Глава 1 PIPA THE TERRIBLE
        Хроника январского утра
        Квартира Дурневых. Где-то на грани между поверхностным сном и глубоким маразмом.
        6:50. За окном тоскливая зимняя темно-синь.
        6:51. Шпингалет отщелкивается сам собой. Дверь лоджии распахивается. Стекла в рамах дребезжат нечто нескончаемо виртуозное в духе Листа.
        6:52. Пипе Дурневой становится холодно. Ее не в меру упитанная нога, с пяткой помидорного цвета, втягивается под одеяло.
        6:53 - 6:57. По комнате кто-то крадучись ходит, спотыкаясь о золотых тигров и не золотых, зато добросовестно выпотрошенных ятаганом плюшевых медведей. По стене прыгает ломкая тень, сжимающая в руке нечто зловещее, похожее на копье македонских непобедимых фаланг...
        6:57. Пипа Дурнева начинает испытывать смутное беспокойство, но ленится открывать глаза и лишь глубже зарывается в подушку.
        7:00. Пипу, точно трубный глас, настигает назойливый писк электронного будильника. Пипа свешивает ноги с кровати, озирается, видит темную фигуру, всматривается, а еще спустя мгновение жуткий крик раскалывает парадную тишину правительственного дома.
        7:01. Вспыхивает свет - бросаясь к двери, Пипа полуосознанно цепляет рукой выключатель. Неопределенность ночи уступает хмурой определенности утра.
        
* * *
        
        Из коридора Пипа вновь оглянулась, и ее нечеловеческий вопль перешел в удивленный и даже восторженный взвизг.
        На краю дивана, попиравшего дубовый паркет кривоватыми, но благонадежными черными ножками, сидел Гурий Пуппер. Он выглядел подавленным. На носу у него красовались подклеенные скотчем очки - номер первый из уникальной пупперовской коллекции поломанных очков. Длинная метла стояла в углу, подтекая тающим снегом.
        Приседая от любопытства, Пипа вернулась в комнату и поспешно юркнула под одеяло. Она не хотела, чтобы у Пуппера была возможность созерцать ее пижаму. Это была агитационно- предвыборная фланелевая пижама, украшенная портретом ее папочки и лозунгом: "Загрызу за гуманность!" - на спине.
        Но Гурию было не до пижамы. Он страдал. Нижняя челюсть у него прыгала. Взгляд дико блуждал по стене, спотыкаясь о пестрый рисунок обоев.
        - Это конец! Она меня бросила! - тоскливо сказал Гурий.
        Кося лиловым глазом, Пипа сочувственно выглянула из-под одеяла.
        - Это навсегда, я знаю! Моя тетя, которая снится магвокатам, была права: нам не быть вместе! - еще надрывнее произнес Пуппер.
        Холодная капля туманного происхождения скользнула вдоль благородного английского носа, запуталась в носогубной складке и упала Пипе на ногу.
        Пипа сглотнула. Она с утра неважно владела голосом.
        - Бедный! Кто бросил-то? - спросила она хрипло.
        - Татьяна... Твоя sister. Она перевернуться к свой старый бойфренд! - воскликнул Пуппер, от огорчения теряя все русские падежи и склонения.
        - А кто у нее бойфренд? - жадно спросила Пипа, неравнодушная к такого рода подробностям.
        - О, я его почти не знаю! У него кошмарная русская фамилия! Вайлялькин! Джон Вайлялькин! - с омерзением выговорил Гурий и уронил голову на руки.
        "Ишь ты, новый какой-то! Видать, того щекастого с пылесосом она тоже продинамила! Вот бы не подумала, что Гроттерша окажется подобной стервой! Она всегда была такая занюханная!" - подумав, заключила Пипа.
        В устах Пипы, как и в устах ее мамочки, слово "стерва" звучало почти как похвала. Это было несомненное признание достоинств.
        - Вайлялькин - есть увалень. Он не стоит один палец Таня... Он околдовал ее магией вуду и теперь разобьет ей жизнь. Он будет пить vodka, а ее заставит целовать слюнявый старикашка, чтобы получать за это дырки от бублика, - убежденно заявил Пуппер.
        - Откуда ты знаешь? - удивилась Пипа.
        - Мне рассказала об этом тетя Настурция! Она изучала психологию. Ее диссертация называлась "Мир как большая помойка". Она читала мне ее перед сном, когда я был чайлд, - убито сказал Пуппер.
        Он то затухал, впадая в бездну уныния, то, как проснувшийся вулкан, начинал извергать укоры и проклятия. Неглупая Пипа сообразила, что Гурий может теперь пребывать в таком настроении до бесконечности.
        "Интересно, а ко мне он чего прилетел? На Гроттершу жаловаться? Что ж, от слез в жилетку до новой любви один шаг!" - цинично решила про себя Пипа, маскируя зевок под очаровательнейшую из улыбок.
        Пуппер ничего не заметил. Улыбка улетела в молоко.
        - Вайлялькин просто деревенщина! Он не следит за свой внешний вид! От его кошмарный желтый тряпка пахнуть гарпиями! Как Таня могла выбрать его по добрый воля и с трезвый голова! - сказал Гурий.
        - Прям в самую точку!.. Умничка, Гурий! Но, строго между нами, у Таньки никогда не было вкуса. Я ей, например, никогда не нравилась, - промурлыкала Пипа.
        Пуппер задумчиво потер пальцем свой шрамик в форме копирайта и вновь затух. Довольная Пипа осознала, что попала в цель, подтвердив скрытые опасения Гурия. Теперь стоило только выждать время, когда яд ее слов начнет действовать на положительные мозги англичанина.
        Забившись поглубже под одеяло, дочка дяди Германа достала из-под подушки зацелованный портрет Гэ Пэ и стала придирчиво сравнивать его с оригиналом. Пока она сравнивала, оригинал вздыхал и, страдая, грыз ногти. На подбородке и щеках у Гурия пробивалась колючая, явно не раз уже тронутая бритвой щетина, которую журналисты упорно именовали юношеским пушком. М-да, как ни крути, мальчик подрос - неудивительно, что его все время тянуло жениться.
        Спустя минуту Пипа окончательно утвердилась во мнении, что актер, играющий Гэ Пэ в кино, безусловно, симпатичнее. Однако этот Пуппер выгодно отличался от того Гэ Пэ уже тем, что был настоящим. В том, киношном, магии было не больше, чем в банке из-под обувного крема.
        "С клиентом все ясно! Будем брать тепленьким!" - заключила Пипа и небрежно сунула фото под подушку. Фотография утратила свою ценность. Дурнева-младшая нацелилась на оригинал.
        - Гурий, - заворковала она, - давай поговорим серьезно! Зачем тебе Гроттерша? Она черствая, как подошва!.. Тебе нужен кто-то, кто понимает твой сложный внутренний мир: метлы, драконбол, комиксы, конфетки с запахом тухлых сливок! И потом, тебе уже семнадцать! Где этой тупой тибидохской хамке удовлетворить твои интеллектуальные запросы? Да она даже дезодорантом пользоваться не умеет! Я не рассказывала тебе, как она брызнула дезодорантом на волосы, перепутав его с лаком?
        Пипа замолкла и зыркнула на Пуппера, проверяя, потрясла ли его эта подробность.
        Но едва ли Гурий даже слышал ее. Его сознание совершало свой собственный забег. Внезапно он вскочил. В глазах у него запылал демонический огонь, свидетельствующий то ли о наличии в роду темных магов, то ли о богатой фосфором рыбной диете.
        - Я понял! Я вызову его на дуэль! Пуф-пуф из кольца, и нет Джон Вайлялькин! - крикнул он страшным голосом.
        Это чудо, что тетя Нинель и дядя Герман не проснулись ни теперь, ни прежде, когда вопила Пипа. Должно быть, это была заслуга ватных затычек дяди Германа и наушников тети Нинели.
        С этими наушниками была отдельная история. Не так давно мадам Дурнева купила звуковой гипнокурс "Похудей вместе с музыкой". Всю ночь в наушниках у нее переливался инструментал, на фоне которого убеждающий мужской голос страстно нашептывал с частотой четыреста слов в минуту: "Какая у тебя чудесная фигура, дорогая! Я ненавиж-жу мучное... Я ненавиж-жу жиры и углеводы! Меня тошнит от котлет!" По утрам загипнотизированная тетя Нинель сильно задумывалась, прежде чем вонзить вилку в первую за день индейку. Ее била нервная дрожь. Как-то ей почудилось, что курица в бульоне укоризненно шевельнула ножкой, будто пыталась сказать: "За что? Куда мы все катимся?" Тетя Нинель даже стала поститься с обеда до полдника, чего прежде с ней никогда не случалось.
        - Берегись, Джон Вайлялькин, колдун-вуду! Я буду испепелять тебя в пух и прах!!! Мое кольцо не ведать промаха! - снова крикнул Пуппер.
        Откликаясь на его призыв, такса Полтора Километра завыла из-под дивана. Из дальней комнаты ей немедленно откликнулся Халявий. Да-да, именно Халявий... Оборотень не пожелал возвращаться в Трансильванию даже после утраты посоха. В мире лопухоидов ему нравилось куда больше. Внучок бабы Рюхи даже вознамерился устроить личную жизнь и требовал у дяди Германа, чтобы тот дал в газету объявление:
        "Мужчина редкой, запоминающейся внешности и уникальных нравственных качеств желает познакомиться с полнокровной женщиной средних лет для совместных прогулок под луной. Звонить по телефону 8-916-ХХХ-ХХ-ХХ, кр. полнолуний и полдня".
        Особенно Халявий гордился тем, что в объявлении не содержалось ни капли лжи. Внешность у него действительно была запоминающейся, а нравственные качества - уникальными. Что же касается полнолуний и полдня...
        - В полнолуние я того... загрызть ненароком могу. В полдень же у меня крыша едет, - смущенно пояснял Халявий.
        "Он меня даже не слышал!" - огорченно подумала Пипа, разглядывая Пуппера, который продолжал бросать вызов Ваньке с такой энергией, словно Валялкин прятался в шкафу и наотрез отказывался выходить.
        Пенелопа энергично отбросила одеяло, вскочила и почти насильно принялась гладить развоевавшегося Пуппера по жестким темным волосам. Удивленный Гурий отпрянул было, но внезапно обмяк и, вздрагивая спиной, уткнулся ей лбом в плечо. Для этого ему пришлось основательно ссутулиться. Пипа была на полторы головы ниже, зато вдвое шире Гурия. Руки и лоб у англичанина были холодными и влажноватыми, как у русалки, зато Пипа обжигала, как масляный радиатор.
        В целом эта парочка могла напомнить дядю Германа и тетю Нинель, а заодно навести кое-кого на кое-какие мысли.
        "О-о! Птичка уже на насесте!" - обрадовалась Пипа, прекращая тревожиться из-за пижамы. Пупперу было явно не до этого.
        Пипа уже торжествовала, но тут Гурий отстранился и с ударением на последний слог деловито окликнул:
        - Пипа!
        Дочка председателя В.А.М.П.И.Р. вздрогнула. Она не привыкла к такой переделке своего имени на французский лад.
        - Пипа, я хочу попросить у тебя что-нибудь из детских вещей Тани!
        - Зачем? - неприязненно спросила Пипа.
        - Я очень прошу! Хотя бы что-то незначительное!
        - Я что, похожа на свинью-копилку? Станем мы всякое барахло хранить! Мамуля Танькино шмотье сто лет назад вышвырнула, - огрызнулась расстроенная Пипа.
        - Вдруг осталось хоть что-то! Подойдет любая вещь... Это поможет мне перенести разлуку, - напирал Гурий. В нем, как во многих иностранцах, наивность удивительным образом сочеталась с практичностью, а сентиментальность с расчетом.
        Пипа закусила губу. Ей стало ясно, зачем на самом деле Гурий повторно явился в Москву в пятый день нового года. Жилетка жилеткой, а дело делом - очень здравый подход. Мальчик со счетом в банке отлично знал, что ему нужно.
        - Пипа, я тебя умоляю! Я так несчастен! Хотя какой-нибудь слюнявчик, хоть бутылочку, хоть погремушку! - вновь взмолился Пуппер.
        Дочка дяди Германа скрестила на груди руки.
        - Вот уж не думала, что великого Гурия Пуппера можно осчастливить погремушкой!.. Да, пожалуйста! Если что найдем - все твое! - произнесла она с холодностью холодильника "Бош".
        Отвернувшись, Пипа рывком открыла шкаф и сердито принялась рыться в вещах. Заламывая руки, Пуппер раздражающе маячил у нее за спиной. После продолжительных и безрезультатных поисков Пипа догадалась встать на стул и заглянула на верхнюю полку, где тетя Нинель хранила всевозможные семейные реликвии: крошечные ботинки, в которых Пипа когда-то сделала первый шаг, ее первую панамку и жвачку "Сладкий цемент" с навеки застрявшим в ней первым молочным зубом Пипы. И вот тут... тут Пипе улыбнулось счастье. Она оглянулась на Пуппера, быстро скользнула взглядом по его лицу и, пожимая плечами, сказала:
        - Тебе не повезло. Слюнявчики закончились. Зато есть ползунки... Сойдет?
        - Yes! - взволнованно ответил Пуппер.
        - Чудненько. Тогда лови! - скомандовала Дурнева-младшая, бросая Гурию ползунки, украшенные божьими коровками.
        Гурий подпрыгнул и с ловкостью профессионального драконболиста перехватил ползунки в воздухе. Его лицо моментально стало героическим, плечи расширились, даже подбородок укрупнился, отвердел и приобрел мужественную ямку.
        - Ну, Джон Вайлялькин, не один ты можешь использовать магию вуду! Знай же, я верну себе Таню: хочешь ты того или нет! - воскликнул он, потрясая ползунками.
        Скомканно и невнимательно попрощавшись с Пипой, Гурий уже отправился за метлой, но тут... тут такса Полтора Километра внезапно визгливо залаяла на окно. Она поджала хвост и, стуча когтями по паркету, целеустремленно побежала прятаться под диван. Пипа с тревогой проводила ее взглядом. Она знала, что старая калоша никогда не паникует почем зря.
        Дверь на лоджию распахнулась, впустив морозный воздух. В комнату, спрыгнув с ковриков, ворвались два магнетизера. Один был приземистый и рыхлый, с сальными волосами. У другого, молодого и вертлявого, по всем признакам большого ловеласа, к щеке была зачем-то приклеена бумажка. У них за спиной, перебирая на животе четки, завис на метле магвокат. Его большое горбоносое лицо, казалось, выражало крайнее благородство, однако в глазках явно проглядывало нечто ханжеское и лукавое.
        - Уф, свава Двевниву! Вот ты где, Гувий! Как теве не стыдно? Ну и заставив же ты нас пововноваться! - добродушно сказал магвокат, грозя Пупперу тонким пальцем.
        - Проклятье, они меня выследили! Это Хадсон, наш семейный магвокат! - шепнул Гурий оцепеневшей Пипе и быстро спрятал руки с ползунками за спину. - Я не звал вас, Хадсон! Летите откуда прилетели! - громко сказал он.
        - Ах, Гувий, когда же ты певестанешь быть вебенком?.. Нас послали твои тети: тетя Настувция и двугая тетя, чья добвота не знает гваниц. Они так ствадают... Тетя Настувция даже певестава спать после завтвака. Она купива ядовитых чевнил и пишет ваботу "Чевная неблагодавность и ее воль в воспитании личности".
        - Нет!
        - Да, Гувий, да... Боюсь, тебе пвидется пвойти с нами! Будь мувчиной и имей мувество взгвянуть в гваза тетям!.. Вучше, если мы обойдемся без насилия, - мягко, но настойчиво произнес магвокат.
        Он скользнул оценивающим взглядом по Пипе и сразу потерял к ней интерес. Лопухоиды мало его интересовали.
        - Ни за что! В этом мире вы не имеете права применять боевую магию! - пятясь, заупрямился Пуппер.
        - ГУВИЙ! Не заставвяй меня севдиться! Повевь, мы обовдемся и без боевой магии! - повысил голос магвокат, подавая знак магнетизерам.
        Пуппер рванулся было к метле, но магнетизеры оказались проворнее. Сомкнувшись вокруг Гурия, они вежливо, но очень крепко подхватили его под руки.
        - Смотри нам в глаза, маленький сладенький Пупперчик! Расслабься, тебе ничего не интересно! Мальчик хочет домой к тете Настурции и к другой тете, чья гуманность велика, как океан, а великодушие громадное слона... - поигрывая стеклянными шарами, заныли магнетизеры.
        Магвокат снисходительно погладил Гурия по щеке.
        - Двуг мой! Повевь, так будет вучше для тебя! Небольшая коввекция памяти, и ты снова наш - мивый, пведсказуемый Пуппевчик, квоткий, как дохвый бавашек! - сладко сказал магвокат.
        - НЕЕЕЕЕ-ЕТ!
        Пуппер из последних сил лягнул в голень одного магнетизера, оттолкнул другого и, ослабевая от гипноза, рухнул на ковер.
        - Не отдавай меня, Пипа! Я не хочу забывать Таню, не хочу забывать тебя, не хочу к противным теткам! - взмолился он, простирая руки к Пипе.
        Дурнева-младшая, не совсем еще опомнившаяся после внезапного появления у нее в комнате трех взрослых мужчин, собралась с духом и шагнула вперед.
        - Не вмешивайся, двянь, или повалеешь! Я запвосто смогу пвевватить тебя в мовскую свинку! - прошипел магвокат. Зрачки в его добрых прежде глазках исчезли. Теперь там полыхало адское пламя.
        Пенелопа отпрянула.
        - Пипа, ради меня! Я знаю, я тебе дорог! - вновь взмолился Гурий.
        Он титаническим усилием попытался встать, но смог лишь со стоном приподняться на руках. Глаза Пуппера слипались - гипнотическая магия уже сделала свое дело. Торжествующие магнетизеры наклонились, собираясь поднять Гурия и погрузить его на ковер-самолет. Молодой магнетизер с бумажкой уже заботливо смахивал с ковра снег, чтобы Пуппер, не дай Древнир, не простудился бы и не огорчил этим своих теть.
        Дочка дяди Германа решилась. Вся ее любовь, все поцелуи, которыми она несколько лет покрывала рамку с фотографией, - все алкало теперь возмездия.
        - Держись, Гэ Пэ! Я иду! - крикнула она, в решительнейшую из минут прибегая к этому любимому и более привычному для нее имени.
        В блестящем прыжке лосося, аналоги которому можно было отыскать разве что в Старшей Эдде, Пипа вцепилась в руку Гурия и дернула его на себя. Точно так ее мама Нинель однажды отвоевала дядю Германа у его секретарши, которая имела фигуру богини и глаза персидской кошки. У тети Нинели не было ни фигуры, ни соответствующих глаз, но дядя Герман - потрепанный, но живой, остался в полной ее власти. Секретарша же - гм... впрочем, сдержусь. Это как раз тот случай, когда о людях говорят или хорошо, или ничего.
        От неожиданности магнетизеры отпустили было Гурия, но почти сразу, опомнившись, ухватили его за ноги и потянули к себе.
        - Это что еще за фокусы? Конкувенты? Пвочь отсюда, девчонка! - брезгливо сказал Хадсон и с нехорошей улыбкой поднял руку, явно припоминая заклинание.
        Пипа ощутила, как влажная ладонь Пуппера выскальзывает у нее из руки. У нее не хватало сил удерживать ее. Все-таки два взрослых магнетизера и магвокат были сильнее четырнадцатилетней девчонки.
        - Гэ Пэ, нет, Гэ Пэ! Ты мой! А вы пошли прочь, пока я вас не укокошила! - со слезами крикнула Пипа.
        Из последних сил она вцепилась в ускользающую руку Пуппера. Магнетизеры хладнокровно дернули Гурия на себя и стали деловито укладывать его на коврик. Пипа стиснула уже пустую ладонь и внезапно ощутила в ней что-то твердое и прохладное. Соскользнувший с пальца перстень Пуппера, перстень Гэ Пэ!
        Голова у Пипы закружилась. В груди, точно девятый вал с картины Айвазовского, поднялся гнев. Она с трудом стояла на ногах, ощущая, как внутри у нее зарождается какая-то неведомая сила. Сила такая могучая, что Пипу распирало изнутри.
        - Парус спускалус! - крикнул магвокат Хадсон, первым заподозривший неладное.
        Красная искра помчалась к Пипе. Но дочка дяди Германа увидела почему-то не искру, а четыре скрещенные молнии. Не задумываясь, что и зачем она делает, Пенелопа мысленно свернула их и отбросила в сторону. А потом, выбросив кулак со сжатым в нем кольцом, крикнула страшным голосом:
        - А вы все прочь! Проваливайте на кудыкины горы собирать помидоры! Мой сладкий Гэ Пэ! Никому его не отдам!
        И что-то такое грозное появилось в ее голосе, что даже наглые магнетизеры пугливо отпрянули, впервые в жизни испугавшись четырнадцатилетней девчонки. Один из них даже уронил стеклянный шар. Хадсон уставился на свой перстень и потряс его, не понимая, почему не сработало заклинание.
        - Что ты сдевава с моей магией? Ах ты, уводина! - удивленно и вместе с тем испуганно воскликнул он.
        Пипа окончательно взбесилась. К своей внешности она относилась трепетно. Можно даже сказать, болезненно. Магвокат со своим презрением к лопухоидам переступил ту грань, которую переступать было никак нельзя.
        - ВОО-О-Н! ПРОЧЬ, КОМУ СКАЗАЛА! Убирайтесь к вашим теткам! - завизжала дочка председателя В.А.М.П.И.Р.
        Раздувшийся черный кокон ненависти, накопившийся у Пенелопы к похитителям "сладкого Гэ Пэ", лопнул. Из стиснутого кулака дочки дяди Германа вырвался красный луч, ослепительный, как прожектор на маяке. Оба магнетизера и магвокат не успели отпрянуть.
        - О Двевнив, нет! Она нас убьет! - успел только крикнуть Хадсон.
        А еще мгновение спустя на полу остался лишь ковер-самолет с погруженным на него Пуппером, три вороха одежды и вставная челюсть мистера Хадсона.
        Гурий рывком сел. Он выглядел ничуть не менее напуганным, чем мистер Хадсон за секунду до своего исчезновения.
        - Нет, Пипа, хватит! Прошу тебя, достаточно! Больше не надо! - крикнул Гурий в ужасе.
        Пипа очнулась. Ее ладонь разжалась. Кольцо выкатилось на пол. Пуппер поднялся с коврика и дико уставился на Пипу. Потом вдруг расхохотался, да так, что замотанные скотчем очки подскакивали у него на переносице.
        - Колоссально!!! Ты владеешь интуитивной темной магией! Сколько же ее в тебе, если ты обошлась без заклинаний! - воскликнул он.
        - Чего? - недоуменно переспросила Пипа.
        - Да-да... Разумеется, я слышал, что магия может пробудиться в лопухоиде или в том, кого считали лопухоидом, в любом возрасте, но чтобы с такой силой! В чародейской практике таких случаев one-two и обчелся - их заносят в справочники, они становятся легендой! - продолжал восхищаться Пуппер.
        Пенелопа посмотрела на свою нелепую пижаму, пошевелила большими пальцами ног и хмыкнула.
        - Я владею темной магией? - спросила она хрипло.
        - А чем же ты их снесла? Не праздничным же пирогом? Ты сама хоть что-то ощутила?
        - Не-а... Я возмутилась, а потом вроде как вижу перед глазами четыре серебристые молнии. Я их мысленно сплела и отбросила. Типа нечего тут сорить, не у себя дома, - неохотно буркнула Пипа.
        - Ого! Ты отразила атакующую магию Хадсона, а потом выбросила хаотическую магическую волну невероятной мощи. Вон смотри, на обоях вместо цветочков появились гильотинки! Несчастные магнетизеры!
        - Я их испепелила? - встревожилась Пипа. Пуппер снова принялся хохотать.
        - О нет, к счастью! Хотя могла бы и испепелить! Ты крикнула "убирайтесь к вашим теткам". Я уверен, для интуитивной магии это прозвучать, как сигнал к телепортации. Бедняга Хадсон!.. Если бы он тебя не разозлил, возможно, магия в тебе и не пробудилась бы... А тут еще мое кольцо! Хадсон! Для такой спешиалист сесть в такой глубокий луж! Воображаю, что будет, когда он появится перед тетей Настурцией в чем мать родила! Перед тетей Настурцией, которая даже душ принимает в водолазном костюме!.. Ну-ка посмотрим!
        Гурий взял метлу и разгреб ее палкой ворох одежды.
        - Вон и противосглазовые жилетки валяются - ничего не помогло. А ведь ты не знаешь ни одного заклинания! О Пипа! You are wonderful! Если бы не ты, меня точно упекли бы к теткам, а так пускай еще поймают! Я, конечно, вернусь к ним, но вернусь победителем, а это большая разница! До встречи, Пипа! Я так тебе благодарен! - сказал он, подбирая с пола свое кольцо.
        Гурий попрощался, на этот раз очень тепло, благодарно клюнул влажными губами Пипу в щеку и улетел на метле, прижимая к сердцу ползунки с божьими коровками.
        - О Таня! Таня! Ты будешь моей! Я ощущаю твое биополе, такое горячее, такое родное! - шептал он, думая уже совсем о другом.
        Пипа стояла у окна, провожая Гурия растроганным взглядом и ощущая на щеке его поцелуй. Внезапно дочка дяди Германа хихикнула, крайне довольная.
        Наивный Пуппер! Неужели он думал, что тетя Нинель стала бы держать у себя дома ползунки жалкой Гроттерши? Разумеется, Пипа впихнула ему свои!
        Глава 2 СНОГСШИБАТЕЛЬНАЯ МАГВОСТЬ
        
        Таня Гроттер сидела за самым дальним столиком библиотеки джинна Абдуллы. Ощущая ее огорчение, столик то и дело подпрыгивал и подгибал одну из ломких ножек. По слухам, все столики в библиотеке были заколдованными принцами, некогда неудачно попытавшимися вступить в брак с царевной Несмеяной. Учитывая, что упомянутая царевна давно почила (смерть ее была нелепа: впервые в жизни расхохотавшись, она подавилась крошками), принцев стоило бы расколдовать и отпустить восвояси, однако корыстный Абдулла тянул резину и, утверждая, что библиотека останется без мебели, зажилил с дюжину столиков.
        Перед Таней на столике лежало ее письмо к академику Сарданапалу, в котором она просила перевести ее на белое отделение. Письмо только что доставил ей в зубах сердитый золотой сфинкс. Внизу письма помещалась резолюция пожизненно-посмертного главы Тибидохса. Размашистые, со старомодными завитками буквы, покачивающиеся, точно волны, сообщали: "Преждевременно. Черноморов".
        - Ну и ладно! Подумаешь, светленькие! Не очень-то и хотелось! Зелененькие искры пускают, великих ученых из себя корчат! - громко сказала Таня.
        Подпись Сарданапала щепетильно вильнула росчерком и растаяла. Таня хмыкнула. Она добилась того, к чему стремилась: продемонстрировала академику, что ничуть не огорчена. Вот только стало ли ей от этого легче?
        В Тибидохсе заканчивалась первая неделя зимних каникул. Каникулы, как казалось Тане, выдались на редкость бестолковыми. Даже новогодние подарки не радовали. Ванька продолжал на нее дуться. Нет, внешне все было как будто в порядке - он здоровался, порой даже улыбался, но внутренне - Таня это ощущала особенно остро - до сих пор не простил ее.
        Таня вертела в руках перо: самое заурядное, почти не магическое, перо Финиста Ясного Сокола. Такими перьями пользовались многие. Их с легкостью можно было обнаружить по всему Тибидохсу. Финист Ясный Сокол не искал легких путей. Он предпочитал пролетать сквозь стекла и даже сквозь ножи, даже если поблизости, всего этажом выше, было открытое окно. Кстати, в чью светлицу он летал, до сих пор не выяснили. Некоторые смутно намекали на Медузию, некоторые, более тактичные, на какую-то таинственную девицу, заточенную где-то в тибидохских лабиринтах.
        И все равно Таня упорно прибегала к неудобному перу Финиста, хотя прежнее перо Жар-птица снова было у нее. Ванька вернул его, но Таня просто не могла к нему притронуться - перо напоминало ей о собственной глупости.
        "Так мне и надо! - быстро писала она в своем дневнике. - Единственный раз мне повезло, а я просто-напросто побоялась быть счастливой. Подозревала его, каждую секунду ожидала беды - и вот оно! Почему я не ценила то, что есть? Или это Дурневы научили меня жить все время в напряжении, видеть во всем только плохое и ожидать подвоха? Хотя при чем тут они? Я сама во всем виновата! Вот и сейчас - каникулы, а я как дура сижу в библиотеке и словно наказываю себя за что-то! Когда же я наконец смогу расслабиться и перестану себя грызть?
        А теперь вот Зализина вертится вокруг Ваньки - вся такая насквозь проблемная, несчастненькая. Все у нее наперекосяк - и без Ваньки, само собой, никуда. То у нее кукушка лапку подвернет, то ей снится какой-то зловещий молот, то вдруг шкаф развалится. И, разумеется, надо сразу к Ваньке бежать - Ванечка то, Ванечка се! Нет, я ничего, мне просто интересно, каким заклинанием Зализина ухитрилась разнести шкаф? А если мне тоже переломать всю мебель, чтобы все увидели, как я страдаю? Ну вот, я опять на нее злюсь, а это глупо!
        Но как я могу не злиться: я ведь Ваньку знаю как облупленного! Ему лишь бы кого-нибудь пожалеть. Вначале он жалеет, а потом постепенно привязывается и вроде как взваливает на себя ответственность. Может, он и меня тогда жалел из-за этого дурацкого талисмана на носу, а не любил по- настоящему? Вот, опять я начинаю подозревать - да что же это такое?
        Счастлив не тот человек, у которого есть для этого основания, а тот, у кого достаточно жизнелюбия, чтобы радоваться всему, что с ним происходит, и не напрягаться каждую секунду, ожидая удара в спину. Такой человек словно изнутри светится! Весь мир для него, даже если у него в кошельке вместо денег одни дохлые мухи да крошки от хлеба!
        Ладно, постараюсь думать о чем-нибудь приятном. Буду радоваться каждому мгновению жизни, и все дела. В конце концов, мне скоро четырнадцать - двадцать пятого января... Между тринадцатью и четырнадцатью огромная разница. Вдруг у меня сейчас потому все не ладится, что теперь мне чертова дюжина, а как будет четырнадцать, так вдруг и повалит, а? Интересно, что мне подарят? Может, хоть немного счастья!
        Ну все, пора заговаривать дневник, пока кто-нибудь не прочитал, что я тут пишу. Пяткус куропаткуc.
        Таня отложила перо и, разминая пальцы, огляделась. В библиотеке у джинна, несмотря на каникулы, кипела жизнь. Первокурсники и второкурсники жались по углам - они были маленькие, забавные и одновременно страшно важные. Тане не верилось, что она сама не так давно была такой. Некоторые шептались, писали друг другу записочки, рисовали карикатуры на преподавателей или сидели красные, как помидоры, толкая друг друга локтями и едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. В библиотеке не полагалось громко смеяться, а младшекурсникам всегда почему-то особенно сильно хочется сделать то, чего ни в коем случае делать нельзя.
        Другие, более серьезные, морща от напряжения лбы, учили простенькие заклинания вроде Дрыгус-брыгус или Хап-цап, пытаясь добиться синхронизации заклинания и искры. Это не так уж просто, если разобраться. Секундой раньше или секундой позже - и все пойдет насмарку.
        Пятикурсники, эта школьная элита, ходили гордые и надутые, обращая на первые четыре курса внимания меньше, чем на нежить. Нежить была нужна им хотя бы для опытов, от младшекурсников же вообще не было никакого проку. Во втором семестре пятикурсники уже не учились. Перед выпуском им предстояло написание диплома. Разумеется, это следовало делать уже сейчас, но большинство, как водится, тянуло до последнего момента.
        Самые хитрые и ленивые, преимущественно из темных магов, еще с конца осени начинали осаждать джинна Абдуллу. Они приносили ему подарки и умоляли дать им уже готовый диплом из защищавшихся в прошлые годы. Сохраняя таинственность, джинн отмалчивался, и лишь бородавки задумчиво, точно сухарики в бульоне, дрейфовали со щеки на лоб и со лба на подбородок. Несимметричные глаза неуловимо скрывались под полузакрытыми веками.
        Вдоволь насладившись мучениями бедного тугодума, Абдулла назначал час - обычно поздним вечером, когда в библиотеке никого уже не оставалось, кроме него и просителя. Джинн зажигал витую свечу, самого мрачного и подозрительного вида, и произносил заклинание - по его меркам небольшое, всего-то в сто строф рифмованных проклятий. По мере того как строфы сменяли одна другую, пол в библиотеке начинал дрожать. Плиты разъезжались, и нерадивый выпускник, сердце у которого колотилось, точно у пойманного воробья, видел начало длинной лестницы, уходившей в темноту. Абдулла, точно призрак, отрывался от пола и медленно плыл вдоль лестницы, маня пятикурсника за собой.
        Там, в огромном сухом подвале под библиотекой десятью рядами стояли тысячи гробов. Джинн, в руке у которого дрожал желтоватый свечной огонек, нехорошо улыбался, обозревая свое хозяйство. Затем он подплывал к ближайшему гробу и постукивал по гулкой крышке.
        - Хороший диплом - это, прежде всего, хорошо отлежавшийся диплом!.. Не так ли, юноша? Нервы-то крепкие, а то, может, в сторонку отойдете? - ехидно спрашивал он.
        Неуспевающего студента начинала бить нервная дрожь. Студент бледнел, синел, но отважно оставался на месте.
        - И носик не зажмете? Ну ладно!
        Абдулла выжидал, наслаждался эффектом и принимался деловито откидывать крышки. Студент, уже полуживой, с облегчением переводил дыхание. В гробах аккуратно, корешок к корешку, лежали переплетенные драконьей и змеиной кожей дипломы.
        - Тэк-с, те ряды сразу отбросим - там слишком старые, еще до Древнира. Битком набиты запрещенными заклинаниями, хе- хе... Здесь дипломы по нежитеведению с 1789 по 1801 годы. Их лучше не использовать - там полно пометок Медузии, к тому же не было случая, чтоб она чего-то забыла... В том черном гробике с кистями - дипломы по снятию сглаза с 1607-го по 1б59-й. С Зуби еще можно иметь дело, к теории она не придирается, хотя уж больно практику любит. Сглазит кого по теме диплома тройным сглазом - поди выкрутись! А ведь такие случаются лентяи - перекатают, а прочесть свой диплом толком не прочтут!.. Одного Зуби в свинью превратила, так потом всей школой шпик ели - а что делать, раз дохрюкался? Обратно-то уж никак, если три раза с заклинанием ошибся...
        Джинн коварно улыбался, что выглядело особенно зловеще, так как рот успевал переползти на лоб, а то и на бритую макушку.
        - Поехали дальше! Там вон, в большом дубовом, практическая магия за семьсот лет. И еще место осталось - мало было желающих Клоппу сдавать... Не трогай доски - все проклято!.. Ах, как мне не хватает профессора Зигмунда! Того недомерка, что сейчас откликается на его имя, я в расчет не беру... Ничтожество, сущее ничтожество, хотя порой и мелькнет в глазенках нечто прежнее. Недавно попросил меня что-то повторить, сущая лабуда, так я потом три часа с потолка соскребался...
        Абдулла вздыхал и отплывал все дальше в глубь подвала. Студент, пугливо оглядываясь на смутно белеющую лестницу, покорно плелся за дрожащим огоньком.
        - Вон по теоретической магии семь гробов - у Сарданапала многие защищаются, в основном из беленьких. Он хоть и придирается, и глаза строгие делает, все знают, что академик всерьез редко заваливает... Вон тот огромный гроб видишь? Подойди, дерни за кисть, смелее! Не получилось? Это потому что кисть призрачная! И гроб, кстати, тоже. Тут по истории Потусторонних Миров дипломы... Да не трясись так: Безглазый Ужас особенно никого не режет, к тому же если ухитриться и сдавать ему в полдень. Ближе к полуночи - не советую. Тут он не только зарежет, но и зарубит, и просверлит, и кровью забрызгает, хе-хе. И когда он цепями гремит - тоже не советую... Не Ужасу сдаешь, нет?.. Так я почему-то и думал. Тогда дальше пойдем - вон в тех рядах дипломы по ветеринарной магии. Каждый год приходится заводить по новому гробу. Это потому, что Тарараху легко сдавать. Он никогда не запоминает прежние дипломы, удивляется лишь порой - хе-хе! - однообразию научных мнений. Хоть бы читать научился, а то прямо дурачить совестно!.. Даже мне, хотя я свой стыд еще тысячу лет назад Повелителю джиннов в кости проиграл.
        Абдулла ловил на затылке ускользающий нос и возвращал его на место. Подобно большинству джиннов, он был азартный игрок и готов был поставить на кон что угодно. Вот только золото, жабьи бородавки, дырки от бубликов и зеленые мозоли интересовали его мало. Сотканным из тумана джиннам это ни к чему. Ставкой в игре джиннов служили исключительно души, любовь, покой, материнская нежность. На них джинны играли охотно, пока Древнир, одержав над ними победу и получив у посрамленного Повелителя джиннов его перстень, не связал всех джиннов навеки нерушимой клятвой.
        - Душу в залог не дашь, нет? Ну да ладно, так бери. У вас, темных магов, души - гниль одна, второй сорт. Да что с ними теперь делать, коль ничего нельзя? - вздыхал Абдулла, и лентяй получал-таки заветный диплом.
        Однако большинство пятикурсников все же писали дипломы сами, не прибегая к уловкам. Шурасик же, хотя учился только на четвертом курсе, собирался сразу писать пять дипломов - по нежитеведению, теоретической магии, снятию сглаза, истории Потусторонних Миров и ветеринарной магии. Кроме того, он связался с каким-то занудным профессором в Магфорде, у которого, по слухам, никто не мог защититься после Леонардо да Винчи и Менделеева, и попросил тему и у него.
        Удивленный профессор, уверенный, что Шурасик не справится, дал ему тему, название которой едва умещалось на странице и не содержало ни одного понятного нормальному магу слова. Шурасик ухватился за тему с жадностью. У него даже очки запотели от восторга и предвкушения. За полтора месяца вдохновленный Шурасик накатал сто семьдесят страниц введения и написал развернутый план остальных глав, читая который маститый профессор тоже ничего не понял.
        В результате родственные души нашли друг друга, и Шурасику уже сейчас, за полтора года до окончания, поступило приглашение из аспирантуры Магфорда. Как было принято в Магфорде, оно было выбито на куске гранита, который из-за немыслимой его тяжести посменно тащили через океан две команды по двенадцать купидонов.
        Кстати, левым грузом те же бойкие купидоны захватили для Тани письмо от Пуппера и корзину роз. Расстроенный Гурий, покинувший Тибидохс еще первого числа, ни с кем не попрощавшись и даже не оставшись на торжественный обед, ни словом теперь не упоминал об этом. Он в выспренной манере информировал Таню, что любит ее, как и прежде, и что абсолютно убежден в том, что скоро они будут вместе. У Тани письмо Пуппера оставило двойственное и тревожное ощущение. С одной стороны, ей льстило, что Гурий не забыл ее. С другой же, было похоже, что Пуппер что-то задумал и теперь настойчиво идет к своей цели.
        "Ах, Пуппер, Пуппер! И хорош ты, и пригож, и метла у тебя красивая... Да только не Ванька, и этим все сказано!" - подумала Таня.
        Перед обедом Таня слетала проведать Гоярына. Оставив контрабас у входа в ангар, она толкнула тяжелые ворота. Никто из джиннов-драконюхов ей не встретился. Тибидохский дракон был в глубокой спячке. Свернувшись, он лежал на заговоренной от огня соломе. Снаружи его чешуя была покрыта льдом. Таню это не испугало. Она знала, что в состоянии глубокой спячки огонь в драконах полностью потухает. Температура их тела снижается, и они долгие недели, месяцы, а в исключительных случаях и столетия могут неподвижно лежать под снегом, больше напоминая ледяные глыбы, чем пышущих испепеляющим жаром ящеров. И лишь весной, когда проглядывает солнце, холодная кровь драконов постепенно разогревается.
        Таня погладила Гоярына по носу, всегда напоминавшему ей футляр контрабаса.
        - Не скучай, старый чемодан! Пусть тебе снятся всякие занятные сны, такие же скрипучие, как ты сам! До весны! - сказала она.
        Таня Гроттер выходила из ангара, когда Гоярын шевельнулся во сне и приоткрыл глаза. Лед на его шее покрылся сетью трещин. До конца не просыпаясь, дракон глубоко вздохнул и вновь положил тяжелую морду на солому.
        Таня закрыла ангарные ворота. Огромное драконбольное поле по колено покрывал глубокий снег. По насту к Заповедной Роще пробежала веселая дорожка заячьих следов. Было безветренно и солнечно. Небо, обычно низкое, очистилось и было таким пронзительно и без примесей синим, что, нарисуй такое небо кто на картине, критики сочли бы его неестественным и фальшивым. А между тем это было самое настоящее небо. Снег сиял так, что слезились глаза.
        Тибидохс казался плоским, точно вырезанным из гигантского куска шершавого картона. На дубе, загадочно улыбаясь, сидела птица Сирии. Ее мощные загнутые когти поразительно не сочетались с одухотворенным и прекрасным женским ликом, точно сошедшим с фресок.
        Таня хотела было подойти к вещей птице и попросить предсказать судьбу, но раздумала. Она побаивалась знать все наперед, к тому же Сирии питалась отнюдь не вегетарианской пищей и была неравнодушна к сырому мясу.
        Таня уже проходила мимо, как вдруг птица Сирин встрепенулась и произнесла:
        
        В любви ты боль одну найдешь,
        Коль не предашь, то путь пройдешь.
        Все деньги ложь, все злато - бред,
        Важнее крови платы нет.
        Когда платить придет пора -
        Лишь жизнь за все одна иена.
        Когда на плахе голова,
        Себя забудь - ищи слова.
        Когда утащит вор у вора -
        Пророчество свершится вскоре.
        
        Таня Гроттер с беспокойством оглянулась. Она подумала, возможно, Сирин обращается к кому-то еще. Но рядом никого больше не было. Сирин молчала и отрешенно смотрела на солнце. Она часами могла смотреть на солнце и никогда не щурилась.
        Невесело размышляя о туманных пророчествах, Таня отправилась в соседний ангар навестить молодых драконов.
        "Эх, почему мне так легко с драконами и так тяжело с людьми? Нет, все-таки какая-то я не такая. Не правильная какая- то. Может, я должна была родиться драконом, тигром или собакой и только по ошибке родилась человеком? Бывают же такие удручающие ошибки!" - думала Таня, вспоминая лекцию заезжего восточного мага, чье имя было таким длинным, что целиком его помнил только джинн Абдулла.
        Ртутный, Пепельный, Искристый, Огнеметный, Дымный и другие сыновья Гоярына в отличие от своего знаменитого отца не впадали в спячку. Они были для этого слишком горячими. Никакой мороз не мог остудить их кипящую кровь. Нетерпеливо дожидаясь, пока джинны принесут им ртути и выведут полетать, они ревели, кусались, подскакивали, сталкивались грудью, ударяли друг друга крыльями, выпускали струи дыма пополам с огнем и колотили хвостами в гулкие стенки ангара.
        Заглянув к ним, Таня закашлялась от едкого дыма и поспешила поскорее выйти наружу. Молодые драконы плохо отличали своих от чужих и немедленно нападали на всякого, кто имел неосторожность попасться им на глаза. Именно поэтому Соловей так охотно использовал их на тренировках и никогда не выставлял "воротами" в серьезных матчах.
        Несмотря на мороз, команда Тибидохса тренировалась ежедневно. Соловей ни разу не говорил об этом вслух, но все равно все откуда-то знали, что в мае - июне спортивный комитет Магщества должен назначить дату матча-реванша Тибидохс - невидимки. Хлопоча об этом, Сарданапал несколько раз летал на Лысую Гору.
        Окончательное согласие Магщества на матч получено еще не было. Бессмертник, Тиштря и Графин Калиостров изобретали одну отговорку за другой. Но все же надежда оставалась. "Меди, хотел бы я знать, что они придумают, чтобы нам отказать? Мне кажется, я все предусмотрел. Им придется хорошо пораскинуть мозгами!" - не раз озабоченно говорил академик.
        Садясь на контрабас и произнося Торопыгус угорелус, Таня сообразила, что совсем забыла про обед. Когда она примчалась в Зал Двух Стихий, столы уже были накрыты. Молодцы из ларца, одинаковые с лица, давно расстелили скатерти и теперь с переброшенными через руку полотенцами, точно бойкие половые из придорожного трактира, услужливо замерли у преподавательского столика.
        Готфрид Бульонский глодал огромный окорок, лихо расправляясь с ним с помощью зубов и кривого турецкого кинжала. Вилками-ложками он принципиально не пользовался, находя, что это недостаточно мужественно. Великая Зуби, отпивая из бокала красное вино, многообещающе поглядывала на своего воинственного супруга. Тарарах, хотя и более древний по годам, но уже несколько цивилизовавшийся, охотился с вилкой за ускользающими пельменями. Ванька, тайком наблюдавший за ним, посмеивался. Он сообразил, что, если охота и дальше будет происходить с той же результативностью, питекантроп встанет из-за стола голодным.
        Поклеп Поклепыч налегал на блины с осетриной. Изредка он принимался грозно вращать зрачками, крякал и телепортировал осетрину из блинов русалке. Сами блины были Милюле мало интересны. Максимум у нее хватило бы воображения налепить их на плешь водяному.
        Малютка Клоппик тоже сидел за преподавательским столиком на том самом месте, что раньше занимал профессор Клопп. Теперь его пересадили сюда, чтобы он не бузил и чтобы была хоть какая-то возможность за ним присматривать. Но даже и под присмотром Клоппик ухитрялся, хихикая, швырять в старшекурсников котлетами, причем заговаривал их так, что, попадая в цель, котлеты возвращались к нему, не оставляя никаких улик.
        Балуясь, малютка Клоппик совсем забывал обедать. Даже ложку он использовал больше как катапульту, чтобы бросаться картошкой. Под конец отчаявшаяся Зуби, уставшая делать Клоппику замечания, каждое из которых было самым последним, прибегла к помощи молодцов из ларца. Молодцам пришлось кормить Клоппика насильно. Один ласково придерживал ему руки, а другой, сноровисто работая деревянной ложкой, начинял его бараньим желудком с кашей по рецепту Собакевича.
        Сарданапала и Медузии почему-то не было. Их пустые стулья за общим столом выглядели настораживающе. Прежде академик пропускал обед лишь в исключительных случаях, например, когда безвылазно сидел у себя в кабинете, карауля Безумного Стекольщика, или пытался разгадать загадку Исчезающего Этажа.
        Ученики шептались, пытаясь угадать или на худой конец прочесть на лицах у остальных преподавателей, что это может означать. Не рискнув сканировать никого из учителей, Ягун попытался незаметно подзеркалить Готфрида Бульонского, но оказалось, что Готфрида страхует его супруга. Ягун встретил такой мыслеблок Великой Зуби, что едва не рухнул носом в кисель.
        "Ну и не надо, если так! Обчихайтесь вы своими тайнами! Они мне даром не нужны!" - сердито решил играющий комментатор.
        Таня проскользнула за свой столик. Баб-Ягун, Ванька и Рита Шито-Крыто, сидевшие вместе с ней, выглядели довольными. Сегодня по жребию им выпала шоколадная скатерть, и они демонстративно морщили носы, пытаясь, кроме шоколада, вытребовать у скатерти восьмой сорт мороженого в дополнение к тем семи, которыми скатерть щедро делилась. С соседних столиков за ними завистливо наблюдали "редечники" и "маннокашники".
        "Винегретно-вафельники" и обладатели пончиковой скатерти сохраняли нейтралитет.
        - Эй, Танька, ты чего? Соображай, на какие скатерти опаздывать! - весело закричал Баб-Ягун, уже оправившийся от конфуза с неудачным подзеркаливанием. - И не покупайся, если хмыри с восьмого столика булочки будут на обмен предлагать! Они их заговорили и теперь ищут, кому спихнуть!
        - Ум... Тузиков попробовал - у него щеки, как у хомяка разнесло! Оно, конечно, удобно запасы хранить, но девушкам это не нравится, - с набитым ртом добавила Рита Шито-Крыто.
        Один Ванька ничего не сказал Тане, а только отрешенно улыбнулся и пожелал приятного аппетита. Тане захотелось сунуть этого упрямца носом в шоколад, а потом расцеловать, чтобы он больше не дулся, но вместо этого она тоже вежливо улыбнулась и пожелала Ваньке "самого расчудесного аппетита и замечательного пищеварения". Обменявшись колкостями, оба миролюбиво занялись шоколадным тортом.
        После обеда все разделились. Баб-Ягун умчался к Семь- Пень-Дыру смотреть новый драконбольный каталог, который тому прислали с Лысой Горы.
        - Я ничего не куплю, вот увидишь! Только посмотрю одним глазком! - сказал он Тане.
        Таня Гроттер хмыкнула. Уже по тому, что Ягун ни с того ни с сего стал давать обещания, она готова была поспорить: играющий комментатор скупит добрую треть каталога, истратив все подаренные ему на Новый год дырки от бублика. Недели же через три, когда придут все эти непрожигаемые мази, огнеупорные насадки на пылесос, тренировочные реактивные мячи и ускоряющая настойка из цикуты для добавления в русалочью чешую, - Ягун снова будет бить себя кулаком в грудь, плеваться и клясться, что немедленно отправится на Лысую Гору, найдет того, кто рассылает каталоги, и заставит его съесть всю эту дребедень, заедая ее кусочками каталога.
        Одновременно с Ягуном убежал и Ванька. Он отправился к Тарараху проведать химеру, львиный рык и козлиное блеянье которой каждую ночь ставили на уши весь Тибидохс. Циклопам, имевшим привычку дремать на часах, спросонья мерещилось, что напала нежить. Они начинали бегать с секирами по школе, перекрывая ведущие в подвал лестницы.
        Химера, змеиный хвост у которой никак не желал заживать, неплохо прижилась у Тарараха. Она уже загрызла вепря и едва не сожрала Жар-птица, так что питекантропу пришлось посадить химеру в клетку. Тарарах был этим недоволен. Он считал, что все магические существа должны жить на свободе. К тому же, бросаясь на прутья клетки, химера наносила себя раны, которые Тарараху приходилось залечивать.
        Единственным, к кому химера относилась неплохо, был, как ни странно, Ванька. Когда он входил в берлогу к Тарараху, берлогу, по запахам и загроможденности давно превратившуюся в зверинец, химера переставала рычать. Ее четыре глаза на расположенных одна за одной мордах - львиной и козлиной - не отрывались от Ваньки все время, пока он оставался в берлоге. Если мощному Тарараху, когда он делал химере перевязку, приходилось прибегать к помощи циклопов, Ванька обходился один и без всякой помощи. Химера охотно пускала гибкого худощавого подростка к себе в клетку и не бросалась на него, даже когда он накладывал едкую мазь на ее раны.
        Порой, когда химера начинала волноваться, Ваньке достаточно было сосредоточиться и слегка рыкнуть, подражая ее голосу. Козлиная голова сразу пугливо поджимала уши, а львиная щурилась и поглядывала на Ваньку с уважением, как на своего.
        - Ну ты того... не слишком геройствуй. Оно еще непонятно, что у этой дылды в башке-то, в какое ухо ей дурь ударит... - с гордостью за своего ученика басил Тарарах. - Оно, видать, в крови у тебя магия такая, что звери запросто подпускают. В родне-то у тебя звероязыких магов не было?
        - А кто его знает? Отец вот только на границе собак тренировал, когда в армии служил. Потом даже когда пить стал, на четвереньках, бывало, домой ползет - все равно ни одна собака не зарычит. А псы у нас в городе ого-го! - скупо сказал Ванька и больше уже ни на какие вопросы Тарараха не отвечал.
        Он не любил говорить о своих родных, хотя довольно часто - Таня это знала точно - посылал купидона разведать, как они там. Новости, которые приносили крылатые младенцы, были чаще всего неутешительными. Порой, выслушав очередного купидона, Ванька молчал по два дня.
        Он вообще был скрытным и долго переживал обиду, в отличие от Баб-Ягуна, с которым можно было насмерть поссориться и тотчас помириться раз пять за неделю.
        - Ты того, брат, не грусти. Не злись на отца... Отцы, они всякие бывают. У меня папаша вообще каннибалом был, покуда его самого ребята из соседнего племени за здорово живешь не умяли. Время такое было. Чуть зазеваешься, и - фьють! И дед каннибалом был, и прадед... - ободряюще сказал питекантроп, положив тяжелую, как окорок, руку Ваньке на плечо.
        - А ты был каннибалом? - спросил Ванька. Они с Тарарахом давно были на "ты". Тарарах передернулся.
        - Нет, не по мне это. Не мог я, - решительно сказал он.
        - А ты пробовал?
        - Было как-то с голодухи... Ешь, а куски поперек горла встают. Думаешь: разве мать его для того родила и молоком своим выкормила, чтоб он в котел общий попал? Нет уж, думаю, лучше уж с голоду околею, чем человеческое мясо буду есть. Да вот не околел же. До весны кое-как перебились, а там и дракон этот подвернулся, - с неохотой вспомнил питекантроп.
        Таня тоже с удовольствием зашла бы посмотреть на химеру, но ей не хотелось, чтобы Ванька решил, что она таскается за ним хвостом, как такса Полтора Километра за тетей Нинелью на прогулке. Поэтому, вместо того чтобы следовать за Ванькой, она свернула на Главную Лестницу, но не остановилась у Жилого Этажа, а стала подниматься выше. Это произошло спонтанно, без долгих размышлений. Тане захотелось подняться на чердак и, если позволит защитное заклинание, пробраться на крышу, чтобы еще раз взглянуть на стрелку, что указывала направление на Лысую Гору.
        Бесконечные ступени прыгали у нее перед глазами, дыхание сбивалось, и вскоре Таня уже жалела, что не полетела на контрабасе. Она была уже высоко, когда внезапно услышала на лестнице голоса. Кто-то спускался ей навстречу. По звучанию голосов Таня поняла, что это Сарданапал и Медузия.
        Тане не хотелось видеть Сарданапала после его "преждевременно". Она была убеждена, что, столкнувшись с ней лицом к лицу, академик наверняка пустится в нудные объяснения, а учитывая, что рядом еще и Медузия с ее острым язычком и пронзительным взглядом, - это будет вдвойне невыносимо. Спускаться же вниз было глупо - она поднялась уже чуть ли не на пятьсот ступеней.
        Таня быстро добежала до ближайшей площадки и нырнула в нишу между мраморной фигурой девушки с кувшином и выступом узкого окна. Это место мог назвать идеальным лишь человек с воображением дятла. С лестницы Таню сложно было обнаружить, зато с площадки очень даже легко, стоило лишь повернуть голову. Таня сообразила это почти сразу, но менять укрытие было поздно. Голоса звучали уже совсем близко.
        - Мне это совсем не нравится... Поклеп обнаружил лазейку только вчера, и лишь к утру он и Зуби смогли ее залатать... - озабоченно говорила доцент Горгонова.
        - Меди, я не назвал бы это лазейкой. Ты видела края этой бреши? Такое ощущение, что Грааль Гардарику просто проломили. Стихийная магия, чудовищная сила... Это не было даже атакующее заклинание, я уверен.
        - Я не верю в стихийную магию. Порой Грааль Гардарика соглашается пропустить мага, который не знает заклинания, но в ком она не видит угрозы. Того же Пуппера, например... Но проломить ее так, походя, как какой-то пластиковый колпак... Невозможно! - сухо возразила Медузия.
        - Меди, порой твой скептицизм меня умиляет. Нельзя быть магом и верить в чудеса меньше, чем лопухоиды. Вспомни четырехлетнего малыша, который проломил стену тюрьмы толщиной в три кирпича одной лишь силой мысли. Он сделал это, потому что на другой день его мать-ведьму должны были сжечь на костре, а малыш очень скучал... Я даже назову тебе его имя. Зигмунд Клопп. Кстати, именно после этого случая он и попал в Тибидохс.
        Медузия почти уже сошла с площадки, но внезапно повернулась. Ее рыжие волосы зашипели. Блеснула темная, с серебристой искрой, чешуя. Крайние пряди превратились в змей.
        - Гроттер, что ты тут делаешь? - сухо спросила Медузия.
        - Стою, - сказала Таня.
        Ей почудилось, что во рту у взбешенной Горгоновой она увидела раздвоенный змеиный язык.
        - Подслушиваешь?
        Таня вспыхнула. Не объяснять же Медузии, что она просто не хотела встречаться с Сарданапалом.
        - Я не знала, что в присутствии преподавателей надо зажимать уши. В следующий раз я так и поступлю. На ближайшем же нежитеведении, - заявила Таня.
        - Гроттер, как ты смеешь мне дерзить?.. - вспылила Медузия. - Гроттер, стой! Куда ты?
        Но Таня уже проскочила мимо них и кинулась вверх по лестнице.
        - Таня, погоди! - крикнул ей вслед академик, но малютка Гроттер уже взлетела на два пролета. Она мчалась и ревела на бегу, спотыкаясь и перескакивая сразу через несколько ступеней.
        - Какая дерзость! Нет, правильно, что она на темном... Мерзкая, вздорная девчонка! - сказала Медузия.
        Пожизненно-посмертный глава Тибидохса покачал головой. Его задумчиво обвисшие усы воспрянули и запрыгали, сердито постукивая по стеклам очков.
        - Меди, ты первая дурно повела себя с ней! Девочка не подслушивала. Она шла нам навстречу. Мне кажется, я догадываюсь, что с ней, - укоризненно произнес Сарданапал.
        - Кто поступил дурно, я? Ей четырнадцать, а мне... - Медузия спохватилась и размыто добавила:
        - ...а мне несколько больше. И вообще довольно того, что я доцент кафедры, а она простая ученица!
        - Вот именно потому, что ей четырнадцать, и потому, что она просто девочка, надо быть снисходительным! - сказал Сарданапал.
        - Вы удивляете меня, академик! Вечно вы нянчитесь со своей Таней Гроттер! Так почему же вы не перевели ее на белое отделение, если она такая расчудесная? - ревниво спросила Медузия.
        - Не смог, Меди! Таня пока не темный маг, но уже и не белый. Она где-то между осознанным добром и стихийным злом, которое совершает сгоряча и не задумавшись. Она, как весы, склоняется то в одну сторону, то в другую. Оставь я ее на белом отделении - другая чаша перевесила бы, и она стала бы темной уже навсегда или сделалась бы одной из тех белых магов- ханжей, которых полно в Магществе. Тех магов, которым кажется, что они вправе все и за всех решать потому лишь, что избегают красных искр. Да в профессоре Зигмунде Клоппе было куда больше человечности, чем во всех этих надутых правдолюбах, вместе взятых!.. А сейчас, возможно, у Тани есть шанс вновь стать светлой. Небольшой, но все же есть.
        Таня долго стояла на чердаке у фиолетовой завесы, перегораживающей выход на крышу. По щекам у нее текли слезы. Завеса потрескивала. Ее шуршание напоминало Тане звук сминаемого пакета из толстого целлофана. Было видно, что ее не снять никаким заклятием. Поклеп и Великая Зуби разбирались в темной магии явно побольше, чем недавно переведенная со светлого отделения ученица.
        Неожиданно, когда пропасть уныния, в которую все глубже падала Таня, стала совсем бездонной и показались даже черные каменные зубья на дне ее, кольцо Феофила Гроттера потеплело. Голубоватая нить света оторвалась от него и уткнулась в дальнюю стену. На одном из камней, на который едва ли кто бросил бы взгляд без особой нужды, белела старая, но все еще различимая надпись: "Выше нос, Лео! Мы еще покажем судьбе мгновенный переверток!"
        Таня улыбнулась сквозь слезы. Ей почудилось, что отец через годы протянул ей ободряюще руку.
        - Выше нос, Лео! Мы еще покажем судьбе мгновенный перевертон! - повторила она.
        
