Дэнилидиса - непутёвый герой Денис Валерьевич Жмыхов
        Введите сюда краткую аннотацию
        Жмыхов Денис Валерьевич
        Дэнилидиса - непутёвый герой
        (правдивая история дилетанта во всём)
        Книга 1.
        Пролог.
        Вы знаете, когда я сел за собственные мемуары, я почти убедил себя в том, чтобы начать их как можно более оригинально и ни в коем случае не использовать фразу - "С чего начать?"..... Но....
        С чего начать? Сейчас я глупо и не отрываясь, пялюсь на кляксу, что оставила на мутно-белом листе пергамента (или чего еще там) капля чернил, секундой ранее сорвавшаяся с кончика остро отточенного пера....
        Из неплотно прикрытых ставен довольно противно задувает; ветер влажный, а на улице всё-таки далеко не лето.... Стол, за которым я сижу, завален всякой незнакомой мне всячиной... Всячина не моя, как и стол, перо, чернила, пергамент (или что еще там), как и слабо освещенная огнем парочки коптящих факелов каморка, находящаяся на самом верху сторожевой башни, недавно захваченного нами замка... Да как, в принципе, всё вокруг....
        Кроме, пожалуй, моего старенького, с почти посаженным аккумулятором сотового телефона, оставшейся без газа зажигалки, да парочки видавших виды сигареток "Винстона" (красного, другого не курю)....
        Ну что, не слишком гармоничная картина получается?
        Ну вот, в принципе об этом я и хочу написать. Есть небольшая вероятность, что я вернусь и, возможно даже с этими вот корявыми "записками сумасшедшего"...
        Правда в голове ни одной дельной мысли, да и левая ягодица побаливает, отбитая во время неудачного "молодецкого" спешивания с боевого коня...
        Да... Еще и запашок с душком, оставшийся от прежнего хозяина этой каморки заставляет порой желудок проделывать пару-тройку легких па ....
        Ах, да! Забыл напомнить о возможных странностях моего повествования.
        Ну, во-первых, писака из меня никакой; эти, так сказать, мемуары - первый мой относительно серьезный литературный труд.
        Во-вторых, я выпил специального такого настоя (мерзкого как на вкус, так и на цвет и запах), сготовленного премудрым карликом Горлимом. Так вот, настой этот - вариация сыворотки правды, только с той модификацией, что выпивший его не только не может лгать в последующие три дня, но и сам чутко улавливает и отличает ложь, произносимую окружающими.
        Вы, скорее всего, спросите - зачем, мол, я выпил такой компрометирующей гадости? Ну так ведь я тут допросы проводил. Допрашиваемых много, почти все высокопоставленные и благородные, а времени вот наоборот - мало катастрофически...
        Так! Стоп! Давайте всё-таки начнем по - порядку. И я даже понял с чего. А начну я с двадцать третьего сентября чудной владивостокской осени...
        Глава 1.
        Двадцать третье сентября выдался чудесным погожим деньком, как и вся осень до этого. У нас в Приморье осень это бархатная пора: погода чудесная, солнышко пригревает, нет этой удушающей августовской жары, или июне-июльской плачущей хмари, нет досаждающих насекомых. И в воздухе, особенно по вечерам, чувствуется та неповторимая и непередаваемая прозрачность осени, когда небо кажется выше а горизонт дальше. На этот день каждый год приходится день рождения моей супруги Насти, как и в тот год собственно.
        Долго не совещаясь и не планируя, мы решили, что сей чудный персональный праздник, мы будем отмечать в лесополосе нашего мегаполиса. Благо, что от нашей гостинки, где мы проживали, совсем недалеко имеется лесопарковая зона, так любимая жителями Второй Речки.
        Переодевшись в походное, прихватив в дополнение к двум бидонам приготовленного лично мною накануне ночью мяса для шашлыка - шампура и одноразовую посуду, мы с женой в приподнятом настроении бодро поскакали к ожидавшим нас на конечной остановке общественного транспорта друзьям-приятелям. Также бодренько и быстренько мы затарились необходимым количеством спиртного и не-спиртного в местном магазинчике и, не тратя ни минуты, ринулись в густопосещаемые лесные "чащи".
        Описывать сам процесс "отмечания" не буду, набор стандартен. Обратно расходились уже в ранних сумерках и по отдельности. С нами увязался один из друзей детства жены Юра. Эдакий компьютерный интеллектуал, жилистый, угловато-резкий и в очках.
        Вобщем, посидели мы еще немного, проводили гостя дорогого и подумывали уже о царстве Морфея - к тому же женушка моя была уже там, меня не дождамшись.
        Я же... Особенность моего организма такова, что чем я больше под хмелем, тем меньше мне хочется завалиться спать. Ну дурость такая, что поделать? Всё мне чего-то хочется, или что-то еще посмотреть, или погулять, или покурить - дурная голова покоя не только ногам не дает, но и всем остальным составляющим организма.
        Помаявшись для проформы с полчаса, выкурив пару сигарет, я всё же решился прогуляться до ближайшей торговой точки, а заодно и подышать приятной сентябрьской прохладой.
        Убедившись, что суженная крепко спит и, приглушив звук телевизора, я облачился в одежды, стараясь производить как можно меньше шума.
        Больше всего сопротивлялись кроссовки, но победа была неотвратима, как крах капитализма. Утерев со лба трудовой пот, я довольный собой, уверенно повернул ключ в замке, отпирая входную дверь...... И остолбенел.....
        За порогом не было коридора, то есть, там вообще не было ничего из того, что я привык видеть, ежедневно открывая дверь своей квартиры!
        Вместо привычного пространства перед глазами маячила светло-серая рябь с черными вставками-крапинками. Рябь казалась живой и мелко дрожала с легким потрескиванием. Было полное ощущение, что я попал в экран телевизора, когда программа передач завершена.
        "Таааак-с, - подумалось мне, - интересное кино... Неужто шашлык был несвеж?"
        Я в полном ступоре закрыл дверь и открыл её вновь, надеясь таким нехитрым способом рассеять наваждение.
        Однако меня ждало разочарование. Рябь никуда исчезать не собиралась.
        Ёс-передоз! И что мне теперь - всю жизнь тут на пороге куковать?! Не в окно ж сигать с четвертого этажа!
        Я машинально оглянулся, удостовериться, что за окном как раз всё в порядке. За окном как раз было всё в порядке - темень непроглядная.
        Но не стоять же здесь вечность, разглядывая неизученное природное явление!
        Трезво поразмыслив, я решил действовать, а именно - идти напролом. Вдохнув поглубже и задержав дыхание и зажмурившись, словно в прорубь нырнуть собрался, ей-богу, я решительно сделал шаг вперед - за порог.
        Я постоял секунду, прислушиваясь к своим ощущениям. Кожу приятно покалывало, слабое потрескивание даже успокаивало. Я медленно выпустил воздух и открыл глаза. Всё вокруг заполняла серебристая рябь, она, по-моему, даже немного изменила цвет и частоту колебаний.
        Я с предельной осторожностью сделал маленький глоток воздуха, затем сделал побольше. Дышится легко, лёгкие работают нормально, воздух чуть прохладный с каким-то непонятным, но приятным запахом. Ну, вроде ничего - жить можно.
        Жить-то можно, однако же, куда идти?
        Я оглянулся и вновь испытал потрясение, - какое за неполные полчаса по счету, я уже не знаю. Я почувствовал, как на затылке медленно и неприятно зашевелились волосы, словно кто-то скользкий и неприятный провел своим липким щупальцем по моей голове. Волна паники стала затапливать мой организм, поднимаясь от кончиков пальцев ног до самой макушки.
        Двери не было! Не было! Исчезла и всё тут!
        Единственный ориентир в незнакомом пространстве - и того нет!
        Я ошалело покрутил головой, по-детски надеясь, что сейчас всё придет в норму, дверь появится, рябь исчезнет, я вернусь домой и лягу-ка спать; ну нафиг все эти ночные гуляния!
        Но дверь не появлялась, рябь не исчезала, а я всё так же стоял и не знал, что делать.
        Я опустил взгляд вниз, чтобы посмотреть, на чём же я всё-таки стою...
        Ничего неожиданного и экстраординарного (если можно так выразиться, находясь, не пойми где и не пойми почему) - внизу всё та же рябь. Какой-нибудь герой из какой-нибудь книги, оказавшись в подобной ситуации, наверно бы задумался о природе данного явления и начал бы строить сложновывернутые гипотезы насчет того, как это он так вроде бы висит в заполненном непонятной субстанцией пространстве и в то же время твердо стоит на ногах, аки на земле. Я же просто и незатейливо подался животной панике, трезвея за считанные мгновения.
        Я, не раздумывая ни секунды, бросился, как мне показалось вперед. Потом еще и еще раз и всё вперед и вперед. В итоге у меня создалось полное ощущение, что я просто кувыркаюсь вокруг своей оси, падая вперед, и никак не могу упасть.
        У меня закружилась голова, меня замутило, в глазах стало темнеть. И уже в слабеньких отсветах гаснущего сознания я с облегчением подумал: "Слава Богу! Я просто напился и мне стало хреново... Не зря же такие "вертолеты"..... Ну сейчас вот усну, а завтра проснусь с нехорошей головой и всё будет хорошо...."
        Какой же я был наивный, право слово....
        Глава 2.
        Я спал и видел даже какие-то сны, суматошные, обрывочные, но всё же сны. Было хорошо, в меру прохладно и не душно, слабый ветерок ласкал моё лицо, тихо и нежно шелестела листва....
        Стоп! Какая еще листва?! Сон как ветром сдуло, или что-то там еще с ним может быть. Я подскочил словно тещей поцелованный, затравленно оглядываясь и пытаясь сообразить, что к чему.
        Вообще-то со сна я еще тот тугодум и соображаю довольно медленно, однако сейчас мне хватило и пары мгновений, чтобы понять, что вся эта рябь за порогом и мои "вертолеты" не были плодом воображения пьяного мозга и даже не были дурным сном, которые я всё равно редко запоминаю....
        Это была реальность, самая всамделишная - до вони в ноздрях - реальность.
        Насколько я мог оценить своё положение и местонахождение, я каким-то образом очутился на дереве. Ну да, я сам офигел! Я сидел на довольно удобной широкой ветке, на которой мог спокойно лежать, вытянувшись во весь свой немногим выше среднего рост. В месте соединения ветви с довольно массивным стволом даже угадывалась небольшая выемка, словно некий сумасшедший дизайнер таким образом воплощал свои бредовые идеи, касающихся мебели и деталей интерьера.
        Густая желтеющая листва окружала меня, укрывая от окружающего мира, впрочем, как и этот самый мир от меня. Я словно находился в шелестящей маленькой каморке с высоким альковом.
        Снаружи, насколько я мог заметить, властвовал туман и висела в воздухе густым покрывалом кисея (та, что пробирается под одежду, как бы ты ни кутался). Я осторожно высунулся и медленно посмотрел сначала налево.... Потом направо.... Потом вниз...
        Земля еле проглядывала сквозь клубы тумана метрах в пяти подо мной. Я еще немного придвинулся к краю ветки, прикидывая, как бы с как можно меньшими потерями для собственного тела, спустить это самое драгоценное тело с дерева на землю.
        Неожиданно окружавшую неестественную тишину нарушил какой-то резкий звук. Я вздрогнул и отодвинулся немного подальше - в глубь моего нового пристанища. А что? Вполне естественная реакция, мало ли что там такое.
        Звук повторился, но уже ближе. Тут до меня дошло (ага, согласен, что соображаемость и реакция у меня еще те), что это всхрап уставшей лошади, которая тащит на себе довольно грузного всадника. Вялый перестук копыт подтвердил мою правоту, а также показал, что неизвестный всадник правит свою животину прямёхонько под мои апартаменты.
        Через несколько мгновений туман изрыгнул из себя огромную чёрную тень, словно небольшой холм ожил и стал передвигаться самостоятельно, издавая при этом звуки похожие на звуки тягловой кобылы.
        Еще через пару секунд я разглядел первого живого обитателя этого мира (а я почему-то вдруг сразу убедил себя в том, что это не мой родной мир) - поперек себя шире, закованный в железо, но без шлема, с коротко остриженными волосами, всклокоченной рыжей бородой. Я почему-то дернулся еще глубже назад... Наверно инстинктивно...
        Всадник резко осадил своего слоноподобного скакуна прямёхонько под тем местом, где я пытался затаиться и вскинул свою ведроподобную голову.
        - Кто посмел шастать по моим владениям без моего ведома и сидеть на моих деревьях?! - Раскатился по округе громоподобный рык. До меня долетела мощная волна ядреного перегара. Парой ярусов повыше заполошено заверещала какая-то птица, суматошно сделав ноги... Точнее, крылья... В тот момент я даже успел ей позавидовать - безмозглое существо, имеющее возможность удрать воздушными путями.
        От страха мой язык онемел, словно под местным наркозом, а ноги так вообще перестали слушаться.
        - Всё, что видят мои глаза, то моё! - Разорялся меж тем под деревом рыжий бугай. - А все, кто встают на моём пути - последние воры, что должны быть убиты за... ик... подобную наглость!...
        Что-то он орал еще, что-то довольно угрожающее и нелицеприятное. Мне становилось всё хужее и хужее, хотелось слиться с таким надежным шероховатым столбом за моей спиной.
        - Вылазь, вор! - Заорал громче обычного бугай. - Покажи себя!
        Естественно, я даже не попытался этого сделать. Ну вот не люблю, когда меня заставляют, да еще в такой грубой форме... Это помимо того, что от страха я просто не в состоянии был даже шелохнуться.
        - Ну, хорошо. - Злобно пробормотал рыжий, - Собью, как птаху.
        Не успел я сообразить, что значит сие выражение, как в ствол чуть повыше и левее моей головы с ужасной силой, вонзился, брызнув щепами толстенный стальной арбалетный болт. То, что это именно арбалетный болт, я узнал сразу - книжки ведь всякие читал.
        И тут меня прорвало:
        - Мужик! Ты чё, ох..ел?! - В страхе и ярости заорал я, вскакивая и бросаясь к краю ветки. - Бл..дь! Убить ведь мог! Я те чё, мишень живая?!
        - Аааа! - довольно пророкотал бугай - Вот она, птичка. Ну, ничего, щас не промажу!
        Я заметил, как после этого выражения его рука потянулась к седельной сумке за очередным болтом.
        - Э! Мужик! Ты чё?! - Заверещал я, еще ближе приблизившись к краю. - Перес...
        Договорить я не успел, потому что ветка подо мной предательски хрустнула и я всесокрушающим снарядом, весом в центнер, плюс сила притяжения Земли (или чего-то там) рухнул прямо на голову этого нахального и дурно воспитанного любителя пострелять из арбалета по живым людям, отдыхающим на деревьях.
        Удар был сильным, от боли у меня перехватило дыхание и на миг потемнело в глазах. Точка соприкосновения с головой стрелка пришлась в мой левый бок. Что-то мокро хрустнуло.
        Меня швырнуло на землю, ударило мордой о влажный чернозём и выключило в глазах свет. Очнулся я минут через пять, судя по биологическим часам и по тому, что интенсивность освещения вокруг не изменилась. Я подскочил как ошпаренный, собираясь либо подороже продать свою жизнь, либо убежать как можно дальше.
        Драться было не с кем, убегать тоже не от кого. Рыжебородый бугай лежал в трёх шагах от меня и уже даже не трепыхался.
        Я подошел ближе, осторожно обходя тело, чтобы взглянуть в лицо тому, кто еще недавно был жив и здоров и собирался пригвоздить меня куском заостренной стали к стволу гостеприимного дерева.
        Меня трясло, меня колотило, меня бил озноб, хотелось закрыть глаза и проснуться у себя в постели, ощущая лишь гадкий привкус вчерашнего празднества...
        Но почему-то еще больше хотелось убедиться, что мой нежданный враг мёртв; это желание сформировалось на подсознательном уровне, поэтому оно было сильнее и подталкивало меня шаг за шагом к распростертому на пожухлой траве телу.
        Он лежал навзничь с неестественно вывернутой шеей, глаза закатились куда-то внутрь черепа, пялясь на мир невидящими белками, рот с синюшными губами, обрамленный свалявшимися рыжими клочками нечесаной бороды был раззявлен (именно раззявлен, слово "открыт" здесь не подходило), из него, словно огромный фиолетовый слизень, вывалился распухший язык.
        Меня хватило секунд на десять. Желудок скрутила тугая жгучая волна, я успел лишь отвернуться... Меня выворачивало и выворачивало, через какое-то время блевать уже было абсолютно нечем, но меня всё так же продолжало скручивать и выдавливать последние соки и жидкости... Кончилась даже желчь.
        Обессиленный, я рухнул в траву, пытаясь отдышаться и хоть немного прийти в себя. Голова гудела, словно я оказался в барокамере, и непутевый оператор допустил слишком резкий скачок давления. Всё тело сотрясалось от мелкой и оттого мерзкой дрожи.
        Я убил человека! - мелькало в моём мозгу. Ну и что, что он до этого пытался убить меня.... Я убил человека...
        Минут через десять я кое-как заставил себя подняться и на негнущихся ногах вновь подошел к трупу. Всякая насекомья мелочь уже во всю деловито сновала по складкам и выемкам обезображенного предсмертной гримасой лица.
        На этот раз я уже держал себя в руках, не было даже брезгливости - я вообще парень не брезгливый. Дрожь постепенно проходила, мозг очищался и даже пытался складно соображать.
        Чтобы выжить в мире с претензией на цивилизованность, необходимы деньги, либо то, что их может заменить, поэтому я надеюсь, что вы отнесетесь с пониманием к тому, что я решил еще и ограбить убитого мною человека, и не будете строить брезгливые гримасы и картинно морщить свои носы. На широком кожаном поясе я сразу же приметил довольно внушительных размеров кошель, перевязанный позолоченным шелковым шнурком. Не долго думая (да вообще в принципе не думая и не угрызаясь совестью), я выхватил из расположенных на поясе рядом с кошелем ножен короткий чуть изогнутый кинжал и перерезал шелковые путы, забирая добычу себе.
        Еще раз критически осмотрев труп, я решил, что в принципе взять с него больше нечего, кроме прицепленного с левого боку меча, запутавшегося в перевязи и погребенного под отброшенной в сторону толстенной, словно у откормленного буйвола ногой. Напрягши все свои оставшиеся силенки, натужившись до боли в голове, я кое-как перевернул мёртвого беднягу на живот и высвободил перевязь с довольно тяжелым широким мечом.
        Туман потихоньку редел, радиус обзора уже составлял около ста метров. Дерево, на котором я по началу примостился, оказалось невероятно большим как в высоту, так и в ширину - уж обхватов в двадцать, это точно; да, ну врать не буду, с глазомером у меня всегда было плохо.
        Тут до меня дошло, что нахожусь я на вершине небольшого холма, можно даже сказать - опушки и что внизу туман плескался всё так же густо, скрывая окружающую действительность. И еще - невероятная тишина наконец-то достучалась до моих мозгов, вызвав неясную тревогу; в лесу (а то, что это лес, я не сомневался) уж всяко должно быть немногим поживее, чем сейчас... Ну, не знаю, там белочки по веточкам скакать да шишки на землю ронять, дятлы всякие бронеголовые по деревьям дубасить, кукушки всякую чушь орать. Но ничего этого не было, лишь бурчание моего желудка, да редкие спокойные всхрапывания пасущейся неподалеку оседланной скотины, лишившейся хозяина по моей вине, немного нарушали гнетущую тишину странно спокойного леса.
        В полном неведении своего дальнейшего, даже ближайшего, будущего я плюхнулся на траву и в задумчивости вытащил на одну треть длины из трофейных ножен трофейный же меч, рассматривая невидящим взглядом сероватую сталь широкого клинка.
        Из ступора задумчивости меня вывело деликатное покашливание и шорох приближающихся шагов.
        Глава 3.
        Моих сил хватило лишь на то, чтобы вяло обернуться и внимательно наблюдать за приближающимся человеком.
        Он был высок, поджар, строен; спускающиеся ниже плеч волосы цвета воронова крыла обрамляли узкое лицо с суровыми мужественными чертами. Кожа была словно выдублена всеми ветрами и дождями, а потом множество раз высушена на солнце.
        Облачен он был в маскировочные коричнево-зеленые одежды и двигался с расслабленной грацией хищника. На поясе слева в ножнах был приторочен длинный узкий меч с простой потертой рукояткой и большим круглым набалдашником на конце, на котором сейчас покоилась левая рука подходившего... Точнее, уже подошедшего.
        - Приветствую вас, благородный воин, - учтиво произнес он. - Позвольте представиться - сэр Лангедок, вольный следопыт и солдат удачи.
        Он слегка склонил голову в едва заметном полупоклоне. Я вдруг понял, что проявляю вопиющее неуважение, сидя вот так на заднице и тупо щурясь на воспитанного куртуазного человека, который только что проявил ко мне уважение и назвал своё имя, а также примерный род занятий.
        Я неуклюже встал, опираясь на меч, как на посох и в свою очередь попрактиковался в куртуазности:
        - Спасибо... - невпопад ляпнул я, судорожно прижимая левую руку к левой стороне груди, намекая на искренность моих слов и намерений. - То есть.... Ээээ.... Я Дэн. . - почему-то назвал я себя таким производным от своего полного имени. Но видимо я не произнес его по всем правилам грамотной артикуляции, а, как со мной довольно часто (да почти постоянно) бывает, прогундосил себе под нос. Это я понял по удивленно вскинутым бровям благородного сэра.
        - Ну, то есть, Денис. - Спохватился я, еще сильнее ударяя себя кулаком левой руки в левую часть груди.
        - Инис? - вежливо переспросил Лангедок.
        - Нет, - мотнул я головой. - Денис... Ну... Дэн, или Диса (как любит называть меня жена). Я подумал, что последнее прозвище как-то не подходит благородному воину, которым меня назвали совсем даже недавно.
        - О! - Лангедок, кажется, уловил, как меня зовут, и со всей учтивостью повторил - Приветствую вас, сэр Дэнилидиса. Позвольте узнать, куда вы держите свой путь сейчас, после блистательной победы над Проклятьем Южного Элмора, Страхом всех благочестивых людей и Бичом преисподней - Бордвиком Рыжим?
        Поначалу я даже не понял о чем он это... И даже был соблазн обернуться и поискать того, с кем это так любезничает новый знакомый.
        - Э? - многозначительно и как можно умнее спросил я.
        - Но, сэр Дэнилидиса! - Недоуменно развел руками сэр Лангедок. - Не говорите мне, что вы ничего не слышали о разбойнике, подонке, убийце и насильнике, многие годы державшем в страхе сей благословенный край?
        В ответ я как можно более убедительно и искренне икнул. Не специально, конечно..
        Это нервное. Я даже не обратил внимания на то, что уже приобрел новое имя в новом мире. Пусть даже оно и состоит из двух старых.
        - Как бы то ни было, - продолжал учтивый сэр Лангедок, - вы совершили великий подвиг. О котором будут слагать песни бродячие трубадуры, и ваше имя будет передаваться из уст в уста и станет легендой.
        Не знаю почему, но меня почему-то даже слегка передёрнуло от подобной блистательной перспективы обретения славы и всеобщей любви. Ну да, если еще и рассказать о том, как чуть не обделался со страху, сидя на ветке, а потом еще и блевал, словно школьник, перебравший на своём первом выпускном.
        - Однако, сэр, есть одна небольшая загвоздка. - Немного мрачно добавил обходительный охотник за скальпами. - Вы прервали мою Клятву Чести, и потому в день Осеннего Становления в славном Арленбурге я вынужден буду вызвать вас на поединок, и в схватке заслужить своё искупление.
        Вот тут мне снова поплохело, руки маленько затряслись, а в горле мгновенно пересохло.
        - Гхххм... - Начал я свой возмущенный ответ. - То есть как?... Сэр? А зачем всё это?
        - Видите ли. - Лангедок нервно похлопал по круглому набалдашнику на рукоятке меча и, горестно вздохнув, произнес. - Этот... кхм.... Подонок со своей бандой убил очень много людей. Они вырезали целые деревни и даже грабили небольшие города, уводя уцелевших в бойне жителей в рабство. Они злодействовали довольно долго и Пресветлый герцог Арнитес II ничего не мог с ними сделать, лишь попусту гоняясь за негодяями по всему Южному Элмору. Его отряды даже умудрились дважды попасть в засаду.
        Лангедок снова вздохнул и продолжил:
        - Всё поменялось в лучшую сторону, когда в здешние края явился Имперский Наместник Ирлиентарис с Особым Имперским Корпусом во главе. За полгода он истребил, либо пленил всех приспешников Бордвика, кроме него самого. - Лангедок развел руками, словно извиняясь у меня за столь вопиющий недочет в действиях столичной шишки. - Еще полгода Бордвик скрывался от карающей длани справедливого возмездия, в одиночку наводя ужас на окрестные деревни и хутора. И вот, настал наконец-то тот день, когда злодей встретил героя, прервавшего его жизненный путь, полный страданиями ни в чем неповинных людей.
        Следопыт пафосно замолчал, давая мне, непросветленному, возможность проникнуться всей важностью момента. Можно сказать, переломный момент в истории всего края. Вот только мне это как-то было по барабану, потому что меня волновал совсем другой аспект в этом ходе событий, небольшой такой нюансик:
        - Сэр! - Бесцеремонно нарушил я благоговейное молчание странствующего романтика-убийцы. - Но при чем здесь вызов меня вами на поединок? Уж чем я провинился, раз спас целый край от такого вселенского зла?
        Лангедок опустил взгляд и сокрушенно покачал головой, словно профессор, что устал втолковывать прописные истины студенту-дебилу:
        - Дело в том, что от рук Бордвика и его шайки, - тихо проговорил он. - Погибли моя жена и мой старший сын. Младший же был уведен в рабство и где он теперь - мне неведомо. Но я отыщу его! - С жаром закончил он и с силой сжал кулаки. Я даже слегка отшатнулся, увидев какой огонь полыхнул в его глазах.
        - Я дал клятву! - продолжал он, всё больше распаляясь. - Страшную клятву своим фамильным духам и Древним Богам, что настигну и поквитаюсь с убийцей! И я шел по его следу без малого год, настигая его приспешников и убивая его Помощников! Двенадцать кровавых убийц без чести и совести были отправлены мной в Палаты Вечных Мук! И проводником им был вот этот верный клинок! - Лангедок хлопнул себя по ножнам, в которых покоился его узкий меч. Его лицо ожесточилось, черты посуровели, на скулах играли желваки, в глазах вовсю пылал не огонь даже, а целый пожар тёмного пламени. Лангедок застыл, словно вновь переживая горечь потери и сладость мести, которая оказалась, увы, неполной.
        Он горько вздохнул и уже спокойно произнес:
        - Но Бордвик всё время ускользал от меня... Как и от прочих охотников, что гоняли его до самого Моря, через Пролив и обратно. Вот так, сэр Дэнилидиса, вы оказались как героем, так и нарушителем Клятвы Чести и Крови. И теперь страшное проклятие довлеет надо мной и всем моим родом, который вполне возможно может прерваться, если я не сыщу своего младшего сына. - Тут он стал совсем уж понурым. - И по Имперским законам, и решению Высокой Земельно-Имущественной комиссии мои земли и мой родовой замок либо выставят на аукцион после моей смерти. Либо будут поровну разделены между моими соседями с выплатой доли моей дальней родне, так как настолько близких родственников, что могли бы претендовать на неделимое наследство с ленным присоединением моих владений у меня нет.
        - А как же еще один очевидный вариант? - Сочувственно спросил я.
        - Какой же? - Полюбопытствовал не бедный, как оказалось, Следопыт. По его глазам и интонации я понял, что он уже догадался, что же я имею в виду.
        - Вновь жениться и нарожать еще кучу наследников и наследниц.
        Лангедок горько усмехнулся и отвел взгляд.
        - Видите ли... - проговорил он, как мне показалось, смущенно. - Мне кажется, что никто в этом мире не может сравниться с моей Энилей. Не лежит моё сердце к новым поискам.
        - Но ради спасения вашего рода и сохранения ваших земель? - Мне почему-то очень не хотелось, чтобы какие-то там Комиссии растаскивали движимое и недвижимое имущество этого человека и делили его между совсем уж левыми людьми. Хоть он и грозился, в самой учтивой форме в скором времени отправить меня не знаю уж, на какой свет, но в основном его судьба вызвала у меня неподдельное сочувствие. Я еще та жалостливая скотина, хоть жалость моя дурна, краткосрочна и периодична.
        - Сердцу не прикажешь. - Печально посмотрел на меня этот эстет-романтик с замашками кровавого убийцы. - А без сердца не стоит начинать ни одно дело.
        - Ну... - Пробормотал я. - Наверно вы правы...
        - Конечно, друг мой! - Подтвердил Лангедок. - Вы ведь позволите называть вас другом? - Спросил он, подходя ближе и протягивая мне для пожатия руку.
        - Без вопросов. - Откликнулся я, машинально пожимая его руку.
        Рукопожатие было крепким и искренним.
        - Однако же, - Продолжал меж тем героический герой. - Нам бы не помешало тронуться в путь. Если мы двинемся сейчас и без промедления, то к полудню следующего дня достигнем Порубежска.
        Так, Порубежск - это, скорее всего какой-то городок, куда мы направляемся. Да мне без разницы, лишь бы тепло, сытно и уютно. В тот момент меня обуревали элементарные желания, можно сказать, даже шкурные, и потому многое, что раньше показалось бы мне невероятным и требующим тщательнейшего анализа и многих часов размышлений, осталось без внимания, заброшенным на дальние и довольно запыленные полки сознания.
        Мы изловили боевого коня (ага, это оказался всё-таки конь), раньше принадлежавшего убиенному Бордвику, подогнали стремена под меня, подтянули упряжь. Самого Бордвика, по совету Лангедока, оставили там, где и лежал, лишь закидав ветками, предварительно Следопыт снял с указательного пальца левой руки трупа нехилый такой золотой перстень с угольно-черным камнем и какой-то гравировкой на ободке.
        - Держите у себя, - с такими словами передал мне его Лангедок. - Это личный перстень Бордвика и лишь в бою можно было добыть его. Почти не глядя, я сунул его в трофейный кошель, в котором при быстром осмотре обнаружилась довольно внушительная кучка разномастных золотых монет.
        Шагах в пятидесяти ниже по склону обнаружился стреноженный и привязанный к дереву конь самого Лангедока. Я в мастях не разбираюсь, потому скажу, что он был темно-коричневого цвета. Весь. Без каких-либо пятен; поджарый, жилистый - весь в хозяина.
        В общем, вскочили мы в седла... Точнее, вскочил славный парень Лангедок. Я же кое-как вскарабкался на могучую широкую спину снисходительно-спокойного и местами благородного животного. Короче, вскочили и порысили в известном лишь Лангедоку направлении. Мне только и оставалось, что следовать за своим гидом, не теряя его из виду и пытаться не свалиться позорно на землю.
        Путь лежал в... как его.... Порубежск? Да - в Порубежск.
        Глава 4.
        Полдня прошло в изнурительной для меня скачке. То есть, для привычного к таким делам Лангедока мы двигались как черепахи, постоянно поддерживая рваный темп суматошного передвижения. Мне же постоянно казалось, что мой конь несется со страшной скоростью, и я вот-вот либо свалюсь нафиг, либо расшибусь о какое-нибудь дерево. А уж задницу я натер - будь здоров!
        Всё это время Лангедок поглядывал на меня со смутным подозрением, словно взрослеющий ребенок, догадывающийся, что Деда Мороза не существует, а тот, что в супермаркете - просто обыкновенный переодетый дядька.
        Туман меж тем сошел практически на нет и я кое-как, но всё-таки смог оценить окружающий меня пейзаж. Деревья, в принципе, ничем не отличались от знакомых мне и я, как опытный ботаник-древовед с нулевым стажем, спокойно мог отличить дуб от березы, а елку от всех остальных.
        Всю дорогу мы почти молчали, Лангедок наверно от хорошего воспитания, а я - от того, что не мог одновременно следить за дорогой, пытаться не сверзнуться с коня и еще и разговаривать.
        Ближе к вечеру мы стали искать место для привала. К тому времени свою задницу я уже почти не чувствовал, мерно подпрыгивать привык, а потому даже мог принять участие в выборе и анализе предлагаемых нам природой мест для ночлега. Свой выбор мы остановили на довольно уютной и почти идеально круглой полянке; расстояние от центра поляны до ближайших деревьев было шагов двадцать, так что никакая хищная ночная тварюга нас врасплох не застанет и с веток не прыгнет.
        - Привал. - Официально подтвердил правоту нашего выбора Лангедок и ловко спрыгнул на землю, расседлывая и стреноживая своего скакуна.
        - Привал. - Скрипучим эхом повторил я и, кряхтя и сопя, деревянным чурбаном сполз с терпеливого парнокопытного животного, которое имело несчастье стать моим по праву... хм... сильного. Ну как сильного... По идиотски-везучего, конечно.
        Благородный головорез отправился собирать дрова, я же просто грохнулся пятой точкой на землю и стал растирать затекшие мышцы. А мышцы у меня затекли по всему телу. Параллельно я решил проверить карманы своей потертой джинсовой куртки, аккуратно выложив их содержимое на примятую траву перед собой.
        Так, что мы имеем: выключенный сотовый телефон Nokia, темно-зеленую зажигалку Fender, мятую почти полную пачку красного Winston`a, тысяча сто тридцать три рубля купюрами и монетами различного достоинства, пол пачки "Орбита", какой-то рваный чек, слипшиеся крошки и сломанный карандаш. Я с тоской посмотрел на это богатство и сгреб всё обратно по карманам; почему-то не хотелось даже курить, хотя обычно я дымлю как паровоз - видать сказались стресс и напряжение насыщенного дня. В общем, пока один готовил место для ночлега, второй самым наглым образом завалился на спину и, не стыдясь, задавил неслабого храпака. Кто этот второй, объяснять, надеюсь, не стоит.
        Совесть за такое наглое поведение стала меня мучить только пять минут после того, как я проснулся.
        Судя по разбитому вдрызг состоянию и окружавшей меня часа три - не меньше. Рядом весело потрескивал костер, невдалеке всхрапывали мирно пасущиеся кони, благородного же, итить его, героя - попутчика (до смертного ристалища) нигде видно не было. Я, кряхтя, встал, чувствуя натруженную боль в каждом атоме своего тела, и поплелся искать в темноте своего горячего скакуна - как - никак надо ведь заботиться о средстве передвижения, причем о живом, расседлать там его, стреножить (хоть слабо представляю, как это), спинку с гривой почесать.
        Выходя за границы из освещенного костром круга, я умудрился споткнуться о заботливо уложенное на моем пути седло и, чертыхаясь, грохнуться немытой рожей в пожухлую траву. Я вообще-то редко ругаюсь, когда вот так вот оказываюсь в партере, но тут меня словно муха укусила. Вскочив с криком "Да твою же, бл...дь, мать!", я что есть силы пнул это гребаное чудо кочевничей мысли, отбив при этом себе ногу, обутую в мягкий, без протекторов кроссовок. Взвыв от досады и обиды, я саданул по проклятому седлу еще сильнее, но уже с другой ноги, предусмотрительно нанося удар пяткой, а не носком.
        Получив маленькую порцию сатисфакции, я пошел искать свою верховую скотину. Однако ж, зябко уже вечерами....
        Конь пасся в шагах десяти от угольно-черной стены мрачных деревьев, глядя на которые, отчего-то предательски холодело сердце.
        - Вот ты где. - Как можно спокойнее и дружелюбнее обратился я к нему. - Жрёшь тут.... Ну как дела у тебя?....
        Я продолжал бормотать всякую приятную чепуху, успокаивая главным образом себя самого, и одновременно чесал животине за ушами, мощную шею под гривой. Прошелся руками по спине и с удивлением не обнаружил никакого намека на седло. Таааак-с.... Чтобы подтвердить свою догадку, я быстро присел перед конской мордой и провел рукой по передним конским же ногам. Так и есть! Обходительный и скромный головорез Лангедок позаботился и о моем транспортном средстве.
        Чёрт! Его ненавязчивая забота начинала раздражать. Я чувствовал себя боровом, которого холят, лелеют и обхаживают только затем, чтобы прирезать к какому-нибудь празднику. В принципе, так оно и было: меня оберегали и вели на какой-то праздник, чтоб при большом скоплении народа прирезать на какой-нибудь посыпанной песком арене.
        От досады я даже хлопнул себя по бедру, злясь на этот придурковатый мир, где встречают не хлебом-водкой, а стальным арбалетным болтом, где тебя берегут только для того, чтобы пустить кишки; на эти деревья, что окружили плотным зловещим кольцом и не пойми, что за хрень они там скрывают; на это темное низкое небо, без единой звездочки, которое так и норовит придавить такого, в принципе хорошего парня, как я; на себя, в конце-концов, что умудрился оказаться не пойми где и не пойми как, а главное - не пойми зачем и что с этим делать...
        Моя особенность в том, что, понимая, что всяким там озлоблением и зубовным скрежетом делу не поможешь, я быстро успокаиваюсь, хоть и продолжаю где-то там глубоко внутри конструкции под названием "Я и моё тело с претензией на душу" дёргаться.
        На костер легла и тут же исчезла тень, это явил себя Лангедок, вынырнув откуда-то из темноты. Вздохнув и потрепав на прощанье конскую гриву, я вернулся в освещенный круг нашего скромного бивуака и сел, скрестив ноги, на недавно нещадно пинаемое мной и, как оказалось, моё же седло.
        Как я и предполагал, Лангедок времени зря не терял, и пока я тут выяснял отношение сам с собой и пытался прийти к консенсусу с вселенской душой, этот парень умудрился подстрелить довольно немаленького зайца. Ну да, в полной темноте в глухом лесу да по чуткой движущейся мишени... Я нервно сглотнул, почему-то представив себя, утыканного стрелами, лежащего в зарослях какой-нибудь бузины.... или чего еще там.
        Так.... Доблестный побег под покровом ночи отменяется, как идеологически несостоятельная программа по выходу из кризиса.
        Однако, не подавая виду, я нарочито внимательно стал разглядывать добытый мною клинок, в сотый раз пересчитывая еле видимые зазубрины и проводя пальцем по желобку кровостока. Я такой человек, что первым заводить разговор не люблю, ожидая этого от собеседника, чтобы потом проецировать и строить беседу в нужном мне русле. Молчание длилось не долго, я видел, что хоть Лангедок и занялся потрошением заячьей тушки, как бы показывая этим, что дел по уши и не до разговоров сейчас, но его так и подмывает начать разговор.
        - Сэр. - Начал он осторожно, отрываясь от необходимого живодерства. - Вы позволите задать вам несколько вопросов?
        Я воткнул меч в землю и со вздохом ответил:
        - Ну конечно, сэр. Валяйте.
        Мгновение подумав над замысловатым речевым оборотом, Лангедок продолжил:
        - Скажите, сэр Дэнилидиса, из каких краев вы явились в Южный Элмор? Где имели честь родиться? Я понимаю, что мои вопросы довольно нетактичны и затрагивают ваше личное... Но ваши одеяния, ваш внешний вид, ваши манеры, поведение и реакция на окружающий мир совершенно сбили меня с толку, а я, скажу без хвастовства, без какой-либо запинки могу сразу определить, откуда человек - с каких краёв и кто он примерно такой.
        Я понял, куда он клонит, но не стал перебивать, потому что мне была необходима информация, как меня воспринимают и за кого держат.
        - Я осмотрел место, где пал Бордвик. - После недолгой паузы продолжал Лангедок. - И не обнаружил вообще никаких ваших следов до его появления, словно вы явились туда небесными тропами. И следов поединка, естественно, не обнаружил тоже. Вы ведь свалились ему на голову и сломали шею? Ведь так, сэр?
        И он вперил в меня свой испытующий взгляд, словно исподлобья в меня нацелились отбрасывающие искры отточенные клинки. Я выдержал взгляд и медленно произнес:
        - Вы правы... Сэр.
        Я вдруг ощутил желание всё рассказать этому интеллигентному убийце и блюстителю дурацких древних ритуалов и обычаев.
        - Я, в самом деле, грохнулся на этого битюга с ветки. Он стал стрелять в меня ни с того, ни с сего и кто он такой я не имел ни малейшего понятия. Если честно, то от страха я мало что соображал... И потом подо мной сломалась ветка и я камнем рухнул на голову этому... козлу. Вот в принципе и весь мой подвиг. Я сломал ему шею по чистой случайности, а потом, когда я осознал, что совершил убийство, то мне стало... гм.. нехорошо. Ну да вы, как опытный следопыт, наверно всё определили сразу же.
        Лангедок согласно кивнул, уставившись невидящим взором на весело пляшущие язычки костра и подперев кулаком подбородок. Я сделал паузу, ожидая реакции, но мой собеседник явно ждал продолжения и ответа на главный вопрос...
        - Ну а по поводу того, как я оказался на этом дереве... - Я замялся, потому что не знал, что сказать, чтобы не выглядеть дураком. Что-что, а выглядеть дураком мой самый большой страх, моя, так сказать, самая главная фобия. Но и ничего подходящего и научно-презентабельного я соврать просто не мог. - Я не знаю и сам. - Оригинально продолжил я. - Понимаете ли, сэр.... Вот вы верите в существование других миров? Ну в то, что кроме этого мира, который вас окружает, есть еще. И их много. Некоторые похожи на этот, некоторые же отличаются во всём.
        Я сделал еще одну паузу. На этот раз пас должен быть отбит и Лангедок понимает это. Правила ночной беседы у костра должны быть соблюдены.
        - Вы знаете, сэр Дэнилидиса. - Осторожно начал он, оторвавшись наконец-то от магического огненного танца. - Некоторые пытливники готовы поддержать ваши слова, так как они и сами проповедуют нечто подобное. Треор Леодосский, Первимер Отшельник... Да тот же Горлим, которого уже шесть раз отлучали от Храма и приговаривали к Очищению. Но, видите ли... Официальное мировоззрение Империи не допускает подобных измышлений. Наиглавнейшей догмой считается искреннее признание всякого благочестивого и разумного гражданина, что мы живем в единственно сотворенном материальном мире и мир сей светел и благословен. А кто утверждает обратное, тот суть соблазнитель душ и помутитель разума и подлежит отлучению, гонениям, либо Очищению.
        Что-то мне стало неуютно от этого, в принципе, безобидного слова. Явно под Очищением скрывается какая-нибудь гадость, что-то вроде инквизиторских допросов с пристрастием и использованием людей в качестве топлива для площадных факелов, призванных развлекать и поучать людские толпы.
        По взгляду собеседника я понял, что недалек от истины. Еще бы знать, кто такие эти пытливники. Надеюсь не те, кто занимается пытками. Это вопрос я и озвучил первым.
        - Это те, кто пытается постичь законы мироздания. Те, кто изучает человеческое тело и возможности организма. Кто всегда ищет что-то новое, кто обладает пытливым умом. Отсюда и название. - Пояснил Лангедок.
        Ясно. Значит это что-то вроде ученых, философов, медиков, изобретателей. А эти люди довольно долгое время были главной целью инквизиции в моём мире... Да и в моё время у Церкви и Науки хватает шероховатостей и погранично-спорных вопросов. Моё же мнение по поводу веры и всего прочего таково - абсолютно благостных и абсолютно атеистичных людей нет. Всякий истинно верующий в первую очередь человек и у него своих "петелек" хватает, за которые могут зацепиться "крючки" грехов и соблазнов. Можно и Верой ослепнуть так, что потом таких дел наворотишь во славу и именем Его. А всякий скептик и считающий себя атеистом всё равно на что-то уповает, всё равно в самом темном закоулке своей души верит, что там наверху кто-то есть и порой изрекает что-то типа "Это судьба"....
        Но это так, к слову.
        - А что касается меня. - Напомнил о себе Лангедок. - То я не отрицаю того факта, что другие миры возможны, хотя и не могу этого доказать. Почему бы, собственно, и нет.
        Он немного помолчал и изрек:
        - Я знаю, к чему вы клоните, сэр Дэнилидиса. Вы хотите мне сказать, что сами являетесь гостем из другого мира и всё окружающее вас, вам абсолютно незнакомо и в новинку. И, знаете, я вам верю. Я вижу, что вы не врете и следы, хоть и не прямые, но подтверждают это.
        Я испытал некое облегчение от такой реакции на мою историю. Ну что ж, может и не всё так плохо, как может показаться на первый взгляд. Может и удастся достучаться до критически-разумного, что скрыто почти в каждом из нас, этого космополита-аборигена. Ну что за глупый обычай, или там, традиции?! Ей-богу! Дикость какая!
        Я, можно сказать, убил собственными... да даже не руками, а собственным весом убийцу его жены, того, кто поломал всю его жизнь! А он вместо того, чтобы, радоваться, благодарить меня словесно и материально, собирается меня прикончить! И вся отмазка в том, что, видите ли, древняя традиция у них такая!
        Тьфу ты, черт неладный... Я с досады аж сплюнул.
        - Что с вами, сэр? - Удивленно спросил Лангедок.
        Я с горечью посмотрел на него:
        - Да видите ли.... Не понимаю я ваших обычаев, сэр Лангедок. Зачем убивать человека, который сделал добро? Что за примитивизм в мышлении и пещерность в поступках? Я вижу, что вы совсем не дурак... сэр. Но ваше слепое следования каким-то диким обычаем меня огорчает. Хотя бы еще и оттого, что касается это непосредственно меня и моей жизни в частности.
        Он согласно кивнул:
        - Я понимаю вас. И, понаблюдав за вами, я очень отчетливо представляю ваши страх и неуверенность. Вы, без сомнения, уже прикидывали свои шансы и нашли, что они ничтожно малы. Вы не воин, сэр. Ваша рука не привычна к оружию и в седле вы полный.... увалень. И мне, поверьте совсем не радостно оттого, что я освобожусь от Долга Крови так... хм... так легко. Вы хороший человек, сэр. А в людях я разбираюсь. Но.... - Он виновато развел руками.
        Какая обходительность, аж противно. Всё равно, что плакать по курице, которой отрезают голову. Мне нестерпимо захотелось курить. Я достал измятую пачку и выудил из нее сигарету, чиркнув зажигалкой, прикурил и стал выпускать дым, уставившись в черное низкое небо.
        - У вас так курят? - Донесся до меня удивленный голос палача-приятеля.
        Мне не хотелось ничего объяснять, поэтому я лишь коротко ответил:
        - Да. - Встал и пошел по направлению к зловещему лесу сделать одно немаловажное дело, позывы к которому я начал ощущать уже с полчаса как. Ну а что вы хотели? Это только в книгах герои скачут, рубятся, трахаются, иногда пьют и еще реже жрут. А мне еще и посрать хочется. Так что задвиньте ваше лицемерное ханжество куда подальше и если вам противно, то можете этот абзац пропустить.
        Да, вокруг неприятно и страшно, но умереть от разрыва кишечника еще страшнее, а обосраться в штаны еще неприятнее.
        Акт дефекации прошел быстро и без осложнений - обстановка подстегивала. Смирив свою гордыню, вместо туалетной бумаги использовал в применении большие широкие листы аналога нашего лопуха. Ничего, это поход, а в походе допускается многое из того, что в обыденной жизни неприемлемо.
        Обратно я шел расслабленно, уже не обращая внимания на множество шорохов, что доносились из темноты леса. Попутно прикурив еще одну сигарету.
        Пока я отсутствовал, мясо успело пожариться, и блаженный аромат щекотал ноздри и дурманил голову. Желудок взял верх, и голова с готовностью уступила бразды правления.
        Ели в молчании, каждый чувствовал себя не со всем в своей тарелке и решил заполнить лакуну неуютности движением челюстей и глотательным рефлексом.
        После перекуса договорились, что первая стража моя, так как подрыхнуть я уже успел, да и по натуре я "сова" и лечь пораньше для меня мука смертная.
        Ничего особого во время моего дежурства не произошло, даже дурные мысли обходили меня стороной - в голове уже не хватало места.
        По прошествии некоторого времени, сверившись с внутренними часами, я решил, что пора Лангедоку и честь знать. Так что совесть моя чиста, рука тверда, а остальное пофигу.
        Передав пост, я с легким сердцем повалился на бывший бордвиковский плащ, головой - на седло и, не долго сопротивляясь, уснул.
        Лишь в самый последний миг, перед тем, как провалиться в забытье без снов, в голове ослепительной вспышкой возник запоздалый вопрос-осознание: "Интересно, а чего это они тут все по-русски говорят?". Однако вспышка быстро угасла, и уже ничто не тревожило уютную темноту, которая окружила меня и убаюкала, нашептывая на ухо какую-то нежную чушь.
        Глава 5.
        Порубежск мы увидели издали, когда наконец-то выбрались из-под покрова леса, который, кстати, даже имел название - Холомогорский. Как пояснил Лангедок, название взялось оттого, что в центральной части этого, вобщем-то немаленького лесного массива имелась гряда высоких холмов, настолько высоких, что на некоторых картах они обозначены даже, как горы. И в этих вот холмах живут бок о бок племя лесовиков - холмогоров и гномы, которыми в данный момент правит король Гравин VII.
        Ну да, в этом мире кроме людей, живут также и гномы, и орки, и тролли, и огры, и трорхи, и драконы, и эльфы (куда ж без них), и еще чёрт пойми, какая уймища всяких разных, перечислять которых заколеблешься - не хватит и дня.
        "Ну что ж, - подумалось тогда мне. - Всё правильно, как по писаному. Я в довольно узнаваемом фэнтезийном мире. Эльфы, гномы, драконы. Магия, мечи, стрелы. Я столько книжек прочитал про это всё, что видать меня и перебросило туда, где я как бы должен буду быстро сориентироваться. Значит меня ждут великие дела и громкие свершения... Подвиги, победоносные схватки, богатые вознаграждения в виде магических бонусов, средней величины замков и скромные горы золота и другого драгметалла... Только вот загвоздка в том, что я даже меч нормально удержать не могу..."
        Ага, осталось добавить, что еще надо как-то отмазаться от поединка с великолепным бойцом на разного вида опасно заточенных железяках и попытаться не привлечь новых неприятностей.
        Так вот, про Порубежск. Ну что ж - городок, как городок. Мы увидели его издали; между кромкой леса и городскими стенами раскинулось большое поле, попятнанное кое-где лоскутами пашен и небольших огородов и виноградников.
        Немного приблизившись, я сумел разглядеть блеск воды - город стоял на берегу реки, через которую был наведен небольшой каменный мост и налажена паромная переправа; квадратик парома я разглядел прижавшимся у противоположного берега.
        Через пару минут мы уже ехали по удобной широкой грунтовке, что вела прямиком к мосту, возле которого кучковались одетые в железо люди с копьями в руках и с перекинутыми за спину щитами. Несколько из них - трое или четверо, восседали на лошадях, и, стоило только нам подъехать на сотню метров поближе, как они стеганули своих скакунов и крупной рысью направились к нам.
        Впереди ехал рослый мужик с длинными русыми усами, ниспадающими почти до самой ключицы. Одет он был в добротную кольчугу средней вязки (ну это когда стальные кольца, из которых состоит кольчуга не слишком крупные и не слишком мелкие; т.е. такого вида кольчуга призвана защищать, как от колющих, так и от рубяще-режущих ударов), на голове красовался остроконечный шлем с маленьким флажком на макушке и вертикальной полосой переносья.
        Трое остальных в подобных же доспехах (только без миниатюрных флажков) держались чуть позади с нацеленными в нашу сторону копьями, как бы показывая, кто в их отряде главный, а кто так - приказы повыполнять назначен.
        Мы с Лангедоком придержали коней, выказывая почтение местным блюстителям закона и обозначая свои мирные намерения.
        - Кто такие? Откуда путь держите? С какими целями в Порубежск явились? - Прогудел главный разъезда, выдавая ироничной интонацией всю свою усталость и неприязнь к этим зазубренным вопросам и к своей скучной жандармско-мостовой службе. Ему б в самый раз во главе конного отряда врубаться в густые ряды неприятеля, рубя направо и налево, умываясь вражеской кровью. А тут...
        - Сэр Лангедок, граф Увайла, Сорестока и Зеленых Гор, владетель земель Правобережья и Левобережья Гривэйля, потомок Вердока Волка в седьмом колене! - Надменно бросил.... эээ... как оказалось - граф Лангедок, вздернув подбородок и уперев кулак правой руки в бок.
        Судя по выражению лица десятника (как я понял), ему настолько было до одного места все эти звания, титулы и прочая титуляция, что он даже умудрился подавить зевок, пока перед ним тут распинался сам граф.... чего-то там.
        - Цель? - Чуть жестче напомнил он, покручивая кончик уса, не забывая держать ладонь на рукояти меча.
        Лангедок сдвинул брови, глаза метали молнии, правая рука также легла на ребристую рукоять.
        - Не твоего ума дела, страж! - Зло бросил он. - Пред тобой не сыть волчья, а благородные господа! Дорогу!
        Безымянный воин кольнул злым прищуром глаз, медленно потащив из ножен клинок. Сопровождавшие придвинулись ближе, недвусмысленно направив в нас хищные жала копий.
        - Граф! - Без всякого почтения рявкнул он. - Да я даже рук марать не буду, лишь едва пальцами шевельну, как вы оба будете подыхать в пыли, утыканные стрелами, как ежи по весне!
        Почему именно по весне, я понять не успел, потому что воин, находившийся по правую руку и чуть сзади от десятника, вскинул горизонтально над головой своё копьё. В тот же миг бурая трава вокруг нас пришла в движение, и я даже пикнуть не успел, как мы с Лангедоком оказались под прицелом шестерых приземистых лучников в маскировочных одеждах, что целились в нас с десяти шагов, чутко ловя каждое наше рыпанье.
        Мне стало как-то совсем уж не по себе. Абсолютно не хотелось помирать от глупого недоразумения и классовой неприязни, имевшей место среди местного населения.
        Было видно, как побагровел от еле сдерживаемой ярости, мать его, граф. Как набычился местный шериф Джо, возомнивший себя начальником окрестных земель и участков. Надо было срочно что-то делать!
        И, не придумав ничего лучшего, я по-простому, в наглую, вклинился на своём боевом почти что носороге между спорящими сторонами, не забывая держать руки подальше от оружия... Да даже совершенно не собираясь держать эти самые руки в непосредственной близости от оружия; а то мало ли чего - еще сочтут за угрозу и пошинкуют как зимний посол.
        - Эй! Эй! - Гаркнул я, сам пугаясь своей смелости. - Давайте-ка успокоимся! Мы же взрослые люди!
        Десятник и Лангедок глядели друг на друга волками, скрежеща зубами и не убирая мечей. Сопровождающие десятника всадники еле сдерживали своих скакунов, гарцуя на месте; безмолвные лучники с размалеванными лицами единственные, кто сохранил хоть видимость спокойствия, однако ж, добросовестно держа нас с графом на "мушке".
        - Из-за чего весь сыр-бор-то? - Продолжал увещевать я. - Что не поделили?
        Никогда не любил пустых споров, перерастающих в ругань, драку, ненависть. Ведь всё можно выяснить спокойно, разобраться в сути конфликта, разложив всё по полочкам. И похоже, что активистом и миротворцем выступать мне... Впрочем - не привыкать.
        - Уважаемый.... Эээ... страж, - Повернулся я к багровому от злости десятнику. - Мы с графом едем издалека и очень устали, простите ему его вспыльчивость... - Ага, осталось добавить - "Мы больше не будем". - Конфликт нам не нужен... Как и вам. Мы с готовностью ответим на ваши вопросы.
        Я почтительно замолчал, давая возможность усачу перевести дух, немного успокоиться и взять ситуацию под контроль, а то смотрю его люди не прочь побряцать оружием.
        - Кхм. - С натугой кашлянул тот. - А... вы кто еще такой... сэр?
        Слово "сэр" было произнесено, словно выплюнуто. Таааак, спокойно, обстановку накалять не стоит, это их корова и они её доят.
        - Де... - Я чуть было не представился по имени-отчеству, однако решил, что в новом для меня мире пусть уж будет и новое имя. Тем более что все мои попытки втолковать Лангедоку, что меня зовут по-другому, ничем не увенчались, он лишь ответил, что имя "Дэнилидиса" выдает человека благородного и высокого происхождения. А то, каким всё пытаюсь назваться я - простое и не производящее впечатления. Ибо мне, как герою, сразившему самого Бордвика, не пристало носить ничем не приметное имя.
        Так что вполне логически объяснимы, и мой серьезный полупоклон, и горделивый вид, и почти поставленный голос, которым я произнес:
        - Сэр Дэнилидиса... Странствующий герой... - Да, маловато, ничего не скажешь. А что поделаешь? Не выдумывать же мне названия несуществующих земель, в самом деле. Да и герой из меня - тот еще.
        - Герой? - Прищурившись, словно прочитав мои мысли, недоверчиво произнес десятник.
        - Да, сей благородный воин, в самом деле, герой! - Тихо, но весомо произнес Лангедок.
        Вот ведь неймется золотопогоннику, везде встрять надо! Я в бессилии закатил глаза, молясь про себя, чтобы всё обошлось. А графа тем временем "понесло":
        - Он самолично сразил Проклятье Южного Элмора, Страх всех благочестивых людей и Бича преисподней - Бордвика Рыжего! Он освободил эти земли от снедавшего страха и вечного ужаса, что несли с собой он и его приспешники! Он даровал свободу и надежду всем жителям окрестных поселений! Если не верите вы, неблагодарные, то можете убедиться в том сами! Труп Бордвика находится в одном переходе отсюда - на северо-восток. На опушке леса под старым дубом.
        Вооруженные до зубов мордовороты удивленно загалдели, недоверчиво глядя на меня и критически оценивая мой не слишком-то геройский вид.
        - Что еще наворотил этот герой? - Зло усмехнулся главарь. - Дракончика там никакого по пути не сразил? Или там парочку троллей на завтрак?
        Лангедок еще больше потемнел лицом, но лишь глухо бросил мне:
        - Покажите этому увальню перстень. Пусть убедится.
        А, ну да! Как же я мог забыть про него?
        Я послушно полез в пристегнутый на моём ремне кошель и выудил оттуда тот самый, снятый с трупа массивный золотой перстень с угольно-черным камнем и с причудливой гравировкой по ободку. Чтобы сволочному десятнику лучше было видно все детали наглядной улики моего геройства, я протянул перстень буквально ему под нос, крепко сжимая в пальцах.
        Вся гамма чувств от недоверия до изумления и подспудного страха промелькнула на его лице и в глазах. Он явно был ошарашен и сбит с толку.
        Я для приличия еще пару секунд покрутил у него перед носом славной безделушкой и тут же спрятал её обратно в кошель.
        Замешательство быстро прошло, десятник взял себя в руки:
        - Это и в самом деле перстень Бордвика. - Пробормотал он. - Он постоянно выставлял его напоказ, скреплял им разные бумаги, ставил отметины.... Это ж его символ власти...Однако.
        Он затейливо покрутил в воздухе пальцами правой руки. Явно повинуясь этому сигналу, размалеванные лучники мгновенно рассредоточились на местности, да так, что я даже и не заметил, как они это сделали и куда исчезли.
        - Вутич! Радор! Грэг! - продолжал распоряжаться десятник, бросив за спину. - Вернуться на пост и ждать!
        Всадники глухо поворчали, однако повиновались и, развернув коней и бряцая кольчугами, ускакали обратно к мосту, оставляя за собой низенькие дорожки пыли - осень всё-таки, не лето знойное.
        Десятник смотрел на меня испытующе, словно хотел залезть под череп и вытряхнуть всю интересующую информацию. Да и вообще, судя по внешнему виду и повадкам, этот воин не был всё время десятником, да и десятник он условно. Непрост, совсем непрост, хоть и знает пределы своих возможностей и интересов.
        - Вот что. - Сказал, наконец, он, пожевывая ус. - То, что вы сейчас тут сказали - слишком серьезно и требует проверки. Я лично сопровожу вас в город и представлю начальнику гарнизона. А там уж он пусть сам решает, что делать с вами. Следуйте за мной.
        Он поворотил коня, уверенный, что мы последуем за ним. Мы, конечно же, последовали. Я так вообще, с радостью, чего не скажешь о Лангедоке. Беспокойный граф еще больше потемнел лицом, но решил больше не выпендриваться, чтоб не создавать лишних ненужных проблем.
        Спокойно пересекли мост, провожаемые настороженными взглядами хмурых стражников, проехали неторопливым шагом мимо десятка ухоженных дворов с развешенными сетями, разложенной на свежем воздухе рыбой, разбитыми садиками. Небедно здесь живут, судя по внешнему виду, но и без столичного шика - эдакий зажиточный городок среднего пошиба.
        Сам Порубежск был огорожен высокой стеной из плотно подогнанных друг к другу довольно толстых ошкуренных бревен. Было видно, что за оградой приглядывают - нигде не заметно потемневших мест, либо других следов запущенности. Всё чистенько, ладненько, свеженько.
        Утоптанная дорожка упиралась в широко распахнутые ворота, где на карауле стояло две пары скучающих стражников в кольчугах и с копьями, поверху прямо над воротами, бдели несколько лучников.
        При виде нашего гида орлы встрепенулись и подтянулись, выказывая служебное соответствие. Всё-таки "десятником" я наверно поспешил его окрестить, не соответствует. Хотя... Мало ли какие тут десятники.
        Судя по всему, городок строился сразу по заранее утвержденному плану - улицы пересекались под прямым углом и были ухоженными и прямыми, словно под линеечку. Домики, хоть и отличались по внешнему виду, но были похожи друг на друга как близкие родственники. Если, конечно здесь уместно такое сравнение.
        А мы всё ехали дальше, мимо расступающихся прохожих, что поглядывали на нас с недоверием и опаской, мимо разгружаемых телег и подводов, что подвозили в город различную снедь и товары. То и дело попадались двойки-тройки латников в голубых плащах, вооруженные копьями и алебардами - видать местный гарнизон, который еще и милиция, и ГИБДД, и участковые с ОМОНом.
        То, что это местный муниципалитет, я понял сразу - всё-таки казенные здания, наверно, похожи в любом мире, где есть люди и подобные им. Трёхэтажное, с одинаковыми широко расставленными окнами, красной двускатной крышей и каким-то неуловимым серым налетом, который не увидишь, но сразу почувствуешь.
        Рядом с широко распахнутой дверью входа, через которую постоянно сновали суетливые и озабоченные люди, стояло два латника в тех же голубых плащах и о чём-то оживленно переговаривались, прерываясь на громкие раскаты хохота с обнаженным по пояс длинноусым ратником, который подковывал привязанного к коновязи коня.
        - Эй! Эргир! - Гаркнул наш проводник.
        Один из стражей мгновенно замолк и обернулся, однако напряженность быстро исчезла с его лица, он тут же расплылся в широченной улыбке и добродушно пробасил:
        - А, Рейнар! Привел кого, или просто так неймется?
        Ну вот, наконец-то и имя узнали, а то как-то самому с расспросами лезть было неловко.
        - Поговори еще. - Проворчал, нарочито медленно слезая с седла Рейнар. - Забыл, как у меня нужники драил?
        - Не забыл. - Улыбаясь, ответил Эргир. - Только я ж теперича у Хиридока служу, и успел вот вторую нашивку заработать. - Похвастался он, выставляя правое предплечье напоказ, где красовались две золотистые широкие полосы.
        - Ага. - Кивнул Рейнар. - Раздобрел ты на хиридоковских харчах, рожа, небось, уже только поперек в двери проходит? Променял вольную жизнь на теплую постель и спокойные деньки. За меч-то хоть помнишь еще, с какой стороны браться?
        Дружный гогот трех луженых глоток был ответом на незатейливую шутку нашего проводника.
        Мы с Лангедоком тоже спешились и, привязав коней, проследовали за Рейнаром внутрь здания.
        Расположение комнат было коридорного типа, сам коридор казался бесконечным с обшарпанными стенами из грубо тесаного камня. Примерно через равные промежутки располагались неприметные потемневшие двери, некоторые изредка со скрипом распахивались, извергая очередного нахмуренного и весьма озабоченного своими проблемами суетливого человека. Вобщем - альтернативно-средневековая бюрократия чистой воды.
        Поплутав еще пару минут по сумрачным, унылым коридорам, мы остановились возле темной массивной двери с прикрученной табличкой. В царившем полумраке я не смог разобрать затейливых букв, да и времени на письменно-лингвистические исследования мне никто давать не собирался. Рейнар, особо не расшаркиваясь, задолбил в дверное полотно своим пудовым кулачищем и, не дожидаясь ответа, рванул дверь на себя.
        - Гириос у себя? - вопросительно рявкнул он, вторгаясь внутрь.
        Вопрос предназначался худому бледному юноше в темно-синих одеждах поверх кольчуги из мелких колечек. Юноша сидел за столом, лицом к двери и, пока мы не нарушили его покой, внимательно изучал какую-то бумагу. Он вздрогнул и поднял затуманенный бюрократическими проблемами взгляд, вперившись в закованную в железо огромную тушу невежливого посетителя.
        - Аааа.... Рейнар - Устало промолвил он. - Да, у себя. Но он пока занят. У него посетитель.
        - Ничего. - Уверенно пророкотал Рейнар. - Подвинется.
        Насколько я мог заметить, мы оказались в небольшом предбаннике, своего рода приемная с секретарем- референтом... или консультантом, неважно. Слева и справа от стола бледного худого референта-консультанта располагались еще две двери, и Рейнар как раз решительно толкнул ту, что слева, без церемоний протискивая своё тело в... кабинет, как я понял, того самого Гириоса. А Гириос, как я уже успел дотумкать, и есть тот самый начальник гарнизона славного города Порубежск.
        - Зубастый Крак тебя дери! Кто еще?! - донесся из кабинета злобный окрик. Голос был густой, властный, почти бас, хорошо поставленный. Явно хозяин этого голоса привык отдавать приказы в шуме битвы под свист стрел и мощный гул идущей в атаку кавалерии.
        - Да кто же еще? - Прогудел в ответ Рейнар. - Дело у меня к тебе, Гириос, причем важное.
        Мы просочились следом и встали чуть позади нашего провожатого. Кабинет был не ахти, какой просторный, практически квадратный в экспликации, от двери до противоположной стены - шагов десять. Обстановка была довольно простой, из всей мебели - массивный стол да три стула с простыми высокими спинками, плюс - сложенное в углу оружие, доспехи, щиты, да еще по стене развешаны карты, да несколько экземпляров стрелкового оружия - луки, арбалеты.
        За столом, заваленным бумагами, сидел худощавый поджарый человек, на вид разменявший шестой десяток; с черной бородой-колышком, с взъерошенными черными редеющими волосами. У человека был колючий чуть усталый взгляд - словно два карих буравчика чуть выступали из темных провалов глазниц. Гириос (а это был, конечно же, он), был облачен в неизменную кольчугу и темно-синие одежды, на груди был вышит герб с какими-то геральдическими животными, вставшими на дыбы.
        - Рейнар. - Бросил он зло. - Не видишь, я занят?! За каким мерином ты врываешься сюда?
        Только тут я заметил сидящего на стуле перед столом посетителя - плюгавенький, полный, с двойным подбородком и каким-то потным оценивающе-прощупывающим взглядом.
        - Я ж говорю. - Повторил с нажимом Рейнар. - Дело у меня, безотлагательной важности. Срочное и не для посторонних ушей.
        Гириос тяжело задумчиво посмотрел на него, медленно встал из-за стола, подошел к нашей троице, окинул взглядом также и нас с Ленгедоком. Затем, хмыкнув, резко развернулся и сказал плюгавому с неприятным взглядом:
        - Прошу простить, уважаемый Вилигрис, давайте продолжим наш разговор завтра с утра.
        - Но Гириос! - Недовольно пропищал тот. - Моё дело не требует задержек! Охрана моих караванов - довольно важный в экономическом плане вопрос для Порубежска и всей округи в целом! И я не потерплю такого со мной обращения! Я буду жаловаться!. .
        - Как будет вам угодно. - Сдержанно ответил Гириос. - Но сейчас прошу оставить меня наедине с этими людьми. Если вы не уверены в своей памяти и боитесь заблудиться в наших коридорах, я с радостью попрошу стражников помочь вам. Меня это нисколько не затруднит, а будет даже весьма приятно оказать посильную помощь.
        Вилигрис порывисто подскочил со стула, зло зыркнул на начальника гарнизона и, выбегая, угрожающе прошипел:
        - Я так этого не оставлю, Гириос...
        Дверь с сухим треском захлопнулась.
        - Ну! - Требовательно сказал Гириос, садясь обратно за стол и буравя нас мечущим молнии взглядом.
        Мы расселись, Рейнар снял с себя шлем и бухнул его на стол, приглаживая свои русые с проседью волосы. Я, если честно, чувствовал себя не очень-то уютно и потому сидел как на иголках, не имея желания привлекать к себе лишнего внимания... Хотя понимал, что я-то как раз звезда предстоящей дискуссии. Да уж - хотелось в небо, да крыльев нет...
        - Бордвика убили. - Начал без обиняков Рейнар. Причем произнес он это спокойным будничным голосом, словно о повышении надоев в Костромской губернии докладывал.
        Густые брови Гириоса в изумлении взметнулись вверх, застыв в верхней пиковой точке, а глаза так и норовили выпрыгнуть из орбит.
        - Что???? - В изумлении произнес он. Затем, справившись с собой, более уверенно сыпанул горстью вопросов: - Где? Кто? Когда? Как?
        Рейнар, довольно погладив усы, проговорил:
        - Ага. Важная новость?
        - Копьё тебе в дышло! - В раздражении проорал Гириос, в сердцах приложившись кулаком по столу. - Ты не барышня кисейная, чтобы на комплименты напрашиваться! Давай без этих ужимок! Ты ж воин до самых кишок! Давай выкладывай всё коротко и ясно!
        - Хех, Гириос. - Усмехнулся довольный собой Рейнар, упиваясь своей маленькой минуткой славы. Видать мало у мужика в жизни радостей.
        - Ну, если коротко и ясно, то лучше пусть они вон расскажут. - Кивнул он в нашу сторону. - Один из них граф странствующий, а второй... Ну, тоже в общем странствующий. Герой, можно сказать.
        При слове "герой", Гириос пригвоздил меня своим тяжелым взглядом к стулу, да так, что я даже дышать стал через раз.
        - Выкладывай. - Зло бросил он мне.
        - Я? - Всё, что мог в рассеянности проблеять я.
        - Нет, я! - Громыхнуло из-за стола. - Рейнар! Они что у тебя, полоумные?
        Наш провожатый с обидой засопел, словно ткнули моськой в грязь, и резко выпрямился на стуле, кидая суровые взгляды то на Гириоса, то на нас.
        - Позвольте, досточтимый. - С холодком в голосе напомнил о себе Лангедок. - Умерьте свою обиду и раздражительность. Сэр Дэнилидиса не привык к такому пристальному вниманию к своей персоне и потому вполне объяснима его растерянность. Позвольте мне внести ясность.
        Гириос перевел свой тяжелый взгляд на графа, безмолвно приказывая тому говорить. И велеречивый граф, не подкачал... Итить его через полено.
        Глава 6.
        Он долго и витиевато описывал свою трагическую судьбу: смерть жены и сына. Чуть ли не на распев рассказал о том, как преследовал врага, преодолевая различные трудности и препятствия. Смерть бандитов от своей руки он так густо напитал красной краской, что мне стало немного дурно, а Рейнар даже крякнул, ошарашенный таким прекрасным описанием такого непотребства.
        Лишь прагматичный Гириос всё больше мрачнел и в нетерпении постукивал рукоятью кинжала по брошенному рейнаровскому шлему да ворошил ворох бумаг на своем столе, словно собираясь собрать этот шелестящий рой в один большой мятый комок и выбросить его в окно, да всё как-то не решался.
        И вот, когда, как я заметил, несчастный начальник гарнизона готов был уже самым наглым образом перебить увлекшегося благородного менестреля дорог (причем, судя по злобному взгляду, перебить как минимум в двух местах), тот вдруг решил всё-таки упомянуть геройское умерщвление гадкого Бордвика с помощью геройского же героя, то есть меня.
        ...- Пасмур укутал землю своим тяжелым промокшим одеялом. - Вещал он потусторонним загадочным голосом. - Воздух давил мокрыми лапами в висок и был тяжел словно свинец. Напряженность гнула к земле и сводила с ума, но я был преисполнен ярой решимостью, ибо изматывающие поиски подходили к концу - я напал на след Проклятья Южного Элмора и уже настигал его. Мой верный конь шатался от усталости и всё чаще всхрапывал, чувствуя клубящуюся впереди тьму страха и крови. Но я лишь подстегивал его, боясь в очередной раз упустить демона во плоти человеческой.
        О, боже - тоскливо подумал я, ну сколько же можно тянуть из нас жилы???... Ну ладно я, знающий конец этой страшилки, но стоит только поразиться терпению и выдержки Гириоса, кто другой на его месте уже бы швырнул в графа чем-нибудь тяжелым. Рейнар же слушал, чуть ли ни открыв рот, словно младенец сказку на ночь.
        - Я представлял, как буду смотреть в его холодеющие очи и повторять, что это за всех невинно убиенных им, в особенности же за мою Энилию и безгрешного Виртика...
        Лангедок в изнеможении прикрыл глаза, словно переживая свою давнюю боль:
        - Вскоре я почувствовал, что этот зверь преисподней остановился и тогда я обнажил свой верный клинок, что передается в моем роде много поколений от отца к сыну. Все чувства мои были подавлены, передо мной осталась лишь цель, которую я должен достигнуть. И я был всё ближе к осуществлению Клятвы Крови и Чести. Я вознес краткую молитву Вышнему и укрепил дух свой и намерение своё. Я слез с верного коня своего и ступал осторожно, ибо Бордвик поистине обладал звериным чутьем и волчьим слухом и мог учуять опасность за многие хорты* от себя. Туман меж тем сгустился настолько, что мне казалось, будто нахожусь я в зловещих застенках и тени Неотошедших пялятся на тебя и пытаются схватить своими бесплотными холодными дланями. И тут, шагах в тридцати, я услышал преисполненный ненависти рёв, который мог принадлежать лишь одному существу в человеческом обличье, тому самому, убить коего я поклялся своей душой, кровью и честью. Он явно встретил кого-то на своем пути и по обычаю решил учинить расправу. В тот миг я искренне пожалел бедолагу, ибо никто еще не уходил живым от Бордвика и многие сотни были замучены и
убиты с особой жестокостью лично им самим.
        Вы знаете, именно в тот момент я только начал понимать - как мне повезло на самом деле. Если этот самый Бордвик реально был настолько отмороженным, как о нем говорят, то в мою судьбу воистину вмешалось Чудо, причем с большой буквы "Ч". Я нервно сглотнул и потратил немало усилий, чтобы унять некстати возникшую нервную дрожь в коленях. Слава богу, что никто не заметил моих ерзаний, ибо повествование мерно текло своим чередом, и слушатели стали его невольными зачарованными пленниками.
        - Миг спустя слух мой резануло треньканье спущенной стальной арбалетной тетивы и, после донесся голос того, кому предназначалась смерть на конце смертоносного жала арбалетного болта. Избежавший смерти кричал, но не от боли или страданий, он кричал Бордвику, возмущаясь сквозь страх. Я с облегчением понял, что Бич Преисподней смазал свой первый выстрел, и мне даже удалось вознести короткую Молитву Благодарности Вседержителю. Однако мне тут же пришлось одернуть себя, ибо я понимал, что безымянный бедолага лишь выиграл пару лишних мгновений своей жизни. Я прибавил шагу и не таился уже, одержимость местью и праведный гнев овладели мною, и окружавший меня туман тогда приобрел багровый оттенок. Прочь сомненья и осторожность! Прочь благородные манеры - Рыжий подонок был недостоин их!
        Лангедок почти кричал, я видел, как вздулись жилы на его шее, он заново переживал весь драматизм того момента, им вновь овладели те чувства, что он испытывал, когда был так близок к своей цели. Я сам невольно засмотрелся и заслушался - умеет ведь рассказывать, шельмец...
        - Но уже в десяти шагах от места стычки я различил особый звук, словно с приличной высоты свалилась большая туша, словно оступившийся на круче конь сорвался вниз и упал на дно глубокого оврага. И земля под моими стопами отозвалась дрожью, приняв на себя всю массу и удар - непонятного тогда мне.
        Ну да, моя масса, плюс масса этого отморозка... Вполне вероятно, что оба мы тянем на одного коня. Но я отвлекся, это был бенефис Лангедока.
        - Я насторожился и стал прислушиваться к себе, пытаясь понять то чувство тревоги и странного облегчения одновременно. Более не доносилось ни звука, лишь изредка неподалеку всхрапывал конь Бордвика, позвякивая сбруей. Проявляя всю отпущенную мне осторожность, используя весь талант Следопыта, я осторожно приблизился к этому странному месту. Туман, как по заказу, стал редеть, словно показывал прорехи в своем поношенном плаще, и постепенно открывая странную картину. Странную и долгожданную, ибо первое, что я смог разглядеть, это мертвый Бордвик со свернутой шеей, с закатившимися глазами и распухшим посиневшим языком. Мне показалось, что в миг смерти он испытал всепоглощающий ужас, поняв, куда уносится его душа - настолько было искажено его лицо. Рядом и чуть поодаль я обнаружил еще одного участника этого необъяснимого действия. Я сразу понял, что это тот человек, что попался на пути Проклятия Элмора и, о чудо! - вышел победителем из короткой схватки с ним.
        Граф на секунду замолчал и окинул нас слегка затуманенным пронзающим душу взглядом. Чуть задержался на мне... Продолжил:
        - Он лежал бездвижно, но дышал. Слабо, коротко, но дышал. Я осмотрел место, силясь понять, что же произошло. Я осмотрел незнакомца, пытаясь угадать, кто он и откуда. Много вопросов стояло предо мной, но очевидно ясно было одно - странный незнакомец убил Бордвика; он сломал ему шею. По сути, свершилось Вселенское Правосудие, и бандит подох, как шелудивый пёс, не пролив своей крови и честная сталь не коснулась его гнилой плоти.
        Лангедок поднялся с кресла и с легким поклоном произнес будничным уставшим голосом:
        - Досточтимый сэр Гириос, сэр Рейнар. С вашего позволения я закончу свой рассказ. Что случилось дальше, вы уже знаете.
        Напряженность, висевшая в воздухе, казалась осязаемой. Ее можно было резать ножом и есть ложкой. Я осторожно выдохнул, словно находящийся под водой пловец, берегущий драгоценный воздух. Моему примеру последовал и раскрасневшийся Рейнар... Отчего-то было душно, хотелось пить.
        У Лангедока явно был талант велеречивого Змия-искусителя, он умел владеть душами людей, завораживая своим голосом, течением речи, искусно построенными фразами. И ему отчего-то верилось. Наверно этот славный парень не умел врать. Не говорить всей правды у него получалось отменно. А вот врать...
        Его повествование сродни трансу, в который он впадал. И потому ничего удивительного, что по окончании рассказа вид у Лангедока был весьма измотанный, под глазами проступили тени, черты лица заострились, лоб покрывала испарина.
        Однако на сотню очарованных всегда найдется один циник. И этим циником оказался Гириос:
        - Красочно описуете. - Проскрипел он, откидываясь на спинку кресла. - Мне порой казалось, что это я преследовал Бордвика, а потом сломал ему шею. Но это лишь слова. Чем вы можете их подтвердить, граф? - В щелочках глаз блеснул расчет.
        - Почтенный Гириос. - Глухо откликнулся Лангедок. - Вы можете снарядить поисковый отряд, и я проведу его на северо-восток, где лежит не погребенным Бордвик Рыжий... И еще.
        Граф мягко, но настойчиво ткнул меня в бок. Я с удивлением воззрился на этого хама. Что еще за шутки?! Но граф выразительно одними глазами показал, какой я идиот, что опять забыл про...
        Перстень! Ну конечно! Я мысленно хлопнул себя по лбу, сам безмерно поражаясь собственному тугодумию и забывчивости.
        Я торопливо запустил руку в кошель, ободрав при этом палец о ребристую грань тяжелого золотого ободка, и вытащил на всеобщее обозрение перстень Бордвика... Точнее - бывший перстень Бордвика. Или перстень бывший Бордвика. Вобщем, неважно. Главное, что сейчас это был мой перстень - моя награда за удачное падение, приведшее к фатальному исходу одного из участников.
        Я видел, как округлились глаза у Гириоса и сам он приподнялся и весь подался вперед, грозя свалиться в шуршащую бумажную гору, выросшую на его столе.
        - Неужели? - Изумлено прохрипел он. - Это тот самый перстень?
        - Да. - Сдержанно подтвердил я, держа перстень в вытянутой руке и чуть ли не тыча им под нос пораженному Гириосу.
        - Дайте сюда. - Вежливо, но твердо попросил тот. - Мне необходимо убедиться... Кое-что проверить...
        Я вообще-то довольно равнодушен ко всякого рода цацкам и побрякушкам, но сейчас с удивлением для себя обнаружил, что мне не очень-то хочется передавать в чужие руки принадлежащий мне по праву увесистый золотой перстень с большим угольно-черным камнем.... Блин! Осталось еще просипеть "Моя Прелесть" и свернуться калачиком под столом.
        Нехотя, но всё же я протянул настырному Гириосу свой трофей, осторожненько так положил ему на раскрытую ладонь. Тот, затаив дыхание, поднес перстень вплотную к своим лихорадочно блестевшим глазам, беспощадно втиснутых в предельно суженные щелочки век, рассматривая что-то на внутренней стороне золотого ободка.
        Исследование продолжалось, что-то около пяти минут по местному времени. Это я сейчас понимаю, что времени прошло всего ничего, а тогда мне казалось, что начальник гарнизона уже несколько часов нахально крутит в своих руках мой такой увесистый и такой красивый перстень.
        Наконец, с тяжелым вздохом и откинувшись на спинку кресла, он протянул мне обратно эту драгоценную безделушку... Или всё-таки не безделушку вовсе, а кое-что посерьезней? Вона как нахмурился, сведя над переносицей изломанные брови, Гириос, как напряженно застыл Лангедок, глядя, куда-то поверх голов. Рейнар же вообще себе места не находил: ерзал, покашливал, краснел и потел, словно студент-первокурсник на первом в своей жизни экзамене. И, глядя на эту честную компанию, я как-то сам почувствовал себя неуютно, ощущая нарастающий в груди неприятный холодок. Я пытался контролировать себя, когда забирал перстень обратно, не хотел, чтобы это получилось слишком уж порывисто.
        - Да, вне всяких сомнений. - Хмуро и как-то надтреснуто проговорил Гириос, глядя мне в глаза и сцепив пальцы рук на груди. - Это Перстень Бордвика. Символ его власти. Источник его силы и ярости. За этот перстень вам могут отвалить довольно большой куш... Или всадить нож в спину.
        Признаюсь, меня немного передернуло:
        - С чего это вдруг? - Тупо спросил я. - Я ж вроде его не крал. Заслужил право на его... ээээ... обладание. И вообще, я ж вроде как героем должен быть. - Браво. Я еще острил.
        Гириос печально усмехнулся, поставил руку на стол и оперся на нее подбородком, внимательно и даже немного уважительно глядя на меня.
        - Видите ли, сэр.... Дэнилидиса. - Сказал он. - Вы, вне всяких сомнений, свершили геройский и похвальный поступок. И в этом я перед вами преклоняюсь. Сей перстень самое веское доказательство смерти Бордвика. Потому что только с мертвого можно было снять его. И это не преувеличение...
        Хех, ну это конечно, такой отморозок разве отдаст что-нибудь по-хорошему. Хотя отморозки сами по обыкновению трусливы и перед силой пасуют. Но это тупые отморозки, которые не отличат дерева от бордюрины и тусуются только стаями, порой кажется, что они и спят стаями. А Бордвик был из когорты отморозков-интеллектуалов. Эти всегда одиночки. Эти опаснее во сто крат...
        - Нет, не думайте, что это поэтический оборот или пафосное преувеличение. - Вещал меж тем Гириос. - Этот перстень воистину обладает некой Силой и с живого хозяина его снять просто невозможно.
        "Ну, блин! - подумалось мне. - Прям "Властелин Колец" какой-то. Кольца там всякие... Вулканы, хоббиты...". Вот интересно, почему наиболее часто во всяких там фэнтези-повестях в качестве повестеобразующего магического артефакта выступают разного вида кольца и их производные. Интересно, а какой-нибудь Волшебный Обмылок или, скажем, Магический Калорифер пользовались бы такой же общепризнанной популярностью и авторитетом среди ценителей фэнтези и знатоков артефактов?
        - И он усиливает самые сокровенные и довольно низменные желания и чувства носящего. Придает силы, решимости, удачи в свершениях. А камень этот... - Гириос встал и начал прохаживаться вдоль стола, заложив руки за спину. - Камень, как говорят, не из недр земных, а осколок, упавший с небес. И сам перстень был создан с помощью древних темных чар и окроплен кровью. До Бордвика его носили многие короли и властители, запятнавшие себя непотребными делами, сеявшие разруху и хаос, пролившие реки крови, причем немотивированно, а по прихоти своей....
