-сюда раз в день, развозя всех желающих - кого в Седону, кого обратно в Краулер.
        Джош потащил с собой своего мула Камато, которого угнал из бродячего цирка, своего первого места работы. Мула не на кого было оставить, да и он рассчитывал покатать Трикс напоследок. Трикси отказалась ехать на муле и не захотела ехать на дрезине. Они шла пешком, а они шли за нею.
        И шли, и шли, и шли. Он и Лоуренс Майкл общались мало - каждый чуял в другом соперника. А Трикс, казалось, и вовсе не нужны были собеседники.
        Ночью, когда Джошуа спал, привалившись к теплому мулу, Трикси явилась к нему… но вывернулась прочь, едва он попытался обнять ее.
        - Ты мечтаешь стать настоящим ковбоем. Стрелком Дикого Запада, - прошептала она ему на ухо. - Твоя мечта сбудется. Но сначала… ты должен быть сильным. Ты боишься потерять своего друга?
        - Не боюсь, - ответил он беззаботно. - Да и он мне не друг.
        - Хорошо, - ответила Трикс. - Завтра твоя мечта начнет исполняться. Только ты должен верить в нее. Ты веришь в нее?
        - Да, - ответил он и снова попытался ухватить ее…
        Но Трикси поднялась и ушла. Через миг, к его огромному неудовольствию, она уже шепталась о чем-то с Лоуренсом Майклом.
        Когда трое путников, давно обсохнув и одевшись, изрядно устав и изголодавшись по свежему ветру, наконец спустились на дно ущелья и вырвались из затхлых каменных кишок на свежий простор, их ждало новое испытание.
        - Никакого пути вниз, - сказал Пако. - Только ручеек. Я туда не полезу, убьемся о камни.
        Этот ручеек на деле был самым-самым началом мощной и бурной реки, покидавшей здесь подземелья и с шумом уносившейся вглубь скалистой расщелины. В отношении камней торговец был прав: у своего истока горная река столь часто дробилась о многочисленные пороги, что о спуске вплавь речи быть не могло: любого из них бурная вода просто растерзала бы о камни.
        Ниже, совсем неподалеку, начинался сосновый лес, и громадные деревья возвышались двумя стенами по бокам всё той же извилистой реки, которая на глазах становилась медленнее, шире и спокойней. Но дотуда нужно было как-то добраться. А путь был один: бушующий под ногами быстрый горный ручей, ледяной и кристально-чистый, ревущий меж камней и скал, как молодое хищное животное.
        - Здесь раньше ходило каноэ с мотором, - сказал Ревущий Буйвол. - Но теперь его почему-то нет.
        С этим также было трудно поспорить. У пещеры обнаружился лишь старый навес, под которым ржавело несколько пустых железных кадок из-под масла. Ржавые бочки были связаны дряхлой веревкой и дополнительно скреплены проволокой, такой же рыжей и старой, как весь этот покинутый навес.
        - Тут с весны никто не бывал, пута соврет, - сказал мексиканец.
        - Это неправильно, - отозвался Буйвол. - Поистине ужасные времена настали. Храм осквернен и заброшен. Бронзовый Койот предал Несущего Знание и отдал жизнь ради своей гордыни.
        - Вот как, - сказал Пепел. - Что ж, Пако тут интересовался, зачем я вам нужен. Кто из вас знает, что такое «шагающий понтон»?
        На станции Трикси продала их обоих в рабство.
        - Ты должен стать сильным, - прошептала она в ухо Джошуа напоследок. - Эти люди научат тебя, как жить в прерии.
        - Я не хочу в прерию, - сказал он тогда, затравленно озираясь. - Я вырос в прерии. Я хочу с тобой, в город.
        - Ты еще не готов, - сказала она.
        - И когда я буду готов?
        - Ты поймешь. Когда ты будешь готов, ты сможешь сам пойти и разыскать меня. Если это твоя следующая мечта. Но сначала ты должен научиться выживать.
        - ТЫ моя мечта! - чуть не заорал он. - Ты! Поняла? Ты! Ненавижу тебя!
        Трикс положила тонкие пальцы ему на губы.
        Потом поцеловала его, слегка укусив, и он понял, что не может разозлиться на нее по-настоящему. Даже за Камато. Даже за рабство. Тем более, что Лоуренс Майкл Мэй тоже ушел итальяшкам за скромную цифру, и скулил, а потом верещал как свинья. Джош не хотел, чтобы Трикси запомнила его таким.
        - Как я тебя найду? - спросил он.
        - Я скажу тебе мое настоящее имя.
        Она склонилась к его уху и прошептала:
        - Триксепочтекайотль.
        И ушла. Он не видел ее шесть с небольшим лет.
        - Ну, красавцы. - Прораб по имени Капо Марио обращался к ним так все годы службы. Он был неплохой мужик, хоть и черствый. Тогда, на самом первом их построении, он сказал: - Не расстраивайтесь. У них там, в Нью-Йорке, такие же условия, только помощник называется «клерк», а инженерная артель - «корпорация», а вместо тумаков язвы и нервы.
        - Я хочу на свободу! - снова загорланил Лоуренс Майкл Мэй. Капо Марио сделал несколько ленивых шагов в его сторону, оправил потную рубаху и не без удовольствия засветил деревянной киянкой ему промеж глаз - крак!
        - Увянь, - приказал он. Лоуренс Майкл увял. Капо Марио покряхтел и сказал: - Отлично. Теперь, красавцы, я расскажу вам кое-какие вещи, которые мои предки древние римляне добыли и изучили давным-давно, в Затонувшем Свете. В частности, один несговорчивый парень по кличке Архимед Сиракузский был известен среди них тем, что делал любопытные такие машины и краны из самых простых, самых подножных материалов, стволы деревьев, сосны, крючья. Мы с вами первым делом научимся строить такие же. Теперь, кто из вас знает, что такое «шагающий понтон»?
        Позади на Т-образном каркасе из бревен закреплено по две пары железных бочек, вместо поплавков. На каждой едет стоя по одному пассажиру - бочки Ревущего Буйвола уравновешены камнями - Пако тяжелее. Они двое придают плоту устойчивость.
        На вершине Т-образной конструкции едет слингер. В его руках - руль из двух продольно установленных поплавков, насаженных на бревна-ходули. Ходули двигаются раздельно; так, что поплавки-бочки могут отдельно шагать по каменным порогам, волоча плот за собой - поэтому такой понтон никогда не застрянет.
        Всё это когда-то рассказал юным новобранцам-помощникам тип по имени Капо Марио, отличный мужик, хоть и любящий чрезмерное рукоприкладство.
        БУММ! КРАК! Конструкция дала первую серьезную течь как раз тогда, когда долгожданная пристань была рядом. Очень большая удача - все трое были совершенно измотаны, и каждому давно требовался основательный отдых.
        Над лесом таинственно звенела полуденная мошкара. Осенний воздух был прохладен и неподвижен. Пока трое путников шагали сквозь осоку и мелкую скользкую грязь, погода испортилась окончательно. Вдали рокотал гром, в воздухе пахло грозой, а над чередой горных пиков в вышине уже сверкали первые молнии. Пепел до последнего пытался утащить с собой хотя бы бочку и пару бревен, на будущий плот, но раздавшаяся река вывернула у него из рук жалкие останки их трудов - вырвала и унесла вдаль, в серый неподвижный плёс, где над ровной водяной гладью кружили стрекозы и носились низкие предгрозовые ласточки.
        Прямо впереди виднелось целое поселение, поляна с местом для костра и пять больших старых шалашей полукругом.
        - Пусто. Давно покинуто, - сказал Пепел. - Не нравится мне это.
        - Тебе, слингер, всё не нравится, - сказал Пако. Он позвал: - Слышь, дон Пендехо, вон жабы квакают. Жратва.
        - Нельзя, дон тио Рамирес, - ответил Ревущий Буйвол из камышей по соседству. - Лягушек нельзя есть, они ядовитые.
        - Да шучу я, балда, - сказал торговец. Он прошелся мимо шалашей, заглянул в каждый и добавил: - Мне лично всё нравится. Я вот в этом ночую.
        Лагерь оказался таким же нищим и покинутым, как храмовый навес с бочками и сам храм. Пока мексиканец разводил огонь, Ревущий Буйвол и слингер обследовали каждое из скромных лиственных жилищ на предмет полезной добычи, но нашли только старый шахтерский заступ, несколько ржавых жестянок (в которых, впрочем, они закипятили чай из коры), да еще странную шарообразную конструкцию из хвороста, нечто вроде гнезда, внутри которого обнаружились кости и череп молодого козленка, собранные в небольшую пирамиду. Пеплу эта находка особенно не понравилась - не потому, что это были кости и череп, а из-за странной формы вязанки и особенно ее аптечного, йодистого запаха.
        - Тут есть дикие звери. Почему ты не охотишься с ружьем, дон тио Рамирес? - спросил индеец. - Я ведь не могу каждый раз доставать для тебя еду. Ты должен учиться охотиться.
        - Он не охотится, потому что патронов нет, - сказал Пепел, сам забираясь в пустой шалаш и вытягиваясь на прекрасном ароматном ковре из листьев и хвои. - Отчего, думаешь, он так затвором всё время щелкал? У него пусто в затворе. Я сосчитал.
        - Спасибо тебе, слингер, - проворчал Пако в стороне. - У меня патронов нет, у тебя патронов нет. Теперь нас голыми руками брать можно.
        - За себя я не волнуюсь, - ответил стрелок. - Меня не убьешь. Я же говорил.
        - Вы оба такие странные люди, - сказал индеец.
        И больше они не разговаривали. Под вечер Буйвол собрал несколько горстей кислых ягод, а торговец изжарил на костре пару больших древесных грибов, оказавшихся горькими, но сытными. После этого все трое, вяло отбиваясь от комаров, полезли устраиваться на ночь.
        Ее лицо снова рядом.
        - Твой конь, наверное, наступил на змею, - говорит Трикси. - Он нам больше не нужен. Он умирает. Можно, я убью его?

«Нет. Это ты его отравила. Ты», - хочет сказать Джошуа, но молчит.
        - Чтобы стать настоящим стрелком из пустошей, ты должен научиться убивать загнанную лошадь. Ты не можешь убить своего коня сейчас. Можно, я убью его?
        Еще вчера с Камато было всё в порядке. Но, стоило этой маленькой ведьме заговорить о жертвах, и Камато немедленно слег, отравленный каким-то неизвестным Джошу ядом, может быть, и правда змеиным, но…
        - Мальчик должен умереть, - говорит она. - Но мальчик не умрет, пока не научится хоронить своих друзей.
        Она почти не скрывает, что отравила Камато своими руками.
        - Можно, я убью его?
        Джошуа втягивает носом воздух, осторожно, чтобы не подать виду, как он расстроен и слаб.
        - Можно, я убью его?
        А он-то думал, что она говорит о Лоуренсе Майкле.
        Они съели жареную ногу Камато вдвоем, Трикс и Майк. Джошуа так и не смог откусить ни кусочка, хотя был зверски голоден. Рано утром они пришли на станцию - туда, откуда в девять отбывала дрезина. Рядом уже сидела какая-то каторжная артель.
        - Это помощники итальянских хозяев, - сказала Трикси. - Они помогают людям спасти мир. Вы хотите спасти мир?
        - Я хочу убраться из этой дыры поскорее, - сказал Лоуренс Майкл Мэй. - Дать тебе денег на билеты? Возьми для нас что-то в первом классе. Для меня и себя. А этого…
        Он кивает на Джошуа. Тот сжимает кулаки в карманах. Но Трикси улыбается ему - ему, а не Майку, и Джош расцветает.
        - Этого можно в третий, - говорит Лоуренс Майкл Мэй.
        - Дай мне деньги. - Трикси протягивает руку. Она добавляет: - Лучше дай все. На сохранение.
        - Это еще зачем? - малолетний конопатый шулер Лоуренс Майкл смотрит на нее, улыбаясь своей кривой ухмылочкой. «Она обманет его», - думает Джош не без удовольствия.
        Раз она могла сделать такое с Камато - от этой ведьмочки можно было ждать чего угодно. Ему даже немного жаль этого несчастного паренька из глубинки, такого же деревенского лопуха, как его клиенты.
        - Вы стойте здесь, - говорит Трикс. - Мне нужно исполнить то, что должно быть исполнено.
        Она улыбается через плечо им обоим.
        - Мне нужно исполнить ваши мечты. А потом я поеду обратно, в город. Вы поможете мне, и мир будет спасен.
        Трикси идет в сторону станции. Они радостно скалятся ей вслед, потом смотрят друг на друга - и продолжают улыбаться, помимо воли.
        Каждый думает, что избран он, а второй будет обманут.
        Когда слингер проснулся, снаружи уже рассветало и накрапывал дождь.
        Он выбрался из палаша и замер.
        С-с-с-с! Целое кольцо из змей извивалось у его ног, и всё новые твари прибывали из каплющего леса, сползаясь к их теплому костру.
        - Пако! - крикнул Пепел. - Пако, где индеец?
        Мексиканец выполз из палатки и замер. Он сказал что-то, но рядом сверкнула молния - КРАК! - и его голос утонул в грохоте ближнего грома.
        - Что?! - крикнул стрелок, осторожно пробираясь мимо змей.
        С-С-С! Одна из них, медноголовая гремучка, кинулась ему под ноги, и слингер едва успел отскочить назад.

«Проклятие», - подумал он.
        - Что-что! - наконец долетел до него голос торговца. - Сбежал твой кукарача, говорю! Что! Сам виноват! «Патронов нет у него»! «Затвором щёлкает он»! Кто за Ве-егас, поднимите руки. Ушел. Всё.
        - Что с обувью? - Пепел кивнул на ноги мексиканца - одна босая, сапог нахлобучен только на левую.
        - Не могу достать! - крикнул тот. - Гады налезли, не видишь?
        Стрелок увидел. Сапог Пако валялся недалеко, у костра… он был странно выпучен. Змеи лезли в него одна за другой, стараясь изо всех сил поместиться внутри все сразу.
        КРАК! Еще раз сверкнула молния. Рядом оглушительно грянул гром.

«Что за свистопляска», подумал слингер.
        - Дай мне нож! - крикнул он.
        - Что?
        - Я пробьюсь, отгоню их! Дай мне нож!
        Пако секунду поколебался, потом бросил мачете к ногам слингера, - тот самый, черный нож с золотой отделкой и змеиной головой на рукояти.

«Как уместно», - подумал стрелок. Он пригнулся и разрубил одну змею. С-с-с! Другая собралась в кольца, потом кинулась на него - но с опозданием. Крак! Слингер разрубил и ее.
        Хруп! Крак! Хруп! С-с-с! Он пробирался вперед, кромсая змей направо и налево, пока не понял, что мексиканец что-то кричит, стараясь привлечь его внимание.
        - А?! - Стрелок повернулся к нему.
        - Что ты делаешь, балда?! - Торговец орал изо всех сил. - Ты посмотри! Что ты делаешь?!
        Слингер глянул под ноги и понял. Не все змеи были обычными. Среди гадин оказалась парочка темно-зеленых, почти черных, как пиявки. «Бессмертные», - подумал он.
        Таких змей рубить было опасно. Он успел располовинить одну, и каждая половинка теперь атаковала его сапог по отдельности - даже хвост пытался прокусить его каблук своими костяными обломками и брызгал фонтанчиками черной ядовитой крови на твердую обувную кожу, которая размягчалась и темнела под его воздействием.
        - А, ч-черт. - Слингер посмотрел на мексиканца. Тот хотел сказать еще что-то, потом развернулся и пропал. Стрелок остался под ливнем один.
        Хруп-с-с-с! Он растоптал останки бессмертной змеи каблуком и двинулся дальше. Крак! Хруп! Хруп! Он принялся рубить и топтать вдвое осторожнее. Сапог торговца уже лежал под ногами. Стрелок поднял его за каблук и тряхнул, выбросив на мокрую землю целый клубок озверевших и спутанных рептилий.
        С-С-С-С! Хруп!
        Пепел отскочил назад.
        Вслед за клубком змей наземь плюхнулось что-то странное.
        Это была каменная или керамическая статуэтка какого-то индейского божка, тяжелая, размером с крупный портсигар, только намного толще.

«Это точно не Шочипилли», - подумал слингер.
        Это был Кецалькоатль. Конечно это был Кецалькоатль.
        Но что всё это могло значить?
        Он поднял статуэтку. Она гудела и дрожала, так сильно, что у слингера заныли пальцы. Пепел выронил божка в грязь.
        Шлеп! У-у-у-у-у! С-С-С-С!
        Он почти чуял ногами, как гудит статуэтка, лежащая на земле. Вода в мелкой лужице рядом пошла рябью, и змеи совсем озверели. Они кидались ему под ноги ракетой, и стрелок едва успевал отбиваться, уже едва отличая смертных рептилий от бессмертных.
        Хруп-с-с-с! Хруп-с-с-с! Крак-С-С-С!
        Змеи сползались теперь отовсюду. Они падали в грязь с деревьев. Они приплывали по бушующей реке. Они лезли и лезли, бесконечным потоком, заставляя слингера исполнять в их кольце сложный танец смерти.
        Признаться, он даже начал получать от него наслаждение.
        Наконец гудение стихло, и змеи заметно успокоились, хотя странная статуэтка по-прежнему влекла их и заставляла кидаться.
        Но Пепел хотя бы мог перевести дух. Он тронул шляпу и вытер лоб тыльной стороной ладони.
        КРАК! БАБАХ! С-С-С-С!
        Молния шарахнула совсем рядом. Стрелок обернулся. Его шалаш полыхнул огнем, и вся сосна за ним вспыхнула. Жаркие искры взметнулись к небу, шипя в струях ливня, и стрелок загородился рукой, не в силах смотреть на яркое пламя.

[ФОН] /// Angry River /// THE HAT
        Шмяк!
        В тот же миг что-то шлепнулось ему прямо на голову. Пепел махнул рукой, пытаясь сбить внезапного гостя с полей шляпы… и мелкая дрянь тут же вцепилась ему в правую руку, в кожу между большим и указательным пальцем.
        ХРУП!
        Он тут же убил маленькую змейку ударом кулака, но ее вид не оставлял сомнений.
        Маленькая. Пёстрая. Смертельно ядовитая болотная гадюка.
        Пепел выронил нож в грязь под ногами.
        Он сунул руку в рот и попытался высосать яд. Губы слингера моментально онемели.
        - Тьфу! - он сплюнул ядовитый плевок под ноги. Еще и еще. Змеиный яд обжигал как самый огненный мексиканский перец и был горек как худшее в мире лекарство. Стрелок плюнул еще раз: - Тьфу!
        И понял, что слюна у него закончилась. Губы отказывались его слушаться, онемел рот, онемело горло. Рука его одеревенела от запястья до самого плеча, но горела при этом адским пламенем, будто жарилась на сковороде, готова потечь и лопнуть.
        - Я не могу умереть, - скорее подумал он, чем прошептал. - Не могу. Проклятие. Умру не я. Я не могу.
        Он вспомнил, как увидел Трикси в последний раз. Она пыталась выскочить за этого барыгу, Альвареса. Якобы чтобы помирить семинолов-экотеррористов с наркокартелем… но Фриско знал: всё это было лишь ради того, чтобы избавиться от него, ее жениха, готового на всё, лишь бы вернуть ее.
        Фриско шел за ней на край света, снова и снова, пока Трикс обманывала и предавала его.
        Это их свадьба. Не его и Трикси… нет, не его. Если бы она вышла за него, думает Фриско, где-то в будущем его не ужалила бы мелкая болотная змея, он бы жил, он бы не умер.
        Это свадьба Трикси и Альвареса. Это его яхта у побережья. Океан неспокоен. Рваное свинцовое небо. Обычная флоридская свистопляска. Но вокруг гости. Стюарды в белом. Смех, шампанское. Трикс опять в этом серебристом платье. Вот для кого она наряжалась в клубе, маленькая шлюшка. Она пыталась отравить его. Она сожгла его документы. А он всё равно ее нашел. Фриско, Пепел или Джош… какая разница.
        Он выходит на красную дорожку. Он вынимает Кочергу. БАХ! БАХ! Громилы Альвареса валятся как кегли, один, другой. БАХ! Белоснежный стюард падает с простреленным сердцем. «Романтика», - думает Пепел. Это тебе не от укуса змеи подохнуть. Это красиво.
        Вот и они. Альварес улыбается. Психопат. Он всегда был каким-то странным. Ему интересно, что Фриско будет делать. А Пепел целится из револьвера, поднимает и целится.
        Только не в него, а в нее.
        Потому что он знает, что больше не нужен Трикси. Он знает, что она снова уйдет.
        И оставит его умирать от яда.
        Вот только он раньше убьет ее.
        Трикс не похожа на индианку. Она красится в белую. Мажется косметикой. Но ее выдают глаза - черные, трепещущие, нервные, как пара опасных насекомых. Он собирается прострелить один из них.
        Джош поднимает револьвер…

…И понимает, что не может выстрелить. Его рука онемела. Не так давно Трикси дала ему яд. Теперь он не может подолгу стрелять.
        Не так давно его укусила змея.
        - С-сука, - бормочет он сквозь зубы.
        Люди Альвареса берут его под руки.
        Наркоторговец бьет его в живот, потом по лицу.
        Стрелок очнулся под дождем. Половина его лица тонула в жидкой грязи. Он поднялся на локте - левом, правый всё так же не слушался его - и понял, что перед ним стоит индеец. Но он не мог сказать точно, что за индеец это был. Вокруг плясал огонь, и кружились тени, и падала вода, и шипели змеями струи дождя, и из костра в центре Вселенной одно за другим вставали призрачные видения.
        В руках индеец держал ржавый старательский заступ. Всё-таки это был Ревущий Буйвол… или тот, другой, Бронзовый Койот, с кровоточащими ранами на месте рта, ушей и глаз. Индеец рыл яму там, где они раньше жгли костер и варили чай.

