Каникулы в Чернолесье Александр Альбертович Егоров
        Темнейджеры #1
        Серёжа Волков потерял родителей ещё в раннем детстве, поэтому живет у родственников, которые ему не сильно рады, ведь у него сложный и независимый характер. Когда они отправляются в отпуск, наш герой едет к своему дедушке Герману, который уже много лет живёт в заповеднике в Белоруссии. Прекрасная природа, по-настоящему близкий родной человек, что может пойти не так?
        И правда, всё начинается как обыкновенные каникулы. Только вот Серёжа ещё не знает, что за сила таится в этом заповеднике, что не так с ребятами из расположенного неподалеку лагеря «Эдельвейс», да и про самого себя, как оказывается, он знаем очень и очень мало…
        Для широкого круга читателей.
        Александр Егоров
        Темнейджеры. Каникулы в Чернолесье
        
* * *
        Тетя Элла
        Валькирия в гневе
        - Дикарь. Упрямый дикарь. Когда же ты станешь человеком, Сергей Волков?
        - В следующей жизни.
        Тетя Элла скрестила руки на груди. Незаметно глянула в зеркальную дверь шкафа. Ей хотелось выглядеть внушительно. Получалось не очень. Воспитание современного подростка - ужасно трудная задача, и тетя с этой задачей не справлялась.
        Сергей по-прежнему сидел на краешке дивана, опустив голову. Сжимал в руках свой телефон. И лишь иногда поглядывал на тетку искоса, холодными серыми глазами из-под темных бровей. Он был похож на сжатую пружину. Только на теткиной памяти эта пружина никогда не разжималась.
        - Ты всегда со мной споришь, - сказала она племяннику. - И всегда смотришь на меня волком. Должно быть, это у вас фамильное.
        Кажется, он усмехнулся. Тронул экран смартфона. «И зачем только дед подарил ему эту дрянь», - подумала тетка. Все равно он никому не звонит и ни с кем не разговаривает.
        В саду за окном расцветали яблони. Коротко подрезанные кусты покрылись аккуратными листьями. Дорожки вокруг коттеджа были вымощены каменной плиткой. По утрам тётя собирала с дорожек улиток: складывала в деревянную миску и уносила подальше от дома, к пруду, где и выпускала на волю. На следующий день все повторялось. В этом не было смысла, зато был порядок.
        Тетя Элла окинула племянника строгим взглядом. Покачала головой:
        - Теперь ты молчишь. Я знаю, у тебя начался опасный возраст, Сергей. Но это не лучшее оправдание. Когда-то нам всем было столько же лет, сколько тебе. Ты не уникален. Ты просто упрямый эгоистичный тинейджер, даже не слишком талантливый. И если так пойдет дальше, то из тебя получится самый обыкновенный бездельник. Ты уж прости меня за такие слова. Что ни говори, я имею на это право.
        Его ресницы дрогнули. Тетя Элла прищурилась. Неужели этот чертов рак-отшельник наконец выползет из своей скорлупы? Нет, нет. На это рассчитывать не приходится.
        Она решила перейти в наступление:
        - И все же скажи мне, почему ты обидел Веронику? Она до сих пор не хочет с тобой разговаривать. Заперлась на целый день в своей комнате. Тебе не кажется, что надо перед ней извиниться?
        - Нет.
        - Интересно, почему? - тетя Элла не на шутку рассердилась. - Интересно, почему ты ни во что нас не ставишь? Нет, мы не ждем от тебя благодарности за все, что мы для тебя сделали. Но хотелось бы знать, за что ты нас так ненавидишь?
        - Неправда, - отвечал Сергей. - Я даже вас люблю. Немножко.
        - Но ты не извинишься?
        Он только покачал головой. Тогда тетя Элла вздохнула как будто даже с облегчением. Ну что же, мальчишка сам виноват. Пусть пеняет на себя, или что там еще говорят в подобных случаях.
        В темном зеркале отражалась Элла Суровая. Элла Справедливая. Как валькирия из северных сказок.
        - Ты сделал свой выбор, Сергей Волков, - сказала она. - Надеюсь, теперь ты не будешь удивлен, когда я расскажу тебе неприятные новости. На каникулах мы летим в Чайланд. Нам удалось снять очень славный и недорогой домик на берегу. Но ты вместо этого отправишься к своему деду в Белоруссию, в этот его чудесный заповедник, в Черный Лес. Старик не видел тебя два года. Вот пусть и посмотрит.
        И потом, никто кроме него не справится с таким… зверенышем.
        Сергей даже не пошевелился.
        - И вообще… после того, как ты довел Веронику до слез, у меня пропало желание делать тебе дорогие подарки, - продолжала тетя Элла, и у нее неожиданно сел голос. - Гм. Кхм. Да и твои годовые оценки ниже всякой критики. Ты и сам это понимаешь. Может, на следующий год, когда ты возьмешься за ум…
        - Я видел ваши билеты, - сказал вдруг Сергей. - Три недели назад.
        - Ты? Видел билеты? Где ты их видел?
        - В письме из турфирмы.
        - Кто показал тебе письмо?
        Сергей промолчал.
        Тетя Элла слегка смутилась.
        - Я догадываюсь, кто, - сказала она. - Хотя это не имеет значения. Твоя сестра поступила правильно. Она тоже желает тебе добра. Желает, чтобы ты понял…
        - Я желаю только, чтобы он пошел к черту, - послышался голос из гостиной. - Пусть валит в свой поганый лес!
        Еще секунда, и Вероника стояла в дверях. Ее просто трясло от злости. Еще бы: никто не должен был знать, что она читает почту взрослых. Мать никогда бы ей не позволила. Даже несмотря на то, что той уже шестнадцать.
        - А еще я желаю, чтобы он знал: он тут вообще никто, - отчеканила Вероника. - Чертов нахлебник. Живет у нас из милости, а делает вид, будто он король саванны. Мы не обязаны бегать и подтирать за ним дерьмо, даже если его психи-родители завещали нам эту несказанную радость!
        Сергей порывисто вскочил, и стало заметно, что он на полголовы выше своей тетки. Телефон он зажал в кулаке, как рукоять лазерного меча. Сестра взвизгнула и вылетела в холл. Дверь за ней захлопнулась, да так, что на кухне зазвенела посуда и, кажется, даже что-то разбилось.
        Тетя Элла застыла посреди комнаты, как статуя.
        - Это было не совсем правильно с ее стороны, - наконец выдавила она из себя. - Но…
        Сергей что-то прошептал в ответ. И снова опустился на диван. Пружина сжалась.
        Тетя Элла глядела на него, не говоря ни слова, и по ее глазам трудно было понять, о чем она думает.
        Она сделала шаг и приблизилась. Прикоснулась к его плечу.
        - У девочки тоже трудный возраст, - сказала она.
        Сергей молчал.
        - Видишь ли, Сережа… Конечно, сперва мы хотели поехать на каникулы все вместе. Но Ника была категорически против. Она сказала, что не хочет жить с тобой под одной крышей. Что ты ее пугаешь. Она думает, что ты болен. Иногда ты кричишь по ночам… наверное, видишь страшные сны… я не считаю, что это серьезно, такое часто бывает в детстве, но я обязана обратить на это внимание, ведь правда?
        Наверху, в комнате сестры, слышались шаги и приглушенные голоса, сразу несколько. Вероника болтала с кем-то по громкой связи, как обычно. У нее была целая куча друзей. И всем она растрезвонила про своего сумасшедшего брата.
        Тетя Элла оглянулась.
        Теперь из зеркала на нее смотрела совсем другая женщина. Усталая. Неуверенная. Еще неизвестно, которая из двух была настоящей.
        - Надеюсь, ты простишь меня, Сергей, - сказала эта, вторая. - Дело зашло слишком далеко.
        - Спасибо, тетя, - ответил мальчик. - Не нужно извинений. Я поеду к дедушке Герману. Хоть завтра.
        - Похоже, ты не врешь, - сказала тетя Элла. - Ты ужасно сложный мальчишка, но ты не врун.
        Сергей молча кивнул.
        - Что ж, может, это и к лучшему. Там, в деревне, совсем не плохо. Тишина, покой, лесной воздух. Говорят, там поблизости снова открылся летний лагерь. Может быть, ты найдешь там новых друзей. Сколько можно гулять одному… и, конечно, отдохнешь от интернета… ума не приложу, что ты там находишь?
        - Просто игры, - сказал Сергей.
        - Игры? Какие, например?
        Вместо ответа он показал тетке экран телефона. На нем происходили удивительные вещи. Стая волков сражалась с бурым медведем. Таких чудовищ тетя Элла никогда не видела: морда медведя была просто громадной, на пол-экрана, шерсть стояла дыбом, красные глазки светились. Волки наседали на него со всех сторон, но тот одним махом расшвыривал их в разные стороны, и они улетали за пределы видимого пространства. Вот жуткий медведь еще раз взмахнул когтистой лапой и распорол волку брюхо. Волчьи кишки полезли наружу, как фарш из лопнувшего пакета, а стекло забрызгало кровью изнутри. Черный волк - вожак стаи - беззвучно завыл.
        - Боже мой, - только и сказала тетка.
        - Это великая битва оборотней, - пояснил Сергей. - Последняя битва.
        - Надеюсь, и правда последняя, хотя бы на сегодня, - заявила тетя Элла. - Хотела бы я посмотреть в глаза разработчикам этой игры. Кстати, как она называется?
        Парень поднял глаза от экрана.
        - Очень просто, - сказал он: - «Чернолесье».
        Сергей Волков
        Все тот же сон
        Мне было даже немножко жаль тетю Эллу. Я не хотел ее огорчать.
        Но могу себе представить, как бы она напугалась, если бы знала обо мне немного больше.
        Хорошо, что она не знает.
        Возможно, я и вправду болен. Мне часто снится один и тот же сон, вот уже несколько лет. Вероятно, это и следует называть кошмаром, хотя иногда мне кажется, что в жизни случаются вещи куда более страшные.
        В этом сне я видел старый польский жилой вагончик, который до сих пор еще ржавеет во дворе у деда. Когда-то, в давние времена, родители прицепляли этот вагончик к «Ниве» и путешествовали. Я видел пластиковые стены, потертые кресла внутри, и холодильник, и стол с разбросанными картами, и свои давно забытые игрушки: белого плюшевого щенка и пожарную машину. Получается, я и сам там был, в этом сне, только очень маленьким. Я смотрел на все это откуда-то сверху, со своей полки, занавешенной прочной сеткой, которую натягивали каждый вечер, чтоб я оттуда не вывалился и чтоб не закусали комары. Из-за этой сетки все, что я видел, казалось расплывчатым и нерезким. За окном висел предрассветный туман, и я отчего-то проснулся.
        Да, я проснулся в этом чертовом сне и услышал, как кто-то ходит там - снаружи. Сухие сучья хрустели под чьими-то ногами, то тише, то громче. Фиолетовые тени скользили по стенам. Окно вдруг, как зимой, покрылось изморозью. Мне стало холодно, я сидел в своем гнезде из одеял и подушек, обмирая от ужаса. Кто-то остановился у двери. Взялся за ручку. Я слышал, как он сопит и возится с замком. Дверь подалась и понемногу начала отворяться. За ней клубился черный туман, и я понял, что больше всего на свете боюсь увидеть того, кто сейчас войдет. Я дико заорал и проснулся по-настоящему.
        Черт!
        Дверь отворилась, и заспанная Вероника появилась в моей комнате, в розовой пижаме не по росту.
        - Ты что, совсем плохой? - спросила она сиплым голосом. - Весь дом разбудишь.
        Я молчал и хлопал глазами.
        - Еще раз так заорешь, придушу подушкой. И вот что: кончай залипать в интернете до трех ночи.
        Я не ответил. Или что-то ответил, не помню.
        - Все маме скажу, - пообещала она и скрылась за дверью.
        Тогда это случилось в первый раз. С тех пор я стал запираться на замок, Вероника тоже.
        Мне ни с кем не хотелось говорить об этих снах. Разве что с дедом. Он как знал: прислал мне на Новый год самый передовой смартфон - не поленился заказать из своей деревни! Но почему-то я не решался ему звонить. Иногда посылал сообщения. Не уверен, что он их читал.
        После нашего разговора с теткой дед вдруг позвонил сам.
        - Привет, Серый, - сказал он мне.
        Он почему-то любит называть меня «Серый» - очень старомодно. Он уверяет, что в его детстве у всех мальчишек были примерно такие клички, а нормально вообще никого не звали. Когда-то давно он жил в Сибири, и я готов поверить, что правила жизни там достаточно суровые.
        В Сибири он тоже работал лесником. Только лес там был совсем другой. В этой глухой тайге жили во множестве волки и медведи, а морозы стояли такие, что сопли замерзали на лету, как сочно рассказывал дед.
        Итак, он позвонил и сказал: «Привет, Серый».
        - Я очень рад тебя слышать, - ответил я, потому что и правда был рад. Я никогда не вру.
        - Черт возьми, как изменился твой голос, - сказал он. - Похоже, ты совсем взрослый.
        Я откашлялся. Я и без него знал, что мой голос ломается, но сам как-то не замечал особых перемен. Мне стало приятно, что меня назвали взрослым.
        - Я же присылал тебе фотки, - сказал я.
        - Теперь присылайся лично. Я встречу тебя на станции. Пусть Элла выдаст тебе чемодан потяжелее. И передай ей, чтоб она больше не пыталась тебя воспитывать по своим занудным правилам. Мы ребята простые, сибирские, пусть так и знает!
        Я улыбнулся. Мы поговорили еще немного, и я пошел собирать вещи.
        Через день я уже добрался на международном экспрессе до Минска, а потом ехал на региональном поезде в сторону Беловежья, к затерянной в глуши станции под забавным названием «Чорны Лес».
        Всю дорогу я играл. Дополненная реальность забавная: наводишь камеру на соседей, а на экране вместо них возникают всякие фантастические твари. Толстяк в старой джинсовой куртке легко превратился в громадного медведя-мутанта. Две девушки - в симпатичных волчиц. И так далее. Была только одна проблема: герои не спешили совершать героические поступки. Они сидели и точно так же пялились в свои телефоны. Это было скучно. Я даже не заметил, как задремал.
        Во сне я видел, как поезд тормозит у короткой пустынной платформы, и мимо проплывает белая вывеска с именем станции, смутно знакомым. На вывеске сидел громадный черный ворон с крючковатым клювом. Когда наш вагон поравнялся с ним, ворон повернул голову в мою сторону и неслышно каркнул. Только тогда я проснулся.
        Поезд действительно стоял у моей станции, и стоянка уже заканчивалась. Я подскочил на месте и потянулся за своей сумкой, но не удержал и со всего размаху уронил ее на шею толстому мужику в куртке. Тот охнул и выругался вполголоса. Какая-то тетка поскорее подтолкнула меня к выходу. Только я выбрался из вагона, как поезд тронулся, набрал ход и исчез за поворотом.
        Солнце клонилось к закату. Я стоял на платформе совершенно один. Никто меня не встречал. Я полез за телефоном и понял, что оставил его в вагоне. Я даже знал, где: под лавкой у джинсового толстяка. Вряд ли можно было надеяться, что он пришлет мне этот телефон с курьером.
        Плюнув с досады, я покатил сумку к станционному зданию. Колеса мерно постукивали по растрескавшемуся асфальту. Я прошел мимо вывески: никакого ворона там, конечно, не оказалось. Только воробьи перепархивали с места на место под стеклянным навесом.
        Зал ожидания тоже был пуст. Двое местных милиционеров в мешковатых форменных рубашках коротали время за столиком в кафе. Они говорили по-белорусски и даже не смотрели в мою сторону. Я побоялся к ним обращаться.
        Можно было бы добраться до усадьбы самому, и даже успеть до темноты. С прошлого раза я хорошо запомнил, что вдоль всей дороги тянулся густой лес с высоченными соснами. От станции нужно было повернуть направо, на перекрестке - налево. Или наоборот.
        Пока я размышлял, милиционеры начали приглядываться ко мне. Да, они посматривали на меня все чаще. Я чувствовал себя скверно.
        Я уже хотел послать все к черту и купить обратный билет, когда откуда-то издали послышался автомобильный сигнал, громкий и требовательный. Мы выглянули в окно и увидели, как на парковку возле супермаркета въезжает потрепанный красный грузовичок. Я сразу узнал служебный пикап моего деда Германа.
        Дед остался таким же, как раньше: краснолицым, здоровым и крепким. Он пожал мою руку так, что в ней что-то треснуло, а потом обнял меня и ощутимо похлопал по спине. Как всегда, его короткая бородка кололась и пахла смолой.
        Он не стал ругать меня за телефон. Просто махнул рукой. Тогда я сам решил немножко обидеться, да и было за что.
        - Я целый час тебя прождал, - сказал я, но он и тут рассмеялся:
        - Это Чернолесье, детка! Здесь ваше время не действует.
        Сказав так, он подхватил мою сумку, как пушинку, преспокойно кинул ее в кузов и распахнул передо мной скрипучую дверцу:
        - Садись, бродяга. Добро пожаловать в сказку.
        Герман
        Смотритель
        Темнота сгустилась над усадьбой. За лесом еще горела узкая полоска заката, но все другие краски померкли, деревья казались черными, а темный пруд - свинцовым. Наступала ночь, безлунная, волчья.
        Лесной дом выглядел спящим. Фонарь над крыльцом горел вполсилы, а прожекторы на столбах и вовсе были потушены. Здешний хозяин больше не ждал гостей. Но и спать не торопился. Если бы кто-то смог заглянуть сейчас в окно второго этажа, то увидел бы его сидящим за столом, перед тусклой лампой, в глубокой задумчивости. Перед ним лежал тяжелый планшет в прочном резиновом корпусе военного образца. Хозяин рассматривал электронную карту леса.
        Хотя Герман Волков и объявил свой дом вневременной зоной, он немного лукавил. Когда дело касалось его работы, он не сторонился технического прогресса. Да и то сказать, лесник без связи - не лесник, а огородное пугало. Поэтому на краю усадьбы, у самой деревянной изгороди, за которой уже начинался лес, возвышалась специальная стальная мачта. На ее вершине крепилась спутниковая тарелка, а также мощный ретранслятор и еще какие-то длинные антенны угрожающего вида. Кроме того, в подземном гараже хранился самый современный квадрокоптер с двумя видеокамерами для наблюдения за лесом.
        Старый Герман был не так уж прост.
        Хорошо, что внук даже не подозревал об этом. Вечером дед устроил ему настоящую сибирскую баню, где от души отхлестал веником («Воспитание начинается», - приговаривал он). После такого ужаса Сергей даже не вспоминал про всякие там интернеты. Ровно в десять вечера он уснул сном праведника - там, наверху, в просторной мансарде под высокой крышей.
        Окна в этом доме были закрыты прочными ставнями. В здешних краях это не казалось странным. Говорили, что в Чернолесье пришли целые стаи волков из-за границы. Говорили и о других вещах, еще более таинственных и опасных. Вот уже много лет лесник не уставал опровергать чужое вранье, но слухи только множились. И гостей становилось все меньше.
        Вот и сегодня лесник никого не ждал, но отчего-то не спешил отходить ко сну. И время от времени поглядывал в раскрытое окно. Иногда со двора залетали ночные бабочки, и тогда Герман недовольно морщился.
        Около полуночи послышался шум крыльев, и на подоконник грузно опустился большой черный ворон. С подоконника он перелетел прямиком на стол. Стуча когтями, подошел поближе. Взглянул на хозяина внимательным черным глазом и негромко каркнул.
        - Здорово, Карл, - сказал лесник.
        Старый ворон учтиво поклонился.
        - Очень хорошо, что ты слетал на станцию, Карл, - продолжал лесник. - Я был в полной уверенности, что парень приедет завтра. Видишь, я тоже старею.
        Карл вытянул шею и посмотрел куда-то вверх.
        - Сейчас он спит, - пояснил Герман. - Завтра увидишь и не узнаешь. Вытянулся, стал ростом с меня. Он все спрашивал: куда же делся наш милый Карл? Когда прилетит? Он тебя не забыл, будь уверен.
        Карл щелкнул клювом и даже притопнул от удовольствия.
        - Оставь свои штучки, - сказал лесник. - Говори по-человечески.
        - Nevermore, - каркнул ворон.
        - Брось. Ты все равно не знаешь английского. Хочешь пива?
        Осторожно ступая по деревянным ступеням, Герман спустился в келлер. Было слышно, как он открывает холодильник. Герман вернулся со связкой жестяных банок и открыл пару. Церемонно разлил на двоих.
        Карл опустил клюв в свою кружку, потом запрокинул голову и глотнул. Герман ухмыльнулся:
        - Вот теперь у нас пойдет пирушка на славу! Забыл спросить: тебе уже стукнуло восемнадцать?
        Ворон расправил крылья и разинул клюв, довольно похоже притворяясь тупым подростком, впервые хватившим горелки в деревенской пивной. Лесник прекрасно знал, что его друг разменял седьмой десяток, как и он сам. И все же Герман охотно рассмеялся. От души приложился к кружке, а потом продолжал совсем другим голосом:
        - У нас мало времени, Карл. Я хочу сделать из парня настоящего Смотрителя, себе на смену. Нужно успеть. Я должен успеть. Иначе все пропало.
        - Стар-рость не радость, - уныло проскрипел ворон.
        Это тоже была шутка. Герман помотал головой.
        - Ты же знаешь, кто должен был занять мое место. Ты помнишь Матвея. Теперь его нет. Эти твари думают, что уничтожили нас, уничтожили навсегда. Но ведь в мальчишке тоже течет моя кровь! И вот он здесь. Он здесь по собственной воле. Это важно, Карл. Мы больше не проиграем, Карл.
        Ворон тихо присвистнул. Герман резко опустил кружку на стол.
        - Не смей сомневаться, глупая птица! Это Чернолесье. Здесь нельзя сомневаться. Надо только верить. Я живу, пока верю. Если перестану, они разорвут меня на куски. И тебя тоже, Карл! Даже не думай, что пересидишь меня в своем дупле, старый комок перьев!
        Ворон не обиделся. Он снова сунул клюв в кружку.
        - Пей, пей, - разрешил Герман. - С этих пор ты будешь ночевать у меня. Начинаются беспокойные дни. Ты мне понадобишься, и очень скоро.
        Когда хозяин не самым твердым шагом отправился спать, ворон сидел у него на плече. Спустя малое время в доме стало совсем тихо. Только сами собой поскрипывали деревянные стены и половицы, да под потолком еле слышно шелестели пыльно-серые ночные бабочки.
        Никто не видел, как в самый глухой предрассветный час высоченные елки Черного Леса словно бы расступились, и тяжелое темно-серое облако выползло из оврага. Перевалив через изгородь, приблизилось к дому. Потекло вверх по стене, иногда замирая, словно прислушиваясь.
        В покинутой комнате все еще горела тусклая лампа; запертые ставни хрустнули, как от беззвучного удара, но выдержали, зато ночные бабочки отчего-то сбились в кучу в дальнем углу. Оконное стекло затуманилось и покрылось инеем.
        В эту самую минуту на чердаке, под самой крышей дома, проснулся старый ворон. Он хрипло каркнул, и облако замерло на месте. Ворон каркнул во второй раз, и оно разлилось по стене дома, не решаясь двинуться ни вперед, ни назад. Ворон каркнул в третий раз, и свинцовый туман как будто распался на куски и осел клочьями у стен усадьбы. Там он вновь собрался в тучу, и эта туча неохотно потекла в обратный путь. Скользнула через забор и растворилась в ночи.
        Сергей Волков
        В Чернолесье все бывает
        Утром я открыл глаза и не сразу понял, где я. Мой взгляд уперся в потолок: непривычно высокий и сводчатый, совсем не такой, как в нашем городском доме. Все просто: я спал на чердаке. Под самым потолком на деревянных перекрытиях зачем-то были развешаны пучки разных трав и веток. Они вкусно пахли. Солнце проникало внутрь сквозь щели в ставнях и чертило на стенах ослепительно-яркие полосы - так, что глазам было больно смотреть. Пыль весело плясала и серебрилась в воздухе. Наверно, время уже близилось к полудню.
        Я поднялся, распахнул ставни и поднял оконную раму.
        Смотреть на усадьбу сверху было очень занятно. Я видел широкий двор с дворовыми постройками, изгородь, собранную из толстенных жердей, за изгородью - широченное поле, заросшее травой; за ним земля как будто проваливалась в неглубокий овраг, над которым поднимался туман - там, внизу, должно быть, протекал ручей; за оврагом темнел лес.
        Мне захотелось сфоткать вид сверху, но тут же я вспомнил, что мой телефон остался в поезде. Это было грустно.
        У кровати я нашел новые джинсы и футболку, которые удивительным образом пришлись мне впору. Приодевшись, я спустился вниз.
        На столе лежала записка от деда:
        Сережка, с добрым утром!
        Я на работе. Со двора не выходи. Карл за тобой присмотрит. Если зачешутся руки, загляни в гараж. Одна сборка и разборка самоката заменяет сто лайков в этих ваших соцсетях.
        В лес не ходи! Если пойдешь, не сворачивай с дороги! Если свернешь - все равно узнаю и выдеру как сидорову козу!
        Герман
        Я только головой покачал. Тут ворон, мой старый знакомый, и вправду слетел откуда-то сверху, с чердака, и оказался на столе прямо передо мной.
        - Жрать, - гаркнул он вместо приветствия.
        Я радостно кивнул. Тогда он полетел вместе со мной на кухню, где уселся на холодильник и принялся руководить. В общем, вдвоем мы быстро управились с едой. После этого мои руки немедленно зачесались, и я отправился в гараж, где и обнаружил прекрасный и совсем новый электрический самокат, правда, наполовину разобранный, только что вынутый из коробки. Колеса лежали отдельно, аккумуляторы - отдельно. Рядом был приготовлен набор ключей и банка с машинным маслом.
        Часа полтора я возился с этим самокатом, а Карл расхаживал рядом - присматривал. Герман не возвращался. Когда я приладил руль и вытер руки от масла, у меня ломило поясницу, но я был готов к дальнейшим приключениям. Батареи зарядились. Было ясно, что машину просто необходимо опробовать в деле.
        - Я съезжу в супермаркет, - сообщил я Карлу. - Только туда и сразу назад.
        - What for? - прокаркал ворон на своем любимом языке.
        - За пивом дедушке, - соврал я. - Куплю упаковку речицкого.
        Ответ был засчитан. Ворон поглядел на меня благосклонно.
        Конечно, мой коварный замысел состоял в другом.
        Я вышел со двора и аккуратно запер за собой калитку. Лес был залит солнцем, дорога пустынна, и легкий пар поднимался над асфальтом. Через полчаса я добрался до станции и оставил самокат на парковке у торгового центра. Какие-то мотоциклисты в черных куртках проводили меня внимательными взглядами. Но на другой стороне площади я заметил знакомых милиционеров и поэтому смело вошел внутрь.
        Щедрая тетушка Элла положила мне на счет столько денег, что на каникулах я мог спокойно жиреть - не хуже, чем кузина в Чайланде. Но я рассудил, что есть вещи поважнее набитого желудка.
        К счастью, даже в этой глуши продавались кое-какие смартфоны. Я заплатил, сел на диван в пустынном холле и немедленно распаковал коробку. Скачать необходимые игры было делом пяти минут: в торговом центре даже отыскалась сеть wi-fi, о чем напоминала гордая табличка. Затем я подключил очки для дополненной реальности и настроил камеру на автофокус. Картинка в очках почти не тормозила.
        Обратный путь был веселее. Теперь дорога стала просто сказочной. Деревья справа и слева расцвели невообразимыми цветами, а сама асфальтовая лента переливалась всеми красками (черт дернул меня включить acid-плагин, а отключать было уже лень). Разнообразные звери высовывали свои морды из кустов, и оставалось только гадать, какая часть их хоть немного реальна, а какая нет. В наушниках звучала музыка, сгенерированная специально для меня. Словом, я опять погрузился в игру с головой.
        Дорога петляла между холмов. Солнце светило ярко, по-летнему, и мне напекло голову. Минут двадцать я пилил в гору, не особо отвлекаясь на окружающее. Но когда взобрался на гребень, притормозил, чтобы оглядеться.
        Я видел, что дорога уходит по широкой петле в сторону. Похоже, те, кто строил это шоссе, старались обходить лес стороной. А ведь усадьба была там, прямо за лесом. Если приглядеться, можно было различить далеко за деревьями верхушку мачты с антеннами.
        Мне было плевать на их порядки. Я решил прорваться напрямик.
        Даже сквозь очки я видел, как красив этот дикий лес. Рыжие сосновые стволы стояли рядами, как античные колонны из теткиных фотоальбомов, и тропинка пролегала среди них, прямая, как солнечный луч. Не сбавляя скорости, я гнал вперед. Что при этом творилось перед моими глазами, я вряд ли смогу описать. Небывалые картины появлялись и исчезали, и фантастические звери то догоняли, то обгоняли меня, то неслись вровень. Игра дополняла жизнь, и еще неизвестно, что было реальнее. Я увидел, как удивительный лес светлеет, и деревья впереди расступаются, словно приглашая меня. Как вдруг тропинка нырнула вниз, да так резко, что у меня закружилась голова. Я катился вниз, все ускоряясь, сквозь волшебный серебристый туман, не чувствуя ничего, кроме восторга. И тут дорога исчезла.
        То есть, исчезла совсем. Самокат летел по воздуху.
        Пока я несся вот так с обрыва, я думал сразу несколько мыслей. Среди прочего мне было ясно, что ничем хорошим этот полет не завершится, но выбирать не приходилось. Еще я гадал, что именно я себе сломаю, когда приземлюсь. Думать было трудно: самокат меня не слушался, терял колёса, скрежетал и пихал меня снизу в разные места. Это очень отвлекало. Наконец злосчастный суперджет воткнулся передней вилкой в какую-то паскудную кочку и встал как вкопанный. Я же продолжил движение по инерции. С ужасающей скоростью, вверх ногами, я перелетел через руль и со всего размаху шлепнулся в ледяную воду ручья. На какое-то время для меня все кончилось.

* * *
        Я очнулся от того, что кто-то тронул меня за руку. Я дернулся и открыл глаза.
        Передо мной сидел на корточках какой-то парень, в холщовой деревенской рубахе и коротких джинсах. Кажется, моего возраста. Сероглазый, с волосами, светлыми как солома, он был похож даже не на местного, а скорей на какого-нибудь шведа.
        - Живой? - спросил он.
        Я просто зажмурился и потер лоб. Когда я открыл глаза, ничего не изменилось. Голова кружилась по-прежнему, и от этого даже подташнивало. Я сидел на мягкой травке, на склоне злополучного оврага. Рядом шумел ручей. Только небо изменило цвет, как всегда бывает перед закатом.
        - Я тебя вытащил из воды, - сказал парень. - Но ты лежал и молчал.
        Похоже, он действительно был не из местных. Говорил он по-русски, даже как-то слишком по-русски, слишком старательно. И еще немного хрипло, потому что у него тоже ломался голос. Пожалуй, он был чуть старше меня. И под его холщовой рубашкой угадывались крепкие мускулы. В другое время я бы даже позавидовал. Но сейчас было не до того.
        Скрипнув зубами, я приподнялся и сел. Полез в карман и вытащил свой телефон. На него было грустно смотреть. Экран был разбит, и изнутри капала вода. Как и следовало ожидать, он не работал.
        - Минус два, - пробормотал я. - Чудная статистика.
        - Что? - не понял тот парень.
        Я промолчал и попробовал встать. Кажется, руки и ноги были целы. Но полет не прошел даром. У меня кружилась голова и перед глазами все плыло. Рубашка была порвана в клочья, а джинсы - аккуратно вдоль. Ссадина на левой ноге сочилась кровью, и я подумал, что это очень хреново, если вспомнить о таких вещах, как столбняк и заражение крови. Я с трудом удержался, чтобы не заскулить от боли.
        - Держись, - сказал парень и придержал меня за плечо, чтоб я не упал. - Ты можешь больше не бояться.
        Я даже не успел разозлиться. Он сделал вот что: присел, набрал в пригоршни ледяной воды и протер мою раненую ногу (тут я все же издал несколько звуков). Потом зачем-то приложил к ссадине кусок глины и перебинтовал ногу куском моей же рубашки. Кровь больше не текла, и пульсирующая боль как будто начала утихать.
        - Теперь все в порядке, - сказал этот парень. - Это плохо, когда… кровь льется зря.
        Я пошевелил ногой и поморщился. Вот ведь пацифист, подумал я. Его бы в «Dark Forest» на третий уровень.
        - Ладно, спасибо, - сказал я. - Буду иметь в виду.
        Тут он наконец улыбнулся:
        - Я забыл сказать. Меня зовут Вик.
        - Сергей Волков, - назвался и я.
        - Я знаю.
        - Откуда?
        - Как раз в этом нет большой проблемы, - отвечал он. - Твой дед всем в деревне про тебя рассказывал.
        - Так ты знаешь моего деда?
        - Ну да. Кто же не знает Германа?
        - Может, тогда позвонишь ему?
        Он развел руками:
        - Телефон забыл захватить, - и тут я заметил, что у него и правда пустые карманы. Мне показалось, что его это вовсе не волновало. «Да, этот Костяной Бор - сказочное место», - подумал я.
        Шагах в десяти я увидел свой самокат, но не весь. Переднее колесо укатилось неизвестно куда. Рама распалась на две части. Словом, аппарат как будто снова был наполовину разобран, но выглядел далеко не блестяще. Вик проследил за моим взглядом.
        - Ты еще легко отделался, - сказал он. - Заехал к нам однажды один студент из Минска, на мотоцикле. Так его потом по частям собирали. Вместе с мотоциклом.
        Ручей журчал за его спиной, и удушливый пар все так же поднимался от воды. Теперь, в предзакатном солнце, тени стали длиннее. Я задрал голову и посмотрел вверх - туда, откуда прибыл. Крутой, почти отвесный склон весь зарос дикой малиной и терновником, и только в том месте, откуда я стартовал, кусты были слегка примяты. Нечего было и думать о том, чтобы взобраться обратно.
        - Интересно, как мы теперь отсюда выберемся, - сказал я хмуро.
        - Просто пойдем по Чернушке. Мы так ручей называем. Он длинный. Но вверх по течению берег будет пониже.
        - И куда мы так выйдем?
        Вик махнул рукой в сторону заходящего солнца:
        - Прямо к твоему дому. Куда же еще.
        - Так просто?
        Вик вздохнул.
        - Не совсем, - ответил он. - Один ты не дойдешь.
        Мне вдруг стало холодно и неуютно.
        - Пошли, - сказал он негромко. - Не будем терять время.
        - А самокат?
        - Здесь оставим, никто не стащит. Сюда вообще-то никто не ходит.
        - Только ты? - спросил я, слегка усмехнувшись.
        Он невозмутимо кивнул.
        Скоро мы брели вдоль ручья по скользким замшелым камням, и туман расползался перед нами и лениво склеивался позади. Прямо перед нами разгорался закат, и я уже понимал, что вряд ли вернусь домой до темноты. Дед вряд ли меня похвалит, думал я.
        Идти было трудно. Голова кружилась, ноги подкашивались. Кончилось тем, что я обхватил этого Вика за шею здоровой рукой, как утопающий хватает спасателя, чтобы его тоже утопить, и примерно с тем же результатом: пару раз этот Вик чуть не рухнул в воду вместе со мной.
        После получаса такого движения мы оба валились с ног. И все же берег мало-помалу опускался, и наконец по пологому склону мы выбрались из этого вонючего оврага.
        Я оглянулся. Над ручьем стелился то ли туман, то ли пар. И правда, Чернушка, подумал я. Иначе и не назовешь.
        Зато наверху росли самые обыкновенные елки и сосны. Какие-то птицы посвистывали в ветвях. Под ногами хрустели шишки. Я начал узнавать местность. Между деревьями виднелись просветы: должно быть, там проходила дорога от станции до дома.
        - Посидим, отдохнем, - предложил я.
        Вик посмотрел на меня. Потом на небо.
        - Хорошо, посидим, - согласился он. - Только недолго. Скоро стемнеет.
        Мы сели бок о бок на толстенный сосновый корень. Понемногу я отдышался. Мы разговаривали о всяких пустяках, и вот что странно: я больше не спешил домой. Уж не знаю, почему. К тому же все это время у меня на языке вертелось сразу несколько вопросов, которые надо было бы задать гораздо раньше. Просто я не умею общаться с людьми. Тетя Элла безусловно права.
        - И все-таки, - сказал я. - Как ты меня нашел?
        - Я следил за тобой, - легко ответил Вик. - От самого супермаркета.
        - Зачем?
        - Не скажу.
        - Какого черта? Я не понимаю. Тебя дед попросил?
        - Герман? Нет. Не просил. Он ни о чем не знает.
        - Тогда зачем?
        Он посмотрел из-под руки на алое закатное солнце. Облизнул губы.
        - Лучше не спрашивай, - сказал он. - Мне придется врать. А мы не должны врать.
        - Кто это «мы»?
        - Ну… скауты-экологи. У нас тут лагерь. Называется «Эдельвейс». Слышал?
        - Надо же, - сказал я. - Еще никогда не дружил со скаутами.
        Вик покраснел. Или, может быть, побледнел, но алое солнце засветилось на его лице.
        - Да, - сказал он. - Мы можем быть. Друзьями.
        Я отвел взгляд. Я вижу, когда люди не врут. Это бывает очень редко. И когда у них друзей нет, я тоже сразу вижу. Это же все равно как в зеркало посмотреть.
        Вик откинул волосы со лба, будто они ему мешали. Так он делает, чтобы успокоиться, понял я.
        - А ты… чем занимаешься? - поинтересовался он. - Там, в городе?
        Теперь и я смутился. Сказать-то мне было особо и нечего.
        - Так, ничем, - признался я. - Тестирую игры.
        - Ты исследователь? Я видел, ты в очках. Я так и подумал.
        - Ну да, исследователь, - сказал я и, наверное, немного покраснел. - Очки специальные. Для виртуальной реальности.
        - Я не знаю, что это.
        - Дикие вы тут совсем, - сказал я. - Отсталые. Я вообще сперва решил, что ты неместный.
        - Почему? - Вик наморщил лоб. - С чего ты так решил?
        - Видно же.
        - Я сам не знаю, где я родился, - сказал он грустно. - И никто не знает. Меня в детстве нашли в лесу. Одного. Кто-то даже думал, что меня воспитали волки.
        Я поежился. А он продолжал:
        - Тогда я ни с кем не мог разговаривать. Только мог сказать, как меня зовут. Вик.
        - Вик, - для чего-то повторил я. - Интересное имя. Может, ты швед?
        - Я же говорю, не знаю. Никаких данных не сохранилось.
        - Разве так бывает?
        - В Чернолесье все бывает.
        - У меня тоже нет родителей, - сказал я. - Они умерли. Остались только дед и тетка. Да еще двоюродная сестра. В десятом классе.
        Он постарался улыбнуться:
        - Круто. Познакомишь?
        Я не успел ответить. Над нашими головами захлопали крылья. Большая черная птица опустилась на корень прямо перед нами и разинула клюв, будто хотела что-то сказать.
        - Это же Карл! - воскликнул я, обрадованный.
        - Korrekt, - прокаркал ворон почему-то по-немецки.
        - Здравствуй, Карл, - сказал Вик. Ворон взглянул на него строго. Похоже, их не нужно было знакомить.
        - Мы ничего такого не делали, Карл, - сказал я на всякий случай. - Я… немножко упал… а он помог мне выбраться. Так и передай Герману. Понял?
        Карл промолчал. Он еще раз посмотрел на нас внимательным круглым глазом, снялся и тяжело полетел в сторону дороги, ловко пробираясь между сосновыми стволами.
        - Теперь все будет хорошо, - сказал я Вику. - Карл очень умный. Он деду дорогу покажет, дед за нами и приедет. У него же пикап-вездеход. Видел, наверно? Десять минут - и мы дома. А как доберемся, залезем в баню. Ты был в русской бане? Там надо хлестать друг друга вениками из веток. Это что-то удивительное.
        Но Вик повел себя странно.
        - Нет, - сказал он. - Давай в другой раз. Мне пора возвращаться в лагерь.
        - Никуда ты не пойдешь, - сказал я. - Устроим вечеринку. Герман разрешит. А я еще ему расскажу про тебя… как ты меня вытащил… так он для тебя все сделает.
        - Не надо, - сказал Вик. - Не надо ему об этом знать.
        - Что за хрень? Ты его боишься?
        Он усмехнулся.
        - Я никого не боюсь. Но лучше не рассказывай ему ничего.
        - Да что такого случится, Вик?
        - Случится то, что он запрет тебя в доме. Будет следить за каждым шагом.
        - Но ты же снова меня вытащишь? - сказал я.
        Здесь Вик рассмеялся.
        Когда вдали послышался шум мотора, он вскочил на ноги. Пожал мне руку. И исчез. Клянусь, в эту минуту мне стало так грустно, как уже давно не бывало.
        Красный грузовичок свернул с дороги, ловко проскользнул между соснами и тормознул в десяти шагах от меня.
        - Ну, что случилось? - спросил Герман, выбираясь из кабины. Он был бодр и весел, как всегда. Только взгляд был внимательный. Озабоченный.
        - Пустяки, - сказал я.
        - Пустяки - это хорошо. Ссадины, царапины - еще лучше. У меня с собой сыворотка от столбняка… Но ответь мне на главный вопрос, пожалуйста.
        - На какой?
        Дед принял самый суровый вид:
        - Скажи, купил ли ты пиво в супермаркете?
        Герман
        «Хватит ли у нас пороху?»
        Внук мирно спал у себя на чердаке. Ничего он себе не переломал, даже фельдшера не пришлось вызывать. Был он частично перевязан, облеплен пластырями и слегка наказан за самокат (обошлось без порки). И то сказать, ищи теперь обломки по всему оврагу. Ладно, решил Герман. Это подождет до завтра.
        Ближе к ночи вдруг заехали полицейские со станции - Михалок и Сапегин. Постояли, поговорили. Оказывается, продавец в деревне попросил их проверить, добрался ли Серега до дому со своей дорогой покупкой. «Как бы чего не вышло», - сказал продавец. Вот они и заглянули к Герману после конца смены.
        Герман угостил их пивом. И заверил, что все в полном порядке.
        Но кое-что было не так. И это Германа беспокоило.
        В полночь Герман сидел за столом, и на душе у него было тяжело. Тускло светила старомодная желтая лампа. Ворон Карл, стуча когтями, расхаживал между кружек, и вид у него тоже был озабоченный.
        - Я не уверен, - сказал ему Герман. - Я весь в сомнениях, Карл. Парень еще не готов.
        Карл не отвечал.
        - У него ветер в голове, - сказал Герман. - А теперь еще и легкое сотрясение там же. Разве я был таким? А, Карл? Хорошо, ты не помнишь. Ты сам тогда был дурак и ветрогон.
        Карл глянул на него веселым черным глазом.
        - Впрочем, он молчал, - сказал Герман. - Не жаловался. Ногу сам себе перевязал, да еще таким крепким узлом. А ведь городской. И где только научился? Неужели в скаутском лагере?
        Ворон энергично повертел головой, всем видом показывая, что уж он-то никак не может этого знать.
        - Что-то ты темнишь, старый хитрец, - усмехнулся Герман. - Что-то ты недоговариваешь. Ну да бог с тобой.
        Он тяжело поднялся. Раскрыл окно. Отсыревшая рама подалась не сразу. Опершись на подоконник, поглядел в темноту.
        Там, далеко, за изгородью, клубился туман.
        - Волна снова поднимается, - сказал Герман. - Они чувствуют. Они его видели, Карл. Заметили. Они знают, кто он такой.
        Ворон тоже смотрел в окно. Он нервно топорщил перья, будто уже озяб от сквозняка.
        - Не волнуйся, - сказал Герман. - Они его не тронут. Уж я об этом позабочусь.
        Громадная серая бабочка трепетала под потолком, на границе света и тени. Герман посмотрел на нее с неудовольствием.
        - Пришибу зар-разу, - пообещал он.
        Но вместо мухобойки взял со стола мобильную рацию «Моторола». Нажал кнопку. Рация зашипела и заскрипела негромко.
        - Знаю, ты здесь, Гройль, - сказал он в микрофон. - Это я говорю, лесник Герман Волков. Смотритель Чернолесья. И вот что я скажу тебе. Если хоть один волосок упадет с головы моего внука, тебе несдобровать.
        Рация на мгновение перестала шипеть. Карл склонил голову, прислушиваясь. А Герман продолжал медленно и отчетливо:
        - Проваливай отсюда. Убирайся сам и загони свою поганую тучу обратно в шахту. Мне надоели твои дешевые спецэффекты.
        Рация снова заскрежетала.
        - Что? - Герман еле заметно улыбнулся. - Ты хочешь меня видеть, Гройль? Ты соскучился?
        Я бы на твоем месте не скучал. Но я повторю еще раз: если что-то случится с мальчишкой, я сожгу весь твой лес. И без всяких угрызений совести.
        Рация взорвалась шумом и скрипом. Герман нажал кнопку, и все стихло.
        - Он придет, - сказал он. - Он тоже не уверен. Он хочет быть уверен.
        - Ч-черт, - проговорил ворон.
        Оба поглядели вверх: серая бабочка вылетела из своего угла, пометалась у окна, стуча крыльями, затем неуклюже скользнула под раму и вылетела вон.
        Герман тихо выругался.
        - Что скажешь, Карл? - спросил он. - Хватит у нас пороху на небольшой Армагеддон?
        Ворон щелкнул клювом воинственно.
        Герман выглянул на улицу. Туман не рассеивался, только стал еще более густым. Было душно, как перед грозой. Что-то темное таилось там, за забором, темнее самой ночи.
        - Я его предупреждал, - вполголоса сказал Герман. - Теперь пусть пеняет на себя.
        Он взял в руки свой военный планшет в корпусе из прочной резины. Поглядывая в окно, набрал несколько команд на тускло светящемся экране.
        Серебристые мачты там, вдали, осветились призрачным светом, словно огнями святого Эльма. Через мгновение мощный электрический разряд проскочил между их вершинами. Зубастая молния вспыхнула с сухим треском и наотмашь ударила по лесу, затем еще и еще. В ответ откуда-то издалека донесся ни на что не похожий звук, похожий на стон, густой и низкий, как будто замедленный. Но и туман схлынул прочь, и стали видны ближние отроги Чернолесья. Сразу вслед за этим пошел дождь; тяжелые капли застучали по крыше, и началась самая настоящая гроза.
        Герман захлопнул тяжелую раму.
        - Теперь все дерьмо со двора смоется, - сказал он.
        Спящий на чердаке Сергей беспокойно перевернулся с боку на бок, сквозь сон проговорил что-то чуть слышно и снова затих.