        Гм. Ну, предположим, для этого, к примеру, вовсе не нужно никакого порочного перстня, вспомним хотя бы Калигулу. Но если верить Гириосу, то здешние, испорченные перстеньком властители действовали куда масштабнее, изощреннее и непредсказумее и чем дальше, тем хуже. Причем и для самого носителя. Со временем он превращался в натурального монстра - не только в морально-психическом, но и в физическом плане. То есть внешность его менялась. Как именно, Гириос не уточнил, но между строк я прочитал, что не в лучшую сторону....
        Ну, блин, точно - Назгулы, горлумы и прочая.... Сейчас еще осталось узнать про местный Ородруин и пойти спасать цивилизацию. После разборок с одержимым палачом-интеллигентом в лице милейшего графа каких-то там земель. Который тоже хорош! Умолчал про такую безделушку, как перевоплощение в монстра под влиянием нехилого артефакта. А ежели б я напялил его себе на палец?!
        От нахлынувшей информации и неприятного осознания своего нынешнего положения у меня кровь прилила к щекам и закружилась голова. Словно хлебнул паленой дряни и нырнул в бассейн, наполненный густой теплой жидкостью, которая еще и пузырится вдобавок. Гириос еще что-то говорил, скупо жестикулируя, Лангедок и Рейнар порой принимали участие в разговоре... А я вдруг почувствовал, как я одинок в этом чужом мире, насколько я неприспособлен к его законам, традициям, к его душе. Не сказать, чтобы я уж очень сильно понимал тот мир, в котором родился, но сейчас я со всей отчетливостью, до холодной черноты в глазах, понял всю окружающую меня чуждость. Со всей безнадежностью ощутил себя обнаженным узником, брошенным в свинцовый мешок, где с давящего потолка на длинном проводе свисает одинокая, режущая глаза своим неживым светом лампочка.
        Люди в кабинете что-то еще говорили, даже, по-моему, спорили...
        Но замолкли, когда я встал со стула, и удивленно вытаращили глаза, когда я, пошатываясь и отпинывая, попадающие мне под ноги разные средневековые железяки, нетвердой походкой двинулся к выходу. Подальше отсюда...
        Дверь от моего рывка со всего маху врезалась в стену, оставив рваную дыру на висевшей на ней карте. В приемной кроме изможденного юноши-секретаря оказалась еще парочка посетителей, один из которых был облачен в кольчугу с кольчужным капюшоном, натянутым на голову и он стоял как раз на моем пути.
        Я не отдавал себе отчет в своих действиях, во мне причудливо смешались гнев, печаль, безнадега, тоска, пофигизм. И потому я схватил этого околчюженного битюга с бараньими глазами за грудки и отбросил себе за спину (откуда только силы взялись?), сбив кого-то, бросившегося мне вдогонку, с ног.
        Я шел быстрым шагом по темным узким коридорам, грубо оттаскивая и отпихивая всех, кто встречался на моем пути. За спиной нарастал топот преследователей и неодобрительный гул вперемешку с руганью тех, кого я опрокинул.
        Входная дверь от пинка резко шарахнулась наружу, тут же послышался возмущенный вопль одновременно с глухим стуком упавшего тела. Я, словно крошки из одеяла вытряхнулся из этого лабиринта бюрократизма и лицемерия. Не замедляя шаг и не оборачиваясь, даже не взглянув на сбитого мною стражника с разбитым лицом, я пёр куда глаза глядят. Забыв про коня, видя только одну дорогу - вперед.
        В голове, в звенящей темной пустоте грохотали молоты и не было даже ни единой мысли, только стремление - рваться вперед ни на что не глядя и не отвлекаясь.
        Прямо за спиной послышался тяжелый топот и чье-то жаркое дыхание. Кто-то схватил меня за плечо. Я был весь словно пружина - резко развернулся и засадил с правой тому в лицо. Им оказался Лангедок.
        Граф явно не ожидал такого теплого приема и потому, брызгая кровью из разбитого носа, он тихо ахнул и тут же отпустил меня, заваливаясь на спину. Но сразу же пружинно поднялся и, утирая кровь, твердо посмотрел мне в глаза, внимательно следя за мной и предугадывая мои движения.
        За его спиной в нашу сторону торопилось еще с десяток обозленных людей с обнаженными мечами и с алебардами наперевес, среди них были и Гириос с Рейнаром. Впрочем, эта парочка была без оружия, и они выглядели скорее хмурыми и озабоченными.
        - Суки! - Зло заорал я. - Ну! Кто первый? Ну же!
        Я со всей остервенелостью рванул меч из ножен, не чувствуя его тяжести. Преследователи замедлили шаг, беря меня в полукольцо, осторожно приближаясь и оставаясь на чеку.
        Я судорожно поворачивался то к одному, то к другому, угрожающе взмахивая мечом, отгоняя наиболее ретивых или неосторожных.
        - Стойте! - Властно крикнул Лангедок, растопырив в стороны руки, как бы возводя стену между нападавшими и мной, отсекая их, оставляя за чертой по эту сторону лишь нас двоих. - Стойте! Он мой!
        Озлобленные, с перекошенными мордами воины с негодованием обернулись на не пойми кого, кто решил тут еще командовать.
        - Всем стоять! - Прикрикнул из задних рядов Гириос. - Пусть они разберутся между собой! Никто не вмешивается! - Повысил он голос.
        Воины опустили мечи и отступили, недовольно ворча, оставляя нас с Лангедоком один на один.
        Ну что ж, твою мать, благородие! Давай разберемся сейчас, не дожидаясь никакого там особого дня! - так кричало во мне всё. Снаружи я не проронил ни слова, лишь до хруста в костяшках сжав, мгновенно ставшую мокрой от пота рукоять меча.
        Воины отодвинулись еще дальше и обступили нас широким кольцом, выполняя роль ограждения арены на грунтовой площадке внутреннего двора Управы Гарнизона.
        Лангедок начал медленно обходить меня слева, не отрывая своего тяжелого взгляда от моих глаз. Я также медленно стал двигаться вправо, держа меч острием к противнику. Меч графа покоился на поясе в ножнах.
        Где-то на заднем плане сознания я понимал, что шансов у меня немного, но я был в таком состоянии, что плевать мне было на все расчеты и выкладки. Сам черт не брат.
        В голове ярился огненный смерч, но он не мешал мне следить за противником и пытаться по мере возможностей предугадать его действия. Хотя куда уж мне там...
        Было видно, что Лангедок не собирается нападать, он явно выжидал. Ждал моей атаки. И я атаковал.
        Я сделал порывистый шаг вперед и, почти без размаха, рубанул наискось сверху слева. Граф спокойно ушел с линии атаки, грациозно заходя мне за спину. Я по наитию развернулся вокруг собственной оси, через правое плечо, одновременно нанося горизонтальный наотмашь удар мечом.
        По с равнению с Лангедоком я двигался довольно неуклюже - без той смертоносно-мягкой грациозности. И потому он лишь присел, пропуская свистящую сталь клинка над головой, и когда, влекомый силой инерции, я раскрылся, он просто резко выпрямился и ткнул меня кулаком в грудь.
        Со стороны это выглядел, как тычок без замаха, однако мне показалось, что я попал под осадный таран. Боль пронзила грудную клетку и меня отбросило на несколько шагов назад. Я грохнулся навзничь в сухую пыль. Первое мгновение было больно сделать даже вдох.
        Я мгновенно скрючился, подбирая под себя колени, выхаркивая эту саднящую боль, стараясь кашлем пробить в легкие дорогу воздуху. Моя правая рука нелепо изогнутая валялась плетью в пыли, всё еще сжимая меч.
        Лангедок медленно подошел, всё также тяжело и пронзительно глядя мне в лицо. Оторвав на миг от земли голову, я поймал этот взгляд. Я прочитал в нем спокойную предрешенность, он читал все мои ходы. И он видел поверженного неуклюжего меня, не способного ни на какие сюрпризы.
        И это я тоже успел прочитать в его взгляде.
        Ну что ж, будь уверен, граф. Твоя уверенность играет мне на руку. Как раз на ту самую правую руку, безвольно и нелепо вывернуто валяющуюся в белой пыли....
        Он подошел еще ближе. Я сделал вид, что зашелся в новом приступе давящего кашля и склонил голову до самой земли, чтобы не было видно моих глаз, чтобы ничего нельзя было прочесть в моем взгляде.
        Я считал шаги... Или бешенный стук сердца... Или всё вместе. Я не знал тогда, на что я ориентируюсь. Я по обыкновению действовал по наитию.
        Когда мне показалось, что пора, я выпростал вперед и вверх руку с клинком.
        Граф явно не ожидал этого. Он успел отпрянуть в последний момент и я видел его широко распахнутые удивленные глаза. В них не было уже той надменной уверенности, в них не было того холодного расчета....
        И как в замедленном кино, кадр за кадром, я наблюдал за тем, как кончик моего клинка вспарывает ткань одежды и кожу под ней, и как мелкие капельки крови маленьким фонтанчиком взмывают по дуге вверх и опадают в пыль двора.
        Лангедок автоматически сделал еще полшага назад, глядя на меня уже с примесью уважения. Рана была пустяковой, не стоящей забот настоящего воина и потому никто особо не обратил на нее внимания.
        Зато мне это событие придало сил. Я тут же подскочил, не обращая внимания на боль в хрипящих легких, держа меч обеими руками. У меня даже хватило наглости ухмыльнуться в лицо графу. Мол, ну что, парень? Продолжим?
        Лангедок был невозмутим, он спокойно смотрел на меня, и ни одна черточка не дернулась на его каменном лице. Он также невозмутимо и спокойно потянул из ножен меч.
        Ставки повышались. Я сделал шаг вперед, адреналин выплескивался в кровь литрами, в ушах оглушительно бухало. Не было ни усталости, ни страха, не было даже тени неуверенности. Хотя свои шансы я оценивал всё также невысоко.
        Лангедок медленно встал в защитную позицию, держа меч наискосок на уровне груди.
        Я сделал еще один шаг навстречу ему, поднимая свой клинок. По неопытности и почти врожденной рассеянности я пялился на вражеский меч, словно тот был моим главным противником. Лишь перейдя незримую границу, отделявшую выжидание от атаки, в последний момент до удара я вспомнил, что ни в коем случае нельзя упускать из вида глаза того, с кем дерешься и не отвлекаться ни на что другое более чем на полторы секунды.
        Граф продолжал занимать выжидательную позицию, предоставляя действовать мне первым номером.
        Я размахнулся и обрушил на соперника страшной силы удар. Граф лишь легонько отшатнулся вправо, пропуская мой меч себе за спину. Я по инерции качнулся вперед, но в последнюю долю секунды пытаясь задержать падение, всеми силами отпрянул обратно, чуть согнув ноги в коленях.
        Но Лангедок не дал мне устоять, резким коротким движением он одновременно ударил мечом по моему клинку и сделал мне подсечку, пнув сзади в сгиб левой ноги.
        Меч со звоном вылетел из моих рук, блеснув на прощание золотой рыбкой в лучах тусклого солнца, а я нелепо расщеперевшись, завалился на левый бок - прямо под ноги Лангедоку.
        Мы дернулись одновременно: он, чтобы отпрыгнуть, а я, вновь из неудобной позиции в пыли, чтобы вцепиться ему в ноги. В итоге у меня получилось лишь слегка двинуть по его правой ноге, отчего граф вынужден был пару раз проскакать спиной вперед, пытаясь удержать равновесие.
        Мне хватило этого времени для рывка в ту сторону, где, как я предполагал, валялось моё оружие.
        Сейчас я понимаю, что вздумай тогда Лангедок убить меня, он бы это сделал уже много раз. Но он дал мне возможность судорожно рыскать по двору в поисках выбитого из моих рук меча. И когда я нашел его и вновь ринулся в атаку, граф дал мне еще один шанс на удар.
        В этот раз я решил действовать умнее (как мне тогда казалось) и не пытаться переть дуром - намереваясь смять противника лобовым ударом быка-трехлетки.
        Я просто ткнул мечом в сторону графа. Тот ожидаемо отбил мой клинок, отводя его в сторону. Я ткнул еще раз - с тем же результатом. После четвертого раза, я вновь сильно по-молодецки замахнулся и, заорав что есть мочи, кинулся на соперника.
        Лангедок поднял меч, намереваясь отбить мой удар каким-нибудь очередным подвывернутым финтом, чтобы опять доказать, кто здесь мастер мечей, а кто просто так железякой машет.
        Вот этот-то благородный профессионализм и сыграл с ним злую шутку. Я не придумал ничего лучше, как в последний миг бросить меч. Я даже успел увидеть непонимание и изумление, мелькнувшее в глазах графа, когда он машинально повел клинком вверх, отбивая предполагаемый, но несостоявшийся удар и когда я на большой скорости, нагнув голову, врезался в него, опрокидывая и падая вместе с ним.
        Мы хаотично дергались и кувыркались в пыли, каждый пытался взять инициативу в свои руки... ноги и прочее. Я вцепился графу в горло, одновременно пытаясь левой рукой прижать его руку с мечом, а правой - дубасить по его благородной морде.
        Граф же колотил меня набалдашником, что на рукоятке, пытаясь звездануть по голове и защищался от моих частых, но по большей мере бестолковых ударов. Я конечно несколько раз удачно заехал ему в челюсть, нос и скулы, но в основном страдал его левая рука, которой он как-то ухитрился схватить меня за плечо, своей по истине железной клешней. Хватка была на совесть, я чувствовал, как потихоньку немеет моя бьющая рука. Благо еще, что я был сверху и весил явно больше графа, что давало мне небольшое преимущество - до поры до времени. А если быть точным, то ровно до того момента, когда графу всё же удалось заехать мне в височную область своей железякой.
        В голове полыхнуло искрами и болью, в глазах задернулись шторы, отделяя первый акт от антракта. И зрители потянулись к выходу.....
        Я еще пытался подняться на непослушных ногах и в последнем усилии достать этого гада; вцепиться ему в глотку с графским кадыком. Но в левом боку обожгло и стало мокро....
        В гаснущей раскадровке я увидел прыгающую на меня землю...
        Глава 7.
        Как сейчас помню. Слишком уж яркое впечатление.

***
        Даже находясь в почти абсолютно бессознательном состоянии, я всё же помню, как мне разжимали сведенные судорогой челюсти и вливали в горло какую-то теплую жидкость. Запахов я не ощущал, лишь прикосновения и то изредка.
        Помню, как сделал судорожный глоток и тут же захлебнулся, выгибаясь дугой. Меня прижали обратно к мягкой ровной поверхности...
        Секунду спустя я почувствовал разлившееся по всему телу тепло. Горячие волны омывали каждую клеточку, унося боль и всякий другой дискомфорт.
        Стало до одури хорошо. Ну просто до отупения! Все ощущения тонули в тягучей липкой патоке, мысли будто размазались тоненьким просвечивающим слоем по окружавшему пространству-времени. Первое время чувствовались какие-то легкие покалывания в левом боку.
        "Меня штопают" - всплыли лопающими пузырями ленивые мысли. Я представил себя латанной-перелатанной плюшевой игрушкой, на которую мастерят новую заплатку. Мне стало смешно и я рассмеялся. Попытался пошевелить мохнатой плюшевой лапой - мне это показалось забавным. А раз я плюшевая игрушка, значит у меня пластмассовые глаза из старых потертых пуговиц, что гурьбой живут в шкатулках для рукоделия.
        Интересно, а как это - видеть с помощью пуговиц? Наверное, я смотрю через дырочки в пластмассовых кругляшах.
        Хм. А ведь в пуговицах, особенно старых и потертых, таких, как у меня, обычно по четыре дырочки!
        Меня охватила такая по-детски искренняя радость от показавшегося мне великого открытия. Так ведь это означало, что у меня в каждом глазу по четыре зрачка!
        А глядеть на мир восемью зрачками намного интереснее и удобное, чем... чем... Двумя? Двумя.
        Можно же увидеть намного больше и глубже. И даже, наверно, другие миры. Ага!!! Вот они! Я их даже вижу!..............
        Размытые слои пространства, косматые хвосты проплывающих минут....
        Что-то не давало покоя, что-то свербило в памяти. Ну да! Глаза о четырех зрачках были у Орлангура! У того Золотого Дракона, Духа Познания... Это ж вроде из Перумова?...
        Я вновь рассмеялся, представив себе позолоченного дракона с ядовито-желтыми крыльями и с огромными пластмассовыми глазами-пуговицами.
        ***
        Было много еще разнообразного разноцветного бреда. Я окунулся в теплый густой океан эйфории и растворился в нем. Всё меня удивляло, я всему радовался, и каждое мгновение делал потрясающие по своей глубине и фундаментальности открытия.
        Потом я вдруг вынырнул в какое-то сумрачное пространство с низким деревянным потолком и увидел непонятные размытые тени с неясными светлыми пятнами вместо лиц.
        Я немного подержался в этих душных сумерках и нырнул обратно. Вот только не нашел больше того безбрежного океана дурной радости и постоянного праздника. Вместо этого я упал в уютную бархатисто-темную пустоту, где впрочем, не было никакого неудобство и никакого страха.
        А было до преступной безмятежности спокойно..... спокойно..... спокойно.....

***
        Почти двое суток я провалялся в постели, находясь на зыбкой грани черного беспамятства. Когда я окончательно пришел в себя, подстегиваемый диким голодом, то обнаружил, что нахожусь в темной просторной комнате с низким потолком, с которого на тонких цепях свисают потушенные светильники.
        Стояла тишина и не было никого рядом. Я даже обрадовался такому положению вещей - определенно никого не хотелось видеть и на душе было муторно и давяще тоскливо.
        Всё одиночество Вселенной поселилось во мне, сдабривая всё вокруг изрядной порцией колюче-серого цвета.
        Вы сочтете меня бесчувственной скотиной и всё такое, на что мне, конечно же, будет наплевать с самого высокого минарета, но именно сейчас я вспомнил о своей жене, своей Насте, оставленной пьяно посапывать в покинутом мною мире. Сколько прошло времени? Все герои без исключения задаются этим вопросом, попадая в другое измерение. Я не исключение.... Но в отличие от книжных героев, я удосужился подумать об этом только сейчас по прошествии нескольких дней.
        Я понял, что до этого момента всё окружавшее меня я воспринимал полушутя, словно читая очередную книженцию, мол, это не со мной и всё проходит мимо.
        Огромным усилием удалось подавить стон безнадеги, рвавшийся наружу, разворачивающий грудную клетку. Я вообще не люблю проявлять свои чувства, особенно дурные, даже наедине с собой. Не знаю, всё это кажется как-то картинно и неестественно...Даже если очень хочется.
        Я откинул в сторону влажное от пота покрывало и встал с постели. Мир вокруг ощутимо качало и потряхивало. С этим тоже надо что-то делать... Ничего, разберусь на досуге.
        Однако ж, прохладно. Я скосил глаза вниз и обнаружил полнейшее отсутствие какой бы-то ни было одежды на своем практически стройном теле и то, что стою босыми ногами на холодном полу, сипло похрипывающим своими деревянными половицами.
        В левом боку тоненьким ручейком запульсировала боль, я невольно потер зудящее место и почувствовал кожей ладони какую-то новую деталь на своем теле, словно витиеватый валик вырос у меня между талией и подмышкой. Интересное кино!
        Я подошел к окну, откуда грязным размытым пятном сочился неживой свет ночного светила, укрытого от взглядов тонкой вуалью размазанных облаков. Света было мало, но мне удалось рассмотреть, а скорее даже понять, что весь мой левый бок украшал дугообразный шрам, умело и аккуратно заштопанный, выпустившей с обоих концов свои длинные усики-нитки.
        Ну, граф! Зацепил всё-таки своей железякой! Сволочь куртуазная, итить тебя об стену!
        Я огляделся в поисках своей одежды, слепо шаря руками по кровати. Ничего интересного там не найдя, я переместил свои поиски на оказавшийся у изголовья стул и был вознагражден за настырность: именно на нем, заботливо сложенные и даже отстиранные и приятно пахнущие, покоились элементы моего потертого гардероба.
        Чертыхаясь и проклиная всё на свете, мне всё-таки удалось одеться, что придало немного уверенности, которой так постоянно не хватает. Когда я заканчивал облачаться и уже затягивал ремень, то меня ждал очередной сюрприз - я довольно неслабо так всхуднул, сбросив как минимум килограммов двенадцать - пятнадцать!
        Вот так, мои дорогие: хотите за несколько дней сбросить лишние килограммы? Попадайте в параллельные миры и вляпывайтесь там в разные передряги, не понимая, что вокруг происходит.
        Пробираясь к двери, я также обнаружил прижавшийся к стене грубо сколоченный стол, на котором аккуратненькой шеренгой выстроились мои карманные вещи - моё алиби, что я не сошел с ума и в самом деле являюсь пришельцем из другой Вселенной. Рядом и чуть ближе к краю, словно наглядно показывая всю разделявшую их культурную и пространственно-временную пропасть, на столешнице примостились меч и кошель. Почему-то именно кошель я схватил первым и порывисто запустил туда руку, немилосердно ею шерудя, испытывая безотчетное чувство тревоги и с облегчением выдохнул, лишь только убедившись, что перстень был на месте.
        Однако...С некоторым удивлением я вынужден констатировать, что уже испытываю некоторую зависимость от этой чертовой безделушки! Надо будет как-то воспитать в себе равнодушие к ней или даже брезгливость.
        Распихав по карманам всё своё богатство, перепоясавшись мечом, я уверенно толкнул дверь.
        В голове всё еще роились заполошенно-беспокойные мысли о жене, покинутом доме, окружавшей неясности и неопределенности... Но что сейчас от них толку? Пользуясь особенностью своего характера, я быстренько задвинул эти бесполезные размышления в дальний темный уголок апатично настроенного сознания, отделяя сиюминутно-тактическое от перспективно-стратегического.
        ***
        Пардон, что вмешиваюсь, но, перечитав сейчас всё выше написанное, я понял, что в повествовании слишком мало действия, почти отсутствует экспрессия. Всё какие-то размышления, да бытовая философия. Я понимаю, конечно, что это не текст для книги, а мои мемуары, но всё же.... Как-то аж самому не шибко приятно читать всю эту пресную тягомотину, словно алебастр без сахара жуешь - невкусно, неприятно и незачем. Самому хочется лицезреть больше движения в строчках и между ними.
        Решено! Продолжаю писать, но без всех этих вялотекущих "душещипаний".

***
        Комната, в которой я находился, была расположена в самом конце длинного, неясно освещенного коридора. По обеим сторонам через равные промежутки располагались массивные поцарапанные двери. Видать, нумера, то бишь - апартаменты.
        Я направился по прямой - на свет, что мерцал колыхающейся стеной в противоположном конце коридора и его источник явно располагался ниже того уровня, на котором я сейчас находился, и явно впереди лестница, уводящая на первый этаж.
        В принципе, я уже нарисовал в своей голове схему помещения и дал определение - это таверна или постоялый двор, на первом этаже харчевня, на втором - гостиница.
        Чем ближе я подходил к выходу на первый этаж, тем явственнее до меня доносились сбивающие с ног смеси запахов еды и потных тел, и гул множества голосов, периодически прорезываемый резким криком или взрывом дружного хохота.
        Я мог поставить себе "пять" за догадливость, на первом этаже в самом деле располагалась харчевня - длинный узкий зал, забитый посетителями буквально до отказа. Многочисленные столы и лавки были так тесно сдвинуты друг с другом, что казались одним сплошным конгломератом, а множество жруще-пьюще-курящих голов терялись в сизом тумане, от которого резало в глазах.
        Если кто и обратил на меня внимание, то виду не подал, во всяком случае, я не заметил. Я просто искал хоть одно свободное местечко, где можно примоститься и набить свой желудок чем-то съедобным... Ну или типа того.
        Несколько минут я умело лавировал среди тесно сдвинутых людских и не только людских спин. Тоже странно: я впервые видел живых, всамделишных узколицых востроухих эльфов, кряжистых нереально широкогрудых гномов, каких-то низкорослых длинноносых карликов... И всё это воспринимал, как само собой разумеющееся.
        Свободное место нашлось почти у самой стены, недалеко от неэксплуатируемого камина с почерневшей гнутой решеткой и опаленными камнями. Стол, за который я умастился, почти пустовал - по сравнению с тем, что творилось за другими. По правую руку сидел долговязый хмурый бородач - человек, сосредоточенно обгладывающий баранью ногу и увлеченно беседуя с двумя гномами, что находились с противоположной стороны и производили шума, как небольшое стадо бронтозавров в брачный период. При этом умудрялись одновременно потреблять пиво в огромных количествах разом и что-то еще с жаром говорить, доказывать, бухая огромными дубовыми кружками по несчастной столешнице. Бородач, если и отставал от них, то ненамного, а с кружкой обращался более бережно.
        - Да твой Гаральф просто упился тогда! - С дружеской издевкой орал один из гномов с черной подпаленной бородой, в очередной раз с силой бухая кружкой. Второй, с рваным шрамом на всю левую щеку, поддержал его беспардонным ржачем. - И попер через болота! Путь срезать хотел, стоерос дубинноголовый!
        - Да. - Подтвердил бородач, сплевывая кусочек хрящика себе на тарелку. - Он Дымные Болота хорошо знает, каждую кочку, каждую топь, потому что вырос в тех краях...
        - Да он в тот день вряд ли даже вспомнил об этом! - Продолжал гоготать Подпаленный, как я его для себя поименовал. Его соседа я, не мудрствуя лукаво, назвал Шрамистый. - Ведь выдул не меньше бочки пойла! Грира решил перепить. - Ухмыляясь, прокомментировал он своему приятелю-гному.
        От такого пояснения Шрамистый аж поперхнулся пивом, обдав себя фонтаном пахучей жидкости. Собеседники-собутыльники дружно покатились со смеху, утирая проступившие слезы и жалобно всхлипывая.
        Наконец-то из сизого табачного тумана не меня вынырнула молоденькая чернявая официантка с бледным личиком и усталыми глазами, подопрев бедром поднос, она принялась деловито сваливать на него со стола пустые кружки и грязную посуду, одновременно любезно интересуясь у меня:
        - Что будете есть-пить, сэр?
        - А что есть? - Вяло поинтересовался я.
        Не переставая прибирать со стола, девчушка бойко рапортовала:
        - Ну, как что? Понятно, что: пива, эли, вина, баранина, оленина, телятина, рыба парная, рыба жаренная, сосиски, картошечка, грибочки... Да много чего! Так чего будете-то? - Настойчиво и торопливо одновременно спросила она, уже собираясь удрать на кухню.
        - Нууу... - Туповато протянул я. - Давай пива кувшин... эээ.... - Я покосился на гогочущих соседей, пытаясь понять, чем питались они. - Ну и мяса какого-нибудь. Там... не знаю... телятины шмат что ли...
        - Хорошо. Скоро будет. - Протараторила она уже на бегу, вновь исчезая в сизом тумане так же стремительно и неожиданно, как и появилась.
        Меж тем приятели отсмеялись и Подпаленный грохнул о стол уже не кружкой, а пустым бочонком литров эдак на пятнадцать.
        - Еще пива! - Оглушительно проорал он, на миг перекрывая не утихающий гомон переполненной таверны.
        Практически тут же подбежала девчушка, только уже другая, светленькая, и поставила на стол четыре литровых дубовых кружки, полные янтарного пенного пива.
        - Сейчас Хоттинк принесет новый бочонок. - Бодро сказала она и тут же исчезла.
        Скорость обслуживания была на высоте, нельзя не признать. Осталось оценить качество.
        Я осторожно отхлебнул предложенное пиво и невольно задержал дыхание от блаженства - вкусное, прохладное, с каким-то тонким приятным привкусом и в меру крепкое.
        Буквально через минуту подбежала запыхавшаяся чернявая девчушка, принимавшая у меня заказ, и поставила у меня перед носом миску с дымящимся куском прожаренного мяса, приправленного зеленью и луком в окружении печеной картошки. Рядом бухнулся немаленький кувшин с плескавшимся в нем пивом.
        - Вот, держите. Если что, зовите. - Проскороговорила она и испарилась, словно померещилась.
        Тут же материализовался рыжеволосый паренек, подкатил под наш стол новый бочонок пива, забрал пустой и был таков.
        Я успел на пол кружки смириться с окружающей действительностью, когда на меня, наконец, обратили внимание.
        - А ты откуда будешь, земеля? - С бесшабашно-хмельной веселостью спросил Подпаленный. В этой тройке, видать, он задавал балагурный тон.
        Я криво ухмыльнулся, думая, что бы эдакое поправдоподобнее ввернуть:
        - Издалёка. - Я сам поразился своей гениальности. И потому, чтобы закрепить успех, добавил: - С севера... эээ... Верхнего.
        Черт! Что я несу?
        - Ээээ! - Засмеялся Подпаленный. - С Аддорна чтоль?
        - Или Скалога? - Встрял Шрамистый, выбивая пробку из бочонка и наполняя кружки. - Рыбак?
        Я невольно улыбнулся, так как сам был родом из Приморского края, где по общепринятому стереотипному мнению, живут лишь моряки, рыбаки, да те, кто гоняет праворульные машины из Японии. Однако я не был ни тем, ни другим, ни третьим и даже не умел водить машину, живя в почти самом автомобильном городе страны.
        - Не а. - Отрыгнул я. - А чё? Если с севера, то сразу рыбак?
        - Нет. - Хохотнул Подпаленный. - Не обязательно. А вот ежели с Верхнего... То обязательно.
        Последние слова потонули в дружном хохоте трех глоток. Я тоже хохотал, сдвигал кружки и жадно хлебал пойло, которое постепенно теряло вкус и становилось просто мокрым.
        - Не похож на рыбака. - Чуть заплетаясь, проговорил сосед-Бородач. - Скорее всего отпрыск... этого... захудалого какого-нибудь дворянского рода... Вона и пальцы тонкие и ладони аккуратные... И .. эта... речь...
        - Ага! Ты, Дрольд, прям следопыт до последнего пивного вздоха! - Подтрунил над товарищем Подпаленный. - Ты даже когда помирать будешь... не перестанешь... эта... аже могильщиков... как его... описывать...
        - Анализировать и квали..фицировать. - Почти по слогам твердо произнес я, ставя кружку на стол.
        - Ага! - Смеясь, проорал Подпаленный, но тут же осекся. - А чё это?
        - Тебе всё равно не понять, скудодумный. - Злорадно уел приятеля Дрольд.
        - Может быть. - Вдруг миролюбиво отозвался тот. - Это смотря, как объяснять будешь... А ты, как начнешь, так демона лысого тебя остановишь. И... эта... сам потом буркалами лупаешь, мол, чего я наговорил?
        Шрамистый поддержал шутку новым приступом гогота. Видать, друзья давно не виделись, и сейчас им было приятно общество друг друга, и выражали они свою симпатию, как могли - подкалывали, подтрунивали, подшучивали и ржали, аки кони в весенний гон.
        - Ты звиняй, дружище. - Вдруг обратился ко мне Подпаленный. - Что не представились.... Типа, не вежливо всё ж...
        Он встал и с очень серьезным видом, пошатываясь, прошел ко мне, осторожно огибая стулья и лавки.
        - Позволь представиться. - Напыщенно начал он, твердо глядя на меня мутноватыми глазами и потирая отполированную рукоять заткнутого за кушак топора. - Гримир Тортсвейн! По прозвищу... ик... по прозвищу Жаркий Горн! Из клана Торгвальда Твердолобого! Вольный мастер, предоставляю.... эти...- Тут он всерьез задумался, приложив палец к нахмуренному лбу. Через мгновение, видимо, вспомнив, продолжил:
        - Предоставляю услуги по ковке и гравировке... А так же услуги своего топора, как наемник, охранитель и ... этот.... сопровожатый....
        С последними словами он с достоинством кивнул головой, тряхнув пышной копной вороновых волос, и протянул мне свою мощную ручищу, больше похожую на ковш небольшого экскаватора.
        Я поспешно поднялся, ухватившись за край стола и случайно опрокинув стул:
        - Очень приятно...эээ... Гримир! - С жаром ответил я. - В самом деле, очень... признателен!
        Я пожал его руку... Точнее пытался пожать эту огромную клешню с гидроусилителем от автопогрузчика, опасаясь услышать хруст своих костей.
        - Дэн..илидиса. - Представился я в ответ. Пьяный мозг лихорадочно заметался в поисках титулов и прозвищ, с которыми нестыдно и в высшее общество вляпаться. Ну конечно же пришлось выложить то, что на поверхности:
        - Погибель Бордвика Рыжего Бича, освободитель от страха местных земель и деревень... Ну ... вот.
        Я развел руками, показывая, что в принципе представился - дальше некуда. Последовавшая реакция была, в принципе, ожидаемой - освободитель, итить его за ногу, земель окрестных.
        Гном на секунду застыл, глядя на меня как на великовозрастного идиота, затем его чуть ли не согнуло пополам от вырывающегося из бочкоподобной грудной клетки дикого ржача.
        - Ты-иии.... Тыы-ии..... - Сквозь слезы выдавливал он из себя. - Ты.... Что?.... Чья...... погииибель?
        - Бордвика. - Тупо повторил я.
        Новый приступ дикого смеха охарактеризовал всё его отношение к моему подвигу, который, как обещал мне Лангедок, должны уж воспевать всякие там бродячие певуны и музыканты...
        Ну что ж, всё по новой. Я вздохнул и полез в кошель....
        Ржач умер почти также мгновенно, как и родился.
        Гримир выпучил в изумлении глаза и несколько долгих минут лишь безмолвно открывал и закрывал рот, глядя то на меня, то на лежащий в моей ладони перстень, застыв в нелепой позе - "полуразогнувшись". Однако замешательство также длилось недолго. Гном вдруг резко выпрямился и оглушительно зарычал:
        - Хрюдгайл меня подери!!!! Так это ты тот герой, что замочил Рыжего??!!!! - Он раскинул в стороны свои руки, больше похожие на захваты для транспортировки грузов, и с силой прижал к себе, уткнувшись мне головой где-то в районе солнечного сплетения, не переставая восхищенно рычать.
        От такого бурного проявления дружеской признательности мне стало страшно за собственную жизнь или, точнее - за собственное здоровье. Мне казалось, что кости и сухожилия немилосердно хрустят и вот-вот лопнут, а свежеприобретенный шрам благополучно разойдется. Однако обошлось, Гримир сжалился и выпустил из своего смертельного захвата, не переставая при этом по-дружески лупасить меня по плечам и громогласно реветь:
        - Слышал сегодня от Вулича новость, что Рыжего прихлопнули!!! Что герой в городе где-то! Да не верил!
        Чтобы не пасть смертью храбрых, но глупых, я вежливо отстранился, всем видом показывая, что на данный момент нет ничего важнее, чем поднять опрокинутый стул и усесться на него.... И тут же охнуть от крепкого дружеского удара по плечу со стороны Бородача - Дрольда:
        - Илидис! Так вот ты каков, дружище!
        Ого! Так вот, оказывается, как сокращенно звучит моё имя. А я-то думал, что оно полностью выдуманное.
        Вокруг всё забурлило, к нам стали присоединяться посетители с ближайших столиков. Какофония из смеха, криков, галдежа накрыла меня с головой. Каждый хотел не только взглянуть на героя, но и похлопать его по плечу или пожать руку. Я просто ошалел от такого количества лиц и пар глаз, протянутых рук, хлопков и сдвинутых в здравицах кружек.
        Я не заметил, как к нашему камельку придвинулись близлежащие столы, образовав нечто вроде неправильного треугольника. Неприхотливые блюда менялись с невероятной скоростью, а уж про классические "реки пива" и говорить не приходится.
        Гримир сидел рядом и всем видом показывал, что как минимум это он научил меня всем премудростям убийства всяких там бордвиков, а может даже и самолично держал того бандюгана за шею, пока я эту самую шею методично и по всем правилам ломал.
        Многие лезли знакомиться, не зная, что на имена у меня довольно хреновая память. Оказалось, что Шрамистого звали Торгвин Шипастый Шлем и именно по прозвищу я его и запомнил. Остальным же такая участь не грозила, я быстро потерялся среди всяких там Приков, Шпиков, Градубиков, Овальдов-шмовальдов....
        Меня окружало море грубоватого благодушия, в котором я купался ничтоже сумнявшись, или всё мне это казалось, и купался я совсем в другом море - градусом повыше....
        Однако даже в самом огромном океане меда завсегда окажется половничек человеческого навоза. Вот и сейчас среди всех этих простодушных, угловато-грубоватых, но искренних выражений добродушной признательности и искренне-глуповатой радости, отчетливо проскрежетало с противоположной от меня стороны - "Да этот слабак и мою бабушку не побьет, куда ему до Рыжего!".
        И как-то весь этот теплый бурлящий океан вдруг утих и обмелел, и в этом относительном затишье торжествующе вознесся глумливый смех.
        Практически строго напротив меня за "вторым косым катетом" сдвинутых неправильным треугольником столов вальяжно развалился ражый битюг с коротко остриженными волосами и наглым взглядом бараньих глаз. Справа и слева от него, как я смог оценить, сидели его дружки - такие же нагло-нахальные. Местное быдло, короче. И это быдло явно не прочь было размять свои кулаки.
        Что-то мне не везло в этом мире на относительно продолжительные затишья, постоянно выпячивалась какая-нибудь гадостная мразь, которая портила всё.
        Десятки пар глаз напряженно глядели то на меня, то на моих оппонентов. Я так понял, вызов был брошен и за подобные оскорбления вызывают на дуэль или типа того.
        Я не успел обзавестись настоящими друзьями, так что свою геройственность должен был доказывать в одиночку. К чему, в принципе, не привыкать.
        Но Творец свидетель, как мне этого не хотелось; но, назвавшись груздем - ищи свой кузов, непутевый герой.
        Спасало лишь одно - я уже был пьян и даже успел развеселиться. Поэтому у меня получилось с вызовом процедить:
        - А ты вообще кто, сявка?
        Этот вопрос зацепил его, я видел, как в бараньих буркалах метнулась злость.
        - Чё? - Возмущенно протянуло быдло. - Чё ты сказал?
        Он подскочил со стула, разметав стоявшую на столе посуду, не прекращая угрожающе причитать:
        - Да я тя ща поломаю! Да я тя ща порежу тут!
        Некогда дружелюбно-благодушная толпа поспешно расступилась, давая бараньеглазому побольше пространства и свободы действий. Пока ты разбрасываешься золотыми и красуешься перстнем - ты центр обожательного внимания, но стоит только неприятностям появиться на горизонте, как ты остаешься с этими неприятностями один на один...
        Я тоже подскочил, повторно опрокидывая стул и, увидев в руке противника длинный кинжал, обнажил свой меч.
        Быдло никогда не дерется честно и потому я не удивился, когда увидел, что к заводиле присоединились и те двое, что сидели справа и слева от него, и из самой толпы я заметил, как стали подбираться к нам, распихивая попадавшихся на пути посетителей, еще пятеро или шестеро. И практически у каждого в руке блестел клинок.
        Однако я ошибался, когда посчитал, что остался один на один с бандой головорезов. Сидевший до этого спокойно Гримир, оказывается, успел вытащить из-за пазухи свой топор и, когда между мной и противником оставалось не более пяти шагов, он угрожающе пробасил:
        - Зря ты всё это затеял, Пэрри!
        И не дав тому одуматься, молнией метнулся навстречу. Пэрри от неожиданности притормозил, я даже успел заметить плеснувшийся в его глазах страх, но было уже поздно давать обратный ход.
        Гном, коротко замахнувшись, въехал тому обухом топора в левое колено. Вибрирующее верещание на несколько секунд заглушило все остальные звуки, Пэрри крутанулся вокруг своей оси и рухнул под ноги следовавшим за ним дружкам. Образовалась куча - мала, в которую ринулся Торгвин, рыча, как стая голодных волков, и колошматя поверженных увесистой дубинкой.
        - Сзади! - Рыкнул Дрольд, рывком пригибая мою голову, над которой мгновение спустя просвистел клинок.
        По инерции я ткнулся головой в доски пола и помимо своей воли выдал кувырок с группировкой, не выпуская из руки меча. Резко подскочив и обернувшись, я увидел, как Дрольд угощает зуботычиной посягнувшего на мою голову, слитным движением выбивая у того из рук короткий меч.
        Трезво мыслить помогал не до конца выветрившийся хмель, иначе бы я точно наделал глупостей. Ко мне подбегали двое, хищно скалясь и угрожающе размахивая широкими ножами.
        Того, кто был поближе, я угостил пинком в пах, второго заставил отпрыгнуть молодецким размахом меча и, не давая тому опомниться, с дурной бесшабашностью прыгнул вдогонку, выставив перед собой клинок.
        Сталь вонзилась противнику в грудь в районе сердца, брызнувшая кровь мелкими капельками запачкала рукава моей куртки. Продолжая движение вперед, я уперся левой рукой в грудь пронзенного мной, чтобы в следующей миг стряхнуть с моего клинка, как кипу листьев со штыря зонтика.
        Тому, кто подымался с пола, хватаясь за пах, я, не раздумывая, снес полчерепа - чтоб наверняка.
        Адреналин буквально кипел во мне, лупя фонтаном в височные кости. Происходящее воспринималось сквозь багровую пелену, звуки вязли в густой вате.
        Окружавшие меня лица слились в одну размытую харю, зубы щерились в ухмылках, блеклые буркала пучились мутными пузырями. Я впал в какое-то дурное подобие помешательства, с трудом отличая тех, кто за меня, кто против, а кто в большинстве своем воздержался.
        Но тут слева мелькнула тень, я успел дернуться в сторону, но все же голова дернулась от пропущенного удара - по левой скуле словно резануло наждаком. Сделав пару шагов назад, я рубанул коротким замахом, но клинок лишь рассек пустоту.
        Облаченный в бурое противник оказался на редкость быстрым и вертлявым, а главное, скорее всего, он был трезвым...
        Я попер в атаку, бешено крутя перед собой тяжелым мечом, чувствуя, что уже выдыхаюсь. Однако я смог-таки его зацепить, с каким-то извращенным злорадством наблюдая, как брызнула кровь из глубокого пореза на груди, прикрытой бурой материей. Противник скорчился пополам, медленно оседая на пол. Я с силой пнул истекающее кровью тело и.... Расхохотался.
        Боль клокотала в груди, воздух вырывался с булькающим хрипом, а я хохотал, чувствуя, как будоражащая волна накрывает меня с головой. Я смотрел на распростертые у моих ног тела и заходился в клокочущем перханье, словно стервятник на поле брани.
        Не знаю, сколько прошло времени, но очнулся я от того, что кругом стояла гробовая тишина. На меня в пугливом изумлении взирали десятки глаз, раззявленные рты не произносили ни звука. Сам воздух казался застывшим в чуткой нерешительности и наэлектризовался настолько, что чудилось слабое потрескивание в шевелящихся на затылке волосах.
        Все смотрели на мою поднятую руку, в которой я сжимал окровавленный меч, словно там извивалась многоголовая огнедышащая змея. Я поднес руку ближе к глазам, понимая, что меня захлестывает очередная волна помешательства, замешанная на суеверном ужасе.
        На среднем пальце правой руки, как влитой сидел перстень Бордвика... И я даже предположить не мог, что с этого дня, почти шепотом, а затем всё увереннее его станут называть перстнем Илидиса.
        Глава 8.
        - Ну что ж. - Начал Гириос, усаживаясь за свой рабочий стол. - Рассказывайте, почтенные.
        Я опять находился в кабинете начальника гарнизона, сидя на неудобном жестком стуле и маясь последствиями тяжелых физических нагрузок в нетрезвом состоянии. Пол-лица с левой стороны разбарабанило будь здоров, вся скула заплыла сливовым содранным месивом, а тело болело каждой одеревенелой клеточкой.
        Справа от меня, на таком же издевательском стуле ерзал Гримир, который Жаркий Горн, слева - немного понурые Дрольд и Торгвин.
        За нашими спинами выстроился своеобразный почетный караул из пяти-шести человек, среди которых были Лангедок с Рейнаром. Был там также массивный и широкий, словно матерый медведь, седовласый воин, чье хмурое лицо пересекал рванный широкий шрам.
        - А что тут скажешь-то, Гириос? - Тоскливо прогудел Гримир. - Сидели себе тихо-мирно, никого не трогали. Пива пару кружечек пропустили...
        - Знаю я твою "пару". - Фыркнул начальник гарнизона. - Если только бочонков... На каждого.
        - Гириос! - Оскорбительно возмущенно протянул Гримир, всем своим видом показывая искреннюю обиду.
        - Тихо! - оборвал его Гириос. - Я не собираюсь тут нянькаться с вами! Четыре трупа! Трое покалеченных! Это так ты сидишь тихо-мирно?! Я тебе за твои посиделки карцер на пару годков обеспечу! Чтобы понял, как сидеть... Тихо да мирно.
        - Но они ж первые начали... - Подал голос Дрольд.
        - Они начали, вы продолжили. - Зло бросил Гириос.
        - Вот что! - Прихлопнув ладонями по столу, продолжал он. - Помещу-ка я вас под арест, чтоб не натворили еще чего. И чтоб не дали деру, пока я тут разгребать за вами буду, да разбираться - что к чему....
        - Но, Гириос! - Вновь возмутился Гримир. - У меня ... эта... работа тута! Я ж не просто так приехал... Я ж... эта... караван сопровождаю... из Эрзехора. Меня ж Эрнак нанял. Из Гильдии. Я не могу в тюрьму!
        - Разберемся! - заверил Гириос. - А вы пока посидите, отдохнете. Подумаете над своим поведением...
        - Но... - вновь начал было неугомонный гном.
        - Никаких "но"! - Разозлился начальник гарнизона. - Сдать оружие и личные вещи!
        - Оттомар! - кивком приказал он седовласому.
        Все с таким же каменно-хмурым выражения лица, позвякивая при ходьбе кольчужными колечками, Оттомар обошел за спинками стульев и встал перед нами, глядя исподлобья.
        - Господа, сдайте ваше оружие. - Проговорил он не терпящим возражений хрипловатым голосом.
        - Гириос... - сделал последнюю попытку Гримир, подаваясь вперед.
        - Молчать! - Припечатал Гириос. - Это не обсуждается!
        Гном обиженно засопел, но подчинился. Встал, отстегнул ремень с топором и широким кинжалом, бросил его на пол. Его примеру последовали остальные, с такими же хмурыми лицами бросая своё оружие под ноги скалоподобному Оттомару. Я встал последним, но не из-за гордого духа неповиновения, а от того, что с трудом сдерживал ломающую дурноту в раскалывающейся от дикой боли голове.
        Я медленно отстегнул пояс с ножнами, бросил его на дощатый пол и вопросительно взглянул на Гириоса.
        - Личные вещи. - Напомнил Оттомар и кивком подозвал ратника с раскрытым кожаным мешком.
        Почему-то не хотелось перечить этому матерому ветерану. Не знаю уж почему. Может потому, что он тогда ворвался в таверну во главе десятка копейщиков и довольно недвусмысленно показал, что лучше уж последовать с ним, чем быть похожим на дуршлаг.
        Ратник с мешком подходил к каждому из нас, и мы добросовестно бросали туда всю мелочь, что имелась в наличии - кошели, цепи, амулеты...
        - Перстень. - Сказал мне Оттомар. - Тоже.
        Я машинально дернул золотой ободок у себя на пальце, а потом еще раз - посильнее... И понял, что не могу снять перстень! Он словно врос в мою фалангу!
        Меня прошиб холодный пот, похмелье как рукой смахнуло. Я с ужасом в очередной раз уставился на свой палец и вспомнил всё, что говорили про перстень Бордвика. Одевший его, не расстанется с ним даже по собственной воле, пока жив... Особенно обнадеживала приписка - "пока жив"...
        И про то, как перстень влияет на носящего его, тоже вспомнил. И про то, что притягивает он разного рода неприятности...
        Я бросил дикий взгляд на Оттомара, однако его и тараном не прошибешь, он лишь взглядом поторопил меня - не мешкай, мол, а то помогу.
        В надежде я посмотрел на Гириоса, но тот лишь опустил взгляд, всем видом показывая, что на его столе лежат очень важные бумаги, которые необходимо просмотреть именно сейчас. Я затравленно оглянулся, ища глазами Лангедока.
        Граф стоял сзади, бросая напряженный взгляд то на меня, то на начальника гарнизона, я даже успел заметить проступившую на его лбу испарину и гулявшие желваки.
        - Я не могу... - хрипло проблеял я.
        Нависший надо мной Оттомар, сдвинул над переносицей густые заросли бровей, стрельнув металлом из-под грозного прищура глаз.
        - Руку! - требовательно рявкнул он.
        Я машинально дернул правой рукой на источник звука, чувствуя, как моя кисть угодила в смертельно-болевой захват стальной клешни.
        В следующий миг я чуть не заорал от боли, когда душка-Оттомар решил просто сорвать с моего пальца перстень, приложив немного своей звериной силы матерого ветерана.
        Я почувствовал, как напряглось его тело для следующего рывка, в который он наверняка вложит намного больше силы. А терять свой палец вот здесь и сейчас мне совершенно не хотелось...
        Гнев, пополам со страхом накрыл меня горячей багровой волной. По-моему я тогда даже потерял способность здраво мыслить и вообще соображать....
        Я что-то дико заверещал, левой рукой хватая склонившегося надо мной Оттомара за загривок и отшвыривая того в сторону. Я увидел неподдельное изумление в его расширившихся глазах, когда он пролетал мимо, но всё-таки он не отпустил мою десницу, а умудрился даже еще и дернуть, увлекая за собой.
        Мы грохнулись по разные стороны от опрокинувшегося стула, задев сидящего слева Гримира.
        Я тут же подскочил, ослепленный ужасом и гневом одновременно. Я уже не контролировал себя, будто одержимый демонами.
        - Стойте! - Услышал я надрыв Лангедока и заметив рванувшуюся к нам тень.
        Но было поздно, я уже не отдавал отчет в своих действиях, я сам с удивлением наблюдал за тем, что вытворяет моё тело. А я тем временем бросился на обалдевшего стражника, что всё еще держал перед собой раскрытый мешок с конфискатом. Я схватил его за грудки, рванул резко вниз, одновременно всаживая коленом в солнечное сплетение, развернулся навстречу второму - тот набегал с копьем наперевес.
        Я пропустил свистнувший наконечник за спину, зажимая древко между рукой и левым боком и хватая ратника за шею. Однако тот показал, что не лыком шит и дважды коротко саданул мне с левой руки по ребрам. Я скрючился от боли, дергая копьё на себя и вниз, пытаясь одновременно пнуть противника по ноге.
        Мы покатились по полу, вырывая друг у друга копье и друг друга же колошматя что есть силы. В какой-то момент мне удалось извернуться и пнуть противника в пах.
        Я подскочил, торжествующе вздымая копье и .... успел заметить лишь несущийся в глаза кулак хмурого Оттомара.
        Дальше - звон, темнота и рассыпчатый рой мелких белых звездчатых снежинок. Я очнулся от того, что в мозгу больно свербело: "С этим надо что-то делать... С этим надо что-то делать...".
        Под "этим" я понимал ситуацию, в которой оказался - за последние несколько дней я дрался больше, чем за последние несколько лет до этого и почти столько же раз меня чуть не убили.
        Я понимаю, конечно, что "почти" не считается, но и того, что мне досталось было уж слишком. Ни дня не прошло с тех пор, как я попал сюда, чтобы я не ходил, внутренне сжавшись в тугой комок нервов, ожидая на каждом шагу очередной смертельной заварушки для себя любимого.
        - Илидис! - участливо прогудело над головой...
        Я поморщился от боли, что причиняли мне звуки, врывающиеся в черепную коробку, и открыл глаза. В мутной пелене проступили очертания знакомого лица, что склонилось надо мной. Гримир. Ну как же.
        От этого гномьего типа исходили прямо-таки видимые и осязаемые волны везденососувательства. У меня сложилось стойкое ощущение, что теперь этот гном станет неотъемлемой частью цепочки цветных картинок, что будет подбрасывать мне этот мир - словно наклейка на очках.
        - Илидис! Дружище! - счастливо заорал Гримир, немилосердно тряся меня за плечи. - Очнулся! Ну хвала Молоту!
        Всё также страдая от жуткой головной боли и подавляя рвотные позывы, я сел. Насколько я мог заметить, мы находились в тюремной камере. Мрачной, каменной, грязной тюремной камере - с грубо сколоченными лежаками и решетками на окнах.
        - Да уж, видок у тебя тот еще. - Продолжал упорствовать в словоблудии Гримир. - Словно на тролличей свадьбе погулял.
        Я дотронулся до своего многострадального лица и скривился от боли, левая сторона нехило так опухла и, казалось, что весила больше, чем вся остальная голова.
        Плюс ко всему я зарос, словно металлической стружкой скребучей щетиной и не мылся и не менял одежды несколько дней - и это при том, что всё это время я вел довольно активный образ жизни.
        Уж не знаю, как книжные герои сохраняли чистоту тела и свежесть запахов, умудряясь неделями не вылезать из седла и ни разу за это время не помыться, но я точно не они.
        От меня воняло так, что не пустили бы даже в загон к хрякам переночевать, приди мне в голову такая блажь.
        Мне стало настолько противно от осознания собственной грязности, что невольно испустил горький стон.
        - Болит? - с участием спросил Дрольд, расположившийся на противоположном топчане.
        - Сам как думаешь? - зло бросил я. - Болит... Но больше внутри.
        - Что? Ребро? - поинтересовался Гримир. - Неприятно, по себе знаю. Тебе главное сейчас меньше двигаться. Ты ж себя смотрю, вообще не жалеешь. В драке словно щит башку свою суешь. Кто ж так делает?
        - Да отстань ты от парня. - Вмешался Дрольд. - Не о той боли речь.
        - Ааа.... - протянул гном, словно понял. Хотя было ясно, что ни хрена он не понял. - Ну, тогда да. Ладно...
        Я попытался встать, но, почувствовав, как издевательски во все стороны качнулся мир, повалился обратно на жесткие неструганные доски. Под закрытыми глазами всё крутилось и вертелось с бешеной скоростью, к горлу подступил упругий тошнотворный ком.
        Чтобы тут же не вырвало, я вновь порывисто сел и открыл глаза.
        Боже! Как же мне было хреново. Очередное сильное сотрясение непутевого головного мозга непутевого героя.
        - Вода.... Есть? - сипло выдавил я из себя, чувствуя во рту металлический привкус горечи.
        - Щас! - заверил Гримир. - Щас будет.
        Гном подскочил, исчез из поля моего зрения, тут же послышался плеск воды. В следующую секунду у моего носа услужливо покачивался, роняя крупные капли, огромный потемневший деревянный ковш, до верху наполненный мутноватой, но желанной живительной жидкостью.
        Хоть и драла горло немилосердная жажда, но я едва смог осилить треть ковша. Отдышавшись, я повалился обратно на шконку, прислушиваясь к внутренним ощущениям и с удивлением замечая, что стало немного получше, во всяком случае, было уже не так муторно, и я мог спокойно полежать с закрытыми глазами, не боясь выблевать на себя переваренное содержимое собственного желудка.
        Неразлучная троица друзей-приятелей еще долгое время что-то обсуждала, переругивалась, смеялась. Порой пытались и меня втянуть в свои незатейливые диспуты, но я лишь отмахивался, а затем и вовсе провалился в тяжелое мозгодробильное забытье.
        Когда я вынырнул обратно в вонючее пространство тюремной камеры, то обнаружил, что за зарешеченными окнами уже вовсю светит солнце и изредка чирикают птички, которым не ведомы никакие условности, что несет с собою цивилизация - вроде границ, стен и решеток на окнах.
        - Ну что? - встретил моё пробуждение оптимистичный рёв Гримира. - Есть хошш?
        Потрепанно-взлохмаченный, но лучащийся оптимизмом гном сидел на колченогом стульчаке и, как ни в чем не бывало, уплетал из миски какую-то тягучую бодягу.
        - Ага, поешь Илидис! - подхватил из дальнего угла Торгвин. - Жратва хоть и не трактирная, но ничё - есть можно.
        Как ни странно, но чувствовал я себя вполне сносно, даже испытывал легкое чувство голода. Что было очень даже странно, учитывая моё недавнее состояние, состоявшее из постоянных пьянок, побоев и непрекращающегося стресса.
        Но сильнее голода намекал о себе переполненный кишечник. Не помогал даже полный покой - шлаков накопилось уйма.
        Я затравленно осмотрелся, чувствуя, как в животе бушует уже даже не ураган, а целый мега циклон.
        Вот тебе и геройские похождения. Блин, как неудобно....
        - Ты чего, дружище? - спросил Гримир, явно заметив мои метания.
        - Чего-чего. - Зло буркнул я. - Боюсь, аппетит вам испортить. А еще больше обделаться боюсь... Так что даже и не знаю, что лучше.
        - Всего то? - фыркнул Гримир. - Не стесняйся, здесь все свои. Вона - дырка. - Ткнул он ложкой в дальний темный угол. - Не боись, мы не из брезгливых. Сами ужо сходили, пока ты тут дрых.
        - Окей. - Коротко поблагодарил я и пулей метнулся в указанном направлении.
        Описывать отхожее место тюремной камеры я не вижу смысла. Максимально быстро справив свои нужды и подтеревшись оторванным лоскутом плаща, я с великим облегчением вернулся обратно на топчан, с благодарностью принимая миску какого-то дурно пахнущего подобия похлебки.
        - Ну и что слышно? - спросил я после некоторого молчания, пытаясь не представлять из чего всё-таки сварганено то, что я потребляю в качестве пищи.
        - А что тут услышишь? - развел руками Дрольд. - Пока решают, чё с нами делать. Гириос, вона, расследование проводит. Разбойнички, которых мы помяли малость, в лазарете отлеживаются. Одного из них, кстати, Илидис, ты мечом проткнул. Да он жив, зараза, остался.
        - Да? - деланно удивился я, чувствуя, что холодею от воспоминаний прошедшей ночи. На душе стало донельзя гаденько и противно.
        - Ну! - поддакнул Гримир. - Транд Шкуродер, та еще сволочь. Сколько раз мечтал ему ухмылочку его гаденькую сбрить. Да всё повода не было.
        - А вообще, - продолжал он, шумно глотнув воды из потемневшего от плесени ведра. - Почти все нам благодарны и сочувствуют. Пэрри со своими дружками всех уже достал, да всё прижучить его не могли. Да оно и понятно - покровитель у него имелся, которому он нужен был. Все грязные делишки Пэрри для него проворачивал. Почти все знали, да вот доказать никак не могли.
        - А почему - "был"? - Тупо спросил я.
        - Не, ну он как бы и есть еще. - Начал пояснять Гримир. - Да вот только Пэрри Задиры самого нету.
        - А... - открыл было я свой рот и тут же до меня дошло. - Так мы его тоже пригрохнули?
        - Ага! - довольно хохотнул Гримир. - Мы, а точнее - Торгвин. Перестарался малость, слишком уж сильно он его по голове приложил
        - Ну как получилось. - Наигранно виновато вздохнул Торгвин. - Верещал уж слишком громко, аж голова разболелась. Ну вот и пришлося его маненько охолонить.
        - Да уж - маненько. - Подколол приятеля Гримир. - Ты ж по-другому не могёшь. А ежели б не охолонил вовремя, то Пэрри б тебе ножичек б под ребро сунуть успел бы.
        - Да ладно. - Легкомысленно отмахнулся Торгвин. - Там-то ножичек был - капустки порезать...
        - Если капустка размером с быка, то да. - Смеясь встрял Дрольд.
        До меня, как всегда с большим опозданием, начало доходить осознание степени риска и опасности, которая висела надо мной, и мне стало вообще дурно.
        - Так что с нами-то будет? - Как можно более уверенно спросил я, подавляя дрожь в своем голосе.
        - Да нормально будет. - Уверенно отозвался Дрольд. - Помурыжат денек-другой, да и выпустят. Ну мож, штраф какой заплатим там или еще че-нибудь....
        - Ага! - Хохотнул Гримир. - Че-нибудь, это чё? Розгами вдоль спины на площади? Али на месячишко-другой камни тесать?
        - Тебе б поржать всё. - Насупился Дрольд. - Краст сказал, что Гириос, в принципе на нашей стороне и ничего против нас не имеет....
        - Да уж - фыркнул Гримир. - Краст твой, тот еще информатор. Тюремщик, елы-палы.
        - Это его отрядили нас стеречь. Никакой он не тюремщик. - Обижено прогудел Дрольд.
        - Так всё же. - Встрял я. - Когда уже решат чего-нибудь? А то помыться хочется.. . Да и мутит чего-то, башка гудит.
        - Ну уж тута ничего удивительного. - Посочувствовал Гримир. - Как она у тебя вообще не оторвалась еще. Столько ж понаполучать.
        Тоже мне, Тереза - мать. Пытаясь хоть как-то развеять тучи в своей душе, я стал мерить камеру шагами, заглядывая во все углы, пытаясь понять предназначение вбитых в стену проржавевших железных колец. Да и вообще - ненужной мелкой суетой пытался заглушить в себе подленький страх.
        В тревожном ожидании, по крайней мере, с моей стороны, день просвистел бронебойной пулей, задев по касательной мозги.
        Когда за окном стемнело и в камере ощутимо похолодало, с ужасным скрипом отворилась дверь, и в сопровождении двух стражников нас почтил своим присутствием сам начальник гарнизона. По взлохмаченным волосам и запавшим воспаленным глазам было ясно, что за прошедшие сутки Гириос вряд ли спокойно присел хотя бы на пять минут.
        - Гириос.... - начал было Гримир, вставая и разводя в стороны руки, словно намереваясь того обнять.
        - Помолчи. - Резко оборвал гнома тот. - Присядь.
        Гримир обескуражено подчинился, плюхнувшись обратно на лежак.
        - Присядь и послушай. - Повторил Гириос, также присаживаясь на край колченого табурета, с грациозным достоинством отведя в стороны полы плаща.
        - Вот, что. - Продолжил он. - Ваша великолепная четверка, устроившая вчера вечером кровавую резню на постоялом дворе "Дубовые листья", самым грубым и циничным образом нарушила четыре Чрезвычайных Указа Порубежска. Да, как раз по одному на каждого.
        Гириос бледно усмехнулся.
        - И, руководствуясь Буквой Закона, я просто вынужден покарать вас со всей строгостью.
        Повисла напряженная пауза, я почувствовал, как сердце превратилось в маленький холодный комочек и рухнуло куда-то на самое дно желудка.
        - Вас троих, - Гириос устало махнул рукой в сторону гномов и Дрольда, - на Сваальд, в рудники. А тебя, Илидис...
        Я невольно перестал дышать, наткнувшись на холодный, ничего не выражающий взгляд.
        - А тебя... По всей строгости Закона я обязан повесить.
        Что-то взорвалось в моей голове, лишив слуха и зрения. Пусть и на мгновения, но было неприятно. Хорошо еще, что я сидел.
        - Да что за ядрено корневище?! - Вспыхнул Торгвин. - По-твоему, мы должны были дать себя зарезать, как свиней?!
        - Тихо! - Повысил голос Гириос, резко поднимаясь. Стражники за его спиной придвинулись ближе, держа копья наготове - во избежание эксцесса.
        Столько было силы и власти в этом выкрике, что троица невольно подалась назад, даже не думая перечить. Что до меня - так я всё еще пребывал в ступорном параличе, слабо осознавая, куда бежать, что делать и кто, в конце концов, виноват.
        - Я сказал - это по Букве Закона. - С нажимом сказал Гириос. - Однако, принимая во внимание смягчающие обстоятельства, как то: вынужденная самооборона, готовность с самого начала к мирным переговорам, численный перевес на стороне нападавших, неприкрытая вооруженная агрессия с их же стороны принуждают меня прибегнуть к Духу Закона в рассмотрении данного инцидента.
        Я ошалело посмотрел на того, кто сейчас для меня олицетворял судью, адвоката и палача в одном лице, который, вновь сделав короткую паузу, продолжал:
        - Проведя доскональное расследование и выслушав всех свидетелей, полномочная коллегия постановила. - Тут его голос стал выше и обрел металл: - Дрольда, сына Креольфа, Гримира Тортсвейна, Торгвина Эрдсвайна! За учиненные беспорядки на постоялом дворе "Дубовые листья" - изгнать из города Порубежск сроком на год!
        Гримир тихо охнул, не веря своим ушам. Однако приговор еще не был произнесен до конца:
        - Дэнилидиса Погибель Бордвика! - Казалось, что из горла начальника гарнизона изливался металл, обращаясь в слова, что гулко падали на каменный пол - За выше озвученные же беспорядки, приговаривается к пятнадцати плетям на центральной площади, выплате штрафа в казну города в размере половины Имперского Золотого и изгнанием из города Порубежск сроком на один год!
        Вы знаете, в тот миг для меня было "что в лоб, что по лбу". Скажи мне тогда, что меня вывалят в смоле, облепят конфетти и напялят на голову стринги, чтобы потом провести по городу с отрубанием впоследствии пальцев ног на главной площади, я бы воспринял это всё с той же тупой отчужденностью и ворчаньем в желудке чего-то противно-холодного.
        - Ну это уж совсем ни в какую каверну, Гириос! - возмущенно начал было Гримир.
        - Тихо! - Резко оборвал его Гириос. - Решение окончательное и обжалованию не подлежит!
        Начальник гарнизона обернулся к поджидавшей страже и коротко бросил:
        - Привести в исполнение.
        Я смотрел не отрываясь, как, лязгая стальными сочленениями на поножах и бухая подкованными сапожищами, выставив копья, на меня надвигались двое дюжих стражников. Я решительно не мог пошевелиться, буквально примерзнув задницей к грубым доскам лежака.
        - Вставай уж... - Чуть виновато пробурчал один из стражников, кладя мне руку на плечо и настойчиво подталкивая. - Пошли...
        Еле передвигая ватные ноги и, с содроганием ощущая струйки холодного пота на спине, я побрел к выходу, подталкиваемый сзади предупредительными стражниками.
        Я шел словно в бреду, ничего не видя и не слыша. Темный сырой коридор слился в одно сплошное пятно, звуки единой волной вливались в мой мозг, минуя какие-то определенные фильтры, разделяющие и раскладывающие внешние шумы на голоса, лязг железа, шум дождя....
        Меня буквально выволокли наружу под свежие струи прохладного ветра осени. Вокруг потихонечку уже собиралась толпа любопытствующих, глядя на меня с некоторым интересом, порой слышались вскрики ободрения, но и глумливых смешков тоже хватало.
        Мы шли в сгущающихся влажных сумерках, путь нам освещали факелы и постепенно разгорающиеся ажурные уличные фонари. Народ хоть и присутствовал, но ажиотажа не наблюдалось - да и то понятно, скоро ночь, спать пора, на завтра сил набираться...
        А может, это и была задумка Гириоса - привести приговор в исполнение именно сейчас, не медля? Провести, так сказать, процедуру тихо мирно, не привлекая всепоголовной огласке? Чёрт его знает! В то мгновение мне, чесслово, было не до раздумий.
        Я почему-то прокручивал в голове картину телесных наказаний, практиковавшуюся в армии Царской России - "прогнать через строй". Как наяву видел окровавленные стальные прутья, со всей силы опускавшиеся на истерзанную, превращенную в кровавое месиво обнаженную спину... Глубокие борозды, отлетающие кусочки кожи и мяса....
        Меня передернуло и захотелось завыть с тоски. Меня как-то еще не секли до этого ни плетьми, ни прутьями и что это такое, я представить не мог, а потому испытывал понятное смятение и беспокойство. Всё ж не на эшафот вели, и потому спокойствия обреченности не было.
        Тем временем наша небольшая процессия по широкой ухоженной улице вышла к ярко освещенной арке, на верхней части которой красовалась хорошо видимая и читаемая надпись, составленная из огромных, добротно вытесанных букв.
        Даже в тот миг я сумел поразиться тому, что стиль письма мне смутно знаком, словно смесь транслита и старославянского. И скопище букв складывается во вполне понятное и читаемое слово!
        "ГЛАВНАЯ ПЛОЩАДЬ"
        И чуть ниже и более мелким шрифтом:
        "ЯРМАРКА"
        За аркой открылось довольно обширное радиальное пространство, огороженное и буквально заставленное лотками, лоточками, палатками, срубами, домиками, будками..
        Однако и здесь ощущалась выправка - лотки и палатки стояли стройными рядами и делились на сектора, образуя импровизированные улочки и кварталы.
        Пройдя еще парочку таких "кварталов", мы вышли на просторную круглую площадь, посреди которой возвышался помост с высоким столбом посередине, плахой и какой-то еще утварью. Вокруг помоста маялось десятка три человек, по периметру свободного пространства площади полукругом находилось несколько врытых в землю жердей с прикрепленными поверху факелами с рвущимися языками пламени.
        Муть потихоньку отпустила и внутри осталось лишь ожидание, то ожидание, от которого крупной дробью колотит всё тело, выбивая дробь на зубах.
        Наша процессия - стражник впереди, стражник позади и я посреди по скрипучим ступеням поднялась на помост. Меня подвели поближе к широкой отполированной скамье. Вслед за нами поднялся ражый детина с всклокоченной бородой и жесткими даже на вид волосами.
        Последним к нам присоединился, кутавшийся в длинный плащ Гириос, хмуро глядящий перед собой прятавшимися в тень глазами.
        Немногочисленная толпа приглушенно галдела, в первых рядах я разглядел всех своих новоприобретенных приятелей... Пока еще не друзей, но уже тех, с кем в этом чужом мире мне становится чуточку легче и теплей.
        Начальник гарнизона прошел к краю помоста, устало поднимая руку, дожидаясь полной тишины.
        - Порубежцы! - внушительно произнес он, когда гомон утих.
        - Порубежцы! Сейчас, на ваших глазах свершится справедливый и беспристрастный суд Порубежска! Тот суд, которым мы гордимся исстари, со времен основания нашего славного города!
        Последовала внушительная, вероятно подобающая такому моменту пауза. Собравшиеся на площади невольно притихли, вытягивая шеи, ловя каждое слово оратора и одновременно кутаясь в одежды, пытаясь защититься от вечерней промозглости набирающей силу осени.
        - Для нас! - Продолжил Гириос. - Для нас, жителей неспокойного Приграничья, для нас, чья сила духа и несгибаемый характер ковались в испытаниях, когда на кону стояло само наше существование. Своей кровью и горьким потом, напряжением всех сил, перенося самые страшные лишения и переживая самые черные дни....
        Меня начинало трясти, не только от психического напряжения, но и от пробирающей до костей промозглой сырости. Голова немного прояснилась настолько, чтобы понять, что Гириос волнуется.... Волнуется и этой речью пытается доказать правильность своего решения.... Видать, кто-то пытался надавить на Начальника гарнизона и ничем не примечательная стычка в таверне задела интересы и всколыхнула определенных личностей из определенных слоев.... Ну вы понимаете, надеюсь, о чем я...
        А Гириос меж тем продолжал...
        - ....и справедливый суд стал для нас той основой, на которой держится всё, что дорого нам: наша жизнь, наша честь, наш мир. И потому то, что вершится здесь - это и есть наша жизнь. Наша честь. Наш мир.
        Вновь пауза. Пляшущие под порывами ветра с колючими иголочками усиливающейся мороси рваные языки пламени на мгновение беспощадно четко вырвали из темноты острый профиль изможденного лица Гириоса с чернильными провалами вместо глаз. И не смотря на моё расшатанное состояние, я вдруг щемяще-остро ощутил чудовищную усталость, что гнела Начальника гарнизона, который одновременно являлся и Верховным судьей и Министром Внутренних Дел и Главным Налоговиком и прочая, и прочая... И быть жестким и последовательным всегда и везде было сложнее всего. Наверно самым сложным во всех Вселенных.
        - И приговор, - закончил Гириос - вынесенный Дэнилидисе, прозванным Погибелью Бордвика, справедлив, окончателен и обжалованию не подлежит! Я сказал!
        Толпа, словно очнувшись от гипнотического транса, глухо загомонила, сбиваясь поближе к помосту в ожидании обещанного представления.
        Шкафоподобный детина с всклокоченной бородой не торопясь, деловито напялил на голову остроконечную шапку-маску палача, принял из рук угодливого служки устрашающего вида длинный кнут с массивной витой ручкой и принялся демонстративно размахивать им, примеряя под свой замах.
        Колотившая меня дрожь буквально колошматила и выворачивала наружу и стражникам пришлось приложить кое-какое усилие, чтобы подвести меня к столбу, помочь разоблачиться по пояс и привязать к этому самому столбу - мокрому, потемневшему, потрескавшемуся.
        Я уткнулся лбом во влажное дерево, задержав дыхание, слушая гулкие барабаны в своих висках.
        - Начинай. - Услышал я глухой голос Гириоса.
        И буквально тут же мою спину обожгло резко-колючей болью. Я даже не успел ни испугаться, ни вскрикнуть. Буквально тут же обрушился второй удар. И еще, и еще, и еще... И дальше....
        Сквозь звон в ушах до меня донеслось:
        - Приговор приведен в исполнение. Отвязать!
        Не так уж страшно и больно... Оказывается. Как это часто бывает - ожидание оказалось страшнее действия.
        Как сквозь вату до меня доносились какие-то звуки, чьи-то настойчивые слова. Кто-то тряс меня за плечо, кто-то буквально насильно надевал на меня мою заляпанную просаленную рубашку. Я лыбился невпопад и пытался скрыть дрожь в коленях. Через какое-то время мою спину ожгло щиплющей болью. Я почувствовал как по спине текут, засыхая, липкие струйки.... Рядом что-то громко втолковывал Гримир, по левую руку вышагивали Дрольд и Торгвин, чуть впереди и справа Лангедок о чем-то спорил с сопровождавшими нас стражниками...
        Столько всего нахлынуло на меня за столь короткое время, что мир вновь качнулся и поплыл цветными мазками.... Помню, что буквально на зубах я переступил какой-то высокий порог, как пахнуло на меня светом и теплом.... как поднимался по скрипучим ступеням.... толкал тяжелую дубовую дверь.....
        Глава 9.
        Последующие два дня я отлеживался и приходил в себя под присмотром моих новых приятелей и жизнерадостной чернявенькой Миры - помощницы хозяина той самой таверны "Дубовые листья".... Эээ! Вы же не подумали ничего такого?
        Я получил годовалую дозу массажа, меня буквально мариновали какими-то примочками, обертываниями и натираниями.... Да, по совести сказать - я оклемался уже буквально через полдня, что было удивительно и для меня самого, но так приятно было урвать лоскуток тепла и заботы в этой сумасшедшей круговерти страха, боли и неопределённости.
        Мои новоприобретенные друзья не покидали меня, я находился буквально под круглосуточным присмотром. И благородный Лангедок, превозмогая давящее чувство вины и неловкости, пытался всячески поддержать меня, выказывая различного рода учтивые знаки внимания - то отвар заварит, то Мире поможет тряпицу выжать.
        - Илидис! - в очередной раз Гримир завалился ко мне на исходе первого дня моего оправданного безделья. - А ты не забыл, что мы изгнаны из этого славного городишки? Чтоб ему пусто было...
        - Нет! Это ж надо! - В очередной раз начинал возмущаться он, в остервенении начиная жевать свою бороду. - Всякие огрызки могут безнаказанно грабить, убивать, охальничать! А стоит только честным, законопослушным странникам показать, что они против такого.... Так их сразу того... Из города... Да еще и пиво разбавленное наливают... Да что там - наливают. Недоливают!
        Не знаю кому как, а мне было просто приятно от того, что этот искренне-резковатый гном в сопровождении приятелей или чаще всего в одиночку без обиняков врывался в мою импровизированную палату и начинал разглагольствовать о вселенской несправедливости и дрянном пиве. И я знал, что он, как и остальные буквально испарятся, если я выкажу усталость, либо неудовлетворенность. Я знал и не делал этого.
        Во второй половине второго дня моего блаженного бездействия я был удостоен посещения Начальником гарнизона Порубежска и прилегающих земель Приграничья. Гириос пришел один в замызганном сером плаще и в стоптанных, покрытых дорожной грязью сапогах. Видок у него был, конечно. Мать моя в подобных случаях говорила - "С креста краше снимают".
        - Илидис. - Без всяких предисловий и приветствий начал он. - Надеюсь, что ваше физическое и душевное состояние пришло в подобающий вид. Ибо я настоятельно прошу. Заметьте - прошу! В течение трех часов обеспечить спокойствие нашего города.
        Если честно, то я был ошарашен таким причудливым словооборотом при построении вышеприведенной тирады. Фантазия сразу же угодливо нарисовала бравого Шерифа, наделенного полномочиями и вооруженного до зубов, сеющего Закон и Справедливость и пресекающего любые попытки непослушания.... Однако всё оказалось намного тривиальнее.
        Продолжая свою речь и, одновременно, отвечая на мой недоуменно-немой вопрос, Гириос продолжал всё тем же бесцветным голосом:
        - Тем, что совместно со всей своей честнОй компанией через те самые три часа вы будете уже довольно далеко от Порубежска и не появитесь ни в нем, ни в его округах в ближайший год.
        Сидя в мягкой постели в чистой холщовой рубахе, я невольно почувствовал себя довольно неловко, ощущая всю серьезность политической ситуации местного масштаба. В то время как я позволил себе роскошь двухдневного беззаботного бездействия. Не вникая и не разбираясь в хитросплетениях регионального положения вещей, я всё-таки смог понять, как непросто приходится Гириосу в глухом уголке на отшибе великой Империи, где влияние Высокого Престола не так сильно, как хотелось бы центральной власти и как, я думаю, его преподносят в кулуарах и коридорах столичных императорских дворцов.
        Благородный Гириос удостоил меня лишь пристальным взглядом, коротко кивнул и, резко поднявшись со стула, исчез за обшарпанной дверью.
        В груди невольно зашевелилось что-то мерзко-холодное, отчего льющийся в окна солнечный свет превратился вдруг в тягучий тяжелый поток желтой субстанции, а легкомысленное щебетание птиц - в раздражающее колебание воздуха.
        Я вскочил с постели, путаясь в тяжелых простынях, по ходу опрокинув с приставного столика плошки с какой-то жидкостью, матерясь и чертыхаясь, начал натягивать джинсы и рубашку.
        Меч и прочие вещи обнаружились на стуле с противоположной стороны кровати, причем все они были аккуратно завернуты в отстиранный заштопанный плащ. Перстень же всё это время покоился на безымянном пальце правой руки, причем я уже почти смирился с тем, что он буквально стал продолжением моей плоти и кожи. Мне почудилось, что металл приобрел смугло-розоватый оттенок.
        Кое-как одевшись и, нацепив так и не подогнанную перевязь, я в запальной спешке буквально пролетел второй этаж, два пролета лестницы, огромный, заполненный дурманящими запахами и сладким дымком холл и выпал на улицу.
        Прозрачный холодный воздух осени чуть отрезвил мою горячую голову, вернув способность соображать и принимать решения.
        Высокий изогнутый купол неба зачаровывал своей белесой синевой, неся в своих необозримых ладонях пригревающее ласковое солнышко, редкие стайки пушистых облаков, клинья печально курлычущих птиц....
        Вокруг будничной суетой жил небольшой приграничный городок, врывался в мозг скрипом телег, далеким стуком кузнечного молота, криком женщины, отчитывающей непутевое дитя, грубоватым смехом компании плотников, ставящих новый сруб....
        Я вздохнул поглубже, вбирая этот свежий, слегка пьянящий воздух. Задержал подольше, так, чтобы обожгло легкие, и выдохнул весь без остатка. Голова стала ясной, мысли потекли трезво.
        Так, ну и что я всполошился? Да, впороли мне ремня за плохое поведение, но так ведь не вздернули, что намного хуже. Попросили вежливо дрыснуть из города - ну так что ж, дрыснем, раз просют... Мы, ежи бобруйские, птицы не гордые - не верьте молве!
        Гримир и Торгвин отыскались довольно быстро, буквально выпрыгнув из-за угла пресловутой таверны, в которой мы малость пошалили и в которой я балдел последние два дня. По их хмурым лицам сразу становилось понятно, что Гириос успел уже вежливо попросить благородных, пахнущих пивным перегаром гномов и честь знать.
        - Вот так, Илидис - обиженно пробасил раскрасневшийся Гримир, - выгоняют нас... Словно мошенников каких. Тьфу ты, итить оно всё налево через дышло к верх ногами! - С досадой сплюнул он, засовывая большие пальцы рук за широкий кожаный кушак.
        - Пошли уж, чего горевать. - Хмуро буркнул Торгвин, решительно направляясь к гостеприимно распахнутым дверям таверны.
        - Да, - крякнул я, с облегчением осознавая, что ничего никому объяснять не надо, осталось лишь собрать немногочисленные шмотки-пожитки и рвать когти из этого города.
        Через полчаса, к нам, рассевшимся за пустующим столом и успевшим опорожнить по одной - две кружки янтарного эля, присоединились и Дрольд с Лангедоком, такие же хмурые и собранные.
        Еще через час мы уже выезжали за городские ворота, сопровождаемые внимательными и, как мне показалось, чуть виноватыми взглядами стражей.
        Во всех фэнтезийных книгах, повестях, романах и прочая, которые я успел прочитать до сего дня, гномы чурались верховой езды (Перумов не в счет, у него вообще всё с ног на голову, с его боевыми хоббитами), предпочитая пешим ходом покрывать любые расстояния, обвешавшись огромными тюками, котелками, оружием, бряцая кольчугами и бесконечно горланя бойкие походные песни.
        К моему безмолвному удивлению, Торгвин и Гримир довольно уверенно правили невысокими длинногривыми лошадками; сидели в седлах бездоспешными (разве что Торгвин нахлобучил съехавший на затылок рогатый шлем). Ехали они молча, иногда хмуро перебрасываясь между собой фразами на непонятном гортанном языке. Одно совпадало - лошадки были нагружены довольно не хило - у каждой на крупе красовалось по несколько свернутых объемистых тюков с присобаченными висюльками в виде котелков, крюков, топоров и еще хрен-пойми-чего.
        Красота увядающей зелени с вкраплениями сумасшедше-насыщенных красным и желтым цветом взрывов кленов, с почти черными пиками елей и сосен, с призрачно-истончившимися рощами, балками и прочими "лесными" образованиями захватывала, радовала глаз и почти примиряла со сложившимся положением вещей.
        - А что? - спросил после долгого тягостного молчания непривычно хмурый Дрольд. - Ваша с графом миссия как-то связана с делами Чрезвычайной Императорской Службы?
        Всё, что я смог, это лишь в немом удивлении воззриться на него.
        - Какой службы? - Переспросил я для верности. Хотя и так было понятно, что что-то серьезное скрывалось за этим незатейливым названием.
        - Ну сероплащники. - Просто пояснил Дрольд, будто данное слово должно было всё прояснить.
        Однако по известным причинам мне это не сказало ровным счетом ни-че-го. Сероплащники были для меня такими же таинственными и неизвестными фигурами, как и красноносочники, и желтотрусочники, и фиолтеовопуговочники вместе с коричневокарманниками - буде такие на самом деле.
        - Позвольте, сударь... - Вдруг встрял доселе молчавший Лангедок, который всем видом показывал насколько он скорбит и сожалеет об имевших место быть недомолвках и зуботычинах персонально между нами. - Вы обмолвились о Серой Гвардии Его Императорского Величества?
        - Ну да. - Недоуменно и немного сконфуженно пробормотал Дрольд. - Меня сегодня, буквально два часа назад встретила парочка в сером. По повадкам и манерам сразу видно, кто такие. А уж когда они рты свои открыли и стали вопросы задавать, ну вот тут-то я понял - кто они на самом деле....
        - И что же они спрашивали? - Подобрался Лангедок.
        - Да. - Встрял я. - Что там кто-то про нас спрашивал... И вообще, кто это?
        - Илидис! - Удивленно чуть ли не прокричал душка Дрольд. - Да с какого же ты медвежьего угла явился? Прости уж за вопрос...
        - Издалека. - Бросил я, обуреваемый беспокойным любопытством. - Да неважно! Так что там эти серые? Кто это и чё хотели-то?
        Пресекая возможные и одновременно ненужные удивленно-негативные сентенции, услужливый граф пояснил:
        - Это одни из лучших бойцов и служителей Пресветлой Империи. Их долг - внутренняя разведка в пределах государства с возможным пресечением государственной измены в самом ее зародыше. Они занимаются делами повышенной важности и секретности. Они оберегают покой и стабильность внутри Империи. Порой высший Имперский Суд или даже напрямую сам Император наделяет их чрезвычайными полномочиями для скорого и справедливого решения задач особой важности.
        "Понятно. - Протянул я про себя. - Фсбшников нам только не хватало. Вот жеж, жизнь нескучная!"
        - И что же они хотят? - Спросил я, поворачиваясь к Дрольду. - Чего спрашивают?