«Роет мне могилу», - осознал Пепел. Он хотел позвать Буйвола, но губы не слушались, по-прежнему скованные горечью змеиного яда. Что-то кололо его в бок. Нож мексиканца. Стрелок поднял голову… и понял, что всё это точно видения, бред уходящего разума, и ничего более.
        Потому что с дерева спрыгнуло странное невидимое существо, похожее на огромного аллигатора. Оно целиком состояло из одних лишь струй дождя, сбегающих на землю, и пары глаз внутри невидимой головы, лиловых глаз, ядовито сияющих в рассветном сумраке. Существо повернуло голову и посмотрело на Пепла.
        Краски окончательно потемнели, и свет ушел из мира. Слингер уснул.
        Индеец ворочал лопатой и швырял уголь в топку. Фриско узнал его. Это был семинол, знакомый Трикси. Он находился здесь не просто так. Стрелок уже который день сидел, наглухо запечатанный в железной бочке, в недрах машинного отделения яхты Альвареса. Третьи сутки он медленно умирал от жажды и слабости.
        - Эй, ты, - зовет Фриско индейца. - Эй ты, Койот… Буйвол… как тебя.
        Фриско, он же Джошуа, колотит в бочку слабеющей левой рукой. Правая его по-прежнему не слушается. Пепел не мог стрелять. Он до сих пор не может поверить, как коварно его провела Трикс. Откуда она знала?
        Впрочем, что тут знать. Она сама назначила свадьбу, она понимала, что он может показаться на яхте. В конце концов, не он ли сорвал три ее последние попытки сочетания законным браком?
        - Эй, ты, - снова зовет Пепел. - Как тебя? Я знаю, тебя прислала Трикси… Триксепочтекайотль. Я не могу умереть. Ты должен меня спасти.
        Индеец-семинол откладывает заступ и подходит к его бочке. Он заглядывает сквозь решетчатую крышку.
        - Да, - говорит он наконец. - Я тебя спасу. Но ты должен выбираться.
        - Я не могу открыть эту бочку, - говорит Фриско. - Она открывается только снаружи.
        - Здесь нет никакой бочки, - говорит индеец. - Змеиный бог разгневался. Тебя укусила змея. Но я успокоил его. Он больше не гневается.
        - Нет бочки? - спрашивает Джош. - В каком смысле, нет бочки?
        Он понимает, что индеец прав. Бочка уже позади. Он стоит рядом, на нетвердых ногах, и пухлый семинол бережно обнимает его за талию.
        - Оставь, я сам пойду, - говорит Фриско, но понимает, что не может ни идти, ни говорить по-настоящему, только сипеть едва-едва слышно.
        Семинол тащит его мимо топки, мимо двигателей, по железному помосту через машинное отделение.
        - Ну-ка, стой, - говорит Пепел. - А где Кочерга? Он… Альварес забрал ее.
        - Твой револьвер с тобой, - отвечает индеец. - Дон тио Рамирес его не забирал. Он даже забыл сапог.
        - Ага, - говорит Пепел. Он лезет в карман левой рукой и достает палку динамита. Он специально захватил ее с собой и припрятал на черный день. - Тогда вот еще. Как будем… как будем идти мимо топки - брось это в огонь, пожалуйста.
        Пускай ему не удалось сорвать свадьбу - по крайней мере, Альварес славно заплатит за свою невесту. И чертова яхта, в чреве которой Фриско просидел трое суток без питья и воды, наконец пойдет ко дну.
        Семинол изучает палку динамита с сомнением.
        - Хорошо, - говорит он наконец.
        Когда они тащатся мимо следующей угольной печи, он швыряет палку динамита в огонь.
        БАБАХ! Динамит вспыхивает молнией и гремит будто гром.
        Палуба встает дыбом. Пока они добираются в шлюпку и отплывают от тонущей яхты прочь, Пепел едва может хранить равновесие. Он всё время падает, но семинол терпелив.
        - Что это за тварь была? - спрашивает он.
        - Какая тварь? - не понимает индеец.
        - Невидимая.
        - А, эта. Это Тлалок. Бог дождей, туманов и слёз. Нам нужно уходить от него. Он хочет сожрать тебя.
        Они отчаливают прочь, и чёрные воды смыкаются над яхтой. Фриско впервые понимает, как удачно спасся и отомстил Альваресу.
        Он снова отчаянно хочет жить.
        Он знает, что сможет разыскать Трикс опять, и снова, и снова. Рано или поздно.
        Был уже, видимо, полдень, когда видения отступили, и к Пеплу хотя бы частично начало возвращаться здравомыслие. Он всё еще был в нескольких местах одновременно: сейчас он лежал в каноэ, а в следующий миг как будто парился в ванне, с бутылкой виски в одной руке и Трикси в другой.
        Их каноэ скользило под серым небом по черным водам неподвижной горной реки и разрезало их надвое будто острый нож. Масса зелени нависала и слева от них, и справа: зеленая лавина соснового леса, катящаяся вниз по каменным кручам, ниже нее - плющ кудзу, диковинные цветы, деревья и камни, перегруженные зеленью, лоснящиеся от массы зеленых листьев.
        Каноэ правил индеец, и это был ацтек, а не семинол. Ацтек был знаком Пеплу, и без кровавых ран на лице. Ревущий Буйвол.
        - Если ты Буйвол, - произнес Пепел непослушным языком. - Тогда объясни мне: почему?
        - Я согрешил, дон тио Пепел, - ответил индеец. - Это всё я виноват. Сестра не хотела отпускать меня, а я пошел. Я украл у нее ключ, и змеиный бог разгневался на меня. Но это хорошо, что он наказал тебя, а не меня. Ты не можешь умереть, а я могу.
        - Да нет же, черт возьми, - проговорил слингер. - Объясни мне, почему. Почему всё вокруг… дьявол побери… так похоже… на Флориду?
        Это была правда. Река и раньше была широкой, мутной и неподвижной, будто флоридские глинистые плёсы. Пепел уронил в нее левую руку, и холодная тихая вода ласкала ему пальцы. Она была реальной. Изменившийся лес тоже был реальным: столетние сосны по берегам стали попадаться реже, а лиственные деревья и скалы стояли целиком погребенные под стеной зеленого плюща кудзу. Ядовитых расцветок лилии, цветущие в затонах и запрудах, а также эпифитные цветы на замшелых древесных стволах усиливали сходство с флоридскими джунглями еще более.

«Не хватает только невидимых аллигаторов», - подумал стрелок, опять теряя хрупкую связь с реальностью.
        Он впервые нашел ее, когда Трикс поехала в Виннипег, суровой зимой двухтысячного. Он уже не бесправный помощник на итальянской дорожной каторге. Он личный ассистент и телохранитель самого Капо Марио. Лоуренс Майкл Мэй не так давно отбыл из Чикаго прочь, и Джош тоже засобирался в дорогу.
        И вот он нашел ее, ценой долгих миль, пройденных по сугробам, ценой слабости, голода и многих обморожений.
        Он снова лежит в чугунной ванне с горячей водой, и Трикси обтирает его раны.
        - Ты стал сильнее, - говорит она и промокает мокрой теплой губкой его растрескавшиеся губы, плечи.
        Джошуа лежит, едва в силах даже пошевелиться. Рядом с лоханью пиликает радио.
        - Ты из ацтеков, - говорит он. - Мне сказали, ты из ацтеков.
        - Из почтеков.
        - Ацтеки помогли мне тебя найти.
        - Все мои братья помогут тому, кто назовет мое настоящее имя. Ты справился хорошо.
        Он болезненно сглатывает.
        - Все эти годы… все мили… меня вела только одна мысль: зачем?
        - Ш-ш. - Она прикладывает пальцы к его губам.
        - Зачем… если ты хотела, чтоб я пришел, зачем продала меня и Майка в рабство?
        - Я не продала вас. - Трикс улыбается. - Я обменяла вас на билет и праздник для меня. Я отдала вас учиться быть сильными. Ты стал сильным - и пришел.
        - Что все это значит? И что ты делаешь тут, среди… среди снега? Зачем ты… пряталась внутри этого лося? Внутри канадского лося, Трикс, серьезно?..
        - Ритуальное животное. - Губка касается его груди, потом живота. Трикси объясняет: - Лось это мир. Ритуальное жертвоприношение. Мир должен гореть, чтобы согреть меня. Я это жизнь.
        - И как? Сработало?
        Ее порхающие глаза совсем рядом.
        - Ты пришел. - Она больно кусает его обмороженные губы. - Значит, сработало. Поздравляю тебя, Фриско.
        - Кто такой Фриско?
        - Это ты.
        - Меня зовут…
        Она прикладывает мокрую губку к его губам.
        - Нет, нет, - говорит Трикс. - Не говори это имя. Это был мальчик. Он был слабый. Он умер. Его больше нет.
        Она берет с кровати документы и показывает ему.
        - Тебя зовут Фриско. Ты наемный стрелок. Ты мой личный охранник.
        Он даже немного приходит в себя.
        - Вот как? - спрашивает новоиспеченный «Фриско», наемный стрелок. - И что теперь?
        - Мы поедем в Чикаго. Там мы освободим тебя от прежних хозяев.
        Он не может сказать, какое слово нравится ему меньше: «хозяев» или «прежних».
        - И что потом?
        - Потом, - говорит Трикси. - Ты поедешь со мной в Нью-Йорк. Я должна закончить учебу.
        - На кого ты учишься?
        Трикс улыбается аккуратными губками.
        - На адвоката.
        - Гм. - Фриско извлекает левую руку из воды (правая его всё еще не слушается), шарит по собственной груди и понимает, что одет и лежит в каноэ, а не в лохани.
        - Хочу курить, - говорит он индейцу, что правит лодкой. - Ты не видел, где моя сигара?
        - Не знаю, дон тио Пепел, - отвечает тот. - Разве ты не попросил меня бросить ее в костер?
        - А-а, динамит, - понимающе протягивает Пепел.
        - Дону Альваресу не понравится, что случилось с его яхтой, - отвечает семинол.
        - Иди к черту, - бурчит слингер себе под нос. - Я снова уснул, я знаю. Мне плевать. Я хочу спать.
        Медузы, выброшенные приливной волной, висят на прибрежных деревьях словно странные фонари. Они тускло фосфоресцируют, медленно переливаются всеми цветами радуги, разлагаясь и умирая.
        - Как думаешь, они когда-нибудь научатся жить на берегу? - спрашивает Фриско, чтоб чем-то занять себя по дороге к пристани. - В смысле, когда-то же рыбы вышли на берег. Когда-нибудь должен прийти и черед медуз.
        - Я слышал о такой медузе, - говорит семинол.
        Пепел резко опомнился. Останки видений улетучились из его разума, и он сел, едва не опрокинув каноэ.
        - Я знаю, почему всё здесь похоже на Флориду, - сказал он в ответ на вопросительный взгляд индейца. - Адаптометр. Медуза-аллигатор. Я слышал о таких.
        - Тлалок, - отозвался индеец, глядя в мутную воду за бортом. - Малый тлалок. Бог слёз, дождей и туманов идет за нами. Он хочет помешать нам.
        - Адаптор, - повторил стрелок, теряя силы.
        Он повалился обратно в каноэ и уставился в небо, баюкая опухшую правую ладонь на груди. Ему повезло. Трикси не врала. Яды действовали на него слабее, чем на других.
        Но вряд ли индейцу следовало знать об этом.
        Как и о медузах, что вышли на сушу, подражая аллигаторам. Адаптор. Ползучий студень, копирующий удобное ему существо.

«Вот откуда шар из хвороста», - подумал стрелок. «И этот переваренный козленок. Всё сходится».
        Экотеррористы-семинолы были здесь. Старинные друзья и союзники ацтеков. Могло ли оказаться так, что Ревущий Буйвол нарочно искал их помощи?
        Могло ли оказаться так, что Ревущий Буйвол вез слингера к ним в каноэ?
        Пепел вспомнил еще одну вещь и похолодел.
        Тогда, под дождем, студенистый адаптор посмотрел на него. Два ядовитых глаза, зеленых и светящихся. Теперь наверняка они светились где-нибудь под этой мутной водой, и вели каноэ, следовали за лодкой неотрывно. То-то индеец так внимательно смотрел за борт.
        Адапторы очень неохотно отпускают свою добычу. У медуз нет привычного зрения. Они метят свою жертву невидимой краской-феромоном и ведут ее, поджидая удобный момент для того, чтобы напасть.
        Тварь посмотрела на него и была рядом. Пепел стал ее жертвой.
        А его правая рука до сих пор совершенно не годилась для стрельбы.
        Второй лагерь тоже был покинут, но по иной причине: судя по старым почерневшим стволам сосен, отсутствию подлеска и даже хвои под ногами - всё здесь выгорело примерно год назад, очень сильно и бесповоротно.
        Плавучий дом стоял у берега. Насколько мог видеть Пепел - это была мельница. Провода тянулись из нее к какой-то металлической обугленной коробке на берегу - генератор? Рядом, под сгоревшим навесом, стояло несколько пустых бочек из-под горючего и виднелся зев шахты, уходящей под землю.
        - Ты хочешь, чтобы я починил эту штуку? - спросил стрелок. «И потому ты спас меня от змей», - подумал он. Потому Буйвол, видимо, не побоялся спасти его и от прозрачных внутренностей адаптора.
        - Нет, - сказал Ревущий Буйвол. - Иди со мной. Я тебе хочу что-то показать.
        Он вытащил каноэ на берег, воткнул шест в землю и потащил слингера ко входу в шахту.
        - Опять под землю. - Пепел скривился. Блужданий в каменных кишках Храма Знаний ему и без того хватило надолго.
        - Это недалеко, - успокоил его индеец. Он шагнул в темноту и снова позвал: - Иди со мной.
        Пещера с озерцом была низкой, но Пепел всё равно замер от изумления. Тысячи жуков-светлячков, сидевших на ее потолке и горевших огоньками всех цветов радуги, делали недра этой шахтной развилки похожими на ночь под звездным небом или внутренности детской спальни, освещенной волшебным фонарем.
        - Вот, - сказал индеец. Он аккуратно снял одного светлячка, оторвал ему лапы, открутил голову, оборвал крылья и положил угасшее брюшко в рот. Потом очистил еще одно и протянул его слингеру: - Съешь. Это поможет тебе прогнать духов.

«По крайней мере, точно не отрава», - подумал стрелок. Он взял брюшко, положил в рот и прожевал его. Он ждал чего-то неприятного, но светлячок оказался почти совершенно безвкусным, как воск с легким привкусом корицы.
        - Я понял, - сказал Пепел. - Это те мотыльки. Ты ел их по дороге из храма. Это они же, только дозревшие, да?
        Ревущий Буйвол молча очистил еще одно брюшко и протянул ему. Стрелок взял новый кусочек светлячка двумя пальцами… и вдруг заметил у себя на тыльной стороне ладони призрачное пятно.
        - Не пойму. - Он прожевал второе брюшко, сглотнул и потер выступившие линии пальцем. - Что это? Краска- феромон?
        - Дон тио Пепел, сними пожалуйста одежду, - попросил индеец.
        По всей спине, груди и рукам слингера, под плащом, под рубашкой, проступили диковинные узоры и созвездия, горящие легким серебристым огнем.
        - Черт. - Слингер недовольно оглядел себя.
        - Скажи мне, что это.
        - Это, - сказал Пепел. - Они все, по идее, невидимые.
        В нью-йоркском колледже, на кампусе, Трикси жила как королева: все ее «братья», студенты-ацтеки, обитали на первом этаже, а Трикс и Пепел целиком занимали второй, любую из пары дюжин комнат на выбор, и, конечно, огромную ванную комнату с большой эмалированной ванной, установленной на постаменте из кафеля.
        - Не волнуйся, - сказала она. - Это не больно. Эти картинки защитят тебя.
        - Я ненавижу татуировки, - ответил Фриско. - Можно обойтись без иголок?
        - Не волнуйся, это не больно, - повторила она. - Смотри.
        Трикс кольнула его в грудь, пригнула голову и слизнула выступившую каплю крови.
        - Видишь? - спросила она. - Кожа чистая. Ничего не осталось.
        - Тогда зачем?..
        - Если кто-то из сестер или братьев увидит тебя, он сразу узнает, что ты мой… жених, мой нареченный, - сказала она. - Он поймет, что ты один из моих братьев, что ты мне дорог, как родной.
        - И всё?
        - И узнает всё, что ему или ей нужно о тебе узнать.

«Ох, ну тебя к дьяволу», - подумал Фриско. Голова его приятно шла кругом. Трикси склонилась над ним, и касалась его руками, колола и целовала, колола и кусалась, колола и слизывала кровь.
        - Тут сказано, что ты убил своего отца, - сказал Буйвол. - Тут сказано, что ты убил свою мать.
        - Моя мать жива, - сказал Пепел. - Это всё Трикси. Ей нравилось… драматизировать.
        - Тут. - Индеец указал на самую постыдную из татуировок, сердце, перечеркнутое тонкой стрелой, у слингера на груди. - Тут говорится, что она взяла у тебя сердце, что ты демон. Поэтому ты не можешь умереть. Ты уже мёртвый человек, у тебя нет крови, нет души.
        - У меня есть кровь, - сказал Пепел. - И сейчас в ней полно змеиного яда. Трикс не это имела в виду. Это… знак любви.
        - Это знак того, что у тебя нет сердца, - повторил Буйвол. - Что она взяла у тебя сердце.
        - Ну допустим, - Слингер закатил слезящиеся глаза, видящие теперь во тьме. - И что с того?
        - Ты должен мне помочь убить дона тио Рамиреса, - сказал Ревущий Буйвол. - Он служит Иисусу Христу. Ты демон, значит, ты против Иисуса Христа. Мы должны сжечь его, сжечь всех его слуг. Так просит Кецалькоатль.
        - А что за дела с твоей сестрой? - поинтересовался стрелок. - И что это за статуэтка?
        - Это ключ, - сказал индеец. - Ключ от тайной пещеры Несущего Знания. Ключ, чтобы призвать его. Сестра не хотела, чтобы я шел. Я взял ключ без разрешения. Потом уронил его, и змеиный бог зарычал. Он не должен рычать, он должен петь, тогда змеи убегают. А он стал нагонять змей. Сестра разгневалась на меня и выгнала меня из племени. Теперь нам нужно убить дона тио Рамиреса, потом идти к Кецалькоатлю и просить у него прощения. Тогда змеиный бог не будет гневаться на нас и даст нам подарки.
        - Ой, ну вас к черту, ацтекские мальчики и девочки. - Осторожно работая левой рукой, Пепел натянул рубашку. - Ты скажи мне… глаза не слишком чувствительные сейчас? На дневной свет выходить можно?
        - Иди, - сказал индеец. Он вытянулся на камне и снял нового светлячка со скалы. - Иди, а я останусь. Еще поем их.
        - Отлично, - сказал Пепел.
        И неловко накинул плащ одной левой.
        Он едва мог поверить, как легко Буйвола удалось обвести вокруг пальца. Плавучий домик. Стрелок осмотрел конструкцию повнимательней. Индеец предположил, что Пепел не может уйти при помощи каноэ - опухшая рука слингера была не в том состоянии, чтобы работать веслом.
        Конечно, дневной свет теперь казался ему ослепительным. Но солнца, по счастью, не было, и над рекой висел серый туман. В тумане слингер вполне мог управиться.
        Ревущий Буйвол предположил, что этот плавучий домик - просто водяная мельница, сделанная из выпотрошенного плавательного средства. Он решил, что обугленный генератор - важная часть, без которой дом не поплывет. Но Пепел легко мог видеть заводную конструкцию, поставленную на добычу электричества из динамо. И готов был побиться об заклад, что у пружины этого механического каноэ остался превосходный кинетический резерв.
        Двумя ударами каблука стрелок сломал доски, крепившие плавучий дом к берегу, и забрался в кабину. Там он быстро нашел нужный рычаг, повернул - и отчалил.
        - Извини, Буйвол, - пробормотал Пепел себе под нос. - Дон тио Рамирес еще поживет. Он мне нужен.

«Да и ты мне нужен», - подумал стрелок. Задача была предельно сложной.
        Потому что он соврал Буйволу. У Пако оставались заряды для телескопической винтовки. Минимум два, а может быть - и еще три. Мексиканец очень бережно прятал свои патроны и не позволял просто так сосчитать их.

«Придется как-то сохранить обоих».
        Но сначала он должен был кое-что проверить.
        Орудуя одной левой, Пепел вывел кораблик на середину реки и отправился вверх по течению.
        Первым делом он осмотрел погоревший шалаш. Так и было: в его конструкцию оказалась вплетена почерневшая металлическая проволока. А громоотвод… он вспомнил железный шест в руках индейца, правившего каноэ. «Всё-таки, - подумал стрелок, - я избавился от него не напрасно». Демон, не демон - Ревущий Буйвол честно пытался сжечь любого, кого считал христианином, при каждой возможности. Когда это не удалось сделать в Храме Знаний…
        Следующим делом стрелок присел у костра, нашел крошечный огарок своей сигары и раскурил его. После малоприятных брюшек светляков табак оказался чертовски приятен на вкус.
        Он нашел место, где Буйвол закопал керамического божка. «Ключ от тайной пещеры». Как и предполагал слингер, все вещи Гудспринга так или иначе имели отношение к американской армии. Божок оказался грубо выцарапан из обычного, но дорогого армейского репеллера, отпугивателя для насекомых, рептилий и прочих вредителей, неумелым обращением Буйвола превращенного в настоящий манок.
        Едва Пепел взял божка в руки, тот загудел.
        Плохие новости. Стрелок быстро поднялся на ноги и кинулся к плавучему домику на воде, неловко прижав вибрирующий «ключ» локтем.
        Река уже бурлила. Адаптор вышел на охоту.

[ФОН] /// Don't Feed the Animals /// SHOOTER JENNINGS & HIEROPHANT

«Механическое каноэ» рвануло с места, когда он дернул рычаг. В тот же миг прозрачная туша огромной медузы, прикинувшейся рептилией, показалась из воды. Адаптор кидался на кораблик так сильно, что Пеплу пришлось идти задним ходом, постоянно держа под носом чудища вертящееся механическое весло.
        ПАФ-ф-ф!
        Из зарослей вдруг хлестнул выстрел, и продырявил воду, не причинив ни стрелку, ни медузе-аллигатору никакого вреда… но натолкнувший слингера на ценную мысль.
        Он выпрямился во весь рост, держа божка в вытянутой левой руке…
        ПАФ-ф-ф! Снова мимо.
        Стрелок размахнулся и швырнул его в неподвижную реку.
        ПЛЮХ! Казалось, темные воды распахнулись навстречу падающему истукану. Беззубые студнеподобные челюсти показались на поверхности - и чудище выпрыгнуло из реки едва не в полный рост, поглотив керамического идола, а с ним - и ценный «ключ», за которым и Пако, и индеец будут охотиться, рискуя жизнью. На это, по крайней мере, слингер мог рассчитывать.
        ПЛЮХ! С-С-С! Двадцатифутовый аллигатор из студня повалился обратно в реку как тяжелое бревно, и та едва не вышла из берегов. В воздухе запахло йодом и электричеством.
        Пепел успел развернуть плавучий дом носом по течению… и сорвал пружину, заставив маленький корабль нестись вперед с избыточной скоростью, почти не слушаясь руля.
        Он вылетел на берег почти там же, откуда недавно угнал эту плавучую машину. «Механическое каноэ» вспахало носом землю и проехало вглубь берега на добрый десяток футов, выбросив стрелка на поляну, густо усыпанную пожелтевшими листьями.
        Адаптор показался из воды. Едва существо ступило на листья, оно потянуло их на себя и оделось в них будто огромный хамелеон. Когда этот студенистый аллигатор шел вперед, слингеру казалось, что он невидим, что меняется лишь узор из опавших листьев, мелких веток и хвороста на земле, вздымаясь и опадая, будто на ветру. Пепел хорошо запомнил рассказ пожилого семинола-экотеррориста. Медузы-аллигаторы идеально маскировались на любом грунте, вбирая в верхний слой слизи песок, траву, мелкие ветки, семена цветов и растений. Именно за это защитники природы так любили адапторов. Куда ни привези такую медузу - везде местность будет затянута зеленым плющом, везде распустятся лилии и эпифиты, и даже прозрачная горная река станет темной и спокойной, как неподвижное зеркало. Медуза-адаптор не приспосабливалась к экологическим условиям - она изменяла экологию под себя.
        Запах йода был ошеломителен. Единственная видимая часть чудовища, его ядовито-зеленые глаза, пряталась внутри прозрачной головы чудовища и не стояла на месте. Глаза адаптора как будто немного плавали, изменяя форму.
        Треснуло электричество, и в воздухе резко запахло озоном. Пепел вдруг понял, для чего в шалаш была вплетена проволока. «Выходит, индеец не виноват», - подумал он. Что ж, отступать было уже поздно.
        Медуза-аллигатор бесшумно двинулась навстречу слингеру - словно тень скользнула по ковру из листьев, изменяя пространство. Божок гудел и бился у нее в брюхе, отчего весь ходячий студень вибрировал, подергивался и электризовался с завидной скоростью.
        ПАФ-ф! ПАФ-ф!
        Зеленые глаза адаптора лопнули один за другим. Снова хлопнул электрический разряд. Чудище распахнуло желатиновую пасть…
        Бронзовая тень метнулась мимо слингера. Ревущий Буйвол с разбегу прыгнул в пасть колышущейся горе прозрачного студня и пополз вперед, вперед - его можно было видеть сквозь прозрачные стенки брюха медузы-аллигатора.
        Цк! Цк! Одна алая струйка за другой выстреливала из кожи Буйвола, подкрашивая внутренние сосуды и капилляры адаптора в алый цвет. Так медуза поедала свою пищу - высасывая и растворяя ее. Но Буйвол полз и полз, пробираясь дальше и дальше. Он замер с вытянутой рукой - мутная фигура в прозрачном брюхе, окруженная ростками и капиллярами алой крови. Раскрытые пальцы индейца застыли в паре-тройке дюймов от заветной керамической коробочки.
        На поляну вышел Пако, ухмыляющийся и довольный собой. В руках его дымилась телескопическая винтовка.
        - Ну что, слингер? - спросил он. - Спасаем кукарачу, или сами пойдем?
        - Вырезаем, - сказал Пепел. Он протянул левую руку. - Давай нож. Я знаю, он у тебя. Я не нашел его.
        В тех местах, где прозрачные щупальца-рты жадно впечатались в кожу Буйвола, остались густые красные ожоги, но в остальном индеец был невредим, просто без сознания.
        - Откуда ты знал, что она сдуется, когда добычу словит? - спросил Пако.
        - Это же медуза, - ответил Пепел. - Парализует добычу, и давай сосать. Никаких мозгов.
        Он вспорол неподвижному адаптору брюхо и выволок Буйвола на свободу, отцепив каждую присоску-рот от его тела.
        Торговец позарился было на идола.
        - Нет, этого я оставлю себе, - сказал Пепел, держа нож на изготовку. - Извини. Это армейская штука. Вы попробовали. Вы с такими обращаться не умеете.
        Тупой стороной ножа он стукнул по божку будто по ореху и сбросил керамические половинки в опавшие листья. Внутри манка-репеллера не оказалось ничего особенного - ценное кольцо из нулевки да простое медное приспособление, вроде маленького патефона, для извлечения звука при помощи резиновой ножки на самовзводной пружине.
        Пепел оставил стеклянный диск себе, а остатки механизма зашвырнул в реку. Черные воды разомкнулись и проглотили, как долгожданный подарок.

