Слепцы Дмитрий Сергеевич Ермаков
        МетроВселенная «Метро 2033»
        «Метро 2033» Дмитрия Глуховского - культовый фантастический роман, самая обсуждаемая российская книга последних лет. Тираж - полмиллиона, переводы на десятки языков плюс грандиозная компьютерная игра! Эта постапокалиптическая история вдохновила целую плеяду современных писателей, и теперь они вместе создают «Вселенную Метро 2033», серию книг по мотивам знаменитого романа. Герои этих новых историй наконец-то выйдут за пределы Московского метро. Их приключения на поверхности Земли, почти уничтоженной ядерной войной, превосходят все ожидания. Теперь борьба за выживание человечества будет вестись повсюду!
        Здесь нет солнца и ветра. Снега и дождя. Дня и ночи.
        Здесь растут только грибы и плесень, да еще причудливые «каменные цветы» - геликтиты.
        Здесь очень трудно добыть пищу и практически не из чего сделать орудие труда или одежду.
        Здесь НЕВОЗМОЖНО ВЫЖИТЬ.
        И все же, когда Землю опалил ядерный огонь Последней войны и на поверхности планеты не осталось безопасных мест, они нашли спасение именно здесь.
        В толще холодного, равнодушного камня. В царстве мрака и тишины…
        Дмитрий Ермаков
        Слепцы
        
        
        
        Как пусто в душе
        Без миражей, без волшебства.
        Мы здесь лишь на миг,
        Пусть он звучит,
        Словно слова молитвы… Би-2. «Молитва»
        Пролог
        Жаль, нет ружья.
        До сих пор вспоминаю, как мы обнаружили на стене полуразрушенного здания загадочную надпись, неведомо кем и для чего сделанную. Всего три слова: «Жаль, нет ружья». Может быть, попавший в беду путник написал их в порыве отчаяния? Или это своего рода предостережение? Или просто кто-то пошутил? Тогда я не придал значения этому происшествию. Но сейчас, когда мы вступили в самую гущу подлеска, огромные красные буквы стоят перед глазами, и я повторяю снова и снова свистящим шепотом: «Жаль, нет ружья…»[1 - Из песни «Жаль, нет ружья» группы «Король и шут»]
        И пистолета нет. А что есть? Есть скафандры «Спарх-2М» с запасом кислорода и электричества на два дня. Еще длинные, остро заточенные ножи да потрепанная карта, на которой красной точкой отмечена конечная цель нашего пути.
        Город Сочи…
        «В городе Сочи - темные ночи». Герман Буданов, царство ему небесное, любил повторять эти слова.
        Темные ночи… А еще там горячая пища и теплые постели. Надежные, мощные стены гигантского убежища[2 - Сочи-2033 описан в рассказе Льва Рыжкова «Спрутобой», опубликованном в сборнике рассказов «Метро 2033: Последнее убежище» (Москва: Астрель).]. Если смотреть по карте - ерунда, рукой подать. Соседи. Одна нога здесь - другая там.
        Ага. Гладко было на бумаге, да забыли про, мать их, овраги. И про бурелом. И про болота.
        Заросли обступают со всех сторон. Они такие густые, что заметить опасность невозможно при всем желании. А вот само здание церкви растения почему-то не оплели. Очень странно. Они его как будто сторонятся. Интересная загадка. Потом, может быть, поломаю над ней голову.
        Подкрадываюсь к длинному узкому окошку и осторожно выглядываю наружу. Отличное место - церковь. Стены толстые, дверной проем узкий, окна - словно бойницы и расположены со всех сторон. Боком, вдоль стенки пробираюсь к другому окошку, выходящему на север.
        Ничего страшного не видно.
        Тусклый сумрачный свет, скупо, по капле сочащийся с небес, почти не проникает сюда, и кажется, что сейчас - вечер. С другой стороны… С другой стороны, пес его знает, вечер на улице, утро или день.
        Что я вообще знаю наверняка? Только одно: за нами следят.
        С тех пор, как мы покинули исчерпавшее ресурсы убежище и двинулись в путь, ни на миг не покидает ощущение, будто в затылок смотрят чьи-то глаза. Пристально смотрят. Недобро.
        Бывают моменты, когда ощущение опасности, затаившейся за спиной, становится невыносимым. Как будто кто-то воткнул в череп сверло и медленно, смакуя мои мучения, ввинчивает его все глубже и глубже. Стоит обернуться - и ощущение угрозы тут же исчезает, но проходит пара минут, и снова неумолимый, неутомимый преследователь на своем посту.
        На рукаве скафандра закреплено специальное зеркальце, чтобы глядеть назад. И вот я полдороги прошагал как дурак, задрав руку. Хотя в невесомости, наверное, очень удобно. Жаль, не довелось проверить.
        Косу бы сюда. А лучше - огнемет: спалить, выжечь к едрене фене древовидные кусты! В этом адском лесу даже деревьев нормальных нет. Почти нет. Они все сгорели двадцать лет назад, на их месте вырос непроходимый бурьян в три человеческих роста. А на земле - непролазный бурелом, ноги застревают, точно в капкане. Колючие, уродливые ветки, утыканные гигантскими шипами, сплетаются местами до такой степени, что превращаются в сплошную стену. Ну и лес, дьявол его побери. Напалма бы сюда. И пронесемся мы тогда сквозь джунгли с ветерком, прямо в дружеские объятия сочинцев… Но нет огнемета. И напалма нет. Прокладывать путь приходится ножами. Что имеем в итоге? За два часа пройдена сотая часть пути. Да еще и остановку пришлось сделать, когда Света упала и прошептала чуть слышно, что больше не в силах сделать ни шагу.
        Бедняга. Представляю, каково ей. Чертовы скафандры.
        Со вздохом опускаюсь на каменный пол. Дам себе и Свете еще пять минут отдыха. Потом подниму ее, и мы продолжим путь. Обязательно продолжим. Мы дойдем…
        Глаза начинают слипаться.
        Нет! Не спать! Бороться со сном!
        Напрасно. Природа, мать наша, берет свое. Голова склоняется ниже, ниже… И последнее, что я успеваю увидеть, это темный силуэт, загородивший на миг дверной проем храма.
        Что?!
        В тот же миг подпрыгиваю, словно ошпаренный. Не спать, обедом станешь!
        Вот я уже на пороге.
        Никого. Только шевелятся на ветру кроны самых высоких кустов, да лениво раскачиваются туда-сюда лианы, похожие на гигантских змей. Никаких чудовищ. Никаких следов. Но я же точно видел - кто-то там стоял!
        Решено: уходим. Сидим мы в укрытии или прорываемся сквозь джунгли, какая разница. Захотят убить - убьют. Верно? Верно.
        А предосторожности… Как можно предостеречься неизвестно от чего? Наша задача - двигаться вперед. И точка.
        Эта мысль приносит странное, почти наркотическое облегчение. Лишь два стальных штыря все так же медленно, безжалостно сверлят мой затылок. И как ему не надоест? Хочешь поиграть в гляделки, чертов ублюдок?! Что ж, поиграем.
        Часть первая
        Сонное царство
        Глава 1
        Бум жить
        Дурманящее оцепенение окутывало разум и чувства. Медленно, но упорно, преодолевая яростное сопротивление, подчиняло волю, сковывало мышцы мягкими, прочными оковами. И все же человек еще боролся. С каждым рывком погружался он глубже и глубже в невидимую трясину, но продолжал барахтаться.
        Последним усилием сбросив на миг бархатные путы, человек занес оружие в отчаянной надежде разрушить, уничтожить клубящееся вокруг зло. Из груди вырвался могучий крик. Яростный рев, в который человек вложил всю боль, ужас и страдания, выпавшие на его долю.
        - НЕ-Е-ЕТ!!! - разнесло по пещерам раскатистое эхо.
        А перекошенные, сведенные судорогой губы успели прошептать прежде, чем мрак окутал рассудок человека:
        - Свобода…

* * *
        Кап. Кап.
        Другого шума не услышать в лабиринте подземных ходов и залов. Это - царство безмолвия. И робкий, грустный звук падающих с потолка капель тишину не нарушает - за столько лет он слился с нею, стал ее частью.
        Кап. Кап.
        Первозданный мрак царит в карстовых пещерах. Он вечен, как небо, как земля, как ветер. Он безбрежен, точно морская пучина. Но даже на дне самой глубокой впадины все же не так темно, как здесь, под землей. И так же, как дно океана, пещера не пуста. Здесь существует испокон веков свой мир. Суровый мир, холодный…
        Прекрасный.
        Там, куда падают капельки, век за веком растут фантастические цветы, злобные драконы, свадебные торты, колонны, обвитые плющом. Красота эта не предназначена для чьих-то глаз. Точно собака на сене, природа не позволяет ни единому живому существу любоваться той величественной, грозной красотой, которую кропотливо создает многие тысячи лет.
        Кап. Кап.
        Каждая капелька добавляет свой штрих, свой мазок. Каким бы совершенным ни было творение, работа продолжается. Бесконечной чередой падают крохотные «скульпторы» с потолка. Долгий путь проделывает вода сквозь сотни слоев горных пород, какие-то капли просачиваются медленнее, какие-то быстрее, но финал путешествия у всех одинаков: разлететься в пыль и стать частью подземного озера, чтобы потом вернуться однажды наверх, в атмосферу. И цикл этот не нарушается миллионы лет.
        Внезапно в очередной капле, висящей на кончике гигантской каменной сосульки-сталактита, отражается луч света. Это длится всего лишь мгновение, потом крохотная призма падает вниз. Вот на место сестры-близняшки сползает новая капля, и она тоже ловит слабый лучик. Свет, чуждый этому миру так же, как тепло или жизнь, все же нашел лазейку. Он трепещет, он дрожит, точно сам осознает, насколько неуместен здесь, в царстве тьмы. Но не гаснет.
        Из крохотной щелочки, пересекающей каменную глыбу, берет начало мерцающее сияние. Не ветер и не вода проделали отверстие в стене, проложив путь из одного мира в другой, а руки. Человеческие руки. То ли в порыве отчаяния, то ли в припадке безумия кто-то пробивался через каменную перегородку, долбил, сверлил, крошил неподатливый камень. Страшно представить, сколько труда положили неизвестные каменотесы, вгрызаясь в гранитный монолит. Но, что удивительнее всего, в тот момент, когда до цели оставались считаные сантиметры, работа была брошена.
        И лишь цепочка следов, отпечатавшихся на сырой глине, напоминает о том, что когда-то тут побывали люди.

* * *
        Человек открывал глаза. Закрывал. Открывал опять.
        Ничего не менялось. Беспросветный мрак царил как снаружи, так и внутри.
        Человек не имел понятия о том, что такое тьма и свет, запад и восток, вода и пища. Он ничего не понимал и не осознавал. Он трясся и ежился от пробиравшего до костей мороза, но не мог назвать это «холодом».
        Уши человека не улавливали никаких звуков, кроме стука собственного сердца, но он не знал, что это - «тишина». Слова словно вылетели из памяти человека. Понятия, которыми так легко пользоваться, познавая окружающий мир, исчезли, улетучились, оставив после себя лишь давящую, гнетущую пустоту. Слух, осязание, обоняние и прочие чувства оказались бессильны и бесполезны. Они могли многое сообщить своему владельцу о том, что окружало его, но человек не слышал сам себя. И ничего не предпринимал.
        Мозг его напоминал растерявшегося командира, не способного больше руководить вверенными ему людьми. Могучие мускулы, точно верные солдаты, терпеливо ожидали указаний; глядели с надеждой на того, кто всегда направлял их и удерживал от ошибок.
        Так шли минуты. Тело человека мерзло все сильнее. Смертельный холод сковывал его члены, медленно, но верно подбирался к сердцу. Еще немного - и жизнь этого существа, то ли умиравшего, то ли рождавшегося заново, оборвалась бы окончательно.
        Вдруг руки и ноги человека зашевелились. Согнулись локти, потом колени. И вот уже, с трудом приподнявшись и встав на четвереньки, он пополз вперед. Сквозь темноту. Прочь от того места, где очнулся.
        Помертвевший разум не управлял телом, но оно двигалось. Двигалось… Само.
        Каждый рывок давался с огромным трудом, как будто кто-то заковал тело человека в рыцарские доспехи или обвешал тяжелыми грузами. Затекшие, окоченевшие мускулы едва слушались. Но и остановиться он не мог. Кто-то тащил человека за собой. Гнал, понукал, не давал остановиться и повторял снова и снова: «Вперед! Остановишься - умрешь».
        Приказ этот не слышали уши, но зато ощущала каждая клеточка тела, борющегося с ледяным дыханием смерти.
        Точно младший офицер, который, нарушая все правила и уставы, отстраняет запаниковавшего командира и спасает армию от гибели, инстинкт самосохранения спас человека; подхватил и снова поднял почти упавшее на землю знамя. Собрал, построил и поднял в атаку поникшее войско…
        - Вперед! Вперед! - подгонял его суровый проводник.
        Мечущийся во мраке человек уже понимал, что такое темнота, холод и сырость. Теперь он мог найти слова, чтобы описать то, что ощущал.
        Но все, что касалось лично его, скрывала завеса тьмы, рассеять которую не удавалось. Мысль его словно замирала на краю бездонной пропасти. В нерешительности топталась она на границе изведанной земли, то вроде бы собираясь с духом для рывка вперед, то снова отступая.
        Слезы начали наворачиваться на глаза человека, но в последний момент он все же сумел взять себя в руки. Он высморкался, вытер грубой, жесткой перчаткой лицо.
        - Хватит плакать. Будь мужиком! - обругал себя человек и тут же застыл с приоткрытым ртом.
        Больше всего угнетал человека тот факт, что он не знал, как к себе обращаться. И вот показалось на миг, что имя вот-вот вспомнится. Напрасно. Память была уничтожена, часть мозга будто бы выжгли или вырезали. Надежда, что ускользнувшее имя удастся ухватить за хвост, быстро погасла. Но осталась уверенность: еще два, три шага - и настоящее имя вспомнится.
        - Будь мужиком. Бу-м… Звучит, черт побери. Звучит! - радостно улыбаясь, он повторил еще несколько раз, меняя интонацию: - Бум! Бу-ум! Бум жить…
        Попытка встать в полный рост не удалась.
        Силы не успели восстановиться, да и ноги разгибались с огромным трудом. Зато, подняв руку, Бум нащупал нечто, что он условно назвал «потолком». Измерить расстояние от одной стены до другой тоже не составило труда. Заодно он выяснил, что стены ближе к верху смыкаются. А еще через пять минут Бум уже примерно понял, где очутился.
        - Это же… Же… Железная дорога. Кажется, так называется, - прошептал Бум. - Что еще это м-может быть… Вот и рельсы. Но дорога к-куда? И отк-куда? И почему тут т-так темно? И х-холодно?
        Вопросы снова кинулись на него со всех сторон, точно стая хищных чудовищ. Но терять время на поиск ответов Бум не стал. Помотав головой, чтобы прогнать назойливые вопросы, он двинулся дальше.
        - Потом разберемся, сейчас не время. Вперед, вперед…
        И очень скоро старания его были вознаграждены.
        Бум почувствовал, что дышать стало намного легче. К тому же он ощущал движение воздуха. Не оставалось сомнений: где-то впереди один туннель соединяется с другим.

* * *
        Страшно. Холодно. Темнота раздражает и пугает.
        Она такая густая и плотная. Я словно пробираюсь через бесконечный ряд опущенных темных занавесов. И вот уже я в самом деле ощущаю на лице легкие, воздушные прикосновения.
        Или это не ткани, а пальцы?
        - Не трогайте, отстаньте, - начинаю отмахиваться я.
        Да-да, так и есть. Я ползу сквозь рой крохотных крылатых человечков. С беззвучным смехом кружатся они вокруг, забираются в волосы, в ноздри, теребят уши.
        - Пошли прочь! - Я со всей силы бью кулаком по шпале, и феи тотчас исчезают.
        Это бред. Просто бред. Нет никаких фей. Но на душе становится лишь тревожнее.
        Ни рассудок, ни органы чувств никак не могут приспособиться к темноте. Кажется, что достаточно просто открыть глаза - и все станет видно, и не придется двигаться на ощупь, время от времени протягивая руку, чтобы не разбить голову. И так я в самом начале пути успел обзавестись парой (ох!) болезненных шишек на макушке, теперь голову надо беречь.
        Вот она наконец. Развилка.
        Несколько минут уходят на то, чтобы ощупать все вокруг. Только это мне и остается. Можно попробовать обнюхать, но мало толку. Да и нос почти ничего не ощущает - заложило.
        - Ай!
        Поздравляю себя с новой шишкой. Зато появилась ясность относительно того, что вокруг. Это плюс. Я ложусь, привалившись к стене туннеля. Здесь немного теплее, ощущается движение воздуха. Можно позволить себе небольшую передышку и подумать, куда двигаться дальше.
        Новый туннель имеет сильный уклон. Рельсы уходят куда-то… Вниз. В темноту. Правда, с другой стороны тоже нет ничего, кроме тьмы.
        Куда же дальше? Вверх? Вниз? Может, сначала в одну сторону ткнуться, потом в другую? Но вернусь ли я обратно, Бог знает.
        Я помянул Бога машинально, мимоходом. Но тут же вернулся опять к этой мысли:
        - Кстати. Кстати-кстати. Уж кто точно знает, так это Он. Эх, жаль, я молитв не помню никаких. Да и верю ли я вообще в Него?..
        Минуты идут. Ноги опять начинают замерзать. Хуже не будет. Попытка не пытка. Кряхтя и отдуваясь, я встаю на колени, кое-как складываю пальцы в щепоть и начинаю шептать чуть слышно:
        - Господи, помоги. Не дай погибнуть. Господи, дай мне знак. Господи!..
        Что это?
        Я слышу какой-то… Звук. Не могу дать ему название, но одно ясно: в этот раз я не брежу. Там, внизу, кто-то или что-то есть. А это что такое? Свет? Точно, свет! Очень, очень далеко отсюда. Свет слабый, едва заметная искорка. Но она не гаснет. Горит ровно.
        Спрятаться, затаиться? Или двинуться навстречу свету?
        Колебание было кратким.
        - Свет лучше, чем тьма. Вставай и вперед.
        С огромным трудом поднимаюсь на ноги. Позвоночник распрямляется так медленно и неохотно, как будто он задеревенел. Ничего, мелочи жизни.
        Смело вперед!
        К свету.
        Глава 2
        Люди
        Сладкое, волшебное, ни с чем не сравнимое блаженство - видеть, что я не одинок, что даже в этом странном, мрачном месте обитают живые существа, такие же, как я. И что у них есть свет.
        - Почему ты решил, что там именно люди? - всплывает в голове неприятный вопрос, но я отмахиваюсь от него.
        Кто еще мог зажечь этот свет? Только люди, больше некому.
        Дрожь волнами пробегает по телу. Мышцы подрагивают от волнения. Крупные капли пота скользят по лбу, по спине. Волосы встают дыбом. Нет, я не боюсь! Я не боюсь, не боюсь… Вот так. Не боюсь.
        С каждым шагом ощущаю, как по телу разливается приятное, бодрящее тепло.
        Одного лишь я боюсь: что слабая искорка, манящая меня к себе, погаснет, и я снова окажусь во мраке. Один. Но пока свет горит. Бум надеяться, что и не погаснет.
        Туннель, до этого почти все время круто спускавшийся вниз, стал ровным и прямым. Нос чешется, хочется чихнуть. Никак не могу привыкнуть к запаху сырости и плесени. А вот промозглого, влажного холода, который еще недавно пробирал до костей, больше не ощущается. Наверное, рядом есть источник тепла. И свет становится все ярче и ярче.
        - Еще немного, и я у цели. Еще немного. Еще немного.
        Р-р-р! Мои ноги словно бы живут своей жизнью. Мозг твердо решил добраться до источника света, а вот тело приходится уговаривать. Особенно сильно протестуют ноги.
        - Ну, давайте, родимые. За маму. Шаг. За папу. Шаг. Если они у меня, конечно, есть. За дядю. За тетю. За бра…
        Добрался.
        Туннель, начавший казаться бесконечным, кончился. Низкие своды резко раздались в стороны.
        Я вижу перед собой просторный зал. Ну как, просторный… В сравнении с туннелем. Стены и потолок покрыты узорами. Тут и там в стены вмонтированы изящные украшения, на которых, присмотревшись, я различаю силуэты каких-то рогатых существ. Маленькие, словно бы игрушечные рельсы почти на одной высоте с низкой, узкой платформой. Какая-то ниша в стене. Наверное, ход в соседнее помещение. Надо будет проверить. Туннель с другой стороны помещения продолжается. Туда уводят рельсы; там снова клубится чернильный сумрак…
        Только люди могли построить все это. Правда, их самих тут нет. Зато есть светильник. Вот он, стоит посреди зала, воткнутый в пол. Очень странная штука. Длинный, сужающийся кверху предмет, излучающий неровное, пульсирующее сияние. Я медленно приближаюсь, внимательно разглядывая светильник.
        Что за чудо? Одна искорка отделяется от общей массы. Но не падает, а начинает выписывать странные пируэты в воздухе.
        - Так он… Живой?! - произношу я вслух.
        Светильник, словно бы испуганный звуком моего голоса, вспыхивает ярче. В помещении сразу становится светлее. И теперь я вижу детали, до этого прятавшиеся в полумраке.
        Стены, потолок станции, пол, пути - вообще все кругом покрывают смазанные, потемневшие от времени пятна. Странные какие-то «узоры». Очень уж это похоже на…
        В дальнем конце станции я вижу груду костей. Десятки, сотни костей. Звери, что ли? Рыбы? Нет… Человеческие. Конечности, ребра, черепа. Раздробленные, изуродованные… Ни одной целой косточки.
        И тут я понимаю, что это за рисунки на стенах, на потолке, на полу. Это кровь. Кровь! Кровь, куда ни посмотри. Она везде! Везде! Везде!
        В смутных тенях, что трепещут в углах, я вижу тени тех ужасов, что когда-то творились тут. Перекошенные, изуродованные тела. Кривые руки, тянущиеся в тщетной мольбе о пощаде.
        - Господи Иисусе!!!
        В панике кидаюсь я туда, где зияет в стене правильной формы отверстие. Все равно, куда бежать. Лишь бы подальше. Лишь бы спастись от этого кошмара.
        Бежать! Бежать!
        Но не успеваю сделать и пары шагов, как навстречу из дверного проема появляется рослая человеческая фигура. Настоящий великан. Могучий, широкоплечий. Выше меня на голову. Вышел из непроницаемого мрака так стремительно, точно возник прямо из воздуха. В руке гигант сжимает длинный, заостренный на конце предмет.
        Я отскакиваю назад, вжимаюсь в стену и с ужасом смотрю, как со всех сторон появляются новые и новые люди.
        Попался.
        Из-за спины великана возникает сначала один вооруженный человек, потом второй. Еще два темных силуэта с копьями вырываются из туннеля. Невероятно! Как я мог не заметить, что они идут за мной?! Как могли они двигаться так тихо, что ничем не выдали своего присутствия?! Лишь секунду спустя я понимаю, что это другой туннель.
        Слабый повод для радости.
        Я попался.
        Они стоят полукругом. Пять темных силуэтов. Хозяева этого места. Хозяева и стражи.
        Появившиеся из мрака люди чуть не разорвали меня в клочья.
        С рычанием, брызжа пеной от ярости, двинулись они в бой. Великан насилу остановил их. Пощадил? Или придумывает участь пострашнее?..
        Они крепкие, коренастые. Их тела прикрывают густые черные волосы; мускулистые торсы облачены в грубые куртки и юбки, сшитые из звериных шкур. Здоровые ребята… Сразу видно: бойцы. Правда, один, крайний справа, вроде бы чуть слабее товарищей. Если попытаться повалить его на пол… Нет. Их слишком много.
        Отставить панику, Бум. Думай. Тут не кулаками, тут головой работать надо. Головой. Боднуть, например, великана в грудь. Хорошо так, макушкой… Нет, тоже не годится.
        Минута идет за минутой. Никто не издает ни звука. Живая свеча тоже горит беззвучно. Игра в «гляделки» становится невыносимой.
        Сейчас в самом деле бодну.
        Наконец великан, держащий свечу, делает шаг вперед. Очень странный человек. Голова у него какая-то… Прямоугольная. Как будто ее сплющило сверху и с боков. Смерив меня цепким, проницательным взглядом, дикарь произносит всего два слова:
        - Кто ты?
        В первый момент я слегка расслабляюсь. Даже ощущаю радость, что мне задали такой простой вопрос. Но, уже открыв рот, чтобы ответить, понимаю, что говорить нечего.
        Что говорить? Что говорить?! «Я не помню своего имени, я не знаю, кто я и откуда»? Назваться Бумом? Чего доброго, за сумасшедшего примут.
        Но отвечать не приходится. Человек, стоящий справа от вождя - а я уже не сомневаюсь, что именно этот гигант тут главный, - рычит:
        - Чё тянуть?! Смерть ублюдку!
        Страшный человек. Они все, судя по глазам, готовы разорвать меня на части, но этот… Этот в воображении уже, наверное, расчленил меня и схарчил.
        И остальные поддерживают:
        - Смерть миротворцу!
        Мать моя женщина, ну и взгляды,! В них такая ненависть, такая злоба… Что я сделал им? Что?!
        - Молчать, Алекс. Мы не имеем права на ошибку, - обрывает их вожак. Вроде бы тихо говорит. Не повышая голоса. Но люди мигом замолкают. Кроме Алекса.
        - Вот именно! - кричит мой главный доброжелатель. - Сначала завалим гада. А потом разберемся. Если чё, извинимся, гы-ы!
        - Разве вождь племени уже ты, а, Лёшенька? - тихо спрашивает великан.
        Алекс бледнеет.
        - А вот за «Лёшеньку» ты мне еще ответишь, вождь…
        Этот спор отвлекает внимание от меня. Все взгляды сосредоточились на перекошенной от злости физиономии Алекса и холодном, будто высеченном из камня, лице вождя.
        Сейчас или никогда.
        - Сейчас!
        Со всей силы толкаю самого слабого на вид врага, кидаюсь к груде человеческих скелетов, выхватываю увесистую кость и отскакиваю к стене.
        - Минус один, - шепчу я, оглядывая поле боя.
        Удар получился великолепный. Тот человек, которого я толкнул, лежит без движения. Осталось четверо. Я ожидал, что дикари сразу скопом кинутся в атаку. Но они поступают иначе: рассыпались по залу и теперь медленно, осторожно приближаются. Шаг - остановка. Шаг - остановка.
        - Не надо. Не надо, пожалуйста, - говорит их вождь, вытянув руку в успокаивающем жесте.
        Но я лишь сжимаю крепче нехитрое оружие. Он, может, и правда не хочет моей смерти. А вот остальные - еще как. И что-то плохо они подчиняются своему главарю. Расстояние между мной и врагами сокращается до десятка шагов. Сейчас кинутся. Ну что ж, посмотрим, чья возьмет.
        Краем глаза засекаю движение. Тот, кого я вроде бы вывел из боя, с трудом привстает. Дотягивается до светильника. Потом отрывисто вскрикивает, несколько раз взмахнув свечой, подбрасывает ее в воздух…
        - Ничего себе! - шепчу я и роняю кость.
        Мерцающие огоньки, покрывавшие длинную тонкую палку, мелькают, шелестя крохотными крылышками, а потом… разлетаются во все стороны. Волшебное, чарующее зрелище. В торжественной тишине кружатся сияющие шарики - в одиночку, парами и небольшими группами. То собираются вместе, то вновь рассеиваются под потолком, заливая помещение мягким, сказочным светом.
        - Ничего себе! - не веря глазам, гляжу на хоровод живых огней, кружащихся под сводом станции.
        Я отвлекаюсь лишь на пару мгновений, но этого оказывается достаточно: мои враги кидаются в атаку. Первым ко мне подбегает Алекс. Волосы его стоят дыбом, глаза горят, лицо искажено ужасной гримасой. Он замахивается костью, и прежде, чем я успеваю сгруппироваться или поставить блок, со страшной силой бьет ею меня по голове.
        Взрыв искр в глазах!
        А потом - тишина… И темнота.
        Глава 3
        Пленники
        Сколько времени я пробыл без сознания?
        Сложно сказать.
        Может, несколько минут. А может, несколько часов.
        Состояние, в котором я пребывал, сложно описать словами. Это было что-то наподобие невесомости. Тело мое словно падало сквозь пустоту. Ватная тишина окутывала меня. Не было ни мыслей, ни ощущений. Приятное состояние. Когда я вновь обрел способность думать и чувствовать, даже слегка расстроился.
        - Опять холод. Опять сырость и затхлость. Надоело… - вздыхаю я, пытаясь приподняться. Нелегкая задача, если ни одна мышца не желает шевелиться. Но двигаться необходимо. Иначе замерзну.
        Так, куда меня занесло в этот раз? Пещера. Очень маленькая. Во весь рост не встать - стукнусь макушкой. А на голове у меня и так живого места нет. Выход загораживает массивная дверь. Открыть ее не получилось, несмотря на все старания. На чем она держится - не могу понять. Возможно, есть другие выходы. Надо будет поискать.
        - Может, я сплю? - бросив возиться с дверью, усаживаюсь на пол. Пытаюсь собраться с мыслями. Мысли на собрание не спешат.
        Стоп. А это еще что? Я слышу звук, похожий на человеческий стон.
        - Это галлюцинация, Бум. Как и феи. А ты и так уже попал в переплет. Не поддавайся, - затыкаю я уши.
        Но звук повторяется снова и снова. Теперь не остается сомнений - кто-то зовет меня. Нет, делать вид, что я ничего не слышу, не получится. Я встаю на ноги и направляюсь в ту сторону, откуда звучат стоны. И застываю в недоумении.
        В углу пещеры среди груды причудливых каменных столбиков лежит человек. Женщина. Одежда изорвана в лохмотья. На теле синяки. Бедняга. Ей досталось даже больше, чем мне.
        Кстати, чем это воняет? Я принюхиваюсь. Почти сразу, как только я очнулся, заметил странный неприятный запах, примешивающийся к «аромату» затхлости и сырости, но только сейчас понял, что это воняю я сам. Сильнее всего несет потом. И грязью. Давно ощущаю противную чесотку по всему телу. Унять ее нет никакой возможности, мешает грубый плотный материал. Остается терпеть, стиснув зубы, и надеяться, что скоро мне удастся выбраться из «кокона». Так я про себя решил называть тяжелый, громоздкий комбинезон. Однако к запаху немытого тела добавляется еще какой-то…
        Втягиваю носом воздух. Неужели?..
        - А-а-а!!! Я что… Обоссался прямо туда?! Чер-р-рт!
        Но не успеваю я понять, чем это пахнет, не успеваю толком из-за этого рассердиться, как ярость и отвращение рассеиваются.
        Человек, лежавший среди скальных обломков, снова стонет. Потом шевелится. Протягивается тонкая рука, хватается за камень, и вот я наконец могу хорошенько рассмотреть свою подругу по несчастью. Она худая. Бледная. Видно, что сильно измождена. Коротко остриженные волосы светло-каштанового цвета обрамляют изящное лицо, широкое в скулах и резко сужающееся к подбородку. Строгие глаза внимательно смотрят на меня из-под слегка прищуренных бровей. Необычные глаза, лишенные радужной оболочки - только белки и невероятно большие темные зрачки. Взглянешь в них раз, и оторваться уже невозможно. Они зачаровывают, притягивают, гипнотизируют.
        Несколько минут мы молча смотрим друг на друга.
        Наконец незнакомка произносит тихо, но отчетливо:
        - Здравствуйте, господин Буданов.

* * *
        Лада начинала думать, что попала в один из своих ночных кошмаров.
        Все тело невыносимо чесалось. К горлу подступала тошнота. Холод, с которым Лада всегда боролась одним проверенным способом: движением, - добрался наконец до ее тела. Пальцы уже заледенели. Руки, ноги, поясница мерзли все сильнее. Да еще и неудобная поза, в которой лежала Лада, добавляла мучений: тело затекло от долгого лежания, кости ныли, острые камни и наросты впивались в бока.
        А ее сосед все никак не приходил в себя. Наконец терпение женщины лопнуло. Лада схватилась рукой за ближайший сталактит. Собралась с силами. Напрягла мышцы и начала медленно подниматься с пола. Но в этот момент чудо все же случилось.
        - Где я? Что со мной? - услышала Лада взволнованный мужской голос.

* * *
        - Кто - господин Буданов? - оглядываюсь я.
        - Вы.
        - С чего ты взяла?
        - Это написано на вашей одежде.
        Я поспешно открываю зеркальце, укрепленное на рукаве комбинезона. Обнаружил его недавно. Назначение его для меня загадка, но, вынужден признать, удобная вещь. Без него я бы не смог посмотреть на грудь и живот - мешает широкий ворот костюма. Так. Что тут. Трубки какие-то… Три буквы: «А. К. Р». Не знаю, что они значат. Дальше какой-то странный рисунок. Белый конус на синем фоне. Ага, вот оно. Нашивка с буквами.
        - Во-на-дуб Нам-рег, - прочел я.
        Вонадуб?!
        Что за ерунда. Ах, точно. Это же зеркало. Так, читаем наоборот:
        - Гер-ман Бу-да-нов.
        И незнакомка назвала меня так. Все сходится.
        Герман… Имя. Мое. Настоящее. Щеки мои, только что имевшие пунцовый оттенок, побледнели. Лицо вытянулось. Челюсть вывалилась.
        Герман.
        Теперь я знаю свое имя. А как же… А как же Бум? Уже ведь успел привыкнуть… Но что делать. Придется нам расставаться. Не держи зла, Бум. Приятно было познакомиться. Ладно. Хватит терять время. Сейчас я смогу наконец узнать, где я оказался.
        - А… А ты кто? - спрашиваю я.
        - Меня зовут Лада. Я из племени пещерных, - отвечает она. - Меня поймали каннибалы.
        «Лада из племени пещерных, хех. Звучит прямо как фраза из сказки. Отбой, Бум. Не о том думаешь. Каннибалы… Так вот оно что».
        Я и сам догадывался, что те волосатые жрут человечину. Откуда иначе взялись бы кости. И кровища. К тому же, мои видения… Все сходится.
        - А вы кто? Вы ми-миротворец? - этот вопрос, судя по всему, она давно хотела задать. В глазах ее я вижу надежду. Во второй раз меня уже принимают за одного из этих загадочных миротворцев.
        - Нет, - на всякий случай отвечаю я.
        Ответы «да» и «нет» в моем случае равнозначны. Я мог бы сказать «да». Тогда стал бы в ее глазах спасителем, избавителем от страданий. Но кто знает, как все повернется. Лучше не врать.
        «Врать? - неожиданно шевельнулось сомнение. - Почему «врать»? А может, я и есть миротворец? Почему нет? Я же ничего не знаю про себя».
        - Ничего, - соглашаюсь я.
        «Так что я могу оказаться кем угодно».
        Но слово - не воробей. Судя по тому, как понурилась Лада, она верит мне. Хотел бы я сам себе верить.
        - Кто же вы?
        И вот на этот вопрос я отвечаю хоть и без подробностей, зато честно:
        - Не знаю.
        Она смотрит на меня с недоумением. Встряхивает головой, поморгав, смотрит мне прямо в глаза. Внимательно так, проницательно. Странный взгляд, я поневоле ежусь.
        Не верит. Оно и понятно. Как может, в самом деле, человек не знать, кто он и откуда.
        - Вы пришли снаружи…
        Сначала я думаю, что это вопрос, и отвечаю:
        - Очень может быть.
        Но она не слушает меня, а просто рассуждает вслух:
        - Вы точно снаружи. Тут у нас такую одежду не шьют.
        Что правда - то правда. Ее лохмотья и куртки людоедов даже сравнивать смешно с моим комбинезоном.
        - Если вы не миротворец… Тогда… Тогда у меня даже нет идей, кто вы, - со вздохом пожимает плечами она.
        - А кто такие эти миротворцы? - спрашиваю я. Это не единственный вопрос, который мучает меня. Но этот - сильнее всех.
        - Солдаты. Они пришли с поверхности. Видимо, с какой-то военной базы или из бункера. Устроили на станциях настоящую резню, перебили почти всех людоедов. Их ружья и автоматы работали без остановки. Кровь нелюдей текла рекой, - Лада рассказывает, и на лице ее я вижу причудливую игру эмоций. Сменяют друг друга радость и ужас, восторг и отвращение. Она сидит передо мной, положив руки на колени, прикрыв глаза. Все ее существо погружено сейчас в воспоминания. Много же пришлось пережить этой жительнице пещер… Не завидую я ей. Себе, впрочем, тоже не завидую. Надо же так вляпаться!
        - К сожалению, каннибалы оказались сильнее. Солдаты были перебиты, - продолжает она. - Но мы надеемся… Мы все еще надеемся, что однажды они вернутся. Вернутся и отомстят каннибалам за смерть своих товарищей. А нас избавят от страданий.
        Что ж, ситуация проясняется. Людоеды и миротворцы - заклятые враги. Это объясняет ту лютую ненависть, свидетелем которой я стал. А что касается Лады…
        - А твое племя? Где вы живете, чем питаетесь?
        - Живем в пещерах, на берегах озер. Ловим рыбу и рачков, собираем мох. А эти… Эти ловят нас.
        Мне стало нехорошо. М-да… Незавидна участь пещерного народца. Сильный ест слабого. И в мире животных, и в мире людей. И все же, черт возьми, в моей голове не укладывается, как могут люди смириться с ролью пищи.
        - А если миротворцы больше не вернутся? Что тогда? Вечно будете кормить собой соседей? - начинаю горячиться я. - Почему не дадите отпор этим ублюдкам?!
        Я бы первое, что сделал, это собрал бы этот двуногий корм, организовал из них более-менее боеспособную армию и размазал каннибалов по стенке. И я, черт побери, так и сделаю. Если выберусь отсюда. Порядочки этого Богом забытого места мне категорически не по нутру.
        - Бесполезно, - вздохнула она, - их много, они сильные. У них оружие. На станции проникнуть сложно. Мы делали несколько попыток поднять восстание… Но каждый раз терпели поражение.
        Странно себя ведет эта дикарка. Отводит глаза, кусает губы. Вроде бы это легко объяснить, ведь она рассказывает ужасные вещи.
        И все же мне кажется, что-то важное она старательно скрывает. Может, и не врет, но и всей правды не говорит. А, ладно. Оставлю ее пока в покое.
        - Хорошо, я понял. Ну что, бум знакомы? - протягиваю я руку новой знакомой.
        - Бум… - неуверенно отвечает женщина. Ее холодная маленькая ладошка стискивает мою.
        - И не надо «выкать». Мы оба влипли в историю. Нас обоих, скорее всего, скоро убьют. Бум на «ты»?
        - Бум, - кивает она.
        - А теперь пора действовать, - решительно вскакиваю я на ноги.
        А, черт!
        Забыл, что тут очень низкие своды. Бедная моя голова… Но плевать на шишки и синяки. Выход. Надо искать выход. Из того, что я услышал от Лады, вывод может быть только один: раз нас не съели сразу, значит, отложили на потом.
        А меня такая участь не устраивает. Нет уж, спасибо. Первым делом - обследуем пещеру. А потом… Потом видно будет.

* * *
        Копаться в голове загадочного пришельца было бы намного удобнее и безопаснее, пока тот спал. Но у дара Лады имелась одна особенность: читать она умела только самые простые мысли. Только то, о чем человек размышлял в это мгновение. Подсознание и прочие «тайники» оставались недоступными.
        Когда она тренировалась на других членах племени, трудности компенсировались тем, что самое главное о них Лада знала и так. Но, в первый раз в жизни начав испытывать способность на постороннем, Лада мигом поняла: труднее задачу себе и представить сложно.
        Одно она поняла четко и почти сразу: пришелец не имел никакого отношения к тем военным, которые явились в пещеру без малого пятнадцать лет назад. Лицо его не скрывал намордник-респиратор. Белый костюм-комбинезон сильно отличался от униформы миротворцев. Никакого оружия при себе. Но это все мелочи. Жаждущие реванша солдаты могли прибегнуть к любым ухищрениям, чтобы усыпить бдительность племени.
        Лада не столько увидела, сколько почувствовала: этот пришелец не опасен. От него не исходило угрозы. А своим ощущениям она привыкла доверять, они никогда не подводили.
        Оставался, однако, второй вопрос: кто, в таком случае, он такой?
        Мужчина метался по гроту, хватался то за голову, то за ручку двери, и обрывки мыслей тоже путались, мешались, перекрикивали одна другую. Сколько Лада ни пыталась разобраться в этой какофонии, ничего не получалось.
        - Блин. Блин! Блин! Заперли. Замуровали, демоны. Зачем? Кто? Что делать? Думай, Бум, думай… Черт, чертова дверь, не поддается. И как не заржавела? Думай, Бум. Думай, Бум.
        Вот и все мысли.
        Пришелец то ли искусно притворялся, то ли в самом деле ничего не помнил. Или почти ничего. Память его вся состояла из каких-то обрывков и ошметков, никак друг с другом не связанных и мельтешивших в полном беспорядке. Причем все самое важное, самое ценное как будто вообще стерли. Без следа, без остатка.
        «Ладно, это ерунда, - решила Лада, - главное - он не миротворец. А остальное выясним потом. Пора звать ребят».
        Глава 4
        Тьма
        Тщательное обследование пещеры ничего не дало.
        Единственная дверь очень точно подогнана под размеры прохода. Ни щелочки. Но что удивило меня еще больше, так это то, что дверь не была закреплена. Она просто стояла, прислоненная к косяку, и петли болтались, наполовину отломанные. Но при этом, сколько я ни наваливался на преграду, вставшую между нами и свободой, дверь не поддавалась. Найти объяснение этому чуду я не смог.
        А вот Лада догадалась почти сразу.
        - Подперта с той стороны, - замечает она, быстро осмотрев дверь, и тут же теряет к ней всякий интерес.
        Мне такая версия даже в голову не пришла. Вариант хороший. Тогда все ясно.
        - Что «все» ясно? - передразниваю я сам себя. - Ничего не ясно.
        Еще я понимаю, почему в пещере светло: тут тоже гнездятся светлячки. Так что если и умирать, то со светом. Хе-хе, как оптимистично…
        - Плюнь на нее, - продолжает Лада. - Нет, не в прямом смысле! Тут нам не выйти, это ясно. Давай искать другой путь.
        И мы начинаем искать выход. Или вход. Не важно.
        Долго ползаем я и дикарка по полу и простукиваем стены. Обнаружить ничего не удается.
        - И что теперь? - спрашиваю я Ладу, когда мы, утомленные бесплодными поисками, усаживаемся рядом посреди грота.
        - Если выйти мы не можем, значит, будем ждать, когда за нами придут, - отвечает она. - Тогда дадим бой.
        Не очень мне по душе этот план. Своего, впрочем, нет. Так что будем ждать.
        Мы замолкаем. Лада дремлет или просто сидит с закрытыми глазами. Я гляжу на мерцающие брюшки рассевшихся под потолком светящихся жуков. В какой-то момент с отвращением понимаю, что оцениваю их с точки зрения съедобности. Желудок мой, который давно начал митинг под лозунгом: «Жрать! Жрать!», мгновенно стихает. От ужаса, наверное.
        - Не ссы, - улыбаюсь я. - Пока совсем не оголодаю, конечно, к этой дряни не притронусь. Но если совсем скрутит… Почему нет. Правда, придется в темноте сидеть. Ну, ничего, потерпим.
        «Молодец, молодец, находчивый парень, - отвечаю сам себе. - А когда светлячки кончатся, тогда что будешь есть? А?! Камни глодать начнешь? Или…»
        - Или - что?
        «Сам догадываешься. Вас тут двое. Это неспроста».
        «Жрать!» - тихонько поддакивает желудок.
        - Нет-нет-нет! - бледнею я.
        «Почему “нет-нет-нет”? - тут же отвечаю сам себе. - А если в этом и состоит их план? Как… Как пауки в банке».
        «Хорошая еда!» - снова вступает в беседу разговорчивый желудок.
        Я теряю самообладание.
        - Нас выпустят раньше! - кричу я, обхватив голову руками и затыкая уши.
        А голос в моей голове с усмешкой отвечает:
        «Не факт».
        И самое ужасное, что я ничего не могу сам себе возразить. Да, да и еще раз да. Эти дикари сохранили мне жизнь не потому, что пощадили. О, нет! Они решили сделать мою смерть страшной, мучительной, лютой. Они прекрасно знают, что такое голод. И на что он толкает человека. Именно поэтому я и дикарка оказались в одном помещении.
        - Ублюдки, за что?! Что, что, что я вам сделал? В чем я виноват?! - кричу я, кидаясь с разбегу на плотно запертую дверь.
        Но железу все равно. Оно равнодушно отбрасывает меня обратно, даже не шелохнувшись.
        Я падаю на пол.
        Что-то странное происходит с моим рассудком.
        В моей голове кто-то смеется. Он и раньше хихикал, дразнил, подначивал. Сейчас же в этом зловещем смехе не осталось ни следа прежней, пусть и глумливой, веселости. Смех вибрирует, рокочет, и в унисон ему пульсирует и стучит кровь в моей голове, а перед глазами водят дикие хороводы стаи сияющих огоньков.
        И еще кое-что вижу. Мы не одни тут. Кроме нас двоих в гроте есть еще кто-то. Кто-то третий. Смутный, размытый силуэт…
        Больше я не успеваю ничего рассмотреть. Лада, которая лежит рядом и, казалось, спит, вскакивает на ноги и произносит решительно, строго, властно:
        - Во имя Отца и Сына и Святого Духа - изыди!

* * *
        Герман очнулся и сразу понял: вокруг произошли серьезные перемены.
        Каким-то неведомым образом ему удалось выбраться из темницы. Правда, радость почти сразу сменилась разочарованием: место, в которое он попал, тоже оказалось пещерой, просто более просторной. Шершавые, неровные каменные стены. Высокий, уходящий в темноту потолок. Жесткий, залитый водой каменный пол. Своды раздались вширь, образуя бесчисленные арки. Или пасти? Сходство с распахнутыми ртами усиливали свисающие отовсюду клыки-сталактиты и растущие им навстречу сталагмиты.
        Вторая пленница куда-то исчезла. Сколько ни оглядывался Герман в поисках Лады, дикарки нигде не было видно.
        Высоко-высоко под потолком носились и мерцали сотни голубых огоньков. В их неровном, переменчивом сиянии, робко озаряющем своды громадной пещеры, блестели маленькие ручейки, сбегавшие из расщелин между камнями и наполнявшие воздух тонким мелодичным журчанием. Иногда огоньки сбивались в маленькие облачка и опускались вниз, и Герману удавалось разглядеть, что за каменными выступами прячутся какие-то темные фигуры.
        Немного подумав, Герман решил, что правильнее будет ничего не делать. Тихо сидеть в сторонке, наблюдая за местными жителями. Его пока никто не замечал, а убегать смысла не имело. Ничего не зная об этих пещерах, он бы почти наверняка заплутал.
        - Хуже уже не будет, - решил Герман и остался на месте.
        И в напряженной тишине стали вдруг отчетливо слышны шорохи, долетавшие из темноты.
        Шаги?
        Звуки медленно приближались, и скоро в полумраке показалось несколько странных фигур. Сначала Герман решил, что это еще одна группа дикарей. Но он ошибся.
        Эти люди были одеты во что-то более-менее напоминавшее нормальную одежду, поэтому Герман решил называть их для себя «людьми» в противовес одетым в шкуры дикарям. В руках эти люди держали длинные предметы, напоминавшие дубинки. Они шагали, постоянно оступаясь на скользких камнях, а следом из темноты выходили все новые и новые.
        Фигурки, до этого неподвижно стоявшие у прохода, мигом прыснули кто куда.
        - Струсили, - фыркнул Герман.
        И тут же прямо на головы отряду, двигавшемуся через пещеры, посыпался град камней.
        Тишину разорвали истошные вопли, стоны, брань.
        Голубые огоньки заметались, разлетелись кто куда, и над полем сражения сгустилась почти полная темнота, оглашаемая грохотом падающих камней, быстрыми шагами босых ног, криками и стонами раненых.
        Отряд смешался в кучу. Люди пытались отступать, но камни сыпались отовсюду, находя новые и новые жертвы. С леденящими душу криками метались они, не зная, где искать спасения, падали, поскальзываясь на мокром от крови полу, и их тут же настигали точные удары.
        Герман прятался немного в стороне, по-прежнему никем незамеченный, и с ужасом наблюдал за разыгравшейся кровавой драмой.
        Он сидел, не смея шелохнуться, похолодевшими от страха пальцами вцепившись в выступ стены и втянув голову в плечи. Ожидая, что через мгновение какой-нибудь камень или обломок сталактита оборвет его жизнь так же, как и жизни людей, попавших в ловушку, искусно созданную пещерными жителями.
        Схватка между тем подходила к концу. Пещерные жители добивали своих врагов.
        На Германа все так же никто не обращал внимания. Его словно бы вовсе и не существовало.
        И в тот момент, когда он уже слегка расслабился, уже почти убедил себя, что всего лишь видит очередной мираж, кто-то схватил его за плечо с торжествующим воплем:
        - Вот ты где!
        Герман пронзительно закричал, занес сжатую в кулак руку для удара, и…
        Проснулся.
        Но светлее вокруг не стало. Напротив, здесь, наяву, было еще темнее, чем во сне.

* * *
        - Иде я? - шепчу я, едва ворочая языком. Тщетно пытаюсь хоть что-то разглядеть в непроницаемой тьме.
        - И какая же у тебя идея? - раздается совсем рядом голос Лады. - У меня вот что-то нет ни одной.
        Тут же становится чуть легче на душе. Тиски, сжимающие голову, ослабевают. Я не один. Со мной моя подруга по несчастью. А двое - всегда лучше, чем один. Не пропадем.
        - Иде… Кхе-кхе. Где я? - наконец-то моя речь становится разборчивой.
        - Все там же. Но что-то случилось со светлячками. То ли улетели, то ли просто выключились.
        - Чего это они вдруг «выключились»? - Я сажусь поудобнее и начинаю разминать заледеневшие пальцы.
        - А мрак их знает. Спать легли, наверное. Но плюнь на них. Расскажи лучше, что ты видел?
        - Демона, смеющегося демона. И еще заговорил мой… желудок. Как-то так: «Жрать! Хорошая еда!»
        - Вот оно что… - задумчиво произносит Лада и замолкает на некоторое время.
        Я был уверен, что дикарка, услышав бред про демона и говорящий живот, рассмеется или решит, что я тронулся умом. Ничуть не бывало. Целых полчаса расспрашивала она обо всех моих видениях, а я охотно отвечал. Оказалось, что вся сцена битвы дикарей отлично отпечаталась в моей памяти. Правда, под конец меня замутило, слишком уж реалистичной была всплывавшая в сознании картинка.
        Наверное, поэтому я и не обратил внимания на подозрительный шум за дверью. Зато его услышала Лада.
        - Ты слышишь? Слышишь? - шипит она из темноты. - Это они! Это они! Они пришли за нами!
        За плотно закрытой дверью раздаются очень странные звуки. Ничего подобного я не ожидал услышать. Сначала шорохи, потом грохот, затем - лязг и скрежет. Словно кто-то огромный неуклюже топчется снаружи и требует, чтобы его впустили.
        «Они оттаскивают камни!» - вспыхнула в сознании зловещая догадка. Тайна пещеры была разгадана. Дверь оказалась не закрыта и не подперта с той стороны, а засыпана.
        А мы так и не решили, что нам делать. Так ничего и не придумали.
        - Лада, Лада! Прячемся! Прячемся скорее!
        Прежде всего надо выиграть хоть немного времени.
        - Куда, куда прятаться?! - доносится из темноты дрожащий голос.
        В самом деле, куда? Я судорожно оглядываюсь по сторонам. Оглядываться во мраке - бесполезное занятие. Ничего, кроме темноты, все равно нет. Мозг мой лихорадочно прокручивает возможные варианты побега, но все они не годятся.
        «Нам бы оружие. Оружие бы нам. Тогда - держитесь, гады! Тогда мы еще посмотрим, кто кого съест… Но, блин, откуда тут оружие возьмется. Черт. Черт, черт, черт!»
        Я представляю, как страшные косматые люди распахивают дверь темницы и, злорадно хохоча в предвкушении пиршества, набрасываются на меня и Ладу. Конечно, мы будем отбиваться, брыкаться изо всех сил. Но в конце концов пожиратели людской плоти одолеют нас и растерзают на мелкие куски, чтобы потом с аппетитом сожрать, насыщая вечно голодные желудки.
        Бр-р!
        Машинально шаря по сторонам рукой, я нащупываю ближайший ко мне каменный столбик, один из множества, торчащих из пола пещеры.
        Еще раньше, когда в пещере был свет, я заметил, что стены, пол, потолок грота покрывают сотни, тысячи крохотных шариков. Местами они громоздились один на другой, образуя настоящие колонии, местами росли поодиночке или маленькими группами. Отражая дрожащее, пульсирующее сияние светлячков, грани их мерцали и переливались. Мне казалось сначала, что это грибы или растения.
        Кто и зачем придал камням форму граненых шариков? Это творение природы или человека? Не имеет значения. Главное: их можно использовать в качестве оружия. Ну-ка. Я напрягаю мускулы раз, другой, третий…
        - Есть, вот так! Вот так-то лучше!
        Я крепко сжимаю в правой руке длинный твердый предмет. Увесистый, прочный. Отлично лежит в ладони. Напоминает… Хм. Да, в самом деле. Символично. Хрен вам, а не мое мясо!
        - Оставайся тут, на виду, - приказываю я Ладе, потом отрываю еще пару столбиков, отползаю так далеко, как могу, и забиваюсь в угол грота. К горячей встрече дорогих гостей все готово, хе-хе.

* * *
        Но никто так и не вошел.
        Дверная створка вывалилась наружу. За ней в сумрачном сиянии предстали три человеческие фигуры. Они стояли не двигаясь. Никто не делал даже попыток приблизиться к выходу из грота. Столбик, приготовленный Германом для броска, не долетит до них.
        «Они что, прочли мои мысли?! - терялся в догадках Буданов. - Или в темноте видят? Сволочи. А ситуация-то безвыходная. Они не решаются войти, но и нам отсюда никуда не деться. Да-а… Что они могут сделать, если поймут, что обед живым не дастся? Что? Пойдут на штурм? Или… Или, чтобы не рисковать, опять замуруют, чтоб мы сдохли сами?.. Сожрали друг друга? Ну не-е-ет!»
        И Герман, не теряя больше ни минуты, сорвался с места.
        Лишь вовремя подставленная Ладой подножка спасла ее соплеменников от печальной участи.
        Глава 5
        Гип-гип
        «Бедная моя голова», - успеваю подумать я за миг до того, как мой лоб в очередной раз встречается с каменным полом.
        Фонтан искр в глазах. От боли точно удар тока пробегает по телу.
        Да сколько ж можно падать?! Хоть сознание не потерял, и на том спасибо.
        Осторожно приподнимаю голову и первое, что вижу, это… Ноги. Множество ног. Еще я замечаю, что в помещении стало намного светлее. Принюхиваюсь. Омерзительный запах сырости и затхлости, изводивший меня в темнице, исчез. Прислушиваюсь… И удивляюсь еще больше.
        - Гип-гип-ура! Гип-гип-ура! Добро пожаловать, гость дорогой! - кричат звонкие веселые голоса. - Какое счастье, что вы здесь! Гип-гип-ура!
        Вокруг толпа людей. Обычных, нормальных людей! Куда-то делись и грубые куртки из шкур, и густые волосы на руках и ногах… Теперь я вижу сапоги и брюки, рубашки и футболки, смеющиеся, улыбающиеся лица красивых, счастливых мужчин и женщин. Мелькают улыбки, в глазах рябит от ярких, праздничных лент и бантов.
        - Гип-гип-ура! Добро пожаловать! - кричат люди, перебивая друг друга. - Следуйте за нами, дорогой гость! Как мы рады, как мы рады!
        Нестерпимо яркое сияние, льющееся отовсюду, слепит глаза, и я не могу как следует разглядеть толпу, устроившую торжественную встречу. Где стоят светильники, испускающие этот свет, я пока не могу понять.
        - Идемте с нами, гость дорогой! - продолжают весело кричать аплодирующие люди. - Идемте с нами! Гип-гип-ура!
        Я повинуюсь. Встаю и делаю шаг навстречу радостно визжащей толпе.
        Только тут я замечаю, что Лады нигде нет.
        Резко оборачиваюсь. На том месте, где только что среди кучи камней лежала снятая с петель дверь, уже ничего нет. Гладкая, ровная каменная стена.
        - А где женщина, которая была со мной? - спрашиваю я.
        - Любимый наш, дорогой! Гость дорогой, идемте скорее! Гип-гип-ура! - продолжают кричать люди, словно не слыша вопроса.
        - Где Лада? Куда она пропала?
        - Какое счастье видеть вас!
        - Где она?!
        - Гип-гип-ура!
        - Заткнитесь!!! - кричу я, не в силах больше держать себя в руках.
        Крики и хлопки мигом стихают. Наступает гробовая тишина. Мороз, расползаясь из головы по шее, рукам, спине, охватывает все мое существо.
        Вокруг, заполонив все пространство подземного зала, стоят полуистлевшие трупы.
        Майки, джинсы, кроссовки натянуты поверх обтянутых кожей скелетов. Праздничные ленты украшают зияющие гноящимися ранами запястья. Скалятся челюсти. Зияют пустые глазницы проломленных черепов. Слегка развеваются волосы, похожие на лежалую солому.
        Одну невыносимо длинную, тягучую, точно желе, минуту они стоят, не шевелясь, а потом все разом срываются с места и с веселыми криками: «Гип-гип! Гип-гип!» - кидаются на меня со всех сторон.
        И в тот же миг все вокруг погружается во мрак.
        Что-то холодное, кожистое бьет по лицу, лезет в глаза. Когти царапают кожу, скребут по прочной ткани костюма, один из них вспарывает щеку, и кровь теплым ручейком начинает струиться за шиворот. И все же мне удается прорваться сквозь дьявольское воинство, вырваться из смертельного водоворота когтей и зубов, хруста и писка, шипения и визга.
        И тут я натыкаюсь наконец на Ладу.

* * *
        Афанасий не хотел даже представлять, что было бы, подсади он в пещеру к пришельцу не Ладу, а кого-то другого. Жертв удалось избежать лишь чудом. А точнее - даром. Если бы не дар Лады - кто-то из них обязательно полез бы в грот. И получил камнем по голове.
        За минуту до того, как Проха и Арс растащили завал, отделявший их от входа в Геликтитовый грот, голос Лады произнес в голове Афанасия: «Этот псих вооружен».
        Так и вышло, что план «Б» постигла судьба плана «А». Действовать надо было быстро, не теряя ни минуты, но никаких других вариантов Афанасий не предусмотрел. В первый раз за пятнадцать лет, в течение которых вождь бессменно руководил племенем, он растерялся. Убивать пришельца очень не хотелось. Кто знает, когда к ним снова забредет посланец внешнего мира? Но и жертвовать кем-то из своих Афанасий тоже не горел желанием.
        Минуты шли, выход не находился. Напряжение росло.
        И пришелец не выдержал первым.
        Из грота раздался такой грохот, будто там случился обвал, и мгновение спустя оттуда… Не вышел, и даже не выбежал, а выкатился человек в грязно-белом костюме. Несколько раз перевернувшись, пришелец замер у ног Афанасия.
        Проха осторожно дотронулся до плеча пришельца. Тот не шевелился. Но ничего страшного с гостем из внешнего мира тоже не случилось, пульс прощупывался. Просто упал. И Афанасий догадывался, кто ему в этом помог.
        - Молодец, Лада, браво! - произнес с улыбкой Афанасий.
        В первый раз за этот безумный день вождь наконец выдохнул.
        В ту же минуту Афанасий услышал странный шум, доносящийся из глубины длинного, извилистого каньона, что вел от зала Анакопия в самое сердце карстовой системы. Сухой шелест кожистых крыльев, шипение, писк… Они становились громче и громче, приближались, нарастали.
        «Проклятие… Москвичей нелегкая принесла!» - понял Афанасий.
        - Отходим на станцию, быстро! - скомандовал он.
        Но вождь опоздал. Перепуганные светлячки облачком снялись с насеста. Наступила кромешная тьма. И мгновение спустя со всех сторон на людей бросилась стая кусающихся, хлопающих крыльями существ.
        Зал Анакопия превратился в преисподнюю.
        Летучие мыши яростно шипели, били людей кожистыми крыльями, царапали когтями. Не обращая внимания на град ударов, полчища тварей, получивших с легкой руки Алекса название «москвичи», упорно шли в атаку. А из мрака слышалось шуршание новых и новых крыльев. С каждой минутой тварей становилось все больше.
        Но Афанасий не потерял присутствия духа. В кромешном аду битвы, в непроглядном мраке, наполовину оглушенный, вождь старался не упускать общей картины происходящего.
        Тяжелее всего приходилось Проше. Несмотря на недюжинную силу, проворства ему всегда не хватало. Москвичи легко уклонялись от могучих, но неточных ударов, и скоро облепили помощника вождя с ног до головы. Истошно вереща, летучие мыши кусали, били Проху, лезли в глаза, в уши, зарывались в волосы…
        А вот юркий, ловкий, несмотря на возраст, Арс дал тварям достойный отпор. Он хватал летунов и швырял во все стороны, ломал им кости, рубил на куски… Ряды атакующих редели, но битва не прекращалась.
        И Афанасий понял: пришло время для резервного оружия, иначе им крышка. Он торопливо сунул в рот костяной свисток и отрывисто дунул в него.
        Тонкий противный писк, напоминающий визг испуганного ребенка, огласил поле сражения. От этого оглушительного свиста заложило уши и у Прохи, и у Арса. Вождю и самому каждый раз становилось дурно от этого ультразвука, но он продолжал дуть в свисток до тех пор, пока стая не отступила.
        Узнав на своей шкуре, каким грозным и опасным врагом может быть человек, скрылись крылатые хищники во мраке подземелья, вернулись в зал «Москва». И долго доносились издали их крики…
        Немало времени прошло, прежде чем Афанасию удалось оправиться от ультразвука, привести в чувства Проху и собрать часть разлетевшихся светлячков… В пещере снова стало светло.
        К огромному удивлению вождя, ни пришельца, ни Лады здесь не оказалось.

* * *
        Лада, видимо, не разобрала, кто ее схватил. Начала так яростно брыкаться, что я чуть не выронил ее. Объяснить что-то в таком шуме все равно бы не получилось, поэтому я легонько стукнул дикарку по голове. Сопротивление тут же прекратилось.
        Куда теперь бежать? Туда, где светлее, ясное дело. Свет убегает от меня. Это стайка светлячков. Последую за ними.
        «Бежать! - стучит в голове. - Бежать без оглядки! Куда угодно, только прочь!»
        Следуя за жуками-фонариками, вбегаю на станцию. Она немного похожа на ту, где валялись кости. Только тут нет костей. Зато есть ржавый поезд. Секундная заминка, и вот я уже мчусь вверх по туннелю.
        В ушах, подгоняя, не давая ни на миг остановиться, звучат смех и радостные возгласы: «Гип-гип! Гип-гип!»
        Но это уже бред. Реальность еще страшнее. Что-то гонится за нами; несется следом, не издавая ни единого звука, никак не выдавая свое присутствие. Но от этого «что-то» исходит невероятная сила. Будто взрывная волна, сметая все на своем пути, преследует меня по пятам, нагоняя с каждой секундой.
        Обливаясь потом, икая от ужаса, я мчусь вперед до тех пор, пока не падаю от изнеможения. Напрягая последние силы, подползаю к Ладе и закрываю ее собой.
        Мгновение спустя тьма меркнет в моих глазах.

* * *
        - Ты-ы-ы что-что-что, сви-свихнулся-я-я?! - от тряски Лада едва могла выговорить два слова.
        Герман не отвечал. Он мчался так, словно за ним гнался сам черт. Лада отбросила все лишние мысли. Повернулась назад, напряглась…
        «Нет, не черт гонится, - поняла она мгновение спустя, холодея до костей и покрываясь липким потом. - Мрак гонится. Вот и встретились снова».
        Пришлось идти на крайние меры.
        - Спи, Герман, спи, - приказала она космонавту. - Тебе не годится видеть то, что сейчас будет. Это - моя работа.
        Лада ловко вскочила на ноги. Собрала в кулак всю волю. Выставила перед собой непробиваемый заслон. Сконцентрировала все силы, которые у нее еще оставались.
        - Я не боюсь тебя! - крикнула Лада в темноту.
        - Боюсь тебя! Боюсь тебя! - отозвалось эхо. Крик Лады пронесся по туннелю и замер вдали, точно там промчалось какое-то живое существо.
        Лада никогда не верила сказкам про Владыку Мрака и Госпожу Тьму. Она знала, что это бредни, и даже столкнувшись с этим воплощением ужаса и боли сама, не изменила мнения. Она знала: никаких духов и демонов нет, не было и быть не может. Зато есть Безумие и Отчаяние, которые рано или поздно охватывают здесь, в катакомбах, всех людей. Есть темная сторона разума, его «чердак», и когда рассудок оказывается бессилен, из этого чердака выползают химеры, перед которыми меркнут любые твари из плоти и крови.
        И еще одну вещь знала Лада: бороться с этой напастью можно одним лишь способом. Нужно превозмочь себя. Собрать в кулак все мужество, заставить работать парализованный рассудок и крикнуть прямо в оскаленные морды всем эти монстрам и чудовищам: «Вас нет!» И молиться Богу. Тогда все кошмары рассыплются в прах.
        Просто.
        Легко.
        Но почти ни у кого не получалось. Не хватало то ли веры, то ли воли. А тем, у кого получалось один раз или два, на третий приходилось тяжелее.
        Девушка терпеливо ждала, не смея ни на миг расслабиться. Ничего не происходило. Вокруг не стало светлее, мрак все так же клубился вокруг. Но Лада чувствовала: это уже совсем не тот мрак. Темная сила, присутствие которой Лада ощущала с того самого момента, как разогнала светлячков в гроте, отступила. Великая битва, битва разума с безумием, на этот раз снова закончилась ее победой.
        Выжатая как лимон, Лада упала на колени рядом с бесчувственным Германом, и слезы водопадом хлынули из ее глаз.
        В таком виде и нашли их примчавшиеся на выручку соплеменники Лады и осторожно перенесли обоих в пещеру.
        Глава 6
        Последняя экскурсия
        В карстовых пещерах Нового Афона начиналась очередная ничем не примечательная экскурсия. Таких Ханифа Эшба проводила по шесть-семь в день. Иногда и больше.
        Все шло как обычно. С грохотом ворвался на станцию «Зал Апсны» поезд - голубой с белой полосой, битком набитый народом.
        - И это в такую рань, - тяжко вздохнула женщина. В час пик бывало, что все желающие осмотреть пещеры не помещались в один состав. Впрочем, жаловаться Ханифа должна была в первую очередь на себя: по злой иронии судьбы невиданный аншлаг она сама же и вызвала.
        Туристы, высыпавшие из вагонов на перрон, вырядились, точно на пляж: коротенькие рукава и глубокие вырезы; на ногах - у кого туфельки, у кого вьетнамки.
        - Сейчас будут ходить, зубами стучать. А ведь специально написали при входе: температура одиннадцать градусов! Дураки, - Эшба глубже засунула руки в карманы новенькой, только что выданной форменной куртки. Но все же она оказалась не совсем права. Двое молодых людей, девушка лет семнадцати и мальчишка, оделись именно как надо: кроссовки, брюки, куртки. Было тут еще человек десять в кофтах и длинных брюках. Правда, прочие посетители косились на одевшихся «по погоде» соседей, точно на клоунов. Даже посмеивались.
        «Посмотрим, что вы минут через десять будете думать», - злорадно усмехнулась экскурсовод Эшба. Эти мысли не мешали ей приветствовать дорогих гостей и с улыбкой приглашать следовать за собой. Имелся у нее еще один секрет: Ханифа никогда не проговаривала каждый раз один и тот же текст. Старалась импровизировать, нарушать регламент. Иной гид получил бы за такое нарушение правил по первое число, но ей, как отличному сотруднику, многое сходило с рук.

* * *
        Ханифа Эшба начинала работать в Новоафонском заповеднике младшим научным сотрудником, лишь спустя пять лет переквалифицировалась она в гида. Это решение никого не удивило: платили экскурсоводам не в пример лучше. Никто не догадывался, что главной причиной, заставившей Ханифу пойти в гиды, было желание… спасти пещеры от туристов.
        Наблюдая за наглеющими посетителями, которые то и дело норовили отломить кусочек сталактита «на память», оставляли после себя кучи мусора, а после любого замечания начинали качать права, Ханифа прониклась стойкой неприязнью к «уважаемой публике». Она молчала, она вежливо улыбалась, она терпела. Но в душе Ханифы бушевал ураган. А тут еще стали с невиданной скоростью распространяться в пещерах плесень, мхи и лишайники, медленно, но не-умолимо разрушая уникальную подземную экосистему.
        - Антропогенное воздействие, - говорили исследователи на совещаниях. В переводе на человеческий язык это значило: туристы убивают пещеры.
        Увы, туристы - это деньги; ради них были построены метро, пешеходная тропа и все остальное. Ученым удалось закрыть для посещения часть залов, но на полный запрет туризма нечего было и надеяться.
        Однако, подумав, Эшба поняла, что спасти пещеры можно. Пытливый ум молодой женщины искал выход, и в итоге на свет появился экскурсионный проект «Ужасы наших пещер». Никакой чиновник не одобрил бы такое, а директор заповедника, узнай он об этом безобразии, тут же выкинул бы женщину с работы. Но Эшба действовала осторожно.
        - Дорогие коллеги, - начала Ханифа совещание экскурсоводов, на которое администрация отправила всех сотрудников Новоафонских пещер, - посетители все чаще жалуются на то, что в пещерах много мест, кажущихся страшными и даже опасными. Люди там чувствуют себя неуютно, бывает - паникуют. Есть опасения, что это может вызвать отток клиентов.
        Именно эти последние слова открыли перед Ханифой и ее «проектом» все двери и обеспечили полное содействие.
        - В связи с этим, - продолжала говорить экскурсовод Эшба взволнованным голосом, - необходимо произвести детальный осмотр доступных для туристов залов. По возможности все опасные места нужно либо закрыть для осмотра, либо не включать в них освещение.
        Двадцать минут спустя, когда ее коллеги, вооружившись фонарями и планшетами, отправились совершать мониторинг, Ханифа с блаженством растянулась в кресле.
        - Мне даже не придется лазать там самой, ха-ха-ха! - счастливая Эшба едва не пустилась в пляс.
        - Грот Олень, - объявила Амра, сверившись со списком, - не представляет опасности.
        Ханифа кивнула, но сама при этом размышляла, как бы лучше поставить лампу.
        «Это сейчас не представляет, - включила она воображение. - Немного поработаю, и это уже не олень выйдет, а динозавр, хе-хе-хе».
        В конце Кораллитовой галереи, где ступеньки вели вверх, нависала над головами женщин зловещая каменная глыба, непонятно каким чудом державшаяся до возведения опор.
        - Вероятность падения? - спросила Ханифа, и ей самой стало на миг не по себе. А ну как рухнет, в самом деле.
        - Нулевая, - заверила Амра, но про себя Эшба уже решила поведать группе по большому секрету, что бетонные столбы, удерживающие плиту, каждый год сдвигаются на миллиметр.
        - Зал Апсар, - продолжала Амра, - вызывает опасения. Причина: летучие мыши.
        В зал Апсар, он же «Москва», он же «Храм», к великому сожалению Ханифы, туристов водить никто и не разрешал. А ведь там обитали самые полезные для нее представители фауны подземелья: летучие мыши.
        «Ничего, фонариком посвечу - все увидят», - на ходу придумывала обходной маневр Ханифа.
        В бесконечно длинном зале-каньоне Аюхаа все пространство заполняли забавные коренастые сталагмиты. Оранжевые, красные и даже полупрозрачные. Сотни маленьких, аккуратных столбиков. Одни выстроились вдоль стен, другие сбегали по склонам холмиков, почти залезали на экскурсионную дорожку, словно стремясь подобраться ближе к ногам посетителей.
        «Расскажу легенду о пещерных троллях, которые раз в год оживают и нападают на любого, кто осмелится войти в пещеры, - решила Ханифа. - Раз в Скандинавии есть, пусть и у нас будут. Взрослые - те только посмеются. А вот дети еще как испугаются».
        Так зал за залом шли они через пещеру, и уже к концу осмотра план был в общих чертах готов. До исторического события оставалось совсем немного.
        Первая экскурсия из серии «Ужасы наших пещер» прошла блестяще.
        Чтобы исключить любые осложнения, Эшба заставила остаться на станции Амру. Пусть это было грубейшим нарушением, но Ханифа на все махнула рукой - выгонят так выгонят. Теперь туристы оказались целиком в ее власти.
        Лампы в светильниках она заменила на красные и ртутные оранжевые, чтобы придать подсветке инфернальный вид. Вместо нейтральной музыки, обычно звучащей в пещере, поставила «Реквием по мечте». Все милые сюрпризы Новоафонских пещер, начиная со зловещего шатающегося моста и кончая натечным образованием «Череп», были использованы на полную катушку. А сама Эшба отстраненным голосом вещала продрогшим до костей, перепуганным людям о том, что здесь стоять опасно - можно провалиться, а там может случиться обвал; рассказала легенду о Белом Спелеологе, и так далее, и тому подобное.
        Эффект превзошел все ожидания: дети плакали, женщины охали и ахали, мужчины тихо ругались. О том, чтобы мусорить или пытаться отломить кусочек от сталагмита, никто в этот раз и подумать не смел. Ханифа ликовала. Ее план работал.
        В вагон поезда группа садилась, бурно обсуждая увиденные ужасы. Поезд умчал напуганных посетителей назад, в тот привычный, спокойный мир, где светило солнышко, пели птички… Выжатая как лимон, утомленная самой сложной в своей жизни экскурсией, но счастливая Ханифа сидела одна на станции «Зал Анакопия», блаженно улыбаясь.
        - Дело пошло. Лед тронулся. Несколько подобных экскурсий, - готова была плясать от счастья Эшба, - и об этих пещерах пойдет такая дурная слава, что придется доплачивать людям за то, чтобы они сюда ехали!
        И она не ошиблась. Дело пошло. Поток туристов, прослышавших о том, что в Новом Афоне почти бесплатно можно пощекотать нервы, побил все мыслимые рекорды.