* * *
        После ночной грозы в лесу пахло смолой и свежестью. Герману захотелось прогуляться по тропинке пешком, как в молодости, в прежней жизни, в другом лесу. Герман отогнал эту мысль как неуместную.
        Он остановил свой красный пикап у самого обрыва. Размотал веревочную лестницу. Прикрепил ее концы к машине специальными карабинами. Кряхтя, полез по металлическим ступенькам вниз, к ручью, где до сих пор валялись обломки разбитого самоката.
        Работа была непростой. Обломки приходилось нести на плечах. Первым делом Герман вытащил наверх тяжелую раму с аккумулятором. Затем - вилку и колеса. Забросил все это в кузов. Ворон Карл перемещался по бортику, контролировал.
        Повреждения не были фатальными. И раму, и все остальное легко можно было починить в деревенском автосервисе. Герман решил заехать туда прямо сегодня.
        Он еще бродил по глинистому руслу в поисках потерянных деталей, когда ворон наверху тревожно каркнул.
        Герман остановился и поглядел из-под руки на дорогу.
        Над обрывом возвышалась длинная нескладная фигура. Против солнца было трудно разглядеть, кто это, но Герман и сам прекрасно знал, кем фигура должна быть.
        Заметив, что замечен, пришелец осторожно приблизился к самому склону.
        - Я жду тебя, Герман, - сказал он неприятным, скрипучим голосом.
        Лесник кивнул. Поднял с земли обломок брызговика, еще пару каких-то гаджетов и с ними поднялся к пикапу. Как ни старался он остаться чистым, но все равно его ноги по щиколотку были облеплены жирной грязью.
        Этим он сильно отличался от гостя, чьи высокие сапоги военного образца были натерты до блеска. А еще на пришельце был коричневый кожаный плащ с двумя рядами пуговиц; офицерская фуражка, каких не носили уже лет восемьдесят, блестящая как новенькая, с крохотной кокардой в виде черепа и костей, она крепко держалась на бритой голове.
        Голова эта, впрочем, сохранилась гораздо хуже. Тощая шея была морщинистой, как у черепахи. Уши казались вырезанными из алебастра. Самым удивительным было то, что на тонком прямом носу пришельца поблескивало золотое пенсне. За стеклами прятались стальные серые глаза.
        Под взглядом этих глаз Герман не дрогнул.
        - Вечер в хату, - непонятно сказал он. - Корона не давит?
        Пришедший сплюнул.
        - Все чудишь, - сказал он. - Не жди от меня того же.
        Герман сорвал на обочине пучок травы и принялся вытирать ботинки.
        - Я только одного жду от тебя, Гройль, - сказал он невозмутимо. - Когда ты отсюда уберешься.
        Тот, кого назвали Гройлем, нахмурился.
        - Сколько раз тебе говорить. Не называй меня так… в этом обличье. Как ты знаешь, имен у меня много. Сейчас перед тобой стоит доктор наук Флориан Штарк.
        - До-октор? - насмешливо переспросил Герман.
        - Именно. Ведущий специалист по экологии.
        Герман закончил чистку ботинок. Сплюнул. Тоже хмуро взглянул на гостя:
        - Оставь эти игры для своих пионеров. Вместе со своей фуражкой и немецким тряпьем. Уж я-то помню твою фамилию - Сморкович… заключенный Сморкович. Говори, зачем пришел. Тебе мало вчерашнего фейерверка?
        - Мне никогда не бывает мало, - глухо сказал мнимый доктор. - Я пришел, чтобы заключить сделку.
        - Не слишком ли долго ты ждал?
        - Я ждал ровно столько, сколько требуется, чтобы лишний раз убедиться в твоем непробиваемом упрямстве. Ты все еще рассчитываешь пристроить к своему гиблому делу наследников? Этот, кажется, последний из рода?
        - Ты про Серегу? - Герман даже рассмеялся, по виду вполне благодушно. - Да у него наследников будет полдеревни! Мальчишке и пятнадцати нет. Он еще, можно сказать, не развернулся в полную силу.
        Герман подобрал с земли какую-то гайку. Повертел в руках и кинул в кузов. Карл беспокойно захлопал крыльями и щелкнул клювом.
        - Нет у него никакой силы, - сказал Гройль. - И ты сам это знаешь. Он даже не полукровка. Он последыш. В нем не осталось почти ничего от нашей общей судьбы. Тебе не вдохнуть жизнь в свой угасающий род, как ты ни старайся.
        - Значит, я управлюсь с тобой сам, - сказал Герман.
        - Вот мы и подошли к предмету сделки. Итак, ты оставляешь свои унылые попытки бороться с нами. Мы… оставляем тебя в живых. Впрочем, это означает всего лишь то, что ты умрешь своей смертью.
        - Не пойдет, - покачал головой Герман. - Моя жизнь меня не слишком заботит. Да кстати и ты, Гройль, не протянешь долго. У тебя уже ум заходит за разум. Достаточно посмотреть на твою фуражку… и на то, что под ней. Нет, Гройль. Твоя сделка изначально ничтожна.
        - Хорошо. Будь по-твоему. Я сохраню жизнь твоему Сергею… и его вероятным потомкам, так уж и быть… отныне и во веки веков, - сказал Гройль. - Ну, а мои условия ты слышал.
        - С каких это пор ты повелеваешь вечностью? - спросил Герман.
        - С тех пор, как ощутил силу, мой друг. За мной стоит целая армия, - тут Гройль приосанился. - Да, целая армия! Ты о ней наслышан, не так ли? А вот за твоей спиной пусто.
        - Мой Сережка один стоит целой армии, - возразил Герман. - Он, знаешь ли, с детства дружит с техникой. И он не будет бить искусственными молниями по периметру. Он использует… плазменную пушку со спутниковой навигацией… и не оставит от твоего гнусного логова камня на камне.
        - Ты блефуешь. Ты тянешь время.
        - Мое время принадлежит только мне.
        - Кто знает, - проговорил Гройль задумчиво. - И кто знает, чью сторону выберет твой глупый внук… когда придет его час выбирать.
        Герман помрачнел. Тогда Гройль отсалютовал ему коротким, давно забытым жестом, развернулся на каблуках - на земле остались два следа причудливой формы - и двинулся прочь от дороги в лес, стараясь не запинаться о кочки.
        Старый Герман стоял и смотрел ему вслед, пока тот не скрылся в тумане. Затем махнул рукой Карлу, и тот перебрался в кабину, где вцепился когтями в спинку сиденья и притих, нахохлившись.
        - Слыхал, дружище? - спросил Герман у ворона. - Что думаешь?
        - Кр-рах? - спросил ворон.
        - Ну, это мы еще посмотрим. Жаль… да, жаль. Времени все меньше.
        Он завел мотор и погнал пикап в деревню. Радиостанция на панели приборов молчала, и только в кузове гремели железки.
        Сергей Волков
        Лагерь «Эдельвейс»
        На третий день голова перестала кружиться. Это была победа. Потому что я смог включить смартфон с очками, и меня даже ни разу не стошнило от виртуальной реальности.
        Перед этим было еще кое-что. Дед устроил мне хорошую взбучку за потерянный самокат. Потом сам же его нашел и отвез в автосервис, где ему починили раму при помощи электросварки. Теперь на раме красуется кривой алюминиевый шов, и мне даже не хочется его закрашивать.
        Мой разбитый телефон дед ухитрился сдать обратно в магазин, где взамен ему выдали новый, такой же. Администратор пояснил, что фирма-изготовитель не обязана по гарантии менять испорченный товар. И что он идет на некоторое нарушение правил исключительно ради Германа, потому что когда-то, когда он, администратор, был еще мальчишкой, Герман позволял ему садиться за руль своей старой «Нивы». Я даже поревновал минуты две, потому что мне-то садиться за руль не позволялось, но потом решил, что все это было давно, когда меня еще и на свете не было, и обижаться нет смысла, а новый смартфон - вот он. Я немедленно скачал новые приложения, ходил по двору в очках и наслаждался дополненной реальностью. Небо к вечеру стало ярко-красным, облака разошлись как занавес в театре, и фон был просто фантастическим.
        Я даже вздрогнул, когда в поле зрения моих очков вдруг влетел ворон Карл. Он был похож на громадного черного орла, как на флаге. Глаза горели желтым огнем, крылья рассыпали искры.
        Со страху я отключил приложение. Карл стал обыкновенной птицей. Сел на садовую скамейку и внимательно посмотрел на меня. Я снял очки.
        - Карл, где Герман? - спросил я у него.
        Я знал, что ворон прекрасно понимает вопросы и даже, когда хочет, отвечает.
        - Р-работа, - сказал ворон. - Патр-руль.
        - Ясно, - я даже улыбнулся. Можно было не ждать деда скоро. С другой стороны, не играть же до ночи, думал я. Хотелось заняться чем-нибудь еще, вот только чем?
        - Др-руг, - вдруг сказал Карл.
        - Что?
        - Вор-рота. Др-руг.
        Я обернулся. За въездными воротами никого не было. Ворон досадливо переступил с ноги на ногу и показал носом совсем в другую сторону.
        Ну конечно. В усадьбе были и другие ворота, со стороны леса - широкие, распашные, чтобы мог проехать трактор, а может, и танк. Обычно они были заперты. Я обошел дом и увидел, что за воротами опять-таки никого нет, зато снаружи у забора из длинных бревен скромно стоит Вик.
        Он был в том же самом наряде, что и в прошлый раз. В холщовой рубашке и застиранных джинсах.
        Увидав меня, он приветственно помахал.
        - Перелезай сюда, - сказал я ему.
        Он молча показал на стальную мачту с антеннами.
        - Не бойся, - сказал я, подходя ближе. - Сигнализацию только ночью включают. Слишком много электричества жрет.
        Второй раз просить не пришлось. Вик свободно перемахнул через забор, я даже позавидовал. Мои-то руки и ноги еще ныли после неудачного рейса.
        Он протянул мне руку, все еще стараясь не улыбаться. Но я подошел ближе, обнял его, как медведь, и крепко хлопнул несколько раз по спине. Таким приемам меня научил дед.
        Вот только Вик был непривычен к такому обращению. Он высвободился и покраснел.
        - Ты чего, - спросил я.
        - Зачем ты делаешь такой захват? - спросил он.
        - Эх вы, экологи, - сказал я. - Отстали вы от времени. Все реальные пацаны так здороваются.
        - Я думал, ты хочешь атаковать.
        - Интересно. А если бы я действительно хотел?
        Вместо ответа Вик сделал одно неуловимое движение, и я оказался лежащим на травке. Впрочем, я приземлился мягко и как будто даже с поддержкой. Уложив меня на землю, этот парень выпрямился и покраснел еще больше.
        Я хотел было его пнуть. Но без особой злости. И потом, я видел, что каждое мое движение у него под контролем.
        - Одичали вы тут совсем, - пробормотал я.
        Он присел на корточки.
        - Извини, - сказал он. - Я забыл, что ты ранен. Ты не мог нападать в полную силу. Мне не следовало так себя вести.
        Я потрогал свою повязку под штаниной. Рана уже не болела, только чесалась.
        - Это точно, - сказал я. - Не следовало. Где вас, кстати, таким приемам учат? В вашем лагере?
        - Да. Я ведь там с детства. Летом мы живем здесь. Зимой переезжаем поближе к городу. У нас есть эти… домики на колесах.
        Я вспомнил свой навязчивый сон. Черный туман, стоявший за дверью вагончика. Но я не подал виду.
        - Значит, вы здесь на все каникулы? - спросил я.
        - В «Эдельвейсе» нет каникул, - сказал он. - У нас и школы нет. Мы учимся прямо в лагере. Как это говорится… всему понемножку.
        - Счастливые люди, - сказал я.
        Он наконец-то улыбнулся.
        - Хочешь, сходим к нам? - спросил он. - Я покажу, как мы живем.
        Я взглянул на солнце. До вечера было еще далеко.
        - Это можно, - сказал я. - Если ненадолго, чтоб дед не узнал. Только зачем пешком ходить? Сгоняем на самокате.
        Так мы и сделали.
        Самокат выдержал двоих. Мощный электромотор тянул даже в гору. За всю поездку нас никто не видел, никто не обогнал и никто не попался навстречу.
        На памятном мне повороте мы свернули в другую сторону. По старинной шахтерской дороге углубились в лес. Там пришлось пойти пешком. Мне не хотелось снова полететь под откос из-за какого-нибудь волшебного корня, да еще чтоб этот Вик прилетел сверху.
        Да, лес был непростым. Я шел, глядя по сторонам и разинув рот. Громадные сосны уходили кронами в небеса. Невидимые птицы перекликались, и дятел долбил свои послания, и кукушка куковала нам какую-то бесконечную жизнь. Возможно, впрочем, что этот срок надо было делить на двоих.
        Наконец впереди забрезжил свет, сосны расступились, и мы оказались на обширной поляне, заставленной по периметру палатками. Была среди них и пара жилых прицепов. Тут-то я и понял, что мы давно уже обнаружены.
        На краю поляны нас ждали.
        Трое или четверо ребят довольно угрожающего вида, постарше нас, стояли на нашем пути. Я поискал взглядом их мотоциклы: так и есть, они были припаркованы в сторонке. Это были легкие бензиновые «ямахи», как у гонщиков на мотокроссе. Такие кожаные куртки, как у них, мне приходилось видеть только у адских байкеров в американских фильмах. Словом, эти ребята были так же похожи на мирных экологов, как я на балерину.
        Мы остановились. Я поставил самокат на подножку и скрестил руки на груди. Вик шагнул вперед и что-то тихо сказал одному из встречавших. По всему видно, тот служил здесь охранником. Габариты позволяли.
        Он придирчиво оглядел меня с головы до ног.
        - Значит, ты Серега Волков? - уточнил он. - Ты приехал из города? Ну как, нормально добрался?
        Я неопределенно кивнул. Но он продолжал:
        - Кажется, был небольшой инцидент на дороге? Все закончилось благополучно?
        - Более или менее, - сказал я.
        - У нас тут нужно глядеть в оба, - не унимался он. - А то ведь недолго и шею сломать. Ты должен быть благодарен своему приятелю. Наш Вик всегда готов помочь. Он хочет быть добреньким… белым и пушистым…
        Я не понимал, о чем это он. А Вик, кажется, понимал вполне, потому что побледнел и сжал кулаки. Но мощный мотоциклист как ни в чем не бывало повернулся к нему:
        - Значит, ты пригласил своего дружка прямо в «Эдельвейс»? Мило, мило. Только смотри, светлячок… не пришлось бы тебе потом за него краснеть. А ты знаешь, как у нас краснеют. До крови. Ты все еще стесняешься крови?
        Вик молчал. Только скрипел зубами.
        - Не болтай, Андрон, - сказал другой мотоциклист, не такой чудовищный с виду и явно поумнее. - Лучше проверь-ка нашего дорогого гостя. Вдруг он принес к нам что-нибудь… неэкологичное?
        - Стой и не шевелись, - сказал мне этот Андрон.
        Он подошел вплотную и оказался вдвое шире меня. Проверил мои карманы (я не сопротивлялся). Толстыми пальцами, похожими на перетянутые сосиски, вытянул смартфон. Повертел в руках очки для дополненной реальности.
        - Это не нужно, - сказал он. - Положи это здесь.
        Все-таки дикари, решил я. И спрятал очки с телефоном под сиденье.
        - Все в порядке, Феликс, - сказал Андрон тому, второму.
        Я присмотрелся к нему получше. Это был парень лет восемнадцати, долговязый, с выбритыми висками и длинной темной челкой на левую сторону. Вот только усы у него еще не росли. Я не удержался и усмехнулся. Он заметил.
        - Осторожнее, Сергей Волков, - посоветовал он. - Как я уже говорил, сегодня ты наш гость… но завтра все может быть иначе.
        Больше он ничего не сказал.
        Пока мы шли через поляну, Вик шепнул мне:
        - Андрона не слушай. Феликс - главный в отряде. Он скажет, можно тебе остаться или нет.
        - Я сам еще не решил, хочу я или нет, - отозвался я.
        - Я хочу, чтобы ты захотел.
        Вы сами видите: этот Вик общался как-то странно. Да и вел себя тоже странно.
        - Облаков нет, - сказал он. - Оставайся. Сегодня полнолуние.
        Я уже чуть было не сказал ему, чтобы он прекратил говорить загадками, но тут увидел кое-что новое и даже забыл, что хотел.
        Посреди поляны горел костер. Вокруг него сидело сразу несколько девчонок. Они были одеты в какие-то сумасшедшие длинные рубашки из грубой белой ткани, застегнутые на маленькие пуговицы - и больше ни во что. Так иногда разгуливала по дому моя сестричка Вероника, когда ей не хотелось утром переодеваться. Легко понять, что на нее я так не смотрел.
        Одна из девчонок, стоя на коленях, ворошила угли длинным деревянным прутом. Другие следили за тем, что она делает. Искры летели вверх. От костра исходил вкусный можжевеловый дым. Та девчонка, с прутом, подняла глаза и увидела нас.
        - Смотрите-ка, кого привел наш Вик, - сказала она. - Могу поспорить, что это и есть тот самый Сережа Волков.
        Голос у нее был совсем взрослый и чуть-чуть хриплый. Но мне почему-то очень захотелось говорить именно с ней.
        - Ну да, это я, - сказал я и тоже охрип. Вик взглянул на меня искоса и усмехнулся.
        Остальные сидевшие у костра посмотрели на меня в упор. Все они были очень красивые. Все немного старше нас. И тоже очень дикие. Ну, если вы понимаете, о чем я.
        - Иди к нам, Сережа Волков, - сказала та девушка. - Меня зовут Майя… остальных ты тоже узнаешь. Со временем.
        Они подвинулись, и я присел с ними рядом у костра. Да, все они носили платье на голое тело. Наверное, в этом не было ничего такого, ходят же люди в сауну. Но все же когда шесть девчонок в одних рубашках сидят с тобой бок о бок - это уже слишком. И когда сразу две обнимают тебя за плечи - это еще более слишком. Мне вдруг показалось, что я сейчас потеряю сознание и упаду лицом в костер.
        - Да ты не волнуйся, - сказала Майя. - Для начала ты должен выпить вот это.
        Тут я заметил, что передо мной на костре булькает и брызжет кипятком небольшой медный чайник, какие я видел разве что в кино про старинные времена. Чайник стоял на камнях прямо посреди углей, и Майя очень ловко поддела его своей деревяшкой и извлекла из пламени.
        - Это колдовское зелье, - подсказал Вик. - Так они его называют. Не бойся. Это просто игра.
        Я потянул воздух носом и уловил необычный, слегка удушливый травяной запах. Вероника иногда заваривала у себя в комнате травяной чай и уверяла, что это настоящий волшебный напиток из Тибета, прямиком из Шамбалы (знать бы еще, что это такое), но эти травки пахли как-то не так. Я бы даже отметил, что Вероникины тибетские травки пахли примерно так, как если бы им очень-очень хотелось дотянуться до этой, здешней.
        Никак не комментируя свои действия, Майя наполнила один за другим два глиняных стаканчика - кургузых, словно вылепленных вручную.
        - К столу, дети, к столу, - сказала она по-сказочному, и я даже не заметил, как протянул руку первым.
        Это было и вправду как в сказке. В сказке про девчонок-колдуний, которые унесли в свое колдовское царство мертвого принца и там его оживили. Я пил, обжигаясь, и чувствовал, что с каждым глотком все больше схожу с ума. Мне уже хотелось узнать, что же эти ведьмы делали потом с принцем и как именно они это делали. Майя посмотрела на меня строго и насмешливо - а может, мне это только показалось. Вик только пригубил напиток из своей чашки. Нагнулся к моему уху и спросил опять:
        - Ты остаешься?
        Я даже не хотел ничего говорить. Конечно, я уже хотел остаться. Я даже не вспоминал о том, что где-то далеко под сиденьем моего самоката лежит смартфон, который уже давно беззвучно вибрирует и пытается разбудить меня от этого чудесного сна, но у него не получается.
        Но самое удивительное было впереди.
        Майя пристально поглядела на меня. Улыбнулась едва заметно. Облизнула губы. А потом произнесла - новым, незнакомым, волшебным голосом - три слова, как заклинание в игре: «Wexen… Hexen… Silbermond!»
        И - одновременно с этим - подняла медный чайник и выплеснула все, что в нем оставалось, в костер.
        Пламя вспыхнуло и поднялось выше человеческого роста. Искры рассыпались фейерверком. Высокие сосны, что окружали поляну, медленно тронулись с места и поехали в сторону, как будто мы сидели в центре громадной карусели, и я повалился на землю, чтобы не упасть. Кажется, я стоял на четвереньках, а карусель все кружилась, и вокруг мелькали чьи-то лица, и разноцветные пятна вспыхивали перед моими глазами, словно я до сих пор был в очках для виртуальной реальности - а ведь я прекрасно помнил, что оставил их далеко отсюда! И все же это было больше всего похоже на игру, на одну очень знакомую игру, в которой все превращаются в…

* * *
        Я стоял на всех четырех лапах, и это было очень удобно. Ребра больше не болели, голова не кружилась. Да и крутить головой было не нужно. Новое звериное зрение было очень удобным. Даже не оглядываясь, я видел, что Вик держится чуть поодаль, за моим плечом, готовый прийти на помощь, если мне будет плохо. Он мой друг, знал я.
        - Круто? - беззвучно спросил Вик.
        Я повернулся к нему всем телом.
        Вик был ростом с меня, даже чуть повыше в холке. Шерсть у него оказалась светлая, почти белая, серебристая, и это было красиво, потому что он весь как будто светился под луной. Да, полная луна висела в небе прямо над нами, и это меня беспокоило - сам не знаю, почему. Я поднял морду к небу и уже хотел запеть песню, но Вик сделал шаг вперед и тихонько куснул меня за ухо.
        - Тише, - сказал он. - Девчонки смеяться будут.
        - Это почему? - обиделся я.
        - Все так делают. В первый раз. И все смеются.
        - Забей, - сказал я упрямо, оттолкнул его плечом и завыл.
        Это была славная песня. Так мне казалось. Она разносилась над лесом, она достигала самой луны, и луна в ответ благосклонно улыбалась мне - такому сильному, красивому, молодому волку.
        Но этот чертов Вик оказался прав. Стоило мне остановиться, чтобы глотнуть воздуха, как я услышал веселый смех. Беззвучный: волки не смеются вслух. Я старался не обращать внимания на девчонок, но знал, что они смотрят на меня, и щелкают белыми зубками, и машут серыми красивыми хвостами, и показывают длинные розовые языки. А вон там кто-то даже повалился от смеха на траву и катается по ней, размахивая в воздухе всеми четырьмя лапами. Да еще и рослый черный Феликс стоит там, вдалеке, и тоже ухмыляется.
        - Ну а чего случилось-то, - спросил я смущенно как бы у всех сразу.
        Одна молодая волчица выступила вперед из темного круга, и я узнал в ней Майю - даже не спрашивайте, как. Я узнал ее по глазам, по голосу в моей голове, а главное - по запаху. Да, по запаху. Ничто на свете не пахло так приятно и так тревожно.
        - Малыш, - сказала она. - Ты еще не умеешь петь. И врать ты не умеешь…
        Здесь я бы покраснел, наверно, если бы оставался человеком. Потому что я уже знал, что она скажет. Я начинал понимать, как они говорят друг с другом. Ну, то есть как мы говорим.
        - Ты поешь о том, что ты еще совсем мальчишка, - продолжала она. - Что у тебя еще не было ни одной подружки… хотя очень хотелось… и все это слышат. И все понимают. Это люди умеют притворяться… обманывать… верить в обман… но мы-то не люди.
        Хоть она и говорила негромко и ласково, шерсть на моей спине вдруг встала дыбом.
        - Но кто же мы? - спросил я.
        - Раньше люди про нас говорили - вервольфы, оборотни. Сейчас никак не говорят. Мы сделали так, что они замолчали… это сделали мы, сверхволки…
        - Не болтай лишнего, Майя, - прервал ее Феликс.
        Как я уже говорил, он стал крупным черным волком с необычно длинной шерстью на загривке. Его глаза светились в темноте, а взгляд был тяжелым и недобрым. Я знал, что он мне не друг. Но он был вожак этой стаи.
        Он подошел ближе. Майя посторонилась. Только один Вик по-прежнему стоял за моей спиной, и я чувствовал его тревогу.
        - Ну что же, с днем рождения, темнейджер, - сказал Феликс. Да, он использовал это странное слово, и потом оно стало означать для меня очень много. Но тогда я услышал его в первый раз.
        - Почему темнейджер? - спросил я.
        - Оборотни - порождение тьмы. Во всяком случае, так принято думать. Поэтому ты и темнейджер. Этим словом называют наш молодняк. У взрослых другая история, - тут он горделиво приосанился, давая понять, что он-то уже взрослый. - Но ты должен знать: нас уже много, и нас все больше. Здесь ты видишь только младший отряд, «Эдельвейс». Таких отрядов, как у нас, десятки по всему миру. Где-то мы притворяемся экологами, где-то поисковиками, где-то - реконструкторами истории… вот и здесь мы кое-что реконструируем…
        - Мне кажется, теперь ты болтаешь лишнее, Феликс, - заметила Майя.
        - Отчего же. Пусть знает. Давным-давно, когда была мировая война, оборотни из разных стран тоже сражались между собой… а кое-кто говорит, что мы и до сих пор продолжаем бороться, только в другом пространстве и времени…
        - Никогда не слышал ни о чем подобном, - сказал я.
        - Конечно. Ты же был человеком. Такие тайны - не для людей. Было бы странно, если бы мы болтали об этом в открытом интернете.
        - Но… - я на секунду смутился. - Я никогда не думал, что я… стану волком.
        - Никогда не думал? - Феликс усмехнулся. - Брось. Это у тебя в крови. И ты всегда это знал. Ну-ка, вспомни: какую игру ты скачал сегодня вечером? «Темный век»? Вот тебе и ответ. Ты всегда мечтал быть с нами.
        Я промолчал. Он был прав. Я всегда знал, кто я. Нет: я знал, кем я должен быть. Именно поэтому я ни на секунду не скучал по своему прежнему облику. Я больше не был дурацким неуклюжим замкнутым подростком с гигантскими амбициями. Сейчас я был смелым и сильным волком-оборотнем, и мои мечты нечаянно обернулись реальностью.
        Наверное, вы слышали басню про волка в овечьей шкуре? Ерунда. Это не работает. Это просто глупо. Вот когда баран примеряет волчью - совсем другое дело. Его статус резко меняется… на противоположный.
        И пусть надо мной только что посмеялись волчицы-девчонки - я уже знал, что только так они выражают свой интерес. Я всегда мечтал быть с ними? Да. Я только об этом и мечтал.
        - Я теперь всегда буду волком? - спросил я, хотя и знал, что звучит по-детски глупо.
        - Не забегай вперед, - ответил Феликс. - Иные новички не доживали и до рассвета.
        - Это почему?
        - Не выдерживали испытаний.
        - И что же это за испытания?
        - Разные. Ну, допустим, это может быть поединок. Ты должен показать свою силу. Слабаки нам тут не нужны. Слабаков находят потом в долине, у ручья. Иногда по частям. Кстати… тебя ведь тоже там нашли, если я не ошибаюсь? Пожалели, вытащили из лужи?
        Вик, который стоял рядом, напрягся. Покосился на меня. Я знал, о чем он думает. Но он продолжал быть на моей стороне, и это я тоже знал.
        Поэтому мне было плевать на намеки Феликса.
        - Значит, поединок, - сказал я. - И с кем же?
        Вик чуть заметно задрожал, и это не укрылось от глаз Феликса.
        - Да уж, конечно, не с твоим светленьким приятелем, - отвечал он, усмехаясь. - Будто я не знаю, что он тебе подыграет, чтобы ты остался. Ему, видите ли, здесь скучно. Не-ет. Ты будешь сражаться с самым сильным волком в стае. Даже не буду объяснять, кто это, но далеко ходить тебе не придется. Твоя задача - выстоять хотя бы минуту. А Майя… да, Майя будет следить, чтобы все было честно.
        - То есть, ты уверен, что Майя мне не подыграет? - спросил я с усмешкой. В этой волчьей шкуре я стал необыкновенно смелым и даже безрассудным. Это было непривычно.
        Вот и Феликс тихонько зарычал. Я понимал, что он хочет сказать, что таких наглых пионеров в «Эдельвейсе» давно не видели. Но мне было все равно. Я просто стоял и смотрел ему в глаза. И знаете, почему? Потому что на меня смотрела Майя.
        И она посмотрела на меня еще раз, будто оценивала. Вот это и есть настоящее испытание, подумал я вдруг.
        - А ты не трус, - сказала она негромко.
        - Проверим, - проворчал Феликс. Прикрыл глаза, будто устал от разговора со мной. Расслабленно переступил с лапы на лапу. И вдруг прыгнул.
        Не понимаю, как это произошло, но я увернулся. Его зубы лязгнули в воздухе рядом с моим горлом, и тяжелая туша медленно, очень медленно налетела на то место, где я только что стоял, потому что я с молниеносной быстротой подскочил и развернулся в воздухе. Я никогда не владел своим телом в таком совершенстве. Спустя мгновение я стоял на всех четырех лапах и наблюдал, как черный волк не очень-то ловко приземляется боком ко мне. Еще одну долю мгновения я думал о том, что могу его убить: для этого всего лишь нужно метнуться вперед и вцепиться ему в шею сзади, пока он не опомнился. Но я стоял неподвижно. Вик глядел на меня с восторгом. Девчонки стояли в стороне, боязливо сбившись в кучу, но их глаза светились любопытством. Я посмотрел на Майю: она улыбалась. Кажется, она даже не удивилась, что я выиграл.
        А ведь этот Феликс тоже мог победить, подумал я. Если бы он не промазал, я валялся бы сейчас на земле с разорванным горлом, истекая кровью и в последний раз пытаясь вздохнуть.
        Мгновение кончилось. Феликс смотрел на меня, и глаза у него были бешеные. Он не привык проигрывать. Он кое-как сдерживался, чтобы не кинуться на меня снова. И сдержался.
        - Ну, погоди, - процедил он беззвучно, показав передние зубы. - Допрыгаешься.
        Когда-то дед показывал мне старый советский мульт. Там тоже был волк, только нестрашный и глупый. Он гонялся за мелким подлым зайцем и все повторял: «Ну, погоди!», потому что больше ничего говорить не умел.
        - Надо же, какой талантливый парень, - сказала тут Майя, слегка растягивая слова. - Дедушка Герман мог бы тобой гордиться. Не так ли?
        - Причем тут Герман? - спросил я.
        - Ну а как же. Разве не он тебя учил таким приемам?
        - Он? Меня?
        - Тебя. Он ведь хочет, чтобы ты стал Смотрителем?
        Я даже не знал, что ей ответить. А Майя теперь она смотрела на Феликса, и я больше не понимал, о чем она говорит. Я мог понимать мысли, когда они были обращены ко мне, но здесь она переговаривалась о чем-то с ним. Мне это не понравилось.
        А еще я вдруг подумал вот что: если бы я валялся сейчас на земле, истекая кровью, Майя точно так же насмешливо смотрела бы на Феликса. И на встрепанного Вика, который стоял в пяти шагах от меня и тяжело дышал, будто это он, а не я, только что участвовал в поединке.
        - Пойдем, - сказал ей Феликс. - На сегодня хватит. Пусть наш герой раздает поклонницам автографы.
        Они вдвоем скрылись в темноте, и мне оставалось только проводить их долгим взглядом. Мне было грустно. Я и не знал, что могу так ревновать. Странно: когда я был человеком, ничего подобного со мной не случалось.
        Вик подошел ближе. Ткнулся носом в мое плечо.
        - Ты очень быстрый, - сказал он. - Ты будешь быстрее всех, если захочешь.
        - А куда мне спешить? - спросил я, хотя думал совсем о другом.
        - Волк-оборотень должен быть очень быстрым.
        Кто медленный, того все равно рано или поздно убьют.
        Вот тут я взглянул на него с интересом.
        - А ты? - спросил я. - Ты тоже выдержал испытание?
        - Я был самым быстрым, - отвечал он спокойно. - До тебя.
        Я стоял и смотрел на него. Я с трудом верил, хотя не верить ему было нельзя. Я даже потянул носом воздух. Нюх давал мне еще одно преимущество - даже получше зрения. Этот Вик признал, что я сильнее, и все равно для нас ничего не изменилось. Я знал, что он по-прежнему мой друг, и других у меня нет.
        Зато у меня будет много подружек. Это я понял прямо сейчас. Девчонки, осмелев, подходили ко мне, жмурились от удовольствия и норовили прикоснуться носом к моему носу: это они так знакомились. Вик отошел в сторону. Он еле заметно скалил зубы и облизывался. Так он улыбался.
        - Серенький, Серенький, ты нам телефон скажешь? - спрашивали девчонки. - А у тебя правда подружки нет? А почему? - («Вот дура», - куснула при этих словах одна другую). - А тебе какие девочки нравятся?
        Мне нравились все. Несколько минут - и мы уже сбились в кучу, и кувыркались, и трепали друг друга за уши. Вик помедлил, а потом присоединился к нам. Он оказался стремительным, как белая молния: когда ему пришло в голову погоняться за мной по кустам, я едва смог спастись.
        Стало шумно и весело, как на школьном дворе в пятом классе. Хотя слово «шум» тут не годится. В мире оборотней все звуки были какими-то странными, медленными, тормозными, как если бы ты плавал под водой бассейне и у тебя заложило уши. Лес гудел задумчиво и густо, птицы щебетали где-то в другом времени, и даже шишки не успевали хрустеть под ногами - так быстро мы двигались.
        И все же мы слышали друг друга. Всех сразу и по отдельности. Я слышал, как девчонки-волчицы обсуждают меня и подшучивают над моим другом. Это было смешно. И еще я понял, почему они… то есть мы… не любим и не умеем врать. Телепатический слух не позволяет скрывать мысли. Ну или надо очень постараться, чтобы тебя не услышали. Я этого еще не умел. Да и не хотел.
        Да, было чертовски весело. Но не это было главным. Я больше не чувствовал себя одиноким…нет, и это не так. Я был свободен от своего одиночества. Да, я был свободен.
        И еще. Никогда в жизни я не был с девчонками так близко. Правда, я мечтал… не о них. Нет, не так. Не обо всех. Я мечтал лишь об одной.
        Когда Вик улучил момент и сильно толкнул меня носом в бок, я даже обозлился.
        - Ты чего? - спросил я.
        - Завязывай, - сказал мне Вик. - Нельзя тратить время. Я покажу тебе кое-что.
        - Может, потом?
        - Здесь нет «потом». А тебе нужно многое узнать. Пошли со мной.
        Такого свинства я от него не ожидал. А чего ожидал, не знал и сам.
        - Ну, пошли, - послушался я.
        Я думал, он устроит мне скучную экскурсию, как в школе, но вышло не так. Отбившись от подружек, мы вышли вдвоем за пределы лагеря, на лесную дорогу, где все еще стоял мой самокат. Кто бы мог подумать: на этот раз он показался мне довольно скучным и неудобным средством передвижения. Четыре великолепные лапы были лучше. А быстрота, с которой я мог теперь двигаться, просто завораживала.
        - Осторожно, - предупредил Вик. - Не всегда можно включать гиперскорость. Только в свободном пространстве.
        - Вот и я хотел спросить, - сказал я. - Если встретится корень или пенек? Я же разобьюсь в хлам. Как тогда в овраге, на самокате, помнишь?
        - Сравнил, - усмехнулся Вик. - Скорость сверхволка в миллион раз выше. Я точно не знаю, как мы движемся. Директор говорил об этом, я не все понял. Мы не просто перемещаемся. Иначе сгорели бы за секунду. Мы… переносимся. Распадаемся на кванты, а потом снова собираемся. Понял?
        - В одной игре было что-то такое, - вспомнил я.
        - Это тоже игра. Только лучше всех. Давай… побежали.
        Похоже, мы с ним были неплохо синхронизированы. Не успел он сосчитать до одного, как я стартанул вместе с ним. Я не думал, куда я бегу, и вообще ни о чем не думал. Да и трудно назвать бегом то состояние, в котором я оказался. Можно было бы решить, что мы летели куда-то по воздуху, как в волшебных сапогах, - но и это было бы неправдой. Никакого полета не было тоже. Я просто видел серебристый туман вокруг и серебристую спину Вика совсем рядом.
        Вероятно, он знал, где хочет остановиться. Потому что мы остановились именно там.
        Мы стояли на знакомой деревенской площади, возле самой станции. Там, за забором, вдаль убегали рельсы и горели какие-то разноцветные железнодорожные фонари. Над нами раскинулось темное небо, и в этом небе виднелись звезды, каких я никогда не видел в городе. Луна призывно сверкала как громадная перламутровая раковина из какого-нибудь южного моря, и я почему-то вспомнил про тетю Эллу. Бедняжка сошла бы с ума, если бы меня сейчас увидела. Про сестричку Веронику я и вовсе молчу. Насколько я мог судить, она терпеть не могла собак - что уж говорить про кузена-волка.
        Как обычно в мире оборотней, вокруг было тихо и… неподвижно. Редкие фонари отражались в лужах на асфальте - я даже не мог припомнить, когда же сегодня шел дождь, а вот, оказывается, шел. Не было ни пешеходов, ни машин, только «УАЗ» с синими мигалками стоял припаркованным неподалеку, возле отдела милиции, в котором было освещено одно окно.
        Чуть дальше светились две веселые красные буквы: это была вывеска местного минимаркета. Там я покупал телефон. Магазин был продвинутый, даже не скажешь, что деревенский.
        - Заглянем? - спросил Вик, улыбаясь.
        - Почему туда?
        - Как почему, - удивился Вик. - Новички всегда просят.
        - Так ведь заперто, - сказал я.
        - Вот именно поэтому. Разве нет?
        Я кивнул. И мне снова не пришлось ничего делать. Просто спустя мгновение мы с ним были уже внутри. Ни двери, ни окна даже не дрогнули, стекла остались целыми, и ночная сигнализация не сработала. Я посмотрел на видеокамеры, которые висели по углам. Они равнодушно поблескивали в полутьме.
        Думаю, два чертовски диких волка - серый и белый - посреди пустынного торгового зала получили бы миллион просмотров. Я-то нас видел, и могу подтвердить, что выглядели мы круто. Мы отражались в витринах и зеркалах, и было даже немного обидно, что человеческая техника нас напрочь не замечает.
        - Я же говорю, сейчас мы - проекция, - сказал Вик. - Но мы можем концентрироваться. Когда надо.
        Он тронул носом стеклянную витрину, и стекло скрипнуло и задрожало. Потом его морда проникла внутрь - или это была только проекция морды?
        - Хочешь новый айфон? - спросил Вик. - Выбирай. Я постараюсь не прокусить коробку.
        - Не хочу, - сказал я. - Здесь хороший хозяин. Он мне телефон бесплатно поменял. У него будут убытки.
        - Ты добрый.
        - Да и зачем мне айфон, - добавил я. - У меня лапки.
        Он не помнил этот мем, но все равно посмеялся.
        Я не стал ему говорить, но он был опять прав. Ни одна игра в лучшем телефоне не могла сравниться с той, в которую я играл сейчас. Было даже смешно думать, что я когда-нибудь снова надену свои убогие 3D-очки и включу тормозную графику. Все это было слишком по-человечески, а я чувствовал себя волком. Нет: сверхволком.
        Я хотел гордо завыть, но удержался. Наверно, постеснялся.
        - Пошли отсюда, - сказал я.
        Тем же способом, до сих пор неизвестным мне, мы оказались на улице. Оказалось, что за это время там кое-что изменилось. Это было как в игре «найди десять отличий»: окно в участке погасло, зато милиционер сам появился на крыльце.
        И не один, а с девушкой. Очень молодой и стройной. Она была в курточке с капюшоном, будто боялась, что ее увидят и узнают.
        Хотя прятаться от двух сверхволков было глупо.
        - Симпатичная, - сказал я.
        - Я ее помню, - сказал Вик. - Она тут недалеко живет.
        Я не особо слушал, что он говорит про эту девушку. Я даже не присматривался к ней. Потому что я смотрел на них обоих.
        Конечно, они целовались. Не то чтобы я никогда не видел, как парень целует девушку. Нет. Видел, и даже пробовал (не вполне удачно). Но я еще никогда этого не чувствовал.
        Сейчас же мой волчий нос сыграл со мной удивительную шутку. Я смотрел на них и все про них знал. Я знал, что они делали сегодня вечером (ничего плохого, а только очень хорошее). Я знал, что она влюблена в него и считает его настоящим героем. Ей нравилось, что он взрослый и сильный. И не пугало даже то, что он гораздо старше. Я читал это в ее сознании так же ясно, как если бы она сама все это мне рассказала.
        А вот этот парень думал немножко о другом. И это другое мне не понравилось. По-моему, он был порядочный говнюк, хоть и в форме.
        Девушка снова поднялась на цыпочки и поцеловала его - медленно и воздушно, как все, что делалось в этом мире.
        Вик толкнул меня плечом.
        - Давай немного промотаем, - сказал он. - Сколько можно это нюхать.
        - Они нас не увидят? - испугался я.
        Вик шевельнул хвостом, как будто рукой махнул.
        Время стало обычным, и, возможно, они действительно нас увидели, потому что милиционер с беспокойством поглядел в мою сторону и даже дотронулся до электрошокера, что висел у него на поясе. Это у него был такой рефлекс. Реакция на опасность. Девушка тоже вздрогнула и оглянулась.
        - Ой, кто там? - спросила она. - Коль, ты их видел? Собаки! Да такие большие!
        Сапегин посмотрел туда, куда смотрела она.
        - Собаки? - ужаснулся он. - Да блин, это же волки!
        Клянусь, я чувствовал его страх. Девчонка даже не успела испугаться, а вот он даже пропотел холодным потом (волк чует это в первую очередь). Ага, а еще мент, усмехнулся я. Хотя думать об этом было некогда.
        Мы переместились за ближайшие кусты (у нас это не заняло ни одной человеческой секунды). Там мы посмотрели друг на друга и беззвучно расхохотались.
        Тем временем Сапегин взял себя в руки.
        - Да ну, какие волки, - сказал он. - Показалось. Ты чего, в поселок волки не заходят.
        - Показалось? Нам обоим? - удивилась девчонка.
        - А что? Так часто бывает… если двое любят друг друга… у них и мысли сходятся. Но ты не волнуйся. Со мной ты в безопасности.
        «Профессионально выкрутился, - подумал я. - Реальный пикапер».
        На всякий случай этот Коля все же просканировал взглядом всю площадь. Ничего криминального не увидел. Подсадил подругу во внедорожник и сам сел за руль.
        - Домой повез, - сказал Вик. - Хотя тут недалеко. Думаешь, он за нее беспокоится? Ничего подобного. Просто он не хочет, чтобы их видели вдвоем.
        - Вот ведь красавец, - сказал я. - Думаешь, он и вправду нас видел?
        - Тут все сложно. Никто не может объяснить, видят они нас или нет. Кто-то ничего не видит. Кто-то видит только движение воздуха. Другие говорят, что видят призраков. Но мы же не можем проверить, раз мы эти призраки и есть?
        - Но я же тебя вижу? И ты меня?
        - Ты всегда будешь меня видеть. Ты же сверхчеловек.
        - А ты?
        - А я… ну, как тебе сказать…
        Он не закончил, потому что издалека донесся свист поезда. Я вспомнил, что мы перешли в обычное время. Мне стало неуютно.
        - Давай ускоримся, - сказал я.
        Звуки исчезли.
        - Теперь порядок, - сказал Вик. - Подождем поезда?
        Мы уселись у входа в зал ожидания, как две послушные собаки. Разница была в том, что настоящие собаки, пожалуй, рванули бы от нас прочь со всех ног.
        - Не бывает собак-оборотней, - сказал Вик, хотя я ни о чем не спрашивал. - Я не видел. Бывают медведи. Говорят, еще есть лисы, совы, вороны. Но это параллельная эволюция. Они не с нами.
        Я хотел о чем-то его спросить, но тут подъехал скоростной поезд. На этой станции он стоял всего минуту. Время вокруг нас было почти реальным: я видел, как несколько человек медленно, очень медленно выходят на низкую платформу. Один тащил сумку на колесах, и колеса густо рокотали, катясь по плитке, будто звук был замедлен раз в пять. Вот они спустились с платформы, прошли мимо нас, ничего не заметив, и отправились к парковке. Их голоса тоже доносились до нас как будто с чудовищной глубины, и понять, о чем говорят эти заторможенные люди, было невозможно.
        - Мы делаем так специально, чтобы они нас не замечали, - сказал Вик. - Мы с ними живем в разных масштабах времени. Как… птица и дерево. Понимаешь? Дерево не видит, как на него села птица. Птица не видит, как растет дерево.
        - Наша птица все видит, - сказал я. - Помнишь Карла?
        - Карл крутой, - согласился Вик, но продолжать не стал.
        Я даже оглядел небо и близлежащие деревья, будто рассчитывал там увидеть нашего ручного ворона, но, конечно, никого не заметил. Я вспомнил, как наш добрый Карл разбудил меня, когда я уснул в поезде, - или ничего этого не было, и я проснулся сам? Вероятно, в связи с этим мне пришла в голову еще одна занятная мысль.
        - Давай залезем в вагон, - сказал я. - Пока поезд стоит.
        - Зачем? - теперь удивился Вик.
        - Ну… даже не знаю. Городских давно не видел.
        Вик не стал спорить. А может быть, это просто я сам пожелал оказаться внутри - и он попал туда заодно со мной, не знаю.
        В поезде было светло и просторно. Почти все кресла были свободны. Мы пробежались по двум или трем вагонам, даже не боясь наступить кому-нибудь на ногу. В одном тамбуре я едва не столкнулся с человеком, который выходил из туалета, но просто прошел сквозь него. Вот было бы весело, если бы и правда столкнулся! Никогда не вредно сходить в туалет повторно, подумал я, но не стал представлять подробностей. Меня заинтересовал следующий пассажир, который сидел на диване в одиночестве.
        Конечно, я его вспомнил. Это был толстяк в джинсовой куртке, на чью голову я уронил свой чемодан - первое, что я сделал, триумфально прибыв в Чернолесье. Он и сейчас сидел в той же куртке. Его увесистый портфель лежал на верхней полке.
        «Интересно, нашел он мой старый телефон или нет», - подумал я.
        Толстый тормозной пассажир не спеша (как и все в этом замедленном мире) повернулся в мою сторону, будто почувствовал мое присутствие. Медленно раскрыл рот. И вдруг оглушительно чихнул, даже не потрудившись прикрыть свой пухлый рот. Чих вышел громким и гулким, как звук обвала в пещере. Я клянусь: до меня даже долетели брызги и сопли - хотя я не уверен, что это не была игра воображения. Но я очень, очень разозлился. Прямо взбесился, как настоящий волк.
        Вик в недоумении смотрел, как я подпрыгнул в проходе и взмахнул передними лапами. Я точно знал, что надо делать. Портфель толстяка опять-таки не спеша зашевелился и начал медленно сползать с полки, уже наметив себе цель - плешивую голову хозяина. Но сам хозяин об этом еще не знал. Он шмыгал носом (это звучало похоже на продувку труб) и медленно вытирал уголки своих жирных губ тыльной стороной ладони. Должно быть, из-за чихания он ничего не слышал и уж точно ничего не подозревал. Чемоданчик уже готовился к приземлению, но тут Вик повел себя странно. Он подпрыгнул тоже, толкнул лапами падающий портфель и вернул его на место. После чего легко перевернулся в воздухе и побежал по проходу между кресел по направлению к тамбуру.
        Я последовал за ним, хотя ничего не понимал. Потом Вик обернулся и сказал мне строго:
        - Не делай так. Не привыкай.
        - Ты чего мне, учитель, что ли? - обиделся я.
        - Нет. Кто привыкает, начинает потом убивать. Не делай так.
        - Да не хочу я никого убивать, - сказал я. - Просто он говнюк. Он мой телефон похитил.
        - Ты сам в этом не уверен, - сказал Вик. - Если не знаешь, что делать, не делай ничего. Правило сверхволка.
        Я понемногу начинал сердиться.
        - Ты задрал со своими правилами, - пробурчал я. - Уеду я от тебя в город. В школе и то веселее было.
        Тут я, конечно, соврал. Как всегда, неумело. Но Вик не обратил на это внимания.
        - Ты не уедешь в город, - сказал он спокойно. - Волки-оборотни не могут уходить далеко. Предел - несколько километров от базы.
        - Какой еще базы?
        - Старая шахта. Рядом с нашим лагерем. Оттуда идет… энергия. Без нее мы не можем превращаться.
        - И что станет со мной? - спросил я. - Ну, если я уеду далеко?
        - Точно не знаю. Наш директор нам не разрешает даже думать об этом.
        - Ну, мне-то он не директор, - отвечал я нагло.
        - Нельзя, - повторил Вик.
        - Да ладно, - сказал я. - Давай попробуем?
        Поезд между тем с шипением закрыл все двери и тронулся. Я в первый раз увидел, что Вик волнуется.
        - Мы должны выйти сейчас же, - проговорил он с беспокойством. - Поезд едет очень быстро. Я не знаю, что будет, когда мы пересечем границу… разрешенного…
        - Забей, - сказал я. - Крутые парни не сдаются.
        - Ты не будешь выходить?
        - Нет.
        - Если я выйду, ты останешься?
        - Да.
        Я знал, что это жестоко. Но ведь он мог отказаться, разве нет?
        Вик опустил голову. А когда поднял, снова был спокоен.
        - Я буду с тобой, - сказал он.
        Я смотрел, как его серебристая шерсть поблескивает при луне, и как свет фонарей тонет в его холодных волчьих глазах. Зорких и бесстрашных. Разве что немного печальных. Ну вот и как с таким дружить, подумал я про него. С ним даже поссориться и то не получится.
        Я видел, как за окнами поезда мелькают редкие фонари. Мы уже проехали нашу деревню, проехали заправку и склад, и теперь сразу за насыпью железной дороги тянулся бесконечный темный лес, уходящий по горному склону в высоту.
        - Вик, - сказал я. - Прости меня. Выходим.
        Но было уже поздно. Я почувствовал, что наш поезд резко останавливается, будто кто-то ухватил его мощной рукой за хвост и дернул назад - хотя, конечно, ничего такого быть не могло. Все, что происходило вокруг, происходило на самом деле только с нами. Еще рывок - и нас выбросило в безликую серую неизвестность.

