Операция «Шасть!» Евгений Журавлев
        Александр Сивинских
        Прав, прав был Михайло Ломоносов: если где-то что-то убыло, то вскоре где-то и прибудет! Раз уж со знаменитой картины Васнецова пропали три богатыря, значит, нужно ждать их появления в самом неожиданном месте. А когда появятся, не терять из виду. Потому что не те это люди, которые станут отсиживаться по домам, когда Мировое Зло присосалось жадным хоботом к мирному городу Картафаново. И вот уже летит по улицам четырехколесный скакун VIP-класса «Ока», а бильярдный кий в руках витязей разит супостатов не хуже, чем копье. Ну а что касается дождя из квакушек и залетного аллигатора, то лягушачьи лапки станут хорошей закуской богатырям, а крокодил непременно подастся в собу… простите, соратники.
        Александр Сивинских, Евгений Журавлев
        Операция «Шасть!»
        ЭХТЫОЛУХИЯ
        …А и то сказать: от жизни остается всплеск Ерша,
        Что сорвался на глазах у Рыболова, -
        Заиграет в пятках перьями ершистая Душа
        И вернется, не сказав худого слова.
        Ерш, обманутый наживкой, тоже, в общем, гусь хорош:
        Мог бы знать, что нет халявных угощений!
        Не малек ведь, а нормальный, полноценный взрослый Ерш,
        Чья беда в нехватке острых ощущений.
        Но сорвался он, не сдался; Рыболова уколов,
        Хохоча беззвучно, скрылся под водою.
        «Знаешь, Ерш, - Душа сказала, - я теперь без лишних слов
        Хучь в разведку буду брать тебя с собою!»
        С тем пошли заре навстречу. Да никто их не встречал,
        Только с вечера обкушавшийся водки
        Снулый Лещ на сковородке, оживившись, зашкварчал:
        - Покрутился б ты б с мое б на сковородке!
        Пара Воблин, вялых с пива и провяленных насквозь,
        Об экстазе в их объятьях пропищали;
        И Белуга-несмеяна рев умерила: авось,
        Бравый Ершик утолит ея печали.
        И с приветом подкатился скользкий хрен-с-горы Налим,
        Влез под кожу и повел переговоры:
        - Слышь, Ершунь, давай скачаем от тебя адреналин -
        Для глубинки это, брат, златые горы!
        «Да пошли вы! - Ерш подумал. - Что я, донор и герой?
        Всяк способен и зарваться, и сорваться.
        Жив пока. Душа со мною. Есть вода над головой.
        Да на кой мне, добру молодцу, богатство!»
        …А и то сказать: вот так вот попадет под хвост шлея,
        Бойко порох зашуршит в пороховнице, -
        Там не важно, встанут дыбом перья, хвост ли, чешуя -
        Не добыть врагу улов в родной водице.
        Значит, есть какой-то проблеск, если верит в нас Душа:
        Не серпом - косой по камню жахнет Молох, -
        И для жизни остается всплеск хвостом в лотке Ерша
        И побредший восвояси Эхтыолух.
        ШАСТАТЬ - шататься, бродить, шляться без дела; ходить взад и вперед.
        Шасть - выражает нечаянный вход, явленье кого, или шаг, ступанье.
        Шасть гости на двор! Из лесу шасть на них медведь.
        Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля
        ВВЕДЕНИЕ, ВСТУПЛЕНИЕ,
        ВНЕДРЕНИЕ, ИНТРОДЬЮСИНГ
        Издавна известно, стоит только задуматься, зачем живет человек, - сразу делается ясно, что задумываться-то ой как не следовало! Вообще. Есть, конечно, уникумы, которым подобное мозговое самоистязание на пользу идет. Разные там мастера золотые руки, Фоки - на все руки доки. Краснодеревщики и краснобайщики. Прочие таланты и гении. Хорошо, если используют они свои творческие поползновения в мирных целях. Иначе - держись!
        Элементарный же, среднестатистический хомосап старается не тревожить без нужды сон разума, дабы не поперли оттуда последним парадом чудовища. Рядовая психика - в целях сохранения вида - прочно и надежно заблокирована многочисленными табу, вето, да и мощной силой лени. Противоугонка, в своем роде. Откажет она - и хрупкая оболочка гуманности лопается, а копошащиеся чудовища выползают наружу, являя потрясенному человечеству садистов, маньяков, диктаторов, узурпаторов, террористов.
        Движителей прогресса! Едва ли не поголовно вчерашних ефрейторов да капралов.
        И кто в этом виноват? А Герцены и виноваты. С Чернышевскими, Менделями, Дарвинами. С Александрами Грейамами Беллами и Биллами Гейтсами. Энергичные зажигатели первых лампочек, беззаветные звонари в колокола. Исследователи таинственных островов и островов доктора Моро. Инициаторы страданий собаки Павлова по кличке Белка. Или Стрелка? Да уж не академик ли Павлов сделал модой
«забивать Стрелку» в космосе?!
        День, когда из зала Третьяковской галереи с картины Васнецова исчезли три богатыря, был отмечен целой вереницей исключительных, хоть и мало кем замеченных событий.
        Первым делом еще затемно на Красной площади приземлился неопознанный летающий объект. То есть не совсем приземлился. Забавно кувыркаясь, НЛО обрушился на одну из вечноголубых елей, где и застрял среди пушистых ветвей. Диаметром объект был с чайное блюдце. Серебристый, изящный, и каемочка лазоревая. Вскоре из блюдца выбралось существо размером с кузнечика и взволнованно зачирикало, размахивая флажком с ноготок младенца. На площади было пустынно, поэтому чьего-либо внимания инопланетный кузнечик не привлек. Обидевшись на неприветливых аборигенов, существо влезло обратно и улетело. И очень своевременно: на него с гастрономическим интересом начала посматривать живущая в кроне ели белка.
        Следующая диковинка произошла в районе реки Индигирка, на перекате одного из безымянных ручейков-притоков. Из леса выбрался крупный медведь с бельмом на левом глазу и устроился ловить рыбу. Вскоре в пасти косолапого забился таймень редчайшей расцветки: сплошь золотой, лишь плавники алые да глаза голубые. Мишка потащил улов на берег, чтобы там спокойно скушать. Рыбина, однако, повела себя странно: раскрыла рот и заговорила человеческим голосом. К сожалению, зверь оказался не только подслеповатым, но и тугим на ухо. Да и вообще ограниченным типом. Вместо того чтобы внимательно выслушать говорящего тайменя, лесной хозяин хряпнул его головой о камень, после чего с довольным урчанием сожрал переставшую трепыхаться и болтать добычу.
        Ближе к полудню под деревней Ёшкин Пот, что в Картафановском уезде, пролился дождичек. Дождичек был невелик, скоро начался и скоро кончился, вот только вместо воды падали с небес лягушки, жабы да головастики. А еще икра, но не паюсная, а тоже лягушачья. К счастью для земноводных, аномалия случилась точно над Черемушским болотом. Большинство невольных летунов отделалось легким испугом. Контуженное от удара о твердую почву меньшинство попало в клювы цаплям, уткам и прочим пернатым. Ну да это так и так должно было произойти рано или поздно.
        На съемках первого отечественного кинокомикса «Цокотуха» Человек-Комар, вместо того чтобы сражаться с Человеком-Пауком, вдруг набросился на членов съемочной группы, стал кусать их и даже порывался пить кровь. Буяна остановил осветитель Дихлофосов, навесив ему хорошенький фонарик под левым глазом. Фонарик тут же начал ярко семафорить в ритме азбуки Морзе. Если бы кто-нибудь из киношников умел читать эту азбуку, узнал бы много загадочного и сенсационного. Но не сложилось.
        В остальном же все шло как обычно. Остапкинская и Эйфориева башни оставались на местах, хоть и замигала на них среди бела дня иллюминация. Пейзанская и Не-Иванская продолжали падать, - как всегда, безуспешно. Под толщей вод Тихого океана крепко спало гигантское чудовище с кракеном на месте головы, и сон его хранили двадцать пять атомных подводных лодок - десять русских, десять американских и пять неизвестно чьих. Марсианский Сфинкс в очередной раз улыбнулся и подмигнул, но ученые в очередной раз об этом умолчали, гады такие! У земного Сфинкса выкрошилось еще несколько камешков из носа, о чем раструбили все каирские газеты. Дети пошли наконец-то на летние каникулы.
        Словом, планета жила в привычном ритме, абсолютно не ведая, что ее ждет в самом скором времени.
        Для самой Третьяковки день 31 мая 20… года ознаменовался санитарными мероприятиями. Впрочем, санитаров на тот момент в галерее не обнаруживалось. Равно как не было и движения музейного персонала - все ушли на фронт, на базу, на обед. Чем там они, вообще, занимаются в санитарные дни - это их дело. А только традиция есть традиция. Последний день месяца отдай чистоте и не греши.
        Поэтому в зале, где экспонировалось знаменитое полотно, в два часа пополудни процесс метаморфоза могла наблюдать только упитанная синица, которая неведомо как попала в музей. Но пичуге было не до того, чтобы на картины пялиться. Ополоумев от ужаса, она с писком металась по залам в поисках выхода на волю.
        Да, собственно, и самого метаморфоза, сопровождаемого из ряда вон выходящими катаклизмами, вроде как не было. Следящая за залом видеокамера ровным счетом ничего лишнего не зафиксировала. Кроме синицы, конечно. Как висела картина, изображающая трех богатырских коней, щиплющих редкую, пожухшую травку подле разбросанной там и сям ратной амуниции, так и висит. Не сменилось и название
«Купание трех богатырей. Hard day's night».[Какой еще перевод? Лучше послушайте одноименную песню «Битлз»!]
        Бывало, иному посетителю галереи становилось невдомек - где же, шорт побьери, пресловутые купальщики? И тогда случившийся поблизости экскурсовод начинал разглагольствовать о суровой цензуре, царившей в период написания картины. Звучало это примерно так:

«В условиях жесточайшего монархического контроля изображение нагих прекрасных мужских тел считалось пропагандой свального греха и приравнивалось к гомосексуальному террористическому акту. Это потом уже, в разнузданную эпоху НЭПа Петров-Водкин со своим „Красным конем“ мог должным образом чувствовать себя на коне. А Васнецову приходилось хитрить и выкручиваться. Подумайте сами, разве мог он написать витязей, плавающих в полном воинском облачении? Они, потопившие непобедимую армаду тевтонских псов-рыцарей, сами не избежали бы подобной участи. А освежиться надо? Отдых после боя. Пивко там, русалки, то-се. Вот и вышел из-под его кисти гениально компромиссный сюжет. Между прочим, нетленный. Много воды утекло, много режимов и видов цензур сменилось, а воображение у зрителя перед этой картиной по-прежнему работает на всю катушку…»
        Ну висит картина, и бог с ней. По-прежнему нетленная и неподцензурная. Изменился лишь малюсенький кусочек реальности.
        Витязей на полотне не стало.
        Даже в умозрительном смысле.
        Есть такое понятие «диалектика», прости господи. А где понятие, там и закон. И гласит он, будто ничто на земле не проходит бесследно. И не происходит. Если где-то что-то убыло, то где-то, стало быть, прибыло. Вот и получается, что отлучившиеся под давлением обстоятельств богатыри непременно должны были где-нибудь материализоваться.
        Так уже бывало. Раз в столетие русская Мать Сыра Земля бесполовым путем производит на свет чудо-богатырей. Лепит она героев из того материала, который находится под рукой. Само собой, используются в первую очередь проверенные временем эталоны. Потому и возникает в реальности чаще всего дружная троица. И сигают витязи из века в век, не подозревая о своей былинности.
        Каждый раз это совершенно обычные люди, внезапно охваченные благородной идей Великого Негодования при виде поругания Руссии. Однако в каждой новой реинкарнации кодировка генетической памяти, «памяти предков», остается неизменной. И рано или поздно реалии становятся таковы, что приходится витязям следовать жестко регламентированной Установке.
        Разумеется, по обстоятельствам.
        Часть первая
        ВПЕРЕДИ НАС - РАТЬ…
        Gaudeamus igitur…[Будем радоваться… (лат.) ]
        Глава 1
        ДИАЛЕКТИКА, ПРОСТИ ГОСПОДИ

31 мая 20… года в два часа пополудни из подъезда единственной мультиэтажки по Малой Кронштейновой улице вывалился Попа. Попой Алексея Попова друзья называли, естественно, из-за фамилии, а больше из-за Лехиной привязанности к данному слову. Слово служило ему для выражения различных эмоций, а также в роли конечного пункта для посыла неприятных субъектов.
        Вульгарной же матерной лексикой Леха обычно не баловался. Напротив, ревностно культивировал подзабытое у нас семиэтажно-забористое (не путать с заборным!) искусство. Потому же постоянно носил Леха при себе записную книжку, куда сладострастно заносил неизвестные дотоле речевые обороты, неологизмы, идиомы, метафоры и оригинальные словообразования. Как всякий истый ценитель изящной словесности, он ревниво следил за последними достижениями в этой области. Знал назубок историю русского мата и в любом состоянии мог расправить перед любопытствующими семантическую цепочку опорно-ключевых позиций национальной гордости великороссов. Однако применял Попов свои знания и умения исключительно в здравом уме и твердой памяти, с холодной, ясной головой, строго дозированно. Помнил: пусть без соли пища пресна, но и есть соль ложками чревато.
        Сейчас Алексей был на взводе: в запарке, в горячке, - в общем, в той самой попе. Жалкие потуги дождя-доходяги остудить горячую льняноволосую голову ни к чему не приводили. Лишь редкие капли долетали до середины чела тридцатилетнего отрока, чьи темно-синие глаза буквально излучали физическое недовольство реальностью, данной ему в ощущениях.
        А ощущения были - не пожелаешь злейшему врагу. Да и враги, если присмотреться, шныряли вокруг когортами. Легионами. Бессчетными полчищами! Располагались эти гады большей частью за рулем. В разгар трудового дня вражьи автомобили шли по проспекту Градоустроителей - центральному картафановскому автобану - непрерывным потоком. Шли на бизнес-ланч и с бизнес-ланчей. На деловые и романтические свидания. В магазины, в салоны, в сады-огороды. Они отвратительно шуршали, скрипели, гудели, смердели и пересекали блеклую зебру, перед которой замер Попов без малейшего намека на торможение.
        Алексей взалкал. Динамита, пластита, гексогена. Противотанковых гранат и мин. На худой конец, мало-мальски крупного калибром пулемета с подствольником. Одним словом, крови. Моря крови. Ну и до кучи - кучи трупов.
        Организм требовал действия, и Попов решительно шагнул на зебру, сжимая в кулачищах воображаемый гранатомет.
        Враги, опешившие от партизанской вылазки бунтаря-одиночки, спешно притормаживали, смешивая ряды. Самый главный враг на страховидном джипе, оглушительно сигналя, остановился буквально в паре сантиметров от Попова, едва не наехав на его представительские «лакировки». Тонированное водительское стекло опустилось, явив голову микроцефала на бюсте терминатора. Голова была в непроницаемо-черных очках, бюст - в растительности и златых цепях. Голова передернула челюстью, как затвором, и начала шмалять в Леху очередями из игрушечного автоматического пистолета:
        - Да ты козел в натуре ща я тебя урою братки подгонят похоронят в асфальт закопают кто ты такой козел сюда ходи ща ты у меня не ходить летать будешь…
        Однако, наткнувшись на рвущийся с поводка взгляд и подсознательно почувствовав воображаемый гранатомет, терминатор запнулся, икнул и поспешил убраться в салон. Непроницаемые ставни захлопнулись с душераздирающим скрежетом.
        Отчасти удовлетворенный Алексей достал пачку «Примы» и миролюбиво протянул к лобовому стеклу автомонстра: угощайся, брателла! Брателла, вместо того чтобы угоститься, тупо прятался внутри. Так и не дождавшись реакции, Попов сказал: «Эх ты, чуча», со вкусом закурил сам и победоносно зашагал через проспект.
        Генеалогическое древо Поповых простерло мохнатые корни-щупальца далеко в века. Самый толстый и ядреный корень змеился от знаменитого изобретателя радио. И хотя впоследствии в пышной кроне славного древа можно было обнаружить клан клоунов, разветвленную писательскую сеть, культового британского попсовика по прозвищу Игга Поп, - но картафановскую диаспору напитывал соками именно инженерный корень. Засевшие здесь Поповы (без исключения большого творческого потенциала люди, симпатяги и умницы) трудились в конструкторском бюро секретного предприятия «Луч».
        Не избежал инженерской участи и Алексей Леонтьевич Попов, обладатель ясной головы и есенинской наружности. Природе, оно конечно, известно, откуда у парня рязанская грусть, да только разве ж она сознается? Мы же заметим: за подобный типаж киношные «мыловары» немало бы голов друг у друга поотрывали. Впустую, конечно. Алексей Леонтьевич в попе видел всякие там синематографы. Он являлся пламенным конструктором механизмов будущего и романтиком робототехники. А по совместительству певцом русского бильярда.
        Создаваемые им фантастические изделия без остановки завоевывали призовые места и дипломы на различных специализированных выставках. К его ноу-хау втихую подбирались вороватые и мастеровито-юркие представители дальнего зарубежья. Подбирались долго и безуспешно, поскольку для Алексея честь отчизны не была звонкой фразой. В конце концов эти барракуды промышленного шпионажа и стервятники патентоведения, заморившись уговаривать дурня и строптивца, решили попросту откупить вожделенный пакет документов у руководства предприятия. Под прикрывающий шумок какого-то якобы инвестиционного проекта и практически за бесценок.
        И ведь удалась им афера века, вот в чем весь серпантин!
        Леха узнал об этом только вчера, случайно - зацепив в Интернете хвастливую информацию о «новейших разработках ниппонских гениев».
        Все до единой разработки были его собственные.
        Переговоры с директоратом оказались на редкость непродуктивными, зато краткими. Хоть официальную ноту протеста и украсили самые отборные «матовые» жемчужины из коллекции инженера, компромисса не случилось. Разновысокие договаривающиеся стороны говорили, как всегда, о разном. Вшивые толковали о бане, то есть о плачевном финансовом положении КБ, которое необходимо преодолевать. Попов - о будущем отечества и интеллектуальной собственности. Консенсус в итоге остался всего лишь нерусским словом.
        Предложенные отступные подневольный отступник чрезвычайно энергично отправил куда следует. И ушел, как водится, не попрощавшись, «позабыв немой футляр».
        Уйти-то он ушел, но вздувшийся фурункул смятения и гнева продолжал тревожить Попова. Чесался, проклятый. Вскрыть его следовало при помощи верного кия.
        Для выполнения операции Алексей отправился в клуб «Black Jack». И все вроде бы складывалось хорошо - уже сыгрались с положительным балансом разминочные партии, уже заскакали в яблочко, как намагниченные, дуплеты… Как вдруг, на Лехину беду, пошел удар у Герки Немчика. Удар, выдержать который Попа не смог. Костяные шары, пущенные Геркой, проехались по Лехе с неумолимостью асфальтового катка.
        Окончательно озверев от милостей судьбы, расплющенный, униженный и оскорбленный, Алексей до утра слонялся по увеселительным заведениям, завивая горе веревочкой. Однако мэтр прав: сколь веревочка ни вейся, все равно совьешься в плеть!..
        Плеть принялась стегать Леху ближе к полудню 31 мая. В основном по буйной голове. Голова немелодично звенела и разбухала точно от грыжи. Вот почему после нудных физических и нравственных мытарств несчастный владелец грыжи оказался на проспекте Градоустроителей. Возле пивной палатки. - Две порции, - почти не разжимая губ, пробормотал Попов, чувствуя, что это вовсе не его язык шевелится, а чревовещает грыжа.
        Он кивнул в сторону разливного. Кивок усугубил Лехины страдания до максимума.
        - Три, - профессионально оценила состояние клиента «сестра милосердия». Вместо шприца или клизмы ее нежная лапка сжимала рукоятку крана, запирающего внушительную пивную емкость.

«Две», - возразил ей пальцами окончательно одуревший клиент.
        Профессионализм продавщицы был, конечно, выше всяких похвал, в этом-то Леха не сомневался. Просто он смутно, не охваченными грыжей клетками мозга, помнил, что денег хватит всего на две порции лекарства.
        - Ну две так две. Главное - начать! - легкомысленно прощебетала продавщица и соблаговолила наконец открыть краник.
        - Главное - кончить! - вяло отшутился Леха, принимая спасительные сосуды.
        Замороженные губы точно магнитом притянулись к первому стакану. Говорят, нельзя объять необъятное. После размыкания губ Алексей Попов объял бессмертие. Когда последние пивные капли, ни на секунду не задерживаясь в гортани, упали вниз, он понял, что будет жить вечно. Он будет играть на бильярде Вселенной. Будет загонять шаровые скопления в черные дыры. Он - будет!
        Леха медленно выдохнул остатки септичного воздуха. Милостиво кивнул ординатору службы его спасения и двинулся со вторым стаканом к выходу.
        Дождь к тому времени, оказывается, предусмотрительно отступил к северо-западной окраине города, выкинув вместо белого флага веселое радужное полотенце. Солнце распаленно набросилось на лужицы, заскакало по витринам и стеклам машин. Разномастные зеленые насаждения в скверике за пивным павильоном, томно потягиваясь, так рьяно заиграли хлорофилловыми фибрами, что у Алексея защипало в носу.
        И врагов-то вроде стало поменьше.
        Настроение стремительно восставало из руин. С просыпающимся интересом к бытию Алексей смаковал пиво. Весьма кстати неподалеку продефилировала аппетитная блондинка. Попов сопроводил чаровницу взором, убеждая себя, что лучшей закуски, чем это вкусное зрелище, трудно представить.
        Внезапно сзади на плечо опустилась тяжелая длань. Знакомый хрипловатый баритон произнес:
        - Здорово живем, господин инженегр.
        Осторожно развернувшись, чтобы не расплескать драгоценный напиток, Алексей увидел старинного друга Илью. Гиганта, силача, профессионального боксера и сердцееда. Илья был неузнаваем. Свежий солодовый запах плотно обволакивал его небритую морду. Коротко остриженные волосы казались взъерошенными. Таким Попа наблюдал Большого Брата один-единственный раз, лет семь назад. Когда тот, в условиях затяжного насморка, проиграл финал регионального чемпионата молокососу Деревянному Панде.
        - Здорово, Илюха! - сказал Попов. - Ты чего смурной?
        Илья Муромский, несмотря на недюжинный рост и физиономию наподобие кое-как отредактированной личины Квазимодо, нрава был легчайшего. По сути, был он чистым психоэнергетическим донором. Потому-то, видать, возле него даже отъявленные и прожженные мужененавистницы колебались в своем кредо. Количество феминисток, павших в объятия этому виртуозу мордобития, счету не поддавалось. Конечно, доброму и безалаберному бутузу еще в детско-юношеской спортивной школе внушили, что добро должно быть с кулаками. Только ведь мягкое сердце - не мачехин калач, скоро не зачерствеет. Каждый раз искренне кручинился крепенький паренек Илюшка, надавав сопернику по сопатке. Да и впоследствии, отведав амброзию победы, Муромский испытывал жестокие душевные муки, посылая соперников в нокаут.

«Может, и сейчас кому-нибудь чересчур сильно врезал, - подумал Леха, - оттого и страдает?»
        Илья осторожно захватил Лехин стакан с пивом и, не замечая прилепившуюся к нему руку, проглотил содержимое одним глотком. Попов пораженно крякнул. Пить и курить Муромский бросил в девятом классе.
        - Попчик, дорогой! - с бесшабашной лихостью загульного купчины воскликнул Илья, сминая в кулачище опустевший пластиковый сосуд. А с ним и Лехину кисть. - Поедем-ка, братишка, кататься…
        - Чего вдруг? - полюбопытствовал Леха, осторожно освобождая руку из Илюхиного захвата.
        - Тут, Леш, такое дело, понимаешь… Немыслимое дело. Можно сказать, мировое зло пошло войной на все прекрасное.
        Попов, вспомнив собственный разговор с начальством и последовавшее фиаско в
«Black Jack», заявлению Ильи вовсе не удивился. А тот продолжал:
        - Мне, МНЕ предложили лечь под Хмыря! Ну ты же знаешь Хмыря. А Бакшиш, мой промоутер, шепчет, змей: «Твой последний бой». Типа шанс нарубить капусты на пенсию. Нет, ну не поганец? Я - и на пенсию! Я - и под Хмыря! Если б нас один перчила не разрулил, то… У-ух! Ты ж меня знаешь.
        Алексей знал. Ой как знал.

«Видать, жадность Бакшишу совсем мозги своротила, раз решился такое Илюхе предложить, - подумал он. - Интересно было бы взглянуть на перчилу, который смог нашего медведя от буйства удержать».
        Илья посмотрел ему в глаза.
        - Поехали, Лешка, а? Пить будем, гулять будем, а смерть придет - помирать будем! .
        - А может, брат, погодим помирать-то? - сказал Леха, которому первая часть Илюхиного лозунга понравилась намного больше, чем вторая.
        - Об чем речь! - с восторгом согласился Илья. - Да запросто! Оно же только родить нельзя погодить, а остальное хоть бы хны.
        Кататься перед питием и гуляньем предлагалось на возлюбленной «окушке» Муромского.
        Из машины навстречу им поднялся незнакомый Попову заджинсованный мэн. Среднего роста, с обаятельной улыбкой и пронзительным взглядом темных, глубоко сидящих глаз. С усиками.
        - А вот и перчила, о котором я тебе говорил, - с гордым видом личного друга всех перчил в округе отрекомендовал его Илья. - Знакомься, Лешка, это Никита Добрынин. Бывалый вояка и вчерашний санитар изнанки наших каменных джунглей. То есть морга. А это, Никит, Леха Попов, мой корешок, корешище, корефанище.
        Знакомство продолжилось крепким рукопожатием. Кисти Алексея и Никиты сомкнулись, сжались и… расслабились. Заметно было, что обе стороны остались довольны проскочившими искрами обоюдной симпатии.
        - Ну-с, бояре, биться так биться! - вскричал Алексей, чувствуя необычайный душевный подъем. - Где это хреново мировое зло?!
        Муромский, значительно подняв указательный палец, важно ответил:
        - Мировое Зло есть реверс Мирового Добра!
        - Или аверс, - задумчиво поддержал философскую нить разговора новый знакомый. После чего в порядке резюме на одном дыхании выдал пышный букетище красных словес.
        Трава пригнулась. С ближайших кустов и деревьев посыпались остатки дождевой воды.
        Леха, совершенно обалдев, с обожанием воззрился на человека, так непринужденно разбрасывающего смарагды, сапфиры и гранаты великого и могучего языка. У самого-то у него язык прямо-таки онемел. Он только и смог спросить:
        - Что так-то?
        - Прощание со славянкой, - кратко ответствовал Никита. И положил рядом с еще дрожащим в воздухе первым букетом второй, более пышный и осязаемый.
        Неизвестно, как он там разрулил ситуацию с Плюшкиным Бакшишем, но Алексея речевая мощь перчилы Добрынина пробрала до самых корней. До кончиков.
        - Так мы едем? - полюбопытствовал для порядка Муромский.
        - Безусловно, - сказал Алексей.
        - По коням, - подытожил Никита.
        Троица компактно распределилась по салону «Оки». Дружелюбно заурчал отлаженный движок. Из-под правого колеса юркнул на тротуар здоровенный дымчатый котище, затмив на мгновение водителю и пассажирам белый свет хвостом невероятных размеров.
        Место подвига ждало героев. Почва была аккуратно взрыхлена и унавожена. В Третьяковской галерее антикварные часы XVIII века пробили два часа пополудни.
        Глава 2
        БИТЬ ИЛИ НЕ БИТЬ?
        Черемысль - отнюдь не самый богатый штат в Объединенных Руссийских Конгломератах. Потому и внебрачный его ребенок, городок Картафаново, особенным процветанием не выделялся. Впрочем, не выделялся он и какой-нибудь особенной разрухой.
        По причине удаленности от метрополии, а также известно чьих происков, понятно чьего казнокрадства, ясно какого климата и главное - надмирной русской планиды, дороги в Картафанове были сами представляете какие. Для безопасной и комфортной езды по здешним асфальтовым магистралям нашим героям, чья совокупная масса приближалась к трем сотням килограммов, подошел бы больше всего здоровущий джип.
«Лендровер» какой-нибудь.
        Илюхина «окушка» цвета кофе со сливками хоть и походила на джип формой, но прочностью уступала. Леха, критически окинув машинку своим ясным, промытым пивком взором, так прямо об этом и высказался:
        - Попа полная! Да мы ж ее в шанежку расплющим, парни.
        - Не мандражи, кудрявый, - успокоил его Илья. - Лошадка только что из тюнинга… тюнингу… - Он покатал во рту модное слово и с брезгливостью выплюнул. - Только что от Матвейки Черепанова. Матвейку-то знаешь?
        Леха кивнул - кто ж в Картафанове не знает Матвейку-Паровоза?
        - Вот я и говорю… Ручки к ней приложены трудовые. Подвеска усилена, то да се. Бугая пятилетнего нехолощеного можно возить. Хоть бы хны. Главное - внутрь затолкать.
        Илья хохотнул и любовно погладил «окушку» по крыше. Никите на миг почудилось, что машинка, словно кошка, выгнула спинку навстречу его страшенной лапище и довольно мурлыкнула. Добрынин оторопело моргнул и, чтобы скрыть растерянность, закурил.
        Папиросы у него были «Беломор», зато зажигалка - «Ронсон».
        Леха, похоже, также увидел что-то странное, но виду не подал. Как уже говорилось, он знал Илью с голоштанного детства и привык, что к тому магнетически тянет всяческих особ женского пола. Почему должно быть исключение для техники? Он взглядом попросил у Никиты папироску, получил, раскурил, мимоходом отметил тонкий вкус грубого табачка и, красиво выпустив два дымных шлейфа из ноздрей, справился:
        - Куда покатим-то, братцы?
        - На Пятак! - провозгласил Муромский. - И без возражений. Я, срамно признаться, нынче еще ни разу не купался. Ни единого! А завтра уж июнь. Первый шаг природы к осеннему увяданию. Там на бережке под липками и обсудим, с какого боку за мировое зло браться.
        - Маевка за городом - славная традиция русской, разъети ее в пути, революции, - заметил с одобрением Никита.
        - Маевка, оно конечно, да. Вещь. Только у меня, между прочим, плавок нету, - сообщил Леха, забираясь на заднее сиденье.
        Представить, что туда, в эту кормовую тесноту, полезет заджинсованный перчила Добрынин - с его щегольскими усами, аристократической физиономией и «Ронсоном» в кармане бело-голубых, как будто слегка светящихся «ливайсов» - так вот, представить такое зрелище Леха был неспособен категорически. А ему-то что, ему не привыкать. Он и в тракторной тележке, на наваленном россыпью корнеплоде турнепсе путешествовал. В багажном отсеке «кукурузника» вместо кукурузы летал. Вот такенного борова в детстве объезжал. Без седла, зато со шпорами!
        - Плавок нету? И что? Семенники тебе уже и не трусы будто, - с добродушной укоризной прогудел Илья. - Мне вот, положим, они трусы, Никите трусы. А тебе - позорный клочок ткани?
        В этот момент Никита рывком высунул голову в окошечко и обронил на мостовую дюжину-другую отборных, - матовых, по выражению Лехи Попова, - самоцветов. Неизвестно, оценил ли этот царский подарок дымчатый котяра, чей дерзкий бросок из-под колеса «Оки» послужил детонатором для взрыва, зато Леха оценил сполна. Он широко улыбнулся и блаженно прищурил глаза. Ну кому, скажите на милость, пришло в голову звать злодейкой судьбу, которая сводит с такими людьми?
        Тем временем ведомая уверенной рукой Ильи машинка, подрезав грузовик
«Кока-кола», выскочила в крайний левый ряд на проспекте Градоустроителей (бывший Далеких Канонад), нахраписто обошла спортивного вида иномарку и бодренько покатила навстречу солнцу. По направлению к озеру Пятак.
        Пока друзья едут на маевку, представим поподробнее заджинсованного перчилу.
        Никита Добрынин был военная косточка в бог знает каком поколении. Со времен Петра Великого, а то и раньше Добрынины верой и правдой служили отчизне. Дед Никиты, Самсон Добрынин, был одним из самых секретных диверсантов, действовавших в тылу фрицев с 1941 по самый 1945 год. Отец, Василий Самсонович, подвизался в зенитно-ракетной артиллерии. Именно он лично наводил ракету, сбившую Пауэрса над Черемыслем. Выйдя на пенсию, заслуженный ракетчик остался жить в городе своей боевой славы, где и появился на свет наш герой. Ясно, что для Никиты Васильевича иной дорожки, чем военная, не было. После Суворовского училища он подался в Краснознаменное Высшее военно-политическое училище имени Поссовета. По окончании Добрынина ждала карьера замполита, политрука, а по-прежнему - комиссара. Однако стал он в итоге замысловатых жизненных выкрутасов армейским корреспондентом. В очень приличном журнале Министерства обороны «На плечо!».
        Конец лета 19… года ознаменовался для молодого военкора, двадцатитрехлетнего лейтенанта Добрынина, первым серьезным заданием. Командировкой в Забайкальский военный округ. Там недавно созданная группа пограничников ловила китайских браконьеров, истреблявших на нашей территории уссурийских тигров. У себя в Поднебесной в погоне за целебными тигриными усами, когтями, костями и требухой они перебили уже всех полосатых красавцев. Подчистую.
        Командировка удалась. Никита сполна нюхнул пороху, сдружился с молодцами-погранцами и даже лично задержал прыгучего, как бешеный кузнечик, ловкача китаезу. Тот махал ногами и большим разделочным ножом с поистине нечеловеческой скоростью, но не уследил за Никитиным левым кулаком, а потому остался без четырех зубов, зато с бандажом на сломанной верхней челюсти. Повторим: верхней челюсти!
        Встретил лейтенант Добрынин в районе Уссури и свою большую любовь. Любовь звали Элла, Элка, Элечка. Она была дочкой пограничного подполковника Браславского и первой красавицей всего Еврейского автономного округа. Точнее, если говорить именно о еврейских красавицах, последней. Спустя два года она, уже побывав Никитиной женой, укатила в свои палестины делать бизнес или что еще - Лехе было безразлично. После развода Добрынин знать ничего не хотел о ее тамошней жизни.
        В столицу тогда, после первого служебного задания, Никита прибыл только к Ноябрьским праздникам. В косматой волчьей дохе, в перепоясанных ремнями летных унтах, при титанических рогах изюбря под мышкой и с третьей звездочкой на погонах. Но главное - с несколькими толстыми блокнотами материалов в чемодане. Материалов этих хватило бы не то что на статью - на книгу.
        Однако выяснилось, что знаменитого журнала «На плечо!» больше не существует, а все работники уволены из рядов Вооруженных сил. Без выходного пособия и без пенсиона. Так что будьте счастливы, безработный дембель Добрынин.
        Нельзя сказать, что Никита сильно расстроился. Будучи действительно счастливым, он вернулся к Элке, без которой не представлял дальнейшей жизни. Расписались тут же.
        Добрынин, не испытывая особой тяги к постоянной службе, околачивал вместо груш приамурские ильмы. Подрабатывал пером. Клепал статейки для регионального отделения «Комсомолки». Подписывался Джузеппе Куло. Батрачил литературным негром, производя три-четыре книжки в год. Книжки были знатные. «Не попадайся Аллигатору на зуб». «Аллигатор. Ноусэры стреляют с корточек». «Аллигатор против сомиков кандиру». Деньги тоже выходили приличные. А то, что на обложках красовалось чужое имя, так это пустое! Сомнительной славы Аллигаторова родителя Добрынин не желал.
        Потом Элка вдруг сказала «прости-прощай» и улетела к синайским гобеленам и Голанским высотам.
        Никита стремительно пропил с горя все добро, добытое челюстями Аллигатора и корточками ноусэров, включая квартиру в центре Биробиджана, и мотнул к родителям, в Черемысль. А через месяц, устав от отцовского ворчания, перебрался в Картафаново.
        Устроился санитаром в морг, пописывал заказные и рекламные статейки. Развивал и без того немаленькую силушку изометрической гимнастикой по методу Анохина. Описание метода он отыскал в журнале «Нива» за 1909 год.
        И вот здесь-то, собирая материал для щедро оплаченной серии статей о детско-юношеской спортивной школе «Свинцовая перчатка» (башлял директор
«Перчатки», более известный в Картафанове как Бакшиш, организатор подпольных боксерских турниров), Никита встретил Илюху Муромского. Тот, конечно, давненько вышел из детско-юношеского возраста, но Бакшиш редко бросал на волю судьбы выпестованных в «Перчатке» талантов. Особенно обладающих великолепно поставленным ударом супертяжеловесов-нокаутеров.
        Мужчины живо прониклись взаимным уважением. Илюха по широте души раскрыл новому другу всю подноготную картафановского спортивного бизнеса. Шанс отблагодарить Муромского представился Никите очень скоро. Буквально за пару часов до знаменательного сошествия витязей с васнецовского полотна.
        Словно сам сатана подвиг его оставить в то последнее майское утро прохладную, благоухающую хвоей и тленом утробу картафановского морга, облачиться в пижонскую джинсу и направить стопы в расположение «Свинцовой перчатки».
        Упомянем, что сатану звали Любавой Олеговной. Являлась она прозекторшей и прямой начальницей над Никитой и над всеми его холодными подопечными. Статей была драгунских, а характера гусарского. Но о ней после…
        Подоспел Никита, впрочем, как раз вовремя. Бакшиш только что предложил Муромскому несусветное: лечь под Хмыря.
        Под Хмыря, йопрст! Илья, с виду вполне добродушно отшучиваясь (выдержке боксера-профи позавидует и карточный шулер), всерьез присматривался к морщинистой репе Бакшиша на предмет «куда бы тут засветить, чтобы не насмерть». Одновременно боковым зрением он оценивал положение Тыры и Богарта, Бакшишевых телохранителей. Тыре уже давно следовало пробить бубну, и крепко пробить, ну а Богарт… Никто его в шестерки не гнал. А коли вложить своевременно ума, так сам потом благодарить будет. Поваляется в больнице месячишко, авось и поймет, что такое баско и что такое баксы.
        Илья наскоро похвалил себя за каламбур и решил начать расстановку акцентов, точек над «ё» и тильд-апострофов именно с Богарта. Главное - по голове не бить. Ребрышки пересчитать - с него и довольно.
        Вот тут-то в поле зрения Илюхи возник Никита Добрынин. Обычно бесстрастное лицо Никиты цвело медоточивой улыбкой, руки были разведены точно для объятий. Но глубоко посаженные карие глаза смотрели, как бы прицеливаясь. В перекрестье угодил принужденно скалящийся Бакшиш.
        Дальше что-то произошло. Кажется, Никита заговорил. Ну то есть сначала он, как обыкновенно, поприветствовал «чертушек здоровых» в своей излюбленной манере. Через три загиба, через три колена, в сердце, в печень, в ядреный корень. Да так сердечно, что Тыра с Богартом чуть слезу умиления не пустили, а Бакшиш совершенно расслабился и кивнул в ответ.
        А потом - провал. Попа папуаса, как сказал бы старинный корешок Леха. Бесспорно, что-то совершалось. Действие какое-то. Агрессия какая-то. Кому-то было очень плохо, и он ныл об этом тонким голоском. Кто-то стоял на одной ноге, далеко назад запрокинув голову, и неистово размахивал руками, будто крыльями. Кто-то убегал на четвереньках и все не мог убежать, пока ему не наподдали ногой под копчик. Слабо тянуло пороховой гарью. И вроде грохотало где-то могучее «ура».
        Очнулся Илья только на крылечке, хлебнув полной грудью дыма Никитиной
«беломорины».
        - Я их ушатал? - спросил Илья, прислушиваясь к себе. Ощущение было как после второго раунда с камээсом-любителем. То есть бодрость, наплыв сил и желание побаловать с сопляком еще чуть-чуть. Подразнить публику.
        - Я их ушатал, - ответствовал Никита, веско уперев на «я».
        - Ну?! - поразился Илья. - А я что?
        - А ты велел Богарту хорошо подумать, что такое баско и что такое баксы. И что он для себя выбирает.
        - А после?
        - А после под зад пнул. - Никита растопырил пальцы, изучая чистоту безукоризненных ногтей. - Довольно сильно пнул, - добавил он с одобрением.
        Илья на секунду задумался. Потом слегка виновато глянул на Добрынина и пробасил:
        - Никит, ты только не обижайся… Не то чтобы я тебя за слабака держу… Просто они резкие парни. Особенно Богарт. Его бы и я-то с первого раза то ли вынес, а то ли хрена. Или ты их газом траванул? Вместе со мной, а? Я ваще ниче не помню!
        Никита аккуратно загасил папиросу, опустил окурок в урну, бросил в рот леденец и сказал:
        - Я их пальцем не тронул. Немного поговорил, и все. Бакшиш, оказывается, тебя ровно сына любит. Отпустил с миром да еще «отвального» пять штук бачей пообещал. Завтра в полдень подвезут. Прямо домой.
        - Да брось! Где это видано, чтобы Бакшиш дал себя уговорить?
        - Понимаешь, Илюха, - сказал Никита, сходя с крыльца картафановского Дворца спорта, - нас в Высшем военно-политическом имени Поссовета в основном тому и учили - говорить убедительно. Вот представь, у тебя на руках рота пацанвы, а за бруствером - чисто поле. И по нему работают артиллерия, авиация и до батальона мотопехоты противника. Шквал огня, прости за пафос. А тебе надо своих напустивших со страху в штаны мальчишек поднять и бросить в атаку. На смерть практически. И они понимают, что на смерть. Представил? Ты сможешь?
        Илья, трезво оценивающий свои способности кого-то в чем-то убедить одними словами, без рукоприкладства, только хмыкнул.
        - Так вот, я смогу. С Бакшишем, конечно, посложнее было. Но ведь и он человек.
        - Что, в самом деле? - вполне натурально изумился Муромский.
        - Как ни странно, - молвил Никита. - Так что ты теперь вольная пташка. Вместе со мной.
        - А ты-то с чего вдруг?
        Добрынин с печалью проговорил «двумя словами не скажешь» и качнул головой в сторону близких зонтиков летней пивной.
        - Я вроде как на режиме, - засомневался Илья. - Но ведь, с другой стороны…
        - То-то и оно, что с другой! - развеял остатки его сомнений Никита. - С категорически обратной. Которая, по сути, может, и есть самая лицевая.
        - Морда буден, - изрек Илья. - Харя Кришны.
        И уже через минуту полетели с бутылочных головок крышечки, полезла с шипением через край сладкая пивная пена, и пластиковые стаканы ударились боками с неожиданно чистым хрустальным звоном.
        Друзей он, впрочем, не удивил. Коли уж палка раз в год стреляет…
        - Я ведь, брат, бывшую жену все еще люблю, - сообщил после первых жадных глотков Никита. - Элка меня тоже любит. Когда звонит раз в полгода, так и заявляет: в любой момент приючу и обласкаю. Плевать, дескать, на развод и теперешних воздыхателей. Но далековато она. А кой-какие потребности, напротив, всегда при мне.
        Илья понимающе кивнул и с клокотанием влил в себя до полулитра пива за раз. Вкусно захрустел сухариками. О кой-каких потребностях он знал решительно все. Хоть женат ни разу не был.
        - А тут, понимаешь, начальница моя, Любава… Олеговна…
        - Понимаю. Видная, - заметил с одобрением Муромский, более всего ценивший в женщинах телесную крепость. Он опалубил второй стакан и спросил: - С норовом, кажись, баба?
        - А то! - на миг загордился Никита.
        - Так ведь и ты с характером?
        - А то! - повторил Добрынин почти что с угрозой.
        - Ну и нашла коса на камень, - сделал заключение Илья.
        - А то! - в третий раз сказал Добрынин и покачал головой: - Нет, представляешь, она мне та-акое предложила… - Он тактично не стал углубляться в суть чудовищного предложения, только рукой махнул. - Э-эх… Да и где, главное? Прямо в холодильнике нашем. Ей-богу, перед усопшими неловко. «Дешево же, говорю, вы меня цените, драгоценная Любава Олеговна, если к такому склоняете». А она без экивоков: «Ну так и пшел прочь, скотина! Сопля зеленая! Вахлак!»
        - Вахлак?.. Сопля?.. Ой-е! А я-то считал, это у меня сегодня трудный день, - посочувствовал ему Муромский.
        Пиво тем временем кончилось. Молча переглянувшись, друзья решили, что ладно, для начала хорош. И пошли себе, пошли. Остановились одновременно подле чистенькой
«окушки» нежного кофейного цвета.
        - Это, часом, не твой пони? - спросил Никита.
        - Обижаешь, брат, - сказал Илья. - Не пони, а скакун. Конек-горбунок дамского полу и самочистых кровей. Семижильная кобылка, КамАЗам родственница. Садись, прокатимся. Хочу тебя с одним парнем познакомить. Чует мое сердце, необходимо это. Ой как необходимо!
        - Кому? - спросил Никита. Больше для порядку спросил, потому что чуял: Илья прав.
        - Матушке Святой Руссии, - без тени улыбки ответил Муромский.
        Доехав до подступов к озеру, друзья поняли, что маевка отменяется. Поперек дороги был растянут полосатый, как шершень, желто-черный транспарант с предостережением: «Озеро Пятак - сточная яма для химических отходов!» Под плакатом бродили нелепые фигуры в противорадиационных балахонах и респираторах. Двое или трое протестовавших приковали себя цепями к перегородившей проезд ферме мостового крана. Тут же суетились телевизионщики, милиция, врачи «скорой». Стояли две «Волги», возле которых кучковались представительного вида граждане.
        - Да что за чепуха? Какие там могут быть химические отходы? - осердился Илья, заподозрив, что с купанием наклевывается облом.
        Словно услышав его вопрос, какой-то полный мужчина в светлом дорогом костюме с упоенной яростью заорал от «Волг»:
        - Это ложь и провокация, оплаченная известно кем!..
        На что люди в балахонах ответили, глумливо задув в детские дудочки.
        - Я объезд знаю, - похвалился Леха.
        - Да я сам знаю, - сказал Илья. - Но ведь через объезд далеко. Время жалко терять.
        - Ой, екарный бабай, что сейчас начнется! - сказал вдруг со странным выражением Никита и поспешно закрутил рычажок, подымая боковое окошечко.
        Тут только друзья обратили внимание на накатившую невесть откуда темноту. За несколько секунд небо затянули беспросветные, как смертный грех, тучи. В тучах ворочались и смешивались совсем уж жуткие клубы черноты, из-под которых били короткие злые молнии. Молнии ветвились, перетекая одна в другую, и оплетали весь горизонт слепящей паутиной. Вместо грома слышалось какое-то шипение, треск, и от этих звуков по коже бежали мурашки.
        Через мгновение хлестнул ливень. С градом. Представительные граждане, совершенно несолидно толкаясь, полезли в машины. Купленные известно кем защитники озера нахлобучили на головы колпаки балахонов и бросились под защиту деревьев. Троица прикованных с нервным хохотом отстегивала кандалы.
        Илья невнятно выбранился (можно было различить только «погода» да «климат») и начал разворачивать машинку. Воды на дороге было уже по ступицу колеса.
        - Куда теперь? - в голос справились пассажиры.
        - Ко мне, ясен перец.
        - Что ж, годится. Явочные квартиры для революционеров столь же привычны, как лесные поляны, - подытожил Никита.
        Видно, если уж решила государыня История испытать крепость избранных ею человеков, так и не отступится за здорово живешь. В огне, дескать, куются характеры. Подброшу-ка дровишек - авось прямая польза для дела выйдет!
        Не мытьем в Пятаке либо под ливнем, так катаньем по строительному котловану рядом с собственным Илюхиным двориком запахло для друзей.
        Что там собрались возводить, для какой цели вырыли уродливую глинистую яму, к которой подводит наша повесть троицу героев, доподлинно неизвестно. Но яма присутствовала и была полна отвратительной рыжей грязи. А правильней выразиться, жижи. На краю ямы теснились гаражи-ракушки (крайний Ильи) и возвышались кучи щебня.
        А еще неподалеку раскинулась лужа. Безбрежная, величественная и, по-видимому, бездонная. Во всяком случае, проверять глубину желания не возникало.
        Проход от гаражей к дому Ильи располагался в аккурат между бездонной лужей и заполненным грязью котлованом. Да только пройти не представлялось возможности. Десятка полтора наголо обритых крепышей в камуфляже стояли на единственном сухом перешейке. Две шеренги, ноги на ширине плеч и ручищи с закатанными по локоть рукавами за спину. На плече подозрительные эмблемы вроде свастики. Взгляды бойцов были направлены на глиняный ров и полны звериной ненависти.
        Перед строем прохаживался мужичок-боровичок в черном берете набекрень и пронзительно выкрикивал воинственные призывы. Судя по всему, бритым крепышам предстоял скорый штурм котлована. Выходит, не одна только История закаляет мужские характеры всякими пакостями.
        - Эй, робяты, посторонись. Нам пройти надо! - миролюбиво прогудел Илья.

«Боровичок» оглянулся на него раздраженно и рявкнул:
        - У нас экстремальный тренаж!
        - Хе, экстремальный! Ну полная попа! А у нас трубы горят, чуешь, родной? - слегка преувеличил серьезность ситуации Леха.
        - Дар-рогу, бойцы! - раскатисто скомандовал Никита.
        Бритоголовые бойцы от его профессионального комиссарского голоса заметно дрогнули. А на роже «боровичка» нарисовался вдруг хищный интерес.
        - Взвод, слушай приказ! - пролаял он с интонациями, чем-то непередаваемо похожими на добрынинские. - Отставить преодоление болотистой преграды! Взять чурок и утопить в грязи!
        - Чурок? - недоуменно проговорил Илья. - Каких чурок?
        И тут бритые бросились в атаку.
        Эх, лучше бы они Никиту послушались, право слово! Целей были бы.
        Илья, встретивший противника первым, орудовал с бесшабашной удалью проникшего в овчарню матерого волчищи. Он видел в каждом противнике того самого Хмыря, под которого ему предлагалось лечь, и доказывал, доказывал, доказывал свое подавляющее превосходство, словно колол в охотку ровные осиновые полешки. Поленница выходила добрая.
        Никита действовал экономно и расчетливо. Короткие движения его состояли из отработанных связок: подсечка-бросок-удар. В Краснознаменном Высшем военно-политическом имени Поссовета такую технику называли многозначительно, но уклончиво: боевое самбо. Ну а загляни в описываемый момент на поле брани знаток боевых искусств Востока, он немало поразился бы факту, что Добрынин вот так запросто демонстрирует самое тайное и смертоносное дзю-дзюцу Японии. То сокровенное дзю-дзюцу клана Мудимято, которому обучались лишь избранные императорские телохранители страны Нихон. Впрочем, смертей покамест не наблюдалось. Побывавшие в хватких Никитиных руках «робяты» лежали беспокойно, скулили и с ужасом смотрели на свои синеющие и распухающие с умопомрачительной скоростью локти, колени, запястья. Затем умопомрачение побеждало, и они проваливались в обморок.
        Алексей сражался наиболее прямолинейно, но ничуть ни наименее эффективно. Метаемые его рукой куски щебня проделывали в рядах противника жуткие бреши, а на излете косили растущие возле гаражей лопухи или весело прыгали по гладкой поверхности чудо-лужи идеальными «блинчиками». Подошедших чересчур близко бритоголовых Попов сносил размашистыми простонародными оплеухами. На лице его цвела вдохновенная улыбка поэта, у которого поперла рифма.
        Бой был закончен в считаные минуты. Леха навесным мортирным броском сразил последнего улепетывающего противника - мужичка-боровичка, отряхнул от песка руки и гаркнул, переполняемый победоносными чувствами:
        - Эх, позабавились!
        - А я бы еще пару левых крюков испек, - мечтательно сказал Илья, произведя рукой грозное движение вверх-вниз. Словно взвешивал что-то тяжелое.
        Никита молча улыбнулся и, переплетя кисти, хрустнул пальцами.
        Аккуратно перешагивая через поверженных «робят», друзья двинулись к дому Муромского.
        Глава 3

«В РОТ - КОМПЛОТ!»
        В свои тридцать лет и три года ни разу не заведя семьи, Муромский тем не менее парнем-бобылем не слыл. Могучее тело, убойные лапы и вечно щетинящийся ежик на сократовском черепе совершенно терялись за обширным румянцем, по-детски беззащитным, кареглазым взглядом и простецкой картофелиной носа. Наконец за чистой и искренней, какой-то одновременно братски-отечески-материнской улыбкой. Улыбка предназначалась хорошим людям. Улыбался Илья часто и с охотой, потому что хороших людей на самом деле очень много. Гораздо больше, чем это кажется при встрече по одежке.
        Людей нехороших Илья провожал с умом, с чувством и толком, теми самыми лапами.
        Чаще других улыбка предназначалась хорошим людям из разряда sexfemale . Вот здесь-то уж, по Плюшкиным представлениям, плохих просто не могло быть: все они либо дочки, либо сестренки, либо мамки. Лешкину классификацию - «тетки» и
«тетьки» - Илья не признавал и при каждом удобном случае пенял ему за циничное отношение к последним. Дочки-сестренки-мамки (а хотя бы и тетки с тетьками) платили борцу ответными деяниями, не лишенными приятности. Как мы уже упоминали, возле него самые отъявленные, мучительно-прожженные мужененавистницы внезапно распахивали заскорузлые души, сковыривали скандально-стервозный макияж и начинали ощущать себя закоренелыми нимфоманками.
        Слежение за холостяцкой квартиркой Муромский безраздельно доверил сменяемым время от времени домохозяйкам. И не жалел об этом. Приходящие и ненавязчивые, хорошенькие, прелестные female содержали его хозяйство в образцовом порядке. Благо уборка да готовка не являлись столь уж тяжким бременем.
        Облегчала работу хозяюшек и индустриализация отдельно взятой Илюхиной квартиры всевозможной бытовой техникой. От комбинированной стирально-посудомоечной машины до утюга-пылесоса с вертикальным взлетом и со встроенным бортовым компьютером. Муромский справедливо полагал, что лозунг «Уважайте труд уборщиц!» должен стоять на одном из первых мест в моральном кодексе строителя демократии. Благодарные уборщицы, упоенные уважением, не сетовали, к примеру, на горькую судьбу матерей-одиночек, не пытались брать хозяина в плен или за кадык. В его отсутствие они просто занимались благоустройством.
        Ну а чем уж они занимались в его присутствии - бог весть. Любопытный читатель может, конечно, почерпнуть толику информации из историй о жизни истинных одалисок, куртизанок и гейш. Но помните, господа, секс лишь скрепляет узы дружбы между мужчиной и женщиной, а отнюдь не является базовым ее компонентом.
        И не стоит думать, что это еще одна из сказок Шахерезады…
        Дверь квартиры открылась под тихий звон колокольчиков. Пред глазами позабавившихся на славу воителей предстала то ли девочка, то ли виденье. Наполовину белокурая Жизель - наполовину огненная Кармен. В юбочке из плюша, с хлебом-солью в одной руке и пестрейшим опахалом для разгона пыли в другой.
        Лукаво глянув на опешившую троицу, Жизель-Кармен нежным голоском пропела:
        - К нам приехал, к нам приехал Илья-барин дорогой!
        - Такая вот она у меня певунья, - смущенно обратился к товарищам Илья-барин.
        - Инга. - Певунья присела в кокетливом книксене. Затем, вручив хлеб-соль Никите, а опахало Лехе, обернулась к Муромскому: - Илья Николаевич, ваше приказание выполнено! Жидкости во льдах. Твердости на углях. А мне подоспело время испариться.
        С последними словами Инга подняла с полочки туфельки на умопомрачительных каблуках и легонько хлопнула ими по звонкому Илюхиному лбу. Илья перехватил обувку, наклонился и неожиданно ловко пристроил волшебные туфельки на не менее волшебные ножки.
        Никита, только что оправившийся от растерянности, лизнул соль с каравая, браво звякнул несуществующими шпорами, вытянулся во фрунт и выкатил грудь колесом:
        - Мадемуазель, же ву при силь ву пле сопроводить вас сей момент до вашего гнездышка? На руках донесу. А то, знаете, хоть грязь к золоту не пристает, но всякие там продукты метаболического обмена собачек и кошечек, понимаешь, этта самое! О!
        - Но-но, - заиграл крепкими, каждый с приличное яблоко, желваками Муромский. - Избавьте, Ржевский, мадемуазель от ваших притязаний. Ей вся дорога - подняться на один этаж. Да с ее ножками, - он похлопал Ингу по тому месту, откуда ножки растут, - она вспорхнет и не заметит вашего, поручик, отсутствия!
        Пока огорченный Никита заедал печаль караваем, инициативу перехватил Алексей.
        - Дозвольте хотя бы ручку облобызать! На дорожку, так ск'ть, - в рифму попросил он и нарисовал опахалом таинственный знак.
        То ли знак был волшебным, то ли еще что, но к ручке друзья были милостиво допущены. После чего Инга отнюдь не по-дочернему расцеловалась с хозяином-барином и упорхнула в свои заоблачные выси.
        - Прошу, гости дорогие! - Стоило Инге исчезнуть, Илья стал сама любезность и больше не выглядел ревнивцем-собственником. - Терема наши, конечно, убожеские, не княжеские, но пару-другую несумоистов втиснуть можно.
        Говоря об убожестве теремов, Илья малость покривил душой. К вместительной прихожей примыкали три двери, ведущие в апартаменты различного рода. Помпезная высота потолков наводила на мысль о принадлежности строения к эпохе, когда и у деревьев были большие уши.
        Как бы отвечая на немой вопрос приятелей, Илья подтвердил:
        - Что делать, парни! Живу как придется, буквально ютясь в пещерах. Если не ошибаюсь, домишко наш последний из жилых, оставшихся в Картафанове от довоенной элитной серии. Хрена бы я, конечно, такие хоромины отхватил на мордобойные заработки! Но это семейная реликвия. Деда били - не добили, бабу били - не добили. Тятька с матушкой проскочили. Осели на Северах, а я один-одинешенек прозябаю вот в этом поганом ампире.
        - Одинешенек, говоришь? - ехидно осклабился Никита.
        - Да боже упаси! - всплеснул ручищами Муромский. - Да чтобы я… Ни-ни! Ингочка ведь соседочка моя. Студентка-заочница. Приходит на компьютере поработать. Все равно он мне почти без надобности, - жалко, что ли? Она, значит, на компьютере, а я в спортзале. Всё в спортзале. Не подумайте дурного. Полюбуйтесь-ка! - И в доказательство своих слов он гостеприимно раскрыл одну из дверей.
        Это был спортзал! Не комната, нет. Во-первых, строители прошлого умели строить не только каналы: пространство пять на пять с потолком чуть не под четыре метра впечатляло. Во-вторых, заставлено оно было под завязку. Турник, гимнастические брусья, жуткого вида макивара, разнокалиберные груши и фантастические тренажерные конструкции, по сравнению с которыми всемирно известные агрегаты фирмы «Кеттлер» выглядели пригодными разве что для ясельно-ползунковой группы.
        Добрынин присвистнул:
        - Да, брат, согласен, Инги тут неуместны. Это тебе не дрова колоть, не в колокол звонить.
        - Для Инг у него, паря, местечко тоже того… Не хуже оборудовано, - хихикнул Алексей. - Хотя пес его знает, может, и здесь временами в спарринге трудятся. Спортсмены, они ж такие выдумщики!
        Илья покраснел и замахнулся на охальника страховидным кулачком:
        - Балабол! Не слушай ты его, Никит. И вообще, сколько можно возле порога топтаться? Пойдемте лучше посидим покалякаем. Потом можно будет забежать сюда на перекур, встряхнуться. Кое-кому, - он с шутливой угрозой глянул на Леху, - спарринг устроим.
        Попов сказал «фиг вам, Илья Николаевич» и соорудил в подтверждение дулю.
        В отличие от спортзала, гостиная была полна контрастов. В дальнем углу подле антикварных кресел притулился вышеупомянутый компьютер. По всем остальным углам с нарочитой небрежностью были расставлены колонки акустической системы. Весьма и весьма представительные. Шкафчик-стеллаж по соседству с диваном содержал, навскидку, не менее тысячи музыкальных дисков.
        Добрынин опять одобрительно присвистнул:
        - Добрая берлога! Музыке здесь, как вижу, всяческий почет и уважение?
        - Ага, - подтвердил Леха, падая с маху на диван. - Мне тоже нравится. Сюда вались, Никита, здесь самое острие сарраунда.
        - Сейчас, сейчас, - Илья по маковку влез в шкафчик, - где же он у меня? Ага, вот он. Мужики, я пока столик организую, а вы послушайте человека. Жеглова вчера последнего прикупил. Полный абзац!
        Включив проигрыватель, он ускользнул на кухню. А комнату наполнило дребезжание слегка расстроенной гитары. И далекий от попсовости мужской голосина взревел во всю мощь, заставив гостей оцепенеть, забыть про игривое настроение и про мелкие бытовые неурядицы и слушать, вслушиваться, впитывать каждое слово:
        Как засмотрится мне нынче, как задышится?
        Воздух крут перед грозой, крут да вязок.
        Что споется мне сегодня, что услышится?
        Птицы вещие поют - да все из сказок.
        …Я стою, как перед вечною загадкою,
        Пред великою да сказочной страною -
        Перед солоно да горько-кисло-сладкою,
        Голубою, родникового, ржаною…
        Песня закончилась. В комнату вкатился столик. Илья, заметив задумчивые, серьезные лица приятелей, довольно спросил:
        - Что, пробирает?
        - До селезенки, - подтвердили слушатели.
        - То-то. Я когда его случайно услышал на «Русской волне» полгода назад, все пороги обил в нашем музшопе. И ни фига. Потом уже ребятишек застроил - они с соревнований привезли два первых альбома. Из самого Клязьмограда. А здесь вообще свежье. Сам-то я давненько русский бард-рок слушаю, но этот - отдельная статья. Просто матерый человечище! Правда, знакомец один упоминал недавно какого-то СашБаша. Что-то где-то слыхал вроде квартирного сейшена в Черемысле - тоже, мол, добрый молодец. Не знаю, не скажу.
        - Илья, етить твою, и ты молчал, баобаб ты по пояс деревянный?! - попенял ему Алексей. - Как, говоришь, его кличут?
        - Жеглов. Жеглов Владимир Глебович. Прошу любить и жаловать.
        - Уже любим. Уже жалуем, - задумчиво произнес Добрынин и повторил медленно, как бы пробуя строки на вкус:
        Грязью чавкая жирной да ржавою,
        Вязнут лошади по стремена,
        Но влекут меня сонной державою,
        Что раскисла, опухла от сна.
        - Нет, ну ведь надо ж так, а? - Он покачал головой. - Жеглов… Жеглов. Знакомая какая-то фамилия.
        - Да он, насколько мне известно, артист. По-моему, в клязьмоградском Театре на Лубянке. Может, где и в киношках засветился. В «мыле» там или в блокбастарде?
        - Нет, не могу припомнить. Но шарит реально. Что да, то да!
        В этот момент хозяин заведения щелкнул пальцами:
        - Мужчины, а не пора ли нам пуститься в разнос? На бис мы с вами, думается, обязательно сегодня споем. Но позже. А сейчас рекомендую обратить внимание на скатерть-самокатку. Оцените, какие разносолы Инга смастерила.
        Разносолы были самое то, что нужно. Исполинская курица, запеченная верхом на бутылке, груда золотистой запеченной же картошечки. Охапки разнообразной свежей зелени, корнишоны размером с детский мизинец, ароматнейшая копченая грудинка. А еще изрядная миска столь аппетитных соленых рыжиков, что остальные продукты на фоне их казались самое большее сублимантами.
        Алексей, сам заядлый грибник, обалдело развел руками:
        - Вот, значит, как! Не все, видать, природные богатства утекают к буржуинам, ой не все! Не, ну глянь: один к одному. Муром, ксеришь ты их, что ли?
        - К буржуинам? - развеселился Илья. - Погоди-ка.
        Продолжая похохатывать, он вышел на кухню. Вернувшись, протянул другу затейливо разрисованную пустую банку:
        - Читай, кудрявый. Видишь, внизу ме-э-эленькая строчка: «Импортер - Руссия, штат Черемысль». А выше, покрупнее: «Маде ин Франса». Усек, нет?
        - Не вполне.
        - Тогда следи за комментарием. Наша братва на грибоуборочных комбайнах всю эту рыжую ботву подчистую скашивает и угоняет в Европу. Потом другая братва, типа руссо туристо, которая там отдыхает, видит в лавках эту хрень и ради хохмы волочет ее к нам назад. Сувенир, дескать. Дальше байка о галльских рыжиках расходится среди корешей, и самого юркого кореша пробивает на эврику: есть, е, белые пятна в отечественной экономике! Так закрасим их оранжевым! Тут же во Франсу летит экспедитор и скупает товар на корню. Операция, естественно, встает умнику в копеечку. Потому что далеко не каждый средний европейский буржуин может позволить себе раскошелиться на подобный деликатес. Но здесь-то русская копеечка оборачивается офигенным еврорублем! Берут ведь отечественные буржуины импортные рыжики в маринаде. Еще как берут! А за ценой не стоят. На фига, если базар о понтах.
        - Ловко ты все по ступенькам расставил, - удивился Никита. - А откуда сокровенные знания? Самому в операции довелось поучаствовать?
        - Не. Мне про этот круговорот грибов в народе Инга рассказала. Родственник у нее в рыжиковом бизнесе каким-то боком завязан. Она же и баночки мне иногда подбрасывает, сердобольная душа. Короче, мужчины, грибки действительно наши, кондовые. Под них и предлагаю уже начать, благословясь. В смысле не открыть ли нам для себя случайно бутылочку водки, братцы?
        - Давно пора! - с энтузиазмом согласились «братцы».
        Илья достал водку из ведерка со льдом и разлил по классическим граненым стаканам. Стаканы тут же аппетитно запотели.
        Попа восхищенно покачал головой, перетирая грибную историю:
        - Отсюда - туда, оттуда - сюда. Ну мазефакеры, всем мазефакерам мазефакеры! Просто мазе-фазе-систе-бразе-факеры! Готовый материал на Пулитцеровскую премию.
        Трое хороших людей, с приязнью поглядывая на стол и друг на друга, одновременно подняли стаканы, одновременно чокнулись и, проговорив «За знакомство!», одновременно забросили блаженные ледяные полторашки в разгоряченные адреналином организмы.
        Надо ли говорить тебе, просвещенный читатель, что вторая порция без перерыва на зажевывание покатилась следом за первой. Под традиционным лозунгом «За отсутствующих дам!».
        - Эх, Илюха, - по-доброму позавидовал Алексей, проталкивая слова сквозь плотный слой рыжиков, - повезло тебе с соседкой! И румяна, и бела, и порядок навела.
        - У хозяина с хозяйством хороши при ней дела, - поддержал Никита. В отличие от Попова, он щелкал экспортно-импортный продукт как семечки. Вилка деловито сновала туда-сюда. Грибки еле успевали прощально хрустнуть в полноценных зубах и рысцой, в колонну по одному, устремлялись вдогонку за ускакавшей в авангарде водкой.
        Илья, отдирая ножку у истекающей жарким соком курицы, заметил:
        - Большому рту и куски радуются! А насчет Инги, дети мои, - он назидательно вознес кверху куриную конечность, - зависть в вас черная, непотребная говорит. Грех на вас, сукины вы дети! Отношения полов - это вам не наука или какой-нибудь завалящий опыт. Это, братья, от рождения. И находится главным образом здесь. - Муромский похлопал себя по широченной груди, где, судя по объему, многое могло разместиться. - А не там, где вы, богопротивные, полагаете. Не в репе и не в репице, стало быть!
        Леха, услыхав столь великую истину, даже перестал метать в себя корм и, пригорюнившись, хватанул еще водки. Машинально.
        - Что ж мы, такие-сякие, несчастные да бесхозные! И сами-то альфонсы не альфонсы. И живем-то с приживалками не приживалками.
        - Тебя окрутят, а ты не женись! - Несгибаемый философ Никита достал «Беломор» и вопросительно посмотрел на хозяина.
        Тот отрицательно покачал головой:
        - Все, что угодно, мужики, вплоть до свального греха с пришлыми сестренками. Но табачища дымного - ни-ни! Лешка вон знает, сам не курю, и воздух стараюсь держать чистым хотя бы у себя в хате. Да и курите-то, срамота глядеть, чистую бормотуху. Ну что ты трясешь «ронсоном», пижон? А ты, Попчик! Можно сказать, конструкторский гений, без пяти минут нобелевский лауреат, а сколько тебя помню, одну «Приму» смолишь! Примат ты и есть примат. Марш вон в кусты, в овсы. Или… эх, гулять, так широко. Загаживайте мой озонированный балкон, чего там!
        Ничуть не пристыженные хозяйской тирадой курцы-огурцы, пряча лукавые усмешки - Никита в усы, Леха в кулак, - двинулись на балкон.
        Илья почесал репу, да и мотнул следом.
        На балконе Добрынин вытянул из пачки нестандартно длинную папиросину, зачем-то понюхал и плавно помахал перед носом Муромского наподобие дирижера-любителя.
        - Продолжим дискуссию о табаках. Ты, боец, оказывается, плоховато знаком с комиссарским делом. Посему стоять вольно, но слушать чутко. Обороноспособность страны зависит от обороноспособности каждого офицерского организма. В связи с чем у нас в училище был спецкурс по адаптации к алкогольно-наркотической зависимости. Вкратце это выглядит так: сначала у курсанта скоренько вызывают привыкание к обширному глюко-токсичному спектру. Поочередно: табаки, алкоголь,
«колеса», ширево, «косяки», эфирные масла, - черт-те что! После чего шокирующими методами вроде пыток доводят организм до иммунитета.
        - Как?
        - А так. Представь себе, боец, что ты в нокауте. Только собрался спасительно отключиться, а тебя выдергивают назад и - хрясь! - снова в нокаут. И еще раз. До тех пор, пока ты либо научишься держать удар, либо сломаешься и тебя навсегда унесут из бокса со слюнями по колено. Приказано выжить, одним словом.
        - Ты-то выжил? - громыхнул смешком Илья. - Или того-с?
        - Этого-с! - возразил распаленный Никита. - Не только выжил, боец! Еще и применил опыт на благо службы. Комиссары по замыслу обязаны быть ближе к народу. Чтобы тянулся он к нам, доверял. Слушай пример. Идешь, бывало, с проверкой по боевым постам. У вчерашних-то мамкиных пацанов в ожидании врага настроение не самое героическое. Мягко говоря, люто прогрессирующий мандраж. И спасаются от него кто чем может. Ну дурью всякой. Подходишь к одному: он тебя увидел, «косяк» свой фуфлыжный в хайло заныкал и вытягивается рьяно - думает, что пронесет. Ан нет, не пронесет. Дым-то из ушей предательски тянется. А я бойца эдак ласково спрашиваю: что, мол, молчишь, солдат, щеки надул? Фигню всякую про меня думаешь? Вытаскиваю, конечно, из него эту дрянь вместе с зубами и тут же предлагаю свой качественно заряженный «Беломор». Посидим с ним потом, погутарим - за мамку, за подружку, за жизнь его «фазанскую» на гражданке. И глядишь, депрессуху у пацана будто рукой снимет. Стоит как штык. Грудь бубном, в глазах огонек, ружьишко больше ходуном в ручонках не ходит. Любо-дорого смотреть. Так-то вот побродишь, с одними
чифирю дерябнешь, с другими какой-нибудь тормозухи. Меня-то не убудет - иммунная система выдрессирована. Зато боевой дух у войска ого-го! И самому отрадно. Думаешь: эх, комиссар, ну и молодчина же ты - чисто слуга царю, отец солдатам!
        - Все равно «Беломор» - дрянь.
        - Ага, вот мы и подобрались к следующей тайне армейских конюшен, любезный наш хозяин. Иммунитет иммунитетом, но ничто человеческое, как говорится… Сам понимаешь. Жизнь надо любить? Да и как не любить ее за вкусные напитки или за качественный табачок. За качественный, брат, повторяю особо! Покупаю я, к примеру, в эксклюзивной табачной лавке ароматнейший эксклюзивный же табачок, набиваю им «беломорские» гильзочки и прусь от аромата! Реально прусь. И заметь, окружающие ведь прутся. Так и тянутся носешками, токсикоманы проклятые! Красота. Снаружи патриотический декор, внутри - услада бронхов.
        - Что ж, военный, уел ты меня! - Илья торжественно пожал Никите руку.
        - Подожди, сейчас я тебя уем! - лихо пообещал Алексей. Достал «примину» из заветной пачки, прикурил и, глубоко затянувшись, выпустил густую струю дыма в направлении Муромского.
        Тот осторожно повел носом и изумился:
        - И ты, брат?! Ты-то как туда засовываешь? Я понимаю, папиросу еще можно при известной сноровке набить…
        - Неумеха! - пожурил друга Попов. - В той же табачной лавчонке в большом ассортименте имеется папиросная бумага. Сворачивается быстрей, чем Никитин
«косяк». Ладно, он военный, приученный, что народ к нему тянется. А меня, наоборот, эти народные стрелки на улицах достали. Лень им, поганцам, сто метров до киоска пройти. Буксуют на своем пятачке и стреляют у каждого встречного. Когда только накурятся, сволочи? А я им - дубликатом бесценного груза - краснознаменную пачку «Примы»! Нате угощайтесь. И абзац, опресневели мужики. Случалось, даже денег предлагали, чтобы спрятал худой табачишко, не позорил родной городишко.
        - И мне как-то предлагали, - хохотнул Добрынин.
        - А зимой тут вообще попа была, - оживился Леха. - Новое казино тогда открыли.
«Красный куш», на углу Чекистов и Бродского. Филиал черемыслевской сети. Ну охранников понагнали. Видимо, оттуда же, из центра. Все мордастые, бдительные. Один на фейс-контроле с пищалкой, другой возле гардероба трется, косит лиловым глазом, не спрятан ли под смокингом гексагеновый жилет. Сдаю, значит, доху я на меху, достав предварительно из карманов курительные аксессуары. Этот баклан, как увидел мою пачку, взвился, ножонками засучил. «Простите, - голосит, - сэр, у нас здесь такое не курят. Мы не имеем права вам позволить! Здесь приличные люди». И понес, понес пургу о том, какие у них можно заказать бомондские сигары. Вместо
«Примы».

«Труха, - говорю я ему спокойно, - труха ваши сигары». А народ уже начинает вокруг нас собираться. Лица по большей части знакомые. Лыбятся и, хорошо меня зная, предвкушают шоу типа балаган. Тут вывертывается из чрева казино ихний менеджер или какой еще полубосс. И тоже давай грузить насчет несовместимости и недопустимости. Самое, значит, настало подходящее время учить хмырей уму-разуму. Огляделся я, вижу, неподалеку стоит неплохая такая, фигуристая тетенька и пялится на нас с «Примой». В глазах очевидное омерзение. «Хорош, - говорю я полубоссу, - из пустого в порожнее переливать. Давайте уж де-фактами мериться, что ли? Возьмем, например, ту глазастую мадаму в судьи. Вы, почтенный, закурите вашу самую замечательную сигару, я - свой запретный плод. К кому Фемида рыльце поворотит, тот чемпион. От кого отвернет, тот, само собой, обгадился». «О'кей», - говорит полубосс. Ну тут ему почтительно подносят расфуфыренную упаковочку. Он ее минут пять любовно разворачивает, эстет хренов, ножничками чуть не золотыми обрезание проводит. Пассы с ней у себя под носом делает, престидижитатор. Ну закурил в конце концов.
И я закурил. Между нами расстояние - метра три. Фемида посередь нас: одной ноздрей мой дым апробирует, другой - сигарный. Смотрю - та, дальняя от меня ноздря начинает мало-помалу кукситься, пошмыгивать и подвигаться в моем направлении. Мордашка судьи тянется соответственно за ноздрей, потому что физиология человека отлична от слоновьей. Нейтральное судейское выражение сменяется блаженным, и она уже не столько судит, сколько внюхивает меня с моей сигаретой целиком. Типа «я - твоя, чего же боле». Точка. И даже восклицательный знак. Часть публики взрывается аплодисментами, другая овациями, третья попросту рукоплещет. Полубосса с его вохровцем долго пинают ногами где-то в кулуарах. А меня вместе с «Примой» и фигуристой тетенькой тащат на руках в красный угол. Вечер удался. Ви а зе чемпионс!.[Мы чемпионы! (англ.) ]
        - Во! - Муромский показал Попову большой палец. - Готовый анекдот для вечности. Не премину упомянуть эту историйку в мемуарах.
        - Поверят ли? - усомнился Никита.
        - Мне-то, поди, поверят.
        - Вы, парни, только не подумайте, что я жлобяра, - сказал Попов. - Ну не люблю я хамов и отморозков. Как-то надо их размораживать уже. Если не я, то кто? И фильдеперсовые (шелковые, что ли?) сигарки ношу больше для куража да представительства. Дома и на работе употребляю исключительно оригинал.
        Леха замолк. Взгляд его сделался вдруг тоскливо-отсутствующим.
        - Кстати о работе, братишки… Почему я сегодня не на работе, а? Мать-перемать, ругаться хочу! Вы тоже нынче не при делах? Вольные птицы, да? Ну и подумаешь! Может, Алексей Попов больше вас безработный. Он, может, теперь со своей гордостью на свалке истории валяется.
        - Леха, ты чего блажишь-то? - забеспокоился Илья, обнял друга за плечи и повел к заветному столику. - Какая свалка? Наша компания, что ли? Да это, понимаешь, вовсе даже национальное хранилище драгметаллов. Целая Алмазная палата.
        А Никита, наскоро загасив окурок, рявкнул с комиссарской прямотой:
        - Сбросить уныние с паровоза современности, боец! Леха вздрогнул и слегка распрямил поникшие плечи.
        Глава 4

«В РОТ - КОМПЛОТ!»
        (окончание)
        Когда справные молодые люди в процессе пития в доброй компании подбираются к пол-литровой отметке (каждый), разговор по славной русской традиции неизменно сворачивает с политеса на Большую Политику. Не избежал подобной участи и наш триумвират.
        Прихлебывая вкусный водочный напиток, мужчины выслушали безрадостное повествование Попова о том, как он оказался там, в чем находится.
        Похрустели корнишонами. Помолчали каждый о своем. Первым скорбную немоту поборол Илья:
        - Ну что я тебе, Попчик, могу сказать? С бильярдом ты, конечно, сам забил на свое счастье. Зачем уж так-то было дурить? Всегда можно удержаться в рамочках…
        - Это ты у нас один такой, - пробурчал Алексей, - можешь держать себя в рамочке.
        Он кивнул на застекленную настенную фотографию, где улыбающийся хозяин держал аж три чемпионских пояса.
        Друзья рассмеялись.
        - Эх ты, словоблуд! - пожурил Муромский. - Ладно, пес с ними, с рамочками. Вернемся непосредственно к полотнам. Ты, Леш, на электронике и прочих хитрых полупроводниках собак съел побольше, чем весь корейский народ. Да плюнь, в конце концов, на свою контору!
        - То есть как это - плюнь?
        - А слюной. Когда я еще говорил, что ты разбрасываешься мозгами. Что за кидалово такое, в самом деле? Да любое буржуйское предприятие за тебя ухватится всеми пальцами, не исключая тех, что на ногах. И бабок навалит по самые помидоры! А может, и по адамово яблоко. Что, разве не так?
        - Так-то оно, положим, так. Да только…
        - Никаких колебаний! - Илья яростно погрозил Попову пальцем. - Никаких! Вперед, на просторы мирового интеллектуального океана! Что, на Картафанове свет клином сошелся?
        Он строго осмотрел комнату, словно отыскивая след картафановского светового клина. Безрезультатно.
        Никита, повинуясь внезапному и неодолимому, как чихание, стремлению помочь Муромскому в поисках, заглянул под стол. Светового клина не обнаружилось и там. Зато обнаружилась початая бутылка водки «Государыня Императрица». Кто ее туда запрятал, было не вполне ясно.