* * *
        
        Когда Таня вернулась, Гробыня Склепова, роковая девушка темного отделения, в отличном настроении кружилась по комнате, вальсируя с глупо хихикавшим от счастья скелетом Дырь Тонианно. На новом красном покрывале ее кровати-гроба валялась колода карт. Пиковые король и дама лежали отдельно, окруженные пестрым хороводом десяток, валетов и тузов.
        Увидев Таню, Гробыня бесцеремонно отпустила скелет, немедленно грохнувшийся прямо посреди комнаты, и подбежала к ней.
        - Гроттерша, ты видела? Я раскинула карты! Пуппер будет мой! Можешь теперь убрать свои загребущие ручки! - крикнула она.
        Таня внимательно посмотрела на карты.
        - С чего ты решила, что Пуппер - это пиковый король? - поинтересовалась она.
        - А кто он?
        - Он, самое большее, бубновый валет. Англичане сроду не были пиками, не их масть... Пиковый король - это уж, скорее, Поклеп... Да и потом, разве ты пиковая дама? Пиковая дама - Медузия или Зуби, а ты крестовая, - сказала Таня.
        Гробыня нахмурилась. Слова Тани попали в цель. Правда, уже спустя секунду Склепова вновь повеселела. Она имела неисчерпаемый запас жизнерадостности.
        - Не выступай, Гроттерша! Сама выходи замуж хоть за своего зануду Поклепа, хоть за черта лысого! Мой Пупперчик пиковый, я это точно знаю! У него глаза темные, мало тебе? И плащик тоже темный! Он весь такой милашка! "И за бо-орт его броса-ает в набежа-авшую волну!.." - запела Гробыня.
        Она обожала переиначивать песни. Вот и теперь в роли Стеньки Разина явно выступала сама Склепова, Пупперу же, завернутому в пеструю шаль, явно досталась незавидная роль персидской княжны. Дальше Гробыня слов песни не помнила и поэтому быстренько закруглилась.
        - Бульк - и нету Пупперчика, одним словом. Одни денюжки остались, - пояснила она и, собрав карты, вытянула из шкафа зудильник.
        Магическое блюдо задрожало, затуманилось и нашарило в своих потусторонних глубинах длинноносую бельмастенькую ведьму.
        "Привет вам, продрыглики и проклятики, маги, магвокаты, магвочки, маггесы и маггеры! - затараторила она. - В эфире "Последние магвости" и ведущая Грызиана Припятская! Надеюсь, вы все протерли свои зудильнички мягкими тряпочками? А если нет, то как вы увидите мой загар, я вас спрашиваю? Целую неделю меня не было! Ах вы, хамы, хамсики и хамусики, не соскучились по своей сладенькой Грызианочке? Нет? Неужели напрасно я вас целый год заговаривала да зомбировала? Вот какая я противная, скверная! Чтоб мне еще сорок раз замуж выйти и ни разу не развестись, какая я бяка! А все праздники эти, будь они неладны! Вроде полагается отдыхать, ну я и отдыхала. Была на Лысой Горе, каталась на горных лыжах. Говорят, там остались еще сосны, которые я не сшибла своим лобиком! И ни одной ссадины, имейте в виду! Вот что значит иметь твердые принципы и железобетонную мораль!..
        А теперь, так и быть, посмотрим, что у нас новенького в мире. Новостей, как ни странно, довольно много. Похоже, большинство нехороших волшебников просто-напросто не пожелали уходить на зимние каникулы. В Маглионе ограблен банк. Жабьи бородавки и зеленые мозоли не тронуты. Похищен зеркальный щит Персея, позволяющий любому, кто им владеет, оставаться неуязвимым для любых видов магии. В защите банка, прежде считавшейся неприступной, была пробита глубокая брешь, через которую злоумышленник проник в банк и покинул его незаметно для джиннов охраны. Маглиция до сих пор не может прийти к единому мнению, каким образом было осуществлено это дерзкое преступление.
        Дядюшка Сэм моментально обвинил во всем мировой магоризм, стремящийся к подрыву курса зеленых мозолей. Однако дядюшке Сэму не слишком поверили, поскольку его обвинения зачастую подозрительно предшествуют совершению преступления. Сам Сэм объясняет это выдающимися способностями своей пифии...
        В Магмитаже открылась выставка скульптур Гераклита Милетского. Уникальность этих скульптур, созданных более двух тысячелетий назад, в том, что они абсолютно невидимы и неосязаемы. Уже несколько веков искусствоведы спорят, существуют ли они на самом деле. Одни утверждают, что скульптур не существует, другие - что существуют, третьи - что скульптуры существовали, но были украдены еще в Средневековье и теперь находятся в коллекции Бессмертника Кощеева. Сам Бессмертник все отрицает. Впрочем, похищение Василисы Премудрой он тоже отрицал более трехсот лет и лишь недавно сознался, что "одолжил" Василису на некоторое время для проведения курса "костеукалывания"...
        И, наконец, еще одна сногсшибательная магвость! Обычно кавалеры защищают дам, но на этот раз вышло все наоборот - дама, точнее, девушка не только защитила кавалера, но и буквально стерла в порошок его обидчиков...
        А началось все так. Тетя Настурция, британская родственница Гурия Пуппера, пила чай "Пиптон" вместе с другой тетей, чьей доброты боится даже Вий, когда внезапно перед ними телепортировались трое весьма необычно одетых или, точнее, необычно неодетых мужчин. Тетя Настурция и другая тетя были так шокированы, что вначале поколотили их своими зонтиками и лишь после узнали в этой троице своего магвоката Хадсона и двух магнетизеров из личной охраны Пуппера.
        Как выяснилось, магвокату удалось обнаружить след сбежавшего несколько дней назад от своего тренера Пуппера и почти вернуть Гурия тетям, однако ему пришлось иметь дело с Пипой Дурневой, девушкой из мира лопухоидов. Мадемуазель Дурнева, кстати, дочь небезызвестного председателя В.А.М.П.И.Р., мощным магическим импульсом катапультировала преследователей Пуппера из своей квартиры, где Гурий, видимо, скрывался. Мало кто способен так убедительно защитить свою любовь! Согласно закону Высшей Магии, который ни разу не нарушался с 1198 года, подросток, обнаруживший магические способности, не может дольше оставаться с лопухоидами и должен поступить на обучение в одну из магических школ. Так как Пипа русская, скорее всего, этой магической школой станет Тибидохс...
        В заключение тетя, которую побаивается даже Вий, посмотрела на магнетизеров своими добрыми голубыми глазами, и те немедленно отправились искать себе другую работу. Магвокат Хадсон великодушно прощен и отделался лишь чувствительными уколами зонтиком. Правда, ему пришлось простоять четыре часа на коленях и написать шестьсот шестьдесят семь письменных обещаний, что он в ближайшее время найдет беглеца и вернет его тетям в целости и сохранности.
        Ox, ox, что делает любовь! Помнится, и я когда-то теряла голову... Впрочем, это тема не для дневного блока новостей. Смотрите мою ночную передачу "Про то и про се. Откровения ведьмочки". Детям до восемнадцати лет можно не беспокоиться - зудильники заговорены".
        Грызиана Припятская выпустила красную искру, и в тот же миг в руке у нее возник высокий хрустальный бокал.
        - Поднимаю этот бокал за новую звезду, вспыхнувшую на магическом небосклоне! Неподражаемая Пипа Дурнева! Гип-гип, ура!
        Гробыня смахнула с зудильника изображение бельмастенькой ведьмы и сунула его в шкаф.
        - Ты слышала, Гроттерша, у нас появилась конкурентка? Конкретная такая девица! Ничего не смысля в магии, напрочь снесла магвоката и двух взрослых магнетизеров! Не хило, а? Магвокат еще ладно, туда-сюда, но магнетизеры-то лет десять небось зубрили боевую магию! М-да, такая за Пуппера саму Чумиху в бараний рог согнет, - заявила она.
        Таня тупо уставилась на шкаф. Ей чудилось, будто ее огрели по затылку дубиной. Пипа в Тибидохсе! У Пипы, которая всю жизнь была глупа как пробка и умела только всем гадить и этим развлекаться, обнаружилась интуитивная магия!
        Склепова испытующе взглянула на Таню. Хотя Таня молчала, от Гробыни сложно было что-либо скрыть.
        - Что-то ты скисла, Гроттерша! Рада небось радешенька, что твоя сестренка прилетает в Тибидохс? - сладким голосом спросила она. - А уж я-то как рада! Чувствую, мы с Пипой подружимся. И Грызианке она понравилась. Смотри-ка, как доброжелательно она к ней отнеслась. Грызианка всегда умеет увидеть хорошего человека.
        Глава 3 ПИПА ДУРНЕВА И ЕЕ ВОСЕМЬ ЧЕМОДАНОВ
        
        Председатель В.А.М.П.И.Р. Герман Дурнев ходил по комнате, мрачный и злой, как Безглазый Ужас в кандальную ночь. На ногах у него были сапоги графа Дракулы, на поясе шпага. На бледном лбу серебрилась корона. Халявий и такса Полтора Километра опасливо следили за дядей Германом, один с дивана, другая из-под дивана. Они уже привыкли, что, когда он надевает всю эту вампирскую амуницию, с ним лучше не связываться.
        Посреди комнаты, уперев руки в бока, стояла Пипа. Щеки у нее были красные, а глаза зареванные. Она спорила с отцом.
        - Нет, нет, нет! Я этого никогда не допущу! Только через мой труп! - грохотал бывший депутат.
        - Папуля, умоляю, не ставь меня перед выбором! - пропищала Пипа. - Не вынуждай меня делать тебя трупом! Я все равно поеду!
        - Как ты смеешь так разговаривать с отцом, я тебя спрашиваю?
        - Напугал, корону надел! Прямо вся дрожу! А вот и смею! - Пипа попыталась топнуть двумя ногами сразу, но у нее получился лишь нелепый, злой прыжок.
        - Молчать! - взвизгнул дядя Герман, звякнув шпорами. - Ты знаешь, кто я?
        - Да откуда? Я вас в первый раз вижу, мужчина! И вообще, нечего меня запугивать! Я твоему банку денег не должна! - фыркнула Пипа.
        Регалии Повелителя вампиров и общественная значимость Дурнева не производили на нее впечатления. Она привыкла помыкать папулей с младенчества, когда бесцеремонно пыталась отпилить ему голову штырьком от погремушки и вытирала испачканные мороженым руки о брюки его делового костюма.
        - ЧТО? Да как ты смеешь? - взвыл дядя Герман, становясь из лилового багровым, а из багрового синим.
        - А ты как смеешь меня не пускать! Я хочу, хочу, хочу там учиться!.. Хочу и буду!
        - Как хочешь, так и перехочешь! - категорично заявил дядя Герман.
        Быстро взглянув на папулю, Пипа поняла, что упрямством ничего не добьется, и решила сменить тактику. Она театрально осела на пол и заплакала слезами, холодными и жирными, как вчерашний куриный бульон.
        - А-а-а! Папуська, ну пожалуйста! Я умоляю! Посмотри, как мне здесь плохо! Я тебя умоляю, дорогой папуська, не разбивай мне жи-и-изнь, а-а-а! Или я вам ваши жизни сама поразбива-аю- ю-ю!..
        Дядя Герман, еще мгновение назад клокотавший, как чайник, осекся. В груди у него зашевелились червячки сомнения. Он испытал даже угрызения совести.
        - Это почему же тебе здесь плохо? - подозрительно спросил он. - А вот плакать перестань! Сколько можно? У меня, милая, все эти слезы во где сидят!.. Думаешь, я поддамся?..
        "Поддашься как миленький!" - подумала Пипа и зарыдала вдвое громче. Это был захлебывающийся, визгливый, бьющий по ушам, терзающий нервы плач - секретное оружие Пипы. Мебель подпрыгивала, люстра раскачивалась. Дядя Герман схватился за уши. Генерал Котлеткин за стеной потянулся к сейфу, где у него был спрятан именной пистолет. Ему хотелось застрелиться.
        А тут Пила поглубже вдохнула и еще поднажала.
        Бедный дядя Герман! Он никак не мог усвоить, что, когда его дочурка куда-то рвалась или чего-то требовала, мудрее было уступить. Интуитивная магия есть интуитивная магия. У Пипы же она была уникальна, пробуждаясь, как вулкан, в минуты гнева.
        Пипа рыдала, с каждой новой трелью с торжеством убеждаясь, что полетит в Тибидохс. Три часа назад ей было доставлено приглашение из школы магии - приглашение, затейливо, с росчерками подписанное академиком Сарданапалом, и теперь она, умело чередуя кнут и пряник, обрабатывала своего упрямившегося папочку.
        Поклеп Поклепыч, лично прилетевший за Пипой, сидел у Дурневых на кухне, пил кофе (который старомодно называл "кофий") и с неодобрением смотрел телевизор. Ни новости, ни фильмы ему не нравились. Буркнув что-то про глупых лопухоидов, Поклеп принялся щелкать пультом. Внезапно он заморгал, надул щеки и жадно уставился на экран. Он попал на показ новой коллекции купальников, как нельзя более своевременный, учитывая, что на дворе был январь. Если бы Поклепа в эту минуту увидела его Милюля, то точно выцарапала бы ему глаза от ревности. Когда показ купальников завершился, суровый завуч волшебной школы потряс головой, отгоняя наваждение.
        "Уф! Оно, может, лопухоидки и ничего. Есть очень даже привлекательные. Да только рыбьих хвостов ни у кого нету. А если женщина без хвоста, то что это за женщина? Как с ней, к примеру, плавать? Опять же - тиной она брызгаться не умеет", - решил он и, окончательно утвердившись в полном превосходстве своей Милюли, осторожно выглянул в гостиную.
        Зареванная Пипа незаметно подмигнула Поклепу, и завуч понял, что стратегическая победа одержана. Более того, тетя Нинель уже поспешно собирала чемоданы. Моральные страдания не мешали ей действовать быстро и сноровисто. Семь чемоданов было уже готово, и теперь тетя Нинель прыгала на восьмом и последнем, пытаясь убедить его закрыться. Чемодан стойко сопротивлялся, несмотря на более чем солидную аргументацию.
        Дядя Герман, уже внутренне обмякший и сдавшийся, напутствовал Пипу писать ему каждые пять минут и даже чаще, а Халявий, тоже как-никак существо, не лишенное некоторой магии, влезал со своими замечаниями.
        - С белыми магами не водись. От них злу не научишься. У драконов в носу палкой не ковыряй. А самое первое дело, колечко береги, что тебе дадут. Оно, то ись, на всю жизнь, - напутствовал он.
        Видя, что прощание затягивается, Поклеп вздохнул и, вернувшись на кухню, принялся заговаривать телевизор, надеясь вновь попасть на показ купальников. Он уже сообразил, что ему еще долго придется куковать у Дурневых. С другой стороны, просто похитить Пипу, как это происходило с другими, он не мог. Как-никак дядя Герман был председателем В.А.М.П.И.Р., а отношения между магами и вампирами всегда отличались натянутостью. Вот и пришлось Поклепу явиться к Дурневым и представиться им вполне официально.
        Правда, произошло это на рассвете, часика эдак в четыре утра. Дурневы были бесцеремонно сдернуты с кроватей. Но тут уж ничего не поделаешь. Магам непросто понять нюансы лопухоидного времени.
        В первую минуту, услышав, что его Пипочку собираются зацапать в какую-то школу магии и разлучить с родителями, дядя Герман взбеленился и попытался напустить на Поклепа шпагу своего пращура, но, превращенный на пять минут в гуся, поумерил свой пыл. К тому же Пипа сама рвалась в волшебную школу с упорством тарана, и уж с этим-то Дурнев точно ничего не мог поделать.
        Наконец сборы были завершены. Чемоданы горой громоздились у двери лоджии, наводя почему-то на мысль не то о скалах, не то о неприступной крепости. Завуч к тому времени давно был на балконе и озабоченно похлопывал по жесткому боку гимнастического коня, на котором им с Пипой предстояло добираться до Тибидохса. Разумеется, это было не самое быстрое средство передвижения, но для начинающей, к тому же такой неловкой, как Пипа, самое подходящее. С пылесоса юная Дурнева точно свалилась бы с непривычки, да и сам Поклеп, признаться, не был большим любителем полетов. Он с большим удовольствием телепортировал бы, да только для неопытных магов телепортация была слишком опасным видом перемещения. Пипа могла сделать что-то не так и просто-напросто исчезнуть с лица земли.
        Дядя Герман страдал, цеплялся за рукав дочери и молол вздор. Он договорился до того, что сам полетит в школу вместе с ней и будет ходить на уроки.
        - Вы не можете мне это запретить! Это мое моральное право! - заявил он Поклепу. Завуч пожал плечами.
        - Да, пожалуйста, сколько угодно. Если вам охота выставить дочь на посмешище, летите. Да только Грааль Гардарика вампиров не жалует. "Раздавит еще на подлете, - заявил он.
        - Я не вампир! Пусть только посмеет! - заспорил дядя Герман, однако от полета в Тибидохс благоразумно отказался.
        Если дядя Герман бросался из крайности в крайность, то тетя Нинель подходила к делу со свойственной ей практичностью.
        - Пипочка, детонька, не забудь электрошок! Если к тебе кто- то начнет приставать - сразу его электрошоком, - напутствовала она дочь.
        - Обязательно возьми. Куда ж без электрошока? Безглазый Ужас, Инвалидная Коляска и поручик Ржевский давно не веселились. То-то радости будет. Нормальные маги их дрыгусом гоняют, а Пипа Дурнева - электрошоком, - проворчал вполголоса Поклеп.
        Пипа, одетая в кучу свитеров и курток, взгромоздилась на гимнастического коня и важно уселась на нем, с достоинством надувая щеки. Поклеп хотел поскорее произнести полетное заклинание, но тетя Нинель вцепилась ему в рукав.
        - А чемоданы? Вы забыли чемоданы! - всполошилась она.
        - Чемоданы я заговорю. Они полетят за нами, - неохотно сказал Поклеп и что-то забормотал, привязывая к каждому чемодану талисманы.
        Настало время объятий, прощаний, рыданий и влажных чмоков в щеку. К Пипе выстроилась настоящая очередь. Мамуля, папуля и Халявий - последний, сложно сказать, на каких правах - тискали ее, целовали и сжимали. Пока один прощался, остальные двое, не имея доступа к дорогому телу, бросались к Поклепу, с просьбой позаботиться о девочке.
        - Я вас умоляю, не оставьте ее! Она такая беспомощная, такая ранимая! Мы будем вам платить помесячно! Вам как удобнее: в конверте или на кредитную карту? - говорила тетя Нинель.
        Поклеп, который одним лишь напряжением мысли мог бы ограбить все лопухоидные банки мира, смотрел на Дурневых с тоской и уже не чаял отделаться. Он пребывал на грани помешательства. Семейка дяди Германа была едва ли не единственным на земле местом, где сурового завуча с его глазками-буравчиками не только не боялись, но и явно держали не то за мальчика на побегушках, не то за ресторанного швейцара.
        Поскуливающий от умиления Халявий стиснул Поклепу руку такое количество раз, что под конец обезумевший завуч просто тряс рукой в воздухе, точно припадочный. - Ты мне всегда нравился! Ты такой оба-а-л-денный! - томно сказал он Поклепу на ушко.
        Опомнившись, завуч торопливо забрался на гимнастического коня и велел Пипе обхватить его руками за пояс.
        - Держаться за меня! Вниз не смотреть! Руки не отпускать! Громко не визжать! Испугаешься высоты - просто закрывай глаза! - распорядился он. - Пилотус камикадзис! Ойойойс шмякис брякис!
        Вспыхнули две искры - красная и зеленая. Завуч Тибидохса никак не мог утвердиться на каком-то одном виде магии. Его расшатанный неопределенностью перстень никогда не знал, какой магии от него потребуют в следующий миг и потому готов был ко всему, чуть ли не к магии вуду. Гимнастический конь тяжело поднялся в воздух, повиснув на самом грузоподъемном и медленном из всех полетных заклинаний.
        Вслед за гимнастическим конем взлетели все чемоданы Пипы и даже такса Полтора Километра. Она загребала лапками и склочно повизгивала. Летать ей не нравилось. Такса вообще негативно относилась ко всему, что не касалось еды или сна.
        - Полтора Километра, ты куда? Хоть ты-то останься! - взвыла тетя Нинель. Она торопливо схватила таксу и, прижав к своей могучей груди, сорвала с ошейника талисман.
        Поклеп Поклепыч, по чьей небрежности талисман оказался на ошейнике, виновато хмыкнул. Он пребывал в некоторой рассеянности, к тому же со спины упитанная такса смахивала на женскую сумочку.
        - Пока, папуль! Пока, мамуль! Я вам напишу!.. Эй, чего мы стоим? Клёпыч, полетели! - крикнула Пипа, нетерпеливо, точно таксиста, хлопая завуча по плечу.
        Поклеп Поклепыч передернулся. Он не выносил фамильярности, особенно от четырнадцатилетних девчонок. А Пипа уже цепко, точно клещ, обхватила его за талию, так что тот немедленно пожалел, что вообще присоветовал ей держаться за него.
        - Клёпыч, ты чего, замерз?! Раскочегаривай свой паровоз! - снова крикнула Пипа.
        Завуч выпустил еще одну искру, и гимнастический конь быстро полетел против ветра, окруженный целой ордой чемоданов. Не прошло и минуты - он был уже неразличим, сколько Дурневы не прикладывали к глазам ладони козырьком.
        - Ну вот и все! Как же мы теперь будем без Пипочки? - грустно промокая таксой глаза, сказала тетя Нинель.
        - Не волнуйся, Пипа справится! Ты забываешь, чьи у нее гены, - страдальчески кусая губы, сказал отставной депутат, а ныне скромный Повелитель вампиров.
        Но тетя Нинель была безутешна.
        - Пипочка, как же мы без тебя? Хоть бы кто у нас остался! - всхлипывала она.
        - Но-но, а вот этого, то ись, не надо!.. Не люблю! У вас остался я! - с возмущением заявил Халявий.
        Внезапно он пошатнулся, взгляд у него затуманился, и оборотень, нашаривая подушку, выдал трагическим голосом:
        - Молилась ли ты на ночь, Дездемона? Дядя Герман даже не оглянулся на часы. Он привык, что полуденный бес всегда вселяется в срок и без опозданий.
        
* * *
        
        А на другой день утром к Дурневым прилетел купидон с первым письмом от их дочки. Тетя Нинель, не привыкшая к тому, как работает магическая почта, едва не рухнула с табуретки. Правда, вскоре она пришла в себя настолько, что нашла силы трясущимися руками отсыпать попискивающему от нетерпения почтальону полкулька мармелада. Купидон остался доволен и на радостях едва не влюбил тетю Нинель в кондитерского короля Безюкина, язвенника, который двумя этажами выше хмуро разглядывал образцы полиграфии для новой шоколадки.
        "Мамуль, папуль, привет! - писала Пипа. - Прошвырнулисъ нормально. Под конец я так достала Клёпыча своими вопросами, что он едва не спрыгнул в океан. А когда долетели до острова, Клёпыч сунул мне какой-то перстень (дешевка, больше тридцатки за него бы не дали) и говорит: "Скажи Грааль Гардарика, но скажи громко и уверенно, чтобы было понятно, что ты здесь по полному праву".
        Ну я и проорала, что мне жалко, что ли? Даже психанула слегка, что меня могут на Буян не пустить. Плохо, что вы не видели, чего потом было! Замелькали радуги, засверкали молнии, заметались красные точечки и вообще грохоту было больше, чем когда Айседорка училась водить танк и нечаянно бабахнула из пушки по бензоколонке. Клёпыча чуть не снесло, нас с конем кидануло вверх, а потом сразу вниз. Вообрази, Клёпыч стоит около подъемного моста, колени у него трясутся, лицо синее, и он говорит мне: "Да, я вижу, ты здесь по полному праву!"
        Теперь про саму школу. Громадная такая крепость, сто лет будешь ходить - не запомнишь, что где. Одна башня чего стоит - смотришь снизу, и крыши не видно. Удобства, правда, первобытные: ни ванны приличной, ни туалета нормального - все какое-то древнее и все на магии работает.
        Чтобы из крана вода текла, надо говорить Падус водопадус. А в душе надо говорить Ручейкус журчалис. Я перепутала и сказала Падус водопадус в туалете, так меня потом водяные прибегали спасать.
        А теперь прикиньте! Хотя Тибидохс огромный, живут все на одном этаже. Ни фига себе архитектурка! Меня поселили в комнате с девицей, которую зовут Рита Шито-Крыто. Дебильная фамилия, мне не нравится. Она начала было качать права, когда я завалила всю комнату своими вещами и слегка подвинула ее с ее барахлом. Она мне: "Ты тут что, магазин открывать собралась? У меня в голове не укладывается!" Я ей: "Не укладывается в голове - растяни вдоль спинного мозга!"
        Ну мы с ней поцапались слегка - в семь вечера начали и до двенадцати ночи грызлись. Под конец даже циклопы пришли посмотреть, что случилось. Ну и уроды! Вообразите себе Котлеткина, но только без спецназа и "мерса", а обросшего свалявшейся шерстью, как линяющий бобик, одетого в шкуру и с единственным глазом посреди лба. Представили? А теперь укрупните то, что получилось, разика в два. Короче я перепугалась жутко: одному всю морду расцарапала и по голени его лягнула. Он, правда, особо не проникся, даже не почувствовал! Я здорово взбесилась и как заору на них во весь голос, как на магнетизеров Пуппера. Стекла вдребезги и не только стекла. В общем, циклопы разбегались от меня на четвереньках...
        А Ритка меня потом сильно зауважала. Поняла, что из комнаты все равно не выжить. И что вы думаете, когда мы нормально поговорили, оказалось, прикольная девчонка. На картах Таро гадает, спиритизмом увлекается, с покойниками разговаривает... Круто! Папуль, завтра ночью мы вызовем Ивана Грозного, Иосифа Сталина, графа Дракулу и других твоих родственников по мелочи. Мне интересно спросить, чего они друг о друге думают.
        Ада... Забыла сказать: чемоданов только семь. Один не добрался. Талисман, что ль, развязался по дороге. Никак не соображу, что там было, потому что не все еще разобрала. Всё, папуль, мамуль, пока! Я к вам как-нибудь выберусь на каникулы. Спихните кому-нибудь этого тупого Халявия, пока я не вернулась.
        Ваша Пенелопочка".
        Глава 4 ПИПА, ДЕВУШКА С ХЛЕБ-ЭНД-СОЛ И ВЛЮБЛЕННЫЙ ЖИКИН
        
        Жора Жикин сидел у себя в комнате и, прикладывая ко лбу тяжелый медный пятак с курносым профилем царя Гороха, пролистывал записную книжку. Записная книжка была самая обычная, лопухоидная, телепортированная из магазина "Канцтовары" города Сызрани, мимо которого первый красавец Тибидохса как-то пролетал на швабре с пропеллером, возвращаясь с каникул.
        Это уже позднее, когда Семь-Пень-Дыр сунул-таки в его книжку свой нос, Жикин заговорил ее, сделав так, что без произнесения особого заклинания книжка моментально превращалась в старую перчатку, грустно моргавшую, на радость шизофреникам, добрыми и умными глазами, располагавшимися у нее на каждом пальце.
        Из записной книжки Жоры Жикина
        
        8 января.
        19:00. Свидание с Гробыней (в оригинале нарисованы скрещенные кости).
        19:00. Свидание с Ритой Шито-Крыто (РШК). Блин! Опять наложилось! И как, интересно, я буду выкручиваться?
        
        9 января.
        21:00. Свидание с Веркой Попугаевой.
        10 января.
        Победа! Катя Лоткова назначила свидание на старом кладбище в час ночи.
        
        11 января.
        Прождал на кладбище до рассвета. Едва не превратился в сосульку. Бегал вокруг памятников и свалился в пустую могилу. Лоткова так и не пришла. Говорит, что, мечтая о встрече со мной, нечаянно заснула и проспала всю ночь, видя меня во сне. Лестно, Чумиха меня побери!
        
        12 января.
        20:15. Свидание с Дусей Пупсиковой. На щеке появился прыщ. Давить нельзя - сразу новые появятся. Заклинание Угреостистис мортале использовать опасно! Прыщ-то исчезнет, но на этом месте начнет расти собачья шерсть. Катастрофа! Завтра я на больничном! В крайнем случае, можно сходить на свидание с Попугаевой, но когда стемнеет. Попугаева любит таинственность.
        
        13 января.
        20:00. Свидание с РШК. Собираюсь поцеловать.
        
        15 января.
        Почти поцеловал РШК. Помешала девица, которая живет теперь с Риткой в комнате. Она всегда врывается без стука. Ее зовут Пенелопа Дурнева, но она требует (даже от Медузии - во дела!) называть ее Пипой. В профиль смахивает на жабу, но наглая, уверенная в себе и одевается лучше всех здесь. Некоторые девчонки перед ней заискивают, хотя в магии она ни бум-бум. Говорят, она родственница Гроттерши (это плохо), а папа у нее Повелитель вампиров (это классно).
        Она в Тибидохсе недавно. Я слышал, как Сарданапал говорил Великой Зуби, что, видимо, с Пипой и малюткой Клоппиком придется заниматься отдельно. Для первого курса Пипа слишком взрослая (она всех там поубивает), а Клоппик слишком маленький.
        Я тут подумал: может, ее тоже на свидание пригласить? Хотя она вроде говорит, что влюблена в Пуппера, а он в нее. Но то же самое утверждает и половина Тибидохса. И чего они в этом Пуппере нашли? Он какой-то точно пыльным мешком стукнутый. Ему, кроме Гроттерши и его метлы, - все фиолетово. Нет, решено: приглашу, только выжду чуток. Если встречаешься сразу с двумя девицами из этой комнаты, они мигом друг другу разбалтывают. Проверено!
        
        16 января.
        ПОЦЕЛОВАЛ ШИТО-КРЫТО! ТРИУМФ! ОНА МЕНЯ ЛЮБИТ! ХОТЬ МЕЛОЧЬ, А ПРИЯТНО (далее следуют двести двадцать два восклицательных знака).
        
        17 января.
        Меня поцеловала РШК. Успех!
        Преподы какие-то озабоченные. Не знаю толком, что у них там происходит, но они ужасно психуют. Поклепа уже дважды вызывали куда-то с урока. Циклопов лишили всех отгулов и ночью заставляют патрулировать остров. Из Тибидохса теперь не выскользнешь, просто осадное положение какое-то. Всякий раз приходится объяснять как, куда, зачем. Меня вся эта глупая таинственность уже забодала. Во остров! Ни месяца без неприятностей!
        
        18 января.
        Меня снова поцеловала РШК... М-м, может хватит? Не люблю слишком инициативных девиц.
        
        19 января.
        Шито-Крыто бегала за мной весь вечер. Сорвала свидание со Склеповой и Пупсиковой.
        
        20 января.
        РШК зашла ко мне, когда я целовал Пупсикову. Обе стали кричать и выпускать искры. Разнесли мне все в комнате. Это было кошмарно. И почему девчонки никогда не могут нормально дружить, вот чего я не понимаю? Ну поцеловал я другую, и что? Зачем визжать, будто у тебя кошелек украли?
        
        21 января.
        Шито-Крыто караулит меня у дверей комнаты. Срочно поменял все входные заклинания, чтоб она больше не врывалась. Так она еще и стучит, даже ногами! Кто-нибудь спасите меня от Шито-Крыто! Она меня достала! А-а-а-а!
        
        22 января.
        Сходил к джинну Абдулле. Умолял его мне помочь. Он так смеялся, что у него глазки сползли на подбородок. Но потом все- таки обещал устроить, чтобы Шито-Крыто влюбилась в кого- нибудь другого. Абдулла намекнул, что знает заклинание (разумеется, запрещенное), когда девушка влюбляется в того парня, которого увидит первым...
        А вдруг она меня первым увидит и влюбится вдвое сильнее? Тогда все пропало! Нет, решено - запрусь у себя в комнате и буду сидеть безвылазно.
        
        24 января.
        Абдулла не обманул! Победа! Ритка любит Кузю Тузикова! И угораздило же его! Вечно он то с веника упадет, то дракон его проглотит. И теперь вот Шито-Крыто! Я свободен и счастлив!..
        Попытался ради прикола назначить свидание Гроттерше. Она отказалась. Притом я чувствую, что она не то чтобы меня презирает - совсем даже и не презирает, а просто меня для нее не существует. И это меня особенно бесит. Что она себе вообразила, что она красавица, что ли? Да таких, как она, тринадцать на дюжину!
        15:00. Поцеловал Пупсикову.
        16:00. Поцеловал Гробыню.
        17:00. Поцеловал Попугаеву.
        И ни одного прыщика! Вот она, долгожданная свобода!
        
        25 января.
        Татьянин день. Вся школа веселится, даже преподы все точно по триста лет скинули. Если бы не эта глупая таинственность с Тибидохсом, совсем было бы хорошо. А так понаставили кучу охранных заклинаний. Каждую ночь кто-то нарывается. Однажды даже сам Сарданапал на запук наткнулся. Потом целых три дня мигал, как светофор.
        Сегодня же Гроттерше стукнуло четырнадцать, хотя выглядит она уже на добрые пятнадцать. Беленькие надарили ей кучу подарков. Гусли-самогуды, непроигрывающие шашки и целый вагон всяких счастливых талисманов и фенечек. Таньке было так приятно, что она даже расплакалась. Не привыкла к такому вниманию, ясное дело. Даже Склепова расчувствовалась и подарила Таньке каблук от сапогов-скороходов. Но это она не без умысла, точно. Вздумай Гроттерша приколотить этот каблук к какой-нибудь своей обуви, а потом сделать шаг - одна ее нога окажется за семь верст от другой.
        Только Пипа ничего Таньке не подарила. "У меня, говорит, все вещи слишком новые и модные. Ты к таким все равно не привыкла". А Гроттерша ей: "Чтобы твои вещички на мне сидели, мне надо на живот привязать кусок сала, а сзади подушку". Сразу видно, сестренки...
        По-моему, Гроттерша все еще не помирилась с Ванькой. Разговаривать они разговаривают, но как-то натянуто. Даже мне ясно, что Ванька любит ее, а она его. Любить любят, а доверять не доверяют. Чудики, одним словом! Вообще у Гроттерши не все в порядке с головой, я это давно заметил. Не человек, а еж какой-то, у которого вместо колючек принципы. Нет чтобы Пуппера к рукам прибрать, денежки его прикарманить, а там хоть с Ванькой встречаться, хоть со мной. Нет, она лучше будет Чума знает в чем ходить и на Ваньку дуться.
        
        26 января.
        УРРРРЯ! Еще одно сердце разбито вдребезги! Лоткова согласилась на свидание. В 2 ночи на чердаке Башни Привидений. Наконец-то! Вылил на себя столько одеколона, что приперся Поклеп Поклепыч и заявил, что он нюхом чует, что я в комнате пьянствую!!! Совсем опух! Сам алкаш! (Слова, выделенные курсивом, в подлиннике зашифрованы и защищены сдвоенным заклинанием.)
        
        27 января.
        Просидел на чердаке всю ночь. Лоткова так и не пришла, хотя я прождал ее до рассвета. Привидения гремели цепями, плакали, стонали - я чуть не повесился от тоски. Часа в четыре утра прилетела Недолеченная Дама, и все прочие привидения поспешно смотались. Они боятся ее похлеще Безглазого Ужаса. Тот может до смерти напугать, зато Дама всю душу выматывает. Мне она заявила, что собирается уйти от Ржевского, потому что тот отказывается носить адмиральский мундир. Она договорилась (а я так думаю, просто доконала) с каким-то старым адмиралом, утонувшим лет триста назад в морской пучине. Адмирал отдал Ржевскому свой мундир, а тот его носить не хочет. Согласен только воткнуть себе в спину его адмиральский кортик, но тут уже Дама против.
        Днем уснул на нежитеведении - и пока спал, меня чуть не придушили мавки, которых Горгониха напустила полный класс. А после урока я сам едва не придушил Лоткову. Она утверждает, что ждала меня на чердаке, но... на чердаке Большой Башни. Приятно, Чумиха меня раздери, что я пользуюсь успехом, да еще каким!
        По-моему, Кузя Тузиков счастлив! Видел его сегодня: ходят с Шито-Крыто, взявшись за ручки! Ну прям Ромео и Джульетта! Придурки!
        
        28 января.
        Кошмарный день! Пишу, а у самого руки трясутся. Целовался с Гробыней. Нас застукал Гуня Гломов. Сам не пойму, как спасся. Я мчался по коридорам как заяц, а Гуня за мной. Еле успел нырнуть в свою комнату. Хорошо, что входное заклинание надежное, а то он бы дверь снес. Я дрожал за дверью, а он бил в нее кулаками и ревел, как медведь.
        Ну Склеп, какую подлянку со мной выкинула! Когда Гуня вошел и еще ничего не понял, я хотел отскочить, а она специально у меня на шее повисла, а потом еще ржала! Она-то Гломова не боится и вообще плюет на него - вытворяет с ним что хочет. С другой стороны, это ведь Гробыня перетаскивает Гломова с курса на курс. Шпоры за него пишет, подсказывает. Пока она в школу не пришла, он только и умел, что на второй год оставаться. А сейчас уже на четвертом курсе. Вот и пойми этих девчонок!
        
        29 января.
        Продолжение кошмара. Все свидания отменились. Даже на занятия не хожу. Я на осадном положении. Сижу запершись в комнате, а Гломов барабанит ногами в дверь и кричит, что хочет сделать мне пластическую операцию носа.
        
        30 января.
        Сегодня я неосторожно решился сходить на снятие сглаза (а что делать: прогуляешь - Зуби запук какой-нибудь напустит) и прямо у дверей класса угодил в лапы Гломову. Попытался вырваться, но разве у него вырвешься? Гуня от радости чуть не ополоумел. Хрипит: "Ну все! Только не дергайся! Это будет больно, но справедливо!"
        Я закрыл глаза, чтобы не страшно было. Жду, жду, потом открываю тихонько один глаз. Смотрю, плывут под ручку Пипа и Гробыня. Обе воркуют, ну прям лучшие подруги. Гуня весь расплылся, даже кулак опустил.
        "Отпусти его, Гуня! - говорит Склепова. - Смотри, Пипа, Жикин - наша Тибидохская достопримечательность. В него влюблены все, кто не влюблен в Пуппера. А будь он богат, как Пуппер, и летай на швабре чуть получше, были бы влюблены совсем все... А ты, Гломов, учти: если ты ему нос повредишь - история тебе этого не простит, а я тебе на экзаменах помогать не буду". Гломов меня и отпустил, только коленкой сзади толкнул. Теперь приходится писать стоя.
        А Пипа ничего не сказала, только зыркнула на меня с большим интересом. Нет, точно приглашу ее на свидание. Я уже решился.
        
        1 февраля.
        Ну и ночка! Лоткова назначила свидание в 3 часа у Жутких Ворот. Ждал ее там с трех до рассвета - играл с циклопами в карты на щелбаны. Лучше б я этого не делал - весь лоб в шишках, чуть дебилом меня не сделали. Ворота все время трясутся - то разогреваются чуть не докрасна, а то такой холод собачий от них идет - окоченеешь. Циклопы говорят, не к добру это, когда хаос так бушует. Когда такое бывает, что-то обязательно должно случиться. Сколько я в этой придурочной школе учусь - вечно тут что-то случается.
        А утром всплыло ужасное, мерзкое коварство! Оказалось, пока циклопы выбивали из меня последние мозги, вероломная Лоткова каталась на пылесосе с Баб-Ягуном! Вот и верь после этого девушкам!.. Все, хватит с меня Лотковой! Ненавижу тех, кто хитрее меня!
        
        2 февраля.
        Ухаживаю за Пенелопой Дурневой. Проулыбался Пипе всю историю Потусторонних Миров, а уже перед звонком послал ей записочку с приглашением на свидание. У меня еще осталось штук пять записок из той партии, что я готовил под копирку. Текст уже есть, осталось вписать только имя и время.
        Кстати, Безглазый Ужас был сегодня не в духе. Так взбесился, что едва не закидал класс своими внутренностями. Никак не пойму, кто тупее: он сам или его шутки. Скоро небось полнолуние.
        Хорошая новость: окончательно помирился с Гуней. Выпили с ним настойки из корней одолень-травы. Оба расчувствовались. Гуня попросил называть его Гунием. Он это имя сам себе придумал и страшно им гордится. Сказал: если кто на тебя полезет - только скажи. На всякий случай настучал Гуне (тьфу ты, Гунию) на Семь-Пень-Дыра. Этот тип мне никогда не нравился... Ну все, мне пора! Бегу встречаться с Пипой!..
        Жикин отложил перо, подошел к зеркалу и, с удовольствием разглядывая свое смуглое лицо, принялся репетировать фразу: "Привет, малютка! Ты сегодня классно выглядишь!" Этой фразой, которую Жора считал безукоризненной во всех отношениях, он надеялся сразить Пипу наповал.
        Записной донжуан Тибидохса не ведал, что в этот момент Пипа, в свою очередь собиравшаяся на свидание, внезапно ощутила неясное беспокойство. Ее сердце сладко екнуло. Пипа пошатнулась. Душа облилась медом. В глазах заплясали купидончики в красных широких подтяжках. И, как ни странно, а девичье сердце здесь не обманешь, смуглый красавчик Жора не имел к этой пляске купидончиков никакого отношения. Стоило Пипе закрыть глаза, перед ней сразу появлялся другой - аккуратный и положительный юный англичанин в плащике, с добрыми глазами и без единого прыщика.
        "Что это со мной? А, я поняла! Пупперчик добрался до моих ползунков и шаманит с магией вуду. Жаль, я не попросила у него взамен какой-нибудь плащик или хотя бы старые очочки. Я попросила бы Ритку или Абдуллу, и мы бы поймали его на встречной магии", - с нежностью подумала Пипа.
        
* * *
        
        Февраль, февраль... Холодная вьюга закружила Тибидохс, замела мысли, запуржила сердца. Поклеп Поклепыч свирепствовал и придирался к ученикам без всякого повода. Домашние задания были такими, что добрая половина перемены уходила на то, чтобы их просто записать. Для того же, чтобы все сделать, не хватало часто и ночи.
        Помимо заданий, Поклеп велел старшекурсникам заняться изготовлением тяжелых магических кольчуг. На каждый из тысячи кольчужных узлов требовалось наговорить около семидесяти основных заклинаний и еще около десятка добавочных.
        Семь-Пень-Дыр, Верка Попугаева и Гуня Гломов приуныли и просились назад к лопухоидам.
        "К лопухоидам нельзя, а вот за Жуткие Ворота в два счета!" - с нехорошей улыбкой говорил им Поклеп, от которого пахло особым русалочьим одеколоном - по запаху и по сути - смесью рыбьего жира, ушной серы и коктейля Молотова.
        Даже Шурасик, которого почти невозможно было перегрузить, негодовал и предлагал переименовать "защиту от духов" в "защиту от Поклеп Поклепыча". Правда, это не помешало Шурасику, кроме кольчуги, сплести себе еще магические брюки и магическую кольчужную панамку для теплого времени года. Когда же Поклеп, усомнившийся в добросовестности Шурасика, вздумал проверить его, оказалось, что тот наговорил на каждый узел даже не по семьдесят заклинаний, а по сто двадцать.
        Великая Зуби, без памяти влюбленная в своего пробудившегося красавца, пребывала в странно рассеянном состоянии. Она неопределенно улыбалась в окно, время от времени забывала тему урока и уже не сглаживала учеников с прежним рвением. На ее занятиях стали даже появляться прогульщики, чего раньше быть просто не могло. Зато когда Верка Попугаева сдуру ляпнула, что Готфрид Бульонский страшный как крокодил, Ягге полдня спасала ее от почти необратимого запука. Верка же кашляла и отплевывалась, точно давясь чем-то.
        - Сама не знаю, как это вышло... Я просто очень захотела, чтобы девчонка взяла свои слова назад! - виновато говорила Зубодериха.
        Безглазый Ужас, как часто с ним случалось зимой, нес совершенную околесицу и путал все века. Иногда, особенно после лунных ночей, когда он звенел своими кандалами, Ужас забывал в подвале свои мозги и тогда просто молча стоял, буравя огненными провалами глазниц стену.
        Лекции Сарданапала, к счастью для учеников, были по- прежнему необременительны. Уроки он задавал умеренно, отдавая предпочтение сочинениям на темы, связанные с магической этикой, и гороскопам различных исторических деятелей, вроде королей Карла IX, Людовика XIV, царя Ивана Грозного и византийского императора Константина Багрянородного, с большинством из которых академик был знаком лично.
        Медузия Горгонова решила, что наступила пора переходить к объединенным заклинаниям, о чем вскользь и без дальнейших разъяснении сообщила четвертому курсу. Вначале никто особенно не напрягался. Длинные и нудные заклинания с затуманенным смыслом ученики записывали неохотно, а учили еще неохотнее. Медузия не придиралась, а лишь таинственно улыбалась. Как выяснилось, она просто ждала практических занятий. Когда же они наконец начались, все просто взвыли.
        - Объединенные заклинания... Ладно, думаю, раз Поклепа пережили, и это переживем! А она как напустит и хмырей, и полтергейстов, и полудниц... От них отбиваешься, а из-под пола мертвяки лезут. Ой, мамочка моя бабуся, бабахните меня кто- нибудь капут тьметутом, чтоб я не мучался! - взахлеб рассказывал младшекурсникам расцарапанный Баб-Ягун.
        В Тибидохсе было невесело, а снаружи еще грустнее. По сугробам, поскрипывая валенками, ходили циклопы с секирами. В шапках-ушанках и тулупах эти русифицированные греки выглядели нелепо. Большие греческие носы грустно леденели, а их отмороженные кончики покрывались изморозью. Циклопы грустно вздыхали, вспоминая о виноградниках и овечьих стадах своего родного края.
        Изредка циклопы усиливались ударным отрядом из тридцати трех богатырей и обходили остров Буян по побережью, от северной заставы до южной, проверяя целостность магической защиты. Трещины и проломы появлялись теперь регулярно. Они были огромными, с неровными краями, словно кто-то незримый, ночами проносясь снаружи купола, осыпал его чудовищной силы ударами. Никакая магия не выдерживала.
        Пожизненно-посмертный глава Тибидохса достопочтеннейший академик Черноморов обычно сопровождал отряд на ковре-самолете, так как страдал от подагры с 1405 года. Причем он сам порой сомневался был ли это 1405 год нашей эры или до нашей эры. Из-за подагры ходить по снегу Сарданапал не любил. Длинная борода, которую Медузия порой, по вавилонскому обычаю, заплетала академику во множество косичек, развевалась по воздуху, а разноцветные усы с обледеневшими кончиками топорщились и свистели на ветру.
        Усы служили Сарданапалу надежным магическим сканером. При приближении к месту, где в куполе был пролом, они начинали вздрагивать и быстро вращаться. Сарданапал зависал на ковре и внимательно осматривал, куда усы указывают своими кончиками. Потом подлетал ближе и ощупывал края.
        Так было и в день, когда Жора Жикин, любя себя, красивого, готовился к свиданию, Пуппер отправился с ползунками к известной в Англии ворожее (об этом чуть позднее), а Пипа мечтала о большой и чистой любви.
        В этот самый день, утром, Поклеп Поклепыч пробирался по глубокому снегу. За его спиной маячили циклопы, а за циклопами, ощетинившись длинными копьями, двигались тридцать три богатыря - главная рать острова Буяна. Дубыня, Усыня и Горыня тащились в отдалении и ныли, что они больше не будут.
        После недавнего скандала, когда в лесу стали пропадать златорогие олени, а Усыня, покупая на Лысой Горе спирт, расплатился серебряным копытцем, терпение Сарданапала лопнуло, и он отправил всю троицу в отставку, попутно наложив на нее заклинание трезвости. Разумеется, из Тибидохса богатыри-вышибалы никуда не ушли и, утомленные продолжительной трезвостью, толклись поблизости, пользуясь всяким поводом, чтобы попасться академику на глаза и ударить челом.
        - Невероятно! Иди сюда, Поклеп! Как я могу верить другим, когда я не верю сам себе? - воскликнул Сарданапал, ощупывая края очередной трещины.
        - Руки бы поотрубал! Это может быть кто угодно! - хмуро заявил Поклеп.
        - Сомневаюсь, - покачал головой Сарданапал. Поклеп поморщился. Его обрюзгшее лицо дрогнуло, как желе. Мешки под глазами язвительно набрякли.
        - Почему? Вы снова пытаетесь верить в порядочность, академик?
        - Разумеется, без веры нет жизни... Без веры - мы все марионетки, движимые нелепым сочетанием молекул, сокращением мышц, нервными импульсами и хаотичными переливами магии. Если же все так печально, как ты говоришь, то остается позавидовать мертвякам, уже сбежавшим от этой пустой суеты. Если же вера есть, ты шагаешь из мира в мир, широко распахивая двери и зажигая новые звезды, точно фонарщик фонари.
        - Вы романтик, академик! - укоризненно сказал завуч.
        - А ты старый сухарь, Поклеп! Завуч передернулся.
        - Это я-то старый! Да я моложе вас не знаю на сколько тысяч лет!
        - Тем не менее ты сухарь... Бесконечно старый и даже, пожалуй, заплесневевший. Если бы не твоя любовь к русалке, ты был бы совсем безнадежен. Да и то эта любовь, пожалуй, заслуга купидонов. А ты только отравляешь ее ревностью, - вздохнул академик.
        Поклеп с беспокойством оглянулся на богатырей и быстро пересчитал их глазами. Убедившись, что все на месте, он с облегчением перевел дух. Еще Пушкин, гостивший некогда на Буяне, писал позднее о богатырях как о красавцах молодых и великанах удалых. За прошедшие два столетия богатыри изменились мало, разве что немного возмужали. Кроме того, как и русалка, богатыри большую часть времени проводили под водой. Неудивительно, что Поклеп жутко ревновал к ним свою Милюлю.
        Глава Тибидохса и завуч замолчали, думая каждый о своем. Подтянувшиеся богатыри стояли полукругом, опираясь на копья. Поблескивали шлемы. Богатыри смотрели на циклопов снисходительно. Отдай им дядька Черномор приказ - они бы скрутили их за минуту. "Циклопы - вроде как милиция, а богатыри - армия", - порой говорила Великая Зуби, некогда прожившая несколько лет среди лопухоидов. Зуби и теперь любила смотаться на пару деньков то в Москву, то на Лысую Гору, то в Рим, то в Париж, не видя между этими местами особенной разницы.
        - Разве что на Лысой Горе отношения малость посердечнее, - уточняла она.
        Некоторое время спустя магическая брешь была заделана. Сарданапал подул на раскалившийся перстень Повелителя джиннов. Поклеп, внимательно оглядывавший снег, вновь подошел к академику.
        - Следов нет. Действия посторонней магии внутри купола тоже не наблюдается. Похоже, тот, кто нанес удар, по-прежнему находится снаружи, - сказал он.
        - Вернемся к твоему вопросу, Поклеп, - сказал академик. - Я буквально по пальцам могу пересчитать волшебников, способных на подобную концентрацию магии. К тому же здесь налицо использование древнего волшебного предмета.
        - Неужели снова Та-Которой?.. - с беспокойством начал Поклеп.
        Сарданапал взглянул на него, и завуч осекся.
        - Едва ли стоит валить все на мертвую старуху. Насколько мне известно, Чума-дель-Торт давно в Потусторонних Мирах. Ее магические силы почти иссякли, и единственное, что у нее осталось, - ненависть.
        - Если не Чума, тогда кто? Кому может понадобиться пробивать бреши в нашей магической защите? И зачем? Какой в этом может быть смысл? - быстро спросил Поклеп.
        Усы Сарданапала осуждающе дрогнули.
        - Слишком много вопросов - и слишком мало ответов. Порой мне кажется, я догадываюсь, кто это может быть. Только он, один во всем мире, владел магическим предметом требуемой силы. Но до конца я не уверен, так что, пожалуй, лучше воздержаться от предположений. Или мне придется совершить худшее в мире зло - подозревать невиновного.
        - Невиновного? А что, раньше этот кто-то был ангелочком? - желчно спросил Поклеп.
        - Прежде он не совершал ничего предосудительного и пользовался моим глубочайшим уважением. Правда, потом наши дороги разошлись, но все равно мне сложно поверить, что он мог измениться... Именно поэтому я даже не назову тебе его имени. Во всяком случае, пока не получу доказательств... - кивнул Сарданапал.
        Величайший из белых магов забрался на ковер, расправил его обледеневшие складки, произнес полетное заклинание и быстро полетел к Тибидохсу. Поклеп долго буравил глазками удалявшуюся спину академика, пока ковер не стал крошечной точкой. Лишь тогда завуч отвернулся и негромко проворчал:
        - Старый осел! Он что-то знает, но молчит... Поклеп запахнулся в плащ, несколько раз повернулся на каблуках и телепортировал. Богатыри и циклопы неохотно потащились к школе по глубокому снегу.
        