* * *
        Пламя костра вспыхнуло и обрушилось. Стало темнее. Полная луна висела в небе на том же месте, что и раньше. Я понял, что все еще сижу у огня в компании сразу нескольких девушек в удивительных платьях, с недопитым зельем в глиняной чашке, и эта чашка уже начинает обжигать мне пальцы. Поскорее я поставил ее на землю.
        - Видишь? Это просто игра, - сказал Вик.
        И все же его лицо было бледным и взволнованным. Совсем не таким, как секундой назад, когда он объяснял мне что-то про колдовское зелье, а я не слушал, потому что смотрел на Майю. Я и сейчас на нее смотрел. Да, между двумя этим мгновениями прошла всего одна секунда. И целая вечность - вечность волка-оборотня.
        Я помнил каждое мгновение этой вечности. И наши игры с девчонками-волчицами. И приключения в деревне. И толстяка в поезде. И то, как я пытался испытывать Вика на прочность. И как слишком поздно понял, что друзей испытывать нельзя. Просто потому, что друг может и не сломаться. Сломается только дружба.
        Вы должны меня понять. У меня было очень мало друзей, и я не знал, как себя вести в таких случаях.
        - Слушай, Вик, - сказал я. - А может, это все мне приснилось? Привиделось после травки?
        - Мне снилось то же самое, - ответил Вик.
        - Что ты там шепчешь, Сергей Волков? - спросила Майя. - Конечно, это был сон. Ты просто отключился на минутку… но, если тебе плохо, ты можешь отправляться домой. Твой дед Герман уже едет за тобой…
        - Нет, - сказал я.
        Он снова улыбнулась. Очень загадочно.
        Я взял чашку с земли и залпом допил ее содержимое. Никакое это не зелье, подумал я. Обычный душистый травяной чай.
        Но была во всем этом еще одна деталь, которая меня напрягала. Несколько секунд (обыкновенных, человеческих секунд) я пытался понять, что мне не нравится в окружающей реальности. А потом понял.
        На Майе больше не было ее прекрасной ведьминской холщовой рубашки, а была другая, обыкновенная, с коротким рукавом и кармашками на груди, только почему-то черная.
        Я повернулся и увидел в сторонке Феликса. У того с костюмом было все как обычно. Все та же черная байкерская куртка и ремень с латунной пряжкой.
        Вот черт, подумал я. Где они были все это время? И где были мы?
        Моя голова шла кругом.
        Я вздрогнул: где-то далеко раздался звук автомобильного сигнала. Да, все вокруг казалось сном, и только этот гудок был реальным. Требовательным и резким. И очень знакомым.
        Наверно, я должен был рассердиться. Но мое сердце билось медленно и неохотно. Я видел, как мой дед, лесник Герман, вступает на поляну спокойно и уверенно, и сухие сучья хрустят под его охотничьими ботинками. Он шел ко мне, даже не глядя по сторонам, и я не знал, что я ему скажу.
        Впрочем, ему и не нужно было ничего говорить. Он остановился возле костра. В его руках был телефон - наверно, еще недавно он звонил мне, - а за спиной настоящая винтовка (тут я удивился).
        - Ты здесь, - сказал он не очень-то приветливо. - Карл что-то толковал мне про твоего друга. Это - он?
        При этих словах Герман строго посмотрел на Вика. Тот ничего не ответил. Только откинул соломенные волосы со лба и посмотрел на деда ясным взглядом. Глаза у него, как я уже говорил, были светло-серые, глубокие, и даже пламя костра в них почти не отражалось, а просто тонуло.
        - Я тебя где-то видел, - сказал ему дед. - Но ты не здешний. Ты не эстонец? Я помню, на островах много таких.
        Вик пожал плечами.
        - Он не знает, - сказал я за него. - Его нашли в лесу.
        Дед вздрогнул.
        - Помню эту историю, - произнес он сухо. - Значит, ты и есть тот самый Маугли из Чернолесья?
        - Меня зовут Вик, - возразил Вик.
        - Ну да, ну да. Значит, Гройль и тебя пристроил в свой чудо-лагерь? Что ни говори, воспитатель-новатор…
        Я не понял, о чем это он. Но и Вик не спешил поддерживать разговор.
        - Как был дикарем, так и остался, - усмехнулся дед. - Остальных я, кажется, знаю. Привет, Феликс. Как ты вырос. Тебе не идет эта идиотская челка. На фото из гимназии ты смотрелся лучше, со своим галстуком-бабочкой…
        Я клянусь, Феликс немного смутился. Он и хотел бы, наверное, разозлиться, но не посмел. Я больше не мог читать его мысли, но я знал, что ему очень неуютно из-за того, что Герман помнит его таким.
        - И ты здесь, Майя? - дед хитро прищурился. - Ты по-прежнему играешь в школу ведьм? Поишь мальчишек зельями, от которых потом у них бывает… гм… молчу, молчу. Боюсь, у меня уже не получится изобразить доброго чародея.
        Майя улыбнулась беззаботно.
        - Да бросьте, дедушка Герман, вы все тот же, - сказала она. - Вы не меняетесь.
        - Это да, - сказал Герман. - Меняетесь только вы, детишки. И эти изменения мне нравятся все меньше и меньше. И ваши новые черные рубашки тоже не нравятся. Уж лучше это была бы просто волчья шерсть.
        - Кхм, - откашлялся Феликс. - Прошу вас, дядя Герман. Не надо начинать ту же старую песню снова. Мы просто стали взрослыми. Мы сами выбрали, куда нам идти дальше.
        - Сами? - тут мой дед рассердился не на шутку, что бывало с ним очень редко. - Да нет же, не сами. Вас затянуло это адское черное болото… которое развел тут мерзавец Гройль… и теперь вы играете с темными силами, о природе которых вы не имеете даже смутного представления. Вы не знаете, с чем вы связались! И чем это может для вас кончиться!
        - А вы прямо знаете, - буркнул Феликс.
        - Я знаю, - глухо сказал Герман.
        От его голоса мороз пробежал у меня по коже. Мой взгляд совершенно неосознанно упал на вагончик-прицеп там, вдали, у высоких сосен. Он был очень похож на тот, другой. Я вспомнил свой повторяющийся сон. Черный туман, что клубился за дверью, и свой детский ужас. Я задрожал, как осиновый лист.
        Дед заметил. Он все про меня понимал. Он обнял меня за плечи и слегка встряхнул.
        - Поехали домой, Серый, - сказал он. - Я выдам тебе новую футболку. Эту придется выбросить, она совсем запачкалась. И голова вся в каких-то репьях. Ты что, бегал по кустам? Надеюсь, не один?
        Сразу несколько девчонок, сидевших у костра, обернулись на меня и как бы синхронно покраснели - или это пламя от костра снова загорелось ярче? Сразу две из них показали пальцами, будто звонят по телефону, и на этот раз дед сделал вид, что не заметил.
        - Так что же? Пойдешь? - спросил он веско.
        Я знал, что отказываться нельзя. Он все равно заставит. И я не хотел с ним ссориться. Ну… пока не хотел.
        - Пойдем, - сказал я.
        Вик снова посмотрел на нас и опустил голову.
        - Ты это… заходи, - сказал я ему, но он не ответил.
        - Давай, двигай лапами, зубастик, - поторопил дед. - Спать пора. Еще и сниться будет дрянь всякая.
        На обратном пути я сидел рядом с ним в его красном пикапе, а самокат валялся в кузове. Я держал в руках свой телефон. Вы не поверите: мне даже пришло несколько сообщений от девочек. Некоторых я узнал по аватаркам. И когда успели, удивлялся я. Машину трясло на кочках, и отвечать я не спешил.
        В игры играть тоже не хотелось. Все игры теперь казались смешными и глупыми. А главное - я до сих пор не мог понять, что же случилось со мной сегодня ночью.
        Хотя, может быть, мне и не нужно было этого понимать?
        - Ну что же, - вдруг сказал дед, не глядя на меня. - Теперь ты знаешь, кто ты. Тебе понравилось?
        Я вспомнил Майю. Девчонок-волчиц. И себя, волка.
        - Очень, - сказал я.
        - Не сомневаюсь.
        Тут он покосился на меня. Уж не знаю, что он там увидел, но он как-то невесело усмехнулся.
        - Лучше бы ты переломал себе ноги на своем самокате, - сказал он с чувством. - Сидел бы сейчас в гипсе, на веранде в кресле-качалке. Мне было бы куда спокойнее.
        Двигатель урчал по-медвежьи, но я слышал каждое слово Германа.
        - Ну зачем ты так, дед, - сказал я.
        - Затем, что я идиот. Отпустил тебя к ним… так рано. Слишком рано. И потом, ты мог вообще не вернуться.
        Он и это знает, подумал я. А сам сказал упрямо:
        - Я всегда могу вернуться.
        - Ты никуда и не уйдешь, - пообещал дед. - Больше никуда. Я тебя со двора не выпущу до конца каникул.
        - Почему? Мы же ничего такого…
        - Не скрипи зубами, волчонок, - усмехнулся дед. - И не злись. Ты еще не видел меня в гневе.
        - А какой ты в гневе?
        Герман глянул в зеркало заднего вида: за нами никто не ехал. Потом нажал на тормоз. Пикап клюнул носом и остановился. Тогда он повернулся ко мне:
        - Могу пояснить коротко. Каждому из тех, кто посмеет тебя тронуть, я вспорю его вонючее брюхо и выпущу кишки. Одной левой лапой. По-нашему, по-сибирски…
        И он добавил еще несколько конкретных слов. Здесь я почувствовал… ох, боюсь, я почувствовал не совсем то, на что он рассчитывал. Что-то случилось в моем животе, что-то неожиданное.
        - Зря мы встали, - сказал я, чувствуя, как на лбу выступает холодный пот. - Дед… давай поскорее домой. Пожалуйста.
        - Ага-а, - сказал Герман как бы даже с удовольствием. - Майкины травки подоспели. Это ничего… говорят, от глистов помогает… а то долго ли подцепить, если с каждой дворнягой нюхаться…
        Я тихонько застонал. Герман тронул рычаг, и машина рванула вперед.
        Герман
        Разговора не получилось
        Потом парень спал без задних ног в своей комнате. Бледный и измученный. Перед этим… да, перед этим ему пришлось несладко. Пришлось дать ему таблетки от живота. Пробегав полночи из спальни в туалет и обратно, Волков-младший наконец повалился на постель и уснул. Уже занимался рассвет.
        Следующий день случился пасмурным, без видимых к тому причин: туман поднимался из долины и наползал на Черный Лес. Солнечный свет еле пробивался сквозь серую хмарь.
        Сергей лежал без сил. Даже телефон в руки не брал. Это было на него непохоже.
        К полудню из деревни приехал на велосипеде фельдшер по фамилии Жук. У него был выходной, но он, конечно, не мог отказать старому другу Герману, когда тот позвонил. К тому же Герман всегда уважительно называл его «пан доктор»!
        Важный Жук не спеша осмотрел больного, пощупал ему живот, взял кровь на анализ, очень внимательно посмотрел на зрачки - неизвестно зачем. Герман стоял рядом. Они с доктором переглянулись.
        - К вечеру у молодого человека будет волчий аппетит, - сказал Жук. - Но много есть ему нельзя. А в целом…
        Тут Герман сказал что-то по-белорусски, и Жук улыбнулся в усы.
        - А в целом надо лежать и не вставать, - велел он. - Возможен рецидив. Кроме того, надо дождаться результатов исследования…
        Сергей помотал головой.
        - Лежи-лежи, - повторил фельдшер. - Не маши башкой. Не конь.
        Они с Германом спустились вниз. Там о чем-то тихо побеседовали, весьма возможно - за парой пива, а затем доктор уехал. Сквозь приоткрытое чердачное окно больной мог слышать, как позвякивает на кочках велосипедный звонок.
        Когда Герман вернулся к нему в спальню, Сергей по-прежнему лежал в постели и ни о чем не спрашивал. Телефоном, кажется, не пользовался.
        Ближе к вечеру Герман принес наверх чашку с бульоном и сухариками, как предписал врач.
        - Лопай, - грубовато сказал он. - Слышал, что сказал доктор?
        - Волчий аппетит, да, - ответил Сергей и взглянул на деда исподлобья. Глаза у него были красные, больные. Пану доктору даже почти не пришлось хитрить. Парень выглядел хуже некуда.
        - Думаю, у тебя есть ко мне вопросы, - сказал Герман. - Оставим их на завтра. Сейчас тебе надо выздоравливать. Иначе разговора у нас не получится.
        Сергей посопел носом. Но промолчал.
        - Если мне придется уехать, за тобой присмотрит Карл, - сказал Герман. - И вот что. Если меня долго не будет… присмотри сам за Карлом.
        Серый туман не рассеялся и к вечеру. Быстро стемнело, и понятные дневные звуки за окном сменились неясными, темными, ночными. Стало холоднее, и окно пришлось закрыть. Фонари зажглись на высоких мачтах. Еле слышно гудели провода, натянутые между столбами по периметру.
        В темноте Сергей проверил телефон: новых сообщений не было. Экранчик светился зеленым, и лицо смотрящего от этого казалось очень таинственным.
        Экран погас. Сергей уткнулся носом в подушку.
        Но дед не спал. Подняв оконную раму, он выглядывал на улицу. Ворон Карл сидел, нахохлившись, на столе под желтой лампой.
        - Озяб? - спросил Герман.
        - Не дождетесь, - отвечал ворон.
        - Может, захлопнуть окно? Тогда я его не услышу.
        Ворон не пошевелился.
        - Думаешь, он не придет? - спросил Герман.
        - Пр-ридет, - отозвался ворон. Голос у него был не скрипучий, а скорее хриплый, зажатый, как в трубке старой рации.
        Может быть, поэтому Герман посмотрел на свою «моторолу». Та не подавала признаков жизни.
        - Я готов принять его условия, - проговорил Герман, как бы ни к кому не обращаясь. - Теперь уже готов. Они нас переиграли. Опередили. Он уже с ними. И то правда: что мы можем предложить парню четырнадцати лет? А они могут.
        - Др-руг, - деревянным голосом произнес Карл. Похоже, он мыслил не хуже человека, только не любил говорить много.
        - Да. Еще и друг. С друзьями у нас тут совсем хреново. Думаешь, этот бродяга Вик, или как его там звать, нарочно затянул его в свою чертову стаю?
        - Бр-ред, - каркнул ворон.
        - Ну да, ну да. Мне тоже кажется, что он тут ни при чем. Его тоже развели втемную. Это они могут. И все же интересно, почему этот молчун подружился с Сережкой? Почему… именно он?
        Ворон хотел что-то ответить, но в этот момент ожила рация на столе. Старый Герман протянул руку - наверно, даже слишком поспешно.
        Раздалось уже знакомое шипение, больше похожее на радиопомехи, и этот шум каким-то чудом понимал Герман.
        - Ты здесь? - спросил он.
        Ответом был короткий, но насыщенный отрезок шума.
        - Я выхожу, - сказал Герман.
        Ворон Карл беспокойно заерзал на столе, взмахнул было крыльями, но Герман погрозил ему пальцем. Ослушаться тот не мог и остался на месте. Только когда Герман спустился по лестнице на первый этаж, Карл тяжело взлетел и пересел на подоконник у раскрытого окна, чтобы быть начеку. Что и говорить, он тоже был верным другом.
        Внизу хлопнула дверь. При свете фонарей на мачтах Герман пересек двор и отпер задние ворота (те самые, от которых у Сергея не было ключа).
        За забором было темнее. Тьма наползала со стороны леса. Черный туман стелился по темной траве, и вступать в него ни в коем случае не следовало.
        Поэтому Герман остановился.
        Ждать долго не пришлось. Прямо из жидкой тьмы, похожей на разлитую нефть, соткалась черная фигура. Фальшивый доктор Штарк в своем кожаном пальто подошел ближе и остановился, поигрывая тонким хлыстиком-стеком, словно взятым напрокат из какого-то заштатного военного музея.
        - Я уже засомневался, что ты придешь, Гройль, - сказал Герман. - И все же я ждал тебя. Ведь я прошлой ночью уже был у вас. Жаль, не застал…
        - Ты прав, - кивнул барон. - Это мой ответный визит. Визит вежливости, ха-ха… а вот ты невежлив. Ты снова называешь меня - Гройль? Я напомню: мое имя - Флориан Штарк. И опять же из чистой вежливости я поинтересуюсь: понравился ли тебе наш чудный детский лагерь? Ты заметил, что в нем стало многолюднее? Прибавился, как минимум, один юный пионер?
        - Как прибавился, так и убавился, - сказал Герман. - Этот кусок тебе не по зубам, Гройль.
        - Флориан. Или Штарк.
        - Ты слишком рано празднуешь победу, Федор Старкевич. Ты обманом заманил его в свою волчью стаю.
        - Ничуть не бывало. Он приехал сам. На той электрической штуке, которую ты сам ему опрометчиво подарил. Более того: он был в восторге. Не говори мне, что это не так. Его теперь от наших девчонок за уши не оттащишь. А те пишут ему послания. Мой помощник Феликс любезно читает их мне вслух.
        - Феликс? Феликс Ковальчук? Я прекрасно помню, каким он был раньше, пока не попал к тебе. Он был лучшим учеником в гимназии. В кого ты его превратил?
        - Просто я тоже неплохой учитель. И наша школа будет поинтереснее любой другой. Ты не находишь? Я просто показал ему… некоторые новые возможности.
        - Ты не можешь учить тому, чего не знаешь сам.
        - Не усложняй, - Флориан-Федор легонько хлестнул стеком по голенищу своего сапога. - Вспомни, с чего все начиналось: с мистики. С научной фантастики. А теперь мы имеем реальную силу. Мы делаем, что хотим. Мы рвем этот мир, как… кстати, как что? Забыл. Есть какая-то ваша русская поговорка, напомни мне…
        - Оставь свою болтовню, - прервал его Герман. - Ты предлагал мне сделку? Я согласен. Ты не трогаешь моего парня. Я оставляю в покое вас.
        - Не-ет, - Гройль растянул сухие губы в улыбке. - Сделка больше не актуальна. Еще вчера… утром… я бы над этим подумал. Но сегодня у тебя нет козырей. Нет, собственно, и предмета договора. Твой любимый внук узнал свою истинную природу. Теперь он один из нас. Один из нас, Герман. - Слово «нас» он произнес со значением. - И ты знаешь, твой Сергей очень хорош. Он очень, очень быстрый. Он едва не убил Феликса. Тот рассказывал мне об их поединке, а сам скрипел зубами от обиды… они еще померятся силами, дай срок. Не удивлюсь, Герман, если в один прекрасный день ты найдешь в овраге чье-то растерзанное тело… и заметь, мне почти безразлично, чьим оно будет.
        - Ты негодяй, Гройль.
        - Я знаю. Но у меня такие методы воспитания. У меня нет любимчиков.
        - У тебя нет совести, - сказал Герман.
        - В точку. Если совесть ограничивает силу, я отменяю совесть. И прошу заранее: не грузи меня своим Достоевским. Я все про это знаю. Мне доводилось читать студентам лекции по русской литературе. Хотя не скажу, что это был лучший мой курс.
        Герман засопел сердито.
        - Тогда и я кое-что отменяю, - сказал он. - Я отменяю свое предложение. Перемирия не будет. Сегодня ночью я выжгу ваш лагерь к чертовой матери. Уведи детей, пока не поздно. Многих из них мне будет жалко.
        Гройль удивленно поднял брови. От этого его высокий лоб под козырьком фуражки покрылся морщинами.
        - Ты ничего не перепутал, лесник? - спросил он. - Ты собираешься сжечь Черный Лес? Правительство тебя за это не похвалит. Не пришлось бы тебе пойти под арест за такое самоуправство.
        - Заткни свой фонтан. И убирайся, пока я не задействовал плазменную пушку. Причем я сделаю это очень скоро. Еще до рассвета, пока Сережка спит у себя наверху. Парень может испугаться с непривычки.
        Гройль рассмеялся.
        - Ты гонишь порожняк. Нет у тебя никакой плазменной пушки. Что же касается остального… я не знаю, где спит сейчас твой парень. Но могу поспорить, что в доме его нет. Где же он? Не хотел бы строить догадки, но последнее сообщение ему пришло от нашей милой Майи… ну, или от кого-то, кто воспользовался ее аккаунтом… Впрочем, какая разница? Сделанного не воротишь.
        - С-сволочь, - прошипел Герман и развернулся. Ускоряя шаг, он пошел к дому. На крыльце споткнулся и снова выругался. Ворон на подоконнике беспокойно захлопал крыльями.
        Все это время тот, кого называли Гройлем, оставался там, где стоял. Тонко улыбаясь и поигрывая стеком, он наблюдал за происходящим. Затем отступил на несколько шагов и растворился во тьме.
        Сергей Волков
        Ночная прогулка
        Я прислушался: Герман о чем-то беседовал со своим дружком Карлом. Наверняка говорили про меня. Я слышал, как он запер мою дверь на ночь. Тихонько повернул ключ в замке. Эх, эх.
        Ну а чего еще от них ждать? Старые зануды.
        Я протянул руку к телефону. Новых сообщений не было. Только принятые, на которые я даже не отвечал.
        Как вдруг телефон еле слышно прозвенел прямо в моей руке.
        «Как дела?» - спросила Майя. Я сразу узнал ее на аватарке. Мои руки почему-то задрожали. Возможно, от слабости. Чертово зелье. Надо же было так опозориться.
        «Все в порядке», - написал я.
        «Мой мальчик научился врать, - тут Майя поставила пару смайликов. - Я же говорю, ты быстро учишься. Прости за эти… спецэффекты;-) Так всегда бывает с новичками».
        Я скрипнул зубами. Мой мальчик, ну надо же. Новичок. ОК, но это означает только то, что я уже не новичок. Тем более после вчерашнего.
        Тем временем я видел, как она набирает еще что-то. Через секунду письмо прилетело.
        «Мы еще встретимся», - прочитал я. И даже разозлился слегка:
        «Это сейчас был вопрос? Или предупреждение?»
        «Ты глупый. Это предложение».
        Мое сердце забилось чаще.
        «Ты же с Феликсом», - написал я, бледнея от собственной смелости. Или от ревности.
        Должно быть, с минуту она думала, как мне ответить. Всю эту минуту я волновался. Так волновалась моя тетя Элла, когда ждала результата телевизионной лотереи.
        «Феликс отдохнет», - написала Майя коротко. И даже еще конкретнее. Я не верил своим глазам.
        «Приходи скорей», - прочитал я дальше.
        Я сел на кровати. Бросил телефон на подушку. Сразу много мыслей теснилось в моей голове. Могу сказать, что после всего, что случилось со мной в последние дни, я до сих пор удивлялся, как эта моя голова не разлетелась на части.
        Я был ей нужен. В это не верилось.
        Но я стал другим. Еще неделю назад я бы и не поверил. И не сделал бы того, что я сделал сейчас.
        «Я приеду», - написал я кратко.
        Встал. Подошел к двери, прислушался. Внизу определенно не спали. Кажется, Герман все еще беседовал со своей не в меру умной птицей. Я толкнул дверь: заперто.
        Я вернулся к другой двери, стеклянной, которая вела на балкон. Стараясь не шуметь, потянул за ручку. Сырой воздух ночи ворвался в комнату, и я чуть не чихнул, но вовремя зажал нос пальцами. Выдавать себя не следовало.
        Не без осторожности я выбрался наружу. Старые мокрые палубные доски неприятно скрипели под ногами. Я оперся о перила и посмотрел вниз: до земли было далековато. Зато внизу, на земле, я отметил сразу несколько полезных вещей. Например, красный пикап под навесом, а в его кузове - свой самокат.
        Поразмыслив, я вернулся в комнату. Под высоким потолком чердака, как я уже говорил, были развешены пучки каких-то засушенных растений (должен сказать, что с некоторых пор запах травки вызывал у меня неприятные мысли). Я не интересовался их свойствами. Но дедовский гербарий размещался на прочных веревках. Они-то мне и были нужны.
        Я никогда не был скаутом, а жаль. Сейчас бы это пригодилось. Все же я кое-как соединил несколько шнуров в один, длинный, и одним концом привязал его к стойке балконных перил. Подергал. Остался доволен своей изобретательностью.
        Взглянул на телефон. Оказывается, пока я возился с веревками, мне пришло еще одно сообщение. Геометка. Это было разумно: теперь я мог выстроить маршрут в навигаторе. За окном уже было темно, хоть глаз коли (по выражению деда), и вряд ли скромный фонарик в моем телефоне мог бы осветить мне дорогу в лесу. Навигатор был куда надежней.
        Больше посланий для меня не было. От меня ждали действий.
        Я натянул джинсы. Новая футболка, как и было обещано, висела на спинке стула. Я надел кроссовки и уселся на перилах балкона, свесив ноги.
        Где-то в стороне негромко каркнул ворон. Я замер. Прислушался. Нет, вроде все тихо.
        Я взял веревку в руки. Изо всех сил сжал и медленно сполз вниз. О, чудо: веревка не оборвалась. Я висел на руках, а мои ноги бесполезно болтались в воздухе. Ухватить ими трос никак не получалось. Белые кроссовки красиво светились в темноте. К счастью, во дворе никого не было, и некому было оценить мои упражнения.
        Наконец, я догадался упереться ногами в деревянную стену. Теперь можно было потихоньку спускаться. Так я и сделал. Первый узел на тросе я прошел благополучно, чего не скажешь о втором: он медленно и как бы нехотя развязался, а я, тоже нехотя, но быстро обрушился вниз.
        Уф-ф! Лететь пришлось недолго. Я кубарем покатился по откосу стены и свалился в чудесный розовый куст.
        - Ч-чертова сволочь, - шипел я, хватаясь за колючие ветки.
        Оглядел расцарапанные руки. Оценил другие повреждения: их не было.
        Подумал и отломал ветку с цветущими белыми розами. Я слышал, что на свиданиях девушкам всегда дарят цветы.
        А вот что дарят оборотням-волчицам? Килограмм костей?
        Скривившись от собственной шутки, я поскорее перебежал на другую сторону двора, к навесу. Фонари ярко горели на периметре, и мне не пришлось даже включать лампочку в телефоне.
        Не без труда я вытащил самокат из прицепа. Оценил заряд: оставалось процентов тридцать. Взбираться на холмы было тяжело, и батарея успела подсесть. Как хорошо, подумал я, что дед привез меня вчера на машине. А сейчас заряда как раз хватит, чтобы доехать до лагеря, думал я. А там… будь что будет.
        Да, вот таким и было мое настроение. Будь что будет, думал я, когда осторожно протаскивал свой самокат в калитку. Даже если сейчас меня окликнет Герман, я не вернусь, думал я. Я совершенно свободен и могу делать, что хочу. И меня ждет Майя.
        Но никто меня не окликнул.
        Дорога была совершенно темной, но при свете луны я мог видеть светящиеся столбики на обочине. Великанские сосны высились по обе стороны, и в темноте они казались еще выше. Я укрепил телефончик на руле (рядом с белыми розами) и включил навигатор: теперь дорога была прямо передо мной, как на ладони, и зеленая стрелка гнала меня вперед.
        Километров через семь я дождался поворота и свернул в правильную сторону, отметив про себя, что без выстроенного маршрута вообще проехал бы мимо. Как вы помните, Майя позаботилась, чтобы я не заблудился. Она очень предусмотрительна для девчонки, подумал я. А больше тогда ничего и не подумал.
        Но вскоре ситуация изменилась. Лесная тропа, на которую надо было свернуть, была совершенно, безнадежно, бесконечно темной. Казалось, кроны сосен смыкаются там, наверху, и вокруг не было видно вообще ни черта, даже луна куда-то делась. Я попробовал ехать строго по карте. Это почти получилось. Но потом самокат несколько раз подбросило на корнях, в нем что-то угрожающе заскрипело, и пришлось остановиться.
        Я посветил перед собой фонариком. Пятно света еле выхватывало из темноты мои кроссовки. Да и телефон начинал садиться. Расстроенный, я спрятал его в карман. Оставалось идти пешком еще километров пять по этой свинячьей тропе, практически вслепую.
        Ничего, подумал я. Будь что будет.
        Я прислонил самокат к дереву и уже решился идти, и в эту самую минуту луна ненадолго вышла из облаков и зажглась в крохотном просвете между сосен, яркая и призывная. Она как будто хотела напомнить мне о чем-то, о чем я всегда знал, только надолго забыл. А вот вчера… да, вчера ночью вдруг вспомнил.
        Вспомнил, кто я.
        Я волк-оборотень, который впервые услышал зов крови. И мне не нужны никакие дальнейшие объяснения.
        Теперь я знал, что мне делать. Я смотрел и смотрел на луну, которая горела в небе как будто для меня одного.
        «Wexen, Hexen, Silbermond», - произнес я хрипло.
        Ничего не произошло.
        В кармане завибрировал телефон. Я посмотрел на экран.
        «Ты здесь?» - спрашивала Майя.
        Я набрал только одно слово:
        «Иду».
        Не дожидаясь ответа, я сунул телефон под сиденье самоката. Сорвал с себя футболку. Зашвырнул в темноту. Последним движением зачем-то схватил колючую белую розу и прижал к груди. «Wexen… Hexen… Silbermond!» - воскликнул я, и лунный луч пробил мое сердце.
        В этот раз трансформация прошла даже быстрее и - как бы это сказать? - однозначнее. Мгновение - и я стоял на тропе, опираясь на все свои четыре великолепные когтистые лапы. Мой хвост был прямым, как палка, и больно хлестал меня же по бокам, если мне вдруг приходило в голову им повилять. Мне нравилось мое новое тело. Я поднял нос к луне и завыл.
        Вероятно, луна ретранслировала наши песни на многие километры, как сотовая станция - радиосигнал. Потому что через минуту я услышал ответный призыв. Это был голос Майи. Я узнал бы его из тысячи.
        Только теперь я понимал, о чем она поет, так же ясно, как она понимала меня. Вот странно: свою собственную песню я не смог бы передать словами так ясно, но это и не требовалось. Главное было знать, что тебя понимают. Что тебя любят и ждут и всегда рады видеть.
        Об этом она и пела.
        Мне стало так радостно, как никогда еще не бывало в человечьем теле. Вы никогда мне не поверите, но это именно так. Мои маленькие радости и большие обиды - эти глупые переживания вчерашнего школьника с хреновым аттестатом - испарились, как лужица воды на сковородке, а мое новое звериное счастье жгло меня изнутри. Я снова запел об этом, и мой голос звучал уверенно, как у взрослого - и то верно: я уже не был новичком. И еще: я победил Феликса, и получил самую красивую волчицу в стае, и она сама призналась мне в этом.
        - Жди-дожидайся, - услышал я вдруг.
        Я опустил морду и увидел в трех прыжках от себя желтые глаза Феликса.
        Он снова прыгнул - и я снова увернулся. Это едва ли заняло хотя бы секунду, но в этот раз мне пришлось труднее. Тропа была неширокой, вокруг стояли деревья, и развернуться в воздухе уже не получалось - если, конечно, ты не хотел на бешеной скорости расшибить башку о ближайшую сосну. Я просто отскочил в сторону и замер.
        Мы стояли нос к носу шагах в пяти друг от друга. Или враг от врага, так было бы правильнее. Однако Феликс стоял на моем пути.
        - Ты не пройдешь, - сказал он тихо, но с ненавистью. - Ты мне надоел. Чертов лесник-недоучка.
        Слюна капала у него из пасти. Это было не страшно, скорее противно.
        - Я пройду, - сказал я.
        - Тебе некуда идти. И незачем. Это я писал тебе в мессенджере.
        - Ты написал «Феликс отдохнет»? Ну так и отдыхай.
        Как видите, я снова стал смелым и наглым.
        Он поскрипел зубами.
        - Это она добавила, пока я не видел, - сказал он.
        - Все равно врешь. Она только что говорила со мной.
        - Это я попросил ее спеть. «Люблю, жду, чмоки-чмоки». Какая пошлость.
        - Она не об этом пела, - возразил я.
        - Да пошел ты… герой-любовник… нет, правда, проваливай. И отдай мне свою вялую розочку. Я передам Майке, так уж и быть.
        Я тихо зарычал. Рычание у волка не слишком информативно. Оно - как молчание у людей - возникает, когда говорить больше не о чем.
        Еще секунда, и я брошусь на него, знал я. Но об этом знал и он. И кто-то третий тоже знал об этом.
        - Не двигайся, - сказал кто-то за спиной у Феликса. - Если двинешься - убью.
        Мой друг Вик стоял там, в темноте, и снова я заметил, как красиво поблескивает его серебристая шкура в неверном свете луны. Мой друг Вик был очень быстрым, он был самым быстрым из молодых волков, пока в стае не появился я, и Феликс прекрасно знал это. И еще он знал, что Вик занимает самую опасную для него, Феликса, позицию, готовый вцепиться ему в шею сзади и сбоку, за пределами волчьего зрения, а если Феликс повернется, то ему в шею вцеплюсь я.
        - Вот св-волочь, - произнес Феликс, покосившись на Вика. - Помесь финской лайки и эстонского валенка. Нашел себе русского друга? Хочешь с ним хлебать щи из одного корыта?
        - Умолкни, - посоветовал Вик холодно.
        - И не подумаю. Вы оба - ублюдки, полукровки. Вам вообще нет места в стае. Я предупреждал директора, но он сказал, чтобы я… - тут он притормозил, понимая, что сболтнул лишнее. - Одним словом, вы здесь не нужны. Можете убираться оба.
        - Ты забываешь, что нас двое, - сказал я. - А ты один.
        - Ну… - раздался еще один голос. - Это с какой стороны посмотреть…
        Еще одна тень мелькнула за спиной Вика, и я понял, почему этот Феликс так долго и неуместно понтовался. Просто тянул время.
        - Он уже не очень-то один, - проговорила Майя, выходя из темноты в пятно лунного света. Чтобы пройти, она толкнула плечом Феликса, и тот молча попятился.
        - Привет, - сказал я, потому что не знал, что еще сказать, но она даже не ответила. Она как будто даже не смотрела в мою сторону. Опустила морду и принюхалась к нашим следам.
        - У-у, - пропела она удивленно. - Наш Сергей сам научился превращаться? Я всегда говорила, что у него большой талант.
        Феликс промолчал.
        - Что это? - Майя тронула лапой розочку, сиротливо лежащую на земле. - Откуда это здесь?
        - Наш пионер вез тебе цветочки, - сообщил Феликс, ухмыляясь. - Подумать только, какие нежности. Может, ему было бы лучше перекидываться в котенка?
        Мне снова захотелось броситься на него, но Майя стояла прямо между нами. Даже больше того. Она припала на передние лапы и уткнулась носом в белый цветок.
        - Ты не романтик, Феликс, - протянула она. - И потом, котятки бывают такие славные… ох! Что это? Чья это кровь на иголках? Конечно. Я же чувствую. Ты прижимал этот цветок к сердцу, мой маленький Сережик. Как мило.
        Майя подняла глаза на меня, и я клянусь - в этих глазах светилась самая настоящая нежность, и я уже был готов все ей простить. Она была совсем рядом, и я мог лизнуть ее в морду, и даже уже высунул язык и зажмурился, но в этот миг произошло кое-что другое.
        Феликс прыгнул. Я видел только черную тень в лунном свете. Он прыгнул из-за Майиной спины, и я не успел собраться. Он сбил меня с ног и вцепился мне в горло. Он утробно рычал. Я знал, что он меня не отпустит. «М-ма…» - жалобно вскрикнул я, но не смог больше дышать и умолк.
        В следующую бесконечную секунду откуда-то сверху раздался непонятный шум, за ним резкий удар, а потом Феликс разжал челюсти, взвизгнул как побитая дворняга, и откатился в сторону - и кто-то еще вслед за ним. Я попробовал глотнуть воздуха и захлебнулся кровью. Я еще слышал звуки борьбы и чей-то беззвучный смех - мне не хотелось думать о том, что я знаю, кто это смеялся. Потом все исчезло.

* * *
        Вокруг по-прежнему было темно. Я лежал на холодной земле, неудобно подвернув руку. И что по руке бегут мурашки, и что земля холодная, я оценил не сразу. И не сразу понял, что жив.
        И что я снова человек.
        Было страшно трудно дышать. Да, именно так. И страшно, и трудно. Адски болела шея. Я вспомнил, почему, и тихонько застонал.
        - Сергей, - услышал я голос. - Не шевелись. Будет больно.
        Вик говорил холодно и спокойно, как всегда. Но я не зря умел превращаться в волка, и он тоже. Я мог читать его мысли. Только сейчас это были не мысли. Это была бешеная радость, что я жив. Да, пожалуй, так. Здесь я вынужден добавить: кажется, еще никто на свете не был так рад бессмысленному факту моего существования.
        - Вик, - сказал я и постарался больше ничего не говорить.
        Только высвободил затекшую руку.
        Холодными пальцами он взял меня за запястье и легонько сжал. Это он так слушал пульс.
        - Тихо, - сказал он. - Лежи и не двигайся. Слишком много крови потерял.
        - Погоди… - Я кое-как подтянул руку к своей шее. - Что это… за тряпка?
        - Я нашел твою футболку. Она почти чистая. Надеюсь, ты не получишь заражения. Просто замерзнешь. Это не навсегда.
        Я улыбнулся. В полной темноте это тоже было бессмысленно, но иногда люди улыбаются даже без расчета на то, что это кто-то увидит.
        Вот и я ещё улыбался, но у меня оставались вопросы.
        - Скажи, где они? - спросил я. - Ну… Майя и этот?
        - Ушли, - ответил он коротко.
        - Но что случилось? - спросил я. - Я же помню, он прокусил мне горло… ч-черт… как больно…
        - Тебе не надо разговаривать, - тихо сказал он. - Мы можем не разговаривать. Сейчас. И дальше.
        Я понял, о чем он. Я прислушивался к его мыслям. Это было необычным занятием. Я как будто видел картинки, и даже чувствовал запахи, и даже заметил, что если закрыть глаза, то начинаешь слышать их еще лучше.
        Я видел то, что он хотел мне рассказать. И даже то, что он не хотел. И он очень стеснялся того, что я могу увидеть, хотя это и было глупо, ведь я уже видел.
        - Ты чертов вампир, - сказал я неслышно и даже усмехнулся, тоже беззвучно. - Хорошо, что я ничего не помню.
        - Так всегда делают… волки, если кто-то ранен, - сказал он виновато. - Иначе рана не заживает. Мы умеем лечить языком. Ты можешь не верить, если не хочешь.
        - Погоди-ка, - сказал я. - Но ведь я тогда был уже… человеком?
        - Нет, - соврал он, и я знал, что он краснеет до ушей.
        - Ах ты собака худая, - выругался я, как настоящий волк. - Ну что мне с тобой делать?
        С ним и не надо было ничего делать. Да я и не смог бы. Я смог только кое-как привстать и сесть на земле. Наощупь отряхнул с голых боков хвою и какие-то шишки. Вокруг было темно: я забыл сказать, что мы, как обычно, вернулись в тот самый момент времени, откуда вышли. Ну то есть откуда мы стали волками. Поэтому наша ночь продолжалась.
        - Дай телефон, - сказал я. - Пожалуйста.
        Вик молча поднялся, подошел к моему самокату и откинул седло. И принес мне, что я просил.
        Он не знал, где лежит телефон, просто читал мои мысли.
        Я включил фонарик и посветил на него.
        Нет, я не увидел призрака или зомби. Это был все тот же Вик, мой друг. С длинными белокурыми волосами и в холщовой рубашке. Которую, кстати, не мешало бы сменить: она вся была в бурых пятнах, которые даже не все успели засохнуть.
        Мой взгляд задержался на этой рубашке.
        - Спасибо, Вик, - только и сказал я.
        Выключая фонарик, я успел увидеть, как он улыбается.
        Я набрал номер деда. После полуминуты ожидания он взял трубку.
        - Где ты, - спросил он.
        Я встревожился. В его голосе звучал даже не гнев, а усталость. И еще безнадежность. Иногда таким голосом говорила тетя Элла, и я немножко жалел ее в эти минуты.
        - Я… я пошлю тебе геометку, - сказал я.
        Герман хмыкнул и ничего не сказал. Это было на него не похоже.
        - Жди меня там, - велел он.
        Я отключил звонок и поднял голову. Луна снова вылезла из-за облаков, и стала видна эта проклятая шахтерская дорога, и на этой дороге никого не было. Больше никого. Только мой самокат стоял прислоненным к стволу.
        - Вик, - позвал я.
        Ответа не было.
        - Вик!
        Я попробовал встать и не смог.
        - Вик! Вернись! Ну что за дрянь, Вик! Почему… ты…
        Здесь мой голос предательски сел, и еще мне стало грустно. Очень, очень грустно. Я еще мог понять, почему он не хочет встречаться с Германом, но я не мог простить, почему он оставил меня вот так. Этот Черный Лес - препоганое место, подумал я вдруг. В нем происходят невероятные чудеса - и тут же становится ясно, что на самом деле ничего чудесного в них нет. Стоит тебе влюбиться впервые в жизни, твоя девушка оказывается волчицей-оборотнем и предает тебя сразу несколько раз подряд. Ты находишь себе друга, и он спасает тебе жизнь, а потом тоже превращается в волка и исчезает, даже не попрощавшись, будто его и не было.
        Так бывает только в сказках, думал я. В дрянных идиотских сказках. И я тоже стал сказочным героем. Что-то мне рассказывал дед про наши русские сказки, которые я, впрочем, отродясь не читал. Что-то там было про таких, как я. В сказках таких, как я, всегда зовут Иванами. Но не всегда царевичами.
        Горестно я посмотрел на луну.
        - Wexen… Hexen… Silbermond, - еле слышно прошептал я севшим голосом. Наверно, я надеялся на еще одно чудо, пусть и маленькое, самое захудалое. Но не случилось вообще ничего.
        Вот разве что через четверть часа приехал Герман. Я издали видел фары его пикапа. Глаза привыкли к луне и к темноте, и я видел, как эти два светлячка дрожат и перемещаются, а затем синхронно сворачивают, приближаются и вырастают с каждой секундой.
        Когда Герман накинул на меня шерстяной плед, я понял, что замерз едва ли не до смерти. Он светил на меня своим громадным переносным фонарем и рассматривал так внимательно, будто впервые видел. Я вытирал нос его платком и старался не смотреть на него. В стороне я заметил забытую ветку с белыми розами: разворачиваясь, пикап переехал ее и вдавил в рыхлую землю. В свете габаритных огней белые розы стали алыми.
        Вот я дурак, подумал я.
        - Дур-рак, - подтвердил Карл из кабины. Я вспомнил, как обычно называли того Ивана из сказок. Именно так его и называли.
        Но когда я кое-как взобрался на подножку и уселся на кожаное сиденье (а самокат занял привычное место в кузове), старый ворон взгромоздился ко мне на колени, как черный потрепанный кот, и там притих. Его острые когти царапали мне колени даже сквозь джинсы, но я терпел.
        Герман сел за руль. Он, как я уже говорил, был непривычно молчалив. Только когда мы выехали на шоссе, он бросил на меня короткий взгляд и сказал:
        - Третьего раза не будет. Как только ты сможешь ходить, ты отправишься обратно в город.
        - Но почему? - спросил я.
        Дед прибавил газу, и я вжался в кресло.
        - Ты мне дорого обходишься. Самокаты, телефоны, футболки… Кстати, зачем тебе понадобилось портить розовый куст?
        - Подар-рок, - наябедничал Карл, и мне захотелось свернуть ему болтливую башку.
        - Черт тебя возьми, - сказал Герман. - Это очень старый куст. Последний раз его обкорнал твой отец. Почти в твоем возрасте. Это тоже был подарок… твоей будущей матери… а для кого ты ломал ветки, признайся, а?
        - Ни для кого, - убитым голосом сказал я. И даже, как вы понимаете, не слишком врал.
        - Можешь не говорить, я знаю, - сказал дед. - Я не слепой… правда, я всегда думал, что Майя лучше своего непутевого брата. Кажется, я ошибался…
        - Какого брата? - насторожился я (а Карл как-то двусмысленно щелкнул клювом).
        - Какого брата? Феликса, конечно. Ты не знал, что она его сестренка? И тоже отличница, между прочим… только все больше по химии…
        Я прошептал несколько слов по-английски. Ворон Карл радостно заквохтал и запрыгал у меня на коленях. А потом озвучил мою мысль громко-прегромко, как громадный черный попугай:
        - WazzaPhuck!