        - Хех! - Глядя на меня, хитро прищурился Дрольд. - А ты, Илидис, сразу видно - не из простых обитателей. Ловишь на лету. И вопросы правильно задаешь. В самом деле, не "хотели", а "хотят". И причем, хотят пока что от меня и от вон тех любезных и приятных во всех отношениях гномов. - Дрольд кивнул за спину.
        Я невольно оглянулся, натыкаясь взглядом на мрачные бородатые рожи, что смотрят на меня прямо и в то же время вопросительно.
        - И всё же? - Сварливо напомнил я о своем вопросе.
        Лангедок буквально впился взглядом в лицо криво ухмылявшегося следопыта.
        - Да что там может быть нового? - Усмехнулся Дрольд. - Буквально перед тем, как напомнил о себе Гириос, встретили меня на рынке двое. Все такие в сером: плащи, одежда, даже сапоги и ножны. Ну, я как-то сразу понял по их гаденьким ухмылочкам и неподвижным рожам, кто они такие. Да они и сами себя назвали, мол, Чрезвычайная Императорская Служба по внутренним делам. Жетонами своими позолоченными махали, будто я воришка-первогодка какой. Предложили в кабак ближайший пройти, посидеть, поговорить за кружечкой доброго эля. А чего б ни пойти? Тем более за их счет.
        Мы невольно придержали коней, перестук копыт по сухой дороге, казалось, выбивал какой-то определенный барабанный ритм. Мы ехали по неприветливой местности, лишенной какой бы то ни было особенности, за которую обычно цепляется взгляд: ни поселений, ни холмов, ни башен на них, на холмах, то есть. Вокруг было тоскливо-пусто, лишь реденькие перелески окаймляли дорогу, держась от нее на почтительном расстоянии.
        - Так вот. - Продолжал между тем Дрольд. - Заходим, значит, с ними в какой-то кабак... "Меч и наковальня" что ли? Да, неважно. Заходим и прямиком к столу, что на другом конце от входа находился, аккуратненько в тени. Подходим мы к нему и - ба! - кого я вижу? Сидят вперемешку еще трое сероплащников и хмурые, как коровы без отела, длиннобородые наши!
        - Хм! - Удивленно хмыкнул я. - И дальше?...
        - А дальше мы эль пили да беседовали мирно. Точнее, они так мирно вопросы задавали, а мы так мирно пытались отвечать.
        Тут Дрольд внезапно расхохотался.
        - Да предложили нам поработать на благо Пресветлой Империи и Его Императорского Величества.
        Лангедок буквально взвился в седле, конь под ним испуганно заржал и рванул в сторону.
        - Извольте пояснить! - Вскричал граф, совладав с конем. - О какой работе идет речь?
        Ничем не выказывавшие себя до того гномы, подстегнув своих лошадок, разом поравнялись с нашей дискутирующей троицей.
        - Да знамо какой! - Зычно проворчал Гримир. - Следить за вами двоими, да доносы строчить - чё да как. Об чем болтаете, чё жрёте, чем подтираетесь. Особливо о тебе, Илидис. Вот на твой счет нас особливо и очень настойчиво просили. Уж так просили, так просили....
        Он картинно сокрушенно покачал головой и сожалеюще развел руки в стороны.
        - И что? - Просипел я, словно воздух стал вдруг густым и на выдохе застрял в горле.
        - А что? - Словно в удивлении выпучил глаза Гримир. - Знамо что. Послали их куда поглубже, вот и всё. Делов то. - Фыркнул он и стегнул лошадку, вырываясь чуть вперед.
        Я видел, как округлились глаза и отвисла челюсть у Лангедока. Он смотрел на вечно бодрую и неунывающую троицу словно в суеверном благоговении (если, конечно, такое есть).
        Мимо меня, также подстегнув коней и искренне смеясь, рванули и Торгвин с Дрольдом, нагоняя Гримира. Теперь мы с Лангедоком плелись в конце - задумчивые и ошарашенные. Вернее - я задумчивый, а он - ошарашенный...
        Через минуту невольного молчания я поинтересовался:
        - Что вас смущает, граф?
        Лангедок повернулся ко мне, однако мыслями он был где-то далеко. Где-то, но уж точно не здесь...
        - Что? - Переспросил он и тут же спохватился. - Ах да.
        И после короткой паузы:
        - Видите ли.... У меня просто вылетело из головы, что происшествия подобного рода могут заинтересовать определенные круги и определенные службы Империи. Да мы и не скрывались вовсе, а даже наоборот - насколько возможно открыто славили ваш подвиг. И немудрено, что нас нашли... Да притом так быстро. Кроме всего прочего еще один аспект смущает меня в этой неслучайной встрече - то, что воины Чрезвычайной Императорской Службы по внутренним делам вовсе даже не таились, показывая себя во всей красе, но показывая лишь тем, кому хотели показать.
        Граф умолк, вновь погрузившись в свои раздумья. Я уже подумал было, что это всё и хотел пришпорить коня, как он продолжил:
        - Им интересны вы, как чужак в этом мире. Да-да и не делайте такое удивленное лицо. Ибо, если я смог определить, что вы в том месте под старым дубом появились ниоткуда, причем в буквальном смысле этого слова, то следопыты Серого Отряда поняли это гораздо лучше и быстрее меня. И потому вами очень сильно заинтересовались: чужаком, который завладел мощным артефактом - Перстнем Бордвика. И пока, судя по всему, дан приказ наблюдать за вами и собирать данные. Приказ на ликвидацию поступит намного позже...
        От осознания последних слов меня словно пригвоздило к седлу, я, по-моему, даже почувствовал вылезшее у меня из задницы стальное остриё, что вонзилось в твердую кожу седла. Как же мне всё это дорого...
        - А он должен поступить? - Нервно улыбаясь, попытался пошутить я. - Приказ этот?
        - Ну как вам сказать... - Промямлил Лангедок. - Не обязательно, конечно. Однако, случай в самом деле непростой, даже в масштабах Империи. Я бы такой приказ отдал бы и, причем, немедля.
        - Граф! - Выдохнул я с чувством. - Слава Богу, что вы неуполномочены отдавать такие приказы!
        И, подстегнув коня, я нагнал постоянно над чем-то ржущую троицу. Эти хоть не унывают и другим унывать не дадут в любой ситуации.
        К исходу дня мы въехали, словно окунулись, в негустой предлесок и плутали по нему до того момента, пока по левую руку не заполыхали багровым низкие тучи, а мир не опустился в мягкие объятия сгущающихся сумерек...
        Глава 10.
        Весь следующий день мы продвигались по всё такой же унылой увядающей местности. Казалось, что сам воздух здесь с серым налетом и ничем его ни смыть, ни развеять..
        Пару раз начинало накрапывать из низких набрякших облаков, что закрыли собой всё небо от горизонта до горизонта.
        Один раз мы даже проехали через небольшую деревеньку, где разжились кормом для коней, да купили кое-какой снеди у местных селян. Деревенька и ее жители были под стать окружающей нас реальности - бесцветные, безликие и ничем не запоминающиеся..
        Разговоры как-то умерли сами собой - ничего обсуждать не хотелось. Мы лишь угрюмо перебрасывались между собой однотипными фразами да плотнее кутались в плащи - осень всё больше передавала свои права подступающей зиме, вдобавок мы всё дальше углублялись на север.
        Когда условный день перевалил на вторую половину, мы решили сделать привал. В тот момент, когда эта гениальная мысль посетила наши не шибко просветленные головы, небольшой, но бравый отряд в количестве двух гномов и трех человек пересекал очередной лесок и находился на живописной опушке с огромным разлапистым дубом.
        Кони были расседланы и стреножены; на удивление мне эти действия дались уже намного легче, чем в первый раз. Хворост собран, костер весело потрескивал и дразнился своими рыжими язычками.
        Дрольд отрядился на охоту, гномы принялись деловито осматривать подковы наших органических средств передвижения... Так и получилось, что в бездельники, кроме меня, был записан и хмурый, насупленный Лангедок.
        Мы сидели друг напротив друга и подбрасывали в разделяющий нас костерок сухие ветки. Хмыкали, ерзали, пытались не встречаться взглядами.
        Через пять минут я понял, что придется проявить инициативу, чтобы развеять эту обстановку.
        - Граф. - Начал я. - Поясните, пожалуйста, за каким всё же чертом, я понадобился доблестным сероплащникам?
        Лангедок от неожиданности даже вздрогнул - настолько был поглощен собственными невеселыми думами. Зыркнул на меня тяжело и пронзительно...
        - Сам пытаюсь понять... - Вздохнул он. - Нет, то, что вы попали в сферу их внимания и интересов - это понять несложно. Но вот их поведение, их тактика... Не укладываются в голове.
        - И что же в ней не так? - Спросил я скорее для проформы, так как ответ был приблизительно знаком, и ожидаем.
        - Слишком долго выжидают. - Подтвердил мою правоту граф. - О нас четверых, - он неопределенно махнул рукой. - Им кое-что должно быть известно. Ибо я несколько раз пересекался с данной Службой и по жизни, и в ратных делах. В той же охоте на Бордвика я пару раз ходил в отряде Гарвиля, который на хорошем счету при дворе Императора. Гномы же и следопыт, так или иначе, но тоже попадали в зону внимания Серых Бойцов Империи.
        - Кхм? - Удивленно поперхнулся я, возрясь на собеседника.
        - Ну вот об этом вы у них сами поинтересуйтесь. - Ответил на невысказанный вопрос Лангедок. - Могу сказать лишь, что служили они в Наемных Ротах. А уж вместе, или по отдельности - я не интересовался.
        Название "Наемные Роты" мне ни о чем не говорило, однако веяло от него простой яростной силой, отдающей холодом снежных вершин.
        - Наемные роты, - Продолжал меж тем Лангедок, - довольно часто используются оперативными отрядами Чрезвычайной Императорской Службы для внутренних, либо пограничных операций. И не исключено, что наши приятели тоже участвовали в подобных рейдах и информация о них, то есть о приятелях, хранится в имперских Архивах.
        Всё же при всём своем уме, воспитанности, благожелательности и прочих положительных качествах Лангедок держится от окружающих на расстоянии и сам их держит там же. И неудивительно, что благородный граф стоит особняком в нашем отряде и сближаться с остальными не спешит, выказывая себя всякий раз подчеркнуто отстраненно, даже в личных разговорах.
        В принципе, в этом мы с ним немного схожи...
        - Тогда почему же, - спросил я, - они пытались нанять наших приятелей? Почему вышли на них, причем так легко и открыто? Почему, кроме меня, объектом наблюдения выбрали также и вас?
        - Я не знаю, что ответить вам, сэр Дэнилидиса. - Пожал граф плечами. - Есть лишь догадки и умозаключения. Предлагаю вам на эту тему побеседовать также с нашими почтенными спутниками. А сейчас прошу прощения - схожу, проверю своё снаряжение, а не то с этой сыростью, боюсь, все тетивы размякли.
        С последними словами Лангедок, отряхиваясь, встал и направился к пасущемуся неподалеку своему верному боевому коню.
        Я еще какое-то время посидел, бездумно пялясь в костер, подбрасывая в него хворост, любуясь причудливым танцем огненных тел, что проступали в пламени. В какой-то момент мне пришлось даже одернуть себя, когда языки вдруг сложились в дрожащий контур, сильно напоминающий чье-то лицо. Оно смотрело на меня темно-багровыми провалами вместо глаз, его безгубый рот вдруг сложился в надменно-жесткую ухмылочку...
        Я с силой тряхнул головой, отгоняя наваждение и резко подымаясь, намереваясь размять затекшие ноги и задницу, а также задать парочку вопросов демонстративно занятым гномам.
        - Ребят. - Просто и без обиняков начал я. - Можно спросить кое о чем?
        Они синхронно подняли головы, отрываясь от созерцания подковы на переднем левом копыте одной из их лошадок.
        - Ну, дык. Завсегда пожалста! - Чересчур радушно откликнулся Гримир, обтирая руки куском мешковины.
        Я еще даже не сформулировал, что же собственно я хочу спросить. Это со мной бывает - главное обозначить себя, ввязаться, а там видно будет.
        - Ээээ.... Гримир, расскажи-ка про Наемные роты. Ты вроде бы служил там?...
        Я буквально кожей почувствовал, резко возросшую напряженность, что сгустилась в окружающем воздухе....
        И еще я почувствовал себя донельзя глупо. Но отступать было поздно.
        Гномы переглянулись. Я заметил, как Торгвин едва заметно кивнул Гримиру и отошел к другой лошадке - проверять подковы.
        - Было дело. - Всё также бодро ответил Гримир. - А что рассказать-то? Ты спрашивай, не стесняйся.
        - Ну... - Замялся я, немного сбитый с толку такой готовностью к открытому диалогу. Или к его видимости. - Ну, хотя бы в общих чертах. А то услышал краем уха, а что это да как это - понятия не имею.
        - И где ж это ухо находилось? - Коротко хохотнул гном.
        И тут же, став серьезным, произнес:
        - Наемные роты, Илидис, это тебе не гарнизонная гвардия на полном обеспечении... Ладно, пойдем, посидим, покурим и поговорим спокойненько.
        Дружески похлопав меня по плечу, он уверенно направился обратно к костерку, к которому у меня, почему-то, немного было желания возвращаться.
        - Было это три года назад. - Начал он, прислонившись к могучему стволу дуба и раскуривая небольшую трубку. - Когда мы трое сходили в последний свой рейд за реку Схрон...
        Я присел рядом, также достал приобретенную в Порубежске трубку, набил ее табаком и не спеша раскурил, наслаждаясь резко-сладковатым дымом, приятно обжигающим легкие.
        - Накопили мы тогда деньжат нормально. - Продолжал Гримир, глядя куда-то вдаль. - Да и поднадоело под сероплащниками ходить, всю грязь для них разгребать. А грязи было, я тебе доложу... Так вот, три года минуло, как мы распрощались с этими ухарями. А прибило нас троих друг к другу и того далее... Мы ж в разных отрядах промышляли.
        Гном затянулся и выпустил вверх пару-тройку аккуратных сизых колечек, которые тут же были подхвачены легким ветерком и бережно унесены еще выше - в растекшуюся от горизонта до горизонта бледно-серую пелену.
        - Только у Наемных рот век недолог. Бросают их в самое пекло, под самый молот. - Текла размеренная речь Гримира. - Как-то под Хротбургом потрепали нас изрядно. Это далеко на западе. Там местный правитель с эльфами сошелся, ну и встретил Пресветлую Империю остриями клинков да стрел... Это помимо нечисти всякой. Так вот, две роты наши тогда в самом авангарде шли - проверка боем называется. А по сути - самодурство вельможеское! Хотел просто один высокородный выпендриться, пред светлыми очами Императора выслужиться. Ну и бросил нас с ходу в атаку, мол, время выигрывал да инициативу проявлял...
        Гримир вновь глубоко затянулся. Помолчал, явно собираясь с мыслями:
        - Нас не трогали, когда мы с ходу проскочили речушку быструю и ледяную настолько, что отмирали конечности... Взобрались на отвесный скалистый берег, потом, не переводя дыхания и не отряхиваясь, мы перебежали открытое пространство перед лесом и, не сбавляя скорости, ворвались в этот лес....
        Секундное замешательство:
        - И вот тут-то эти песнопевцы тонкомордые засыпали нас ливнем стрел. Стреляли из-за каждого дерева, из-за каждого куста, даже сверху и, казалось, из-под земли. Пока мы сплотились в кольцо, пока выдвинулись щитами, пока перестроились арбалетные расчеты и, дали наконец-то ответный залп, от наших двух рот осталось чутка больше половины.
        На этом месте Гримир жестко и одновременно злорадно усмехнулся, недобро щерясь щербатыми зубами:
        - Тут мы показали, что недаром проливали кровавый пот и черные слезы почти на всех континентах Тархзгала.
        И, видя моё удивленное лицо, он быстро пояснил:
        - Так мой народ называет этот мир Средьмирья, который при Дворе Императора именуют на благозвучный лад - Эрвиал. - Тут же, без всякого перехода, он вернулся к своему повествованию:
        - Наши арбалетчики брали упреждение и давали залп за залпом тяжелыми штурмовыми восьмигранными болтами. И, хоть и несли потери, но всё же заставили замолкнуть эльфийские луки, и рассеяли этих лесных оборванцев. Всё бы хорошо, но пока мы занимались этими тонкошеими, к нам почти вплотную подобрались вооруженные до зубов воины противника.... Первой волной шла на нас ощетинившаяся длинными копьями стена цельнокованых в человеческий, что побольше гномьего, рост щитов. Ох, умылись мы тогда кровушкой... Продирались буквально на зубах, осыпаемые стрелами и дротиками, пронзаемые копьями, сбиваемые топорами, от удара которых порой раскалывался даже гномий доспех. Мы сбились клином и прошли по телам друзей и врагов. Пал в том лесу Деригор - командир, шедшей вместе с нашей, роты. От нас осталось едва ли четвертая часть, когда достигли окраины и уже вышли на простор... И когда наконец-то подоспела славная кавалерия...
        Я сидел, завороженный простым и в то же время красочным и захватывающим рассказом, боясь даже слишком громко затянуться из тлеющей трубки. Гримир секунду помолчал, затем, нарочито кряхтя, поднялся и уже с прежней бравадой произнес:
        - Ох, и порезвились мы тогда! От славного городишки камня на камне не оставили! А королька тавойного мы, наемники, в цепях привели! Вот тогда-то мы и сошлись с Торгвином - двадцать с малым годков назад. Потом уж к нам Дрольд прибился... Когда, помнится, мы Фаградские Гавани брали.
        - Кто чего там брал? - Неожиданно раздался знакомый насмешливый голос и из-за дуба вынырнул, широко ухмыляясь, Дрольд. - Неужто про славные и веселые времена вспомнил, пенек замшелый?
        И, не переставая ухмыляться, он бросил к костру двух крупных подстреленных зайцев.
        - Да уж. - Также с насмешкой откликнулся гном. - Вот только вспоминал, как ты, охламон, тогда еще безусый, драпал что есть духу от безобидных южников!
        - Ничего себе! Безобидных! - С возмущением в голосе прокричал Дрольд. - Десяток крепких головорезов увешанных железом по самое не балуй! И я - юн да неопытен. Я ж в разведку ходил, с собой только ножичек прихватил, чтоб быстрей и сподручней значит....
        - Разведчик, идрить его через дышло! - Загоготал Гримир. - Уж пришлось нам тогда свой секрет обнаружить! Чуть всю операцию не запорол - герой недоделанный!
        - Ладно, скажешь тоже. - Буркнул Дрольд, чрезмерно деловито склонившись над подстреленной дичью.
        Гном еще какое-то время подшучивал над хмурым следопытом, который лишь вяло огрызался, остервенело разделывая заячью тушку. Я, помаявшись угрызениями наглой совести, принялся за второго зайчика.
        До того момента мне ни разу не приходилось потрошить невинно убиенную дичь. Но, вооружившись девизом "Всё в первый раз", я принялся за дело.
        Минут десять я молча и добросовестно издевался над тушкой и собой, сдирая тугую шкуру с клочковатым грязным мехом, но всё же не выдержал и решил вернуть разговор в интересовавшее меня русло.
        - Так это.... Гримир! Что ты там про "сероплащных ухарей" говорил? - Как можно непринужденнее поинтересовался я, сумев вклиниться в редкое затишье между смехом и подколами.
        Гном оборвал, хотевшую уж было сорваться с языка очередную колкую тираду, и удивленно воззрился на меня.
        - А что я говорил? - Немного глуповато переспросил он.
        - Ну что под сероплащниками ходили, грязь там какую-то разгребали. - Всё более невинно изрекал я, делая очередной уродливо-толстый надрез между жилами и шкуркой и пытаясь не так сильно измазаться в крови.
        - Ааа... - Протянул он. - Ты про это. Ну, было дело. Было...
        - Было-было. - Хмуро поддакнул Дрольд. И, кинув быстрый взгляд на непривычно нешумного гнома, добавил:
        - Рассказывай давай, раз начал. Думаю, от Илидиса не стоит это скрывать, а ему так это даже и на пользу будет.
        - Не учи свинью грязь разводить... - огрызнулся Гримир. - Я тоже так думаю.
        Он хмуро набил трубку и также хмуро ее раскурил, глядя куда-то в сторону. Пыхнув пару раз серым облачком, Гримир начал свой рассказ:
        - Вообще-то, то, что я сейчас поведаю, является что-то вроде тайны и разглашению не очень-то... эээ... подлежит. Но, если уж начали, то, в самом деле - чего кокетку из себя строить? Да и времени ужо изрядно прошло.... Да и не питаю я к этим ухарям особо теплых чуйств...
        Тут он вновь глубоко затянулся, чуть подождал и выдохнул очередное серое рванное облачко - никаких колец и изысканных сплетенных миражей. Продолжил:
        - Из Наемных Рот сероплащники эти выбирают лучших... Ну или наиболее удачливых. В общем, тех, кто прошел всю погань войны - от начала... От начала, а конца этому не видать, пока живой. Под Хротбургом нас тогда с Торгвином и заприметили. Не сразу, конечно. Поначалу присматривались, принюхивались, а потом, где-то годика через три-четыре, когда мы с Торгвином ужо вместе промышляли, в Роте Ильмана, пригласили нас на задушевную беседу за кружечкой травяного настою....
        Гримир вдруг скривился и даже сплюнул с досады - и не понять было, то ли это от морального неудовлетворения, то ли от того, что пришлось ему, превозмогая себя, глотать в тот злосчастный день горячий травяной отвар, а не единственно-нормальный напиток всех времен и народов.
        - Мы тогда аккурат под Южгородом стояли, - вспоминал гном, периодически попыхивая трубкой, - что на юго-западной границе. Нашу полусотню отдыхать направили после месячного патрулирования, а я уже умудрился в ту пору десятником ходить. Ну расположились мы, значит, на постой и только-только второй кувшин начали, как забегает парнишка-посыльный и ну звать куда-то, да еще так настырно. В общем, поперлись мы - пять душ, куда звали. А там сидит такой цепкий ухарь, глаза - ну чисто сталь и сам весь словно из гранита, а уж сила в нем чувствовалась. Таких, ни запугать, ни сломать, сами кого хошш в каленую стружку свернут. Даже я оторопел. А он усадил нас и давай рассказывать про нашу жизнь, про наше прошлое, про наши подвиги и наши грешки. Бумажки показывал, где черным по белому всё расписано было. И так невзначай намекнул, что мы, мол, лучшие из лучших и как он нас всех тут уважает. Ну, так уважает, что аж веревочки на всех припас и воооон там колышки свежеструганные лежат.
        Гримир крякнул, тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и продолжил уже почти таким же уверенно-жизнерадостным голосом, каким разговаривал всегда и со всеми:
        - Короче, нанял он нас - в той пятерке и мы с Торгвином оказались. Нанял в Особый оперативный отряд для спецопераций. И с тех пор покоя мы почти не знали, мотались из конца в конец Империи и за ее пределами. Выполняли спецпоручения, как отрядами, так и поодиночке. Внедрялись, следили, резали, убивали.... Да много чего. Вспоминать особо не хочется, но куда уж деться. Рубились и как простые ратники, но были на привилегированном положении, впрочем, как и на коротком поводке.
        - Да и платили, надо признать, изрядно. - Словно нехотя добавил Гримир. - Да так, что проедать-пропивать не успевали.... Впрочем, не всегда и получалось. Бывало, что иной раз и по полгода на боевом посту да в дальнем походе. Вот и копились монеты звонкие на отдельном счету Военного Казначейства.
        - Только толку от этого чуть. - Проворчал от костра Дрольд, нанизывая одну из освежеванных тушек на закопченный длинный шампур. - Когда мы захотели денежки-то свои себе взять, вот туточки хитроподлость ихняя и всплыла... Словно утоплевец по весне.
        - Это что же? - Заинтересованно буркнул я, но не от того, что мне действительно было интересно, как честных вояк в очередной раз развело Министерство Обороны, а просто - для поддержания разговора. Тем более доверенный мне труп зайца я добросовестно прекратил мучить и отдал его Дрольду.
        - Да вот так! - Сплюнул в сердцах Гримир, пиная подвернувшуюся корягу. - Пока мы там кровищей умывались, ухари-то вона чё напридумывали! Мол, каждое, по их мнению, невыполненное, либо выполненное не так задание подлежит пересмотру с точки зрения денежного вознаграждения! Нет, ну это разве дело?
        Я невольно усмехнулся про себя, ну да, государство это может - сначала выжать до капли, а потом еще и про вознаграждение либо "забыть", либо "пересмотреть" данный пункт соглашения. Да притом, так пересмотреть, что комар носу не подточит с правовой точки зрения. Эх, братцы... вас бы к нам, туда, откуда я явился...
        Друзья-приятели еще долго ворчали и плевались, вспоминая минобороновские и фээсбешные подставы, к тому времени к нашему бивуаку вышли и недостающие члены отряда.
        - О! Мясо! - проревел почему-то перепачканный Торгвин, выковыривая из мокрых бороды и волос маленькие веточки и кусочки листьев. - Мясо - это хорошо!
        И он решительно потянулся к шампуру.
        - Э! - прикрикнул Дрольд, вырывая из гномьих рук полуподкопченную тушку. - Не готово еще!
        - А ты где это мордой елозил? - хохотнув, поинтересовался Гримир, не особо церемонясь, выдирая у приятеля из бороды обломок веточки.
        - Да так... - отмахнулся Торгвин.
        - В ручье его нашел. - Вдруг подал голос Лангедок, усаживаясь возле костерка и доставая из ножен меч, а из напоясной сумы - точильный камень и ветошь.
        - В шагах трехстах отсюда овражек есть, - продолжал он, одновременно критически разглядывая лезвие своего клинка, - по дну ручей бежит. Берега довольно высокие и обрывистые. И то ли ручей берега подмыл, то ли ковырялся там кто, но досточтимый гном ступил на самый обрыв и рухнул вниз вместе с отвалившимися комьями земли.
        - Ну ващеее... - присвистнул Гримир. - Как же так, дружище? Глаза потерял что ли?
        - Скажешь тоже... - буркнул смущенный Торгвин, яростно скребя свою шевелюру. - Кто ж знал?
        - Эх ты, земеля! - протянул Гримир, хлопнув приятеля по плечу.
        - Одна особенность, которая насторожила меня. - Невозмутимо продолжал Лангедок, старательно водя точильным камнем по клинку. - Тем путем должны были идти мы со всем скарбом и лошадками. И не проведи мы предварительно разведку, чего от нас, по всей видимости, не ожидали, так как всё больше углубляемся в имперские владения, то лежать бы нам всем в том овраге и, если не мертвыми, то уж точно покалеченными.
        Я видел, как разительно в один миг изменился балагур - Гримир, весь он словно посуровел; глаза налились сталью, веки чуть сузились в прищуре, лицо застыло угловатым гранитом.
        - Молодец, граф. - Тяжело проронил он. - Подобная мысль тоже пришла мне в голову. Кто-то решил нас пощупать. Или же случайность?
        - Не верю я в случайности. - Подал голос от костра Дрольд.
        - Угу. - Продолжал гном. - Либо ухари хотят показать, что мы у них под присмотром, либо это как-то связано с нашей небольшой стычкой в Порубежске. Либо ни то, ни другое и это, в самом деле, случайность. Ну, подмыло бережок, ну обвалилось малька.
        - Не похоже. - Ответил Лангедок, с лязгом вгоняя меч в ножны. - Я потом по возможности осмотрел это место и обнаружил несколько довольно примечательных сколов, словно кто-то старательно работал кайлом и лопатой.
        - Очччень интересно. - Протянул Гримир, потирая в задумчивости подбородок. - Кайлом, говоришь...
        Над поляной повисла напряженная тишина, прерываемая треском сгорающих веток. Не знаю почему, но мне почему-то даже дышать захотелось через раз, уж таким всё показалось драматичным и загадочным.
        - Ну вот что. - Подал голос Дрольд, когда показалось (во всяком случае, мне), что эта тишина раздавит нас и размажет по реденькой пожухлой траве. - Как бы то ни было, а поделать в данный момент мы ничего не поделаем, акромя как не поедим, ежели и дальше будем голову ломать - что да как.
        - Предложение - дельнее некуда! - Согласно прогремел Торгвин, яростно вычесывая из бороды последние веточки и комья листьев. - Кто как, а я за пожрать!
        И, подтверждая слова делом, он тут же снял с костра шампур и принялся деловито сдирать корочку с пропеченной тушки, проводя экспресс-анализ пищи на готовность к употреблению.
        - И то верно. - Пробормотал Гримир, нехотя подсаживаясь к костру и принимая кусок прожаренного мяса.
        Кое-как подкрепившись не шибко-то и обильной пищей, сдобрив всё это порцией добротного эля и куском холодной солонины, мы двинулись дальше.
        Примерно метров через триста от нашей стоянки располагался тот самый злополучный обрыв. Тропка настолько сузилась, что пройти можно было только по одному, след в след и то - наполовину разгрузив гужевой наш транспорт и страхуя этот самый транспорт с двух сторон: спереди и сзади, что и было проделано с руганью, зубовным скрежетом и черными проклятьями на всех гномьих наречиях. Угробили мы на всё это непотребство часа два и были мокрыми от пота, зарядившей мороси и злыми, словно черти, оставшиеся временно без работы в Светлый праздник Пасхи.
        - Пойду-ка еще раз, поближе, гляну. - Бросил Гримир, отдуваясь и яростно вращая глазами. - Интересно всё ж, что это за отродье выгребной ямы. Может след какой найду.
        - Да времени жалко, Гримир! - Окликнул Торгвин.
        - Успеется! - Отмахнулся тот, уверенно шагая к злополучной тропке над обрывом.
        Гримир в самом деле вернулся довольно скоро, угрюмый и задумчивый - мы даже не успели заново упаковать грузом наших верных лошадок.
        - Ну и чего там? - Поинтересовался Дрольд, затягивая очередной узел на своей поклаже.
        - Потом расскажу. - Буркнул гном, разбираясь со своей частью груза.
        Минут через десять мы были уже в седлах и споро двигались к выходу из приютившей нас лесной лощины, благо просвет между деревьями проглядывался отчетливо.
        Я чуть придержал своего скакуна, чтобы поравняться с мрачным, словно беременная грозой туча, Гримиром.
        - Что не так? - Спросил я. - Что ты там увидел?
        - Что? - Встрепенулся гном, но тут же поняв о чем речь, ответил:
        - Да ты понимаешь, Илидис, следопыт из меня тот еще и потому я не скажу уж точно, отчего обвалилась половина тропы, хоть парочка засечек явно от кирки. Но смущает меня одно... Гм, да - смущает. Даже два. Это пара кольчужных колечек не ахти, какого качества, которые валялись у самого стыка со скалой и полуразмытые, но видимые еще пятна крови, примерно на последней трети злополучной тропки.
        - И что же это значит?
        - Да то и значит, что всё это неудобство - дело чьих-то рук.
        - Тогда откуда же кровь?
        - Спроси что полегче. - Зло буркнул гном. - Я тебе не ведунец!
        Чуть позже, когда мы уже выехали из лощины на открытое пространство, чьи границы размывались обманчивой моросью, выяснилось, что пятна крови, кроме Гримира, обнаружили также и Лангедок с Дрольдом. Последний, правда, не придал им никакого значения, сначала даже не поняв, что это кровь. На, так сказать, малом полевом совете не покидая седел, было решено, что всё же кто-то ждал нас на этой тропе с явно не миролюбивыми планами. Но ненужный спор, как и в первый раз, прервал Дольд:
        - Чего гадать? Давайте-ка к селу выедем, в трактир зайдем, обсушимся, вот тогда и покумекаем - кому ж мы так нужны.
        Мудрый совет был принят мгновенно и единогласно и мы, натянув поглубже капюшоны, двинулись дальше к недалекой, как оказалось деревушке. Ну как недалекой: для моих бывалых попутчиков и в самом деле - рукой подать, я, в принципе, тоже начал привыкать к данному ритму жизни...
        Глава 11.
        Деревенька носила гордое название - Свободное и добрались мы до него к исходу дня, пробираясь по раскисшим дорогам и продираясь через буреломы и буераки; как-никак буря однако бушевала два дня назад. Потому и проторенные дороги на окраине Империи временно сделались не совсем проторенными.
        Как бы то ни было, но с заходом дневного светила, мы уже мирно сидели на лавках в маленьком зале небольшого трактирчика, заблаговременно сняв угол на втором этаже и покидав там свои пожитки. Сидели, потягивали разбавленное пиво и думы думали.
        - Всё же сдается мне, други. - Толкал свою речь Гримир, периодически постукивая кулачищем по растрескавшейся столешнице. - Что засаду нам строили, да сами засадники в нее и попали.
        - С чего это вдруг? - Встрял Торгвин, бухая кружку на стол и утирая пену с усов.
        - Да с того, дурья твоя башка, что эти вот колечки. - Гримир ткнул толстым пальцем в брошенную в самом начале разговора на центр стола пару плоских потемневших стальных колец. - Вот эти колечки откованы в человеческой кузне и откованы они явно по-ургальски. А Ургал, как тебе известно, граничит с Империей на юге, точнехонько со стороны Порубежска!
        - Так что же, почтенный гном? - Подал свой манерный голос Лангедок, хмуро вертя в руках полупустую кружку. - Ты предполагаешь, что ургальсие дикари были наняты неизвестной стороной с целью нейтрализовать нас, но сами были нейтрализованы раньше, чем сумели содеять задуманное?
        - Истинно так!
        - Тогда возникает, по крайней мере, два вопроса: кому мы так насолили и кто враг наших врагов?
        - В самом деле. - Вклинился и я во всеобщее обсуждение. - Кто ж эта сволочь, что проехать спокойно не дает?
        Гримир скривился как от зубной боли и посмотрел на меня с каким-то непонятным сожалением:
        - Вот бы самому знать. - Ответил он. - Ведать не ведаю, а догадки кое-какие имею.
        - Интересно. - В унисон с Дрольдом затянули мы.
        Гримир в задумчивости поднес кружку ко рту, но не донеся до цели сплюнул и в сердцах прокричал:
        - Да что ж это за напасть-то такая?! Эй! Хозяин!
        Как из-под земли возник маленький сморщенный, как пропеченное яблоко, человечек в засаленном фартуке, о который он непрестанно вытирал свои узкие дрожащие ладошки:
        - Да? - Тихо промямлил он с легкой дрожью в голосе. - Чего изволите, господин?
        - Послушай, досточтимый! - Грозно рыкнул на него Гримир, сверкая глазами, как священник в праведном гневе, оказавшись в самом центре групповой вакханалии. - А знаешь ли ты, какое преступление считается одним из самых страшных, гадких и мерзких?! А?!
        - Д-да... То есть, ннет.... Я.... - Залепетал несчастный трактирщик, вжимая голову как можно глубже в плечи.
        - Такое преступление! - Продолжал вещать меж тем распалявшийся гном, придвинувшись вплотную к лицу несчастного человечка. - За которое, как я считаю, необходимо прилюдно наказывать на площадях с медленным отрезанием конечностей, чтоб другим неповадно было!
        Бедный трактирщик, было видно, что он готов провалиться сквозь землю, лишь бы не дрожать пронизываемый пылающим взглядом сурового гнома.
        - Ну!? - Рявкнул гном, да так, что с притолоки посыпалась мелкая черная копоть. - Так что же это за преступление?!
        Трактирщик, и так небольшого росточка, скукожился раза в два, на белом лице можно было различить только маленькие дырочки глаз, в которых плескался уже неподдельный ужас.
        - Я не...ннне знаю. - Еле слышно пролепетал он.
        - Так вот. - Уже спокойно, но от этого не менее грозно и весомо проговорил Гримир. - Это бессовестно разбавлять пиво и подавать его на стол уважаемым и благородным путникам да притом и брать за него, как за полноценное и свежесваренное! И если ты, сморчок несчастный, сейчас же не принесешь нам три бочонка нормального, настоящего пива и не выставишь настоящей закуски, а не эти рыбьи головы, то я разнесу этот гнилой сарай, который не знамо за что прозвали трактиром, в щепки!
        Тут же, одним слитным движением Гримир бросил на стол золотую монету и буквально сразу же, с полузамаха, рубанул по ней выдернутым из-за пояса топором на короткой рукояти. Лезвие пробило столешницу, брызнула щепа, а аккуратные половинки разрубленной золотой монеты весело звеня, запрыгали между наших кружек.
        - Всё понятно? - Грозно спросил Гримир, схватив трактирщика за руку и слегка выворачивая ее так, чтобы раскрыть дрожащую ладонь.
        Вместо ответа, бедный человечек только часто-часто закивал.
        - Тогда иди! - Гримир сгреб со стола половинки золотого, сыпанул их в раскрытую ладонь трактирщика и отпихнул его от себя.
        Наверное, мне одному было неловко из-за разыгравшейся на моих глазах "бытовухи". Как бы ни был виноват ушлый корчмарь (и виноват ли он вообще?), но я не считаю, что это повод - подавлять и запугивать человека подобным образом. Мало ли, почему нам подали разбавленное пиво и скудную закуску; может тут пиво такое, может неурожай в деревне, может трактир еле сводит концы с концами? Да мало ли еще может быть этих "может"!
        Эххх! Да что думать-гадать? Это я такая цаца - "тонкий, сложный, чуйвственный", а гном вона - прям, как стенобитный таран. И ведь в чем-то он прав, а по-своему, так он вообще воплощение Истины и Справедливости, и за причиненный страх и неудобства заплатил полновесным золотым, хоть и разрубленным пополам.
        В общем, не мне судить, мне и так вся эта "интеллигентно-чувственно-размышлительная" срань жить спокойно не давала в моем мире, так здесь она вообще может стать для меня губительна.
        Вся эта мешанина чувств и мыслей пронеслась в моей голове мутной волной, заставляя подрагивать желудок. И я не сразу заметил, что все почему-то смотрят на меня и откуда-то раздается мерный стук металла по дереву. Только по прошествии нескольких секунд я с удивлением обнаружил, что этот звук издаю я сам, нервно постукивая вросшим в палец окаянным перстнем по многострадальной столешнице.
        - Что? - Спросил я честную компанию.
        - Да нет, ничего. - Хмыкнул Гримир и тут же продолжил прерванную мысль:
        - Так вот, о чем бишь я. Значит, засада явно предназначалась нам. Тропу подрыли, мы бы обязательно свалились бы на дно оврага, как неряха Торгвин, вместе со всеми пожитками и лошадьми. И пока бы мы там барахтались на дне, кто живой, кто мертвый, нас бы как куропаток бы и постреляли. И хвала нашему графу, тут я говорю совершенно искренне, что удосужился провести какую-никакую, а разведку. Значит, вот. А те, кто эту пакость сделал, сами стали жертвами и, причем не кого-нибудь, а наших с вами горячо любимых ухарей. Мы им для чего-то нужны, вот они и опекают нас для своих целей, чтоб ни приведи Марах, с нами бы что-нибудь случилось до того, как мы им станем не нужны.
        - Ну ты хватил! - Недоверчиво протянул Торгвин. - Чтоб ухари, да так пеклись о ком-то, кроме них самих да Императора? А не думал, что они здесь вообще ни при чем?
        - Всё может быть. - Парировал Гримир, набычившись и играя желваками. - Может и Фархат нам мстит, что мы его караван обчистили, или Грюндир всё мечтает твои кишки на меч намотать за поруганную честь. А может и Требор снарядил своих головорезов, чтоб поквитаться со мной за своих сыновей. Выбирай, грамотей!
        Торгвин громко засопел и отвернулся, явно уязвленный. А я лишь мимоходом поразился бывалости своих попутчиков-приятелей.
        - Уважаемый Гримир прав. - Проговорил Лангедок. - Сопоставляя все улики и факты, которые имеются в наличии, я прихожу примерно к такому же выводу. В Порубежске мы явно кому-то перешли дорогу, и та потасовка в трактире вовсе не рядовой случай, хоть и выглядит таковым. Кто-то влиятельный потерял часть своего влияния, временно или навсегда - не знаю, но с потерей такой полезной в определенных делах и боеспособной единицы, как шайка Пэрри Задиры, он упустил контроль над чем-то важным. Также я полностью уверен, что озвученная влиятельная личность имеет крепкие налаженные контакты с ургальцами, которые действуют порой в ее, личности, интересах и одновременно являются сильной головной болью для Императора и его служб вот уже на протяжении не одного десятка лет. А как проводят свои секретные операции Сероплащные Воины, то более известно вам, господа гномы и вам, господин следопыт. Вполне возможно, что досточтимый Гримир углядел кое-какие детали прямо или косвенно указывающие на то, что в данном случае замешаны именно те, о ком мы пытаемся по возможности реже вспоминать, ибо у одних это недобрые
воспоминания прошлого, у других же - нежелание иметь такие воспоминания в будущем.
        - Эк ты завернул. - Прокряхтел Гримир. - Однако ж, в точку попал, идрить тебя! Так что, вот что....
        Но договорить не дали чумазые, но донельзя угодливые служки, всем своим видом выказывающие услужливость и угодливость, споро расставляя на столе разнообразную и обильную пищу, увенчав всё это тремя внушительными булькающими при транспортировке бочонками.
        - О! - Одобрительно прогудел Гримир, хлопнув лопатообразными ладонями по столу. - Вот это другая песня!
        Тут же возник, трясущийся всем телом маленький корчмарь, сложивший свои ладошки в просительном жесте:
        - Всё ли в порядке, господа?
        - Вот теперь да! - Прогремел Гримир, жестом подзывая хозяина и, когда тот боязливо просеменил к гному, держась, однако, на почтительном расстоянии, поинтересовался:
        - А что же, почтеннейший! Неужто тебя и защитить некому? Неужто любой может вот так ввалиться в твою таверну и безнаказанно рубить мебель в щепки? Хоть и в Империи твоя халупа, однако ж, до ближайшего караула еще дня полтора ходу.
        - Ну что вы... - Промямлил несчастный корчмарь, не зная, куда деть свои руки. - Были у меня парни крепкие, которые охраной занимались.... Но... но...
        - Но? - Поднял бровь Гримир, подгоняя начавшего заикаться хозяина.
        - Но... П-пришли позавчера какие-то.... Косматые, в кольчугах. А уж вонючие настолько... Вели себя дерзко, задирали всех. Ну.... В общем, мои парни их урезонили, благо тех всего двое было. Ну, их скрутили, оружие отобрали и вытолкали взашей. Вот.... А потом..... потом через пол-лучины они вернулись.... Т-только.... Только теперь их человек десять, а то и чуть поболе пришло...
        Тут корчмарь совсем стушевался, замялся и замолк, потупив взор и не решаясь продолжить. Я видел, как навострились мои спутники, явно описание неизвестных гопников в кольчугах вызвало в них неподдельный интерес и настороженность.
        - И? - Гримир явно взял на себя роль следователя - дознавателя.
        Корчмарь вздрогнул, часто заморгал и тут же продолжил:
        - Ввалились, в общем, парней моих в кровь избили, связали и с собой увезли. Все столы у меня порубили, посуду перебили, всё вино и пиво с собой забрали, а что не забрали, то просто вылили.... Так что не обессудь, господин, что подал сначала непотребное пиво... Не от жадности это... Нужда заставила....
        Повисла неловкая пауза. Гримир закряхтел, поелозил, посопел и спросил, на сей раз тише и немного извиняющимся тоном:
        - Ну а дружинникам местным хоть сообщили о наглости такой?
        - Конечно же, господин! - Тут же подхватил корчмарь. - Прям в тот же день и послал служку своего, Нэдса! Да только ведь туда полтора дня, да обратно день-полтора... Хорошо, если сегодня за полночь прибудут, а то и завтра к утру...
        - Хорошо. - Буркнул гном.
        - На вот, держи. - Проговорил он, бросая хозяину таверны серебряную монетку. - Спасибо за еду, питье и расторопность.
        Корчмарь удалился, пятясь спиной вперед, непрестанно кланяясь и прижимая пойманную монету к груди.
        - Ну дела. - Протянул Гримир. - Два десятка ургальцев свободно прогуливаются по Империи, убивают людей, грабят таверны, устраивают засады.
        - Бардак! - Поддакнул Торгвин, выбивая затычку из бочонка и наливая пиво в подставленные кружки. - Ужасть просто!
        - И ничего забавного! - Посерьезнел вдруг Гримир. - Завелась крыса на южных границах, которой выгодно устраивать кровавые беспорядки. Тут недалеко и до смуты с войной.
        - Да, всё намного серьезнее, чем может показаться на первый взгляд. - Кивнул Лангедок. - В последние годы беспорядки в Элморе стали проявляться всё чаще, и их характер становится всё более серьезным. И непонятно бездействие центральных властей даже промедление в вопросе с Бордвиком наводит на невеселые мысли.
        - Относительно спокойно только в центральных областях. - Вмешался Дрольд, отхлебывая из кружки. - Да так оно и было всегда, в принципе...
        - Не скажи, дружище. - Помотал головой Гримир. - Лет пять назад за Бордвика бы взялись всерьез, стоило бы ему пожечь пару деревенек. Стерли бы в порошок за месяц-два. А нонче с год почти возились... Да и то... Не от Империи он смерть получил.
        - Дык, ты про Перстень не забывай. - Ответил Дрольд. - Перстень ентот силу ему давал страшную.
        - И что? Защитил его Перстень от Илидиса? Да и в закромах ведунцов имперских много всяких артефактов! Да таких, что Перстень этот по сравнению с ними - тьфу! Игрушка!
        - Да ты был там, в закромах этих, чтоб говорить так?! - Неожиданно взвился Торгвин, успевший осушить уже третью кружку. - Почем знать-то тебе? Ты ж Перстень в руках не держал и силу его не знаешь!
        Дружеский диалог потихоньку перерастал в жаркий спор. Я сидел себе тихо-мирно и потягивал прохладное пиво, добивая вторую кружку. Всё было хорошо, пока не заговорили о Перстне. Да и то, поначалу даже я не заметил ничего подозрительного, приписывая нарастающий в теле жар духоте маленького помещения и действию хмеля на организм. Но при очередном упоминании о Перстне меня будто объяло пламенем, безымянный палец на правой руке сдавило пульсирующей болью. Желудок скрутило в тугой узел. Окружающий мир окрасился в багрово-рыжие тона, словно я очутился в самом центре инквизиторского костра. Испуганные лица приятелей удлинились и вплелись в узоры рыжих языков пляшущего пламени, что-то жаркое и колючее со страшной силой ударило мне под дых, я почувствовал, как выпитое пиво выплеснулось на несчастный стол... Пиво и что-то еще...
        Потом обжигающая волна подняла меня на головокружительную высоту, что-то хрустнуло под моими пальцами... Потом был дверной проем и огненно-рыжее небо... и колючий дождь...
        И буквально тут же я пришел в себя. Я стоял под прохладными слезами неба и глотал густой осенний воздух. Вдали в небе жалобно плача проплыл косяк журавлей, прямо передо мной раскинулось умытое дождем поле с бурыми холмиками убранного сена. Сзади пахнуло волной теплого воздуха с тонким ароматом свежего перегара.
        Неясный гул удивления с примесью страха коснулся моих ушей. Я скосил глаза вниз, на свои руки, чтобы понять, что же такое зудит и саднит под ногтями моих пальцев.
        Что же.... Что же... что же...
        Словно через толстые подушки до моих ушей доносился далекий набатный гул, весь мир качался, словно в пьяном угаре....
        По-моему, я даже слышал чей-то грубый голос, который шептал мне о чем-то древнем, неведомом и невероятно ужасном.
        Я с невероятным усилием тряхнул головой, отгоняя наползающий страх и избавляясь от мешающего шума в ушах, силясь всё же рассмотреть, что так саднит под ногтями...
        Пелена растворилась, хмарь отступила, голос замолк, мир вокруг меня стал прежним, а в моих руках оказались оторванные куски столешницы, причем пальцы погрузились глубоко в дерево, словно в пластилин. Я разжал сведенные судорогой пальцы, и куски дерева осыпались мелким крошевом, а вся кожа от кончиков ногтей до костяшек и с внутренней стороны - от подушечек пальцев и до сгиба кистей рук была ободрана, словно побывала под наждачной бумагой, и каждый миллиметр был отмечен длинной зазубренной занозой. По нескольку штук их было и под каждым ногтем, которые приобрели сизовато-фиолетовый оттенок.
        - Сэр... Дэнилидиса! - Послышался знакомый взволнованный голос. Я резко обернулся и, видимо что-то было на моем лице или во взгляде такое, что доблестный граф отшатнулся, резко бледнея. За ним столпились гурьбой остальные члены нашего маленького отряда и их лица также обрели нездоровый бледный оттенок. Все они столпились в проходе таверны - оказалось, что я умудрился выбраться наружу под набирающий силу колючий дождь.
        - Что? - Прохрипел я. Да даже не прохрипел, а пророкотал. От звуков собственного голоса у меня самого волосы зашевелились на макушке.
        Я с усилием прокашлялся, отворачиваясь от перепуганных соратников, решив, что таким способом смогу восстановить тембры своего голоса. Кашлянув в очередной раз слишком сильно, я с ужасом рассмотрел в ладони сгусток темной крови. Чёрт! Только этого не хватало. Я харкнул для верности еще раз, на удивление слюна оказалась чистой. Чистой она была и после второго и третьего проверочных разов. От неимоверного облегчения предательски задрожали коленки.
        - Всё в порядке. - Просипел я, поворачиваясь обратно. Слава Богу, голос был моим, осипшим, немного севшим, но моим.
        - Да что же это за дрюканный хрюкозад-то такой! - Проревел с тревогой в голосе Гримир, первым подбегая ко мне и хватая за плечи, не дав постыдно упасть в размякшую грязь. - Илидис! Прекращай стращать своими штуковинами! Я ж чуть не поседел раньше времени, а граф так вообще чуть идиотом от страху не стал! Так ведь и обделаться можно! А я этого не хочу делать за столом!
        От его полупохабной, но дружественной и даже где-то сердечной болтовни мне стало почему-то легко на душе, и я даже тихонечко рассмеялся, переставляя заплетающиеся ноги и поддерживаемый кряжистым гномом. Меня провели обратно в маленький, скупо освещенный зал и усадили на прежнее место. Прямо передо мной сравнительно аккуратный и прямой контур столешницы имел два полукруглых вырванных фрагмента, словно средних размеров медведь с голодухи решил полакомиться столом. На самом столе беспорядочной грудой валялась еда вперемежку с перевернутой посудой, всё это было залито пивом, которое частыми каплями падало на пол и скапливалось там в одну большую лужу.
        Тут же возникли бледные служки во главе с жутко перепуганным и трясущимся хозяином, который готов был грохнуться в обморок в любой момент. Пока наводился порядок, Дрольд осмотрел мои руки, после чего резюмировал:
        - Придется тебе повозиться, выколупывая всю эту древесину, да потом еще дней десять руки в дубовом настое вымачивать.
        - Да куда ему сейчас этим заниматься, дуболом ты деревенский! - Возразил Гримир. - Он же сейчас на такой подвиг не способен, а завтра поздно будет, нагноение пойдет.
        Тут же он повернулся ко мне:
        - Дай-ка! - Коротко скомандовал он, решительным рывком приблизив мою правую руку вплотную к своим глазам. - Ща, всё сделаем. Где там у меня щипцы были...
        Не глядя, Гримир пошарил свободной рукой в своей напоясной суме, извлек оттуда какой-то вычурного вида средневековый эквивалент пинцета с плоскими в виде лопаточек концами и вновь почти уткнулся носом в мою изуродованную ладонь.
        - Ядрено коромысло! - В сердцах выругался он после нескольких безуспешных попыток подцепить хоть одну щепку, вонзившуюся мне под ноготь. - Хозяин! Свечей побольше принеси! Ни крота ж не видно!
        Несчастный корчмарь мигом исполнил просьбу, словно был обут в крылатые сандалии Гермеса.
        Дело пошло шибче и весь следующий час был посвящен моим рукам и впившимся в них занозам, коих оказалось довольно много.
        - О как! Смотри! - Воскликнул Гримир, показывая мне мою правую руку. - Там, где Перстень, там будто огнем опалило!
        В самом деле, на пальце вокруг Перстня имелся аккуратненький такой ободок из копоти, а ближайшие к нему занозы зашли под кожу уже опаленными и даже обуглившимися.
        Остальные мои спутники еще какое-то время надоедали мне осторожными расспросами о произошедшем, но так как я ничего не мог толком рассказать (в принципе я не столько не мог, сколько не хотел ничего рассказывать), то они скоро ретировались в снятый на втором этаже закуток.
        Между тем снаружи уже стемнело и мы в зале остались втроем под аккомпанемент завываний ветра и шума дождя: я, Гримир и вечно перепуганный корчмарь, передислоцировавшийся за барную стойку, и остервенело натирающий тряпкой всё, что попадало под руку.
        - Ну вот, земеля, и всё. - С облегчением вздохнул Гримир, устало откидываясь на спинку стула. - Вечно тебя заносит куда-то. Ты ж прекращай так баловаться, а то до приступа нас доведешь. Да не за тебя, за себя больше переживаем, мало ли чё, во что ты переродиться можешь.
        В тусклом свете блеснули его лукавые глаза, гном с наслаждением потянулся до хруста в суставах и резко встал:
        - Ну, всё! Пошел-ка я спать, через три часа выдвигаемся.
        - Спасибо за помощь и откровенность. - Слабо улыбнулся я, с тупым усердием разглядывая свои отмеченные порезами различной степени тяжести руки.
        - Всегда пожалста. - Зевнул Гримир и тяжело затопал вверх по лестнице, что-то напевая себе под нос.
        Я еще какое-то время осматривал кисти своих рук, постепенно всё больше переключая внимание на гребанный Перстень, который уже был похож на большой нарост на пальце с вделанным угольно-черным камнем. Даже золото приобрело оттенок кожи, и было не понятно - то ли это ювелирное изделие, то ли неведомое чудо природы под названием "мутация". Зрелище одновременно было отталкивающим и завораживающим. И, главное, что со всей этой херней делать?
        Только через несколько минут до меня дошло, что боль и зуд в кистях прошли, и даже почудилось, что и ран стало меньше. Я зажмурился и помотал головой - нет, нет, нет! Ну их в задницу, чудеса эти! Завтра буду разбираться, что со мной и во что я перерождаюсь, а сейчас, как поется в самом конце одной песни - пор спать. Моё решение было твердо и бесповоротно, и даже протестующее урчание пустого желудка не поколебало его.
        Глава 12
        Помню, что спать я повалился между сопящими Торгвином и Дрольдом. Выбирать особо не приходилось, и потому спали мы на свежем пахучем сене, заботливо наваленном на дощатый пол. Последнее, что я смог осмыслить, это спящий сидя граф, держащий обнаженный меч поперек колен.
        Едва донеся голову до рыхло-колючего валика из сена, я буквально тут же отключился, чего раньше за мной наблюдалось довольно редко... Да вот, хоть Настю спросите.
        Без всяких переходов я провалился в сон, и снилась мне.... Страница.
        Эдакая немного пожелтевшая страница книжного формата, которая приблизившись, вдруг заняла всё видимое пространство, и мне не оставалось ничего иного, как читать то, что было написано на ней, правда с помарками и коррективами, аккуратным убористым почерком, который при всматривании превращался в почерк, написанный по-русски.
        ***
        "....вскрик разбудил его посреди ночи. Пошарив в полной темноте по прикроватному столику и не обнаружив на нем свечи, либо иного светильника, он, зябко поежившись, спустил босые ноги на холодный каменный пол. В высокий оконный проем пробивался мертвенный свет Миранти, сегодня была ночь ее полнолуния. Ночь, по поверьям древних, полная злого колдовства и злых чар.
        Кивентарий не был склонен к паническом мистицизму, хотя к мистике имел непосредственное значение по праву наследия. Полный ужаса душераздирающий вскрик повторился вновь. Кричала либо до смерти перепуганная женщина, либо ребенок лет одиннадцати-двенадцати. Кивентарий вздрогнул от вкрадывающегося в сердце, даже не страха, а сильного беспокойства, ибо кто мог причинить ему зло в его же обители.
        Странно, но вроде вся прислуга ночует в другом крыле, и любой вскрик служанки вряд ли бы донесся до сюда, а подходить ночью к покоям хозяина настрого запрещено под страхом телесного наказания. Незримый Страж не подавал никаких сигналов об опасности, и потому волноваться за свою жизнь не приходилось, хотя бы по этой причине.
        Южное караульное же помещение располагалось двумя этажами ниже, но оттуда не доносилось ни звука, что могло бы свидетельствовать о намеке на угрозу безопасности их хозяину.
        Сильный сквозняк свел судорогой босые ноги, холод бусинками мурашек пробрался под ночную рубаху, сгоняя остатки сонливости. Затем сильный порыв ветра, будто снежный великан кулаком, вдарил по массивной раме западного окна. Послышался далекий гул и треск дерева. Но рама выдержала, более того - выдержало и стекло, но именно это заставило Кивентария насторожиться и собрать всего себя в единый тугой узел и воззвать к дремавшим в нем силам. Приятная волна тепла потекла с Перстня вверх по руке и, охватывая всё тело, заставляя быстрее бежать кровь и чувствовать охотничий азарт.
        Буквально в тот же миг за толстыми дверями протопал....."
        (Дотошный читатель поинтересуется, наверно, мол, откуда у меня такая превосходная память, что я смог дословно воспроизвести приснившийся незнакомый текст. Ну что я могу ответить на это? Да сам не знаю, видать длительное воздействие непознанных сил Перстня на мой организм вкупе с действием аналога сыворотки правды настолько подстегнули мою память, что некоторые моменты я помню ярко и отчетливо. Однако ж, не стоит зацикливаться на том, чего я объяснить не смогу при всём моем желании...)
        -....да вставай же, волчья сыть! - Раздраженно и зло прогремело над ухом. - Сколько ж можно тебя будить?! Во лежебок! Ни за что бы ни подумал, что он так спать любит!
        Я еле разлепил тяжелые веки, с трудом всматриваясь в окружающую тьму, слегка разбавленную мутным лунным светом, что лился в маленькие окошки под самым потолком. Кто-то склонился надо мной, усиленно тряся меня за плечо, и костеря на чем свет стоит. По голосу и смутным очертаниям я распознал в моем мучителе Торгвина.
        - Да всё, всё! - Зло буркнул я, вырываясь из цепкого хвата. - Отвянь...
        - Ну, наконец-то! - Деланно возмутившись, возопил гном. - Давай, пакуй вещички. Остальные уже внизу, лошадей седлают. А я пойду с хозяином таверны потолкую, провиант в дорогу затарю.
        Подобрав с пола чей-то плащ, Торгвин бойко затопал вниз, на первый этаж, грохоча своими подкованными сапожищами так, что ощущалась легкая вибрация в досках настила второго этажа.
        Превозмогая Вселенскую ломку раннего подъема, я всё же отодрал себя от мягкого сена и внутренним волшебным пенделем спустил своё бренное тело на первый этаж, где Дрольд и Торгвин уже заканчивали паковать закупленную снедь в кожаные мешки. Заспанный и от того еще более несчастный хозяин только и мог, что стоять с зажженной свечой в правой руке и глупо хлопать глазами, пока два угрюмых мордоворота в лице моих спутников распоряжались его расторопными служками по поводу закупаемой провизии.
        - Умыться можно где-нибудь? - Еле ворочая спросонья языком поинтересовался я у такого же мало соображающего хозяина.
        - А? - Подскочил тот, резко поворачиваясь ко мне. - Да, да... К-конечно.... С-сейчас....
        - Хворст! - Крикнул он куда-то в сторону тускло освещенного дверного проема, явно на кухню. - Принеси ушат с водой! Живо!
        Секунд через пятнадцать послышался частый топот босых ног и, чуть не сбив меня, передо мной остановился смуглый худой парнишка подросткового возраста, в руках он держал потемневший ушат с прозрачной водой.
        Я с наслаждением и пофыркиванием плеснул холодной воды в свою заспанную морду, утерся поднесенным чистым полотенцем и почувствовал себя намного лучше.
        - Спасибо. - Искренне поблагодарил я паренька и хозяина, и, обращаясь к своим спутникам, добавил:
        - Пойду наружу. Коня запрягу.
        - Давай. - Не поворачивая головы, кивнул Дрольд, полностью поглощенный отсчитыванием монет, составляющих сторгованную стоимость предоставленного хабара.
        Снаружи было темно, сыро и очень прохладно, если не сказать - холодно и, притом настолько, что меня всего тут же начало колотить крупнокалиберной дрожью.
        Лангедока с Гримиром я нашел в конюшне, где стояли наши кони и лошади, когда я вошел, то долго не мог отделаться от чувства, что они только что прекратили о чем-то яростно спорить и никоим образом не хотели это выказывать: оба часто дышали, хищно раздувая ноздри и играя желваками, у обоих глаза тлели огнем недавно кипящей ярости и оба держались подчеркнуто отстраненно друг от друга.
        Решив сделать вид, что ничего не замечаю, я как можно более дружелюбно произнес:
        - Всем привет. Ну что, где тут моя коняга? А то надо бы ее оседлать хотя бы...
        - Оседлан уже! - Зло буркнул Гримир. - Граф постарался.... Можешь благодарить.
        Лангедок промолчал, лишь отвернулся, сделав вид, что перебирает свою походную суму.
        - Ого! - Невольно вырвалось у меня. - Спасибо, Лангедок! Я твой должник, иначе бы я час провозился с этой упряжью да еще в такой тьме кромешной.
        - Не стоит благодарностей. Мне это вовсе не в тягость.- Граф был учтив, даже не поворачиваясь лицом к собеседнику.
        Наконец, взвалив на своих скакунов по полупустому мешку с провиантом, мы тронулись в путь и, едва выехав за ворота, припустили скорой рысью. Во главе нашего маленького отряда оказались Дрольд с Лангедоком, далее следовали мы с Торгвином и замыкал кавалькаду хмурый насупленный Гримир.
        Покачиваясь в седле и отчаянно борясь с утренней тошнотой и тягучей сонливостью, я кинул мимолетный взгляд на свои несчастные руки и... обомлел, дурнота и сонливость моментально ретировались, даже не помахав хвостами на прощанье. Мои кисти были лишь слегка поцарапаны, словно дня три назад я случайно задел шероховатую стену.... двадцать раз подряд! И никто бы не сказал (даже я), что еще несколько часов назад каждый миллиметр кожи моих рук был изуродован глубокими порезами и утыкан зазубренными, а в некоторых местах и обугленными занозами и щепками. Наверно я слишком громко поразился данному факту, потому что на мое удивленное восклицание Торгвин и Лангедок повернулись в седлах, глядя хмуро и вопросительно. Я помахал перед лицом кистями рук, пытаясь таким образом показать причину своего неслабого удивления, но на скаку и в сумерках мои отчаянные жесты были не поняты, а потому проигнорированы. Всё ограничилось лишь недоуменными переглядками и пришпориванием коней.
        Таким скорым аллюром мы проскакали часов пять. Дневное светило уже давно показалось на грязно-синем небе, частенько поглядывая на нас сквозь прорехи в нестройных рядах косматых облаков. Еще затемно мы миновали стороной несколько мелких деревушек, почти не освещенных и без каких-либо намеков на стену или частокол.
        Теперь мы скакали мимо убранных осиротевших полей и поникших увядающих рощиц. Впереди возвышался широкий оплывший холм с реденьким предлеском на склонах и совершенно лысой вершиной. Не доезжая до него метров пятьсот, Дрольд вдруг резко вскинул зажатую в кулак руку, мы все резко остановились, еле сдерживая храпящих коней.
        - Быстро, сдаем влево! - Без всяких вступлений скомандовал следопыт. - Иначе опять придется на вопросы отвечать, а мне это до коликов в кишках надоело!
        Не задавая вопросов, мы молча повиновались, пристроившись вслед дрольдову коню.
        Едва мы успели скрыться в чахлой рощице с обеслистившими деревьями, как на вершине показался конный отряд человек в тридцать с полной боевой выправкой: в кольчугах, шлемах, при щитах и с копьями наперевес. Во главе на поджаром породистом скакуне темной масти скакал статный прямой и надменный всадник с длинными рыжими усами, окаймлявшими аккуратную бороду и спускавшимися почти до ключиц. Воины берегли лошадей и потому особо не гнали, пронесшись мимо нашего секрета скорой рысью. Рядом и чуть позади импозантного командира отряда, на пятнистой деревенской кобыле скакал бледный худощавый парнишка в простой засаленной одежде.
        - Никак служка, наконец, дружинников привел. - Тихо со сварливой ноткой в голосе прокомментировал очевидную вещь Гримир, внимательно вглядываясь сквозь прозрачный частокол голых веток. - Гириоса на них нет...
        Отряд промчался мимо и вскоре пропал за ближайшим поворотом. Мы выждали для верности еще минут десять, а затем осторожно выехали обратно на дорогу, ведущую к холму, переваливающую его и уводящую дальше. А Гримир меж тем всё продолжал сварливо ворчать:
        - Это тебе не Элмор, тут Гириоса нету. Он бы быстренько этих ургальцев изловил. Они бы в таких количествах бы по тавернам внаглую бы так не бесчинствовали...
        - А где мы сейчас, кстати? - Пытался я прервать сварливый поток недовольства.
        - Где, где... - Буркнул Гримир. - В Изиморе мы. Тутошний воевода даже нормальную охрану сел да деревень наладить не пытается. Промежуточных гарнизонов у него нету, летучих стрелков у него нету, следопытов нету, гарнизоны только в крупных селах и то не во всех. Сам он в Вышинске сидит, оттуда редко выезжает, даже с проверками..
        Неудивительно, что в Изиморе Бордвик больше всего нагадил, почти никого из своих людей не потерял... Всю евойную шайку в Элморе перебили... Да и то, по правде сказать, не без помощи... Но всё же... В Элморе он и закончил свои дни.
        Пока гном выводил свою уничижающую местным властям тираду, мы уже взобрались на вершину оплывшего холма, откуда нам открылся вид на петлявшую средь бурых полей дорогу, которая метров через семьсот-восемьсот ныряла в очередную редкую рощицу и вновь поднималась в гряды высоких буро-коричневых холмов. Можно было смело резюмировать, что чем севернее мы забираем, тем осень всё явнее и уже без легкомысленных ярких красок.
        Мы миновали рощицу, осилили холмы и скакали без передыху еще часа четыре. Солнце уже вовсю стояло в зените, облака как-то сами собой скучковались где-то на горизонте, открыв высоко-прозрачную небесную синь. Было не жарко и не холодно, а очень и очень даже в самый раз: ласково-прохладно с тихим и каким-то нерешительным осиновым ветерком в придачу.
        - А и впрямь руки зажили. - Ни к селу, ни к городу сказал вдруг Гримир, едя со мной стремя в стремя и делая вид, что что-то потерял в напоясной суме. - Я тогда в сумерках думал, что померещилось. Видать Перстень всё больше начинает проявлять себя.
        Я повернул голову к гному, пытаясь поймать его взгляд и всё-таки понять, с каким чувством и подтекстом это было произнесено. Гримир, почувствовав моё намерение, прямо глянул мне в глаза. Словно два отточенных серых стальных клинка вперились в меня - не было ни лукавства, ни издевки, ни увиливания.
        - Расскажи мне больше. - Попросил я, отворачиваясь от этой режущей стали.
        - Да что рассказывать? - Как обычно начал он. - Мало чё ясно про енту штуковину. Я, лично, не знаю, откудова Перстень взялся. Да и про то, что он точно может, не знаю тоже. Лишь понаслышке.
        Тут он ругнулся, потому что его лошадка вдруг всхрапнула, поведя в сторону.
        - Да что такое! Ядрена куропатка!
        - Что там? - Оборачиваясь, на скаку бросил Дрольд.
        Гримир яростно рвал удила, успешно приводя бедное животное к повиновению и не переставая ругаться. Общий ритм скачки упал, мы остановились, поджидая товарища.
        - Так что стряслось-то? - Повторил вопрос Дрольд, когда Гримир поравнялся с ним. - Чего стопоришь?
        - Да ежели б я знал! - Зло бросил гном. - Испугалась коняга чего-то. Может, чует чаво. Неупокоенного какого. А может еще кто-то засаду устроил. Вона, впереди, меж склонов место удобное. Там нас перестрелять можно за раз-два.
        В самом деле, впереди, метрах в ста наш путь пролегал между заросшими крутыми склонами холмов. Еще не все листья успели облететь, да и деревья росли настолько густо и близко к дороге, что засядь там отряд лучников человек в двадцать, мы их бы не заметили при всем желании. Карабкаться по склонам для разведки было бессмысленно, учитывая их крутизну и частоту насаждений. Чтобы подобраться с другой стороны, необходимо было бы делать огромный крюк, объезжая холмы.
        - Изимор, идрить его воеводу! - В сердцах сплюнул Гримир. - Не озаботиться о безопасности одного из главных трактов в своей области! Это ж каким пустоголовым надо быть!
        - Да делать всё равно нечего. - Тоскливо проговорил в ответ Дрольд. - Придется довериться судьбине нашей и ехать без разведки, наудачу. Авось пронесет, и никого тама нету.
        Хмурое молчание было ответом на его высказывание, следопыт озвучил то, что у всех было на душе - придется рискнуть. Мы тронулись дальше, держа оружие наготове и с недоверием вглядываясь в кажущиеся враждебными склоны. Подъехав почти вплотную к подозрительному месту, Дрольд вдруг крикнул:
        - А теперь галопом!
        Мы как один сорвались с места в карьер. Ну, может, я чутка стормозил.... Но лишь на долю секунды. Склоны и деревья смазались в одну бурую полосу, ветер шумел в ушах, до слуха долетал дробный перестук копыт скакавших впереди товарищей. Я уже намного лучше держался в седле и потому оно, это самое седло почти не било меня по заднице.
        Пять минут бешеной скачки, и мы вырвались на очередной простор умытых холодным дождем серо-бурых полей. Вдалеке и чуть слева блестела петлистая лента реки, играя мириадами солнечных бликов, словно перемигиваясь с небом.
        - Перебдеть - не взбднуть. - Деловито резюмировал наши предосторожности Торгвин. - Лучше лишний раз кайло проверить, чем подольше поваляться.
        Наш путь лежал дальше. Впереди, насколько я смог точно оценить расстояние, километрах в пяти, поднимался дымок от печных труб, и в сизой дымке смутно угадывался расплывчатый силуэт небольшого поселения с зубцами высоких остроконечных крыш.
        - А что это за дома там впереди? - На скаку спросил я у того, кто был ближе всего ко мне, коим вновь оказался Гримир.
        - Тама? - По обычаю переспросил гном. - Так это ж Хутор Ибсона. Самая боеспособная крепость в округе! Ребята там сурьезные. Строгие, но справедливые. - Полушутливым тоном закончил он.
        - Так чего же паренек из того трактира сюда не прискакал за помощью? - Недоуменно спросил я. - Ведь досюда же намного ближе, чем до... а, кстати, куда он за помощью мотался?
        - В Вышинск, куда ж еще? - В голосе Гримира вновь появились сварливые нотки. - В других поселениях гарнизоны совсем крошечные, да и от Свободного до Вышинска этих сел всего-то пара троек. А в Хуторе ентом и в самом деле, воинов много и все знают своё дело, вот только живут они по принципу: "ты меня не проси и я тебя не трону". Воеводу местного, которого, кстати, Итрусом кличут, они ни в грош не ставят и податей ему не платят, а сами же снаряжают раз в год крепкий караван и отправляют с ним подати непосредственно к Имперскому Двору.
        - Круто. - Удивился я.
        - Чего? - не понял гном. - Это как?
        - Да это так... не обращай внимания. - Отмахнулся я. - И как это при Дворе воспринимают, такое неуважение к местным властям?
        - Да нормально. С пониманием. Итрус свой век доживает, мало что решает здесь. Его ж, так сказать, сослали сюда, за растраты. Он жеж в столице служил, да слишком уж много воровал. Настолько много, что даже Коллегия Учета Монетных Средств не могла уже закрывать на это глаза. И потому скоренько так был издан Особый Указ о переводе Итруса Сеамнуса в область Изимор для управления и надзора. А по сути - бессрочная ссылка. А то, что при Дворе так спокойно относятся к игнорированию этого самого Итруса, так это от того, что Хутор Ибсона очень примечательное и историческое место, именно здесь, лет сорок назад был центр сопротивления нашествию орочей орды. Именно здесь было нанесено сокрушительное поражение оркам, которые решили оттяпать кусок от людской империи.
        И непривычно словоохотливый гном поведал душещипательную историю о том, как дом обычного человека, пахаря, трудолюбивого крестьянина, стал оплотом сначала небольших отрядов, что пробирались, отступая на север и не зная, где оставить своих раненных, а потом получалось и так, что оставались полным составом, отрезанные со всех сторон. Селянин Ибсон был человеком деятельным, сильным, как телом, так и духом, и потому он быстро организовал оборону своего хутора, оказавшись вдруг командиром нескольких десятков воинов, которые быстро признали его верховенство. За короткий срок были отрыты рвы, опоясывавшие дом в несколько рядов, был выставлен надежный частокол с наспех сколоченными дозорными вышками, устроено множество ловушек и волчьих ям. В амбарах у рачительного хозяина оказалось вдоволь припасов, которые он стал распределять среди воинов уже своего войска. Сразу же сгодилась и небольшая кузня, превратившаяся в военно-полевую починочную. За несколько месяцев было отбито с десяток орочьих атак. Хутор Ибсона превратился из простого дома в военно-стратегический объект, а из него - в символ. К нему
стекались отрядами и поодиночке те, кто смог пробиться сквозь вражьи заставы и кордоны. Сам Ибсон организовал что-то вроде оперативных охран дорог для пополнения вооружением и провиантом, обладая четко налаженной разведкой, ему удавалось провозить к своему хутору порой целые обозы. И так продолжалось около года, пока орочьи войска не были взяты в клещи, и к дому Ибсона не подошла имперская пехота с гордо развевающимися знаменами.
        А что было дальше, я не успел узнать, так как мы подъехали к широкому рву, через который был перекинут добротный мост под охраной двух дозорных башен. Путь нам преградила пятерка могучих толстошеих мужиков в шлемах и с копьями наперевес.
        - Стой! Куды и по каким делам путь через наш хутор держите? - Вышел, подбоченясь, вперед огромный битюг с всклокоченной рыжей бородой. - Осади-ка малость!
        - Дык! Куды-куды. - В тон ему заговорил Гримир, подъезжая ближе. - Известно куды, в Вышинск едем! Отдохнуть, в баньке попариться, пивка свежего попить, девок мясистых пошшупать!
        Гном заговорщицки подмигнул, щерясь во весь рот. Мужики на мосту дружно заржали, выказывая поддержку и уважение изложенным пунктам культурно-развлекательной программы.
        - Ну а везете чаво? - Также смеясь, но, не переставая проявлять служебное рвение, допытывался рыжебородый.
        - Да ничаво! Еду да воду. - Развел руками Гримир.
        - Дык, чаво ж тады через нас поехали, коль товаров нету? - Искренне изумился битюг. - Езжали бы в объезд. Вооон, дальше вона, на восход, не доезжая до Серого Бора, дорога есть.
        - Так нам далековато. - Помотал головой гном. - Нам бы побыстрее.
        - Ну проезжайте тады. - Благосклонно махнул рукой рыжебородый, сально поблескивая свиными глазками. - Токма пошлину за проезд по мосту и за въезд в Хутор уплатите. А ежели на ночлег остаться хочите, то и за постой оплатите.
        - Нееее. - Быстро ответил Гримир. - Я ж говорю, нам скорее б до Вышинска доскакать. Ночевать не будем.
        - Аааа, ну, как хотите. - С сожалением протянул битюг и тут же озвучил прейскурант. - По два медяка за проезд и по три медяка за въезд.
        Расплатившись с тороватым и прижимистым стражником, мы поехали дальше. За первым рвом на одинаковом расстоянии, метров в двести друг от друга, было вырыто еще два таких же широких рва и там также располагались мосты под охраной сторожевых башен, правда и мосты, и башни пустовали.
        - Хорошо еще, что сегодня только первый ров под охраной. - Ворчал Гримир. - Иначе бы нам на каждом мосту платить бы пришлось. Местные ребята они такие, ушлые.
        - А почему только первый ров охраняется? - Поинтересовался я.
        - Да кто ж знает? - Не поворачиваясь, ответил гном. - Может на учениях, может в дозоре, может поля убирают. А может и праздник какой.
        - А если враг напасть решит? - Удивился я. - Ведь всего пяток охранников!
        - А про башни забыл чтоль? - Повернулся гном. - Там лучники да арбалетчики сидят! И причем, во всех башнях. Нас не окликали, потому что не велено им от дозора отвлекаться. И в башнях механизмы специальные поставлены, чтобы мосты вмиг обрушить. Да и на главных воротах еще стража стоит. Вот те всегда на посту!
        И в самом деле, впереди, в проеме распахнутых врат, окаймленных массивными, уже каменными (!), башнями, в тусклых солнечных лучах поблескивали сталью шлемов и кольчуг многочисленные стражники. Подъехав ближе, мы рассмотрели и с пяток лучников на надвратной площадке, и прогуливающихся по периметру частокольной стены дозорных с копьями и алебардами. Но больше всего меня поразило то, что на площадках обеих каменных башен располагались грозные баллисты - окованные металлом хищные тела разрушительных машин-убийц!
        - Да уж.... - Невольно вырвался у меня тихий возглас восхищения.
        - Что, не ожидал такого от простого хутора? - С усмешкой спросил Торгвин.
        - Не то слово....
        Не доезжая нескольких метров до раскрытых дубовых створок, к нам навстречу двинулись трое в полном легком доспехе: шлем, кольчуга, поножи, наручи. Впереди шел высокий, стройный человек, чьи глаза и нос скрывались за стальной полумаской. В его движениях сквозила грация хищника и твердая поступь воина, он шел легко и в то же время уверенно-тяжеловесно.
        - С какими целями вы в Хуторе Ибсона? - Произнес он сильным глубоким голосом, останавливаясь и вскидывая руку.
        На сей раз за главного группы выступил благородный Лангедок:
        - Приветствую тебя, воин! Гардэс да укрепит руку твою! - Начал, склонив голову в приветствии, граф. - Отряд наш, к сожалению, лишь мимоходом в вашем гостеприимном пристанище, слава о котором гремит по всей Империи и чья сила и независимость не оспаривается никем, даже Императорским Двором!
        Вступительная речь, по-видимому, пришлась по душе встречающим, это можно было судить по их приосанившимся фигурам и загоревшимся глазам. Однако никто не забывал о своих обязанностях.
        - Насколько вы собираетесь задержаться в Хуторе Ибсона? Что везете с собой? - Продолжал тем же непререкаемым тоном допытываться старший привратной стражи.
        - Увы! - с сожалением развел руками Лангедок. - Неотложные дела подгоняют нас, не дозволяя задержаться в сем чудном месте даже на ничтожный срок! Мы проследуем далее, не останавливаясь. А везем с собой только самое необходимое в пути: снедь, питье, инструменты, да смену одежды.
        - Вы вольны проехать дальше. - Утвердительно кивнул воин. - Только вы должны знать, что рукопашное и иное оружие в пределах Хутора необходимо обмотать тряпьем, туго связав и держа пред собой. Луки и арбалеты не должны иметь тетивы, колчаны со стрелами должны быть плотно закрыты и запакованы, метательное оружие необходимо сложить в единый мешок с туго завязанной горловиной. Вы принимаете эти условия? - Задал обязательный, но риторический вопрос воин.
        Мы лишь молча обмотали наши мечи, кинжалы, топоры и шестоперы в запасные плащи и туго стянули веревкой. Лангедок с Дрольдом, помимо этого, сняли тетивы со своих луков и плотно завязали колчаны со стрелами. Метательное оружие, как и предписывалось, последовало в один кожаный мешок, который также был крепко-накрепко завязан.
        - Прошу! - Коротко бросил воин в полумаске, отходя в сторону и делая приглашающий жест рукой.
        Наш отряд, тронув коней и сопровождаемый встретившей троицей, медленно въехал на территорию Хутора. Путь от врат на протяжении с полсотни метров пролегал между высокими бревенчатыми стенами с отрицательным уклоном и с деревянными подобиями зубцов поверху из цельных распиленных поперек бревен, поставленных стоймя. На выезде из импровизированного открытого коридора нас встречал еще один окольчуженный воин с пепельно-серой окладистой бородой, в руках он держал кусок выделанной телячьей кожи формата А4.
        - Вам необходимо вписать ваши имена. - Проговорил он, преграждая нам дорогу и протягивая этот кожаный лист, на котором с левой стороны, как оказалось, уже были описаны наши приметы, а правая часть пустовала, как раз под имена.
        Выглядело это примерно следующим образом: человек темноволос, бородат, высок -
        человек темно-русый, бородат, высок -
        человек русоволос, бородат, высок -
        гном темноволос, кряжист -
        гном темно-русый, средний -
        Напротив черточек мы старательно выписывали, заботливо поданным пером, каракули разной степени корявости. Бросилось в глаза, что про бороды у гномов упомянуто не было, видимо это само собой подразумевалось, что раз гном, то априори бородат. Также, прочитав свою краткую метрику, я невольно потер подбородок, ощущая под исцарапанной пятерней густой мягкий волос. Меня можно было поздравить, я следовал веяниям местной моды - обзавелся самой настоящей бородой.
        Когда с таможенно-оформительскими процедурами было покончено, нас, наконец-то отпустили, и мы смогли продолжить путь к противоположным вратам.
        Конечно, Хутор хутором уже давно не был, разросшись в город-крепость, состоявший из огромного, объединенного комплекса зданий и сооружений, расположенных под несколькими огромными крышами из темно-бордовой черепицы и с высокими венцами. Из наклонно-вогнутых крыш торчало множество печных труб различной высоты, некоторые из них были окутаны вкусно пахнущими уютом и теплом белыми облачками.
        Вокруг этого несуразного, но по-своему красивого и гармоничного жилищно-коммунального конгломерата располагалось с пару десятков зданий пока еще не вошедших в его состав, но почему-то я был уверен, что это лишь вопрос времени.
        Практически все встреченные мужчины и стар, и млад были в кольчугах и шлемах, или, по крайней мере, с оружием в руках. Еще одной особенностью можно было назвать большую плотность кузниц на ограниченной крепостными стенами территории, воздух был буквально пропитан звоном ударов молотов и молоточков по заготовкам и наковальням.
        Весь путь по легендарному Хутору мы проделали в молчании, и не столько из-за кузнечного шума, который не так уж и мешал, сколько из-за постоянно бросаемых в нашу сторону косых взглядов, из-за чего желание, убраться отсюда поскорее, было ощущаемо физически - всеми пупырышками на коже.
        На выезде нас приостановил воин с таким же прямоугольником выделанной телячьей кожи в руках, придирчиво осмотрел, сверяясь с записями, и дал отмашку бдительной страже выпустить нас на волю.
        Вновь увядающие рощи сменялись умытыми пожухлыми полями, а дорога то ныряла в низины, то взбиралась по склонам холмов. Мы ехали в уставшем молчании, успев обсудить и нагловатых, подчеркнуто-независимых ибсонцев, и тюфяка Итруса, я смог выяснить у Лангедока, что это за Гардэс такой, чьим именем он своеобразно благословил встретившего нас воина в полумаске. Гардэс, оказывается, это некий соборный дух благородного, честного, справедливого воина, этакий эквивалент святого Георгия. Раньше, много сотен лет назад, Гардэс был богом войны, и ему было посвящено много храмов и культов, однако, с приходом Единой Веры и культа Единого Творца, Гардэс плавно трансформировался в доброго, но справедливого святого со всеми возможными положительными качествами, какие только могут быть у небесного воина.
        Также успели мы обсудить и мои быстро зажившие руки, причем, к моему тихому разочарованию, спутников это удивило мало, они уже всё, что со мной случалось чудесного, списывали на проявление силы Перстня, а на мои попытки узнать что-то поподробнее об этом артефакте, лишь пожимали плечами и отвечали что-то вроде: "Сам не знаю, но по слухам....".
        Слухи были довольно разнообразные и противоречивые, из них я узнал, что вполне возможно, с помощью Перстня, я могу летать, жить под водой, проходить сквозь огонь, излечивать раны, подчинять своей воле, обладать всесокрушимой силой или же смогу жить только ночью, стать бесплотным духом, перемещаться на дальние расстояния со скоростью мысли, слышать шепот эльфа на другом конце мира.... И т.д.
        и т.п.
        А по одной из версий, так я вообще превращусь в рогатого демона и смогу бросить вызов и Единому Творцу, и всем Древним Богам, только с печальным для меня финалом.
        Немного поразмыслив, я пришел к единственно правильному решению - плюнуть на всё и будь, что будет.