* * *
        
        Вечером в окно к Тане забарабанил разрумянившийся от мороза купидончик. Ежась от холода, Таня толкнула раму. Гробыня еще не спала и немедленно с недобрым любопытством уставилась на Таню. Трепеща крылышками, купидончик сунул Тане конверт с гербом Магфорда и букет роз, похожий на заснеженный веник. Выполнив свою миссию, купидончик принялся клянчить печенье.
        - Опять Пупперов отбиваем? - сухо поинтересовалась Гробыня.
        - Не опять, а снова, - заявила Таня, расплачиваясь с купидончиком и выпроваживая его.
        Пока Таня распечатывала конверт, Гробыня решительно завладела букетом роз и принялась отряхивать с него снег.
        - Не понимаю, Гроттерша, отчего ты все время сидишь без денег? Ты могла бы открыть цветочный магазин. Или пускай уж Пуппер вместо роз присылает тебе дырки от бубликов. Напиши ему; шли, мол, деньги, а цветочки я и туточки куплю. Интересно, он знает, что в твоих карманах, кроме печенья для купидонов, сроду ничего не было?
        - Иногда я об этом подумываю. В смысле о деньгах, - грустно сказала Таня.
        Гробыня хихикнула. Она подошла к Пажу и небрежно вставила букет между ребер скелета. Потом отошла и полюбовалась результатом.
        - Жаль, что глупый Пуппер не присылает цветов в горшках. Они бы дольше стояли. К тому же было бы чем в него швыряться. Да и вообще, Гроттерша, признай, что в розах есть что-то пошлое! На мой вкус, уж лучше хризантемы. Мой папашка вечно натаскивал с кладбища хризантем...
        Таню это откровение не слишком удивило. Отец Гробыни работал похоронным агентом и, помимо фамилии, передал дочери специфическое чувство юмора.
        Вскрыв конверт, Таня Гроттер отошла с письмом к окну.
        "Таня! Мое письмо есть большой секрет! Я тебя умоляю! Никто не должен знать, что оно от меня!" - начинал Пуппер.
        Не удержавшись, Таня фыркнула.
        "Угу... Сразу видно, что письмо секретное. В магфордском конверте и с букетом роз... Уровень маскировки - двенадцать баллов!" - подумала она.
        "Нам необходимо увидеться. Я должен сообщить тебе нечто важное, - продолжал Пуппер. - Сейчас я выпью стакан грога, сяду на метлу и буду лететь всю ночь. Надеюсь, я не превращусь в снежный баба (надеюсь, ты оценила ваш русский humor?). В пять утра я буду ждать тебя в священной рощице. В той рощице, которую ты мне показывала, когда я жил в Тибидохсе.
        Твой Гурий".
        Внизу письма было пририсовано девять сердечек - четыре на одной строчке и пять на другой. Когда Таня скользнула по ним взглядом, сердечки забились и принялись прыгать по листу. На верхнем сердечке зажглось "ТАНЯ", а на нижнем "ГУРИЙ".
        Таня хмыкнула. Она почему-то без доверия относилась к пестрым открыткам, сердечкам, куклам в кружевах, фарфоровым собачкам, корабликам в бутылочках и прочим подобным сувенирам. Ей была как-то ближе спокойная и сдержанная манера Ваньки и его нечастые, зато не дежурные, как у Пуппера, подарки.
        Гробыня, наблюдавшая за Таней с кровати, не выдержала мук любопытства.
        - Ну и что Пуппер тебе пишет, сиротка? Жениться-то не передумал? - спросила она.
        - А тебе какое дело? - огрызнулась Таня.
        - Значит, не передумал, раз ты мне хамишь, - удовлетворенно сказала Склепова. - Воображаю себе женатого Пуппера. Сидит такой в растянутых спортивных штанах у зудильника, трескает лапшу и смотрит матч по драконболу. Типа он все еще такой крутой перец, а у самого уже пивное брюшко размером с барабан... А сзади Гроттерша, то есть, пардон, Пупперша, нянчится с его примерными английскими чадами. А обе английские тетки и две дюжины магвокатов от умиления истекают слезами и соплями.
        Таня раздраженно взглянула на Гробыню.
        - Не нарывайся! - сказала она. - Я ведь тоже могу нарисовать тебе твое будущее.
        - Ну давай, рискни, - с некоторым беспокойством разрешила Гробыня.
        - Да пожалуйста. Семь раз замужняя мадам Склепофф на четвереньках возвращается с вечеринки, потому что спьяну не сумела даже забраться на пылесос. А сзади идут телохранители ее последнего супруга Шейха Спири и заботливо держат над ползущей по лужам мадам зонтики...
        Таня давно уже замечала за собой, что, когда ее задевали за живое, ее острый язычок резал как бритва. Вот и сейчас Таня Гроттер с увлечением рисовала широкими мазками неутешительное будущее "мадам Склепофф", в котором самым безобидным увлечением были мужчины, а самым душевно полезным - выпивка.
        Гробыня пожелтела от злости.
        - Хап-цап\ - внезапно крикнула она, выбрасывая красную искру.
        Едва прочитанное письмо Пуппера вырвалось из Таниных рук и перелетело в руки к Гробыне.
        - Ну-ка посмотрим, что нам пишет наш драгоценный!.. Ого, даже по-русски! Какой прогресс! - ехидно сказала она.
        - А ну отдай! - крикнула Таня, бросаясь к ней, но Склепова ловко, как слопавший лису суперколобок, скатилась с кровати и нырнула за спину Пажу.
        - Защищай меня! Атосус-портосус\ - крикнула она.
        Дырь Тонианно преданно замахал рукой с неизвестно откуда взявшейся в ней шпагой, не подпуская Таню к Гробыне.
        Пока Таня соображала, что ей делать, не применять же в самом деле против скелета Искрис фронтис, Склепова нетерпеливо запустила глаза в письмо Пуппера. Но не успела она прочитать и строки, как письмо съежилось, вспыхнуло оранжевым пламенем и превратилось в осиный рой. Гробыня взвизгнула пронзительно и обреченно, как бензопила, встретившая своей смертоносной цепью гвоздь. Звенящие полосатые насекомые облепили Склепову и, быстро переползая по голым рукам Гробыни, сложились в предостережение:
        "ДЕВУШКА С ХЛЕБ-ЭНД-СОЛ! НЕ СУЙ СВОЙ НОС В ЧУЖИЕ ДЕЛА!"
        Глупый Паж, скрипя костями, повернулся на подставке и сделал шпагой выпад, явно собираясь проткнуть пару ос, а вместе с ними и Гробыню.
        - Ааа-а-аа! - крикнула Склепова, едва увертываясь от услужливого скелета.
        Последняя оса, продолжавшая висеть в воздухе, быстро спикировала на нос Гробыне и жалом поставила на нем решительную точку. Взвыв, Склепова завертелась ужом, стряхивая с себя ос, но те уже превратились в седой бумажный пепел...
        - Ну, Пуппер! Ну, гад ползучий! Попадешься ты мне, когда я куплю инкубатор и буду выводить гремучих змей, - разглядывая в зеркале распухший нос, сказала Гробыня.
        Глава 5 ЩИТ ПЕРСЕЯ
        
        В четыре часа утра в комнате у Тани негромко сработал заговоренный с вечера зудильник. Пора было тащиться на свидание с Пуппером. Таня присела на кровати. Голова была точно свинцовая.
        "Гурий выбрал неудачное время. Пусть ничего не ждет. На рассвете я не настроена на романтику", - зевая, подумала Таня.
        На Черных Шторах суетливо прыгали фрагменты недавнего сна. Сон был неприятный. Жар-птиц на плече у Ваньки Валялкина превращался в жирную таксу Дурневых, кривоногую, как антикварная козетка тети Нинели. Но это было еще не все. Таня, со страхом смотревшая на Ваньку, видела, как его лицо приобретает все больше сходства с лицом Пуппера, на лбу появляется шрам, а в руке метла. А она - та, другая Таня из сна - кидается к Пупперу на шею...
        - Дрыгус-брыгус! - буркнула Таня, одним заклинанием решительно сметая с Черных Штор весь компромат.
        - Гроттерша, кто это звонит? - не открывая глаз, спросила Гробыня.
        Малютка Гроттер сообразила, что спросонья не выключила зудильник.
        - Твой Шейх Спиря. Подойдешь? - сказала Таня первое, что пришло ей в голову.
        - О нет, только не он! У меня от него диатез начинается! Скажи ему, что я вышла замуж за Усыню или повесилась, - пробурчала Гробыня и вновь уткнулась носом в подушку.
        Полминуты спустя Склепова уже сопела в обе дырочки. Дождавшись, пока на Шторах появится Гуня Гломов, идущий под ручку с Пуппером, одетым в шотландскую юбочку, Таня оделась и выскользнула из комнаты.
        Она уже спускалась по Главной Лестнице и была недалеко от подъемного моста, когда внезапно из арки вынырнула темная шаткая фигура. Таня вскинула руку с перстнем.
        - Искрис фронтис! - крикнула она. Ей невесть что пришло в голову.
        - Эй, Гроттерша, ты чего? Это же я! - испуганно воскликнул кто-то. Таня отдернула руку. Боевая искра прошла выше и затерялась в лабиринтах. Ее вспышка выхватила из темноты бледное лицо Жоры Жикина.
        - Ты что здесь делаешь? - спросила Таня.
        - Ждал Лоткову. Она назначила мне встречу у гробницы царя Гороха. Всю ночь проторчал. Кости Гороха опять ворочаются - небось заговорил кто-то, - грустно сообщил Жикин.
        - И где Лоткова?
        Жора вздохнул. Подозрительность вступила в борьбу с глупым тщеславием. После непродолжительной схватки тщеславие взяло верх.
        - Э-э... Она не пришла, - сказал он вскользь.
        - А! - протянула Таня.
        - Думаю, она случайно уснула и видит меня во сне. Великая любовь, женские нервы и все такое. С Катькой такое случается, - поспешно добавил Жикин.
        - А!
        - Да и вообще, я рад, что так все вышло. Обожаю, знаешь ли, прошвырнуться на рассвете... Свежий воздух очень бодрит, - сказал Жикин, стуча зубами от холода.
        - Я вижу. Редко встречаешь по-настоящему бодрых людей, - вежливо согласилась Таня.
        Жикин некоторое время переминался с ноги на ногу, терзаемый самолюбием и недовольный, что предстал в невыгодном свете.
        - А ты куда, Гроттерша? - вдруг пытливо спросил он.
        - Представь себе, какое совпадение. Я тоже обожаю прошвырнуться на рассвете, - сказала Таня.
        Она прошла мимо Жикина и стала спускаться к подъемному мосту.
        Таня надеялась, что Жора отстанет, но он увязался за ней. Похоже, первый донжуан Тибидохса решил вместо сорвавшегося свидания с Лотковой устроить свидание хоть с кем-нибудь. По дороге он рассказывал Тане анекдоты, порой даже забавные, и пытался ненароком прикоснуться к ней.
        Через двадцать ступенек малютке Гроттер уже дико хотелось завязать ему ручки бантиком.
        "Вот дура! И зачем я пошла пешком? Надо было подняться на стены и лететь на контрабасе", - ругала она себя.
        Наконец лестница закончилась. Они прошли широкую площадку, где в Средневековье, во время магических войн, собирались отряды метателей сглазов, и через широкие ворота вышли к подъемному мосту.
        У подъемного моста, с другой стороны рва, горел костер. Издали огонь был похож на рыжую запятую, возле которой суетились маленькие фигурки. Ров замерз, лишь кое-где торчали пучки сухого камыша.
        Таня перешла мост. Она опасалась, что циклопы будут задавать ей лишние вопросы: куда идешь да зачем, но стражам Тибидохса было явно не до нее.
        Поручик Ржевский и малютка Клоппик, слегка подросший с осени, играли с циклопами пара на пару в засаленные карты. Клоппик явно передергивал, но с такой милой детской улыбкой и так ловко, что циклопы этого даже не замечали. Изредка, поддерживая репутацию малыша, недавно взявшего в руки колоду, Клоппик путал короля с валетом или пытался покрыть козырную девятку некозырной семеркой. Пока циклопы добродушно ржали над неумелым малюткой, тот, наивно моргая и называя их "дяденьками", готовил себе запас тузов на следующую игру или вытягивал козырей из отбоя.
        Зато циклопы внимательно следили за поручиком Ржевским, который был известен в Тибидохсе как ловкий шулер, не раз при жизни приложенный подсвечником. Призрак сидел - или, вернее, висел - в воздухе, с самым невинным видом вытянув долговязые ноги и держа карты близко у лица. Сложно сказать, каким образом ему удавалось управляться с материальными предметами. Сам Ржевский утверждал, что делает это не руками, а силой желания, и переводил стрелки на своего дедушку-ведуна, который якобы и пельмени ел, не притрагиваясь к ним и пальцем.
        Циклопы не давали поручику даже прикоснуться к колоде и подальше отодвигали от него отбой. Когда же Ржевскому нужно было взять из колоды, они сами по одной передавали ему карты. Поручик возмущался и называл циклопов глупыми плебеями и кухонными мужиками, не способными оценить движения благородной души. Тем временем левый глаз "благородной души" парил в воздухе за спинами у циклопов и буквально пасся у них в картах.
        Циклопы галдели, ревели, ругались низкими голосами, в сердцах шлепали картами - и раз за разом проигрывали. Возле Клоппика и Ржевского уже высилась целая гора шкур и закопченных на костре бараньих лопаток. Страж ворот Пельменник наиболее азартный из всех, ухитрился проиграть не только свою секиру, но даже и тулуп с шапкой и теперь дрожал у костра в одних только ватных штанах. Его грозный глаз безумно вращался на лбу. Малютка Клоппик с деловым видом ощупывал голенища выигранных валенок.
        Заметив Таню и Жикина, впавший в младенчество глава темного отделения обернулся.
        - Жол, а Жол! Пивет! Скази шмыглис-флыглис! - тоненьким голоском попросил он.
        - Отстань! - огрызнулся Жикин. Он, как и все в Тибидохсе, давно усвоил, что за Клоппиком лучше не повторять.
        - Ах так! - обиделся Клоппик. - Я все давно не отстану! Поплосу кого-нибудь из циклопов сёлкнуть тебя по лбу! Они мне все клугом долзны! Кто согласится?
        Циклопы придвинулись поближе к костру. Желающих было море. Жикин попятился. Он не забыл еще, с каким рвением циклопы щелкают по лбу.
        - Ладно-ладно! А что это за фрыглис? - подозрительно спросил Жикин.
        - А ты скази! Тебе понлавится! - подбивал Клоппик, в глазах у которого плясали огненные блики.
        - Шмыглис-фрыглис! - пробурчал Жикин, у которого просто не оставалось другого выхода.
        Полыхнула красная искра. В следующую секунду Жикин, точно ракета, сорвался с места. Безостановочно вопя, он описал в воздухе красивую дугу и исчез в одной из бойниц Тибидохса. Циклопы, Таня и поручик Ржевский проводили его взглядом.
        - Низко полетел! К дождю! - басом сказал призрак и заржал. Он обожал читать лопухоидные анекдоты про себя, любимого.
        - О, нет! Не верю! Меня спас малютка Клоппик! - воскликнула Таня, сообразив, что избавилась от Жикина.
        - Я дазе не думал, сто мое катапультилующее заклинание слаботает. Это зе было пелвое испытание! - улыбаясь, сказал малютка Клоппик. Передние зубы у него недавно сменились и теперь были белые и острые, как у бобра. Смотреть на них было гораздо приятнее, чем на желтые пеньки прежнего профессора Клоппа.
        - Глотти, дай дылок от бублика на сигалеты! - попросил он.
        Он единственный в школе додумался называть Таню Гротти. Остальные предпочитали более тяжеловесное Гроттерша.
        - Детям курить вредно, - сказала Таня. Поручик снова заржал, не забывая светить циклопам карты. Выигранные вещи ему были не нужны. Цель у Ржевского была иной. Он явно собирался к утру превратить стражу Тибидохса в группу нудистов-любителей.
        - Кто кулит, я? - искренне оскорбился Клоп-пик. - Я не кулю! Я сигалеты галпиям скалмливаю! А они меня за это по воздуху катают.
        - Гарпии едят сигареты? - поразилась Таня.
        - А как зе! За милую дусу! - заверил Клоппик так радостно, что Таня даже не подумала в этом усомниться.
        Малютка Клоппик оказался единственным, кто сумел подобрать ключик к черствым сердцам гарпий. Любого другого они сбросили бы на камни и расклевали. Недаром Тарарах всегда считал Клоппа одним из самых способных своих учеников.
        Подвергая критике теорию и практику свиданий на рассвете, Таня долго шла по берегу вдоль русалочьего пруда, пробираясь к священной роще. Снег в темноте казался синеватым. Уходя к горизонту, он смешивался с лиловым, с подтеками небом.
        Снег падал крупными редкими хлопьями. Тане казалось, будто где-то высоко на небе великан моет руки и роняет мыльную пену. С пруда доносился плеск воды. Русалки, сестры Милюли, скрытые камышом, сидели на краю пробитой для них полыньи, расчесывали распущенные волосы осиновыми гребнями и тянули бесконечную, заунывную, звенящую в предрассветной тишине песню. Изредка одна из русалок не то рыдала, не то хохотала. С берега было сложно понять, что означал этот звук.
        На всякий случай Таня поднялась немного выше по склону. Идти вдоль самого берега было опасно. Русалки, ничтоже сумняшеся, запросто могли утопить ее для пополнения своей численности, защитная же магия, которую преподавала доцент Горгонова, не действовала на них на рассвете.
        "Чеховский прудик... Лермонтовские русалки... И глупая Гроттерша, спешащая на свидание со своим Пуппером! Тьфу ты, в этом мире нет ничего нового!" - думала Таня, увязая в снегу.
        Незаметно она дошла до рощицы. Дубы, некогда посвященные Перуну, тесно толпились на вершине холма. Кое- где в снегу видны были глубокие следы. Малютка Гроттер забеспокоилась было, но разглядела, что носки у следов повернуты в сторону Тибидохса. Похоже, бдительные стражи просто-напросто слиняли с боевого дежурства.
        Таня поднялась на холм по его крутой береговой части. Пуппера видно не было. Она дважды окликнула его - тишина.
        "Что за дела такие? Девушки приходят на свидания первыми! Уж утро близится, а Пуппера все нет!" - подумала она.
        Таня пошла через рощицу. Здесь, на небольшой проплешине, точно единственный волос на макушке у прежнего профессора Клоппа (нынешний малютка был курчав просто до безобразия), рос Лукоморский дуб. Некогда по его золотым цепям, заводя песнь и говоря сказки, разгуливал кот Баюн. Ныне же цепи были расплавлены молнией. Кот же либо загулял, что с ним случалось регулярно раз в столетие, либо во времена Чумы-дель-Торт был сожран голодной нежитью. Лишь дуб, как и прежде, одиноко стоял на самой вершине, неохватный, мрачный, и, казалось, подпирал своими раскинувшимися ветвями небосвод.
        Шурасик, который знал все на свете, кроме одного: почему он такой зануда, порой принимался рассуждать, что Лукоморский дуб - одна из параллельных реинкарнаций мирового древа. Однако Таня, видевшая мировое древо в квартире у Дурневых, очень в этом сомневалась. Мировое древо было легким и стремительным. Оно взмывало ввысь, точно пирамидальный тополь или кипарис. Громадный же, неуклюжий, давящий своей мощью дуб скорее был олицетворением язычества, силы земли или хаоса.
        Обходя дерево, Таня случайно заметила между его толстыми корнями нечто вроде естественно образовавшейся ниши или норы, достаточно глубокой, чтобы в нее мог пролезть человек. Движимая любопытством, Таня легла на живот и поползла внутрь. Ей пришло в голову затаиться здесь и после напугать Пуппера. В норе было так темно, что она едва различала свои же ладони.
        "А ну как меня кто-то с той стороны схватит и затянет внутрь! Или я сама застряну!" - опасливо подумала Таня.
        Но ее никто не схватил. Вместо этого пальцы неожиданно натолкнулись на что-то холодное, звякнувшее в темноте. Таня поспешно отдернула руку. Лишь минуту спустя она набралась храбрости и, вновь ощупав загадочный предмет, поняла, что это нечто вроде круглого металлического блюда. Разве только внутри блюда не бывает кожаных ремней.
        "Ага, тогда я, кажется, догадываюсь, что это может быть!" - подумала Таня.
        Ухватившись за ремень, она выползла из норы и с немалым трудом вытащила наружу серебряный щит.
        Щит сверкал, точно зеркало. Таня некоторое время разглядывала в нем свое лицо. Центр щита был ровным и идеально отшлифованным. Если он и искажал отражение, то незначительно. По краям щит покрывали руны, вписанные в орнамент, состоящий из виноградных листьев и гроздьев.
        "Чего только не найдешь на Буяне! Интересно, Сарданапал знал, что под дубом лежит щит?" - подумала Таня, удивляясь, что, пролежав в норе, щит совсем даже не потускнел. Впрочем, у магических предметов - а щит явно относился к их числу - были свои отношения со временем.
        Разглядывая щит, Таня прождала Пуппера еще минут двадцать. Окончательно потеряв терпение, она решила вернуться в Тибидохс. Спускаться с холма по снегу ей не хотелось. Тогда, сев на перевернутый щит, она оттолкнулась, подобрала ноги и помчалась по покрывавшему снег насту.
        Вначале щит скользил медленно, точно осваиваясь в новом качестве, но вскоре разогнался, как пикирующий контрабас. Ветер поспешно завел свою стремительную песню. Он то звенел как комар, то фальшиво насвистывал какой-то мотивчик. Таня вцепилась в ремни. Она и не надеялась, что сумеет так разогнаться. К тому же круглый щит вращало, так что малютка Гроттер спускалась то боком, то спиной вперед.
        Пытаясь выровняться, Таня увидела стремительно приближавшийся к ней дуб - крайний из дубов нижней рощи, о которой она совсем забыла. Поняв, что никаким другим способом избежать столкновения не удастся, Таня Гроттер торопливо скатилась со щита и, раскинув руки, стала тормозить о снег.
        Снег забивался ей в рукава, за воротник, щипал шею и грудь. Немного не докатившись до дуба, Таня остановилась, оказавшись рядом с перевернувшимся щитом. Голова у нее кружилась. Ей почудилось, что дерево, в которое она едва не врезалась, неожиданно раздвоилось. Отделившись от ствола, к Тане подбежал Гурий. Он был синенький от мороза, закутанный, как отступающий француз в 1812 году, в какие-то шерстяные платки, но очень бодрый.
        - О Таня! My dear! - воскликнул он, пытаясь обнять и поцеловать ее.
        Таня заслонилась щитом. Страждущий англичанин, закрывший от предвкушения глаза, поцеловал в щите свое отражение, едва не примерзнув к нему языком.
        - Таня! Почему ты такая суровая? Я не видел тебя больше месяца, а ты даже не подарить мне поцелуй! - разочарованно сказал он.
        - Подумаешь, месяц. Это еще не повод, чтобы обмениваться микробами... Ладно, если хочешь, можешь пожать мне руку, - разрешила Таня.
        Воспользовавшись разрешением, Гурий долго мял ее ладонь. Одновременно он зачем-то сунул левую руку в карман.
        - Ты случайно не феминистка? У нас в Магфорде много феминисток! - озабоченно спросил он.
        - Феминизм - это к Шито-Крыто! У меня другой диагноз, - сказала Таня.
        - Диагноз? Какой? - забеспокоился Гурий. Приученный тренером принимать перед едой кучу витаминов, он ужасно боялся всевозможных болезней.
        - Простой и неизлечимый. Я Гроттерша, и этим все сказано.
        Гурий с облегчением перевел дух.
        - Ты не подумай, я очень уважаю феминисток. Моя хорошая знакомая Гореанна феминистка, но... - начал он.
        - Но жениться на ней ты не хочешь и согласен уступить ее Перуну. С тобой все ясно. Все вы такие. Вам всем клушу подавай, - фыркнула Таня.
        Она уже жалела, что не прикинулась феминисткой. Это был бы эффектный и простой способ раз и навсегда отделаться от Гурия. Пуппер заморгал. Глазки у него стали печальными и умоляющими, как у песика, который выпрашивает мясо.
        - Таня, почему у нас все не так? - печально произнес он.
        - Как не так? - спросила Таня.
        - Не так.
        - А как чтобы так?
        - Я не знаю как, но не так, - сказал Пуппер еще печальнее.
        - А конкретнее нельзя? Какого так ты от меня ожидаешь? - поинтересовалась Таня. Гурий смущенно порозовел.
        - Никакого не ожидаю. У меня все о'кей, - поспешно проговорил он.
        Таня почувствовала, что еще немного и Пуппер встанет у нее на одну доску с Жикиным. Гурий ей катастрофически надоедал. Самый простой способ потерять девушку - это свалить на нее вину за свои неудачи. Или обращать слишком много внимания на ее настроения. Гурий совершал обе ошибки разом.
        - Ты опоздал на свидание. Я уже хотела вернуться, - сказала она.
        - Я не опоздал. Я тебя искал! - возмутился Пуппер, но возмутился как-то вяло.
        Почему-то Тане показалось, что Гурий темнит. Если он действительно был здесь, в нижней роще, то почему не окликнул ее, когда она только поднималась на холм? Или он надеялся, что Таня найдет щит, который Пуппер разглядывал теперь с явным смущением, будто видел его когда-то прежде? И зачем он все время держит руку в кармане?
        - И что же важное ты хотел мне сообщить? - спросила малютка Гроттер, опасаясь совсем разочароваться.
        Пуппер засветился от счастья.
        - О! Я придумал, как уговорить моих теть согласиться на нашу помолвку! Мы должны убежать на край света и скрываться, пока тети не скажут "да". Возможно, даже записаться в команду бабаев и тренироваться с ними. Бабаи умеют держать тайны... Ты не думай, что это надолго.
        Через несколько лет я сам смогу распоряжаться своим счетом в банке и тогда...
        Таня почувствовала раздражение. Она успела уже наслушаться подобных проектов, когда кормила обмороженного Пуппера с ложечки в магпункте. И вот опять! Их отношения с Пуппером, как заезженная пластинка. Когда же наконец Гурий выдумает что-то новое?
        - Гениальный план. Идея записаться в команду бабаев мне особенно понравилась. Поговорим лучше о птичках. Как поживают твои тети? - спросила она.
        Гурий передернул плечами.
        - Знаешь, ничего, - произнес он. - Очень мило улыбаются. И тетя Настурция, и та тетя, которая снится магвокатам... Я ведь к ним недавно вернулся, жалко их стало. И знаешь, они такие смирные. "Гурий, мы тебя умоляем, не покидай нас! Гурий, что нам сделать, чтобы ты забыл об этой ужасной русской?" Я им шутки ради сказал, что хочу салат из комариных сердечек, так утром сам об этом пожалел... Представляешь, большой стол, куча комариных крыльев и две мои тети, бледные после бессонной ночи, как две ведьмы, склонились над маленькой тарелочкой с чем-то таким алым. Я потом три дня не мог уснуть.
        - А магвокат Хадсон? - спросила Таня. Она уже неоднократно выслушала от Пипы рассказ о ее геройском поступке, который с каждым разом обрастал все новыми душещипательными подробностями.
        - Про Хадсона тети даже не заикаются. Я и самого Хадсона видел. Он приходил с какими-то бумажками. Сделал вид, что ничего не случилось, хотя и сморщился, будто откусил сырую луковицу... - сказал Пуппер.
        Таня засмеялась.
        - Это же Пипа его тогда телепортировала! Кстати, ты знаешь, она тоже здесь!
        - Пипа в Тибидохсе! Я знал, я чувствовал! - Пипа такая славная! - воскликнул Пуппер, и его глаза странно затуманились.
        Должно быть, любовная магия вуду имела обратный отток, и Гурий, сам того не подозревая, все больше привязывался к Пипе. Хотя о любви, разумеется, говорить пока не приходилось. Лишь о дружеском интересе или начальной нежности, которые иногда предшествуют чувству.
        Спохватившись, что он слишком увлекся, расхваливая Пипу, Гурий поумерил свои восторги.
        - У меня еще одна магвость! - вспомнил он, мигом становясь серьезным. - Я слышал, как наш тренер говорил по зудильнику с Бессмертником Кощеевым. Бессмертник позвонил в тот момент, когда наша команда отрабатывала правильную посадку на метлу и взлет с разбегу. Тренер не хотел, чтобы мы это слышали, но получилось так, что Бессмертник был возбужден и говорил слишком громко. Почти кричал. Понимаешь?
        - Понимаю, - сказала Таня, размышляя, какие тоскливые у англичан тренировки.
        Соловью О. Разбойнику даже в голову не пришло бы отрабатывать посадку на контрабас или на пылесосы. Он счел бы это бессмысленным. Вот напустить полный купол драконов или принести с собой осиное гнездо, заставив игроков ловить ос по одной, да так, чтобы не раздавить ни одну, совсем другое дело. Это было вполне в его привычках.
        - А теперь главное! Они в Магществе из кожи вон лезут, чтобы матч-реванш невидимок и сборной Тибидохса не состоялся! - взволнованно произнес Пуппер.
        Таня вздрогнула.
        - Нет, - сказала она быстро. - Нет, только не это!
        Она даже не смогла сразу осмыслить эту новость, а принимала ее постепенно, словно кто-то толчками вгонял ей в грудь тупое копье. Какой это будет удар для всех: для Соловья, для Сарданапала, для Тибидохса и лично для нее! Все зимние и осенние тренировки пойдут насмарку, и она никогда не сможет исправить последствия, того унизительного матча, когда она забила гол Гоярыну. Сколько раз она потом видела этот момент во сне, сколько грызла себя. Нет, этого просто не может быть!
        - Они хотят отменить матч? Но зачем ты мне это говоришь? Разве ты сам не из Магфорда? - опросила она у Пуппера.
        Гурий кивнул.
        - Из Магфорда. Но я сторонник честного спорта. У вас хорошая команда, и мне будет куда приятнее одолеть ее в справедливой... как это по-русски... борьбе. Мне стыдно, что мой тренер может думать иначе. Зачем он вообще пошел на эту сделку? - горько сказал Пуппер.
        - Но как они отменят матч? Нужен какой-то повод! - воскликнула Таня.
        - В этом-то и суть сделки. Как я понял, все продумано очень хитро. В марте команде Тибидохса предложат встретиться со сборной вечности. Вы не сможете отказаться, от этого не отказываются. К тому же о матче вам сообщат в самый последний момент... - заметил Пуппер.
        О сборной вечности Таня слышала впервые. Насколько она знала, в чемпионатах такая сборная никогда не участвовала. Правда, название команды звучало жутковато. Но все равно не так жутко, как, скажем, "гандхарвы" или "оборотни".
        - А если мы победим, матч тоже отменят? - осторожно спросила она. Пуппер расхохотался.
        - Победить сборную вечности? О, я оценил вашу русскую шутку юмора! Ха-ха! - одобрил он.
        Таня с недоумением уставилась на него. Она не усматривала тут никакой "шутки юмора", ни русской, ни иностранной.
        - Обыграть сборную вечности - это... impossible! В истории не было ни одного случая, чтобы сборная вечности проиграла. Не было и не будет! - сказал Гурий.
        - С какой это радости? Что они, железные? - усомнилась Таня.
        Гурий мгновенно перестал смеяться и с изумлением уставился на нее.
        - Неужели ты никогда не слышала о сборной вечности? Десять самых блестящих, самых непобедимых драконболистов, что когда-либо существовали! Из всех уголков земли! Разных эпох, разных народов, разных сущностей! Некоторые из очень давнего прошлого. Всех их специально для матча вызовут из Потустороннего Мира... Теперь разобралась? Да они втроем раздавили бы любую команду, как гнилой орех, а тут их будет десять... Десять! Вот почему сборная вечности!
        Таня содрогнулась. До нее постепенно начинало доходить.
        - Так они что, мертвяки, что ли? - спросила она осипшим голосом.
        Гурий покачал головой.
        - Нет. Они не мертвяки... То есть, конечно, их уже нет в живых, но это ничего не меняет... На матче они будут живыми. Все они предстанут в пике своей формы, во всем блеске, в лучший год своей драконбольной карьеры!
        - Но как?
        - О, Таня, my dear! Я не большой... э-э... специалист... но существует древний тимпан. Один из самых жутких магических предметов. Он на время вызывает жителей Потустороннего Мира и выводит их в наш мир. Они будут материальными, такими же, как мы с тобой, но всего один час - даже на одно мгновение меньше, чем час. Таков договор с Потусторонним Миром. Так что матч будет не очень длинным. Зато ты сама увидишь: трибуны будут ломиться от зрителей. Сборная вечности - это... это... дас ис фантастиш!
        Пуппер отчего-то покраснел. Должно быть, никто еще не знал, что он тайком учил немецкий язык.
        - Выиграть у сборной вечности нельзя. Никто этого и не ждет, - торопливо продолжал он. - Все, что вы должны сделать, это забить хотя бы один мяч. Перцовый, чихательный, пламягасительный - не имеет значения какой. Но, поверь, даже и это почти невозможно... Все мячи окажутся в пасти вашего дракона раньше, чем закончится час.
        - А если не забьем?
        - На это Бессмертник и рассчитывает. Если вы проиграете сборной вечности с нулевым счетом, спорткомитет Магщества заявит, что команда Тибидохса не готова, и отменит матч- реванш. Есть какой-то старинный закон, который позволяет зарекомендовавшей себя сильной команде, скажем, невидимкам, отказаться от поединка с более слабой командой, если последний матч был проигран этой командой с нулевым счетом.
        - Вот гады! - задумчиво сказала Таня. Ее раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, она была возмущена и презирала Бессмертника и его подлый план. В то же время ей ужасно хотелось взглянуть на сборную вечности - подумать только, все кумиры, о которых Дедал Критский и Соловей буквально прожужжали им уши, соберутся на поле! Должно быть, среди них будет и Фрол Слепой, тот самый, о котором они столько слышали. Даже проиграть такой команде будет не стыдно.
        Пуппер молчал, разглядывая носки своих ботинок.
        - И еще... я просто обязан это сказать. Если вы все-таки забьете, и матч невидимки - Тибидохс состоится, я буду сражаться против вас в полную силу... Я не могу обмануть ожидания своей страны! - с усилием выговорил он.
        Малютка Гроттер взглянула на замотанного в платки Пуппера, категорично мерцавшего красным носиком. Чем-то он был похож на Ваньку. Тот тоже порой становился таким же принципиальным. Да и ветхая желтая майка Валялкина чем-то напоминала нелепые одежды Гурия. В душе у Тани поднялась теплая волна, отчасти вызванная странным сегодняшним сном. Вздумай Пуппер обнять ее в этот момент, она, пожалуй, не стала бы возражать. Просто закрыла бы глаза и представила, что это Ванька.
        - Я в этом не сомневалась. Если бы сражался не в полную силу - я бы тебя не уважала, - сказала она.
        Теперь Тане было уже стыдно, что она могла мысленно сравнивать Пуппера с Жикиным. Если бы Гурий не говорил все время о любви, превращаясь в назойливую муху, она бы дружила с ним, как с Ягуном.
        Горизонт порозовел. Спохватившись, что ему еще лететь через океан к тетям, Пуппер засобирался.
        - Таня, мне пора. Ты еще подумаешь над моим предложением? Я имею в виду побег на край земли?
        Наваждение мгновенно развеялось. Гурик снова становился невыносимым. Таня Гроттер хотела прокомментировать это в своей манере, но Пуппер жалобно округлил глаза.
        - О нет, Таня, my dear, я умоляю! Я все понял! Не говори мне "нет", скажи "я подумаю". У меня останется хоть какая-то надежда, - попросил он.
        Таня хмыкнула.
        - Я подумаю, - великодушно повторила она, размышляя, как мало надо человеку для счастья. Пуппер просиял.
        - Тебя подбросить до Тибидохса? Я на метле! - предложил он.
        В этот момент Гурий походил на лопухоида, который, вчера получив права, с натужной небрежностью спрашивает у девушки: "Тебя подбросить? Я на колесах".
        Таня хотела ответить "нет", но вспомнила снежное поле и, пошевелив пальцами в отсыревших ботинках, сказала "да". Тая от счастья, Гурий заботливо помог ей забраться на метлу и сам вскочил спереди. Сияющий щит Таня захватила с собой. Оставлять его под дубом показалось ей глупым.
        Таня надеялась, что Пуппер сразу полетит к Тибидохсу, но Гурию хотелось порисоваться. Он стал выписывать в воздухе змейки и входить в штопор. Таня вынуждена была крепко обхватить его за пояс и стиснуть метлу коленями.
        - Ну как? - спросил Пуппер, выходя из пике у самой земли.
        - Дас ис фантастиш! - насмешливо сказала Таня, в третий раз стукнувшись носом о его плечо.
        Исчерпав весь запас воздушных трюков, воодушевленный Гурий направил метлу к Тибидохсу и сделал круг над Большой Башней. Демонстрируя свое искусство, он пролетел совсем низко, едва не коснувшись ногами крыши. Тане захотелось спрыгнуть и посмотреть царапину на камне, что указывала направление на Лысую Гору - ту царапину, что когда-то так согревала ей ладонь. Но она могла раскиснуть, а проявлять слабость при Пуппере ей не хотелось.
        - Я замерзла! Хватит! - нетерпеливо крикнула она Гурию.
        Пуппер обернулся, кивнул и послушно стал снижаться, проносясь в нескольких метрах от темных окон Большой Башни. Неожиданно их ударило точно ураганным порывом. Пуппер вцепился в метлу, а Таня в Пуппера. Их несколько раз перевернуло в воздухе, прежде чем Гурий сумел выровнять метлу. Таня выронила щит, и он, сверкнув точно блестящий пятак, исчез в одной из отдушин, прокопанных нежитью под Башней. Поклеп упорно боролся с этими ходами, но взамен засыпанных сразу появлялись новые.
        - Проклятье! Ты видела? Нас сглазили! - крикнул Пуппер.
        Таня вспомнила, что, когда их швыряло ураганом, в окне одной из комнат Жилого Этажа маячило белое лицо с широко распахнутым в беззвучном крике ртом. Кто-то стоял, вцепившись в подоконник, и следил за ними дикими глазами.
        Лишь гораздо позднее, когда Гурий уже ссадил ее на одном из балкончиков и умчался к своим английским тетям, у Тани мелькнула мысль, что это могла быть Пипа. Однако твердой уверенности у нее не было.
        За завтраком невыспавшаяся Таня была вялой и неразговорчивой. Больше всего ей хотелось вновь завалиться спать, но надо было еще тащиться на нежитеведение, а потом к Безглазому Ужасу выслушивать запутанную историю Потусторонних Миров. Зато Баб-Ягун, свеженький, как огурчик, и румяный, как помидорчик, громко сетовал на судьбу.
        - Маннокашная скатерть! Какое невезение! Я застрелюсь! Нет, повешусь! Или вначале застрелюсь, потом повешусь, а потом еще для верности отравлюсь. Если, конечно, эта манная скатерть сама по себе не ядовитая!
        - Ягун, утихомирься. Последние три раза была шоколадная! - миролюбиво возразил Валялкин.
        - Вот именно! Это я и называю переливами фортуны. То шоколад, то манная каша. Сиди, жуй и к стулу не приклейся!.. Нетушки, так дело не пойдет. Придется применить план икс... - сказал Ягун.
        Он отодвинул тарелку и стал неотрывно смотреть на Лизу Зализину. Длинноволосая Лиза томно сидела за соседним столиком, где перед ней была вполне приличная пирожковая скатерть.
        Примерно через минуту Зализина, которую Ягун буквально пожирал глазами, неуютно задвигалась. Она скользнула взглядом по их столику и, встав, стала быстро собирать на тарелку пирожки.
        - Получилось! Проникающий гипноз - страшная вещь! - восторжествовал Ягун.
        Но Зализина прошла мимо Ягуна и поставила тарелку перед Ванькой. Разочарованный Ягун едва не стукнулся носом о стол.
        - Вань, хочешь пирожков? Ты такой бледненький, такой вечноголодненький, - сказала Лиза с такой нежностью, что Таня чуть не взвыла от ревности.
        - Я не бледненький. Но пирожки давай, - произнес Ванька.
        Когда Зализина ушла, Ванька передвинул тарелку в центр стола. Ему неудобно было есть одному.
        - Хотите? - предложил он.
        - Обожаю пирожки, - предательски заявил Ягун. - Интересно, с чем они? Ого, с рисом, с картошкой, с яблочным повидлом... А вот Таньке точно достанется с капустой. Спорю! Ей вечно не везет.
        - Нет, спасибо. Меня от одного вида этих пирожков тошнит. Я обожаю манную кашу, - сказала Таня и отодвинулась на дальний конец стола.
        Так случилось, что именно этот край оказался ближе других к преподавательскому столику. Без всякого желания ковыряя ложкой в манной каше, Таня случайно услышала обрывок разговора Великой Зуби и Готфрида Бульонского. Готфрид, глухой, как среднестатистический военрук, не умел говорить тихо, а Зуби невольно приходилось под него подстраиваться.
        - Свет очей моих, неужели снова? Говорят, он гораздо больше всех прежних, - басом спрашивал Готфрид.
        - В него легко проехал бы всадник. Циклопы клянутся, что вечером ничего не было. Если это правда, он мог появиться только ночью или на рассвете, - отвечала Зуби.
        - Поклеп уже там? Может, мне стоит ему помочь? - Готфрид кивнул на пустой стул завуча.
        - Не стоит. Он отлично справится и сам. У него есть опыт, к тому же, дорогой, магия - не самая сильная твоя сторона, - мягко сказала Зуби.
        Спящий Красавец с облегчением кивнул и хищно вонзил вилку в бифштекс. Ему самому не очень хотелось прыгать по сугробам с не знающим промаха копьем и изображать из себя крутого средневекового воина.
        - И где на этот раз? - спросил он, отправляя кусок мяса в прогулку по своим органам пищеварения.
        - Сразу за священной рощей. В самой роще мы нашли свежие следы, которые ведут из Тибидохса, но обратных следов нет... Надеюсь, Поклеп разберется. Насколько я знаю, он отлично читает следы, - ответила Зуби, беспокойно оглядываясь и поднимая кольцо.
        Поняв, что бывалая Зубодериха что-то заподозрила и сейчас применит "Ушкус намакушкус!", Таня усилием воли заставила себя больше не напрягать слух и торопливо уставилась в тарелку. Она и так уже знала достаточно.
        "Следы в роще! Она говорит о моих следах и о следах Пуппера! Но я ничего не делала! Это же надо снова так попасть!" - подумала она.
        Скверные предчувствия, как назойливые мухи, роились у нее в голове.
        " - Неужели это Пуппер проломил магическую защиту? Но зачем ему? Грааль Гардарика его и так пропускает. И еще этот щит... Вдруг все как-то связано? Неплохо бы показать щит Сарданапалу, да только поди разыщи его в этих ходах нежити. Еще саму заставят лезть. Лучше уж тогда помолчать", - размышляла Таня, прокапывая в ненавистной манной каше оросительные каналы для сливочного масла.
        
* * *
        
        Тем временем, уже подлетая на метле к Магфорду, Пуппер тискал в кармане ползунки, к которым был пришит добрый десяток убийственной мощи амулетов. Эти амулеты были позаимствованы у темной колдуньи Цирцеи, проживавшей в небольшом уютном особнячке на побережье. Гурий был недоволен и не понимал, почему магия вуду не сработала. Цирцея уверяла, что Таня бросится ему на шею сразу, как только их глаза встретятся.
        "Фаши чуфства усилятся ф зибн раз, и это будет грандиозны пэйшн! Я проделала чудовищны магическы вок! Этот младенческий ползунок теперь просто пропитан грэйт лав!.." - принимая от Пуппера плату, сладко приговаривала мадам Цирцея.
        Прожив на свете многие тысячи лет, древняя волшебница, практиковавшая любые виды магии, кроме легальной, окончательно перепутала все языки и говорила на чудовищной смеси, которую по достоинству оценил бы лишь прораб строителей вавилонской башни.
        И что же? За утро его глаза встречались с глазами Тани десяток раз, и - ничего. На шею к Гурию она так и не бросилась. Лишь однажды у Пуппера сладко екнуло сердце и то в миг, когда его метлу отшвырнуло от Башни порывом неведомой магии...
        "Проклятая Цирцея! Только вытягивала у меня деньги!" - думал Пуппер.
        Ему ужасно хотелось подговорить великовозрастных крепышей из своего фэн-клуба побить у ворожеи стекла.
        Глава 6 МАША ФЕКЛИЩЕВА, ВАНЬКА И "ГРОЗНАЯ РУССКАЯ ГРОТТИ"
        
        Вскоре после четырнадцатилетия на верхней губе у Тани выступила лихорадка. Губа вздулась, и лицо сразу стало перекошенным и некрасивым. Так, во всяком случае, казалось Тане. С минуту она угрюмо разглядывала свое отражение в зеркале, а потом тряхнула головой.
        - Похоже, пришла пора создать на губе филиал родинки! - сказала она и украсила вздувшуюся губу жирным пятном зеленки, пририсовав к нему еще четыре крылышка, как у мухи.
        Разумеется, лихорадка не стала от этого незаметнее, напротив, вылезла еще больше, зато Таня испытала какое-то особенное удовлетворение. Невозможно смеяться над человеком, который смеется над собой сам.
        С недавних пор у Тани выработалось особое отношение к своему растущему телу. Тело было чем-то посторонним, враждебным, стремящимся ей навредить. Это был словно нечистый и неудобный номер в гостинице, который она временно занимала. Изменялся голос. Ноги и руки росли как-то толчками, одежда становилась короткой, волосы секлись, так что приходилось мыть голову каждый день - и тогда Таня только хмыкала, взглянув на себя в зеркало.
        Ночью, в лучшее свое, самое творческое время, когда она особенно склонна была к абстрактным размышлениям, Таня записала в дневнике: "Вот что я подумала. Бывают люди сногсшибательно красивые, например, Катька Лоткова. Ей совсем ничего не надо с собой делать. Даже упав с пылесоса, разбив нос и выпачкавшись в грязи, она осталась бы красивой в глазах у всех. Но таких, как Катька, мало. Это исключительная редкость, природный дар. Такая красота уже сама по себе и профессия, и образ мыслей, и цель жизни - и вообще все на свете. Такой красивый человек никогда не сможет быть просто самим собой, если, конечно, он не актер или не манекенщик. Он раб своей красоты. Он будет носиться со своим телом бережно, точно какой-нибудь напыщенный лопухоид, который с перекошенным от страха лицом, боясь зацепить стену или сесть на покрашенную скамейку, вечно ходит в парадных белых брюках. Из наших волшебных такая скотинистая персона Жора Жикин.
        Кроме явно красивых, встречаются и явно некрасивые люди. Хочется написать Попугаева, но мне Верку жалко. Может, я просто как-то пристрастно к ней отношусь? Со мной такое случается, и тогда я ощущаю себя порядочной сволочью. Но некрасивую внешность, если она действительно очень некрасива, постаравшись, можно носить с особым шармом. Можно делать это с таким достоинством или с такой простотой, что она будет интереснее красоты. Скажем, Грызиана Припятская страшна, как крокодил. Даже больше. Крокодил рядом с ней сошел бы за звезду Голливуда. Но все, и я тоже, находят Грызиану очень эффектной и говорят, что у нее есть свой стиль.
        И, наконец, самая большая группа - люди не то чтобы красивые или некрасивые, но обычные. Иногда они могут казаться красивыми, иногда некрасивыми. Все зависит от ситуации, от внутренней одухотворенности, мужества, ума и других человеческих качеств. Мне кажется, эти люди самые счастливые, потому что могут забыть о своей внешности и жить просто для себя. Все мы, и Ванька, и Ягун, и Пуппер, и я - принадлежим к этой третьей группе. А вообще, глупо зацикливаться на мелочах. Недаром Сарданапал как-то говорил, что убить человека - это принизить и уничтожить его в собственных глазах".
        Таня уже задувала магическую лучину, когда сонная Гробыня, присев на кровати, взглянула на нее.
        - Все строчишь, Гроттерша? Философствуешь? Разве тебе не знакома теория Маргвина? Труд делает из темного мага обезьяну! - зевая, прокомментировала она.
        - В таком случае ты уже перетрудилась, - парировала Гроттерша.
        Склепова фыркнула и вновь уснула. Она вырубалась всегда моментально и спала всю ночь крепко, как сурок, хотя порой, из кокетства, заливала своим поклонникам про бессонные ночи, которые она якобы проводит, занимаясь тайной магией вуду.
        Поклонники не спорили. Спорить с Гробыней было бесполезно по определению. Недаром сама Склепова с гордостью говорила про себя: "А вот я такая! Осел рядом со мной просто образец сговорчивости!"
        
* * *
        
        Следующий день начался без особых происшествий, разве что у доцента Горгоновой во время урока у первогодков сбежало несколько банников и две кикиморки. Кусающихся кикиморок ловили всей школой. Банники же напустили тумана и сгинули неизвестно куда, увеличив и без того завышенный процент негативных вероятностей. Первогодки, по чьей вине сбежала нежить, улюлюкали и веселились больше всех.
        И даже Сарданапал не мог на них рассердиться, хотя и пытался. А что с них взять? Десять лет есть десять лет. Вчерашние мальчишки и девчонки из лопухоидов, у которых внезапно для них самих проявились магические способности и которые, по этой самой причине, никак не могли оставаться в прежнем своем окружении.
        Таня с трудом верила, что она сама когда-то могла быть такой, как они. Четыре года! Безумно мало для взрослого и целая вечность для подростка!
        На снятии сглаза Таня заметила, что Ванька и Лиза Зализина, подсевшая к нему, о чем-то долго шептались. Даже Великая Зуби, несмотря на свою рассеянность и томик любовных сонетов под мышкой, под конец это заметила и едва не наложила на них немотный сглаз.
        "Ну и ладно! Хочет шушукаться со своей Лизкой пусть шушукается. Продал меня за три пирожка, Иудушка!" - с раздражением подумала Таня. Ей было так обидно, что хотелось вскочить и выбежать из класса. Она не сделала это, только чтобы не радовать Гробыню и Пипу.
        Каково же было Танино удивление, когда сразу после урока Лиза быстро ушла, а Ванька отозвал ее и Ягуна в сторону.
        - Нужно поговорить. Случилось кое-что важное! - сказал он.
        - Пирожки закончились? - не удержавшись, колко спросила Таня.
        Ванька удивленно посмотрел на нее.
        - При чем тут пирожки? Лизе приснился сон!
        - О, тогда это действительно важно! - признала Таня. - Когда мне в следующий раз приснится сон, я созову пресс- конференцию...
        - Юпитер, ты злишься, значит, ты не прав! - сказал ей Ягун. - Если ты не любишь Зализину, это не значит, что ты не должна выслушать Ваньку. Думаешь, почему Лиза сама не осталась? Из-за тебя! Если хочешь, я поговорю с Ванькой сам, а ты иди...
        - Ну уж нет, никуда я не пойду. Мне интересно, какие такие сны снятся Зализиной, что оба моих лучших друга обсуждают их, как две сплетницы на рынке, - вполголоса произнесла Таня.
        Она чувствовала, что и говорит, и делает что-то не то, но никак не могла остановиться. Она ужасно злилась на всех и, больше других, на саму себя. Еще и эта зеленка с крылышками на губе! Прыщик давно прошел, а зеленка осталась. Все было плохо, как-то вкривь и вкось. А тут еще Ванька, рассказывая, обращался в основном к Ягуну. Ей это было досадно.
        - Зализина точно не знает, было ли это сном или видением. Может, и тем и другим сразу. Сегодня ночью она слышала голос. Кто-то сказал, что не хочет уходить. Чтобы закрепиться в этом мире, ему нужны три жертвы... И что тогда произойдет то, чему суждено.
        - А кто это был? Кто с ней говорил? - спросил Ягун.
        - Она не поняла.
        - Как не поняла? Она же видела его или нет? - допытывалась Таня.
        - Нет, - спокойно сказал Ванька. - От него исходил такой свет, что на него невозможно было смотреть. Он ослеплял. Напоследок он сказал Лизе, что вскоре пошлет знак. Это будет знак всему Тибидохсу, и появится он на куполе! И сразу после этого - первая жертва. И после третьей жертвы еще один знак - будет найдено то, что считалось похищенным. "Когда утащит вору вора - пророчество свершится вскоре..." Это Лизка запомнила слово в слово.
        Ягун повернулся к Тане.
        - Теперь ты видишь, что это важно? - спросил он.
        Таня Гроттер хмыкнула.
        - Да уж теперь вижу! Мне вот что интересно:
        Сарданапалу Зализина сказала про свой сон? Сдается мне, что нет. Немедленно побежала к Ваньке. Если так, то я готова видеть каждый день двести таких снов. И после каждого кидаться к Валялкину на шею. Ах-ах-ах, Ванечка, у меня опять пророческие видения! Сядь ко мне поближе! Положи мне руку на колено! Пошушукайся со мной, как старая бабка!
        - Не веришь - и не верь. А я верю. Ты несправедлива к Лизе и вообще ее не знаешь. И постарайся избавить меня от своих эмоций, - сказал Ванька.
        Он повернулся и ушел в ту же сторону, куда незадолго до того ушла Зализина. Таня это машинально отметила. Ягун с некоторой укоризной посмотрел на Таню, но все же за Ванькой не последовал. Ему еще надо было заскочить к домовым, которые обещали выковать ему бубенчики для пылесоса.
        - Ванька Валялкин, герой Тибидохса номер один, благородно удалился подставлять плечо Зализиной, которая танк задавит, если перестанет прибедняться! - громко прокомментировала Таня Гроттер.
        Она не верила Лизе. Хорошо, допустим, все это правда. Какой-то древний дух хочет воплотиться в этом мире и прорывается в Тибидохс, сокрушая защитный купол. Но с какой радости он сообщает Зализиной свои планы? Он что, у нее шестерит, что ли?
        Таня совсем было успокоилась, решив, что все это очередная блажь Зализиной, но тут в ушах у нее прозвучал сладкий, как мед, голос птицы Сирии:
        
        Когда утащит вору вора -
        Пророчество свершится вскоре...
        