«Никаких больше змей, и то хорошо», - подумал слингер. «Никаких Игуан, никаких черных машин. Главное с этими двумя не расслабляться. И держать Кочергу поближе к телу».
        Очень жаль, что в ней остался один последний патрон. На двоих его просто не хватило бы.
        У его ног медленно приходил в себя индеец.
        (1х11) Мертвый кортеж истории
        В следующие дни, пока их кавалькада продвигалась всё глубже на юг, Пепел медленно оправлялся от змеиного яда и много думал о змеином боге Гудспринге, что родился в Омахе, штат Небраска, а потом каким-то образом оказался на Юкатане, если верить Пако, и превратился в огромного огнедышащего змея, если верить Буйволу.
        Конечно, ни Буйволу, ни Пако слингер верить не мог, отчего рассуждения приходилось вести еще осторожней, чем странствовать по старому тихому Западу.
        Сперва они сплавлялись в плавучем доме по горным рекам, потом, когда начались каньоны, и заводной кораблик приказал долго жить, троим путникам пришлось сойти на берег. Но они по-прежнему двигались в сторону Вегаса, поэтому у Пепла оставалось время поразмыслить. Он до сих пор не был уверен, стоит ли ему, достигнув Воронки, продолжать путь дальше. Торговец и Ревущий Буйвол хотели воспользоваться помощью каких-то неизвестных ему сил и отправиться в Лос-Анджелес, а там пересечь границу и добраться до юкатанских джунглей. Стрелок не хотел пока думать ни о Юкатане, ни о джунглях. Слишком много оставалось вопросов.
        Допустим, проволока, которой был опутан шалаш, служила для экотеррористов защитой от электрических разрядов медузы-адаптора.
        Допустим, Гудспринг был обычным человеком, но искусным мастером, специалистом в науках и мистификациях, создавшим для себя образ ацтекского бога и убедивший индейцев в своем божественном происхождении. Это было бы несложно. Ацтеки часто поклонялись богам в человеческом образе. Кецалькоатль, по отдельным легендам, и был неким белым человеком, чем-то вроде учителя, явившегося племени мешика давным-давно. Император Монтесума, говорили, был воплощением бога солнца Уицилопочтли - по крайней мере, до того момента, как Кортес всадил ему кинжал в спину - либо же опороченный монарх погиб от камня, запущенного из толпы - на этот счет свидетельства мешика и конкистадоров разнятся.
        Страх Буйвола по отношению к христианству и христианам тоже был легко объясним: ацтеки боялись христианских миссионеров, называли их «богоедами» и с древних времен до нынешних не ждали от этих людей ничего хорошего. Если Гудспринг, как многие ученые умы, был атеистом, презиравшим церковь, и ненароком обмолвился об этом своим индейцам, те вполне могли неверно истолковать его слова.
        Хруп-хруп. У них под ногами который день хрустели оранжевые пески Каньонленда. Местность вокруг была совершенно голой, изломанной, всех оттенков желтого, оранжевого, бурого и красного - под вечер путникам иногда казалось, что они топчут растрескавшуюся почву другого, неземного мира. Ночью у них над головой сияли бриллиантовые россыпи звезд и галактик, но каждому приходилось внимательно смотреть под ноги - там и сям на пути попадались узкие трещины, некоторые из которых, судя по серному запаху, достигали самых глубоких вулканических глубин. Вонь порой стояла такая, что Пепел кутался в шейный платок по самую переносицу, да и Пако закрывал рот рукой, чтобы не надышаться дряни.
        Охоты вокруг давно никакой не было, но слингер использовал диск из нулевого стекла, водя по его ободу пальцем, чтобы выманивать из трещин ящериц и змей. Пако давил их каблуком (Буйвол наотрез отказывался обижать рептилий, поэтому уже много дней жил без пищи, на одной лишь вулканической соли). Древесина вокруг сплошь была окаменелой, но годилась на древесный уголь - главное было набрать достаточно колючего хвороста на растопку.
        - Скажи, для чего Кецалькоатлю убивать какого-то там Христа? - спросил Пепел, отхлебывая из банки их самодельный травяной чай. - И как его можно убить, если он, в определенном смысле, уже мёртв?
        - Эй, компаньеро, - сказал Пако с набитым ртом. - Ты давай не богохульствуй.
        Он подобрал хвост ящерицы из костра и аккуратно заправил его в рот.
        - Иисус Христос мёртв на треть, - монотонно ответил Ревущий Буйвол. - На треть он мёртвый, на треть живой и на треть машина. Поэтому его нельзя убить. Его надо сжечь. Огонь убивает мёртвое, убивает живое, ломает машину.

«М-м, - подумал стрелок, - ну его к дьяволу». Каждый вопрос, заданный ацтеку, только усугублял непонимание.
        - Как связаны Гудспринг и Санчес? - поинтересовался он у торговца. Пепел не ждал услышать ответ, но мексиканец ответил:
        - Друзья по учёбе. Вест-Пойнт.
        - Вот как, - отозвался слингер. Он проводил взглядом падающий метеор. - Что ж ваш мистер Кайнс так не любит его послания, что уничтожил целое дискохранилище?
        - Это ты не поймешь, слингер, - ответил торговец. - Это не по правилам. Так нельзя делать, как твой Гудспринг делал.
        - Принес он народу мешика великие знания, но вместе с ними принес он народу мешика великое горе, - пробубнил Ревущий Буйвол.
        - Не пойму, за кем это ты повторяешь всё время, чико, - сказал мексиканец.
        - По-моему, он цитирует граффити, - сказал Пепел.
        - Граффити?
        - Краской. Его друг Койот написал.
        - Мерзость, - сказал Буйвол. - Мерзость, мерзость. Мерзости и мерзости.
        - Если мерзости, что ж ты тогда говоришь их? - спросил Пако.
        - Я не могу понять, - признался индеец. - Я не могу разобраться.
        - В чем? - спросил Пепел.
        - Для чего Кецалькоатлю нужно уничтожать мир.
        Слова Ревущего Буйвола застали обоих его спутников врасплох.
        - Ты это, компадре… - начал Пако.
        - А Кецалькоатль что, решил уничтожить мир? - Слингер приподнял шляпу и уставился на Буйвола.
        - Мир погибнет тогда, когда пророчили великие майя.
        - 21 декабря? Через… сколько… три месяца?
        - Да.
        Пако недовольно сморщился.
        - Чинга ту мадре. Только я думал, как хорошо отделались…
        - Стоп, стоп, - сказал Пепел. - Я так и не понял. Зачем Кецалькоатлю… зачем Гудспринг хочет уничтожить мир?
        - Кецалькоатль, как мы все, служит воле великого Уицилопочтли, - ответил индеец.
        - Бога солнца?
        - Да.
        - Так это солнце хочет уничтожить мир?
        - Да.
        - Ну допустим, - сказал Пепел, извлекая из костра новую обугленную игуану на палке. Он сказал: - Тогда что тебе непонятно?
        Индеец смотрел перед собой, и звезды отражались в его широко открытых глазах. Буйвол помолчал и заговорил:
        - Давным-давно Кецалькоатль и его помощник Нанауцин отправились искать солнце, упавшее с неба. Они пришли к Месту, Где Бурлит Вода. «Смотри», сказал Кецалькоатль, «здесь бурлит вода».
        - Котёл, - пробормотал слингер. - Мексиканский Котёл.
        - Он научил молодого Нанауцина, как нырять, чтобы достать шестое солнце, воплощение Уицилопочтли, что явился к людям. Вместе они принесли Шестое Солнце в Малый Ацтлан.
        - А это что? - спросил Пепел.
        - Это Верхнее Царство, Что Над Нижним, над миром мёртвых.
        - Я понял по голосу, что это важно, - сказал слингер. - Но…
        - Это их пещеры, - сказал Пако. - На Юкатане. Пещеры, где жили красные. Пока он их оттуда не выкурил.
        - Кто?
        - Кто-кто, змеиный бог, мадре.
        - Гм. Ну ладно, - сказал Пепел. - И что же Солнце? Я так понял, это был какой-то метеорит.
        - Шестое солнце, что упало с неба, - подтвердил индеец. - Камень разгневался на Кецалькоатля за то, что тот нарушил его покой на морском дне. Солнце хотело пожрать всё живое на свете. Тогда Великий Змей приказал сбросить его в самый глубокий и прохладный колодец в Нижнем Царстве.
        - Еще одна система пещер, - сказал слингер. - Ну-ну.
        - Но в Малом Ацтлане становилось жарче и жарче, потому что гнев Солнца безбрежен, - продолжал Ревущий Буйвол. - Старейшины клеветали на Кецалькоатля и говорили, что Несущий Знание - на самом деле Несущий Горе. Тогда Нанауцин, который уже весь был покрыт язвами и сильно болел, решил принести себя в жертву Солнцу и прыгнул в яму, где оно покоилось.
        - Дай угадаю, - сказал Пепел. - С этого не было никакого толку.
        - Нет! - сказал Буйвол. - Сразу же наступила прохлада и счастье. Тогда старейшины решили, что Солнце должно получать подносимых, и так будет вечно, пока жив последний из племени мешика.
        Ревущий Буйвол замолчал. По небу пронесся еще один метеор, и еще один, а индеец всё сидел молча. Пако, доевший всех пойманных игуан и слегка утративший интерес к беседе, ковырял веточкой хвороста в зубах. Слабое пламя костра понемногу умирало.
        - И тут всё становится запутанным, - подсказал слингер.
        - Да! - Индеец снова ожил. - Если Несущий Знание хочет народу мешика зла, как пишет Бронзовый Койот, то зачем он просит мой народ о помощи? Если змеиный бог не хочет моему народу зла - то зачем он не хочет кормить Солнце?
        Буйвол помолчал и добавил:
        - А если Кецалькоатль, как утверждаешь ты, дон тио Пепел, обычный человек - то откуда ему дана власть решать, умрёт наш мир, или будет жить? Разве один человек имеет право сказать, умрут ли все люди?
        - Тут мы с тобой оба в потерях, чико, - лениво подал голос мексиканец, продолжавший ковырять в зубах.
        - Все трое в потерях, - сказал Пепел. Он оглянулся на юг и спросил: - Видели когда-нибудь такую сильную аврору? Всё небо в радугу.
        Пако зевнул.
        - Глядишь, буря начнется, - сказал он. - А к утру свистопляска в ушах, пятна по всей коже, и приехали, адьос, ми буэнос амигос. По камням, да и…
        - Шум не бывает от бури, - сказал слингер. - Это сказки. Шум бывает от воды, а воду мы кипятим.
        - Слишком рано для бури, - сказал индеец. - Недавно одна буря уже была.
        - Ладно, ну его к черту, - сказал Пепел. - Давайте спать. Как-нибудь всё решится.
        - Или помрем все, - сказал Пако. - Тогда тоже всё решится, пусть и не таким радужным образом.
        И трое отправились спать, каждый в укромном месте, отдельно от двух других и вполглаза. Буря или нет, они по-прежнему не слишком доверяли друг другу.
        В пути слингер часто спрашивал себя, как он сумел выжить после укуса этой маленькой и опасной болотной гадюки?
        И вынужден был признать, что его снова спасли чары Трикси. Эта мысль была даже немного раздражающей. Всякий раз, когда он спасался от чего-нибудь или понимал что-то важное, стрелок не мог не отметить, что это произошло благодаря каким-то действиям его безумной ацтекской ведьмочки в прошлом. Жизнь рядом с Трикс была ужасной, полной лишений - но Трикси брала одной рукой, а другой вознаграждала. Возможно, потому слингер и не мог забыть ее.
        Ночью ему снова приснился Нью-Йорк. Опять начались проливные дожди, и Трикс поговаривает о поездке во Флориду. Он не верит ей. Спасение мира, конечно же. Он просто надоел ей. Она снова хочет убежать. Не тут-то было. Фриско наготове, и он нанял частного детектива, парня из агентства самого Пинкертона, чтобы выследить ее и всё узнать о ней.
        Они двое встречаются на окраине, неподалеку от Редхукского Периметра, в заброшенном кинотеатре под открытым небом, посреди каплющей воды и луж.
        - Ты уверен, что готов смотреть это, друг? - первым делом спрашивает его сыщик. Как будто не ему Фриско недавно выдал сумму с двумя кругленькими нолями. Он мог бы неделю пьянствовать на эти деньги. Или две недели, кто знает. Развлечения в Нью-Йорке, даже в таком скромном месте, как Ред Хук, стоили немало. Даже проклятый ирландский виски.
        - Я трезв, как шериф, - отвечает Фриско.
        - Я не к тому, - говорит детектив. - Просто… это колоритное представление.
        - Валяй, не томи, - говорит Фриско. - Я для того и заплатил, чтоб посмотреть.
        Детектив извлекает из саквояжа маленький портативный кинопроектор. Он ставит его на мокрую лавку, раскладывает суконную гармошку с линзой и включает лампу. Дальше они смотрят в тишине.
        Он показывает слингеру полароидные снимки, один за другим. Мужчины, почти все итальянской наружности. Почти каждый - в ванне. Каждый - мёртв. На каждом кровью выведены странные узоры.
        - Они все из Чикаго. Тебе знакомо что-то здесь? - спрашивает парень из «Пинкертона».
        Фриско отрицательно качает головой. Хотя узнал среди трупов кое-каких знакомых итальянцев. В том числе Капо Марио.
        - Никакой прямой связи с ней, конечно же, - говорит детектив. С его шляпы капает дождь. - Просто, знаешь, каждый заказал пару статуэток у одного бродячего торговца. Каждого нашли в ванной. Ты говорил, она любит купаться?
        Фриско медленно кивает.
        - Недавно полюбила, - говорит он. - Прежде она любила холод.
        - Мне уничтожить эти снимки?
        - Да.
        Он вваливается к ней на кампус тем же вечером, успев напиться в дым. Трикси вздыхает, помогает ему раздеться и набирает свою большую чугунную ванну на втором этаже.
        - Я знаю, ты даешь мне яд, - непослушным языком произносит Фриско, когда она ведет его к воде. - Не издевайся. Дай мне сразу… сразу весь. Если я тебе не нужен.
        - Бедный мальчик. - Трикс улыбается ему. - Я не даю тебе яд. Я даю тебе лекарство. Ты становишься сильнее.
        - Как скажешь, - бормочет он. И вот, они снова оба в ванне. Снова голые. Они занимаются любовью. Потом она колет его иглой. Колет и колет, выкалывая на теле Фриско узоры.
        И слизывает кровь. Как это может быть яд, если Трикси слизывает его кровь?

«Мне нужно выпить», - думает Фриско.
        - Как же хочется пить, - сказал Пепел непослушными сухими губами. - Мне снится одна вода. И виски.
        - Скажи спасибо за дождь на той неделе, - отозвался Пако, всё так же шагая вперед и глядя под ноги. Хруп-хруп. Хруп-хруп. Идти вперед, вперед и вперед. Так они вышли за пределы цивилизации, шагнули в пустошь, и та поглотила их, а теперь смеялась над ними. Из ориентиров осталась лишь аврора на юге. Местность стала еще более голой и тёмной, а под ногами теперь хрустела соль и обсидиан.
        Хруп-хруп.
        - Если бы не эти рельсы, я бы давно сказал «повернем назад», - сознался стрелок. - А так, всё жду. Какая-нибудь развязка. Обитаемые земли. Что-то вроде Краулера, железнодорожный город.
        - Откуда ты знаешь, что они не оборвутся, дон тио Пепел? - спросил его индеец.
        - Работал на железной дороге, - ответил стрелок, вспоминая красную морду Капо Марио.
        Они нашли эту старую колею пару суток назад, именно тогда, когда закончилась последняя вода, заботливо хранимая в ржавых жестянках. Охоты всё так же не было, игуаны перестали выползать на пение нулевой стекляшки. Путники лизали соль и хлебали кипяченый дождь - а теперь дожди тоже прекратились. Все трое вскоре пришли в отчаяние, но сворачивать теперь нельзя было: под ногами тянулось пускай старое, но еще пригодное для путешествий железнодорожное полотно, а значит, где-то впереди могла обнаружиться цивилизация.
        Труд на железной дороге был изнурительным, прежде всего своей монотонностью, но Джоша очень сильно выручали ирландцы. Их было много среди рабов: вечно поддатые, способные добыть виски хоть из-под земли, вечно поющие свои грустные и веселые пьяные песни - это был народ, попросту не умевший унывать.
        Спустя три года его вызвал Капо Марио.
        - Ты, помощничек, много пьешь, - сказал он, сидя напротив, в своем тесном кабинете-вагоне с механическими занавесками. - Ты не ирлашка. Ты умрешь, если будешь так пить.
        - Мне плевать, - сознался Джошуа. - Что мне терять? Я влюбился в девчонку, а она продала меня в рабство. Теперь до конца жизни я буду класть эти шпалы.
        - Финита ля фьеста. - Капо Марио отмахнулся от него как от одной из мух, вившихся над его красной лысиной. - Ты мне скажи: кто был твой отец?
        - Я не знаю, - ответил Джош. - Он всем рассказывал одно… а кем он был - это другое.
        - Пьяница, - сказал итальянец-наниматель. - Конечно же, пьяница. Если ты будешь пить, то закончишь как он. Капишь? Кто была твоя мать?
        - Не знаю, - сказал Джошуа. Он подумал и добавил: - Скорее всего, итальянка.
        - Вот как оно. - Капо Марио приподнял бровь.
        Он открыл один из многих ящиков своего механического стола и извлек на свет Кочергу. Лицо Джоша сразу накалилось: он думал, что уже никогда не увидит отцовский револьвер.
        - Это ты откуда взял? - спросил итальянский босс. - Ты украл это?
        - Это пистолет моего отца, - сказал Джошуа. Вдруг он рассердился. - Мой отец был великий рейнджер. Он убил техасского бандита по кличке Рыжий, и благодарные жители Агуа Фрио сложили о нем песню. Моя мать была святая и набожная женщина. Я ушел из дома, чтобы стать наемным стрелком, носить дорогие костюмы, зарабатывать деньги. А меня продали в рабство. Капишь?
        Лысина Капо Марио побагровела еще больше. Потом он вдруг откинулся в кресле и захохотал.
        - Мать итальянка, вот оно как, - сказал босс. Он вытер лысину платком. - Ну что же, сынок. Надеюсь, ты хорошо стреляешь из этого своего прутика.
        - Почему? Надеетесь? - спросил его Джош. Он всё еще не мог поверить, что произнес эту речь и остался жив. Капо Марио забивал людей ногами за меньшее.
        - Я беру тебя в Чикаго, - сказал итальянец. - Считай, ты выиграл джекпот. Мне нужен помощник в одном деле.
        - Лучше называйте меня «раб», - попросил Джошуа. - Меня уже тошнит от слова «помощник».
        - Не тот помощник. - Капо Марио улыбнулся во все гнилые зубы. Он сказал: - Настоящий помощник.
        И толкнул Кочергу через стол прямиком Джошу в руки.
        - Если один маленький осколок этого Камня Солнца помог создать оружие такой мощи, - сказал Пепел, - то с какой же силой взорвется большой кусок? Какого он размера, Буйвол?
        - Легенда говорит, что Нанауатль принес этот камень в полном обхвате своих рук, - ответил индеец. - А он был очень большим и могучим воином.
        - Гм, - сказал Пепел. - Если он сбросил его в колодец… и если камень прожжет земную кору… Ну допустим. Пако, можно одолжить у тебя пончо?
        Теперь, когда у конца света появилось научное обоснование, еще и с доказательством в виде индейского солнечного ружья, слингер начал немного зябнуть - а может, из его организма просто не вывелся целиком змеиный яд.
        Под ногами у них разверзлась очередная серная трещина, на дне которой матовым малиновым сиянием горела вулканическая магма и порой отсверкивали пурпурные искры.
        Пако стащил пончо через голову и молча отдал его слингеру.
        - Если живыми на ту сторону перейдем, - сказал он без особой радости, - то обратной дороги не будет, сами видите, кавальерос.
        - Не будет, - согласился Пепел. Он хлебнул из жестянки и передал последний глоток индейцу. Тот подобрал мелкий солевой камешек, лизнул его и проглотил остатки воды. Слингер добавил: - Всё равно помрем за два дня или меньше. Какая уж разница.
        - Мы не можем умереть, - сказал Буйвол и бросил камешек в магму. Тот растворился в дымной пропасти без звука, будто его и не было. Ревущий Буйвол сказал: - Мы избраны самим Кецалькоатлем. Он положил к нашим ногам этот путь. Мы должны идти, и мы придем туда, куда идем.
        - Это точно, - согласился Пако. - Вопрос только: куда?
        Ущелье было не столь огромным, как иные разломы и геологические курьезы, что уже попадались им на пути, но железнодорожная колея провисала в нем, словно пара кусков ветхого позеленевшего троса, и многие соединительные шпалы, изъеденные вулканическими парами, значительно отрухлявели и осыпались. Другого моста через ущелье в пределах видимости не было, а видимость в Каньонленде простиралась на целые мили.
        - Придется лезть, - сказал Пепел.
        И они полезли.
        Пако шел первым, как самый тяжелый, а индеец замыкал шествие. Переступая по трухлявым шпалам через проломы, мексиканец изрядно нервничал. Повсюду ему виделись трещины и плесень, каждый миг он ждал, что сорвется в пропасть и упадет. В особенно сложных местах торговец вставал на четвереньки и передвигался, хватаясь руками за один из потускневших рельсов.
        - А это что жёлтое? А это что белое? - непрерывно спрашивал он, указывая на разные пятна и следы на просмоленной древесине.
        - Гуано летучих мышей, - ответил стрелок.
        - Я бы съел летучую мышь, - сказал Ревущий Буйвол. - Они вкусные, когда с солью. Их можно жарить.
        - Вот как, - сказал мексиканец. Он что-то вспомнил и заметно прибодрился. - Знаешь, компадре, как у нас в войну было? Я и друг Мигель, простые пацаны из деревни, пошли мы, значит, взорвать один грузовик, что янки с собой приволокли… прости, слингер. А чтоб взорвать, значит, нужна была взрывчатка. А кукарачас тогда стали хитрые… прости, Буйвол… и взрывчатку нам не продали, забрали только всё, что было.
        - Кецалькоатль пришел к моему народу, когда началась война между двух земель, - сказал Ревущий Буйвол. - Он увидел, как страдает народ мешика, и сердце змеиного бога сжалось от боли, и тогда он пожалел нас.
        - Так вот, - вел свое торговец, осторожно перебирая руками и ногами по шпалам. - Мой друг Мигель тогда говорит - а давай, говорит, взрывпакеты делать. И что ты думаешь? Наскрёб он этого гуано… где-то в аптеке взяли мы селитры, марганца…
        ХРУП! Одна из шпал вывалилась и упала вниз, в малиновую лаву и серные пары, так же медленно и безмолвно, как маленький камешек, накануне брошенный пеплом. После долгого, долгого ожидания снизу долетел лёгкий отзвук падения - бульк-с-с-с.
        - Всё, ну его к дьяволу. - Пако трясся и дышал сквозь зубы. - Молчу, всё, молчу.
        Остаток пути они одолели в безмолвии.
        - Я что-то вижу вдалеке, - сказал Пепел, едва они ступили на твердую обсидиановую почву.
        - И я, - сказал Буйвол.
        Слингер обернулся к мексиканцу:
        - Ну-ка, дай свой прицел.
        Пако недовольно покряхтел, снял с плеча винтовку и отцепил телескоп с его стального крепления.
        - Это дрезина! - сказал Пепел. - Точно дрезина. Далеко, но мы дойдем.
        Впервые за долгое время стрелок ощутил подлинную радость.
        - Мы дойдем, - повторил он.
        Позади с хрустом обвалилось еще несколько шпал. Пепел обернулся. Провисший мост из железнодорожного полотна сделался едва проходимым, и выбора теперь фактически не осталось.
        Дрезина оказалась сломанной и полуразобранной.
        - Тут были другие люди, - сказал индеец.
        - Ну да, - сказал Пако. - В девяносто пятом году. Вон, видишь. На жестянке.