        Выехав на простор, мы подстегнули коней, выжимая из них всё, чтобы к позднему вечеру достигнуть Вышинска и не ночевать в продуваемых осенними ветрами полях, тем более что, по словам путников, впереди на много километров до самого пункта назначения не было ни единой рощицы, либо какого-нибудь холма, или захудалой деревеньки. Мы скакали по привольным просторам, плоской, как стол Изиморской равнине, чьи границы терялись в стылой дымке, и нельзя было избавиться от ощущения, что мы - это мелкие букашки, которых высыпали на лабораторное стеклышко и с научным любопытством изучают в микроскоп.
        И вот, когда заляпанное грязными кляксами туч и облаков небо от горизонта и до горизонта окрасилось в лилово-фиолетовый цвет, мы, наконец-то, выехали к беспорядочно разбросанному пригороду Вышинска.
        Глава 13.
        Я проснулся от надоедливого солнечного лучика, который настырно атаковал мои набрякшие зажмуренные веки. В приоткрытое окно врывался запах мокрого сена и гул просыпающегося города. Вышинск был много больше Порубежска, более многочисленнее по населению и разнообразнее по его составу. Здешние улицы были вымощены камнем и привлекали и отталкивали одновременно своей нелогичной запутанностью с глухими тупиками, темными закоулками, тихими двориками, анфиладами переходов....
        Мы въехали в Вышинск вчера поздним вечером, когда при свете факелов менялась стража. Ворота были открыты, нас, ни о чем не спрашивая, пропустили внутрь, стоило лишь оплатить пошлину за въезд. Проплутав с полчаса по темным улочкам, мы наткнулись на небольшую, но довольно уютную, чистенькую гостиницу, куда и заселились, поручив наших верных лошадок исполнительной прислуге, а сами, не сговариваясь, разошлись по комнатам. Не знаю, как остальные, а я, едва успев раздеться, рухнул в мягкую кровать и забылся крепким сном без сновидений.
        И вот сейчас я пытался избавиться от назойливого и беспардонного солнечного лучика, пытаясь всё крепче зажмурить глаза, так как шевелиться было страшно лень. Промаявшись так какое-то время, я ощутил, что сон испарился безвозвратно, пытаться вернуть его бессмысленно. Выползание из сладкого плена теплых мягких перин сопровождалось жалобными стонами и покряхтыванием. Через четверть часа титанических усилий мне всё же удалось кое-как одеться и привести свой растрепанный облик в порядок, после чего я спустился вниз.
        В этой гостинице таверна располагалась не сразу же при входе, а в другом крыле здания за массивной деревянной дверью с вычурной резьбой. Вопреки моим ожиданиям, таверна пустовала, и я оказался первым за сегодня посетителем. Одновременно гордясь и удивляясь своему столь раннему подъему, я занял средних размеров круглый столик у окошка, сев лицом к входу, чтобы иметь возможность наблюдать входящих.
        - Что изволите? - Прозвучал над самым ухом вежливый вкрадчивый голос.
        Словно из воздуха по правую руку материализовался человек средних лет с редеющими волосами средней длины и угодливым выражением лица.
        - Что-нибудь вкусное и горячее. - С видом знатока ответил я, вальяжно откидываясь на спинку стула, пытаясь заглушить голодное урчание несчастного желудка.
        - Сей миг всё будет исполнено. - Горячо убедил меня угодливый человек и тут же вежливо поинтересовался: - Вы же остановились у нас вчера ночью, не так ли?
        - Вы правы. - Так же вежливо, но немного снисходительно проговорил я, сопровождая свой ответ важным кивком.
        - Тогда вы можете заказать в свою комнату бадью с горячей водой и моющими средствами, дабы омыть себя и освежить своё тело после дальней дороги. - Сказал угодливый человек, склоняя голову в почтительном полупоклоне. - Также мы предоставляем различные масла и травы для омовения, для укрепления бодрости духа.
        - Конечно! - Воскликнул я. - Это как раз то, что мне просто необходимо!
        - Тогда сей миг. - Учтиво повторил он свою присказку и исчез за двустворчатой дверью в противоположной от окна стене.
        Я с наслаждением потянулся, предвкушая сытный завтрак и горячую ванну, и с блаженной улыбкой слабоумного уставился в закрытый мутным стеклом оконный проем. Снаружи набирало силу раннее утро, небо всё больше светлело, освобождаясь от оков сна и сбрасывая с себя мохнатое одеяло облаков. Улицы города оживали, негромко переговариваясь между собой скрипом телег, глухими разговорами добросовестных трудяг либо ночных гуляк, женским смехом прогуливающихся пар. Ранние пташки, пока еще относительно тепло, всё смелее перечирикивались, делясь последними новостями.. .
        - Идрить меня топорищем! Илидис! - Была прервана моя идиллия грубым гномьим ревом. - Вот ты где!
        Дружески-бесцеремонный Гримир с шумом ввалился в таверну, и, прогрохотав по помытым доскам пола подкованными сапожищами, рухнул в жалобно скрипнувший стул - по правую руку от меня.
        - Чевой-то тебе неймется седня? - С неподдельным изумлением воззрился он на меня. - Подскочил ни свет, ни заря.
        - Да сам не знаю. - Буркнул я, огорченный таким резким обломом кайфа созерцания. - Пожрать, наверно, захотел.
        - И то верно. - Одобрительно треснул меня по плечу пудовым кулачищем гиперобщительный гном.
        Не успел он договорить фразу, как подле него материализовался всё тот же учтиво-предупредительный человек.
        - Что изволите? - Заучено-вежливо поинтересовался он, слегка наклоняясь к широконосому бородатому лицу.
        - Чаво- чаво. - Задорно проговорил Гримир. - Насытиться до отвала! Вот чаво! Подавай-ка мяса поболе, щас еще подойдут. Еды, там, разной. И пива не забудь! Да побольше! Надеюсь, пиво-то хоть не разбавленное? - С прищуром и угрозой в голосе спросил гном.
        - Да что вы! - Всплеснул руками учтивый человек. - Мы не можем себе позволить такое хамство по отношению к нашим посетителям!
        - Тогда живей давай! - Поторопил Гримир.
        - Конечно-конечно, всё будет исполнено в наилучшем виде. - Усиленно закивал учтивый человек. - Но я не могу не предложить вам, как нашему постояльцу, пока вы завтракаете, приготовить в вашей комнате бадью горячей воды. В придачу моющие средства, масла и бодрящие травы.
        - Молодец! - Одобрительно рявкнул гном. - Хвалю! Только давай поживее!
        Человек исчез также незаметно, как и появился.
        Не успели мы с Гримиром набить и раскурить наши трубки, как расторопные и молчаливые слуги буквально заставили стол всевозможными яствами. В основном присутствовало мясо: целые бараньи ноги, обжаренные до хрустящей корочки, нежные сочные, обложенные зеленью и приправленные кисловатым соусом; свиные стейки средней прожарки с розовой прослойкой мяса с запеченным картофелем на гарнир; куриные, гусиные, перепелиные ножки, приготовленные так, что буквально таяли во рту. На стол также водрузили объемистый горшок с дымящейся гречневой кашей с белыми грибами и луком колечками. Видимо предупрежденные, слуги принесли пять глубоких плошек с янтарным наваристым бульоном с аккуратными нарубленными кубиками мяса, к столу подкатили нехилый такой бочонок, литров на тридцать и сверху поставили пять полуторалитровые пузатые кружки с массивными резными ручками. И когда к столу был доставлен целиком запеченный молочный поросенок обмазанный чесноком, обложенный всевозможными овощами и с яблоком в приоткрытой пасти, наша разношерстная команда была уже в полном составе и с превеликим удовольствием пополам со зверским
аппетитом поглощала изумительную еду, запивая прекрасным терпким пивом.
        - Ну что же. - Сытым голосом удовлетворенного человека сказал Дрольд, вальяжно откинувшись на спинку стула и с со смаком пуская к потолку целые эскадры белесых колечек, пока наш стол заботливо освобождали от пустой посуды и протирали столешницу от жира и пролитого пива. - Поели-отдохнули славно, пора и честь знать, не думаю, что нам стоит задерживаться в таком славном месте. Жаль, конечно, но делать нечего.
        - Т-ты чего это, полоумный? - Поперхнулся дымом Торгвин. - На кой ляд нам так тикать? Время у нас еще есть. Хоть вшивый денек, да даже парочка - ничего не решают!
        - В самом деле, почтенный Следопыт! - Недоуменно проговорил Лангедок. - К чему такая спешка? До Арленбургского турнира мы вполне еще поспеваем!
        - А это еще один вопрос, который стоит нам порешать, - бесцеремонно прервал графа Дрольд, - кто, куда и зачем идет! Мне, честно говоря, никакой Арленбург с евойными святошенными турнирами не нужон! Как и длиннобородым! - кивнул он в сторону насупившихся гномов, которые, впрочем, не забывали подолгу прикладываться к огромным пивным кружкам.
        В животе у меня немного неприятно заныло. Вновь долбанный граф помянул про свой долбанный Поединок (именно так - с большой "П"), а нечаянные друзья-приятели вдруг вспомнили, что вовсе они и не друзья даже, а так: попутчики. Ну да, а что еще можно ждать от наемников, да еще замешанных, пусть и раньше, в шпионских играх?
        - Так что ты предлагаешь? - Вдруг рявкнул я. - Побегали, повеселились, а теперь - по своим кустам?!
        - А хоть бы и так! - Зло бросил Дрольд. - Благодаря твоей милости меня успели из Порубежска выкинуть и ухари хотят на крючок взять! И всё это за несколько дней!
        При упоминании работников спецслужб мы все невольно притихли, оглядывая зал, пытаясь заметить кого-то, кто бы проявлял слишком повышенный интерес к нашему разговору на повышенных тонах. Однако окружающему миру было на нас, судя по всему, плевать: пара ранних выпивох и ухом не повели, продолжая уничтожать второй початый бочонок, и при этом почти не закусывая.
        Секундная растерянность была сметена кипучей волной злости и ярости, я грохнул по столу кулаком, вскакивая:
        - Да пошел ты в жопу со своими длиннобородыми! Мне как-то похер! Один дойду!
        Кровь буквально кипела в висках, пелена мешала различать всю четкость окружающих предметов. Я развернулся, пнул подвернувшийся стул и буквально вихрем выметнулся на улицу, громыхнув пудовыми створками входных дверей.
        Я пёр по булыжным улицам, не разбирая дороги, расталкивая случайных прохожих, топча клумбы, распугивая жирных голубей....
        Жар потихоньку спал, пелена рассеялась. Я стоял перед каменной стенкой какого-то дома, глубоко дышал, всё больше осознавая, что потерялся.
        С трех сторон меня окружал замшелый камень глухих стен, под ногами шуршал гравий вперемежку с мусором, метрах в двухстах за спиной светлел узкий прямоугольник выхода из глухого двора, куда меня, не пойми каким образом, занесло.
        Я постоял еще немного, приходя в чувство. Сразу же напомнил о себе переполненный мочевой пузырь, что и не удивительно, учитывая объем выпитого пива за завтраком. Воровато оглядевшись, я подошел вплотную к одной из стен с вполне определенными намерениями. Предвкушая райское наслаждение облегчения, я встал поудобнее и "вжикнул" молнией на джинсах.... И тут же замер, весь внутренне сжавшись, ощутив остро отточенную сталь у самого горла и чье-то тяжелое присутствие за спиной.
        - Руки подыми вверх и медленно повернись. - Тихо, но с угрозой в стальном голосе, произнес неизвестный.
        Я лишь глухо кашлянул, проглатывая навернувшийся мокрый ком, и просипел в ответ:
        - Ребят, сделаю, как просите, но может, дадите хотя бы поссать, а то сил нет. - Тут я почти не лукавил, и хоть было страшно, что сейчас меня "по горлу бритвой и в колодец", но обмочиться или умереть, истекая в последние осознанные мгновения бытия не только кровью, было не только страшнее, но плюс еще и стыдно.
        Рука с кинжалом на миг напряглась, отточенное жало клинка чуть сильнее надавило на кожу шеи - я почувствовал, как вниз под одежду побежала тонкая горячая струйка.
        - Пусть облегчится. - Услышал я другой голос, доносящийся чуть дальше и правее из-за спины. Обладатель голоса явно был старшим и по званию, и по возрасту.
        - Но учти, - продолжал тот же голос, - ты на прицеле. Вздумаешь рыпаться - вмиг успокою.
        - Конечно. - Прохрипел я, даже в мыслях не державший подобное развитие событий.
        Справив нужду и застегнув ширинку, я всё также стоял спиной к неведомым мне злобным парням, для верности упершись руками о замшелую поверхность стены перед собой.
        - Теперь повернись. - Приказал старший и тут же напомнил: - Только медленно и без резких движений.
        Я медленно, словно спросонья, повернулся лицом к диктовавшим условия. Первое, на что уткнулся мой взгляд, оказался узкий кончик клинка из голубовато-серой стали, находящийся буквально в двух миллиметрах от моей переносицы. Державший меня "на прицеле" был буквально закутан в грязно-серые одежды до самой макушки: нижняя часть лица была закрыта серым шарфом, на голову был наброшен капюшон серого плаща, из образовавшейся прорези на меня глядели два тусклых огонька бесстрастных "рыбьих" глаз.
        Чуть сзади и слева буквально чуть ли ни воплотился из воздуха, сделав лишь шаг от стены, второй - в таких же грязно-серых одеждах, как я понял, тот самый старший.
        - Да ты не пугайся так, Илидис. - Почти добродушно проскрипел он. - Мы ж не грабители какие, мы - люди спокойные, обстоятельные.....
        - Служивые.... - С трудом просипел я, продолжая перечисление.
        - Да. - Согласно кивнул старший. - Служивые и службу свою знаем досконально. А ты не так прост, оказывается, как показалось мне с самого начала.
        Пытаясь скрыть колотившую меня дрожь, я просто поддерживал разговор, к месту и не к месту демонстрируя возможности собственной мимики.
        - А с самого начала - это когда? - Прикидывался я шлангом. Хотя прикидываться почти не приходилось.
        - Тогда, когда надо. - Негромко, но властно отрезал старший. - Ты не в том положении, чтобы вопросы задавать, герой...
        - А в каком же я положении? - Глупо улыбнулся я.
        Как раз в этот момент старший проходил мимо меня, глядя себе под ноги и укоризненно покачивая головой. Буквально в следующий же миг, как только знак вопроса сорвался с моих губ, очень твердый и угловатый кулак старшего поучительно и с огромной скоростью въехал мне аккурат посреди живота. Щадяще-поучительный удар: не в печень и не в солнечное сплетенье, чертовски больно, но не смертельно.
        Согнуться от боли не получилось - в кадык тут же уперлось остро отточенное лезвие кинжала молодого ухаря; пришлось лишь чуть дернуться и пошипеть от боли.
        - Так вот. - Как ни в чем ни бывало продолжал меж тем старший, становясь справа от меня. - С самого начала ты породил столько вопросов, на которые до сих пор нет внятных ответов, что меркнут тайны Вековечного Леса.
        Я чуть было не ляпнул на автомате: "Какого леса?...", но, встретившись взглядом с холодной сталью колючих глаз, прикусил язык..... почти до крови.
        Старший приблизился ближе, продолжая буравить меня всепроникающим взором:
        - Откуда ты взялся, сударь? - Тихо, но так, что не услышать было невозможно, произнес он.
        - Из Владивостока. - Стараясь как можно спокойней, сказал я чистую правду.
        Старший устало вздохнул, слегка тронул плечо молодого напарника и отошел в сторонку, не переставая цокать языком и укоризненно покачивать головой. Молодой же, повинуясь тактильному указанию, без замаха врезал мне с левой руки в ухо. Я ошалело дернул головой, в правом ухе раздался оглушительный звон, в кадык вновь уперлась смертоносная сталь. Я почувствовал, как еще одна горячая струйка потекла с шеи вниз - под одежду... А еще я почувствовал разгорающуюся нестерпимую обиду и медленно закипающую ярость: "Да кто они такие?! - истерично билось в моем мозгу - Какое они вообще право имеют так со мной поступать?!".
        - Плохая и неуместная шутка, сударь. - Мягко, но осуждающе произнес старший. - Я повторюсь: ты не в том положении, чтобы вести себя подобным образом.
        - А не пошел бы ты, дорогой, в жопу! - Зло бросил я, глядя тому в глаза.
        - Интересное выражение! - Искренне удивился старший. - Надо будет запомнить. Чтобы туда можно было идти... Хм. Однако, как я понял, это всё же оскорбление и нежелание сотрудничать с нами. Конечно, это очень досадно....
        То ли указания не было, то ли оно было отдано так, что я его не заметил, но молодой, вновь с левой, ударил меня в печень.... Вернее, хотел ударить....
        Потому что буквально вмиг меня окатило такой жгучей волной, словно плеснуло расплавленной магмой. Время застыло и это был не просто оборот речи. Хотя, более правильно было бы выразиться как "максимально замедлилось". Летящий в мой правый бок вражий кулак медленно плыл, словно преодолевая мощнейшее сопротивление встречного потока неимоверно густой субстанции. Я плавно отодвинул стальное жало от своей шеи, обхватил и слегка сжал надвигающийся кулак, неотрывно глядя в невидящие глаза противника; затем в полсилы толкнул того в грудь. Молодой ухарь также медленно поплыл по воздуху спиной вперед и немного вверх.
        Мир вокруг меня, как это ни банально, окрасился багровыми красками различной тональности, движения давались с некоторым напряжением, словно сквозь стоячую воду; жар становился всё нестерпимей, тело накалялось всё сильнее, волосы на голове потрескивали, а кожу щипало. Я продвигался в сторону едва-едва двигавшейся фигуры старшего.
        Для стороннего "обычного" взгляда мои неспешные перемещения были чересчур быстры, чтобы можно было разглядеть что-то кроме размытой тени.
        Не закрытая одеждой кожа накалялась всё сильнее, волосы на голове - словно раскаленные медные проволоки. Ещё чуть-чуть, ещё шаг! Вот уже перед глазами спина второго противника!
        И тут послышался лёгкий хлопок, багровость исчезла словно сдунутая, а в уши ворвалась буквально лавина из звуков: хруст щебня под ногами, дуновение ветерка, щебет птиц, пьяные крики на площади через дорогу....
        Я стоял в полушаге от старшего - плёвое расстояние, очень удобное для удара, тем более в спину. Это настоящие герои не бьют в спину, а я им не являлся. Да и свидетелей нет.
        В доли секунды я размахнулся, вкладывая всю свою злость и обиду. Но в последний миг в планы вплелись корректировки. Во-первых, раздался глухой удар пополам со стоном - это шмякнулся со всей дури о стену, поднимая облака пыли "вполсилы толкнутый" мной ухарь. Во-вторых, наработанная годами службы на самой передовой из всех передовых (даже если эта передовая в самом центре столицы) реакция старшего. Он вьюркнул волчком, мгновенно поворачиваясь на месте на сто восемьдесят градусов. .. Чтобы встретить мой кулак между верхней губой и носом, а точнее - и губой, и носом.
        Я увидел его расширившиеся в удивлении глаза, которые сохранили это выражение и тогда, когда их обладатель рухнул навзничь. Я бросился добивать, ударом ноги в промежность, стараясь моментально отключить противника. Старший коротко и глухо вскрикнул, дернув головой.
        В исступлении я пнул еще раз, однако старый ухарь умудрился среагировать, подставив под удар свою голень и попытавшись тут же сделать подсечку. Я отпрыгнул, выдергивая меч и вновь бросаясь на противника. Мой удар пришелся аккурат туда, где мгновение назад маячила перекошенная болью морда - подкатом с переворотом эсбэшник юркнул с линии поражения, буквально выпрыгивая в стойку с мечом наголо.
        Мы оба шумно дышали, с ненавистью глядя друг на друга.
        - А ты прыток, однако... - Прохрипел старший, кривясь от боли и сплевывая кровавую юшку. - Как сумел-то?
        - А чё за интерес? - Зло бросил я. - Научить?
        - Поглядим. - Не успев договорить фразу, эсбэшник метнулся ко мне, выбрасывая вперед обе руки.
        Я инстинктивно дернулся спиной вперед и влево, крутанув клинком и запоздало замечая вырвавшуюся из левого рукава противника стальную цепь с заостренным наконечником на конце. Удар мечом я отбил, но цепь ухаря обмоталась вокруг моего эфеса и правой кисти; сильный рывок и я, не отпуская оружия, валюсь на одно колено. В следующий миг инстинктивно делаю кувырок вокруг поймавшей меня цепи и с кратким облегчением слышу звякнувшую о каменистую почву сталь там, где я был мгновение назад.
        Эсбэшник вновь дернул цепь на себя, тут же ослабил и дернул еще раз, из-за чего я оказался в смертельно-опасной близости от хищного острия его меча. В голове еще плескался жидкий огонь, и потому испугаться я не успел, как и удивиться, когда моё собственное тело всей массой рвануло вперед.
        А вот очередное удивление в глазах эсбэшника заметить я успел - за миг до того, как проскочил под клинком и цепью, и буквально впечатал его в землю, наваливаясь сверху.
        Всё же зацепить он меня успел, левое плечо обожгло как на морозе, но на это я не обращал почти никакого внимания, пытаясь преодолеть сопротивление упирающегося противника и полоснуть того мечом по горлу. Ярость давала мне силы, что-то темное с глухим рокотом ворочалось во мне, убивая на корню какую-либо тень неуверенности, в итоге я надавил коленом на шею поверженного и упер кончик клинка ему в висок.
        - Говори! - Хрипел я. - Говори! Что надо? Кто послал?
        - Пусти.... - С трудом просипел ухарь.
        Однако доводы разума в охватившей горячке не доходили до меня, и я лишь сильнее надавил коленом.
        - Говори!!! - Уже орал я. - Говори, сука!!!
        Поверженный противник с натугой хрипел и отбивался всё слабее, лицо его побагровело, посинело, глаза в красной сети прожилок вывалились из орбит...
        А я всё давил и давил в каком-то садистском исступлении. Затем был сильный удар в затылок, острые когти мгновенной боли и звенящая тьма....
        Глава 14.
        Мерное покачивание вниз головой и в полной темноте вызывало необоримые приступы тошноты. Что-то поскрипывало почти у самого уха, перестук копыт долбил, казалось, внутри самого черепа. Почти сразу же нахлынула боль - в каждый истерзанный участок тела, а истерзанным, судя по всему, у меня было всё тело. Очень сильно затекли руки, но попытка пошевелить ими вызвала лишь глухой стон, прорвавшийся сквозь плотную вонючую ткань - рот мне предусмотрительно заткнули, а руки и ноги связали. .
        - О! - Послышалось злорадное восклицание, после которого последовала тирада на непонятном языке с явной издёвкой в интонации. Обращались ко мне, так как несколько раз прозвучало "Илидис".
        Кто-то рывком поднял мою голову за волосы и произнес в лицо что-то вроде "Очухался, гадёнышь!" только на какой-то смеси полурусского с совершенно незнакомым. Я пытался разлепить глаза, приложив неимоверное усилие - до обострившегося головокружения, но разглядеть что-то кроме смутного пятна не получилось. Меня снова дернули за волосы, но я лишь героически вновь потерял сознание...

***
        Белесые пряди облаков с сумасшедшей скоростью струятся по матовой глади темно-фиолетового неба. Облака словно напитаны светом. Небо - веет запредельным холодом... Под небом - чернильная пустота, никакой земли, никакого горизонта.
        - Что ищешь здесь? - Голос тих, слегка вкрадчив.
        - Не знаю... - Ответил глухо, еле слышно себе самому. - А что обычно ищут?
        - Зачем бояться? - Вопросом на вопрос.
        - Я не боюсь...
        - Не здесь. Боишься там...
        - А как иначе?
        - Попробуй без него.
        - Кого?
        - Без страха.
        - Я.... Не могу. Страх помогает выжить.
        - А жить?
        Я молчу, не зная, что ответить. Облака свиваются в одну светящуюся полосу, словно древко копья, от края до края...
        - Страх порождает недоверие. - Продолжает голос. - Недоверие - ненависть, Ненависть - агрессию...
        - Таковы люди...
        - Не только они. - Перебил нетерпеливо. - Но и миры.
        - Миры?
        И вместо ответа строки:
        "Без сердца зарок,
        Лишь тьма на порог,
        И светом зажги
        Начертанный срок"

***
        Я очнулся от встряски, что тошнотворной болью отдалась в голове, перед глазами всё плыло. Попытался сфокусировать взгляд, прислушаться к себе и понял, что руки и ноги свободны, а сам я лежу в крытой повозке, которую немилосердно трясет на ухабах. Из-за неплотно прикрытого полога доносится скрип колёс и вялая ругань. После очередного сотрясения средневековой конструкции передвижения я понял, что сейчас блевану и, превозмогая противную слабость во всём теле, рванулся к пологу и до половины перевалился за низкий бортик повозки.
        - Ого! - Нарочито радостно воскликнул ехавший в пяти шагах за повозкой закутанный во всё грязно-серое всадник. - Живой всё-таки! Ты смотри! Эй! Ты чего творишь?! - Нечаянная радость его резко сменилась праведным гневом.
        Но мне было всё равно, меня выворачивало до чугунной тяжести в башке и "острых соплей" в горле. Арьергардный еще чего-то поорал и заткнулся; повозка встала.
        Когда рвать в раскисшую грязь дороги стало нечем, даже желчью, меня отпустило и я в изнеможении сполз на покрытый соломой дощатый настил дна повозки. Однако давать отдыхать мне никто не собирался; полог резко ушел вверх и в мутно-светлом проёме нарисовался широкоплечий темноволосый воин всё в тех же серых одеждах, только с открытым обветренным лицом и таким пронзительно-тяжелым взглядом, что становилось сразу понятно это - Вожак. Именно так - с большой буквы "В". Всё в его фигуре, взгляде, поджатых губах говорило о том, что попадать в его поле зрения, а тем более переходить дорогу опасно чрезвычайно. Смертельно.
        Без лишних слов и прелюдий он просто схватил меня за шиворот рубашки и выдернул из повозки с той легкостью, с какой детки тискают хорошеньких котяток и щеночков. Пока я барахтался в грязи, пытаясь встать, меня вновь вздёрнули за шиворот и швырнули в сторону от проложенной колеи - на относительно чистую и мокрую от недавнего дождя траву, почти у самых стволов деревьев, обступившего нашу крохотную кавалькаду, леса.
        Их оказалось трое - облаченных в серое представителей элитной Имперской гвардии, а в простонародье - ухарей или сероплащников, и сейчас они нависали над распростертым в мокрой траве мной в практически глухой чащобе леса, вдалеке от населенных пунктов и оживленных дорог.
        Животный страх за собственную жизнь и целостность физического тела скрутил меня до дрожи в конечностях и до неспособности адекватного мышления. Однако задаваемые мне вопросы я различал и понимал:
        - Сам сядешь или помочь? - Стальным голосом поинтересовался Вожак, слегка приподнимая меня за ткань рубашки.
        - Сам... - Просипел я, с натугой выталкивая слова из опухшей глотки и кое-как принимая сидячее положение.
        - Слушай сюда. - Продолжал Вожак. - Сейчас отвечаешь на вопросы, кратко, правдиво, быстро. Понял?
        - Понял. - Проблеял я, кивнув для верности.
        - Это радует.
        - Эрегот! Подойди! - Приказал он одному из подчиненных.
        Названный воин приблизился, чуть прихрамывая. Я с удивлением узнал того самого "старшего", с которым схлестнулись в глухом дворе в Вышинске. Эрегот молча обошел меня, застыв за спиной, в следующую секунду сзади послышался шорох извлекаемого из ножен клинка.
        - Приступим. - Коротко бросил Вожак. - Таиться ни к чему. Меня зовут Перегонт, я сотник Чрезвычайной Императорской Службы и особым императорским Указом призван разобраться в возникших проблемах в южных пределах Империи, сиречь - Элмор, Изимор, Уттор и иже с ними. Насколько нам стало известно, что один из Артефактов Разрушения, а именно - так называемый Перстень Бордвика после устранения носителя, то есть самого Бордвика, не перестал эманировать, но напротив, лишь усилил своё влияние на тонкие потоки.... Ээээ.... В Бездну изящную словесность! - Вдруг сплюнул сероплащник. - Перстень до сих пор действует и сейчас он ещё опаснее для Империи, чем был до этого! И всё дело в новом носителе. То есть в тебе!
        Я невольно шарахнулся в сторону от ставшего вдруг колюче-злым взгляда имперского сотника, но сзади в основание шеи мне уперся холодный клинок Эрегота, который, видимо, был бы не против поквитаться со мной.
        - Э-э...это как? - Промямлил я.
        Перегонт неуловимым движением схватил меня за отворот рубашки и притянул вплотную к своему лицу, буквально буравя мои глаза стальным взглядом.
        - Ты откуда будешь, неприкаянный? - Тихо, но так, что слова пудовыми молотами бухали по ушам, проговорил сероплащник. - Твои следы берутся из ниоткуда, а путь пропитан кровью и эманацией Перстня!
        - Так... Это... Я ж сказал уже в-вашим... ээээ.... Людям. - Продолжал мямлить я. - Из другого мира я. Из другого города... Блин...
        Лицо Перегонта окаменело, он резко встал и коротко бросил третьему ухарю, стоявшему поодаль и занимающимся лошадьми: "Доставай".
        Эрегот вышел из-за спины, закрывая обзор и не давая рассмотреть приготовления, которые велись явно по мою душу.
        - Где же твоя сила и натиск, Погибель Бордвика? - Спросил он, усмехаясь.
        Как ни странно, но я потихоньку приходил в себя, нет, страх остался, но это был страх неопределенности наиближайшего будущего, но исчез тот животный, стадный страх, мелкий страх за свою душонку. В висках всё также бухала кровь пополам с адреналином, но мысли прояснялись, а руки уже почти не тряслись.
        - Хотелось бы и мне знать. - Проворчал я в ответ. - А то как-то уж очень... не хватает... их.
        Эрегот лишь улыбнулся, немного грустно и даже почти сочувствующе и просто, без изысков, пнул меня ногой в лицо. В глазах потемнело, болью резануло в левой скуле, на фоне тьмы заплясало мелкое крошево искорок, но каким-то чудом я остался в сознании и лишь упал навзничь.
        - Эрегот! - Резко одернул, подходя к нам, своего подчиненного сотник.- Счёты сведёшь потом, а сейчас он мне нужен с целой головой!
        - Виноват, не сдержался! - По-строевому отчеканил Эрегот и отошел в сторону по знаку командира.
        - Поднимайся! - Уже мне скомандовал Перегонт. - У нас впереди еще долгий разговор.
        - Да уж.- Невесело рассмеялся я, с трудом и натужным кряхтеньем придавая своему телу более-менее вертикальное положение. - Дисциплинка у твоих чё-то не очень. Хромает.
        - Смотри, Илидис. - Вместо ответа Перегонт ткнул мне в глаза маленькую склянку с бурой жидкостью. - Говорю тебе, чтоб ты сам себе же не навредил, а я получил наиболее полную и точную информацию. Это "Слеза правды", слышал о такой?
        В его тоне была та пугающая уверенность известности данного препарата, что он в удивлении даже округлил глаза, когда услышал в ответ моё сбивчивое: "Н-нет...".
        - Ну ничего. - Почти по-отечески ответил он. - Как раз по себе узнаешь. Но, так и быть, посвящу тебя в его "тайны", чтоб знал, что тебя ждёт.
        - Так вот. - Продолжил Перегонт после короткой паузы, с преувеличенным вниманием "опера" разглядывая моё лицо с его неконтролируемой мимикой. - Тот, кто этой "слёзки" слизнёт, тот соврать не сможет, как бы ему ни хотелось. Всю правду расскажет, какая бы она ни была. Вот только бы не умер допрашиваемый к концу допроса.
        От таких слов в районе поджелудочной неприятно кольнуло, пытаться сохранить лицо получалось всё сложнее, если получалось вообще.
        - Так что, пей. - Просто сказал Перегонт, без лишней суеты хватая меня за горло и вливая в глотку противно-обжигающую жидкость.
        Лёгкие будто сдавило тисками и присыпало сверху пылью, в следующий миг "Слеза" добралась до желудка, обожгла слизистую и жаркой дурнотой прокатилась по всему телу, ударив в голову и обволакивая колючей тяжестью опухший язык.
        - Пожалуй, приступим. - Сквозь внезапно появившийся свист ветра донёсся расплывающийся грохот полу-знакомого голоса. По-моему это был.... этот... как его. . Перегонт...
        Дальше была круговерть из кроваво-красных пузырей и шаров, чей-то голос коротко и строго задавал вопросы, слова прорисовывались в голове светящимися чёткими буквами....
        Если назвать это "вечностью", будет всё равно слишком мало. Это продолжалось вечность и ещё чуть-чуть... До тех пор, пока перед глазами не взорвалось лохматой амёбой золотое облако....
        Глава 15.
        Как я потом узнал, после такого своеобразного метода допроса, меня ещё и опоили какой-то опиумноподобной дрянью и потому я долгое время пребывал в вязком тумане полудремотного забытья пока меня со связанными руками верхом на смирной кобыле конвоировали всё дальше на север.
        Дорога слилась в узкую полоску чавкающей грязи под копытами впереди скачущих лошадей, в облепленную засыхающими комьями пены густую гриву, в которую я постоянно утыкался всей поверхностью своей бородатой морды.
        Вечерами в голове потихоньку прояснялось, и тогда организовывался короткий привал, меня стягивали с седла и вновь Перегонт учинял расспросы с применением "Слезы правды".
        Сколько прошло дней, сказать не решусь, по-моему, это был четвёртый по счету допрос. Вновь пронеслась череда совсем малоприятных ощущений после приема "Слезы", вновь я погрузился в жаркую дурноту транса и уже привычно забубнил свои вопросы Перегонт...
        Вроде всё как обычно. Однако я подметил, что какая-то часть моего сознания осталась на плаву, и я даже смог худо-бедно оценить своё положение и выяснить примерное местонахождение каждого из трёх своих конвоиров...
        Также по прошествии еще некоторого времени допроса я стал различать и осознавать слова, что слетали с губ сидящего напротив, словно каменное изваяние, имперского сотника. Различить удалось немного, однако общую картину я для себя нарисовал. Перегонта интересовало в основном, кто я и откуда взялся, но и по моим интересам и предпочтениям пройтись не забывал.
        Пребывание в таком полусознательном состоянии продолжалось недолго, в какой-то момент я вновь потерял контроль над происходящим и очухался (да и то не полностью) лишь на скачущей кобыле ...
        Как всё это время я справлялся с естественными потребностями организма по очищению от шлаков, могу лишь догадываться - видать пришлось-таки элитным воинам на время переквалифицироваться в санитары.
        Раскисшая дорога, покосившийся плетень, грязные стены захудалых домов - всё это смешалось в какую-то рваную киноленту.... Помню бледное лицо какого-то маленького мальчика, который почему-то смотрел на меня с жалостью и робкой улыбкой... Он что-то протягивал мне в худеньком перепачканном кулачке... Я пытался приветливо улыбнуться; наклонился с седла, протянув связанные руки... Что-то легло в мои сложенные корабликом ладони....
        - Эй! - Откуда-то из забитого ватой далёка раздался гневный оклик. В следующий миг мне на голову обрушился жесткий удар, и я свалился лицом в грязь уже отключившимся.

***
        Очнулся я с шумом в ушах и каруселью в голове, вновь был вечер, в сгущающейся промозглой тьме шумели черные деревья, робкие звездочки мигали в тёмно-фиолетовой кисее.
        Собрав остатки сил, я сел, прислонившись спиной к влажному осклизлому древесному стволу. Всё вокруг кружилось то замедляясь, то ускоряясь, воздух с трудом проталкивался в легкие, словно пресный кисель. Я попытался отереть лицо, но связанными затёкшими руками сделать это было крайне проблематично. Что-то лежало в моих сведенных судорогой сложенных вместе ладонях; словно молния полыхнула в истерзанной голове - настолько отчетливо вспомнилось мне бледное перепачканное личико того мальчишки...
        Света было мало, я поднёс руки вплотную к глазам: что-то твёрдое и шершавое на ощупь покоилось в моих ладонях.... Это была грубо вырезанная деревянная фигурка какого-то животного... Превозмогая дурноту, я напряг зрение до рези и боли в глазах...
        Я затрясся в беззвучном смехе, откинувшись назад - в моих ладонях лежала фигурка барашка. Почему-то стало смешно и одновременно тепло на душе. Этот мальчик отдал мне, наверно, самую любимую свою игрушку, а вполне возможно, что и единственную. Чистая душа. Он увидел, что дяде плохо и захотел как-то помочь ему, чтоб тому стало хоть немного легче.
        А смешно мне стало от того, что ни к селу, ни к городу я вдруг вспомнил, что сам родился в год барана, и увидел во всём этом некий знак - два барана нашли друг друга и подыхают сейчас в безлюдной глуши.
        В горле встал ком, на глаза навернулись слёзы. Порой я бываю охренительно сентиментальным. Благо, что длится это лишь секунды...
        - Прекрасно. - Резанул над самым ухом знакомый уже голос. - Твоя голова крепче, чем кажется.
        Перегонт буквально сгустился непроницаемым чёрным пятном в неверном свете, он сел передо мной на корточки и придвинул своё лицо максимально близко к моему.
        - Страшно тебе, Илидис? - Промолвил он - негромко, но с полновесным железом в голосе. Не дождавшись ответа, он продолжил:
        - Конечно, страшно. Чужой мир, чужой воздух, чужое небо. - От этих слов я слегка вздрогнул. Перегонт бледно усмехнулся правым уголком рта - в темноте я как-то умудрился это рассмотреть. Мы опять немного помолчали.
        - И ты для него чужой. - Внезапно произнёс он. - Чужой и опасный, тем более с этим Перстнем. И я, не смотря на то, что столько раз подряд использовал "Слезу", до сих пор почти ничего не знаю о тебе.
        - Я что, мало говорил во время этих допросов? - Иронично-удивлённо спросил я.
        - Да как раз наоборот. - Задумчиво произнёс Перегонт. - Говорил ты много и часто, только не понятно на каком языке. Вроде на знакомом, даже отдельные слова понятны. Но вот всё вместе - сущая нелепица.
        Тут он распрямился и схватил меня за шиворот, поднимая вслед за собой:
        - Пошли-ка, ещё потолкуем! - Неожиданно зло рявкнул он. - Заодно расскажешь, как ты Тирику его же рёбра ему в сердце вогнал!
        - К-какому Тирику? - Ошалело пробормотал я, пытаясь поспеть за тащившим меня за ворот плаща Перегонтом и заодно не споткнуться о торчащие корневища.
        Вместо ответа он швырнул меня к беспечно потрескивающему костру, рядом с которым сидел один из сероплащников. Пока летел, я вдруг понял, о ком шла речь.
        - Вышинск. - Просипел я, выплёвывая изо рта комок мокрой земли. - Тот молодой ухарь... в Вышинске.
        Перегонт не ответил, он просто подошел, схватил меня за глотку и влил туда очередную порцию поганой сыворотки правды.
        Вновь пыльный огонь вывернул меня наизнанку, серия микровзрывов прошлась по венам.... Затем вспышка и тьма....
        Если верить внутренним ощущениям, то очнулся я довольно быстро, и обнаружил себя отвечающим на какой-то очередной вопрос, заданный стоящим напротив меня Перегонтом.
        Слова против моей воли срывались с губ, какая-то сила колючей волной выталкивала их из меня. Мой затуманенный блуждающий взгляд встретился со сталью глаз Перегонта и он вздрогнул, осёкшись на полуслове. Рой полутонов чужих настроений и переживаний ворвался в мой мозг. Не знаю, как это правильно назвать, потому назову эти ощущения ментальными запахами, которые на какие-то мгновения заполнили всё моё восприятие окружающего.
        Перегонт быстро взял себя в руки и я почувствовал нарастающее в нем раздражение и злость, причем почувствовал по всё тем же ментальным запахам. Допрос возобновился, но теперь я был практически в сознании, мало того, теперь я и сам мог чувствовать настроение и состояние оппонента, мог уловить правдивость его интересов; вот только контролировать себя и свои ответы я не мог.
        Вопросы сыпались один за другим, я отвечал на автомате, не вслушиваясь ни в сами вопросы, ни в мои ответы на них; я смотрел, не отрываясь в глаза сотнику и, чувствовал, как просачиваюсь сквозь них, за них - в чёрные бездны чужого сознания и даже глубже...
        В какой-то миг я вновь отключился, потому что обнаружил себя лежащим лицом в мокрой земле, и кто-то из двух подчиненных Перегонта растирал перед моим носом щепотку чего-то жгучего и одновременно тонизирующего. Я громко чихнул и сел, с удивлением обнаружив, что в голове моей ясно и почти спокойно.
        Костёр мирно потрескивал, выбрасывая во влажную темноту снопы маленьких искорок, ветер шумел в кронах ночного леса, где-то поблизости похрапывали стреноженные лошади, чуть справа между мной и костром нависала громада напряженной фигуры Перегонта.
        - Эрегот, Свен! - Властно бросил он в темноту. - Седлать лошадей! Телегу бросить здесь, всё лишнее тоже! Выдвигаемся немедленно!
        Две бесшумные тени мелькнули в отсветах языков пламени и растворились в темноте.
        - Ты же не видел её ... труп. - Негромко, но отчетливо проговорил я, глядя в скрытоё тьмой лицо Перегонта. - Так отчего же ты веришь в её смерть?
        Перегонт дёрнулся и выпрямился во весь рост, кладя руку на рукоять меча, даже во тьме я видел, как блеснули огоньки гнева в его глазах.
        - Хель-да. - По слогам произнёс я сокровенное имя, за которым скрывалось столько горечи и боли.
        - Откуда?! - Зло прошипел Перегонт, медленно вытаскивая из ножен меч. - Да кто ты такой?!
        Что я мог ответить, если сам не знал, как это у меня получилось - влезть в его подсознание и наткнуться там на один из задавленных титаническим усилием страхов.
        Перегонт порывисто схватил меня за шиворот, поднял и встряхнул как тряпичную куклу, приставив остриё меча к моему горлу.
        - Что ты можешь знать, тварь?! - Уже не таясь, орал он, брызжа слюной. - Откуда ты вообще можешь это знать?!
        Я прямо-таки услышал, как хрустит моя кожа на шее, прокалываемая сталью клинка, почувствовал, как кровь быстрым ручейком струится, пропитывая мою одежду вплоть до кроссовок.
        Понимая, что вполне возможно сейчас меня могут убить, я, скрывая животный страх, возопил:
        - Я - Погибель Бордвика! Я - Хозяин Перстня! Мне подвластно многое, что тебе не объять!
        В обуявшем меня ужасе я перешел на высокопарный слог, уподобившись настоящим героям настоящих романов.
        - Если бы я по-настоящему хотел, я бы испепелил всё в округе в радиусе километра! Если я позволил себя схватить, значит это мне нужно! Можешь попытаться сейчас убить меня! И тогда посмотришь, что из этого выйдет!
        Мне показалось, что такая эскапада возымела действие, глаза Перегонта расширились, сам он в замешательстве чуть опустил меч и ослабил хватку. Краем глаза я заметил, как с противоположных концов поляны выскочили Эрегот со Свеном, сжимавшие в руках алые от отблесков костра обнаженные клинки.
        Перегонт отпустил меня и отступил на шаг, оттирая лоб. Я судорожно вдохнул пропитанный промозглой влагой воздух и решил наращивать свой успех:
        - Перегонт! - Взвизгнул я, изо всех сил стараясь не впасть в истерику и скрыть дрожь в ногах. - Развяжи мне руки! Быстро! Дай коня и верни все мои вещи! И тогда я забуду всё, что произошло за эти несколько дней!
        Сотник поднял глаза, сам он весь как будто стал меньше - ссутулился, сгорбился, в отсвете костра лицо его показалось постаревшим на десяток лет, глаза казались выжженными на листе бумаге дырами.
        - Ты слышал меня?! - Мой голос срывался, да и сам я был на грани припадочного обморока. Почему молчал Перстень - было для меня неприятной загадкой. Почему же раньше он проявлял себя в подобных ситуациях?
        Перегонт подошел ко мне, схватил за стягивающие мои руки верёвки и перерезал их своим мечом. Невольный вздох облегчения сорвался с моих губ, кисти рук занемели и я принялся усиленно их растирать.
        - Илидис. - Негромко промолвил Перегонт. - Волею провидения, либо по другой чьей-то воле, ты стал носителем Перстня. Древние силы дремлют в тебе - безумные и беспощадные.
        "Прям про русский бунт рассказывает" - мелькнула в голове ироничная мысль. Уверенность потихоньку возвращалась ко мне, вроде бы ситуация была практически под контролем.
        - Но я не могу позволить оставить тебя в живых. - Неожиданно продолжил Перегонт. - Даже вопреки Имперскому указу...
        Не успел я ни удивиться, ни испугаться, как тускло блеснула сталь, и живот взрезало мгновенной жгучей болью, на ноги плеснуло чем-то горячим. Послышался мокрый шлепок и ноздрей коснулся противный затхло-сладковатый запах. Я в немом изумлении скосил глаза вниз и увидел под собой огромное черное пятно выплеснувшийся крови и собственные вывалившиеся дымящиеся кишки. Я вновь поднял глаза и встретился взглядом с Перегонтом. Он был бледен, но решительно хмур, как бывает хмур только человек, который уверен, что сделал непростой, но правильный выбор.
        Я смог только лишь вопросительно прохрипеть и последнее, что почувствовал - внезапно прыгнувшая в глаза земля и смертельный холод, стиснувший еще бившееся сердце....
        "Я убит" - была последняя моя мысль...
        Книга 2.
        Глава 1.
        Тёмно-серый цвет заполнил всё пространство - от края и до края, воздух казался осязаемым и подёрнутым рябью. Откуда-то из-под меня время от времени просачивались слабенькие блики бледно-сиреневого цвета.
        "Аааааа?" - пронеслись бессвязные мысли - "Что со мной? Где я? Я же погиб! Неужели это чистилище?"
        Неожиданно по телу прошла вибрация, усиливаясь и почти сразу же затихая. Одновременно с вибрацией прокатился грохот, смягченный каким-то препятствием.... Пространство вокруг меня заколебалось, слегка закачалось и успокоилось.
        Я застонал и сел. Странно, но ничего не болело и не беспокоило, и застонал я скорее по привычке, чем причинно. Во рту был кислый вкус окровавленной стали и вдруг я осознал первое своё желание - захотелось пить. Только я подумал об этом, как бледно-сиреневое свечение стало чуть интенсивнее и ярче. Я невольно скосил глаза вниз... И забыл от ужаса все слова, мысли и желания! Свет исходил от собственных кишок, вывернутых наружу из вспоротого живота. Это было дико, ужасно, отвратно, нереально. Но это было!
        Я в тупом недоумении пялился на то, каким чудным, почти уютным светом пульсируют в этом серо-тоскливо-холодном пространстве мои собственные кишочки. Причем, я не чувствовал никакого дискомфорта, мне не было ни капельки больно, мне не было даже холодно и сидеть я мог в любой неудобной позе - я почему-то твёрдо знал, что ноги у меня не затекут.
        Я в потрясении откинулся назад и почувствовал, как моя спина упёрлась в слегка шершавую стену... И сразу же всё окружающее пространство превратилось в небольшую каморку, наполненную серым светом, снаружи порой доносились какие-то звуки.
        Я решил осмотреться, а в помощь зрению использовал собственный сиреневый свет. Сама каморка была по несколько шагов в длину и ширину, справа от меня проступил силуэт стула с высокой спинкой, я подошел ближе: на стуле валялся скомканный куль грязно-бежевого плаща, рядом, на полу была рассыпана куча различного мелкого мусора. В противоположной стене по светло-серым полоскам по периметру обнаружилась дверь...
        "Неудобно будет выйти на улицу с неприкрытыми кишками" - отстраненно подумал я и накинул на плечи найденный плащ. Пуговиц не было, и потому я пошарил в карманах в поисках ремешка, пояса либо чего-то подобного, чтобы как-то прикрыть свою "срамоту".
        В правом кармане рука нащупала листок бумаги, который я, естественно же вытащил наружу и поближе к свету: это оказалась записка, в которой, как мне показалось, знакомым почерком было написано следующее: "Надень этот плащ и выходи на улицу. Поверни сразу налево и иди вниз по улице вдоль трамвайных путей. Дойдёшь до моста "Макс унгер цвайде". Свернёшь направо и пройдёшь пять кварталов. Врача зовут Кнут фон Вольфштайн. Адрес: Эрдбург-штрассе,
27.". Ничему уже не удивляясь, я накинул плащ, предварительно свернув свои светящиеся кишки в аккуратный клубочек и, по возможности, запихнув их обратно в страшный разрез в животе. Однако всё ж таки пришлось одной рукой поддерживать их, чтоб не вывалились и не запутали мне ноги.
        Я толкнул дверь и вышел наружу...
        Уютный медово-серый свет обрушился на меня с небес. Вообще здесь преобладали все оттенки серого: булыжная мостовая, стены невысоких домов, немногочисленные прохожие отливали насыщенно-серым; закутки, переулки, углы зданий - буквально врезались в пространство тёмно-серым.
        Мимо прошла высокая дама средних лет в элегантной серебристо-серой шляпке. Её породистое надменное лицо казалось высеченным из гранита, но сама она казалась выцветшей, словно иссеченная временем деревянная колода... Уж не спрашивайте, откуда у меня взялось такое сравнение.
        Придерживая полы плаща, я двинулся, как и советовалось записке, влево - вниз по узкой улочке. Я шел, словно сквозь легкую сероватую марь, казалось, что сам воздух здесь соткан из мельчайших серых капелек. Однако на душе было на удивление легко и спокойно, словно после долгих опасных скитаний я попал на станцию пересадки с длительным ожиданием, где "всё включено" и не надо думать ни о чём, тем более - о насущном.
        Сзади послышался лязгающий грохот, по телу волной вибрации пробежала дрожь. Я невольно оглянулся, прижимаясь к стене трёхэтажного дома с островерхой крышей. Перевалив через укатанный в булыжник гребень, в мою сторону нёсся бело-серо-бледно-черный трамвай сглажено-округлой формы с кругляшами отключенных фар.
        Я улыбнулся, провожая его взглядом - словно встретил давешнего доброго приятеля; в окнах мелькнули размытые силуэты, на задней подножке беззаботно устроилась непривычно тихая детвора.
        Трамвай прогрохотал мимо, и я продолжил свой путь по узким улочкам необыкновенно тихого города, в котором скопились все оттенки серого со всей обитаемой Вселенной.
        Минут через пятнадцать я дошёл до упоминаемого в записке моста - большого, широкого, выгнувшего свою мощную спину через тягучую речку тёмной воды; на фронтальных парапетах восседали гордые готично-фантастические животные из тёмно-серого камня. Как и предписывалось, я свернул направо и двинулся по пешеходной части булыжной мостовой, огороженной аккуратненьким таким, почти что декоративным поребриком. Прохожих было мало и все тихи и молчаливы, пару раз мимо неторопливо прокатили местные автомобили - вытянутые, высокие, на узких колесах.
        Дома, ограничивающие улочку, по которой я двигался, стояли почти сплошной стеной и были они невысоки и уютны, не смотря на засилье серого цвета - словно сошли с выцветшей фотографии девятнадцатого века. Я шёл и внимательно смотрел на тускло-серебристые таблички на стенах домов, вчитываясь в названия улиц, написанных латинскими буквами в облегченном готическом стиле.
        Нужный дом оказался на перекрестке улиц и был необычайно высок для местной архитектуры - четыре этажа, плюс вытянутая вверх крыша, крытая шершаво-серой черепицей. Осторожно поддерживая норовящие выскользнуть кишки, я поднялся по мраморным ступенькам и дернул за свисавший шнурок. Где-то в глубине дома раздался хрустальный перезвон колокольчика.
        Пока мне открывали дверь, я успел изучить прикрученную к дверям табличку, на которой витиеватым почерком явно были нанесены все звания и регалии доктора Вольфштайна.
        - Да? - Бесцветным голосом произнесла молодая женщина с бледным лицом, выглянув в приоткрытую дверь.
        - Мне нужен доктор Вольфштайн. - Ответил я. - У меня серьезная рана. Прям кишки наружу.
        Женщина ничего не ответила, просто приоткрыла дверь пошире, впуская внутрь. Она вела себя так, будто уже давно привыкла к таким вот посетителям.
        - Идите прямо, он у себя в кабинете. - Сказала женщина мне в спину, поднимаясь по лестнице на второй этаж.
        Я последовал инструкции и двинулся прямо по просторному коридору, упиравшемуся в широкие светло-серые двери с непрозрачным матовым стеклом вместо деревянного полотна.
        Осторожно придерживая под плащом осклизлый клубок, я постучал в дверное стекло.
        - Кто там? - Донесся сильный, чуть раздраженный голос. - Открыто!
        Я распахнул створку и вошёл внутрь. Сильный медикаментозный запах вдарил по мозгам через ноздри. Моему взору предстал синтез лаборатории средневекового алхимика с современной операционной комнатой: горы колб с горящими спиртовками под ними, кусочки какой-то органики, несколько скелетов неведомых зверушек, металлические держатели с целой батареей мензурок, высокоточные весы с порционной ложечкой...Всё это громоздилось на широких столах, стоящих по обе стороны от входа.
        В противоположном конце рабочего, даже не кабинета, а зала располагался широкий крепкий стол из темного дерева, заваленный бумагами и заставленный различными канцелярскими принадлежностями. За столом восседал полный бледнолицый мужчина с густой копной тёмных взъерошенных волос и окладистой бородой, одет он был в чистый медицинский халат серебристого оттенка.
        - Кто вы? - Неприветливо буркнул он, зыркнув на меня поверх очков в тонкой оправе.
        - Я? - Тупо переспросил я. - Денис.
        - Очень информационно. - Саркастически ответил доктор, откидываясь на спинку стула и постучав пальцем по раскрытому толстому журналу с записями.
        - Так всё же, - Продолжил он деловым тоном. - Откуда и по какому вопросу вы явились сюда.... Денис?
        - Да вот, - Ответил я, распахивая плащ и слыша, как с мокрым шлепком упали на пол собственные кишки, - Не могли бы помочь мне рану зашить...
        Доктор привстал со стула и подался вперёд, придерживая очки, на его лице отобразился живейший профессиональный интерес.
        - Так-так-так.- Зачастил Вольфштайн. - Очень интересно. Теперь всё понятно.
        Он порывисто встал и, взяв меня за плечо, подтолкнул к двери слева от стола:
        - Давайте-давайте, проходите, раздевайтесь, ложитесь на операционный стол. - Скороговоркой выпалил доктор, заходя за ширму, откуда через секунду донёсся шум воды - Вольфштайн явно проводил дезинфекцию рук, готовясь к проведению хирургической операции.
        - Простите, доктор. - Сказал я, снимая с себя одежду и осторожно укладываясь на операционный стол, поддерживая свои мерцающие внутренности. - А руки для чего моете? Я полдня шляюсь с пузом наизнанку и, если бы мог, то давно бы уже подцепил бы какую-нибудь заразу и подох бы.
        - Так знаю и потому больше о себе беспокоюсь. - Ответил доктор, выходя из-за ширмы, и протирая руки спиртосодержащим раствором. - Мало ли какую вы заразу принесли с собой, скитаясь между мирами, голубчик. Да и привычка, знаете ли.
        Я даже как-то и не особо удивился реплике этого толстячка насчет скитаний меж мирами, это я уже воспринимал почти как данное. В операционную незаметно вошла помощница Вольфштайна - та самая женщина, что впустила меня, облачена она была в светлый длинный халат, завязывавшийся со спины. Такой же халат успел натянуть на себя и сам Вольфштайн, и сейчас помощница помогала ему с завязками.
        - А вы постарайтесь-ка заснуть, чтоб нам не мешать. - Как бы между делом произнёс доктор, надевая одноразовые перчатки и что-то вполголоса обсуждая с помощницей.
        - Да как же я... усну?- Пробормотал я, чувствуя, что уже засыпаю. Веки отяжелели буквально за несколько мгновений, страшная усталость вспрыгнула мне на грудь и придавила мягкой, но тяжёлой лапой...
        Никаких снов и видений меня не посещало, я просто вырубился и казалось, что лишь закрыл и почти тут же открыл глаза; однако внутренние часы намекали, что прошло не так уж мало времени - чувствовал я себя весьма отдохнувшим.
        Я с наслаждением потянулся и сел, осматриваясь и оценивая помещение, в котором пребывал. Комнатка казалась довольно уютной, не смотря на невеликие размеры; в правой от меня стене находилось большое двустворчатое окно, через которое вливался пасмурно-медовый свет, отчего всё окружавшее пространство казалось слегка нереальным.
        Помимо кровати, на которой я восседал, в комнатке из всей мебели находились лишь стул с высокой спинкой и овальный столик. Из приоткрытого окна доносился приглушенный грохот, курсирующего по этому "Городу Тишины", трамвая да слабый ветерок слегка шевелил прозрачные занавески.
        Скрипнула дверь, впуская внутрь толстячка доктора в светлом халате и в поблескивающих очках.
        - Проснулся. - Безо всякого выражения констатировал он, садясь на стул. - Поднимите рубашку.
        Я молча повиновался, задирая больничную рубаху так, чтобы Вольфштайну лучше было видно в таком скупом освещении.
        - Не беспокойтесь. - Сказал он, будто прочитав мои мысли. - Мне всё прекрасно видно.
        Я скосил глаза вниз, пытаясь разглядеть результаты операции, но с такого угла обзора мало что можно было рассмотреть.
        - Ну что ж. - Промолвил доктор после нескольких минут осмотра. - Всё в полном порядке. Постепенно жизнь вернется к вам вместе с чувствительностью и болью. А пока вам прописан постельный режим.
        - А как это понять: жизнь вернётся? - Спросил я, услышав такую странную фразу.
        Вольфштайн усмехнулся:
        - А вы что думаете, после таких страшных ран обычный неразвитый человек может выжить? Да еще и разгуливать по улицам с собственными внутренностями в охапку?
        - Неразвитый? - Переспросил я. - Что это значит?
        - Слишком много вопросов разом. - Ответил доктор, вздыхая. И тут же внезапно спросил:
        - Насколько вы используете свой мозг?
        - В каком смысле?
        - В самом прямом, голубчик. Я так считаю, что процентов на пять-семь, максимум. Как и подавляющее большинство разумных существ. Стоит кому-то научиться использовать чуть большие резервы своего мозга, как в глазах других он начинает казаться высшим существом, хотя им и самим доступно это.
        - Ну а как же я тогда выжил? - Спросил я, когда в разговоре появилась пауза.
        - Всё благодаря вашему кольцу. - Ответил Вольфштайн вставая. - Не потеряйте его, оно вам ещё пригодится.
        Я автоматически взглянул на кисть своей правой руки и в удивлении почувствовал, как у меня округляются глаза, а брови полезли на лоб. Перстень стал видимым! Он обрел форму и теперь находился на моём пальце в виде массивного золотого ободка с утолщением под угольно-черный камень и с непонятной гравировкой в виде миниатюрных сцен с людьми и животными, переплетающихся с письменами в виде вязи и рун.
        Наверно я был настолько поражен, что Вольфштайн усмехнулся:
        - Не удивляйтесь так, здесь возможно всякое. Ну, оставляю вас, попытайтесь-ка ещё вздремнуть, сейчас сон вам просто необходим.
        Вновь скрипнула дверь, выпуская доктора, а я вдруг снова почувствовал, как слипаются мои веки...
        Глава 2.
        Так, в благотворном безделье я провел много времени, трудно сказать, сколько именно, ибо в этом городе не было смены суток - лишь вечный полумрак, пропитанный колдовским пасмурно-медовым светом в крупную рябь. Но мне надо было хоть как-то классифицировать показатели моих внутренних часов, и потому я решил для себя, что с небольшой погрешностью прошло три дня. Тем более что за этот период меня три раза навещала молодая помощница доктора с бледным сосредоточенным лицом, привозя на столике на колесиках одну и ту же питательную субстанцию в виде тепловатой жидкой каши с нейтральным вкусом, но весьма, надо признать, сытную. Кормила она меня с ложечки, вытирая полотенцем иногда попадавшие на подбородок комочки каши, однако ничего эротичного или намекающего на предложение пойти дальше в этих действиях не было, так что отключите порочную фантазию, существа с маслянистыми мыслишками и похотливыми глазёнками.
        За период необходимого бездействия у меня было время как следует рассмотреть едва видимый аккуратный шов поперек всего живота, который периодически пульсировал болью, также я заметил, что моя кожа наливается теплым телесным цветом, потихоньку приобретая нормальный оттенок.
        Было время и на изучение Перстня, хотя само изучение свелось к чисто визуальному анализу. Однако даже и при столь скудном псевдонаучном подходе выявилась интересная штука: всякий раз, когда я принимался рассматривать причудливую гравировку, я замечал, что всякий раз она немного другая; менялись сцены, руны, надписи, пару раз я с удивлением обнаруживал знакомые буквы на золотом ободке.
        Когда подошло время четвертого по счету кормления, вместе с помощницей вошел и сам Вольфштайн.
        - Вы уже можете выходить на прогулки, любезный. - С порога начал он безо всяких предисловий. - Состояние у вас стабильно-хорошее с постоянным изменением в сторону улучшения.
        - И вам здравствовать, доктор! - Жизнерадостно откликнулся я, поудобнее усаживаясь в постели. - Прогулки это хорошо, надо бы конечности размять, а то я и в самом деле затёк уж весь.
        Помощница подала мне аккуратную стопку чистой одежды сдержанных светло-серых тонов.
        - Вы можете это сделать прямо сейчас. - Ответил Вольфштайн. - Облачайтесь и сходите, пройдитесь, ознакомьтесь с местными достопримечательностями, так сказать.
        Увидев, как я рассматриваю предоставленную одежду, Вольфштайн поспешил ответить на немой вопрос:
        - Ваши вещи скоро починят, и если захотите, то можете немного подождать и потом облачиться в них.
        - Да нет, всё хорошо. - Ответил я, отложив одежду. - Просто я привык одеваться сам.
        - Да, конечно. - Доктор взмахом руки отослал помощницу за дверь. - Только взгляну, как ведет себя наложенный шов, и вы будете сразу же предоставлены самому себе.
        Я привычно задрал рубаху, предоставляя доктору полюбоваться на дело рук своих.
        - Так, так, так. - С профессиональным интересом затараторил Вольфштайн, проводя кончиками пальцев по розоватой полоске шрама. - Чудесно. Скоро начнут тревожить боли, постепенно усиливаясь, но через короткое время сойдут на нет. Это не должно вас пугать, просто жизнь всё больше берёт своё, а я сделал для этого всё, что мог.
        Улица встретила меня слабым ветерком и всё тем же медовым свечением сквозь затянувший всё небо серый облачный покров. Улицы покрывал мягкий полумрак, ощущение пустынности не нарушали даже немногочисленные прохожие и редкие автомобили, а главное - неистребимое чувство спокойствия, хоть и слегка приправленное угрюмостью.
        Я решил прогуляться единственным знакомым мне маршрутом, описанным в той самой записке, так как чувство направления развито у меня, прямо скажем, не ахти. Дома провожали меня любопытными глазами серых окон, в которых порой промелькивало чье-то бледное лицо.
        Подходя к мосту, (как его там, "Макс унгер цвайге" кажется?) я встретил высокую женщину в длинном темном платье и светло-сером жакете, прогуливающуюся за руку с мальчиком лет пяти.
        - Смотри! - Воскликнул мальчик, тыча в меня пальцем. - Он не похож на нас! А откуда он?
        - Тише, Свени. - Бесцветным голосом ответила женщина.- Неприлично тыкать пальцем в прохожих. Дядя просто заблудился, он скоро уедет.
        - А куда? - Не унимался мальчик, заглядывая ей в глаза. - И почему мы не можем уехать? Я тоже хочу уехать. Там где у меня всё было другое...
        - Успокойся, малыш. - Устало отозвалась женщина. - Нам надо быть здесь. Может потом когда-нибудь, вместе или по-отдельности, мы уедем отсюда...
        И они прошли мимо, продолжая разговаривать про "странного дядю", про серый город, про возможный отъезд неведомо куда, но где "всё было по-другому". А я стоял как вкопанный, терзаемый смутными догадками и смотрел им вслед, пока они не скрылись за углом пятого от моста дома.
        - Что же это за город-то такой? - Невольно вслух задал я вопрос самому себе.
        Ответа, естественно не последовало, а бесцельно рассуждать просто ради рассуждений я не люблю, поэтому, задвинув подальше все свои потрясения и догадки, я решил просто погулять и поближе познакомиться с этим странным сказочным городом.
        Я прошёл обратно весь свой путь, когда брёл здесь скрывая под плащом собственные вываливающиеся внутренности. Дверь, из которой я тогда вышел, была довольно неказиста, с потрескавшимся полотном и облупившейся краской и располагалась посреди глухой стены хмурого покосившегося дома. Я подошёл вплотную к двери и постарался её открыть, надавив плечом и коленом одновременно, но тщетно, словно за рассохшимися деревянными планками не было никакого проёма, а всё та же непробиваемая каменная стена. Потянуть дверь на себя не было никакой возможности, ввиду отсутствия какой бы то ни было ручки, либо кольца, просунуть пальцы между дверью и стеной тоже не получилось. Создавалось полное впечатление бутафории, словно кто-то начал оформление театральной сцены, да так и бросил эти декорации на полпути.
        Сплюнув от досады, я продолжил свой путь дальше - вдоль трамвайных путей, которые вскорости вывели меня на широкий перекрёсток, где праздно шатающегося люду было не в пример больше, чем во всём остальном увиденном мной городе.
        Вновь прогрохотал неуклюжий трамвай, сделав остановку буквально в трёх шагах от меня и я, конечно же, не смог справиться с искушением, и не залезть в его металлическое нутро, так как с младых лет питаю к этому неповоротливому виду транспорта ни чем не обоснованную слабость.
        Как и ожидалось, салон был на три четверти пуст, бледнолицые пассажиры восседали на оббитых потертым дерматином сиденьях и молча пялились в окно. Я запоздало вспомнил, что местных денег у меня с собой нет, так что за проезд я вряд ли заплачу и придётся выпрыгивать на следующей остановке. Однако трамвай нёсся дальше, а ко мне никто не подходил за законной мздой, впрочем, и внимания на меня также никто не обратил.
        Трамвай мчался без остановок по улицам, подсвеченным мягким светом, мимо сумрачных домов и полуосвещенных площадей. Я ехал неизвестно куда в незнакомом городе, но почему-то не испытывал никакого беспокойства, словно знал, что не потеряюсь и обратную дорогу отыщу с лёгкостью, не смотря на врождённый талант теряться в трёх соснах.
        В отличие от немногочисленных пассажиров, безучастно уставившихся в широкие окна, я ехал стоя, держась за рябой в мелких кавернах от ржавчины металлический шест. В некоторых окнах верхние сегменты были открыты, и ветер Молчаливого Города врывался в салон и трепал мои отросшие волосы.
        В порыве нахлынувшего кайфа я закрыл глаза и подставил лицо струям этого призрачно-серебристого воздуха. А трамвай всё набирал скорость, уже с трудом вписываясь в повороты, чуть не задевая углы близко расположенных к путям домов; я сам уже с трудом удерживался на ногах, но даже не испытывал никакого опасения за собственную жизнь - мне просто было слегка неудобно...
        И всё же, когда я уже начал задумываться о необходимости остановки, заскрежетали тормоза, из-под колёс полетели искры, да так сильно, что некоторые из них забарабанили по окнам. Пришлось обеими руками вцепиться в шест, чтобы не навернуться.
        - За..батое торможение! - Тихо ругнулся я, выходя в резко распахнувшиеся двери.
        Стоило мне только ступить на серые булыжники мостовой, как за спиной раздался лязг закрывшихся дверей, и трамвай буквально с места рванул дальше по улице между шеренгами домов.
        - Симпатичное местечко. - Скептически произнёс я, вглядываясь в тёмный широкий проём между двумя домами, что маячил прямо передо мной. Будь это в любом другом мире или городе, то я бы сто раз подумал, прежде чем соваться в такое сомнительное место. Однако сейчас я чувствовал только всё усиливавшееся любопытство, словно мне было лет пять и каждый поворот, каждая игра светотени казались чем-то потусторонним, сказочным, но не таящими в себе никакой опасности, а наоборот - манящими, приглашающими в гости, предлагающими поиграть...
        Не раздумывая, я сделал шаг вперёд - навстречу сгустившейся темноте, в глубине которой вдруг замерцали редкие серебристые искорки, словно в сказке...
        Я вошел в арку между домами, будто нырнул в тёмную прохладную реку, струи воздуха коснулись моего лица, принеся запах августовских холмов у морских просторов. Я шёл дальше и в неверном свете, что вдруг зародился где-то далеко впереди, я заметил, что мои серые одежды вдруг стали тёмными, а за плечами затрепетали изломанные крылья плаща. Воздух сгустился передо мной, а пятно света стало больше, хотя яркости не прибавилось.
        Сырые каменные стены раздвинулись в стороны, повеяло прохладой большого пространства, словно я оказался в огромной пещере с тяжелым сводом. Источник света будто бы приблизился и обрёл форму - трепещущий язык пламени, уютного солнечного спектра. Да и пещера вновь уменьшилась, я видел отблески весёлой огненной пляски на стене напротив меня.
        Я приблизился к огню и протянул к нему руку, почему-то была твёрдая убеждённость, что никакого вреда здесь мне не причинят. Рука прошла сквозь огонь без каких-либо последствий, ощущалось лишь тепло и лёгкое покалывание.
        В голове нарастал какой-то шелестящий звук, словно слабый плёс ночного моря. Я бросил взгляд на свои одежды и обнаружил, что они густо почернели, плащ за спиной трепетал словно живой, а голову что-что мягко сдавило. Я поднял руку, и пальцы коснулись холодного металла в моих волосах - на голове, не пойми, откуда, появился тонкий обруч венца, спереди его явно был вделан какой-то драгоценный камень с острыми тяжелыми гранями.
        Я посмотрел наверх и камень свода под моим взглядом вдруг начал медленно клубиться и густеть, наливаясь фиолетовой чернотой, через несколько мгновений в прорехах этих клубов стали загораться далёкие мерцающие холодные огоньки звёзд.
        Я потянулся к этим звёздам, запрокинув голову и даже привстав на цыпочки, и мигающие огоньки вдруг стали ближе, а в следующий миг они ринулись на меня бешено закручивающейся спиралью. Звёзды были повсюду, космический ветер ревел в ушах, плащ хлопал и рвался за спиной...
        Среди ревущего хаоса прямо по курсу я вдруг обнаружил стремительно увеличивающееся тёмное пятно, с металлическим блеском отражающегося звёздного света.
        Перед тем, как тьма поглотила моё сознание, мне почудилось, что это самое металлическое пятно не что иное, как большой космический корабль с множеством надстроек, переборок и оранжевыми бортовыми огнями...
        "Что за бред?" - мелькнула последняя угасающая мысль...
        Глава 3.
        Что-то легонько, но назойливо попискивало возле самого уха, затылок неприятно холодило, а всё тело, казалось подвешено в невесомости. Мысли ворочались, как ленивые мухи в густой патоке:
        "Да... что... же за.... фигня такая?.... Опять я .... где-то...."
        Глаза открывались буквально со скрипом, однако влажная пелена мешала рассмотреть что-либо, только лишь мутный свет да неясные очертания чего-то поблизости.
        Послышались удивленные полуиспуганные возгласы, расплывчатые тени задвигались, одна из них приблизилась ко мне. Вероятно, эта тень что-то сделала с держащим меня механизмом, потому что послышался перестук пищащих клавиш, и сразу же исчезла поддерживающая моё тело невесомость, я буквально свалился на руки ещё парочке подбежавшим теням.
        Послышался натужный вздох, испуганный вскрик и мы повалились на твёрдый прохладный пол, получилось так, что я опрокинул и придавил тех, кто пытался меня поймать. Я вяло зашевелился, пытаясь хотя бы приподняться, чтобы дать выползти из-под себя этим несчастным. Но тут сзади кто-то грубо обхватил меня поперёк талии и с протяжным стоном буквально вздёрнул и швырнул на какую-то жёсткую неудобную лежанку.
        В тот же миг меня будто многочисленными лентами привязало к этой самой лежанке и струи тёплой жидкости с кисловатым запахом омыли каждый миллиметр моего тела, а чтобы защитить глаза и верхние дыхательные пути мне на лицо упало что-то вроде маски из полупрозрачного пластика.
        Через минуту процесс омовения слегка изменился, жидкость стала гуще, теплее и с другим запахом - запахом остывающего гудрона.
        Наконец лежанка приняла вертикальное положение, ленты и маска исчезли, и я судорожно сделал шаг вперёд, чтобы вновь не грохнуться на жёсткий пол. Зрение постепенно восстановилось, и сквозь истаивающую пелену проступили очертания помещения, в котором кроме меня находилось ещё четыре человека: трое одинаково миниатюрных и один покрупнее и все в чёрных облегающих комбинезонах.
        Я скосил глаза вниз и с удивлением обнаружил, что и сам облачён в подобный же комбинезон. Облачение произошло, скорее всего, во время процесса омовения.
        Помещение, в самом деле, напоминало каюту космического корабля, какими их представляли в многочисленных фильмах и сериалах про далёкое техногенное будущее, только почему-то мне достался сериал наподобие "Lexx`а" (кто видел, тот поймёт).
        Я сделал ещё один неуверенный шаг и почувствовал, подкатывающую муть, тошнотворный ком буквально выпрыгнул из глубин желудка, и меня вырвало на мелкоячеистые плиты металлического пола... Да при том так неудачно, что запачкал и собственный комбинезон.
        Один из маленьких людей что-то испуганно заверещал и заводил рукой над рядом стоящей приборной панелью. В тот же миг огромная трёхпалая стальная клешня довольно бесцеремонно обхватила меня сзади и, резко развернувшись, вбросила в герметично захлопнувшуюся цилиндрическую кабинку. Не успел я очухаться, как со всех сторон меня обдало вибрирующей водяной пылью, которая, казалось, пробирала до костей через каждую мельчайшую пору на коже. Я пытался закрыться руками, но тончайшие струйки, вырывающиеся под напором из стен, потолка и пола были везде и всюду.
        Комбинезон вдруг стал расползаться и растворяться под воздействием воды, превращаясь в мыльную пену, напор струй ослаб, вода стала литься только с потолка одним сплошным потоком. Дышать и ориентироваться в пространстве стало легче, а через пару секунд "душ" и вовсе выключился, уступив очередь "фену". Несколько секунд под воздействием струй тёплого воздуха и двери кабинки распахнулись настежь, вновь демонстрируя меня в первозданном виде четырём людям в чёрных комбинезонах.
        - Хммм.. Привет. - Пробурчал я, проведя рукой по жёсткому ёжику волос на побритой голове. - А чёй-то вы меня побрили?
        Трое маленьких людей испуганно переглянулись между собой, тот, что покрупнее нахмурил над переносицей валик сросшихся бровей. Коротышки что-то полопотали между собой, один оживлённо махал в мою сторону рукой, и, видимо на чём-то сошлись, потому что другой коротышка приказным тоном что-то сказал хмурящемуся здоровяку, протягивая тому парочку маленьких тёмненьких капсул.
        Здоровяк ещё больше нахмурился, однако нехотя повиновался, сгрёб капсулы в кулак и, колыхая отвисшими щеками при каждом шаге, приблизился ко мне.
        - Чего ещё? - Довольно неприветливо поинтересовался я, глядя в свинячьи глазки без проблеска высокой духовности.
        Здоровяк, а точнее, толстяк, ткнул в мою сторону раскрытой ладонью, предлагая таким способом взять с неё те самые крохотные капсулы. Я с опаской взял предлагаемое, с подозрением поглядывая то на рядом стоящего толстяка, то на группку маленьких людей чуть поодаль.
        Толстяк, видя мои колебания, с грехом пополам, нетерпеливо жестикулируя, объяснил, что одну капсулу следует положить под язык, а вторую - засунуть в ухо.
        Я последовал инструкции и, по-прошествии пятнадцати-двадцати секунд, почувствовал сильную, но моментально затухшую вибрацию под языком и в левом ухе. Затем накатила и спала волна лёгкой дурноты с привкусом кислятины...
        - Теперь он понимает нас? - Услышал я высокий чуть писклявый голос одного из коротышек. - Скотти, я до сих пор считаю, что это была плохая идея - не подвергнуть его перевоспитанию...
        - Тише, Тришия. - Испуганно проговорил другой коротышка. Странно, но его голос был более низкий и слова он проговаривал с бОльшим интервалом. - Может он уже понимает нас?
        - Не пори чушь! - Таким же, как и у первого, высоким полуписклявым голосом ответил третий коротышка. - Время интеграции совместителя составляет от трёх с половиной до десяти минут! Этот тупой дикарь, как мне кажется, вполне способен побить рекорд по максимально возможному темпоральному интегрированию...
        - Это кто тупой?! - Тут же рявкнул я. Меня буквально взбесил тот высокомерный и какой-то наплевательский тон, с которым говорил... или говорила.... Ба! До меня только тут дошло, что из трёх коротышек, двое были, так сказать женщинами, а один - вроде как ... хм... мужчина.
        Коротышки смертельно побледнели и вытаращили на меня вдруг ставшие огромными глазища, толстяк поперхнулся, роняя нижнюю челюсть.
        - Я.. я...я ж-же г-говорил... - Тихонько проблеял тот, кого назвали Скотти.
        Безымянная пока для меня третья коротышка решила скрыть свой испуг привычной, как мне показалось, властной стервозностью:
        - Однако мужчина показывает любопытные результаты! - Чётко проговаривая, словно пропечатывая формы в смоченной глине, слова, высокомерно произнесла она. Причём слово "мужчина" было будто выплюнуто, произнесено как самое грязное и обидное ругательство.
        - Тебе что-то не нравится? - Я почувствовал, что начал закипать, меня не устраивало обращение ко мне в подобной манере, уж слишком откровенно мне хотели сразу же навязать свою точку зрения, где место для меня приготовлено в районе плинтуса.
        Безымянная коротышка-стерва слегка вздрогнула, видать никто не разговаривал с ней таким тоном, но быстро взяла себя в руки:
        - Являясь полноценной единицей развитого и цивилизованного общества. - Вздёрнув свой с раздувающимися от негодования ноздрями тонкий нос, начала она чеканить слова. - Я считаю ниже своего достоинства вступать в непродуктивную полемику с настолько недообразованным индивидом! Кроме того! - Чуть ли не взвизгнула она. - Всякое проявление агрессии со стороны существа мужского пола в нашем сообществе считается противозаконным и трактуется, как покушение на попрание свобод и устоев цивилизации! На данные проявления у нас имеются свои контраргументы!
        С этими словами она нажала кнопку на пульте, за которым стояла, и в ту же секунду раздался слитный грохот открываемых дверей - почти ангарных ворот и в не такое уж большое помещение с противоположных друг другу сторон с металлическим лязгом и жужжанием сервоприводов ворвалась парочка роботов устрашающего вида. Один из них слегка смахивал на шагающего робота-стража из "Робокопа" с хищно нацеленными на меня стволами пушек по обе стороны поддерживаемого мощными "ногами" корпуса. Второй был почти точной копией робо-механизма из "Короткого замыкания" - на гусеничном ходу, с параллелепипедной "головой", ссутуленным корпусом, только вместо аккуратных ручных манипуляторов у него имелись жутковатые, в виде сдвоенных клешней, хватала непропорционально огромных размеров.
        Наводящие трепет механизмы насилия и убийства остановились буквально в пяти шагах от меня, злобно вперившись неживыми оптическими анализаторами точнёхонько мне в переносицу, во всяком случае, так казалось даже при всём при том, что шагающий робот не имел "глаз" в привычном понимании этого слова.
        - Я полагаю, что демонстрацию можно признать успешной! - Со злорадным ликованием в голосе произнесла безымянная стерва - коротышка. - Теперь ты будешь вести себя так, как принято в высокоразвитом свободном обществе!
        - Опра. - Нерешительно обратился к ней несчастный всем своим видом Скотти. - Стоило ли доводить до такого?
        - В обязательном порядке! - Вновь чуть не взвизгнула припадочная Опра. - Если развитие мужчин не контролировать с самого мига рождения, то они вырастают в подобного рода агрессивных существ, с которыми разговор возможен только с помощью силы!
        - Но он же вроде не проявлял агрессии и не заявлял права на твою собственность, интеллектуальный багаж, ни, тем более, тебя саму... - Немного дрожащим голосом попытался возразить Скотти.
        Опра так ярко сверкнула глазами и так резко обернулась к говорившему, что бедный Скотти шарахнулся в сторону, как от глубоководной рыбы.
        - Да, да... конечно. - Сник Скотти.
        Опра победоносно взмахнула рукой, поведя ею над пультом и, повинуясь не лишенному некой грациозности приказу, всё та же огромная клешня больно обхватила меня сзади и вновь швырнула меня в знакомую уже ваннообразную лежанку с клейковатой жидкостью.
        Глава 4.
        Спустя пару часов, облаченные в одинаковые обтягивающие черные комбинезоны, я и неприветливые обитатели мрачноватого космического корабля сидели в местной столовой, поглощая омерзительную на вид и на вкус питательную субстанцию, выдавливающуюся из свисавших на телескопических трубках с потолка металлических конусов.
        - Так всё же. - Немного колеблясь, продолжил Скотти прерванный очередной порцией шлепнувшейся на тарелку желеобразной каши наш диалог. - Как же тебе удалось выжить в безвоздушном пространстве?
        - Ежели б я знал. - Мрачно отозвался я, с сомнением вглядываясь в свою порцию. - Самому интересно...
        - Неудивительно. - Фыркнула Опра, высокомерно взглянув на меня. - Умственные способности мужчин вызывали сомнения во все времена и осталось совсем чуть-чуть, чтобы это стало научно доказанным фактом, ведь деградирующая "игрек-хромосома" оказывает деструктирующее воздействие на мыслительные процессы, психическое и физическое здоровье организма!
        Я выпрямился в неудобном кресле и отодвинул от себя миску с дурной жратвой, от моего устремленного в упор взгляда Опра не отвернулась, наоборот, буквально впилась в меня своими злыми колючими глазками, казалось, вот-вот полетят искры от наших "гляделок".
        Я выдержал небольшую паузу вовсе не для пущего эффекта, а просто не умею сходу ввязываться в полемику, мне нужно время, чтобы формулировать контраргументы.
        - И как долго данным вопросом занимается ваша просвещенная наука? - Как можно ровнее спросил я.
        - Достаточно, чтобы обосновать очевидные факты! - Отчеканила Опра.
        - То есть, несколько сотен, а то и тысячу лет? - Добавил я немного издёвки в свой голос.
        - Тебе-то что с этого? - Снисходительно процедила она. - Или тебе понравилось незнакомое слово "наука"?
        Я с силой сжал в кулаке металлопластиковую ложку, но лицо осталось невозмутимым.
        - То есть, все эти сотни лет вы, феминистки, упорно ищите факты, землю роете ради обоснования ваших бредовых идей, напрягаете доступные научные ресурсы, но до "доказательства очевидного" у вас, как и сотни лет назад, остаётся "чуть-чуть"?
        Я уже не скрывал ехидства и смотрел на оппонентку сквозь прищур с нескрываемым презрением. Лицо Опры окаменело, глазки сузились в две узкие щелочки, сквозь которые пробивался жгучий огонь незамутнённой ненависти, видать зацепил за живое.
        - А это уже не важно, на самом деле. - Тихим зловещим голосом медленно проговорила она. - Главное, что мы добились перелома сознания и освободились от рабских оков патриархата. И, да, нам пришлось пройти через моря крови, чтобы обезопасить наше право в будущем. Право на безопасный цивилизованный мир, право на справедливую жизнь, право на саму справедливость!
        - Чью кровь проливали? - Тихо, но с металлом в голосе спросил я.
        Опра отпрянула, словно от удара, выпрямилась, ноздри раздуваются, глаза мечут молнии, пальцами вцепилась в край стола - кажется, вот-вот появятся борозды.
        - Тыыыы! - Протяжно взвыла она. - Варвар! Животное! Ненавижу!!!
        В меня полетела металлопластиковая миска, расплёскивая мелкими каплями тошнотворноё содержимое - еле увернулся, далее полетели стакан, вилка, нож. Пришлось отбиваться подручными средствами. Глаза у Опры буквально вывалились из орбит, она уже не кричала, а что-то нечленораздельное хрипела, с губ закапала пена, её соратники загомонили, пытаясь хоть как-то успокоить.
        - Хванк! - Крикнула толстяку перепуганная Тришия. - Да помоги же! Чего расселся?!
        Хванк подскочил, словно ужаленный, опрокидывая всё на своём пути, подбежал к потерявшей человеческий облик Опре и буквально сгрёб ту в охапку, словно котёнка. Опра визжала и брыкалась, сучила коротенькими ножками, но толстяк держал крепко и вскоре они с Тришией выбежали из пищеблока через отъехавшую перегородку, унося с собой сбрендившую начальницу.