        И именно это неизвестный повторил во сне Лизе! Кто же он?
        Назавтра с утра первым уроком был драконбол. Это был не тот профессиональный драконбол, которым занималась Таня, а драконбол любительский, для учеников первых-вторых курсов. Старшекурсникам вообще-то полагалось быть на лекции у Поклепа, но тот вместе с Сарданапалом был вызван на Лысую Гору, на двадцать третье экстренное совещание по искоренению бюрократии. Оставшаяся за главную Медузия решительно отправила старшекурсников к Соловью. "Ненавижу, когда кто-то шляется без дела и мешает проводить занятия!" - заявила она.
        И вот теперь, несмотря на мороз, Гробыня Склепова, Рита Шито-Крыто, Кузя Тузиков и другие крутились среди новичков с видом профи, давая всевозможные советы. Таня давно заметила, что чем меньше кто-то смыслит в драконболе, тем больше любит делиться своим мастерством. Среди "поучающих" затесался и Гуня Гломов. Он важно надувал щеки и пояснял, как правильно садиться за пылесос и взлетать.
        Учитывая, что Гломов был старше Пуппера и выглядел крайне внушительно, малыши смотрели на него, как на очень взрослого дядю. Их уважение ничуть не уменьшилось, даже когда Гломов позорно свалился с пылесоса, перепутав скоростное заклинание с тормозящим.
        Какой-то первокурсник с бледными щечками, покрытыми веснушками, чем-то похожий на Шурасика в детстве, робко приблизился к Баб-Ягуну и, потянув его за рукав, шепотом спросил:
        - Простите, мы тут с ребятами поспорили, кто это. Преподаватель или не преподаватель?
        Если преподаватель, почему его на уроках не видно?
        - О, он больше, чем преподаватель! Это наша знаменитость! Бакалавр магии вуду Гуннио Гломини! Хотите совет? Подойдите к нему и поинтересуйтесь, сложно ли быть гением. Ему будет приятно. Только обязательно обратитесь к нему "бакалавр Гуннио", - авторитетно пояснил Баб-Ягун.
        Бледный мальчик любознательно моргнул и отошел к своим. Первокурсники долго шептались, с восторгом разглядывая настоящего бакалавра магии вуду. После этого длинноносая девочка с белой, похожей на мышиный хвостик косичкой нерешительно подошла к господину Гломини с бумажкой и, попросив у бакалавра Гуннио автограф, задала вопрос о сложности стези гения.
        Две минуты Гуня врубался, что такое "стезя", еще минуту в его мозг по крупицам просачивалось подозрение, что над ним подшутили. И, наконец, следующие пять минут Баб-Ягун удирал от маститого бакалавра по сугробам, боевыми искрами отстреливаясь от ледяных глыб и кирпичей, которые швыряла в него тибидохская "знаменитость".
        Соловей О. Разбойник держался в стороне. Он не читал нотаций и не запрещал Гуне, Кузе Тузикову и другим "профи" давать новичкам бредовые советы. Но Таня заметила, что Соловей О. Разбойник внимательно наблюдал за младшекурсниками: как они подходят к дракону, как взлетают, как ловят мячи. Она понимала, что тренер приглядывается к ним, прикидывая, нельзя ли взять кого-то в команду, и невольно испытывала ревность.
        Спохватившись, что она до сих пор не передала Соловью слова Пуппера о сборной вечности, Таня подошла к тренеру.
        - Сколько раз предупреждать: ненавижу, когда ко мне подходят со стороны слепого глаза... Кто еще там? - проскрипел тренер, не оборачиваясь.
        - Извините, - сказала Таня.
        - А, это ты, Гроттер! - голос Соловья потеплел. - Ну, как тебе новобранцы? Сборной позарез нужно вливание свежей крови. В следующем году вы закончите школу и придется набирать новую команду, да только никого особенно яркого я не вижу. Можешь мне поверить: я копчу небо так давно, что надоел уже сам себе... Люди с каждым годом мельчают и морально, и духовно, мелеют отвагой, а одной акселерацией дела не поправишь... Ты что-то хотела?
        - Э-э... Я тут кое-что узнала... В общем, матч с невидимками хотят отменить. У них есть план. Магщество подстроит матч со сборной вечности. Они думают, что мы не забьем ни одного мяча и тогда они... - выпалила Таня.
        - КАК? ЧТО ТЫ СКАЗАЛА?
        Лицо Соловья О. Разбойник а неузнаваемо исказилось. Он, подволакивая ногу, шагнул к Тане и даже чуть приподнялся на носки, так что их лица почти соприкоснулись. Таня же впервые поняла, что она выше тренера.
        - ПОВТОРИ! - грозно повысил голос Соловей.
        - Подстроят матч со сборной вечности. Если счет будет нулевой, матч с невидимками отменят, - повторила Таня.
        Она, конечно, не ожидала, что Соловей сильно обрадуется, но то, как он отнесся к этому известию, ее испугало. Она на секунду увидела Соловья таким, каким он был когда-то до встречи с Ильёй Муромцем. Бедные путники! Какой ужас они испытывали в последние минуты своей жизни!
        - Откуда ты это знаешь? Кто тебе сказал? - прорычал Соловей.
        - Я не могу назвать его имени. Не спрашивайте! Но это правда, я не вру, - смутилась Таня.
        Соловей уже взял себя в руки. Он проницательно посмотрел на нее и усмехнулся.
        - Разумеется, я не догадываюсь, какая птичка принесла эту весточку на своих крылышках!.. Я прямо в замешательстве! Когда наш дорогусик в следующий раз прилетит, чтобы нас облагодетельствовать, передай ему, что старый дурак не догадался, кто он! Не так ли? - хмыкнул он.
        Таня смутилась. Она не могла сказать ни "да", ни "нет", чтобы не выдать Гурия. Она совсем не ожидала, что Соловей так отреагирует. С другой стороны, она прекрасно понимала, что для старого разбойника в жизни ничего нет важнее драконбола. Победа над невидимками была для него важнее уцелевшего глаза.
        Тренер задумчиво взглянул на небо.
        - Последний раз сборная вечности собиралась, дай Древнир памяти, тринадцать лет назад... Тогда она разгромила бабаев с нулевым счетом и сорвала их матч с гандхарвами... Я никогда не забуду этого дня! Сам матч длился не больше часа. Бабаев - а тогда эта команда была лучшей - смели с поля, как кучу мусора. Но больше всего меня поразило, что на поле тогда вышел... - не договорив, Соловей быстро взглянул на Таню. - Мы были ошеломлены, кое-кто даже суеверно напуган. Воображаю, что будет, если и в этот раз заклинание вызовет его к жизни.
        - Кого вызовет к жизни? - спросила Таня. Соловей хотел ответить, но тут со стороны ангара послышался какой-то шум. Тренер быстро обернулся. Растерявшиеся джинны бестолково суетились, повиснув на цепях Ртутного, которого они только еще готовились отпустить. Вслед же за Ртутным, который обычно использовался для новичков, из ангара вырвались его буйные братья Дымный, Пепельный и Искристый.
        Соловей встревожился. Такое обилие драконов на поле не сулило для первокурсников ничего хорошего.
        - Вы на сколько заклинаний ворота закрыли, олухи? А ну ловите их живее, бисовы дети! Хотите, чтоб они мне всех ребят перекалечили? Вот узнаю я, кто их ртутью из следа напоил! - загрохотал Соловей, оглушая незадачливых джиннов боевым свистом.
        Лентяя Пепельного, недавно наевшегося и потому сонного и отяжелевшего, вскоре удалось загнать, зато Дымный и Искристый стремительно взлетели под самый купол и там затеяли свару. В молочном зимнем небе засверкала чешуя, зазвучали драконьи рыки. Синеватые струи огня, сталкиваясь, разбрызгивались искрами.
        Первокурсники задрали головы и смотрели на драконов с восхищением. Да, тот, кто видел сражающихся драконов, не скоро захочет вернуться в тусклый мир лопухоидов.
        Ртутный, который был пока на земле, волновался и хлестал хвостом, снося неосторожно подошедших к нему новичков. Джинны, приседая от напряжения, держали его на цепях. Изредка Ртутный подпрыгивал и пытался взлететь, и тогда джиннов сбивало с ног и волокло по сугробам.
        - Что ты тут стоишь? - крикнул Соловей Тане. - Помоги им! Если эти недотепы сейчас не загонят Дымного и Искристого в ангар, они взбудоражат Ртутного и сорвут мне тренировку!
        - Я без контрабаса... - виновато сказала Таня. Она слишком поздно узнала о замене и не успела забежать за инструментом.
        Соловей скользнул по ней зрячим глазом.
        - Странное нынче время. Не пойму, что случилось с драконами. Да и не только с ними... Так, значит, нет? Я попрошу Ягуна, - сказал он.
        Тане почудилось, что в голосе у него прозвучало разочарование. Пипа, крутившаяся в толпе четверокурсников, громко фыркнула:
        - Ясное дело! Что я вам говорила? Гроттерша без контрабаса и на забор не взлетит!
        - Куда там на забор! Это ты загнула! Танька без своего контрабаса и на стул не решится взлететь без серьезной магической страховки, - поддержала ее Гробыня.
        Темные захохотали. Обидно, что и некоторые светлые последовали их примеру. Первокурсники зашептались, подталкивая друг друга локтями. Идеал, который они успели уже себе создать, рушился на глазах. Еще бы! Знаменитая Таня, которую в иностранных спортивных справочниках называли "грозная русская Гротти", явно боялась двух молодых дракончиков, сцепившихся под куполом на самой обычной тренировке!
        - Я же говорю: магия это все! Контрабас делает все за нее, а Танька только сидит и держится коленками, чтоб не упасть! Я сам на матчах видел! - авторитетно сказал Жора Жикин.
        На скуле у него лиловел большой фонарь, который Жикин заработал, испытывая катапультирующее заклинание малютки Клоппика.
        Снова хохот.
        Таню бросило в жар. Оглядевшись, она метнулась к пылесосу Баб-Ягуна, который тот легкомысленно оставил в сугробе у раздевалки, и вскочила на него.
        - Не надо! - растерянно крикнул Ягун, бросаясь к ней. Но он опоздал.
        - Торопыгус угорелус! - крикнула Таня. Сверкнула красная искра.
        Пылесос взревел. Заметив, что он поднимается в воздух, Таня с силой ухватилась за трубу и до упора вдавила газ. Она не раз видела, как это делает Ягун. Пару раз она даже летала на его пылесосе, в то время как Ягун критически комментировал ее полет.
        Однако то, что теперь произошло, было для Тани неожиданным. Пылесос рванулся вперед с такой стремительностью, что Таню буквально вдавило в мусоросборник, а труба едва не вырвалась из рук. Кое-как выправив норовистую машину, малютка Гроттер бросила ее между драконами.
        Ягун, метнувшийся было за Таней, споткнулся и упал.
        - СТОЙ! СТОЙ! - крикнул он, но Таня слышала лишь ветер, свистевший у нее в ушах, и бешеный рев пылесоса.
        - Она с ума сошла! Кто же газует пауюрелу-ее? - ужаснулся Ягун, поворачивая к Ваньке запорошенное снегом лицо.
        - А разве нет? - спросил Ванька. Ягун бессильно ткнул кулаком в сугроб.
        - Да-то да, но не теперь! Мой пылесос не тормозит!
        - Как не тормозит? А тормозящее заклинание? - не поверил Ванька.
        - Не сработает. Я там с амулетами подшаманил, чтоб он скорость быстрее набирал. А потом спохватился, что не надо было тормозные амулеты трогать, да только переделать уж не успел! Сегодня вечером хотел закончить и колокольчики заодно привесить, - виновато сообщил Ягун. Он был в явном ступоре, если вспомнил теперь о колокольчиках.
        Ванька дико уставился на Ягуна, потом на Таню, которая преодолела уже половину расстояния до драконов и внезапно сорвался с места.
        - ТЫ КУДА? ПОГОДИ! ОТКУДА Я ЗНАЛ, ЧТО ОНА ПОЛЕЗЕТ НА МОЙ ПЫЛЕСОС! - завопил ему вслед опомнившийся играющий комментатор.
        Ванька подскочил к Склеповой и на глазах у изумленного Гломова бесцеремонно стащил ее с пылесоса.
        - Торопыгу с угорелус! - крикнул он, и второй пылесос, точно ракета, выбросив струю русалочьей чешуи и мелкого мусора, метнулся вслед за первым.
        Склепова, в первую секунду опешившая, быстро разобралась, что к чему, и успокоилась.
        - Еще один камикадзе! Обожаю массовые похороны! Это всегда так душещипательно, не правда ли, Гуня? - сказала она.
        - Э-э?! - растерянно переспросил бакалавр Гуннио Гломини.
        - Я говорю, что обожаю похороны! Жаль, конечно, что мне пока не удалось стать вдовой Пуппера, - терпеливо повторила Гробыня. - У тебя нет темненькой рубашечки? А пиджака? Ну, неважно, и так сойдет. Все равно тебе не пойдет траур. У тебя физиономия слишком красная и злая. От таких, как ты, на поминках отодвигают бутылки. Уж я-то знаю, поверь мне.
        Гуня набычился, пытаясь обидеться на Гробы-ню, но не смог. У него это никогда не получалось. Вместо этого он толкнул в сугроб подвернувшегося ему под руку Тузикова.
        - Чё ты тут крутисся, а? А ну веник в руки и рысью марш отсюда! - рявкнул он.
        Тузиков благоразумно отошел, утешая себя тем, что с дураками лучше не связываться.
        А Таня, ничего не подозревая, мчалась к драконам.
        Дымный и Искристый, начавшие с шутливой драки, постепенно разъярились и теперь разрывали друг друга на тысячи маленьких дракончиков. Сталкиваясь в воздухе, они обменивались мощными ударами кожистых крыльев, выдыхали огонь, кусались и, переворачиваясь на лету на спину, пытались насадить противника на когти.
        Искристый был гибкий, быстрый дракон со сверкающей чешуей и длинной изящной шеей. Пламя, которое он выдыхал, было раскаленным, как у взрослого дракона, а струя прицельной. Но если Искристый, при всех своих преимуществах, был еще дракон-подросток, хотя и многообещающий, то Дымный уже сейчас был велик и массивен, как его отец Гоярын. Возможно, ему не хватало грации, и смотреть на него в полете было не так приятно, зато в его мощных лапах с коричневатыми загнутыми когтями было столько силы, что они легко сломали бы хребет быку. Размах же его крыльев был даже больше, чем у отца.
        - Муромец меня подстрели! Драконята-то выросли! Я давно говорил Поклепу, что их надо держать отдельно. Но ему хоть бы хны! У них, видите ли, нет средств на новый ангар. Доведут они меня: выйду я на большую дорогу с кистенем...
        Странно Танька летит, рывками разгоняется... Не нравится мне это, - гневно пробурчал Соловей О. Разбойник.
        Он еще не знал о неисправности тормозных амулетов на пылесосе Ягуна, но сердцем уже чувствовал что-то неладное.
        Облетев вокруг драконов, Таня осознала, что растащить их будет непросто. Дымный и Искристый слишком увлеклись и не замечали ничего, что происходит вокруг.
        "Не за хвост же тащить их в ангар? Для этого обе маленькие ящерки малость великоваты!" - сказала сама себе малютка Гроттер.
        Крича, чтобы она остановилась, Ванька мчался за Таней на пылесосе Гробыни, но Таня ничего не слышала. Пылесос под ней кошмарно ревел и вибрировал. Еще до тормозов Ягун, этот величайший мастер-ломастер, в очередном усовершенствовательном порыве снял с него глушитель, надумав увеличить и без того чудовищную мощность двигателя. На каждый легкий поворот ручки газа летательная машина отзывалась таким рывком, что Таню едва не сметало с мусоросборника.
        "Жаль, у меня с дырками от бублика - полная дырка от бублика, - подумала Таня, без всякого удовольствия подскакивая на твердом мусоросборнике. - Я бы подарила Ягуну на семнадцать лет пикирующий отбойный молоток. Он разобрал бы его, скрестил с пылесосом и сделал бы что-то действительно заслуживающее внимания. Может, Пуппера попросить?"
        Присмотревшись, малютка Гроттер сообразила, что единственный способ убрать драконов с поля - это заманить их за собой.
        "Здесь нужна бойкая назойливая наживка с замашками камикадзе. Предложения есть? Предложений нет! Значит, придется мне!" - решила она.
        Пригнувшись к пылесосу, Таня вцепилась в трубу и потянула ручку на себя, пока та не уперлась в ограничитель. Пылесос разогнался так, что первокурсники, веснушками рассыпавшиеся по полю, смазывались и рябили у нее перед глазами.
        На миг перед Таней мелькнула распахнутая пасть Дымного. Она увидела красное сердечко его гланд и пилообразные зазубрины молодых зубов. Плечо ее задел чей-то чешуйчатый хвост, шершавый, как наждачная бумага. Одновременно с болью в плече огненная вспышка опалила ей волосы. Порыв ветра от крыла Искристого едва не сбросил ее с пылесоса.
        "Я спятила. Мне точно жить надоело! Зачем я вообще между ними полезла?" - мелькнуло в мыслях у Тани. Она сама не ожидала от себя такой прыти, да еще на пылесосе. Но отступать было уже поздно.
        - Искрис фронтис! - крикнула она и, взмывая над драконами, атаковала их боевыми искрами.
        Искры не могли причинить ящерам вреда, но уколы красных точек были куда ощутимее их собственного пламени. А тут еще перед глазами у Искристого и Дымного назойливо мельтешил пылесос Ягуна с сидевшей на нем девчонкой.
        Сработал охотничий инстинкт, древний, как пессимизм. Искристый и Дымный разом повернули шеи и, забыв друг о друге, погнались за Таней. Даже не оборачиваясь, она слышала за своей спиной глухие удары драконьих крыльев. Пару раз ее окутывало белым горячим дымом. Спина под одеждой то взмокала, то леденела. Таня догадывалась, что огненные струи Дымного настигают ее уже на излете. К счастью, Искристый, пламя которого было куда опаснее, немного приотстал. К тому же Дымный, немного опередивший брата, невольно прикрывал Таню от его огня.
        Драконы настигали. Зная, что молодые сыновья Гоярына все равно стремительнее пылесоса и оторваться от них на прямой не удастся, Таня решила применить проверенный прием: притормозить и, резко изменив направление, пропустить разогнавшихся драконов мимо.
        - Чебурыхнус парашютист - буркнула она, выпуская искру и готовясь перебросить трубу в другую руку.
        Ничего не произошло. Пылесос вздрогнул, но продолжал нестись вперед, как и прежде. На миг в стороне от Тани промчался чей-то юркий яркий пылесосик, и она мельком подумала, что это Гробыня.
        - Чебурыхнус парашютис форте! - крикнула Таня в полный голос. Ей было уже не до шуток.
        Кольцо Феофила Гроттера вновь выстрелило искрой и вновь безуспешно. Пылесос отказывался тормозить. С одной стороны приближались драконы. С другой - заснеженное поле с мелькавшими на нем точками игроков. Джинны, натягивая цепи, с трудом удерживали на месте Ртутного, который из сугубо драконьей игры "сообразим на двоих", пытался сделать русский народный обряд "сообразим на троих". Роль же поллитровки, а заодно первого и второго блюда, явно отведена была Тане.
        Ангар был по-прежнему далеко. Выполнять же маневр на такой скорости было убийственно опасно. Таню могло запросто снести с пылесоса, и дальше каждый отправился бы уже своей дорогой и по своей траектории. Но выбирать не приходилось. Воздушная струя толкнула малютку Гроттер в спину. Спасаясь от драконов, она вцепилась в трубу и заложила крутой вираж. Это был самый отчаянный, технически не правильный и одновременно безумно смелый вираж, который Таня когда-либо совершала, Пылесос занесло, завертело. На несколько секунд Таня утратила ощущение своего тела. Небо и земля смешались. Что-то сильно толкнуло ее в обожженное плечо и в бок. Ей даже почудилось, что она врезалась в землю... А потом Таня осознала, что нет, полет продолжается. Кажется, на какой-то миг она ухитрилась потерять сознание. Пришла же в себя от боли, зацепив драконий хвост.
        Искристый и Дымный маячили чуть спереди и справа. Неторопливо планируя на широких крыльях, они разворачивались. Ревущий же пылесос Ягуна продолжал мчаться без руля и ветрил куда труба глядит, унося на своем широком мусоросборнике малютку Гроттер.
        Драконы разделились. Теперь Дымный преследовал Таню по пятам. Искристый же, отрезая ее, скользил вдоль снежного поля. Изредка он изгибал точеную шею и быстро вскидывал изящную голову с костяными пластинами на носу, выдыхая пламя. Это были уже не те безобидные дракончики, с которыми они тренировались, готовясь к матчу с невидимками. Мозги у Дымного и Искристого сдвинулись в опасную сторону. Ангарные джинны за зиму явно перепоили их ртутью.
        - Эй, вы что, самоутверждаетесь? У вас что, скрытые комплексы? Бесстыжие, как вы посмотрите в глаза папе Гоярыну, когда сожрете Таню Гроттер? - крикнула им девушка.
        Однако Дымного и Искристого это, видно, мало волновало. С папой Гоярыном у них были своеобразные отношения в духе Тараса Бульбы и его великовозрастных отпрысков.
        Искристый выдохнул еще струю огня, опалившую насадку Ягунова пылесоса, Дымный же поднажал и был уже так близко, что, обернувшись, Таня разглядела даже мелкие чешуйки на его морде.
        Лавируя на пылесосе, насколько позволяла высокая скорость, Таня развернулась в сторону ангара, возле которого суетились срочно вызванные из Тибидохса джинны с сетями и пожарные водяные. Тане показалось, что на миг внизу мелькнул пестрый платок Ягге.
        Драконы азартно гнались за ней, ничего не замечая. Таня с досадой подумала, что на своем контрабасе с легкостью переиграла бы их, на калечном же пылесосе с неисправными тормозными амулетами она была легкой добычей.
        С трудом увертываясь от огненных струй, Таня еще дважды произносила ускоренное тормозящее заклинание, пока не осознала, что это бесполезно. Жалея, что не захватила с собой платок-парашют, Таня привстала и, оглядываясь на Дымного, попыталась отстегнуть от пылесоса мусоросборник. Ждать, пока русалочья чешуя закончится сама собой, было слишком накладно. Ягун всегда заправлял бак под завязку, так что горючего хватило бы до позднего вечера.
        После третьего или четвертого рывка мусоросборник поддался и, кувыркаясь, полетел в морду Дымному, распахнувшему голодную пасть. Таня же вместе с остальным пылесосом, точно камень, помчалась вниз, набирая скорость.
        - Цигиль, цигиль ай лю-лю! Прощай, русская Гротти! - с чувством произнесла Гробыня Склепова, и они с Пипой хлопнули друг друга по ладоням.
        Слишком поздно малютка Гроттер осознала, что совершила ошибку. Торопясь отстегнуть мусоросборник, она не сообразила, что, в отличие от контрабаса, пылесос мало склонен к свободному планированию.
        "Интересно, меня разорвут или я разобьюсь? А ладно, какая разница! Все, дедушка Феофил, пакуй чемоданы!" - подумала Таня.
        Сложив крылья, Дымный уже падал на Таню сверху, не замечая ангарных джиннов, которые мчались с сетями, и Соловья, надувающего щеки для боевого свиста.
        Внезапно что-то мелькнуло у Тани перед глазами. Она успела еще заметить знакомый красный пылесос, метнувшийся откуда-то сбоку и наперерез.
        "Неужели Склепова? Не верю!" - вспыхнуло у нее в сознании.
        В следующий миг пылесосы столкнулись. Одновременно кто- то подхватил ее за пояс и рванул в сторону. Таня прокатилась по снегу, зачерпывая воротом и рукавами колючий снег...
        Ангарные джинны набросили на Искристого и Дымного сети и, успокаивая, загоняли их в ангар. Вокруг, бестолково размахивая ручками, суетились водяные.
        Склеповский пылесос валялся в сугробе, раскидав амулеты. Гибкий шланг откинулся в сторону, точно щупальце дохлого осьминога. Недалеко живописно поблескивали металлические потроха ягунова пылесоса. Это была печальная картина. От самого пылесоса мало что осталось. Одна лишь хромированная труба укоризненным перстом торчала из снега, словно произнося: "Отсель грозить мы будем шведам".
        - Ох, мамочка моя бабуся! Мой пылесос! Это его юбилейное сотое крушение - и хоть бы одно поздравление! - воскликнул подбежавший Баб-Ягун.
        На некоторое время он задумался, разглядывая расплющенный мусоросборник, на котором ясно видны были следы зубов Дымного, и поправился:
        - Пардон, девяносто девятое... В таком разе не надо цветов. Обойдемся и простыми аплодисментами.
        Ягун скользнул взглядом по полю, и внезапно лицо его стало серьезным. Он отшвырнул трубу и, спотыкаясь, бросился туда, где ветер взлохмачивал снег и наметал у магического купола сугробы...
        Таня с усилием приподнялась и, присев, огляделась. Она хотела понять, кому обязана своим спасением. В полушаге от нее кто-то лежал, уткнувшись лицом в снег. Из-под полушубка и свитера выбилась желтая майка.
        Так вот кто был на пылесосе Гробыни и готов был свернуть вместо нее шею! Ванька, Ванечка!
        - ВАНЬКА! - крикнула Таня, бросаясь к нему. Она попыталась перевернуть Валялкина, но сумела сделать это только с помощью Ягуна. Ванька кусал снег. Снег окрашивался красным. При падении Ванька сильно ободрал щеку. Его левая рука была неестественно вывернута. Таня не решалась даже дотронуться до нее, боясь, что Ваньке будет от этого еще больнее.
        - И везет же мне: снова магпункт! Тогда черномагическое родео, теперь вот это... - с трудом выговорил Ванька.
        К ним уже спешили Ягге и Соловей, но пока они были еще далеко. Тренер прихрамывал, да и Ягге была уже не в тех годах, когда соревнуются в беге со страусами. За Ягге и Соловьем семенили джинны с носилками. Их плоские бесформенные лица были отрешенно-безмятежными. Видно было, что джиннам фиолетово, сломал ли себе Ванька руку или шею. Если бы не перстень Повелителя джиннов, дни и ночи пребывавший на пальце у Сарданапала и заставлявший джиннов повиноваться, они давно бы уже смотались в пустыню устраивать песчаные бури либо залегли бы в кувшинах на океанское дно.
        Поняв, что сейчас его унесут в магпункт и разлучат с Таней, Ванька протянул здоровую руку и стиснул ей запястье. Кажется, больше всего в эту минуту он боялся расстаться с ней. Держать, держать ее за руку и никогда не отпускать. До последнего момента, до последнего вздоха.
        - Как ты? Цела? - выдохнул он.
        - Да, да! Как же ты так? - спросила Таня. Ванька еще раз укусил снег.
        - Я подстраховал тебя не совсем удачно... Слишком высокая скорость. Пылесосы столкнулись. Кто-нибудь из нас... ты или я... должен был... упасть вниз... Тогда бы другой упал на него и смягчил бы удар... Я подумал, лучше, если это буду я... - пояснил он.
        - Молчи! Ты с ума сошел! Зачем? - крикнула Таня.
        Валялкин через силу улыбнулся. Он словно читал ее мысли.
        - Если я умру, будь счастлива с Пуппером! Слышишь, я так хочу! - сказал он.
        - Но-но, не очень-то расшвыривайся! Таньки на дороге не валяются! - рассердился Ягун. - От перелома руки никто еще не умирал! И вообще, для умирающего ты говоришь слишком длинные предложения.
        - Ягун, отойди! Ванька, да не нужен мне никакой Пуппер! Как ты этого не понимаешь, дурак? - плача, крикнула Таня.
        Не отпуская ее руки, Ванька погладил Таню большим пальцем по тыльной стороне ладони. Это было обычное для него проявление сдержанной нежности.
        - Нет, не надо перечеркивать жизнь... Пуппер тоже любит тебя. Он лучше меня. Он знаменитый, красивый, богатый... С ним тебе будет надежно! - сказал он.
        - Замолчи! Я его сглажу, этого Пупсера-Чупсера!.. - возмутилась Таня. - Разве ты не обиделся на меня, когда я притворялась, что не люблю тебя? И вчера, когда я устроила тебе эту сцену?
        - Обиделся, да... Но все равно... не мог... забыть... Днем я старался не обращать на тебя внимание, а вечером все равно думал только о тебе... - отрывисто сказал Ванька, закусывая губу.
        Таня оглянулась на Ягуна. Кашлянув, внук Ягге деликатно удалился. Его окружили подбежавшие младшекурсники и члены сборной команды Тибидохса, не решавшиеся подойти к Тане и Ваньке.
        - Как он? - спросила Катя Лоткова, взволнованно заглядывая Ягуну в лицо.
        Баб-Ягун скорбно посмотрел на нее. Потом взял за рукав и важно отвел в сторону.
        - Совсем плох. Умирает. Уже бредит, - отрывисто сказал он.
        - Бредит? - испугалась Катя.
        - Да. Любовный бред - самая тяжелая форма шизофренического бреда. В отличие от всех остальных форм бреда он неизлечим, - серьезно пояснил Ягун.
        - А ты сам часом не шизофреник? - подозрительно спросила Лоткова. Она уже начинала смутно догадываться, что ее водят за нос.
        - А как же! Шизофреник, разумеется, - с готовностью подтвердил Ягун. - Проблески у меня бывают только по пятницам, начиная с девяти часов вечера. Кстати, что ты делаешь в ближайшую пятницу? Смотаемся куда-нибудь?
        Катя фыркнула и отошла. Ягге вместе с запыхавшимся Соловьем наконец подбежали к Ваньке.
        - Ну, Гроттер! Ну, Танька! Ну, Валялкин! - сипло выдохнул тренер.
        Больше он ничего не смог выговорить. Зато Ягге достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что произошло.
        - Поднимайте его и несите в магпункт. Здесь я смотреть не буду... Руку зафиксировать в одном положении! И укутайте его во что-нибудь! Разве не видно, что у него озноб? - строго велела она джиннам. Ваньке же она сказала:
        - Терпи, жених! Если ничего больше не сломано, скоро будешь на ногах. Для постоянных клиентов у меня костеростки двойного размера плюс нагоняи бесплатно.
        Когда Ванька был уже на носилках, Ягге требовательно оглянулась на Таню:
        - Стоп! И ее тоже в магпункт! Почему она на ногах? А если у нее внутреннее кровоизлияние?
        Джинны двинулись было к Тане, заходя с двух сторон.
        - НЕТ! - крикнула малютка Гроттер. - Я не хочу! Я буду с ним! Не подходите!
        Верно уловив в ее голосе отчаянную нотку и заметив проскочившую по кольцу красную молнию, Ягге сделала джиннам знак.
        - Хорошо, барышня, можешь не ложиться на носилки и идти рядом со своим Ванькой, - терпеливо сказала она. - Но имей в виду, в магпункте тебе все равно придется его оставить. Я разберусь с его рукой и займусь твоими ушибами и ожогом. Только не говори, что их нет. В этом случае я решу, что ты ударилась головой, и буду настаивать на обязательной госпитализации...
        Так они и шли до самого Тибидохса. Ягге с Соловьем, безразличные ко всему джинны и Таня, которая шла рядом с носилками, держа Ваньку за руку. За ними на некотором отдалении длинной процессией тянулись младшекурсники и сборная Тибидохса.
        Неожиданно кто-то дотронулся до обожженного локтя Тани. Едва не взвыв от боли, она повернулась. Рядом, с восторгом глядя на нее и даже приподнявшись на цыпочки, чтобы лучше видеть, замерла девочка с белой косичкой. Та самая, что лезла с вопросами к Гуне.
        - Я Маша Феклищева, - тонким голоском сказала она. - Я очень хочу быть похожей на вас! Весь наш курс восхищается вами!
        Таня мельком посмотрела на нее и кивнула. Ей все вдруг стало безразлично. Все, кроме одного. Она шла рядом с Ванькой и бережно держала его за руку.
        Увязая в сугробах, джинны трясли носилки. Ванька стискивал зубы, чтобы не закричать от боли.
        - Мы не расстанемся, никогда... Теперь уже никогда... Все, что было, все прошло, все закончилось... - шептала Таня, точно баюкая его.
        Гробыня, хмурая и недовольная, шла рядом с Гломовым. Настроение у нее было хуже некуда.
        - Какая жалость, Гроттер ничего себе не сломала... Видел, как эта трусливая дура улепетывала от драконов?.. Чего молчишь, Глом, онемел? Так видел или не видел? - заявила она.
        Неожиданно Гуня остановился, тяжело повернулся к Гробыне и, взяв ее за локти, приподнял. Носки Склеповой оторвались от земли.
        - Слушай! Если ты еще раз назовешь Гроттер трусливой, я засуну тебя в твой пылесос! Ясно тебе? - прохрипел Гломов.
        Склепова, не ожидавшая от Гуни подобного бунта, растерялась и не нашлась, что ответить. Лишь когда Гломов поставил ее и ушел, Гробыня оправилась настолько, что сказала вслух:
        - Ну, Глом... Я тебе это еще припомню! Ишь ты, жалостливый какой, сюси-пуси! Предал меня, гад ползучий!
        Склепова уже почти дошла до Тибидохса, но спохватилась, что ее пылесос остался на поле. Пришлось возвращаться. К тому времени драконбольное поле опустело. Ушли даже джинны, загнавшие всех драконов в ангары. Гробыня оказалась одна на огромной белой равнине.
        - Я так мучаюсь, так переживаю, а он... И главное, из-за чего! Из-за несчастной Гроттерши! Гуннио Гломини чертов! Ну ничего, доживем до экзаменов! Засядешь ты у меня на четвертом курсе лет на тридцать... А там уж даже у Сарданапала терпение закончится, - бурчала Склепова.
        Снег падал крупными хлопьями, спеша замести все следы. Внезапно, как будто по чьей-то злой воле, весь снег на поле пришел в движение и завертелся, точно в миксере. Большая темная тень, словно сотканная из пурги, упала на Гробы-ню сзади. Склепова перестала бормотать и изумленно застыла. Ледяные змейки ужаса пробежали по ее телу. Она знала, что нужно обернуться, но не решалась.
        - Эй, кто еще там? Я спрашиваю, кто? А-а-а-аа! Гробыня обернулась, и ее пронзительный, истошный, нечеловеческий визг разнесся по полю, заглохнув в метели...
        Глава 7 БЕАТРИСА ПРЕМУДРАЯ
        
        Не очень поздно, не очень рано, а эдак часика в два ночи самый добрый (и, возможно, потому бывший) депутат Герман Никитич Дурнев возвращался домой из ресторана "Славянский базар". С ним рядом семенил хорошо подвыпивший Халявий, принудительно одетый в модный, недавно только от портного пиджак. Через каждые несколько шагов Халявию становилось грустно. Он опускался на четвереньки, оттягивал от шеи красный галстук и, всхлипывая, выл.
        - Проклятый официант, он меня отравил! Он что-то подмешал в вино! А ты, Гоша, гад! Гад! У-у-у!
        - Я не Гоша! Я Герман! - возражал директор фирмы "Носки сэконд-хэнд". Он держался преувеличенно прямо и, закрывая машину, долго путался в двух кнопочках сигнализации.
        - Хоть и Гриша, а все равно гад! Ну почему ты не дал мне познакомиться с той... ик... манекенщицей? - возмутился Халявий, спотыкаясь на ровном месте.
        - Ты едва ей до пояса доставал! - резонно сказал Дурнев.
        Родственничек бабы Рюхи гневно подпрыгнул.
        - Но доставал же, доставал! А-а-а, тебе и возразить нечего!.. А все потому, что ты завистник! Твоя жена... ик... крокомот... то есть... бегедил... опять не то... крокобегемотодил... О-о, в самый раз!
        Дядя Герман побагровел.
        - Не смей так говорить! Нинель была балериной! - вспылил он.
        - В самом деле? Это она тебе сказала? А я был великаном! - захихикал Халявий.
        Взбешенный Дурнев хотел схватить его за галстук, но не успел. Оборотень вдруг закатил глазки и, упав носом в лужу, вдохновенно забулькал. Перевернув Халявия, дядя Герман убедился, что тот крепко спит.
        - Думаешь, я тебя понесу! И не жди! - сказал Дурнев и... взвалил его на спину. Оставшуюся часть пути оборотень проделал на плечах у вельможного председателя В.А.М.П.И.Р.
        Внизу, у лифта, дядя Герман встретил генерала Котлеткина, спешившего на чашку чая к секретарше. Недавно он отправил Айседорку в Амстердам и теперь наслаждался свободой. Генерал остановился потрясти Дурневу руку, одновременно ловко спрятав под мышку толстую папку, которую держал в руках. "О переводе солдат на одноразовое вегетарианское питание" - мелькнуло на корешке. Генерал Котлеткин был настоящий трудоголик. Даже ночами он не переставал думать, как ему еще облагодетельствовать армию.
        - Как твое ничего? - спросил Котлеткин у Дурнева.
        - Да вот носильщиком устроился. Пьяниц по домам развожу, - хмыкнул дядя Герман.
        Котлеткин равнодушно покосился на Халявия. Для него оборотень был чем-то вроде забавной обезьянки, которая еще и умела разговаривать.
        - Да, кстати, я хотел тебе кое-что предложить... Смотаешься наблюдателем на Ближний Восток? - спросил он.
        - Да иди ты на фиг! Знаю я твоих "наблюдателей". Что я, мальчик, что ли, уран в чемодане таскать? - отвечал Дурнев.
        Котлеткин захохотал. Дурнев за то его и любил, что с генералом можно было не церемониться. Он был прост, как кувалда, и гуманен, как штык-нож.
        Поднимаясь в лифте, дядя Герман придерживал ворочающегося Халявия за ноги и грустно думал, что, возможно, оборотень прав. Его Нинель уже далеко не балерина, да и характер у нее не становится с годами лучше. Тут живешь- живешь, вкалываешь, как шахтер, зашибаешь бабло, а она...
        Ощутив внезапный прилив раздражения, дядя Герман пнул кабинку лифта, едва не уронив Халявия. Тот, впрочем, благополучно продолжал дрыхнуть.
        Лифт остановился. В смутном настроении дядя Герман шагнул на площадку, нашаривая в кармане ключи, и вдруг увидел на пороге небольшой старомодный сундучок, обитый полосами железа. В сундуке явно что-то происходило. То ли кто-то ворочался, то ли что-то тикало. В общем, наблюдалась подозрительная активность.
        "Ага, бомба! - почти обрадовался своей догадливости Дурнев. - Или ребенок Гроттерши от этого шустрого англичанина! В общем, одно из двух, и еще неизвестно, что хуже. С бомбой, во всяком случае, не будешь мучиться".
        Решив осторожно открыть сундук, Дурнев присел на корточки и, набрав в грудь воздуха, повернул ключ. Забытый Халявий соскользнул у него с плеча и, стукнувшись носом об пол, проснулся.
        - В меня что, стреляли? - ошалело спросил он.
        - Угу, - подтвердил дядя Герман.
        - Кошмар! Тогда я убит! - сказал Халявий и, покачиваясь, сел на полу.
        Дурнев осторожно приподнял крышку, проверяя, не привязана ли к нему леска, ведущая к чеке боевой гранаты. Неожиданно из сундука послышался подозрительный звук - не то чавканье, не то кваканье. Перепуганный депутат прихлопнул себе крышкой пальцы и, тряся рукой, принялся дуть на них.
        Халявий, ничего не знавший о боевых гранатах и покушениях на бизнес-элиту, проявил куда больше мужества. Он хладнокровно распахнул крышку и сунул в сундук голову. Дядя Герман осторожно заглянул ему через плечо.
        Внутри сундука лежала атласная подушка. На подушке сидела небольшая зеленоватая лягушка, держащая во рту заржавленную стрелу.
        - Царевна-лягушка! Мама моя родная! - ахнул Халявий.
        Проигнорировав оборотня, лягушка посмотрела на дядю Германа глазами, выпученными, точно от базедовой болезни.
        - Здравствуй, мой суженый, здравствуй, мой ряженый! - певуче сказала она. - Я Беатриса Премудрая, двоюродная сестра Василисы Премудрой!..
        - До-добрый ве-ве-вечер! - заикаясь поздоровался депутат.
        - У меня в жизни трагедия! Меня сглазил Бессмертник Кощеев... Этот наглый ревнивец не перенес моего отказа и превратил меня в мерзкую скользкую лягушку! Я гадала на картах Таро, и карты сказали, что единственный способ снять сглаз и вновь превратиться в красавицу - выйти замуж за Повелителя вампиров. Герман, а Герман, это ведь ты? Возьмешь меня замуж?
        - Яже-же-же...
        - Он женат! - с удовольствием наябедничал Халявий.
        Лягушка трагически перевернулась на подушке кверху лапками.
        - О, н-нет! - простонала она. - Все пропало! Неужели брак был заключен по обряду Древнира и скреплен его заклинанием? Тогда я навсегда останусь лягушкой! Такие браки нерасторжимы!
        - Какого еще Древнира? - подозрительно поинтересовался дядя Герман. - Я женился в грибоедовском загсе, как все приличные люди! На моей свадьбе был один космонавт и два народных артиста!
        Беатриса Премудрая в восторге задрыгала лапками.
        - Слава хаосу! В загсе не считается. Считаются только магические браки, заключенные по ритуалу Древнира. У вас же не такой брак, нет? - спросила она.
        - Нет! - заверил дядя Герман. - Не такой! Мы даже и в церкви не венчались, потому что я занимал ответственный пост.
        - А позднее? Не венчался? - быстро и с беспокойством спросила лягушка.
        - А сейчас ему не положено, как королю вампиров! Подданные не поймут! - с гордостью за родственничка встрял Халявий.
        Счастливая Беатриса Премудрая подпрыгнула и, прежде чем Дурнев успел опомниться, поцеловала его в губы. На дядю Германа дохнуло среднестатистическим болотом.
        - Женись на мне, милый! Я ведь красавица. Василиса Премудрая со мной ни в какое сравнение не идет. В какой воде я ножки мою, она той водой умывается.
        - В самом деле? Красавица, говоришь? - спросил дядя Герман, с сомнением глядя на лягушку.
        - Верь мне! Тебя я лаской огневою и обожгу и опалю! - пообещала она. - Согласен? Будешь у меня в холе и неге, аки блин в масле кататься!
        - Э-ммм... Ну можно! - застеснялся дядя Герман, которому ужасно хотелось жениться на красавице.
        - Правда, придется подождать тридцать дней и тридцать ночей. Раньше магические браки по обряду Древнира не заключаются. К сожалению, этот старый зануда был против поспешных знакомств и поставил особый магический блок, - грустно добавила лягушка.
        Дурнев кивнул. Он готов был ждать хоть два месяца. Опыт подсказывал ему, что красавицы на дороге не валяются, если, конечно, они не мешают пиво с водкой или коньяк с белым вином.
        - Заверни меня в платочек да неси домой, яхонтовый! - распорядилась лягушка. - Да жене твоей, в немагическом браке с тобой живущей, ничего обо мне не говори! А уж я тебя, сладкий мой, не забуду! И приголублю и приласкаю.
        Полный самых сладких мечтаний, дядя Герман облизал губы и дрожащей рукой полез в карман за носовым платком. Спрятав лягушку, он задвинул пустой сундучок за мусоропровод, чтобы с утра отнести его в гараж, и, точно заговорщик, просочился в родную квартиру. В их квартире, и это сразу ощущалось после улицы, вечно боролись два запаха - запах таксы, любившей старые газетки больше газона, и запах дорогих французских духов.
        Тетя Нинель не спала. Одетая в просторный шелковый халат, из которого легко можно было выкроить две простыни, Дурнева невнимательно читала женский детектив "Колобок в парике". Услышав, как в замке повернулся ключ, она, томно потягиваясь, вышла навстречу мужу. Такса Полтора Километра, спавшая под диваном неспокойным старческим сном, выползла и, стуча когтями по паркету, побежала наводить порядок.
        Первой оказавшись у ног дяди Германа, такса подозрительно зарычала на его карман. Она смутно ощущала, что что-то неладно.
        - На кого это она рычит? - подозрительно осведомилась тетя Нинель.
        - Ни на кого! - быстро сказал Дурнев.
        - Ни на кого она бы не рычала! Ты что-то скрываешь от меня, Германчик? - прозорливо спросила тетя Нинель.
        Дурнев заметался.
        - Чего ты ко мне пристала? Хочется ей рычать и рычит! Небось на Халявия! Он опять ловил кошек! - плаксиво сказал он.
        Тетя Нинель укоризненно взглянула на оборотня.
        - Халявочка, это правда? Зачем ты гонялся за кошками в новом костюме? - проворковала она.
        Оборотень, которого вынуждали сознаться в том, чего он не совершал, многозначительно посмотрел на дядю Германа. Бровки заерзали на узком лобике.
        - Братик, отведешь меня завтра в ресторан? - поинтересовался он.
        - Каждый день? А не жирно будет? - возмутился дядя Герман.
        - Фу, какой ты противный, братик! От домашней еды у меня несварение желудка! А то смотри... за кошками не буду гоняться... Как тебе, не сыро? Или, может, помочь?
        И Халявий многозначительно похлопал себя по карману. Дядя Герман сдался, правильно поняв намек.
        - Ладно, отведу! Будь ты проклят! - сказал он.
        - И к манекенщицам пустишь? - продолжал допытываться Халявий.
        Дурнев вздохнул. Он сообразил, что любимый братец будет теперь шантажировать его бесконечно. Вот и теперь они беседовали шепотом, как заговорщики.
        - Они на тебя наступят, - сказал он.
        - А это уже не твоя проблема! Я не виноват, что мне нравятся высокие женщины. Мой дедушка первым браком был женат на богатырше. Я весь в него. Так пустишь или не пустишь? - с напором спросил оборотень.
        - Да, да, да! - прошипел дядя Герман. Халявий, выторговавший то, на что раньше и надеяться не мог, просиял.
        - Да, да, да! Я гонялся за кошками! Я типа фанат, маньяк и все такое! Как же я люблю своего братика! Тебе так повезло с ним, мамуля! - громко признал он, бросаясь на шею к изумленной тете Нинели.
        Дурнева стряхнула с себя навязчивого карлика и умиленно обняла дядю Германа, случайно едва не раздавив при этом коварную соперницу. Такса Полтора Километра заворчала и от греха подальше ретировалась под диван. Порой этой кривоногой колбасе казалось, что она самое разумное существо в доме у Дурневых.
        
* * *
        
        Потянулись дни. Халявий, он же царь Мидас, он же Вацлав Нижинский, он же Герострат, он же машинка для наклеивания этикеток, он же император Калигула, он же племянник бабы Рюхи и еще шут знает кто такой, каждый вечер ездил в рестораны и кутил с манекенщицами, вводя дядю Германа в непредвиденные расходы. Среди московского бомонда неизвестно с чьей подачи распространился слух, что этот маленький карлик владеет несколькими нефтевышками в Тюмени и что именно по этой причине коварный Дурнев его охмуряет. "Подпоит, бумаги подписать заставит - и все дела! Он такой!" - шептали деловые тузы, которые с удовольствием охмурили бы Халявия сами, но побаивались дядю Германа.
        "Вот что значит репутация! Даже захочешь сделать что хорошее, так никто тебе не поверит!" - раздраженно думал председатель В.А.М.П.И.Р.
        К его невероятному удивлению, Халявий пользовался у манекенщиц невероятным успехом. "Он такой забавный, такой веселый! Так потешно передразнивает собачку! Куда лучше этих раскормленных банковских боровов, у которых на спинах отпечатались перекладины стула!" - передавали они друг другу. Работал пресловутый женский телеграф, изобретенный еще мамой Евой и ее дочерьми, и домой Халявий приходил лишь под утро, перемазанный помадой с головы до ног и с галстуком, вымоченным в вине и в соусе.
        Облепленный женщинами, как мухами, оборотень сиял и щедро одаривал их кусочками золота, которые днем откалывал от бачка Дурневского унитаза. В результате всезнающие сплетники стали поговаривать, что, кроме вышек, карлик имеет еще и нелегальный золотой прииск в Якутии, где на него работают беглые зэки.
        "Где бы еще он выучился так выть по-волчьи? Да и глаза у него в темноте горят!" - говорили они.
        Дядя Герман некоторое время терпеливо таскался за Халявием, пока не сообразил, что особого толку от этого все равно не будет. Еще немного - и его начнут принимать за приживала богатого карлика, а уж хуже ничего быть не может. И Дурнев оставил Халявия в покое, деля свое время между тетей Нинелью и лягушкой.
        Для лягушки он завел небольшой аквариум, напустил на дно воды и положил на поверхность лист кувшинки. Чтобы аквариум не попался жене на глаза, он прятал его в сейфе, код от которого знал только он.
        В отличие от своей сестры Василисы, Беатриса Премудрая не сбрасывала лягушачью кожу ни днем, ни ночью, а лишь на чем свет стоит ругала Бессмертника Кощеева.
        - Он весь магический мир уже забодал, хрыч старый! Ни одной девушке проходу не дает! Германчик, будь такой добренький: смотайся - проткни его своей шпагой! - говорила она.
        Дядя Герман задумчиво тер рукой нос. При одной мысли, что придется кого-то протыкать, ему становилась не по себе.
        - Оно, конечно, идея хорошая... Да только, может, вернее донос написать? Или просто сделать пару звонков? - предлагал он.
        - Кому ты звонить собрался? Магфиозным купидонам? Так у него сердца нету - не во что стрелы пускать. А доносы все равно к нему в Магщество придут - он их сам и разбирать будет, - квакала Беатриса Премудрая.
        Никакими огневыми ласками она дядю Германа пока не опаляла, если не считать того, что порой брызгала из аквариума быстро завонявшейся водой. Ела она много - и все больше лягушачью еду, требуя, чтобы Дурнев покупал ей в зоомагазине мотыль.
        - Погоди, милый, вступим в брак по ритуалу Древнира, я сброшу лягушачью кожу - и вот тогда!.. Поверь, дорогуша, рядом со мной Василиса ничто. Ты сказки-то читал? Она простой пирог не способна приготовить без мамок-нянек. Потерпи, милый, тридцать дней!.. - ворковала Беатриса.
        Дядя Герман терпел, завистливо поглядывая на Халявия. На рассвете его обычно привозили домой на такси. На вопросы и укоры тети Нинели он отвечал невразумительно и все больше мычал.
        - Еще раз увижу тебя в туалете с пилкой для ногтей - прибью! Сантехник и так к нам как на службу ходит! Семейное золото разбазариваешь! - говорила тетя Нинель.
        - Ишь, семейное! Все мое! А кто унитаз золотым сделал?.. То-то! И вообще, оставь меня в покое, мамуля! Лучше за мужем следи! - нагло отвечал Халявий.
        - Ты моего мужа не трогай! Он хоть дома сидит, а не шляется! - кипела от негодования тетя Нинель.
        - Знаю я, как он сидит. Ик!.. - загадочно отвечал Халявий и на четвереньках, глухо стукаясь •головой о стены, целеустремленно полз в свою кладовочку.
        