«Государыня Императрица» была извлечена и водружена на подобающее столь царственной особе место. Как раз между остатками рыжиков и заскучавшей одноногой курицей. Другую ножку слупил Илья еще в четвертьфинале застолья.
        - Отвечай же нам, электрическая душа! - потребовал Илья у Попова.
        - Не кипятись, мальчуган. - Леха примирительно ткнул семипудового «мальчугана» в плечо. - «Говорил», «говорил»… А я тебе не говорил, что просто хочу заниматься любимой работой? Здесь, а не у буржуинов! И реального воплощения своим идеям желаю. Чтобы овеществленные - так их разэтак! - результаты руками можно было потрогать. И сказать: «Да, брат Попов, недаром тебя отчизна поила березовым соком и кормила ситными калачами». Да разве ж я один такой?
        - Не один. Здесь три лучших представителя поколения, - уточнил Никита. - Возражения?.. Отсутствуют? Тогда по полста!
        Полста поглотились единым махом.
        - Кстати, товарищи бойцы, лично я нахожу сегодняшнюю ситуацию странной. - Никита со сноровкой ветерана, рассыпающего порох по пороховницам, вдругорядь разлил по стаканам. - Поглядите, в какую поленницу делишки-дровишки складываются. Один к одному. С Ильей я знаком несколько недель. С тобой, Алексей, всего несколько часов. А ощущение, как будто мы с яслей вместе. А отчего?
        - Ну так мы же все хорошие люди! - приосанился Муромский.
        - О! Кучно положил. В самое яблочко! Врежем по поводу?
        - Об чем речь, - заулыбались Илья с Лехой.
        Врезали. Поскольку темы пошли серьезные, а заедать такие имеет смысл только строганиной из медвежатины, обошлись вовсе без закуски.
        - Продолжаю доклад. Итак, по здравом размышлении поражают три момента. Первый. Случайно, вдруг, мы разом оказались безработными. Разом! Второй момент. Случайно, вдруг, сошлись в одно время в одном месте. И наконец третий. Вот вы меня уважаете?..
        Возражений на этот счет не последовало. Последовало лишь предложение наполнить звонкие чары. Что и было проделано немедленно.
        - И я вас уважаю, - сказал Никита, катнув опустевшую бутыль из-под «Государыни Императрицы» в угол. - Видите, мы - опять же вдруг! - оказались взаимно уважаемыми людьми. Вот какие совпадения. Предлагаю выпить за подарок судьбы. За то, что она подкинула нам одну из великолепных загадок, ради которых мы и любим нашу жизнь!
        - Ну ты даешь! - восхитился Леха. - Чисто Демосфен! Как по писаному чешешь.
        - А что, - скромно заметил Никита, - и по писаному. Или я не писюк?
        - Звучит нехорошо, - поморщился Муромский. - Может, лучше письменник, а?
        - Лишь бы не язвенник, - согласился Никита. - Кстати, бойцы, давайте-ка учтем ряд случайностей, которые на нас сегодня навалились. Помните, при встрече прозвучала фраза о Мировом, с заглавной буквы, Зле? К чему бы оно, а? И потом эти как чертики из коробочки выскочившие гринписовцы. Гроза эта среди ясного неба. Военные маневры в отдельно взятом жилом массиве. Ну? Как после всего этого мы, трое временно безработных благородных джентльменов, можем сидеть, откушивать-закусывать и делать вид, что мы не вляпались в ситуацию, которую пора уже разруливать?
        - Комиссар, тебе бы в Генштабе работать, главным аналитиком. - Илья вскочил с места и заходил по комнате, время от времени отвешивая воображаемым соперникам беспощадные апперкоты. От знакомства с «Государыней Императрицей» грации в его движениях заметно поубавилось, зато размашистости прибыло. - Слышь, мужики, а ведь верно, что-то надо делать. В смысле всех делов не переделаешь, хотелось бы уже и поработать! Почему бы нам и не пошалить, не побезобразничать, так сказать? Лешка, давай для начала хоть с твоей конторой разберемся, что ли. Кто там у вас разбрасывается кадрами и разваливает производство?
        Попов в великой задумчивости двумя руками враз почесал затылок:
        - Ну я точно не знаю… В администрации много стоящих парней, но на них давят.
        - Из-за бугра небось? - заинтересовался Добрынин. - Агенты вражеских разведок?
        - Шутишь. Да наши. Эффективные, блин, манагеры. А сейчас таких через одного. Что ж мы, всех подряд мочить будем, что ли?
        Муромский с хищным весельем посмотрел на свои кулаки:
        - Уж мы яблочки мочили-мочили…
        - Погоди, Илюха, паровой молот разгонять, - сказал Никита. - Тут надо бережно. Хирургически либо технически. - В глазах Добрынина запрыгали чертенята. - Пьеса
«Ревизор», смекаете? Классика, она штука вечная, парни. И реальная!
        - Это как? - заинтересовались друзья. - Конкретизируй, товарищ политрук.
        - Допустим, мы добываем себе ксивы скромных чиновников. Каких-нибудь непрезентабельных, но решабелъных ведомств. Типа санэпиднадзор, пожарные там, комитет по землевладению. Налоговая, если получится. Думаю, как пропуска в кабинеты они вполне сгодятся. А уж внутри кабинетов мы найдем о чем поговорить с хозяйчиками.
        - И как поговорить, - кивнул Муромский и снова обозначил серию коротких прямых по корпусу, завершившихся крюком в печень.
        Леха задумчиво постучал ногтем по граненому боку опустевшего стакана.
        - В принципе звучит соблазнительно. Только кто нам эти документы оформит? Фальшивки-то долго не продержатся. А настоящие достать тяжеловато.
        - Тяжело в учении, легко в очаге поражения, - заметил Никита.
        Илья кивком выразил согласие с военным и энергично потер ладони.
        - Э-э, Попец, как раз тут есть пространство для маневра. Хорошими людьми земля полнится. Авось и раздобудем настоящие. Никита, перчила ты этакий, мне нравится идея! Стоит даже обмыть.
        - За, - лаконично выразился Добрынин.
        - Так и я не возражаю, парни, - сказал Леха. - Обмыть так обмыть. Только не забывайте, мы ж без-ра-бот-ные. Нет работы - нет денег. Нет денег - нет аусвайсов. Нет аусвайсов - кабинеты на клюшке. Кругом марш! Круг замкнулся, кружок закрыт. А денег нет. Какая попа нам их даст? У кого-то есть глубоко закопанные фонды?
        - Стройся, боец Попов! - рявкнул Никита. - Равняйся. Смирно! Равнение на валютовладельца Муромского!
        - В смысле?
        - В том смысле, что Бакшиш ему должен пять штук «подорожных».
        - А ведь точно! - обрадовался Илья. - Хо-хо, зимогоры! Зовите меня Ротшильд.
        - Ага, добрый Бакшиш мало того что теряет бой, еще и отрывает от себя пять штук? - не сдавался Попов. - Фантастика.
        - Он слово джигита дал!
        - Ладно, пусть он и подкинет Илье эти копейки. Но, парни, пять штук - слезки.
        - Что ж, Алексей, тогда будем проводить в жизнь политику реваншизма. - Никита обнял Попова за плечи. - Разорять местное Монте-Карло с помощью твоего золотого кия. Слабо?
        - Ну-ка, ну-ка… Реванш, говоришь? Герку Немчика раскатать вместе с его присными? Гм, не пресно. В этом уже кое-какой резон имеется!
        - Не кое-какой, а какой надо, - подначил его хитрый «комиссар».
        - Да уж, да уж… А если проиграю, кием бить не будете? - деловито осведомился прожигатель зеленого сукна.
        - По обстоятельствам, - туманно ответствовал Илья.
        - Какой стих нападет, - согласился Никита.
        - Эх, была не была, бейте! Зато в случае успеха минимум один к десяти обещаю.
        - Видишь, как все удачно складывается, - обрадовался Муромский. - Жизнь потихоньку налаживается, собака такая! И погода распогаживается. Эгей! Пора, значится, воздухом ночного Картафанова митохондрии угостить.
        - Через папиросочку, - внес поправку Никита.
        Компания вышла на балкон. С покрытого черным лаком неба заговорщикам подмигивали слегка расплывающиеся и покачивающиеся звезды. Город внизу доживал последние часы царствования беспредела, совершенно о том не подозревая.
        Да что город - вся бескрайняя страна елозила, укладываясь поудобнее. Но рассвет был зачат и начал зреть. Сердце его, трехкамерное, пылкое, могучее, пульсировало на Илюхином балконе.
        Вернувшись в комнату, друзья, не сговариваясь, расселись поодаль от стола. Их молодые тела насытились, теперь пищи просили души. Илья, чутко осознав, какая потребность скрыта в молчании, снял со стены гитару и предложил:
        - Споемте, друзья, ведь завтра в поход!
        - Это дело я люблю. - Никита взял в руки инструмент и провел по струнам. - Эх вы, гусли-самогуды, ноги-самоплясы.
        - Ишь ты, гляди-ка че! - обрадовался хозяин. - Тоже игрун, значит? Ну сейчас мы тут джем-сейшен устроим. Погодите минутку.
        Впрочем, отсутствовал он куда меньше. Появился, неся еще две гитары, одна из которых была очень уж изящной, с пышным бантом - определенно дамской. Ее-то он и облапил нежно, передав вторую Лехе.
        Трио дружно забренчало, подстраиваясь друг под друга.
        Добрынин начал наигрывать что-то мелодичное и до боли знакомое.
        - Знаем, знаем, - подыграл ему Попов. - Старинная юсавская песня «Хотел в Калифонью». «Иглз», по-моему.
        - Ну а чем мы не трио орлов-бандуристов? И мы можем.
        - Не, Лешка, давай-ка лучше нашу старинную.
        - «Песню про кабанов»?
        - Точно.
        Дамская гитарка под мышкой у Муромского выглядела как балалайка. Тем не менее звук он извлек из нее самый что ни на есть зажигательный:
        Исстари рядится с делом потеха:
        Мол, без потехи царил бы бедлам.
        - Добрая чарка коню не помеха, -
        Ну так и хрена ли нам, кабанам!
        - Так эту я знаю! - обрадовался Никита. - Мы ее в морге на посиделках постоянно пели.
        - Ну да, можно сказать, ваш профессиональный гимн. - Алексей подмигнул ему. - А ведь все народные песни выходят из народа.
        - Леха у нас тот еще физик-лирик. Самородок-самописец! Он в свое время в студентах много чего народного понаписал, вагант.
        - Да будет тебе, - смущенно отмахнулся Попов. - Поехали, что ли?
        Звон трех гитар и рев трех крепких глоток заполнил, казалось, всю Вселенную:
        Хваткие руки повиснут как плети,
        Ходкие ноги сплетутся узлом:
        Ты напоследок промчишься в карете,
        Скромно помеченной красным крестом.
        Шмякнув тебя на разделочный столик,
        Хмурый прозектор нацедит сто грамм
        (Не разводя): «Будь здоров, трудоголик,
        Пусть не товарищ ты нам, кабанам!»
        Белое, плотно-добротное тело.
        - Что ж ты, засранец, его разложил?
        А ведь сумей ты отвлечься от дела -
        Родине б нашей служил да служил!
        Без регулярных естественных сбоев,
        Без разгильдяйства внутри кабалы
        Дело - подрыв древнерусских устоев:
        Это не дело, друзья-кабаны.
        Делая дело, в спонтанном запале
        К легкой потехе всегда будь готов;
        Если уж чарка конягу не валит,
        То уж, конечно, не нас, кабанов!
        Дело гундит, что берет тебя в долю,
        Щуря лукавый, с хитринкою глаз.
        Помни, оно потешается вволю,
        А не какой-нибудь гребаный час.
        Счастье не в водке, не в папиросе,
        Но и не в вареве дел и забот.
        Не отключаетесь? - милости просим
        В гости к прозектору, в рот вам компот!
        - «В гости к прозектору, в рот вам комплот!» - продублировал последнюю строчку самобытный народный автор Попов.
        И вся честная компания загомонила:
        - Комплот! Комплот! Вот оно, наше, исконное-посконное! Гип-гип, ура! Выпьем, что ли, где же кружка!.. Хоп, а где же поллитрушка?
        Озадаченный Илья пошарил под столиком, зачем-то помешал лед в ведерке.
        - Не пойму, мужики, что за полтергейст такой. Точно знаю, была пятая бутылка.
        Никита вспомнил недавнее обнаружение «Государыни Императрицы» под столом и хмыкнул. Чудеса! И впрямь полтергейст.
        - Не полтергейст, Илюшенька! - прозвучал вдруг серебристый женский голосок.
        Воцарилась кладбищенская тишина. Минута молчания в память о товарищах, опаленных белой горячкой. Приятели с немым укором разглядывали друг друга.
        - Ну и кто из вас хренов чревовещатель? - Илья, спасовав перед пыткой неизвестностью первым, навис над соратниками всплывшим на полную высоту айсбергом.
        В комнате снова прозвенело серебро:
        - Ну дают, пьяницы! Чревовещание выискивают. Опомнитесь, горлодеры! Вы ж простые пьяницы, а не кастрированные. Где уж вам с вашими чревами чугунными извлекать меццо-сопрано вроде моего? Побойтесь бога, молодцы.
        - Так, значит… Глюки. Кристофы Виллибальды Глюки, - пробормотал ошарашенный Леха.
        Сохранивший некоторую трезвость рассудка Никита, сканируя профессиональным взглядом замкнутое пространство, продекламировал нараспев:
        - Ах, откройся, молодица, стань нам названой сестрицей.
        - Или это… тетушкой родной, - подхватил Леха.
        - Короче говоря, гостьей дорогой, - заключил на правах хозяина квартиры Муромский.
        - Ой, до чего же вы хорошенькие! - хихикнул голосок. - Меня - и вдруг гостьей…
        Обалдевшие приятели не заметили, как над столиком приподнялось ведерко со льдом. Приподнялось и перевернулось. Кусочки посыпались - кому за шиворот, кому за пазуху.
        - А-а, черт! - Илья быстро начал освобождаться от рубахи. - «Тут я понял, это джинн, он же может многое…» Совсем как у Жеглова. Все-таки это полтергейст.
        - Эх, Илюша, солнышко ты мое доморощенное. Не джинн и не полтергейст. Я Фенечка твоя. Феня.
        - Фенечка - это что? Типа колечко в ноздрю или пупок?
        - Да нет же. Имя такое, древнерусское.
        - Хорошо, хоть не Фекла, - оправился от замешательства Добрынин. - А зачем ты, Феня древнерусская, водку нашу умыкнула? Неужто одна хлебать собралась? В жизни не поверю. Давай-ка выходи, коль пошла такая пьянка. Выпей с нами.
        Голосок выдержал паузу, как бы подыскивая нужные слова.
        - Молодые люди, вы вроде бы уже протрезвели. Давайте разберемся серьезно.
        - Да уж, давай серьезно.
        - Такие понятия, как домовой или ангел-хранитель, вам о чем-нибудь говорят?
        Илья пожал литыми плечами:
        - Я вообще-то всегда считал, что домовые мужского пола. А персональный ангел-хранитель, конечно, круто, но неубедительно.
        - Неубедительно? - Голосок, казалось, осерчал: - А как ты, молодой да интересный, катался всю жизнь сыром по маслу, не затрудняя себя бытовыми мелочами?
        - Прости, милая, но довод так себе, - возразил Илья. - «Сестренки» мои - они ж ух какие работницы заботливые! Взять хоть Ингу…
        - Ладно. А почему тогда ни одна красотка тебя до сих пор не захомутала? Ты, что ли, отбиваешься от вертихвосток этих?!
        - Стоп-стоп-стоп! - примирительно поднял руку Никита. - Понятно, чего только в жизни не бывает. Женщина-домовой или домовая звучит и вправду непривычно. Ну да пусть. Однако, судя по Илюхиной реакции, он-то до сих пор знать не знал о твоем существовании. То есть ты, Фенюшка, как-то управлялась без этого вот сладкозвучного аудиовоплощения. Чего ж сейчас-то произошло экстраординарного?
        - Объясняю кратко, но доходчиво. Видите ли, этот недотепа достался мне в наследство от моей семьи, которая с незапамятных времен верой и правдой служила дому Муромских. И работы у нас постоянно выше крыши. Потому что Муромские, они ж всегда в авангарде атаки. Но то были цветочки-завязи. Зато Илья ваш - самый что ни есть фрукт созрел. Энергию из меня сосет как новорожденный телок, еле успеваю восстанавливаться. Вечные тренировки, боксы эти. Каждый противник только и мечтает Илюшеньку изувечить. Но больше всего приходится с его «сестренками», - в голоске Фенечки явственно прозвучал гнев, - возиться. Они ж, хищницы, только с виду независимые. А у самих постоянно вертится на уме: фата, колечки, Мендельсон. Потому я и не появлялась - все ждала, когда же Илья образумится. Уж и не чаяла дождаться. А тут вы нагрянули, ладные да славные. Дело-то вон какое занимательное задумали. И ни одной проклятущей гарпии за весь вечер. Не радость ли, не славный ли повод выйти из подполья?
        Илья слушал речи Фенечки-хранительницы с сомнением. Трудно в голове укладывалось сокровенное знание, ой трудно. И то сказать: всю жизнь думал, что сам зодчий своих успехов, а оно вон как оказалось! Он по-детски шмыгнул носом и спросил:
        - Ну и чем же отблагодарить тебя, красавица?
        - «Чем», «чем»… Словами добрыми. И потом, теперь рядом с тобой товарищи, мне все ж полегче будет. А сил подкоплю - смотришь, и помогу вам своим русским духом. По лбу там кого треснуть или в ухо съездить. Это у меня очень даже запросто. Или подскажу чего.
        - Фенечка, золотце, а каким образом ты разговариваешь? - заинтересовался пытливый, как всякий инженер, Попов. - Телепатия?
        - Да кто его знает. В одном я уверена точно: слышать меня пока что способны только вы трое. Теперь по поводу пропавшей бутылки, ребятушки… В морозильнике она. Только сдается мне, пить вы нынче не захотите. Некогда вам будет. Потому что спать пора. - Сменив интонацию и тембр на комиссарский, Феня скомандовала: - Рота, отбой!
        Приятели переглянулись: «Вон как!» - и под руководством радушного хозяина, отчаянно зевая один другого шире, разбрелись по спальным плацкартам.
        Сам Муромский, чтобы освободиться от алкогольной усталости посредством пары-тройки любимых упражнений, завернул в спортзал. Посмотрел на тренажеры необоримо соловеющим взором, крякнул преувеличенно бодро, да так и свалился на мат, едва успев подтянуть под голову вместо подушки толстенный блин от штанги.
        Глава 5
        ОБОГАЩЕННЫЕ ЗЛОМ
        Промоутер Ильи Муромского Бакшиш страдал весь вечер. Бродил по своим палатам каменным, что трудами праведными не заработаешь, и маялся. Свет белый был ему категорически немил. Немила была и беляночка Света, что ласковой зверушкой стлалась по его следу, уговаривая:
        - Хоть винограду покушай, хорошенький! Хоть коньячку тяпни, родненький!
        Прогнать дуру-девку - а с недавних пор законную супругу! - у Бакшиша рука не подымалась, язык не поворачивался. А только и терпеть причитания моченьки не было.
        В конце концов он забрал у готовой заплакать блондиночки коньяк и виноград да и заперся в кабинете, позвав с собой семейную любимицу, таксу Груню. Там, улегшись просто на полу, директор «Свинцовой перчатки» попытался трезво и взвешенно обдумать ситуацию со срывающимся, точно альпинист с обледенелого склона, боем Муромец - Хмырь.
        Отчего трезво-то, спросите? Оттого что пить любимый двадцатилетний «Ахерон» сил не было! Во как оглушили Бакшиша Никитины комиссарские обертоны!

«Похоже на то, - уныло размышлял промоутер, трепля собачьи уши и катая во рту виноградину, - что горяченькие, почти уже лежащие в руках денежки распустили крылышки и упорхнули».
        Надо отметить, Бакшиш вовсе не являлся тупым громилой с отбитыми в давнишних спаррингах мозгами. В определенных кругах слыл он натурой поэтической и где-то даже утонченной. Примерно как лезвие опасной бритвы.
        Бакшиш поместил виноградину между зубами, невидяще уставился в умные глазенки Груни и пробормотал:
        - И осталось мне лишь с затаенной грустью проследить их полет. Какое скорбное разочарование!
        Он сжал челюсти.
        Виноградина лопнула. Оказалась она кислой - почти как гримаса, исказившая костистую физиономию Бакшиша. Дабы смыть мерзкую кислятину, пришлось ему собрать волю в горсточку и, игнорируя екающую селезенку, дернуть коньячку. Потом еще. И еще. Потом он ощутил себя вполне орлом, прогнал собаку, вскарабкался на диван и кликнул Светку…
        Утром народившегося Дня защиты детей, ранним-ранним и студеным утром 1 июня, наваждение схлынуло. Уже в пять часов Бакшиш орудовал эспандером, вновь чувствуя себя бодрым, дерзким и решительным. Приступив к отжиманиям, он с брезгливостью припомнил собственное вчерашнее слюнтяйство - лишь на секунду, чтобы тут же забыть. Приседая на одной ноге, вспомнил, что его банально выставили на пять косарей «зеленых». И это если не считать «упущенной выгоды»! Которая, по самым скромным прикидкам, сулила тридцатикратное увеличение средств, вложенных в бой Муромского. А уж о моральном ущербе от факта, что на него, Папашу Бакшиша, самым безобразным образом наорал какой-то заджинсованный… Об этом и речи не шло. Пока не шло.
        Бакшиш с удовольствием осмотрел в зеркале свое поджарое тело, набросил на плечи пушистый халат и отправился в ванную. По пути встретил таксу Груню, почесал ей за ухом, подхватил с комода мобилу и набрал номерок Тыры. Тыра, конечно, был полным уродом и подонком, зато преданным.
        Урод и подонок ответил сразу, будто неусыпно ждал звонка всю ночь.
        - Захвати Богарта, и пулей ко мне, - велел Бакшиш.
        - Так ведь Богарт… он того… - испуганно тявкнул Тыра.
        - Чего-того? - рявкнул Бакшиш. - По рукам пошел? Девки?
        - Ну не… Он это… Свалил вчера, короче. Самолетом. На какую-то гору. К Афоне, что ли?
        - На гору Афон, может? - проявил Бакшиш эрудицию. - А на кой хрен?
        - Дак, Папа! После этого… Ну когда Илюха с корешем на нас нагавкали… Проперло Богарта че-то. Не по-детски так! Короче, грит, бабки - зло. О вечном думать, грит, надо. На Афоне типа. В пещере. Во! И…
        - Паразит кишечный! Ну вернется - я ему устрою пещеру, - недобро прошипел Бакшиш, прерывая косноязычный рассказ Тыры. - Тогда поступаем так. Прямо сейчас забираешь Королевича, еще двоих-троих мамелюков на свой выбор - и мухой ко мне. Через час вы здесь. Как штык. Все, действуй!
        Случись подобная неприятность лет тридцать назад, Бакшиш, тогдашний чемпион Забамья в полутяжелом весе, живо бы разобрался со строптивцем, лично накидав по рогам. Пятнадцать лет назад свистнул бы верных нукеров с резиновыми
«болеутолителями» и устроил ослушнику «встречу на Калке». Но нынче он, благополучный бизнесмен, меценат и без пяти минут советник картафановского градоначальника по вопросам физической культуры и спорта, позволить себе подобные выходки не имел права. Не потому, конечно, что обабился и смягчился сердцем. Потому что знал цену людям. Особенно тем, с которых можно поиметь нехилые дивиденды. А с проигрыша Муромского, когда б он лег под Хмыря, можно было так разжиться… Э-эх!
        Условленный час еще не истек, когда команда «мамелюков» предстала пред Бакшишевыми карими очами. И пусть собирал ее Тыра, центральной фигурой являлся отнюдь не он. Имелся молодец и повиднее. Огромного роста и растаманской внешности мулат с фигурой профессионального культуриста. По прозванию Иван-королевич. Или, как предпочитал величать себя он сам, Судья Дредд. Ох и грозен был Дредд с виду! Выбеленные пергидролем косички-дреды змеями Горгоны Медузы торчали из-под просторного пестрого берета, похожего на вязаный деревенский коврик. Кудлатая бороденка, вывернутые губы, нос точно у буйвола. Огромное кольцо в ухе и сушеная голова белого колонизатора на ожерелье из акульих клыков также не добавляли миролюбия его облику.
        - Ну и кого нужно сожрать? - демонстрируя зубы, которыми без проблем можно сожрать что угодно, и чистейший говор коренного картафановца, прогудел он.
        А что удивительного? Хоть и являлся Дредд по батюшке папуасским принцем (увы, без права наследования королевского копья Огог), зато по матушке - самый что ни на есть руссийский аборигенм. Дитя тесной, пусть и непродолжительной дружбы великих народов.
        - Все шутишь, Ваня, - сухо сказал Бакшиш. - А дело-то серьезное. Муромец, гад, совсем забронзовел!
        - Папа, - сказал Иван-королевич тревожно, - про Муромского я как бы в курсе. Надеюсь, мне не придется вместо него на ринг выходить?
        - Да кому ты нужен на ринге, дубина стероидная? Мне Плюха, Илюха нужен! И чтобы лег наш чемпион. Ставки против Хмыря знаешь какие?
        - Какие? - с жадным интересом спросил один из «мамелюков».
        Папаша Бакшиш изумленно посмотрел в его сторону. Перевел взгляд на Тыру: Тот понял шефа без слов. Подскочил, цепко ухватил любознательного парнягу за нос и вывел вон. Что там произошло между ними, доподлинно неизвестно. Однако что-то нам подсказывает, что этот чрезмерно пытливый персонаж исчез из повествования надолго. Возможно, насовсем.
        - Так в чем задача-то? - спросил Иван-королевич, когда дверь за Тырой закрылась. - Вложить Илюхе ума? Правильно?
        - Тебе бы кто вложил, - с мимолетной тоской пожелал Бакшиш. - На кой он мне избитый-то, а? Нянчиться? Примочки накладывать? Парламентерами будете, ясно? Вот тебе, Ваня, пять косых… - Он швырнул Дредцу конверт. - Скажете Муромскому следующее: это аванс. Если ляжет под Хмыря, как велено, еще четвертной получит. Заявит, что четвертной мало, начнет торговаться - зашибись. Подымайте потихонечку до тридцати.
        - Ох, Папа, не верю я, что Илюха согласится. Хоть и за тридцать сверх аванса…
        - А ты расстарайся, чтобы согласился! Уговоришь, будут вам комиссионные. По штуке тебе и Тыре. - Он внимательно посмотрел на двух оставшихся «мамелюков». Те с готовностью выпятили грудь. - Вам по пятьсот.
        - А если все-таки откажется? - спросил Дредд.
        - Ну что ж… - Бакшиш огорченно вздохнул. - Тогда на твое личное усмотрение. Если он мне бесполезен и даже убыточен, то кому вообще нужен?
        Иван-королевич пожал плечами. Похоже, и он не знал, кому может быть полезен сулящий убытки Илья Муромский.
        - Слышал я, у него аппаратуры дорогушей полна квартира, - мечтательно проговорил вернувшийся в комнату урод и подонок Тыра.
        - Я этого не слышал, - с искусственным зевком сказал Бакшиш. - Так, Королевич… За старшего, понял? Если Илья кого и послушает, то только тебя. И запомните, мальчики. Главное, чтобы он согласился на бой. Для любителей халявной аппаратуры повторяю особо: глав-но-е! Все. Будьте на связи.
        Сон наших героев в Илюшиной квартирке был по-богатырски крепок и по-детски безмятежен. Хмельным либо похмельным расстройством сна ни один из них в жизни не страдал. Поэтому, когда во всех углах застучало, забренчало и загудело, будто в печной трубе, когда одеяла самочинно поползли с их молодецких тел, а на ухо зазвенел девичий крик: «Подъем, рота! Тревога!» - никто из друзей не облапил голову с болезненным стоном. Не нашлось и такого, кто заполошно проорал бы:
«Изыди, нечисть!» или «Чур меня!». Каждый пружинисто вскочил с ложа, каждый наперво поддернул трусы и пригладил пятерней волосы. Каждый спросил в легкой тревоге:
        - Что стряслось, Фенюшка?
        Получилось в унисон. Феня тут же ответила. И тревоги в ее голосе было куда как больше:
        - Ой, ребята, беда под дверями пристроилась. Четверо на лестнице стоят. Один, конечно, вполне адекватный, хоть и истинная страхолюдина с лица. Зато остальные - архаровцы чистой воды. Мамелюки. Где совесть была, давно хрен вырос. Вместо прочих чувств - жадность да злоба.
        Добры молодцы, выслушав Фенькины слова, собрались в передней. Алеша с хитрым прищуром глянул на моднейшего фасона купальные плавки Никиты. Видать, вспомнил про сорвавшуюся маевку.
        - И у тебя тоже семейники, говоришь?
        Добрынин легонько сконфузился.
        - Чего ж они притормозили? - с нетерпением спросил Илья, подбрасывая в руке гриф от разборной гантели. - Становится скучновато.
        Алеша кивнул, соглашаясь, что скучновато, и ловко поймал рубчатую железяку в верхней точке траектории. Шепнул:
        - У тебя и так вон какие кувалды.
        - Совещаются, - сообщила Фенюшка. - Трое злобных трусят до чрезвычайности. Предлагают сперва наподдать Илье, а потом разговаривать. А страхолюдина вроде как против. Бакшиша поминает.
        - Раз супостаты дверь ломать не спешат, я пока ванну сооружу, - сказал Никита. - Погорячее. Добро, братцы?
        - Какой разговор! - поощрил его Муромский. - Купайся на здоровье.
        Никита ускользнул. Вскоре зашумела вода.
        - Ну так что, Алексей, - справился Муромский, - впустим архаровцев? Не по-русски как-то гостей за порогом держать.
        - Само собой! - сказал Леха, так и этак поворачивая гантельку.
        Илья отпер щеколду и рывком распахнул дубовую створку.
        - Привет, гаврики! Салют, Королевич!

«Гаврики» обмерли. Вместо одинокого Муромского, сонного и растерянного, в квартире обнаружился целый отряд крепких парней. Пусть не вполне одетый, зато вполне боеготовый. Сам Илюха, разминающий круговыми движениями головы могучую шею. Какой-то кудрявый красавец с впечатляющей статью не то пловца, не то спринтера и с еще более впечатляющей стальной колотушкой в кулаке. Да набегал вдобавок из глубины коридора третий. Коренастый, жилистый. На пальчике пропеллером длинные ножницы крутит. И лицо - ух какое решительное.
        Четыре к трем, это вам не четыре к одному. Архаровцы заметно приуныли. Тыра косился на Попова, силясь сообразить, где мог его видеть раньше. Лехе тоже казалось, что он где-то уже встречал этого неприятного типа, имеющего фигуру гориллы и крошечную головку мартышки. Пешеходный переход на проспекте Градоустроителей и дуэль на воображаемом оружии, вчистую проигранную джиповладельцем, оба вспомнили одновременно. Леха усмехнулся, Тыра скрипнул зубами и отвернулся.
        После долгой-долгой заминки взоры посланцев Бакшиша, диковато рыскающие по стенам да полу, сошлись на Дредде. Где и утвердились. Во-первых, именно его Бакшиш назначил старшим. А во-вторых, «мамелюки» точно знали, что под просторным балахоном (или бурнусом, разве черномазых разберешь?) носит Королевич не только никчемный дикарский амулет, но и вполне цивилизованный (а главное - полезный!) обрез.
        Русско-папуасский отпрыск тяжело вздохнул, ощутив требовательные взгляды архаровцев. Особенно настойчиво пялился Тыра. Верный Бакшишев подонок шевелил рукой, словно нащупывая что-то под мышкой, и корчил свирепые гримасы. Ему ужасно хотелось отомстить Попову за вчерашнее поражение.
        Королевич опять вздохнул. Ну имелся, имелся у него обрез. Двуствольный. Самого что ни есть внушительного двенадцатого калибра. В одном патроне - волчья картечь, в другом - медвежий жакан. Будто как раз на этих… Медведя Муромского и кудрявого волка с есенинским профилем. Однако… Нешуточное беспокойство внушал Королевичу третий. Тот, что затаился в глубине прихожей, точно росомаха в дупле. А надо признать, росомаха подчас бывает куда опасней сильных, но прямолинейных волков да медведей. Хитростью своей, изворотливостью и (Дредд глянул на поблескивающие, позвякивающие ножницы) длинными кинжальными когтями.
        Да ведь и не велел Папаша Бакшиш обострять ситуацию.
        Королевич соорудил миролюбивую гримасу.
        - Доброе утро, Илья. Друзьям твоим также.
        Илюха величаво кивнул. Никитины ножницы приветственно щелкнули.
        Попов похлопал грифом по ладони:
        - И тебе не хворать.
        Дредд оценил амплитуду Алешиных движений, вновь повернулся к Муромскому.
        - Что ж ты, Илья, не обучил товарища правильно снаряд держать? - Он кивнул в сторону Лехи. - Больно уж крепко кисть сжимает. Мозоли в два счета заработать можно.
        - Дык, земеля! - с открытой улыбкой людоеда ответствовал Алексей, - Понимаешь, в чем загвоздка… Привыкли руки к топорам.
        В доказательство он проворно махнул грифом, точно перерубая древесный сук. Или свиную ножку. Или, положим, баранью шею.
        Шеи у «мамелюков» непроизвольно вжались в плечи. Дредд растерянно замолк, не понимая, как толковать Лехины слова и действия. Как угрозу? Предостережение? Шутку?
        Снова повисла тягостная пауза. И поскольку наши герои прервать ее отнюдь не торопились, вполне вероятно, тянулась бы она ой как долго. Кабы не вмешался персонаж, которому - раз уж имеются у нас и волк, и медведь, и росомаха - подошла бы шкура рыси. Хищника коварного, скрытного, нападающего исключительно сверху. Как снег на голову. Так и здесь случилось.
        Неожиданно для всех разверзлись хляби небесные.
        Огромная масса горячей воды, почти кипятка, обрушилась на Тыру. Ниоткуда она взялась. Прямо из воздуха. Будто по волшебству. Сопровождал извержение вод разбойничий свист в трубах парового отопления и пушечное хлопанье подъездных дверей.
        Тыра пронзительно взвыл, хлопнулся на четвереньки и, нелепо виляя задом, продолжая скулить, махнул вниз по лестнице. За ним тянулся шлейф пара. Страшно загрохотали вослед беглецу, точно вели по ним толстой палкой, кованые лестничные перила.
        - К пиву холодец! - восхитился Алеша.
        - Фенька, душенька! - констатировал, блаженно прищурившись, Илья.
        - Снова ванну набирать… - с философской невозмутимостью подвел итог Никита.
        Архаровцы притихли. Счет живой силы теперь выходил и вовсе равный. Атаковать же укрепленные позиции противника боевой устав любой армии разрешает минимум при трехкратном перевесе. Звериный инстинкт любой шпаны, как ни странно, уставу вторит буковка в буковку.
        - Слыш, Лех, ты не помнишь, что у нас на второе к завтраку? - справился Муромский, с заинтересованной миной возведя очи к потолку. - Чаек вроде уже был.
        Попов за ответом в карман не полез. Да и откуда в сатиновых трусах взяться карманам, скажите на милость?
        - Как обычно, Илюха. Каша-размазня. Порридж, выражаясь грубо и по-заморски.

«Мамелюкам» стало еще пуще не по себе. Незнакомое слово, изобилующее рычащими и жужжащими согласными, сулило неведомые опасности. И уж если водопад кипятка эти чудные мужики назвали всего лишь чайком…
        - А по-русски и изящно как будет? - с тревогой спросил Дредд, озвучивая немой вопрос соратников.
        - Если надо изящно, лучше пусть Никита скажет. Никит, проинформируй народ.
        Росомаха на полкорпуса высунулась из дупла. Остро блеснули глаза.
        - Порридж - это по-нашему дерьмо, хлопцы. Горяченькое, в консистенции домашнего киселя. Прикажете подавать? - Добрынин начал медленно вздымать вооруженную ножницами руку.
        Нервы у архаровцев не выдержали. Опережая собственный отчаянный визг, вприскочку, резвые, как архары, покинули они поле несостоявшегося сражения. Да, пожалуй, и страницы нашей повести.
        - А вас, голубчик, я попрошу остаться, - сухо обратился Добрынин к растерянному, растерявшему войско Дредду. - Обрисуй-ка, что привело вашу кодлу в сей ранний час к нашему мирному порогу?
        Куда было деваться папуасскому принцу? Рассказал как на исповеди.
        Слушали молча.
        Когда Дредд закончил, Муромский, не проронив слова, запустил руку ему за пазуху. Вытащил конверт, перебросил Лехе.
        - Илья, - сдавленно, однако гордо (королевскую кровь хоть в белом теле держи, хоть в черном - она все одно королевская) сказал Королевич. - Тебе не кажется, что это уже чересчур? Мародерство какое-то.
        Илья нахмурился, закусил губу. Того и гляди, передумает, вернет денежки. Ищи их потом, свищи!
        На помощь поспешила Фенюшка. Шепнула в ухо Добрынину:
        - Никита, братец! Растолкуй хоть ты шпаку шоколадному, чем мародерство отличается от контрибуции.
        - Да запросто, сестричка, - сказал Добрынин и немедленно рыкнул: - Отставить упадочные рассуждения!
        После чего в два широких шага очутился между Илюхой и Дреддом. Обратил посуровевший лик к папуасскому принцу.
        - Разъясняю популярно, для невежд. Мародерство, голубчик агатовый, это когда с неостывшего трупа врага стягивают сапоги, шерстяные носки, кальсоны. Штык-ножом отсекают палец, чтобы снять обручальное кольцо. Им же отпиливают ухо, чтобы снять кольцо-серьгу. Этим же штыком, а то и прикладом выбивают…
        Он отработанным движением профессионального работорговца или коннозаводчика оттянул вверх губу Дредда, обнажив крупные, будто у молодого жеребца, зубы. Отпустил, вытер пальцы о балахон.
        - …Прикладом выбивают золотые коронки. Ну и прочее в том же духе. Тогда - да, самое оно. Мы, русские офицеры, такое дело решительно осуждаем. С мародерами у нас разговор короткий. Трибунал, расстрел, в безымянную яму. Зато если с того же трупа или, положим, пленного снимают оружие…
        Обрез, словно по волшебству, оказался в умелых руках Добрынина. Никита осмотрел его, оценил как «горизонтальный „венус“ с боковыми замками от „Голланд-Голланд“; изготовлен сразу укороченным», после чего передал Лехе и продолжил:
        - …то такое действие называется уже сбором трофеев. В военное время вполне законно. Ну а когда на потерпевшего поражение противника накладывается контрибуция, то тут хоть ты как извернись, контрибуцией она и будет зваться. Любая Гаага победителя оправдает. Так вот, мы сейчас взяли трофеи и контрибуцию. Доходчиво изложено?
        Изложено было доходчиво. Дредду оставалось только сказать контрибуции, то есть пяти Бакшишевым тысячам, прости-прощай.
        Обрезу «венуса» с боковыми замками, между прочим, тоже.
        Поскольку держался Дредд достойно, чести королевской не уронил, друзья зазвали его на чай, на шанежки. Пораскинув умишком, тот согласился. Ну в самом деле, зачем сразу сбегать. Вдруг в мирной домашней атмосфере расслабится Муромский и удастся-таки провернуть дельце с мордобоем века?
        Того не ведал Дредд-королевич, что сам стал объектом разработки. Потому что в головах у друзей родилось сразу несколько замечательных планов, главная роль в которых отводилась как раз ему.
        Илья очень вовремя вспомнил, кем является достойная матушка Дредда.
        Никита не мог взгляд отвести от акульих клыков и вяленой головы папуасского амулета. Добыть чудесную вещицу во что бы то ни стало казалось ему решительно необходимым. Рассудком не понимал Добрынин, на что может сгодиться их комплоту варварское ожерелье, но сердцем чувствовал - беспременно сгодится!
        Попову не давали покоя слова Дредда о том, что, дескать, неправильно сжимает Алеша гантельный гриф. «Вдруг, - думал он, - я и бильярдный кий не совсем верно держу? Может, в том причина обидного проигрыша Герке Немчику?»
        А Феня мечтала, как заглянет по привычке в девятом часу к Илье соседка-вертихвостка Инга. Заглянет - и устрашится черномазой страхолюдины! Авось и совсем с перепуга ходить прекратит. То-то наступит благодать… Глядишь, на целую неделю, а то и дольше.
        Пока суд да дело, Никита успел поплескаться в ванне, Алеша избавился от порядком надоевшей гантели, а Илья связался по телефону с Папашей Бакшишем. И обрисовал ситуацию с набегом «мамелюков» во всей ее правдивой суровости.
        Бакшиш прежде всего грязно выругался в адрес Тыры и архаровцев, после чего примолк. Лишь сопение доносилось из телефонной трубки да противное скрежетание - не то зубовное, не то обычные помехи. Выждав минуту трагического молчания, Илья предложил бывшему промоутеру сообщить о соображениях и выводах.
        - Хрен с тобой, дурачина! - с явной обидой выкрикнул Бакшиш. - Живи как знаешь! Только когда с голоду начнешь пухнуть, ко мне близко не кажись. Велю на тебя собак спустить.
        - Это Светкиного-то таксика? - уточнил с улыбкой победителя Илья. - Груню?
        - Да пошел ты! - рассвирепел окончательно директор «Свинцовой перчатки» и так ахнул трубкой об аппарат, что Муромского запросто могло оглушить. Но тот предусмотрительно положил трубку первым.
        К чаю полагались нежнейшие расстегаи с корюшкой, шанежки сметанные да картофельные, пирожки с яйцом и перистым зеленым лучком. Блины кружевные, оладьи пышные. Махонькие мясные кулебяки и гигантские бублики, обсыпанные маком, как девчачий нос веснушками. Варенья, меды, пастилы, конфитюры самых разных вкусов. Молоко в кувшинчике, лимон на блюдце. И само собой, бутылочка ревельского бальзама - а ну как молодцам сотни градусов кипятка покажется недостаточно?
        Кто ночью не спал, готовил такое изобилие, героям нашим оставалось лишь догадываться.
        Уже после первой чашки Дредд был принят в оборот.
        Парнем он оказался компанейским. Алеша узнал, что гантели или штангу настоящий атлет берет надежно, однако бережно. Как пташку, представь! Сожмешь пальцы сильней - раздавишь, а ослабишь хватку - улетит.
        У забежавшей в ту пору «на минуточку» Инги-вертихвостки имелись кое-какие личные соображения по затронутому вопросу. Но она, как разумная девушка, удержала их при себе. Зато тихим голосом паиньки попросила у Дредда адресок спортзала, в котором он мышцы качает. Давно, дескать, собиралась пресс укрепить. Леха с Никитой от такого заявления завистливо крякнули, Дредд довольно хмыкнул, а Фенька на радостях отсалютовала, троекратно брякнув форточкой.
        Илья же… Да что говорить, сами небось понимаете…
        Инга сделала вид, что целомудренно смутилась собственной дерзости. Получив вожделенный адресок, она смерила Дредда пылким взглядом и упорхнула, заявив, что провожать ее не нужно.
        Муромский начал шумно хлебать чай. Обстановка явно требовала разрядки.
        - К слову… Подобным же образом следует держать пистолет при стрельбе, - преувеличенно бодро известил друзей Добрынин. - Как птичку. Тогда пули ложатся кучно.
        - Меня-то это дело в разрезе бильярда интересует… - Алеша подхватил столовый нож и наподобие кия поместил на большой палец.
        Илья смерил друзей понимающим взглядом, усмехнулся, подмигнул заговорщицки и протянул руку к буфету. Погремел баночками, коробочками. Высыпал на стол пяток сухих горошин. Подставил солонку вместо лузы.
        - А ну!
        Леха с сомнением покачал головой, примерился, ударил…
        Горошины легли кучно.
        Об ожерелье Никита завел речь издалека. От тропика Рака и островов Папуа - Новой Гвинеи, от Джеймса Кука и Миклухо-Маклая. Но Дредд, хоть и смотрелся чурбан чурбаном, интеллектом обижен не был. В один присест расшифровал, что конкретно Никите надобно. В другой - повел торг.
        Свой амулет он отдать не имеет права, поскольку реликвия, регалия и фамильная драгоценность. Впрочем, найдется у него запасной. Новодел, конечно. Лет полтораста всего. И зубы там не белой акулы, а тигровой; и голова не белого плантатора, а заурядного черного каннибала. Да и нанизано это добро, откровенно говоря, не на косицу из младенческих волос, а на обыкновенную рыболовную леску. Однако по магической эффективности если и уступает Дреддову талисману, то пустячно.
        - Почем продашь? - глухо спросил Никита, заранее готовясь услышать космической величины сумму.
        - Продать не продам, а поменяю влегкую.
        - Ого! На что?
        - А на трофей ваш сегодняшний, - оттопырил губищу Королевич.
        - Дело! Молоток! Вот это по-мужчински! - наперебой одобрили друзья выбор Дредда. Полюбовались напоследок затейливой чеканкой на стволах, причудливой резьбой на цевье, курками высеребренными, да и расстались с «Голланд-Голландом» без сожаления, решив единогласно:
        - Мы-то обойдемся, а августейшей особе без оружия никак нельзя!
        Илья, видя, сколь размяк сердцем возвративший обрез Королевич, смекнул, что пришло время для главного.
        - Ваня, - сказал он вкрадчиво, - у меня к тебе последняя, малюсенькая просьба.
        - Кого нужно сожрать? - привычно пошутил тот.
        - Неужели наши угощения совсем несытные? - шуткой на шутку ответил Илья. И ахнул без передышки, точно обухом: - Будь ласков, порадей за нас перед матушкой.
        - Перед какой? - начиная мало-помалу осознавать трагическую серьезность предложения, спросил Дредд севшим голосом.
        - Так перед твоей, Ваня. Перед Марией Ивановной Вожжиной-Подхвостовой…
        Черный принц королевских кровей выдохнул со всхлипом и моментально словно бы уменьшился в размерах. - Кого ты ко мне привел, милый сын? - спросила полногрудая дама в деловом костюме и строго посмотрела на Дредда. Перевела взгляд на великолепную троицу.
        Хоть были друзья отважны в любой обстановке, а тут оробели. Тотчас захотелось им спрятаться. Большему за среднего, среднему за малого, а малому - чтоб и след простыл. Дредд, который лучше всех знал, что от заботливого материнского внимания не спрячешься даже на тропических островах, шмыгнул носом и почтительно снял пестрый берет. Рот открыть он пока не решался.
        Мария Ивановна Вожжина-Подхвостова относилась к типу женщин, который нечасто встретишь на остановках общественного транспорта и в продуктовых магазинах. Прогуливающимися с детскими колясочками в дневных парках или, напротив, демонстрирующими длинные ножки на вечерних бульварах вы их также вряд ли застигнете. На кухнях у них трудятся кухарки, пыль с мебели вытирают домработницы, а мужья если и имеются, то держатся тише декоративных растений. Некоторые, конечно, успевают своевременно смыться в Южное полушарие и там заделаться монархами, но таких счастливцев абсолютное меньшинство.
        Властность в лицах и повадках этих обломков матриархата напрочь подавляет не только красоту (у Марии Ивановны величественная, зрелая красота присутствовала в полной мере), но и женственность вообще. Чаще всего такие гранд-дамы обнаруживаются в кабинетах, входить в которые по своей воле мало кто рвется. А когда приходится войти, то психологически посетители готовятся к визиту намного основательней, чем к посещению стоматолога.
        В Картафанове жутким местом, где окопалась генеральша Вожжина (а иначе ее и не звали), являлся кабинет руководителя районной СЭС. Организации не самой заметной для населения, зато весьма значимой для тех, кого вопросы соблюдения санитарных норм касаются вплотную.
        - Не слышу ответа, - с расстановкой проговорила Мария Ивановна и постучала по столу холеным пальчиком. Несмотря на чистоту и ухоженность, эти пальчики крепче любых капканов удерживали в кабале городские свалки, торговые точки, места общепита и выжимали из мусора да отбросов такие бриллианты, каких в Якутии поискать…
        - Мама, прошу, выслушайте их, пожалуйста, - наконец поборол немоту «милый сын».
        - Ты влез к ним в долги?
        - Нет! Нет! Просто это мои очень хорошие друзья.
        - Считаешь, я непременно должна знать всех твоих друзей в лицо? Привел познакомиться? Что ж, похвальное решение. И в кои-то веки разумное.
        - У них просьба…
        - Нам бы хотелось поработать санитарными инспекторами, - отважился-таки вступить в переговоры Алеша. Именно он оказался тем меньшим, за которым укрылись Илья да Никита. Вот и пришлось отдуваться.
        - Инспекторами. Так-так. Понятно. Всем троим? - уточнила генеральша.
        - Было бы чудесно! - сказал Илья с теми особенными интонациями, которые, как правило, волшебным образом действовали на самых разных представительниц слабого пола.
        Однако генеральша Вожжина, как уже отмечалось, к слабому полу относилась скорей формально. Она презрительно усмехнулась:
        - В вашем возрасте, уважаемый претендент, верить в чудеса довольно наивно.
        Илья с покаянной гримасой развел руками: дескать, что поделаешь, хочется…
        - Ну хорошо. - Мария Ивановна встала из-за стола, броненосным крейсером надвинулась на молодцев. Внимательно изучила каждого. - Предположим, я соглашусь взять одного из вас стажером инспектора. Временно, разумеется. Вакансия имеется. Но! Мне бы хотелось знать, чем моя благотворительность обернется? Как вы намерены распорядиться полученными правами? С кого собирать дань?
        - Ни с кого, клянусь! - воскликнул Дредд, взволнованно теребя амулет. - Им для другого.
        - Помолчи, котик. С тобой разговор будет позже. Итак?
        Друзья переглянулись и честно выложили, что корочки санинспектора необходимы им в качестве универсального пропуска. Заглянуть за кой-какие заборы. Опуститься в кой-какие подвалы. Прихватить там кой-кого на горяченьком. А больше ни для чего.
        - Поборы не наша стезя, - заключил Алеша. - Деньги - это ржа, прах и тлен. За отечество душа болит.
        - Альтруисты, значит?
        Друзья истово закивали.
        - Допустим… - Тон генеральши смягчился. Впрочем, надо ли тому удивляться? Разве запрещено главному санитарному врачу быть приверженцем альтруизма? Особенно когда заняться им намерены другие. - Тогда сразу второе. Какое основание я буду иметь для приема на службу? Кто-нибудь из вас имеет медицинское образование? Хотя бы начальное. Вы?..
        Алеша, к которому был обращен последний вопрос, расправил плечи:
        - Бескомпромиссная борьба со старухой-смертью - мой конек. Я кавалер медали за отвагу на пожаре! И дважды - за спасение утопающих! Мои умелые действия на воде внесены в анналы и инструкции Картафановского ОСВОДа. А вспомнить мое искусственное дыхание! О! О!!.. Фильм по мотивам можно снимать.
        - Кавалеры бывают орденов, но никак не медалей, - перебила его Мария Ивановна.
        - Еще как-то я роды принимал, - не сдавался Попов. - В чистом поле и…
        - Спасибо, понятно. Жаль, акушерство не наш профиль. Можете выдохнуть. Вы?
        Илья потупился. К медицине он прикоснулся только однажды, еще в школе. Тогда, на уроке ОБЖ, тренируясь в выполнении массажа сердца, он вдрызг раздавил грудную клетку манекену.
        Пришлось ему хитрить, надеясь, что кривая вывезет:
        - Это… Ну я практически профессионал по полному наркозу, местной анестезии, быстрой санации рта, экстренному кровопусканию. И прочее в том же аспекте. Еще ветеринаром могу. Холостить, кастрировать, купировать.
        - С вами тоже понятно. Если желаете, могу дать рекомендательное письмо для районной скотобойни. Заработки умеренные, зато всегда парное мясо к столу. Следующий.
        Никита был лаконичен:
        - Высшее военное. Базовые знания в рамках курса. Последние годы служил в прозекторском отделе горбольницы.
        - Старожил морга, - попытался спасти свое реноме шутника и дамского баловня Муромский. Увы, выстрел оказался холостым. Генеральша в его сторону даже не взглянула.
        - Вы мне сразу показались наиболее подходящей кандидатурой, - кивнула она удовлетворенно. - Иван, проводи господина… мнэ-э…
        - Никита Васильевич. Добрынин.
        - Проводи Никиту Васильевича до кадровика. Пусть оформит стажером. Я сейчас позвоню, поставлю его в известность. Остальные подождут в холле. Да, и, сударики мои… - Она вернулась к столу, взяла кожаную папку, раскрыла. - Вот здесь место для заявлений о приеме на работу. Надеюсь, заявление у вас подготовлено?
        - Сколько должно быть абзацев? - деловито спросил Илья, вынимая бумажник.
        Мария Ивановна, не ломаясь, назвала точное число.
        Присвистнуть молодцы решились, только сойдя по лестнице на три пролета.
        Никита познакомился с кадровиком, прослушал вводный инструктаж, сфотографировался, заполнил несколько бланков. Получил комплект рабочей амуниции. Респиратор, литые сапоги, синюю спецовку с трафаретной надписью
«ГорСЭС», пилотку. Клеенчатый фартук, толстые перчатки и жутковатый раздвижной щуп, смахивающий на миниатюрный багор. После чего наконец освободился. Новенькое удостоверение санитарного инспектора ему вручил Дредц. Он же передал устный наказ Марии Ивановны: «Строгого соблюдения трудовой дисциплины не требую. Однако смотрите не запятнайте репутацию нашей организации, Никита Васильевич. Потому что в противном случае я вас из-под земли достану и на свалке похороню».
        Пока посмурневший Добрынин переваривал напутственные слова генеральши Вожжиной, Алеша, который начал чувствовать что-то вроде дружеского расположения к Ивану-королевичу, участливо полюбопытствовал:
        - А тебе, землячок, круто нагорит? От маменьки-то?
        - Сладкого лишит на неделю, - желчно сказал Дредц, похоже не шибко-то склонный обсуждать варианты собственного будущего.
        - Ага, - с пониманием покивал Леха. - Веселая у тебя жизнь. Попец с бантиком.
        - Грех жаловаться, - сказал Дредц. - Ну поехали за цацкой?
        Возражений не поступило.
        Молодцы, заранее готовясь вкусить далеко не гастрономическое блюдо «яйца всмятку», полезли в Илюхину крошку «Оку». Однако страшного, вопреки ожиданиям, не случилось. Машинка загадочным образом стала как будто просторней и удобней, чем обычно. То есть за ней и по пути в СЭС было замечено что-то подобное, но куда менее явно. А тут на тебе!
        Друзья, шумно и радостно подивившись этому необъяснимому с материалистических позиций факту, трижды повторили опыт с посадкой-высадкой. Результат остался прежним. Неказистая снаружи коробчонка на колесиках изнутри устойчиво обнаруживала объем и комфорт класса люкс. Решив, что от добра добра не ищут, молодцы устроились на подросших диванах и, примеряя с хохотом кто пилотку санитара, а кто респиратор, отправились к Дредду.
        На углу улиц Трофима Лысенко и Томаса Моргана, возле уважаемого картафановским населением продуктового универсама «Дед-самоед», Муромский свернул к обочине, сказал: «Купить кое-чего треба!» - заглушил двигатель и, пообещав скоро вернуться, двинул в магазин.
        Остальные выбрались из «окушки» наружу перекурить. Подле стоянки обосновалось молодежное трио - два паренька с гитарами да девчушка с бубном. Коллектив был явно студенческим, пели ребята больше для души, но и от вознаграждения не отказывались. Гитарный футляр возле ног артистов гостеприимно распахивал нутро как для мелочи, так и для купюр. Судя по приличному количеству заинтересованных зрителей, савояры не халтурили, работали с полной отдачей.
        В настоящий момент студиозусы выводили дрожащими голосами душещипательную историю:
        У палаццо с колоннами,
        Что напротив аптеки,
        Жили люди бездомные -
        Без жилья человеки.
        Дочь при грязном подвальчике,
        При отце-гемофиле.
        Приходили к ним мальчики
        И девчонку любили.
        Но любили без совести
        За копейки и бусы, -
        Нет печальнее повести,
        Самоеды - тунгусы…
        А отец, как ни подопьет,
        Вечно пьяный и злобный,
        И на дочку в сердцах орет,
        Разнесчастный бездомный:
        - Ах, зачем ты, родная кровь,
        На дырявом матраце
        Продавала свою любовь
        За копейки и цацки?
        Ты позоришь меня, отца,
        Перед графом в палаццо,
        Отдаваяся без конца
        При посредстве матраца!
        Граф смеется в мое лицо
        Из окна экипажа.
        Ох, комиссия - быть отцом
        Взрослой дочки продажной!
        В этом месте напряжение достигло предела. Гитары зазвучали по-настоящему драматично, бубен затрепетал бронзовыми лепестками, как погибающий в огне мотылек. У девушки-певуньи подозрительно заблестели глаза. Да ведь и было от чего! Ситуация в песне приближалась к критической:
        И схватил тут старик кинжал
        И воскликнул: умри же!
        И за девушкой побежал
        По коллекторной жиже.
        Он бежал, и в его глазах
        Смерть застыла и мука.
        Он не знал, что у ей внутрях
        Эмбрион его внука…
        Он был стар и догнать не мог
        Подземельной мадонны,
        Ее резвых и тонких ног,
        Стройных будто колонны.
        Так и бегали целый год.
        Или месяцев девять,
        Но пришел страшный день, и вот -
        Ничего не поделать:
        Подоспела пора рожать,
        А отец снова пьяный,
        Снова жуткий схватил кинжал
        И занес над Татьяной.
        (Ведь по паспорту Танечке
        На позорной панели
        Пристающие мальчики
        Дали имя Шанели.)
        Ах, не в силах она бежать,
        Только стонет и плачет:
        - Я должна в этот час рожать,
        Не могу я иначе!
        И отец дочь к груди прижал:
        - Я приму твои роды! -
        Но пока убирал кинжал,
        Отошли у ней воды…
        И не выжил младенчик, нет,
        Хоть сынок, хоть дочурка -
        Ведь девчонка в пятнадцать лет
        Заразилася чумкой.
        И от горя она в тот миг
        Умерла в жутких муках.
        И увидел тогда старик
        Мертвых дочку и внука.
        Глухо чиркнул тупой клинок
        По морщинистой вые,
        И кровавый бежал поток:
        Шутка ль - гемофилия!
        Поутру в тот подвал входил
        Юный граф из палаццо.
        Зарыдал он что было сил
        Прямо в дырки матраца:
        Это было его дитя!
        Он дарил эти бусы!
        Спел я песню вам не шутя,
        Самоеды - тунгусы!..
        Инструменты смолкли, смолкли и голоса. На стоянку упала пронзительная тишина. Казалось, что перед лицом столь страшной трагедии утих даже уличный шум. Слышались лишь женские всхлипывания из толпы зрителей да проклятия какого-то пожилого мужчины в адрес бессовестных богатеев.
        Расчувствовавшиеся друзья щедро вознаградили самодеятельных артистов, а ушлый Попа даже выпросил у девчушки слова запавшей в сердце песни. Ну а заодно уж и телефончик.
        Вскоре вернулся Илья. Он нес большущий букет роз и фирменный «самоедский» пакет. В пакете, украшенном изображением улыбающегося старого ненца, чума и оленьей упряжки, побулькивало, позвякивало, шуршало.
        - Шампузо, это, конечно, штука вкусная. Но закусь… - с сомнением сказал Леха, успевший не только принять Илюхины покупки, но и сунуть в них нос. - Мы разве конфетками-то наедимся?
        - Это не нам, - кратко ответил Муромский, садясь за руль. - Я у сестренки одной давненько не показывался. А повидать ее надобно.
        - Во исполнение плана? - сообразил Попов. - А я-то голову ломаю, зачем нам
«Гусарские»?
        - На сдачу дали, - смутился Илья. - Вместо спичек.
        - Так оно понятно, что на сдачу, - продолжал исследование Леха. - Ишь холера какая, «с точечной насечкой»… Это, стало быть, с пупырышками?
        - Сметливый ты парень! - похвалил друга Муромский, отбирая у него глянцевитую коробочку.
        - О каком плане речь, мужики? - не на шутку заинтересовался Иван-королевич.
        Друзья посуровели. Леха, грызя с досады палец, проклинал себя за длинный язык.
        - Тебе лучше пока не знать, - проговорил в конце концов Муромский.
        - Да мужики! Епэрэсэтэ!.. - бухнул в гулкую грудь кулачищем русско-папуасский принц. - Да я…
        - Сказано, обожди! - отрезал Никита. - У нас подразделение элитное. Каждого добровольца брать не с руки. От тебя для почина бусики с черепушкой, а далее видно будет.
        - А если, например, сыном полка? - не сдавался настырный принц. - Примете? Я страсть какой бедовый, на многое сгожусь.
        - Иногда и невозможное возможно, - приободрил его Илья. - Усвоил, земляк?
        Дредд молча кивнул.
        - Вот и ладно. Показывай, где ближе ехать.
«Сестренка» Ильи носила имя Алены Евсеевны и чин старшего лейтенанта. В рабочее время найти ее можно было не где-нибудь, а в самом Сером Замке.
        Смеем допустить, в Картафанове бывал не каждый из читателей. Посему, прежде чем продолжить рассказ о похождениях друзей, авторы считают необходимым хотя бы легкими штрихами изобразить внешний вид этого удивительного строения, практически маленького чуда света. Благо он того заслуживает. Да и как знать, может, сам Замок еще вклинится в наше повествование всеми своими углами, башнями, колоннами да флюгерами. С него станется, уж это точно!
        Архитектура Серого Замка была круто замешена на готике - как классической, так и новейшей, рожденной русским ренессансом 30-50-х годов XX века. Сочетания иной раз получались презабавные. Особенно когда дело касалось скульптурных групп под крышей.
        Костлявые, вооруженные косами Мор, Глад и Чума соседствовали с богатырями-хлеборобами, вздымающими на мускулистых руках тяжелые снопы ветвистой пшеницы. Оскаленные морды гаргулий - с полнотелыми колхозницами, держащими подносы, нагруженные горами фруктов-овощей. Впрочем, злые языки утверждали, что сжатые колосья с древнейших времен символизируют прерванную человеческую жизнь. А яблоки да помидоры пейзанок напоминают один к одному отъятые головы безвинных младенцев.
        Чаще всего злые языки принадлежали гражданам, так или иначе вкусившим сурового гостеприимства обитателей Серого Замка. Поэтому слушать их - пустое занятие и верить им не следует.
        Итак, в Сером Замке во все века располагалась Картафановская жандармерия. В различные годы называлась она, конечно, по-разному, однако суть оставалась неизменной. Запрещать и не пущать. Запрещать лихим людям творение зла, а уже сотворенное зло - не пущать к распространению. Прочее, по большому счету, наветы да враки.
        Сестрица Аленушка, к коей стремился всеми членами грубого тела и фибрами нежной души Илюха, обреталась на верхнем этаже Серого Замка, в угловой башенке. Она трудилась в третьем отделе, который специализируется на искоренении беспардонности и шалавства.
        Первого встречного-поперечного в жандармское управление не пустят. Не пустят и второго. А третьего того хуже - взашей вытолкают. Поэтому пришлось Никите с Лехой остаться снаружи. Муромский же заявил, что он рядовому счету никак не подлежит, его номер ноль, а то и ноль-ноль-семь, забрал букет, шампанское и конфеты, пригладил пятерней бобрик, да и скрылся в глухой утробе Серого Замка.
        Наличие в арсенале Муромского шампузо, конфет и прочего предвещало Лехе с Никитой продолжительное ожидание. Добрынин, по вековечной солдатской привычке, решил использовать свободное время с максимальной пользой, то есть прикорнуть. Обновившийся чудесным образом салон «Оки» к тому располагал весьма и весьма. Попов дневной сон ненавидел с младых ногтей. Кроме того, он зорким оком приметил в паре кварталов от Замка вывеску бильярдного салона «Карамболь», о котором был много наслышан, но в коем до сих пор не бывал. Говорили, что в «Карамболе» собираются снобы, цена на входной билетик кусачая, имеется всего два стола, и действует строгий запрет на дешевое курево и выпивку. Зато в остальном чинно-культурно, «чайники» не захаживают.
        Раздумывал Попов недолго. Взял из общественных денег одну-единственную соточку и прогулочным шагом отбыл испытать новый чудо-хват кия.
        К тому времени как друзья вновь воссоединились, каждому было чем похвастать. Муромский, несмотря на утомленный вид, с гордостью демонстрировал новенькое гербовое удостоверение уполномоченного по борьбе с незаконной иммиграцией. Сияющий Алексей - полторы штуки заморских рублей, на которые «с дорогим сердцем раскатал одного подсвинка из Казначейства». А Никита просто славно выспался. Что ему в скором будущем точно пригодится.
        Глава 6
        ПОЛЯНКА ЧУДЕС
        Пес его знает, берегиня Фенюшка была тому причиной, брильянтовая цепочка везения или магическая сила засушенной головы каннибала, заботливо подвешенной Никитой на зеркале заднего вида, да только моральная атмосфера в салоне «Оки» после воссоединения триумвирата переливалась, словно новогодняя елка.
        Добрынин благодушно качнул трофейный предмет от Дредда. Трофей в ответ щелкнул на дерзкого остро подпиленными зубами. Никита непечатным, но лаконичным словом выразил недоумение.
        - Вот ведь великое чудо Маниту! - восхитился вслед за товарищем Попов. - Такому палец в рот не клади!
        - Чем не голова профессора Доуэля, - поддержал Илья. - Еще бы разговаривать могла - ей бы вообще цены не было.
        Голова вдруг как-то ловко извернулась, показала отшатнувшемуся Муромскому лиловый язык плотоядной твари и на чистом среднепапуасском наречии проскрипела:
        - А что, я ничего - и поговорю. Дорогие господа путешественники! Могу предложить вашему вниманию изумительную, сказочную прогулку на тропическое барбекю… в один конец. Перформанс, который мы устроим, запомнится вам навсегда. Гарантируем, что ваше навсегда не наступит никогда, и….
        - Ни фига себе диджей! - наперебой закричали неблагодарные слушатели. - Это чьи проделки? Да не отвечай, Феня, сами сообразили. Ну ты зажигаешь! Реанимационная машина, растудыть твою!..
        После чего Никита с Алексеем начали рисовать воображаемый Фенечкин портрет. Впоследствии друзья так и не смогли толком объяснить, откуда взялось стремление к художественному изображению берегини. Да еще к такому: в натуральную величину и в натуральном виде а-ля одинокая девушка на пруду. Трудились они не маслом или акварелью, а двумя голосами. Однако краски были самыми цветными, мазки - самыми смелыми. Илья молодецким ржаньем подливал масла в огонь, да так здорово, что малютка «Ока» тряслась и переваливалась с колеса на колесо.
        Незадачливые прохожие, оказавшиеся вблизи от окаянной машины, испуганно разбегались в стороны. И долго впоследствии очевидцы на все лады перебирали происшествие. Кто утверждал, что в самом центре города террористы проводили показательные учения. Кто с пеной у рта доказывал, что в штате Черемысль начались тектонические подвижки, следствием чего имело место узколокальное землетрясение силой четыре, нет, пять, да кого там, двенадцать баллов! А отдельные малоимущие граждане с плохо скрытым злорадством заявляли, что это, мол, просто-напросто спецагенты дорожной жандармерии глумились над автолюбителем, не застраховавшим гребаное средство передвижения.
        Когда живописцы поиссякли, притомились и замолчали, с ответной декламацией выступила их бесплотная натурщица. Первым делом она сообщила, что к болтовне дикарской головы - верьте, не верьте - не имеет ни малейшего касательства. И только потом вернула подачу. Да как! В отличие от фундаменталистов лексической невоздержанности, Фенечкины портретные работы были максимально отточены, емки и кратки. Ничего лишнего, зато сходство с оригиналами беспримерное. Вплоть до интимных мест. Беспощадная точность графики. Мастерство не ремесленника, но гения.
        Расправа закончилась в мгновение ока.
        - Понятно? - почти шепотом заключила Феня-искусница, интонационно выдав свое смущение, стыдливый девичий румянец, но одновременно и упоение обрушившимся на нее признанием.
        По салону самостоятельно свернувшей к обочине «Оки» (Илья тут был совершенно ни при чем!) асфальтовым катком проехалась тишина. Не исключено, что в это время где-нибудь действительно родился мент. Но не факт. С одинаковым успехом мог родиться повар или, положим, будущая слава руссийского футбола-великомученика. А мог и тихий ангел пролететь, что вернее. Впрочем, пауза была, ясное дело, вызвана преклонением мужчин пред чистейшей прелести чистейшим образцом. А также молчаливым сложением оружия и подношением триумфатору лавровых венков, даров, а главное - шести рук и трех сердец.
        - Вот так мужают настоящие мужчины! - сконфуженно подал реплику Алексей.
        Никита, умеющий, как настоящий офицер, не только побеждать, но и подписывать капитуляцию, резюмировал:
        - С вашим владением матерным языком, сударыня, вы не только коня - танк на всем скаку остановить способны. А уж избы-то горящие пред вами сами развалятся, и входить необязательно.
        Муромский, незаметно вытирая слезинки-смешинки воротом рубашки, грозно зыркнул на посрамленный дуэт живописцев:
        - Понятно, к чему нужно стремиться? Малявки. Школяры. Пачкунята, тяп-ляп мастаки. Мы рождены, чтоб сказку делать! А не пылить порожняком… Фень, хочешь, мы тебе клятву дадим? Нет, серьезно. Типа рыцарский обет даме сердца.
        - Попробуйте, - засмущалась Фенюшка.
        Илья возложил блюдцеобразные длани на сгорбившихся компаньонов и забухтел в духе Левитана:
        - Мы, юные, неотесанные мужланы…
        Компаньоны, сжимая потными ручонками условное табельное оружие и условный пионерский галстук, вторили, усиливая эпичность момента:
        - Мы, юные, неотесанные мужланы, мы, пионеры, дети рабочих, мы, отроки во вселенной… Пермяки - солены уши, вятские - мужики хватские… Мы, орлята Ильича, птенцы Керенского, соколы Сталина, синие птицы счастья завтрашнего дня, перед лицами своих наглых морд торжественно обещаем… Ни сном ни духом, ни ухом ни рылом не склонять несравненную нашу Фенюшку ни по матушке, ни по батюшке, ни по седьмой воде на киселе. Применять языки - будь то русский, французский, иврит, санскрит, суахили или сулугуни - только для изъявления благодарностей, комплиментов, превозношения…
        Здесь в общий хор влился скрипучий голосок всеми забытой сушеной головы:
        - Если же мы нарушим нашу торжественную присягу, то да не будет удачи нашим языкам. И да постигнет их участь шершавых плакатных языков! И да засунутся они в места не столь отдаленные! И да будут они без просыху слюнявить и наклеивать марки, гривны и тенге! И пусть нависнут над ними папа Карло с его сапожным ножом и садовник леди Чаттерлей с секатором!
        В завершение мужланы, не сговариваясь, затянули торжественный гимн:
        - И тогда в годину бедствий мать Мария к нам придет и споет нам нежно: «Лэт ит би!»
        Теперь повязанным жуткой клятвой героям любое дело и подавно казалось по плечу, а беда по колено. Клятву скрепляли закатившимся под сиденье шампанским. Свою дозу получила и голова. После чего не обладающий врожденным иммунитетом к огненной воде туземный дух начал пузыриться, ухариться и распевать разухабистые каннибальские песни. Пришлось заклеить жуткий динамик скотчем, а сам черный ящик с угнездившимся в нем папуасским демоном накрыть платком. Голова еще немного повозилась, устраиваясь поудобней на подвеске, как попугай в клетке, и наконец затихла.
        - Фенюшка, знаешь, я ведь в тебя влюбился, - мечтательно произнес Илья. - Подумаешь, невидимка. Эка невидаль! Я, может, душу твою трепетную полюбил. Короче, хошь не хошь, муж я твой отныне. Незаконнорожденный твой муж!
        - И я! И я! - сдвинули пластмассовые стаканчики с веселящим зельем Добрынин и Попов в едином романтическом угаре.
        - Да полно вам, полно, - растроганно прощебетала виновница торжества. - Не было ни шиша - и вдруг гарем.
        Илья продолжал со страстью токовать:
        - Эхма, а ведь есть, поди, какие-нибудь чародейские силы? Или там принцы? Вдруг да расколдуют они тебя? Ты нам намекни, Фень, мы их под землей найдем, с землей выроем.
        - Да на что принцы, когда три добрых молодца жениться пообещали! Силы… Может, и есть какие чары, мне про то неведомо. Спасибо, однако же, суженые мои, ряженые, на добром слове. Уж в другой раз прощу я вам шалости невинные, языки предлинные. А пока удаляюсь - пойду, так сказать, почивать на лаврах.
        Троица, блестя глазами, переглянулась и радостно возопила:
        - А нельзя ли и нам в опочивальню?
        Как бы расставляя последние акценты, зазвучал уже знакомый жегловский голосина:
        Не сравнил бы я любую с тобой,
        Хоть казни меня, расстреливай…
        Это Илья, поманипулировав в магнитоле, поставил записи любимого менестреля.
        - А что, союз нерушимый мужей несвободньрс, не пора ли нам и за дело? - Он вопросительно посмотрел на сотоварищей.
        Леха отвечал, по обыкновению, легкомысленно:
        - Всех делов не переделаешь, пора бы уже и поработать…
        Добрынин осадил друга по-старшински:
        - Разговорчики в строю! Левое плечо вперед, поэскадронно… Огонь, батарея! Огонь, батальон!
        - Фу-ты ну-ты, конь-огонь на нашу задницу, - не сдавался Попов.
        - Ма-алчать, я вас спрашиваю! Смерть шпионам! Если крепости не сдаются, их насилуют!
        Под платком, услышав знакомую тему, заворочалась во сне голова.
        Комиссар гусар летучих осмотрительно сбавил обороты:
        - Господа офицеры, мы славно отдохнули. Хоть и было не до отдыха порой. Только вижу я, наш пикник на обочине несколько подзатянулся. Да и сами мы расслабились. В то время как нам, грозным альбатросам революции, необходимо иметь не вялый вид буржуа и мещан, а холодные мозги Железного Дровосека, горящие сердца Данко и эй-где-же-ваши-руки-крюки. В общем, у меня родилась идея, как одним выстрелом убить двух зайцев и сшить шкуру неубитого медведя. Дело… суть его то есть такова…
        Ввечеру того же дня, когда пропыленный город запросто мог бы заполниться свежим морским бризом и душевыворачивающим ароматом цветущих магнолий, будь он приморским, к бильярдному клубу «Карамболь» подкатил открытый кабриолет с гигантом мавром на подножке. Мавр элегантно распахнул дверцу, и из кожано-никелированных недр выпорхнула парочка самой что ни есть куртуазной внешности. На растрескавшуюся мостовую скромного уездного города К* ступили персоналии, более подходящие девятнадцатому веку.
        Сильная половина весьма убедительным цилиндром, стеком из мамонтовой кости, лайковыми перчатками, вороненым дирижерским фраком, манишкой, сияющей ослепительней, чем зубы после «бленд-а-меда», - всем этим эпатажным нарядом тотчас же вызвала у посетителей «Карамболя» желание как минимум двинуть в ухо напыщенному хлыщу. Останавливала желающих вполне вероятная возможность быть вызванными на дуэль. Но еще более пугала народ мощная мавританская поддержка в тылу хлыща.
        Потому и возмущение было тщательно замаскированным, надежно скрытым.
        Зато слабая половина, небрежно драпированная кисеей вперемешку с шифоном и газом, прической а-ля рембрандтовская «Флора» и взглядом влажных газельих очей произвела настоящий фурор. Всколыхнулись даже костяные шары на вывеске клуба.
        Парочка, состоящая конечно же из Алексея и Илюхиной соседочки-студенточки Инги под охраной королевича Дредда прошествовала в приемный покой. Алексей не глядя всучил первому попавшемуся служителю трость и цилиндр с перчатками. Инга скинула воздушную пелеринку, обнажив безукоризненные плечики по самую поясницу. Дредд сдал опешившему секьюрити заветный обрез, невзначай продемонстрировав свой жутковатый амулет.

«Карамболь» раскрыл перед блестящими гостями сумрачное чрево. Свободные столики были.
        Фрачный хлыщ усадил спутницу в кресло. Набежавшая челядь сноровисто обнесла невиданных гостей экзотическими коктейлями. Не забыли и Дредда.
        Алексей, не торопясь садиться, с демонстративной скукой осмотрелся. На одном из бильярдных столов уже шла вялая любительская игра, напоминающая мышиную возню. Шары хаотично елозили по зеленому сукну и тыкались в борта за километр от лузы.

«Катилася торба с высокого горба…» - вспомнилась Лехе детская считалка. Он отхлебнул из бокала жидкости радужного цвета, отдававшей низкосортным ромом.
«Вот вам и алкогольное эмбарго», - усмехнулся Попов и подошел к свободному столу. Привычно коснулся сукна. Кивнул с кисло-одобрительной миной: мол, драпчик-то нехуд!
        Совершая эти необязательные манипуляции, он наметанным глазом успел обстрелять каждый уголок в зале и убедиться, что давешний подсвинок из Казначейства присутствует. Да не просто присутствует, но уже заметил и узнал обидчика. Уже принялся с жаром втолковывать что-то своему соседу по столику. Совсем обнадеживающим показалось Лехе отсутствие знакомцев по игре, которые могли бы шепнуть подсвинку, что Попов - игрок опасный.
        Вечер обещал душевность.
        Алексею Леонтьевичу Попову, романтику робототехники, певцу русского бильярда, обретшему вдруг статус безработного, предстояло испытать себя в амплуа каталы. Говоря бонтонно, первый раз в жизни применить мастеровитое рукоблудство не ради спортивного удовольствия, но хищной наживы для.
        Внутренне напружинившись, катала-пионер принял подобающую хамовато-простецкую позу. Широко улыбаясь, открыл дерзкие уста для ответа на немой, но всеми без исключения заданный вопрос: «Че ваще надо этому кренделю?»
        - Господа! - воскликнул Леха звучно. - Прошу вас быть внимательными к моим словам, господа, поскольку у меня чрезвычайно мало времени. Через три часа мне необходимо отлучиться по некоторой нужде. Гешефт, знаете ли, и отчасти гештальт. Шухер, махер, то-се. А ля гер ком а ля хер. Варум нихт? О'кей. У меня к вам скромная до неприличия просьба, господа. Дело в том, что у любимой египетской кошечки мадемуазель Инги сегодня случился день рождения. Инга решила подарить милой зверушке такой ма-ахонький домик-пирамидку. Пирамидку для сфинкса, оцените остроумие подарка, господа! Только экая беда, откуда взяться средствам у бедненькой сиротки? И вот представляете, господа, она решила поставить на кон сэкономленную на супе и мороженом «косушку» денег. Надеясь приумножить ее за счет моих весьма, признаюсь, скудных возможностей.