        В разгромленном заляпанном помещении остались лишь мы со Скотти.
        - Кхм... - Несмело кашлянул он через некоторое время, проведенное почти в мертвой тишине. - Ну что ж вы так?
        Голос звучал неуверенно и несмело, но с большой долей укоризны, словно у учителя начальных классов.
        - Я? Как? А как я? - Возмущенно-удивлённо спросил я, округляя глаза.
        - Я, по-моему, ничего такого ей не сказал, просто она не привыкла к полемике.
        Скотти коротко вздохнул и отвернулся, было видно, что моя фраза попала в цель.
        - Всё равно... - Почти проскулил он. - Не стоило вам доводить до такого. Опра достойная, умная женщина. Она всего добилась сама и на ней лежит много ответственности...
        - Однако же в выражениях она не стесняется, хотя должна, как начальник, в первую очередь следить за собой.
        Скотти поднял на меня свои по-собачьи грустные глаза, немного помолчал и вдруг спросил:
        - Вы ведь не знаете нашу историю, историю нашего общества, культуру, не так ли?
        - Нет, откуда мне?...
        - Я так и подумал, вы не принадлежите нашей системе ценностей, вы не вписываетесь в неё.
        Он вновь немного помолчал, потом продолжил:
        - Вы были правы по поводу пролитой крови... Много её пролилось - мужской крови. Хотя сначала всё было довольно цивилизованно и чинно.
        И он поведал историю становления своего общества, которая вкратце выглядит так: около четырёхсот лет назад в их мере зародилось движение, агитировавшее за предоставление равных прав женщинам. Потом в немыслимо короткие сроки появились тысячи так называемых правовых организаций, упорно дудящих в одну дуду: дайте женщинам больше прав, больше, больше! Институты образования, медицины, воспитания с младых ногтей были скоро и беспощадно феминизированы, мальчикам уже с самого детства прививали осознание своей ущербности и второсортности. Подтасовывались научные и исторические факты. Истерия приобрела массовый характер, многочисленные организации, ячейки, раздутые до неимоверного научно-исследовательские институты, занимавшиеся только одним направлением - штамповкой многочисленных доказательств превосходства женского пола, они сжирали очень много денежных и материальных ресурсов, но инвесторы не давали засохнуть финансовым рекам и водопадам, неизвестным до поры инвесторам всё это было чрезвычайно выгодно, они имели свой интерес и свои дивиденды. После пятидесяти лет молчания и бездействия вдруг робкое
слово в свою поддержку взяли мужчины, они вдруг стали осознавать, что всё вокруг устроено не для них, если много раньше у мужчин и женщин были свои права и свои обязанности, и присутствовало гармоничное сосуществования двух миров, то сейчас мир стал однополярным и агрессивным по отношению к мужчинам! Но все попытки противодействовать в правовом поле были обречены, потому что время было безнадёжно упущено, а парадокс состоял в том, что против мужских правозащитных организаций выступали сами мужчины! В обществе уже настолько укоренилось мнение о "настоящем мужике", который всё стерпит, которому стыдно сходить к врачу, который обходится минимумом, отдавая почти всё, что немногочисленные организации в поддержку мужчин просто развалились и исчезли, так как никаких инвесторов за их спинами и близко не стояло.
        Различные социальные службы, выросшие в целые институты, бодро рапортовали о небывалых успехах, достигнутых на пути завоевания "равноправия" для женщин в сфере завоевания рабочих мест. Ежегодно целые тонны отчетов информировали "прогрессивное" человечество о превосходстве женщин во всех областях рабочей деятельности, приводя такие цифры: половина рабочих мест занята мужчинами, половина - женщинами. Далее в этих отчетах приводились сравнения эффективности обеих половин и делались выводы, что женщины на порядок более полезны мужчин, что погибают они в двадцать раз реже, что живут намного дольше и что всё это выяснилось благодаря "неравной борьбе" многочисленных феминистических организаций за "равноправие". Но там, отчего-то, ничего не говорилось о том, что на самых сложных и опасных направлениях работали исключительно мужчины, там, где угроза получить увечья, либо вовсе расстаться с жизнью - женщин не было вовсе!
        Дальше - больше, в скором времени был опубликован очередной "научный шедевр" о "необходимом и достаточном количестве представителей мужского пола для постепенного улучшения жизнедеятельности и повышения функциональности цивилизованного общества". Это был приговор мужскому полу, это была отмашка к активным действиям профеминистских военизированных организаций. И в этот момент сквозь туман охватившего мир безумия стали всё яснее проступать черты таинственных инвесторов, руководящих денежными потоками, питавшими всю эту истерию. Никто не замечал до определенного момента, что в ряде "цивилизованных" стран уже многие годы подряд у власти (явной либо теневой) оставались представители одних и тех же кланов и группировок, госаппарат взял на себя роль альфа-самца и таким образом избавлялся от потенциальных конкурентов.
        Мужчин организованными эшелонами под конвоем вывозили в труднодоступные районы с неблагоприятным климатом, решая, таким образом, сразу несколько задач: сокращение количества мужского населения, освоение "сложных" территорий с минимальными затратами, так как на оснащение, охрану труда и здоровья мужчин-работников, а вернее - рабов, никто особо не тратился.
        Как бы дико это ни звучало, но в большинстве своём мужчины особо не возражали против такого положения вещей, институты по промывке мозгов работали исправно, даже с переработкой.
        Однако, нашлись и несогласные, мало того, что не весь мир принял такую дикую точку зрения на взаимоотношения полов, узаконивающую андроцид (геноцид мужского населения), но и там, где это явление вовсю практиковалось, начались массовые акции протеста, переросшие в вооруженные стычки, полилась кровь.
        Организовывались стихийные отряды сопротивления, также не все женщины приняли бредовую идею о делении людей на сорта по половому признаку, их сразу же записали в "предательницы собственного рода" и при поимке посылали на принудительное промывание мозгов, после которого мало кто оставался в трезвом уме и твёрдой памяти.
        В будущем выхолощенная и извращенная история сохранила для памяти эти времена, как времена неравной борьбы самоотверженных женщин с жестокими и кровожадными ублюдками - мужчинами. Множество имён женщин-воительниц и полководш... или полководок...было донесено до будущих поколений, как символ, как знамя самоотверженности, чести, чистоты цели и помыслов, как наиблагороднейшее благородство. Но на самом деле, как и всегда, с обеих сторон в основном воевали и гибли мужчины, воинственные феминистки занимали политруководящие командные посты, те, которые помягче и подальше от "неудобств" войны. Была, конечно, в самом начале, попытка задействовать на передовой чисто женские части и подразделения, но ничего путного из этого не вышло, во-первых, ни одного сражения они не выиграли, а во-вторых, что немаловажно, содержание этих частей обходилось на несколько порядков дороже, чем содержание воинских частей, состоящих из мужчин. В итоге все эти женские дивизии, полки и батальоны в короткий срок были почти уничтожены, выведены в глубокий тыл, а их позорные поражения скоропостижно забыты, чтобы не пятнать страницы
светлой истории становления "благородного и цивилизованного общества всеобщего равенства". В будущем данные части, пополненные и восстановленные, исполняли карательные функции, упражняясь и набираясь опыта убивать мирное мужское население.
        Для мирового сообщества, конечно же, всё преподносили немного в ином свете: небольшая напряженность в областях, захваченных сепаратисткими мужскими группировками, поставивших себе цель вернуть цивилизованное общество в каменный век, когда мужчина был полноправным жестоким хозяином и поработителем. И мужчины продолжали убивать друг друга во славу победы феминизма.
        Через четыре года "активного напряжения в некоторых областях" активное военное сопротивление "зарвавшихся самцов" было сломлено, новое "прогрессивное" правительство "цивилизованных" стран прибегло к оружию массового уничтожения и "области напряжения" были подавлены огнём такой интенсивности, что по прошествии нескольких десятков и даже сотен лет земля, смешанная с расплавленным камнем, ничего не могла родить.
        "Прогресс" и "равноправие" победили, мужское население сократилось вдвое, те, кто остался уже не помышляли о сопротивлении и даже не потому, что боялись или не было сил, а потому, что уже с самого появления на свет мужчинам вдалбливалась новая идеология с чувством собственной ущербности. Почти все руководящие и командные посты были заняты верными и последовательными адептами феминизма, теневые в прошлом инвесторы попали в собственную ловушку, они уже не контролировали новый мир и были практически уничтожены, уничтожены собственным порождением.
        Тем мужчинам, которые были верными воцарившемуся порядку, была отведена роль покорной военной и производственной силы, те, кто не мог выполнять функции солдата либо шахтера, стали прислужниками, мелкими клерками, самыми младшими научными сотрудниками, либо дворниками и ассенизаторами.
        Однако оставались ещё другие, "нецивилизованные" страны, где люди были настолько тупы, что не хотели воспринимать "правильную" идеологию нового времени! Данные страны делились на два типа: отсталые в научно-техническом отношении, отсталые в "прогрессивном" мировоззрении, но и те, и другие были чужды новому миру, а в некоторых странах до сих пор было общепринятым делом прилюдно унижать женщин, как то: открывать перед ними двери, уступать места, говорить комплименты, делать подарки, и остальные, порочащие честь женщины, действия. Технически отсталые были аннексированы довольно быстро, им хватило пары тройки бомбардировок, сложнее обстоял вопрос с идеологически отсталыми странами. Те были оснащены и вооружены ничуть не хуже, а порой даже и получше "цивилизованных" хозяев мира, в итоге силой ничего решить не удалось, феминизированные государства получили по рогам и отступили, а в будущем решили действовать тоньше, расшатывая непокорных изнутри, однако и на этом поприще особых успехов достигнуто не было. Так до сих пор и расколота колыбель цивилизации на два лагеря: "прогрессивных" и        Конечно, Скотти рассказывал всё не так откровенно и эмоционально, и многое читалось между строк, но к концу повествования лоб его покрылся капельками пота, а в бесцветных глазах появился отсвет недоброго огонька... Видать, не до конца он был согласен со сложившимся положением вещей, тлело в этом тщедушном человечке недовольство собственным статусом, на который он был обречен лишь потому, что не имел вагины.
        - Скотти, - Тихо сказал я вдруг осипшим голосом. - То, что я сейчас услышал, это пиздец, причём полный!
        - Что? - В непонимании он вскинул голову. - Как вы сказали?
        - Прости, вырвалось. - Отмахнулся я. - Но это, в самом деле, за гранью всякого человеческого понимания.... Нет, я, конечно, подозревал, что женщины кровожаднее мужчин, но не подозревал, что настолько!
        В ответ Скотти лишь тихонько с горечью вздохнул, оно и понятно, как бы ни выхолащивали твоё самоуважение, всегда бывают моменты, когда становится себя жалко, жалко до ненависти! И тут несчастный Скотти поведал мне ещё одну ошеломительную новость: оказывается, существуют подпольные ячейки "инакомыслящих", которые не согласны со сложившимся положением вещей, они собирают по крупицам правдивую информацию о становлении их нынешнего общества, и сам тихий Скотти является членом такой подпольной ячейки.
        - Эпическая сила! - В удивлении присвистнул я. - Не зря говорят, что в тихом омуте всякая гадость водится! И когда вы думаете поднять восстание? Ведь вы же думали об этом?
        - Что вы! - В ужасе вскричал Скотти. - Для чего нам новые реки крови? Мы не приемлем подобных методов!
        - А что вы приемлите?!
        - Мы дотошно собираем информацию по крупицам! Мы вышиваем полотно правды по обрывкам слов, заметок, фраз. Придёт время, и мы откроем миру истину! Мы расскажем то, как обстоят дела на самом деле!
        - Кому?! Кому вы и что расскажете?
        - Общественности, министерству информационного обеспечения, научной интеллигенции!
        Всё ясно, Скотти был наивен, словно первоклассник, да даже не он один - было наивно всё, так называемое, подполье. Кучка задавленных, зажатых, униженных существ, презрительно называемых "мужчинами". Даже само слово обгадили!
        Вдруг я почувствовал, как на меня накатила волна жгучей ненависти, на среднем пальце правой руки бешено запульсировал Перстень, нагнетая эту ненависть, буквально выжигая мозг. В глазах заколыхались красные волны, сердце выдавало барабанную дробь напрямую в уши.
        - Ты совсем глупец!!?? - Зло проорал я маленькому сжавшемуся человечку. - Ты совсем не понимаешь что ли?! Стоит только открыть вам рот, как вас тут же пустят в расход! И такая роскошь, как арест и ссылка в рудники вам будет недоступна! Идиоты, кретины, дебилы!!! Уничтожаете сами себя, унижаете сами себя, сами себя не уважаете просто-напросто!
        Бедный Скотти буквально вжался в металлический стул, сливаясь с окружающей обстановкой, не смея что-либо возразить. А я прямо-таки пошел в разнос, подталкиваемый внутренним всепожирающим огнём, схватил тарелку и запустил ею в отодвигаемую перегородку, наверное, ярость и Перстень умножили мои силы, потомучто металлопластиковая посуда, ударившись о перегородку, разлетелась на кучу мелких осколков, прошелестевших по пищеблоку смертоносной шрапнелью. Тут же я ухватил свисавший с потолка конус и рванул его на себя, послышалось жалобное жужжание и хруст, через секунду в моих руках оказались остатки несчастного механизма с телескопической ножкой и лохмотьями оторванных искрящихся проводов.
        В этот же миг с лёгким шорохом ушла в стену входная панель и в пищеблок в сопровождении знакомой уже парочки роботов ворвалась, сверкая глазами взъерошенная Опра. Она на секунду опешила от увиденного, но буквально тут же взъярилась и, ткнув в меня пальцем, проорала:
        - Обезвредить это животное!
        Зажужжав и заскрипев всеми своими конечностями и колёсами, на меня ринулись стальные машины убийства с зачатками искусственного интеллекта. Двигались они быстро и синхронно, не давая времени не то что на расслабуху, но и элементарно - на оценку ситуации. Секунда - и большой трапезный стол был смят словно фантик из фольги, вторая - и зашедший слева псевдо двойник механизма из "Короткого замыкания" буквально скрутил меня в бараний рог своими огромными клешнями, приподняв над полом в половину моего роста, третья - и грубая копия шагающего робота-охранника из "Робокопа" вперила мне под кадык сдвоенные стволы своих пулемётов.
        Боль на пару мгновений отрезвила меня, но буквально тут же сжигающая волна ярости накатила с новой силой, наливая тело силой и жаждой разрушения и убийства. Я резко рванул вниз, увлекая за собой сжимавшие меня клешни. Сквозь шум стучащих в ушах молотов я услышал истошное:
        - Огонь! Убить его!
        Я падал вниз, а над головой, в опасной близости от моей стриженой макушки громыхнуло смертоносной очередью, я опередил свой приговор буквально на доли секунды. Как и тогда - в Вышинске время вдруг почти остановилось, я коснулся ступнями поверхности пола и машинально поднял глаза вверх, где на расстоянии в несколько десятков сантиметров от моей головы медленно и плавно в загустевшем воздухе из вороненых стволов изливалось пламя сокрушительной энергии. Я дёрнул обеими руками, чувствуя, как слабеет хватка, и кожей ощущая хруст разжимаемых клешней. В следующий миг, не раздумывая, я нанес удар по стреляющему механизму - аккурат в поперечно-поворотное сочленение "ног" и "туловища", при соприкосновении с металлическим корпусом противника с Перстня сорвалась короткая фиолетовая молния, робот слегка дёрнулся и медленно стал заваливаться назад, не переставая извергать из себя тягучую струю огня.
        Кожа накалилась, вокруг меня сухо потрескивало, чудной обтягивающий комбинезон стал оплывать. Я обернулся ко второму противнику и тут же понял, что здесь можно не волноваться: предназначавшаяся мне очередь вся ушла в параллелепипедную голову и прямоугольную грудь робота с клешнями. Интересно было наблюдать, как медленно оплавляется металл, расходясь в местах попадания концентрическими кругами, как почти нехотя он лопается, зависая в воздухе тысячами мелких раскаленных осколков. Я бросил взгляд в сторону входа, где в позе обвинителя с указующим перстом застыла с перекошенным лицом Опра, я заметил, как медленно-медленно стали округляться её глаза, стиснув зубы, я двинулся к ней.
        Воздух был словно расплавленный битум - вязким и адски горячим, я чувствовал, как начинают вспухать волдыри ожогов на моём лице, как трескаются зубы в пересохшем рту, как сгорают измученные лёгкие. Я успел сделать три долгих трудных шага, когда, как и тогда в Вышинске, раздался лёгкий хлопок, воздух вновь стал невесомым, а в уши ворвался ураган звуков: за спиной один робот был почти разнесён в щепки под шквалом всеуничтожительного огня, второй - был разорван пополам: нижняя часть осталась на месте, верхняя - кувыркаясь и беспорядочно паля, со всей дури врезалась в противоположную стену, где и затихла. Опра отчаянно верещала, выкатив глаза и уставив в меня палец.
        Страшная усталость и боль накатили на меня, но ярость не утихомиривалась. Я подошел к орущей самке и сломал ей тот самый палец, потом постоял пару секунд и сломал ей руку. Бледная от боли и шока, пораженная животным ужасом, Опра тупо и молча пялилась на свою неестественно изогнутую верхнюю конечность.
        Чётко проговаривая слова, я произнёс:
        - Ненавижу феминизм. - И от всей своей загадочной души и с огромным удовольствием я врезал по этой ненавистной морде.
        Она ударилась о противоположную стенку как куль с говном и беззвучно стекла на пол.
        Через дверной проём я прошёл, волоча ноги и постоянно обо что-то спотыкаясь. В смежном помещении меня встретила оцепеневшая от ужаса Тришия, сжимавшая в своих ручонках грозное на собственном фоне некое стрелковое оружие, рядом колыхающейся тушей возвышался, выпучив глаза и раззявив рот, Хванк.
        - Ну что, болезные? - Устало произнёс я. - Что скажете мне?
        Тришия вздрогнула от звуков моего голоса и, выйдя из оцепенения, тоже заверещала:
        - Убей его, Хванк! Немедленно! Убей! Убей!
        Но толстяк и не думал шевелиться, впечатленный недавней расправой над двумя боевыми роботами, хорошо, что он не знал, что повторить подобный трюк мне сейчас никак не удаться и что я вообще еле на ногах стою.
        - Ты слышал меня???? - Не унималась истеричная самка. - Убей его и тебя не пустят на еду!
        От услышанного мне стало дурно, и к горлу подкатила горькая тошнотворная волна, я вдруг со всей ясностью понял прагматичное устройство космических экспедиций "цивилизованного" общества, стало понятно наличие многочисленных пустующих каморок в чреве корабля, даже стало ясно, почему питательная смесь была красновато-коричневого цвета. Таких, как Хванк, изначально - с начала экспедиции было много, их брали с собой не только в качестве грубой физической силы, но и для переработки в пищевую субстанцию для поддержания жизненных сил командного состава с целью снижения затрат на закупку продуктов и погрузочно-разгрузочных механизмов, если экспедиция, скажем так, "немного затянется"...
        - Боже... - Выдохнул я. - Вы не люди...
        А Тришия всё не унималась, она визгливо орала и угрожающе тыкала в Хванка своим оружием, явно не совсем понимая, где у этого самого оружия находится курок или кнопочка, которая приводит его в действие.
        - Убей его! Убей! Убей! - Разносилось по всему кораблю. Взбешенная маленькая самка принялась колотить оцепеневшего толстяка прикладом куда попало: по плечам, по лицу, по загривку.
        - Вы - не люди. - Потрясённо повторял я, медленно приближаясь к колоритной парочке. - Вы - не люди. Вы не имеете права существовать. Вы - не люди. Нелюди...
        И когда до беснующейся самки и избиваемого Хванка, по лицу которого уже обильно текла кровь из рассеченных бровей и сломанного носа, оставалось не более трёх шагов, вдруг протрещала очередь, извергнутая из чёрного ствола в руках Тришии - она-таки нашла кнопку... Хорошо пропеченные внутренности Хванка вперемешку с обуглившейся кровью заляпали близлежащие предметы интерьера, окровавленный толстяк беззвучно рухнул на жёсткий рифленый пол.
        Не помня себя от свалившихся на мою тонкую душевную организацию потрясений, я схватил эту тощую бледную шею, поднял визжащее тело над полом, отнял у этого тела опасную игрушку и отбросил это тело мордой в стенку.
        Когда Тришия пришла в себя, слабо постанывая и приложив руки к кровоточащему носу, я - с обожженным лицом, наряженный во вплавившийся в кожу комбинезон сидел на каком-то перевёрнутом металлическом шкафе, держа на коленях отобранное оружие.
        - Ну как? Больно? - Почти сочувственно спросил я. - Носик бо-бо, небось?
        - Тварь...- Слабо прохныкала "венец цивилизации", бессильно прожигая меня взглядом. - Мы скоро вернёмся.... И тебя казнят.... А я добьюсь того, чтобы сначала тебя кастрировали, а умирать ты будешь медленно. Ты будешь мучиться! Долго! Бесконечно долго!
        Самка уже пришла в себя и орала будь здоров, пытаясь вернуть себе былую, годами впитываемую, уверенность в собственном превосходстве на генетическом уровне над представителем "ущербного" пола, над "полуживотным". Слово "вернёмся" неприятно кольнуло в области мозжечка и напомнило о том, в КАКОМ мире я сейчас нахожусь. Стало омерзительно холодно в районе живота и ощутимо муторно на душе.
        А Тришию тем временем несло:
        - Падаль! Животное! Убить! Убиииить!
        Она металась и билась головой о стену и разные предметы, разбросанные по помещению. Похоже, что привыкшая к непререкаемой и закреплённой законодательно и самим образом жизни власти над мужским полом и лично столкнувшись с немыслимой "дикостью" в лице меня, представительница "элиты мироздания" съехала с катушек.
        - Отлично. - Резюмировал я. - Теперь ещё и это.
        Тришия в очередной раз, но как-то особенно сильно стукнулась виском о какой-то угол, послышался тихий мокрый хруст, вопли смолкли.
        - А теперь просто великолепно. - Вырвалось у меня.
        - За-е-бись! На раздолбанной посудине! Посреди Космоса! Лечу в компании с трупами и идиотом! А по прилёту - не пойми, какие встречи меня ждут! Я превзошёл себя - признаюсь!
        Я тоскливо оглядел царившую вокруг разруху, кое-где потрескивали огоньки перебитой проводки, на заляпанном спёкшейся кровью пульте что-то пищало и мигало. Я, превозмогая боль от перенапряжения и ожогов, стеная и по-стариковски кряхтя, поднялся с перевёрнутого шкафа и тут же нервно вздрогнул, резко обернувшись на деликатное покашливание и знакомый звук голоса:
        - Ну что же вы натворили-то, почтенный?
        Глава 5.
        Кнут фон Вольфштайн! Бледный врач-гений странного мира, всё так же облаченный в стерильно белый халат, слегка поддерживая, словно настраивая фокусировку, очки в элегантной металлической оправе, глядел на меня с толикой удивления и примесью упрёка во взгляде.
        - Доктор! - Радостно воскликнул я, ибо в тот момент я радовался искренне, как младенец. - Вы ли это? Как нашли меня? Откуда?
        - Всё после, сейчас главное - вытащить вас отсюда.
        - Да-да, конечно. Что делать?
        - Ничего особенно сложного. - Лекторским тоном ответил Вольфштайн, протягивая мне руку. - Просто возьмите меня за руку.
        Я порывисто схватил его прохладную и на удивление крепкую ладонь. В следующий миг окружающая меня футуристическая обстановка поблекла и размазалась, сердце на пару мгновений затихло, а дыхание перехватило, словно нырнул в ледяную воду. Но буквально тут же картинка обрела чёткость, а деятельность организма возобновилось. Мы находились в таком уже уютном для меня рабочем кабинете моего дважды спасителя.
        Доктор выпустил мою ладонь и деловито, словно ничего необычного не случилось, обошел огромный, заваленный бумагами и заставленный различными предметами, стол и сел за него, попутно задвинув одно из многочисленных отделений.
        - Присаживайтесь, голубчик, не стойте истуканом. - Посоветовал он.
        Я осторожно опустился на стоявший рядом стул с высокой прямой спинкой, тем более что понял, что ноги мои вряд ли удержат меня больше двух секунд - неприятная слабость и дурнота буквально обрушились на меня словно вся масса воды Ниагары в одну секунду расхода.
        - Вы, я надеюсь, понимаете, что поступили довольно опрометчиво, - начал он, снимая очки и вперившись в меня изучающе-порицающим взглядом, словно учитель, укоряющий первоклассника за непослушание.
        - Даже не опрометчиво, а в высшей степени безответственно!
        Всё, что я мог ответить в таком состоянии это:
        - Почему же?
        Вольфштайн откинулся на спинку кресла, молча поизучал меня, прищурив глаз, и уже более снисходительно продолжил:
        - Осознанно или нет, но вы решили понравиться этому миру, чтобы достичь какой-то цели. Скорее всего, вы решили сбежать, что совершенно понятно, так как вы в недостаточной мере имеете, так сказать, право находиться здесь. Не имеете достаточной подготовки и состояния.
        - Хм... - Всё, что нашлось у меня в качестве контр-аргументации.
        - Являясь случайной производной в троичном проецировании, для данного мира вы - сложная, хоть и интересная в решении, задача.
        - Конечно, - язвительно произнёс я. - Это ж так элементарно...
        - Простите?
        - Доктор, вы слышали такое выражение: сложное - ложно? Витиевато рассуждают шарлатаны, а не действительно умные люди, потому что шарлатанам только и остаётся, что рассуждать, упиваясь собственной ученостью. Но вы же не шарлатан, не нужно носить маску при мне, я уже успел вас оценить.
        Вольфштайн выпрямился в кресле, подался вперёд и взглянул на меня уже по-другому - с уважением.
        - Однако вы не перестаёте меня удивлять!
        - Я ещё не то могу.... И вообще... Я....
        Что же именно я имел в виду, договорить мне не удалось, так как я по-простому и совсем не "витиевато" рухнул со стула в тёмном беспамятстве. Истошный крик: "Скорее же! Скорее! Бей!"
        Что это? Откуда дрожь земли?
        Всё тот же крик: "Очнись! Мастер! Очнись!"
        Я с трудом открыл глаза и чуть не закричал от боли. Безжалостный свет чуть не лишил меня зрения. Вокруг был разлит свет - безжалостный, яркий, всеблагий...
        Едва различались очертания земли, на которой я стоял, стоял на одном колене, собираясь с силами, борясь с дурной слабостью...
        Неясными тенями поблизости маячили несколько фигур, земля уже буквально ходила ходуном. Где-то внутри, в тёмных глубинах души зародилось и вмиг окрепло чувство надвигающейся всесокрушающей беды, что-то прорывалось сюда, и этот всепроникающий убийственный свет был её предвестником...
        "Надо встать, надо встать...", - твердил я про себя, как заведённый.
        "Мастер!" - кто-то орал мне уже в самое ухо, чья-то крепкая хватка чуть не вырвала моё плечо....
        Прилив злости придал сил, я отпихнул кричавшего и вскочил на ноги, в правой руке пульсировала и накапливалась Сила. Перстень вновь ожил и спешил прийти мне на помощь....
        В который уже раз.
        И в тот же миг в трёхстах шагах передо мной из-под земли вспух и взорвался огромный ослепително-белый шар, раскидав массы земли вперемежку с огромными валунами и многовековыми деревьями....
        Слух резанул оглушительный свист на самой грани слышимого. В лицо ударило твёрдой волной воздуха, из ушей и носа брызнули горячие струи крови...
        Глаза удалось сохранить лишь вовремя поднятой рукой. Прикрылся.
        Перстень вновь готов был помочь, но только мне, а тех, кто был рядом, разорвало в клочья. Терять спутников было для меня уже привычным делом.
        Я потерял слух, но глаза сохранил и видел сквозь дрожащий воздух и безжалостный свет, как из пролома к горящим небесам устремилась огромная колонна извивающейся плоти сплошь из света и молний с огромной уродливой мордой с длинной пастью усеянной узкими острыми зубами в несколько рядов. Оно было поистине огромно.... Я боялся даже сравнивать ЭТО с чем-нибудь знакомым мне, чтобы не сойти с ума.
        "Дитя Света пришло в этот мир, чтобы очистить его и воздать по заслугам. Твоей чёрной душонке пришёл конец, нечестивец", - прошелестело в моём мозгу....
        Вот уж нет! Ещё обломаете зубы, почтенные!
        Я весь налился Силой, багровый отсвет укутал меня....
        Ещё поглядим, как корчится в агонии это самое Дитя!

***
        Весь мокрый я подскочил с мягкой перины, судорожно глотая ртом воздух.
        "Боже! Что это? Что за наваждения????" - истерично крутилось в моём мозгу. Это было до жути реалистично, опять. Очередное видение, в котором фигурировал Перстень.
        - Что случилось? - В комнату ворвались доктор со своей помощницей, с их появлением помещение, в котором я имел честь отходить от очередного беспамятства, моментально озарилось приглушенным светом, исходившим, казалось, от самих стен.
        - Я не знаю точно, - прохрипел я, не решаясь вновь улечься на такую мягкую, но такую мокрую от собственного пота, подушку. - Не знаю, что и сказать.
        - Говорите, как есть. - Отрезал Вольфштайн, присаживаясь на стул возле кровати и пытливо глядя мне в глаза. - Важно всё, каждая деталь.
        Меня начало трясти, но, всё же, превозмогая недуг, я начал говорить, ибо ничего другого мне, по сути, не оставалось. Я рассказал, как мог вкратце, но не упуская немаловажных деталей, свою историю скитаний: про пьянку в честь дня рождения жены, про нечаянное убийство Бордвика, про встречу с Лангедоком и веселой троицей, про драки, поединки, перемещение до Арленбурга (до которого так и не добрались), про мои взаимоотношения с Перстнем и в итоге, на десерт, я оставил рассказ про мои пугающие видения связанные с тем самым Перстнем.
        Я замолчал, выдохся. Молчал и Вольфштайн, погрузившись в раздумья.
        В горле першило от долгого рассказа, хотелось пить, но я не решался нарушить значимость момента своей банальной просьбой. Наконец доктор произнёс:
        - Всё верно. Так и должно быть. В принципе, всё происходящее с вами сейчас здесь очень даже объяснимо.
        Как хорошо, что у этого доктора на всё были ответы, он нравился мне всё больше.
        - Дело в том, - продолжал он. - Что вы не совсем вписываетесь в картину данного места. Насколько вы могли догадаться, это пристанище заблудших, так скажем, душ. Тут, в некотором роде, обитают информационные проекции тех, кто не совсем смирился с потерей своего плотского существования, либо те, память о ком настолько сильна, что не даёт душе двигаться дальше, обрести своё посмертие, либо те, кто и не существовал никогда во плоти....
        - То есть? - Я удивлённо вскинул бровь.
        - То есть, вполне вероятно, что здесь вы сможете встретить героя ваших любимых сказаний. Однако, это место далеко не единственное в своём роде, в мириадах Теней и Отражений достаточно мест, подобных этому и у каждого есть свой Смотритель.
        На этом месте Вольфштайн выдержал паузу, многозначительно посмотрев на меня. В принципе, этот его театральный жест был уже излишним, я давно смутно догадывался, что доктор - не просто доктор и здесь он не только для того, чтобы штопать глупых непутёвых героев, потерявшихся на тропах междумирья...
        - Я понял вас, герр Кнут. - Спокойно ответил я на его взгляд. - И мне ужасно интересно послушать вас.
        - Хм. - Вольфштайн немного смущенно поправил очки. - Что ж, вас не так просто удивить, но это можно объяснить тем, сколько и чего вам довелось пережить за столь короткий срок.
        - Не забудьте и про научно-технический прогресс, доктор, подаривший моему миру телевидение, интернет и прочие чудачества.
        - Да-да, конечно. Насколько я могу судить, в вашем мире удалось невероятно обесценить процесс добычи информации, как и саму информацию, ну а уж источник информации стал для вас и вовсе расходным материалом. С одной стороны, это прекрасно и удобно, но с другой - вы практически перестали отличать правду ото лжи, а границы морали затёрлись под натиском научных объяснений и просто оправданий ваших слов, действий и поступков.
        - А вы неплохо изучили мой мир. - Немного пораженно ответил я.
        - Отнюдь. - Улыбнулся мне доктор. - Я смог разглядеть лишь немногое и лишь то, что понимаю сам.
        - Где вы всё это разглядели?
        - В вас самих. - Просто ответил Вольфштайн. - Вы носите на себе отпечаток своего мира, и пока ещё этот отпечаток очень чёток и силён. В ваших словах, в ваших глазах и жестах, в тенях и бликах ваших снов - я всё читал это.
        - Вы подсматривали мои сны? - Возмутился я, подскакивая на кровати.
        - Ну что вы! - Всплеснул руками доктор или точнее - Смотритель - Я ни в коем случае не лазил к вам в голову и не читал ваши мысли, у меня есть представления о чести и гостеприимстве! Просто вы на данный момент единственный, кто видит в этом мире сны, а сны порой имеют свойство распространяться и извне, то есть, как и всякая информация импульсно-волнового характера - покидать свой источник, либо своего носителя. А данный мир очень соскучился хоть по каким-нибудь проявлениям активности на информационном уровне. Откровенно говоря, вы понравились ему.
        Тут Вольфштайн сделал очередную паузу, сцепив пальцы на колене и слегка откинувшись на спинку стула.
        - И что в этом плохого? - Непонимающе спросил я.
        - До определённого момента - ничего. - Начал он, затем вновь выпрямился, снял очки, устало потёр переносицу и, водрузив очки на место, продолжил:
        - Однако не зря же почти во всех обитаемых мирах бытует такая пословица, в разных её интерпретациях: будьте осторожнее со своими желаниями, они могут сбыться. Этот мир стал прислушиваться к вам, воплощал ваши интуитивные пожелания. Вы, надеюсь, не могли не заметить, что появилась смена времени суток, пусть и не та, к которой вы привыкли, но всё же. Вместо постоянного позднего вечера теперь есть ранний вечер, есть сумерки и есть короткая ночь. Также появились огни в окнах домов, чего здесь никогда не бывало. Небеса обрели краски, помните, как вы любовались закатными лучами на стёклах и стенах домов? Да что перечислять? Очень многое изменилось здесь, хоть это и не бросается вам в глаза...
        Наша беседа с Вольфштайном Смотрителем странного мира растянулась надолго: за окном пролетела короткая ночь и комната окрасилась закатными красками осеннего солнца. Мы говорили о многом, о разном и я чувствовал, что этой беседой я излечиваюсь, мне становилось лучше буквально с каждым часом. Про Перстень я тоже узнал много интересного и полезного. И когда уже подходила к концу вторая ночь, я понял, что чувствую себя как никогда хорошо, что я полон сил и задора.
        - Ну что ж, - резюмировал доктор, вставая со стула и с наслаждением потягиваясь. - Спешу сообщить вам, что этот, так скажем, день для вас последний в этом мире и вы должны уйти.
        Признаться, эта новость меня, к собственному же удивлению, огорчила. Нет, то, что необходимо двигаться дальше, или же, если повезёт, вернуться в родной мир, вопросов не возникало, но всё же...
        - Не принимайте на личный счет. - Приободрил Вольфштайн. - Этот мир запомнил вас и вы, не зная того, унесете в себе его частичку...
        Заметив мой изумленный взгляд, он продолжил:
        - Не пугайтесь так. Просто вы заметите, что умеете слушать тишину, полюбите лиловые краски холодных закатов... В вас поселится необъяснимая тоска. Со временем вы сможете вникать в суть вещей. И... полюбите одиночество.
        Видать, я имел всё ещё потрясенный вид и Вольфштайн поспешил снова успокоить меня:
        - А то, что вам следует поторопиться с уходом, повторюсь - не принимайте на личный счет. Во-первых, вы уже скорее живы, чем мертвы, а присутствие здесь живого существа губительно для этого мира. А во-вторых, скоро здесь будет новый гость, который остановился на Грани, и которому еще суждено сделать выбор в какую сторону ему идти.
        Доктор замолчал, молчал и я. Неверный свет выхватывал из полумрака его глаза, которые, казалось, излучали собственный свет. В приоткрытые ставни ворвалось робкое дуновение ветерка, колыхнув занавески и принеся с собой запах булыжной мостовой и трамвайных рельсов. Что-то неуловимо поменялось в один миг, словно между нами пролегла черта - незримая, но непреодолимая.
        - Пора. - Произнес Вольфштайн.
        - Пора. - Эхом отозвался я.
        Глава 6.
        Возвращение в Эрвиал сопровождалось тошнотворной круговертью в багровых тонах.
        Очнулся я от запаха мокрой травы и от того, что рот и ноздри были забиты влажной рыхлой землей.
        Кряхтя и внутренне стеная, я заставил воздеть себя на ноги и оглядеться. По обе стороны от раскисшего от дождей тракта темнел лес, рассветное солнце нежно-розовыми каплями лучиков испятнало дорогу, ветви, деревья. Осень входила в силу зябкими рассветными часами, становившимся всё прозрачней воздухом, поднимавшимся всё выше небом, превращавшимися в призрачную дымку облетающими листьями...
        Болела голова и ощутимо подташнивало, но я заставлял себя шагать дальше по раскисшей хляби, чтобы не замерзнуть, чтобы не упасть и не потеряться в этом лесу. Примерно часа через три стало ощутимо теплее, воздух согрелся и наполнился испаряющейся влагой, одежда моментально промокла, плащ тянул к земле и натирал шею, а меч в тяжелых ножнах раздражающе хлопал по бедру.
        Дышать стало трудно, воздух с трудом проталкивался в легкие, а выходил почти видимым маревом. Голова кружилась, дорога виделась как в бреду. Маячок опасности просигналил с опозданием, когда уже и последнему дураку стало бы ясно, что всё это неспроста, а в облетающем осеннем лесу просто так не станет душно, как в самый разгар удушливого лета.
        В позеленевшем сгустившемся воздухе справа и слева замелькали легкие порывистые тени. Через секунду прямо передо мной (словно и в самом деле из-под земли и свалявшихся листьев) возник эльф. То, что это эльф, я как-то сразу понял по заученным книжным образам, что намертво засели в мозгу. Да и как ещё можно было классифицировать высокого узколицего воина с заостренными ушами, миндалевидными глазами, источавшими ненависть и презрение одновременно, и который прямо-таки излучал чуждость и "инаковость".
        - Ишит`ерель терелесси! - Так или почти так (за дословность не ручаюсь) прошипел эльф, тыча мне в грудь узким черным клинком стилета.
        Сталь с хрустом вошла в моё тело на палец в глубину, под рубашкой вниз к ремню побежала липкая горячая струя. Разум помутился и я взвыл - взвыл громко и страшно, разрывая в клочья эту тошнотворную зелень, что пропитала собой сам воздух. Сильная звуковая волна раскидала покушавшихся на меня в разные стороны. Всё больше пожираемый внутренним пламенем, я рванул вперед - за улетевшей во мглу фигурой ранившего меня эльфа.
        Тропа между деревьями превратилась в размытую полосу, стволы зашевелились, пытаясь преградить мне дорогу, кустарник цеплялся своими колючими лапами за плащ и джинсы, прыгнувший вьюн оцарапал руки и накрепко обмотался вокруг крестовины меча и ножен, так что выдернуть на бегу клинок никак не получалось.
        Я взвыл еще раз, страшное эхо прокатилось по притихшему лесу, мгла всё больше сгущалась вокруг меня - совсем скоро я перестал распознавать убегавшего противника, видимость упала до двух шагов впереди. Ноги налились свинцом, сердце билось в самом горле, а легкие протестующее хрипели. Еще мгновение и холодное оцепенение сковало тело и разум, а потом я рухнул, всем лицом ощущая твердость и гранулометрический состав грунта...

***
        ...Коридор зиял черным провалом обрамленный терявшимися во мраке колоннами. За частыми стрельчатыми окнами багровело небо в нагромождениях мрачных туч, снаружи доносились стенания и заунывное пение без слов...
        Шаг вперед - ступня скользит по осклизлым камням, в ноздри бьёт запах гнили и тления... Пересиливаю себя, делаю второй, медленно шагаю вперед... Именно шагаю, словно заведенная кукла... Ужас не разжимает своих холодных когтей, потому и думаю лишь на секунду вперед - как сделать очередной шаг, как вдохнуть и выдохнуть, как не сойти с ума и сделать еще один шаг вперед...
        Резкий звук, раздавшийся далеко за спиной и накрывший множественным эхом, чуть не разорвал мне сердце! Он подстегнул меня, и я быстрым шагом направился к ожидавшим меня во мраке впереди замурованным каменным вратам, за которыми решится всё - либо сгину без посмертия, либо сожгу этот осточертевший гнилостный мирок....

***
        Очнулся я от чувствительного гидроудара, очнулся резко и сразу - кто-то окатил меня ледяной водой. В уши сразу же ворвался шум небольшого бивуака - приглушенный гомон, короткое лошадиное ржание, звяканье раскладываемой кольчуги, скрежет точильного камня по клинку, чей-то грубый смех...
        - Очнулся! - Кто-то радостно констатировал сей факт. Боже, по-моему, у меня дежавю!
        - Глазки-то открой, голубчик. - Всё тот же нахрапистый голос с удалыми и наглыми нотками. - А то нехорошо общаться с закрытыми глазами!
        Кто-то сзади схватил меня за волосы и дернул голову вверх, так что глаза невольно распахнулись сами, а нос и подбородок указули в небо под углом в сорок пять градусов. Я попытался дернуться, но руки и ноги не повиновались, скосив глаза, я обнаружил себя привязанным меж двух деревьев. Прямо передо мной на поваленном бревне вальяжно расположился нагло улыбающийся во все тридцать два зуба бородач с густой копной волос цвета воронова крыла.
        - Говори. - Кивая, подбодрил он.
        - Что? - Я едва смог выдавить из себя это ёмкое слово.
        - Да хоть что-нибудь. Ты кто?
        - Человек. - Всё, что нашлось в моём словарном запасе на тот момент.
        Бородач кому-то коротко кивнул и в следующий миг чей-то кулак с силой влетел мне в солнечное сплетение. Перед глазами вспыхнул рой звездочек, в ушах пошел звон, а боль скрутила дугой. Я согнулся настолько, насколько позволяли державшие путы, пытаясь одновременно вздохнуть и отхаркаться. От удара открылась свежая рана, и кровь веселым ручейком вновь побежала за ремешок на джинсах.
        - Веселый. - Резюмировал бородач.
        - А теперь запомни. - В его голосе отчетливо прорезалась сталь. - Это единственный раз, когда я повторю свой вопрос, в следующий раз я просто вскрою тебе горло.
        Произнесено это было спокойно и буднично, что означало лишь одно - так и будет. И это не впервой.
        - Ты кто?
        Я лихорадочно соображал, что бы ему ответить и не быть зарезанным. Но мысли, словно назло путались и в страхе прыгали одна на другую, а Перстень молчал, и никакая горячая волна даже не думала меня накрывать. Поэтому пришлось говорить почти что чистую правду, надеясь, что она не очень сильно смахивает на бред.
        - Я Илидис... С Порубежска. Иду в Арленбург. Из Вышинска...
        Бородач смерил меня тяжелым взглядом, отклонился назад и встал.
        - А теперь скажи. - Начал он голосом, не предвещавшим ничего хорошего. - Как ты шел в Арленбург и прошел мимо него на юг еще пятьдесят вёрст?
        У меня всё похолодело внутри, я понял, что попал и, причем конкретно. Если я сейчас выложу всю правду этому лесному вожаку, то меня точно порежут на лоскуты и оставят тут подыхать. Поэтому оставалось только одно...
        - Я всё тебе скажу... Только повели развязать меня. Если мои ответы тебя не устроят, то можешь убить меня прямо здесь - сопротивляться не буду...
        Бородач мгновение смотрел мне в глаза, а потом коротко распорядился:
        - Развязать.
        Через несколько минут я уже сидел на том самом поваленном бревне, растирая запястья и, по возможности доступно и правдиво, описывал лесному вожаку, коего, как оказалось, звали Ордис, историю своего появления непосредственно пред его карими очами. Конечно же, я умолчал о том, откуда я появился в Эрвиале, сказав, что родом из Южного Элмора, и ни слова не сказал про свои приключения после допроса сероплащниками, сославшись на своеволие Перстня и черное беспамятство.
        Удивительное дело, но перстень на моем пальце практически проявился - сквозь кожный нарост проступили его реальные очертания с непонятными письменами и обрамленным камнем, поэтому в эту часть моей истории Ордис поверил, во всяком случае, сделал вид, что поверил.
        Повествуя, я не забывал незаметно осматриваться, оценивая в какую же очередную срань я вляпался. Отряд насчитывал до двадцати воинов и был довольно разношерстным, были тут и высокие светловолосые парни с огромными топорами, и приземистые кривоногие степняки, упражнявшиеся в стрельбе из луков, и несколько гномов с нечесаными бородами в тусклых кольчугах, насчитал я также и пяток орков - больших, крепко сбитых лысеголовых с бурой кожей и выпирающими из-под нижней губы клыками. Отряд расположился на короткий привал, даже не стреножив коней. Приглядевшись, я понял, что ребята совсем недавно побывали в заварухе: некоторые были с попятнанными кровью повязками, у кого-то был сломан меч, у кого-то - прорвана кольчуга, да и коней навскидку было немного больше, чем наездников.
        В общем, закончил я свой рассказ попеременной встречей с эльфами и хлопцами Ордиса, сожалев напоследок о непостоянности проявлений силы Перстня...
        - Ха! - Прихлопнул себя по коленям Ордис. - Клянусь сталью, излагаешь складно! Многим и за полжизни не испытать всех твоих страстей! Как считаешь, Рхыз? - Весело окликнул орка, что постоянно находился рядом, для предотвращения и недопущения так сказать.
        Орк лишь многозначительно хмыкнул, показав своё отношение к моим словесным изливаниям.
        - Да уж. - Продолжал Ордис. - Сходу такого не придумаешь, да еще так складно. Да и Перстень я сам вижу, а про то, что Бордвика убили в Южном Элморе, знают уже все, вплоть до Холодного Хребта.
        Чуть помолчав, он продолжил:
        - А то, что сейчас себя Перстень не проявил, так это немудрено. Тебе в этом лесу не просто шкуру проткнули, а задавили силу Перстня Чёрной Сталью. Связали её, заблокировали на время. Потому и рана твоя не заживает, то притихнет, то откроется. Но ты не бойся, это не навсегда...
        Я перепугано схватился рукой за место на груди, куда был нанесен удар эльфийского стилета, тем более струйка крови вновь потекла вниз по животу и еще ниже. Заметив это, Ордис усмехнулся и дал команду кому-то из своих, чтоб меня перевязали. Затем мне даже дали подкрепиться какой-то горячей похлёбки. Пока я наслаждался какой-никакой, но едой, отряд споро, но без спешки собрался, и когда я закончил, половина воинов уже была в сёдлах.
        - Поел? - Вновь подошел ко мне Ордис. - Поедешь с нами, отвезем тебя к князю, он там сам порешает, что с тобой дальше делать. Сядешь на вороного, всё равно он сейчас пока без хозяина. Всё, в путь!
        Глава 7.
        Ехали на северо-запад, то шагом, то скорой рысью - по перелескам и балкам, на открытые места выбирались редко и пытались проскочить их как можно быстрее. Некоторое время Ордис ехал рядом и, благодаря этому, удалось немного прояснить сложившуюся ситуацию. Оказалось, что я попал, если перевести в родную метрическую систему, на двести километров юго-западнее Вышинска и на восемьдесят километров южнее Арленбурга - в спорные между Империей Алденнор (наконец-то я услышал официальное название!) и Роменагорнским Союзом земли. Так вот, Роменагорн - это довольно большой лесной массив, который испокон веков заселен эльфийским племенем и который со всех сторон окружен имперскими владениями.
        На заре становления Империи Роменагорн довольно радушно отнесся к первым человеческим гарнизонам и поселенцам, довольно спокойно было принято и дальнейшее продвижение Империи в обход эльфийских владений.
        Затем по мере укрепления имперской власти Императоры, начиная с Аствериллина Тяжелостопого (без малого тысячу лет тому), принялись усиленно тянуть Роменагорн под своё широкое крыло, но не учли поначалу одну вещь.
        Дело в том, что восточный край эльфийского леса упирался в невысокую, но протяженную горную гряду - Мостовой Хребет, где испокон времен обитали гномьи и орочьи кланы. Мирное уживание чередовалось с длительными кровопролитными конфликтами, в которых изредка принимали участие и эльфы. Потому имперские притязания натолкнулись на довольно серьезный отпор умудрившихся объединиться эльфо-гномо-орочьих ратей. Бои шли тяжелые, имперские полки не могли закрепиться ни в лесу, ни в горах, а противники, пару раз жестоко битые в открытом поле, носа не казали из своих зарослей и отнорков. Война приняла позиционный характер, все пути и подходы к Роменагорну и Мостовому Хребту были перекрыты, местные поселенцы под страхом смертной и мучительной казни прекратили всякое сношение с нелюдью, либо вовсе переселились подальше вглубь Империи. Роменагорнский Союз вдруг понял, что голодным воевать несподручно.
        Первыми власть Империи признало несколько гномьих семей, затем - все орочьи кланы и положение Роменагорна сильно усложнилось, превратившись, по сути, в осадное. Уже при сыне Аствериллина Маревидилле Завоевателе Арфин - эльфийский владыка признал имперское верховенство, а уж за ним склонились и последние гномьи кланы.
        Так продолжалось лет двести, пока при внуке уже Маревидилла Эрвиниле Втором Светлоликом в Роменагорне не произошел переворот, в результате которого был казнен Арфин со всем своим семейством. Власть в лесу перешла в руки двоюродного брата казненного короля Элетину, чья партия была настроена однозначно агрессивно по отношению к Империи, которая олицетворяла собой человеческую власть над эльфами. Элетина поддержало несколько гномьих кланов, неудовлетворенных собственным положением после признания протектората Империи.
        Но что удивительно, далеко не все гномьи семейства выступили против уложившегося порядка, а уж орки так и вовсе ничего слышать не хотели о возобновлении боевых действий против Империи. Так что это выступление было быстро подавлено и имперские войска вошли под заповедную сень эльфийских лесов, неся справедливое наказание на концах своих клинков. Впервые в Роменагорне проливалась эльфийская кровь из ран, нанесенных руками людей. Дворец-на-дереве был взят штурмом, само Главное Древо сожжено, Элетина со всей его партией умертвили, а на должность нового владыки был уже назначен особым Императорским Указом некто Фанрот, ни коим боком не относящийся к королевским кровям. Вот так Роменагорн лишился всего, даже права самоуправления, все действия и приказы согласовывались с Имперским Двором.
        Что касается мятежных гномьих семейств, то они были усмирены самими же кланами, оставшимися верными Империи, а главные зачинщики и подстрекатели были выданы Верховному Императорскому Суду. В общем, гномы практически не пострадали в той заварухе, да и лезть в гномьи шахты Империя не горела желанием, ограничившись лишь повышением податей и небольшим ограничением вольностей.
        Такое положение дел сохранялось ещё лет двести до восхождения на престол Таравентила Кораблестроителя, когда имперцы уже и подзабыли, когда они посылали Особый Комиссионный Корпус в лес для проведения обязательной проверки состояния дел и исполнения Императорских Указов и Предписаний. Надо ли говорить, что это было большим упущением.
        Эльфы скрытно даже от ставленника Империи Фанрота копили силы и запасались оружием, они даже умудрились взрастить новое Главное Древо где-то на северной окраине Роменагорна, куда никогда не ступала нога человека.
        Самое незавидное положение было у Фанрота, презираемого соплеменниками, не имеющего собственной партии, лишенного внимания и поддержки Империи... В час, когда заговорщики под предводительством некоего Эредрефа выступили открыто, и по душу Фанрота уже был отправлен вооруженный до зубов отряд, ставленнику Империи удалось узнать о мятеже и он сбежал буквально в последнее мгновение - один, без какого-либо сопровождения. Но для предупреждения имперских подданных, расселившихся в непосредственной близости от границ леса, а тем более предотвращения кровопролития, было уже слишком поздно. В ту ночь люди пожинали гроздья гнева Роменагорна.
        Гномы и орки не были уведомлены о восстании и потому выступили разрозненно, но ничего в том утешительного для Империи не было, так как большинство горных кланов было на стороне мятежников. Однако и того количества лояльных Императору семей и кланов хватило для того, чтобы пожар войны на какое-то время не покидал пределов Хребта. Основным и главным носителем смуты и разрушения был лес...
        Поначалу дела у эльфов шли очень даже хорошо: все гарнизоны и поселения к северу, югу и западу от Роменагорна были сожжены, а население вырезано подчистую. Границы леса при помощи особого эльфийского умения или магии были восстановлены, а кое-где и расширены, да и то сказать, за время владычества людей площадь Роменагорна сократилась существенно, благодаря вырубкам и лесозаготовкам.
        Таравентил в то время не мог ответить оперативно и адекватно, не мог стянуть к Роменагорну большие силы, так как Империя воевала одновременно на западе и на дальнем юге, завоёвывая для себя новые земли, расширяя своё жизненное пространство. Только вот про старые свои завоевания Империя как-то подзабыла и упустила из виду долгую память эльфов...
        Но как бы то ни было, а имперские полки потихоньку стягивались к месту конфликта, и победоносное шествие эльфийских ратей было приостановлено, а вышедшие было на поверхность орки и гномы загнаны обратно в свои штольни. И к исходу полугода военных действий, когда уже был установлен паритет, к Роменагорну со свежими силами прибыл сам Таравентил. В итоге решительных действий и стремительных ударов, невзирая на потери и жестокое сопротивление, мятеж был подавлен за две недели, и стальной кулак имперских полков сокрушил силу леса, и вновь под сенью Роменагорна проливалась эльфийская кровь...
        Эредреф был казнен, а Главное Древо вновь сожжено. На этот раз досталось и горным кланам: вместе с Таравентилом прибыли и Магистры Силы, которые сокрушили неприступные каменные врата подгорных крепостей, расширили подземные проходы, и под ударами имперцев пали все, кто вздумал сопротивляться. Остальные сдались безропотно, обгоняя друг друга, торопились изъявить покорность и смирение пред лицом самого Императора.
        В тот раз эльфам даже не стали назначать правителя, попросту запретив им самоуправление (бедняга Фанрот с тех пор обосновался при дворе Его Императорского Величества, вроде как он и по сей день там). Всякое оружие изымалось, эльфийские земли облагались немалым налогом, сам Роменагорн подвергся значительным вырубкам, скукожившись почти в два раза.
        Некоторые гномьи и орочьи семейства были уничтожены полностью, самоуправление сохранили лишь немногие верные до конца кланы, остальные же получали в старейшины имперских ставленников, причем с уже готовой партией поддержки, чтобы избежать возможности повторения роменагорнской модели.
        В общем, регион был замирен, Империя показала свою силу, утопив мятеж в крови, гордость эльфов была растоптана, вольность кланов была урезана. Тишь да гладь...
        Но всё имеет свойство меняться, все империи переживали расцвет и закат, не минуло это и Алденнор. В последнюю сотню лет признаки упадка стали всё отчетливей, и наивно было б предположить, что эльфы и кланы не воспользуются этим. И если горы вновь поделились на два лагеря, то лес, как и до этого, выступил единым фронтом.
        Имперских чиновников и военных в данном регионе с каждым десятилетием становилось всё меньше. Дошло до того, что на сегодня на всю округу присутствовал один князь с Большим полком имперской пехоты в городе Приреченск, пара троек гарнизонов в крепостицах по периметру Роменагорна, да Имперский судья, на которого потихоньку свалились все административные дела и обязанности вплоть до назначения величины налога на этажность зданий и количество голов крупного рогатого скота.
        На этот раз эльфы действовали более тонко. Они предложили покровительство поселенцам, что жили в непосредственной близости от леса и полное освобождение от налогов за исключением обеспечения Роменагорна продовольствием, и не фиксированной величиной, а "сколько сможете". Да и то сказать, Империя мало того, что перестала оказывать должную заботу собственным подданным, так ещё и взвинтила налоги до неприличия, пытаясь таким способом, помимо поддержания блеска Двора, оплатить ещё и услуги Наемных Сотен, к которым принадлежал и отряд, в составе которого я продвигался на рандеву с пресловутым князем.
        Надо ли говорить, что предложение эльфов поселенцы восприняли более чем охотно, и когда имперские тиуны, прибывшие за данью (в этом отношении рвение и регулярность Империи были незыблемы) были побиты эльфийскими стрелами, то никто из хуторян слёз по ним не пролил и жалобу судье не послал...
        С тех пор вот уже без малого десять лет как Роменагорн закрыл свои границы и ведет с Алденнором партизанскую войну, почти не испытывая нужды в продовольствии и пользуясь поддержкой местных фермеров. А в горах уже не первый год шла кровопролитная междоусобица...
        Отряд Ордиса возвращался с разведки боем, прощупав подступы на небольшом участке на юго-западной оконечности эльфийского леса. Много секретов было обнаружено, но не обошлось и без потерь: уже на обратном пути отряд попал под обстрел "тройки" - летучей боевой единицы, состоящей из трёх стрелков, передвигающихся по верхушкам деревьев. Пятерых бойцов наёмники потеряли, но и без трофея не остались: одного стрелка нейтрализовали, один сбежал, а третьего удалось пленить и сейчас, связанный по рукам и ногам, завернутый в мешковину с головой, он трясся на заводной лошадке, перекинутый через седло, словно старый свернутый в рулон ковер.
        Конечно же, у меня возникли подозрения - с чего бы это имперский наёмник вдруг стал таким словоохотливым (каюсь, излагал он намного более простым и доступным языком, просто я немного всё это стилизовал) и буквально завалил меня информацией исторического и тактического значения. А когда я узнал, что Ордис ещё и правая рука того самого князя - Телеремнара, то дурные предчувствия зашевелились в области желудка с утроенной силой. Ох, неспроста это всё...
        Мы вынырнули из очередной балки, поднявшись на взгорок, с которого открывался вид на унылую равнину, вдалеке поблескивала довольно широкая лента реки, где на самой окаемке берега расплывчатым контуром угадывался город. Приреченск...
        Глава 8.
        Сам Телеремнар вышел встречать нас на пороге своего трехэтажного дома из невзрачного серого камня с узкими стрельчатыми окнами и высокой крышей с притороченным на коньке знаменем и фамильным гербом князя. Насколько я успел понять, данные земли находились в непосредственном владении Его Императорского Величества и князь здесь был в так сказать бессрочной военной командировке, потому и не имел здесь своего замка с донжоном и собственных войск за исключением личной гвардии и сотни всадников. Всё остальное, как и упомянутый дом, были ему выделены для осуществления единственной поставленной задачи - навести в данных землях порядок и вернуть мятежный лес с бурлящим Хребтом в лоно Империи.
        Князь был предупрежден о нашем приезде, предусмотрительный Ордис послал вперед нас гонца с докладом - раскосого степняка на мохнатой лошадке.
        - Ордис с попутчиком - ко мне! - Коротко приказал Телеремнар, наградив меня тяжелым взглядом и исчезая в широком проеме распахнутых бронзовых дверей.
        Ну, хоть "попутчик", спасибо, что не "пленник" или ещё что похуже. Вообще, князь сразу располагал к себе, несмотря на угрюмый вид и приправленный металлом голос. Сразу видно, что не самодур и не придворный приживала, да и статью он вышел, не смотря на подкрадывающийся преклонный возраст и слегка выпирающее брюшко.
        Ордис беспрекословно поспешил выполнить приказ, спрыгивая с коня и бросив поводья кому-то из своих. Я поспешил вслед за Ордисом, ныряя в темную прохладу дверного проёма.
        Мы прошли скорым шагом по широкому коридору, войдя в довольно просторный и светлый кабинет, у распахнутых дверей которого стояли навытяжку двое рослых гвардейцев с копьями в руках.
        Телеремнар уже успел водрузить себя в тяжелое кресло с высокой спинкой, что стояло на небольшом помосте и возвышалось над широким круглым столом, на котором была разложена карта, как я понял, данного региона в хорошем масштабе и с нанесенными стрелками, черточками, заметками...
        - Говори, Ордис! - Голосом полным металла рявкнул князь, раздраженно постукивая пальцами по набалдашнику на рукояти меча. - Какого дерьма такие потери?! Ты моя правая рука или член бараний?! Ты же самый опытный, опасный и осторожный рубака среди всех моих наемников! Пять человек за одну вылазку!!! За последний месяц уже больше тридцати воинов!!!
        Телеремнар слегка побагровел, было видно, что еще чуть-чуть и его просто понесет...
        - А мы в этом месяце не вели никаких полновесных боев! У нас же, мать его, как бы небольшое перемирие!
        - Перемирие! - Возопил он, грохнув мечом в ножнах по столу. - Перемирие и минус тридцать воинов!!!
        Ордис стоял тихохонько, не поднимая глаз, я сам, помимо воли, втягивал голову в плечи, хотя вроде как разнос и не мне устраивали. Князь тем временем еще немного поорал, поминая гениталии всех известных реальных и нереальных существ и животных. Затем пыл его поугас и минут через десять он, откинувшись на спинку и расстегнув ворот дорожного камзола, устало произнес:
        - Докладывай... Про вылазку и про находку нашу спасительную... как бы...
        Хм, "наша спасительная находка" - уж ни я ли часом? Прям всё страньше и удивительней.
        Ордис кратко и ёмко, без лишних слов доложил о результатах проведенной спецоперации с переченью опорных пунктов, возможных подходов к границам леса, предположительных силах противника на данном направлении, да и много чего ещё. Сообщил он так же и о засаде, в которую попал его отряд, и о её итогах.
        - Хммм, интересно. - Протянул Телеремнар, задумчиво потирая подбородок с пробивающейся щетиной. - Тройка не побоялась и напала на хорошо вооруженный отряд. Либо эльфы стали слишком самонадеянными, решив, что три стрелка разгонят четверть наемной сотни, либо раскрылись специально, отвлекая вас от чего-то более важного..
        - Ты же после этой стычки сразу повернул назад, не так ли? - Вдруг резко вскинув голову и вперив в наёмника пронзительный взгляд, спросил князь.
        - Да, так и было. - Ответил Ордис, не отводя глаз. - Хотя мы и так уже продвигались в обратном направлении, но сделали небольшой крюк у Чёрной Опушки, чтобы проехать по внутренней стороне нынешней границы. Там недалеко как раз хутор Харна Одноухого, чтоб им пусто было. Вот и решил наведать их, перебежчиков, спросить, как им под эльфами живётся...
        - Ну что, спросил? - Мрачно поинтересовался Телеремнар.
        - Их - нет. - Повинно склонил голову Ордис. - Но остальных, к кому смог наведаться, спросил. И хорошо так спросил. Так что, думаю, что в ближайшую неделю надо ждать повинное посольство от некоторых покаявшихся...
        - Ох, дознаватель! - Сокрушенно вздохнул князь, возводя очи горе. - Едрить тебя в купель!
        - Ладно. - Устало махнул он рукой. - Значит, всё же отводили вас эльфы от чего-то. Чую что-то совсем нехорошее готовят. Хорошо, что языка взяли, молодцы. Постараемся его разговорить. Да и Камень мой какую-то волшбу чувствует...
        На некоторое время воцарилось напряженное молчание, слышно было, как перекликаются на соседней улице караулы, да где-то вдалеке звенели наковальни нескольких кузен.
        - Теперь главное. - Неожиданно тихо, да так, что мы оба вздрогнули, потребовал Телеремнар.
        Ордис коротко вздохнул, поставил осторожненько свой шлем на краешек стола и, представив меня князю, скупо поведал о нашей с ним встрече, особо не вдаваясь в детали, но о том, что эльфы успели меня "пометить" Чёрным Клинком сказал.
        - Покажи. - Потребовал Телеремнар, переведя на меня тяжелый взгляд из-под полуприкрытых век. Глаза его раскраснелись и начали слезиться и от того казалось, что во княжеских очах потихоньку разгорается внутренний огонёк.
        Я нехотя стянул с себя плащ и расстегнул испачканную и успевшую снова пропитаться кровью рубашку. Повязка под рубашкой тоже была вся мокрая от крови, я и не заметил, что пока стоял и слушал речи, подо мной успел появиться красный узор из десятка крупных размазанных по полу капель.
        - Ордис! Тугодум вислоухий! - Рявкнул Телеремнар. - Тебе, видать, последние мозги отбили! А ну пошли за лекарем! Проклятье! Пока Листан доползёт, сэр Илидис истечёт кровью... Тащи чистую ткань, сам перевяжешь!
        Ордис вылетел как ошпаренный, даром не смахнув всё лежавшее на столе. Одновременно с этим Телеремнар буквально подскочил, мгновенно очутившись рядом со мной и, подхватив меня под локоть, насильно усадил в собственное кресло. Тем более что других кресел, стульев или иных сидячих мест в данном помещении не наблюдалось.
        Рана в чёрной окаёмке кровоточила, однако я на удивление чувствовал себя довольно сносно, не считая легкого головокружения. Прибежал Ордис, совместно с Телеремнаром они поменяли мне повязку. Крови вроде стало поменьше, хотя подлокотники всё же попачкал.
        - Ладно, сиди уж. - Махнул рукой князь, привалившись к стене и теребя ус. - Ордис, как я понял, тебя ввёл в курс сложившихся исторически дел?
        Мы с Ордисом синхронно кивнули.
        - Отлично. - Князь подошел к столу, взял кинжал и с силой вонзил его в лежащую на столе карту.
        - Теперь я, с твоего позволения, сэр Илидис, поясню, зачем тебе всё это сказывалось.
        И Телеремнар поведал довольно запутанную и слегка нелепую историю. Создавалось даже такое впечатление, что в адекватность рассказываемых событий он сам до конца не верил.
        Дело в том, что во времена упадка в Империи всё большую популярность стали приобретать различного рода мракобесия, чернокнижие и предсказательства на фоне одновременного снижения нравственности, духовности и охлаждения веры в Творца и Единый Храм. Все эти явления пользовались популярностью даже не столько среди обывателей, как среди высшей знати и при дворе Его Императорского Величества. Со временем конечно нравы устаканились и дед нынешнего Императора даже издал специальный Указ, официально порицающий и запрещающий подобные интересы и неподобающее моральное разложение. Однако же вера и интерес к разного рода предсказаниям и обещаниям вечной жизни никуда не делись...
        Ничем иным объяснить нельзя то, что нынешний Император даровал баронский титул тому неизвестному, что явится в урочный час - накануне исхода тёмной беды из-под покрова лесов Роменагорна. И что это будет последний хранитель Перстня на просторах Эрвиала, и уничтожит он всю скверну, поразившую данные имперские земли, и будут земли эти процветать в дальнейшем...
        - Да и много чего ещё, там было говорено. - Скептически хмыкнул Телеремнар. - А всю эту.... Гм... Белиберду напророчил один безумный старикан, что явился в Приреченске по весне, когда снега сошли. Мне б его сразу взашей, чтоб народ не баламутил, да не успел.
        Князь скривился, будто от зубной боли.
        - В то время при мне уполномоченный Его Императорского Величества отирался. Приживала высоких кровей. Тьфу ты!
        Князь скривился ещё больше и с досады даже сплюнул, в самом деле, на изысканные ковры.
        - Так вот, этот уполномоченный нашел повод, чтобы вернуться в столицу нашу - в Пресветлый Эре. Схватил он старичка полоумного и был таков - мол, дело государственной важности. И вот после всего этого и появилось повеление императорское - быть последнему хранителю Перстня бароном местным, но только после того, как с Роменагорном будет покончено. Раз и навсегда.
        Последними словами князь будто припечатал, словно говоря: "попал ты, мил человек, и лучше тебе не рыпаться".
        Однако ж, как переменчива судьба: наконец-то в этом мире меня за то, что ношу этот чёртов Перстень, хотят наградить, а не прихлопнуть сразу. Ну и что, что до награды как до Луны пешком, важна сама тенденция, а она уже положительная.
        - Да, вот ещё что. - Словно нехотя добавил Телеремнар, оттолкнувшись от стены. - Тут намедни из столицы Мастер Силы прибыл. Как раз под это дело. Ну и в помощь уничтожения скверны, разумеется.
        Что-то в последнем предложении мне не понравилось, но что именно, понять я не успел, так как дверь распахнулась и в помещение, на полном ходу поклонившись князю, вихрем ворвались два человека: один постарше с окладистой бородой и в согнутом назад колпаке, другой - совсем ещё молодой, простоволосый и курчавый. Молодой в вытянутых руках нёс ящичек со многими отделениями, в которых позвякивали пузырьки и колбочки разных форм и размеров.
        Оба человека сразу же бросились ко мне, не обращая внимания больше ни на что вокруг.
        - Листан, я тебя как-нибудь за ноги всё-таки подвешу - за постоянное нарушение субординации. - Беззлобно проворчал Телеремнар, наблюдая эту картину.
        - Ваша светлость, - не оборачиваясь на князя, спокойно ответил лекарь. - Вы же знаете, что я вас безмерно уважаю, но забота о нуждающемся для меня превыше всяких условностей.
        Князь в ответ лишь безнадёжно вздохнул и произнёс:
        - Не будь ты настолько хорош, давно б уже в темнице крыс дрессировал...
        Но Листан уже не слушал, полностью сосредоточившись на моей ране, чутко ощупывая её своими длинными подвижными пальцами. Лекарь явно был мастером экстра-класса, судя по тому, как снисходительно относится князь к его безразличию к чинам и по тому характерному полубезумному блеску в глазах, свойственному всем тем, кто отдаёт себя без остатка какому-то одному делу и это дело заменяет ему жизнь.
        - Так-так-так. - Зачастил Листан. - Всё ясно. Эльфы. Ну что ж...
        Дальше он стал отдавать указания своему ученику и тот, проворно доставая из принесенного ящичка разные пузырьки да колбочки, что-то с чем-то смешивал и передавал это учителю, а тот в свою очередь либо заставлял меня это выпить, либо наносил на рану.
        Сначала всё жгло и болело, потом зудело и чесалось, потом всё поплыло перед глазами. Заметив такое моё состояние, Листан влил мне в глотку что-то кислое и газированное от чего я моментально пришёл в себя, почувствовав небывалый прилив сил - в голове вдруг всё стало чётко и ясно, а настроение подлетело до небес, пробив все два верхних этажа и крышу в придачу.
        Глядя на мою довольно ухмыляющуюся рожу, Листан произнёс:
        - Ваша светлость, отведите пациента в его покои. Кровотечение остановлено, но курс лечения от завершения ещё далёк. Продолжим завтра.
        Глава 9.
        В последующие четыре дня я провалялся в постели под присмотром почтеннейшего Листана, который пичкал меня различными смесями, микстурами, растирал мазями, шептал какие-то заклинания. Чёрное пятно вокруг раны потихоньку рассосалось, кровь течь перестала, но проявились другие симптомы. Сначала меня лихорадило, температура резко подскочила, потом проявилась сыпь и зудело всё тело, потом сыпь уступила место язвочкам, которые чесались, одновременно стали осыпаться и болеть зубы. А уж диарея была всё это время.
        В общем, на пятый день я еле стоял на ногах, но зато чувствовал себя более-менее сносно: ничто нигде не чесалось, ничто ниоткуда не выливалось, и на память остался бледный шрам пониже сердца.
        Меня помыли, побрили, переодели во всё дворянское тёмно-зелёного цвета, даже набросили на шею какую-то золотую цепь, мой меч теперь покоился в инкрустированных мелкими камушками ножнах. Когда я был готов и распахнул двери своих покоев на выходе меня встретил такой же отмытый и отутюженный Ордис, который вовсе не походил уже на того полудикого и заросшего до глаз вольного наемника, встретившегося мне в предлесье Роменагорна. Сейчас передо мной предстал, по меньшей мере, граф в расшитом золоте камзоле и с аккуратно наведенным марафетом в области головы, левая рука вельможеподобного покоилась на богато украшенной рубинами рукояти меча с узким клинком. Сдаётся мне, что ремесло наемника не всегда было основным занятием этого человека. За спиной Ордиса замерли навытяжку пара гвардейцев с неизменными пиками в руках.
        - Готовы, сэр Дэнилидиса? - Вежливо поинтересовался преображенный наемник, слегка подаваясь вперед и еле заметно наклоняя голову.
        - О, да... - Немного ошалело ответил я. - ... сэр, Ордис.
        Видя моё замешательство и подозрительный взгляд, брошенный в сторону застывших гвардейцев, Ордис лукаво подмигнул и ткнул меня локтём в бок.
        - Это наш эскорт. - Сообщил он, улыбаясь до ушей. - Вы, сэр Дэнилидиса теперь важная птица в этих краях и его светлость князь Телеремнар в срочном порядке пригласил вас на созванный военный совет, который проходит, как раз, сей момент. Мы шли по каменному коридору, сзади гулко бухали подкованные сапожища эскорта. Пользуясь случаем, Ордис в общих чертах посвящал меня в курс событий. Оказывается, пока я маялся охватившими меня недугами, пришли вести от разведотрядов, что плотным кольцом окружили Роменагорн и Мостовой Хребет - враг зашевелился.
        Также удалось немного разговорить пленённого эльфа, который подтвердил опасения Телеремнара - нечто опасное удалось пробудить к жизни во мраке Роменагорна. А вот что именно, пленник рассказать не успел, скончался почему-то...
        Я невольно усмехнулся данной реплике, произнесенной с, настолько умело сыгранным, наивным удивлением, что я, в самом деле, чуть-чуть не поверил.
        Также в спешном порядке прибыл ещё один имперский Большой полк и личное войско князя в пять тысяч мечей и копий, что не могло не радовать, учитывая серьезность положения и острую нехватку личного состава.
        А вот и обитые бронзой створки, которые были поспешно распахнуты перед нами расторопной стражей. Наш эскорт остался снаружи, а внутри...
        А внутри памятного кабинета яблоку негде было упасть от блистающей сталью толпы воинов, большинство из которых поверх доспехов было обряжено в темно-синие плащи с золотой окантовкой.
        Стоявший гомон на мгновенье стих, когда за нами с гулким стуком захлопнулись тяжелые створки. Толпа с шелестом расступилась, и мы с Ордисом прошествовали к разложенной на круглом столе той самой карте местности.
        - Господа! - Громогласно пронеслось по залу. Это возвестил стоявший между столом и единственным креслом Телеремнар. - Представляю вам сэра Дэнилидису! Милостью Его Императорского Величества Арминестура Солнцеликого наделенного полномочиями полководца и правами и обязанностями, соответствующими титулу барона Роменагорна, Уртвайля, Харнкаласса, прибрежных земель и земель вдоль средины и устья Айроны по обоим берегам.
        Все присутствующие с тем же шелестом и почти в едином порыве сдержанно поклонились, приветствуя меня. Я также сдержанно поклонился в ответ, не умаляя собственного достоинства - а как равный равным.
        - Итак, господа! Продолжим! - Прихлопнул по столу Телеремнар.
        И военный совет возобновился.
        Да, враг зашевелился: среди крупных эльфийских формирований, как доносили разведчики, наблюдались и гномьи, и орочьи отряды, было также замечено большое скопление на южной, западной и северной оконечностях леса невероятно огромных телег и целых помостов на колёсах. На данных транспортных средствах, по всей видимости, располагались укрытые плотной тканью клетки. А вот что в самих клетках никто из разведчиков сказать не мог, так как охраняли эти объекты с особо повышенным усердием.
        На совете присутствовали командующие обоих имперских Больших полков, их тысячники, начальники кавалерии, адъютанты, сотники наемных сотен, командиры разведчиков. Было и несколько личностей выделяющихся из общей массы - одеянием, манерами, тем, как держали себя по отношению к остальным - немного свысока.
        - Сэр Илитас! - Обратился князь к командующему недавно прибывшего имперского Большого полка - грузному седовласому воину с повадками хищника, вступившего на тропу охоты. - Вы берете северное направление. Опорными пунктами вам будут служить гарнизоны: Перевальный, Верхние Уступы, Громовой. В поддержку вам отряжаются шесть наёмных сотен под командованием Ветморка.
        Услышав своё имя, вперед шагнул поджарый смуглолицый человек в кольчуге крупной вязки поверх кожаной куртки с длинными рукавами. Илитас и Ветморк коротко кивнули друг другу.
        - Тысячу пехоты и двести всадников я забираю у вас для прикрытия Приреченска. - Продолжал Телеремнар. - Также, сэр Илитас, ваши действия будет координировать сэр Дорменангар Мастер Силы, прибывший в спешном порядке из Пресветлого Эре.
        Услышав это, старый вояка Илитас слегка побагровел так, что на лице отчетливо проступил узкий вертикальный шрам, пересекавший правый глаз от надбровной дуги до скулы. Но сдержался и лишь посмотрел в сторону кучки отдельно стоящих надменных личностей и коротко кивнул. Длинный и сухой, словно жердь человек в годах с узкой пепельной бородой, достигавшей груди, в ответ лишь слегка наклонил голову и тут же отвернулся к своему собеседнику, точнее - собеседнице: средних лет женщине умеренной полноты, завернутой в синие шелка.
        - Сэр Этрир! - Обратился меж тем князь к командующему другого имперского Большого полка: подтянутому русоволосому воину в пластинчатом доспехе и с закрытым шлемом, что покоился на сгибе правой руки. - Вы давно несете здесь службу и вам известна местность до мельчайших подробностей, потому вам поручается южное направление - наиболее сложное в плане изрезанности, наличия подтопленных низин и частых перепадов высот.
        Говоря всё это, Телеремнар водил рукой над картой, привлекая внимание непосвященных хотя бы в общих чертах ознакомиться с планом местности, где в скором времени предстояло разыграться кровопролитной межрасовой битве. Непосвященные, в том числе и я, со всем вниманием склонились над замусоленной, пробитой во многих местах и изрисованной множеством стрелок и закорючек, картой.
        В самом деле, южные подступы к Роменагорну пестрели обозначениями ручейков, что соединялись с широкой лентой Айроны, болотин со стилистически вырисованными кочками, множествами холмов и холмиков с обозначениями высот. Расставить в таком месте войска и вести боевые действия, как мне казалось, крайне проблематично...
        - Опорными пунктами, - продолжал меж тем Телеремнар, - вам будут служить гарнизоны: Южный, Трёхглавый Холм, Буреломы, Лесной. Поддерживать вас будут семь Наёмных Сотен под командованием моего заместителя Ордиса.
        По всей видимости, слова про заместителя были сказаны специально для вновь прибывших, дабы не сумлевались так сказать.
        - Также тысячу пехоты и двести всадников я у вас забираю для маневрирования на западном направлении. Ваши действия будет координировать сэр Дэнилидиса.
        Вот таких слов я как-то не ожидал, и стало до крайности неуютно под тяжестью десятков пристальных и оценивающих взглядов. Пресловутая кучка надменных личностей, количеством, как я уже успел подсчитать, в семь голов (трое из которых находились в помещении не снимая капюшонов), посмотрели на меня со смесью высокомерия и пристального внимания. Да чхать на них! Я тут барон (плевать, что почти) и мы здесь все собрались, чтобы искоренить эльфийскую угрозу на моих землях.
        С Этриром мы обменялись короткими кивками и продолжили внимать. Князь тем временем вещал:
        - Западное направление, прикрывающее Приреченск, я беру на себя. Опорных пунктов, как вы видите, здесь нет. Оборонять данный рубеж будут мои личные войска: четыре с половиной тысячи пехоты и шестьсот тяжеловооруженных всадников. К данным силам присовокупляются две тысячи имперской пехоты и четыреста кавалерии, выделенных от каждого полка. Поддержку обеспечивают шесть Наёмных Сотен под началом Зхгаша.
        Никто даже бровью не повёл, когда шаг к столу сделал мощный орк с золотой серьгой в рваном ухе. Да уж, как говорится дружба народов это когда все, невзирая на то, кто ты: человек, гном или орк, вместе и в едином порыве режут эльфов.
        - Вопросы? - Громогласно вопросил Телеремнар.
        Словно ожидая этой фразы, грузный Илитас, прокашлявшись, произнёс низким густым голосом:
        - Меня в первую очередь интересует вопрос снабжения...
        И ещё минут двадцать шло обсуждение и уточнение деталей предстоящей кампании. И когда уже казалось, что всё обсуждено и решено, я вдруг понял, что меня тревожило и какой вопрос задать необходимо.
        - Ваша светлость. - В почему-то наступившей тишине мой голос прозвучал слегка сдавленно и сипло. - А что известно по поводу сюрприза, который готовят эльфы?
        По тревожным взглядам я понял, что данный вопрос тяготил практически всех в этом зале, но отчего-то никто не решался его задать. Вот и князь - ожёг меня взглядом из-под хищного прищура. Но что-то отвечать всё ж надо, твоя светлость, иначе нефиг провоцировать.
        - А вот на этот вопрос, - произнёс Телеремнар, - всем нам, я думаю, ответит тот, кто знает об этом больше всех нас вместе взятых. Господин Фанрот.
        По залу прокатился вздох удивления, все повернулись в сторону особняком стоящих, где произошло движение и к столу, на ходу снимая капюшон, подошёл эльф.
        Был он высок и тёмноволос с лёгкой проседью, а миндалевидные карие глаза в окружении сети морщинок излучали, казалось, всю скорбь мира. Не знаю, как это действовало на остальных, а мне хотелось ему врезать, чтоб не скорбел. Будто всем своим видом он показывал, какое мы все быдло, а он такой весь разнесчастный тащит на себе это тяжкое бремя, в котором есть и наши грехи...
        Не знаю, так ли это на самом деле или это моя усталость и раздраженность, но к эльфу я сразу же стал испытывать крайнюю антипатию.
        - В сердце Роменагорна, - начал эльф чистым печальным голосом, в котором слышались хрустальные колокольчики и лёгкое журчание ручейка в опавшей листве (отчего врезать ему захотелось ещё сильнее), - испокон времён спала Дикая Сила. И все Владыки не решались обращаться к ней, ибо боялись, что не совладают. Лишь слабеньким ручейком, что просачивался в наш мир, порою пользовались они, но и то лишь в крайних случаях, ибо всегда хватало эльфам их собственной магии и той силы, что даровал лес...
        Фанрот замолчал, а все вокруг внимательно внимали, затаив дыхание... Пр-ридурки!
        "Стоп! Тебя заносит, милок!" - сказал я сам себе, сжимая и разжимая кулаки и стискивая зубы. Надо отмежеваться от этой нахлынувшей ненависти и слушать, внимательно слушать!
        - Дикую Силу можно использовать как во благо, так и во зло, как для излечения ран, так и для смертоубийства. Но если не совладать с ней, то в огне исчезнет и Роменагорн, и Хребет, и все земли прилегающие...
        Вздох ужаса прокатился по залу - от стены к стене. Как дети! Чесслово!
        - Но сейчас в Роменагорне появилась та, которая решила, что способна обуздать эту Силу и направить её против Империи. Её имя - Андотимэль. Вы должны найти и остановить её, иначе - многие бедствия уготованы Алденнору...
        Глава 10.
        Под зарядившим дождичком мы продвигались к месту дислокации. Дорога раскисла, превратившись в чавкающую под ногами, копытами и колесами обоза грязь. Небо затянуло серыми набухшими тучами, холодный ветер немилосердно трепал стяги, развевающиеся над стройными, закованными в сталь колоннами и заставлял кутаться в тёмно-синие плащи - цвета имперских вооруженных сил.
        Выехали спешно, но без суеты, выступление было подготовлено на славу: имперские военоначальники и снабженцы предусмотрели практически всё, согласно уставу или что у них там... Даже город посмотреть не удалось, хотя, как меня уверяли там есть хорошие кабаки и очень даже приличный дом терпимости. Я, Этрир и Ордис ехали в окружении вестовых, герольдов и одного знаменосца, где-то впереди за ближайшими холмами скрылся наш авангард, а по складкам местности рассыпались разведчики и две сотни прикрытия из Наёмных.
        - Зима на носу. - Ворчал Ордис, натягивая шапку поглубже. - И что этим сволочам воевать захотелось? Сидели бы в своем сраном лесу да деревья б свои трахали, дупла им разрабатывали.
        Окружающие были с ним полностью согласны и полны мрачной решимости посчитаться с эльфами ещё и за это. Промозглая сырость, пронизывающий до костей ветер, облезлые холмы, разномастно серое небо, промокшие голые деревья - нельзя не согласиться, что картина была довольно унылая. Обоз разделили и разместили в стенах тех четырёх гарнизонов, что упоминались Телеремнаром, там же развернули и полевые лазареты. Войска расположились прерывистой цепью, прикрываемые и разъединенные холмами, на которых добросовестные в своё время имперцы возвели наблюдательные башни. В одной из таких башен, возвышавшейся как раз по центру наших построений на расстоянии метров в двести за спинами солдат, и расположились мы на последний военный совет. Мы - это я, Этрир и Ордис. Высшее командование, так сказать.