* * *
        
        Как-то утром, когда тетя Нинель, приготовив себе глазунью из девяти яиц, только-только собралась с чувством проткнуть вилкой первый глаз, ее отвлек какой-то звук. Подняв голову, Дурнева увидела, что корона графа Дракулы, которую ее супруг вчера, почистив содой, оставил на столике у раковины, вдруг запрыгала.
        "Привет вам, продрыглики, задохлики, проклятики, упыри, мавки, вампиры, маги, магвочки, магараджи и лично Поклеп Поклепыч! С вами Грызианочка Припятская и ее всем надоевшие "Последние магвости". Реклама на сегодня не проплачена, так что я сильно не буду вкалывать. Была вчера на Лысой Горе по случаю дня рождения какого-то хмыря. Теперь в голове точно бульон. Все слова куда-то разбегаются!.. Никак не припомню имени этого хмыря. Помню только, что он приставал ко мне и под конец схлопотал-таки бутылкой... О Древнир, нет, это же был мой начальник!.. Кошмар, интересно я уволена или нет? Скорее всего, он еще не проспался... В любом случае, с бездником!
        Где моя бумажка? Поглядим, что у нас там с магвостями. Быть не может, чтобы на этом чокнутом земном шарике не случилось ничего скверного... О, прелесть, я вижу дурных магвостей хоть отбавляй! Меня саму порой удивляет, куда же деваются хорошие? Должно быть, это просто не информационное событие... Ну, потопали!
        Магвости из Магфорда. Гурий Пуппер в очередной раз обратился к прессе. Английский волшебник, не так давно отвергнутый русской девочкой Таней, пообещал, что никогда не женится. "Мое сердце разбито! Я знаю себя, я никогда не сумею полюбить другую. Моя судьба определилась. Когда мне исполнится двадцать один, я уйду в магвостырь, где посвящу свою жизнь драконболу и медитации", - заявил он журналистам. Многие фэны Пуппера после этого известия впали в транс. Некоторые даже попытались отравиться фосфорными спичками. Однако тренер Гурия Пуппера и обе его тети, кажется, не придают заявлению своего питомца особого значения.
        "В семнадцать лет люди склонны преувеличивать свои несчастья! - заявила тетя, которая снится магвокатам. - Уверена, рано или поздно Гурик женится. Когда придет время, мы с тетей Настурцией лично подберем ему невесту, ориентируясь прежде всего на ее моральные качества и нравственную непокобелимость..." Прошу прощения, разумеется, тетя сказала "непоколебимость".
        Тренер же выразился еще определеннее. "Парень перебесится, - сказал он. - Вот я ему сейчас устрою двенадцать тренировок в неделю и два спарринга с горными троллями в месяц - мигом вся дурь из головы вылетит. Он у меня вечером едва до кровати будет доползать".
        Юная тибидохская колдунья Татьяна Гроттер, которую обвиняют в том, что из-за нее послушняшка Пуппер сделался гормональным маньяком, вообще отказалась от каких-либо комментариев. Она запустила в нашего специального корреспондента запуком и отправилась в магпункт, где дежурит у постели своего прежнего бой-френда... Как там его? Петька, Васька, Вадька? Простое такое имя, можно сказать совсем никакое... Да и сам паренек-то никакой! Родители - опустившиеся алкаши, а сам он годами ходит в штопаной майке, как полный псих. Я, конечно, извиняюсь, но до Пуппера он явно не дотягивает...
        И, наконец, самая загадочная на сегодня магвость. Тоже, кстати, из Тибидохса. Радует меня это местечко, Чумиха меня побери! Вроде тишь да благодать, а приглядишься - такая помойка, что Лысая Гора отдыхает. Несколько дней назад, как нам удалось выяснить, неизвестный совершил нападение на Гробыню Склепову. Неглупая и красивая девушка. Возможно, самая достойная личность в Тибидохсе...
        Гробыня была найдена на драконбольном поле в бессознательном состоянии и перенесена в магпункт. Поиски того, кто напал на Гробыню, ничего не дали. Сильная метель замела все следы. Как вскоре выяснилось, никаких внешних повреждений Склепова не получила и уже вечером пришла в себя. Сама девушка ничего не помнит об обстоятельствах нападения. Говорит лишь, что ощутила сильный удар, похожий на упругий порыв ветра.
        Однако уже на другой день утром, когда начались занятия, преподаватели Тибидохса обнаружили, что у Гробыни полностью утрачены все магические способности. Она отлично помнит все заклинания, но не может выбросить даже самой слабой искры. Вначале посчитали, что дело в кольце, но даже с кольцом Сарданапала результат остался все тем же... Волшебный дар Гробыни пропал, похоже, навсегда. Случай этот исключительный и практически не имеет аналогов, так как магические способности чаще всего бывают врожденными.
        Поклеп Поклепыч, завуч Тибидохса, заявил, что, согласно закону Древнира, который ни разу не нарушался, маг, лишившийся дара, не может дольше оставаться на Буяне и должен вернуться к лопухоидам.
        "Мы бы могли, конечно, оставить Гробыню в школе, но здесь ее прикончит первый же полтергейст или сглазит первая же кикиморка. Без магии девочка абсолютно беззащитна", - заявил он и добавил, что завтра утром Гробыня Склепова будет телепортирована домой к своим родителям-лопухоидам.
        Сарданапал, похоже, вполне солидарен со своим завучем, а это означает, что решение едва ли будет отменено. Но вот и все магвости на это утро, продрыгленькие мои! Не забудьте вечером снова включить зудильнички и узнать, какая еще бяка стряслась в мире, а не то сглажу! С вами была ваша пакостненькая, ваша бесподобная Грызианочка!.."
        Корона дяди Германа перестала подпрыгивать, и тетя Нинель наконец обрела способность двигаться. Едва ли не первый раз в жизни она выронила вилку и помчалась рассказывать все мужу.
        - Подведем итоги. Гроттерша проморгала выгодного мужа. Это раз. Следовательно, у нашей Пипочки появился некоторый шанс стать Пипой Пуппер. Это два. Нинель, отойди, ты встала на мотыль, три... Не надо было мне оставлять его на полу, четыре... - подумав, отозвался председатель В.А.М.П.И.Р.
        Оставшаяся в одиночестве глазунья, не моргая, лупоглазо смотрела в потолок, очевидно рассуждая о превратностях судьбы и человеческом коварстве.
        Глава 8 PERUNUS DEUS
        
        Ягге копошилась за перегородкой и, наборматывая что-то на настойку подорожника, готовила лекарство.
        Таня сидела на краю Ванькиной кровати. Это была та самая кровать, на которой не так давно хворал обмороженный Пуппер. И тогда Тане тоже пришлось сидеть на том же самом месте, стряхивая с коленок руки Пуппера. И почему-то это, то есть то, что кровать была той же самой, Тане совсем не нравилось. К счастью, Ванька про свой счет в банке не рассказывал и планов совместной жизни на сорок лет вперед не строил, за что Таня была ему благодарна.
        - Представь себе двух змей одинаковой длины, которые с равным усердием заглатывают друг друга, начиная с хвоста. Представила? - спросил Ванька.
        - Ну, - кивнула Таня. - Это вроде как на символе вечности?
        - Да. Меня заботит вопрос, что от них в результате останется?
        - Фарш останется. Большой и вечный фарш. Или какая- нибудь змея спасется бегством, - подумав, сказала Таня.
        Ванька засмеялся. Его загипсованная рука подпрыгнула на кровати. Одна из костеросток, прогрызшая по недоразумению гипс, отлетела к потолку и быстро поползла по нему, точно большая многолапая монета.
        - Ты не можешь мыслить абстрактно, философскими категориями, - продолжая смеяться, сказал Ванька.
        - Угу. Зато я змей знаю как облупленных, - сказала Таня, размышляя, не покусал ли Ваньку Шурасик, вчера несколько часов проторчавший в магпункте с жалобами на расстройство желудка. Как оказалось, Шурасик отравился каким-то знахарским снадобьем из прокрученных в миксере полярных сов. Кто-то сказал ему, что это позволит заниматься сутки напролет.
        Еще одна костеростка прогрызла гипс и начала бестолково ползать по руке Валялкина и по одеялу, оставляя лечебной железой длинный оранжевый след.
        - Что-то у тебя костеростки какие-то не такие... Не в своем уме! - осторожно сказала Таня.
        - Еще бы! - хмыкнул Ванька. - Я их сглазил! Только - тшш! - Ягге не говори. Она меня убьет.
        - Зачем ты их сглазил?
        - Не знаю. Щекотались они, щекотались, вот и я решил проверить, подействует на них сглаз или нет. Подействовал, - со вздохом признался Валялкин и щелчком сшиб костеростку у себя с колена.
        - А если рука теперь не срастется? - спросила Таня.
        - Срастется! У лопухоидов же как-то срастается, - произнес Ванька.
        Кто-то постучал. В магпункт вошла Лиза Зализина. Делая вид, что не замечает Таню, она поздоровалась с Ягге и подошла к Ваньке.
        - Вот я тебе варенья принесла! Ты же все время голодный! - сказала она, ставя на тумбочку банку.
        - Спасибо! - поблагодарил Валялкин. - О, и даже с ложкой! Здорово!
        Почему-то Таню ужасно рассердило, что Ванька не отказался, хотя, с другой стороны, она отлично понимала, что впихивать банку обратно Зализиной, играя в дурацкую игру "возьми - не возьму, да бери - да ни за что!", было бы с его стороны глупо.
        - Разве в магпункте не кормят? - спросила она в пространство, ни к кому не обращаясь.
        Зализина проигнорировала ее вопрос. Она вообще изо всех сил делала вид, что Тани не существует в природе.
        - Как твое здоровье? Нога не болит? - спросила она у Ваньки.
        - Уже лучше, - сказал Ванька.
        - Срастается?
        - Да вроде...
        Видно было, что Ванька находится в замешательстве. Грубить Зализиной ему не хотелось, одновременно он ощущал, что Тане вся эта ситуация здорово не нравится.
        - Хочешь, я тебе на ногу пошепчу? Я умею! - предложила Лиза.
        - У Ваньки, между прочим, с ногами все в порядке. У него, если кто-то обратил внимание, гипс на руке, - сказала Таня.
        - Как-то здесь шумно. Зудильник, что ли, где-то работает? Слышишь, какой противный голос? Наверное, для хмырей программа, - удивилась Зализина, оглядывая стены.
        Это было уже слишком. Во всяком случае, для Тани, и Ванька это понял.
        - Не надо, Лиз! Ягге меня лечит. И вообще мои костеростки малость того... уже, короче, нашептанные... - отказался он.
        - Я все равно пошепчу! Это называется "перекрестная магия". Когда шепчешь на ногу - выздоравливает рука, и наоборот, - упрямо сказала Зализина, не собиравшаяся сдаваться.
        - В присутствии третьего не шепчутся. И вообще, надеюсь, приворотного зелья в варенье нет? - не удержавшись, громко спросила Таня.
        Зализина раздраженно посмотрела на нее.
        - Нет, только стрихнин... - сказала она.
        - О, меня наконец заметили! Какое счастье! Здравствуй, Лиза! - обрадовалась Таня.
        - Не доводи меня, Гроттерша! - рассердилась Зализина.
        - Это ты меня не доводи! Я, между прочим, темная. Вот и делай выводы. На любого из вас, беленьких, мне начхать! - произнесла Таня.
        Лизка и даже Ванька с удивлением уставилась на Таню.
        - Неужели тебе нравится среди темных? - не выдержала Зализина.
        - А то как же! Я их обожаю! Нам что темные искры, что магия вуду... Это вы трясетесь, как кленовые листы, как бы чего не вышло! - заявила Таня.
        Она была уверена, что соврала, но через некоторое время почувствовала, что сказала правду. Она настолько прижилась на темном отделении, что порой даже испытывала удовольствие, произнося запрещенные для светлых магов заклинания и выбрасывая после этого яркую красную искру. Да что же такое с ней происходит?
        Неужели прав был Сарданапал, когда говорил, что ее никто не переводил на темное отделение, а она сама перешла, следуя своим склонностям?
        "Нет, я не хочу! Не буду!" - с испугом подумала она.
        "Хочешь! - уверенно сказал невесть кому принадлежавший голос внутри. - Хочешь! И будешь!"
        
* * *
        
        На другой день утром в школе волшебства для трудновоспитуемых юных волшебников прощались с Гробыней, возвращавшейся к лопухоидам. Это происходило в Зале Двух Стихий. Склепова стояла в центре Зала, почти у огненной границы, прежде разделявшей добро и зло, но погасшей в момент, когда скифский меч разрубил волос Древнира.
        Каждый переживал расставание с Гробыней по-своему, в меру своей внутренней скорби и способности ощущать чужую боль.
        Роковой красавчик Жора Жикин вздыхал, размышляя, что свидание, назначенное на вторник, теперь никогда уже не состоится, и раз так, то не вписать ли в освободившуюся строчку Дусю Пупсикову или Катю Лоткову. Но Лоткова, скорее всего, снова продинамит, так что правильнее будет подстраховаться кем-нибудь вроде Попугаевой. Уж она-то точно придет, да еще на полтора часа раньше.
        Пипа смотрела на Гробыню с недоумением. Она сама не так давно жила среди лопухоидов и потому не в полной мере понимала трагедию происходящего. "Ну к лопухоидам так к лопухоидам! Столько народу без магии живет - и ничего!" - говорил весь ее вид.
        Зато страдающий Гуня Гломов, один искренне любивший Гробыню, рыдал в голос, не просто рыдал, а ревел, как раненый медведь.
        - Зачем я тогда оставил ее одну? Зачем? Это я во всем виноват, я! - повторял он, и его огромные плечи содрогались.
        Гломов не боялся показаться смешным, да, по правде, совсем и не казался. Один Семь-Пень-Дыр захотел было сравнить Гуню с плаксивой девчонкой, но благоразумно передумал. Пень был молод, и ему хотелось жить.
        Сама Гробыня стояла потупившись, ни на кого не глядя и лишь переступала иногда с ноги на ногу. Глаза у нее покраснели, но слез не было видно. У ее ноги громоздилась небольшая горка из двух чемоданов и рюкзака - все, что она увозила с собой из Тибидохса.
        - Ишь! Каменная! - громким шепотом, разнесшимся по Залу в полной тишине, укоризненно сказала Ягге.
        Великая Зуби и Медузия разом оглянулись на нее.
        Таня, хорошо изучившая Гробыню за те четыре года, что они жили в одной комнате, знала, чего на самом деле той стоит теперь держаться. Сегодня обе - и Таня, и Гробыня - не спали всю ночь. Склепова то злилась, то кричала, то прощалась с Пажом, а под конец уже просто рыдала в голос, уткнувшись головой Тане в колени. Они расставались не то чтобы подругами, подругами-то они как раз никогда не были, но чем-то большим: людьми сблизившимися, свыкшимися и хорошо понимающими друг друга. Таня знала, что Гробыня будет писать ей длинные письма. Знала и то, что будет ей отвечать.
        Сейчас Гробыня просто была уже обессилена и равнодушна ко всему, точно приговоренный к смерти, отчаявшийся получить помилование и ощущающий неотвратимые шаги палача.
        Вперед выступил Сарданапал. Он был взволнован, красен. Оба его уса шевелились, не останавливаясь ни на секунду.
        - Мы впервые делаем это, - сурово начал академик. - Впервые отправляем в мир лопухоидов девочку, которая проучилась у нас так долго. Отправляем, не зная, вернется ли она когда-нибудь.
        Но другого выхода нет. Закон Древнира не может быть нарушен. Маг может жить только среди магов, а лишившийся магии должен вернуться к обычным людям. Подобное должно существовать среди подобного, а равное среди равного. Этот закон непреложен. Любое отступление от него гибельно.
        Гробыня издала громкий судорожный звук - не то плач, не то всхлип, не то стон, не то крик.
        Академик с беспокойством оглянулся на нее. Вся его наносная суровость мгновенно исчезла.
        - Да пойми же, что не можем мы! Нельзя!.. - сказал он, точно оправдываясь. - Нельзя не потому, что я формалист, а Древнир выживший из ума маг, написавший нелепые законы! Нельзя - потому, что это противоречит законам самого бытия. Да ты просто не выживешь здесь без магии! Могу лишь обещать, что лично сделаю все возможное, чтобы вернуть тебе твои способности... А теперь прощай, хотя я лично надеюсь, что все же "до свидания"...
        Академик отвернулся и сделал знак Поклепу.
        - НЕЕ-ЕЕТ! НЕЕЕТ! Не надо! - вдруг страшно завизжала Гробыня, бросаясь к Сарданапалу и пытаясь ухватиться за него руками. Выдержка изменила ей.
        Сарданапал отшатнулся.
        - Поклеп! - торопливо крикнул он. - Поклеп!
        Завуч, давно нетерпеливо шевеливший кустистыми бровями и ждавший своего часа, шагнул к Гробыне и громко произнес заклинание принудительной телепортации.
        - Сгиниум визио мео! - прогремел на весь зал его голос.
        Искры, посыпавшиеся из его перстня, окружили Гробыню плотным коконом. Спасаясь от ожога, она вынуждена была запахнуться в куртку и закрыть лицо. Несколько мгновений Склепова все еще стояла посреди зала, а потом ярко полыхнувшая красная вспышка унесла ее прочь, в мир лопухоидов.
        - Поклеп! Разве нельзя было сделать это как-нибудь иначе. Деликатнее, мягче? - укоризненно спросила Великая Зуби.
        Завуч злобно пробуравил ее маленькими глазками.
        - Мягче? Вот и занялась бы сама! Можно подумать, один я знаю заклинание. Вечно на меня сваливают всю самую мерзкую работу, а потом упрекают в недостатке человечности. Ненавижу это проклятое ханжество! Если уж поставили меня расхлебывать грязь - я буду делать это как умею... Всем все ясно?
        Он повернулся и вышел крупными шагами. Зал Двух Стихий быстро пустел. Ученики и преподаватели поспешно расходились не глядя друг на друга, будто невольно стали соучастниками преступления.
        - Если я найду того негодяя, кто... который... сделал это с Гробыней, я его убью... - хрипло произнес Готфрид Бульонский.
        На другой день утром Таня встала пораньше и заглянула к Ваньке. У нее была мысль - довольно неопределенная - посмотреть, как он спит и как он выглядит во сне. Однако Ванька нарушил ее планы. Он не спал. Он полусидел высоко на кровати, подложив под спину подушку.
        - Привет! Я хочу тебе кое-что показать. Дай мне, пожалуйста, вон тот лист с тумбочки, а то не дотянуться, - попросил Ванька, кивая на загипсованную руку.
        - Запросто. Хап-цап! - сказала Таня, выпуская искру.
        Лист бумаги - самый обычный лопухоидный лист в клеточку - прыгнул к ней в руки, и она передала его Ваньке.
        - Блин, все время забываю про магию. Я же и сам мог, - виновато произнес Валялкин.
        - Ничего, бывает, - успокоила его Таня, знавшая, насколько ее милый маечник умеет быть рассеянным.
        - Вот смотри... - сказал Ванька. - Мне тут ночами не спится: весь день лежишь как бревно и не устаешь. Вот и вчера я лежал и думал про то нападение на Гробыню и про Лизкин сон. Ведь Гробыня - это и была самая первая жертва. Теперь-то ты Лизке веришь?
        - Более или менее, - проговорила Таня, но, взглянув на лицо Ваньки, послушно добавила:
        - Хорошо, верю.
        - И тогда я вспомнил про знак на куполе!
        - Ага, я знала. В смысле, что кто-то пробивает купол, - кивнула Таня.
        Ванька с обидой посмотрел на нее.
        - ЗНАЛА? Почему ты мне не сказала?
        - Ну, это была не моя тайна. Я случайно подслушала разговор, который был совсем не для моих ушей, - произнесла Таня.
        Ванька укоризненно покачал головой, а потом здоровой рукой развернул тот самый лист.
        - Представь, что лист - это защитный купол. Мы можем сделать его вогнутым, но здесь он плоский. Вот эти точки на листе - места пробоин на куполе.
        - Ого, сколько их! А почему ты уверен, что они именно тут? - удивилась Таня.
        - Мне показала Ягге. Она заглянула ко мне вчера ночью, когда я лежал со свечой. Вначале ругалась, а потом рассказала про купол. У нее отличная память, но самое забавное, что она сама не поняла, что означают эти пробоины, а я понял...
        - А что тут понимать? Кто-то хотел прорваться, - сказала Таня.
        - Ничего подобного! - возразил Ванька. - Когда хотят прорваться - делают одну незаметную лазейку, а не долбят весь купол точно сотня перепивших дятлов. Тебе эти точки ничего не напоминают, посмотри внимательнее!
        - Еще как напоминают. Твоя шариковая ручка мажет. Лопухоидная? Мне тоже Пипа вечно мажущие ручки подсовывала! - со знанием дела проговорила Таня.
        Ванька легонько стукнул ее гипсом по лбу.
        - Ты что, не проснулась? Соедини их мысленно между собой. По тем цифрам, которые возле точек. В такой последовательности они появлялись всю зиму. Ну же! Видишь буквы?
        Малютка Гроттер послушно начала соединять буквы. Но так как она думала в основном о Ваньке, как он лежит ночью и не спит, бедный, то буквы у нее не очень-то соединялись. Уже на второй букве Ванька потерял терпение и сунул ей другой лист, который вытащил из-под подушки.
        - Ладно, смотри. Я это уже сделал за тебя. Последняя пробоина - это последняя буква. Читай! - велел он.
        - "PERUNUS DE..." - прочитала Таня.
        - Надпись еще не закончена. Должно быть:
        "PERUNUS DEUS". Значит, будут появляться новые пробоины, новые жертвы и новые буквы! - сказал Ванька. - Теперь ты понимаешь, кто напал на Гробыню?!
        - Перун! - с ужасом сказала Таня.
        Сомнений не оставалось. Теперь она поняла, какой могущественный враг был у Тибидохса. Как поняла и то, что они немедленно должны сообщить обо всем Сарданапалу.
        Академик появился в магпункте спустя две минуты после того, как Ягге, которой тоже пришлось все рассказать, вызвала его особым заклинанием, звучавшим как ныльдвойус. Судя по таинственности звучания, слово было древнескандинавское. Ягге сказала, что это экстренное заклинание, принятое между преподавателями в их кругу, и ученикам его лучше не произносить.
        Ванька сообщил Сарданапалу все то же, что и Тане. Академик долго и придирчиво проверял расположение точек на листе. Некоторые точки он слегка поправил, переместив их на несколько клеток вправо или влево. Но в целом это ничего не изменило. Надпись "PERUNUS DE..." стала от этого только отчетливее.
        Академик помрачнел. Он так ушел в свои мысли, что даже не поблагодарил Ваньку. Кажется, он вообще забыл, что в магпункте присутствует кто-то еще. Таня слышала, как Сарданапал пробормотал:
        - Неужели это Перун?.. Мы с Поклепом проглядели, лишь мальчишка догадался. Правда, у меня мелькала мысль, что только его молот может... Но он всегда жил с нами в мире... Похоже, мне все же придется... Но нет, нет!
        Очнувшись, глава Тибидохса быстро повернулся и вышел, унося с собой Ванькин лист.
        - О чем это он? - спросила Таня у Ягге. Старушка зябко закуталась в шаль.
        - Существует заклинание уничтожения. Старое запрещенное заклинание хаоса, на которое Древнир наложил запрет. Им не пользовались уже много столетий. Его побочные действия ужасны. Оно несет в мир много зла и горя. Но оно единственное способно уничтожить древнего бога... Но не думаю, что Сарданапал решится его применить... - Ягге посмотрела на них и рассерженно крикнула:
        - Чего вы на меня уставились, сами не знали? Танька, разве тебе не пора на занятия? Ишь моду взяла по магпунктам шастать! А ты, Валялкин, марш под одеяло! Я тебе покажу, как ночью не спать!
        
* * *
        
        А вечером Таню поджидал сюрприз. Кто-то бесцеремонно забарабанил в дверь. Таня открыла. На пороге, неопределенно улыбаясь, стояла Пипа. За ее спиной на полу громоздился целый бастион из чемоданов.
        - Привет, Гроттерша! Как в старые добрые времена! Надеюсь, ты еще не завалила Гробынин шкафчик своим барахлом? Если завалила - вытряхивай его немедленно! Теперь тут буду я! - сообщила она, поочередно затаскивая в комнату свои чемоданы.
        Таня молча смотрела на нее.
        - И даже не поможешь? - удивилась Пипа. - Вот он, эгоизм, так и прет, так и прет! Нет чтобы броситься мне на шею. Все- таки родная кровь!
        - Что ты тут делаешь? - хмуро спросила Таня.
        - Как что? Собираюсь тут жить! Ты глупеешь прямо день ото дня, Гроттерша! Поверь, если бы я просто пришла к тебе в гости, то сделала бы это с пулеметом, но никак не с чемоданами! - заявила Пенелопа.
        - А как же Шито-Крыто? Указала тебе на дверь? - поинтересовалась Таня.
        - А вот и не угадала. Ритке совсем не хотелось со мной расставаться. К ней перевели первокурсницу из сто шестой комнаты... А меня Медузия сослала (классное слово, не правда ли? - куда лучше, чем "послала") к тебе.
        Таня вздохнула. Если Пипу действительно переселила Медузия, то это решение окончательное и избавиться от Пипы не удастся. Все решения, принимаемые доцентом Горгоновой, изначально имеют гриф окончательности.
        - А в сто шестую комнату кого? - спросила она.
        - Никого. Там никто жить не хочет. В сто шестой на второй кровати девчонка, маленькая такая, с беленькой косичкой. Не видела? Днем вроде ничего, терпеть можно, сидит и над книжками ботанеет, как Шурасик, а ночью превращается в пантеру. Рвет одеяло когтями, бросается...
        - Бросается? Почему? - удивилась Таня.
        - А я откуда знаю? Вроде, бразильская вирусная магия или прабабушка была оборотнихой. Да какая разница? Мне лично по барабану, - сказала Пипа.
        Таня хмыкнула, подумав, не та ли это девчонка с беленькой косичкой, которая тогда обратилась к Гуннио Гломини, а потом с восхищением бежала за ней, когда она шла рядом с носилками? Та тоже, кажется, была с первого курса. Таня Гроттер даже вспомнила ее имя.
        - Маша Феклищева - девочка-пантера? Трудно поверить! - сказала она.
        - Да ты всех знаешь! Прям магическое справочное бюро! С меня дырка от бублика! - с издевкой воскликнула Пенелопа.
        Протолкнув в комнату последний чемодан, Пипа бесцеремонно завалила всю комнату - не только свою половину, но и Танину. Уж насколько у Гробыни было много барахла - однако с Пипиным это ни в какое сравнение не шло.
        Громоздя чемоданы, Пипа сшибла с подставки скелет. Паж, щелкнув зубами, безуспешно попытался тяпнуть ее за палец.
        - Что еще за фокусы? - возмутилась Пипа, отдергивая руку. - Это чучело я завтра же выброшу! Пускай убирается в анатомический театр, если не может вести себя прилично! Тебе все ясно, кошмарное создание? Пакуй свои берцовые кости и вали отсюда!
        Таня с недоумением смотрела на Пипу, как неглупый взрослый человек смотрит на вздорную собачонку, облаивающую его в соседнем дворе. За четыре года, что она жила в Тибидохсе, Таня успела основательно отвыкнуть от дурневской дочки. Правда, Таня кое-чему успела научиться, но Пипа тоже не теряла времени даром, ухитрившись унаследовать все лучшие качества своих папочки и мамочки.
        Наконец Пипа приткнула последний чемодан и плюхнулась на кровать.
        - Ну все! Свои шмотки я завтра разберу! Не думай, Гроттерша, что я позволю тебе забарахлять комнату. У тебя будет просто военный порядок... Комплект зимней одежды, комплект летней, так и быть, контрабас - а остальное я все повыбрасываю. Ненавижу, когда комната превращается в питомник по разведению моли! - заявила Пипа.
        - А свои тряпки тоже выбросишь? - с улыбкой спросила Таня.
        - Не зли меня, Гроттерша! Твоя инфантильность меня умиляет! Я девушка молодая, красивая, мне надо устраивать личную жизнь. Не думай, что я соглашусь ходить в растянутых спортивных штанах и свитере! Мне нужен в жизни мой кусок счастья, даже если придется выгрызть его у кого-нибудь из горла.
        - У кого-нибудь - это у меня? - уточнила Таня.
        - А хоть бы и у тебя! Ты, милочка, забыла, что такое интуитивная магия! Будешь плохо себя вести - размажу по стене... - пригрозила Пипа.
        Таня вспыхнула. Она вспомнила, что единственный способ сохранять с Пипой хотя бы какое-то подобие мира - все время ставить ее на место.
        - Тогда начинай прямо сейчас! Леону с цезарис! - произнесла Таня, вскидывая кольцо.
        Две красные искры полыхнули одна за другой. Кривоватые ножки кровати Гробыни внезапно превратились в пружинистые львиные лапы. Кровать подпрыгнула. Пипа, подброшенная едва ли не до потолка, рухнула на гору чемоданов.
        - Атосус-портосус, - приказала Таня, вспоминая изобретенное Гробыней заклинание.
        Дырь Тонианно, беспомощно лежавший на полу, точно груда костей на бранном поле, мгновенно оказался на ногах. Его верная шпага со свистом рассекла воздух над головой у Дурневской дочки. Отрубленная ручка чемодана щелкнула Пипу по носу.
        - Гроттерша, ты что, сдурела? Убери немедленно скелет! А- а-а, он ненормальный! - крикнула она испуганным голосом.
        - А как же интуитивная магия? Вот и прибегни к ней! - посоветовала Таня.
        - Для интуитивной магии я должна взбеситься, а я боюсь этого урода! Смотри, что он сделал с моим чемоданом! Он псих, у него глазницы горят! Прошу, убери его! - взмолилась Пипа.
        - Заруби себе на носу, что регулярное занятие магией и две красные искры - это тоже кое-что! Еще могу три, но учти, тогда мне придется просить у кого-нибудь веник и сметать с пола твой пепел! Ну все, живи! - Таня выпустила еще одну искру.
        Паж опустил шпагу. Присмиревшая Пипа внимательно оглядела кровать, прежде чем снова решилась на нее забраться.
        - Ладно, Гроттерша! Я тобой завтра займусь! Или, самое позднее, в следующий вторник. Сегодня у меня по гороскопу день повышенной гуманности!.. А ты, скелет, утихни. Я раздумала тебя выбрасывать. Я буду привязывать к тебе веревку и сушить на ней чулки! - сказала младшая Дурнева, значительно сбавив обороты.
        Таня поняла, что она победила. Правда, едва ли надолго. Пенелопа всегда наглела со сказочной быстротой. Неожиданно взгляд у Пипы стал стеклянным. Она уставилась на окно и застыла.
        - О, какие шторки! Довольно милые!.. Кажется, я их уже где- то видела!.. И я даже знаю где! - деревянным голосом сказала она, вспоминая жуткую ночь, когда ее папуля размахивал ятаганом.
        Не успели Таня и Пипа улечься спать, как за окном, в пятне света, где плясали снежинки, возник пухлый купидон с почтальонской сумкой. В отличие от прочих своих собратьев, этот крылатый индивидуум не стал барабанить в стекло, а принялся пальцем вычерчивать на стекле всякие глупые рожицы и писать слова, которым, видно, научился в мире лопухоидов. Он мог бы заниматься этим бесконечно, но Таня толкнула раму, и купидончику ничего не оставалось, как влететь в комнату.
        В руках у него был здоровенный букет хризантем. Таню это удивило, так как обычно Пуппер присылал розы.
        "Может, это он в связи с магвостырем? Вроде как прощальный подарок?" - не без грусти подумала Таня Гроттер. Она, хоть и не всегда бывала довольна Пуппером, все же привыкла регулярно получать от него цветы и конфеты. А привычка, как известно, вторая натура.
        Купидончик сунул Тане хризантемы и принялся кружить под потолком, дожидаясь, пока с ним расплатятся. Таня протянула ему большой тульский пряник, припасенный для подобных случаев. Купидончик придирчиво оглядел пряник, колупнул его ногтем и, довольный, спрятал его в сумку, предварительно выбросив из нее хвост от воблы. Воблой расплачивался обычно Гуня Гломов, когда получал письма из дома. Тот же Гуня, кстати, под настроение посылал купидончиков сгонять за пивом, которое невозможно было достать в Тибидохсе.
        Таня хотела уже закрыть за купидончиком окно, но тут случайно заметила, что пухлый младенец быстро схватил со стула ее перчатку и тоже сунул ее в сумку.
        - Эй, зачем? Ее нельзя есть! - крикнула Таня, решив, что он ошибся.
        Однако купидончик уже всплеснул крылышками и стремительно вылетел из комнаты.
        - Вот олух! Зачем ему моя перчатка? Она же ему только на голову налезет! - удивленно сказала Таня.
        - Должно быть, ему велели ее украсть - он и украл, - равнодушно пожала плечами Пипа.
        - Но зачем? Кто велел?
        - А я откуда знаю? Посмотри, кто тебе цветочки прислал. Или, может, сестренка, ты собираешься догнать купидончика на контрабасе?.. Бесполезно, эта мелочь очень шустрая. Поди отыщи его в метели, - заявила Пипа.
        Таня сунула руку в букет и достала визитную карточку. На карточках Гурия обычно красовался герб Магфорда - грифон со щитом, под которым серебристыми буквами было вытиснено:
        гурий пуппер Драконбольный нападающий Англия, школа "Магфорд"
        Однако эта была иной - чуть больше по размеру, из желтоватой, очень прочной и шершавой бумаги.
        "Фаш личност отнюд не удостоверен! Дыхните на меня!" - строго высветилось на ней.
        Подумав, что у хозяина карточки странные причуды, Таня подышала. В тот же миг на ней вспыхнули тонкие, изломанные, ехидно ускользающие буквы.
        
        Здравствуйте, майн либен фройляйн Гроттер!
        До скорой встреч на вашей свадьбе. Бай-бай!
        Мадам Цирцея
        Ворожея вуду
        Дэдмэн-стрит (бывш. Труппус-аллей), д. 665, кор. 1.
        P.S. Сегодня на ужин вы ели блинчики с шоколадом, не правда ли?..
        
        Пипа заглянула Тане через плечо, прочла надпись на карточке и хмыкнула.
        - Сдается мне, эта особа взялась за тебя всерьез. Скоро ты влюбишься! - сказала она.
        - Не влюблюсь! Я уже влюблена, - возразила Таня.
        - В Ваньку-то? - презрительно сказала Пипа. - Оставь его Зализиной, вроде как подарок для нищих. Все равно скоро ты полюбишь другого. Вот и все дела.
        - Не полюблю! Пипа засмеялась.
        - С перчаткой-то? Сомневаюсь, что у тебя хватит сил сопротивляться магии вуду. Все заклинания против нее давно забыты. Спроси у Великой Зуби. Магия вуду - это тебе не хухры- мухры. Там в Европе в ней кое-что еще смыслят! Это не какой- нибудь тупой зажималлус втюрис! - заявила Пипа, успевшая уже кое-чего поднахвататься.
        - Думаешь, это все Пуппер? В смысле обратился к этой ворожее? - озабоченно спросила Таня.
        Всерьез обидеться на Гурика она почему-то не могла. В конце концов, это она тогда первой произнесла заклинание на фигурку. Но сколько можно продолжать одно и то же? Наверное, ей есть смысл самой уйти в магвостырь! Тогда-то Гурий оставит ее в покое!
        - Понятия не имею. Может, Пуппер, а может, и не Пуппер! - сказала Пипа.
        Она темнила. На самом деле, Дурнева-младшая догадывалась, откуда ветер дует. Мадам Цирцея не выносила ни малейшего пятнышка на своей репутации. Один раз потерпев неудачу с ее, пипиными, ползунками, она почуяла неладное и лично отправила посыльного за Таниной вещью. И купидон улетел не с пустыми руками.
        - В любом случае, Пуппер это или нет - Гэ Пэ мой! Не смей даже мечтать о нем! Мне с десяти лет снится, что я жена Гурия Пуппера! Он берет меня под руку и ведет по цветущему вишневому саду. Пенелопа Пуппер - неплохо звучит, не правда ли? Гэ-Пэ и Пэ-Пэ! - в голосе у Пипы возникла несвойственная ей мечтательность.
        - Тогда уж Гу-Пу и Пи-Пу... Пи - Пипа, Пу - Пуппер... О, Пи-Пу - это уже все равно что Пипа! Видно, тебе на роду написано быть его женой, - задумчиво сказала Таня.
        Она подумала, что Пипа основательно отличается от Гробыни. Склеповой никогда не приснилось бы, что она с Пуппером идет по саду. А вот по супермаркету - совсем другое дело. Но тогда Пуппер уж точно не шел бы с ней рядом, а, пыхтя, катил бы нагруженную тележку.
        Внезапно Пипа схватила Таню за руку. В ее глазах вспыхнул голубоватый ведьминский огонь, которого никогда не бывает у лопухоидов. Этот огонь Таня прежде видела лишь у Медузии и однажды у Великой Зуби, когда та случайно подхватила вирусный сглаз.
        - Дай мне страшную клятву, что ты никогда не выйдешь замуж за Пуппера! Что ты отдашь его мне! Поклянись, скажи: "Разрази громус!" - звенящим от напряжения голосом потребовала Пипа.
        Таня задумалась. С какой это радости она будет делать Пенелопе такие подарки?
        - Нет, не буду клясться! - сказала она. Пипа прищурилась.
        - Но почему? Значит, у тебя есть на моего Гурика какие-то виды? Признавайся!
        - Виды? Видов нет. Но все равно не буду клясться. И потом, как я могу отдать тебе то, что мне не принадлежит? Пуппер же не моя собственность. Тебе он нужен - ты его и завоевывай, - уклончиво ответила Таня.
        Любимая сестренка некоторое время сверлила ее глазками, но, поняв, что на Таньку где сядешь, там и слезешь, - решила оставить ее в покое.
        - И завоюю, можешь не сомневаться! Если я что-то решила, то иду до конца! И не советую никаким обормоткам с непонятными фамилиями становиться у меня на пути, - буркнула Пипа.
        Она отпустила Танину руку, легла на кровать и повернулась к Тане Гроттер спиной.
        - Жаль, здесь нет лоджии! Я бы вытурила тебя на лоджию! - сказала она.
        Таня ласково посмотрела на Пипину спину.
        - Я бы сама с удовольствием легла на лоджии. Особенно сегодня ночью, - спокойно произнесла она.
        - Почему это?
        - Ненавижу крики и стук крышки. Это меня всегда жутко нервирует.
        - Какой еще стук крышки? - напряглась Пипа.
        - Гм... У Склеповой, чью кроватку ты унаследовала, было странное чувство юмора. Если перед сном не произнесешь обережное заклинание, ночью кровать перевернется и закроется вон той вот крышечкой... А если попытаешься открыть или даже мечом разрубить - снаружи лягут железные обручи. Про смерть богатыря Святогора читала? Тут та же магия! - пояснила Таня.
        - Врешь! Это не крышка, это книжная полка... Вообще, блин, странная она какая-то. И кровать странная, - неохотно признала Пипа.
        - А ты не смотрела, на чем ты спишь, нет? - удивилась малютка Гроттер.
        - Не смотрела и не собираюсь! Что я, кроватей не видела?
        - Кровати-то ты видела... Ладно, спокойной ночи! - сказала Таня.
        Пипа некоторое время лежала, а потом все же встала и недоверчиво заглянула под матрас. Ее вопль был слышен даже в караулке циклопов, которые, однако, были слишком заняты, проигрывая Клоппику и поручику свои секиры, чтобы бежать проверять, в чем дело.
        - И чего вопить? Гроб, он и в Африке гроб. Доски, ткань, ручки - ничего особенного, - произнесла Таня, когда Дурнева- младшая наконец замолчала.
        С минуту Пипа хрипела, восстанавливая дыхание, потом спросила:
        - Какое заклинание?
        - В смысле? - не поняла Таня.
        - Не прикидывайся! Что Склепова произносила перед сном? Ты знаешь?
        - Разумеется, нет. Гробыня говорила его всегда шепотом. А я, как хорошая девочка, не подслушивала. Ну все, приятных сновидений!
        Малютка Гроттер скользнула под одеяло и сладко потянулась. Настроение у нее заметно улучшилось. Разве она виновата, что у Пипы такое богатое воображение и ее так легко водить за нос?
        Возможно, завтра она и влюбится в Пуппера, но это будет только завтра. К тому же Таня хорошо помнила, что против настоящей любви бессильно все, даже магия вуду. "Что ж, Пуппер, посмотрим, кто кого! Хочешь русской любви - получишь, только не запроси потом пардону!" - подумала она.
        Пенелопа некоторое время задумчиво прохаживалась вдоль кровати, изредка раздраженно пиная ее ногой, а потом стащила матрас на пол и, ворча, улеглась. Видно, пол был жестким и в щели дуло, потому что Дурнева-младшая долго ворочалась и бурчала всякие слова, против которых ее папочка, когда был в Думе, принял два постановления и один закон. Правда, этим словам Пипа тоже выучилась у папочки.
        Глава 9 ТАТЬЯНА ЛАРИНА И ДОРОГУША ПУППЕР
        
        Утром Таня заспалась, не услышала зудильника и встала только, когда Дуся Пупсикова, посланная Сарданапалом, у которого была первая лекция, принялась барабанить в двери.
        - Академик беспокоится, вдруг с тобой что стряслось. После нападения на Гробыню у преподов нервишки пошаливают. И не только у преподов, - сказала Дуся, с любопытством оглядывая комнату.
        Внезапно глаза у нее округлились. Таня оглянулась на соседнюю кровать. Дочки дяди Германа в комнате уже не было. Лишь на наволочке ее подушки, на той ее части, что была обращена к Тане, помадой было крупно написано:
        "ИДИОТКА! ЗЫ. ЭТО НЕ ПОДПИСЬ!"
        - А мне почему-то кажется, что подпись! - пробурчала Таня.
        Выпроводив Пупсикову, которая засыпала ее вопросами, Таня Гроттер стала собираться на лекцию.
        "Интересно, влюблена я уже в Пуппера или нет?" - мнительно подумала она, заталкивая в рюкзак пищащие от возмущения учебники.
        Рюкзак у Тани были хипповый, размером скорее с большой кошелек, и учебники помещались в него исключительно благодаря пятому измерению. Это был подарок Ягге на день рождения. Правда, учебникам рюкзак не нравился. Возможно, оттого, что не так давно Ягун интереса ради засунул туда средних размеров кикиморку. Засунуть-то он ее засунул, а вот обратно она так и не вышла, затерявшись где-то в лабиринтах пятого измерения.
        - Так что же Пуппер? Люблю я его или нет? - снова спросила у себя Таня.
        Она представила себе Гурика, от шрама и до метлы включительно, но не испытала к нему ничего особенного. Потом для сравнения представила себе Ваньку и тоже ничего не почувствовала.
        "Это, наверное, потому, что спросонья. В семь часов утра влюбляются только маньяки... Правда, сейчас уже девять, но это почти одно и то же", - зевая, подумала она.
        
* * *
        
        В коридоре перед аудиторией угрюмо стояли Шурасик и Гуня Гломов. Зажав Шурасика в угол, Гуня сосредоточенно откручивал у него пуговицу. Шурасик же, вытащив блокнотик, быстро просматривал страничку, озаглавленную "Самооборона магическая".
        - Чего вы тут? - спросила Таня. Гломов повернулся к ней.
        - За болтовню выставили, - неохотно сказал он.
        - Неужели вы болтали? - удивилась Таня. Насколько она знала, Шурасик и Гуня никогда не были друзьями.
        - Да не, стану я с ним трепаться. Я просто назвал его болваном, - неохотно ответил Гуня.
        - А я пояснил, что это утверждение не соответствует действительности! В свою очередь, Гуня, я надеюсь, что ты не станешь одним из тех, к кому приемлем термин "дегенерат", - охотно пояснил Шурасик.
        - Понятно! Ну не буду мешать. Продолжайте! - сказала Таня.
        Она была удивлена. Сарданапал обычно отличался ангельским терпением. На его уроках некоторые даже по потолку ходили, используя "мушиное" заклинание "Дихлофосус забодаллус". Сегодня же академик явно был сильно не в духе, раз выгнал из аудитории даже послушняшку Шурасика.
        Постучав, Таня заглянула в класс, и все сразу стало на свои места. Сарданапал сидел за столом и что-то быстро писал орлиным пером, изредка поднимая глаза на класс. Его шаловливые усы упрямо лезли в чернильницу и, обмакнув в нее кончики, тянулись к бумаге. Похоже, что и их обуяло вдохновение. Разница же между академиком и его усами была в том, что Сарданапал наверняка записывал что-то важное, усы же просто, графоманя, пачкали страницы.
        Теоретическую магию же, что само по себе было необычно, вела... да-да... доцент Горгонова.
        - Садитесь, Гроттер! - строго обратилась она к Тане. - Не сомневаюсь, что вас задержали важные дела, о которых вы еще расскажете нам после урока... Пока же мы говорим о магии и ее истоках. Тузиков, вы больше всех вертитесь! Вероятно, вы могли бы вести урок вместо меня... Что такое магия?
        Тузиков встал, переминаясь с ноги на ногу. Пользуясь тем, что внимание переключилось на него, Таня скользнула на свое место.
        - Ну... магия - это когда пускаешь искру и чего-нибудь говоришь, вроде дрыгус-брыгус, - буркнул Кузя.
        - Ответ, достойный клинического идиота!.. Тузиков, я, конечно, догадывалась, что вы не гений, но не подозревала, что до такой степени. Вы что, с дуба рухнули или вас вашим веником поколотили? - едко спросила Медузия.
        Тузиков покраснел.
        - Садитесь, Кузя... А вы, Семь-Пень-Дыр, сами виноваты. Боюсь, вам так и придется сидеть до конца урока, каждые семь с половиной секунд прикусывая себе язык. Я предупреждала, что не "потерплю смеха. Не думаю, что Великая Зуби научила вас отводу, мой сглаз довольно редкий. Смеяться над товарищем стыдно, тем более что вы и сам далеко не Бенвенуто Челлини...
        Медузия оглянулась на Сарданапала, немного ошеломленного мерами, которыми она наводила порядок. Оправившись, академик строго дернул себя за правый ус и снова углубился в свои записи. Многие, похоже, были удивлены, почему глава Тибидохса работает в классе, а не у себя в кабинете.
        - Магия - это вера, одна из множества ее форм, хотя далеко не самая совершенная. Вера в возможность совершения того, что не может свершиться, если исходить из так называемого здравого смысла, - продолжала Медузия. - Вера - это то, что стараются отнять или уже отняли у лопухоидов. И что в какой-то мере сохранилось у нас, магов. По сути, все, что надо сделать, чтобы уничтожить человека, это отнять у него веру. То, что останется, будет ходить, дышать, говорить, будет делать все то, что делают живые люди, но это будет лишь иллюзия жизни. Разумеется, в тысячу раз мудрее те, кто, имея веру, не превращает ее в магию и отказывается от использования силы, довольствуясь лишь ее осознанием. Однако речь сейчас не о них... Речь о том, что среди нас, в этом классе, есть изменник или глупец... Или то, или другое в одном лице. Есть тот, кто совершил бессмысленный и вредный поступок и снова призвал в Тибидохс сильного древнего бога, который сейчас не дает покоя всем нам. Теперь мы с Сарданапалом знаем это точно... Что же, никто не хочет сознаться?
        Класс загудел как улей. Академик быстро поднял голову. Перо замерло у него в руке. Таня поняла, что он для того отказался сегодня от чтения лекции, чтобы иметь возможность наблюдать.
        - Да, - строго продолжала Медузия. - Нам удалось выяснить, что один из вас произнес заклинание. Мы даже догадываемся, какой именно бог был вызван. Не буду сейчас называть его имени - ни замещающего, ни истинного. Не буду устраивать допрос, ибо боюсь, что трусость в очередной раз восторжествует. Но подумайте вот о чем... Этот бог беспощаден и жесток. Он не знает снисхождения и никогда не отказывается от своих замыслов. Замыслы эти очень просты:
        Хаос, власть и смерть, хотя пути, которые ведут к их воплощению, порой очень извилисты. Сейчас еще зима. Силы, в том числе магические, ослаблены, пребывают в определенной спячке. Но вот-вот начнется весна - все пробудится и вот тогда- то этот древний бог, питающийся нашей магией и верой, станет гораздо опаснее, гораздо агрессивнее. Через множество лазеек, которые он с легкостью пробивает в магической защите, он каждую ночь будет проникать на Буян и всякий раз выбирать новую жертву, присоединяя ее силу к своей. И никто - ни вы, ни я, ни самый безобидный младшекурсник из последнего набора, случайно обнаруживший способность понимать птичьи голоса или ожививший сухой цветок, не будет в безопасности... У него отберут его дар, а возможно, и жизнь, ибо никто не знает, что на уме у спятившего бога...
        Глаза Медузии заблестели. Сарданапал резко встал.
        - Меди! - прервал ее Сарданапал. - Я думаю, пока достаточно. Я продолжу лекцию... Напомню, наша сегодняшняя тема: "Лысая Гора. Органы магического самоуправления и их роль в формировании магического сообщества". Как вы поняли уже из названия, речь сегодня пойдет о таком явлении магической жизни, как...
        Класс петлей захватила скука. Единственным, у кого хватило бы терпения записывать и получать при этом удовольствие, был Шурасик, да и тот теперь изнывал в коридоре.
        
* * *
        
        Размышляя о том, что сказала Медузия, Таня машинально записывала лекцию.
        На ближайшей к Тане парте в соседнем от нее ряду сидела Верка Попугаева и писала, то и дело уныло касаясь длинным носом края гусиного пера. Потянувшись к чернильнице, Верка случайно столкнула тетрадь локтем. Из тетради выпорхнул календарик, вложенный между страниц, и перелетел к Таниным ногам.
        Таня наклонилась, поднимая его.
        Как она и думала, это был самый обычный оживающий календарик с Пуппером, один из сотен тысяч календариков, которые штамповало издательство на Лысой Горе. Изображенный на календарике Пуппер по врожденной скромности пытался сбежать, чтобы не привлекать к себе внимания, но его удерживали цепи. На этот раз цепи были совсем малозаметными. Их запросто можно было принять за украшение или за причудливый орнамент.
        Напечатанный Гурик благородно стоял, опираясь о метлу, и грустно смотрел на Таню своими выразительными темными глазами.
        Таня хотела вернуть календарик Попугаевой, но внезапно сердце у нее сжалось и словно сорвалось куда-то с большой высоты, разлетевшись вдребезги. Прежде чем Таня осознала, что она делает, она поднесла руку к губам и осыпала глянцевую бумагу поцелуями.
        Изумленный Гурий, никак не ожидавший от Тани такого пыла, уронил метлу и грузно осел, повиснув на цепях. Это вызвало у Тани новый приступ нежности, и она опять принялась целовать бумажного Пуппера во что придется. Боясь размокнуть от слез и поцелуев, несчастный Гурик прятался за метлу. Он не хотел уже никакой любви и явно вслед за своим хозяином собирался в магвостырь.
        "Что со мной? Неужели я его люблю? Чумиха побери эту Цирцею! Что она со мной сделала? В следующий раз буду купидонов из двустволки разносить!" - в ужасе думала Таня Гроттер, которую продолжали захлестывать волны нежности.
        Верка Попугаева, хватившаяся календарика, повернула голову и изумленно уставилась на Таню. Потом торопливо ткнула пальцем в спину сидевшей впереди Ритке Шито-Крыто. Теперь уже обе великовозрастные дылды, бросив записывать лекцию, проницательно смотрели на Таню Гроттер.
        Таня поняла, что еще минута - и она оскандалится на весь класс. Это заставило ее образумиться. Ощущая все такое же дикое сердцебиение и немыслимую нежность, она сунула календарик Попугаевой и, крикнув: "Можно выйти?", не дожидаясь ответа Сарданапала, выскочила из класса. Академик замолчал и удивленно посмотрел ей вслед. Медузия подняла брови.
        Но Тане было уже не до того, что о ней подумают. Она торопливо закрыла за собой дверь. Похоже, Шурасик набрался- таки храбрости и применил заклинание самообороны. Теперь Гломов, точно наполненный газом шар, болтался в воздухе, а торжествующий Шурасик буксировал его за ворот, как военный аэростат.
        Шурасик горделиво посмотрел на Таню и обратился к ней, но Таня Гроттер не оценила его триумфа. Она летела по коридору, ничего не замечая вокруг. Ее переполняла любовь к Пупперу, от которой внутри у нее все пело. Взявшись неведомо откуда, вокруг нее, всплескивая золотистыми крылышками, воробьиной стайкой приплясывали в воздухе пухлые белокурые купидончики. Их было много - не меньше десятка - и все они осыпали Таню своими стрелами, усиливая и без того нестерпимое чувство. Многих Таня знала - они не раз трескали ее печенье и набивали карманы сахаром.
        - Эй вы! Это все из-за вас, поганцы! Из-за вас я влюбилась! Из-за вас и этой вашей Цирцейки! - кричала на них Таня, но купидончики только смеялись и, увертываясь, взмывали к сводчатым потолкам. От их крыльев разбрызгивались обжигающие и веселые золотые искры.
        Промчавшись по этажу, Таня, задыхаясь, сбежала по лестнице и, не разбирая дороги, понеслась в глубь Тибидохса. Долго, очень долго она бежала, словно стремилась унестись от самой себя. Мелькали галереи и переходы, бросались под ноги ступени. Она опомнилась, лишь оказавшись совсем уж в медвежьем углу Тибидохса и уткнувшись в глухую стену.
        Таня огляделась. Смеющиеся младенцы-купидончики давно исчезли, только сердце ныло от их стрел и в висках покалывало что-то невесомое, весеннее, вздорное. Многое, прежде важное, внезапно потускнело и отступило на второй план. Говоря в духе Гробыни, все, кроме любви, стало Тане вдруг безразлично. Теперь она отлично понимала Пипу, которая до сих пор прятала под подушкой фотографию Гэ Пэ.
        "Неужели моя любовь к Ваньке не была настоящей, раз я люблю Пуппера? Или просто магия вуду сильнее, чем настоящее чувство?" - страдая, думала Таня.
        В глубине души она ощущала, что то, что испытывает сейчас к Пупперу, - это не любовь, а наваждение, вызванное запрещенной магией мадам Цирцеи. Страсть, но никак не настоящая любовь. Да только вся беда в том, что эта страсть испепеляла ее. Как человек с занозой в ноге может думать только о занозе, так и Таня могла думать только о Пуппере, будь он трижды неладен!
        
        "Здравствуйте, майн либен фройляйн Гроттер!
        До скорой встреч на вашей свадьбе. Бай-бай!!"
        
        - прыгали у нее в глазах буквы с визитной карточки мадам Цирцеи.
        Таня с ужасом представляла, как сегодня посмотрит в глаза Ваньке. А ведь он ждет ее после занятий в магпункте и, если она не придет, сойдет с ума от беспокойства.
        - Что, что мне делать? - спрашивала себя Таня.
        Ей хотелось кинуться к себе в комнату, вскочить на контрабас и через океан мчаться к Пупперу. "Гурий, не надо уходить в магвостырь! Я тоже тебя люблю!" - скажет она. И горе его тетям, если они встанут у нее на пути!
        Внезапно стена справа от Тани стала зыбкой. Сквозь нее просочилась Недолеченная Дама.
        - О, шарман! Какая неожиданная встреча! Какими ветрами в наших закоулках? Совершаем променад? - томно спросила она, поправляя шляпку.
        В другое время Таня не стала бы долго с ней разговаривать, вспомнив старое, четырехлетней давности предупреждение Сарданапала, что на вопросы Недолеченной Дамы лучше не отвечать и секретов ей лучше не открывать, но теперь благоразумие было забыто.
        Даже у сильных девушек случаются минуты слабости. Сердце, размягченное магией вуду и утыканное стрелами купидонов, ныло. Через пять минут Недолеченная Дама знала уже все или даже чуть больше, чем все.
        - О дорогая, ты думаешь: я удивлена? Я обо всем догадывалась! Я давно обо всем догадывалась! Я не далее как вчера говорила поручику:
        Гроттер точно полюбит Пуппера, или смерть меня ничему не научила! - надувая щеки, важно произнесла Недолеченная Дама.
        Разумеется, Дама блефовала. Ни о чем она не догадывалась, с поручиком же не разговаривала почти неделю, устраивая ему нравственную профилактику после очередного загула, когда Ржевский с малюткой Клоппиком обжулили в карты и раздели всех циклопов. Потребовалось даже вмешательство Поклепа, поскольку Клоппик наотрез отказывался возвращать выигрыш, циклопы же не могли нести патрульно-постовую службу голышом и, стесняясь, сидели в караулке, завернутые в дерюги. Кстати, эти дерюги сильно напоминали кое-кому турецкие ковры с Исчезающего Этажа, сгинувшие в неизвестность вскоре после истории с кубом Чумы-дель-Торт...
        - И что мне теперь делать? Неужели уйти к Пупперу и согласиться играть в команде Магфорда?.. Как я буду смотреть на Ваньку? - уныло спросила Таня.
        - Уйти к Пупперу! Ни в коем случае! - ужаснулась Дама. - Чувство долга и еще раз чувство долга! Учитесь властвовать над собой! Долг - это единственный способ соблюсти себя в этом переменчивом мире. Поверь мне, дитя! Ведь некогда я была лучшей подругой Татьяны Лариной.
        - Татьяны Лариной? Той самой?
        - Разумеется, той самой. Вижу, тебе приходилось слышать это имя, - снисходительно сказала Дама. - К сожалению, Пушкин оборвал свою историю слишком рано. Онегин и муж Татьяны стрелялись. Онегин был ранен, но неопасно. Пуля прошла у него сквозь ляжку, не повредив кости. Впоследствии у Татьяны и генерала было семеро детей: четыре сына и три дочери. Это ее основательно отвлекло от самокопаний, но все равно она любила Онегина. Евгений сильно растолстел, пристрастился к картам, проигрался, но тетушки нашли ему богатую невесту. Красавицей ее было сложно назвать, но в профиль, говорят, она была вполне терпима. В общем, Онегин тоже женился, уехал к себе в имение, но тоже любил Татьяну. Умер в 1870 году от удара. Я была у него на похоронах, уже как призрак, разумеется. Кстати, было это в Швейцарии, где он лечился от ожирения. Татьяна умерла пятью годами позже, окруженная детьми и внуками. Хотела бы сказать: безутешными, да только, боюсь, они утешились сразу после оглашения завещания... Да, кое-что я забыла: лет за десять до смерти Татьяна овдовела и потом даже как-то встречалась с Онегиным, тоже вдовцом.
Оба гуляли с внуками по Летнему саду и вспоминали о былом. Потом собирались встретиться еще раз, да как-то все было недосуг. В общем, все умерли и все было, как всегда! - закончила Дама и заученным движением поднесла к глазам платочек.
        Таня давно заметила, о чем бы ни рассказывала Недолеченная Дама, ее истории всегда заканчиваются одинаково: все умерли. Похоже, таково было главное свойство ее натуры - доводить все до гроба. "Хорошо, что Пушкин оборвал свой роман на самом интересном месте. Он наверняка предчувствовал, что конец будет неинтересным. Любая история, если убрать из нее всю недосказанность, превращается в пошлость", - подумала Таня.
        - Значит, нужно, чтобы Ванька ничего не узнал? - спросила она.
        - Разумеется. А то еще вызовет Пуппера на дуэль. Магические дуэли в России это тебе не фокусы с волшебными палочками, когда оба потом встали, пожали друг другу руки и пошли по своим делам. Все очень жестко. Оба дуэлянта взлетают на пылесосах на два-три километра от земли и на огромной высоте начинают перестрелку боевыми искрами. Вообрази, Ванька и Пуппер, Пуппер и Ванька... Две боевых искры, оба падают, и на снегу остаются два вдребезги разбившихся тела... Мрак! Ты останешься двойной вдовой, не успев ни разу выйти замуж! И это будет грустно уже втройне. Такая вот любовная арифметика!
        Недолеченная Дама высморкалась в платок. Затем придирчиво оглядела свою юбку и стряхнула с нее незримую миру пылинку.
        - Кстати, просто для поддержания беседы... Знаешь, что это за стена, возле которой мы встретились? - спросила она уже совсем будничным голосом.
        - Каменная, - машинально сказала Таня. Она никак не могла избавиться от наваждения. Дуэль. Мертвый Ванька, мертвый Пуппер. Торчащая в сугробе метла и разбитый вдребезги пылесос. И, разумеется, оба умрут с ее именем на устах. Кошмар! Нет уж, лучше, если Ванька ничего не узнает. Она станет его женой и будет верна своему долгу, как Татьяна Ларина. Пуппер же... так и быть, Пуппера она будет навещать в магвостыре и читать ему лекции на тему: "Но я другому отдана и буду век ему верна". Таня подумала об этом, и ее сердце облилось кровью. Параллельно ей захотелось освоить магию вуду и превратить мадам Цирцею в жирную старую крысу.
        Недолеченная Дама пытливо взглянула на нее.
        - Так ты ничего не знаешь про то, что за стеной? Ты же зачем-то пришла сюда, не так ли?
        - Нет, все вышло случайно, - сказала Таня.
        - В самом деле? Ну оно и к лучшему! - с облегчением произнесла Дама.
        - А что там? Ты знаешь? - спросила Таня Гроттер.
        - Я? Не имею даже самого крошечного представления. Не имею и иметь не собираюсь! И попросила бы всех это учесть! - сказала, как отрубила, Дама.
        Скомканно попрощавшись, она быстро удалилась, скользя вдоль пола. Она так спешила, что забывала даже двигать ногами. Для привидения - а привидения всегда особенно тщательно соблюдают церемониал - это была непростительная ошибка.
        Таня пощупала кладку. Она отлично помнила, что Дама появилась именно из-за этой стены. Она попыталась пройти сквозь стену, применив заклинание, но у нее не вышло. Кладка отражала все виды магии.
        