«Бедненькая сиротка», обворожительно скорбя по невыкушанному супчику и эскимо, напряглась и вздохнула столь бурно, что из глубины декольте взорам ошеломленных господ явилось виденье пресловутой «косушки» в дивном обрамлении.
        Дредд бесстыдно причмокнул, Алексей мысленно зааплодировал. «Ай да Инга, ай да… М-да. Надо бы склонить ее к демонстрации подобных фокусов в приватной обстановке».
        Предварительно-то они обговаривали вполне заурядный способ. Деньги должны были явиться на свет божий посредством мановения пленительной длани. Хотя экспромт с декольте, чего греха таить, Инге удался. По высшему баллу шкалы какого-нибудь Акопяна. К тому же у Акопяна, поди, и декольтировать нечего.
        Другое дело Инга.
        Неудивительно, что в самом скором времени шушуканье по углам-кулуарам
«Карамболя» переросло в жужжанье, болботанье, утробное урчанье. Выплеснулось оно нашествием целого ряда господ, возжелавших немедленно помочь «сиротке». Причем с явными намерениями сперва запустить как бы невзначай пакостливые ручонки в то самое декольте и только потом разразиться квохтаньем наподобие: «Уж извините меня, сударыня, так получилось, сам не пойму как… А не изволите ль принять, так ск'ть, в виде компенсации скромную сумму…»

«Ну-ну, - веселился инженер-оборотень, - полезли червяки на дождь!»
        В этот момент сзади деликатно кашлянули ему прямо в ухо. Он скосил глаз.
        Ага, вот и завертелось! Возле него топтался подсвинок из Казначейства.
        - Добрейший вечерок, Алексей, - заговорщицки подмигнул подсвинок. - Узнаете раздетого вами беднягу?
        - Так уж и раздетого, - пожурил выдумщика Попов.
        - Ну пусть не догола. Однако поражение нанесено. Я требую незамедлительной сатисфакции. Мы тут с моим дорогим другом Августином Дерябнычем как раз беседовали о нашей с вами недавней игре. А тут и вы сами оказались, хе-хе, с оказией. Не соблаговолите присоединиться? - Подсвинок уморительно сморщил
«пятачок».
        - Ба, ба, да какие разговоры! - вскричал Алексей и тотчас полез обниматься, невзначай наступив подсвинку на ногу и выплеснув в пиджачный карман полкоктейля. - Дункан Накладыч, дорогой! - голосил он, сжимая попискивающего казначейского чиновничка в богатырских объятиях. - Чудовищно рад видеть вас снова! Уж так рад, так рад, не приведи господь! Да боюсь, с сатисфакцией ничего не выйдет. Как певал, бывало, Джек Миггер, орало капиталистической клоаки: «I can't get no satisfaction». Вы ж игрок-то страсть какой сильный! Я это сразу понял. Чистая случайность, что давеча выиграть у вас получилось. Повторить ни за что не выйдет. А проигрыша Инга мне не простит, куда там!
        Реденький пушок на прохиндейском рыльце Дункана Накладыча встревоженно вздыбился. Он великолепно помнил, какая это была случайность. Сам он в той партии не успел ударить и двух раз. Как разбил «пирамиду», так и отдыхал до тех пор, пока последний шар, направленный рукой Попова, не лег в лузу.
        - Что вы такое говорите, Алешенька, милый? - залопотал подсвинок. - Я просто пошутил насчет сатисфакции. Пошутил, хи-хи-хи! Это все Августин Дерябныч, противный. Хочу, дескать, принять посильное участие в печальной судьбе мадемуазели. Постойте… да вы не знакомы, господа? Непременно следует заполнить этот пробел. Вот извольте: Алексей Леонтьевич - Августин Дерябныч.
        Августин Дерябныч, если следовать принятой нами животной классификации, был похож на изрядно пощипанного временем, но по-прежнему опасного хорька.
        - Признайтесь, Августин Дерябныч, вы, часом, не из корпоративных побуждений играть желаете? - осведомился Леха. - Отомстить за поруганную честь Казначейства?
        - Ни в коем случае, Алексей Леонтьевич. Ни в коем случае. Мы, конечно, с Дунканом однокашники, оба выходцы из славной нашей однопартийной системы. Только он, орел, вон куда взлетел, в казначеи. А я-то птаха малая, незаметная. Заведую всего-навсего отдельчиком в скромненькой налоговой инспекции.
        - Как говорится, заплати налоги - и спи спокойно, дорогой товарищ?
        - Совершенно верно. Так ведь не желает народишко жить по закону. Вот я и отгрызаю для государства у мошенников, буквально не щадя живота.
        В доказательство Августин Дерябныч провел цепкой лапкой по впалому животу, попутно обнажив в улыбке мелкие острые зубки. Плотоядный хорьковый взгляд тем временем скакал с Алексея на Ингу и обратно.

«Есть! - истолковал Попов скачки Августинова взгляда. - Есть рыбка большая и маленькая, зацепилась! Не торопись, Лешка. Чревато недооценивать противника. Если уж он своего живота не щадит, то чужое горло в секунду перегрызет. Ну так и хрена ли нам, кабанам? Теперь-то, без сомнения, он начнет неумехой прикидываться, подставляться, тун-тун. А хорош зверек! Глазенки кусачей рта
„Отгрызаю для государства!“ Да пошел ты, грызун мелкотравчатый… В смысле пшел на позицию, к барьеру! Шалишь, однопартиец, мой сегодня день. И действительно, на фиг нам это Казначейство? Налоговая-то круче, ой круче…»
        Вслух же Попов городил несусветную чушь, далекую от проносившихся мыслей:
        - Товарищ вы мой дорогой Августин! Да я и сам по убеждениям кондовый однопартиец, не смотрите, что молод. Пятнадцатый год живу в подполье. Такой андеграунд глубочайший, что мама не горюй! Там у меня и картоха, и моркоха, и солений всяких разных. И первачок - не на один десяток пленумов хватит. Столик бильярдный, ну а как же? Парочка дорожек кегельбановых. Да уж, раз довелось встретиться, познакомиться, заходите и вы ко мне в любое удобное время. Посидим, погутарим, сальца покушаем, семечек полузгаем, тун-тун?
        Августин Дерябныч довольно хохотнул, ущипнул казначея-однокашника за свиной бочок:
        - Ты погляди, Дункаша, какие орлята Кузьмича подросли! Право слово, попкорн начинает действовать. Спасибо, Алексей, за приглашение. Зайдем с товарищами, непременно зайдем… А что вы мне все-таки ответите по поводу партии?
        - Одной партии? - скаламбурил Леха и подмигнул однопартийцам.
        - Там видно будет, - щелкнул зубками хорек Дерябныч.
        - Откажусь теперь едва ли, сколько б нам ни наливали. Только, камрад Августин, между нами, фэйс ту фэйс, попа к попе, давайте так. Если я проиграю, весь свой проигрыш завещаю горячо любимой партии. Передайте его в кассу нашей городской ячейки, друзья! Навеки ваш, дитя подземелья Попов.
        С этими словами липовый боец андеграунда повернулся к стоящему поблизости седовласому маркеру, помаячил ладонью перед его лицом:
        - Товарищ? Товарищ, не спи, держи порох сухим. Отдать концы, примкнуть штыки! Шоу маст гоу он!
        - Шо еще за гоуно! - возмутился служитель, далеко не полиглот. - Не безобразничайте, гражданин. Облились коктейля, и неча тут! Обзываться он будет…
        Дункан Накладыч приобнял маркера за плечи пухлой ручкой и залопотал:
        - Стоп, стоп, милейший… Жизнь прекрасна и удивительна! Это выражение такое, на романо-германском диалекте. «Представление должно продолжаться», понимаете? И потом, не гоуно, а гуано. Вот примите, - он затолкал в нагрудный карман побагровевшего служителя банкноту, - сходите на курсы иностранных языков. Яволь?
        - Яволь, мин хер! - обрадованно вытянулся тот. - Не извольте беспокоиться.
        После чего состоялась долгожданная процедура раздачи киёв. Или киев.
        Начинать по жребию выпало Попову. Алексей, не мудрствуя, с разбоя положил шар в левую лузу, сохранив пирамиду практически в целости. Второй удар пошел в отыгрыш, но неудачно. Биток, едва коснувшись ударного шара, выкатился точно на стартовую позицию.
        Августин Дерябныч почти в точности повторил Лешкин удар, с той лишь разницей, что четыре шара выпали из угла пирамиды и встали в вытянутое каре.
        - Танки идут ромбом, - прокомментировал ситуацию товарищ Августин. - К ним бы еще подступиться.
        И подступился. Три удара - трех танков как не бывало. Четвертый уполз обратно в строй.
        Попов присмотрелся к паре, оставшейся во главе угла. Один из козырей можно было использовать. Алексей встал в нарочито неряшливую позу. Левая рука осталась без опоры и явно дрожала. Дрожащий кий саданул по паре, казалось, наудачу, однако один из шаров чистехонько лег в лузу. Другой вкруговую обстучал все борта и, вломившись в пирамиду с тыла, навел там полный беспорядок.
        - Вот это пруха, парни! - воскликнул Леха с хорошо разыгранным восторгом. - Десять сбоку - ваших нет! Тили-бом, тили-бом, будет кошке ежкин дом.
        Образовавшаяся позиция даже для «чайников» выглядела очевидной. Попов грациозно взметнул фалды фрака. После чего, послав воздушный поцелуй мадемуазель Инге, с картинной рисовкой устроил обвальный накат.
        В считаные секунды пятерка шаров провалилась в тот самый андеграунд, из которого, по его словам, явился в «Карамболь» товарищ Алексей. Инга уже готовилась привстать, дабы вручить награду победителю. Но тут последний, победный шар забился раненой птицей, стукнулся в губки лузы и выжил… …Чтобы наконец умереть, причем не в одиночку, а в обнимку с другим, после хлесткого удара ощерившегося Дерябныча.
        - Едренть! Вот так попа! - вырвалось у профукавшего реальный шанс Попова, когда старина Августин Дерябныч грамотно, без промахов, отыгрался и скромно встал рядом с довольным подсвинком Накладычем.
        Лехе оставалось принять навязанную противником позиционную игру. Оставшиеся два шара закружились, меняя месторасположение у бортов и ни на йоту не приближаясь к лузам.
        Нервы у молодого бойца продолжали показательно шалить. Чтобы их утихомирить, дитя подвалов пробурчал: «Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел… Нет, Колобок, я тебя съем!» - и шарахнул из явно невыгодной ситуации. Колобок, гаденыш, прискакал в аккурат к носу лисы.
        В данном случае хорька.
        Засим сказка и закончилась.
        Торжествующий победитель скользящим шагом двинулся отгрызать у Инги положенный ему налог.
        Та сидела окаменевшей обратно Галатеей, лишь сверкала яростными очами на незадачливого Попу-Пигмалиона. Галантный Дерябныч не стал шуровать у сиротки за корсетом всей пятерней в поисках законной добычи, а бережно, медленно-медленно вытянул «косушку» двумя пальцами. И что-то там все приговаривал, подлец, просил прощения, кланялся, расшаркивался. Демонстрировал бонтон, одним словом.
        Побежденный Алексей Леонтьевич с уныло обвисшими фрачными фалдами, эскортируемый мавром, отбыл зализывать раны в расположение местного оздоровительного центра. Там оба кардинальным образом преобразились: заулыбались, хлопнув друг друга по рукам.
        - Алексей, ты гений! Так убедительно не «убить» восьмой шар. Ты и вправду никогда в каталах не состоял? - Дредд достал из кармана широких штанов пинтовую фляжку. - Прозит! За успех!
        - Успех-то он успех, - благодарно принял свою дозу Попов, - да чудятся мне, Ванюша, катальские повадки у старого хорька. Пованивает он слегка. Натурально, хорек.
        - Не дрейфь, земеля! Все в твоих руках. В любом случае замануху ты этому однопартийцу конкретную сотворил.
        - Лишь бы он, зараза, бузить не начал прежде времени. Не сорвался бы.
        - А ты подсекай, подсекай. Ну и с другого фланга: начнет бузить - найдем управу. Хлопцы, поди, уже застоялись в засаде. Подсуетятся.
        Алексей вдумчиво приложился к фляжке. Затем смочил под краном волосы, высек во взгляде искорку безумия и неверной походкой вернулся в бомонд.
        На полпути к Инге его перехватил хорек Августин Дерябныч. Повлек за локоток в сторону.
        - Товарищ Алексей, в чем дело? Пессимизм долой! Как старший товарищ, приказываю не распускаться, взять себя в руки. - Он откашлялся и торжественно возвестил: - Настала моя очередь позволить отыграться вам.
        Попов просиял:
        - Товарищ Августин! Вы настоящий однопартиец. Я ведь говорил, что одно место в моем глубоком подполье навсегда забронировано за вами? Милости прошу, - Он вздохнул. - Однако… В настоящий момент, признаюсь не готов воспользоваться вашим великодушием. Во-первых, «рулит на взлет самолет пузатый». Во-вторых, некоторое стеснение в средствах не позволяет мне…
        - Бросьте, товарищ, бросьте. Какие счеты между единомышленниками? Думаю, в паре-тройке разгонных тысчонок любезный Дункан Накладыч вам не откажет.
        - Не вопрос! - Казначейский подсвинок немедля полез в заранее приготовленный бумажник.
        Алексей молча изобразил, что мучительно разрывается между партийным долгом, долгом чести и гешефтмахерскими обязанностями.
        Товарищ Августин продолжил агитацию. Голос его стал более вкрадчивым, интонации более шелковыми. Он отдал должное Лехиным принципам, ненавязчиво польстил его мастерству. Со вкусом начал распространяться о нимфомании Фортуны:
        - Такому молодцу, как вы, Алексей, она готова отдаться прямиком на бильярдном столе! Скажи, Дункаша.
        - Да-да! - с готовностью поддержал однокашника Накладыч. - На столе, да!
        - А если проиграю, это ж когда смогу расплатиться? Небось проценты пойдут, счетчик зажужжит, тун-тун? - слабо трепыхался в неводе растерявший лоск аутсайдер.
        Дерябныч держал невод крепко, бережно подтягивал:
        - Мы найдем какой-нибудь выход. Полагаю, Дункан Накладыч вместе с Казначейством не оскудеют от задержки. Кстати, существует альтернативный вариант! Вы, Алексей Леонтьевич, все равно уезжаете, а мадемуазель Инга остается одна. Красивая девушка не должна быть одинока. Скука, бандиты, соблазны, тун-тун… Черт, заразили вы меня вашим тун-туном. Что за тун-тун такой, в самом-то деле?.. Так вот, мы бы могли присмотреть за девушкой на период вашей отлучки. Чтобы никто сиротку не обижал. А деньги не возвращайте. И ради бога, не подумайте ничего дурного. С фройляйн я предварительно побеседовал. Она, представьте, дала свое согласие.
        Галатея после беседы с хорьком и впрямь ожила: бросала кокетливые взгляды в сторону красноречивого Дерябныча. Алексею, напротив, показывала язык.
        И взвились кострами синие ночи. И запылал Леха аналогичным пламенем. И заиграл он похожими на яблоки желваками.
        Круто развернувшись, Попов шагнул к столу.
        - Эхма, вон что получается… Вперед вы, товарищи, все по местам! - Он резко остановился. - Aber, мой милый Августин. Как коммерсант коммерсанту. Давайте по справедливости. Оценим мои моральные издержки… ну, скажем, тысяч в десять. Идет?
        Под требовательным взглядом хорька державшийся доселе в тени Дункан Накладыч пробежался наманикюренным копытцем по содержимому бумажника. Кажется, партийная касса подобные траты позволяла. Подсвинок кивнул.
        - Коль пошла такая пьянка, режь последний зеленец! - вскричал переменившийся камрад Дерябныч. - Один раз живем, тун-тун!
        Актеры сбросили маски и заиграли в полную силу.
        Почти. Алексей потихоньку отдавал партию, бдительно следя, чтобы отрыв не превысил двух шаров. При счете пять-семь он нелепым, с точки зрения профессионала, ударом разложил «штаны».
        На сей раз задергался Дерябныч. Вследствие его кикса шары выстроились в прямую линию, нацеленную в одну из угловых луз.
        - Вот теперь, Колобок, я тебя точно съем! - Алексей удовлетворенно потер руки.
        Попросил маркера протереть биток, сам тщательно намелил кий. Прицелился. Хлестнул. Ударный шар с издевательским звуком брякнулся в заднюю стенку лузы… и откатился по той же траектории обратно. Под радостное повизгиванье и хихиканье Накладыча на столе с точностью до сантиметра восстановилась предыдущая позиция.
        Августин Дерябныч окончательно трансформировался в хорька, дорвавшегося до крови. Отечески похлопал обалдевшего соперника по плечу. Игриво ткнул тупым концом кия в колыхающееся брюшко Накладыча. Задумчиво заходил вокруг стола, как бы примеряясь, не удобней ли бить в какую-нибудь другую лузу. Не поленился достать «машинку», повозился с ней какое-то время - чтобы, театрально засомневавшись в своем умении обращаться с нею, отложить. Потом вытянул губы трубочкой, расположил впалый торс параллельно плоскости стола и немного поерзал субтильной гузкой.
        Удар, который в конце концов состоялся, был ничуть не менее эффектным, чем нанесенный Алексеем. По-своему эффектным. Погубила камрада Августина та же самонадеянность, что и Попова в первой партии. Но если у Лехи самонадеянность являлась запланированной и наигранной, то старый хорек осрамился в действительности. Ударный шар всего-то на пару миллиметров зацепил «губку» лузы и, закрутившись, юзом ушел к борту. Биток под окостеневшей рукой Дерябныча подобным же образом прогулялся по лузе, прилипнув к другому борту.
        Публика в зале забисировала.

«Выручай, святая попа! - подобрался Лешка. - Пора подсекать. Ишь как зыркает. Ничего, на всякого хорька есть свой скунс. А против скунса вони нет! Артиллеристы, строгий дан приказ!»
        В ход пошел так любимый зрителями дуплет. Заметим к слову, Алексей Леонтьевич запросто мог бы стать чемпионом мира по дуплетам, организуй кто эти чемпионаты. Удар от трех бортов в середину получился безукоризненным, если не сказать фантастическим.
        Луза с костяным стуком проглотила добычу.
        Дальнейшие события развивались гладко, по заранее разработанной богатырями схеме.
        Вытащенные на берег и заполошно трепещущие жабрами, злосчастные щурята Дерябныч с Накладычем отнюдь не возжелали расстаться с деньгами. Как это, за здорово живешь закопать свои кровные пиастры на поле чудес?! Вдобавок Инга, эта Мальвина с голубыми волосами, только что как живая стояла, то бишь лежала перед их выпученными от удушья глазами. Готовая на многое. А теперь выходит: хороша Маша, да не ваша?
        Не надо им было такого поля чудес, даже крохотной поляночки не-на-до!
        Не надо так не надо, согласился обнаглевший Попов. Что ему - ходит гоголем, хвост павлиний распустил.
        - Контровую?
        - Добро.
        - Ставочки не повысим?
        - Повысим.
        Что и требовалось. Алексей прищелкнул пальцами.
        - Ну хорошо, допустим, мои десять тысяч вместе с мадемуазель (предательница, мерзавка!) против корочек налогового пристава от таможенного отделения. Что скажете?
        Однопартийцы, не готовые к такому повороту событий, заюлили:
        - Товарищ Алексей, чистота мундира…
        - Товарищ Августин, не забывайте про плацкартную резервацию в моей подземке. Для вас всегда открыта в недра дверь. И потом, вы же прекрасно понимаете, чистота мундира не спасает при чистке. Хоп?
        - Хоп, молодой человек, тун-тун…
        Контровая, вызвавшая у зрителей поначалу лютый интерес в связи со стихийно организованным тотализатором, проиграна была старперами уже в дебюте. Взъерошенный хорек Дерябныч настолько неудачно выполнил «разбой», что его оппоненту, по аналогии с каким-нибудь котом Базилио, осталось лишь не полениться выкопать халявные золотые.
        Разупыханный Августин Дерябныч начал гнуть пальцы. Склочным голосом вызвал директора заведения, повязанного с разгромленными однопартийцами одной кровью.
        Добыча ускользала из Лешкиных пальцев. Ускользала, ускользала… Как вдруг откуда ни возьмись прямиком из сгустившейся над его льняной головой тучи материализовались оба-два казенных человека.
        Первый, с задранным на лоб новеньким респиратором, с блестящей хреновиной, смахивающей на пылесос, в униформе с жутковатой надписью «ГорСЭС», немедля подскочил к директору и навел на него раструб сверкающего агрегата.
        - Санитарный инспектор Добрынин. Службу спасения эпиднадзора вызывали?.. Как - никогда? Шутить изволите, господин управляющий, вызов задокументирован. Спасаем жилье от жучков, мышек от грязных лап, а компьютеры от вирусов. Все ли у вас на постах, господин Бакланин? Вы вообще посты блюдете? А давайте-ка пробежимся по вашему заведению поганою метлою!
        Директор враз опал, скукожился, отвел погасший взгляд от «брата по крови» и, бережно поддерживаемый санитаром, побрел в офис.
        Другой казенный человек, облаченный в новенький жандармский камуфляж, гаркнул на весь растревоженный зал:
        - Полиция нравов, иммиграционная служба! Старший уполномоченный Муромский. Прошу предъявить документы на предмет прописки. - Он грозно осмотрел внутренности
«Карамболя» и зафиксировал хищный взгляд на побледневших лицах однопартийцев. - Та-ак, вижу-вижу своих клиентов. Вот, значит, по кому сегодня «обезьянник» рыдает горючими слезами. Вы записались в добровольцы?.. А ну печь, полезай в горшок! Родственников до границы имеете? Кочевники в роду были? В глаза глядеть, отвечать на вопросы. С девочками продажными якшаетесь?.. Как - нет? А с кем?.. Оп-па! Почему маникюр, гражданин? Голубь голубя приголубил, так? Это вот, значит, на какие нужды казна уплывает, налоги утекают, я вас спрашиваю.
        - Вы знаете, с кем дело… - попытался перейти в наступление подсвинок Накладыч, но Муромский пресек попытку бунта в зародыше.
        - Угрозы при исполнении, - хладнокровно зафиксировал он. - Замечательно! Да я вас теперь с полным правом на неделю в допр законопачу, голубей-голубчиков. Пока до своих адвокатов докричитесь, здоровье на голимый минус уйдет.
        Не теряя темпа, Илья обернулся к охраннику на входе:
        - Служивый, эй, как тебя?.. Ситуация обострилась, возможны эксцессы. Бдеть втрое бдительней, ясно? Всех впускать, глаз ни с кого не спускать, никому спуску не давать! Что молчишь, раззява, службу не ташишь?
        Слегка косолапя, он энергично ринулся к обалдевшему охраннику, - видимо, выяснить, почему тот молчит, раззява.
        Хорек Дерябныч, оставшийся без жандармского присмотра, горячо зашептал Лехе:
        - Алексей Леонтьевич, выручайте. Нам с Дунканом Накладычем при нашей службе любые скандалы - хуже язвы и аппендицита. Гибель карьере, если не волчий билет!
        - Какой мне с того резон, товарищ? Профит типа? - Попов недвусмысленно потер указательный палец о большой.
        - Прямой профит, Алешенька. Сумеете объяснить легавому, что все нормально, ксиву я вам нынче же оформлю. Век воли не видать! Лады?
        - Гм. Закон подземелий приучил меня игнорировать слова, не подкрепленные ничем.
        - Ну хотите, я пока в залог свое удостоверение оставлю, тун-тун?
        - Чего ж, тун-тун.
        Леха спрятал драгоценный залог и подмигнул вернувшемуся Илье.
        - Товарищ Мурмурский…
        - Старший уполномоченный Муромский.
        - Товарищ Муромский. Все в абажуре, то есть в ажуре, конечно. Понимаете, у нас сегодня с невестой помолвка. Невесту видите?.. Душка, душка, право слово! А вон тот черненький с беленькими косичками - шафер наш. Выписали за большие деньги из самого Черемысля для экзотики. Здесь-то мы помолвку и отмечаем в компании родителей. Вот это Августин Дерябныч, папенька Инги. А это матушка моя, Дунья Накладовна.
        - Мужчина?
        - Что вы, господин старший уполномоченный, какая же она мужчина? Обратите внимание, на которую сторону у нее жакет застегивается. А что до маникюра и макияжа, так женщина ведь, как ей без красоты? Войдите в положение, товарищ Маразмский.
        - Муромский я. Му-ром-ский. Ясно вам? И с какой стати я должен входить в положение? Мне этих, которые в положении, по службе хватает. Шуточки. Будьте любезны, с вещами на выход. Дежурная машина заждалась.
        Алексей понурился. Похлопал себя по карманам.
        - Командир, можно тебя на минутку?
        Отвел насупленного опера в сторону.
        - Вещей всего десять «штук». Больше, ей-ей, нету.
        - Пошли, проверим твои вещи, - буркнул подобревший командир.
        Направились в «предбанник». Охранник вскинул руку, отдавая честь. Муромский неодобрительно заметил:
        - Й-эх, пустая твоя голова! И честь-то отдать не умеешь. Да и много чести - брать твою честь… А тебя, афро-головешка, па-апрашу остаться! - пресек он начатое Дреддом движение. - А то на раз-два запрягу иммиграционную карту заполнять печатными буквами в десяти экземплярах, не считая анкет.
        Спустя несколько минут Алексей вернулся. Нервно закурил. Маркеру, который порывался рассказать ему о вреде курения в «Карамболе», взбешенно выпалил прямо в лицо:
        - Меня какой-то летеха развел на десять честно заработанных «косарей», а вам и не икнулось! Будешь нервы мотать, живо людям расскажу, какая тут клоака мерзостная. Оно вам нужно - рекламная кампания? Метнулся до камбуза, тело. Живей! Для мадемуазель - «Малибу», мне - стакан «Березовой». Папуасу моему - ром. Время пошло!
        Яростно дымя «Примой», прошествовал к переводящим дух горе-реваншистам.
        - Бабло уплыло до последнего гроша, но гадкий осадок на душе остался. Вам, товарищи в борьбе, рекомендую поспешить отсюда к едрене Фене! - «К Фекле, - поправился про себя, - прости, Фень». - Пока этот уполномоченный не надумал вернуться. Камрад Августин, надеюсь свидеться через час у парадного вашего подъезда. Готовьте калым.
        Когда пороховая гарь рассеялась, павших и раненых унесли, и «Карамболь» вернулся к прежней размеренной жизни, в него завернула шумливая «понятийная» братва. Впереди, к Лешкиной удаче, брел на заклание Герка Немчик, пока что ни о каком заклании не подозревая. Напротив, заметив расфуфыренного Попова, Немчик приветственно возопил:
        - А трипопец-пец-пец-пец-попа! Мне в аккурат деньжищ не хватает братву угостить. Слабо отыграться, Алексеюшко?.. Что говоришь, не слышу? Блиц по пять?.. По барабану, лохматый. Пять так пять. С голой попы хоть шерсти клок, гы-ы!
        Смеялся Немчик нехорошо. И в последний раз. Три блица по пять промелькнули перед Геркой в полчаса, облегчив ему муки выбора развлечений ровнехонько на сорок тысяч.
        Леха в душе сочувствовал бедолаге, потому что знал, каково будет Герке наутро. Каково ему будет!
        Размышляя философически о коловращении жизни, он отправился в сопровождении Инги с Ванюшей Дреддом к уютному особнячку налоговой полиции. План удался на все двести!
        Миссия с треском завершилась обменом удостоверениями. Огорченный до невозможности хорек Августин Дерябныч пытался поймать тачку. Подсвинок Накладыч безутешно лил слезы над необратимо похудевшим кошельком, размазывая по рыльцу тушь и румяна наманикюренным копытцем. За всем этим безобразием флегматично наблюдал из ближайших кустов пушистый кот дымчатой расцветки. Не то чтобы ему была любопытна трагедия однопартиицев, просто ждал подругу, сиамскую красавицу Мусю, вот и коротал время.
        Помпезный кабриолет докатил до ближайшего угла, где его уже поджидал виртуоз разводного ключа и газовой горелки Матвей Черепанов. Он же Матвейка-Паровоз, который по старой дружбе одолжил Муромскому «ситроен» из собственной мастерской.
        Пассажиры от всего сердца поблагодарили лучшего авторемонтника Картафанова и просто хорошего человека за помощь (Инга жарко поцеловала его прямо в колючие усы), после чего со смехом перекочевали в салон знакомой «окушки».

«Ока» норовисто взбрыкнула и аллюром три креста понеслась в надвигающуюся ночь.
        Глава 7
        КАМАРИНСКАЯ ПОД СЕНЬЮ САКУРЫ
        Фебруарий Мартович Гендерный считал себя гражданином мира. Космополитом без дураков и антиглобалистом по зову сердца. Лишь возмутительное стечение обстоятельств заставляло этого гладкого, упитанного мужчину пятидесяти с куцым хвостиком лет прозябать на краю Ойкумены, в дрянном городишке Картафаново. Следует признать, однако, что возмутительные обстоятельства текли не столь уж катастрофически вкривь да вкось. Как-никак Фебруарий Мартович являлся заместителем генерального директора Картафановского НИИ среднего машиностроения. В его ведении находились внешнеторговые связи.
        Еще совсем недавно руссийское среднее машиностроение никаких связей с внешней торговлей не имело и иметь не могло. Поскольку строило машинки не простые, а предназначенные для вооруженной обороны, а то и нападения. Но времена меняются. Настал срок для конверсии в режимном НИИ города Картафаново. И, как следствие, на приданном институту опытно-экспериментальном заводе «Луч».
        Тогда-то и повез Фебруарий Мартович на выставки да салоны кое-какие экспонаты из запасов картафановских оружейников. Приборы ночного видения, дальнего слушания и глубокого ныряния. Долгоиграющие батарейки, вечные лампочки, не тупящиеся ножи и ножницы. Самостоятельно высыхающие обувные стельки и прочее полезное добро по мелочам.
        Зарубежные устроители выставок встречали Фебруария Мартовича с распростертыми объятиями. Пытались даже на руках носить. Кричали наперебой: «Вери велл!», «Дас ист фантастиш!» и «Сутэки! Сугой!» Жадно щупали и разглядывали картафановские хитрые изделия. А потом, сладко напоив-накормив Гендерного, уложив в постельку, согретую щедрым женским теплом, спрашивали. Спрашивали льстиво и нежно голосами тех самых теплых постельных дамочек: нет ли у него еще каких штучек? Помудренее, полюбопытнее для серьезных людей. Только не в виде готового серийного изделия, а в виде документации. Чертежи, описания, технологические процессы и тому подобное. Знаете, милый Фебруарий, насколько весомой может быть наша благодарность?
        Гендерный стойко держался. Года эдак полтора. Или, бери выше, все два. То отшучивался, то отцеловывался, то пьяным притворялся. Но суммы, нашептываемые на ушко прелестницами-соблазнительницами, мало-помалу росли. Игнорировать их становилось все трудней. К тому же Фебруарию Мартовичу чертовски хотелось стать подданным просвещенного короля Фряжского. Или подданным микадо Нихонского. Да хоть бы и налогоплательщиком президента Североамериканского.
        Служители религиозных культов утверждают, что человек по природе слаб и противостоять диавольским уловлениям без помощи горних сил неспособен. Фебруарий Мартович был атеистом, потому с небес никакой помощи получить не мог. И однажды он решился. Уступил. Продался.
        Хоть, как полагал сам, не со всеми потрохами.
        Потроха, то есть сбываемые ноу-хау, принадлежали по большей части нашему знакомому инженеру-бессребренику. Попову Алексею Леонтьевичу.
        О том, что его изобретения поплыли в чужие страны, Попе, разумеется, никто не доложил. Фебруарий Мартович спинным мозгом чуял, что инженер заартачится, как положено дурачку-патриоту. Да и делиться прибылью очень не хотелось.
        С тех пор счета Гендерного в банках начали расти. Однако вожделенное заморское гражданство так и оставалось всего лишь грезой. Что и понятно. Зачем дарить гражданство Ниппонии человеку, который полезен, именно работая в Руссии?
        Фебруарий Мартович, здравый человек и тертый калач, об этом догадывался. Как догадывался и о том, что, вздумай он сейчас проявить строптивость, одним махом пойдет в дело шантаж. А то и чего похуже. Поэтому и надумал он спрыгнуть с крючка, не раздирая в кровь собственную шкурку, а заманив на стальное жало кого-нибудь другого.
        На его удачу, в это время у опытно-экспериментального завода «Луч» появился совладелец. Деловитый столичный мужик, купивший сколько-то там процентов заводских акций. Вместе с хозяином прибыли в Картафаново легионы шустрых руководителей новой формации. И Гендерный пошел ва-банк. Выбрал парочку хватких менеджеров с продажными мордами и предложил пай в «интеллектуальном экспорте». Поступок объяснил пошатнувшимся здоровьем и желанием постепенно отойти от дел.
        Молодые шакалы радостно переглянулись, с клыков закапала обильная слюна. Вскоре они оттерли Гендерного не только от экспорта изобретений, но и от встречного финансового потока. Фебруарий Мартович, в общем, не возражал. Имеющихся накоплений ему должно было хватить лет на пятьдесят безбедного существования хоть бы в самом Парижске.
        Зато проблема желанного Нихонского гражданства начала помаленьку решаться. Содержать его на сегодняшней точке иноземным покупателям стало бесполезно.
        Сейчас он попросту отбывал в постылом Картафановском НИИ-остроге последние денечки. Заниматься было бы вовсе нечем, если б он не нашел себе новую забаву - интернет-серфинг. Трясина Всемирной сети засасывала Фебруария Мартовича все глубже и глубже. Он до позднего вечера засиживался в своем кабинете, где доступ в Интернет был быстрым и бесплатным.
        Вот и сегодня Гендерный блестящими глазами маньяка всматривался в мелькание радужных картинок. Ему повезло наткнуться на сайт с непристойными нихонскими рисунками и мультфильмами. С пылом неофита он приник к кладезю культуры, которая вскоре станет родной. Внезапный телефонный звонок заставил увлекшегося Фебруария Мартовича вздрогнуть.
        - Гендерный слушает, - раздраженно буркнул он в трубку.
        - Февраль Муратович! - задребезжала в ответ трубка голосом вохровца с проходной. Идиот вечно перевирал изысканно латинские имя и отчество Гендерного. - Тут такая, понимаете, Каракалпакия. Из эпидемии пришли!
        - Что вы мелете?! Какая Каракалпакия? Из какой академии? - раздраженно пробормотал Фебруарий Мартович. Он все еще не мог оторваться от волнующего зрелища на мониторе.
        - Из эпидемии городской. С крысами бороться. А Каракалпакия полная, да.
        - Посылай их к чертовой матери! - вспылил почти готовый гражданин острова Хоккайдо. - Какие крысы в одиннадцать часов вечера? Пусть завтра приходят.
        В трубке сдавленно пискнуло - и вдруг загрохотало. Отнюдь не фальцетом вохровца, а мощно, напористо, требовательно:
        - ГорСЭС у аппарата! Инспектор Добрынин. Рекомендую безотлагательно сойти к проходной, гражданин заместитель директора! Иначе будут приняты крайне асимметричные меры. Тогда наплачетесь! - И инспектор Добрынин для убедительности вплел в посконину официальной речи золотую нить живого великорусского языка.
        Конец нити, свистнув казачьей нагайкой, больно стеганул Фебруария Мартовича по филейным частям. Гендерный подхватился и, неизобретательно ругаясь сквозь зубы, поспешил навстречу сердитому эпидемиологическому крысолову.
        Алексей Попов описал расхитителя интеллектуальной собственности (или, выражаясь языком контрразведчиков, «объект разработки») удивительно точно. Никита окинул хмурым узнающим взглядом прибежавшего толстячка - кувшинное рыло - и спросил с укором:
        - Что же это вы, господин… э-э… - Он вопросительно поднял брови почти до самого респиратора, сдвинутого на лоб.
        - Гендерный Фебруарий Мартович, - поспешно представился будущий самурай, чрезвычайно волнуясь. Близость инспектора внушала ему необъяснимый ужас. Он робко заметил: - Но я вообще-то не по хозяйственной линии заместитель.
        - Не имеет значения, - сухо проговорил Добрынин.
        Идиот вохровец вылупился на него с обожанием дворового пса. Видать, расслышал в голосе настоящую офицерскую твердость. Турникет, однако, держал на запоре.
        Никита заговорил снова:
        - Что же это вы, господин Гендерный, крысиный питомник из НИИ устроили? Вредителей развели на подотчетной территории, и хоть бы хны. Не знаете, чем грозят человеку мышевидные грызуны? Чумой давно не хворали?
        Фебруарий Мартович начал судорожно вспоминать, давно ли он хворал чумой. От волнения вспомнить не удавалось, и он отчаянно выкрикнул:
        - В детстве! - После чего без перерыва: - Не помню!
        - Не помните, - печально сказал Никита. - Потому-то так преступно беспечны. А между тем в Средние века бубонная чума, разносимая именно крысами, уничтожила половину населения Европы. Хотите повторения этой истории?
        Гендерный повторения средневекового мора, безусловно, не хотел. Что и показал, истово замотав головой и по-монашески прижимая руки к мягонькой грудке.
        - Тогда проводите, - потребовал Добрынин и пристукнул страшненьким крюком по турникету.
        Гендерный обратил на вохровца недвусмысленный взгляд. Тот, еле слышно шепча: «Ну как есть полная Каракалпакия! Окончательная!» - поспешно отпер проход.
        - А почему, извините, вы прибыли так поздно? - спросил Фебруарий Мартович, семеня за строгим инспектором и стараясь заглянуть ему в лицо.
        - Потому что грызуны крайне, крайне осторожны. Днем, как правило, прячутся, - наставительно сказал Никита. - Сейчас для них самое раздольное время. Возьмем, что называется, тепленькими. Показывайте, где ваш кабинет.
        - Позвольте, а отчего вы думаете, что крысы обитают у меня в кабинете? Я ни разу их там не видел. Может, лучше пройдем к столовой?
        Никита, поняв, что «объект разработки» начал оправляться от первого шока, чертыхнулся про себя, но виду не оказал.
        - Поступил сигнал, - отрезал он.
        Фебруарий Мартович при этих словах будто наяву увидел шакальи физиономии своих партнеров по ноу-хау-трансферту. Подавать столь дурно пахнущие «сигналы», кроме этих «грызунов», было некому.
        - Сигнал, значит… А документики ваши посмотреть можно? - Он решился наконец-то навести справки.
        - Давно бы так, - одобрительно проворчал Добрынин. Он протянул Гендерному книжечку в пупырчатых, будто икорных, корочках, а также лист предписания. - А то допускаете на секретную территорию кого ни попади. Без проверки, да еще в вечернее время. Непорядок.
        Фебруарий Мартович внимательно изучил удостоверение и отметил, осторожно торжествуя:
        - Вы, как я понимаю, всего лишь стажер?
        Никита посмотрел на него с брезгливым соболезнованием, будто на слаборазвитого ребенка, только что съевшего собственную козюлю:
        - Господи-ин Гендерный… - протянул он. - Что же вы думаете, в такой собачий час на крысиные помойки старших инспекторов посылают? Или ждете, что сама генеральша Вожжина пожалует? Ладно уж, - миролюбиво сказал он, пряча документы в карман, - можете не отвечать, вопрос риторический. Идемте к столовой.
        Столовая располагалась в дальнем от проходной конце здания. Вообще, здание НИИ больше всего походило на помесь грандиозного семиэтажного зиккурата и броненосца времен Цусимы. Цеха опытно-экспериментального завода «Луч» занимали четыре нижних яруса (корпус корабля), а собственно исследовательские корпуса - пирамидальную «палубную надстройку». Впрочем, картафановцы, слабо знакомые как с архитектурой древней Месопотамии, так и с конструкцией боевых кораблей прошлого, называли его Ледоколом.
        Никита шагал по широким, гулким, полутемным коридорам, рассеянно изучая выцветшие плакаты на стенах. Он слушал пыхтение Гендерного и думал о том, что крыс возле столовой, скорей всего, не обнаружится, после чего толстячок станет еще подозрительней. Придется вновь надсаживать бронхи, модулируя комиссарский рык, а это, признаться, ему уже во как надоело. Одна надежда на Фенечку.
        Дошли. Широкие стеклянные двери, способные пропускать в столовую по пять плечистых научных сотрудников зараз, оказались заперты. Фебруарий Мартович, скорчив трагическую мину, развел пухленькими ручками:
        - Вот. Я вас извещал, что я не по хозяйственной части. Ключей у меня нет. Если хотите, можем обойти снаружи. Там и мусорные баки, наверное, найдутся. Но предупреждаю заранее - получится долго.
        Никита насупился, соображая, чего наплести «объекту разработки», чтобы отговорить от негожей затеи покинуть внутренности Ледокола.
        Гендерный тоже насупился, соображая, как потактичнее сунуть санитарному инспектору рублей двести, - да и выпроводить к черту.
        Тут-то из-за кадки с чахлой пальмой и выскочила мелкая, темная и как будто хвостатая тварь. Тварь пронзительно пискнула и молнией шмыгнула по коридору в сторону проходной.
        - Ага! Вот она, крыса! - азартно завопил Никита, бросаясь в погоню.
        - О боже… - тихо проговорил Фебруарий Мартович, который абсолютно ясно разглядел, что это была вовсе не крыса. Маленькая, чуть больше кулака, сморщенная, как гриб сморчок, человеческая голова с десятком не то косичек, не то паучьих ножек. На них-то она и передвигалась, да как проворно! Гендерному вдруг сделалось тревожно. Даже жутковато. Жутковато находиться здесь, где обитают подобные создания. И не менее жутко идти туда, куда оно умчалось. Успокаивая себя мыслью, что это какая-нибудь дурацкая поделка молодых балбесов из лаборатории робототехники, он зарысил следом за инспектором. Сперва легко, но с каждой секундой все больше убыстряя шаг и боясь оглянуться.
        Не походил проклятый сморчок с ножками на мини-робота, никак не походил!
        Фебруарий Мартович настиг Добрынина возле собственного кабинета. Инспектор азартно ковырял крюком плинтус, расширяя какую-то не то дыру, не то в самом деле нору.
        - Это не крыса, - отдыхиваясь, просипел Фебруарий Мартович. - Это, должно быть, экспериментальный робот.
        Борец с вредителями выпрямился, недовольно засопел и вдруг рявкнул наподобие пожарного набата:
        - Что за дикий бред!
        И сейчас же того страшней:
        - Это ваши апартаменты? Открывайте немедленно, грызун внутри!
        - Да, это мои апартаменты, - всхлипнул раздавленный акустическим ударом Фебруарий Мартович и отпер ослабевшими руками дверь: - Прошу, господин инспектор.
        Никита натянул на лицо респиратор и крадучись, словно в самом деле опасаясь спугнуть пасюка, вошел в кабинет.
        Громогласный инспектор чувствовал себя в вотчине Гендерного как дома. Он скрипел сапогами, царапал стены и пол крюком. Заглядывал в шкафы и за портьеры. Молодецки ухая, двигал мебель и всюду, всюду рассыпал толстым слоем тошнотворно воняющий грязно-желтый порошок. Если тварь и впрямь забежала сюда, она давно должна была ретироваться, спасая жизнь. Или окочуриться.
        - Вы, извиняюсь, скоро закончите? - ежеминутно спрашивал его Фебруарий Мартович и добавлял молитвенно: - Мне уходить пора. У меня сердце. Режим.
        На самом-то деле сердце у Гендерного было молодым на зависть. Как и здоровье вообще. Единственное, что его несколько беспокоило, так это простата. Чуть-чуть.
        Добрынин это, видать, понимал.
        - Служенье муз не терпит суеты, - отвечал он, разбрасывая новые и новые порции отравы. - Также не терпит суеты и дератизация.
        Снова забулькал жестяным голосом окаянный телефон.
        - Слушаю, - слабо сказал Фебруарий Мартович.
        - Тут такая Каракалпакия, Февраль Муратович, - бодро протявкал мучитель вохровец. - Наряд из жандармерии объявился. На территорию института желают пройти. Руководство спрашивают.
        У Гендерного помертвело в груди. Снова перед его мысленным взором всплыли злорадно улыбающиеся акульи рыла компаньонов по «интеллектуальному экспорту».
        Он в три приема протолкнул сквозь пересохшую глотку:
        - Что. Им. Нужно?
        - Это… ну нелегальных иностранцев ищут. Говорят, у нас тут вьетнамский цех по пошиву тапочек работает.
        У Фебруария Мартовича несколько отлегло от души.
        - А я-то при чем? - сказал он уже значительно бодрее. - Вызывай директора.
        - Зачем это? - испугался охранник. - Зачем директора, когда вы все равно уже тут? Не, вы уж сами его вызывайте, Февраль Муратович. А мы люди маленькие, нам не положено. Такая вот Каракалпакия!
        Гендерный приуныл. Вызывать директора в двенадцатом часу ночи было форменным самоубийством. Почище харакири.
        - Хорошо, я сейчас подойду встречу. Вы скоро? - в десятый раз обратился он к Добрынину.
        - Служенье муз не терпит суеты, - с расстановкой повторил Никита и метнул на туфли Фебруарию Мартовичу пригоршню гадкого порошка.
        Тот, закрывая перекошенное лицо платком, сбежал.
        Представитель Серого Замка оказался мужчиной богатырского телосложения. Рожа у него была самой протокольной, с некоторым элементом зверства. Френч и бриджи на нем были с иголочки, портупея-лак, фуражка полметра диаметром и сапоги в гармошку. За спиной жандарма возвышалось жуткое чернолицее чучело в пестрых одеждах, будто только что сбежавшее из этнографического музея. Чучело напевало регги и пританцовывало. На его широкой, как Тихий океан, груди мотался омерзительного вида амулет: сушеная человеческая голова. Поразительно похожая на тот сморчок с ножками, за которым гонялся санитарный инспектор.
        - Уполномоченный по борьбе с незаконной иммиграцией и торговлей живым товаром Муромский, - четко представился Илья. - А вы, как я понимаю, Фебруарий Мартович Гендерный?
        Обильно потеющий Гендерный мелко закивал.
        - Поговорим у вас или сразу ко мне, в Серый Замок? - напористо поинтересовался Муромский.
        - Я не совсем понимаю, чем вызвано… - пролепетал Фебруарий Мартович, но жандарм нетерпеливо заворчал, и Гендерный замахал вохровцу: отпирай живее. - Э-э… Пр… Проходите, офицер.
        - За мной, - не оборачиваясь, скомандовал уполномоченный плясуну-папуасу и, громыхая сапогами, двинулся вперед.
        В кабинете Муромский первым делом «проверил документики» у эпидемиологического санитара, после чего удовлетворенно пожал ему руку и сказал:
        - Одно дело делаем, брат-крысолов. Продолжайте спокойно работать.
        - Дредд, - приказал он своему экзотическому спутнику, - а ну помоги товарищу с заразой воевать!
        Дикарь радостно осклабился и после непродолжительной борьбы выхватил из рук Добрынина пакет с крысиным ядом. Инспектор на секунду замер, раздумывая, как реагировать на такую помощь, а потом махнул крюком:
        - Пошли тот угол обработаем.
        Жандармский уполномоченный втиснулся в личное кресло Гендерного, положил перед собой планшетку. Гневно посмотрел на монитор, где рисованные ниндзя не столько сражались, сколько занимались непотребством. Буркнул «чего и следовало ожидать» и направил на Фебруария Мартовича палец:
        - Итак, гражданин Гендерный, будем реально и добровольно сотрудничать или в несознанку играть?
        - А по какому вопросу? - робко спросил Фебруарий Мартович, присаживаясь на краешек стула для посетителей.
        - По вопросу поступившего заявления. Ознакомьтесь. - Муромский извлек из планшетки бумагу непреложно официального вида. Однако «ознакомиться» Гендерному не дал, начал читать сам: - Несовершеннолетние гражданки республики Вьетконг Пу Та Нча и Ша Ла Вча заявляют, что их ручной труд незаконно использовался на незаконной фабрике по изготовлению домашней обуви. И не только, понимаешь, ручной труд! - свирепо добавил он, бросив взгляд исподлобья на дисплей компьютера.
        Гендерный представил, что там может твориться, и поалел со стыда. Однако нашел в себе силы возразить:
        - Какая еще обувь, господин офицер? У нас не скорняжная мастерская, а государственный научно-исследовательский институт. Плюс опытно-экспериментальный завод среднего машиностроения. Не легкой промышленности, а машиностроения. Понимаете? - добавил он просительно.
        Смутить непробиваемого жандарма не удалось ни на миг. Он с деловым видом порылся в планшетке и вскоре торжественно выудил новый документ.
        - Ошибочка вышла. Бывает. Да. Угу. Итак, оказывается, незаконный механический цех, существующий на территории завода «Луч», производит действительно не тапочки, а другую продукцию! Впрочем, также полностью не сертифицированную. Зачитываю список. - Он откашлялся и начал выразительно читать: - «Штопоры нержавеющие эксцентриковые», «шумовки с диафрагменными отверстиями»,
«шуруповерты тремор-аккумуляторные», «дрели рефак…» Гм?! «Дрели рефракционные». И, наконец… Свидетель Дредд, что у нас под номером «наконец»?
        - «Электрошоковые разрядники кромешного действия», - с готовностью наябедничал чернорожий паяц. - Для самообороны или зажигания газовых конфорок кухонных плит.
        - Шокеры? - не на шутку заинтересовался вдруг инспектор Добрынин и даже снял респиратор. - А каково пиковое значение электрического разряда? Санитарнобезопасным нормам соответствует?
        - Значительно превышает любые нормы, - жестко сказал Муромский. - Зна-чи-тель-но!
        - Так-так… - Добрынин зловеще клацнул телескопической рукояткой багра. - Вот ведь как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!
        - Да, удачно, - согласился жандармский уполномоченный. - Но меня сейчас интересует другое. То, что в подпольном цехе используется крепостнический труд незаконных мигрантов из Африки и с Соломоновых островов. Свидетель Дредд?
        - Так точно! - бешено кривляясь, выпалил дикарь и с многовековой ненавистью представителя угнетаемой нации воззрился на Гендерного. - Мои бедные братья трудятся по шестнадцать часов! Скверно, практически без мяса, питаются. Пьют самое дешевое пиво. Не имеют возможности пятиразово в день отправлять религиозные обряды у священного огня. И, самое невыносимое, - им запрещено плясать во время смены!
        - То есть как - запрещено?! - изумился Добрынин. - Вообще, что ли?
        - Абсолютно! - страшным голосом проговорил Дредд. - Даже на месте пританцовывать.
        После чего, разводя ручищи, с искаженным ненавистью лицом шипя «живьем удавлю расиста!», он двинулся к Гендерному.
        Фебруарий Мартович, потерявший последние крохи самообладания, заголосил, что ничего-ничего-ничего не знает о подпольном цехе, и приготовился мученически умереть. Но расправа была остановлена в один момент.
        - Свидетель Дредд, на месте, раз-два! - приказал Муромский и пристукнул для убедительности ладонью по столу. - Меру наказания для преступников определит суд. Который наверняка примет во внимание добровольное стремление Фебруария Мартовича к сотрудничеству с органами дознания. Так?
        Гендерный торопливо закивал, показывая, что добровольное стремление к сотрудничеству с органами дознания - его пожизненное кредо и священный гражданский долг.
        - Вот и замечательно, - сказал Илья, поднимаясь. - В таком случае показывайте, где тут у вас оборудованы смрадные казематы для истязаний трудолюбивых африканских негров.
        - И папуасов Соломоновых островов, - добавил черномазый танцор.
        - Может, в подвале? - робко предположил Фебруарий Мартович.
        - Ведите в подвал! - постановил Муромский. - Свидетель Дредд, за мной.
        - Пожалуй, и я с вами прогуляюсь, - сказал Добрынин. - Наверняка у них там форменная антисанитария.
        Ближайшая лестница в подвал была перегорожена решетчатой дверью, запертой на висячий замочек. Гендерный собрался было предложить Муромскому прийти завтра, когда можно будет пригласить завхоза с ключами, но тут приплясывающий Дредд густым басом сказал:
        - Товарищ лейтенант, отвернитесь на минутку!
        Когда хитро прищурившийся Илья выполнил странную просьбу, папуас вытащил из-под многоцветной дикарской хламиды двуствольный обрез.
        Гендерный с поразившей его самого прытью скакнул к жандармскому уполномоченному, сочтя представителя власти лучшим спасителем от убийства.
        Дредд, однако, стрелять не стал. Ни в Фебруария Мартовича, ни даже в замок. Он сунул стволы обреза под кольца, на которых висел замочек, и нажал. Протяжно заскрипел металл, кольца расползлись, будто пластилиновые. Решетка растворилась.
        - Я первый пойду, - сказал санитарный инспектор. - А то вы мне всю фауну распугаете.
        Фауны в подвале не обнаружилось. Это было сухое, очень просторное помещение с развитой системой вентиляции и множеством примыкающих комнат. В одних громоздились стопки матрасов и многоярусные кровати, в других столы и стулья общепитовского вида. Третьи были оборудованы под лекционные аудитории.
        - Знатное бомбоубежище. Только, думаю, хрен мы тут незаконные мастерские найдем, - сказал зябко поежившийся Добрынин. - Станкам ведь электричество промышленного напряжения нужно. А в убежища подобного типа по правилам безопасности максимум двадцать четыре вольта подводится. Только-только лампочки затеплить.
        Словно опровергая его слова, откуда-то слева загудело, зажужжало - самым что ни есть промышленным манером.
        Муромский выразительным жестом призвал спутников к молчанию и решительно двинулся на звук. Дредд, извиваясь кормой, следом. Оба остановились у подозрительной двери. Позиции заняли так, будто не выручать из рабства невольников собирались, а штурмовать бандитский притон.
        Но дверь распахнулась сама. Посреди комнаты ошарашенные сыщики увидели кошмарное сооружение, состоящее из частей мебели, узлов машин, обрезков бронированного кабеля, шлангов, светильников, пучков растительности и дьявол знает чего еще. Издавая тот самый вой работающего на высоких оборотах станка, плюясь дымом, рассыпая искры всех цветов, сооружение двигалось прямиком на них.
        Каким образом оно перемещалось, было совершенно необъяснимо.
        Да и желающих выяснить этот вопрос ценой собственного здоровья не обнаружилось. Явив потрясающее единение, компания бросилась прочь. Двое из четверых очевидцев страшного явления слышали несущийся вдогонку серебряный девичий смех и шутливую угрозу: «Кыш, бездельники, вот я вас крапивой!» - но никому в том не сознались.
        Когда они вбежали в засыпанные крысиным ядом апартаменты Фебруария Мартовича, грянул телефонный звонок. Третий раз за этот ужасный для Гендерного и, кажется, нескончаемый вечер.
        Впрочем, что бы ни намеревался сообщить абонент (скорей всего, опять идиот вохровец), он опоздал.
        На паркет превратившегося в театр фантасмагорий кабинета Фебруария Мартовича ступил статный красавец в серо-стальном костюме, ослепительных штиблетах, черной, точно у босса каморры, рубашке и при галстуке кофейного цвета. На носу он имел небольшие затемненные очки, а на лице в высшей степени официальное выражение. Лишь один элемент несколько нарушал образ государственного чиновника при исполнении - непослушный пшеничный вихор, победивший даже клеящие свойства геля экстремальной фиксации.
        - Алеша! - почти плача простонал Фебруарий Мартович, узнавший в стальном красавце вчерашнего подчиненного. - Спаси меня, Алеша!
        Леха остановил его властным движением руки:
        - Попрошу без амикошонства, гражданин Гендерный. Мы не в пивной. - Он зорким взглядом поверх очков окинул помещение, отметил довольные физиономии друзей и строго объявил: - Госналогслужба, таможенное отделение. Пристав Попов Алексей Леонтьевич. Присутствующим рекомендую также немедленно представиться.
        Присутствующие, за исключением Фебруария Мартовича, начавшего при словах
«налоги, таможня, пристав» трепетать пуще прежнего, доложились. Причем Дредд бросил валять дурака и отрекомендовался Иваном Вожжиным-Подхвостовым, студентом четвертого курса Академии физической культуры города Черемысля.
        - А теперь, Алексей Леонтьевич, не изволите ли разъяснить, что привело пристава нашей бравой таможни сюда? - спросил Илья.
        - …В этот питомник мышевидных грызунов, - уточнил Никита.
        - …В эту обитель расистов-рабовладельцев, - добавил Дредд.
        - …В это логово сверхъестественных форм жизни, - завершил список Муромский.
        Попов ответил лаконично, без эмоций:
        - Обнаружен канал контрабанды идей, составляющих национальное достояние. Следы кончаются тут.
        Перед Гендерным вновь поплыли туманные образы коллег по неправедному бизнесу. В его воображении они строчили доносы на изобретателя и организатора злосчастного канала и угодливо несли их человеку с суровым лицом чекиста. Когда воображаемый чекист положил листочки в серую папку «Дело №…» и завязал тесемки, Фебруарий Мартович достиг состояния сатори. То есть просветления. Он осознал, что гражданство Страны восходящего солнца для него может так и остаться неосуществленной мечтой.
        Из транса его вывел голос Добрынина.
        - Так вот, значит, кто главная крыса, - задумчиво сказал санитарный инспектор и попробовал ногтем острие крюка. - Не там, значит, искали…
        А Леха, приблизившись к Гендерному, крепко взял его за пуговицу:
        - Будем колоться, господин изменник?
        Тот быстро облизнулся и сказал:
        - Будем.
        Кололся Гендерный с мучительным наслаждением. Будто чирей выдавливал.
        Признания записывались на видео. Камера у налогового пристава была замечательная, последняя модель знаменитой нихонской фирмы «Бокки-Данкон». Плоская, компактная, удобная. Точно такую же, один в один, смастерил для нужд руссийских специальных служб полтора года назад инженер картафановского «Луча» Алексей Попов. В производство она так и не пошла из-за каких-то нелепых мелочей. А потом документация на нее благополучно потерялась. Вместе с опытным образцом.
        Если верить Гендерному, сам он принес отечеству вреда не так уж много. А возможно, даже сослужил полезную службу. Ибо работал дезинформатором. Да-да! Чертежи подсовывал иноземцам искаженные, технологические проекты недоработанные. Детальки и узлы необкатанные, а то и вовсе бракованные. Короче говоря, торговал бросовым товаром.
        Совсем иное дело его преемники, менеджеры Пубертаткин и Эдипянц! О, те-то гнали через границу лучшие образцы, перспективнейшие разработки. Их и следовало брать на цугундер. А Фебруария Мартовича, старого, больного человека, отпустить с богом. Все равно он на днях станет гражданином Нихона. Уплывет умирать туда, где сакуры, сады камней, Фудзияма и домики с картонными стенами.
        - Конечно, - ласково сказал Попов. - Конечно, уплывете, голубчик Фебруарий Мартович. Но вначале добровольно явитесь в Серый Замок, в комнату номер тринадцать дробь тринадцать. Где и доложите все, что знаете, о шпионской деятельности менеджеров Пубертаткина и Эдипянца.
        - А я, - веско сказал Муромский, - это дело проконтролирую.
        - И не вздумайте бежать, - скучливо добавил Попов. - Учтите, сведения о вашей личности хранятся в компьютерных базах таможенной службы. Со скверной такой пометочкой «латентный контрабандист». Так что хрен вы куда без моей санкции выедете.
        Триумвират, дополненный Дреддом, пожелал Гендерному покойной ночи и с достоинством удалился. В последний момент под ноги им нырнула тварь, похожая на скукоженную человеческую головку, несомую десятком не то упругих косичек, не то паучьих ножек.
        Слышимый лишь друзьям Фенюшкин голосок потребовал:
        - Доуэля нашего копченого смотрите не оставьте. Он нынче молодцом выступил.
        Добрынин подхватил головенку за ноздрю санитарным багром и сунул в опустевший мешок из-под толченого мела пополам с дешевым кошачьим кормом.
        Фебруарий Мартович этого не видел. Когда дверь за карателями закрылась, он, тоскливо поскуливая, снял со стены купленный в местной сувенирной лавке самурайский меч и принялся яростно рубить в кабинете мебель и оргтехнику.
        Меч был никудышный и скоро сломался.
        Глава 8

«В СТОЛЬНОМ ГРАДЕ КЛЯЗЬМОГРАДЕ…»
        Изрядно потрудившись на ниве возмущения картафановского спокойствия, команда устроила передышку в уютном скверике перед проходной поруганного ими завода
«Луч». Предварительно пришлось спугнуть с единственной скамейки стайку маргиналов. Маргиналы, не вякнув, ретировались в кусты и уже оттуда начали бузить. Илья с негодованием метнул в их сторону цельнобетонную урну. Маргиналы слегка поломались и бузу прекратили.
        Алексей облегченно уронил презентационный пиджачок на скамейку, снял очки.
        - Господи, как можно всю жизнь ходить в футляре? Нет, парни, даже не уговаривайте меня стать президентом. Ни в жисть!.. Илюша, голубчик, - перешел он на жалостливый тон, - подгони сюда нашего механического друга. Балахончики приберем. И пиво я там в холодильнике заначил.
        Муромский заскрежетал зубами (не привык он к роли посыльного), но побрел куда просили, высекая из бетонных плит искры подкованными форменными сапогами. В темноте было отчетливо видно, как искрящаяся дорожка протянулась метров на тридцать. Затем искры истаяли. Хлопнула дверца, зажглись фары, сонно заурчал движок. Спустя несколько мгновений драйвер рапортовал расстегнутому до пупа Попову:
        - Карета подана, вашество, не взыщите за задержку!
        - Уж взыщу так взыщу! Тебя только за смертью посылать! Что морду-то отводишь? Виноват, ась, не слышу!..
        Илья сказал «виноват, сэр» и шлепнул себя по правой щеке.
        - Ты чего? - удивился Леха, не ожидавший от друга подобного раскаяния.
        - Москитос, сэр, - пояснил Муромский и хлопнул теперь уже по затылку.
        - Какие москитос, мужик? - удивился Добрынин. - Нам, коммандос, любые москитос нипочем. Стыдись! Ты мачо, мужик, а не какая-нибудь мучача.
        Правая дверца «Оки» распахнулась. Изнутри, позевывая и прихорашиваясь на ходу, вынырнула Инга.
        - Кто здесь мачо? Могли бы отвезти бедную мучачу домой, ей еще курсовую писать.
        Бросая на нее ошалелые взгляды, коммандос, барбудос и герильерос полезли в костюмерную, что была оборудована в глубине салона «Оки». Первыми управились Алексей и Никита. Они выбрались из машины с сумкой-холодильником. В сумке весело позвякивало пол-ящика свежего «Жигулевского». За ними во мраке обрисовалась этакая улыбка чеширского кота - то был Дредд. Облаченный в темные одеяния, в просторном черном берете, под которым прятались выбеленные косички, с закрытой пастью он смело мог претендовать на звание Мистер Черная Дыра.
        Последним, подбадриваемый Фенечкиными напутствиями, в строй вернулся Илья. Ни слова не говоря, он начал срывать с бутылок крышки прямо пальцами и совать пиво желающим.
        Желающими были все.
        Какое-то время раздавалось лишь хоровое бульканье. Затем в ароматизированный сиренью воздух вознесся фимиам двух самокруток, и слегка подсевший от холодного пива добрынинский голос с пафосом произнес:
        - Никогда мне не было так хорошо,
        Я у жизни лучшего не попрошу!
        Надо мною неба синий шелк.
        …тля, а где ж тогда парашют?
        Это у нас десантура так в первый прыжок новичков отправляла с борта, - прокомментировал он.
        - Фи, поручик, - сконфуженно крякнул невидимый Дредд, - с нами дама…
        Развеселившаяся дама только махнула на него рукой и кое-как выговорила сквозь смех:
        - Мальчики, с вами необычайно хорошо. Но у меня, честное слово, курсовая горит. Мне бы до дому добраться, а?
        Обращалась она, похоже, к двоим мальчикам - Илюше и Ванюше. Мальчик Илюша, потупившись, забубнил:
        - А чего я? Вон Ванюшка тоже… физкульт-студент. Ему и карты в руки.
        Инга воскликнула «ага!» и взяла оробевшего Дредда под руку:
        - Иван, ты правда студент? На каком курсе?.. На четвертом?! Ой, а вы случайно психологию не проходили?.. Да?! И ты, наверно, в ней как Фрейд в сновидениях разбираешься?
        Дредд что-то проворчал - скромно, однако утвердительно.
        Инга захлопала в ладошки:
        - Вань, ну ты же мне поможешь, светоч ты мой темненький! Больше ж не к кому обратиться совершенно. В этих поручиках разве что осталось интеллектуального?..
        Неинтеллектуалы дружно принялись скандировать:
        - Ва-ня! Ва-ня!
        - Ступай, Ванюха. - Попов наугад попытался похлопать Дредда по плечу, но промахнулся. - Денек выдался напряженный. Неплохо бы отдохнуть. Конечно, у вас, у студентов, и так весь семестр выходной. Так что пора, брат, за ум браться. Ум - всему голова! А мы, птицы вольные, посидим потихоньку разгильдяйской мужской компанией в кабачке, без всяких-яких, отдохнем.
        Он всем корпусом развернулся к Муромскому:
        - Илья, отвезешь студентов в «учебный класс»?
        - Без вопросов. Не пешком же им шлепать через весь город.
        - Ну а нас с Никитой высадишь у «Шалмана». Знаешь где? Мне про это заведеньице столько забавного наговорили. Оставляй машину и присоединяйся к нам, лады? Тогда все. Кам он, эврибади!.[Ну-ка все вместе! (англ.). ] У солдата выходной - он напьется в мат…
        Машина плавно затормозила возле полуподвального помещения с неброско освещенной вывеской «ШАЛМАНЪ». Десант в лице Добрынина и Попова со штурмовыми пивными бутылками в руках, пожелав на прощанье студентам особо вдумчивой работы, направился к дощатой двери.
        Дверь, однако, оказалась вещью в себе: не имела ни ручки, ни звонка, ни мало-мальского смотрового окошка. Болталась посредине одна лишь ерундовина в виде кованого кольца а-ля антик. Правда, под вывеской бдительный Добрынин приметил глазок видеокамеры, в который незамедлительно и помахал ручкой. Алексей забрякал кольцом по двери.
        Из прикрытого досками динамика негостеприимно пропищало:
        - Чего надо?
        - Пилигримы мы, калики убогие. Назяблись за дорожку дальнюю, изголодались. С утра во рту маковой росинки не было.
        - Маковой соломки у вас не было, - буркнула дверь. - Столик заказан?
        - Толик? Заказан?! - испуганно переспросил Попов, повернувшись к Никите. После напряженного вечера захотелось Лехе подурачиться. С кем не бывает.
        - Нет, - помотал головой Добрынин.
        - Дык, елы-палы. Слышь, не заказывали мы никакого Толика. Че мы тебе, отморозки?
        - Да какого… понимаешь, с ним разговаривать! - вылез вперед Никита. - Дверь, слушай мою команду. На счет «три» я достаю руку с дубликатом бесценного груза, тогда и увидим, кто кого заказал. Уже «два». И-и-и… опаньки! - Он резко выдернул руку из кармана и взмахнул перед видеокамерой веером ассигнаций.
        Дверь одобрительно заурчала и поехала в стену. За ней обнаружилась площадка размером с телефонную будку, а дальше узкий коридор, отгороженный массивной решеткой. Едва пилигримы ступили на площадку, дверь за ними задвинулась на место.
        - Что, голодающие, впервые к нам в гости пожаловали? - Из боковой ниши коридора к решетке подошел безупречно одетый сервисмен с портативным сканером.
        - Хай, босс! - Друзья отсалютовали ему бутылками. - А здесь у нас, между прочим,
«коктейль Молотова», вот.
        Мен небрежно обвел их сканером, изучил показания на дисплее и саркастически хмыкнул:
        - Нет, брателла, ботва у вас там. «Жигули» картафановского разлива недельной давности. Причем процент сусла занижен… Так, недозволенных вложений нет. Проходим.
        Решетка ускользнула в стену.
        Алексей, шагнув в проход, первым делом сунулся под лампу и начал разглядывать пивную этикетку. Судя по этикетке, пиво было вполне свежим. Он недоверчиво переспросил у специалиста:
        - Недельной давности, говоришь?
        - День в день.
        - Точно? Вот же, блин, а датировали вчерашним числом. Нет, Никит, ты смотри, до чего дошли. Родное, живое пиво и то палят. Ну точно кругом враги, кругом!
        - Лишь за пределами «Шалмана», господа. Здесь только друзья, - уточнил сервисмен и пригласил: - Следуйте по коридору.
        - Как будто имеются другие варианты, - усмехнулся Добрынин.
        Коридор свернул в небольшой холл с парой диванчиков, журнальным столиком и стойкой наподобие гостиничной. За стойкой присутствовала солидная дама административного возраста. При появлении посетителей дама демонстративно выставила на стойку табличку «Мест нет».
        - Классика! - умилился Добрынин.
        Замыкавший группу сервисмен успокоительно кивнул даме:
        - Наш клиент.
        Администраторша, сменив выражение лица на более радушное, достала из-под стойки допотопную конторскую книгу. Нацелилась на посетителей явно паркеровской ручкой:
        - Вид на жительство? Паспорта и явки?
        - Нету, - дружно соврали те.
        - Замечательно. Так и запишем. Фамилия? - Дама строго зыркнула на Добрынина, - Добрынин? Заносим: Добрынин со товарищем.
        - К нам вообще-то вскоре третий сотоварищ должен присоединиться, - встрял Попов. - Илья, из Муромских будет.
        - Из заповедных и дремучих страшных Муромских лесов, что ли? - непонятно поинтересовался сервисмен.
        - Почему из лесов? Из роду-племени Муромских.
        Казенная женщина постучала ручкой по стойке.
        - Не отвлекаться. Я с вами еще не закончила. Где предпочитаете отсидеться, молодые люди: ВИП-бар, номера, сауна? Или, - она брезгливо поморщилась, - зал для людей?
        - Или, - рубанул сплеча Никита. - Или мы не люди?
        - Хорошо. Тогда с вас сотня денег. С носа. Распишитесь. Здесь и здесь. - Получив желаемые росписи, дама умыкнула журнал и наличность под стойку и великодушно махнула ручкой: - Пафнутий, проводи гостей за третий стол.
        Сервисмен с затейливым именем Пафнутий повел друзей в следующий предлинный коридор. Туда выходило множество ободранных дверей. Все это навевало на мысли то ли о коммунальной квартире, то ли о студенческом общежитии времен соцреализма. Благо из-за дверей там и сям доносились соответствующие звуки.
        Наконец коридор уперся в застекленную дверь, за которой метались какие-то тени. На матовом стекле были наляпаны трафаретные буквы «Красный уголок».
        Внутри, слава богу, обстановка заметно отличалась от приснопамятных общажных
«уголков», хоть и не потрясала дизайнерскими изысками. Довольно стандартный набор, характерный для баров среднего пошиба. Непосредственно бар. Напротив него ряд разгороженных ширмами столов. И небольшая эстрада без примет мерзостного караоке, зато с весьма колоритным ансамблем: псевдоливерпульская четверка в составе скрипки, флейты, банджо и баяна.
        Из шести имевшихся ниш-отсеков заняты были только три. Пафнутий провел друзей в крайний кабинет, где им сразу бросилась в глаза табличка на столе, нахально заявляющая: «Вас здесь не сидело!»
        - Ну и как это понимать? - Алексей указал на надпись бутылкой.
        - Да публика всякая бывает. Одни хочут общения, другие не хочут. В зависимости от ваших настроений и пожеланий, табличка меняет лицо. Пока она стоит таким макаром, никто к вам не навяжется. А ежели наоборот… - Пафнутий развернул табличку другой стороной к залу, - …значит, у вас для нас всегда открыта дверь, так сказать. И люди потянутся.
        На обороте таблички значилось: «Просим к столу!»
        - Не сочтите за напряг, любезнейший, э-э, Пафнутий. Объясните, почему такса-то за присутствие столь неординарная? - спросил, усаживаясь, Добрынин. - Я, конечно, понимаю, антураж весьма и весьма эксклюзивный. Но все же, согласитесь, сто баксов за это ?
        - Антураж у нас, как вы изволили отметить, именно эксклюзивный. В расчете именно на эксклюзивную публику. Для нешумных деловых людей, скажем так. Зато без явного криминала и без гопоты. Что касается авансовой суммы, то она вполне эквивалентна плате за антураж… Вдобавок включает стоимость нашей фирменной потребительской корзинки. Которая, уверяю вас, вполне того заслуживает. Ну а остальное - на ваше усмотрение. И, разумеется, за новый счет. Еще вопросы?
        Гости чинно выслушали полезную информацию и, не сговариваясь, выложили на стол
«Приму» и «Беломор».
        - Да ради Христа, - сказал Пафнутий. - Со всем нашим уважением. Клиент курит, значит, он прав. Хоть «травку», хоть прошлогодние листья, хоть зеленый чай. У нас, кстати, и кальян имеется…
        - Колян? Какой Колян? Где Колян? - начал ерзать в креслице Леха, озираться по сторонам, заглядывать под стол. - То у вас Толян заказан. Теперь вот Колян.
        - Верю, гости дорогие, верю, все у вас получится. Отдыхайте! - Пафнутий, привыкший и не к такому поведению посетителей, попятился на выход.
        Никита едва успел крикнуть вослед:
        - Человек! Не забудьте про господина Муромского.
        Ускользающий за дверь Пафнутий умудрился, не оборачиваясь, показать спиной, что забывать не входит в его служебные обязанности. Кроме особо оговоренных случаев.
        Друзья, потягивая остатки пива под благовоние голландского самосада, огляделись. Посетители не просматривались, лишь ненавязчиво пошумливали в других
«кабинетах». Музыкальный квартет на все лады перебирал струны, растягивал мехи и пережимал отверстия, весьма своеобразно трактуя Лунную сонату Людвига нашего Ивана Бетховена. За стойкой бара деловито орудовала бармен-леди с замысловатой прической и в полупрозрачной белой блузке. Леха с Никитой, высоко оценившие видимую часть девушки, были уверены, что нижняя половина, скрытая стойкой, как минимум не хуже. Друзья сошлись на предварительном мнении, что юбочка бармен-леди всего лишь символической длины, а ножки ослепительно стройные. И что возможность полюбоваться на эту прелесть еще появится.
        Обстановка в общем и целом выглядела умеренно пристойной, с легким намеком на интимность.
        Тут, кстати, барменша покончила со своими хлопотами и выкатила сервировочный столик, с самой радушной улыбкой направляясь в сторону наших героев.
        Это, надо признаться, было зрелище!
        Нет, не столика на колесиках, - эка невидаль в нашу-то эпоху механизации и автоматизации. И даже не гастрономического натюрморта на оном.
        Алексей с Никитой вскочили, опрокидывая креслица, и наперегонки кинулись помогать мимолетному виденью управиться с сервировкой. При этом они восхищенно закатывали глаза и галантно метали бисер комплиментов.
        - О божественная, - зашелся Попов, - когда б у меня были такие ноги, я ходил бы на руках!
        - А я, - токовал вслед за ним Добрынин, - вознес бы их рукою непокорной поверх Александрийского столпа. Или хотя бы на эту вот тележку. Дабы не испачкала их сыра земля.
        Девушка профессионально смутилась, зарделась, затрепетала длиннющими, под челку, ресничками. Сменив просто радушную улыбку на доверительную, с некоторым намеком проворковала:
        - Еще не вечер, еще не вечер… Вот, господа, отведайте для начала хлеб-соль. А там, глядишь, и до тележки ноги дойдут. Или на тележку взойдут. Варум нихт?
        - Абсолютише нихт! - замотали головами господа.
        - Вы разве не знакомы с девизом нашего заведения? - удивилась девушка. -
«Разумные желания по разумной цене»!
        Сказала и была, чертовка, такова.
        Наблюдающий за ее передвижением обратно за стойку Добрынин обрушился на место Ниагарским водопадом.
        - Однако антураж!
        Алексей философски подытожил:
        - Согласен. Одно это стоит сотни баксов. Да на нее и посмотреть совсем не страшно, хоть каждый хочет все-таки пожрать. Итак, что мы имеем?
        Анонсированная добрейшим Пафнутием потребительская корзинка хлебом-солью не ограничивалась. Зелено вино в штофчике с морозной жилкой, по два припотевших бокала с темным и светлым пивом, огромное количество овощного и мясного ассорти с пучками свежей зелени. И, наконец, внушительная коллекция креманок с провоцирующими обильное слюнонедержание салатами.
        - Эх, была не была! - возбужденно воскликнул Никита, разливая по первой. - Нам ли чваниться здешним хлебом-солью. На лукуллов пир или там на демьянову уху мы ведь с тобой, Леха, не претендуем?
        - Не претендуем, ой не претендуем! - согласно кивнул тот и вонзил вилку в мясо.
        Чокнулись; опростав стопки, прислушались к своим ощущениям. Ощущения оказались вполне достойными ожиданий. Ледяной ком стремительно проскочил через гортань в пищевод, сжался там в плотный, крохотный комочек, а затем рванул проснувшимся вулканом. Потоки раскаленной лавы моментально смешались с кровью и понеслись на всех парах в голову. Напомнить мозгам, что путь водки в теле мужчины лежит через желудок. Особенно через голодный желудок.
        - Жаль, Илюшка где-то потерялся, - сочувствуя другу, пробубнил Добрынин с полным ртом. Разлил по второй: - Выпьем за его скорейшее возвращение, брат таможенник.
        - Погоди-ка, - отставил стопку Попов. - Кажись, нам предстоит лицезреть мюзикл или, бери выше, перформанс. Смотри туда, - указал он вилкой в сторону эстрады.
        Никита оглянулся.
        Возле затихших музыкантов стоял густо волосатый молодой человек горной наружности. Он был в длинноносых туфлях с пряжками, кожаном пиджаке и кожаных брюках. Рубашка, создавалось впечатление, также была кожаной. Сильными, длинными руками джигит обнимал четырех девиц враз. Наружность у девушек была, напротив, самой среднеруссийской, а грим требовал вмешательства хотя бы малоопытного визажиста. Для растушевки. Компания асинхронно покачивалась из стороны в сторону. Дамы хихикали, кавалер что-то объяснял оркестрантам.
        Флейтист, видимо главный в квартете, выслушав волосатого человека, понимающе кивнул, затем взял в руки микрофон:
        - Дамы и господа! Чтоб вы знали, нас всех почтил своим присутствием Вован Офигенович Пубертаткин. Ровно год тому назад он прибыл из Клязьмограда, чтобы поднять из руин наш картафановский завод «Луч». Здесь, вдали от родной стороны, Вован Офигенович творчески и неординарно подошел к разрешению производственных проблем. За какие-то двенадцать месяцев этот новый стахановец реально приукрасил и облагородил заводские руины. Разумеется, мы обязаны поблагодарить этого замечательного человека. Дамы и господа, позвольте представить вашему вниманию любимую песню конкретного чувака Вована «В стольном граде Клязьмограде»! - После чего в духе информатора на стадионе, флейтист объявил: - Исполняет сводный хор передовиц сборочного цеха под управлением Юрика Э-ди-пян-ца-а!
        Вспорхнул смычок, вздохнули мехи, прочистились поры у флейты, гриф банджо сжался под гнетом септаккорда.
        Про хор, конечно, сказано было явно для красного словца: сборщицы с первых нот дали понять публике, что они не более чем подтанцовка. Запел маэстро Эдипянц. Причем запел редким для горных людей немузыкальным голосом:
        В стольном граде Клязьмограде,
        Где упыханные дяди
        Отмывают на ночь глядя
        Черный нал,
        Третий день перчила ловкий
        В ресторане на Петровке
        Опосля командировки
        Отдыхал.
        По примеру славной Мурки -
        Вечно в кожаной тужурке -
        Он от рюмки и обкурки
        Был нетрезв;
        Препирался он с охраной,
        Уходить из ресторана
        Он отказывался рьяно
        Наотрез.
        По соседству толстый фраер
        Пробухтел с серьезной харей:
        «Мол, достал нас бритый хайр!
        Мол, позор!»
        Но не ведал, дурачина,
        Что узнал его перчила:
        Это ж кровный враг - волчина
        Прокурор!..
        В ход пошел инструментальный проигрыш. Воспользовавшись паузой, подтанцовщицы-бэк-вокалистки ринулись в невидимую для Попова с Добрыниным кабинку. Откуда они скоро вернулись, почти на руках неся неубедительно упирающегося господина. Был он юно-средних лет, среднего ростика, при костюмчике-троечке и при минимальном количестве вышеупомянутого хайра. Господинчик - видимо, тот самый Вован Офигенович - пристроился к вокалисту. Не теряя темпа, Вован с Юриком попытались на пару исполнить синтез джиги, лезгинки и канкана.
        В кабинках зааплодировали.
        В это время в помещении нарисовались оживленно о чем-то болтающие Пафнутий с Муромским. Сервисмен мановением руки указал Илье место дислокации друзей и ретировался. Илья, не обращая внимания на происходящее возле эстрады, прошагал в кабинку. Рухнул в свободное креслице и без никчемных церемоний опрокинул в рот одну за другой стопки приятелей. Потом скушал ложку креветочного салата и поинтересовался:
        - Что за балаган, парни, зачем не пьем?
        - Сиди не мельтеши, - отозвался Никита и практически на ощупь разлил по новой.
        - Алло, камрады! - Илья помахал ладонью у них перед глазами. - Вы что, остекленели? Я тут, между прочим, с Пафнутием познакомился…
        - Да тихо ты! Цыц, боец! - Никита пододвинул к нему блюдо с овощами. - На, углеводами пока побалуйся. Не видишь, культурный процесс идет?
        Парочка Эдипянц - Пубертаткин тем временем прекратила пляску и продолжила песню на два голоса:
        …Тут перчила встал со стула,
        Вилкой фраера пырнул он,
        И три раза провернул он
        Вилку впрок.
        Ну конечно, повязали,
        В Старой Хате прописали;
        И теперь он ждет в централе
        Новый срок.
        Мать-старушка на свиданье,
        С многолетним опозданьем,
        Признается под рыданье
        Двух сердец
        В том, что прокурор покойный
        Был супруг ее законный,
        А перчиле хоть какой, но
        Был отец!
        В стольном граде Клязьмограде
        Круто перченные дяди -
        Ран зализыванья ради -
        Прут сюда,
        Чтобы в думках зря не греться,
        Чтобы здесь отмякнуть сердцем…
        Пусть нас жизнь осудит, перцы, -
        Без суда!.. Да?
        Завершив музицировать, певцы, трогательно поддерживая друг друга за плечи, начали исполнять поклон. Это было зрелище! По сравнению с их движениями корабли, которые лавировали-лавировали да не вылавировали, могли бы считаться эталоном маневренности.
        Илья оторвался от тушеных овощей и с сожалением изрек:
        - Вот же блудливому оралу никто в рыло не дал!
        - Не стреляй в караокиста, он базлает как умеет! - отмахнулся Алексей. - Эх, ребята, с кем только не приходится контактировать… Придется и с этими.
        - Будем раскручивать новых звезд шансона? - Муромский сделал вид, что закатывает рукава. - Постановка голоса методом тыка? Хореография в стиле Броуна? Погодите, что-то я не догоняю… Если глумление над музыкой мы им простили, то за что калечить-то? Разве эти типусы кто-то из наших фигурантов?
        - Верная догадка. Опять звери ловцов нашли, - резюмировал Попов.
        - Вот-вот, - устало поддержал Никита. - Ловцам уж давно конгруэнтно, а звери бегут и бегут. Илья, у тебя есть желание познакомиться с менеджерами новой формации Эдипянцем и Пубертаткиным? С наследниками негоцианта Гендерного Эф Эм.
        - С кем, с кем?.. Ах, с этими! С «Луча»? Да ну… И вообще, мужики, бросайте это грязное дело. Ночь в разгаре, а мы ни разу не отдохнули. История нам этого не простит. Слышь сюда, разговорился я с Пафнутием - мировой парняга, между прочим, - так он мне растолковал тутошний принцип подбора исполнителей. Петь может кто угодно, что угодно и сколько заблагорассудится. Даром что у лабухов репертуар покруче любого караоке. Вот я и подумал, а что, если и мне… на халяву-то? - Он просительно посмотрел на друзей. - Попа, прости подлеца, ну пробило меня нынче на лирику.
        Никита с Алексеем понимающе перемигнулись. Алексей поднял стопку:
        - Ну и вперед! За тебя, золотое хайло Руссии. Не подведешь?
        - Да чтоб я сдох! - Илья бухнул себя кулаком в грудь. - Пафнутий сейчас гитару принесет. Ему, кстати, тоже Жеглов по кайфу. Он мне даже напомнил одну песенку… про меня.
        Сервисмен словно подслушивал - вмиг нарисовался.
        Почти одновременно с Пафнутием возле их столика возникла давешняя барменша со своим транспортным средством. И если Добрынин и Попов, героически стиснув зубы, умудрились проявить сверхчеловеческую усидчивость, то неподготовленный Муромский судорожно привстал и заслонил рукой глаза как от яркого света. Другая рука вслепую набрела на штоф и напрямую потащила его к «золотому хайлу». Содержимое ухнуло в молодецкую глотку, да так, что кадык и не дернулся.
        Илья осанисто крякнул, тряхнул башкой и обратился к чаровнице:
        - Мадемуазель, будь у меня такие ноги…
        - …Я ходил бы на руках, - хором подхватили присутствующие.
        - Да вы, да мне, да я… Ну щас точно спою!
        Он эротично обнял гитару и с высоко поднятой головой зашагал к лабухам. После недолгого совещания подступил к микрофону; взяв пристрелочный аккорд, объявил:
        - Песня Глеба Жеглова из сказочного цикла!
        И запел, состроив зверское лицо: «В заповедных и дремучих страшных Муромских лесах всяка нечисть ходит тучей и в проезжих сеет страх…»
        На рефрене «Страшно, аж жуть!» в аккомпанемент включилась пронзительно запищавшая флейта. За нею подтянулись и остальные инструменты.
        После третьего или четвертого куплета рефрен подхватили благодарные слушатели. А когда наконец песня окончилась, все натурально «взревели как ведмеди», требуя выступления на бис. Исполнитель без жеманства прохрипел следующую жегловскую вещь. Затем, призывно помахав сидящим друзьям, объявил публике:
        - Позвольте продолжить, так сказать, with a little help from my friends![С маленькой помощью моих друзей (англ.). ]
        Друзья в маленькой помощи не отказали. Совместными усилиями трио окончательно завело зал. Колыхая административным бюстом, на шум выскочила дама из приемной и заняла место в первом ряду.
        Напоследок расшалившийся певческий коллектив выдал «Бандьеру россу». С поднятыми кулаками они промаршировали до своего столика, энергично скандируя:
        - Но пасаран! Пасаран - но!
        Едва приятели успели промочить глотки, как к ним прибежали истосковавшиеся по ловцам звери. Эдипянц во главе с Пубертаткиным. Или наоборот, Пубертаткин с головой в Эдипянце. Оба-два были в том состоянии, когда любые усилия по отчленению одного от другого совершенно напрасны, а членораздельность речи каждого стремится к нулю. Правильнее говоря, к хаосу.
        Однако певцы-молодцы, напрягая интуицию и дедукцию, кое-как смогли разобрать суть выступления менеджеров. Суть сводилась к любви. Любви огромной, как слон. Как Эйфелева башня. Любви к живому пению. И, короче, типа это… не собва… собгаво… со-бля-го-ва-лят, во! Не собляговалят ли пацаны посидеть вместе завтра вечером, тля? Попеть, ик!