* * *
        На террасе у Жука лекарствами и не пахло, а пахло почем-то пивом. Доктор не возмущался, хотя мы и подняли его с постели, причем довольно бесцеремонно.
        Очень скоро он нарядился в рабочий бирюзовый халат, натянул резиновые перчатки и всадил мне такой укол от столбняка, что я и правда остолбенел на пару минут.
        Сыворотку от бешенства мне вкололи тоже, медленно и больно. И вообще много чего делали.
        После всего меня разместили на кушетке, которая неприятно воняла резиной. Тут я решил, что мое обоняние необычно усилилось даже в человечьем обличье. Я даже чихнул, но никто не обратил на это внимания. Мне было велено лежать вниз лицом. Так уж и быть, я не стану скрывать, что я при этом был абсолютно голый, прикрытый лишь тонким полотенцем.
        - Что скажешь, Михалыч? - спросил дед у доктора.
        Они оба смотрели на мою шею, уже очищенную и обработанную чем-то, что слегка щипалось. Я никак не мог видеть, что у меня там, да и головой вертеть было больно.
        - Скажу, что, если в нашей деревне завелась такая собака, ее надо найти и застрелить, - отвечал Жук. - Жаль, что твой парень не видел, откуда она взялась и куда сбежала.
        - Темно было, - пробормотал я.
        - О том, чтобы найти эту собаку, я позабочусь, - мрачно пообещал дед. - Что еще ты заметил? Не говори, что ничего. У тебя слишком загадочный вид, пан доктор.
        Жук вздохнул. Присел на стул, широко расставив колени. Свои сильные руки он сложил на груди.
        - Вчера я осматривал мальчика без единой царапины, - сказал он. - Сегодня я вижу кошмарную рану на шее, которая почти полностью зажила, на что в нормальных условиях требуется не меньше двух недель. Если вообще не иметь в виду, что эта рана без скорейшего оперативного вмешательства была бы смертельна. Но в нашем случае она зарубцевалась сама собой. И это только то, что бросается в глаза, дорогой мой Герман.
        Дед кивнул, будто вовсе не был удивлен.
        - И еще, - продолжал Жук. - Ты же знаешь, я иногда консультирую следователей из Гродно в качестве судмедэксперта. Так вот, я не совсем понимаю, как твой парень мог получить такое ранение. Чтобы подставиться под такой укус, нужно было… нет, даже не лежать. Стоять на четвереньках.
        «Даже если попросят, я не встану», - подумал я.
        Доктор Жук не попросил. Посопел и хмуро закончил:
        - Итак, я не рискнул бы сегодня выписать медицинское заключение. Я не знаю, как была нанесена эта рана. Кем. И… кому.
        Я зажмурился и уткнулся носом в тощую подушку.
        - Семен Михалыч, - сказал дед. - Я не прошу от тебя справок. Более того. Я прошу, чтобы ты никому не выдавал таких справок об этом пациенте. Даже если им станет интересоваться милиция.
        - Я обязан позвонить, - тусклым голосом сказал Жук.
        - Не надо. С Михалком и Сапегимым я поговорю сам. Не сомневайся, этого зверя мы обезвредим.
        - Я слышал эти сказки про призрачных волков, - еще тише продолжал Жук. - Да… не к ночи будь сказано… но я в них верю. В юности я жил в таких местах, где видали и не такое.
        - Я тоже, - сказал дед.
        По моей спине уже давно ползли мурашки, но я не подавал виду.
        - Ты уверен, что ты справишься, Герман? - спросил доктор.
        - Я справлюсь.
        Я слышал, как Жук поднялся со своего стула. Поэтому даже не вздрогнул, когда он подошел ко мне и легонько похлопал по тому месту, откуда еще недавно у меня начинался чудесный пушистый хвост, а сейчас прощупывался лишь скромный копчик, как у всех людей.
        - Я ничего не видел, - сказал он. - Ничего не видел и ничего не понял. Я верю в тебя, лесник Волков. Но хорошего ремня этому парню я бы все-таки дал.
        - За что? - возмутился я скорее для порядка.
        - Для профилактики, - сказал Жук. - Если ты завтра снова появишься у меня… ну, скажем, с ободранным хвостом… не говори, что я тебя не предупреждал.
        Герман добродушно расхохотался. Ну, или постарался расхохотаться по возможности добродушно.
        - Это все девки, - сказал он. - Девки до добра не доводят. Ох, допрыгаешься, Серый!
        Я вздрогнул.
        - Береги хвост смолоду, - пошутил Жук, и очень скоро мы с ним распрощались.
        Мы вернулись домой уже засветло. Дед покормил меня и Карла одним и тем же жиденьким супом (ворон негодовал). Затем помог мне подняться по лестнице. Из-под моей двери тянуло сквозняком. Ну да, подумал я. Окно ведь осталось открытым.
        Я помедлил, взявшись за ручку. Я подумал: а что, если…
        - Даже не думай о прогулках, - сказал Герман как бы в ответ моим мыслям. - И гостей не приглашай. Выдеру.
        Я немножко покраснел. Герман сунул мне в руки плед:
        - Накройся получше и спи. И своих девчонок в телефоне попроси сделать то же самое.
        - Н-но… - я открыл было рот, но голос опять подвел, и я замолчал. Прокушенное горло болело, глотать было больно.
        - Не утруждайся, - сказал дед. - Нам еще будет о чем поговорить.

* * *
        Утром я, пошатываясь, спустился вниз к завтраку. И застал там Германа с Карлом в компании двух милиционеров. Тех самых Сапегина и Михалка. Они говорили с дедом по-белорусски, и я даже не сразу начал их понимать. Они не улыбались, и пива на столе не наблюдалось. Я уже подумал, что доктор все же доложил о моих приключениях куда следует. Но, прислушавшись, понял: дело обстоит еще хуже. И в особенности у доктора Жука.
        - Вы были там последними, - говорил Сапегин. - У него в телефоне звонок от тебя, Герман. Камера на улице видела твою машину. Лиц не распознать, но вас там было двое.
        Михалок и Сапегин синхронно посмотрели на меня. Я не знал, что отвечать, и промолчал.
        - К сожалению, мы были там не последними, - возразил дед.
        - Ах, ну да. Ну да. Но более никто мимо не проезжал и не проходил до самого утра. Мы просмотрели видео. Ни единой машины, вообще никого.
        - Я не спорю, - сказал дед. - Мы были у Семен Михалыча. Лечили парню пару царапин, - тут милиционеры снова посмотрели на меня. - Пустяки, упал с самоката… в розовый куст…
        - Ночью? - уточнил Сапегин.
        - Ну да. В темноте…
        - А что случилось? - не удержался и спросил я. Лучше бы я этого не делал. Голос спросонья был хриплым, хуже, чем у Карла.
        - Катастр-рофа, - гаркнул ворон, сидевший на холодильнике.
        Теперь милиционеры посмотрели на него.
        За всех ответил Сапегин:
        - Фельдшера Жука нашли утром на его террасе. В луже крови. С разорванным горлом. Хорошо еще, что его жена - тоже врач. Она оказала первую помощь. Потерпевшего увезли в город, в критическом состоянии.
        Мне стало страшновато. Дед хмуро смотрел на меня. Он знал, что я знаю, в чем дело. Но я знал и то, что он не был бы рад, если бы я рассказал о том, что знаю.
        - Жену мы тоже опросили, - проговорил Михалок. - Здесь есть странности. Она прекрасно помнит, как вы уезжали: ваша машина завелась и уехала. Почти сразу после этого она услышала шум на террасе. Тут же спустилась посмотреть, что происходит. И увидела тело мужа.
        - В это время мы уже выезжали из деревни, - сказал Герман.
        - Да. Камера вас видела, - сказал Михалок. - Именно поэтому мы у тебя в гостях, Герман, а не ты у нас.
        Я вздохнул с некоторым облегчением.
        - Тогда что же странного, - спросил Герман.
        - Все произошло в течение минуты. Если не меньше. Всего за минуту кто-то пробрался во двор. Непонятно как попал на террасу. Непонятно зачем расправился с доктором. Покинул дом. И при этом не открывал дверей, не разбивал окон, не попался никому на глаза и ни разу не попал в объектив камеры.
        - И не оставил следов снаружи? - осведомился Герман.
        - Хороший вопрос, - кивнул Сапегин. - Мы заметили следы на дорожке во дворе. Земля утром сырая, отпечатки видны. Там были твои знаменитые сапоги-говнодавы, потом еще кроссовки молодого человека, - Сапегин вскользь глянул на мои ноги, - и еще кое-какие другие следы, Герман.
        - Чьи же?
        - Волчьи, - ответил на этот раз Михалок. - Волчьи, Герман! Я с батей сто раз на охоту ходил, я знаю, чем отличаются волчьи следы от собачьих!
        Сапегин молча протянул деду телефон - посмотреть на фото.
        - Тут сразу несколько особей, - пояснил он. - И крупные, и помельче. И раны пострадавшего, честно говоря, похожи на волчьи укусы. Бешеные волки в Чернолесье! Значит, мне не показалось, когда я тут заметил пару здоровенных тварей, - тут он подумал и не стал развивать эту тему. - А ты все это время молчал, Герман! Учти: тебе все же придется дать официальные показания.
        Ворон на холодильнике похлопал крыльями, будто аплодировал. Все снова поглядели в его сторону.
        - Пожалуйста, не уезжай далеко от дома, - велел Сапегин Герману. - Ситуация может оказаться серьезной.
        Дверь за ними захлопнулась. Мы с дедом посмотрели друг на друга.
        - Ситуация может оказаться слишком серьезной, - повторил дед.
        Подошел к окну и поднял скрипучую раму. С улицы повеяло утренней свежестью. Было слышно, как там, далеко, за оградой, милицейский уазик шуршит колесами по гравию, набирает скорость и уезжает.
        - All right, - сказал ворон почему-то по-английски.
        Герман обернулся.
        - Послушай, мой крылатый друг, - сказал он. - Не хотел бы ты немного проветриться? Заодно приглядишь за округой. Сделай милость, а?
        Карл выглядел недовольным, но послушался. Тяжело переместился на подоконник, оглянулся и вылетел прочь.
        Дед возвратился к столу. Я отлепился от дверного косяка и сел напротив.
        - Ты все слышал, - сказал он.
        Я кивнул.
        - Я не смогу отвезти тебя в город, - сказал дед. - Как ты понимаешь, я под подпиской о невыезде.
        Я промолчал.
        - Ты уедешь сам? Могу подбросить до станции.
        Я никогда не думал, что у меня могут выступить слезы на глазах. Но они появились. Одна или две даже скатились на стол.
        - Почему так? - спросил я. - Почему… все так происходит?
        Дед с шумом отодвинул деревянный стул. Обошел стол. Встал сзади и положил обе руки мне на плечи.
        - Здесь становится слишком опасно, - сказал он.
        - Но я не боюсь, - сказал я, неубедительно всхлипнув.
        - Тебе было мало вот этого? - он прикоснулся пальцами к зажившей ране на моей шее. - Тебе мало сегодняшней истории? Ведь это был сигнал. Сигнал и тебе, и мне. Они перешли в наступление, Сергей.
        - Они, - повторил я сквозь зубы. - Да кто - они, дед? Кто такие мы? И кто я?
        Дед растрепал мои волосы. И на пару секунд положил руку мне на затылок.
        - У тебя две макушки, - сказал он. - Как у твоего отца. Раньше это считалось хорошей приметой. Только мало кому принесло удачу. В том числе и твоему отцу.
        - Я ничего про него не знаю. Ты вообще никогда мне ни о чем не рассказывал.
        - Ты был не готов. Ты и сейчас не готов. Но откладывать наш разговор уже поздно. Очень скоро могу оказаться не готов уже я. Сегодня я понял, что это может случиться когда угодно.
        - Ты боишься?
        Дед не ответил, только усмехнулся. Вернулся на свое место. Я смотрел ему в глаза, сжимал зубы и больше всего боялся снова расплакаться. Я только сейчас заметил, как он постарел. И я только сейчас понял, что если его не станет, то у меня вообще никого не останется в этом мире.
        Разве что Вик. Но он… тоже пропал.
        - Расскажи, кто мы такие? - повторил я упрямо. - Почему эти чудеса происходят именно с нами? Что с нами не так? И еще… - Тут я не все-таки удержался и шмыгнул носом. - Ты ведь не прогонишь меня в город?
        - Только не надо скулить, зубастик, - сказал дед. - Будешь ныть - точно отвезу на станцию. А пока сиди и слушай. Я расскажу то, что знаю. Но знаю я не так много.
        Он повернулся и взял в руки свой военный планшет в прорезиненном корпусе. Включил. Некоторое время что-то выбирал, трогая пальцем экран. Повернулся ко мне.
        - Из меня хреновый рассказчик, и я не готовился к этому разговору, - сказал он. - Наверно, зря. Но кое-что я все же смогу тебе показать.
        Он повернул планшет ко мне. На экране я увидел его черно-белую фотку. На ней он был совсем молодой, лет двадцати, в советской военной форме старого образца. Дело было зимой: шинель на нем выглядела задубевшей и к тому же покрылась инеем. На пряжке ремня красовалась звезда, на черных погончиках блестели две буквы: ВВ. Ушанка была заломлена на затылок, в зубах торчала толстая сигарета. Герман беззаботно улыбался.
        - Это я перед дембелем, - сказал он. - Полтора года зону охранял.
        - Зону? - удивился я. - Зону контакта?
        - Какого еще контакта? - теперь уже не понял он. - С инопланетянами? Брось. Зона, друг мой, это зона. Чего тут объяснять. Все по закону: одни сидят, другие их охраняют. Видел, у нас на заборе проволока натянута, под электричеством? Это я оттуда идею позаимствовал…
        Он повернул планшет, поглядел на себя, усмехнулся.
        - Там-то я и встретил старину Гройля, - сказал он. - Только тогда он звался иначе. Заключенный Федор Сморкович. Это для охраны. Для блатных - Фюрер. А мужики его и вовсе упырем звали… Простых людей не обманешь.
        - Блатные? - переспросил я. - Мужики?
        - А, неважно, - махнул он рукой. - Народные термины. Не бери в голову. Короче, я молодой был, солдат-срочник во внутренних войсках. Служил в охране, а Федя Сморкович срок за контрабанду доматывал. Иногда пересекались. Вот они, зэки, допустим, на работу идут, мы их конвоируем. Или стоят они во дворе на перекличке, а мы по периметру, на вышках с автоматами… Я его запомнил: длинный он был, тощий, да и взгляд у него уже тогда был… пронзительный… да и он меня тоже приметил. Так уж вышло, что скоро пришлось нам столкнуться уже нос к носу. И вот ту встречу я на всю жизнь запомнил.
        Он посмотрел на меня со значением.
        - Дальше слушай. Вот я уже свои два года оттрубил, по весне на дембель целился, как вдруг случилась в лагере заварушка. Бунт. Подробности не скажу, не помню, да тебе и знать не надо. Просто одним прекрасным утром заключенные в отказ пошли. Работать отказались, в бараке заперлись, ну и все такое прочее. Стали мы их прессовать, да не слишком удачно, - тут он криво усмехнулся. - И начался тут ад и светопреставление. Хозблок горит, люди туда-сюда бегают, уже не поймешь где кто, зэки голые по пояс, все в татуировках, как эти… как викинги… Охрана с вышек куда попало стреляет…
        - А ты где был? - спросил я.
        - А я, стыдно сказать, в лазарете с вечера припухал. Животом мучился, вот как ты вчера… Короче, слышу, дело худо. Выхожу из санчасти, стою на пороге, за косяк держусь, понять ничего не могу… бой в Крыму, все в дыму… и тут этот Федя мне навстречу как выскочит… я его даже без телогрейки сразу узнал… он хоть и фраер, по-ихнему говоря, а глаза у него всегда были, как у мокрушника. Ну, как у убийцы. Причем у такого, который убил десятерых, но не попался ни разу. Понимаешь?
        Он помотал головой, будто и сейчас видел эту картину.
        - Ну и вот. Выходит он из этого дыма прямо на меня, с железным прутом в руках… не поверишь, я даже не испугался. В двадцать лет даже помирать не страшно. Только подумал: здравствуй, жопа, новый год…
        Я хмыкнул. Звучало это совсем как заклинание.
        - И только я так подумал, - продолжал дед, - как вдруг все поменялось. Ты теперь понимаешь, о чем я? Думаю, понимаешь. Произошло… ну, это самое. Весь мир остановился. Я как оглох. Ни выстрелов, ни криков не слышу, да и по сторонам не смотрю, только вижу его морду напротив. В волчьем виде я его тоже сразу узнал. Стоит, лапы расставил, вот-вот бросится. Но не спешит.
        «Ну что же, здравствуй», - говорит.
        «Заключенный Сморкович?» - это я по привычке спрашиваю. А он только скалится. Смеется.
        «Зови меня проще, - говорит. - Гройль. Я с некоторых пор себе такое имя взял. Из старых страшных сказок. А тебя я знаю, ты Гера Волков».
        «Ефрейтор Волков, - говорю. - Обращайтесь по форме».
        «Забудь, - говорит он. - Забудь хоть на минуту свой жаргон советский. Самого-то не тошнит?»
        А меня, Серега, накануне ох как тошнило. Ох, как тошнило. И первое, что я подумал - что это у меня от таблеток наступили глюки. Ну, то есть галлюцинации.
        «На это и не надейся», - это он мне отвечает. Будто слышит.
        «Разберемся», - говорю я, да стараюсь погрубее. Все же в охране два года служил, да и ефрейтор - это вам не новобранец.
        «Ой, дурак, - это он как будто усмехается. - Ой, дуралей. Хотя по первому разу со всеми бывает. Ты же сейчас в первый раз перекинулся, так ведь?».
        «Ты о чем», - спрашиваю.
        «О чем, о чем! О превращении, конечно».
        «Хватит умничать, - говорю. - Я и слов таких не знаю. И вообще, мне все это кажется. Я проснусь, и все пройдет».
        «Проснешься?»
        И тут происходит одна вещь, Серега, про которую я даже не знаю, как тебе и рассказать. Он передо мной стоит, а глазом косит в сторону, - ну, ты уже знаешь, как волки это умеют. А вокруг вроде бы ничего не происходит. Где-то далеко что-то грохочет, скрипит, ухает, и черный дым висит в воздухе, одним словом - как в замедленном фильме. И только из этого черного дыма выползает одна такая мелкая деталь. Медленно, медленно. Летит по воздуху и еще поблескивает на солнце, зараза. Как ты думаешь, Сережка, что это было?
        - Что это было? - повторил я, как эхо.
        - Пуля. Я ж говорил, солдаты на вышках сдуру во все стороны палили. И вот эта пуля потихонечку ползет и ползет прямо к моей груди, а я стою и смотрю на нее как зачарованный.
        «Проснешься ты, - это уже Сморкович повторяет. - Один такой уже проснулся. Еще до тебя. Его потом к папе с мамой отправили… в цинковом гробу».
        А сам не спеша берет пулю в зубы. Прямо из воздуха. И сплевывает брезгливо на снег. И вот она в снегу лежит и потихоньку туда проваливается. И пар еще оттуда поднимается, такой ме-едленный, гнусный.
        «Отойди в сторонку, - говорит он. - Твои друзья-цирики обычно очередями стреляют. Патроны не берегут».
        Я отошел, как сказали. И следующая пуля уже в дверь воткнулась. Я ее только глазами проводил.
        «С днем рожденья», - это Гройль говорит.
        Ну, тут я все же порадовался. Как тут не порадоваться, когда живой остался. И не то слово - живой! Живее всех живых, как Ленин… это у нас в те годы так говорили… ну и вот вдруг - ты, не поверишь, Сережка, - так мне весело стало, что я нос по ветру поднял и песню запел. Старую песню, как говорится, о главном… и такая это песня была знатная, что самому страсть как понравилась, хотя сейчас спроси - о чем она была, уже и не вспомнить. Ну да ты, Серый, лучше меня знаешь, как это бывает…
        Тут дед посмотрел на меня очень-очень насмешливо. Господи, подумал я. Неужели он тоже слышал мой дебют на сцене, а не только Майя?
        - Вот и этот Федор, он же Гройль, только посмеялся, - продолжал он. - Потом, правда, смеяться перестал.
        «Мог бы и не выть, всего о себе не выбалтывать, - это он говорит. - Хотя по первости все воют. А я-то тебя и так давно приметил. Ты ведь тоже из наших».
        «Это как», - говорю.
        «Долго рассказывать. По глазам вижу, и все тут».
        «Нет, ты докажи».
        «Вот ты скучный какой. Хорошо. Вот у тебя, дурака, в военном билете что написано? Герман Иванович Волков. А ведь твоего отца совсем иначе звали».
        Я даже не нашелся, что ответить.
        «Я отца никогда и не видел», - говорю.
        «Зато его дар унаследовал», - это он отвечает.
        «Дар?»
        Тут он мне и рассказал очень коротко то, что сам знал. И я, Серега, тебе постараюсь тоже коротко объяснить.
        В нашем мире зло сильнее добра. Темный это мир, изуродованный, неправильный. Может, где-то и есть другой, добрый да счастливый, только нам в нем родиться не довелось.
        Но время от времени в нашем мире зло уже совсем перехлестывает через край. Тогда и происходят всякие катаклизмы, революции, войны… начинаются по глупости, продолжаются всерьез… Миллионы гибнут, миллионы мрут с голоду, дети родителей теряют, а зло все растет и крепнет. И пока одно зло другое не победит, война не кончается.
        И после каждой большой войны, Сергей, зло в мире растет и накапливается. Собирается где-то под землей, бурлит там, как нефть, понимаешь? Кто-то про темную материю толкует, кто-то - про негативную энергию. А кто-то говорит - это души убитых, да неупокоенных. А может, все это вместе. Этого я никогда точно не знал, да и сам Сморкович тоже. Может, физики-химики, кто поумнее, такие явления и объяснили бы. Может, еще и объяснят, да только, по всему видно, уже поздно будет.
        В общем, из-за воздействия этой темной энергии и случаются в мире всякие мутации. И у людей, и в зверей, и у растений даже.
        «Это что же, - я спросил, - мы с тобой мутанты, что ли?»
        А он только зубы скалит.
        «Если, - говорит, - слово не нравится, то можешь звать себя сверхчеловеком. Или сверхволком. Суть от этого не меняется».
        «А почему мы оборачиваемся именно волками?» - это я Федора спрашиваю, а он опять смеется.
        «Это мы, - говорит, - сами про себя решили, что мы в волков превращаемся или там в медведей. Так издавна повелось, еще с “Беовульфа“. А настоящая реальность - она такая может быть, что ее нашим языком даже не опишешь».
        Я и тогда этих слов не понял, Сережка, и сейчас не понимаю. А он и продолжать не стал. Толкнул меня мордой, - пошли, мол.
        «Покажу тебе кое-что», - говорит.
        Ну, мы и пошли. Точнее, побежали. Ну, ты знаешь, как нынешние оборотни двигаются: быстрее пули. Весь мир вокруг зависает, только мы одни движемся. За это нас и зовут волками-призраками. Потому что никто рассмотреть не может, даже на замедленной съемке только тени мелькают.
        Вот перемещаемся мы по зоне, а там просто праздник какой-то. Зеки наших арматурой бьют, заточками, с вышек солдаты стреляют, кто-то уже на снегу валяется, в стороне барак горит, и все это - неподвижно, как на фотографии. Понимаешь, Серега? Только фотография эта цветная, кровь на снегу - такая алая, яркая, свежая, и солнце на небе сияет. А ворота приоткрыты, и кто-то, я смотрю, уже прорвался, на волю подался. Бегут по дороге к лесу. Только и это все медленно, замороженно.
        «Неплохо я заварушку замутил?» - это Федор спрашивает.
        «Так это ты?»
        «Ну а кто ж еще. Я ведь в своем бараке в авторитете хожу».
        Я только головой покачал. Эх, думаю, дерьмовый из меня охранник. Мог бы и раньше заметить.
        «Все равно ведь в тайге подохнут, - Сморкович говорит, да так беззаботно. - Они-то перекидываться не умеют».
        «Зачем же ты тогда все это устроил?»
        «Да так. Повеселиться. Скучно же».
        «А что сам не убежишь?» - это я у него спрашиваю.
        «Сил пока не хватает. Все время приходится возвращаться… в человека».
        «А что нужно, чтобы сил хватило?»
        Он на меня так внимательно смотрит.
        «Чтобы оборотень получил сверхсилу, - говорит, - он должен убивать».
        «Убивать? Кого?»
        «Без разницы. Зло не выбирает, против кого оно направлено. Иначе оно не было бы злом. Понимаешь?»
        С этими словами подходит он к одному из этих, застывших - а я его знаю, это Леха Кудрявцев, ему тоже на дембель скоро, как и мне. Подходит, а сам все на меня смотрит.
        «Ну что, Гера? - говорит. - Решай, сверхчеловек ты или дворняга дрожащая. Помнишь Достоевского?»
        «Не трогай его», - говорю.
        «Правда? Не трогать? Ах, он же твой приятель. Мне-то все равно, у меня любимчиков нет. Ладно, будь по-твоему. Тогда давай вот этого, - тут он на другую фигуру показывает, а тот голый по пояс, грудь вся в наколках. - Урка с нашего барака. Помнишь, по какой он статье? Могу подсказать. Хотя… спать потом не будешь. Поверь на слово, он вообще зря на свет родился. Так, генетический мусор. Ну так что, накинулись?»
        «Нет! - говорю. - Не буду».
        «Да почему же? У него руки в крови по локоть. Такую мразь убить - святое дело, - похоже, этот Гройль и правда хотел меня уговорить. - Знаешь, как волков называют? Санитары леса… вот и давай… поработаем…»
        «Не могу. Какой я волк? Я человек».
        Клянусь, Сережка, я в ту минуту и вправду так думал. Сейчас все сложнее.
        «Так ты, может, в Смотрители готовишься? - тут он даже рассмеялся, а я тогда и не понял, о чем это он. - Прости, не знал. Знал бы, оставил в покое. Впрочем… пожалуй, так я и сделаю».
        Здесь, Серега, случилось то, что я и сейчас бы хотел забыть. Этот Гройль отвернулся от меня, примерился и прыгнул. И вцепился тому урке в горло. Ну… ты знаешь, как это бывает. Я даже испугаться не успел. Стоял, как вкопанный. И тот, в наколках, тоже стоял. Еще стоял. Только уже мертвый. И глаза… мертвые.
        Тут мой дед умолк и посмотрел на меня. Потом отвел взгляд, и я подумал, что он жалеет, что начал этот разговор.
        - А дальше? - спросил я.
        - А дальше меня выбросило в тот момент, когда все началось. Ну, или чуть позже. На пару секунд. Ровно в тот миг, когда очередь с вышки прилетела мне в бок. Сразу три пули, две по касательной, одна в яблочко. Случайно, совсем случайно.
        Он привстал на своем стуле. Задрал рубашку, показал след от старого шва на поджаром животе.
        - Матери пришлось написать, что аппендицит, - усмехнулся он. - С меня и подписку взяли о неразглашении. Да… Хорошо еще, лагерный лепила… ну, доктор… в той заварушке жив остался. Вовремя в сортире заперся. Так вот он мне пулю пинцетом достал, брюхо потом зашил без наркоза суровыми нитками… Я после этого еще месяц в том же лазарете валялся, до самой демобилизации.
        - А тот… Федор? - спросил я.
        - Сморковича с того дня никто не видел. Троих других нашли потом в лесу. В километре от лагеря. Далеко не ушли.
        - Всех троих сразу?
        - Ух, Серый. Тебе в полиции надо работать. Верно говоришь, всех сразу. И всех с перегрызенными шеями.
        - Бр-р-р, - ужаснулся я.
        - Скандал был жуткий. Начальство из Новосибирска приехало. Ну а как же, беспорядки в колонии, коллективный побег, страшное дело, небывалое! Все обстоятельства засекретили. Тех троих - и урку заодно - списали в расход: якобы, погибли от диких животных при попытке к бегству. Заодно и пятого к ним добавили, для кучи. Того самого Сморковича. Понимаешь теперь?
        Я кивнул.
        - Он мне потом письмо прислал. Ну, Федор. Точнее, открытку: «С днем рожденья!» Откуда-то уже с белорусской границы. Там перебежал на четырех лапах через полосу - и с концами. Потом всплыл почему-то в Берлине, с новыми документами. Флориан Старкевич, доктор всех наук. Каков?
        - Меня Феликс тоже с днем рожденья поздравил, - вспомнил я.
        - Феликс… да, Феликс Ковальчук… он ведь из хорошей гимназии ушел к нему в лагерь. В этот его «Эдельвейс», будь он неладен. И сестру с собой сманил. Теперь их родные папа с мамой не узнают…
        Признаюсь, тут я подумал о чем-то другом, а вовсе не о том, узнает ли Майю ее папа. Я вспомнил, как впервые встретил ее там, в лагере. В тонком платье на голое тело, с лентой в волосах. Вспомнил, как она в самый первый раз назвала меня по имени - Сергей Волков, - и как мне было жарко - и от костра, и от запаха травы, и от той волшебной ночи.
        - Что-то ты не о том размечтался, - проворчал дед. По-моему, он с легкостью читал мои мысли.
        - Ты обещал еще про отца рассказать, - сказал я.
        Герман кивнул. Вновь придвинул к себе планшет. Теперь он нашел в нем не просто фотографию, а видео, которого я ни разу в жизни не видел.
        Наверно, это была оцифровка со старой видеокассеты, потому что изображение было блеклым, с какими-то полосами, а звука и вовсе не было слышно.
        На экранчике я видел наш двор, и розовые кусты, и даже старая «Нива», которую я почти не помнил. Не помнил я и молодого человека с девушкой в длинном платье, с букетом роз. Они оба стояли посреди двора, держась за руки. Наверно, они заранее поставили камеру на запись. Потому что смеялись и толкали друг друга, как будто знали, что их никто не видит.
        - Примерно за два года до твоего рождения, - пояснил Герман. - Здесь им по семнадцать.
        Я смотрел на них и все еще не понимал. Хотя все было понятно. Я же видел, как мы похожи с этим длинноволосым парнем в ярких кроссовках из 1990-х и в льняной рубашке. А девушка… ведь это была моя мама. И с ней мы тоже были похожи: она улыбалась так же, как я. И ее я тоже совсем не помнил. Только немножко голос. Глупые детские песенки. Да и то я не был уверен - может быть, я просто слышал их из CD-плейера в машине?
        Тем временем Герман включил еще одно видео.
        На экранчике я видел наш прицеп, который до сих пор скучал во дворе, и своего отца, который был уже чуть постарше. Он подавал моей маме руку, чтобы ей легче было спускаться по ступенькам - потому что на руках у нее сидел совсем крошечный я, завернутый в белое одеялко.
        На плечо молодому человеку беззвучно опустился черный ворон - вот его-то невозможно было не узнать. Он разинул клюв и явно что-то произнес, потому что парень и девушка рассмеялись.
        - Смотри, наш Карл такой же, как сейчас, - сказал я, незаметно вытирая нос. - И что, они тоже дружили? Ну… с моим отцом?
        - Дружили - это не то слово, Сережка, - серьезно ответил Герман. - Они были просто неразлучны. Должен сказать, что и за тобой старина Карл присматривал… иной раз приносил что-то вкусненькое… ну, то, что он сам находил вкусным. Бывало, притащит в клюве колбасу, сунет тебе в рот, да и гаркнет: «Жрать!». Ты и грызешь с удовольствием… мама с папой были в ужасе…
        - А у тебя еще видео есть? - перебил я.
        Дед задумался. Провел пальцем по экрану.
        - Есть… самое последнее, из леса, - сказал он. - Я долго его пересматривал. Но так ничего и не понял.
        Я взял планшет в руки. Этот новый фильм был слишком темным, и действие происходило как будто в ограниченном пространстве. Приглядевшись, я узнал внутренность нашего вагончика. Вот и я сам, лет трех от роду, сидел на своей постели, на нижней полке, со специальной сеткой, чтоб ночью не свалиться на пол; сетка была крепко натянута, а в руках у меня был игрушечный щенок-хаски.
        - Это же Пушистик, - улыбнулся я. - Я его помню. Только он потерялся.
        - Да… вот тогда и потерялся. Ты по нему долго горевал, - сказал Герман. - Как бы не дольше, чем по родителям…
        Видео было длинным. Камеру, наверно, держал мой отец, потому что мама тоже часто попадала в кадр. Она смеялась. На столе стояли пивные банки. Им было весело. Где-то в углу, кажется, светился телевизор, потому что мама часто смотрела туда, и на ее лице мелькали цветные сполохи.
        Как вдруг ее лицо изменилось. Она повернулась к окошку. Прижалась лицом к стеклу. Было непонятно, что она могла там увидеть: на улице было темно. Тот, кто держал камеру, сделал попытку снять вид из окна, но из этого ничего не вышло. Показалось только на пару секунд его лицо, отраженное в темном стекле. Это лицо было встревоженным.
        - Это последний раз, когда я его видел, - сказал дед каким-то чужим голосом. - Вот здесь, в отражении.
        Дальше… дальше мой отец вышел за дверь, положив камеру на стол. Изображение перевернулось на бок, да так и осталось неподвижным. Был виден только черный прямоугольник окна, кусок алюминиевой рамы и отраженные объекты неясной природы.
        - Матвей первым покинул вагончик, - сказал дед. - Зачем-то отцепил машину, завел мотор и поспешно уехал. Это выяснилось уже после. Твоя мама не дождалась его и тоже вышла наружу… Этого не следовало делать. Ее так и не нашли. Ни живой, ни мертвой.
        Я, уже не скрываясь, вытер слезы.
        - «Ниву» наутро нашли в овраге, сгоревшей. Зачем Матвея туда понесло? Никто не знает. Прицеп так и остался в лесу. Ты был внутри.
        - В лесу? - переспросил я.
        - На вересковой пустоши, рядом со старыми шахтами. Там, где сейчас этот чертов лагерь, «Эдельвейс».
        - А я? Что я делал все это время?
        - В основном рыдал. Довольно громко. Если включить звук на этом видео, то можно получить об этом представление… камера продолжала работать, пока не села батарейка… но лучше этого не делать.
        Я стиснул зубы. Я не буду рассказывать про свой сон, думал я. Герман решит, что я сошел с ума.
        - Я много раз пересматривал этот ролик, - сказал Герман. - На нем отчетливо слышно, как Мария… ну, твоя мама… захлопывает дверь, когда уходит… и не возвращается. Тогда почему же утром дверь оказалась приоткрытой?
        - Не знаю, - сказал я. - Ничего не помню.
        - Верю… доктор Жук тогда сказал, что в этом нет ничего удивительного… удивительно то, что ты не подвинулся рассудком за эту ночь. Хотя кто знает… такие вещи редко остаются без последствий… так он сказал. Бедняга. Он давно догадывается, в чем дело. Просто не может до конца поверить. Вот они это и почувствовали, эти подлые выкормыши Гройля… нет, рано или поздно я все-таки сожгу этот лес вместе с его шахтами. Пусть даже меня за это посадят, мать их…
        Тут он замысловато выругался и замолчал. Забрал у меня планшет.
        Я отвернулся. Незаметно вытер слезы. А потом спросил главное, что хотел знать:
        - Но… мой отец… он тоже был… волком-оборотнем? Или он был просто лесником? Ну, как ты?
        Герман хмыкнул.
        - Вот мы и подошли к самому важному вопросу, дружище, - сказал он. - Я его тоже откладывал. И тоже зря. Ты ведь даже не знаешь, кто такие мы, Смотрители. Или, как про нас говорят, лесники. Я ждал, когда же ты повзрослеешь и сам этим заинтересуешься… тогда слушай.
        Он легонько побарабанил пальцами по столу, собираясь с мыслями.
        - С начала времен мы движемся бок о бок, - сказал он. - Оборотни и Смотрители. Волки и лесники. Но не потому, что мы охраняем мир от них… или их от мира… тут сложнее. Ведь мы одной с ними крови. Так часто бывает, что родные братья соперничают друг с другом…
        - Но ведь в итоге кто-то всегда побеждает? - спросил я. - И кто же победит? Мы… или они?
        - До сих пор победить не удавалось никому. На любую силу всегда находится другая сила. Может быть, само мироздание стремится к равновесию… на программном уровне…
        Наверно, он прочитал сомнение на моем лице, потому что добавил:
        - А может быть, тому, кто в нас играет, это еще не надоело. Тебе ведь не надоели игры в твоем телефоне?
        Я признался сам себе, что уже немного поднадоели.
        - Об этом я тоже думаю с беспокойством, - сказал дед. - Что, если он тоже повзрослеет? Ну, тот, кто в нас играет уже целую вечность?
        За окном каркнул ворон, и я вздрогнул от неожиданности.
        - Что там у него опять стряслось? - удивился дед. Встал и направился к окну. Но Карл и сам уже был тут как тут. Стуча когтями, приземлился на деревянный подоконник и снова каркнул:
        - Кар-раул! Вор-рота!
        Дед выглянул из окна, но ничего не увидел. Поспешно вернулся к столу. Тронул экран планшета: туда он мог выводить сигнал от видеокамер. Нахмурился. Достал из шкафа винтовку и, не оглядываясь на меня, вышел за дверь.
        Я тоже встал и понял, что моя голова по-прежнему кружится от слабости.
        - Вор-рота, - повторил Карл. - Др-руг.
        - Что-о?
        Ворон рассердился.
        - Марш! - скомандовал он и щелкнул клювом, как дрессировщик бичом.
        Я бросился к двери, опрокинув стул. На ступеньках чуть не рухнул. И подбежал к уличным воротам сразу вслед за Германом.
        Тот нажал на кнопку, и калитка отворилась.
        За воротами, на площадке, усыпанной гравием, лежал мой друг Вик. Лежал ничком, подтянув под себя одну ногу в рваных джинсах и обхватив светлую голову руками. Его льняная рубашка была облеплена грязью. Больше всего было похоже, будто его прямо сейчас выбросили из машины, прямо на ходу, и он пролетел еще с десяток метров, пока не уткнулся носом в песок.
        Дед склонился над упавшим, но трогать его не спешил.
        - Вик! - позвал я. - Что случилось, Вик?
        Я видел, как он пошевелил пальцами. Сжал в кулак и снова разжал. Живой, подумал я с радостью. Вы, наверно, не поверите, но я еще никогда так не радовался. Наверно, я слишком часто говорю это «еще никогда», но в последние дни со мной много чего случалось впервые.
        - Вроде цел, - проговорил дед, внимательно разглядывая лежавшего. - Только вымотался до последнего. Всю дорогу бежал на двух ногах, что и неудивительно… средь бела дня так просто не обернешься… Эй, викинг! Говори, что произошло?
        Вик застонал. Вытянул ногу. Но перевернуться не смог.
        - Я убежал, - сказал он хрипло. - Они за мной гнались.
        Дед поднял голову. Прислушался.
        - Поблизости нет никого, - сказал он. - Врешь, может быть?
        Вик уронил голову на песок.
        - Он не врет, - сказал я. Я снова мог слышать его мысли. Я знал, что ему пришлось несладко. Я даже знал, где он провел эту ночь. В какой-то яме среди сосновых корней, которую он же накануне и вырыл лапами. Ну… когда еще был волком.
        Там он с непривычки жутко замерз, но никто не принес ему теплый плед.
        Мне стало стыдно.
        - Что ты сразу к нам не пришел, - спросил я тихо. Так тихо, чтобы Герман не слышал.
        - Я не хотел, - ответил Вик неслышно. - Я думал, ты вернешься в город.
        - Эй, вы двое, кончайте шептаться, - велел дед. Кое-что он, кажется, понимал. - Два слабака - пара. Лучше принеси своему другу воды. Прямо сейчас. Иначе он вообще не встанет…
        Дома, рассмотрев несчастного Вика вблизи, дед остался недоволен.
        - Давление на нуле, да еще и бледный, как смерть, - оценил он, сняв с его руки тонометр. - Тебя кто так замучил?
        Вик не ответил.
        - Не прогоняйте меня, - попросил он вместо этого. - Они меня убьют.
        - В таком виде - стопроцентно убьют. Ты же на ногах не стоишь, что на двух, что на четырех. Глупые щенки, - вдруг осерчал дед. - Что вот вы все лезете к Гройлю в логово? Вам что там, медом намазано?
        Даже непонятно, к кому сейчас обращался Герман. Мы с Виком его не слушали. Мы смотрели друг на друга, и мысли в наших головах текли невеселые. Беззвучно мы обменивались этими мыслями, но сейчас я, пожалуй, не стану рассказывать, о чем они были.
        - Жр-рать, - гаркнул вдруг ворон со своего холодильника.
        Герман хлопнул руками по коленям.
        - Вот только об этом и мечтал, - сказал он. - Специально кастрюлю борща наварил. Может, приютим еще парочку объедал с большой дороги? - Вик поднял на него тоскливые глаза, но он рассмеялся. - Да шучу я. Конечно, первое дело поесть. Второе дело - баня. Сауны не обещаю, уж извини. Все будет по-сибирски, а значит - жестко…
        Никакого борща у Германа не нашлось. Но даже после куска ветчины из вакуумной упаковки Вик заметно приободрился. Потом мы загнали его в баню. Когда дед хлестал его веником, от него только искры летели. Он прятал нос в ладони, но держался.
        После этих мучений мы сидели в предбаннике, а Герман прихлебывал любимое речецкое пиво.
        Щеки Вика слегка порозовели. Сил у него прибавилось.
        - А теперь скажи мне, кто напал на доктора, - обратился к нему дед.
        Вик поглядел на него из-под мокрой челки, которая сейчас казалась темной, и его серые глаза как будто сделались еще светлее.
        - Они, - сказал он. - Я там не был. Клянусь.
        - Тогда откуда знаешь?
        - Феликс сказал мне: хочешь быть доктором? Опасная профессия. После вчерашнего особенно. Это он так сказал.
        - Разве ты хочешь быть доктором?
        Вик смутился. Я потрогал свою шею. Зажившие шрамы почему-то сильно чесались.
        - Хорошо, - сказал Герман. - А кстати, кем ты хочешь быть? Может, лесником? Мне было бы приятно.
        Вик долго не отвечал. Его лицо пошло красными пятнами.
        - Мне нельзя быть никем, - признался он вдруг. - Запрещено.
        Я удивился:
        - Это еще почему?
        - Я должен только… наблюдать, - сказал он. - Я не должен вмешиваться. Вам не надо знать.
        Возможно, это подействовала баня, но у него, кажется, развязался язык. Я даже развеселился немножко - хотя, наверно, по той же причине.
        - Так ты, наверно, шведский шпион? - спросил я, посмеиваясь. - Или какой-нибудь… гренландский?
        - Нет. Нет. Я не знаю. Там, где я жил… там не было Швеции. И Гренландии. Но я плохо помню.
        - А что же там было? - спросил я упрямо. Редко бывало, чтобы Вик произносил сразу столько слов за одну минуту. Этим нужно было воспользоваться.
        - Там было… там было светло. Всегда светло, даже ночью. Там был мой дом. Альвхейм. Так называлось это место. Я помню.
        - Не знаю такого города, - сказал я разочарованно. - Это не у нас. Где-нибудь в Норвегии? Там у них, говорят, полярный день по полгода тянется…
        Все это время Герман смотрел на нас и ничего не говорил. Нет: он смотрел только на Вика. Печально и задумчиво. Такого я за ним раньше не замечал. Когда я вел себя плохо, он смотрел на меня с грустью - но не так. Когда (почти всегда) я вел себя глупо, он тоже бывал задумчив - но не так.
        - Вик, - сказал он. - Это твое детское имя. Как тебя звали по-настоящему?
        Вик запустил пятерню в свои мокрые волосы. Будто и на самом деле пытался вспомнить.
        - Сигурд, - ответил он тихо. - На вашем языке - Зигфрид. Отец говорил мне: «Вперед, мой Зигфрид!» А мама звала - Вик.
        - Ты это помнишь? - спросил Герман мягко.
        Вик ничего не ответил. Только опустил голову. Тогда Герман поднялся со своей лавки и шагнул к нему. Я сперва немного испугался, а потом удивился: своей тяжелой ладонью он осторожно погладил Вика по мокрому затылку.
        - Бедный мальчик, - сказал Герман. - Береги своего друга, Сережка.
        И, не сказав больше ни слова, сел на место. Просто сидел и пил свое пиво. Зато Вик то краснел, то бледнел. Ерзал на скамейке. Потом и вовсе попросился на выход.
        Я последовал за ним.
        - Ты чего сбежал, - сказал я ему.
        Он стоял на крыльце, как будто просто хотел подышать свежим воздухом. Над нами светило солнце, легкая дымка висела над лесом, и все казалось таким мирным, что в это даже не верилось.
        - Твой дед, - начал Вик. - Он сказал мне… он сказал мне, что знает, кто я. И откуда я пришел, тоже знает. Но не расскажет никому.
        - Не темни, темнейджер, - сказал я. - Ну кто ты такой, черт тебя дери? И откуда? Мне-то можешь рассказать?
        - Не могу. Мне будет очень плохо, если ты узнаешь. И тебе тоже.
        - Это еще почему? Ты преступник, что ли? Гренландский террорист? Нелегальный мигрант?
        Вик помотал головой.
        - А кто? Не скажешь - я с тобой больше не разговариваю.
        - Мы можем не разговаривать, - напомнил Вик. - Я могу читать, что ты думаешь.
        - Охренеть, - выругался я. - Вот именно это я сейчас думаю. Я таких упрямых баранов в жизни своей не встречал.
        - А каких встречал? - спросил Вик, слабо улыбаясь.
        - Да никаких я не встречал. А еще я знаешь, о чем подумал? Почему, подумал я, мне так свезло?
        Почему, мать его… почему лучшие люди, кого я знаю, это волки-оборотни?
        Вик не ответил. Где-то вдалеке тревожно каркнул ворон. Умный Карл не ходил с нами в баню. Он по своей воле снова заступил на дежурство. И теперь он издалека заслышал рев приближающихся мотоциклов.
        - И худшие тоже, - закончил я.
        Мы так и стояли на крыльце, бок о бок, когда к воротам подъехало то ли пятеро, то ли шестеро парней в черных кожаных куртках. Мы видели их сквозь дубовые брусья забора. Они выстроились полукругом, по-волчьи, но вожак на легкой «ямахе» остался впереди. Их лица были нам знакомы, а уж рожа их предводителя с косой челкой, налипшей на глаза - знакома в особенности. Даже в защитных очках.
        Больше всего он был похож на героя скверного боевика, где американские спецагенты мочат русских наркодилеров, а потом меняются ролями.
        «Будет обидно, если нас просто пристрелят здесь», - успел я подумать. Но стволов у них, кажется, не было. Гройль запрещал держать оружие в лагере. Иначе его питомцы просто перестреляли бы друг друга.
        Мы стояли и смотрели на них, а они на нас. Еще минуту назад можно было, пожалуй, сбежать в дом, к Герману, и я некоторое время боролся с этим желанием, и Вик тоже. Но теперь уйти было невозможно.
        Феликс тронулся с места и подъехал на мотоцикле прямо к воротам. Заглушил мотор и снял черные очки. Теперь он смотрел на нас в упор. Он мог слышать нас, а мы его. Впрочем, для этого даже не требовалось говорить громко. Я понимал их беззвучный язык все лучше и лучше.
        - Ну что, юные пацифисты, друзья природы, - сказал он нам. - Готовьтесь к экологической катастрофе.
        - Чего? - не понял я.
        - А вот чего: Гройль велел передать Герману, чтобы он вернул воспитанника в лагерь. Он же не хочет неприятностей с законом?
        На Вика он даже не смотрел, будто его здесь не было.
        - Я не вернусь, - сказал Вик.
        - В случае, если сбежавший ученик не вернется добровольно, - продолжал Феликс, будто читал по бумажке, - директор лагеря, доктор Старкевич, оставляет за собой право найти и возвратить его своими силами. При этом укрывательство несовершеннолетнего, - тут он все же взглянул на Вика, - будет приравнено к его похищению.
        - Я не вернусь, - сказал Вик.
        - Повтори это в третий раз, предатель. И лучше вслух. Я запишу сообщение для Гройля.
        - Я не предатель, - возразил Вик. - Я выхожу из игры.
        - И снова здравствуйте, - Феликс издевательски поклонился. - Ну конечно. Ты завербовался в лесники, ага. Ты теперь помощник доброго дедушки Германа. Как и твой новый друг. Да, это можно только приветствовать. Но вот беда: наш директор отвечает за твою безопасность, - тут Феликс показал пальцем куда-то вверх. - И мы обеспечим тебе эту безопасность, будь уверен. Лучше возвращайся сам. Мы даем тебе время до полуночи. Если нет - следующий наш визит будет совсем другим.
        - Не гони, - сказал я вместо Вика. - И убирайся на хрен со своей бандой в свой долбаный лес.
        Феликс даже не успел ответить. Еще один боец на кроссовом байке подъехал ближе и снял очки. Пружины просели под его весом. Я помнил его: когда-то в лагере он обыскивал мои карманы. Это был тот самый качок по имени Андрон. Свою кожаную куртку он скинул, должно быть, из-за жары - а может для того, чтобы показать свои мускулы. Они бугрились под футболкой, как будто их долго надували велосипедным насосом.
        - Что ты болтаешь с этими слабаками, Феликс, - сказал этот Андрон. - Сегодня мы их уничтожим. Вспомни, как я уделал ихнего доктора…
        Феликс покосился на него с неудовольствием. Но сдержался.
        - Коллега прав, - согласился он. - Мы еще увидимся. Очень, очень скоро.
        Я показал ему средний палец руки.
        - Как грубо, - сказал Феликс. - И как глупо. Кстати, что передать сестренке?
        Я вернул палец обратно, и моя ладонь сама собой сжалась в кулак.
        - Передай - пусть ищет нового брата, - сказал я.
        Вы не поверите, но Феликс промолчал. Моторы взревели, гравий полетел из-под колес, и адские волки убрались с наших глаз.
        Вик опустился на ступеньки крыльца. Ему все еще было плохо. Я присел рядом. Если честно, мне тоже было не лучше.
        - Не прогоняй меня, - сказал он. - Я не хочу к ним.
        - Ты начинаешь повторяться. Скажи что-нибудь новое.
        Вик опустил глаза.
        - Если я вернусь, мне придется кого-то убить, - сказал он. - Чтобы жить, нужно убивать. Я не хочу.
        «WazzaPhuck, - опять подумал я. - Мы все тут скоро съедем с ума в этом лесу».
        А вслух спросил:
        - И многих ты раньше убивал?
        - Никого. Честно. Меня послали убить одного человека, чтобы получить силу. Я пошел, но не убил.
        - Вот повезло кому-то, - ответил я, чтобы хоть что-то сказать.
        - Тебе не повезло. Я просто передумал.
        Я резко повернулся к нему, но он даже не дрогнул. И продолжал:
        - Я следил за тобой. С первого дня. И нашел там, в долине у речки. Это был удобный случай. Потом нашли бы тело с разбитым самокатом, и никто бы ничего не понял.
        Меня слегка передернуло. Я живо представил себе, в каком виде меня найдут.
        - Когда же ты передумал? - спросил я.
        - Когда спустился вниз, к реке. Ты лежал там… и не двигался. Я подошел очень близко. Мне нужно было просто прокусить тебе шею. Ты бы захлебнулся. Это даже не стало бы убийством. Но я сомневался.
        - А почему перестал сомневаться?
        - Ты разбил ногу. Помнишь? Кровь текла в реку. Я… попробовал ее на вкус. Это было… интересно.
        У меня вдруг так свело скулы, что я чуть язык не прикусил.
        - Вот и ты это чувствуешь, - сказал он. - Волки любят кровь. По крови можно многое сказать. И я тогда понял, что ты один из нас. Я подумал: почему они велели мне тебя убить?
        - Действительно, интересно, - пробормотал я. - Ну и что же? Проголодаешься - убьешь?
        - Нет. Лучше умру.
        - Т-твою мать, - выругался я по-взрослому, хоть мне это и не нравилось. - Спасибо, конечно. Успокоил. Но… погоди… я что, тоже таким стану?
        - У тебя еще есть время, - сказал Вик. - У меня уже нет.
        Герман
        Последняя битва
        Когда ворон Карл вернулся с дежурства и устроился на деревянной доске подоконника, Герман сидел за столом и внимательно рассматривал что-то на экране планшета. За окном алел закат. Огни на мачтах сияли в полную силу, и проволока на периметре поблескивала и искрилась и как будто даже переливалась огнями святого Эльма. Защита была включена на максимальную мощность.
        Герман поднял голову. Невесело подмигнул старому другу.
        - Похоже, сегодня у нас важный день, Карл, - сказал он. - Точнее, даже ночь.
        - Факт, - согласился ворон.
        - Если останемся живы, выйдем в отпуск. Поедем отдыхать. Куплю тебе новую клетку-переноску. Ну… или Серый купит. Не забудь ему напомнить.
        Ворон переступил с лапы на лапу и помотал головой.
        - Ты какие курорты предпочитаешь? Туруханск или Котлас?
        Ворон отвернулся.
        За окном кое-что изменилось. Солнце исчезло за лесом, хотя алое зарево еще горело, обещая ветреный день. Но пока вокруг царило безветрие, и было непонятно, почему низкие темные облака ползут от леса в направлении дома, задевая кроны сосен.
        - Страшно? - спросил Герман у Карла. - Как думаешь, они рискнут?
        Ворон пошевелил крыльями, как бы пожимая плечами.
        - А мы? Выдержим или нет?
        - Fire! - произнес ворон, будто репетировал боевой клич.
        - Не спеши, - сказал ему Герман.
        Он снова взял в руки планшет. Система охраны в заповеднике была достаточно сложной, но могла управляться с одного терминала. Можно было бы, например, запустить на разведку сторожевой дрон (он стоял наготове во дворе), но сейчас это не имело смысла. Облака тьмы, что ползли от Черного Леса прямо к дому лесника, были видны невооруженным глазом.
        Герман проверил емкость конденсаторов. Получалось, что мощности должно было хватить на несколько хороших ударов. Никаких плазменных пушек, конечно, у Германа не было, но хорошенько разогреть атмосферу вокруг дома он мог. Гости были бы довольны теплым приемом.
        Тут его мысли потекли в другую сторону. Стараясь ступать как можно легче, он поднялся по широкой деревянной лестнице и остановился у двери Сережкиной спальни. Прислушался. Не услышал ровным счетом ничего.
        Должно быть, парни дрыхли без задних ног. По крайней мере, они сказали ему, Герману, что собираются улечься спать пораньше. Вид у них был усталый. Герман внимательно пригляделся к обоим, но не заметил ничего подозрительного. Выдал им дополнительный надувной матрас и на всякий случай погрозил кулаком.
        Герман вернулся вниз. Карл уже бродил по столу, поглядывая на планшет круглым черным глазом.
        - Все спокойно? - спросил Герман.
        На планшете была открыта карта здешних мест. На карте был специально отмечен лагерь юных экологов, а также дороги, тропинки, речки и другие важные топографические объекты. Состояние объектов менялось: было видно, как плотные потоки тумана выходят из опасной речной долины и тянутся к дому лесника. Им оставалось проползти совсем немного.
        Герман провел пальцем по карте длинную кривую линию, как будто прочертил границу между домом и лесом.
        - Тьма будет здесь к полуночи, - показал он. - Тогда все и начнется. До тех пор старина Гройль не сделает и шагу.
        Ворон тоже посмотрел на экран.
        - В прошлый раз… тогда, давно… ты помнишь, что было в прошлый раз?
        - Матвей, - сказал ворон.
        - Да. Тогда они забрали Матвея. А сегодня тянут свои вонючие лапы за его сыном… но с тех пор кое-что изменилось. Мы не зря вооружались, Карлуша. Пусть себе ползут. У нас есть чем их встретить. Нам бы чуть побольше времени…
        Карл нахохлился.
        - Стар-рость - не радость, - сказал он.
        На это Герман только рассмеялся.
        - Ты не оригинален. И ты забываешь одну важную вещь, друг мой, - сказал он. - Мое долгое терпение тоже может подойти к концу. И тогда я сделаю то, чего уже давно не делал… очень, очень давно… это станет неприятным открытием для нашего друга Гройля. Представляю себе его гнусную морду. Впрочем, даже в его возрасте еще не поздно учиться чему-то новому, полезному…
        Карл посмотрел на него, склонив голову, как если бы хотел спросить: чему же?
        - Капитулировать, - ответил Герман.