* * *
        
        После обеда Таня навестила Ваньку в магпункте. Она сидела возле его кровати и, стараясь казаться веселой, никак не могла забыть о Пуппере.
        Даже здесь, в магпункте, Ванька не мог обойтись без своих питомцев. Прячась при появлении Ягге, по одеялу бегала морская свинка. На окне, спрятав голову под крыло, сидел прижившийся в Тибидохсе Алконост. Изредка исчезая на пару дней, он затем вновь появлялся и странствовал по школе, переступая длинными, как у цапли, ногами. Ягун утверждал, что нередко видел Алконоста в самых глухих лабиринтах Тибидохса. "Он обходит Тибидохс этаж за этажом, точно что-то ищет!" - утверждал он. Но такое бывало не слишком часто, гораздо чаще Алконост торчал в берлоге у Тарараха или в комнате у Ваньки. Теперь же обитал в магпункте, где уже пахло зверинцем.
        Обычно Тане нравилось такое "звереобилие", но только обычно. Сейчас же ее все раздражало.
        "Как я буду жить с Ванькой? У нас в доме будет вечный бардак! Мне что, целыми днями выгребать кучки за его дебильными зверями и собирать шерсть? А зверей с каждым днем будет становиться все больше!" - думала она.
        Ванька поймал Таню за руку и притянул к себе.
        - Что-то случилось? - спросил он.
        - Ничего!
        Таня в который раз отметила про себя, что Ваньку невозможно обмануть. Даже подзеркаливающего Ягуна и то провести было намного проще. Может, потому, что Ягун вообще мало чем интересовался, кроме драконбола, лысегорских каталогов, своей персоны и изредка Кати Лотковой.
        - Нет, что-то случилось! Не таись! - настаивал Ванька.
        - Да, говорю тебе, что ничего!.. Просто однажды твои морские свинки превратятся в океанских свиней, и тогда мне просто не останется места! И вообще я не хочу, чтобы аспиды заползали в детские кроватки! - выпалила Таня и поспешно ушла, пробурчав, что опаздывает на тренировку.
        Она поняла, что, если прямо сейчас не уйдет, обязательно рассорится с Ванькой.
        "И угораздило меня иметь такой характер! Хочу одного, а получается совсем другое!.. Но кто, Чумиха его побери, просит Ваньку приставать с вопросами! Желаешь в чем-нибудь поковыряться, купи себе поломанный пылесос, а в душу не лезь!" - размышляла она по дороге.
        
* * *
        
        Когда Таня, клонясь под тяжестью контрабаса, появилась на драконбольном поле, там уже собралась вся команда. Игроки сборной стояли полукругом, в центре же находилась маленькая смущенная девочка с белой косичкой.
        Соловей О. Разбойник ободряюще положил ей на плечо руку.
        - Знакомьтесь, это Маша Феклищева, кто не знает, наш новый седьмой номер. Ей одиннадцать с половиной лет. Открытие моего друга Дедала. Он считает, что Маша сможет выступать вместо Гробыни. У нее врожденное чувство дистанции, к тому же она не боится драконов... Впрочем, это пока лишь частное мнение Дедала. Лично я не спешу пока с выводами.
        Маша Феклищева быстро вскинула на Соловья свои огромные глаза и сразу же их опустила. Заметно было, что, в принципе, она девчонка бойкая, хотя сейчас и ощущает себя немного не в своей тарелке.
        - К сожалению, подходящий пылесос для Маши нам обнаружить не удалось, однако мы с Сарданапалом подыскали для нее чучело крокодила и определенным образом магически его подготовили... Мы считаем, это вполне равноценная замена. Как вы знаете, для каждого мага существует один действительно подходящий для полета инструмент, как существует единственное действительно подходящее кольцо. Главное, вовремя и правильно подобрать их, - продолжал Соловей О.Разбойник.
        Семь-Пень-Дыр расхохотался.
        - Ишь ты! Наберут в команду малолеток, посадят Древнир знает на что, а потом удивляются, что музы начистили нам рыло. На этом крокодиле только за мухоморами в лес летать! - сказал он громко.
        Соловей неторопливо повернулся к нему.
        - Я очень ценю твое мнение, Пень! Вне всякого сомнения, оно опирается на значительный опыт. Возможно, ты не откажешься пролететь на чучеле один круг? Уверен, с твоими навыками это не составит труда, - спокойно предложил он.
        - Раз плюнуть! Надеюсь только, что от этого чучела не пахнет формалином. Ненавижу тухлятину, - хмыкнул Семь-Пень- Дыр, однако Таня заметила, что его голос звучит уже не так бодро.
        Когда же Пень подошел к чучелу и увидел его размеры, а было в нем метра четыре, от его уверенности не осталось и следа. Тем не менее, не желая ударить в грязь лицом, нападающий Тибидохса взгромоздился на чучело.
        - Торопыгус угорелус! - крикнул он, небрежно выпуская красную искру.
        В следующий миг чучело щелкнуло зубами. В его стеклянных глазах вспыхнул желтый потусторонний огонь, и крокодил сорвался с места, унося на себе визжащего Семь-Пень-Дыра, не придумавшего ничего лучше, как обхватить руками его шею. В одно мгновение Пень оказался у купола и, боясь врезаться, всей тяжестью завалился на правую сторону, одновременно дернув крокодилью голову. Вольно или невольно, он применил ту же технику, что и у пылесоса, когда для поворота приходилось поворачивать трубу. Правда, в данном случае это оказалось не лучшей идеей.
        Чучело изогнулось, как живое, ударило хвостом, и Семь- Пень-Дыр, которым точно выстрелили из катапульты, умчался по дуге в пасмурное небо Буяна. Едва успев пробормотать подстраховочное заклинание, он с головой исчез в сугробе.
        Шустрые джинны устремились к нападающему и, опустившись на четвереньки, быстро вырыли его из сугроба. Пень обошелся без переломов, хотя нос его распух и цветом напоминал вареную свеклу.
        - Вероятно, мне следовало предупредить, что чучела такого размера лучше летают на "Тикалус плетутс". Кроме того, при повороте чучело ведет себя как живой крокодил, и неразумно дергать его за голову, точно дохлого осла. Однако я предпочитаю не оскорблять настоящего мастера недоверием к его мастерству, - холодно обратился к нему Соловей.
        "Настоящий мастер" сидел на снегу и косил глазами в разные стороны, то ли пытаясь объять необъятное и разом увидеть все поле, то ли находясь в шоке. Потом встал и, ни на кого не глядя, поплелся к своему пылесосу.
        - И еще одна новость... Главная! - Соловей продемонстрировал команде пергамент с оттиснутой на нем печатью Магщества. - Сегодня утром это доставил курьер. Матч со сборной вечности назначен на начало апреля. Впрочем, лично я был уже подготовлен к этой новости, поэтому она не стала для меня тем кинжалом под лопатку, которым, уверен, должна была стать. - Здесь Соловей благодарно взглянул на Таню. - Этот новый матч будет коротким. Коротким, очень жестким и, уверен, самым запоминающимся в жизни многих. Выиграть его нам заведомо не удастся - самое большее, на что мы можем рассчитывать, - это забросить хотя бы один мяч... Уже это будет победой.
        Рита Шито-Крыто деловито оглядела свою гитару.
        - Почему? Мы у многих выигрывали. А тут какая-то непонятная сборная солянка. Даже если там неплохие игроки, то команда все равно не сыгранная. Если не вытянем по технике - сделаем ее тактически.
        Плоское лицо Соловья осталось непроницаемым. Лишь вздрогнул шрам, рассекавший щеку и незрячий глаз.
        - Потерпи до начала апреля, и ты все увидишь сама! И постарайся не сбежать с поля до того, как материализуется последний игрок сборной вечности. Поверь, уже это будет немало, - негромко сказал он.
        У Ритки от обиды перекосился рот, но Соловей не обратил на нее ни малейшего внимания.
        - Запомните, все, что вы знали о драконболе до сих пор, ничто перед тем, что вас ждет, - заметил он. - Это даже не другой уровень игры, это нечто совсем иное. Для этих материализовавшихся призраков драконбол больше, чем спорт магов. Это их бессмертие - то, которое они для себя выбрали. После каждого мяча, забитого их дракону, тот из игроков сборной вечности, по чьей вине это произошло, навеки выбывает из команды и никогда больше не возвращается. Таковы правила. Пропустивший мяч не может дольше оставаться в сборной, какими бы не были его прежние заслуги. Всего один мяч - и он теряет право на вечность в драконболе. Возможно, поэтому они бьются как львы... Остальные команды в сравнении с ними - это болотные хмыри, угнавшие пару пылесосов, чтобы ночью лететь на шабаш.
        - Если мы не сумеем выиграть - то хотя бы мяч забьем? - спросила Лиза Зализина.
        Она стояла рядом с Таней, но упорно смотрела в другую сторону и вообще изо всех сил делала вид, что никого по имени Таня Гроттер не знает. Таня в свою очередь относилась к Лизе с не меньшей теплотой и называла ее не иначе как Бедная Лизон, отчего Зализину всякий раз передергивало.
        Правда, сегодня Таня помалкивала. Она вдруг сообразила, что если уйдет к Пупперу, то Ванька достанется Зализиной. ЕЕ ВАНЬКА ДОСТАНЕТСЯ БЕДНОЙ ЛИЗОН!!!
        Размышляя об этом, Таня прослушала первые фразы Соловья и поймала лишь самый конец того, что он говорил.
        - ...будем два раза в день по четыре часа. Я постараюсь, чтобы драконбол снился вам даже ночью. Если среди вас есть слабаки - они должны отсеяться еще на тренировках. Лучше сражаться в сокращенном составе, чем выводить на поле драконье мясо... А теперь пару слов о нашей новой тактике...
        Печать Магщества на пергаменте ехидно замерцала. Приглядевшись к ней, Соловей буркнул дрыгус-брыгус, вдруг оглушительно свистнул ей в ухо. Да-да, именно в ухо! В тот же миг печать превратилась в толстого подслушивающего хмыря. Приседая от страха, оглохший хмырь торопливо умчался к ангарам. За ним с улюлюканьем гнались джинны.
        Тренер покачал головой.
        - За что я люблю Бессмертника Кощеева, Калиострова и Тиштрю - так это за то, что они не дадут соскучиться. Эта троица не согласна, что меньше знаешь - крепче спишь. Они хотят знать абсолютно все. А теперь подойдите ближе и смотрите сюда! И упаси Древнир кого-нибудь наступить на мои схемы!
        Соловей О.Разбойник взмахнул рукой и появившейся тростью стал чертить на снегу тактический план матча.
        Глава 10 ТАНЬКИ ГРЯЗИ НЕ БОЯТСЯ
        
        Герман Дурнев проснулся в полночь от странного беспокойства. Он лежал, смотрел в потолок и ворочался с боку на бок, не понимая, что с ним происходит. Тетя Нинель, огромная, как снежная гора, лежала под одеялом и сладко посапывала носом, однако дядя Герману не становилось от этого спокойнее.
        Он встал и вышел из спальни. Дверь в его кабинет была приоткрыта. Из щели пробивался голубоватый мертвенный свет. Подкравшись поближе, дядя Герман осторожно заглянул в кабинет. Первое, на что наткнулся его взгляд, была сброшенная лягушачья кожа, валявшаяся посреди комнаты. Это она разливала потусторонний свет.
        В глазах у Дурнева запрыгали веселые пудельки надежды.
        - Беатриса! - негромко окликнул он, мечтая невесть о чем. - Беатриса!
        Никто не отозвался. Лишь из соседней комнаты, где был шкаф, послышался нечеткий звук. Дядя Герман ринулся туда.
        У приоткрытого шкафа стояла огромная расплывшаяся тетка, рядом с которой тетя Нинель имела все шансы сойти за Дюймовочку. Одной рукой она быстро выбрасывала из шкафа вещи, другой же алчно тянулась к короне графа Дракулы, которая лежала на средней полке рядом со шпагой и сапогами. Возле нее на полу валялся мешок, явно магический, судя по тому, что завязками мешка служили две живые кобры.
        - А где Бе-беатриса? - машинально спросил дядя Герман.
        Громадная тетка повернулась. Ее нос был похож на перезревший огурец, а громадное лицо, казавшееся в полумраке белым, бугрилось всевозможными шишками и наростами.
        - Здесь я, мой птенчик! Прилетел-таки? Иди сюда! Тебя я лаской огневою... а, сладкий мой?.. - явно глумясь, сказала она грудным голосом.
        - Н-не надо! - испугался дядя Герман. Дама нехорошо осклабилась.
        - Так ты отказываешься обжигаться и опаляться? Я, признаться, так и думала. Все вы такие, лопухоиды! Поматросили и бросили! - спокойно сказала дама, бесцеремонно пряча корону в мешок.
        Почти сразу за короной последовали и сапоги. Поняв, что еще минута и он лишится всего, дядя Герман прыгнул вперед, пытаясь вцепиться в рукоять шпаги.
        Беатриса Премудрая даже не попыталась ему помешать. За нее это сделала шпага. Она взвилась и ножнами бесцеремонно толкнула Дурнева под ложечку. Дядя Герман упал на ковер и судорожно закашлялся.
        - Почему? Почему она меня не узнала?
        - Не выйдет, милый мой! Видишь этот амулет на рукояти? Я хорошо подготовилась. Пока он здесь, шпага не узнает тебя. Дядюшка Сэм будет доволен. Его коллекция магических вещиц пополнится несколькими интересными экземплярами. Я же наконец получу магйорские погоны, - хмыкнула Беатриса, хладнокровно пряча шпагу в мешок.
        - Так ты не Беатриса, ты шпионка дяди Сэма? - потирая грудь, спросил Дурнев.
        - Зачем же так грубо? Я магфицер разведки, первый национальный отдел трансформаций. Мое настоящее имя Бриджит Магвузер... однако не думаю, что в Потустороннем Мире эта информация тебе пригодится. Я собираюсь убить тебя, яхонтовый мой. Напрасно ты проснулся сегодня ночью, ох напрасно!
        Беатриса Прекрасная, она же Бриджит Магвузер, достала кольцо, состоящее из нескольких серебристых спиралей и завершавшееся небольшим выступом.
        - Магический перстень с глушителем... Искры невидимы, не оставляют следов и ожогов. Симптомы смерти - инфаркт. Именно такой диагноз поставят при вскрытии. А теперь стой смирно. Ненавижу тратить много магтронов! - пояснила она, неторопливо накручивая кольцо на палец.
        Надев кольцо, Бриджит подышала на него и протерла рукавом, пробурчав, что уже три месяца никого не убивала и что от этого запросто можно потерять квалификацию.
        - Коронале мортале отбрыкус! - громко произнесла она, вытягивая руку, однако дядя Герман не собирался ждать, пока его прикончат.
        Прежде чем искра оторвалась от кольца, самый добрый бывший депутат был уже в коридоре. Скользнув следом, искра наткнулась на вешалку, запуталась в песцовой шубе тети Нинели и погасла.
        А Дурнев был уже у себя в кабинете. Здесь он поспешно щелкнул выключателем и нырнул под письменный стол. Спустя несколько секунд в комнате появилась Бриджит Магвузер и не спеша начала искать Дурнева. Самый добрый депутат видел ее подагрические толстые ноги.
        - Не прячься, сладкий мой! Умри достойно. К чему все эти фокусы? Минутой раньше - минутой позже, тебя это все равно не спасет, - ворковала Бриджит Магвузер.
        Ослепленная светом, она не сразу увидела Дурнева и щурилась. Наконец она боком натолкнулась на стол и стала обходить его.
        "Она меня убьет! Спасенья нет!" - понял дядя Герман и быстро пополз на животе под столешницей. Пущенная наугад искра попала в стул. Стул качнулся и, упав на ковер, быстро стал покрываться гнилью и мхом.
        А Дурнев все полз и полз, ожидая роковой искры. Но Бриджит Магвузер пока медлила: должно быть, перстень с глушителем еще не остыл от предыдущего выстрела. Внезапно рука Германа наткнулась на что-то мокрое и холодное. Лягушачья кожица! Со смутной надеждой Дурнев схватил кожу и, комкая ее, на четвереньках кинулся на кухню.
        Здесь он схватил зажигалку и поспешно поднес ее к лягушачьей кожице. Он сделал это как раз в тот миг, когда Бриджит Магвузер вбежала на кухню.
        - НЕТ! Не делай этого, не смей! - крикнула она, но лягушачья кожа уже вспыхнула, точно пропитанная селитрой. Огонь охватил ее. Дурнев разжал пальцы, боясь обжечься. Секунду спустя кожа уже лежала на линолиуме горсткой пепла.
        - А, проклятье! Этого я не предусмотрела! Срок магического самосглаза еще не истек! О нет, теперь я навеки останусь лягушкой! Прошу посмертно считать меня магйором! - корчась, крикнула Бриджит Магвузер.
        Она попыталась напоследок выстрелить в дядю Германа убийственной искрой, но не успела произнести заклинания. Кольцо соскочило с ее пальца. Бриджит Магвузер уменьшалась на глазах. С нее спадала одежда. Несколько секунд спустя на полу замерла уже самая заурядная лягушка. Она не могла говорить и только маговразумительно квакала. Потом подпрыгнула и забилась под плиту. На том месте, где она сидела, на полу осталось витое колечко.
        Дурнев поднял его и сунул в карман. Он понял, что победил. Вооружившись длинным ножом, он привязал его к раскладному спиннингу и издали срезал талисман на рукояти у бунтующей шпаги. В тот миг, когда отрезанный шнурок отпал, освобожденная шпага радостно распорола мешок и, отрубив головы у обеих шипящих кобр, прыгнула в ладонь к дяде Герману.
        Дурнев надел корону, погрузил ноги в сапоги и, несмотря на пижаму, ощутил себя самым грозным воякой во всей Москве. Жаль только, его - никто не видел в этот момент, кроме одного дядюшки Сэма, от гнева разбившего зудильник в секретной лаборатории Магтагона.
        
* * *
        
        Изматывающие тренировки были для Тани спасением. Она так уставала, что ни для чего другого у нее просто не оставалось сил. В том числе и для того, чтобы, страдая по Пупперу, делать глупости. Пару раз случалось, что посреди ночи она вскакивала с постели. Она испытывала дикое, пронзительное желание схватить контрабас и в одной ночной рубашке лететь по морозу к Пупперу, чтобы броситься к нему на шею. Но Таня никуда не летела, а, вспоминая, как мало времени осталось до утренней тренировки, падала лицом вниз на кровать и мгновенно проваливалась в сон. Вероятно, в эти самые мгновения Цирцея в Англии ворожила над своим котлом, недоумевая, как русская девчонка способна противиться ее магии.
        Новости из-за границы приходили самые противоречивые. Журнал "Сплетни и бредни" утверждал, что Пуппер уже ушел в магвостырь, "Голос из гроба" - что только собирается. "Безлунный магомолец" твердил, что он влюбился в симпатичную китаяночку и уже не только краснеет... "А вот это уже по- настоящему интересно", - добавляла Ритка Шито-Крыто, которая, собственно, одна и выписывала все эти журнальчики и магзетки. Всех, однако, превзошел "Лопухоид-таймс", запустивший утку, что в магвостырь ушла тетя Пуппера.
        "А вот это уже навряд ли! Едва ли она доставит нам эту маленькую детскую радость!" - отреагировала Пипа, чемоданы которой захламляли уже не только комнату, но и большую часть этажа. Произошло это после того, как дядя Герман ухитрился обнаружить в магическом справочнике рекламное заклинание фирмы "Грифонсервис. Доставка багажа транспортными грифонами на любые расстояния".
        Теперь Пипа требовала от папули, чтобы он как-нибудь исхитрился и провел в Тибидохс Интернет. Дурнев был не против, однако Поклеп с Сарданапалом сопротивлялись. Сарданапал утверждал, что ему пока вполне хватает зудильника. Поклеп же заявлял: "У нас уже есть Купидонет и никаких других сетей я не потерплю! Только через мой труп!"
        "Так за чем дело стало? Через труп так через труп!" - бурчала Пипа, правда, только когда Поклепа рядом не было. При завуче у нее хватало ума помалкивать, иначе в стенах Тибидохса могло бы стать одним призраком больше.
        Как-то вечером, когда Таня, едва живая от усталости, вернулась с тренировки и протирала отсыревший контрабас сухой тряпкой, в стекло забарабанил один из представителей сети Купидонет - толстощекий, измазанный шоколадом карапуз.
        - Я не буду открывать! Это от Пуппера! - воскликнула Таня. Отпрянув от окна, она прижалась спиной к стене. Сердце у нее билось, точно хотело выскочить и в одиночестве улететь в Магфорд.
        - Не-а, не от Пуппера, - сказала Пипа. - Английские купидоны в валенках не летают и сигареты не стреляют. Английские купидоны хорошие мальчики, эдакие маленькие лорды. "Да, мэм. Нет, сэр. Не будете ли столь любезны презентовать мне конфетку? Сэнк ю за подкрепление ослабленных сил!" И потом, разве Гурик прислал бы письмо без цветов? Да он бы скорее удавился!
        Открыв окно, Таня убедилась, что Пипа права. Пуппер действительно не имел к купидону никакого отношения, поскольку купидон был от Гробыни.
        "Привет, Гроттерша! - писала Гробыня. Как ты там, не сглазил тебя кто-нибудь? Смотри береги себя. Ты еще пригодишься Тибидохсу, чтоб он почаще в истории влипал. У меня все нормально, во всяком случае, насколько это возможно в моем положении.
        Живу у родителей, они с меня пылинки сдувают. Папашка сильно продвинулся: распределяет участки на кладбище. Оградки, скамеечки, обелиски, венки - все тоже идет через нашу контору. Хочешь работать - плати. Не хочешь - твои оградки нарушают эстетику кладбища, а венки создают пожарную опасность - так что вали отсюда.
        Папашка и мамашка страшно радуются, что я завязала с магией. Я им наврала, что сама ушла из Тибидохса. Он меня, мол, забодал, знания скудные, вы все придурки и все такое. В общем, они устроили меня в лопухоидную школу. Даже не в школу, а в колледж экономики и права. Раньше там на швей учили, а теперь он малость перепрофилировался. Когда закончу, смогу быть кем-то там, я еще не врубилась кем. Ну и учеба у лопухоидов! Писанины навалом, искр ни зеленых, ни красных, а дым только, когда эти клуши (в смысле, швеи- правоведки) начинают курить в форточку.
        А да... вчера звонил Шейх Спиря Эль Алям. Этот жук как- то разнюхал мой лопухоидный номер телефона. Шейх Спиря Эль Алям - это у него имя такое полное! Я с ним совсем замучилась! Он только позвонит, сразу права начинает качать.
        Эта вонючка не понимает моих извращений оригинальности! Ему, видите ли, не нравятся мои письма! Они очень короткие! И вообще будто бы не я их пишу, а перо- самописка! Теперь я удовлетворю одну из его главных потребностей, я напишу ему письмо на простыне фломастером. И нарочно напишу мелко-мелко!
        Да, Гроттерша, тренировки-то продолжаются? Кого в команду вместо меня взяли? Хорошо он (она, оно) играет или не очень?.. По правде, я ведь была жуткая трусиха, все время боялась, что меня дракон сожрет или нос мне сломают, так что толку от меня было мало. И с какой радости только Соловей меня держал в команде, никак не пойму? Мне Ритка как-то брякнула, что, может, он потому меня терпит, что на мои юбочки судьи отвлекаются и Бессмертник Кощеев меньше придирается, когда я на поле...
        Эти старикашки, между нами, жутко на этих делах сдвинутые. Вспомни хоть Набока, которого нимфетки боятся... Меня тут недавно пригласил урод один в ресторан. Машина "мере". Для лопухоида круто, но после летающего пылесоса просто убожество... Сидишь на кожаном диване, а на тебя теплый воздух из кондиционера дует.. Потом выходишь из машины, принимаешься чихать и сопли на кулак наматывать. Вот и все свинячьи радости...
        Ну пошла я с ним в ресторан, сожрала там все, что смогла, а он как начнет мне в бокал подливать и всякие слова говорить: то-се, девушка, я научу вас чувствам, сядьте ближе, тыры-пыры! Я ему: "Спасибо! Мне пора!", а он в колено вцепился, как твой Пуппер. Красный весь, жирный, сопит. "Ты дурочка, что ли? Зачем тогда вообще в ресторан пошла? Я в тебя даром витамины всовывал? Теперь ты у меня в долгу и все такое!"
        Влипла, думаю, блин, магии-то у меня нету больше! Кольцо не сработает! Пришлось орать на весь ресторан: "Мой дедушка сошел сума!", "Поганые старикашки пристают! Мне еще нет четырнадцати!" и "Извращенцы из тюрьмы сбежали!" Он вскочил, стал меня за руки хватать, а я еще громче: "Есть тут настоящие мужчины? Дайте этому мухомору в лоб! Он машины чужие угоняет!" И что ты думаешь, отстал как миленький, когда на него все уставились! Выскочил из ресторана пробкой. Правда, мне потом через кухню пришлось выходить, чтоб он меня не выследил.
        Ну все, Гроттерша, одну страницу я тебе накатала, хватит с тебя счастья... Теперь буду катать простыню Шейху Спире. Напишу ему, что подожгу все его нефтяные вышки, если он не отвянет. Хочет русскую жену - отлично. Пусть тогда где угодно раздобудет для меня магию или катится в Андорру собирать помидоры...
        Пипенции привет! Спроси, как у нее с Жикиным, он ее не достал? Если будет хамить или делать свою рожу морды чемоданчиком, пускай назначит ему пару свиданий и не придет. Жорик тогда сразу шелковый сделается.
        Твоя Гробулька".
        Хотя письмо и было написано в привычном склеповском духе, Тане оно понравилось. В качестве соседки по комнате Гробыня была невыносима, но Таня успела по-своему привязаться к ее шуточкам. Во всяком случае, с Гробыней Таня Гроттер все время оставалась в форме. К тому же - и этого у нее не отнять - Гробыня придерживалась своего собственного стиля. Надутая Пипа, превратившая комнату в гардероб, нравилась Тане куда меньше.
        И еще одно не могло не броситься Тане в глаза. Обладая острым внутренним зрением, она способна была видеть суть каждого человека, не слова даже, а то, что стоит за ними. Теперь она ощущала, что Гробыня скучает по Тибидохсу и что эта тоска постепенно делает ее глубже.
        - Ну чего там? Для меня ничего нет? - спросила Пипа.
        - Гробулька советует тебе бортануть Жикина. Хотя бы на пару свиданий. Это его шелковым сделает, - сказала Таня.
        - М-м-м... Она так думает? Не, навряд ли... - протянула Пипа. - Для долгого динамо у него Лоткова. Представляешь, каким самовлюбленным индюком надо быть, чтобы этого не просечь?
        Хотя можно с Катькой договориться, она Жорику в полночь где-нибудь на крыше назначит, а я в час в подвале. Обе опоздаем, и будем его по зудильнику дергать - с крыши в подвал и обратно. Пускай побегает. Устроим ему гормональную физкультуру. Как думаешь, сработает? - Должно сработать, - сказала Таня. Она невольно подумала о Пуппере. Может, она своим упрямством делала то же самое? Устраивала Гурику гормональную физкультуру, ставя англичанина в положение, когда он не мог получить то, чего хотел? Да, скорее всего, так оно и было. Ответь она Пупперу взаимностью, он разлюбил бы ее за три месяца и ушел бы к какой-нибудь англичанке из своего фэн-клуба. Еще через три месяца - от англичанки к француженке, от француженки - к китаянке, и так бы и бродил до полного истощения драконбольного таланта. А потом попал бы под крылышко к своей тете, и она, подправив его ослабленное здоровье магической микстуркой, подыскала бы Гурию подходящую спутницу жизни из тех, что играют на рояле, вышивают крестиком, готовят вполне съедобный суп из поганок и не забывают благодарить тетю за доставленное счастье.
        
* * *
        
        После уроков, когда выдалась свободная минутка, Таня зашла к Ваньке. Валялкин лежал поверх одеяла в синей байковой пижаме, из-под которой выглядывала до боли знакомая майка, почти обесцветившаяся от множества стиральных заклинаний.
        Ягге, находившаяся во вполне приличном для ее лет настроении, шептала на отвар девясила. Ягун вертелся поблизости и развлекал Ваньку.
        - Поднимите ноги через сторону вниз! Разведите голову шире плеч! Глубоко дышите жабрами! - восклицал он, передразнивая лопухоидную утреннюю зарядку.
        Хохоча вместе с Ягуном, Ванька пытался следовать его нелепым командам, поднимая ноги и вертя головой. Увидев Таню, оба - и Ягун, и Ванька - перестали смеяться и мигом стали серьезными.
        "Ну вот, только настроение им испортила! Неужели у меня такой тухлый вид? И вообще, если Ванька меня любит и страдает, то с какой радости он сейчас ржал как скакун Буденного?" - раздраженно подумала Таня.
        - Как тебе мое здоровое обаяние шизофрении? Впечатляет? - поинтересовался Ягун.
        - Впечатляет. Ты на тренировку-то идешь? - спросила Таня, бережно опуская на пустую кровать футляр с контрабасом.
        Она специально захватила его, чтобы не подниматься потом на Жилой Этаж, где Пипа устраивала для всех желающих дефиле. По ее замыслу, демонстрация одежды должна была плавно перейти в попойку. Спиртное вызвался достать Гуня через купидончиков. Теперь главная стратегическая задача была отвлечь Поклепа, у которого был потрясающий врожденный нюх на алкоголь.
        Хотя ничего еще не началось, Таня уже заранее знала, чем все закончится. Дусе Пупсиковой станет плохо (и обязательно почему-то возле Таниной кровати), Гуня с кем-нибудь подерется, а Пипа нарядится в длинное белое платье и будет бегать по коридорам, таская за собой на поводке Жору Жикина. Это называлось у нее играть в даму с собачкой.
        А в финале, извергая из ушей серный дым, придет статуя командора - Поклеп, которого расхрабрившаяся Пипа при всех назовет Клёпой. Он будет топать ногами и насылать сглазы...
        Посидев немного вместе с Таней и Ванькой, которые даже не разговаривали, а просто изучающе смотрели друг на друга, Ягун ощутил напряжение и умчался.
        - Не-а, когда начинается вся это любовь-морковь с разборками, настоящему чистожанровому другу уже делать нечего. Ощущаешь себя телегой с дисковыми тормозами! - сказал он на прощанье.
        - Знаешь, по-моему, он обиделся, - сказала Таня.
        - Ягун не может обидеться. Во всяком случае, обидеть его трудно, - возразил Ванька.
        - Почему это трудно?
        - Как тебе сказать. Я это чувствую, а вот чтобы объяснить... Ягун каждую секунду видит всех и самого себя с десяти разных точек зрения. Он и сам себе смешон, и мы ему смешны - в общем, обидеться он не может, точно, - сказал Ванька.
        Таня присела на край его кровати. Она уже не раз ловила себя на мысли, что даже после этой мерзкой магии ей приятно находиться рядом с Ванькой, и он продолжает ей нравиться. Если бы только не это проклятое чувство вины, отравлявшее ее существование! Да что она, в конце концов, больная, что ли? Гробыня крутила чуть ли не с половиной школы, Жикин, по- моему, не ходил на свидания только с циклопами, даже Пипа, красивая как Кинг-Конг в юности, и та ухитрялась сразу встречаться с двумя-тремя - и все не испытывали даже малейшего чувства вины, что делают что-то не то. Скорее даже гордились собой. Почему же у нее, Тани, все иначе?
        "Нет, я точно рыжая! И по жизни и вообще во всех смыслах", - подумала Таня.
        - Эй, ты чего? Ты меня слышишь? - долетел до ее слуха вопрос Ваньки, который он явно повторял в третий или в четвертый раз.
        А потом Таня поняла, что уже долго и болезненно пристально вглядывается в покрытое ледяным узором окно. За окном, неподвижно повиснув в воздухе, застыла такая родная, такая знакомая фигура. Сердце у Тани растаяло и потекло, точно Снегурочка в электрогриле. Она мигом представила, как долго Гурий провел в полете, на какие жертвы пошел, чтобы вырваться из цепких лапок своих теть! Он прилетел за ней, прилетел, чтобы навсегда забрать ее из Тибидохса и увезти в свой далекий, готически прекрасный Магфорд!
        И конечно, она полетит! Она не может здесь больше оставаться!
        - Милый, дорогой! Наконец-то! - пробормотала Таня, прижимая к груди руки.
        Гурий Пуппер прижался носом к стеклу, потом бесцеремонно, не утруждаясь даже распахнуть раму, протиснулся в магпункт. Таня бросилась к нему, ожидая, что ее сейчас подхватят сильные руки и посадят на метлу.
        - Ты чего? Перегрелась? Какой я тебе дорогой? Я сроду был мерзкий и противный, чем и горжусь! - неожиданно гнусаво сказал Пуппер. Голос у него звучал кошмарно, точно с перепою.
        Таня вздрогнула и очнулась. Перед ней с вечной ухмылочкой, прилипшей к губам как окурок, стоял поручик Ржевский. Это он висел за рамой, пока живое Танино воображение превращало его в Пуппера.
        Лязгая кинжалами, Ржевский подошел к Тане и похлопал ее по щечке. Прикосновение его призрачной руки было чем-то сродни анестезирующему уколу. У Тани Гроттер немедленно онемела щека.
        - Я, собственно, чего прилетел... В следующую пятницу, 13- го числа, мы с Дамой ждем вас в полночь в Башне Привидений на маленький концертик. Безглазый Ужас будет петь, а я греметь кинжалами! Будет страшно весело!.. Кстати, никто не видел моего турецкого ножа? Я его где-то посеял! - заявил Ржевский и, захохотав своим коронным смехом, принялся летать по магпункту.
        Ягге, продолжавшая ворожить над девясилом, не оглядываясь, запустила в него дрыгусом-брыгусом. Поручика втянуло в стену, и он исчез. Через некоторое время исчез и его задержавшийся хохот.
        - Чумиха меня побери! "Я убью тебя, лодочник!.." В смысле, Цирцейку, - пробормотала Таня Гроттер. - Я влюблю ее саму в Пуппера и создам такой любовный треугольник, который ей, хочешь не хочешь, придется превращать в любовную прямую.
        Таня торопливо подошла к соседней кровати и, открыв футляр, стала проверять натяжение струн. В принципе этого можно было и не делать, но ей нужен был какой-то повод, чтобы не оборачиваться, зная, что Ванька теперь озадаченно смотрит на нее.
        "Хорошо, что я не назвала Пуппера по имени! Ванька вполне может подумать, что я просто шутила со Ржевским", - торопливо думала Таня. Она сообразила уже, что едва себя не выдала.
        Некоторое время спустя, окончательно расстроив контрабас, она под каким-то предлогом сбежала из магпункта. Алконост увязался было следом, собираясь запеть, но передумал и отправился в подвалы клевать слизняков и зомбировать своим пением нежить.
        До тренировки, которой Таня прикрылась, чтобы не отвечать на Ванькины вопросы, оставалось еще четверть часа. Таня Гроттер прикинула, что ей не хочется тащиться с контрабасом через подъемный мост, а потом по снежному полю мимо пруда. Она решила подняться на стену - туда, где не действовали уже полетные блокировки, - и долететь на контрабасе.
        Поднимаясь на стену, Таня остановилась передохнуть на площадке, к которой примыкал небольшой круглый зал, который иногда называли "комнатой ссор и примирений". Говорили, ее когда-то построил Древнир, решивший, что, раз выяснения отношений все равно неизбежны, лучше сразу создать для них отдельное помещение. Во-первых, здесь, в Башне; ссорящиеся никому не мешают, а во-вторых, в "комнате ссор" всегда, даже летом, такие сквозняки, что долго скандалить ни у кого не возникает желания.
        Дверь в комнату ссор была плотно закрыта, однако сквозь узкую бойницу все равно доносились голоса.
        - Женщины - есть зло! Они слабы и изнежены! Не умея сохранять и приумножать, они живут на несчастьях всех смертных!.. Из-за женщины по имени Елена пала великая Троя, из-за женщины же мне сломали ребро, когда я был еще юн и глуп! - бубнил кто-то.
        Таня узнала Поклепа. Его слова заглушил русалочий хохот.
        - Клепа, не грузи! Клепа, мне холодно! Я хочу бусы!.. А твою Елену Медузия знала лично. Она говорит, у нее был слишком длинный нос.
        - Не перебивай! При чем тут нос? Я тебя спрашиваю, при чем тут нос? - продолжал Поклеп. - Первая женщина лишила человека бессмертия! О, ваши хитрые речи и искусство лгать... Как ты вчера смотрела на водяного, на это ничтожество, на этот бурдюк с тиной!.. О вероломная! Я сглажу его, потом тебя, потом себя! Гыгли-мыгли-кара-дыгли!
        Милюля сложила губки бантиком.
        - Кле-епа, ты у меня такой умный папашка! Такой солидный! Бу-у-усы хочу! - капризно сказала она.
        - Да куплю я тебе бусы, только не перебивай! Ты меня не слушаешь! - взвизгнул Поклеп.
        Русалка снова захохотала своим неповторимым грудным смехом. Она уже выклянчила то, что хотела. Поклеп еще некоторое время скрипел, проклиная водяного, а затем внезапно прервался на середине длинного проклятия, и Таня услышала звук поцелуя.
        "А вот и примирение! Я бы у этих купидончиков луки поотбирала, кисти в руки и заборы красить, чтоб за ум взялись! И Цирцейку туда же!" - с раздражением подумала Таня.
        Она уже поднялась на добрый десяток ступеней, когда вновь услышала голос Поклепа, донесшийся из верхней отдушины "комнаты ссор".
        - Умоляю, будь осторожна вечерами! Закрывайся на все заклинания, хотя, боюсь, это не поможет.
        - Почему, Клепа?
        - Экгхм... Вообще-то об этом никто не должен знать... Сегодня ночью кто-то похитил из библиотеки джинна Абдуллы книгу тайных имен... Абдулла в бешенстве. Все его тайные проклятия, которыми он защищает библиотеку, не сработали. Точнее, сработать-то они сработали, но без толку.
        - Фи, как скучно! Кому могла понадобиться эта старая занюханная книга? - спросила русалка.
        - МИЛЮЛЯ! - укоризненно сказал Поклеп. - Это единственная книга, где записаны все тайные имена без исключения! Единственная! А понадобиться она могла тому, кто не хочет, чтобы его тайное имя было прочитано!.. Или тому, кто хочет обрести неограниченную власть.
        
* * *
        
        Вечером, когда Таня, измотанная после тренировки, на которой Соловей выжимал из них не только все силы, но, казалось, и душу, учила историю Потусторонних Миров, а Пипа читала новый модный роман графа Манова "Поцелуй де Мента", в стекло вновь забарабанил купидончик.
        И вновь он был не от Пуппера, а от Гробыни:
        "Гроттерша, привет еще разок! Я тебе не совсем еще надоела? Почему ответ никак не напишешь?
        У меня ничего хорошего. За себя опять до соплей обидно. Ничего у меня не выходит, и еще я зараза. Прилетай, сделаем что-нибудь хорошее для родины. Прошвырнемся куда-нибудь.
        Как там Паж? Не развалился еще от тоски? Ты смотри его береги, обними разок-другой, что-нибудь приятное скажи, а то он совсем захиреет. И скажи этому скрипуну, что я по нему скучаю. Он для меня почти как Гуня. В смысле, ему мало что светит, но я его все равно люблю.
        Да, еще что-то забыла в тот раз написать... Я тут недавно с парнем одним познакомилась. Генка Бульонов. Ты мне когда-то о нем рассказывала. Этому лбу уже четырнадцать или пятнадцать лет! Только он тогда маленький был, а теперь вымахал целый шкаф. Такого на баскетбольное поле не выпустят, потому что он об кольца лбом стукаться будет. Я его называю Бульон, а иногда даже Борщ. Он за мной ухлестывает (только Гуне не говори). И еще у Бульона есть мамаша, мелкая такая, но страшно въедливая. Такая даже Шурасика достанет. Бульон ее боится, как Чумиху. Без ее разрешения даже чихнуть не смеет. Разумеется, меня эта мамаша терпеть не может! А я ведь ей ничего такого не сделала. Один только раз заметила, что у них в квартире бардак и что я, если бы у них жила, все бы на помойку выкинула, начиная с ее кровати.
        И снова прикол про Бульона. Он, ясное дело, не маг, но на магии сильно подвинутый. В позе лотоса сидит, книжки всякие оккультные покупает, про астрологию, йогу, космические энергии. Он мне их показывал! Я ржала, чуть не сдохла. Я бы этих лопухоидов, что про магию пишут, немедленно в гарпий бы превратила. Полная шиза! Псих для психа кропает, а всякие Бульоны покупают. И еще кое-что: про тебя Бульон вообще ничего не помнит. И про наш Тибидохс тоже. Как зомбировали его тогда, так до сих пор магия держится, хотя порой он словно в транс впадает и что-то начинает припоминать. У меня когда зудильник сработал - так он прямо передернулся.
        А ты, Гроттерша, большая сволочь! Я там забыла свои белые тапочки в комнате, испортишь - получишь по мозгам. Хи-хи! Это вроде как шутка юмора такая!
        Кстати, как там мой Пупперчик? Не ушел еще в магвостырь? Небось снова купидонов присылает целыми тучами. Ты его, подруга, совсем не отшивай. Пущай в резерве будет, вдруг ты когда-нибудь Ваньку разлюбишь? А Пуппер ничего, его терпеть можно. Только и причуд, что все время жалеть его надо и про теток разную лабуду выслушивать. Парни, они больше девчонок жаловаться любят, я давно просекла.
        Но все равно Пуппер это тебе не Шейх Спиря, который своей ревностью даже такое сокровище, как я, вконец доконает. Кстати, про Спирю. Я ему сегодня телеграмму послала, что умерла. Интересно, что он завтра выкинет?
        Ну покедова! Твоя Гробулька".
        
* * *
        
        Концерт привидений удался на славу. Безглазый Ужас выл как корабельная сирена и гремел цепями. Поручик Ржевский, в угоду Недолеченной Даме надевший адмиральский мундир, назло ей так утыкал его кинжалами, что походил на ежа. Сама Недолеченная Дама сидела в Инвалидной Коляске - той самой, которую так дико боялись все младшекурсники - и томно нюхала давно увядший цветок.
        Другие призраки тоже отрывались на полную катушку, каждый в меру своих способностей и возможностей, пользуясь тем, что пятница тринадцатое выпадает, в общем, не так часто. Примерно через час Семь-Пень-Дыр поднялся и, зевнув, ушел. За ним потянулись Шурасик, Лиза Зализина и, наконец, все преподаватели.
        Когда ушел Сарданапал, постаравшийся сделать это как можно незаметнее, Безглазый Ужас расстроился, дико взбесился, стал орать, что его талант не ценят, и забросал всех своими внутренностями.
        - Фи! Ненавижу эти наркоманские истерики! - морщась, сказала Недолеченная Дама и растаяла вместе с Инвалидной Коляской.
        Воспользовавшись отсутствием жены, поручик Ржевский сразу повеселел и, вспомнив старый как мир анекдот, принялся развешивать где придется на просушку свои носки. И это был уже действительно финиш вечеринки.
        Когда все уже почти разбежались, Ужас опомнился и принялся загораживать дорогу Тане и Баб-Ягуну, умоляя хотя бы их остаться и послушать его последнюю песню. Учитывая, что им еще предстояло сдавать экзамены по истории Потусторонних Миров, они переглянулись и остались.
        Ужас вновь завыл, да так, что задрожали висюльки люстры из богемского хрусталя. Примерно на середине песни он вдруг замолчал и обиженно уставился на Таню и Ягуна.
        - Кто-то меня перебил! - сказал он капризно. - Кто-то завопил громче меня! Не потерплю конкуренции: в Тибидохсе самый психованный я! И самый душераздирающий тоже я!
        - Такого просто быть не может! - заверил его Ягун.
        - Нет, кто-то заорал! Я говорю вам, что слышал! Крик был вон оттуда! Пошли со мной! Накроем моего конкурента с поличным! - воскликнул Безглазый Ужас и быстро полетел над полом. За ним спешили Таня и Ягун. Замыкал процессию улюлюкавший поручик Ржевский.
        Там, где широкий коридор выходил на площадку и извергался вниз лестницей атлантов, Безглазый Ужас внезапно остановился и навис над полом.
        - Ого, да тут свеженький труп! Как забавно! Давненько в Тибидохсе не происходило действительно жуткого и кровавого убийства! - сказал он оживленно.
        Кто-то, одетый в темный свитер и брюки, лежал на плитах пола лицом вниз. Таня и Ягун с усилием перевернули его. Это был Гуня Гломов. Он дышал, но лицо его было бледным как мел, а веки закрыты.
        - О, да он жив! - разочарованно сказал Ужас. - Тогда я полетел! Мне тут делать нечего! И передайте своему приятелю, если он еще раз прервет мою песню, я повешусь прямо над его кроватью и буду болтаться там все ночи напролет, синий и раздувшийся. Поверьте, что это не блеф!
        Безглазый Ужас повернулся и улетел. Баб-Ягун принялся трясти Гуню. Тяжелая голова Гломова бессильно моталась, откидываясь то вперед, то назад.
        - Может, он пьяный? - подмигивая, предположил поручик Ржевский.
        - Ты с ума сошел? Он же десять минут назад был с нами на концерте!.. Да и потом, ты что, Гломова не знаешь? Его и бочка спиртного не свалит! - возмутилась Таня.
        - Ну тогда я не знаю... Я просто предположил! - сказал поручик.
        Гуня Гломов тяжело разомкнул веки.
        - Тебе плохо? Ты можешь встать? - с беспокойством спросил Ягун. Губы у Гуни дрогнули.
        - Нет.
        Его голос звучал совсем тихо. Требовалось напрягать слух, чтобы хоть что-то разобрать.
        - А руку поднять?
        - И руку поднять... Ничего...
        - Как же тебя угораздило?
        - Я возвращался и вдруг из темноты ко мне кто-то шагнул. Я обернулся, но поздно... - в глазах у Гуни стояли слезы. Как-то непривычно было видеть его таким тихим и бессильным. Непривычно и страшно.
        Таня и Ягун переглянулись. Они как-то разом заметили, что тело Гломова ссохлось и стало совсем слабым. Одежда висела на нем свободно, как на вешалке. Руки были тонкие, словно паучьи. Прежняя сила Гломова, заставлявшая трепетать весь Тибидохс, исчезла, как будто ее никогда и не было.
        - Вторая жертва... Помнишь, что говорила Ваньке Зализина? - шепнул Ягун и спросил у Гуни:
        - Ты знаешь, кто это был?
        - Золотые усы... Серебряная голова... Я закричал... Больше ничего не видел, - белыми губами сказал Гуня и вновь закрыл глаза. По его щекам текли слезы.
        Поручик Ржевский дико посмотрел на Гуню и, точно штопор ввинтившись в пол, помчался звать Сарданапала. Что-что, а панику Ржевский умел сеять лучше, чем кто-либо. Вскоре на верхней площадке лестницы атлантов собралась почти вся школа.
        - Только что я связывался с Зуби. Она полетела с циклопами к Грааль Гардарике. Там появились новые пробоины. Две вверху на одном уровне, две ниже тоже на одном уровне и одна завершающая снизу, - негромко говорил Сарданапалу Поклеп.
        - Буква U. Предпоследняя в слове DEUS... - кивнул академик. Непохоже было, что эта новость застигла его врасплох. Поклеп Поклепыч остро и изучающе взглянул на него.
        Ягге долго сидела перед Гуней на корточках и держала его за запястье. Наконец она подала знак, и джинны погрузили его на носилки.
        - У него отняли силу. Не магическую, но просто силу. В Тибидохсе Гуню можно оставить, да только теперь его сможет обидеть даже малютка Клоппик. Не уверена, что в ближайшее время он будет хотя бы ходить... - негромко сказала Ягге Сарданапалу.
        Лицо академика окаменело.
        - Кто это был? Он что-то говорил вам? - спросил он у Тани.
        - Похоже, Перун. Золотые усы... серебряная голова... - сказала Таня.
        Сарданапал молча повернулся и быстро пошел к себе в кабинет. Медузия и Поклеп Поклепыч едва успевали за ним.
        - Да, сомнений нет, это Перун. Перун и его молот. Он отбирает у каждого главное, что у того есть. Не убивает, а дает негативный поворот судьбе. У Гробыни самым ценным была магия, у Гуни - жизнелюбие и физическая мощь. Совершая эти поступки, проламывая купол, Перун вынуждает меня произнести заклинание уничтожения... - быстро говорил академик.
        - Перун вынуждает вас напасть на него, изгнать его из всех существующих миров. Но зачем, зачем? Прежде Перун был одним из самых уважаемых богов. Не пойму, что могло заставить его измениться, - страдая, спросила Медузия Горгонова.
        Сарданапал остановился так резко, что Медузия и Поклеп едва не налетели на него сзади.
        - Сейчас не время думать об этом, Меди. Дети под угрозой... Клянусь собой, тобой, Древниром, магией - чем угодно... Если он еще раз на кого-то нападет, я произнесу заклинание! - отрывисто произнес академик.
        Глава 11 СБОРНАЯ ВЕЧНОСТИ
        