* * *
        Была у Ханифы тайная сокровенная мечта: выключить в пещере электричество прямо в разгар экскурсии, а самой, надев прибор ночного видения и спрятавшись где-нибудь рядом с туристической тропой, смотреть, как будут реагировать люди на этот сюрприз.
        Дальше мечтаний и вздохов дело так и не пошло. Но каждый раз, когда закрывалась за экскурсионной группой тяжелая дверь, ведущая в метро, чертик в душе экскурсовода нашептывал: «Сделай какую-нибудь гадость… Настоящую гадость, чтобы они икали от ужаса, чтобы обделались все!»
        Но и в этот раз всё, как обычно, шло своим чередом. Лишь несколько мгновений стояла притихшая группа в темноте, потом включился свет, и прогулка по подземелью началась.
        - Зал Апсны похож на спокойного, полного величия могучего исполина, погруженного в тысячелетний сон! - декламировала Ханифа, а про себя лишь презрительно фыркала: «Кто писал этот бред? Какой еще могучий исполин? Ангар напоминает».
        Да, зал Апсны был громаден. Насчет того, что тут «могли бы летать птицы», текст не врал. Да вот только разве что размерами и мог он поразить туристов. Строгий, суровый, аскетический - в самом деле ангар. Никаких чудес. Никаких безумных красот. Впрочем, публику восхитил и этот, самый скромный, зал.
        «Пришло время их немного напугать», - решила Ханифа. Собственно, за этим многие туристы сюда и явились.
        Напротив них, в низине, окруженное местами пологими, местами отвесными склонами, раскинулось озеро Анатолия. «Главный изумруд в Новоафонской диадеме» - так говорилось в путеводителе.
        В свете прожекторов, расставленных вокруг смотровой площадки, вода его отливала ультрамариновым оттенком, и поэтому озеро Анатолия в самом деле казалось гигантским изумрудом. Все вокруг навевало спокойствие и умиротворение…
        - Обратите внимание на темно-коричневые горизонтальные полосы, протянувшиеся почти до самого потолка пещеры, - обратилась Ханифа к туристам.
        Те, рады стараться, дружно принялись крутить головами, и скоро все, что надо, заметили.
        - Это следы мощных наводнений, - продолжала она. - Во время катастрофических паводков зал затапливало почти полностью.
        Тут же на лицах посетителей восторг сменился у кого растерянностью, а у кого ужасом.
        «Ха-ха-ха, вот так вот, - упивалась триумфом Ханифа, - а вы думали? В сказку попали?»
        - А сейчас тут случаются наводнения? Вот бы посмотреть! - произнес мальчик, прибывший в пещеру одетым «по погоде».
        Этот вопрос застал Ханифу врасплох. В такой форме ее про навод-нения никто пока не спрашивал. Она немедленно сообщила, что теперь сброс лишних вод происходит за пределы пещер, но по глазам любознательного мальчугана видела: не верит.
        «Правильно делает. Кто их, эти пещеры, знает», - на миг посерьезнела Ханифа.
        - Как тебя зовут? - обратилась она к любознательному мальчику, улучив время, пока вся группа дружно фотографировалась на фоне озера.
        - Афанасий Лобашов! - с достоинством представился парнишка серьезным до смешного тоном, и добавил после секундной паузы: - Михайлович. А это моя подруга, Сорокина Наталья. Игоревна.
        Подруга мальчика, годившаяся ему в старшие сестры, прыснула в кулак, услышав это официальное представление.
        - Приятно познакомиться, господа! - рассмеялась Ханифа и добавила, заговорщически подмигнув: - После экскурсии не спешите. Я вам расскажу кое-что сверх программы.
        Юный Афанасий Михайлович чуть не запрыгал от радости. Он хотел что-то еще спросить у Ханифы, и наверняка промучил бы ее с час, но гид вовремя ретировалась. Группу пора было вести дальше, к одному из главных чудес подземелья - Белой горе, месту зарождения сталагмитов.
        - Натечные образования, которые вы видите вокруг, как будто сделаны играющим мальчиком из мокрого песка, - говорила Ханифа, и это было уже лично ее новшество. Автор стандартного текста до такого сравнения вряд ли бы додумался.
        Зал Апсны остался позади. Люди, толкаясь и наступая друг другу на ноги, шли по пешеходной тропе в сторону зала Спелеологов. На старых схемах второй зал Нового Афона по-прежнему именовался «Грузинских Спелеологов». Кое-где встречалось и третье название - «Зал Махаджиров». От этой путаницы у неподготовленного человека начиналось головокружение.
        - Политика, - коротко отвечала Ханифа на все вопросы, - как выгоднее называть зал в данный момент, так и называют.
        Так же она отвечала и сейчас, услышав от любопытного Афанасия Михайловича стандартный вопрос.
        - Они что, дураки? - поморщился мальчишка.
        Ханифа отмолчалась. Сама же подумала: «А устами младенца-то глаголет истина. Можно подумать, те грузины, которые сюда по шахтам спустились, в чем-то виноваты».
        Однако подобные политически незрелые суждения вслух Эшба не изрекала никогда. В глубине души женщины иногда ураган бушевал, когда она читала об очередных идеях правительства, и своего, родного, и любого иного. Но чем сильнее хотелось ей ругаться, тем плотнее сжимала Ханифа губы.
        От невеселых мыслей отвлекли ее крики и вопли, огласившие пещеру.
        - Тьфу ты, как я могла пропустить?! - сокрушенно покачала она головой.
        Как раз в эту минуту группа подошла к самой любимой Ханифой природной скульптуре - натечному образованию «Череп». Не проходило ни одной экскурсии, чтобы кто-нибудь не схватился за сердце рядом с этим милым пещерным феноменом. Оскаленная морда, искаженная немым криком, удачно подсвеченная расставленными вокруг прожекторами, выплыла из мрака внезапно. Взорам туристов предстали темный провал глаза, распахнутая пасть, утыканная огромными «зубами», массивный подбородок. Каменный череп был великолепен.
        - Господи, что это?! - взвизгнула нервная девушка, явившаяся в пещеру на шпильках и в коротенькой юбочке.
        - Уберите чудовище! - потребовала боевая бабуся, хватая в охапку внучка и закрывая ему лицо ладонью.
        «Как вы предсказуемы», - покачала головой Ханифа. Туристы, их поведение и реакция давно уже не вызывали у нее не только смеха, но даже и злости. Лишь скуку и равнодушие.
        Отличился юный Афоня. Он деловито подошел ближе к скалящейся роже, присмотрелся, фыркнул и двинулся дальше. Для того, чтобы испугать юного смельчака, явно требовалось что-то посильнее.
        «Ничего, эти пещеры еще не раскрыли всех секретов», - Эшба почувствовала, как в душе ее закипает азарт.
        Что касается остальных посетителей, то они, убедившись, что чудовище не настоящее, дружно принялись на его фоне фотографироваться.
        - А теперь меня, Анют! Да в полный рост, в полный! Ну кто так фоткает?!
        - И нас с Васьком тоже. И чтобы эта рожа вся влезла. А ты куда лезешь, мелкий?!
        - Скажите: «Чи-ииз!»
        Ханифа зевнула. День ничем не отличался от череды других черно-серых рабочих будней.
        - Кальцитовый, кружевной пол местами разрывается, и в отверстия можно разглядеть второе дно, по которому почти бесшумно бежит прозрачный ручей! - с чувством рассказывала гид.
        Тут и она каждый раз замирала в почти неподдельном восхищении. А вот все остальные, разумеется, стали толкаться, пытаясь рассмотреть этот самый ручей, и ничего не услышали. А тут еще Амра удружила: стала подгонять застрявшего около «Черепа» фотографа.
        «Если бы только это стадо слонов перестало шаркать! - вздохнула Ханифа. - В тишине шелест воды, падающей на вершину горы, просто завораживает…»
        Увы, сто человек стоять тихо не могут. Впечатление от Белой горы вышло смазанным, экскурсовод чувствовала это.
        «Ладно, и так все стоят, рты открыли! - решила она. - Пес с вами».
        Шуршание ручья люди заглушили, зато смолкли почти все, когда группа вступила на галерею: шаткий узкий мостик, зловеще раскачивающийся и поскрипывавший, когда по нему двигалась толпа людей.
        «Тут обычно теряются даже самые толстокожие», - вспоминала Ханифа, уверенно шагая вперед. Остальные замедлили шаг - и трудно было людей не понять. Когда идешь под мрачными, давящими сводами на высоте почти двадцати метров по качающемуся мосту, немудрено испугаться.
        - А это не обвалится? - с опаской спросила девушка в туфельках, которая начала попискивать от страха, едва попав в пещеру.
        «Интересно, какого ответа ты ждешь? - размышляла Ханифа, уверяя напуганную туристку, что это совершенно исключено. - И так ведь всем ясно, что все тут надежное и прочное. Иначе б не приехали».
        И, на миг взглянув на того самого мальчишку, она с удивлением прочла свои мысли.
        - Редко таких встречала… - удивлялась снова и снова Ханифа, ведя туристов в зал Нарта.
        Там она хотела рассказать им про местную фауну: колонии полупрозрачных рачков из озера Безымянное и безглазых жуков-трёхусов, но в последний миг передумала. Группа и так была сильно напугана, да и замерзли люди крепко: стучали зубы, ноги в босоножках зябко переступали.
        «Поведу-ка я их быстрым маршем в Кораллитовую галерею, - решила она, - пусть успокоятся. И согреются».
        И в этот миг случилось что-то странное. Все, что было в пещере, до последнего камешка, слегка дрогнуло, как будто от подземного толчка. Тут и там посыпались с потолка обломки скальной породы - к счастью, никого серьезно не задев.
        - Это землетрясение? - спросил с искренним интересом мальчишка.
        - Землетрясение?! - завизжала пугливая барышня.
        - Нет-нет, что вы. У нас их не бывает! - Ханифа поспешно принялась успокаивать туристов.
        Толчки не повторялись, и постепенно люди немного успокоились.
        «Надо срочно развлечь публику», - поняла Ханифа, и выбрала отрывок, неизменно привлекавший внимание: как рождаются знаменитые натечные образования.
        - Капля за каплей в течение столетий медленно растут навстречу друг другу пещерные братья. С потолка, сверху вниз - сталактит, с пола, снизу вверх - сталагмит! - распиналась она.
        Но всем своим существом ощущала - люди не слушают. И в этот миг случилось то, что Ханифа всегда мечтала сделать, но чего никак не ожидала: разом во всех залах, точно по мановению волшебной палочки, погас свет. Пещера погрузилась в первозданную тьму.
        Перепуганные люди стояли, прижавшись друг к другу, на бетонном полотне туристической тропы. Замыкающий гид Амра включила фонарь, помчалась к ближайшему пульту, начала щелкать кнопками - безрезультатно. Шли минуты, но свет не загорался. Зато в наступившей тишине отчетливо стали слышны чьи-то неторопливые шаркающие шаги.
        Кто-то приближался к ним из пучины мрака, торжественно, величественно, уверенно…
        Глава 7
        Резня
        Даша Кружевницына осторожно перевернулась на бок и приоткрыла один глаз.
        Слепой обходчик в форменной куртке и шапочке, похожий то ли на ходячего мертвеца, то ли на сумасшедшего, все так же стоял рядом.
        В тусклом свете, который лился снаружи, были видны седые волосы, рассыпавшиеся по его плечам, и внушительных размеров вещевой мешок за спиной. Приглядевшись, можно было рассмотреть и лицо обходчика, застывшее, словно маска. Бельма вместо глаз придавали облику Кондрата Филипповича настолько жуткий вид, что Даша холодела до глубины души, едва взглянув в его сторону.
        - Ты уйдешь или нет, хрен старый?! - закричала она, поняв, что Кондрат не оставит ее в покое.
        Кондрату Филипповичу было лет пятьдесят, но Даша все равно называла его «стариком». Отчасти потому, что он был тут одним из самых старших, отчасти из-за пепельного цвета давно поседевших (видать, не от хорошей жизни) волос.
        - Нет, - произнесла темная фигура, - я уйду только с тобой вместе.
        Даша икнула от ужаса.
        «Вот принесла нелегкая слепого ублюдка… - простонала она. - Мало того, что кишки крутит от голода и от холода колотит. Еще этот ходячий мертвяк явился. Ну какого черта ему от меня надо?!»
        - Слушай, козел, - зашипела Даша, сжимая кулаки, - вали отсюда, пока цел! Я не шучу. Так отделаю, мать родная не узнает.
        Слепой обходчик не шевелился. Он стоял посреди вагона, почти касаясь головой потолка, широко расставив ноги, и повторял время от времени, точно заведенный:
        - Уходи сейчас или будет поздно. Я и так теряю время. Ты нужна нам.
        - Кому, кому «нам»?! - схватилась Дарья за голову. - Объясни толком, истукан!
        - Нам, - отозвался обходчик. - Тем, кто уходит в пещеры.
        - Скатертью дорожка, - бросила через плечо Даша.
        Она знала, что группа людей, человек пятнадцать, возглавляемая бывшими сотрудниками заповедника, собралась уходить из метро в пещеры. Уже два часа ходили эти люди, потерявшие надежду на спасение, по станции, агитируя народ следовать за ними.
        Над «паникерами» все посмеивались. Даже после того, как стало ясно, что самостоятельно люди из подземной ловушки выбраться не в силах (мешал обрушившийся туннель), никто не сомневался: рано или поздно к ним пробьются с другой стороны, надо лишь ждать.
        - Шагайте-шагайте. Будете камушки глодать. А когда придут спасатели, мы скажем, что больше нет никого! - говорили им, хихикая, другие люди.
        - Они не придут, - отвечал на это Николай Степанович, второй по старшинству после Кондрата.
        - Посмотрим, что вы сами жрать будете, - стреляла глазами пещерный гид Ханифа. - Точнее, кого.
        А слепой обходчик ничего не говорил. Он просто стоял в стороне, напоминая статую командора. Как поняла Даша, Кондрат давно бы уже увел свою группу в пещеры, но его уговорили подождать, пока соберутся еще люди.
        Дашу происходящее на станции интересовало мало.
        Она лежала в поезде, на узком диванчике, сжавшись в комок, пытаясь согреться. Даша спустилась в пещеры, считай, прямо с пляжа, на ней были короткая юбка, топ, босоножки. На вывеску: «Температура в пещерах 11 градусов!», она как-то не обратила внимания. Табличка, к сожалению, не обманула. Мерзнуть девушка начала еще в очереди за билетами. Но тогда казалось, что еще немного - и снова будут солнце, жара, пальмы… А вот как все повернулось. Ни одеждой, ни едой с Дашей никто не поделился. И вот она забилась в угол, стуча зубами от мороза и проклиная весь белый свет. Лишь мысль, что скоро придут спасатели и истязание прекратится, немного согревала девушку.
        Несколько минут Даша лежала, поджав коленки почти к самому лицу, стараясь успокоиться и уснуть.
        Тщетно. Голод и холод не давали покоя.
        Она приподняла голову, чтобы посмотреть, не ушел ли слепой обходчик.
        И обомлела.
        Старик стоял в двух шагах от нее и тянул к девушке руки в синих перчатках.
        - О Боже! - вырвалось из груди девушки.
        Даша слетела с диванчика. Отскочила к стене вагона и застыла, лихорадочно соображая, что делать.
        - Пшел вон, или я позову на помощь! - завизжала она.
        Даша могла постоять за себя, ходила в секцию каратэ, и в шестнадцать лет получила награду на соревнованиях. Но она не знала, хватит ли у нее сил противостоять крепкому мужчине.
        Дарья умела чувствовать силу других людей. Она понимала: в теле слепого старика заключена недюжинная сила.
        - Зови, - тихо, спокойно отвечал Кондрат Филиппович, убирая руки в карманы. - Никто не придет. Им не до тебя. Там, - он кивнул в сторону перрона, - как раз делят последнюю еду.
        Со станции в самом деле давно слышались крики: «Куда, ур-р-род?! В очередь!!! Не тронь, мое!» Бросив взгляд за окно, Даша увидела, что люди сгрудились у скамейки. На нее выложили все запасы продовольствия, какие удалось найти. Еду пытались делить поровну, но кто-то норовил пролезть вне очереди или отнять чужое. Метались тени, плакали дети, ругались взрослые. Происходящее на станции все больше походило на агонию.
        - А теперь подумай, что будет, когда все кончится, - продолжал обходчик, отступая на шаг. - Когда сядут аккумуляторы поезда. Когда будут съедены последние крошки.
        - Придут спасатели! - закричала в ответ Даша. На глаза ее навернулись слезы.
        Умом она поняла давно: если к ним до сих пор никто не спустился, а прошло уже не меньше суток, значит, вероятность спасения невелика. Но сердцем принять ужасную истину она не могла. Все ее существо восставало против этой истины.
        - Не придут! - оборвал ее Кондрат Филиппович. - Никто не придет. Ты не дура, ты понимаешь это. Так вот, представь, что тогда будет. У тебя молодой голос. Ты юна. Наверняка хороша собой.
        - Вам-то откуда знать?! - скривилась Дарья.
        - А разница есть? - жестко отозвался слепой. - Когда начнут насиловать женщин… А это начнется, и очень скоро. Если уже не началось… Так вот, когда это начнется, никого не будет волновать, красива ты или нет. Подойдут и возьмут.
        - Пусть попробуют, - сжала Дарья кулаки.
        - Ну-ну. Это ты попробуй подраться с дюжиной крепких мужиков. Удачи.
        На это девушка не нашлась, что ответить. В самом деле, среди запертых в подземелье было немало мужчин. И некоторые давно уже засматривались на Дашу.
        По ней было видно, что девушка она крепкая, боевая. К тому же недавно, когда трое хулиганов, доставшие за последние часы всех, подошли «познакомиться» и стали домогаться ее, за Дашу заступился Николай Степанович, один из немногих людей, пытавшихся организовать в метро порядок.
        - Но это только начало. Мелочи. Потом станет ясно, что ни еды, ни воды взять неоткуда. Тогда падут все табу, все запреты, и люди мигом забудут, что такое цивилизация. Тогда твое молодое, полное жизни тело станет уже не игрушкой, о нет. Оно станет пищей, Даша. Пищей. Его разорвут на куски, чтобы насытиться.
        - Нет! - закричала Даша.
        - Да, - отвечал Кондрат Филиппович.
        - Нет!!! - завизжала она еще громче.
        - Да! - слепой в первый раз перешел на крик.
        Даша попыталась заткнуть уши, но голос старика проникал, казалось, всюду. Он заполнил воздух, он вытеснил все прочие шумы, он заставлял тело и душу Дарьи трепетать и сжиматься в комок от ужаса и дурноты.
        - Но возможно и иное. Ты сама съешь кого-то. Своими руками убьешь другого человека. А потом еще одного…
        - Хватит! Довольно! - завопила Даша. Она упала на колени, сжимая руками пульсирующую от боли голову, едва сдерживая рвущуюся наружу рвоту.
        Несколько минут тело ее сотрясали судороги.
        Потом Даша перестала стонать и рычать сквозь стиснутые зубы.
        И тогда на плечо ее медленно опустилась сильная теплая ладонь слепого обходчика. От этого прикосновения спазмы, душившие девушку, как-то сразу улеглись, дыхание выровнялось.
        - Но есть другой путь, - все тем же ровным, величественным, как полноводная река, голосом продолжал говорить Кондрат Филиппович. - Ты можешь пойти с нами. В пещеры. Я выбрал тебя потому, что чувствую в тебе силу, Даша. Ты умеешь драться, но не это главное. Ты из тех, кто борется до конца. Мне нужны именно такие.
        - Мне и семнадцати нет, я мелкая еще, - прошептала Даша сквозь слезы.
        - Не имеет значения. Сильным можно быть в любом возрасте. Дальше. Я не обещаю, что ты выживешь. Жизнь в пещерах будет кошмаром. Придется есть мокриц и улиток, а на десерт - тритонов. И то если поймаем. Но пещеры - это шанс. Один из тысячи, из миллиона, но шанс. А тут… Тут ты обречена. Но я вижу: силком тебя не уведешь, поэтому спрашиваю в последний раз: ты с нами?
        Даша подняла мокрое от слез лицо и прошептала, глядя в пустые глазницы обходчика:
        - Я с вами!
        - Чудесно, - выдохнул Кондрат Филиппович.
        Суровое, покрытое морщинами лицо старика озарила улыбка.
        В этот момент в вагон с грохотом ввалилось несколько человек.
        Трое пацанов лет двадцати, высокие, сильные, стремительно шагали в их сторону из дальнего конца вагона. От одного взгляда каждого из них Дашу давно уже тянуло помыться. И вот - драгоценное время ушло. Они пришли за ней.
        - Вон она! Цыпа-цыпа-цыпа! - кричал один, глумливо хохоча.
        - Эй, красотка! Соскучилась?! Мы пришли! - орал второй.
        - А ты, дед, вали отсюда! Вали, кому сказано! - с угрозой ревел третий.
        Даша быстро оценила обстановку. Ситуация выходила паршивая. Старик не лыком шит, но он слеп. Ее мышцы затекли от холода и долгого лежания в позе эмбриона. Шансов отбиться мало.
        Подонки уже преодолели почти весь вагон. Им оставалось пройти считаные метры. Даша сжала кулаки, готовясь к жестокой схватке.
        И тут слепой старик вдруг отрывисто свистнул.
        Что случилось дальше - Даша толком не успела понять. Отовсюду, из дверей и окон вагона на пацанов обрушился град камней.
        Несостоявшиеся насильники заметались по тесному, узкому вагону, наталкиваясь друг на друга, дико крича, пытаясь заслонить головы руками.
        Тщетно. Сначала упал один, то ли оглушенный, то ли убитый.
        За ним второй.
        Лишь третий сумел увернуться.
        Рыча, как дикий зверь, с лицом, искаженным яростью, ринулся он на слепого обходчика.
        - Я помогу! - взвизгнула Даша, срываясь с места.
        Ее помощь не понадобилась. Кондрат Филиппович сделал молниеносный выпад, ловко подставил подножку идущему в атаку противнику, и еще прежде, чем тот упал, ребром ладони ударил юношу по шее.
        Парень рухнул навзничь и больше не шевелился.
        - Господи… - пролепетала Даша.
        Машинально нащупав опору, она прислонилась к поручню. Никогда, ни разу в жизни не приходилось ей видеть, чтобы так легко, спокойно, хладнокровно убивали людей. Одним движением обрывали чужую жизнь. Слепой сделал это так, словно для него убийство людей было обычным, привычным занятием. Это было страшно.
        В вагон вбежало несколько человек. Они все были одеты кто в свитер, кто в рубашку. У всех имелись брюки, нормальная обувь. Люди, занятые дележкой еды, судя по всему, не обратили на схватку внимания.
        - Готовы? - спросила Ханифа, молодая женщина, раньше работавшая в пещерах гидом. Она отдала кому-то форменную куртку, осталась только в вязаной кофте. В отличие от остальных, друзья слепого обходчика делились друг с другом нужными вещами.
        - Всегда готовы, - отозвался Кондрат Филиппович. - Уходим.
        - Нет. Эти готовы? - покосилась Ханифа на распростертые на полу тела.
        - Какая разница, - отмахнулся слепой. - Даже если кто-то жив, недолго им осталось.
        Ханифа понимающе кивнула и выбежала из поезда, подгоняя своих товарищей:
        - В пещеры, быстро, быстро!
        Кондрат Филиппович же, не оборачиваясь, спросил Дашу:
        - Так ты идешь?
        - Иду… - вымолвила девушка, едва открывая рот.
        Старик резко схватил ее за руку и потянул за собой.
        «Пещерный» отряд покинул станцию.
        Небольшой пятачок, освещенный фонарями поезда, остался позади. Мрак поглотил очертания предметов. Стали тише крики и ругань. Они звучали теперь приглушенно, издалека. На смену ровным, гладким плитам пришли сырые, острые камни.
        Даша потеряла босоножки еще в поезде, и теперь ей оставалось лишь морщиться, наступая на острые выступы.
        Остановиться она не смогла бы при всем желании: загадочный слепой обходчик, взявший в свои руки ее жизнь, вел Дашу дальше и дальше сквозь пучины беспросветного мрака. Как ухитрялся он находить дорогу в темноте? Этого понять Даша Кружевницына не могла. Она и не пыталась. Она просто послушно следовала за своим провожатым.
        Наконец слепой старик, тащивший ее за руку все это время, остановился. Шаги других людей, раздававшиеся вокруг, тоже стихли.
        - Привал? - раздался чей-то голос. Неестественно громко звучала тут человеческая речь.
        - Да, передохнем тут, - отвечал Кондрат Филиппович. - А потом… Фух. Потом двинем в зал Нарта.
        Каждое слово, словно передразнивая, повторяло эхо.
        Кондрат Филиппович тяжело дышал. Марш-бросок через пещеры дался пожилому мужчине нелегко.
        - Где мы? - спросила девушка.
        Она нащупала ровную площадку. Пол оказался не просто холодным - ледяным. Даша застонала сквозь зубы.
        «Так воспаление легких заработать недолго», - подумала она, ежась.
        Ноги, сбитые в кровь, ужасно болели. Мороз пробирал до костей. Мрак, окружавший девушку, казался каким-то слишком темным. Неестественно темным. Даша прикусила язык, не дав ни слову жалобы сорваться с губ. Она понимала: остальным сейчас не легче.
        - В Музыкальном зале.
        - Але… Але… - повторили голоса на головой Даши. На короткий миг ей показалось, что это вовсе не эхо, а живые существа, ловящие звук человеческого голоса и повторяющие последние слоги.
        Вот они, лохматые твари с большими ушами и когтистыми лапами. Они висят на потолке прямо над ними. Пасти их распахнуты и в них торчат кривые клыки. Сейчас они просто смеются над людьми, дразнят их. Но что захотят сделать пересмешники потом?
        Даша насилу отогнала наваждение.
        - Нет. Вообще. Это место. Где мы?
        - Ты еще не поняла? - усмехнулась Ханифа из-за спины девушки. - Ты в пещерах, дорогуша. Мы теперь homo troglodytes. Иначе говоря, пещерники, хе-хе. Что, непривычно без света-то, во мраке? Привыкай. Это теперь твой дом.
        - Мой дом, - повторила шепотом Даша.
        - Ом… Ом… - пропели пересмешники у нее над головой.
        Кондрат Филиппович не сильно ошибся в расчетах.
        Первого человека в метро съели на следующий день.
        На станции, откуда до этого долетали душераздирающие звуки: плач и ругань, проклятия и стенания голодающих, - наступила вдруг пугающая тишина.
        - Замолчали? Значит, жуют, - коротко резюмировал слепой обходчик, - скоро и до нас доберутся. Пора принимать меры.
        И меры были приняты.

* * *
        Афанасий вжался в скалу.
        Затаился.
        Затих.
        Окаменел.
        Дыхание его сделалось едва заметным, сердце в груди не билось, а лишь слегка постукивало. Афанасий не сомневался: даже пройдя совсем рядом, враги не заметят его. А вот он их не пропустит.
        Незаметность - его главный козырь. Враги, которых поджидал Афанасий, в пещерах чувствовали себя неуверенно, издавали слишком много шума. Они падали, спотыкались, натыкались на острые камни и наросты, скользили на сырой глине. Людоеды только-только вошли в пещеру, а мальчик уже слышал шорох их шагов, приглушенный шепот, чувствовал едва уловимую вибрацию пола.
        «Их двое. Нет, трое, - прикидывал Афоня, внимательно прислушиваясь. - Ерунда. Бывало хуже».
        Кто-то зашипел, и шепот прекратился. Но шаги все равно были отлично слышны.
        Да мало ли звуков издают в кромешной тьме люди, не умеющие подкрадываться незаметно.
        Кто-то выругается сквозь зубы, наступив на острый камень. Кто-то переложит оружие из одной руки в другую. Кто-то остановится, чтобы прощупать дорогу. Зал Анакопия весь изрезан расщелинами и трещинами; отовсюду торчат каменные выступы; влажность запредельная, поэтому везде вода. Пройти нелегко. А бесшумно - вообще невозможно. Еще одна беда людоедов: издают столько шума, что сами становятся, считай, глухими.
        А Афанасий все отлично слышит. И его друзья, притаившиеся вокруг, тоже.
        Пещерные люди, занявшие оборону в самом удобном месте, в узкой горловине извилистого каньона, ничем не выдавали своего присутствия. Даже Афанасий не слышал ни единого звука. В какой-то момент мальчик похолодел от ужаса, решив, что соплеменники покинули свои укрытия и бесшумно отступили, оставив его одного. Крупные капли пота выступили на лбу Афони, тело свела судорога. Но мальчик сумел справиться с охватившей его паникой.
        - Они тут. Все тут, - убедил он себя. - Я не один. Я не один.
        Стоило отдать должное каннибалам: они старались соблюдать осторожность. Первые атаки нелюди даже не пытались организовывать. Просто кидались толпой в пещеру, надеясь взять числом. Толку от этих нападений было мало.
        Племя быстро поняло, что преимущество на их стороне.
        В их распоряжении были просторные залы, поросшие мхом, съедобными грибами и плесенью, которую можно было есть хоть и без удовольствия, но и без опасности отравиться. Вода в озерах оказалась не только пригодной для питья, но и насыщенной минеральными солями, к тому же там водилась рыба. Имелись и горячие источники, на берегах которых грелось племя. А еще тут жили летучие мыши, попавшие, как и люди, в ловушку после случившейся Катастрофы. И улитки, и жучки, и мокрицы, и всякая другая живность, которой хватало, чтобы прокормить три десятка человек.
        Каннибалам, засевшим на станциях подземной железной дороги, некуда было деваться. Вырваться из подземелья они не могли, еда давно кончилась. Оставалось либо жрать друг друга, либо совершать набеги на пещеры. К несчастью для людоедов, изнывающих от голода, жажды, холода и болезней, пещерное племя не имело желания становиться кормом.
        Пещерные заблокировали оба зала, Апсны и Анакопия. На каждом шагу приготовили они смертоносные ловушки для пожирателей плоти; завалили камнями все проходы; устроили удобные укрытия, где можно было подстерегать врагов.
        Полностью засыпать пещеры камнями, чтобы наглухо отрезать метро от пещерного мира и забыть про опасность, оказалось невозможно - не хватило ни камней, ни сил. Слепой обходчик, возглавивший племя, говорил, что так даже лучше. Нельзя было ни на миг расслабиться, это держало людей в тонусе. И пока одни дежурили, другие в глубине пещер искали пропитание для себя и для товарищей.
        Тогда людоеды стали хитрее.
        Они старались похищать пещерных по одному. Заставали врасплох, хватали и уносили на станции. Кондрат Филиппович распорядился, чтобы его люди шага не делали в одиночку.
        Каннибалы наносили удары одновременно с обеих сторон. Или, атаковав в зале Апсны и дождавшись, когда пещерные усилят там оборону, наносили второй удар в зале Анакопия. Или шли в бой беспрерывно. Тогда вождь бросал на передовую всех до единого, и сам, вооружившись увесистым валуном, бился наравне с молодыми товарищами.
        Стенка на стенку сходились в узких темных каньонах люди и нелюди. В кромешной тьме, среди скал и расщелин дрались они. Бились отчаянно, ожесточенно. Без жалости. Без пощады. До последнего вздоха. Наносили удары, пока хватало сил сделать хоть движение.
        Пленных не было. Были только убитые и съеденные. Но вторых меньше.
        Пещерный народ отлично понимал, что им грозит. Идя в бой, каждый понимал, что лучше погибнуть, чем попасть в чей-то желудок. Все они, даже те, кто раньше мухи бы не обидел, становились зверями. Или гибли. Третьего было не дано.
        Каннибалов гнал вперед страшный, невыносимый голод. Обезумевшие, почти лишившиеся даже дара речи, как дикие звери кидались они на своих более везучих собратьев. И гибли один за другим. А если им удавалось повалить кого-то, то тут же, прямо в пылу схватки, вгрызались зубами в еще теплую плоть.
        Так продолжалось несколько дней.
        Затем натиск стал слабеть.
        Племя смогло вздохнуть спокойнее.
        Людоедов, видимо, осталось очень мало. У них уже не хватало сил для нападений. Массированные атаки вообще прекратились.
        Расслабляться, однако, было нельзя.
        Вот и сейчас Афанасий внимательно прислушивался к шагам незваных гостей. Главное: пропустить врага немного дальше, чтобы он думал, что сзади никого нет. А потом - ударить в спину.
        - Разве это не подло? - спросила как-то раз Даша Кружевницына. Она в прошлой жизни изучала какую-то восточную борьбу, поэтому смириться с простой и страшной философией выживания, исключающей благородство, Даше было не так-то легко.
        - Подло, - согласился Афоня, - но эффективно…
        Мальчик дождался удобного момента, глубоко вздохнул, стараясь унять лишнее волнение. А потом вскочил и отточенным движением запустил камень туда, где, по его прикидкам, должна была быть голова одного из людоедов.
        И еще прежде, чем он услышал звук удара, Афанасий кинулся на спину врага, повалил его на пол, вцепился обеими руками в волосы нелюдя и стал бить лбом о камень. Раз, второй, третий. До тех пор, пока враг под ним не затих.
        «Вот ты и убил еще одного человека, Афоня», - сказал себе мальчик.
        Ни радости, ни печали по этому поводу он не испытывал. Еще недавно он способен был ужасаться, пытался искать оправдание тому, что делал. Или плакал и молил Бога о прощении. Или просто лежал в углу, сжавшись в комок, подавленный осознанием того, какой тяжкий грех совершил.
        Теперь Афанасий убивал спокойно, почти равнодушно.
        То ли душа его очерствела, то ли совесть охрипла, то ли Афоня просто привык. Привык к жизни во мраке, к слизнякам на завтрак, обед и ужин. К ежедневным побоищам. Многие сломались. Многие не выдержали. А он - привык.
        Афанасий вскочил на ноги.
        Схватка кончилась. Незваные гости были забиты насмерть в считаные минуты.
        Тут и там раздавались голоса:
        - Ты цел?
        - Да, а ты как?
        Кто-то потирал ушибленные места, кто-то вытирал кровь, кому-то накладывали жгут из остатков одежды. Жизнь на посту снова входила в привычное русло. До следующего нападения.
        Афанасий устроился поудобнее на глине. Сидеть или лежать на ней было намного удобнее, чем на камне. Глина хотя бы не высасывала тепло. Он думал немного отдохнуть, подремать. Но почти сразу понял, что это ему не удастся.
        Что-то происходило на посту. Из глубины пещеры подходили сюда люди. Много людей. Сначала никто не обратил внимания на шорох шагов. Дело привычное: или смена явилась, или просто товарищи поболтать пришли. В этот раз, однако, что-то было не так. Люди все прибывали и прибывали. Скоро тут собралось все племя.
        - Вы чего, народ? - спросил Проха.
        - Идем зачищать станции, - отвечал из темноты Кондрат Филиппович.
        Тут же все разговоры смолкли. Те, кто пришли из пещер, знали, что готовится. А вот для постовых новость стала неожиданностью.
        - Мы… Идем… Туда? - прошептала Даша, сглотнув.
        Афоне тоже стало не по себе. Одно дело драться с врагами в пещерах, где знаком каждый бугорок, каждая трещина, где сами стены помогают. Врываться в логово врага - совсем другое дело.
        - Я в осиное гнездо не полезу… - пробормотал кто-то.
        Кондрат Филиппович оставил эту реплику без ответа.
        - Камнями запастись. На сборы две минуты, - произнес он вроде бы не громко, но таким тоном, что ослушаться никто не осмелился.
        Что-то гипнотическое было в голосе слепого, Афоня давно это заметил. Или секрет заключался в самой личности Кондрата Филипповича? В трепете, который вызывал у всех людей их таинственный, непостижимый слепой вожак?
        Лишь тот же голос проворчал:
        - Дед раньше, небось, не обходчиком был, а прапором…
        «Это Сева, - догадался Афанасий, - вечно недоволен чем-то, зараза».
        Афоня не мог дождаться, когда Сева, самоуверенный юноша двадцати с лишним лет, поплатится за свой длинный язык, хотя и сам не одобрял идею с зачисткой метро. Он понимал, что каннибалы, загнанные в угол, будут драться, как звери. В то же время вождь был прав. Зачем жить в вечном ожидании нападения, если можно одним ударом покончить с угрозой?
        Спустя пару минут двадцать человек, вооруженные камнями, двинулись из пещер в метро.

* * *
        У самого входа на станцию, откуда раньше почти всегда слышался шум, а сейчас не доносилось ни звука, Николай Степанович, помощник вождя, долго копался, шуршал тканью куртки. А потом вдруг, вызвав у всего племени восхищенный возглас, достал из кармана небольшой светящийся предмет.
        В первый раз за много-много дней пещеры озарил свет.
        На миг все забыли о предстоящем сражении, о ранах и вывихах. Забыли обо всем. Они смотрели друг на друга так, словно видели в первый раз в жизни.
        - Так вот ты какой… - произнесла Даша, осторожно протягивая руку и нежно гладя по щеке Арса - юношу, с которым они уже давно были больше чем друзья.
        - Да, - улыбнулся Арс, - вот я какой. Страшный, да?
        Он скорчил рожу.
        - Глупости какие! - фыркнула Дарья. - Совсем не страшный. Очень даже милый.
        - И ты тоже, - отвечал Арс. И тут же смутился, отвел взгляд. Даже как будто покраснел.
        Афанасий фыркнул. Люди, говорящие о любви, всегда выглядели в его глазах комично.
        - А свет откуда? - спросил Проха. Даже он был до последнего момента не в курсе, откуда взял Николай Степанович для племени свет.
        - Светлячки, - отвечал помощник вождя, с гордостью и восторгом глядя на стайку светящихся насекомых, заключенных в стеклянную банку. - Кто бы мог подумать, что тут они водятся…
        - Все, - раздался суровый голос слепого обходчика, - не время болтать. За мной.
        Станция встретила их гробовой тишиной. Она была покинута. Мертва. Ни одного живого человека, только обглоданные кости повсюду. Много, очень много костей. И бесформенные, размазанные пятна крови.
        На путях стоял поезд. Выглядел состав пещерного метро так, словно какой-то великан в припадке безумной ярости крушил и корежил его. Тут и там были видны осколки стекла, выломанные сиденья, вырванные поручни.
        В воздухе висел тяжелый неприятный запах. От него начинала кружиться голова, и тошнота подступала к горлу.
        - Боже… - пролепетала Наталья, подруга Афони, хватаясь за сердце.
        О том, что творилось на станциях все это время, пещерные жители отлично знали. Как бы далеко в глубь карстовой системы ни забирались они, везде слышны были отзвуки леденящих душу воплей, днем и ночью доносившихся из метро.
        Но одно дело - слышать крики умирающих, и совсем другое - увидеть последствия пиршеств своими глазами.
        Многих замутило. Кто-то крестился и читал молитвы, кто-то плакал.
        Лишь Кондрат Филиппович, не видевший того, что творилось вокруг, сохранял спокойствие.
        - Осмотреть тут все, - распорядился он. - Вдруг кто-то спрятался.
        Николай Степанович со светильником пошел проверять дальние углы. Тьма сгустилась вокруг пещерного отряда, и Афанасию стало не по себе. Казалось, души убитых здесь людей кружатся вокруг него, протягивают призрачные руки в немой мольбе, вопрошая: «За что? За что?»
        Ледяные пальцы духов касались кожи Афанасия, стискивали его запястья, сдавливали горло. Казалось, сама тьма шевелится, ворочается, как медведь в берлоге. Тьма словно бы жила своей собственной жизнью…
        Афанасий встряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение. Не помогло.
        - Ты тоже это видишь? - спросила Наташа свистящим шепотом.
        - Да… - шепнул мальчик. Уточнять, что видит Ната, он на всякий случай не стал.
        - Тогда повторяй за мной: огради меня, Господи.
        - Огради меня, Господи… - повторил Афанасий.
        - Силою честнаго и животворящего Твоего креста.
        - Честного, - поправил ее Афоня.
        - Это молитва! Повторяй, как я говорю. Ну?
        Афанасий повторил слово в слово.
        - И сохрани меня от всякого зла, - закончила молитву Ната.
        - И сохрани меня от всякого зла, - произнес Афанасий. Легче на душе не стало. Стальной обруч по-прежнему стягивал его голову. Но и страх немного улегся.
        «Какие, на фиг, призраки? - посмеялся над собой мальчик. - Тьфу. Хватит накручивать себя. А молитва в самом деле помогает. Помогает душу успокоить. Надо будет запомнить ее…»
        Наконец осмотр станции был окончен. Как уже и так стало всем давно ясно, людей тут не осталось.
        - Может, вернемся? А? - проговорил Сева, мигом растерявший здесь, на вымершей станции, всю спесь и всю надменность.
        - Разговорчики. На вторую станцию - живо! - последовал резкий ответ Кондрата Филипповича.
        - Но ведь и так ясно!.. Ведь все ясно, а, народ? - завертел Сева головой в поисках поддержки.
        Никто не ответил ему.
        Притихшие, угрюмые люди двинулись на станцию «Зал Апсны».
        Гробовая тишина царила в туннеле. Ни звука не доносилось оттуда. Только уныло, монотонно капала с потолка вода.
        Холодные капли, падая людям на головы, плечи, спины, заставляли их ежиться, вздрагивать.
        Кап. Кап. Кап.

* * *
        «Как мы будем здесь жить? Как?!» - этот вопрос задавала себе Даша сотни раз подряд.
        Ледяное безмолвие окружало людей. На каждом шагу подстерегали либо обвалы, либо ущелья. В любой момент, всего лишь сделав неудачное движение, можно было распрощаться с жизнью. И это еще был не самый худший расклад…
        Пока шла война с каннибалами, все мысли людей были сосредоточены только на том, как бы самим не стать обедом. Конечно, они страдали от голода, холода, сырости. Конечно, неприятно было ходить в грязной, рваной одежде. Но смертельная опасность, исходящая от соседей, отвлекала племя от бытовых проблем.
        Теперь опасности не стало, И перед горсткой выживших со всей пугающей ясностью встал вопрос: а надолго ли они сами переживут уничтоженных людоедов?
        Вопли и рычание, доносившиеся со станций все эти дни, стихли. Пещеры погрузились в тишину. Эта тишина, которую нарушало лишь печальное «кап-кап», сводила людей с ума. Они начинали ни с того ни с сего шуметь, кричать, топать ногами. Когда вождь спрашивал сурово, что это за безобразие, слышал в ответ: «Не могу я больше эту тишину проклятую терпеть!»
        Страшнее, чем безмолвие, был мрак. Светлячки, которых поймал Николай Степанович, давали ровно столько света, чтобы разогнать тьму на крохотном пятачке вокруг себя, а дальше клубился чернильный сумрак. Других светлячков пока поймать не удалось. Были люди, которые сутки напролет сидели рядом со светящейся банкой, и отогнать их от нее Кондрат Филиппович не мог даже пинками. Не раз звучало предложение разжечь костер, у кого-то даже нашлись отсыревшие спички, но гореть в пещере, увы, было нечему.
        Еще больший ужас вызывал холод, влажный, тягучий, противный холод. Он пробирал до костей, от него некуда было скрыться. Лишь рядом с горячими источниками, которые удалось найти в нескольких залах, удавалось хоть немного согреться. Да еще Кондрат Филиппович заставлял людей постоянно двигаться. Но стоило прилечь вздремнуть - мучения возобновлялись.
        Приуныли люди.
        Долгожданная победа над лютым врагом не принесла радости.
        Да, они победили. Но чем они сами будут питаться? Ведь на одних червяках и рыбе долго не протянешь.
        На горизонте замаячил призрак новой волны людоедства. Но уже здесь, в пещерах.
        - Господи, Господи, - шептала Даша, стоя на коленях, - что ждет нас впереди? Что дальше? Что нам делать? Что?!
        Ночью, когда девушка забывалась коротким, тревожным сном рядом с Арсом, ей снилось, как она шагает по этим же пещерам.
        У нее в руках фотоаппарат. На голове - панамка. Она улыбается. С восхищением смотрит по сторонам. В ярком свете прожекторов окружающие ее скалы и ущелья совсем не казались страшными. Даша развлекалась, пытаясь найти в причудливой мешанине наростов и натеков какое-нибудь необычное сочетание. Тут видела она дракона с распахнутой пастью, там - вазу с фруктами, здесь - оленя или гигантское дерево. Путешествие по подземному царству казалось веселым, безопасным. Но и тогда, когда на душе становилось вдруг тревожно, Даша успокаивала себя тем, что скоро она вернется назад. Туда, где свет, солнце и тепло…
        Она открывала глаза. Волшебная сказка рассыпалась на сотни осколков. Перед ней представала совсем другая сказка. Страшная, жестокая… Правдивая.
        Людмила Ивановна, врач по профессии, предрекала племени ужасные страдания: туберкулез кожи, костей и легких; цингу; рахит… Своими предсказаниями доктор нагоняла на людей такой ужас, что Кондрат Филиппович, хотя он и относился к Людмиле Ивановне, спасшей немало жизней, с уважением, не выдержал.
        - Слушайте, - сказал он доктору, отведя ее подальше от племени, - я понимаю, то, что вы говорите - правда. Но вы же врач, врач! Вы понимаете, что от ваших предсказаний люди с ума сойдут. Зачем вы им все это рассказываете?
        - Я хочу, - произнесла Людмила Ивановна, опустив глаза, - чтобы мы выбрались отсюда…
        Кондрат Филиппович промолчал.
        Все в пещерах уже знали: путь назад закрыт.

* * *
        Когда заточение только начиналось, несколько человек поднимались вверх по туннелю. Они сообщили, что туннель обвалился и пройти там нельзя. Им поверили на слово и больше попыток предпринимать не стали. Тогда казалось, что появление спасателей - вопрос времени.
        Уже после окончания войны с каннибалами, когда в помощь сотрудников МЧС перестали верить даже убежденные оптимисты, Кондрат Филиппович, не выдержав давления племени, отправил двоих смельчаков, неразлучных друзей Гошу и Мишу, проверить туннель. Вождь так расщедрился, что даже дал им с собой единственный светильник. Впрочем, сам он не верил, что из пещер удастся выбраться.
        - Мне было откровение, - отвечал он на вопросы, откуда берется его уверенность.
        И слепой обходчик оказался прав. Гоша и Миша вернулись через два часа. Они разбили лампу и едва сумели найти дорогу назад. Оба кашляли, хрипели, едва держались на ногах. Жаловались на головокружение, жжение и резь в глазах. О том, что с ними приключилось, не говорили.
        Людмила Ивановна поставила им диагноз: отравление сероводородом.
        Постепенно стало ясно, что ребята не покидали подземелья. Просто увидели, что в одном месте в завале зияет брешь, - видимо, результат работы каннибалов, - и решили продолжить начатый ими труд.
        Людмила Ивановна спрашивала, чувствовали ли они запах тухлых яиц, но парни разошлись во мнениях. Они оба мучились насморком, запахи различали с трудом. Миша утверждал, что в глубине лаза в самом деле ощущалась вонь, но Гоша не был в этом уверен.
        Сначала все шло нормально. Ребятам удалось вынуть несколько обломков, расширить проход… Гоша вовсю фантазировал, как здорово будет прорваться наконец к свету. А потом он вдруг закашлялся. За ним стало дурно и Мише. У ребят хватило ума бросить работу и поспешно отступить обратно в метро. Только это, по словам доктора, их и спасло.
        - В легкой форме отравление сероводородом не смертельно, - объясняла она, - завтра уже поправятся. А вот провозились бы они дольше… - она замолчала.
        - А откуда взялся сероводород? - поинтересовалась Ханифа.
        Людмила Ивановна лишь плечами пожала. Тогда вперед вышел Николай Степанович.
        - Из Черного моря, больше неоткуда, - сказал он. - Черное море же потому и «черное», что на дне газ, а жизни нет. Может, он вырвался наружу?
        - Возможно, - согласился вождь, - но почему он не проникает в пещеры?
        На этот вопрос ответ так и не нашелся. Одно стало ясно: снаружи верная смерть. А вот внутри относительно безопасно.
        Оставалась слабая надежда, что можно найти такой выход из пещер, где не будет ядовитого газа. Имелась шахта естественного входа, так называемая «Бездонная яма», через которую когда-то попали в пещеры спелеологи. Ханифа знала и другие трещины, ведущие наверх. Чисто теоретически подняться по ним было можно, однако Кондрат Филиппович даже слышать не хотел об этом.
        - Подъем по отвесной скале без снаряжения?! Чушь собачья! - рычал слепой обходчик. - Навернетесь оттуда - костей не соберете!
        - Жизнь в пещерах - тоже смерть! - кричала в ответ Людмила Ивановна. - Только медленная и мучительная!
        Такие перепалки происходили между ними часто. В ответ Кондрат Филиппович отвечал всегда одной загадочной фразой.
        - Скоро все изменится, - почти шепотом произносил слепой старик. И лицо его в эти минуты приобретало странное одухотворенное выражение.
        - Почему? Почему изменится? - наседали на него. - Откуда вы это знаете?
        - Мне было откровение, - отвечал он. И больше не говорил ни слова, сколько его ни истязали расспросами.
        - Слушай, вождь, - набросился на Кондрата Афанасий после того, как его подруга Наташа упала и вывихнула ногу. - Я, конечно, верю в твои откровения. Но ты посмотри… Ты послушай! Тут же невозможно жить. Ты понимаешь меня, блин горелый?! Не-воз-мож-но! Мы болеем, мерзнем и голодаем! Скоро начнут зубы выпадать и волосы! А потом вообще этот… Убер Кулез. Что, твою мать, может тут измениться?!
        - Изменится все, - коротко ответил ему Кондрат Филиппович.
        - А если нет? Если нет?! - психовал Афоня.
        - Изменится, - спокойно отвечал ему слепой вождь.
        А Ханифа, верная, преданная союзница слепого вождя, прошипела в лицо мальчику:
        - А у тебя есть выбор, да?
        Эти слова отрезвили Афанасия. Он замолчал, потупился и оставил вождя в покое.
        Такие сцены разыгрывались в пещерах каждый день по несколько раз.
        Обычно досаду и злость вымещали люди на девочке-людоедке, найденной в туннеле недалеко от станции «Зал Апсны».
        Вождь попросил всех людоедов, которых удастся найти живыми, не убивать, а доставлять в пещеры, чтобы заставить работать. Но кроме одной совсем еще маленькой девчушки больше выживших не оказалось.
        Маленькую людоедку сначала били. Кондрат Филиппович это строго запретил. Он не раз объяснял соплеменникам, что бедняжка стала людоедкой не по своей воле, что девочка не знала и не понимала, каким мясом кормят ее родители. Слова не трогали людей. Обиды и унижения со всех сторон сыпались на крошечное существо. Она убегала, заливаясь горькими слезами, забивалась в какую-нибудь щель и сидела там до тех пор, пока ее не начинал мучить голод. И все повторялось…
        Одним из немногих членов племени, кто не издевался над маленькой людоедкой, была Даша Кружевницына. Вообще все, что творилось вокруг, ее не очень волновало. Дарья не жаловалась, не ругалась с вождем, не проклинала пещеры. Впрочем, было у Даши свое, личное горе. На его фоне все остальные проблемы казались девушке пустяковыми.
        Во время последнего похода с Арсением приключилась страшная беда. Он лишился дара речи.

* * *
        - Арс. Арс… - повторила несколько раз Дарья.
        Юноша молчал.
        - Арс, ответь! Арс! Ну скажи что-нибудь! - шептала девушка, прижимаясь к возлюбленному.
        Арсений не отвечал. И не шевелился. Он застыл, точно изваяние.
        - Че с ним такое? - полюбопытствовала Вика.
        Даша Вику не любила, считала дурой. Кроме того, Вика всегда умудрялась делать так, чтобы самая тяжелая, неблагодарная работа обходила ее стороной. По этой же причине она оказалась в числе тех немногих, кто остался в пещере, не пошел на «зачистку»… Но сейчас Даша рада была любой компании. Рада была хоть с кем-то поговорить, поделиться своей болью, своим горем.
        - Он молчит уже третьи сутки, - продолжала Вика, - воды в рот набрал, что ли?
        - Хуже, - коротко отвечала Даша.
        «Рассказать ей или нет? - думала Дарья. - Не поймет же все равно. С ее одной извилиной-то. А и хрен бы с ней. Сама же не выдержу. Стошнит еще…»
        - И ваще. Че-то с вами не то со всеми. Одни ревут, других рвет постоянно. Так все пещеры скоро в блевотине будут. А главное, молчите, как партизаны. Че там было, а? Ну скажи, Дашка?
        И Даша рассказала.
        Она говорила ровным, спокойным голосом. Чувствовала: если удастся сохранить эту интонацию, дурно не станет. Уж точно не случится истерика. Даша не изменила голос даже тогда, когда Вика застонала и схватилась за голову.
        - …На первой станции были еще цветочки, - рассказывала Даша, - немного костей, битое стекло… Ерунда. Видимо, три человека, напавшие на наш пост, были последними ее жителями, а их атака - жестом отчаяния. И скажу я тебе, этим повезло. Всем, кто жил там, повезло.
        Что на второй станции случилось что-то ужасное, мы поняли, не доходя до нее метров сто. По запаху. А когда оказались на перроне и Николай Степанович встряхнул банку… ну, чтоб поярче светляки светили… Вика… Ты себе и представить не можешь, что мы увидели.
        В первый раз Даша вздрогнула от ужаса, но железным усилием воли взяла себя в руки. Голос ее остался бесстрастным:
        - Мне повезло - Арс схватил меня и закрыл ладонью глаза. Он не ослаблял хватку, как я ни вырывалась. Я успела увидеть только одно, и то на долю секунды: на станции тут и там лежали расчлененные, разорванные на куски человеческие тела.
        - Итить… - выдавила Вика.
        - Потом Арс увел меня и вернулся. Вернулся туда. Они решили пойти проверить еще третью, служебную станцию, выше по туннелю…
        - Вождь рехнулся, блин! - ахнула Вика. - Мало двух станций, заваленных кишками…
        - Я еще тогда заметила, что он молчит. Но не придала значения. Только вот с тех пор третьи сутки прошли. А он все молчит. Видит Бог, я не знаю, что они там увидели. Я не знаю, с чем они столкнулись. Не знаю. И никто не знает. Их было трое. Все трое молчат.
        И еще. Видишь, какого цвета у него волосы?
        - Издеваешься? Я и тебя-то не вижу почти.
        - Они седые, Вика. Се-ды-е.
        Вика издала булькающий звук и больше не смогла произнести ни слова.
        А Даша калачиком свернулась у ног возлюбленного, повторяя снова и снова:
        - Арс. Арс. Арс.

* * *
        Маленькая чумазая девочка подползла к Даше. На глазах малышки стояли слезы. Ее, видимо, снова кто-то пнул или толкнул. Девочка не смела приблизиться к Даше и Арсу, она лишь села в двух шагах от них. Отовсюду гонимая, всеми презираемая, девочка чувствовала: только тут, рядом с Дарьей, она в безопасности. Пусть она не увидит тут ласки, но хотя бы не получит тумаков.
        Какое-то время никто не шевелился. Арс сидел, закрыв глаза, напоминая статую; Даша плакала, положив голову ему на колени; худая маленькая девочка, одетая в рванье, тихо сидела рядом. Потом Даша вытерла слезы. Приподнялась.
        - Иди сюда, - позвала она маленькую людоедку.
        Девочка не сдвинулась с места. Или не услышала, или не поверила. За все эти дни Дарья в первый раз заговорила с ней.
        - Иди сюда, - повторила Даша, - не бойся.
        Малышка подобралась поближе, не спуская с Даши глаз, в которых тревога мешалась с робкой надеждой. Видя, что ребенок робеет, Даша сама сделала шаг навстречу девочке.
        - Тебя опять ударили? - спросила Даша.
        Малышка кивнула. Шмыгнула носом. Поднесла к глазам маленькие кулачки. Но Дарья резким движением схватила ее за плечи. Встряхнула. Потом притянула к себе и проговорила, глядя в глаза маленькой людоедке:
        - Хватит слез. Мы обе достаточно плакали. Довольно. Мы должны быть сильными. Понимаешь? Нам тяжело. Не знаю, кому хуже. Но мы живы. Живы, ты слышишь? Значит, надо цепляться за жизнь. Ты согласна?
        Девочка кивнула.
        - А для этого надо быть сильными. И надо забыть. Забыть все, что было раньше. Все забыть. Я научу тебя. Научу драться. Научу держать удар. А сейчас ложись ко мне на колени. Согреешься хоть. Вот так. Вот, молодец.
        И Даша, сняв с плеч рваную грязную куртку, укрыла ею девочку.
        - Ой, я не могу. Даша в ангела поиграть решила. Тебе это на хрен нужно? - раздался из темноты голос Вики.
        В ответ Дарья, не целясь, метнула через плечо небольшой, но увесистый камень. Вика испуганно вскрикнула и убежала.
        С победной улыбкой на лице Даша погрузилась в крепкий сон.
        Тихо было в пещере.
        Спали люди. Молчаливые каменные громады, величественные, как само время, высились вокруг них.
        Светлячки, облепившие сталактит, излучали мягкое сияние. Они прилетели сами, никто не ловил их. Прилетели и расселись именно там, где это было нужно людям.
        В зале Апсны, где ночевало племя, медленно теплело. Пока лишь на доли градуса; этого никто не чувствовал и не замечал. Но с каждым часом температура росла.
        - Это че, вулкан просыпается?! - спросила, открывая глаза, Вика.
        - Нет. Сбываются мои обещания, - отвечал дрожащим от радостного волнения голосом слепой вождь.
        И в первый раз за все время, что знали его люди, Кондрат Филиппович засмеялся.
        Глава 8
        Племя
        Фух. Вроде все уснули. От меня наконец-то отстали.
        Наступила ночь. Пещера погрузилась в тишину, и я тут же уснул сном младенца. Закрыл глаза - и отключился.
        Но стоило проснуться, как в голове опять начали вертеться стаи настырных вопросов. Нет от них спасения! Лезут вперед, толкаются локтями, кричат, кто во что горазд. Птичий базар, я не могу! Ничего, скоро мы на вас найдем ответы. На всех хватит.
        Я лежу в полумраке на подстилке из мха.
        С силами собрался, пришло время собраться и с мыслями. Сгрести в одну кучку все, что я знаю.
        Меня зовут Герман. Герман Буданов. Я не знаю о себе практически ничего. Это плохо. Моя память, если верить словам Лады, словно бы была частично стерта. Как же это назвал вождь? Какое было слово?
        М-да, с памятью у меня, в самом деле, беда.
        Амнезия, вот. И это тоже очень плохо. Тяжело жить, не зная, кто ты и откуда. Зато те ужасы, которые мне поведала эта самая Лада, оказались выдумкой. И это - хорошо. Быть убитым и съеденным мне не грозит, хе-хе.
        Вообще, люди, в кругу которых я оказался, производят довольно приятное впечатление. Они веселые, дружные, гостеприимные. Накормили, помогли избавиться от вонючей грязной одежды…
        Ну да, сначала едва не разорвали на куски, а потом заперли в темницу. Еще и в голове моей покопались. Не очень вежливо так встречать гостей. Но я их понимаю. Как бы я сам повел себя на их месте?
        История о миротворцах, судя по всему, чистая правда. За исключением одной детали: не каннибалов убивали эти ребята. Они уничтожали братьев и сестер, друзей и товарищей этих людей. Едва заподозрив, что ублюдки возвращаются, я бы принял все мыслимые меры предосторожности. Что они и сделали. Молодцы!
        Читать чужие мысли, конечно, нехорошо. Но если бы девушка-медиум не умела читать мысли, плачевна была бы моя участь. Ведь ее слова - единственное доказательство того, что я не миротворец. Съесть - не съели бы, но убили бы точно. На всякий случай.
        Итак, я жив. К тому же жизнь моя вне опасности. Уже это одно - повод для радости. Кроме того, я наелся и выспался. Пенять на судьбу глупо.
        Есть ли какие-то варианты того, кто я такой? Есть.
        Пещерные считают меня космонавтом. Или водолазом. Или спасателем. Но первый вариант - вероятнее.
        Космонавт.
        Кос. Мо. Навт.
        Когда это слово прозвучало из уст вождя в первый раз, у меня не возникло никаких ассоциаций. Потом на периферии сознания начали мелькать нестройные, обрывочные образы. Что-то связанное с полетами. Полетами куда-то очень высоко и очень далеко. Я видел золотистые искорки на иссиня-черном фоне. Видел огненные струи, их извергало странное сооружение в форме конуса. Что-то похожее нарисовано на моей одежде.
        Мой костюм - главное доказательство того, что их догадка верна. Там есть загадочная надпись: «Проект “Пеликан”». Смысл этих слов не ясен ни мне, ни местным жителям. А вот буквы «Р.К.А» с нашивки вождь расшифровал. По его мнению, это значит: «Российское космическое агентство». Правда, его супруга, женщина удивительной красоты и, судя по всему, неглупая, заметила на это:
        - Перевод может быть и другой. Например… Ну, не знаю… «Региональная кавказская армия».
        Остальные члены племени покосились с подозрением. Многие все еще подозревают, что я отношусь к тем самым миротворцам.
        - Какая, на фиг, региональная армия?! Не говори ерунды, - осадил Афанасий жену. - А как же эмблема с ракетой? И трубки подачи кислорода? И приборы? Он - космонавт! - решительно поставил вождь точку в споре. - Вопрос лишь, как он сюда попал. И зачем.
        С этими словами он повернулся в мою сторону. Племя последовало его примеру. Все взгляды сосредоточились на мне.
        Неприятный был момент.
        Меня несколько раз спрашивали, чем кончилась война. Спрашивали, глядя в глаза, не скрывая волнения, с надеждой: «Ну как война-то? Кончилась? Кто победил? Кто проиграл?»
        Спрашивали, как там, снаружи; что изменилось на земле за последние годы.
        Много было вопросов.
        Что я мог сказать в ответ? Ничего.
        Я ничего и не сказал. Решил, что лучше помалкивать. И они оставили меня в покое. Разошлись, тяжко вздыхая. Кто-то даже украдкой вытирал слезы. Разочарование - очень неприятная вещь.
        Я же понял главное: эти люди полностью изолированы от внешнего мира. Заперты в этих пещерах, как в огромной темнице.
        Как, почему?
        На эти вопросы должна ответить девушка, которую приставил ко мне вождь. Вон она, сидит рядом. Тоже проснулась уже и ждет, когда я вылезу из спальной ямки. Как, он сказал, ее зовут? Маша, кажется.
        Полежу еще пару минут, соберусь с силами… И начнем. Вопросов накопилось слишком много. Их столько, что мой мозг, чувствую, скоро взорвется. Пора найти ответы хотя бы на некоторые.

* * *
        - Так вы не едите людей? Вообще не едите? - в который раз спрашиваю я Марию.
        - Нет-нет, - отвечает она устало, - вообще не едим. Ни по праздникам, ни по выходным.
        А в глазах девушки читаю: «Еще раз спросишь про это - точно съем!»
        Да, я веду себя глупо. Но никакого другого способа выяснить, в чем они лгут, а в чем нет, просто не пришло в голову. Поэтому я снова и снова задаю одни и те же вопросы разным людям, стараясь подловить их на мелких ошибках.
        Пока безрезультатно.
        Эта скромная, молчаливая девушка, не красавица, но и не сказать, чтоб дурнушка, обладает ангельским терпением. Она каждый раз отвечает вежливо, спокойно, хотя уже без прежнего энтузиазма. Видно, что Марии этот допрос с пристрастием ужасно надоел. Но у меня в голове до сих пор не укладывается, как могут люди нормально существовать в таких адских условиях.
        Да, возможностей убить меня и пустить на жаркое у дикарей было предостаточно. Особенно когда я, избавившись от осточертевшего костюма и тщательно вымывшись, спал сном младенца. Если по-честному, то я понимаю: желай они мне зла, я бы давно отправился на тот свет.
        Все это я понимаю. Но ничего не могу с собой поделать. Перестраховываюсь.
        Пещера, в которой располагается поселение местных жителей, в первый момент показалась огромной. Не видно было ни дальнего конца, ни потолка, да и стены едва угадывались в полумраке. Лишь спустя какое-то время я понял, что дело в особенности освещения. Столбики, облепленные светлячками, освещают только небольшое пространство вокруг себя. На потолке же и на стенах светлячков нет, поэтому они и теряются во тьме. Необъятные размеры подземного зала оказались иллюзией. Но здесь и так есть, чему подивиться.
        Шагая следом за Машей через пещеру, я не устаю восхищаться, встречая на каждом шагу следы многолетней кропотливой работы. Не одно поколение пещерных людей, видимо, потрудилось, чтобы сделать свою жизнь тут более-менее комфортной.
        - Пещера называется зал Апсны, - рассказывает Мария. - Это единственное место, где можно жить. В пещере три озера: Голубое, Анатолия и Купель. Первые два - холодные, иногда выходят из берегов. На озеро Анатолия мы ходим рыбачить. Нашу рыбу ты уже имел возможность оценить.
        Я молчу. Да, что-то я такое вкусное ел, но ничего не запомнил. Так, запихнул в рот. Еще непонятно, почему озеро названо в честь какого-то Анатолия. Надо будет уточнить.
        - Третье - горячее. В центре - почти кипяток. Его здесь до Катаклизма не было, а потом вдруг взяло - и появилось. Если бы не озера, мы бы вымерли, не продержавшись и месяца.
        Услышав это, я мрачнею. Озера, которые то появляются, то исчезают, не внушают доверия.
        - В озере Голубое мы ловим рачков. Их там несметные полчища. Еще протеев. Ну, это такие пещерные слепые тритоны.
        - Да, это многое объясняет, - кривлюсь я. Для меня что тритон, что протей - один черт.
        - Скоро будем обедать - полюбуешься, - сухо отвечает она. - Вон там собираем улиток, а вот здесь растут мох и грибы.
        - А одежда ваша из чего? Или из кого? - с любопытством спрашиваю я.
        На Марии, как и на всех прочих пещерных обитателях, накидка, перетянутая у пояса веревкой, а также юбка ниже колен. На ногах девушки сапожки. Все из одного и того же странного материала, напоминающего шкуры животных.
        - Мо-скви-чи, - отвечает Мария, вздрогнув. - Летучие мыши из зала Москва. На них мы время от времени охотимся. Опасные твари.
        - Летучие мыши?! - не верю я своим ушам. Как ни странно, про летучих мышей я кое-что сумел вспомнить. Если не ошибаюсь, это маленькие существа, шкура которых уж точно не годится для пошива одежды.
        - Сколько же их надо на одну такую куртку…
        - О! Ты не видел наших мышек. Но я отвлеклась. Так вот, зал Апсны - единственное место, где, по не вполне понятным причинам, уровень влажности и температура позволяют жить. Все остальные пещеры непригодны для обитания.
        - А много их тут, пещер?
        - Известных девять.
        - А неизвестных?
        Маша пожимает плечами:
        - Это не удалось выяснить даже исследователям, которые работали в пещерах до Катаклизма. Куда уж нам. Но вообще, - она хитро щурится, - на эту тему лучше к Алексу обратиться. Он у нас специалист по Большим Пещерам.
        И хохочет во все горло. Не понял юмора. Да и не тянет меня смеяться. Ситуация выглядит абсурдной. Обитая на краю пещерного мира, в его прихожей, эти люди ничего не знают об этом месте. И не стремятся узнать.
        - Там же черт-те что может скрываться, - решаю я поделиться с девушкой своим беспокойством. С опаской оглядываюсь на мрачные тени, что клубятся в дальних закоулках этого самого обжитого из залов. А ведь в соседних пещерах еще страшнее. И темнее. И холоднее. Бр-р!
        - Может, - простодушно улыбается Маша.
        Все с ними ясно. Они настолько смирились с опасностью, грозящей из мрака, что перестали бояться. Так сказать, перебоялись.
        Я сплевываю сквозь зубы и следую за Марией дальше.
        И все же должен признать: труд, вложенный племенем в каждый метр зала Апсны, внушает уважение. Вот заботливо выкопанные в глине личные спальные ямки, выложенные мхом и снабженные водоотводами. Вот выдолбленные в скале ступени, ведущие к озеру. Сильное впечатление производит огромный крест, высеченный в скале у входа в пещеру. Это говорит о том, что местные жители исповедуют христианский культ, и еще больше располагает меня к ним. А уж сколько пришлось пещерным людям промучиться, чтобы приручить светлячков, сложно даже представить.
        В самом дальнем конце пещеры, там, где обитаемый зал Апсны соединяется с другой пещерой, имеющей странное название «Грузинских Спелеологов», мы видим остатки дороги. Раскрошившиеся бетонные плиты уложены прямо на камни. Во многих местах тропа полностью рассыпалась. Судя по всему, племя за этой дорогой не следит.
        Маша про дорогу почти ничего не знает. Плиты эти уложили тут в незапамятные времена для туристов. Живущие в подземелье люди прямиком через пещеры стараются не ходить и тропой не пользуются.
        - Опасно, - пояснила Мария, - расщелины, обвалы, камни шаткие. Москвичи опять же. Да и зачем, если есть метро?
        Это самое метро - пробитые в толще скалы туннели и станции - поражает меня сильнее всего.
        «Сколько труда, сколько усилий нужно, чтобы это построить! - восхищался я первое время. - Просто немыслимо!»
        Но чем больше я размышляю, кому и зачем могло понадобиться строить эту железную дорогу, точнее, метро, тем сильнее становятся мои опасения. Объяснения Маши лишь укрепляют уверенность: что-то тут нечисто.
        - Разумеется, это не наша работа! - мое предположение вызывает у Маши смех. - Это метро давным-давно тут построили.
        - Зачем?
        - А просто так.
        - Просто так?
        - Просто так. Туристов развлекать. И когда все случилось, большая группа посетителей как раз находилась в пещерах с экскурсией… Но об этом я как-нибудь потом расскажу, сейчас предлагаю пойти взглянуть на нашу мастерскую.
        А мне уже все равно. Хоть куда. Мне не нравится это место.
        И эти люди тоже. Надо уносить отсюда ноги, вот что. Решить бы еще, куда…
        Кто бы мог подумать, что «мастерской» окажется та самая станция, залитая кровью и заваленная костями!
        На узкой платформе сидит уже знакомый мне молчаливый парень, седой как лунь, на строгом лице которого я ни разу не видел улыбки. Около него кучками сложены кости. С помощью заостренных камней парень проделывает с костями какие-то странные манипуляции: задумчиво вертит в руке, потом обтачивает, сверлит, шлифует, снова вертит…
        Меня слегка замутило.
        - Что он делает? - шепотом спрашиваю Машу, с трудом унимая тошноту.
        Девушка улыбается, берет в руки какой-то странный предмет, подносит к губам.
        И, как бы противно мне ни было еще секунду назад, сейчас я застываю на месте, очарованный…

* * *
        Мария Острикова выделялась на фоне остальных пещерных жителей в первую очередь тем, что вообще ничем не выделялась. Не блистала она ни яркой внешностью, ни цепким умом, ни какими-то особыми дарованиями. О многом говорила и прилипшая к Маше кличка - Мышка. Кличка меткая, это признавала и сама Маша. Обижаться девушка и не думала: из всех вариантов кличек, которыми награждали ее в племени много лет, Мышка была самой нейтральной. Называли ее и по-другому…
        Одно лишь обстоятельство делало Машу особенной. Она была одинока.
        У всех членов крохотного племени кто-то был. У вождя племени - полноценная семья: красавица жена Наталья и мудрый не по годам сын Федька. Кондрату, духовному наставнику и учителю племени, скрашивала старость спутница всей жизни Ханифа. Сестры-близняшки, хохотушка Рада и молчунья Лада, которых в шутку называли «Инь и Янь», связали свои жизни с Алексом и Прохой. Даша и Арс, хотя и казались полными друг другу противоположностями, тоже жили вместе счастливо.
        Одна Мышка была одна, сама по себе. Словно кошка из сказки Киплинга, которую любил пересказывать племени перед сном Кондрат Филиппович.
        Не явились бы сюда пятнадцать лет назад миротворцы, да не выкосил бы племя зловещий Зов, заставлявший людей уходить в темноту, да не будь в ее жизни одного обстоятельства, отталкивающего от Марии всех людей, возможно, судьба девушки сложилась бы иначе.
        Жизнь Мышки скрашивала только маленькая рыжая кошка, оставшаяся от веселого доброго старичка Николая Степановича. Прабабушку этой кошки взял с собой на экскурсию в пещеры кто-то из туристов. И уже после того, как люди оказались в заточении, кошка окотилась. Из того выводка выжило два котенка - остальных съели каннибалы, эти же оказались проворнее. Они и дали начало новой «семье». Но вида «кошка пещерная» не возникло. В живых остался один-единственный котенок. Николай Степанович вырастил его (потом оказалось - все же ее), назвал Рыжкой. Ну а после смерти старичка Рыжка перешла к Маше. Кошка тоже попалась Мышке с характером. То трется, ласкается, вертится вокруг, мяукает, а то вдруг убежит и бродит где-то по своим делам.
        - Совсем как я, - говорила Маша, глядя на кошку.
        Иногда, очень редко, когда на душе у Мышки становилось совсем тяжко, она уходила далеко-далеко, в Храм. Так называли еще до Катастрофы часть зала Москва, очертаниями напоминающая церковь. Там она падала на колени и долго-долго молилась, глотая слезы. Это приносило Маше утешение. В остальные же дни одно спасение было у нее: работа, работа и еще раз работа. Ей и отдавала Маша всю себя.
        А уж обязанностей в пещерах хватало на всех. Вождь буквально не давал им ни минуты отдыха: спорт - учеба - труд. Повторить сто раз. В праздники: танцы, спектакли, музыка, песни. Одним словом, праздники без праздности. Никакой пощады ни мозгам, ни телам.
        Остальные иногда ворчали, а Мышку все устраивало.
        Проснувшись в то утро, как обычно, за несколько минут до общей побудки, Мария сразу поняла: сегодняшний день будет особенным.
        Она отлично знала, что такое едва ли возможно в их племени. Каждый человек выполнял с десяток важных обязанностей - только успевай крутиться. Знала, что после утренней разминки, общей молитвы и завтрака ее и остальную молодежь ждет урок Кондрата Филипповича, во время которого Марии придется ломать язык и голову, выговаривая и запоминая ужасные слова типа «интернет» или «университет». Потом ей придется час, а то и два разучивать новые мелодии на костяной свирели. Перед обедом - заплыв, и попробуй только пикнуть, что не хочешь лезть в воду. Далее - утомительное, тупое и самое скучное на свете занятие - ловля рачков. Затем - снова занятия в «школе», и так - до самого вечера. После второй общей молитвы все отправятся спать.
        Иначе быть не могло. Иначе не бывало. Поблажки давались лишь Наталье, чтобы могла больше времени уделять сыну, и Ладе, которая после экспедиций в потусторонний мир не могла иной раз пальцем пошевелить от усталости. Остальные должны были вкалывать весь день напролет.
        Но сегодня Мышка чувствовала: что-то пойдет не так.
        Она завтракала, уплетая за обе щеки душистый, аппетитный мох, старательно бормоча:
        - Те-ле-граф. Те-ле-граф. Теле Граф. В теле граф… Тьфу.
        Очередное ужасное слово, которое задал им учить Кондрат Филиппович. Что представлял собой этот загадочный «телеграф», Мария так и не поняла.
        - Представьте, что я здесь, а вы - далеко-о-о! Например, у водопада, - объяснял Кондрат, - и вот я стучу камешком о камешек, и вы там все слышите. Представили?
        Все дружно кивнули, и Острикова тоже, хотя так и не смогла себе представить, как можно на таком расстоянии услышать стук камешков.
        И в тот момент, когда вождь уже открыл рот, чтобы объявить об окончании завтрака. Когда на сытых лицах людей играли умиротворенные улыбки. Когда ничто, казалось, не предвещало беды, случилось то, что Маша ждала и предчувствовала с самого утра.
        Неожиданность.
        Откуда-то сверху, из туннеля, донесся леденящий душу вопль. Прокатилось раскатистое эхо. Точно заправский жонглер, подземелье ловило звук, играло им, кидало от стены к стене, усиливало, искажало, унося все дальше и дальше, в бездонную пучину мрака.
        Наконец страшный крик смолк, но люди так и сидели с недоеденной пищей в руках и в немом изумлении таращились друг на друга. Никто не мог осознать, что произошло. На всех без исключения лицах застыло изумление. Даже Кондрат Филиппович, даже Ханифа, многое повидавшие на своем веку, выглядели озадаченными.
        Потом, когда первый шок прошел, все разом зашептались, наперебой обсуждая произошедшее, пытаясь найти какое-то объяснение. Маша в общем споре не участвовала, но внимательно прислушивалась к тому, что говорили другие.
        Одни утверждали, что это - обвал, и их тут же поднимали на смех, ведь почти все хоть раз в жизни слышали звук падающих камней. Другие, что так якобы кричат раненые летучие мыши, и над ними тоже потешались. Третьи робко высказывали предположение, что в туннель могло проникнуть нечто извне. Над этой версией смеяться охотников уже не нашлось. Все знали, что за много лет ни одно живое существо не забредало в пещерный мир с поверхности. Если не считать миротворцев. А чем кончилось для племени их нашествие, люди помнили слишком хорошо.
        Конец пререканиям положил вождь. Взяв с собой Проху, Алекса и Арса, а также Дашу, он отправился в туннель.
        И Мышка воспользовалась неожиданным происшествием, нарушившим строгий распорядок дня, с максимальной пользой: залезла назад в свою спальную ямку и с наслаждением захрапела.
        Именно поэтому о том, что из внешнего мира явился в подземелье пришелец, вроде бы не миротворец, она узнала лишь два часа спустя. К этому времени гость из другого мира уже оказался заточен в Гелликтитовом гроте, зато ее подруги, обсудившие невероятное происшествие со всех сторон и со всех ракурсов, тут же кинулись просвещать Марию. Из их рассказов у Маши в голове сложилась будоражащая воображение картина. Она представила грозного, могучего гиганта, от шагов которого трясется земля, облаченного в белые доспехи (что такое скафандр Маша в свое время не выучила, зато запомнила слово «латы»).
        - Ну, на этот раз я свое счастье не упущу, - прошептала Мария. - Такой шанс дважды не выпадает. Ко-смо-навт… Подумать только. Космонавт.
        Тем ужаснее было ее разочарование, когда в пещеру явился какой-то чокнутый тип, называвший их «каннибалами», вонявший так, будто искупался в дерьме, перемазанный в грязи с ног до головы… Едва увидев его, Федя, не робкого десятка пацан, тут же спрятался за отца.
        - Он сумасшедший, - кратко объяснил мальчик причину бегства.
        Маша тоже с радостью спряталась бы, если бы было за кого.
        Вместе с этим всклокоченным, грязным существом в их пещеры пришло то, чего там никогда прежде не было: едва уловимое беспокойство. Смутное ощущение опасности, тревоги. И вызывал ее не столько сам космонавт, сколько принятый всеми молча, не сговариваясь, факт: снаружи есть жизнь, и проникнуть в пещеры она может. Но радости по этому поводу не испытывал никто, начиная с Феди и заканчивая вождем.
        Космонавта они не боялись. Он был не страшный, а скорее смешной и нелепый. Самое поразительное заключалось в том, что пришелец не помнил ничего. И о том мире, из которого явился, знал еще меньше, чем они сами.
        - Хороший подарок прислали нам снаружи! - готова была разрыдаться Острикова.
        Она убежала в дальний угол пещеры и сидела там, обхватив голову руками.
        - Они что, не могли никого получше к нам послать?! - причитала она. - Может, вернуть его? Поменять на другого космонавта?
        Но мучения ее, как выяснилось, только начинались.
        Часа три космонавт спал, и племя смогло передохнуть. Но стоило пришельцу проснуться, как он опять начал ото всех шарахаться и повторять, точно заведенный: «Каннибалы, каннибалы». Одно хорошо: этот тип хотя бы перестал вонять. После того, как с него общими усилиями стащили скафандр, его тщательно вымыли и по-царски накормили. Мария наблюдала за тем, как злой пришелец, громко чавкая, уплетает все, что ему приносили, и лишь печально глотала слюни.
        В племени за сутки ели меньше.
        Неряшливый «свинонавт», он же «космонаф-нафт» (так окрестил его временно удаленный из зала Апсны Алекс), поспав и поев, снова принялся изводить всех вопросом, не едят ли они людей. А вождь, не будь дураком, поручил возиться с космонавтом Марии. И за полчаса космонавт Буданов, которого еще и звали как-то странно, не по-русски - Герман, успел замучить Мышку так, что она уже не знала, куда от него бежать. Он ничему не верил, всюду подозревал обман и заговор, а в довершении всего его чуть не вырвало в мастерской.
        Маша с неприязнью покосилась на позеленевшего космонавта, который стоял, держась рукой за дверной косяк, жадно вдыхал воздух и вращал глазами. Лишь минуту спустя Мышка сообразила, что со стороны станция и впрямь выглядит довольно-таки устрашающе. Недаром в племени ее до сих пор называли не иначе, как «Кровавая»…
        «Надо срочно успокоить этого ненормального», - поняла Мария. Что бы ни учудил космонавт, вождь накажет не его, а ее. И накажет сурово.
        Времени на раздумья не было. Она схватила из небольшой кучки готовых изделий первую попавшуюся свирель и заиграла свой любимый мотив. Простую, печальную мелодию, состоящую всего из пяти нот, но проникающую в самое сердце…
        Пришелец замер, перестал трястись от ужаса и икать. Бросил работу Арсений Петрович, мастер-косторез. Когда звучит эта мелодия, уходят все страхи и становится легко на душе. Такое уж у нее свойство. Знала Мария и другие мелодии - одни снимали головную боль, другие помогали заснуть, третьи звучали, когда племя провожало кого-то в последний путь. Музыка на все случаи жизни. И смерти.
        - Ты не сильно ошибся, когда решил, что тут ели людей, - до-играв, сказал Маша пришельцу, которого уже, слава Богу, не тошнило. - Но об этом тебе расскажет сам вождь Афанасий. Ведь он, в отличие от меня, видел те события своими глазами. Идем. Вождь ждет тебя.
        «А меня ждет отдых. Я его заслужила».
        Глава 9
        Жизнь и смерть
        Я был уверен, что все пещеры - стены, пол, потолок - состоят сплошь из твердого холодного камня, и терялся в догадках, как же местные люди тут умудряются сидеть, а тем более - спать. Гуляя по подземным залам вместе с Машей, я на пару минут присел передохнуть на камень и тут же почувствовал, как холодная влажная глыба высасывает тепло… Высасывает жизнь. Ответ нашелся сам. Я заметил, что пещерные то снимают, то надевают забавные сапоги-носки, представлявшие собой прочные шкуры, стянутые выше лодыжек.
        - Глина! - догадываюсь я.
        - Глина, - кивает Мария, - пластичная глина. Покрывает большую часть зала Апсны. И соседних тоже. По ней можно спокойно ходить босиком.
        - Класс… - я поспешно стягиваю обувь, в которой ужасно потеют и чешутся ноги, и ступаю на мягкий, приятно холодящий ступни пол. Мне выдали одежду из запасов племени, точно такую же, как у всех. Она мне немного велика, но лучше, чем ничего. А в скафандр обратно я ни за что не полезу.
        «Жизнь налаживается», - думаю я пару минут спустя, шагая следом за Марией навстречу поджидавшему меня вождю.
        «Не смей расслабляться, - сигналит в ответ рассудок. - Будь начеку».
        Но душа моя уже расслабилась, уже сбросила тугие путы постоянного напряжения. Я поверил: в пещере можно жить. Раз это получилось у других, получится и у меня.
        Бежать, судя по всему, все равно некуда.
        - Есть идеи, куда ты попал? - спрашивает вождь, слегка прищурившись.
        Странный вопрос. Как будто его интересует мое мнение.
        Мы удобно расположились на широкой плоской площадке. Отсюда начинается крутая каменная лестница, связывающая обжитую часть пещер и озеро. Изумрудного цвета водоем, гладь которого загадочно поблескивает в свете тысяч светлячков. Оттуда время от времени доносится плеск воды - пещерные люди гарпунят рыбу.
        Вождь Афанасий, несмотря на десятки свежих рубцов, покрывающих лицо, руки, плечи, пребывает в отличном расположении духа.
        С мягкой улыбкой рассматривает меня, решая ему одному ведомые вопросы. Я, напротив, сижу, нахохлившись, нервно оглядываясь по сторонам. Добродушная улыбка вождя пугает. Почему - не знаю. Но пугает.
        «Оторвать человеку голову можно и с улыбкой».
        Игнорировать вопрос вождя, однако, невежливо.
        - Разве это имеет значение? Все равно не угадаю.
        - И все же, - мягко, но настойчиво повторяет требование Афанасий.
        - Ну… - начинаю подбирать слова. - Вы живете под землей.
        И отсюда не выходите. Почему вы тут торчите - тайна. Слышал что-то про какой-то катаклизм, или как вы это называете. Еще я так понял, что вы тут уже очень давно живете. И еще вас тут не так уж много - все время мелькают одни и те же лица. Это все, что я понял. Если учесть, что рассказ Лады про людоедов был враньем…
        - А вот и нет, - перебивает меня Афанасий, - никакого вранья. Все - чистая правда. Просто это случилось давно. С каннибалами мы разделались двадцать лет назад, а миротворцы пришли пять лет спустя. И про побоище, которое они тут учинили, тоже правда. Только убивали солдаты не людоедов. Они убивали нас, - при этих словах на шее Афанасия заходил желвак. - По этой причине численность племени, скажем мягко, сократилась. Сейчас нас тут двенадцать вместе с моим сыном.
        Я вздрагиваю. Вот это неожиданно. Так мало? Представляю, сколько работы приходится выполнять каждому. То-то я смотрю, местные жители все время чем-то заняты. Кстати, получается, я всех видел. Нет, не всех. Еще двое. Прячутся от меня, что ли?
        - Теперь, надеюсь, - продолжает вождь, - причина столь теплой встречи тебе понятна.
        О да. Теперь понимаю, что эти ребята - сама вежливость. Я бы себя на их месте просто пристукнул.
        - С тех пор, как случилась та история с миротворцами, сюда никто не спускался. Кроме… - он не договорил. Но я понял, на кого намекает вождь. Не, ребят. Облом. Нечего мне вам рассказывать, и точка.
        Он меня понял. Помрачнел, тяжело вздохнул. Ну, извините. Я тут ни при чем.
        Несколько минут мы сидим и играем в молчанку. Вождь прячет свои мысли под каменной маской. Лицо застыло, не шевелится ни один мускул. Губы плотно сжаты. Глаза прикрыл, не заглянешь в них. Но сам, сам-то пытается просканировать меня, печенкой чувствую.
        Отвечаю ему тем же. А фигушки. Не он один тут такой крутой.
        Он сдается первым:
        - В целом верно. Мир вне пещер существует. Но это не имеет значения. Нам туда никогда не попасть.
        - Почему?
        - Катаклизм, - произносит вождь то же самое слово, что и Маша.
        Слово звучное, красивое. Ни черта не объясняющее, ага.
        - Этот момент обсудим в другой раз. Если кратко, мы и сами ничего про это не знаем. Если слово не нравится, могу переделать в «Армагеддон» или «Апокалипсис». Яснее стало?
        - Честно? Ни капли.
        - И нам ни капли не ясно! - резко отвечает он. Ух, разошелся. Даже кулаком по полу ударил. В тот же миг с потолка пещеры срывается большая капля и приземляется точно Афанасию на макушку.
        Ха, красиво получилось. У меня даже настроение улучшилось.
        - Ни капли, - повторяет вождь. - Те, кто могли бы рассказать больше, давно на том свете. И я не горю желанием присоединиться к ним. Все, что нам известно: двадцать лет назад случилась катастрофа. Возможно, глобальная. Снаружи ядовитый газ. А тут жить можно. На этом - всё.
        Понятно, что недоговаривает. Но ничего. Со временем все выясню.
        - Поэтому мы и «торчим» тут. Газ и всякие ядовитые ручейки с поверхности не проникают в пещеры.
        - А воздух? - спрашиваю, но тут же смущаюсь и с виноватой улыбкой пожимаю плечами. Я дышу и жив. Это лучший ответ.
        - Вот именно, - кивает Афанасий и в качестве доказательства делает глубокий вдох. - Если яд в воздухе и есть, то какой-то медленный… Кстати, я посылал человека проверить завал. Проход, который много лет назад проделали миротворцы, узковат для человека в скафандре. Но чисто теоретически пролезть там вы могли.
        - Значит, - мое сердце начинает часто-часто биться в груди, - если выйти наружу, там будет стоять мой космический корабль!
        Это слово я узнал от Лады. У меня не возникает никаких мыслей, никаких ассоциаций, когда я произношу слово «космический корабль». Лишь появляется ощущение, что это что-то большое и очень-очень красивое.
        - Иди, - хмуро отвечает вождь, - если так охота. Я своих ребят на верную смерть отправлять не хочу.
        Эти слова Афанасия спускают меня с небес на землю. Отчаиваться, впрочем, рано. Возможно, способ уговорить их совершить вылазку найдется. Если удастся починить скафандр, то почему бы нет.
        - Почему нас мало? Детская смертность, - поясняет Афанасий. - В пещерах растить детей это… Сказать «сложно», значит - ничего не сказать. Опять же - дети есть дети. Обожают лезть, куда запрещено, и тащат в рот все подряд.
        - А как же Лада, например? - поинтересовался я. На вид девушке-экстрасенсу лет восемнадцать. А катастрофа случилась двадцать лет назад. Нестыковка.
        - Рада и Лада родились тут, это правда. Но тогда нас было много, тогда растить детей было проще. Из дюжины детишек двое уцелевших… Хреновый прирост.
        - Согласен. А Федя?
        Сына вождя, молчаливого, серьезного мальчугана, я видел мельком, так как он все время прячется. Стоит мне появиться, как Федор сразу исчезает. Точный возраст его определить я не берусь, но не меньше десяти лет.
        - Да. И Федя. Он десять лет назад родился, - объясняет Афанасий, подтверждая мою гипотезу. - В меня пошел, поэтому и не погиб.
        Эти слова меня слегка позабавили. Хвастовство отца, сумевшего воспитать достойного наследника, - самое понятное и простительное хвастовство. И все равно я не удержался, усмехнулся. Не люблю, когда люди себя хвалят. Афанасий на мою улыбку никак не реагирует, лишь плотнее сжимает губы и хмурится.
        Мне становится стыдно. Его люди прошли через ад, это ясно. Даже просто выжить в их положении - чудо. Кто я такой, чтобы кого-то судить? Тем более чтобы смеяться. К счастью, вождь племени не обиделся. Помолчав минуту, он продолжает:
        - Кроме Феди никто не выжил. И женщины рожать больше не хотят - ни сестры, ни Даша, ни моя Наталья.
        - Что-что? Не хотят? - уточняю я.
        - Не хотят. Не приказывать же. Каждая похоронила не одного малыша… И Наташа тоже, - он устало закрывает глаза.
        В этот момент впервые за все время нашей беседы Афанасий скидывает маску сурового предводителя, и я вижу перед собой простого человека. Обычного потрепанного жизнью мужика, который много лет подряд хоронил друзей, товарищей и малышей, не сумевших зацепиться за жизнь. Который вынужден нести на себе тяжкий груз ответственности. Который за двадцать лет жизни в пещерах перенес такое, что мне и не снилось.
        Афанасий открывает глаза. Он снова взял себя в руки, приосанился. Лицо вождя опять приобретает бесстрастное выражение. Но теперь я все знаю. И все понимаю. Я чувствую, как глыба льда, отделявшая нас друг от друга, мешавшая понять друг друга, начинает медленно таять. Это хорошо. Это очень хорошо. Чем быстрее я стану для этих людей своим - тем лучше. В том, что я тут застрял надолго, сомнений почти не осталось.
        - Как результат, рабочих рук не хватает, - продолжает рассказывать Афанасий. - Вот и работаем с утра до ночи. Правда, голодных ртов тоже мало, это плюс. Иногда мне кажется, что природа сама контролирует численность нашей, так сказать, популяции. Так и Кондрат Филиппович считает.
        - Кто-кто?
        - Скоро познакомишься. Есть еще какие-то вопросы? Хм… Понимаю, что есть. Но у нас не так много времени, поэтому сейчас отвечу еще на один.
        Не так много времени? Куда он спешит? Почему они все время бегают, носятся?
        - Куда вы все время торопитесь?
        Последние слова случайно произношу вслух. Язык мой - враг мой. Я-то хотел заставить вождя выложить всю правду про Кровавую станцию.
        - Все очень просто. Люди все время должны быть заняты. Все время. Иначе беда.
        - Какая?
        Не вижу ничего плохого в том, что люди смогут больше спать, отдыхать. И вообще бездельничать.
        - Большая, - не стал вдаваться в подробности вождь. Потом все же поясняет: - Где безделье - там скука. Где скука - там жестокость… И кровь может пролиться. Легко. Поверь, мне за столько лет самому уже все осточертело, - в голосе вождя в который раз промелькнули нотки усталости, - придумывать, чем их занять, заставлять выполнять, наказывать… Даже поэзия больше не радует, даже музыка. Достало все. Но, блин горелый, иначе нельзя. Иначе чем тут еще заниматься, кроме как есть и спать?
        Я бы точно нашел, чем тут заняться. В этот раз ничего вслух не сказал, но, видимо, вождь все прочел в моих глазах.
        - Заблуждаешься, Герман, - сурово цедит Афанасий сквозь зубы, и я опять чувствую себя неуютно.
        Сложный человек. Непостижимый. Ничего не скроешь. Ничего не утаишь. Хоть не думай вообще. Вождь немного ослабляет хватку. Невидимые клещи, сжавшие мою голову, исчезают.
        - Поэзия, значит… Неужто у вас тут и поэты есть? Кто же это?
        - Все, - последовал ответ.
        - И ты?
        - И я, - кивает вождь, - у нас каждый месяц проходят вечера творчества. Там каждый декламирует то, что сочинил. Не веришь, что я могу сочинить стихотворение? Думаешь, я только кости ломать умею? Что ж, прочту что-нибудь. Из нового. С рифмой, говорят, проблемы. Но вообще всем нравится.
        Ночью, во сне, вдруг явились стихи -
        Такие, что грезились лишь наяву.
        Проснулся от них, как от боли,
        И долго шептал эти строки,
        Удивляясь упругой их силе.
        Лежал и раздумывал: надо ли их записать?
        Казалось - такое забыть невозможно.
        Утром, проснувшись, не помнил ни слова.
        Строчка следует за строчкой. На моих глазах Афанасий, этот грозный, суровый гигант, преображается. Он сидит, чуть прикрыв глаза, откинув голову. Лицо спокойное и одухотворенное.
        Словно ласточка летом,
        Что влетела в наш дом и умчалась,
        Исчезли из памяти строчки.
        Как хотел я назвать их своими,
        Присвоить себе эту силу и эти созвучья,
        Но - как бабочки легкой пыльца остается на пальцах, -
        Мне осталось лишь то ощущенье безмерной свободы,
        На миг обретенной…[3 - Сергей Штильман.]
        - Здорово! - шепчу я с восхищением. - Правда, замечательно. Но я все равно не понимаю. Не понимаю, к чему все это? Концерты, спектакли… Зачем?
        - Со временем поймешь. И хватит об этом. Теперь, думаю, пора ответить на самый важный вопрос, - Афанасий вдруг осекся. Обли-зал губы, сглотнул… Он волнуется. Что за новость на этот раз он собирается мне сообщить?
        - Тебе хочется увидеть второго космонавта, капитана космического корабля? - произносит тихо Афанасий.
        - Кого-кого? Ка-пи-та-на? Ну, да, - растерянно киваю я.
        Так, значит, я не один! Значит, нас было двое!
        - Сейчас увидишь. Идем со мной.