«Пацаны», освобожденные этим предложением от необходимости пыхтеть с «забиванием стрелы», поползновения менеджеров приняли благосклонно. Завтра так завтра. Главное, чтобы не прямо сейчас. Потому что сейчас пора на боковую.
        А завтра что ж… Настанет день после трудной ночи. Будет ли он легким, бог весть.
        Сейчас же трудная ночь близилась к логическому завершению. Обычные люди не выдержали бы ее дикого темпа: свалились бы лицом в салат или заснули б на ходу, разомлев от свежего воздуха. Но не обычные герои. Обычные герои доходят домой спать собственными ногами.
        На то и герои, что доходяги.
        Глава 9
        ПО ВСЕЙ ЧЕРЕМУХЕ БУШУЮЩИЕ ВОЛНЫ
        Просыпаться Алексей Попов привык под колокольчики старого будильника, меланхолично вызванивающего «Степь да степь кругом». Иногда под гимн, звучащий из радиоприемника. Временами - от ласковых поцелуев какой-нибудь барышни. Но никак не под ритмичный скрип и тяжелые двусмысленные вздохи. Вдобавок мужские. Вдобавок в чужой квартире.
        Ан пришлось!
        Конечно, квартира была не то чтобы чужая, а друга Муромского. Да и пыхтение было вроде как его же.
        Попов протер ясны очи кулаками и соскочил с кушетки. В раскрытое окно вливался свет позднего утра. На подоконнике сидела гладенькая синица и с интересом рассматривала взъерошенного мужика в одном исподнем. Откуда-то, не иначе с кухни, тянуло вкусными запахами.
        Чувствуя в себе утренний наплыв сил и готовность к любым подвигам, Леха повернулся к синице анфас и оттянул вниз резинку трусов. Глаза у пичуги стали вдвое больше, чем определено для такой крохи природой. Она возмущенно застрекотала и упорхнула прочь.
        Попов гордо крикнул ей вслед:
        - Помни, животное, где вершина эволюции!
        Бодрый скрип между тем не прекращался. К мерному дыханию добавился некий рык наподобие звериного. Заинтригованный Попов, приведя белье и прическу в относительный порядок, двинулся на звук. Путеводные фонемы привели его к дверям спортивной комнаты. Искренне надеясь, что Муромский упражняется отнюдь не с дамой, а скрип да рык вызваны невинными причинами вроде утренней разминки с гантелями, Попа просунул голову внутрь.
        Как он предполагал, так и вышло: Илюха тренировался. Крепко упершись ножищами в пол, боксер лежал на дубовой скамье и с жизнерадостным урчанием жал от груди штангу. На взгляд Попова, абсолютно неподъемную.
        - Признавайся, человек и домкрат, единолично справляешься с такой оказией или Фенюшка мало-мало пособляет? - входя, осведомился Леха.
        Снаряд с лязгом опустился на рогатые стойки-подпорки. Каждая из них запросто могла бы заменить опору одноколейного железнодорожного моста. На часок-то точно. А то и на сутки.
        Илюха без слов поиграл страшенными мышцами, как бы приглашая удостовериться, что имеющему подобную красоту счастливцу помощники в силовом тренинге только мешают. Зато Фенюшка молчать не стала.
        - Вот еще! - фыркнула бестелесная девица. - Не женское это дело, тяжести ворочать, телесную твердость развивать. Бока правильной девушки либо бабенки должны быть приятными для ласковых мужских рук. А вовсе не пригодными для забивания свай, как некоторые считают.
        - Верно говоришь! - обрадовались друзья. - Золотые слова! А нельзя ли твои бока как-нибудь проверить на предмет приятной мягкости?
        - Обойдетесь, проверяльщики, - с заметной грустью отшутилась Феня.
        Может, и не отказалась бы она от мужского ухаживания, да вот беда, боков у бедняжки не было.
        Друзья, поняв причину девичьей грусти, сконфузились. Илья, то ли чтобы скрыть замешательство, то ли чтобы замолить грешок, тут же сгреб двухпудовку и начал размашисто ею креститься. Леха посмотрел на посвистывающую в полете гирю с опаской.
        - Ну здоровый, ты тут заканчивай, а я пойду Никиту искать, - сказал он и бочком выскользнул из спортзала.
        Направляемый в этот раз нюхом, он безошибочно добрался до кухни. Никита, одетый только в тренировочные штаны, майку-тельняшку и передник, орудовал деревянной ложкой в кастрюле. Аромат от варева поднимался феноменальный. Рядом побулькивал вовсе уж нечеловечески аппетитным содержимым прозрачный ковшик под крышкой.
        Попов сглотнул хлынувшую безудержным потоком слюну и поинтересовался:
        - Что день грядущий нам готовит?
        - Макароны по-комиссарски, - ответил Никита. - Под фирменным соусом «кошмар язвенника».
        И щедро сыпанул в ковшик молотого красного перца.
        - По-комиссарски - это, видать, с мясом белоказаков и членов царской фамилии?
        - Царской? Гм. Можно и так сказать, - не стал возражать Добрынин и простер указующую ложку в сторону кухонного стола. На столе среди прочего стояла вскрытая баночка из-под консервов. Буквицы на ней были сплошь нерусские. Никита изрек: - Убедился самолично, мой приятель ироничный.
        Подстегнутый поэтической фразой, терзаемый научным любопытством, Леха прогалопировал в указанном направлении и сгреб банку. «La tsarevna» - заносчиво возвещала надпись на ней. По контуру этикетки шел орнамент из силуэтов махоньких упитанных квакушек - и каждая в трезубой короне. Поставщиком сырья, как и в случае с давешними маринованными рыжиками, значилась Руссия, штат Черемысль.
        - Mon Dieu![Боже мой! (фр.) ] - проронил Алексей всплывшее из каких-то неведомых глубин памяти французское восклицание. Всплывшее, нужно заметить, на редкость уместно. - Макароны с лягушатиной! А улиток ты туда, часом, не добавлял?
        - Нет, - лаконично сказал Никита.
        - Слава богу! - Леха рухнул на колени, вознося ладони к потолку. - О благодарю Тебя, Сущий на небеси, что Ты удержал проказливые ручонки…
        - Нет. Потому что я добавил их в соус, - хладнокровно прервал его пылкую речь Добрынин, после чего изобразил восторженный гогот: - Бу-га-га!
        Леха вскочил и затравленно огляделся. Полулитровая емкость из-под улиток обнаружилась тут же, на столе.
        - Боюсь спрашивать, но… Как у нас насчет тараканов? Червей? Гусениц?
        - У Илюхи в загашнике имеется бутылка мескаля «с гусеницей». Пойло зовется
«Монте Албан», гусеница - гузано. Ею можно и нужно закусывать. Однако, Алексей… - в голосе Никиты прорезалась укоризна, - неужели ты собрался пить мескаль за завтраком?..
        - Вообще-то нет, - пробормотал Попа и спешно удалился в ванную. Пока не выяснились еще какие-нибудь сногсшибательные подробности относительно меню предстоящей трапезы.
        Соус «кошмар язвенника» бодрил и обжигал не хуже свежесваренного колумбийского кофе. Комиссарские макароны были длинны и толсты как садовый шланг, а в отверстиях многих из них прятались лягушечьи конечности. Чай был в меру горяч и крепок. Булочки с маком, изюмом и корицей, которых не разглядел в первый набег на кухню Попов, - румяны и пышны. Медов на столе обнаружилось три сорта.
        - «Если будешь так стараться, будешь чай варить опять, то на праздничек, наверно, подарю рублевок пять…» - с улыбкой процитировал Илья и подмигнул Никите.
        - «Пять рублей ведь денег много, с ними можно погулять! - подхватил Добрынин. - Знать, и Феня-недотрога меня станет уважать!»
        - Погляжу-погляжу, - шаловливо отозвалась та.
        Леха налегал на булочки и в пикировку не вступал. Во-первых, не помнил цитируемые стишата. Во-вторых, опасался проболтаться, что слизняки с лягушками очень даже пришлись ему по вкусу.
        Покончив с гастрономическим роскошеством, друзья устроились на балконе. Курцы-огурцы посапывали в две носогрейки. Илюха брезгливо морщился и поминал недобрым словом ближайшую родню Колумба и Петра Первого, лично ответственных за появление на балконе табака. Кроме того, он махал перед мордой ладонью, разгоняя дым, но несгибаемо оставался рядом.
        - А изрядно мы вчера шухера в родном краю навели, - блаженно прищурился на солнышко Леха. - Чего бы сегодня сотворить выдающегося? Чем имена в истории увековечить?
        - В историю влипнуть не штука, штука из нее выпутаться, - философски заметил Никита. - А дел у нас по самые брови. На дивизию хватит. И каждое первостатейной важности. Вот хоть бы лягушат консервированных взять. Кто ловит валютных земноводных в нашем краю? Какими объемами? Боюсь, истребляют квакушек хищнически, на развод не оставляют. Не удивлюсь, если даже в период икрометания и спаривания добывают.
        - В период спаривания, то есть как раз сейчас, - задумчиво сказал Илья.
        - Так поедемте ж к болотам! - воскликнул Леха. - Схватим браконьеров за причинные места и зачнем в трясину окунать. Живо признаются, кто, где и почем родиной торгует. Ну как, витязи, айда?
        - Отчего бы нет, - кивнул Никита. - Подальше поедем, поглубже макнем.
        - Не, к болотам не выйдет, - хмуро заявил Муромский.
        - Вот так притча. Ужель наш медведь комарья испугался? Все ночных москитов не забудешь?
        - Как бы не так. Это они меня пусть боятся до мокрых крыльев. Об мою шкуру и у шершней жала гнутся-тупятся, а комарам вообще карачун. Дело, робяты, в другом. Дороги у нас, сами знаете, дрянь.
        Курильщики дружно закивали. Сказав «дрянь», Илья здорово приукрасил ситуацию. Объявления о продаже автомобилей, где встречается хвалебная строка «без пробега по Картафанову!» давно перекочевали из области безрадостных анекдотов в область реальных фактов.
        - Так это еще по городу, - дополнительно понизил градус оптимизма Муромский. - А за десятым километром дорог совсем нету, одни направления. Не успеем «мама» крикнуть, ляжет наша «окушка» на брюшко. Как пить дать ляжет. И улучшения Матвейки-Паровоза не спасут.
        - Тогда встречное предложение, - нашелся неунывающий Попов. - Дорогами и займемся. Поспращаем кого следует, почему в нашем уголке Руссии до сих пор две беды коренятся, боками толкаются? Авось и поборем вторую по счету. - Он вздохнул. - Ибо с первой, братцы, даже нам, кабанам, пока что не совладать.
        Братцы трагически примолкли. Ну а что тут скажешь? Первую беду победить разве ж можно? Ответ возник сам собою. Сигаретный дым хитро переплелся с папиросным и свернулся в фигуру, до невозможности похожую на гигантский кукиш. Смотрела дымная дуля точно на наших героев. Торчащий большой палец издевательски двигался. Друзья замерли, следя за ним будто загипнотизированные.
        - Это не я, - пискнул голосок Фенюшки.
        Странное оцепенение тут же нарушилось.
        - И где же в Картафанове первая беда вторую усугубляет больше всего? - спросил Добрынин, решительно взболтав и перемешав окурком горькое творение сладкого дыма. - Если я предположу, что в мэрии, возражения поступят?
        Возражений, ясно, не поступило. Зато Илюха при слове «мэрия» скроил кислую физиономию. Будто сию минуту маленькими глотками всосал стакан уксуса и закусил лимончиком.
        - Только не к бургомистру, ребята! Сегодня я не чувствую в себе достаточно душевных сил для борьбы с отцами города. Да, честно говоря, и вообще с кем бы то ни было…
        Друзья воззрились на него с недоумением. Разве ожидали они услышать пораженческие слова от несокрушимого Ильи? Особенно в самом что ни есть дебюте революционной деятельности.
        - А ведь и впрямь, ты что-то сегодня не в духе, - озабоченно заметил Никита. - Плохо спал? Мало ел?
        - Штангой чего-нибудь прищемил? Брюхо с улиток пучит? - подключился Попов.
        Илья под испытующими взглядами друзей пригорюнился.
        - Инга не приходила.
        - Вон оно что! - завопили те. - Так она же к зачетам готовится, дурья ты башка! Память твоя дырявая! Курсовую по психологии у Дредда списывает.
        - То-то и оно, что у Дредда, - буркнул Илья. Потом решительно пристукнул кулаками по коленям: - А, ладно! Неволить девку - куда годится? Поехали, сынки, лягушат спасать. В грязь, в топь. К кикиморам и пиявкам в гости!
        - Как скажешь, батя, - взъерошил его бобрик просветлевший от такой перемены Илюхиного настроения Никита. - В грязь так в грязь. Рулить-то тебе.
        - Зато машину толкать, если засядет, нам, - прибавил, хохотнув, Попа. - Сапоги надо захватить.
        Привычно забравшись на заднее сиденье «Оки», Леха откинулся на мягкую кожаную спинку, вытянул ноги и раскинул руки. Благодать, комфорт, простор! Простор? Комфорт?!
        Он встрепенулся:
        - Эге, ребята, а ведь что-то с нашей машинкой не так.
        Ребята повернулись.
        - Что не так? Из форточки дует? Клапана стучат? Бензином пахнет?
        Леха сидел, подобравшись, крутил головой и осторожно трогал диванчик. Под пальцами ощущалась натуральная кожа дорогушей выделки. До потолка было рукой подать. То есть метр минимум. Половичок под ногами выглядел точь-в-точь будто бухарский ковер ручной работы. Каковым, пожалуй, и являлся. Попов потянул носом воздух и проговорил:
        - Пахнет как раз морским бризом и цветущим садом. Не запах меня тревожит. Понимаете, пространства здесь образовалось как-то больно уж много. Я сапогами передних сидений не достаю. А во мне без малого сажень и полвершка росту.
        - Высок репей, да черт ему рад, - меланхолично проговорил невысокий Никита. - Мне и прежде тесно не было.
        Леха только отмахнулся, зачастил:
        - То есть мы - я, Инга и Дредд - еще ночью как-то больно хорошо тут вместились. Но теперь совсем ни в какие ворота! Стол для мини-бильярда установить можно. И еще местечко для скромной драки на две персоны останется. Фенюшка, сознавайся, твои штучки?
        - Ее, ее! - радостно заложила невидимую девицу папуасская образина, болтающаяся под зеркалом. - Всю дорогу ваша ворожея чего-то колдует, приговаривает. Эх, добраться бы мне до приличного шамана да рассказать, что слышал от нее… - мечтательно добавила голова. - Тот меня в благодарность беспременно оживил бы.
        - Оживил бы, ага! К свиной заднице прирастил, вот и вся благодарность, - сердито отозвалась Феня.
        - Так, значит, точно твоих рук дело?
        - Ну моих. Хоть и не рук.
        - Расскажи, милая! - загорелся узнать технические подробности Алексей.
        - А чего рассказывать? Есть у меня на примете вагон приличного пространства, оттуда и отщипнула толику.
        - Вагон и маленькая тележка, - раскачиваясь и брякая клыками на бусах от гордости за собственное остроумие, встряла сушеная черепушка.
        - Никаких тележек, - отрезала Фенюшка. - Зато вагон самый настоящий, правительственный. Нынче-то государственные люди все больше на аэропланах перемещаются, а раньше поезда предпочитали. Вот и стоит один такой бронированный состав в нашем депо на консервации. Позабыт-позаброшен. Никому-то он, бедненький, не интересен, а ведь до чего устроен разумно! Я и позаимствовала из него чуток объема. На время, конечно. Мало будет, еще возьму.
        - Погоди-ка, радость наша, - не унимался Попов. - Как же удалось тебе втиснуть в крошечную машинку столько места? Снаружи-то наша «Ока» как была букашкой, так и осталась.
        - А как у тебя в животе километр кишок помещается? - саркастически поинтересовалась Феня.
        - Так они уложены аккуратно. И содержимого в них, если разобраться, не столь много. Пустота, стакан чаю да горсточка вареных жаб.
        - Вот и я, - сказала берегиня, - аккуратно работала. Немного пустоты, пара чайных диванчиков, дерюжка на пол. Можно было бы и про лягушат вспомнить, что на тех диванчиках устроились, да я девушка тактичная.
        - Попа с хвостиком! Нокаут в первом! Шрапнель твою в тыл! - выразили восхищение тактичностью незримой дамы сердца ее верные рыцари.
        Сушеный Доуэль повернул жуткую рожу вперед, застучал дробно зубами в ритме марша и скомандовал:
        - Заводи мотор, водила! Акселератор до упора! Тор-рмоза придумал трус!
        Илья отпустил наглому амулету звонкого щелбана, повернул ключ зажигания и послал проснувшуюся «окушку» в направлении проспекта Градоустроителей (бывший Далеких Канонад).
        Лихо полетела машинка спасать квакушек, ой лихо! Знаменитые картафановские ухабы да колдобины так и выпрыгивали испуганно из-под ее резвых колесиков.
        Дорога к пойме реки Черемухи, где лежали самые известные и обширные на сто верст в округе болота (строго говоря, никакие не болота, слегка подтопленная сеть речных стариц), оказалась редкостно приличной. Не то слово - просто отменной оказалась дорога! Кого другого подобное чудо могло бы сильно удивить, только не наших героев. На лету сообразили друзья, для каких целей могли проложить новенькую двухполосную бетонку к трясинам.
        - Верным путем движемся, товарищи! По этой трассе наших царевен и вывозят, - заявил с правительственного диванчика Попов, озвучивая общее мнение. И потер руки, соскучившиеся по молодецкой работе.
        Илья добавил скорости. Двигатель грозно рявкнул, будто напрочь забыл, что в нем всего-навсего два немудрящих цилиндра и отродясь не водилось турбонаддува. «Ока» за считаные мгновения преодолела порог ста пятидесяти километров в час, прижалась к дороге и полетела. Хилые деревца, которым близкое дыхание черемушских топей исковеркало не только стволы, но и всю жизнь, слились для друзей в единое зеленоватое месиво.
        Как ни печально, машинку в конце концов пришлось оставить. Иссякла дорога. Закончилась она просторной, опять же бетонной, площадкой, на которой без труда могла бы развернуться хорошая фура о восьми осях. А то и две. В настоящее время, впрочем, площадка пустовала. В сторону болота от нее уходила широкая тропа, замощенная ветками наподобие гати. Рядом с тропой пролегал глубоко продавленный в грязи, жирно блестящий «санный путь». Между следами от полозьев виднелись отпечатки широкой гусеницы.
        - Снегоход «Буран», - определил Никита.
        - Досюда они, значит, волоком наших красавиц тягают, - покачал головой Леха. - А дальше на колеса - и айда по французским ресторациям.
        - Да, на широкую ногу развернулись браконьеры поганые, - сказал Илья, наматывая на кулак бусы папуасского амулета. Получилось что-то вроде экзотического кистеня. Муромский качнул сушеной головой влево, вправо, задумался на секунду и приказал: - А ну, троглодит, зубы покажи!
        Черепок жутко оскалился. Зубы у него были подточены в форме пилы, слегка отогнуты наружу и вычернены у корней.
        - Лепота, - решили друзья, невольно содрогнувшись. - Первый раз увидишь, с непривычки и обделаться можно. Так держать, профессор!
        Голова что-то проскрежетала в ответ. Поскольку рта она не закрывала, разобрать слова было трудненько. Да наши герои не больно-то и огорчились. Ясно же, что может сказать вяленая голова дикаря-каннибала. Вряд ли процитировать «Стихи о Прекрасной даме» Блока либо сонет Шекспира. Опять, поди, какую-нибудь непотребщину.
        Тропа, в отличие от шоссе, была извилистой и не больно-то гладкой. Она огибала то пятачки свинцовой воды, то гнездовья бородатых кочек - каждая высотой среднему человеку до пояса. В паре мест друзьям пришлось переходить неширокие ручьи. Леха с Ильей, хоть и обзавелись сапогами, шагали осторожно, боясь провалиться. Один Никита ничего не страшился. Боевой костюм санитарного инспектора позволял ему без робости бродить даже по грудь в соляной кислоте малой концентрации.
        Шли, однако, недолго. Тропа вывела на сравнительно сухую полянку, окруженную с трех сторон корявыми черемухами да калинами. С четвертой стороны к полянке примыкала бескрайняя водная гладь, украшенная там и сям нашлепками болотной растительности. На полянке обнаружился снегоход «Буран». Из кустов виднелся бок конных саней-розвальней с широкими полозьями. Поодаль под брезентовым навесом возвышался разборный столик со скамейкой, на столике отдыхал переносной телевизор, а рядом громоздилась прочая походная утварь. Тут же стоял дизель-генератор и спала прикованная к генератору кудлатая псина размером с добрую свиноматку. Людей видно не было.
        На появление незнакомых людей зверюга отреагировала в высшей степени прохладно. Приоткрыла один глаз, тягостно вздохнула, дернула шкурой и вновь задремала. Друзья решили пока что не тревожить сон собачки. Кто знает, как она отреагирует на попытку освободить ее от рабских пут? Вдруг тяпнет, не разобравшись, что к чему. А пасть-то у нее вон какая!
        Возле самого бережка в воде теснилась внушительная гроздь проволочных садков, наполненных лягушками.
        Между садками плавали кверху спинами два тела. Голые, потемневшие от воды, слегка уже раздутые. Вроде мужские.
        - Опаньки, утопленнички! - неприятно поразился Леха. - Никак, ребята, офигенно конкурентное это занятие, жабий бизнес.
        - Где, брат, большие деньги, там и преступления, - менторски сказал Илья. Не то чтобы захотелось ему поучить друзей жизни, которую они знали не хуже. Просто растерялся мужик, вот и понес банальщину. Но опомнился и нерешительно хмыкнул: - Никит, ты по части жмуриков мастак. В морге небось закалился. Не в службу, а в дружбу… Вытащить бы их надо, что ли?
        Добрынин сказал: «Какой разговор!» - живо выломал в кустах длинную и толстую сухую суковину. Найденным возле садков куском проволоки приладил к ней санитарный багор и полез в воду. Подцепил ближайшего мертвяка за шею и рывками поволок к берегу.
        Мертвяк, однако, чего-то заартачился. Он задергался, будто живой, и как пропеллер катера на воздушной подушке забил руками и ногами, поднимая тучу брызг. Добрынин тотчас бросил инструмент спасения, опрометью вылетел из воды. Да так шустро, словно соседство с буйным утопленником его ни капельки не соблазняло.
        - …Твою в рымбу тридцать три раза через клотик смолеными концами! - проорал ему вослед вызволенный из пучины голыш и погрозил кулаком. - Сукин ты сын! Живого человека крюком за горло! - И вновь в адрес Никиты полетела пространная непечатная тирада с преобладанием военно-морских эпитетов.
        Леха начал судорожно хлопать себя по карманам в поисках заветного блокнотика, где вел словарь славнейшей человеческой брани. Блокнотик, увы, отсутствовал.
        - Э, дядя, остынь! - прикрикнул на расходившегося плавунца Муромский.
        Поскольку тот униматься не думал, Илья швырнул в него выдранным тут же куском дерна. Дерн угодил «живому трупу» прямехонько в пасть, заставив на время заткнуться.
        - Вот так, - сказал Илья, с нежностью глядя, как тот отплевывается и отфыркивается. - А сейчас перейдем к обоюдно полезному диалогу.
        - Ты уж прости меня, земляк, - виновато сказал Никита. - Кто ж мог предположить, что ты не захлебнулся, а вовсе даже наоборот? Кстати, а приятель твой тоже в ажуре?
        - В полном, - сердито ответил бывший утопленник.
        - Да как же так?.. - выдохнули друзья. - Книзу ж мордой!
        - Зато кверху какой. Видали? - Голыш ткнул перепончатой пятерней в шею под ухом. На шее виднелись какие-то полосы наподобие щелей. - Жабры, ясно?
        - Ихтиандры! - первым отреагировал Попов. - Человеки-амфибии!
        - Люди-акулы, - поправил его Добрынин, припомнивший некоторые уроки, полученные в боевой молодости.
        - А ты откуда знаешь? - уже почти без раздражения спросил первый ихтиандр, тормоша приятеля. - Тоже небось отставной, военная косточка? Какой флот приписки, товарищ?
        - Сухопутный я. Из дальневосточных погранцов. - Про журналистскую и комиссарскую деятельность Никита решил на всякий случай не распространяться. - Старший лейтенант запаса Добрынин. Можно попросту Никита. Это Илья и Алексей.
        Амфибии выбрались на сушу, оделись, представились. Первого, ставшего объектом Никитиной спасательной операции, звали Петром Петровичем. Второго Семеном. История их была обыкновенна и по-своему печальна. В прошлом они являлись членами элитного подразделения боевых пловцов «Ксенакант», названного в честь доисторической пресноводной акулы. Призванием их было скрытное проникновение водным путем в Западную Европу. Проникали неоднократно, за что правительственные награды имеются. А только после отставки оказались не у дел. Военной пенсии на жизнь хватало бы, будь они обычными людьми. Но «ксенакантам» в звании ниже полковника (полковникам жабры удаляют за государственный счет) для выживания необходима вода. Желательно чистая и желательно, содержащая твердые взвеси. Как раз такая, как в части западноевропейских рек. Туда бы и отправиться им на заслуженный отдых, поселиться где-нибудь на берегу Одера или Сены, жениться… Но в тетушке Европе русских людей-акул ждали с распростертыми объятиями вовсе не сдобные прусские бюргерши или хрупкие французские нимфетки. Препараторские столы военных лабораторий и
дружелюбное внимание спецов контрразведки.
        К счастью, вода в бассейне реки Черемухи подходила им почти идеально - взвесей поменьше, зато чистоты побольше. Петр Петрович с Семеном, как и многие пресноводные люди-акулы до них, перебрались в окрестности Черемысля. Устроились спасателями на лодочную станцию в Картафанове. Служебный домик на берегу, купальщицы и яхтсменки - красота!
        Однако не успели приступить к работе, как выяснилось, что облюбованное ими озеро Пятак заливают стоки химических предприятий. Нашлись добрые люди, предупредили. Спасение было в одном: погрузиться в черемушские топи. Благо там нашлась весьма денежная работа. Лягух на экспорт отлавливать. К сожалению, имелась у денежек и оборотная сторона. Болотная водица подействовала на «ксенакантов» так же, как пребывание в ржавой бочке на беляевского Ихтиандра. Воздухом дышать они почти уже не могли. Вдобавок аквазависимость прогрессировала. Эх, если бы озеро было чистым…
        - Да кто ж вам наплел, что Пятак загажен? - возмутились в голос друзья.
        - Кто надо, - ответствовал уклончиво Семен.
        Разобрать, что он говорит, было затруднительно. Семен принадлежал, в отличие от Петра Петровича, к новому, продвинутому поколению людей-акул. Жабр ему вживили две пары, перепонки имелись не только на руках, но и на ногах. Подкожный жир был столь толст, что позволял плавать за полярным кругом круглый год, а зубы росли в три ряда, мелкие и острые, как у щуки. Такими можно замечательно ловить рыбу для пропитания во время тайных операций и даже перегрызать подводные кабели или корпуса резиновых лодок. Одна беда, разговаривать они здорово мешали.
        - Да и по телевизору об этом сообщают частенько, - добавил Петр Петрович. - На днях вон опять гринписовцы акцию протеста проводили. Наручниками себя к завалу приковали. Мы с Семой местные новости ежедневно смотрим.
        - Я тоже это представление видел. И не по телевизору, а собственными глазами, - веско сказал Илья. - Заявляю ответственно, наблюдали вы натуральную лажу, товарищи амфибии. Гонево. Чистой воды и, что характерно, без малейшего содержания твердых взвесей.
        - Выражаясь по-военному, дезинформация в действии, - уточнил Никита. - Да уж, с размахом вас дурят, братчики матросики. Похоже, лягушки - штука куда более ценная, чем мы предполагали.
        - Как это - дурят? - прошамкал Семен.
        - Да, как? - подхватил Петр Петрович.
        - А кверху какой, - парировал злопамятный Леха. - Тоже мне люди-акулы, зубы в три ряда… Мальки вы. Головастики. Вам работодатели, эти подлинные акулы бизнеса, сколько платят за пленение земноводных? Ну хоть приблизительно. Да вы не тушуйтесь, господа голожаберные. Я ж не из праздного любопытства спрашиваю, а по служебной необходимости. Госналогслужба вашим бизнесом вплотную заинтересовалась. Я, к слову сказать, пристав таможенного отделения. Вот аусвайс для недоверчивых. - На свет появилась заветная книжица. - Илья представляет жандармерию. Мы пока неофициально тут, так сказать, без мундиров и чинов. Поэтому давайте и вы неофициально, по-дружески и… - он посуровел, - как на исповеди. Нуте-с, почем вы, мальчики, зеленых губите?
        Ихтиандры, помявшись, сказали по чем. Невооруженным глазом было заметно, что приврали.
        - За килограмм? - уточнил Попов.
        - Нет.
        - Неужели за десять?
        - За центнер. Плюс премия за каждую третью тонну.
        - Премия?
        - Сотня денег на нос.
        Друзья покатились со смеху. И так они заразительно хохотали, что дико заорали проснувшиеся от шума лягушки в садках, а спустя минуту присоединились к ним и сами ихтиандры. Петр Петрович оглашал болото раскатистым ржанием, которому позавидовал бы ломовой битюг. Семен гукал и пускал пузыри, словно сытый грудничок. Одна лишь собачка не приняла участия в общем веселье. Она широко, с подвыванием, зевнула и продолжила почивать.
        - Слушайте, товарищи акулы, - отсмеявшись, сказал Илья, - я б на вашем месте забил на эти гроши вот такой толщины сваю и свалил отсюда со спринтерской скоростью. Обратно на Пятак лодки да купальщиков стеречь. Потому что эту контрабандную лавочку мы скоро прикроем. Всех причастных - за ушко и на солнышко. А вам, как я понял, на солнышке гарантированный абзац.
        - Так там же голимый яд, в Пятаке-то! - взвыли обжуленные со всех сторон ихтиандры. - Погибели нашей желаете?
        Пришлось тут и Добрынину помахать корочками санитарного инспектора. Дабы поверили «ксенаканты», что озеро Пятак чище слезы Царевны-лягушки, рыдающей по братикам и сестричкам, которых тоннами поедают иноземные гурманы.
        В итоге через полчаса совместной деятельности квакушки были вызволены, садки разломаны и утоплены, а заветный Никитин багор, наоборот, выужен. Псину отвязали и отпустили на все четыре стороны (впрочем, она решила остаться). В радиоэфир посредством спутникового телефона послали условный сигнал «особо срочно», призывающий на черемушские топи браконьерское начальство. Людям-акулам на всякий случай порекомендовали нырнуть поглубже и залечь на дно. Выставлять их стукачами, даже и перед негодяями, наши витязи не собирались.
        Оставалось дождаться прибытия главных злодеев.
        Тревожный звонок спутникового телефона застал старшего специалиста по экспорту картафановской болотной фауны за макияжем. Нинель Виленовна Швепс, привлекательная сухопарая брюнетка возраста где-то между тридцатью пятью и пятьюдесятью, обладательница завидного бюста из силикона и чувственных губ от дорогого пластического хирурга, вздрогнула и ткнула оттеночным карандашиком не в бровь, а в глаз. К счастью, не слишком сильно. Глаз, впрочем, предстояло мыть и рисовать заново.
        Нинель Виленовна шипя от боли и гневаясь на несправедливость судьбы, выразилась в адрес телефона разными тихими словами, после чего закричала уже в полный голос:
        - Мурзик! - Вообще-то тембром она обладала весьма приятным; но сейчас его портили истерические нотки. - Мурзик, ты что, оглох? Возьми же чертову трубку!
        - Уже взял, - ответствовал Мурзик, входя в туалетную комнату госпожи Швепс.
        Оказалось, что это плешивый полноватый мужчина зрелых лет, не утративший, впрочем, военной выправки и любви к военной форме. Этакий крепыш-боровичок в камуфляже. Узри его сейчас наши герои, наверняка узнали бы в нем… Но не будем торопить события. Еще увидят, еще узнают. На шее под левым ухом у боровичка Мурзика виднелись продолговатые шрамы - точь-в-точь от заросших жаберных щелей. В одной руке он нес чертову трубку, в другой черный берет со строгой эмблемой.
        - Ну что там, что там? - взволнованно вскричала Нинель Виленовна, с ожесточением оттирая безнадежно испорченный макияж.
        - Да так, какой-то идиот-шутник. Непонятно только, откуда он взял наш номер. Ты кому-нибудь давала? - Почувствовав, что семейная атмосфера наполнилась угрожающими вибрациями, какие распространяет вулкан за секунду перед взрывом, он поспешно добавил: - В смысле этот номер?
        - Разумеется, нет. - Вулкан до поры заснул. - Что он сказал, Мурзик?
        - Дурь он сказал, зайка. «По всей Черемухе бушующие волны».
        - О господи! - выдохнула Нинель Виленовна, роняя испачканный косметический диск на столик. - Господи, Мурзик, на что годится твоя память?! Это никакой не шутник. Это наши лягушиные работнички сигнализируют о желании встретиться. Причем прямо сейчас. Боевая тревога, понимаешь, полковник? Аврал и время «Ч»! Немедленно вызывай своих костоломов. Мы едем на болото.
        Она порывисто вскочила, отчего полы халата распахнулись, обнажив узкие бедра, алые трусики-тонги и мускулистый живот, и промчалась к гардеробу.
        Мурзик отшатнулся, пряча усмешку. Его супруга так и не успела толком смыть макияж, и сейчас вокруг одного глаза госпожи Швепс расплывалось пятно пугающего синюшного оттенка. Однако показывать веселье в открытую решительно не стоило. Нинель Виленовна, в прошлом центральный нападающий волейбольной команды, обладала не только высокой стройной фигурой, но также хлестким, поистине убийственным атакующим ударом правой руки.
        Болельщики, подруги по команде, а паче того соперницы звали ее некогда Гаубицей.
        Десант, высадившийся рядом с кофейной «окушкой», состоял из боровичка Мурзика и троих бритоголовых молодых здоровяков в полувоенной форме с подозрительной эмблемой вроде свастики на плече. Сама Нинель Виленовна нарядилась в крапчатый костюмчик сафари из дорогого сукна, колонизаторский пробковый шлем и замечательные блестящие ботфорты.
        Бойцы несли на поясах резиновые дубинки, Мурзик был вооружен решительностью и умением отдавать четкие команды. Гаубица, как мы уже отмечали, умела обходиться без вспомогательных средств. Один ее подзатыльник стоил всех дубинок бритых мальчиков.
        - Где-то я уже видел эту развалюху, - тяжко задумался господин Швепс, разглядывая машинку наших героев. Память у него и вправду никуда не годилась.
        Лысые бойскауты нестройно промычали, что тоже где-то видели. У них память была значительно лучше. Но Полковник, как звали за пределами семьи Швепсов боровичка Мурзика, приказа говорить не отдавал.
        - Сейчас это маловажно, - отрезала Нинель Виленовна и шагнула на тропу, совершив тем самым первую непоправимую ошибку. - За мной, бойцы.
        Возразить ей никто не посмел. Младшие чины блюли субординацию. Полковник слишком хорошо знал, какой скорострельностью, дальнобойностью и точностью обладает карающая длань его благоверной Гаубицы. А главное - каким зарядом в пересчете на тротиловый эквивалент.
        Путешествие отряда к лагерю людей-акул сопровождалось множеством угрожающих примет. Как то: всплывали пузыри вонючего газа в обычно спокойных лужицах, активизировался гнус, выл ветер, молчали птицы и наконец падали на тропинку сухие веточки. Но современные городские люди не умеют разглядеть указующие знаки в том, что кажется им мелочами. А напрасно!
        Вторую непоправимую ошибку совершил боровичок Мурзик, увидев наших героев. В памяти его со скрежетом провернулись кремальеры, запиравшие какие-то ржавые дверцы. Он вдруг узнал бравую троицу, несколько дней назад испортившую ему экстремальный тренаж лысых бойскаутов в глубинах строительного котлована, и со злобной радостью закричал:
        - А-а-а! Так вот кто бушующую волну по Черемухе гонит! Ну все, чурки, вам сейчас точно Вася-кот!
        Напрасно Нинель Виленовна пыталась остановить раздухарившегося Полковника. Напрасно взывала красивым голосом к его разуму. Напрасно не отвесила ему отрезвляющий подзатыльник. Кстати, именно это и стало третьей непоправимой ошибкой, совершенной в тот день четою Швепсов.
        Мурзик с мстительной улыбкой послал бритых мальчиков в атаку. Мальчики, один раз уже получившие горячие примочки от Ильи, Лехи и Никиты, в бой пошли безо всякой охоты. С одной лишь предательской мыслью отделаться наименьшими травмами.
        Сами понимаете, такой настрой отнюдь не способствует победе. Муромский вынес их за пределы ближайших абзацев нашего повествования какими-нибудь тремя-четырьмя взмахами папуасского кистеня.
        Только тут Гаубица сообразила дать супругу по шее. Слишком, слишком поздно…
        - Сейчас, надеюсь, вы созрели для переговоров? - спросил Попов, задумчиво следя, как наливается краской побитая щека Мурзика.
        - А вы, собственно, кто такие, чтобы вести с вами переговоры? - не теряя присутствия духа, спросила Нинель Виленовна. - И где Петя с Семой?
        - Я возглавляю группу, занимающуюся дознанием по поводу контрабанды живого товара и укрытия налогов. - Леха небрежно продемонстрировал волшебные корочки.
        - Что касается ваших горе-работничков, - подключился Муромский, - могу сообщить следующее: они оказали активное сопротивление. Соответственно пришлось применить особые меры. - Илья для наглядности встряхнул амулетом. Выражение вяленой образины было прямо-таки блаженным. Похоже, покойному каннибалу пришлась по вкусу плоть бойскаутов Полковника.
        - К сожалению… э-э… Пете и Семе удалось скрыться в болоте, - сказал истинную правду Добрынин. И тут же подпортил карму ложью: - Боюсь, они могут утонуть.
        - Эти, пожалуй, утонут, - с ненавистью к беглецам процедил боровичок Мурзик. - Дерьма куски.
        Люди-акулы, как выяснилось, способны слышать даже через слой воды. Взбешенный Семен вылетел из болота, точно запущенная с борта ядерной подлодки стратегическая ракета. Без долгих разговоров, к которым был неспособен физически, он вцепился бывшему шефу в многострадальную щеку. Всеми тремя рядами щучьих зубов. На некоторое время образовалась очень веселая для всех, кроме Полковника, суматоха. И лишь после того как «ксенакантов» разняли, диалог между господами Швепсами и нашими героями перешел в более-менее продуктивное русло.
        Нинель Виленовна, залихватским щелчком сбив пробковую панаму на затылок и вызывающе поведя грудью, объявила себя полномочным и аккредитованным представителем Гринписа в Картафанове. Лягушек, по ее словам, вывозили вовсе не в рестораны, а в экологически чистые районы Франции и Бенилюкса, спасая из здешних отравленных химикалиями вод. Таким образом, браконьерством тут не пахло, а, напротив, пахло непрофессионализмом и самоуправством некоторых служителей закона. О чем непременно будет сообщено в самом скором времени. Во-первых, либеральным журналистам. Во-вторых, главе города. В-третьих, ЮНЕСКО!
        Впрочем, госпожа Швепс полагала, что общий язык с провинившимися (разумеется, по незнанию) представителями закона может быть найден. Благородная, абсолютно бескорыстная деятельность ее и ее мужа крайне нуждается в поддержке со стороны энергичных, предприимчивых земляков. Ведь сколько еще в округе не охваченных вниманием фирмы «Царевна» мест, где гибнут среди смертоносных стоков бедные, беззащитные земноводные!
        Друзья восхищенно смотрели на Нинель Виленовну. Невозмутимость и способность повернуть безнадежную, казалось бы, ситуацию к собственной пользе, заслуживала самое малое аплодисментов. Следует заметить, что благодаря именно этим качествам Гаубица стала в свое время лидером волейбольной команды, любимицей зрителей и головной болью соперниц.
        - Сдается мне, парни, что этой королевской кобре хвостик хрен прищемишь, - вполголоса поделился с товарищами мнением Никита.
        Тем оставалось только согласиться. Нахрапом взять госпожу Швепс было и впрямь затруднительно. Однако на руках у борцов за справедливость имелись не только гербовые аргументы, но и материальные факты.
        Алексей вежливо попросил Нинель Виленовну прерваться и с безмятежным видом продемонстрировал баночку из-под «La tsarevna». Полиграфия этикетки была выше всяких похвал. Строчка, в которой назывался район добычи «царевен», несмотря на мизерность шрифта, читалась преотлично.
        - Это еще ничего не доказывает, - сказала полномочная представительница Гринписв в Картафанове. Однако ее поскучневшее лицо сигнализировало об обратном. Нинель Виленовна отчетливо поняла, что, если даже она ухитрится вывернуться из цепких лап местных властей, ЮНЕСКО ей не облапошить никогда. И тогда прости-прощай изумрудная синекура.
        - Вдобавок вы, бойцы, - Илья поманил пальцем мало-помалу приходящих в себя бойскаутов, - умудрились совершить нападение на официальное лицо, находящееся при исполнении. Сиречь на меня. А вы, гражданин Швепс, в свою очередь подстрекали их к этому. Что могут подтвердить свидетели. Кроме того, нужно еще очень внимательно разобраться, что за диковинная одежка на вас и на ваших гавриках. И не является ли она униформой какой-нибудь противозаконной организации.
        - Короче говоря, следуйте за нами, дамы и господа, - заключил Никита. - Учтите, добровольное сотрудничество зачтется при вынесении приговора.
        - Куда следовать-то? - потерянно спросил боровичок.
        - В Серый Замок вестимо, - дерзко сказала Нинель Виленовна. - Ты что, Мурзик, не видишь лиловой жандармской печати на этих протокольных мордах?
        Гаубица умела хлестко бить не только волейбольным мячом, но и словом. Никаких печатей на лицах борцов с браконьерами, конечно, не было. Однако друзья вдруг почувствовали себя скорей душителями свободы, чем триумфаторами.
        - Обычная демагогия разоблаченного преступника, - первым освободился от гипноза оскорблений Илья. - Менты - козлы и прочее в том же духе. Стыдно, мадам, стыдно. А вас, дорогие ихтиандры, - обратился он уже к Петру Петровичу и Семену, - до лодочной станции подбросить?
        Те переглянулись и отказались:
        - Сами доберемся. Нам еще лагерь нужно разобрать. Собаку покормить и все такое прочее.
        - Ну раз так, счастливо оставаться. Возникнет нужда, обращайтесь. Чем сумеем, подсобим. - Илья продиктовал людям-акулам номер своего телефона.
        Путь арестантского каравана до парадного подъезда Серого Замка обошелся без происшествий. «Шевроле-Блейзер» Швепсов послушно следовал за крошкой «Окой». Сидящая за рулем джипа Нинель Виленовна попыток удрать не производила. Видно, была уверена, что дело торговли «царевнами» закончится без особых потерь.
        Во всяком случае, для нее и для ее благоверного Мурзика.
        Как оказалось, такого же мнения придерживались рядовые члены организации бритоголовых. Поэтому перед самым Замком случился инцидент. Один из бойскаутов, напуганный выражением плотоядного восторга на рылах замковых гаргулий, устрашенный блеском кос у Мора, Глада, Чумы, а наипаче всего - перспективой пострадать «за того парня», выхватил припрятанный до поры кастет. После чего, восклицая: «Все из-за тебя, стерва силиконовая!», бросился калечить госпожу Швепс. Однако Гаубица была начеку и с дорогою душой отоварила беспокойного юношу твердой ладошкой. В высоком прыжке, фирменно взвизгнув, - ровнехонько по темечку. Тот вмиг сомлел и в здание был препровожден волоком. Тянули его соратники, боровичок Полковник вышагивал следом. Замыкал конвойную колонну уполномоченный Муромский.
        Разумеется, Нинель Виленовна осталась снаружи. Предъявить ей пока было абсолютно нечего. Она чмокнула на прощание супруга в уцелевшую щеку, пообещала прислать семейного адвоката, запрыгнула в джип и достала мобильник. Отчалила лишь после того, как Серый Замок поглотил Мурзика.
        Проезжая мимо «окушки», госпожа Швепс издевательски просигналила и изобразила для Лехи с Никитой весьма откровенный жест. Те смутились. Все-таки Нинель была очень привлекательной женщиной, и увидеть в ее исполнении такое…
        Пришлось немедленно закурить для успокоения нервов.
        Муромский появился через полчаса. Выражение лица имел не то чтобы восторженное.
        - Отпустят паразитов? - однозначно истолковали его грусть друзья.
        - Как пить дать отпустят. Мурзика, наверно, уже сегодня. - Илья пристукнул кулаком по ладони. - Блин!
        - Но хотя бы кровушки-то попортят? - с надеждой спросил Леха.
        - А как же! - повеселел Муромский. - Это я, можно сказать, гарантирую. Так что в нынешнем сезоне лавочка «Швепс, Швепс и K°» лягушиный бизнес вряд ли возобновит.
        - Чего же боле? Главная виктория состоит из тысячи малых побед, - в излюбленном философском ключе заметил Добрынин. - Ну братцы, что там у нас на очереди?
        - Обед! - единодушно отозвались братцы.
        Глава 10
        СИЕСТА
        Мысли об обеде пришлись весьма и весьма кстати.
        Новорожденное лето оказалось младенцем упитанным, пухлощеким и довольным жизнью, энергично набирающим рост и вес. Растелешенное, оно бодро ерзало по городу и окрестностям, ничуть не смущаясь наготы. Его свежевыстиранные недавней грозой пеленки-распашонки стремительно высыхали на деревьях. Солнце окопалось в зените и хлопотливо заметало за горизонт последние завалявшиеся облачка густой щеткой горячих лучей. Лето чирикало что-то на своем птичьем языке. Лету было хорошо.
        А вот запаренным горожанам - не очень.
        Голодные и взмокшие от праведных трудов богатыри после короткого совещания постановили устроить себе пикник на обочине. Где-нибудь на бережку Пятака. С продуктами трудностей не возникло: мясные и рыбные нарезки, фрукты-овощи в любом магазине. Проблема обозначилась при выборе жаждоутоляющих жаропоглотителей. Впрочем, и она решилась благополучным образом, когда друзья обнаружили специализированную лавочку под вывеской «Соки-экзотики». Возле порога стояла скамеечка, где дремал на солнышке какой-то очень уж знакомый пушистый котик дымчатой расцветки. Когда друзья проходили мимо, кот приоткрыл глаза, зевнул, сладко потянулся и задремал опять.
        Вошли.
        Помимо товара внутри прохладного помещения жаждущие могли наблюдать огромный плакат, который изображал чрезвычайно мускулистого индивида с одухотворенным интеллигентным лицом. Улыбчивый титан непринужденно, словно то были костяшки домино, держал в обеих руках по три пакета различных соков. Надпись над его головой провозглашала:
        Чтобы больше сил моральных
        И физических сберечь,
        Пейте соков натуральных -
        Укрепляйте рук и плеч!
        - Супер! - дружно выдохнули все трое. - Это да!
        Румяное, не менее крепкое подобие плакатного красавца, только женского пола, обнаружилось за прилавком. Увидев посетителей, молодцеватая торговка зачастила:
        - Молодые люди желают тонизирующее, возбуждающее либо, наоборот, успокаивающее? В таком случае вам очень, очень повезло! Сегодня наш магазин проводит беспримерную акцию «День открытой глотки». Все цены снижены на значительный процент! Кроме того, сегодня перед покупкой вы можете продегустировать любой понравившийся напиток. Вдобавок при выборе трех и более литров… - она задохнулась от радости за покупателей-счастливцев, - получаете абсолютно бесплатно литр коктейля «Бодрость»!
        Илья умоляюще поднял вверх обе руки:
        - Стоп-стоп-стоп! Девушка, кхм, э-э, нам бы в аккурат укрепить рук и плеч. Можно?
        - И голов, - поддержал Никита. - Та, что в машине, шибко нуждается в укреплении.
        - А также что-нибудь этакое… Для адекватной замены прохладительных алкогольсодержащих напитков. - И Попов со значением подчеркнул свои слова указательным пальцем.
        - Можно! Все можно! Пробуйте, приобретайте, укрепляйте…
        Последующая дегустация прошла на «ура». Испив на троих в совокупности около пяти литров разнообразных натуральных или близко к тому соков, страждущие точно определились со вкусами.
        Никита, простая душа, стыдливо приговаривая: «Ну обнесли меня в детстве!» - выбрал вытяжку из плодов фейхоа. Лехе поглянулся сок из плодов сакуры с мякотью лепестков. Муромский, явно подражая рукастому атлету с плаката, упрятал в ухватистой длани аж две двухлитровых коробки. Шпинатно-гранатовый нектар и всемерно повышающую тонус смесь «Тундра» - из морошки, ягеля и пантов. Для бедовой сушеной головы добрые самаритяне подобрали сок из молодых побегов баобаба. Вкус его никому из друзей, мягко говоря, не понравился. Следовательно, вполне мог подойти усеченному, так сказать, папуа-картафановцу. Ну а нет так нет; кому он, на фиг, нужен!
        Илья, делая вид, что в упор не замечает подначивающие усмешки и подмигивания друзей, задумчиво рассматривал картонную пятилитровую канистру с носиком в боку. Это был обещанный бонус от владельцев соко-экзотического бутика.
        Оформление коробки было решено в эклектическом стиле. Поверху отчего-то готическим шрифтом было выведено название фирмы: «Русский дух». Ниже, рассеянные по всей картонке, веселые рисованные зайчата собирали в корзинки урожай капусты и огурцов.
        Название напитка полностью соответствовало заячьему урожаю: «Сок капустно-огуречный а-ля натюрлих, с добавлением минеральных солей и укропа». На боковой стенке коробки были отпечатаны бодрые рапорты Минздрава о благотворном влиянии данного продукта на организм человека в целом. Так же сообщалось, что
«Бодрость», во-первых, ублажает прихоти беременных женщин, во-вторых, излечивает от утренней депрессии мужчин, огорченных тем, что они не умерли вчера. Противопоказания имелись тоже и пресекали попытки граждан, страдающих частыми расстройствами желудка, употреблять названный сок вкупе с молоком.
        Муромский шагал к машине и недоуменно вопрошал:
        - Мужики, что же это получается? Это ведь обычный рассол, правильно?
        - Ну да, он самый, - восхищенно подтвердил Попов. - Для русского тела - русский дух. Ну-ка, ну-ка поглядим, кто это у нас удачливые изобретатели велосипедов?
        Он вчитался в мелконькие буковки адресов и явок изготовителей и присвистнул:
        - Догадайтесь с одного раза, где находится всемирно известный гастро-деликатесный центр? Правильно, штат Черемысль, город Картафаново, село Б. Дышловское.
        - Н-да, люби и изучай свой край, - патетически изрек Никита, заходя в «Оку». - Грибочки, лягухи, рассолы. Нет, ну буквально же все соки высасывают. А-ля натюрлих!.. И это только в отдельно взятом уезде. Эх, и стонет, поди, земля наша под игом вселенских заглотов.

«Окушка» утвердительно чихнула и покатила прочь из душного городка вдоль давно уже заросших лебедой нив и пашен, мимо прореженных и поруганных дубрав. Бесчисленные рытвины, ухабы, колдобины храбро бросались под колеса, но, сраженные магией удивительной машины, стелились пятизвездочным автобаном. Чтобы, пропустив «окушку», возвратиться в прежнюю ухабно-похабную ипостась и подкарауливать более доступные жертвы.
        В салоне «окушки» гвоздем программы выступала папуа-картафановская голова. Когда милосердный Добрынин поставил перед ней распечатанную коробку с прохладным, живительным соком молодых побегов баобаба, и без того морщинистая, она вообще скорчилась до состояния клочка газеты, приготовленного к использованию в гигиенических целях.
        - Я что, жирафа - баобабы жрать?! Хренушки, я вам не плодовоядная - я плотоядная. Йохимбой клянусь! И любимый напиток в наших местах не эта прокисшая болтушка, а коктейль «Кровавый мерин». Красный сок из молодых белых «быков» и
«огненной» воды - в пропорции один к трем.
        Здесь голова зажмурилась от давнишнего удовольствия, пошлепала выпяченными даже после усушки и утруски губищами, а затем продолжила воспоминания:
        - Приедут, значит, эти ядреные белые «бычки» с «огненной» водой и начинают… Глумятся, дразнятся, куражатся. Мы им: че приперлись, че привезли? А они: мол, мы вам эвона че. Меняем, слышь-ка, на всякие разные бивни, камушки блескучие да на чурки эбеновые. Подонки однозначно. Навыдумывали себе, эта… что типа у нас низкая алкогольная толерантность, абстинентный синдром. Ага, разбежались… Короче, выпьем мы за встречу, побалакаем за Батьку ихнего, за нашего Лумумбу. Они ж знать не знают, что на десерт их попотчевали мозгами гамадрила, обкурившегося опия. Это, братцы мои, такая штука - слона враз в сон валит, не то что быка. Ну и спят, значит, эти быкослоны, а мы их бивнями да эбеновыми кольями охаживаем. Во-от… потом и до коктейля дело доходит. Нация мы такая, хотя и слывем темной, культуру пития блюдем. А как же! - Тут увлекшийся рассказчик заметил, что слушатели насупились, грозно посмурнели, недобро почесывая руки. Он зачастил: - А так-то я мягкий и полезный. Я вам пригожусь, век йохимбы не пивать! Нет, ребятушки, с головой надо дружить.
        - Дружить, говоришь? - надвинулся на него Попов. - Кровосос! Не жираф он, видите ли. Баобабы ему не сок! Пей, иждивенец, пей, пока не усох. Вон рожа-то совсем с кулачок.
        С этими словами Леха начал щедро вливать в губастый рот экзотическое содержимое пачки. Голова скабрезно осклабилась, внутри у нее что-то заурчало. Урчание живо напоминало звук, с которым опорожняется смывной бачок - да не современный, а изготовленный во времена, которые тот же Попов называл «периодом истерического метеоризма».
        - Берегись! - раздался отчаянный Фенечкин возглас. Но было уже поздно. Жутковатый амулет превратился в подобие садовой лейки. Закачанный баобабовый сок начал под давлением извергаться обратно из всех возможных и, казалось бы, совершенно невозможных отверстий. Голова при этом стала медленно раскачиваться и быстро раскручиваться на своей шлейке, орошая все подряд.
        Водитель встречного тонированного до безобразия джипа, углядев фонтанирующий салон «Оки», немедля погнал машину в лучший городской автосервис, чтоб установить модный «ватер кондишн». В мастерской этот крендель, напоминающий терминатора с головой микроцефала, принялся доказывать виртуозу разводного ключа и газовой горелки Черепанову, что в каждом уважающем себя ремонтном заведении должна быть подобная услуга. Матвейка-Паровоз выслушал клиента внимательно: он всегда был участлив к водителям-дегенератам и водителям-женщинам. Кроме того, он узнал в посетителе Тыру, шестерку Бакшиша. Ссориться с последним Черепанов совсем не хотел. Он без промедления отправил гонца в магазин сантехники за десятком распылителей для душа, канистрой и садовым насосом, а когда удовлетворенный Тыра покинул мастерскую, покрутил пальцем у виска.
        Тем временем запас жидкости в сушеной голове исчерпался. Мокрые бойцы за правое дело с облегчением выматерились. От души, но, памятуя о нежных чувствах Фенечки, про себя. Покончив с этим важнейшим для всякого русского мужика делом, принялись, выражаясь литературно, зализывать раны. Единственное, что их утешило, - сок молодых побегов баобаба в нахлынувшей ситуации был явно предпочтительней пресловутого «кровавого мерина».
        Так с шутками и прибаутками трудящиеся безработные прибыли в район запланированного барбекю.
        Озеро Пятак - восемь тысяч девятьсот двадцать пятое по величине в мире. Ровным счетом. Если, конечно, верить статистике. Пусть и уступает оно за явным преимуществом Байкалу по величине и глубине, но в вопросе девственной чистоты еще неизвестно, кто кому даст очко вперед.
        Обнаружили его в свое время опричники Ивана Грозного. Когда «зачищали» после победоносного прохождения стрелецких войск на Казань территорию вокруг древнего поселения кривичей (именовавшегося тогда Кафтаново) от затаившихся бандформирований.
        Укрытое со всех сторон дубовым лесом, камышами и холмами озеро блестело пред зоркими очами царевых силовых структур в лучах закатного, с рыжинкой, солнца как новехонький медный пятак. За что и приобрело название от не лишенных поэтичности опричников. Возможно, местные племена и называли озеро по-своему. Очень даже возможно. Только спросить после продолжительной и тщательной «зачистки», вот беда, было не у кого.
        Питалось озеро, по необъяснимому капризу природы, подземными и, похоже, серебросодержащими источниками. Во всяком случае, вода в нем никогда не цвела и ряской не зарастала. На дне не заводился ил, а потому отродясь не водилась даже мало-мальская рыбешка. Зато прозрачность оставалась исключительной, в любой сезон, в любую погоду. В последующие за опричниной эпохи, когда округа заполнилась новыми поселениями, этой прозрачностью с корыстными целями пользовались местные пейзанки на выданье. Прибегнув к услугам сарафанного радио, они загодя узнавали о выдвижении на Пятак барина или какого другого важного отдыхающего, с утра пораньше румянили тугие щеки плодами свеклы, угольками подводили соболиные брови и опрометью уносились к озеру. Там они коротали время в хороводах и народных песнях. Едва на горизонте поднималась пыль от передвижного средства, девки скоренько разоблачались и шмыгали в прозрачную жидкость. Приехавший искупнуться барин становился невольным очевидцем показательных выступлений пловчих-синхронисток.
        Впоследствии многие из них, те, что благополучно проходили кастинг, получали от благодарного зрителя различные гранты. Кто - поездку на уездную дискотеку, кто - серебряный целковый, а кто - и породистого сына. Да что там какие-то ветхозаветные баре!.. Сам красный генерал Картафанов, интеллигент в нулевом поколении, образованнейший, между прочим, человечище, с боями проходя через родной городок, любил наведываться к сей незамутненной купели. Блестящий юный командир частенько врывался на песчаный берег с пистолетом маузер в одной руке, с шашкой наголо в другой и звуками могучего голоса призывал купальщиц к порядку.
        - Сильфиды! - кричал он, не выходя из боевого ража. - Я ваш сульфид, я ваш суперсульфат. Я к вам пришел навеки насладиться! Долой растленную буржуазную мораль! Даешь, так сказать, удовлетворение forever![Навсегда, навечно (англ.).
]
        Потом он с самой ненаглядной сильфидой в стогу ночевал, в овине дневал, короче говоря, получал аморальное удовлетворение. Аисты в те благословенные годы сновали по уезду, буквально не покладая крыльев, благодаря чему городок стремительно рос.
        После очередного кризиса Империи был он переименован в Картафаново. Дань веяниям. Ну и деяниям «красного сульфида» тоже.
        Кстати о веяниях. Именно благодаря местным синхронисткам, купальщицам и сильфидам образовался термин «нудизм». Не прошедшие кастинг или не удовлетворенные грантом русалки без устали приставали к барину с просьбами. Клянчили, угрожали обратиться в инстанции. Нудили, одним словом. Такая вот морфология.
        И последний исторический штрих. Причинно-следственную связь кристальной чистоты Пятака и очистительной силы серебра окрестный люд уловил издревле. Чай, не без царя в голове, хотя бы мало-мальского. Пусть гимназию не кончали, но про химию в жизни - дотумкивали. Не цветет вода в озере, стало быть, серебро. А раз серебро, значит, надо копать! И копали, рыли, лохматили берега вплоть до полной победы социализма в отдельно взятом государстве. Социализм развязал руки спектральному анализу, а уж тот более чем убедительно показал, что серебро ничтожно мелкими долями процента содержится в воде, и только в воде. Да, несут его подземные источники, но сами источники берут свое начало в таких глубинных недрах, докопаться до которых человеку не суждено. Никаким подручным инструментом.
        Копать перестали. Копаный-перекопаный прибрежный ландшафт, благодаря застарелым шрамам, со временем приобрел своеобразную привлекательность. Выпуклости и вмятины курганчиков и холмиков, ложков и овражков благопристойно зарубцовывались, покрывались ворсистым травяным ковром, зарастали орешником и ивняком.
        К одному такому овражку «Ока» и вырулила. Изнуренные жаждой встречи с природой добры молодцы, на бегу разоблачаясь, стремглав ринулись в прозрачные, прохладные пучины. Первые мгновения слышны были только пофыркиванья, поплескиванья да молодецкие поухиванья. Затем во все безоблачное надводное небо ударил блаженный Лешкин вопль:
        - Хорошо-то как, господи!

«Йо-хо-хо…» - загуляло по окрестностям легковозбудимое эхо. Редкий водоплавающий при этом не юркнул с испуга в спасительную глубину. В какой-то момент даже показалось, что возвратившиеся к спасательным обязанностям ихтиандры Семен с Петром Петровичем не успеют выудить всех захлебнувшихся. Ан нет, люди-акулы знали дело туго. Они увлеченно сновали по акватории, в считаные секунды покрывая десятки метров. Отлов утопающих - после прытких лягух - давался им не в пример веселей и непринужденней.
        Счастливые охолонувшие молодцы выбрались на сушу и затрусили к биваку.
        Трава-мурава приятно щекотала оголенные ступни. Густой орешник, обрамляющий овражек, привносил свою тенистую лепту в увеличение благости. Совместный хор птичек и насекомых пел оду вольной жизни. Пуще прочих старалась упитанная синица с не по-синичьи выпученными глазами.
        Сердобольный Никита выпустил в зеленую пастораль вяленую голову. Попастись, свежей травки пощипать. Голова, словно веселый, звонкий мяч, заскакала, но травку щипать не пожелала. Проявив охотничий нрав, она принялась что-то выискивать, вынюхивать среди сочных стеблей - и, видимо, не впустую. То и дело начинала самозабвенно похрустывать и пережевывать.
        Наблюдавший за ее действиями Попов опасливо встрепенулся.
        - Слышь, парни, а как насчет клещей? В этакой флоре самое место для их рассадника. Или там питомника. Сейчас у них, поди, самый жор?
        - Не бойся, дружочек, - зазвучал голосок Фенечки. - Ситуация под контролем. Инсекты блокированы, никакой опасности нет.
        Голова оторвалась от своего занятия, не переставая жевать, залопотала:
        - Что, курчавый, страшно? Нелегко помирать молодым? Ничего, ничего. На этот счет имеется старинная зулусская пословица: «От инъекции цеце смерть по кайфу нам в конце». Что в переводе обозначает примерно следующее: всех излечит-исцелит клещевой энцефалит!
        Цинично осклабившись, голова довольно зареготала.
        - Придержи язычок, услада футболистов! - Алексей замахнулся ногой: - Как вот пробью штрафной удар, чтоб не каркал!
        Илья расстелил на траве-мураве полотенце и вывалил на него продукты.
        - Да плюнь ты, Попа, на него. Штрафной штрафным, а обед по распорядку. Поехали, мужики!
        Друзья чокнулись коробками с соками и навалились на закуски.
        Заморив червячка, или, скорее, средних размеров удавчика, Добрынин удовлетворенно откинулся в траву.
        - Все, бойцы, с сегодняшнего дня перехожу на здоровый образ жизни. - Проговорив эти слова, он сладострастно сделал первую затяжку эксклюзивной папиросой. - Перехожу на прием свежего воздуха, здоровой пищи…
        - И здоровых баб, - хихикнул Попов.
        - Кстати о бабах… - начал было Муромский, однако заготовленную речь прервал акт вандализма. Откуда-то сверху на импровизированный стол со свистом опустилось необычной формы блюдце.
        Илья схватил предмет и пружинисто вскочил, собираясь без промедления наведаться в ту сторону, откуда это прилетело. Нужно было полюбопытствовать у неосмотрительного хулиганья, с какого парень года, с какого парохода. И на каких морях так обурел моряк, чтобы швыряться мисками в добрых людей? Как вдруг по поверхности блюдца зазмеились фиолетовые молнии.
        Муромский, продемонстрировав знаменитую реакцию чемпиона, отшвырнул активную посудину в сторону.
        - Спокойно, это теракт! - вскричал бдительный экс-военный. - Все в укрытие! Паника по моей команде!
        Друзья ломанулись в дебри орешника и залегли там, ожидая взрыва. Секунды текли одна за другой, пятая за десятой, но ничего не происходило. Пристыженно посмеиваясь, друзья вернулись назад.
        Между тем молнии, напугавшие наших героев, погасли. Вместо них на серебристой поверхности блюдца появилась трещинка, вдоль которой шастало зеленоватое существо вроде кузнечика. При появлении беглецов существо застрекотало, затем соскочило на землю и, грянувшись оземь наподобие сказочной Царевны-лягушки, трансформировалось в удивительную особь пяти футов ростом. Теперь оно напоминало уже не кузнечика, а шаржированного крокодила, обряженного в затрапезный костюмчик, с галстуком и при шляпе.
        Первым с оторопью справился неунывающий Попов.
        - Вот видишь, Никита, - назидательно заметил он Добрынину, - к чему приводит сама мысль о здоровом образе жизни. Жили мы себе, не тужили, все нам было до фени. А сейчас? Как будто мало нам невидимых девушек и скачущих матерных голов. Еще и пляшущие зеленые человечки пожаловали, здрасте-пожалуйста. Ой неладно что-то в гадском королевстве, ой неладно!
        - Погоди, погоди, - остановил его Никита. - Конечно, в употребленном нами карбонаде присутствовал какой-нибудь глюконат, натрия там или кальция. Но думается мне, не он грозит нашему психическому здоровью. А грозит нам, бойцы, контакт с внеземной цивилизацией. С братишками нашими по разуму.
        - Ага, или с сестренками, - саркастически поддакнул Муромский. - Читал я у фантастов, что разум у рептилий страшно далек от гуманоидного.
        Тут существо откашлялось и не лишенным приятности баском обиженно произнесло:
        - Во-первых, я вам не рептилия. Во-вторых, здравствуйте, дорогие земляки! Или нет?.. - Оно похлопало себя по шляпе и наклонило голову, как бы прислушиваясь, - Да, здравствуйте, дорогие земляне! Наше содружество находится в созвездии Парнаса… извините, в созвездии Персея. Мой лингвистический помощник не успел покеля заграбастать всю информацию - отсюдова возможны некоторые лексико-семантические ляписы. Или лапушки? Ляпсусы, да! Устами младенца глаголет истина в вине…
        Коммуникабельный Алексей заботливо похлопал пришельца по шляпе. Тот снова прокашлялся:
        - Кхм, еще раз прошу простить меня за несовершенство техники. Так вот, содружество наше очень дружное, потому что мы очень любим дружить. Цель моего визита - поиск наиглавнейшего дружбана на вашей планете.
        - Вспомнил, мужики, вспомнил! - закричал Илья, возбужденно хлопая себя по ляжкам. - Был такой мультфильм, там один крокодил дружил с неведомой зверушкой. Как же его, блин, звали: не то черепашка Ниндзя, не то Черепушка-ниндзя?
        - Сам ты черепушка! - огрызнулась из травы сушеная голова.
        Добрынин снисходительно посмотрел на Илью:
        - Чебурашка, балда. Чебурашка и Крокодил Гена. У нас начальник училища здорово любил этот мультик. Загонял по большим праздникам курсантов в клуб и крутил весь сериал. А потом грозил в адрес Пентагона: мол, вот вам, гудзонские ястребы! Не сгинет дружба между народами!
        Персеанский любитель дружбанов нетерпеливо заерзал:
        - Чебурашка, Чебурашка! Истинно так и растак! В пошлую эпоху наш разводчик случайно попался на территорию Земли. Перед тем как исчезнуть на горизонте, он переслал видеоматериал о величайшем дружбане всех времен и народов. Ужели это не миф и я окопался в легенду по самые помидоры?! О, земляные червяки, прошу вас, проведите, проведите меня к нему - я хочу видеть этого Чебурашку!
        Никита жалостливо потрепал его по плечу:
        - Да, боец, ты попал. Однако не в сказку. Легенды, брат, штука хорошая, но ненадежная. Боюсь, что Чебурашку твоего можно отыскать только в музее
«Союзмультфильма». И то не самого Чебурашку, а, мягко говоря, чучело Чебурашки. Таковы реалии.
        Заметно погрустневший персеанин сел на хвост и возрыдал крупными крокодильими слезами. Слезы ручьем скатывались с инопланетного лица. Образовавшийся поток бодренько зажурчал в озеро.
        - Ну мужик, что ты, в самом деле? Будь мужиком, не все так плохо, - принялся успокаивать его Илья. - Свет клином ему сошелся на Чебурашке! Да у нас, чтоб ты знал, добрых людей знаешь сколько? Зачем далеко ходить - и Лешка, и Никитка, да и я туда же, чем тебе не добрые? А хочешь обязательно зверушку, так есть у нас добрая черная голова. Может, подойдет вместо Чебурашки? Если нужно, мы к ней уши-лопушки приклеим.
        - Ты лучше расскажи-ка, что за фокус мы сейчас наблюдали, с изменением объемов материальных тел? - проявил конструкторскую заинтересованность Попов. - То ты крошечный, а то вон какой крокодил. Что за гений, парадоксов друг, здесь поработал?

«Крокодил» робко улыбнулся, промокнул галстуком остатки влаги на глазах и, изредка пошмыгивая, разговорился.
        - Не сердитесь на меня, добрые землянки! Я неважно оснащен техническими знаниями. Я всего-навсего скромный профессор дружбанологии. Впрочем, ведущий специалист в своей области, - приосанился он. - Ученый совет рекомендовал зарядить экспедицию. Насадили меня в это автоматическое судно, объяснили, как пользоваться трансформатором, и - фьюить!
        - Трансформатор, говоришь?
        - Да! Да! Трансформатор, он навроде грушки для малышат: кнопку нажал - взлетели, другую нажал - сели. Третью нажал - и вот я здесь!..
        Пришелец помолчал немного, чтобы перевести дух. Взгляд его остановился на упаковке капустно-огуречного сока. Рептилоид с истинно научным любопытством попробовал содержимое на язык. Затем, шумно выдохнув, надолго присосался к канистре.
        Муромский, наблюдая за мощными глотками, забеспокоился:
        - Эй, парнище, тебе хоть не повредят земные витамины? Противопоказаний в метаболизме не будет?
        - Не ведано мне, добрые люди, ни о какой сметаноболезни. Просто все твердое мы жуем, все жидкое пьем. А у вас разве не так? Пить - не за ухо лить!
        Дружбанолог после употребления напитка «Бодрость» внезапно оживился. Зеленоватая кожа слегка потемнела, местами даже побурела. Он с нечеловеческой теплотой во взгляде обратился к троице:
        - Мне и вправду можно с вами задружиться? Давайте же станем дружбанами, не ошалеете! Нипочем нам водки жбан, если рядом есть дружбан! Оле-оле-оле-оле, друж-бан чемпион!
        После этих достойных речевок глаза экспериментатора, нахлебавшегося досыта рассола, закатились, хвост подломился, а самого повело на землю, куда, сердечный, и рухнул.
        - Никак, преставился, бедолага? - всполошился Попов.
        Ан нет, бедолага едва заметно подрагивал конечностями и вполне по-земному похрапывал.
        Никита развеселился:
        - Вот же, зараза, вырубился. Бойцы, да он назюзюкался, он пьян в матушку! И с чего - с рассола?! Фишка года: три раздетых мужика, не считая говорящей головы, и в дупель ушатанный рассолом космический крокодил Гена. Поздравляю всех нас с первым контактом!
        - Есть контакт! - объявили богатыри и вдругорядь дружно чокнулись соком.
        Послеполуденная жара опадала медленно. Поэтому друзья решили сначала повторить водные процедуры, а там уж и мозговать на свежую голову, что делать с рептилоидом.
        Сытая и отдохнувшая компания резвилась на воде, что твои дельфины. От избытка адреналина затеяли игру в жмурки. Та еще, признаться, забава! Муромскому завязали глаза его же футболкой - ну и давай он ловить кого ни попадя. Самыми комичными выглядели Илюхины попытки, определив на слух месторасположение жертвы, подкрасться к ней под водой. А хрена ли старому боксеру: грудная клетка растягивается как баян, легкие, не отягощенные никотином, работают как кузнечные мехи, - и летит этакий человек-торпеда сквозь толщу вод и воображает себя невидимкой. Это в прозрачном-то до самого дна озере.
        В общем, метаться бы недотепе без улова и метаться, да, на счастье, после очередного подводного рейда попалась ему в руки чья-то щиколотка. А по жмуркиным канонам водящему полагается отгадать на ощупь, кого поймал. Верный правилам ловец начал энергично ощупывать ухваченное тело. Рука двинулась от щиколотки вверх и внезапно замерла. В том месте," где кое-что должно бы находиться, ничего не было. Илья оторопел, но поисковую конечность оторопь не коснулась. Рука медленно, нерешительно поползла выше. И новый шок: наткнулась на препятствие там, где Муромский не ждал.
        Впрочем, чего греха таить, подсознательно-то ждал, ох ждал!
        Девчонка, запоздало догадался Илья, сдергивая повязку и готовясь якобы извиниться. «Однако, девчонка!» - крякнул он про себя, когда увидел лицо ощупанной жертвы.
        Жертва после долго сдерживаемого смеха наконец расхохоталась и приятным голосом проговорила:
        - Здравствуйте, мсье шансонье, менестрель и акын! Вот, значит, как вы набираетесь вдохновения для ваших бокально-вокальных изысков? Что нынче петь изволите?
        Илья почувствовал, что пунцовеет со скоростью рассвета в горах. Тут же этот яркий пунцовый рассвет бросил блики на такое близкое лицо вчерашней барменши. Миндалевидные густо-фиолетового цвета глаза приветливо улыбались. Но главное - она была без униформы! Что за формы, оказывается, скрывались давеча за униформой! Если бы Муромский получше знал биографию команданте Картафанова, то вслед за ним мог бы воскликнуть: «О сильфида, я твой суперсульфат!» И без промедления утащить ее на ночное рандеву в стог. К сожалению, никаких подробностей о стогах он не знал. Да вообще-то и воспитан был по-другому, чем красный генерал.
        Сраженный и непривычно оробевший ловец жемчужины высказался просто. В лоб, по-мужски, без всяких экивоков:
        - Назови мне свое имя, сестренка, и я стану петь всю жизнь только одно его!
        - Тоня. - Девушка сделала намек на книксен.
        - Тоня. Тонечка. Антонина? Так привет, Антонина Петровна, неспетая песня моя! - пропел Илья с жаром. - Ты моя дриада, я твой покорнейший друид. - Он продемонстрировал глубочайший во всех смыслах поклон, с головой скрывшись в воде.
        - Ну положим, не дриада, а наяда, - поправила его Антонина. - Во-вторых,
        мой друид ждет меня на берегу. Во-он там.
        Илья перевел взгляд на недалекий берег. «Друид» с открытым сердцем показывал ему кулак. Примечательно, что он являлся не кем иным, как вчерашним знакомым Пафнутием.
        - Выходит, ты сестренка Пафнутия? - спросил Муромский севшим голосом.
        - Смотря что ты подразумеваешь под сестренкой. У нас с Павликом через месяц свадьба.
        - Эге, вот вы где спрятались, - раздался голос подплывшего Алексея. - Ну надо же, знакомые все лица! Привет, красавица. Ты чего с нашим Илюхой сотворила? Почто он приуныл?
        - Да я не, не того… - смущенно улыбнулся Муромский. - Мы тут с Тонечкой обсуждаем планы ее свадьбы с Пашей-Пафнутием. Помнишь его? - Илья кивнул в сторону берега.
        - А то! - сказал Леха.
        В это время к будущему жениху, оживленно переговариваясь, подошла весьма любопытная парочка. Госпожа Швепс и… господин Пубертаткин. Ни встать, ни сесть.
        Попов сейчас же сделал охотничью стойку:
        - А эти двое - не будущие ли шаферы на вашей свадебке?
        - Шаферы? Ай, да никакие это не шаферы. Это же Вовчик, мой ненаглядный старший братец с любовницей. Вы же с Вовкой вчера вместе куролесили, забыли?
        - Что-то вроде типа как бы припоминается. - Попов задумчиво кивнул, с вопросом взглянул на Илью. Тот многозначительно кивнул в ответ. Леха похлопал по воде ладонью и обратился к Тоне:
        - Собственно, почему мы до сих пор здесь, где сыро, влажно и мокро? Не высадить ли нам десант? Всегда, знаете ли, чудесно поболтать со старыми дружбанами. Они нас небось заждались. И Никиту созовем, а то он умаялся нырять. Раков надумал искать, которых тут отродясь не бывало.
        И наяда, эскортируемая дельфинами, направилась к стоящим в расслабленных позах сиестофилам.
        А сиеста-то, похоже, закончилась.
        Глава 11
        ХРЕН РЕДЬКИ НЕ ГОРШЕ
        Явление из озерной пучины троих витязей прекрасных, ведомых вместо дядьки Черномора наядой Антониной, встречено было по-разному. Паша-Пафнутий сошелся с нашими героями еще у кромки вод и встрече был неподдельно рад. Провожая гостей к стоянке, он добродушно похохатывал и поддавал друзьям кулачком под бока, требуя немедленно сознаться, как им показалась его невеста? И не возникло ли у парней предосудительного желания украсть ее перед самой свадьбой?
        Кулачок у Пафнутия был чугунный.
        Друзья, сознававшие свою вину, с ответными плюхами не особенно торопились и наперебой хвалили Тоню, называя хорошею девушкой, скромницей да красавицей. Тему похищения невест благоразумно обходили стороной.
        Сама сильфида, руководимая упомянутой скромностью, живенько ускользнула к транспортному средству. Вернулась преображенной. Вместо розового бикини на ней были теперь два махровых полотенца. Одно изображало чалму, второе - что-то вроде сари.