* * *
        И вот обе стрелки на стенных часах в гостиной у Германа встали вертикально вверх. Луна (уже не полная, ущербная) заглядывала в его окно, словно приглашала выйти. Но Герман не спешил.
        Он рассматривал карту в своем планшете. Арена военных действий была перед ним как на ладони - трудно даже придумать сравнение точнее.
        Все началось с того, что свинцовая туча, пришедшая со стороны леса, опустилась и сгустилась вдоль изгороди усадьбы лесника. Два или три тонких языка отвратительной жидкой тьмы попытались было протечь под забор, но на мачтах сверкнули электрические разряды, и щупальца отдернулись и убрались прочь за периметр. Тогда тьма потекла в обход; густой удушливый туман обложил усадьбу со всех сторон и как бы замер, ожидая дальнейших распоряжений.
        Герман знал, что будет дальше.
        Взглянув еще раз на экран планшета, он со вздохом отложил его и поднялся. «Моторола» шуршала на столе. Но и рация была ему уже не нужна. Он взял только фонарь.
        Ворон тихо каркнул из угла, будто прощался. Герман показал ему кулак. В дверях он задержался и подхватил винтовку, стоявшую наготове. Ворон встопорщил перья и щелкнул клювом: он одобрял.
        Впрочем, когда Герман вышел за дверь, Карл немедленно перелетел на стол и, склонив голову, стал смотреть одним глазом на брошенный планшет. Что уж он на нем различал - было неясно, но вид у мудрой птицы был при этом очень серьезный.
        Лесник Герман не тратил больше времени. Он знал наверняка, куда он пойдет и кого встретит. По песочной дорожке он приблизился к задним воротам усадьбы. Замок лязгнул, и ворота отворились. За ними сплошной стеной висел темный туман высотой в половину человеческого роста. За туманом виднелись сосны, и кривая луна занимала свое место на небе. Где-то далеко, в лесу, мирно посвистывали ночные птицы. Лес оставался прежним, но лесник знал, что тишина обманчива.
        По траве мимо его сапог зазмеилось было несколько отростков тумана, направляясь к воротам, но Герман направил на них луч фонаря, и те мигом втянулись обратно в свое темное озеро.
        Герман ждал. Когда шагах в двадцати перед ним выросла длинная фигура Гройля в его уродливой фуражке, он даже не шевельнулся.
        Флориан Штарк (или как его там) заговорил первым:
        - В прошлый раз мы не завершили нашу беседу, - сказал он. - Тогда последнее слово осталось за тобой, Герман. Сегодня моя очередь говорить. Но я постараюсь быть кратким.
        Его скрипучий голос далеко разносился по поверхности тумана. Так иногда бывает, если сидишь в лодке посреди тихого озера: тебя слышно даже на берегу.
        - И что же ты скажешь? - спросил Герман.
        - Я убью тебя. По-русски это забавно звучит. Как признание в любви от человека, которому вырвали язык. А когда я тебя убью, я доберусь и до твоих мальчишек. Сверну шею твоему несносному черному попугаю. Сожгу твою крепость. С лесниками будет покончено, а мы, сверхлюди, будем править миром. Пожалуй, это все.
        - Масштаб впечатляет, - сказал Герман. - Чувствуешь себя частью истории.
        - Довольно беспокойной частью, - признал Гройль. - Да… мне будет тебя недоставать. Но это еще не повод оставлять тебя в живых. Ты же понимаешь: ничего личного.
        - Твое логово далеко, - напомнил Герман. - Сейчас ты на моей территории. Здесь мои правила.
        - Отчего же. Для настоящего философа не существует «здесь» и «там». Где бы я ни был, я всегда «здесь». Поэтому правила я устанавливаю сам. Именно здесь и сейчас.
        - Посмотрим, - сказал Герман.
        - Ну, смотри…
        В следующее мгновение привычный мир переменился. Слово «мгновение» здесь подходит лучше всех: только что Герман видел пусть и омерзительного, но человека; но стоило ему только моргнуть, как перед ним возник ужасающе огромный и не менее безобразный волк. Угольно-черный, с облезлой шкурой, которая выдавала возраст, с остроухой головой и с необычно длинными когтистыми лапами - точь-в-точь такой, каким рисуют вервольфа на картинках в старых книгах. Его глаза горели в полумраке красным огнем.
        Но Герман остался человеком.
        - Обожаю убивать безоружных, - беззвучно сказал Гройль. - О, этот чистый и незамутненный ужас смерти… эти мольбы о пощаде… для настоящего ценителя это звучит как музыка.
        Герман скинул с плеча винтовку.
        - А этот звук ты любишь? - спросил он.
        - Да ну, - поморщился Гройль. - Что там у тебя? Серебряные пули? Какая чепуха. Мы не в Голливуде, Гера. Мы в Чернолесье.
        - Какие там серебряные пули. Обычный вохровский карабин. Как в Сибири, помнишь?
        Странно: его слова слегка отрезвили Гройля. Совсем чуть-чуть.
        - Время лечит все раны, - пробормотал он. - Правда, это не касается того паршивца, который стрелял в меня в Устьвымлаге. Я выгрыз ему печень.
        - Уймись, Гройль, - просто сказал Герман. - Мера зла переполнилась. Ты же не хочешь, чтобы все полетело к черту?
        - Идиот, - протянул Гройль. - Идиот - это еще один роман Достоевского.
        Он шагнул вперед. Приблизил морду к лицу Германа (тот не тронулся с места). С его клыков капала слюна.
        - Идиот, - повторил он. - Ты еще не понял? Именно этого я и хочу.
        - Отглотнешь, - сказал Герман.
        В ярости Гройль щелкнул челюстями, как Герман - затвором карабина, а может, оба сделали это одновременно, как вдруг над их головами зажглось сразу с десяток электрических солнц, и оба врага зажмурились, ослепленные. Медленный мир людей собирался защищаться, и излучатели на мачтах заискрились серебряными разрядами - заторможенными, тягучими и от этого особенно красивыми. Но эти разряды были куда быстрее человеческих пуль, и они несли смерть.
        Гройль опомнился первым. Оттолкнулся всеми четырьмя лапами и взлетел в воздух. Он все еще был чертовски быстрым и сильным, этот многоопытный волк. Он забрал жизни множества людей, что стояли у него на пути, но сейчас для него было важнее всего забрать вот эту единственную жизнь. Пусть даже Герман и станет его последней добычей.
        В это время в комнате Германа старый ворон Карл снова ткнул черным клювом, как стилусом, в экран планшета. «Fire!» - повторил он. И дистанционный пульт управления сработал. Новая серия электрических разрядов разорвала небо надвое. Грома не было.
        Звук был такой, будто расползлась старая сухая простыня, разве что в сотню раз громче. Для обычного наблюдателя это выглядело так, как будто над усадьбой взлетали необычно яркие фейерверки, но сверхоборотни были уязвимы для этих ударов: в случае прямого попадания шаровой молнии они распались бы на атомы. К тому же и черная тьма, носитель питающей их энергии, рвалась на клочки и трусливо отползала, как живая, и на ее месте влажная трава блестела при свете луны, если бы у кого-то было время это увидеть.
        После второй массовой атаки оглушенный Гройль припал к земле. Он пытался и никак не мог совладать со своим страхом. Вдобавок и Герман направил на него ствол своей старой винтовки. И еще издевательски помахал этим стволом, как бы приглашая на выход.
        Этого Гройль уже не стерпел.
        - Умри! - воскликнул он и прыгнул.
        Герман выстрелил, когда Гройль прыгнул, - или наоборот? Выстрел не остановил летящего зверя, он просто отмахнулся от смешного кусочка свинца, но при этом он на миллионную долю человеческой секунды потерял жертву из вида.
        А когда снова увидел, едва не взвизгнул от изумления прямо в воздухе.
        Медведь стоял перед ним. Гигантский бурый сибирский медведь. Крохотные медвежьи глазки следили за ним, волком, без особого почтения. А Гройль между тем летел и летел в этом своем необычайно растянутом времени волков-оборотней - летел и прилетел. Медведь лениво поднял когтистую лапу и отвесил волку сочную плюху.
        Самозваный доктор наук Флориан Штарк так и покатился по мокрой траве, размахивая в воздухе четырьмя длинными лапами, а заодно и хвостом.
        - Не по правилам! - завопил он. - Ты лесник! Ты не должен превращаться! Да еще в медведя!
        - Здесь я решаю, - сказал медведь Герман.
        - Обманщик! Откуда ты взял такую силу? Ты же не убиваешь!
        - Сегодня я могу отменить и это правило, - сказал Герман.
        Волк остановился. Чудовищным усилием воли он вернул себе самообладание. Только глаза сверкали.
        - Тогда пеняй на себя, - сказал он. - Я забыл тебе сказать. Я тоже играю без правил. Феликс! Дрон! Ко мне.
        Подручные Гройля - молодые волки - только и ждали его призыва. С невообразимой скоростью они выскочили из серого тумана и накинулись на медведя. Их было не меньше десятка - вся боевая часть лагеря «Эдельвейс». Казалось, именно этого часа ждал безумный директор, когда собирал их в этом лесу, именно к этой битве он их готовил на протяжении последних лет.
        Наверно, это была славная битва. Если бы удалось снять ее на сверхскоростное видео, чтобы затем замедлить в миллион раз и просмотреть снова, то можно было бы оценить и ее жестокость, и дикую красоту. На этом свете ничего важнее не было для старинных знакомцев, а ныне смертных врагов, один из которых не шутя хотел править миром, а другой пытался ему помешать.
        Крупные волки, сразу пятеро или шестеро, вцепились медведю в шею, стараясь добраться до горла. Самым большим был Андрон - безмозглая гора мышц, обтянутая серой шкурой.
        Возможно, медведю стоило опрокинуться на землю и раздавить их, как это делают его дикие сородичи в тайге, но Герман почему-то медлил. Мускулистый Андрон втупую налетал на медведя и отступал под встречными ударами. Другие волки, помельче, болтались у него под ногами и норовили перекусить сухожилия, чтобы тот рухнул или хотя бы охромел, но Герман просто время от времени отшвыривал их свободной лапой, да так, что двое или трое уже валялись в сторонке, зализывая раны. Им на смену, откуда ни возьмись, приходили другие - казалось, они были слеплены прямо из серого тумана; главный же враг, старый хитрец Флориан, стоял перед ним, широко расставив лапы и выжидая удобного момента. Он был похож на мохнатого паука - или, скорее, на паука, разрубленного пополам. С четырьмя ногами и уродливым поджарым брюхом.
        В это время, если можно назвать временем тот странный отрезок гиперскоростной реальности, в который все это происходило, снова включились излучатели на мачтах. Вряд ли ворон Карл мог отслеживать ход битвы - скорей всего, он просто наудачу ткнул своим черным клювом в иконку на экране. На этот раз сила атаки была куда меньше, чем раньше, а последние вспышки оказались и вовсе медленными, и слабыми: заряд конденсаторов подходил к концу. Флориан оглянулся и злорадно оскалился.
        - Сели твои батарейки, - сказал он Герману.
        Тот даже не посмотрел на него. Отбив атаку большого черного волка (кажется, это был Феликс), он остановился на долю волчьей секунды, чтобы перестроиться и отшвырнуть пару других, серых. Между этими двумя событиями он только и успел, что проговорить:
        - Тем лучше. Меньше шуму.
        Тогда Гройль беззвучно расхохотался - просто разинул пасть и вывалил длинный красный язык:
        - Скоро станет совсем тихо. И знаешь, почему? Потому что твоя песенка спета, Герман!
        Это был скверный каламбур, но Гройль и не мечтал прослыть остроумным. Да и времени на это уже не оставалось.
        Медведя обложили со всех сторон.
        - Взять его! - скомандовал Гройль. - Фас!
        Огромный волк подобрал мощные лапы, примерился, прыгнул - и вцепился Герману в горло.
        Медведь страшно заревел и попробовал встать на задние лапы, но не смог: Андрон сжимал челюсти все крепче, а его тяжелая туша тянула жертву вниз. Крик Германа перешел в хрип, он зашатался. Тут и волки помельче повисли на его плечах, стараясь повалить.
        Кажется, это и был конец битвы. Время вышло - и по волчьим меркам, и по человеческим. Сильный зверь не сдавался. Он упирался когтями в скользкую землю, пытаясь сбросить противников, но кровь уже хлестала из его горла, в глазах темнело, лапы подкашивались. Ему не хватало воздуха, не получалось даже вздохнуть хотя бы один последний раз. И старый медведь, как когда-то его внук Сергей, теряя сознание, только и сумел промычать: «М-ма…» - но что он хотел сказать, так и осталось неизвестным.

* * *
        Сергей и Вик проснулись среди ночи на своем чердаке: за окном летали сполохи ослепительного белого пламени, а треск стоял такой, будто где-то рядом одновременно запускали сразу сотню новогодних ракет.
        Сергей соскочил с кровати и немедленно наступил на Вика, который еще протирал глаза, лежа на своем матрасе. Но толкаться было некогда: оба, в чем были, выбежали из спальни и бросились по лестнице вниз.
        Кажется, они снова понимали друг друга без слов.
        Ворон Карл, увидев их, защелкал клювом и захлопал крыльями.
        - Откр-рой, - воскликнул он.
        Сергей догадался, что ему нужно. Бедняга Карл умел управляться с планшетом, но не мог сам отворить окно. Сергей рванул вверх тяжелую раму, и электрические разряды стали слышнее. Ворон промчался над его плечом и вылетел на улицу.
        Сергей и Вик переглянулись. И кинулись к двери.
        - Wexen, Hexen, Silbermond, - прокричал Сергей на ходу, хотя никакого колдовства, кажется, уже и не требовалось: из дома выскочили уже не полуодетые лохматые мальчишки, а два молодых волка - серый с рыжими подпалинами и белый, чья шерсть сияла в лунном свете. Над их головами парила крупная черная птица, и это было очень странно, если бы хоть у кого-нибудь была возможность над этим подумать: никаких птиц в мире оборотней до сих пор не наблюдалось.
        Теперь, в растянувшемся для них времени, наши парни могли видеть все, что происходило за воротами. Они видели, как большой серый волк повис на шее бурого медведя, который очень неловко завалился на бок, а остальные рвут в клочки его шкуру. Им не надо было объяснять, что это значит. Перемахнув через изгородь, Сергей и Вик ринулись в самую гущу схватки - и внезапно оказались лицом к лицу с переростком Андроном. С его клыков падали клочья пены, жуткая морда была в крови по самые уши.
        Сергей в ужасе замер на месте. Вик тоже остановился.
        Старый убийца Гройль оттеснил молодого и вышел вперед. Андрон послушно попятился. Теперь он стоял и облизывал кровь с передних лап, не зная, что делать дальше.
        Гройль ухмыльнулся.
        - Опоздали, детишки, - сказал он. - Дело сделано!
        Медведь Герман не дышал.
        Волки из «Эдельвейса» выстроились в полукруг и приготовились кинуться на врагов по первому же приказу.
        Но Гройль не дал им такой команды. Он все же не удержался от своего любимого дешевого театра: поднял голову и испустил победный клич, и эхо разнесло его вой по всему Чернолесью.
        Фонари за спиной почти потухли, излучатели молчали, птицы не пели, и только адский волк в мертвой вневременной тишине выводил свою песню хриплым дребезжащим голосом - впрочем, ему самому его голос казался прекрасным.
        Но ворон Карл испортил ему всю радость победы. Он пронзительно закаркал и спикировал на Гройля. Тот прекратил выть, едва увернулся и только так сберег свой левый глаз.
        Ворон умело развернулся в воздухе, но более не атаковал. Он взмахнул крыльями и неожиданно быстро набрал высоту. Было видно, как при свете луны черная птица удаляется и исчезает где-то за границей леса.
        - Уходим, - скомандовал тут Гройль.
        И действительно: дело было сделано, и глумиться над побежденными дальше не было смысла. Один за другим его воспитанники-волки ныряли в темный туман и исчезали бесшумно и бесследно. Кто-то - кажется, это был Андрон - задержался на мгновение и выкрикнул, обращаясь почему-то к одному Вику:
        - Эй ты, Белоснежка! Не прощаемся!
        И скрылся из виду.
        Вик проводил его недобрым взглядом, а Сергей даже не заметил. Он приблизился к громадной медвежьей туше. Понюхал оскаленную в предсмертной гримасе морду. Тихонько толкнул носом. Герман лежал неподвижно.
        На глазах у молодого волка показались слезы - никто из людей такого не видел и, вероятно, не увидит, но это было именно так.
        Сергей отступил на шаг. Задрал нос к небу и прижал уши. Ему хотелось завыть громко-громко и безнадежно, как умеют выть только русские волки долгими сибирскими зимами. Но горло вдруг перехватило от горя, и он не смог издать ни звука. Просто стоял и смотрел на луну, а та висела в небе, скучная, слепая и безучастная, и ее свет почему-то расплывался перед глазами.
        Вик подошел и положил голову ему на плечо. Никто из людей никогда так с ним не поступал, да и сам Вик не сделал бы так никогда. Но сейчас он не знал, как утешить друга, и не мог придумать ничего лучше.
        - Он умер? - спросил Сергей, глотая слезы.
        Вик не ответил. Он понимал, что говорить ничего не нужно. Он тоже был сиротой и друзей в стае у него никогда не водилось, и так уж получалось, что на всем свете у него не было никого, о ком он мог бы вот так же горевать, как этот несчастный русский волчонок. Но Вику тоже было грустно. И даже еще грустнее. Больше всего он сейчас хотел бы, чтобы Сергей не знал, о чем он сейчас думает. И тот, кажется, не знал.
        Громкое карканье прервало его мысли.
        - Пр-рочь, - крикнул ворон Карл, свалившись как снег на голову откуда-то из-за тумана. - Пар-рни, пр-рочь!
        Еще никогда ворон не выражался так безапелляционно. Вик и Сергей попятились. Карл раскинул крылья, как геральдический орел, и оттеснил их подальше от тела Германа, будто им не разрешалось смотреть на то, что должно было произойти.
        Но Вик и Сергей все равно смотрели. И увидели кое-что совершенно необычное и небывалое - даже для мира оборотней.
        Над неподвижной медвежьей тушей сгустился серебристый туман, похожий на светящееся изнутри облако. Призрачный волк появился оттуда, и Вик с Сергеем удивились: он был им незнаком, и в то же время врагом он, очевидно, не был, как не был и другом. «Кем же он был?» - подумали оба одновременно и переглянулись в недоумении. Но ворон Карл покосился на них и прищелкнул клювом, приказывая молчать.
        Тем временем призрачный волк склонился над лежащим Германом, лизнул его израненную шею, тронул носом мохнатое ухо. Потом выпрямился, обратился носом к луне и тихо завыл - так, что Сергей почувствовал, как шерсть на его загривке поднимается дыбом. Вик стоял рядом, и было заметно, что его бьет крупная дрожь.
        В песне незнакомца слышалась боль - такая, какой парни еще никогда не чувствовали, - но он не жаловался. Нет, не жаловался. Этот странный зверь как будто не замечал никого вокруг и выл на луну, как делают все волки. Но не все пели так печально, как он.
        - Я виноват, - словно бы говорил этот волк. - Я виноват, и я получил по заслугам. Я не могу вернуться и не могу ничего исправить. Но я не прошу ничего для себя. Я прошу только милости для тех, кто не виновен ни в чем.
        - Мне кажется, я его знаю, - прошептал Сергей. - Я откуда-то помню… этот голос… очень давно…
        Вик больно прихватил его зубами за ухо.
        - Молчи, - велел он.
        Вот что странно: пока говорил этот волк, черный туман над землей бледнел и таял, а вот луна в небе, наоборот, медленно разгоралась, словно тьма возвращала ей силу - или наоборот, это луна отнимала силу у тьмы?
        - Наш мир уродлив и страшен, - говорил он. - Зло в нем сильнее добра. Но неужели в нем совсем не осталось места милосердию? Нам нужен всего лишь луч света во мраке ночи - вот как сейчас. В самые темные времена мы можем видеть этот свет. Свет иного мира. Вот о чем я прошу.
        Никто не отвечал ему. Фонари мерцали над усадьбой, и луна засветилась еще чуть ярче, но больше не происходило ровным счетом ничего. Ворон Карл приоткрыл клюв, да так и застыл, как человек, который забыл, что хотел сказать.
        Но таинственный волк продолжал свою песню, и в ней по-прежнему слышалась смертная тоска - но он не жаловался.
        - Мы не смогли победить. Мы просто умерли зря. Но придут другие, - тут он кинул острый взгляд на Сергея и Вика, и те замерли, прижавшись друг к другу. - Наши дети не такие, как мы. Они лучше. У нас еще остается надежда.
        Странное дело: при этих словах луна в небе мигнула сразу несколько раз, как световой телеграф, - или это Сергей с Виком зажмурились от неожиданности? Потом она засветилась снова - и даже больше того. Невидимые космические лучи соединились в одной точке, и в круге света, как на арене цирка, остались два волчонка. Их окружала тьма, и даже ворон куда-то скрылся. Впрочем, ему-то, черному, как уголь, раствориться в темноте было легче всего.
        Сергей и Вик посмотрели друг на друга. Сергей попробовал по-человечески прикрыть лапой глаза, но свет недовольно вспыхнул, и он сел на хвост, прижав от страха уши.
        Но Вик не испугался. Он оттеснил друга плечом. Поднял голову и тоже посмотрел на луну.
        - Я тоже хочу говорить с вами, боги Асгарда, - сказал Вик неожиданно звонким и звучным голосом, пусть этот голос и не был внятен человеческому уху. - Я не прошу вас ни о чем. Мне запрещено это делать. Но у меня есть друг, и ему плохо. Вы всемогущие? Вот и сделайте чудо. Если вам так важно отнять чью-то жизнь, возьмите мою. Я сказал все. Дайте знак, если поняли.
        При этих его словах Сергей зажмурился, потому что прожекторы на мачтах вдруг снова вспыхнули - так, как не загорались никогда раньше. Один, кажется, лопнул и разлетелся во все стороны стеклянными брызгами. Затем все излучатели включились на полную мощность, и стало светло как днем; Вик сильно толкнул Сергея и опрокинул его на землю, а тот попытался высвободиться, но было уже поздно: сверкающие искры осыпали их обоих, и им осталось только зажмуриться и вжаться в землю.
        - Ни хрена себе знак, - прошептал Сергей, но тут кто-то ударил его по носу, и он замолчал.
        Снова Сергей
        Медленный волк
        Я проснулся от непонятного шума. За окном как будто справляло Новый год сразу несколько компаний пьяных русских туристов. Там шумело, гремело, и молнии пересекали небо. Секунду спустя я понял, что никакого нового года сейчас быть не может.
        Спрыгнул с кровати и в полутьме едва не споткнулся о Вика. Тот охнул и тоже вскочил на ноги.
        - Что это? - спросил он.
        - Ч-черт, - сказал я. - Ты ничего не помнишь?
        - Погоди. Мне снилось… то же самое, что и сейчас. Гром и молнии… серебряный молот Тора…
        - Потом расскажешь. Бежим быстро, - сказал я. - Может, еще успеем?
        Внизу горел свет, но в комнате не было никого, кроме Карла, который снова потребовал открыть ему окно - кажется, он не находил ситуацию необычной. Я распахнул раму, и он вылетел во двор.
        Я успел заметить планшет на столе. Герман не взял его, когда ушел на улицу. Я взглянул на экран. Там показывалась остаточная мощность конденсаторов охранной системы. Она была почти на нуле. «Все как тогда», - подумал я. Хотя сам с трудом понимал, когда.
        - Чего ты ждешь? - спросил Вик.
        - Н-не знаю, - сказал я. - Сейчас… погоди-ка…
        Я увидел на краю экрана незнакомую иконку: reboot. Я подумал: а что, если прямо сейчас перезагрузить систему? И уже вытянул палец, чтобы нажать на кнопку, как вдруг кто-то повернул ручку входной двери.
        - И не вздумай, - сказал мне Герман. - Не трогай пульт.
        Карл сидел у него на плече, как попугай у пирата Сильвера. И проскрипел тоже по-попугайски:
        - Серый - дур-рак!
        Я не на шутку обиделся. А Вик поступил и вовсе странно. Закрыл лицо руками и тихо рассмеялся.
        Ворон шумно перелетел на стол. Герман оставил винтовку в углу. Шагнул ко мне и потрепал по загривку.
        - Все в порядке, - сказал он. - Зря только с постели вскочили.
        - Что там было? - спросил я.
        - Внештатное срабатывание сигнализации.
        - И больше ничего? - спросил я.
        - Ничего, - сказал Герман. - А должно было еще что-то быть?
        - Ты… не помнишь?
        Дед ответил не сразу. Прошелся по комнате. Захлопнул оконную раму. Повертел в руках свой планшет. Поднял глаза на меня.
        - Думаю, мальчики, вы видели больше моего, - проговорил он. - Зачем же спрашиваете?
        - Но ты жив, - сказал я, улыбаясь.
        По его лицу прошла тень.
        - Это не точно, - ответил он. - Нас ждут тяжелые времена. Мы не проиграли, но и не победили.
        - Мы победим, - сказал я.
        Вик посмотрел на меня. Он был бледен, зато глаза покраснели, будто он долго их тер кулаками.
        - Не навсегда, - повторил он еле слышно.
        Тут и Карл, который прохаживался по столу, взглянул на моего друга:
        - Пр-рочь! - прогнусил он. - Др-рыхнуть!
        Я посмотрел на Вика, он на меня, а Герман на нас обоих.
        - Отправляйтесь спать, зубастики, - сказал он. - Вам надо поберечь силы…
        Герман сказал так, а сам пристально глядел на Вика. Опять на него одного. Тот и вправду выглядел неважно. Он стоял, слегка пошатываясь и опираясь на спинку деревянного стула, и, казалось, был только рад уйти.
        В комнате наверху было темно. Я слышал, как Вик за моей спиной тяжело дышит, как будто на нашей лестнице было двести ступенек, а не двадцать.
        - Ложись, - сказал я. - Слышал, что дед сказал? Береги силы.
        Мы разошлись по своим постелям - я повалился на кровать, Вик на матрас рядом. Но спать не получалось.
        Я взял в руки телефон. Сообщений не было, непринятых звонков тоже.
        Я даже не был уверен, хочу ли я кого-нибудь услышать.
        Я не мог забыть того, что видел. Пусть даже, если верить Герману, этого ничего и не было. Пусть даже все это мне приснилось. И Вику тоже.
        Мне не в первый раз доводилось участвовать в собственных снах, и всегда я просыпался вовремя. И только сегодня я думал и не мог понять - в какое же время я проснулся?
        Над этим можно было сломать голову. Но было и еще кое-что.
        - Как ты думаешь, Вик, - спросил я. - Тот волк… ну, который был возле Германа… в том, волчьем мире… это и правда тот, о ком я думаю?
        Вик долго не отвечал. В полутьме я видел, как он лежит, глядя в потолок, и его большие глаза как будто светятся. Но в них всего лишь отражалась луна.
        - Не знаю, - сказал Вик. - Я только знаю, что это… волк-мертвец. Подземный волк. Я слышал о таких. Они спят в темных шахтах. Они ушли навсегда и не могут вернуться. Наши пути не пересекаются.
        - Но… он же пришел?
        - Он не пришел, - сказал Вик. - Он только… показался. Иногда мы видим их. И от этого бывает еще грустнее.
        - А ты? Ты когда-нибудь видел своих? Это ты с ними говорил?
        Я слышал, как он скрипнул зубами.
        - Не спрашивай, - сказал он. - Мне будет плохо. Не спрашивай.
        Я понимал, о чем он говорит. Теперь уже понимал. Только не знал, как ему помочь.
        - Хочешь, выпьем чего-нибудь? - спросил я, немножко краснея. - Есть пиво. Я могу принести из подвала. Там дед все запасы прячет.
        - Не надо, - сказал он. - Спасибо.
        - Никто не заметит. Давай схожу, а? Я знаю, где висит ключ.
        - Ты потом сходишь. Завтра. Спи.
        Я смотрел на него и пытался читать его мысли. Но видел только сплошную темноту, похожую на тот поганый туман, что поднимался из Чернолесья. Только у меня не было излучателя, который мог бы пробить эту тьму.
        - Вик, - сказал я.
        - Да?
        - Я хотел тебе сказать, Вик… ты хороший человек, Вик.
        - Я? - он шмыгнул носом. - Я сам не знаю, какой я. И человек я или нет… тоже не знаю.
        - Слушай, Вик. Не говори ерунду. Я знаю: ты мой друг. И мне больше ничего не надо знать.
        - Только поэтому я еще жив, - проговорил он тихо-тихо.
        И добавил еще тише:
        - Не навсегда.
        Затем он уткнулся носом в подушку, давая понять, что отвечать больше не будет.

* * *
        Утром я проснулся от холода. Балконная дверь была приоткрыта, оттуда тянуло сквозняком. Солнце успело подняться высоко. Вика нигде не было.
        Я вздохнул. Встал и вышел на балкон. Веревка, которую я привязал накануне, так и свешивалась вниз, пусть и не доставала до земли. Розовый куст, впрочем, на этот раз остался нетронутым, и никаких иных следов под окном я не заметил. Вик был ловчее меня.
        Я спустился по лестнице вниз.
        Странно, но деда я там не встретил и его любимчика Карла тоже. Окно было распахнуто, и со двора доносились голоса. Обычные, человеческие.
        Ничего не оставалось, как выйти и посмотреть.
        - Понятия не имею, - говорил дед милиционеру Сапегину. - Спроси что-нибудь полегче.
        Рядом, конечно, переминался с ноги на ногу и Михалок. Они продолжали разговор и даже как будто не посмотрели на меня. Именно это показалось мне странным, не знаю, почему.
        - Твои салюты были видны даже из деревни, - продолжал Сапегин. - От кого ты оборонялся? Может быть, просто принял лишнего под вечер?
        Я подумал, что именно этого ответа они и ждали. И даже намекали, что неплохо бы так ответить.
        Но Герман сделал вид, что не понял намека. Может оттого, что я стоял рядом?
        - Я же говорю, случайность, - повторил он. - Не знаю, что это было. Возможно, лисица полезла под забор. Или кабан думал забраться в огород.
        - Или волк? - предположил Михалок, со значением глядя на Сапегина.
        - Теперь тебе везде мерещатся волки, - проворчал Герман. - Еще скажи, что ты опять видел волчьи следы.
        Полицейские переглянулись.
        - Мы видели следы, - сказал Сапегин хмуро. - Не здесь. А в овраге, на берегу Чернушки. Возле трупа мальчишки из лагеря.
        - Что-о? - воскликнул я. - Это Вик?
        Трудно даже объяснить, почему я поступил так неосторожно. Уже в следующую секунду я подумал, какой я идиот. Потому что оба полицейских воззрились на меня, будто в первый раз увидели. Правда, еще через секунду я понял, что на самом деле они только и ждали, когда я сделаю подобную глупость.
        - Нет, - медленно произнес Сапегин. - Это некий Андрон Шестаков, юный качок из спортшколы в Гродно. Найден мертвым сегодня утром. Но ты сказал: «Вик»? С этого места поподробнее. Кто такой Вик? Почему ты подумал, что это мог быть он?
        Мой дед Герман хотел что-то ответить за меня, но Михалок покосился на него и приложил палец ко рту.
        Тогда я сказал:
        - Вик тоже из «Эдельвейса». Это мой друг. Вот я и спросил.
        - Ты не знаешь, где он? Он пропал? - спросил Сапегин еще настойчивее. - Он звонил тебе?
        - У него нет телефона, - сказал я.
        - У них там запрещены телефоны, - пояснил Михалок. - Они все там такие идейные.
        - То-то их девчонки и гуляют по деревне в наушниках, - не поверил Сапегин. - Я лично сам встретил вчера возле магазина целую компанию… Но к делу. Итак, ты не знаешь, где этот Вик, - обратился он уже ко мне. - Вот и директор лагеря не знает, где он.
        - Гройль? - ляпнул я, совершив очередную глупость.
        - Кто такой Гройль? - не понял Сапегин. - Фамилия директора - Старкевич. Или ты знаешь еще одного директора?
        - Я не знаю их директора, - сказал я.
        - И это странно. Потому что он упоминал тебя.
        Отчего-то мне стало страшно. Мне было нечего бояться, но этот полицейский сказал, что Гройль говорил про меня, а я слишком многое знал про этого Гройля. И я его видел - вот уж о чем точно не стоило бы вспоминать.
        Наверно, я побледнел, потому что мой дед приблизился и положил руку мне на плечо.
        - Не забывайте, что мальчик несовершеннолетний, - сказал он. - Для его допроса у вас недостаточно полномочий. Зато я могу написать жалобу прокурору на ваши действия.
        Милиционеры помрачнели, и разговор сам собой прервался. Мне показалось, что я должен как-то разрядить обстановку. И мне показалось, что я нашел гениальное решение.
        - Вик был у нас в гостях, - сказал я. - Мы… пили пиво. Это мы включили сигнализацию ночью. Случайно. Дедушка был очень недоволен…
        Герман, который приобнимал меня за плечи, на этих словах попробовал незаметно меня ущипнуть. Но меня было уже не остановить.
        - За это дед запер нас в спальне, - продолжал я вдохновенно врать. - Вот только час назад отпер. Вик обиделся и ушел в лагерь. Вряд ли он успел бы… попасть куда-то еще.
        - Да, это вряд ли, - кивнул Сапегин. - Проблема в том, что из окна твоей спальни свисает веревка. Вверх по ней не залезешь, а вот вниз - легко. И для этого не нужно ждать утра.
        Мне стало очень неприятно, как всегда бывает, когда ты облажался, а тебя прямо сразу и при всех вывели на чистую воду. Кроме того, я в очередной раз понял, что не умею врать. Теперь я не знал, что делать. Глупо врать не было смысла, и я вдруг решил сказать идиотскую правду.
        - Это я привязал веревку, - признался я. - Прошлой ночью, а не этой. Мне было нужно уйти из дома.
        - Зачем?
        - Чтобы встретиться с девушкой.
        Герман присвистнул, а полицейские почему-то даже не удивились.
        - Встретился? - поинтересовался Сапегин.
        - Да. Но потом дед меня нашел и отвез домой. Перед этим мы заехали к доктору Жуку. Вы должны помнить. Наша машина попала на видео.
        Сапегин с Михалком переглянулись и не удержались от усмешки.
        - Эх, никудышная молодежь пошла. От подружки - бегом к доктору, - оценил Сапегин, но тут же посерьезнел. - Ладно. Допустим, так и было. Но если вспомнить, что случилось после этого с беднягой фельдшером, то ситуация становится еще более тревожной.
        - И тут, и там волчий след, - напомнил Михалок.
        - Вот это и странно, - сказал Сапегин. - Я уже не говорю о волчьих следах у задних ворот данной усадьбы. Как видите, мы заранее провели необходимые следственные действия. Господин Волков, можете ли вы дать комментарии по этому поводу? Наиболее желательно, если это произойдет в райотделе милиции.
        Этот мешковатый мент вдруг сделался очень официальным и словно вытянулся, и мне это не понравилось. Совсем не так он вел себя ночью, с девчонкой возле их участка. Я чуть не ляпнул что-то в этом роде, но дед тихонько кашлянул, и я его понял. И на этот раз удержался от очередной глупости.
        - Я охотно дам все необходимые комментарии, - сказал дед серьезно. - Но только под протокол и в присутствии адвоката.
        Я слушал его и удивлялся. Он коротко взглянул на меня, и я понял, что высказывать вслух свое удивление тоже не стоит.
        - Тогда пройдемте, - пригласил Сапегин. Их уазик стоял за забором, у главного входа.
        Дед похлопал меня по плечу.
        - Позаботься о Карле, - напомнил он.