«Он прав», - подумал слингер. Стальное клеймо Железнодорожного Департамента на носу дрезины гласило, что «данная единица делегирована для ремонтных и спасательных работ 1 сентября 1995 года», и следы поломок, равно как и остатки деятельности каких-нибудь стервятников-жестянщиков, выдавали не меньший возраст.
        Так или иначе, со сломанной платформы взять было нечего - ни продовольствия, ни запасов воды, ни даже пристойной посудины на замену последней ржавой банке из-под консервов - ничего ценного в дрезине взять было нечего.
        - Жаль, - сказал слингер. - Ну-ка, подожди. Вон впереди еще одна.
        Дрезина 1994 года сохранилась чуть лучше… но также была ободрана безымянными охотниками за металлом и деталями до основания, и это тоже было сделано очень давно.
        Нужно сказать, что система железных дорог в Северной Америке представляла из себя нечто невообразимое и запутанное; еще более запутанное, чем хитросплетения американских рек или тектонических разломов. Цивилизация катилась на юг волнами, и дороги в каждую из волн тянулись заново через пустоши будто щупальца, нашаривая очаги жизни и коммерции, источники богатства и научного интереса. Не все железные дороги принадлежали Департаменту, многие прокладывались частными компаниями и артелями вроде той что заведовал Капо Марио. Делалось это по своим стандартам, под свои вагоны и движущиеся средства, в нарушение законов и почти без ведома федеральных властей. Сам Департамент постоянно отправлял сотрудников на дрезинах туда и сюда, пытаясь найти заброшенные ветки, описать их, нанести на карту, восстановить и, если нужно, привязать к ближайшей магистрали.
        Это, судя по следующим двум дрезинам, 93 и 92 года, удавалось им не всегда с первой попытки, а порой и не удавалось вовсе. Но чиновники Департамента, судя по дрезинам 91, 90 и 89 года, обнаружившимся на рельсах еще спустя милю, не готовы были сдаться так просто.
        - Интересно, что в начале? - спросил Пепел без особого интереса.
        - Какая разница? - спросил Пако ему в тон, пока они миновали три платформы, такие же разбитые, как и прежние четыре. Он добавил: - Главное, что мы знаем, чем всё кончилось.
        - Они все умерли, - сказал позади Ревущий Буйвол. - Мы знаем, что они все умерли.
        - Что за бред, - сказал Пепел. - В девяносто пятом случился Паркер-Моррис. Вы помните. Какой-то псих решил, что у него Шум, и подорвал себя вместе с небоскребом. Видно, с тех пор у Департамента нет денег. До сих пор не пойму, для чего он взрывал этот Паркер-Моррис.
        - Это не он, - сказал торговец. - Тот бедный путо был не при делах. Это Сам Знаешь Кто.
        - Кто? Святая Инквизиция?
        - А то, слингер! А ты думал.
        - И для чего? К чему Инквизиции подрывать какой-то там небоскреб?
        Пако обернулся и глянул ему в глаза.
        - Эх, чико, - сказал он. - Так и мыслишь себе как фраер. Ты спроси: на что упал тот небоскреб?
        - Гм. - Стрелок поскреб за ухом. - На музей естественной истории? Стоп. Я вижу еще вагонетки.
        Пако глянул в прицел, который держал под рукой на случай новых предметов у горизонта.
        - Там целый конвой ихний, - сказал он.
        - Они все умерли, - монотонно повторил Буйвол. Пепел и торговец уже привыкли не обращать на него внимания.
        - Музей естественной истории, - сказал Пако. - Представь, сколько там богомерзостей было. Запрещенные книги. Колдовство. Магия. У нас, что в Мехико, что в Бразилии, что в Колумбии, такое не держат, сразу в костер. А вы развели у себя…
        Пеплу отчего-то вспомнилось дискохранилище.
        - Как думаешь, Санчес может быть связан с Инквизицией? - спросил он.
        - Кто знает, слингер, - ответил мексиканец. - Кто знает.
        - Не пойму, - сказал Пепел.
        - Что «не пойму»?
        - Да эти платформы. Ну, ржавчина. Ну, старение. Но это не всё. Местами они какие-то… оплавленные.
        Хруп-хруп. Они шли и шли, а длинная череда покинутых дрезин всё тянулась, девяностый год, восемьдесят девятый, восьмой, седьмой…
        - Хоть бы крошка жратвы! - Пако в раздражении уронил руки. - Какой уже год? Семидесятый?
        - Семьдесят второй, - сказал Пепел.
        Вокруг уже смеркалось, и на небе загорались первые созвездия. Дрезины тянулись сплошной чередой, год за годом. Клеймо Департамента становилось всё вычурней, сам он теперь назывался «Центральное Министерство по Управлению Движением на Железных Дорогах и Магистралях». Над вагонетками топорщились остовы жестяных зонтиков и навесов. Сиденья и механизмы стали массивней и внушительней… но все по-прежнему были сломаны и под чистую ободраны - ни продовольствия, ни воды или горючего, никакой плохо закрепленной или мелкой детали.
        Местность вокруг была негостеприимней некуда. Второй день путникам не попадалось ни птиц, ни рептилий, ни насекомых, ни деревьев - даже окаменелых и превратившихся в древесный уголь. Под ногами хрустели сплошные сульфаты, соли и прочие вулканические соединения, слингеру неизвестные. И ни единого водоема, лишь питьевая колонка Департамента, надежно опечатанная, с суровым стальным грифом «1 кварта питьевой воды - 3 ЖД жетона». Железнодорожники, во избежание пьянства, получали зарплату в медных жетонах, припомнил теперь стрелок. И колонка была определенно зарезервирована для них.

[ФОН] /// Frank Sinatra /// CAKE
        - К нам идет туча, - сказал индеец.
        - Да ладно, - отозвался Пако, выползая из-под дрезины под меткой 1968. Он сказал: - Только что было ясное небо.
        Стрелок оставил собственные поиски и поднял голову. Он втянул носом воздух.
        - Не нравится мне это, - сказал он. - На дождь вроде непохоже.
        В тот же миг с неба посыпался град.
        - ВОДА! - заорал торговец.
        - СТОЙ! - крикнул Пепел еще громче. Он подобрал желтую маслянистую градину и сразу уронил ее. Он сказал: - Это не вода.
        И принялся стряхивать градины с одежды.
        - Что это ты, слингер? - Мексиканец смотрел на него, глупо улыбаясь. Желтый град сыпался ему на плечи и барабанил по макушке.
        Индеец понял Пепла быстрее.
        - Нужно спрятаться! - сказал он и без приглашения полез под ближайшую дрезину.
        Град сыпался всё сильнее, он налетал волнами, покрывая всё, усыпая окрестную равнину. Желтый, мутный, неправильный град.
        - Серная кислота, - коротко сказал стрелок, когда все трое улеглись под шестиколесной платформой года 1964-го. - Или что-то едкое, не знаю, что.
        Град барабанил по конструкции у них над головами, и струился, и тек, пропитывая железо и смывая ржавчину.
        После неправильного града посыпался настоящий ливень, и вдруг равнина вспыхнула огнем. Завороженные, трое путников смотрели, как дымятся в воде неведомые градины, и загораются, и вот уже по всей равнине воспламенялись и горели целые озёра синей, зеленой и малиновой плазмы. Море огня трепетало на ветру и колыхалось. Оно тянулось до самого горизонта, и в его свете было видно, что череда мертвых дрезин и не думает иссякнуть, а тянется бесконечной кавалькадой до самого горизонта, под светом луны, авроры и первых созвездий, ван черная на фоне трепещущих озер и лагун, полных синего, зеленого и красного огня.
        (1х12) Мессия
        Он шел по следу Трикси больше полугода, самовольно покинув Чикаго и нарушив все возможные договоренности с итальянцами. Та наводка, что дал ему старик-индеец на пирсе, номер ее автофургона, привела Джошуа в Виннипег, а оттуда, при содействии местных ацтеков, завела его с единственным провожатым, индейцем-чероки, в непроходимые канадские леса.
        Здесь без остановки валил снег, и каждый путник, случайно встреченный ими на пути через заледенелый край, непременно заводил речь о конце света: что-де недаром Иисус обещал вернуться спустя две тысячи лет, теперь время прошло, и он вернулся, и все люди будут умирать от холода, пока земля целиком не замерзнет. От этих разговоров проводник Джошуа впал в чернейшую меланхолию, начал всё чаще прикладываться к бутылке, а потом, однажды вечером, встал и побрел в сосновую чащобу. Та поглотила его в один миг и сомкнулась следом за ним, оставив Джоша любоваться полярным сиянием, горевшим в небе не хуже южной авроры.
        В следующие три дня Джошуа потерял несколько фунтов веса и получил свои первые обморожения.
        В следующие три дня он понял, насколько жесток и коварен север, и как он зовет человека - по-иному, чем прерия, но с тем же результатом, глотая его целиком и растворяя в себе навсегда.
        На третий день он нашел ее фургон, оставленный около трассы, на поляне, помеченной вехами на деревьях. В доме на колесах горел свет и шумело радио, трубя какие-то военные новогодние марши, но пищи ни в холодильной камере, ни в духовке не обнаружилось, да и обогреватель едва работал - батарея машины была на издыхании.
        На четвертый день Джошуа обнаружил ее.
        Первым делом он увидел у заледенелого озера толпу фигур, наряженных в черное, белое и зеленое - здесь были и ацтеки, и местные безымянные племена, и какие-то китайские старухи в шерстяных шалях, державшие в руках разноцветные бумажные фонари. В самом центре, в кольце из камней и бревен, пылал высокий костер. Туша огромного животного - по всей видимости, канадского лося - была распята в стороне, над ковром из раскаленных углей, растянута за лапы на четырех тросах между четырьмя ацтекскими мотоциклетами, головой вниз, так, что лосиные рога скребли по снегу будто нелепые грабли.
        Пока Джошуа брел к костру, черные фигуры на снегу принялись скандировать что-то невнятное, вразнобой, и вразнобой же хлопать в ладоши. Они сторонились обледенелой и заснеженной фигуры Джоша, убираясь с его пути, и в тот самый миг, когда он подобрался к лосю вплотную - кр-р-р-рак! - грубо зашитое брюхо животного лопнуло, вспоротое изнутри, и на свет показалась его Трикси. Повзрослевшая и похорошевшая, пускай целиком измазанная кровью, она подняла в воздух лосиное сердце, лоснящееся и огромное, и крикнула что-то на своем наречии. Ацтеки загорланили вслед за ней, и франкоиндейцы ответили им, как умели. Даже старухи-китаянки затянули какую-то протяжную и напевную песню.
        - Трикс, - из последних сил выдавил Джош. - Я нашел тебя, Трикс.
        Ее глаза просияли.
        - Я спасла тебя, - сказала Трикси, выступая из туши лося на белый снег, окутанная паром. Каждый розовый след ее в снегу дымился, словно маленькая печная труба. Трикс объявила: - Я спасла тебя и спасла мир. Мы больше не замерзнем. Ты благодаришь меня?
        Джошуа молча повалился на снег.
        - Линь Плакучая Ива, отнеси этого в мой номер, - услышал ее голос. - И набери нам горячую ванну. Я скоро приду.
        К вечеру следующего дня силы всех троих были на исходе. Местность вокруг стала еще негостеприимнее. Кортеж из мертвых облупленных дрезин остался позади, и колея шла теперь по самому краю узкого разлома, который с каждой милей становился шире и глубже, пока они не оказались на одной из поднебесных ступеней широкого каньона, полного дыма и огня. Бурая сланцевая порода теперь отвесно поднималась вверх по правую сторону, а по левую - резко обрывалась вниз.
        Все трое изнывали от голода и жажды, особенно Буйвол, который отказывался есть рептилий в последние четыре дня, и поэтому не ел. Его выносливость, а особенно бодрость, поражала стрелка всё больше. Правда, слова его изрядно досаждали мексиканцу и нервировали слингера.
        Индеец шел и рассуждал о том, как Пако либо Пепел умрет, а Ревущий Буйвол, сможет приготовить человечину, не отнимая жизни и не оскорбляя богов.
        - Кровь вода, - говорил он. - Кровь железо. Железо полезно. Но нужно варить. Чтоб не вышел Шум. Варить и соль добавлять. Мясо натирать. На солнце иссушится - солонина получится. Так говорит Несущий Знание. Но если бы сделать огонь, хэ, если бы только сделать огонь. Но где ты найдешь горючее? Нет деревьев. Нет угля. Где найти горючее?
        Торговец и слингер хмуро молчали, топая за ним следом. Краски дня постепенно менялись, и на изломанные оранжевые ущелья Каньонленда опускались густые пурпурно-лиловые сумерки. Пепел ощущал слабость во всем теле, и настроен был весьма мрачно: с каждым новым днем шансы его на выживание убывали в геометрической прогрессии. Но идти в обратную сторону было слишком поздно, тем более, что кавалькада разрушенных дрезин обязана была вывести их хоть к чему-нибудь.
        - Если съесть сердце одного из них, - говорил индеец. - То можно получить большую силу. Да только у дона тио Рамиреса сердце чёрное и гнилое, а дон тио Пепел демон, и сердца у него нет. Это грустно, потому что я не смогу съесть ни одно сердце, ни другое сердце…
        - Эй, а это что? - спросил Пако. Он передал винтовочный телескоп слингеру: - Глянь, чико. Это меня мандражит, или оно там на самом деле?
        Странная тень была отлично заметна невооруженным глазом - она тянулась по стене каньона словно длинные кривые пальцы великана, упавшего с небес и ухватившегося в последний миг за земную твердь.
        - Это кактус, - сказал Пепел, отняв телескоп от глаз. От резкого увеличения в сочетании с многодневным голодом у стрелка неприятно кружилась голова и плыла земля под ногами.
        Буйвол оживился еще сильнее.
        - Вода! - загорланил он. - Хэ, внутри вода, хэ! Кактус ломай, воду сливай! Пить-пить-есть! Незаразная питьевая вода!
        - Эй. - Пако сморщился, ускорив шаг - ноги всех троих давно были сбиты и растерты в кровь.
        - Стой, погодите, - сказал Пепел, но всё равно все трое перешли на бег.
        Кактус рос над самой пропастью. Солнце склонилось ниже, и тень его взобралась еще выше. Буйвол подбежал к растению первым, протянул руки…
        Пуф-Ф! И кактус взорвался, плюнув ошметками прямо ему в лицо.
        Когда слингер и мексиканец оказались рядом, Ревущий Буйвол уже был без сознания. Всё лицо его, и руки, и грудь - воспалились и пошли волдырями.
        - Ядовитый, - сказал Пепел. - Я такие знаю по Аризоне, из детства. Это как бешеный огурец, только кактус.
        - Ну вот, - сказал Пако. - И кому теперь кого жрать?
        Он сплюнул в пыль одной лишь сухой грязью, без слюны.
        Наконец они нашли локомотив. Он висел над пропастью, наклоненный под сильнейшим, невозможным углом над дымящей расщелиной - и не падал.
        - Неужели гироскоп цел? - пробормотал слингер, перехватив руку индейца поудобнее. Для своих скромных габаритов вялый Буйвол был необычайно тяжел.
        - Гироскоп? - спросил Пако. По лицу торговца, такому же багровому, как закат над каньонами, градом катился пот.
        - Стабилизатор, - сказал Пепел. - Такая вертящаяся штучка. Не дает поезду упасть на повороте. До сих пор работает в нем. Видишь, как паровоз висит.
        - Да не может быть, чтоб работал, - пропыхтел торговец. - Сколько лет он тут должен быть?
        - С пятьдесят первого или раньше, - сказал слингер. - Если верить последней дрезине. Вряд ли раньше. Пятьдесят первый, наверняка.
        - Никто не выжил, как думаешь?
        - Не знаю, - сказал Пепел. - Если так, тогда кто крутит гироскоп?
        - Они все умерли, - пробормотал Ревущий Буйвол, не открывая глаз. - Их всех забрал Миктлантекутли, все умерли.
        - Ты глянь, живой, - сказал торговец, немедленно ослабив захват и уронив Буйвола наземь. - А мы уж тут, чико, сердце твое жрать хотели. Не можем решить только, пожарить или сварить.
        Р-р-р-р-ру-У-УМ-м-м! Раскатистая нота прозвучала вдали, и Пепел встал как вкопанный, едва не выронив индейца сам.
        - Не может быть, - сказал он
        - Что это, слингер? - спросил Пако.
        - Паровозный гудок.

«Они живы, - подумал он, - и у них есть пар для гудка, есть вода… но почему ни одна экспедиция не вернулась? Аж до 95-го года».
        Что-то здесь было не так. Но выбирать не приходилось.
        Пепел сложил руки рупором и позвал:
        - СКОРЕЙ СЮДА! НАМ НУЖНА ПОМОЩЬ!
        - ЧЕЛОВЕК УМИРАЕТ! - заорал следом мексиканец. Потом добавил: - И воды принесите мне.
        - Они все умерли, - повторил индеец слабым охрипшим голосом.
        Длинная процессия из пары десятков фигур - и небольших, и просто огромных - отделилась от поезда и потянулась им навстречу. Пако глянул в телескоп и скривился.
        - Что за дьявол, - пробормотал он.
        - Дай сюда. - Стрелок потянулся за телескопом сам. В этом, впрочем, уже не было надобности. Фигуры быстро приближались, и даже с полсотни футов было заметно, что ни те, ни другие не выглядели как люди.
        - Змеелюди. Крец, орец или мессия? - сказал маленький примат, похожий на гниющего старичка-леприкона. Из его огромной головы, напоминавшей тыкву, росли клочья рыжей шерсти. На красном воспаленном лице карлика не отражалось никаких эмоций, кроме животной, космической глупости: это было лицо деревенского болвана.
        Человечек поднял посох, сделанный из металлического прута, и указал на большую гориллу с жутким хоботом-щупальцем на месте физиономии. Он сказал: - Крысолюди. Ловить зверей, жуков. Белок полезен, железо полезно.
        Зубы его напоминали вереницу кривых заплесневелых пней. Гниющий леприкон указал на Пепла и спросил:
        - Крец, орец или мессия?
        Слингер и Пако переглянулись.
        - Пить, - сказал Пепел, тронув себя за горло. - Мы хотим пить и есть.
        Он указал на Буйвола.
        - Кактус. - Стрелок изобразил руками взрыв у лица. Он сказал: - Это наш друг. Ему нужна помощь.
        - Кактус не трогай, - ответил леприкон. - Кактус жевать крысолюди. В клюве приносят, кушать попросят. Воду сосут, выпить несут. Сладкий камень. Бог Иисус хорош на вкус.
        При его словах трое гигантов со щупальцами вместо лиц выступили вперед и подхватили индейца - двое за руки, один за ноги. Леприкон указал посохом на Пако и Пепла, и к ним тоже двинулось по трое крысолюдей.
        Два существа - гигант и карлик - казались совершенно непохожими друг на друга. Единственным, что объединяло их внешне, заметил Пепел, были рыжие курчавые волосы, красная кожа, выжженное на лбу тавро в виде креста… и жуткие фасетчатые глаза-бельма с каплями черных зрачков.
        - Ты сотрудник железной дороги? - вдруг ясным голосом спросил маленький леприкон. Пепел хотел было ответить, но понял, что вопрос обращен к Пако.
        - Я… э-э… да! - ответил тот. - Я сотрудник железной дороги, который порядком устал с этой вашей дороги. И мне неплохо бы, сеньоры, напиться.
        - Воду несут, завтра на суд, - ответило существо, похожее на леприкона.
        Оно было наряжено в выцветший плащ из синего сукна, некогда, видимо, бывший мундиром железнодорожника. На шее леприкона висело ожерелье из позеленевших медных пуговиц.
        - Иди. - Леприкон указал посохом в сторону состава.
        - Зря ты, - бросил слингер в сторону торговца, когда трое крысолюдей (три крысолюдя?) вели его мимо.
        - Что зря? - не понял Пако.
        - Зря ты сказал, что работаешь на железной дороге, - пояснил слингер. - Куда, ты думаешь, подевались все люди с этих дрезин?
        - Иди. Люделюди спать, - сказал змеелюдь у них за спиной. - Потом испытать.
        - Что испытать? - спросил Пако.
        - Жизнь или смерть, - обнадеживающе ответил леприкон. - Обряд посвечения.
        - Посвящения, - сказал Пепел.
        Процессия остановилась. Все фасетчатые глаза уставились на него.
        - Крец, орец или мессия? - спросил леприкон.
        - Потом, - сказал стрелок. - Сначала спать, потом испытать.
        Менее через час их троих поселили в вагоне-тюрьме, последнем вагоне поезда, за третьим классом. Его задний буфер нависал над обрывом. Половина камер была снесена в момент аварии, и заднюю стенку их темнице заменял прекрасный вид на дымящиеся малиновые недра пропасти. Каучуковые матрасы сохранилась неплохо, но ссохлись до каменной твердости. Пепел попробовал отыскать подушку под своим, но обнаружил лишь клок паутины да какие-то закорючки, выцарапанные на спальной полке.