        Карту расстелили на большой бочке для питьевой воды, свет в наступавших сумерках нам давали причудливые светильники, развешанные по стенам и, редкой цепочкой в пару штук, уходящие вдоль винтовой лестницы на второй этаж, где располагался дозорный десяток летучих стрелков. Свет был ровным и уютно-жёлтым и, что самое удивительное, интенсивность освещения возрастала по мере наступления темноты. На моё высказанное удивление Ордис лишь отмахнулся - "Магия. Тогда ещё разрешенная".
        Заместитель Телеремнара вновь преобразился в степного волка: великосветские одеяния сменились кожаной рубахой и верной кольчугой, а вельможная надменность испарилась без следа.
        - Так вот. - Начал Этрир, разглаживая карту. - Наши силы сейчас расположены в таком порядке... Тут стоит пояснить, какими силами мы располагали в тот момент. Большой имперский полк насчитывает одиннадцать тысяч шестьсот девяносто восемь человек личного состава, из которых шесть тысяч пехотинцев в пластинчатых доспехах с большими щитами и длинными копьями, две тысячи лучников с большими композитными луками, пробивающими цельный доспех на сорока метрах и одна тысяча арбалетчиков в придачу, которые дырявили навылет цельнометаллические щиты с близкого расстояния, одна тысяча тяжелых всадников, разведсотня, служба снабжения в три сотни голов, двести человек лазаретной службы да десять специалистов ментальной защиты плюс полковой священник. Также к этому стоит прибавить командный состав, состоящий из девяти тысячников, командующего кавалерией, который одновременно являлся и первым заместителем командующего Большим полком, восемнадцати пятисотников, двух заместителей командующего кавалерией, множества сотников, ещё большего количества десятников, которые были только в пехотных соединениях и отсутствовали
в кавалерии и так далее. Не забыли также про должности вестовых, герольдов и трёх знаменосцев главного знамени Большого полка. Также имелся и катапультный взвод из трёх катапульт и обслуги в восемнадцать голов.
        Прибавим к этому шесть Наёмных Сотен, вычтем те тысячу двести с небольшим человек, что забрал себе Телеремнар для ведения боевых действий на западном направлении и получим приблизительно одиннадцать тысяч воинов, задействованных непосредственно на поле боя, плюс дозорные отряды в башнях, плюс четыре гарнизона в среднем по триста человек в каждом. Как из всего вышеперечисленного следует - силы немалые. Мощь.
        - .... на обоих флангах, - продолжал меж тем Этрир, выводя меня из секундного транса задумчивости, связанного с размышлениями о природе света магических светильников, - по пятнадцать сотен пехоты, в центре - двадцать. На свой - левый фланг я забираю большую часть конницы - четыреста своих ребят, плюс триста твоих головорезов, Ордис, так как с той стороны местность открытая и практически ровная, что даёт дополнительный шанс для развёртывания и удара кавалерии накоротке...
        Этрир оживлённо водил пальцем по карте иногда пристукивая по ней кулаком, было видно, как ему не терпится ввязаться в драку и пустить кровь остроухим древолюбам. . Большую кровь.
        - Ваша милость. - Обратился он ко мне (Ордис тихонько фыркнул - зар-раза!). - Так как центр ваш, то, учитывая повышенную изрезанность места баталии и чрезвычайную узость фронта, на вашем направлении сосредоточено большая часть стрелков - для нанесения максимального урона врагу на подступах... Кхм, с эльфами в точности и скорострельности, конечно особо не потягаются, но на таких узких участках обычно используются ударные гномьи отряды. Вот как раз по их душу и задействованы.
        Правый фланг отдали Ордису, на его участке местность равномерно и постепенно повышалась, переходя в предгорья, поэтому он забирал оставшихся наемников себе и две из трёх катапульт, третья оставалась у меня.
        В общих чертах план был прост даже для моего понимания: враг вгрызается в центр и вязнет там, а тем временем фланги подавляют и опрокидывают противостоящих им и гонят их на собственный же центр, а затем уже совместными усилиями мы врываемся в лес на плечах отступающих и завершаем дело. Всё просто и красиво.
        - А отчего самим не атаковать их первыми? - Задал я давно мучавший меня вопрос. - С чего ждать, пока они нас атакуют? Может вообще главный удар не здесь, а где-нибудь на севере?
        Этрир оторвался от карты и, бросив короткий взгляд на ухмыляющегося Ордиса, ответил, давя в голосе извиняющиеся нотки:
        - Прошу прощения, ваша милость - не успел полностью ввести вас в курс дела.
        И, прочистив горло, продолжил:
        - В лучшие свои времена Роменагорн выставлял до тридцати-сорока тысяч воинов, именно воинов - профессиональных, великолепно обученных, безжалостных. Всегда были рядом и горные отряды, обычно до десяти тысяч выставляли. В самые худшие для Империи временя Хребет вывел в поле двадцать тысяч тяжело вооруженных бронированных с головы до пят отличных бойцов.
        Тут Этрир тяжело вздохнул.
        - Да тогда и Империя другая была. На их ярость и силу, мы противопоставили свои - и победили. Дважды. Сейчас же всё изменилось, то, что мы собрали на данный момент - ни в какое сравнение не идёт с войсками былого, как в количестве, так и в качестве.
        Чуть помолчав, он продолжил:
        - Мой полк, как самый опытный здесь, определили на юг, так как по данным разведки - именно на этом участке сосредоточена основная масса войск противника, именно здесь ожидается основной удар. Нам противостоит как минимум до восьми тысяч эльфов и союзных им отрядов с Хребта. А насчет того, почему мы не атакуем первыми. .
        Этрир вновь ненадолго умолк, в задумчивости покусывая нижнюю губу, словно подбирал слова:
        - Дело в том... В свете последних новостей мы не можем позволить себе такой риск. У эльфов появилась та, которая высвободила неведомую и от того ещё более страшную Силу. Плюс непонятные обозы, в которых может находиться всё, что угодно. И наша задача - это выманить врага на открытую территорию, дать ему раскрыть себя. Выдержать его натиск и затем сокрушить.
        - Хм... - Хмыкнул я, потирая подбородок. - Как всё ясно и просто. Выманить, дать тумака, а затем на плечах отступающего врага ворваться в его цитадель.
        - Ловишь на лету, ваша милость. - Широко улыбаясь, прокомментировал Ордис. - Так и сделаем.
        Я улыбнулся ему в ответ, показывая, что - да, всё понял, иначе никак.
        - Будут ли у вас предложения по расстановке людей и взаимодействию отдельных групп? - Вежливо поинтересовался Этрир, подбирая свой шлем и не глядя, распрямляя крепёжные ремешки.
        - Нет, что вы. - Ответил я со всей учтивостью. - Я целиком и полностью доверяю в этом вопросе вам и вашим командирам.
        - Ну что ж. - Этрир надел и застегнул шлем. - В таком случае предлагаю присоединиться к нашим войскам. Сэр Дэнилидиса, в лагере вас ожидают сэр Дерегвилль - командир стрелков, сэр Томбрад - пехотный командир, мой третий тысячник, сэр Вильдрамм - командующий кавалерией и мой заместитель, и сэр Ингвар - старший катапультного расчета. Это проверенные во многих баталиях люди и им я доверяю как себе.
        - Весьма и весьма признателен, сэр Этрир. - Сердечно поблагодарил я, сгребая с бочки свой, ещё непривычный, шлем.
        Снаружи нас уже дожидались наши эскорты - верхом и со штандартами. Храпели кони, моросил дождь, дыхание вырывалось струйками пара, земля оскальзывалась большими мокрыми комьями. Как-то всё стало острее чувствоваться, хотелось запомнить каждую чёрточку этого мира, этой поздней осени...
        И страх. В наши души стал закрадываться страх. Бывалые и закалённые воины пытались этого не показывать, но я подмечал - по жестам, по взглядам, по фразам. Даже животные чувствовали страх, не пытаясь этого скрыть: кони всё чаще всхрапывали и оступались, собаки поскуливали и жались к ногам... Что ждёт нас? Что ждёт меня?
        Долбанная неизвестность!
        Глава 11.
        Уже четвёртые сутки мы мёрзли под нескончаемой моросью, даже костры не согревали нас в этом стылом кисейном мареве. От Телеремнара, за которым было признано общее командование, пришел короткий и однозначный приказ - стоять и ждать!
        Но именно сегодня многочисленные разведчики и дозорные принесли одну весть - началось! Да мы всё это видели и сами: эльфийский лес темнел менее чем в километре перед нашим лагерем, левое крыло вверенных мне войск упиралось в крутобокий облезлый холм, который был занят резервными отрядами и гарнизонными стрелками, правое - в низкую оплывшую возвышенность, за которой стояли отряды Ордиса. А впереди, несмотря на серую кисею, было видно, как шевелится и ворочается между деревьями что-то тёмное и многоголовое - словно огромный клубок червей в банке с землёй. Через несколько мгновений до нас донёсся мерный гул - словно дыхание готового вот-вот проснуться великана... И что-то ещё, что-то чрезвычайно жуткое прилетело из-под тёмного полога такого чужого леса. Прилетело, мазнуло по сердцу и горлу ледяными пальцами и исчезло. Последний перед кровавой сшибкой военный совет собрался в моём шатре, который выгодно отличался размерами по сравнению даже с шатром заместителя Этрира - сэра Вильдрамма, невысокого широкоплечего, разменявшего пятый десяток человека с грубо вырубленным лицом, на котором красовалось с
пяток сабельных шрамов. Кроме меня и командиров отдельных родов войск в шатре присутствовали также и выделенные для моего воинства три специалиста ментальной защиты (или как ещё их называли - страхоборы) - поседевших раньше времени, с впалыми прозрачными глазами, с изборожденной морщинами сухой кожей, неуловимо похожие друг на друга, словно инкубаторские.... Это благодаря им в нашем лагере практически не ощущалось то давление необъяснимого страха, который перерастал в неподотчетный ужас за цепочкой выставленных по периметру дозоров. И им приходилось сложнее всего, они принимали на себя всю тяжесть вражеского психотропного воздействия, ставя на кон свои души. На меня смотрело семь пар глаз - внимательно, выжидающе... Ну да, я ж тут вроде как самый главный. Вот только ни черта я не соображаю в тактике. И приходится учиться на ходу.
        Я пристукнул кулаком, одетым в латную рукавицу, по столу, вновь ощутив на своих плечах дополнительную тяжесть. Пластинчатый доспех был подобран удачно - сидел на мне, словно вторая кожа - блестевшая тусклой сталью вторая кожа. Да вот только слегка тяжеловата, но это дело привычки.
        - Данные о численности врага скорректированы? - Требовательно вопросил я Вильдрамма, глядя на него исподлобья.
        - Без изменений. - По-военному отчеканил ветеран. - Мы ожидаем, что непосредственно против нас выставлено не более четырёх тысяч, и в общем по фронту - не более десяти тысяч.
        - Расстановка? Оснащенность?
        - Воины на позициях. Всё необходимое в наличии. Оборонительная линия готова полностью! - Гаркнул высокий буйволоподобный закованный в сталь воин с длинными густыми волосами посеребренными на висках - сэр Томбрад, третий тысячник Восьмого Большого имперского полка, неофициально носящего гордое имя "Стальные псы".
        - Стрелки на позициях. Стрел и амуниции в достатке. - Отчитался следом долговязый жилистый воин в лёгкой кольчуге. Был он немногим старше меня, с коротко остриженными русыми волосами и аккуратной бородой - сэр Дерегвилль.
        Кавалерию мы инспектировали совместно с Вильдраммом и потому вопросов к нему не было, проблемы были в другом...
        - Сэр Ингвар?
        Невысокий сутулый человек, заросший до самых бровей и облаченный в промокшие одежды, виновато развёл руками и, потупившись, пробурчал:
        - В горючей смеси слишком много воды, вона дождь всё не перестаёт. А переднюю ось мы пока даже не то, что заменить не можем - снять не можем. Крепили ведь на совесть...
        Вчера при транспортировке единственной нашей катапульты случилась авария: метательную машину повело по скользкой глинистой колее и она опрокинулась в кювет, при этом сильно треснула передняя ось, а также попадали в лужу и просто в грязь под дождь мешочки и бадейки со специальными ингредиентами, необходимыми для приготовления горючей смеси - что-то вроде аналога нашего, так называемого, греческого огня.
        - Твою мать... - тихо, но веско выругался я. - Чтоб сегодня до сумерек всё сделано было!
        - Господа страхоборы. - это я уже к тем самым, вызывающим уважение, изможденным специалистам. - Какие изменения на сегодня?
        Стоявший посерёдке специалист по имени Эрвин, кашлянув в кулак, сипло произнёс:
        - Давление усилилось, ваша милость, но наших сил пока вполне хватает.
        - Хорошо, это всё, что я хотел услышать. - Очень серьезно и очень важно сказал я, хотя в голове была форменная каша и, если честно, поджилки слегка тряслись. Но не признаваться же им в этом, иначе какой из меня барон и вообще - предводитель.
        - Сэр Вильдрамм, принимайте общее командование центром. Всем по местам!
        Сам я пулей вылетел за тяжёлый полог, на ходу напяливая шлем, сделанный по имперскому образцу - с широкими чешуйчатыми нащёчниками. Вот только полный влаги плащ почему-то не красиво развевался на ходу, а всё норовил заплести ноги.
        Вскочив на коня, я, сопровождаемый неотступной пятёркой верхового эскорта, галопом припустил на левый фланг - сквозь приготовления и деловую суету военного лагеря.
        - Ваша милость! - Радостно проорал Этрир, ещё издалека начав размахивать рукой, привлекая внимание. В принципе, он мог этого и не делать - плотная кучка рослых всадников в блестящих доспехах и главное знамя Большого полка с большой же девятилучевой звездой посередине всегда безошибочно указывали местоположение имперского полководца на поле боя. Я пока ещё ни гербом, ни стягом не обзавёлся - обойдусь пока имперскими штандартами в своей первой крупной битве.
        - Как дела, командор? - Вопросил я, ставя коня бок обок с этрировским скакуном.
        - Воины на позициях. Всё необходимое в наличие. - Стандартно отчеканил имперский вояка. - Даже траншеи, на которых вы настояли, к утру закончили. Вот только не могу никак понять....
        - Да? - Нарабатываемым сеньорским движением повернул я к нему голову.
        - Зачем они нужны - эти траншеи с кольями, которые вы именуете оборонительными линиями? Ведь это серьёзно затормозит развитие контратаки.
        Ну что я мог ему ответить? Предчувствие чего-то плохо заставило меня буквально напрямую приказывать имперским военоначальникам, и убедительно настаивать на своём решении. Даже скептически настроенного на мой счёт Ордиса я уломал и показал, кто тут главный. Поэтому я честно сознался:
        - Предчувствие, командор. Предчувствие, что убедительней доводов разума. Вы ещё убедитесь в моей правоте.
        Этрир порывался что-то ответить, но в этот момент со стороны леса донеслись высокие протяжные сигналы множества рогов.
        Началось!
        Глава 12.
        Нещадно понукая коня, я взлетел на искусственную возвышенность, специально отсыпанную чуть поодаль за спинами выстроившихся ровными шеренгами пехотинцев и лучников - для того, чтобы командующему составу был виден ход битвы. Вильдрамм с вестовыми, сигнальщиками и знаменосцем были уже там, до рези вглядываясь в метания теней средь косм тумана.
        - Бегут. - Спокойно прокомментировал командующий полковой кавалерией.
        Я изо всех сил напрягал глаза, но ничего конкретного рассмотреть не получалось, лишь неясные силуэты да слабый отзвук нестройного топота множества ног. Сердце колотилось у самого горла, кровь стучала в виски. Скосив взгляд, я заметил, как побледнел юный знаменосец, как крепко стискивает рог, находящийся ближе всех сигнальщик. Вряд ли я выглядел лучше, но мне нельзя подавать виду.... Никак нельзя.
        - Лучники! - Зычно заорал Вильдрамм.
        Тут же один из сигнальщиков протрубил в рог, издавая условленный сигнал: короткий - длинный, короткий - длинный. В стальном строю перед нами прошло упорядоченное шевеление: линии копейщиков, начиная со второй, слитно разошлись в стороны и назад на пять шагов, смыкаясь за шеренгами лучников и арбалетчиков, оказавшихся вдруг за передовой линией щитоносцев.
        Через пару мгновений послышались отрывистые команды, выкрикиваемые знакомым голосом - Дерегвилль был среди своих подчиненных. Ещё мгновение и шелестящая смертоносная туча черными росчерками по навесной траектории ушла в туман. Буквально тут же лучники дали второй залп, третий, четвертый... Уж не знаю, как быстро стреляют прославленные эльфы, но скорость имперских лучников впечатляла.
        И вдруг всё резко закончилось, обстрел прекратился, а сами солдаты вдруг в смятении стали переглядываться и всматриваться вперед, туда, куда секунду назад посылали хищные рои длинных тяжёлых стрел.
        - Какого... - начал было Вильдрамм и осекся. Потому что до нас донеслись жалостливые причитания, вой и плач.
        Вильдрамм повернул ко мне перекошенное лицо, и я увидел, как побледнели его щёки и округлились глаза. Словно по мановению руки туман перед нашими позициями отступил к лесу ровно настолько, чтобы открыть нам ужасную неприглядную картину...
        За оборонительной линией на протяжении метров трёхсот лежали вповалку мёртвые тела, ползли, оставляя за собой кровавые следы и даже внутренности, раненные, оставшиеся в живых растерянно стояли, сжимая в руках копья, заостренные колья, цепы и вилы. Это были люди! Простые фермеры, пахари. Среди них были и вопящие от страха, голосящие дурниной бабы, и ревущие дети, были даже совсем младенцы!
        - Пащаадиииите! Миллаиииии! - Доносились женские причитания.
        - Помогите! Обороните, сынки! - Вторили дрожащие мужские голоса.
        Эльфы погнали впереди себя тех хуторян, которых якобы взяли под своё крыло, обещая сытую жизнь. Вот какая цена их посулам...
        - С-скоты! - Сквозь стиснутые зубы прорычал Вильдрамм, вцепившись в удила так, что боевой конь под ним буквально плясал. - Остроухое отродье!
        А наши солдаты между тем перекинули через траншею заготовленные заранее широкие деревянные настилы и стали зазывать несчастных фермеров, протягивая в их сторону руки, чтобы, если что, подхватить и помочь перебраться на эту сторону, к нам, туда, где пока безопасно...
        Кучка оборванных растерянных людей даже качнулась в нашу сторону, как вдруг один за другим они стали замертво падать, пронзенные в спину и в шею длинными белыми и серебристыми стрелами, которые летели чересчур быстро и метко. За пару секунд не осталось никого в живых из несчастных хуторян. Имперские пехотинцы кинулись убирать настилы обратно, но тут вдруг один упал в траншею со стрелой в глазу, второй рухнул следом - стрела вонзилась аккурат в место сочленения пластин подмышкой. Из тумана стали появляться какие-то призрачно-размытые тени, порой сливавшиеся с окружающим ландшафтом. Я ткнул рукой в их направлении, пытаясь привлечь внимание Вильдрамма, но меня опередил Дерегвилль, возобновивший выкрикивать злые, короткие команды.
        В ту же секунду вновь в сторону врага ушла шелестящая смертоносная туча, и сразу же ещё одна, и ещё, и ещё. Тут же над подтопленным полем, что раскинулось за линией обороны, вдруг сухо треснула яркая молния, ослепив на миг противоборствующие стороны. Видно это был ответный удар имперской магии, так как эльфийские стрелки в одно мгновение лишились своей мимикрирующей маскировки и стали лёгкими мишенями наших лучников, которые с мрачным упоением расстреливали открывшегося врага. Так что через несколько секунд к трупам фермеров добавилось несколько десятков бездыханных эльфийских тел, буквально утыканных чёрными имперскими стрелами.
        - Убрать настилы! Сомкнуть ряды! Арбалетчиков в первую линию! - Орал командующий кавалерией. Вторя его командам, один за другим надсаживались сигнальщики, оглашая окрестности резкими звуками боевых рогов.
        Ветеран досконально знал тактику противника и принимал превентивные меры. Солдаты ещё не успели перестроиться и убрать все настилы, как из тумана уже выныривали закованные в броню, грозно орущие и размахивающие большими топорами и двуручными секирами низкорослые широкогрудые гномы в низких шлемах, с топорщившимися бородами.
        Первая волна, не добежав до траншеи метров двадцати-тридцати, наткнулась на хлёсткий убийственный удар арбалетных болтов и рассыпалась тяжёлыми неподвижными телами. Арбалеты у имперской пехоты были двухзарядными, а сами арбалетчики выстроились в две шеренги, и потому вторую и третью волну набегавших и орущих гномов постигла та же печальная участь. Четвертый залп получился рассеянным и рванным, так как подтянулись эльфийские и оркские лучники, вырывая своими стрелами солдат из стройных рядов имперских арбалетчиков.
        Наши лучники, ни на миг не прекращавшие обстрела, сменили цель, и, учитывая новые поправки на ветер, заставили вражеских стрелков отпрянуть за спины набегавших бронированных гномов и на какое-то время затаиться.
        - Идрить тебя в дыщло! - Зло выругался Вильдрамм. - Коровы неповоротливые!
        Я бросил взгляд на тот участок, что привлёк внимание ветерана и не смог подавить вырвавшегося наружу матерного словечка. Ближе к холму, от которого нападавших отделяло болото, солдаты не успели убрать настил и сейчас пехотинцы, судорожно сбившись в плотный ощетинившийся копьями и прикрытый щитами клин, качнулись навстречу мгновенно организовавшимся и выстроившимися в боевой порядок гномам.
        Имперцы среагировали чуть раньше и ринулись по настилу в сокрушительную атаку: слаженно, сильно, красиво...
        Но стена щитов столкнулась с такой же стеной под треск копий, звон стали, боевые кличи и крики умирающих. Столкнулась и встала, наши пехотинцы напирали, но гномы встали намертво - вперёд им продвинуться не дали, но и опрокинуть с наскока не смогли.
        - Сопляки! Юнцы, вашу мать! Герои вшивые! Настил рубите, ишачьё! - Багровея лицом, проорал Вильдрамм и, хлестнув коня, умчался к месту жаркой рукопашной схватки.
        За ним рванули его телохранители и несколько сигнальщиков. Секунду поразмышляв, стеганул своего боевого коня и я, решив, что оставаться совсем уж в стороне мне негоже. За мной последовали воины моего эскорта и оставшиеся сигнальщики.
        Мы проскакали по оставленным в задних шеренгах проходам для кавалерии. Вильдрамм со своими всадниками заставил передние шеренги расступиться, освобождая путь и для моей группки сопровождения.
        Шум битвы в первые мгновения буквально грохнул меня по голове пудовой кувалдой: крики, звон, стоны, хлопки стальных арбалетов, щелчки тетив, треск, хрипы, конское ржание...
        Человеческое море вытолкнуло меня на самую передовую - за спины вильдраммовского отряда. Сам ветеран своим сильным голосом перекрывал царившую вокруг адскую какофонию, матерясь и отдавая команды:
        - Назад, ишачье племя! Назад! Сомкнуть строй! Арбалеты! Сотня! Впра-влево от колонны с упреждением! Залп!
        Арбалетчики споро и оперативно выстроились в два отряда справа и слева от нашей группы и, не медля и доли секунды, дружно нажали на спусковые крючки.
        - Залп! - Тут же проорал Вильдрамм.
        Арбалетчики не подвели: стальные болты пробивали гномьи щиты, застревая в костях рук или пригвождая эти щиты к груди, дырявили низкие шлемы, оставались в глазах и ртах подгорных воителей. Гномы в передних рядах валились под ноги имперским щитоносцам, а те, получив возможность, оторвались от наседавшего врага и попятились обратно за линию траншеи, отгоняя особо настырных гномов копейными ударами.
        Наши пехотинцы уже ступили на настил, держа строй, неся в середине раненных и некоторых павших товарищей, как гномы, презрев всё, рассыпавшись на отдельные кучки по двое - по трое, буквально прыгнули на отходивших противников...
        - Залп! - Рявкнул Вильдрамм.
        Особо ретивые гномы были сметены и отброшены назад, падая с настила и обратно за линию траншеи уже мёртвыми.
        Повторного слаженного залпа не получилось, так как мы упустили из виду вражеских стрелков, которые стали обстреливать отряд арбалетчиков по правую руку от настила, досталось и нашей конной группе.
        Арбалетчики валились один за другим, выпуская оружие из рук, тычась лицом в раскисшую от дождей грязь, валясь за низкий бруствер на дно траншеи. Хрипя, с пробитым стрелой горлом, упал с лошади сигнальщик, что находился перед Вильдраммом - по правую руку от него...
        Поддавшись внезапному порыву, я сильно ударил каблуками в бока своего коня. Животное, издав звук, похожий на крик убиваемого, с места рвануло вперёд одним большим скачком. Я врезался в Вильдрамма, опрокидывая того вместе с конём и в ту же секунду две стрелы вонзились в морду и шею моего скакуна, третья, звякнув о наплечник, застряла в плаще, сам я, не удержавшись, со всей дури грохнулся спиной оземь, на какое-то время потеряв возможность сделать хотя бы вдох...
        Раздались злые крики команд, затопали десятки, обутых в тяжелые сапожища, ног. Нас с Вильдраммом окружили плотной стеной щитов, множество сильных рук выдернуло из чавкающей грязи... Куда-то повели, голова кружилась, кружилось и всё вокруг...
        - Коня! - Орал быстро пришедший в себя заместитель Этрира. - Коня мне! Щиты - во фронт! Стрелков прикрыть!
        Плотное кольцо щитов расступилось и нам подвели коней, Вильдрамм тут же вспорхнул в седло и бросился обратно к неубранному настилу. Я кое-как водрузил своё тяжелое непослушное тело в седло и, пошатываясь, направил коня вслед ветерану.
        Наши пехотинцы, огрызаясь, уже почти полностью отступили за траншею, но на плечах у них висели озверевшие от крови гномы, неистово размахивая секирами и бросая метательные топоры.
        - Лучники! Арбалетчики! По левому флангу! В три шеренги! Залп! - Надсаживался Вильдрамм.
        Наши стрелки собирали кровавую жатву, гномы падали, пронзенные стрелами и болтами на настил и в траншею, но упорно продолжали лезть. Вот очередная волна в три десятка подгорных воителей влетела на настил, крича и потрясая секирами. Залп - и половина бездыханными валится под ноги вслед бегущим, ещё залп - и их осталось пятеро. Но они успели добежать почти до самого края - наши стрелки отвлеклись на следующую волну наступавших.
        Эти добежавшие оказались совсем близко от меня - я видел их слипшиеся бороды, бешено вращавшиеся глаза, слышал их хриплое дыхание. Я выхватил меч и, подняв коня, обрушил страшный удар на шлем оказавшегося самого расторопного гнома - то рухнул, обливаясь кровью, красная пена проступила сквозь его густую бороду.
        В тот же миг в мой щит врезался метательный топор, брошенный кем-то из наступавших - левая рука на миг буквально отнялась, а я сам едва удержался в седле... Врукопашную с противником мы схлестнулись только на этом пятачке, на остальном фронте всё ограничилось лучно-арбалетной перестрелкой да глупой смертью нескольких десятков гномов и орков, которые наступая, с лёту грохнулись на дно траншеи и были перебиты стрелами и копьями.
        Наши лучники и арбалетчики в скором времени очистили от кровожадных гномов всё близлежащее пространство, отогнав их обратно в лес вместе со своими эльфийскими и оркскими союзниками. Настил удалось за короткое время очистить от трупов и, потянув за крепёжные цепи, поднять и затолкать обратно - за третью шеренгу. А тут ещё что-то грохнуло справа за грядой, на секунду окрасив багровым низкие небеса, тут же следом грохнуло ещё раз, а потом через минуту также: раз-и-два.
        - Наши катапульты шпарят. - Одобрительно проворчал стоявший рядом пожилой десятник пехотинцев, подкручивая длинный седой ус.
        Точно! Надо бы и Ордиса проведать, как главнокомандующему на данном участке, барону и вообще - предводителю. Враг отступил, понеся ощутимые потери, Вильдрамм цел и почти невредим - пусть распоряжается и наводит порядок. В общем, я посчитал, что совесть моя чиста и отбыл с инспекцией на правый фланг.
        Глава 13
        .
        - Кого я вижууу! Ваша милость! - Весело прокричал Ордис, выходя из шатра и распахивая объятья, задорно скаля белые ровные зубы.
        Ишь, отсвечивает, зубастый. Ну да, не жил он в плохой экологии с повышенным радиационным фоном и по платным стоматологам не бегал. А то посмотрел бы на него тогда...
        Я спешился у откинутого полога, коня тут же увели.
        - Пошли, расскажешь... - Произнёс я устало, проходя мимо замешкавшегося наёмника.
        Мы уселись за походный стол, по традиции заваленного картами да донесениями. Грохнув шлем и стальные перчатки на столешницу, я с наслаждением потянулся и вопросительно посмотрел на Ордиса.
        - А что тут рассказывать? - Бодро начал тот. - Хуторян пустили поперёд себя, только мы их почти не тронули, так дали один залп поверх голов. Да у меня один сотник наёмный есть, орк он, шибко чуткий да головастый. Он сразу мне сказал, что что-то неладное творится и отговорил стрелять. Когда туман чутка отступил, мы поняли насколько он прав оказался. Так вот, когда решили этих бедолаг себе забрать, то их тут же постреливать начали, да так споро и метко, что просто жуть..
        - Давай не ёрничай! - Поморщившись, прикрикнул я на вечно весёлого и желавшего казаться проще, чес есть командующего Наёмными Сотнями. - Сам видел, как просто и хладнокровно убивали эльфы тех, которым защиту обещали.... Да и сами мы по неразумению многих положили. У нас же не было твоего орка, м-мать их....
        - Эх, как цапануло то тебя, командир. - Тихо произнёс Ордис.
        И тут же продолжил, но уже спокойным с нотками почтения голосом:
        - А что тут расскажешь-то ещё? Знаем мы эту натуру эльфийскую - подлую. Вот только остальные люди её не знают. Очаровываются красивыми речами да непривычной красотою этих остроухих.
        Ордис коротко вздохнул и вернулся к докладу:
        - В общем, кого смогли, того арканами себе потягали. Лошадьми тащили, так что помялись они немного, но живы и здоровы, а царапины заживут...
        - Молодцы! - С чувством сказал я. - А мы вот не догадались нифига, идиоты...
        - Да что там "молодцы". - Отмахнулся Ордис. - Троих-то всего и спасли. Остальные там - в поле лежат.
        Немного помолчали, вспоминая, как падали один за другим несчастные хуторяне с пробитыми шеями и головами...
        - Счастливчик ты, командир. - Вдруг бросил Ордис, указывая на моё правое плечо. - Или ты это как украшение носишь?
        Я недоуменно покосился на то, куда показывал наёмник и, фыркнув, усмехнулся:
        - Да нет, это не мне предназначалось, а Вильдрамму. - Ответил я, вытаскивая запутавшийся в плаще обломок светлоперой стрелы. - Не хотелось оставлять войска без такого командира...
        - Понимаю. - Кивнул Ордис. - Я тоже сначала не очень-то хотел становиться во главе такой большой кучи головорезов. Ответственность большая, особенно в боях...
        Я многозначительно взглянул на словоблуда и как можно серьёзней произнёс:
        - Дотрындишься у меня. Спишу на боевые потери и поминай, как звали.
        Ордис притворно поднял руки вверх и округлил глаза:
        - Пощады, ваша милость. - Шутливо пролепетал он.
        Я горестно вздохнул и погрозил ему кулаком, затем строго спросил:
        - Какие потери у тебя?
        Ордис моментально посерьёзнел, выпрямился и чётко по-военному доложил:
        - Практически все потери в живой силе понесены от стрел противника. В их числе: копейщики - сорок два воина, лучники - тридцать девять воинов, арбалетчики - двадцать четыре воина, наёмников - двадцать семь воинов, вестовых - один воин. В общей сложности безвозвратных потерь - сто тридцать три воина. Раненных тяжко - четырнадцать воинов, раненных легко - сорок семь воинов.
        - Хм, быстро вы подсчитали. - Горько усмехнулся я.
        - Опыт большой, ваша милость. - Серьёзно ответил Ордис. - Насчитались в своё время...
        Тут он внезапно подскочил, хлопнув себя по лбу:
        - Прошу меня великодушно извинить, ваша милость! Даже вина вам не предложил! Сейчас всё....
        - Стоять! - Крикнул я, останавливая наёмника уже на самом пороге. - Мне только вина ещё не хватало....
        Я нехотя встал, ощущая усталость каждой избитой клеточкой своего тела, потянулся и, подхватив со стола оставленную мной же амуницию, приказным тоном произнёс:
        - Я к себе. А ты пошли гонца за Этриром, чтоб незамедлительно явился ко мне в шатёр. И сам явиться не забудь.
        И уже выходя, я, неудовлетворенно ворча, произнёс:
        - Самое поганое, что я даже поссать нормально не могу со всей этой защитой самого дорогого..... Вернувшись к себе, я сразу же отослал одного из нёсших стражу возле моего шатра воинов за Вильдраммом, Дерегвиллем, Ингваром и троицей страхоборов. Да и вообще - хорош уже самому стрекозлом скакать, барон я или кто?!
        - Приветствую вас, милорды. - Сказал я четверть часа спустя, когда в мой шатёр набилось чуть большее число званного мною народа. Ну да, в принципе я забыл учесть адъютантов, вестовых и прочих оттирающихся возле хоть малую толику власть предержащих. Это ж верный путь наверх в короткие сроки.
        - Во-первых, - продолжил я, когда присутствующие расселись вокруг овального стола совещаний. - Прошу сэра Этрира и сэра Вильдрамма доложить о понесённых за сегодняшний день потерях. Дальше - в рабочем порядке.
        Командующий Восьмым Большим имперским полком переглянулся со своим заместителем, затем, кашлянув в кулак, встал и, прямо глядя мне в глаза, доложил:
        - Ваша милость, в результате проведенных сегодня боевых действий, враг был отброшен с большими для себя потерями. В свою очередь вверенный мне левый фланг понёс следующие невосполнимые потери в живой силе...
        Тут он стал перечислять всех убитых за сегодняшний день имперских солдат, которые ещё утром были живы и здоровы, точили мечи, клепали кольчуги, грубо перешучивались и верили в своих командиров. В итоге получилось, что на левом фланге мы потеряли сто семьдесят два человека убитыми (преимущественно от стрел противника, конечно же), двадцать семь особо тяжко раненными, тридцать пять раненными легко. Также выяснилось, что прикреплённый к левому флангу полковой священник, отбив вражескую точечную атаку и разрушив магическое прикрытие эльфийских стрелков, находится сейчас в не самом лучшем состоянии и отправлен в лазарет в самый близкий от нас гарнизон под названием Буреломы...
        Слушая доклад, я невольно вспомнил, что очень давно не курил, и от этого желание закурить стало просто всепожирающим. Посмотрев на сосредоточенные и преданные лица, я подумал - какого чёрта, я тут главный или где? Да уж, в последнее время я очень часто себе это напоминаю, ибо также часто забываю... В общем, не переставая внимательно внимать, я развязал свой заветный мешочек, в котором вместе с бесценнейшей пачкой красного "Винстона" с четырьмя чудом уцелевшими сигаретами хранились курительная трубка и запас неплохого табака.
        Набив трубку, я ещё раз оглядел присутствующих и, дождавшись окончания доклада Этрира, покровительственно произнёс:
        - Господа, кто хочет, можете закурить.
        И сам подал пример, раскурив трубку от также чудом сохранившейся зажигалки, чем вызвал тихий, но сильный всеобщий интерес. Однако вопросов никто задавать не стал, практически все полезли за своими курительными принадлежностями и вскоре в шатре можно было вешать топор на бело-сизое марево.
        - Сэр Вильдрамм. - Поднял я своего соратника. - Ваш доклад мне хочется услышать с особым желанием, как-никак вместе центр держим.
        Командующий кавалерией отложил в сторону трубку и, вперив в меня свой прямой и честный взгляд, начал свою речь:
        - Во-первых, ваша милость, прошу принять мою самую искреннюю благодарность и уверения в глубочайшей преданности за спасение моей жизни в прошедшей баталии.
        Тут он отодвинул стул и, сделав два широких порывистых шага, остановился возле моего кресла и встал на одно колено, прижав кулак к сердцу и почтительно склонив голову. Я встал и, подняв ветерана за плечи, с покровительственной улыбкой произнёс:
        - Не стоит, благородный Вильдрамм, на моём месте так поступил бы каждый и я вообще-то должен просить вашего извинения за то, что чуть не угробил вас, выбивая из седла.
        - Не выбей вы меня, - Почтительно возразил Вильдрамм, - лежать мне сейчас бездыханным и утыканным стрелами в лазарете.
        - Я принимаю ваши благодарность и признательность. - Поспешил согласиться я, ибо это обоюдное расшаркивание могло затянуться. - А сейчас прошу доложить со всем тщанием.
        "Боже! - промелькнуло у меня в голове. - Слова-то какие произношу - охренеть!". Что поделать - положение обязывало....
        А Вильдрамм меж тем докладывал о потерях и из его доклада выходило, что в центре, который мы с ним и держали, статистика самая паршивая: двести семнадцать погибших, тридцать тяжелораненых, тридцать восемь раненых легко, причем в отличие от потерь на флангах в центре примерно треть погибших пришлась на непосредственное соприкосновение с противником в рукопашной. Большинство тяжелораненых тоже оттуда же. В любом случае, даже при самых грубых подсчетах выходило, что враг потерял как минимум вдвое больше. Но утешало это довольно-таки слабо....
        - А теперь, сэр Вильдрамм, - сухо сказал я, когда доклад о потерях закончился - скажите мне: как такое стало возможным? Почему в центре мы имеем самые большие потери? И почему произошёл прямой контакт с противником?
        Вильдрамм открыл было рот, чтобы ответить, но я его тут же перебил:
        - И почему вообще у нас такие большие потери в первый день ведения активных боевых действий? А мы ведь даже не перешли в контрнаступление! Это вопрос ко всем!
        Сидевшие за столом почувствовав себя неуютно, заёрзали на стульях. Озадачив подчиненных, я вновь обратился к командующему кавалерией:
        - Извините, сэр Вильдрамм. Продолжайте, прошу вас.
        Ветеран, переступил с ноги на ногу, откашлялся и продолжил:
        - Ваша милость, оправданий нет. На том участке, где произошла рукопашная схватка, расположена девятая тысяча, которая состоит из самых молодых и неопытных солдат. Командующий данной тысячей - тысячник Альвар Эртос сегодня был тяжко ранен эльфийской стрелой и впоследствии скончался в лазарете в гарнизоне Буреломы. Принявший командование его первый заместитель пятисотник Верелетар ар-Гирминор - воин молодой, благородных кровей и с горячей головой. Он-то лично и увлёк в атаку те две сотни пехоты, что перешли за черту оборонительной линии и вступили в рукопашную схватку с отрядом гномов, насчитывавшим до четырёх сотен воинов...
        - И чуть было не принесли в наш лагерь на своих плечах озверевшего от крови врага! И подставили под стрелы арбалетчиков и других бойцов! - Резко оборвал я ветерана, который решил выгородить молодого высокородного выскочку, для которого служба в данном полку была, скорее всего, лишь ничего не значащей ступенью на пути к уготованному блистательному будущему и комфортному местечку в столице или даже при дворе Его Императорского Величества. - Да ты и сам чуть было не получил стрелу на том мосту!
        - Уж прости, что получилось лишний раз напомнить об этом. - Тут же спохватился я, взглянув на собственную речь со стороны. - Где этот.... молодой да благородный?
        Оказалось, что Верелетар был ранен в той схватке, но не смертельно и потому сейчас находится в лазарете, развернутом в гарнизоне Лесной, который располагался в часе езды от лагеря в юго-западном направлении.
        - Данного... человека. - Сказал я, еле сдерживаясь. - Отстранить от несения службы и перевести из лазарета в тюремную камеру до окончания ведения боевых действий. После его судьбу решит суд!
        Сказано всё это было настолько командным и жёстким голосом, что никто не посмел даже что-то возразить. Расту, однако.
        - Сэр Ингвар! - Рявкнул я, не выходя из образа. - Доложить о состоянии дел!
        Облаченный в доспехи, и от того выглядящий более солидно, чем в начале дня, командир катапультного расчета подскочил со своего места, и, не сводя с меня своих преданных глаз, отрапортовал:
        - Спешу сообщить, ваша милость, что имевшие место поломки устранены, компонентов для изготовления горючей смеси в достатке, катапульта выведена на боевую позицию!
        - Прекрасно! - Горячо воскликнул я. - Хвалю, сэр Ингвар! Наконец-то у нас есть весомый контраргумент в этом "противостоянии на подступах".
        Ингвар, польщенный, сел, а я меж тем, не давая надежды расслабиться, строго вопросил:
        - Так что, милорды? Что вы мне скажете по поводу наших потерь?
        Командиры и иже с ними попереглядывались чуток, а затем слово взял, как и подобает предводителю, Этрир эр-Дивинор (это его полное имя):
        - Ваша милость, не принимая в расчет промах, допущенный Верелетаром....
        - Преступный промах! - Резко перебил я его. - Такой промах изменой попахивает! Так что давайте называть вещи своими именами, даже если дело касается отпрысков высшего имперского дворянства! Но я перебил вас, прошу извинить. Продолжайте.
        Этрир тяжело вздохнул и продолжил, уже более продуманно подбирая слова:
        - Не считая того случая вопиющего нарушения прямого приказа и необдуманных действий неопытного командира, напрямую приведших к значительному увеличению наших потерь в живой силе, существует общепринятое объяснение такому большому количеству убитых с нашей стороны. Как всем хорошо известно, эльфы, а в особенности их воины, являются непревзойденными стрелками во всём Эрвиале. Их безумная скорострельность и убийственная меткость усугубляются ещё и тем, что очень многие эльфийские стрелки, презрев всякое понятие о чести, используют стрелы с напоенными мгновенным ядом наконечниками.
        - Даже так? - В изумлении изогнул бровь я. - Ну-ну, продолжайте....
        - Так вот. - Как ни в чем не бывало, продолжал Этрир. - Учитывая упомянутые скорострельность, меткость и ядовитые наконечники, приобщим сюда же боевую эльфийскую магию и, самое весомое - большое количество, собранных в одном месте профессиональных эльфийских воинов и просто лучников....
        - Хорошо, - вновь прервал я его, - я вас понял сэр Этрир. Это подтверждается ещё и тем, что от оркских стрел погибло на порядок меньше наших солдат. Это уже моё личное наблюдение.
        Я секунду помолчал и спросил:
        - А скажите, сэр Этрир, какое-то противоядие эльфийскому яду существует? Не совсем уж мы беззащитны в этом плане?
        - Да, ваша милость. - Поспешно ответил полководец. - Разумеется, за столько времени противостояния наши лекари и пытливники смогли создать противоядие, но действует оно лишь в половине случаев, да и то, если успеть принести раненного в лазарет для приема противоядия и под лекарский надзор.
        Умная мысль засвербела у меня в голове, и через пару мгновений я выдал решение, причем, как и всякое гениальное, оно отличалось свой простотой. Да, нескромно, но никуда от этого не деться.
        - Сэр Этрир! Распорядитесь, чтобы в Приреченск незамедлительно был послан гонец с моим приказом, гласящим следующее...
        Я на миг задумался, формулируя свой первый официальный приказ, хоть и в устной форме:
        - Всем гончарам, стеклодувам, буде такие в наличии, посудным дел мастерам, в срочном порядке и в короткие сроки - не позднее завтрашнего дня, изготовить весьма малые сосуды, объемом и в виде лекарских пузырьков, в количестве не менее....
        Тут я слегка замялся и вопросительно посмотрел на Этрира:
        - Сколько в Приреченске гончаров и прочая?
        - Непосредственно подсчетом я не занимался. - Растерянно произнёс Этрир. - Но в Приреченске есть свой цех гончаров, насчитывающий где-то до ста человек и, по-моему, всего пара стеклодувов, что делают витражи для знатных господ и посуду лекарям.
        - Отлично! - Воскликнул я. - Значит, прикажите гончарам, чтоб не позднее завтрашнего дня они сделали не менее одиннадцати тысяч пузырьков, а стеклодувов озадачьте на двести подобных сосудов. И если начнут роптать, или паче того, отказываться, то передайте, что по возвращению в Приреченск повешу смутьянов на городской стене, как изменников Империи!
        - Будет сделано, ваша милость! - Склонил голову Этрир. - Что-нибудь ещё?
        - Нет, все свободны. - Державно махнул я рукой.
        Заседавшие дружно встали из - за стола (вот что значит воинская выучка) и, раскланявшись, разошлись по своим местам и делам.
        Я с облегчением вздохнул, чувствуя себя просто раздавленным и размазанным по высокому стулу, на котором сидел - уж и не знаю, что забрало больше сил и нервов: утренняя битва или вечерний совет.
        На подгибающихся ногах, влача на себе килограммы стали, я доковылял до выхода и откинул полог, с наслаждением вдыхая прохладу позднего вечера поздней осени. Голова немного кружилась из-за перенесённого напряжения и духоты прокуренного помещения.
        Стоявшие на страже у входа в мой шатёр воины вытянулись по стойке смирно, тут же подбежал молодой парнишка-оруженосец, на ходу поклонился и скороговоркой выпалил:
        - Ваша милость, изволите отужинать? Можно уже сменить факелы и прибрать в шатре?
        - Стой-стой-стой. - Вытянул я перед собой руки. - Ты хочешь мне мозг сломать что ли?
        - Нет, что вы, ваша милость! - В испуге вскрикнул парнишка, заметно бледнея и округляя глаза. - Я даже и не думал о таком! Честное слово!
        Видя его неподдельный страх и вспомнив, что в этом мире идиотские выражения, считающиеся у нас верхом остроумия, понимаются буквально, я покровительственно улыбнулся и, похлопав по плечу, успокаивающе сказал:
        - Не бери в голову, это я шутю так. А вообще - давно уже пора и порядок навести и ужин подавать. Так что давай, меньше слов - больше дела.
        Не знаю, удалось ли мне успокоить перепуганного оруженосца, но паренёк, порывисто поклонившись, стремглав метнулся в шатёр наводить порядок.
        А я, окинув начальственным взором раскинувшийся передо мной военный лагерь в средневековом исполнении, но с древнеримской аккуратностью, где шла своя особенная жизнь, вдруг ни с того ни с сего пропел:
        Может не на месте я,
        Да ничего не зря!
        Вот война закончится -
        Будем дома, брат!
        Глава 14.
        Идиллию грубо прервал сигнал рога с передовой, где оставались нёсшие дозор отряды. У меня тут же заныли зубы, предвещая что-то очень нехорошее.
        - Отужинал, мать твою! - В сердцах воскликнул я и тут же зычно прокричал, заглушая приглушенный рокот спешно и слаженно выдвигающегося на передовую воинства. - Коня мне! Быстро!
        Тут же откуда-то вынырнул конюший, с конём в поводу. Следом буквально материализовался давешний мальчишка-оруженосец, подавая мне шлем, который я напялил себе на голову, уже сидя в седле, и щит, который я выхватил из его рук, уже дав шпоры коню. Я скакал мимо сдержанно и дисциплинированно бегущих на свои позиции отряды имперской пехоты. Ориентиром служили связки горящих факелов на высоких столбах, расставленных с равными промежутками вдоль пути следования - благо дождь прекратился.
        Справа и чуть впереди от наблюдательного холма я заметил нашу многострадальную катапульту, возле которой споро и слаженно суетился расчет из пяти человек под командованием обрётшего гордую стать и расправившего во всю ширь плечи Ингвара. На холме уже было людно, помимо ожидаемых мною Вильдрамма и прочего "технического персонала", меня уже у самого подножия нагнала пятёрка личного вооружённого эскорта, про который я всякий раз забываю, что характеризовало меня не с лучшей стороны - какой командующий, да ещё барон, без эскорта? Не простолюдин ведь уже, надо запомнить...
        - Обстановка! - Потребовал я, едва поравнявшись с Вильдраммом.
        Ветеран, повернувшись ко мне, отчеканил:
        - Спешно вернулись дальние дозоры с докладом, что враг вновь выступил. Только теперь уж наверняка при поддержке своей приобретенной Силы - на что мы и рассчитывали.
        - Что за поддержка? - Спросил я, вглядываясь поверх моря спин и леса копий.
        - Скоро узнаем. - Недобро усмехнулся Вильдрамм и замолчал, также вперив свой взор во тьму на той стороне. На наблюдательном холме царило напряженное молчание, даже кони как-то робко переставляли ноги и всё норовили прижаться покатыми боками друг к другу. Снизу доносился приглушённый гул большого воинства и резкие окрики командиров различного ранжира. Фшш-уууууу-хххх - огненный шар, брызжа ярко-рыжими каплями, прочертил пылающую траекторию от нашей катапульты до середины поля, ограниченной с одной стороны линией обороны, с другой - враждебным и смертельно опасным для нас лесом. Снаряд рухнул оземь, расцветая бело-рыжим цветком взрыва, сопровождаемый грохотом и фонтаном вывороченных комьев земли.
        - Ух, как! - Не сдержал я восхищенного восклицания. - Прикольно!
        Не прошло и минуты, как последовал второй выстрел - взрыв расцвел чуть левее первого. Тут же, судя по заигравшим за низкой грядой сполохам и слабым отзвукам взрывов, очнулись катапульты Ордиса, "работая по площадям противника" на правом фланге. Плотный обстрел нейтрально-вражеской территории продолжался с полчаса - сначала словно нехотя, а потом, набирая силу, стали заниматься огоньки пожаров, выхватывая из тьмы и пряча обратно распластанные и утыканные стрелами тела.
        - Ну и где твои эльфы с поддержкой? - Строго спросил я внимательно рассматривающего обстрел местности и огненную вакханалию Вильдрамма. - Мы же ведь не зря сейчас расходуем ценный боекомплект?
        - Затаились, ваша милость. - Ответствовал ветеран. - Не ожидали, видать, такого гостеприимства. Но ничего, скоро полезут - недолго ждать.
        - Мне б.... - Начал было я фразу, которая звучала бы приблизительно как: "Мне б твою уверенность, иначе израсходуем всё щас нахрен, и воевать нечем будет", но договорить не успел, так как началось то самое, чего мы так долго ждали.
        Сначала словно ледяная волна окатила с макушки до пят, выбивая из лёгких воздух и сжимая в когтистой лапе затрепыхавшее сердце. Затем в душу, мозг, или ещё куда ворвался такой всеподавляющий страх, переходящий в истеричный ужас, что в глазах всё окончательно потемнело, а конечности налились противно пульсирующим свинцом.
        Рядом кто-то истошно заверещал, кони, безумно взбрыкивая ногами и захлёбываясь собственным протяжным ржанием, переходящим в вой, сбрасывали седоков и уносились во тьму.
        Я сам был на грани обморока и тихонько поскуливал, как вдруг что-то во мне буквально щёлкнуло, и хоть было всё ещё страшно, но я мог себя контролировать, чувствуя, как от правой кисти по телу разливается спасительное тепло. Мне удалось удержать обезумевшего коня, хоть и пришлось для этого пару раз съездить тому кулаком промеж ушей.
        Я судорожно осмотрелся и поразился масштабам и эффективности вражеского психотропного воздействия на наше воинство: солдаты катались по земле и трусливо выли от ужаса. Кто-то бился головой о камни, кто-то вспарывал себе горло - лишь бы избавиться от пожиравших изнутри демонов.
        На наблюдательном холме кроме меня остался лишь Вильдрамм, но толку от него сейчас было мало: он стоял на коленях и хрипел, судорожно стискивая рукоять меча.
        Я бросил взгляд на объятое пламенем поле и вновь чуть не рухнул в зубастое небытие безотчетного страха - там, в неверном свете с неимоверной скоростью двигались большие тёмные фигуры. Языки огня отражались от их металлических тел, а та неодолимость, с которой они приближались к нашим позициям, вгоняла в обреченное уныние, выражавшееся одной фразой - нам всем пиздец.
        Но надо было что-то делать, надо было нас всех спасать. Но как?!
        Первое, что пришло мне в голову, это привести в чувство хотя бы Вильдрамма, чтобы не в одиночку вытаскивать несколько тысяч человек из разверзшейся пред нами задницы.
        - А ну встать, твою мать! - Заорал я, почему-то решив, что такой подход действенней всего. Хотя я в тот момент не проводил сравнительный анализ методов убеждения, а просто орал от страха.
        - Встать, я сказал!
        Боясь слезть с коня, чтобы не оставаться пешим, ибо животное со стопроцентной вероятностью унеслось бы в неизвестном направлении, я выхватил меч и плашмя ударил им хрипящего ветерана по наплечнику.
        - Именем Императора! - Решил я громогласно воззвать к воинскому долгу. - Командующий Вильдрамм! Встать!
        Ветеран, превозмогая усилие, поднял голову, уставившись на меня безумными невидящими глазами, полными чёрными волн ужаса.
        - Встать! - Истерично повторил я, размахивая мечом и пытаясь удержаться на обезумевшем коне.
        И, о чудо, Вильдрамм медленно поднялся, и чернота ушла из его глаз, оставив место простому страху, с которым можно бороться.
        - Служу Императору. - Монотонно произнёс он, прижав кулак к сердцу и склонив голову. - Приказывайте, ваша милость.
        - Приказываю! - Не унимался орать я, сам едва удерживаясь на грани безумной истерики. - Собрать вверенное вам воинство и подготовить для отражения вражеской атаки.
        - Империя или смерть! - Не поднимая головы, торжественно произнёс ритуальную фразу пожилой ветеран.
        А затем, посмотрев мне в глаза, преданно добавил:
        - Веди нас, Илидис!
        - Айййй! - Безнадёжно махнул я рукой, наподдав пятками коню. - Веди вас.... Самому бы выйти. На передовой царил подлинный ад седьмого круга второго пояса: тысячи закованных в сталь суровых воинов выли и катались от ужаса, ударяясь о скалы и камни, вонзая в себя мечи и кинжалы.
        В отчаянии не зная, что делать, единственный сохраняя подобие самообладания среди хаоса смертельного страха и самоубийственного уныния, я, свесившись с седла, подхватил брошенный мёртвым сигнальщиком большой рог, и, набрав в истерзанные лёгкие побольше воздуха, задул что есть силы.
        Признаться, я сам не ожидал, что у меня получится извлечь из благородного инструмента хоть какое-то подобие звука, ибо ранее имели место быть печальные результаты подобных экспериментов.
        Но над безумствующей в кровопролитном самоубийстве долиной вдруг разлился грозный протяжный и сильный звук боевого рога. В исступлении я трубил и трубил, чувствуя, как в груди разгорается настоящий пожар, а глаза застилает огненная пелена. Страх забился куда-то в тёмную маленькую выемку под сердцем, а его место с наглой уверенностью стала занимать, разрастаясь, необузданная ярость. Древняя, страшная, убийственная.
        Я будто перестал контролировать это тело, с удивлением взирая сквозь пелену на его действия и на происходящие вокруг перемены. Звуки рога, казалось, обрели собственную жизнь, кружа над нами, то слабея, то усиливаясь, то спускаясь к самой земле, то ударяя в низкие небеса.
        Скосив непослушные глаза вниз, мне почудилось, что присмиревший вдруг конь, словно налился клубящейся тьмой, извергая из ноздрей то ли клубы пара, то ли дыма. А за спиной что-то развернулось и захлопало под налетевшими порывами ветра; обернуться, чтобы проверить, я не мог: имперский ли то плащ, либо это расправились, касаясь холмов, тяжёлые крылья.
        Я видел, как поднимаются, потихоньку приходя в себя имперские солдаты, как со смесью благоговения и страха они смотрят на меня, поднимая брошенное в припадке оружие и вновь становясь в боевые порядки. А звук рога всё звучал и звучал, дробясь на множество осколков, застревая между камней и взмывая в поднебесье, хоть я давно уже перестал дуть в костяной покрытый замысловатой резьбой мундштук. Я всмотрелся вдаль, в объятое пламенем поле "на той стороне", по которому в нашу сторону бежало множество бездушных существ, поблескивая в отсветах пожара металлическими телами. Они были огромны - до двух с половиной метров в высоту с мощными ногами и руками с гладкими головами без единого намёка на органы слуха, зрения, обоняния и всего прочего.
        И ничего не было в них - ни души, ни воли, лишь приказ, отданный кем-то, приказ - уничтожить этих жалких людишек, всех до последнего. "Держать строй! Молотобойцев в третью линию!" - хотел прокричать я, указуя мечом в набегавших големов. Но вместо слов из моего горла, обдирая гортань, вырвался низкий и одновременно громкий рык. Солдаты окончательно сбросили оковы того чёрного ужаса, который заставлял скулить и бросаться на собственные мечи, даже мой рык, казалось, придал им сил и решительности.
        Големы уже подбегали к нашей траншее, когда в передних ударил огненный шар, пущенный из катапульты подчиненными Ингвара. Молодец, мужик, быстро очухался!
        Первым выстрелом накрыло сразу двух безликих порождений эльфийской магии, разметав их пустотелые тулова в радиусе нескольких метров. На второй времени нам уже не хватило: бездушные металлические создания, словно чёрные брёвна стали со всего маху валиться в траншею, то ли не додумавшись хотя бы попытаться перепрыгнуть это искусственное препятствие, то ли их создатели не всё предусмотрели, наделяя ограниченным набором функциональности эти механизмы убийства.
        Вот тебе и "зачем нам эти траншеи" - злорадно вспомнил я высказанные недоумения Этрира, Ордиса и остальных. Теперь, наглядно видя правоту принятого мною решения в вопросе фортификационных сооружений, слушаться меня будут беспрекословно. Первые упавшие на дно траншеи големы пытались воздеть себя на ноги, но их сбивали вновь рухнувшие. От ударного соприкосновения металлических тел по полю битвы разносился гулкий дребезжащий звон, словно с горки, закатанной в асфальт, перекатом спустили большую партию пустых газовых баллонов.
        Наши воины, сначала робко и разрозненно, а затем всё дружнее и смелее принялись издевательски хохотать над тупыми созданиями, не имеющих даже элементарной смекалки для того, чтобы перебраться через нашу линию обороны.
        - Первая шеренга! - Вновь начал командовать окончательно пришедший в себя Вильдрамм, невесть как оказавшийся на передовой, правда, без коня, что и не удивительно, учитывая, что все наши непарнокопытные боевые товарищи задали стрекача в первые мгновения агрессивного вражеского психического воздействия.
        - Тоооовсь! - Продолжал зычно кричать ветеран.
        Сотни воинов, кто в одиночку, кто попарно, держа в руках большие валуны, выстроились вдоль всей траншеи, заполняемой безлицыми и безмозглыми големами.
        - Бросааааай! - Гаркнул Вильдрамм и его команду разнесли по рядам командиры сотен и десятков, словно нажимая на спусковой крючок многозарядного механизма, стреляющего каменными ядрами большого диаметра.
        В многоголосье гулкого металлического дребезжания ворвалась новая резкая скрежещущая нота: большие тяжёлые валуны с приданым усилием и ускорением обрушивались на металлические тела и головы тех, что были посланы с одним приказом - убить нас - живых людей, разорвать нас на части, растоптать тяжёлыми, в два обхвата, ногами.
        - Вторая шеренга! - Продолжал надрываться Вильдрамм. - Тоооовсь! Солдаты шныряли туда-сюда словно муравьи: задние шеренги подкатывали валуны, четвёртая шеренга передавала эти валуны вперёд, а первые три шеренги быстро и слаженно менялись местами, безостановочно осыпая барахтавшихся в траншее големов тяжеленными каменюками. В пятой шеренге наготове стояли солдаты помощнее, сжимая в руках внушительного вида молоты на длинных рукоятях. Остальные шеренги не двигались с места, сохраняя строй и не выпуская из рук оружия - лишь лазаретные бригады потихоньку выносили куда подальше мёртвые тела тех, кто успел покончить с собой в приступах накатившего ужаса... Пока очухавшиеся солдаты лихо закидывали камнями опростоволосившегося врага, я потихоньку приходил в себя, чувствуя, как уходит из груди жар, а с глаз спадает багровая пелена. И уже ничего не хлопало за спиной, а конь подо мной вновь был обыкновенным живым конём, переступавшим копытами и нервно прядя ушами. Усталость вновь начала подкрадываться, растекаясь по конечностям свинцовыми ручейками. Перелом в удачно складывающемся для нас избиении врага
произошел, как всегда, неожиданно и болезненно. Все настолько увлеклись бросанием валунов в тупых големов, что напрочь позабыли о самых опасных противниках, способных чертовски метко стрелять и мастерски убивать на дальних подступах. Промухали, скажем честно, все! Даже Перстень ничем не подсказал, сволочь!
        Один за другим стали валиться в траншею, пораженные стрелами, воины первой шеренги, выпуская из рук тяжёлые камни. Тут же вторая и третья шеренги кинулись назад - под прикрытие щитоносцев и между нашими рядами и траншеей образовалось свободное пространство метра в два-три, куда и стали тяжело выползать, переваливаясь через бруствер, потрепанные, помятые, но от этого ничуть не ставшие менее опасными, бездушные големы, тускло поблёскивая металлическими боками в бледном свете зарождавшегося утра. "Вот уж хер!" - Зло подумал я, вновь всеми мыслями и желаниями потянувшись к Перстню. - "Только не в мою смену!" Остатки первой шеренги слишком поздно дёрнулись назад, да и в живых из них осталось не больше трети. Бездушные механизмы из металла, в чьих безликих головах, заменяя суть и смысл существования, адским пламенем тлел лишь один приказ: уничтожить любым способом этих гнусных людишек и тех, кто с ними (и дальше, где найдутся, пока не поступит другой приказ - остановиться) - дорвались, наконец, до своей цели. И хоть вылезших из траншеи големов было примерно в два раза меньше, чем упавших туда, на
решимость выполнить своё предназначение у оставшихся это не сказалось. Я спрыгнул с седла и, вытаскивая на ходу меч, что-то проорал - не помню точно что, но что-то страшное и грозное, ибо стоящие передо мной шеренги имперских пехотинцев поспешно расступались пред ликом моей милости.
        И вновь - уже в третий раз за всё время владения мной пресловутым Перстнем, (а по сути, всё время нахождения меня в этом ... Эрвиале) я, рванувшись вперед, вдруг понял, что буквально провисаю на плотных, упругих и невероятно быстро нагревающихся струях воздуха, в то время как окружавшее меня общепризнанная среда "пространство - время - организмо-механизмы" вдруг максимально, насколько это возможно для собственного "супервоплощения", замедлилось.
        Прямо предо мной застыл, выползающий на бруствер один из безликих големов: крупные крошки земли колючими брызгами повисли вокруг гладкой металлической головы, плеч, длинных скрюченных пальцев. Приблизившись вплотную, я, походя, врезал эфесом по этой невидящей округлой голове, наблюдая, как медленно расходятся по гладкой поверхности волны сминаемого металла.
        Я бросился дальше, с силой оттолкнувшись ногой от края бруствера, и перелетев в уплотняющихся слоях воздуха через заполненный застывшими в разных позах бездушными металлическими существами зев траншеи. Движения давались с всё большим усилием, словно приходилось пробиваться сквозь нагревающуюся стекловату, обдирая кожу, терпя боль в слезящихся глазах. Сердце бухало о грудную клетку - слишком медленно и слишком громко, проталкивая по организму потоки закипающей крови. Лёгкие были пробиты миллионами мелких горячих иголок.
        На пути попался ещё один застывший в динамичной позе огромный голем: его занесённая правая нога с равномерным утолщением у основания, заменявшим ступню, медленно-медленно опускалась вниз, само тело было наклонено вперёд, обозначая экспрессию и движение.
        "А вот хрен вам, эстеты грёбанные!" - огненной вязью промелькнуло у меня в голове, и я со всей злостью рубанул мечом это творение извращённого эльфийского разума. Клинок прошёл словно сквозь вязкий застывающий цемент, оставляя после себя багрово-жёлтый по краям росчерк.
        Не останавливаясь, я продолжал двигаться дальше, выискивая свою главную цель - эльфийских лучников, чьё местоположение легко можно было отследить по медленно парящим роям серебристых белооперённых стрел. Я двигался, стиснув зубы и рубил эти стрелы, лишая их возможности сделать своё дело, ибо каждая стрела это чья-то жизнь по ту сторону траншеи, это жизни моих солдат.
        Так долго в этом своём состоянии я ещё не находился и что будет со мной не найди я вражеских стрелков до того, как время "включится опять", я даже не думал и не моделировал такую ситуацию...
        Но мне реально повезло, когда через несколько набатных ударов сердца я буквально упёрся в плотную группу в несколько десятков стрелков - увидеть их сразу мне помешала багровая круговерть в глазах и легендарная мимикрирующая эльфийская маскировка...
        Злобно осклабившись, я принялся потрошить этих стройных остроухих сказочных созданий, под волшебными плащами облаченными в матово поблёскивающие доспехи в крупную чешую. Мой меч, чувствительно нагревшись, вспарывал эльфийские животы и оставлял наливавшиеся кровью росчерки на эльфийских шеях.
        Рукоятка меча уже начала обжигать руку сквозь кожаную перчатку, а собственная кожа пошла пузырями и багровыми трещинами, когда я разворотил грудную клетку где-то двадцать пятому по счёту эльфу, и когда с глухим щелчком время вновь возобновило свой бег.
        Теряя ориентиры "верх-низ", я повалился лицом в раскисшую грязь и тут же следом с мокрыми шлепками вываливающихся внутренностей и отлетающих голов рухнули тела убитых мною эльфов.
        Через долю секунды что-то тяжёлое, обдав потоками воздуха, пронеслось надо мной и с силой врезалось в кучку оставшихся в живых стрелков, попачкав мои плащ и перчатки пригоршнями светлой пахучей эльфийской крови.
        Сквозь бешеную круговерть и набатный звон я различал перепуганные вскрики на изысканном певучем языке, которые вскорости стихли в отдалении... Разбежались.... Это хорошо, иначе меня сейчас можно брать одной голой рукой.... Но надо встать.... Надо двигаться обратно....
        Подавляя рвотные порывы, поскуливая и хныча от боли, я еле воздел себя на ноги, всем весом опираясь на шипящий от попавшей на него влаги меч... Клинок быстро остывал, окутываясь исходящим от него паром, кожа на теле местами будто собралась в частые морщины, и эти морщины невероятно болели и щипали...
        Я поднял голову и первое, во что упёрся мой взгляд, это металлическая продолговатая безликая голова, невероятно изуродованная и на треть зарывшаяся в кровавое месиво из развороченных тел и земли. Я осмотрелся вокруг, и меня замутило ещё сильнее от вида изрубленных тел и вывалившихся скользких внутренностей.
        Я резко развернулся и, сделав изрядный глоток свежего воздуха и судорожно сглотнув подкативший ком, побежал обратно к своим войскам...
        Бежал, не разбирая дороги и шатаясь, словно горький пропойца. Вот и заваленная разбитыми и раздробленными телами големов траншея. Там, на той стороне за бруствером царил сущий хаос из пыли, сверкания стали, громких криков, конского ржания и бешеного мельтешения.
        Я в замешательстве остановился на краю траншеи, даже и приблизительно не представляя себе, как же перебраться на ту - свою сторону.
        - Ваша милость! - Вывел меня из ступора чей-то окрик.
        Я осмотрелся и увидел тройку арбалетчиков, забравшихся на край земляного вала и ожесточенно мне жестикулировавших.
        - Ваша милость! - Вновь крикнул один из них, тот, что стоял поближе - жилистый долговязый и длинноносый. - Мы сейчас веревку бросим! Один миг!
        Тут же, стоявший за ним коренастый малый выдвинулся вперед и, размахнувшись, метко бросил мне аркан с грузилами под основанием петли. Я лишь автоматически вытянул руку, и петля плотно обхватила её чуть повыше локтя, а мои пальцы сами собой крепко сжались на чуть провисшей верёвке.
        - Прыгайте, ваша милость! - Вновь заорал долговязый. - Мы вас вытащим!
        Я коротко разбежался и прыгнул, отстраненно наблюдая, как навстречу мне приближается дно траншеи, усеянное телами гномов, орков и запчастями обездвиженных навсегда големов.
        - Тяни! - Услышал я короткую команду и в тот же миг отвесная земляная стена траншеи резко пошла вниз, а сам я, чтобы не впечататься мордой, выставил вперёд ноги и стал быстро-быстро перебирать ими, отталкиваясь от отвесной стены.
        Через мгновение я уже был на бруствере, осматривая кипевшую метрах в двухстах впереди ожесточенную схватку между огромными бездушными големами и отважными имперскими солдатами.
        Наши явно выигрывали, умело пользуясь численным перевесом и имевшимся на вооружении разнообразным арсеналом: сбивая големов наземь ударами толстых брёвен по ногам, нанося тяжёлые повреждения в голову длинными копьями и алебардами, добивая павших тяжелыми молотами и топорами....
        Похоже, и этот раунд остался за нами.... Осознав это, я почувствовал, как ноги подгибаются в коленях, а притяжение между землёй и задницей увеличилось в несколько десятков раз - пришлось поддаться такому естественному желанию, как плюхнуться на землю и безучастно наблюдать за избиением.
        Големы сопротивлялись ожесточенно, насколько могут быть ожесточены не имеющие души, разума и собственных мыслей существа. Но на нашу сторону их добралось не больше ста штук, и они изначально были призваны, чтобы расчистить дорогу основным силам от деморализованных и умирающих от страха презренных смертных...
        Но то ли призвавшие их, поддавшись эмоциональным порывам, не учли неудачу первой атаки и никоим образом не позаботились о способах пересечения нашей траншеи, то ли слишком понадеялись на возможности своих огромных смертоносных марионеток и на силу своей волшбы. В любом случае, у них ничего не вышло: мы быстро очухались (хоть и не без помощи Перстня), вломили ихним големам, я лично напугал до усрачки бравых эльфийских лучников, так, что они ломанули что было сил обратно под юбки к своим деревьям, а новой атаки бешенных гномов и брутальных орков что-то всё не было. Как выяснилось позже, подгорные отряды вынуждены были вернуться обратно, так как оставшиеся верными Империи кланы, воспользовавшись отсутствием большинства защитников, начали захватывать одну за другой крепости и поселения смутьянов. Через час последний голем был повержен и расплющен ударами двухпудовых молотов. Имперские солдаты, не веря в то, что они сейчас сотворили, переглядывались бешеными глазами, сжимая в руках оружие и тяжело дыша.
        Я, пошатываясь и опираясь на перепачканный спёкшейся кровью меч, встал, и, окинув тяжёлым взглядом ошалевших воинов, гаркнул:
        - Вильдрамм! Построить войска согласно купленным билетам! Мы идём в гости! Немедленно!
        Глава 15.
        Мы наступали всесокрушимой стальной лавиной по трём направлениям: слева - за полосой топей и болотных испарений двигался Этрир, которому перебросили обратно одну катапульту, так как от конницы в лесу толку нет, справа - за оплывшей возвышенностью - Ордис, я и Вильдрамм - по центру.
        На подходах к лесу, когда до ближайших деревьев оставалось не более ста метров, в нас полетели стрелы, но плотная стена высоких щитов и ответные залпы имперских лучников дали время на развёртывание наших катапульт с последующим часовым обстрелом тёмных зарослей красивыми огненными снарядами. Деревья и кустарник горели неохотно, видимо сказывалось воздействие защитной эльфийской магии, но против дикого желания людей посчитаться за все обиды, страхи и унижения даже магия была бессильна.
        Мы двинулись дальше - сквозь занимавшиеся пожары, ступая по истерзанным обгорелым телам неудачливых эльфов, что попали под горячую в буквальном смысле руку наших катапультных расчетов.
        Перстень вновь ожил, что было очень даже вовремя и непередаваемо мило с его стороны, иначе бы нам было бы стократ сложнее вовремя замечать ловушки и засады и притаившихся в ветвях деревьев отчаянных стрелков, да и я бы уже сдох бы на двадцатой минуте нашего бравого наступления, что было немаловажно, согласитесь.
        Мы шли, обезвреживая сопротивлявшихся, иногда теряя своих, но не останавливались, одновременно прилично прорежая топорами густоту лесонасаждений. Во мне вновь пробудился жар, сжигая страхи и сомнения и мгновенно выпаривая пот, в глазах плескалось багровое марево, а затаившиеся в ветвях и за стволами эльфы отчетливо проступали зеленоватыми силуэтами.
        Спасибо единственному оставшемуся в живых страхобору - помогал, как мог. Остальные двое погибли среди первых, когда по нам шарахнуло тем неконтролируемым ужасом: Эрвин, судя по его позе, пытался вырвать себе глаз и кричал до последнего вздоха, второй - Алатис умер в позе скрюченного эмбриона, его тело так и не смогли распрямить. Оставшийся -Терес полысел и начал страдать неконтролируемым тиком, но надо отдать должное - навыков не потерял и вновь отражал ментальные нападки на наших солдат и развеивал встречавшиеся на пути мороки. День стал клониться к вечеру, когда мы, завалив последнее на нашем пути шагающее дерево, вышли к крайнему рубежу обороны грёбанных эльфов. Наши отряды соединились, и под моим командованием уже находилось внушительное воинство - в девять с половиной тысяч человек, что не могло не воодушевить.
        Впереди маячили очень густые заросли тонкоствольных кривых деревьев. Они стояли настолько густо и были так болезненно искривлены, что в душе поднималась волна отвращения при одном только взгляде на это творение рук эльфийских.
        Катапульты дали дружный залп и стена зарослей занялась весёлым ярким пламенем, но, не прогорев и десяти минут передние шеренги замученных деревьев вдруг рухнули - резко и с такой силой, что под ногами затряслась земля. В следующую секунду сквозь клубы земляной пыли и тошнотворно-зелёной кисеи со скоростью пущенной стрелы выметнулись сотни бледных облезлых то ли корней, то ли самих стволов. Щитов и кольчуг они не пробивали, но оплетались вокруг шей, рук и ног и либо душили тут же на месте, с мокрым хрустом ломая шейные позвонки, либо утаскивали пойманных в свои заросли, где истошные вопли и крики о помощи затихали в несколько мгновений.
        - Не прекращать обстрела! - Орал я, находясь сразу за третьей шеренгой щитоносцев. Прикрепленный ко мне сигнальщик условным сигналом тут же протрубил мою команду, и наши катапультные расчеты не подкачали, дав совместный залп.
        Как и в первый раз, заросли загорелись живо, и пламя взметнулось во всю высоту скрюченных насаждений, но в этот раз я всем нутром потянулся к огню, протягивая к нему свои мысли, в которых звучал лишь один приказ: "Иди дальше!".
        Я весь окунулся в огонь, чувствуя, как пламенные струи жгутами ввинчиваются в мои кровеносные сосуды и оплетают мозг. Я мысленно дотрагивался до каждого язычка пламени и поддерживал его, давая ему силы и раздувая всё сильней и сильней.
        "Иди дальше! Сожги это всё!" - приказывал я.
        И стена огня пошла дальше, переборов волны земли и зеленой мути! Бледные корни больше не могли добраться до нас, обгорая на лету и с тихим писком сворачиваясь в кольца. Пламя обрело силу и пошло дальше уже без моей помощи - я его отпустил, но ему можно и нужно было помочь и другим способом.
        - Добавить огня! - Срывающимся голосом проорал я, чувствуя как из носа и горлом пошла кровь. Ну, это ничего, это главное перетерпеть.... Сейчас мы их додавим, сволочей....
        Сигнальщик вновь просигналил, а катапульты вновь отозвались дружным залпом, помогая огненной стене развивать своё успешное наступление.
        И мы пошли дальше, ступая по мёртвому пепелищу, в котором сгинули и несколько десятков наших товарищей. Но это война, иначе никак. Мы помянём вас, други, ваши имена увековечим на гранитной плите Доблести. И плевать, что этой плиты пока нет, я обещаю, что она будет стоять! Как только мы вернёмся.... Стена огня, шествовавшая впереди, вдруг резко опала и развеялась по ветру безобидными огоньками и пред нами предстала картина, которую я вряд ли забуду.
        Полоса выжженной земли обрывалась, будто срезанная ножом, дальше шла изумрудная сочная трава с милыми яркими цветочками. И посреди всего этого великолепия вразнобой, без всякой системы стояли сотни, покрытые трещиноватой бурой корою, столбов чуть выше человеческого роста. Из каждого столба бледно-коричневыми змеями тянулись поддёргивающиеся отростки. Их было по пять штук - этих отростков. И к каждому столбу ими были прикручены по одному живому человеку - за ноги, за руки и за шею. Это были оборванные, избитые хуторяне и пропавшие без вести в разное время имперские солдаты и наёмники.
        Люди не были прикручены вплотную к державшим их столбам, а отстояли на пару шагов, терзаемые шевелящимися и перекручивающимися, словно змеи, отростками - так что почти у всех пленников были кровоточащие раны на запястьях, лодыжках и шеях.
        У каждого из нас вздулись желваки, а костяшки пальцев побелели на стискиваемых рукоятках и древках.
        - С-сволочи! - Еле прошипел кто-то из стоявших рядом. От распиравшего меня гнева внутри всё запылало с удвоенной силой, пытаясь не сорваться в нечленораздельный рык, я проорал:
        - Мы не простим им этого! Вперёд, воины! Вот ваша цель! Освободим наших товарищей! И посчитаемся с эльфийской мразью!
        Сигнальщик протрубил атаку, его подхватили другие рога и рожки, и в ту же секунду стальной вал гневно кричащих имперцев качнулся вперёд, с каждой секундой набирая скорость.
        Мы подбегали к терзаемым пленникам, но древесные отростки в ту же секунду душили их, разрывая гортань, разрывали на части, отрывали конечности или протыкали насквозь новыми отростками, что моментально выпрыгивали из покрытых корою столбов.
        Мы пытались спасти, помочь, мы рубили этих древесных змей, мы разрубал в щепки столбы, но не спасли никого....
        Они кричали от боли и ужаса, они плакали и молили о помощи, они причитали, захлёбываясь в собственной крови... А ближе к середине этого страшного пути из-за столбов стали выныривать эльфы, кто в полном чешуйчатом доспехе, кто в зелено-коричневых одеждах, причем были там как мужчины, так и женщины. Они стреляли в нас с близкого расстояния и почти в упор, и быстро исчезали обратно за частоколом страшных столбов.
        Вильдрамм - молодец, буквально тут же дал команду к построению черепахой. Войско, учитывая особенности местности ведения боевых действий, споро разбилось на пятидесятки: "ведущую" и "ведомую". Каждая полусотня быстро закрылась со всех сторон щитами, защитив своих лучников и арбалетчиков, которые вели ответную стрельбу по юрким эльфам. Три полусотни сопровождали нашу ударную катапультную силу. Так мы и шли дальше, осыпаемые стрелами и сопровождаемые мольбами и стонами убиваемых и заживо разрываемых несчастных людей. И это было неимоверно тяжко - намного тяжелее, чем когда на тебя прёт враг, и ты знаешь, что делать, знаешь, что рядом верные соратники, которые помогут и прикроют. А так.... Мы шли и молча глотали слёзы, ненавидя эльфов с каждым мигом всё больше и больше.
        А те, видя малоэффективность своих стрел, выкрикивая боевые кличи, бросились на нас с мечами наголо. Ох, как мы соскучились по рукопашной! Ох, как нам хотелось намотать на свои клинки побольше вражеских кишок!
        Эльфы грациозно вертелись и крутились, уходя от ударов, делали короткие пассы руками, помогая себе магией. Но ничто не могло одолеть человеческого гнева, имперцы дорвались до своей добычи и крепко вцепились в неё, обагряя кровью свои клинки.
        Мне тоже довелось оказаться в первых рядах и скрестить с врагом оружие, и хоть я и пропустил пару режущих ударов по броне, но своего противника одолел, разрубив его прекрасный шлем с тонким наносьем и белокурую длинноволосую голову под этим прекрасным шлемом. Второго эльфа - бездоспешного я свалил тут же - коротким ударом в сердце. Мы шли и крушили врага, мы шли по трупам и по чавкающим под ногами внутренностям. Мы утоляли свой гнев и никак не могли утолить его.
        Скоро перед нами осталась лишь жалкая кучка жавшихся друг к дружке эльфов, они испуганно смотрели в наши лица и потихоньку пятились назад.
        - Убить их всех! - Проорал какой-то воин, и от этого крика словно прорвало запруду: имперцы сломали строй и буквально напрыгнули на эту кучку ещё пока живых эльфов.
        Всё было кончено в считанные минуты, последние перед нами вооруженные противники валялись мёртвыми у наших ног - в неестественных изломанных позах. Многих из тех эльфов даже не убивали, а забивали до смерти так, что лица да и сами тела превратились в бесформенные кучи кровавого мяса.
        - Дошли, ваша милость. - Тяжело дыша, обратился ко мне потный и перемазанный сажей Томбрад. - Что будем делать дальше?
        Я и сам с усилием вгоняя в себя воздух, всматривался в мешанину скал, что возвышались в нескольких полётах стрелы перед нами. Эта картина невольно вгоняла в трепет своей дикой суровостью и дисгармонией: посреди уютной зелёной полянки, обрамленной зелено-желто-красным великолепием осеннего наряда сказочного леса, громоздились гигантские обломки скал. Казалось, что половина из них вырвалась из-под земли, стремясь в небесные хляби, но столкнулась с другой половиной, сброшенной с небес.
        - Ваша милость. - Подошёл, бледный как мел, Терес. - Нам не пройти дальше.
        Я посмотрел в дёргавшееся от неконтролируемого тика лицо человека, которого безмерно уважал, зная, через что ему пришлось пройти за всех и каждого из нас, что ему приходится терпеть каждую секунду пребывания на этой проклятой территории врага, и со всем почтением спросил:
        - Отчего же, мастер Терес? От полного триумфа нас отделяет один бросок.
        - Не в том дело. - Ответил он, приложив руку к дёргавшейся щеке. - Это место - порождение дикой магии и оно не пропустит нас к пещере, где находится Источник и где сейчас укрылась Андотимэль. Она давит на нас, нагоняя смятения и страхи, пытается натравить мороков и призраков, но мы сейчас без труда разгоняем все её потуги...
        Тут он на миг запнулся, прикрыв глаза и сделав глубокий вдох. Затем продолжил:
        - Но эта земля не подпустит к ней чужаков, а мы - не просто чужаки, мы - её смертельные враги. Пойдёмте, я вам наглядно покажу. - Он учтиво склонил голову, поведя рукой в направлении сказочной полянки.
        - Хорошо, пойдёмте взглянем.
        - Вот, извольте взглянуть. - Проговорил Терес, когда мы оба подошли к самой границе переливающейся из светло-зеленого в прозрачно-голубой цвет травы. Картина и в самом деле была сказочная и умиротворяющая, так и хотелось наплевать на всё, сбросить доспехи и с разбегу нырнуть в это море травы, смеясь от счастья и глядя в вечное небо....
        Я тряхнул головой, с усилием отгоняя от себя это наваждение. Привидится же такое, бррр.
        А Терес тем временем наклонился, подбирая камешек побольше, и разогнувшись, ещё раз повторил:
        - Смотрите внимательно, ваша милость.
        Он несильно размахнулся и бросил камень в травяные заросли. Ничего особенного не произошло, лишь в месте падения прошла короткая еле заметная рябь - и всё.
        Я, изогнув бровь, с сомнением посмотрел на страхобра.
        - А сейчас, - как ни в чём не бывало, продолжал Терес. - Мы предложим травке вот это.
        И он, отстегнув с пояса короткий кинжал, снова повторил свой опыт. Буквально в ту же секунду трава вспучилась противными зеленоватыми пузырями и в месте падения кинжала образовалась воронка, словно открылся бельмоватый глаз земли. Я как завороженный, со смесью любопытства и отвращения, смотрел на это представление и вздрогнул, когда хищная воронка захлопнулась с громким чавкающим звуком.
        - Вы не могли не заметить. - Спокойно, почти лекторским тоном сказал Терес. - Что оно защищает путь к Источнику от чужаков, будь то живое существо, либо неодушевленный предмет. Нам бы мог помочь Варантар - полковой священник, но он сильно пострадал и до сих пор находится в лазарете.
        - Однако. - Всё, что мог ответить я.
        Мы вернулись в расположение своих войск, и на коротком совете я изложил суть возникшей перед нами проблемы.
        - Жаль, никого из этих вислоухих в живых не оставили. - Сокрушенно сказал Ордис. - Так бы заставили провести, или наложили бы заклятие уничтожения, чтоб рвануло, когда б он внутрь пробрался.
        - Не так всё просто, господин Ордис.- Мягко возразил Терес. - Магия этого места сразу же разоблачила бы наш умысел, и даже если б какой эльф согласился бы - под пытками или иным способом, пройти заколдованным к Источнику, то он не прошел бы и двух шагов. Это не считая того, что в ближайшей округе не осталось ни одного живого эльфа, и никто из нас не способен наложить чары уничтожения.