* * *
        Оставшись один, я попытался собраться с мыслями. Я еще не вполне знал, что делать. Но, кажется, уже догадывался.
        Признаюсь, мне было совершенно не жаль убитого оборотня, Андрона Шестакова из Гродно. Мне неприятно в этом сознаваться, но это было именно так.
        Также мне неприятно говорить о том, что я, кажется, знал, кто убил этого Андроида. Но я был бы последним, кто его в этом обвинит.
        И еще. Я и представить не мог, где его теперь искать.
        Грустный ворон сидел на подоконнике, когда я вернулся в дом. Он ковырял крючковатым носом оконную доску и выглядел опечаленным.
        - Ты все слышал? - спросил я у ворона. - Как тебе такое, Карл?
        - Хр-реново, - ответил он.
        - Что посоветуешь?
        Конечно, я спросил наудачу. Я не всегда знал, можно ли говорить с Карлом, как с человеком. Иногда он меня разочаровывал. Сейчас он опять заявит, что я дурак, подумал я.
        - Жр-рать, - ответил он несколько невпопад. Хотя и своевременно.
        После всех событий этого утра мне как-то не очень хотелось готовить завтрак - тем более что близился час обеда. Я достал из холодильника ломтики жареного мяса, разогрел в микроволновке и дал Карлу. Он слопал несколько кусочков, но оставил в миске добрую половину - для меня.
        Это было трогательно. Я поел тоже. В холодильнике нашелся сок.
        - Пива не обещаю, - сказал я.
        Карл ничего не ответил. Он прислушивался. У этого черного оборванца был великолепный слух.
        Он перелетел на подоконник. Повертел головой.
        - Вор-рота? - сказал вопросительно.
        Я встревожился. Взял из шкафа старую винтовку Германа. Она была тяжелой, но оказалась все же легче и короче, чем два года назад, когда я гостил здесь в последний раз.
        С этой винтовкой в руках я вышел во двор.
        Солнце сияло в безоблачном небе. Красный пикап прятался под навесом, там же был припаркован наш старый вагончик - дом на колесах. Мой самокат скучал там же. Но мне было некогда отвлекаться.
        Я отворил калитку.
        Феликс Ковальчук ждал там. Он сидел верхом на своей кроссовой «ямахе»-эндуро, в черной кожаной куртке, несмотря на жару. Дождавшись, когда я выйду, - но не раньше - он заглушил мотор. И снял свои темные очки.
        Он был один.
        Я понял, что он приехал не просто так. И что он не знает, как начать разговор. И что у него есть сразу несколько предложений, с которых можно начать, и все они не очень-то убедительные.
        - Мне попался навстречу ментовский УАЗ, - сказал наконец Феликс. - Германа забрали на допрос?
        - Он вернется, - сказал я.
        - Он вернется не скоро. Мы неплохо его подставили, ты не находишь?
        - Ты о чем?
        Феликс усмехнулся.
        - Об этой веренице загадочных событий. Нападение, похищение, теперь еще и убийство. Бешеные волки-невидимки в Чернолесье, ха-ха… Менты будут долго расспрашивать твоего деда обо всем, что происходит на его территории. Кстати, о похищении… твой светленький дружок не напоминал о себе? После истории с Андроном он сбежал. Я послал ребят на поиски… пока безрезультатно. К счастью для него. Говоришь, он не приходил?
        Феликс старался делать вид, что ему это не слишком интересно. Но он тоже врал неумело, да и меня обмануть было уже не так легко.
        - Жду с минуты на минуту, - сказал я.
        - Хм, - Феликс, конечно, не поверил. - Значит, ты его увидишь. Окей, ладно. Только не жди слишком многого от этой встречи.
        - Поясни, - сказал я.
        - Он теперь изгнанник. «Медленный волк». Очень скоро он сдохнет.
        - Медленный волк? - не понял я.
        - Ах, да. Ты ведь не учился у Старкевича, вот и не знаешь теории. Дело вот в чем. Чтобы жить, сверхволк должен убивать. Чем больше жизней ты отнимешь, тем ты сильнее. Можно, конечно, жить и по-вегански, без крови… так обычно делают девчонки, им это разрешено… и совсем молодым парням, лет до четырнадцати, это еще сходит с рук. Но после - надо делать выбор. Либо становиться сверхоборотнем, либо уходить в ауткаст… терять скорость, терять способность к превращению… это и называется - «медленный волк». Такие живут недолго.
        Тут Феликс поглядел на меня многозначительно.
        - Твой дружок-пацифист почему-то решил, что эти правила это не касаются, - продолжал он. - Он не хотел убивать. Он был самым быстрым в стае, но и самым бесполезным… как-то раз я послал его на задание, избавиться от одного юного лесника… ну, ты знаешь, что он сделал вместо этого.
        - Значит, это ты его послал, - сказал я.
        Странно: я даже не чувствовал ненависти к этому гнилому байкеру. Я и раньше знал, что он зверь. Я все про него знал. И к тому же у меня в руках была винтовка, а у него не было.
        - Послать-то послал. И потом огреб за это от Гройля, - тут Феликс помотал головой, как конь. - Ух, как он ругался. А этого твоего Вика, наоборот, похвалил. Похлопал по щеке, знаешь, как любил делать один герой из прошлого…
        Я не знал. Но догадывался.
        - После этого твой дружок не по-детски возгордился, - продолжал Феликс. - Ведь это он не дал нам победить… когда время откатилось назад, а старый Герман вернулся к жизни… Ты это видел?
        Я кивнул.
        - Гройль никак не мог поверить, что это случилось. Он и сейчас не верит… а Дрон тогда пообещал, что он сам перегрызет Вику глотку. У него с ним давние счеты. Что-то личное, как я думаю. И вот вчера Вик явился сам. Сказал, что он желает покинуть стаю.
        Я удивился, но не подал виду.
        - Чтоб ты знал, в нашем лагере есть свои негласные законы, - Феликс взглянул на меня почти весело. - К нам непросто попасть, но уйти от нас еще сложнее. Для этого тоже нужно пройти испытание.
        Его проходят немногие. Говоря проще, Андрон вызвал твоего друга на поединок. И не просто на поединок, а на «простой бой», как у викингов. До смерти.
        Как я ни старался казаться спокойным, тут меня все же передернуло.
        - Андрон всегда был дебилом, - признал Феликс. - Он полагал, что раз твой Вик не хочет убивать, то ему, Андрону, ничего не грозит… он ошибся.
        Я внимательно смотрел на этого Феликса, слушал его мысли, но не мог понять, что у него на уме. Он был моим врагом и соперником, и все же он почему-то пришел сюда один.
        - Твой друг сумел собраться с силами, - сказал Феликс. - Дрон напал на него первым, как обычно. Но тот уклонился, подставил корпус. Тот дурень поскользнулся и полетел на землю. Это выглядело потешно… Вик сжал его горло зубами, но убивать опять не стал. Тот едва не задохся и попросил пощады. Возможно, это был тонкий расчет… на Андрона похоже… когда Вик отпустил его и отошел в сторону, Дрон бросился на него сзади. Вцепился в шею. Что тут сказать? Правилами простого боя это не запрещено…
        Я стиснул челюсти. Я хорошо знал, как это происходит, когда тебе вцепляются в горло.
        - Он уже готов был прикончить проигравшего, - усмехнулся Феликс. - Но я решил иначе. Я прекратил этот бой.
        - Но Вик убил Андрона, - сказал я.
        - А вот и нет. Это я его убил.
        Я вытаращил глаза. Нет, такого я не ожидал. Кажется, теперь я начинал что-то понимать. Я слушал, что он говорит, и пытался читать его мысли. Это было странное ощущение, непривычное для волка: его мысли расходились со словами.
        - Только не думай, что я это сделал из симпатии к твоему приятелю, - поспешил объяснить Феликс. - Или к тебе. Ни в коем случае. Мне давно надоел этот тупица Андрон. Я просто воспользовался случаем… и заодно подзарядился энергией… и потом, как ни крути, Вик заслужил победу. Хотя в этом поединке он потерял последние силы. И стал «медленным волком».
        - Он умрет? - спросил я.
        - Если еще не умер. Ты знаешь, Майя тоже меня об этом спросила. Подумать только, ей было жалко твоего светлячка… девчонки - они такие девчонки, - Феликс развел руками. - А знаешь, что сказал директор? Он не стал меня ругать. Хвалить, правда, тоже не стал. Он только сказал, чтобы я не помогал никому, если я хочу быть вождем. Вот так он и сказал. Впрочем, я вижу, тебе это неинтересно…
        Я и вправду думал о другом. Или о другой. Я не мог о ней не думать. Мне становилось жарко, когда я думал о ней, и мое сердце начинало стучать с перебоями.
        - Передай Майке привет, - сказал я, и эти слова получились хриплыми и смешными. Черт, подумал я. Ну когда уже я повзрослею?
        Феликс ответил странно:
        - Ты можешь сам поговорить с ней. За этим я и приехал. В лагере освободилось место. Для тебя.
        Мое сердце остановилось, но тут же застучало снова.
        - Ты опять говоришь за нее? - спросил я.
        - Ну что за дурак. Позвони ей.
        Конечно, я дурак, думал я. Дуракам легко даются решения. А особенно легко им удается ничего не решать.
        Тут что-то зашумело над моей головой, и ворон Карл, сделав круг в воздухе, опустился на дорожку как раз между нами. Прошелся, врезаясь когтями в песок, и сурово каркнул. Этот его маневр слегка охладил мою голову.
        Словно колдовство развеялось.
        Я вспомнил их оскаленные морды там, над мертвой медвежьей тушей. Кошмарного монстра Гройля, перекачанного Андрона и самого Феликса.
        - Вы хотели убить Германа, - сказал я. - Вы хотели убить всех нас. И не говори мне, что это не так.
        Феликс выпрямился в седле. Откинул свою косую челку. Он хотел казаться гордым и значительным, и у него почти получилось.
        - Ты ничего не понял, - сказал он. - Мы хотели избавиться от твоего деда, лесника. Это верно. Но мы хотели, чтобы ты был с нами. Тебе ясна разница? Мы были готовы даже терпеть твоего друга, хотя он нам и не нужен.
        Тут я вспомнил Вика. И те слова, что он сказал, когда прощался со мной в последний раз. Он-то знал, что он прощается.
        - Сперва я найду его, - сказал я. - Если ты мне поможешь, буду благодарен.
        Феликс посмотрел на меня. Помолчал.
        - В долине не ищи, - сказал он. - Там его нет. Он где-то рядом. До свиданья.
        Сказав так, он тронул ручку. Нажал на стартер, и мотоцикл послушно взревел мотором. Тогда Феликс надел темные очки и стал окончательно похож на спецагента из дешевого боевика.
        - Я придержу для тебя место в «Эдельвейсе», - сказал он. - Но не тяни слишком долго.
        Ворон Карл еле успел увернуться, как «ямаха» развернулась и унеслась прочь, оставив на песчаной дорожке глубокий след, похожий на знак вопроса. Только без точки.

* * *
        Это скучно - рассказывать, как я искал Вика.
        Истории неудач неинтересны. Я объехал на самокате всю округу, внимательно глядя по сторонам. Я надеялся найти где-нибудь скрытые подсказки, как это часто бывает в играх, - только все это зря.
        Карл по временам срывался с моего плеча, взлетал, делал широкий круг над лесом, и тоже всякий раз возвращался ни с чем. У ворона был зоркий взгляд, но и когти не менее острые. После трех или четырех таких влетов и посадок мою рубашку можно было выбрасывать. Определенно, с одеждой в Чернолесье мне не везло.
        Когда аккумулятор самоката окончательно сел, я обошел близлежащий лес пешком. Но от Вика не осталось и следа. Ни волчьего, ни человеческого.
        Начинало темнеть, когда я вернулся в усадьбу. Кое-как закатил самокат под навес и поставил на зарядку. И без сил уселся на скамейку между розовыми кустами и садовыми гномиками.
        Ворон опустился рядом. Нахохлился и прикрыл глаза.
        - Что с тобой, Карл? - спросил я. - Тебе тоже плохо?
        Ворон слабо повертел головой, словно хотел сказать «не дождетесь». Это была его любимая шутка. Но сейчас даже у него не было сил шутить.
        Я тоже опустил голову.
        Я попробовал позвонить деду, но тот не брал звонок. Вероятно, у него тоже возникли проблемы. Мне стало еще грустнее.
        Был еще один человек, которому я мог позвонить. И даже хотел. И даже очень хотел. Но боялся.
        Если бы позвонила она, я был бы рад. Но мой телефон уныло молчал. Вот и сейчас мне показалось, что он пискнул у меня в кармане - но это мне просто показалось.
        Или нет?
        Ворон открыл черные глаза и сипло каркнул. Как я уже говорил, его слух был лучше моего.
        Звук повторился, но телефон тут был ни при чем. Кто-то будто застонал или заскулил - тихонько и слабо. Не по-волчьи, нет. Как-то совсем по-детски.
        Это было рядом.
        Мы с Карлом повернули головы в одном направлении. Там стоял старый вагончик. Польский жилой вагончик, который когда-то таскала за собой наша «Нива». В котором в раннем детстве оставляли меня, чтобы я мог спать на свежем воздухе. И еще закрывали мою полку плотной москитной сеткой.
        Я встал и на негнущихся ногах подошел к вагончику.
        Взялся за алюминиевую ручку. Дверь была не заперта. Я потянул дверь на себя, она была чем-то похожа на дверь холодильника, только петли проржавели. Поднялся на порог и вошел внутрь.
        Там было темно. В занавешенное окошко проникал свет закатного солнца. И от этого белая шкура моего друга Вика казалась розовой. Он лежал на полу, распластавшись, как лежит собака, сбитая автомобилем.
        Наверное, он успел зайти внутрь и зубами прикрыть за собой дверь, чтобы спрятаться, но внутри силы изменили ему, и он упал. И еще, наверно, ударился головой.
        Его задняя лапа конвульсивно дернулась.
        - Что с ним? - спросил я у Карла.
        - Агония, - выговорил ворон совершенно по-человечески. - Смер-рть.
        Я вспомнил слова Феликса. Волк-изгнанник теряет способность превращаться. Потом он обессиливает и умирает.
        - Нет, - сказал я. - Этого не будет.
        Я дотронулся до его шеи. Страшная рана больше не кровоточила. Пульса я не нашел. Несколько секунд я думал о том, чтобы позвонить в службу спасения (и что им сказать?) - но понял, что они просто не успеют приехать.
        Оставался только один способ, о котором говорил сам же Вик. За окошком прицепа уже темнело, и можно было попытаться.
        - Wexen, Hexen… - начал я, и все произошло даже быстрее, чем я мог представить. Будто кто-то уже давно ждал, когда же я наконец решусь.
        Мир изменился, привычные звуки исчезли, и только встревоженное карканье ворона осталось прежним. Карл взлетел на столик, укрепленный перед окошком прицепа, и отошел подальше, стуча когтями. Кажется, он боялся, что я наступлю на него: внутри крохотного домика на колесах совершенное волчье тело оказалось неудобным и неуклюжим. И как только люди здесь помещаются, успел подумать я, но тут увидел, что лежащий передо мной Вик открыл глаза. Они были все теми же - глубокими и холодными. Но в них уже плескалась предсмертная тоска. Почему я помнил это? Где я это видел? Я не знал.
        - Сергей, - сказал он еле слышно. - Я умираю.
        У него не хватило сил даже на знак вопроса.
        - Держись, - попросил я. - Ты же сам говорил, что волки умеют лечить. Я тебя вылечу.
        - Мы еще встретимся там, - прошептал он. - Альвхейм. Не забудь.
        - Помолчи, - попросил я. - Тебе нельзя тратить силы.
        Он не ответил. Кажется, он снова потерял сознание.
        Я опустился на лапы рядом с ним. Высунул язык. Прошелся этим языком по его разорванному горлу. Раз, другой и третий.
        Это было самым удивительным, что мне довелось испытывать до сих пор. Вкус чужой крови. Нет, не так. Вкус крови оборотня. Я попробовал ее в первый раз.
        Этот вкус не был похож ни на что. Представьте, что вы прописываете для вашего компьютера бесчисленное множество команд, и длинные и короткие цепочки кода мелькают на экране перед вашими глазами. Примерно так было и сейчас. Мой мозг обрабатывал немыслимое количество информации об устройстве, к которому я подключился, и я уже знал, что мне нужно восстановить поврежденные элементы в его системном реестре (не спрашивайте меня, что это значит, я не отвечу, да и тогда не ответил бы). Правильнее сказать вот что: я не вполне знал, что надо сделать. Зато я знал, как.
        Я просто думал про моего друга. Я представлял его таким, как раньше. Живым и здоровым.
        Это и было лечением. И оно казалось эффективным. По крайней мере, Вик шевельнулся и подтянул лапы. Я уже приготовился схватить его зубами за шкирку и хорошенько встряхнуть, как вдруг в следующее мгновение что-то изменилось.
        Ворон Карл подпрыгнул от неожиданности на своем насесте.
        Передо мной лежал человек… ну как человек - все тот же мальчишка, которого я знал, светловолосый, встрепанный и в перепачканной кровью одежде. Его внезапно выбросило в человеческий облик, но он остался в волчьем времени. Я знал, что такое бывает, и такое бывало со мной самим, но сейчас-то я был волком.
        Еще никогда я не смотрел на это превращение волчьими глазами. Я даже испугался немного. Я еще больше испугался, когда подумал, что Вик сейчас откроет глаза - и что же он увидит? Волчью морду возле самой шеи? Будь я человеком, это было бы не лучшим воспоминанием в моей жизни.
        Но он по-прежнему лежал и не двигался. Дыхание было неровным.
        Я помедлил. Ткнул носом в его шею - та еще кровоточила, и вдобавок рана под ключицей, там, где ворот рубашки был разорван, тоже казалась опасной.
        Подумав, я взялся зубами за воротник и разорвал рубашку еще дальше. Потом стянул ее совсем. Теперь я видел все его раны. Даже старые, что давно зажили. Я удивился: длинный кривой шрам тянулся у Вика поперек груди, будто кто-то хотел вырезать у него сердце - но не сумел. Раньше я его не видел. Но я не стал размышлять об этом.
        Я высунул язык.
        Человеческая кровь имела тот же вкус, что и волчья. Было бы странно, если бы оказалось иначе. Но информация, которую я получал теперь, изменилась. Это можно было назвать открытием, но я не был уверен, что получу за это Нобелевскую премию.
        Итак, я мог считывать данные про Вика-человека, и эти данные мне не нравились. Я мог видеть (как бы это объяснить понятнее?) работоспособность всех его систем. И выходило, что их ресурс на исходе.
        Энергия заканчивалась. Кажется, об этом говорил Феликс? Жизненные силы его покидали, и я ничего не мог с этим сделать.
        Медленный волк не мог стать человеком.
        Стоило мне это понять, и картинка как будто замигала перед моими глазами. Еще одно мгновение - и тело Вика снова было волчьим. Он еще дышал, но больше не открывал глаз.
        Это могло означать только одно. Волк-изгнанник - и мой лучший друг, добрый парень по имени Вик, и он же - непонятный Зигфрид из таинственного Альвхейма, - умирал. Когда «медленный волк» умирает, он так и остается в волчьем теле. Поэтому люди не обращают внимания на его смерть. Мало ли сбитых зверей валяется на обочине.
        Кажется, ворон Карл тоже не мог на это смотреть.
        - Пр-рочь, - скомандовал он самому себе. Подпрыгнул, захлопал крыльями и вылетел в окошко.
        Мне ничего не оставалось, кроме как… Волки делают так всегда, когда не знают, что делать. Мне ничего другого не оставалось, как поднять морду к небу - то есть к окошку прицепа - и тоскливо завыть на луну.
        Я бы не смог описать словами свою песню. Может быть, кто-нибудь другой сделал бы это лучше. Я могу только рассказать, о чем я думал, когда пел - да и то неточно. Язык людей прекрасно объясняет то, почему тебе горько и больно. Но он не передает твою боль.
        «Вик не мог никого убивать, - кажется, думал я. - Почему же теперь он умирает? Разве добро - это слабость?»
        Не знаю, ждал ли я ответа. Ответа и не было. Подтаявшая с одного бока луна висела в темноте, безмолвная. Даже фонари на мачтах не горели - ведь включить их было некому.
        «Он спас меня, а я не могу спасти его, - думал я. - Почему наш мир устроен так несправедливо?»
        Никто не отвечал. Никто не откликался. Никто не спешил мне на помощь. Мироздание угрюмо молчало. Только за окошком становилось все темней и темней, и даже розовые кусты казались увядшими.
        «Он умирает, а я живу, - думал я дальше. - Но я не хочу, чтобы так было. Я хочу, чтобы он жил. Я…»
        Я не смог договорить. Моя песня прервалась. Мой язык как будто вдруг распух и застрял между волчьих зубов.
        «Я… готов…» - начал я снова.
        Нет. Я не был готов. Я не был готов сказать те слова, которые сказал когда-то Вик для меня. Черт! У меня не получалось. Я не готов был умереть. Я не хотел умирать. Я боялся.
        Он же мой лучший друг, думал я. Я радуюсь, когда я его вижу. И он тоже. Я никогда не врал ему.
        И он мне тоже. Вот черт! Я и сейчас не могу соврать ему, да и себе не могу соврать. Я не готов отдать свою жизнь за него. Я чертов трус. Я предатель.
        Стать предателем можно всего лишь однажды. Но уже навечно.
        Может ли друг быть трусом? Может ли трус быть другом?
        «Nevermore», - послышался очень знакомый голос в моей голове. Я даже оглянулся, но Карла рядом не было.
        Я опустил голову и лизнул раненую шею Вика. Я не почувствовал вкуса крови. Мне мешали слезы. Странные, небывалые волчьи слезы, которых никогда не видели люди. Сейчас он умрет, понимал я. А я останусь один. Вот почему мне хочется плакать: мне просто жалко себя.
        «Ты просто эгоист», - говорила мне тетя Элла.
        Это очевидно было так. Моя дружба была просто игрой. Скоро мой партнер выйдет из этой игры, и мне будет без него скучно. Но это пройдет. В списке игроков еще много имен и аватарок. Жизнь продолжается.
        «Nevermore», - прозвучал в моей голове тот же голос.
        Мог бы и не повторять. Всю мою жизнь я играл в одну и ту же дурацкую игру. И теперь, когда игра стала жизнью, я этого даже не понял.
        Я всхлипнул и умолк. Моя песня кончилась, и никто ее не услышал.
        Из раскрытого окошка тянуло холодом. Там сгущался сумрак. Это черная тьма ползет из леса, думал я. Ведь Германа не было, и усадьба осталась без охраны.
        Тело Вика казалось темным и безжизненным. Приглядевшись, я понял, в чем дело. Он дышал все реже и реже, и его серебристая шерстка больше не блестела.
        Я уронил голову на лапы.
        - Пожалуйста, не умирай, - попросил я тихо.
        Белый волк не шевелился. Только тяжело дышал, и его бока поднимались и опускались. Он все еще был жив. Это давало надежду. Призрачную, как этот поганый лунный свет, но все же.
        - Не умирай, - повторил я. - Я, может быть, и эгоист, вот и тетя Элла так говорит. Но я не предатель, Вик. Не предатель. Я не оставлю тебя… так.
        Он не шевелился.
        - Я не такой, как ты, - сказал я. - Ты веришь в добро, а я нет. Да и что это за добро такое, которое дает тебе умереть? Это не добро, а дерьмо какое-то…
        Его ухо еле заметно дрогнуло. Я не знаю, слышал он меня или нет. Но мне казалось, что ему станет легче, если он услышит.
        - Можешь считать, что я дурак, - сказал я. - Но я упрямый дурак. Я никого не буду ни о чем просить. Я никого там не знаю, в вашем Асгарде, и я ни в кого не верю. Я скажу только одно: я не отдам тебя этим черным гадам. Пусть придут и попробуют взять. Тогда я уничтожу их, я обещаю. Не сейчас, так потом, рано или поздно. Я буду взрослым и сильным, самым сильным сверхволком в мире. Таким, какого они еще не видели. И от них ничего не останется, пусть только попробуют тебя тронуть. Пусть только попробуют.
        Странно, но в это я действительно верил. Возможно, поэтому мои слова лились так свободно. Мой голос все еще был хриплым, но уже не был смешным. Я скрипел зубами и сжимал кулаки…
        Что? Какие кулаки?
        Я вскочил на ноги. Я взглянул на себя и увидел себя снова человеком. В порванной футболке и со сжатыми кулаками. Я даже не понял, когда случилось это превращение. И почему. Зато я хорошо знал, зачем.
        - Я вас уничтожу, - сказал я. - Зуб даю.
        Даже не знаю, зачем я приплел это выражение Германа. И еще, если честно, показал один неприличный жест, который люди используют, когда хотят сказать «хрен вам».
        В эту самую секунду раздался стук в дверь.
        - Они все-таки услышали, - процедил я сквозь зубы. - Ну что же…
        Тьма за окном тревожно притихла. Меня бросало то в жар, то в холод, и голова шла кругом.
        Да, я вспомнил, и всегда помнил, что мне снилось. Это был мой старый ночной кошмар. Папа и мама, которые оставили меня в вагончике, но так никогда и не вернулись. Тьма, которая поднялась за окном и закрыла луну. Тихий стук в дверь.
        Стук повторился.
        Я видел, как ручка двери медленно поворачивается. Точь-в-точь как в том сне, который повторялся и повторялся в последние десять лет со зловещей регулярностью. И всегда заканчивался на этом месте.
        Ручка повернулась еще раз. В том сне я больше всего боялся того, кто стоял за дверью и вот-вот должен был войти. Но он все никак не входил. Только черный туман пролезал в щель и клочьями стелился по полу.
        Тогда я боялся, боялся и сейчас. Но было и отличие: я стал на десять лет старше. И еще… было и еще кое-что.
        Герман был прав. И Вик был прав. И чертов Феликс тоже. Теперь я знал, кто я. Сверхволк и сверхчеловек.
        Я протянул руку и схватил дедовскую винтовку. Наставил ствол на дверь. Щелкнул предохранителем.
        - Ну, давай, - прошептал я упрямо. - Входи, гад.
        Толчок - и дверь приоткрылась.
        За окном что-то оглушительно зашумело, луна как будто вспыхнула в последний раз и куда-то пропала. «Стой!» - выкрикнул кто-то над моим ухом, и от неожиданности я нажал на спусковой крючок.
        Бах! Выстрелом меня отбросило к стенке, а может, это вагончик завертелся вокруг меня, как кабинка на колесе в парке аттракционов. Я не удержался на этой карусели и вывалился в глухую темноту.

* * *
        Темнота была вокруг и когда я очнулся. Но эта темнота была другой. Она была безопасной. В ней было тепло и пахло сушеными травами. Оставалось признать, что я был дома.
        Небо за окном начинало розоветь. Дверь на балкон была плотно прикрыта.
        Я привычно протянул руку и дернул за шнурок: старомодная лампа у изголовья включилась, и добрые пять квадратных метров моего чердака предстали перед моими глазами.
        Я сел в кровати. Плечо слегка саднило. На нем я обнаружил пару пластырей. Только я напрочь не помнил, кто и когда налепил.
        Деревянные ступени лестницы заскрипели под тяжелыми шагами. Дверь отворилась.
        - Значит, наш герой не спит? - спросил Герман, конечно, это был он.
        - Почему герой? - спросил я.
        - По многим причинам. Из последних: ты героически защищал больного волчонка от злого деда-лесника. Чуть не впаял последнему заряд крупной дроби в брюхо. А заодно обозвал «гадом». Хотелось бы только знать, за что?
        - Де-ед, - протянул я. - Так это был ты? Я думал… я вспомнил…
        - Я примерно знаю, о чем ты думал, - сказал дед мягче, чем мог бы. - И о чем ты вспомнил, тоже догадываюсь. А главное, ты все равно промазал.
        Я наморщил лоб.
        - Прости, - сказал я. - Я был уверен, что это… другие.
        - Я знаю. Я знаю даже больше, Сережка. И это вторая причина, по которой вместо хорошего ремня я накрыл твою задницу всего лишь легким одеялком. Шерстяной плед я отнес твоему другу Вику.
        - Как он? Ему было совсем плохо…
        - Ему и сейчас не здорово. Если я что-то понимаю в делах волков-оборотней… а я в них все понимаю… он должен был умереть еще ночью. Что-то его задержало. Я знаю, что. И это третья причина, по которой я назвал тебя героем, Сережа.
        Я сел на постели и пошевелил босыми пальцами ног. Пожалуй, сейчас я был рад, что они у меня без когтей. С волчьей мордой было бы несколько неудобно слушать, что ты герой, и слегка краснеть.
        - А вот твой пушистый друг не сможет больше превращаться, - вдруг сказал Герман. - Хотя все лучше, чем смерть… да. Так что у тебя теперь есть домашний питомец. Немного больше сибирской лайки, и обещает расти еще. Но тут уж выбирать не приходится… не возвращать же его к этому долговязому ублюдку Гройлю?
        - Можно мне к нему? - спросил я, не дослушав.
        - Да. Ты уж извини, я не поволок эту зверюшку сюда. Скажи спасибо, что донес одного человеческого щенка… весом в полста килограммов… вниз, пожалуйста, добирайся сам.
        Я встал и надел кроссовки. Натянул новую футболку, что висела на спинке стула.
        - Это уже четвертая, - сказал дед не по-сибирски занудным голосом. - Четвертая футболка. За последнюю я выставлю счет старине Карлу. Правда, это именно он подсказал мне, где вас искать… я бы не сообразил, что у кого-то будет желание влезть в ржавый вагончик.
        Он еще что-то говорил, но я (слегка пошатываясь) уже спускался по лестнице. Дед последовал за мной. Внизу ворон Карл встретил нас дружелюбным карканьем. Я остановился и поглядел на него очень внимательно.
        - Спасибо, Карл, - сказал я.
        Ворон церемонно раскланялся (он отлично проворачивал такие цирковые трюки). Потом подхватил что-то со стола и кое-как перелетел ко мне на плечо («Ч-черт», - прошипел я, а на новой футболке появились первые дырки).
        - Жр-рать, - сказал он.
        Ничего не поделаешь, пришлось взять у него из клюва ломтик жареного мяса. Мясо оказалось теплым и чертовски вкусным. Мне почему-то вспомнилось что-то очень старинное, хорошее и доброе, почему-то связанное с Карлом - но давным-давно забытое, а может, и вовсе не бывшее никогда, как и многое, что случалось в моем детстве.
        Вы должны меня простить. Я вообще не был уверен, что в моем детстве было что-то хорошее.
        Мы вышли на крыльцо. Солнце уже выглянуло из-за кромки далеких гор. Белые розы на помятых (мною) кустах нежно розовели в лучах рассвета. Вероятно, это было шикарно, но рассматривать красоту было некогда.
        На заднем дворе я осторожно потянул на себя дверцу прицепа.
        - Вик, - позвал я.
        Глаза привыкли к темноте, и я его увидел. Он положил голову на лапы и смотрел на меня.
        - Я вколол ему вакцину и общеукрепляющее, - сказал дед. - Я не позволю местным редким видам просто так вымирать. Даром я, что ли, смотритель в этом заповеднике? Нет, если хочешь подыхать - всегда пожалуйста, только не в моем районе…
        Вик смотрел на меня и молчал. Зато мой дед говорил за всех. Он что-то рассказывал о том, как он вешал ментам лапшу на уши (было у него и такое выражение), и как его отпустили с извинениями, да еще и довезли до дому. Наверно, это было интересно - но не сейчас. Наконец Герман устал и умолк. Похлопал меня по плечу. Нагнулся, проделал то же самое и с лежащим волком (Вик только зажмурился).
        - Веди себя прилично! - сказал он ему прямо в ухо. - И мебель чтоб не грыз!
        Не дожидаясь ответа, он наконец ушел.
        Я присел на ступеньку у входа. Вик потянулся и смог положить нос прямо мне на коленку. Когда мы были людьми, такое было немыслимо, думал я. Я бы и сам не одобрил. Ну… если бы я был обыкновенным человеком.
        А теперь я погладил Вика по шее. Раны почти не были видны, если не считать нескольких проплешин в серебристой шерсти.
        - Я ушел от них, - сказал он беззвучно. - Навсегда.
        Мы снова понимали друг друга без слов. Я не ответил, но он знал, что я его понял. И даже знал, что я мог бы ответить.
        - Ты меня не прогонишь? - спросил он.
        Я потрепал его за уши. Он снова закрыл глаза и даже язык высунул - но это он так улыбался.
        - Всегда мечтал завести собаку, - сказал я.
        - Чего, правда?
        - Зуб даю, - повторил я странное выражение моего деда. - В смысле правда. Как-нибудь уговорю тетку Эллу… а уж сестричка, Вероника… она вообще обожает животных.
        - Ты обещал познакомить, - сказал Вик, все еще улыбаясь. Вряд ли он поверил, но все же.
        - Если будешь себя плохо вести, обязательно познакомлю…
        Он не ответил. Не без труда поднялся на ноги. Теперь его нос и длинный язык находились совсем рядом с моим лицом. В пределах досягаемости.
        - Эй, - испугался я. - Не надо вот этого.
        Но он не послушался. И взмахнул языком.
        - Передашь Веронике, - сказал Вик очень хладнокровно. - От меня.
        - Плохая ты псина, - возмутился я. Но тут же бросил злиться: Вик все же не устоял и покачнулся, его лапы разъехались на потертом линолеуме прицепа, и он неловко завалился на бок.
        - Прости, - сказал он. - Что-то ноги не держат. Может быть, пройдет.
        Я оглянулся на шум: из-за угла дома вылетел знакомый нам обоим черный громадный ворон. Обрушился точно на порог вагончика. Выронил из клюва кусок жареного мяса.
        - Жр-рать? - каркнул он вопросительно.
        Вместо ответа Вик совершенно по-собачьи наклонил морду и мгновенно сглотнул лакомство. И облизнулся, довольный.
        - Класс, - сказал он. - Еще есть?
        Ворон строго покосился на волка черным круглым глазом.
        - А если найду? - спросил Вик.
        Ворон возмущенно каркнул и развел крыльями.