* * *
        Кондрат Филиппович сидел с копьем наготове у самой воды и терпеливо ждал, когда из глубины поднимется рыба.
        На самом деле рыбалка была только поводом остаться наедине со своими мыслями, не более того. В полной тишине, отрешившись от лишних переживаний, готовился Кондрат к очередному уроку. Очень важному уроку. Возможно, самому ответственному занятию за все годы.
        Тему предстояло обсудить сложнейшую, мало для кого ясную. Тему духов, хранителей пещер.
        Старик знал: они существуют.
        Пещеры, кажущиеся холодными пустынями, на самом деле не пусты. В них обитает не поддающаяся объяснению, недоступная разуму сущность. Знал об этом и Афанасий, а покорное вождю племя безропотно выполняло все необходимые ритуалы. Но старик был этим положением вещей недоволен. Он считал, что люди должны не слепо следовать обычаям, а поступать осознанно.
        Но чтобы поняли они, должен был понять и он.
        «Мрак и Тишина… Грозные, суровые правители подземелий. Они жили тут испокон веков, они останутся до конца времен. Прошло пять миллионов лет с того времени, как возникли пещеры. И с тех самых пор ни один лучик света не разгонял абсолютную тьму; ни один звук не нарушал всеобъемлющее безмолвие».
        Так планировал начать он свой рассказ. Потом следовало окунуться в историю. Нужно было объяснить, как удалось людям одержать победу над подземным миром.
        «Но пришел 1965-й год. Вездесущие, любопытные, упорные люди, оснащенные сложной техникой и приборами, проникли и сюда. Они провели в пещеры электричество, а затем и самое настоящее метро. Мрак разогнали ярким светом прожекторов, вспышками бесчисленных фотоаппаратов. Тишину рассеял грохот поездов, гомон беспечных туристов. На мрачные мысли наводил вывешенный на входе в пещеры запрет справлять нужду. То, что никто не делает, не запрещают».
        Кондрат не упускал возможности бросить валун в огород сгинувшей цивилизации. Табличку с выпуклыми буквами, запрещавшую справлять в пещерах малую нужду и ломать сталактиты, он каждую неделю протирал лично. И каждый день помогал убирать мусор, оставленный туристами. Он знал, о чем говорит. Правда, имелась одна тонкость. Весь хлам, что так и не успели убрать в день Катаклизма, потом очень пригодился племени. Но на этом старик предпочитал не заострять внимание.
        «Почему же Мрак и Тишина не наказали людей? - размышлял Кондрат Филиппович, заранее продумывая ответы на возможные вопросы. - Наверное, считали временной трудностью, потому и позволяли делать все, что угодно. Владыки пещер терпеливо ждали дня избавления… И он настал. Очередная толпа галдящих, жующих, смеющихся туристов, - Кондрат всегда описывал их именно так, - загрузилась в вагоны. Туристический поезд двинулся по пробитому в горных породах туннелю в сторону станции “Зал Апсны”»… И на этом веселая прогулка закончилась. Свет погас.
        Люди враз смолкли, и привычные всполохи вспышек не нарушали уже покоя древних сводов, созданных задолго до прихода на Землю человека. Скольким из них захотелось тогда проснуться?! Они еще не понимали, что случилось. Они еще не знали, что теперь им никогда не покинуть мрачных недр Нового Афона. Но Владыки пещер все поняли. Краткий период унижения кончился. Мрак и Тишина снова стали полноправными правителями сурового и прекрасного подземного царства».
        Этот момент старик хотел сделать кульминацией своего рассказа. Эмоциональным пиком, во время которого напряжение всех слушателей достигнет предела. Потом можно будет немного расслабиться.
        «Может быть, рассказать им, как я сам сюда попал? - задумался старик. - Да. Можно, пожалуй. Как доказательство того, что судьба - не пустой звук. Ведь это вышло само, почти случайно…»
        «Слепой - такую простую, незамысловатую кличку дали мне в Заповеднике. Я работал путевым обходчиком и считался, несмотря на слепоту, самым ценным специалистом по поиску неполадок. Сначала держали больше из сострадания, но вскоре убедились: лучшего мастера не найти. Трудился в основном по ночам, когда из заповедника уходили посетители, но в тот раз я решил сделать сюрприз Ханифе. Представьте себе, тогда она еще была молода, полна сил и грации. И гордости. Я любил ее всем сердцем, всей душой, и любовь эта год от года становилась лишь сильнее, как хорошее абхазское вино. А она… Она не замечала меня, не желала отвечать на чувства “русского слепыша”. Обычная история, дети мои… Которую ждал совершенно нетипичный финал».
        Старик слегка улыбнулся, вспомнив, как обрадовалась Ханифа, в панике мечущаяся по погрузившимся во тьму пещерам, когда он подошел, взял ее за руку и сказал:
        - Ничего не бойся. Я помогу.
        Этого момента пришлось ждать ему долгих пятнадцать лет.
        А началось все далеким летом 1997 года, когда восьмиклассник Кондрат, отдыхавший с бабушкой в Новом Афоне, решил пойти ночью искупаться.
        Ничего подобного Кондрату видеть еще не приходилось. Даже в кино.
        Морская влага водопадом стекала с изящной, грациозной женской фигуры. Лунный свет отражался в тысячах капелек, и от этого казалось, что тело девушки сияет и искрится. Густые темные волосы, с которых тоже стекали ручейки, ниспадали по плечам незнакомки. Черты лица, осанка, движения - плавные, благородные.
        - Принцесса… - шептал Кондрат, не смея ни вздохнуть, ни моргнуть, словно боясь спугнуть мираж.
        Глаза мальчика, ставшие, наверное, размером с плошки, медленно скользили по лицу красавицы, по шее… Ниже он смотреть не решился, боялся, что упадет в обморок.
        Чудо продолжалось какой-то миг.
        Потом вода перестала искриться на теле девушки, волосы она собрала рукой в пучок и принялась выжимать. Но этот короткий миг, когда будущая возлюбленная предстала в образе богини, мальчик сохранил в своей душе на всю жизнь.
        Между тем купальщица уселась на лежак, с минуту сидела, закрыв глаза и повернув лицо к морю, овеваемая ночной прохладой, и лишь после этого заметила наконец Кондрата.
        - Ух ты, да тут аншлаг! - звонко рассмеялась она. - А я-то думала, в такое время больше никто не купается.
        Нужно было отвечать, но, как это нередко бывало с Кондратом при встрече с красивыми девушками, он растерялся. Однако была у мальчика одна необычная черта: если большинство приятелей Кондрата, смущаясь, или начинали мямлить, или говорили нарочито развязано, или вообще рта открыть не могли, то он принимался вещать тоном философа: рассудительно, серьезно. Словно бы становился сразу лет на десять старше.
        - Ночью на пляже, конечно, прохладно. Хотя я люблю легкий бриз, - заговорил Кондрат ровным, спокойным голосом. - И это лучше, знаете ли, чем когда на голову семечки чистят.
        В душе его клокотал вулкан. От каждого взгляда на смуглое тело купальщицы мальчика бросало то в жар, то в холод. Но внешне он оставался отстраненным, и это не могло не вызвать у незнакомки любопытства. До этого она полулежала, но стоило Кондрату заговорить, как девушка сначала повернула голову, а потом села боком, спустив ноги на песок.
        - Что вы говорите! - всплеснула она руками. - На голову? Семечки? Я просто только приехала, ничего не знаю.
        - О! Тут есть, на что посмотреть. Вот вы, например, до отмели доплыли?
        - Нет! А где это? - В глазах собеседницы зажегся неподдельный интерес.
        - Прямо по курсу. Там мировецкие ракушки. Только плыть долго. С непривычки не советую.
        - А что еще посоветуете посмотреть?
        - Есть монастырь, - начал перечислять мальчик. - Есть водопад. Келья монаха-отшельника. Метро есть…
        Последнюю изюминку он специально приберег на конец. Глаза девушки, огромные, темные, слегка раскосые, расширились еще сильнее.
        - Метро?! - Она просто ушам не поверила.
        Красавица растерянно обвела взглядом видневшийся за пляжем городок.
        - Нет-нет, - отвечал Кондрат, слегка улыбнувшись, - не в городе. В пещере.
        - В пещере? - Девушка подалась вперед.
        - Именно. Я уже был разок, но с радостью прокачусь снова… А вы что же, не читали ничего о том месте, куда едете? Эх вы!
        Тут он испуганно смолк, прикусил язык, но было поздно - слово не воробей. Кажется, на этот раз Кондрат перегнул палку.
        «Последнее, что стоит делать, общаясь с людьми, это их упрекать и стыдить, - говорил его отец. - Тебе какое дело? Пусть как хотят, так и живут».
        Увы, мудрое правило мальчик часто забывал. Но в этот раз ему невероятно повезло.
        - Как раз про пещеры эти я знаю много, - улыбнулась девушка и стала с увлечением рассказывать: - Просто я думала, это называется «пещерная железная дорога», а не «метро». Я на практику приехала от университета в эти самые пещеры. А в будущем, - она мечтательно вздохнула, - и работать сюда пойду. Надеюсь, возьмут.
        «Вот так знакомство! - восхитился мальчик. - Настоящий ученый! Пусть и начинающий, но все равно».
        - Кстати, меня зовут Ханифа. Ханифа Эшба, - произнесла она, протягивая ему руку.
        - Кондрат, - отвечал мальчик, с трепетом пожимая ее нежную, сильную ладошку.
        Эту детскую, трепетную любовь пронес Кондрат через всю жизнь вплоть до того дня, когда Ханифа ответила наконец на чувства слепого обходчика.
        Помнил Кондрат и то, что началось потом, но вот вспоминать в подробностях не очень любил. Зачем лишний раз переживать кошмар? Главное, что он, слепой, был единственным, кто чувствовал себя в пещерах уверенно. Во всяком случае, увереннее остальных пленников мрака, оказавшихся в темноте беспомощными. Он сумел спасти от ужасов каннибализма хотя бы часть людей, уведя их из метро в пещеры, в зал Апсны, на берега богатых рыбой озер. Почему он выбрал нескольких человек, а не взял с собой всех? Этот вопрос не очень беспокоил старика. Что ему оставалось делать? Приведи Кондрат Филиппович с собой не тридцать, а сто человек - и людоедство началось бы и в пещере тоже. И пока «туннельные» убивали друг друга, «пещерные» налаживали быт. Да, многие получали травмы, а двое даже погибли, упав в расщелины. Но остальные становились сильнее, и были по-своему счастливы. Ну а когда обезумевшие от голода и холода нелюди ринулись в пещеры, у них не было против племени Кондрата никаких шансов… Перемолоть армию каннибалов не составило труда.
        Кондрат прислушался. О рыбалке тоже не стоило забывать.
        Нет, померещилось.
        Рыба хитра, она не спешит показываться на поверхности озера. Как и человек, рыба ничего не видит, но слышит великолепно. Она осторожна, но осторожен и он. Кондрат знал, поймать рыбу может только тот, кто умеет ждать.
        «Вот Прохор, - заметил вождь, - первый силач, а тихо сидеть не может. Потому и не вышел из него рыбак».
        Старик снова погрузился в размышления.
        «Почему я все-таки остался в живых? - думал старик. - Почему живы все остальные? Это же ан-ти-на-уч-но, - с удовольствием произнес он про себя красивое слово. - Противоречит этой, как ее, физике. Ни одного шанса не было у нас прожить во мраке и сырости даже месяц, не то что двадцать лет. А вот - живем, хе-хе. Не потому ли, что мы с самого начала признали Мрак и Тишину хозяевами пещер? Кто знает, кто знает…»
        В этот момент произошло то, чего так долго и терпеливо ожидал старик. Совсем рядом, в каком-то метре от него, плеснула хвостом рыба. Реакция Кондрата была молниеносной. Стремительный рывок, точный, выверенный удар - и на конце остроги бьется упругое, чешуйчатое существо.
        Рыба дергалась еще минуту, потом она замерла и испустила дух.
        - Спасибо вам, Хранители пещер! - произнес старик, как он это делал всегда после удачной рыбалки, после чего засунул за пазуху скользкое змеевидное тело добытого существа.
        «Хорошая рыба, - улыбнулся он, - славный будет ужин».
        И, осторожно нащупывая путь, Кондрат зашагал вверх по лестнице.
        - Береженого Бог бережет, - говорил себе Кондрат, на всякий случай добавляя: - И Мрак.
        Афанасий из-за этого часто спорил со стариком. Он никак не мог взять в толк, как можно и верить в Бога, и признавать власть Духов.
        - Я отвечу на твой вопрос, - сказал однажды Кондрат Филиппович. - Но прежде ты ответь мне, Афоня: кто из нас главный, ты или я?
        Афанасий посмотрел на вождя с искренним недоумением в глазах.
        - Странный вопрос. Мы оба - главные. Каждый - в своем деле.
        - Вот и в случае с Богом и Мраком - та же история. Верить в Бога необходимо! Но и игнорировать силы, существующие с Его позволения, неразумно, - подвел итог беседы вождь. И Афанасий больше не возвращался к этому разговору. Он понял.
        Теперь предстояло убедить остальных. В том числе гордую, сильную Ладу, твердо убежденную, что никаких хранителей пещер нет вовсе.
        - Придется повозиться, - вздохнул слепой старик, взбираясь на последнюю ступеньку лестницы. Но, прислушавшись к тому, что творится в пещере, Кондрат Филиппович понял: сейчас для урока не самое удачное время. И разговор о Духах придется отложить.
        В зале Апсны готовились к похоронам.

* * *
        - Мы живем, всегда готовые к смерти, - рассказывает мне Маша, - мы не боимся ее. Учитель говорил, что в прежние времена люди очень боялись умереть. Что они старались не думать об этом, не произносить это слово, прятали мертвецов подальше, чтоб не попадались лишний раз на глаза. Но, что самое смешное, из-за этого боялись «старуху с косой» еще больше.
        - По-моему, это не смешно, - сухо произношу я.
        - По-моему, тоже, - мигом серьезнеет девушка. - Ни капли не смешно. Я слушаю истории о тех людях, которые жили когда-то там, наверху, и у меня волосы дыбом встают… Иногда я хочу заплакать, иногда меня скручивает от ужаса. Учитель рассказывал нам про древний Рим, про Вавилон, Египет, так вот, даже там не было такого рабства, как в Последнюю Эпоху! Это страшно. Но я смеюсь. Слушаю истории про тех, кто ради карьеры и денег превращал в ад жизнь себе подобных, - и смеюсь. Слушаю про тех, кто ради минутной славы шагал по трупам, - и смеюсь.
        - Смеешься? Но почему?
        - А не знаю. Так проще.
        Я хмыкнул, но ничего не сказал. В словах Маши о том, что они вообще не боятся смерти, есть доля лукавства. А вот в том, что жизнь и смерть здесь идут рука об руку, я смог убедиться очень скоро.
        Я сразу, как только в первый раз очнулся в зале Апсны, заметил гигантский каменный крест, высеченный в скале. Потом, приглядевшись, увидел, что с двух сторон от креста изображены какие-то люди. Видимо, святые. Под крестом и иконами возвышались одинаковые глиняные холмики. Что это? Сначала я не мог ответить на этот вопрос. Лишь когда начались похороны, догадался об их назначении.
        - Могилы? - не столько спрошиваю, сколько уточняю я.
        - Они самые, - кивает Мария.
        Одна могила только готовится принять своего вечного гостя. На моих глазах мужчины выгребли из глубокой узкой ямы глину и встали по сторонам. Кстати, одного из них, Алекса, того самого, который стукнул меня по голове, я тут почему-то не увидел. Потом подходят женщины и в благоговейном молчании выстилают могилу мхом. Погребение готово, но похороны не начинаются. Пещерные (называть их про себя «дикарями» я перестал) кого-то ждут.
        - Кого вы хороните? - тихо спрашиваю я.
        Маша смотрит на меня как-то странно, - то ли с испугом, то ли с сочувствием, - но молчит.
        В пещере царит тишина. Воздух словно бы застыл. Он висит тяжелым, темным занавесом над головами людей и кажется осязаемым. Легкий аромат, источник которого я никак не могу обнаружить, приятно щекочет ноздри. Возможно, это какие-то подземные испарения. Беззвучно мерцают светлячки. Застыли, точно изваяния, люди. Сын вождя тихо стоит рядом с отцом и матерью, глядит по сторонам серьезно, задумчиво. Кошка, устроившаяся на плече хозяйки, молча смотрит перед собой. Даже рыба не плещется в озере.
        Все живое чувствует ледяное дыхание смерти, прошедшей совсем рядом, почти коснувшейся их краями савана. Все ощущают мрачную торжественность момента. Один только я ничего не понимаю.
        - А ждете кого?
        Вместо ответа Маша легким жестом указывает куда-то за спины мужчин и в тот же миг опускается на колени. Следом преклоняют колени и все остальные. Я на всякий случай тоже опускаюсь на влажную глину. Тут только замечаю я, что к кладбищу из глубины подземного зала медленно, торжественно шествует сгорбленный старик. Издалека бросается в глаза длинная борода пепельного цвета, спускающаяся до пояса; такого же цвета и его волосы. Он идет, опираясь на посох, и что-то бормочет себе под нос.
        Я сначала предположил, что это колдун или знахарь, но потом услышал, как седовласый старик напевает:
        - Ве-е-ечная па-а-амять. Ве-е-ечная па-а-амять.
        Священник. Вот кто это.
        Подойдя к племени, которое в полном составе собралось около свежей могилы, старик трижды перекрестился, и последние сомнения отпали. Я торопливо складываю пальцы в щепоть и осеняю себя крестным знамением.
        - Это Кондрат Филиппович, - шепчет мне на ухо Маша, - он будет отпевать…
        - Кого?
        Я вновь не получаю ответа.
        Тем временем седой старик заканчивает читать молитвы и обращается к Маше:
        - Приведи его, Мария. Пусть попрощается.
        - С кем?
        - Сейчас сам увидишь, - шепчет Острикова, пряча глаза, - иди.
        И я делаю шаг вперед.
        А вот и покойник.
        Рядом с погребением, не заметный со стороны за сваленной в кучу глиной, лежит какой-то человек. Он облачен в красно-синий комбинезон. На груди три буквы: «Р.К.А». Такой же был и на мне. Светлые волосы обрамляют гордое, величественное лицо. Очень красивое лицо. Даже смерть не лишила его изящных, благородных черт.
        - Да это женщина! Какая… Какая властная. Настоящая принцесса. Или нет, королева. А может… Капитан?
        Тут же голова закружилась, сначала медленно, потом все быстрее. В глазах потемнело. Все вокруг подернулось туманом.
        - Ка-пи-тан! - сорвалось с моих губ случайно подвернувшееся слово.
        Все племя дружно кивает.
        - Капитан, - эхом отвечают люди.
        Вождь Афанасий делает шаг вперед и произносит:
        - Да, Герман. Это - твой товарищ, капитан Светлана Николаева. Так было написано на ее скафандре.
        Я слышу слова Афанасия так, словно тот вещает издалека, но теперь все понимаю. Фрагменты нехитрой головоломки сложились вместе.
        - Мы нашли ее на Мертвой станции, - продолжает говорить вождь. - Страшное место. Там выходят из-под земли ядовитые газы. Оттуда приполз сюда и ты. Видимо, именно под действием газов ты потерял память. Еще там лежал твой шлем, а в карманах капитана Николаевой мы нашли…
        Но договорить ему не дал Кондрат Филиппович.
        - Потом, - резко произносит он, - все это потом. Не мешайте ему прощаться с другом.
        Я рад был бы последовать словам старика.
        Но не могу.
        Смотрю на эту красивую, сильную женщину, чье сердце остановилось навеки, и ощущаю в душе тяжелую пустоту.
        Я должен оплакать этого человека, выдавить из себя слова последнего прощания. Но я молчу. И слезы не текут из моих глаз.
        Я не знаю эту женщину. Все, что связывает меня с этой красавицей, которую я когда-то называл капитаном, а может быть, и другом? возлюбленной? женой? скрывает безразличная и холодная темнота. Ни единого проблеска. Ни одного воспоминания. Чужой человек.
        - Капитан, - превозмогаю себя, начинаю говорить, - я никогда не забуду те годы, что мы сражались плечом к плечу! Ты всегда будешь жить здесь, в моем сердце. Капитан! Я всегда буду помнить… Буду помнить всегда…
        Дальше говорить я могу. Горькие злые слезы хлынули из моих глаз. Это не горе. Это злость и обида на этот страшный, жестокий мир, лишивший меня всего. Лишивший меня памяти!
        За что мне это?!
        За что-о-о?!

* * *
        Горе, терзавшее пришельца; горе, граничащее с безумием, никого не оставило безучастным. Упал на колени, закрыв лицо ручонками, сын вождя. Опустили глаза остальные мужчины. Зарыдали женщины. Даже Мария, прежде смотревшая на космонавта с неприязнью, не могла сдержать слез.
        И даже когда Герман перестал выть и метаться у тела погибшей подруги, люди долго стояли, не смея пошевелиться.
        - Не хотел бы я оказаться на его месте, - шепнул Афанасий Кондрату, когда последние конвульсии, сотрясавшие тело пришельца, стихли.
        Старик кивнул.
        - У него же ничего нет. Подумать только. Ничего! На этот раз Мертвая станция отняла очень много. Слишком много.
        - Разве можно отнять что-то большее, чем жизнь? - пожал плечами Кондрат Филиппович.
        - Можно, - возразил Афанасий.
        Они замолчали.
        Не говоря ни слова, наблюдал предводитель подземного народа, как Арсений и Прохор приблизились к Герману, осторожно оттащили его в сторону, а затем со всеми возможными предосторожностями опустили в могилу тело второго космонавта…
        - Вот и все, все кончилось, - сказал Афанасий полчаса спустя.
        Погребальная церемония завершилась. Лишь небольшой холмик напоминал, что недавно здесь навеки упокоилась гостья из внешнего мира.
        - О нет, - отвечал Кондрат Филиппович, - все только начинается. Чувствую… Чувствую, как пошатнулось равновесие. Что-то изменилось. Этот человек… Этот космонавт. Он принес в наш мир то, чего тут не должно быть. Чему тут не место. Помяни мое слово, Афоня: теперь сонному царству конец. И возврата к прежней жизни нет.
        Вождь молча внимал словам своего седовласого наставника. Не спорил, не возмущался, лишь хмурил лоб, пытаясь понять, переварить те пророчества, которые слышал.
        - И что же ждет нас? - задал он единственный вопрос.
        - Не знаю. Мне не дано видеть будущее. Но знаешь, это правильно. Это верно.
        - Что?
        - То, что он явился в наш мир. Явился, чтобы изменить его.
        - Я не по…
        - Я тоже. Но я чувствую. И это - правильно, - с нажимом повторил Наставник. - Если ты думаешь, как бы избавиться от пришельца…
        Афанасий потупился.
        - Если ты об этом думаешь - не смей! Мы заросли мхом, Афоня, в этих пещерах. Пришло время перемен… А хороших ли, плохих ли - не важно.
        - Как скажешь, Наставник, - отвечал с поклоном вождь и бесшумно удалился, оставив Кондрата наедине с его мыслями.
        - Кап… Кап… Кап, - одна за другой падали с потолка капельки.
        - Кэп… Кэп… Кэп… - слышалось людям.

* * *
        Мне снится странный сон.
        Я вижу жуткое, зловещее место. Если и не ад, то уж точно - предбанник ада. Бескрайние темные катакомбы, в которых клубятся зловонные испарения и бродят невиданные монстры. Где век за веком слышится лишь печальное «кап-кап», и где, казалось, ни один нормальный человек не смог бы протянуть и дня, не сойдя с ума.
        Но среди уродливых нагромождений скальных обломков, среди покрытых жутковатыми наростами валунов я вижу людей. Счастливых людей. Мудрых, сильных, старающихся сохранить крупицы знаний, оставшихся в наследство от прошлого, и усердно, день за днем совершенствующих дух и тело. Я вижу вождя, сурового, мудрого великана, который жестко, но справедливо правит своим немногочисленным народом. Вижу маленького смышленого парнишку, следующего за отцом по пятам. Вижу пушистого рыжего зверька, играющего со своей хозяйкой. Они борются. Борются за каждый час, каждый вздох. И поэтому - живут.
        - Приснится же такое, - и я открываю глаза. Но вокруг себя, наяву, вижу все то же, что и во сне.
        Те же торчащие повсюду черепа, мнимые и настоящие. Те же молчаливые люди, занятые каждый своим делом.
        - Будь что будет, - тихо говорю я, встаю и отправляюсь искать вождя, чтобы доверил мне какую-нибудь работу.
        Глава 10
        Сын вождя
        Федя, сын вождя, единственный ребенок в пещерах, получивший в племени шутливое прозвище Наследник, не боялся ничего. Бесстрашие его имело простую причину: мальчик не видел, чего ему стоит опасаться.
        Взрослые часто обсуждали опасности, угрожавшие маленькому народу. Они говорили о летучих мышах, о ядовитых газах, о том, что могут выйти из берегов озера. Федя слушал эти разговоры и удивлялся.
        Летучие мыши и снарки никогда не нападали без причины. Сами люди совершали набеги на зал Москва и на логово снарков довольно редко, только тогда, когда надо было пополнить запасы шкур. Значит, серьезной опасности с этой стороны ждать не стоило.
        Когда старшие начинали обсуждать остальные опасности, Федя едва сдерживался, чтобы не сказать открыто: «Вы что, дураки?» Это касалось и ядовитых газов, и обвалов, и наводнений.
        «Можем ли мы сделать что-то, чтобы предотвратить это? Нет, - рассуждал Федя. - Если газ вдруг просочится в пещеры, мы даже испугаться не успеем. Если выйдет из берегов озеро, останется только отступать. Могут ли эти разговоры отвести беду? Нет. Зачем они тратят время на такую ерунду? А еще взрослые».
        Федя молчал. В душе его все кипело и клокотало, когда старшие заводили разговор на тему: «Вдруг уйдет рыба, вдруг перестанут расти грибы, что тогда?» Но он ничего не говорил им. И не потому, что боялся. Просто не видел смысла.
        - А если, а если… А если потолок рухнет на голову? Вот так возьмет и рухнет! - сказал он однажды Алексу и Раде. - Что делать будем? Подпорки подставлять?
        Алекс и его подруга сделали вид, что не услышали Федю. Когда он говорил, они как будто тут же глохли. И не только они. Так же вели себя Проха, Маша, Лада. Мальчик сначала злился и обижался. Потом он догадался, что эти бесплодные разговоры взрослые вели в качестве развлечения. Они не искали выхода из ситуации, они о ней просто говорили. Просто так.
        Поняв это, Федя начал недоумевать, почему его мудрый, властный отец, добившийся беспрекословного подчинения, не положит конец этим глупостям. И как-то раз, ложась спать, мальчик не выдержал и поделился своим горем с единственным человеком, который понимал его. С матерью.
        Момент для разговора был не самым удачным, уставшая за день Наталья уже засыпала. Но, как это бывало и раньше, мать не стала откладывать беседу на потом. Взяв сына за руку, она отвела его в сторону, усадила рядом.
        Помолчав минуту, Наталья начала свою речь. Она запиналась, хмурилась, подбирала слова. Даже ей, умевшей говорить просто и ясно, ответить на вопросы сына оказалось очень, очень нелегко.
        - Видишь ли, милый… Нам, взрослым, надо иногда заниматься ерундой. Не потому, что заняться нечем, нет. Просто чтоб отвлечься.
        Федя удивленно посмотрел на мать.
        - А ты?
        - Мне помогает медитация, сынок. И вообще, я - исключение. Я - леди совершенство! - она вдруг изменила голос, словно подражая кому-то. Рассмеялась, потом слегка покраснела и объяснила: - Это из фильма. Про Мэри Поппинс. Видишь, я тоже иногда могу повалять дурака. Даже я!
        - И зачем ты валяешь этого дурака? - все никак не мог взять в толк мальчик. - Чтоб отвлечься, можно песню спеть. Поспать, на худой конец. Отец вот никогда не валяет.
        Сказал, и тут же смутился, увидев, как изменился взгляд матери. Наталья подалась вперед, опустила сыну на плечи мягкие, нежные, сильные ладони.
        - Сын. Ты прав. Твой папа не выпускает пар. Ему нельзя. Всем можно. Ему нет. Твой отец не может пошутить, потому что его шутку все примут за приказ и бросятся исполнять. Не может расслабиться. Вдруг именно в эту минуту случится беда. Но знаешь ли ты, как он страдает?
        Федя растерянно завертел головой, заморгал. Отец был единственным из людей, кого он не просто любил - боготворил. Кондрата Филипповича он тоже уважал, но ни трепета, ни обожания у него слепой старик, строгий и забавный одновременно, не вызывал. Совсем иные чувства вызывал у Феди отец. Что бы ни делал мальчик, он спрашивал себя: «А как бы поступил папа?» Сама мысль, что вождь Афанасий может поступить неверно, казалась Феде кощунством.
        И вот из уст матери прозвучали слова, заставившие мальчика содрогнуться до глубины души.
        - Мой папа? Страдает? - прошептал Федя.
        - Да, - коротко отвечала мать. - Он не может ни с кем поделиться огромной ношей, которую тащит в одиночку. Это его долг. Но если ты спросишь, счастлив ли твой отец, я едва ли смогу ответить «да».
        В этот момент в душе у Феди что-то сломалось, оборвалось. Так ему тогда показалось. Перед глазами мальчика промелькнули один за другим десятки сцен и эпизодов. Вот отец сражается с летучими мышами. Вот наказывает Алекса за очередную выходку. Вот стоит перед людьми и отдает приказы, одним взглядом давя любое недовольство.
        Последняя сцена выбивалась из этого ряда. Афанасий сидит, опустив голову на скрещенные руки, могучие плечи опущены, глаза прикрыты. Во всей позе отца чувствуется смертельная усталость. Он утомлен, он смертельно устал, и сложно представить, какое усилие понадобится ему, чтобы снова взять в свои руки сотни ниточек, управляющих людьми. Картинка приходит в движение. К отцу осторожно приближается мать. Она ласкает его, целует, шепчет что-то на ухо. Она пытается помочь ему, снять усталость. Напрасно. Отец неподвижен, точно камень, ласка не трогает его. Лицо вождя не меняет выражения. Тогда мать отступает в темноту и на глазах ее сын видит крупные, горькие слезы.
        - Боже, мама! Папа… - прошептал мальчик и очнулся. Видение кончилось. Но теперь слезы катились уже из его глаз. Ища утешения, Федя кинулся на грудь матери, зарылся лицом в складки ее одежды, едва сдерживая рвущиеся наружу всхлипы.
        - Прости, что сказала тебе это, - шептала Наталья, целуя сына, стирая пальцами соленые капли с его щек, - я знаю, папа для тебя идеал. Но недаром Господь учил: «Не сотвори себе кумира». Приятно тебе это слышать или нет, но твой отец - тоже человек. Ему тоже бывает плохо и тяжело. Он тоже ошибается. Знай: в эти минуты он как никогда нуждается в нас. Во мне. В тебе. Ты умный мальчик. Однажды ты поймешь. А теперь иди спать.
        Но спать той ночью Федя не смог. Сон не шел, глаза не закрывались. Да он и не давал себе уснуть. Он ждал. Когда дыхание матери стало ровным, когда перестали вздыхать и ворочаться остальные, он потихоньку выбрался из ямки и, осторожно ступая босыми ступнями, подошел к отцу. Тот лежал на боку, закрыв лицо ладонью. У Феди не хватило духу даже зайти с другой стороны, не то что попытаться отстранить ладонь отца. Но главное он видел: огромную темную тучу, сгустившуюся над головой спящего отца. Тучу, не имеющую ничего общего с их реальностью. Сгусток зла и ужаса. Он и раньше ощущал ее присутствие, но не понимал, что это. Тяжелый разговор с матерью все расставил по местам.
        - Я помогу тебе, папочка, - шепнул Федя, сжал кулачок, смело протянул руку… Темное облако даже не шелохнулось. Кулак проходил сквозь него, не причиняя никакого вреда. И тогда Федя понял, в чем состоит его задача и как прогнать страшную тучу.
        «Ни за что. Никогда больше не огорчу тебя, папа, - мальчик подобрал и подкинул несколько камешков, как это делала старушка Ханифа, - и всегда буду помогать тебе. Помогать, чем смогу. Мама не справляется одна. Я помогу ей. Слово чести!»
        Сказав это, он улегся в ямку и мгновенно провалился в сон.

* * *
        После этого жизнь Феди изменилась, пусть никто, включая Афанасия, не замечал сперва этих перемен. Только Наталья все видела и качала одобрительно головой. Федя ни на шаг не отставал от отца, внимательно прислушиваясь, приглядываясь ко всему, что тот делал. Сначала Афанасий удивлялся, потом привык и сам стал скупо, кратко объяснять сыну, как совместить кнут и пряник и не дать соплеменникам друг друга поубивать.
        Федя налег на учебу. Он и раньше выполнял задания Наставника, но относился к урокам равнодушно. Мальчик не видел смысла вызубривать сложные странные слова, разбираться в вещах, которые к нему никак не относились… Теперь все изменилось.
        «Я должен это знать, - говорил себе мальчик. - Тогда однажды стану новым вождем. Недаром же я - Наследник!»
        Конечно, шутливый титул ничего не значил. Федя отлично понимал, что он еще слишком юн. Что когда отец состарится, вождем станет Проха. В первый момент, поняв это, мальчик слегка приуныл. Хоть Кондрат Филиппович и пересказывал им как-то раз книгу «Пятнадцатилетний капитан», хоть мама и говорила Феде, что он взрослеет не по годам, сын вождя понимал: пока наследник из него никакой.
        «Буду учиться и я! - решил он спустя некоторое время. - Чем я хуже Прошки?!»
        И еще одно изменение произошло в жизни мальчика: в нее неожиданно пришел страх. Пришел с самой, наверное, неожиданной стороны. Не темноты стал бояться юный Наследник, не оползней и не летучих мышей.
        Космонавта.
        Каждый раз, когда мальчик сталкивался с Германом, он испытывал дикий, необъяснимый, панический ужас и хотелось ему в эту минуту одного: убежать как можно дальше и спрятаться как можно лучше.
        Причину этой напасти Федя не в силах был постичь. Герман уже давно не носил скафандр. Он одевался как все. Ел такую же еду. Спал рядом с ними. Работал наравне с остальными мужчинами. Герман часто улыбался, у него появились друзья: он проводил часы в беседах с Машей Остриковой, с ним любили поболтать Афанасий и Проха. Все это видел мальчик. Но стоило космонавту подойти поближе к Феде, как тот тут же убегал.
        - Это уже просто смешно, сын. Это не дело. Даже твой отец не видит угрозы со стороны космонавта, а он человек осторожный! - строго выговаривала Феде Наташа, в очередной раз увидев, как сын делает лишний крюк, чтобы не столкнуться с Германом. - Кошка, и та мурлычет, когда его видит. А ты! Я не понимаю тебя, сын.
        Федя кивал. Он понимал, что мать права. Он краснел от стыда, ругал себя и в конце концов поклялся никогда больше не убегать от Германа.
        «Клин клином вышибают», - вспомнил мальчик мудрое наставление, которое дала ему однажды мать. Набрался смелости, и подошел к космонавту.
        Герман сидел, сложив ноги так же, как делала Лада, и водил острым камешком по полу. Наставник называл этот предмет «карандашом». Космонавт что-то писал. Получалось у него пока плохо. Герман хмурился, ругался вполголоса, разравнивал глину и снова принимался выводить буквы. Федя ясно видел: пришелец занят. Но откладывать этот разговор он больше не мог, боясь, что второй раз уже не найдет в себе мужества.
        - Что пишете? - спросил мальчик, приближаясь к космонавту. Тот от неожиданности вздрогнул, выронил карандаш, и Феде показалось на миг, что зловещий, таинственный пришелец сейчас рассвирепеет, схватит тяжелый острый камень и запустит ему в голову. Не сбежать мальчику удалось лишь чудом.
        - А, это ты! - произнес Герман, приветливо улыбаясь. - Ну, здравствуй. Как тебя там? Наследник?
        - Федор. Федя, - отвечал мальчик и, бледнея, протянул Герману руку, - а про наследника - это так. Это ерунда.
        Идея с рукопожатием оказалась неудачной. Мальчик сморщился от боли. Сильные пальцы космонавта сдавили крохотную ладошку Феди. «Ну как сломает?» - вспыхнула паническая мысль. Страх почти взял верх. Продлись экзекуция еще секунду, и Федя бы не выдержал, удрал. К счастью, Герман все понял верно. Он поспешно разжал ладонь и пробормотал:
        - Прости, я силу не рассчитал. Не больно? Нет?
        Федя сначала кивнул. Потом спохватился и замотал головой. Рука слегка болела, но к боли физической ему было не привыкать. Сейчас это не имело значения. В душе сын вождя ликовал. Первый шаг на пути к преодолению страха был сделан.
        - Ясно, - улыбнулся Герман, его искренняя теплая улыбка немного разрядила атмосферу, - значит, тебе интересно, что я делаю? Да так, балуюсь. Слова разные пишу.
        - Зачем тратить время? Этот навык не очень нужен здесь, - осторожно заметил Федя, - писать можно только на полу. И то не везде.
        Сам Федя правописанию не уделял много внимания. Именно потому, что не видел в нем смысла. Стараешься, выводишь буквы, а потом кто-то прошел по надписи - и всю красоту испортил. Кроме того, Федя считал, что голова человека в качестве хранилища знаний намного удобнее.
        - Бесполезный навык, согласен, - кивнул Герман, - но очень, знаешь ли, развивает руки и голову. Хорошая тренировка. Сейчас, подожди минутку, я допишу слово, и поболтаем.
        Герман вернулся к своему занятию. Федя присел рядом и стал внимательно следить за тем, как Герман медленно, аккуратно, зачем-то высунув изо рта язык, дописывает букву М. Потом шла «А», за ней «Ш».
        - Маша! - выдохнул мальчик. Конечно, это могло быть и любое другое слово, например, «машина». Однако что-то подсказало мальчику: догадка верна.
        Герман беззаботно улыбнулся, всем своим видом показывая, что это слово он выбрал совершенно случайно. Федя фыркнул. Именно так реагировали все взрослые на любые вопросы, касающиеся любви. Еще одна великая загадка, остававшаяся за гранью понимания. Занимаясь этим постоянно, даже почти не таясь, взрослые все равно считали любовь чем-то то ли стыдным, то ли тайным. Или делали вид, что считали, следуя очередному глупому «правилу». Федя понять этого не мог.
        В любой иной ситуации Федя пришел бы в ярость.
        «Что стыдного в любви? Любишь женщину? Так и говори, чего мямлить?!» - обычно думал он. Сейчас мальчик, напротив, пришел в восторг. Внушавший ему ужас пришелец оказался самым обычным человеком. Таким же, как все.
        - Понятно, - решил закрыть тему Федя, - я тоже иногда пробую писать. Но больше всего я музыку люблю.
        - Слушать или исполнять? - уточнил Герман.
        - И то, и другое. Кстати, не желаешь ли пройтись до Музыкального зала? Заодно расскажу что-нибудь о наших пещерах, я много интересного знаю. Там как раз сейчас Маша репетирует, - добавил Федя, сощурив глаза, когда увидел, что космонавт колеблется.
        - Меня вроде старушка обещала по всем залам провести. Эта, как ее, Ханифа, - пробормотал он, но тут же тряхнул головой и добавил с улыбкой: - Но с радостью пройдусь и с тобой, лишним не будет!
        Федя любил гулять вниз по туннелю пещерного метро. А вот вверх, туда, где поджидали Мертвая станция и Завал, он не ходил никогда. Когда однажды Алекс начал то ли в шутку, то ли всерьез подбивать Федю пойти «подергать смерть за усы», мальчик смерил весельчака тяжелым взглядом и произнес сухо:
        - Ты предложил - ты и дергай.
        Алекс опешил, пробормотал: «Ну и пацан растет у нашего вождя… Орел!» - и ретировался.
        Федя прекрасно знал: лучшее, что его ждет наверху, это смерть. Еще меньше хотелось ему потерять дар речи, слух, зрение или память. Он не знал никого, кто бы попал на Мертвую станцию или к Завалу и вернулся прежним.
        - Какой-то ты неправильный у нас, Федька, - заметила Даша Кружевницына, выслушав объяснение, почему сын вождя никогда даже не делал попыток подняться наверх. - В былые времена ребятня обожала лазать туда, где было написано: «Не влезай - убьет!»
        Видя, что мальчик готов обидеться, Дарья Сергеевна поспешно добавила:
        - Нет-нет, ты молоток! Ты дело говоришь! Я просто хотела сказать, что обычно дети так, как ты, начинали рассуждать лет в двенадцать… А тебе десять.
        - Значит, я необычный, - повел плечами сын вождя.
        Даша кивнула и молча пожала ему руку. Больше этой темы они не касались.
        О том, что он повзрослел не по годам, Федя часто слышал и от матери, и от отца. Разница заключалась в том, что отец радовался, а мать - печалилась. Умом Наташа понимала: будь ее сын так же легкомыслен и беспечен, какими в его возрасте «положено» быть, его постигла бы судьба других пещерных детей. Но сердце женщины болело.
        - У нашего Дяди Федора нет детства, - шептала Наталья, поверяя свое горе мужу в те редкие минуты, когда самообладание изменяло ей.
        - Нет, - соглашался Афанасий, - зато есть жизнь. И будущее.
        Федя слышал эти разговоры. В такие минуты ничего не хотелось ему так сильно, как порадовать маму. Но как сделать это - он не знал. Из слов Алекса и Даши следовало, что быть ребенком - значит капризничать и лезть, куда запрещено, просто потому, что хочется. Федя каждый раз приходил к выводу, что тогда он быстро и бесславно погибнет, и лучше уж оставаться собой.
        - Туннель специально так построили, чтобы по нему можно было ходить, - рассказывал Федя, - на случай, если что-то с поездом случится.
        Они шли по специальному пешеходному карнизу, гладкому и ровному, идущему вдоль всей стены туннеля. Впереди мальчик со светильником, следом - Герман. Сначала Герман пару раз спускался на пути, желая идти рядом с проводником, но тут же начинал спотыкаться, и в итоге вернулся обратно на тропу.
        - Да, - признал он, - так удобнее. И откуда ты все знаешь? Про туннель, про метро, про пещеры… Вообще про всю старую жизнь.
        - А чем еще заниматься тут? - пожал плечами мальчик. - Ну, поработал час, два. Ну, поприседал минут десять, ну отжался от пола раз двадцать. А дальше? Спать? Есть? В носу ковырять? Вот и учим истории про прежнюю жизнь.
        Герман издал неопределенный звук и больше не перебивал его.
        - А вот и «Зал Анакопия». Конечная, просьба освободить вагоны, - объявил мальчик смешным голосом, когда туннель кончился, и они оказались на перроне станции. - Когда-то отец пытался приспособить для жизни и эту станцию тоже, но быстро понял, что это бессмысленно. На путях стоит поезд «Турист». Он работал на аккумуляторах.
        - На чем? - переспросил Герман.
        Федя тяжело вздохнул. Сложно было привыкнуть, что взрослый, да еще и явившийся из внешнего мира, не знает самых простых вещей.
        - У него был запас энергии. От нее работали лампочки. Поэтому когда все случилось, люди первое время сидели тут. У кого-то оказалась с собой еда, у кого-то вода. Кто-то захватил теплую одежду, например, мои папа и мама. Людям казалось, что скоро придут спасатели и вытащат их из западни.
        - Но никто не пришел… - прошептал Герман.
        - Но никто не пришел, - тихо повторил мальчик. - Зато кончилась еда. И сели аккумуляторы. А потом…
        - Не надо, - так же тихо произнес космонавт.
        - Вождь уже рассказал о тех днях?
        - Нет. Но я видел сны. Кошмарные видения про Кровавую станцию и то, что там происходило. Про войну пещерных людей с каннибалами. Видел, как насиловали женщин. Как убивали мужчин. Омерзительные, невыносимые картины. Боже…
        Космонавта замутило. Он начал шарить по воздуху в поисках опоры и в конце концов схватился за стену ржавого вагончика.
        - Осторожнее! - воскликнул Федя.
        Металлическая конструкция, простоявшая у перрона двадцать лет, держалась на честном слове. Поезд слегка накренился. Перепуганные шумом светлячки засияли ярче, и люди увидели, что из окон и дверных проемов «Туриста» высыпались человеческие кости.
        - Черт побери! - ахнул Герман.
        - Боже… Я и не знал, что тут тоже хранят… - прошептал мальчик.
        Сколько жизней оборвалось здесь? Сколько веселых, улыбчивых туристов, ехавших на экскурсию в пещеры развлекаться, стали пищей для своих обезумевших собратьев?
        Прошло несколько минут, и вдруг из дверцы, ведущей на станцию, показалась Мария Острикова.
        - Что за шум, а драки нет? - со смехом сказала она. Потом Маша тоже увидела кости и мигом замолчала.
        Первым тишину нарушил Герман.
        - Мне опять было видение, - простонал он, хватаясь за голову. - Опять трупы! Трупы и убийства! И кровь, кровь, кровь! Сколько можно?! С тех пор, как попал сюда, в эти чертовы пещеры, постоянно что-то мерещится!
        - Не только тебе, - кивнула Маша. - Ты думаешь, нас не мучают такие сны наяву? Постоянно, друг мой. Лада говорит, все дело в дурной энергетике.
        - В чем?
        - На станциях убивали, расчленяли и ели людей. Вся боль, весь ужас, который они испытывали, остались тут.
        - Остались тут? - космонавт завертел головой, словно хотел увидеть, как вокруг летают ужасы. - Разве это возможно?
        - Меньше задавай такие вопросы, - Мышка сегодня была жесткой, как никогда. - Это есть, и с этим надо считаться. Иначе не выжить. Тут, в метро, призраков столько, что они толкаются локтями. Именно тут они обычно и являются. Но не суди о нашем мире только по его изнанке. Пойдем. Я покажу тебе настоящую красоту.
        Девушка взяла Германа за руку и увлекла за собой в зал Анакопия.
        Федя остался на станции один. Он был бледен, но губы мальчика улыбались.
        - Жизнь и смерть, они идут здесь рука об руку, - процитировал сын вождя слова своего отца.

* * *
        «Зал Анакопия - главный бриллиант в пещерной диадеме!», «Настоящий белокаменный дворец!», «Перед ним меркнут все другие подземные красоты!» - так расхваливали самую глубокую и самую волшебную из пещер Нового Афона бесчисленные буклеты, проспекты, брошюры.
        Это был тот редкий случай, когда реклама не врала.
        Люди восхищались красотой зала Анакопия с того самого дня, когда первые спелеологи, Гиви Смыр, Борис Гергевада, Зураб Тинтилозов и Арсен Окроджанашвили, рискуя жизнями, спустились сюда по узким ходам-колодцам. Это были отчаянные, смелые люди.
        И именно им, первым из смертных, открылись спрятанные в недрах горы чудеса.
        Над головами людей раскинулся лес из сотен разноцветных сталактитов. Ветер не трепал вершины этих «деревьев», и птицы не порхали среди ветвей. Этот лес застыл раз и навсегда в безмолвном, торжественном оцепенении, вечном, как сама Земля. Дальше по стенам ниспадали к самому полу изящными складками занавески, придающие залу сходство с пещерой Али-Бабы. Отдернуть бы эти театральные кулисы, но нельзя - занавесы тоже каменные, созданные миллионами стекающих с потолка капелек.
        Но все эти красоты меркли в сравнении с главным чудом зала Анакопия - Каменным водопадом.
        Движение и оцепенение, миг и вечность, могильная тишина и ласкающая слух мелодия - все это слила воедино хитрая волшебница по имени матушка-природа. Мощные струи, девственно белые, точно молоко матери, вырываются бурным потоком из расщелины скального свода. Кажется, еще немного - и всю пещеру затопит каменный поток. Но нет. Лишь на какие-то сантиметры век за веком опускается водопад к земле. Он застыл, точно, едва вырвавшись на волю, получил строгий приказ: «Замри!»
        Природа обожает шутить; вот и здесь прямо поверх каменного водопада струится ручей. Весело журчит, мчится вниз и с мелодичным звоном разбивается о камни. Шелест воды не нарушает тишину, а сливается с безмолвием в некое единое целое. Звук этот, веками не меняющийся, не нарушает тишину, а лишь подчеркивает отсутствие иных звуков.
        «Причинами возникновения уникальных скальных образований являются постоянная влажность и проходящее вблизи русло подземной реки», - пришли к выводу исследователи, пришедшие следом за спелеологами.
        Не то чтобы эти люди совсем были лишены способности видеть прекрасное, просто их больше интересовало, как «это работает».
        Ну а для туристов важнее было встать на фоне водопада в эффектную позу и запечатлеть себя на память. А может, и попробовать украдкой, пока не видит вредный сотрудник, отломить кусочек… Этим людям, в отличие от первопроходцев, право созерцать подземную феерию далось слишком легко. Заплатил в кассу, сел в поезд пещерного метро - и все, ты на месте. Туристам не надо было карабкаться по узким подземным ходам, обдирая локти и колени, рискуя каждое мгновение сорваться и разбиться. Потому и не испытывали «уважаемые посетители» священного трепета перед лицом Вечности.
        Гиви Смыра, одного из первооткрывателей карстовых полостей Нового Афона, спросили однажды, почему он не появляется больше в пещерах, которые сам открыл. На это спелеолог ответил с грустью в голосе: «Давайте сделаем лифт на Эльбрус, чтобы каждый мог побывать на вершинах».
        А дядя его добавил тихо: «Люди не хотят искать, но любят находить»[4 - Лернер Л. Шаги под землей // Вокруг света. 1975. № 10. Октябрь.].
        Эти слова передавали из уст в уста все, кто пытался спасти от гибели хрупкую пещерную красоту. Красоту, которая год за годом гибла под напором могучего, бурлящего, выплескивающегося из берегов потока посетителей.
        Поэтому ли, или еще за какие грехи оказались туристы в итоге заточенными в подземелье, куда отправились на увеселительную прогулку, - Бог весть. Но беда научила людей благоговейно склонять головы перед Ее Величеством Стихией, а она, в свою очередь, сменила гнев на милость.
        До поры до времени…

* * *
        - Красиво, правда?
        - Да-а-а… Просто слов нет… В ваших сырых, вонючих пещерах такое чудо! Глазам не верю!
        - Они не сырые и не вонючие, не надо. А вот насчет чуда - согласна. И это еще не все, друг мой. Сейчас придет Ханифа, она проведет тебя по другим залам.
        - Но пока ее нет, может быть, ты покажешь мне хотя бы этот уголок?
        - Хорошо. Идем. Там, на дальнем своде, есть нарост. Мы называем его «Лицо Хозяйки Иверской горы». Подумать только! Всего лишь вода с потолка стекает, а получается такая морда, что душа в пятки. Будто кто-то специально вылепил.
        - Глупости. Да разве я… Твою мать!!!
        - Я же говорила.
        - Что это?!
        - Лицо. Успокойся, это всего лишь нарост такой. Хотя согласна, впечатляет.
        - Не то слово. Жуть какая…
        - В пещерах много страшного. Совсем как у Данте. Не правда ли, мы с тобой, как Данте и Вергилий?
        - Как кто?
        - Ах да. Я забыла, что ты… В общем, это из книги. Из очень древней книги. Мы знаем про это из пересказов старших. Большая часть книг хранится у Кондрата и Натальи.
        - Где хранится?
        - В головах, ясное дело. Еще кое-что помнят Афанасий и Ханифа. Они хотят, чтобы мы не забывали это… Как вождь любит говорить? А! Наследие предков. Но дело не только в памяти.
        Помню, сколько воевал Наставник с Дашей. Она у нас одна из самых старших, прожила целую жизнь в том, другом мире, и привыкла вопросы решать просто. Кулаком в челюсть. А она это умеет… И еще она говорила: «Любить людей? Жизнь любить? Шутите? За что?» Это было раньше, давно…
        Знаешь, после разговоров с Дашей я каждый раз хожу сама не своя. Неужели старый мир был таким… Таким… Я даже не знаю, какое тут слово подойдет. Нас таким словам не учили. Она рассказывает страшные истории. Про жестокость и ненависть. Про полное равнодушие людей друг к другу. Про деньги, ради которых, не задумываясь, предавали и убивали. А я слушаю, и не знаю, радоваться мне, что я родилась тут, или печалиться. Не знаю. Не могу решить.
        Даша меня и притягивает, и отталкивает. Даже не скажу, что сильнее. Дарья не такая, как мы, и мне интересно слушать ее истории. Но иногда ее слова так ужасны, что хоть уши затыкай. Страшнее всего то, что Даша говорит об этом спокойно. В ее голосе нет ни страха, ни горечи, ни боли. Как можно ничего не испытывать, говоря о том, как дети убивали кошек и собак? Просто так, от скуки. Или о том, как ради денег подсаживали людей на наркотики.
        - На что подсаживали?
        - У-у-у… Хуже ничего на свете быть не может, просто поверь. Ты не знаешь, что это, и ты счастливый человек. Вот одну историю помню. В какой-то стране… забыл название, но не бедная была страна, не голодали жители. Так вот решили в крупных магазинах к Рождеству скидки огромные сделать. К Рождеству, понимаешь? Главный праздник христиан. Так вот толпа людей снесла и витрины, и охрану, и продавцов. И друг друга. Люди давились насмерть. Топтали упавших. И ради чего, Герман? Ради новой куртки? Ради красивых сапог? Ради нового айфона?! У тебя в голове это укладывается?
        - Я не знаю, что такой «новый Афон».
        - Я не в этом смысле.
        - Не очень…
        - И у меня. Даша говорит, что во всем этом, в жестокости людей, в их ненависти друг к другу, виноваты были деньги. А я считаю, чушь это. Глупые попытки оправдаться. Сами люди виной всему. Именно тот мир и сломал Дарью Сергеевну. Так что хоть я и люблю Дашку, но она - страшный, непостижимый человек. Эх, видел бы ты ее тогда! Она напоминала ежа. Озлобленное существо, ощетинившееся колючками, которое чаще рычало, чем говорило.
        - Даша не сильно изменилась.
        - Чушь. Ты просто плохо ее знаешь. Теперь это так, игра. Шутка. Прежде все было всерьез. Она чувствовала, как сильно отличается ото всех, кто тоже родился там. Она видела, что и Наталья, и Афанасий, и Кондрат сумели сохранить в душе тепло, сострадание и любовь к людям. Она очень хотела жить так же, как мы, но не могла. И от бессилия становилась злой, как черт.
        Я преклоняюсь перед Кондратом Филипповичем из-за того, что он сумел ее изменить. Поверь, это было настоящее чудо. Чудо, которое создавалось год за годом, каждый день по чуть-чуть ломал он кокон, в который спряталась ее душа. Не сразу, но дело сдвинулось с мертвой точки. Дарья Сергеевна стала молиться вместе с нами. Стала чаще улыбаться, чаще петь…
        - Очень интересная история, но зачем ты это рассказываешь? Мне, слава Богу, с этой ненормальной не спать.
        - Не спеши, сейчас поймешь. Как я уже говорила, одних знаний мало. Кондрат и Ханифа, Афанасий и Наталья учили нас не только думать, но и чувствовать. Еще они учили нас говорить…
        - Учили говорить? Однако…
        - Ты смеешься? Зря. Это не так просто, Герман. Я вот до сих пор считаю, что зарычать на человека намного проще, чем сказать: «Оставь меня в покое». Что стукнуть проще, чем договориться. Не лучше, но проще. Дай нам вождь волю, давно бы друг друга переколотили.
        - Поэтому и не дает.
        - Поэтому и не дает… Ладно, посидели, отдохнули, пора назад.
        А то Ханифа придет, а тебя нет.
        - Хорошо-хорошо. Но сначала ответь-ка на вопрос: куда вы все время спешите? Да, я понимаю, бережете время. Но зачем? Зачем?
        - Хороший вопрос. Вот она идет. Ханифа Эшба. У нее времени меньше, чем у меня. Она и ответит лучше.
        Глава 11
        Замурованные
        Ханифа загнала меня в тупик своим вопросом. Хоть стой, хоть падай.
        Мы миновали извилистый, узкий каньон. Тихо, стараясь не издавать лишних звуков, проследовали через зал Москва, населенный уже знакомыми мне москвичами. Сейчас, кстати, их тут не оказалось. Как раз входили в зал имени Гиви Смыра. Только что старушка рассказывала мне любопытную, но отдающую бредом легенду о мистическом Белом Спелеологе; едва сдержался, чтобы не засмеяться в голос. Сказки для детей, тьфу.
        Я расслабился… И тут ни с того, ни с сего:
        - А ты бы хотел вернуть память?
        Я чуть не упал. Вот так вопросик… Еще б не хотел.
        - А разве это возможно?
        - В пещерах возможно все, - уклончиво отвечает она. - Эти пещеры отнимают что-то, но что-то и дают взамен. Ты потерял память на Мертвой станции. А здесь, в зале Гиви Смыра, иногда люди обретают то, чего лишились. Возможно, обретешь и ты.
        - Этот зал, он вроде как противоположность Мертвой станции? - я не на шутку заинтересовался.
        - Можно и так сказать. Увы, бывает это не часто и не со всеми. Но бывает. Попробовать в любом случае стоит, не правда ли?
        Я киваю. В самом деле, что я теряю? Не выйдет, так не выйдет.
        - Слушай внимательно. Пойдешь один, иначе точно ничего не получится. Я подожду тут. Зал делает резкий поворот. Видишь?
        Она поднимает фонарь выше. Я вижу, что покрытые наростами стены начинают смыкаться. Тут и там торчат с потолка сталактиты. Это сложное красивое слово я выучил совсем недавно и люблю повторять его, смаковать, перекатывать во рту, точно камешек. Ста-лак-тит. Ста-лак-тит. Красивое слово. В некоторых местах они срастаются со сталагмитами. Получаются как будто колонны или столбы.
        - Видишь? - повторяет старушка.
        - Да… - шепотом отвечаю я, завороженный пещерными красотами.
        - Там он сужается. И в самом узком месте пещеры на возвышении ты увидишь кристалл необыкновенной красоты. Надо только загадать желание и…
        Пф-ф… Ну и горазда же она заливать. Слишком уж ее история начинает напоминать очередную сказку. Кристалл необыкновенной красоты, загадать желание, ага. За дурака меня держит.
        - Зря смотришь на меня как на сказочницу, - жестко отвечает Ханифа, - кристалл существует. А что до его волшебных свойств, Герман, то как раз тем, кто не верит в чудеса, идти к нему нет смысла. Не сработает точно.
        Звучит как будто логично… Чуда без веры не бывает. Что я теряю? Ну, схожу. Ну, посмотрю на чудо-кристалл. А то чем черт не шутит… Вернуть память, узнать, кто я и откуда. Заманчиво! Ханифа тем временем ставит светильник - кость, облепленную светлячками, - на пол и отходит на несколько шагов. Теперь ее почти не видно, лишь угадывается во мраке смутный силуэт.
        - Я подожду тут, - слышу я ее шепот.
        Осторожно, стараясь не распугать забавных светящихся насекомых, верных спутников пещерного племени, я беру кость и начинаю пробираться среди камней и сталактитов.
        Еще в зале Москва стало ясно: тут люди если и ходят, то очень редко. В других пещерах, даже в тех, где местные жители появляются редко, можно найти расчищенные тропинки. Пусть не без труда, но пройти там реально. Без опасности свернуть шею. Тут же мне приходится, прежде чем сделать каждый шаг, сначала долго пробовать камни на прочность. Если грохнусь - светлячки разлетятся, и я их уже не соберу. А возвращаться этим же путем в кромешной тьме… Бр-р-р! Нет уж. Спасибо.
        Вот пещера делает обещанный поворот. Вот потолок, до которого раньше я едва мог бы достать, оказался в опасной близости от головы.
        Где тут магический кристалл? Ну-ка. Уж не это ли?
        Я отвлекся на мгновение. Сделал одно неловкое движение. Дыхнул чуть сильнее…
        - Нет! Только не это!
        Светлячки, и до этого проявлявшие беспокойство, все, как по команде, снимаются с насеста и мерцающим облачком поднимаются в воздух.
        - Стоять, уроды! Стоять! - Я пытаюсь поймать улетавших насекомых и прыгаю. Теряю равновесие. Падаю. Лавина камней и обломков, обрушившаяся сверху, едва не погребает меня. Лишь в последний момент, откатившись в сторону, я избегаю основного удара.
        - Слава Богу, пронесло, - вздыхаю я, ощупывая ушибленные места. На первый взгляд в самом деле повезло. Подумаешь, пара синяков.
        Не сразу удается подняться. Не сразу приходит в голову мысль обследовать все вокруг. Проходит немало времени, прежде чем я понимаю: откатываться надо было в другую сторону…
        Между мной и остальным пещерным миром выросла непреодолимая стена. Узкий проход, ведущий в дальний закоулок зала Гиви Смыра, оказался полностью засыпан грудой камней.
        - Вот тебе и магический кристалл! - шепчу я, холодея до костей. Только сейчас до меня начинает доходить, как крепко я влип.
        Я делаю шаг назад… и врезаюсь в какой-то крупный предмет. Теплый предмет. К тому же шевелящийся. И ругающийся.
        - Какого хрена?! - произносит предмет со злостью.
        - Даша, - я облегченно вздыхаю. В какую бы переделку я ни угодил, я угодил в нее не один.
        - Да, блин. Даша, - раздается из мрака. - Жаль, что я тебя, козла, не вижу. А то бы так отдубасила… Ты тут какого лешего делаешь, а?!
        - Я… Это… К кристаллу…
        - Че?! И ты тоже?! - возня смолкает. - Ёшкин кот. И зачем, интересно знать?
        - Память вернуть…
        - Мозгов бы лучше попросил.
        Слышу, как она шарит во мраке, пытаясь обследовать возникшую на нашем пути преграду. На всякий случай делаю шаг в сторону. Дашу я успел уже немного узнать и понял главное: под горячую руку ей лучше не попадаться. Решение опять оказалось поганым.
        Я в очередной раз падаю на пол. В этот раз вышло еще хуже, чем раньше: ушиб копчик. Крепко ушиб. Боль адская… Ну и влип.
        Даша на мое падение не обращает никакого внимания.
        - Короче. Мы в ловушке, господин космонаф-нафт. По твоей, кстати, вине. Как ты вообще умудрился обрушить чуть ли не половину грота?!
        - Упал, - отвечаю я.
        Мне самому кажется удивительным, как неловкое падение могло привести к таким последствиям. Но привело же…
        - Раньше, чем через пару часов, нас, я боюсь, не хватятся. Вот такие пироги. Придется сидеть и ждать.
        Сидеть тут, в холодном сыром гроте? Только не это!
        - Но подожди! Там, за поворотом, осталась Ханифа.
        - Она-то что тут делает?!
        - Это она меня сюда привела. И рассказала про кристалл.
        Даша фыркает.
        - Она слышала грохот обвала.
        - Да уж, - соглашается Кружевницына, - Ханифа, конечно, туговата на ухо, но такой грохот мертвого бы разбудил.
        - Значит, она попробует нам помочь! Сообщит племени, что случилось.
        - Да, ты прав, - соглашается Дарья, усаживаясь на пол. - Ну, тогда расслабься. Минут двадцать - и нас отсюда вызволят.
        Меня не прельщает перспектива провести тут и пять минут. Делать, однако, нечего. Я тоже пытаюсь сесть.
        - Сюда иди, - зовет Дарья. - Тут глина. Садись рядом, кому говорю. Больше тут глины нигде нет. На камень нельзя.
        - Почему?
        - Потомства не будет.
        Господи… Нет, такого счастья не надо. Я иду сквозь темноту, выставив вперед руки, чтобы опять ничего не сломать и не снести. Рука натыкается на что-то мягкое и упругое. Кажется, я догадываюсь, что это… Тут же следует мощный удар.
        - Я бы попросила! - рычит Даша.
        - Ни хрена ж не видно, чё орешь?! - кричу я в ответ.
        Дарья молчит. Я с грехом пополам усаживаюсь на глине, стараясь отодвинуться как можно дальше от драчуньи.
        Будем ждать…

* * *
        - Даша! - обращаюсь я в темноту.
        - Да? - отзывается она.
        - Что-то не идет никто, - я с беспокойством прислушиваюсь. Ни звука не доносится из-за завала. Не знаю, сколько точно прошло времени. Но достаточно для того, чтобы промерзнуть до костей.
        - Спасибо. Открыл Америку.
        - Ты иначе говорить не умеешь? - ее тон меня раздражает.
        - Не умею.
        Снова играем в молчанку.
        Время идет. Тишина царит в гроте. Ничто не намекает на приближение подмоги. Я мерзну все сильнее. Единственный звук, который я слышу, это стук зубов. Постепенно я понимаю, что это не только мои зубы.
        - Холодно тебе? - снова обращаюсь к Дарье.
        - Нет, блин, жарко.
        Другого ответа я от нее и не ждал…
        - Послушай, надо что-то делать. Мы же так насмерть замерзнем.
        - Ерунду не говори, - произносит она, но уверенности в ее голосе я не слышу. Выросшая в пещерах, она понимает лучше меня: замерзнуть насмерть можно. Слышу, как Даша медленно, с трудом приподнимается с пола, едва слышно шипит сквозь зубы.
        - Тебе больно?
        - Мышцы затекли. Замерзла, - из того, что она даже не сказала мне гадость, делаю вывод: дела Даши плохи.
        Она возится, пытается сдвинуть с места каменную глыбу. Потом начинает расшатывать камень поменьше. Даша кряхтит, отдувается, ругается сквозь зубы. Отступает, потом опять принимается шатать и раскачивать камни.
        Я неуклюже поднимаюсь с пола. Уф-ф… Действительно, как затекло тело…
        - Помогу, - говорю я, пытаясь унять отплясывающие чечетку зубы. Из-за темноты опять врезаюсь в Дашу. В этот раз без последствий.
        Вместе мы битых полчаса пытаемся проделать в завале хотя бы небольшую брешь. Ничего не выходит. И с той стороны все так же царит гробовая тишина.
        - Да что они там, уснули?! - понимая, что с камнями сделать ничего нельзя, она обрушивает весь свой гнев и обиду на остальное племя. - Мы тут торчим больше часа! Даже если бы Ханифа заплутала на пути назад… Чего, правда, никогда не бывало. Все равно пора хватиться! Эй вы, волки позорные!
        Мертвая тишина.