«Мое имя Джонатан Харт, - разобрал он тонкие каракули. - Я пишу эти слова 18 апреля 1972 года в ожидании мучительной казни, которой были подвергнуты…»
        Дальше строчки затерлись и были практически нечитаемы. Пепел набрал в ладонь немного пыли, сплюнул в нее и потер выцарапанное послание. Полностью оно гласило:

«Мое имя Джонатан Харт. Я пишу эти слова 18 апреля 1972 года в ожидании мучительной казни, которой были подвергнуты двое моих спутников из ремонтно-разведывательной и спасательной экспедиции Железнодорожного департамента, равно как и весь состав предыдущих экспедиций от года 1951РХ, присланные тем же маршрутом.
        Вслед за нашими многочисленными предшественниками мы обнаружили здесь недекларированный состав, уцелевшие пассажиры которого - а странные существа, обнаруженные нами, как видимо, и являются пассажирами либо их потомками - изменились под влиянием неизвестных факторов и образовали одно из удивительнейших пустынных сообществ, которое мне доводилось наблюдать.
        Сразу оговорюсь, что я не биолог и не антрополог, я инженер-железнодорожник, поэтому я могу изложить лишь те факты, которые мне известны, и предложу вам сделать выводы или гадать о причинах самостоятельно. По поводу внешнего вида этих странных существ, как низкорослых, так и высокого роста, я могу высказывать лишь косвенные догадки.
        Во-первых, ни нам, ни нашим предшественникам так и не удалось обнаружить пути к спасению. Странные шарады, в которые с нами играют эти существа, всегда ведут к мучительной смерти. Любые попытки уговорить это пустынное племя оставить свои насиженные места или помочь нам отремонтировать одну из дрезин, поврежденных кислотными осадками - даже нашу собственную! - воспринимаются как некий еретический догмат, наказание за который всегда смерть. По всей видимости, некогда среди потерпевших крушение случился раскол, в результате которого все пассажиры, решившие покинуть разбившийся поезд, погибли или были убиты. Это было воспринято уцелевшими как некий Знак Божий, предписывающий убивать всякого, кто попробует уйти вслед за теми, кто пытался это сделать первыми.
        Во-вторых, пускай это предположение покажется кому-то невероятным, я не могу отделаться от мысли, что и маленькие существа с рыжей бородой, похожие на людей, и их высокие сильные собратья - по факту представляют собой одно и то же существо, некий особенный подвид человека, уцелевший благодаря воле судьбы или случая и развившийся по-разному из-за пребывания в разных условиях. Либо так, либо наоборот: к примеру, сильные мышцы и скелеты „старших братьев“, называемых „крысолюди“, идеально сопрягаются с их занятиями физическим трудом и проживания снаружи, посреди стихий, где они ловят грызунов и насекомых. Длинный нос и губы этих „крысолюдей“, по всей видимости, связаны с необычным способом, которым они добывают пищу и воду для общего выживания. Нашему бортмеханику Т. Р. Доббинсу, ныне покойному, также принадлежит смелая догадка о том, что и те, и эти существа изначально являлись неким экспериментом группы ученых-изгнанников, вышедшим из-под контроля.
        Выживание этого удивительного содружества заслуживает отдельных слов, потому я задержусь на нем чуть подробнее.
        Не считая каннибализма, который, к моему ужасу, является для „змеелюдей“ нормой, единственным источником пропитания для них является то, что принесут в своем клюве их рабочие лошадки, „крысолюди“. Те же, в свою очередь, ловят мух, жуков и москитов и даже умеют высасывать крыс из нор, и воду - из платной железнодорожной колонки. Эта вода, как и жидкость вообще, требуется тем и другим существам в минимальном количестве. Когда Т.Р.Доббинс использовал наши служебные жетоны, чтобы купить нам стакан-другой воды, а остаток позволил допить „крысочеловеку“, произошло ужасное: существо, совершенно опьянев от влаги, вцепилось ему в лицо и буквально разорвало голову несчастного бортмеханика на части. Остаток жетонов был затем изъят у нас „змеелюдьми“ и сброшен в пропасть, порицаемый как очередное „святотатство“.
        Каким способом мне удалось выжить; точнее, немного продлить свое существование среди этого дикого племени? Меня спасла их набожность и умение читать. Когда выяснилось, что я способен расшифровывать письмена, украшающие их локомотив, это породило среди „змеелюдей“ своего рода теологические споры о моем происхождении и предназначении. Правда, не все из них верят мне, поэтому мне всё равно предписана казнь, пусть и не такая жестокая, как та, что постигла моих спутников, и, вне сомнения, большую часть иных моих коллег, присланных в это гиблое место бюрократией Департамента.
        Теологическая картина мира этого племени, стоит заметить довольно любопытна, несмотря на рудиментарность и примитивность. Даже недалекие „крысолюди“, похоже, уверены, что их создало некое темное божество по имени „Доктор Сатана“. Некоторые из них ждут, что это божество снова отыщет их, его творений, принеся им воду и пищу в изобилии. Другая группа, в основном представляемая более разумными „змеелюдьми“ фанатично поклоняются Иисусу Христу, которого существа называют „Бог Иисус“. Это, иное божество, призвано явиться племени однажды и увести их в свой мир, где, опять же, в изобилии водится пища и вода.
        Стоит заметить, что два догмата не находятся, как можно предположить, в открытой конфронтации - существа скорее ждут, какое божество явит себя за ними первым, чтобы осуществить одно из двух предназначений. Не стоит, однако же, пытаться выдать себя за одно из них - наш второй механик Диккенс пытался выдать себя за Иисуса Христа, провалил какую-то из шарад и был жестоко казнен на кресте „в знак пророчества“. Мне самому, как я уже говорил, повезло больше, пр крайней мере, временно. Я прожил среди племени несколько месяцев в статусе „пророка“, пытаясь отыскать хоть какие-то средства к спасению.
        На данный момент мое выживание, впрочем, уже потеряло свое значение: после недавней весенней бури в моей голове поселилось нечто постороннее, что поет навязчивым сверчком: та-так, та-так, та-так, - а это значит, что у меня Шум, и жить мне в любом случае осталось недолго.
        Кто бы из моих дорогих коллег не прочел эти слова - не теряйте надежды, как бы смехотворно это ни звучало в вашем нынешнем положении. Мне удалось пережить моего бортмеханика на месяц. Вам, может статься, удастся большее. Как бы то ни было, кто-то должен вырваться из плена и сообщить в Департамент об этой странной жизни, что теплится на заброшенной ветке, подпитываемая пойманными грызунами, змеями, насекомыми и экспедициями, ежегодно отправляемыми самим Департаментом на разведку.
        Дж. Харт,
        Старший регистратор и вычислитель
        Департамента железных дорог и логистики

04ММ18ДД1972РХ»
        Пепел долго не мог уснуть и думал. Рядом храпел и ворочался торговец. Ночью пришел специальный медик-шаман из змеелюдей, осмотреть Буйвола и выщипать из спящего индейца колючки. Он принес миску жеваного кактуса и флягу-термос с ферментированным пойлом, слегка опьяняющим, но прокипяченным - по всей видимости, перегоняемым через паровозный свисток. Стрелок выпил пару глотков и уснул сразу, и ему приснилось озеро Мичиган, полное воды, пресной и искрящейся.
        - Эй, Джош, - позвал его Луи. Он лузгал семечки и плевал их в озеро с грузового пирса. - Ты вроде не городской… как тебя занесло-то к нам?
        - Я не городской? - возмутился Джошуа. - С какой еще стати я не городской?
        - Да ладно, чё заводишься сразу, - сказал Луи, по кличке Опасная Бритва. - Ну ты посмотри на себя. Чё это за шмотки ковбойские? Ты где раньше работал, в цирке?
        - В рабстве, - ответил Джош. - В рабстве у Капо Марио. А до того - на ярмарке. А до этого, верно, в цирке.
        Луиджи-Бритва ухмыльнулся, не прекращая плевать семечки в воду.
        - Ты поменьше про это всё, если хочешь мой совет. Биография твоя никому здесь не интересна. Оденься как человек, брось эти кабаки, оставь этих шлюх. Заведи себе приличную женщину, с жильем. Будет тогда тебе счастье.
        - Женщина у меня есть, - сказал Джошуа. - Только она меня продала капо нашего капо. Лет пять назад дело было.
        - А-а, несчастная любовь. Ну так слушай моего совета - без женщины ты ноль. Чистой воды перекати-поле.
        Он достал из-за пазухи толстую винную бутылку в пакете и спросил:
        - Будешь?
        - Конечно! - сказал Джош и протянул руку.
        В ответ Луи огрел его сложенной бритвой, выхваченной из рукава.
        - Экзамен провален, - сказал он. - В следующий раз открытой полосну.
        - Ты чего? - спросил Джошуа. Он достал серебряный портсигар, чиркнул спичкой и закурил.
        - Ни «чего», а хватит тебе пить. Женщина, говоришь, есть? Так ступай к ней, к женщине. Скажи ей, так и так, ты меня продала, а я себя выкупил обратно. Оденься прилично: костюм, туфли. Скажешь ей, смотри какой красавец. И никуда ее не пускай. Скажи - ты моя, и всё тут. Не уйдешь. Понял?
        Он приложился к бутылке и принялся шумно пить вино.
        - Сука, - сказал Джош. - Дай напиться, Луи. Не будь сволочью.
        Но Луиджи-Бритва допил всё сам и вышвырнул бутылку с пирса в черные воды озера.
        - Успеешь еще напиться, - сказал он. Потом пригнулся, чтоб говорить Джошуа в ухо и добавил: - Ты меня слышал? Или завтра - попомни мое слово - ты опять будешь никто, и в город путь тебе будет заказан, и как ты потом себе женщину найдешь, которая с жильем?
        - Она сказала, по имени, - сказал Джош. - Это какое-то тайное индейское имя. Триксепочтекайотль.
        - Из почтеков, ого. - Луи сделал большие глаза. - Ну тогда понятно. Тогда беру слова назад. Забудь ее лучше. Найди себе хорошую невесту, итальянку, или, вон, китаянок сколько незамужних. Только не ирландку, а то сопьешься.
        - Спасибо за совет, - сказал Джошуа. - Я, пожалуй, пойду. Меня друзья ждут.
        - Скатертью дорога.
        Джошуа побрел вдоль набережной, в недовольстве прикуривая одну сигарету от другой. Вдруг его взору предстало любопытнейшее зрелище.
        Группа индейцев-виннебаго, наряженных шаманами, плясали у пирса, агитируя туристов бросать в плетеную корзину пожертвования на спасение рыбы в Пяти Великих Озерах Место было ему привычное: здесь, рядом, на воду становились грузовые амфибии, прибывавшие по рельсам, и грохот стоял невероятный. Джош не заметил бы индейцев, если бы не увидел среди них одного белого, также наряженного шаманом.
        Этим белым при ближнем рассмотрении оказался Лоуренс Майкл Мэй, заметно исхудавший, но такой же рыжий и веснушчатый.
        - Сколько зим, - сказал Джошуа.
        Лоуренс Майкл побледнел и приблизился к нему.
        - Джош, ты? Не может быть. Как… Да ты смотри, как ты разоделся-то, важное не-знаю-что. Как ты выбрался, сбежал от нанимателя?
        Он произнес эти слова нарочито громким шепотом. Пара шаманов-виннебаго, плясавших поодаль, замедлили темп и прислушались.
        - Я не сбегал. Я свободный человек. Я себя выкупил. - Джош не удержался и откинул плащ так, чтобы Майк увидел Кочергу, хотя на пирсе было ветрено, и ему не хотелось, чтобы озерные брызги испортили отцовский револьвер.
        - Я работаю на итальянцев, - сказал он.
        - Пф, - отозвался Лоуренс Майкл Мэй. - Я тоже. Эй, мужики! Кто здесь не работает на итальянцев?
        Виннебаго зашипели на него, кивая и указывая через дорогу. Джошуа оглянулся. Там, у придорожного кафе за столиком сидел итальянец в белом костюме и сияющих зеркальных очках - вне сомнения, хозяин всей этой ярмарки с пожертвованиями.
        - Я, вообще говоря, пришел сказать тебе, что иду искать Трикси, - вдруг сказал Джош сам не зная, зачем. - Тебе от нее что-нибудь передать?
        - КАК? - Глаза Лоуренса Майкла загорелись, но лишь на миг - он быстро взял себя в руки. Он спросил ровнее: - Как ты найдешь ее, несчастный? Ты же пьяница. Помню, ты свою палатку в лагере найти не мог.
        - Ее тайное имя Триксепочтекайотль, - сказал Джош.
        - Трикси… как? - Майк вскинул рыжие брови. - Ты как выдумаешь, честное слово.
        - Триксепочтекайотль! - немедленно отозвались позади. Старик-виннебаго наряженный шаманом, услышал слова Джошуа и закивал, улыбаясь во весь беззубый рот. - Ты дай на рыбу, дорогой сэр. Я скажу, где Триксепочтекайотль ушла.
        Джош достал из кармана червонец, и, с ухмылкой глядя на Лоуренса Майкла, уронил его в корзину для пожертвований.
        - Давай, - сказал он индейцу. - Только чтоб этот вот не слышал.
        Старик ухмыльнулся, прихромал поближе и зашептал ему в ухо.
        Змеелюди подняли всех троих рано утром, по гудку паровоза. Трое здоровяков-крысолюдей взяли бесчувственного индейца под руки и за ноги, а слингера и Пако конвоировали еще шестеро. Вся ободранная процессия - три с небольшим десятка фигур - потянулась за ними следом.
        В каждом из уцелевших вагонов крен был разным. В окна доброй половины из них заглядывала пропасть. В некоторых, с мягкими диванами и автоматическими пепельницами, были оборудованы скромные жилища змеелюдей. Крысолюди обитали на свежем воздухе.
        - Кто-то крутит маховик, - сказал Пепел, указывая через плечо на одного из крысолюдей-конвоиров. - Один из этих, наверное. Иначе вся эта красота давно повалилась бы.
        В отдельных вагонах было пусто и голо - эти наверняка предназначались под багажные отсеки. Но передний сегмент поезда, видимо, относился к классу «люкс», потому что первые вагоны оказались сплошь набиты житейским барахлом: от автоматической камеры хранения до платных обзорных окошек с железными ставнями, от мини-кухоньки для стюардов с миниатюрным же паровым прессом-сковородкой до большой машины с конфетами, в которой до сих пор сохранились круглые леденцы.
        Когда они шли мимо конфетной машины, голодный Пако разок двинул ее кулаком. Два разноцветных леденца вывалились ему под ноги.
        Торговец нагнулся, чтоб поднять их…
        - СВЯТОТАТСТВО! - завопил сопровождавший их леприкон. Двое громил немедленно оттеснили Пепла и взяли торговца под руки, а третий ухватил за ноги, в один миг оторвав его исхудалую, но всё еще обширную фигуру от земли.
        - Ай! - крикнул Пако. - Пута мадре! Отпусти, я сказал!
        Всё бесполезно. Трое горилл с лицами в виде щупалец держали мексиканца так крепко, что он едва мог шелохнуться, не говоря уж о том, чтобы оказать сопротивление.
        - Крысолюди защищать и охранять, - сказал гниющий змеелюдь-леприкон. - Крысолюди сладкий камень получать.
        Он нагнулся, взял два леденца и протянул их по отдельности двум крысолюдям, что держали Пако под мышки. Каждый крысолюдь не мешкая вобрал конфету своим носо-рото-щупальцем. Змеелюдь достал еще одну конфету и скормил ее последней горилле, той, что держала торговца за ноги.
        - Ну допустим, - сказал Пепел, глядя на двоих распятых в воздухе спутников. - Крысолюди защищать, а змеелюди что тогда?
        Леприкон обратил свои фасетчатые бельма на него.
        - Жди, - сказал он. - Посвечение.
        Пепел только пожал плечами. Они миновали тендер и вышли к паровозу. Этот черный кинетический гигант и был, как видно, причиной аварии. Его центральный котел оказался взорван, но локомотив по-прежнему обслуживался и заметно вибрировал, удерживаемый над пропастью работавшим гироскопом. Сверху до низу он был расписан аэрозольной краской: «Боже, спаси», «боже, покарай», и так далее. Самая обычная пустынная развалина.
        - Крец, орец или мессия? - хором спросили крысолюди у Пепла за спиной.
        Тот оглянулся.
        - Крец, орец или мессия? - повторили они хором. Двадцать, тридцать… чуть больше, чем тридцать, и гиганты-крысолюди составляли большую их часть.

«Видимо, какой-то ритуал», - подумал слингер.
        - Мессия! - крикнул Пако, пытаясь высвободиться.
        Его немедленно опустили на землю. Крысолюди расступились, и торговец, ободренный своим успехом, выпрямился и задрал подбородок.
        Тот леприкон, что нашел их первым (а может статься, другой, неотличимый от первого) вышел вперед и встал перед Пако, подняв руки к небу.
        - Подскажи я, попроси я, - произнес он нараспев и замер.
        Мексиканец терпеливо ждал, скалясь золотыми коронками.
        Наконец леприкон-змеелюдь опустил руки.
        - Крец, орец или мессия? - повторил он.
        - Крец, орец или мессия? - спросили змеелюди у Пепла за спиной.
        - Ладно, орец, - ответил Пако.
        - Орец орал! Орец орал! - хором загорланила процессия. Крысолюди снова подхватили брыкающегося мексиканца, обездвижили его и понесли прочь.
        - Пусти! - торговец и впрямь заорал как резаный. - АЙ! Путос! Пустил быстро, я сказал!
        - Орец орёт, - Гниющий леприкон снова воздел руки к небу. - Шкуру спускай, кишки выпускай.
        - Кровь выливай! В кактус сливай! - хором ответили змеелюди.
        - Мясо съедай. Белок получай, - сказал воздевший руки.
        - Белок полезен, железо полезно! - был ответ.
        - КРЕЦ! - заорал Пако. - Крец, я пошутил, крец я выбираю, крец!
        - Крец, - отозвался леприкон, не опуская рук. - Стоит крец, на нем орец. Крец собирай! Орец распинай! Крец убивай, орец усыхай. Кровь выливай, соль добавляй.
        - Белок полезен, железо полезно! - был ответ.
        - МЕССИЯ! - снова заорал Пако. - Мессия пришел, стою перед вами, не видно, что ли?
        - Подскажи я, попроси я?
        Два фасетчатых глаза-бельма снова уставились на торговца как две безразличные ягоды.
        - Ну допустим, - сказал Пепел.
        - «Бог Иисус, покарай грешников», - прочел он надписи аэрозольной краской. - «Спаси детей сих. Гори в аду, еретик. Доктор Сатана, умри».
        - МЕССИЯ! - хором возвопили змеелюди.
        Пако дернулся в руках конвоиров, но те не отпустили его.
        - Эй, - сказал он. - Я с ним. Я тоже так могу. Дева Мария, свят-свят-свят.
        Три десятка фасетчатых глаз вопросительно уставилось на слингера.
        - Да, - сказал Пепел. - Он тоже мессия. Мы два пророка, мы пришли вместе.
        - Эм-мхэ, - промычал Ревущий Буйвол, так и свисавший в лапах троих державших его крысолюдей.
        - А это… еще один мессия, - сказал слингер. - Это, вообще говоря, и есть Бог Иисус. Мы шли возвестить. О его прибытии, и так далее. Мы встретились по дороге, все трое. Так вышло.
        - БОГ ИИСУС! - Змеелюди пали ниц, и даже крысолюди растерялись. Индеец выскользнул у них из рук и вытянулся на песке. Он приподнял веки, явил помутневшие зрачки и произнес:
        - Они говорят то, чего нет. Оба служат Иисусу. Пусть умрут. Их можно съесть, только не сердце.
        - М-м, - сказал Пепел. Он сделал шаг вперед, загородив собой распростертое тело Буйвола и сказал: - Забыл предупредить вас. Этот парень, Иисус, он пока не дозрел.
        Змеелюди молча смотрели на него в ответ. Ближний крысолюдь шевельнул хоботом и сделал шаг навстречу.
        - В смысле, как кактус, - сказал Пепел. - Зрелый кактус есть можно, а незрелый кактус есть нельзя. Правильно?
        - Взорванный кактус есть нельзя, - ответил леприкон-змеелюдь. - Молодой кактус есть крысолюди. Крысолюди есть, сладкий камень есть, воду сосать. Еда, вода.
        - М-м, - сказал Пепел, пытаясь вернуться к теме. - Я к чему, наш друг, ваш бог Иисус, он… сперва должен воскреснуть.
        - Воскреснуть! - повторили змеелюди. Они поочередно вставали на ноги.
        - Да, и явить сим чудо, - сказал Пако, отодвигаясь подальше от крысолюдей.
        - Ну, не «сим», я бы сказал, - быстро поправил слингер. - А вот так: когда наш друг явит вам чудо, тогда будем считать, что воскрес.
        - Чудо? - Фасетчатые глаза леприкона смотрели с непониманием и подозрением.