* * *
        Прошло несколько дней, и Вику стало лучше, хотя он по-прежнему с трудом держался на четырех лапах. Если солнце не слишком припекало, он лежал во дворе возле вагончика, как настоящий цепной пес. Еще чаще отсыпался внутри.
        Мне очень стыдно от того, что я сейчас скажу. Иногда я оставлял его лежать вот так одного. Уезжал с дедом патрулировать лес, оставляя своего друга на попечение Карла. Собственно, Карл был только рад остаться дома: его работу выполнял новенький квадрокоптер с камерой на борту. Я быстро научился им управлять. Теперь мы с Германом могли наблюдать за лесом с воздуха, и это было жутко интересно.
        Один раз Вик попросился с нами, и мы впустили его в кузов пикапа - но через полчаса от тряски ему стало плохо, и пришлось вернуть его домой.
        Ночью я приходил к нему. Сидел рядом в прицепе, и нам обоим было грустно. Мы оба врали. Я никогда не мечтал завести собаку, а он никогда не хотел становиться чьим-то домашним животным. Он не мог смириться со своей участью. Он был гордым, мой друг Вик.
        Сейчас я сказал «мой друг». Да, я любил его, как и раньше. Я даже мог теперь гладить его по серебристой шерстке и чесать за ухом. Но вы даже не представляете, как я скучал по нему прежнему. По долговязому северянину, из которого редко получалось вытянуть больше двух фраз подряд. И которому я верил, как самому себе.
        Он знал, что происходит со мной. Ведь он, хотя и стал навсегда волком, все еще оставался человеком.
        «Не навсегда», - сказал он однажды.
        - Неужели с этим ничего нельзя сделать? - спросил я у Германа.
        Был поздний вечер. Мы сидели в моей спальне, а Вик спал внизу, в вагончике. И все же дед прекрасно понял, о чем я.
        - Все, что я знаю о природе оборотней, подсказывает мне, что его состояние необратимо, - отвечал он. - Другое дело, что я слишком мало знаю о твоем друге.
        - Что ты имеешь в виду?
        Он ответил не сразу. За окном потихоньку разгорались фонари на мачтах. Мы были в безопасности - по крайней мере, сейчас. Мы никуда не торопились - теперь уже никуда.
        - Это странная история, - сказал дед. - Ты ведь знаешь, как его нашли? Его называли в новостях «Маугли из Чернолесья». Носились с ним, как с чудом. Потом понемногу забыли… и вот я встречаю его в «Эдельвейсе». Если ты помнишь, я был удивлен, что тебя угораздило подружиться именно с ним.
        - А что в этом такого?
        - Почти ничего. Кроме нескольких совпадений.
        Я слушал его очень внимательно, но пока не мог понять, к чему он клонит. И он продолжал:
        - Когда его нашли - километрах в ста отсюда, уже почти в погранзоне, - меня, как смотрителя заповедника, вызвали на место одним из первых. Мой друг доктор Жук тогда составил мне компанию и прекрасно все помнит. И если ты расспросишь его получше, он расскажет тебе об одном обстоятельстве. Очень важном и не менее загадочном.
        Я нахмурился.
        - И полиция, и врачи осматривали нашего найденыша под всеми возможными микроскопами. Свозили в Минск, сделали тест ДНК. Надеялись установить его родителей. Ничего не вышло: во всей доступной нам базе не было даже минимальных приближений. И все же результаты теста были достаточно примечательны… тебе даже не нужно знать, что такое геном человека, скажу только, что ДНК твоего друга принадлежит к очень редкой гаплогруппе. По-видимому, когда-то - сотни лет назад - она еще встречалась в северной Европе, но к нынешним временам полностью исчезла… говорят, ее следы можно опознать у норвежских ярлов, чьи останки иногда находят в песчаных дюнах на побережье… их сжигали в погребальной ладье, вместе с друзьями и любимыми девушками, чтобы им не было скучно в Валгалле. Забавно, не правда ли?
        Я не был в этом уверен, но спорить не стал.
        - Всю информацию на всякий случай засекретили, - сказал Герман. - Потому что не нашли внятного объяснения. Я и теперь ума не приложу, как свести воедино все эти факты. Мальчик из ниоткуда, потомок знатных викингов? Которого назвали Зигфридом, как древнего героя? И который вдобавок умеет превращаться в белого волка - ну, это такой милый пустячок, о котором даже говорить не стоит?
        Дед развел руками и умолк. Я знал все его жесты. Чего-то он явно недоговаривал, но продолжать не хотел.
        - Мир полон загадок, Сергей, - закончил он. - Когда-нибудь ты узнаешь больше. Но, боюсь, уже не от меня…
        Он покинул мою комнату и плотно захлопнул дверь. Я долго думал над тем, что он сказал. Ничего не придумал и сам не заметил, как уснул.
        Через пару дней случилось суперлуние. Так бывает, когда луна оказывается ближе всего к земле. Она кажется огромной, но, как объяснял мне Герман, бояться не надо. По большей части это оптическая иллюзия, и даже морские приливы в эти дни бывают не сильнее обычных.
        Вот только бедняга Вик от этой иллюзии весь вечер не находил себе места. Когда бледная луна еще только начала проявляться в голубом небе, он заволновался. Забился под вагончик, как побитый пес в будку. Лежал там и дрожал.
        Я хотел его успокоить, но у меня мало что вышло. Я не мог читать его мысли, и говорить с ним не получалось. Он был еще здесь, но его уже как бы не было.
        Мне было тяжело, но я старался не подавать вида.
        Когда стемнело, Герману позвонил доктор Жук. Он только что приехал из больницы. Лежал он там долго: «ему-то некому было зализывать раны», - почему-то виновато думал я. И вот теперь он вернулся. Его горло зажило, и это был прекрасный повод попробовать его в деле - а именно, поскорее дернуть пивка.
        Красный пикапчик моего деда, прошуршав покрышками по гравию, унесся по дороге прочь. И ровно в этот момент мне на телефон пришло сообщение. Я взглянул на экранчик и сам, того не желая, по-дурацки улыбнулся.
        Нужно отметить: жизнь меня не научила совершенно ничему. По крайней мере, в том, что касалось отношений с девчонками. Впрочем, я не терял надежды когда-нибудь получить по этому предмету удовлетворительную оценку.
        «Видел, какая луна?» - спросила меня Майя.
        «Видел», - написал я.
        «Сегодня будет особенная ночь. Знаешь, почему?»
        «Нет», - отвечал я.
        «Хочешь узнать? Выходи со двора… ровно в полночь».
        Сообщение дополнялось черепом, костями и таинственными иероглифами.
        Какая там полночь! Я не ждал и десяти минут. Я знал, что она так шутит, а она знала, что я об этом догадался.
        Я вышел за ворота и увидел ее.
        В седле мотоцикла Майя смотрелась в сто раз эффектнее брата. Короткая черная куртка сидела на ней великолепно. А вот уродливого шлема с очками на ней не было. Зато белый шелковый шарф был небрежно повязан поверх длинных волос - совершенно по-пиратски. И даже кожаные штаны с круглыми наколенниками не выглядели на ней глупо, как на остальных. Я никогда не видел ее такой. Я мог бы смотреть на нее, не отрываясь.
        Мотор «ямахи» урчал, как сытый волк. Почему-то она не спешила его глушить. Легонько нажимала на газ и снова сбрасывала. И тоже не отрываясь смотрела на меня.
        Насладившись эффектом, она все же повернула ключик. Стало тихо.
        - Привет, малыш, - сказала она. - Удивлен?
        Я помотал головой отрицательно.
        - Феликс передал тебе приглашение? - спросила она.
        Я кивнул.
        - Так чего же ты ждешь?
        Я пожал плечами.
        Мне не к месту вспомнилась школа, будь она неладна. Мои тогдашние диалоги с девчонками были примерно такими же содержательными. Надо что-то обязательно сказать, подумал я. А то она решит, что я конченный дебил.
        - Почему ты без шлема? - пробормотал я. - Опасно же.
        Странно. Вместо того, чтобы поднять меня на смех, она мило улыбнулась.
        - Ты за меня боишься? - спросила она. - Спасибо тебе. Но мне не нужны эти ваши… каски. И потом, у меня все равно нет второй.
        - Зачем вторая? - опять ступил я.
        - Для тебя. Это будет некрасиво - ехать в этом шлеме… и оставить тебя в опасности.
        Она показала на место сзади себя.
        - Садись, Сергей Волков, - сказала она. - Ни на кого не оглядывайся. Ты же хочешь быть первым? Тогда… не тормози…
        В своих тесных джинсах я уселся сзади и попробовал держаться за сиденье. Но кроссовая «ямаха» не была рассчитана на двоих.
        - Глупый, - сказала Майя. - Обними меня за пояс.
        Я сделал, как мне сказали. Хорошо еще, что она была в жесткой кожаной куртке. Иначе я сошел бы с ума немножко раньше, чем это все равно случилось.
        Она развернула мотоцикл, и мы двинули по дороге через лес. Я привык к скорости. Несколько раз даже катался на самокате вдвоем… но не с ней и не так.
        Сейчас я мог смотреть через ее плечо, так как был выше ростом, и я видел, как быстро проносятся мимо нас елки и сосны: близкие - быстрее, дальние - медленнее, - и мои отросшие за лето волосы нещадно трепал ветер. Я думал, что я хочу ехать так с ней целую вечность, если только с нами не случится чего-нибудь еще лучшего, и вот именно этого я и хочу. А она знала, что я так думаю.
        Вот только ее мысли от меня ускользали.
        На перекрестке Майя заглушила двигатель. С непривычки у меня зазвенело в ушах. Знакомая узкая дорога уходила в лес, в темноту. В просветах между сосен уже виднелись звезды.
        - Можешь пока не обнимать меня, - сказала Майя, не оборачиваясь. - А то, пожалуй, задушишь…
        Я смущенно опустил руки и не знал, куда их девать. Наверно, я опять выглядел по-дурацки. Но она даже не улыбнулась.
        - Наступает ночь, - сказала Майя. - Ночь - время превращений… Теперь скажи мне… ты ведь хочешь быть со мной, Сергей Волков?
        Я забыл сказать, а может, уже говорил, не помню. У нее был волшебный голос. Совсем уже взрослый. От нее даже пахло чем-то чудесным. Полевыми травами, лесным дурманом, вкусной кожей от куртки и еще немножко машинным маслом. Все это и привлекало, и отпугивало. Если вы понимаете, о чем я.
        - Я хочу, - сказал я. - Да.
        - Ты знаешь, как это бывает?
        - Н-нет, - сказал я.
        - Хочешь узнать?
        Я молчал. Мне отчего-то хотелось сделать сразу несколько вещей, которые никак нельзя было сделать одновременно. Мне хотелось снова обнять ее крепко-крепко, даже если ей это не понравится. Но также мне хотелось поскорее спрыгнуть с мотоцикла и бежать со всех ног подальше отсюда, пока это еще возможно.
        Конечно, она прекрасно понимала, что со мной происходит.
        - Не дрожи так, малыш, - сказала она. - Ведь ты уже говорил об этом. В самой первой песне. Тогда я отпустила тебя. А сейчас не отпущу… Wexen, Hexen, Silbermond.
        Ну вот как рассказать вам о том, что было дальше?
        Конечно, можно в сто первый раз напомнить, что со мной никогда не случалось ничего похожего, если вам еще не надоела моя любимая фраза. Но что я могу поделать? Можете мне не верить, проверить-то все равно не сможете. Ничего похожего вообще никогда не случалось с людьми, а вы ведь люди.
        Но тут уж ничего не поделаешь. Не завидуйте.
        В общем, если я скажу, что эта ночь была самой волнующей, колдовской и удивительной за всю мою жизнь, это будет только часть правды. Эта ночь была еще и самой тревожной - вот так, пожалуй, точнее. Ведь любовь не бывает спокойной. Особенно… в первый раз.
        Я даже не успел заметить, как мы оказались с Майей в этом нашем гиперпространстве, среди молчаливых сосен, под громадной сияющей сверхлуной. В этот раз мы превратились молниеносно. Возможно, потому, что оба хотели этого.
        Сверхволки не чувствуют любовь так, как люди. Человеческое тело - липкое и рыхлое, и человеческие мысли тоже. Взять хотя бы эти пошлые посты о «половинках», которые ищут друг друга. Я бы сказал, на что это похоже, но лучше промолчу.
        Люди постоянно придумывают разные красивые слова о своей любви, потому что сами в нее не верят. Любовь кончается, когда они от нее устают. И тогда они вздыхают с облегчением.
        Волки - другие. Мы сильные и смелые. Мы не липнем друг к другу, потому что любим свободу. Но мы остаемся верными до самой смерти - думаю, об этом вы тоже слышали. Мы не устаем от любви, потому что только для этого и живем.
        Зато и смерть к нам гораздо ближе.
        Да, эта ночь была какой угодно, но уж точно не скучной. Мы гонялись друг за другом и делали вид, что не можем настигнуть. Мы ловили и держали друг друга, как будто боялись потерять. Мы катались по траве, чтобы остыть, и пили воду из туманного ручья - и эта вода казалась волшебным питьем, придающим силы. Лучше любого любовного зелья.
        - Ты быстрый и смелый, мой милый Сергей, - говорила мне Майя. - Но ты станешь еще сильнее. Ты станешь самым быстрым и сильным. Ты будешь первым из всех наших волков, если только захочешь.
        - А как же твой брат? - спрашивал я. - Разве не он главный у «Эдельвейса»?
        - Ты еще глупый, малыш. Хорошо еще, что ты быстро учишься… Что нам Феликс? Он всего лишь вожак этой стаи. Этой кучки байкеров-пионеров. Но ты… ты рано или поздно ты будешь самым сильным из всех в этом мире. Ты будешь самым могучим сверхволком. Я верю в тебя, я это вижу… я это чувствую… и знаешь что?
        - Нет, - отвечал я, улыбаясь.
        - Ты всегда будешь моим, Сергей Волков.
        Мне нравилось, что она так говорит. Я ей верил, да и трудно было бы ей не поверить. Наверно, вы понимаете, почему.
        Я был влюблен по самые уши.
        Я все же пытался бороться с ее колдовством. Там, на песчаном склоне, среди кривых сосновых корней, я словно бы в шутку накинулся на нее, и вдвоем мы покатились вниз, пока не оказались внизу, у самой воды, нос к носу. И тогда я спросил беззвучно:
        - Ну, а ты? Ты не предашь меня, Майя? Ты будешь всегда со мной?
        Я чувствовал, как она дрожит всем телом - но не мог понять, почему. А ведь она тоже не может врать, понял я вслед за этим. Сверхволки не лгут друг другу. Все, что они умеют, - это с большим трудом скрывать свои мысли.
        - Конечно… - сказала она. - Конечно, нет.
        Холодная молния ударила мне в голову.
        - Что ты говоришь, Майя? - воскликнул я. - Как ты можешь?
        - По крайней мере, честно, - раздался знакомый голос за моей спиной. Очень знакомый голос.
        Я даже успел оценить, как похожи их голоса - брата и сестры.
        Я оглянулся и видел над обрывом темный силуэт волка. Я не удивился бы, если бы за его спиной оказалась вся стая.
        Я подумал, что если они сейчас нападут, то я буду драться.
        - Не надо глупостей, - сказал мне Феликс. - Мы не будем драться. В конце концов, мы сами тебя пригласили.
        Сказав так, он сделал неуловимое движение всеми четырьмя лапами - и оказался внизу, рядом со мной.
        - Только отпусти сестричку, - сказал он очень ровно. - Я обычно не лезу в ее амурные дела… но могу и сорваться.
        Я сел на хвост. Майя осталась лежать у моих ног, и ее бока все еще слегка подрагивали от волнения - а может, от смеха? Я чувствовал себя глупо.
        - Я здесь не для того, чтобы мешать чьему-то щенячьему счастью, - произнес Феликс своим обычным глумливым тоном. - И мне даже все равно, что тут ранее говорилось про меня и про мою стаю. Хотя речь пойдет именно о ней. Ты подумал над моим предложением, Сергей Волков? Пойдешь ли ты к нам в «Эдельвейс» вместо Андрона… так нежданно покинувшего наш клуб?
        Я посмотрел сперва на него, потом на Майю. А потом снова на него.
        - Это опять была подстава? - уточнил я. - Теперь ты подослал ко мне Майку?
        - Неужели ты остался в обиде? - усмехнулся он. - Или… она?
        Майя поднялась на лапы. Отряхнулась от песка. Напоследок взмахнула хвостом так, что едва не заехала Феликсу по носу. Это, кстати, очень больно, если целиться получше.
        - Заткнулся бы ты, братец, - сказала она. - Что ты об этом знаешь?
        - Многое.
        Они опять посмотрели друг другу в глаза, как они умели, и я не мог понять, о чем они говорят. Конечно, брат с сестрой лучше слышат свои мысли, чем кто-то чужой, думал я. У меня такое получалось только с одним человеком. Который, правда, навсегда остался волком.
        Мне стало стыдно. Я совсем забыл про Вика.
        - Может, я пойду? - спросил я. - Не люблю, когда меня разводят втемную.
        Они разом обернулись ко мне.
        - На то мы и темнейджеры, хе-хе, - сказал Феликс. - Ладно, прости. Проехали. Никто тебя не разводил. Сегодня это была личная инициатива моей сестры. Она, видишь ли, очень скучала по тебе.
        - Рад был ее развлечь, - сказал я холодно.
        - Ты не понял. Это не развлечение. Это… посвящение. Ты вступаешь в нашу команду. Становишься бойцом «Эдельвейса», моим первым помощником. Широким шагом идешь к успеху. И забываешь навсегда эти свои детские игры с дедушкой Германом. Пускай дальше возится со своими газовыми горелками и пернатым пенсионером… теперь он, кажется, завел дворового пса?
        Я не ответил, и Феликс продолжал еще громче:
        - Слушай меня, дружище, и слушай внимательно. Нет больше Сереги-лесника! Нет юного друга природы, смотрителя лесных лужаек! Есть яростный боец Грей Уолкер! И один из самых перспективных в своей касте. А я, поверь мне, видел многих.
        - Ты и Андрону говорил то же самое? - спросил я.
        - Да какое тебе дело до Андрона? Андрон сдох! Андрон слишком много стал про себя думать! - тут Феликс остановился и тоже взмахнул хвостом, как будто стирал с классной доски ненужные формулы. - Но есть и хорошая новость. Ты круче любого засранного Дрона, младший Волков. Я еще помню, как ты чуть не уделал меня в нашу первую встречу… моя сестренка тогда сказала мне… впрочем, неважно, что она сказала. Важно то, что она никогда не ошибается.
        Тут Майя тихо рассмеялась.
        - И доктор Флориан тоже, - сказала она.
        Я обернулся. И увидел за своей спиной еще одну черную фигуру. Только сейчас это был не волк, а человек.
        Этот человек был высок и худ. Желтая луна освещала его с головы до ног неверным и призрачным светом, и я хорошо видел на его голове странную фуражку с блестящим козырьком (можно было разглядеть даже блестящий серебряный череп вместо кокарды), а также его кожаный плащ, высокие сапоги и тонкую тросточку, больше похожую на указку, в его руках.
        Да, это был директор «Эдельвейса», известный также под сказочным именем «Гройль». В последний раз я видел его при несколько других обстоятельствах. И тогда он был длинноногим волком-монстром с горящими глазами (меня передернуло от этого воспоминания). Как видно, ему не составляло труда выбирать любую форму.
        - Здравствуй, юный Волков, - сказал он.
        Я не ответил. Я стоял перед ним, и мои лапы невольно дрожали. Неужели я боялся?
        - Спокойно, волчонок, - сказал он почти ласково. - Не трясись ты так. Впервые видишь сверхчеловека?
        Он не спеша подошел и посмотрел на меня сверху вниз. Затем дотронулся до меня своей тростью, как волшебной палочкой.
        - Оставим на время наш зоопарк, - сказал он. - Будем говорить как взрослые люди.
        Я поднялся на ноги, отряхивая песок с джинсов. Потом я часто размышлял, откуда берется на волках человеческая одежда, если они, казалось бы, оставили ее в том месте, где перекинулись. Еще мне было интересно, откуда в моем кармане вновь появился мой телефон - и где он лежал все это время?
        Помню, что тогда я подумал об этом в первый раз, и директор Гройль мгновенно услышал мою мысль. Услышал и даже ответил.
        - Время дискретно, - загадочно произнес он. - Одну человеческую секунду назад ты стоял на дороге, возле мотоцикла. Через секунду ты вернулся бы туда же. Что мешает тебе возникнуть ненадолго в промежутке?
        Я ничего не понял.
        - Представь себе время и пространство в виде многомерной координатной сетки, - продолжал он терпеливо. - Ты можешь локализоваться в любом месте и времени. Остается понять, кто позволит тебе это сделать, и откуда ты возьмешь необходимую энергию, но этот вопрос мы пока вынесем за скобки…
        Я помотал головой.
        - У меня были плохие отметки по физике, - признался я.
        - Прискорбно. Сверхволк должен понимать природу вещей. Хотя… большинству из вас это абсолютно не нужно. Им вполне хватает их картины мира…
        Он посмотрел на стоявших поодаль Феликса и Майю. Как мне показалось, с некоторым презрением. Те замерли в нерешительности.
        - Свободны, - сказал Гройль и провел своей указкой по воздуху, будто хотел зачеркнуть их фамилии в списке. Я удивился: брат и сестра мгновенно исчезли, как и не было. Похоже, этот господин Старкевич обладал в здешних местах неограниченной силой.
        Между тем он снова обернулся ко мне.
        - Пойдем-ка, друг мой, - сказал он. - Прогуляемся.
        Мы пошли вдоль ручья, как когда-то шли с Виком - только в обратном направлении, по оврагу вниз. Сизый туман поднимался над водой и лизал нам ноги. Невидимые камни поскрипывали под ногами. Один раз я споткнулся о камень, и Гройль учтиво поддержал меня под локоть.
        - Ты хотя бы узнал сегодня что-либо новое для себя, темнейджер? - поинтересовался он. - Или просто носился туда-сюда по лесу, как можно заключить по твоему трекингу на карте?
        Я покраснел.
        - Так… было кое-что, - проговорил я.
        На это Гройль только ухмыльнулся.
        - Я бы оставил тебе пару дней, чтобы ты погордился собой, - сказал он. - Но не оставлю. У нас нет времени. Ни человечьего, ни волчьего. Мы будем сворачивать наш лагерь. Наш не в меру подозрительный Феликс немного поспешил… спору нет, этот Андрон всегда был недоумком, и его совсем не жалко… но теперь милиция не спускает с нас глаз. А это очень нервирует…
        Гройль вроде бы говорил сам с собой, но при этом смотрел на меня. Глаза у него были пустые, но страшные. Я вспомнил, о чем говорил Герман. У него были глаза убийцы.
        - Не бойся, - сказал мне Гройль. - Не считай меня врагом. Я мог бы убить тебя давно… очень давно… ты не поверишь, как давно. Но я этого не сделал. Вот и теперь не трону. У меня на тебя совсем другие планы, юный Волков.
        - Почему? - только и спросил я.
        - Да, ты умнеешь на глазах. Ты не спросил, какие. Ты спросил, почему. И я отвечу. Всего лишь потому, что ты последний из рода Смотрителей - самых крепких, сибирских… Ваш род досаждал нам более всех остальных. С той самой мировой войны, а может и раньше - я так долго не живу, не помню… И вот уже много лет во мне боролись два желания: уничтожить вас всех до одного - или привлечь на свою сторону.
        Он говорил негромко, словно сам с собой, но я ловил каждое слово.
        - Я специально попал на этап к твоему деду, - продолжал он. - Без малого полвека назад, да… Это тоже был лагерь, но… для взрослых… - он с усмешкой покачал головой. - Герману было двадцать лет. Он уже тогда пытался меня охранять… ну, да ты знаешь, о чем я. Добрый дедушка рассказал тебе о своих подвигах, не так ли? Это было так забавно - открыть ему его же собственную природу… он тогда ничерта не понял, но я-то знал, что мы еще встретимся, и не раз. Быть вечными врагами - это наше проклятье, а может, что-то большее… Судьба…
        Я давно перестал понимать, когда он издевается, а когда говорит серьезно. Но он точно не шутил.
        - Слушай, что было дальше, Сергей. Со временем мы оба попали в эту милую тихую страну - и так вышло, что поселились бок о бок. Герман очень выгодно устроился работать лесником в Чернолесье, а я совершенно случайно открыл здесь наш лагерь. Очень, очень экологический. Кстати, я назвал его «Эдельвейс». Это имя ни о чем тебе не говорит?
        Я покачал головой отрицательно.
        - А вот твой отец Матвей хорошо знал, что это значит. Он же увлекался военной историей, неизвестно почему… зов крови? Мне пришлось и ему показать, кто он такой на самом деле. Обожаю эти моменты. Он тоже был изумлен, потрясен, шокирован… ему тогда было чуть больше, чем тебе. Тоже спел мне песенку, как все поют в первый раз… очень трогательную, кстати…
        - И он… согласился? - тихо спросил я.
        Господин Старкевич, он же Штарк, он же Гройль, легонько похлопал тросточкой по голенищу своего сапога. Он был похож на терпеливого учителя, которому попался туповатый ученик - или хотел быть похожим на такого учителя.
        - Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, - сказал Гройль. - Ты думаешь о добре и зле. О верности и предательстве. Обо всей этой ерунде, о которой вечно толкуют русские гуманисты в своих романах, от Достоевского до этого… как его… Луковенко? Я правильно называю его фамилию? Послушай меня, Сергей. По умолчанию предполагается, что быть добрым - это значит не делать зла. Допустим. А вот зло себя не ограничивает ни в чем и делает что хочет. Даже если ему вдруг вздумается сотворить что-нибудь хорошее, ха-ха… вот как сейчас. А главное - запомни! - зло всегда бьет первым. Зло не оглядывается. Зло не тормозит. Ну и кто будет в выигрыше, скажи мне?
        Я не ответил. Но он говорил дальше, будто ему и не нужен был мой ответ:
        - Твой отец так ничего и не понял. Он отчего-то решил, что он будет сражаться на стороне добра, вместе с Германом и этой вашей смешной птицей… Dream team[1 - Dream team (англ.) - команда мечты.], команда победителей, черт побери… только ему было невдомек, что победить он не может. Добро может уничтожить зло, только если само станет злым. Таким образом, зло всегда воюет со злом, а добру в этой системе ценностей вообще не остается места! Не бог весть какая мысль, а свела с ума немало студентов.
        Он помахал указкой в воздухе.
        - Твой отец выбрал неверную сторону. Не пойму, на что он вообще надеялся? Воплощенного добра никто никогда не видел. Ну, если не считать рекламы с Санта-Клаусом по телевизору… Тогда как зло - вот оно. Зло всегда персонифицировано. Тебе знакомо это слово? У него есть лицо. Пусть и злобное. Как мое, например. А добро выглядит слишком расплывчатым, Сергей. Примерно как отражение в стекле вагончика, когда ты смотришь в темноту…
        Он тихо рассмеялся, и от этого стало еще страшнее. Я вспомнил последнее видео из тех, что показал мне Герман. Но я изо всех сил старался не бояться.
        - И что же с ним стало? - спросил я, стуча зубами. - Ну… с моим отцом? И с мамой?
        - Матвей не хотел меня слушать. Полез без спросу в старые шахты. Он там нашел, видите ли, военные захоронения, хотел их изучить. Да еще и Марию за собой потянул. Он говорил, что исследует природу зла - ни больше, ни меньше. Он почти докопался до истины… хотя люди в деревне подозревали, что они просто сидят там, в своем вагончике, и курят всякую дрянь… как ты понимаешь, милиция тоже думала так. Сгоревший автомобиль нашли в овраге… да вот, собственно, недалеко от этого места… не исключаю, что какие-нибудь сэмплы до сих пор ржавеют в песке. Не говоря уже о мелком биомусоре.
        Я посмотрел вниз. Над ручьем поднимался туман. Мне не хотелось думать о том, что здесь было десять лет назад.
        - Он был смелым парнем, твой отец, - сказал Гройль. - Мне даже было немножко жаль его. Ты не поверишь: я печалился и о твоей милой мамочке, и о тебе тоже. Помню, как ты плакал навзрыд, оставшись один в своем вагончике десять лет тому назад… мне даже захотелось тебе помочь… поучаствовать в меру сил в твоей судьбе… но я решил обождать. Никуда ты от меня не денешься, подумал я…
        Он не сводил с меня глаз, и я чувствовал себя загипнотизированным. Да, именно так. Но я, хоть убей, не мог расслышать, о чем он думает. Его глаза блестели холодным блеском, как будто жили отдельно от него.
        - Послушай меня, Сергей, - сказал он. - Время Смотрителей закончилось. Ты полукровка, и ты последний в роду. Ты умрешь быстрее, чем обзаведешься наследниками… даже не мечтай о том, о чем ты сейчас подумал, - тут он погрозил мне пальцем. - Очень скоро ты погибнешь, и твой дар умрет вместе с тобой. Поверь, я могу убить тебя прямо сейчас. Есть только одна вещь, которая меня останавливает…
        Его ледяные глаза сверкнули из-под козырька кошмарной фуражки. И я не мог понять, что означает этот взгляд.
        - Я ведь тоже один, - сказал он вдруг. - У меня нет наследников. Мои ученики - по большей части настырные идиоты, не более того… мне некому передать свою силу, Сергей. Свою необычайную силу. Ты даже не представляешь, какой ценой она мне досталась - и лучше тебе этого и не знать… просто поверь на слово. На этой земле немного найдется сверхлюдей, кто мог бы со мной потягаться…
        Он посмотрел на меня, будто хотел понять: верю я или нет. А ведь он тоже сомневается, подумал я. Он хочет знать, соглашусь я или нет. Он… боится. Он пытается читать мои мысли - но в этих мыслях нет ответов на его вопросы.
        - Слушай, - сказал он. - Я очень долго думал, что мне никто не нужен. Но вдруг внезапно я понял, что я… был неправ. Знаешь, когда это случилось?
        Я молча покачал головой. Хотя уже знал.
        - Да, - сказал он. - Когда мы дрались с Германом у ограды вашей усадьбы. Клянусь, я не хотел его убивать, но он своим упрямством довел меня до холодного бешенства… Так вот, когда ты вышел против нас вдвоем со своим другом… с этим лучезарным ангелом, Виком… меня вдруг поразила одна мысль, Сергей, и поразила до глубины моей души - если, конечно, предположить, что душа у меня есть…
        На его губах я увидел кривую улыбку, больше похожую на гримасу боли.
        - Именно тогда я понял, что я - один. Со мной никто не выйдет вот так. Не прикроет своим плечом. Единственный, кто был бы на такое способен - и последний, кого я попросил бы об этом - был твой дед… мой старый испытанный враг… но он уже лежал у моих ног, мертвый…
        Он снова отвел глаза, но я по-прежнему смотрел на него. Я мог от него ожидать, что он скрывает свои мысли. И не был готов к тому, что он не будет их скрывать.
        - Я всегда гордился, что у меня нет любимчиков, - сказал он надтреснутым голосом. - И в конце пути с размаху въехал в эту стену. Я понял, что у меня нет вообще никого. Ни детей, ни друзей, ни привязанностей. Не подумай, что я жалуюсь. Я просто констатирую факт. Я холоден и расчетлив. И точно так же расчетливо я делаю тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться - если ты не глупец, конечно.
        Он начертил своей тросточкой какой-то знак на песке - мне показалось, что смайлик.
        - Итак, вот мое предложение, - сказал он. - Ты раз и навсегда переходишь на мою сторону. Взамен я оставляю в покое твоего деда Германа, ворона Карла, твоего друга-волчонка - словом, всех, кого скажешь. Как ты понимаешь, это только малая часть того, что я дам тебе. Как только ты подрастешь, ты станешь вожаком стаи, и даже не спрашивай, что будет с Феликсом. Я научу тебя всему, что знаю сам. Я дам тебе доступ ко всем нашим тайнам. Ты сможешь использовать всю темную энергию, что наполняет здешние шахты. Возможно, ты слышал о природе этой энергии? Я расскажу тебе… после. После. Главное, что тебе надо знать сейчас, вот что: ты получишь небывалую силу. Ты получишь в подчинение целую армию темнейджеров. Ты станешь моей правой рукой - молодой и сильной… вместе мы заставим весь мир содрогнуться, Сергей Волков. Всех, кто рулит сегодня, мы заставим очень сильно подвинуться! Взять хотя бы этих спесивых богачей, что расселись в своих стеклянных офисах и сосут кровь из народа… ты слышал сказки о вампирах? Это никакие не сказки, Сергей. Вспомни: неделю назад ты ничего не знал и про оборотней, а теперь знаешь.
Тебя ждет немало открытий. Так было когда-то и со мной…
        Он помотал головой, словно прогоняя навязчивое видение. Все-таки он псих, подумал я. А он продолжал:
        - Одним словом, мой юный друг, мы устроим такую заварушку, каких давно не было. То, что не удалось нашим предшественникам, наконец сделаем мы. Ты и я. А потом, если хочешь, мы пригласим старого Германа на парад нашей победы…
        Пока он говорил, его голос крепчал и становился звонким, как натянутая струна. Он выглядел бы сумасшедшим, да он им и был, но я также понимал, что его безумный гон абсолютно реален. И ему ничего не стоит привести свой план в исполнение.
        Он истолковал мои мысли как-то по-своему.
        - Не веришь? - спросил он по-стариковски сварливо. - Думаешь, я преувеличиваю? Нет. Я покажу тебе, как я силен. Нет, не я - мы, Сергей! Мы с тобой. Мы, сверхлюди. Грядущие короли этого мира. Не забывай: ведь мы находимся в месте силы, возле самых глубоких шахт Чернолесья. Здесь мы непобедимы. Отсюда мы можем управлять временем и пространством. Ты спросишь, как? Ну, например, прямо сейчас я могу показать тебе прошлое… и даже иногда будущее. Послать тебя в любую точку координатной сетки, на твой выбор. Только так ты сможешь оценить свои новые возможности, Сергей. Ну-ка, скажи, куда ты хочешь попасть?
        Я не знал, что ответить. Да и вообще не хотел отвечать.
        - Только не молчи. Ты сверхчеловек, Сергей. Чаще повторяй это про себя. Представь, что ты супергерой. Ты готов спасти мир? Ну, или дать ему здоровенного пинка?
        - Я не знаю, - пожал я плечами.
        - Эх, - с досадой произнес Гройль. - Что за дети пошли. Казалось бы, ничего кроме «марвела» не смотрят? Ладно. Хорошо. Начнем с малого. Со скромного, но яркого подвига, который даже ты способен будешь оценить…
        С этими словами он больно ткнул меня в живот своей указкой - теперь я заметил, что на самом деле это не трость, а тонкий гибкий хлыст, которой всадник на скачках нахлестывает лошадь. Но не успел я даже обидеться, как земля ушла из-под моих ног, и мне оставалось только зажмуриться.

* * *
        Когда я открыл глаза, все опять изменилось.
        Я стоял в проходе между креслами огромного пассажирского «боинга», и полет длился уже долго. Освещение было приглушено; пассажиры спали в своих креслах, заботливо укрытые красивыми синими пледами с логотипом авиакомпании. Я уже давно не видел такой идиллической картины.
        Только троим или четверым не спалось. Над их местами горели крохотные фонарики, и они, кажется, читали книги на своих планшетах. Один даже писал что-то в своем серебристом лэптопе, укрепив его на откидном столике. Это был совсем молодой человек, смуглый, с тонкими чертами лица - наверно, индиец. Мне стало интересно, что же он пишет. Я пригляделся и понял, что это какие-то программные коды. Наверно, этот парень был разработчиком игр: как бы специально для меня на экране появилась 3D-фигурка - крохотный супергерой со светящимся лазерным мечом. Он повертелся так и эдак, помахал своим оружием без видимой цели, а потом сдулся и исчез.
        Я решил, что это неспроста. Но долго думать об этом не стал.
        Плоские экраны в проходе показывали разноцветную интерактивную карту, и на ней можно было видеть, где сейчас пролетает самолет. Пользуясь своей невидимостью, я подошел поближе и стал разглядывать навигатор.
        Самолет летел из Чайланда в Москву, с приземлением в Домодедово. Точно на таком же самолете должны были возвратиться домой тетушка Элла с моей кузиной Вероникой.
        Я нахмурился. Все это определенно должно было что-то означать.
        Судя по мигающей точке на карте, мы летели где-то над Гималаями. Хотя я не ручался за свои познания в географии.
        Я пригляделся к пассажирам. Тетушки Эллы нигде не было видно. Должно быть, она мирно спала, воткнув в уши заглушки и надев на глаза специальную самолетную маску. Она всегда так делала.
        А вот Вероника нашлась под светящейся лампочкой. Я еле ее узнал: она как будто даже повзрослела, похудела и к тому же сменила прическу. С короткими выгоревшими волосами она стала похожа на мальчишку. Вероника, как обычно, залипала в своем телефоне: в самолете раздавали спутниковый интернет. Тетя будет недовольна, когда проснется и узнает, сколько списали с ее счета, подумал я.
        Сразу после этого я проделал одну штуку. Я послал сестричке сообщение в мессенджер. Мне даже не пришлось тратиться: мой-то телефон на самом деле находился не в роуминге, а в домашнем регионе, а здесь была только его проекция. Это долго объяснять, особенно если сам толком не понимаешь, но другого объяснения не будет.
        «Зачем оболванилась? - написал я. - Тебе не идет».
        Я чуть не покатился по проходу со смеху, когда увидел ее лицо. Хорошо еще, что в своем режиме гиперскорости я был практически невидим.
        «Ты охренел? - отозвалась она. - Откуда ты знаешь?»
        «Вижу».
        Видели бы вы, с каким подозрением она посмотрела на свой телефон. Я клянусь: она выплюнула «орбит», который жевала от скуки в полете, и залепила лицевую камеру.
        «Спасибо, сладкая. Люблю», - написал я.
        «Чего-о-о?»
        «Я про жевку, - написал я, угорая от смеха. - А ты что подумала?»
        Она чуть не подскочила в своем кресле от злости. Кажется, хотела разбудить тетушку Эллу, которая и правда спала рядом, но побоялась.
        Я подошел ближе и легонько пригладил ей короткую челку, жесткую, как солома. Ух, как мне хотелось надавать ей хороших щелбанов за все прошлые заслуги. Но я все-таки был добрым братом, и я ее простил.
        Возможно, она все же могла ощущать мое присутствие. Потому что с беспокойством оглянулась. Пока она вертелась, на экранчике появилось еще одно послание от меня:
        «Sorry, детка. Поболтал бы, да некогда. Спешу спасать мир».
        Вероника возмущенно отбросила телефон. Опять огляделась. Никого, конечно, не увидела. И все же что-то там, в дальнем конце салона, со стороны кабины пилотов, привлекло ее внимание.
        Я посмотрел, куда смотрела она.
        За занавеской бизнес-класса возникло какое-то шевеление. Мне даже показалось, что там кто-то с кем-то спорит. Или уговаривает кого-то успокоиться.
        Мгновенно я переместился туда.
        Сразу несколько богатых пассажиров, встав со своих кожаных кресел, махали руками возмущенно, а встрепанная бортпроводница что-то быстро и тихо говорила им по-английски. К сожалению, мои отметки в области иностранных языков были еще слабее, чем в географии.
        Но тут один из недовольных заговорил по-русски. Я понял, что они просили еще выпить, а бортпроводница пыталась объяснить, что им уже хватит.
        Столько энергичных слов я не слышал даже от невоздержанного на язык Карла. Бортпроводница не понимала ничего, но и у нее горели уши. И тут из кабины выглянул второй пилот, после чего беседа вынужденно сбавила градус.
        Оба пассажира тяжело поднялись со своих мест. Оба они были в дорогих льняных костюмах, но с расстегнутыми рубашками, под которыми виднелись золотые цепи. Отстранив бортпроводницу, эти двое двинулись в сторону второго салона. Возможно, они рассчитывали найти в самолете вагон-ресторан. В пути их так штормило, что они хватались за кресла - хорошо еще, что большинство пассажиров спало, а кто не спал - просто отворачивался.
        Индиец, что пилил какие-то программы на своем лэптопе поглядел на них немного дольше, чем следовало. Его умное лицо исказило брезгливое выражение, за что он тут же и пострадал. Один из русских взял его ноутбук, раскрыл пошире и с размаху опустил ему на голову, чтобы было похоже на двускатную крышу домика, как у деда в Чернолесье. Я растерянно оглянулся: на помощь парню никто не спешил.
        - Под крышей до-ома твоего, - фальшиво пропел русский мужик.
        Парень побледнел и кое-как подхватил свой ноутбук, а эти двое потащились дальше. Я заметил, что второй снимает все происходящее на смартфон в золотом корпусе.
        Первый тоже это увидел. Состроил радостную рожу и помахал рукой в камеру.
        - Мы все спешим за чудесами, - снова запел он, но закончить мысль у него не вышло. Зато он громко икнул.
        Пройдя еще пару рядов, искатели приключений успели пофлиртовать с какой-то иностранкой, которая закудахтала на них, как курица, и они от нее отстали. Потому что их внимание привлекла одинокая лампочка, которая освещала мою кузину Веронику. Она все еще выглядела возмущенной и поэтому (мне неловко об этом говорить) очень красивой.
        - Оп-па, - сказал первый второму. - Глянь, какая телочка. Снимаем?
        Вероника очень разозлилась.
        - Отойдите от меня, - сказала она. - Я сейчас вызову полицию.
        - Давай, вызывай, - разрешил первый. - Телефон ноль два.
        Он растопырил короткие пальцы и погладил ее по жестким волосам. У него это получилось реальнее, чем у меня. Вероника побледнела от злости и прошептала пару слов, понятных каждому русскому.
        - Смотри, какая дерзкая, - сказал пассажир. - Шурик, ты фиксируешь? Давай крупный план. Девушка, как вас зовут? Меня Алексей.
        - Леха, может, ну ее на… - зашептал тот, что с телефоном. - Смотри, она вообще под мальчишку стрижется.
        - А вот это мы не одобряем, - недобро засмеялся этот Леха. - Мы не по этой части. Давай проверим: так-то вроде бы девка?
        После некоторых его действий, которые мне были не видны, Вероника все-таки изловчилась и втащила ему локтем пониже живота. Он взвыл, отступил на шаг, а потом примерился и ударил ее ладонью по лицу так, что она с размаху вписалась затылком в подголовник. Из ее носа сразу пошла кровь, из глаз брызнули слезы.
        Мне неприятно об этом говорить, но всего лишь несколько голов повернулось в нашу сторону. Да еще тот индус-программист поднялся со своего места там, в конце салона, но так и остался стоять. «Вот сволочи», - подумал я про них про всех и вышел из режима невидимости.
        - Не понял, - сказал первый. - Че за пацан?
        - Сейчас поймешь, - ответил я. Сконцентрировал силу в своих руках и на малое время включил гиперскорость. Мой кулак приобрел нешуточную массу и колоссальное ускорение. И этот кулак не промахнулся.
        От удара в челюсть жирный гад в пиджаке кратковременно взлетел на воздух, будто его снесло снарядом. Он пролетел шагов двадцать, пока не врезался с жутким грохотом в противоположный ряд кресел, как раз под ноги индусу. Там он лег неподвижно вниз лицом.
        Второй остался стоять. По инерции он все еще снимал свой фильм. Я выключил гиперрежим и снова стал отчетливо виден. Тогда он выронил золотой телефон и попятился.
        - Ну все, начальник, - забормотал он. - Я походу все понял. Я ушел.
        Но уйти просто так не удалось и ему. Легкий толчок в грудь - и этот Шурик унесся в противоположную сторону, к туалетам, где и приземлился, заблокировав.
        Я готов был кричать от восторга. Я больше не был беспомощным. Теперь, когда я мог владеть энергией, у меня получалось абсолютно все.
        Не получилось только одно. Скрыться из видимости вовремя.
        - Сергей? - спросила Вероника, глядя на меня сквозь пальцы, все это время она закрывала лицо руками, и по рукам текла кровь. - Сергей? Это… ты?
        - Прости меня, - сказал я. - Я не успел.
        Она отняла одну руку от лица, и я увидел, что ее красивый нос весь распух, и алая кровь течет по щекам и по шее. Еще никогда в жизни я ее не жалел, но сегодня был именно тот день. Не вполне соображая, что надо делать, я взял ее руку в свою. И прислушался к ее пульсу.
        Это было похоже на слабый удар током. Я мог считывать ее данные. Я уже рассказывал, на что это похоже. Но здесь это было ни на что не похоже. Вероника была девчонкой, и она была близкой мне по крови (не зря же так говорят: по крови?), и во всем этом заключалась какая-то запретная тайна, которую, наверное, мне нельзя было раскрывать до конца. Я и не стал. Просто попробовал пофиксить битые коды в ее системе.
        Да, и еще кое-что. Я узнал о ней все, что хотел, хотя и не мог еще расшифровать. Хотя… почему же не мог. Кое-что мог.
        Когда я оставил ее руку, прошло всего лишь несколько человеческих секунд. Она смотрела на меня и все еще не понимала. Кровь перестала течь, и только слезы все еще лились ручьем.
        Я улыбнулся. Вынул из кармашка на спинке переднего кресла чистую салфетку. Утер ей нос.
        - Счастливого полета, - сказал я. - А твой новый парень все равно тебя не любит. Зря ты с ним вчера так долго прощалась. Он тебе даже не напишет. Сказать, почему?
        Вероника вытаращила на меня глаза. Хотела рассердиться. Но вдруг улыбнулась сквозь слезы.
        - Кто, этот Ромик? - спросила она. - Да я и так и думала, что он…
        Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. Это был бортпроводник в фирменной униформе.
        - Молодой человек, сядьте на место и пристегнитесь, - сказал он. - Мы… пытаемся устранить причины неприятностей…
        Я посмотрел в конец прохода. Второй пилот и еще один бортпроводник кое-как подняли тело лежавшего там пассажира и поволокли его обратно в бизнес-класс. Его коллега стояла рядом, и на ее лице я не заметил особого сочувствия к пострадавшему.
        - Сейчас, сейчас, - пообещал я.
        Мне пришла в голову еще одна мысль. Я поднял тяжелый золотой телефон, который валялся на полу, и сунул в руки Веронике. Гаджет был настолько крут, что даже не был запаролен, или владелец не умел этого делать.
        - Удалишь потом видос, - сказал я. - Ну или… как хочешь. Можешь в блог выложить. Я лайкну.
        - Сережа, - сказала она. - Ты… ты даже не понимаешь…
        Я знал, о чем она думает. Я мог читать ее мысли. Я даже хотел что-то ответить, но не успел. Тетушка Элла (конечно, она спала в соседнем кресле) внезапно ожила, сняла маску и вынула из ушей затычки.
        - Кто здесь? - спросила она, протирая глаза. - Что происходит?
        Я еле успел включить режим невидимости. И мгновенно вывалился обратно в реальность.
        Я снова стоял на берегу ручья, под желтой луной Чернолесья. Старый хитрец Гройль улыбался и помахивал своей указкой, будто только и ждал моего возвращения.
        - Тебе понравилось? - спросил он. - Я подключил полную мощность. Надеюсь, ты оценил.
        - Феноменально, - отозвался я.
        - Ты ведь не успел наделать глупостей? Всего лишь помог бедной сестричке?
        - Ну да.
        - Всего лишь отправил в нокаут пару подвыпивших бизнесменов? А хочешь увидеть, что было дальше?
        Секундный сбой картинки - и я снова видел то, что происходило в салоне летящего «боинга».
        Пассажир, которого кое-как удалось вернуть в бизнес-класс, лежал сейчас в проходе, на мягком ковролине, неподвижный и бледный, и бортпроводница прикладывала к его лицу кислородную маску. Второй пилот расстегнул на нем рубаху и пытался приложить к его груди электроды портативного дефибриллятора, чтобы запустить сердце, но у него не получалось.
        Мне стало нехорошо. Я закрыл глаза - и вернулся.
        - Вот так и происходит в жизни, мой юный друг, - сказал доктор Штарк. - Добро непременно должно хорошенько озлобиться, чтобы победить. Как говорится, цель оправдывает средства. Только знай: каким бы мерзким ни был этот жирный сорокалетний гопник, у него в Зеленограде осталась жена и трое детей. Пятнадцать лет, десять и шесть. И все они называют его «папа», дорогой мой Сергей. А некоторые даже «папочка». И все ждут от него подарков, которые, между прочим, самолично им куплены, упакованы и лежат в его багаже.
        - Я же не хотел его убивать… просто хотел защитить Веронику. Может, я бил слишком сильно…
        - Глупости, - отвечал он. - Нет таких слов - «слишком сильно». Бьют, чтобы убить. Кто бьет слабо - проигрывает.
        - И что же, он теперь умрет? - спросил я.
        - Ну как тебе сказать… давай я все же сделаю тебе подарок. Стартовый бонус. Этот Леха сейчас задышит, выживет и вернется к своим детишкам в Подмосковье. Правда, не сразу. Сперва полежит месяцок в госпитале. Месяц для него не срок… бывали замесы и покруче…
        - И я теперь всегда смогу… делать так? Бить кого хочу? Убивать?
        - Всегда. Начиная с того момента, когда перестанешь задавать себе подобные вопросы.
        Я промолчал. Следующая мысль, которая пришла мне в голову, была странной.
        - А вот мой отец умер, - сказал я угрюмо. - И мама тоже. Я даже забыл, как я их называл.
        Гройль согнул свою трость, будто хотел сломать.
        - Разве ты что-нибудь помнишь об этом? - спросил он.
        - Н-нет.
        - Не сомневаюсь. Я тебе напомню.
        Его волшебная палочка со свистом рассекла воздух - и на этот раз мне показалось, что я с размаху полетел на землю и сильно ударился головой.
        Теперь я видел вокруг вековые сосны, смутно знакомые, и ту же ущербную луну, что и раньше - но в другой фазе, будто кто-то отгрыз у нее добрый кусок. Я был один - или, вернее сказать, меня вовсе не было, потому что сквозь мое призрачное тело можно было различить и траву, и вереск, и корни сосен. И черную липкую тьму, которая стелилась по земле и уже почти затопила наш старый прицеп - дом на колесах.
        В домике горел свет. Вот чье-то лицо прижалось к стеклу изнутри, и мое сердце сжалось. Я узнал маму. И даже почти вспомнил ее - такой, какой я видел ее тогда, в самый последний день, когда я ее видел. Когда я сидел в своем уютном гнезде за сеткой, прижимая к груди игрушечную собачку-хаски, и еще не знал, что вся моя прежняя жизнь сейчас закончится.
        Дверь прицепа отворилась, и на ступеньках появился мой папа, Матвей Волков. Он с тревогой посмотрел вниз, на черный туман, который заполонил все вокруг. Но не его он боялся. Он был смелым, мой отец, даже в свои двадцать два, или сколько ему было тогда. Сейчас я точно знал это.
        Он вглядывался куда-то вдаль, туда, где заканчивалась кое-как видимая, смутно знакомая реальность - поляна возле старых шахт - и начинался мрачный Черный Лес. Оттуда ползла липкая темнота. И еще что-то или кто-то, кого я не мог видеть. А он, кажется, видел.
        Матвей спустился по ступенькам и без боязни вступил в черную липкую жижу, и она поглотила его ноги по самые колени. Однако он даже не смотрел туда. Он видел что-то иное - там, далеко, у кромки сосен.
        Я тоже пригляделся.
        Полупрозрачные фигуры стояли там, выстроившись полукругом. В их руках я видел старомодное причудливое оружие - длинные ружья, шпаги, а у кого-то, кажется, даже копья, щиты и мечи. На головах у них были странные уродливые шлемы; некоторые шли вовсе с непокрытой головой, их отвратительные седые космы трепал ветер. Я видел - или мне казалось, что видел, - их глаза, которые светились красным, как крохотные угольки из костра, который сильно позже, десять лет спустя, разведет на этой поляне девушка по имени Майя, которая так любит играть в колдунью. Все это было похоже на фильм ужасов, только я не знал, как его выключить.
        Фигуры медленно приближались.
        Парень, который стоял возле вагончика, замер в нерешительности. Он знал их. Он не боялся. Он просто не знал, что делать.
        Он переместился на несколько шагов ближе к своей «Ниве», которая не без труда тянула наш вагончик, а сейчас скучала, крепко прицепленная к нему специальным буксирным устройством. И вот что произошло вслед за этим: стоило Матвею пройти эти несколько шагов, как серые фигуры все, как одна, повернули свои головы в касках. Они следили за ним. Они шли именно к нему.
        Матвей попробовал перебежать в другую сторону. Призраки заметили его маневр. Повернулись и продолжили свое движение.
        - Ч-чертовы сволочи, - выругался Матвей.
        Я подумал, как это удивительно: я и сейчас иногда ругаюсь точно так же. Хотя даже не помню его голос.
        Кажется, он принял решение. Бросился к своей машине. Склонился над буксирным устройством. Рванул рычаг, отключил какие-то электрические разъемы. Затем рванул дверь и уселся за руль.
        Коротко проскрежетал стартер, и мотор завелся. Фары зажглись, и мутная тьма нехотя расступилась - но ушла недалеко. Небольшой автомобиль сдвинулся с места, вагончик остался стоять. Матвей резко рванул руль в сторону, развернул машину и остановился.
        Призраки повернули свои морды - как мне показалось, с неудовольствием. Издали они грозились своими мечами и ружьями. Им оставалось проползти не более сотни шагов, и они подступили бы вплотную. Я уже видел, что за первым рядом солдат-мертвецов вырастает и второй, а за вторым - третий. Эти последние бойцы были поновее: они носили мундиры времен Второй мировой, рваные и выцветшие, зато со злобными значками вроде двойной молнии.
        Снова хлопнула дверь прицепа, и на пороге появилась моя мама. Матвей опустил стекло водительской двери.
        - Маша, останься с сыном, - сказал он. - Не бойся. Я скоро вернусь. Мне нужно… позвонить. По работе. Ты же знаешь, здесь телефон плохо ловит.
        - Кому ты собрался звонить? - рассердилась моя мама. - Ты не можешь подождать до утра?
        Она не видела призраков. Меня не зря называли полукровкой: моя мама была самой обыкновенной девушкой. Она даже не подозревала, какие чудеса ее окружают и какие опасности ей грозят. Она так и не узнала об этом до самого последнего дня. До этого самого дня.
        - Не волнуйся, - сказал ей мой отец. - Я скоро вернусь. А ты иди в дом… погода меняется. Наверно, будет гроза.
        Она взялась за ручку двери. Сделала вид, что возвращается, но не двинулась с места. Тогда он помахал ей - и мне. И через силу улыбнулся.
        - Привезу Ежику что-нибудь вкусненькое, - сказал он. - Вернись в дом. Пожалуйста.
        И он нажал на газ. «Нива», оставшись без прицепа, легко вырвалась из липкой грязи и покатилась прочь. Армия мертвецов, которую видел только я, бесшумно ринулась за ним. Их было много. Вблизи их лица казались расплывчатыми, как медузы в море. Они размахивали оружием, спешили, обгоняли и отталкивали друг друга. Кажется, среди них встречалась даже кавалерия. Их серые ряды тянулись и тянулись, редели и, наконец, иссякли.
        Матвей увел их прочь и пропал навсегда. Они убили его. Ослепили, столкнули с обрыва и снова сгинули, будто их и не было.
        Он увел их, иначе они убили бы нас всех.
        Мне хотелось кричать. Я ничего не мог изменить. Я не мог переделать прошлое. Я не мог спасти своего отца, как он спас меня. Снова и снова это случается со мной, думал я - и скрипел зубами, как волк.
        Меня выбросило из этой локации так же неожиданно, как я туда и попал.
        - Теперь ты видел? - спросил Гройль.
        Я кивнул. Слезы, кажется, так и не показались на моих глазах, и я был этому рад. Я не хотел плакать при нем.
        - Теперь ты веришь?
        Я снова кивнул.
        - Показать тебе еще кое-что?
        Я просто закрыл глаза.
        Щелчок - и я снова был внутри. В том чертовом времени и в том чертовом пространстве. Мой сон повторился в точности.
        Я лежал в своей кровати за прочной сеткой и прижимал к груди Пушистика. За окном висел предрассветный туман.
        Я слышал, как кто-то ходит там, снаружи. Сухие сучья хрустели под чьими-то ногами. Фиолетовые тени скользили по стенам вагончика. Стекло покрылось изморозью, как если бы северные олени Санта-Клауса надышали на него с улицы, но я был уже большим и понимал, что в июле не бывает никакого Санта-Клауса.
        Мне было холодно и страшно.
        Кто-то остановился у двери. Взялся за ручку. Дверь подалась и понемногу начала отворяться. За ней клубился черный туман, и этот туман потихоньку втекал внутрь.
        Я, который был тогда, дико заорал, и тот я, который был сегодня, услышал свой собственный детский голос.
        На этом месте я всегда просыпался. Но не сегодня.
        Над сеткой я видел того, кто вошел. Черная фигура с бледным лицом. Черный человек был закутан в бесформенный черный плащ. Черный капюшон скрывал лоб, но холодные глаза светились, как фары на моем игрушечном грузовике.
        Я закричал еще громче. Он поднял руку, и у меня перехватило горло от ужаса. Я сжал белого щенка, будто он мог меня защитить. Пушистик еле слышно подал голос (в нем была устроена простенькая пищалка).
        - Кто это? - спросил черный человек. - Дай мне.
        Он протянул руку, и мои пальцы сами собой разжались.
        Мой Пушистик в его руке казался маленьким и совершенно беззащитным. А этот черный медленно поднес его к глазам. Тщательно осмотрел и обнюхал (я видел, как его уродливые волосатые ноздри шевелятся, когда он втягивает воздух). Я решил, что он сейчас разорвет моего щенка или проглотит, и это было самым страшным переживанием в моей маленькой жизни.
        Я хотел крикнуть «отдай» (я уже умел говорить), но от страха не мог произнести ни звука.
        - Спокойно, маленький Сергей, - сказал черный человек. - Я заберу твою собаку на память… чтобы ты не забыл меня. До встречи, Сергей.
        Он уже вышел за дверь, когда я тихо заплакал. Я плакал все громче и громче. Я звал маму, но она не возвращалась. Я знал, что она не вернется. Знал сейчас - но знал и тогда.
        Я плакал, а наша старая видеокамера лежала на столе и записывала мой плач, пока у нее не сел аккумулятор.
        Сегодняшний Гройль смотрел на меня так же пристально, как тогда, и снова я не мог понять, что означает его пронзительный взгляд. Я бы мог подумать, что он жалеет меня, если бы не знал наверняка, что это невозможно.
        Гройль сунул руку в карман кожаного плаща.
        - Я же обещал, что мы встретимся, - сказал он.
        В его руке был потертый белый игрушечный щенок-хаски с голубыми глазами. Какой же он теперь крошечный, подумал я.
        - Ты еще не понял, зачем я забрал его десять лет назад? - спросил он. - Ты когда-то любил этого щенка, как живого. И даже больше, чем живого. С тех пор в нем жила часть твоей души, как сказали бы те глупцы, кто в это верит. Таким образом, я присвоил эту часть души, дорогой мой Сергей. Это было нужно… хотя бы для того, чтобы мы снова встретились.
        Он повертел щенка в руках. Поднес к губам и поцеловал в черный пластмассовый нос. Я вздрогнул.
        - Верните, - попросил я. - Зачем он вам?
        - Не спеши, дружок. Сперва обещай мне, что ты согласен на мои условия.
        - А если… нет?
        - Как это - нет? Ты сошел с ума? Смотри!
        Щелчок - и передо мной снова включилась альтернативная реальность. Я даже успел подумать с неудовольствием, что этот Штарк превратил мою голову в какой-то телевизор, в котором сам же постоянно переключает каналы.
        Но в этот раз перед моими глазами на самом деле включилась какая-то телепрограмма. На удушливо-синем фоне в кресле сидел такой же душный диктор, чем-то похожий на того пассажира в куртке, которого я встречал в поезде (пока я приглядывался, он стал еще более похожим). На воротнике его рубашки был прицеплен крохотный микрофон.
        - А теперь, дамы и господа, смотрите прямое включение со съезда партии «Сила и Справедливость», - сказал он. - На трибуне наш любимый лидер, доктор Флориан Штарк!
        Тут на экране появился тот, кого представляли так долго. Депутаты стоя рукоплескали ему. Я даже не слишком удивился: в этом видео из будущего Гройль надел дорогой костюм, не поленился убрать себе морщины на черепашьей шее и даже обзавелся красивыми очками в тонкой золотой оправе, как у профессора.
        - Старый мир обанкротился, - начал любимый лидер откуда-то с середины. - Посмотрите на вашу выжившую из ума Европу: она расползается по швам, как гнилой зековский ватник! Правители потеряли берега, политики - заврались, и верить нельзя никому. Финансисты и криптобароны, эти вонючие клопы, раздулись от украденных денег и вот-вот лопнут! Но погодите, мы еще заставим их подвинуться…
        Тут он как будто потерял мысль, но лишь на мгновение. И тут же зашел с другого конца:
        - Мы пришли вовремя. Мы больше не будем добренькими. Сила и справедливость - вот наш лозунг. Сила, чтобы отнять награбленное, и справедливость, чтобы наказать грабителей. Скажу даже больше. Сила - это и есть справедливость!
        Он повторял что-то еще в том же духе, и я понимал, что он бредит - но слушал дальше и дальше. Я чувствовал его ненависть. Я пропитывался этой злобой, как губка, и мне хотелось поскорее выжать самого себя, но я не понимал, как это можно сделать.
        - Посмотрите на наших парней, - вещал между тем Гройль перед громадным полукруглым залом. - Они рвутся в бой! Они не боятся! Мы уже сегодня провозгласим новую власть - власть юных и смелых. Мы построим новую Европу для новых людей! Молодую республику без границ! Посмотрите: здесь со мной мой друг, моя правая рука, и все вы его знаете - это Сергей Волков, лидер молодежного крыла нашей партии, командир наших славных темнейджеров!
        Тут у меня слегка закружилась голова. Я увидел, как откуда-то сбоку на скромную кафедру выхожу я сам. Я сам из будущего. Я был уже почти взрослым, под черной рубашкой угадывались крепкие мускулы, а лицо было бледным, суровым и незнакомым. Тонкий красный галстук на моей груди явно что-то означал, только я не знал, что.
        Я поднялся на трибуну, и любимый лидер Гройль дружески приобнял меня, вызвав в полукруглом зале бурные и продолжительные аплодисменты. Затем он указал мне на включенный микрофон - черный поролоновый шарик на длинной ножке - и ободряюще улыбнулся.
        - Здравствуйте, дамы и господа, - сказал я и не узнал собственный голос. - Вы можете не сомневаться в нас. Мы не из тех мягкотелых слабаков, кто привык болтать и мечтать! Мы больше не скауты. Мы - темнейджеры. Мы сверхлюди будущего. Наша мечта - это наша война. В этой войне мы победим, и наша победа будет полной и окончательной!
        Будущий я был совсем не тем, что был когда-то. Он был уверенным в себе и спокойным. Он даже не дослушал новый всплеск аплодисментов и поднял руку, как если бы просил зрителей остановиться, но именно этот жест почему-то вызвал бурю восторга.
        - Вперед - и вместе! - провозгласил я из будущего, и ответный рев благородного собрания заставил меня сегодняшнего слегка вздрогнуть.
        Далее на экране замелькали уже совсем невообразимые кадры. На первом видео по широкой площади прямо на зрителя катилась колонна вооруженных мотоциклистов в черных куртках, и я, конечно же, был самым первым. Прохожие шарахались от нас, но многие - кто помоложе - салютовали нам вслед. Я знал, что так бывает всегда. Толпа любит силу и готова ей подчиняться. Особенно если убедить толпу, что сила - это она и есть.
        В другом видео тысячи темнейджеров в черных рубашках на громадном стадионе скандировали мою фамилию, а я стоял на сцене на фоне нашего знамени - красного, с волчьей головой в белом облаке - и милостиво улыбался. Сверхлюди должны управлять, думал я. Это наша миссия, нам за это еще спасибо скажут. Тех же, кто не примет новый порядок, ждет ауткаст. Они отправятся в шахты смерти и там погибнут. Но не зря: их жизненная сила станет источником энергии для нас. Каждому - свое, думал я. Это будет справедливо.
        Я вскидывал руку, крепко сжатую в кулак, - это было наше новое приветствие. И толпа восторженно ревела в ответ.
        Наконец, в последнем видео я стоял на красной ковровой дорожке на трапе шикарного самолета (улетающего, как я знал, не в какую-нибудь гнилую Америку, а на мой собственный остров в Индийском океане), в белых джинсах и рубашке, и на моем безымянном пальце блестело новенькое бриллиантовое кольцо. Такое же, только поменьше, сияло на пальце у стройной девушки в воздушном шелковом платье - и я понимал, что я знаю эту девушку, но стоило мне прошептать ее имя, как в то же мгновение картинка погасла.
        Наваждение кончилось.
        Господин Штарк опять стоял передо мной в своем несуразном мундире и в фуражке с черепом. Он ухмылялся.
        - Ну, что же, мой друг? - спросил он. - Как тебе такой вариант будущего?
        - Это фантастика, - сказал я. - Будущего еще не было. Вы все это придумали.
        Гройль рассмеялся.
        - Как я люблю твой подростковый максимализм, - сказал он. - А что, если… это придумал ты сам?
        - Я?
        - А кто же? Я всего лишь помог показать твои желания тебе самому. Тайные мечты боязливого мальчика с дрянным аттестатом. Ну, за вычетом тех желаний, что не принято показывать взрослым… Я хотел тебе показать, что будущее в твоих руках. И немножко в моих.
        Он подкинул в руке белую игрушечную собачку и легко поймал.
        - Когда-то я предлагал твоему отцу ту же сделку, - сказал он. - Но он оказался глупым и упертым. Он не захотел править миром. Предпочел свои раскопки, вагончик-прицеп и свою девчонку… которая позже имела неосторожность стать твоей мамой… он рассмеялся мне в лицо. И ты знаешь, что он мне сказал? Что мне надо срочно лечиться… у хорошего ветеринара…
        Я засопел носом, стараясь удержаться от смеха.
        - Но вы же не послушались? - спросил я.
        Его глаза стали ледяными. Он резко сжал Пушистика в руке, и тот испуганно пискнул.
        - Не будь идиотом, Сергей! - отчеканил он. - Не повторяй чужих глупостей. Я предлагаю тебе сделку из тех, что случаются только в волшебных сказках. Ты получишь все, что пожелаешь - силу, славу и власть, и много-много любви в придачу… но даже не это главное, Сергей. Слушай и молчи! Когда я умру, - а это, увы, рано или поздно случится, - ты продолжишь мое дело. Взамен я прошу не так уж много: чтобы сейчас ты доверял мне…
        Я смотрел на игрушку в его руке. Его белые пальцы сжимались на собачьем горле - сжимались и разжимались. Это сильно расходилось с его словами. Я знал, что он может придушить меня прямо сейчас, как вот этого белого Пушистика. Но меня мучило и еще что-то. Одно неосознанное воспоминание. Одна нестыковка во времени. Тогда, десять лет назад.
        - Возможно, я буду доверять вам, - сказал я. - Но я хочу видеть еще кое-что. Не из будущего. Из прошлого.
        Он изумленно поднял брови, но было поздно. Я уже умел подключаться к его источникам. Это была его ошибка - показать мне этот путь. В момент, когда я решился, он уже ничего не мог сделать. Он не успел меня заблокировать и уже не мог контролировать. Ну, или почти не мог.
        Я попал в тот отрезок времени, который Гройль не хотел мне показывать.
        Итак, автомобиль моего отца выбрался из липкой грязи и покатился прочь. Призрачная армия устремилась за ним - но ее мог видеть только я. Мама осталась стоять на ступеньках возле отцепленного вагончика.
        Она не знала, что делать.
        Она приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Прислушалась. Тогдашний я давно уже мирно спал.
        Тогда она осторожно захлопнула дверь. Достала из кармана старомодный мобильник. Нажала несколько кнопок, приложила к уху. Покачала головой и спрятала телефон обратно.
        Но что-то все же произошло.
        Стена серого тумана подобралась к вагончику вплотную. Черная фигура возникла в этом тумане и приблизилась.
        Пришедший откинул капюшон, и я узнал зловещего господина Штарка. Десять лет назад он был почти таким же, что и ныне. Он был лыс, худ и подтянут. Разве что его лицо украшали тонкие усики и еле заметная бородка. Я подумал, что тогда он еще пытался выглядеть человеком.
        - Не мне ли ты пытаешься звонить, милая Мария? - спросил он. - Ты же знаешь, что я легко услышу твой зов и без этого.
        Мама подняла на него глаза. Мне показалось, что она не слишком удивилась его приходу.
        - Лучше бы вам уйти, - сказала она. - Матвей сейчас вернется.
        - Он не вернется.
        - О чем вы говорите?
        Вместо ответа Гройль приблизился к ней совсем близко.
        - Ты знаешь, о чем, - сказал он. - Сегодня особенная ночь, Мария. Сегодня каждый из нас встретит свою судьбу. И Матвей. И ты. И я.
        - Не надо меня пугать, - сказала мама и поднялась на одну ступеньку выше.
        - Я не пытаюсь пугать тебя, Маша, - сказал Гройль и сделал еще один шаг вперед. - Я пытаюсь тебя предупредить. Не играй с огнем. Тем более, с темным пламенем, которое ты же сама и разожгла. Ты просто не осознаешь его силу…
        - Еще одно движение… - начала мама.
        Возможно, он сделал это движение. Потому что она повторила уже знакомый мне удар - точно такой же я видел в исполнении Вероники на борту самолета, летящего над Гималаями.
        Удар был хорош. Гройль согнулся, зашипел, как проткнутое колесо, и отступил сразу на несколько шагов.
        - Я уже не в вашей школе, - сказала мама. - Сколько раз можно повторять. Вы подлец, Старкевич. Между нами никогда ничего не было, никогда и не будет. Отправляйтесь в ад.
        Господин Штарк не сразу, но распрямился. Его глаза горели злобой.
        - Будь по-твоему, дрянная девчонка, - сказал он. - Только я заберу тебя с собой. Ты сгинешь в самой глубокой шахте Чернолесья, куда так неосторожно полез твой муж. Ты больше не увидишь своего ребенка. Но есть и хорошая новость. Он навсегда забудет тебя. Как и своего отца-неудачника.
        - Нет, - прошептала она. - Пожалуйста, нет.
        - Поздно, - усмехнулся он. - Тебе нужно было быть умнее… пять минут назад. Или пять лет назад, ха-ха… но теперь это в прошлом. А прошлое, как известно, уже прошло. Впереди у нас только вечность…
        Он даже не тронулся с места, а просто поднял руку - и я с ужасом увидел, как серый туман поднимается и скрывает их фигуры. Короткая вспышка - и все кончилось.
        Нынешний Гройль - бритый, в идиотской фуражке - снова стоял передо мной, и его трясло от ненависти. Он все понял, и мне не нужно было ничего объяснять. Меня душили слезы. Но и он казался почти полностью безумным.
        - Да, - проговорил он. - Ты это видел. Ты быстро учишься. Все было именно так, и не могло быть иначе.
        - Вы убили ее, - сказал я.
        - Хуже. Я обратил ее в ничто. Я стер ее даже из твоей памяти, мальчишка.
        - Нет!
        - Врешь. Впрочем, это уже не имеет значения. Тебя я тоже сотру в порошок. Ну, или… спущу по течению… наша речушка - не Стикс, но тоже работает безотказно…
        Не совершая ни единого видимого движения, он приближался ко мне. Череп на его кокарде блестел при свете луны. Я пятился от него, пока не оказался по колено в ледяной воде ручья.
        - П-п… - начал он, и я заметил, что от ярости у него стучат зубы, как у бешеного волка. - П-пятнадцать лет назад. Все могло быть иначе. Чертов Матвей. Чертовы Смотрители. Мое вечное проклятье. У тебя его глаза, такие же нахальные… ну да ничего… он умер, умрешь и ты, последыш…
        - Нет, - возразил я.
        - Что-о?
        - Нет.
        Я стоял по колено в воде и даже не чувствовал холода. Я смотрел на него, а он почему-то не мог до меня дотянуться, не мог даже сделать шаг. Я чувствовал небывалую силу. Быть сверхчеловеком - это круто, поверьте. Зря он дал мне это попробовать. Я никогда не испытывал ничего подобн… ладно, не будем повторяться. Скажем так: я ничего не знал о природе этой силы, но я уже мог ей пользоваться.
        Я мог сдерживать Гройля.
        - Ах, так? - криво усмехнулся он. - Ты вздумал противиться мне? А что ты скажешь на это?
        Он взмахнул этой своей тонкой палочкой - и что-то случилось. За его спиной заклубился холодный туман, и этот туман стал складываться в человеческие фигуры. Ряд за рядом они поднимались из ничего и выстраивались полукругом позади своего командира, сжимая в руках призрачное оружие. Теперь мне ясно были видны серые мертвые лица в нелепых шлемах, с горящими глазами, что делало их головы неуместно похожими на хеллоуинские тыквы - только совсем сгнившие и утратившие цвет. Блеклые знамена с орлами и львами развевались на древках. Среди знамен торчали и нехорошие штандарты из другого времени - тоже с орлом, только там орел держал в лапах похоронный венок с ломаным крестом внутри. Адские солдаты сгрудились за спиной Гройля, будто ожидая приказа.
        Но тот даже не смотрел на них. Он не сводил глаз с меня.
        - Такой отряд будет помощнее «Эдельвейса», ты не находишь? - спросил он издевательски вежливо. - Впрочем, они в чем-то похожи. И те, и другие лишены мозгов.
        - Значит, отца тоже вы убили? - спросил я хрипло, но смело.
        - Нет. Он сам полез, куда не следовало. И разбудил самое древнее зло, которому даже я не могу отдавать приказов… могу только вызвать на помощь… Армия мертвых - это жуткая сила, поверь мне. Он не научился ею управлять и погиб.
        - Так ею можно управлять?
        Гройль щелкнул своей указкой по голенищу сапога.
        - Наглец, - сказал он. - Ну почему ты не мой сын?
        Я уже хотел выругаться, но тут увидел, что он с беспокойством смотрит куда-то в небо. Я проследил за его взглядом, и у меня даже дух захватило от восторга.
        Высоко над нашим оврагом парила громадная черная птица. Внезапно сложив крылья, она камнем упала с неба - и оказалась никаким не орлом и не коршуном, но старым верным вороном Карлом. У самой земли Карл шумно замахал крыльями, чтобы затормозить, и это ему удалось - даже не без некоторого изящества.
        Ох-х! Его когти впились мне в плечо.
        На силовое поле, которое я так тщательно создавал вокруг себя, ему было наплевать.
        - Game over! - радостно каркнул он прямо над моим ухом.
        Это было странно: армия мертвых попятилась. Она все еще щетинилась своими гнилыми копьями. Но грозные орлы на их знаменах как-то поблекли и сдулись. Ворон, что сидел на моем плече, был сильнее.
        - Чтоб ты сдох! - воскликнул Гройль. - Мерзкий какаду! До каких пор я буду терпеть твои выходки?
        - Forever, - пообещал ворон.
        Гройль скривился от злости. Нет, он не собирался отступать. Он хлопнул в ладоши, и его призрачные солдаты затрепетали и затряслись, будто их ударило током, и еще больше стали похожи на медуз. Зрелище было так себе.
        - Вперед, - приказал Гройль. - Взять их!
        Серая пехота как-то нехотя поползла вперед, обтекая своего командира. Я оглянулся: они успели пересечь ручей, обойти нас сзади и взять в окружение. На секунду я ощутил тревогу - а Гройль, конечно, первым это заметил.
        - Ты не хотел идти в наш славный «Эдельвейс»? - прокричал он мне. - Добро пожаловать в отряд беспозвоночных!
        - Хрен вам, - тут я повторил неприличный жест.
        Ворон тоже выкрикнул что-то очень нетолерантное. Мертвецы притормозили, будто оценивая силу заклятья. Даже я немного смутился, хотя меня это явно не касалось.
        Но Гройль только рассвирепел.
        - Что стоим? - завопил он. - Кого ждем? Взять обоих!
        Выстрел откуда-то сверху прогремел очень неожиданно и принес такие же неожиданные последствия. Фуражку Гройля снесло в ручей, и она поплыла, забавно вращаясь, вниз по течению. Сам он взмахнул руками, выпучил глаза и разинул рот, но почему-то не произвел ни звука. Зато на его лысой башке вдруг засиял первый луч солнца. Это было почти красиво.
        Хотя наблюдать за ним было неинтересно. Я смотрел туда, откуда стреляли. Фигура на гребне обрыва была мне знакома с детства. За последние годы она стала разве что немного плотнее и основательнее. Я даже не буду говорить, как я был рад видеть своего деда, лесника Германа.
        - Смотри, Гройль: уже утро, - сказал Герман не слишком громко, но именно так, что его голос заглушил и журчание ручья, и унылый ропот солдат призрачной армии. - Ты заигрался в свою войну, Гройль.
        Тот, к кому он обращался, без головного убора выглядел нелепо. Доктор Штарк топтался на одном месте, сутулился и прикрывался ладонью от солнца, а солнце, выбираясь из-за далеких холмов, жгло все ярче и ярче.
        Армия мертвых таяла на глазах. Призраки ночи теряли силу с восходом солнца. Раньше об этом возвещал крик петуха - ну, а сейчас мог сгодиться и говорящий ворон. Так было заведено с древних времен, и даже самый злобный монстр не мог изменить этот порядок.
        - Проклятье, - бормотал Гройль. - Проклятье на вас всех…
        В следующее мгновение мой дед Герман уже стоял напротив него. Я даже не мог представить, что он так легко управляется с перемещением в гиперпространстве.
        - Убирайся, Сморкович, - сказал Герман Гройлю. - Твое время кончилось.
        - С каких пор ты распоряжаешься моим временем? - огрызнулся тот.
        Они были одного роста. Только седые волосы Германа развевались на ветру, и он казался выше.
        - С тех пор, как я умер и меня вернули назад, - глухо сказал Герман. - С тех пор, как я перестал бояться смерти. Наш мир устроен сложнее, чем ты думал.
        Я вышел из ручья. Только теперь я почувствовал, как мне холодно. Да еще и кроссовках премерзко хлюпала вода.
        - Ну что, неудачник? - поглядел на меня Гройль. - Ты мог получить все. Но ты сам выбрал свой путь.
        Не секунды не сомневаясь, я встал рядом с Германом, и он обнял меня свободной рукой: в правой он держал ружье. Ворон повертел круглой головой, подумал и остался сидеть у меня на плече. Теперь мы были одной командой, о которой так нелестно отзывался Гройль. Командой победителей.
        Кажется, он и сам понял, что проиграл.
        Он все еще вертел в руках свою фальшивую волшебную палочку. Внезапно сломал ее пополам и бросил наземь.
        Ничего не произошло.
        - Я уйду, - сказал он. - Чернолесье остается за вами. Мне и самому надоела эта возня с «Эдельвейсом». Но не надейтесь, что я про вас забуду. Мы еще встретимся, когда вы будете меньше всего меня ждать. Это я вам обещаю.
        - Забились, - сказал Герман.
        Гройль поморщился.
        - Но и это еще не все, - сказал он. - Будет большая война, и вы только ускорили ее начало. Война света и тьмы, ха-ха… Вы не скроетесь от нее в своем лесу. Вы видели только первые языки пламени, которое сожжет весь мир. Ты сам говорил, Герман: мера зла уже переполнилась. Земля насыщена ненавистью, как аравийская пустыня - нефтью… ты даже не понимаешь красоты и точности этого сравнения. Достаточно поднести спичку - и готово…
        - Тебе-то это зачем? - спросил Герман. - Ведь и ты сгоришь вместе со всеми.
        Горящие злобой глаза Гройля вдруг потухли, и его взгляд сделался почти осмысленным.
        - Дело даже не во мне, - сказал он. - Я не могу это остановить. Я просто проводник этой энергии. А ее источник тебе хорошо известен. Зло… оно в каждом из нас. И если ты считаешь себя чистым, зачем ты брал с собой винтовку?
        Герман вздрогнул.
        А господин Штарк развернулся на каблуках и пошел вдоль ручья, не оборачиваясь. На этот раз он обошелся без театральных эффектов - ну, или почти без них. Пройдя уже порядочно, он как будто вспомнил о чем-то. Замедлил шаг, запустил руку в карман, размахнулся и зашвырнул что-то как можно дальше в речку.
        Но и этот фокус не удался. Зоркий ворон взлетел и очень скоро принес мне эту вещь, аккуратно выхватив ее когтистыми лапами из воды, совершенно по-орлиному. Белый игрушечный щенок был холодным и мокрым насквозь, но я все равно прижал его к груди, как делал когда-то, десять лет назад. Ворон Карл просто светился от радости - наверно, вам редко доводилось видеть счастливого ворона, а вот мне довелось.
        Мы не спеша поднялись по склону. Там, среди веселых рыжих сосен, стоял наш пикап. Герман завел мотор и осторожно вывел машину на шоссе.
        Я не смотрел назад. Мне до смерти надоела и эта гнусная речка, и темный туман, который еще висел над водой, и все эти зловещие тени Чернолесья. С каждым километром они стирались из памяти. Сейчас над нами светило яркое летнее солнце.
        Мой дед бросил на меня короткий взгляд.
        - Я знаю, что предлагал тебе Гройль, - сказал он. - И знаю, что ты ответил. Спасибо тебе, Сергей.
        Я смутился бы, если бы это имело смысл. Он и так видел меня насквозь.
        - Скажи, - спросил я его, - ведь многие шли за ним?
        - Абсолютное большинство. Как раньше говорили - имя им легион.
        - Он показал мне, как все было, - сказал я. - И даже как все может быть. Со мной. И… с другими.
        - Заморочить - это он умеет, - ответил дед хмуро. - Этого у него не отнять.
        - Мне показалось… - начал я. - Мне показалось, что я… могу отнять. Могу отнять у него силу.
        Герман снова посмотрел на меня искоса.
        - Поэтому он и выбрал именно тебя, - сказал он. - Ты - никакой не последыш, в отличие от него самого… Ты - единственный, кого он боится.
        - А ты? - спросил я.
        - Он мог бы убить меня. Он уже это сделал… почти. Но теперь он знает: ты будешь мстить. Месть - это зло, порожденное другим злом, но против твоей мести он безоружен, потому что правда на твоей стороне.
        - Так значит, правда - это зло? - спросил я.
        - А ты этого не замечал? - Герман опять посмотрел на меня - еще серьезнее, чем раньше. - Ты узнал правду о том, как погибли твои родители - и эта правда не была доброй. Тебе стало многократно больнее, чем когда ты этого не знал. Но твоя боль - это твоя сила, Сергей. Преврати ее в оружие, и ты будешь страшен для врагов.
        - И тогда мы победим? - спросил я.
        - Нет. Мы не победим. Но в самой безнадежной битве лучше биться за правду. Тогда и смерть покажется не такой бессмысленной.
        - Все равно это грустно, - сказал я, глядя прямо перед собой.
        Мои глаза слезились - должно быть, от яркого солнца, что вылезло из-за дальних гор и светило теперь прямо нам в глаза.
        - Не печалься, - сказал дед. - Это только одна часть правды - суровая ее часть. Есть и другая.
        - Какая же?
        Дед взглянул в заднее зеркало. Усмехнулся и хлопнул меня по коленке.
        - Красивая, - сказал он.