* * *
        - Мне кажется, что-то там случилось, - говорит Даша по прошествии еще получаса.
        Мы оставили бесплодные попытки вырваться наружу. Теперь мы просто сидим рядом, обнявшись, прижавшись друг к другу, пытаясь сохранить тепло. Еще совсем недавно я бы не то что обнять ее - на выстрел не подошел бы. И она, думаю, тоже.
        - Например? - отвечаю я.
        - Что угодно. Озеро из берегов вышло. Москвичи налет устроили. Поэтому им не до нас… Или другая версия: это на тебя покушение было, а я так, случайно влипла.
        - Покушение?! - не верю я своим ушам.
        - Не ори, оглушишь. А почему нет? Почему нет? Ты нам всем веришь? Доверяешь? С какой стати, парень?
        - Но вы же… - я вконец растерялся. Просто не знаю, что тут говорить.
        - По секрету всему свету. Я слышала разговор вождя и Кондрата Филипповича. Из того, что разобрала, следует: Афанасий решил от тебя избавиться, а учитель его отговаривал. Наставник так и сказал: «Если ты решил избавиться от Германа…»
        - Что-о-о?! Избавиться?! Ну, Афанасий. Ну, скотина… За что?! Миротворцем считает, да?
        - Я так поняла, ты нарушил какое-то равновесие, что ли.
        - Ничего я не нарушал…
        Даша не стала ничего объяснять. Или она сама не понимает ничего, или не может подобрать слов.
        - Повторяю, это просто версия. Скорее всего, я чушь несу.
        - Кстати. Давно спросить хотел.
        - Да?
        - А ты-то зачем сюда полезла?
        - За тем же.
        - Кристалл?
        - Ага.
        - А просила что?
        - Это неважно, - холодно цедит женщина. И добавляет: - Делать-то что будем?
        Я не отвечаю. Я не знаю, что сказать.
        Как ни стараемся мы согреться, холод не отступает. Я с ужасом чувствую, как немеют руки, ноги. Холод подбирается к сердцу. Какая страшная смерть, бр-р!
        - В общем, так, - решительно произносит Дарья Сергеевна после того, как попытки прыгать кончились ушибленными головами, а приседания - разбитыми коленями, - у нас остался один способ продержаться до подхода ребят.
        - Ну, не томи. Что делать надо?
        - Займемся сексом, - выдыхает она.
        - Что?!
        Моя челюсть резко рвется к полу. Вот так поворот…
        - Или сдохнем от холода. Ты что предпочитаешь? Черт возьми, будь у нас другой выход, я бы ни за что на свете… Короче. Иди сюда, быстро, пока мы не замерзли оба! - кричит Дарья.
        - Слушаюсь, командир, - отвечаю я.
        Даша прыскает в кулак. Я тоже начинаю смеяться.
        Этот смех окончательно растопил невидимую глыбу льда, разделяющую нас. Скоро в пещере становится очень, очень жарко…

* * *
        Когда через некоторое время все члены племени, включая Кондрата и Ханифу, общими усилиями сумели пробиться сквозь завал в дальнюю часть зала Гиви Смыра, их взорам предстала идиллическая сцена.
        Дарья Сергеевна и космонавт Буданов сидели рядом, укутавшись в куртки. Конечно, они замерзли, но не так сильно, как могли бы за столько часов заточения в каменном мешке. Вождь был уверен, что они найдут там два синих от холода, полумертвых тела. К всеобщей радости, худшие опасения не оправдались.
        Афанасий рассказал вызволенным из темницы пленникам, как сначала в зал Апсны в первый раз за двадцать лет ворвались москвичи. На то, чтобы отбиться от них, ушло много времени. Потом вдруг стало выходить из берегов озеро. Наводнения не случилось, но и паника в пещере началась нешуточная. Лишь после этого люди заметили исчезновение Германа и Дарьи.
        - А Ханифа где? - огляделся Герман.
        - Она сначала заблудилась, потом упала и ногу подвернула. Мы встретили ее в пути. Вот так, тридцать три несчастья… Все к одному. Но вы живы, это главное!
        Радостные возгласы, однако, вождь пресек: попасть под новый камнепад никому не хотелось. Со всей возможной поспешностью племя покинуло зал Гиви Смыра.
        Никто не услышал, как на обратном пути Даша шепнула Герману на ухо:
        - Спасибо. Это было здорово. Но заруби себе на носу: продолжения не будет. Никогда. И не приближайся больше ко мне. Ты все понял?
        Герман рассеянно кивнул.
        Конечно, он прекрасно помнил восхитительные минуты, которые провел с Дашей там, в темноте, в пяти шагах от смерти. Помнил ту дикую, первобытную страсть, что охватила их, превратила их тела в единое целое, спасла от могильного холода склепа. Но сейчас совсем другое волновало Германа. Слова Афанасия, которые тот произнес после осмотра места схода лавины.
        - Не понимаю, чего эта груда вдруг осыпалась… Странно.
        «Странно, - повторял про себя Герман. - Странно. Кто-то из них хочет твоей смерти, парень. Надо лишь понять кто…»
        Глава 12
        Враг?
        Маша Острикова, как обычно, проснулась раньше общей побудки и тут же выбралась из своей ямки.
        Безумно хотелось спать. Вчерашние прогулки с пришельцем сильно вымотали девушку и физически, и морально. Тело Маши ныло и канючило, упрашивая поваляться лишние десять минут.
        «Поспи, отдохни… Что тебе стоит?» - умоляли руки, ноги. Но Мария была непреклонна. Ранние подъемы стали для нее за долгие годы почти ритуалом. Это было единственное время суток, которое целиком и полностью принадлежало ей и только ей. Ее время. Невзирая на отчаянные протесты тела, Мария рывком подняла себя на ноги и тут же, чтобы взбодриться, несколько раз подпрыгнула на месте.
        Вчерашний день остался в прошлом. Забылся, растворился, и не имело значения, что было вчера. Наступал новый день.
        - Ну, с бодрым утром, Маша! - улыбнулась девушка.
        Маша Острикова знала: если начать день с этих простых, обыденных слов, то утро, в самом деле, будет добрым. А следом и день.
        - Такое вот волшебство, хи-хи-хи! - рассмеялась она, шагая к озеру.
        Старушка Ханифа называла это «психологический установкой», но для Маши слово «волшебство» казалось намного проще, доступнее и понятнее.
        Повсюду в своих ямках спали остальные члены племени. В стороне раздавался богатырский храп космонавта. На груди Германа - девушка расширила глаза от удивления - свернулась калачиком Машина кошка Рыжка. Острикова знала, что кошка, как заправский лекарь, всегда приходит по ночам к тем, кто плохо себя чувствует, но и предположить не могла, что зверек не испугается чужого человека.
        - Вот куда ты делась! - ахнула Мышка и зашипела, стараясь никого не разбудить: - А ну слезай с него. Брысь!
        Но Рыжка никак не отреагировала на шепот хозяйки.
        В пещере царил таинственный полумрак: соседи людей по пещерам, друзья и помощники - светлячки - тоже нуждались в отдыхе. Днем они сияли в полную силу, а вот в остальное время суток либо совсем гасли, либо едва мерцали. Так в пещерах и определяли смену дня и ночи.
        - Интересно, какой сегодня день? - задумалась Мария, но не смогла вычислить. Надо было дождаться начала занятий в школе.

* * *
        Каждый урок Кондрат Филиппович, их наставник и учитель, знавший о прежнем мире больше, чем все остальные, начинал стандартной фразой:
        - Открыли тетрадки, записали сегодняшнее число. Классная работа.
        Тетрадок у учеников не водилось. Не из чего было их тут изготовить. Конечно, люди иногда писали острыми камешками на глиняном полу. Именно так поступала Наташа, боясь забыть новые стихи. Но строгий наставник так и так заставлял учеников учить все наизусть, поэтому в записях не было нужды. Тем не менее каждый урок неизменно начинался со слов Кондрата: «Открыли тетрадки».
        Никто уже давно не смеялся над причудами старика. Такому мудрецу, как он, можно было себе позволить немного подурачиться. Со временем эта фраза Кондрата Филипповича стала почти ритуалом.
        С замиранием сердца ждала Маша, когда хриплый старческий голос объявит с трогательной торжественностью:
        - Десятое мая две тысячи тридцать третьего года!
        Или любую другую дату. От осознания того, что они знают, какой сегодня день и год, сердца людей переполняла гордость. Они чувствовали: связь с внешним миром еще не совсем потеряна. Пусть они изгнанники, но точно - не изгои.
        Именно благодаря Кондрату Филипповичу обладали они этим бесполезным, но важным знанием. С самых первых дней заточения в пещерах бывший сотрудник пещерного метро вел календарь. На стенах извилистого длинного каньона Аюхаа он каждый день, как бы плохо себя ни чувствовал, оставлял одинаковые зарубки и каждое воскресенье подчеркивал их общей чертой. Так неделя за неделей складывались годы. И если Кондрат Филиппович и пропустил несколько дней, - а во время войны с каннибалами ему было не до календаря, - на общую картину это мало влияло.
        Восьмое, девятое, десятое… Май, июнь, июль…
        Эти дни никак друг от друга не отличались. Неважно, февраль был на поверхности или март - тут, в пещере, погода всегда была одинаковая.
        - Безветренно. Влажность: примерно семьдесят пять процентов, - говорил Кондрат Филиппович в конце каждого занятия. - Температура восемнадцать градусов по Цельсию. Хорошего вам дня, увидимся.
        Вот такими веселыми шутками, неизменно вызывавшими у всех улыбки и смех, заканчивались уроки Кондрата Филипповича. Но между классной работой и прогнозом погоды смешного было мало. Маша диву давалась, как это люди в прежнем мире могли придумать столько сложных ненужных вещей с непроизносимыми названиями.
        - Зачем столько барахла? Для жизни ведь так мало нужно, - недоумевала она. - «Обувь на шпильках», например. Как в этом можно было ходить?! Или это орудие пытки, как и «испанский сапожок», а старик просто перепутал?
        Когда Маша пыталась понять, для чего люди использовали все эти загадочные «домкраты» и «рефрижераторы», то обычно горько жалела. Кондрат подробно рассказывал, что как работало, и в итоге ничего, кроме головной боли, Маша от этих объяснений не приобретала.
        Еще бывало, что во время уроков всем становилось не по себе. Самым ярким примером был рассказ Кондрата Филипповича про различные виды ядерного оружия.
        - И зачем? Уничтожать Землю шестьдесят восемь раз, или как вы сказали. Зачем? - спросила Маша, выслушав рассказ про атомные и водородные бомбы.
        Тот задумался, нахмурил испещренный морщинами лоб. Потом произнес:
        - Зачем? Хех. Зачем… Хороший вопрос. Никита Сергеич им едва ли задавался. А вопрос-то важный. Как говорится, устами младенца глаголет истина.
        - Я не младенец, - надулась Мария, но учитель не обратил внимания на ее реплику.
        - Отвечу тебе так. И остальные послушайте. Что должен сделать человек, если его ударили по левой щеке?
        - По Библии или по жизни? - уточнила Кружевницына.
        - По жизни.
        - Сделать обманное движение, потом резкий выпад. Заломить гаду руку, чтоб орал и молил о пощаде, - выпалила Дарья и радостно заулыбалась.
        На нее почти все посмотрели с осуждением. Иногда Дарья всех здорово доставала.
        - Можно просто кулаком в челюсть… - заметил Алекс.
        Маша думала, что старик начнет ругаться, но Кондрат промолчал. Еще немного подумал, а потом заговорил снова, обращаясь главным образом к Даше и Алексу:
        - Верная логика. Именно так рассуждали люди во все века. Иисус Христос, пожалуй, один из немногих был иного мнения. Но ответьте мне тогда вот на какой вопрос: а если этот «гад» сжег твой дом, что надо сделать?
        - Сжечь его дом, - не думая ни секунды, отвечала Даша.
        - А если пришло много «гадов» и спалили вашу деревню?
        - Пойти и стереть с лица земли их деревню!
        Алекс не успел вставить ни слова, но энергично закивал, давая понять, что он согласен с Дарьей Сергеевной.
        - Верно, - кивнул Кондрат Филиппович. - Так люди и поступали во все времена. А теперь представьте себе, что одна страна сбрасывает на другую бомбу… Множество бомб, способных стереть в пыль целые города. Превратить цветущие луга в пустоши, чтобы везде, где раньше цвели цветы и порхали птички, были лишь трупы и смрад. Что должна сделать пострадавшая страна в ответ?
        - Ответить тем же. Если успеет, конечно, - последовал ответ Дарьи.
        - Молодец. Умница, - улыбнулся старик, и вдруг лицо его изменилось, голос стал злым и желчным, полным рвущегося наружу негодования. - Именно поэтому мы и сидим тут двадцать лет. Именно поэтому мы жрем рыбу на завтрак, обед и ужин, ожидая, когда сами обрастем чешуей. Именно поэтому о том, что такое «закат» и «рассвет», вы знаете только из моих рассказов! И не надо верещать, что это неправда. Никакого другого объяснения нет и быть не может!
        Учитель замолчал. Он тяжело дышал, отдыхая от яростного монолога. А ученики сидели, оглушенные, растерянные, не понимая, что делать с внезапно свалившейся на них горькой правдой.
        О том, почему они оказались заточены в пещерах, в племени предпочитали не говорить. Эта тема считалась запретной. Много лет назад вождь сказал так:
        - Нет смысла судить о том, о чем ничего не знаем.
        И все приняли эту версию. Знать истинный ответ никому и не хотелось. Все осознавали: случилось что-то жуткое. Что-то, находящееся за пределами понимания. И вот завеса тайны приподнялась. Люди молчали. Даже Алекс сидел понурый, плотно сжав губы. Лишь Дарья решилась нарушить молчание.
        - Но простите… Простите, если я что-то не понимаю… Вы хотите сказать, что надо жить, ведя себя, как последняя тряпка? Вы хотите сказать, что, когда бьют по щеке, надо улыбаться и благодарить подонков? Вы это хотите сказать?
        - Нет, - спокойно отвечал Кондрат Филиппович. - Это я не имел в виду.
        - Но тогда что делать? Что делать?! - воскликнула, вскакивая, Дарья Сергеевна.
        - Не знаю, - устало зевнул старик. - Но задача решения больше не требует. Поздно. Все всех уже убили.
        После этого в пещере наступила такая тишина, что, казалось, еще немного и станет слышно, как звенит воздух. Кондрат Филиппович встал и, гулко шаркая ногами, скрылся в полумраке. Больше в тот день уроков не было. А спустя пару часов Маша увидела, как Дарья Кружевницына промчалась через зал и забилась в самый дальний угол пещеры. Там она долго-долго горько, безутешно рыдала…
        Больше, насколько помнила Мария, никто и никогда не заводил снова разговоров о загадочном Катаклизме. Когда появился Герман, у людей затеплилась надежда узнать, была ли все-таки война или нет. И если да, то кто победил в ней? И что творится снаружи, если за столько лет о них никто не вспомнил? Надежда не погасла и сейчас. Память ведь может и вернуться.
        - В пещерах все возможно! - говорила Ханифа. И она была права.

* * *
        Вспоминая тот памятный день, когда они в первый и последний раз говорили о ядерном оружии, Мария достигла берега Анатолии - самого красивого озера их пещеры.
        Наташа Сорокина сравнивала озеро с изумрудом, вставленным в оправу. Мария не знала толком, что такое изумруд и почему этот камень так ценился в старые времена. А вот озеро девушка обожала больше, чем все подземные красоты, вместе взятые, и готова была любоваться им часами напролет… если бы у нее были эти часы. И все же каждый раз, сбегая к воде по ступенькам, Маша на миг замирала, любуясь открывающимся видом.
        Озеро Голубое, чьи воды поблескивали немного дальше, Маша не любила. Оно выглядело слишком уж грустно, неприютно, на его берегу хотелось плакать. А Маша слезы лить терпеть не могла. Мимо весело пузырившейся Купели девушка проходила равнодушно. Возможно, потому, что слишком много времени проводило племя на берегах теплого источника.
        А вот Анатолия… Глубокие, спокойные воды цвета ультрамарин омывали обрывистые берега, покрытые от подножия до потолка разноцветными полосами и разводами. Говорили, что это - следы катастрофических наводнений, но Мария не очень-то в это верила. Она не могла себе представить, чтобы небольшое озерцо затопило всю пещеру, хотя и сама видела пару раз, как вода Анатолии вдруг вздувалась, поднималась, захватывала ступеньки выбитой в скале лестницы… чтобы вскоре, обессилев, откатиться назад. В озере, точно в зеркале, отражалась душа Маши - задумчивая, слегка печальная, погруженная в себя…
        Но время шло, побудка приближалась, а с ней суета и шум, поэтому дальше медлить было нельзя. Торопливо спустившись к воде, Мария сбросила одежду и, крепко держась руками за край рыбачьей площадки, погрузила тело в ледяную воду Анатолии.
        - У-у-ух! - выдохнула девушка.
        Вода обожгла кожу. Озноб, похожий на судорогу, молнией пронизал все тело, и когда Мария секунду спустя выскочила на площадку, ей показалось, что в пещере наступили тропики. Зато сонливости - как не бывало.
        - Теперь хватит на целый день. Бодрое утро, Маша! - улыбнулась Острикова, натягивая куртку прямо на мокрое тело. Простудиться она не боялась - шкуры летунов обладали очень полезным свойством: мгновенно впитывали влагу и почти сразу высыхали.
        Мышка уже поднималась по лестнице навстречу просыпающемуся племени, когда за ее спиной воду вспенил мощный удар широкого, раздвоенного хвоста озерной твари. Маша замерла, оглянулась. Рыба исчезла. И все же девушка чувствовала: в озере у самого берега кто-то есть. И этот кто-то пристально смотрит на нее.
        В этом и заключалась вторая причина, по которой Острикова так любила окунания: Маша обожала щекотать себе нервы. Понимала, что это глупо, что одно из таких купаний может стоить ей пальца.
        А может быть, и не только пальца. Маша сама не помнила этого, но ей рассказывали, что, когда пятнадцать лет назад в озеро сбросили раненого миротворца, рыбы разорвали его на куски за считаные минуты. Правда, тот человек истекал кровью и был не в силах бороться… Да и помочь ему было некому, а ее, если что, вытащат товарищи. Если успеют.
        Так что опасность была более чем серьезной. Маша понимала это, но ничего не могла с собой поделать.

* * *
        Я просыпаюсь от того, что над самым моим ухом раздается оглушительное: «МЯУ!»
        Открываю глаза и начинаю лихорадочно озираться по сторонам в поисках источника шума.
        «Мяу!» - раздается опять.
        Только тут я замечаю, что на животе у меня лежит, свернувшись клубком, кошка. Мохнатый зверь рыжеватой масти с белыми пятнышками. Но кошка спит, а значит, издавать этот отвратительный звук точно не может.
        «Мя-я-яу!» - звучит откуда-то сзади.
        Эта глупая шутка начинает меня раздражать. Снимаю с живота недовольно фыркающего зверька и приподнимаюсь на локтях.
        Ба, какие люди! Явился, не запылился… Алекс. Тот самый дикарь, который стукнул меня тогда на станции. И громче всех кричал: «Убить!» Он стоит, сложив руки на груди, нахально улыбается во всю физиономию и повторяет снова и снова: «Мяу! Мяу!»
        - У тебя все в порядке с головой? - я стараюсь максимально смягчить свой вопрос.
        - А это не я. Это вот она, - отвечает с притворной обидой парень, тыкая пальцем в рыжего зверька.
        - Дураком не притворяйся, - я понимаю, что выспаться не удастся, потягиваюсь и сажусь на край спальной ямки.
        Впрочем, очень может быть, что он вовсе и не притворяется.
        - Еще скажи, ты не знаешь, как кошки мяукают.
        - Еще скажу, - говорю я в ответ, - не разбираюсь я в вашей фауне.
        Дикарь фыркает:
        - М-да…
        - Что «м-да»? И, кстати, с кем имею честь мяукать? - я отлично вижу, что этот пещерный житель явился доводить меня. Неясно только, чем я ему не угодил.
        - Алекс, - отвешивает собеседник иронично-церемонный поклон. - Можно Алексей. Только «Лёшенькой» не называй, а то зубы выбью. Охотно сообщаю, что по вашей милости, господин космонаф-нафт, меня наградил наш горячо любимый вождь. Доверил почетную обязанность по чистке сортира. И два дня, два дня потом не пускал обратно в пещеру! Ждал, когда проветрюсь.
        Только теперь я понимаю, чем несет от наглеца. Раньше так же пах я сам.
        - Искренне сожалею, - отвечаю я без тени сожаления в голосе, подстраиваясь под манеру Алекса, - но при чем тут я?
        - А ты еще тупее, чем кажешься. Это наказание. За тот самый, мать его, удар. И за то, что я предложил тебя, козла, завалить.
        Ха-ха. Так я и поверил. Нет. Это наказание за неповиновение вождю. Как мне стало ясно за то время, что я провел в пещерах, даже просто спорить с Афанасием тут не принято, не говоря уже об открытом бунте. А тогда, на станции, я был свидетелем именно бунта. Но Алекс считает так, как ему приятнее. И удобнее.
        Что же касается вождя племени, то он нравится мне все больше и больше. Правда, сейчас Афанасия поблизости не видно. Жаль. Вообще никого, кроме Алекса и кошки, в пещере не наблюдается.
        Без драки не обойтись, это ясно. Очень не хочется начинать свою жизнь в племени с войны, но, видимо, рукоприкладства все же не миновать. Поняла это и кошка. Не дожидаясь, когда люди вцепятся друг в друга, рыжий зверек проворно убегает и прячется среди камней.
        - Кстати, а чего это ты разлегся, а, гость дорогой? - наседает Алекс. - Работать будешь, гад?! Или думаешь, мы тебя просто так кормим? Не дождешься!
        Отвечать не хочется. Ясно, что Алекс собрался выместить на мне всю злобу, которую затаил на вождя. Не важно, что я скажу, все равно окажусь виноват. Про то, что у меня после приключений в зале Гиви Смыра болит почти все тело, тоже говорить нет смысла. Его одного там не было, он ничего не видел. Значит, и не поверит.
        - Мне поручили…
        - Тогда чё лежишь?!
        - …помогать Кондрату Филипповичу вести вечерние занятия, - заканчиваю я фразу.
        Имя старика в первый момент возымело действие: Алекс слегка смущается. Теряется. Тупит взор. Но тут же снова встряхивает непослушными волосами и цедит:
        - Да уж, это хорошая работа. Это не в говне возиться.
        Одному Богу известно, чем могло все это кончиться, но в этот момент откуда-то издалека раздается зычный голос вождя:
        - Алекс! Иди сюда, поможешь Арсу!
        Пронесло. На этот раз. Задира, сжав кулаки и хрипя от злости, поворачивается в ту сторону, откуда прозвучал приказ, но ослушаться не смеет.
        - Иду-иду! - кричит он. - Повезло тебе. Но мы еще поговорим, пришелец. Не здесь, в другом месте, без свидетелей… - шипит Алекс, удаляясь.
        - Жду с нетерпением, - устало бросаю ему вслед, опускаясь обратно на подстилку.
        Но уснуть снова не могу. Мох изрядно помялся, лежать стало не-удобно. Да и настроение, с самого утра подпорченное идиотской побудкой, ухудшилось окончательно. И еще ужасно хочется открыть наконец бортовой журнал, доставшийся мне от погибшего капитана. Прочесть строки, написанные рукой человека, с которым я провел вместе много лет, и узнать ответы на все вопросы… Но боязно. Что-то мне подсказывает: мое прошлое скрывает такие ужасы, которых лучше и не знать.
        Поворочавшись еще минут пять, выбираюсь из ямки, усаживаюсь на краю, сложив ноги по-турецки. Надо собраться с мыслями.
        За прошедшие сутки я более-менее разобрался, кто какое положение занимает в этом крохотном племени.
        Афанасий, попавший в пещеры двадцать лет назад еще совсем ребенком и получивший власть от Кондрата Филипповича, здесь непререкаемый лидер. Случай на станции, когда племя отказалось подчиняться его приказу не трогать меня, - первый сбой системы за много лет. Мой враг Афанасий? Не похоже. С трудом верится. Но кто знает, что варится в его башке. Лучше держать ухо востро.
        За вождем всюду следует Прохор, своеобразная тень Афанасия. Предан ему всей душой. Как, впрочем, и все остальные пещерные жители. Возможно, что-то против власти Афанасия имеет Алекс, но задире хватает благоразумия об этом молчать. Мой враг Проха? Не вижу смысла. Исполнитель приказов вождя - это да, но сам по себе он угрозы не представляет. Странного помощника выбрал себе вождь. Самостоятельно мыслить вообще не способен, а я считаю, что голова работать должна всегда. Но одним умным человеком меньше - мне же лучше.
        Есть один человек, которого я вычеркиваю из списка подозреваемых сразу, - Даша. Она к обвалу отношения точно не имеет. Ну, или это какая-то очень уж изощренная игра. И еще мальчик. Пацан странный, но меня убить не сможет. Даже если вдруг захочет. Кишка тонка.
        Арс? Теперь, если он что-то заподозрил, может и убить… А вообще есть что-то зловещее в том, что этот крепкий, здоровый мужик все время молчит. Вообще ни звука. За этим вечным молчанием может что угодно скрываться.
        Сестры? Рада точно мимо. Кукла. Милая, улыбчивая, тело - загляденье, голова - пустая. А вот Лада… Эта совсем не так проста. Хм. В мыслях копаться умеет опять же. Оставим в списке подозреваемых.
        Наталья? О ней я вообще ничего пока не знаю. Старался на жену вождя лишний раз не смотреть, а то мало ли… Теперь присмотрюсь.
        Маша? Ее положение в племени тоже вызывает вопросы. Почему эта здоровая, неглупая, довольно милая девушка живет одна, обособленно? Почему так и не стала за много лет ничьей женой? Свободных мужчин нет? Не думаю, что это проблема. Не та тут, в пещерах, ситуация. Что-то есть в ее одиночестве… ненормальное. В чем дело, пока понять не могу. Есть тут какая-то тайна. Одно ясно: она не враг мне. Наоборот, единственный друг.
        Алекс? О! Кажется, я на верном пути. Конечно, организовать нападение летучих мышей и наводнение он бы не смог. И никто бы не смог. Но это, скорее всего, совпадение. «Счастливое» стечение обстоятельств. А вот обвал… Алексу камни в кучу стащить вполне по силам. Правда, обвал тоже можно списать на случайное стечение обстоятельств. А можно и не списывать.
        Кто он вообще, этот Алекс? По словам Маши, он родился до того, как случился Катаклизм, попал сюда ребенком. То есть ему где-то лет тридцать. Судя по всему, драться умеет и любит. И характер скверный - слова сказать не может, чтобы не поддеть кого-нибудь. Сложный тип… Положение моего недруга в племени очень точно определила Маша - изгой. Алексей держится особняком. Почему его до сих пор не изгнали совсем? А изгонять-то некуда. Только если в мифические Большие пещеры, разговорами о которых изводит Алекс все племя, но вход в них буян и сам ищет уже много лет. А главное, в этом случае придется выгнать и его жену Раду. А против этого выступит сестра Рады Лада… А вождь на это не пойдет, так как Лада - местный медиум, победитель темных сил. Вот и получается замкнутый круг. Поэтому Алекс живет со всеми, ест со всеми, работает. Но при этом остается как бы сам по себе.
        Мой враг Алекс? Лучшая кандидатура. Злой, желчный, надменный. Шлялся непонятно где, когда остальные с мышами бились. Много времени проводит в нежилой зоне пещер. Значит, возможностей сделать ловушку - хоть отбавляй. Да и мотив есть: ненависть ко мне. Одно лишь смущает. Слишком явно все на него указывает.
        Не совсем ясна роль, которую играют в жизни племени старик и старуха, Кондрат и Ханифа. Молодые обитатели пещер относятся к ним с уважением, переходящим в обожание. Включая и самого Афанасия. Вождь даже не обращается к Кондрату Филипповичу иначе, как с поклоном, хоть тот этого и не видит.
        Кто же из них главнее? Старик или вождь? Вероятнее всего, Афанасий и Кондрат просто поделили обязанности. Первый следит за порядком, заставляет работать, наказывает. Второй - предводитель иного рода. Афанасий заботится о том, чтобы племя не голодало и не сидело впотьмах. Кондрат тоже несет людям свет и пищу. Духовную.
        Мой враг Кондрат Филиппович? Чушь какая. Ему-то какой резон? Да и сил не хватило бы приготовить ловушку.
        Эта модель в целом объясняет ситуацию. Вопросы остаются, но черт с ними. Не буду ломать голову. Впереди достаточно времени, чтобы все узнать об этом странном месте… И успеть возненавидеть его. Если меня не укокошат раньше.
        - Господи… Услышь меня! Господи… Я не хочу жить тут всю жизнь! Не хочу!!!
        - А придется, - хихикает кто-то.
        Я поспешно открываю глаза. Алекс. Принесла нелегкая.
        - Соблаговолите, господин гость, пройти в Музыкальный зал на вечер поэзии, - декламирует он, выгибаясь в шутовском реверансе.
        - Издеваешься, да?
        Синяки и ссадины, конечно, уже не так болят. Но все равно двигаться тяжело.
        - Так можно весь день проваляться! Скучно же, - из-за спины Алекса высовывается Мария. - Идем с нами.
        - Идем! - раздается голос Натальи, она, как мне объяснили, главная певица в племени. - Тут недалеко. Десять минут в метро - и мы на месте. А не пойдете - я обижусь.
        - А я в глаз дам, - добавляет Алекс.
        - Иду-иду, - с ворчанием встаю я на ноги.
        В глаз мне сейчас не очень хочется.
        Полчаса спустя я сижу в небольшом, но невероятно высоком зале и с восхищением внимаю чарующей, неземной музыке, льющейся из простенькой костяной флейты.
        Незатейливая мелодия, всего пять-шесть нот, повторяющихся снова и снова. Но потрясающая акустика зала усиливает звуки, придает им волшебные, фантастические краски. И вообще, есть что-то колдовское в этом нехитром сочетании нот. Маша будто бы специально придумала эту мелодию, чтобы заставить трепетать потайные струны души…
        Маша играет, а Наталья поет. Ее голос, звонкий и нежный, точно маленький колокольчик, наполняет воздух. Снова и снова повторяются простые, но сильные слова:
        Только вижу во мраке
        Их глаза голубые.
        И кажется, скалы зрячие,
        А люди слепые.
        Гулкое, раскатистое эхо подхватывает ее голос, играет им, обтачивает, обкатывает до тех пор, пока последние отзвуки не замирают высоко, под сводами зала.
        - Невероятно! Бесподобно! Превзошла сама себя… - шепчутся люди.
        Потом свои стихи декламирует Лада. Она обходится без музыки. Даже на импровизированную сцену из камней не залезла. Просто встает и начинает читать:
        Мы поставлены на колени, но
        Не сломлены до конца.
        Поредевшему поколению
        Под землей зажигать сердца.
        В ожидании и волнении
        Год за годом проходят дни.
        Поредевшее поколение…
        Может быть, мы уже одни?[5 - Стихи Анастасии Осиповой.]
        Произнося эти слова, она с надеждой смотрит на меня. От этого взгляда у меня аж сердце защемило и слезы навернулись на глаза. Захотелось провалиться сквозь землю или растаять в воздухе, только бы не видеть тех полных грусти взглядов, которые украдкой бросают на меня пещерные люди. Они ждали, что я поведаю им о судьбе внешнего мира. Они надеялись узнать от меня, что творится там, наверху. Крушение надежд, причем такое быстрое и жестокое, вынести нелегко. Что я могу сказать им? Заявить, что память вернулась, и наврать с три короба? Смешно… Ничего. Успокоятся, смирятся. А там, глядишь, возьмет память и взаправду ко мне вернется. Это же волшебное место, почему нет.
        А врага надо вычислить скорее и тихонько грохнуть, списав на несчастный случай. Жить, черт побери, хочется даже здесь. И желательно - подольше.
        Глава 13
        Охота на снарков
        Вот я и лишился товарища. Единственного человека здесь, в пещерах, с которым мог поговорить по душам. Положение и без того отчаянное. Все вокруг улыбаются, делают вид, что очень рады мне.
        А среди них - убийца. И у этого человека наверняка есть союзники, сторонники. У меня же - никого.
        Хреново.
        А дело было так. Маша предложила мне искупаться в горячем озере. Дело обычное. Мы часто погружались в теплую, богатую минералами воду. И для здоровья полезно, и пот с тела смыть не помешает.
        Но в этот раз Маша задумала не просто нырнуть и вылезти обратно. Она предложила сплавать на дальний берег. Пустынный, безлюдный был этот берег. Там было тихо, царил полумрак, потому что светлячки не селились на дальней стороне Купели. Там, я знал это, обычно уединялись пары, чтобы заняться любовью. Делать это у всех на виду считалось не очень приличным, а за озером - пожалуйста.
        Перед тем как лезть в воду, Маша сняла с себя всю одежду. Так было у них принято. Так все делали. Просто они купались именно тогда, когда я спал. Так что сюрприз вышел. Приятный. Конечно, на фоне Дарьи или Рады Маша казалась серой мышкой, но сейчас, когда я увидел ее без одежды, понял: Острикова тоже привлекательна. Она изящна, стройна; вполне симпатична, хоть и слишком худощава…
        И в моей крови разгорелся пожар. До этого я как-то не воспринимал Мышку как женщину. Друг - да. Приятный собеседник - да. Мне и в голову не приходило, что я смогу в нее… Влюбиться? Или это слово тут не очень подойдет? Короче говоря, Маша мне понравилась. Я подумал, что купанье в чем мать родила, - это намек. Даже не намек. Все казалось ясным.
        Плавали мы довольно долго. Доплыли до середины озера. Немного полежали рядом на спинах, неторопливо болтая о том о сем. Потом переплыли, наконец, теплое озеро и выбрались на камни.
        Казалось, мир специально готовился к этой минуте. В пещере царила таинственная мягкая тишина. Своды тонули в легкой дымке, и зал Апсны выглядел так, словно это вовсе и не подземелье, а огромное облако. В воздухе как будто струился легкий, чарующий, едва уловимый аромат. Или это уже у меня начиналась галлюцинация? Маша лежала рядом на спине, задумчиво глядя куда-то вдаль. А я смотрел на нее, не в силах отвести взгляд. Так продолжалось довольно долго.
        Наконец я, решив, что первый шаг лучше сделать самому, положил руку Маше на живот и осторожно провел ладонью по ее бархатной коже. Когда же она резко повернулась в мою сторону, я улыбнулся и произнес всего одно слово. Только одно слово: «Милая»…
        Что было дальше, о том вспоминать не хочу. Маша пришла в не-описуемую ярость. Кричала долго, громко, бестолково. Много интересного узнал я о себе. И что я «козел», и «озабоченный», и что «все мужики думают только об этом», и чтоб я, негодяй такой, больше не смел даже смотреть в ее сторону.
        Так я и сделал. Холодно пожелал истеричке всего хорошего, сполз в воду и поплыл обратно. Не обернулся ни разу. Что она имела в виду? А пес ее знает. С этими женщинами разве поймешь, что они на самом деле думают, когда говорят: «Убирайся!» Я, выслушав это во второй раз за три дня, дал себе зарок: хватит с меня этого ужаса под названием «любовь». И так проблем выше крыши. Когда избавлюсь от врага, тогда можно будет и расслабиться. А сейчас - только осторожность, только бдительность.
        За день ничего особого не случилось, но радоваться было рано. Если я не ошибся и враг - не плод моего больного воображения, то скоро он себя проявит.

* * *
        Пятый день моей жизни в пещерах, как и предыдущий, не задался с самого начала.
        Просыпаюсь и обнаруживаю, что кошка, давно сделавшая мой живот местом постоянного ночлега, прыгает вокруг спальной ямки и громко шипит.
        Никак не могу понять, что за шлея попала под хвост этому спокойному зверьку. Лишь через несколько секунд замечаю, что Рыжка за кем-то гоняется.
        Приземистое создание, покрытое чешуей, больше всего похожее на ящерицу, крутится у самого края моей ямки. Оно то отскакивает, то кидается в мою сторону. Каждый раз кошка встает на пути рептилии. Рыжка преобразилась до неузнаваемости: шерсть дыбом, когти выпущены, из клыкастой пасти доносится угрожающее рычание. Не дожидаясь результата поединка, одним ударом кулака я убиваю ящерицу на месте и снова засыпаю.
        Каков же был мой ужас, когда Ханифа сообщила, что я чуть не стал жертвой опасной твари. Маленькая, безобидная на вид ящерка оказалась ядовитой. Люди от ее укусов не умирали, но и выздоравливали долго. Бывало, что тошнота и головокружение продолжались по нескольку дней. Если бы не моя рыжая мохнатая телохранительница, вовремя учуявшая угрозу, здорово я бы в этот день помучился.
        За завтраком только и разговоров было, что о нападении ящерицы. Все наперебой хвалят смелую кошку: для небольшого зверька укус твари мог стать смертельным. Хором убеждают меня, что этот случай - исключительный Ханифа раз пять повторила:
        - Три года твари к нам носа не казали! Три года! Что-то странное творится в пещерах.
        А я сижу, перевожу хмурый взгляд с одно лица на другое и пытаюсь понять, чьих это рук дело. Кто подбросил эту ящерицу в пещеру да так, чтобы она выбрала именно мою ямку? Кто из них хочет свести меня в могилу?
        Да, все снова выглядит как случайность. Да, от укуса рептилии я бы не умер. Но в совпадения я не верю. И потом… Обездвижить человека, лишить возможности к сопротивлению - уже большое дело. Позже, днем, когда все уйдут на работу, можно подойти и тихонько - тюк по голове. Без шума, без свидетелей.
        Мой враг стал действовать осмотрительнее, аккуратнее. Кто же он?
        Сейчас я готов подозревать кого угодно. Хоть Машу, хоть Кондрата Филипповича. Хоть того же Федю. Обрушить на мою голову груду камней не смог бы никто из них, а вот натравить ядовитую рептилию… Кто их, черт побери, знает.
        А если враг не один? Если их несколько? От этой мысли стало совсем тоскливо на душе. Некому доверять. Не к кому обратиться за помощью. Любой из них может втайне желать моей крови. Союзника найти надо. Верного, надежного, который не подведет. Хотя бы одного. В одиночку против всех я бессилен. И еще надо вычеркнуть из списка подозреваемых хотя бы пару человек. Следить сразу за всеми - я с ума сойду.
        Шальная мысль убить всех, чтоб уж наверняка, всплыла в голове и пропала. Нет. На это я не пойду. Да и не смогу, кишка тонка.
        И смысла нет. Как я тут один жить буду?
        Молча, уныло, без всякого аппетита поглощал я слизней и грибы, из которых состоял завтрак. Я и раньше ел это дерьмо через силу, а уж сегодня… Так, ладно. Хватит киснуть, Герман. Пора разрабатывать план действий. Давно пора.
        Первое: не оставаться одному. Ни за что. Никогда. Второе: выкопать новую спальную ямку, желательно впритык к чьей-нибудь. К Машиной, например. Пусть думает, что хочет. Вообще, сон - самая сложная штука. Во сне я беззащитен. А не буду спать - с ума сойду. Поэтому - третье: буду класть с собой… Конечно, лучше бы женщину, хех. Но боюсь, что это отпадает. Так что компанию мне будет составлять кошка. Она спит чутко. Чуть что - проснется и поднимет шум. Главное, чтобы враг, совершая следующее покушение, рисковал раскрыть себя. Это поумерит его пыл. Наконец, четвертое: есть несколько человек, за которыми нужен глаз да глаз. Селезенкой чувствую, это кто-то из них. Алекс, Афанасий или слепой старик. Один из них. Рано или поздно осторожность изменит моему врагу. И тогда снова произойдет несчастный случай. Что поделаешь, это пещеры. Всякое случается, как говорит Ханифа.
        Кстати. И за старухой приглядеть надо. Чем мрак не шутит. Вот, я уже заговорил, как она, хых. Прилипают словечки… Веселее всего, если они охотятся на меня вчетвером. Тогда мне капут, это точно.
        От этих мыслей настроение совсем испортилось. А неприятности меж тем только начинались.
        - Сегодня мы идем охотиться на снарка[6 - Слово «снарк» - неологизм, придуманный Льюисом Кэрроллом (поэма «Охота на снарка», 1876).]! - заявляет Алекс, поглядывая на меня с глумливой ухмылкой. - И даже не думай отвертеться. Все мужчины пойдут.
        Я думал, речь идет о каком-то другом виде летучих мышей, кроме уже знакомых мне ушанов. Но выяснилось, что все куда сложнее.
        - Снарки - это снарки, - отвечает на мой вопрос Ханифа.
        - Спасибо за такой подробный рассказ! - стараюсь вложить в свои слова столько сарказма, сколько смог. Эта несносная привычка местных: объяснять, ничего не объясняя, - выводит из себя.
        - А лучше и не скажешь, - пожимает плечами она, - эти звери ни на кого не похожи. Представь себе существо размером с куницу…
        - С кого?
        Куниц я себе представляю примерно так же, как и неведомых снарков.
        - С кошку! - выкручивается Ханифа. - Но проворное, как черт, между пальцами перепонки, морда плоская и глазищи огромные.
        Я стараюсь представить себе кошку с перепонками. Получается паршиво. Этого снарка в самом деле надо было увидеть самому.
        - Я читала, что таких же точно зверей видели в девяностые годы двадцатого века в Кольцовских и Старицких пещерах[7 - Перепелицын А.А. Россия подземная. Неизвестный мир у нас под ногами. С. 206 - 214.]. Это далеко отсюда. Но описание совпадает в точности. Значит, это один и тот же вид.
        - И кто назвал его снарком?
        - Мы. В честь персонажа одной сказки… Могли назвать как угодно. Хоть снорком[8 - Снорк - человекоподобный монстр из мира «S.T.A.L.K.E.R».], хоть кварком[9 - Кварк - гипотетическая элементарная частица в квантовой хромодинамике.]. Но это слово красивее.
        Решаю промолчать. По части придумывания чудовищных, ничего не значащих слов для объяснения других таких же жители пещер большие мастера. Сказки они друг другу рассказывают тоже одна другой хлеще, это я успел заметить.
        Как оказалось, в зале Спелеологов имеется незаметная со стороны боковая галерея. Не замечал я ее, правда, из-за недостатка освещения. В том месте, где боковой туннель соединялся с основной пещерой, он был достаточно широк. Потом постепенно сужался.
        - Русло подземной реки, - поясняет Афанасий. - Не волнуйся, тут вода не течет уже сотню лет.
        Я киваю и про себя молюсь, чтобы этой реке не вздумалось снова хлынуть в старое русло именно сегодня. С моей «везучестью» ничего нельзя исключать.

* * *
        Итак, мы отправляемся на охоту.
        Метров двести идем по узкому лазу, где даже Даше приходится пригибаться. Мужчины шагают, согнувшись в три погибели. Потом стенки галереи резко раздаются в стороны, и нашим глазам предстает небольшая пещера. Даже не пещера, а так, небольшой зал. Он не идет ни в какое сравнение ни с залом Апсны, ни с залом Спелеологов, зато тут можно расправить плечи и не бояться стукнуться головой.
        - Значит так, - объясняет вождь персонально мне - остальные в приказах не нуждаются, они сами знают, что и как делать, - ты с напарником будешь сидеть в засаде у того края пещеры. Мы пойдем дальше и вспугнем снарков. На пути установлены ловушки, но снарки хитрые и ужасно проворные, могут и не попасть. Тогда постарайся его убить, - он протягивает мне копье с костяным наконечником. Хорошие штуки эти копья. Наконечник костяной, древко металлическое, сделано из поручня, выломанного из вагона пещерного поезда. Простое, легкое и надежное оружие. Еще я взял с собой на охоту нож, один из двух, доставшихся в наследство от капитана Николаевой. Прекрасный и очень острый клинок из крепчайшей стали. Пользоваться им я пока не умею. Надеюсь, и не придется. Светильник нам тоже оставили, Иначе мы тут не то что снарков, свои носы не увидим. Со светом оно, конечно, веселее… Но на душе все равно погано. Вождь, как обычно, верно угадал мое настроение и произнес, глядя глаза в глаза своим фирменным гипнотическим взглядом:
        - А как ты хочешь, Герман? Если еду не убивать, ее не будет. И без мяса никак. Были бы мы вегетарианцами, давно бы сдохли. У снарков мясо не только питательное, но и вкусное. Это тебе не мыши летучие.
        Мой живот тихонько пискнул, соглашаясь: «Плохая еда…»
        - Снарки - деликатес! Из шкуры сделаем обувь, она прочнее, дольше не сотрется. Кости тоже на дело пойдут. Вот так-то.
        Перечить вождю я не решился. Если снарк попадет в ловушку, его и не придется убивать. Будем надеяться, что попадет.
        Еще сильнее я обрадовался, когда увидел, кто будет со мной сидеть в засаде. Вторым охотником оказалась Наталья. Единственный член племени, с которым я был до сих пор незнаком. Возможность представлялась кучу раз, Афанасий супругу свою не прячет. Просто все как-то было не до того. А, что я оправдываюсь. Не решался я подойти к Наталье. От этой женщины веет чем-то… Чем-то… Не знаю, как сказать. Есть в Наташиной осанке, во взгляде, в выражении лица что-то величественное. Что-то загадочное. Как будто эта прекрасная, молчаливая женщина живет в своем мире, мало обращая внимание на то, что ее окружает. И я робел, когда оказывался рядом с нею. Сейчас же охотничий азарт передался и Наташе тоже. Глаза ее заблестели в предвкушении приключения. Тема для разговора нашлась сама собой.
        - Сколько раз ты охотилась на снарков? - сразу беру я быка за рока.
        Я волнуюсь. Стараюсь отводить взгляд от супруги вождя, но без особого успеха. Я понимаю, чем мне грозит любой неосторожный взгляд в сторону Натальи. Понимаю, что лишние проблемы не нужны, но ничего не могу с собой поделать.
        Она лежит на боку с оружием наготове, рядом со светильником, и внимательно вглядывается во тьму. Похожа на дикую кошку, изготовившуюся к прыжку. Грациозная, гибкая, полная затаенной силы. Натянутая тетива. Пружина, готовая распрямиться в любой момент. Дарья вроде бы такая же, но ее красоту портит грубость, этакая угловатость. Наталья выглядит более женственно: мышцы не выпирают, шрамы не бросаются в глаза, если они вообще у нее есть.
        «Обломись, парень, - мысленно говорю я сам себе, - ее шрамы, в отличие от Дашиных, ты не увидишь никогда». Ну, я и Дашины шрамы не видел, только на ощупь… Хе-хе.
        Услышав мой вопрос, Наталья повернулась, посмотрела с любопытством, словно в первый раз в жизни увидела.
        - Много, - слышу я ее мягкий, грудной голос, - и не сосчитать.
        Она улыбается. Я тоже расплываюсь в улыбке. Волшебная штука смех. Ничто так не сближает людей, как он.
        - Не страшно? - снова спрашиваю я, усаживаясь рядом.
        - Чего бояться-то? - смеется женщина. - Как увидишь снарка - сам все поймешь. Поймать их сложно, это да. Но для нас снарки совершенно не опасны.
        Я успокоился, расслабился и улегся поудобнее на мягкую глину рядом с Натальей. Загонщики только-только скрылись во тьме. Значит, в ближайшее время нам делать будет нечего.
        - Это снарк! Нет, это буджум… - бормочет Наталья, поворачиваясь на спину.
        - Кто? - напрягаюсь я. - Это еще что за напасть?
        Разнообразие пещерной фауны начинает пугать меня все сильнее.
        Наташа в ответ принимается хохотать, да ядрено так - аж до слез. Если бы так отреагировал на мой вопрос кто-нибудь еще, хоть Алекс, хоть Маша, я бы обязательно нагрубил. На Наташу сердиться я просто не могу. Я чувствую: без повода смеяться надо мной она не станет.
        - Прости, пожалуйста, - вытерев слезы, говорит она. - Я понимаю, что ты совсем не знаешь… «Буджум», или «буджим», - слово из той же сказки. Про снарка которая.
        - Его тоже никто из героев не видел, но все боялись? - прищуриваюсь я.
        - Д-да. Откуда знаешь? - изумляется она.
        - Просто. Логика, - отвечаю я; откидываюсь на спину, кладя голову на сцепленные в замок руки. - В сказках, которые вы друг другу рассказываете, страшно именно тогда, когда о зле вообще ничего не известно. История про снарков и буджумов - из той же серии. Сказка многое бы потеряла, если бы повествование велось от лица самих чудовищ.
        - Точно, - соглашается Наталья. В ее голосе я слышу неприкрытое уважение. Это приятно.
        Я закрываю глаза и, кажется, даже задремываю.
        Будит меня громкий шум, доносящийся из туннеля. Сложно понять спросонья, что это вообще за звуки. Я слышу то ли треск, то ли скрежет, да еще в придачу какое-то странное бряцанье. Вскакиваю на ноги, хватаю оружие.
        - Это снарк? - спрашиваю я встревоженно. Мне описывали снарка как какого-то маленького зверька. Судя же по шуму, по туннелю двигается нечто громадное.
        - Нет, это буджум, - отвечает Наташа. Она пытается говорить серьезно, но сама прыскает в кулак. - Шучу. Это загонщики, - поясняет женщина. - Будь готов, снарки скоро появятся.
        Значит, все же снарки. Много снарков. Я сглатываю. Вот тоже новость… Я думал, мы охотимся на одного зверя, а их там, оказывается, много. Это усложняло дело. Одно радует: Наташа на этих зверей охотится не в первый раз. Рядом с нею как-то спокойнее.
        Шум между тем нарастает, приближается. Уж не знаю, что использовали загонщики, но шумовая атака у них получилась что надо. Вот я уже улавливаю в общей мешанине звуков шуршание песка. Чьи-то ноги или, может, лапы двигаются в нашу сторону из темноты.
        - Он один, - коротко бросает через плечо Наталья, ловко вскакивая на ноги.
        Что ж, один так один. Нам же лучше.
        Наташа встает прямо напротив входа в галерею. Расправляет мышцы. Костяное копье перебрасывает из руки в руку. Примеривается.
        Я встаю рядом, тоже держа наготове оружие. Пусть я пока не умею толком с ним обращаться и держу копье не так умело, как супруга вождя, но опозориться при Наталье не хочется. Я со стыда умру, если промахнусь. Справлюсь! Уж как-нибудь я этого снарка завалю.
        Вдруг я вижу на лице Наташи растерянность.
        - Что за… - произносит она, бледнея.
        Капля пота скатывается по лбу женщины. Сильные руки начинают дрожать. Я ничего странного пока не вижу. Ну да, в темноте зажегся какой-то фонарик и стал приближаться. Наверное, кто-то из загонщиков идет к нам. Шуршание лап по песку становится громче. Видимо, снарк где-то совсем близко. Наташа между тем бледнеет все сильнее. Глаза ее расширились, зубы выбивают дробь. Она не выпускает оружие из рук, не двигается, но на лице ее застыл такой ужас, какого мне еще не доводилось видеть.
        Тут я и сам запоздало осознаю, что творится что-то неладное: фонарик слишком сильно обогнал шум, издаваемый загонщиками.
        - Это что, фонарик снарка? - спрашиваю я.
        Вопрос повисает в воздухе. В этот самый миг из черной пасти туннеля появляется тварь, при виде которой передохли бы от ужаса даже черти в аду. Я не успеваю толком разглядеть это существо. Вот уродливая морда, покрытая наростами и бородавками. Вот распахнутая пасть, ощетинившаяся кривыми клыками. Вот налитые кровью глазища. И странный светящийся шарик, висящий над головой чудовища.
        Мозг мой еще не успевает осознать, что происходит, но тело реагирует как бы само собой, на автомате. Одним рывком я отталкиваю Нату. Вторым выбрасываю вперед костяное копье и втыкаю его прямо в распахнутую пасть монстра, вложив в удар все силы. Надавливаю. Успеваю повернуть оружие. Славный вышел удар. Копье по рукоять входит в плоть твари. Темная, густая жижа начинает хлестать из зубастой пасти. Из распахнутого зева раздается хрипение и бульканье.
        Впрочем, атаковав первым, я выигрываю лишь пару секунд. Чудище быстро приходит в себя. Страшный удар хвоста сбивает меня с ног. Тут же я ощущаю жгучую, нестерпимую боль в боку.
        Кровь течет из рваной раны. От боли едва не лишаюсь рассудка.
        Светлячки давно разлетелись, поле битвы освещает лишь фонарик, болтающийся над кровоточащей пастью чудовища. В его дерганом, пульсирующем свете я вижу, как Наташа кидается мне на выручку. Она почти успевает вонзить оружие в тело монстра, но хлесткий удар хвоста, которым тварь размахивает по сторонам, отбрасывает ее в сторону. Больше помощи ждать неоткуда.
        Рыча и хрипя, истекающий кровью монстр двинулся на меня. Вот и все. Вот и конец. Добегался, Герман… Точнее - отбегался.
        Где же нож? Где нож?! Продам свою жизнь подороже…
        Я даже не замечаю в первый момент, что монстр застыл на месте. Он не движется. Рычит, рвется, но с места не сдвигается. Что это он? Моей рожи испугался? Точно! Был какой-то звук. Как будто хлопок… Передние лапы чудовища, вырвавшегося из недр пещеры, попали в ловушку, приготовленную для снарков. Вот и пригодился капкан.
        Он… Она? Оно? рвется и мечется на месте, пытаясь вырваться. Ничего не выйдет, мразь, хе-хе. Самое время пустить в дело нож.
        Рука опускается к поясу. Есть. Вот ножны. Вот рукоятка.
        - Сдохни!!! - рычу я.
        Превозмогая боль, поднимаюсь на ноги и, улучив момент, вонзаю стальной клинок в налитый кровью глаз. А потом - тишина. И пустота.

* * *
        Есть у пещер необычное свойство: звуки слышны на большом расстоянии. Так устроена система карстовых полостей, что любой шум, даже не очень громкий, усиливает и уносит эхо далеко-далеко… Разговор по душам усложняет еще и то, что подслушать его может кто угодно, спрятавшись за любым валуном, любым наростом. Нелегко найти такое место, где можно поговорить с глазу на глаз.
        Кондрат и Ханифа знали немало таких мест. Одним из них был Геликтитовый грот. Казалось, он создан самой природой для секретных совещаний. Или чтобы держать там преступников. Полная звукоизоляция. Грот далеко, не каждый осмелится идти в такую даль из чистого любопытства. Удобнейшим местом, чтобы прятать или прятаться, грот делал еще и узкий тесный вход, который люди давным-давно перегородили дверью, спасая местное чудо - каменные цветы геликтиты - от туристов. В гроте можно не бояться быть подслушанными.
        Именно туда и направились Кондрат и Ханифа, как только стало ясно, что жизнь Германа вне опасности. Здесь сели они рядом.
        Непроглядная тьма царила в гроте. Ни один звук не проникал сюда снаружи. Люди, которые за ту или иную провинность оказывались заперты здесь, обреченные на пытку тишиной, ужасно страдали. Спустя несколько дней (минимум сутки, максимум три дня) несчастные были готовы на что угодно, лишь бы избавиться от мучений.
        В общем, в гроте очень удобно и прятать кого-то, и прятаться самим от посторонних глаз и ушей.
        Долгое время никто не решался заговорить первым. Наконец Ханифа нее выдержала.
        - Старик, а, старик, - прошелестела она.
        - Да? - отозвался Кондрат Филиппович.
        - Как ты это сделал? - спросила Ханифа. И, не дождавшись ответа, повторила, чеканя каждое слово: - Как. Ты. Это. Сделал?
        - Да ничего я такого не делал… - отмахнулся Кондрат Филиппович.
        - Врешь! - зашипела Ханифа. - Не верю. Не ты ли всю плешь проел своими откровениями? Не ты ли устроил обвал? Не ты ли надоумил меня изловить ящерицу?
        - Да, все это так. Но это чудовище - оно вылезло само. Понимаешь? Само! Само! Ну, ты головой хоть чуть-чуть подумай, - едва не сорвался на крик старик. - Ну как, как? Как я смог бы выманить из самой преисподней этого демона и натравить на Германа?! Как? Умом тронулась, да?
        - Но ты не будешь утверждать, что не рад такому раскладу, а? - с ехидной ухмылкой заметила старуха.
        - Буду! - рявкнул Кондрат Филиппович. - Наталья едва не погибла, ты это понимаешь?! Это ты понимаешь, старая дура?! Мы все могли погибнуть в пасти удильщика. И погибли бы, если бы не Герман.
        - Как заговорил! - не унималась Ханифа. - То ты твердишь, что Бог велел тебе убить пришельца, то чуть ли не гимны готов петь в его славу. Может, я и тронулась умом. Может быть. А ты тогда им стукнулся.
        И Кондрат понял, что играть со старухой на ее поле - дело безнадежное. Перекричать ее он не сможет в любом случае, переспорить - тоже. Поэтому он резко осадил рвущийся наружу гнев и усилием воли взял себя в руки.
        - Послушай, - произнес он почти спокойно, - послушай меня.
        Я не отказываюсь ни от одного сказанного мной слова. И ни от одного поступка. Да, я пытался убить этого пришельца. Я считал, что от него необходимо избавиться. Я не сомневался, что так надо. Раньше. Но теперь - сомневаюсь.
        Ханифа тоже немного остыла. Спокойствие мужа передалось и ей. Едкие замечания вертелись у старухи на языке, но она молчала, внимательно слушая, что говорил ее супруг.
        - Теперь я сомневаюсь, верно ли понял откровение. Мне было сказано, что этот человек, космонавт, принесет в пещеры большие перемены. Но может быть, это было не Божье слово, а козни дьявола?
        Ханифа хмыкнула, но перебивать Кондрата не стала.
        - Или нет, другое. Мне сообщили, что Герман принес с собой перемены, это так. Но мне не приказывали его убивать. Я пришел к этому выводу сам.
        - Вывод верный, - заметила Ханифа, - ведь любые перемены в нашем случае опасны. Да и что может измениться? Что?
        - Не знаю, - покачал головой старик, - не знаю. Раньше я тоже так считал. Именно так. А теперь… Теперь я не знаю. Ведь Господь отвел смерть от Германа трижды.
        - Или дьявол, ты сам говорил, - возразила Ханифа. Слепой старик пропустил ее реплику мимо ушей.
        - Допустим. Просто допустим на миг, что он действительно что-то изменит к лучшему. И эта перемена даст нам…
        Он замолчал. Сначала Ханифа терпеливо ждала окончания фразы. Потом не выдержала и слегка толкнула Кондрата Филипповича в бок.
        - Что даст? Что даст-то?
        - Надежду… - чуть слышно выдохнул старик. - Надежду и будущее. Сейчас я его не вижу. Сейчас грядущее скрыто туманом. Но туман может рассеяться. Вдруг этот человек послан именно для того, чтобы принести в пещеры ветер? Ветер перемен…
        Старуха задумалась. Потом неохотно, через силу, выговорила:
        - Да. Может быть, ты и прав.
        Кондрат Филиппович вздохнул с нескрываемым облегчением. Не часто удавалось ему переспорить свою супругу, и сейчас он ликовал в душе.
        - Вот и славно. Значит, поступим так: ничего не будем пока предпринимать. Пусть выздоравливает. А там видно будет.
        Он встал и зашагал прочь. Долго смотрела ему вслед Ханифа и лишь тогда, когда Кондрат Филиппович скрылся из виду и никак не мог бы ее услышать, она тихо-тихо произнесла:
        - А проверить никогда не помешает. Последнюю попытку сделать надо. Последнюю. Если опять выживет - значит, прав старик. Ну, а если нет…
        Не договорив, она встала и двинулась в другую сторону. Не к обитаемым залам, а в самое сердце подземелья. Туда, где царствовали Мрак и Тишина.

* * *
        У пещерных людей не существует названия для того исчадия ада, которое вылезло из боковой штольни и набросилось на нас. Один раз много лет назад Наташа и Афанасий видели издалека нечто подобное, но тогда они убедили себя, что это был бред, галлюцинация. Значит, где-то в пещерах обитают те еще страшилища. Не в этих пещерах. В других.
        Лаз, из которого вылез монстр, разумеется, замуровали камнями. Только вот вопрос: не вылезет ли второй такой же из другого туннеля? Что тогда мы будем делать? А если там, откуда вылез этот милый зверек, он - самый маленький и безобидный? Если следом явится страхолюдие в пять раз крупнее и свирепее? Как в том безумном стишке:
        О, бойся Бармаглота, сын!
        Он так свирлеп и дик,
        А в глуше рымит исполин -
        Злопастый Брандашмыг…[10 - Стихотворение «Бармаглот» из сказки Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес». Пер. с англ. Д. Орловской.]
        Тьфу, только бармаглотов нам не хватало!
        Не знаю, как остальные, а я окончательно потерял покой. Из пещер надо бежать. С такими соседями ловить нечего.
        Бежать! Только вот куда?
        Кто-то предложил дать диковинному животному имя буджум, но большинством голосов остановились на другом варианте: удильщик. Жили раньше такие милые создания. Но не рептилии. Рыбы. Шевелили плавниками на огромных глубинах, в пучине океана, там, где нет света. Охотились, приманивая добычу с помощью святящегося шарика, висящего как бы на удочке. Отсюда и название. Но то - рыба, а этот - с лапами. И ведь не океан под нами. Хотя…
        Во всем, что касается пещер, одно мы знаем точно: что не знаем ничего. Чем черт не шутит. Может, там и правда подземное море. Или спящий вулкан. Или все девять кругов ада.
        Едрена вошь, как вообще они тут живут, ни хрена не зная о том, что творится у них под боком?! Психи… Они все психи. Угораздило же связаться…
        Я закрываю уставшие глаза. Надо расслабиться. Смерть долго стояла за спиной. Караулила, поджидала. Уже совсем было собралась утянуть за собой на тот свет… Не вышло. Я выкарабкался.
        Как и чем лечили меня жители пещеры - не знаю. Слышал, что надо мной день и ночь читали молитвы. Помню, что промывали раны и что-то к ним прикладывали. Больше никаких воспоминаний. Зато я вижу результат: раны на боку затягиваются. Шрамы, по словам Натальи, останутся на всю жизнь. Ну и леший с ними. Главное, не пострадали жизненно важные органы. И ребра почти целы.
        Она все спрашивает, что у меня болит. Неверная постановка вопроса. Лучше бы спрашивала, что у меня не болит. Я очень слаб, потерял много крови. Дарья заикнулась как-то насчет переливания, но ее убедили, что это невозможно. Бороться за жизнь истощенному организму оказалось очень нелегко. Временами мне казалось, еще немного - и конец.
        Несколько раз Ната говорила прямо:
        - Мы ничего не можем сделать. Все в руках Бога. Молись, Герман.
        И я молился. Сначала повторял молитвы за Дашей или Наташей, потом запомнил и стал молиться по памяти. Посиневшие губы шептали не всегда понятные слова. У меня не хватало сил на вопросы, что значит: «Аллилуйя» или «Херувимы-Серафимы». Да и не хотелось спрашивать. Я просто повторял. Помогало - не помогало, все равно молился. Упорно, истово, пока хватало сил двигать губами.
        Разум, то и дело приходящий в себя, вяло протестовал: «Не верь в эту чушь! От молитв кровь не вернется!» Я не обращал внимания на его голос. Тогда мозг сменил тактику. Стал убеждать меня, что лучше смерть, чем такая жизнь. Аргументы у здравого смысла были весомые. Без друзей, без родных, в этих ужасных пещерах, откуда некуда бежать, под пристальным взглядом врага, я так и так не имел шансов выжить.
        Но я хотел. Очень хотел жить. И чувствовал: другого выхода нет. Если я хочу выкарабкаться, надо довериться тому загадочному высшему существу по имени Бог, от воли которого сейчас зависела моя жизнь. Не от заботы сиделок; не от лечебного мха, который прикладывали к моим ранам; не от богатой минералами воды, которую давали пить.
        Вот и сейчас я лежу в полумраке, смотрю на крест, высеченный пещерными людьми в скале, и шепчу снова и снова:
        - Отче наш, иже еси на небеси…
        Я не умру. Я верю в это. А для этого надо спать. Очень много спать. И я засыпаю.
        Странный сон снится мне. Мутный, тревожный. Ната говорила, грезы - отражение нашего состояния. Верю. Чем хреновее я себя чувствую, тем бредовее мои видения.
        - Ты убийца! - кричит Алекс и указывает на Арса. - Ты подозрительно тихо себя ведешь!
        Арс смотрит на него исподлобья и крутит пальцем у виска.
        - Для тебя новость, что Арс молчит?! - шипит Дарья, готовая вцепиться Алексу в лицо когтями.
        - Значит, это ты! - переключается крикун на Дашу. - Ты вообще опасна для общества! Эти твои дьявольские приемы…
        - Они не дьявольские, - фыркает Даша.
        - Одним пальцем человека убить можешь! И злющая ты, как змея!
        - Ты хоть одну змею в жизни видел, великий герпетолог? - парирует Кружевницына.
        - Кто? - моргает Алекс.
        Но Даша уже не слушает. Она сама берет слово. Обводит всю компанию пристальным, цепким взглядом. Все разговоры тут же замолкают, все слушают, что скажет Дарья Сергеевна.
        - Алекс сегодня слишком активен, - тихо произносит она. - Даже по его меркам. Убийцы так себя не ведут.
        Я слушаю и соглашаюсь. Был бы Алекс «мафией», не вел бы себя так. Если клад лежит на самом видном месте, значит, это не клад. Хотя… Чем мрак не шутит. Господи, как же это сложно! И в жизни, и в игре. И наяву, и во сне.
        - Я подозревала тебя, Афоня.
        - Как так, меня? - хлопает глазами вождь.
        - Но во время второго тура стало ясно, что ты не мафиози. Поэтому в этот раз я голосую за…
        Даша какое-то время молчит, взвешивая в последний раз все за и против. И, наконец, резко произносит:
        - За Машу!
        - Кто голосует за Мышку? - спрашивает Кондрат Филиппович.
        Несколько человек поднимают руки.
        Она действительно ужасно нервная. На всех кричит, на меня волком смотрит. Может быть, и она. Я тоже поднимаю руку.
        Итак, мы «убиваем» Острикову. Маша, грубо выругавшись, показывает всем свой камешек, до этого спрятанный полой накидки. Камешек белый. У мафии он - черный. Значит, мы снова ошиблись.
        Игра продолжается. Моя задача вычислить убийцу раньше, чем он кого-то убьет. Например, меня. Сижу, сложив ноги по-турецки, и внимательно перевожу взгляд с одного лица на другое. Не так много людей осталось в игре. Большинство стоят в сторонке и наблюдают за ходом шуточного расследования.
        Наталья хранит величественное спокойствие. Сидит, прикрыв глаза, на лице застыла легкая полуулыбка. Гибкое, сильное тело расслаблено. Невольно залюбовался даже во сне.
        Дарья, напротив, на взводе. Подобралась, как перед прыжком. Глаза бегают по сторонам, подмечая любые нюансы поведения. Но если Наталья особенно прекрасна в минуты спокойствия, то Дашу красит как раз возбуждение. Как же она прекрасна, когда злится или готовится к драке! Когда дыхание ее учащается и грудь вздымается. Усилием воли отвожу взгляд. Сон - есть сон, но отвлекаться от главного нельзя.
        Афанасий напряжен. Зыркает по сторонам, взгляд мрачный, подозрительный. Вождю другим быть и нельзя. Он меня мало интересует. С Афанасия подозрения почти сняты.
        Арс молчит. А что еще может делать Арс? Шут с ним.
        Алекс и старик, вот, кто меня интересуют. Но Алекс-убийца, это слишком просто. Точнее, так: если убийца он, то у судьбы совсем нет фантазии. А вот Кондрат Филиппович… Сидит, хмурит седые брови, лицо угрюмое, нелюдимое. И глаза. Эти зловещие бельма. Что могут они скрывать? В душу не заглянешь. О чем думает, не поймешь.
        И мотив у него, оказывается, есть. Я слышал, он говорит: «Нельзя менять сложившийся порядок!» А я, незваный гость, в этот порядок не вписываюсь. И вечно что-то нарушаю. Как далеко способен зайти этот человек, оберегая этот «порядок», вот вопрос.
        Неожиданно для себя самого, я начинаю говорить:
        - А кто назначал Кондрата Филипповича ведущим?
        Люди в растерянности переглядываются.
        - Мы без ведущего играем, разве нет? Так почему он снова и снова говорит: «Город засыпает»? Почему объявляет голосование против кого угодно, только не против себя. Почему?
        - Почему? - повторяет Дарья, резко поворачиваясь в сторону старика.
        - Да, почему? - подает голос Наташа, которая, казалось, уже уснула.
        - Может, закончим игру? - продолжаю говорить я, не сводя глаз со слепого мудреца, подмечая малейшие нюансы поведения. - Вскроемся все? Покажем друг другу наши камешки?
        Кондрат Филиппович владеет собой блестяще. Ни один мускул не дрогнул на покрытом морщинами лице. Губы сжаты. Ноздри не шевелятся, словно он даже не дышит. Слепой застыл, точно глыба льда. Он окаменел. Так не ведут себя те, кому нечего скрывать.
        - Ну, как хочешь, - пожимаю я плечами, - тогда я объявляю голосование. Кто за Кондрата Филипповича?
        - Я! Я! - дружно откликаются Дарья и Наталья.
        Арс молча поднимает руку.
        - Я! - чуть не выпрыгивает из штанов Алекс. Неожиданный союзник… Но такой уж он, всегда кричит с той толпой, которая больше.
        - А я - против. Доказательств нет, - Афанасий смотрит на меня со злостью.
        Интересное кино. Где же я ему доказательства возьму? Тут, как в жизни, - пока будешь собирать доказательства, тебя сто раз убьют. Первым бить надо, первым. К тому же Афанасий всегда выступает на стороне своего наставника.
        - Итого: пятеро против одного. Демократия, сам видишь. Вскрывайся, - поворачиваюсь в сторону Кондрата Филипповича.
        И едва могу сдержать вопль ужаса.
        На том месте, где только что сидел живой человек, лежит давнишний, почти разложившийся труп. Лишь отдаленно эта груда истлевшей плоти и костей напоминает старика. Я хватаюсь за горло, пытаясь сдержать тошноту, и…
        Просыпаюсь.
        Передо мной все тот же чудесный вид. Мрачная темная скала, едва освещенная тусклым мерцанием светлячков. Красота. Я лежу на изрядно примятой подстилке из мха. Мягкие свойства она почти утратила.
        Тьфу. Опостылело. Эх, пещеры-пещеры… Как же вы мне надоели. Ничего не меняется. Как эти вообще умудрились не сойти тут с ума? Загадка.
        Слышится шорох. Взволнованное женское лицо склоняется надо мной. Это Наталья. Пришла проведать. А еще вернее: никуда и не отходила, тут сидела. Они с Дашей выходили меня. Сколько бессонных ночей провели они у моей постели! А правда? Сколько? Не знаю. Для меня все последние дни слились в одно бесконечное недоутро.
        Тяжело Наташе. Глаза красные от недосыпа. Темные мешки. Но держится. Улыбнулась. Спрашивает:
        - Как дела?
        Разумеется, я через силу улыбаюсь в ответ и говорю:
        - Все нормально.
        Это не совсем правда. Но что еще сказать? «Ужасно»? Она переживать начнет, суетиться, а сама чуть не падает… Нет, не буду жаловаться. Да и вообще. «Нормально»… Странное слово. Ни «хорошо», ни «плохо». Вообще ничего оно не значит. Так, отговорка, когда не хочется никого расстраивать. Что такое для меня сейчас норма? Лежать тихо, терпеть боль. Никому не мешая, собираться с чувствами, силами и мыслями. Так что все в норме, хех.
        Какие же они молодцы, мои милые сиделки!
        И мужья их тоже. Я, хоть и неподвижен, но слышу все хорошо. Да и по сторонам стараюсь глазеть. Ни разу ни Арс, ни Афоня не попытались помешать лечению. Слова не сказали женам. Наоборот, помогают. И Федя помогает. И кошка тоже старалась. Как ни приду в себя - а рыжая меховая грелка лежит на животе. Или на груди. Мышка говорила, что кошки чувствуют, когда человеку плохо, и стараются помочь. Что ж, Маша не ошиблась.
        Спасибо, ребята…
        Я снова закрываю глаза. Спать не хочется. Но Наталья, увидев, что я сплю, и сама пойдет отдохнуть. Ей срочно надо восстановить силы.

* * *
        После того, как сознание окончательно вернулось, я понял, что у моего положения масса выгод.
        Первая: я не работаю.
        Вторая: врагу сейчас до меня не добраться. Я под постоянным присмотром. Ната и Даша не отходят от меня ни на шаг. Забавно. Они в моих глазах, особенно в те дни, когда было совсем худо, слились в двухголового мутанта. Двуликого Януса. Точнее, Дануса, хе-хе. Еще иногда дежурили Рада и Лада, но намного реже. Маши не было. Не-ужели до сих пор злится? Ханифа тоже не подходила ко мне ни разу. Повод ли это считать ее врагом? Нет. Но подозрения усиливаются.
        Третья причина для радости следует из второй. За два последних дня в ходе неторопливых спокойных бесед, и даже тогда, когда и я, и они молчали, успел хорошо узнать и Дашу, и Наташу. Дусю и Тусю, так они сами попросили, чтоб я их называл.
        Смешно. Туся и Дуся. Два веселых гуся… Взрослые женщины, старше меня, обеим хорошо за тридцать. Но это их дело. Мое имя никак не переиначишь. Герман и Герман. У них вариантов, конечно, больше.
        Итак, между нами за эти дни сформировалась прочная духовная связь. Никакой, Боже сохрани, любви. Этого только не хватало. Дружба у нас. Или даже братство. Кровное. В моем положении это - намного полезнее. Хотя бы моих сиделок могу вычеркнуть из списка подозреваемых. У кого, у кого, а у них возможностей меня убить было - хоть отбавляй.
        Из бесед с Натой и Дашей, и это четвертый положительный момент, я почерпнул много полезного. Они стали моими глазами и ушами. И мозгом тоже, хе-хе. В любом случае, три головы, из которых две не в пример умнее третьей, это - сила. Мой план прост: встать на ноги и первым делом тихо, аккуратно, без лишнего шума ликвидировать врага. Пусть это не по-христиански, но за эти ужасные дни я успел так сильно полюбить жизнь, как никогда прежде.
        И за эту жизнь я буду биться до последней капли еще оставшейся во мне крови.
        Врага. Надо. Убить.
        Пока не поздно.
        Не могу не признать: кем бы ни был мой загадочный неприятель, он поступил благородно. Даже представить сложно более беспомощное состояние, чем то, в котором я пребывал. Убить меня смог бы любой. Да, Туся и Дуся были рядом, но не стоит обманываться: надо было бы - отослали бы их куда-нибудь. И замочили бы безоружного. Наверное, именно поэтому мой противник этого и не сделал: совесть не позволила.
        Мне совесть позволит. Грохну гниду. Хоть спящим. Плевать.
        Список подозреваемых, собственно, сузился до предела. Это или Алекс, или Кондрат Филиппович. Больше некому. Вспоминаю сон. Тот, где мы играли в мафию. Стоит ли воспринимать его как пророчество? И как истолковать то, что слепой старик в моем сне умер? На что это намек? Это видение мне только все карты спутало.
        К черту. Сам догадаюсь. Сам вычислю. И сам сверну шею.
        Глава 14
        Бортовой журнал
        Это началось вчера.
        Что стало первым тревожным звонком? С какого события стоит вести отсчет? Пожалуй, с исчезновения кошки.
        День выдался поразительно спокойный. Подозрительно спокойный. И Кондрат, и Алекс, словно подслушав мои мысли, с самого утра никуда не отлучались, торчали все время на виду. В пещере царила сонная, умиротворяющая атмосфера. Никто не шумел, не ругался, все молча занимались своим делом. Когда именно убежала кошка, - точно никто не смог бы сказать. Но она убежала. А точнее - пропала.
        Я первый заметил ее исчезновение, укладываясь спать. Рыжка каждый вечер прибегала ко мне, устраивалась на груди или на животе и мигом засыпала. Лежала теплым меховым шариком, тихо сопела во сне, слегка вздрагивала. С кошкой я засыпал сном младенца, отрешившись от всего, забыв и о людях, и о пещерах…
        Маша страшно злилась, что кошка спит со мной. Завидовала, наверное. Один раз она даже замахнулась на зверька кулаком, но вышло только хуже. Рыжка в ужасе метнулась от хозяйки прочь, и больше не отходила от меня даже днем. Сопровождала, куда бы я ни пошел. Удивительно умное существо. Видит, что занят - не лезет, сидит в сторонке. Сяду отдохнуть - подбежит, ткнется носом в колено, начнет тихо-тихо мурлыкать. Так хорошо становилось в такие моменты! Мне даже казалось, еще немного, и кошка заговорит со мной. Как в сказке, «молвит голосом человечьим».
        И вдруг она пропала.
        Я полежал минут десять, волнуясь все больше и больше. Потом вылез из спальной ямки и пошел искать кошку. За полчаса обшарил весь зал Апсны. Никаких следов Рыжки. Следам, конечно, взяться было неоткуда. Ни на глине, ни тем более на камнях кошачьи лапы вмятин не оставляли. А если какие-то следы и были, разглядеть их мешал недостаток освещения. Вот когда пожалел, что я - человек, а не кот. По запаху нашел бы Рыжку в два счета.
        Маша в ответ на вопрос, куда могла подеваться кошка, лишь передернула плечами и бросила с раздражением:
        - Да она вечно где-то бегает.
        Я хотел за шкирку вытащить горе-хозяйку из ямки и как следует встряхнуть, чтобы стала разговорчивее. Но не стал. Видно было, что Мышка не врет. Она потеряла к кошке-«предательнице» всякий интерес.
        Я опять обежал половину пещеры, расспрашивая, не видел ли кто кошку. Многие уже легли спать, так что большой радости мои расспросы людям не принесли. Идею пойти прочесывать пещеры все подняли на смех. Даже Туся и Дуся вежливо послали меня куда подальше. Что ж, оно и понятно. Все работали, все умотались. Перспектива шляться по холодным темным залам в поисках кошки не прельщала никого. Но я чувствовал: что-то тут не так. Какая-то тревога витает в воздухе. Не мог объяснить даже себе, но чувствовал.
        Уснуть я не мог очень долго. Ворочался, вздыхал, вскакивал на ноги и снова ложился. Потом усталость взяла верх и отяжелевшие веки сомкнулись.