«Какая жалость!» - подумали все мужчины.
        Кроме того, хозяйственная Антонина прихватила из автомобиля сумку-холодильник и хлебосольно предложила присутствующим угощаться. Подавая пример, первая обзавелась баночкой с охлажденным лимонным чаем.
        Ушлый клязьмоградский менеджер Вовчик Пубертаткин обрадовался Илье как родному. Хлопотал вокруг него, будто кот вокруг сметанки, восклицал: «Вот мы сейчас как бы распоемся, брателла!» - и предлагал для зачина хлопнуть «джинсового тоника». Лишь заключить Муромского в объятия не спешил. Похоже, остерегался, как бы Пафнутий, все еще поддающий гостям под бока, случайно не перепутал мишень для дружеских тумаков.
        Одна лишь госпожа Гаубица, сиречь Нинель Виленовна Швепс, не обнаруживала веселья и гостеприимства. Даже показного. С кислой миной она курила в отдалении, временами крайне неэлегантно сплевывая на горячий прибрежный песок и беззвучно двигая губами, будто бы бранясь. В появлении друзей виделся ей дурной знак.
        Вряд ли она ошибалась.
        - Неля! - позвал ее младой возлюбленный, наконец-то сумевший оттеснить Пафнутия.
        Тот не расстроился, а в момент подхватил под ручку невесту и увлек в сторонку, на траву-мураву, целоваться.
        Ликующий Вован сейчас же схватил Муромского за лапу. Илья с ласковой улыбкой ответил на рукопожатие… ну разве что чуть крепче, чем делал это обычно. Бедный Пубертаткин приглушенно пискнул и начал вырываться. Илья отпускать нового приятеля не торопился, энергично тряс его измятую кисть и восклицал: «Ха, Вован, банан тебе в карман! Вот не думал тебя здесь встретить, земляк!» - и прочую жизнерадостную ерунду в том же духе. Когда же наконец освободил, градус счастья у Вовчика слегка понизился.
        Отводя душу, Пубертаткин закричал:
        - Нельчик, сколько можно звать! А ну-ка давай-давай ножками живенько к нам. Тут, блин, такие парняги клевые, е-мое! Чего ты там застряла? - Обернувшись к друзьям, он похвалился: - Это как бы подруга моя. Во такая баба! Девочка-пожар, девочка-брызги. Спортсменка, комсомолка и просто красавица типа того. Нинель Виленовна. Прикиньте, имечко нехилое!
        Друзья согласились, что имечко колоссальное, если не сказать сильней. Неизвестно, как расшифровал эти слова Вован, но загоготал так заливисто, будто услышал свежайшей выпечки, только что из чудо-духовки, анекдот о поручике Ржевском.
        Между тем Гаубица, рассудившая, что убегать уже поздно, а закатывать скандал пока рано, отправила сильным щелчком папиросу в Пятак и, придав лицу безразличное выражение, приблизилась.
        Вовчик боднул ее головой в плечико и затараторил:
        - Нельчик, ты полюбуйся, каких сеструха людей подогнала к нашему стойбищу! Ведь это ж подлинное украшение провинции, тля. Как бы генофонд нации. Вот этот здоровый - Илья, матерый певец и гитарист. Не столько поет, сколько слушателю душу рвет. Кудрявый - Алексей. Если память меня не подводит, он с нашего
«Луча»-кормильца инженегр, гыг! И уж точно без базара, Леха - лучший баритон Картафанья. Ну и Никита. Бэк-вокал, каких свет не видал. Пацаны, это моя Неля. Прошу всяко жаловать, а любить - ни-ни! Любовь ее как бы для меня одного. Так, Нелечка?
        - Так, кролик.
        Нинель Виленовна потрепала Вована по розовой щечке. С рассеянным зевком кивнула гостям, но глазками так и постреливала озабоченно. Волновали ее вопросы нешуточные. Собирается ли вездесущая троица выдать ее шашни с Пубертаткиным благоверному Мурзику? Случайно ли лягушиные заступники здесь? Ну и, разумеется, достаточно ли молодо и привлекательно выглядит она в этом купальнике для этих молодцев?
        Друзья, решившие пока не форсировать события, а лишь «обозначить намерения», ответили спортсменке и красавице сдержанными улыбками. Никита, офицерская косточка, пристукнул голыми пятками, точно каблуками-шпорами.
        - Да мы, Вовыч, как бы того… - сказал Илья. - С Нинель Виленовной мельком-то уже знакомы. На уровне: здрасте - до свидания.
        - В глубинке оно всегда так, - подтвердил Добрынин. - Все обо всех знают, потому что хоть раз да где-нибудь встречались. Любые тайны вмиг становятся достоянием общества. Любые секреты являются секретами Полишинеля.
        - Ага, - вставил слово Леха. - У нас же гламурных новостей с гулькин клюв, вот и пробавляемся чем бог пошлет. Сплетенками, пересудами. Кто с кем женился, разошелся, рога наставил или уважать заставил.
        Госпожа Швепс приоткрыла ротик, будто планируя что-то проговорить, однако духу ей не хватило. Промолчала.
        - Это в каком смысле рога? - насторожился Пубертаткин, почуявший, что песок под ногами сделался вдруг значительно горячее. - В каком, пацаны? Че за ботва про рога?
        - Да не слушай ты его, Вован! - пришел на выручку потерявшему румянец и самообладание греховоднику Илья. - Алешка у нас известный прелюбодей. По девицам мастак, по чужим женам ходок. Вот и сводит все разговоры к одному разврату. А вообще-то, если разобраться, в нашем медвежьем углу интересных событий и помимо супружеских измен предостаточно. Недавно, слышь-ка, прокуратура дело о промышленном шпионаже открыла. У меня сестренка в Сером Замке служит, так, рассказывает, приперся давеча туда человечишка с «Луча» - противный такой, рыло кувшинное - и айда каяться! Дескать, берите меня под белы ручки, господа жандармы, тырил я, паскудник, у родной державы всякую разную мелочь в виде секретных разработок науки и техники, иноземцам продавал. Под старость совесть заела дядю, он с повинной и явился. Пообещал, кстати, сообщников выдать. Ты, Леха, должен знать этого ренегата. Фамилия еще у него такая забавная. Не то Мужественный, не то наоборот Женственный… А то и вовсе Бесполый…
        - Гендерный? - подсказал Попов.
        - Угу, точно, Гендерный. Фебруарий Мартович.
        - А я бы, будь моя воля, - подал вдруг голос суровый, как военно-полевой трибунал, Добрынин, - предателей в сортирах топил. Или на осину в два приема. За натурализм пардон, конечно, но мы, офицеры, люди прямые.
        - Брось, брось извиняться, старичок, - воскликнул Попов, звонко хлопая Никиту по плечу. - Что тут, не патриоты разве? Изменника удавить - это ж милое дело и практически священный долг каждого честного человека.
        - Во-во, - подтвердил Илья. - Мы, между прочим, и без сортира можем обойтись. Даже без осины. - Он с любовью посмотрел на свои лапы. - Например, берешь эдак в левую руку одну ножку, в правую другую, и - играй гармонь, растяни мехи! Х-ха!
        Когда матерый певец и гитарист с молодецким выдохом раскинул ручищи в стороны, изображая «растягивание мехов», Вован Пубертаткин ощутил, что уже не только песок под ступнями нагрелся до нестерпимых пределов. Что и макушку у него начало припекать, будто на ней адским пламенем вспыхнула шапка. Как на воре. Зато тело, будто подтверждая закон о сохранении энергии, резко остыло. И даже покрылось капельками то ли пота, то ли конденсата.
        - И что? - стараясь не лязгать зубами, спросил он. - Кто у Гендерного сообщники? Кто эти п-подонки?
        - Да леший его знает, - равнодушно отмахнулся Муромский. - Нам с Никитой и Лешкой их все равно не отдадут, поэтому какая разница? Э, ты чего, Вован? - делано озаботился он, заметив содрогания менеджерского тела. - Никак продрог, земеля? Ветерок, да?
        - Тянет, тянет с озера… - подтвердил Попов. - Мы-то, аборигены, привыкшие, а клязьмоградскому жителю, оно, конечно, зябко.
        - Иди-ка ты, Вовка, накинь кожушок на плечики, а то захвораешь, осипнешь, - посоветовал Муромский. - Как тогда петь-то будешь? Нинель Виленовна, голубушка, вы бы проводили кавалера. А то ишь позеленел, бедолага. А поверх зелени пупырышками покрылся. - Он многозначительно подмигнул Гаубице. - Совсем как лягушка-квакушка.
        Дрожащий Пубертаткин, сопровождаемый мертвенно-бледной Гаубицей, заторопился к автомобилю.
        У друзей-лихоборцев, провожавших грешную парочку отечески-теплыми взглядами сытых людоедов, сложилось впечатление, что петь Вовану решительно расхотелось.
        Солнце неспешно клонилось к закату, как сказал бы плохонький поэт позапрошлого, посредственный романист прошлого или большой пошляк нового века. Ветерок с Пятака, недавно бывший выдумкой наших героев, превратился во вполне ощутимое движение воздуха. Черепушка папуасского каннибала, всласть накувыркавшись в траве, наточив зубки о камешки-кремешки да о хитин жучков, скакнула в «Оку». Там закатилась под диванчик и сейчас же с пугающим подвыванием засопела.
        Снились ей родные края, гром барабанов и неистово пляшущие возле огня воины. И, конечно, трехведерный чан, полный питательного коктейля «Кровавый мерин» с добавлением свежих листьев каннабиса, коры йохимбе и глазных яблок гамадрила. А может, ей вовсе ничего не снилось, кроме ночного неба с яростно пылающим Южным крестом и Луной, похожей на остывшее, припорошенное пеплом кострище.
        От воя почивающего лже-Доуэля, а пуще того от озерного сквознячка, проснулся вселенский дружбанолог Геннадий. Пробуждение звездного скитальца не было ни бодрым, ни радостным. Под сводами крокодильего черепа творились ужасающие вещи. Сталкивались нейтронные звезды, бесновалась вырожденная материя, безостановочно лопались суперструны и делились, подобно амебам, квазары. Темное вещество фонтанировало. Черные дыры безобразничали с пространством-временем больше, чем когда-либо. Отчего «горизонт событий» подергивался кровавым заревом, до предела смещенным в доплеровскую зону.
        Короче говоря, имело место старое доброе похмелье.
        Потрясенный незнакомыми ощущениями до самого кончика хвоста, персеанский профессор, вместо того чтобы пуститься на поиски средств, облегчающих мучения, привычно похлопал себя по шляпе. Результат получился плачевным, и не только в переносном смысле: из глаз Геннадия с силой брызнули горючие слезы.
        - Ой мамушка! - запричитал по-русски самый дружелюбный в этой части вселенной аллигатор, - Ой японский городошник, почему я не вымер в палеозое? Кто починит мой промозглый… безмозглый… мозголомный купол?
        Несмотря на приложение рук, его лингвистический помощник в шляпе сбоил крепко. От близости к серебросодержащим водам, что ли?
        - Маешься, бедненький? - прозвучал вдруг над головой выдающегося дружбанолога голосок, от которого Геннадию сразу будто бы чуточку полегчало.
        Рептилоид вместо ответа тихонько всхлипнул.
        - Эх, экзотика, молодо-зелено! Никогда-то вы пить не умели, ящерки.
        - Разве вы с нами ознакомлены, незримая барышница… барышня? Не есть ли вы мой милый сыщик и найденыш Чебурашка, любимый друг, товарищ и брак? - полюбопытствовал профессор, не забывший о долге даже в столь тяжелый час. - Я тускло-блекло наблюдаю вас в рейгановском… рентгеновском спектре, но это, будьте любезны, трудоемко.
        - Ну какой я Чебурашка? - с явно различимой усмешкой ответила незримая барышня. - Я Феня. А с вами, хвостатыми, мы, домовые да берегини, встречались в былинные времена. Это исторический факт. Я-то не помню, конечно, а бабушка рассказывала. Добрые вы, но больно доверчивые. Чем разные негодяи и пользовались. Поэтому мой тебе совет - держись возле парней, что соком тебя поили. Они ребята бесшабашные, но славные. Друга, даже хвостатого, в обиду не дадут. Кстати, - предложила Феня, - сходил бы ты, ящерка, по бережку в левую сторону. До того вон пляжа. Ребята там сейчас хороводятся. У них найдется чем здоровьишко твое поправить. Я так соображаю: если алкогольное похмелье рассолом врачуют, то рассольное похмелье, по логике, водочкой излечится.
        - А вы не имеете перспективы шагнуть в белый свет, как в копеечку, ящерка Феня? - галантно спросил Геннадий. - Чтобы выпроводить меня к хороводу моих дружков? Я негожий путеукладчик по бережку. Заблужусь.
        - Соболезную, - сказала Фенюшка, вздохнув, - но проводить не могу. Машину надо стеречь и охламона сушеного. Да и твое блюдце, между прочим. Народишко у нас разный бывает. А ты иди смело. Тут не заблудишься.
        Профессор грустно улыбнулся, продемонстрировав все свои семьдесят семь сахарных зубов, и побрел в указанном направлении. Котелок сидел на крокодиловой макушке ровнехонько, будто приклеенный. А вот галстучек уполз под правое ухо, костюмчик помялся и облип соринками. Хвост висел безвольно, кожа приобрела местами лиловатый оттенок… словом, выглядел центральный вселенский дружбанолог не ахти.
        Да ведь нам, дорогой читатель, с его лица воду не пить; главное, чтоб человек был хороший. А крокодил Геннадий был по-настоящему хорошим человеком. Да таким, что многим землянам и поучиться у него не мешало бы.
        На ходу он жалобно и ритмично постанывал. Если б нашелся умелец, способный перевести эти охи и вздохи на русский язык, получилась бы песня:
        За вчерашним весельем
        Наступает похмелье,
        Тошнота и мигрень пополам,
        Подгибаются лапки,
        И слипаются тапки,
        И гремит в голове тарарам.
        Забываещь о многом
        И клянешься пред Богом,
        Что ни грамма, ни капли ни в жисть!
        Только дружба спасает,
        Но и друга мотает…
        Ах, зачем мы не сдохли надысь?!
        Удивительно, насколько одинаковые мысли посещают порой представителей различных цивилизаций!
        Тем временем наши герои, беспечно прервавшие контакт с иной цивилизацией ради прелестей Антонины и долга перед Картафаньем, в буквальном смысле рубили лес - да так, что щепки летели. Ветерок с Пятака мало-помалу охладил и их закаленные тела, а поскольку горячительных напитков друзья постановили избегать, греться пришлось менее традиционным средством.
        К счастью, сушняка поблизости имелось в достатке, топорик, обнаружившийся у запасливого Паши, был остер, - и вскоре образовался костерок. Зашипели, истекая вкусным соком, поджариваемые колбаски. Лучшим дополнением к ним был единодушно признан белый батон, напластанный добрыми ломтями, и маринованные корнишоны. Холодильная сумка быстро пустела. Скоро в ней остались только невостребованные баночки с «джинсовым тоником» да пиво. Наверное, ударить по пивку не отказались бы Вован с полюбовницей, однако их добровольное отшельничество продолжалось по сию пору. Даже на призывные крики: «А ну налетай, кому жареных сарделек!» - они не отозвались.
        - Давайте-ка сознавайтесь, чем вы моего братика напугали? - шутливо нахмурила брови Тоня. - Где это видано, Вовка пожрать отказывается! С ним такое первый раз в жизни.
        Друзья переглянулись и, поняв друг друга без слов, разом кивнули. В конце концов, как сказал бы персеанин Геннадий, один из постулатов великой науки дружбанологии гласит: «Друзей нужно искать, а враги тебя сами найдут».
        А Пафнутий с Тоней в друзья годились без условий и испытательных сроков.
        - Тут такое дело, дорогая Антонина, - заговорил Попов. - Печально сознавать, но влип твой братик в дрянную историю. По самое не балуйся.
        - Имеешь в виду… мм… отношения с Нелей?
        - Нет, тут-то как раз все путем, - сказал Леха. - Видели мы благоверного этой Нели. Честно говоря, от такого мужа налево не пойти - надо божьим ангелом быть. Или дурой форменной. Да и кто мы вообще такие, чтобы в нежные чувства вмешиваться? Проблема куда серьезней. Похоже, что твой Вовка продает за границу государственные секреты.
        - Шутишь? Ребята… - Тоня осуждающе покачала головой. - Не смешно.
        - Мы бы первые обрадовались, если бы это оказалось шуткой, - с горечью сказал Илья. - Однако юмором ситуация не пахнет. То, что Гендерный, Пубертаткин и Эдипянц - преступная группа, это жесткий факт. Причем заверенный документально. Да и какой нам резон обманывать? Цель у нас другая.
        - Ах у вас даже цель имеется! Ну-ну. Тогда хотелось бы узнать о ней конкретнее, - сказала Тоня. Держалась она молодцом.
        - Конкретнее - надо бы его проучить. А правильнее сказать, вздрючить. Потому что напортачил он изрядно. Но проучить нужно так, чтобы жизнь не исковеркать. Вроде парень-то не совсем пропащий.
        Антонина вскочила, сорвала с головы полотенечную чалму. Вид у нее был такой, точно она собралась на баррикады, отстаивать пусть безнадежное, но правое дело.
        - Да он… Да я… Да он вот такой парень! Открытый, добрый. Голова варит дай бог каждому. Пока здесь жил, мы с родителями нарадоваться на него не могли. А потом уехал в Клязьмоград, и все. Словно подменили Вовку. Заносчивый сделался, расчетливый, жадный. Даже как будто поглупел. Но один черт, в обиду его я вот, - Тоня, сверкая прекрасными очами, показала фигу, - вот отдам!
        Трудно сказать, как могли развиться события дальше, но тут удивленно присвистнул Пафнутий. На смену свисту пришли уже знакомые читателю слова:
        - Опаньки! Приплыли, караси… Интересно, что такое я слопал, раз среди белого дня крокодильчики чудятся? - Задавая этот вопрос, Паша отнюдь не сидел, ошеломленный видением чудных крокодильчиков, а вскакивал на резвые ножки и принимал позу боксера.
        Антонина, проследив направление его взгляда, испуганно взвизгнула и спряталась суженому за спину. Пафнутий тут же приосанился.
        Между тем крокодильчик, померещившийся Паше-Пафнутию и напугавший его невесту, неверными шагами приблизился к сумке с напитками. Запустил внутрь лапу, выхватил первую попавшуюся бутылку, сковырнул когтем пробку и, провозгласив надтреснутым голосом: «На здоровье!», единым махом влил в себя пол-литра «Жигулевского». Повернул морду к людям, смущенно улыбнулся, сказал: «Айн момент, битте-дритте» - и повторил маневр с пивом.
        После второй бутылки его кожа с релятивистской скоростью налилась здоровым изумрудным румянцем, хвост окреп и приподнялся морковкой. Пришелец легонько хлопнул себя опустевшей бутылкой по шляпе, развел верхние конечности широко в стороны и полным веселья голосом возвестил:
        - Жить стало суше, жить стало теплей! Дайте да подайте обойму я вас, дружочки Илья, Никита, Алешка! - Он внимательно посмотрел на Пашу с Тоней. - Привет горячий и вам, славные подружки, не знаю ваших фамильярностей.
        Те осторожно покивали в ответ. Геннадия это воодушевило и обрадовало:
        - Скажите, милые ящерки, нет ли среди вас Чебурашки? Или хотя бы музея
«Союзмультфильма»?
        - Чего? - переспросил Пафнутий, подвигаясь малыми шажками поближе к топорику. Видимо, он не до конца доверял своему умению наносить нокаутирующие удары. - Какие мы тебе ящерки? Ты сам-то кто такой, дяденька?
        - Да вы не робейте, ребята, - включился в общение цивилизаций Леха, посчитавший, что пришла пора улаживать недоразумение, а ксенофобию давить на корню. - Это ж Геннадий, профессор дружбанологии. Он из созвездия Персея. Чебурашку искать прилетел. Отличный мужик, не смотрите, что зубастый. Большой любитель капустно-огуречного рассола.
        - А чего он ящерками обзывается? - уже гораздо миролюбивей справился Пафнутий.
        - Именно так меня обзывала незримая барышница Феня, ласковая душа, - сознался Геннадий. - Хорошее слово, очень на наше персеанское «дружочек» напахивает. Я теперь учащенно вас всех так буду величать. Ибо верно наблюдаю - добрые вы.
        Паша с Тоней единогласно решили, что раз так, то обижаться на «ящерок» не стоит. После чего представились дружбанологу, опасливо пожав когтистую длань.
        Когти у рептилоида, впрочем, оказались мягонькие и теплые, словно детские пальцы, и лишь на кончиках обретали некоторую твердость. Антонина, внезапно испытав к инопланетному профессору большую симпатию, поправила ему галстук, одернула и отряхнула пиджачок. Тот в ответ галантно шаркнул лапой, оставив на песке ряд глубоких борозд (получается, на нижних конечностях когти были вполне крокодильи), и с небывалой куртуазностью поцеловал Тонину ручку.
        - Поди ж ты, кавалер! - восхитились друзья. - Выходит, не зря шляпа при нем. Пафнутий, а ты теперь держи ушки на макушке! Умчат твою невесту к Альфе Персея, чихнуть не успеешь.
        - Да ну вас, балаболы! - рассмеялась зардевшаяся Антонина.
        Пафнутий воспринял треп друзей не в пример серьезней, чем возлюбленная. Он принялся настойчиво подталкивать пришельца к расстеленной на земле скатерти. - Ты это… угощайся, брат по разуму. А то вдруг, понимаешь, поиски Чебурашки затянутся… Голодное брюхо, оно ко многому глухо.
        Геннадий, который впрямь успел проголодаться, уселся на пружинно изогнувшийся, как у кенгуру, хвост и начал рассеянно поедать жареные колбаски с хлебушком. Однако было заметно, что не еда его занимает в первую очередь, а какая-то важная мысль. Увлеченный этой мыслью, профессор незаметно перешел на колбаски сырые. Подобрал и их. Затем настала очередь маринованных корнишонов. Банка с ними давно уже притягивала внимание дружбанолога, манила цветом и запахом. Первый же отправленный в пасть корнишон доказал инопланетянину, что веселящая сердце влага может содержаться не только в больших картонных коробках, но и в маленьких пупырчатых овощах. Недавние мучения оказались в момент забыты. Огурчики вместе с рассолом ухнули в профессорскую пасть. Чешуйки на коже рептилоида тотчас встопорщились, он энергично крякнул и неожиданно строго спросил:
        - А сейчас приговаривайте, милые ящерки, почему шумовку разводили, когда я сюда надвигался? Зачем содружество разливали?
        Пришлось вкратце поведать ему историю об испорченном стольным Клязьмоградом Воване, о супругах Швепс, о браконьерском промысле лягушат и воровстве секретов военной промышленности. Профессор слушал внимательно, что-то себе соображал, а когда рассказ закончился, обвел компанию пронзительным взором и проговорил на редкость правильно:
        - Дело пахнет керосином. Дружба под угрозой. Чую, пора разложить все по попочкам. То есть полочкам. В смысле вмешаться галактическому арбитру. - После чего, подбив щелчком шляпу на затылок, размашисто пошагал через заросли к джипу Гаубицы.
        Никита потянулся было его остановить, но махнул рукой и отвернулся. Полюбовался знаменитым медным блеском вечернего Пятака и сказал:
        - Э-эх, да хрен у него что получится.
        Как в воду глядел.
        Нинель Виленовна с Вованом, хоть и прикинулись отшельниками да аскетами, тоже не бедствовали. В багажнике джипа господ Швепсов имелся вместительный ящичек а-ля гастрономический погребец, где можно было отыскать некоторое количество лакомых продуктов. Перечислять их смысла нет. Стоит заметить лишь, что лососина холодного копчения проходила в меню грешной парочки под номером всего лишь шестым.
        Закусывая и выпивая, любовники совещались. Обоим нашлось что поведать друг дружке о делишках, которые раньше варились себе, приносили некоторую выручку и не требовали особого вмешательства в процесс. А тут здрасте-пожалуйста! Как с горы на лыжах примчались штормовые парни, опрокинули волшебные котлы-скороварки (в коих и побулькивали дела, наваривая барыши), да еще сумели ошпарить варевом поваров. И пребольно ошпарить!
        Как раз в ту минуту, когда подошли любовники к самому интересному - цифири в воображаемой строке «итого убытков», ближайший куст орешника зашевелился.
        Вычислители ущерба разом умолкли и напустили на лица выражение крайне сомнительного гостеприимства.
        Из орехового куста вылез некто. Полтора метра с кепкой, то есть шляпой. Зеленый и, как бы это выразиться корректней… мордатый. В костюмчике-двойке, при рубашке и галстуке, но босой и с хвостом.
        - Тю! - удивился Вован. - Картина маслом. Явление нехристя народу. Ты кто, животное? Как бы бутылки собираешь, что ли?
        - Иди отсюда, ханыга, - грубо сказала Гаубица. - Живо, блин! Тут тебе не обломится.
        - Не-не, погоди, Нель, - возразил Пубертаткин. - Смотри, как он вырядился прикольно. Типа нильский крокодайл. За это я ему полтинник дам. Держи, клоун, похмелись.
        Персеанский профессор с недоумением посмотрел на протянутую бумажку, осуждающе покачал башкой и сказал:
        - С тяжестью понимаю ваши иносказания, милые ящерки. Уточню двояко, что Ханыга не мое наименование. И это сто процентнеров. А сессию «похмелись» я уже превзошел. К вам меня привела другая сторона медали.
        - Ты чего несешь, бомжара? - озадачился Вован. - Клею нанюхался?
        - Несу! - обрадованно согласился Геннадий, решивший, что дружественный контакт налаживается и с этой парочкой милых ящерок. - Только несу я не брома и не жара, а миротворческого предложения от Алешки, Ильи и Никиты, добрых людей!
        - Вон оно что! - с неприязнью возопила Гаубица. - Они еще и издеваются, паразиты. Ну ладно. Слушай меня внимательно, урод! Доложи своим дружкам-юмористам, что не на тех напали. Что лучше бы им…
        Здесь мы, принеся извинения читателям, на время прервемся. Потому что предложенные Нинелью Виленовной занятия, хоть выглядели весьма изобретательными (и даже забавными), никак не могут быть отражены на страницах нашей повести.
        - Так и передай негодяям! - Закончив на этой пафосной ноте свой спич, который, к великому сожалению, не попадет в заветный блокнотик Алексея Попова, госпожа Швепс прыгнула за руль джипа и скомандовала любовнику: - В машину!
        Голубоватое облачко дыма фукнуло в лицо потерявшему дар русской речи дружбанологу. Автомобиль тронулся и, переваливаясь на неровностях рельефа, укатил прочь.
        Когда несолоно хлебавший Геннадий возвратился на берег Пятака, в каждой лапе у него имелось по корневищу, похожему на серую деревянистую морковку. Профессор поочередно откусывал то от одного, то от другого и с большим аппетитом жевал. Морда у него была испачкана в земле.
        - Это же хрен! - определил глазастый Попов.
        - Ну а я что вам говорил, - сказал Никита.
        Глава 12
        ПЕРЕПОЛОХА ПУХНУЩИЕ ВСПОЛОХИ
        Средство передвижения, управляемое взвинченной Нинелью, несло романтическую пару с Пятака в пубертаткинский офис. По дороге Вован Офигенович совершил мобильный звонок Юрику Эдипянцу. Грозным голосом он повелел соратнику «мухой метнуться в офис и прихватить с собой этого использованного контрацептива Гендерного».
        - Знать ничего не желаю! - ревел Пубертаткин. - Достань откуда хочешь! Хоть из Гроба Господня. Да, Жора, мы с ним круто лоханулись! Теперь надо как-то разруливать, тля! Все. Остальное на месте скажу.
        Водительница с лицом валькирии гнала железного коня, будто на Рагнарек. Рвать и метать ей о-очень хотелось. Равно как и применить свой коронный атакующий удар, кусаться, царапаться и визжать противным ультразвуковым бабским визгом. Ну и
«настучать» также хотелось. Не в смысле «настучать по репе» или там «в бубен», нет. «Настучать» в смысле информировать вышестоящих и вышестоящих коммерс-опекунов.

«Господин Генеральный Крупье, - составляла она в уме гневно-слезную петицию. - Почему, за что, откуда на мою голову взялись эти молодые беспредельщики? Что за наезды на законопослушную бизнес-леди средь бела дня? За какие шиши я вношу ежемесячную лепту в фонд нашего Дела, герр губернатор штата? И не ваш ли имбецил племянничек (напомним, петиция составлялась в уме), лодырь и бездарь, является совладельцем моей гениальной „Царевны“? А ты, Красавчик Мэри? Посмотри-ка на себя в зеркало! Какую морду наел на моих грибочках, какое брюхо напил на моем рассоле! Кто ж тебя кормить-поить будет, хряка холощеного, если в твоем хозяйстве обесчещивают честную женщину? Объясните же мне наконец, Коррозий Металлович, каким образом стал возможен весь этот пердимонокль?! Одно название, что силовые структуры. Да чтоб вас пронесло птичьим пометом! Структура у них там. Ха, дайте мне точку упора, я сама упру весь мир!..»
        Подвижница среднего продовольственного бизнеса продолжала клокотать и когда вышла из машины. Шествовала пешим ходом за дружком по несчастью в его резиденцию и клокотала. Милого дружка обуревали схожие мысли. Разве что обращался он к иным персоналиям и с меньшей экспрессией. Однако разница в цвете перекошенных физиономий у любовников отсутствовала.
        Юрис, он же Юрик, он же Жорик Эдипянц, исключительно редко видел хладнокровного подельщика Вована в подобном состоянии. Да еще на пару с Нелькой. От нехорошего предчувствия он и сам взволновался и завопил с одним из подходящих акцентов:
        - Вах, дарагой, паслюшай, что за бардак-кавардак?
        - Нет, это ты, Жорик, меня паслюшай! - передразнил Вован. - Хватит придуриваться, времени нет. Мы в цейтноте, понял! Где Гендерный? Вот кого мы сейчас будем слушать.
        - Послушаем… - Гаубица задумчиво посмотрела на свою тщательно ухоженную ударную длань. - Ух и послушаем!..
        Эдипянц представил себя на месте Фебруария Мартовича и внутренне содрогнулся.
        - Да щас подъедет. Он у бугра. Ну у бургомистра, - пояснил Жорик для Гаубицы. - Че случилось-то, Вован?
        - Случилось. Овца с козлом случилась. И дело подмочилось.
        - Из-за Гендерного? Так он чего, втихаря на нас бабки рубит? Где-то накосячил? - Недоумение Эдипянца росло.
        Пубертаткин плюхнулся в кресло, раздраженно глянул на партнера:
        - Братан, знаешь, почему я тебя уважаю? Потому, что, в отличие от меня, ты спьяну никогда не теряешь своей квартеронской головы. Вчерашнюю попойку в
«Шалмане» четко помнишь?
        - Ну помню.
        - Певцов, с которыми мы закорешились, узнаёшь?
        - Ну…
        - «Ну», «ну»… Антилопа гну! - Вован Офигенович сжал кулачки. - Увидишь их в следующий раз, постарайся стать человеком-невидимкой. Певцы они оказались еще те! Не могу пока просечь, на кого работают и чего хотят, но ансамбль вполне профессиональный. Нелины лягушенции накрыли медным тазом. Ее саму запели чуть не до истерики. Полковника продернули через Серый Замок…
        - Ай, мама-джан! - Эдипянц в волнении попытался раскурить сигару прямо в целлофане. - А ведь как хорошо поют.
        Вован отобрал сигару и постучал ею по лбу партнера.
        - Поют хорошо. Громко. Проблема в том, что у них и бэк-вокалисты неплохие. Прикинь, этот февральско-мартовский урод напел им про наш профит. Не знаю, правда, конкретно они раскололи старика или просто меня на понт решили взять. Да какая разница!
        Пубертаткин вновь разъярился, выскочил из кресла, забегал по кабинету.
        - Ай, мама-джан! - нервно повторил Эдипянц, вытащил из внутреннего кармана початую чекушку «Хеннесси» и, не предложив даме, основательно хлебнул из горла.
        Возмущенная дама слегка пристыдила его по темечку и ловко поймала выскользнувшую из пальцев бутылочку. Сделав не менее основательный глоток, передала коньяк по эстафете своему милому. Едва Пубертаткин успел приложиться к сосуду, отворилась дверь.
        Фебруарий Мартович, не предчувствуя дурного, с добродушной улыбкой ступил на собственный эшафот.
        При виде этой улыбочки Вован Офигенович поперхнулся. Окруженный мельчайшей коньячной пылью как облаком, он подскочил к Гендерному и потащил к зеркалу.
        - Здоровеньки булы, Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя! Что, Мартович, смотрел фильм про гладиаторов? А, нихонская твоя шкура? Мышка-Япончик, блин! Смотре-ел… Так я тебе сейчас еще кое-что покажу. Я тебе сейчас козью морду покажу, баклан окольцованный!
        Гендерный страшился поднять глаза на свое отражение в зеркале. Вдруг там и впрямь обнаружится баклан? Или, правильнее, баран для заклания. Вован расходился дальше и дальше:
        - Смотри, свиное рыло! Вот тебе козья морда! Узнаёшь?.. Смотреть, я сказал! Ты даже до козла не дорос, козленок престарелый!
        - Ах, батоно Фебруарий, нехорошо себя ведешь, - приблизился к ним Жорик, довольный тем, что перестал быть крайним. - Ты ж нас огорчил, старичок. Подвел. Мы ж за это тебя здесь, на месте, замочим. В коньяке. И под столом закопаем. И надпись сделаем: «Вы знаете, каким он пёрнем был!»
        Подступившая Гаубица завершила возникшую в зеркале художественную композицию
«Агнец в лапах трехглавого дракона». Плотоядно ощерившиеся головы обдавали незадачливого агнца огненным коньячным духом. Тяжелый шипованный хвост разбивал в щепу предметы меблировки и дубовый паркет. Шесть лап смертоносного звероящера выжимали из жертвы последние соки.
        Фебруарий Мартович сморгнул. Наваждение исчезло.
        Оправившись от первичного шока, старый лис смекнул, что шум поднят не зря. Факт его доверительной беседы с государственными людьми всплыл на поверхность. Плохо, но несмертельно. Долгая полуподпольная коммерческая деятельность научила Гендерного главному умению. Уходить, ускользать, отваливать, отползать. Отмазываться от какого бы то ни было ответа. Другие пусть отвечают за козлов. А ему, матерому душному козлищу, отвечать на претензии новоявленных волчишек не след. Причем волчишек-то тряпочных. Смотри-ка, нашли агнца!
        Он досадливо стряхнул с плеч вцепившиеся лапки и преобразился в прежнего гладкого, упитанного заместителя генерального директора «Луча». Как бы между прочим в его руках оказался забытый «Хеннесси». Гендерный вальяжно достал из буфета высокий стакан. Манерно налил себе коньяку на два пальца. В стакан, разумеется. С удовольствием отпил. Заговорил - вполголоса, едко и значительно:
        - Господа менеджёры, давайте без суеты и детских распальцовок. Пацанва - штаны на лямках… Извините, мэм, вас это не касается. - Он сделал поклон в сторону насупившейся госпожи Швепс. - Жёрику, ара, ты на кого батон крошишь, крошка? А вам, Владимир Офигенович, ткнули бы шокером в пещеристое тело, что бы вы тогда запели?
        Последняя фраза в исполнении Гендерного была не более чем садистической спекуляцией ниже пояса, но на менеджёров подействовала. Они живо представили, что могут наделать маленькие шустрые молнии электроразрядного устройства с беззащитными, такими задорными в иных случаях органами. Представили - и охнули.
        Участливая как все женщины, Нинель Виленовна обеспокоилась:
        - Бедненький Фебруарий Мартович, как же вы теперь… жить-то будете?
        - «Как», «как»… Не знаю я. Не жил пока. Боязно и пробовать, сами понимаете… Эх, да разве это жизнь! Вообразите, в разгар рабочего дня, при всем честном народе вваливается к тебе натуральная гопота. Только наделенная казенными корочками. Ладно бы варяги. Ан нет, свои, доморощенные. Помните, скандальчик недавно получился у главного инженера с неким инженером Поповым?
        Гендерный пригубил коньяк и подчеркнул:
        - Еще бы нам всем не помнить, да, коллеги? Ну скандалиста задвинули, скандал замяли. Казалось, конец - делу венец? Но нет у революции конца! Чертов инженер умудрился внедриться в налоговую инспекцию.
        - Как это возможно? - изумился Пубертаткин. - Так не бывает! За ним явно какая-нибудь корпорация или контора.
        - Я тоже так думал. Еще час назад. Пока у бургомистра не пошептался с Августином Дерябнычем. Выяснилось, никакой корпорации! Они и налоговую взяли нахально на гоп-стоп. Представляете? Беспрецедентный казус. Да-с, господа. Что тогда обо мне говорить?..
        Гендерный в расстроенных чувствах рассеянно повертел опустевший стакан.
        Пубертаткин с Эдипянцем наперегонки помчались к бару-холодильнику, в четыре руки выдернули первую попавшуюся текилу и пустили по кругу.
        Рассказчик продолжил:
        - Пес их разберет, кто у них там главный. Но птицы высокого помета! Тот, который здоровый, оказывается, жандарм из службы иммиграции. Который пониже, с усиками - вообще монстряк из СЭС. По документам стажер, а уже ушлый, зараза…
        - Я вот чего не могу понять, - нарушила паузу Нинель Виленовна, - что за стихийное бедствие? Человеческим оно быть не может. Если было бы человеческое, то обязательно за выгодой гонялось. А это? Наваливается на всех без разбору, не шантажирует, не экспроприирует. Вольдемар, Жорик, что за ерунда? Новая метла? Да любая метла - она всегда при Деле. А здесь не видать, чтобы эти мордовороты при Деле состояли. Мечутся как слоны в муравейнике. Жуки в посудной лавке. Столько усилий, чтобы… Неужели чтобы развалить Дело?! Господа, - голос у Гаубицы предательски дрогнул, - ведь Дело нельзя развалить?
        - Ну-ну, Нинок, ты чего? Брось расстраиваться из-за пустяков! Сейчас сделаем пару звонков, и вихри враждебные развеются сами, - успокаивал бравый герой-любовник разнюнившуюся Нинель и настороженно поглядывал на потолок, ожидая громов-молний в наказание за кощунственные слова.
        В это время приветственно клацнул зубчиками шестеренок факс, выдавая украшенный вензелями лист:
        Министерство управления Делом
        Служащим 3-й категории Пубертаткину В. О. и Эдипяниу Ю. К.
        Категорически предлагаю немедленно прибыть во Дворец игровых банкоматов штата Черемысль. На презентацию дебютного бизнес-плана вновь утвержденного управителя Малочерноземного Конгломерата, служащего HI-FI категории Стрёмщика У.Е.
        При себе иметь служебные удостоверения, служебные записки, служебные пометки (список прилагается).
… июня 20… года
        Управделами Черемысльского
        отдела МУД (подпись неразборчива)
        Пока служащие третьей категории тупо взирали на листок с уведомлением, закурлыкали телефоны Фебруария Мартовича и Гаубицы.
        Выслушав сообщения, Гендерный и Швепс кивками ответили на молчаливый вопрос Пубертаткина.
        - Неужели все-таки новая метла? - ни к кому не обращаясь, прошептала Нинель Виленовна, служащая 2-й категории.
        Служащий же 3-й категории, Гендерный Ф.М., напротив, приободрился:
        - Я же говорил, не дремлют псы при Деле Государевом! Метла, мадам, да не та. Думаю, именно с ее помощью и выметем зарвавшийся мусорок. - Он улыбнулся. - Опять-таки на корпоративных суаре мы давненько не присутствовали… Едемте, дамы и господа, едемте! Промедление в смете не заложено.
        Где-то в Кустах (населенные пункты с подобным названием разбросаны по самым глухим, нецивилизованным уголкам нашей планеты), в заскорузлых, дремучих башках потомков онтов - архаичных дендролюдей с гордыми, звучными именами Трудодень, Хренотень, Ясенпень - зарождаются тончайшие, почти неразличимые ключики мысли. Название им: «Надо». Обозначены ключики «Надо» лишь на жутко секретных геополитических картах с масштабом 1:1. Потому обыватель при рассмотрении доступной для общественности карты ни черта их не увидит. А увидит он лишь вскормленную этими ручейками полноводную, величавую реку КРУТОЯЙ (КРУче ТОлько ЯЙца). Увидеть ее можно даже на Атласе аэротрасс, замаскированной, как известно, под этикетку папирос «Беломорканал». Увидеть - но не рассмотреть!
        Венчается Крутояй офигенным водопадом, рядом с которым Ниагарский просто потеряется. Офигенный этот водопад не падает без дела. Он приводит в движение водяное колесо с длинноременной передачей, осуществляя бесперебойную работу всех вращающихся узлов на фабрике по производству Дела. То есть денег. Что, в общем, одно и то же.
        Неподготовленный человек, случайно оказавшийся на фабрике по деланию денег, ни черта, разумеется, не поймет. Скорей всего, он примется облыжно хаять и хулить кажущееся ему беспорядочным головоломное и времяемкое производство. Идеально отлаженное производство! Все, кто находится при Деле, без дела не сидят. Гнать порожняк некогда. Одни стригут купоны. Другие рубят капусту. Третьи роют бабло. Четвертые варят проценты. Мойщики отмывают. Кладовщики складывают их в кубышку, в заначку, в чулок, на полочку, на черный день. Стропальщики, кантовщики и грузчики отгружают на счета. Как иначе? Денежки - они счет любят. А фабричные парни и девчата любят денежки. Деньги отвечают тем же. Они весело крутятся, вертятся в чемоданах, в банках, в компьютерах. Целая группа вспомогательных цехов при участии проектных организаций занимается постановкой на бабки, разводом на бабки и киданием на бабки. В секретных лабораториях опытным путем разрабатываются новейшие методики по выбиванию бабок.
        И вот теперь представьте, что происходит, когда компания пресловутых неподготовленных людей вроде наших героев начинает слоняться по фабрике. Или, не приведи господь, искрометно там шерудить. Да любой служащий, любой ученик служащего вправе тактично поинтересоваться у неловкого посетителя: не с дуба ли он рухнул, козел? Следует признать, для первого раза вопрос очень и очень корректный. Ведь фабричные психоаналитики тоже не абы как свои деньги делают.
        Еще при подъезде к черемысльскому Дворцу игровых банкоматов ощущалась аура экстраординарности. С высоты уверенного бомбометания Дворец напоминал муравейник, куда со всех ног, а точнее, со всех колес из различных концов штата устремлялись импортно автомобилизованные муравьи.
        Электронный турникет отсекал при входе чистых от нечистых посредством распознавания красной полосы на магнитном пропуске. Красная полоса определяла посетителя как манимейкера достоинством 3-й категории и выше. На иных пропусках встречалась белая полоса, выделяющая сугубо сановных лиц. На наших персонажей это не распространялось. Не те у них свиные рыла, чтобы вот так запросто да в калашный ряд пускали.
        Нинель Виленовна, высмотрев депутата Авдотия Брутовича Подвижных, с грацией экс-волейболистки устремилась к нему. Эффектными движениями бедер разметала окружение и ухватила добычу за депутатскую бляху. На жалкий лепет: «Позвольте, госпожа Швепс, я лицо неприкосновенное» - Гаубица деликатно заметила:
«Позвольте, господин народный избранник, я вашего лица пока не касалась». После чего с решительным видом повлекла его в относительно безлюдное место для вручения жалоб, наказов и чаяний.
        Троих представителей «Луча», напротив, поманил за собой знакомый конфидант из канцелярии губернатора штата. Предложил войти в некий кабинет. Притворил дверь. Обратно они выскочили буквально через пять минут, трясущиеся, красные и взъерошенные. Ерошка над ними поработал неплохой, поэтому менеджеры, ни на кого не взглянув, кинулись снимать стресс в игровом банкомате.
        Суть игры заключалась в следующем: игрок загонял карточку внутрь и набирал ПИН-код. Перед набором последней цифры агрегат случайным образом перепутывал электронные связи на клавиатуре. Таким образом, искомая кнопка оказывалась черт-те какой, только не законной. Поэтому давить нужно было, руководствуясь не ПИН-кодом, а верой в удачу. В случае если игрок угадывал, к его счету добавлялся определенный процент. Процент был мизерный, а все равно приятно. Ошибался - ничего не менялось. Но если игрок с трех попыток попадал пальцем в небо, карточка блокировалась. Конечно, банкомат мог разблокировать ее по первому требованию, однако счет при этом сокращался. Изъять карточку раньше, чем сделаны три попытки, возможности не имелось.
        Игра выходила весьма увлекательная. Можно было также попытать счастья в банкоматах с двумя и даже с тремя перепутанными месторасположениями клавиш. Здесь выигрыш и проигрыш были значительно весомей.
        Пока Вован с Жориком ожесточенно тыркались мимо денег, Фебруарий Мартович по-отечески снисходительно взирал на расшалившуюся молодежь. Неожиданно Пубертаткину после пяти поражений кряду повезло.
        - Йес! - радостно осклабился везунчик.
        Завистливый Гендерный потянул из бумажника свою карточку с целью подмазаться к чужому фарту. Однако достать не успел. Прозвучал звонок, приглашающий всех прибывших в конференц-зал.
        Служащие - в силу позднего часа, любопытства и попросту соответствуя положениям Корпоративного Дисциплинарного Этикета - время не тянули, расселись молниеносно.
        На просцениуме в неброских офисных креслицах уже покоилось несколько неброско же выглядевших господ. Среди них можно было обнаружить председателя сенатской комиссии по информационным технологиям, управителя Черемысльского отделения МУД Титанникова (впрочем, теперь уже бывшего), губернаторов штатов, входящих в Малочерноземный Конгломерат. А кроме того, двоих незнакомцев.
        Поднявшийся из кресла экс-управитель без околичностей взял быков, в смысле присутствующих, за рога.
        - Сограждане! Коллеги! - заговорил Титанников. - Сегодня мне выпала большая честь представить нового главу вашего и нашего делового конгломерата. Господина Стрёмшика Ухвата Ёдрёновича. Прошу, господа!
        Один из незнакомцев встал, учтиво наклонил голову.
        Выглядел он, повторяем, как и все на просцениуме, неброско, но чрезвычайно презентабельно. Высокий, с импозантной залысиной. Лбище, аккуратная рыжеватая бородка. Костюмчик, пошитый на заказ у элитных костюмоделов Парижска или Римска, и изумительные, в тон сорочке, батистовые носки. Примечательны были глаза - цвета закаленной стали. Казалось, это не глаза, а объективы рентгеновского сканера, впрочем очеловеченные доброй хитринкой. В них так и читалось: если вы со мной, то нам ли растекаться слезной лужею?
        В общем и целом большинству служащих МУД новый управитель поглянулся. Дамам особенно понравились батистовые носки, мужчинам - пронзительная твердость взгляда. А шутливое начало выступления и вовсе позволило сорвать внушительный пук аплодисментов.
        - Коллеги подельщики! - стартовал Ухват Ёдрёнович. - Смею уверить, что я отнюдь не уполномочен отнимать у вас эквивалент денежной массы. То есть время. Ибо верно говорят классики, масса и есть суть эквивалента!
        Зал начал рукоплескать и радостно скалиться.
        Человек в батистовых носках остановил смех и овацию посуровевшим взглядом:
        - Однако, господа, что я вижу? А вижу я, что шутки тоже отнимают время. Поэтому должен со всей прямотой заявить: шутки прочь от Дела! Теперь дальше. Чтобы не возникало вопросов по поводу моей компетентности, позвольте ознакомить вас с тем, как я дошел до нынешнего положения.
        Ухват Ёдрёнович, получивший у притихшей аудитории уважительное погоняло «Ух Ё», достал из папки тощую стопочку бумаги и стал бодро докладывать. Шпарил он без запинок, легко уложившись в полчаса. Из печатных слов складно вытекало, что г-н Стрёмщик самый настоящий писаный красавец. Правда, его деловой путь был по большей части скрыт мраком. Мрак был непроницаемым и блестящим как гудрон на свежем изломе. Но это только придавало докладчику мистического шарма.
        Зал внимал почтительно и в меру завистливо. Девяносто восемь процентов аудитории составляли служащие вторых и третьих категорий, которым хотелось расти и расти. Оставшиеся два процента высокослужащих расти в принципе тоже были не прочь… Но прекрасно знали свой потолок, поэтому предпочитали не напрягаться. Они, конечно, помнили принцип: «Каждый ученик плотника способен сколотить себе состояние, чтобы учить других». Однако помнили и то, что предназначается этот принцип в первую очередь для поддержания потенции во время фрикционного движения. Вверх-вниз по лестнице финансового успеха, вверх-вниз.
        - Кстати, - вкрадчиво спросил Ух Ё после прочтения автобиографии, - нет ли среди вас сомневающихся в целесообразности моего назначения? Может быть, кто-нибудь думает: «Зачем менять шило на мыло, Титанникова на Стрёмщика, в чем суть?» Так вот, господа! - Голос Ухвата Ёдрёновича загремел строительным перфоратором. - Фигурально выражаясь, предшественник мой и есть шило! Шило, покусившееся, по незнанию или по нерасторопности, на филейную часть нашего общего Дела! И задача моя сводится как раз к тому, чтобы намылить - нет, не заднее место - то самое шило! Выяснить причины его ошибки. Или, не боюсь назвать вещи своими именами, диверсии! Давайте дружно посмотрим на него.
        Смотреть на «шило» было неприятно. Титанников, получив пробоину, разваливался на куски и буквально утопал в кресле.
        Перфоратор продолжал громыхать:
        - И ведь вроде бы ежу понятно, что шила в заднице не утаить. Но он, видите ли, не еж… С недавних пор в низовом поселении Картафанова происходят вопиющие, преступные события, а он не еж! В Управление поступают тревожные сигналы из очага заражения, а не-ежу хоть бы хны. Может быть, он черепаха? Или крот, зарывающий свой талант в песок? Впрочем, с зоологическим статусом упомянутого господина будем разбираться отдельно. Сейчас ближе к Делу.
        Ух Ё нервно вздернул бородку. Находящийся рядом с ним второй незнакомец, вероятно, референт, вложил в протянутую руку новую стопку бумаги.
        - Итак, в течение трех последних суток поступили следующие сигналы. Служащий первой категории Башкаломов, он же Бакшиш, сообщает о самоуправстве одного из своих боксеров. А именно Муромского Ильи Николаевича. Последний, отказавшись от выступления, нанес ущерб в пять тысяч единиц непосредственно информанту. И около сотни тысяч недопоставок букмекерской конторе. При этом в окружении боксера-ренегата замечена еще пара инсургентов. О которых будет упомянуто ниже. Далее. - Стрёмщик заглянул в бумаги. - Поступил «красный» звонок от начальника картафановской налоговой службы, служащего второй категории Левретского Августина Дерябныча. Зафиксировано вымогание служебного удостоверения неким Поповым Алексеем Леонтьевичем. По установочным данным Попов являлся потенциально ценным для нас работником завода «Луч». Уволен вследствие верхоглядства заигравшегося заводского рукоблудства. Работа над ошибками уже ведется, - добавил Ух Ё будничным голосом.
        - А сигнал действительно «красный»? - донеслось из зала.
        - Да. Это подтверждено информацией директора бильярдного клуба «Карамболь» Бакланина. Господин Бакланин запомнил еще двоих участников гоп-стопа. А именно: уполномоченного иммиграционной службы Муромского и санитарного инспектора Добрынина. Последний фигурант интересен тем, что не фигурирует ни в одной базе данных. Удалось разузнать, что недавно он работал санитаром в морге, но был уволен.
        - А Муромский кто?
        - Муромский и есть тот самый боксер-перебежчик…
        В наступившей паузе можно было услышать, как в кресле почти затонувшего Титанникова романтически прощаются друг с другом Леонардо Ди Каприо и Кейт Уинслет.
        - …Но, господа, наиболее тревожный факт прозвучал в донесении следователя картафановской жандармерии, секретного служащего Икс-Эл. Он передал показания Андрея Денисовича Швепса, псевдоним Полковник, о посягательствах на деятельность всем нам известного проекта «Царевна». Налетчиками вновь выступали упомянутые субъекты.
        В зале не выдержали напряжения и загудели. Сначала разрозненными гудочками. Гудочки сливались в гудки. Все оформилось в единый отчетливый гудеж:
        - Нужен гол! Нужен гол!
        Новый управитель со смягчившимся лицом взирал на единодушную в прекрасном порыве паству.
        - Собственно, господа, это я и должен был до вас довести. Заинтересованных лиц попрошу остаться для разбирательства и составления вердикта. Остальных в соседнем зале ждет традиционно скромное суаре.
        Разбирательство с опросом заинтересованных лиц, корпоративными спорами, наездами и отмазками затянулось глубоко за полночь. Так или иначе, ситуация прояснилась, ближайшие шаги наметились. Смущала разве что экономическая подоплека. Как бы даже социальная беспардонность, сквозящая в кавалерийских наскоках нарушителей. Очень поэтично высказался в этой связи распаленный черемысльский губернатор:
        - Что же получается, робяты депутаты? Три дня и три ночи они безнаказанно скачут в наших овсоносных угодьях. Не пора ли одернуть зарвавшихся скакунов? Отобрать у них, не нами будь сказано, скакалки?
        Впрочем, инцидент имел прецеденты в мировой практике, поэтому составление вердикта много драгоценного времени не отняло. К сожалению, подписан он был в обстановке строгой конфиденциальности и гарантии полной тайны вкладов. Авторам удалось прочитать только завершающую фразу, да и то мельком. Фраза гласила:

«В случае невозможности разрешить ситуацию гуманными методами и в виде крайней меры допускается восстановить имяреков на рабочих местах. На их условиях. С сохранением средней заработной платы».
        Когда обнародовали вердикт, часы на стене конференц-зала показывали ровно пять утра.
        За стенами Дворца, за горами, за долами, за кудрявыми лесами, живописно обрамлявшими городок Картафаново, в раннем, по-июньски бурном рассветном прибое начали одна за другой бледнеть и исчезать звезды.
        А земные звезды, названные жуками в посудной лавке, слонами в муравейнике, ренегатами, инсургентами, фигурантами, скакунами и маловразумительными имяреками, посапывали, посвистывали, покряхтывали в уютных постельках, отнюдь не выглядя бледными. Напротив, здоровый, крепкий сон расписал им щеки вполне симпатичным румянцем. Румянец, на свой, разумеется, лад, имелся даже у спящего посланца с далекого Персея. Хотя его… э-э… лицо было прикрыто шляпой.
        Исчезать в свете наступающего дня эти звезды вовсе уж не желали. Снилось им победоносное шествие науки дружбанологии от Картафанова до самых до окраин. Снилось, как бесследно теряются окружающие сонмища врагов и находятся тысячи друзей. Ошибка сна заключалась в том, что настоящие враги не окружали героев. Враги таились впереди. И с этим предстояло как-то бороться. Прямо с утренней зорьки.
        Часть вторая
        ПОЗАДИ НАС - РАТЬ!
        Juvenes dum sumus![Пока мы юны! (лат.) ]
        Глава 1
        ХВОРОСТИНА ВЕРСУС ХВОРОСТ
        Третьего июня в пять утра в Картафанове топталась Бледная Рань. Топталась, досадливо передергиваясь от расширяющейся светлой полосы на востоке: там готовилась заступить на дежурство рань ясная. «Эх, - страдала Бледная Рань, - опять впустую прошло время правления. Никого не ограбили, не изнасиловали, кровушки не попили. А сколько сил потрачено, чтобы навеять крепкий сон. Вон святая троица - опутана плотным мороком. На что их берегиня сильна, а и ту не видать, не слыхать. Тоже мне недреманное око. Небось свернулась калачиком на правом бочке. Хотя поди-ка определи у нее - левая, правая где сторона… О, легок на помине недобрый молодец. Ну давай шевелись, поворачивайся. Полчаса тебе до третьих петухов!..» Бледная Рань сжала тщедушные кулачки.

…Вяленой голове на зеркале припаркованной во дворе «Оки» не спалось. Уж она и укачивала себя, и мычала жалостливые папуасские да африканские госпелы и спиричуэлсы. Ни в какую! Давит что-то на черепную коробушку - сразу не разберешь, снаружи или изнутри. Все Дредд проклятущий, сдал в рабство белокожим колонизаторам. Правда, забавные они; с ними-то не в пример веселей, чем на стене зря пылиться. Да и Фенька молодчина. То есть она, конечно, дура. Но не будь ее волшебства, как бы двигать собой в полный рост?
        Нет, не спалось вяленой голове. В последние дни стала она ощущать в недрах черепа смутное шевеление. Бродили там неопределенные картины, образы, напрочь оторванные от каннибальского этноса. Вот она, голова, с руками и с ногами (потому что при теле) стоит на побережье хмурого, унылого моря. Под ногами пузырится болото, простирающееся во все стороны, куда ни взгляни. Рядом высокий белый масса с кошачьими усиками, в старинном воинском камзоле. Повелительно указует шпажкой на окружающий страх божий, топает ботфортом по болотистой почве и беззвучно шевелит губами.
        Или другая картинка. Батальная сцена посередь большого поля. Голова (все еще при теле) корячится с тяжеленным черным ядром у допотопной пушки. Тот же белый масса тянет руку к ориентиру стрельбы: это толпа набегающих гоблинов под желто-синими крестастыми флагами.
        А то вместо картин наплывает абсолютный мрак, в котором ударами кувалды грохочут бессвязные обрывки чьих-то разговоров.
        Вдруг мрак, шипя рассерженной кошкой, убрался восвояси. Перед головой постепенно обрисовалась предрассветная панорама двора. Голова заметила во дворе шевеление. По пересеченной местности скрытно передвигался неопознанный субъект мужского пола. Субъект, умело используя искусственные неровности ландшафта - рукотворную ямину, глиняные холмы, там и сям разбросанные бетонные плиты и фрагменты ржавых труб, - почти сливался с означенным ландшафтом. Но лишь в те моменты, когда замирал на месте. Выдавали его производимые короткие перебежки, а особенно перемещения по-пластунски. Выдавали в первую очередь как профессионала.
        Присмотревшись, голова опознала вчерашнего боровичка Полковника с лягушачьего пастбища. Как-никак имела с ним и его молодцами кратковременный контакт.

«Йохимбовый бабай! - порадовалась голова неожиданному развлечению, а больше того, освобождению от назойливых образов. - Так это же беспощадный террорист Швепс на задании. Любопытно, что за объект на уме у данного субъекта?»
        Ход мыслей, неведомый вяленой черепушке, хорошо известен авторам. Появление фигуры «беспощадного террориста» в неприбранном дворе объяснялось паникой и взрывным темпераментом Полковника.
        После пребывания в Сером Замке, где за дачу правдивых показаний его как мальчишку отчитал следователь-лейтенантишка, Швепс вернулся домой во вздрюченном, боевом тонусе. Успокоить его могла только жена.
        - Неля! - закричал Полковник с порога. - Где ты, милая?
        Милая не отзывалась. Ее попросту не было дома.
        Отсутствие в расположении части семейного главнокомандующего усугубило нервозность. Попытки дозвониться до супруги потерпели фиаско. Раз за разом трубка препротивно пищала: «Вызываемый абонент временно недоступен».
        Распаленному воображению Швепса начала чудиться то самоволка, то автокатастрофа, то умыкание любимой женщины окаянными проходимцами. Привычка остужать горячую голову холодным спиртом ввела Швепса к полуночи в амок. Он окончательно уверил себя, что Нинель похитили, и стал готовиться в освободительный поход.
        На скорую руку собрал вещмешок, покидав туда напильник и утюг вместе с портативной паяльной лампой. Инструменты были необходимы, чтобы пытать злоумышленников каленым железом и принудить к чистосердечному признанию. Туда же бросил мясорубку для прокручивания достоверности полученной информации. Тщательно подогнал амуницию: ничего не должно было болтаться, цепляться и греметь. Попрыгал. Принял на молодцеватую грудь посошок и присел на дорожку. Сидение было кратким и увенчалось лежанием.
        С дорожки Полковник соскочил, когда наручные часы с подсветкой высветили половину пятого. «Вот оно, время Ч», - решил Швепс и позвонил в службу такси. Водитель, принявший клиента то ли за рыбака, то ли за охотника, с недоумением вздыбил кустистые брови на просьбу высадить возле дома, равноудаленного от железнодорожного и автовокзала. Однако чаевые оказались щедрыми, что позволило таксисту закрыть глаза на странности…
        Мститель, пылающий праведным негодованием, но профессионально осторожный, выглянул из-за угла. Арена предстоящих боевых действий покорно ждала своего героя. Изначально план Швепса основывался на засаде в подъезде, где находилось
«осиное гнездо». Вторым пунктом шел захват заложника и последующее проникновение в штаб-квартиру. Но обстоятельства повернули дело другим боком. На лунной поверхности вражеского двора Полковник приметил знакомую «Оку». В аналитическом мозгу тотчас созрела более изощренная программа. Насильственно вторгнуться в салон боевой машины противника, а затем уже произвести операцию ошеломления и натиска.
        Первая часть нового плана катилась как по рельсам. Ладно скроенный Полковник невидимым и неслышимым ночным татем (как представлялось ему самому), филигранно маневрируя, приблизился к четырехколесному объекту. Дорогу ему, правда, успел перебежать шустрый кот. Однако был он не черным, а серым, стало быть безопасным. К тому же Полковник не верил в приметы. Он шикнул на глупого зверя и перевел прибор ночного видения, по совместительству сканер электронной аппаратуры, в режим поиска электромагнитных возмущений. Прибор, по-птичьи попискивая, просканировал «Оку». Сигнализации в машине обнаружено не было. Она вообще стояла незапертой.

«Эх, сынки, вот к чему приводит самонадеянность», - сардонически ухмыльнулся Швепс. Покосился на безобразный талисман под зеркалом заднего вида и отважно полез внутрь вражеской бронетехники.
        Внутри он неожиданно обнаружил, что сидит не в «Оке», а на откидном стульчике в тамбуре пассажирского вагона. Прямо перед глазами висела табличка «Место для курения». Под табличкой была прикреплена шикарная золоченая пепельница в виде рака, заглатывающего череп с костями. Безусловно, вещица олицетворяла рак легких, горла, губ курильщика и так далее. Рядом качалась, дружески скалилась, подмигивала и ернически шепелявила мерзопакостная голова:
        - Кондуктор не шпешит, кондуктор понимает, што ш девушкою я рашшталшя навшегда…
        - Что за бздема! - интеллигентно ругнулся Швепс.
        После чего соскочил со стульчика и начал катастрофически терять необщее выражение лица, тыркаясь поочередно во все двери тамбура. Двери были заперты.
        - Бейся, паяц! - с пафосом проблеяла голова.
        Андрей Денисович, мерзейшим образом опупев, как какой-нибудь штатский, перекрестился двумя руками, заорал: «Караул!» - и сорвал стоп-кран.
        В квартире Муромского тут же сработала сигнализация. Сработала, что называется, в одни ворота, исключительно до Фени. Малую толику шума и звона изловчились захватить чуткие слуховые рецепторы персеанского гостя, но на состоянии сонливца это не сказалось.
        Фенечка встрепенулась и загромыхала грубым солдафонским голосом:
        - Взвод, в ружье! Пробоина в ходовом отсеке. Судно атаковано превосходящими силами противника.
        Бойцы взвода, пугаясь в простынях, брючинах и портянках, сталкиваясь лбами, бросились строиться в центральном проходе. Последним к шеренге примкнул Геннадий. Пуленепробиваемая шляпа-ретранслятор обнаружилась не на макушке боевого аллигатора, а на мор… э-э-э… будем все-таки считать, на лице. Он тискал, мял, дергал котелок обеими лапами, но тот словно прилип.
        - Вах-вах, дело швах, - заливался Геннадий нехилыми крокодильими слезами. - Вэ виктис! Горе мне, побежденному. Не лупить мне больше глазетами, не выглядывать родинку-мать!
        Первым не выдержал и прыснул Алексей. За ним зареготали Илья с Никитой. Зрелище вполне способствовало возникновению здорового утреннего смеха.
        Если кому из вас, милые ящерки, тьфу ты, уважаемые читатели, довелось поиграть в спичечный коробок, вы должны помнить, что весь кайф сводился в наблюдении за проигравшим. На нос ему плотно насаживается верхняя обойма от коробка, от которой надлежит освободиться посредством лицевых мышц, без применения рук. Чертовски уморительное представление. Кто не верит, может подойти к зеркалу и, насадив коробок на нос, устроить себе театр одного зрителя.
        Здесь в роли коробка" выступала шляпа. А в роли носа - то, что персеанам заменяет нос.
        - Ну чисто жеребцы! - устыдила смехачей Фенюшка.
        Затем ее бесплотные руки взяли ситуацию под контроль. Из кухни выплыл ужасающих размеров хлебный ножичек. Лапы звездожителя были отведены от лица и замерли по швам. Тесак плавно прогулялся по обеим сторонам головного убора, который тотчас свалился на пол. С затылка дружбанолога с треском оторвалась прозрачная лента, похожая на скотч, каковой, собственно, и являлась.
        Предмет кухонной утвари переместился к Лехиной груди. Девичий голосок укоризненно пропел:
        - А вам, Алексей Леонтьевич, не пора ли извиниться перед хорошим человеком? Что ж это вы, детинушка, в пионерское детство впали?

«Так ведь я того, я старый пионэр», - хотел пошутить Попов по инерции, но вдруг действительно почувствовал себя как напроказивший подросток перед старшей вожатой. Перед обожаемой вожатой, в которую тайно влюблен. Он залепетал:
        - Извините, э-э, Тань Ванна, я больше не буду. Честное пионерское! Просто подумал, вдруг шляпа во сне спадет? Вот и закрепил. Чтобы не сваливалась. Нежный, поди, прибор…
        Густой-прегустой, почти вишневый румянец засвидетельствовал его искреннее раскаяние.
        - Смотри, Алеша, я на тебя надеюсь, - с двусмысленной тань-ваннской интонацией сказала Фенюшка и вновь вернулась к обязанностям диспетчера: - Совершено разбойное нападение на транспортное средство. Нарушитель блокирован. В настоящий момент он полностью морально подавлен. Имя нарушителя - Андрей Денисович Швепс. Рабочий псевдоним - Полковник. Альковная кличка - Мурзик. Особые приметы: схож с грибом боровичком, на щеке царапины от щучьих зубов. Сообщников при задержании не имел.
        - Взво-од! - прервал доклад почуявший пороховой дым Никита. - Слушай мою команду. Поотделенно! Первое отделение, правое плечо вперед! Скачками - арш!
        После чего под марш «Где бронепоезд не пройдет, не пролетит стальная птица…» сиганул из квартиры, воодушевляя товарищей собственным примером.
        Взвод бойко проследовал по лестничным маршам. Дробное эхо топота еще перекатывалось по спящему микрорайону, когда бойцы ввалились в салон «Оки». Метафизическая ловушка с незадачливым диверсантом была окружена по всем правилам науки побеждать.
        Сидящего на карачках Швепса рывком поставили на ноги и энергично потащили наружу. Он затравленно оглянулся, оценил мощь противника и прикинулся непротивленцем. Полным непротивленцем - не только телесно, но и нравственно. Кроме того, Полковник крепко закрыл ладонями глаза. Он ожидал, что его повлекут в какую-нибудь окончательную похабень, и видеть это было выше его сил. С закрытыми глазами шевелить конечностями в такт перемещению оказалось необыкновенно трудно. По этой причине армейские ботинки Швепса порой исполняли функцию тормозных колодок, терлись о грунт и неприятно нагревались. Неприятности заметно усугубились во время подъема по лестнице.
        Наконец спотыкающегося Андрея Денисовича прекратили тащить и уронили. Почему-то не в яму с нечистотами, а в мягкое кресло. Это вселяло некоторый оптимизм.
        Хотя как посмотреть.
        Полковник рискнул отнять руки от лица и окинуть взглядом узилище. Оптимизм испарился как легкий утренний сон. Еще бы! На Швепса с неопределенным выражением пялился натуральный крокодил - зеленый, в шляпе и в галстуке. Разевая зубастую пасть, чудовище осведомилось на чистом русском языке (как и полагается в кошмарах):
        - Не знает ли милый нарушник-дивертисмент скатертью дорогу в музей
«Союзмультфильма»?
        Полковник совсем было собрался отпереться, что никакой он не мент, никакого Мультфильма не знает, в Союз не входит, но тут со стороны тыла раздался знакомый издевательский голос:
        - Скатертью дорогу мы ему обеспечим после допроса. С пристрастием пятой степени.
        Швепс медленно повернул голову. Преступная троица была в сборе. Уполномоченный жандармерии, инспектор СЭС и налоговый пристав. Последний (как его там? кажется, Попов), осклабившись, потирал руки:
        - Нуте-с, ваше благородие госпожа непруха, кому не спится в ночь глухую? Ай-я-яй, полковник - и вдруг промышляете мелкими угонами частного автотранспорта. А инструментарий у вас своеобразный… - Попов вывалил на пол содержимое вещмешка, задумчиво покрутил в руках утюг и вдруг рявкнул: - Признавайтесь, Швепс, хотели поставить утюг на попа? Что?! Не на попа вы попали. На Поповича! Сами расколетесь или укольчик применить?
        - Я не-е-е хотел. Мне-е-е… - замекал Андрей Денисович. Однако, вспомнив про возможно томящуюся в здешних застенках Нинель Виленовну, собрал волю в кулак и перешел в контратаку: - Да по фиг мне ваши укольчики, сопляки! Я вам за жену глотки перегрызу своими руками! Где вы ее прячете, подонки?
        Друзья с недоумением воззрились на заполошного «грызуна». Илья участливо тронул его за плечо:
        - Товарищ, эй, проснись - нас обокрали. Чью жену мы прячем? Госпожу Швепс, что ли? Ну вы, блин, даете. На кой нам ваша великовозрастная жена? При нужде мы себе и помоложе сестренок найдем. Правда, мужики?
        Мужики приосанились.
        - Уж вы найдете, кобелины окаянные, - сварливо встряла Фенечка.
        Андрей Денисович, с одной стороны, начал отмякать, с другой же - пуще того заволновался:
        - Я старый, кадровый военный, господа, а не какой-нибудь там поручик Ржевский. Шуток ваших не понимаю. Нинель Виленовна пропала. Я предположил, что вам понадобилось вывести ее из игры. Не знаю, чьи интересы вы защищаете. Но если не вы, то кто? Ее нигде нет, телефон не отвечает. Что делать, мужики? - завершил он почти истерично.
        Незнакомый с мужской солидарностью землян Геннадий раскрыл пасть, намереваясь успокоить страдающую ящерку. Дескать, упомянутая особа жива-здорова и, вероятно, довольна. Потому что предается распущенности с гражданином Пубертаткиным.
        Деликатная Феня надвинула ему на пасть шляпу и предупредила:
        - Молчи, зелененький, ничего не говори. Мы его сами успокоим. Ну-ка, мальчики, - обратилась она к почувствовавшим себя неловко хозяевам, - максимум гостеприимства. Видите, человек в беде.
        - Мужайтесь, Полковник. - Никита первый пожал Швепсу руку. - Найдется ваша бла… - он едва заметно хмыкнул, - благоверная. Никуда не денется. Женщина она оборотистая. Может быть, оборачивается по делам фирмы где-нибудь вдали от Картафанова. Ведь наверняка не первый раз пропадает?
        Супруг-лишенец приободрился:
        - Ну она вообще-то бывает в Черемысле по работе. Если припозднится, остается ночевать у подруги. А сотовая связь не всегда надежная. Я ей, дурехе, говорил перейди в другую сеть. Так нет: «Здесь дешевле, я привыкла!»… Фу ты. - Он потер лоб. - Действительно, что на меня накатило?
        - Тогда по рюмочке чая? - Илья вопросительно посмотрел на растирающего теперь уже сердце Швепса. - Наверно, не завтракали за хлопотами. Как вас по батюшке? Андрей Денисович?.. Пойдемте перекусим, покалякаем. Там, глядишь, Нинель Виленовна и объявится.
        Стол на кухне, по обыкновению, заведенному берегиней, стоял накрытым. Бодрствующий спозаранку аппетит сблизил «арестанта» и «тюремщиков». Хорошенько покушав, взялись за кофе, нещадно сдобренный коньяком.
        - Ответьте, уважаемый Андрей Денисович, - подступил к Швепсу благодушный от сытости Алексей, - зачем вы «Оку» нашу решили угнать? В обмен на жену?
        Пристыженный «угонщик» собрался покаяться, что намерения его были совсем другими. И покаялся бы, да Муромский опередил:
        - А как вам показались наши противоугонные меры?
        Вспомнив пережитую вспышку клаустрофобии, Полковник скоротечно покрылся нервной сыпью и затрясся мелкой дрожью. Для него, бывшего боевого водолаза, замкнутые пространства без выходов ассоциировались с почти неизбежной гибелью. Тут бы ему и поплохело окончательно, да в нагрудном кармане запищал телефон. Обрывая пуговицу, Швепс выдернул аппаратик и с надеждой уставился на дисплей. Выдохнул облегченно: «Она!»
        - Извините, камрад, - Никита сноровисто отобрал аппарат, - пришла пора поиграть в наши игры.
        - Алло. Нинель Виленовна? Инспектор Добрынин у аппарата. Неприятность в вашем хозяйстве случилась… Да-да. Андрей Денисович Швепс, ваш муж и совладелец фирмы, нынче утром был задержан с поличным. При попытке похитить собственность гражданина Муромского… Что значит - не может быть? Может, и есть… Да-да. Автомашина «Ока» одна тысяча девятьсот девяносто девятого года выпуска. При задержании оказал сопротивление с применением огнестрельного оружия марки «ПЛ».
«ПЛ» означает - паяльная лампа. Как вы говорите, пострадал?.. Конечно, пострадал. Был тяжело контужен методом оглоушивания. Сейчас находится под нашим наблюдением. Мы его немножечко посудим офицерским судом чистки… - Никита сделал многозначительную паузу и продолжил: - Против шерстки погладим или шею замозолим. Вы меня слушаете, Нинель Виленовна, алло?.. Можете сказать что-нибудь в его оправдание?.. Нет, не по телефону. Ждем вас по такому-то адресу… Да, незамедлительно. Пока муж еще дышит. В ваших силах все уладить, чтобы это дыхание не стало последним… Нет, мы не звери. Не животные… Нет, не эти… Хорошо, хорошо. Только одна и без оружия… Вот и ладненько.
        На другом конце беспроволочного провода разъяренная госпожа Швепс шваркнула трубку об пол. Ну почему, почему столько дерьма навалилось на хрупкую, беззащитную женщину за одни-единственные сутки? Господи, теперь вот этот недотепа куда-то влип. Ну не дебил?..
        Нинель Виленовна металась по осиротевшей квартире. Взгляд ее скакал с предмета на предмет, отмечая качество ремонта и дизайн обстановки. Внезапно мозг заполнила тревожная мысль: «Андрюшенька-то сам, своими руками, благоустроил наше гнездышко. И лежит где-то почти бездыханный. И кому все это, кому?..»
        Она снопом повалилась на кроватный секс-аэродром и по-бабьи, с надрывом завыла. Следует признаться, что, несмотря на всю бизнес-вуменизированность, гражданка Швепс осталась в душе русской народной бабой, которой свойственно в критические моменты дорожить благоприобретенным мужиком.
        О том, как гнала Нинель Виленовна свой экипаж по картафановским улицам, подробно рассказывать не стоит. Вдруг попадется этот текст на глаза кому-нибудь из строгих тамошних инспекторов безопасности движения? Греха ж не оберешься. Заметим лишь, что вследствие раннего времени пострадавших под колесами джипа не было. Ну разве что слегка ослепили фары крупного дымчатого котищу, который сколько-то раз уже забегал на страницы этой повести. Ну напугал скрип тормозов стайку галок, деловито обсуждавших перспективы разработки недр многообещающего мусорного контейнера. Ну повалился зацепленный могучим бампером дорожный знак
«Въезд запрещен» - тот, что торчит около ворот городского морга, - так ведь и не собиралась госпожа Швепс туда въезжать!
        Во всяком случае, пока не собиралась.
        Зато прибыла она по указанному адресу значительно быстрее, чем ожидалось нашими героями. Бросила незапертое и даже незаглушенное авто возле подъезда и стремительно взбежала на длинных ногах волейболистки к двери Илюхиной квартиры. Заколотила в нее кулаками, застучала коленом. Очень хотелось надрывно, со слезами вопить: «Андрюшенька, родненький ты мой! Что они там с тобой делают, сволочи?!» - но хладнокровие, выработанное за годы спортивных состязаний, помогло справиться с волнением. Впрочем, не откройся дверь в самом скором времени, многоликий и вездесущий господин Психический Срыв запросто мог бы слабать на напряженных нервах Гаубицы свой известнейший пассаж «Hysteria».
        Однако дверь своевременно распахнулась. Вступительные такты «Истерии» заглушила громовая фраза, которую швырнула Нинель Виленовна в лицо типу, отпершему дверь:
        - Если с Андреем что-нибудь случилось, я вас закопаю!
        Каково же было изумление грозной Гаубицы, когда в прихожей никакого типа не обнаружилось. То есть абсолютно никакого! Только качнулся на лосиных рогах оставшийся с ранней весны макинтош Муромского да принадлежащий неведомо (и невидимо) кому девичий голосок произнес:
        - Закопаете? Разве вы, милочка, экскаватор? Или какая-нибудь, прости господи, драга? Если так, то вы ошиблись дверью. Председатель Союза Невольных и Подпольных Землекопов проживает в соседнем подъезде. А здесь, к вашему сведению, апартаменты Ильи Николаевича Муромского со товарищи.
        - Вот его и закопаю, - не сдавалась госпожа Швепс, - вместе со товарищами! И вместе с тобой, мерзавкой! Ну-ка где ты прячешься? - Нинель Виленовна шагнула наконец в комнату. - И где вы прячете моего Андрея?
        Вообще-то, в отличие от сварливых и вредных домовых, берегини народ покладистый и незлобивый. Но и у них, случается, лопается терпение. Особенно когда в собственном доме всякие не больно-то желанные пришелицы называют их мерзавками.
        Феня вспылила.
        У госпожи Швепс изрядно поубавилось решимости кого-либо закапывать, когда мирно покоившиеся на стене рога вдруг взлетели в воздух и двинулись в атаку, размахивая рукавами свисающего с них огромного плаща. Только и отступать без боя Гаубица не собиралась. Она проворно ухватила обнаруженную в ближайшем углу подставку для зонтиков и приготовилась подороже продать свою жизнь.
        Сражение назревало нешуточное.
        К счастью, в этот драматический момент в прихожую нагрянул сам хозяин, обеспокоенный подозрительным шумом. С криком: «Брэк, девочки!» он точно утес встал между соперницами. В мгновение ока Илья обезоружил оба воинства и даже погрозил пальцем кому-то невидимому для госпожи Швепс.
        - Что же это вы, Нинель Виленовна, - укоризненно сказал он, пристраивая подставку для зонтиков на законное место, - пришли в гости по дружескому приглашению, а буяните, будто какая-нибудь дикая кочевница.
        Как мы уже сообщали, в присутствии Ильи Муромского большинство представительниц нежного пола очень быстро умягчались душой, а подчас и телом. До сих пор госпожа Швепс с успехом противостояла Илюхиному обаянию, но на этот раз не избегла мужественных чар и она. Внезапно и необъяснимо стало ей как-то совестно перед этим симпатичным увальнем. Совестно, что увидел он ее не утонченной дамой, принявшей изящную позу с бокалом вина в каком-нибудь художественном салоне. И не гибкой спортсменкой, взвившейся в высочайшем прыжке над волейбольной сеткой, чтобы нанести победный олимпийский удар. Наконец, не этакой Мессалиной, возлежащей на тигриной шкуре, слегка лишь прикрыв зрелые прелести газовым шарфом. А, черт подери, растрепанной и обозленной стервой, по-дурацки размахивающей предметом мебели. Притом и размахивающей-то с неясной целью: врага-то ведь никакого не видать! Кстати, а почему?