        - Привет вам, продрыглики, магерочки, маггини и всякая прочая маглочь! Ого, Грызианка Припятская из "Последних магвостей" уже грозит мне микрофоном! Видели бы вы этот микрофон! Это просто дубина народной войны! Хорошо еще, что мой пылесос уже в воздухе! С вами неунывающий Баббини- Ягунини, он же Баб-Ягун, лучший из комментаторов и отважнейший из игроков! Разумеется, это лишь мое личное мнение. То самое ИМХО, как называет его Пипенция, тоскующая без Интернета. Вы можете с ним и не соглашаться, если - хе-хе! - не боитесь, что моя бабуся вас сглазит. Бабуси почему-то любят таких внучков, как я. Если видишь раздерганного болтливого типчика, у которого давно и надолго сорвало крышу, у него стопудово нужно искать соответствующих родственников, особенно мамочку или бабусю.
        Спохватившись, Ягун опасливо взглянул в сторону гостевых трибун, соображая, не сморозил ли чего лишнего, но Ягге лишь доброжелательно улыбалась и махала своему пухлому внуку рукой.
        - Ну вот, она совсем даже не обиделась! Порой мне кажется, что бабуся вообще не прислушивается, что я говорю, если это не касается еды и здоровья. А начнись у меня, скажем, насморк или признайся я, что у меня болит горло... Ой-ой, она уже напряглась! Спасите меня кто-нибудь от бабуси! Скажите ей, что меня не надо лечить! Она зальет меня под завязку мертвой водой, и я буду здоров как огурчик! - завопил Ягун.
        Наконец спокойствие было установлено, и ретивая бабушка усмирена. Играющий комментатор с облегчением перевел дух и продолжил:
        - Сегодня, в первую пятницу апреля, мы собрались на драконбольном поле Тибидохса, где через несколько минут должен начаться матч сборная Тибидохса - сборная вечности. Самой сборной вечности пока еще нет - заклинание вызова не произнесено, хотя Графин Калиостров, Тиштря и Бессмертник Кощеев уже злорадно выволокли на поле какой-то жуткий тимпан, от которого лично у меня мурашки по коже. Тимпан этот мне совсем не нравится. Видок у него такой, словно его только что вытащили из-под земли или по крайней мере телепортировали с того света. Похоже, эти засалившиеся красавчики - разумеется, я называю так представителей Магщества лишь в самом хорошем общегуманном смысле! - сами побаиваются своего тимпана. Во всяком случае, Тиштря. Он какой-то подозрительно зелененький, прямо в лесу родилась елочка. И это при том, что он несет даже не сам тимпан, а всего лишь колотушку к нему...
        Погодка нынче весенняя! Снег уже растаял, солнышко сияет, а вот на поле грязь непролазная. Не завидую я сегодня санитарам - придется им побегать по лужам...
        Сказать, что трибуны полны и бомбе с самолета некуда упасть, значит, ляпнуть еще одну банальность. Если вы сидите втроем на одном месте - радуйтесь, что к вам не подсадили великана или горного тролля из приятелей Гореанны. Если же подсадили - тоже радуйтесь, особенно если он болеет за ту же команду, что и вы, или просто не забыл воспользоваться дезодорантом. В связи с наплывом злобных зрителей проверка билетов в очередной раз накрылась. Циклопов не спасли даже выданные им против сглазов панцири. Теперь все они отдыхают в сторонке и тупо смотрят на валящие мимо них толпы. Есть билет - спасибо, нет билета - тоже пожалуйста. Поклеп Поклепыч благоразумно устранился. Один в поле не воин, а раз так, то лучше сделать вид, что все идет по плану. Взбухать сейчас - все равно что швырять гнилыми помидорами в белый плащ своего авторитета...
        - У кого-то давно не ломался пылесос. А ведь он, между прочим, может и заглохнуть под самым куполом! Каких только не бывает в жизни случайностей, - мстительно сказал завуч, поднимая руку с кольцом.
        Однако не успел он выпустить роковую для Ягуна искру, как его окатило гнилой водой. Из бочки, сердито подбоченившись, выглядывала русалка.
        - Что это за фокусы, я тебя спрашиваю? Хочешь, чтобы мы остались без комментатора? Оставь его, Клёпа, он забавный! А то смотри, обижусь - к водяному уйду. Вон он мне подмигивает!.. Ух, какая симпатяжка!
        И Милюля с нарочитым придыханием послала в толпу воздушный поцелуй.
        - Что, опять? Поймайте мне кто-нибудь этого водолаза! Я ему ласты поотрываю, а самого в воблу превращу и в пустыню телепортирую! - взревел Поклеп, которого ревность мгновенно заставила позабыть о Ягуне.
        Играющий комментатор газанул, красиво развернулся у защитного купола и направил свой пылесос прямо на репортерские трибуны, приятно переполошив операторов зудильников, которые, не зная толком, что им снимать, крутили головами в поисках хоть какого-то приличного ракурса.
        - Пока сборная вечности еще не вызвана, представлю команду Тибидохса. Разумеется, опытные болельщики и так знают нас как облупленных, но не исключаю, что кто-то из присутствующих здесь старых ведьм страдает склерозом и будет очень переживать, если в очередной раз с нами не познакомится, - продолжал Ягун. - Обратите внимание: полузащитник Жора Жикин, номер первый, наша местная знаменитость, надел свои самые красивые высокие ботинки и самые крутые темные очочки! Если он сегодня погибнет, на памятнике напишут: "Здесь лежат очки крутого кекса Жикин Жория, и это все, что от него осталось!" Ой, мамочка моя бабуся, кажется, Жорик чуть не упал со швабры! Зачем же так пугаться? Я просто создавал художественный образ!
        Демьян Горьянов, нумер - все номера, а этот нумер!!! - два. Нападение... Вы ожидаете, что я сейчас буду говорить про Демьяна гадости? Это я раньше так делал, а теперь раскаиваюсь! Дёма, ты чудо! Ты уникум! У меня к тебе единственная просьба: если будешь таранить меня на своем зубном кресле, или что ты там еще выдаешь за пылесос, попытайся хоть раз попасть!.. Ну вот, что я говорил! Уважаемые джинны, отряхните нумера второго от грязи и посадите его на реактивный истребитель! Он нам еще пригодится.
        Катя Лоткова, третий номер, защита. Пылесосик "Грязюкс". Если мне суждено быть проглоченным драконом, я хочу, чтобы меня проглотили вместе с ней. Прошу зафиксировать это как официальное заявление и занести в личное дело!..
        Семь-Пень-Дыр - четвертый номер. Кстати, почему четвертый? Мне кажется, в его имени довольно четко говорится "седьмой". И кто мне пояснит, куда подевались предыдущие шесть пней? Но благоразумно умолкаю. Если и этот меня протаранит, то это уже финиш.
        Номер пятый - гитара с прицепом - Ритка Шито-Крыто. Играет отлично, хотя всегда почему-то заканчивает матч внутри у неприятельского дракона. Номер шестой, Кузя Тузиков. Реактивный веник. Но не он веник, а у него веник. И нечего смеяться: а как бы вы выглядели, если б вас на веник посадили?
        Номер седьмой - Маша Феклищева. Играет вместо Гробыни. Летательный снаряд - заколдованное чучело крокодила. Кое-то, может, заметит, что в команде она самая младшая и вообще на чучеле еле видна, но так ли это важно? Таня Гроттер тоже начала играть в драконбол не в девяносто лет.
        Номер восьмой - Баб-Ягун. Диагноз: отлично играющий комментатор. Прочие достоинства:
        Еще и разговаривает... Номер девятый, Лиза Зализина, часы с кукушкой. Как-то она слишком часто смотрит на скамью, где сидят Шурасик и Ванька. О, этот Шурасик, покоритель сердец!
        А теперь десятый номер! Наконец-то это не Верка Попугаева, а Таня Гроттер. Исполняет сольную партию "Драконбол" для контрабаса без оркестра. То, что Танька отличный нападающий, знают, кажется, все. Но у меня другой вопрос: почему она до сих пор не научилась играть на контрабасе? Она могла бы брать уроки у Великой Зуби. Интересно, Танька знает, что ее дед Феофил Гроттер когда-то учил играть на контрабасе Великую Зуби и она даже достигла определенных успехов?
        Удивленная Таня оглянулась на преподавательские трибуны, пытаясь высмотреть на них Великую Зуби. Что-то подсказывало ей, что Ягун сказал правду. Но почему Зубодериха прежде никогда об этом не упоминала?
        - Напрасно он об этом сказал. Неужели Ягге проболталась? - укоризненно проговорила Зуби, обращаясь к Медузии.
        - Едва ли. Древние боги редко страдают от болтливости. Да только скрыть что-либо от подзеркаливающего внука не так-то просто. Да и вообще, Зуби, что дурного в том, что ты была любимой ученицей Феофила и играла на том самом контрабасе, на котором его внучка теперь чертит в воздухе все эти фигуры? - улыбнулась доцент Горгонова.
        - Ничего, - сказала Зуби. - Да только Таню ждет сегодня еще одна встреча с реальностью, о которой ее никто не предупредил. Встреча, о которой мы сами почему-то боимся думать. Слишком много переживаний для одного дня.
        Медузия перестала улыбаться, и ее лицо стало таким же серьезным, как у Великой Зуби.
        Тем временем Таня, отвлеченная мыслью о Пуппере, тревожно оглянулась на тот сектор трибун, где обычно сидела команда Магфорда. Никого! Ни Гурия, ни его тренера, ни Глинта, ни 0-Феи-ли-и, ни принца Омлета... Даже почетное место, приготовленное для одной из теть Гурика, теперь занимал рыхлый лысегорский колдун, все брюхо которого было увешено амулетами.
        Таня испытала одновременно облегчение и тревогу. Раз Пуппера нет - она сможет спокойно играть, не испытывая искушения броситься ему на шею. "Но почему же, почему Гурий не прилетел? Может, он забыл тебя? Ходит кругами вокруг китайской девчонки и краснеет, как светофор! А тетеньки смотрят, умиляются, а сами уже тайком, точно козырного туза, готовят ему скромную англичаночку!" - назойливым комаром зудела другая половинка ее "я".
        Внезапно точно невидимый гарпун вошел под правую лопатку Тани Гроттер. Таня едва не вскрикнула. В сознании у нее серебряным колокольчиком прозвучал чей-то смех. Таня резко обернулась, и ее взгляд безошибочно остановился на высокой костистой даме, сидевшей на крайнем месте у прохода. Черты лица у дамы были европейскими, однако сама она была в высоком тюрбане и в свободной, со множеством складок восточной одежде. Тане почудилось, что в руке дама сжимает что-то, изредка поднося к сжатой ладони другую руку с вытянутыми пальцами.
        "Цирцея! Прилетела посмотреть, сработала ли ее магия! А в руках у нее моя восковая фигурка!.. Да только все равно не дождешься, калоша старая! Не увидишь своего триумфа! Назло! Хоть сахаром облепи своего Пупперчика!" - подумала Таня.
        Уж чего-чего, а упрямства Тане Гроттер было не занимать. В этом она могла дать любой Цирцейке триста очков вперед.
        - Но продолжим, - с воодушевлением затараторил Ягун. - Представители Магщества наконец установили свой тимпан посреди поля и теперь великодушно уступают друг другу право ударить по нему колотушкой. Их великодушие заходит так далеко, что еще немного и дойдет до рукопашной. Наконец Бессмертник и Тиштря отлавливают Графина Калиострова и насильно вручают этому благородному синьору колотушку. Сами же отскакивают и зажимают уши. Калиостров, бледный, как принц Омлет, заносит руку и, от ужаса закрыв глаза, что есть силы ударяет в тимпан... Bay! Признаться, я думал, звук будет громче. И где же сборная вечности? Может, уважаемому Графину не следовало так пугаться?
        Но что это? Хотя никто уже не бьет в тимпан, жуткий звук нарастает... Он становится все громче, все непереносимее! Мне кажется, у меня сейчас расколется голова и лопнут барабанные перепонки!.. Калиостров, Тиштря и Бессмертник торопливо отползают на четвереньках, в то время как неведомая сила пытается втянуть их в возникшую воронку! Мамочка моя бабуся, я понял! Эти жулики открыли проход между нашим миром и Потусторонним - и сейчас в этот проход ринется сборная вечности! Вот уже соткался первый! Брр, надо иметь крепкие нервы, чтобы видеть, как душа облекается плотью! К счастью, это происходит очень-очень быстро.
        Возможно, вы уже слышали, что сборная вечности пробудет здесь только 59 минут. Даже самая сильная магия, магия вуду - а какой, интересно, еще магией можно вызвать и материализовать духи умерших? - не сможет продержать их в нашем мире больше одного часа... Все это может означать только одно: матч вот-вот начнется, и потому мне придется представить вам сборную вечности просто в телеграфном стиле...
        Ягун поспешно уставился на ладонь, где мгновение назад вспыхнула заранее заготовленная шпаргалка. Это была особая шпаргалка, изобретенная средневековыми школярами-магами. Учитывая, что на ладони не поместишь много полезных сведений, маги записывали одно-единственное заклинание, которое в нужный момент высвечивало необходимые данные.
        - Номер первый, Геракл, - сообщил Ягун. - Ой, мамочка моя бабуся! Мне как-то сразу играть расхотелось! Можно меня кем- нибудь заменить, а я пойду на дополнительные занятия к Поклепу или на отработки к Медузии? Все равно большего наказания не придумаешь!.. Смотрите, какое грозное спокойствие на его лице! Ни один мускул не дрогнет! Ни одного лишнего движения, а ведь всего на час в нашем мире! На плечах - шкура немейского льва. А какая дубина в руках! Микрофон Грызианки точно отдыхает!.. Не пойму только, каким образом Геракл держится в воздухе... Ага, пояс Ипполиты!.. Говорить, что Геракл играет в нападении - это уже лишнее. Такие не знают, что такое защита.
        - А Ягун-то растерял все чувство юмора! Смотри, как он уважительно про Геракла отозвался, - заметил Семь-Пень-Дыр Кузе Тузикову.
        - Еще бы! Ему еще жить не надоело! - подтвердил Кузя Тузиков, едва усидевший на своем венике.
        Справа от Ягуна в воздухе вспыхнула серебристая молния. Пылесос отбросило на несколько метров. Чудом усидев, играющий комментатор повернулся и затарахтел:
        - Номер второй! Минотавр. Полузащита. Брр! Никогда прежде не встречал бычью голову на таком мощном человеческом торсе!.. Летает на ковре из нитей Ариадны. Вот никогда бы не предположил, что этот теленок тоже играет в драконбол! В носу золотое кольцо, в правом ухе два колечка. Что ж, это дело хорошее! Я тоже хотел проколоть себе нос, но бабуся сказала, что прикончит меня не то что за колечко в носу, но даже за простенькую татуировку!
        - ЯГУН! Уже третий номер материализовался! Кто обещал телеграфным стилем? - усиливая заклинанием свой голос, крикнул с трибун Сарданапал.
        - Простите, академик! Телеграф переклинило, Теперь он выдает романы... Номер третий сборной вечности - Гермес. Был у греков богом, выполнял кучу секретных поручений, окончательно затуманивших его основное предназначение. Крылатые сандалии, лукавая улыбочка. Вот уж поистине ускользающая личность. Пока ищешь его в одном конце поля, он уже в другом...
        Ого, какой сильный удар грома! Я не слышу своего голоса. Это меня оглушило или рупор переклинило? Помашите мне кто- нибудь рукой или пустите легким запуком. Я буду знать, что все в порядке... Эй, я не просил сразу всех! Караул, у меня жилетка дымится! Еще парочка запуков, и я отброшу копыта и автоматически попаду в сборную вечности!.. Уф! Номер четвертый сборной вечности! Илья Муромец, защита! Вот это да!
        Помрачнев, Соловей О. Разбойник машинально провел пальцем по шраму, рассекшему щеку и вытекший глаз.
        - Он совсем не изменился. Такой же, как в день, когда наши дорожки пересеклись, - пробормотал он.
        - Вот уж кто прихлопнет и не заметит! С ним рядом греческий Геракл как-то сразу перестает впечатлять! Тем не менее он явно хочет помериться с Ильёй силой. Гермес немедленно вклинивается между ними и, мягко обняв Геракла за талию, деликатно отлетает вместе с ним в сторонку... Очень дальновидно! Если бы дело дошло до драки, на дальнейших подвигах Геракла была бы поставлена жирная точка. Что он такое, в сущности, в сравнении с нашим Илюшей, природным силачом из муромской деревеньки? Ну одолел Геракл нескольких зверушек, которых теперь точно занесли бы в Красную книгу ввиду их малочисленности... Вот только лететь на щите, должно быть, не очень удобно. Маневренность не та, хотя Муромец и неплохо справляется.
        - Смотри-ка! - пробурчал Демьян Горьянов. - Теперь Ягун и на Геракла наехал! Совсем перегрелся парнишка... Только странно как-то. По-моему, Геракл его даже не слышит.
        - Номер пятый... Барон Мюнхгаузен... Легионер из Германии, - с чувством представил Ягун. - Ну что про него еще сказать? Это поручик Ржевский заграничного разлива. Само собой, летит на ядре. Но меня больше занимает другой вопрос: у кого усы длиннее - у него или у академика?.. Номер шестой Кентавропег, центральный нападающий... Почему бы кентавру не полюбить Пегасиху?.. Любовь, как известно, зла, полюбишь и...
        - ЯГУ-УН, не увлекайся!!!! - сердито крикнула Медузия.
        - А что я такого сказал? Ах да, ну да! Мы же не произносим слов, которых нет в полном собрании сочинений Древнира!.. - спохватился Ягун. - В общем, я имел в виду бородатого супруга козы, пять букв и рога... Пегасиха - если кто забыл, это такая лошадка с крылышками, на которой поэты летают за водкой! В результате появился Кентавропег - полупегас, полукентавр. Какие роскошные у Кентавропега крылья! Уверен, многие призывают его во сне, кусая подушку, чтобы утром, после десятой чашки кофе, их вдруг лягнуло под ложечку неумолимое копыто вдохновения и отшвырнуло к компьютеру или печатной машинке! Они-то грезят, что творят волей Пегаса, а это всего- навсего Кентавропег!
        Номер седьмой - Дионис... Он же Вакх, он же Бахус... Ну, как у меня память? Посмотрите на плющ, которым у него переплетены волосы! А на гроздья спелого винограда, которыми заправляется его огромный рог, на котором он летит навстречу ветру!
        Номер восьмой - Фрол Слепой. Да-да, та самая живая легенда, которого нам все время приводили в пример. Интересно будет посмотреть на него в действии.
        Номер девятый Аргус - многоглазый великан-страж - защита. Признаться, он так огромен, что я в первую секунду перепутал его с драконом. И столько глаз... М-м-м... Это впечатляет, особенно глаза на спине! Вот это контроль над полем! Маленький анатомический вопрос, а на пятках у него глаза есть?
        Пока Ягун, пытаясь подлететь на пылесосе поближе, интересовался этой подробностью, что-то полыхнуло. Несколько тысяч зрителей, ослепленные невыносимо яркой вспышкой, невольно закрыли глаза.
        - Огненный Змей... Змиулан! - прошептал Сарданапал, козырьком поднося к глазам ладонь.
        Длинное и гибкое туловище, сияющая чешуя - Змиулан, казалось, был соткан из испепеляющего огня. Даже острый гребень у него на позвоночнике больше напоминал языки пламени, чем костяные наросты.
        Непрестанно извивающийся, стремительный, Змиулан был гораздо длиннее Тифона. Множество коротких крыльев, тоже точно вылепленных из огня, были разбросаны во всей длине его туловища, начиная от головы и заканчивая гибким хвостом.
        - Дракон сборной вечности - Змиулан. Ой, мамочка моя бабуся, он сразу везде! Он и обжигает, и ослепляет! Как, интересно, можно забросить мяч, если даже в двадцати метрах от него превращаешься в шашлык?
        Шурасик, сидевший на трибуне рядом с Ванькой Валялкиным, которому только сегодня разрешили покинуть магпункт, перестал грызть карандашик:
        - Мне только что пришло в голову: дракон сборной вечности ведь тоже исчезнет через час, да? А если у него кто-нибудь будет в животе? Кто-то из наших?
        - Не паникуй! - велел ему Ванька.
        - Я не паникую! Просто я любознательный. И ведь потом внутри дракона он просто-напросто испечется, - отвечал Шурасик.
        - А вот тут ты ошибаешься. Тарарах говорит, что какая бы ни была температура снаружи дракона, внутри всех драконов и уж тем более в желудке она всегда одинаковая, - возразил Ванька.
        - Погодите, кажется, еще кто-то появился, уже после дракона... Номер десятый... - голос Ягуна странно дрогнул. Должно быть, то, что было написано на ладони, потрясло его. - Итак, десятый номер... гм... Леопольд Гроттер, нападение, магический контрабас... Невероятно! Два десятых номера (теперь я наконец понимаю, почему Соловей О.Разбойник дал Тане "десятку"), два контрабаса-близнеца... Возможно, наличие в одной реальности двух воплощений контрабаса противоречит здравому смыслу, но к Чумихе здравый смысл, когда такое происходит! Для магии вуду нет никаких преград! Держись, Таня, прошу тебя, держись! Мы с тобой!
        Трибуны Тибидохса замерли. Множество глаз устремилось к невысокому юноше лет восемнадцати, который, пригнувшись к контрабасу, легко скользил по воздуху. Поворот, взмах смычком - и контрабас ловил новый воздушный поток. Должно быть, именно таким отец Тани сбегал на Лысую Гору и чертил стрелку на крыше Большой Башни. Сердце Тани вновь дрогнуло, когда она вспомнила ту царапину на камне. Почему ни Сарданапал, ни Соловей не сказали ей про отца раньше? Ведь они же знали, не могли не знать! И остальные преподаватели молчали...
        Позднее Таня сотни раз возвращалась в памяти к каждой минуте этого матча. Тогда, в первое мгновение, все смешалось у нее в голове и перед глазами. Запрыгали фигуры зрителей, сторожевые циклопы, позолота гостевых трибун, огненной змейкой завился Змиулан. Она ничего не понимала уже, не видела, куда летит, - весь мир размылся в огромное пятно. Сердце колотилось, в горле застрял, казалось, Ноев ковчег.
        А потом акварельная пляска цветов прекратилась вдруг, и из моря красок проступило одно-единственное молодое лицо! "ПАПА!" - хотела крикнуть она, но почему-то не смела. Она никогда в жизни не произносила этого слова. Не Германа же Дурнева ей было называть папой.
        Леопольд Гроттер мчался теперь рядом с Ильёй Муромцем, изредка поворачиваясь и не без удивления поглядывая на Танин контрабас, как две капли воды похожий на его собственный. Таня видела, что отец не узнает ее. Еще бы! Здесь Леопольд лишь чуть старше ее, ровесник Пуппера, даже не познакомился еще с ее матерью, на которую она, говорят, так похожа!
        Тане было и больно, и радостно, и тревожно.
        Откуда-то издалека до ее слуха долетел рык Гоярына, рвавшегося схватиться с незнакомым драконом, и голос Ягуна:
        - Ого, сколько сведений! Кто-то существенно пополнил мою шпаргалочку! Интересно, кому говорить спасибо, или, как выражается Тарарах:
        "Спасибо не булькает"? Леопольд Гроттер двадцать лет назад был лучшим нападающим сборной Тибидохса. Подавал огромные надежды, мог легко перейти в профессионалы, однако оставил драконбол и всецело посвятил себя науке. Что это, любовь к Софье Гроттер или пророчество Древнира?.. С другой стороны, если бы не многолетняя работа Леопольда Гроттера над Талисманом Четырех Стихий, Чума-дель-Торт убила бы Таню так же, как и ее родителей... Здесь Леопольду Гроттеру лет семнадцать-восемнадцать... Его игровое прозвище Ле-Гро. Так называют его фэны. Он в самом пике своей драконбольной формы, как и остальные игроки сборной вечности.
        Великая Зуби коснулась руки Медузии.
        - Видишь, это то, о чем я говорила, - раздраженно сказала она. - Магществу стоило поразмыслить, прежде чем извлекать из хранилища запрещенных раритетов тимпан и уж тем более бить в него. Порой мне кажется, чем выше инстанции, тем более нелепые решения от нее исходят.
        - Я не думаю, что их решение так уж нелепо. Разумеется, это подлое решение, но вполне здравое. Бессмертник, Тиштря и Графин Калиостров предвидели все заранее. Посмотри на их физиономии! Смутить нашего лучшего игрока и почти вывести его из игры! Еще бы - девочка никогда не видела своего отца! - возмущенно произнесла Медузия.
        - Уверен, Таня возьмет себя в руки. Да, она в смятении, но смятение не может продолжаться вечно. Вскоре Таня разберется, если уже не поняла, что Леопольд Гроттер да и вся сборная вечности не могут слышать нашей речи. Да, они могут играть, могут видеть наших игроков, но при всем том их души по- прежнему существуют в другом, чужом мире. Здесь лишь некая часть их сущности, не более того, - примиряюще сказал Сарданапал.
        - Оставаясь за защитным куполом, Тиштря и Графин торопливо проталкивают внутрь арбитров с мячами. Арбитры выпускают мячи, а сами на своих полосатых пылесосах поднимаются в воздух, стараясь держаться подальше от драконов. Еще бы, арбитры вот уже тысячи лет любимое лакомство всех драконов. Оно, конечно, как говорит моя бабуся, с джинна-то навар небольшой, но все равно приятно... - бойко, точно выплевывая круглые твердые горошины, тарахтел Ягун.
        Джинн Абдулла, присутствующий на матче, уставился на Ягге. Многочисленные бородавки укоризненно переползли на лоб. Туда же, после некоторого замешательства, отдрейфовал крючковатый нос и замер среди бородавок, точно волжский утес из народной песни.
        - Ягунчик мой, что дитя малое! Что у других на уме, у него на языке! Ты уж не обессудь, яхонтовый мой. Лучше позолоти ручку, молодой и красивый! - сказала Ягге, посасывая вишневую трубочку. Ее черные, совсем не постаревшие глаза, плескались насмешкой.
        - Мячи разлетаются по полю, - продолжал Ягун. - Как всегда, обездвиживающий мяч сразу набирает скорость. Я уже едва его различаю. Чихательный и перцовый бестолково крутятся на месте. Вероятно, они-то и будут разыграны в первую очередь. Обе команды выстраиваются в боевой порядок, ожидая сигнала... А там еще что такое? Ага, Бессмертник Кощеев сам себя назначает главным судьей и, делая вид, что приятно удивлен оказанной ему честью, принимает поздравления. Он поднимается на судейскую трибуну, которую Тиштря, Графин и еще дюжина льстецов торопливо украшают лавровыми венками... Милашка Бессмертник сама скромность! Овации! Главный судья поднимает кольцо! Вспыхивает оранжевая искра! Браво! Матч начался!
        
* * *
        
        С первых же секунд игра начала складываться не в пользу Тибидохса. Сборная вечности теснила.
        - Геракл перехватывает пламягасительный мяч! Барон Мюнхгаузен и Кентавропег легко обыгрывают Риту Шито-Крыто и Семь-Пень-Дыра. Чихательный мяч пытается ускользнуть, но Кентавропег нагоняет его и с легкостью ведет, поддевая крыльями. Какая интересная техника! Кентавропег точно прилип к мячу, он даже не использует руки, сберегая силы для броска...
        Дионис и Фрол Слепой, играя в паре, "пасут" Демьяна Горьянова - Дионис сверху, Фрол чуть ниже и справа. Хотел бы я знать, как Фрол ориентируется, но это другой вопрос. Демьян мчится стрелой на своей помеси пылесоса и швейной машинки. Неплохо, совсем неплохо! Тренировки явно пошли ему на пользу! Он протягивает руку за одурительным мячом, но внезапно встречает ладонь Диониса. Вакх с чувством трясет ее и вместо мяча, который уже две секунды как у Фрола, вручает Демьяну рог с вином. Вроде как "In vino veritas!"
        Жора Жикин красиво подрезает перцовый мяч и, сбив его с траектории, перехватывает! Браво Соловью! Я всегда говорил, что даже зайца можно научить зажигать спички! Не теряя времени, Жикин делает мертвую петлю - это единственный быстрый поворот, которого можно добиться от швабры с пропеллером, - и мчится к Змиулану...
        Его подстраховывают Семь-Пень-Дыр, Лиза Зализина и Таня Гроттер. Змиулан подпускает Жикина на расстояние броска и внезапно выдыхает пламя. Жора чудом уходит - скорее от ужаса, чем осознанно - и пытается прорваться к распахнутой драконьей пасти. Змиулан мгновенно извивается - всплеск огня, золотистые переливы чешуи, и там, где была драконья морда, внезапно возникает хвост. Вот это да! Теперь я понимаю, почему именно этого дракона включили в сборную вечности! Ни один из современных драконов никогда не сумел бы сделать такую штуку.
        Растерявшийся Жикин пытается обогнуть дракона и вновь зайти со стороны морды, но внезапно наскакивает на Илью Муромца и Аргуса. Жорик пытается затормозить, но поздно! На полной скорости Жикин врезается в щит Ильи Муромца. Швабра с треском ломается, пропеллер отлетает! Илья Муромец даже не покачнулся, а бедный Жора оказывается в услужливо распахнутой пасти Змиулана. Мамочка моя бабуся, не буду я говорить "приятного аппетита!", не дождетесь! Лучше скажу: "Чтоб ты подавился!"
        А что же перцовый мяч? Отскочив от щита и, счастливо избегнув громадных лап Аргуса, он прыгает прямо в руки Лизы Зализиной. Зализина готовится отдать пас назад, но, увидев Таню Гроттер, мгновенно передумывает и решает атаковать сама, причем явно из неудачного положения. Вот она, пресловутая женская солидарность - и сам не гам, и другому не дам!
        Зализина набирает высоту и готовится к броску... Слишком долго готовится. Такие вещи в драконболе не прощаются. Здесь движения должны быть быстрее мысли. Леопольд Гроттер, вынырнувший на контрабасе невесть откуда, выхватывает мяч прямо из ее занесенной руки и стремительно уносится к Гоярыну, который пока чудом отбивается от Гермеса и Фрола Слепого. Зализина еще не поняла, что осталась без мяча, а снизу к ней стремительно приближается драконий хвост. Удар, подобный удару плети, - и Лиза, не успев издать ни единого звука, исчезает в пасти Змиулана. Одна кукушка тревожно летает над полем. Аргус и Илья Муромец отлучаются ненадолго, а потом сразу, точно стражи, замирают справа и слева от драконьей морды. Вот это слаженность, вот это профессионализм! Сборной вечности не нужно даже смотреть друг на друга - она и так действует, как единое целое...
        А Таня уже мчалась на своем контрабасе за Леопольдом Гроттером. Холодный ветер отрезвил ее. Обида, что отец не узнал ее, привела Таню в чувство.
        "Я покажу ему! Покажу! Он увидит, как я играю, и поймет!" - решила Таня Гроттер, пытаясь спикировать на отца сверху. Она была убеждена, что нет маневра, который позволит ему уйти. Она кое-что понимала в перехвате, к тому же ее контрабас ничем не уступал контрабасу отца.
        Когда на него упала тень, Леопольд Гроттер быстро вскинул голову. Таня увидела, как легкая улыбка скользнула по его губам. В следующий миг левая рука его несильно натянула вторую струну. Правая же рука вскинула смычок кверху. Мгновение - и контрабас исчез, чтобы сразу возникнуть несколькими метрами выше. Теперь они поменялись местами - она и отец. Леопольд был сверху и легко мог прижать ее к снежному полю или сбросить с контрабаса. Однако он не стал терять на это времени и атаковал Гоярына.
        "Короткая телепортация! Без искр, без вращения, без заклинаний!" - мелькнуло в мыслях у Тани. Она поняла, что отец знал о магических свойствах контрабаса гораздо больше. Леопольд Гроттер везде был первым - в учебе, в спорте, в жизни. Его мысль никогда не останавливалась и всегда шла дальше. То, что для другого было верхом совершенства, для Леопольда Гроттера становилось лишь очередной ступенью в бесконечной лестнице познания. Таня испытала зависть - вот бы и в ней это было! Не может быть, чтобы река таланта из рода в род, из племени в племя веками несла что-то, чтобы однажды извергнуть воды в пустоту.
        Ягун развернулся на пылесосе и пронесся мимо барона Мюнхгаузена. Барон со свойственным ему легкомыслием забыл про матч и мимикой и жестами пытался войти в контакт с издателями Пуппера, просясь на календарики. Издатели Пуппера благородно надували щеки, приветливо махали ручкой, однако на календарики барона не пускали.
        - Ох, мамочка моя бабуся! Игра смещается к нашему дракону, а это уже не есть хорошо! Кузя Тузиков и Катя Лоткова едва успевают страховать пасть Гоярына! Тибидохский дракон старается на славу. Его короткие огненные плевки отгоняют нападающих сборной вечности, однако это не может продолжаться долго. Драконы крайне неусидчивы, и уж Фролу Слепому, Кентавропегу и Леопольду Гроттеру это точно известно!.. Они терпеливо ждут ошибки! Вот она! Гоярын отвлекается буквально на миг, чтобы сбить крылом и проглотить зазевавшегося арбитра. Арбитр, похоже, сунулся, чтобы проверить, нет ли каких нарушений в действиях тибидохской защиты. Теперь он сможет проверить только работу драконьего желудка. Как говорится, диагностика всего организма за пять минут! Не очень приятно, зато полезно!
        Тиштря, Бессмертник и Графин Калиостров переглянулись и мигом показали Ягуну мерцающую карточку.
        - За что? - возмутился Сарданапал.
        - За цинизм! - сказал Тиштря.
        - За неуважение к судейству! - добавил Бессмертник.
        - И сам дурак, и пылесос у него дурацкий! Скажите вообще спасибо, что мы не удалили его с поля! - пискнул Графин.
        Ягун, даже не подозревавший о мерцающей карточке, продолжал отстреливать круглые и упругие слова:
        - Опасный момент! Кентавропег с чихательным мячом прорывается вперед. Воспользовавшись тем, что Гоярын не совсем еще проглотил арбитра, он ударяет крыльями, легко обводит бросившегося ему наперерез Тузикова и с близкой дистанции с силой бросает чихательный мяч! Вспышка! Го-ол! На десятой минуте матча мяч в пасти Гоярына! Гоярын оглушительно чихает, раскидывая замешкавшихся игроков по всему полю! Два - ноль!
        Трибуны взорвались. Бормоча, что команда забыла все его наставления, Соловей О. Разбойник схватился за голову.
        - Что они делают? Зачем разделились? Зачем рассыпались по полю? Сборная вечности все равно не даст им играть! Мгновенный захват одного-единственного мяча, прорыв всей командой к Змиулану - бросок! Это наш единственный шанс!
        Дедал Критский страдал ничуть не меньше. Не имея что рвать на голове, он терзал свои густые, истинно ноздревские бакенбарды. Рядом с Дедалом и Соловьем парил Гуго Хитрый. Когда Тибидохсу забили мяч, Гуго принялся было в тоске дергать себя за ухо, однако вскоре перестал заниматься самомучительством и, дожидаясь пока Дедал в очередной раз дернет себя за бакенбарды, плаксиво произносил вместо него:
        "Ой-ой-ой! Ай-ай-ай!", а иногда, по настроению, даже: "Вах- вах!"
        - Отлично! - закричал вдруг Баб-Ягун. - Маша Феклищева завладевает одурительным мячом, разворачивается и пытается пробиться к Змиулану! Клянусь волосом Древнира (если можно клясться тем, чего уже нет), из девчонки выйдет толк, хотя ей и не хватает опыта!.. На пути у нее вырастает Дионис. Возможно, он решил проделать тот же трюк, что и с Демьяном Горьяновым, подменив мяч на рог с вином, но не учел, что чучело сохранило кое-какой боевой опыт! Удар хвостом, щелчок пастью - и Дионис кувырком слетает с рога. К нему немедленно бросаются санитары из абиссинских колдунов, но Вакх лишь хитро подмигивает им и минуту спустя внизу на поле возникает спонтанная пьянка. Напрасно моя бабуся отказалась на эту игру от джиннов. Конечно, у джиннов туман в голове, зато они не склонны к пьянству...
        Маша Феклищева прорывается к Змиулану, но на пути у нее вырастают Илья Муромец и Аргус. Крокодил пытается атаковать их, да куда там! Илья ловит крокодила на щит и кидает его в мощные объятия Аргуса. Чучело с вцепившейся ему в шею Машей отброшено на десяток метров. Аргус отправляет мяч Фролу Слепому... Фрол пасует Гераклу, тот передает мяч Гермесу... Не снижая скорости, Гермес атакует Гоярына. Защита мешкает, и Тибидохсу забивают еще один гол! Три - ноль!.. Кошмарно! Гоярын поддается действию одурительной магии, бестолково выдыхает пламя и расшвыривает собственную защиту. Катя Лоткова, его любимица, едва не оказывается у него в пасти. Ее славный пылесосик - недавно я лично помогал его красить - поймав струю огня, выглядит так, словно его обнаружили где-то на пепелище. Саму Катьку спасла только упырья желчь... Она очень даже неплохо выглядит!
        Последнюю фразу Ягун произнес, уже подхватив Лоткову с заглохшего пылесоса.
        - А как же поцелуй? Где благодарность? - возмущенно спросил он, доставив ее на поле.
        - Может, я тебя и поцеловала бы. Но ненавижу, когда мне подсказывают! Так что жди теперь, когда ближайшее 29 февраля придется на полное солнечное затмение!.. А пока тебя пускай Деент поцелует! - упрямо заявила Лоткова.
        Выясняя отношения, ни Ягун, ни Катя, не сообразили, что серебряный рупор разносит их голоса по всему стадиону.
        - Високосный год, затмение... М-м... Всего-навсего через семьдесят лет! Пустяковый срок для настоящей любви! - с пафосом сказала Недолеченная Дама.
        - Угу! А пока есть время для нескольких ненастоящих... Легкие интрижульки и прочий сопутствующий шерше ля фам! Мужчине в расцвете сил это точно не повредит! - заявил поручик Ржевский, сопроводив свои слова выразительным хохотом, который некоторые подлые завистники регулярно путали с конским ржанием. Так, во всяком случае, утверждал сам Ржевский.
        Одуревший от магии Гоярын бросался из стороны в сторону, врезаясь в магическую защиту поля. Множество раз латаный- перелатаный, купол трещал по швам. То там то здесь в нем появлялись проломы, и бестолково бегавший Поклеп не успевал восстанавливать защиту. Зрителей спасало лишь то, что Гоярын всякий раз атаковал новое место, купол же был обширен. Биться же в одно место у дракона не хватало воображения.
        - Надо прекратить матч! Могут быть жертвы! Я, например! - в панике крикнул Графин Калиостров, когда ревущий Гоярын врезался в купол прямо напротив них.
        Бессмертник Кощеев, которого не так просто было провести, ухмыльнулся.
        - Ни за что! - заявил он. - Дракона усмирят, я же хочу, чтобы команду Тибидохса раздавили раз и навсегда!
        Изрыгающий пламя Гоярын пронесся дальше, врезавшись уже в следующий сектор, и Графин успокоился.
        - Что ж, коллеги! Ваши доводы убедительны! Я тоже за продолжение игры! - сказал он, вскидывая дрожащую руку.
        - Леопольд Гроттер! Пас Минотавру! Никому не советовал бы интересоваться у этого бычка, какая у него удойность. Перцовый мяч летит по дуге!.. Интересно, какой заговоренный пас использован? Жаль, не успел подзер... в смысле, додуматься своим умом, - снова бойко залопотал Баб-Ягун. - Сборная вечности пытается атаковать Гоярына, но это не очень-то просто. У того совсем сорвало тормоза. Он бьется в купол и ревет. Сборная вечности, конечно, предпочла бы более предсказуемые ворота, да только уж какие есть, не обессудьте!.. Минотавр на всех парах мчится к Гоярыну. Вот это да! Он что, решил пойти на таран? Бодался теленок с дубом и далее по тексту... Но нет! Минотавр бросает мяч с короткой дистанции! Гоярын встречает его пламенем и хлестким ударом хвоста. Перцовый мяч отскакивает прямо в руки к Тане Гроттер!
        Леопольд Гроттер, не подозревающий о своем отцовстве - прямо кондовая Бразилия! - пытается не пропустить Таню к Змиулану. Вот это змейки, штопоры, восьмерки! Вот это мертвые петли! Оба Гроттера словно пишут историю по воздуху смелыми росчерками своих инструментов! Не удивлюсь, если через тридцать лет этот матч назовут "битвой двух контрабасов"... Ого, вижу, журналисты уже строчат в блокнотики! Тридцать лет ждать явно не придется! Интересно, на меня хоть кто-нибудь сошлется?
        Заметив мелькнувший внизу обездвиживающий мяч, за которым уже гнались Фрол Слепой и тщеславный барон Мюнхгаузен, Ягун перестал тарахтеть и направил свой пылесос им наперерез.
        Тем временем Таня, стремительно бросив контрабас вниз, сразу после этого резко сделала бочку. Леопольд Гроттер не разгадал маневра и немного отстал, потеряв драгоценные секунды. Но уже через несколько мгновений он вновь оказался рядом. Не размышляя, Таня набрала высоту, разрывая дистанцию, - и вновь перцовый мяч остался у нее. Где-то впереди, точно скала, мелькнул многоглазый Аргус. Он явно подставлялся, но Таня избежала столкновения, бросив контрабас чуть вправо, а затем, когда Аргус поддался на финт, левее его огромного корпуса.
        Ниже мелькнул Леопольд Гроттер, двигавшийся теперь зеркально, но на меньшей высоте и выжидавший момент для атаки. Тане почудилось, что отец взглянул на нее с уважением. Еще бы! Маневрировала она ничуть не хуже, а порой даже и лучше. Отца отличала привычка все время использовать магию - Таня же больше полагалась на себя и на летные качества инструмента.
        Впереди золотистым зигзагом уже маячил Змиулан, стремительный и ускользающий, но Ганя почему-то была уверена, что на этот раз ему не уйти. Она ощущала особый, ни на что другое не похожий задор, который всегда предшествовал забитому мячу.
        Даже Соловей, совсем уже отчаявшийся, с надеждой вскинул голову. Невысокий Тарарах вскочил с ногами на скамью, подхватив под мышки и подняв над головой малютку Клоппика. Клоппик пищал, что ему ничего не видно и со злости забрасывал всех подряд запуками собственного приготовления. В рядах зрителей кое-где были уже порядочные бреши. Дедал Критский перестал выщипывать бакенбарды, а поручик Ржевский, забавлявший дам, застрял на финале самого любимого, самого сального своего анекдота...
        
* * *
        
        Неожиданно, когда впереди появился уже страхующий дракона Илья Муромец, на бородатом лице которого было написано твердое намерение "не пропущать супостата", острая боль пронзила Таню. Она почти упала животом на контрабас, едва не выпустив мяч.
        "Повторять за мной, анфан Териблъ! Говорить: "Я обожать майн либен Гурий Пуппер! Я хотеть к нему в Магфорд! Я весь трястись от грандиозы пэйшн!" Повторяй или я заставлю тебя вопить от боль!" - услышала Таня змеиный голос. Голос, который могла слышать только она.
        Таня обернулась. Ей почудилось, что она увидела, как Цирцея поднесла вытянутые пальцы правой руки к сжатой в кулак левой. На ее лице было скрытое злорадство, а губы что-то нашептывали.
        "Я, мизеребл русский дрянь, обожать Гурия Пуппера! Повторяй!"
        - НЕТ! - крикнула Таня. - НЕТ! Я не буду повторять!
        "Не хотеть, упрямый киндер? Я всегда добиваюсь, чего хочу!"
        Снова укол. И снова Таня уткнулась лицом в контрабас. Боль была мучительной, как от аппендицита. Должно быть, Цирцея не спешила вынимать иглу из фигурки.
        Прямо перед лицом Тани что-то мелькнуло. Леопольд Гроттер хотел, видно, отнять у нее мяч, но что-то остановило его, и теперь он мчался рядом с Таней, не отрывая от нее пытливого взгляда. О перцовом мяче он на время забыл, тем более что Змиулан уже улетел, и броска все равно бы не вышло.
        - ОТЕЦ! ПАПА! - крикнула Таня.
        Она не могла уже сдерживаться - такой непереносимой была боль. Леопольд Гроттер не мог, разумеется, ее слышать, но Тане казалось, что он вглядывается в ее губы, пытаясь читать по ним.
        "Говори: майн либен Пуппер! Я обожать тебя! Я содрогаться от кошмарный желаний полететь в Магфорд! Ты сама не знаешь свой luck!"
        - ПРОЧЬ! - воскликнула Таня, одновременно пытаясь резко заблокировать сознание, как она делала когда-то, когда Ягун пытался ее подзеркалить. "Ну ты, Гроттерша, даешь! Прям турникетом мне извилины защемила!" - говорил обычно Ягун, принимаясь тереть лоб.
        Таня не знала, получилось у нее или нет, но боль отступила. Понимая, что это всего лишь кратковременная передышка, она повернула контрабас и помчалась точно на Цирцею, магический купол рядом с которой треснул после атаки Гоярына. Теперь малютка Гроттер шла точно на таран, не собираясь отступать, и Цирцея это поняла. На ее лице отразился ужас. Она вскинула руку и хотела иглой уколоть фигурку в сердце, но внезапно услышала шипение. Игла расплавилась у нее в пальцах. С соседнего ряда на нее глянуло суровое бледное лицо. Взметнувшиеся волосы доцента Горгоновой превратились в змей.
        - Не смей! - крикнула она.
        - Прочь от меня, глюпый мегер! Я все равно добьюсь своего! Эта девушка будет принадлежать Пупперу or nobody! Никто не сможет сказать, что фрау Цирцея не справиться с заказ!
        Колдунья-вуду скрючила пальцы. Ее белые ухоженные руки превратились в желтые птичьи лапы с загнутыми когтями.
        Медузия вскинула кольцо, боясь, что опоздает. Она знала, что никакая искра не сможет остановить колдунью-вуду, у которой в руках фигурка. Даже если искра и долетит до цели, будет слишком поздно.
        Однако помощь все же пришла, и пришла оттуда, откуда трудно было ее ожидать.
        - Клоппик! Таньку заговорили, помоги ей! - крикнул Тарарах.
        - Я белым не помогаю... - заупрямился малютка.
        - Танька темная!
        - А, ну да! Снова забыл! Лайперус снайперу. - крикнул Клоппик, выпуская красную искру. Искра эта, вопреки ожиданиям, никуда не полетела, а разрослась и принялась пульсировать, медленно затухая.
        - Что это еще за снайперус? - с подозрением спросил Тарарах.
        - Да так, новенькая одна штучка. Только надо, чтоб Танька чем-нибудь кинула. А вот тарана не надо, - сказал Клоппик.
        - ТАНЬКА, БРОСАЙ МЯЧ! БРОСАЙ! - закричал Тарарах да так, что его невозможно было не услышать.
        Послушавшись, Таня развернулась у самого купола и метнула мяч. Едва ли она попала бы в цель с такого расстояния, но где-то с полдороги мяч внезапно подхватило, точно к нему пристегнули резинку, и повело четко по курсу. Что-то полыхнуло. Выпустив фигурку, Цирцея упала как подкошенная. Глаза ее вылезли из орбит, из ушей повалил едкий, пахнущий серой дым.
        - Плямо в цель! - с гордостью сказал малютка Клоппик.
        Цирцея стиснула руку, пытаясь пронзить фигурку когтями. Однако восковая фигурка уже потекла от магического жара и потеряла очертания, а вместе с очертаниями и то сходство, которое подчиняло ей Таню.
        - Швайн! - прохрипела Цирцея, дуя на обожженную воском руку. - Ну ничего! Ты все равно не потерять свой страсть к либен Гурий! У моей магий нет обратный путь!
        - Отличный удар! - прокомментировал Ягун. - Одна из зрительниц падает под скамью, точно перезрелая груша! Перцовый мяч взорвался, войдя в соприкосновение с ее лбом! Зрительница, с виду почтенная дама, изрыгает ругательства пополам с пламенем. Ой, мамочка моя бабуся, преисподняя отдыхает! Я видел на своем веку многих ведьм, но чтобы они выдыхали ртутные пары, а их волосы полыхали синим огнем!.. Соседи в ужасе отшатываются... Еще бы - драконий заряд перцового мяча эта вам не дрыгус-брыгус! К даме бросаются циклопы, но она дважды проворачивается на месте и телепортируется. Там, где она стояла, теперь лишь обугленная воронка. Ничего себе дела! Я прямо даже и не знаю, что мне думать? Может, кто-нибудь подскажет?
        Пока Бессмертник, Тиштря и Графин совещались, что им предпринять, Грызиана Припятская цепко ухватила своего оператора за плечо и развернула его лицом к себе.
        - Снимай меня, олух! Если план будет недостаточно крупным, я тебя заморожу! Если слишком крупным - проломлю башку! - пробурчала она и тотчас, почти без перехода, сладким голосом продолжала:
        - С вами ваша Грызианочка, проклятики! Только что Татьяна Гроттер, десятый номер Тибидохса, снова неприятно удивила своих малочисленных полковников! Разумеется, я хотела сказать "поклонников"! Не правда ли, двусмысленная оговорочка, хе-хе? Воспользовавшись повреждением магического барьера, Гроттер ухлопала одну из зрительниц. И это на глазах у своего папочки! Эти Гроттеры совсем распоясались, заполнили тут все, я умиляюсь!.. Ну-с, кто же эта несчастная, посмотрим по списку зрителей! Гм... Бельму своему не верю, это же колдунья вуду Цирцея, обозвавшая меня девяносто два года назад старой выдрой! В таком случае, я меняю свое авторитетное мнение! Умница, Танечка! Интересно, команде Тибидохса начислят за Цирцейку хотя бы одно очко?.. Ну что, болван, снял? Дай взглянуть! Ой, мы же в прямом эфире! Простите, продрыглики, вашу сладенькую Грызианочку! Она больше не будет!
        - Похоже, прищучить Гроттер нам не удастся. Цирцея сама напросилась... Магщество не может одобрить использование магии вуду в общественных местах, - недовольно проскрипел Бессмертник Кощеев.
        - Вот-вот! Это возмутительно! Ни в какие ворота не лезет! - поддакнул Графин Калиостров, о котором всем было известно, что он пользуется вуду, когда только возможно.
        - Но гол мы, разумеется, не засчитаем. В конце концов, Цирцея не дракон. Пускай Тибидохс - хе-хе! - попытается забросить один из оставшихся двух мячей! - потирая сухие ладошки, прошамкал Тиштря.
        - Гермес, Минотавр... Фрол Слепой... Барон Мюнхгаузен... Похоже, сборная вечности решила завладеть обездвиживающим мячом во что бы то ни стало. Семь-Пень-Дыр и Рита Шита-Крыто пытаются отсечь их от мяча, да где им... Уровень игры явно не тот! - удрученно заявил Баб-Ягун после того, как Кентавропег красиво обошел его на повороте. Не помогла даже новая насадка к пылесосу, на которую играющий комментатор возлагал надежды. - Леопольд Гроттер мгновенно включается в игру! Теперь я понимаю, в кого наша Танька такая шустрая! Вот это техника, вот это владение контрабасом! Леопольд переигрывает Машу Феклищеву, смело и безукоризненно подрезает Семь- Пень-Дыра! Бедный Демьян Горьянов! Он только что пронесся мимо обездвиживающего мяча, но сумел лишь царапнуть его ногтями - мяч улизнул. Теперь Деме только и остается, что проводить обездвиживающий мяч грустным взглядом. Скорее на речке Смородине откроется боулинг с дискотекой и общественные бани, чем Горьянов поймает какой-нибудь приличный мяч.
        Гоярын продолжает бестолково биться в купол. Но вот он ощущает близкое присутствие мага и выдыхает пламя. На миг кажется, что оно накрыло Леопольда. Но нет - он цел и невредим, сумел увернуться от пламени, проскользнув буквально по его границе. Обманный финт! Бросок! Обездвиживающий мяч в пасти Гоярына!.. Магия срабатывает!.. Гоярын планирует на поле и засыпает, даже не сложив крыльев. Тринадцать - ноль! Сборную Тибидохса разделывают под орех! Неужели мы не забросим ни одного мяча, лишившись шанса расправиться с невидимками? - похоронно закончил Ягун.
        - А то как же! - Бессмертник Кощеев удовлетворенно улыбнулся, показав зубы, каждый из которых был шедевром ювелирного и кузнечного искусства. Стоматологов этот видный деятель Магщества не признавал, а некоторых, особо рьяных, даже высверливал насквозь их же инструментами.
        Графин Калиостров и Тиштря посмотрели друг на друга страстными и. черными, как греческие маслины, глазками и, хлопая друг друга по ладоням, точно играя в ладушки, разом произнесли:
        - Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик!..
        Внезапно на плечи им легли две тяжелые, похожие больше на окорока, руки.
        - Злорадствуем? А, хмыри? - вкрадчиво спросил Тарарах.
        Калиостров и Тиштря обернулись и, увидев питекантропа, мигом приуныли.
        - Мы любим детские стишки! - пискнул Тиштря.
        - И требуем политического убежища! - добавил Графин.
        - В игре остался один лишь мяч - пламягасительный. Разумеется, три очка уже не принесут победы сборной Тибидохса, однако именно от этого последнего мяча будет зависеть будущее команды и матч реванш с невидимками, - сообщил Ягун.
        Таня оглянулась на тренерскую скамью. Лицо Соловья О.Разбойника выглядело окаменевшим и одновременно беспомощным. Сколько раз на тренировках они отрабатывали тактику для этого матча. Сколько раз Соловей повторял, что выиграть у сборной вечности нельзя, и спасение команды в том, чтобы разом, оставив у Гоярына лишь защиту, завладеть хотя бы одним мячом и перейти в нападение, стараясь забить любой ценой. И вот матч почти закончен, команда Тибидохса рассеяна, а победа оставалась все такой же недосягаемой...
        Прижавшись грудью к контрабасу, Таня вытянула руку со смычком и устремилась за пламягасительным мячом. Но она катастрофически не успевала. Барон Мюнхгаузен и Гермес были на полпути к мячу. Теперь, когда Гоярын был уже усыплен и пасть его была закрыта, все, что требовалось сборной вечности для победы, - коснуться мячом любого места на его морде. Даже если бы магия и не сработала - судьи все равно засчитали бы очки.
        Что-то мелькнуло у Тани в памяти. Ни на что уже не надеясь, малютка Гроттер потянула за вторую струну и вскинула над головой смычок, как это делал ее отец. Получится или нет?.. На миг ей почудилось, что она лишилась тела и превратилась в чистую мысль. И это позволило ей оказаться у мяча раньше Мюнхгаузена и Гермеса. Те удивленно отпрянули, когда русская девчонка выхватила мяч буквально у них из-под носа.
        