«Кажется, он хочет слышать что-то конкретное», - подумал слингер. Он начал:
        - Когда наш Бог Иисус явит чудо, которое подтвердим я и сеньор Рамирес, двое пророков его…
        Пако быстро нашелся:
        - Например, когда все мы трое дружненько уйдем…
        - СВЯТОТАТСТВО! - завопили хором коленопреклоненные фигуры. Она за другой они выпрямлялись, и крысолюди снова шагнули мексиканцу навстречу.
        - Да нет же, нет, - сказал Пепел, повысив голос. - Слушайте, я сам скажу. Когда наш друг Иисус явит вам чудо…
        - ЧУДО?
        - Когда он расскажет вам историю… - сказал Пепел, напряженно размышляя. - Когда он расскажет вам то, чего нет и не было, что вы и представить себе не могли… прекрасную выдумку, сказку, и так далее…
        Обогнув парочку крысолюдей, Пако нагнулся к Пеплу и спросил его на ухо:
        - Слингер, что ты несешь?
        - Идеальная ложь, - ответил стрелок. - Помнишь, я говорил тебе, про ацтеков?
        - А! Валяй, молодец.
        - Когда он расскажет вам такую историю, что все вы согласитесь: вот это сказка, за этим Богом Иисусом мы пойдем, это он пришел, чтобы вести нас - вот тогда считайте, что он явился. Всё. У меня всё.
        Пепел с облегчением перевел дух.
        - А теперь, - сказал Пако. - Скажу я. Этот пророк уже не нужен, у него всё, так что крец ему. Пусть ночку повисит и подумает, а там…
        - Какого черта, Пако? - спросил стрелок.
        - …Подумает, зачем он теперь нужен. Придумает, будет жить. А нет - так нет. Извини, слингер. Главный бывает только один, сам знаешь.
        Крысолюди, еще недавно державшие торговца, приблизились к Пеплу. Тот положил руку на Кочергу. «Один патрон», - подумал слингер. - «Всего один патрон».
        - Где его пророчество? - обратился Пепел к толпе леприконов. - Это я вам сказал, что он пророк. А сам он даже читать не умеет. Пусть явит чудо.
        Пако ухмыльнулся, ослепительно сверкнув коронками.
        - Я думал, слингер, ты не хочешь чудо.
        Он вскинул руку. Луч раннего солнца ослепительно засиял на золотом распятии, которое мексиканец сжимал в пальцах.
        - А вот и чудо! - сказал он. - Вот тут мистер слингер. А вот это крец. Во имя Бога Иисуса. Подберите его тоже, кстати, о боге надо заботиться. И о пророке его. И так далее.
        Трое крысолюдей отправились подобрать бесчувственного индейца. Еще двое взяли слингера под руки, и хватка их действительно напоминала стальные тиски. Освободиться из такого плена было попросту невозможно.
        Крест был изготовлен из двух переплетенных коленвалов, и под ноги слингеру как раз подвернулась удобная заклепка. Распятие вышло ненастоящим, но всё равно изматывающим: на нем приходилось висеть, держась руками за скобы, под палящим солнечным светом, а троица крысолюдей стояла внизу, неотрывно глядя фасетчатыми глазами, наблюдая, чтобы Пепел не нарушал правила их игры в казнь.
        Если бы Пако желал его смерти, слингер давно уже был бы мертв. Но торговец не хотел этого - пока не хотел. К вечеру он пришел на место казни и привел индейца. Взгляд Ревущего Буйвола всё еще немного плавал, но индеец уже мог слегка рассуждать.
        - Объясни-ка моему другу Хесусу, слингер, - попросил мексиканец. - В чем будет твоя ценность для нашего предприятия?
        Потом он шагнул ближе и зашептал:
        - Я ж не против, чико, ты же сам понимаешь. Да этот вот уперся, всё говорит - ты какой-то демон, зачем он, говорит, нам в дорогу, одно зло от него и невезение. Придумай ему что-нибудь до утра.
        И оба удалились.
        К ночи на небе высыпали звезды. Одинокая фигура снова приблизилась к кресту, и по тому, как почтительно расступилась троица крысолюдей, стрелок понял, что это Ревущий Буйвол.
        - Ну что, Буйвол? - спросил его Пепел. - Как твой дон тио Рамирес, доходчиво тебе преподает уроки дружбы?
        - Дон тио Пепел, - сказал он. - Я не знаю, кому из вас мне верить. У тебя есть ключ, но дон тио Рамирес говорит, что тебя можно убить, а ключ забрать. А у него есть винтовка, и он обещал провести меня через границу…
        - Что вы оба знаете об этом народе? - прервал его слингер. - Змеелюди, крысолюди… этот их «сладкий камень». Вы понимаете, чем они живут, о чем они думают?
        Ревущий Буйвол помолчал, потом отрицательно качнул головой.
        - Дон тио Рамирес объяснил тебе, как себя вести перед ними?
        - Он сказал, мне ничего нельзя говорить и делать, - ответил индеец. - Иначе они могут рассердиться на меня, как рассердились на тебя. Только убьют меня по-настоящему.
        Пепел хмыкнул.
        - Ну допустим, - сказал он, тайком разминая затекшие руки. - А план у вас есть, как отсюда выбраться? У тебя или у него?
        Ревущий Буйвол снова поразмыслил и отрицательно покачал головой. Стрелок глубоко вздохнул, набрав полную грудь сернистого воздуха.
        - Тогда слушай, - сказал он. - И повторяй за мной.
        Пако явился проведать его на закате. Багровое солнце, немного оплывшее и неровное по краям, сползло к зубчатым пикам на противоположной стене каньона, и тени ломаной гряды подбирались ближе и ближе к ногам Пепла с каждой минутой, обещая долгожданную вечернюю прохладу.
        За время, проведенное на кресте, Пепел до необычайности начал ценить простые радости: легкий ветерок, небольшое облако, дневную флягу с питательным кактусовым раствором. Он едва мог поверить тем богатствам, что были у него прежде (свежее мясо! свежая вода! виски! табак!), тем простым радостям, которые доныне он воспринимал как должное.
        И куда подевался этот чертов индеец? Отчего Буйвол так долго возился с такой простой задачей?
        - О чем задумался, слингер? - раздался снизу голос торговца. - В нужник зайти не успел? Ходи прямо там!
        - Что надо? - спросил Пепел. Он до сих пор не мог поверить, что торговец обманул его таким примитивным образом.
        - Какой ты грубый, чико, - сказал торговец. - «Что надо»! Помощь надо.
        Стрелок не отвечал. Вечерняя прохлада, тень далекой каньонной гряды, уже коснулась его ног. Пеплу не хотелось тратить время на досужие разговоры - он ждал этого часа весь день, чтобы вдоволь насладиться холодком, который вскоре превратится в холод.
        - Как нам выбраться, чико? - в сотый раз спросил его мексиканец. - Ты же знаешь. Дону Пендехо сказал - а Пако порадовать? Только скажи, я сразу этим передам, чтоб тебя отпустили.
        Он кивнул на троицу крысолюдей, стоявших у креста в карауле.
        Слингер прислушался.
        - Для начала, - сказал он наконец. - Если мы хотим спастись, то главным должен быть не ты.
        - Мессия! Бог Иисус!.. - долетел до них отзвук нестройного хора. - Мессия!
        Вдали затрубил паровоз. Гудок его ревел и ревел, сколько хватило пара. «Дневную норму воды растратили», - с грустью подумал стрелок.
        - Буйвол явил чудо, - сказал он. - Идите, красавцы. Ваш бог явился.
        Троица крысолюдей, охранявших его крест, оставила свой пост и кинулась вдаль, голося нечленораздельно: «О-о И-У! О-о И-У!»
        Мексиканец изменился в лице.
        - Слингер, - сказал он. - Ты это. Объясни честно, ты как это сделал, слингер?
        - Разучил с ним одну песню, - сказал Пепел и спрыгнул на твердую землю. Он наклонился, массируя колени.
        - Какую песню? - не понял Пако.
        - Простую. Мне когда-то пел ее отец. Идем.

[ФОН] /// Big Rock Candy Mountain /// HARRY MCCLINTOCK
        Они пошли в лагерь. Торговец по дороге знай себе хмурился, а слингер мысленно напевал эту древнюю и нехитрую песенку - о лимонадных фонтанах, сигаретных деревьях, озерах из виски и Леденцовой горе.
        (1х13) Противостояние
        Ему опять снилась вода, мутная и тревожная, лившаяся из крана маленькой кухоньки в его чикагской околопортовой квартире. Радио по-прежнему бормотало армейские новогодние марши, но за окном сильно потеплело, и дело шло к ранней весне. Джош открывает кран, моет над раковиной два стакана и льет им обоим ирландского виски.
        Трикс улыбается, сидя напротив. Они двое похожи на молодую семейную пару.
        - Надеюсь, ты не планируешь смыться в ближайшее время? - Он косится на нее исподлобья. - В кои веки я нашел то, что искал.
        Она молча улыбается. За стеной гудит лифт. Кто-то роняет что-то тяжелое. На верфи за окнами ревут гудки пароходов-ледоколов. Озеро Мичиган тянется вдаль, будто пыльное зеркало, расколотое здесь и там.
        За стеной опять кто-то что-то роняет.
        - Как они не уймутся, - говорит Джошуа. - сколько ни живу в городе, никак не привыкну. Там, в прерии, всегда кристальная тишина. Здесь вечно кто-то возится под боком, все орут, гудят… иногда сил терпеть нету.
        Трикси берет стакан и пробует немного виски. Она морщится и возвращает стакан на кухонный стол.
        - Надеюсь, у тебя в Нью-Йорке будет немного тише, - говорит он.
        - Ты не нашел то, что искал, Фриско, - говорит она. - Ты не умеешь оставлять всё позади. Ты называешь себя «Джош», по имени маленького деревенского мальчика, а он давно умер, и родился Фриско, наемный стрелок из Чикаго.
        - Фриско, - отвечает Джошуа. - Да, извини, я забыл. Мне положено теперь называться «Фриско».
        - Тебе нужно быть Фриско, - говорит она. - Фриско любит город.
        - Я люблю город. - Он прикладывается к своему виски, слушая радио о рев ледоколов за окном.
        Трикси отнимает у него стакан и ставит на стол.
        - Ты не умеешь оставлять всё позади, - говорит она. - Ты не понимаешь, что все-все вокруг тебя, всякий человек тебя предаст рано или поздно. Как только ты захочешь владеть им или принадлежать ему, как только ты скажешь «это мой человек», как он сразу будет ждать момента, чтобы в один день предать тебя.
        Джош (нет, Фриско, черт возьми, он должен приучится называть себя «Фриско») размышляет над ее словами. За стеной опять гудит лифт.
        - Но ты же, - говорит он. - Ты же не предашь меня?
        Трикс улыбается, протягивает руку и гладит его по щеке тонкими холодными пальчиками.
        - Я не смогу предать тебя, Фриско, - говорит она, - потому, что я никогда не буду «твоя», а ты никогда не будешь «мой».
        Он снова долго размышляет. Потом берет стакан и выплескивает остатки ирландского в раковину.
        - Мне главное, чтоб мы жили вместе, - говорит он. - И спать с тобой. Остальное это частности.
        Она улыбается и встает из-за стола.
        - Ты готов оставить Чикаго позади? - спрашивает она, глядя на него снизу вверх своими трепещущими глазками. - В этой квартире может поселиться другой человек?
        - Да, - говорит он.
        - Тогда пойди и впусти его.
        Фриско делает шаг в прихожую, поворачивает ключ, открывает входную дверь…
        На пороге стоит Лоуренс Майкл Мэй, во всей своей долговязой рыжеватости, и у ног его лежит тяжелый дорожный саквояж.
        В следующие пару дней Пеплу окончательно стало ясно, что их перспективы в смысле выживания изменились не особенно. И крысолюди, и змеелюди, недоверчивые, словно дикие звери, продолжали заниматься своими привычными делами с размеренностью единого механизма. Змеелюди по очереди жали на кнопку выдачи конфет, пока автомат, единственный раз на десять тысяч, не сдавался и не вываливал к их ногам один-единственный леденец. Тот выменивался у крысолюдей на жеванный пополам с водой и сахаром кактус и перерабатывался змеелюдьми в кофеварке поезда и паровом котле в то самое ферментированное пойло, которым жили те и другие.
        - Кто вы? - спрашивал стрелок у встреченных им змеелюдей. - Откуда вы взялись?
        Чтобы получить свою порцию еды и питья, Пепел с утра до вечера ловил мотыльков и мух. Пако получил должность на водяном насосе, где ему приходилось без устали жать на рукоятку для того, чтобы очередной крысолюдь мог сунуть щупальце в трубу и высосать ложку-другую колодезной воды.
        - Кто ты? - Пару раз слингер пытался допрашивать даже крысолюдей. - Ты. Откуда ты? Кто тебя создал? Кто посадил тебя на поезд?
        - О-о А-а, о-о И-у, - был ответ.
        - Доктор Сатана, - говорили ему змеелюди. - Плохой доктор сделал из люделюдей. Змеелюдей и крысолюдей. Хороший Бог Иисус. Нашел и освободил. Спасение, освобождение. Работать на железной дороге.
        Пойманные насекомые высушивались, размалывались в муку и добавлялись в общий котел. Кровь, выжатая и высосанная крысолюдьми из редких грызунов и пресмыкающихся, ловимых всё теми же незаменимыми крысолюдьми, добавлялась туда же («белок полезен, железо полезно»), а выпотрошенные шкурки и скелетики пойманной добычи затем распинались на маленьких крестах и служили приманкой для насекомых.
        Буйвол не работал. Получив божественный статус, он снова стал горд и заносчив, и целыми днями обходил свои владения, наблюдая за трудами торговца, слингера и остальных жителей своего маленького крысо-змеиного королевства.
        Индеец навестил Пепла в жаркий полдень, когда тот обходил мушиные силки и проволочные ловушки для пауков.
        - Почему ты говоришь, что моим людям я должен подарить его? Он говорит, что в жертву нужно принести тебя.
        - А что говорят твои люди?
        - Змеелюди ждут моего суда, - сказал Буйвол. - Я должен судить и решить, кто из вас умрет, а кто пойдет со мной к Леденцовой горе.
        Пепел тяжело вздохнул. Теперь он начал понимать, отчего индейцы не сходили с ума в пустошах. Они были сумасшедшими заранее. В то время, как слингер ежечасно спрашивал себя, что происходит вокруг, и где они трое оказались, и взаправду ли вокруг бегают эти гниющие леприконы и их старшие братья со щупальцами вместо лиц - Ревущий Буйвол жил посреди сказочной действительности, которую придумывал сам. Он с радостью принял титул «бога Иисуса» и правителя двух странных народов. Он вынес из песни строчку о Леденцовой горе и превратил ее в пророчество, связанное со своим исходом на север. Другое дело, что он и сам немедленно поверил в Леденцовую гору. Вместе с тем, в знак своего милосердия, заявило новоявленное божество, оно дарует своему народу человеческую жертву, одного из двоих своих спутников. И только потом они смогут отправиться в путь.
        Осталось лишь выбрать, кто это будет. И слингер, и Пако испытывали с этим выбором определенные затруднения. Индеец же попросту навещал их и спрашивал, кого из двоих ему следует убить.
        - Отчего мы не можем уйти все трое? - спросил Пепел.
        - Вы съели много еды моего народа, - сказал индеец. - И выпили много живительных соков. У них заканчивается продовольствие.
        - И ты решил сделать им небольшой мясной подарочек.
        - Это мой народ, - сказал Буйвол. - Белок полезен, железо полезно.

«Самое злое, что он прав», - подумал стрелок, проверяя силки на мух. Продовольствие и правда кончалось: они трое питались за пару крысолюдей или десяток змеелюдей, особенно индеец, ни в чем не отказывавший своей божественной сущности. Вскоре, так или иначе, всему племени грозила смерть от голода.

«Да и крест без дела ржавеет», - подумал слингер.
        Вдруг его осенило.
        - Пусть твои слуги приведут мексиканца сюда прямо сейчас, - предложил он Ревущему Буйволу. - Я кое-что тебе покажу.
        Индеец внимательно изучил золотое распятие.
        - Видишь, борода, усы, - сказал Пепел. - Это он. Он сам нес свой крест. Так было предсказано. Он должен быть распят.
        - Э! - сказал Пако. - Вообще-то здесь сам Иисус распят. Потому, что его предали. А кто предал? Тот, кто обманул. Ты, слингер, обманул, тебя и на крец.
        - Ну допустим, - сказал Пепел. - «Обманул», говоришь? Ты помнишь, Буйвол, что нужно сделать по моему пророчеству дальше?
        - Обыщите его, - приказал индеец.
        Трое крысолюдей в который раз подняли гневно ревущего торговца в воздух, а двое змеелюдей ловко обшарили его карманы. В них обнаружилась банка ружейного масла, две пробки, полдюжины стреляных гильз… духовой дротик Буйвола…
        - Предательство, - пробормотал Ревущий Буйвол.
        - СВЯТОТАТСТВО! - возвопили змеелюди.
        Конфеты; круглые разноцветные леденцы дождем посыпались из карманов торговца следом.
        - Нет, - сказал Пепел, едва торговец разместился на орудии казни. - Этот крест очень высокий и недостаточно широкий. Мы сделаем еще один крест. Пока что уведите его в тюрьму.
        Змеелюди и крысолюди уставились на Буйвола.
        - Делайте так, как говорит мой пророк, - сказал индеец. - Все его пророчества были верными. Он говорит то, что есть на самом деле.
        Таким образом Пако был водворен в тюремный вагон, нависавший над пропастью, а слингер получил в помощь трех дюжих крысолюдей, ранее сопровождавших мексиканца.
        Первым делом стрелок потребовал указать ему дорогу вниз, к лаве, туда, где руками крысолюдей был сварен предыдущий крест.
        Второе орудие казни, собранное из обломков дрезин и поезда под руководством слингера была намного шире первого, прочнее и вернее геометрически… и всё равно Пепел забраковал его как неудовлетворительное.
        Ревущий Буйвол внимательно наблюдал за процессом, как и торговец, которого регулярно приводили из тюрьмы, чтобы снять мерку. Пако хмуро молчал. Индеец смотрел вопросительно, но пока что тоже не сказал ни слова, и работы были продолжены.
        Для третьего орудия руками змеелюдей сначала было изготовлено несколько крестовин-моделей высотой от полфута до трех футов, на пробу. Третий крест был готов в целых четырех вариантах… и стрелок отверг все четыре.
        Четвертое орудие было самым сложным: Пепел наказал приварить к нему множество поручней и скоб, призванных, по его словам, лучше связать пленника… и также было отвергнуто слингером.
        - Удивительно, до чего ты ненавидишь дона тио Рамиреса, - сказал Ревущий Буйвол. - Неужели для тебя так важно, на каком кресте он будет умирать?
        - Для всех нас важно, - ответил стрелок. - С пятым всё получится, гарантирую.
        Для пятого креста он заказал сварить не менее девяти уменьшенных моделей разных размеров. Наконец орудие было готово и установлено. К чести Пепла нужно сказать, что торговец уместился на нем идеально. Руки, ноги и даже живот торговца были надежно зафиксированы попарно соединенными скобами, а высота креста была такой, что Пако не смог бы спуститься вниз без помощи крысолюдей, не вывихнув себе чего-нибудь.
        Едва недовольный мексиканец был водворен на свое орудие казни, Пепел спросил его:
        - Ну что? Ты столько раз повторял, кто из нас нужен, а кто не нужен, что я не могу не поинтересоваться: а для чего же нам нужен ты?
        - Дон Пендехо, балда ты, - процедил тот сквозь золотые коронки. - Кто тебя через границу переведет, вот этот каврон?
        - Я гражданин США, - сказал Пепел. - Скорей уж тебя со мной пропустят, чем с этим бандидо. Мы к ним отдыхать ездим, а они к нам - нелегалом, на заработки.
        - Да у него и документов нету, - сказал торговец. - Спроси этого красавца: где твоя медицинская карта, чико? Где твои права? Его и в Лос-Андхелес не пустят, не то, что через границу.
        - У тебя есть медицинская страховка, дон тио Пепел? - поинтересовался Буйвол.
        - У меня есть вот что. - Стрелок достал из-за пазухи тонкий диск из нулевки. - Как вы попадете в свое подземелье без ключа? Кто вам дверь откроет?
        Индеец перевел взгляд на Пако.
        - Мадре диас, да скажи ты им забрать у него ключ и кожу содрать! - крикнул тот сверху вниз. - Этот писк делать пальцем по краю - это любой дурак может.
        - Если змей тебе на голову нечаянно не вызовет.
        - Хватит! - Ревущий Буйвол схватился за голову. - Я устал от вас.
        Пепел и мексиканец умолкли.
        - Возможно, это для меня испытание как для божества, - сказал индеец. - Бог Иисус должен быть мудрым. Возможно, я должен идти один, а на кресты нужно повесить вас обоих. Ты!
        Он указал на Пепла.
        - Ты сделал много крестов. Один из них хорошо подойдет и для тебя.
        Буйвол обернулся к троице крысолюдей.
        - Установите его рядом, - сказал он. - Я возьму у него ключ.
        Он указал на Пако.
        - Этот пусть висит, пока не высохнет. Я возьму у него винтовку.
        - Кресты нужны, - сказал Пепел. - Останови этих.
        Ревущий Буйвол посмотрел на него, сделал знак рукой, и крысолюди замерли.
        - Все эти заготовки, что я сделал, на самом деле части одной большой дрезины, - объяснил стрелок. - Нужно только прикатить колеса. Эта дрезина увезет всех троих, если нужно. Только не на север, а на юг.
        - Это святотатство, - сказал индеец. - На север ехать разрешил Бог Иисус, там Леденцовая гора и фонтаны из лимонада. На юге ничего нет. Я знаю только одно место на юге, и всё.
        - Да, это еще одна проблема. - Слингер кивнул. - Придется как-то отвлечь этих леприконов… и придется двигаться на юг, по пути на север всё завалено сломанными дрезинами.
        - Еще одна проблема, - сказал Буйвол. - А какая другая?
        Пепел ухмыльнулся.
        - Все эти кресты нужно как-то скрепить вместе. Я продумал крепления так, что понадобятся единственные болт и гайка.
        - И где нам взять эти болт и гайку? - спросил индеец.
        Пако отозвался сверху:
        - У тебя в подбородке, балда.
        Слингер кивнул, потом указал на троицу безмолвных стражей-крысолюдей.
        - Отряди этих собрать нам дрезину. А этот, - он указал на Пако, - пускай переночует в тюрьме и до утра придумает, зачем он нам нужен, и для чего нам брать его с собой. По рукам?
        Индеец подумал, развернулся и принялся отдавать распоряжения.
        Троица крысолюдей прикатила им оси и колеса, но в одно целое дрезину им двоим пришлось собирать самостоятельно: и крысолюди, и змеелюди оставили работу и следили за Пеплом и Буйволом с нехорошим подозрением. «Не дадут своему божеству оставить их, - подумал стрелок, - даже ценой его жизни». Они были согласны, чтобы Бог Иисус отвел их за собой на север, но готовы были распять его, попробуй он уйти на юг.
        - Ну допустим. - Сдвинув шляпу, стрелок поскреб затылок. - С твоими последователями разберемся позднее. Сейчас нужно закончить сборку.
        Индеец оказался на редкость ловким помощником.
        - Я думал, мотерос не умеют собирать и разбирать технику, - заметил слингер. - Разве это не задача ваших… крысолюдей-механиков?
        Буйвол долго не отвечал.
        - Меня тренировали не как мотеро, - сказал он наконец. - Я мехикано, полукровка. Меня учили как помощника, служить другим мотеро.
        - Вот как, - сказал Пепел, вытирая пот со лба. - И что же потом? Как тебя угораздило самому стать мотеро?
        - Я был гордый. Я не хотел служить, - сказал индеец. Он смотрел под ноги, держа поперечную рейку в руках.
        - И что?
        - Я обижал своих учителей. Тогда меня назначили подносимым. В жертву.
        - Понял, - сказал слингер. - Это еще в детстве. Тебя выручила Игуана.
        Вдвоем они взяли тяжелый второй крест - поперечную перекладину - и закрепили на нем один из маленьких крестов в качестве рукояти, движущей колеса.
        - Бессмертную Игуану старейшины испытывали для того, чтобы сделать ее младшей жрицей, - сказал Ревущий Буйвол. - Ей снились чудовища по ночам. Если человеку снятся чудовища по ночам, значит, его дух ночью отправляется в загробный мир, где они все живут. И потом они гонятся за ним, а он должен их победить. Для этого нужна подготовка.
        - Подготовка? - Пепел напрягся, поднял одну из перекладин и совместил ее со скобой на другом кресте. Щелк! - и половина дрезины была готова.
        - Подготовка, - сказал Буйвол. - Это когда младшую жрицу закрывают в пустой квартире, где она должна биться с чудовищами. Когда она победит и и вырвется, тогда старейшины говорят, что она прошла первое испытание, и может стать обычной жрицей.
        - Но для этого ей нужно… убить ребенка?
        - Нет. Ей нужно показать, что она уже взрослая, и что ничего не боится, и что у нее не осталось привязанностей к своей жизни до того, как она стала настоящей…
        Стрелок хмыкнул себе под нос.
        - Любопытно, - сказал он. - И знакомо. Подай-ка мне вон тот. Это будет тормоз.
        - Ты тоже был чьим-то помощником, - сказал Ревущий Буйвол.
        Пепел закрепил последний крест и тяжело спрыгнул на рыжий песок.
        - Нет, - сказал он. - Я никогда не был ничьим помощником. И не планирую становиться. И ты, пожалуйста, хорошо это запомни.
        Крак!
        Едва последняя часть машины стала на место, змеелюди обступили ее плотными рядами.
        - Леденцовая гора, - загалдели они. - Наш поезд отправляется к Леденцовой горе. Всем пристегнуть ремни. Бог Иисус пришел, локомотив повел.
        - М-да, - пробормотал стрелок. - Осталось теперь разобраться с этими.
        Они закрепили две ключевые скобы болтом и гайкой, которые Буйвол осторожно вывинтил из челюсти.
        - Что будем делать теперь? - спросил Ревущий Буйвол
        - Теперь спать.
        Что-то прогремело в ночи. Потом еще и еще раз. Где-то за локомотивом, у питьевой колонки, брызнуло пламя.
        К-БАХ-бах! К-БАМ-бам! Разрывы гремели один за другим. Рваные, неровные и оглушительно громкие, они метались в устье каньона будто огромные птицы, хлопающие огненными крыльями.
        Лицо Ревущего Буйвола мелькнуло у дверей спального вагона. Его свита разбежалась: пару раз стрелок видел, как мечутся в отблесках пламени карлики-змеелюди. Крысолюдей не было видно ни единого.
        - Дрезина! - крикнул Пепел индейцу. - К дрезине, срочно!
        Но дрезина оказалась совсем покинутой - ни крысолюдей, ни змеелюдей в пределах видимости вокруг нее не было.
        К-БАХ-бах! Со стороны колонки громыхнул еще один разрыв, и следом за ним в локомотиве затрубил гудок.
        - О-О-О! А-А-А! - донесся оттуда рев десятка могучих глоток. И снова: - О-О-О! А-А-А!
        - Гайки нет, - пробормотал стрелок.
        Дрезину кто-то саботировал. Болт стоял на месте, но гайка оказалась кем-то свинчена, пока индеец и слингер ночевали по своим вагонам.
        - Кто взял эту чертову гайку?! - Пепел в ярости огляделся по сторонам, но рядом, кроме Ревущего Буйвола, не было никого.
        - Скорее, - сказал он индейцу. - К локомотиву. Узнаем, что там стряслось.
        К-БАМ-М-М! Вдалеке прогремел особенно сильный взрыв, и что-то забурлило, зашипело и заревело вслед за ним.
        В каждом вагоне накренившегося изломанного состава теперь было пусто, даже в роскошных мягких купе первого класса, где жили самые мудрые и всезнающие из змеелюдей. Поезд казался пустынным и брошенным как никогда. В первых вагонах, заметил Пепел, здесь и там была вспорота обивка, и следы крови обозначали несколько очагов борьбы.
        - О-О-О! А-А-А! - снова донесся рев со стороны водяного насоса. Высокие тени плясали там на фоне огня, вытягиваясь длинными щупальцами по ближней стене каньона. Паровозный гудок молчал.
        Конфетный автомат в кухоньке около тендерной оказался расколот и разбит вдребезги. Леденцы, монетки, железнодорожные жетоны - всё хрустело и звенело под ногами, пока слингер и Ревущий Буйвол торопливо пробирались к локомотиву.
        По крайней мере, гироскоп по-прежнему вертелся размеренно и ровно - вумп-вумп-вумп - кто-то из крысолюдей сидел внутри, задвинутый массивной заслонкой, и крутил педали.
        - Что здесь произошло? - спросил позади индеец. - Где все мои люди?
        Вумп-вумп-вумп… Из-за гироскопического агрегата выплыл ухмыляющийся торговец.
        - Все твои крысолюди празднуют у колонки, - произнес он. - А змеелюдей не осталось. Революция, дон Хесус. Твоя жестокая власть свергнута.
        - Ты что, взорвал колонку? - спросил Пепел. - Откуда у тебя взрывчатка?
        Пако оглядел его с головы до ног.
        - Читать я умею, слингер, - сказал он. - Только медленно, и по складам, ну ты понял. Читать хорошо умел мой друг Мигель. Помнишь, как мы с ним в войну? Так и теперь.
        Золотясь и ухмыляясь в полумраке, словно кривой полумесяц, торговец обошел гироскоп с другой стороны и приоткрыл заслонку.
        - Никакого колдовства, слингер. Одна химия. Немного гуано летучих мышей. Немного серы и селитры - это всё из вулкана…
        Он сунул руку в жилет и извлек на свет бурую короткую палку в большой палец толщиной.
        - Динамит, - сказал Пепел.
        Пако ухмыльнулся еще шире и достал из кармана зажигалку.
        - Ты хотел знать, для чего я вам нужен, - сказал он. - Так я отвечу.
        Чирк! Огонек пламени лизнул бумажный фитиль, и тот быстро и надежно загорелся, наверняка пропитанный какой-нибудь зажигательной смесью.
        - У тебя, чико, - он обратился к Пеплу. - Есть душа, молодость есть, да ни кохонес, ни мозгов нету.
        Пако аккуратно опустил горящую петарду в щель между заслонкой и гироскопическим механизмом.
        - У тебя, дон Пендехо, - сказал он. - Есть и кохонес, и мозги, да души никакой, тьфу, одно язычество да грех.
        ЧОНГ! Вумп-вумп-вумпвумпвумп… Из гироскопной повалил дым. Механизм замедлился было… но снова набрал темп, вращаемый озверелым раненным крысолюдем, никак не желавшим покинуть свой пост.
        Мексиканец извлек вторую петарду.
        - И только у меня, - сказал он. - И душа есть, и мозги…
        ЧОНГ! Вумп… Вумп… Гироскоп забился медленней, медленней, и локомотив начал крениться - р-р-р-р…
        - Ты сказал им, что ты Доктор Сатана, - понял наконец Пепел.
        - Доктор, шмоктор, - отозвался Пако. - Лучше бегите, компаньерос. Сейчас вся таратайка повалится как домино.
        Они выскочили наружу, и как раз вовремя. Р-р-р-р-РУМ-М-М! - локомотив рухнул в пропасть первым, словно огромная черная рыбина, и вагоны, набирая крен, исчезали за обрывом один за другим, почти с той же скоростью, с какой путники бежали вдоль состава обратно к покинутой дрезине.
        Туманное утро застало их в пути. Воздух стал намного свежее - вулканические испарения остались позади - а у Пако в карманах обнаружился запас леденцов и даже фляга со свежей водой, поэтому завтрак на дрезине выдался прекрасным. Они качали движущий рычаг по двое, пока один насыщался, и к полудню расправились с запасом съестного полностью. Но потерянная колея влилась в боковую магистраль, а та - в основную южную, расположение которой, уверял Ревущий Буйвол, каждый ацтек хорошо знает с детства.
        - Дети, - сказал Пепел. Торговец непонимающе посмотрел на него, ворочая рычагом. Стрелок объяснил: - Это были дети. Вы же поняли? Когда поезд разбился… 51-й год. По скольку им было? Дети, над которыми кто-то очень хорошо потрудился.
        Мексиканец в ответ пробурчал что-то по поводу того, что всё равно им всем конец, да и ему с двумя такими спутниками конец, рано или поздно.
        - Они бы всё равно вымерли, конечно. - Слингер потянулся и устроился поудобнее - была его очередь отдыхать на корме. Он сказал: - Но вы подумайте. Шестьдесят лет под открытым небом… и выжили, и никакого Шума не поймали. Понимаете? Иммунитет. Кто-то, этот Доктор Сатана, или кто-то еще - нашел лекарство от Шума.
        - Доктор Сатана - это Тёмный Тескатлипока, - немедленно очнулся Ревущий Буйвол. - Это тёмное имя Кецалькоатля, которое нельзя упоминать.
        - Гудспринг? - Пепел был изумлен. - Гудспринг и есть этот безумный ученый? Не может быть.
        - Кецалькоатль был Тёмным Тескатлипокой, злым божеством, - объяснил индеец, качая привод дрезины. - Потом он прошел через зеркало и стал Белым Тескатлипокой.
        - Зеркало… ты про Стеклянную Стену? Он не мог перейти Стену, это невозможно.
        - Он перелетел, - был ответ.
        - Ну да, - сказал Пепел. - Как эти. На «Левиафане».
        - Что за «Левиафан»? - спросил Пако.
        - Это, наверное, было раньше, чем ты родился, - объяснил слингер. - В начале века, когда ваши и наши только-только встретились снова, богатые люди построили огромный воздушный корабль. Отделали там всё по высшему разряду. Он должен был лететь через Стену, приземлиться в Буэнос-Айресе. Ну и…
        Стрелок неопределенно пожал плечами.
        - Они все умерли, - сказал Буйвол.
        - Никто не знает, - ответил слингер. - Есть разные версии. Ну-ка, внимание на юг.