«Потому что галлюцинации от нервного расстройства», - решила Нинель Виленовна.
        Она напряжением воли подавила желание конфузливо съежиться, задрала подбородок и отчеканила:
        - Вам и кочевники покажутся безобидными крошками, если я начну буянить по-настоящему. Последний раз спрашиваю, где мой муж?
        Илья с уважением отметил про себя самообладание гостьи и ответил:
        - Будет вам муж. Идите за мной, Нинель Виленовна.
        Вопреки самым жутким предположениям госпожи Швепс, супруг ее обнаружился вовсе не прикованным к батарее парового отопления или пристегнутым к разделочному столу хирурга-садиста. Мурзик сидел в компании мирно беседующих мужчин за самым обычным кухонным столом, с большой кружкой в одной руке и бутербродом в другой. Физиономия его была румяна (подсохшие царапины от зубов человека-щуки Семена не в счет), а конечности целы. Завидев благоверную, он вскочил и, издавая бессвязные, но радостные восклицания, бросился к ней.
        Обнялись как давненько, честно говоря, не обнимались.
        От Андрея Денисовича вкусно пахло очень приличным кофе и очень прилично - вкусным коньяком.
        - Ты где же это?.. Ты как же это?.. Пропала, и ни слова…
        Нинель Виленовна сжимала родные плечи и бормотала:
        - А ты-то?.. А сам-то?.. Они тебя мучили?..
        Последнее предположение вряд ли могло относиться к нашим героям. Кровожадные мучители редко поят жертву коньяком. Скорей уж касалось оно обитателей Серого Замка, где Полковник провел давеча несколько не самых лучших часов жизни. Однако Андрей Денисович, дабы развеять все сомнения относительно человеколюбия здешней компании, поспешил воскликнуть:
        - Мучили? Ну разве что бородатыми анекдотами, ха-ха! А вообще, Нелька, ты не представляешь, какой тут душевный народ собрался!
        - Отчего же не представляю? - сказала госпожа Швепс. - Отлично представляю.
        И действительно, ей сейчас же пришло на память, что она уже слыхивала похожее определение, данное этим молодцам незабвенным Вовчиком Пубертаткиным. А главное - очень живо вспомнила, чем обернулось приятельство греховного возлюбленного с
«душевным народом». Она слегка отстранила счастливо обретенного супруга (знала, после коньяка ему, простачку легковерному, любой варнак другом кажется) и окинула пытливым взором кухню.
        Ну так и есть, вся шайка была в сборе. Похожий на рослого Есенина налоговый пристав Попов. Санитарно-эпидемиологический деятель Добрынин, щеголяющий явно офицерской выправкой. На первый взгляд очень славный и добродушный здоровяк Муромский, смахивающий на чадолюбивого циркового силача, а в действительности являющийся гнусным жандармом. И наконец, давешний косноязычный бомж с берега Пятака, так отчего-то и не снявший маску крокодила.
        - Андрей! - прошептала Нинель Виленовна на ухо мужу. - Андрей, скажи, пожалуйста, этот, который зеленый… Он человек или…
        - Вообще-то, - так же шепотом ответствовал Мурзик, - тут все называют его профессором, а также Геннадием. Иногда еще каким-то дружбанологом. Но я считаю, это самый натуральный аллигатор. Хоть говорящий и в шляпе.
        Словно расслышав его слова, аллигатор снял котелок и галантно поклонился госпоже Швепс. Затем водрузил головной убор обратно на макушку, зачем-то постучал по нему страховидным с виду когтем и проговорил:
        - Изумительно осчастливлен встретить такой ядреный цветник снова и снова! Позволяйте с незаторможенным рапидом облобызать ваши конечности, милая ящерка Нинель Виленовна!
        Гаубица, как и всякая женщина, была неравнодушна к комплиментам, даже столь изощренным. Она опасливо протянула конечность. Геннадий довольно неуклюже пал перед ней на одно колено.
        Когда персеанский ученый отнял морду от ее запястья, Нинель Виленовна смотрела на него совсем уже другими глазами: потеплевшими, утратившими льдистый блеск прицельной артиллерийской оптики.
        - Ну поскольку вводная часть закончена, настала пора и о серьезных делах поговорить, - провозгласил Попов. - Прошу за стол переговоров, господа.
        Как хотите, но вести беседы о серьезных делах на кухне - занятие, заранее обреченное на провал. Ну ей-богу, невозможно же напирать, давить, сухо предлагать и холодно отвергать что бы то ни было, когда вами и вашими антагонистами только что ополовинена бутылка «Шустовского» и съедена гора жареной картошки с салом. Когда вы сидите с этими самыми антагонистами буквально плечо к плечу и хочется не подсчитывать выгоду или убытки, не ставить кабальные условия, а рассказывать анекдоты и истории. Например, как вы в таком-то году ходили компанией собирать малину, но вместо малины набрали грибов, потеряли родник, в котором охлаждали водку, а напоследок напугали молодецким свистом медведя, принятого вами за отставшего друга. Или как столько-то лет назад завели головокружительную любовь с монгольской студенткой, страшной как степной истукан, и жаркой, как июльское солнце над Гоби, и чуть было не укатили вслед за ней в Улан-Батор. Или просто погоревать о том, какой клоун у нас во главе страны, но утешиться тем, что паяц за морем все равно вдесятеро смешнее!
        Так и наши герои. Намеревались жестко поставить супругов Швепс перед неумолимыми фактами (и возможно, поставить в, простите, колено-локтевую позицию), а на деле занялись увещеваниями. Дескать, эх, дорогая вы наша Нинель Виленовна, как же вам не жалко грести буквально неводами милых отечественных земноводных? И ведь для кого, йохимбовый каравай?! Для зажравшихся иноземцев. А как не совестно вам, бравый вы наш Полковник, рекрутировать молодежь Картафанья в какие-то подозрительные отряды, едва ли не эскадроны смерти? Что уж вы так-то фокусничаете, люди добрые?
        Но и Швепсы, вот удивительно, отвечали без присущего им ранее петушиного апломба. Без воинственной уверенности в собственной абсолютной правоте. Как будто даже отчасти раскаиваясь.
        (Ох, неспроста это кухонное миролюбие, может решить иной недоверчивый читатель. Наверняка ведь у вселенского дружбанолога Геннадия имелся какой-нибудь хитрый приборчик, активизирующий у разумных существ чувство взаимной симпатии. Дудки, граждане! Может, и был такой приборчик, только профессор его точно не включал. Потому что знал - грош цена добрым чувствам, если они созданы искусственно. А кому нужна грошовая дружба? Вот то-то…)
        Нинель Виленовна, все еще несколько зажатая и настороженная, мягко возражала, что не так уж хищнически добывал зеленокожих царевен концерн «La tsarevna». Это во-первых. И что лягушки относятся к возобновляемым природным ресурсам, а значит, ограниченный промысел не есть преступление перед потомками. Это во-вторых. В-третьих, налоги и таможенные сборы со всех операций платились исправно. И наконец в-четвертых, бизнес этот вот-вот накроется объемистой посудиной из цветного металла (или даже чем-то теплым). А может, уже накрылся. Ибо люди-акулы Петя и Сема напрочь отказались бултыхаться в болотах, с первого погружения влюбившись в кристальные воды Пятака. А кого еще загонишь в торфяную жижу черемушских топей? Разве что Андрея Денисовича, коль согласится он вновь обзавестись жабрами.
        Отставной «ксенакант» с задорным смехом отвечал: «Вот уж фигушки, любовь моя!» Коньяк и впрямь действовал на него слишком возбуждающе.
        Впрочем, по поводу возглавляемого им молодежного объединения «Велесовы правнуки» Полковник отвечал вполне внятно. Четко, по-армейски. Да, руководит. Да, тренирует. Да, обучает юношей военному делу и науке SURVIVAL - то есть выживанию в экстраординарных условиях. Разумеется, немалое значение придается патриотическому воспитанию. Однако ни о каком экстремизме, ни о какой ксенофобии речи быть не может. А эмблема «Велесовых правнуков» только некомпетентному человеку напоминает фашистскую свастику. На самом деле это древний славянский знак солнечного движения, Коловорот.
        И до того вскорости повысился градус взаимного дружелюбия на Илюхиной кухне, что Леха зашмыгал вдруг носом, вспомнив со стыдом, как приклеивал спящему Геннадию шляпу на нос. Такому славному парню! Такому безответному! Профессору, между прочим, а не какому-нибудь занюханному аспиранту.
        Буркнув: «Ребята, я сейчас, на минуточку», Попов стремглав умчался куда-то, а вернулся хоть и больше чем через минуту, зато не с пустыми руками. Горделиво, словно главный бунчук поверженного супостата, нес он видеокассету, одолженную у бывшей пассии. Пассия жила, как на заказ, буквально по соседству. С кассетой она рассталась не без скандала (время-то было сравнительно раннее), в обмен на обещание Попова в скором времени поужинать вместе. Эх, чего уж там, откроем маленький секрет. Таких подружек насчитывалось у гусара Алексея по всему Картафанову не один десяток. Пожалуй, десятка два… э-э-э… два с половиной, пожалуй. Или около того.
        Первым оживился Геннадий. Рептилоид будто почувствовал, что кассета предназначена именно для него. Тактично, вкрадчиво, однако подрагивающим голосом профессор полюбопытствовал:
        - Чем это заполнены ваши шестерни, дружочек Попа? Что за славная коробчонка? И кто такой умилительный обезображен на ней рядком с моим полновесным двоечником-ящеркой? Ужели это сам Че?.. Че?.. Че?..
        От нахлынувшего волнения речь дружбанолога прервалась. Заветное слово застряло в плотном заборе семидесяти семи зубов. Как нарочно.
        - Нет, милый ты наш брат по разуму, это отнюдь не революционный команданте Че! - провозгласил сияющий Алексей. - И не солист группы «Ноги в руки», которому в детстве на оба уха, а вдобавок на горло наступил медведь гризли. Даже не джедай Йодо. Потому что это он, Чебурашка-чемпион!
        Бурная овация заглушила счастливый стон, исторгнувшийся из груди залетного профессора. Рукоплескали, поддавшись общему порыву, и супруги Швепс. Хоть, по правде сказать, ни черта не понимали, что за радость привалила в этот дом.
        К телевизору Геннадия несли на руках.
        Дальнейшая сцена поддается лишь отрывочному описанию. Слезы профессорской радости лились рекой. Вселенский дружбанолог то вскакивал порывисто, то рушился на диван. То просил вновь и вновь прокрутить понравившуюся сцену, а то принимался скрипучим голосом подпевать мультипликационному крокодилу. Поневоле и остальные участники сеанса поддались очарованию детской сказки. Нинель Виленовна вдруг разглядела в пакостнице Шапокляк собственные черты характера, а в старухиной крысе узнала собственного мужа. И начала стрелять глазами по сторонам, пытаясь определить, догадываются ли об этом сходстве окружающие. Окружающие были захвачены кукольными приключениями, и только Муромский нет-нет да бросал на нее странные взгляды.
        - В чем дело? - спросила его госпожа Швепс одними губами.

«Выйдем», - показал ей Илья знаками.
        Вышли.
        - Ну что еще? - с некоторой агрессией спросила Нинель Виленовна.
        Илья замялся:
        - Это… Вы не подумайте, что я о вашем возрасте хочу выпытать и все такое. Просто лицо ваше мне напоминает кое-кого.
        - Кого же? - подозрительно спросила Гаубица, готовясь засадить коленом в пах, если Илья назовет имя зловредной мультяшной старушонки.
        - Да понимаете, имелась у нас в детско-юношеской спортивной школе фотогалерея отечественной спортивной славы. Я хоть и пацаном тогда был, но отлично помню всех героев и героинь. В героинь-то даже влюблен был. Особенно в одну, волейболистку. В Нину Голубшину. Так вот, сдается мне, что… Короче говоря, Нинель Виленовна, это вы были?
        У Гаубицы потеплело на сердце, а к глазам подкатила горячая влага. Она растерянно заулыбалась и кивнула:
        - Неужели вы и впрямь это помните, Илюша?
        - А то! Вот ей-богу! - радостно оскалившись, заорал Илья. - Так, значит, я не ошибся! Гип-гип, ура! Выше знамя руссийского спорта! Нинель Виленовна, голубушка, автограф на память… Не откажете старинному поклоннику, а?
        - Не откажу, - сказала бывшая главная ударная сила отечественного волейбола. - Конечно, конечно, не откажу… - И разрыдалась. Также бурно и счастливо, как рыдала когда-то, получив первое в жизни олимпийское золото.
        Провожали гостей втроем. Геннадий, витиевато извинившись, остался на седьмой круг смотреть «Чебурашку», а Фенюшка… Да кто ж может определенно сказать, присутствует она поблизости или нет, пока берегиня не подаст голосок сама?
        Джип Швепсов все еще тихонько пофыркивал на холостых оборотах. Возле него занял сторожевой пост дворник, рассчитывающий получить за служебное рвение законную награду. Время от времени он ревниво шугал метлой стайку дошлых мальчишек, мечтающих примерно о том же.
        Умиленная Гаубица не обделила никого и даже неумело приласкала самого младшего из караульщиков. Тот вытерпел нежности стоически, за что гонорар его был заметно повышен. Дворник смотрел на эту сцену с видимой грустью. Надо полагать, печалился об ушедшем детстве, когда дополнительный червонец можно было получить, всего лишь подставив чужой рассопливившейся тетке собственную макушку.
        Пока Нинель Виленовна пребывала в плену у нереализованного инстинкта материнства, Мурзик кружил подле удивительной «Оки». Заглядывал в стекла, осторожно трогал кофейного цвета бок и мучительно соображал, как же в такой крошке уместился целый тамбур железнодорожного вагона? И куда он подевался сейчас? А может быть, никакого вагона не было? Просто подошла пора навестить специалиста по проблемам психики?
        - Чем озабочен, товарищ Полковник? - заботливо справился у него Никита и предложил ему «правильно» набитую «беломорину».
        - Да так, - туманно сказал Андрей Денисович. От папиросы он отказался, потому что бывшим двоякодышащим курить нельзя в принципе. - Удивляюсь, как это вы, такие здоровенные, внутри располагаетесь? Вповалку, что ли, хе-хе?
        - Вместе тесно, а врозь скучно, - уклонился от прямого ответа Добрынин. - Ты, брат-храбрец, лучше вот над чем помозгуй. Извини, но я как вояка - вояке, с офицерской прямотой. Не время ли твоей бабе ребеночка завести? Погляди только, как с чужой малышней нянчится. А представь, если свое чадо появится! Сразу перестанет… - Он вдруг споткнулся и замялся.
        - Что перестанет? - подозрительно спросил Андрей Денисович.
        Разве мог Никита ответить «погуливать»?
        - Ерундой всякой заниматься! - сказал он сердито. - Лягушатами-пубертатами, блин!
        - Боюсь, поздно нам уже, - вздохнул Полковник, к счастью не обративший ни малейшего внимания на «пубертатов».
        - С ее-то энергией и находчивостью - и не придумать выход?! Да ты, видать, плохо собственную половину знаешь, мон колонель.
        - А что, если и вправду! - загорелся Андрей Денисович. - Усыновить какую-нибудь сиротку… Шефство над детским приютом организовать или что-нибудь наподобие того. Эх, а ведь здорово ж будет! Ну Добрынин, ты голова!
        - Да нет, - пробормотал Никита в сторону, - я-то как раз цельный комплекс. А голова у нас в транспорте обосновалась.
        Домой супруги Швепс ехали на средней скорости, аккуратно пропуская пешеходов на зебрах и порой даже вне них. Нинель Виленовна была как-то необыкновенно задумчива. Время от времени губы ее трогала мечтательная улыбка. Полковник сидел смирно, с расспросами не совался, ждал. Наконец она решилась:
        - Слушай, Мурзик, ты с какого возраста набираешь ребят в свои «Велесовы правнуки»?
        - Лет с двенадцати.
        - С двенадцати? Чудесно, чудесно… А как они относятся к волейболу?
        - Да как всякие нормальные пацаны. Любят попрыгать-поскакать, когда разрешаю.
        - Любят, значит… За-ме-чательно! - Она направила джип к обочине, заглушила двигатель. Повернулась всем своим скульптурным корпусом к супругу и торжественно проговорила: - Ну так вот, можешь их обрадовать. Нинель Виленовна Швепс, бывшая Гаубица Нина Голубшина, с завтрашнего дня начнет делать из них чемпионов мира.
        - А сумеешь? - провокационно спросил щурящийся от удовольствия Андрей Денисович.
        - Не извольте сомневаться, господин Полковник, - ответила Нинель серьезно. - Уж я-то сумею. Сумею!
        Глава 2
        В ДАЛЕКИЙ КРАЙ ОЯДЗИ УЛЕТАЕТ
        Сердечно распрощавшись с четой Швепсов, члены триумвирата перекурили с дворником, степенно обсудили погоду и перспективы садовых урожаев (некурящий Илья демонстрировал ребятне «бой с тенью»), а напоследок поздравили с добрым утром папуасскую черепушку в «Оке». Черепушка с видимым нетерпением справилась, успели ли они вырвать у Полковника сердце и если да, то нельзя ли угоститься малой толикой свежатины? Друзья почесали в затылках, вразнобой разочаровали бедняжку людоеда, после чего поспешили вернуться к менее кровожадным ларам и пенатам. То есть к Фенюшке и Геннадию.
        Лары и пенаты, эти духи домашнего очага, которых хлебом не корми, дай навести теплый моральный климат в жилище, тем, собственно, и занимались. Инопланетный пришелец был счастлив, насколько вообще может быть счастлив профессор дружбанологии, нашедший доказательство существования Главного Друга Вселенной. Он напевал, пританцовывал и выглядел пьяным без вина, которое, собственно, и не было ему нужно для опьянения. При взгляде на иноземного гостя становилось как-то праздничнее на душе: все-таки неуклюже танцующий крокодил довольно забавное зрелище. Фенюшка, напротив, сидела тихо, присутствия своего никак не обнаруживала. Однако чувствовалось: тут она, рядышком. Отчего сразу делалось покойней и уютней. Примерно как от мурлыканья кошки или пыхтения самовара.
        - Что ж, ребята! - провозгласил Алексей, сверкая орлими очами. - По-моему, мы совершили великое дело. Превратить давнишних противников если не в союзников, то хотя бы в нейтралов - это дорогого стоит.
        - Предлагаешь спрыснуть успех? - перевел восторги товарища на общеупотребительный язык прагматик Никита.
        - Точно так! - расплылся Леха в улыбке. - Если, конечно, коллектив поддержит.
        - Ну коллектив-то у нас дружный, - с воодушевлением сказал Илья. - Думаю, Попец-удалец, ты не останешься в тоскливом одиночестве.
        - Да-да! - энергично закивал Геннадий. - Преувеличенно славное начинание. Поддержим под обе руки. Мне безапелляционно не терпится выпить на бутерброд с тем, кто вернул мне веру в успех моей великой пассии… То есть миссии.
        - Во! Душа-человек! Свой в доску! - заключили друзья. - Ну как с таким не употребить за расцвет галактической дружбанологии?
        - Вот те на! Снова употреблять? А как же мораторий на спиртное? - прозвенела с напускной строгостью Фенюшка.
        - Временно аннулирован в одностороннем порядке, - ответил Леха нудным голосом канцелярской крысы. - Вследствие неучтенных ранее факторов. Как то…
        - Ладно, ладно! - зашумели на него друзья. - Факторы изложишь после, в письменном виде. А сейчас давайте думать, кого в гости позовем. Чтобы не было потом разговоров, что спиваемся втихомолку.
        Понятно, что мысли у всех двигались в одном направлении. Инга? А как же. Ванюша Дредц? Обязательным образом. Сильфида Антонина с Пашей-Пафнутием? Само собой! Да плюс троица присутствующих мужчин, Геннадий, бестелесная барышня и то ли присутствующий частично, то ли частично отсутствующий вяленый Доуэль. Итого десять голов, полный комплект. Хорошее круглое число для создания хорошего пиршественного круга, выражаясь эпическим языком.
        Попову, как зачинщику-инициатору, вручили огромную Илюхину сумку и отправили в гастроном, разрешив выбирать напитки на собственное усмотрение. Геннадий активно рвался ему помочь, но был остановлен из понятной предосторожности. Одно дело, когда «по улице ходила большая крокодила» в песенке, - и совсем другое, когда в реальности. Могли возникнуть эксцессы и ненужные разговоры.
        Когда Попов убыл, Муромский сел на телефон, а Никита, как признанный виртуоз мясорубки, половника и шумовки, выдвинулся в район кухни. В помощь ему были назначены: рептилоид (резать овощи) и Фенюшка. Впрочем, скоро берегиня выставила с кухни обоих. Зеленый профессор не столько шинковал соленые огурчики, сколько прикладывался к рассолу, а Никита, пользуясь случаем, решил браво, по-офицерски приволокнуться за нею самой. Подумаешь, невидимая - воображение-то на что? Комплименты, расточаемые им, сделали бы честь самому поручику Ржевскому. Но честной девице показались чересчур уж вольными.
        Раззадоренный собственным гусарством, Никита сейчас же подступил к Илюхе с предложением «слетать до Инги».
        - Зачем звонить? - пылко убеждал он друга. - Резвые ноженьки гвардии комиссара Добрынина стократ надежней. Да и самой мадемуазели будет куда приятней увидеть симпатичного гонца, чем услышать противный трезвон телефонного аппарата и искаженный помехами голос неведомо кого. Чего доброго, не узнает тебя и трубку бросит! А мне знаешь как обрадуется!
        Илья, которому деятельный интерес посторонних мужиков (пусть даже друзей) к соседушке-студенточке уже во как надоел, погрозил Никите пальцем.
        - И не надейся. Тебя - к Инге направить? Это же все равно что лиса в курятник запустить.
        Никита всплеснул руками:
        - Вот же дьявол ревнивый. Не, ну ты глянь, Геннадий, на этого Отеллу картафановского разлива! Во дает, боксер! Илюшка, да ты что, впрямь думаешь, что я начну к ней клинья подбивать?
        - Не думаю, а знаю, - рассудительно отвечал Муромский. - Вон как глазки-то сверкают. Я ведь слы-ышал, что ты на кухне Фенюшке наговаривал, охальник этакий.
        - Подслушивал, ай-я-яй… - укорил его Никита.
        - Да как тут не услышать-то? Когда ты, кобель, во всю глотку орал про свое преклонение перед ее бесподобно гладкими коленями и несравненными… гхм… персями.
        Добрынин принял оскорбленный вид:
        - Во всю глотку? Да ну… Напраслина. Истинно говорю вам: напраслина!
        - Вот тебе и ну. Отпирается еще. Перси несравненные поминал? Чего потупился?
        - Профессор, - спросил Никита вполголоса, - я что, действительно громко выступал?
        Геннадий кивнул и сообщил:
        - Будто иерихонские губы. Или трупы?..
        - Трубы, браток. - Никита призадумался. - Ну это, наверное, потому что масло на сковородке шипело. И вода в кастрюле булькала. И ножи стучали каленые. И крокодилы хрустели соленьями-маринадами в семьдесят семь зубов. И ты, Илюха, в трубку голосил, будто у тебя не телефон, а рупор… - Посчитав, что внимание Муромского убаюкано, он вновь провокационно предложил: - Ну так как, сгоняю к Инге? - И, не теряя инициативы, быстро добавил: - Если опасаешься, что снова начну заворачивать про перси и колени, могу прихватить с собой Геннадия. Так сказать, в роли бонны.
        - Не хочу в роли бомбы! - заартачился инопланетянин. - Я пофигист. Или панцер-фауст? В общем, no war, make love!».[Занимайтесь любовью, а не войной!
        (англ.) ]
        - Тогда дуэньей, - продолжал щеголять эрудицией Никита. - Когда собираешься мэйк лав, дуэнью-сообщницу иметь - первое дело, извиняюсь за двусмысленность.
        Он явно был в ударе. То ли зрелище счастливого воссоединения Швепсов так повлияло на него, то ли предвкушение скорого пиршества. То ли просто случился гормонально-адреналиновый выброс по причине летнего времени. Словом, было ему весело и хотелось распространять веселье на каждого, кто под руку подвернется. Лучше всего, конечно, чтоб под руку попадались представительницы прекрасного пола.
        - И дуэли не люблю, - после некоторой заминки сообщил Геннадий. - Я миротворец в пятидесятом пополнении!
        - Ну тогда хоть гувернером, - не падал духом Добрынин.
        - Я буду твоим гувернером, - вмешался Илья в спор, грозивший затянуться надолго. - Идем, гаврики.
        - А может, останешься дальше звонить? - невинно предложил Никита.
        - А незачем, - в тон ответил Илья. - Всем, кроме Инги, я уже телефонировал. Скоро прибудут.
        Он пригладил ладонью бобрик, застегнул воротник рубашки и шепотом пожелал себе:
«С богом!»
        Добрынин, последовательный атеист по долгу службы - солдат должен верить всего в две вещи: в победу и в правоту отца-командира! - скорчил недоуменную гримасу.
        Кроме того, он всегда считал, что навещать дам желательно все-таки в одиночку.
        После того как Инга открыла перед ними дверь, Никита уверился в этом окончательным образом.
        Странная прихотливость сюжета до сих пор не позволила нам описать эту достойную девушку. А ведь по праву авторов мы располагаем о ней исчерпывающей информацией - включая данные интимного характера. Впрочем, заполняя этот досадный пробел, мы не станем углубляться в частности, обойдемся общими сведениями.
        Инга была натуральной до самых корней волос блондинкой. Лишь некоторые пряди выкрашены в огненно-рыжий цвет - для контраста. Сероглазая, с некоторым количеством очаровательных веснушек. С губами, при первом же взгляде на которые мечтаешь впиться в них страстным лобзанием. О щечках, носике и ушках мы говорить не станем, ибо читателю и без нас ясно, что они вылеплены Создателем из наилучших материалов по превосходнейшим меркам. Фигура Инги заслуживает особого упоминания - у авторов при ее описании вертится на языке могучее словосочетание
«категорический императив!». Именно так, с восклицательным знаком. Следует заметить, что большинство мужчин ниже шести футов ростом рядом с Ингой абсолютно терялись. Как в психологическом, так и физическом значении. Единственным представителем сильного пола, кто при среднем росте и телосложении не стушевался перед этой валькирией (вот еще одно приемлемое определение для сей удивительной девушки), оказался, как нам помнится, именно Никита Добрынин.
        Впрочем, русские офицеры никогда-то не боялись атаковать самые укрепленные высоты.

…Инга, видимо, только что вышла из ванной. Коротюсенький шелковый халатик василькового цвета едва прикрывал ее аппетитную… э-э-э… Выразимся иначе, халатик высоко открывал великолепные ножки. И рискованно открывал (если угодно, кое-как прикрывал) те самые округлости, из-за которых давеча уже ломались копья. Вдобавок учтем рассыпавшиеся по плечам Инги влажные волосы, аромат хорошего мыла, бриллиантовые капельки воды на нежной девичьей коже - и враз поймем, отчего гонец Никита и его гувернер Илья натурально обалдели.
        На выручку им пришел вселенский дружбанолог, которому для обалдения требуется не чарующий вид краешка розовой ареолы земной женщины, а дивное зрелище глянцевых изумрудных чешуек у основания шеи персеанской рептилоидихи.
        Геннадий мягко оттеснил впавших в оцепенение Муромского и Добрынина и цветисто поздоровался, продемонстрировав между делом отменное знание классики:
        - Презабавно мне лицезреть насыщенный тонус вашего эпителия, милая ящерка! Так начинания, вознесшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют имя действия, как я теряю речи дар, имея ваши перси пред собою!
        (Ну что ты будешь делать, решительно не получается у авторов избежать в этой главе упоминания персей!)
        Инга не стала ойкать и падать в обморок. Лишь улыбнулась с сознанием собственной неотразимости для любых видов разумных существ, чуть-чуть поправила халатик и сказала:
        - Ах, какой вы куртуазный, мсье, я просто млею. И как же вас звать, дорогой шекспировед?
        - Его звать Геной, - очнулся Никита. - Геннадием. Он из дальнего космоса, неважно говорит по-нашенски, поэтому мы его попросим отойти в сторонку! Да-да, милая ящерка, шажок-другой вбок. Третий-четвертый назад. Ать-два! Молодцом, боец. Там и побудь покамест.
        Пространство для маневра было расчищено. Добрынин, демонстрируя отменную выправку и подлинно кавалергардскую галантность, шагнул к девушке, опустился на одно колено и на целую минуту припал к ее ручке.
        - Меня вы, Инга, конечно же помните, - сказал он, оторвав губы от изящного запястья. - Вы не могли меня забыть, как не мог забыть вас я. Ну а это, - он мотнул в сторону Муромского чубом, - это…
        - А меня она помнит тем более! - громыхнул Илья.
        - …Это Илья, которого вы помните тем более, - хладнокровно завершил Никита начатую фразу и энергично встал. - Мы здесь для того, чтобы сообщить вам…
        - Да вы проходите, - спохватилась Инга.
        Никита попытался немедленно воспользоваться приглашением, но был остановлен железной рукой Муромского.
        - Мы ненадолго, - сказал Илья, оттаскивая не в меру шустрого товарища. - Ты, Инга, вот что… Подбегай ко мне через полчасика, ага? У нас междусобойчик наметился, а без твоего присутствия (благоуханного присутствия! - встрял неугомонный Никита) мы там заскучаем. Ты вообще как, не занята? Сессия, то-се…
        - Нет, не слишком, - сказала Инга. - Хорошо, я подойду. А… кто будет?
        - Мы с этим дамским угодником, - взъерошил Илья волосы скалящемуся в улыбке Добрынину. - Лешка, само собой. Геннадий будет, Ванька Дредд…
        При последнем имени глаза у Инги как-то по-особенному блеснули, и Муромский это конечно же заметил. Он осекся на мгновение, а потом скороговоркой завершил:
        - Ну и еще пара хороших людей. Жених да невеста. Ждем, короче говоря.
        Толкая перед собой вертящего головой и рассыпающего воздушные поцелуи Никиту, он зашагал вниз по лестнице.
        Когда дверь за Ингой закрылась, Добрынин вмиг стал серьезным, остановился и упер палец в грудь Илье:
        - Смирно, боец! Ты чего разнюнился? Трепаный взвод, да я ради тебя мелким бесом рассыпался, чуть колесом перед ней не пошел, а ты с позором отступил. Что за ерунда, Илюха?
        Муромский тяжко вздохнул, с благодарностью пожал Никите руку и, не проронив слова, двинулся дальше.
        - Геннадий, ты-то что молчишь, дружбанавт хренов, профессор кислых щей?
        - Не стой на пути у высоких чувств, - знакомым каждому аквариумисту-любителю дребезжащим тенорком пропел рептилоид, после чего постучал когтем по своей шляпе.
        Жест этот можно было истолковать в том числе как: «А ты подумай головой, балда!»
        Никита присел на ступеньку, достал папиросу, закурил и жадно высадил в три затяжки.
        Мало-помалу подтягивались приглашенные.
        Уже Паша-Пафнутий, потрясенный Илюхиной аудио-библиотекой, по самые лопатки влез в шкаф с дисками. Из шкафа доносились нечленораздельные восклицания, а по временам высовывалась рука с оттопыренным большим пальцем. Иногда меломан вылезал из хранилища записей, рысил к проигрывателю, вставлял диск, надевал наушники и закатывал в восторге глаза. Поднесенные стопочки он, однако, опустошал вполне исправно, закусывал легонько…
        Уже Ванька Дредд, устроивший для начала встречу соскучившихся друг по другу сушеных голов, сбросил цветастый балахон, оккупировал кухню и готовил необыкновенное папуасское блюдо с труднопроизносимым названием. Ингредиенты в этот шедевр островной кулинарии входили такие, что не только гастрономический конформист Леха, но даже всеядный Никита предпочел ничего о них не знать…
        Уже Инга, устроившись в глубоком кресле в самой непринужденной позе (ноги на подлокотник, и гори огнем никчемная скромность!), с большим искусством рассказывала анекдоты из студенческой жизни, и благодарных слушателей у нее было хоть отбавляй. Да практически все человеческие существа, кто не готовил или не внимал музыке…
        Уже профессор с далекого Персея, вкусивший литра полтора отменного домашнего рассолу, требовал от Фенюшки поведать без купюр, что она знает о прошлом прилете рептилоидов на Землю, а берегиня что-то отвечала…
        Словом, наступило уже то великолепное время, когда русское застолье переходит наконец-то из прохладной «разгонной» фазы в любимую всеми фазу
«коммуникационную», - а сильфиды Антонины все не было.
        Первым забеспокоился хозяин. То есть беспокоился-то он давненько, просто думал, что вот еще минуточка - и девушка придет. Но минуточки бежали, а Тоня не появлялась.
        Илья прошествовал к Паше и пощелкал перед его лицом пальцами, легонько зацепив при этом самый кончик носа.
        - «Час зачатья я помню неточно, значит, память моя однобока, но зачат я был ночью порочно и явился на свет не до срока», - продекламировал Пафнутий, открыв глаза. Потом нашарил кнопку паузы и восторженно сказал: - Илюха, это ж вещь! Вещуга!
        - Не без того, - согласился Илья. - Жеглов жжет, уж это без вопросов. - Заметив, что Пафнутий собрался вновь нахлобучить наушники, Муромский придержал его за руку: - Погоди. Слушай, Паш, ты где Антонину-то потерял? Мы ее заждались.
        - Гм… - озадачился меломан, - ну так это… Она ж собиралась к Вовке, братцу ненаглядному, заскочить. Вставить ему фитиля по-семейному. Вчерашний-то наш разговор на Пятаке больно уж ее встревожил. Там, стало быть, и зависла.
        - Что-то долгонько.
        Паша посмотрел на часы:
        - Ого! Извиняй, Илюха, я, наверное, пойду туда.
        - А может, всей компанией нагрянем? - предложил Муромский. - И Тоню вызволим и Вовчика позовем. Чай, не побрезгует нашим хлебом-солью.
        - Так пешком долго. Я один-то мотор бы вызвал.
        - Ну зачем нам мотор? Свои колеса есть. Рулить Ивана-королевича нашего папуа-картафановского посадим. Он трезвехонек. Долетим с ветерком.
        - На «Оке»? - засомневался Пафнутий.
        - На ней, голубушке, - с теплом в голосе сказал Илья. Повернулся к народу и объявил: - Дамы и кавалеры! Предлагаю совершить автомобильный вояж по местам боевой и трудовой славы знатных победителей безработицы. Транспортное средство повышенной комфортности ждет. Кто «за», выходи на пассажирскую платформу, во двор. Ванюха, - зашумел он в сторону кухни, - кончай жарить червяков! Обществу нужны твои мускулистые руки.
        Рядом с «Окой» Пафнутий сделался совсем уж ироничным. Он качал головой, хмыкал, посмеивался в кулачок. Напоследок, прищурив глаз, прикинул габариты машинки в пядях. Результат привел его в совершеннейший восторг.
        Спутники Пафнутия, гораздо лучше знакомые с удивительным транспортным средством, тоже посмеивались, но уже над ним. Представляли, что станется с весельчаком, когда он попадет внутрь «коробчонки на колесиках». Пуще прочих потешалась сушеная черепушка. Ее даже пришлось спрятать от греха подальше под просторную епанчу Дредда, в компанию к королевскому амулету и драгоценному обрезу
«Голланд-Голланд».
        Илья распахнул правую дверцу и широким взмахом руки показал: прошу!
        - Вы что, мужики? - спросил Пафнутий с искренним удивлением. - Вы всерьез, что ли? Ну то есть я влезу, конечно, - он заговорщицки подмигнул Инге, - особенно если мадемуазель разделит со мной заднее сиденье. Но вы-то куда пристроитесь?
        - Ты не тяни, земляк, загружайся, - с напряжением в голосе сказал Дредд. Слова про разделенное с мадемуазель сиденье явно пришлись ему не по вкусу (как и всем прочим мужчинам, честно-то говоря). - А там разберемся, кому рядом с тобой ехать, кому возле водителя.
        Пафнутий, продолжая на языке мимики и жестов выражать недоверие к идее Муромского, нарочито тяжело кряхтя, влез в машинку… И тут же оказался в отделанном мореным дубом и полированной бронзой купе правительственного вагона. На окнах из поляризованного стекла красовались вышитые вручную шелковые занавески. Широкие диваны манили присесть, а того лучше прилечь на их кожаную поверхность. В огромном фарфоровом вазоне, способном украсить музейный зал Лувра или Эрмитажа, плавали в хрустальной водице золотые рыбки и живые орхидеи. Тихо звучал Вивальди.
        Пафнутий сказал «йопс!» - и сел прямо на пол. Ягодицы почти по поясницу погрузились в ласкающий ворс шемаханского ковра.
        - Захочешь перекурить это дело, - раздался над головой пораженного Пафнутия нежный девичий голос, - милости просим в тамбур. Там отличная вентиляция, красивые пепельницы, надежные зажигалки. Широкий выбор трубок, Табаков, сигар и прочего в том же духе.
        К счастью, именно в этот момент в купе вступила Инга, на чей счет Пафнутий и отнес слова о тамбуре. Заподозри он, что звонкий голосок принадлежит незримому созданию… О, в таком случае его удивление могло бы настолько возрасти, углубиться и расшириться, что декорациями к дальнейшему рассказу нам служили бы интерьеры Картафановской психоневрологической клиники. Во всяком случае, для эпизода-другого наверняка.
        - Я не курю, - тихо сказал Паша, обратив на Ингу наполненные восторгом и робостью глаза.
        Девушка поощрительно качнула головой и перешагнула через его вытянутые ноги. Она чувствовала себя среди этого великолепия как упомянутые золотые рыбки в воде. Конечно, и для нее стали сюрпризом перемены в салоне «Оки», однако сюрпризом не таким уж ошеломительным. Она отлично помнила, как несколько дней назад, раскатав в «Карамболе» хорька Дерябныча и подсвинка Накладыча, их компания очень привольно поместилась в недрах машинки-невелички. Пусть тогда здесь отсутствовали дубовые панели и вазон с орхидеями, но широченный диван уже имелся.
        К тому же она великолепно понимала, что в таком шикарном обрамлении ее красота будет смотреться чертовски выигрышно.
        - …Но пью, видимо, лишку, - продолжал рассуждать вслух Пафнутий. - Скажи, Инга, это бред?
        - Ничего подобного! Это перспективная разработка отечественных автомобилестроителей, - ответил ему вместо Инги Попов. - Салон-концепт
«Фенечка». С позиции инженера оборонки я бы мог объяснить тебе принцип его конструирования. В терминах топологии многомерных пространств, ясен перец. Но боюсь показаться скучным.
        - Лешка, конечно, мог бы объяснить принцип и с позиции коллекционера живой русской речи, - подхватил возникший в купе Муромский. - В терминах топологии многозначных слов. И это было бы совсем не скучно. Да только он при даме не смеет.
        Попов утвердительно кивнул:
        - Я скромный паренек.
        А потом появились Никита с Геннадием. Вивальди умолк, вместо него прозвучал знакомый всякому путешественнику звуковой сигнал, предваряющий на вокзалах сообщения диспетчера.
        Голос Дредда сдержанно объявил:
        - Экспресс ВИП-класса «Ока» отправляется. Предлагаю пассажирам занять места. - И добавил ворчливо: - Да не валиться там на Ингу, ребятки! Я трогаюсь мягко. Ну и машина - не «кадиллак» какой-нибудь зачуханный. Так что отговорки, будто мотнуло, не прокатят.
        Ребятки, мечтавшие как раз повалиться, разочарованно вздохнули. Все, включая Геннадия.

«Позвольте, а как же хваленые рептилоидихи?! - погрозит нам пальцем дотошный читатель. - Как же их страстно встопорщенные изумрудные чешуйки у основания шеи, о которых только и должен грезить настоящий персеанин? Что за антропоцентризм в самом-то деле? Что за передергивание карт и вольное жонглирование фактами?»

«Эх, - ответим мы мечтательно, - видели бы вы эту девушку, голубчик! Нипочем бы не стали спрашивать о таких глупостях…»
        Итак, «окушка» тронулась с места. И впрямь, настолько мягко, что заметить это удалось только вяленому Доуэлю, который занял полюбившееся место на зеркале заднего вида. Он закачался на стропах своих бус и начал с большим мастерством отбивать зубьями ритм вагонных колес. Тыгыдымс-тыгыдымс… тыгыдымс-тыгыдымс…
        Дредду сейчас же невыносимо захотелось потянуть за какую-нибудь рукоятку, чтобы заорал паровой гудок. Рукоятки не нашлось, и он просто вдавил поглубже педаль акселератора.
        Ну а пока поразительный экипаж под этот зубовный перестук мчит по Картафанову, нам придется ненадолго отвлечься, чтобы рассказать, где и почему задержалась сильфида Антонина.
        Говоря начистоту, армянскими у Юрия Эдипянца были только фамилия, нос, шевелюра, отчасти содержимое бара и наконец нежная любовь к фразе «михич пух ту», что значит - дайте немного денег. Под словом «немного» этот жизнерадостный человек обычно подразумевал сумму, которой иной семье хватило бы на месяц-другой безбедного существования. Что касается горячей крови наследников Урарту, то ее в жилах Эдипянца содержалось не более двенадцати с половиной процентов. То есть одна восьмая. Осознавая, что вышеперечисленных фактов явно недостаточно, дабы считаться подлинным кавказцем, он временами вставлял в речь общеизвестные словечки из горского лексикона да носил тесные кожаные пиджаки и брюки.
        Впрочем, и этой малости хватило, чтобы сделаться предметом воздыханий некой романтичной дамы, о которой нам также придется рассказать. Потому что дамой этой являлась Иветта Козьмодеевна Девятерых, секретарь дошлых менеджеров Пубертаткина и Эдипянца. Впрочем, смешное и отчасти оскорбительное наименование секретаря никак не подходило к сей корпулентной особе возраста «не первый раз замужем». Поэтому выразимся иначе. Иветта Козьмодеевна была «хозяйкой офиса».
        Порекомендовал ее компаньонам Фебруарий Мартович Гендерный, и при первой встрече она вызвала у молодых пройдох спазмы неудовольствия. Ну в самом-то деле, когда кругом столько юных, смазливых референтов-машинисток, зачем нужна в приемной эта необъятная «ягодка опять»? Однако довольно скоро выяснилось, что Иветта Козьмодеевна способна успешно заменить если не девятерых (здесь мы каламбурим намеренно), то троих-то вертихвосток-секретарш наверняка. Симпатии в глазах Пубертаткина и Эдипянца это ей не добавило, зато помогло им забыть о массе скучных бумажных дел. А следовательно, смириться с ее существованием.
        Офис менеджеров новой формации находился отнюдь не на территории «Луча». Это был славный двухэтажный домику границы парковой зоны, досель полностью занимаемый редакцией заводской многотиражки. Компаньоны решили, что строгая пропускная система, нормированный рабочий день и близость к производственным корпусам плохо отразятся на ведении бизнеса. Вследствие этого решения корреспондентам газетки пришлось изрядно потесниться. Пубертаткин и Эдипянц с лихостью ордынских сборщиков баскака оттяпали у них целиком второй этаж.
        Кстати о вертихвостках. Пара журналисточек помоложе частенько по старой памяти забегала в свои бывшие кабинеты и раз за разом оставалась там «попить чайку». Наверное, чай у приветливых менеджеров был очень вкусный. С ликером-то уж точно. (Вот и еще одно преимущество офиса, расположенного вне заводского периметра!)
        Сейчас компаньоны, устроившись в кабинете Вована, пили не чай с ликером и даже не коньяк, а самую обычную водку. Не совсем то есть обычную - дорогущую
«Спиртноффскую» из хрустальной бутылки. Это в полдень-то! Видимо, на то имелась веская причина. Эдипянц ее пока не знал. Решение о злоупотреблении спиртным единолично принял Пубертаткин, который явился на службу мрачнее тучи.
        Обслуживала Иветта Козьмодеевна. В конце концов, гостеприимный Юран, которому надоело созерцать хмурую физиономию безмолвно надиравшегося компаньона, пригласил «хозяйку офиса» присоединиться к пиршеству.
        Предложение было принято с восторгом. Иветта Козьмодеевна немедленно продемонстрировала, что умеет живо управляться не только с документами да посетителями, но и с напитками да закусками.
        Вован Пубертаткин угрюмым был неспроста. Проблемы в последнее время сыпались на него как из ларца Пандоры. Вчера - известие о покаянии дурака Гендерного. А также о том, что славные парни Муромский, Попов и Добрынин на самом деле хищники, в присутствии которых не то что песни петь, дышать следует с опаской. Ночью - съезд деловаров, ознаменованный появлением «новой метлы» Ух Ё, последствия чего пока трудно представить. Сегодня, как последний гвоздь в крышку гроба, звонок от Нельки Швепс с внезапным предложением навсегда забыть о ее существовании.
        - Как это - навсегда?! - потрясенно спросил Вован. - Ты что, девушка, мухоморов обкушалась?
        - А вот так, - ответила Нинель Виленовна. - Навсегда - значит с сегодняшнего утра и до гробовой доски. И учти, как только появишься в моем поле зрения, тут же пожалуюсь Мурзику, что меня преследует какой-то маньяк. Если ему самому будет недосуг переломать тебе кости, он своих воспитанников пошлет.
        - Но, милая моя! - заверещал Пубертаткин. - Я не могу так сразу!
        - А ты постарайся, - отрезала Швепс.
        - Не хочу я стараться! Я ж тебя как бы люблю, - потерянно проговорил он. Как выяснилось, в уныло загудевшую трубку.
        Интересно, много бы нашлось мужиков, которые в подобной ситуации справились с потребностью надраться до полной отключки? Думаем, раз-два и обчелся. Вован Пубертаткин был, безусловно, не из их числа.
        Первая бутылка «Спиртноффской» почти опустела. Увы, хмельное забытье для брошенного любовника было так же далеко, как и в начале попойки.
        Вован хмуро уставился на собутыльников, которым его беды были до фонаря.
        Эдипянц, только что старательно писавший что-то на салфетке, закончил свой труд, сунул авторучку в карман и объявил:
        - Родился чудный экспромт, дамы и господа! «Ода водке». Слушаем внимательно, рукоплещем по завершении самозабвенно. Итак:
        Водяра - это вкусно, полезно и нехило.
        Она пьяней, чем whisky, и круче, чем tequila!
        Водяра православным предписана от века,
        Водяра превратила гориллу в человека,
        Но это только если водяра без изъяну, -
        «Сучок» же превращает мужчину в обезьяну…
        - А женщину? - тоном готовой к любым приключениям жеманницы спросила Иветта Козьмодеевна и браво опрокинула в ротик которую уже по счету стопку
«Спиртноффской».
        - В похотливую супоросную свинью! - с ненавистью глядя на нее, прошептал Пубертаткин.
        Впрочем, выговорить догадку во всеуслышание он не решился. То ли уважение к ранним сединам Иветты Козьмодеевны (кстати, надежно закамуфлированным с помощью стойкой краски цвета «мандрагора») его остановило, то ли другая какая причина, бог весть. Свиная тема, однако, продолжала будоражить его возмущенный распущенностью «хозяйки офиса» и прочими неприятностями разум. Хлопнув по столу ладонью, он рявкнул:
        - Взорвать! Взорвать как бешеных свиней!
        После чего, тараща налившиеся дурной кровью очи попеременно на Иветту Козьмодеевну и Юрана Эдипянца, зашарил по столу - вероятно, в поисках динамита. Наткнулся на тарелку с колбасой и немедленно ее пожрал. Колбасу, конечно, а не тарелку. Затем одним духом хлестнул полтораста граммов очищенной и повторил хрипло и тяжело:
        - Как бешеных свиней…
        - Кого взорвать, ара? - заинтересованно спросил Эдипянц.
        - Этих троих деятелей, которые нам повадились дорожку перебегать. Жандарма - раз, санитара - два и таможенника - три. Но сначала, конечно, Гендерного, урода. Стукача поганого!
        - Убейте, убейте их, мужчины! - визгливо поддержала кровожадную идею окончательно захмелевшая Иветта Козьмодеевна. - А головы принесите мне. Я отдам их таксисту… таксид… си-де-ре-миссу… и он сделает мне модные чернильницы и пресс-папье. Из черепов! С позолотой! Со стразиками! Ах, какая это будет готика! Какой гламур!
        Эдипянц и Пубертаткин внимательно посмотрели на нее и одновременно вздохнули. По выражению их лиц можно было легко догадаться, о чем компаньоны думают. «Совсем окосела наша хозяюшка». Или что-то в этом роде, но с более крепкими эпитетами.
        - Ну ты силен, брат! - вдоволь насмотревшись на позор пьяненькой фемины, сказал Эдипянц. - Взорвать! Я что тебе, минер? Или ты сам сапер? Да и вообще, убийство не наш метод. Мы же типа цивилизованные люди, ара.
        - Да я так, чисто умозрительно, - пошел на попятный Вован, осознав, что впрямь перегнул палку. - Фигурально, так сказать. Взорвать - в смысле расстроить планы. А самих растыкать носишками по углам, по углам! Всякий червячок знай свой крючок.
        - Особенно когда рядом плавают такие конкретные сомы, как Юрий Эдипянц и Владимир Пубертаткин.
        - Как бы да.
        - И такие мат-тер-рые щуки, как мадам Девятерых! - вновь вклинилась в беседу менеджеров Иветта Козьмодеевна. - С острыми зубами! Ам! Ам-ам! Проглочу, проглочу, не поми-лу-ю.
        - Э, женщина! - вспылил наконец Юрик. - Кушай спокойно, да. Водку пей, ну!.. Не видишь, мужчины траблы разруливают!
        - Таким строгим я тебя еще больше обожаю, - с придыханием сообщила Иветта Козьмодеевна, устремив на Эдипянца влюбленный взгляд. - Настоящий мачо! Горный беркут! Заклюй, заклюй свою козочку, озорник!..
        - Нет, это уже переходит все пределы, - заорал взъерошивший перышки «беркут» и
«мачо», от волнения совершенно утратив горный акцент. - Какую свою козочку, тетка? Где здесь козочка?!
        Думается, если б в этот момент Вован не выволок друга из кабинета, инвектива о супоросном парнокопытном возникла бы вновь. Но уже произнесенная в полный голос.
        - Слушай, блин, Вовка, мы зачем эту корову держим? - с возмущением говорил Эдипянц, нервно расхаживая по приемной. - С бумагами и просителями возиться или водку жрать? А ты заметил, как она на меня пялилась? Она же готова была в штаны мне залезть, честное слово!
        В крайне расстроенных чувствах он плюнул прямо на пол.
        - И разотри, - посоветовал Пубертаткин.
        - Чего?
        - В таких случаях надо наплевать и растереть. Плюнуть ты уже успел.
        - Юмор, да? Шутки? Обалдели все вообще! Один «взорви», другая «заклюй меня» - полный абзац.
        - Стихи, кстати, четкие, - сказал спокойным тоном Пубертаткин.
        - Чего?
        - Стихи твои, говорю, про водку. Вещь! Ломовой креатив и правда жизни.
        - Что, серьезно? - немного помедлив, спросил Эдипянц.
        - Как бы да. Я даже выучу, наверно. Прикинь, на корпоративной попойке встаешь и начинаешь: «Водяра очень круто, а виски, нах, помои…» Или как там у тебя?
        - Немного не так, - ответил польщенный Юран. Он едва сдерживал счастливую улыбку. - Я тебе потом на хорошей бумаге отпечатаю. С автографом поэта, хе!
        - Ты бы еще про коньяк сочинил. Типа кто его пьет - успешный человек, а кто нет - конченый лузер.
        - Обломись, Вован, про коньяк я не сумею, - грустно сказал Эдипянц. - Для этого настоящий большой талант нужен.
        - Вроде как у великого армянского поэта Газона Засеяна?
        - Точно, чувак!
        Компаньоны с удовольствием заржали.
        - Ну что с нашей козочкой делать будем? - спросил Пубертаткин, отсмеявшись. Стальные кольца, туго стянувшие его сердце после звонка закапризничавшей Гаубицы, чуть-чуть ослабли. - Заклевать ее ты отказываешься. В вытрезвитель сдавать тоже как бы не по-людски. Кстати, как она там?
        Эдипянц осторожно приоткрыл дверь кабинета и заглянул в образовавшуюся щель. Картину, представшую его взору, сложно было назвать аппетитной. Иветта Козьмодеевна, привольно разметавшись на гостевом диване, спала. Из-под высоко завернувшейся юбки выставлялся краешек черного кружевного белья и два могучих ломтя зрелой дамской плоти, туго затянутых в сетчатые чулки с черными же подвязками. В кабинете круто разило перегаром.
        - Ох! Меня сейчас прополощет, Вовка! - проблеял Эдипянц, отшатнувшись от двери. Лицо его посерело, губы дрожали.
        Пубертаткин на всякий случай отскочил в сторону.
        - Что такое? Умерла?
        - Дрыхнет, - сказал Эдипянц, ошеломленно мотая головой. - Но в какой живописной позе, ара! Кто хоть однажды видел это, тот фиг забудет хоть когда. Сфоткать бы и с похмелья рассматривать вместо рвотного. Сто пудов вывернет. Никаких пальцев в пасть толкать не надо. Загляни сам, - с подначкой предложил он Вовану. - Вдруг возбудишься.
        - Спасибо тебе, конечно, за заботу, дорогой… но в задницу такие развлечения!
        - Так я именно о ней и говорю, - хихикнул Эдипянц. - Ты бы видел!..
        - Ладно, повеселились - и будет, - отрезал Пубертаткин. - Иветта проспится, порядок тут наведет. А нам пора геноссе Гендерным заняться.
        - А почему не той борзой троицей?
        - Потому что они, заразы, бумажками прикрыты. С наскока да без подготовки рискуем лбы разбить. Зато Фебруария нашего Мартовича за шкирку взять - милое дело. Пускай расскажет, что доложил жандармам, о чем умолчал. Ясно ведь, что не все каналы спалил. Иначе давно бы в допре мерз. А он гуляет. И мы гуляем.
        - Так, может, все еще обойдется? - высказал заветную мечту Эдипянц.
        - Как раз и выясним, - сказал Вовчик.
        А впрочем, какой Вовчик? Мужчине под тридцать, у него высшее образование и солидная должность. Возможно, заведено на него в Сером Замке тяжелое уголовное дело, а мы все называем его этим детским именем? Не годится!
        - Как раз и выясним, - повторил Владимир Пубертаткин значительно. - Давай, ара, вызывай тачку. У меня как бы батарейка в мобиле села.
        Фебруария Мартовича менеджеры застали сидящим на чемоданах. В буквальном смысле слова. Чемоданы были хорошие, кожаные, с ремнями, позолоченными уголками и пряжками. Очень туго набитые. Самого Гендерного было не узнать. Кувшинное рыло его приобрело какой-то желтоватый, но притом вполне здоровый оттенок, а глазки сузились. Так случается, если близорукий человек снимет очки. Вьющиеся прежде светленькие волосики выпрямились и стали явственно брюнетистыми. Короче говоря, плохо знакомый с ним человек запросто мог спутать Фебруария Мартовича с каким-нибудь дальневосточным гражданином. Например, с нихонцем.
        Двери в его квартире стояли нараспашку, и несколько крепких ребят в униформе
«Картафановских грузоперевозок» вытаскивали наружу мебелишку.
        - Опаньки! - весело воскликнул Эдипянц, решительно отодвинул с дороги корячившегося с тумбочкой грузчика, и погрозил Гендерному пальцем: - Да ты никак собрался валить? И ведь без предупреждения. Нехорошо, ара.
        - Далеко ли намылились, дяденька? - подключился к расспросу Владимир Пубертаткин.
        Его тон был намного менее дружелюбным, чем у компаньона. Он уже почуял, что дело пахнет жареным. Если угодно, жареным нихонским фугу.
        Пубертаткин дождался, пока носильщик тумбочки покинет комнату, аккуратно притворил дверь и повернул задвижку.
        - Хисасибури дэсу, - поприветствовал компаньонов с достоинством самурая и самурайским же акцентом Гендерный. - Давно не видерись. Между прочим, я бы предпочер, чтобы ко мне обрасярись: одзисан. Сьто и означает: дядя. Но ессе луцьсе, чтоб вы говорири - оядзи. То есть старик-отец. Ведь это я вытассир вас из Крязьмограда, где вы быри марчиками на побегуськах. Это я превратир вас в сегоднясьних якудза.
        - Э, да ты сбрендил, старик-отец? Че ты язык-то ломаешь? Думаешь, под кретина закосишь и на зону не пойдешь? - сказал Эдипянц.
        - Прекратите кривляться, Фебруарии Мартович, - добавил Пубертаткин. - Что за балаган?
        - Никакого балагана, сынки, - по-прежнему важно, хотя уже и без акцента, ответил Гендерный. - Дело вот в чем: перед вами сейчас находится не какой-то там отечественный провинциал, а самый настоящий гражданин Страны восходящего солнца.
        - Значит, добился-таки? - восхитился Эдипянц. - Во сволочь пронырливая!
        - Я бы попросил воздержаться от оскорблений иностранного подданного, - мягко пожурил его Фебруарии Мартович. - Во избежание международных эксцессов.
        - И как тебя теперь величать, ара? Фебурито Марусаки? Или…
        - Погоди прикалываться, Юра, - с раздражением оборвал Эдипянца Пубертаткин. - Тут как бы серьезное дело, ты что, не понимаешь? Он же сейчас сдернет на свою Осаку, а все шишки нам достанутся. Закроют по полной, на пятнашку каждого.
        - А ведь и точно, ара! Э, оядзи, ты как соскочил-то?
        - Вот именно, Фебруарии Мартович. Юра вульгарен в своих вопросах, однако предельно точен. Ну-ка поведайте партнерам по бизнесу, вследствие каких действий вы сумели уйти из-под следствия?
        Гендерный небрежно махнул ручонкой:
        - Ну это просто, мальчики. Во-первых, в отличие от вас я не трогал по-настоящему ценных секретов. Следствие выяснило, что я всего лишь поставлял нашим условным друзьям и столь же условным противникам заведомо негодную информацию. Дезинформацию, если угодно. Во-вторых, я уже старенький. В-третьих, раскаялся и нашел для себя полноценную замену. Мой куратор из известной государственной службы согласился с тем, что выбор неплох.
        - Какую еще замену, ара? - заинтересовался Эдипянц. - Что за замена, а?
        - Какой куратор? - внутренне холодея, перебил его Пубертаткин главным вопросом.
        - А вы отоприте замок. Он сам войдет и все вам расскажет, - душевно улыбнулся Фебруарии Мартович. - Полагаю, ему уже надоело грузчика изображать. Ну же, не бойтесь, сынки. Он не кусается.
        В дверь негромко постучали.
        - Маттаку! - почему-то по-нихонски простонал Пубертаткин. - О господи!
        А Эдипянц выругался. На том же до сих пор незнакомом ему языке:
        - Ксо!
        В дверь снова постучали. Чуть более требовательно.
        Ясно, что после задушевной беседы с куратором (который явился прямиком из Серого Замка), ни о каких служебных делах менеджеры новой формации уже и помыслить не могли. Кроме того, возвращаться в офис, где до сих пор могла обретаться хмельная и страстная Иветта Козьмодеевна?.. Увольте, лучше уж в кутузку, к бандитам и насильникам.
        Впрочем, куратор пообещал, что кутузка им покамест не грозит. Просто нужно, чтобы они всерьез отнеслись к сотрудничеству.
        По домам их развез все тот же фургон «Картафановских грузоперевозок». Сидели в кузове, на разобранной мебели Фебруария Мартовича. Молчали.
        Эдипянц выгрузился чуть раньше, отчего несколько смертельно долгих минут Владимир Пубертаткин был вынужден провести в обществе двоих улыбчивых
«грузчиков». Сказать, будто это доставило ему удовольствие, - значит здорово покривить душой. Черт его знает, может, парни действительно были всего лишь грузчиками. Но сейчас любой тип в синем комбинезоне с желтой надписью «КАРГО» казался Владимиру замаскированным чекистом. Поэтому, когда фургон наконец остановился, высадка прошла в ударном темпе. Пубертаткин скакнул из машины столь резво, что стороннему наблюдателю могло показаться: пинком вышибли.
        Ускорения хватило метров на двадцать. Потом шаги его замедлились, голова поникла. Полный тягостных дум, Владимир приближался к своему подъезду, когда кто-то резко схватил его за руку.
        Пубертаткин поднял очи, готовый к чему угодно. Например, к тому, что это супруг Нельки Швепс. Каким-то образом проведал-таки об их связи и явился для скорой и безжалостной расправы. Или к тому, что это Илья Муромский. Получил в Сером Замке неопровержимые данные о личности расхитителей секретов и нагрянул свершить возмездие. Тем варварским способом, который столь убедительно продемонстрировал на берегу озера Пятак вчера вечером.
        Однако это была всего лишь младшая сестренка Тоня.
        - Вовка, - сказала Тоня тоном, от которого у Пубертаткина гадко заныло в животе, и снова дернула его за руку. - Вовка, нам нужно очень серьезно поговорить.
        - Давай завтра, - попробовал увильнуть Владимир, уже понимая, что не удастся.
        - Сейчас, - безжалостно возразила Тоня.
        - Ну заюшка, - надавил на жалость Владимир, - ну килечка… Мне плохо сейчас. У меня куча неприятностей, а тут ты еще со своими глупостями.
        - Это у тебя глупости, братик, - сказала Антонина убежденно и в третий раз дернула его за руку. Была у нее такая привычка, означающая, что она пребывает в состоянии крайней тревоги и крайней же решимости. - Настоящие неприятности только начинаются. Пойдем-ка, я тебе о них расскажу.
        Владимир внутренне застонал и - куда деваться? - отдался на волю строгой сестры.
        Прибывшая в «Оке» компания обнаружила их на детской площадке, сидящими под грибком песочницы. Брат и сестра, обнявшись за плечи и упершись друг в друга лбами, быстро и взволнованно о чем-то говорили.
        Посовещавшись, наши герои пришли к выводу, что, с одной стороны, вмешиваться в семейные дела не следует. С другой стороны, не следует и оставлять их вовсе без доброжелательной помощи извне. Потому что семья семьей, но ведь и о мировой гармонии подумать нужно.
        А кому как не главному дружбанологу галактики по силам привести систему к логичному равенству между частным и общим?
        - Геннадий, - дал ему торжественный наказ Муромский, - вот и настал момент, когда от теории ты должен перейти к самой что ни есть суровой практике. И Антонина, и брательник ее - ящерки необыкновенно милые. Но Вован запутался в собственных ошибках и чужих обманах, а Тоня чересчур горяча. Помоги им разобраться в самих себе без перехода к военным действиям. Мы верим, что ты сможешь.
        - Ты, и никто иной, - сказал Леха.
        - Вышиби из них дурь, боец, - сказал Никита.
        - Выжми слезу, - уточнила мудрая, как все женщины, Инга и нежно поцеловала профессора в нос.
        Дредд и Пафнутий просто пожали ему лапу, а вяленый каннибал отбил зубами бодрящую напутственную дробь:
        - Тыгыдым-с!
        Геннадий запахнул Илюхин макинтош, под которым успешно скрылся крокодилий хвост. Надел темные очки и обмотал морду шарфом, отчего сразу сделался похожим на уэллсовского человека-невидимку. Потом поправил высокотехнологичную шляпу, сказал: «Можете об меня просчитывать!» - и решительно зашагал в сторону песочницы.
        Вернулся он минут через двадцать, ведя под ручку Антонину. Лицо у девушки сияло. Все было понятно без слов, и все-таки Пафнутий спросил:
        - Ну как он?
        - Вряд ли парит в облаках, - ответила Тоня, - но из грязищи уже наполовину вылез. И раздумывает, куда карабкаться дальше.
        Дружбанолог, переполняемый гордостью за удачно проведенную операцию, подтвердил:
        - О да! Колебаний нет. Можете убедить органы зрительного контроля.
        Органы зрительного контроля всех присутствующих обратились к Владимиру Пубертаткину. Тот сидел под грибочком песочницы, опершись щекой на кулак. Лицо у него было отчасти обиженным, однако в большей степени мечтательным. Как у ребенка, отправляющегося спать в ночь перед Новым годом.
        Он думал о перспективах честной жизни. Жизни трудной, но такой, за которую будет не стыдно в старости.
        Глава 3
        МЫЧАНИЕ ЯГНЯТ
        Временный машинист ВИП-экспресса господин Дредд, дождавшись посадки миссионеров вкупе с Тоней, при взгляде на последнюю издал три зеленых свистка. Девушка того стоила. Чуть проигрывая Инге росточком, она брала за живое всем остальным. В первую очередь естественной улыбкой, сопровождаемой кувырками лукавых бесенят в глазищах. Во вторую - пышными каштановыми волосами без каких бы то ни было следов красителей. И вне всякой очереди - грудью. При взгляде на эту роскошь папуасскому королевичу защекотало язык определение «косая сажень в груди».

«Почему косая? - задумался Иван. - Очень даже симметричная и адекватная».
        Знакомство, короче говоря, удалось. Девчонки сначала немного покочевряжились друг перед другом, но, по причине невредности характеров, решили, что обе хороши. Просто чертовски хороши.
        Дредд, наблюдая, как Пафнутий важно развалился на диванчике среди такого великолепия, не выдержал и взмолился:
        - Товарищ, не в силах я вахту держать, сказал кочегар кочегару!
        Ответ последовал незамедлительно:
        - Вообще-то, брат, не кочегары мы, не плотники, да. И сожалений горьких нет. Может быть, вон сорвиголова, - Паша кивнул на экзотическое украшение зеркала заднего вида, - покочегарит.
        - Эй-эй-эй, белый масса, полегче на виражах! - «Сорвиголова» распетушилась, заерзала на своей подвеске. - Что это еще за ксенофобия в особо извращенных формах? Я вам не какой-то там кочегар, я, можно сказать, личность. Этнографический артефакт…
        Речь разбушевавшегося спикера прервал дружный хохот присутствующих. Из курительного тамбура высунулись Лешка с Никитой.
        - Что за черно-белый шум? Мы что-то пропустили?
        - Парни, полюбуйтесь на этнографический ар… ар…
        - Архифак!..
        Эх, если бы голова в этот момент стала кошкой! Она выгнула бы дугой спину, выпустила когти и с наслаждением налетела на гогочущую братию, не жалея ни стариков, ни женщин, ни детей. Всех, всех причесала бы под одну когтистую гребенку. Чтоб зареклись они, ничтожные, ничтоже сумняшеся…
        Но чуда не случилось, когтистые лапы не выросли. Да и шлейка держала крепко. В сердцах голова только клацнула зубами:
        - Ну-у, безрукого всяк обидеть норовит!
        В голосе слышалась горечь.
        - Не грусти, арапка, - нежно выдохнула Фенечка, - лучше уж безруким быть, чем безголовым. А голова твоя, несмотря на темный лик, видится мне, светлая. Хотя и забубённая, конечно. Как тебя звать-величать, черный молодец, помнишь?
        - Эх, Фенька, подружка закадычная, мы ж одна семья безличная! Да если б я хоть что-нибудь помнил… Арапка, арапка… Почему вдруг арапка? Крутится что-то в памяти, с этим связанное, никак не уловлю. Ладно, пусть уж буду Арапкой. Кстати, Фень, ты у нас знатный парапсихолог республики - толкованиями снов не занимаешься? Снится, понимаешь, всякая чертовщина.
        - Рассказывай. С толкованием, конечно, как получится. Зато хоть выговоришься.
        Корявым слогом Арапка принялся пересказывать берегине свои невнятные видения.
        Грациозно огибая гуманоидных пассажиров, в кабину ввалился залетный персеанин. Салон тотчас же заполнило амбре рассольного перегара и тертого хрена. Фантастическое трио, состоящее из вяленой головы, невидимой девушки и внеземного мудреца, с жаром принялось что-то обсуждать. Геннадий при этом спорадически хлопал по шляпе, вышеозначенный Арапка важно раскуривал невесть откуда взявшуюся трубку. На ветровом стекле пробегали сполохи звездных систем, мелькали грандиозные картины из истории Руссии. То и дело звенели колокольчики девичьего смеха. Зрелище в целом выходило фантастическим до неправдоподобия.
        У гуманоидов беседа текла примерно в том же русле. Озадаченно поглядывая на чудное действо, Леха пробормотал:
        - Можете меня ущипнуть, но мне порой кажется, что вокруг нас законченный сюр, сон и движущиеся фигуры театра теней.
        Нежные девичьи пальчики тотчас поспешили выполнить его просьбу, ущипнув за оба бока. К девушкам с удовольствием присоединился Дредд, чьи черные пассатижи назвать нежными язык не поворачивается. Леха ойкнул.
        - А ведь и впрямь, - с хрустом почесав мощный затылок, согласился Илья. - Говорящая голова, золотая рыбка-невидимка, засланный казачок с детсадовской идеей фикс. Чудо-автомобиль. Сплошной вызов материализму.
        - А я что говорю! - воскликнул Попов. - И главное - народ безмолвствует. Никто нас не замечает, что ли? То ли мы фантомы, то ли реальность вдруг стала виртуальной. Орава запредельных особей слоняется по городу, черт-те что вытворяет, а горожанам хоть бы хны. Короче говоря, призрачно все в нашем мире бушующем.
        - Так уж и все? Мы-то небось настоящие, - возразил Никита и для доказательства ткнул Леху кулаком в бок.
        - Как знать… - буркнул тот, выполнив элегантное уклонение. Видимо, недавние щипки все-таки сыграли кое-какую отрезвляющую роль.
        - Если хотите знать, я однажды пытался распотрошить эту самую призрачность, - повинился Никита. - Раздергать по атому. Навалился, понимаете, во время сочинения опусов про Аллигатора приступ эмпириокритицизма, я и накатал типа виршу. Хотите, послушать?
        - Давай, конечно, - согласились пассажиры фирменного ВИП-экспресса.
        - …Нет, не все в этом мире бушующем призрачно, братие, - начал Никита. - От субъектов, живущих в домах, до фасадов домов, от разнузданных авторов до охреневших читателей, от бессмысленных слов до немых, бессловесных томов…
        Экспресс ВИП-класса, никуда особо не торопясь, дефилировал по городу. Во время дефиле он то и дело погромыхивал, подпрыгивая на стыках дорожного покрытия. Со стыками на картафановских автолиниях всегда был полный порядок. Они то играючи наползали один на другой, то, наоборот, расползались в стороны, образуя, уж извините за каламбур, нестыковку между гордым названием «проезжая часть» и хотя бы частичной возможностью нормальной езды по ней. Однако стоило Добрынину разойтись, как «Ока» въехала на пересечение проспекта Кузьмича и Большой Тутовой улицы. На знаменитую Ратушную площадь, где во все времена располагались картафановские органы администрации.
        На площади бились курсанты.
        Бились они с шутками-прибаутками и с применением устрашающего вида молотов, топоров и сабель, коими отмахивались от наседающей на них разношерстной тол-пушки. У толпушки на вооружении находились флаги с довольно нелепой символикой. Что-то вроде запретительного дорожного знака. С той лишь разницей, что внутри окружности находилось перечеркнутое слово МЛЯ. Иные граждане, словно бреднем, орудовали транспарантами, провозглашающими: «Руссиянин, прочь измену из взбаламученной груди! Языковую гигиену в себе с младенчества блюди!» и «Пусть ты не пай-мальчик, не девочка-пай, но в ЗАСР, короче, конкретно вступай!»
        На заднем плане побоища совершались множественные сцены у фонтана. Чаша фонтана кипела брызгами. К брызгам, образованным с помощью исправно работающих насосных агрегатов, примешивались брызги от бросания в воду посторонних тел. Тела дрыгали конечностями и издавали протестующие звуки.
        Отставленная назад рука гранитного Кузьмича как бы указывала на это безобразие, тогда как другая рука, сжимающая у груди кепку, подчеркивала немой укор былой эпохи: «Эх вы, шкодники! Да разве ж в наше время такое было возможно?»
        Увидав, какое действо совершается на площади, Никита осекся на полуслове и почтительно умолк. Да и как иначе? Любой поэтический дар меркнет перед живой поэзией доброй русской драки.
        - Красотища-то какая, жуть! - по-отечески тепло молвил Попов.
        Девушки с восторженным ужасом взирали на массовую баталию.
        Муромский радостно потер руки:
        - Мужики, че-то я не пойму, что за бойня номер пять?
        Ответом ему была мечтательная ностальгическая улыбка и мальчишеский блеск в очах экс-курсанта Добрынина.
        - Это, братишка, наглядное доказательство того, как далеко оторвались мы от народа со своими исканиями. Кто-нибудь помнит, какой нынче праздничек?
        Друзья смущенно промолчали. Никита укоризненно покачал головой.
        - Эх вы, невежды! Сегодня же День годовщины знакомства Пржевальского с лошадью. Вот впукковцы и гуляют.
        Впукковцы, они же курсанты Высшего Противупехотного Училища Конных Командиров имени легендарного Картафанова, гуляли в полное свое удовольствие.
        - Вы как хотите, а я пойду тряхну стариной. Подмогну воинам. А то ишь удумали, по семеро на одного! - возмутился отставной строевик и полез наружу.
        За ним, не сговариваясь, двинулся весь сильный пол.
        На выходе Муромский приостановился и наказал Арапке: «За барышнями присматривай, не то голову оторву!» Поняв, что ляпнул ерунду, погрозил пальцем, засмеялся и побежал догонять ударный отряд.
        Бойцы ускоренным маршем перемещались к авансцене. Там у подножия монумента Кузьмичу пестрая группа гражданских лиц наседала на одиночного чернявого старлея. Старлей, словно берсерк, вертелся на ограниченном пространстве, легко круша неприятеля гигантским томагавком. При этом воин драл глотку боевой песней:
«И нет нам покоя - умри, но живи! По коням, по коням, по коням, по коням, вся жизнь впереди…»
        Томагавк в такт песне с гулким чпоканьем гулял по гражданским лицам. Гражданские лица почему-то не валились с раскроенными и раздробленными черепами, а только отмахивались от смертоносного оружия будто от назойливого насекомого. И продолжали наседать.
        Прорвавшись к эпицентру схватки, члены добровольно-вспомогательной армии заметили ряд старых знакомцев, воюющих по разные стороны баррикады. Так, например, тылы одного-в-поле-воина надежно прикрывал отряд под командованием бравого полковника Швепса. А в рядах наседавших пуще всех размахивал ручонками некто Юрик Эдипянц.
        Менеджер новой формации также разглядел ненавистных возмутителей бизнеса и на мгновение остановился. И тотчас черная молния шарахнула его по носу. Промахнуться было невозможно, ибо нос занимал выдающееся положение на эдипянцевском фейсе. Любой, самый незадачливый фейс-контроль не мог бы промахнуться.

«Чпок!» - Смертоносное оружие при контакте неожиданно сморщилось. Затем, как при замедленной съемке, начало принимать прежнюю форму, одновременно отходя назад, выворачивая рычаг-носитель. Если бы не поддержка дружбанолога, инерция отдачи унесла бы малогабаритного старлея далеко за арену боевых действий. Обнаружив себя в объятиях улыбающегося Геннадия, офицер бойко затараторил на той смеси французского с нижегородским, что столь любезна уху каждого русского мужика:
        - Во'бль! Что это ты'бль такой зеленый? ГРИНПИС, что ли'бль? Да еще в шляпе'бль!
        Пока шляпный переводчик инопланетянина переваривал новую для него лингвистическую гамму, старлей угрем ускользнул из дружественных объятий и шарахнул надувным (как выяснилось при ближайшем рассмотрении) томагавком по вышеупомянутой шляпе.
        Удар возымел должный эффект. Геннадий поправил головной прибор и произнес со свойственной ему велеречивостью:
        - Не угодно ли высокочтимой ящерке'бль забить баки?.. Э-э, забить бычок?.. Ага'бль, конечно же забить трубку мира'бль? Побазарим, так сказать, визави'бль!
        - Че'бль?! - Опешивший старлей опустил руки. Изумленно оглядел прибывшее пополнение. Пополнение корчилось от смеха, не в силах произнести ни слова.
        Благополучно выдержавший фейс-контроль Юрик Эдипянц сделал попытку улизнуть под шумок. Но движение не укрылось от зоркого ока налогового пристава Попова. Алексей сдвинул брови и сурово изрек:
        - А вас, Юрис-джан, я попрошу остаться! Необходимо…
        Договорить, потребная или непотребная нужда в кавказском мизерабле появилась у органов налогового надзора, он не успел. Откуда ни возьмись на Ратушной площади вскипело цунами. Это было настоящее торжество водной стихии. Огромный пенистый вал, дойдя до постамента, впитал в себя всю людскую массу, отразился и потащил пленников невесть куда.