        - А что если дорогу местными валунами выложить? - Предложил Этрир.
        - Это ж сколько времени уйдёт? Месяц? Два? - Скептически сказал я.
        - И не получится из этого ничего. - Добавил Терес. - Защита раскусит нас...
        - Тогда что можно предпринять? - Прогудел Вильдрамм. - Не можем же мы повернуть обратно, не добив гадину!
        - Мы можем обложить это место и дождаться приезда Мастеров Силы и представителей высшего духовенства. - Предложил страхобор, вновь приложив руку к усиленно задёргавшемуся глазу.
        - Мы можем не дождаться помощи. - Ответил Этрир. - Это здесь все эльфы мертвы, а сколько их осталось в других частях Роменагорна? Да и Источник к тому времени, как я предполагаю, сможет восстановить свои силы, и тогда нам мало не покажется.
        Все мрачно замолчали, понимая, что зашли в тупик на пороге полнейшего триумфа и оглушительной победы.
        - А может, вдарим? - Тихо предложил перемазанный сажей, аки чёрт, Ингвар. - Только смеси не так много осталось....
        Как говорится - всё гениальное - просто. А что? В свете появившихся непреодолимых, на тот момент, затруднений, это было вполне дельное предложение. Всё лучше, чем сидеть на пятых точках и чесать языками.
        - Обязательно вдарим! - Горячо поддержал я инициативу среднего командного состава. Хотя в иерархии имперских вооруженных сил командиры катапультных расчетов занимали отдельное место, это была своего рода каста, куда допускали далеко не всякого. И сам командир катапультного расчета подчинялся командующему Большим Имперским Полком напрямую, если не возникало никаких форс-мажоров, как сейчас, например.
        - Сэр Этрир! - Обратился я к командующему. - Распорядитесь, чтобы обстрел вёлся последовательно с задержкой в два выдоха. И метьте по возможности в проёмы. Оттуда можно всякого сюрприза ждать.
        - Империя или смерть! - По-уставному отчеканил Этрир.
        - Вот всё бы вам про смерть... - Тихо проворчал я, когда все разошлись по местам. - Нет, чтоб подумать, как в эту пещеру попасть, так нет - смерть им подавай, и по возможности, красивую. Эгоисты. Один за другим с интервалом в три-четыре секунды в воздух взмыли три огненных шара, пущенных с наших катапульт. Прочертив огненный след, они со всей своей разрушительной силой обрушились на скалистое логово врага. Яркими цветками вспыхнули места попаданий, а окрестности огласились многократно повторившимся эхом взрывов. Даже издалека было видно, как фонтанами взмывала каменная крошка, и отлетали целые куски от мрачных и давящих на психику скал.
        Через какое-то время из некоторых тёмных провалов повалили клубы дыма и стали вырываться языки яростного пламени.
        - Так их! - Ликовал прикреплённый ко мне сигнальщик, от возбуждения размахивающий руками, будто тем самым помогал огненным снарядам точнее и сильнее бить по цели. - Всем гореть! Ублюдки!
        Но тут при очередном залпе что-то изменилось как в самой поляне, так и траве её заполнявшей. К пролетавшим снарядам вдруг потянулись призрачные серо-голубые щупальца, осыпавшиеся сразу же. В следующий раз они уже слегка задели брызжущие огнём шары, но были развеяны чёрными струпьями. После четвёртой попытки этим травяным щупальцам удалось сбить снаряды с курса, которые в свою очередь попадали в хищно раскрывшиеся пузырящиеся пасти. Произошедшие один за другим три взрыва взметнули в воздух белёсые, похожие на водоросли, комья, начавшийся было пожар, был сбит наплывавшими одна на одну волнами этой странной травы. Над полем стоял жалобный писк, будто наступили на мешок с котятами, но от этого почему-то шевелились волосы даже не спине.
        - Усилить обстрел! - Крикнул я замолчавшему сигнальщику.
        Катапульты увеличили скорость обстрела и с каждым разом меняли цели, но помогало это мало - из девяти выстрелов долетало один - два.
        - Ваша милость! - Подбежал запыхавшийся вестовой. - Сэр Ингвар докладывает, что горючей смеси осталось на несколько выстрелов, а самих ядер чуть больше!
        - Начинается! - Скрипнул я зубами.
        Пришлось отдать приказ о прекращении обстрела и вновь созывать совет, принимая доблестных командиров в своём наспех поставленном шатре.
        Все стояли, сидел один я, но не из желания показать, кто здесь главный, а просто из-за того, что ноги к концу этого безумного дня уже не держали. Но пришлось играть роль, что - да, сижу именно потому, что я здесь барон, хоть пока ещё и без герба, а вы здесь все - хорошие полевые командиры.
        - Милорды. - Начал я без вступлений. - Всем присутствующим понятно наше положение: врага на своём пути мы уничтожили, а его крепость взять пока не можем. Предложение ждать подмоги из столицы я отметаю сразу, как малодушное и не учитывающее безрадостных перспектив нахождения нашего войска в самом сердце вражеских земель, пропитанных смертельно опасной волшбой. При всём желании мы здесь долго не протянем и потому необходимо покончить с Андотимэль и этим сраным Источником как можно скорее! Хочу услышать ваши предложения. Сэр Этрир?
        Командующий восьмым Большим имперским полком, держа слегка помятый шлем на сгибе левой руки, коротко кивнул на моё обращение и, сделав шажок вперёд, отрапортовал:
        - Ваша милость, как вы верно выразились, времени у нас практически нет. Однако пройти до Источника по земле мы не можем, обстрел может быть более эффективным лишь при условии наличия практически неисчерпаемого запаса ядер и горючей смеси.
        Тут он сделал секундную заминку, явно испрашивая разрешения на высказывание собственного мнения. Я это понял и тут же подхватил:
        - Слушаю вас, сэр Этрир.
        Он, кашлянув в кулак, продолжил:
        - Во-первых, не имея сведений о положении дел на остальных участках боевых действий, я взял на себя смелость послать гонцов к Илитасу и Телеремнару для оповещения наших соратников о том, что мы подошли к самому Источнику.
        Это был, хоть и не явный, но камешек в мой огород - как я сам мог забыть об этом. Заигрался во властителя, однако, как бы звезду не поймать. Но внешне я лишь державно склонил голову, одобряя проявленную инициативу и подталкивая к продолжению доклада.
        - Во-вторых. - Продолжал меж тем Этрир. - Я бы посоветовал вашей милости послать ещё одного гонца к его светлости Телеремнару для испрашивания разрешения в выделении дополнительных осадных машин и налаживания бесперебойной поставки необходимых составов для изготовления горючей смеси и самих метательных снарядов.
        Тут он снова замолчал, то ли закончив высказывать свои предложения, то ли вновь ища дозволения продолжить.
        - У вас всё? - Холодно поинтересовался я, всё ещё досадуя на свой явный промах в вопросе оповещения верховного командования и остальных наших частей о нашем положении.
        Этрир вновь коротко кивнул, делая шаг обратно, показывая, что у него на данный момент всё.
        - Милорды. - Я вновь оглядел всех собравшихся тяжёлым взглядом. - Доводы сэра Этрира благоразумны и я склонен принять их. Однако нам стоить позаботиться и о самом ближайшем будущем. Сгущаются сумерки и вот-вот наступит ночь, что поздней осенью всегда происходит неожиданно. Учитывая то, что мы находится на неподконтрольной вражеской территории, я приказываю разбить лагерь по всем правилам воинского устава и окружить его линией обороны, как и тогда, на границе леса, в виде выкопанных траншей с отсыпкой бруствера в половину человеческого роста.
        Никто даже и не думал возражать, памятуя о правильности принятого мною решения о рытье траншей, когда мы стояли лагерем меж холмов и болот, поливаемые непрекращающимися дождями и, ожидая, когда враг атакует нас, раскрывая свои козыри.
        - Также, - продолжал я. - Для предотвращения каких-либо нежелательных действий со стороны возможно оставшихся в живых воинов противника, приказываю использовать оставшиеся зажигательные снаряды для поджога лесных насаждений вокруг нашего лагеря. За час с небольшим укрепления были готовы. Сразу после окончания фортификационных работ катапультчики дали по несколько залпов во все стороны от лагеря, поджигая близко и плотно стоящие деревья. И, может это была игра теней, либо воображение стало пошаливать в сумерках, но показалось, что несколько высоких теней шарахнулось подальше вглубь нетронутых человеческим присутствием зарослей.
        Горело знатно, сполохи лесного пожара придавали уверенности и, как это ни странно звучит, некого подобия уюта что ли. Стало очень тепло и потому многие поскидывали с себя плащи и верхние накидки, что носили поверх доспехов. Целые колонны ярко-оранжевых искр уносились в небо, тесня тусклые звёзды на мрачном небосклоне. А я вышагивал вдоль границы с единственной тёмной стороной, граничащей с нашим лагерем - со стороны треклятых скал, среди которых засела главная виновница развернувшихся смертоубийств и кровопролитий. И засела она над ещё более клятым Источником Дикой Силы, который никто пока не знает, как обезвредить или нейтрализовать. Вот ещё один геморрой на мю.... ээээ. .... голову!
        Я делал вид, что обхожу дозоры, рассеянно отвечая на приветствия патрулей, а голова была занята только одним - как добраться до этих скал! Как, чёрт возьми, одолеть разделяющее нас расстояние!
        И вот, когда голова уже категорически отказывалась выполнять свои прямые обязанности, а ноги подкашивались на каждом шагу, я почувствовал, как от Перстня резким толчком пошла упругая тепловая волна, а в следующий миг я отчетливо услышал голос: "Иди к ней".
        В первый миг я встал как вкопанный, дико озираясь, в надежде найти источник голоса извне. Но после третьего повтора я понял, что это происходит только в моей голове, и происходит всё это не зря. Пережитое мною в чужом мире не давало поводов усомниться в правдивости происходящего сверхъестественного, и если бы в родном Владивостоке я бы записался на приём к психиатру, то в неродном Роменагорне я решил прислушаться к голосу в своей голове.
        Улучив момент, когда у намеченного мною места пересечения границы дозоры сошлись и разошлись, я с разбегу сиганул в траншею. Отлежавшись на земляном дне некоторое время и дождавшись, когда дозоры вновь разойдутся, я энергично полез по крутому склону вверх, усиленно помогая себе кинжалом. Через неимоверно долгие минуты я, тяжело дыша, вывалился из траншеи уже на той стороне.
        Впереди в десяти шагах тревожно колыхалось смертельно-опасное травяное море.
        Я встал, отряхнулся и, сделав глубокий вдох, уверенно пошагал вперёд - к темнеющим чернильным пятном на тёмном фоне проклятущим скалам.
        Глава 16.
        Боялся ли я, занося ногу над хищной травой и делая первый шаг? Часть меня боялась до усрачки, она визжала и заходилась в истерике, сердце, оторвавшись от кровеносных сосудов, ухнуло вниз и застряло в подвздошной впадине. Другая часть была полна решимости и железобетонной уверенности, что ничего страшного со мной на этом пути не произойдёт и эта часть решительно взяла власть над телом, отметая всякое малодушие. Была и третья часть, которая философски взирала на всё это свысока, чтобы при любом исходе заявить своё веское: "Ну вот, а по-другому быть и не могло".
        Я опустил ногу на травянистую поверхность и со смешанным чувством наблюдал, как зашевелились серо-голубые стебли, обвивая мою голень, как запузырилась поверхность вокруг моей ступни... И как пузыри почернели, обугливаясь и лопаясь с сухим треском, а стебли рассыпались белой трухой и развеялись по ветру крупными ошметками пепла.
        Я шёл вперёд, а вокруг моих ног расползалась чёрной дорожкой обугленная трава. Два удара сердца - шаг, два удара сердца - шаг.
        Да и сердец, как мне показалось, у меня целых два, как минимум: одно билось спокойно и ровно, задавая такт шагам, другое - болезненно и истерично трепыхалось где-то внизу.
        Через тысячу ударов хладнокровного сердца и пятьсот уверенно-спокойных шагов я стоял возле чёрного зева прохода в нагроможденьях скал. Разглядывая следы пожара со следами оплыва и многочисленные огромные выщерблины на скалах, я мрачно усмехнулся, довольный тем, как отработали наши катапультные расчеты - вдарили мы нехило!
        С тихим шелестом я обнажил меч и, выдохнув, вошёл внутрь, окунувшись с головой в чернильную тьму пещер. И тут же еле сдержал удивлённый возглас - буквально сразу же за импровизированным порогом куда-то вперёд и вглубь вёл широкий тоннель со сводчатым потолком и искусной резьбой по стенам. Откуда-то сверху лился приятный чуть приглушённый свет медовых оттенков. Тоннель был великолепен и выполнен со всем тщанием и аккуратностью, но имперские зажигательные снаряды внесли свои коррективы в местный дизайн в виде груды обломков и полотен сажи.
        Не задерживаясь в "предбаннике", я двинулся дальше, держа меч наготове и пытаясь затолкнуть кляп поглубже в глотку истеричке, что начала подавать голос внутри меня.
        Осторожно ступая по хрустящим под окованными подошвами каменным осколкам, я вдруг услышал где-то впереди тихие всхлипывания и неразборчивые причитания и почувствовал, как волосы на голове приподнимают шлем, а шерсть на загривке зашевелилась. Двадцать шагов обливаясь потом и плавный поворот направо - вот и весь тоннель.
        За поворотом раскинулся просторный зал с колоннадами вдоль стен и тут я уже не смог сдержать возгласа изумления, вырвавшимся простым и ёмким: "Ёёёёёёёёёё....."
        Всё было покрыто тонкой резьбой, изображавшей переплетения листьев и ветвей, среди которых проглядывали изящные фигуры воинов, лёгких дев и грациозных зверей и всё это было окутано лёгкой медовой дымкой изливавшегося откуда-то сверху света. А в шагах трёстах, как раз по центру зала над постаментом с грубо вырубленной в камне чашей, в изломанной позе скорби и отчаяния застыла эльфийская чародейка Андотимэль (кроме неё некому, если уж рассуждать логически).
        Голова её была опущена на сложенные на окаемке чаши руки, так что лицо скрывал водопад густых тёмных волос. Одета она была в изорванное длинное платье цвета морского жемчуга, подчеркивавшее стройность и гибкость её фигуры. Тело чародейки тихонько сотрясалось от горького плача, сквозь который иногда пробивались невнятные слова на незнакомом певучем языке, наполненные горечью и отчаянием.
        Праздник скорби был жестоко нарушен моими тяжёлыми шагами, отдававшимися дребезжащей сталью под каменными сводами зала. Андотимэль испуганно вскинула голову, и я невольно замедлил ход под взглядом больших миндалевидных глаз, в которых застыл мокрый страх. Я продолжал надвигаться, облаченный в сталь, бухая подкованными сапожищами, с потемневшим от крови и грязи плащом на плечах, сжимая в руке острый меч. Она затравленно подалась назад, но наткнулась на высокую стенку чаши и сползла спиной по камню вниз на невысокий тёмный постамент...
        Я подошел на расстояние чуть больше вытянутой руки. Я стоял, она полулежала, упёршись затылком в каменную стенку - и наши глаза были на одном уровне.
        Глядя на неё я уже не испытывал и тени страха, передо мной находилась испуганная и прекрасная эльфийка в изорванном платье с разметавшимися волосами. Слёзы в её глазах застыли прозрачной слюдой, и казалось, что они никогда не прольются, не побегут вниз солёнными мокрыми дорожками по скулам и щекам. Её кожа была невероятно гладкая и нежная, гладкая даже на взгляд. Она выглядела молодой, даже юной, особенно с прикушенной в отчаянии пухлой нижней губой. Но что такое возраст для эльфов? Судя по прочитанным мною книгам - ничто, или почти ничто.
        - Ты пришёл. - Тихо произнесла она нежным испуганным голосом.
        - Как видишь... - Вдруг почему-то с трудом ответил я.
        - Наконец-то ты пришёл. - Уже почти прошептала она, и в этом шёпоте кроме страха уже слышалась и робкая радость.
        Я на секунду закрыл глаза и мотнул головой, пытаясь стряхнуть это сладкое наважденье. Что-то мне не очень нравилось начало диалога двух непримиримых врагов. . Однако в следующий миг я вновь погрузился в какой-то мягкий плен, увидев как всё-таки скатились крупные алмазы слёз по её скулам, щекам и ниже по длинной нежной шее.
        - Я так ждала. - Одновременно горько и счастливо всхлипнула она и вдруг поддалась вперёд, быстро слезая с постамента и становясь передо мной на колени. - Господин мой...
        Вот тут меня как обухом по макушке, аж в глазах потемнело, а по телу стал разливаться жар, но уже немного другого характера.
        Она порывисто встала и сделала такой робкий и неуверенный шажок ко мне, протягивая навстречу руки. Теперь уже я шарахнулся назад, выставляя перед собой меч, такой поворот событий всё больше выбивал из колеи и в голове только лихорадочное мельтешение обрывков бессвязных мыслей.
        - Зачем, господин? - Горько прошептала она, сделав ещё один шажок вперёд, и остановилась, почти касаясь кончика отточенного клинка.
        Несколько долгих секунд длилось это растерянное молчание, затем она медленно, но уверенно потянула с себя вниз остатки своего платья - всё также неотрывно глядя мне в глаза.
        Голова закружилась, и меч в дрожащей руке пошёл вниз...
        Она была стройна и грациозна, густые волосы волнами спадали на плечи и на высокую грудь, не скрывая её, а только ещё больше подчеркивая нежные окружности - такие упругие и такого подходящего размера. Светло-коричневые кончики сосков гордо смотрели вверх, твердея на глазах. Я нервно сглотнул, пытаясь не пялиться на всё это, а смотреть в глаза: большие, влажные, полные тихой радости, нежности и надежды... Ч-чёрт!
        - Это всё твоё. - Грудным голосом тихо произнесла она, проводя рукой от основания шеи по грудям и дальше вниз. - Возьми же, господин и не отдавай никому..
        Она сделала ещё один мягкий шаг навстречу. И тут....
        - Мадам. - Резко сказал я. - А срёте вы тоже фиалками?
        От такой унизительной и нахальной грубости она вмиг опешила, в удивлении распахнув до предела и без того большие глазища. А в следующий миг я резко шагнул вперёд и врезал перекрестьем меча по этому юному очаровательному лицу. Всхрапнув кровью сквозь сломанный нос, Андотимэль рухнула спиной вперёд обратно на постамент, а когда дёрнулась вскочить, я вонзил свой меч аккурат ей под ключицу. Обливаясь кровью, чародейка рухнула уже в последний раз - замертво. Её белое тело ещё какое-то время потряслось в агонии, а затем замерло, расслабляя все группы мышц. М-даааа, совсем не фиалки.
        И тут в память ворвались крики заживо разрываемых людей и вид кровоточащего мяса на живых древесных отростках, умирающие от наших стрел плачущие хуторские бабы и ревущие от боли и страха дети, корчащиеся от сильного яда воины, которых лишь слегка задели вероломные эльфийские стрелы, сминаемые в красный мокрый комок стальными лапищами големов имперские солдаты, вскрывающие себе кинжалами горло подвывающие от страха люди, вырвавший себе глаз бедолага Эрвин, что принял на себя всю тяжесть ударной волны ужаса и не совладавший с ней, но давший остальным нам немного времени прийти в себя....
        За спиной что-то жутко прогрохотало, я, совсем не по-баронски, взвизгнув, подпрыгнул на месте, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов и махнув мечом. В трёх шагах от меня валялись обломки каменной статуи эльфийского воина. Я затравленно огляделся и заметил прореху в стене рядом с аркой входа. Получается, что барельеф ожил, вылез из камня и беззвучно двигался ко мне, пока проклятая колдунья заговаривала мне зубы (и остальные части тела). И тут меня затрясло и заколотило крупной дрожью так, что зубы выбивали рваную дробь, а ноги, отказываясь повиноваться, подкосились, роняя облаченное в доспехи тело на захламлённый камень пола. В последний миг я успел опереться рукой о постамент, чтобы не звездануться со всей дури затылком о выступающий угол.
        - Т-тварь... - Злобно шептал я, дрожащим голосом, приходя в себя и ещё больше озлобляясь. - С-сука... Т-тварь....
        Перед глазами всё ещё стояли полные крови, боли и страха картины умирающих и погибающих людей, к ним примешивалось видение каменного эльфийского воина, заносящего надо мной каменный же меч. Взвинтив себя до предела, я подскочил как ужаленный и, злобно рыча широким замахом отрубил голову мёртвой колдунье. Затем от всей души и со всей злостью я пнул обезглавленное тело, с удовольствием ощущая как с мокрым хрумканьем ломаются рёбра под тяжёлым подкованным сапогом.
        Всё ещё под властью охватившего безумия я схватил отрубленную голову за такие роскошные волосы и пару раз треснул ею по стенке грубо вырубленной каменной чаши.
        Успокоение пришло так же внезапно, как и нахлынувший припадок. Я стоял на постаменте, тяжело дыша, с мечом в правой руке и с отрубленной головой в левой. Всё тело ныло, будто после марафона, лицо горело от пережитых страстей, а перед глазами плясали тёмные пятна с белыми искорками. Не отдавая себе отчета в действиях, я положил страшный трофей на окаёмку чаши доверху наполненной тёмной водой, меч прислонил тут же к стенке, и, склонившись над влажной прохладой, пару раз плеснул себе в лицо, растирая влагу дальше на затылок и за уши. Пару секунд отдышался и окунул голову в темную воду с привкусом полынной горечи.
        Более-менее придя в себя, я скользнул взглядом по отрубленной обезображенной голове. Тёмные густые волосы частью опали в чашу и, приглядевшись, я с каким-то отстранённым удивлением обнаружил, что они (волосы), соприкоснувшись с водой, ускоренно седеют, скручиваются и, отваливаясь от сухих участков, рассыпаются в прах в толще воды.
        Вместо того чтобы испугаться или хоть как-то задуматься над этим явлением, я лишь засунул обе руки в чашу, пытаясь нащупать нечто, что за миг до этого сверкнуло серебристой искрой на самом дне. Буквально тут же я нащупал что-то твёрдое, похожее на массивную петлю. Я просунул в неё пальцы и со всей натуги рванул вверх. Сопротивления практически не было и я чуть не рухнул на спину, когда у меня в руках, с сочным чавком покинув своё место, оказалась большая, тяжёлая и, судя по виду, серебряная затычка.
        Пока я обалдело разглядывал странный и такой знакомый предмет, вода в чаше, с характерным для унитазного смыва шумом, исчезла в обнаружившемся на самом дне идеально круглом отверстии.
        В ту же секунду, как-то неуловимо, но отчётливо изменилось всё вокруг, словно пронёсся осиновый ветерок, слизывая краски. Изливающийся свет потускнел, искусно изрезанные стены выцвели и посерели, а мусора на полу отчего-то прибавилось.
        - Отлично. - Рассеянно пробормотал я, утирая мокрое лицо. - Свершил великое дело...
        Пора было и честь знать - то есть, двигать обратно. Только вот я не был уверен, что и в обратный путь сработает сила Перстня и я непокобелимо пройдусь по обугливающейся под ногами хищной траве.
        Я кое-как нахлобучил на раскалывавшуюся голову шлем, подобрал меч и не забыл, конечно, про свой трофей - доказательство как-никак.
        Через четверть часа я уже стоял в проёме пещеры и с наслаждением вдыхал чистый воздух, напоенный свежестью раннего утра. Солнышко ещё не встало, и в светло-сером межвременьи всё застыло в ожидании чуда - нового пробуждения мира.
        Я постоял ещё чуток, наслаждаясь тем, что живым встречаю рассвет, а потом словно отдёрнули полог и в мир ворвался первый робкий лучик, за которым поспешали птахи божьи, и ветерок, что принялся играть в кронах не тронутых сотворенными нами пожарами деревьев.
        Рассветало всё сильней, и вот уже послышались звуки просыпающегося лагеря, за которым синеватыми струйками остывали пепелища, ветер донёс такую резкую и одновременно приятную смесь запахов: конского пота, пала, разгоравшихся углей походной кузни и варева походной кухни. Даже далёкий запах нужников был для меня в радость.
        Я постоял еще секунду, глядя, как начинается суета с той стороны хищной поляны, и сделал решительный шаг наружу - на маленький каменный пятачок прямо у входа в пещеру.
        Видать Солнце блеснуло на моём мече или шлеме, потому что почти в тот же миг в лагере началось какое-то бурление масс, кто-то что-то кричал, кто-то просто тыкал в меня пальцем. Еще секунда и пропел рог, о чём-то возвещая.
        По прошествии минуты с той стороны траншеи собрались все высокие командиры с частью своей свиты, а это тоже немало.
        Вперёд выдвинулся, насколько я смог рассмотреть, сам Этрир.
        - Ваша милость. - Прокричал он в рупор сложенных ладоней. - Что произошло? Как вы там очутились? Вы в безопасности?
        - Много вопросов, Этрир! - Проорал я слегка балагурно. - Лучше придумай, как вытащить меня отсюда!
        Люди на той стороне вновь сбились в тесную кучку, поблескивая на солнце сталью доспехов - видать, совещались.
        - Ваша милость! - Вновь проорал верный Этрир по истечении пяти минут напряженного, как я полагаю, мозгового штурма. - Нужно дождаться приезда сэра Дорменангара и времени, когда поправится наш священник преподобие Варантар!
        Я в отчаянии застонал, закатив глаза.
        - Однако, ваша милость! - Продолжал неустанно надрываться командующий Большим имперским полком. - У Тереса есть другое мнение!
        Я тут же встрепенулся, поддавшись вперёд.
        - Ваша милость! - Подхватил Терес. Голос у него был не в пример слабее этрировского. - Позвольте сказать!
        - М-мать твоююю... - Тоскливо простонал я. Субординация - это, конечно хорошо, но до определённого предела.
        - Дозволяю! - Проорал я в ответ.
        - Ваша милость! Источник Силы больше не питает эту землю! Я думаю, что вы можете безбоязненно ступать по ней!
        Я опустил взгляд на раскинувшуюся у моих ног траву и решил, что в словах доблестного страхобора, скорее всего, есть смысл. Растительность в самом деле выглядела уж слишком болезненно и чахло, словно пережившая зиму.
        - Сэр Терес! - Воззвал я. - Если вы...
        - Да, ваша милость! - Запоздал тот с ответом и потому перебил меня на полуслове, но тут же осекся и принялся извиняться, но у него это опять получилось одновременно с моей речью.
        - Терес! - Рявкнул я, и, не дав тому что-то вякнуть в ответ, тут же рявкнул ещё раз. - Молчать!
        Кучка людей с той стороны траншеи почтительно притихла.
        - Сэр Терес! - Вновь начал я. - Если вы считаете, что правы, то покажите это на личном примере!
        Кучка людей продолжала молчать и почти не шевелиться.
        - Сэр Терес! - Недоуменно крикнул я. - Чего молчим?
        - Вы приказали мне молчать, ваша милость! - Долетело в ответ.
        - Да ёб твою! - Зло выругался я себе под нос. А затем повысил голос для остальных слушателей. - Сейчас проверим!
        - Ваша милость! - Предостерегающе начал было Этрир.
        - Спокойно!
        Я пошарил на поясе в поисках кинжала, но с удивлением обнаружил лишь пустые ножны. Когда и где я мог его посеять?
        В результате коротких и поверхностных раздумий я решил в качестве сапёрского щупа использовать голову бывшей чародейки. Вытянув над пожухлой травой руку, в которой сжимал волосы обезображенного трофея, я тут же разжал пальцы и стал ждать реакции. Ничего. Не произошло ровным счётом ничего - помятая испачканная кровью голова спокойно себе лежала в колыхающейся от ветра траве. Успокоенный, я совсем уже было хотел сделать шаг, как меня прервали.
        - Ваша милость! - Этрир был неугомонен. - Позвольте поинтересоваться: а что это было?
        - Голова колдуньи! - Зло проорал я в ответ. - Сэр Этрир, вам делать, что ли, нечего?
        - Ваша милость! - Тут же взволнованно зачастил Терес, явно надрываясь с непривычки такого удалённого общения. - Андотимэль породила это место с помощью Источника, так что...
        Он замолк, явно выдохшись, но продолжать и не надо было. Меня прошиб холодный пот от осознания того, что сейчас чуть было - не было.
        Я с остервенением и злостью сорвал с себя шлем и от безысходности швырнул его вслед за отрубленной головой колдуньи. Трава зашевелилась!
        Глава 17.
        Открыть глаза было неимоверно трудной задачей, казалось, что под веки насыпано по килограмму песка, а в голову перетекла масса всего остального тела. Солнечный лучик утолял своё садистское наслаждение, оккупировав всю площадь моего лица и не было никаких сил для борьбы или перемены места дислокации...
        - Ваша милость. - Прогрохотало в самое ухо. - Что-нибудь изволите?
        Я застонал: Боже, да что этот голос пристал ко мне? Что я могу изволить? Чтобы меня не трогали и убрали этот сволочной луч от моего лица. А ещё лучше - пусть его запрут куда-нибудь и подержат под стражей, а я потом приду и разберусь... Ух, как я с ним разберусь!
        - Ваша милость? - Вежливо, но назойливо прогрохотало снова.
        Да что ты ко мне пристал, голос? Катись отседова! И песок из-под глаз с собой забери, а то скрипит там всё!
        - Ваша....
        Я с рыком негодования подскочил и бросился к источнику назойливых звуковых колебаний с твёрдым намерением этот источник прибить.
        Юный оруженосец, вскрикнув, прянул назад и, споткнувшись о подставку для ног, с неимоверным грохотом опрокинулся на пятую точку. От произведенного шума в мой мозг вновь штопором ввинтилась боль, и я со стоном рухнул обратно на походный лежак, обхватив раскалывавшуюся голову руками.
        Да, я находился в собственном шатре, который в свою очередь всё ещё находился в нашем лагере, а тот, в свою очередь, был всё ещё расположен в усмирённом и частично сожжённом нами Роменагорне...
        Я кое-как сел, не отнимая рук от головы, серьезно опасаясь, что без поддержки она отвалится и закатится куда-нибудь в тёмный угол, ищи её потом.
        Восстановить в памяти события прошедшего дня было несложно, так как даже в крайней степени опьянения я помню всё... Или почти всё.
        Из злополучной пещеры до лагеря я добрался без происшествий - хищная в своё время трава и в самом деле не смогла причинить каких-либо неприятностей, лишь бессильно шевеля пожухлыми стеблями, пытаясь вцепиться в носки сапог.
        В лагере меня встретили дружным ликованием и нарекли героем, чему я нисколько не сопротивлялся, упоённый успешным результатом собственной безрассудной вылазки в логово врага. Меня окружило тысячеликое море солдат и их командиров, ликуя и прославляя, меня посадили себе на плечи Вильдрамм и Ордис, вознесся над блещущим сталью воинством. Это было чертовски воодушевляюще, слитный рёв тысяч глоток разворачивал за спиной крылья, и меня реально приподнимало к небесам. Я величаво наклонял голову и державно улыбался, демонстрируя всем желающим отрубленную голову нашего заклятого врага.
        Меня донесли до входа в шатёр, где и опустили на грешную землю, а я повернулся к верному воинству и ещё раз продемонстрировал им свой трофей, вскинув руку повыше. Ответом был новый взрыв ликований, криков, ударов мечами в щиты.
        А затем был короткий совет в шатре под шум ликующего воинства. На совете, конечно же, ничего особенно серьёзного порешать не удалось.
        А затем был пир под открытым небом, на котором вино лилось не просто рекой, а судоходной рекой в весеннее половодье. Было просто, легко и весело... Помню, что услышав мой рассказ о том, как я мочил свою морду в Источнике, Ордис предположил, что я стал неуязвим, во всяком случае моя физиономия точно, на что я возразил, что, мол, какая же это неуязвимость, когда вона новый прыщ на носу вскочил? А для пущей убедительности я провёл кончиком кинжала по скуле, наглядно демонстрируя царапиной всю несостоятельность его гипотезы... А потом было ещё вино, ещё здравицы, ещё песни... Костры, факелы, звёзды, тёмное небо....
        А сейчас было тяжело и противно, вино хоть и слабенькое на мой вкус, но выпито его было немеряно. И это давало о себе знать.
        Я с трудом встал и, пошатываясь, пошёл к выходу - мимо оробевшего и замолкнувшего оруженосца. Лишь когда я уже отдёрнул полог, морщась от всепожирающего солнечного света, парнишка робко пролепетал:
        - Ваша милость.
        - Ну что тебе? - Неприветливо буркнул я.
        - Ваша милость. - Затараторил оруженосец. - Желаете умыться, привести себя в порядок? Там гонец явился, говорят, что мы везде победили, сейчас командиры подойдут.
        О, Боже... Час от часу не легче! И что им всем от меня надо? Понимаю, что уже не утро, но я придерживаюсь того мнения, что утро это тогда, когда проснулся.
        - Ты вот что. - Повернулся я к пареньку. - Порядок тут наведи, стол-стулья притащи и бадью мне с водой доставь. А мне по срочному делу.
        И, не дав тому ещё что-либо вякнуть, чтоб дополнительно не расстраиваться, я решительно покинул шатёр в направлении личного нужника. А что? Как барон и военный командир высокого ранга имею право на такую роскошь.
        Когда почти полностью очистив свой организм от шлаков и токсинов, я вернулся в шатёр, то всё уже было прибрано и принесено. Также на столе громоздились кубки и кувшины с вином, а в спальном закутке, отделенном от основной части плотной занавесью, меня дожидалась бадья воды и новое сюрко тёмно-зелёного цвета. Также рядом лежали новые чистые штаны в тон сюрко и радующий глаз своим насыщенным тёмно-синим цветом плащ с золотой окаёмкой - отличительный знак имперских военачальников.
        Я с наслаждением разделся и погрузил своё истерзанное тело в чистую прохладную воду. Так что, к тому времени, как к моему шатру стали подходить официальные лица, я уже привел себя в порядок и был бодр и свеж. Для полного счастья не хватало только побриться, но я всё ж решил не прибегать к этому сомнительному удовольствию - с растительностью на лице я выглядел солиднее.
        Этрир, Вильдрамм, Ордис, Томбрад, Дерегвиль, Ингвар и остальные чинно проходили по одному и учтиво кланялись моей милости, занимая свои места за столом. Несмотря на вчерашнюю попойку, все они держались молодцом: статные, чистые, серьёзные.
        Когда все расселись, полы шатра вновь распахнулись и, вставший на пороге, начальник стражи произнёс:
        - Гонец от его светлости князя Телеремнара к его милости!
        - Пусти. - Чинно повелел я.
        Воин склонил голову и отступил, пропуская высокого статного человека в покрытых пылью и пеплом одеждах, державшего в согнутой руке отливающий синевой шлем с позолоченным ободком по верху. Гонец явно был благородных кровей, судя по тому же ободку на шлеме, по горделивой стати, по утонченным чертам лица, по аккуратной бородке, а главное - по той твёрдой уверенности в глазах, что отличает благородных от остальных.
        - Барон Деетерис Эссинский и Уорстерский, посланник его светлости князя Телеремнара к его милости Дэнилидису! - Представился тот с коротким поклоном.
        - Ваша милость. - Учтиво ответил я с таким же коротким поклоном, не вставая с кресла.
        - Прошу вас. - Указал я на свободное место рядом с Этриром по правую руку от себя.
        Барон ещё раз молча кивнул и прошёл к стулу твёрдо впечатывая шаги. Когда он устроился, поставив на стол перед собой свой шлем с ободком, я слегка склонил голову в его сторону:
        - Ваша милость, вы не против, если мы сначала обсудим состояние дел восьмого полка в частности и южного направления в целом? - Главную новость мы знали, а остальное, наверно, могло и подождать.
        Барон это тоже понял и потому учтиво ответил:
        - Да, конечно, ваша милость, как вам будет угодно.
        - О ваших людях и конях позаботились? - Чуть не забыл осведомиться. Вот ведь балбес!
        - Благодарю вас, всё в наилучшем виде. - Вновь кивнул Деетерис. Командиры по очереди докладывали о потерях и состоянии дел в своих подразделениях, в конце Этрир подвёл итог, и вырисовывалось следующее: безвозвратных потерь - примерно две с половиной тысячи человек (на этой фразе я заметил, как удивлённо вытянулось лицо княжеского гонца). Раненных - меньше тысячи. Стрел, прочего вооружения личного характера и съестных припасов - более чем в достатке. Горючая смесь полностью израсходована, капсул под зажигательные снаряды осталось на пару залпов, каменных ядер - чуть больше (почти всё мы потратили на големов).
        Когда последние слова доклада были сказаны и Этрир с поклоном сел, вскочивший барон Деетерис не смог сдержать удивлённого высказывания:
        - Ваша милость, простите мою неучтивость, что говорю без дозволения, но я не могу не высказать своего радостного и безмерного удивления столь малыми потерями во вверенных вам войсках!
        - Да? - Приподнял я правую бровь. - Вы считаете две с половиной тысячи - это мало?
        - О, нет! - Горячо возразил барон, прижимая руки к сердцу. - Ваша милость, я считаю, что смерть и одного имперского воина - это ужасно и несправедливо! Но по сравнению с другими направлениями!
        - Продолжайте, ваша милость. - Кивнул я.
        - На севере и западе мы потеряли до половины всех наших воинов, пало в битве великое множество командиров! Даже его светлость Телеремнар был ранен, но, слава Творцу, не столь серьёзно и сейчас его жизни и здоровью ничто не угрожает. Да, мы победили, мы сожгли их Главное Древо на севере и убили главного военачальника на западе. Захватили множество пленными. Но какой ценой! Откройте ваш секрет, ваша милость!
        Над столом повисла гнетущая тишина - все были потрясены пылкими и одновременно горькими словами барона. Все были ошарашены масштабами потерь. Меня самого будто пригвоздило к твёрдой высокой спинке.
        - Ваша милость. - Начал я. - Мы воистину потрясены...
        Тут я закашлялся, горло не вовремя пересохло и начало зудеть.
        - Но, - продолжал я, - никаких особенных секретов. Хвала гончарам и стеклодувам Приреченска, что в весьма короткий срок исполнили поручение и снабдили наш полк необходимым количеством пузырьков и склянок. Хвала нашим лекарям и их помощникам, что не покладая рук и не смыкая глаз обеспечили всех до единого наших солдат и командиров противоядием от отравленных эльфийских стрел. И хвала им же, что отдавались полностью своему ремеслу, врачуя и выхаживая особо тяжко раненных. Хвала нашим командирам за их ум и решительность. Хвала, в конце концов, нашим солдатам за храбрость и выучку!
        - Противоядие в пузырьках! - Воскликнул барон. - Каждому с собой! Это воистину гениально, ваша милость!
        - Да уж... - Слегка смущенно ответил я. - Ничего гениального. Просто удачная мысль...
        - Не спорьте, ваша милость! - Перебил Деетерис. - Вы не представляете, сколько жизней будет спасено, благодаря вашей удачной мысли!
        - Однако, - продолжал он уже более спокойным голосом, - на остальных направлениях командиры и солдаты не уступают вашим в уме, храбрости и выучке. Но также большие потери были понесены в первых боевых столкновениях, когда мы выманивали врага из-под защиты леса. Когда дрались с полчищами подгорных воителей и позже, когда после насланного безумия мы были атакованы ужасными големами. И хвала искусству Мастера Дорменангара, его спутников и Камню его светлости Телеремнара, наши войска смогли перенести накатившее безумие и одолеть бездушных исчадий Роменагорна! Но скольких воинов мы потеряли в те чёрные дни!
        В возникшей паузе деликатным покашливанием решил обратить на себя внимание доблестный сэр Этрир.
        - Позвольте, ваша милость? - Учтиво проговорил он. И, получив утвердительный ответ, продолжил:
        - Ваша милость, барон Деетерис. За столь малые потери в первых столкновениях с врагом мы вновь должны быть благодарны гению и дальновидности его милости сэра Дэнилидиса. Его приказ о возведении оборонительных линий позволил нам одолеть врага малой кровью и внёс коренной перелом в ход боевых действий...
        - Но...- растерянно заморгал глазами Деетерис. - Это же лежало на поверхности! Творец! Так отчего же наши полководцы и все светлые умы Империи раннее не догадались до такого простого и гениального решения!
        - Сэр Деетерис. - Прервал я льющиеся дифирамбы. - Вы хотели сказать что-то ещё или мне показалось?
        Было видно, что барон слегка сконфужен тем, что его раскусили, но как ни в чем, ни бывало, ответствовал:
        - Да, ваша милость, вы правы. Не буду скрывать от вас, тем более что это станет известно и вам в самом ближайшем будущем. Дело в том, что отряжая вас на этот участок и не подкрепляя вас кем-либо из прибывших с Дорменангаром, Его Императорское Величество через его светлость князя Телеремнара возлагали большие надежды на проявление сил Перстня, носимого вами.
        А это уже интересно!
        - И на что же они рассчитывали? - Я весь буквально подобрался, словно для прыжка.
        - Многие детали мне, увы, не ведомы, - как ни в чём ни бывало продолжал растекаться словесами по древу барон, - но в общих чертах и по слухам - от Перстня ждали что-то вроде пробуждения к вящей славе Пресветлой Импреии...
        - Смею заметить, - немного грубо прервал Этрир стройную речь его милости, - сэр Дэнилидиса большей частью рассчитывал только на себя и свой ум! Да, возможно Перстень и оказывал кое-какую помощь, но ни молний, ни дрожи земной, ни чего-либо эдакого, - тут он сделал неопределённый финт рукой, - не было! Всего добивались собственными жилами, собственной кровью!
        Эх, верный старина Этрир, а может оно и к лучшему, что ты не подозреваешь, НАСКОЛЬКО все мои успехи зависят от Перстня, и что сам Перстень не проявляется настолько ярко, чтобы всем стало понятно - НАСКОЛЬКО...
        - Что вы, благородный сэр! - Деетерис высокомерно вскинул подбородок. - Я нисколько и ни в коей мере не сомневаюсь в вашей доблести и в доблести солдат Империи! Или вы хотели сказать, что я - барон Эссинский и Уорстерский всю кампанию просидел за чародейскими спинами, не обнажая меча?
        Командующий восьмым Большим имперским полком вскочил, опрокидывая стул. Рука барона легла на рукоять меча.
        - Ша! Всем стоять! - Рявкнул я первое, что пришло в голову. - Этрир, сядьте! Барон, уберите руку от меча!
        Командующий, слегка побагровев, неохотно поставил стул на место и сел, барон также нехотя отвел ладонь от рукояти и учтиво поклонился в мою сторону.
        - Прошу извинить, ваша милость. - Произнёс он. - В словах доблестного воина мне послышалось попрание моей чести...
        - Вам, в самом деле, послышалось, ваша милость. - Нетерпеливо ответил я. - Сэр Этрир этим хотел лишь донести до вас, что Перстень, к сожалению, не оправдал надежд Императора. Его проявления мне самому непонятны и неконтролируемы. Чтобы было понятнее - он проявляет себя тогда, когда ему вздумается, а не по моему желанию.
        Барон ещё раз галантно поклонился и произнёс:
        - Ещё раз прошу извинить, ваша милость, за происшедшее. Дозвольте передать вам послание его светлости, и я тут же отправлюсь в обратный путь.
        - Полноте, ваша милость, - Боже, какие слова! Однако ж я всё больше вживаюсь в вельможью роль, - к чему эта спешка? Предлагаю отдохнуть с дороги. Сами отдохнёте и сопровождающим отдых дадите!
        - К искреннему и величайшему сожалению вынужден отказать вам, ваша милость. - Почти искренне ответил барон. - Но сюзерен нуждается во мне, и посему слушайте.
        Тут он выпрямился, расправил плечи и полным достоинства голосом возвестил:
        - Ваша милость, его светлость князь Телеремнар оповещает вас о полной и беззаговорочной победе над сильным и коварным врагом. Также его светлость ждёт вас во главе победоносного воинства в Приреченске не позднее, чем послезавтра к вечеру. Вам надлежит присутствовать на церемонии обретения герба и подтверждающих ваш титул бумаг, и, разумеется, в обретение полного и законного владения и управления помилованных вам земель.
        Тут Деетерис на секунду замолчал, придавая значимости себе и своим словам, и продолжил:
        - Также оповещаю вас, что в Приреченске вас уже дожидается высокое и уполномоченное посольство Двора Его Императорского Величества.
        Я на какое-то короткое время даже онемел, не зная, что и ответить. Ох, не к добру всё это: всё повышающееся внимание Императора и его окружения к моей скромной персоне начинало реально настораживать.
        - А по какому вопросу? - Не совсем придерживаясь этикета, ответил я, когда получилось согнать в кучу разметавшиеся по черепной коробке мысли.
        - Сие мне не ведомо, ваша милость. - Манерность Деетериса уже начинала раздражать. - Я передал послание, и теперь позвольте покинуть вас.
        Барон в очередной, не знаю уже какой по счёту раз, поклонился и, пройдя пару шагов спиной вперёд, развернулся и, чеканя шаг, уверенно зашагал к выходу.
        - Постойте! - Успел окликнуть я, и, когда посланец резко развернулся, вперив в меня свой одновременно жёсткий и учтивый взгляд, я поспешно добавил. - Передайте искреннюю благодарность его светлости и сообщите, что я буду в Приреченске к назначенному сроку, но большая часть воинства подойдёт позже, ибо необходимо усердно поработать топорами для расчистки и расширения безопасного прохода вглубь Роменагорна.
        - О, в этом нет необходимости, ваша милость. - Вежливо ответствовал Деетерис. - Его светлость заранее отослал гонца с приказом о выдвижении вспомогательных отрядов и ополчения для подобных дел.
        И, в последний раз откланявшись, он исчез за тканью полога.
        Сразу после этого я распустил совет, отослав командиров к своим отрядам для подготовки к выступлению в обратный путь.
        А сам я ещё долго сидел в опустевшем шатре и не мог понять, что меня гложет и не даёт покоя: от посещения столь вежливого и учтивого барона на душе остался неприятный осадок, как взвесь на дне стакана с водой. Ох, неспроста Телеремнар снарядил в посланцы не простого ратника, а целого дворянина. И этот интерес к проявлению силы Перстня мне совсем не понравился....
        Но с раскалывающейся и горячей головой ничего вразумительного я не надумал и вынужден был бросить эту затею. Я вышел из шатра, когда на тёмно-лиловом небе уже стали появляться маленькие колючки звёзд. Холодный воздух слегка остудил меня, и я с наслаждением вдохнул вечерней осенней свежести. Готовый к выступлению лагерь в последний раз засыпал на уже бывших эльфийских землях, и тишина постепенно вступала в свои законные права, изредка нарушаемые дальними перекличками дозорных да всхрапом стреноженных коней.
        Я заметил, что очаровываюсь этой стылой тишиной и холодными красками осеннего неба. Что там говорил доктор Вольфштайн? Полюблю лиловые краски холодных закатов? Что ж, по-моему, он прав. Ночь прошла спокойно и без сновидений, а ранним, ещё тёмным и хмурым утром, войско споро и организованно снялось с лагеря и скорым маршем двинулось обратно к месту расквартирования - в славный град Приреченск.
        Глава 18.
        К городу мы подходили поздним утром второго дня. Уже в виду стен я с двумя сотнями конного сопровождения, поровну состоящего из имперцев и наёмников, отделился от основной массы войска и, красиво восседая под гордо реющим знаменем, въезжал в настежь распахнутые городские ворота под оглушительные крики радости и ликования высыпавших на улицы и стены горожан. Мы ехали осыпаемые разноцветными лентами и цветами, у мужчин горели глаза, женщины многообещающе улыбались, детишки же просто бегали и прыгали, размахивая руками и так и норовя попасть под тяжёлые копыта боевых коней.
        В груди тоже всё ликовало и клокотало, сердце казалось резиновым мячиком, брошенным с огромной силой в узком коридоре и отскакивающим от стенок грудной клетки.
        Справа возвышался в седле прямой, твёрдый как скала и такой же невозмутимый Вильдрамм, слева гарцевал, махал рукой и улыбался словно кот - щёголь Ордис. Да, мы могли бы прибыть и днём ранее, кабы не скорбный обоз в составе нашего воинства: погибшие и раненные. Павших мы не могли оставить в чужой земле, павшие заслужили своё право на пышные похороны и неувядающую славу, а тяжелораненые могли бы и не вынести дорожной спешки и хвала нашим лекарям за то, что знали своё дело очень хорошо!
        Также на полпути мы разминулись с хмурыми ополченцами, шедшими на расчистку завоёванных территорий. Вскоре главная улица перед нами расступилась, пропуская на широкую каменную площадь, огороженную высокими строгими зданиями, украшенную замолчавшими в холодные месяцы фонтанами и монументальными статуями древних властителей и героев. Площадь была под завязку забита ликующими радующимися и поющими горожанами и жителями окрестностей.
        Мы подъехали к широкой лестнице из серого камня, вёдшей к распахнутым высоким створкам вытянутого ввысь и целившегося в низкое небо длинными тонкими башенками и многочисленными шпилями потемневшего от времени дома - почти дворца. Изначально это была резиденция местных Наместников, которых в своё время сменил Высокий Совет, состоящий из представителей наиболее богатых и влиятельных семей. Но на время введения военного положения дом этот был отдан Телеремнару для созыва собраний, разбора дел, проведения различных мероприятий, то есть, князь сделался почти единоличным правителем, что горожанам, как я успел понять, даже импонировало.
        Как только из распахнутых врат этого монументального здания показались князь об руку с высокой сиятельной дамой, обряженной в закрытое и от того подчёркивающее все достоинства стройной фигуры платье цвета глубокого летнего предзакатного неба, набившийся народ возликовал с утроенной силой, подбрасывая в воздух головные уборы и то, что не жалко потерять. А мы - три командира во главе конного эскорта в ту же секунду поспрыгивали со своих скакунов и почтенно преклонили колена.
        - Встаньте. - С улыбкой проговорил Телеремнар, помовая нам рукой. - И подойдите, герои.
        Князь был бледен, лицо осунулось, глаза впали и, видно было, что правую руку, согнутую в локте, он не от великого желания плотно прижимает к боку.
        Мы повиновались, взойдя по широким ступеням на площадку пред вратами, и вновь поклонились, распределяя поклон между князем и его русоволосой спутницей.
        - Я приветствую вас, доблестные воины и блюстители спокойствия Империи. - Торжественно произнёс Телеремнар, каждому заглядывая в глаза и обнимая за плечи.
        - Вы словом и делом доказали свою храбрость и преданность Алденнору и Его Императорскому Величеству Арминестуру Солнцеликому! И ждёт вас награда по делам вашим!
        Народ уже даже не ликовал, а бесновался от неконтролируемой радости и всепоглощающего счастья, а меня почему-то насторожило то, с какой частотой и важностью князь поминает Империю и Императора. Но величие и радость момента как-то сразу затёрли все углы подозрительности и мы лишь в очередной раз поклонились, соглашаясь с тем, что мы герои и заслуживаем награды.
        Усталость и схлынувшее напряжение давали о себе знать, уж и не знаю, как сам Телеремнар держался, хотя видно было, что стоит это ему огромных усилий. Глаза князя то горели лихорадочным блеском, то на какое-то мгновение поддёргивались туманной плёнкой, будто теряли фокус, изрезанный глубокими морщинами бледный его лоб покрылся испариной, а руки едва заметно подрагивали.
        Стало ясно, что князь толком не оправился от раны, и что сама рана не была такой уж пустяковой, как пытался нам внушить Деетерис. Но надо было отдать должное стойкости и силе духа князя - держался он молодцом и издали никто и не заметил, насколько ему трудно вот так стоять и улыбаться.
        - Позвольте вам представить мою супругу. - С той же улыбкой продолжал меж тем Телеремнар. - Её светлость Элсиленна - княгиня Харлиндона, Северных Предгорий, Анорсилена и прочих земель к северо-западу от Пресветлого Эре вплоть до Подпорного Хребта.
        И мы вновь поклонились, на этот раз стараясь сделать это как можно изысканней. Хотя откуда этой самой изысканности у меня взяться, как и у рубаки Вильдрамма? А вот Ордис показал всю свою галантность, выделывая кренделя ногами и куртуазные пассы руками, не преминув припасть к изящной ручке и разродиться комплиментом, что-то там про поблекнувшие звёзды и согревающее сердце сияние.
        Княгиня легко и искренне рассмеялась, словно серебряный колокольчик прозвенел.
        - Вы как всегда галантны, милый Ордис. - Произнесла она, открыто улыбаясь.
        - Я как всегда - ваш покорный слуга. - Не растерялся наёмник, замирая в поклоне.
        Княгиня хоть и была уже в летах, что выдавали старательно замаскированные морщинки вокруг глаз и глубокие складки в уголках губ, но выглядела чрезвычайно привлекательно и статно, как и положено высокородной леди. Да и возраст угадать, во всяком случае, мне, чрезвычайно сложно, так как люди благородных кровей в Эрвиале слыли долгожителями, для которых и сто пятьдесят - двести лет не предел.
        - Дорогая, - не прекращал улыбаться Телеремнар, - позвольте вам представить доблестного и верного воина Империи: командующего кавалерией восьмого Большого имперского полка - сэра Вильдрамма эр-Илитара.
        Смущённый ветеран неловко склонил голову, пробубнив под нос, как он рад, польщён и вообще.
        - А также, - продолжал князь, - нашего главное героя этой баталии. Человека, чьё появление было предсказано и в то же время явилось полной неожиданностью. Признаюсь, что даже моё врождённое недоверие всякого рода предсказаниям и предсказателям, коих в подавляющей массе своей я всё равно считаю шарлатанами, основательно пошатнулось.
        Его светлость изящно встал вполоборота, поводя в мою сторону рукой ладонью вверх, представляя меня её светлости:
        - Сэр Дэнилидиса: храбрый, преисполненный доблести воин, гениальный полководец, Погибель Бордвика Рыжего и Андотимэль - эльфийской колдуньи. Это он осушил Источник Дикой Силы, коий являлся смертельной угрозой целостности и самому существованию Пресветлой Империи Алденнор.
        Во время произнесения хвалебной речи в мой адрес княгиня не сводила с меня восхищенного взгляда, что, признаться, одновременно и воодушевляло и откровенно смущало. Вот так мы можем, преодолев страх, броситься в ощеренную пасть дракона, но не можем найти трёх умных мыслей и пары связных слов под таким вот женским взглядом. Спасало то, что я был воспитан ещё тем циничным и прожженным обществом, в котором женщины сами свергли себя с того постамента, на который мы, мужчины, их возвели. Так что, не смотря на секундный мысленный сумбур, я не отвёл взгляда от выражавших восхищение, подведённых для пущей выразительности, прекрасных глаз, и лишь коротко кивнул, мол, да - это всё я.
        - Я несказанно рада нашему знакомству, сэр Дэнилидиса. - Проникновенно произнесла княгиня, выставляя вперёд свою ручку. - О вас уже столько слухов ходит и столько небылиц.
        Секунду пораскинув мозгами, я понял, что руку мне суют не просто так и что надо что-то эдакое ответить.
        - И что же это за слухи, миледи? - Как можно более галантно вопросил я, в кривом полупоклоне пытаясь одновременно притронуться раскрытой ладонью к тоненьким пальчикам, коснуться их же губами и ещё что-то в это время говорить. Однако у меня это получилось, пусть и не так органично и галантно, как у Ордиса, но и в грязь лицом не ударил.
        - О, сэр Илидис! Я же могу вас так величать? - Невинно осведомилась княгиня. Впрочем, ответа она и не ждала, так как тут же заворковала. - Толкуют разное. Порой захватывает дух от пересказов, что звучат из уст благородных мужей и взволнованно бьётся сердце от виршей бродячих и придворных песнопевцев.
        - Даже так? - Искренне удивился я, ибо, в самом деле, не мог себе даже и помыслить о подобной популярности.
        - Что вы! - Весело воскликнула Элсиленна. - Если вы позволите, я даже исполню несколько строф!
        Я еле успел вымолвить: "Да, конечно...", так как и данная просьба, тоже не нуждалась ни в ответе, ни в одобрении. Княгиня на мгновение замерла, вздёрнув свою аккуратную головку так, что блеснула мелкими искорками золотая сеточка в её волосах, бросила на нас отстранённый взгляд и, не обращая внимания на гул толпы, запела:
        В Элморе зло вершилось встарь,
        Поправ закон и честь.
        От городов лишь дым да гарь,
        Загубленных не счесть.
        То Перстень Бордвика взалкал
        Невинных извести,
        Дороже крови стал металл
        У жизни на пути.
        Пусты деревни и поля -
        Лишь кружит вороньё,
        И кровью залита земля,
        И поросла быльём. Там было ещё много куплетов, не хочу приводить их все, боясь переврать или что-то забыть. Голос княгини был преисполнен силы и чарующей красоты, да и сама она всё больше входила в некое подобие транса: приподняла голову, прикрыла глаза, на щеках проступил лёгкий румянец, и вся сама она словно озарялась внутренним светом.
        Толпа на площади постепенно поутихла, очаровываясь магией голоса её светлости. И, вроде где-то в подкорке мозжечка, я понимал, что физически это невозможно, чтобы голос человека не усиленный специальной звукотехникой, мог быть не просто слышим в самом дальнем уголке городской площади радиусом метров в пятьсот, но и может быть различимо каждое слово в исполняющейся песне... Но, я буквально кожей ощущал, как вибрирует воздух от слетающих с губ этой преисполненной величия женщины слов, как разевают рты горожане, толпящиеся на окружённой монументальными тяжёлыми каменными зданиями площади. То ли, в самом деле, магия, то ли акустика здесь такая.
        Но в час, когда сгустилась тьма,
        И кровь лилась рекой,
        Осталась вера лишь одна,
        И явлен был герой... Ох, ну вкратце, если пересказать песню, то там я предстал, как олицетворение незапятнанной справедливости, противопоставляясь воплощению зла и порока - Бордвику. Вышние силы вняли стенаниям невинно мучимых и послали меня. Я встал на пути у злодея, который был на пике своего триумфа и убил его голыми руками, не обагряя землю его проклятой кровью. И всё стало хорошо, всем в Элморе счастье.
        Когда последние отзвуки затихли где-то в поднебесье и ошалелые слушатели выдохнули, словно один большой организм, княгиня открыла свои подернутые паволокой глаза. Бисеринки пота блестели на её лбу и над верхней губой.
        - Вам понравилось? - Со слабой улыбкой спросила она.
        - Безмерно, ваша светлость! - Искренне заверил я, хватаясь за сердце. - Я поражён и не нахожу слов!
        - Мне удалось поразить героя! - Смеясь, произнесла княгиня и облокотилась на услужливо подставленный локоть своего мужа. - Скажите честно, насколько правдива эта песня одного талантливого песнопевца?
        - Если честно, - ответил я, открыто глядя в смеющиеся глаза, - то мой образ несправедливо приукрашен. И особой моей заслуги в смерти Бордвика нет, хоть я и активно этому посодействовал. Да вы, скорее всего, и сами знаете, ваша светлость, что в миг своей гибели Бордвик уже лишился всего своего войска и был гоним словно дикий зверь доблестными отрядами имперских воинов и вольных охотников.
        - Никому и никогда больше не говорите этой правды! - Полушутя, полусерьёзно ответила княгиня с упрёком. - Этим вы оскорбите собеседника и труд поэтов и песнопевцев.
        Смущённый таким ответом, я лишь пробормотал:
        - А, ну... Тогда да, конечно...
        Видя, моё неловкое положение, Элсиленна вновь рассмеялась - искренне и открыто.
        - Вас красит ваша скромность и честность. - Произнесла она, не переставая улыбаться. - Однако мы слегка задержались на пороге, прошу вас, господа, простить великодушно за эту заминку.
        - Да-да. - Подхватил молчавший до этого Телеремнар. - Прошу вас, господа, проследуйте за нами.
        И высокородные супруги под восторженные крики проснувшейся толпы рука об руку чинно прошествовали через зев раскрытых врат мимо раскланивающегося распорядителя и стоящих на страже невозмутимых гвардейцев с каменными мордами.
        Наша троица поспешила за благородными хозяевами, громыхая тяжёлыми сапожищами и скрипя элементами доспехов.
        Уж насколько я ни был измотан и, казалось, что уже и удивляться устал, однако то, что предстало пред нами сразу, как только мы переступили порог и прошли полутёмный короткий коридор, удивило и поразило, заставив рты разинуться, а глаза слегка округлиться. В общем - три деревенских дурачка в первый раз на городской ярмарке.
        Да и было от чего таковыми себя ощущать. Мы - пропахшие смертью и сталью, а также болотом и эльфийской землёй, пропитанные собственным и лошадиным потом, оказались средь сверкающего великолепия.
        Большой зал с двумя рядами изящных колонн и с высоким стрельчатым сводом был украшен с помпезной пышностью: свисали многочисленные яркие знамёна, немигающий свет, ослепляя, изливался из многочисленных светильников, стены были закрыты красочными гобеленами с изображением, батальных сцен, королей, Императоров и святых.
        Впереди в шагах ста-ста двадцати - напротив входа практически на всю умопомрачительную высоту стены сумасшедшим разноцветьем горел витраж. Множество разукрашенных стёклышек складывались в высокую фигуру с нимбом вокруг головы, в синих одеяниях, с поднятым остриём вверх мечом и всё это на сочно-красном фоне. Как-то, как только я появился в Приреченске, я мимоходом услышал, что небесным покровителем города является святой Клемент. Наверное, это всё же было его изображение.
        Под витражом возле помоста, на котором возвышался чёрный трон, находилась группа богато одетых людей сверкавших начищенными доспехами. Из-за немалых размеров и относительной пустынности помещения не сразу и дошло, что группа насчитывала, как минимум человек двадцать-двадцать пять.
        Только мы двинулись вслед за княжеской четой, как откуда-то сбоку, загораживая нам дорогу, выкатился сухой седовласый вельможа в бордовом камзоле и с золотой массивной цепью на груди.
        - Господа. - Мягко, но требовательно обратился он к нам. - Прошу вас обождать, пока их светлости достигнут помоста, а после соблюдать следующую очередность: сэр Дэнилидиса идёт первым, вы, милорды - в трёх шагах за ним. У самого помоста вам следует остановиться в таком же порядке.
        Наскоро, таким образом, нас проинструктировав, вельможа тут же отступил обратно в тень колоннады, словно растворившись в воздухе.
        Дождавшись, когда высокородные супруги наконец-то подошли к помосту и заняли свои места в блестящей сталью группе, я глубоко вздохнул и двинулся вперёд.
        Я вдруг понял, насколько сильно взволнован: негнущиеся ноги гулко бухали по красному полотну ковровой дорожки, в горле моментально пересохло и сглотнуть шершавый ком никак не получалось, а сердце било прямо в виски.
        Огромный витраж был заложен в западной стене и, перевалившее полуденную черту, солнце вдруг окрасило всё вокруг в багрово-кровавые тона, пробившись своими первыми лучиками сквозь фон, на котором был изображён святой.
        Зрелище было впечатляющее и слегка нереальное, создавалось полное ощущение, что я пробиваюсь сквозь взвешенную в воздухе кровь...
        Шаг. Ещё шаг. Ещё. Ещё. Кровь стучит в ушах, кровь разлита в воздухе и покрытые прозрачной кровавой пеленой лица всё ближе. Вот я уже вижу, что в выстроившейся цепочкой группе кроме князя с супругой ещё двое бездоспешных. Вот я уже различаю их равнодушные холодные взгляды, породистые выбритые подбородки и прямые носы.
        Сзади также тяжёло чеканят шаги Ордис и Вильдрамм.
        Скрипят кожаные ремешки доспехов.... Тихо скрежещет сталь шлема о сталь налокотника.... Слегка хлопают по бедру ножны, хоть я и вцепился ладонью в набалдашник рукояти.... Предательская капелька пота скатилась по правому виску....
        Один шаг, ещё один. Вот и помост. Вот и блистательные господа с породистыми подбородками.
        Я остановился и тут же за спиной стихли шаги соратников.
        Собирая мысли в кучу, я отвесил деревянный поклон и уставился в лицо того, кто находился строго по центру - как раз перед возвышавшимся за спиной троном.
        - Сэр Дэнилидиса. - Бесцветным, наполненным сталью голосом обратился ко мне тот самый "центровой". - Я - советник Его Императорского Величества, эрцграф Луциний Требон. Исполняю обязанности главы имперской комиции геральдики и титулонаследования.
        Выдержав секундную паузу, он тем же безразлично-холодным голосом продолжил:
        - Его Императорское Величество Арминестур Солнцеликий снизошёл до меня своей милостью и доверием облачить вас дворянским званием с присвоением герба, символики и вручением подтверждающих бумаг.
        На этих словах он слегка повернул голову в сторону ещё одного бездоспешного вельможи, и только тут я заметил, что тот, к кому обратился эрцграф, держит в руках солидных размеров и окованный по углам ларь из тёмного дерева. Вельможа с поклоном приблизился, открывая крышку, а Луциний тем временем молча повернул голову в другую сторону и, повинуясь сигналу, ближайший рыцарь протянул ему обнажённый меч с узким клинком и богато инкрустированной рукояткой.
        Эрцграф принял меч и, вновь глядя на меня, произнёс:
        - Сэр Дэнилидиса! Преклоните колена!
        Я медленно опустился на одно колено и так же медленно склонил голову.
        - Сэр Дэнилидиса! - Пророкотало надо мной. - Сим подтверждаю истинность намерений Его Императорского Величества и нарекаю вас его милостью бароном Роменагорна, Уртвайля, Харнкаласса, прибрежных земель и земель вдоль средины и устья Айроны по обоим берегам.
        По плечам и темени легонько стукнула сталь клинка, а я отстранённо изучал положение ворсинок и узор на ковровой дорожке.
        - Встаньте, ваша милость, барон Дэнилидиса! - Вывел меня из транса торжественный рокот эрцграфа.
        Я так же медленно, как и опускался, вздел себя на задние конечности, вглядываясь сквозь кровавую пелену в ничего не выражавшие глаза царедворца. Как же ему, наверно, было скучно участвовать в этой церемонии и неуютно вдалеке от столицы Империи.
        - Владейте пожалованными землями разумно и рачительно. - Принялся поучать эрцграф. - Радейте о подданных, как о своих детях, заступайтесь за немощных и неправедно гонимых, творите суд справедливо и именем Его Императорского Величества....
        Он говорил что-то ещё, расписывая мою ответственность и мои обязанности, а у меня всё это сливалось в монотонное бубнение и перед глазами плавали багровые круги разной степени насыщенности.
        - ...также примите герб и его блазон, - не унимался Луциний Требон, доставая из массивного ларя несколько свитков, - и заверение Его Императорского Величества ваших нынешних статуса и положения. Должен посвятить вас, ваша милость, в то, что ваш герб, как и остальные гербы дворянских семей, разрабатывался и воплощался с участием Мастеров Видения, которые зрят суть вещей.
        Я с коротким поклоном принял протянутые мне бумаги и, не удержавшись, тут же развернул один из свитков, тот, что с рисунком моего собственного герба.
        Красив, конечно, красив, как могло быть иначе? Сердце учащённо забилось: собственный герб, это как первый спортивный суперкар, если выражаться в материально-приземлённой манере. Поле щита напоминало немецкий манер, сам герб был разделен на две части: верхнюю - красную и нижнюю - голубую. Ах, простите гербоведы, конечно же, на червленую и лазурь. В верхней части был изображён, насколько я понял по опиранию животного на три лапы, белый леопард, сжимавший в вытянутой лапе меч. В нижней части, символично завернутый в повязку, обозначающую взятие и разрушение вражеских преград, был помещён....
        О, нет! Неужели?! Я усиленно проморгался, чтобы удостовериться в правдивости увиденного и даже приблизил свиток вплотную к глазам. Сомнений быть не могло, и я от души расхохотался.
        - Что такое, ваша милость? - Во взгляде эрцграфа впервые появилось какое-то выражение.
        - Да нет, ничего... - Я уже взял себя в руки и утирал выступившие слёзы. - Прошу меня простить, ваша светлость. Просто....
        Я развернул к нему свиток лицевой стороной.
        - Те, кто составлял мой герб - истинные Мастера. Отдельное им спасибо за подсолнух. Я, в самом деле, очень признателен.
        Не зная того, ребята почти угадали мою фамилию.
        Глава 19.
        Я лежал в отведённых мне покоях на кровати лицом вниз и по диагонали. Сил хватило только на то, чтобы с помощью слуги стащить с себя плащ и доспехи, а потом уже самому рухнуть на перины. В украшенном знамёнами и гобеленами зале эрцграф ещё какое-то время почитал мне нотаций и напутствий, а затем отпустил, наказав явиться в тот же зал, но уже вечером - видать, намечается ещё одна торжественная часть с плавным переходом в пир.
        Ордис и Вильдрамм отчалили вместе со мной. Как потом мне пояснили, в соответствии с древними правилами и кодексами во время присвоения титула за боевые достижения и успехи во славу Империи должны были присутствовать как минимум два соратника награждаемого. Вот они свой номер и отбыли.
        Пока мы трое восхищались великолепием убранства зала и столичных гостей, Этрир со своими командирами уже привёл и расквартировал вверенный ему полк, не забыв лично заняться размещением раненных в лазаретах и прихрамовом госпитале. А я валялся на кровати совершенно без сил. Поначалу я собирался провалиться в сон, но от зверской усталости мозг отказывался отключаться, переваривая и анализируя полученные терабайты информации.
        Затем лежать стало неудобно и пришлось, кряхтя и матерясь, привести себя в вертикальное положение. Усталость присутствовала, но сон упорно не шёл. Чувство щенячьей радости прошло, следом прошёл и мандраж, но спокойствия не было. Дурацкое состояние! Когда знаешь, что что-то с тобой происходит, и ты что-то хочешь, а угадать ни черта не можешь!
        В таком состоянии я решился даже на то, что раскрыл свой заветный мешочек с заветным футлярчиком и достал оттуда единственную в этом мире пачку сигарет. От первой же затяжки голова пошла кругом и, что называется, "торкнуло". За первой сигаретой тут же последовала вторая, покои заполнились сизым дымом, а во рту появилась металлическая горечь - зато голова прояснилась и раздражительность поутихла.
        За окном продолжал веселиться и напиваться народ, слышалась простая разухабистая музыка и крики радости. От нечего делать я пару раз прошёлся от стены к стене, считая шаги и одновременно мусоля какую-то мысль, которая всё время ускользала. Вроде всё хорошо и замечательно, но что-то не давало мне покоя, грызя изнутри.
        Духовные терзания прервал появившийся в дверях слуга:
        - Ваша милость, изволите привести себя в порядок?
        Я с секунду молча смотрел в эти угодливые и бездумные глаза, а затем соизволил ответить:
        - Да, разумеется.
        Слуга с поклоном посторонился, давая проход двум дюжим парням втащившим в мои покои огромную бадью с горячей водой. Следом за взопревшими носильщиками просочился вертлявый субъект в сопровождении также пары помощников, которые втянули вместе с собой конструкцию, напоминающую поперечину на упорах. Данная конструкция была увешана большим множеством костюмов, сюрко, камзолов, штанов и накидок разных размеров и расцветок.
        - Позвольте представиться, ваша милость, - завертелся передо мной субъект, отвешивая короткие поклоны почти на каждом шаге и слове, - мастер Челедж. Я призван для свершения великой миссии, заключающейся в том, чтобы была достигнута гармония между вами и миром, вас окружающим...
        - Не части! - Прикрикнул я, поморщившись от такой откровенной куртуазности. - Говори проще! Пришёл мне наряд для церемонии подобрать, вот и всё. А то развёл...
        - Ну отчасти вы правы, - поджав губы, ответил застывший на месте Челедж, - но это только поверхностное суждение. Одежда должна отражать суть носящего её и одновременно повествовать в выгодных красках о силе и потенциале своего хозяина. Одежда должна стать второй кожей и стальным панцирем одновременно....
        - Короче! - Рявкнул я, чувствуя, как начинает болеть голова. - Делай всё быстро и молча, иначе выгоню взашей!
        Вот ведь гадёнышь, своей трескотней опять пробудил во мне раздражительность, а вместе с ней ещё походу и мигрень.
        Челедж побледнел и застыл как вкопанный, на какое-то время лишившись речи, что меня вполне устраивало. Но через пару секунд он всё же взял себя в руки и, поддёргивая встопорщенными усиками, принялся чётко и лаконично командовать своими помощниками, раскладывавшими ворохи одежд на недавно покинутые мной перины.
        В общем, процесс примерки пошел споро и по-деловому. В итоге мы сошлись на тёмно-бардовом сюрко с золотой нитью и таких же штанах, поверх всего этого полагалась толстая золотая цепь, свисавшая чуть пониже груди.
        Удовлетворенный результатом Челедж так же молча и поспешно удалился вместе со всем своим ворохом одежд и помощниками.
        Только за ними закрылась дверь, и я уже в предвкушении водных процедур принялся сдирать с себя рубаху, как в покои беззвучно прошмыгнули две молоденькие девицы в простых полотняных платьях и застыли в книксене у самого входа.
        - Эээ... Что вам? - Растерянно спросил я, немного прибалдевший от такого оживленного движения в занимаемой мною комнате.
        - Ваша милость, - не поднимая глаз, смущенно произнесла одна из молодух, - мы пришли помочь вам в омовении.
        Глазки-то они не поднимали, но вот улыбочки свои деть никуда не могли и, когда одна заканчивала свою фразу, вторая, не сдержавшись, прыснула в кулачок.
        Я обалдело посмотрел сначала на одну хохотушку, затем на вторую, невольно обводя взглядом все их аппетитные округлости, а потом устало махнул рукой и произнёс:
        - Чёрт с вами. Помогайте.
        Я с великим наслаждением скинул с себя пропыленные и пропитанные потом одежды и погрузился в горячую воду, ловя непередаваемый кайф. Девицы, не переставая похихикивать, быстро скинули с себя передники и юбки, оставшись в одних просторных и тонких нательных рубахах. Они по деловому разложили на приставной полочке куски мыла и ароматических масел, достали две огромные мочалки и принялись натирать мне верхнюю часть тела, то и дело игриво приговаривая: "Ах, позвольте, ваша милость", "Наклонитесь, ваша милость", "Вы не против, ваша милость?".
        Мои банщицы вошли во вкус: волосы растрепались, мокрые прядки прилипли ко лбу, нательные рубахи намокли и прилипли к телам, уже совершенно ничего не скрывая, а даже, как бы, и наоборот...
        Осознав всё это, я вдруг почувствовал одновременно и смущение, и помутнение разума, связанное с оттоком крови от головы к другим органам. Девицы явно почувствовали такие внутренние и не очень перемены, произошедшие со мной, потому, не преставая похихикивать, одна из них прощебетала:
        - Ах, ваша милость, тут так жарко. Вы не будете против, если мы с Хелли снимем эти дурацкие рубахи?
        И, не дожидаясь ответа, который и не предполагался, они быстренько избавились от последних одежд, представая во всей природной красе своих налитых молодостью и здоровьем округлых тел.
        - Встаньте, пожалуйста, ваша милость, - тут же проворковала разрумяненная Хелли, лукаво поблёскивая бесстыжими глазками, - нам надо вас везде помыть...
        В общем, процедура помывки органично перетекла совсем в другую фазу, про которую я вам тут описывать не буду - не маленькие, сами всё представить можете.
        Через некоторое время, откинувшись на смятых простынях и часто дыша, я сделал умозаключение, что в статусе барона есть и приятные моменты. А не перестававшие похихикивать девицы так же споро и оперативно оделись, собрали все свои банно-прачечные принадлежности и бесшумно исчезли.
        Я всё ещё возлежал на перинах, когда в дверь деликатно, но громко постучались. Пришлось лихорадочно вскочить и обмотаться простынёй на вроде древнеримского сенатора.
        - Войдите! - Невпопад гаркнул я.
        - Ваша милость. - Приставленный ко мне слуга с поклоном протиснулся в приоткрытую дверь. - Позвольте прибраться?
        Я автоматически оглядел наведенный бардак с бадьёй посередине, с лужами воды на полу и прочими атрибутами и милостиво позволил.
        Тут же вбежали те же самые дюжие молодцы, избавив мои покои от раннего прототипа ванны, следом проскользнули служанки с тряпками и вёдрами, принявшись сразу же мыть полы, менять постельное бельё, взбивать подушки.
        Минут через десять всё было кончено, и обслуживающий персонал исчез так же, как и появился - быстро и бесшумно. Покои блистали чистотой и порядком, даже мои грязные одежды забрали.
        - Ваша милость. - Деликатно напомнил о себе слуга. - Скоро начнется торжественный приём.
        - И что? - Спросил я, нервно теребя узел на боку и искренне желая, чтобы меня, наконец, оставили одного.
        - Позовите, если вам понадобится помощь в облачении одежд.
        - Надеюсь, справлюсь. - Хмуро буркнул я, давая понять, что разговор окончен.
        Почувствовав моё намерение, слуга молча с поклоном растворился за тёмным полотном двери.
        Оставшись один, я с удовольствием сдёрнул с себя влажную тряпку и со вздохом облегчения снова повалился на мягкую постель. Не смотря ни на что, настроение было отличное - вот что значит своевременная разрядка, и с блаженной улыбкой на губах, завернувшись в свежие простыни, я провалился в сон без сновидений.
        Глава 20.
        Из сладкого плена сна без сновидений меня вырвал вежливый, но настойчивый стук в дверь. Я тут же дёрнулся и сел, пытаясь сообразить что предпринять. Стук повторился вновь и я зло крикнул:
        - Кто там?
        Хотя, если быть честным, то со сна мышцы лица и голосовые связки ещё не совсем слушались, поэтому получилось, что-то вроде "То та?".
        Но за дверью явно поняли, наверно и не таких понимать умеют, потому что тут же отозвались голосом всё того же слуги:
        - Ваша милость, скоро начало торжеств.
        - Твою мать... - с чувством пробормотал я себе под нос, а вслух крикнул:
        - Хорошо! Я понял!
        Вставать ну совершенно не хотелось, тело просто-таки ломило от боли в костях и сухожилиях, а голова была словно отлита из чугуния. Но долг зовёт, и кто я такой, чтоб перечить громовым сигналам его рога.
        Кряхтя и страдальчески стеная, я всё ж спихнул себя с кровати и заставил принять вертикальное положение, в то время как глаза сканировали покои в поисках самого важного предмета после пробуждения практически для каждого живого человека. И я их нашёл! Даже два! Они оба стояли под кроватью, один ночной горшок был поменьше, а другой - побольше и помассивней. И это были не просто горшки, а целые произведения искусства с гравировкой и позолотой.
        Справив нужду первой необходимости, я принялся облачать себя в одежды. Именно облачать, а не по-простолюдински одеваться, ибо мы уже того, как бы, ага.
        И тут я оценил всю глубину чистоты помыслов и искренности предложения помощи от пожилого слуги, так как справиться в одиночку со всеми этими крючками, петлями и застёжками не представлялось возможным, если вы, конечно не йог с тридцатилетним стажем. Помучавшись для приличия ещё какое-то время, я всё же был вынужден изъявить своё согласие в оказании мне незначительной помощи в сём нелегком деле.
        Слуга материализовался сию же секунду, явно неусыпно бдя под дверью. Совместными усилиями мы справились в течение нескольких минут, хотя всё моё участие сводилось в исполнении роли манекена с подниманием поочередно обеих рук. Всё ж, походные одежды были мне милее, когда облачаться можно одному и в считанные минуты, а можно и не разоблачаться вовсе по нескольку дней.
        Пока мы занимались одеждами, в покоях неслышно появился ещё один слуга с глубокой миской воды, чистым полотенцем и бритвенными принадлежностями устрашающего вида.
        - Ваша милость, позвольте побрить вас. - Учтиво произнёс пожилой слуга.
        Я лишь безнадёжно махнул рукой и бросил:
        - Куда я денусь. Только давай побыстрее.
        В общем, ещё минут через десять, иногда внутренне холодея и сжимаясь от прикосновений отточенной стали к моему беззащитному горлу, я был полностью готов к выходу в свет: нарядно обряжен и гладко выбрит.
        Последние штрихи: массивная цепь, перевязь с мечом, золотые шпоры - и вот я уже в сопровождении парочки твердолобых гвардейцев топаю длинными коридорами по направлению к двустворчатым дверям, ведущим в тот самый торжественный зал. Только теперь получается, что я вхожу сбоку со стороны внутренних покоев, а не с парадного уличного направления.
        Створки были распахнуты, и на меня пахнуло теплом, смесью запахов, приглушенным многоголосым гулом и светом. В самих дверях стоял богато разодетый человек с длинным жезлом в руках, завидев меня, он развернулся боком и, ударив трижды в пол окованным сталью концом жезла, громогласно возвестил:
        - Его милость барон Роменагорна, Уртвайля, Харнкаласса, прибрежных земель и земель вдоль средины и устья Айроны по обоим берегам, сэр Дэнилидиса!
        Слегка ошалев и немного смущаясь, я прошествовал в на мгновение притихший зал. Внутри было даже великолепней, чем с утра и это не смотря на огромную массу народа, что сверкала цепями, нагрудными пластинами, перстнями и прочими атрибутами. Видать тут находилась и большая часть соседних и окрестных лордов и землевладельцев, чьи владения находились не так далеко и кто мог добраться в Приреченск не более чем за полдня-день. Всем же хочется поглазеть на новоиспеченного владетеля земель бывших ранее личным доменом Его Императорского Величества, а также помозолить глаза высокому и властительному столичному гостю - самому эрцграфу Луцинию Требону.
        Толпа разряженных дворян расступилась и сомкнулась за спиной, беря меня в кольцо, словно загонщики на охоте.
        - Ваша милость, - с легким полупоклоном обратился ко мне статный длинноносый человек в ярких одеждах и с крупным топазом на золотой цепи, - позвольте представиться: Эрегазе Леттенштайн, барон Уэтсекса и Западных Холмов. Надеюсь, что благодаря сегодняшнему знакомству, между нами завяжутся взаимовыгодные добрососедские отношения.
        - Я тоже на это надеюсь. - Рассеянно бросил я, выискивая глазами знакомые лица.
        Барон Эрегазе отступил с полупоклоном, салютуя мне кубком с вином, но я тут же попал под череду посыпавшихся со всех сторон приветствий и поклонов.
        - Барон Ирентар Вальдшайр....
        - Виконт Велеиртор Ирсмор...
        - Граф Эльремор Айсендил....
        Имена, титулы, названия владений сыпались на меня со всех сторон, я только и успевал, что бормотать как признателен, как рад и вообще, и расшаркиваться в ответ. От такого назойливого и душного внимания опять стала побаливать голова, а настроение ухудшаться.
        Наконец я вырвался из этого порочного круга, в котором завязывались деловые контакты и перспективные знакомства, и оказался на импровизированной нейтральной полосе в виде красной ковровой дорожки, разделившей громаду зала на два неравных лагеря: толпу блистающих золотом лордов и стройные ряды хмурых молчаливых имперских и наёмных командиров, облаченных в скромные тёмные одежды, с единственной выделяющейся деталью туалета - начищенные до блеска стальные наплечники.
        - Ваша милость! - Радостно закричал, заметивший меня Ордис, привлекая внимание вскинутой вверх рукой с кубком.
        Я с искренней улыбкой пересёк ту незримую, но явную границу двух социальных миров и приблизился к жизнерадостному командиру Наёмных Сотен.
        - Отчего вы так мрачны, барон? - Спросил он весёлым голосом и в мою сторону пахнуло винными парами.
        - Да мигрень чего-то разыгралась. - Ответил я, демонстративно потирая лоб. - Голова постоянно раскалывается...
        - О! - Расмеялся Ордис, легонько хлопая меня по плечу. - С обретением титула вы приобрели и благородные болячки!
        - Похоже на то. - С лёгкостью согласился я, смеясь.
        - От ваших хворей есть средство! - Заговорщицки подмигнул он мне и, не дожидаясь глупых вопросов, развернулся и махнул кому-то рукой. В тот же миг перед нами оказался слуга в нарядных одеждах цветов княжеского дома Телеремнара с подносом, уставленным наполненными вином кубками.
        - Прошу, ваша милость! - Ордис сгрёб один из кубков и протянул его мне. Вино оказалось совсем недурным - в меру крепким, с горьковатым привкусом.
        - Ваша милость, - вежливо раздалось сбоку. Я повернулся и оказался нос к носу с Этриром. Командующий восьмым Большим имперским полком был бледен, а под глазами залегли тени усталости и напряжения последних дней, но держался он молодцом и улыбался искренне и открыто.
        - Этрир! - Радостно воскрикнул я, хлопнув полководца по плечу. - Как я рад видеть вас здесь! А то, попав в окружение столь благородных до невозможности, я как-то испугался, а не ошибся ли я дверью?