[ФОН] /// Far From Any Road /// THE HANDSOME FAMILY
        Двое его спутников обернулись. Там, на юге, в обрамлении острых колючек и сухих ветвей деревьев тянулась и росла совсем еще тонкая полоса зеленоватой, космически-глубокой черноты, пускающая в небо смоляные протуберанцы.
        - Стена, - сказал Пепел.
        Все трое смотрели на нее как завороженные, и не могли оторвать от черной полосы глаз до тех пор, как прошел закат, и солнце исчезло на западе, и тени колючек и скал вытянулись поперек железной дороги, а молодой полумесяц показал на небе свои тонкие серебряные рога.
        Все трое видели Стеклянную Стену впервые.
        (1х14) Песнь Джеремии
        Ржавый стрелочный механизм оказался вполне материальным, но у слингера были все причины, чтобы оставить его в покое и не трогать совсем. Хотя бы потому, что медная табличка, закрепленная рядом на полосатом железном столбе, гласила:
        УММ10А РОУЗУОТЕР ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ МК США
        Прекратил действие в 1959-м
        - Как это возможно? - спросил Пепел. - Хотя, черт с ним, я не хочу знать. Где ацтеки, там всё возможно. Скажи мне еще раз, макет твой, на что нам туда соваться?
        - Там есть пища, - сказал Ревущий Буйвол. - Там есть механики. И мои братья-мотеро. Они помогут нам.
        - Помогут нам что, поджариться в яме? - спросил Пако. Вид у торговца, впрочем, был самый жалкий, и против визита на землю ацтеков он не возражал.
        - Дай нам одну минуту наедине, - попросил стрелок.
        Индеец молча спрыгнул с дрезины и, не оборачиваясь, побрел в туман. Пепел наклонился к мексиканцу.
        - Меня не покидает чувство, что здесь кроется западня, - сказал он.
        - Ну ты Пинкертон, чико, - ответил торговец.
        - Но, - остановил его слингер. - Буйвол прав. У нас совсем плохо дело с провизией и почти нет воды. Кроме того, наш крестоход скоро развалится.
        Он тронул ногой перекрестья дрезины, не слишком сильно, чтобы его предсказание не сбылось немедленно.
        - Черт его знает, на сколько еще хватит трущихся частей, - сказал он. - Материал изначально был весь червивый. Вдруг не успеем добраться до развязки. Пешком идти будет совсем несладко.
        - Без провизии тоже несладко, - сказал мексиканец. - Я не против, чтоб западня, слингер, главное, чтоб не мне обезвреживать.
        - Тогда сделаем так, - сказал Пепел. - Я пойду с Буйволом, а ты переведи стрелку и тихо кантуй дрезину следом. Тогда, если там кто-то есть… ты всё понял?
        По ухмылке Пако было ясно, что он понял всё.
        Аризонская земля, сухая и скрипучая как мука, крошилась у слингера под ногами. В окрестностях не росло ничего, кроме ядовитых колючек, и такие края, знал Пепел, могут тянуться вокруг на сотню-другую миль. Раскаленное солнце сияло прямо над головой, и стрелок ощущал себя яичным желтком на сковороде.
        Вдали уже виднелась квадратная будка со шлагбаумом, а также рваная ограда из колючей проволоки, которая в этой версии макета «Роузуотер» была на месте. Около будки, кроме того, высился длинный барак или ангар - судя по ставням и замкам, надежно законсервированный.
        Черная тень заскользила по бурому рыхлому песку, нарушив его непрерывность. Стрелок запрокинул голову, пытаясь высмотреть, что за птица виднеется в бело-голубой пустоши неба.
        - Стервятник, - пробормотал он, сдвинув шляпу на лоб.
        Конечно это был стервятник. Завидев Пепла, он спикировал и тяжело уселся на ближайшую скалу…
        И-И-И-И! В воздухе зазвенела комариная нота, и немедленно какая-то черная спираль, огромная, дрожащая и неплотная, состоящая из тысяч отдельных маленьких теней, смела бедную птицу разорвала ее в клочья прямо на глазах у слингера.

«Летучие мыши», - успел подумать он, и чья-то рука, ухватив Пепла за локоть, дернула его и увлекла прочь с невероятной силой, усадила за скалу и спасла от несущегося потока озверелых летучих созданий.
        И-И-И-И! Снова зазвенела нота, и мышиная спираль отозвалась, тонко вереща ей в унисон. Мыши рассыпались в тучу, собрались в тонкую воронку и унеслись назад.
        - Что за дьявольщина? - спросил Пепел.
        - Не знаю, - сказал индеец. Они оба вжались в бурую скалу, пытаясь высмотреть, что происходит по ту сторону.
        Второй стервятник кружил в высоком белом небе, раскинув широкие крылья. Завидев гибель собрата, глупая птица решила спуститься ниже…
        И-И-И-И! В следующий миг черная воронка из тысяч летучих мышей захлестнула и ее. Темная кровь дождем пролилась на землю, несколько перьев опустилось следом, и всё - со вторым стервятником было покончено. Поток мышей рассыпался, собрался в шар, и тонкой спиралью заструился прочь.
        - Что-то управляет ими, - сказал Пепел. - Они ведут себя как пчелиный рой.
        Ревущий Буйвол молча пялился в ответ. Он явно не мог понять, что происходит.
        Стрелок глянул на солнце и передвинул шляпу на затылок.
        - Скажи мне вот что, - попросил он. - Там, в этом макете, и правда могут быть… люди, ацтеки, твои братья?
        Индеец кивнул.
        - И они будут рады, если мы избавим их от этой мышиной напасти?
        Снова кивок.
        - Никакого плена, никаких жертвоприношений?
        Буйвол отрицательно покачал головой.
        - Хорошо, - сказал Пепел. - Эти мыши ориентируются по звуку. Что будет, если мы устроим свой звук?
        Он извлек круглую нулевую стекляшку и принялся водить пальцем по ободу.
        И-и-и-и, - негромко запел манок. Ничего не произошло, ни вокруг, ни над головой. В прерии было тихо.
        - Ну допустим, - сказал слингер. Он снял шляпу и передал ее Буйволу. - Нужно, чтобы ты подбросил ее как можно выше в небо. По сигналу. Прямо вверх, над нами. Готов?
        Индеец кивнул. Пепел сделал знак, и Буйвол одним стремительным усилием запустил его в небо.
        И-И-И-И! Непонятный сигнал опять зазвенел у них над головой, и летучие мыши воронкой кинулись ловить подброшенную шляпу.
        И-и-и-и, - слингер принялся водить пальцем по блюдечку из нулевки. Два звука встретились в открытом пространстве и образовали созвучие, - почти идеальное, бившееся почти в унисон, но не совсем.
        Летучие мыши отхлынули, так и не добравшись до шляпы, словно наткнувшись на невидимый купол, в центре которого находился стрелок, водивший и водивший пальцем по краю блюдца - и-и-и-и…
        - Работает, - сказал Пепел. Он подобрал шляпу и надел ее. - Теперь готовься бежать. До следующей скалы. На три-четыре.
        И они побежали.
        И-И-И-И! Звенела в небе пронзительная нота, швырявшая в них мышей, волну за волной, спираль за спиралью, крылатый вал за крылатым валом. И-и-и-и, - на бегу играл слингер свою контрноту, создававшую вокруг них невидимый купол. Летучие мыши врезались в него, огибали его, струились по нему и захлестывались вокруг него живым визжащим роем. Многие из них, изломанные друг о друга, падали наземь и устилали серым ковром дорогу перед бегущим стрелком и Буйволом, но ни единая из них не коснулась ни того, ни другого.
        Когда они покинули вторую скалу и уже бежали к будке, Пепел и Ревущий Буйвол впервые наткнулись на разорванное тело.
        Это было даже не тело, а что-то совсем выжатое и высосанное, похожее на груду кровавого тряпья, из которой скалился череп и торчала груда костей.
        - Что за?.. - Стрелок приостановился и сбился с ноты, на секунду остановив палец, которым водил по краю блюдца.
        - Дон тио Пепел, осторожно! - крикнул индеец, и слингер едва успел нырнуть за низкую будку, в разбитом окне которой торчал еще один окровавленный труп.
        БУМ-М! Обломок сгоревшего мотоциклета - несомненно ацтекской работы - грохнулся рядом на землю, подняв высокий столб пыли. Часть летучих мышей застряла в колючей проволоке, и крылья их трепетали в ней словно крылья бабочек в паутине.
        БАМ! Вслед за мотоциклетом о будку грохнулся вырванный с корнем железный болван - тренировочный манекен.

«Как-то он мелковат», - подумал стрелок. Но подробней рассуждать было некогда. Выглянув из-за будки, Пепел впервые мельком разглядел их противника.
        Живой мертвец был огромен и непропорционален - левая рука его по толщине едва уступала талии. На глазах у слингера живчик ухватил этой странной рукой еще один кусок сгоревшего мотоциклета и метнул его, прицельно и довольно метко, в сторону их укрытия.
        БУМ-М! Обломок протаранил стену ангара. Пусто загремело железо.
        - Как видно, он всех убил, - сказал Пепел Буйволу. Тот не ответил. Он выглядел бледным, насколько эта краска могла отразиться на бронзовом ацтекском лице. Слингер хлопнул его по спине. - Понимаю. Как будто вернулся домой, а все родственники мертвы. В прерии бывает.
        И-И-И-И! Пепел еще раз выглянул из-за угла. Чудовище вскинуло к небу свой странный неровный хобот, затрубило - и в сторону будки снова кинулась орава летучих мышей. Стрелок торопливо вынул блюдце и заиграл контрноту: и-и-и-и… Летучие мыши рассыпались о невидимый купол, перестроились в новый поток и кинулись обратно, к своему хозяину, которого обсели и облепили тучей, словно живая броня.
        - Стреляй, дон тио Пепел, - сказал индеец необычно высоким голосом. - Стреляй в него, пожалуйста.
        - Это бессмысленно.
        - Кто здесь? - Рядом, в ангаре, внезапно приоткрылась железная дверца. - Джош? Это что, ты?
        В дверном проеме маячил остепенившийся, но всё еще рыжий и хорошо узнаваемый Лоуренс Майкл Мэй.
        - Ты здесь один? - спросил Пепел, осматривая вместительное помещение ангара, в котором штабелями хранились тренировочные манекены и в несколько рядов стояли древние огромные арифмометры.
        - Да, - сказал тот, кого он всю жизнь называл «Майк», несмотря на тройное имя. - Всех моих, кто уцелел, я отправил за помощью. Тем больше, чем вероятней, что дойдут через вулканы.
        Индеец немедленно спрятался в угол между двух арифмометров и сидел там, сверкая в полумраке глазами. Слингер присел на один из штабелей, а Лоуренс Майкл Мэй уселся напротив него.
        - Провизия у тебя есть? - спросил Пепел.
        - Какое там, - ответил Майк. - Остался бурдюк вина, полкварты виски… ах да, есть табак, хочешь?
        Стрелок благодарно кивнул, и они закурили.
        - Это ты, Джош, - сказал Лоуренс Майкл, указывая самокруткой на Буйвола, - тоже теперь, выходит, знаешься с ацтеками?
        - Что значит «теперь»? - спросил Пепел. - Моя Трикси была из ацтеков.
        - Твоя Трикси, во-первых, не твоя, - ответил Майк. - А во-вторых, не из ацтеков, а из почтеков. Это немного разные вещи.
        Слингер вдумчиво и продолжительно затянулся.
        - Ну допустим, - сказал он. - Объясни лучше, как ты здесь оказался, и что здесь делаешь.
        - Вообще, это тебя не касается, Джош. - Лоуренс Майкл Мэй улыбнулся. - Хотя ладно, по старой дружбе… короче говоря, я и мои верные помощники, целая банда, в основном из мотерос…
        - Мотерос ничьи помощники, - подал голос индеец.
        Майк покосился на него.
        - Хорошо, - сказал он. - Я и группа ацтеков на циклетах, которым было поручено меня сопровождать… мы получили задание доставить этого здоровячка-живчика в его среду обитания. Экология, сам знаешь. Когда мотерос его изловили, он был весь такой одинокий, еле живой, ковылял на юг вдоль железной дороги…
        - Ацтеки не занимаются экологией, - сказал Пепел. - Если они захватили в плен живчика, значит, хотели кому-то продать его.
        - Кому? - спросил Лоуренс Майкл.
        - Чернокнижникам, - сказал Буйвол. - Когда я учился на макете Роузуотер, нас учили ловить мертвых людей и менять их на экскременты Чернокнижникам из пустыни.
        - Что за экскременты? Что за чернокнижники? - Майк развел руками. - Короче говоря, это не важно… Оказалось, что этот их бедненький мертвяк вдруг умеет призывать летучих мышей. Потом еще этот койот… в общем, живчик освободился и устроил нам здесь кровавую баню.
        - Экскременты богов, - сказал Ревущий Буйвол. - Это золото.
        - А Чернокнижники, - Пепел затянулся и выбросил окурок. - Это незаконная группа людей, которые ставят опыты на живчиках. Используют их… как-то. Чтоб поле пахать, или мельницу крутить, я не знаю. Тебе лучше известно.
        - Послушай-ка. - Лоуренс Майкл Мэй наклонился к нему. - Давай-ка прогуляемся за угол. Твой друг же не пропадет здесь один?
        Стрелок поразмыслил секунду-две.
        - Хорошо. - Он кивнул индейцу, и они с Майком свернули за ближний штабель с манекенами, пялившими в потолок бессмысленные оловянные глаза.
        - Послушай, - сказал Лоуренс Майкл, едва они остались наедине. - Я не знаю, какие у тебя дела с этим красным, но, если он тебе не подчинен, советую избавиться от его общества как можно скорее.
        Слингер нахмурился.
        - У меня нет с ним дел, - сказал он. - Это случайный попутчик. Мы идем в Лас-Вегас.
        - Да? И далеченько же вас от Вегаса занесло. - Майк улыбнулся, скривив тонкие губы. Он швырнул под ноги собственный окурок и растер его ногой. - Как ты думаешь, зачем твой мешика привел тебя сюда? Как думаешь, что было бы, если бы кто-то из его братьев был жив и на посту? Ты знаешь, что находится посередине этого макета, на главной площади, где ставится ратуша?
        Пепел сказал:
        - Мусорная яма.
        - Правильно. Только не мусорная, а для жертвоприношений. Ты уверен, что ты у них не в статусе подносимого?