«Феня, игрунья'бль!» - мелькнула в голове Ильи мысль.
        Но на сей раз происки были, как видно, не ее. Потому что знатная берегиня республики, вместо того чтоб весело наблюдать за массовым купаньем, вскричала:
        - Мальчики, держитесь, я вас спасу!
        Сказано - сделано. Наших героев подхватило, приподняло, и на упругой волне, точно на водяной подушке, вынесло из пучины. Перед глазами мелькнула гостеприимно распахнутая дверца «Оки». В считаные секунды все очутились на пышном ковре салона, откуда совсем недавно орлами да соколами вылетели на ратные подвиги. Даром что славы не снискали, так еще и вернулись мокрыми курицами.
        Девушки заливисто хохотали.
        - Йох-ху! - вопил Арапка и непристойно вертелся на своей подвеске.
        - Затем считать мы стали раны, товарищей считать, - первым опомнился Никита. После чего задал уместный вопрос: - Что это было? Уж не предложенная ли Геннадием свет Персеевичем трубка мира?
        - Если и трубка, то типа клизмы, - гоготнул Леха.
        Мужчины пристально посмотрели на переминающегося с лапы на лапу дружбанолога, не знающего, куда вылить воду из драгоценной шляпы.
        - Твоя работа, профессор?
        Тот негодующе взмахнул руками. Содержимое шляпы выплеснулось на Ингу с Тоней. Очередь хохотать пришла мужчинам.
        Отсмеявшись, приникли к окнам. Снаружи продолжалась водная феерия, совмещенная с аквааэробикой. Площадь по всему периметру была оцеплена механизированными подразделениями обеих картафановских пожарных частей. Гидропушки вели беглый огонь, покрывая территорию и живую силу плотной массой воды. Живая сила потешно барахталась. В наиболее выгодном положении оказались те, кто находился в чаше фонтана. Успел туда перебраться и хитрюга Швепс, который энергично переправлял теперь своих гвардейцев под фонтанный зонтик.
        Неподалеку от «Оки» мелькнула влекомая мощной струей фигура Эдипянца. Менеджер новой формации был изрядно помят, насквозь мокр, и лишь нос его вздымался непобедимым волнорезом.
        Мало-помалу гидрообстрел прекратился. Пушкари деловито зачехлили орудия, попрыгали в кабины. Взревели моторы, и ярко-красные машины, победно трубя, умчались к местам дислокации. Очищенный от масс комбатантов влажный асфальт интенсивно подсыхал на жарком солнышке, курился паром. От недавнего побоища остался только обрывок транспаранта с уцелевшими загадочными буквами «ЗАСР», прилипший к гранитной груди незабвенного Кузьмича.
        Мало-помалу вылезали из окружающих площадь кустов унесенные волной.
        Злополучного Эдипянца, как оказалось, девятым валом забросило аж на одну из декоративных елей. К счастью, невысоко, заметил он, очухавшись. На соседней ветке сидела облезлая белка почему-то с кедровой шишкой. Белка цепко держала шишку передними лапами и грозно цыкала на промокшего менеджера. Юран замахнулся было на грызуна, но потерял равновесие и, опрокинувшись, приземлился на выступающее из земли еловое корневище. Копчиком.
        От дальнейшего созерцания пассажиров отвлек возглас:
        - Так, стало быть, не врут слухи про загадочную машину'бль! По всему видать, не врут…
        Только сейчас компания обнаружила рядом с собой давешнего старшего лейтенанта. Чернявый военнослужащий рассматривал обстановку внутри салона, то и дело восхищенно приговаривая: «Живут же люди!»
        - Нашего полку прибыло, - обрадовался Никита. - Заходи, солдат, коль пришел. Устраивайся поудобнее, гостем будешь. Докладывай, кто, как, почему.
        Старлей хмыкнул:
        - Вот ведь, куда ни плюнь, везде желанный гость!
        Затем принял строевую стойку, молодцевато сдвинул пятки неуставных кроссовок.
        - Осмелюсь доложить, старший лейтенант конногвардейских войск Ванята. В городе проводил увольнительное мероприятие с вверенным мне подразделением ВПУККО под предлогом профессионального праздника. При выдвижении на площадь подразделение попало в засаду, организованную активистами ЗАСР…
        - Постойте, товарищ, э-э, Ванята, - прервала его Инга. - Что это за зверь такой - ЗАСР? Ну и аббревиатура, кстати говоря.
        - ЗАСР, гражданочка, это так называемые Защитники Анти-Сорной Речи'бль. Борцы с нечистотами русского языка, супонь им на уздечку! Борются, понимаешь, с оральными проявлениями ненормативной лексики'бль.
        - С матом, выходит? - уточнила Инга. - Так ведь это замечательно!..
        Она осеклась, увидев направленные на нее взгляды. Мягко говоря, негодующие. Даже Илья, даже Иван и те помрачнели. Не бабье это дело, указывать мужикам, как выражаться, говорили их лица. Космический дружбанолог лихорадочно хлопал по шляпе, - видимо, в поисках ответа.
        Ситуацию разъяснил тактичный Добрынин:
        - Предполагается, что вопрос о купировании русского народного языка не входит в компетенцию симпатичных мадемуазелей. By компренэ?
        - Но… - Девушка сделала попытку возразить. Тут же к ней наклонилась более понятливая Тоня и горячо зашептала на ушко.
        - Да, гм, так о чем это я? - Конногвардеец пощелкал пальцами.
        - О засаде, - сказал Илья.
        - Так точно, о засаде'бль. Значит, выдвигаемся мы, согласно распорядку, к фонтану. По ходу проверяю у курсантов знание конюшенного устава и ТТХ унитарной сбруи. В увольнительных вещмешках позвякивает паек выходного дня. Сами знаете, как это бывает, шли себе гуськом по улице с оркестром, бросались девушки вослед из каждого окна…
        Экс-курсант Добрынин с улыбкой сощурился и согласно кивнул:
        - Ага, хорошо знаем…
        - Вдруг навстречу из-за памятника прется орда гражданских бледнолицых. Выворачивают нам руки, тычут плакатиками в рожи и кричат, что мы, дескать, не так выражаемся. А мы еще толком и не начинали выражаться-то. Ну молодежь у меня шебутная, в основном деревенская да цирковая. Эх, были бы лошадушки при нас, запросто бы отбились конскими яблоками. А так - слово за слово, уздечкой по столу… - Старлей мотнул буйной головушкой. - Все бы, возможно, и устаканилось, но попался там один чудак'бль. Ну и давай встревать. Дескать, он недавно в Эспаньолу ездил, в родео участвовал. И таким стал бравым наездником, что каждому кабальеро даст очко вперед. Но даже себе он, видите ли, не позволяет в общественных местах ругаться как извозчик. А прозванье извозчик, надо вам сказать, для всякого впукковца донельзя обидное. Тут уж я, понятно, не выдержал, обрисовал ему с душевным загибом, какой он специалист. Вот и понеслось. Аллюром три креста.
        Тоня кивнула:
        - Как пить дать, Эдипянц. Они с Вовкой в прошлом году отдыхали в Эспаньоле. Так Юран потом все уши прожужжал, как он лихо скакал на лошадях и на быках.
        Тоже мне эль мачо!
        Илья по окончании рассказа широко улыбнулся и протянул Ваняте руку.
        - Раз уж занесло тебя в нашу компанию, будем знакомиться. - Назвал себя, представил остальных и продолжил: - А мы тут, понимаешь, все никак до банкетного стола добраться не можем. Напитки испаряются, закуски сохнут. И это в то время, когда сами мы мокрешеньки до нитки! Парадокс'бль. Поэтому, если возражений нет, прошу присоединиться к нам.
        - Да какие возражения. Солдатики мои службу знают туго, место и время сбора помнят как тпру и ну. Прибудут как штык. Вот только сам я без пайка остался. Спер кто-то под шумок'бль.
        - Прочь заботы, товарищ! Кто с ничем к нам придет, то и пить будет!
        - Это по-нашему, по-армейски, - повеселел лейтенант. - Поехали'бль!
        Во время переезда Ванята пробежался по «окушке» туда-сюда и еще раз подтвердил, что в городе ходят слухи о некой Машине Возмездия. В которой будто бы разъезжают какие-то перцы и мочат корпоративно-коррумпированную братву. И вообще, зреет (по слухам) жуткий не то шибко, не то жидко амазонский заговор. Да и Полковник, небезызвестный Швепс, не далее как этим утром кое-что порассказал. Не кому попало, разумеется, а исключительно своим.
        Добрынин победно взглянул на Алексея:
        - Сечешь, Попец, молва пошла уж по Руссии великой! А я что говорил? Говорил, что народ - он видит, слышит и фиксирует?
        - Ну было дело.
        - А ты одно заладил: призрачно, призрачно.
        - Добро, Молодцов! В смысле молодец, Добрынин! Уловил биение коллективного бессознательного. Пусть будет Машина Возмездия, кто против? Тем более что мир конкретно тесен. Швепс вот опять засветился. Ванята, ты-то его откуда знаешь?
        - Кто во ВПУККО не знает старину Полковника? Он у нас лет пять читает лекции по конно-водолазному профилю. Будь его воля, понаделал бы нам… морских коньков! Сам-то он мужик неплохой, а был бы вообще золото, если б не жена. Хотя сегодня с утра, смотрю - изменился он, что ли? Морда веселая, грудь колесом. Вас нахваливал…
        Подъезжая к родному гаражу, Муромский выпучил глаза, присвистнул и до пояса высунулся из окна. «Ока» от резкого торможения встала на дыбы. Пассажиры с шутками-прибаутками посыпались друг на друга.
        - Ты очумел, брат! - сказал Пафнутий, осторожно выкарабкиваясь из-под Инги.
        Илья, пулей выскочивший наружу, озирался с таким видом, будто внезапно оказался на далекой родине персеанина Геннадия.
        - Не может быть! Лешка, Никита, помните наше боевое крещение? Баталию с армией Швепса? Ну вспоминайте, здесь еще офигенный котлован был. ДЭЗ месяц рылся, неправильные трубы искал. А сейчас что за ерунда, откуда такая пастораль?
        В самом деле, обозримая территория была выстелена чуть ли не зеркальным асфальтом. На месте бывшего котлована топорщился аккуратно подбритый газон с песчаными дорожками, голубыми елочками и детским городком в стиле «древнерусское зодчество now».
        Муромский суетился: подбегал к зеленому оазису, возвращался обратно, трогал ладонью асфальт, хлопал себя по ляжкам, приглашая друзей удивиться вместе с ним. Затем заметил хитрую ухмылку Добрынина, вопросительно поднял бровь.
        Тот в ответ развел руки.
        - А я что, я ничего. Пользуясь служебным положением, навел шороху в вашем ДЭЗе. Сообщил, что в таких вот клоаках вьют гнезда малярийные комары и разводятся нутрии-мутанты, которые через канализацию проникают в жилища владельцев нутриевых шапок и закатывают истерику. Что уже поступили жалобы и прокурор дал героическим труженикам СЭС отмашку на любые меры. Вплоть до заполнения оного котлована телами членов правления преступного ДЭЗа. Кто ж знал, что они так развернутся. Ясен пень, не хочется им заполнять котлован телами членов. Или там членами тел. Однако не ждал, что так шустро управятся. Нет, ведь умеют работать, черти, а?! При моем скромном и посильном участии.
        - Да ты не скромничай, боец. Ишь дело-то какое провернул! - одобрил Попов.
        - Хорошо, просто при моем участии. Нескромном и непосильном.
        - Уже лучше.
        Вдоволь налюбовавшись рукотворными садами Семирамиды, пусть и не висячими, компания с гомоном прошествовала во двор, ввалилась в подъезд. Еще на лестнице их встретили божественные кулинарные ароматы. В квартире обнаружилось, что рукодельница Фенечка не только не дала продуктам засохнуть, а, напротив, уставила обеденный стол с пылу с жару приготовленными яствами.
        Приглашений особых никому не потребовалось. Как гурьбой навалились на стол, так через полчаса и отвалились. Перед десертом и традиционным кофе с коньяком блаженно отдувались, поглядывая на груды рыбомясоптичьих костей. Девчонки, переваливаясь утицами, отбыли к зеркалу. Повертеться, оценить, не повредил ли обильный обед их замечательным фигуркам. Никита и Алексей, тишком испросив разрешения у невидимой хозяюшки и подобревшего хозяина, запыхали благовониями прямо здесь же. Бесшумно заработал мощный кондиционер.
        Изрядно побуревший Геннадий, прихватив лафитнички с рассолом и ромом, удалился в обнимку с Арапкой на балкон.
        - А почему, друг Ванята, ты Ванята? - поинтересовался Иван-королевич у прихлебывающего водочку старлея. - Это что, фамилия, имя или прозвище?
        - Вообще-то зовут меня Сергей, фамилия Ванятин. Старый казацкий род. Предки мои во времена похода Ермака осели на Алтын-горах. Атаманом у них тогда был славный Шушун, может, слышали?
        Слушатели отрицательно покачали головами.
        - Вот тоже учат в школах. Ермака все знают, а Шушуна - кто? Ладно. Короче, основали алтынское казачество и жили припеваючи до постреволюционной действительности. Потом казаков запретили как класс… - Взгрустнув, старлей примолк, однако через секунду взвился соколом и клятвенно вскричал: - Но пепел класса бьется в наших сердцах!
        Походив некоторое время перед сопереживающей аудиторией, конногвардеец продолжил:
        - Жили мы в коневодческом колхозе. Первым освоенным мной транспортным средством был не педальный конь, а всамделишный. Да и на фиг нам сдались все эти вело-, мото - и автоколымаги! Коняга, парни, умнее, чем собака. Верный товарищ. Добрый, послушный, быстрый как ветер. Людей бы делать из этих коней, лучше бы не было в мире людей! Й-эх!
        В волнении он хватанул полный бокал.
        - Помню, привезли нам как-то фильм про индейцев. А назывался он «Ванята - сын Ибн Шушуна». Скажете, совпадение? Может быть, может быть. Мы с пацанами тут же организовали индейскую общину. Все индейских имен набрали, а меня сразу и прозвали - Ванята. Благо у нас на Алтыне легенды и сказы про Шушуна в ходу до сих пор. Нет, вы действительно не знаете, кто такой Шушун?
        - Точно так, - ответствовал за всех Алексей. - Ни сном ни духом.
        - Хозяин, - обратился старлей к Муромскому и кивнул на гитары, - я вижу, у тебя инструменты есть. В рабочем состоянии? Разреши попользоваться. Сейчас я вам устрою урок истории. И заодно уж филологии.
        Потомственный казак, пожизненный индеец, кадровый конногвардеец, просто хороший человек Ванята заглушил у маленькой гитарки три струны, подстроил ее под себя, взял вступительный аккорд и объявил:
        - «Слово о подходе (к делу) славного Шушуна»!
        Однажды в древние века
        В харчевне «Логово быка»
        Сошлись три ражих чудака
        Под бражный звон.
        Кипели, словно самовар:
        Мол, тот, кто сквозь хмельной угар
        Вслух скажет внятно «Гибралтар»,
        Тот - чемпион.
        Один - шотландский богатырь
        Сэр МакИнтош, вельможный хмырь
        (Хоть спьяну истинный колдырь,
        Шатун-болтун).
        Второй - барон фон Лапсердак,
        Кондовый форменный пруссак.
        И третий был лихой казак -
        Седой Шушун.
        Сэр МакИнтош, вскричав «О йес!»,
        За вискарем в карман полез,
        Уан дринк отпил в один присест,
        На три глотка.
        Взревел фон Лапсердак: «Майн Готт!» -
        И шнапсом выполоскал рот,
        Спесиво глянул в свой черед
        На казака.
        Казак Шушун, хотя и ветх,
        Воскликнул: «Всех свистать наверх!
        Эй, как тебя там, человек,
        Даешь вина!»
        И, раскрутив бутыль винтом,
        Он заработал кадыком
        И с маху емкость целиком
        «Убрал» до дна.
        «Упс, - буркнул уязвленный сэр. -
        Бутылка есть дурной размер,
        Зело заразен сей пример,
        Геноссе фон?
        Не посрамлю Лох-Несс родной;
        Нет, не Маклауд, я - иной,
        Тряхну шотландской стариной,
        Пусть дух мой вон!»
        И, крякнув, хлопнул виски Мак.
        «Зер гут, - пролаял Лапсердак, -
        Их бин не попадать впросак
        Или в коллапс».
        Барон на шнапс с тоской взглянул,
        Барон решительно вздохнул,
        Барон, бравируя, сглотнул
        Свой мутный шнапс.
        «Даешь!» - толпа ревет с трибун.
        «Даю, - кивает им Шушун, -
        Со мною птица Гамаюн,
        И это плюс.
        Бутылка? Даже не смешно,
        Пора размяться бы ковшом.
        Я продолжаю наше шоу,
        Шоу а-ля рюсс!»…
        Соло! - И гитарка птицей запорхала в руках неистового исполнителя, издавая зажигательную мелодию, похожую на репертуар всемирно известной кельтской панк-фолк-группы «Чумаки».
        …Вот занимается заря.
        Богатыри к ноздре ноздря:
        Шотландец после вискаря
        Дал слабину;
        Напротив, шнапсом стол залив,
        Страшней, чем узник замка Ив,
        Барон сидит - ни мертв ни жив,
        Ни тпру ни ну.
        Они сопят, пыхтят, кряхтят,
        Они закончить спор хотят,
        Сложить пытаясь звукоряд,
        Как детский пазл:
        От двух полезших в спор задир
        Осталось только «гыр» да «быр» -
        Ночной зефир струил эфир
        Оральных спазм.
        А что ж Шушун? Он на коне,
        Он не остался в стороне,
        Он, нежась в зелене вине
        (Как и не пил),
        Сказал, потупив скромно взор:
        «Ну Гибралтар. И кончен спор».
        Добил контрольно: «Лаб-ра-дор!»
        И - победил.
        Он победил и был таков.
        А с тех запамятных веков
        Сапожник ходит без носков,
        Портняжка ходит без портков;
        Игра идет без дураков:
        На сотни разных языков
        Раздроблен мир.
        И наш язык тем и хорош -
        Мы говорим на нем что хошь, -
        Все прочие, ядрена вошь,
        Сплошной «гыр-гыр»!
        Струны на гитарке, словно дождавшись финала, задымились и лопнули. Задохнувшийся сказитель с возгласом «Уф!» благодарно принял заботливо поданный ему бокал.
        Слушатели, вдохновленные ликбезом, расшалились не хуже эпических богатырей. Сначала затеяли игру в фанты с обязательным распитием. Затем раскрутили бутылочку, одновременно пустив по кругу другую. После этих народных забав и игрищ с радостным изумлением убедились, что все они, как один, без сомнений потомки славного Шушуна. Поскольку легко выговаривали и «Гибралтар», и
«Лабрадор», и даже зубодробительную идиому «корпускулярная лаборатория», придуманную Тоней.
        Разумеется, не обошлось без танцев, без хоровых песен под гитару.
        Веселясь с остальными, не квасил один хозяин. Точнее, наоборот, квасил он один. Незаметно для окружающих Илья подливал себе в бокал ядреный духовитый квас, изготовленный Фенечкой. Нам неведомо, кручина ли молодецкая тому причиной, знак ли какой, или просто обрыдло спиртное в данный момент, но факт остается фактом: к часу, когда гости решили расходиться по домам, Муромский, трезвее стекла, суше листа, налился подзабытой лютой свежестью. Абсолютно ясная голова, звенящие от забродившей удали мышцы. В таком состоянии парапсихологи усилием воли двигают спичечные коробки, йоги забивают железнодорожные костыли ягодичными мышцами, причем шляпкой вниз, а чемпионы силового экстрима одной левой выбрасывают на космическую орбиту ракеты с Гагариными.
        Илье чертовски хотелось подвига.
        Гости, ничего этого не замечая, расходились. Попарно. Дамы в сопровождении джентльменов. Затем - «холостяки». Салютуя на ходу, в колонну по одному в дверной проем ловко выпали господа военные. Последними удалились Попов и профессор дружбанологии. Лешка с плотоядной усмешкой болботал:
        - Эх, ящерка, раскручу я тебя на технические новинки!
        На что благоухающий укропом Геннадий виновато ответствовал:
        - Разве я возражулю, дружбан Алешка? Конюшно нет. Телу - бремя, тетехе - часть. Но мне самому новинки в дикость. Или в диковинку?..
        С каждой секундой их голоса становились неразборчивее.

«Один, - задумался Илья, - опять один. Все подружки по парам, только я в этот вечер без подружки. Без лягушки, без неведомой зверушки». На этой крамольной мысли он опасливо покосился по сторонам: а ну как Фенечка примет на свой счет?
        Фенечка не заставила себя ждать:
        - Что, Илюшенька, невесел? Уж не девулю ли какую вспомнил? Да ты погляди на себя, сидень. Ишь заелся, запился, тело как куль с картошкой стало, а туда же! Шел бы лучше на тренажеры. Глядишь, через часок-другой вся придурь с потом выйдет. И сальце лишнее сгорит. Чего расселся, пентюх? Шагом марш к золотым мгновениям спорта!

«…И от этих-то неслыханных речей умер сам Кощей, без всякого вмешательства…» - всплыли в голове Муромского жегловские строчки.
        Подхватившись, он рысцой побежал изгонять меланхолические бредни. Скрипели на разные лады пружины тренажеров. Ухали, хлюпали боксерские груши. Звенела от молодецких ударов макивара, выполненная из лиственницы. Меланхолические бредни спрятались было под маты, но, когда разошедшийся спортсмен перешел к акробатическим упражнениям, не выдержали и с писком отчаяния упорхнули в раскрытое настежь окно.
        Разгоряченный Илья остановился, чтобы убедиться в полном изгнании пустяшных мыслишек. Словно дождавшись остановки, раздался телефонный звонок.
        Подняв трубку, Илья неласково осведомился:
        - Ну кому не спится в ночь глухую?
        - Слышь, старичок, извини за беспокойство, нужда в тебе великая, - раздался голос Бакшиша. - Без нужды, сам понимаешь, не позвонил бы.
        - Тебе что, в полночь нужду больше справить негде? - хмыкнул Муромский.
        - Да у меня, сам понимаешь, большая нужда.
        - А у меня тут не сортир… понимаешь!
        Было слышно, как на другом конце провода Бакшиш собирается с духом, явно переламывая себя.
        - Илья, человек ты или нет? Мне, можно сказать, житья осталось - как баран чихнул, а ты…
        - Ладно, выкладывай, кто там на тебя чихает? - смягчился Илья.
        Бакшиш заторопился:
        - Короче, наехали центровые. Передали, что ваш с Хмырем бой должен состояться при любой погоде. В противном случае, сам понимаешь, жизнь коротка, спят облака, и все такое.
        От подобной информации огромное доброе сердце Муромского забилось в широкой грудной клетке кречетом, норовя выбраться на волю, добраться до разносчиков информации и… Илья совсем уж было собрался ответить одним из наиболее убойных Лешкиных выражений, как вдруг его посетила заманчивая идейка. Немного поразмышляв, он убедился, что идейка-то в самом деле недурна.
        Ай, да ведь однова живем! Илья восторженно рубанул ладонью воздух.
        - Да я че. Это я типа согласен. Че я, не понимаю, что ли, сам понимаешь!
        - Вот и ладушки, вот и чудненько. Только, Муром, огромная просьба, чтобы все было чики-чики. Якши?
        - Бакши, Якшиш. Будет на твоей улице праздник, обещаю.
        Договаривающиеся высокие стороны распрощались с видимым облегчением, с радостным предвкушением потирая руки.
        Развеселившийся Муромский принял ледяной душ, докрасна растерся ежовым полотенцем и, по-прежнему похохатывая, отправился спать. Под шумок позитивных эмоций уснул он моментально. Расхолаживающих романтических снов не наблюдал.
        Сон его был нечуток, однако и непродолжителен. Разбивать его начали третьи петухи. Илья долго отнекивался, отмахивался, кидался в них подушкой, пока не сообразил, что петухи звонят за дверью. Почему-то подумалось, что явились пресловутые «центровые» - физически добиваться согласия на бой. Затем в полусонном мозгу возник образ утренней фемины. Или богини. Какой-нибудь Авроры, к примеру. Причем Авроры в интерпретации известного крейсера, который побренчал-побренчал всеми своими рындами, да и ахнул гулким залпом.
        Вслед за первым залпом заухали следующие. Муромский пробормотал, что Зимний давным-давно взят, равно как почта, телеграф, вокзалы и банки. Ему блазнилось, что он легендарный матрос, бежит с веселым другом-пулеметом освобождать добрых людей от засилья. «Ого-го, - рокотал он. - Канары - кочегарам! Каналы - канальям!» Засилье вокруг и впереди него проминалось, разлеталось бесформенными кусками, шлепаясь далеко в стороне.
        Илья, окончательно сбитый с панталыку всеми этими рындами-залпами, соскочил с постели. Неверной походкой добрался до входной двери. Снял засов, распахнул дверь настежь.
        Из дверного проема, промахнувшись ногой мимо отошедшей створки, выпал виновник шумовых эффектов Никита Васильич Добрынин.
        - И позвольте осведомиться, почему не спится гуле, - бьются крылья о кровать? - принял Илья гостя на грудь.
        - Потому что к слову «гули» рифму трудно подобрать, - нашелся гость.
        Муромский мало-помалу возвращался в русло бодрствования.
        - Трудности с подбором рифмы в половине шестого утра находятся в прямой зависимости от благорасположения муз. Правильно, военный?
        - Невзирая на всю вашу спортивную сущность, вы необычайно прозорливы, брателла. Муза расположилась ко мне, извиняюсь, спиной.
        - Неужто опять с Любавой Олеговной пересекся?
        - С нею, жрицей ритуальных услуг, - пригорюнился Добрынин. - Только подумать, такая восхитительная ночка выдалась: все небо в алмазах, лунное шампанское на божественном теле, соловьи воркуют чуть не под ухом. И вдруг - бац! - вспомнила свое жуткое предложение… Это ли комильфо'бль?!
        Пока Илья лихорадочно искал слова утешения, на лестничном марше вспухала новая звуковая волна. Шлепанье мягкой обуви и мужские голоса, которые, по мере приближения, становились более узнаваемыми. Не дожидаясь звонка, хозяин гостеприимно распахнул двери и объятия. Сопровождал действие гневный вопль:
        - Ну и сколько вас можно ждать?! Мы сутками не спим, глаз не смыкаем, а они, видите ли, где-то шлындать изволят по утрам.
        Никита потеплевшим взглядом окинул пополнение и радостно гаркнул:
        - Становись!
        Пополнение в лице Алексея и Геннадия отчасти возбужденно, отчасти сконфуженно переминалось с ноги на ногу. Лицо нечеловеческой национальности держало в передних конечностях Арапку - лицо, если так можно выразиться, национальности постчеловеческой. Глаза у последнего были закрыты; он, словно в трансе, декларировал этаким замороженным рэппером:
        Я, я из тела ушел, из такого хорошего тела.
        Да, мне нехорошо, но это мое дело.
        Две головы - сиамский синдром,
        одна голова круче двух голов;
        зачем мне тело, от него один стрем.
        Вперед, начинаем жить без телов!
        - Ни фига себе рэппер! - синхронно изумились Илья с Никитой. - Эм Си Доуэль!
        - Правильно говорят в народе: голова - чтобы думать, а мозги - чтобы соображать! - осклабился Попов.
        - Смотрю, все вы нынче поработали на славу, - похвалил друзей Муромский. - Разрулили кучу проблем, заработали позитивный геморрой и так далее. Теперь дайте и мне на правах хозяина исповедаться. Я крепко виноват перед вами за то, - он кинул взгляд на часы, - что вздремнул буквально пару сотен минут. Пока вы без страха и упрека, без сна и отдыха рвали жилы в ахиллесовых пятах и рубахи на груди. Но у меня имеется для себя оправдание, а для вас скромный бизнес-планчик…
        Илья в подробностях пересказал ночной телефонный разговор с акулой теневого спорта и поведал зародившуюся в процессе беседы идейку.
        Народ, вопреки классическому афоризму, безмолвствовать не стал. Напротив, коротко и энергично выразил свое «одобрямс». По чести говоря, для краткости были веские причины. Они накатывались на друзей со стороны кухни в виде запахов…
        Да отче ты наш, ежели бы с наших кухонь в шесть утра да в будний день неслись подобные ароматы! Разве просыпали бы мы тогда важные встречи и неважные дела, не желая подниматься для заглатывания наспех чашки темно-коричневой бурды с сигаретой? Да пусть даже яишенки с беконом?
        Да ни в жисть!
        Глава 4
        ARE YOU READY TO RUMBLE?[Вы готовы ввязаться в драку? (амер. сленг.) ]
        Если верить путеводителю, картафановский Дворец спорта является крупнейшим спортивным сооружением штата Черемысль. Помимо размеров Дворца упомянутый путеводитель расхваливает его оригинальную, опередившую время архитектуру и систему ионизирующей вентиляции, позволяющую атлетам дышать полной грудью и запросто устанавливать мировые рекорды.
        А с недавних пор прославился Дворец еще и тем, что именно в нем проходили бои профессиональных боксеров. Картафанову, конечно, было далековато до превращения в новый Лас-Вегас. Однако отечественные ценители качественного рукоприкладства уже знали этот городок и ставили в неофициальном рейтинге весьма высоко.
        Руководство Дворца спорта относилось к страсти народа с пониманием. В день поединков все спортивные секции закрывались, любые тренировки отменялись. На волейбольной площадке устанавливался ринг, вокруг которого размещались кресла для почетных гостей.
        Заслужить почет было проще простого. Купи билетик за кругленькую сумму, сделай приличную ставку на одного из соперников - и наслаждайся лицезрением и смачными звуками мордобоя с близкого расстояния. А зрелище и впрямь бывало отменным! Желающие занять места в партере приезжали за десятки километров. Из самого Черемысля, а то и из обеих столиц! Да и те, у кого не хватало наличности для покупки «почета», уважали - ой уважали! - дуэли мастеров кулачного боя. Пусть и наблюдать за ними приходилось с позиций не самых удобных.
        Особенно неистовое возбуждение охватывало ценителей бокса, если на афише значилось: «Илья Муромский». Как в этот раз.
        Сегодня противостоять любимцу картафановских болельщиков должен был Хмырь. Боец опытный и опасный, но скользкий, злобный и, поговаривали, способный на пакости. Впрочем, Хмырь был уже дважды бит Муромским, - бит легко, технично, с непременным нокаутом в шестом раунде. Самые преданные поклонники Ильи утверждали, что их кумир мог бы оба раза «вынести» Хмыря значительно раньше, но не спешил, давая зрителям время насладиться зрелищем.
        Признаемся по секрету, поклонники Муромского были правы.
        К восьми часам вечера все пригодные для стоянок места вокруг картафановского Дворца спорта были оккупированы машинами болельщиков. На два квартала минимум. Подле самого здания стояли автобусы, привезшие издалека целые коллективы. Здесь же расположились блистающие лаком лимузины. Там и сям шныряли подростки, предлагающие за скромную мзду указать «одно место, где можно пройти без билетика».
        Похоже, что такое место на самом деле существовало, потому что зал был переполнен.
        Впрочем, в «кожаном» партере, где восседала какая-нибудь полусотня фрачных счастливцев и золотовалютных красавиц, было нетесно. Поэтому зоркий глаз внимательного читателя смог бы рассмотреть несколько знакомых физиономий. Хорек Августин Дерябныч из налоговой службы подле подсвинка Дункана Накладыча из Казначейства. Юрик Эдипянц, сопровождаемый млеющей от любви «хозяйкой офиса» Иветтой Козьмодеевной Девятерых. Новый управитель Малочерноземного Конгломерата, служащий HI-FI категории Стрёмщик Ухват Ёдрёнович. Ну и, разумеется, организатор этого праздника спорта, импозантный как «крестный отец» мафии, господин Башкаломов. Более известный человечеству под именем Бакшиша - промоутера профессиональных боксеров и тренера боксеров-любителей. Рядом с Бакшишем пристроилась его молодая жена Света с таксой Груней на руках. А за спиной - доверенный негодяй Тыра.
        Партер обволакивал дымок дорогих сигар и запах эксклюзивного парфюма. Расторопный малый официантской наружности предлагал желающим легкое вино в хрустальных фужерах.
        Чуть дальше от ринга расположились в полумягких креслах сотни три выходцев из так называемого среднего класса. Костюмчики у них были поплоше - не заказные, а всего лишь из бутиков готовой одежды. Дамы носили не бриллианты, а богемскую бижутерию. Курить среднему классу не позволялось вообще. Пили все больше пиво из баночек.
        Остальное пространство заполняла плотная масса «простой публики», довольствующейся обыкновенными пластиковыми сиденьями. Многие стояли в проходах. На галерке, охватывающей кольцом арену предстоящей баталии, стояли решительно все. Пили разное.
        Над ареной реяли вымпелы и парила не признанная олимпийскими богами муза кулачных боев Панкратиония, дева на редкость крупная и крепкая. У музы был бритый наголо череп, могучий подбородок, сломанный нос, изуродованные уши, груди как дыни и кулаки как арбузы. Во рту у нее не хватало двух-трех резцов, и еще штук пять зубов являлись определенно вставными. Одеяние покровительницы мордобоев составляли отнюдь не туника и лавровый венок, а спортивные трусы с золотым лампасом и алая шелковая майка под номером, естественно, 13. В правой руке муза сжимала золотой молоточек, в левой - бронзовый гонг. По непроверенным сведениям, именно его траурный звон слышат нокаутированные боксеры, перед тем как провалиться в беспамятство. На плече у девы сидела необыкновенно большеглазая синичка и чистила клювик. Снизу казалось, что пташка примостилась на одной из балок перекрытия.
        Зрители Панкратионию, понятно, не видели… что вовсе не мешало музе блаженствовать в бездне вырабатываемого ими адреналина. Время от времени падчерица Аполлона перебрасывалась фразой-другой с такой же невидимой собеседницей, к которой обращалась ласково «голубушка Фе». Голосок таинственной Фе напоминал звон серебряного колокольчика.
        Наконец показались и соперники.
        Первым вышел Хмырь, жилистый двухметровый детина, обладатель пугающей рожи гопника и обуви сорок восьмого размера. Он вышагивал в сопровождении целой кодлы тренеров, массажистов, телохранителей и прочих прихлебателей рангом пониже. Челядь претендента приоделась в строгие костюмы-двойки, только массажист да младший тренер были не при параде. Из динамиков в такт шагам Хмыря грохотал агрессивный рэп. Подражая заморским звездам профессионального бокса, претендент кутался в черный атласный халат с белоснежным подбоем. На спине халата поверх стилизованного изображения мертвой головы было вышито «HMR».
        Сказать начистоту, то были всего лишь инициалы грозного бойца, в миру Хохлушкина Максима Робертовича. Однако различные слои болельщиков расшифровывали надпись по-разному. Фанаты Хохлушкина вслед за ним самим восклицали: «Хаммер!» - и тут же переводили на великий и могучий: «Молот!» Прочие, коих почему-то обнаруживалось абсолютное большинство, безжалостно клеймили: «Хмырь!» Перевода слово не требовало.
        Появление в зале Илюхиного противника встречено было также по-разному.
        Солидные господа, сидящие в партере, приветствовали его ленивыми аплодисментами и поощрительными покачиваниями голов. Многие из них совершенно точно, из самых проверенных источников знали, что Хмырю сегодня улыбнется удача, поэтому поставили на гарантированного победителя приличные деньги. Однако, как хорошие картежники, показывать собственную осведомленность до поры до времени не желали. В отличие от расфуфыренных спутниц. Менее сдержанные дамы, счастливо визжа, вскакивали с кресел, бросали в воздух шляпки, сумочки и сотовые телефоны и вопили в экзальтации:
        - Максик! Свали для нас Муромца!
        Хмырь посылал поклонницам воздушные поцелуи из-под капюшона и вздымал над головой звездно-полосатые, как у кинематографического Рокки, перчатки. Он тоже знал о собственном грядущем триумфе.
        Остальные зрители встретили прибытие Хаммера-Хохлушкина оскорбительным свистом и ядовитыми комментариями, приводить которые мы не станем из нравственных соображений.
        Один из челядинцев Хмыря приподнял канаты со стороны «синего угла», и претендент вскарабкался на ринг. Выход Муромского был обставлен с куда меньшей помпой. Не гремели фанфары, не плясали разноцветные лучи прожекторов. Вместо пафосного облачения Илья накинул на плечи обыкновенное махровое полотенце с изображением Чебурашки и Крокодила Гены. Свита действующего чемпиона также отличалась немногочисленностью и скромностью. Среднего роста усатый молодой мужик в кроссовках, джинсах и камуфляжной футболке. Второй, похожий на молодого Есенина, в спортивном костюме и кроссовках же. Замыкал группу настоящий ряженый, потешный тип, облаченный в полный наряд того самого Крокодила Гены - от шляпы и затрапезного пиджачка до маски и хвоста. В одной лапе ряженый тащил бутылку с водой, в другой - здоровенное корневище хрена, от которого с заметным аппетитом откусывал.
        Но почтеннейшую публику, как известно, нарочитой простотой не проведешь. Это только в сказке Гарун аль-Рашид шляется по городу неузнанным и непризнанным. В действительности все обстоит наоборот. Настоящих королей узна Ю т, да еще как скоро! Стоило Илье появиться в зале, как подавляющая часть зрителей издала оглушительный рев восторга. Пуще всех старалась галерка.
        - Иль-я! Иль-я! Отрихтуй Хмы-ря! - согласованно скандировали болельщики слева.
        - Кран-ты Хмы-рю! Хмы-рю - кран-ты! - неслось не менее слаженно справа.
        Это горланили не за страх, а за совесть молодцы Полковника Швепса и курсанты ВПУККО, руководимые старлеем Ванятой, сыном Ибн Шушуна.
        Муромский скинул полотенце на руки Попову, легче пташки вспорхнул на ринг и с чувством раскланялся на все четыре стороны. Простая публика отреагировала рукоплесканиями. Холеные господа из партера поморщились, но отметили: Илья в отличной форме. Мышцы качественно «подсушены» и впечатляюще бугрятся, движения полны мощи, а выражение лица решительное. С таким - не проигрывают! Фрачные господа, среди которых доверчивые простаки отсутствовали, тут же засомневались, на того ли поставили немалые денежки. К Бакшишу обратились вопросительные взоры.
        Тот сделал успокоительный жест для дальних, а ближним, в первую очередь Ухвату Ёдрёновичу, сообщил вполголоса:
        - А вы думали, что я вывалю на ринг кучу навоза? Куклу для битья? - Бакшиш ухмыльнулся. - Не грузитесь зря. Чем внушительней выглядит Муромец, тем неожиданней будет его поражение.
        - Хорошо, если так, - сказал господин Стрёмщик медовым голосом. - Потому что в противном случае я вам га-ран-тирую новую должность… - Он на минуту задумался и продолжил: - Должность учителя физкультуры в одной из сельских школ Полоуменского района. Есть там такая деревенька, Ешкин Пот…
        Бакшиш натянуто улыбнулся, но в глубине его зрачков полыхнули злобные искорки. Полоуменский район по праву считался самой распоследней дырой штата Черемысль. А деревня Ешкин Пот даже в нем была наихудшей.
        Тем временем на ринге возникли новые действующие лица, сразу привлекшие заинтересованное внимание зала. Во-первых, в освещенном квадрате объявился рефери поединка. Темнокожий гигант в белоснежной рубашке, черных брюках, туфлях и галстуке-бабочке. Волосы у него были выбелены пергидролем и заплетены в замечательные косички-дреды. В ухе удивительного судьи покачивалось огромное золотое кольцо, а на груди - страховидное ожерелье.
        - Это что еще за чудовище? - грубовато поинтересовался Ухват Ёдрёнович.
        - Ваня Дредд, мой человечек, - пробурчал Бакшиш. - Настоящий папуасский принц. Судит так себе, но публика его любит.
        Словно в подтверждение этих слов болельщики дружно заорали, приветствуя экзотического рефери.
        Следом за Дреддом на поле предстоящей брани ступил безупречно обмундированный красавец-блондин. Его смокинг качеством не уступал нарядам господ из партера, а надраенные туфли сияли так, что казались вырезанными из черного стекла.
        Джентльмен в смокинге не скакал над канатами, как Илья, и не проныривал под ними, как Хмырь. Его подвез и поднял до уровня верхнего каната электрокар с прилаженной на подъемник площадкой. Блондин элегантно соскочил с подъемника, прошествовал в центр боевой арены, вскинул ко рту невесть откуда взявшийся микрофон… и вдруг низкий, почти инфразвуковой рокот прокатился по залу:
        - Are you ready to rumble?!
        Зрители, оглушенные акустическим ударом, смолкли.
        Блондин выдержал паузу и вопросил столь же мощно, но уже по-русски:
        - Вы-ы… готовы-ы-ы к сраженью-у-у-у?!
        Очнувшийся зал ответил восторженным гулом.
        - Ого, вы пригласили самого мистера Баффера? - удивился господин Стрёмщик.
        Конечно, никакой это был не Майкл Баффер, прославленный глашатай[Правильнее ring-announcer - «объявляла риига» (англ.). ] боксерских боев за титул чемпиона мира, а всего лишь Паша-Пафнутий. Но Бакшиш этого не знал и на всякий случай кивнул. Морда у него была озадаченная.
        Пафнутий победоносно улыбнулся - так, будто сам только что одолел непобедимого бойца, - заговорщицки подмигнул Илье и вновь завыл на двух языках:
        - Вы-ы… готовы-ы-ы к сраженью-у-у-у?!
        Публика впала в экстаз.
        И тут наконец с неподобающим опозданием претендент на чемпионский титул скинул халат. Стараясь наверстать упущенное. Хмырь принялся демонстрировать публике бицепсы и умение наносить противнику десять ударов в секунду. Его выбритую голову венчала тонкая косичка, а обнаженную спину украшала татуировка, один-в-один повторяющая надпись на халате: «HMR». Зрители приветствовали воинственные эволюции Хмыря довольно вяло.
        Илья, по праву действующего чемпиона занявший красный угол, бесстрастно наблюдал рисовку соперника, только изредка поводил покатыми плечами.
        Пафнутий последний раз поинтересовался, готовы ли окружающие к сражению, насладился ответным криком, объявил имена и заслуги соперников, после чего величаво взошел на свой подъемник и убыл.
        Рефери свел противников в центре ринга.
        Все стихло. Вдоль канатов навстречу друг другу пошли две поразительные красавицы, несущие таблички с надписью «Round 1». Первая девушка обладала высоким ростом, роскошеством форм и прибалтийской внешностью. Вторая пава была несколько миниатюрнее и не столь светловолоса. Зато пропорции затянутого в купальник тела радовали глаз классической соразмерностью, а нежная улыбка очаровывала буквально влет. Закончив дефиле, Инга и Антонина (а это были конечно же они) ловко соскочили с ринга и сместились в район «красного угла», под крылышко к Лехе с Никитой да вселенскому дружбанологу. Вскоре туда прибыл и Паша-Пафнутий. Он уже успел избавиться от взятого напрокат смокинга и переодеться в каждодневный наряд.
        Тоня под завистливыми взглядами Попова и Добрынина чмокнула жениха в губы и сообщила:
        - Ты был великолепен!
        Ударил гонг.
        Ударил гонг. Претендент рванулся в атаку. Илья несколько секунд успешно маневрировал, а потом вдруг отступил к канатам и закрылся глухим блоком.
        - Ящерка Хмырь имеет высокую продолжительность в вертикальном направлении и ультимативный размах верхних конечностей, - с тревогой в голосе отметил Геннадий.
        - Большой шкаф громче падает, - осклабился Попов.
        Точно в подтверждение Лехиных слов Илья мазнул Хмыря левой перчаткой по челюсти. На первый взгляд, удар был нанесен слабый, мимоходом, однако претендент содрогнулся и уронил руки до уровня груди. Немедленно последовавший правый хук поверг его на колени.
        Дредд бросился отсчитывать секунды.
        Партер растерялся, остальной зал загудел. Лицо Бакшиша исказила мертвенная гримаса. В сторону господина Стрёмщика он не смотрел.
        При счете «шесть» Хмырь поднялся-таки на ноги. Ноги его держали неважно, это заметил даже мало сведущий в боксе Геннадий. Тем не менее на вопрос рефери, сможет ли претендент продолжать схватку, тот утвердительно кивнул. Дредд бесстрастно объявил: «Бокс!» К сожалению, гонг, сообщающий об окончании первой трехминутки, не позволил Муромскому довершить дело нокаутом.
        Противники разошлись по углам.
        Не успел Илья присесть на поворотный стульчик и выплюнуть капу, как рядышком возник Тыра.
        - Ты че, Муромец? - страстно затараторил он. - Ты че, на, творишь? Папа Бакшиш чисто в гневе. Мы ж договорились: ударяешь, на, аккуратно. Ты на бойне, что ли? Ты хочешь бабки заработать или геморрой? Ты…
        - Ну-ка сбавь обороты, боец! - прервал его Никита.
        Для большей убедительности Добрынин наступил посланцу промоутера на ногу и взял левую руку Тыры хваткой, в секретном дзю-дзюцу клана Мудимято ласково называемой
«харисен» - бумажный веер. Пятерня Тыры и впрямь стала напоминать веер из рисовой бумаги, настолько сильно побелела и растопырилась. Тыра послушно сбавил обороты и вообще заглох.
        - Объясняю популярно, для невежд, - процитировал Добрынин, небрежно поигрывая
«веером». - Илья мужик простой, простодушный. К финтам не привык. Договорились, чтоб все было убедительно, он и делает убедительно. А если ваш претендент неспособен от легонького тычка устоять, то пусть идет в бардак вышибалой. На ринге ему делать нечего. Усек?
        - Я-то усек, на, - просипел Тыра. - Че папе сказать?
        - Скажи, пусть не дергается, - пробасил в ответ сам Муромский. - Я, как и говорил, собираюсь сегодня бабок срубить.
        После чего вставил капу, поднялся и шагнул к центру ринга.
        Рослая блондинка и стройная шатенка с табличками как раз закончили обходить круг во второй раз. Вновь зазвучал гонг.
        Хмырь успел за время перерыва оклематься и вновь атаковал, но заметно осторожней. Илья держал неудобную для длиннорукого соперника среднюю дистанцию и размеренно «сажал» короткие по корпусу - сбивал дыхание. Раунд проходил вязко. Только под конец заключительной минуты бойцы решились на обмен ударами. И опять все закончилось плачевно для Хмыря. Илья резко сократил дистанцию, претендент запутался в собственных руках и поймал подбородком сокрушительный апперкот. Тут бы и завершиться схватке, но в тот момент, когда ноги подброшенного ударом Хмыря оторвались от пола, раунд кончился. Бедняга Хохлушкин прибыл по воздуху прямо на руки ассистентам.
        Публика зашумела - не то восторженно, не то разочарованно. Взбешенный Бакшиш вскочил, намереваясь самостоятельно потолковать с ослушником Муромским, но взял-таки себя в руки-и рухнул обратно в кресло. Его супруга, хорошо знающая тяжелый характер мужа, прижала к груди таксу Груню и бочком-бочком улизнула - якобы в дамскую комнату.
        Партер роптал уже вслух. Ухват Ёдрёнович с застывшей улыбкой маньяка отламывал ножку у хрустальной рюмочки. Рюмочка была пятой по счету. Подсвинок Дункан Накладыч тихонько подвывал. Он позаимствовал из кассы родного Казначейства изрядную сумму, чтобы поставить на Хмыря, и теперь понял, что возвращать придется свои кровные денежки. Зато его однопартиец-хорек держался молодцом. Да и какая нужда нервничать, если Августин Дерябныч играл в тотализатор на денежки старого друга-казначея? Вспомнив об этом, Дункан Накладыч застонал еще пронзительней. Горячий парень Эдипянц ругался как последний ереванский сапожник.
«Хозяйка офиса» Иветта Козьмодеевна смотрела на него с восторгом, повторяя губами особенно впечатляющие пассажи.
        В это время огорченный Геннадий пытался отговорить Илью от продолжения схватки. Для существа, ставящего дружелюбие превыше законов физики, бокс оказался чересчур жестоким зрелищем.
        - Ящерка Хмырь высматривается загипнотизированным, - взволнованно лопотал персеанский профессор и, чтоб успокоиться, откусывал от хрена все более крупные куски. - Его здоровье объявляет воздушную тревогу. Этот большой шкаф уже падал громко, очень громко. Надо остановить его разброд и шатания, иначе головной мозг потеряет вектор интеллекта. Лицезреть такую печаль вредно для моих оптических вежд.
        - Будь спок, зеленый, - беспечно махнул рукой Леха. - Хмырю ничего не будет. Голова крепкая. Да у него и мозгов-то, поди, нету.
        - И все-таки наш космический друг прав, - сказал Никита. - Смотреть на бокс ему и впрямь ни к чему. Поэтому бери-ка ты, Геннадий, девчонок и веди их в машину. Пафнутий, проводишь?
        Паше до смерти хотелось увидеть, чем закончится бой, но Антонина сказала:
«Пойдем, милый!» - и ему не оставалось иного выхода, как подчиниться просьбе невесты.
        Зато Инга проявила редкостную строптивость.
        - Я смотрела все бои Ильи Николаевича и этот пропускать не собираюсь, - твердо заявила красавица. Подняла табличку «Round 3» и, покачивая бедрами, двинулась вокруг ринга.
        Весь третий раунд претендент с большой изобретательностью избегал борьбы, вызывая негодование зрителей.
        В четвертом сумел зацепить Илью открытой перчаткой по затылку и коленом в пах, за что поплатился не только предупреждением, но и очередным нокдауном.
        В пятом ушел в глухую защиту и пятился, пятился. Видать, искал пятый угол.
        Шестой раунд закончился, едва начавшись. Сразу после команды «бокс!» Муромский прыгнул вперед, да так проворно, будто и не было позади пятнадцати минут изматывающего боя. Не ожидавший подобной резвости претендент «зевнул» один удар, пропустил другой. И уж совсем не видел третьего, рокового апперкота, который отправил его в нокаут. Зато он отчетливо разглядел лицо огромной волоокой красавицы со сломанным носом, что спустилась к нему из-под потолка. Красавица легко, словно ребенка, подхватила Хмыря на руки и принялась ласково укачивать, напевая щербатым ртом странную песенку. Не то колыбельную, не то считалочку:
        - Раз! Два! Три! Четыре! Пять…
        И далее - до девяти.
        Песенка подействовала на боксера Максима Хохлушкина лучше всякого снотворного. Он подложил кулачок под щеку, свернулся калачиком и - отключился.
        Для болельщиков все выглядело несколько иначе. Вот рефери махнул рукой, вот Илья сделал стремительный шаг вперед, вот его кулаки задвигались подобно поршням парового двигателя… И вот уже Хмырь, будто сбитый локомотивом, на долгий-долгий миг застыл в воздухе. Он висел над рингом, вытянувшись как струнка, и никак не желал падать. Не то время остановилось, не то гравитация пропала. А может, кто-то незримый и могущественный решил чуточку продлить зрителям наслаждение эффектной картинкой.
        Наконец Хмырь стронулся с места и, постепенно набирая скорость, полетел на канаты. Ударился о них спиной, канаты отпружинили, претендент нырнул вперед. Бухнулся на колени, слабо помотал головой. Потом свалился набок и, приняв позу эмбриона, затих.
        Дредд, заранее понимая бессмысленность занятия, начал считать до девяти. Илья двинулся в угол, зубами отрывая манжету из лейкопластыря, которая закрывала шнуровку на победоносной левой перчатке.
        Тренерская команда Хмыря полезла на ринг. Первым спешил медик.
        Людское море, окружавшее ристалище, всколыхнулось. Да что там - вздыбилось и заревело. Галерка рычала и топала, обнималась и лобзалась, слившись в одну счастливую семью, упоенную победой брата по классу и друга по жизни. «В шестом, опять в шестом!» - кричали друг другу фанаты Муромского и гулко колотили единоболелыциков по спинам. Полковник Швепс, подхватив под руку хохочущую супругу, отплясывал дикий танец, энергичности которого позавидовали бы соплеменники Ванюши Дредда, и припевал не в ритм, не в такт:
        - Ах, Илюха, сукин сын! Отрихтовал Хмыря, мама не горюй!
        На противоположной стороне галерки курсанты ВПУККО, являя образец воинской дисциплины, построились в колонну по два и начали сходить в зал. В такт шагам они исполняли чистыми молодыми голосами «Марш Крантов»:
        Не время щелкать клювами -
        Пора захлопнуть рты:
        Спешат к нам вечно юные,
        Веселые кранты.
        Как гром средь дня погожего,
        Как джокеры Судьбы,
        Растут они и множатся
        Буквально как грибы.
        Несите в дом шампанское
        И торты, и торты:
        Вести дела цыганские
        Торопятся кранты.
        И как бы ты ни пыжился,
        Куда бы ни пролез,
        Тебе пропишут ижицу -
        С добавкой или без.
        И кем бы ты ни значился -
        С понтами, без понтов, -
        Тебе всегда корячится
        Пришествие крантов.
        Встречайте их и балуйте,
        Не прячьтесь под матрац,
        Иначе к вам пожалует
        Глава крантов - Абзац!
        Лестница содрогалась от их мерной поступи. Старлей Ванята завершал каждый куплет победного марша молодецким посвистом. Гражданские зрители, с завистью глядя на бравых курсантов, жалели о бездарно прошедшей молодости. Зрительницы - стреляли в них глазками. Практически без промаха.
        Представители «полусвета» в «полумягких» рядах смеялись и плакали. Реакция каждого впрямую зависела от того, на кого из боксеров были сделаны ставки. Отношение между счастливцами и неудачниками было приблизительно два к одному - в пользу смеющихся. Кто-то поливал кого-то остатками пива, кто-то яростно раздевался с неведомой целью. Кто-то рвался к рингу с криком «А ну-ка!».
        Фрачный и бриллиантовый партер, как это обычно случается в дни величайших потрясений и социальных катаклизмов, был страшно далек от народа. Дамы заламывали руки и аккуратно, стараясь не повредить украшений и нарядов, падали в обмороки. Мужчины пребывали в растерянном, но угрожающем молчании и искали взглядами Бакшиша. А того, удивительное дело, и след простыл! Так же как простыл след его беляночки-супруги с таксой Груней и отвратительного Тыры.
        Не было больше в партере и Ухвата Ёдрёновича.
        Трое из пропавшей четверки обнаружились на автомобильной стоянке, возле темно-синего «лексуса». «Лексус» принадлежал Бакшишу, и горемыка промоутер, похоже, собирался смыться на нем от расправы. Скорей всего, план его удался бы, кабы не измена. Подонок Тыра, вместо того чтобы скорей увезти босса прочь, вытащил ключ из замка зажигания. На законный вопрос: «Какого хука ты делаешь, урод?» - Тыра нагло заявил:
        - Подождем кое-кого.
        Не такой был человек Бакшиш, чтобы терпеть ослушание. Предатель и глазом моргнуть не успел, как бывший чемпион Забамья в полутяжелом весе, доказав тезис, что мастерство не пропьешь, залепил ему хлесткий джеб в ухо. Среди специалистов считается, что нокаутировать джебом довольно проблематично. Взбешенный непокорством шестерки Бакшиш блистательно опроверг это утверждение. Тыра опрокинулся на капот автомобиля и расслабленно соскользнул по лаковой поверхности на землю.
        Когда удовлетворенный Бакшиш наклонился за выпавшими ключами, послышались звонкие хлопки ладонью о ладонь. Словно кто-то аплодировал его умению. Бакшиш зажал ключи в кулак и резко выпрямился, готовый повторить страшный удар.
        - Красиво. Эффектно. В следующий раз нужно будет тебя выставить против Муромского, - рассудительно сказал Ухват Ёдрёнович, выделив «тебя» интонацией.
        Бакшиш коротко осмотрелся. Кроме него и Стрёмщика на стоянке присутствовал только безразличный ко всему Тыра. Да еще сидела поодаль нахохлившаяся престарелая торговка семечками, а рядом с ней - серый пушистый кот. Бывший многократный чемпион Забамья, оценив ситуацию, сгреб Ухвата Ёдрёновича за галстук и скверно осклабился.
        Ух Ё, недюжинного ума мужчина, живо сообразил, что кривая улыбка собеседника является самым настоящим предупредительным сигналом, и вскинул руки в примирительном жесте.
        - Господи ты боже мой, Рафаэль Леонардович! - прокряхтел он, скоренько вспомнив имя-отчество Башкаломова, неизвестное до сего драматического момента даже авторам. - Что это вы присматриваетесь ко мне так враждебно?
        - Да вот собираюсь дать в лоб, - не стал юлить Бакшиш. - Если не промахнусь мимо одной точки, память у тебя отобьет напрочь. Что мне сейчас и требуется.
        - А если промахнетесь? - тихим голосом полюбопытствовал Стрёмщик.
        Бакшиш молча пожал плечом. И столько в этом простеньком движении было выразительности, что Ухват Ёдрёнович мигом вспомнил, что человеческое тело необычайно хрупкая штука. Он сглотнул, дернув кадыком, и спросил:
        - Да зачем вам это нужно - отбивать у меня память?
        - Жить хочу, - спокойно ответствовал Бакшиш.
        - Ну так живите с миром, я разве возражаю.
        - Под дурака не коси. Ты сколько бабок сегодня потерял? Я должен поверить, что ты мне это простишь?
        - А с чего вы взяли, будто я что-нибудь потерял? - очень натурально удивился Ухват Ёдрёнович.
        - Ну как… - капельку растерялся Башкаломов. - Хмырь-то проиграл. Ставки тю-тю, сгорели.
        - Помнится, один очень умный еврей советовал не складывать все яйца в одну корзинку. Дескать, сохраннее будут. Я, знаете ли, советы мудрых людей никогда не игнорирую.
        Бакшиш на секунду нахмурился, соображая, какая существует связь между яйцами, умными евреями и сегодняшним поединком… в конце концов понял, выпустил галстук Стрёмщика и предложил:
        - Ладно, садись в машину. По дороге договорим.
        Когда недавние обитатели партера, наконец-то сообразив, где искать виновника грандиозного кидалова, объявились на стоянке, «лексус» Бакшиша давным-давно скрылся из виду. Жертвы надувательства, перешагивая через начавшего шевелиться Тыру (впрочем, были и такие, кто наступил на бедолагу), бросились к торговке семечками. Вопрос, мучивший этих господ, звучал так:
        - Куда уехал сука Башкаломов?
        Старушка была не то глуха как пробка, не то и вовсе слабоумна. Вместо того чтоб дать конкретный ответ, она хихикала, трясла головой и лепетала невпопад, что пусть ее семечки не такие крупные, как у Федотовны или Мокеевны, зато пожарены на совесть и гнилых - ни одного! А у Федотовны - одна гниль, потому и дешево. А Мокеевна, достав семечки из духовки, греет в них ноги, потому что от ревматизьму. Раньше еще хорошие были у Петра - ну бельмастого. Так он жарил их в крематории, где его племяш кочегаром робил, это всем известно. А когда Петр преставился, этот самый племяш, говно такое, не захотел сжечь его бесплатно. Вот такая нынче молодежь!
        Словом, много всякой чепухи бормотала старушенция, не умолкая даже после убытия спрашивающих. Что в общем-то неудивительно: пятисотрублевая бумажка, щедро пожертвованная ей Бакшишем, способствовала говорливости как ничто другое.
        Пока находчивая бабка создавала «дымовую завесу», а ее слушатели медленно сатанели, автомобиль с Бакшишем и Стрёмщиком остановился в одном из проездных дворов в старой части Картафанова. Боковое окно со стороны водителя было приоткрыто, и находись в этом дворе человек с тонким слухом, он сумел бы расслышать, как:
        - …но не дурак, - продолжая какую-то речь, веско сказал Башкаломов. - Поэтому твое предложение относительно учительства в Полоуменском районе я принимаю. Пересижу годик-полтора, молочком деревенским подкормлюсь, чистым воздухом надышусь. Парней талантливых поищу. А там, глядишь, и вернусь.
        - Пожалуй, пожалуй… Вот только подозреваю, на оклад сельского физрука вам будет тяжеловато существовать. Опять же жена у вас молодая. К роскошной жизни привыкла, - с фальшивым сочувствием сказал Ухват Ёдрёнович. - Может, финансами на первое время пособить?
        - Бакшиш подачек не принимает.
        - И правильно, - подхватил Стрёмщик. - У спортсменов, как говорится, собственная гордость, хе-хе. Так я вам больше не нужен?
        - Ты мне нет. Надеюсь, и я тебе, - сказал Бакшиш.
        - В таком случае прощайте.
        - Будь здоров.
        Хлопнула дверца. «Лексус», басовито урча, выкатился из двора. Ух Ё проводил его безразличным взглядом, вызвал по мобильному телефону своего водителя, назвал адрес, засунул руки в карманы и стал ждать.
        Спустя пять минут тот же темно-синий «лексус» остановился на задах самой престижной в Картафанове букмекерской конторы «Биатлон». К машине торопливо подошла молоденькая симпатичная блондинка. На сгибе левого локтя, прижимаясь к высокому бюсту блондинки, сидела такса. В правой руке дамочка держала туго набитый мужской портфель.
        Когда сияющая Света устроилась на заднем диване автомобиля, когда Груня была помещена в специальную сбруйку безопасности, а портфель перекочевал к Бакшишу, бывший боксерский промоутер наконец-то позволил себе улыбнуться. Не угрожающе и не ехидно, а широко и жизнерадостно.
        - В разные корзины, в разные корзины… - будто бы передразнивая кого-то, пробурчал он. - В одну-то ведь куда выгоднее. Главное - точно знать в какую. И не обязательно для этого быть мудрым евреем. Можно и хитрым татарином. Правильно, Светик?
        - Правильно, - пискнула блондиночка, привыкшая соглашаться со всяким словом грозного мужа. - И все-таки, Рафа, почему ты был так уверен, что Муромский
        не ляжет под Максика?
        - Да что я, Илюху не знаю? - добродушно проговорил Бакшиш, трогая машину с места. - Это ж такой, Светка, булат - что ты! Вроде меня в молодости. Настоящий богатырь. Эй, женщина, ты чего вздыхаешь?
        - А вдруг мне будет скучно в деревне?
        - «Скука - болезнь счастливых», - отозвался Бакшиш подходящей цитатой и на приличной скорости погнал машину по проспекту Градоустроителей (бывший Далеких Канонад) прочь из Картафанова.
        Беспамятство Хмыря вышло не слишком продолжительным. Менее чем через две минуты он довольно твердо стоял на ногах и даже связно отвечал на вопросы медика. И все же кое-какие изменения в его мозгу определенно произошли. Временами мимолетная улыбка трогала разбитые губы бывшего претендента, и это явилось настоящим потрясением для знавших его людей. Дело в том, что Максим Хохлушкин не улыбался с тринадцатилетнего возраста. Хохотал или даже ржал - такое бывало. А улыбаться воздерживался, считая это проявлением слабости. Но главной сенсацией вечера стало другое. После официального объявления победителя Хмырь по-братски обнял Муромского и заявил громогласно:
        - Спасибо, брат, что вложил мне ума.
        - На здоровье, землячок, - ответил несколько опешивший Илья и добавил: - Обращайся еще, если понадобится.
        Хмырь снова улыбнулся - как будто впрямь понял и оценил шутку - и отправился благодарить команду Муромского. Долго жал руки Попову и Добрынину, бормотал, что они ребята зашибись, а под конец попытался расцеловать Ингу. Однако тут на его пути решительно встал Ваня Дредд. Хмырь не особо-то опечалился и расцеловал Дредда. Потом он полез целовать дамочек из партера, и тренерской бригаде пришлось его увести.
        До раздевалки Илью несли на руках. Думается, восторженные поклонники донесли бы его на руках хоть до Черемысля, но скромняга Муромский никогда не злоупотреблял любовью публики. Поэтому раздевалку чемпион покинул через запасный выход, который вывел его прямиком на служебный двор.
        Двор, к счастью, был совершенно свободен от болельщиков. Наверное, потому что опоясывался высоченным бетонным забором, а единственный выход запирался крепкой железной дверью. Снаружи на двери висела табличка: «Опасно, охраняется кровожадной собакой!» Все эти предосторожности выглядели довольно странно, так как двор был завален отслужившими срок спортивными снарядами и прочим барахлом, способным заинтересовать разве что очень непритязательных старьевщиков.
        Однако на этот раз помимо ржавых шведских стенок и поломанных тяжелоатлетических помостов во дворе обнаружилась и знакомая «Ока». Возле нее покуривали Леха с Никитой, а с ними - бородатый сторож Дворца спорта, чрезвычайно похожий то ли на Льва Толстого, то ли на Карла Маркса. Впрочем, троица не столько курила, сколько наблюдала за дружбанологом. Геннадий опустился на четыре конечности и ласково беседовал с кудлатой собакой сторожа, выясняя, не является ли она родственником Чебурашки. Или хотя бы музеем «Союзмультфильма». Храбрый пес, в прошлом - пограничник, задержавший за свою жизнь шпионов больше, чем знаменитый Ингус Никиты Карацупы, немножечко робел странного существа. Виду, однако, не подавал. В родстве с Чебурашкой не признавался тоже.
        Илюха по-приятельски поздоровался со сторожем, назвав его Карлом Николаевичем, и покосился на Геннадия:
        - Чего это он? Опять рассолу надулся? Где взял?
        Друзья в ответ хохотнули и кивнули на сторожа.
        - Его спроси.
        - А чего такого, - пробасил бородач. - Ну дал я ему хлебнуть пару глотков. Вижу, жрет мужик хреновые корни и не запивает ничем. Аж позеленел от такой холеры. Разве это дело? Сухомятка - она страсть до чего вредная. Сперва-то я самогончику предложил, он в отказ. А как увидел банку с огурцами, сразу оживился. Ну понятно, с похмелья человек. Я ж не фашист, отлил ему литра полтора. Потом еще полтора. А потом его и торкнуло.
        Илья покачал головой, укоризненно сказал: «Эх, Николаич…», аккуратно взял персеанского профессора одной рукой за шкирку, другой за хвост и попросил открыть дверцу «Оки».
        - Ты только осторожней. Не покалечь брата по разуму, - предостерег Добрынин, выполняя просьбу.
        - Волнения излишни. Это же не Хмырь, - отозвался Илья.
        Он слегка раскачал Геннадия на манер стенобитного бревна и запустил внутрь машинки. Там глухо бумкнуло. Взвизгнули и засмеялись девушки.
        - Следующий, - пригласил Муромский. - Быстрая и качественная доставка в любую точку салона. Кудрявым и военнослужащим - прогрессивные скидки.
        - В каком смысле скидки? - полюбопытствовал Попов.
        - И в каком смысле прогрессивные? - подхватил Добрынин.
        - Закидываю с соблюдением геометрической прогрессии. Каждый раз начальную скорость увеличиваю в полтора раза. Через сотню загрузок гарантирую достижение звукового барьера.
        Леха с Никитой переглянулись и отчаянно замотали головами.
        - Как хотите, - пожал плечом Илья. - Я ведь мог направить точнехонько на коленки к Инге или Антонине.
        - Тогда давай! - в голос заорали хлопцы, торопливо выбрасывая окурки. - Меня, меня первого!
        - Поздно, несчастные! - сказал Илья и демонически расхохотался.
        - Вот так всегда, - пожаловался Попов сторожу и обратил печальное лицо к Никите: - Обрадуй меня хоть ты, брат по разочарованию. Сколько нашему комплоту причитается вражеского золотишка за очередную победу добра над злом?
        Добрынин завел глаза к небу, подвигал усами и назвал сумму.
        Услышав ее, восторженно присвистнули или крякнули буквально все, включая отставную пограничную собаку.
        - Ну так чего мы медлим? Поспешимте ж за выигрышем! - насвистевшись всласть, воскликнул Попов.
        - И то, - кивнул Илья. - Вперед, братцы. Разорим «Биатлон»!
        Когда «Ока» выехала из двора, сторож неспешно загасил окурок о стойку перевернутого гимнастического коня и спросил у пса:
        - Должно быть, это в копейках?
        Пес облизнулся, отвел взгляд и шумно задышал. По его мнению, вопрос был риторическим.
        Глава 5
        ГОРДИЕВ БАНТИК
        Жители Картафанова испокон веку отличались огромной, неистребимой любовью к спорту. И не только в активной части, но и в условно-пассивной. Проще говоря, помимо спортсменов имелось в Картафанове множество болельщиков. Да не каких-нибудь лежебок, всего и умеющих под пивко давить на кнопки телевизионного пульта да орать «Гол!» или «Куда ты лупишь, мазила!». Нет, основную массу составляли серьезные личности, помнящие историю побед и поражений всех известных команд, сборных и атлетов-одиночек. Люди-хронисты, скрупулезно ведущие графики-календари встреч. Люди-арифмометры, вычисляющие шансы противников с точностью до одного попадания (в ворота, в «яблочко», в корзину, в челюсть). Люди-гвозди, готовые в тридцатиградусный мороз стоять на трибунах открытого поля для русского хоккея с мячом. Словом, это были настоящие беззаветные профессионалы болельщицкого дела.
        Вдобавок каждый из них обладал отчаянным азартом спорщика. По этой причине едва ли не самой доходной и процветающей компанией города являлась букмекерская контора «Биатлон».
        По множеству признаков «Биатлон» напоминал сказочного дракона. Конечно, не внешне, а внутренне. Как известно, драконы обладают чудесным даром притягивать к себе злато. А также привлекают храбрецов, желающих победить чудовище и завладеть его богатствами. Время от времени драконы похищают девственниц и разоряют селения. Все перечисленные пункты в деятельности «Биатлона» присутствовали.
        Про злато говорить не стоит, и без того ясно, что денежки текли в контору как по волшебству. Противоборствующие герои? Сколько угодно! Картафановские храбрецы-болельщики, вооруженные календарями состязаний и верой в удачу, посягали на сокровища «Биатлона» беспрерывно. Некоторым удавалось урвать толику драконьих богатств. Но большинство покорно складывало собственные рублики в груду, растушую не по дням, а по голам. К счастью, головы у рыцарей оставались на месте. Дракон-«Биатлон» не был кровожаден. Да и город он не подвергал жестокому разору, а неспешно обирал. Неспешно, зато постоянно.
        Что там по порядку?.. Девственницы? Гм. Знаете, вопрос о девственницах мы пока оставим открытым. Уж больно он деликатного свойства. Обсуждать такую тему авторы не вполне готовы. Впрочем, упомянем, что на «работе с клиентами» служили в названной конторе исключительно привлекательные девушки.
        Не нами сказано: начали гладко, а кончили гадко. На каждого дракона или Змея Горыныча рано или поздно находится свой Ланселот или Добрыня Никитич. Дождался черного денька и «Биатлон». Ведь именно в этой конторе, вопреки здравому смыслу, были объявлены самые высокие котировки Хмыря и самые низкие - Муромского. Видимо, наиболее жадная из змеевых голов послушала нашептывания Бакшиша и возомнила, что стала умнее остальных.
        Умнее не умнее, но то, что быть ей скоро битой, - уж это точно.
        После того как супруга вероломного Рафаэля Леонардовича наполнила денежными пачками большой мужской портфель, в драконьем логове наступило уныние. Сотрудникам казалось, что сальдо озверело, словно бешеный бульдог, а дебет срочно затребовали неумолимые кредиторы. Еще бы, дневной баланс оказался равен нулю! Невиданно и неслыханно! Ситуация представлялась руководству «Биатлона» худшей из тех, что могут произойти.
        Действительность часто обманывает ожидания. Даже самые мрачные.
        Не истекло и десяти минут после того, как контору покинула Светлана Башкаломова с почти полной дневной выручкой, двери «Биатлона» вновь распахнулись.
        На пороге стоял Никита Добрынин.
        В руке он сжимал убийственную, как меч-кладенец, квитанцию. За его левым плечом возвышался Илья Муромский, сверкающий ослепительной улыбкой победителя. За правым - неумолимый, как патологоанатом, Алексей Попов. Чуть позади - внушительные, будто ангелы апокалипсиса, Ваня Дредд и Паша-Пафнутий.
        - Салют, красавицы! - воскликнул Никита и подмигнул сразу всем предполагаемым девственницам. - Где тут у вас выигрыши упаковывают?
        - Какие выигрыши? Какие еще выигрыши? - сварливо затараторила наименее подходящая на роль красавицы дама. Не то чтобы она не поняла вопроса. Просто долгая жизнь подле драконьих сокровищ превращает самые невинные и щедрые создания в скучных и раздражительных скаредниц.
        - Законные выигрыши, - отрезал Попов.
        - По итогам боксерского поединка Муромский против Хохлушкина, сестренка, - уточнил Илья.
        - У нас и счастливый билетик имеется, - сообщил Никита, предъявляя даме злополучную квитанцию. - И сумочка, чтоб копеечки унести. Ванюша, где наша сумочка?
        Дредд, топая, как ожившая статуя Командора, подошел к окошку кассы и выставил
«сумочку».
        - Молодой человек, вы что, издеваетесь? Такой баул подсовываете. Мы здесь не картошкой торгуем, а денежки выдаем, - игриво пискнула сидящая в кассе девушка. Она работала в «Биатлоне» недавно и еще не привыкла считать букмекерские финансы своими. К тому же чернокожий «молодой человек» был так крупен, так экзотичен…
        Увы, полюбезничать дальше ей не удалось. Рядом с Дреддом вдруг возникла рослая блондинка и едко заявила:
        - Вы, барышня, поменьше болтайте на рабочем месте. А то со счету собьетесь. Мигом выставят на улицу. Пойдете мороженым вразнос торговать.
        Между тем барышня-кассирша посмотрела в квитанцию, и ей самой тотчас расхотелось болтать.
        - Марья Семеновна! - закричала она. В голосе звучали панические нотки. - Подойдите, пожалуйста, сюда. - Потом повернулась к Дредду и официально проговорила: - Вас прошу минуточку подождать.
        Давешняя сварливая дама, высоко задрав двойной подбородок и показательно не глядя на посетителей, подошла к кассиру. Наклонилась. Та что-то быстро зашептала Марье Семеновне на ушко. Через несколько секунд подбородки сварливой дамы еле заметно задрожали, а щеки побледнели. Она повернулась к удачливым игрокам с фортуной и уже совершенно без апломба проблеяла:
        - Прошу простить, но в настоящее время в кассе нет требуемой суммы. А банки уже закрыты… Вы готовы подождать до завтрашнего дня?
        Члены комплота перебросились взглядами, и Никита выразил общее мнение:
        - Конечно, готовы. - Он широко улыбнулся и в лучших традициях русского офицерства присовокупил: - Ради того чтобы полюбоваться на таких прелестных барышень, мы готовы приходить сюда ежедневно.
        - И еженощно, - пророкотал Илья.
        - Даже ежечасно, - добавил Попов.
        - Еже-мо-мен-тально, - по складам проговорила в приоткрытую дверь какая-то морда, необычайно сходная с крокодильей. Появление забавной морды разрядило атмосферу и даже заставило работниц «Биатлона» захихикать.
        Только Дредд и Паша-Пафнутий ничего не сказали. Их держали под ручку Инга и Антонина, поэтому вести речи о прелести посторонних девушек было крайне неразумно.
        - До скорого свидания, красавицы! - попрощались в голос Илья, Никита и Алексей. А Иван-королевич, пользуясь тем, что Инга на мгновение утратила бдительность и отвернулась, подмигнул барышне за кассой и сообщил:
        - Сумочку тут оставим.
        После чего компания богатырей и их боевых подруг покинула букмекерскую контору.
        Предполагаемые девственницы вздохнули - скорей печально, чем облегченно. И даже сварливая Марья Семеновна мечтательно пробормотала: «Ах, какой мужчина - этот с усиками, похожий на военного…»
        Выбравшись из логова несвоевременно обнищавшего дракона, наши герои окружили
«Оку» и посмотрели друг на друга с задумчивостью. Никто не проронил ни слова. Илья принялся протирать лобовое стекло, на котором виднелась белая клякса птичьего граффити. Желтогрудая художница сидела поодаль, на ветке тополя и пела
«синь-синь», делая вид, что совершено ни при чем.
        Никита закурил ароматный не по породе «Беломор», Леха - столь же душистую
«Приму». Персеанский профессор клацнул зубами в попытке поймать ночного мотылька, а Дредд звучно побарабанил пальцами по макушке главного украшения своего ожерелья. Девушки шмыгнули в салон машинки пошептаться о девичьем.
        Паша-Пафнутий окинул взглядом нарисовавшуюся диспозицию и спросил:
        - Ну что, парни, куда обычно направляются чемпионы после долгожданной победы?
        - На пресс-конференцию, - сказал Муромский. - Если таковая предусмотрена. Или отсыпаться. Можно еще в баньку.
        - А почему не на банкет?
        - У настоящих чемпионов режим и диета. Которые, ясен перец, главные враги загула и банкета, - сказал в рифму Илья. - Но вообще-то идея заманчивая. Какие есть предложения по поводу подходящего места? Я предлагаю свою каморку.
        - Твоя каморка - это пять, - покивал Леха. - Музычка, штанги-гирьки, балкончик… Да только в такую погоду прятаться в четырех стенах? Фу! - Он выдул густую дымную струю и уточнил: - Моветон, выражаясь по-крестьянски. На природу, парни, надобно. На натуру. Чтобы слышался умиротворяющий шум листвы, мелодичное пение птиц, романтическое журчание ручья…
        - Жизнеутверждающий звон комаров, - подхватил Никита. - Отставить, бойцы! Пикник под сводами леса - дело, конечно, хорошее. Но не вечером. Тем более не ночью. Загрызут комарики-то.
        - Да брось, комиссар, - не сдавался Попов. - Как известно, в тайге либо в поле после второй бутылки все женщины становятся красавицами. После третьей исчезают комары. А после четвертой прекращается дождь. У нас красавицы уже есть, дождя, наоборот, нету. Так что комарики пропадут даже раньше, чем предусмотрено туристским законом. Скажи, Илья?
        Муромский окончил наводить глянец на стекло «окушки», полюбовался результатами работы и пожал плечами:
        - Да мне-то что. Меня жалить - себя не жалеть. Но девчонки…
        Ваня Дредд и Пафнутий истово закивали. Отдавать девчонок на поживу лесным кровососам им чертовски не хотелось.
        - Тогда предлагаю наш «Шалман», - сказал Пафнутий. - К тому же у меня и у Тони через час начинается смена. Обслужим по высшему разряду. Может, четыре стены приличной ресторации все-таки устроят чемпиона и его команду?
        Чемпион и его команда замялись, отводя глаза. Было понятно, что «Шалман» их не слишком-то устраивает.
        - Шумновато там, - наконец высказался Никита. - Караоке это проклятое…
        Пафнутий гордо напомнил:
        - У нас живая музыка! - Потом вздохнул и пробормотал: - Ну впрочем, как знаете.
        - А ты что подскажешь, зеленый? - Леха дружески хлопнул Геннадия по шляпе. - Прояви изобретательность высшей расы. Только, чур, павильон «Союзмультфильма» не предлагать! Пить водку в компании мультяшных кукол - страшное кощунство.
        - Если бы мой косметический препарат, то есть космический аппарат был чуточку повеличественнее, - развел конечностями дружбанолог, - я бы мог предложить шествие по злачным областям вселенной. Ах эти синеволосые непарнокопытные чертовки с Тау Кита! Ух эти интеллигентные забулдыги и краснобаи с Сириуса! А пьянящие газированные тины из ликеро-водочных озер Теты Носорога? Шарман! Фонтан! Ураган! Но, к титаническому состраданию, мой звездолет всего лишь двуспальный. И топлива в карабин. То есть в обрез…
        Друзья, уже видевшие себя посасывающими знаменитые на весь космос газированные тины в обществе не менее знаменитых синеволосых чертовок, приуныли. Все, за исключением Дредда. Тот вновь побарабанил по королевскому амулету и спросил:
        - Скажи-ка, Геннадий, а какова грузоподъемность твоего блюдца? Тонны полторы будет?
        - Не имею известного масштаба, чтобы ответить, - растерялся дружбанолог. - Тонны, понтоны, тритоны… Ты, милая ящерка Ваня, мыслительные мышцы не гипертрофируй. Ты пальцем изобличи.
        - Да запросто, - отозвался Дредд. - «Оку» вместе с нашей компанией может поднять и вокруг Земли обнести? Ну хотя бы на половину шарика?
        - Предположительно может, - подумав секунду-другую, сказал профессор. - Предположительно пять таких машин оттранспортирует на расстояние тысячу раз вокруг планеты. За одни сутки. Без судьбоносных потерь энергии. Но зачем это?
        - И правда зачем? - поддержала заинтригованная компания.
        - Да меня, ребята, его королевское величество отец родной приглашает в гости, - признался русско-папуасский принц. - Давно уже зовет. Обещает с родней познакомить и устроить грандиозную пирушку. А на нашем родовом острове, слава первочеловеку Сидо, не сосавшему материнской груди, комары и другая жалящая гадость отсутствует как класс. Зато мяса, рыбы и фруктов завались. Настоящий Эдем. Змеи, конечно, наличествуют, как во всяком уважающем себя Эдеме. Но и те от людей прячутся. Потому что отцовы подданные кушают их за милую душу. - Обрисовав райский остров, Дредд потупился и пробормотал: - Заодно я б ему Ингу показал…
        Муромский при последних словах более удачливого поклонника Инги погрустнел. Впрочем, совсем незаметно и очень ненадолго. Он, человек с необъятным сердцем (и опытом в сердечных делах), понимал, что этому органу, отвечающему за любовь и кровь, не прикажешь.
        Как и некоторым другим органам - добавят авторы, обожающие оставлять последнее слово за собой. Особенно когда речь идет о звучных банальностях.
        - А что, парни, я не против, - потер руки Попов. - Пальмы, лагуны и знойные мулатки…
        - Папуаски, - уточнил не терпящий ошибок в терминах Добрынин.
        - Тем более! - воскликнул Алексей. - Тем более папуаски! Уж явно не хуже парнокопытных бестий с Лямбды Скота. Ну что, Никит? Илья?.. Пашка?.. Как вы?
        - Пас, - печально сказал Пафнутий. - У нас с Тоней смена, я ж говорил.
        - А вы забейте! - бесшабашно предложил Леха.
        Паша замялся. Видно, забить ему очень хотелось.
        - Кончай подзуживать, Попа, - строго сказал Илья. - Сам работу потерял, так хоть других не провоцируй. Не слушай его, Пафнутий. Тропические острова - штука, понятно, хорошая. Но ломать из-за одной экзотической попойки жизнь - последнее дело. Вот поженитесь с Антониной, тогда и махнете туда в свадебное путешествие. Законным образом. А Ваня поспособствует. Так ведь, землячок?
        - Какой разговор! - Дредд вскинул руки в жесте «милости просим, гости дорогие». - Да само собой, Паша! Сегодня заодно и провентилируем вопрос. Закажем для вас лучшую хижину поближе к океану, охлажденных кокосов молочной зрелости и так далее…
        Пафнутий после таких слов заметно повеселел. Ожидаемый медовый месяц на пальмовом атолле мог примирить его с любыми трудностями дня сегодняшнего.
        Да и кого бы не примирил?
        Отправляться в путешествие решили из-за города, с давешней полянки возле Пятака. С той самой, где состоялся первый контакт братских цивилизаций. Во-первых, символично, а во-вторых, вдали от досужих глаз.
        Приехали, осмотрелись. Свидетелей не обнаружили, поэтому извлекли персеанское летающее блюдце из багажника. За время нахождения в состоянии консервации оно успело слегка запылиться, и еще кто-то нарисовал на нем помадой два сердечка с крылышками. Внутри более крупного сердца обнаружилась заглавная буква «И», а внутри того, что поменьше, - «Ф». Впрочем, никто этих рисунков не видел, кроме Геннадия. А тот не стал оповещать о таинственных надписях всех и каждого. Только задрал морду кверху, подмигнул обоими глазами кому-то невидимому и прошептал:
«Дружбанологи вселенной на твоей стороне, милая ящерка!» После чего прижал блюдце к низу живота, занес над ним правую конечность и громогласно объявил:
        - Добьемся мы увеличенья своею собственной рукой.
        Получилось несколько двусмысленно, о чем известило дружное фырканье сильной половины общества. Профессор смущенно подвигал хвостом и изменил формулировку:
        - Дело мастера трепещет!
        Скажем прямо, мастера побаивалось не только дело. Поэтому за дальнейшими действиями персеанского профессора осторожные земляне наблюдали издалека. Наблюдать не могла только Инга. Мужчины так надежно защитили ее своими телами, что она без проблем пережила бы извержение небольшого вулкана. Без проблем, но и без зрительных впечатлений.
        Дружбанолог в свете фар «Оки» отыскал на поверхности корабля управляющий орган трансформатора. Поощрительно крякнул в собственный адрес, нажал кнопку и отбросил средство космического передвижения в сторону. Кораблик упал на ребро, немного прокатился, а потом шлепнулся на «донышко». Тут же выдвинулись три тоненькие ножки, на которых блюдце и укоренилось. По серебристым бокам побежали юркие разряды неведомой энергии, послышался треск, будто от ломаемых вафель. На макушке звездолета замигал синий маячок, завыла пронзительная сирена. Кораблик сжался, словно спринтер перед стартом, а затем рывком увеличился. Затем еще и еще.
        Через полминуты перед курносой мордочкой «Оки» стояла внушительная летающая посудина. Была она приблизительно трех метров в диаметре и двух в высоту - если считать вместе с ножками. Между прочим, в полноразмерном варианте звездолет походил скорей на гигантскую раковину мидии, чем на блюдце.
        - Ура, заработало! - закричали обрадованные зрители и побежали поздравлять Геннадия. Тот, похоже, и сам был изумлен столь скорым и удачным результатом.
        Оказалось, что со «стыковкой узлов» проблем не возникнет. Звездолет обладал сферическим силовым полем переменного радиуса, которое позволяло ему надежно удерживать подле себя любые объекты сравнимого с ним размера и массы. И отталкивать любые объекты, возникающие снаружи силовой сферы. Хоть шальные метеориты, хоть зенитные ракеты. Кроме того, названное поле делало персеанский корабль абсолютно невидимым во всем спектральном диапазоне. Поэтому ракет и международных осложнений, связанных с нарушением воздушных границ, можно было не опасаться.
        Небольшая заминка возникла при составлении маршрута. Все-таки Геннадий был неопытным авиатором и плохо знал географию Земли. Как всегда, на помощь пребывающим в растерянности гражданским лицам пришли вооруженные силы в лице Никиты Добрынина. Бывший комиссар назубок помнил карты местности любого уголка земного шара, включая Антарктиду, Тибет и пустыню Гоби. Единственное место, где Добрынин, по его словам, «ориентировался всего лишь на четверочку с минусом», были джунгли в пойме Амазонки. К счастью, вожделенный остров Дреддова папаши находился в районе, известном отставному офицеру на ять.
        - Папуа - Новая Гвинея… Так-так… Океания, Соломоновы острова… Угу-угу… - деловито бормотал он, слушая объяснения Дредда. Когда тот завершил рассказ, Никита кивнул, повернулся к дружбанологу и сказал: - Геннадий, ты говорил, что тарелочка двухместная. Предложишь мне место пассажира или уступишь пилотское кресло?
        - Уступлю пилотское, - поспешно ответил профессор.
        - Благодарю за доверие, - отчеканил Никита и полез в звездолет, мурлыча: -
«Персей нам дал титановые крылья, а для движка впендюрил „Токомак“…»
        - А ты разберешься в управлении, брат? - с некоторой долей сомнения спросил Илья.
        - Очень своевременный вопрос! - скрипуче поддакнул из салона «Оки» Арапка. - Я, например, еще не все дела переделал в этом мире, чтобы рисковать понапрасну. Человечество постигнет невосполнимая утрата, если мой уникальный организм бессмысленно погибнет по вине самонадеянного солдафона.
        - Оставить панику, бойцы, - уверенно сказал Никита. - И не такие шали рвали! Если уж Геннадий, личность сугубо штатская, добрался до нас через половину Вселенной… То старший лейтенант Добрынин какие-то двадцать тысяч километров преодолеет хоть с закрытыми глазами.
        Ответ прозвучал столь убедительно, что даже вяленая черепушка застыдилась своего недавнего скептицизма. И только Инга скромно попросила:
        - С закрытыми глазами не надо.
        - Слово дамы - закон для офицера, - молвил Никита, произвел воздушный поцелуй и скрылся в утробе звездолета. Дружбанолог неуклюже втиснулся следом.
        Остальные путешественники, нервно похохатывая, заняли места в «Оке». Салон машинки по-прежнему воспроизводил внутренность правительственного купе. Лишь на диванах появились привязные ремни да вазон с золотыми рыбками и орхидеями закрыла прозрачная крышка. Зато окна расширились. Для того, видно, чтобы пассажиры могли лицезреть проплывающие под ними красоты. Илья покосился на спутников и без колебаний задернул окна шторками. Наглухо.
        Никто не возражал.
        Инга прижалась к мускулистому боку Ивана-королевича и пролепетала:
        - Отгадай загадку, Ваня. Летели два крокодила, один военный, другой в Океанию. Зачем мне макияж, если я не имею высшего образования?
        - Да не волнуйся ты, - прогудел Дредд, вцепившись в свой амулет так, что пальцы побелели. - Инопланетная техника надежная. Вот и Алексей, как инженер, подтвердит.
        - Б-б-безотказная, - мелко закивал Попов. - П-п-персеанская в особенности. Как в песне поется: «В-в-всю-то я вселенную п-проехал, нигде лучшей н-не нашел».
        Илья, оценив ситуацию, понял, что лишь немедленный старт спасет команду от паники. Он прошагал к дальней стене, где висел телефонный аппарат, и снял трубку. Аппарат был представительного вида, с хромированным гербом. Рукоятка у трубки была из слоновой кости, а наушник и рожок звукоприемника позолоченные. Шнур витой, с алой нитью. По такому телефону самому Вседержителю позвонить не зазорно. Тем более другу и соратнику Никите Добрынину. Ничуть не сомневаясь, что сообщение дойдет по адресу, чемпион вскинул трубку и преувеличенно бодро проговорил:
        - Эй там, за штурвалом. Экипаж к перелету готов. Курс на юго-восток! - После чего живо устроился на диване и пристегнулся.
        В динамике громкой связи прозвучала мелодичная нота, и голос Добрынина, искаженный помехами, издаваемыми явно крокодильей глоткой, произнес:
        - Поехали!