* * *
        Алекс тихо вылезает из своей ямки. Оглядывается по сторонам, проверяя, все ли спят.
        Потом вытаскивает мой нож, острый, словно бритва. Украл, воспользовавшись тем, что я потерял бдительность.
        Медленно, не издавая ни звука, крадется ко мне.
        Рука, сжимающая клинок, вздымается…
        Я вскрикиваю и просыпаюсь.
        - Герман, успокойся. Дай поспать… - раздается из соседней ямки ворчание Лады. Она вздыхает, поворачивается на другой бок. Снова наступает тишина.
        Это сон. Просто сон.
        Алекс спит в своей ямке, я даже вижу отсюда его плечо. Оба ножа лежат в углублении, заложенные камнем. Все племя спит. Тишина и спокойствие. Светляки светят вполсилы. Все, как обычно. Просто сон. Страшный. Давно мне не снились кошмары. Кошка каким-то образом их отгоняла. Теперь зловещие видения вернулись. Значит, сон отменяется.
        Я вылезаю из ямки и тут только замечаю, что соседнее спальное место, принадлежащее Остриковой, пустует. Маши нет.
        Пошла купаться? Я кидаюсь к лестнице. Нет, на берегу ее тоже нет. И со стороны Купели не доносится плеска. Куда она могла уйти ночью? И главное - зачем?
        Ничего не поделаешь, придется нарушить покой вождя Афанасия. На кошку им плевать, это я понял. Но исчезновение Мышки - это уже серьезно.
        Вождь вскакивает быстро, но просыпается не сразу. Смотрит на меня мутными глазами, словно не видит. Он хмурится, злится. На меня, ясное дело. И на Машу, которой взбрело вдруг в голову куда-то сбежать.
        - Дела… И ночью покоя нет, - говорит Афанасий. - Но ты не волнуйся. Она вечно где-то бегает. Спи.
        «Она вечно где-то бегает». Два раза за последний час я слышу эту дурацкую ничего не объясняющую фразу, р-р-р!
        Легко сказать: «спи»! Уснешь тут, когда все кругом пропадают. Что за чертовщина творится в этих пещерах? Враг затаился. Вождю все по фигу. Дуся и Туся в упор не видят того, что вижу я. Кошка пропала. А теперь еще и Мышка куда-то делась. Вот сейчас закрою глаза, а когда открою - окажусь в пещере один. В окружении костей и черепов.
        Господи, я чувствую, что схожу с ума!
        Я так увлечен своими мыслями, что совсем теряю контроль над реальностью. В итоге едва успеваю увернуться от камня, летящего мне прямо в голову. В последний момент, уловив движение, резко отскакиваю. Метательный снаряд пролетает мимо, рикошетит от уступа скалы и падает точно в спальную ямку Даши Кружевницыной. Оттуда тут же раздается яростная брань.
        Кто? Кто это?!
        Снова движение среди камней в сотне метров от меня. Ба, какие люди! Маша собственной персоной. Хихикает, корчит мне рожи, высовывает язык и, кинув напоследок еще один камешек, исчезает.
        В моей душе клокочет вулкан.
        Ну, Машка! Ну, дает! Я тут бегаю, суечусь, волнуюсь, переживаю за нее, можно сказать. Чуть все племя не перебудил. А она… Тьфу, дура!
        Ко мне подходит злая, невыспавшаяся Даша.
        - Это ты камнями кидаешься?! - шипит она, буравя меня взглядом.
        Приехали. Сейчас я еще по милости этой дуры от Дашки по морде получу. Она это умеет…
        К счастью, мне удается убедить Дусю, что я тут ни при чем. Гнев Дарьи Сергеевны тут же обращается на Машу.
        - Попадись только мне, ребра пересчитаю! - рычит она в темноту.
        - Тише-тише, - смеюсь я, - а то она точно никогда не вернется.
        Даша хохочет. На нас начинают шикать, но это веселит Дарью еще больше. Атмосфера как-то сразу разряжается. Нет, все-таки смех - отличная штука. В который раз убеждаюсь: в любой сложной ситуации шутка - лучший выход.
        Мы садимся рядом на край моей спальной ямки, свесив вниз ноги.
        - Что там у вас случилось? - спрашивает Даша спустя какое-то время. - Я не слепая, все вижу. То вы были - не разлей вода, а теперь…
        Я пожимаю плечами:
        - Да не знаю я. Мы плавали. Потом вылезли на дальний берег. Она была без одежды. Ну я и…
        - И - что?
        - Просто прикоснулся к ней, клянусь! Больше ничего!
        - А она?
        - Послала к черту. А потом стала сторониться. Недотрогу корчить. Дура.
        Даша молчит, задумчиво морщит лоб. Потом начинает говорить:
        - Сразу «дура»… Не спеши судить. Маша - сложный человек. Быть изгоем - это, скажу я тебе, не сахар.
        Я не подаю вида, что заинтересовался ее историей. Внутри же весь напрягаюсь. Тайна, давно не дававшая мне покоя, может раскрыться в любой момент. Главное, не давать Даше понять, как меня интересует эта проблема. А то еще спохватится и замолчит. Если раньше все держали язык за зубами, значит - есть, что скрывать.
        - Когда тебя сторонятся, словно прокаженной… Тут любая психика не выдержит, - говорит Дарья. - И в чем ее вина? В том, что по незнанию съела несколько кусков человеческого мяса?
        Даша произносит это так, как будто изрекает всем известную истину. Кажется, она забыла, что я не знаю Машину историю. Мне же лучше. Чтобы не выдать охватившее меня волнение, я молчу. Вообще перестаю шевелиться.
        - Нет, все понятно, - в ее голосе я улавливаю неприкрытую боль. - Людоедство - это страшно. Это противоестественно. Люди привыкли бояться этого явления. Самого этого слова. Даже я, хотя все понимаю, а тоже…
        Тут она сжимает кулаки и шипит. Именно шипит, едва сдерживая рвущуюся наружу ярость. Глаза Дарьи Сергеевны наливаются кровью, лицо багровеет. Мне становится не по себе.
        - Но, едрена вошь! Вот ты мне скажи. Скажи, что лучше: замочить человека, чтобы съесть его, или потому, что он верит в иного бога? Скажи!
        - Не знаю, - испуганно бормочу я.
        Ответ не требуется. Даша обращается не ко мне. Она, видимо, очень давно хотела сказать эти слова, но было некому. И сейчас ее прорвало. Так уже случалось не раз.
        - Почему убить человека за его политические взгляды - это нормально, а убить за его мясо - ужасно? Почему, мать твою?! - рычит Дарья Сергеевна. Еще немного, и самообладание изменит мне. Опозорюсь - сбегу. Шкура дороже.
        Не пришлось. Приступ бешенства, охвативший Дашу, сошел на нет так же быстро, как и начался. Она устало опускает голову. Челка, которую она все время поправляла, съезжает на лоб, закрыв лицо женщины.
        - Природа такая. Пси-хо-ло-гия, блин горелый, - продолжает свой рассказ Даша. - От нее уже давно никто не шарахался. Привыкли. Почти сроднились. Но именно, что «почти». И тут появился ты. Единственный человек, не знающий, что она - людоедка.
        Во как… Она все понимала. Плакали мои выводы. Против Даши логика бессильна.
        - Уже собралась за Машку порадоваться. А оно вот как вышло. Понимаешь… Ты, как бы это сказать? Поспешил, что ли…
        «Ага. Теперь она меня крайним сделает», - я ощущаю укол обиды.
        Молчу. Но взгляд выдает мысли с головой. Даша тяжко качает головой:
        - Маша - не я. С ней так нельзя.
        - Как - так? Коснуться ладонью? - Я окончательно перестаю что-либо понимать.
        Даша не сдержалась и смачно выругалась.
        - Эх, язык мой - враг мой. Зачем я вообще начала этот разговор?! Но что уж теперь. Сказала «А», говори и «Бэ». Ее насиловали, Герман. Когда она была еще совсем ребенком. Там, на Кровавой станции, творилось такое, что Содом и Гоморра отдыхают. Это был ад. Она выжила. Она пережила все это. Но она не забыла, понимаешь? Нет такого средства, чтобы выветрить из головы такие картины. Теперь понимаешь?
        Да, теперь я понимаю. Теперь все встает на свои места. Или почти все. И перепады настроения, и странные выходки. Господи, Господи! Как же все трудно в этой жизни. Ужас. Ужас-ужас-ужас. Не жизнь, а какое-то вечное безумие.
        Я и Даша тихо, не глядя друг на друга, говорим: «Спокойной ночи!» - и расходимся, но спать я больше не могу. Какой тут сон! Да и до побудки остается немного. И думать не могу. Голова словно дерьмом набита. Просто лежу, уставившись в одну точку. Потом мысли начинают вяло шевелиться. Надо заново установить контакт с Машей. Теперь, когда я знаю о ней все, сделать это будет и проще, и сложнее. Пока не знаю, что сделаю, что скажу. Но она - один из немногих людей тут, кому я могу доверять, я чувствую это. В этом деле ни Туся, ни Дуся мне не помогут. Самому надо постараться. Ну, ничего. Сделаем.
        И еще есть одно важное дело, которое я сделаю сегодня же. Не откладывая. Прочту бортовой журнал.
        Я долго собирался с духом. Медлил, оттягивал, давал себе клятву на следующий день обязательно открыть бортовой журнал капитана Николаевой. И открывал… чтобы тут же закрыть и отложить. Так проходили день, второй, третий… Наконец я понял, что дальше так продолжаться не может. Какой бы ужасной ни оказалась правда, узнать ее куда лучше, чем мучиться, живя в неведении.
        - Будь мужиком! - приказываю я себе. Скрепя сердце, берусь за журнал. И тут же чуть не начинаю рыдать от жгучего, горького разочарования.
        На первой странице аккуратным, каллиграфическим почерком было выведено: «Бортовой журнал. Том 18. Ведется командиром экипажа Николаевой С.И., с 24.02.2033».
        - Во-сем-на-дцать… - шепчу я, чувствуя, как в глазах темнеет и пол уходит из-под ног. - Восемнадцать…
        Сомнений не остается: все самое важное, все, что происходило на протяжении долгих лет, так и осталось скрыто завесой тайны.
        Утром во время урока Кондрат Филиппович объявлял дату: шестнадцатое мая.
        - Какой по счету месяц май? - Я пока слабо ориентируюсь в месяцах и временах года. - Раз, два, три, четыре, пять. Пятый. А тут - второй, февраль. Совсем недавно… Черт. Черт-черт-черт!
        Впрочем, я довольно быстро успокаиваюсь.
        «Вреда точно не будет, если я все-таки прочитаю это».
        Я устраиваюсь поудобнее на мягком глиняном сиденье, выложенном мхом, делаю глубокий вдох и открываю первый лист бортового журнала.
        24.02.
        Ситуация безвыходная. Износ всех систем - 90 %. По самым оптимистическим прогнозам, электричество отключится через месяц.
        В целях экономии обесточены все отсеки, кроме кают-компании, в которой находится экипаж. Чтобы свести к минимуму энергозатраты, большую часть времени мы проводим в лежачем положении. Питание два раза в сутки небольшими порциями. Серьезные опасения внушает психологическое состояние экипажа. Лыков еще держится, Буданов практически перестал говорить и вообще как-то реагировать на внешние раздражители.
        25.02.
        Никаких изменений. Все возможные варианты спасения экипажем исчерпаны. Возможность покинуть борт в скафандрах имеется, но не ясно, куда совершать эвакуацию. Достоверными сведениями о существовании уцелевших городов не обладаем.
        Господи, помоги.
        Мне стало не по себе.
        От сухого, лишенного эмоций текста, написанного аккуратным, ровным почерком, веяло такой жутью, что крупные капли пота выступили на лбу. Одна из них даже упала на раскрытую тетрадь, оставив медленно расползающееся темное пятнышко.
        Особенно сильное впечатление производила приписка «Господи, помоги». Что творилось в душе капитана Николаевой, когда она это писала, можно было только гадать.
        26.02.
        Мои опасения в отношении космонавта Буданова усиливаются. Наблюдаются отсутствие аппетита, бормотание, напоминающее бред. Лыков также ведет себя неадекватно. Строит неосуществимые планы спасения, называя их «побегом из Шоушенка». Иногда - «из Алькатраса».
        Ну что ж… Примерно этого я и боялся. Прочесть о себе какую-нибудь гадость. Впрочем, это как раз ерунда. Каким бы психом я ни был тогда, сейчас я вполне нормальный. Страшнее другое. Я представляю себе трех человек, которые час за часом, день за днем, месяц за месяцем проводят в крохотном помещении, совершая короткие вылазки только для того, чтобы справить естественную нужду. Правда, про нужду в журнале ничего не говорится. Не исключено, что мы справляли ее под себя.
        Следующая запись выделяется на фоне предыдущих. Почерк тот же, те же колечки и завитки букв, те же подчеркивания над буквой «ш» (видимо, чтобы не спутать с «лл»). Но создается впечатление, что капитан Николаева заносила запись в журнал в страшной спешке, впопыхах. Строчки прыгают, наползают одна на другую. Раньше ничего подобного не случалось.
        27.02.
        Нарушая мной же установленный режим, спала сегодня дольше обычного. Проснувшись, не нашла на борту ни Буданова, ни Лыкова. При осмотре корабля обнаружилась пропажа двух «взрослых» скафандров. Приняла решение отправиться на поиски.
        Дальше на линованном листе красуется жирная клякса, после которой следует еще более неряшливая приписка:
        Приняла решение не покидать борт. Вероятность успешных поисков мала. Ожидаю возвращения мужчин. Заняла пост у иллюминатора.
        «30.02» - с такой даты начинается следующая запись. Это сразу настораживает меня. Раньше капитан Николаева не позволяла себе таких больших перерывов. Да и почерк меняется: на смену ровным, аккуратным прописным буквам пришли крупные, печатные, написанные небрежно, кое-как. В пещере вдруг темнеет, видимо, разлетелась одна из стаек светлячков. Случается иногда. Но я не могу позволить себе ни на минуту оторваться от журнала. Подняв тетрадку так, чтобы на лист попадало как можно больше света, начинаю медленно, щурясь, читать.
        Нас осталось двое. Буданов погиб.
        Журнал падает из моих рук.
        В ушах стоит странный звон, точно где-то рядом лопнула тонкая струна. Перед глазами - легкая рябь. Тело застыло, точно парализованное. Гулко раздаются в голове страшные простые слова, накорябанные кое-как на листе бумаги: «Буданов погиб».
        Проходит, наверное, минут пять, прежде чем ко мне снова возвращается способность соображать. И тут же на смену мертвому оцепенению в голове приходит птичий базар.
        Как. Я. Мог. Погибнуть?! Ведь я жив! Я жив! Я жив?.. Тьфу, что за глупости. Конечно, я жив! Кто-то же сидит сейчас, мутными глазами таращась в пустоту.
        Или я - не я? Или погиб не я? Может, это ошибка? Описка? А может…
        Может, я вовсе и не Буданов?
        С трепетом хватаю бортовой журнал и судорожно, влажными от пота пальцами начинаю перелистывать странички. Прочесть все, до конца. Найти зацепку. Разобраться. Я должен разобраться.
        Вот уже нужная страница. Быстрее-быстрее…
        И тут журнал, точно подхваченный порывом ветра, выскакивает из моих рук и взмывает в воздух.
        Я вскакиваю, пытаясь поймать тетрадь. Это Алекс.
        Он подкрался сзади. Воспользовался тем, что я был весь погружен в чтение.
        Убегать Алекс даже не пытается. Вертится в паре шагов, дразнит меня, то опуская руку с журналом, то опять поднимая, то подбегая, то отскакивая. При этом противно хихикает, чем еще сильнее распаляет мой гнев.
        - Отдай! - пытаюсь настигнуть негодяя. Куда там. Вертлявый, как черт. А у меня раны не зажили до сих пор, и перед глазами туман.
        - Отними, - отвечает Алекс со смехом и ловко уворачивается от моего неуклюжего выпада.
        - Отдай! - я теряю последние остатки самообладания.
        - Отними, - повторяет мне Алекс, юрко прыгая, размахивая журналом перед самым носом и тут же отскакивая в сторону.
        Проха и Лада, которые направлялись к озеру, остановились. Наблюдают. Ну да, конечно. Зрелище важнее хлеба. И рыбы. Помогли бы лучше…
        А мы кружимся на узком пятачке, точно в танце. Пируэты следуют один за другим. Уступать никто не хочет. И, точно заклинание или припев, в строгой связке с танцем звучат одни и те же два слова: «Отдай-отними, отдай-отними».
        - В последний раз говорю, Лёшенька, отдай, - шепчу я, вкладывая в предпоследнее слово всю злость и обиду. Всю желчь и всю ненависть к этому человеку собираю я вместе и помещаю в одно слово.
        Сработало. Среагировал. Ох, как мы покраснели. Алекс ненавидит, когда его называют «Лёшенькой»? Отлично. Пусть рассвирепеет и потеряет контроль над собой. А заодно… Поднимаю с земли увесистый камень. Пора решить нашу проблему радикально. Убить Алекса. Или он, или я. Эти пещеры тесны для нас двоих.

* * *
        - А вот это лишнее, - на миг погрустнел Алекс.
        После этого он разразился ехидным смехом, сорвался с места и пулей кинулся в метро. Рыча и матерясь, Герман рванул следом. Не прошло и мгновения, как они оба скрылись в коридоре, соединяющем пещеру и станцию.
        - Как думаешь, кто кому наваляет? Герман Алексу или Алекс Герману? - спросила Лада мужа. Тот подумал и отрицательно покачал головой. Проха предпочитал лишний раз не напрягать голосовые связки.
        - Оба получат по самое не балуй? - усмехнулась Лада. - Да, тоже вариант. Может, хоть успокоятся…
        Спустя некоторое время Алекс вернулся. Один. Бледный как полотно. С остекленевшим взглядом. Ошеломленный, растерянный. Заикающимся голосом сообщил:
        - Я, кажется, убил его…

* * *
        Пылая гневом, горя желанием если и не убить своего врага, то крепко проучить его, я несусь по коридору следом за Алексом.
        Он вбегает на станцию. Попался!
        В предвкушении расправы я делаю рывок, и… мгновение спустя застываю посреди платформы в недоумении. Алексей, только что удиравший во все лопатки, спокойно стоит передо мной, держа в вытянутой руке бортовой журнал. Если бы игра в «отдай-отними» продолжилась, я взял бы грех на душу. Видит Бог, я бы убил его. И плевать, он подбросил ящерицу или нет. Но Алекс и не думает сопротивляться. Он позволяет мне отнять тетрадь, после чего произносит тихо, серьезно, без единой ехидной нотки:
        - А теперь пришло время поговорить.
        - С тобой?! С идиотами мне говорить не о чем.
        Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но дорогу преграждает Рада. Она стоит у выхода со станции, сжимая костяное копье.
        - Вот, значит, как? Беседа под прицелом, как мило. Но сути дела не меняет. Не о чем мне говорить с таким дураком, как ты.
        - От дурака слышу, - тут же парирует Алексей. - Надо же было как-то тебя из пещеры выманить, да чтоб племя ничего не заподозрило.
        - Ага, секретничаем…
        Но гнев уже потихоньку улетучивается, уступая место любопытству.
        - Не без этого. Я не глупее тебя, но чё делать! Когда в короли не пробиться, поневоле становишься шутом. Да и проще жить, знаешь ли.
        - С дурака спроса меньше?
        - Вот именно, - и не думает обижаться Алекс. - Приятно иметь дело с тем, у кого есть голова на плечах. А теперь, когда конфликт исчерпан… Милая, убери оружие. Теперь слушай внимательно, пришелец. Времени рассказывать подробно нет. Знай главное. Ты - последняя надежда племени. Последний шанс спасти всех, кто здесь живет.
        Я протираю глаза. Несколько раз моргаю. Снова смотрю на Алекса. Такое бывает только во сне. Или мир совсем сошел с ума.
        - Я - что? Последняя надежда?
        - Да. Ты должен помочь мне и Раде найти путь в…
        - Большие пещеры, хе-хе?
        Много слышал от Маши про эту забавную форму умопомешательства, которой страдает Алекс.
        - Да, Большие пещеры, - Алексей сжимает кулаки и надвигается на меня. - Большие, мать их, пещеры, в которые никто не верит. Все ржут надо мной. Не желают слушать мои доводы. Вбили себе в голову, что мои рассказы - бред и выдумки, и тебе успели мозги промыть. Но послушай! Всего лишь один факт. Один! Москвичей наших видел? Знаешь, где они живут?
        - В зале Москва, - отвечаю я. Под чутким руководством Марии я хорошо выучил названия залов и каньонов.
        - А вот ни хрена. Они там ночуют! - почти кричит Алексей. - Ночуют, ты понял? А большую часть времени куда-то улетают. Сам видел. Снимаются с места и всей стаей улетают. Спроси кого хочешь, хоть вождя, хоть Мышку. Куда, спрашивается?
        - Наружу… - ничего другого в голову что-то не приходит.
        - Бред. Там яд. Мыши улетают не вверх, а вниз. Вниз! Дальше идем. Сколько ушанов могло оказаться в пещерах в день катастрофы? Много. Может, сотня особей. Может, больше. Но мы охотимся на них уже двадцать лет. Сейчас экономно, а когда-то убивали зараз по дюжине штук. И что? Им хоть бы хны. С такой скоростью популяция ушанов не восстанавливается.
        Я про летучих мышей не знаю почти ничего, но логика в словах Алекса выглядит слишком очевидной. Племя, по идее, должно было истребить москвичей много лет назад.
        - И это еще что. А рыбы откуда приплывают? А снарки откуда берутся? А этот милый зверек, с которым ты бился? Откуда? Если там, в Больших пещерах, водятся такие хищники, значит, они густо населены.
        - Логично, - признаю я, - хотя возможно, тот удильщик - сам чья-то пища.
        - Это уж как водится. В природе все чья-то еда. Короче. Большие пещеры су-ще-ству-ют! - чеканит слова Алекс и умолкает.
        Доводы Алексея звучат как минимум логично. Пещеры, как утверждала Ханифа, тянутся на десятки километров. Почти все они - не исследованы. Чисто теоретически можно допустить существование там чего угодно.
        - Но мы ж ничего-ничего про это место не знаем! Там же могут водиться жуткие чудовища, - я подражаю Ханифе, отчасти для того, чтобы раззадорить собеседника.
        «Притвориться кирпичом» - лучший способ узнать побольше. Так меня Наташа учила. Или чайником? Не важно.
        - И ты туда же! - Алекс закрывает лицо руками. - Да, Большие пещеры могут населять хоть черти, хоть ангелы. Но мы этого не знаем и даже не пытались узнать. Вместо этого сидим на одном месте, чахнем, вырождаемся. Рыбу каждый день трескаем. Ждем, когда у самих чешуя вырастет. Они - трусы, они - дураки. Все. И тебе тоже мозги промыли. А вот мы, - тут лицо Алекса озарилось неподдельной гордостью, - а вот мы пробовали!
        - Правда, мы еще далеки от успеха, - вздыхает Рада, - там нужны хотя бы три человека.
        - Хотя бы три! - кивает Алексей. - Мы с Радой не справляемся. Вдвоем мы еще месяц провозимся, а с тобой вместе - быстрее управимся. Слишком сложна дорога через систему имени Арсена Окроджанашвили.
        - Через что?
        - Система Окро, если кратко. Это - ворота в Большие пещеры.
        - Откуда знаешь?
        - За мышами наблюдали. Они оттуда вылетают и туда же прилетают. Пройти через Окрошку… это уже я придумал, хых. Так вот, пройти через систему Окро практически невозможно. Но мы должны, ты понял? Должны пройти туда! И кроме тебя помочь нам некому. На этом все, больше времени нет.
        - Подожди, - останавливаю я Раду, которая хочет что-то сказать, - вы говорите, что нужен третий. А Лада как же? Неужели она откажет тебе, родной сестре? И она умная, быстро поймет, как это важно…
        - Разумеется, Лада с нами, - улыбается Алекс, - я даже не думал, что это надо уточнять. Но у нее своя работа. Во-первых, она нас прикрывает - следит, чтобы старики не пронюхали. Во-вторых, она присматривает за духами.
        - Приплыли… - чуть слышно бормочу я.
        Опять духи. Из уст Ханифы или Мышки я привык слышать всякие бредни про демонов пещер, но Алекс-то разумный человек! Разумный ли? Неужели он… того? И Рада с ним за компанию? Да есть ли тут хоть один вменяемый человек?!
        Шепот Алекс вряд ли услышал, но выражение моего лица красноречивее слов. Он нервно передергивает плечами:
        - Слышь, Герман, тебе легко рожу воротить. А поживи тут двадцать лет, ты и в Белого Спелеолога[11 - Легенду о Белом Спелеологе можно прочесть, например, здесь: Переплицын А.А. Россия Подземная. С. 215 - 221.] уверуешь. И в Зеленого, мать его, Гоблина, и в Синих Чертей. Тут тебе не космос. Тут тебе новоафонские пещеры. И все, хватит болтовни. Времени нет.
        - У них там, наверное, не на шутку воображение разыгралось… - кивает Рада, прислушиваясь к шуму, доносящемуся из зала Апсны.
        - Подождите. Еще секунду. А вождь, вождь почему не в курсе? Он же умный мужик. Ему можно все объяснить, если постараться…
        - О! Тут особый случай, - Алекс невесело усмехается, видимо, вспоминая какую-то историю из прошлого. - В том-то и дело, что он в курсе… Если кратко, то мы один раз пошли на поиски пещер. Я и он. Я зазевался - до сих пор ругаю себя за неосторожность - и сорвался с обрыва. Едва не утянул его следом. Но Афоня, он же сильный, как бык. Удержался на краю. Кряхтел, стонал, но держался. И меня, дурака, вытянул, - улыбка Алексея на глазах меняется. Только что он скорее ухмылялся, а в глазах сквозили горечь и обида, теперь же лицо Алексея сияет от счастья. Впрочем, ненадолго. - Только вот, - Алекс снова смурнеет, - с тех пор вождь и меня уважать перестал, и к идее моей охладел. Помню, как он, вытащив меня из пропасти, посмотрел так брезгливо и сказал всего одно слово. Два слова. «Лёшенька, Лёшенька…» Но как он это произнес! У-у-у! Мне захотелось назад в расщелину сигануть…
        Он едва не плачет. Если бы Маша или Даша сказали мне, что этот прожженный циник и весельчак способен рыдать, я поднял бы их на смех. Сейчас же своими глазами вижу, как по щекам Алексея катятся крупные слезы. Невероятно…
        - Как мало знаем мы окружающих людей… - шепчу я. - Верно говорит Туся: «Чужая душа - потемки».
        - Но ты ведь изменился, - пытается успокоить мужа Рада. - С тех пор ты ни разу не расслаблялся в пещерах, не пренебрегал осторожностью…
        - Да. Но Афанасий-то об этом не знает! - огрызнулся Алекс. - Все. Хватит об этом. Последний вопрос. Ты с нами?
        В начале разговора я колебался. Сейчас колебания почти прошли.
        В глазах Алексея я вижу то, что перевешивает все гадости, которые сделал мне этот человек. Я вижу непоколебимую решимость и фанатичную преданность своей мечте. Взгляд мужика, взгляд бойца. Оступиться, ошибиться могут все. Не думаю, что Афанасий сам не совершал в жизни промахов. Алекс упал, но смог подняться. Именно это - признак настоящего мужчины. Это вызывает уважение. У него есть недостатки, куча недостатков. Но одно точно ясно: он не враг. Покушения - не его рук дело. Интуиция не подвела меня. Значит, решено. Вопрос исчерпан. Пора кончать старика. Подкрадусь сзади и камнем по макушке - хряп! И готово. Возможно, Алекс мне в этом и поможет.
        - Да, - отвечаю я, протягивая Алексею руку.
        - Отлично, - шепчет Алекс, утирая пот со лба. - А теперь прости, но нам надо сохранить секрет. Поэтому придется поставить тебе небольшой синячок.
        Алекс прицеливается, замахивается, и…
        Случайность ли то была, или Алекс просто не рассчитал силу, но только удар оказался таким мощным, что мгновение спустя Герман рухнул на гранитные плиты и потерял сознание.

* * *
        Мертвой хваткой сжимая корявое копье, кое-как смастеренное из подручных материалов, Герман Лыков медленно продвигался вперед через бесконечную анфиладу залов и туннелей. Отличить эти пещеры друг от друга он не смог бы даже при ярком свете: одно и то же, куда ни глянь. Мрачные, величественные своды. Вода, стекающая по стенам. Причудливые фигуры, напоминающие очертаниями то растения, то животных, то черт те что. Сначала Герман шарахался от них. Потом привык и даже начал злиться.
        «Вылезла бы тварь какая-нибудь, - мрачно думал он. - Хоть согрелись бы, блин».
        Но пещеры были пустынны и мертвы. Лишь впереди на расстоянии пяти шагов шел второй космонавт, Герман Буданов. А мороз между тем пробирал Лыкова все сильнее. И он был бы рад усилить обогрев, для этого требовалось всего-то нажать на кнопку, но…
        «За ружье деньги плачены, а моя жизнь - бесплатная! - процитировал он свой любимый мультик. - Если посажу в ноль аккумулятор, Николаева меня мехом внутрь вывернет».
        Приходилось терпеть. Так шли они еще долго. Наконец Лыков понял, что скоро им не хватит воздуха на обратную дорогу. Он немедленно вызвал по рации Буданова:
        - Гера! Герыч! Второй, блин! Отходим, это приказ!
        Его товарищ молчал и продолжал, не оборачиваясь, шагать все вперед и вперед. И Буданов, конечно, поступал верно, ведь они дали друг другу клятву не отступать, пока не найдут выход. Да и не хотелось снова забредать в такую даль… С другой стороны, Лыкову начинало казаться, что они ходят по кругу через одни и те же залы.
        В неясном, дергающемся свете фонаря трудно было заметить какие-то детали, но тем не менее Лыков готов был поклясться: они угодили в лабиринт.
        «Точно-точно, - наконец убедился он, останавливаясь посреди очередного природного коридора и внимательно оглядываясь по сторонам, - я видел такой же нарост… И вот этот валун видел раза три, не меньше».
        - Гера, стоп! Стой, кому говорю! - крикнул он. Но Буданов никак не отреагировал. Не останавливаясь, точно робот, медленно и неумолимо шел второй мужчина вперед. И было в этой походке что-то ненормальное.
        «Эге, - страшная догадка заставила Лыкова похолодеть, - да не спятил ли Второй? Нет, понятно, что спятил… Но едрена вошь! Я думал, дела не настолько плохи».
        В этот самый момент, словно специально, чтобы помочь Лыкову принять решение, датчик предупреждающе запиликал. Это значило: точка невозвращения близко, ресурсы скафандра исчерпаны ровно наполовину. Можно будет, конечно, снять шлемы и, надеясь на то, что странные пещерные газы не ядовиты, отправиться дальше. Но Лыков решил не искушать судьбу.
        «Все, баста, - понял он. - Или я сейчас остановлю этого идиота, или мы вообще не вернемся домой!»
        Он решительно сорвался с места, кинулся следом за товарищем, чья спина уже маячила далеко впереди, и… Буданов, который до этого вяло брел вперед, подобный сомнамбуле или глиняному голему, вдруг резво вильнул в сторону, а мгновение спустя откуда-то сверху на Германа обрушился град камней.
        Забарабанили по шлему, застучали по плечам крупные скальные обломки. Не удержав равновесия, Лыков грузно и неуклюже, словно мешок с картошкой, рухнул на пол и лишь глухо застонал, когда еще пять валунов обрушились на него, придавив руки и ноги, а один с такой силой ударил в грудь, что Герман едва не задохнулся.
        Камнепад кончился, однако Лыков еще долго не мог прийти в себя. Свет погас, темноту рассеивал только фонарь Буданова, но Герман бы так и так ничего не увидел: перед глазами плыли мутные разводы, в ушах шумело, в голове метались лишь обрывки мыслей: «Что? Как? Откуда?»
        Ему еще повезло, что самые крупные камни пролетели мимо шлема, но все равно, прошло немало времени, прежде чем космонавт Лыков начал медленно приходить в себя. И потому он далеко не сразу услышал, что в наушнике давно уже гремит полный злобного торжества голос второго космонавта.
        - …Так что, сам видишь: на троих жратвы не хватит, друг мой! - надрывался Буданов. - И потом, где справедливость?! Чем я хуже тебя? Чем?! Почему ты - Первый, а я - Второй?!
        Первый попытался освободиться, но тщетно: сколько ни старался, скинуть с себя камни он не мог. Второй наблюдал за его стараниями, посмеиваясь, и продолжал свою речь:
        - Нет-нет, Первый. Светка-Кэп тут ни при чем, если ты на нее подумал. Я тебя решил замочить вовсе не из-за нее. Ты хорошо придумал поделить бабу на двоих. Правильно все сделал тогда, когда мы оба были молодые, горячие. Глупо, чтобы два умных мужика убили друг друга из-за такой фигни. Да, она меня не любила и не любит. Отлично знаю. Но давала исправно, строго по расписанию. Слова нежного не сказала ни разу, но дело делала. А мне, знаешь, большего и не надо. И вообще, пошла она на хрен, эта Светка. Без женщин прожить можно, без еды - нет. А с этим, Первый, у нас полная жэ. Да кому я это говорю!
        Лыков знал. Он прекрасно знал, что системы работают на пределе, что почти все запасы у них кончились. Но у него до сих пор в голове не укладывалось, как мог его друг, человек, с которым он прожил двадцать лет, решиться на такую подлость. Верил - и не верил.
        - Втроем нам скоро крышка. А вот вдвоем сколько-нибудь протянем.
        - А дальше что? - захрипел Лыков. - Что изменится?! Сдохнешь на месяц позже, какая разница?!
        - Разница есть, - спокойно отвечал Буданов. - Жить я хочу, понимаешь? И кто знает, не придумаем ли мы за это время, как спастись…
        - Не придумаете! - прошипел Лыков.
        Они искали выход из тупика последние два года, а то и больше. За столько времени совместный мозговой штурм так ничего и не дал. Космонавты, замурованные заживо в подземелье, были обречены. Лыков понимал это.
        - В общем, нет у меня времени! - крикнул Второй. - Скоро воздух кончится. Конечно, я и Кэп кинемся тебе на помощь, не сомневайся. Но слишком поздно будет. Кстати, в воздухе яд. Это на случай, если шлем снять захочешь. Впрочем, обещаю, - на лице его появилась глумливая улыбка, - поминки тебе устроим отличные. Откроем аварийную банку с мойвой, прольем пару горьких слез над телом безвременно почившего товарища. Я даже обещаю, - добавил он таким медовым голосом, что Лыкова чуть не стошнило, - что целый месяц - целый месяц! - не прикоснусь к ней. А вот потом…
        Лыков заревел, собрал все силы, и…
        Буданов даже не успел толком понять, что происходит. Лишь увидел, как его поверженный товарищ, только что напоминавший приколотого к картонке клопа, снова встал на ноги.
        Немыслимым усилием Лыков сбросил с себя валуны, схватил в обе руки по камню и, ослепленный безумной яростью, ринулся в бой.
        Космонавт налетел на ошеломленного врага, сбил его с ног, а потом бил, бил, бил. Бил, почти не целясь, куда попадал, остервенело, неистово, методично. Не давая сопернику ни опомниться, ни прийти в себя.
        Но все же Второй сумел дать Первому отпор. Хоть и оглушенный, хоть и избитый до помутнения рассудка, Буданов собрался с силами и сбросил с себя Лыкова. Первый неуклюже рухнул на пол. Второй тут же навалился на него, сжал обеими руками большой камень. Он метил в щиток шлема. Второй знал: малейшая трещина - и его соперник погибнет в страшных мучениях. В обычной жизни все случилось бы молниеносно, но скафандр ужасно стеснял движения, поэтому второй космонавт потерял лишние секунды. Схватка в тяжелом костюме жутко измотала и Первого, но он все же нашел в себе силы оттолкнуть врага и встать на ноги.
        В тот же миг в Лыкова будто бес вселился. Его телом словно завладел кто-то посторонний. И этот кто-то отдал его рукам и ногам один простой приказ: «Убей». Лыков вскочил, навалился сверху на пытающегося подняться соперника, схватил его за шею, ударил головой об пол. Раз, второй, третий, четвертый…
        А дальше - пустота.
        Потом туман снова на миг рассеялся, и Лыков увидел, что Буданов, лежащий рядом, больше не шевелится. А там, где раньше был защитный щиток, космонавт увидел кровавое месиво. И его немедленно вырвало прямо в шлем.
        Глава 15
        Экипаж
        - Отрезало нас от Института. Сработала система изоляции, - рассказывал Сергей Брянцев о результатах вылазки.
        - И? Говорите, ради бога, не молчите! - подняла Света красные от слез и недосыпа глаза.
        - И они там сгорели все. Ничего от Института не осталось.
        Света глухо застонала и закрыла лицо ладонями. Мальчики (по странному стечению обстоятельств обоих звали так же, как второго советского космонавта, - Германами) тоже не выдержали, заплакали. Они долго храбрились, пытались вести себя мужественно, но сейчас, когда стал ясен масштаб случившейся беды, не выдержали.
        Члены экипажа сидели в темной мрачной кают-компании. После того как случилось землетрясение (так они сначала думали) и подземная лаборатория оказалась полностью отрезана от всего мира, в жилых отсеках включилось тусклое аварийное освещение.
        Один взрослый и трое детей.
        Герман Лыков с личным позывным «Первый», старший из детей. Лыкову недавно исполнилось пятнадцать. Герман Буданов (позывной «Второй») и Света Николаева были на год младше. Сергей Иванович Брянцев, мужчина тридцати лет, был единственным взрослым, участвующим в эксперименте. Облачившись в скафандр, предназначенный для прогулок по поверхности других планет, Сергей Иванович совершил недавно первую вылазку за пределы лаборатории. Хороших новостей он не принес…
        В кают-компании царил хаос. Когда-то тут поддерживался идеальный порядок, сейчас вещи валялись по всему полу. Какая уж тут уборка, когда рухнул весь мир, весь привычный уклад жизни…
        - Что же случилось наверху? - задала Света давно повисший в воздухе вопрос.
        Брянцев мрачно пожал плечами. Он вообще был сам на себя не похож. За те несколько часов, что Сергей Иванович отсутствовал, он словно постарел лет на пять. Лицо его, всегда веселое, улыбчивое, осунулось, взгляд потух, под глазами легли темные тени. Дети не узнавали своего наставника, им казалось, что перед ними сидит чужой человек, напяливший личину Сергея Ивановича.
        - А хре… Хм, пес его знает. Катастрофа какая-то. Люки все заклинило наглухо. Я долго лазил по пещерам, искал аварийный выход. Точно знал, что он предусмотрен, но нашел не сразу. Когда все же сумел выбраться… - Сергей Иванович сглотнул. - Честно скажу, дети, сразу назад захотелось.
        Брянцев снова замолчал. Дети сидели не шевелясь, ожидая продолжения. Но Сергей Иванович молчал. Пауза затянулась.
        - Расскажите, - прошептала Света.
        - Расскажите! - хором попросили мальчики.
        - Пожалуйста… - пискнула девочка.
        Дети понимали, что ничего хорошего наставник им не поведает, что его история будет страшной, тяжелой, шокирующей. Но томиться в неведении они тоже больше не могли.
        - Да что тут рассказывать. Как Мамай прошел. Сгорело все к чертям. От научного комплекса одни развалины остались, и от города. Пепел и руины, больше ничего. Жалкое зрелище. Душера-аздирающее зрелище. Кошмар, - последние слова Сергей Иванович произнес смешным голосом. Так он попытался хоть немного разрядить обстановку.
        Лыков слегка улыбнулся, услышав цитату из любимого мульт-фильма. Буданов шикнул на него.
        - Ноги в пепел проваливались местами по колено, - продолжал Сергей. - Ну, или не по колено. Но почти. И там, под слоем пепла, я натыкался… Черт знает на что. Я старался не задумываться. Кости человеческие, наверное. Людей-то сколько там погибло - представить страшно.
        Рассказ Сергея Ивановича снова оборвался. С минуту старший молча смотрел в одну точку, а потом вдруг заговорил совсем другим, благоговейным, восхищенным голосом:
        - Только знаете, что меня больше всего поразило. Монастырь! Монастырь остался.
        - Такой, желто-красный… - напрягла память девочка, воскрешая в памяти картинки и образы из далекого прошлого.
        Она помнила. Даже после года, прожитого в стенах Института, девушка прекрасно помнила величественный, прекрасный монастырь на вершине горы, возвышающийся над городом. Каждый день, просыпаясь и выбегая на балкон гостиницы, юная Света видела, как среди напоминающих юбилейные свечи кипарисов поблескивают купола церквей и колокольни. Новоафонский монастырь был великолепен в любое время суток. И вечером, когда его освещало заходящее солнце. И после заката, когда на стремительно чернеющем небе вырисовывались лишь силуэты главного собора и гигантской колокольни. И в лунные ночи, когда стены построек казались серебристыми.
        За несколько дней до начала изоляции, когда будущие участники эксперимента вступили за ворота Симоно-Канаитского монастыря, они застыли с открытыми ртами, не в силах сдержать восторга. Они даже забыли про фотоаппараты. Просто стояли, задрав головы, и их юные души трепетали от восхищения.
        Мощь и красота, величие и простота, поражающие воображение размеры зданий и их же легкость, воздушность… Поэзия в камне. Застывшая музыка. Ничего подобного не приходилось видеть детям до этого дня. А после - тем более.
        Брянцев между тем продолжал говорить:
        - Да, это просто чудо. Это невероятно! Все сгорело, а монастырь стоит. Долго колебался, стоит ли лезть на холм. Пока поднимался, много раз пожалел, что решился. Теперь не жалею.
        Дорога к храму далась космонавту Брянцеву тяжело. Сказывалась усталость, накопившаяся за время марш-броска через пепелище, оставшееся от города и леса. К концу пути скафандр казался отлитым из бронзы.
        Пейзаж, окружавший бредущего к монастырской горе космонавта, был настолько бесприютен и уныл, что в голову Сергею Ивановичу невольно приходили ассоциации с поверхностью другой планеты.
        «Как на Луне, блин», - мрачно размышлял Брянцев, ковыляя по давно остывшим головешкам, поднимая в воздух облачка пепла, напоминавшего лунную пыль. Руины зданий, торчавшие из океана золы, выглядели как отроги лунных гор и края кратеров.
        Правда, сам Брянцев на Луне не бывал, но фотографий и видеозаписей о спутнике Земли видел на своем веку немало. Единственное отличие новой Земли от Луны состояло в том, что тут было еще мрачнее, еще безотраднее, еще страшнее. На лунном небе, если верить фотографиям американских астронавтов и русских зондов, хотя бы горят звезды. Здесь над головой расстилалась однотонная мутная пелена облаков. От горизонта до горизонта раскинулась противная, тягучая белесая хмарь, настолько унылая и однотонная, что от одного взгляда вверх хотелось повеситься. Казалось, что какой-то безумный волшебник размазал по небу ровным слоем банку серой краски - без комочков, без просветов.
        В результате море, омывавшее мертвую пустыню, хоть и освежало этот жутковатый ландшафт, тоже имело пепельно-серый оттенок.
        И все же взгляды, что время от времени бросал Брянцев на бескрайнюю морскую гладь, приносили некоторое облегчение. Неживое, оно одно оживляло выжженную пустыню. Все так же, как это было и до катастрофы, катились к берегу бесконечной чередой белые барашки волн. Больше на много миль вокруг не было заметно никакого движения. Лишь тлен и смерть, лишь дымчатая завеса над мертвецами. Уродливое, жуткое пожарище…
        Был еще один факт, заставлявший Сергея Ивановича ёжиться от ужаса. Он изо всех сил старался убедить себя, что звуков не слышно просто потому, что герметичный шлем скафандра их не пропускает. Да вот беда, в самом начале экспедиции Брянцев включил внешний динамик, и… Ничего не услышал. Воздух был пуст, как и радиоэфир. Ни единого звука. Полное безмолвие. Лишь со стороны моря доносилось тихо-тихо, на пределе слышимости, как бывает, когда приложишь к уху маленькую раковину, неумолчное рокотание прибоя.
        - Это какой-то неправильный мир. Неправильная планета. Неправильные пчелы, - бормотал Сергей Иванович, с трудом шагая вперед.
        Новоафонский Симоно-Канаитский мужской монастырь единственный бросал вызов всеобщему запустению. Торжественно, гордо возносились в сумрачные небеса башни и купола. Они гипнотизировали Брянцева, манили к себе, не отпускали, не давали остановиться. Сергей много читал об этом монастыре. Он был такой же, каким они видели его перед началом изоляции, в последний раз выйдя на свежий воздух. Разве что стены храмов немного потемнели от копоти, да под слоем пепла скрылась позолота, но все это были уже мелочи. Монастырь не пострадал, не погиб в адском пламени пожара. И когда Брянцев смотрел на финальную цель пути, душу его наполняла надежда. Он верил: не все еще потеряно, не все пропало.
        По костям погибших в ядерном аду людей, по праху, в который обратились животные и растения, по искореженным останкам старого мира шагал все вперед и вперед один из последних людей на земле…
        - К тому времени, когда я оказался у дверей главного собора, уже изнемогал от усталости, - рассказывал Брянцев. - Не верилось, что смогу вообще с холма спуститься. Еще я слабо представлял, как попаду внутрь. Но двери собора оказались открыты. Собрав остаток сил, я вошел внутрь, и… Слов нет, чтобы описать то, что я увидел!
        - Неужели все разгромили? - лицо Светы потемнело.
        - Нет-нет! Наоборот! - замахал руками Сергей Иванович. - Нетронутый стоит! Точно только что покинутый. Я глядел по сторонам, и казалось, что вот сейчас откроются царские врата и выйдет священник. Там тоже пусто и тихо было, как и снаружи. Но это были другая тишина и другая пустота. Так вдруг спокойно стало на душе, и силы вернулись, стоило лишь переступить порог… Что это, если не чудо?
        - Господи, помилуй, - шепнула Света, и все перекрестились.
        Когда Сергей Иванович начал читать молитвы, дети над ним тихо посмеивались. Спустя пару дней рядом с наставником на колени опустилась Света и начала, неумело крестясь, бормотать: «Отче наш, иже еси на небесех». К исходу первого месяца заточения молился весь экипаж.
        - Я захватил с собой кое-что, - сказал Брянцев, кивнув на объемный пакет, до этого лежавший в кармане скафандра. - Библию, псалтырь, несколько небольших икон, свечек штук сто. Да, и еще крест, которым воду крестят. А теперь плохие новости.
        - Е-еще плохие новости?! - Глаза Николаевой остекленели от ужаса. - Вы сообщили, что весь мир вокруг превратился в мертвую пустыню. Разве может, во имя Господа, что-то быть хуже?!
        - Может, - сурово отрезал Сергей Иванович. - Когда я возвращался, случился обвал.
        - И? - Света побледнела, губы ее затряслись, глаза остекленели.
        - Единственный выход перекрыт. Другого пути наружу найти не удалось. Похоже, друзья, эксперимент по изоляции побьет все рекорды, хы-хы-хы, - невесело рассмеялся Брянцев и добавил: - Жаль, в «Книгу Гиннесса» нам попасть не светит.
        Но Света его уже не слушала его. Она отвернулась, закрыла лицо руками и горько разрыдалась.

* * *
        Обманывать других не так уж сложно. Особенно если эти другие - дети, почти ничего не смыслящие в сложной технике. Обманывать себя - почти невозможно.
        Сергей Иванович, согласно плану эксперимента, как раз должен был в этом месяце познакомить подопечных с принципом работы системы жизнеобеспечения. Не успел. Как оказалось, к счастью. В любом случае, все ключи и коды были у него, ни Германы, ни Света их не знали. Поэтому Брянцев, не моргнув глазом, сказал перепуганным детям, находившимся на грани отчаяния, что их модуль может даже в полной изоляции функционировать бесконечно долго.
        - Бесконечного ничего не бывает, - Герман Буданов, мальчик въедливый, всегда во всем искал подвох. При нем надо было очень внимательно следить за словами.
        - Твоя правда, - покаянно опустил глаза Сергей, - система не вечна. Но сорок лет у нас есть. По-моему, это немало, - улыбнулся он. - Возможен, конечно, совсем уж невероятный сценарий: иссякнет геотермальный источник энергии… Но это крайний случай.
        А так - никакого риска.
        Особой радости его ложь детям не принесла. Улыбался только убежденный оптимист и отчаянный жизнелюб Лыков. Свету слова Сергея Ивановича едва не довели до депрессии.
        - Сорок лет, - повторяла она. - Сорок лет. Боже, Боже… Сорок лет сидеть тут, в железной банке…
        Насилу удалось ее успокоить.
        Брянцев смотрел на притихших детей, сидящих рядышком на диванчике, и на душе у него скребли кошки.
        Когда Сергею предложили принять участие в проекте «Пеликан», он согласился с радостью. Перспектива провести больше года в маленьком модуле вместе с тремя ребятишками совсем не пугала космонавта-испытателя. Давал о себе знать личный опыт: в той, прошлой жизни Брянцева остались два своих малыша, да и период работы в школе, хоть и недолгий, даром не прошел. Но одно дело год, и совсем другое - годы, а то и десятилетия… Радовало только то, что детишек для участия в проекте отбирали еще тщательнее, чем взрослых. Они прошли через десятки психологических тестов.
        В общем, обман Сергея Ивановича радости не принес никому. Ему в первую очередь. Он-то знал, что никаких сорока лет у экипажа нет. Двадцать - в самом лучшем случае, да и то при жесточайшей экономии. Кроме того, он отлично знал: водоснабжение и удаление углекислоты - не единственные трудности, с которым придется столкнуться жителям модуля.
        «То, что нас ждет, можно будет назвать жизнью лишь с очень большой натяжкой, - размышлял Сергей Иванович. - Ну, поспали. Ну, поели. А остальное время что делать? Чем можно заниматься в этом стальном гробу столько лет?!»
        Физические трудности многолетнего заточения не пойдут ни в какое сравнение с психологическими, и Брянцев понимал это. Даже в своих силах Сергей не был уверен. А уж в силах детей - и подавно.
        «Сломаются, - печально думал он, украдкой наблюдая за детьми, - не сдюжат. Мне-то хреново, а им каково. Это только кажется, что, раз есть вода и пища, опасности нет. Еще как есть. Сойти с ума от ничегонеделания - как два пальца. Что же делать? Что же делать?»
        Два дня Сергей Иванович ломал голову, пытаясь найти ответ на вопрос: как спасти себя и детей от черной меланхолии? Чем занять себя и их? Как отвлечь?
        И выход нашелся.
        «Буду учить их. Буду учить всему. Плевать, что мелкие. Поймут, разберутся. Никуда не денутся. Будем работать. Опыты будем ставить. Не для науки, для себя. Иначе свихнемся… А первым делом - заставлю отдраить весь жилой отсек, чтоб блестел».
        И, отмахнувшись от внутреннего голоса, заикнувшегося об экономии, космонавт включил освещение на полную мощность.
        - Подъем, дети, подъем, - дважды хлопнул Сергей Иванович в ладоши, как он делал это во время урока, привлекая внимание класса.
        Лыков вскочил охотно. Буданов встал с дивана с чуть слышным ворчанием. Света не сдвинулась с места.
        - Зачем вставать? Зачем? - спросила девочка, отрешенно глядя в пустоту.
        До того, как произошла катастрофа, дети подчинялись Сергею беспрекословно. Беда, случившаяся с ними, внесла свои коррективы. Брянцев ослабил хватку, дал подопечным больше свободы. Теперь Сергею Ивановичу предстояло начинать все с нуля.
        - Разговорчики! - зарычал Брянцев, надвигаясь на Свету. - Кто командир экипажа? А?! Отвечай!
        - В-вы, - пробормотала испуганно девочка. Тоску и грусть, от которых страдала Света последние дни, как ветром сдуло.
        - Чьим приказам ты должна подчиняться? - навис Сергей над дрожащей от ужаса девочкой.
        - В-вашим! - пролепетала Света.
        - Тогда марш убираться в комнате! Двадцать минут тебе. Чтоб ни одной пылинки. А то… - Сергей сурово сдвинул брови.
        Чем именно будет угрожать в случае неисполнения, Брянцев еще не решил. Колебался между лишением еды на сутки и штрафными работами в бортовой оранжерее. Но озвучивать угрозу не пришлось - Света проворно юркнула в свою каюту. Мальчики не стали ждать, когда гроза разразится над их головами: разбежались по жилым помещениям.
        Сергей с блаженной улыбкой опустился на диван.
        «Пошли дела кое-как, - подумал космонавт. - Потом усажу их за книги. Этого добра у нас навалом, и электронных, и обычных. Потом отправлю оранжерею чистить. Перед сном заставлю в спортзале заниматься до изнеможения. Чтоб заняты были каждую минуту. Трудно будет. И мне, и им. Но ничего, прорвемся».
        - Прорвемся, - повторил Сергей Иванович, шутливо отсалютовал своему отражению в зеркале и приступил к уборке кают-компании.

* * *
        Карстовые полости, тянущиеся на десятки километров во все стороны от Иверской горы, похожи одна на другую. Везде одно и то же: скалы и валуны, расщелины и русла подземных рек, причудливые натечные образования и медленно растущие сталактиты. Пещеры похожи, как братья-близнецы. Все, кроме одной.
        Стены этого грота укреплены прочными стальными конструкциями. Даже по прошествии многих лет они не проржавели, не пришли в негодность. Те, кто строили лабораторию, сделали свою работу на совесть. К потолку, туда, где виднеются закрывшиеся навечно створки входного люка, ведут лестница и стрела грузового подъемника. Они сохранились хуже, кое-где конструкции еле-еле держатся. Но пока не падают.
        В центре пещеры, занимая значительное ее пространство, раскинулся комплекс из пяти одинаковых цилиндров высотой с человека. Все они изготовлены из одного и того же стального сплава. К цилиндрам ведут многочисленные трубы и провода, опутывающие стены и пол пещеры. В стенах блоков видны круглые окна, вымытые не только изнутри, но и снаружи. Свет, льющийся из окон, освещает подземную пустоту. С тех пор, как перестало действовать новоафонское метро, в мире карстовых полостей не увидишь электрического света. Нигде. Только здесь он все так же ярко сияет, бросая вызов вечной тьме.
        Центральный цилиндр самый большой. Это основной отсек гигантского тренажера, моделирующего условия космического полета[12 - Нечто подобное было построено для проекта Роскосмоса «Марс-500» (3 июня 2010 - 4 ноября 2011 г.)]. Здесь находятся жилые помещения, научная аппаратура, оранжереи, склады продовольствия. Здесь хранятся скафандры. Из жилого отсека к выходу из грота ведет длинный узкий коридор. По нему экипаж должен совершать выходы «на другую планету» - в соседнюю пещеру. Должен был. Сейчас у экипажа, отрезанного от всего мира, есть задачи важнее…
        К главному модулю примыкают блоки системы жизнеобеспечения, они отвечают за электро-, водо-, теплоснабжение, удаление отходов, очистку и подачу кислорода. Слышится тихое гудение, стены цилиндров слегка вибрируют. Комплекс работает. Немало дней прошло с того дня, как исчезли команды извне и бригады техобслуживания, но все системы действуют. А главное - живы те, ради кого работает вся эта сложнейшая техника, созданная людьми в последние годы своего триумфа во внешнем мире.
        Человеческие фигуры мелькают в иллюминаторах. Туда-сюда по помещениям жилого отсека ходят трое: двое мужчин и молодая женщина. Они все время чем-то заняты, почти не сидят без дела. Люди готовят еду, следят за показаниями приборов, смотрят видеозаписи, читают книги. Дважды в день они выключают свет и ложатся отдохнуть, но несколько часов спустя снова встают и принимаются за дело.
        Они привыкли так жить. Иначе они не умеют. Так воспитал их строгий, справедливый наставник, бесследно исчезнувший три года назад. Его фотопортрет с черной лентой в углу висит на почетном месте. На нем запечатлен мужественный, решительный человек. Глаза его, в которых сквозит железная воля, глядят куда-то вдаль. «Космонавт Брянцев Сергей Иванович» - гласит подпись под фотографией. И рядом приписка карандашом: «Учитель».
        Каждый из живущих в «космическом корабле» людей нет-нет, да и взглянет украдкой на портрет наставника, задумается на миг, глубоко вздохнет и снова примется за работу.
        Но и это еще не все. Раз в несколько недель люди устраивают выступления. Звучит музыка (когда строился модуль, не забыли и про компактный синтезатор), стихи, песни. А раз в месяц экипаж сдвигает мебель и показывает спектакль. Сами себе. Они уяснили раз и навсегда простое, строгое правило, которое много лет терпеливо вбивал в их юные ветреные головы учитель: «Не терять бдительность. Никогда, ни в каких условиях не предаваться безделью. Когда случится беда - вы должны быть к ней готовы. А случиться она может каждую минуту».
        И эти трое, Света Николаева, Герман Лыков и Герман Буданов, попавшие сюда совсем детьми и выросшие в тесных стенах лаборатории, день за днем, месяц за месяцем строго следуют наставлениям Сергея Ивановича. Взрослый космонавт пропал, пытаясь найти выход из подземной ловушки, и скорее всего, погиб. Но он оставил достойных наследников, спокойно проживших в стальном склепе целый год.
        Все спокойно в ракете-тренажере.
        Лишь Герман Буданов то и дело глядит недобрым, полным зависти взглядом на своих товарищей, почти все время проводящих вместе. Понять, что Лыков и Николаева любят друг друга, смог бы и слепой. Все просто, все очевидно. И как было им не влюбиться? Она - милая, веселая девушка. Он - сильный, умный юноша, не теряющий оптимизма. Чувства их не вспыхнули сразу, как это обычно бывает в любовных романах. Все развивалось медленно, постепенно… Шаг за шагом шли навстречу друг навстречу другу юноша и девушка, хоть и отделяли их друг от друга считаные метры.
        Света и Герман счастливы. И чем чаще проводят они ночи наедине, тем хуже спит третий член экипажа. Третий лишний. Но влюбленные слишком счастливы вместе, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
        А дни идут один за другим. Идут, приближая неминуемую, неотвратимую развязку…

* * *
        Тускло горит под потолком единственная лампочка, освещая крохотный пятачок в центре комнаты. В углах клубится непроглядный мрак. В помещении душно, холодно, грязно. Герман Лыков и Света Николаева, долгие годы считавшие уборку своим святым долгом, больше не в силах поддерживать чистоту.
        Они впали в состояние глубокой апатии. Они словно пребывают все время в полудреме, не засыпая, но и не просыпаясь. Герман и Света почти не разговаривают друг с другом. Пищу они принимают раз в сутки небольшими порциями. Прекрасно зная об опасности пролежней, все еще заставляют себя каждые пять часов делать упражнения, браться за гантели… Но с каждым разом это дается им сложнее.
        Все остальное время они лежат на откидных креслах в центре кают-компании. Еще живые, но заживо погребенные люди. Они пережили человечество, сгоревшее в пекле атомной войны, на целых двадцать лет. Теперь пришло их время отправиться в мир иной. Иного выхода у выживших участников эксперимента нет. Если бы он был, за столько лет мучительных поисков и яростных споров экипаж нашел бы путь к спасению. А значит, им осталось только одно - умереть.
        Ни грусти, ни отчаяния не выражают лица Германа и Светы. Они не плачут, не проклинают судьбу, не пытаются храбриться перед лицом скорой гибели. Оба человека словно впали в летаргический сон. Последним страшным потрясением, сломавшим обоих, стала гибель их товарища, Германа Буданова. Он погиб во время вылазки, целью которой было найти выход из пещер. По злой иронии судьбы, Герман Лыков, оставшийся в живых, нашел выход. Ход этот освободился при сходе камнепада, под которым погиб Буданов. Выбраться через эту штольню в скафандрах было вполне реально. В сердцах Германа и Светы затеплилась надежда.
        Но судьба приготовила людям новый сюрприз. Обсудив ситуацию, Лыков и Николаева пришли к выводу, что идти в неизвестность, наобум, ничуть не разумнее, чем дождаться смерти в лаборатории.
        - Знай мы, что где-то… Неважно где. Где угодно можно жить, - с трудом говорила обессиленная Света. - Что там есть люди. Если бы была одна тысячная шанса. Я бы сейчас же надела «Спарх» и кинулась к ним. Но мы не знаем.
        - Не знаем, - кивал Герман.
        Антенна, которую они три года назад с огромным трудом провели к одному из боковых люков, где, к безумной радости экипажа, удалось нащупать какие-то сигналы, поймала в итоге лишь помехи.
        И надежда умерла, рассыпалась в прах. Идти в никуда, на удачу, было бы чистым самоубийством. А Герман и Света дали друг другу слово: добровольно с жизнью не кончать.
        И они жили. Точнее, существовали.
        Для того, чтобы оборвать затянувшуюся агонию, им нужно всего лишь отключить подачу кислорода. Одно нажатие на кнопку - и они умрут, присоединившись к своим погибшим товарищам. Но они ждут. Покорно, почти равнодушно ожидают, когда наступит финал.
        Не работают приборы и аппаратура. Исчерпав отмеренный срок, один за другим вышли из строя компьютеры, музыкальные центры, проекторы. Лишь системы, обеспечивающие жизнь людей, еще функционируют.
        Тишина царит в кают-компании… Тишина могилы. Неживая тишина проклятого, забытого Богом места.
        Вдруг Светлана, до этого казавшаяся не более живой, чем кресло, на котором лежала, сбрасывает с себя оковы оцепенения. Она встает с кресла. Натягивает сапоги. Начинает рыться в кармане куртки.
        - Ты чё? - спрашивает Герман, лениво шевеля губами.
        Света не отвечает. Она извлекает из кармана связку ключей.
        - Светик. Ты чё задумала? - приподнимается на локтях Лыков.
        Снова молчание.
        Николаева идет туда, где за прочной стальной дверью скрывается кабина управления.
        - Взлететь хочешь, да? - с насмешкой говорит ей вслед Герман, опускаясь назад. - Счастливого полета.
        - Нет. Не взлететь. Прощупать эфир, - отвечает Светлана, открывая дверь кабины. Дверь она оставила приоткрытой, и Герман видел, как подруга возится внутри, включая каким-то чудом работающее оборудование.
        - Вот неугомонная, - тяжко вздыхает Лыков и поворачивается на другой бок.
        Он знает, что эфир пуст, как разум покойника. Он знает, что у них нет никакой надежды, ни единого проблеска надежды. Мужчина больше не борется. Он сдался, смирился с неизбежным. С вялым раздражением слушает он, как Света в тысячный раз надевает наушники, проверяет микрофон, начинает говорить стандартный текст… Убаюканный ее голосом, Герман начинает дремать.
        В следующий миг Лыков с грохотом падает на пол.
        Дикий вопль взрывает сонное, унылое царство тишины, которым столько времени был их модуль.
        - Есть контакт!!! - сотрясают жилой отсек крики Светы Николаевой. - Слушаю вас! Слушаю! Говорите!!!
        Ошарашенный, растерянный, наполовину оглушенный, Герман кое-как встает на ноги. Ноги плохо слушаются его, разум воет сиреной: «Это шутка, она разыгрывает тебя!», но Лыков, повинуясь зову сердца, опрокидывая все на своем пути, кидается в ту сторону, откуда гремит полный нечеловеческой радости голос подруги:
        - Да! Да, я вас поняла! Записываю! Алло-алло!
        Когда он входит в кабину, в голове его все еще отдаются эхом последние слова Светланы: «Конец связи! Ждите нас!» Но Света уже не кричит. Она сидит, глядя в пустоту остекленевшим взглядом, мертвой хваткой вцепившись в наушники, и повторяет, как заведенная:
        - Сочи… Сочи… Сочи… Убежище…
        Час спустя из неприметной щели у подножия скалы появляются два человека, облаченные в скафандры. Несколько минут они стоят на месте, оглядываясь по сторонам.
        Густая непролазная чаща окружает горы со всех сторон и покрывает их отроги. Тысячи и тысячи кустов и сотни деревьев стоят сплошной стеной, оплетенные густой паутиной лиан. Верхние ветви переплетаются, превращая кроны в сплошной купол, сквозь который с трудом пробивается свет. Царство вечного сумрака предстает перед людьми.
        Потом люди долго совещаются, отнимают друг у друга карту, поворачивая ее разными сторонами. Наконец владельцы скафандров принимают решение и, держа наготове длинные острые ножи, углубляются в густые заросли.
        Люди не видят, как из-за огромного валуна, у которого они недавно стояли, появляется огромный зверь, покрытый густой черной шер-стью. Зверь, не похожий ни на один вид, живший на Земле до Катастрофы. Хищник принюхивается, определяя направление, и, оскалив зубастую пасть, устремляется следом.
        Погоня начинается.
        Часть вторая
        Водоворот
        Глава 16
        Вечный зов
        Разбуженная посреди ночи странным шумом, Наташа приоткрыла глаза и тут же не удержалась, чертыхнулась: Герман, вместо того чтобы спать в своей ямке как все члены племени, ходил взад-вперед, сложив руки за спиной. Его шаги и стали тем шумом, который разбудил Наталью.
        - Опять его колбасит. Когда же это прекратится… - простонала женщина. Обычно Ната поворачивалась на другой бок и засыпала, но сегодня она поняла: терпение лопнуло окончательно. Ночным бдениям Германа надо было положить конец.
        Стараясь не разбудить мужа, на которого сольные концерты космонавта не действовали - спал как убитый, Наташа вылезла из ямки и направилась в сторону Германа, вышагивающего по кругу, словно сомнамбула. Его шаги не давали спать не только ей. Из ямки Маши Остриковой в сторону Германа полетел увесистый камень. С нулевым эффектом.
        - Герман, сталактит тебе в зад, кончай! - прорычала Мария. Космонавт никак не отреагировал. Наташа камнями кидаться не собиралась. Она надеялась, что успокоить Германа можно будет менее радикальными методами.
        - Слушай, Булыков, прекращай эти прогулки, - произнесла Наталья, становясь напротив Германа. Она на всякий случай выставила вперед руки, чтобы марширующий по кругу космонавт не сбил ее.
        На ходу придуманное обращение произвело должный эффект.
        Герман застыл на месте. Поднял на Наташу мутные глаза.
        - К-кто? Булыков? Почему Булыков? - спросил он, медленно приходя в себя.
        - Можно Лыбудов. Больше нравится? Да потому, что я уже не знаю, как к тебе обращаться, - скривилась Ната, - то ты Буданов, то ты Лыков…
        - Я тоже не знаю, - отвечал мрачно Герман.
        Его слова немного охладили пыл Наташи. Она видела, она чувствовала, что Герман ужасно страдает. Наталья не знала, о чем прочитал Герман на последних страницах дневника. Он не сказал ей. Никому не сказал ни слова. Но состояние, в которое впал космонавт, после того как дочитал бортовой журнал, иначе, как шоком, назвать было трудно. Лыков смотрел в одну точку, бормотал что-то себе под нос, ни с кем не желал говорить. Потом он уснул, и Наталья вздохнула с облегчением. Как оказалось, расслабилась она рано.
        - Я все понимаю, - произнесла женщина мягче, подходя ближе к Герману. - Но пойми и ты: мы хотим спать.
        - Да-да, - кивнул Герман, усаживаясь на край своей спальной ямки, - вижу. Простите.
        - Проехали, - отозвалась из соседней ямки Маша.
        В пещере снова воцарилась тишина.
        Герман молчал.
        Наташа поняла, что больше он этой ночью ходить не будет. Если и не выспится сам, то хотя бы не будет мешать другим. Но поняла она и другое: сейчас лучший момент, чтобы «расколоть» Лыкова. Выведать, что открыли ему записи капитана Николаевой.
        «А потом - сразу на боковую», - заключила Наташа сама с собой договор.
        Но Наташа не успела задать Лыкову ни одного вопроса. Он вдруг начал говорить сам. Говорил ли он для нее, или сам для себя, или просто бредил, - Сорокина не поняла. Но уйти и не подслушать его слова оказалось выше ее сил. Наталья осторожно опустилась рядом на корточки.
        - Я вижу, как мы пробираемся через лес. Даже не лес, там и деревьев-то нормальных мало, зато трава и кусты - выше человека. Нам тяжело. Мы рубим ножами лианы и упругие побеги, но все равно идем слишком медленно. Вот мы уже выбиваемся из сил. Почему я не вижу, что за ними по пятам идет зверь? Точнее, я-то вижу. А этот я - нет.
        «Мой мозг сейчас взорвется», - подумала Наталья, но продолжала слушать, пытаясь разобраться в той несуразице, которую нес Герман.
        - Он ужасный, этот зверь Огромные клыки… когти… Он следует за нами. Ждет, когда добыча устанет. Как же я хочу крикнуть самому себе: «Осторожно! Опасность!» Но не могу. Я лишь наблюдаю со стороны, как охота близится к развязке. Вижу, как зверь решается на атаку. Я и Света пытаемся спастись бегством. Куда там! В скафандрах, по кустам… Он почти настигает нас. Еще несколько прыжков - и зверь вцепится в спину Светы. В последний момент нам улыбается удача: мы успеваем скрыться в каком-то здании. Эта постройка словно вжалась в скалу. Откуда у меня взялись силы закинуть Свету в окно и забраться следом?!
        «Когда по пятам мчится зубастая тварь, силы возьмутся у кого угодно», - слегка улыбнулась Наталья.
        - И вот мы внутри. Я не вижу, что с нами происходит там. Но еще несколько секунд передо мной расстилается удивительный пейзаж. Я вижу, что у стены строения, в котором мы спаслись, лежит поезд. Забавный маленький поезд.
        - Эге, - прошептала женщина, придвигаясь ближе, - да это же он про станцию «Входные ворота» говорит! И про поезд «Турист». Точно-точно. Был второй поезд. Он стоял на путях на улице. Там, кажется, был тупик для мойки составов…
        Больше Сорокина не отвлекалась, она жадно ловила каждое слово Германа. Его видение проливало свет на загадку, как попал космонавт в пещерное метро. Но не это взволновало женщину. Сейчас она могла в первый раз за двадцать лет «увидеть», что случилось наверху со знакомыми ей вещами.
        - Поезд лежит, накренившись, и сквозь него растут деревца. Больше ничего не видно, все заросло. А, нет. Успеваю увидеть еще кое-что: монастырь на вершине холма. Монастырь цел. Обветшал, облупился, но он все еще стоит. Даже лианы не оплели церкви и колокольню. Не чудо ли…
        Голова Лыкова наклонялась ниже и ниже. И едва последнее слово сорвалось с его губ, как Герман, точно марионетка, у которой обрезали нити, завалился на бок. И захрапел. Так он и проспал до самой побудки.
        А вот Наталья за весь остаток ночи ни разу не сомкнула глаз. Она лежала на спине, смотрела в потолок, и картины из далекого, почти забытого прошлого одна за другой вставали перед ней.
        - Спасибо, Герман, - повторяла женщина снова и снова. Слезы катились по ее щекам. Слезы счастья.

* * *
        Они появились неожиданно. Сама тьма извергла три зловещие темные фигуры, при одном взгляде на которые сердце замирало и трепет пробегал по телу.
        Сотканные из мрака и зла, возникли они посреди гигантского пустого зала и стремительно двинулись на меня, беря в кольцо, окружая, отрезая путь к спасению. Двигались быстро, бесшумно, как будто парили над полом. Огромные черные дыры зияли на месте глаз. Длинные уродливые хоботы торчали из вытянутых, приплюснутых голов. Ни ртов, ни волос, ни ушей - только аспидно-черная кожа, покрытая странными наростами. И еще существа источали неописуемое, нестерпимое зловоние. Миазмы гнили и разложения. Запах смерти.
        Дикий страх охватил меня. Ничего подобного не испытывал я даже тогда, когда спасался от гип-гиперов или впервые столкнулся с Черепом. Бежать! Спасаться! Забраться в самый укромный уголок и не вылезать оттуда! Не вылезать, пока эти чудовища не уйдут. Но та самая паника, которая гонит меня прочь, не дает сдвинуться с места. Он был таким липким, этот страх, что ноги мои словно приклеились к полу. Я не мог сделать ни шага. А мрачные тени были уже совсем рядом. Уши ловили тяжелое, сдавленное дыхание существ… Людей? Зверей?
        - М-м-м! - произнес один из них, протягивая бесформенную руку-лапу и указывая на меня.
        Остальные члены отряда-стаи дружно замычали в ответ.
        «Сейчас бросятся!» - понял я. Закрыл глаза. Присел, пытаясь стать крошечным и незаметным…
        И проснулся.
        Второе видение за ночь. Какой ужас. Так скоро я совсем спать не смогу. Пора что-то делать… Пора. Бум решать проблему радикально.
        Итак, дело постепенно идет к развязке. Очень скоро все тут изменится. Изменится к лучшему.
        Туся и Дуся следят за стариком и старухой. Теперь они до меня не доберутся, хе-хе. Это Дашкина идея - вести наблюдение за обоими. Как же она сказала?.. «Муж да жена - одна сатана». Велика вероятность, что покушения они готовили вдвоем. Вдвоем и ответят. Кстати, это как раз тот случай, когда одним выстрелом убиваешь двух зай-цев. Алекс убедил меня, что Кондрат и Ханифа могут спокойно сорвать переселение. Сами упрутся и других убедят не ходить. Очень вероятный сценарий, что и говорить… Судьба не оставляет мне выбора. Наверное, так даже лучше.
        Алекс и Рада пока трудятся в системе Окро одни, я снова вынужден отлеживаться, но это уж Алекса вина. Ничего, скоро присоединюсь к ним. Один раз ребята водили меня туда, показывали, что уже сделано, и какие работы еще предстоит выполнить. Я почти ничего не разглядел. Отчасти потому, что спотыкался на каждом шагу, отчасти потому, что светильник едва освещал пятачок площадью метра в три. Зато я понял, почему нельзя просто взять и увести все племя через систему имени Арсена Окроджанашвили. Половина людей при этом погибнет - как пить дать. Тут повсюду расщелины, впадины, лужи подозрительной на вид грязи, шаткие камни и скалы, острые, как бритва. Есть скользкие, влажные участки пола, на которых ноги мигом начинают разъезжаться. А как навернешься, так сверху на голову еще, чего доброго, сталактит рухнет. В общем, гиблое место.
        Поэтому и трудятся Алекс и Рада второй год, прокладывая безопасный маршрут. Они хорошо продвинулись. До того места, где система Окро, судя по картам, кончается, осталось метров триста.
        А дальше… Бум надеяться, что там мы найдем вход в Большие пещеры. Именно туда, в дальний конец системы Окро, пролетали летучие мыши. Это вселяет надежду. Как только я присоединюсь к Алексу и Раде, дело пойдет быстрее. Скорее бы…
        Про решение наладить контакт с Машей я не забыл. Но чтобы привести мою задумку в исполнение, нужно, блин, ее сначала поймать, Мышку эту. Она опять где-то прячется. Кошка тоже так и не появилась. Что на них обеих нашло?.. Ладно. Пусть бегают, где хотят. Разберусь со стариками и с Окрошкой, тогда и поговорю серьезно с этой Мышкой. Никуда она от меня не денется.
        И вот я маюсь вынужденным бездельем. Коротаю время в беседах с Наташей. Сегодня утром она сказала интересную фразу: «Человек может привыкнуть ко всему».
        Меня эти слова сильно удивили, даже возмутили. В первый раз решился поспорить с Наташей.
        - Возражаю! - воскликнул я. - К жизни в аду привыкнуть нельзя!
        Я еще много привел примеров и аргументов. Сам не ожидал, что на меня нахлынет такая охота философствовать. Вспомнил ее же поучение: «Нет слов более лживых, чем “всегда” и “никогда”». Заодно толсто намекнул, что существование племени в пещерах - и есть ад. Самый натуральный. Самого себя я давно убедил, что отсюда надо рвать когти. Оставалось убедить других. А тут - такой случай. Приятное с полезным, так сказать. Пока Дуся и Туся не знают, что я записался в клан искателей Больших пещер, а союзников вербовать никогда не поздно. Чтобы потом без лишних сложностей собраться и переехать.
        Минут пять говорил, не умолкая. Только остановился передохнуть, и тут же с ужасом увидел, как нахмурилась Ната, как сжала она губы. Сомнений не оставалось: мои слова пришлись наставнице не по нутру. Очень не по нутру. Как пожалел я в тот момент, что нельзя взять свои слова обратно!
        Вообще-то она сама просила чаще спорить, не соглашаться, но обычно мне не хватало смелости обсуждать наставления Наташи. Мне казалось невероятным, непостижимым, что чурбан вроде меня может слово поперек сказать этой необыкновенной женщине, проводящей часы, дни, годы в неустанной работе над телом и духом. К счастью, причина Наташиного гнева оказалась совсем иная. Да и не гнев то был, а скорее грусть.
        - Ты все еще считаешь жизнь в пещерах адской, - вздохнула она. - Это печально. А что касается правила «всегда и никогда»… Да, ты прав. Никогда нельзя говорить «всегда». Именно поэтому исключения есть из любого правила, - она немного подумала и добавила: - Даже из этого.
        А-а-а! Взрыв мозга эта философия!
        У Наташи всегда так. Просто и сложно одновременно. Скажет - и понимаешь, что сам это знал, да не мог сказать так коротко и емко.
        И хоть расшибись в лепешку, не найдешь, к чему прицепиться! Первое время я слушал Наташины по-детски простые, но в то же время поразительно глубокие рассуждения о смысле жизни с трепетом, боясь лишний раз шевельнуться. Затем в голове моей, отошедшей от первого потрясения, стали возникать вопросы. И вот пришел тот день, когда я осмелился открыто возразить Наталье. Ответ ее застал меня врасплох. Точно совсем несмышленый юнец, я замотал головой, заморгал глазами. Хитрое переплетение слов и истин, которое для Наты было легкой забавой, мою голову каждый раз заставляло трещать по швам.
        - Ничего не понял, - честно признался я.
        - Никогда не говори «ничего», - тут же со смехом парировала она. - И «не понимаю» тоже не говори. Не зомбируй себя. Ты понял то, что мог понять. Остальное поймешь потом. Теперь отдохни.
        - А я что делаю целый день?
        - Голове тоже отдых требуется. И, помяни мое слово, очень скоро ты будешь счастлив, что попал сюда, в наш мир.
        Я промолчал, но не согласился. Да, тут чудесно, просто замечательно. Ни одного печального сюрприза, за исключеньем пустяка, как любит повторять Проха. Замогильные звуки, доносящиеся из глубин подземелья. Иногда вместе со звуками являются те, кто их издают. Подумаешь, ерунда какая. Безумное озеро, то и дело выходящее из берегов. Обвалы, ядовитые газы, летучие мыши, уже дважды при мне нападавшие без всякой причины. Мелочи жизни, право. Острые камни и расщелины на каждом шагу. Одно неосторожное движение - и ты покойник. Сколько тут полегло народу - подумать страшно. Их призраки постоянно являются выжившим, особенно в метро. Ну очень милое соседство.
        И Туся еще утверждает, что я напрасно считаю их жизнь адской.
        Я, конечно, безмерно ее уважаю, но тут Наташка не права. Просто она боится посмотреть правде в глаза и признать то, что уже давно поняли и приняли Рада и Алекс. И Лада. Боится сказать себе, что жизнь в пещерах - не жизнь вовсе, а медленное, мучительное вымирание. Совсем как в жестоком анекдоте, который обожает Алекс. Про то, как хвост собачки из жалости к бедному животному отрубали по частям.
        Эх, Алекс… Видя, с каким упорством бьется он столько лет, пытаясь спасти кретинов-соплеменников, я проникся к Алексею глубочайшим уважением. Иногда для того, чтобы полюбить человека, его надо возненавидеть. Тоже Наташкины слова. И тоже верные, черт побери. Короче. Хватит валяться. Не так уж сильно болит шишка. Терпимо. Пора. Займусь делами.
        Вот и финал.
        Долго слепой дед охотился за мной, сегодня утром он чуть было не взял верх. Не иначе, ангел-хранитель, которому я молился, уберег. Отвел костлявую руку Дамы с косой.
        Почему я не стал есть ту рыбу? Почему отложил? Не знаю. Видит Бог, не знаю. Я ем быстро, плохо прожевываю. Начал бы завтракать - сразу большой кусок бы откусил. И проглотил. И сдох бы, да-а…
        В результате рыбкой полакомился Проха. Он откусил крохотный кусочек, мне - на один зубок. И почти сразу за живот схватился. Скрутило Прошу в бараний рог. Хорошо, Наташка быстро сообразила, что творится. Жена вождя заставила его пальцы в рот засунуть, чтобы назад кушанье вернулось, а потом водой отпаивала. Кое-как прочистился Прошка. Лежит сейчас, отходит.
        Что ж, поздравляю, старик. Попытка была отличной. Еще бы чуть-чуть… Но «чуть-чуть» не считается. Теперь роли поменялись. Теперь охотник - я.
        Он взволнован, он растерян. Шарит руками по скале, бормочет… Что, не ожидал? Сюрприз удался, хе-хе. Старик просто охренел, другого слова не найти. Он слишком занят сейчас, потерял бдительность. Лучше момента, чтобы подкрасться и нанести удар, не будет. А я всего лишь выцарапал на стене каньона лишний значок. Палка, палка, огуречик - вот и вышел человечек. Ничего умнее не придумал. Но фигня. Главное: сработало. Черт возьми, сработало! Обнаружив, что кто-то добавил в его любимый календарь этот идиотский рисунок, Кондрат сначала впал в ступор, потом пришел в ярость, начал рвать и метать.
        Вперед, парень. Второго шанса не будет. Сейчас или никогда.
        Я мог бы включить фонарь, чтобы метнуть нож наверняка, не вслепую. Нельзя. Динамо-машина издает ужасный шум. Кондрат хоть и слепой, но не глухой же.
        Я прицеливаюсь, задерживаю дыхание, чтобы предательская дрожь не мешала… В следующий момент клинок летит в цель. Сдавленный хрип. Глухой стук упавшего тела.
        Вот и все.
        Недаром Дуся меня тренировала нож метать на слух, не глядя. Пригодилась наука. Радости нет, но нет и ужаса. Ни угрызений совести, ни злорадства. Ничего. Никаких ощущений, никаких мыслей. Только тяжесть и пустота в душе.
        Да, мне не оставили выбора. Да, я сделал то, что должен был сделать. Но разрази меня гром, если я рад этому. Жаль, что так все обернулось. Кондрат Филиппович - мудрый, сильный человек. Был… Какой силой мы стали бы вместе!
        Дело, однако, надо довести до конца.
        Я медленно, слегка пошатываясь, приближаюсь к трупу слепого старика. На ощупь нахожу труп. Пульс не прощупывается. Мертв. Упокой, Господи, его душу.
        Теперь осталось вынуть нож и скинуть тело в расщелину. Заранее нашел рядом, глубокая. Не найдут. Не успеют. Как закончу тут, сразу рвану в систему Окро, к Алексу и Раде. Наши планы придется корректировать на ходу.
        Тяжело вздохнув, я поднял бездыханное тело моего врага и поволок к краю обрыва. Прощай, Кондрат. Думаю, на том свете мы еще встретимся. И, может, хоть там сумеем поговорить… Просто поговорить.