* * *
        
        Теперь на поле царствовал один-единственный дракон - Змиулан. Его золотая чешуя пылала. От морды и гребня на спине отрывались яростные языки пламени. Маленькие злобные глазки пылали.
        Развернувшись, Таня открыто бросила контрабас в атаку. На сложные фигуры времени не было - вся сборная вечности мчалась к ней из разных уголков поля, Баб-Ягун, забросивший свои комментаторские обязанности, мчался чуть выше, крича, чтобы Таня дала ему заговоренный пас, но Таня чувствовала, что любое усложнение сейчас только навредит - слишком неравен был опыт и несопоставимо мастерство. Теперь ставка была лишь на молниеносную атаку.
        И тут прямо по курсу вновь возник Леопольд Гроттер. Контрабас помчался навстречу контрабасу. Таня резко откинулась, вскинула смычок и сделала мгновенный перевертон. Это помогло ей избежать столкновения - она ощутила лишь тугой удар воздуха от пронесшегося рядом отца.
        Но даже перевертон не мог надолго спасти ее. Снова какая- то магия, и контрабас Леопольда оказался совсем близко. Теперь десятый номер сборной вечности уже прессовал ее не на шутку, оттесняя от Змиулана. Тяжелый мяч, пристегнутый к предплечью, мешал Тане свободно маневрировать. Сверху и снизу к ней неслись Фрол Слепой и Аргус. Илья Муромец, точно гора, вырос у нее на пути. Любой маневр, любое движение Тани читалось заранее. Ее брали в клещи, в самые безжалостные и твердые клещи, в которых ей когда-либо приходилось бывать. Она не могла никуда уйти и вынуждена была лететь по прямой туда, где, зависнув перед мордой Змиулана, точно волнорез, замер славный богатырь Илья Муромец.
        Леопольд Гроттер, летевший теперь почти вплотную, вопросительно протянул руку ладонью вверх. Таня поняла, что сборная вечности великодушно дает ей шанс: или отдай мяч по- хорошему, или... Слезы сдавили ей горло. Ну почему, почему так? Почему именно он?
        - ПАПА, ЗАЧЕМ? ЭТО ЖЕ Я, Я! КАК Я СМОГУ ПОТОМ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ? - крикнула Таня, одновременно понимая, что не расстанется с мячом. Лучше уж разбиться вдребезги о щит Ильи.
        Лицо Леопольда Гроттера дрогнуло. Казалось, он что-то понял, или, во всяком случае, нечто забрезжило в его сознании. Он внимательно посмотрел на Таню, на ее контрабас и на смычок. Потом, точно примерясь, бросил взгляд на Змиулана и на Муромца - а еще секунду спустя Таня поняла, что их контрабасы сближаются.
        - НЕ НАДО! - воскликнула Таня. - ПАП, НЕ НАДО!
        Неужели таран? Как подло! Внезапно она ощутила, как ее хватают за руку и сильно тянут вниз, туда, где они неминуемо должны были столкнуться с Аргусом. Но прежде чем это случилось, неповоротливого великана откинуло сдвоенным воздушным потоком - и это создало необходимую щель, чтобы они проскочили. Секунду спустя оба контрабаса в стремительном вираже обошли Илью Муромца. Тот, ожидавший чего угодно, но только не этого, замешкался.
        Внезапно Таня увидела, что они у самой огнедышащей морды Змиулана. Дракон уже надувался, собираясь выдохнуть пламя. Леопольд Гроттер еще сильнее сжал ее руку и потянул ее, но уже не вниз, а влево. Удивляясь, зачем применять такой сложный маневр уклона, когда можно просто поднырнуть, Таня все же послушно взмахнула смычком - и контрабасы, встретив боковой порыв ветра, отнесло за драконью морду.
        ШШШИИИХ! ШШШИУХХ!
        Да, так и есть! Змиулан выдохнул двойную, самую коварную струю: короткий сполох вверх и - резкий уход пламени вниз. Таня поняла, что, используй она стандартный уклон, от ее контрабаса - а возможно, и от нее самой - остались бы одни головешки. Леопольд Гроттер вторично спас ее.
        - ПАПА, ПАПА! ТЫ, ТЫ...
        Рука Леопольда разжалась и слегка подтолкнула ее. Теперь он уже вопросительно смотрел на Таню, словно хотел сказать ей: ну что же ты! Атакуй!
        "Неужели он понял? Неужели?" - быстрой ласточкой пронеслась мысль.
        Но выяснять это времени уже не было. Змиулан вбирал воздух для нового огнеметания. Бросив контрабас вбок, Таня скользнула вдоль его длинной шеи и, развернувшись у морды, метнула мяч тем коротким и мощным броском, который они сотни раз отрабатывали на тренировках. На одно мгновение ей почудилось, что от волнения она промахнулась, но тотчас яркая вспышка рассеяла все ее сомнения.
        - ГООО-0-ОЛ! Леопольд Гроттер позволяет Тане забросить пламягасительный мяч! Тринадцать - три! Сборная Тибидохса забросила мяч на предпоследней, пятьдесят восьмой минуте игры! Теперь матч невидимки - Тибидохс уж точно состоится, клянусь своим пылесосом и вашим чувством юмора! - завопил Баб-Ягун. - Стадион взревел. Болельщики Тибидохса срывались со своих мест, кричали и обнимались. Циклопы и тридцать три богатыря спешно смыкали ряды. Они уже знали, что сейчас восхищенные зрители будут ломиться на поле, чтобы разорвать все живое на автографы.
        Персидский маг Тиштря пожелтел, как лимон. Графин Калиостров посинел, как слива. Бессмертник Кощеев открыл было рот, чтобы отменить мяч, но посмотрел на Тарараха и благоразумно промолчал, дорожа ювелирными зубами и посеребренной черепушкой.
        Но Таня ничего этого не замечала - она смотрела на отца.
        А тот, с высоко поднятой непокорной головой, вдохновенно вскинув руку со смычком, делал последний, прощальный круг вдоль защитного купола. Илья Муромец, Аргус, Геракл, Кентавропег и другие "вечные" с молчаливым укором смотрели на Леопольда Гроттера, проносившегося мимо них на своем контрабасе. Однако Ле-Гро не замечал их. Сборной вечности, казалось, уже не существовало для него. У Леопольда оставалась всего одна минута в этом мире, последняя, но это была его минута, и он пил ее до дна, как чашу, использовал ее, чтобы навек проститься с Тибидохсом, с горами, с Буяном, с Заповедной Рощей...
        Потом, когда время почти истекло, он подлетел к дочери и коснулся сухой ладонью ее щеки. Отец что-то негромко сказал ей, но Таня не слышала его слов, да и не могла их слышать, а видела лишь, как шевелятся его губы. Таня поняла, что он прощается, прощается навсегда, и напоследок говорит ей что-то утешительное и даже веселое. Их контрабасы летели рядом, и это длилось бесконечно долгий, бесконечно запоминающийся миг, а потом контрабас Леопольда стал вдруг останавливаться и отставать...
        Таня поняла, что это означает, и закричала. Но это ничего не изменило и ничему не могло помочь. Вначале прозрачным стало тело Леопольда, затем контрабас, и, наконец, последним пропал смычок...
        - ПАПА! - крикнула Таня, но Леопольд Гроттер не слышал ее.
        В тот же миг в разных концах поля исчезли Фрол Слепой, барон, Гермес, Кентавропег и Дионис, он же Вакх, с высоко поднятой заздравной чашей, из которой лилось красное как кровь вино...
        Последним растаял погасший Змиулан. Огненный дракон превратился в белое облако. Там же, где он только что был, в воздухе бестолково повисли проглоченные игроки, живые, хотя и порядком потрепанные. Они еще не упали, а к ним уже с ухарскими криками бежали пьяненькие санитары, робко, но безнадежно пытаясь поймать их на носилки.
        Что было дальше - Таня не помнила. Она даже не знала, как ей удалось снизиться и сесть. Несколько минут просто выпали у нее из памяти. Очнувшись, она обнаружила, что стоит на поле, уже без контрабаса, среди бушующей толпы прорвавшихся зрителей.
        Она что-то кричала, рвалась куда-то как безумная, рядом же стоял академик и, положив руку ей на плечо, мягко и убеждающе говорил:
        - Прошу тебя, успокойся, девочка моя. Твой отец никогда больше не появится в сборной вечности. Он дал забить мяч - и это был его сознательный выбор. Он спас тебя и ушел... Ушел в бессмертие.
        Таня вскинула лицо, мокрое от слез, и с надеждой взглянула на академика. Она не задавала никакого вопроса, но он прочитал ее мысли.
        - Нет! Не буду обманывать. Больше вы с ним никогда не увидитесь. Во всяком случае, в этом мире, - сказал Сарданапал.
        Глава 12 ТРЕТЬЯ ЖЕРТВА
        
        Уже в третий раз Таня пыталась сосредоточиться на сербских сказках, которые взяла у Ваньки, чтобы хоть как-то отвлечься. И в третий раз у нее ничего не получалось. Она могла думать только об отце. Раз за разом она проигрывала в памяти каждый момент матча, каждый бросок Леопольда Гроттера, каждую его улыбку.
        Она никогда не забила бы гол, если бы не отец. Он дважды спас ее - от защитников и от драконьего пламени. Он вывел ее на дистанцию для броска. Он пожертвовал ради нее своим местом в сборной вечности. И все это отец сделал по одной лишь догадке, даже не зная наверняка, что перед ним его дочь.
        "Он спас тебя и ушел... Ушел в бессмертие", - сказал Сарданапал. Вот только что он имел в виду под бессмертием? Людскую ли память или Потусторонний Мир, откуда он уже не сможет вырваться?
        "Если Потусторонний Мир - клянусь, я пойду туда за тобой и вытащу тебя. Рано или поздно, но я это сделаю. Не знаю как, не знаю когда, но клянусь, что так и будет", - решила Таня.
        Перо Феникса, которое она держала в руке, едва ли помня об этом, само собой заскользило по бумаге, изредка ныряя в чернильницу. Внезапно Таня увидела на листе профиль отца, похожий даже более, чем можно было ожидать просто от наброска. Да, это был рисунок, но в то же время нечто гораздо большее. Таня Гроттер ощутила, как перстень Феофила Гроттера слегка разогрелся, и, поняв, кого надо благодарить, ощутила к старому ворчуну симпатию.
        Теперь у нее был портрет. Глядя на него, она могла представлять отца - и это было уже немало. Несколько минут Таня, не отрываясь, жадно смотрела на него, изучая каждую его черточку. Пипа, бросавшая на нее полные любопытства взгляды, благоразумно воздерживалась от замечаний. Она с детства неплохо изучила Таню и отлично знала, что существуют моменты, когда лучше промолчать.
        Наконец Таня тряхнула головой, отгоняя наваждение, и вновь уставилась в книгу. Несмотря на то что Ваньке было, как и ей, четырнадцать, он, кроме учебников и справочников по ветеринарной магии, читал почему-то только сказки и мифы, к другим же книгам проявлял абсолютное равнодушие. "Сказки и мифы не ложь. В них есть смысл. В беллетристике же смысла нет. Раз так - зачем терять время?" - говорил он.
        - Читать или не читать? Что же со мной, наконец, такое? - строго спросила у себя Таня, "Одна голова пожирает людей, другая - скот, третья - рыбу. Он любит ночь и боится солнечного света. Когда же гадают, будет ли война, жрецы проводят вороного коня трижды через девять копий", - зацепила она взглядом несколько строк на середине страницы. Это ее захватило, и она читала всю ночь, почти до рассвета...
        
* * *
        
        Доцент Медузия Горгонова задумчиво обвела взглядом парты. Она была настроена на сентиментальный лад. Вот он - четвертый, предпоследний, курс во всей красе. Еще год, и, сдав экзамены, они выпорхнут из Тибидохса навсегда. Часть, разумеется, останется в аспирантуре высшей магии и будет и дальше грызть древо познаний, а кем станут остальные, чем займутся и какую дорогу в жизни себе выберут? Будут ли они победителями или неудачниками или, возможно, просто сумеют найти свое место в жизни и станут выше удач или неудач.
        Неожиданно доцент Горгонова помрачнела. Три стула, расположенные почти наискось, пустовали. Это были места Гробыни, Гуни Гломова и Кати Лотковой. Гробыня была у лопухоидов, Гломов в магпункте, где Ягге заново учила его ходить и справляться хотя бы с тяжестью ложки.
        "А где Лоткова? - подумала Медузия. - Ну эта красавица скорее всего просто проспала... Ну ничего, устрою я ей, когда она придет! Посмотрим, как у нее с комплексным заклинанием против мавок и упырей. Если справится, подпущу еще кикиморок и леших".
        Заметив, что ребята удивлены ее долгим молчанием, она щелкнула пальцами, возвращая на место журнал, приунывший от невозможности огреть по затылку своего постоянного друга Гломова. Теперь ничто уже не мешало Медузии начать лекцию:
        - Главной отличительной чертой нежити является ее неспособность к организованной деятельности. Единственной в истории, кто сумел организовать нежить, разумеется, с помощью магии, была ЧДТ. Надеюсь, вы догадываетесь, что я имею в виду Ту-Кого-Нет-И-Надеюсь-Не-Будет. Однако после ее гибели нежить раз и навсегда утратила способность действовать сообща. Существует предсказание, довольно, впрочем, смутное и смахивающее на апокриф, что рано или поздно нежить вновь взбунтуется, выступит сообща и уничтожит Тибидохс. Остров Буян вздыбится над океаном узкой скалой, на том же месте, где сейчас Большая Башня откроется ход в Потусторонний Мир, где царствует Аид. И будет это огромная мраморная лестница, по которой понесет свои воды река Лета...
        Медузия видела, что Шурасик наклонился было над тетрадью, быстро заполняя строчку за строчкой своим бисерным почерком, но вдруг поднял голову и изумленно уставился на дверь.
        - В чем дело, Шурасик? - раздраженно обратилась к нему Медузия.
        - Способна, - ошеломленно произнес Шурасик.
        - К чему способна?
        - К организованной деятельности, - машинально повторил Шурасик.
        Медузия нахмурилась. Первый ботаник Тибидохса нередко доводил ее своим всезнайством.
        - Да посмотрите же, посмотрите! Не спорьте с ним - просто посмотрите! - крикнула Лиза Зализина.
        Медузия повернулась и оцепенела. Сквозь распахнутые двери в класс хлынула целая толпа нежити. Первыми, надувая щеки, шествовали четыре бородатых домовых. За ними две кикиморки, четверо скрипучих леших, преимущественно "осинников", с полдюжины отвратительно пахнущих хмырей и шесть банников, больше похожих на взлохмаченные веники. На этих смотрели с изумлением, поскольку банники появлялись в Тибидохсе нечасто.
        Нежить с необыкновенной важностью несла блестящий щит, взявшись за его края. Щит покрывали вписанные в виноградный орнамент руны. Медузия пристально вгляделась в него, не узнавая, а после вскрикнула и закрыла шею руками. Она вновь увидела, как сверкнул меч, хлынула темная кровь из перерубленной шеи, зашипели змеи, и в сияющем щите отразилось ее собственное искаженное смертной мукой лицо.
        Скверно, очень скверно. Не так просто видеть магические предметы, с которыми у тебя связаны тяжкие воспоминания...
        Не окажись тогда поблизости Сарданапал со склянкой мертвой воды и не подмени он Персею его трофей на сочную азиатскую дыню, на истории Медузии Горгоновой, в то время еще не доцента кафедры нежитеведения, можно было поставить большой и жирный крест...
        Решив, что нежить напала на Медузию, Баб-Ягун принялся было произносить комплексное заклинание, но доцент Горгонова торопливо крикнула:
        - Никакой магии! С ума сошел? Это же щит Персея! Кто- нибудь, марш за Поклепом и циклопами - живо!
        Кузя Тузиков на четвереньках добежал до двери и кинулся за Поклепом.
        Пользуясь полной безнаказанностью, нежить разбежалась по классу. Банники мыльными мочалками перекатывались по классу, накладывая сглазы и насылая жуть. Хмыри, бесчинствуя, мазали всех своей слизью. У Риты Шито-Крыто, имевшей привычку разуваться под партой, они сожрали один ботинок, а во второй напустили какой-то тухлой дряни, от которой он снаружи окаменел, а внутри заболотился.
        Один из хмырей, очень похожий на Агуха, разве что с иначе растущими рожками, вскарабкался по ноге на плечо Пипы. Да-да, именно Пипы. Пенелопа Дурнева, хотя и не сдала еще экзамены даже за первый курс, а только готовилась к ним, выпросила у Сарданапала разрешение ходить на занятия вместе с четвертым, где учились ее ровесники. Она, конечно, мало что понимала, но все равно в глобальном смысле это было полезно. Лучше тянуться за сильными, чем царствовать среди десятилеток, это Пенелопа отлично понимала. И вот теперь Пипе это аукнулось.
        Атаковавший ее хмырь принялся, мерзко подхихикивая, старательно облизывать ей голову коричнево-зеленым языком. Его распахнутый рот был кошмарен, как предзачетный сон студента-стоматолога. Здоровьем на его зубах отличался только кариес. Все же остальное было чуть похуже помойки.
        - ПРОООООЧЬ! НЕ ДОВОДИ МЕНЯ! - страшным голосом завопила Пипа.
        Сидевший с ней за одной партой Жикин, не разобравшись, к кому она обращается, поспешно нырнул под стол. Он был уже научен горьким опытом, что с Пипой лучше не спорить. Стены класса стали вибрировать. Брызнули стекла. Это собиралась неосознанно привлеченная Пипой интуитивная магия. Нежить заволновалась. Хмырь, прикусив себе язык, спрыгнул с плеча Пенелопы и, высоко подкидывая тощие коленки, помчался прятаться за щит.
        - Не надо, Пенелопа! - крикнул из-под парты Жикин.
        Но взбешенная Пипа уже никого не слышала, ненавидя хмыря до глубины души.
        - ВООООООНННН! - завопила она еще ужаснее, неосознанно посылая волна за волной интуитивную магию.
        Щит Персея завертело, разбрызгивая во все стороны частицы стихийной магии. Нежити, находившейся к щиту ближе всех, досталось больше других, и она разлетелась в разные стороны. Возможно, это случилось оттого, что у нежити просто не хватило соображения укрыться за щитом, а не стоять вокруг.
        Значительная часть магии, отразившись, обратилась было на саму Пипу, но, столкнувшись с новой магической волной, ибо Пипа работала как мощнейший передатчик, лишь отбросила в сторону парту вместе с многострадальным Жикиным.
        - Мамочка моя бабуся! Это был, возможно, самый стремительный полет в жизни Жоры, закончившийся не менее эффектным торможением о кирпичную стену. Техника, разумеется, ниже всякой критики, зато будет что вспомнить на старости лет! - встрял Ягун.
        Нежить убиралась гуськом, трусливо озираясь. Когда несколько секунд спустя опомнившаяся Медузия выглянула в коридор, там никого уже не было, лишь на лестнице, ведущей в подвалы, затихали шорохи.
        Отказавшись от преследования, доцент Горгонова вернулась в класс. Она оказалась там почти одновременно с Поклепом, который ворвался туда во главе спешно собранного отряда циклопов. Кузя Тузиков умел наводить панику.
        - Что у вас стряслось? Я ничего не понял! Парень был страшно напуган! - запыхавшись, обратился он к Медузии.
        - И не без причины. Нежить нашла щит Персея и, прикрываясь им, решила немного побуянить. Ясное дело, они это любят. Нам надо сказать спасибо Пипе. С любой другой магией щит бы справился, но к интуитивной оказался не готов. Но откуда в Тибидохсе вообще взялся этот щит? Насколько я знаю, он хранился в Маглионе... И очень сомневаюсь, что у нежити хватило бы ума провернуть это дело. Скорее всего щит украл кто-то другой, нежить же лишь обнаружила его в тайнике, - сказала Медузия.
        
        Когда утащит вор у вора -
        Пророчество свершится вскоре... -
        
        Негромко, но с пафосом произнесла Лиза Зализина.
        Таня с беспокойством оглянулась на нее, потому что сама только что об этом подумала. И еще одна мысль пришла вдогонку: если пророчество собирается свершиться, значит, должна уже быть третья жертва!
        Так и оказалось. Не успели убрать стекла и циклопы все так же бестолково топтались в дверях, как Ягун схватился ладонями за виски.
        - Лоткова! - крикнул он. - Она в беде!.. Ей плохо, очень плохо! Я это чувствую!
        - Откуда ты знаешь? Подзеркаливал? - подозрительно спросил Поклеп.
        - Ну подзеркаливал! И что из того? - крикнул Ягун и, не спрашивая у Медузии разрешения выйти, кинулся к дверям.
        Один из циклопов попытался преградить ему дорогу, но, отброшенный Искрисом фронтисом с очень яркой искрой, грузно осел на пол. За нападение на циклопа да еще в присутствии Поклепа запросто можно было угодить на темное отделение, но Ягуну было все равно.
        - Какой же я идиот!.. Почему я утром не зашел за ней? Все я, я! И о чем думала моя мать, когда аисты подсунули ей такого болвана! Надо было сшибать аиста из базуки еще на подлете! - бормотал он на бегу.
        Медузия, Поклеп и циклопы ринулись за Ягу-ном. За ними резвым табуном неслись ученики. Обожженный искрой циклоп хромал последним, опираясь на секиру и произнося укоризненные слова, от которых Бедная Лизон зажимала уши. Вскоре все были уже на Жилом Этаже.
        - Катя! Открой! Я знаю, ты здесь! - кричал Ягун, барабаня в дверь.
        Дверь сотрясалась так, что невозможно было не услышать, однако никто не открывал. Поклеп с сомнением покачал головой.
        - Похоже, в комнате никого нет, - сказала Медузия.
        - Она там... Я... я это просто знаю, - уверенно произнес Ягун.
        - И как ты собираешься это доказать? Согласись, ломать дверь - это не аргумент. Это, кстати, относится ко всем, - заметила доцент Горгонова, осаживая не столько Ягуна, сколько циклопов, которым не терпелось помахать секирами.
        - Зачем же ломать? Я же не лопухоидный спецназ. Я могу войти и по-культурному! - удивился Ягун.
        Он повернулся спиной, произнес "Туманус прошмыгус" и прошел сквозь закрытую дверь в комнату.
        Поклеп и Медузия уставились друг на друга.
        - Тэк-с! Запрещенное заклинание! Ничего себе светленькие! Думаю, Сарданапалу будет любопытно об этом узнать, - с затаенным торжеством сказал Поклеп.
        - Не делайте поспешных выводов! - сухо оборвала его Медузия.
        Дверь со щелчком открылась. Оказавшись с той стороны, Ягун повернул замок, и Медузия с Поклепом прошли внутрь. Четверокурсники ломанулись было следом, но дорогу им преградили циклопы, обожавшие "не впущать" еще больше, чем "не выпущать".
        Комната Лотковой казалась пустой... Аккуратная стопка учебников на столе, застеленная кровать. Вместо подушки мягкая игрушка-черепаха из лопухоидного еще мира. Лампа из громадных южнорусских светлячков, зажигавшаяся вечером в одно и то же время - подарок Ягуна на Иванов день. Горела она всегда ярко, зато погасить ее до рассвета не было никакой возможности - приходилось набрасывать платок. В углу рядом со шкафом - пылесос, украшенный множеством фенечек, амулетов и талисманов.
        Ягун недоуменно оглядывался. Он был уверен, что застанет Катю здесь и что она в беде. Еще в классе он ощутил ее сильнейший призыв. Сейчас же оказалось, что он ошибался.
        - Тут никого нет!.. Но где же она? Действительно, странно... - сказала доцент Горгонова.
        Внезапно из шкафа донесся неясный звук. Медузия толкнула дверцу. На сброшенных с вешалок свитерах и юбках, закрыв лицо руками и раскачиваясь вперед-назад, сидела Катя Лоткова. Медузия о чем-то спросила ее. Лоткова не ответила и только стала раскачиваться быстрее.
        Доцент Горгонова силой отняла ее руки от лица и невольно вскрикнула. Она была не готова к тому, что ей пришлось увидеть. И никто не был готов. Лицо Кати бороздили морщины. Зубы были желтыми и редкими, под глазами - мешки. Но страшнее всего было смотреть на волосы... Они были абсолютно седые и истончившиеся, как у очень старого человека. Даже Медузия, которой много чего довелось повидать на своем веку, едва удержалась от крика.
        - Он... я проснулась, а он стоит у кровати с золотыми усами. Ухмыляется, а в руках молот, - невыразительным, каким-то обесцвеченным голосом сказала Лоткова.
        Увидев Ягуна, она поспешно отвернулась и уткнулась лбом в стенку шкафа. Ее худенькая спина содрогались от слез.
        - Мамочка моя бабуся! Да что же это! - растерянно сказал Ягун.
        Катя продолжала плакать.
        - Уйди. Они пусть останутся, а ты уйди! - крикнула она.
        Ягуна захлестнула жалость.
        - Неужели ты думаешь, что я тебя из-за красоты... Вот еще ерунда какая!.. Да ты и сейчас лучше всех. Пошли, бабуся что- нибудь придумает. И забудь - ерунда это все, - отрывисто сказал он.
        - Нет, уйди, уйди... Я не хочу, чтобы ты видел!.. Все уйдите!.. Я не хочу, ничего не хочу!.. Все! - плакала Катя, пряча лицо.
        - Народная мудрость - простая, как табуретка, гласит: когда хочешь, чтобы ушли все, проще уйти самой. Садись на пылесос - я все сделаю!
        Ягун решительно отодвинул замешкавшегося Поклепа, распахнул раму, завел аккуратный лотковский пылесосик и через окно, чтобы не видели те, что остались в коридоре, повез Катю в маг-пункт. Это было еще одно нарушение школьных правил, но о нем никто уже не вспомнил. Даже у завуча хватило ума воздержаться от комментариев.
        - Третья жертва! У Склеповой отняли магию, у Гломова - силу, у Лотковой - красоту... Если Сарданапал и теперь не произнесет заклинания, то я даже и не знаю, - пробурчал он.
        Глава 13 ЯРОСТЬ БОЖЕСТВА
        
        Четвертый курс, столпившийся в коридоре у дверей комнаты Кати Лотковой, изнывал от любопытства. Увидеть, что происходит внутри, было невозможно - все закрывали рыхлые животы и круглые бороды циклопов. У каждого из них в глазах светилась такая самозабвенная глупость, что связываться с ними было просто опасно.
        Уроки были сорваны. О занятиях никто больше и не вспоминал. Преподавателям было не до того. Один Безглазый Ужас готов был сейчас читать свою лекцию, но поскольку он вообще не различал живых и мертвых, то его любимой историей было следующее: он гулял как-то по полю брани, где лежало десять тысяч убитых солдат и около трех тысяч мертвых лошадей. "Я выл, я рыдал, я разбрасывал свои внутренности! Я был в ударе! Я рассказывал о Потусторонних Мирах - и вообразите: ни одного глупого замечания! Ни одной неуместной реплики с места! Не то что у нас в Тибидохсе!" - тронуто говорил Ужас.
        Старшекурсники с любопытством косились на дверь. Уже довольно давно в комнату к Лотковой вошел Сарданапал, и теперь все гадали, что он там делает.
        - Пожалуй, я слегка поколдую. Уж больно интересно, что у них там, - осторожно расталкивая однокурсников, сказал Шурасик.
        - "Ушкус намакушкус!" наверняка заблокировано, - со знанием дела заявила Дуся Пупсикова.
        - Да будет тебе известно, Пупсикова, ушкусом в наше время пользуются только конченые дебилы. Культурная магщественность и техническая магтеллигенция, впервые столь удачно представленные в моем лице, давно применяют "Спецслужбус прослушкус!" - важно сказал Шурасик и выпустил искру - очень осторожно, чтобы в комнате не увидели вспышки, и в тот же миг все услышали голоса.
        - Ты проверил Грааль Гардарику? Появилось что-то свежее?
        - Да, две новых, - отвечал Поклеп.
        - Только две, ты в этом уверен?
        - Клянусь волосом Древнира!
        - Лучше поклянись черепом Чумы-дель-Торт... В любом случае, если их только две, последняя буква еще не закончена. Теперь мы хотя бы знаем, что...
        Внезапно голос академика смазался, смолк, а в следующую секунду Шурасик схватился за уши, ставшие вдруг большими и плоскими, как у слоненка.
        - О нет! Вот уж не думал, что Сарданапал знает блок от спецслужбуса! Кто бы мог предположить, что он следит за новейшими изобретениями, - простонал он.
        Пока все сочувственно разглядывали уши Шурасика, на которые теперь можно было безопасно планировать, если, разбежавшись, прыгнуть со скалы, Таня взяла Ваньку за локоть и незаметно отвела его в сторону.
        - Ты все понял? Понял, о чем хотел сказать Сарданапал? - спросила она.
        - Ты о надписи?
        - Вот именно! Думаю, академик сказал Поклепу что-то в этом роде: "Буква S, последняя буква в Perunus deus еще не закончена. Теперь мы знаем, в каком месте купола появится Перун в следующий раз. Там я и подстерегу его, чтобы произнести заклинание уничтожения".
        Ванька быстро взглянул на Таню. Он слишком хорошо знал ее, чтобы заблуждаться, в каком направлении текут сейчас ее мысли.
        - Только не улетай без меня! Не хватало еще, чтобы ты подкарауливала Перуна одна, а потом оказалось бы, что Сарданапал ничего такого и не говорил... - сказал он.
        - Ладно, - кивнула Таня. - Но лететь надо вечером. Пробоины в куполе появляются всегда почему-то в сумерках. Видно, Перун решил изменить своему обыкновению "идти на вы" при солнечном свете.
        
* * *
        
        Баб-Ягуна Таня и Ванька нашли в магпункте. Он сидел на краю кровати Кати Лотковой и держал ее за руку. Заметив вошедших, Катя быстро отвернулась к стене. Зато от Ягуна она уже не прятала лица. И это говорило о многом. За последний час Ягун отвоевал себе в ее сердце гораздо больше места, чем за весь предшествующий год, предпринимая пижонские атаки. Возможно, потому, что теперь он помогал, и помогал искренне, не думая о награде.
        - Ягун, можно тебя на минутку? - окликнула его Таня. - Ты не дашь Ваньке свой пылесос? Играющий комментатор пожал плечами.
        - Берите. Заклинание, как войти в комнату, ты знаешь. Я вроде ничего не менял.
        - Он заправлен? Все тормозные талисманы привязаны? - с подозрением спросил Ванька. Как не раз показывала практика, это было не пустое любопытство.
        - Можешь не проверять. Удачи! - проговорил Ягун и вернулся к Катиной кровати.
        Ванька проводил его удивленным взглядом.
        - Невероятно, - сказал он Тане. - Ушам своим не верю! Ягун не читает нам лекций о бережном обращении с магической техникой! Он дал нам пылесос с первого раза, не скончавшись при этом от беспокойства. И даже не спросил, куда мы полетим.
        - Ему сейчас не до того. Думаю, он отдал бы сто пылесосов, только чтобы Катька стала прежней, - кивнула Таня.
        Выходя из магпункта, они задержались у ширмы, за которой лежал Гуня Гломов.
        - Привет! Как ты? - спросил у него Ванька. Гуня попытался помахать ему рукой, но смог лишь немного оторвать руку от покрывала.
        - Нормально! - сказал Гломов, слабо улыбаясь.
        - Тебе не кажется, что он какой-то другой, просветленный, что ли... Раньше Гломов никогда так не улыбался. У него улыбка даже и на улыбку не была похожа, - задумчиво сказал Ванька минутой позже.
        Они направлялись к комнате Ягуна. Народ на изгибе коридора, который вел к комнате Лотковой, уже рассасывался, хотя циклопы еще стояли.
        - И Гробыня изменилась. Она тоже теперь Другая, это по письмам видно, - кивнула Таня.
        Она зашла за контрабасом. Пипа, недавно вымывшая голову, но все еще слегка пахнущая "хмырятиной", лежала на матрасике возле кровати Склеповой. На самой кровати она лежать по- прежнему не решалась. В руках у нее был календарик с Пуппером, недавно и уже навсегда сменивший фотографический портрет Гэ Пэ.
        - Знаешь, у меня такое странное чувство, будто Пуппер ко мне неплохо относится. Я его приручила. Смотри, когда я беру календарик, он сразу улыбается! - мечтательно сказала Пипа, когда Таня выдвигала из-под кровати футляр с контрабасом.
        - Ты ему просто надоела. А улыбается он из вежливости. Это раньше в книжках англичане были холодные, сейчас они все вежливые, как официанты, - сказала Таня.
        Хотя ей и удалось вразумить мадам Цирцею - это была лишь малая победа. В сердце у нее все еще глубоко сидела заноза страсти к Пупперу. Магия вуду не та магия, от которой можно легко излечиться. Единственным прогрессом было то, что Таня сумела обуздать свое чувство. Теперь она не боялась, что выдаст себя, даже если встретит Пуппера.
        Если раньше, в первые дни, когда магия только-только была наложена, Таня не могла смотреть на Ваньку без раздражения, то сейчас она вновь привязалась к нему. Их отношения стали такими же, как раньше, а возможно, в чем-то даже более доверительными. Должно быть, от того, что Таня в чем-то ощущала себя виноватой. Вина или, точнее, ощущение вины делает отношения нежнее - это истина стара, как мир, и бородата, как Сарданапал.
        - Ты не понимаешь, - сказала Пипа. - Я, конечно, знаю, что это только календарик, но дело не в нем. У меня есть чутье. Я знаю, что Пуппер будет мой, и никуда ему не деться. Я это чувствую, понимаешь, просто чувствую. Я закрываю глаза и вижу, что происходит у Гурия в душе.
        - Мысли, что ли, читаешь? - спросила Таня.
        - Не-а, не мысли. Я же не телепатка. Но то, что у него в душе, я вижу: чувства, эмоции, образы... Не знаю, как объяснить. Да и не хочется мне тебе объяснять... Есть вещи, которые, чем больше объясняешь - тем больше путаницы, - миролюбиво сказала Пипа, затуманенно разглядывая портрет.
        Таня Гроттер задумчиво посмотрела на Пенелопу. Пипа тоже была какая-то другая - спокойная и уверенная. Нет, она не врала, не блефовала - она действительно знала или чувствовала нечто особенное.
        Ни Таня, ни тем более Пипа не догадывались, что ползунки, в которые Пуппер по недоразумению вложил столько магии и столько чувства, давали обратный отток. "Магия - это не камень, который можно бросить и который будет лежать на том месте, где он упал. Магия текуча, как река, и легка как ветер. Рано или поздно она всегда возвращается к тому, кто ее послал. Ненависть возвращается ненавистью. Зависть - завистью, а любовь возвращается любовью", - любил порой повторять Сарданапал.
        То же самое произошло теперь и с Гурием. С каждым новым днем, изможденный тренировками и замученный тетями, Пуппер все больше привязывался к Пипе. Но и привязываясь к Дурневой, он продолжал любить Таню и пить по воскресеньям традиционный английский чай у своих теть.
        В комнату забарабанил Ванька. Спохватившись, Таня взяла футляр и выскочила из комнаты. А Пипа осталась созерцать портрет.
        - Гурочка, ты такой худенький, такой бледненький! Подложить тебе еще овощного рагу?.. А вот если ты не будет менять носки каждый день, то умрешь смертью храбрых! - репетируя их будущую семейную жизнь, проворковала она нежнее, чем это делала даже незабвенная тетя Нинель.
        
* * *
        
        Уже смеркалось, когда Таня и Ванька поднялись на стену и стали готовить инструменты к полету. Ванька, не слишком доверяя Ягуну, проверил талисманы и амулеты. Минуту спустя контрабас и пылесос оторвались от стены и, держась рядом, взяли направление на Заповедную Рощу.
        На Буян решительно и на всех фронтах наступала весна. Земля - еще влажная, темная после таянья снега - была уже полна скрытых сил. Кое-где эти силы уже пробились свежей травой и клейкой листвой на деревьях. Одна лишь старая Заповедная Роща сонливо сопротивлялась весне. Но даже и здесь, в царстве покоя, ревматические ветви старых дубов уже набухали почками.
        За рощей, у океанского побережья, Таня и Ванька снизили скорость и перешли на медленное заклинание.
        - Предпоследняя буква в DEUS была тут, примерно напротив вот этого утеса. Значит, последний знак окажется... э-э... здесь, прямо против побережья. Ждать, когда прилетит Перун, лучше тут, - сказал Ванька, кивая на узкую прибрежную косу, которая шла вдоль скал.
        Контрабас и пылесос благополучно опустились на песок. Было уже почти совсем темно. Океан скорее угадывался. Слышно было, как он лижет песок. Оглядевшись, Таня с Ванькой скользнули за большой камень и, положив за него контрабас с пылесосом, притаились.
        Было холодно. Камень покрывало множество мельчайших капелек. Таня, не удержавшись, лизнула одну. Она ожидала, что капелька будет солоноватой. Но она была теплой и пресной. На разглаженном штормами песке отчетливо видны были многочисленные следы чаек. Вскоре Таня совсем замерзла и прижалась к Ваньке. Тот попытался вспомнить согревательное заклинание, но сумел вспомнить только первое слово: стограммус. Второго слова он, хоть убей, так и не вспомнил, и заклинание, естественно, не сработало.
        - Впервые жалею, что я не Шурасик. Вот уж у кого точно нет раннего склероза! - пробурчал Валялкин.
        Они ждали, ждали, ждали... Ждали и еще раз ждали. Ничего. Наконец где-то около двух часов ночи терпение окончательно покинуло их.
        - И Сарданапал почему-то не пришел!.. Может, сегодня ночью Перун не прилетит? - спросила Таня.
        Она хотела уже встать и выйти из-за камня, но Ванька внезапно крепко зажал ей рот рукой.
        На горизонте, там, где из-за тучи выглядывала большая, похожая на совиный глаз луна, появилось темное пятно. Оно быстро увеличивалось, принимая очертания человеческой фигуры. Когда человек шагнул на песок, Таня увидела, что голова у него светится, точно объятая холодным огнем. Это лунный свет отсвечивал на серебряных волосах. Длинные вислые усы золотились. В опущенной правой руке Перун держал молот. Видно, для того, чтобы привлекать меньше внимания, он прилетел без своей разящей колесницы. Фигура Перуна внушала странный ужас. Вроде бы она была реальна, и в то же время видно было, что она не принадлежит этому миру.
        Таня ощутила во рту странную сухость. На что она надеялась, когда подкарауливала Перуна? На то, что остановит того, кто древнее самого Тибидохса? Как? Чем? И где же академик? Кроме нее, Ваньки и златоусого, на побережье явно никого не было.
        "Сейчас или никогда", - подумала Таня. Она оглянулась на Ваньку, но тот уже выскочил из-за камня, выскочил первым, чтобы принять удар на себя.
        - Искрис фронтис! - произнес Валялкин. Зеленая искра помчалась к Перуну и, зашипев, ударила его в плащ. Языческий бог вскрикнул, скорее от неожиданности, чем от боли. Не удержавшись, он упал на песок, но сразу же перекатился и вскочил.
        - Искрис фронтис! - запоздало крикнула Таня.
        Как она и надеялась, "светлое" заклинание вступило в конфликт с "темной" магией. Двойная красная искра толкнула Перуна в грудь в тот момент, когда он уже собрался метнуть в Ваньку молот. Перун покачнулся. Его рука дрогнула и, изменив направление полета, молот ударил в камень за спиной Тани и Ваньки, расколов его.
        Таня поспешно выпустила еще одну искру, но ей уже не хватило уверенности. Искра получилась слабой. Перун принял ее, даже не вздрогнув.
        - И это все? - с презрением спросил бог. Вернувшийся молот прыгнул к нему в руку, готовую для нового броска.
        Таня оглянулась на Ваньку, не понимая, почему он не поддерживает ее своими искрами. Ванька лежал на песке. Один из осколков камня ударил его в голову.
        - Ванька, Ванюша!.. Ты убил его! - закричала она на Перуна.
        - Я промахнулся. Он только оглушен. Глупая девчонка, ты уже второй раз встаешь у меня на пути... Твои поступки бессмысленны, а магия ничтожно слаба. Думаю, если я убью этого мальчишку у тебя на глазах, это будет хорошим уроком. А ты пока попробуй еще. Пожалуй, еще одну искру я вынесу, - глухо сказал златоусый, шагая к ним.
        - Нет! - закричала Таня. - Ты не убьешь его!..
        Внезапно перед лицом Перуна, загораживая от него Таню и Ваньку, возник Сарданапал. Глава Тибидохса был суров и серьезен. В одной руке он держал старинный пергамент, в другой - щит Персея, повернутый зеркальной стороной точно на древнее божество.
        - Вначале справься со мной, убийца детей! - глухо сказал академик.
        - Ты просишь смерти? В такой просьбе нельзя отказать! - златоусый шагнул было к нему, но, увидев щит, отступил назад. Его щеки побледнели.
        Сарданапал усмехнулся.
        - Не правда ли, страшно? Ты знаешь, что этот щит возвращает всякий удар сторицей и ослабляет любую магию. Не для того ли ты выкрал его из Маглиона, чтобы самому воспользоваться им, когда пробьет час? Вот только зачем было прятать его в Тибидохсе?
        - Девчонка случайно нашла его. Я понял это по следам в Заповедной Роще... Я искал его, шарил даже у нее в снах, но там ничего не было. Я понял лишь, что она потеряла щит и он у нежити, - с ненавистью глядя на Таню, прошипел златоусый. - Ну начинай, старик, не медли! Я посмотрю, чего стоит твой пергамент и твоя жалкая магия.
        Академик развернул свиток и, глядя в него, твердо начал читать, вычерчивая пальцами продетой в щит руки какие-то фигуры. Его голос звучал грозно, слова были отрывисты и звучали как щелчки. Таня никогда прежде не слышала ни такой речи, ни таких заклинаний. Она попыталась было мысленно воспроизвести даже не само заклинание - запомнить его было все равно невозможно, - но лишь небольшую его часть и едва устояла на ногах. Слово жгло как раскаленное железо.
        Но не только ей приходилось туго. Златоусый покачнулся. Молот выпал из его руки.
        - Погоди, маг! - крикнул он. - Ты забыл о том, что принадлежит мне! Пока они живы, но умрут вместе со мной! Смотри!
        В протянутой ладони у древнего божества возникли три крошечных, но живых сердца. Они пульсировали и бились. Бумажные ярлычки на каждом сердце цинично указывали, кому они принадлежат: "Гробыня Склепова", "Катя Лоткова", "Гуня Гломов".
        Сарданапал с ужасом уставился на его ладонь.
        - Ты думаешь, это фальшивки? - насмешливо спросил златоусый. - Тогда, возможно, мне стоит раздавить одно? Вот это крайнее? Или это? Он взял среднее сердце двумя пальцами. Сердце пугливо затрепетало, заметалось.
        - НЕТ! - крикнул Сарданапал.
        - Тогда брось щит!
        Щит тяжело упал на песок. Перун расхохотался.
        - Теперь встань на колени, маг, и положи голову на щит! Это, конечно, не плаха, но вполне сойдет, - сказал он, обнажая клинок. Никто не знал, остр он или туп. Клинок перетекал, как ртуть, и был беспощаден, как коса Смерти.
        - Ну же, живо! Не заставляй меня ждать! Каждая минута промедления - одно раздавленное сердце.
        Сарданапал тяжело шагнул к щиту. Таня поняла, что он решился. Он просто не мог иначе.
        
        Все деньги ложь, все злато - бред,
        Важнее крови платы нет.
        Когда платить придет пора -
        Лишь жизнь за все одна цена.
        Когда на плахе голова,
        Себя забудь - ищи слова, -
        
        Услышала Таня голос птицы Сирин.
        Раньше, чем она осознала, что собирается сделать, Таня бросилась к щиту и, опережая Сарданапала, опустилась на колени.
        - Я умру вместо Сарданапала! Только никого больше не убивай! Только меня! - крикнула она.
        Ее щека легла на холодный щит.
        Златоусый помедлил, потом занес клинок над головой. Видно было, что готовность Тани пожертвовать собой привела его в замешательство. Боковым зрением Таня увидела, как взгляд Сарданапала метнулся к пергаменту. Его перстень - перстень Повелителя джиннов - накалился, и Таня поняла, что сейчас будет. Он произнесет имя!
        Убежденная, что академик не успеет спасти ее, она в ужасе отвела глаза и уткнулась в блестящую поверхность щита. Но даже здесь, в щите, она увидела поднятый клинок и страшное лицо... нет, лица за золотой вуалью. Щит отражал, но отражал совсем не то, что видели глаза. Глаза могли лгать - щит нет.
        - Это не Перун! Не надо! - закричала Таня. Сарданапал изумленно вскинул голову. Слово, почти сорвавшееся с его губ, не сорвалось. Клинок замер, готовясь опуститься. Таня поспешно метнулась в сторону, и лезвие лишь скользнуло по щиту.
        - Стой, Троян! - крикнула Таня, ибо это и было его подлинное имя.
        Из перстня Феофила Гроттера вырвалась зеленая искра, слившаяся в одну вспышку с искрой из кольца Сарданапала.
        Златоусый пошатнулся, закричал. Голубоватое пламя охватило его лицо, кожу, волосы. Мгновение казалось, что он превратится в пепел. Но этого не случилось. Внезапно огонь погас, пламя опало - перед ними, уже не скрываясь под чужим обликом, стоял Триглав. Ветер теребил золотую вуаль на трех его лицах.
        - Даже вашему заклинанию не обуздать того, кто древен, как сама Смерть. К тому же вы произнесли его порознь - один начал, и другая закончила, а это ослабляет магию, - сипло сказал он.
        Триглав повернулся и повел рукой. Это было слабое, небрежное движение, однако пергамент с заклинанием в руках у Сарданапала покоробился. Казалось, мгновение превратилось для него в годы. Зеленые пятна плесени заплясали на его краях. Пергамент потемнел, буквы на нем стерпись, и он рассыпался в прах.
        - Заклинание разрушения. Когда-то во время битвы с богами я уже видел его в действии, - тихо сказал Сарданапал.
        - Ты ошибся, старик... Ты видел не заклинание разрушения, а само разрушение. Заклинаниями пользуются маги. У богов же мысль, желание и воля неразделимы. Мы творим то, что желаем. Возводим случайность в закономерность, а произвол - в мораль, - усмехнулся Триглав.
        Он дохнул, и Сарданапал упал, не устояв на ногах. Шея и руки его были закованы в тяжелую дубовую колодку.
        - И это не магия. Я просто пожелал, чтобы гак было, - продолжал Триглав.
        Он наклонил голову, и два копья пронзили колодку Сарданапала справа и слева от его головы. Их наконечники прошли вдоль тела, не коснувшись его.
        - Я мог бы быть и точнее, но быстрая смерть скучна. Мне хочется увидеть ужас в твоих глазах. Всякий раз ужас тех, кого я убиваю, делает меня немного сильнее, - сказал Триглав.
        - Это был ты, все время ты! - сказал Сарданапал. Он с трудом находил слова. - Ты приходил ночами в Тибидохс! Ты принимал облик Перуна, ты нападал на учеников, ты писал на куполе чужое имя! Ты все делал для того, чтобы я произнес заклинание и уничтожил его!.. А я, я - старый олух - ни о чем не догадывался.
        Триглав хмыкнул.
        - Раньше мудрый дедушка Сарданапал лишь разглаживал козлиную бороду и делал вид, что все ведает наперед. Если же Тибидохс садится в лужу, то всему виной пророческий бред Древнира. Не скрою, он действительно заглядывал в будущее, да только видел лишь то, что хотел увидеть... Он был идеалист, то есть упрощал жизнь до идеи, оскоплял все ее многообразие и любовался ошибочной и ложной гармонией, проистекавшей от такого упрощения.
        - Как ты сумел попасть в Тибидохс? Буян защищает не только купол. Кто произнес заклинание вызова? - быстро спросил Сарданапал.
        - А, один мальчишка! Семь-Пень-Дыр. Думаю, он хотел вызвать темного духа, не меня, но ошибся в рунах... - небрежно сказал Триглав, наклоняясь за молотом. - Ну все! Пора убить вас всех. Потом я закончу надпись, восстановлю пергамент и подброшу его Поклепу. Уверен, он произнесет заклинание не задумываясь.
        - Ты не осмелишься! Пусть же придет оболганный Перун, тот, чьим именем ты прикрывался! Я призываю его! Громовержиум! - крикнул академик, поднимая голову так высоко, как позволяла колодка.
        Яркая зеленая искра сорвалась с его перстня и умчалась прежде, чем Триглав успел потушить ее. Древний бог с досадой поморщился.
        - Дешевые фокусы! Перун не придет. Я позаботился об этом, - прошипел он.
        Но он ошибся. Внезапно небо озарилось. Тучи расступились, набухая светом, точно мокрая вата.
        - Тебе везет, Сарданапал. Похоже, кроме черного ферзя, на шахматной доске вот-вот появится белый клоун! - сказал Триглав. В его голосе слышалось беспокойство.
        Что-то полыхнуло. Ночной берег осветился, точно днем. Таня и Сарданапал невольно закрыли глаза от невыносимо яркого блеска. На песок, жаркая и сияющая, опустилась золотая колесница со среброголовым и златоусым богом.
        Его яростный взгляд скользнул по Тане, по Сарданапалу и остановился на Триглаве.
        - ТЫ ЗАКОВАЛ МЕНЯ, КОГДА Я СПАЛ. ТЫ ОТНЯЛ МОЙ МОЛОТ! - прогремел он.
        - Всего лишь молот. Зато я оставил тебе жизнь! - возразил Триглав.
        - НЕ СМЕШИ! ТЫ НЕ ПОСМЕЛ ОТНЯТЬ ЕЕ САМ. ТЫ, ТРУС, ОПАСАЛСЯ МЕСТИ БЕЛЕСА, СИМОРГА И СВАРОЖИЧА. ТЫ РЕШИЛ СДЕЛАТЬ ВСЕ РУКАМИ МАГОВ. ТЫ ХОТЕЛ, ЧТОБЫ САРДАНАПАЛ ПРОИЗНЕС ДРЕВНЕЕ ЗАКЛИНАНИЕ УНИЧТОЖЕНИЯ. ТЫ ДОСТИГ БЫ СРАЗУ НЕСКОЛЬКИХ ЦЕЛЕЙ: ИЗБАВИЛСЯ БЫ ОТ МЕНЯ, ВЫПУСТИЛ БЫ В МИР ЗЛО, ВЗБУНТОВАЛ БЫ ХАОС И СТАЛ БЫ ГЛАВНЫМ БОГОМ.
        - Я им стану!
        - ВОЗМОЖНО, НО ТЕПЕРЬ Я НЕ ЗАКОВАН. Я ЗАСТАВЛЮ ТЕБЯ СРАЖАТЬСЯ!
        Триглав пожал плечами.
        - Я не вступлю с тобой в битву, громовержец. Мне почему-то расхотелось убивать. Не прикончишь же ты меня в спину. Я ухожу! - сказал он.
        У воды, по колено в холодных волнах, возник черный конь, из ноздрей у которого вырывался дым, а из глаз - холодный огонь. Трехликий повернулся и, увязая в песке, направился к коню. Не пытаясь остановить Триглава, Перун внимательно смотрел ему в спину.
        Триглав сделал несколько шагов, а затем, внезапно повернувшись, упал на колено, и яростно метнул в Перуна молот. Молот промчался по воздуху как мгновенный сполох света. Это была сама гибель - мгновенная и неотвратимая. Таня ощутила лишь тугой удар воздуха, сбивший ее с ног.
        Один только Перун, в которого молот и летел, не покачнулся и не сошел с места. Он открыл ладонь, и молот, изменив направление, послушно лег в нее рукоятью.
        - Как ты догадался? - прорычал Триглав. - Как?
        - Я НЕ ПОВЕРИЛ, ЧТО ТЕБЕ РАСХОТЕЛОСЬ УБИВАТЬ, СТАРЫЙ ПАЛАЧ! ТЫ НЕНАВИДИШЬ ЧЕСТНЫЙ БОЙ! НО НЕУЖЕЛИ ТЫ ДУМАЛ, ЧТО МОЙ МОЛОТ ПОДНИМЕТСЯ ПРОТИВ ХОЗЯИНА? ТЕПЕРЬ ТЕБЕ ПРИДЕТСЯ БИТЬСЯ. Я ГОТОВ, - прогремел Перун.
        Он нетерпеливо повернул голову. В следующий миг Таня поняла, что Перун уже стоит в сверкающей колеснице и заносит над головой разящий молот.
        - Пусть будет по-твоему. Мы будем биться. Я уничтожу тебя, хоть в честном бою, хоть нет. Назад в Потусторонние Миры я вернусь один и воцарюсь там, - прошипел Триглав. Три голоса слились в один.
        - СЛИШКОМ МНОГО СЛОВ, ПОВЕЛИТЕЛЬ ПАДАЛИ! Я ЖДУ ТЕБЯ!
        Перун откинулся назад и приспустил вожжи. Его колесница, взмыв золотистой молнией, затерялась в тучах. Еще мгновение - и его огромный нечеткий силуэт занимал уже половину неба. Перун ждал врага, и весь мир, все стихии, казалось, замерли вместе с ним.
        Триглав тяжело ступил в стремя и вынул из ножен клинок. Его черный конь поднялся на дыбы. Золотая вуаль на трех лицах дрогнула.
        - Гибель Перуну! - громко и страшно, как сотня водопадов, проревел он и, разрастаясь, занял другую половину неба.
        Теперь они стояли друг против друга. Жизнь и смерть. Свет и тьма. Ярость и покой. Натиск и мудрость. Стояли, чтобы встретиться в битве, из которой живым выйдет только один.
        Таня невольно прижалась к академику. Когда сражаются боги, смертному невозможно даже смотреть на это.
        Черный клинок встретился с молотом. Океан содрогнулся и застонал. Два гиганта, две части мироздания яростно осыпали друг друга ударами, каждого из которых было бы довольно, чтобы повергнуть в прах любую из армий смертных. Громадная волна вздыбилась над берегом и опала, разбившись о магический купол. Свет и тьма смешались и вновь разделились. Перун и Триглав столкнулись грудь в грудь. Кони грызлись. Черные стремена крошили узорные спицы колесницы.
        Таня закричала и попыталась закрыть глаза. Она хотела не видеть, но видела. Хотела не слышать, но слышала. Ей чудилось: небо разверзлось и слилось с океаном. Черные и белые вихри закручивались вокруг них с Сарданапалом и лежащим Ванькой стремительной пляской хаоса. Перун и Триглав были уже так громадны, что от копыт коня трехликого бога океан выходил из берегов, Луна же была лишь одним из огненных колес в колеснице Перуна.
        Наконец, когда Таня и Сарданапал почти уже растворились, исчезли в божественном гневе, Перун, вырвавшийся из смертоносных объятий Триглава, взглянул вниз и милостиво качнул головой. Тотчас черные тучи сомкнулись, как занавес, и спасительно заслонили небо.
        Теперь Таня и Сарданапал могли лишь слышать звон и грохот небесного сражения, который раскатывался, точно удары грома. Купол содрогался. Океан бурлил. Это длилось несколько минут - несколько томительных минут ужасной грозы и немыслимого грохота. Все сливалось, менялось, перетекало, соединялось и вновь обрушивалось друг на друга в слепой ярости.
        Внезапно три голубоватые молнии одна за одной рассекли темный горизонт. Первая ударила в черные взлохмаченные воды океана, другая - в белый песок на побережье, и третья - в Тибидохс, в Башню Привидений. Этот последний удар был таким оглушительным, что Таня и Сарданапал упали на колени, закрывая уши.
        О силе первых двух молний ничего не известно, от третьей же бронзовый флаг-флюгер на крыше Башни Привидений почернел и расплавился.
        На краткое время над берегом повисла мертвая, пугающая тишина. Потом небо разверзлось, и хлынул дождь. Прямые яростные струи падали почти отвесно. Это был не просто дождь. Казалось, кто-то просто поднял океан и перевернул его у них над головами.
        - Перун победил... - сказал Сарданапал. Он сам едва слышал свой голос, так силен был недавний гром.
        - Откуда вы знаете, что Перун? - спросила Таня.
        Пожизненно-посмертный глава Тибидохса взлохматил ей волосы.
        - После победы Перуна над врагом всегда высвобождаются воды... Вода - это кровь, вода - это жизнь. Мокошь, Додола, Марена, сколько бы имен у нее ни было. Так было и так будет. Если бы победил Триглав - землю спалило бы жаром, а еще спустя миг заковало бы льдом, - пояснил он.
        Таня склонилась над Ванькой и положила его голову себе на колени. Он уже приходил в себя. Сбоку на лбу у него запеклась кровь. "Бедный Ванька - вечно ему достается", - подумала Таня Гроттер. Она давно заметила: если на поле, где стоит сто тысяч магов, должен упасть один-единственный кирпич, то посадочной площадкой для него обязательно станет макушка Валялкина.
        - Как ты узнала истинное имя Триглава? - спросил Сарданапал.
        - Догадалась. Я недавно читала сербскую сказку и подумала про три жертвы. Это троичная символика. В сказке одна из голов Трояна пожирает людей, другая - скот, третья - рыбу, путешествует же он ночью, боясь солнечного света. Когда гадают, будет ли война, жрецы проводят вороного коня Трояна трижды через девять копий. Снова три. Вот я и подумала, что это больше похоже на Триглава, чем на Перуна. У нас в Тибидохсе все тоже повторялось по три раза. К тому же Перун не нападает ночью или тогда, когда солнце закрыто метелью. Он не боится света и всегда громко произносит свое имя, чтобы враги знали, кого страшиться, - сказала Таня.
        Ванька наконец встал. Он был слишком слаб, чтобы сесть на пылесос, и Таня с Сарданапалом поддерживали его под руки, медленно продвигаясь к Тибидохсу. Таня смотрела на Ваньку, и ледяная заноза страсти к Пупперу таяла в ее сердце от огромной радости, что Ванька жив и снова с ней. И радость эта была так велика и сильна, что Таня была уверена: она останется с ней навсегда.
        - С Семь-Пень-Дыром мне придется поступить строго. Едва ли стоит взывать к его совести, ибо таковой у него нет, и это надолго. Переводить же его уже некуда - он и так на темном... - Сарданапал нахмурился, но тотчас лоб его разгладился. - Ага, знаю, я посажу его штопать ковры-самолеты! Учитывая, что ковров у нас десятка три и все проела моль, у него будет чем заняться на летних каникулах.
        - А как же три жертвы? Гуня, Гробыня, Лоткова? - спросил Ванька.
        - Я убежден, что смогу вернуть Гробыне ее магию, Гломову силу, а Кате красоту. Недаром молний было три. Перун отдал нашему миру все, что следовало. Все, что взял Триглав, - сказал Сарданапал. - Теперь мне останется лишь провести определенный обряд, совсем несложный, и послать к Склеповой купидончика. С Лотковой и Гломовым проще - они получат свои дары уже сегодня...
        Академик улыбнулся в бороду, которая была мокрой как мочалка и не собиралась высыхать, несмотря ни на какие заклинания.
        - Надеюсь, всем троим урок пойдет на пользу, - продолжал он. - Склепова поймет, что не все в мире держится на магии. Порой надо подумать и своей головой. Гломов осознает, каково быть слабым и беспомощным, даже самым слабым и самым беспомощным. Возможно, теперь он задумается, прежде чем пустить в ход кулаки. Лоткова же, кажется, убедилась, что твой приятель Баб-Ягун любит ее не только за красоту. Хотя, возможно... - тут Сарданапал назидательно воздел к небу сразу оба уса, - возможно, именно красота послужила для его чувства первотолчком. Однако первотолчок это еще далеко не все. Красота может привлечь, но не может удержать, если за красотой не стоит нечто большее...
        - Осторожно, академик! - крикнула Таня, заметив, что заговорившийся глава Тибидохса сейчас врежется в ствол дерева.
        Предупреждение немного запоздало.
        - А, Чумиха, меня побери!.. Тьфу ты! - Академик потер ушибленный лоб. - Да, еще одно...
        Все ломаю голову и никак не могу вспомнить, куда я положил списки белого отделения. Это все сфинкс, вечно он играет с моими бумагами, улыбаясь, произнес вдруг Сарданапал.
        - А зачем вам списки? - спросил Ванька.
        - Хочу пополнить их одной фамилией... Нельзя сказать, чтобы этой фамилии никогда там не было, но на некоторое время она оттуда пропадала, это точно.
        Таня посмотрела на академика и от волнения сжала Ванькину руку.
        - Это... это... - растерянно начала она.
        - Не надо благодарить. Я просто сделаю запись. Обычная дань бюрократии... Остальное зависит от самого мага. Когда сердце делает выбор, помешать ему не способно ничто в этом мире, - сказал пожизненно-посмертный глава Тибидохса.
        Библиотека веселой фантастики