«Сжечь Иисуса Христа, - подумал стрелок. - Сжечь всех его слуг».
        - Не знаю, - сказал он. - Вся эта история чертовски запутана. Дай-ка я еще разок закурю.
        Он взял из рук Лоуренса Майкла папиросную бумагу и мешочек с махоркой, сделал самокрутку и поджег ее. Некоторое время слингер курил молча, напряженно размышляя и глядя на тлеющий огонек.
        - Я тебе сразу говорю, - сказал Майк. - Этот красный предаст тебя при первой возможности.
        - Видишь ли, - сказал Пепел. - С этим красным я прошел рядом немало миль. Я знаю его.
        - А меня?
        - А тебя я вдруг встречаю непонятно где, посреди пустыни. Все, кто привез тебя сюда, мертвы, и рядом живой труп, и ты работаешь на Чернокнижников.
        - Дружище, - сказал Лоуренс Майкл Мэй. - Ты-то сам много лет пробыл на побегушках у одной, помнится, девчонки из племени почтеков. Ты хоть знаешь, кто такие эти почтеки?
        - Не вижу, как это связано.
        - Они шпионы! - Майк топнул ногой. - Это не ацтеки, это другое племя у них на службе. Они притворяются… тех, кого ацтеки считают возможными врагами, внедряются в их общество, работают над тем, чтобы его расшатать, помочь ацтекам втираться везде… Ты много лет подряд работал против своей страны. Жил с диверсанткой, со шпионкой…
        Слингер остановил его.
        - У нас есть дрезина, - сказал Пепел.
        - Отлично! Где?
        - Рядом, на тупике. Добежишь, если я отвлеку мышей?
        - И сам по себе добегу. Спасибо!
        Он наклонился к слингеру и раздельно произнес:
        - Устрой так, чтоб твой мешика потерялся. Он опасен. Он тебе не нужен.
        За дверью было тихо. Пепел взялся за блюдце, подал сигнал, и Лоуренс Майкл Мэй выскочил наружу. Он побежал в сторону железнодорожной колеи.
        И-И-И-И! Поток мышей несся ему вслед, но Майк опережал его. Он несся вперед стремительно и живо, как бежит тот, кто вырвался на свободу после долгого заключения в пыльном ангаре. Он уже почти достиг будки…
        ПАФ-ф-ф! Из шеи Лоуренса Майкла брызнула кровь. Он споткнулся, упал, вскочил, снова упал…
        И-И-И-И! Мыши настигли его. Они укрыли фигуру Майка сплошным мохнатым ковром, серым одеялом, и кусали его, и хлопали крыльями. Лоуренс Майкл Мэй закричал - и захлебнулся, когда одна, а потом другая летучая мышь пролезла ему в рот, и дальше, в горло.
        Держа руку возле кобуры, Пепел выступил живчику навстречу.
        И-И-И-И, - знай себе трубил тот, но мыши лишь сильнее кидались на распростертое тело Лоуренса Майкла. Слингера они не замечали и заметить попросту не могли.

«Живчик видит только одну цель», - подумал стрелок. Эту простую истину в прерии знали даже малые дети. К несчастью для Майка, он слишком привык считать себя городским, выше всех этих пустынных мудростей.
        Возможно, Трикси и ныне следила за ними. Возможно, у слингера всё еще был шанс.
        Мертвец вскинул свое кувшинное рыло и снова затрубил, отзывая мышей - И-И-И-И! - но на этот раз Пепел был наготове. Он выхватил Кочергу…
        БАХ!

…И хобот живчика разлетелся на части, брызнув зеленым фонтаном слизи. Мертвец больше не пищал. Теперь он ревел. Но летучие мыши рассыпались во все стороны и не желали больше собираться в плотный поток, а лишь кружили над головой обезумевшей стаей, отчаянно вереща и сталкиваясь друг с другом.
        Стрелок убрал револьвер на место. Последний патрон был истрачен, а живой мертвец по-прежнему стоял на ногах.
        В дрожащем сиянии жаркого полудня Пепел наконец хорошо смог рассмотреть противника. Мертвец стоял в доброй полусотне футов, почти черный на фоне белой соляной пустоши. Его левая рука, толстая и раздутая, оказалась трупом койота, когда-то вцепившегося живому трупу в плечо зубами. У слингера на глазах живчик подхватил с земли какой-то рыжий обломок и метнул его.
        БАМ-М! Ржавый бак из-под горючего грохнулся рядом с Пеплом, обдав его фонтаном из песка и пыли. Живой труп сделал несколько размашистых шагов и подхватил койотом новый обломок. Вместо пальцев, заметил стрелок, мертвец пользовался задними лапами и хвостом животного.
        БАМ-М! Еще один выгоревший остов ацтекского мотоциклета грохнулся рядом. Живчик, видимо, уничтожил целую банду прибывших мотерос.
        - Буйвол! - позвал стрелок. - Ты слева, я справа! Оба прячемся за болванами.
        Он кинулся в сторону и укрылся за манекеном на рельсе.
        - Пако! - крикнул Пепел. - Я знаю, у тебя остался последний выстрел! Оторви ему руку!
        БАМ-КЛАНГ! Метко запущенный обломок железной трубы ударил в его тренировочного болванчика, и тот откатился назад на пару футов, увлекая слингера за собой.

«Мы уйдем отсюда все трое, мексиканец, - подумал стрелок, - или не уйдет никто».
        - Пако! - еще раз позвал он. - Отстрели руку, иначе всем троим конец!
        Мертвец перекатился влево, подхватил новый метательный снаряд…
        ПАФ-ф-ф! Пуля врезалась мертвому животному в зубы, челюсти койота взорвались, и толстая «рука» грохнулась на землю вместе с металлическим обломком, зажатым в трех ее гротескных пальцах.
        - Идем, идем! - крикнул Пепел. Он принялся толкать свой манекен вперед, прямо на живчика, что корчился на земле, пытаясь подняться с использованием трех конечностей. Задача давалась ему непросто: живые мертвецы плохо реагировали на изменения в своей форме и телосложении.
        Но живчик всё еще был опасен и мог плюнуть.
        Манекен, толкаемый Ревущим Буйволом, просвистел мимо и пихнул мертвеца в сторону ямы. «Та самая, - подумал стрелок. - Утилизатор».
        Он ухватил свой манекен за бока и толкнул живчика следом, пытаясь одним махом спихнуть его в яму, но тот поднялся и толкнул в ответ.
        С тем же успехом в железного болванчика мог врезаться ствол невысокого, но довольно плотного дерева. Манекен заскрипел и согнулся на ноге, а стрелок не удержался и отлетел прочь, спиной на твердую землю.
        Он сдвинул шляпу на затылок, прищурился против солнца и увидел, что мертвец направляется к нему.
        - Пако! - позвал слингер еще раз.
        Крак-крак-КРАК! Раздутая башка живчика лопнула как арбуз, распавшись короткими и неровными зелеными лепестками. Запахло болотной тиной.
        ПАФ-Ф! ПАФ-Ф! ПАФ-Ф! Винтовка торговца прогремела у него над головой трижды, всякий раз отбрасывая живого мертвеца немного дальше, пока тот, наконец, не скользнул в яму утилизатора, щерившуюся у них под ногами.
        - Буйвол, врубай горелки! - крикнул Пепел.
        Индейца много просить не нужно было. Живчик еще цеплялся отростками за края железной ямы, а Ревущий Буйвол уже подлетел к ней и всем весом навалился на тяжелый рычаг.
        Кланг! Кланг! Механизмы запустились, и мертвец заверещал, извиваясь в огне.
        Пепел медленно уселся, потирая ушибленное плечо. Над ним стоял Пако. В руке его дымилась телескопическая винтовка.
        - Никогда не считай мои патроны, слингер, - прошипел мексиканец, передергивая затвор. Потом ухмыльнулся и повторил спокойнее: - Ты понял? Никогда.
        - Понял, - сказал Пепел. Он сделал шаг к яме и заглянул в нее. - Я только не пойму, отчего здесь такое всё… маленькое. Там, в горах, яма больше раза в полтора.
        К ним приблизился Буйвол.
        - Вы что, сделали увеличенную копию? - спросил его стрелок, кивая на манекен. - Всё в полтора раза больше, ради одной ямы? Так не получится, она грелась бы куда сильней.

«…И понадобился бы мощный пламегаситель», - подумал он.
        - Ладно, - сказал Пепел. - Черт с вами, с ацтеками. Давайте попробуем сделать костер.
        Они сложили костер из колючек ядовитого чапарраля, укол которого был лишь самую малость приятней укуса гремучей змеи. Насколько Пепел старался беречь от колючек руки, он все равно сидел у кучи собранных веток, почесывая исколотую воспаленную кожу на обоих. По счастью, у него теперь был табак, и слингер временно был счастлив.
        - О, глянь, я нашел что-то, слингер, - подал голос Пако. - Ай да слингер, молодец, уважаю.
        - Что там? - спросил Пепел, раскуривая самокрутку.
        - Губная гармошка, та, что во рту ходячего была. А в ней пуля. Твоя. Аккурат в правой верхней дырке.

[ФОН] /// Big Iron /// MARTY ROBBINS
        - Слава сыну Джонни, великого аризонского рейнджера, - сказал Буйвол.
        - Брось. - Пепел затянулся табачной горечью. - Его Пако застрелил. Я не при чем.
        Они решили выпарить над костром несколько жестянок вина, чтобы не пить алкоголь без кипяченой воды. Вино нагрелось, но спирт ушел из него не полностью: скоро все трое захмелели и взялись пить вино просто так: даже Буйвол, который поначалу смущался, потому что никогда еще не пил.
        Кроме вина от Лоуренса Майкла им осталось полкварты виски, но запах его все трое нашли чересчур тошнотворным, и пить отказались. Индеец оказал им неоценимую заслугу, обнаружив в ангаре ацтекский тайник, в котором лежало три сладких картофелины - немного пожухлых, но вполне съедобных.
        Костер тоже пришлось разложить в ангаре - снаружи затевалась песчаная буря, и стать новым живчиком ни у кого желания не было.
        - Я понял, - пьяно пробормотал Буйвол, сидевший напротив слингера и неотрывно смотревший в огонь.
        - Что понял? - спросил Пако.
        - Сжечь Иисуса Христа, сжечь всех его слуг. Мы идем к Кецалькоатлю, чтобы он сжег нас. Так говорит пророчество.
        Пепел вытащил из Кочерги шомпол и тронул им картофелину, которую запекал в золе.
        - Вот это я после визита к Кецалькоатлю, - сказал он.
        После небольшой паузы индеец вдруг захохотал. Его смех раскатисто гремел под сводами ангара, он он был примечателен и сам по себе: утробный, протяжный, похожий и на мяуканье, и на квохтанье.
        Ревущий Буйвол смеялся в первый раз, и делал это так странно, что даже Пако не осмелился присоединиться к нему.
        Песок шумел снаружи, налетая волнами. Пепел уселся поудобнее.
        - Большая буря идет, - сказал мексиканец. - Засыплет нас тут.
        - Не засыплет, - сказал индеец, глядя в костер. - Я Бог Иисус. Мы спасемся и сгорим.
        - Весело с вами, - отозвался слингер.
        Что-то мешало ему сидеть ровно. Пепел порылся в карманах и вынул половинку фонетического диска, спасенного им из Храма Знаний.
        - Жаль, так и не узнали, что такое аврора, - сказал он, глядя, как светится вечер за воротами ангара, и сквозь их тонкие щели с пылью сочится призрачная игра радужного сияния.
        (1х15) Послесловие. Кинетический до Санта-Фе
        В один из первых октябрьских рассветов на железнодорожной развязке чуть южнее и восточнее труднопроходимого Каньонленда показалось трое путников - три фигуры, ковылявшие друг за другом вдоль насыпи.
        Буря недавно прошла. Осенний рассвет был холоден: небо затянула ровная свинцовая гладь, из-под которой солнце выглядывало лишь иногда, роняя горячие лучи напоследок.
        Над железнодорожной развязкой, составленной из великого множества разных видов колеи со стрелками, поворотными столами и переключателями высился большой ржавый щит. «НАСТОЯЩИЙ МУЖИК КЛАДЕТ ТОЛЬКО НА 4 ФУТА И 8 С ПОЛОВИНОЙ ДЮЙМОВ!» - гласила надпись на нем. Облезлый мускулистый парень в фартуке рельсоукладчика замахивался под надписью молотом. Тело нарисованного работника, особенно промежность, была сплошь усеяна отверстиями разного калибра, изрешеченная пулями проезжих.
        Из трех путников лишь один еще сохранял некоторую тучность: двое остальных, высокий и низкий, отощали очень сильно, и одежда болталась на них как на вешалке. Высокий курил самокрутку. Именно он первым заметил поезд.
        - Поезд на стоянке! - крикнул Пепел. Индеец и Пако вздернули головы от земли. Потом Буйвол снова уставился под ноги.
        - Поезд, бежим! - повторил слингер. - Вода, еда! Спасение!
        Упоминание о телесных радостях принесло куда больший эффект. Его спутники подобрались и быстро заковыляли вслед за ним, через множество путей, петляя между стрелок и различных приспособлений для смены колеи.

[ФОН] /// Drink The Water /// JUSTIN CROSS
        Люди, столпившиеся у вагонов далекого поезда, выглядели ничуть не лучше троицы. Кто долговязый, кто приземистый - все тощие, усталые и облезлые, увешанные разномастным снаряжением будто пугала.
        У-У-У-А-У-У! Дорогу путникам преградил еще один состав, идущий встречным курсом. Черный кинетический красавец, из Санта-Фе до Нью-Йорка, локомотив скользнул мимо. За тендером потянулись крытые брезентом платформы - на них лежали орудия, боевые машины, и в большом количестве сидели солдаты, возвращавшиеся с тяжелой службы домой.
        А за ними потянулись вакуумные гробы.
        Эти висели на кронштейнах как страшные осиные гнезда, пухлые, лоснящиеся медными боками колокола, скрепленные попарно и по четыре. Некоторые из них были обвязаны лентами. Под некоторыми лежали цветы или горели свечи. Некоторые были подписаны, на некоторых были наклеены фото или дагерротипы тех, кто царапался внутри. Молодые улыбающиеся лица, взрослые, дети, женщины. Иногда целые семьи.
        Поезд простучал мимо словно неторопливый кошмар и поплыл дальше, оставив путников наедине с очередью тех, кто стоял у другого состава: куривших, пивших виски из фляг и бутылок, неторопливо прогуливавшихся и молчавших.
        - У нас есть полкварты виски, - сказал Пепел коренастому сержанту у вагонной подножки. - Мы с друзьями хотим воды. И нам троим нужен проезд.
        Сержант забрал у него бутылку и приложился к ней.
        - Не пей воду, сынок, - посоветовал он слингеру. - В этих краях - лучше всегда доливай виски, хоть на треть.
        Тем не менее, он отцепил с пояса армейскую флягу и позволил всем трем от души напиться.
        - А проезд дать не могу, - посетовал сержант. - Непорядок это.
        - Что угодно, - сказал Пако. - Видишь у него какая пушка болтается? Возьми его пушку и пусти нас.
        Сержант оглядел Кочергу без особого интереса.
        - Кустарщина, - сказал он. - Где на нее патронов взять? Беру твою.
        Он указал на винтовку Пако.
        - По вагонам! - раздалась команда. - По вагонам!
        И вдоль состава прогремела дрожь.
        - А, ну ее к дьяволу, - пробурчал торговец, когда они трое забирались в состав. - Что угодно, лишь бы подальше от этой Стенки.
        - Подальше? - Сержант позади хмыкнул и подтолкнул их пузом. - Сынок, мы прямо под Стенку идем, без остановок.
        Дым в вагоне стоял коромыслом, и засаленная одежда - рубахи, портянки, мундиры - висела повсюду. С явлением троицы вагонная компания оживилась. Из-под лавки кто-то немедленно извлек бутыль ядреного кукурузного самогона, и гостям пришлось выпить по очереди.
        - Ну что ж, - сказал Пепел, едва перевел дух. - Два на пятьдесят тоже неплохой шанс.
        - Два на пятьдесят? - спросил его небритый и страшный детина напротив. - Откуда такая цифра?
        - Один сержант говорил, столько выживает.
        - Да! - Пако икнул. - И, зная удачу слингера, это буду я и вот этот красавец.
        Он обнял Ревущего Буйвола, который после самогона покраснел и выглядел неважно.
        - Дык, - сказал детина. - Дык это для обычной армии цифра, Кавалерии там. А мы кто?
        - А кто вы? - спросил Пепел.
        - Не «вы», а мы. Вас тоже к нам записали. Ты не понял еще?
        Пепел осмотрелся внимательнее. Повсюду нависали добродушные, но весьма неухоженные и побитые жизнью физиономии.
        - Каторжники, - догадался он.
        - Штрафные войска, - сказал детина. - Меня звать Саймон. Я сам дилижансы грабил, это вот Ларри-Ловкач, спец по краже информации. Этот черный - Билли-Людоед, убил семью белых, чтоб попасть в Хантсвилль, это тюрьма строгого режима.
        - Не Хантсвилль, а Фритаун, - сказал Билли-Людоед. - Во Фритауне каждый братан может жить, как захочет, и ни один снежок ему не указ.
        - Вот-вот, - сказал детина-Саймон. - Из наших, как ты понял, не возвращается никто. Так что пей, пока молодой.
        - Любопытно, - сказал Пепел. - И ваш Ларри может прослушать вот это?
        Он извлек из кармана керамический полумесяц - обломанную половинку диска «Что такое аврора».
        - Что уцелело, то услышим, - сказал Ларри. - Дай-ка сюда. Со своим склею и поставлю в проигрыватель.
        Они закурили и еще раз выпили, под голос Кецалькоатля, звучавший из казенного репродуктора:
        - Здравствуй, дорогой соотечественник. Меня зовут Джон Гудспринг, я родился в Омахе, штат Небраска, и сегодня я расскажу тебе о первой загадке, которую мне довелось разгадать. Все мы видели авро…
        Его перебил новый голос, из какой-то информационной сводки, которую Ловкач прилепил к обломку фонетического диска, чтобы проиграть его:
        - …Идеальные условия для незаконных научных экспериментов, приведшие к появлению целых банд так называемых «ученых-преступников», как, например, печально известные Чернокнижники, нарушившие федераль…
        - …Наш колодец, затерянный среди бесконечных рядов кукурузы, был совсем древний, без хитрой механики, с одним лишь тормозом для ведра. Каждый раз мне приходилось идти полмили, чтобы набрать воды. В тот день я вышел за водой накануне бури, потому что отец мой…
        - …рактерные истории, как, например, история с Остинхэдским полигоном начала 50-х годов или Остинхэдгейт, когда группа ученых была арестована за антигуманные эксперименты с малолетними детьми, проводимыми без разрешения их родителей. В качестве оправдания ученые заявляли, что, якобы, создают «идеального человека», способного выжить в тяжелых…
        - …В ожидании ведра с водой, я смотрел на игру бликов в южном небе, и вдруг я понял! С того момента я просто не мог усидеть спокойно, я хотел рассказать всем и каждому: я знаю, что такое аврора, я знаю…
        - …К сожалению, после инцидента со зданием Паркер-Моррис, упавшим на краеведческий музей и музей естественной истории, проверить утверждения безумцев относительно…
        - …Когда сестра погибла, я покинул дом, чтобы…
        - …Представляется невозможным.
        - Вот и всё, - сказал Ловкач Ларри. - Больше ничего нет.
        - Ну что же, - пробормотал стрелок, глядя в кружку с сивухой. - Всё ж лучше, чем вовсе ничего.
        - Как можно, «ничего», компа. - Пако ухмыльнулся, блеснув зубом. У него на ладони лежал маленький жернов, расцарапанный индейским орнаментом.
        - Солнце ацтеков, - опознал Пепел.
        - Давай-ка послушаем, - сказал торговец. - Нет, нет, компа. Не так. Переверни.
        Ловкач Ларри закрепил диск вверх ногами, и голос Кецалькоатля снова затопил вагон:
        - Здравствуй, дорогой соплеменник, - сказал голос. - Меня зовут Джон Гудспринг, я родился в Омахе, штат Небраска, и, если ты слушаешь эту запись, то знай, что в конце декабря 2012 года наш с тобой мир перестанет существовать.
        Саймон присвистнул. На него зашипели, и он умолк.
        - Мы сбросили камень в яму, но он продолжает греться, - вел свое Гудспринг. - А значит, он будет опускаться глубже, пока не достигнет лавы. Что будет потом? Огромное извержение? Взрыв земного ядра? Не зная досконально все свойства кристалла, я не могу предположить точнее. Но я научу тебя, как быть. Для начала тебе понадобится ацтек, подносимый. Сразу знай, что этот человек умрет.
        Пепел и торговец переглянулись.
        - Если ты нашел этот диск и ты американец, - продолжал голос. - То найди южанина. А если ты южанин - найди северянина. Вместе разыщите ацтека. Я буду ждать вас троих. В своей маленькой преисподней. Каждый из вас получит свой подарок. Один получит оружие, второй - источник огромной энергии. Один из вас найдет желанную смерть. Но помните: если вы придете поодиночке - вы все погибнете. Только втроем вы сможете сохранить мир.
        Рядом с ним заворочался Ревущий Буйвол.
        - Я понял, - сказал он.
        - Что? - спросил его слингер.
        - Я Белый Тескатлипока, - ответил тот, глядя перед собой. - Я иду к Кецалькоатлю, но не он должен сжечь меня - это я должен сжечь его.
        - Это еще отчего? - спросил Пако. Он набросил на шею Буйволу мясистую руку и облапил Буйвола, глядя на собрание с тем видом, с которым обычно подкалывают пьяного, участливо обняв его.
        - Я Иисус Христос, - ответил Ревущий Буйвол. - Он Доктор Сатана. Значит, я его должен сжечь, а не он меня.
        Пепел хмыкнул, а Пако оскалился, и все за столом невольно осклабились за ним вслед. Самогон кружил им головы, а индеец, похоже, и вовсе выпил лишнего.
        - Я пересек Стену, - сказал голос. - И вы пересеките ее, если нужно. Оборудование для этого есть на полигоне Остинхэд. Найдите меня быстро - и Шум не успеет добраться до вас. Идите. Я жду.
        - Сжечь его, - пробормотал Буйвол, - сжечь всех его слуг. Каторжники служат пороку, служат Сатане.
        После этих его слов в беседе наметилась долгая и выразительная пауза.
        - Ну я-то хоть не каторжник, и на том спасибо, - сказал Пепел наконец.
        Молчание на лавках стало еще глубже и выразительней.
        - А я! - подал голос мексиканец. - А все! Компаньерос, да мы все тут невинные и святые.
        Обстановка немедленно разрядилась: убийцы и воры, двоеженцы и мошенники - все захохотали, раздувая щеки и широко раскрывая рты.
        Ревущий Буйвол повторил с пьяным упрямством:
        - Я Иисус Христос.
        - Угу, - сказал Пепел. - А мы твои двенадцать апостолов.
        После его слов вагонная публика захохотала еще сильнее. Потом чернокожий паломник-убийца по кличке Людоед достал гитару и заиграл негритянский госпел. Он пел о том, что в их состав нет хода негодяям, и как поезд, везущий их, быстр и чёрен, прекрасен и свят. И те, кто смеялся, дружно подпевали ему во все скрипучие глотки, а потом грохнули аплодисментами, ибо каждый знал, что едет в последний путь; что у Стены ему суждено умереть тяжко и медленно либо страшно и быстро, и за это грехи его уже теперь были прощены.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к