* * *
        Первой неладное заподозрила Лада.
        Каждый день, следуя давно заведенному порядку, прощупывала девушка биополе подземелья. Проверяла, нет ли опасности, не грозит ли кому беда, не нарушилось ли Равновесие. Делала она это раз в сутки, не реже и не чаще.
        В прежние времена Лада совершала проверку каждый час, и даже такой интервал казался ей слишком большим. Ощущение надвигающейся угрозы не покидало ни на минуту, и девушка до изнеможения, до тошноты и головокружения искала опасность.
        - «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои»! Не перегрейся, радар, - зубоскалил Алекс.
        Лада делала вид, что не замечает его колкостей, но день за днем все яснее видела: нет необходимости каждый час проверять Равновесие. Каждый раз, когда в пещерах происходило что-то сверхъестественное, она это ощущала и успевала принять меры.
        «Стоит ли нырять в этот омут так часто?» - размышляла девушка.
        - Нет! - говорил Проха. Он видел, как Дар высасывает все соки из его возлюбленной, и очень волновался.
        - Да! - настаивал Афанасий. Не то чтобы судьба Лады его совсем не волновала, но в первую очередь вождь заботился о благе племени.
        Кондрат Филиппович лишь пожимал плечами, предоставляя Ладе самой решить эту дилемму.
        А ситуация с годами становилось все сложнее. Да, вылазки Лады в «темный мир» были необходимы и жизненно важны для племени. Но для самой Бушуевой-старшей эта работа давно превратилась в обыденный, рутинный кошмар, в ежедневную пытку, изматывавшую душу и тело. Каждое пробуждение Дара отнимало у Лады так много сил, что девушка походила на выжатый до корки лимон. Она едва могла говорить и с трудом понимала, что происходит вокруг.
        Была и другая беда. Больших усилий стоило ей каждое возвращение из той призрачной, зыбкой реальности, в которую приоткрывал лазейку Дар.
        - Господи, не дай пропасть в царстве тьмы! - шептала Лада, стоя на коленях перед крестом, молитвенно сложив руки.
        Она ощущала порой, как под напором неведомой силы рвется тонкая ниточка, связывающая ее с телом. Нить Ариадны. Минотавр, с которым много лет упорно, неустанно боролась Лада, только этого и ждал. Попади она один раз в его лапы - и конец. Девушка-экстрасенс навеки исчезнет в пучине первородного зла, и душа ее никогда уже не воссоединится с телом.
        - А эти идиоты, ты только подумай, завидуют мне! - жаловалась Лада мужу в те минуты, когда самообладание изменяло ей.
        За час, проходивший до нового погружения, Лада едва успевала отдышаться и хоть немного собраться с силами. В конце концов, доведенная до отчаяния, девушка сдалась. Перерывы увеличились с одного часа до пяти. А потом и до двенадцати часов.
        Проха ликовал, Лада и сама вздохнула с облегчением. Какое-то время не было в пещере человека счастливее ее. Потом пришло осознание, что чем реже пробуждается Дар, тем сложнее с ним совладать и тем больше времени надо на концентрацию… И все равно жить Ладе стало немного полегче. Она расслабилась, успокоилась. Постоянное ощущение надвигающейся беды, не дававшее ни секунды покоя первые годы, ослабло. Не чувствовал опасности Кондрат Филиппович, спокоен был Афанасий.
        День шел за днем, Равновесие не нарушалось. Лада уделяла тренировкам меньше и меньше внимания…
        Этим утром Лада едва смогла перебороть себя.
        - Может, увеличить перерыв в два раза? - бормотала она, кое-как усаживаясь в позу лотоса. Но все же заставила себя начать сеанс.
        Лада сосредоточилась, отогнала мельтешившие в голове мысли-помехи, собрала в комок энергию… И в тот же миг вскочила, точно ее ударило током. Глаза ее лихорадочно сверкали, руки дрожали, ноги подгибались.
        - Где Наставник?! - зашипела Лада.
        Люди, собиравшиеся на завтрак, с удивлением переглянулись. Не все сразу сообразили, что речь идет о Кондрате Филипповиче. Но и те, кто понял, про кого говорит Лада, лишь пожали плечами. К чудачествам слепого Наставника все давно привыкли.
        - Где старик?! Где он?! - надрывалась Лада. - Я не улавливаю его мыслей, я не чувствую его! Он пропал из пещер!
        - Рыбачит, как всегда, - небрежно отмахнулась Даша, возвращаясь к прерванной трапезе.
        Арс отнесся к волнению Лады серьезнее. Он вскочил, помчался к озеру Голубое, оттуда ринулся на берег Анатолии, и через десять минут вернулся, озадаченно пожимая плечами. Пока Арсений Петрович искал Кондрата, выяснилось, что куда-то пропали Герман, Рада и Алекс. Все помнили, как недавно Алекс едва не убил Германа.
        - Кажется, ребята пошли выяснить отношения… - прошептала Дарья, побледнев.
        - Нет-нет, с ними все в порядке, - поспешила объяснить Лада, - они просто пошли в систему Окро. Про… Прогуляться.
        - Куда-куда? Какого черта они там забыли? - выпучил глаза Афоня.
        - В систему Окро?! То есть как это «прогуляться»?! - зарычала Ханифа.
        На это Лада ничего не ответила.
        Напряжение росло. Люди все яснее видели: в пещере творится что-то странное. Пропажа четырех человек - не шутки. Тут вспомнили и загадочное исчезновение кошки. Рыжего зверька с позавчерашнего дня никто не видел. Не явилась к завтраку и ее хозяйка Маша. Конечно, Мышка часто опаздывала на завтрак, но сегодня она побила все рекорды.
        В этот момент Федя, который странно вел себя с самого утра, без конца болтал, кривлялся и кидался едой, начал радостно кричать:
        - А дедушку съели, а дедушку съели! И Германа съели! И Алекса съели! Ням-ням-ням!
        Наташа густо покраснела и отвела сына в сторонку, но слова мальчишки окончательно рассеяли последние следы спокойствия. Многие не одобряли излюбленное занятие старика. Люди давно опасались, что Кондрат Филиппович упадет в воду и в итоге сам станет кормом.
        - Да вы что, совсем идиоты?! - рявкнул Афанасий. - Неужели думаете, они могли сожрать его целиком, и мы ничего не услышали? Но искать Наставника надо, - Афанасий решительно поднялся на ноги, - если Лада чувствует опасность, значит, она есть. Ты ничего не почувствовала? - повернулся вождь к Ханифе.
        Та неуверенно повела плечами:
        - Сказать по правде… Было что-то такое в голове. Как будто укол какой-то. А может, показалось. А может, сама себя накручиваю.
        - Понятно. Действуем. Наташа, ты прочесываешь залы с Анакопии до Москвы. Я возьму на себя каньоны и зал Гиви Смыра. Арс и Даша - дуйте в систему Окро. За уши оттуда выведите эту веселую компанию, и сразу ко мне их. Интересно, что учудил на этот раз ублюдок Алекс?
        Лада попробовала протестовать, но вождь не стал ее слушать:
        - Лада - ты останешься здесь с Федей, Прохой и Ханифой. Все. Хватит жрать. Встали! Быстро-быстро!
        Договорить вождь не успел. Его сын, еще секунду назад сидевший около матери и молча слушавший ее наставления, вдруг с недетской силой оттолкнул Наталью, подпрыгнул и, весело смеясь, помчался через весь зал. Во тьму. Такой прыти от всегда спокойного мальчика не ждал никто, включая мать. Лишь Афанасий не растерялся. Реакция отца была молниеносной. Вождь опрометью кинулся следом за сыном. Несколько минут из мрака доносился удаляющийся топот. Потом раздался отчаянный визг, и еще спустя несколько томительных минут, во время которых никто не решался шелохнуться, Афанасий появился, неся на руках сына. Федя, только что с такой прытью удиравший от отца и оравший во всю глотку, был снова молчалив и угрюм.
        - Ты что творишь, сын? Что это было? Что? Это? Было? - строго спросил вождь, ставя мальчика перед собой и пытаясь заглянуть ему в глаза.
        - Не знаю, - пожал плечами маленький Федор, отводя взгляд. - У меня голова закружилась. И я голос слышал. Красивый, добрый голос. Он звал меня. И песенку такую пел, странную. Даже не песенку, а как будто колокольчики звонят. Дин-дон, дин-дон.
        Афанасий страшно побледнел.
        - Матерь Божья… Да это же Зов! - ахнули все.
        Страшное проклятие пещер, казавшееся навсегда побежденным, вернулось.

* * *
        Это случилось на седьмом году жизни племени в пещерах.
        В самый обычный день, ничем не отличавшийся от сотен других, один парень по имени Колян вдруг улыбнулся во весь рот, встал и, весело смеясь, скрылся во мраке. Коляну вслед кричали, но остановить чудака, вздумавшего гулять в темноте, никому в голову не пришло. Николай часто вел себя странно, люди к его фокусам привыкли. Люди ждали час, ждали другой. Колян не возвращался. Он не вернулся ни в этот день, ни на следующий.
        Зато едва не пропала молодая женщина Карина. Ситуация повторилась в точности. Еще минуту назад Карина вела себя нормально, а потом вдруг тоже засмеялась безо всякой на то причины и двинулась прочь. Тут неладное заподозрили даже те, кто не верили в чертовщину и смеялись над всеми, как они говорили, «суевериями» товарищей. Девушку догнали и общими усилиями остановили. Карина сначала брыкалась и вырывалась, глаза ее при этом были пустыми, словно остекленевшими. Потом девушка резко успокоилась, точно какая-то невидимая сила отпустила ее, оставила в покое. Именно Карина и рассказала всем про загадочный звук, раздавшийся в ее голове.
        Паника охватила племя. Всех, кто улыбался и тем более смеялся, тут же хватали и запирали в Грот. Впрочем, один юноша умудрился уйти и оттуда. Что делать, куда бежать, как укрыться от страшной напасти - никто не знал. Были приняты все мыслимые меры предосторожности. Спать племя легло, оставив часовых, которые должны были следить друг за другом.
        Против Зова, так окрестили аномалию, это не помогло. Когда люди проснулись, из трех часовых нашли только одного. Парень лежал без сознания. Его стукнули по голове. Остальные пропали.
        Надежда оставалась только на Ладу и ее Дар. К счастью для племени, девушка-экстрасенс, у которой недавно открылись необычные способности, сумела отвести беду. Больше никто не уходил во мрак. Люди убедили себя, что кошмар позади, что опасность не вернется…
        Он вернулся. Вернулся тогда, когда обитатели пещер меньше всего ждали удара.

* * *
        Какое-то время в пещере царила мертвая тишина. Люди оцепенели от ужаса. Застыли. Окаменели.
        Только слышно было, как Наташа шепчет, точно в бреду:
        Снова в голове появился странный шум.
        Но сегодня я начал звуки различать.
        Это чей-то зов, мне пред ним не устоять…[13 - Из песни «Дагон» группы «Король и шут». Стихи А. Князева.]
        Потом Лада, не до конца оправившаяся от последствий Дара, с трудом подняла голову и медленно тихо заговорила:
        - Вы хотите знать, что делают Алекс, Рада и Герман в системе Окро? Отвечу. Прокладывают шоссе в Большие пещеры. Чтобы вы в пути, упаси Боже, не споткнулись. Заткни пасть, старуха!!! - мгновенно сорвалась она на крик, едва увидев, что Ханифа недовольно хмурится и хочет что-то сказать. - Я молчала много лет! Хватит!
        Я все это время была верным союзником Алекса. Единственного тут разумного человека среди стада баранов. Я давно осознала: Большие пещеры - наш последний шанс. Кто желает поспорить, - она опять прожгла Ханифу насквозь ненавидящим взглядом, - пусть закроет варежку. И остается тут. Насильно спасать никто не будет. А пока слушайте. Алекс давно предупреждал, что из этих пещер надо бежать. Он говорил: эта «стабильность» однажды кончится, и мало не покажется. Говорил?
        - Говорил, - отозвалось несколько голосов.
        - Алекс говорил, что надо искать выход в Большие пещеры, потому что другого пути нет. Говорил?
        - Говорил… - вздохнули люди.
        - А я, - Лада стукнула себя кулаком в грудь, - сто раз предупреждала: Зов может вернуться. И тогда всем крышка. Без вариантов.
        - Но ты же обещала… - робко произнесла Наталья, прижимая к себе бледного испуганного ребенка.
        - Я вам не Гидрометцентр, чтобы что-то обещать! - опять сорвалась на крик Лада. - Я одна против всей этой потусторонней хрени! Вам говорили, что отсюда валить надо - нет, уперлись как бараны. «Не пойдем никуда». Получайте!
        Афанасий не дал ей закончить. До этого вождь сидел, обхватив голову руками, сраженный мыслью о том, что едва не потерял единственного сына. Потом он резко вскочил на ноги и двинулся на Ладу.
        - Нотации прочтешь в другой раз, - говорил вождь, наступая на старшую сестру, - не время сводить счеты. Говори, что надо делать.
        Лада, до этого пятившаяся, замерла, тряхнула головой. Встала, уперев руки в бока. В глазах ее запрыгали злые чертики.
        - Да-да, вождь, конечно. Я скажу. Отчего не сказать. А вы опять ответите, что ничего менять не будете, потому что «тут и так хорошо». Да, старуха? - повернулась Лада к Ханифе. - Это вы каждый раз рогом упирались. Доупирались, старичье!
        Афанасий не выдержал. Он подошел к Ладе, схватил ее за плечи и встряхнул.
        - Истерику прекращай! - зарычал вождь страшным голосом. - Говори быстро, что делать надо. Тебя послушают! - с нажимом произнес Афанасий, обращаясь уже ко всем. - Послушают. А старуху, если вякнет, прибью.
        Ханифа, услышав это, побледнела, мелко перекрестилась и осела на пол. Остальные люди подошли ближе к Ладе.
        - Если кратко… Все дело в кошке, - тихо произнесла Бушуева-старшая.
        - Ты хотела сказать «в Мышке»? - осторожно переспросил Афанасий.
        - Я сказала то, что хотела сказать! - выпалила, сверкнув глазами, Лада. - Или вы до сих пор не поняли, что эта кошка оттуда?
        - Откуда? - переглянулись люди.
        - Из Больших пещер, разумеется. Да вы что, ребят, совсем слепые, что ли? Я видела обычных, нормальных кошек, пока они у нас не перевелись. Эта - совсем другая. Как она смотрит, как смотрит! Вы в глазищи-то ее звериные заглядывали? Бывало, Маша разыграется, прыгает, тискает Рыжку, а у кошки на морде выражение примерно такое, - Лада скорчила гримасу, - как будто сказать хочет: «Хозяйка, ты чё, дура?» Странная кошка была. Нездешняя какая-то.
        Последние слова вызвали улыбку даже у вождя, до этого момента старавшегося сохранять маску невозмутимости. Лада обожгла Афанасия стремительным злым взглядом, но продолжала раскручивать нить рассуждений:
        - Но это была присказка. Сказка впереди. Где еще могла эта рыжая хвостатая пропадать сутками? «Кошка, гуляющая сама по себе», пусть так. Но не на Мертвую же станцию она бегала, не в зал Москва, не в Бездонную яму. Тогда куда она убегала от Маши? И где подобрал этого зверя покойный Степаныч? Поразительно, все кошки передохли, не вынеся таких райских условий, а эта рыжесть - хоть бы хны! Кто-то хоть раз задавался этими вопросами? Только честно?
        По мере того, как Лада говорила, речь ее выравнивалась, аргументы выстраивались один к одному. Сначала она почти кричала, но под конец декламировала ровно, уверенно, строго. Менялись и лица членов племени. Шутки смолкли. Улыбки исчезли с лиц людей. Наступила полная тишина.
        - Что же из этого следует? - воскликнула Лада, наслаждаясь триумфом и вниманием племени. - Следует, что эта рыжая бегает к себе домой. Значит, в Больших пещерах есть еда, что-то же она там ест. И мыши летучие, а они именно туда летают, чем-то питаются. Значит, и мы там сможем выжить. Найдем Большие пещеры - найдем и кошку. Машу, боюсь, мы уже потеряли… И потеряем еще немало людей, если не одумаемся. Я все сказала. Теперь решайте что-нибудь, а я буду бороться с Зовом.
        И Лада, не обращая внимания на соплеменников, опустилась на пол.
        - Но мы не знаем, куда убежала кошка, - воскликнул Прохор, - а значит, все зря! И мы не знаем, есть ли в Больших пещерах этот дьявольский Зов!
        Многие закивали. Радость, охватившая на миг племя, тут же улетучилась. Никто не представлял, как искать маленького зверька, скрывшегося неведомо куда.
        - Закрой рот. Не сей панику, - Наталья, до этого внимательно слушавшая слова Лады, оттолкнула Проху, встала рядом с Ладой и заговорила, обращаясь ко всему племени: - Да, друзья мои. Заросли наши мозги паутиной. Что бы ни ждало нас в Больших пещерах - это шанс. Неужели ты забыла, Ханифа, как говорила нам тогда, когда все начиналось, что надо скорее уходить из метро в пещеры. «Пещеры - это шанс». Твои слова?
        - Мои, - вздохнула старуха, - но тут совсем другая ситуация…
        - Точно такая же! - резко отвечала Наталья. - Просто ты уже другая.
        Эти слова задели Ханифу за живое. Лицо ее окаменело от гнева. Как ни велико было уважение племени к супруге вождя, последние ее слова встретили неодобрительным шепотом.
        - Я слышу слова осуждения, - лицо Натальи потемнело, она нахмурилась, сжала губы. - «Чего лезешь не в свое дело, твое место - на разделке рыбы». Так, любезный супруг? Слепцы, вы снова ворчите. Что ж, ворчите. Цепляйтесь за привычную жизнь. Осталось не так много. Я вижу, Лада совсем без сил.
        Лада действительно уже не сидела, а полулежала, запрокинув голову. Это значило, что она из последних сил сдерживает то зло, с которым борется. Наталья между тем говорила дальше:
        - Да, я много лет повторяла поговорку «от добра добра не ищут». Да, я считала, что мы должны жить здесь, не пытаясь ничего изменить. Но теперь, когда в пещерах опять зазвучал Зов, погубивший столько наших братьев, когда мой сын оказался в смертельной опасности. Теперь, когда выяснилось, что дорога в Большие пещеры почти проложена, я, Наталья Сорокина, говорю вам - вперед, друзья!
        И так прекрасна была Наташа в эту минуту, столько силы и грации было в каждом движении, что Афанасий, хотя в душе и осуждал жену за своеволие, невольно залюбовался.
        Наступила тишина. Чаши весов колебались.
        Проха, Арс и Даша чесали в затылках, хмурились, глядели то на Наташу и Ладу, то на старуху и вождя, не зная, чью сторону принять. Наташа никого не умоляла, не уговаривала. Она сказала все, что хотела. Сейчас супруга вождя ухаживала за медленно приходящей в себя Ладой. Федя тоже не реагировал на то, что происходило в пещере. Наконец вождь, видимо, собравшись-таки с силами и мыслями, поднялся на ноги, чтобы произнести ответную речь.
        - Слышите? - воскликнула Наташа в тот же миг. Она повернулась в сторону станции метро, которую соединял с пещерой пробитый в скале коридор.
        Оттуда доносились резкие, лающие выкрики: «Раз! Раз! Шагом!», и тяжелые, гулкие шаги сапог. Солдатских сапог. Эти страшные звуки слышали пещерные люди давно и всего один раз. Но спутать их с какими-то другими они не могли даже по прошествии стольких лет.
        - Они вернулись, они вернулись, - выдохнул Проха, покрываясь холодным потом.
        Перед глазами помощника вождя предстала картина из далекого прошлого.
        Грубые голоса миротворцев. Командир пришельцев, падающий на камни с простреленной головой. Автоматы, изрыгающие поток свинца, превращающий в решето тело его лучшего друга Бориса.
        Кровь. Трупы. Пороховой дым, выедающий глаза.
        Никто не верил, что спустя столько лет кто-то может вернуться с поверхности, чтобы поквитаться с ними. Ложная тревога с Германом окончательно всех расслабила. И вот теперь оцепеневшие, окаменевшие люди слушали, как приближается смерть. На этот раз неминуемая.
        Проха, едва пришедший в себя после отравления, не выдержал первым. Он захрипел, упал на пол и потерял сознание.
        Глава 17
        Миротворцы
        За пять лет заточения люди успели свыкнуться с мыслью, что они остались одни. Что никто никогда не придет им на помощь. Что если и есть в мире другие люди, то их отделяют от запертого в подземелье маленького племени непреодолимые препятствия.
        Объяснения придумывали самые разные, начиная глобальной природной катастрофой и кончая ситуацией из рассказа Рея Брэдбери, в котором некая семья пожелала, чтобы в мире кроме них не осталось больше людей. Их мечта сбылась[14 - Речь идет о рассказе Р. Брэдбери «Каникулы».].
        Эту жутковатую историю как-то вечером пересказала товарищам Ханифа.
        - А может, с нами то же самое случилось? - пробормотала Вика, услышав эту историю.
        Недавно люди посмеялись бы над подобными фантазиями. Но здесь, в зловещем полумраке, в окружении причудливых теней, отбрасываемых на стены корявыми скалами, смеяться никого не тянуло.
        - А ты случайно не говорил тогда: «Чтоб вы все сдохли!»? Мало ли, - шепнул Миша Гоше.
        - Хрен знает. Наверняка. А ты? - повернулся Гоша к Мише.
        - Ну, было… - повел плечами Миша.
        Постепенно люди успокоились, перестали пугать друг друга безумными версиями случившегося.
        Они смирились. Привыкли. Перестали воспринимать жизнь в пещерах как заточение, стали просто жить, пытаясь радоваться каждому новому дню.
        К концу пятого года жизнь в пещерах окончательно вошла в свою колею. Проблемы с питанием, мытьем, лечением, удалением отходов были решены. Форс-мажоров или просто необычных событий не случалось. Люди составили и высекли на камне точную карту пещерного мира, на которой были обозначены все опасные места, куда ходить было запрещено, и все относительно безопасные маршруты.
        День походил на день, точно братья-близнецы. Спокойная, размеренная, сонная жизнь установилась в пригодном для обитания зале Апсны… А потом из туннеля, ведущего наверх, к Завалу, раздались шаги.
        По-разному отреагировали члены племени на топот множества ног, внезапно донесшийся из туннеля метро. Одни в изумлении переглядывались, не веря, что это происходит на самом деле. Звуковые галлюцинации в пещерах случались у многих. Другие сорвались с места и побежали на станцию. Оттуда вскоре стали доноситься их радостные возгласы: «Свет, свет! Господи, там свет! Сюда, сюда, мы здесь!»
        А Кондрат Филиппович шепнул сидящему рядом Афанасию:
        - В зал Нарта. Уходим, быстро.
        Афанасий подчинился сразу, не задав ни единого вопроса. Он схватил Наташу за руку и потащил ее за собой.
        - Ты чего?! Там же люди, люди! - пыталась упираться девушка. Афоня не слушал ее. Он знал: просто так слепой вождь ничего делать не стал бы.
        Также безропотно подчинились Ханифа, Арс и Дарья.
        Остальных старику пришлось уговаривать.
        - Уходим отсюда. Прячемся. Быстро, пока есть время. Если все будет в порядке - отсидимся и выйдем, - убеждал он людей.
        Вождя почти никто не слушал. Радость, охватившая племя от предвкушения скорой встречи с другими людьми, была столь велика, что на доводы слепого старика не обращали внимания. За ним последовали лишь Алекс, Николай Степанович и Людмила Ивановна с дочками-близняшками Ладой и Радой. Остальные, в основном молодежь, убежали на станцию встречать гостей. Старик прекрасно понимал: вернуть их, остановить не смогла бы сейчас никакая сила.
        Шаги становились все громче. Пришельцев из внешнего мира отделяли от станции считаные метры. На станции пели и плясали, восторженные возгласы и крики: «Мы здесь, мы здесь!», не смолкали ни на миг.
        Тем временем небольшая группа людей, собранных Кондратом Филипповичем, уходила дальше и дальше по бетонным плитам тропы, ведущей в самые дальние закоулки карстовых пещер.
        - Останешься тут, - приказал слепой вождь Даше Кружевницыной, - найди укрытие и понаблюдай, что будет дальше. Найдешь нас на берегу Безымянного…
        - А если?.. - пробормотала Дарья. Старик уже не слушал ее. Он гнал людей вперед. Во тьму. И с Арсом Даше попрощаться вождь не дал. Не дал даже коснуться напоследок руки возлюбленного, которую тот попытался ей протянуть. Не прошло и минуты, как беглецы скрылись за поворотом.
        Даша пожала плечами и стала искать место для наблюдательного пункта.
        «Чудит дед, конечно, - размышляла она, - но, с другой стороны… Чем черт не шутит. Может, он и прав».
        Не успела она удобно устроиться на небольшом возвышении, откуда хорошо была видна вся пещера, как в темном пешеходном коридоре, ведущем на станцию, вспыхнул и стал быстро приближаться ослепительный, нестерпимо яркий свет. Гулкие шаги тяжелых сапог и радостные крики раздались под сводами зала.
        - Дождались… - шепнула девушка, прикрывая глаза ладонью.
        Радоваться или нет этому событию, она еще не решила.

* * *
        Увидев, что половина племени вместе с вождем сбежала, Прохор в первый момент заколебался. Он стоял у входа на станцию, глядя то назад, то вперед. Слепой обходчик - волк матерый, воробей стреляный, Проха знал это. Просто так панику поднимать Кондрат не стал бы.
        Но грохот тяжелых сапог, становившийся громче и громче, гипнотизировал, завораживал, манил к себе. Надежда, что сверху придут-таки спасатели и выведут пещерных обитателей наверх, к свету и теплу, пустила в душе Прохора слишком глубокие корни. Он отмахнулся от внутреннего голоса, тихо нашептывавшего: «Беги, дурак, пока не поздно», - и последовал за остальными на станцию.
        Он успел как раз вовремя. Шум и крики, звучавшие на станции, мигом смолкли, как по мановению волшебной палочки, стоило из туннеля показаться первому гостю с поверхности.
        Прикрыв ладонью глаза, слезящиеся от яркого электрического света, Проха смотрел, как в их сторону медленно, осторожно двигался высокий человек, светя фонарем, прикрепленным к ружейному стволу. Шаг - остановка. Шаг - остановка. Ружье в руках пришельца слегка подрагивало. Он волновался не меньше, чем они.
        «Есть люди, которые сначала стреляют, а потом разбираются, - пришла паническая мысль. - Хоть бы этот не из таких!»
        Подойдя совсем близко, пришелец остановился у края платформы, посветил по сторонам, внимательно разглядывая собравшихся на платформе людей.
        Ослепительный свет, ударивший прямо в глаза, заставил Проху застонать от боли. Терпеть это истязание было просто невыносимо. Свет проникал даже сквозь сомкнутые веки, и глаза от него саднили так, словно в них кинули горячие угли. В который раз мелькнула паническая мысль: «Может, лучше сбежать?!»
        К счастью, пытка светом закончилась. Пришелец поднял фонарь к потолку. Стало легче. Прохору удалось наконец разглядеть пришельца. Человек с поверхности был одет в мешковатый плащ. На голове - каска. За спиной - вместительный рюкзак. Лицо скрыто респиратором. Пришелец опустил ружье, видимо, удовлетворенный осмотром, повернулся и крикнул:
        - Чисто!
        Из туннеля один за другим, словно бы отрываясь от цельной глыбы мрака, показались рослые, широкоплечие люди. Все в плащах и касках, у всех в руках оружие. Лица наполовину скрыты масками респираторов.
        «Это не спасатели, - понял Прохор, - это солдаты».
        На перрон взобрался один из пришельцев. Игрушечная платформа станции не стала для военного преградой. Он, как показалось Прохору, даже ногу в колене не согнул. Просто шагнул вперед - и оказался перед ними. На вид человеку было лет сорок пять. Его решительное суровое лицо, его мощный волевой подбородок и цепкие проницательные глаза, следящие за людьми из-под седеющих бровей, выдавали натуру жесткую, непреклонную. Перед ними был боец. Тот, кто доказал миру свое право на существование в суровых схватках. Человек, потрепанный жизнью, но не побежденный.
        Медленно, не торопясь, военный отстегнул респиратор. Демонстрируя мирные намерения, положил на гранитные плиты автомат Калашникова. Еще раз оглядел притихшее племя и произнес с улыбкой, смотревшейся на его суровом, изрезанном морщинами и шрамами лице как нечто инородное:
        - Мы пришли с миром!
        Эти же слова эхом повторили остальные солдаты.
        И почему-то, Проха сам затруднился бы сказать, почему, ему стало спокойнее на душе. Страх прошел. Дрожь улеглась.
        - Добро пожаловать! - первым произнес он и изо всех сил постарался улыбнуться в ответ.

* * *
        Уже минут десять следила Даша за товарищами и пришельцами.
        Пока создавалось впечатление, что предосторожности Кондрата Филипповича напрасны. Пришельцы вошли в зал Апсны, весело смеясь, улыбаясь, повторяя снова и снова:
        - Мы пришли с миром!
        «Миротворцы, что ли?» - подумала Кружевницына.
        Сколько явилось пришельцев, было ли у них оружие, - этого пока Дарья не знала. Из-за слепящих фонарей девушка почти ничего не видела: глаза невыносимо слезились. Ориентироваться приходилось на слух.
        Беглецов товарищи сдали с потрохами. Сначала Сева начал кричать:
        - Возвращайтесь, дураки! Э-ге-гей, вы где?! Вылезайте!
        Потом к нему присоединились и другие. Пришельцы с первых секунд могли сделать вывод: вокруг них не все местные жители.
        «Сева, сталактит тебе в жопу! Чем бы ни кончилась эта история, - сжала кулаки Дарья, - исправительные работы по чистке сортира ему обеспечены. Головой думать надо, а не задницей».
        Постепенно глаза ее привыкли к свету, и Даша осторожно подняла голову. Глазам ее предстала идиллическая картина: посреди зала сидели пятеро пришельцев, вокруг них собралось все племя. На головах незнакомцев красовались зеленые стальные каски, на ногах сапоги. Прорезиненные плащи они сняли и сложили рядом, оставшись в поношенном камуфляже.
        «С одеждой у них беда, - отметила Дарья. - Плащи и респираторы - это от радиации защита и от газов, как пить дать. Да-а… Хреново же там, наверху».
        Даша с опаской посмотрела на потолок пещеры. В том, что на поверхности случилась катастрофа, масштабы которой им сложно даже представить, у Дарьи оставалось все меньше сомнений.
        За спинами пришельцев, когда они только вошли в пещеру, возвышались внушительных размеров вещевые мешки. Сейчас рюкзаки стояли на полу. Об их содержимом Даша могла только гадать.
        У каждого солдата на поясе висели лопатка, фляга, ножны и кобура. У двоих пришельцев девушка увидела в руках короткие винтовки, еще у двоих удобные компактные пистолеты-пулеметы с глушителями, у пятого - автомат Калашникова. Форма автоматчика отличалась. Видимо, это был командир. Догадку подтверждало то, что остальные военные обращались к нему с уважением.
        С пещерными жителями общался в основном офицер, но и остальные тоже не молчали. Пришельцы шутили, смеялись, улыбались. Под сводами гремели их резкие, грубые, но веселые голоса.
        «На спасателей не похожи, - отметила Дарья, - но и угрозы от них не исходит. Вроде бы».
        Она шикнула сама на себя и стала внимательно вслушиваться в разговоры.
        - Что-что ты спросил? Кто мы? - говорил командир, только что представившийся старшиной Игнатьевым. - Саперы мы. Инженерные войска.
        - Русские? - уточнил Боря, один из пещерных.
        - Русские, русские, - кивнул старшина. - Были присланы в Абхазию для участия в работах по разминирования. Эхо войны… Другой, прежней[15 - Имеется в виду грузино-абхазский конфликт 1992 - 1993 годов.]. Засели, короче, тут неподалеку, в бункере военной части. Пять лет держались, да вот нужда погнала…
        - А что случилось снаружи пять лет назад? - задал кто-то вопрос, интересовавший всех, включая Дашу. Девушка вся превратилась в слух.
        - А вы чё, не знаете? - выпучили глаза саперы. - У-у… Война случилась.
        - Что-что? - переспросила Дашина «подружка» Вика.
        - Пипец случился! Полный, всем! - рявкнул Игнатьев. - Короче, не знаю, как вы умудрились не заметить. Война. Война была. Не грузино-абхазская, бери выше. Мировая война. Третья. Ну, ядерная, короче.
        После этих слов все пещерные, стоявшие, сидевшие и лежавшие вокруг пришельцев, затихли. Умолкли даже такие болтуны, как Сева и Вика. Простые грубые слова командира саперов подтверждали худшие опасения пещерного племени. Даше и самой стало не по себе. Комок подступил к горлу. Голова отяжелела, в глазах помутилось. Она закусила губу, чтобы не издать ни единого звука.
        Старшина между тем продолжал говорить как ни в чем не бывало:
        - И все сдохли. Ну, кроме нас и вас. Еще в Сочи кто-то выжил, мы ловили их радиосигналы, но нам сочинцы без интереса. Туда все равно не дойти. И еще одну радиоточку удалось запеленговать. Но это… - тут Игнатьев запнулся, словно вспомнив что-то, помолчал и добавил скороговоркой: - Но это фигня. Не об этом сейчас разговор.
        От Даши не укрылось то, как резко изменилось поведение командира пришельцев.
        - Нам сочинцы без интереса, - повторила девушка. Она почувствовала, как сами напрягаются ее мышцы, как сжимаются кулаки.
        «А к нам, интересно, какой у вас интерес? Пять лет, значит, сидели в бункере, и вдруг вышли. И сразу к нам, сюда? Не. Я не вчера родилась. Так не бывает. Что вам надо? Что вы хотите?»
        - Короче. Нас интересует, где находится проход в соседние пещерные системы, - продолжал говорить старшина, вынимая из кармана куртки какую-то карту. - План ваших пещер у нас есть.
        К сожалению, карта хреновая, чисто для туристов. Без самого интересного.
        Люди с удивлением переглянулись. Им знать такие хитрости было неоткуда. Они и в известных, обжитых пещерах путались первое время. На помощь пришельцам снова пришел Сева.
        - Мы не знаем. Вообще не в курсе. Но тут не все. Наши главные куда-то убежали. Эти точно знают! Ау, народ?! - принялся надрываться он. - Вылезайте уже!
        «Сева, твою мать!!!» - мысленно зарычала Даша, хватаясь за голову. Она уже поняла: ничего хорошего от гостей ждать не приходится. Что именно им нужно, пока оставалось загадкой. Ясно было одно: саперы, выбравшиеся из бункера, что-то ищут.
        - Короче. Кто знает, куда могли уйти ваши друзья? - оглядел Игнатьев племя. Он продолжал улыбаться, но Даша готова была поклясться, что взгляд офицера стал жестким, колючим.
        «На что готовы пойти эти люди ради достижения своей цели? - подумала девушка. - Они ведут себя дружелюбно, смеются… - продолжала размышлять она. - Но что скрывается за этим? Успокоили радушием. Шокировали страшными новостями про то, что случилось снаружи. Усыпили бдительность. А что дальше? И наши хороши, придурки… Ну, хоть сейчас включите головы!» - взмолилась Дарья.
        - Да много куда, - почесал в затылке Сева, - в зал Гиви Смыра. В грот Геликтитов. В зал Нарта…
        Даша мысленно засунула в зад Севе десять сталактитов.
        - Отлично, - улыбнулся до ушей старшина Игнатьев и взял АК. - Короче, ты и отведешь нас к вашим трусливым друзьям. Есть о чем с ними потолковать. Рябов - отдай «Кедр»[16 - ПП-91 «Кедр» (конструкция Евгения Драгунова). Пистолет-пулемёт калибра 9/18, надежное, простое в производстве и эксплуатации оружие, используется сотрудниками практически всех силовых структур РФ (в частности ФСИН, ФСКН, ФССП).] Драгунову, лучше Эс-Ка-Эс[17 - СКС (самозарядный карабин Симонова). Патрон: 7.62/39. Один из лучших отечественных карабинов, получивший заслуженное признание за рубежом (всего выпущено порядка 15 млн штук). Активно использовался, например, во Вьетнамской войне и в Афганистане.] возьми.
        С этими словами он как-то странно подмигнул бойцу. Тот сразу понял, что от него требуется, и охотно закивал. Отдал товарищу пистолет-пулемет, а сам взял карабин. Даша терялась в догадках, что могут значить эти манипуляции.
        «Может, дело в глушителях? - предположила она. - Не хотят шуметь там, в других пещерах?».
        - Останешься тут, - инструктировал старшина сапера Рябова. - И будь начеку. Все понял? Молодец. Остальные - за мной.
        Подчиняясь приказу офицера, трое саперов встали на ноги. В свете фонаря, который все это время не выключал старшина, холодно блеснуло их оружие.
        Дарья сглотнула.
        - Нам крышка, - прошептала она.
        - Да что вы, тут же безопасно! Тут кроме нас и улиток ничего нет! - воскликнул Сева, увидев, что старшина снимает «калашников» с предохранителя. Он попытался рассмеяться, но смех застрял в горле болтуна. Старшина и рядовые улыбались, кивали, но оружие убирать и не думали.
        Спустя пару минут Сева в сопровождении четырех военных прошагал мимо Дашиного укрытия, направляясь в ту же сторону, куда увел половину племени слепой вождь. На лице болтуна она увидела растерянность. Гости больше не притворялись веселыми добряками: карабины и автоматы на изготовку, пальцы на спусковых крючках. Видимо, сейчас и до Севы дошло, что он натворил. Испуганный, бледный прошел парень мимо Дашиной лежки и скрылся в темноте.
        Шаги тяжелых армейских сапог стихли, но еще долго Даша лежала неподвижно, боясь лишний раз дыхнуть. Девушка все яснее и яснее понимала: от того, что она сделает или не сделает, зависит жизнь. И не только ее, но и всего племени.

* * *
        Одиночный выстрел, донесшийся вдруг издалека, застал людей врасплох.
        Только что все сидели в кружок, весело болтали с оставшимся пришельцем, шутили, улыбались. Все опасения и подозрения, казалось, остались позади. Даже страшная новость о ядерной войне, испепелившей все живое, как-то смазалась. Все заслонила радость от встречи с новыми людьми… И вот из глубины пещерного мира, из самого его сердца донеслось эхо ружейного выстрела.
        Проха еще не успел понять, что именно он услышал, не успел осознать, что произошло, а сапер Рябов все понял в мгновение ока. Только что он сидел, сложив ноги по-турецки, улыбался во все двадцать восемь желтых зубов, и вот уже рывком вскакивает на ноги, одновременно вскидывая карабин. Палец Рябова лег на спусковой крючок. Улыбка исчезла с его лица, губы вытянулись в струнку, взгляд стал колючим.
        - Ты че, парень, уху ел? - выпучила глаза Вика. Ружейный ствол, тут же оказавшийся нацеленным ей в лоб, заставил болтунью прикусить язык.
        - А теперь слушаем меня, - заговорил сапер, поворачиваясь вокруг своей оси, нацеливая карабин по очереди то на одного пещерного жителя, то на другого. - План «А» не сработал. К вашему несчастью. И к несчастью вашего болтливого друга.
        Рябов кивнул в ту сторону, откуда грянул выстрел.
        - Так его что… Его убили? Они его убили?! - пролепетала Вика, отшатнувшись от пришельца.
        - Куда? Стоять! Пасть закрой! - зарычал на нее Рябов и повернулся к Прохе, который сидел ни жив, ни мертв. - Значит, переходим к плану «Бэ». Ну что, сознаетесь по-хорошему, где тут у вас проход в соседние пещеры?
        «Они ищут. Ищут дорогу в соседние пещеры, - пытался разобраться в происходящем Прохор, не сводя глаз с винтовки Рябова, - им туда очень надо. Так надо, что они не остановятся ни перед чем… Но мы, мы откуда можем знать, где этот чертов проход?!»
        - Ну чё? Молчите? - продолжал говорить Рябов, вглядываясь в искаженные ужасом лица. - Понимаю. Кормушкой делиться не хотите. И не пытайтесь мне лапшу вешать, что на одних грибах и рыбе тут живете. Мы не дураки. Ежу ясно: из Института хавчик таскаете. Не вы одни такие умные. Но раз не желаете помогать по-хорошему… будем по-плохому, чё делать.
        Он молниеносно отскочил за спины людей, уходя из-под возможного удара в бок, вскинул карабин к плечу и прицелился в затылок икающей от ужаса Вике.
        - Говори! - зарычал пришелец. - Говори, где Институт! Говори!
        «Навалимся все вместе… Надо всем вместе, - лихорадочно придумывал Проха план действий. - Всех не застрелит. Первым делом - отнять оружие. А потом…»
        Проху опередил Миша. Он вскочил с места. Но вовсе не для того, чтобы наброситься на сапера.
        - Я! Я знаю! Я отведу! - заговорил, икая от волнения, Миша. - Не стреляйте. Я отведу. Я…
        - Не. Не выйдет, парень, - покачал головой Рябов. - Неубедительно врешь, халтурно. Не знаешь ты ни хрена. А за ложь…
        Рябов выстрелил. Пуля ударила в камень в шаге от Миши.
        Гроза в самую темную ночь показалась бы ерундой в сравнении с выстрелом винтовки тут, в пещерах. От грохота у всех заложило уши. Вспышка ослепила пещерных жителей. Люди попадали на пол, хватаясь за головы. Ошалел от эха и сам стрелок. Он завертел головой, заморгал.
        «Сейчас или никогда. Сейчас», - приказал себе Проха.
        Беспомощный, точно слепой котенок, ничего не видя, юноша сжал кулаки и ринулся в атаку на сапера. Ничего не пугало его, ни грозное оружие, ни нож и саперная лопатка, висевшие на поясе солдата, ни его могучие, сильные плечи.
        «Любой ценой. Остановить», - стучало в голове Прохи.
        Его опередили.
        Какой-то человек выскочил из-за камней (Прохору показалось - прямо из воздуха), налетел на пришельца, страшным ударом сбил его с ног. Гость из внешнего мира рухнул. Приложился затылком о камень. Карабин выскользнул из рук Рябова. Тут же на поверженного сапера налетели все, кто был в состоянии драться. Все, кто еще недавно мирно беседовали с пришельцем; все, кто тряслись мелкой дрожью под дулом карабина, били сейчас сапера. Били без жалости, без устали. Били всем, что попадалось под руку. Они мстили. Мстили за свой страх.
        Когда минут через пять Даша Кружевницына, - а это именно она пришла на помощь племени, - сумела успокоить товарищей и оттащить их от поверженного врага, от тела сапера осталось кровавое месиво.
        Люди, покрытые кровью убитого сапера, стояли вокруг. Пусты были их глаза. Пусты были их лица.
        - Значит так. Если опустить лишние детали, мы в полной жопе, - объявила Даша, сурово оглядывая немногочисленное воинство, состоящее из десяти парней и четырех девушек. - Вашими стараниями, ребята. Мы не знаем, где сейчас остальные и живы ли они. Мы не знаем, что делают саперы. Мы вообще ничего не знаем.
        - А как же выстрел? - робко заметил Санька.
        - И что? - развела руками Кружевницына. - Что это дает? Повторяю: ничего не ясно. Поэтому выход у нас один. Рано или поздно миротворцы явятся сюда, ведь тут остался их человек. Вот тогда, - губы ее изогнулись в зловещей усмешке, - мы им и устроим горячий прием.
        Она была тут самой младшей. И ростом ниже всех. Но эта разница не ощущалась. Напротив, рослые крепкие мужики смотрели на Дашу с уважением, если не со страхом. И еще одно увидела она в их глазах. Надежду. Сильная, решительная, она вернула людям веру в победу.
        «Приятно, черт возьми, - подумала про себя Даша, но тут же отогнала лишние мысли. - Не о том думаешь. Действовать надо!»
        Ее молчание люди истолковали по-своему.
        - А план есть? Или будем действовать на ходу? - снова спросил Прохор, прищурившись. Он знал, что у Даши всегда есть какой-то план. Или хотя бы его набросок.
        - Импровизировать придется, без этого никак. Но кое-какие идеи есть. Ну-ка, пороемся в его вещмешке. И быстрее, быстрее, блин! Время не ждет. Открывайте…

* * *
        - Ну и умора. Ты чё это в ОЗК вырядился, Антох?! - схватился за живот один из саперов, едва появившись из туннеля.
        - Не боись, тут нет газов никаких, и радиации тоже, я же говорил, - добавил старшина, направляясь к сослуживцу.
        Только тут Игнатьев заметил, что вокруг Рябова, который сидел на камне, повернувшись к ним спиной, валяются окровавленные трупы пещерных жителей.
        - Э. Э, Рябов… Ты чё?! - Лица саперов вытянулись. Смех и шутки стихли.
        - Ты чё, их всех положил? - пробормотал, оглядываясь, один из саперов, держащий в руке пистолет с глушителем. - Ну ты… Ну, ты зверь, Тоха.
        Пришел в себя и старшина саперов.
        - Ур-р-род! - заревел Игнатьев. - Тарантино хренов! Мы ж договорились: только напугать… Короче, - махнул рукой Игнатьев, слегка остыв, - что сделано, то сделано. Уходим. Они реально ничего не знают. Припугнули того трепача, но он не раскололся. И остальных местных не нашли, да-а… Зря ходили, короче. Придется искать другой путь в Институт. Но как вернемся, Рябов, - на шее Игнатьева заходил желвак. - Как вернемся на базу - сядешь на губу, маньяк недоделанный. Встать, рядовой!
        И Рябов встал. Карабин, до этого висевший на плече стволом вниз, он взял на изготовку. Лязгнул затвор. Рябов медленно развернулся.
        - Э, ты чё? - вытаращил глаза старшина. Потянулся к своему АК.
        Он не успел.
        Все опять кончилось стремительно. За какие-то мгновения. Боря не успел второй раз надавать на спусковой крючок, а пули двух «Кедров» уже превратили его тело в решето.
        Но Борис сделал главное. Пришельцы, с яростными криками фарширующие свинцом убийцу своего командира, не заметили в первый момент, как пещерные жители, лежавшие вокруг окровавленные, не подающие признаков жизни, зашевелились.
        Тявкнул пистолет в руке Прохора - и один из саперов повалился на камни. На груди его расплывалось кровавое пятно. В горло стрелка с карабином воткнулся нож, который метнул Миша. Последний сапер успел понять, что происходит. Отскочил назад. Увернулся от брошенного в него камня. Срезал очередью из «Кедра» троих пещерных, но вторая пистолетная пуля оборвала и его жизнь.
        Наступила тишина, нарушаемая лишь стонами умирающих. Даша упала на колени и закрыла лицо руками. Да, они победили. Но ни капли радости не принесла эта победа. Точно в бреду глядела она по сторонам и видела везде лишь смерть. Трупы-трупы-трупы. И горячая человеческая кровь, от которой в воздух поднимался легкий пар.
        Вот лежит Борис, на теле которого в буквальном смысле не осталось живого места. Мужественный парень, красивый, сильный… Которого она за пять лет так толком и не узнала.
        - Ну, зачем ты выстрелил?! Заче-е-ем??? - повторяла, точно в бреду, Даша. - Мы же говорили! Мы же решили! Зачем, Боря, зачем?!
        Вот валяются ребята, которых уложил пятый сапер. Вика и Олег мертвы, Саня глухо стонет. Проха пытается оказать ему помощь.
        Вот тела гостей из внешнего мира. Плохими или хорошими людьми они были, поди теперь разбери. Готовя нападение, Даша ни на секунду не сомневалась: они убивают убийц. Последние слова старшины все меняли. К сожалению, истина открылась слишком поздно. Или не поздно? Или можно было еще все исправить?..
        Погруженная в мрачные мысли, Даша в первый момент не заметила, как Миша и Гоша, единственные из всей ее «армии», кто не пострадали в побоище, схватили за руки и за ноги одного из саперов и потащили его к краю обрыва. А когда увидела, было уже поздно.
        Тело пришельца полетело в озеро.
        - Не-е-ет! - закричала Дарья, срываясь с места. Если Миша и Гоша выбрали именно этого сапера, значит, он, возможно, был еще жив. Значит, его еще можно было спасти.
        Даша снова опоздала. Она успела увидеть лишь, как в том месте, где только что скрылся под водой солдат, стали вспенивать воду хвосты озерных обитателей: зубастых рыб, похожих на угрей. Со всего озера устремились они на добычу, привлеченные текущей из тела сапера кровью.
        - Зачем? - Кружевницына стояла, опустив руки, раздавленная ужасом совершившегося на ее глазах злодейства, и смотрела, как превращается в рыбий корм, возможно, один из последних людей на Земле.
        - Собаке - собачья смерть, - ответил со злостью Гоша. И тут же согнулся пополам от страшного удара в живот.
        Никому ничего не объясняя, Дарья развернулась и зашагала прочь. Сейчас ей было все равно, куда идти. Лишь бы подальше от этого страшного места. От того места, где они лишили себя последнего шанса покинуть пещерный плен.

* * *
        - Вот так все и было, - закончила рассказ Даша.
        Герман сидел рядом, скрестив руки на груди, глядя куда-то вдаль. За все время, что Даша рассказывала ему историю вторжения миротворцев, он не произнес ни слова и даже не шевелился. Даше порой казалось, что космонавт перестал дышать. Он как будто выпал из реальности. Но как только рассказ подошел к концу, Лыков вздрогнул, приходя в себя. Пожевал губами, прочистил горло.
        - Значит, все, что мне говорили раньше, - ложь? - заговорил он тихо, с трудом выдавливая из себя каждое слово. - Все эти страшилки про ужасных злых миротворцев… Ложь?
        - Не ложь, Герман. Сказка. Наш фольклор. За столько лет реальные события не забылись… Правду знают все. Мы просто стараемся пореже вспоминать, как было на самом деле.
        Даша сбилась и замолчала. Ей сложно было объяснить даже себе самой, почему со временем из уродливой, скукоженной куколки-правды вылупилась странная, нелепая, но куда более симпатичная бабочка-сказка.
        - Не мучай себя, - продолжал Герман, - я понял. Есть пара вопросов. Так, уточнить детали. А слово «миротворцы» откуда взялось?
        - Моя работа, - горько усмехнулась Дарья. - Я столкнулась с Кондратом Филипповичем минут через десять после того, как все закончилось. Состояние у меня было… Сам понимаешь. Не хотелось ни говорить, ни плакать. Сидела убитая, краше в гроб кладут, уставившись в одну точку. А он привязался, не отставал: «Кто это были? Кто это были?» Ну, я и произнесла на автомате первое слово, какое в голову пришло.
        - Понятно. Вот как бывает-то… А Севу, Севу ведь не убили?
        - Нет-нет. Напугали до полусмерти, но не убили.
        - Сталактит ему в зад затолкала? - Герман попытался хотя бы чуть-чуть развеять сгустившуюся атмосферу. Даша на шутку не отреагировала.
        - До того ли мне было? - ответила она без тени улыбки. - А потом простила дурачка. Сева пропал через год, - добавила женщина, - его Зов забрал. И многих еще этот Зов погубил…
        - Еще вопрос. После миротворцев же остались респираторы, ОЗК… Почему же вы не попробовали покинуть пещеры?
        - Как ты себе это представляешь? - заморгала Даша. - Двое уйдут, а другие останутся?..
        - Почему двое? Костюмов осталось четыре.
        - От ОЗК есть прок только тогда, когда они герметичны, - пояснила Дарья. Лыков таких тонкостей не знал. а потому спорить с ней не решился.
        - А главное, Кондрат сразу все это барахло спрятал. Предвидел, что народ захочет наружу прогуляться. Но вообще… Ты задал правильный вопрос. Я сама мечтала иногда надеть респиратор и подняться наружу… Хоть одним глазком посмотреть на мир по ту сторону Завала.
        - А Боря? Смертник? Ты же понимала, что его в момент нафаршируют пулями.
        Даша заскрежетала зубами, глаза ее наполнились слезами. До этого она держалась, не давала воли чувствам, но сейчас не выдержала. Герман, судя по всему, задал самый неприятный вопрос из всех возможных. Лыков придвинулся ближе, осторожно обнял подругу, привлек к себе.
        - Извини. Я не подумал… Можешь не отвечать.
        - Нет, - прошептала Даша сквозь слезы, не поднимая голову, - нет, я скажу. Сколько, черт возьми, можно держать в себе! Да, его смерть на моей совести. И остальные смерти тоже. Я не приказывала ему стрелять в командира! Я вообще просила его не трогать винтовку! Но какое это имеет значение? Зачем оправдания? Чего стоят все эти хреновы слова?! В смерти Бориса виновата я, и только я.
        Больше Даша не сказала ни слова. Она так и осталась сидеть, уронив голову на колени. Густые темные волосы Дарьи рассыпались по спине, по камням. Плечи ее вздрагивали. Герман тоже молчал. Он просто сидел рядом, угрюмо понурив голову. Слова утешения казались неуместны. Любые слова звучали бы сейчас нелепо, фальшиво. Несколько раз он протягивал руку, чтобы погладить подругу по голове, но каждый раз одергивал.
        Наконец Даша перестала рыдать. Спала она или бодрствовала, понять было сложно. Герман не стал выяснять это. Лыков тихо встал и удалился, оставив Дарью Сергеевну одну, наедине с тишиной, темнотой и горем.
        Глава 18
        Эвакуация
        Поток ледяной воды обрушился на голову лежавшего без сознания Прохи. Парень мигом очнулся, закашлялся, открыл глаза и тут же застонал от невыносимой боли. Прямо в глаза ему светил яркий свет. Электрический свет.
        Два человека, облаченные в мешковатые плащи, направили на Проху винтовки. Лица их скрывали респираторы. Третий, в противогазе, возвышался напротив. Он держал в руке фонарь. Откуда-то раздавалось непрестанное гудение. Только минуту спустя Проха понял, что гудение издает фонарь-динамо: миротворец ритмично нажимал на ручку.
        - Будешь говорить?! Или по почкам захотел?! - прозвучал из-под противогаза гнусавый, сильно искаженный голос.
        - Э-э-э… А вы кто? - пролепетал Проха. Он еще цеплялся за робкую надежду, что эти люди никак не связаны с теми саперами, которых племя убило много лет назад.
        - Ага. Заговорил, - обрадовался человек в противогазе. - Мы? Слонопотамы[18 - Неологизм, придуманный Борисом Заходером при пересказе сказки Алана Александра Милна «Винни-Пух и все-все-все».]. Что, не страшно? Ничего, сейчас испугаешься. Выкладывай, где прячутся остальные.
        - Какие «остальные»? - переспросил Прохор, стараясь оттянуть время.
        - Не прикидывайся кирпичом! - рявкнул слонопотам, занося для удара ногу, обутую в сапог. - Тут следы толпы людей. Ты был один. Где остальные? Говори!
        - Не понимаю, о чем вы, - твердо отвечал Прохор.
        Проха надеялся, что ему удастся оттянуть время и что-то разузнать, но вместо ответа получил в затылок такую затрещину, что голова его чуть не треснула. Не успел помощник вождя упасть на пол, как новый удар, на этот раз в бок, заставил его взвыть от боли. Сколько еще было этих ударов - Прохор не помнил. Били его жестоко, методично. Наносили удары туда, где они причиняли самую сильную боль. Не давали ни опомниться, ни поднять голову.
        - Говори! - мычали миротворцы. - Говори!
        Сказать Проха ничего не мог, он и вздохнуть был не в состоянии. Глаза мужчины лезли из орбит, спина, шея, плечи, по которым били мучители, превратились в один сплошной сгусток боли. Разум Прохи, не способный больше это выдерживать, начал стремительно погружаться в холодное оцепенение обморока. Однако прежде, чем на смену боли и ужасу пришла спасительная темнота, Прохор успел услышать голос жены:
        - Я помогу, держись.
        - Держусь! - прошептал Проха.
        И тут что-то странное произошло с ним.
        Мрак рухнул, точно занавес, охватил рассудок и сознание Прохи. Мрак схлопнулся, как черная дыра. Могучей приливной волной подхватил океан тьмы щепку-человека, завертел в своих цепких объятиях и небрежно бросил, наигравшись.
        Но свет не вернулся. Сколько ни поворачивал Прохор голову, вокруг он видел одно и то же. Ничто. Одно понимал помощник вождя: он лежит на чем-то твердом, холодном, а на теле его ноют и саднят следы от десятков ударов. Больше пока ничего понять не удавалось.
        Проха успел забыть, что такое Тьма. Пещерные люди, хотя они и привыкли жить в темноте, старались рассеивать ее светом своих товарищей по выживанию - светлячков - и никуда без них не ходили. Живя в пещерах почти всю жизнь, Прохор научился многому. Но своим в царстве мрака он так и не стал.
        Прохор озирался по сторонам, хватал воздух руками в тщетных попытках понять, где он. Верх и низ, пол и потолок, лево и право - все эти слова ничего не значили в темноте. Тьма будто бы намекала ошеломленному разуму: «Замри, не двигайся с места, это бесполезно. Замри. Умри».
        К тому же темнота дралась. Пока помощник вождя лежал тихо, он оставался невредим. Но стоило ему пошевелиться, сдвинуться с места, как невидимый суровый враг тут же наносил удар то по голове, то по спине, то в бок. Иногда он бил наотмашь, иногда жалил и кусал, точно гадкий назойливый комар, а следом начинали саднить и нарывать полученные недавно шрамы.
        Трепыхающийся в лабиринте из невидимых пут, оглушенный Проха был близок к отчаянию. Цепляясь за последнюю соломинку, мужчина привстал, сложил пальцы щепотью и зашептал, едва размыкая губы:
        - Яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знаменем…
        На душе Проши стало чуть спокойнее. Но помощь не приходила. Проха начинал мерзнуть. И тогда он закричал, сложив руки рупором:
        - Афоня! Лада! Где вы все? Афанасий!
        Никто не отзывался. Запоздалая мысль: «А как же миротворцы? Они могут услышать. Что тогда?» - заставила Проху прекратить попытки докричаться до товарищей.
        Но не успели отголоски его голоса стихнуть под сводами пещеры, как чьи-то торопливые шаги зазвучали невдалеке. Кто-то шел в его сторону. Шуршали по камням подошвы ног. Ближе, ближе с каждой секундой.
        «Это один из этих, с хоботами, - понял Проха, - сейчас снова будет бить ногами».
        Но он не испугался. Помощник вождя не мог больше бояться. Он устал. Он больше не желал прятаться. Гордо подняв голову, мужчина встал в полный рост.
        - Ну, давай. Иди сюда, - прошептал Прохор. Встал так, как учила его Даша Кружевницына, отставив одну ногу немного назад. Сжал кулаки. Выдохнул, изготовился для удара…
        - Проша, нет!!! Это Арс! - набатным колоколом грянул в голове помощника вождя голос Лады.
        Она опоздала на долю секунды. Проха услышал голос жены, но напряженные мышцы сработали сами собой. Пружина, сжатая до предела, распрямилась. Арсений Петрович, спешивший на выручку Прохору, кубарем покатился по полу.
        - Мо-ло-дец, - печально проговорила Лада, - у нас еще один раненый. Ладно, никуда не уходи. Алекс и Герман отбили атаку миротворцев, сейчас подойдут.
        - Миротворцы… - повторил мужчина несколько раз. - Миротворцы.
        Фигуры с хоботами вместо лиц надвинулись на него…

* * *
        Лада много раз говорила мужу, что у темноты тоже бывают оттенки, десятки цветов и вариаций.
        - Чернота неоднородна, она бывает разная, - убеждала она Проху, - это особенно хорошо понимаешь, когда часто с ней сталкиваешься. Да, контраст не так явно заметен, как между черным и белым. Но увидеть границу можно.
        Проха супруге не верил. Он сотни раз закрывал и открывал глаза, но разницы не видел.
        - В полсотни полутонов красного и зеленого я готов поверить. Но черного и серого - уж извини. Это бред.
        И вот теперь Проха понял: Лада права, темнота изменчива. Ничего, кроме темноты, не окружало его. В ней утонули все черты и детали. Он мог догадаться, где стоят или лежат другие люди, лишь по звукам голосов, вздохам и шепоту. Поворачивая голову, напрягая какое-то ему самому не очень подвластное внутреннее зрение, Проха убеждался снова и снова: разница есть. Там, где не сидели люди, темнота казалась чернильной, ватной; такой густой и плотной, что хоть ножом режь. И еще тьма была «злой». Она таила угрозу. Она дралась, подсовывая острые камешки и выступы так, чтобы Проха постоянно на них натыкался. На том месте, откуда звучал голос предводителя племени, мрак как будто расступался, оставляя лишь черноту, такую же темную, но не опасную. Ближе к тому месту, где он лежал, темнота словно бы истончалась, становясь почти прозрачной. Видимо, ее разгоняла Лада, сидевшая рядом с мужем.
        «Дело в светлячках, - догадался Проша, - это из-за них мы отвыкли от темноты. И вот теперь снова, как двадцать лет назад, стали слепыми котятами…»
        Эти наблюдения не мешали Прохору вслушиваться в речь, с которой обратился к племени вождь.
        - Кто вторгся в наши пещеры, вот главный вопрос, который сейчас задает себе каждый из вас, - говорил Афанасий громким шепотом. - Что ж, отвечу. По всей видимости, случилось худшее. Мы много лет боялись, что однажды они вернутся… И они вернулись. Саперы.
        Последнее слово Афанасий произнес совсем тихо, словно боясь произнести вслух страшную догадку. Но в наступившей тишине зловещее слово прозвучало гулко, словно удар колокола. Проха готов был поклясться, что он чувствует, как вместе с сердцами и душами людей дрожит и трепещет воздух.
        - А может, не они… Может, другие какие-то военные? - пробормотал Алекс, старавшийся даже сейчас не терять оптимизма.
        - Даже если так, - отозвался Афанасий. - Даже если так. Ты слышал, что рассказал Проха. Они избивали его, пытаясь узнать, где мы. Зачем, спрашивается? Чтобы обменяться дружескими поклонами?
        Алекс промолчал.
        «Да и что тут ответишь? - Проха поежился, плотнее закутываясь в куртку. - И так ясно, мирные люди не стали бы по почкам бить…»
        - Вопрос закрыт. Не имеет значения, кто они, - продолжал Афанасий. - Их шестеро. Правильно, Герман? Герман? - повторил вождь, не услышав ответа.
        - Я же кивнул, - раздалось из темноты. - Ой. Тьфу, забыл. Да-да. Мы видели шестерых. У них ружья, пистолеты, тесаки. Может, и гранаты имеются.
        - В открытом бою у нас шансов нет, - резюмировал Афанасий.
        Повисла напряженная тишина. Проха примерно понял, где они находятся.
        На границе зала Нарта и узкой, извилистой Кораллитовой галереи племя устроило завал. Там в дозоре находилась Дарья Сергеевна. Ее острый слух был сейчас как никогда к месту. Здесь же собрались все остальные. Арсений, нокаутированный Прохой, был «в отключке». Рада пыталась в кромешной тьме наложить шину Алексу - тот повредил ногу во время вылазки и тоже выбыл из строя. Федя тихо плакал. Остальные сидели молча, лишь изредка встревая в разговор. Проха назвал про себя это собрание «военным советом».
        - Но Алекс и Герман отбили одну атаку, - осторожно вставила Ханифа, - и даже, если я поняла верно, убили одного из них! Значит, мы можем попытаться отбить наши пещеры…
        - Не убили, а ранили, - вступил в разговор Герман. - И то лишь потому, что напали из засады. Теперь они будут палить во все, что движется. Да и Алекс больше не боец. Так что контратака невозможна.
        - Чер-р-рт, как больно! - простонал из темноты Алексей.
        - Годных к бою людей осталось четверо, - подвел итог космонавт. - У нас даже численного превосходства нет.
        Ханифа попыталась что-то возразить, но тут в разговор снова вмешался вождь:
        - А ну тихо! В зал Апсны сунуться - верное самоубийство, и точка. Напомню также: мы не знаем, где Наставник. Что, если он у них в лапах? Тогда атака тем более бесполезна. Прикроются как щитом. Или убьют первым.
        - Ненавижу неизвестность! - застонала Наталья.
        - Но самое страшное даже не это. Они могут двинуться следом.
        И не только могут, но и обязательно это сделают, или я ничего не смыслю в этой жизни. Это все, что я хотел сказать. Теперь пришло время искать ответ на один главный вопрос.
        - Как нам их победить? - подалась вперед Ханифа.
        - Нет. Куда нам бежать?
        Прошло полчаса. За это время Кораллитовая галерея была превращена в неприступную крепость. Тесный проход, изгибавшийся, точно гигантская змея, завалили в нескольких местах. Пройти незаметно не смог бы никто. Но и племя оказалось в ловушке. Внутри крепости ни еды, ни воды, ни источников тепла не обнаружилось. Предложение Наташи сделать вылазку за едой люди не поддержали.
        - Лучше поголодать, чем пулю в лоб поймать, - выразил общую точку зрения Герман.
        Проха, карауливший баррикаду в зале Нарта, докладывал, что из захваченных солдатами пещер не слышно ни звука. Герман обрадовался, но вождь его радость не разделил.
        - Хитрые ублюдки что-то затевают… - шептал Афанасий, прохаживаясь туда-сюда.
        Иного выхода, кроме как отступать в Большие пещеры, у пещерных обитателей не оставалось.
        Афанасий разработал следующий план операции. Сначала, чтобы не идти через систему Окро наобум, да еще всем сразу, решено было отправить кого-нибудь на разведку, найти, наконец, вход в пещеры и обезопасить путь. В это время остальные должны будут удерживать оборону. Потом племя организованно уйдет через систему Окроджанашвили, наглухо заблокировав за собой пещеру.
        - Другого плана действий нет и быть не может, - подвел вождь итог военного совета. - Разошлись все, это приказ.
        Люди разбрелись в разные стороны.
        Кто-то тяжело вздыхал, оплакивая расставание с привычным укладом жизни. Кто-то сыпал проклятиями в адрес пришельцев. Большинство же людей хранили молчание. Каждому хотелось в эти тяжелые минуты побыть наедине с собой и своими мыслями. Во весь голос говорили только Афанасий и Герман. Они решали, как будет организована разведка.
        - Разведчики возьмут твой фонарь-динамо. И ножи. Это лучшее, что у нас есть из оружия. Еще я отдам свисток для борьбы с мышками.
        - Чем же вы встретите миротворцев?
        - Камнями, - отвечал вождь; голос его дрожал от веселого охотничьего азарта и предвкушения скорой битвы. - Нам не привыкать. Дальше. Разведчики пойдут в скафандрах.
        - Оба скафандра испорчены, толку от них… Да и где их взять? - отмахнулся Герман.
        В глубине души космонавт ощутил неприятный холодок. Слова Афанасия не оставляли сомнений: на разведку тот отправит именно его. Иначе вождь не стал бы заводить разговор о скафандре.
        - Скафандры мы взяли с собой. Оба.
        - Ого… - Герман ушам не верил. Племя покидало пещеры в жуткой спешке. Как вождь умудрился не забыть про скафандры, было выше его понимания. «Наверняка заранее все просчитал», - пришел к выводу космонавт.
        - Ага. Бегство бегством, а дисциплина - превыше всего. И толк от них есть, - с нажимом отвечал Афанасий. - Полной изоляции не будет, это да. Зато в них защищено все тело. Материал плотный, его не прокусить и не пробить.
        - Зубы разные бывают, - шепнул Алекс.
        - Блин горелый, не начинай! Такая защита лучше, чем никакой, и хватит об этом! - шикнул вождь на скептика. А Герман понял, что никуда не денется. Хочет он этого или нет, но именно ему придется отправляться в Большие пещеры. Спорить и возмущаться бесполезно. Германа радовало лишь то, что второй скафандр тоже тут, а значит, он отправится навстречу неизвестному не один.
        - А кто второй разведчик? - Лыков весь подобрался. Он понимал: чем сильнее и крепче будет спутник, тем больше шансов добраться до цели живым.
        - Решать тебе, - последовал ответ, - но есть проблема. Костюм капитана Николаевой маленький. Облачиться в него смогли только Лада и Даша.
        Герман чертыхнулся. Выбор сузился до предела, и оба варианта казались ему одинаково неудачными. Он видел, как разминает мышцы Даша Кружевницына, брал у нее уроки рукопашного боя. Знал, что Лада, хотя боец из нее так себе, умеет бороться со злом иного рода.
        - «Если с другом буду я, если с другом буду я, а медведь без друга»[19 - Строчка взята из детской песни «Когда мои друзья со мной». Стихи М. Танича.]. Эх. Выбираю Дарью, - произнес он. Опасность со стороны врагов, имеющих телесную оболочку, показалась Лыкову серьезнее, чем угрозы потусторонних сил.
        Кружевницына отреагировала как хороший солдат. Без лишних слов кинулась к скафандру. Впотьмах, на ощупь оделась. Через пять минут Дарья уже стояла рядом, полностью готовая к походу, сжимая рукоятку ножа.
        Герман со вздохом потянулся к своему костюму. И тут же застыл, содрогнувшись от недоброго предчувствия.
        - А его внутри мыли? - прошептал он, но раньше, чем Афанасий открыл рот, нос сам дал Лыкову ответ на его вопрос.
        - Наташ, скафандр мыли? - повернулся вождь к супруге.
        - А разве нужно было? - удивилась Наталья. - Вроде я просила кого-то. Рада, ты не чистила… Хм. Это самое, внутри. А кто тогда?
        Женщины принялись шумно выяснять, кто из них дура, и пререкались до тех пор, пока Афанасий не шикнул:
        - Цыц! Хотите, чтоб нас нашли?!
        Герману же стало вдруг все равно. Мысль уговорить кого-нибудь другого примерить его скафандр, пропахший потом и мочой, возникла, но тут же улетучилась.
        «Это твой крест, Герман, - сказал он себе, - твоя, черт побери, миссия».
        Скрепя сердце и задержав дыхание, он стал надевать скафандр.
        Проводы в дергающемся, нервном свете фонаря-динамо были недолгими. Все понимали, что каждая минута - на вес золота. Герман, отвыкший от сковывающего движения скафандра, неуклюже обнялся с Наташей, Афанасием, Алексом.
        - Держись. Обеспечь спокойный тыл, - шепнул Лыков на ухо Алексу. Тот кивнул. Смысл последних слов был понятен только им.
        - Удачи вам, храни вас Бог! - ответила Наталья, смахнув набежавшую слезу.
        Даша и Арс, более-менее пришедший в себя, обменялись лишь коротким поцелуем.
        - Возвращайтесь скорее, - произнес короткое напутствие вождь, - возвращайтесь с добрыми вестями. А мы пока этих задержим, - добавил Афанасий, поднимая увесистый камень.
        Вождь не увидел, как Герман при этих его словах слегка ухмыльнулся.
        Глава 19
        Двое против системы
        Лабиринт ходов и залов, получивший от ученых имя «система имени Арсена Окроджанашвили», не похож на прочие Афонские пещеры. Здесь нет ничего особенного, никаких чудес или красот. Ни сталактитов, ни сталагмитов, ни сталагнатов. Не свисают гроздьями диковинные кальцитовые грибы-цветы, не искрится пещерный жемчуг. Смотреть тут, в общем, не на что. Да и денег на прокладку системы освещения и строительство дополнительной туристической тропы нужно было слишком много. Именно поэтому в систему Окро-джанашвили никогда не водили туристов.
        Но между собой сотрудники заповедника шептались, что дело не в этом. Что в Окро не водят туристов не из опасения, что те умрут от скуки, а боясь остаться без туристов вообще. И даже когда стартовал проект Ханифы «Ужас наших пещер», гиды продолжали водить группы мимо неприметного входа в боковую галерею.
        - Там действительно страшно, тревожно, - говорили спелеологи. - Вроде обычные пещеры, ничего особенного. Но идешь - и сердце в пятки уходит.
        - Ведешь группу мимо входа в эту, будь она неладна, систему, - шептались гиды, - и прямо мороз по коже. Нехорошее место.
        Напуганное рассказами Ханифы, племя ни разу не сделало даже попытки исследовать соседние пещеры.
        И вот пришло наконец время людям вторгнуться в это царство пустоты, тишины и страха.

* * *
        Экспедиция идет как по маслу. Я кручу ручку фонарика, Даша ищет метки, оставленные Радой и Алексом, и без труда находит. Ребята сделали свою работу на совесть, указатели не увидел бы разве что слепой.
        Просто. Скучно. Единственная сложность заключалась в том, что глаза Даши первое время болели и слезились, хоть я и направляя фонарик вверх, чтобы свет рассеивался. Постепенно моя спутница привыкла к свету и даже начала тихонько, вполголоса напевать.
        Вот уже половина пути позади. Весело жужжит фонарик, мечутся по стенам отсветы электрического света, бодро грохочут по камням тяжелые космические ботинки.
        - Красота! - шепчет, улыбаясь, Даша. И тут же замирает на месте.
        Она оглядывается в поисках метки, но не находит никаких знаков ни на камнях, ни на стенах пещеры. Поворачиваясь из стороны в сторону, Даша делает шаг вперед…
        - Осторожно! - кричу я.
        Корявый каменный нарост, сразу показавшийся мне подозрительным, срывается с потолка и с грохотом падает перед Дашей. Сделай она еще шаг, и удар пришелся бы по шлему. Взвизгнув, Кружевницына отскакивает назад.
        - Какого хрена Алекс его не убрал?! - рычит она.
        В тот же миг в паре метров от нас падает второй камень.
        - Тш-ш-ш! Ни звука! - пытаюсь я успокоить подругу. - У меня такое ощущение…
        Третий «каменный цветок», свисающий с потолка, падает и раскалывается на куски.
        - Ну, Алекс, мать его перемать! - хватается за голову Дарья. - Как он мог их не заметить?!
        Но я уже догадался, что произошло. Расчищенная, проторенная дорога сквозь систему Окроджанашвили кончилась. Отныне нам предстоит самим держать ухо востро. Луч света лихорадочно шарит по стенам и сводам пещеры. Так, надо вспомнить, как меня Алекс учил… Вспомнишь тут. Даша продолжает, игнорируя мой приказ, ругаться в голос.
        - Да тихо ты! Хочешь без головы остаться?! Алекс не виноват. Этот участок должны были проверить сегодня или завтра. Кто ж знал…
        - Понятно. Так всегда бывает.
        Она говорит спокойно, взгляд ее снова стал сосредоточенным. Сумела взять себя в руки. Хорошо.
        Куда ведет этот «таинственный путь»[20 - Использован сюжет из сказки финской писательницы Туве Янсен «Муми-тролль и комета».]? Смотрю вперед и ощущаю себя Муми-троллем. Таким же белым и таким же маленьким. На расстоянии десятка метров уже ничего не вижу - слабый свет фонарика освещает только крохотный пятачок у самых наших ног. Алекс в шутку называл систему Окро «окрошкой», мне же приходит в голову совсем другое сравнение. Со словом «кромешный». Такого плотного и такого зловещего мрака, как в той стороне, я еще не видел.
        Сердце предательски ёкает.
        Стремно.
        Быстро посовещавшись, мы продолжаем путь.
        Теперь мы поменялись ролями: Дашка светит, а я прощупываю и простукиваю пол. Проверяем каждую трещину, обходим стороной каждый подозрительный камень. И еще приходится тратить время на то, чтобы оставить пометки, иначе разведка не имеет смысла. Мы молчим, даже шептаться не решаемся, объясняясь нехитрыми жестами. Шума, правда, все равно издаем много. Непростительно много.
        «Эх. Если бы фонарик был чуток потише! - монотонное гудение динамо-машины начинает раздражать меня все сильнее. - И если бы можно было снять скафандры! Никакого толка, только идти мешают».
        Больше ничего на головы, слава богу, не падает. Это хорошо.