        - Немудрено, - улыбнулся он в ответ, явно не до конца понимая мой специфический юмор, - здесь собрался весь цвет владетелей близлежащих земель...
        - Да я не о том... - Кисло отмахнулся я. - Отчего всех этих сиятельных милостей с их светлостями не было в эльфийском лесу, когда наши шкуры дырявили?
        - Нууу... - протянул Этрир, явно растерявшись, - это всё же личные владения Императора... Были. И....
        - Благородные сэры, - пьяно перебил Ордис, - всегда готовы выступить по первому слову Императора. И потому молятся, чтобы подобных слов не слышать.
        - Сэр Ордис! - Предостерегающе начал Этрир.
        - Сэр Этрир! - В тон ему ответил наёмник и тут же расхохотался. - Да не волнуйтесь вы так, это известно всем... Даже самим благородным лордам...
        Этрир порывался что-то ответить, но тут слажено прогремели трубы разряженных герольдов, возвещая о начале церемонии. Все притихли и подобрались, жадно вглядываясь в сторону помоста, над которым всё также грозно и величественно возвышался образ святого Клемента.
        Первыми из боковых проходов с обеих сторон на возвышение с троном поднялись рыцари из свиты эрцграфа в начищенных доспехах и белых плащах и выстроились ровной шеренгой, вскинув подбородки и положив ладони на рукояти мечей.
        Затем ещё раз взревели трубы и следом за эскортом взошли сам эрцграф и княжеская чета. Они подошли с разных сторон и, раскланявшись, втретились как раз по центру - напротив трона.
        Присутствующие в зале, казалось, перестали дышать, встав навытяжку и ловя каждый жест и каждое слово людей, оказавшихся на тронном возвышении.
        - Милорды и доблестные воины Империи! - Сильным голосом возвестил эрцграф. - Мы собрались здесь, чтобы воздать почести героям, одолевших великую угрозу, исходившую от эльфов Роменагорна, их прихвостней и той чёрной магии, что была подвластна им и сеяла смерть и ужас!
        - О, как. - Пьяно усмехнулся Ордис, делая очередной глоток из своего кубка.
        Я молча ткнул его в бок, заставив поперхнуться.
        - Твоя милость! - Зло зашипел наёмник. - Зачем вино-то изводить?
        Настроение быстро портилось, в висках стучало, вино лишь усилило боль в голове и раздуло раздражение.
        - Слушай, ты, - также зло прошипел я в ответ, - напился - веди себя прилично!
        Видать в моих глазах было что-то такое, от чего пьяный наёмник в очередной раз поперхнулся и виновато пробормотал:
        - Да ладно, ладно. Я ж просто так....
        Я разжал железный хват, выпуская его локоть, и придвинулся чуть ближе к помосту. Увидев по пути сосредоточенного Вильдрамма, я быстро шепнул ему на ухо:
        - Командор, прошу вас, приглядывайте за Ордисом, мне кажется, ему уже достаточно того вина, что уже выпито.
        Вильдрамм лишь коротко взглянул на меня, кивнул и отодвинулся чуть назад.
        Эрцграф меж тем продолжал вещать, расписывая все те ужасы, что были уготованы близлежащим землям, населявшим их людям и, в далёкой перспективе, всему Алденнору, а также про то, что уже успели испытать, хлебнув лиха от вероломных эльфов и их Источника Дикой Силы.
        Затем Луциний с полупоклоном отступил, передавая слово бледному, как мел, князю Телеремнару.
        - Храбрые воины, верные сыны Империи! - Голос князя, не смотря на испытываемую слабость вследствие полученной раны, по силе не уступал эрцграфскому и мощными волнами раскатывался по каменной громаде зала, отражаясь от стен и теряясь в высоких стрельчатых сводах.
        Телеремнар вкратце поведал о проведенной кампании, о трудностях и испытаниях, что выпали на нашу долю, о том, как мы всё это перенесли и преодолели, о выказанной доблести и ярких талантах некоторых полководцев. Он даже вскользь прошёлся по собравшимся здесь многочисленным лордам, сказав, что не сомневался и пока не сомневается в их храбрости и уверен, что те были готовы прийти на помощь, кабы не отсутствие прямого и однозначного приказа. Многие из лордов потупили глаза, но такой завуалированный упрёк в бездействии, если не в трусости, проглотили, в принципе они и не могли не проглотить.
        Затем пришёл черёд награждения особо отличившихся.
        - Сэр Престон!
        Из стройных рядов имперских командиров выдвинулся кряжистый широкоплечий темноволосый человек, матово поблескивая сталью наплечников в свете многочисленных упрятанных на капителях светильников. Престон поднялся на помост и, преклонив колено, застыл в почтительном поклоне.
        - Встаньте, сэр Престон. - Покровительственно произнёс Телермнар.
        Воин поднялся, а князь продолжал, обращаясь уже в зал:
        - Сэр Престон - сотник конной тысячи четвёртого Большого имперского полка. В тот чёрный час, когда всё висело на волоске и наши войска подверглись сначала магическому удару, отнявшему силы и разум, а затем тут же двинулись полчища железных големов...
        Голос князя звенел, и все невольно затаили дыхание, словно переживая тот страшный миг, когда ужас выворачивал нутро, а впереди шевелилась чёрная масса огромных железных истуканов, что могли, не особо прилагая усилий, выдавить из человека кровавый фреш с пенкой.
        - ... сэр Престон, - продолжал князь, - один из немногих, кто смог одолеть безумное отчаяние и поднять в атаку отряд из десяти беззаветно храбрых рыцарей. Они слёту врубились в наступающего врага, опрокинув передовые ряды и дав остальным время на перестроение и подготовку к отпору...
        Я повнимательнее всмотрелся в бесстрастное лицо стоящего на помосте сотника, весь он казался словно вырубленным из цельной глыбы гранита, лишь глаза выдавали волнение и душевное смятение. А ведь он на самом деле герой, я попытался представить себя, скачущим во главе кучки отчаянных сорвиголов навстречу неумолимо и страшно надвигающихся сотен огромных бездушных безликих сотворённых из железа и смертельно опасных истуканов... И внутренне содрогнулся - тут, в самом деле, нужно быть безумно храбрым, либо воином беззаветной чести, что в моём мире является эквивалентом безмерной дурости. Ну, в моём мире давно уже всё чистое обгажено, а понятия перевраны и вывернуты наизнанку, так что - не мне с моим мерилом судить.
        В общем, Престона одарили баннером, оружием с золотой насечкой и повысили до командующего конницей четвертого Большого имперского полка - предыдущий заместитель Илитаса пал в бою.
        - Сэр Тельпеннор! - Возвестил князь имя следующего героя, который, встрепенувшись, поспешил занять, освобождённое Престоном, место на помосте.
        Тельпеннор оказался полусотником из дружины князя. Когда на западном направлении гномы прорвали оборону и глубоко вгрызлись в ряды княжеских войск, почти добравшись до наблюдательного поста, на котором находились верховные военочальники во главе с Телеремнаром, полусотня Тельпеннора под его личным командованием неожиданно ударила во фланг численно превосходящему врагу и, опрокинув, погнала разрозненные остатки ошеломленных гномов обратно, беспощадно истребляя.
        Бесстрашного командира также пожаловали баннером и повысили до полусотника личной гвардии князя.
        Имена и звания следовали одно за другим, прошедшая кампания позволила отличиться многим, особенно нижнему командному составу. На возвышении перед троном также успели побывать и мои соратники: Ингвар, Томбрад, Дерегвилль, Терес и многие другие.
        Наконец, как я понял, список награждаемых кончился, так как на помосте возникла заминка - князь и эрцграф принялись о чём-то тихо совещаться, к ним присоединился молчаливый спутник Луциния, всё также с большим ларём в вытянутых руках. Как странно, что Вильдрамм с Ордисом не были отмечены никакой милостью или подарком, будто их и не было в том тошнотворно-зелёном аду, именуемым эльфийским лесом. Не присущее мне чувство справедливости вдруг проснулось и неудобно заворочалось где-то на уровне груди, потихоньку переползая в район измученных болью висков.
        Я уже совсем было решился подать голос, обращая внимание высокородных господ на допущенную несправедливость в отношении двух храбрых и одновременно умных (что уже редкость) военачальников, как вновь взревели длинные позолоченные трубы, и слово опять взял блистательный во всех смыслах эрцграф.
        - Доблестные воины Империи, - начал он, разворачивая поданный помощником свиток, - милорды! Слушайте волю Его Императорского Величества Арминестура Солнцеликого, доброго и справедливого государя по милости Творца нашего, Отца всего сущего!
        Начавшиеся было в зале шепотки и переговоры в полголоса моментально стихли, словно сдунутый сильным порывом холодного ветра робкий язычок пламени свечи. Все с утроенной силой вытянули шеи и принялись внимать, боясь пошевелиться.
        - Его милость, барон Дэнилидиса! - Прогремело, казалось, над самой головой.
        Я сунул кому-то в руки кубок и на негнущихся ногах прошествовал на возвышение.
        - Преклоните колено. - Шепнул мне, оказавшийся рядом Телеремнар.
        И в самом деле, я стоял истуканом прямо пред стальными очами эрцграфа, отчего тому приходилось испытывать некоторое неудобство, возводя эти самые очи повыше, так как в росте я явно преобладал. Да и пауза как-то опасно затягивалась.
        Я деревяно встал на одно колено, упираясь глазами в тёмный мрамор пола, а эрцграф уверенно продолжил:
        - За оправданное высокое доверие Его Императорского Величества! За проявленную храбрость в войне против богопротивных эльфов Роменагорна! За выказанный блестящий талант полководца, благодаря чему было спасено множество душ и жизней подданных Империи! За избавление благословенной земли Алденнора от богомерзкой колдуньи Андотимэль! За уничтожение магии леса и иссушение Источника Дикой Силы, коий нёс в себе смертельную опасность землям Империи и жизням её подданных!
        Голос Луциния, казалось, занял всё внешнее и внутренне пространство, поселившись в голове и оттуда перечислявший мне мои же заслуги. Поддавшись этой магии декламации, я и сам ощутил, что всё это - да, внушает.
        Для усиления эффекта эрцграф взял паузу, над головой зашелестело пергаментом свитков, чёрные сапоги помощника на полшага приблизились к башмакам с широкими золотыми пряжками эрцграфа.
        - За вышеперечисленные заслуги и доказанную верность Его Императорскому Величеству и Высокому Престолу, что не может быть ни в коей мере опротестовано и подвергнуто сомнению!
        Эрцграф вновь сделал паузу, набирая в грудь побольше воздуха, чтобы в следующий миг обрушить на всех окончательный вердикт:
        - Его милости барону Роменагорна, Уртвайля, Харнкаласса, прибрежных земель и земель вдоль средины и устья Айроны по обоим берегам, сэру Дэнилидиса милостью Его Императорского Величества жалуется титул маркграфа всех земель вдоль Айроны с включением Приреченска с прилежащими владениями, побережья Дорфаласа, Мостового Хребта, Многоградья и Маршальских островов со строгим наказом приведения последних под власть Императорской Короны!
        Луциний замолчал и через бесконечно долгое мгновение зал огласился оглушительным ликованием десятков лужённых и не очень глоток, слышались приветствия и здравицы, стук обнажённых мечей о серый камень пола...
        А я застыл в коленопреклонённой позе как обухом пристукнутый, не в состоянии до конца поверить, что всё это происходит со мной, и не в силах пошевелить парализованным телом.
        Эрцграф меж тем легонько стучал мне по плечам и макушке клинком плашмя, проговаривая ритуальную фразу:
        - Властью данной мне Императором и именем его уполномоченный, жалую тебя титулом маркграфа всех земель вдоль Айроны с включением Приреченска с прилежащими владениями, побережья Дорфаласа, Мостового Хребта, Многоградья и Маршальских островов - со всеми правами, обязанностями и ответственностью, следующими за данным наречением и вступающими в силу с сего мгновения.
        Словно оглушенный сом я поднял гудящую голову, вновь встречаясь взглядом с торжетсвенно-равнодушным Луцинием, и чуть не шарахнулся в сторону, в последний момент заметив распростертые надо мной руки с... Короной?
        Да, это был золотой ободок короны с небольшими зубчиками! Луциний Требон, властью данной ему, водрузил на мою ... моё чело корону маркграфа! А маркграф, доложу я вам, он посолидней иных герцогов будет!
        Возвышенное смятение в моей душе описать невозможно, ибо слова бессильны и блекнут в сравнении с тем ураганом эмоций, что полностью овладел мной.
        Эрцграф что-то ещё говорил: торжественно и возвышенно, обращаясь то ко мне, то в зал. Потом к нему вновь подошёл его помощник всё с тем же неизменным ларём, откуда Луциний достал пару свитков и протянул их мне. Видимо это законодательное подтверждение моего нового высокого титула и статуса и новый блазон моего обновлённого герба....
        Всеобщее ликование доносилось, словно сквозь многочисленные слои ваты, не пойми каким образом застрявшей в ушах. Я, повинуясь моменту, воздел себя на затёкшие задние конечности, повернулся лицом к радостно орущим воинам и лордам, и, величаво помавая дланью, опустился на тот самый тёмный трон, вокруг которого сегодня было пережито уже столько торжественных моментов.
        - Ваша светлость, - с улыбкой поклонился Телеремнар, материализуясь откуда-то справа,- позвольте поздравить вас с пожалованием титула и изъявить самые искренние заверения в благожелательных намерениях с моей стороны и со стороны Дома Алоролонов, к чьей правящей ветви принадлежу я и моё семейство.
        - А? - Ошалело спросил я, лихорадочно затем выпаливая невпопад: - А, да. Конечно. Признателен... Уверен.... Давайте позже...
        - Разумеется. - Учтиво ответил князь, отступая с полупоклоном, а у самого в глазах плясали лукавые огоньки. Понимает, тёртый калач, каково мне сейчас: меньше, чем за месяц из никого в бароны, из баронов - в маркграфы.
        И вновь взревели трубы, заставив меня совсем даже не солидно подскочить на только что обретённом троне.
        - Ваша светлость! - Встав вполоборота, торжественно обратился ко мне эрцграф. - Благородные лорды! Доблестные воины Империи!
        Как всё же хитро Луциний тасует эти свои обращения: то имперцев первыми ставит, то лордов - видать держит нос по ветру изменчивости настроения толпы.
        - В списке представленных к награде осталось два имени. И эти герои ещё не поднимались на тронное возвышение, дабы быть вознаграждёнными за заслуги пред Империей - по чести и справедливости!
        Ну вот - справедливость восторжествовала, зря, выходит, я терзался и переживал.
        От таких раздумий я не заметил, как начал неподобающе ёрзать и елозить, пытаясь поудобнее умостить не привыкшую к тронам часть тела.
        - Сэр Вильдрамм эр-Илитар! - Внушающе прогремело эрцграфским голосом.
        Чеканя шаг и бухая сапожищами, старый рубака оказался на возвышении и в трёх шагах от меня преклонил колено, почтительно прижав руку к груди и склонив голову.
        Луциний Требон стоял всё также вполоборота слева от меня, между троном и склонившимся ветераном.
        - Сэр Вильдрамм эр-Илитар, - приступил к ликбезу эрцграф, обводя вельможим взором вновь притихших, словно нашкодившие школьники, милордов и имперских командиров, - командующий конницы восьмого Большого имперского полка, состоящий на воинской службе Его Императорского Величества более тридцати пяти лет...
        После краткого введения и жизнеописания доблестного Вильдрамма эрцграф в эпических красках поведал о проявленном героизме и самопожертвовании старого вояки в победоносной роменагорнской кампании, закончив свою насыщенную сочными эпитетами речь новым эффектным потрясением:
        - Учитывая долгую и беспорочную службу на военном поприще и беззаветную преданность Империи и Его Императорскому Величеству, а также принимая во внимание возраст командующего кавалерией...
        При этих словах что-то болезненно сжалось в груди, шершавым комочком скребя по грудине. Я заметил, как дёрнулся Вильдрамм, явно предчувствуя выход на пенсию...
        - ... предлагается на выбор, - не унимался Луциний, - либо - перевод в ранге командующего Большим вспомогательным полком в Пресветлый Эре, либо - пожалование титулом барона с последующей отставкой с занимаемых постов в армии Его Императорского Величества!
        При этих словах Вильдрамм резко вздёрнул голову, ошалело глядя то на декламирующего эрцграфа, то на так же ошалело молчащего меня. Награда и впрямь оказалась весьма щедрой и дело тут даже не в титуле, а в том, что Император давал выбор, что само по себе неслыханное дело.
        - Выбор земель, достойных означенного титула, - спокойно продолжал эрцграф, - остаётся на усмотрение его светлости маркграфа Дэнилидисы!
        Вот это номер! С каждым новым словом Луциний потрясал и ошеломлял всё больше, не давая перевести дух и прийти в себя.
        Вильдрамм в последний раз бросил на меня полный смятения взгляд и, гордо выпрямив спину, уверенным голосом произнёс:
        - Ваша светлость эрцграф, вы правы - я посвятил воинской службе очень много времени, и сейчас настало время уступить дорогу более молодым и достойным, да и пора бы уже остепениться и организовать себе надёжный тыл с бесперебойным обеспечением. И я буду безмерно горд и счастлив иметь сюзереном такого достойного человека, как его светлость маркграф.
        Луциний несколько секунд молча рассматривал коленопреклоненного воина, после чего заключил:
        - Сэр Вильдрамм эр-Илитар! Властью данной мне Его Императорским Величеством, - на этих словах вновь подскочил тихий помощник, вкладывая в эрцграфью руку всё тот же церемониальный меч, - нарекаю вас его милостью бароном Вильдраммом эр-Илитаром со всеми правами и обязанностями, присущими данному титулу!
        Луциний легонько хлопнул клинком по ветеранским плечам и макушке, затем отвел руку с мечом в сторону помощника, который тут же схватился за рукоять, одновременно протягивая взамен неизменные трубочки свитков с цветными лентами и массивными печатями.
        - Встаньте, ваша милость. - Торжественно произнёс эрцграф. - И примите подтверждение вашего титула и блазон родового герба.
        Вильдрамм благоговейно принял драгоценные свитки и с учтивым поклоном приблизился к моему трону, где вновь застыл коленопреклоненный.
        - Кхм. - Прочистил я мгновенно пересохшее горло.
        - Барон ... Вильдрамм эр-Илитар. - Начал я, обнажив меч. - Здесь и сейчас в присутствии .... благородных лордов ... и... доблестных воинов...
        В голове был полнейший сумбур, и хоть церемониальная фраза сюзерена допускала вольности в формулировке, но слова как назло не выстраивались в стройные предложения, а сотни пар устремлённых на меня глаз и звенящая тишина добивали окончательно.
        - ... я объявляю себя.... вашим сюзереном, - Господи, что я несу! - и клянусь защищать ваши интересы и вольности.... всеми возможными способами, если они не противоречат божьим законам и законам Империи... - маразм крепчал, но отступать было некуда. И не понять: то ли интересы не должны противоречить законам, то ли мои способы.
        - ... и готов принять вашу клятву вассала.
        Я осторожно выдохнул, так как довёл словесный сумбур до логического конца и с облегчением стукнул мечом по стальным наплечникам и незащищённой макушке застывшего в почтительном коленопреклонении ветерана.
        Подняв голову, Вильдрамм, чётко проговаривая слова, произнёс:
        - Я - барон Вильдрамм эр-Илитар клянусь вам, своему сюзерену маркграфу Дэнилидисе, в беззаветной преданности и вассальной верности. Отныне я буду беспрекословно выполнять ваши приказы, и блюсти вашу честь, интересы и границы вверенных в будущем мне земель.
        - Я принимаю вашу клятву. - Деревянным голосом ответил я. - Встаньте ваша милость.
        Вильдрамм медленно поднялся, поклонился и степенно, как уже настоящий барон, удалился с помоста - в море приветственных криков и дружеских похлопываний по плечу.
        Эрцграф выдержал положенную паузу, свысока поглядывая на все эти простые и искренние проявления дружеских чувств, после чего дал едва уловимый сигнал. Гром позолоченных труб вновь стал неприятной неожиданностью.
        - И наконец! - Пророкотал эрцграф в наступившей тишине. - Мы вызываем сэра Ордиса Эрестара!
        Было слышно, как кто-то поперхнулся, наверное, вином. Сомнений в том, кто это сделал, не было, и я невольно сжался, опасаясь какой-нибудь пьяной выходки от весьма расслабившегося наёмника.
        Но мои опасения сразу улетучились, как только пред глазами предстал моментально протрезвевший и заметно взволнованный заместитель Телеремнара. Правда, его слегка качало, но это не страшно.
        - Сэр Ордис Эрестар! - Напрямую к наёмнику обратился эрцграф, слегка меняя порядок награждения. - Учитывая вашу длительную и беспорочную службу к вящей славе Пресветлой Империи на юго-восточных её пределах, а также присовокупляя проявленный героизм и мастерство полководца в победоносной кампании по искоренению роменагорнской угрозы...
        Ордис весь вытянулся, словно до предела натянутая струна, округлившиеся глаза едва не выпадали из орбит, а лицо пошло красными пятнами от того, что он через раз забывал дышать - зрелище волнительное и забавное одновременно.
        - ...Его Императорское Величество, проявляя справедливую волю свою и выказывая высокую милость....
        Луциний опять взял паузу - Станиславский недоделанный! - пошуршал свитком и торжественно закончил:
        - Уведомляет через меня, своего преданного слугу, что вы, сэр Ордис Эрестар, восстановлены в титуле и благородном положении! Вам возвращают титул виконта и фамильный герб третьей ветви с правом наследования. Выбор земель, достойных означенного титула, вновь остаётся на усмотрение его светлости маркграфа Дэнилидисы!
        Ордис пронзительно зыркнул на меня, и, получив все подтверждающие бумаги, слишком твёрдой походкой промаршировал в направлении трона и в двух шагах от меня бухнулся на одно колено, слегка наклонив голову.
        Во второй раз с клятвой сюзерена получилось намного проще, после чего виконт произнёс:
        - Я - виконт Ордис Эретас, здесь и сейчас приношу вам, мой сюзерен, маркграф Дэнилидиса, вассальную клятву. И клянусь всем святым, своей жизнью и честью, что буду выполнять исходящие от вас приказы и указания, не противоречащие законам Империи и законам божьим. И клянусь сталью, что отныне ваша жизнь и спокойствие ваших земель для меня пуще собственных!
        Я с удивлением слушал весь этот высокопарный бред, но встретившись с Ордисом взглядом, я понял, что всё это произносится на полном серьезе и от всего сердца.
        - Я, принимаю вашу клятву, - не мигая, ответил я, - встаньте, ваше сиятельство. ..
        Ордис, преисполненный важностью момента, поднялся и, учтиво и грациозно раскланиваясь, спустился обратно - к товарищам, поздравлениям и подносам с вином.
        - А сейчас, доблестные воины и благородные лорды, - возвестил эрцграф, - пир!
        Зал радостно и дружно взревел, предвкушая богатое угощение и обильное возлияние, тем более - заслуженное. Под возбуждённые крики и ликование зал наполнился расторопными слугами, что за несколько минут расставили столы, лавки, расстелили скатерти и принялись споро и оперативно расставалять посуду и заносить еду и вино. Пир начался.
        Глава 21.
        Столы ломились от яств и кувшинов с вином, воздух пропитался безумной смесью ароматов, слуги сбились с ног, поднося новые блюда и унося пустые подносы с обглоданными костями. Поначалу лорды и воины, блюдя кастовые принципы, вкушали отдельно друг от друга внутри своих обособленных групп, но по мере увеличения количества выпитого вина разногласия и отличия стирались всё больше. И вот уже всё больше лордов подсаживается к имперским командирам, громко произнося тосты и здравицы, пьяно хохоча и братаясь, также и воины всё чаще мигрировали в направлении мест дислокации благородных милордов.
        Для нас четверых: меня, княжеской четы и столичного эрцграфа - на тронном возвышении накрыли отдельный большой стол под белоснежной благоухающей скатертью, вся посуда была из серебра и золота и поражала своей утонченной изысканностью...
        Приставленные ко мне шустрые слуги накладывали всё новые порции и куски жареного мяса, а юноша с серьезным выражения лица исполнял роль виночерпия, следя за тем, чтобы тяжёлый кубок маркграфа никогда не пустел даже наполовину.
        Эх, это только в мелочах и с виду, да и то для непосвященных и тех, кто особым умом не блещет хорошо быть бароном, маркграфом или герцогом, а на самом деле это чёрный труд похлеще ассенизаторского, даже напиться уже нельзя, ибо уроню своё маркграфье и сюзеренское достоинство. Только широкие полномочия приятно сглаживают некоторые углы. А ведь надо экономику наладить, армию организовать, побережье с островами отвоевать....
        - Ваша светлость, - вежливо прервал мои невесёлые мысли Телеремнар, что вместе с княгиней расположились по правую руку, - разгладьте своё чело хоть на время пира. Сегодня мы не только празднуем великую победу и чествуем героев, но также и отмечаем день святой Эларии, которая проповедовала о том, что уныние есмь один из самых страшных грехов, а постоянные думы о деле делают ответственных мужей слепыми, которые в слепоте своей ведут паству свою в бездну мрака и отчаяния.
        Однако ж, как хорошо сказано. И в самом деле, чего это я? Столько пережито, столько перенесено, можно ведь и расслабиться слегка!
        - Спасибо, князь, - ответил я с искренней улыбкой, - я последую вашему совету.
        - Но также, - продолжил Телеремнар, - она учила и умеренности и разумному воздержанию.
        - Я понял вас, - хохотнул я в ответ, салютуя кубком, - упорядоченный хаос - это по мне.
        - Гм.... Да, конечно.
        Мой искромётный юмор вновь смущает местные умы, даже такие светлые. Да и пусть, об этом подумаю завтра.
        В какой-то миг, когда пиршество подходило к экватору, в зале появились музыканты и жонглёры, призванные слегка отвлечь от поедания и возлияний. Гул голосов был щедро разбавлен лёгкой весёлой музыкой, взвились в воздух разноцветные мячи, кинжалы, ленты....
        - Ваша светлость. - Улыбчиво прощебетало справа. Княгиня. - А вы увлекаетесь стихосложением?
        - Был такой грех, - учтиво ответил я, - даже песни кое-какие слагал.
        - Как мило! - Благоговейно воскликнула Элсиленна. - Ваша светлость! Маркграф! Теперь вы просто обязаны спеть мне хотя бы одну из своих, без сомнения, великолепных песен!
        Начинается! Что тебе не сидится за мужниной спиной?
        - Да, ваша светлость, - повернулся ко мне всем корпусом Телеремнар, - я целиком и полностью поддерживаю свою супругу в её желании. Мы будем польщены.
        Конечно, сказал бы ты что-нибудь против при честном народе. Подкаблучник, блин!
        - Присоединяюсь. - Раздалось слева.
        Я резко обернулся, уперевшись в рыбий взгляд эрцграфа, где еле заметно промелькнула ехидная искорка. Улыбаешься, гад! Тебе-то оно зачем???
        - Ох, я даже и не знаю... - начал я вежливо отнекиваться.
        - Протесты не принимаются! - Весело перебила меня княгиня. - На каком инструменте вы играете, маркграф?
        - На гитаре, - ляпнул я не подумав, - да и то - давно не практиковался.
        - На чём? - Подкрашенные бровки взметнулись вверх.
        - Ну, это.... - промямлил я, лихорадочно окидывая взглядом входящих во вкус музыкантов и с ужасом отмечая, что на некоторых пузатых подобиях гитар с выгнутыми грифами играют целых трое. Влип.
        - Вот что-то наподобие этого. - Убито сказал я, вяло кивая головой в сторону двольной жизнью троицы.
        - О! - в радостном удивлении воскликнула княгиня, - Вы играете на кинтаре?!
        - Ну... да, - продолжал мямлить я, понимая, что попал, так попал, - только не совсем на такой.... таком инструменте...
        - Даг! - Уже не слушая мои невнятные рассусоливания, Элсиленна зачирикала, повернувшись к слуге. - Приведи сюда одного из музыкантов, играющего на кинтаре. Да поживее!
        Слуга с поклоном удалился, а княгиня одарила меня ослепительной улыбкой, в ответ на которую я лишь кисло улыбнулся, лихорадочно соображая, как бы поменьше ударить в грязь лицом.
        Даг, паршивец, оказался исполнительным и расторопным: не прошло и двух минут, как перед источающей блеск красоты и мёд улыбок княгиней, застыл в благоговейном поклоне польщённый вниманием музыкант, сжимая в руке изогнутый гриф того самого кинтара.
        - Как твоё имя? - Мелодичный голосок её светлости обрёл металлические нотки.
        - Лойнэль, ваша светлость. - Учтиво ответил музыкант, не поднимая головы.
        - Лойнэль, - требовательно проворковала княгиня, - передай свой музыкальный иснтрумент его светлости маркграфу.
        Музыкант вздрогнул и поднял взгляд, умоляюще глядя то на княгиню, то на меня, явно переживая за свою пузатую гитару и боясь, что высокородные, но невежественные люди что-ниубдь сломают или испортят - потом никакими возмещениями не загладить. Но возразить что-либо Лойнэль не смел и потому безропотно подчинился приказу, опасливо приблизившись ко мне и на дрожащих руках протягивая этот самый кинтар.
        Я милостиво соизволил принять подношение и величавым кивком показал, что музыкант может быть свободен.
        - Ваша светлость, - вновь назойливо защебетала княгиня, одаривая меня очередной сладкой порцией своей улыбки, - мы все внимание.
        - Просим, - поддакнул Телеремнар, в чьих глазах промелькнуло участливое сочуствие. Хоть на том спасибо, эрцграф, вон, так вообще откровенно наслаждается моим замешательством и неминуемым позором. Ну, ничего, гадина столичная, я тебе это ещё припомню!
        Я с видом того ещё знатока критически осмотрел преподнесённый инструмент, прикидывая, как бы поудобней его пристроить, чтобы хоть что-то вменяемое сыграть. Так, корпус довольно выпуклый, значит придётся разместить его между ногами, упирая в живот. Гриф длинноват, но это не проблема, проблема была в отсутствии деления на лады, что приводило к некоторому замешательству при постановке аккордов - но это ничего, можно и на слух подобрать. Выяснилось также, что при подобной постановке инструмента играть на нём можно преимущественно боем и иногда щипком - про переборы можно забыть, что на самом деле ни сколько не огорчало, а можно сказать даже наоборот.
        Так, притирка закончена, трон по моей просьбе слегка отодвинули от стола, с инструментом ознакомлен, для пробы пару раз тренькнул - благо здесь тоже шесть струн, и, с улыбкой взглянув на расположившихся полукругом высокородных слушателей, ударил по струнам и запел:
        Плач дождя режет мне уши,
        Вой ветра разбивает глаза,
        Наполняя наши души
        Сказкою без конца.
        На мрачном небе грязные тучи,
        На наших щеках дорожки воды,
        Вот он единственный случай
        Не ждать прихода беды.
        Лишь идиотам жизнь это долг
        И нету у них ни любви, ни мечты,
        Насыщаясь мной по ночам,
        Так шептала мне ты.
        Ночь собакой болотной масти
        Ставит надежде нашей кресты,
        Ведь жизнь - ожидание счастья,
        Так сказала мне ты.
        И вот ты спишь в холодной земле,
        Своё счастье, быть может, ты нашла,
        А я никто и нигде,
        Я жив, но сошёл с ума.
        Лишь идиотам жизнь это долг
        И нету у них ни любви, ни мечты,
        Насыщаясь мной по ночам,
        Так шептала мне ты.
        Да, ты любила солнечный свет,
        Да, ты грустила, когда шёл дождь...
        И вот тебя уже нет,
        Я знаю, это не ложь.
        Я сам тебе выкопал новый дом,
        Я сам твоё тело бросил туда,
        Теперь можешь думать о том,
        Почему мне так нравилась тьма.
        Теперь-то ты знаешь, что жизнь это боль
        И места в ней нет для любви и мечты,
        Насыщаясь мной по ночам,
        Об этом не думала ты.
        Насыщаясь мной по ночам,
        Об этом не думала ты. Я замолчал, струны ещё вибрировали, сохраняя в памяти новую мелодию, отголоски песни исчезали где-то под самым каменным сводом и затихали в толчках сердца.... И только тут я заметил, что сижу с закрытыми глазами и прислушиваюсь к дробному стуку этого кровавого комочка в груди.
        Я медленно открыл глаза и встретился с задумчивым и слегка растерянным взглядом лучезарной княгини.
        - Ваша светлость, - грудным голосом произнесла она, - вы волшебник? Не смейтесь и не смотрите так, я спрашиваю совершенно серьёзно. Я не всё поняла, но я погрузилась в вашу песню и вашу музыку, я видела низкое тяжёлое небо и крупные капли дождя, я чувствовала запах мокрой земли... Ваша светлость, ответьте!
        Признаться, такое откровение меня слегка озадачило, и что ответить я не знал, лишь хлопая глазами, да оттирая выступивший пот. Ведь я пел на русском языке, который хоть и схож с языком Алденнора, но различия есть и особенно остро они проявляются как раз в стихах и песнях.
        - Ваша светлость, - начал я, - никакой я не волшебник и волшебства тут нет...
        - Тогда что же это? - Требовательно перебила меня княгиня.
        - Просто песня, - всё, что смог ответить я, - одна из двух моих песен, которые я помню наизусть.
        - Прошу вас, спойте и вторую. - Княгиня уже взяла себя в руки и вновь источала возвышенную красоту, щедро сдобренную улыбкой.
        - К вашим услугам. - Козырнул я куртуазностью, чувствуя себя уже намного увереннее, чем до начала демонстрации собственного, так сказать, творчества.
        - Эта песня, - пустился я в объяснения, заметив подобравшихся к возвышению некоторых заинтересованных лордов и командиров, - повествует о подвиге, совершённом одним слепым охотником, избавившим мир от опасного создания.
        - И что же это за охотник? - Оживился вдруг невозмутимый эрцграф. - И что за создание?
        - О, ваша светлость, - ответил я, глядя на Луциния и начав подбирать аккорды, - имя охотника неизвестно, как всякого бескорыстного героя. А создание это так называемое дитя химер, которое могла превращаться в прекрасную деву, чем приманивала мужчин и мучительно убивала их, сжигая беспощадным пламенем.
        - Очень интересно. - Отстранённо-вежливо кивнул эрцграф.
        - Слушайте. - Коротко сказал я и запел:
        В тихой траве, у тёмной заводи,
        Среди древних холодных пещер,
        На прелой листве, принесённой загодя,
        Спало безмятежно дитя химер.
        И старый охотник с отточенным жалом
        Шёл по следу семь лет,
        Никто не знал, что в прошлом с ним стало,
        Но семь лет он не видел свет.
        А дитя химер имело привычку
        Превращаться в красивых жён,
        И каждый мужчина, вглядевшись ей в личико,
        Был пламенем адским сожжён.
        И вот охотник у холодных пещер,
        А в руках смертоносная сталь.
        Вздрогнув, проснулось дитя химер
        И взглянула с улыбкой в даль.
        И обернулось дитя красивою девой,
        Заведя любовную речь.
        А охотник, хмыкнув, обошёл её слева
        И срубил её голову с плеч.
        И после, разрезав, сжёг её тело
        И превратил пещеру в склеп.
        Сделал охотник великое дело,
        Потому что семь лет был слеп. Мотив был залихватски прост, и я видел, что эта песня пришлась больше по душе имперским командирам, которые пытались подпевать без слов и отстукивать мотив подкованными сапожищами. Как только я замолчал, зал разразился криками одобрения, так что пришлось великодушно раскланиваться и приветственно помахивать рукой.
        - Ваша светлость, - навязчиво напомнила о себе княгиня, когда наши сидячие места вновь были приведены в подобающее положение, а бледный Лойнэль получил обратно в дрожащие руки свой музыкальный инструмент, - вы поражаете своей многогранностью и сегодня вы сделали ещё один шаг к завоеванию сердец суровых воинов, что в будущем может стать надёжной опорой.
        Элсиленна проговорила это как всегда с улыбкой на устах, но взгляд оставался непривычно серьёзным и даже немного жёстким, почти как у столичного эрцграфа, что никак не вязалось ни с обликом прекрасной дамы, ни с отведённой ей ролью лёгкой, но недалёкой особы. Браво, княгиня, вы, как истинная женщина с железной волей и незаурядным умом, непревзойдённая актриса и мастер маскировки!
        - О, ваша светлость, - учтиво склонив голову, сказал я в ответ, - вы мне льстите, но от этого не менее приятно.
        - Завтра я отбываю в Пресветлый Эре, - беспардонно встрял эрцграф, скучно ковыряя великолепное рагу в своей тарелке, - и не премину доложить Его Императорскому Величеству о чудесным образом проявившихся ваших новых достоинствах, ваша светлость, что, естественно, добавит благожелательного отношения к вашей персоне...
        - Весьма признателен вам, ваша светлость. - От фальшивой улыбочки у меня уже начало сводить челюсти, а эрцграф у меня уже реально ассоциировался с откормленным чёрным пауком, которого хотелось прихлопнуть тапком.
        Так, во взаимных восхвалениях и возвышениях, прошло где-то с час времени. Меня уже реально начало воротить от двусмысленных вычурных фраз и фальшивых улыбок, а язык натёр кровавую мозоль от бесконечно повторяющегося "ваша светлость" во всех его вариациях.
        Но, наконец, настал момент, когда эрцграф поднялся и, откланявшись, удалился в отведенные ему покои, сославшись на необходимость подготовки к завтрашнему раннему отъезду. Признаюсь, что после его ухода мне даже дышать легче стало, а вино наконец-то раскрыло весь свой букет вкусов и ароматов. Пир шёл своим чередом, имперцы и лорды уже окончательно слились в единое рыцарское братство, скреплённое вином и искренним весельем. Неоднократно в массовом порыве поднимались кубки во славу Императора и процветание Империи, во славу оружия и воинской доблести, перепало и на мою долю.
        Княгиня вновь стала обычной великосветской дамой, расточающей улыбки и одаряющей благосклонным взглядом. Телеремнар сидел прямой и благожелательный, блюдя достоинство, как собственное, так и всех Алоролонов в своём лице.
        А я честно пытался насладиться всем этим средневековым великолепием, окружавшим меня и происходящим со мной не во сне, а наяву, чувствуя, как потихоньку начинают слипаться глаза и шум пира превращается в отдалённый гул....
        Как вдруг послышался шум и лязг со стороны парадного входа, и на середину зала выбежало пятеро или шестеро воинов в блестящих доспехах из эскорта Луциния Требона.
        Веселье и смех мгновенно смолкли, замолчали и приютившиеся у боковой стены музыканты. У вбежавших в зал в руках багряными сполохами сверкали обнажённые мечи, а сами воины выглядели помятыми и растерянными.
        - К оружию! - Завопил стоявший ближе всего к тронному возвышению высокий и статный рыцарь. - В городе эльфы! Эрцграф убит!
        Пировавшие и беззаботно веселившиеся мгновение назад имперские командиры и лорды повскакивали со своих мест и, потрясая клинками, бросились к выходам, выкрикивая на ходу воинские кличи и проклятия в адрес вероломных врагов.
        Группа воинов под предводительством Вильдрамма заспешила ко мне. Телеремнар и я уже были на ногах, готовые вновь повести за собой всесокрушающую лавину бесстрашных воителей. Вот только куда и кого вести? Почти все командиры были на пиру, солдаты распущены по домам и казармам. Откуда вообще взялись эти эльфы? Видимо, этот вопрос я проорал вслух, потому что Телермнар поспешил мне ответить:
        - Мы взяли пленными свыше двух тысяч эльфов и привели их в город. Но они были скованы и под надёжной охраной!
        - Кто надоумил вас на это, князь! - Зло проорал я в ответ, чувствуя, как вновь подкатывает волна жара.
        Телеремнар на секунду застыл, всматриваясь в меня округляющимися глазами:
        - На этом настоял.... Фанрот.
        - Которого на пиру почему-то не было. - Припечатал я
        - Да, но... - начал было Телеремнар, но я его прервал совершенно бесцеремоннейшим образом:
        - Никаких "но"! Эта эльфийская сволочь нам за всё ответит! Князь! Собирайте людей! Место сбора - на Фонтанной площади!
        Телеремнар коротко кивнул, признавая моё главенство (маркграф всё-таки и новый хозяин этих земель!), и, подхватив под локоток перепуганную княгиню, скорым шагом, в окружении вооружённого эскорта, направился в одну из боковых дверей.
        Мы с Вильдраммом и Ордисом во главе внушительной группы имперцев и лордов направились к парадному выходу, по пути прихватив и остатки эрцграфьего эскорта. Тому самому статному рыцарю я лишь коротко бросил: "веди". И тот повёл.
        Глава 22.
        На улице было относительно спокойно, так как время было позднее, и неизбалованный благами постиндустриальной цивилизации народ преимущественно разошелся по домам в тёплые постели. Завывал холодный ветер, да качались уродливые силуэты голых деревьев, что на фоне огромной луны походили на старческие руки с артритными пальцами.
        Со всех сторон доносился шум сдержанной тревожной спешки: бухали по каменной мостовой сотни подкованных сапожищ, да скупо позвякивала сталь - отряды вооружённых людей бегом стягивались в точки сбора, не было ни суеты, ни паники, ни криков.
        - Сюда, ваша светлость, - торопил провожатый срывающимся голосом.
        Мы скорым шагом неслись по ночным улицам спящего Приреченска: эрцграф расположился в уютном двухэтажном особняке в паре кварталов от бывшего здания Высокого Совета и, как я понял по сбивчивым объяснениям остатков столичного эскорта, нападение произошло на улице - в десятке шагов от парадных врат.
        На месте происшествия с факелом в руках нас поджидал одинокий воин из эскорта, уже шагах в пяти от него я заметил груды неподвижных тел: узкая улица и стылая ночь приумножали масштабы потерь. В мятущемся свете факела поверженные воины поблёскивали сталью доспехов.
        - Вот здесь. - Прокоментировал очевидную вещь провожатый.
        Я пригнулся, рассматривая залитую кровью мостовую. Встречающий поднёс факел ближе. Плюющееся искрами пламя скупо высветило застывшие лица и распахнутые глаза: почти все были поражены стрелами, некторые неоднократно.
        Я выпрямился и вперил суровый взгляд в провожатого.
        - Представтесь и доложите. - Приказал я.
        - Теренций Сталкон. - Отчеканил вытянувшийся по стойке "смирно" рыцарь. - Его сиятельство граф Монтельер!
        - Я слушаю, граф.
        - Его светлость эрцграф Луциний Требон, - по-военному чётко начал Сталкон, - после того, как покинул пир, изволил прогуляться перед сном. Мы шли медленно, не нарушая строя. При подходе к особняку на этом самом месте произошло нападение. Сначала просвистела стрела, попав его светлости под ключицу, но эрцграф был ещё жив: помог фамильный амулет и флакон с противоядием, что его светлость взял с собой для ознакомления Императорского Двора с вашим удачным предложением, ваша светлость.
        Я невольно усмехнулся про себя, польщенный таким серъёзным вниманием к моей задумке.
        - Мы сбились в плотное кольцо вокруг раненного эрцграфа, - продолжал докладывать Теренций, преданно глядя в глаза, - и на нас тут же обрушился град стрел. У троих из нас имелись щиты, благодаря им его светлость прожил на несклько мгновений дольше. Мы могли прорваться под защиту дома и начали отходить. Но противник сменил тактику и прекратил обстрел, напав на нас со всех сторон. Пользуясь численным превосходством, эльфам удалось пробиться к истекающему кровью эрцграфу и изрубить того клинками. Многих из них мы сразили, но, добившись своего, враги также внезапно исчезли, как и появились. Тело его светлости сразу же отнесли в особняк, а я с пятью оставшимися в живих воинами поспешил обратно во дворец.
        Я ешё раз окинул место недавней схватки: замёрзшие лужи крови казались пятнами грязи, убитые противники лежали вповалку через одного, рыцарских тел я насчитал девять, плюс утыканный стрелами помощник эрцграфа, бездоспешных эльфов было чуть больше. Размышлять о причинах убийства именно эрцграфа не было ни времени, ни желания.
        - Милорд, - бросил я графу, - эльфы достигли своей цели и потому в ближайшее время здесь их не будет.
        - Поэтому, - продолжил я, глядя на внушительное сопровождение, - все, кроме его сиятельства Сталкона, возвращайтесь обратно. Мы скоро будем.
        - Но, ваша светлость, - начал было возражать новоиспеченнй барон Вильдрамм.
        - Никаких "но"! - Отрезал я. - Сейчас вы нужнее там, ваша милость! Принимайте командование своими людьми! Это касается и вас, Ордис!
        Виконт молча поклонился, соглашаясь и также молча развернулся и, увлекая остальных, потопал назад.
        Когда сопровождавшие скрылись за ближайшим поворотом и удаляющийся звук подкованных сапог смолк в каменном лабиринте улиц, я обратился к Сталкону:
        - Распорядитесь, чтобы тела павших воинов перенесли в особняк, а мёртвых эльфов сгребите куда-нибудь в кучу...
        - Будет сделано. - Кивнул Сталкон.
        - Сейчас проводите меня к эрцграфу, - продолжал я отдавать распоряжения, - после мы вернёмся обратно во дворец. А дальше - по обстановке.
        - Прошу вас. - Повёл рукой в сторону раскрытых ворот граф, пристраиваясь за правым плечом и шагая в ногу с отставанием в полкорпуса.
        Просторный холл первого этажа был едва освещён парой-тройкой подсвечников, потухший камин, раззявив свою широкую пасть, сиротливо пристроился в дальнем углу. Вокруг царили бардак и разруха, словно тут принялись возводить баррикаду из мебели, но потом на полпути бросили эту затею. Слуг нигде не было видно, скорее всего, где-то прячутся, что, впринципе, благоразумно.
        Посреди холла на расстеленных простынях и покрывалах, под охранной настороженной четвёрки рыцарей, лежал бездыханный эрцграф.
        - Эорл, Герлений, Керестар, Вальдес! - Принялся ещё на подходе раздавать приказы граф. - Возьмите в помощь Нумерия и перенесите тела наших товарищей в собоняк.
        Четверо рыцарей почти синхронно поклонились и быстрой походкой выметнулись наружу.
        Мы подошли вплотную к распростёртому на полу телу, в мятущемся свете немногочисленных свечей мёртвый эрцграф казался восковой перепачканной куклой. Только это была не грязь...
        С левой стороны шеи прямо под ключицей торчал обломок древка стрелы, с правой же стороны через шею, ключицу и до грудной клетки зияла уродливая раскрытая рана с белыми осколками разрубленных и раздробленных костей. На тёмных одеждах кровь была незаметна, но на простынях под эрцграфом расползлись чёрные засохшие пятна. Он ещё был жив, когда его внесли в дом! Вот ведь крепкий был мужик! Или это сила фамильного амулета настолько велика?
        Что бы то ни было, но Луциний мёртв, а в городе больше двух тысяч эльфов, жаждущих крови.
        Уже собравшись в обратный путь, мой взгляд вдруг скользнул по стоявшему рядом с телом приснопамятному ларцу, который на всех награждениях практически не выпускал из рук исполнительный эрцграфский помощник. Что же меня насторожило?
        Я пригляделся ещё раз. Ну точно: тяжёлая крышка была слегка приподнята, а на месте замка рваными краями щерилась дыра.
        - Что это? - Ткнул я в сторону взломанного ларца.
        Проследив за жестом, граф с готовностью пояснил:
        - Это дел рук эльфов. Убив эрцграфа и его помощника, им зачем-то понадобился ларец, точнее - его содержимое.
        - Что-нибудь похитили? - Спросил я.
        - Мне трудно судить, - протянул Теренций, - я не видел содержимое ларца, да и в суматохе боя...
        - Но? - Подтолкнул я.
        - Но количество свитков, на мой взгляд, явно уменьшилось...
        - Вот как. - Сказал я задумчиво, опускаясь перед ларцом на корточки. - Уменьшилось, значит...
        Я запустил руку в шуршащее пергаментом свитков бархатное нутро. Ничего. Может и в самом деле эльфы забрали то, что им было необходимо? А может в ларце есть неведомые мне секреты? Вряд ли. Скорее всего, того, что было особенно интересным, уже нет.
        Я сгрёб в охапку оставшиеся свитки и, коротко взглянув на графа, направился к выходу.
        - Но... ваша светлость, - послышалось робкое за спиной.
        - В чём дело? - Ледянным тоном осведомился я, разворачиваясь обратно.
        - Но... ведь..., - бедолага Теренций не мог подобрать слова, разрываясь между подчинением старшему по званию и долгом главы эскорта.
        - Если вас беспокоит судьба документауции покойного эрцграфа, - успокоил я, - то всю ответственность беру на себя.
        Граф ещё с секунду поколебался, но затем, видимо вспомнив, что я маркграф и титул мне дарован самим Императором, а не каким-то захудалым королём или, упаси Творец, великим герцогом, с видимым облегчением кивнул и заспешил следом.
        На выходе мы столкнулись с перетаскивающими в особняк тела павших соратников рыцарями.
        - Оставайтесь здесь. - На ходу коротко приказал им граф. По стылым лабиринтам ночных улиц мы спешили обратно во дворец. В груди перепуганным зайцем трепыхалось сердце, в каждом черном сгустке под стенами зданий мерещились затаившиеся враги. С разных сторон доносился приглушенный топот перемещающихся скорым маршем вооружённых отрядов, и от этого звука становилось спокойнее... На площади перед дворцом царили тишина и спокойствие, лишь у самой лестницы несла дозор имперская полусотня. Ни бесполезной суеты, ни паники, большинство горожан мирно спят в своих постелях, даже не подозревая, что творится на улицах - вот это я понимаю. В самом зале уже ничего не напоминало о пире и торжествах: столы и знамена были убраны, имперские командиры и лорды сейчас на улицах возглавляют свои отряды, слуг и музыкантов след простыл.
        Посреди этого опустевшего пространства как-то сиротливо смотрелся большой круглый стол заваленный картами и бумагами.
        Сопровождаемый Теренцием, я решительно направился к одинокой фигуре Телеремнара, что склонился над круглой столешницей.
        - Ваша светлость, - заслышав шаги, оторвал голову от плана города князь.
        - Ну что там? - Коротко бросил я, подходя к столу.
        Телеремнар кратко обрисовал ситуацию. Выходило так, что мятежник Фанрот, улучив момент, освободил пленённых эльфов, которые преимущественно содержались под стражей в старых казармах и заброшенных складах в юго-западной части города, так как темница не в состоянии была принять и десятой доли пленников. Получив свободу, эльфы, вместо того, чтобы тихо улизнуть, пошли на штурм арсеналов и темницы. Благо, вооружение не держалось всё в одном месте, и бывшим пленникам удалось разграбить лишь пару небольших складов с оружием и продовольствием. Зато темницу всё-таки взяли, перерезали всю охрану и всех узников-людей. Дальше, как следует из докладов с мест событий, эльфы объединились и единым фронтом пошли на приступ больших арсеналов, что располагались в западной части города. Вот тут-то их и поймали, окружив и заблокировав. В итоге, сейчас все эльфы находятся в районе этих самых складов и арсеналов, отрезанные от остальной части города не только нашими войсками, но и кольцом огня, который они же сами и организовали, пытаясь раздуть большой пожар. Однако, вовремя подоспевшие имперские командиры и лорды,
обернули это в свою пользу, локализовав очаги возгорания и выставив специальные отряды, преимущественно из городской стражи - для наблюдения и поддержания огня вокруг пойманных в ловушку эльфов.
        Также оказалось, что были предприняты попытки нападения мелкими группами на дома спящих горожан, но и здесь всё было сработано выше всяких похвал: наёмники Ордиса рассредоточились по улицам города, выискивая и обезвреживая летучие отряды врага.
        - Что-то я их не заметил, когда добирался обратно. - Скептически протянул я.
        - Но это не означает, что их там не было. - Вежливо возразил князь.
        - Да, вы правы. - Я провёл рукой по лицу и улыбнулся. - Приношу свои извинения.
        Мы ещё немного обговорили все тонкости и нюансы сложившейся в городе обстановки. Несколько раз для доклада заходили перемазанные сажей вестовые. И уже в самом конце разговора, когда мы с князем и графом решили присоединиться к нашим войскам, я вдруг вспомнил одну, не дававшую покоя, вещь:
        - Князь, - спросил я, - а вы имеете представления о том, что скрывал в себе ларец покойного ныне эрцграфа?
        Телеремнар воззрился на меня в немом удивлении.
        - Самые смутные, ваша светлость. - Ответил он.
        - Гм. - Многозначительно хмыкнул я. - Тогда.... А, ладно, опустим. Тогда у меня есть ещё некоторые свои соображения.
        Телеремнар преданно застыл, ожидая очередную порцию маркграфских умозаключений.
        - Как мы с вами понимаем, - начал я, - постигшая нас трагедия была бы невозможна без предателя в наших рядах.
        - Полностью согласен. - Вставил князь.
        - И дело тут даже не в одном Фанроте, - продолжал я, - этот эльф втёрся в доверие к Императору и всему Императорскому Двору, но я сомневаюсь, что он смог бы в одиночку освободить пленников и так хорошо координировать их действия в дальнейшем. Ведь из столицы он практически носа не казал, да и действовать так точно и стремительно и в такие короткие временные сроки одному просто невозможно.
        Телеремнар посмотрел на меня с нескрываемым уважением и произнёс:
        - А ведь точно! Ваша светлость, я поражаюсь вашей проницательности!
        - Оставьте эти ненужные похвалы. - Махнул я рукой. - А просто скажите: в Приреченске есть мастер, способный производить... - тут меня немного передёрнуло от неприятных воспоминаний, но я быстро взял себя в руки и спокойным тоном закончил, - ... "Слезу правды"? Сами понимаете, что она понадобится нам в самом скором времени.
        Телеремнар был ошарашен и даже не скрывал этого, но лоб он наморщил, честно пытаясь либо вспомнить, либо собраться с духом и мыслями. Наконец, с тяжёлым вздохом, он выдал:
        - Да, ваша светлость, такой мастер есть. Но только.... - тут он замялся.
        - Что? - Резко спросил я.
        - Только делает он это не совсем законно, - князь был растерян и бледен, - или даже совсем не законно.... Как вы знаете, производство подобных настоев разрешена лишь столичным мастерам и лишь под строгим надзором личных проверяющих Его Императорского Величества.... Да и всё, что производится, идёт на нужды секретной Императорской службы....
        - Это я очень хорошо знаю! - Грубо прервал я его блеяния. - Князь, договаривайте скорее! Мы тут не в бирюльки играем!
        Телеремнар замолк, ещё раз тяжело вздохнул и, как человек, делающий шаг в пропасть, выпалил:
        - Такие настои в Приреченске делает мастер Горлим. Но он не является в полном смысле подданным Его Императорского Величества. Мастер Горлим из племени пещерных карликов и перебрался в Приреченск чуть более полувека назад.
        - Очень интересно, - присвистнул я, - тут ещё и карлики...
        Телеремнар, сжав челюсти, прямо смотрел мне в глаза, словно пойманный партизан перед расстрелом. Но я ободряюще улыбнулся и положил руку ему на плечо:
        - Ваша светлость, я не доносчик и никогда им не был. А всё это не для личных выгод, а для раскрытия заговора против Империи и Императора. И в любом случае, ответственность я беру на себя, так как всё это непотребство происходит на моих землях.
        - Я вам верю, - медленно начал князь, - но....
        Тут он слегка скосил глаза в сторону безмолвного Теренция.
        - Я ручаюсь вам за него. - Ответил я и тут же обратился к графу:
        - Ваше сиятельство, вы ведь понимаете, что подобная информация не должна покидать стен этого дворца?
        Теренций Сталкон выпрямился, щёлкнув каблуками, и отчеканил:
        - Клянусь вам, ваша светлость, что оскорблю свою честь попранием вашего доверия и буду нем, как могильная плита.
        - Вы удовлетворены? - Повернулся я к Телеремнару.
        - Вполне. - Кивнул князь.
        Глава 23.
        План слегка изменился, и мы втроём направились к упомянутому карлику, скача во весь опор по чёрным безлюдным улочкам на северную окраину города. Где-то слева за безмолвными громадинами домов плясали оранжевые сполохи пожарищ, и доносился приглушённый шум битвы.
        Узкие запутанные лабиринты, холодный камень ночных стен и вот мы вырвались на круглую площадку с уснувшим фонтаном посерёдке. Как раз напротив чаши фонтана возвышался стиснутый соседними строениями двухэтажный домик с фонариком над крыльцом и тонкой иглой миниатюрной башенки.
        Подскакали мы красиво, такие серьёзные и решительные, на разгоряченных конях. Также красиво я решил соскочить с седла, но левая нога угодила в предательскую наледь и я со всей дури, гремя доспехами, грохнулся на свой маркграфский зад.
        - Твою м-мать! - Совсем не куртуазно выразил я свою досаду, со стоном вздымая себя на задние конечности.
        - Что с вами, ваша светлость? - Бросились ко мне мои верные и перепуганные соратники.
        - Ничего, всё в порядке, - стеная, ответил я, отмахиваясь от предложенных рук помощи.
        - Вот что бывает, - сказал я, когда уже более-менее твёрдо стоял на ногах, - если не сосредотачиваешься на одном важном деле, а пытаешься размышлять обо всём сразу.
        Чёрт возьми! Левая ягодица весьма так даже болела, плюс ко всему начала ныть и ушибленная левая рука. Ничего так покатался по ночному городу!
        Но мы всё же подошли к низенькой тёмной двери, скупо освещённой уютным светом надвратного фонарика, и требовательно постучали. Точнее - по двери молотил граф, а я как можно более властно и сурово проорал:
        - Именем Императора! Откройте!
        С минуту ничего не происходило, всё также скрипел, покачиваясь, фонарь, всё также на западе разгоралась рукотворная зарница.
        Теренций уже вновь было занёс для молотьбы кулак, как прошуршал отодвигаемый засов и, скрипнув древними петлями, низкая дверь провалилась вовнутрь - в пахнувший химическими реактивами тёмный проём предбанника. Следом в образовавшуюся щель высунулась приплюснутая широкая голова с копной растрёпанных седых волос и с реденькой длинной бородкой - больше похожей на связку многочисленных крысиных хвостов.
        - Чем обязан? - Раздражённо, противно и ехидно одновременно проскрежетало местное светило алхимии.
        - Посторонись! - Довольно грубо произнёс Теренций, также грубо вталкивая хозяина обратно в дом и вваливаясь следом.
        Мы с князем поспешили присоединиться к столичному графу, окунаясь в пропитанный резкими запахами полумрак. К моему разочарованию гостиная выглядела, как бы так выразиться... Обычно.
        Небольшой камин с тлеющими углями, пара стареньких кресел, между которыми расположился низенький столик, ведущая наверх лестница, примостившаяся слева от входа да одно небольшое занавешенное оконце, смотрящее на дворик с фонтаном.
        Вид хозяина помещения с непривычки мог показаться отталкивающим: низкий рост - мне до пояса, сгорбленная фигура, приплюснутая широкая голова, длинный нос, выдающийся вперёд подбородок, безгубый рот и глубоко посаженные глазки с мощными надбровными дугами.
        - Милорды, - видимо, в голосе Горлима ехидные нотки присутствовали всегда, - я бы ещё скорее выразил вам своё почтение, если бы меня посвятили в таинство вашего появления в моём скромном жилище.
        Теренций бросил на карлика гневный взгляд, но сдержался, было видно, что такое общество столичный граф терпит только из уважения к нам с князем. Впрочем, карлику от этого было ни холодно, ни жарко, он демонстративно, и как бы невзначай, подвинул графа плечом, подходя к столу, чтобы поставить на него плошку со свечой, с которой он нас встречал на пороге.
        - Мастер Горлим, - учтиво начал князь, обращаясь к склонённой над столом спине, - вы, должно быть, имеете представление, что происходит в эту ночь на городских улицах, и кто к вам пожаловал в сей тревожный час?
        Карлик медленно повернулся, расправил широкие рукава своих просторных тёмных одежд и, сцепив пальцы рук над животом, словно нехотя, ответил:
        - Да, ваша светлость. - Нет, ехидства из него не вытравить. - Кто-то испортил вкус победы, приведя врага в дом. А что касается второго вопроса.
        Тут Горлим слегка подался вперёд, будто принюхиваясь, затем повёл головой и, кивнув каким-то своим мыслям, сказал:
        - Вас, князь, я знаю очень давно и вы всегда желанный гость в этом доме. - Тут его глазки метнулись в сторону играющего желваками Теренция. - Сей высокородный господин пропах столичным воздухом до пятнадцатого колена, но здесь он явно не на первых ролях...
        Граф задышал, словно дикий буйвол при виде нарушителя своих границ, рука метнулась к мечу, но я успел положить ладонь на его запястье, прижимая рукоять и коротко бросив:
        - Успокойтесь, граф!
        При этих слова глаза карлика, как две колючие бусинки, вперились в меня, будто ощупывая с головы до ног.
        - А вот этот господин, - задумчиво протянул он, - здесь самый главный. И главным он стал совершенно недавно. Появление его скрыто во тьме тайны...
        Тут он, видимо, заметил, мой взгляд, и неприятно улыбнувшись, закончил:
        - Ну, можете тьму заменить туманом. Ведь вы оттуда, где туманы не редкость?
        - Вполне возможно. - Сдержанно ответил я.
        - Мастер, Горлим, - обратил на себя внимание князь, - это его светлость маркграф Дэнилидиса и он, в самом деле, в эларианскую ночь принял высокий титул из рук Его Императорского Величества через его светлость эрцграфа Луциния Требона...
        - Да примет Создатель его душу. - Как-то особенно ехидно вставил Горлим.
        Я ещё сильнее вцепился в задёргавшееся графское запястье.
        - Но откуда? - Обескуражено произнёс князь.
        - Никакой магии, ваша светлость. - Шутливо полупоклонился Горлим. - Данный высокородный и заносчивый господин, - кивок в сторону дрожащего от ярости графа, - не может быть никем иным, как начальником эскорта столь блистательного лорда, коим был его светлость эрцграф. А что может побудить такого человека оставить вверенного его охране господина?
        Повисло неловкое молчание, нарушаемое лишь лёгким треском догорающей свечи. Я чувствовал, как окаменел Теренций, словно поражённый взглядом Горгоны.
        - Вы правы, мастер, - осторожно начал Телеремнар, - нас постигла тяжёлая утрата. В эту ночь вероломно был убит его светлость эрцграф Луциний Требон. И сейчас в спящем городе мы бьёмся с освободившимися, не без помощи предательства, проклятыми эльфами Роменагорна. Но спешу заверить, что очень скоро враг будет полностью разбит и уничтожен - мы поймали их в ловушку в западной части Приреченска...
        - Довольно, ваша светлость, - я решительно прервал растекавшегося по древу князя, - времени мало, давайте перейдём сразу к делу!
        - Как интересно, - расцвёл в улыбочке карлик, - я весь внимание.
        - Мастер Горлим, - я решил не замечать всех этих ужимок и ехидств, - нам нужно как можно больше "Слезы правды". И нужно прямо сейчас. Вся эта херня не могла произойти без предательства и заговора. Не всё решают мечи, и восставшие эльфы - лишь ширма.
        Карлик сразу переменился в лице - нет, раздражающая улыбочка никуда не делась, просто она стала похожа на вымученный оскал, а в глазах появилось какое-то новое выражение, очень смахивающее на заинтересованность пополам с встревоженностью.
        - И вы рассчитывали, - проскрежетал он, стрельнув колючими глазками в Телеремнара, - что найдёте у меня такой секретный настой да ещё в нужном вам количестве?
        - Ни секунды не сомневались. - Я уловил слабенькую тень растерянности в голосе ехидного карлика и решил напирать до победного. - Да это уже известно многим даже за пределами Приреченска и его окрестностей. Вы же не надеялись, что его сиятельство граф Монтельер, в чьи обязанности, помимо охраны высокопоставленных и особо приближённых к Императору, входит также выявление неблагонадёжного элемента с немедленным донесением куда следует с последующим арестом и сопровождением куда надо?
        Я невольно перевёл дух после такой длинной и запутанной тирады, которая, однако, возымела действие. Горлим заметно побледнел, а его ехидная улыбочка поблекла окончательно, превратившись в нечто унылое.
        - Но вы же не можете... вот так, - начал он, беспорядочно дёргая руками, - только на своих домыслах.... А как же наши договорённости?
        Телеремнар упорно отводил взгляд, явно чувствуя себя сволочью, но я поспешил ему на помощь, продолжив разыгрывать удачную карту:
        - Князь здесь не причём. С сегодняшней ночи это мои земли и мой город, и я обязан знать всё мало-мальски важное и полезное. Сейчас я решил, что ваши знания и эксперименты полезны, но я всегда успею передумать.
        Горлим испытующе уставился на меня, выискивая в моих словах недосказанность, или наоборот, то, что крылось между строк.
        - Хорошо, - наконец вздохнул он, - я буду рад послужить к вящей славе Империи и Императора....
        Произнесено это было с тем ещё сарказмом, но внутренне я ликовал - цель достигнута. И только сейчас ощутилась вся тяжесть напряженного момента - захотелось много и глубоко дышать, выступивший пот щипал глаза, а ноги затекли от долгой неподвижности.
        Я аккуратно переступил с ноги на ногу и не мог сдержать стона от колючей боли в ушибленной ягодице. Вот ведь угораздило!
        - Что с вами? - Ехидно осведомился Горлим. - Вы ранены? А то я слышал шум битвы в своём дворе.
        И, не дожидаясь ответа и гнусно посмеиваясь в жидкую бородёнку, он обогнул кресло и направился к неприметной дверце сбоку от камина.
        - Обождите меня здесь, - бросил он напоследок, - я принесу то, что вам нужно. Уже через пятнадцать минут мы скакали на западные окраины города, где полыхало огненное кольцо блокады, и слышались звуки битвы: лязг стали вперемешку с конским ржанием и злыми криками. Горлим и впрямь не пожалел "Слёз": на каждой лошади было приторочено по два средних ящичка полностью забитых бутыльками с бурой по цвету и отвратительной по вкусу чудодейственной жидкостью.
        Чем ближе мы подъезжали к месту боевых действий, тем всё больше народу попадалось навстречу: бледные перепуганные горожане, сжимая в руках всё то, что успели вынести из своих домов, бесцельно плелись куда-нибудь подальше вглубь города, лишь бы не попасть под эльфийские стрелы или под горячую руку имперцев.
        В одном из переулков, когда, судя по усилившемуся шуму битвы и увеличевшимуся количеству имперских солдат, спешно пробегавших от одного закутка к другому, до линии фронта оставалась пара кварталов, мы наткнулись на закоченевшие тела горожан, побитых не знающими промаха эльфийскими стрелами. Их было более десятка, тех, кто был разбужен посреди ночи страшными криками, лязгом оружия, тех, кто пытался спастись, спасти свою семью, своих детей.... Они лежали там, словно изломанные куклы: взрослые и дети... Маленькая деревянная лошадка с отломанной ногой...... И белокурые детишки, видимо брат с сестрой - погодки, с распахнутыми невидящими глазёнками и с разбитыми губами.... Всё это, как назло было очень хорошо освещено, прямо до мельчайших чёрточек и пятнышек грязи! И всё это впилось в память раскалённым клеймом. Что-то лопнуло и умерло внутри, где-то там, глубоко-глубоко....
        Чёрт возьми! Сколько еще этого "что-то" будет там лопаться и умирать?! Слишком чувствительно это моё человеческое сердце, надо как-то заставить его быть потолще и погрубее.
        - Князь. - Оборачиваясь на ходу, зло рявкнул я. - Срочно обеспечьте безопасность горожан, лишившихся дома! Организуйте защиту и сопровождение до моего дворца. На первое время расселим их там.
        - Но... - Неуверенно заикнулся он.
        - Никаких! - Злость, подстёгиваемая теплом Перстня, начала закипать и пузыриться. - Выделите для этих целей городскую стражу! Всё равно от них мало толку в предстоящей резне, а на огонь им уже хватит пялиться!
        - Будет сделано. - Не стал спорить Телеремнар, молча разворачивая коня.
        - Стойте! - Бросил я в спину. - Первым делом уберите трупы с улицы!
        Князь кивнул и, дав шпоры коню, исчез в первом же переулке. Видать, задел я его самолюбие, ну ничего - отойдёт, не барышня. Минут через десять мы с графом выметнулись на кишащий отрядами имперских солдат широкий проспект, который рассекал город с севера на юг, отделяя жилые кварталы от складов, арсеналов и мастерских, а дальше к западу, стиснутая скалистыми берегами, несла свои чёрные воды Айрона.
        Впереди полыхало кольцо огня, что не давало загнанным в ловушку эльфам предпринимать какие-либо активные действия, ограничиваясь лишь обстрелом наших отрядов, что тоже не очень хорошо, учитывая их легендарные меткость и скорострельность. Но наши воины были защищены хорошими доспехами и щитами, а эльфам пришлось пользоваться непривычными имперскими луками, которые были слишком туги для них.
        Построением отрядов к атаке на посещенном мною участке командовал высокий буйволообразный воин, заросший чёрной курчавой бородой до самых глаз.
        - Бегом, волчья сыть! - Рычал он. - Арбалеты - в третью линию!
        - Кто таков? - В тон проорал я, подводя коня почти вплотную к этой глыбе, закованной в сталь с ног до головы.
        Воин дёрнулся, резко оборачиваясь, блеснули налитые яростью глаза, но, увидев меня, сразу переменился в лице, как-то сник и даже сделался меньше ростом. Но отрапортовал, не опуская головы и не отводя взгляда:
        - Пехотный сотник четвёртого Большого имперского полка - Эддар Хольдрум, ваша светлость!
        - В атаку намылились? - Спросил я и сам подивился прущему из меня задору - Перстень грел всё сильнее, гоня жар от руки выше и по всему телу.
        - Так точно, ваша светлость! - Гаркнул сотник. - Намечено всеобщее наступление! А как, по-моему, так давно пора - многих ребят уже потерял, стоя тут, как баран на закланье.
        - Похвально, - усмехнулся я, - похвально, что высказываешь своё мнение и вдвойне похвально, что оно совпадает с моим.
        - Да колдун у них там, - зло сплюнул он под ноги, - как сил подкопит, так огонь тут тушит, и сразу же стрелять начинают остроухие эти. Мочи уж нет терпеть такое!
        - Молодец! - Похвалил я. - Неча им тут! Я лично твою сотню в атаку поведу. Вот прям щас!
        Обалдевший от такого заявления Эддар смог лишь выдавить:
        - Так точно... ваша светлость...
        В неверном свете пожарища изготовившееся к атаке воины казались безмолвными призраками, от ближайших домов выхватывались обращённые на запад стены и углы, всё остальное тонуло в чернильном мраке.
        - Эддар! - Крикнул я, всматриваясь сквозь жёлто-рыжую круговерть, туда, где засела остроухая нечисть. - Распорядись, чтобы нашу с графом поклажу стерегли пуще зеницы ока. Как только сделаешь, так сразу в бой.
        - Но, ваша светлость. - Пытался возразить сотник. - Есть приказ по войскам, что сигналом к атаке будет тройной сигнал рога его светлости князя...
        - Сигналом к всеобщей атаке, - холодно прервал я, - будет удар твоей сотни!
        Я свесился в седле, нависая над оторопевшим сотником, и, глядя тому прямо в глаза, раздельно произнёс:
        - Это не обсуждается. Надеюсь, это понятно?
        Эддар как-то судорожно кивнул и, проорав "Будет сделано!", рванул куда-то в сторону, на ходу раздавая приказы, чтобы освободили наших с графом коней от ценной поклажи с дальнейшей охраной последней.
        Как только подбежавшие воины выполнили первую часть приказа, я обнажил меч, и, воздев его над головой, зычно прокричал:
        - Доблестные воины! Храбрые солдаты! Неча тут ждать! Вижу, что застоялись уже! Я, ваш маркграф, поведу вас, чтобы раздавить эту остроухую сволочь!
        Последние слова потонули в исторгнутом сотней глоток кровожадном рёве, солдаты потрясали оружием и рвались в атаку.
        - Ну что, граф? - Со злой радостью в голосе прокричал я, оборачиваясь. - Вы со мной?
        - До конца! - Проорал он в ответ, выдёргивая полыхнувший алым клинок.
        Жар полностью овладел мной, я снова был воплощением силы и воли Перстня, меня вела ярость и жажда крови. Я что-то орал, сдирая гортань, перед глазами плыла багровая круговерть, конь подо мной послушно рванул с места в карьер, без страха окунаясь в ревущую стену пламени. Лишь дикая радость и упоение клокотали во мне, подминая трепещущую заячью душонку.
        Огонь послушно изогнулся, расступаясь, и, сомкнувшись за спиной, рванул вперёд двумя длинными крылами, рассыпаясь по периметру шагах в тридцати передо мной. Послышались истошные крики и вопли боли, из тёмных щелей и закутков стали вываливаться оглушенные и обожжённые высокие гибкие фигуры. Я с искренним удовольствием и наслаждением рубанул ближайшего ко мне эльфа, который зажимал лицо руками и что-то кричал.
        Не задерживаясь, я рванул дальше в чёрные лабиринты улочек, размахивая полыхавшим собственным огнём клинком. За спиной послышался дробный перестук копыт - граф пытался не отстать, а дальше - нарастающий рёв всесокрушающей стальной имперской пехоты. Сотня вступила в бой.
        Перед глазами с упорной настойчивостью вставали картины, подхлёстывавшие ненависть и сжигавшие всякие сомнения: трупы хуторян на поле перед Роменагорном, разрываемые ожившими древесными отростками беспомощные пленники, деревянная лошадка с отломанной ногой, разбитые детские личики с застывшими распахнутыми глазами...
        Я метался и рычал, словно дикий зверь, безжалостно рубя всех, кто попадался на пути, граф едва поспевал за мной, прикрывая спину и порой что-то предостерегающе вскрикивая. Но я его не слышал, я весь отдался ярости и ненависти, пожираемый изнутри беспощадным пламенем. Казалось, что одержимость передалась и ведомой мною сотне, солдаты не жалели никого, они рубили, протыкали, втаптывали в грязь. Ошарашенные внезапностью нападения, эльфы пытались запереться в ближайших домах и строениях, но имперцы в считанные мгновения выбивали двери и вламывались внутрь, сея смерть.
        Через некоторое время, когда мы уже практически дошли до Айроны, в воздухе проплыл величавый сигнал рога, возвещающий о всеобщем наступлении имперских сил по всем направлениям. А дальше была просто резня, эльфийская кровь щедро лилась по каменным улицам Приреченска, наполняя воздух приторным запахом. Мы не щадили никого, выплачивая долг сторицей... Светло-серая полоса на востоке потихоньку отодвинула ночную темень, гоня её на запад. Горизонт окрасился робким розовым цветом, редкие прозрачные облака полыхнули, загораясь от первых солнечных лучей.
        Всё было кончено, в пределах города не осталось ни одного живого эльфа и, охваченные горячкой боя люди, потихоньку приходили в себя, нехотя опуская окровавленное оружие и с изумлением вглядываясь в лица стоящих рядом, словно безмолвно вопрошая: "А что это было?".
        - Мы победили, маркграф! - Теренций радуется словно младенец, изо рта вырываются клубы пара. - Первый день зимы ознаменован нашей победой! А потом был короткий совет, подсчет потерь и всеобщее решение - двигаться дальше, так как тело Фанрота нигде найдено не было. Расследование по горячим следам показало, что эльф с ближайшим окружением скрылся за Айроной. Представился повод испытать эффективность любезно выделенной Горлимом "Слезы". Первыми подопечными стали командиры и воины, бывшие в отрядах, что блокировали эльфийское отродье с запада.
        "Слеза правды" оказалась эффективна на все сто и позволила выяснить, что буквально перед самой атакой некий барон Аттаульф Тервольд, ссылаясь на приказ Телеремнара, заменил на одном из направлений имперскую сотню своим отрядом, а после того, как всё было кончено, данный барон вместе со своим отрядом исчез.
        Дальше - больше, на одной из стен домов обнаружили пригвождённое кинжалом послание, в котором барон Аттаульф от имени своего сюзерена герцога Хорланда Эретрина отказывался признавать меня маркграфом, вменял мне неоправданную жестокость в отношении эльфов - исконных хозяев Роменагорна, пугал меня союзом, в который, кроме его вассалов, входило также множество других славных лордов с громкими древними фамилиями, ставил мне ультиматум, в котором требовал покинуть эти земли в течение двух дней, и резюмировал всё это довольно опасной припиской, что, если Император признаёт такого тирана и безродного прохвоста, как я, маркграфом, то, может быть, стоит задуматься о смене Императора?
        Однако власть Императора, в самом деле, слабеет, если владетели отдалённых земель позволяют себе подобные памфлеты и моя задача сейчас - укоротить зарвавшегося лорда. И даже не столько во имя укрепления власти и влияния Императора, сколько - надавать по сусалам за подобные высказывания в мой адрес. А то какой тогда из меня маркграф? На совете я был поддержан всеми присутствующими лордами и командирами, и было решено выдвигаться немедленно, тем более что земли Аттаульфа граничили с моими территориями на западе и у нас был шанс перехватить предателей в сторожевой крепости барона. В тот же вечер предводительствуемые мною войска выступили в очередной поход. Сотня Эддара в полном составе выказала горячее желание следовать за мною всюду, хоть в Пекло. Видимо солдаты до сих пор были под впечатлением от передавшейся им ярости Перстня, не потеряв в той атаке ни одного человека. После коротких переговоров и согласований с командующим четвёртым Большим имперским полком было решено, что сотня Эддара переходит под моё начало и с этого момента является моей личной гвардией. Эларианская ночь стала поворотной для
очень многих судеб, как людских, так и самой Империи. Под развевающимися знамёнами, под звуки рогов, от которых возвышенно трепетало сердце и по коже бегали мурашки, под стук копыт, лязг стали и скрип колёс воинство покинуло город. Назад пути не было....
        Эпилог (как бы).
        Ну вот.... Как вы понимаете, сторожевую крепость барона мы захватили, причем сходу и с минимальными потерями. Аттаульф был настолько ошарашен внезапностью нашего появления, что не смог организовать сколь-нибудь серьёзного сопротивления.
        В самой крепости также обнаружилось ещё несколько лордов-заговорщиков, явно прибывших для согласования своих дальнейших действий.
        Но Фанрот вновь ускользнул, как я понял, он направился уже непосредственно к главарю заговора - тому самому герцогу Хорланду.
        Для всех предательство Фанрота стало большим потрясением, так как эльф провёл при Императорском дворе многие сотни лет, был обласкан вниманием и доказал свою преданность. Но что для эльфа сотни лет? Для них мы, как всё равно для нас собаки: забавные, смышленые, слова понимают. Для собак мы - почти бессмертны, так как можем пережить и их, и ногие их потомства, для собак - мы мудры и непознаваемы...
        Примерно также считают и эльфы в отношении нас, и никогда не бывать никаким союзам между нами, а все эти слухи о чудесных королевствах, где эльфы и люди живут рядом в мире и согласии - не более чем сказки. И никаких полуэльфов не было, и быть не может. Это всё равно, что всерьёз рассуждать о возможности потомства человека и всё той же собаки...
        Для нас - многие сотни лет, для Фанрота - не больше трёх и потому не стоит удивляться, что эльф решился на такой шаг. Он не "решился", он осуществил задуманное. Ох, ладно... Что-то меня куда-то не в ту степь уводит.
        Что же меня побудило написать всё это? Если кто-то прочтёт всю эту корявую писанину на моей родной Земле, то знай, что другие миры существуют и они, а в этом я уже начинаю убеждаться, тоже имеют душу и характер. И ты можешь кому-то из них понравиться или же наоборот.... А окончательно сесть за перо меня убедило вот что. После окончания допроса очередного благородного пленника (с применением известного психотропного вещества), я понял, как я устал: голову просто ломало на части, а желудок сворачивался в тугую петлю.
        Граф Теренций за это время стал моей правой рукой и потому, видя такое моё состояние, он решительно запер дверь и выставил на стол объёмистый кувшин с вином, провозгласив:
        - Можете казнить меня, ваша светлость, но сделайте это после того, как мы с вами опустошим этот кувшин.
        Но это было излишне, я с радостью решил на время позабыть о разного рода делах и предаться праздности в хорошей компании. Мы пили вино и говорили ни о чём. За окном догорал безумный зимний закат, со двора доносились обычные звуки деловой суеты: конское ржание, звон походной наковальни, скрип колёс....
        Как вдруг идиллию нарушил позабытый уже звук: из моей личной котомки доносилась музыка. Это была нагнетающая тревогу мелодия "Celestine". В первые секунды я ошарашено пялился на котомку, не обращая внимания на тонкую струйку, вытекающую из моего бокала прямо на походный камзол. Затем, как ошпаренный, я принялся вытряхать содержимое на заваленный бумагами стол. И вот уже тревожная мелодия заполнила собой всё пространство занимаемой нами коморки. Верный и бесстрашный граф с округлившимися глазами подскочил, обнажая меч и с опаской глядя на маленький, отсвечивающий голубым экраном, прямоугольник.
        Я порывисто схватил телефон и успел лишь заметить надпись "Номер не определён", после чего звонок прервался. Всё ещё под впечатлением от такого события, я безучастно смотрел на светящийся экран, на котором появился значок жёлтого конверта, информирующей о принятой смс-ке. Я на полном автомате нажал на кнопку приёма....
        "Так как вы не берёте трубку", - гласило послание, - "то пришлось написать вам, пока есть возможность. Спуститесь во двор и найдите конюшню. Между задней стеной конюшни и стеной крепости вы найдёте выход. Поторопитесь. Удачи".
        - Что это.... ваша светлость? - Видно было, что граф изо всех сил пытается не застучать зубами.
        - Письмо. - Коротко бросил я и вихрем выметнулся наружу. Как и гласило послание, между стеной конюшни и каменной стеной крепости обнаружилась мерцающее чёрно-белой рябью пятно. Оно висело над землёй примерно на уровне моей головы и было не более сорока сантиметров в диаметре.
        Я с сомнением посмотрел на этот, так называемый, "выход", со страхом и сожалением понимая, что воспользоваться им будет довольно проблематично. А потом я сделал одну из самых идиотских вещей, на которую только был способен. Я поднял с земли увесистый камень и швырнул его в эту дыру между мирами, отчего её диаметр резко схлопнулся, уменьшившись в два раза.
        После того, как схлынули первые волны чёрного отчаяния, я пораскинул мозгами и понял, что не могу вот прямо сейчас бросить всё то, что затеял.... Может быть потом, когда всё настрою и налажу, и когда можно будет с лёгким сердцем передать всё это надёжному преемнику. И почему-то в тот момент я был твёрдо убеждён, что очередной шанс мне ещё предоставится. А пока нужно как-то выгодно использовать эту мерцающую дыру.
        Первым делом я выставил стражу, строго-настрого приказав, чтобы никого не подпускали, кроме меня, даже если этот "кто-то" будет ссылаться на моё имя. Затем я перепоручил все дела Теренцию и Телеремнару, а сам с кипой бумаг, связкой перьев и несколькими пузырьками с чернилами заперся в каморке, принявшись самозабвенно описывать свои приключения..... И вот, глядя на ворох исписанных бумаг, я понял, что выдохся, что не написать мне больше ни строчки. Да ещё и дыра начала медленно сокращаться....
        Всё, пора. Кстати, надо бы ещё один кувшин вина захватить на обратной дороге. Послесловие. На исписанные корявым почерком серо-бурые листы я наткнулся случайно, прогуливаясь летним вечером дворами, что выходят на море. День был сумасшедшим: суетливым и беспощадно жарким, но, слава Богу, пришёл вечер, принеся слабенькую прохладу и пропитанный морем бриз. Сначала я не придал этим бумажкам никакого значения, лишь получив дополнительную порцию раздражения, споткнувшись об развалившуюся стопку.
        Но что-то дёрнуло меня присесть на корточки и повнимательней изучить эту странную находку. И вот я уже дома, сижу и раскладываю в логической последовательности испятнанные фиолетовыми кляксами шершавые листы.
        А потом, не обращая внимания на протесты семьи и родни, я принялся переносить рукописный текст в компьютер, надеясь, что когда-нибудь получится всё это опубликовать. Я писатель в ещё меньшей степени, чем автор этой странной повести. Странной, но отчего-то жутко мне интересной. И я заранее выражаю глубочайшую благодарность тому изданию, что рискнёт опубликовать данный искренний сумбур. P.S. Денис, я верю, что ты всё же вернёшься в наш родной город. У нас тут такая колоссальная стройка началась, что с ума сойти можно. А ещё я надеюсь, что ты напишешь продолжение своих приключений и злоключений в Эрвиале и сможешь прислать очередную свою рукопись. А может, ты принесёшь её лично. Я с удовольствием помогу тебе всё это перепечатать. P.P.S. И не забывай про своих родных, они тебя ждут.