* * *
        Когда Майя обогнала нас на своем мотоцикле и решительно преградила дорогу, Герман и не думал с ней спорить. Свернул на обочину и остановил пикап, посмеиваясь.
        Ехидный Карл проворчал что-то про pick-up, но я его не слушал.
        Отворил дверцу и вышел.
        Майя все так же была без шлема. Но ее кожаная куртка куда-то делась. Теперь она была в том самом удивительном платье - льняном, тонком, - в котором чуть не свела меня с ума в первую ночь, у костра. Чтобы усесться в этом платье на мотоцикл, ей пришлось расстегнуть его снизу сразу на несколько пуговиц. Как вы уже догадались, в течение нескольких секунд я радовался этому обстоятельству. Потом поднял глаза на нее.
        Майя смущенно перебирала свои золотые волосы, как делают девушки в старых фильмах. Только я уже достаточно знал ее, чтобы не поддаться на этот трюк. А она знала, что я знаю.
        - Мы уезжаем, - сказала она. - «Эдельвейс» закрывается. Игры закончились, энергию отключили… теперь уже не побегаешь под луной на гиперскорости. Даже жалко немножко. Тебе жаль?
        Я медленно покачал головой.
        - Догадываюсь, почему. Я подумала, что ты вряд ли приедешь попрощаться.
        Я кивнул.
        - Может, ты и прав, Сергей Волков, - сказала она. - Но не принимай все слишком всерьез. Сегодня у нас была приятная прогулка… думаю, ты запомнишь ее надолго. Но я на этом не настаиваю.
        Я слушал ее и не мог понять, почему она так говорит. Или нет: понимал, почему, но не знал, зачем.
        - Ты был милым, волчонок, - сказала она. - Но между людьми все происходит не так просто… ты же понимаешь.
        Я пожал плечами.
        - Так и будешь отмалчиваться? - спросила она. - Когда ты был волком, ты был… куда смелее.
        - Тогда я не знал, что ты меня обманываешь, - проговорил я угрюмо.
        - А что такого я сказала?
        Я стиснул зубы, чтобы промолчать, и все-таки не удержался:
        - Ты мне сказала, что мы… не будем всегда вместе. И это было серьезно. Разве нет?
        - А что ты хотел, чтобы я сказала, когда мой братец Феликс маячил у тебя за спиной?
        Я зажмурился. Она опять была права. И я опять не мог прочитать ее мысли. По крайней мере, те, что она хотела от меня скрыть.
        - И что же? - спросил я упрямо. - Ты хочешь сказать, что мы…
        Майка не дослушала. Она соскочила с мотоцикла, и тот покачнулся и рухнул на песок. Она даже не оглянулась. Она шагнула ко мне и положила обе ладошки мне на плечи.
        - Ты все-таки глупый, малыш, - сказала она. - Мы еще даже не были… вместе… по-настоящему.
        Моя голова закружилась, как от ее волшебного зелья. Чтобы удержаться на ногах, мне пришлось встать к ней близко-близко. Но тут она ухватила меня сзади за отросшие волосы и хорошенько дернула. Я даже охнул от боли.
        - Остынь, - прошептала она. - Герман спалит.
        Мне было стыдно. Но стыдно главным образом потому, что… мне было наплевать на Германа. Наплевать на все, что уже случилось и еще может случиться.
        Майя откинула золотые волосы. Она как никогда была похожа на валькирию. И я поцеловал ее.
        Наверно, я что-то сделал не так, но это оказалось немножко больно. Я почувствовал на губах вкус крови - и ее, и своей.
        Кровь ударила мне в голову.
        Это было похоже на загрузку самой сумасшедшей игры, в какую мне когда-либо приходилось рубиться.
        Я откуда-то знал все ее правила, только ни разу еще не пробовал дойти до финала. Я даже не знал, что лучше - победить или проиграть. Мне уже казалось, что я вот-вот это узнаю.
        - Не спеши, - сказала она вдруг. - Не надо быть таким… как все.
        - Но я не хочу ждать, - возразил я. - Лучше я буду как все.
        - Тогда почему же ты не послушал старика Гройля? И не остался с нами?
        На секунду я оглох. Нет, не так. Меня как будто ударили мешком по голове. Я больше не мог слышать ее мысли. Я даже и своих-то мыслей не понимал как следует.
        - А ты? - спросил я. - Может быть, это ты уйдешь от них… и будешь со мной?
        Ее улыбка растаяла и больше не возвращалась. Но она все же ответила - тихо и не без горечи:
        - Меня убьют раньше, чем я успею подумать об этом.
        Сверхволки - и сверхлюди - не могут врать друг другу. Я знал, что она не лжет. И опять не знал, что ответить. Просто помог ей поднять мотоцикл, который оказался очень тяжелым.
        - Спасибо, - сказала Майя. - Ты добрый. Wexen… Hexen… Silbermond.
        На третьем слове мотор мотоцикла покорно зарычал, а она все еще смотрела на меня, будто хотела получше запомнить. Я тоже не сводил с нее глаз. И я клянусь: теперь мы понимали друг друга лучше, чем когда-нибудь раньше. Двигатель тарахтел, и мы долго не могли произнести ни слова.
        Потом она сказала беззвучно:
        - Я знаю, что показал тебе Гройль. Про нас двоих.
        Я кивнул.
        - Это были твои фантазии. Они никогда не сбудутся. Все случится совсем иначе.
        - Знаю, - сказал я.
        - И ты еще не знаешь, что Гройль показал… мне.
        Я поднял глаза, но ее взгляд снова сделался холодным и безразличным. Совсем чужим.
        - Прощай, Сергей Волков, - сказала она.
        Я долго думал над ее словами, сидя в пикапе рядом с Германом. Мой дед тоже размышлял о чем-то, чего я не мог слышать, но молчал и не отрывал глаз от дороги.
        Белый игрушечный пес Пушистик был у меня в руках. Он промок и перестал пищать. Я вспомнил про Вика, и мне опять стало грустно.
        Нет, прошлое не вернется, думал я. Но и будущее не сбудется. Эта ночь ушла безвозвратно. В нее уместился целый кусок моей жизни, но я не жалел о нем. Только я понятия не имел, что будет со мной дальше.
        Вик
        Зов Асгарда
        В эту последнюю ночь Вик остался совсем один. Его друг Сергей умчался на мотоцикле вместе с колдуньей из «Эдельвейса». Сергей даже не зашел к нему попрощаться. Лесник Герман вместе с Карлом пропадал в деревне. Вик чувствовал себя покинутым.
        Ему было так плохо, как никогда еще не бывало.
        Он терял силы. Он ни на что не надеялся. Он был обречен.
        Даже хорошо, думал он, что Сергей не видит его таким. Сергей о нем и не вспоминает. И это тоже хорошо.
        Фонари устало перемигивались на мачтах. Вик побрел на задний двор усадьбы. Подошел к изгороди, к лесным воротам, так хорошо ему памятным.
        Когда-то давно он перемахнул эти ворота с легкостью, едва ли доступной простым мальчишкам. Его ждал друг, и ему хотелось (чего уж там) немножко покрасоваться. Совсем немножко.
        Теперь - на четырех лапах - он не смог бы допрыгнуть даже до половины бревенчатой изгороди. Сверхоборотень миновал бы любую преграду, но медленный волк был ни на что не годен.
        Он наудачу толкнул калитку - и вдруг она подалась. Она не была заперта.
        Это хороший знак, подумал Вик. Особенно если ты собираешься уйти и не вернуться.
        Полная луна висела над лесом, багрово-желтая и пятнистая, как блин. В безоблачном лиловом небе она выглядела пугающе огромной.
        Луна притягивала молодого волка. Притягивала и тревожила, непонятно почему. Но у него уже не осталось сил думать об этом.
        Не пройдя и сотни шагов в сторону леса, он совсем выдохся и лег. Положил голову на лапы и закрыл глаза.
        На что он надеялся? Чего ждал? Куда шел? Вряд ли он сам мог бы себе объяснить.
        Он знал, что звери часто уходят в дебри леса, когда чувствуют приближение смерти. Вот только звери никогда не стремятся ее приблизить. Так делают только люди. Определенно, он еще оставался человеком.
        Уткнувшись носом в лапы, он незаметно для себя тихонько запел.
        Рядом не было никого, и он уже не стеснялся.
        Если бы кто-то все же оказался рядом, - кто-то, то понимал волчий вой, - этот кто-то, пожалуй, слегка удивился бы услышанному.
        Этот кто-то с трудом мог бы разобрать, о чем Вик поет, как будто он пел на другом языке, древнем и давно забытом - но ведь это был его родной язык, и еще никогда этот язык не звучал так красиво и печально.
        - И вот я снова один, - казалось, говорил Вик. - Один на этой темной земле. Я знал, что рано или поздно так случится. Но не знал, что это будет так… больно.
        Он остановился и, кажется, всхлипнул. Но заговорил опять:
        - Дорога закрыта, и я не могу вернуться. Я не забыл мой дом, мой светлый Альвхейм, что лежит далеко за гранью земли и неба… Никто не знает, как я скучаю. Но никто не должен видеть моих слез, никто и не увидит.
        Сказав так, он еще крепче уткнулся носом в лапы - и только самый внимательный слушатель мог бы понять, что он все-таки плачет.
        - Я не знаю, зачем я здесь, - говорил Вик сквозь слезы. - Вы послали меня сюда, но не сказали, что делать. Я чужой на этой войне. Я пытался помочь… но я никому не нужен. Пусть так и будет. Я уйду навсегда. Солнце взойдет уже без меня… и если кто-то пожалеет обо мне, пусть его печаль будет светлой…
        Он плакал, уже не скрываясь.
        Как вдруг чье-то присутствие заставило его вздрогнуть и поднять голову.
        Перед ним, в облаке лунного света, стоял большой белый волк. Он был рослым и поджарым, как юный Вик, вот только лапы его и тело были куда мощнее, зубы - страшнее, а взгляд - горделивее. Несмотря на это, даже самый невнимательный наблюдатель заметил бы между ними поразительное сходство. Этот наблюдатель даже удивился бы, наверно, что такое сходство бывает.
        - Здравствуй, Вик, - сказал ему взрослый волк. - Здравствуй, мой Зигфрид.
        Вик одним движением поднялся на четыре лапы - откуда и силы взялись. Зигфрид - это имя героя, великого воина из древних легенд. Но вот беда: Вик не сумел стать героем.
        - Что с тобой? - спросил взрослый волк. - Ты плачешь? Неужели мой сын умеет плакать?
        Вик сделал несколько шагов и приблизился к большому волку. Прикоснулся носом к его носу. Для этого ему пришлось немножко вытянуть шею.
        - Я больше не буду, - сказал Вик.
        Он склонил голову, и тогда взрослый волк слегка сжал зубами его ухо.
        - Как ты вырос, - сказал он. - Ты скоро будешь выше меня. Тогда откуда эти слезы?
        - Я не буду больше, - повторил Вик. - Нет. Не так. Меня больше не будет. Я потерял силу. Я не знаю, где ее взять. Ты же видишь, отец… я стал медленным волком. Так это здесь называется. Я больше не могу превращаться. Я не могу почти ничего. Я слабею. Скоро я исчезну.
        - Ты говоришь о силе, Зигфрид, - сказал белый волк. - Но что ты об этом знаешь?
        - Я знаю только, что в этом мире сила - это зло. Или месть. Или алчность. Убьешь кого-то - получишь силу. Я не могу убивать. Я не умею мстить. Но здесь так не живут.
        - Ты - всего лишь разведчик, Вик, - сказал белый волк. - Ты наблюдатель. Ты не должен был выделяться среди здешних… слепых щенков. Пусть бы себе и дальше ползали во мраке. Ты не должен был их жалеть. Если нужно было убить - нужно было убить.
        - Я не могу. У меня ничего не вышло. Я хочу домой. Пусть мне разрешат вернуться.
        Отец помедлил. Обернулся к полной луне, что светилась прямо у него за спиной. Луна теперь казалась как никогда громадной и грозной.
        - Дорога открыта, мой Зигфрид, - сказал он. - Я могу взять тебя с собой. Больше того: в ближайшие столетия мы не пошлем сюда ни единого наблюдателя. Мы оставим эту землю погибать во тьме и бесчестье. И это случится уже очень скоро. Кажется, они затеяли большую войну… но скажи мне: неужели ты не оставишь им ни единого шанса? Кажется, так у вас говорят? Неужели в твоей жизни не было ничего, что ты мог бы вспомнить добрым словом?
        Вик не ответил.
        - Утри слезы и подумай еще. Это важно. Можешь считать, что это и было твоим настоящим заданием.
        Вик молчал.
        - Свет не видывал такого упрямого волчонка, - вздохнул отец. - Но это даже к лучшему. Нам больше не придется снова отматывать время вспять, чтобы помочь кому-то из твоих друзей… раз уж друзей у тебя больше нет. Близится последняя битва, давно предсказанная в легендах. Гнев богов падет на эту землю.
        Вик вздрогнул.
        - Не надо, - сказал он.
        - Не жалей ни о чем. Ты вернешься домой и никогда не вспомнишь того темного ужаса, что пережил здесь. Этот мир не заслуживает даже минуты твоей грусти. Он будет разрушен, и никто не спасется.
        - Тогда я останусь, - вдруг сказал Вик.
        Отец окинул его долгим взглядом.
        - Зачем? - спросил он. - Что ждет тебя здесь, кроме бесславной смерти?
        - Я останусь, - повторил Вик. - Тогда вы их не тронете.
        Еще несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза.
        - Да, ты провалил свою миссию, - сказал наконец старший. - Из тебя вышел плохой разведчик и никудышный наблюдатель. Ты ввязался в чужую войну и проиграл вчистую. Но сейчас - милостивые боги, вы слышали? - сейчас ты, кажется, хочешь выкупить целый мир ценой своей коротенькой жизни? Иногда это получается, и таких безумцев помнят веками… взять хотя бы тот случай, без малого две тысячи лет назад… но нет. Нет. Про тебя помнить не будут. Потому что ничего не узнают. Даже спасибо не скажут. Готов ли ты к этому?
        Вик кивнул.
        - Готов ли ты остаться зверем? Прожить краткий волчий век в усадьбе лесника, прячась от гостей в старом домике на колесах?
        Вик прижал уши и кивнул опять.
        - Готов ли ты к тому, что твой лучший друг забудет тебя? Просто будет жить как ни в чем не бывало, а в одно прекрасное лето даже не приедет на каникулы?
        Вик сглотнул слезы и ничего не ответил.
        - И ты по-прежнему будешь жалеть их?
        Вик опустил голову.
        Белый волк подошел к нему ближе, и Вик уткнулся носом ему в грудь.
        - Будь по-твоему, глупыш, - сказал отец тихо. - Ты действительно вырос. Тебе больше не нужна их проклятая темная сила. Ты и так сильнее их всех, и это ты - сверхчеловек, а вовсе не они. У тебя есть то, что им недоступно… недоступно и неподвластно… твое благородное сердце, Вик. В древние времена выражались именно так. Но лучше и не скажешь.
        - Я еще смогу… превращаться? - спросил Вик, и этот детский вопрос почему-то дался ему труднее всего.
        Белый волк беззвучно рассмеялся.
        - А вот этого так сразу не скажу, - проворчал он. - Это тебе не батарейки сменить! Знаешь, сколько на это нужно согласований? У-у… Ты же знаешь порядки у нас в Асгарде… плюс ко всему, ты еще несовершеннолетний…
        - Ты надо мной смеешься, - обиделся Вик. - Ты не можешь быть таким…
        - Я вообще никаким не могу быть, - сказал на это белый волк. - Ты видишь только мой неясный образ. Как сейчас говорят - квантовый телепорт… и потом, кто может сказать с уверенностью - не ты ли сам меня придумал?
        - Ну па-ап… ну пожалуйста, - протянул Вик - и открыл глаза.
        Все кончилось.
        Ночь прошла. Огромная луна исчезла, как не бывало. Над дальним лесом поднималось солнце, и утренний свежий ветерок приносил откуда-то издалека запахи цветов и болотного дурмана.
        Вик совсем продрог, провалявшись полночи в сырой траве. Он поежился. Потом взглянул на себя и порывисто вскочил на ноги.
        Почему-то он был босиком, голый по пояс, в своих вытертых джинсах, изрядно промокших от росы. Куда делась его рубашка - он не помнил.
        Вик по привычке пригладил свои отросшие волосы (тоже мокрые, как после купания). Не веря самому себе, ощупал шею и грудь с зажившими шрамами. Он чувствовал каждый свой мускул. И еще очень приятно было, что на пальцах нет когтей.
        Он улыбнулся. Даже рассмеялся. Подпрыгнул, повалился на спину и немножко покатался по траве, совсем как волчонок. Но быстро бросил это развлечение: взрослые люди так не делают.
        Он снова был человеком. Молодым, здоровым и сильным. И еще ему жутко хотелось есть.
        Вдали все еще помигивали фонари на мачтах. Черепичная крыша усадьбы виднелась из-за забора. Калитка так и осталась приоткрытой.
        Вик наморщил лоб.
        Он не мог точно вспомнить, как он оказался здесь. Почему уснул прямо на холодной земле и что ему снилось. Помнил только гигантскую луну в небе и серебристый туман. Что-то случилось здесь этой ночью, что-то очень важное. Но почти полностью стерлось из памяти.
        Хотя нет. Кое-что он помнил.
        «Дорога открыта, мой Зигфрид», - вспомнил он. Поглядел на небо и снова улыбнулся.
        Он знал, что может вернуться домой. Он был счастлив. Но сейчас его дом - здесь.
        По мокрой от росы тропинке он пошел обратно к усадьбе. Идти босиком было не так уж легко, но такие мелочи его больше не огорчали. Калитка скрипнула, и он оказался в просторном дворе Германа. За углом дома виднелся красный пикап, и Вик вспомнил что-то недавнее, не очень приятное… нервно сглотнул слюну и тут же забыл.
        В раскрытом окне второго этажа приветственно закаркал ворон. Вик помахал ему рукой. Там же, в окне, показался и лесник Герман. Но тот ничего не сказал, только вскинул густые брови, покачал головой и скрылся снова.
        Дверь дома распахнулась, как если бы кто-то хотел ее выбить ногой. Сергей, тоже встрепанный и ошалевший от радости, сбежал со ступенек и бросился навстречу Вику. Ухватил его за шею и как будто даже попытался повалить, по своему нелепому русскому обычаю, и вот странно: на этот раз Вик не сопротивлялся. Но и падать не стал. Просто очень неумело обнял Сергея и похлопал по спине.
        Если бы кто-то еще мог видеть наших друзей в эту минуту, он, скорее всего, пожал бы плечами и деликатно отвернулся. Разве что успел бы заметить, что один из двоих почему-то выглядит очень виноватым. Но затем, посмотрев на другого, решил бы, что тот на него вовсе не обижается. И никогда обижаться не будет.
        - Мы можем снова быть друзьями, - сказал Вик своим прежним хрипловатым голосом, и Сергей был счастлив его слышать.
        - Ты чертова псина, - отвечал он со смехом. - Ты где гулял? Ты что, сбежать от нас хотел?
        - Я не мог бежать. Я хотел уйти.
        - Мы вернулись, а тебя нет, - не слушал его Сергей. - Знаешь, как я испугался?
        - Не надо бояться. Я буду с тобой. Пока все не кончится.
        Нет, от радости Сергей даже не задумывался над его словами (а зря!)
        - Надо было тебя на цепь посадить, - говорил он. - Или в прицепе запереть. Вот погоди, вечером в сауну пойдем. Там тебе дед покажет, кто в лесу главный…
        - Я посмотрю, - согласился Вик.
        Оставалась только одна важная проблема, которую нужно было решить прямо сейчас. И не случайно самый мудрый из этой компании вспомнил об этом раньше других.
        - Жр-рать? - спросил ворон со своего подоконника, и друзья синхронно облизнулись. Пусть они и сделались - теперь уже надолго - самыми обыкновенными мальчишками, но испытывали волчий голод.
        Эпилог
        Тетя Элла
        Утром тетя Элла решила помыть окна в коттедже. Это решение далось ей нелегко. После двух недель на курорте она, кажется, порядком забыла, как это делается.
        Но навести чистоту было просто необходимо. Стекла их дома покрылись пылью и даже, кажется, какой-то цветочной пыльцой. Яблони в ее крохотном саду давно отцвели, и осыпавшиеся лепестки только добавили хаоса.
        Можно было, конечно, вызвать уборщицу из специальной клининговой фирмы. Но тетя Элла любила экономию еще больше, чем порядок. Можно было попросить дочку помочь по хозяйству. Но Вероника с утра еще не выходила из своей комнаты на чердачном этаже. Что поделаешь: бедная девочка натерпелась такого страху во время обратного рейса, что испытала нервный срыв. К слову сказать, помимо подросткового психолога для дочки, тетя Элла собиралась в ближайшие дни посетить и адвоката. Она твердо решила отсудить у негодной авиакомпании приличную сумму, и дело, кажется, складывалось в тетину пользу.
        Нацепив фартук и вооружившись губками и щетками, тетя Элла распахнула раму, взгромоздилась на подоконник и принялась намыливать стекло специальной пеной.
        Работа спорилась. Кажется, тетя Элла даже начала насвистывать какую-то не вполне уместную танцевальную мелодию (в Чайланде она посетила несколько дискотек для взрослых, а также караоке).
        В это время внизу скрипнула калитка. Тетя Элла взялась за раму и высунулась на улицу, чтобы посмотреть, кто же к ним пришел - уж не психолог ли?
        Но нет. На садовой дорожке стояли два рослых парня и весьма нахально смотрели снизу вверх прямо на нее, Эллу. И еще подталкивали друг друга локтями и посмеивались. Близорукая тетя Элла не слишком четко видела их лица - но как минимум одного из них она узнала. А узнав, чуть не выронила из рук флакон с моющим средством.
        - Доброе утро, тетя! - окликнул ее Сергей.
        - Здравствуй, дорогой племянник, - вежливо ответила она. А что оставалось делать?
        Она спустилась с подоконника на пол и уселась на подоконник. Подхватила со стола очки, которые сейчас были как никогда полезны. С нахальным Сергеем все было ясно, но теперь ей хотелось получше рассмотреть его спутника.
        Это был давно не стриженый светловолосый подросток, и его лохматый вид остро напомнил тете Элле детство на низких ветреных землях у самого Балтийского моря. Эти воспоминания были не лишены приятности. «Сейчас в городе таких сорванцов и не встретишь», - невольно подумала тетя Элла.
        Ей было очень любопытно, кого же привел к ним домой ее племянник. Но правила хорошего тона не позволяли ей прямо спросить об этом.
        - Подождите внизу, молодые люди, - велела тетя Элла. - Сейчас я спущусь и открою дверь.
        - Можешь не трудиться, мама, - донеслось с лестницы. - Я их встречу…
        Вероника пробежала вниз по ступенькам и распахнула наружную дверь. Тете Элле осталось только изумленно наблюдать из окна за тем, как ее любимая дочка (в весьма легкомысленном утреннем платье) выбегает навстречу этим двум парням. И бросается на шею своему кузену, чего с ней не случалось еще никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах.
        - Сергей! - восклицала при этом Вероника. - Сергей! Красавчик ты наш! Ты насовсем вернулся?
        Да, тетя Элла очень удивилась. Она перегнулась через подоконник, но на нее никто не обращал внимания.
        - Может, и насовсем, - сказал Сергей. - А может, и нет.
        Тогда Вероника несколько опомнилась. Отстранилась.
        - Нам прислали по почте твой смартфон, - сказала она. - В такой упаковке с пузырями, знаешь?
        Сергей улыбнулся.
        - Обожаю лопать пузыри, - сказал он.
        - Скажи, Сергей… - Вероника отчего-то зарделась. - Скажи. Это… ведь это был ты? Там, в самолете?
        Тетя Элла удивилась повторно.
        - Долго объяснять, - сказал Сергей. Он тоже немного покраснел.
        - Но этого же не может быть? - спросила Вероника. - Или… может?
        - Успокойся, - посоветовал Сергей.
        - Нет… я же много раз пересматривала видео… но ничего не могла понять… и кстати, кто тебя научил так драться?
        - Значит, золотой телефончик тоже у тебя? - определенно, Сергей уводил ее от самых важных вопросов. - Молодец. Я же говорил, его надо оставить на память… и потом, он должен до хрена стоить! Тебе же нужны деньги?
        - Да ты просто криминальный гений, брат…
        Все это время приятель Сергея стоял молча, хотя и смотрел во все глаза на Веронику, что, пожалуй, было даже несколько нескромно.
        Сергей оглянулся на него и вдруг щелкнул пальцами, будто вспомнил о чем-то крайне важном.
        - Знаешь что, Вероника? - сказал он. - Я обещал моему другу вас познакомить. И еще… сделать одну вещь… от его имени…
        С этими словами он приблизился к кузине вплотную и не слишком умело поцеловал куда-то в область уха.
        Тетя Элла чуть не выпала из окна. А ее дочь просто стояла и хлопала глазами и переводила взгляд с одного мальчика на второго.
        - Здравствуйте, - сказал тогда светловолосый. - Меня… зовут… Вик.
        - Нет, - сказал Сергей. - Его имя Зигфрид. Он самый крутой темнейджер на всей этой планете. Сверхволк-оборотень и наследник богов Асгарда. И он мой лучший друг. Вместе с ним мы порвем этот мир на британский флаг… поверь, Вероника, мы это сделаем.
        Тетя Элла негодовала: ее дочка слушала всю эту чушь и улыбалась.
        - Можно, я с вами? - спросила Вероника.
        Там, на втором этаже, тетя Элла всплеснула руками. С шумом захлопнула раму, как занавес в театре.
        - Ну, погодите у меня, сверхволки, - сказала она. - Каникулы окончены. Скоро в школу!
        Конец первой книги
        notes
        Примечания
        1
        Dream team (англ.) - команда мечты.