* * *
        Безграничным было бы удивление пещерного племени, если бы они увидели вождя Афанасия.
        На лице человека, которому положено было находиться в эти минуты на грани срыва, играла спокойная, умиротворенная улыбка. В первый раз за весь этот безумный день, стоивший вождю племени сотни нервных клеток, он смог выдохнуть, прилечь, расслабиться. Члены племени, получив приказы, разбрелись кто куда. Одни укрепляли баррикады, другие прислушивались к звукам, доносящимся из смежных залов, третьи ждали известий от Германа и Дарьи. Наталья гладила по голове трясущегося от страха сынишку, а когда тот начинал всхлипывать, аккуратно закрывала лицо мальчика ладонью. Она понимала - сейчас, как никогда прежде, ее мужу требуется покой.
        Ситуация оставалась сложной. В любой момент мог зазвучать проклятый Зов. Ханифа, до последнего заявлявшая, что скорее умрет, чем уйдет куда-то без мужа, рвалась на поиски пропавшего Наставника. О том, что он будет делать, если Герман и Даша не вернутся, вождь старался не думать.
        Он не спорил с собой, не копался в прошедших событиях, пытаясь понять, где он совершил ошибку и совершил ли. Афанасий Лобашов просто отключил на какое-то время рассудок. Когда к нему обращались с вопросом, вождь просыпался, давал указания и снова отправлялся в ему одному видимый и ведомый мир.
        - Не надо трогать вождя, - шептались люди, - ему сейчас тяжело.
        Они ошибались. Афанасию было в эти минуты так легко, как никогда в жизни. Он сделал все, что мог. Все, что было в его силах. Теперь от Афанасия почти ничего не зависело.
        - Что будет, если они прорвут наши баррикады? - спрашивали друг друга люди. - Как нам теперь жить? А если Герман и Даша погибнут, что тогда?
        Никто не знал ответов на эти вопросы. Не знал и Афанасий. Просто он их себе не задавал. Он ждал точных, проверенных известий.
        «Когда что-то буду знать наверняка, придет время действовать, - говорил себе вождь, - и силы пригодятся. Накоплю их побольше».
        Именно поэтому он пропустил тот момент, когда из оставленного ими зала Апсны донесся едва слышный на таком расстоянии рокочущий шум, напоминавший сход лавины. Своды слегка вздрогнули, кое-где зашуршали падающие камни. Потом все смолкло. Пещеры снова погрузились в тишину. Правда, это была уже немного иная тишина: еще более напряженная, еще более тревожная.
        Наташа, хоть и услышала подозрительный звук, решила лишний раз не тревожить мужа. Рада сначала вздрогнула, забеспокоилась, но потом сказала себе: «Мало ли, что может шуметь. Это вообще не мое дело, за той стороной следить». Что же касается Прохи, то он не смог бы никого предупредить при всем желании. Помощник вождя больше не стоял на посту. Неподвижный, затихший навеки, лежал он рядом с баррикадой. Из макушки Прохора торчал кусок сталактита. Горячая красная кровь струилась по камням.

* * *
        Я устал настолько, что с трудом переставляю ноги и последними словами ругаю про себя Афоню за то, что тот уговорил нас надеть скафандры. Пользы от них никакой, вред же очевиден - костюм сковывает движения, мешает озираться. Тяжелее всего терпеть запах, поднимавшийся из глубины скафандра. От него и еще от непрерывного треска фонаря у меня разболелась голова. Даша, судя по всему, устала меньше, но и она то и дело останавливается передохнуть.
        Между тем кромешная тьма впереди становится все гуще и враждебнее. Отовсюду - сверху, сзади, с боков - на нас надвигаются корявые, уродливые тени каменных цветов и драконов. Когда луч света двигается, шевелятся и тени. От этого на душе становится еще тревожнее.
        - Подумать только, мы тут - первые люди! - шепчу я, пытаясь слабым светом фонаря прощупать дорогу хотя бы на десять шагов вперед. - Ни ученые, ни туристы - никто и никогда сюда не забредал…
        - Гордишься? - хмыкает за спиной Дуся.
        Ничего себе! И как это подруга услышала мой голос? Ведь я едва шевелил губами.
        - Ты меня слышишь? - спрашиваю я еще тише.
        - Слышу, разумеется, - фыркает Дарья Сергеевна. - Ты что, не заметил, какое тут эхо? Как в Музыкальном зале. Вот бы концерт тут устроить…
        Она права. Все звуки, даже самые тихие, усиливаются тут многократно. Поэтому жужжание фонаря так изводило меня. Поэтому шаги мои казались громоподобными. Мне чудится, что это и не своды пещер вовсе, а какие-то живые существа повторяют за нами каждый звук.
        - Пересмешники…
        Ханифа рассказывала мне легенду о духах, которые, аукая и отзываясь человеческими голосами, заманивали людей в глубь подземелий.
        - Так что? Гордишься? - не отстает Дуся.
        - Нет. Боюсь. Там, где люди не ходили, тьма страшнее.
        Ждал, что Даша посмеется надо мной, но она промолчала. Кружевницына тоже знает, какая разная может быть тьма.
        - Да, - шепчет она, - неприятно тут…
        Я привык доверять интуиции, а сейчас она просто вопила о близкой опасности. Опасности, которая может прийти в любой момент, откуда угодно.
        Еще метров сто проходим, озираясь, среди нависавших над головами утесов и нагромождений каменных фигур, а потом ручка фонарика издает оглушительное: «Крак!» - и больше уже не нажимается. Свет гаснет. Горе-разведчики оказываются в полной темноте.
        «На-ча-лось…» - холодею до костей я.

* * *
        Стоило погаснуть свету, как Даша растеряла даже те остатки самообладания, что у нее еще оставались. Пусть фонарик светил тускло и ужасно шумел, все равно с ним было спокойнее, теплилась надежда, что незамеченным враг к ним не подкрадется. И вот они опять оказались во мраке.
        - Что ты наделал?! - угрожающе зашипела Дарья Сергеевна.
        - Ничего я не делал! - выпалил в ответ Лыков. - Нашла крайнего! Хрен ее знает, ручку эту, сколько раз на нее нажимали! И сколько раз фонарь роняли! Сломался он, понятно?!
        - Ладно, не кипятись, - поспешно пошла на мировую Даша.
        Минуты шли. Свет не возвращался. Герман, пыхтя и отдуваясь, возился с фонариком.
        Даша устала стоять без дела. Она осторожно двинулась вперед, сначала проверяя дорогу руками, потом ставя ногу. Так Дарья Сергеевна сделала шаг, потом второй, третий. Четвертый шаг она готовила особенно старательно. Чувствовала: впереди опасность. Пол в этом месте ничем не отличался, разве что его пересекала пара трещин, но их тут везде было полно. Кружевницына пощупала камни, постучала по ним, после чего спокойно шагнула вперед.
        В следующую секунду пол ушел у Даши из-под ног. Узкая трещинка, которую она не восприняла всерьез, стала в мгновение ока в пять раз шире и продолжала расширяться. Вот зависла над пустотой одна Дашина нога, вот все вокруг нее заходило ходуном, точно пещера пустилась в пляс.
        - На помощь! - закричала Кружевницына.
        Герман, сумевший-таки заставить фонарик работать, мгновенно оказался рядом. В лихорадочно мечущемся свете Даша успела увидеть, что прямо у ее ног, на том месте, где только что была всего лишь неглубокая расщелина, разверзлась настоящая пропасть.
        - Твою мать… - выдохнула Дарья Сергеевна и полетела вниз.
        Каким-то чудом Герман успел. Нажав на ручку десять раз подряд, он поспешно зажал фонарь подбородком, крепко схватил подругу за шиворот обеими руками и начал тянуть на себя. Будь Даша без скафандра, Герман бы наверняка сумел вытащить ее, но защитный костюм якорем тянул Кружевницыну вниз. Сколько ни напрягал Герман мускулы, как ни старался, вытянуть Дусю на прочную почву не удавалось.
        «А с чего ты взял, что почва прочная?» - спросил себя Герман.
        Секундой позже пропасть сделала еще один рывок. Лыков соскользнул в расщелину и покатился следом за Дарьей под откос. Оба разведчика оказались на дне обширной подземной полости. Поход в Большие пещеры закончился.
        При падении Даша так крепко стукнулась головой, что тьма взорвалась фейерверком искр, а от боли на миг перехватило дыхание. Сознание Кружевницына, однако, не потеряла. С ней эта напасть почти никогда не случалась. Зато Дарье вспомнился эпизод из старой детской сказки, которую читала ей мама перед сном. Там герои, козел и баран, обмотали рога берестой, стукнулись лбами и от искр, посыпавшихся из глаз, развели костер.
        «А ведь наша жизнь тоже сказка, - подумала она, вспоминая череду необъяснимых, таинственных событий, - только страшная».
        Затем Даша на ощупь отыскала в темноте Германа и аккуратно перевернула его. Почти сразу стало ясно, что космонавт сознание таки потерял.
        - Нет, только не сейчас. Подъем, парень. Не спи - замерзнешь! - приговаривала Даша, отвешивая Лыкову пощечины, чтобы поскорее привести в чувство.
        Космонавт приходил в себя долго, сознание никак не хотело возвращаться. Герман то ли бредил, то ли бодрствовал, бормоча что-то несвязное. Но наконец невнятный шепот затих.
        - Герман, ты в порядке? Ну, слава богу, хоть в себя пришел! Давай скорее выбираться отсюда.
        - А ты кто? - спросил Лыков каким-то странным, не своим голосом.
        - Приехали… - выдохнула Дарья, упала на колени и зарыдала.
        Глава 20
        Водоворот
        Когда Даша Кружевницына убедилась, что космонавт опять потерял память, она поняла: разведке конец. Оставалось только возвращаться, чтобы взять вождя или Проху, а лучше обоих, и отправиться на поиски снова. Так они хоть и теряли кучу времени, но зато была надежда скрыться от преследователей. Даша слегка успокоилась. Спустя мгновение, однако, от спокойствия не осталось и следа.
        - Ага, щас. Если к вечеру не выберусь, придется домой за лестницей бежать! - сплюнула Кружевницына сквозь стиснутые зубы.
        Долго и безуспешно разыскивала она фонарь, шарила в кромешной тьме по полу, проверила все трещины и щели. Поиски были бесплодны. Единственный источник света исчез бесследно.
        Даша встала, попыталась дотянуться до края расщелины, но ее роста для этого оказалось недостаточно. Дарья Сергеевна подпрыгнула раз, второй. В какой-то момент пальцы ее зацепились за верхний край ямы. Если бы не тяжелый скафандр, возможно, она и смогла бы выбраться из ловушки, но пальцы женщины соскользнули. Кружевницына упала обратно на дно расщелины прямо на неподвижно лежавшего Германа.
        - Осторожнее, пожалуйста, - произнес космонавт.
        Терпение Дарьи лопнуло. Тихий, спокойный голос товарища окончательно вывел ее из себя. С яростным ревом Дарья Сергеевна вскочила на ноги и от души пнула Лыкова. Она не видела, куда попала, но, судя по тому, что космонавт глухо охнул, удар вышел болезненным.
        - Ой, простите! Ой, виновата! - кричала она, нанося Герману удар за ударом.
        Но всплеск гнева уже прошел. Мгновение спустя Даша смогла взять себя в руки. Более того, она поняла, как извлечь выгоду из ситуации.
        - Больно, - тихо произнес Герман.
        - Будет еще больнее, если не встанешь и не поможешь мне. А ну вставай! Или до смерти забью.
        Дарья Сергеевна застыла, не смея дышать. От того, как поведет себя сошедший с ума Герман, зависело все. Если так и останется лежать - им конец. И всему племени тоже. К счастью, Лыков, точнее, тот, кто раньше был им, закряхтел, завозился в темноте. Поднялся на ноги.
        - Что делать надо? - спросил он.
        - Становись у стены, - приказала Даша, - и подсади меня. Как только окажусь наверху, подам тебе руку.
        Воцарилась тишина. То ли вторично потерявший память Герман не мог понять приказ, то ли не знал, что ответить.
        - Нелогично, - услышала она его спокойный, как будто отстраненный голос.
        - Что-что?! - Кружевницына почувствовала, что гнев опять клокочет в ее душе. Нынешний Герман нравился Даше еще меньше, чем прежний.
        - Нелогично, - повторил тот, - я намного тяжелее тебя. Ты меня отсюда не вытащишь. Зато если наверху окажусь я, точно смогу вытянуть тебя. Черт возьми, Даш, это же элементарно.
        У Дарьи отлегло от сердца. Радость и облегчение были так велики, что Кружевницына даже не стала обижаться на глупую шутку Германа. Просто не нашла сил злиться, да и не было на это времени. Она лишь проговорила со смехом:
        - Браво, друг мой! Это была самая идиотская шутка в истории человечества. Школа клоунов отдыхает. Браво!
        - А никто не думал шутить, - отвечал Лыков таким тоном, что Даша мигом прикусила язык. - Я в самом деле был где-то… Не здесь. И кое-что видел…
        Герман говорил, и женщина не верила своим ушам. Это был вроде бы он, но в то же время совсем не он. Дарья Сергеевна слышала тот же голос, но звучал он так, словно его обладатель повзрослел лет на десять. Пропала легкая нервозность, исчезли нотки неуверенности. Теперь с ней говорил человек, лишенный сомнений. Ехидные, обидные слова так и не сорвались с ее языка. На душе Дарьи стало вдруг спокойно и легко. Она не столько поняла, сколько почувствовала: теперь все будет хорошо. Кружевницына даже не напомнила Герману о потере фонарика, чувствуя, что сейчас его не остановит и это.
        Спустя десять минут Герман и Даша с грехом пополам выкарабкались из расщелины. Они обвязались веревкой, которую предусмотрительно дал им с собой Афанасий, и двинулись дальше сквозь мрачные, темные залы пещерной системы имени Окроджанашвили.
        Герман шагал впереди спокойно, уверенно, словно уже совершал этот путь сотни раз. Казалось, ноги его сами находят дорогу, или путеводная звезда, невидимая для Дарьи Сергеевны, ведет за собой преобразившегося космонавта. Лыков не простукивал пол, не проверял каждый камешек, прежде чем на него наступить. Он шествовал вперед и вперед, рассекал пучину тьмы, точно океанский лайнер, и Даше не оставалось ничего иного, кроме как торопливо идти за ним след в след, не отставая.
        Каждый шаг приближал их к цели путешествия. К таинственным, манящим и пугающим Большим пещерам…

* * *
        Дикий, истошный, полный нечеловеческой боли вопль огласил пещеры. Спустя долю секунды крик повторился, достиг предела громкости и так же резко оборвался. Но тишина, пришедшая ему на смену, была еще оглушительнее.
        Всполошились люди. Вскочил на ноги Афанасий, одним могучим рывком высвободивший свой разум из оцепенения. Наталья, похолодевшая от ужаса, прижала к груди кричащего сына. Перекрестился и зашептал молитву Алекс.
        «Опоздал!» - страшная мысль пронзила сердце вождя, точно удар копья. Не разбирая дороги, бросился он туда, откуда раздался вопль. Следом за ним зашуршали по камням десятки ног. Со всех концов «крепости» спешили пещерные обитатели в сторону дальнего поста. Приковылял, превозмогая боль, даже Арсений Петрович.
        Там нашли они два тела: успевшего окоченеть Проху и его убитую горем супругу. Лада лежала, обхватив руками окровавленное тело Проши. Не двигаясь, не шевелясь.
        - Молчать, все молчать! - зарычал Афанасий на обливающихся слезами соплеменников. - Наташа - возьми на себя Ладу. Остальные - прочь, на свои посты! Я кому сказал?! Бегом по местам!
        Ослушаться не посмел никто. Падая и спотыкаясь, разбежались люди с места кровавой драмы. Но Афанасий долго еще стоял, бессильно опустив могучие руки. Потом вождь опустился на колени рядом с телом помощника, молчаливой тенью стоявшего у него за спиной все эти годы, обнял пробитую камнем голову и зарыдал так, как не рыдал никогда в жизни.
        Через час был объявлен всеобщий сбор.
        - Мы прочесали каждую ямку. Посторонние сюда не проникли, - успокоил Афанасий людей, - а Прошку, светлая ему память, убил упавший с потолка камень. Вопрос один: что заставило сорваться кончик сталактита? Что? - повторил вождь. - Я не смотрю на вас, но я вас всех вижу. Всех и каждого. И я чувствую: вы что-то скрываете. Что-то недоговариваете. Это так?
        Афанасий ощущал смятение и страх, охватившие племя. Сомнений не оставалось: случилось что-то, о чем он не знал. А они знали.
        Наконец Федя решился:
        - Был какой-то шум. Он раздался оттуда, из зала Апсны. Не знаю с чем и сравнить. Как будто рухнуло что-то.
        - Подробнее, - потребовал вождь. Мальчик замялся, подбирая слова.
        - Я тоже слышала что-то такое, - подала голос Рада, - но, по-моему, это сущий пустяк.
        - Что пустяк, а что нет, решаю я! - зарычал на младшую Бушуеву Афанасий.
        Тут же всех точно прорвало. Люди принялись наперебой описывать загадочное происшествие. Афанасий внимательно слушал. Ситуация не прояснялась. В одном свидетели были единодушны: что-то случилось в зале Апсны, это «что-то» одни называли обвалом, другие землетрясением. Алекс вообще предположил, что это взрыв гранаты. Его версия не на шутку всполошила всех.
        - Это они, солдаты, - бормотала Ханифа, - они пришли, чтобы уничтожить, взорвать наш мир…
        - Едва ли, - пыталась успокоить ее Наташа. - Зачем им взрывать пещеры, если они сами тут? Чтоб скалы на головы рухнули? Чай не дураки.
        Ханифа ничего не ответила. Она сидела, раскачивалась из стороны в сторону, и тихо напевала. Все племя затихло, внимая грустному, заунывному напеву старушки. Афанасий не замечал пение Ханифы. Он стоял у того самого завала, где нашел свою смерть Прохор, и внимательно прислушивался. Тихий шорох, похожий на шепот или эхо прибоя в ракушке, звучавший пока на пределе слышимости, насторожил вождя. Что-то приближалось к ним со стороны зала Апсны.
        Наташа осторожно подошла к мужу. Она пока не ощущала надвигавшуюся угрозу.
        - Все говорят, надо заняться похоронами Проши, - сказала Наталья. Афанасий шикнул в ответ.
        - Прислушайся, - приказал вождь. - Слышишь? Ты это слышишь?
        Ната напрягла слух. От ее спокойствия мигом не осталось и следа.
        - Идет кто-то, - прошелестел над ухом Афанасия голос жены. - Или нет, скорее ползет. Что-то живое приближается…
        То же самое казалось и Афанасию.
        Воображение, которое вождь всю жизнь старался держать в узде, зная, как это вредит холодной логике, тут же разошлось не на шутку. Вождь представил толпу крохотных человекоподобных существ. Они шли, шурша ступнями по камням, по глине, а следом возникали из мрака новые и новые легионы, и не было им конца и края. За этой картиной пришла другая. Вождь увидел гигантских слизней, выползающих из озера Анатолия. Колышась и вздрагивая, студенистые тела взбирались на берег…
        Афанасий с трудом отогнал наваждение.
        - Назад, - приказал он. - Отходим к остальным. Готовимся к схватке.
        - С кем? - голос Наташи дрогнул.
        - Со всем.

* * *
        - Следуй за мной, - время от времени командовал Герман Даше.
        В приказе не было нужды. У Дарьи Сергеевны другого выхода просто не оставалось. Лыков несся вперед со скоростью крейсера, тараня все препятствия, что встречались на его пути. Даша, накрепко привязанная к Герману веревкой, послушно мчалась следом. На ее окрики Герман не отвечал, и отвязать веревку на такой скорости Кружевницына тоже не могла.
        Сколько раз за это время Даша порадовалась, что на ней скафандр. Иначе ноги женщины давно превратились бы в кровавую кашу.
        А возможно, и не только ноги: Герман, хоть и не попал ни разу в действительно опасные ловушки, на дорогу не смотрел вообще. Все, что встречалось на пути, он просто сметал. Иногда осколки того, что проламывал Лыков, летели на Дашу.
        Безумная гонка продолжалась минут десять. А потом Герман замер так же резко, как стартовал. Даша, у которой от тряски кружилась голова и ум заходил за разум, не успела среагировать и на полном ходу врезалась товарищу в спину. Миг Герман балансировал, пытаясь удержаться на ногах, но не сумел и рухнул на пол. Судя по тому, как он застонал, досталось Лыкову крепко. Даше, упавшей на него, повезло чуть больше - тело космонавта смягчило падение.
        - Давай, держись, - Даша нашарила в темноте руку космонавта и стала тянуть его на себя. Но снова не удержалась на ногах - ступни ее заскользили, и Даша опять придавила Германа. Тот, как ни странно, не только не застонал, даже не охнул. Это не на шутку встревожило Дашу.
        - Живой? Все в порядке? - шепнула она.
        Ответ космонавта поверг ее в шок. Конечно, Кружевницыну радовало, что новый Герман превосходил себя прежнего смелостью. Но такой прыти не ожидала.
        - Снимай скафандр, - потребовал он.
        Даша так и застыла с приоткрытым ртом. С одной стороны, ситуация как никогда располагала к близости. Темнота, тишина, племя далеко… С другой стороны, Дарья Сергеевна не забывала ни на миг, что люди, и Арс в том числе, находятся в смертельной опасности, на счету каждая минута. На периферии сознания возникла и другая мысль: не преобразился ли Герман снова, ударившись головой?
        - Что, прямо тут? - осторожно проговорила она. - Слушай… Сейчас не самое удачное время.
        - Блин, ты достала уже! - отвечал космонавт с раздражением, бесцеремонно отталкивая Дашу, вставая на ноги и начиная стаскивать с себя «Спарх». - Впереди туннель сужается и превращается в кротовью нору. В костюмах не пролезем. Помоги мне снять этот гроб с рукавами, а потом я тебе помогу.
        Даша покаянно опустила голову.
        «Дура озабоченная», - сделала она короткий, неутешительный для себя вывод. Выполнять приказ Германа и следовать его примеру она, однако, не спешила.
        - Ты предлагаешь бросить костюмы тут? - Даше казалось невероятным, что они вот так просто расстанутся с чудесными костюмами, дававшими пусть и мнимую, но уверенность.
        - Думаешь, кто-то украдет? - мгновенно парировал Герман.
        - Нет! Но в них как-то теплее. И безопаснее… - едва сказав это, Кружевницына поняла, какую глупость сморозила. От падавших на голову камней шлем бы ее не спас. И вообще, в том месте, в которое они угодили, смешно и глупо было говорить о безопасности.
        Герман фыркнул:
        - Ясно. Хочешь, чтоб задницей рисковал я один? Без проблем.
        Даша готова была сквозь землю провалиться.
        - Да нет же, нет! - закричала она, окончательно поняв: с новым Германом шутки плохи, лучше ему не перечить.
        Спустя пять минут скафандры валялись на полу. Даша, снова накрепко привязавшись к Герману веревкой, продолжила путь.
        Вскоре стало ясно, что таинственный помощник, указывавший Лыкову дорогу, снова не ошибся. Туннель, по которому раньше можно было идти свободно, начал сужаться.

* * *
        Племя отступало в глубь лабиринта в полном порядке, без паники и спешки.
        В арьергарде шли, поддерживая друг друга, Арс и Алекс. Рада разведывала дорогу. Афанасий и Наташа тащили сильно ослабевшую Ладу. Федя и Ханифа шли следом, стараясь не отставать.
        Следовало, конечно, делать завалы на пути у преследователей, чтоб задержать, отсрочить неизбежное столкновение, но на это у беглецов не было сил. Шелест и шорох за спинами отступавшего племени все нарастал. Враг приближался.
        - Кто это? Кто гонится за нами? - шепотом вопрошали люди своего предводителя. Афанасий отмалчивался. В сотый раз напрягал он слух и в сотый раз сдавался, так ничего и не поняв.
        Источник шума приближался медленно, неумолимо. Не ускорялся, но и не останавливался. Завалы, оставленные людьми в туннелях, не задерживали таинственную силу, гнавшуюся за ними по пятам. Афанасию не доводилось слышать о живых существах, которые были бы способны на такое.
        «Кто это? Что это? Почему оно двигается так странно?! Как сумело пробиться через завалы? Господи, помоги!»
        Племя отступало еще некоторое время, замедляя и замедляя ход. Потом бегство пришлось прекратить. Афанасий готов был двигаться дальше, но соплеменники его уже выбились из сил, вождь чувствовал это. Слышал, как тяжело дышит Наташа, как ругается Рада, сбившаяся с пути, но не желающая это признать. Да и сколько можно было идти вслепую, наугад?
        «Лучше схватка», - решил Афанасий и подозвал Раду и Алекса.
        - Ребята, вы хоть примерно представляете, где мы? - спросил вождь.
        Кто-то зашипел на него, но Афанасий лишь отмахнулся и продолжал говорить в полный голос. Он больше не собирался прятаться и таиться. В преддверии неминуемой схватки предосторожности становились лишними.
        - Понимаю, что темно, как у слона в жопе, - продолжал Афоня. - Но вы одни знаете эти края. Только вы забредали сюда. Есть же какие-то метки.
        - Есть, - отозвался Алекс не очень уверенно, - только хрен их найдешь…
        - А вы найдите! - резко отвечал вождь. - Нам много не надо. Было бы место, удобное для обороны.
        Молчание было ответом Афанасию. Желанием сражаться никто не горел.
        - Идем, Рада, - произнес Алекс.
        Сделав пару шагов, он замирал, шарил во тьме, отыскивая ему одному известные ориентиры. Вождь прислушивался, ни на миг не ослабляя слух. Пока таинственный враг был далеко, у них имелась небольшая фора во времени. Пока…
        - Здесь! Нашел! - крикнул Алекс из темноты минут через десять, когда шум стал уже отчетливо слышен, и Афанасий был на грани паники. - Но склон крутой, подняться будет тру…
        Последние его слова вождь не расслышал из-за нарастающего рокота. К нему примешивались бульканье, шипение, грохот сдвигаемых с места камней. Леденящие кровь звуки доносились уже из соседнего грота, только что покинутого племенем.
        - Алекс, Рада - шум для ориентира! Остальные - бегом, марш! - зарычал Афанасий.
        Несколько ног зашаркали по камням. Прочие не двигались с места. И тогда вождь бросился вперед, раздавая налево и направо затрещины, хватая людей, толкая их.
        - Марш! Вперед! Шевелись! - надрывался Афанасий.
        Он чувствовал: еще миг - и будет поздно. Вождь не видел и не понимал, кого - мужчину, женщину, а может, своего же сына - заставлял он мчаться вверх. Кого хватал за волосы. Кому отвешивал пинки. Это не имело значения. Все члены племени стали для него равны.
        В какой-то момент Афанасию показалось, что все усилия напрасны. Измученные люди едва переставляли ноги. Кто-то падал, кто-то замирал на месте, пытаясь восстановить дыхание. К ним тут же коршуном подлетал Афанасий и, не тратя слов, гнал вперед. Рывок. Еще рывок. И вот - цель достигнута. Подъем кончился. Вождь следом за соплеменниками ворвался на вершину холма.
        - Копья к бою, круговая оборона! - крикнул Афанасий, развернувшись и напрягая глаза в тщетных попытках разобрать хоть что-то в непроглядной тьме. Никто не выполнил его приказы, да и не смог бы - все оружие было брошено во время отступления. Копье сохранил только сам Афанасий. Алекс, хромающий теперь на обе ноги, громко сопя, последним взобрался на вершину.
        - Там м-мокро, - произнес он, отдышавшись, - у меня ноги м-мокрые. Не знаю, что за х-хрень…
        И тут Афанасий понял наконец, что за враг преследовал их, легко сметая все преграды. Понял, от кого они удирали, разбивая в кровь ноги.
        - Черт возьми! Ну конечно. Вода-а-а… - прошептал вождь.
        - Да, - грустно вздохнула Наталья, - у нас нет ни воды, ни еды…
        - Нет. Вода, - шелестел во мраке голос Афанасия, зловещий и как будто безжизненный, утративший всякое выражение. - На-вод-не-ние.
        Там, где еще совсем недавно простирался усыпанный валунами зал, теперь плескались воды огромного озера.
        Озера Голубое и Анатолия в зале Апсны и Безымянное в зале Нарта выходили из берегов и раньше. Вода заполняла пещеры, подтапливала карстовые полости, принося никому не вредившие разрушения, и потом возвращалась назад в привычные берега. Так продолжалось из века в век, снова и снова.
        А потом был построен слив, через который лишняя вода выводилась за пределы пещер. Появились и другие сооружения, регулирующие уровень пещерных озер. Много лет, даже после того, как некому стало обслуживать водосброс, он работал. Племя, поселившееся там, где раньше слонялись туристы, нашло трубам свое применение: через них из пещер вымывало нечистоты.
        Так продолжалось долго. Но так не могло быть всегда. Сливная система забивалась, засорялась. И вот началось наводнение невиданной силы. В него влили свои воды все четыре озера. И все прочие родники и потоки пещер. Да еще начала просачиваться в пещеры мощная подземная река, русло которой проходило рядом. Водосброс оказался бессилен.
        Потоп был необычный, странный. Вода не рвалась вперед голодным зверем, отвоевывая утраченные много лет назад просторы. Она поднималась медленно, величественно, словно знающий свою силу полководец, дающий врагам возможность убежать, укрыться. Прекрасно зная, что рано или поздно он доберется до всех.
        Наступление стихии продолжалось часа два, и, наконец, закончилось. Пещеры, туннели, станции метрополитена оказались скрыты под многометровой толщей воды. Вся пещерная система стала одним гигантским озером. Под водой исчезли и могила капитана Николаевой, и высеченный в скале крест, и последние остатки туристической тропы, еще напоминающие о временах до Катастрофы.
        Лишь одинокий холм возвышался над спокойной водной гладью.
        Холм-ковчег.

* * *
        Называя путь в Большие пещеры «кротовьей норой», Герман не сильно погрешил против истины.
        В самом начале узкого прохода Дарья почти не касалась стенок лаза. Потом стены коснулись ее плеч. Потом она начала стукаться головой. Создавалось ощущение, что это не она движется вперед по сужающемуся туннелю, а стены сжимаются, норовя раздавить Дашу, превратить ее в лепешку. Ужас охватил женщину.
        - Может, вернемся? - крикнула она в темноту.
        Герман не отвечал. Зато натянулась веревка, и Дарья Сергеевна вынуждена была продолжить путь. Лаз слегка расширился, это немного успокоило ее. Потом стены опять начали сдвигаться. Так повторялось много раз.
        В какой-то момент ей показалось, что время отныне навсегда замедлит свой ход. Что пройдут года, а она все так же будет ползти по узкой норе, не в силах ни на миг остановиться. Даше почудилось, что они вовсе не продвигаются вперед, а ползут по кругу. Она увидела себя словно бы со стороны, заключенную в гигантский лабиринт без выхода и входа. Им дали проникнуть внутрь, приоткрыв на миг потайную дверцу, а потом снова наглухо замуровали.
        - Герман, остановись! Умоляю, остановись! - закричала Даша опять, голос ее едва не срывался на визг.
        - Спокойно, - донесся до ее слуха его ровный, почти равнодушный голос; Лыков не замедлил движения, но все же снизошел до ответа. - Все в порядке. Мы почти на месте.
        И добавил как бы между прочим:
        - Впереди свет.
        Даша выдохнула. Чудовищное напряжение, навалившееся на нее, ослабло. Гора свалилась с плеч. Стены узкого лаза все еще давили, но только на тело, душа же ее освободилась.
        Сначала Кружевницына думала, что Герман соврал насчет света, чтобы успокоить ее. Потом глаза женщины уловили впереди слабое мерцание. Оно становилось ярче, усиливалось. Пахнуло свежим воздухом. Сомнений не оставалось: впереди открытое, освещенное пространство.
        - Врешь, не возьмешь! - шептала приободрившаяся Даша, мысленно грозя кулаком темноте, тишине и скалам. - Еще повоюем.

* * *
        Наводнение, превратившее карстовые пещеры в карстовый океан, закончилось. Вода больше не прибывала.
        Беглецы, укрывшиеся на вершине холма, заметили это не сразу.
        С ужасом ожидали пещерные люди, что скоро накроет и их последнее убежище. Наташа, каждую минуту сползавшая по склону, чтобы проверить уровень воды, снова и снова подтверждала худшие опасения. Люди уже готовились к смерти… И тут наступление стихии прекратилось.
        Радостные крики огласили пещеру. Люди ликовали.
        Но веселье их было недолгим.
        Да, вода больше не лизала им пятки, но она и не уходила. Очень скоро стало ясно, что люди полностью отрезаны от мира. В том числе и от разведчиков, о судьбе которых племя не имело никаких вестей.
        - Кошмар только начинается, - сказал товарищам Афанасий. - Природа не смогла одолеть нас в бою и перешла к осаде. Долго мы тут не протянем.
        - Что же нам остается? - тихо, но твердо спросила Рада.
        В эти страшные минуты, самые скорбные и самые черные из всех, выпадавших когда-либо на долю племени, не нашлось никого, кто бы кинулся на вождя с упреками. Никого, кто впал бы в панику.
        - Нам остается, - отвечал вождь, - сесть плотнее, чтобы не терять тепло. Надеяться, что Герман и Даша что-то придумают и придут на выручку. Если узнают, что тут случилось, конечно. И молиться.
        Этот план действий, единственное, что мог сейчас предложить соплеменникам Афанасий, не устроил Раду. Девушка вскочила, топнула ногой и закричала:
        - Нет! Оставаться тут нельзя! Мы все сдохнем здесь, понимаете?! Как они узнают, если Лада без сознания? А если и узнают, что они сделают?!
        - Что предлагаешь? - устало спросил вождь.
        - Уплыть отсюда!
        - Ты спятила? Ни Алекс, ни Лада, ни старушка двух метров не проплывут. Не гони волну, Рада! - простонал Афанасий.
        - А никто не предлагает вплавь. Есть идея получше. Нашли в твоем тайнике, Афоня, рюкзак миротворцев. А там… Лодка. Надувная.

* * *
        Разочарование. Жгучее, мучительное разочарование - вот, что испытал я, оказавшись по другую сторону узкого лаза.
        Спроси меня кто-то в этот момент, а что же я хотел увидеть, не ответил бы. Ей-богу, не ответил бы. Я себе эти Большие пещеры никак не представлял. Даже примерно, даже в общих чертах. Но я не сомневался, что там нас ждет что-то большое… И прекрасное. Я был готов ко встрече с чем-то невероятным, пугающим, зловещим… А вижу какую-то ерунду.
        Даша реагирует иначе. Она стоит, приоткрыв от восхищения рот, выпучив глаза, и шепчет:
        - Смотри, видишь?! Ты видишь?
        - Вижу. И что? По-моему, ничего особенного, - пожимаю плечами я.
        Загадочные Большие пещеры, в которые мы так долго стремились и в которые наконец попали, выглядят точно так же, как и привычные пещеры Нового Афона. Размеры зала, конечно, впечатляют. Метров двести квадратных, не меньше. Когда Алексея полушутя спрашивали, почему он называет плод своего воображения именно Большими пещерами, тот лишь огрызался: «Не знаю я, блин горелый. Звучит круче!»
        Но вышло так, что название, возникшее случайно, как нельзя лучше подошло к этому месту.
        Мы стоим на небольшом уступе. Совсем маленькая каменная площадка. Человек пять тут еще поместится, а больше вряд ли. Вокруг отвесные скалы. До земли метров пять. Позади тесная, узкая дыра, из которой мы вылезли. А вокруг… А вокруг до боли знакомый вид.
        Смыкаются над головами величественные своды; замыкают пространство отвесные стены, испещренные трещинами и разломами. Я вижу озеро, спокойные воды которого имеют привычный изумрудный цвет. Маленькое озерцо. Не намного больше нашего. По берегам возвышаются странные рощи, состоящие, судя по всему, из грибов. У одних шляпки широкие, раскидистые, а ножки тонкие и длинные, у других наоборот, маленькие шляпки крепятся сверху к массивным, толстым ножкам. Встречаются и иные сочетания. Одно объединяет эти забавные местные «растения»: они светятся. Именно грибы, растущие группами и отдельно по всей пещере, и освещают подземный зал холодным светом. Фактически они выполняют работу светлячков. На этом отличия заканчиваются.
        Между тем Даша, если и заметила, что я не разделяю ее восторг, не подает виду:
        - Подумать только: светящиеся грибы! Это просто чудо. Вождь объяснял. Слово какое-то страшное называл. Фосфо… Фосфо… Вспомнила! Они фо-сфо-ре-сци-ру-ют! Чудеса да и только!
        - Слушай, - перебиваю я ее, - ты не обижайся, но это же самое унылое место на земле! Глина. Камни. Озеро. Грибы. Больше ничего.
        - Вот именно! - всплескивает руками Кружевницына.
        - Что «вот именно»? То же самое, что в зале Апсны. Только все раза в два больше.
        - Да! Да-да-да! - Даша едва не пускается в пляс. - Ты уловил самую суть!
        Я смотрю на подругу с недоумением. Может, тут из недр на поверхность какой-нибудь газ веселящий выходит?
        Ой. Кажется, последние слова я произнес вслух. Нехорошо… Улыбка исчезает с лица Даши. Она поворачивается ко мне, хмурится и тихо произносит:
        - Дурак ты, Герман.
        - Что?!
        - Что слышал. Неужели ты не врубаешься?! Здесь, как и в зале Апсны, тепло, светло и сухо. Так?
        - Так.
        - И воздух свежий, и ядовитого газа нет, верно?
        Я на всякий случай сначала глубоко вдыхаю. Тут с Дашей согласиться сложнее. Черт его знает. Яды, они разные бывают. Но пока мы живы и здоровы, уже хорошо.
        - Ну… Допустим.
        - И вода есть. И пища наверняка. Здесь можно жить. Здесь. Можно. Жить, - повторяет Дарья с нажимом. - Понимаешь? А теперь представь, что мы попадаем в Большие пещеры, а тут… Вообще ничего нет. Темнота и холод собачий. Или что мы выходим, а тут удильщиков штук сто, облизываются, человечиной свежей полакомиться желают. Представил?
        - Ну… Представил.
        Я начинаю понимать, куда клонит Дуся. Надо признать, логика в ее словах есть. Ошибались и оптимисты, и пессимисты. Тут не рай и не ад. Тут… То же самое.
        - Представил? Молодец. И как, спрашивается, выживать в таких условиях, умник? А тут хоть какой-то шанс есть.
        Я молчу. Спорить глупо. Дашка права. Сто раз права. Большие пещеры оказались точно такими же, как наши. И это, черт возьми, хорошо. Скучно, но хорошо. Сдаваться так просто, однако, тоже не хочется. Надо ответить в ее духе.
        - Ладно-ладно, полегче. Понял я все. А спустимся как? - ехидно спрашиваю я, прищурившись.
        Вокруг гладкая ровная скала без единого уступа. Высота приличная. Прыгать чревато, можно без ног остаться.
        Дуся хлопает глазами:
        - Зачем спускаться? Мы проход нашли? Нашли. Теперь назад, за остальными. Вместе и спустимся.
        И снова мне остается лишь скрипнуть зубами от досады. Права Дашка. Задача выполнена. Цель обнаружена. Пора возвращаться. Общими усилиями что-нибудь придумаем. Не тут же жить останемся.
        - Твоя правда. Идем назад, - говорю я.
        Немного жаль покидать это, в общем-то, довольно милое местечко и возвращаться назад, во мрак и холод. Хочется надеяться, что остальных мы отыщем быстро.
        Даша начинает первой протискиваться обратно в узкий лаз, соединяющий систему Окро и Большие пещеры. В этот момент я слышу какой-то странный звук. Откуда он раздается - не ясно. Сверху? Или снизу? Вот опять. Да что за звук такой вообще? Треск? Скрежет?
        Что-то странное происходит с уступом, на котором я стою. Он движется. Скала пришла в движение!
        Черт возьми… Он. Сейчас. Обломится.
        Прежде, чем я успеваю что-то понять и предпринять, опора уходит у меня из-под ног. Дико закричав, бросаю тело вперед, в жерло узкого лаза, из которого с ужасом смотрит на меня Дарья. Она кричит. Протягивает мне руку. Бесполезно. Не дотянуться. Слишком далеко. Пальцы скользят, ноги пытаются нащупать опору. Тщетно.
        Уступ все быстрее и быстрее оседает вниз вместе со мной.
        Мне конец.
        Еще мгновение, и эта махина рухнет. Лучше приземлиться на песок, чем быть раздавленным каменной глыбой. Сгруппировавшись, я прыгаю назад.
        Глава 21
        Большие пещеры
        Вот и все.
        Мы с Дашей остались одни. Только я и она. Последние люди под землей.
        Остальные погибли, все как один. Погибли на полпути в то, что им очень хотелось считать раем.
        Чертова ирония судьбы! Мы ни за что не узнали бы об этом, если бы ни Лада. В тот самый момент, когда мы с Дашей более-менее пришли в себя после падения с уступа, в головах наших одновременно зазвучал полный отчаянии, боли и ужаса вопль Лады. Последнее «прости» от наших погибших товарищей. Видимо, у Лады за считаные минуты до того, как она умерла, сам собой активировался ее загадочный Дар, и она успела крикнуть в пустоту:
        - Господи, нам конец, конец! Рыбы, рыбы всюду! Они съели Ханифу! Алекса сожрали! Господи Боже, они сожрали его! Они съедят нас, они всех нас съедят!!!
        От ее крика у меня зазвенело в ушах и потемнело в глазах. Вопль, разрывающий голову изнутри, достиг предела громкости… И так же резко оборвался. Наступила могильная тишина. Больше мы не услышали ни слова, ни звука. И не услышим. Сомнений в этом нет.
        Сразу после того, как оборвался голос Лады, из узкого туннеля, по которому мы пришли сюда, потекла вода. Сначала это был слабый ручеек, но он быстро усиливался. Скоро по уступу, рухнувшему под нашим весом, по обломкам скал и каменным наростам заструилась полноводная река.
        Мы стали вспоминать, как шли (точнее, бежали) сюда из системы Окро, и выяснили, что путь почти все время вел в горку. Значит, Большие пещеры находятся выше уровнем, чем система Окроджанашвили. Значит, все Афонские пещеры затоплены. Значит, шансов выжить у племени практически не было. Те, кто не утонул и не захлебнулся, оказались заживо съедены рыбами. Как Лада.
        Вода между тем текла и текла. На полу пещеры у стены успело возникнуть маленькое озеро. Мы всерьез забеспокоились и даже собирались уходить дальше, чтобы самим не стать жертвой потопа. Но когда, поддерживая друг друга и хватаясь за ножки грибов, поднялись на ноги, вода перестала прибывать. Водопад, лившийся с уступа, потерял силу и скоро совсем иссяк.
        В изнеможении мы опустились обратно на песок. У нас уже не было сил ни смеяться, ни страдать. Не хотелось ни оплакивать друзей, ни радоваться, что мы по счастливой случайности избежали общей участи.
        Мы впали в странное состояние апатии. Наши души как будто парализовало…
        Идут часы. В пещере, ставшей нашим новым домом, тихо. Ровно сияют грибы, «светлячки» Больших пещер. Время от времени то я, то Даша пытаемся завязать разговор, но беседа не клеится.
        Даша говорит, например:
        - А может, кто-то все-таки выжил? Может, кто-то сумел спастись?
        Я отвечаю:
        - Может…
        Тогда Даша шепчет:
        - Но мы не знаем, где они. И у нас нет сил на поиски.
        И я соглашаюсь:
        - Нет.
        И мы снова молчим. Сил у нас не хватает даже на то, чтобы материться. Природа, мать наша, берет свое сторицей. Фантастический марш-бросок через систему Окро измотал обоих. Адреналиновый удар прошел, прилив сил сменился отливом. И вот время идет, а мы лежим. Нет, не верно. Даже время не идет, оно ползет. Минуты шествуют одна за другой торжественно, чинно, словно на параде, никуда не спеша. И нам, если подумать, торопиться тоже больше некуда.
        Когда жажда одолевает меня, я без колебаний зачерпываю воду из озерка, на берегу которого мы лежим.
        - А вдруг яд? - пытается предостеречь меня Даша.
        Я лишь пожимаю плечами и продолжаю пить. Мне все равно. Умру от отравления - значит, так тому и быть. Узнать, пригодна ли вода для питья, иначе мы не сможем. К счастью, она оказывается не ядовитой.
        Даша смотрит на меня минут десять, не отрывая глаз. Должно быть, гадает, умру или нет. Видя, что со мной все в порядке, она тоже наклоняется к воде. По поверхности озерка расходятся круги. Даша пьет осторожно, маленькими глотками. Правильно делает. Сразу глотать много воды после долгого перерыва нельзя.
        «Забавно. Лакает. Как кошка, - думаю я, глядя на нее. - Она и есть кошка. Такая же гибкая. Такая же мудрая. Такая же кусачая, когда не в духе, хе-хе. Тоже бывает ласковой, нежной».
        Я улыбаюсь и закрываю глаза, погружаясь в воспоминания. Пусть за последние дни в моей жизни случилось одно лишь хорошее событие, оно вполне перевешивало все ужасы и опасности. Сладкий, волшебный миг нашей с Дашей близости там, в засыпанном обвалом гроте… Хотя бы ради тех безумных, неописуемых минут стоило рождаться на свет.
        И вот теперь мы остались одни. И времени у нас много. Снова ирония судьбы? Возможно. Нет, я не рад тому, что ее супруг нашел смерть в пастях прожорливых тварей. Только последний негодяй мог бы сейчас радоваться. Арс был хорошим парнем. Ни немота, ни седые волосы не уродовали этого сильного, мужественного человека, а лишь украшали Арсения Петровича, придавали его персоне загадочный, почти мистический ореол. На месте Дарьи я бы тоже влюбился в такого мужчину. Арс был идеальной парой для вспыльчивой, темпераментной Даши. Ни один другой мужик не прожил бы столько лет рядом с Дарьей. Я уважал его, может быть, немного завидовал, но ненавидеть - нет! И разрушать его семейное счастье я не хотел. Хотя бы по той причине, что врагов у меня в пещере хватало и так.
        Но и лгать себе глупо. Даша теперь моя. Сейчас, разумеется, ни о какой любви речи быть не может. Должно пройти время. Пусть ее раны затянутся, пусть оттает сердце. Даша убита горем, но рано или поздно она придет в себя. Кружевницына слишком сильный человек и слишком любит жизнь. Такие, как она, просто не умеют долго страдать. Не та порода. Ну, а я не спешу, я ждать умею.
        Я сижу, прислонившись спиной к ножке самого большого и толстого гриба, сложив руки на груди, прикрыв глаза, и смотрю на Дашу. Она лежит на боку, спиной ко мне, поджав ноги, закутавшись в лохмотья, оставшиеся от куртки. Вздрагивает. Мерзнет? Тут, конечно, не жарко, но и не холодно. Градусов восемнадцать точно. Скорее всего, это нервная дрожь. Или плачет. Успокоить ее? Но что я скажу? Слова тут бесполезны. Обнять, прижать к себе? Рано. Пока рано. Лучше ничего не делать. Лучше в первую очередь для меня. А Даша не девочка, справится.
        Кстати, за весь этот трижды безумный день я ел лишь однажды, рано утром. С тех пор, как любила говорить Ханифа, маковой росинки во рту не было, и желудок мой давно настойчиво намекал: «Не мешало бы немного подкрепиться». Ничего съедобного вокруг я не видел, поэтому терпел. Наконец, видимо, отойдя от потрясения, организм мой взбунтовался; урчание в животе стало напоминать рычание давно не кормленого зверя: «Жрать! Жрать!»
        В общем, пока Дуся спит, пришло время поискать еды. Я решаю прибегнуть к проверенному способу: испытанию на себе. Прохожусь вдоль озера, внимательно осмотрев всю имевшуюся тут «растительность», и аккуратно вытаскиваю из земли вместе с корешком самый маленький и аккуратный грибок. Выглядит он довольно симпатично - напоминает маленького человечка в шляпе. Меня, однако, больше волнует вкус.
        Несмотря на призывное урчание в животе, я долго не решаюсь отведать местный эндемик. Верчу грибок в руках, нюхаю. Разламываю пополам, чтобы проверить на червивость. Внутри гриба обнаруживается какая-то живность. Точнее, ее след: дырочка, проделанная местным насекомым. Или червяком.
        На одном из уроков Кондрат Филиппович, земля ему пухом, говорил нам:
        - Если грибочек ел кто-то до тебя, значит, он съедобный. Червяк - не дурак, отраву жрать не станет. Гораздо подозрительнее, если гриб «чистый».
        - Фу. Была бы охота червяков трескать… - поморщился тогда Алекс.
        - Наоборот, отлично. У всех просто грибы, а у тебя - с мясом, - парировал учитель, вызвав всеобщий хохот.
        Мы долго смеялись над шуткой Наставника. Бедный Алекс от гнева чуть не лопнул. Наверное, именно поэтому я запомнил тот урок Кондрата Филипповича. И вот знания пригодились.
        Набравшись смелости, я отправляю половинку гриба в рот.
        М-м-м. Вкус какой-то… Никакой. Вроде бы такой же, как у грибов, которые мы ели в зале Апсны, но немного другой. Главное, что нет горечи - явного признака яда. Пусть и без удовольствия, но есть местные «фонари» можно. И на том спасибо.
        - А ты смельчак, Герман, - произносит Даша. Она повернулась на другой бок и внимательно наблюдает за моими манипуляциями.
        Пф… «Смельчак», ага. Можно подумать, у нас есть выбор. Можно подумать, тут еда на деревьях растет, как в Наташиной любимой сказке про мужика и двух генералов[21 - Сказка М.Е. Салтыкова-Щедрина «Как один мужик двух генералов прокормил».]. Поневоле станешь смельчаком - голод-то не тетка. Хотя, конечно, приятно слышать от Даши лестные слова.
        Сажусь рядом, протягиваю ей шляпку гриба:
        - Попробуй. Не скажу, что вкусно, но есть можно.
        Некоторое время Даша с опаской смотрит на угощенье. Какое-то время голод и страх перетягивают канат в ее голове. Потом голод побеждает. Словно сапер, идущий по минному полю, Дуся сосредоточенно жует гриб. До чего же уморительно она выглядит. Пытаюсь сдержать улыбку, но куда там…
        - Сево лыбисся как Чефыский кот? - шамкает Дуся с набитым ртом. - Ифе дафай.
        Я вздыхаю с облегчением. То, что она зубоскалит, - хороший знак. Значит, приходит в себя. Быстро… Я думал, что после смерти мужа и всех друзей Дарья долго не сможет оправиться.
        Сильная она, эта Дашка, что тут скажешь. Причем и телом, и духом. Она не сдастся. Она будет драться до последнего вздоха. А значит, буду драться и я.
        Не пропадем.
        - Почему ты прыгнула следом? - спрашиваю я пять минут спустя, когда мы снова укладываемся рядом на песок.
        Мы оба съели по три гриба и более-менее насытились. Я и Дашка почти не двигаемся, так что пищи хватит надолго. Желудок мой угомонился, зато очнулся от комы мозг, и тут же вернулся к своему любимому занятию: стал генерировать вопросы.
        Даша молчит. Она лежит у самой воды, спиной ко мне, погрузив в озеро ступни.
        - Ты ведь уже была там, в туннеле. Ты могла вернуться в систему Окро к остальным, - продолжаю говорить я.
        - В пасть к рыбам, то есть? Прямиком в водоворот? - отвечает Дуся, не оборачиваясь.
        - Тогда ты этого не знала, - парирую я.
        - Понятно. Я тебя уже задолбала. Хочешь, чтобы я залезла обратно. Да не вопрос! - цедит она сквозь зубы.
        - Не-не, я вовсе не…
        «Сарказм и Даша умрут вместе», - слова Афанасия. Как обычно, в точку. Сарказм - ее вторая натура. Похоже, никакие испытания и лишения не изменят эту особу. И хорошо. Именно такая она мне и нравится: резкая, циничная, жесткая. Такую и люблю. Смогу ли я ее терпеть, не повешусь ли, проведя с ней один на один пару дней, - вопрос другой. Но факт есть факт: я люблю эту женщину. Люблю ее прекрасное гибкое тело, ее гордый непреклонный дух. Так что пусть злится, пусть рычит на меня. Лучше подеремся, чем будем молча сидеть каждый в своем углу.
        - Не знаю я, не знаю, почему сиганула за тобой, - продолжает говорить Дуся, поворачиваясь ко мне. Взгляды наши встречаются.
        В ее глазах сверкают странные огоньки. Давно я Дашу такой не видел. Никогда, если быть точным. Или это плод моего больного воображения? Или тараканы в ее голове устроили факельное шествие? Тоже выражение Афанасия. И тоже про Дашу.
        - Не знаю, - повторяет Дуся, пододвигаясь ближе. - Я не думала в тот момент. Ни о чем не думала. Влюбилась, наверное.
        - А? - только и могу выдавить из себя я.
        Челюсть моя устремляется к полу.
        Ни-хрен-на-се-бе…
        Вот так поворот. Что угодно ожидал услышать, но только не такое.
        Я сижу, приоткрыв рот, и хлопаю глазами. Мозг, едва оправившись от шока, начинает энергично искать подвох. Это может быть жестокая шутка. С Дашиным странным чувством юмора знаком я не понаслышке.
        - Ну что ты смотришь на меня?! В первый раз видишь? - смеется она. Наверное, я со стороны выгляжу просто уморительно. Меня бросает то в жар, то в холод. Лицо то краснеет, то бледнеет. Кажется, даже волосы шевелятся. Даша смотрит на меня и смеется. Она уже не лежит, а стоит передо мной, сложив руки на груди.
        - Да, бывает с нами, бабами, такая печаль, - продолжает Дуся. - А любовь - она, зараза, зла. Полюбишь и козла.
        Я так растерян, что последнее сравнение пропускаю мимо ушей. Пусть называет меня как угодно: хоть ослом, хоть бараном. Это неважно. После такого признания я готов простить ей все колкости, все насмешки. Сразу, авансом.
        - Любовь зла, и козлы этим пользуются, - цитирую я одну из многочисленных шуток Алекса.
        Даша, не ожидавшая от меня такой прыти, сначала опешивает, а потом вновь принимается хохотать. Я тоже смеюсь. И, как это бывало ни раз, именно смех становится той силой, которая ломает последние барьеры и окончательно сближает нас…

* * *
        В пещере царит торжественная, величественная тишина. Грибы-светильники излучают тусклое сияние, заливая подземный зал загадочным, волшебным светом. Идут дни, идут годы, а под землей все остается по-старому. Этот мир застыл, окаменел. Словно волшебник-демиург, сотворивший его, запретил любые изменения, а потом исчез, забыв о своем приказе. Этот мир не знает ни дождя, ни ветра. Здесь никогда не меняются даже температура и влажность. Так век за веком, подвластная собственным строгим законам, существует глубоко под слоем почвы замкнутая экосистема…
        Дашенька спит, положив голову мне на плечо.
        Час назад, когда все закончилось, она обняла меня, шепнула на ухо: «Спасибо!» и забылась глубоким, сладким сном.
        Медленно идут минуты. В этом странном, чудесном мире никто никуда не торопится. Включая нас. Мы лежим рядом на мягком песке, освещенные фосфорическим светом. Волна страсти, нахлынувшая на нас, закрутившая, точно щепки, в своем водовороте, отхлынула. Пришло время отдыха.
        Даша дышит ровно, глубоко, время от времени вздрагивает во сне. Я осторожно, чтобы не разбудить, глажу ее по волосам, по спине. Как она прекрасна, когда спит! Боже, как она прекрасна… Я буквально не могу оторвать взгляд от плавных, изящных черт ее спокойного лица. Когда она ухмыляется или злится (а она делает это круглые сутки), ее глаза, ее губы, ее щеки выглядят совсем не так…
        Надо и мне немного вздремнуть, восстановить силы. Но я не могу. Не могу позволить себе закрыть глаза. Ведь, как ни крути, мы с ней оказались в незнакомом месте, тут что угодно может произойти. Пока не происходит ничего, но кто знает, какие сюрпризы готовят нам Большие пещеры. Это не единственная причина, конечно. Опять самообман, Герман. Опять оправдания выдумываем. Просто я до сих пор не верю, что это чудо случилось со мной. Что это не сон, не бред. Я боюсь, что, когда закрою глаза, наваждение рассыплется в прах, и я останусь один.
        Чувствовать ее сердцебиение, ощущать ее дыхание, прижимать к себе ее горячее тело, такое сильное и такое беззащитное… Это похоже на волшебный сон. Это слишком прекрасно, чтобы быть правдой! Но это - правда. Уж не судьба ли, столько времени заставлявшая меня любоваться своим задом, решила сменить гнев на милость и улыбнулась? Похоже на то.
        Я ни о чем не думаю. По крайней мере, стараюсь не думать. Потому что, стоило мне на мгновение включить мозг, как в тот же миг я чуть не завыл волком от тоски. Со всех сторон, точно стая летучих мышей, налетели мысли, одна другой гаже, одна другой противнее.
        Я готов был поклясться, что вижу, как они вылетают из ушей, изо рта, из носа. Или не мыши то были, а бесы?
        «Вот так траур у нас получился. Не успели оплакать друзей… Как-то неправильно вышло».
        «А если Арс все-таки жив, что делать будем?»
        «Сколько валяться можно?! А разведка? А поиск и осмотр соседних помещений?!»
        «Грибов надолго не хватит…»
        Я понял, что еще немного - и чокнусь. Сплошное горе от этого ума. Поэтому я его просто отключил. Раньше не умел, теперь каким-то образом научился. Проклятые вопросы, каркающие, галдящие, рвущие разум на куски, оставили меня в покое. Чуть не разбудил Дашеньку, между прочим. Рука моя, лежавшая на ее животе, непроизвольно сжалась в кулак. Кажется, я даже слегка прищемил Дусе кожу. Она тревожно заворочалась, но, слава богу, не проснулась. Пусть спит. Пусть спит, сколько хочет. Я рядом.
        Спи, милая, не беспокойся ни о чем. Баюшки-баю. Баюшки-баю… А придет серенький волчок - нашинкую, как лучок, хых. Тоже Алекса шутка.
        Алекс-Алекс… Мне будет не хватать тебя. Твоих колкостей, твоих острот, твоих насмешек. Классный ты был парень. Мы могли бы стать лучшими друзьями. Почти уже стали, да вот как все повернулось…
        И ты, Арс, прости нас. Да, то, что мы с Дашей сделали, это грех.
        И грех тяжкий. Не надо оправданий, не надо пустых слов. Даже сам себе я врать не хочу и не буду. Я знаю, что поступил гадко. Но знаю я и другое: иначе поступить я не мог. Прости еще раз, Белый Барс, если ты видишь нас сейчас с того света… И Кондрату привет передай.
        Глаза мои тяжелеют, и я сам не замечаю, как начинаю дремать. Нет, не так. Какая там дрема! Я буквально проваливаюсь в сон, точно в омут. Усталость все-таки берет свое.
        А когда я просыпаюсь, Даши рядом нет.
        Глава 22
        Хозяин пещер
        Кондрат Филиппович однажды сказал ученикам, собравшимся на урок:
        - Если вы вдруг попадете в новое, незнакомое место, первым делом надо его исследовать. Обнаружить источники воды и пищи либо убедиться в их отсутствии. И, самое важное, выяснить, не угрожает ли вам опасность.
        Даша Кружевницына тогда съехидничала:
        - Что вы говорите, учитель? А почему тогда мы про большую часть пещер ни черта не знаем?
        - Как это? - нахмурился Кондрат Филиппович. Он любил, когда с ним спорили, но в то же время терпеть не мог, когда его слова называли чепухой.
        Наставник совершил большую ошибку. Кружевницына к схватке с учителем готовилась давно, ждала лишь подходящего случая. Вопросы градом посыпались на Кондрата Филипповича. Даша вошла в раж и щадить старика не собиралась.
        - Система Окро где кончается? Боковая галерея в зале Анакопия куда ведет? Геликтиты откуда взялись? А кораллиты? Кристалл в зале Гиви Смыра кто-нибудь изучал? Откуда у него эти загадочные свойства? Куда днем исчезают москвичи? Снарки откуда появились?
        Кондрат Филиппович к такой массированной атаке оказался не готов. Он начал было отвечать, но растерялся, сбился, и в итоге, сильно раздосадованный, распустил учеников.
        На Дашу все, кроме Алекса, смотрели с осуждением. В этом отчасти была виновата она сама. Многие вопросы, поднятые девушкой в тот день, действительно нуждались в решении. Но Кружевницына так сильно испортила себе репутацию, что проблемы, которые она подняла, все пропустили мимо ушей.
        «Ну и пошли вы в жопу», - сделала для себя вывод Даша относительно соплеменников и больше эти вопросы не задавала. Для девушки важнее было то, что она посадила в лужу учителя. Какое-то время Даша упивалась триумфом, но потом ей стало немного совестно, что она поставила старика в неловкое положение и опозорила перед всем племенем. Застать его врасплох можно было и с глазу на глаз.
        И вот сейчас, едва Дарья Сергеевна проснулась в объятиях Германа, в сознании ее тут же всплыли слова Кондрата Филипповича: «Незнакомое место надо исследовать».
        - Надо исследовать, - повторила Дарья, усилием воли заставляя себя встать на ноги.
        Германа будить она не стала. Ограничилась тем, что написала пальцем на песке «записку»: «Ушла осматривать соседние залы». После этого Дарья натянула на себя то, что осталось от куртки, а из оставшихся лохмотьев (часть стащила у Германа) соорудила набедренную повязку.
        Не помешало бы и оружие. Второй нож Лыкова бесследно исчез, остался один. Брать его без спроса Даша не хотела, но больше ничего, пригодного для самообороны, в пещере не нашлось. Потом Кружевницына немного подумала и аккуратно сняла с шеи Германа свисток, грозное ультразвуковое оружие Афанасия. Со свистком на груди и клинком в руке она почувствовала себя увереннее.
        - Ну, а теперь смело вперед, - приказала себе Дарья Сергеевна и двинулась в ту сторону, где «их» пещера соединялась с соседней.
        С самого начала Кружевницына не сомневалась: зал, в который они попали, лишь маленькая часть Больших пещер. Она отлично знала, что карстовые полости состоят из множества гротов и лабиринтов, соединенных вместе. А значит, следовало найти место, где «прихожая» (так она назвала про себя первый зал), соединяется с «гостиной».
        Выход из «прихожей» нашелся почти сразу. Выходом, впрочем, это назвать было сложно. Просто один зал плавно переходил в другой. Отличались они друг от друга мало: тот же песчаный пол, те же светящиеся грибы, нагромождения камней и скал. Разве что никаких водоемов во второй пещере не оказалось. В итоге второй зал Дарья прошла за несколько минут, а за ним ее ждал третий, брат-близнец двух предыдущих. Если здесь и водились какие-нибудь животные, они никак не давали о себе знать. Возможно, людям, попавшим в Большие пещеры, и стоило чего-то опасаться, но Даша эту опасность пока не видела. Кроме одного момента: продолжив путь, она рисковала заплутать и не найти дорогу назад. Это значило, что «экспедицию» надо сворачивать.
        «Еще один зал!» - дала себе слово Дарья.
        Без труда обнаружив проход в пятый зал, отличавшийся от остальных разве что размерами (светящиеся грибы тут росли на стенах, поэтому Даша могла составить представление о размерах пещеры), Кружевницына поняла: в разведке надобности нет. Пещеры, в которые столько лет искал дорогу Алекс и куда пробивалось племя, спасаясь от пуль миротворцев, оказались унылым, скучным местом. Пригодным для жизни - да, но не более. Теперь Дарья Сергеевна лучше понимала Германа.
        - Можно топать назад, - подвела итог Дарья. - Постепенно, съев все грибы в первом зале, мы переберемся во второй. Да-а… Тепличная, растительная жизнь ждет нас. Это лучше, чем смерть, конечно. Но не намного.
        Даша присела на корточки возле забавного гриба: края шляпки у него были нелепо загнуты, на ножке - бахрома, похожая на воротник. И светился он немного ярче, чем остальные.
        - Местный модник, да? Золотая молодежь? Ну, здравствуйте, сударь, - обратилась Даша к грибу, и принялась рассуждать вслух: - Вот смотрю я на ваше грибное царство и думаю: а какого лешего вы светитесь? Не, реально. Все в мире должно иметь какой-то смысл. Кроме наших бабских скандалов, разумеется, но это - особая история. Природа ничего не делает просто так. Согласен, Модник? Но зачем нужен свет в мире, где никто не живет? И зачем вам самим надо светиться?
        «Вот умора, - подумала про себя она, - хорошо, что Герман не видит. Взрослая баба беседует… с грибом».
        Но остановиться Дарья Сергеевна уже не могла. Она хотела выговориться. Ей нужно было кому-то излить душу. И женщина заговорила снова, глядя на фосфоресцирующий гриб, как гадалка на магический шар:
        - Может, ты скажешь, чё мне делать? Как теперь саму себя уважать? Оправданий я могу придумать миллион. Подойдет любое. Можно убедить себя, что секс - это так, форма досуга, ничего серьезного. Подумаешь, отдалась два раза другому. Делов-то. А на душе спокойнее не становится, хоть тресни. Можно свалить все на Германа. Просто. Легко. Но не прокатит. Сама сделала первый шаг. Оба раза, между прочим. Ни в чем Лыков не виноват. Ты во всем виновата, Дашка.
        Она устало закрыла глаза. Помолчала, глядя на светящуюся шляпку гриба, словно надеясь увидеть там ответы на мучащие ее вопросы.
        - И самое главное. Прикол в том, что я люблю Германа, - продолжала говорить в пустоту Даша. - Люблю, черт возьми! А Арс… А кости Арса лежат сейчас где-то в системе Окро. Под слоем воды. Давно он погиб? Давно погиб тот, кому я много лет подряд говорила: «люблю»? Суток не прошло. Вот так вот. И я уже его забыла… Сволочь ты, Дашка, вот ты кто. Делать уже нечего, все уже сделано. Послать Германа к чертям не получится. А прогоню - куда сама денусь? Одна тут жить буду, сама по себе? Смешно. Короче, хватит самоедства! - Даша вскочила и пнула гриб так, что шляпка слетела с ножки и откатилась на десяток метров. - Буду жить дальше. Буду, куда я денусь. Но все равно, я - сволочь. И жить с этим будет непросто.
        Прежде, чем поворачивать назад, Даша еще раз окинула взглядом пятую пещеру. Только тут заметила она на песчаном полу какие-то следы. Они вели вдоль дальней стены пещеры, местами теряясь среди камней.
        - Вот оно! - выдохнула Дарья. Рукоять ножа легла в ладонь. Тело женщины, совсем было расслабившееся, мгновенно напружинилось, готовое к бою или к бегству.
        Ступая на песок так, словно вокруг было минное поле, стреляя глазами по сторонам, чтобы не оставлять вокруг «слепых зон», Дарья приблизилась к следам. Несколько секунд стояла, глядя себе под ноги, после чего сорвалась с места и кинулась в первую пещеру. Будить Германа.

* * *
        Лыков рассматривал следы очень внимательно. Он прошелся вдоль цепочки отпечатков в одну сторону, потом в другую. Пощупал следы, даже понюхал их.
        - На вкус проверь! - подсказала Дарья и зашлась нервным смехом.
        С того момента, как она увидела следы, спокойствие Даши улетучилось. Она вздрагивала при каждом шорохе и не расставалась с ножом, в который вцепилась мертвой хваткой.
        - За нами кто-то наблюдает, - повторяла она снова и снова. - Клянусь, Герман, я чувствую чье-то присутствие…
        Лыков был мрачен и серьезен. Пустые пещеры, «населенные» только грибами, - одно дело, чье-то обиталище - совсем другое. Закончив осмотр следов, оставленных местным жителем, Герман двинулся в ее сторону. Он шел неторопливо, сложив руки за спиной и нахмурив лоб.
        - Ну, не томи. Кто это, что это? - почти закричала женщина.
        Герман мрачно пожал плечами:
        - Документы он не обронил и не подписался, знаешь ли. Могу сказать одно. Это человек.
        - Че-ло-век?! Как это человек?! - выпучила глаза Дарья. - Разве у людей бывают такие следы? Они же… Прямоугольные.
        - Правильно. Потому, что шел человек в обуви. Ботинки от скафандра помнишь? Они оставляют похожий отпечаток.
        - Так это что, космонавт, что ли? - совсем запуталась Дарья Сергеевна.
        - Почему космонавт? Откуда тут космонавтам взяться? Скорее кто-то из ваших друзей миротворцев.
        Даша сглотнула. Подобная мысль даже не приходила ей в голову. А ведь предположение Германа не было лишено оснований. Сослуживцы старшины Игнатьева вполне могли найти дорогу в Большие пещеры раньше, чем племя.
        «Это же хорошо! Значит, саперы сумели выжить!» - пыталась убедить себя Дарья. Сердце ее затрепетало от радости, но разум восторга не разделил. «Если пещеры населены солдатами, вам тут делать нечего. Вас отсюда прогонят. В лучшем случае», - нашептывал рассудок.
        Дарья смотрела на огромные следы, исчезавшие вдали, и чувствовала, как ужас пробирает ее до костей. Она пыталась заставить себя улыбаться, пыталась отогнать зловещие мысли. Получалось плохо.
        «Человек - не зверь! С человеком можно договориться!» - пыталась она убедить себя.
        «Правильно, - тут же отвечала сама себе Дарья, - человек не зверь, человек хуже. А насчет договориться… Смешно. Мы вот с миротворцами шика-а-арно поговорили пятнадцать лет назад».
        Она огляделась. В полумраке тут и там возвышались груды камней и скалы, изрезанные расщелинами.
        Даша представила, как на один из дальних холмов медленно, осторожно вползает человек с ружьем. Один из хозяев пещерного мира. Караульный, охраняющий покой товарищей. Они с Германом не видят его, тьма надежно скрывает своего сторожа, зато он видит их великолепно, ведь пришлые стоят рядом со светящимися грибами. В первый момент караульный испытывает радость, увидев других людей. Он улыбается, он хочет броситься к ним навстречу. Но почти сразу улыбка исчезает с его лица. У него приказ, простой, внятный, не допускающий разночтений: никого сюда не пускать. Человек колеблется, ружье дрожит в его руках. Он прицеливается. Опускает оружие. Снова целится. Какое решение примет стрелок?..
        Видение оказалось настолько живым, настолько ярким, что Даша не выдержала. Горько разрыдавшись, она кинулась на грудь Герману. Слезы женщины потекли по обрывкам одежды, по груди, по животу Лыкова, последнего, единственного человека, которому она могла доверять…
        Лыков молчал.
        Не пытался утешить Дашу. Не говорил: «Я с тобой», «Все будет хорошо» или что-то в этом духе. Он просто крепко-крепко обнял любимую женщину, прижал ее к себе, смахнул ладонью слезы, что градом катились из ее раскрасневшихся глаз.
        Постепенно Даша успокоилась, перестала всхлипывать и дрожать. Тепло Германа, его ласка сделали свое дело.
        - Значит так, - заговорил снова космонавт, - нам пора действовать. Хватит торчать тут на виду. Найдем укромный уголок и спрячемся. Постараемся узнать больше об этих людях. - Потом он вздохнул, прикрыл утомленные глаза и добавил: - Мы попали в рай, милая. А за место в раю надо платить.
        - Той цены, которую мы заплатили, мало? Мало? - заскрежетала зубами Дарья.
        - Я не знаю, - поник Лыков, - не знаю… Будьте вы прокляты, чертовы пещеры!!!
        - Ну-ну-ну… Полегче, коллега. Зачем же сразу «чертовы»? Очень милые пещеры, хе-хе, - раздалось из темноты у них за спиной.
        Герман и Даша обернулись.
        Перед ними стоял мужчина огромного роста, облаченный в красный скафандр. На груди его, заметные издали, красовались большие, черные буквы.
        - Пе-ли-кан. «Проект «Пеликан»! - с замиранием сердца прочитали Герман и Даша.
        Глава 23
        Каменный дворец
        Загадочный человек в скафандре долго ведет нас из зала в зал. Все дальше и дальше. К самому сердцу Больших пещер. Какое-то время я пытался запоминать дорогу, потом бросил. Кем бы ни был загадочный незнакомец, облаченный в такой же, как я, скафандр, и каковы бы ни были его планы, мы целиком в его власти. Ведь он здесь хозяин, он знает в этих пещерах каждый закоулок. А мы… Мы тут мигом потеряемся. Поэтому нам остается лишь следовать за хозяином пещер.
        И потом я не чувствую угрозы с его стороны. Космонавт в красном настроен доброжелательно. И он, без сомнения, знает меня. Правда, я его не знаю. Не помню, если быть точным. Тогда, когда он неожиданно появился за нашими спинами, случился небольшой конфуз. Незнакомец поднял щиток шлема, широко улыбнулся и двинулся ко мне со словами:
        - Герман! Здравствуй-здравствуй, друг прекрасный! Не узнаешь?
        На это я честно ответил:
        - Не узнаю.
        Улыбка исчезла с лица космонавта. Взгляд его потух, плечи опустились. Как бы ни забавно это звучало по отношению к мужику ростом метр девяносто, но он как будто скукожился.
        - Гм… Ну что ж, начнем все с нуля, - произнес человек. - Как тогда, двадцать один год назад. Брянцев, Сергей Иванович, тысяча девятьсот восемьдесят третьего года рождения. Короче, почти динозавр, - с этими словами он подал мне руку (перчаток на нем не оказалось).
        Я пожал протянутую ладонь. Она оказалась приятная на ощупь - теплая, сильная.
        - Космонавт-испытатель. Настоящий, в отличие от некоторых, хе-хе, - продолжал говорить великан.
        Я остолбенел. Этим «хе-хе», универсальным заменителем любых эмоций, сам я сопровождал почти каждую фразу. Сергей Иванович делал точно так же.
        - Прошу за мной. Ваши друзья ждут вас.
        - Друзья? Какие еще друзья? - спросила Дарья с тревогой в голосе.
        - У меня их полный дом, ваших друзей, вас приведу - полна коробочка будет, - рассмеялся Сергей Иванович и начал загибать пальцы. - Маша. Афанасий. Наталья. Есть еще такой, молчит все время, его представили смешно: «Барс»…
        Даша при этих словах вздрогнула. Я тоже не знал, радоваться или нет. Нет, конечно, я радовался! Мы уже похоронили своих товарищей, а они, оказывается, живы и здорово. Это здорово. Это чудо! Но… Но.
        Смысла бежать от судьбы я, впрочем, тоже не видел. Посмотрел на Дашу. Она кивнула. И мы, взявшись за руки, пошли за моим «коллегой», за этим неожиданным приветом из прошлого, осколком моей прежней жизни…
        Мы идем следом за Сергеем под сумрачными сводами гигантских пещер. Перебираемся следом за ним через груды камней. Обходим водоемы. Минуем рощи грибов и причудливые скальные наросты, от которых Даша иногда шарахается. И воображение мое начинает вдруг шалить.
        Я представляю себе, что мы следом за добродушным великаном входим в комнату, а там… Наши друзья. Освежеванные, разделанные. Развешанные на крюках. Кровь стекает с тел на каменный пол. Мы поворачиваемся и видим, что этот мужик, все так же мило улыбаясь, стоит в дверях с огромным ножом в руках и говорит елейным голосом: «Добро пожаловать в Дом чудес! Будьте как дома, хе-хе».
        Я вздрагиваю, прогоняя наваждение. И в тот же миг, в самом деле, слышу над ухом голос Сергея Ивановича:
        - Добро пожаловать в мой дом!
        Мы пришли. Путь окончен. Перед нами в стене одной из бесчисленных пещер зияет правильной формы отверстие. Мягкий свет льется оттуда. В стороне лежит массивный камень. Дверь.
        - Ну, что вы стоите на пороге? - улыбается Сергей Иванович. - Устали, небось. Через всю систему прошли, шутка ли. Ваши друзья внутри. Входите.
        И мы входим.
        За дверью я вижу небольшое уютное помещение овальной формы. Сквозь отверстия в потолке и стенах сюда проникает тусклый, рассеянный свет. Имеется тут и свой светильник: несколько грибов, растущих в каменном горшке. В стене напротив замечаю еще одну круглую дверь. Вдоль стен и в центре помещения стоит мебель, вытесанная из камня: стол, скамейка, табуреты.
        Даша восхищенно ахает. Я тоже гляжу по сторонам с интересом и восторгом. Сколько труда надо было положить, чтобы так обтесать неподатливый скальный монолит! Сразу видно: мой коллега живет тут давно. Человек в скафандре садится на каменную скамью. Жестом приглашает нас присесть рядом. Даша хочет сесть, но я незаметно сжимаю ее ладонь и шепчу: «Не так быстро». Потом поворачиваюсь к гиганту в красном скафандре и спрашиваю:
        - И все же сначала ответьте на главный вопрос: кто вы? Нет, я знаю, вы назвали свое имя. И тем не менее. Кто вы?
        - Лишние слова, Первый, лишние.
        «Первый?! Это что-то новенькое. Сколько ж у меня имен… Вонадуб Намрег Булыков Бум Первый. Тьфу!».
        - Зачем задавать вопросы, на которые ответ можно получить и так? - спрашивает с улыбкой Сергей и указывает на табличку, прикрепленную к скафандру. Раньше я ее или не заметил, или не смог прочесть и поэтому не зафиксировал внимание.
        - «Куратор проекта», - читаю я и пожимаю плечами, - ну и что? Мне все равно ничего не ясно. И потом, мало ли, что написано. У меня вот тоже был скафандр, и там было написано, что моя фамилия Буданов.
        - «Мало ли, что написано»? Хм. А вот это верно, - хозяин пещер поджимает губы, хмурит лоб, - это ты хорошо сказал. Написать можно все, что угодно. Придется рассказывать тебе все с нуля. И про «Пеликана», и про Институт, и про Буданова. А пока - прошу к столу, в соседней комнате все накрыто. Проголодались ведь.
        Он встает и жестом приглашает нас следовать за собой, но мы не двигаемся с места. Ни я, ни Даша. Да, есть хочется. Очень. И приятный запах, идущий из второй двери, будоражит аппетит. Да, перед нами веселый, добродушный человека. В глазах Сергея светится искренняя радость от встречи со мной, на губах играет приветливая улыбка. Но я знаю: зло часто надевает маску добра.
        - Сначала, коллега, покажите наших друзей, - сухо, но решительно говорю я. Дарья кивает. Мы встаем плечом к плечу. Наступает момент истины. Сейчас мы узнаем, кто перед нами: благодетель или искусно притворяющийся злодей.
        В первый момент на лице Брянцева отражается недоумение, но его мигом сменяет взрыв хохота:
        - Ну, Герман, чертяка! А ты возмужал. Когда видел тебя в последний раз, был пацан пацаном. И подругу нашел себе под стать. Молодец… Ну что ж. Прошу за мной. Ваши друзья там. Трапезничают. Вас ждут.
        И мы входим в соседнюю комнату.
        Они все тут. И Афанасий с семейством, и Маша, и Арсений Петрович. Они не болтаются на крюках, как в моем видении, а сидят за столом и тихо, мирно кушают. Идиллия… Нет, не идиллия. Многих не хватает. Не вижу за столом Ладу, Алекса, Ханифу и Раду.
        Увидев нас, вся компания вскакивает с мест. Только тут я замечаю, как крепко им досталось. Изможденные, измученные, тела все в синяках и царапинах. Видать, нелегко далась ребятам дорога в Большие пещеры.
        - Вот и все в сборе, - улыбается Афанасий, заключая меня в объятия. - А мы уже и не чаяли вас живыми увидеть.
        - И мы! - отвечаю я.
        Странный какой-то выходит у нас «праздник единения», как на радостях окрестил этот миг Сергей Иванович. Он один тут энергичен и полон сил среди нас, доходяг. Вроде бы мы и рады друг другу, но сил хватает только на улыбки. И ничего, кроме стандартных слов: «Наконец-то! Как здорово, что вы живы!» - не приходит на ум.
        И, кстати, я один гляжу на живых товарищей как на мираж? Словно боюсь, как бы они не исчезли? Мы слишком устали… Потом, конечно, будут и восторги, и теплые объятия. Но не сейчас.
        - А остальные где? - спрашиваю я, оглядываясь.
        - Рада в спальне, ее едва не сожрали, - отвечает Афанасий, опуская глаза. Он больше не пытается изображать бурное, безудержное веселье. На лице вождя печать глубокой скорби. Невыразимую боль испытывает сейчас этот человек. Некогда могучий, отважный, а сейчас - сломленный, раздавленный. - Остальные погибли. Никогда себе не прощу… - и в первый раз при мне, а может, и в первый раз в жизни, Афанасий заплакал. Следом начинает рыдать Наташа, потом Маша и Федя. Вот уже и я вижу все происходящее вокруг, словно сквозь тусклое стекло. Минуту спустя плачет все племя. Слезы градом падают на пол.
        - Устроим мы тут наводнение, - пытается пошутить Афанасий. Никто не смеется.
        - Наводнение, - шепчет Наташа сквозь всхлипы, - наводнение… Будь оно проклято, это наводнение!
        Сергей Иванович, энтузиазм которого тоже давно испарился, стоит в углу, украдкой трет платком глаза и приговаривает:
        - Это хорошо. Это правильно. Поплачьте. Пускай горе найдет выход. Потом легче будет. Я знаю. Я знаю…
        И он оказывается прав.
        Следом за слезами на наших лицах наконец появляются улыбки. Мы больше не притворялись, не пытались ничего изображать. Молча, не говоря глупых, банальных слов, подходим мы друг к другу, смотрим в глаза товарищам, держимся за руки. Счастье берет верх над горем, над усталостью. Счастье все-таки побеждает.
        Лишь Арс и Даша ведут себя странно. Странно для всех, кроме меня. Даша стоит чуть в стороне, опустив глаза. Арсений смотрит на нее хмуро и задумчиво. Он все понял. Не знаю, как, но понял. Боже, Боже… Не хотел бы я оказаться сейчас на его месте. Хотя и мне несладко придется, это как пить дать.
        - Но как же вы сюда попали? - спрашиваю я Афанасия. Пора нарушить тишину, а то эта молчаливая церемония начинает действовать на нервы.
        - О! Это долгая история. Нам не меньше хочется знать, как сюда попали вы. И вообще, - говорит Афанасий до смешного строгим голосом, - пора бы отчитаться, Лыков, как прошла порученная вам разведка. Отрапортовать, так сказать. Только не здесь, - добавляет вождь, - идем к Раде. Она там лежит совсем одна. Хоть развлечем ее немного.
        - А еда? - я с надеждой кошусь на каменные чашки, наполненные какой-то белой субстанцией. Ее все ели до нашего с Дашей эффектного появления.
        - С собой берите еду, всю. Беседа предстоит долгая.

* * *
        - …И в этот момент Наташа, шедшая впереди, остановилась и подняла кулак. «Там кто-то есть», - сообщила она.
        Вождь, взявший на себя рассказ о злоключениях племени, говорит уже минут двадцать. Иногда кто-то прерывает его вопросами. Обычно этот кто-то - я. Наташа кивает время от времени. Федя как будто вообще находится в другом измерении. Рада лежит в стороне, укрытая шкурами. Она очень плоха. Я видел мельком рану на ее груди, когда Сергей Иванович менял девушке повязку. Оттуда словно вырвали кусок мяса…
        Афанасий поведал мне и Даше о странном наводнении, которое случилось в пещерах. О том, как они попытались группами по несколько человек спастись на лодке «миротворцев». Вождь довольно путано объяснил, откуда у них взялась лодка, но он мог не напрягаться. Как раз мне было отлично известно происхождение этого плавсредства. Первые два рейса оказались удачными. Сначала вождь, Алекс и Рада в кромешной тьме добрались до дальней оконечности системы Окро, избежавшей затопления. Потом, ориентируясь по шуму, который издавали остальные люди, лодка возвращалась еще два раза. На третий раз удача племени изменила.
        - Мы не знаем, что именно случилось с ними. Лада и Ханифа плыли последними. Греб Алекс. На середине пути что-то с ними случилось. Мы услышали дикие крики женщин и яростную ругань Алекса. Он лупил по воде веслом и орал: «Прочь, пошли прочь!» А потом все звуки резко оборвались.
        - Их съели рыбы… - шепчет Даша, не поднимая глаз.
        - Тоже слышали? Да, вот так вышло. Много лет мы ели рыбу, в итоге рыбы съели нас. Простите за шутку.
        - Дальше что было? - спрашиваю я.
        - Как в тумане все было, Герман, как в тумане. Долго стояли, глядя во тьму, не в силах и шага сделать. Потом двинулись в неизвестность. Нам тогда было все равно, куда идти. Лишь бы подальше от берегов этого проклятого озера. И мы шли. Долго. Могли в тупик упереться, но не уперлись. Повезло. Вошли в пещеру, заросшую грибами.
        - Я бы сказала, не вошли, а ввалились, - перебила Афанасия Наташа, - там шаткие камни были. Не удержались на ногах. Ох, и насобирали мы синяков да шишек. И появление получилось шумным…
        - Поэтому я о нем и узнал, - широко улыбается Сергей Брянцев. - Маша меня предупредила, что остальные могут тоже появиться. Вход сюда я знал только один, возле него и крутился.
        Мысль сообщить всем единственную ценную информацию, добытую нашей горе-разведкой: что есть еще один вход, возникла в голове и исчезла. Кому это теперь надо? Уступ рухнул, и теперь, чтобы забраться туда, нам придется встать друг другу на плечи. А главное: куда ведет этот путь? В затопленные новоафонские пещеры, где царствуют хищные рыбы? Нужен нам этот лаз, как собаке пятая нога.
        И я молчу.
        - Так что грохот вам и помог, и навредил. Но на будущее: осторожнее надо быть. Пещеры не любят, когда не смотрят под ноги.
        Вождь тяжело вздыхает, закрывает глаза. Я знаю, что он вспоминает сейчас - историю с Алексом. Не будь того рокового падения, совсем иначе все бы сложилось. От меня не укрылось и то, как подобрался Сергей Иванович. В последних событиях он, судя по всему, принимал не последнее участие.
        - Вскоре я тоже засек движение. Какие-то существа, слишком юркие, чтобы их можно было сразу рассмотреть, стремительно перекатывались с места на место, приближаясь к нам, - продолжает вождь.
        - Да, пушистики - они такие, - произносит Сергей Иванович.
        - Я велел людям приготовиться к возможному отражению атаки, а сам все голову ломал, что же это за напасть такая на наши головы. Наконец мне удалось худо-бедно разглядеть юрких, вертлявых тварей, приближавшихся к нам из глубины пещеры. Они были небольшого размера, с кулак, и круглые. На хищников не походили, и вообще сложно было заподозрить, что они могут угрожать людям.
        - Меня при первой встрече с пушистиками только скафандр спас, - снова подает голос Брянцев.
        - Хотя я опасности не видел, мы заняли оборону в самом удобном месте, какое нашлось в округе. Там за нашими спинами возвышалась скала, а чуть в стороне имелся коридор, ведущий в другую часть этой же пещеры, через него можно было отступить при необходимости.
        - Да, вы грамотно расположились, - кивает Сергей Иванович, глядя на Афоню с уважением.
        - Рада и Наташа набрали удобных для метания камней. Арсений подобрал с земли длинный твердый предмет, напоминавший палку.
        Я взял поудобнее копье. Вот когда пожалел, что отдал оба ножа Герману… Между тем мельтешащие среди грибных шляпок и камней тени приближались, громче становился шорох. Один из шариков выкатился на открытое пространство и замер. И мы тут же расслабились.
        - Не все, - строго смотрит на мужа Наталья, - кое-кто бдительность не терял.
        - Да, Наташка оружие не бросила. Я тоже продолжал стоять, изготовившись для схватки, хотя и видел: предосторожности оказались лишними. У наших ног неподвижно лежал небольшой комочек белого меха, напоминающий то ли клубок ниток, то ли свернувшегося калачиком котенка. Ни глаз, ни ушей, ни лапок. Абсолютно непонятно, как это существо передвигается. Шарик откатился в сторону, ближе к Арсу, и снова застыл. К нему присоединился второй. За ним появился третий. Все как один крохотные, пушистые, милые.
        «Ложная тревога, вождь», - улыбнулась Рада.
        «Не спеши, - ответил я, оглядываясь, - мы не знаем, кто еще тут живет».
        «Они все катятся в нашу сторону. Вон их сколько уже собралось, штук тридцать, - заметила Наталья, она тоже выглядела встревоженной, - вдруг спасаются от кого-то? Ты, Рада, камень бы подняла. Мало ли».
        - А потом время словно бы замедлило свой ход. Белый пушистый шарик задрожал, заходил ходуном, потом подпрыгнул, взвился в воздух и приземлился прямо на грудь Раде.
        Рада глухо стонет. Она до сих пор, несмотря на все старания Сергея Ивановича, лечащего ее рану, ужасно страдает. На какое-то время все разговоры смолкают. Потом, когда вздохи Рады затихают, Афанасий продолжает свой рассказ:
        - Бедная Рада… Она дико завопила, схватила обеими руками пушистика и оторвала от груди. Вместе с куском плоти. Из раны хлынула кровь. Только тогда я понял, какую ужасную ошибку совершил. Враг почти никогда не выглядит как враг. Святая истина. Сегодня я в очередной раз убедился, насколько она верна. Очаровательные мохнатые зверьки меньше всего на свете походили на кровожадных убийц. Они внушали меньше опасений, чем камни и песок. Но именно поэтому, именно поэтому, ребята, их следовало затоптать сразу же, не медля ни секунды. Или убегать. Я не сделал ни того, ни другого.
        - Дальше что было? - перебиваю я Афанасия. Мне не терпится услышать продолжение истории. Если вождя «понесет», рассуждать на отвлеченные темы он может часами, я его знаю.
        - Для вас же, между прочим, стараюсь. Сам дал маху, так хоть другим мозги вправлю. Ну, ничего, успею еще. Дальше… Дальше хреново было. Наташка закричала: «Мочи гадов!» Арсений замахнулся палкой, но тот предмет, который мы приняли за палку, ожил, изогнулся, вырвался из рук Арса и рванул прочь.
        - Угорь местный, - кивает Брянцев. - Безобидная, кстати, тварюга. И вкусная. Угощу завтра.
        - Наташа принялась кидаться в пушистиков камнями. Не попала ни разу. Я с копьем тоже мало навоевал. Эти чертовы мячики перемещались с бешеной скоростью.
        «Господи, вы гляньте, ребят!» - ахнула Ната.
        Все белые мячики - а их собралось до полусотни, весь пол вокруг нас напоминал белый шевелящийся ковер, - так вот, все эти дьявольские пушистики задрожали и завибрировали.
        «Нам конец, - сказал я тогда. Через силу улыбнулся, пожал руку Арсу, обнял жену, кивнул плачущему от ужаса сыну. - Продадим жизни подороже. Утащим в ад побольше этих ублюдков».
        Вот так обстояли дела, когда появился уважаемый господин Брянцев. Дальше, думаю, он лучше расскажет.
        - Что тут рассказывать… Да, красивая была сцена, - берет слово Сергей. - Я, можно сказать, успел в последний момент. Я был на полпути, не очень спешил, но тут увидел, что пушистики десятками катятся в ту же сторону, и понял: сейчас дорогих гостей скушают. Вот и припустил со всех ног. А дальше… Дальше вышла небольшая драка.
        Я человек мирный, добрый, но в этот раз в меня, знаете, словно бес вселился. Не мог я допустить, чтобы люди, появление которых ждал столько лет, стали пищей этих чудо-юд. На этом, наверное, все.
        - Тогда я добавлю пару слов. Сергей скромничает. «Небольшая драка»? Да это была настоящая бойня! Мясорубка! Шары лавиной обрушились на Сергея, за долю секунды облепили с ног до головы. Будь на его месте любой из нас, обглодали бы до скелета. А вот Сергею Ивановичу их укусы были нипочем. Он легко, играючи отдирал врагов от костюма, швырял на землю и тут же давил в лепешку. Отрывал, бросал, топтал. Отрывал, бросал, топтал…
        - Не так уж и легко, - ворчит Брянцев.
        - А на том месте, где только что лежал пушистый шарик, оставалось лишь небольшое кровавое пятнышко. Минуты три продолжалось побоище. Потом шары, которых осталось меньше половины, начали отступление. Так же стремительно, как появились, они исчезли. Сергей не преследовал их. Он стоял, опустив руки, и тяжело дышал.
        - Чистая правда, - кивает Брянцев, - вы не представляете, как я устал. Ну а милую девушку Машу привела сюда кошка.
        С этими словами Сергей Иванович ласково треплет по загривку маленького рыжего зверька. Только сейчас я замечаю, что наша Рыжка, с исчезновения которой все началось, тоже тут. До чего же тихо сидела она у ног Маши…
        Я осторожно протягиваю руку. Ладонь скользит по немного свалявшемуся, но все равно мягкому пушистому меху. Рыжка тихонько ворчит, поворачивает голову в мою сторону. Я смотрю в мудрые, спокойные глаза кошки и чувствую, как в душе моей волнами разливается тепло.
        Боль и тяжесть никуда не делись. Сердце все еще обливается кровью, когда я смотрю на израненную Раду, на своих товарищей, покрытых ссадинами и укусами буквально с ног до головы. Разум цепенеет в предвкушении неизбежного объяснения с Арсением Петровичем. И все равно, когда я глажу кошку, на душе становится чуть легче.
        Благотворно действует кошка и на Машу. Она одна кажется спокойной, она одна не вздыхает, не заламывает руки, не грызет ногти. Правда, говоря откровенно, Маше и досталось меньше всех.
        - Так вот куда она бегала… - Даша тоже слегка улыбается, впервые за час.
        Конечно, из всех проблем, с которыми мы вынуждены были столкнуться за последние дни, загадка «прогулок» нашей кошки выглядит скромно. Но то, что хотя бы эта тайна решилась, обрадовало племя.
        Тяжелая, гнетущая атмосфера, сгустившаяся в комнате, немного разрядилась.
        - Да. Я погналась за кошкой, как Алиса за белым кроликом, - говорит Мария, усаживая рыжего зверька на колени. - Думала, что быстро поймаю, но куда там. Она уводила меня все дальше и дальше.
        Я уже и рада была бы вернуться, знала ведь, какая паника начнется в зале Апсны. Но к тому времени заблудилась и вернуться бы в любом случае не смогла… Зато я попала сюда, к Сергею Ивановичу, в страну чудес.
        И все взгляды сосредотачиваются на Мышке. Что говорить, Острикова легко отделалась. Не голодала, не падала с обрыва, не встречалась с хищными рыбами и пушистиками. Я был уверен, что увижу в глазах товарищей зависть. Это было бы понятно, оправдано. Ничего подобного. Люди смотрят на Машку-Мышку, которая, - вот ирония судьбы! - выглядит сейчас лебедем в стае диких утят, и улыбаются. Люди радуются.
        Замечает это и Брянцев.
        - Радоваться за друга - даже важнее, чем горевать вместе с ним, - шепчет он мне на ухо. - Поздравляю, Первый. У тебя классные друзья. Держитесь вместе. Тогда вам любой враг по плечу.
        Да, Сергей прав. Они с самого начала совершили страшную ошибку, действуя поодиночке. Если бы Алекс и Лада, Афанасий и Наталья объединили свои усилия, с племенем не случилось бы половины бедствий. Или бедствий не было бы вовсе. А уж если бы кто-то убедил в нужности переезда старика и старуху! У-у… Тогда все было бы элементарно. Они бы мирно, прогулочным шагом прошли бы через систему Окро и давно сидели бы за этим столом, причем здоровые, невредимые.
        «Нет, не они. Мы, - поправился я. - Эти люди теперь моя семья. Нравится мне это или нет, я теперь один из них. И я тоже наломал дров. Все виноваты».
        В том, что столько людей погибло и пострадало, виновата не судьба, не стечение обстоятельств. Всему виной наша глупость и шоры на глазах. «Слепцы» - так однажды назвала соплеменников Наталья. Очень удачное слово. Меткое. Точное.
        - А теперь, - добавил Сергей Иванович уже громко, для всех, - приглашаю на экскурсию по моему дому!
        Но экскурсия не состоялась. Спустя пять минут люди уснули. Сон сморил кого-то за столом, кого-то на скамейке, а Герман отключился буквально на ходу. Облокотился о дверной косяк - и провалился во тьму.
        Сергей, прекрасно видя, что праздник новоселья сейчас не очень уместен, растащил сонных гостей по комнатам. А потом целый час ходил по комнатам, останавливался у кроватей, что долгие годы выпиливал и шлифовал просто так, от нечего делать. С нежностью и радостью смотрел Сергей Иванович на спящих и шел дальше.
        В его огромное пустое жилище пришло то, чего тут всегда остро не хватало: жизнь. Пусть люди пока спали и лежали неподвижно, с их появлением в доме что-то изменилось. Сергей чувствовал это. Так бывало и раньше, когда к нему прибегала рыжая кошка. Но теперь теплая аура усилилась многократно.
        Под занавес жизни бывший космонавт ощутил, как открывается у него второе дыхание, возвращая волю и тягу к жизни. Силы наполнили могучее тело затворника. Он тоже устал за день, но заснуть так и не смог. Снова и снова заходил в соседнюю спальню, где раздавались громоподобный храп Афанасия и чуть слышное сопение Наташи. Садился на скамью и смотрел, смотрел на спящих.
        - Еще поживем, старина, - говорил сам себе Сергей Брянцев.
        И сам себе отвечал:
        - Конечно, поживем…

* * *
        - Итак, ты прежде всего хочешь знать, летал ли ты в космос? - говорит Сергей Иванович. - Что ж, отвечу. Нет.
        - Нет?! - поднимаю я глаза.
        Я давно и сам догадывался, что моя судьба скрывает какую-то тайну, что я никак не мог быть участником полета на орбиту. В этом случае меня должны были запустить в космос в возрасте лет семи-восьми, а, судя по рассказам Кондрата и Афанасия о космонавтике, случиться этого не могло.
        - Нет. Но не переживай так. Я тоже не летал. Хотя конечно, хотелось бы. Вот круто было бы улететь, например, на Марс! - мечтательно улыбается Сергей, но тут же никнет. - Хотя нет. Плохая идея. Сидел бы там, умирал от тоски. Кстати, судя по всему, с первой пилотируемой экспедицией, американской, как раз это и случилось. Слишком неожиданно Война началась. Застряли астронавты. Не завидую я им… Нет, лучше на Земле. Или даже под землей.
        - А как же скафандры?!
        - Хороший вопрос, - Брянцев откидывается на спинку кресла, достает два аппетитно пахнущих брикета из прессованных грибов и мяса моллюсков. - Угощайся. Голодный ведь.
        Я на еду даже не смотрю. Успеется. Сначала надо узнать ответы на все вопросы.
        - Так кто мы? Кто я такой? - вскакиваю я с места и начинаю метаться по комнате. - Света Николаева, Герман Буданов, да и ты сам тоже. Кто мы?! И что это за «Пеликан» такой?
        - Мы? Участники эксперимента. Там, наверху, стоял научный центр. Наш, российский, вестимо. До своей космонавтики абхазам в две тысячи тринадцатом году было как до Луны, прости за каламбур. Почему его построили именно тут? Кто ж их знает. Для секретности, наверное. Да и дешевле. Ну вот, а под Институтом, прямо в подземных полостях, расположились тренажеры.
        - Какие тренажеры? - Голова моя трещит от обилия фактов, и все же я изо всех сил стараюсь не терять нить рассказа.
        - Для имитации полета, - охотно отвечает Брянцев. - Полная изоляция экипажа в автономном режиме на длительный срок. Не думаю, что кто-то спрогнозировал Армагеддон в разгар эксперимента. Скорее всего, системы, не зависящие от внешней подпитки, установили чисто для безопасности. Или решили испытать в деле. Так или иначе, но гибель всей надземной части комплекса нас не коснулась. Ну, почти не коснулась.
        - Подожди, Сергей… - хмурюсь я, формулируя давно назревший вопрос.
        - Не можешь понять, какую пользу мог бы принести космонавтике? - смеется он. - Постараюсь объяснить, дружок. Почему проект «Пеликан» назвали? Потому что есть такая легенда: что якобы пеликан, когда его детенышам нечего есть, кормит их своей плотью.
        Я присвистнул. Таких забойных сказочек даже Ханифа не рассказывала. А она была мастер по страшилкам.
        - Согласен, бред полный. Но живучая легенда оказалась. Вот пеликана и выбрали символом.
        - Символом чего?
        - Сейчас, сейчас. Не части. Не могу я так быстро. В какую-то светлую голову пришла мысль, что, если на борт звездолета посадить детей и они будут в процессе полета обучаться всем нужным навыкам, можно очень далеко летать. И даже скорости света достигать не надо, чтобы экипаж вернулся из сверхдальнего полета. Полеты, длящиеся десятки лет, казались вполне реальными. Это сейчас нам до космоса, как до Пекина ползком. Пали ниже некуда. Ниже только ад, хе-хе. А тогда-то все иначе было. Главная загвоздка: если посадить на борт тридцатилетних дядек, а полет длится двадцать лет или больше… Под конец работоспособность экипажа, мягко скажем, ухудшится.
        - А усыпить дядек? Или заморозить, например? - Проект, участником которого я был, оставляет ощущение странной, глупой авантюры.
        - Если бы все было так просто, - улыбается Сергей, - давно бы заморозили, как в кино, и отправили к Проксиме Центавра.
        - Куда?
        - Ближайшая звезда. Ближайшая, но лететь туда все равно надо десятки лет. Красивое кино к реальной космонавтике отношение имело очень условное, вот и решили попробовать зайти с тыла. Нашлись люди, которых заинтересовал «Пеликан», под это выделили деньги. А главное, результаты эксперимента, то есть наши с вами общие восемь лет заточения, оказались великолепными! Хоть и не узнает никто. К двадцати годам вы все знали, что надо. Всему научились. Был бы у нас настоящий звездолет - сели бы вместо меня за пульт и полетели бы дальше. Правда, что там у вас творилось после того, как я свалился в колодец, знать не могу. Судя по тому, что ты один выжил… Остальные ведь погибли?
        Я мрачно киваю.
        - Так вот, это значит, что наследники у меня выросли так себе. Увы, - тут он останавливается и, присмотревшись ко мне внимательнее, добавляет озабоченно: - У-у, брат… Я смотрю, совсем тяжело. Голова, того и гляди, дымиться начнет.
        Сергей угадал мое состояние очень точно. Однако признаваться, что устал, я не желаю:
        - Ерунда! Я еще хоть десять часов готов слушать.
        Но Сергей тверд и неумолим:
        - Нет, коллега. Пока достаточно.
        Видя разочарование на моем лице, Брянцев смягчается. Он улыбается, встает с места, подходит ко мне и дружески хлопает по плечу.
        - Успеется, друг мой. Я пока, слава богу, бодр и полон сил. А у тебя вообще вся жизнь впереди. Постепенно, в свое время ты все узнаешь. А сейчас я готов ответить еще на один вопрос и после этого пойдем, осмотрим мою, так сказать, берлогу.
        - Один? Ну, тогда самый сложный, уж прости, коллега.
        - Весь внимание, - улыбается Сергей Иванович.
        - Все, что происходит со мной последний месяц, напоминает то ли сказку, то ли бред, то ли сказочный бред. Как будто мир перевернулся кверху дном и перестали действовать все законы природы. Опять же, Сергей, я не знаю, как ты тут выживал, в этих пещерах. Но, судя по тому, что я вижу, это невозможно. Такого просто не может быть! Появляются и исчезают озера. В пещерах становится то теплее, то холоднее. Неведомая сила спасает меня от смерти на Мертвой станции. Потом эта же сила помогает преодолеть систему Окро.
        А самое удивительное: чудеса случаются именно тогда, когда нам нужно! В чем же дело?
        Я думал, что хозяин пещер будет долго готовиться к ответу, жевать губу, как он любит делать. Я ожидал новой лекции, полной мудреных слов…
        - Сложный вопрос, говоришь? - прищуривается Сергей Иванович. - А вот и ошибаешься. Как раз на этот вопрос ответить проще всего, дружок.
        - Да ну?!
        - Ну да. Это - чудо Божие. Вот и все. И это весь ответ.
        Глава 24
        Бум жить?
        У меня никак не идет из головы одна фраза, которую обронил мимоходом Сергей во время нашей первой беседы: о марсианской экспедиции, которую якобы отправили на соседнюю планету Соединенные Штаты. Прямо накануне Войны. Сергей Иванович не помнил точно, долетел ли марсолет до цели или нет: новости доходили до участников эксперимента с большим опозданием, чтобы создавалась полная имитация полета.
        И все же мне хватило даже этих обрывочных сведений. В редкие минуты досуга я ухожу в свой «кабинет», самую дальнюю, самую укромную комнату дома. Здесь царит кромешный мрак. Сюда практически не долетают звуки. Здесь я сажусь, закрываю глаза…
        И оказываюсь за сотни тысяч километров.
        Я представляю себе бескрайнюю равнину, покрытую красным песком. Именно так описывал Марс Сергей, знающий многое об этой планете. Я вижу кратеры вулканов и величественные горы, извилистые каньоны и небо, подернутое красноватой дымкой. Мертвый, пустой мир, без движения. Лишь ураганные ветры гоняют туда-сюда тучи пыли. Наверное, над нашими головами теперь примерно то же самое творится. Сейчас и лететь бы никуда не пришлось. Исследовали бы Марс на Земле…
        И еще я вижу крохотную точку, едва заметную на фоне скал и расщелин. Космический корабль. Большое металлическое яйцо, частично занесенное пылью, на корпусе его угадываются очертания люков и иллюминаторов.
        Корабль стоит неровно, он накренился. Вокруг никаких следов, никаких признаков деятельности человека. Кажется, что экипаж давно погиб. Но, мысленно переносясь внутрь, под прочным, толстым корпусом я вижу человека. Изможденного, осунувшегося, больше напоминающего дикаря, но еще живого. Слабеющими руками поднимает это существо с колен какой-то рисунок и в полумраке долго-долго рассматривает незамысловатую картинку, нарисованную кое-как на куске бумаги: голубая Земля на черном фоне. И слезы текут из глаз этого самого несчастного из людей, оказавшегося запертым на другой планете. Запертым навсегда.
        Если все так и есть, то нам еще повезло, черт возьми. Очень повезло. Не худшая досталась нам доля! Хоть и не все вернулись с поля…

* * *
        Хоть и с большой отсрочкой, но экскурсия по «дому чудес» Сергея Ивановича (название придумала Машка Острикова) все же состоялась. Брянцев терпеливо дожидался, когда два-три человека проснутся, брал их в заложники и, не слушая никаких возражений, вел за собой по бесконечным залам и коридорам своего гигантского дома.
        Мы с Дашей были вторыми или третьими. К этому времени Сергей уже отработал маршрут, вошел в раж, и экскурсия наша превратилась в настоящий спектакль одного актера. В театрализованное представление. Казалось невероятным, как высокий и крепкий человек может настолько ловко перемещаться по таким узким, тесным ходам. У Даши возникло сравнение с порхающей бабочкой. Большой-большой такой бабочкой. Баобабочкой[22 - Игра слов Л. Кэрролла.].
        Красный скафандр Сергей снял и спрятал в тайник. Как оказалось, свой костюм, единственное, что осталось у Брянцева из прошлой жизни, он надевал крайне редко. Только в особых случаях. Все остальное время Сергей ходил в куртке и брюках, сделанных из шкур снарков (он называл этих зверей иначе, «лупоглазы»). Такую же одежду, - а Сергей Иванович за много лет нашил много комплектов, - хозяин с радостью предоставил и нам. Почти всем она была велика, но мы не жаловались. К тому же Наталья и Маша, вооружившись костяными иголками, быстро подшили куртки и брюки.
        Дом Сергея Ивановича, к которому его владелец и единственный житель обращается уважительно, с любовью, словно к живому человеку, поражает воображение.
        На Дашу он произвел неизгладимое впечатление. Дом, конечно. Хотя и Сергей тоже. Но я не в претензии. Даша, даже засыпая, бормотала: «Как здесь здорово! Как здесь здорово!» Я тоже не мог сдержаться и ходил следом за Брянцевым с приоткрытым ртом.
        Конечно, построил этот каменный муравейник не он. Такой труд не под силу никому. Сергей расхохотался, услышав вопрос Дарьи: «Сколько лет вы все это строили?!» Он ничего не строил. Просто нашел это место во время одной из вылазок в пещеры. Этот лабиринт из маленьких залов показался ему удобным для жизни, и Брянцев двенадцать лет не покладая рук трудился, превращая его в настоящий королевский замок. Заваливал лишние ходы, латал дыры, расчищал завалы, мешавшие ходить, стирал пыль… Да и чем еще ему было тут заниматься?
        «Терпение и труд все перетрут» - таков его девиз. Он вытесывал эти светильники и табуретки, даже не предполагая, что они могут кому-то пригодиться. И сейчас наш радушный хозяин весь светится и сияет от счастья.
        Впрочем, был в ходе экскурсии один грустный момент. Он показал мне и Даше штольню, по которой сам спустился сюда. Точнее - свалился. Где-то там стоят заброшенные пыльные «тренажеры», в которых мы прожили двадцать лет. Я, Света и Герман Буданов. Тоже мной убитый, между прочим… Два трупа на моей совести. Две оборванные жизни. Много это или мало? Черт его знает. Скорее, много. Но грусть, охватившая всех нас у этого колодца, быстро развеялась, стоило мне, Даше и Сергею Ивановичу вернуться в дом. Дом, в котором звучат голоса и тихий смех. Дом, в котором раздаются шаги.
        Живой дом. Наш новый дом.
        Сергей Брянцев счастлив. И я счастлив. Я люблю, я любим. Маленький подземный народ, ставший для меня одной большой семьей, спасен. К тому же я встретил того, кто поможет мне разобраться в тайнах, скрывающих мое утраченное прошлое…
        «Погоди радоваться, - нашептывает внутренний голос, - впереди разговор с Арсом».
        Да. Арс. Осталось решить эту последнюю проблему. Тогда все наладится.

* * *
        Разговор с Арсом мы решили не откладывать. Точнее, на этом настояла Дашка. Я просил хотя бы пару дней, чтобы собраться с мыслями, подобрать слова. Я волновался… Да что там «волновался». Я боялся. Боялся, что буду выглядеть, как полный идиот. Боялся, что Арс убьет меня. От одной мысли, что мне придется сказать Арсу: «Я люблю Дашу», у меня начинался такой мандраж, что все слова наглухо застревали в горле. Дело осложнялось тем, что Арс нем. Ну как разговаривать с тем, кто не ответит?! Пойму ли я его жесты?
        - Нет уж. Никакой отсрочки, - оборвала мои мольбы Дуся. - Чем дольше будем тянуть - тем хуже, поверь. К такому готовым быть нельзя. Даже если заранее речь приготовишь и заучишь, все равно все пойдет не так. Иди, Герман.
        И я пошел…
        Дашу брать с собой не стал. Пусть решаться должна была и ее судьба тоже, пусть она лучше всех понимала его жесты, я чувствовал: это чисто мужской разговор.
        Думаю, Арс сам все понял, когда Даша не кинулась к нему в объятия, увидев живым и невредимым, а расплакалась. Но одно дело - догадываться, и совсем другое - услышать жестокую правду прямо, в лоб.
        Разговор состоялся в одном из отдаленных помещений дома. Лишние уши тут ни к чему. Я специально попросил Сергея Ивановича отвести нас туда, где никто не сможет подслушать. Зачем - не объяснил, только Брянцев и сам все понял. Не знаю, каким образом, но понял. Не иначе, мысли мои прочел. Сергей Иванович не задал ни одного лишнего вопроса. Поставил на стол светящийся гриб в каменной подставке, пожал на прощание руку и ушел, предварительно заложив каменной глыбой узкий коридор, ведущий в потайную комнату.
        И вот, я сижу напротив Арса и говорю. Говорю прямо, как на духу. Не юлю, не пытаюсь ничего смягчить. Я сразу решил: чему быть, тому не миновать. Так уж лучше честно, откровенно выложить Арсению Петровичу всю историю от начала до конца.
        Я сознаюсь, что связь наша началась не вчера. Говорю, что мы любим друг друга. Что мы хотим быть вместе. Что врать ему и встречаться тайно, на людях делая вид, будто ничего у нас нет, глупо и гадко.
        О том, что мы считали их всех мертвыми, даже упоминать не стал. Я вообще не оправдываюсь, а просто излагаю факты. Говорю, а параллельно стараюсь, насколько позволяет тусклый свет от гриба, следить за его мимикой, за каждым его движением. Увы, это мне мало что дает: Белый Барс окаменел. Ни один мускул не шевелится на его лице. Даже глаза, казалось, остекленели.
        «Будет ли вообще ответ, или он так и останется сидеть, словно изваяние?» - размышляю я.
        И вот я заканчиваю.
        Арс сидит, не шевелясь еще с минуту, а потом - я едва замечаю молниеносное движение, но сделать ничего не успеваю - со страшной силой бьет меня в челюсть.
        От удара я кубарем лечу на пол. Крак! В глазах вспыхивают фонтаны искр. Это я «удачно» приложился головой.
        Оглушенный, почти ослепленный я лежу на полу. Пытаюсь сгруппироваться, чтобы новые удары Арса нанесли меньше повреждений. Я вполне мог ожидать, что он изобьет меня до полусмерти. Но секунды шли, и ничего не происходило.
        Зато в гробовой тишине вдруг раздается незнакомый мне, хриплый, как будто сдавленный голос.
        Я опешиваю. Я не верю своим ушам. В этой комнате нас было двое: я и немой Арсений Петрович. Посторонний не мог сюда попасть. Не мог! Не мог - но попал. Ну и пещеры… Вот уж, в самом деле, волшебное место.
        - Это тебе за прошлый раз, - звучит из темноты. - Больно?
        - Больно… - бормочу я, гадая, то ли я сплю, то ли грежу наяву. - А ты кто?
        - Кто я? Хороший вопрос. Сейчас узнаешь. Но сначала встань.
        Из полумрака протягивается ладонь.
        - Хватайся. Вставай, - произносит незнакомец.
        Держась за руку, я кое-как поднимаюсь на ноги. Моргаю, восстанавливая зрение. Оглядываюсь по сторонам… И тут же едва не падаю опять.
        Передо мной стоит Арсений Петрович. Стоит, сложив руки на груди, слегка наклонив голову на бок, и… говорит.
        Арс. Го-во-рит.
        Если бы голосом человечьим молвил камень или гриб, наверное, я и то удивился бы меньше.
        - Да. Да-да-да. Великий немой заговорил, - с каждым словом голос Арса выравнивается, осиплость проходит. - Видишь, как вы с Дашей обрадовали меня? Шучу, конечно. Я понял, что снова могу говорить, едва мы покинули систему Окро. Почему молчал? Представил себе, как все офигеют, и решил потерпеть. У ребят проблем и так хватало… А потом как-то не до того было. Еще плюс немоты: мнение никто высказывать не заставляет, - Арсений Петрович смеется, но тут же, поперхнувшись, закашливается. Несколько секунд он тяжело дышит, потом начинает говорить снова:
        - Как непривычно-то, а? До сих пор с речью освоиться не могу. Ладно, к делу. Раз уж я снова могу говорить, скажу. Не вернулся бы дар речи - врезал бы тебе еще раз и ушел. Но лучше скажу. Все, что думаю. Первое и главное: для меня важнее всего, чтобы Дашка была счастлива. Если ей с тобой будет лучше, чем со мной, - что ж… Значит, так тому и быть. Второе. Ты сумел провести с Дарьей столько времени один на один, да еще и в весьма экстремальных условиях, и никто из вас не прикончил другого. Это многое значит. Честно скажу: не ожидал, что такое вообще возможно.
        Я чувствую, как щеки мои наливаются краснотой. Польстил Арс моему самолюбию. Ох, польстил.
        - Знаешь, Герман, - продолжает Арс, - мне кажется, мы с Дашей столько лет прожили вместе по одной-единственной причине: я не мог ей ответить. Хотел, видит Бог, хотел! Но не мог. Милые были у нас скандалы. Были, а что ты думаешь. Но милые: она орет, я глазами хлопаю. А сейчас, когда я заговорил, кто ее знает… Может, оно и к лучшему? Ну, и третье. Я на свете одну вещь ненавижу: ложь. А правду, честность, ценю больше всего. Поэтому предлагаю баш на баш.
        - В смысле?
        - Обмен. Выгодный и тебе, и мне. Я уступлю тебе Дарью, а ты мне скажешь одну вещь.
        - Что угодно! - Я чуть не подскакиваю на месте.
        - Не спеши. Даю слово: эта тайна умрет вместе со мной. Но знать я должен. Поэтому выкладывай, прямо и откровенно.
        Тут я слегка напрягаюсь. Слишком высока цена за откровенность. Шутка ли, решить проблему любовного треугольника раз и навсегда. Что-то тут не так… Чувствую себя неуютно - почему-то уверен, что он спросит про смерть Кондрата Филипповича. В принципе, сопоставив факты, умный человек вполне мог бы догадаться, куда делся старик. Но Арс спрашивает совсем другое:
        - «Миротворцев» сами сыграли, да?
        - И-и-ик! - непроизвольно издает мое горло.
        Да-а. Недооценивал я Арсения Петровича. Ух, недооценивал. Во всех своих расчетах я всегда отводил ему место в сторонке. Ну, каких сюрпризов можно ждать от тихони, от немого? От человека, который молча занимается своими делами, послушно выполняя приказы? Упустил я Арса-Барса. Вот и получил смачный пинок от судьбы.
        - К-к-как ты?.. - только и смог выдавить из себя я.
        - А слушал внимательно. И думал, пока все кругом паниковали. Слишком все удачно совпало, Герман. Не бывает так. Ну что, было дело?
        - Было, - наклоняю голову я, решив: «Пока юлить не буду - сейчас Арс меня к стенке припер, не отвертишься. А там посмотрим».
        - А что, молодцы, - произносит он, задумчиво глядя сквозь меня, в пространство. - И тайник нашли, куда вождь спрятал вещички саперов, и так все разыграли круто… Я бы так не смог.
        - Спасибо, - осторожно отвечаю я. Наш разговор с Арсением Петровичем, уже почти ставший спокойным, опять превращается в танцы на минном поле. Я понятия не имею, чего ждать от него в следующий момент.
        - И Кондрата тоже вы угрохали, верно? - теперь колючий, цепкий взгляд Барса скользит по моему лицу, подмечая все нюансы поведения. - Алекс давнюю мечту осуществил, что ли? О мертвых плохо нельзя, но гад он в таком случае…
        И я не выдерживаю. Хоть и дал себе зарок не раскрывать больше перед Арсом ни одной тайны, но тут смолчать не смог. Не хватало еще очернить чужое имя. Пусть даже в глазах одного лишь Арса.
        - Я убил! - вскакиваю я, сжимая кулаки. - Я! Иначе он убил бы меня. Они с Ханифой вдвоем на меня охотились. Они чуть ли не каждый день мне то яд подкидывали, то камнями засыпали! Ой, а то ты не замечал, Мистер проницательность! Между прочим, - добавляю я, усаживаясь на место вполоборота к Арсу, - если бы не обвал, устроенный стариком, ничего бы у нас с Дашей в первый раз не было. Вот так-то.
        Несколько минут мы сидим молча. Не знаю, о чем думает Арсений. Человек-загадка, обошедший на повороте всех - и меня, и Алекса. Уж не примеривается ли, как мне лучше шею свернуть? Я же лихорадочно ищу выход из ситуации. Я в тупике. Что мне теперь делать с этим Арсом?! Убить? Еще вопрос, кто кого. Да и остальным что скажу? Что с ним сердечный приступ случился? Смешно… Он дал слово молчать, но могу ли я верить этому слову? Одно ясно: решить проблему надо тут, в этой комнате. Сейчас.
        Арсений поворачивается ко мне спиной. Чего это он?
        Только тут я замечаю, что между нами на каменном столе лежит нож. Тот самый, который нам с Дашей удалось сохранить во время экспедиции. Прекрасное оружие с острым лезвием. Таким же клинком я убил Кондрата…
        Раньше ножа тут не было. Я не слепой, я бы заметил.
        Откуда он взялся?! Я его не приносил. Провалами в памяти не страдаю. Сергей Иванович тут тоже ни при чем. Остается только один вариант: Арс. Он принес на нашу «беседу» оружие? Вот так раз… Вот так Арс…
        Вот это орудие убийства лежит передо мной. Надо только протянуть руку.
        И, кажется, я начинаю понимать, что происходит. Арсений Петрович - человек мудрый, в этом я имел возможность убедиться. Он все рассчитал. Учел, что после нашего разговора у меня может возникнуть желание прикончить его. Он отлично понимал, что я не поверю никаким клятвам. И он нашел выход.
        Нож лежит передо мной. Арсений сидит спокойно, даже расслабленно, подставив под удар шею и спину. И это в двух шагах от смерти. Невероятно… Непостижимо! Черт возьми, ну и нервы. Ну и мужик этот Арс…
        Что ж, Белый Барс все верно рассчитал. Я не смогу нанести удар. С таким другом, с таким союзником, как он, я могу быть спокоен за свое будущее. Моя тайна, наша общая тайна свяжет наши судьбы навеки. Мы горы свернем вместе. По отдельности мы мало что можем. Так уже было с Алексом и Афоней. Зато вместе… Вместе… Рай, может, и не построим, но хоть покажем этим пещерам, кто в аду хозяин, хе-хе.
        И не только в этом дело. Хватит смертей. Хватит крови. Слишком много людей погибло в этих пещерах. Даже их привидениям тут тесно. А мне так и так несладко придется. Сколько бы я ни убеждал себя, что смерть Кондрата Филипповича была неизбежной, что его убийство явилось вынужденной мерой, от мук совести все равно никуда не деться. Брать на душу еще один грех? Нет.
        Довольно. Надо учиться жить мирно. Надо находить общий язык без оружия. Надо учиться говорить. Федя хорошо тогда сказал: мы не слышим друг друга. И не понимаем. Надо разорвать этот порочный круг. И жить надо, черт побери. Жить!

* * *
        Сколько прошло времени с того дня, как мы поселились в доме Брянцева? Неделя. Всего неделя… Но создается ощущение, что прошла целая вечность! Жизнь, как и прежде, вошла в свою колею. Ужасы постепенно забываются, раны затягиваются.
        Здесь, в жилище Сергея Ивановича, мы можем целыми сутками не выходить за дверь. Здесь есть свой родник и большой круглый бассейн, в нем даже можно устраивать заплывы. Имеются запасы пищи, а через многочисленные тайные ходы удобно совершать вылазки. Без охоты все же нельзя обойтись, и раз в два дня кому-то приходится покидать нашу берлогу. Пушистики иногда мелькают в округе, но пока их мало, и они обходят нас стороной. Молодцы, умные твари. Хотя когда-нибудь, конечно, нам придется с ними столкнуться…
        Афанасий взял в свои руки управление племенем и не дает людям скучать. Снова занятия спортом и заплывы, снова поэтические вечера. Даже музыка звучит. Маша смастерила из раковины нечто вроде рога, а из кости крупной ящерицы - свистульку. Даже Даша пишет стихотворение. Раньше, насколько я знаю, Дашуля этим не баловалась. Посмотрим, что у нее получится.
        Здесь тепло, можно ходить почти без одежды. Здесь спокойно: ни наводнений, ни оползней, ни ядовитых испарений.
        И все, вроде бы, хорошо.
        Но у меня все равно душа не на месте.
        Слишком гладко идет наша жизнь в Больших пещерах. Не жизнь, а сказка. Так не бывает. Рад был бы поверить, что все опасности остались в прошлом, да не могу. И чем веселее, чем счастливее живет наша дружная семья, тем сильнее волнение.
        Откуда нанесет судьба удар в следующий раз? Не знаю. Я просто уверен: он будет, и очень скоро.
        А пока я живу, как все.
        Беседую часами с Сергеем Ивановичем о космосе, о мире до Катаклизма. Каждую свободную минуту стараюсь уделять Даше. Так идут дни…

* * *
        Маша и Даша торопливо шли к запасному входу в убежище, Герман, вооруженный ножом, прикрывал их, Афанасий встречал у входа. Женщины тащили каждая по несколько десятков грибов. Понадобилось срочно пополнить запасы пищи, а те грибные посадки, которые Сергей разбил у самых стен дома, ночью кто-то уничтожил. Пришлось организовывать дальний рейд.
        Отлично зная, как опасно находиться вне стен, Маша и Даша не стали мешкать, ловко нырнули в проем. Надо было поторапливаться и Герману, но отчего-то он не спешил. Что-то привлекло внимание Лыкова рядом с уничтоженными грибницами.
        - Давай быстрее! - поманил его вождь. Тот словно бы не слышал. Космонавт встал на колени, долго рассматривал что-то на песке, а когда подошел наконец к вождю, вид у него был озабоченный, встревоженный. Лыков озирался по сторонам так, будто чего-то опасался.
        - На минутку, - позвал он Афоню.
        - Мы и так торчим тут у всех на виду. Пошли скорее! - вождь нервничал. Он понимал: кто-кто, а Герман никогда не стал бы поднимать тревогу по пустякам. Но затягивать вылазку вождь тоже не хотел.
        - Ну, что на этот раз? - спросил с легким раздражением Афанасий, когда они отошли в сторону.
        - А ты сам посмотри, - указал Лыков на песок.
        Афанасий посмотрел - и ахнул.
        Рядом с разоренной грибницей понять что-либо было невозможно, а вот в стороне через всю пещеру вела цепочка следов. Огромные отпечатки, превосходившие след любого из членов племени раза в полтора. Судя по глубине, их оставил кто-то очень тяжелый.
        - Есть мысли, что за зверь такой? - Афоня облизал мигом пересохшие губы.
        Вместо ответа Герман подошел к ближайшему отпечатку и наступил рядом, стараясь надавить посильнее. Потом он шагнул в сторону.
        - Человек! - ахнул вождь.
        - Человек, - кивнул Лыков. - Никто не видел в пещерах посторонних, значит, прошел ночью. Осторожный, гад. Я случайно наткнулся, едва мимо не прошел… Слушай! А может, это тот самый Белый Спелеолог из легенды?
        - Герман, твою дивизию! Сам ты Белый Спелеолог, - фыркнул Афанасий. - Выкинь из головы все эти бредни Ханифы. И без того ясно, что мы имеем дело с чудовищем.
        Афанасий немного напряг воображение, представив себе существо, еще более высокое и массивное, чем Брянцев, и ему стало не по себе. Такой исполин мог убить одним ударом кулака. Возможен был и другой вариант: обладатель следов только ступни имел человеческие, а все остальное - совсем другое.
        Молча шли Афанасий и Герман обратно, и в голове Лыкова звучали слова, сказанные недавно Сергеем Ивановичем: «Эти пушистики и меня доставали, что ты думаешь. Захотел бы - давно всех передавил. Но я считаю, в природе не бывает ничего лишнего. Перебив кучу пушистиков, я нарушил экологический баланс пещер. Что-то сместилось в этой пищевой цепочке, что-то теперь пойдет не так. Нет, я не жалею, что спас твоих друзей. Иначе поступить я не мог. Просто имей ввиду: пушистики не пускали сюда других хищников. Не удивлюсь, если скоро откуда-нибудь из самого дальнего закоулка этого мира вылезет что-то… Что-то опасное…»

* * *
        Следы гигантских ног продолжали появляться в опасной близости от Дома. Люди натыкались на обглоданные тела ящериц и раскрытые раковины, а порой на глаза разведчикам, прочесывающим пещеру, попадаются раскиданные камни, сломанные грибы и прочие разрушения. Не приходилось сомневаться: это работа их таинственного страшного соседа.
        Дом занял глухую оборону. Федю не выпускаем даже из комнаты. Женщины покидали укрытие лишь под охраной, да и мужчины чувствовали себя неуютно. Никто не знал, кто или что угрожает им. Никто не мог с уверенностью положиться на свои силы. В итоге приходилось каждую вылазку за пределы жилища превращать в военную операцию. К тому же Афанасий заставлял племя ежедневно осматривать все углы и закоулки: враг мог найти лазейку в стене дома. Или сделать ее.
        Несколько раз делали ловушки: замаскированные ямы с острыми камнями на дне. Таинственный враг каждый раз оказывался умнее.
        И каждый раз, видя, что тварь опять перехитрила охотников, вождь говорил:
        - Это человек. Точно, человек. Ходит, смотрит, выжидает, когда мы расслабимся, или кто-то слабый окажется один.
        - Он от нас не отстанет… - соглашался Лыков. - Зверь может оступиться. Человек - нет. Даже если все, что у этого ублюдка осталось от человека, это упрямство.
        - И ступни, - кивал Арс.
        - И тяга к разрушению, - шептала Даша.
        Использовать же кого-то в качестве приманки, чтобы заставить невидимку показаться, у вождя просто не хватает духа.
        Видя, что от напряжения у всего племени сдают нервы, Маша вызвалась выступить в качестве «живца». Афанасий, которому до смерти надоело исправлять урон, наносимый великаном хозяйству племени, дал добро.
        Рискованный план сработал.
        Этим же вечером существо, много недель не дававшее племени спокойно спать, попало в ловушку.

* * *
        Мы окружили его, загнали в угол, лишили всякой надежды на бегство.
        Пришли все, кто могли сражаться: я, Афанасий, Арс, Сергей Иванович и Дарья. Маша, успешно выполнившая свою задачу, благополучно увернулась от когтей и зубов чудовища и скрылась в Доме. Настало время битвы. Никакой пощады. Никаких переговоров. Да и едва ли существо, мечущееся в кольце врагов, затравленно озираясь, способно говорить.
        Это уродливое создание лишь отдаленно напоминает человека. Жестокая пародия на вид «хомо сапиенс». Нелепый фавн, покрытый густой шерстью. Конечности больше похожи на звериные лапы.
        В оскаленной пасти видны были два ряда желтых клыков, а изо рта вырываются рычание и свист, не имеющие ничего общего с речью.
        И все же, несмотря ни на что, это человек.
        Как попал он сюда? Свалился с обрыва, как мы с Дашей? Упал в колодец, как Брянцев? Это кто-то из каннибалов или сотрудник Института? Или в «это» превратился кто-то из пещерных, похищенных Зовом? Это не имело значения.
        В глазах рычащей, скалящейся твари, припавшей на передние лапы в ожидании схватки, ярость и голод мешаются со страхом. Зверочеловек ощущает превосходство противника.
        Плечом к плечу стоим, сжав кулаки, мы с Дашей. Застыл с копьем на изготовку Арсений Петрович. Рядом лениво поигрывает ножом Афанасий. Уцелевшее в передрягах оружие, которое я отдал вождю, Афоня содержит в порядке, заточенная сталь зловеще рассекает воздух. Над нашими головами возвышается Сергей Иванович. Брянцев расправляет плечи, - и существо в ужасе скулит.
        Участь урода предрешена еще до начала схватки.
        Вдруг Сергей отстраняет Афанасия и делает шаг вперед.
        - Позвольте, друзья, мне сделать это в одиночку, - спокойно произносит он, видя недоумение на наших лицах.
        - То есть как это?! - вскидывается Арс. - Ну уж нет. Впятером-то мы его точно завалим. А ты один… Кто знает!
        - И кто-то может остаться без глаза, а кто-то без ноги. Или погибнуть. Дешево свою жизнь этот медведь не продаст, не ясно, что ли? - обрывает его Брянцев. - А у вас семьи, ребята. По крайней мере - тебе, Афанасий, делать тут точно нечего, - он смотрит в глаза вождю. - Если погибнешь - они же передерутся, пока нового начальника выбирать будут. Да и о сыне подумай.
        Афанасий хмуро кивает и отходит в сторону. Я и Даша переглядываемся, разжимаем кулаки и тоже делаем шаг назад.
        - А ты? Как же ты? - восклицает Арсений Петрович. Он один не хочет мириться с происходящим.
        - Я? Я прожил чудесную жизнь, дружок. Мне есть, что вспомнить, чем гордиться. Я дал вам шанс выжить, в конце концов. И что это вы меня раньше времени со счетов-то списываете? - смеется Брянцев. - Я не настолько сильнее вас, но этот костюмчик шансы мои, хе-хе, удваивает.
        - А экологический баланс? - осторожно напоминает Дарья.
        - К черту, - небрежно отмахивается Брянцев. - Оно тут такой же чужеродный элемент, как мы. Отойдите все.
        На поле боя остаются двое.
        Увидев, что вместо пяти врагов на него надвигается лишь один, дикарь осмелел. Когти взрыли землю. Раздалось гортанное рычание. Медленно, оценивая противника, двинулся зверочеловек вперед. Сергей стоял, слегка наклонившись. Он тоже не торопился начинать схватку, следил за движениями чудовища.
        Брянцев не был уверен в победе, но он чувствовал за спиной огромную силу. Как будто его лизали, не обжигая, языки невидимого пламени. Сергей знал: все те, с кем свела его судьба, горячо молятся Богу, прося дать сил герою, вышедшему биться один на один с общим врагом.
        Взгляды человека и получеловека встретились, и в тот же миг Брянцев увидел на искаженной злобным оскалом морде ужас и растерянность. Что было тому причиной, Сергей не стал задумываться. Уверенность наполнила душу человека. По телу пробежала приятная дрожь.
        Он больше не колебался и не сомневался.
        Сергей мягко улыбнулся, отбросил лишние мысли и смело кинулся в бой.
        Эпилог
        Сегодня у нас большой праздник.
        С самого утра в доме царит приятное оживление. Все комнаты украшены простыми, но милыми букетиками из грибов. По коридорам то и дело кто-то бегает: заканчивается подготовка к торжественному обеду. Издалека доносится музыка - Маша и Рада в две флейты репетируют концерт. А Сергей, едва пришедший в себя после битвы с мутантом, снова вернулся на кухню. Сейчас наверняка готовит что-то вкусное. Судя по всему, они еще и подарки приготовили. Где только умудрились все раздобыть…
        Все счастливы. Кроме виновника этого празднества. То есть меня.
        Я лежу в своей комнате. Один. Даша спозаранку ушла наводить в доме чистоту. И вот я лежу, смотрю в потолок и пытаюсь понять, почему сегодня, в такой знаменательный день, нет у меня на душе ни счастья, ни радости? У всех есть, у меня одного нет. Почему? Может быть, потому, что не люблю вранье?
        Да, именно вранье. Слишком уж красиво все сложилось. Оказалось, что Сергей Иванович помнит дни рождения участников проекта «Пеликан». Оказалось, что у меня юбилей: тридцать пять лет, если верить Брянцеву. И, вот удача, мой день рождения выпал на сегодняшний день.
        Но меня не проведешь. Я Сергея насквозь вижу. Захотелось ему нас немного взбодрить, захотелось подарить радость, вот и «вспомнил» про этот, мать его, юбилей. Сергей из кожи вон лезет, стараясь скрасить нашу жизнь, помогая забыть горечь утрат… И дурак я буду, если осужу его за это. Он молодец, я понимаю это. Разумеется, я буду пировать со всеми, буду принимать подарки и поздравления. Куда я денусь… Но лучше бы они оставили меня в покое. Вот тогда я был бы счастлив.
        Все, хватит киснуть. Сюда кто-то идет. Буду изображать безудержное веселье. Как говорил Алекс: «Улыбаемся и машем». Алекс… Как мне сейчас тебя не хватает.
        В дверь осторожно заглядывает Даша.
        Как хорошо, что это именно она, моя милая Дуся! Перед Афанасием или Машей ломать комедию было бы намного сложнее, а Даше я всегда рад. И не нужны мне никакие подарки, пусть просто сядет рядом, возьмет за руку… Вот тогда я буду счастлив! Вот тогда перестанет, наконец, мучить меня совесть.
        Убедившись, что я не сплю, Даша входит и осторожно садится рядом. Странное какое-то у нее выражение лица. Волнуется? Интересно, из-за чего?
        - С днем рождения, милый Герман! - говорит Даша.
        Агрх!!!
        Знает лишь небо, какие усилия мне приходится приложить, чтобы не матюгнуться в голос. Страшно представить, сколько раз мне придется сегодня выслушивать то же самое… Ей-богу, к вечеру точно убью кого-нибудь.
        Все же я нахожу в себе силы ответить Дусе:
        - Спасибо, дорогая моя!
        - А теперь - подарок! - торжественно объявляет она.
        Ох. Ну, чем они собрались мне задаривать? Плесневыми грибами, перевязанными бантиком? Каменными чашками, которых у меня самого две штуки? Шкурками пушистиков на несуществующий воротник несуществующей шубы?
        - Я никогда не писала стихи, - продолжает она, - просто не ощущала душевной потребности. А без вдохновения, из-под палки - какое творчество… И вот вчера пришла в голову строчка. Потом вторая. Это стихотворение - для тебя, Герман.
        Даша встает передо мной. Прокашливается. Шепчет что-то себе под нос. Видимо, повторяет. Наконец Дусе удается справиться с волнением, и она начинает читать. Слова одно за другим слетают с ее губ и неспешно кружатся по комнате, словно крохотные воздушные феи, встретившие меня в подземном царстве много дней назад. Голос Даши в тишине звучит волшебно, чарующе…
        Знаешь, есть звери как люди.
        Чаще - люди как звери.
        Что в тебе зеркало будит?
        Снова сулит потери.
        Может, ты просто странник,
        Падаешь в адскую пропасть,
        Может, ты просто ранен?
        Рвутся последние стропы.
        Знаешь, в туннелях есть души.
        Чаще в душах туннели.
        Кто тебя снова душит?
        Мир, что тобой расстрелян[23 - Евгений Шкиль.].
        Стихотворение заканчивается. Даша замолкает. Но долго еще звучат в моих ушах ее слова. Удивительные слова. Точные, красивые, мудрые.
        «Звери как люди» - это про кошку нашу, не иначе.
        «Люди как звери» - это она про себя говорит. История с убитыми саперами не дает покоя Даше.
        «Души в туннелях» - это, наверное, намек на души заживо съеденных туристов с «Кровавой станции».
        «В душах туннели» - черт возьми, а это про меня. Червоточина - слишком мягкое слово для той раны, которую я несу на сердце. Там не щель, не дыра, там туннель метро. Ни больше, ни меньше. Даша попала в точку…
        - Ну как? - с дрожью в голосе спрашивает моя возлюбленная.
        Ай, нехорошо. Совсем забыл, что Даша ждет ответа, ждет благодарности. Она человек впечатлительный, может решить, что я молчу потому, что в ужасе от стихов. И тогда будет буря…
        - Чудесно, чудесные стихи, - отвечаю я и сам волнуюсь, как ребенок, подбирая слова. - Спасибо тебе огромное за подарок! Честно скажу: не ожидал…
        - Спасибо! - едва сдерживая слезы радости, шепчет Даша.
        Господи, как она счастлива! И как я счастлив, что счастлива она!
        Я вскакиваю, обнимаю Дашу, прижимаю к себе, а мгновение спустя наши губы сливаются в долгом, страстном поцелуе.
        Грусть и хандру как ветром сдуло. Я весел и бодр, я полон сил. Долой мрачные мысли, долой мучительные воспоминания! Наперекор всему я буду отмечать свой день рождения. Даже если он не сегодня. Какая, в конце концов, разница?
        Рука об руку мы с Дашей идем в обеденный зал. И едва мы входим, все дорогие мне люди, все мои друзья вскакивают со своих мест и хором поют:
        - С днем рожденья, милый Герман, с днем рожденья тебя!
        Как это здорово - видеть вокруг лучистые улыбки, слышать звонкий смех… Ради таких минут стоит жить, черт возьми.
        Не сплю ли я? Не повторится ли история с «гип-гиперами»? Нет. Не сплю. Все это - на самом деле. Видения и миражи остались в прошлом. Они исчезли, рассеялись, потеряв силу. Призраки не живут здесь. Здесь - только люди. Люди, прошедшие через ад, заслужившие право на жизнь.
        Афанасий. Постарел он за эти дни. Немудрено, такой груз любого раздавит. И все равно, он все тот же, наш вожак. Все такой же строгий и справедливый, все такой же деятельный. Дай ему Бог сил и терпения еще на много лет.
        Наташа. Мудрая, сильная, красивая женщина. Треволнения и страдания, конечно, оставили отпечаток. Морщины легли на ее задумчивое, гордое лицо. Седых волос стало больше. Слегка ссутулились плечи. Но она крепкая, она справится.
        Федя. И раньше был наш Дядя Фёдор серьезен и мудр не по годам, теперь он повзрослел окончательно. Я больше не вижу перед собой ребенка. Я вижу мужика. И это хорошо. Чем больше мужиков в племени - тем проще будет нам выжить здесь.
        Арс и Маша. Да-да. Они вместе. Это случилось не сразу, постепенно. И это правильно. Уверен, у ребят получится крепкая семья. Дай Бог им детей. Тут воспитать и вырастить их будет проще. Даст Бог, и у нас с Дашкой будет ребенок. Нет, лучше двое. И если будет девочка, назову Светой. Как дань вечного уважения той, что была спутницей моей жизни большую ее часть.
        Мы с Машей снова лучшие друзья. Снова спорим до хрипоты, снова треплемся часами обо всем на свете. С разрешения Даши, конечно же. Арс… Слово «друг» к нему я едва ли могу применить. Но верный соратник - это точно.
        Рада и Сергей. И снова все сложилось само собой. Их не смущает разница в возрасте. Им не мешает то, что из-за потери крови Рада пока слаба и большую часть времени спит. Я с умилением смотрю, как ласково, заботливо выхаживает Сергей Иванович эту простую, добрую, веселую девушку, потерявшую супруга, но не лишившуюся тяги к жизни, и как она тянется к нему всей душой. Я не сомневаюсь: их тоже ждет счастье.
        Как же я люблю вас всех, ребята… Взял бы и расцеловал. И расцелую, черт возьми. Да здравствует Праздник жизни! Юбилей мой - пес с ним. Просто повод… Сегодня мы отмечаем наше новоселье.
        И наше чудесное спасение.
        Вызывая ужас у всех обитателей пещер, разносится под сводами подземных залов многоголосое, раскатистое: «Гип-гип-ура! Гип-гип-ура!»

* * *
        Наступил вечер. Веселый праздник закончился. Стихли музыка и смех. Люди разошлись по своим комнатам.
        Фух. Ну и денек выдался…
        Теперь, вспоминая свою утреннюю хандру, я усмехаюсь. Даже стыдно слегка. Вот был бы номер, если бы я отказался выходить из комнаты. Ребята столько готовились, игры приготовили, спектакль, - Афанасий превзошел себя, и это при отсутствии какого-либо реквизита, - а я бы им все обломал…
        Правда, под вечер я немного устал от поздравлений. Нет, не немного, чего себе-то врать. Сильно устал. Ну, ничего. Высплюсь и буду как огурчик.
        Даша упорхнула в душ. Она так в шутку называет родник и бассейн в одном из залов Дома. У меня желания нырять в ледяную воду не возникло, и я остаюсь ждать ее в спальне. Коротаю время, разглядывая подаренные мне простые, но с душой сделанные поделки из камня.
        Пару минут спустя у дверей раздаются чьи-то шаги. Я уверен, что это вернулась Дарья, но вместо нее в комнату входит Сергей Иванович. Его появлению я не очень-то рад. Обычно Брянцев приходит для того, чтобы предаться воспоминаниям или побеседовать на философские темы. Ни того, ни другого мне сейчас не хочется. Опять же, Даша вернется, а мы тут философствуем. Обидится.
        - Добрый вечер, - улыбается Брянцев, присаживаясь на край моей постели, - не помешал?
        - Нет, нисколько, - отвечаю я с легким раздражением.
        - Не волнуйся, я ненадолго. Как ты, наверное, заметил, я ничего не подарил тебе, - обращается ко мне Сергей Иванович.
        - Честно: не заметил, - отвечаю я. И это чистая правда. Я уже не могу сказать с уверенностью, кто какую безделушку подарил, а кто презентовал песню или стихотворение.
        - Свой подарок я приберег напоследок, - произносит Сергей Иванович. На моих глазах с этим загадочным человеком происходят какие-то загадочные изменения. Внутри его словно бы вспыхнул светильник, свет которого не виден, но ощущается. Светятся глаза, светится лицо. Никогда не видел ничего подобного.
        На пороге возникает стройная фигура Даши. Стоит, укутавшись в куртку, все еще ёжась от ледяной воды. Если моя возлюбленная и расстроилась, увидев в нашем семейном гнездышке постороннего, у нее хватает воспитания это не показать. Она приветливо улыбается гостю.
        - Добрый вечер, Сергей Иванович! Чем обязаны?
        - Пришел одаривать нашего дорогого юбиляра, - произносит Сергей нараспев, точно заправский оратор. - Но чтобы увидеть его, надо немного прогуляться.
        Я тяжело вздыхаю. Ругаться не хочется, я же вижу, что Сергей Иванович хочет меня удивить. Но и шагать неведомо куда на ночь глядя желания тоже не возникает.
        - Может, завтра? - просительно тяну я, но Брянцев непреклонен:
        - Праздник сегодня, значит и подарок ты должен получить сегодня. Пойдем, это недолго. И Дашу с собой бери. Только оденьтесь теплее.
        - Зачем это?
        - Увидите, - уклончиво отвечает Сергей Иванович.
        Я надеялся, что Дуся выступит на моей стороне. Увы, все они сегодня, выбиваясь из сил, воплощали в жизнь эпический план «осчастливить Германа».
        - Конечно, я с радостью! - восклицает она.
        «Предатель ты, Дашка», - я окидываю подругу суровым взглядом, но ноги с кровати все-таки спускаю. Они от меня не отстанут, пока не одарят, это ясно. Надеюсь, что это будет последний подарок. Больше я не вынесу.
        И вот мы идем неведомо куда по темным коридорам дома. Впереди Сергей Иванович с грибом в руке, за ним мы с Дашей. Дуся попискивает от нетерпения. Сергей время от времени оборачивается и смотрит на меня с улыбкой. И светится, как рождественская елка. А я… Я хочу спать. Больше ничего не хочу. Ну, когда уже кончится эта идиотская прогулка? Почему подарок нельзя просто взять и подарить?!
        Обманул, кстати. Насчет того, что идти недалеко. Мы идем по извилистым ходам и коридорам уже минут десять. Не думал, что дом настолько велик… Или мы уже снаружи? Похоже на то. Какого, спрашивается, лешего надо ночью тащить меня к черту на рога?!
        У-у-у, Сергей… Это должен быть очень, очень ценный подарок. Иначе месяц здороваться с тобой не буду. Видит Бог, если бы не твой героический поединок со зверем, я бы сейчас сказал все, что о тебе думаю. А так - терплю пока. Только молюсь, чтобы эта поздравительная экзекуция скорее закончилась.
        И вот, прошагав, наверное, пару километров, мы останавливаемся.
        - Дальше без меня, - объясняет Сергей Иванович. - Только, чур, глаза закрыть, ясно? Делаете ровно десять шагов. Не больше и не меньше. Потом открываете глаза.
        Я тихо матерюсь сквозь зубы. Детский сад. Дурдом на выезде. Еще и глаза закрыть… Ладно, закрою.
        Мы слышим, как Брянцев отодвигает в сторону очередную глыбу, загораживающую проход. Что такое? В лицо будто пахнуло свежестью. Да-да, точно. Я чувствую движение воздуха. Это ветер.
        - Вперед, - подталкивает в спину Сергей. Даша берет меня за руку. Ага, она тоже дрожит, волнуется. Будет знать, как в авантюры меня впутывать!
        Мы делаем четыре шага. За это время ветер успевает усилиться многократно. Он треплет мои волосы, шевелит одежду. До чего холодный ветер. И до чего свежий. Не может в пещерах быть такого ветра. Что-то здесь не так.
        Я чувствую, как дрожит рука Даши. Холод? Волнение?
        Остается три шага. Сквозь плотно зажмуренные веки я вижу, что впереди очень светло. Роща грибов? Нет. Это не тот свет, к которому мы привыкли. И морозный ветер, дующий в лицо… Что бы это могло быть?
        - Господи! Неужели это…
        Я открываю глаза… И едва не теряю сознание от открывшегося передо мной вида.
        Мы стоим на широком уступе. За нашей спиной - природный (а может, и рукотворный) туннель, ведущий в глубь скалы, в Большие пещеры. Насколько хватает глаз, до самого горизонта расстилаются перед нами величественные горы, покрытые лесами. А над нами раскинулось небо, при одном взгляде на которое я теряю равновесие и падаю на колени. Пусть оно серое, пусть затянуто тучами от края до края. Но от ощущения высоты и простора у меня просто захватывает дух.
        Не могу сказать ни слова. Нащупываю руку Даши и сильно-сильно сжимаю ее. Она плачет. Я и сам готов разрыдаться от безудержного счастья, рвущего на части все мое существо.
        Мы больше не зажаты со всех сторон холодными, уродливыми скалами. Я и Даша вырвались из катакомб.
        Мы дышим ледяным, пьянящим воздухом. Воздухом свободы.
        Мы видим новые земли.
        Чистые земли.
        От автора
        Здравствуй, дорогой читатель!
        Меня зовут Дмитрий Ермаков, 27 лет. Живу в Москве, работаю в школе учителем истории и обществознания. Книга, которую ты держишь в руках, - моя первая серьезная литературная работа.
        На вопрос, когда я начал писать, ответа, скорее всего, не дам. Одно могу сказать точно: в школе я уже время от времени баловался историями собственного сочинения. Что-то с тех времен даже сохранилось. Что я писал? В основном фантастические рассказы. Многие - на космическую тематику. Это отразилось на книге, которую вы держите в руках.
        А потом в моей жизни появился сайт metro2033.ru. Знаю, сейчас на сайте сложно найти читателя. Многие жалуются на это. Но тогда все было иначе. Мои первые работы, выложенные в разделе «Творчество», получили множество отзывов, как лестных, так и разгромных. Но главное: появились постоянные читатели, которые просили писать дальше. Многие из них сейчас мои лучшие друзья. С некоторыми я писал в соавторстве. Например, с Арсением Барановым (он стал прототипом героя «Слепцов» по имени Арс) мы вместе работали над фанфиком «Ким Ен Мун - мой хороший друг» о метро КНДР; оттуда же в «Слепцы» перекочевала одна из героинь - Даша Кружевницына. Евгений Шкиль - автор стихотворения, вошедшего в текст «Слепцов», тоже выходец с портала. А одна из посетительниц сайта, Настя Осипова, совсем недавно стала моей супругой…
        В декабре 2010 года в сборнике «Последнее убежище» был издан рассказ «Настоящий немец», эта публикация стала моим литературным дебютом. Работа над романом уже тогда была в самом разгаре.
        Эта книга родилась из двух рассказов, которые объединяет, на первый взгляд, только то, что оба текста имели косвенное отношение к миру 2033 года. Один из них был посвящен судьбе космонавтов после тотальной войны - мне показалось интересным представить себе, как бы выглядело все это безобразие с орбиты. Местом действия другого стали карстовые пещеры Нового Афона и новоафонская туристическая пещерная дорога. Не совсем метро, конечно, но очень похоже. Карстовые пещеры, в которые проложено это «метро», одно из красивейших мест на Земле! Я решил описать все это в антураже Вселенной Метро 2033. Как удалось совместить «космическую» тему и «пещерную»? Об этом ты, читатель, узнаешь сам.
        И сейчас самое время сделать важную оговорку. Начиная с оригинального романа «Метро 2033» и по сей день в сети звучит критика фантастического мира 2033 года, основанная на том, что все это - не реалистично и не могло бы быть в реальной жизни. Говорю прямо и откровенно: да, выживание людей в пещерах Нового Афона в течение двадцати лет - вымысел. В реальности мои герои умерли бы почти сразу в ужасных мучениях. Достойное ли это основание для того, чтобы забросить сюжет, героев и взяться за описание чего-то более реального? Я считаю, нет. Опять же, если бы мои герои прожили двадцать лет на орбите - вот это был бы чистой воды бред. Что касается условий, благодаря которым люди сумели выжить в пещерах Нового Афона, то это - типичные фантастические допущения, которые, в том или ином виде, есть в любом фантастическом произведении… А впрочем, дорогой читатель, все зависит от тебя! Если приключения моих героев увлекут тебя, если роман «Слепцы» вызовет у тебя интерес, значит, я свою задачу выполнил. Если нет - жду твоих замечаний и пожеланий, чтобы учесть их в следующих книгах.
        Когда я писал роман «Слепцы», старался представить, какие чувства могут испытать при чтении подростки вообще и мои ученики в частности. Тут надо смотреть правде в глаза: значительная часть читателей серии - это именно школьники. Книга вышла совсем не детская, хотя задачи написать «детскую» книгу я перед собой и не ставил. Дело в другом. За пять лет работы в школе я успел убедиться в том, что дети очень остро чувствуют любую фальшь, любую наигранность. Чувствуют и отвергают. Дети не любят книги, авторы которых специально все предельно упрощают. Посмотрим, что читатели серии скажут о романе.
        Я же могу сказать о «Слепцах» вот что.
        Это роман о любви и ненависти, о дружбе и вражде. Роман о людях, в любой ситуации готовых бороться до последней капли крови. Иногда они совершают досадные ошибки, поэтому, собственно, книга называется «Слепцы». Но, даже оступившись, эти люди встают и снова бросаются в бой.
        Работая над произведением, я ставил перед собой задачу написать одновременно очень темный и в то же время очень светлый текст.
        В мире, в котором оказываются мои герои, солнечному свету нет места. Это царство мрака. А во мраке что угодно может скрываться… Кроме того, хотя лично я не очень люблю кровавые, жестокие истории, в «Слепцах» есть и насилие, и жестокость. Иначе было нельзя. Иначе появилась бы та самая фальшь, о которой я писал выше. Есть такие ситуации, когда иного выбора не остается: или убьешь ты, или убьют тебя. И мои герои вынуждены убивать, порой вопреки совести. Но, несмотря на все опасности и ужасы, с которыми приходится столкнуться персонажам романа, они не теряют оптимизма, продолжают бороться и верить в лучшее. Безысходность, отчаяние, боль, ужас - все это есть в книге. Но есть и слабый лучик надежды, мерцающий далеко впереди…
        Три года писалась эта книга. Много это или мало? Я считаю, что ни то и ни другое. Роман рождался на свет именно столько, сколько было нужно. Сюжет за это время подвергался трем тотальным редакциям (вплоть до вырезания целых сюжетных линий) и бесчисленному количеству мелких правок. В какой-то момент я понял, что предела совершенству нет, и если дальше истязать роман исправлениями, он просто умрет. И я решил, что «Слепцам» пора выйти из тени и предстать перед критиками.
        Теперь пришло время традиционных благодарностей. Людей, так или иначе помогавших мне в процессе работы над романом, очень много. Но особенно хотелось бы поблагодарить:
        мою супругу, моих родителей, младшую сестру Настю и ее мужа Алексея, а также всю мою семью за любовь и поддержку;
        Ирину Баранову, Константина Бенева, Дениса Шабалова, «Тимофея Калашникова», Анну Калинкину, Ольгу Швецову, Катерину Тарновскую, Виктора Тарапата, Сергея Кирноса, Леонида Добкача, Анастасию Агееву, Галину Новикову и многих других критиков-читателей за полезные советы и справедливые замечания;
        Вячеслава Бакулина за плодотворное творческое сотрудничество;
        Сергея Кузнецова за то, что всё это стало возможным…
        notes
        Примечания
        1
        Из песни «Жаль, нет ружья» группы «Король и шут»
        2
        Сочи-2033 описан в рассказе Льва Рыжкова «Спрутобой», опубликованном в сборнике рассказов «Метро 2033: Последнее убежище» (Москва: Астрель).
        3
        Сергей Штильман.
        4
        Лернер Л. Шаги под землей // Вокруг света. 1975. № 10. Октябрь.
        5
        Стихи Анастасии Осиповой.
        6
        Слово «снарк» - неологизм, придуманный Льюисом Кэрроллом (поэма «Охота на снарка», 1876).
        7
        Перепелицын А.А. Россия подземная. Неизвестный мир у нас под ногами. С. 206 - 214.
        8
        Снорк - человекоподобный монстр из мира «S.T.A.L.K.E.R».
        9
        Кварк - гипотетическая элементарная частица в квантовой хромодинамике.
        10
        Стихотворение «Бармаглот» из сказки Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес». Пер. с англ. Д. Орловской.
        11
        Легенду о Белом Спелеологе можно прочесть, например, здесь: Переплицын А.А. Россия Подземная. С. 215 - 221.
        12
        Нечто подобное было построено для проекта Роскосмоса «Марс-500» (3 июня 2010 - 4 ноября 2011 г.)
        13
        Из песни «Дагон» группы «Король и шут». Стихи А. Князева.
        14
        Речь идет о рассказе Р. Брэдбери «Каникулы».
        15
        Имеется в виду грузино-абхазский конфликт 1992 - 1993 годов.
        16
        ПП-91 «Кедр» (конструкция Евгения Драгунова). Пистолет-пулемёт калибра 9/18, надежное, простое в производстве и эксплуатации оружие, используется сотрудниками практически всех силовых структур РФ (в частности ФСИН, ФСКН, ФССП).
        17
        СКС (самозарядный карабин Симонова). Патрон: 7.62/39. Один из лучших отечественных карабинов, получивший заслуженное признание за рубежом (всего выпущено порядка 15 млн штук). Активно использовался, например, во Вьетнамской войне и в Афганистане.
        18
        Неологизм, придуманный Борисом Заходером при пересказе сказки Алана Александра Милна «Винни-Пух и все-все-все».
        19
        Строчка взята из детской песни «Когда мои друзья со мной». Стихи М. Танича.
        20
        Использован сюжет из сказки финской писательницы Туве Янсен «Муми-тролль и комета».
        21
        Сказка М.Е. Салтыкова-Щедрина «Как один мужик двух генералов прокормил».
        22
        Игра слов Л. Кэрролла.
        23
        Евгений Шкиль.