«Ока» еле заметно колыхнулась. Инга закрыла глаза, Дредд вцепился зубами в самый крупный акулий клык ожерелья. Попов - зубами же - в согнутый указательный палец. Илья сидел неестественно прямо и безотрывно смотрел на сбившихся в кучу рыбок. Вяленая черепушка раскачивалась на бусах и что-то торопливо бормотала. Если бы нашелся в салоне человек, способный в этот напряженный миг прислушаться к ее словам, то немало бы поразился. Потому что каннибальское отродье с истовостью взывало: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!!!» Думается, больше всего на свете жалел сейчас Арапка, что не имеет руки, чтобы поднести к сухим губам вышеописанную телефонную трубку и вознести молитву прямо в ухо Всевышнему. - Десять минут. Полет нормальный, - объявил Добрынин. Голос у него был раздражающе жизнерадостным, как у какого-нибудь провинциального конферансье. - Взглянув в иллюминатор, пассажиры могут увидеть приближающиеся снежные вершины Памира.
        Пассажиры, мало-помалу приходящие в себя, любоваться на Памир все-таки не решались. А когда решились, внизу уже мелькала зелень полуострова Индостан, а вскоре - синева океана. Пока Попов с Муромским спорили, Индийский это все еще океан или уже Тихий, необыкновенный летающий тандем начал снижаться.
        Полудюжина атоллов, которыми владел папаша Ивана-королевича, великий властитель Угуг, носитель копья Огог, стала надвигаться с головокружительной скоростью. И вдобавок с пугающим креном на правый борт. Шторки на окнах вновь задернулись самым что ни есть волшебным образом. Впоследствии так и не удалось выяснить, чьими стараниями это было проделано, - ведь пассажиры лежали вповалку на ковре и бранили на чем свет стоит паразита Добрынина. В выражениях не особенно стеснялась даже Инга.
        Впрочем, посадка была совершена мягкая, если не сказать бережная.
        Оправившись от шока, путешественники потянулись к выходу. Первым, разумеется, вышагивал Иван-королевич. В воздетой правой руке он нес ритуальный обрез
«Голланд-Голланд», а левую держал калачиком. Для Инги. Девушка украсила волосы орхидеей, даже успела припудрить носик и подвести губки. Следом двигался Илья, повесивший на богатырскую грудь сушеную образину Арапки. Предварительно тому было сделано строгое внушение «держать язык за зубами». По крайней мере, первое время. Замыкал шествие Попов. Решив, что являться к его королевскому величеству Угугу без подарков неразумно, Леха снял со стены пейзажик «Зимнее утро на Ангарской ГЭС» и торжественно нес его на вытянутых руках.
        Снаружи к процессии присоединились дружбанолог и Добрынин. Геннадий взволнованно грыз очередной корень хрена. Ему представлялось, что уж тут-то, на чудесном острове, следы Чебурашки непременно обнаружатся. Никита напялил на голову космический шлем инопланетной формы. Предусмотрительный военный не исключал возможности, что пассажиры «Оки» захотят отблагодарить его за прогулку подзатыльниками и тумаками.
        Желание такое было, но друзья обошлись показыванием кулаков. Лишь дама хлопнула его пониже спины ладошкой. Экзекуция была принята пилотом смиренно и чуть ли не с удовольствием. Поняв, что затылку больше ничего не грозит, Никита стянул шлем и закинул во чрево летающего блюдца.
        - Куда двинем в первую очередь? - спросил Попов и потянул носом воздух.
        Совершенно неосознанно это обонятельное движение повторили все остальные. Да и было от чего! Ароматы экзотических цветов и свежесть океанического бриза смешивались с аппетитным запахом жареного мяса. Не иначе аборигены готовили завтрак. Руссийские гости немедленно ощутили волчий голод.
        - Туда, - уверенно, как и надлежит настоящему принцу, сказал Иван Угугович. И протянул вперед стволы королевского ружья. Направление безошибочно совпало с тем, которое подсказывал путникам разгулявшийся аппетит.
        В скором времени наши герои встретили первых туземцев. Это были два худощавых подростка в драных по европейской моде джинсовых шортах и ярких пластиковых шлепанцах. В проколотых носах, ушах и подбородках у них были вставлены маленькие птичьи косточки. На груди у каждого вместо дикарского амулета болталось по мобильному телефону. У одного «Nokia», у другого «Motorola». Увидев белокожих пришельцев, малютки-каннибалы остановились и открыли в изумлении рты.
        - Побеседуй с соплеменниками, - прошипела сквозь натянутую улыбку Инга и двинула растерявшегося Дредда локтем.
        - Я не знаю языка, - так же шепотом ответил он, после чего воинственно потряс обрезом и вскричал: - Вива Угуг!
        Подростки молча переглянулись и захлопнули рты.
        - Хай, дьюдз, - продолжил Дредд, решив, что дети, умеющие обращаться с мобильниками, могут худо-бедно знать английский язык. - Тел ас зэ вэй ту е кинг. Здорово, чуваки. Скажите нам дорогу к вашему королю (англ.). ]
        - Они что, янки? - на чистейшем русском спросил один подросток другого.
        - Похоже, - ответил тот. - Вот не было печали, принесла нелегкая! Как же там по-ихнему… - Он с фальшивым дружелюбием помахал ручкой: - Гуд морнинг, леди энд джентльменз, энд мистер крокодайл!
        - Велкам, янки, гоу хоум! - с воодушевлением поддержал его второй. И даже пропел на манер рождественской песенки: - Джингл белз! Джингл болз! Джангл нидз э лэйз!
[Добро пожаловать, янки, убирайтесь домой. Звените, колокольчики! Звените, яйца! Джунглям нужны соития! (англ.) ] - Исчерпав, по-видимому, тем самым весь запас англоязычных слов, паренек добавил на языке Толстого и Чапаева: - Сволочь белопузая!
        - Э, чуваки, - спохватился Попов, - вы что же, русские?
        - Да нет, - растерянно ответил мальчуган с телефоном «Nokia». - С чего вы взяли?
        - Ну как… По-нашему базарите.
        - А-а! Ну так это великий властитель Угуг, носитель копья Огог прививает русскую культуру. Культуру Пушкина, Миклухо-Маклая и Юрия Гагарина. Лет двадцать уже старается. Тут заговоришь, если неуспевающих акулам скармливают. А вы разве не янки?
        - Ноу, - помотал головой Муромский. - То есть найн. В смысле мы из Картафанова. Привезли сюда нашего… вашего Ивана, сына Угугова.
        Подростки внимательно изучили Дредда, быстро о чем-то переговорили на туземном языке, и тот, что с «моторолой», опасливо спросил:
        - Царственного бастарда, что ли?
        - Я те дам бастарда, шалопай! - загремел Королевич. - На термитник посажу!
        - Точно он! - хором воскликнули парнишки и бухнулись на колени: - Привет тебе, грозный воин Ивуг, белый сын великого властителя Угуга! Да не истощатся твои враги, не поникнет посох Уд-уд и не отсыреет порох в твоих патронах! Прости, что не признали сразу. Больно ты светлокожий для королевского сына. Но теперь-то видим, самый принц и есть! Что угодно для тебя сделаем, только не вели на термитник сажать.
        - Годится, - довольно кивнул Дредд. - Можете встать, вы прощены. Проводите меня и моих друзей к его величеству папаше.
        - Кстати, мальчики, а почему не должны истощиться его враги? - поинтересовалась Инга.
        - Потому что у тощих мясо жесткое, - невинно пояснил паренек с телефоном
«Nokia». - Когда жуешь, челюсти устают.
        Отец Вани оказался под стать сыночку - громадный мужик с грубыми, словно каменным топором вырубленными чертами лица и добрым сердцем. Разговоры об акулах, которым будто бы скармливают по его приказу плохих учеников, были всего лишь шуткой. На самом деле не успевающих в русском языке просто пороли колючей лианой, поливая битые места океанской водичкой.
        Конечно, пузо Угуга было раза в три больше, чем у отпрыска, а кожа значительно темнее. Конечно, поведение его было намного царственнее, а манеры беспардоннее. (Смотрины, устроенные его величеством Инге, заставили порозоветь от смущения даже Геннадия.) Но тем не менее был он отличным дядькой, в чем очень скоро убедились северные гости.
        Прежде всего великий властитель Угуг, носитель копья Огог, познакомил Ваню с многочисленными родственниками. Знакомство протекало мирно, обошлось без ажиотажа и эксцессов. Старший принц, наследник титула, отлично понимал, что Дредд ему не соперник. Телом-то могуч, да чистотой кровей не вышел. Остальным и вовсе было без разницы. Братиком больше, братиком меньше… Велик прибыток, когда общее число королевских детей перевалило за два десятка и продолжало расти! Жен у великого правителя имелось пять (не считая матушки Дредда), а королевский посох Уд-уд никнуть пока что не собирался. Да и порох в патронах не сырел.
        После процедуры знакомства король принял Лехин дар и прослезился.
        - Ах заснеженные елочки! - сентиментально восклицал он, водя пальцем по картине. - Ах русские березки! Как я по ним скучаю, господа. Как скучаю по трескучему морозу, блинам с икоркой и ледяной водочке. Впрочем, - оживился он, - водочка у нас производится своя. Из пальмового лыка, кокосового молока и сока манго. Видом неказиста, да крепостью берет. Не желаете ль отведать?
        - Под добрую закусь отчего ж не попробовать, - сказал с намеком Илья. В животе у него урчало просто громоподобно. Перед схваткой с Хмырем он не ел. Всего и перехватил банан да стакан сока. А времени-то с тех пор прошло сколько! Часов пять.
        - Тогда к пиршественным столам, - провозгласил король. - И да не высохнет слюна у нас под языками!
        Пиршественные столы оказались циновками, расстеленными на прибрежном песочке. Водочка имела подозрительный рыжеватый цвет и вдобавок была мутновата. В жарком кроме мяса кроликов и поросят попадались ножки кузнечиков, пальчики обезьянок и странные тоненькие колбаски с косточкой внутри. После осторожного расспроса выяснилось, что это самое лакомое, кусочки эдемских змей.
        Тем не менее угощение было действительно вкусным. А особенно «манговая выдержанная», охлажденная льдом из специального королевского рефрижератора. А еще жареная рыба, что золотилась на глянцевых листах, заменяющих тарелки. И тем более печеные ракушки и раки «пальмовый вор», которые только и ждали, чтоб их панцири разломали, нежную плоть обрызгали лимонным соком и немедленно проглотили. Что уж говорить о дичи? Например, о томленных в меду, фаршированных ягодами и цветочными лепестками попугаях лори - тех самых пестрых лори, что питаются исключительно нектаром. Фрукты, даже названий которых не существует в русском языке, истекали сладким соком. Как и младые папуаски. Леха и Никита живо попали в оборот к королевским не то дочерям, не то племянницам. А может, наложницам. Гулянье едва набрало обороты, а Добрынин с Поповым уже куда-то исчезли.
        Великий повелитель Угуг, заметив это, удовлетворенно зааплодировал. Похоже, такое развитие событий было им ожидаемо и всячески приветствовалось.
        К Муромскому тоже льнули шоколадные обольстительницы, сразу три, но Илья был неприступен. Ему все время казалось, что на него откуда-то сверху смотрит берегиня Фенюшка, и от этого взгляда теплело на душе. Хотелось выйти на ринг против всех чемпионов мира сразу и победить их одним нокаутом в первом раунде. Или броситься в океан и плыть могучими саженками отсюда до Владивостока, разрывая по пути пасти самым кровожадным акулам. Зато любезничать с папуасскими
«сестренками» не хотелось вовсе.
        - Почему не обнимаешь моих дочерей, Илья? - озабоченно спросил его Угуг, подливая в половинку ореха мангового самогона. - Или они недостаточно толсты? Если так, только мигни, уступлю тебе самую пухлую жену.
        - Всемерно благодарю за высокую честь, твое королевское величество, - церемонно сказал Муромский. - Но мне сейчас следует избегать плотских утех. Потому что… Потому что…
        Врать Илье было противно, но объяснить ситуацию как есть - слов не находилось.
        - Он на режиме. Боксер, к важному поединку готовится, - своевременно пришел на помощь Дредд. Видя состояние Ильи, Королевич решил, что тот страдает из-за расставания с Ингой. Чувствуя собственную вину, Ваня готов был в лепешку расшибиться, чтоб хоть как-нибудь услужить Муромскому.
        Великий властитель Угуг, носитель копья Огог с пониманием покивал:
        - Воздержание перед великой битвой разумно и похвально. Но не повредит ли тебе большое количество моей водочки, о наполовину земляк?
        - Большое количество - это от ведра и выше, - хохотнул Илья. - Кроме того, натуральный продукт высокого качества повредить русскому человеку не может в принципе. Так, брат Геннадий?
        Брат Геннадий, пристроившийся к миске с молодыми побегами бамбука в кисло-сладко-соленом соусе, пролепетал «воистину» и замотал башкой. Хотел четко вверх-вниз, а получилось расхлябанно и во все стороны. Бамбуковый рассол шибал в персеанскую головушку не хуже огуречного или капустного.
        - Ну тогда повторим! - широко улыбнулся Угуг, обнажив инкрустированные золотом и драгоценными камешками зубы.
        Присмотревшись к инкрустации, можно было разобрать надпись «Добро пожаловать!». Король выдержал паузу, чтобы Илья успел прочесть призыв, и добавил:
        - Как это говорится у нас, русскоязычных: «Первая колом, вторая соколом, остальные малыми пташками». Давай и ты, светлокожий сынку, поддержи тятьку и дядьку!
        - Предлагаю за матушку! - сказал Дредд, внезапно для себя превратившийся в белого человека, и наполнил емкость.
        - За нее! За святую женщину Марию Ивановну Вожжину-Подхвостову, - поддержал отпрыска его величество. Илья лишь кивнул, соглашаясь с тостом.
        Сто пятьдесят граммов «манговой выдержанной» скользнули в желудок и впрямь легче колибри. До ведра оставалось еще далеко. Литров восемь.
        Тем временем в Картафанове… Хорошая фраза, жаль не совсем точная. Время в Картафанове было категорически иное, нежели на острове гостеприимного Угуга. Позднее ночное время, наполненное не веселым гуляньем, а тяжелыми проблемами. Проблемы валились в основном на голову и плечи Стрёмщика У. Ё.
        Названный Ух Ё после расставания с Бакшишем чуть-чуть погоревал о денежках, поставленных на победу Хмыря. Потом подъехала вызванная машина, и он отправился получать выигрыш по ставке, сделанной на Муромского. Подсчитав итог, улыбнулся: наличествовала некоторая прибыль. Для такой важной персоны, как управитель Малочерноземного Конгломерата, барыш был скорее символическим, но от этого не менее радующим. Поразмыслив, Ухват Ёдрёнович решил истратить его на сиамский массаж перед сном. Представительские расходы этой полезной и приятной процедуры почему-то не предусматривали. Видимо, его предшественник Титанников не вполне понимал, что требуется уставшему чиновнику высокого ранга, находящемуся в командировке.

«Ограниченный тип, - подумал Ухват Ёдрёнович, - правильно его сместили!»
        Приняв решение о массаже, Ух Ё распорядился отвезти его в заказанный ранее номер гостиницы, где намеревался переночевать. Боксерский поединок не был основной целью прибытия в Картафанове Назавтра Стрёмщику предстояло порешать кое-какие вопросы в местных подразделениях МУД (Министерства управления Делом).
        Однако не успел он снять фрак и влезть в халат и тапочки, как зазвонил телефон. Чертыхаясь вполголоса, Ухват Ёдрёнович поднес трубку к уху.
        - Стрёмщик слушает.
        В трубке сбивчиво и возмущенно затараторили. Слушая собеседника, Ух Ё морщился и лишь изредка реагировал короткими «дальше» и «да». Потом твердо сказал:
«Разберемся», положил трубку и принялся развязывать бабочку.
        Телефон зазвонил снова. Ухват Ёдрёнович посмотрел на аппарат с ненавистью. Он почувствовал, что сиамский массаж смещается из реального будущего в будущее умозрительное. Ему пришла в голову мысль, что, возможно, и не был Титанников таким уж законченным идиотом.
        Следующий абонент был столь же возмущен, как первый. Третий, четвертый и далее, до тринадцатого, были разгневаны, расстроены, огорчены и печальны. Всех их волновал один и тот же суровый вопрос:
        - Доколе?!
        Доколе шайка, возглавляемая триумвиратом Муромский, Добрынин, Попов, будет безнаказанно мешать спокойной, сытой жизни служащих МУД? До каких пор эти
«революционеры» и примкнувшие к ним субъекты будут пережимать артерии, по которым еще недавно ровным током шли финансы, материальные ценности и другие физиологические жидкости, необходимые нашему Делу? Когда прекратится безобразие и кто его прекратит?
        Почему названные «революционеры» (а правильнее, бунтовщики) день за днем увеличивают армию своих сообщников, растлевая приверженцев Дела и сея в душах сомнение?
        Гаубица Нинель Виленовна потеряна навсегда. Так же как боевая группа ее мужа, Полковника Швепса. Так же как люди-акулы и лягушачий бизнес.
        Напуганный Гендерный удрал за границу. Один из его преемников, Пубертаткин, морально обработанный «бунтовщиками», колеблется, стоит ли продолжать трансферт ноу-хау. Юрик Эдипянц с Иветтой Девятерых в растерянности. Торговля высокими технологиями повисла на волоске.
        Августин Дерябныч, полномочный представитель Дела в налоговой службе, подведен
«бунтовщиками» под монастырь и вот-вот загремит со своего поста под фанфары. Но гораздо раньше загремит из Казначейства проверенный долгим служением Дункан Накладыч. Загремит на нары. Вернее, под нары.
        Наконец последняя капля, переполнившая чашу терпения! Поставленные на Хмыря огромные средства картафановских деловаров - личные средства! - перекочевали в карманы быдла. Сиречь «простого народа», никчемных поклонников Муромского. О прочих неприятностях, рангом поменьше, и говорить не стоит.
        Словом, Дело под угрозой! Пора разрубить этот гордиев узел.
        Будучи работником опытным и закаленным, Ухват Ёдрёнович панические настроения подчиненных не разделял. Ситуация ему представлялась серьезной, но отнюдь не безнадежной. И не узел ему виделся в ее корне, а бантик. Пусть и гордиев. А всякий бантик, если хотите знать, близкий родственник петельке. Можно потянуть за нужный кончик и развязать. А можно и не развязывать - надеть бунтовщику на шейку и…
        Ух Ё бросил печальный взгляд на халат и тапочки. Вздохнул, провожая в последний путь мечту о расслабляющем сиамском массаже, и снова взялся за телефонную трубку. Взялся решительно. Ночь предстояла трудная, возможно бессонная, и не одному ему.
        Дневное гулянье на папуасском острове плавно перетекло в вечернее, а затем и в ночное. Яства и напитки не кончались, пляски сменялись простодушными дикарскими конкурсами, мало отличавшимися от тех, что устраиваются на русских свадьбах. Например, наполни чарку пивом, зажав бутылку между коленей. Или прокати сырое яйцо из одной штанины в другую.
        Веселились аборигены самоотверженно, до полного изнеможения. Уснувших, за пиршественными столами оттаскивали в сторону и аккуратно складывали под пальмами. Когда количество почивающих значительно превзошло число бодрствующих, празднество само собой исчерпалось.
        Северных гостей, державших марку до конца, проводили в лучшие хижины, где они спокойно и дрыхли до середины следующего дня. Когда выспались, великий властитель Угуг, носитель копья Огог, предложил, не теряя времени понапрасну, продолжить веселье. Как раз поспел жареный целиком кабанчик, фаршированный утками, фаршированными паштетом из мелкой дичины.
        - Прости, земляк, да только нам домой пора, - развел руками Муромский.
        - На великую битву! - сообразил король. - Соперник-то впрямь опасный?
        - Не то слово, - сказал Леха, обнимающий сразу двух шоколадных чаровниц. - Жуткая сволочь, готовая на любые подлости. Вдобавок чуть ли не бессмертная.
        - Сволочь одержима демонами? - с тревогой спросил Угуг.
        - Скорей, она сама демон, - сказал Никита.
        К отставному комиссару приникла всего одна девушка, зато какая! Весу в ней было около центнера, а росту около шести футов. Фигурой красавица походила на незабвенную прозекторшу Любаву Олеговну. Ценил", ой ценил Добрынин гренадерские стати.
        - Можно сказать, это псевдоподия самого мирового зла, - добавил экс-военный.
        Угуг с возросшим уважением посмотрел на Муромского и сообщил:
        - Ты должен победить, Илья. Висящий на твоей груди амулет поможет тебе. Он обладает могучей силой. Откуда он у тебя?
        - Как - откуда? Твой сын подарил, - мотнул Илья головой на Дредда.
        Король страшно удивился и даже перешел на менее возвышенный стиль:
        - Ивуг, чудо ты в епанче, а у тебя-то откуда? Это же не наших мест хреновина.
        - Да так, - уклончиво ответил Дредд, - мне предложили, я не отказался. Сущие гроши просили. А вещь-то хорошая, сразу видно.
        И тут Арапка, до сих пор хранивший стойкое молчание, не выдержал:
        - Какая я тебе вещь, чучело ты бледнолицее! Аз есмь ценный исторический субъект вселенной! Аз есмь клапан сердца Африки и предсердие души Руссии! Да я…
        - Проблесковый маячок от буя, - заткнул Илья черное хайло, способное, того и гляди, оскорбить в запале самого короля. - Скромнее, товарищ. Не теряйте головы от гнева! Все мы тут исторические субъекты и атомы в душе Руссии. Наверное, заждалась она нас, матушка.
        - А меня явно заждался штурвал звездолета, - с предвкушением потер руки Добрынин.
        В ответ на это заявление его грандиозная краля душераздирающе вздохнула. Великаншу более тонкими, но столь же страдающими голосами поддержали подружки Попова. Никита с Лехой непроизвольным движением беглых алиментщиков втянули головы в плечи.
        - Не рыдайте, красавицы! - воскликнул великий властитель Угуг. - Белые друзья к нам еще вернутся. Когда одолеют демоническую напасть.
        - Обязательно! - тараща для большей убедительности глаза и стуча в грудь кулаками, пообещали сердцееды. Затем вся компания, осыпаемая цветочными лепестками, сопровождаемая здравицами (о несгибаемом посохе Уд-уд, сухом порохе в патронах и упитанных врагах), двинулась к «Оке».
        Обратный перелет занял малое время и никакими значительными событиями не сопровождался. Бледные от волнения пассажиры вновь цеплялись за диваны и бранили чрезмерную лихость пилота. Шторки на окнах не раздвигались. Золотые рыбки прижимались брюшками ко дну и закрывали головки плавниками. Арапка, он же
«клапан сердца Африки», стучал подпиленными зубами в ритме «Отче наш…». Геннадий грыз корень дьявольски ядреного папуасского хрена.
        Никита, теребя ус, давил на акселератор. Блюдце было - зверь-машина, и Добрынину хотелось управлять им бесконечно.
        Приземлились на старом месте. Уменьшили звездолет до компактных размеров. Выпустили все еще сердитую голову попастись в травке - это всегда подымало ей настроение. Сами искупались в Пятаке, показавшемся после Тихого океана почти что ледяным. Обогрелись у костерка и покатили в «Биатлон».
        На пороге «драконьего логовища» их встретил строгий и значительный Владимир Пубертаткин с большим пакетом. Пакет был усеян сургучными печатями как леопард пятнами. В том месте, где у обычных почтовых конвертов бывает картинка с домом-музеем великого человека или памятником античной скульптуры, на конверте имелась строгая надпись: «МУД». Надпись была синяя, а буквы старомодные, словно с плакатов «Окон РОСТА».
        - Так и знал, что сюда явитесь, - хмурясь и покусывая губу, сказал Пубертаткин. - Имею для вас официальное сообщение.
        Он окинул всех внимательным, оценивающим взглядом и почему-то передал пакет Геннадию. Профессор торжественно вскрыл печати и развернул бумагу.
        - Что там? - спросил нетерпеливый Попов.
        Геннадий трижды похлопал себя по шляпе, но так и остался безмолвным. Документы читать шляпа не умела. Очевидно, для этого нужны были очки. Или хотя бы монокль.
        Вместо дружбанолога ответил Пубертаткин.
        - Ультиматум, - сказал он.
        Глава 6

«СТРЕЛКА» НА КАЛИНОВСКОМ ПОСТУ
        Вночь, предшествующую кульминации нашей истории, в регионе Картафаново выпал первый летний снежок. Метеорологи катаклизм бездарно проморгали, и случись такая внезапная оказия в иной части света, страшно представить, чем бы дело обернулось. Но картафановцы встретили погодную гримасу невозмутимо. Подумаешь, снег в июне. Первый раз, что ли? Давно известно: лето в наших широтах хоть и короткое, но малоснежное. Обычно, правда, щедрыми снегами славится май. А нынче вот как-то пронесло. Оттого, видно, что на июнь перенесло.
        Малоимущие любители экстремального земледелия аж в первой декаде мая, опасливо косясь на безоблачный пятый океан, кинулись зарывать на своих участках сбереженную для этого случая картошку. Истерично ревут мотоблоки, звенят лопаты. Чадят груды догорающей прошлогодней ботвы, курятся бани. Хозяйки бегут за второй поллитрой. Первую-то они выставили на дальний край гряды, объявив чемпионат по вспашке зяби. Кто первый докопается до края, тот и получит сладкий приз. Эх, наивные! Неужто русский народный мужик не уломает русскую же народную бабу угоститься еще до финиша? По маленькой «на погоду»? Да еще по одной «на урожай»? Да за первый рядок? Да в перекур?.. И вот уже летят на межу бушлат, свитерок и нательная рубашонка вместе с портками. И носится гигантской землеройкой по участку белое после зимы тело, быстро обгорающее под ультрафиолетовым весенним солнышком.
        - Ну и где этот знаменитый призовой фонд? - озорно вопрошает красующееся могучей работоспособностью тело, погребя последний корнеплод. - Что значит «сам прикончил»? А доппаек? Верно люди говорят: пошли недотепу за бутылкой, одну и принесет!

…В общем, картошку похоронили. Стали ждать заморозков на почве. А их нет как нет. Ни на черемуху, ни на яблоню, ни на сирень. Больше того, уже и сакура отцвела, отцвели уж давно хризантемы в саду, а из поднебесья через озоновые дыры один лишь Ярило знай себе поливает.
        В регионе подняли головы старожилы. Повинуясь первобытному зову, они побрели по Картафанову и окрестностям. Группками и поодиночке, в утреннюю пору и вечернюю, широкими дорогами и малыми тропками. Хватали встречных за грудки и божились, что не помнят таких благолепных метеоусловий в посевную кампанию, хоть ты их режь! Собеседники, в душе подозревающие, что старожилы вообще ни черта не помнят, горячо поддакивали и по-житейски радовались нечаянной погодной оказии.
        А радость-то вон чем обернулась, в сугроб тя через здравый смысл…
        Впрочем, назвать ночные осадки снежным покровом можно было лишь с изрядной натяжкой. Так, легкий намек. Припорошило местами - в низинах, ложбинках, вблизи водоемов. Почва не схватилась, лед на реке не встал. Просто налетел с заполярной бухты Барахты шальной циклончик, муссончик или там пассатик - напомнил о светлых традициях, побухтел, побарахтался и смылся восвояси.
        В самом городе снега почти никто не видел. Пока проснулись картафановцы, потянулись, пока то да се, от снега остались только влажные пятна на асфальте да влага на газонных насаждениях. Единственными свидетелями сего маловразумительного знамения оказались представители торговой гильдии. Не крупные барыги, конечно, а так - разная мелочь. Лоточники да коробейники, офени да «челноки». Заря еще не закончила заниматься, а эти труженики прилавка уже повлеклись со своим пустячным товаром за город, на самую значительную высотку Копчик (11 500 сантиметров над уровнем пола в зимний период). Туда, где издревле располагался со всеми удобствами альтернативный таможенный пост автоинспекции. Именовался он Калиновским, и не только оттого, что поблизости текла речушка Калинка.
        В стародавние времена, когда инспекторы звались будочниками, посты - заставами, а транспортные средства заправлялись ячменем да овсом, Копчик был сплошь покрыт зарослями калины. Ягода там зрела на диво крупная, однако невыносимо горькая. Хоть морозь ее, хоть вари в меду - горечь не проходила. «Нашими слезками напиталась», - понимающе вздыхали ямщики да караванщики, отстегивая постовым раз за разом богатую мзду.
        В наше время калина на склонах высотки почти вся вывелась, а вот название осталось. Сохранились и традиции.
        Отчетное ночное дежурство сержанта Мазякина и лейтенанта Охренеева, прошедшее в целом спокойно, подбиралось к завершающей стадии «пост сдал - пост принял». И вот тут-то, на утренней зорьке, когда так блаженно, до заливистого храпу
        служится, автоинспекторов разбудило внеурочное гудение моторов и невнятный, но отвратительный гомон.
        Стражи воображаемых картафановских ворот с проклятиями вывалились наружу и впали в ступор. Высотку Копчик по всему периметру окружали машины - от легковушек до фур и рефрижераторов. Свободное пространство между автомобилями на глазах заполнялось пестрыми палатками с логотипами торговых предприятий. Еще большую оторопь в сердца стражей вселило зрелище автострады. От Калиновского поста до окраин Картафанова она была прямо-таки забита моторизованным транспортом. И это - не считая рикш, влекущих повозки с полосатыми баулами.

«И разверзлись хляби небесные…» - отчего-то подумалось Охренееву.
        Менее эрудированный сержант не своим голосом просипел:
        - Ползи, улитка, ползи по склону Фудзи…
        Из оцепенения постовых вывел телефонный звонок. Лейтенант вернулся в помещение, боязливо поднял трубку и услышал гнусавый басок полковника Пишкина:
        - Алло, епрст, Охренеев, это ты?
        - Так точно, товарищ полковник.
        - Как там у вас делишки?
        - Непонятно, товарищ полковник. Скопление какое-то. Люди, машины…
        - Короче, Охренеев, епрст, ты, эт самое, не бзди! В десять ноль-ноль на Копчике мероприятие намечается. Федерального, - выделил Пишкин интонацией, - эт самое, значения. В общем, придется вам сегодня смену провести бессменно, епрст.
        - А как насчет вознаграждения? - осторожно поинтересовался постовой. - За сверхурочную службу?
        - Что? Сверхурочные?! Ну ты, лейтенант, эт самое, совсем Охренеев! Не знаешь, что ли, как это делается? Оплата за сверхурочные дело рук самих сверхурочников, епрст!
        Голос Пишкина отдалился и стал подобострастным - с кем-то он там у себя переговаривался, влиятельным и вышестоящим. Затем вновь посуровел, вернулся в трубку, а из нее в охренеевское ухо:
        - Короче, лейтенант. Ваша главная задача - охранять пост. Чтобы, значит, народишко не лазил почем зря. И не использовал, как говорится, государственное помещение не по назначению. Продержитесь до прибытия подкрепления, ребятушки. Надо продержаться, епрст!.. И еще чисто личная просьба.
        - Слушаю внимательно! - гаркнул Охренеев, хорошо знающий, что личные просьбы начальства - самые главные.
        - Ну у тебя и глотка, епрст, - довольно пробурчал Пишкин. - Так вот, к началу мероприятия должна подскочить кофейная «окушка», номер такой-то. Ты, эт самое, если она будет с сопровождением, аккуратненько лишние машинки отцепи, как говорится. Ну понимаешь, епрст, о чем я?
        - Так точно. «Оку» пропустить, хвосты обрубить.
        - Ну праально. Руби хвосты по самый копчик, хе-хе. Короче, давай, Охренеев, категоричнее там, без соплей. Сделаешь как надо, будешь старлеем. Сержанта твоего тоже повысим. Выполнять, такую мать!
        Вырванные из лап морока постовые с облегчением переглянулись. До десяти ноль-ноль оставалось без малого четыре часа. Можно было работать - и зарабатывать. Нерегламентированная парковка, непройденный техосмотр, отсутствие путевок и сертификатов, похмельные глазенки водителей - эти и многие другие сокровища только и ждали, чтобы их добыли решительные люди.
        Старатели вооружились полосатыми инструментами и двинулись разрабатывать богатейшие залежи.
        Только-только торговая братия освободила подъездные пути, а через сонное Картафаново уже заструился ручеек двуногих жаворонков. Всех тех, кого шило внутреннего распорядка непременно колет спозаранку, заставляя активно метаться по жилым площадям. До выхода из дома они имеют обыкновение несколько раз опорожнить сливной бачок и с фырканьем да уханьем принять душ. Они хлопают дверцей холодильника с такой силой, что у соседей (на два этажа выше по диагонали) штукатурка смачными пластами шлепается на супружеское ложе. Часть людей-жаворонков под легкую музыку самозабвенно проходит курс утренней гимнастики. Остальные просто включают телевизор, чтобы выслушать порцию мгновенно забывающихся новостей, сомнительный прогноз погоды и ворох рекламных предложений. И все, все поголовно жаворонки удивляются, как же это можно - долго спать по утрам?
        Ну струится ручеек, состоящий из отдельных капелек со своими горестями-радостями, и пусть себе струится. Горести, конечно, у каждого свои, зато радость - на всех одна. Называется картафановским общенациональным праздником, Днем Поголовного Гуляния.
        Кофейная «Ока» лениво плелась по запруженному тракту, изредка взрыкивая на особо мельтешащие объекты.
        - Парни, или я чего-то не догоняю, или сиятельные господа решили по случаю
«стрелки» на месяц раньше отметить День города? - Попов с недоумением перевел взгляд на сотоварищей.
        Илья как ни в чем не бывало благодушно позевывал. Никита, сделав лицо огнеупорным кирпичом, доложил:
        - Осмелюсь предположить, что имеет место грандиозная провокация с целью выставить нас ястребами Октагона, растлителями инопланетной жизни на Земле и маркшейдерами нетрудовых отложений!
        - Иди проспись, военный! - Алексей отмахнулся от резвящегося Добрынина и высунулся в окно. - Дяденьки! - обратился он к шагающим с полной выкладкой представителям мини-рыночных отношений. - Почему не даем зарасти народной тропе? Большая броуновская революция под лозунгом «Движение - в жизнь»?
        Оба представителя обернулись, на поверку оказавшись очень даже ничего себе тетеньками. Разглядеть это сразу Алексею помешали костюмы: удобные, но не слишком изящные комбинезоны в стиле «милитари». Одна из дамочек, чернявая, крутобедрая, грациозно помахивая объемистыми баулами, подплыла ближе к машине:
        - Ах, принц, что ж теперь, если нет на нас хрустальных туфелек, так мы уже и не Золушки?
        Губы ее подрагивали от якобы сдерживаемых рыданий, но глаза смеялись. Дивные, нужно отметить, очи. Карие, влажно блестящие, и ресницы - во!
        - Или у вас только дяденьки на уме? - добавила чернявая жалостливо.
        Бичуемый взглядом, полным неутоленной женской печали, Алексей покраснел, заерзал и пробормотал изменившимся голосом:
        - Боже сохрани! Дяденьки - это не по нашей части. По нашей исключительно тетеньки, сестренки да барышни.
        - И персеанские рептилоидихи! - скрипуче донеслось из салона.
        Попов обернулся и погрозил кому-то кулаком. Потом снова взглянул на чернявенькую:
        - А вообще, я того… Как бы не могу оторвать глаз от тебя. Реально.
        - Молодой человек, что вы себе позволяете!
        Чернявенькая вновь эротично взмахнула баулами. Баулы с грозным гудением вспороли воздух в непосредственной близости от Алексея. Тот едва успел укрыть голову в салоне.
        - Да вы, оказывается, утренний маньяк! Ну поглянулась я вам, зачем же сразу глаз отрывать? На что он вам? Небось в какую-нибудь маньячную коллекцию? Пришпандорить его хотите среди откушенных органов и резервуаров с молоком любимых женщин?!
        Подошедшая ближе товарка хмуро ее одернула:
        - Юльша, перестань базлать. Солнце уже высоко, а нам еще переться и переться на эту чертову голгофу.
        Юльша пожала плечами и отодвинулась от «Оки». Попов внезапно почувствовал, что ее неоторванные антрацитовые глаза могли бы стать бриллиантами в его коллекции. Не маньяка, конечно, а дамского угодника.
        Ободренный тычками друзей, он на ходу приоткрыл дверцу:
        - Тетеньки! Постойте, погодите. Вы меня неправильно поняли. Я не такой, я вообще-то хороший. Вон хоть парней спросите.
        Парни тут же заревели из машины, что не просто хороший, а лучший в городе. И в области. Да и на всей Среднерусской возвышенности. Настоящий подарок!
        - И потом, - мурлыкая будто котофей, продолжил «настоящий подарок», - вы так и не ответили на мой вопрос. Куда движетесь-то, красавицы? Хоть намекните, а то так и буду мучиться до конца своих дней. А наступят они очень быстро, ведь от беспокойства я тяжело захвораю. Разве вам меня ничуточки не жалко?
        - Ну чуточку-то жалко. Только вот разговоры на ходу сбивают дыхание, - сообщила Юльша.
        - Так давайте мы вас подвезем, - оживился Леха, - а по пути спокойно побеседуем.
        Он выскочил на дорогу и попытался перехватить баулы из рук Юльшиной напарницы.
        - Вот еще! - заартачилась та. - У нас принцип. Никогда не подвозись с незнакомцами. А то потом с последствиями навозишься. Да мы, поди-ка, и не уместимся с грузом в вашей мыльнице…
        - Ерунда, как-нибудь уместимся!
        Легко сломив сопротивление, Леха покидал тюки в багажное отделение и тут же запломбировал его. Пошушукавшись ради порядка, девушки решительно полезли в машину.
        После знакомства с обстановкой внутри чудо-авто и с членами экипажа подобревшая Польша, она же Полина, бойко объяснила, зачем им понадобилось спозаранку оседлать сей highway to hell.[1 Букв.: автострада в ад (англ.). ]
        С заоблачных верхов Нашего Дела пришло строгое распоряжение: все как один на Копчик. То ли выборы в МУД, то ли показательные выступления бойцов позитива. В целом жуткая муссонская лажа. И забить бы на нее, да не забивается, потому что обстоятельства. Вообще-то она, Полина, несмотря на имидж разносчицы боеприпасов, закончила музпед. А Юльша и вовсе психфак плюс международные курсы эфиопологии. Только денег любимая работа не приносит. А так-то они девушки на выданье…
        Безотказная «окушка» тем временем следовала к месту «стрелки». Экипаж продолжал подбирать по пути знакомых и незнакомых добрых людей, равно как и людей доброй воли. Мало-помалу блочные городские кварталы сменил частный сектор, заросший картофельной ботвой и плантациями золотого уса. Праздношатающийся скот и домашняя птица придавали местности трогательный сельский колорит.
        По сю сторону горизонта обозначился Копчик. Благожелательным маячком на его вершине восставала будочка Калиновского поста автоинспекции. До нее оставалось не более пары-тройки километров.
        Вдруг, отчаянно сигналя, мимо «Оки» просвистела кавалькада выпускников тяжелого автомобилестроения. Были тут и «лендроверы», и «лендкрузеры», лендюзеры и лендлузеры. Не обошлось и без пары единиц лендбульдозеров. В роли авангардного дизель-электрохода выступала новейшая модель посольского класса лендбраузер
«Торнадо». Страховидный джипяра-оргазмус, шестиколесный бронированный монстр, выглядящий так, будто заброшен в наше время прямиком с инопланетного сафари сорок первого века.
        Просвистели, прогудели, просиренили. Дежурный машинист Арапка озадаченно поглядел вслед наглому бизоньему стаду. Стадо по-хамски мотало широченными кормами, густо пылило, слепило проблесковыми маячками и чихало на всех сизой дизельной гарью.
        Вяленая голова, никогда не отличавшаяся долготерпением и всепрощением, одолела растерянность и принялась отдавать четкие, отрывистые команды:
        - По местам стоять, с якоря сниматься! Пассажирам пристегнуть ремни безопасности, надуть подушки безопасности, держать наготове памперсы безопасности! Помощнику машиниста Геннадию Персеановичу оставшимся рассолом довести выходное давление в соплах до … сот атмосфер! Полный газ! Нам наглецы по барабану, когда мы прем по автобану!
        За считаные секунды малолитражный болид кофейного цвета настиг и частично разметал, а частично затоптал ревущую ленд-лавину. Хуже других пришлось, ясное дело, двум зеленым лендлузерам. Вращаясь разнонаправленными волчками, они слетели с дороги и канули в таких жутких крапивных зарослях, что куда там амазонской сельве! Просеки тут же затянуло свежим чертополохом, лебедой и беленою, а в глубине мрачной чащи кто-то зашуршал, заухал, как упырь, и заскреб когтями по тонкому железу автомобильных боков.
        Когда «окушка» поравнялась с передовым бизоном, Арапка обидно проблеял в адрес водителя: «Крепче за баранку держись, баран!» Тот, понятно, завелся с полоборота и включился в гонку преследования, подбадриваемый угарным рассольным выхлопом.

…Впередсмотрящие Калиновского поста Охренеев и Мазякин храбро взирали в лицо несущейся на них опасности. Охренеев, дав беспрепятственно проехать обозначенной высшим руководством «Оке», заметил:
        - Оцени кортеж, напарник… Нет, не зря полкан предупреждал о сопровождении. Что творится на наших дорогах. Какую-то, господи прости, бздюшку охраняет целая дивизия. Щас мы ее окоротим. А ну, сержант, подстрахерь! - И стремительно выступил вперед, перекрывая движение верным жезлом.
        Мазякин с незаряженным автоматом начал приумножать внушительность старшего по наряду до предела. Для этого он умело раскачал «маятник» и методом множественных коротких перебежек создал видимость целого взвода омоновцев.
        Результат не замедлил сказаться. Резко осадив назад, джипповая колонна рассыпалась цепью.
        - Лейтенант Охренеев, - представился страж Копчика, наметанным взглядом выискивая оружие, наркотики и фальшивую валюту. - Па-ачему превышаем? Па-азвольте документики.
        - Да ты, ментяра, охренел! - загорячился водитель представительской машины, бритый бугай неприятного вида. Окажись поблизости Бакшиш, запросто узнал бы в нем негодяя Тыру, своего бывшего помощника. С того вечера когда Тыра получил в рыло за предательство, характер его ничуть не улучшился. - Ты номера читать умеешь? Не видишь, Сфера Спасения Руссии?
        Номер, как отметил про себя бдительный лейтенант, и впрямь соответствовал «эм
911-й». Чики-чики. Но служба есть служба, и Охренеев продолжал сохранять лицо.
        - Мы с тобой, козел, в один сортир не ходили, чтобы ментярой меня звать при исполнении. Па-апрашу выйти из машины!
        Вконец осатаневший Тыра полез наружу с криком: «Ты-то, козья морда, за козла мне точно ответишь!»
        Чуткий, как рысь, сержант молодцевато передернул затвор и приготовился дать адекватный отпор зарвавшемуся клиенту.
        Обстановку разрядил Ухват Ёдрёнович. Видя, что ситуация накаляется, он покинул мягкий салон шестиколесного «Торнадо» и подступил к несгибаемому лейтенанту. Деликатно и в то же время настойчиво Ух Ё принялся совать под нос Охренееву умопомрачительные гербовые бумаги. Из бумаг следовало, что их обладатель несомненно является персоной грата. Даже чуть ли не запредельной грата.
        Охренеев чуточку заколебался, но тем не менее продолжал беречь лицо. И, честное слово, он бы его сберег. Если бы…
        Если бы сквозь гущу иномарок не прорвался к нему знакомый до рези в мочевом пузыре «уазик», из которого высадился родной, как похмелье, полковник Пишкин. Он не топал ногами, не сучил кулаками. Ледяным, словно мятная жевательная резинка, голосом полковник поинтересовался:
        - Ты чего творишь, чудила?
        - Как приказано, отсекаю сопровождение!
        Полковник поморщился и скупым милицейско-полковничьим языком разъяснил Охренееву ситуацию, в которую тот влип. А заодно предсказал ближайшую судьбу:
        - Ты не сопровождение, эт самое, отсек. Ты свое, как грится, счастье отсек. По самые, блин, плоды киви.
        Плоды киви у Охренева сжались до размеров горошин. Цепенея от скверных предчувствий, лейтенант попытался заступиться за себя еще раз:
        - Так ведь, господин полковник, вы же сами… того… кофейная «Ока»… и все такое…
        Пишкин до дальнейших объяснений не снизошел. Он вырвал из руки штрафника волшебный посошок и обыденно, без пафоса сломал его над охренеевской головой. Потом сунул обломки за ремень помертвевшему от горя лейтенанту и посоветовал:
        - Ты, эт самое, младшой, не бзди. Для тебя теперь главная задача - чтобы перелом качественно сросся, епрст. И, эт самое, слышь, удачи тебе.
        Охренеев потоптался-потоптался, да и пошел, солнцем палимый, ухаживать за посошком. На ходу его терзала безответная мысль: этот полкан, ну и кто он после этого?.. Однако вскоре бывший лейтенант припомнил, насколько доходной получилась утренняя дойка автолюбителей. По самым скромным прикидкам, «оплаты за сверхурочные часы» должно было хватить для учреждения маленького частного банка. Настроение постового, вообразившего золотую по малахиту вывеску «ОХРЕНЕЙ-БАНК» на фасаде солидного здания, похожего на трехэтажную постовую будку, восстало из руин. А тут и сломанный жезл вдруг зашевелился как живой, половинки ровненько соединились и схватились тоненьким хрящевым пояском…
        Вследствие этого казуса противники прибыли на «стрелку» порознь. Отчаянная компания на кофейном горячем скакуне финишировала первой, с явным и крайне убедительным преимуществом. Неприятеля покамест даже видно не было, лишь ветерок доносил из-за Копчика мяукающие звуки сирен.
        Из штабного вагона, потягиваясь, разминая затекшие двух-, трех- и четырехглавые мышцы, на отдельно взятую среднерусскую возвышенность ступили ответчики по Делу. Следом под шипение пневмошлюзов электропоезда, под стук-бряк скоростного
«семьсот веселого» назначением Клязьмоград - Самые Окраины, под скрипение откатывающихся дверей теплушек, с шутками и прибаутками повалили тьмы, и тьмы, и тьмы противников делания сказки былью, сопротивленцев Злу застолием.
        - Однако, машина! - только и смог проговорить Илья, переводя взгляд с любимого автомобильчика на всех прибывших…
        И то сказать, народу на «Оке» прибыло - пруд пруди. Запрудили буквально каждый квадратный метр Копчика. Всюду, куда ни глянь, сияли приветливые лица защитников Отечества вкупе с полузащитниками и нападающими. Не обошлось и без дежавю: многие лица казались Илье знакомыми. Но не то чтобы лично, а, как бы это выразиться… заочно. Какими фантастическими путями, из каких мест попали эти баснословные персонажи во чрево чудо-машинки, можно было только догадываться. Муромский на всякий случай ущипнул себя за ухо, однако ни одна из предполагаемых галлюцинаций не расточилась.
        В непосредственной близи строила устрашающие рожицы великолепная пятерка и вратарь. Эй-вратарь готовился к бою с часовым, поставившим его у ворот.
        В бой рвалась и великолепная семерка с тремя мушкетерами и усатым-волосатым гасконцем в черной шляпе. Все топали сапогами, бряцали шпорами и зычно горланили ремикс «Гаудеамуса», хит намбер уан в среде гедонистов всех времен и народов:
        Пора-пора-порадуемте на своем веку
        Красавицу якутку…
        Из торговых палаток, по-женски вздыхая, на удальцов с обожанием глазели лоточницы. Юльша и Польша под патронатом Алексея располагали товар на самом бойком месте.
        Никита деловито наблюдал в подзорную трубу, как ведет себя у подножия Копчика оцепление: рота скифов-пластунов. Не размахивают ли без нужды раритетными акинаками, не прицениваются ли к железным коням ретивым, чтобы сломать хребет. Роль скифов, как нетрудно догадаться, исполняли курсанты ВПУККО, ведомые старлеем Ванятой сыном Ибн Шушуна.
        Поддержку со стороны реки Калинки осуществляла стая людей-акул, состоящая из бывших ловцов лягушек и пары симпатичных русалок. Вместо чешуйчатых хвостов у водоплавающих девушек были стройные ножки, зато все остальное более чем соответствовало высшим русалочьим стандартам. Обе зеленовласые красавицы сидели на камушках и болтали в реке босыми ногами. Петр Петрович и Семен молодцевато рассекали перед ними водную гладь, вздымая фонтаны брызг.
        Как мы уже отметили, территория Копчика и его подножия едва-едва вмещала желающих поучаствовать в предстоящей заварушке. А чего удивляться? Известно, что самыми массовыми всегда были и будут стихийно возникающие народные гуляния, на которые особого приглашения не требуется. Вот и сегодня помимо противоборствующих сил, их болельщиков и торгово-вспомогательных служб на агору (?!) мало-помалу стекалось все поголовье аборигенов Картафанова. А также разномастных сами-мы-не-местных.
        Людское море заколыхалось и расступилось, когда к точке рандеву прибыл изрядно отставший караван истцов, направляемый железной волей Ух Ё. Запыхавшиеся джипы сгрудились беспорядочной толпой. Главный истец - всему делу господин - с добродушной улыбкой помахал окружающим и направился к ожидающим его противникам. Не здороваясь, делоуправитель Конгломерата с ходу предложил:
        - Что ж, проблемку надо решать.
        Попов, Муромский и Добрынин единогласно проголосовали за.
        В этот момент к энергично потирающему руки Ух Ё подскочил прилизанный молодой человек с ухватками референта и что-то горячо зашептал.
        - Ну это меняет только регламент, - веско произнес господин Стрёмщик, - но не меняет дела. Господа, - обратился он к бравому триумвирату, - оказывается, нашим вопросом горячо заинтересовались креативно-медиативные носители. Придется ненадолго отложить разговор. Им необходимо установить свою аппаратуру.
        - Нехай! - согласился Илья. - Куда без носителей-то.
        Носители разместились споро и ловко. Помимо двух девчушек с картафановского вещательного канала тут были шустрые черти из «Службы поминальных новостей», импозантные дядьки с «ТВ без лица» от официального телевидения Черемысля и стильно потрепанная команда с логотипом БЭР (Большой Экран Руссии) одного из центральных каналов. Деловито черкался в блокноте хроникер городской газеты
«Местные хроники». Не обошлось и без ведущего «Хот-дог шоу» с радио «Гарсон». Логичным апофеозом торжества массмедиа явилась пара ретрансляционных спутников, зависших на высоте 20 000 лье над Картафановом.
        Пока пресса юстировала объективы и продувала микрофоны, фанаты, болельщики, зеваки и прочая публика сгрудились плотнее.
        Наконец подготовка закончилась. Ух Ё бросил проницательный взор в небеса (спутники отсалютовали ему антеннами), покосился на картафановского бургомистра и поощрительно кивнул. Представительный как дипломат в минус первом поколении Красавчик Мэри выступил вперед, демократично сдвинул шляпу на затылок и задушевно заговорил:
        - Уважаемые горожане! Дорогие мои земляки и землячки!..
        Однако градоначальнику только показалось, что он произнес эти слова. В действительности по-над горой прозвучало совершенно неуместное:
        - Милые ящерки! Мы собрались здесь по сермяжным поводьям… э-э скабрезному приводу… То есть по циррозную по воду.
        - Если по циррозную, тогда по водку! - задорно подсказали из толпы.
        Красавчик Мэри сбился на миг, но взял себя в руки и решительно продолжил:
        - В общем, причуда нешуточная. Я, как гадопечальник и градоудавитель, призываю вас с сегодняшнего пня больше заводить дружбанов в вымя Чебурашки. Ах, если бы он сейчас был здесь! Как и я, он заразно смог бы оборзеть столько добрых ящерок…
        Присутствующие начали перемигиваться, перешептываться и улыбаться. «С утречка назюзюкался, скотинка!» - единогласно решило общество.
        Члены триумвирата, явственно различившие в речи Красавчика Мэри знакомые обороты, устремили взгляды на дружбанолога. Тот неистово колотил по шляпе.
        - Искусственный разум вышел из-под контроля? - подмигнув, спросил Никита.
        В ответ Геннадий состроил страдальческую гримасу и издал череду скрипящих звуков. Хвост персеанина заелозил по земле как метла, что символизировало крайнюю степень недоумения.
        Быстрее прочих сообразил, в чем дело, Попов:
        - Да Генаша ни при чем, парни. Это ж Фенины проделки! Остался наш профессор без лингвоаппарата.
        - Что ж, теперь и пошутить нельзя? - обиженно отозвалась незримая Фенечка. - Долой формализм в народном собрании! Хлеба и зрелищ!
        - Хорошо-хорошо, - примирительно согласился Муромский. - Зрелище и в самом деле получилось по высшему разряду. Задел положен. Но профессора-то зачем мучить? Верни прибор, Фенюшка. Пожалуйста!
        - Слушаюсь, мой повелитель!
        В тот же момент над Копчиком возник маленький, но жутко проворный смерч. Он сорвал головные уборы с лепечущего мэра и инопланетянина, ловко, будто опытный наперсточник перемешал и нахлобучил обратно. Впрочем, градоправителю эта рокировка не помогла. Красавчик Мэри и в собственной шляпе продолжал нести ахинею, кажется, еще более бестолковую, чем раньше. Его наконец-то догадались подхватить под локотки и увести за джипы.
        Брезгливо проводив взглядом раскисшего главу города, на помощь Делу поспешил сам Стрёмщик.
        - Братья и сестры! - артистично играя голосом, завел речь Ух Ё. - Раз уж так получилось, что все вы пришли сюда, наплевав на дела и, главное, на общее Дело, позвольте спросить, кто виноват? Кто виноват в том, что ваш так называемый благословенный край за какие-то несколько дней стремительно захирел? Почему лопаются, закрываются, рушатся учреждения, предприятия и фирмы, которыми доселе славно было ваше Картафаново? Кто ответит за ренегатство видных деятелей коммерческого мейнстрима и предпринимательского Гольфстрима? Кто ответит за весь сегодняшний балаган?
        - И за козла! - обиженно вылез вперед Тыра.
        - За какого еще козла? - недовольно спросил Стрёмщик.
        - Да как же, Ухват Ёдрёныч. Помните, они нам при обгоне орали: крепче, мол, за барана держись, козел? Чистый беспредел!
        Ух Ё развел руки, всем своим видом показывая: вот видите, граждане! Полный и конкретный беспредел.
        Ватага беспредельщиков тем временем оживленно переговаривалась между собой, обсуждая, что можно противопоставить лицедействующему краснобаю.
        - Этого обуха плетью не перешибешь, - огорченно сказал Никита. - Ишь какой орел! Врет как пули льет. Сдается, нам сейчас поможет только чудо.
        - Ага, в перьях, - подхватил Илья.
        - Ну в перьях не в перьях, а в шляпе-то чудо у нас есть! - воскликнул Леха. - Геннадий, дружок, пообщайся с представителем власти.
        Простодушный инопланетный гость, которому давненько хотелось полюбопытствовать, не встречал ли такой солидный мужчина (да еще в батистовых носках!) Чебурашку, грудью пошел на оцепление. Первое кольцо, образованное представителями прессы, он миновал легко и элегантно, опрокинув по пути всего лишь пару видеокамер и оттоптав какую-нибудь полудюжину ног. Даже истошный визг девиц с картафановского вещательного канала задержал его не более чем на секунду. Второе кольцо составляли амбалы-бодигарды с бандитскими да суконными рожами, как близнецы похожие на негодяя Тыру. Эти дрогнули и тоже чуть было не побежали, но заградотряд секретарей-референтов, вооруженных автоматическими степлерами, помог охранникам устоять.
        Персеанин, впрочем, не стал пробиваться дальше. Он поднял выроненный кем-то микрофон и с живым интересом поинтересовался у Стрёмщика, что означает
«беспердел».
        Ух Ё, узрев говорящего крокодила, осекся и замолк, собираясь с мыслями.
        И тогда, напутствуемый мягкими тычками, Алексей Леонтьевич Попов вскарабкался на
«Оку» - как на броневик.
        - Уважаемые дяденьки и тетеньки! - начал Леха, и голос его, многократно усиленный невидимой звуковой аппаратурой, разнесся над Копчиком и окрестностями. - Картафановцы! Над всем Картафановом безоблачное небо. Сегодня оно символизирует, что вновь поднимает голову мировая эрекция… простите, реакция. Нас спрашивают, кто виноват? Да не вопрос! Небось знаете, кто громче всех кричит
«держи вора». Сам жулик с прогоревшей шапкой. Кошка, чующая, чье сало съела. Тот, кто в темный лес барашка уволок. Та, что с ним была, чертовка, такова. Лебедь, рак и щука, на худой конец. Правильно?
        Народ подтвердил его правоту одобрительными выкриками.
        - Переходим ко второму вопросу, - продолжал Алексей, вдохновленный народной поддержкой. - Кто ответит за то, за се, снова да ладом? Мы и ответим, кто больше-то! Оно ведь всегда так выходит: отними у русского народного мужика любимое занятие, загноби его до полного закаливания организма уничижением проделанной работы…
        - Насколько мне известно, молодой человек, вы сами отказались от любимой работы, - иронически усмехнулся Ух Ё. - Притом весьма энергично и неполиткорректно. А ведь производственную субординацию никто не отменял. Я уж не говорю о трудовой дисциплине.
        - Ха, трудовая дисциплина! Ну конечно, это же я ее нарушал. Тем, что ради вашей халявы пыхтел над проектами от рассвета до заката. А может, Илюха нарушил трудовую дисциплину, когда отказался заведомо напортачить в своей работе? Русский офицер Добрынин нарушил воинскую дисциплину, оказавшись в морге? Сотрудником, разумеется, а не пациентом.
        Названные персоны мигом очутились подле товарища. Алексей обнял их за плечи.
        - Да, мы готовы ответить за то, что разворошили этот гадючник, который вы называете Делом.
        - Неудивительно. Ни дела, ни работы - вот ваш главный принцип, - заметил Ухват Ёдрёнович. - Бездельники, одно слово.
        - Грубое заблуждение, - парировал Леха. - Нет работы - нет Дела, так точнее будет.
        - Складно поете, молодой человек, - похвалил Стрёмщик. - На все ответ имеется.
        - Наловчился отвечать. За себя и за того парня. Кстати о песнях…
        Попов коротко пошептался с друзьями. Муромский завертел головой. Поймав в поле зрения стоящего неподалеку Пашу-Пафнутия, сделал тому некий знак могучими пальцами. Знак был вполне пристойным, однако для стороннего глаза загадочным донельзя. Пафнутий понимающе кивнул и стал куда-то продираться через толпу.
        - Кстати о песнях и об ответах, - повторил Попов и с хитрой улыбкой обратился к истцам: - Мы втроем готовы ответить сразу уж и за пресловутых козлов, о которых вы так неуемно печетесь.
        - Очевидно, после дождичка в четверг. - Господин Стрёмщик подарил народу фарфоровую голливудскую улыбку.
        - Правильнее сказать, после снежка, - парировал Леха и тоже улыбнулся. Зубы у него были натуральные. В их сиянии стоматологический шедевр Ухвата Ёдрёновича моментально померк и поблек. - То есть прямо сейчас и прямо здесь. Друзья! - Он обвел взглядом всех собравшихся. - Любителей полемизировать и без меня хватает. Куда веселей поэтизировать и музицировать. С вашего разрешения мне хотелось бы исполнить старинную новогоднюю песню по данному поводу. Отвечать, так с музыкой!
        - Жги, Алексей, разрешаем!
        - Нам песня строить и жить помогает!
        - Ай, молодца!
        Под шумок на-гора протиснулся Пафнутий, ведя за собой квартет лабухов из
«Шалмана». Музыканты недолго посовещались с Алексеем, тот подстроил врученную ему гитару, и грянул «Козлиный туш»:
        Смех и грех, господа! В наступившем году
        Мы воспрянем от резко смещенных акцентов:
        Может быть, нам оплатят наш труд по труду,
        Не жалея на это копеек и центов.
        Нам удачу навалит Судьба, господа,
        Да по полной программе, да каждому лично, -
        Ведь должна же она навалить иногда,
        Как бы это порой ни звучало цинично.
        Господа россияне обоих полов!
        Почему так заложено в менталитете,
        Что в текущем году нам, козлам, за козлов
        Для начала, без шуток, придется ответить?
        Шебуршатся козлы. Предвкушают свой час
        Бородато-рогато-мохнатые звери:
        Мол, всем скопом навалятся завтра на нас,
        Так что сами заблеем мы, смею заверить!
        Будут правдой блудливо колоть нам глаза
        И три шкуры сдерут с нас на шкурки для шубы;
        Тут же рядом с козлом и коза-дереза -
        И поэтому в принципе кончатся шутки.
        Но взамен нас избавят от выбора слов,
        И мы сможем - один лишь народ на планете -
        Называть без опаски козлами козлов:
        Все равно отвечать. Мы, конечно, ответим.
        Мы ответим!
        Впервые ли нам, господам,
        Отвечать офигевшим козлам и баранам?
        Если станет от этого легче козлам,
        Станет легче простым некозлам-россиянам.
        Что ж, позволим пустить нас самих с молотка -
        На потеху козлам, а не для пропаганды, -
        Вот тогда и дождемся с козлов молока,
        И завалят нас счастьем по самые гланды.
        …Хард дейз найт, господа!
        И приятных нам снов,
        Чтобы завтра, продравши глаза на рассвете,
        Мы сумели ответить козлам за козлов…
        Да и кто за «козлов», кроме русских, в ответе?!
        Последние ноты еще гонялись за эхом в окрестных лесах, а волшебная сила искусства уже тронула сердца людей шершавым языком. Спонтанно начались прения сторон. Людское море разделилось на бухточки, островки, заливчики - и везде закипели нешуточные страсти.
        В одном месте люди-акулы за неимением других клиентов спасали утопающую на суше молодежь, живущую по отсталым понятиям. Молодежь скучно тонула в пластиковом пиве, заедала сушено-картонными кальмарами и явно при этом полагала себя носителем алкогольной мощи Руссии. Люди-акулы делали «Кийя!», демонстрируя подводные приемчики из арсенала Жеки Джана (не путать с «ай-мама-джан», а также с тушкой Жеки потрошеного, б/г). Вразумлять несмышленышей помогали супруги Швепс с рекрутированными скаутами и скаутессами.
        - Ой, дяденьки, простите, мы больше не будем! - пищали вразумляемые. - Мы просто играем в анонимных алкоголиков.
        - А меньше будете, что ли? - по-отечески укорял Полковник, поливая их пивом. - Вы что думаете, в сказку попали? Ха, попали вы, деточки, в руки бойцов отряда по борьбе с анонимными алкоголиками.
        В другом месте заскучавшему в бездействии Ваняте подвернулся опасный тип Эдипянц, который невразумительно, но горячо пререкался с Ваней Дреддом.
        - Понаехало вас, гастарбайтеров, э, - гортанно блеял Юран на потомка вождя, стоящего рука об руку с Ингой. - Зачем такой красивый дэвушка уводить хотель, да?
        Дреды на голове у Дредда шевелились от еле сдерживаемого хохота. Инга, полагающая, что трясет его от ярости, успокаивала:
        - Спокойствие, Ванюша, только спокойствие!
        Тут-то Эдипянца и узрел бравый впукковец.
        - Че'бль, засровец, удим рыбку в мутной воде'бль? Да ты'бль, казачок, не засровец, засланец ты. Всем засланцам засланец, просто засланец божьей милостью'бль! Только здесь тебя ни одна пожарная гидропушка не спасет. Антисорные речи'бль тебе милы, понимаешь. В чужом рту соринку слышим, а в своем поленницу не улавливаем? Ничего-ничего, сейчас будем тренироваться, проходить краткий курс военно-прикладной фонетики'бль. By компранэ'бль?
        Быть бы Юрану крепко битым, но тут на защиту незадачливого горного народного мужика вступила хозяйка офиса Иветта Козьмодеевна Девятерых. Она бесстрашно выстроилась свиньей - и давай штурмовать превосходящие силы противника! Давай напирать дюжей грудью и недюжинными речами! Давай вышивать сорными перлами замысловатые фантастические узоры! Да такие веские - прямо каслинское чугунное литье. Незадачливый защитник антисорной речи под давлением этих оборонительных кружев пришел к полной деморализации, дезориентации и разложению. Эдипянц тонким голосом помянул маму-джан и окончательно разложился… то есть улегся. В аккурат под ноги авантажной заступнице. Та нежно забросила милого на плечо, погрозила конногвардейцу пудовым кулачком и была такова.
        Стенка на стенку сошлись курящие и некурящие. Первые щедро распространяли всевозможные табачные дымы и ароматы, постепенно смешивающиеся в облако такого амбре, в котором не только топор - кувалда повиснет. Вторые нацепили респираторы да противогазы и устроили публичное сожжение гигантскому резиновому чучелу сигареты. Сигарета чадила как подбитый самолет-заправщик. Тут бы все за исключением владельцев противогазов и угорели, но положение спас невесть откуда взявшийся смерч. Природный катаклизм работал по принципу пылесоса. Весь дым через атмосферную воронку высасывало прямиком в космос. Таким образом, пострадали лишь ретрансляционные спутники, чьи объективы густо заляпались сажей.
        Вокруг островка огнедышащих мангалов столкнулись вегетарианцы и «зеленые» со сторонниками традиционной смешанной кухни. Вегетарианцы с надрывными криками:
«Да как же это? Братушек наших меньших лопать? Где зайчики кровавые в глазах?» - пытались стереть с лица Копчика мангальное стойбище. Сторонники традиционной кухни столь же шумно сопротивлялись, выдвигая свои не менее законные лозунги:
        - Наше мясо не задушишь, не убьешь!
        - Руки прочь от свинищи!
        - Вся силушка в мясушке, а в ботве - немочь бледная!
        - Сволочи вы беззаконные! Да ведь вы ж картошечку на чипсы переводите! Корни наши из матушки-земли ржавыми лопатами вырезаете!
        Отдельные субъекты невыясненной гастрономической ориентации ловили бродячих кошек и собак и с отвлекающими воплями: «Гляди-ка че, вот они, ваши бананы! Даже кошки эту пакость не едят!» - разбирали под шумок халявные шашлыки. «Зеленые» цепкими взглядами фиксировали всех. Они всерьез задумали провести экспресс-анализ поджаренного мяса, дабы убедиться, не готовят ли на адовом огне какие-нибудь редкие виды меньших братиков. Однако по причине расторопности
«трупоедов» и собственной малочисленности урвать хотя бы маленький кусочек шашлыка им так и не удалось.
        Сорвавшийся с привязи Арапка по мере сил усугублял суматоху. Раздувшись в черный лакированный шар, он метался в гуще ног и устраивал подсечки с подножками. При падении очередной жертвы вяленый мерзавец радостно бухтел: «А вот мы вас боулингом по кеглям, по кеглям… Одним махом семерых выбивахом - эт-то я удачно попал, клянусь йохимбой!» Кое-кто пытался изловить злонамеренный шар, да напрасно. Во-первых, ловцы не могли его ухватить вследствие уникальной верткости. А во-вторых, и хвала копью Огог, что не могли! Бедолаги запросто лишились бы пальцев: пасть-то у бывшего амулета острозубая да кусачая. Впрочем, опасных травм могло и не быть. Все-таки Арапка провел много времени с ведущим дружбанологом Вселенной.
        У залетного профессора в свою очередь от всего этого сыр-бора поехала нейро-лингвистическая крыша. Что-то там накоротко замкнуло в хитромудром аппарате. А может, это сам крокодилушка осоловел - от жары, от обилия новых впечатлений. Он методично стукал по шляпе и раз за разом повторял абракадабру:
        - На траве братва, у братвы ботва, нет в ботве добра, худо без бобра, все бобры борзы, все козлы - бодры…
        Из братвы поблизости оказались лишь господин Стрёмщик да героическая троица. Присные генерального управителя, включая даже Тыру, растворились в бушующем народном море, сделавшись решительно неотличимыми от прочих граждан. Зато сам Ух Ё растворяться не желал. Не та это была глыба, которую способна смыть первая же волна, пусть даже штормовая. Чудо-богатыри тоже воздержались от деятельного участия во всенародном гулянии. До сих пор противники вели молчаливую дуэль взглядов, по накалу сходную с артиллерийской перестрелкой линкоров, но теперь поневоле переключили внимание на мантрические заклинания персеанина. Ух Ё даже начал припоминать стишок любимого им в босоногом детстве народного кельтского поэта Юджина Крейна. Что-то такое про траву и козлов пыталось вырваться из сумрачного подсознания человека в батистовых носках. Пыталось, да не успело…
        К Попову грациозной рысью подбежала Юльша, дернула за рукав.
        - Мистер Вырвиглаз, а мистер Вырвиглаз! - заголосила она, указывая рукой в небо. - Там, там…
        В еле доступном взгляду далеке, на грани стратосферы, параллельно дымовому столбу, извергаемому курящейся резиновой сигаретой, двигалась темная точка. Двигалась она по направлению к земле, увеличиваясь буквально на глазах. Целью зловещей точки, вне всякого сомнения, являлась высотка Копчик. Попахивало это катастрофой минимум картафановского масштаба.
        - Геннадий, признайся, старик, небось ваши персеанские Чипы и Дейлы спешат тебе на помощь? - с надеждой обратился к звездопроходцу Илья.
        Профессор, видимо перед лицом опасности, достучался-таки до позитивных сдвигов в шляпе и ответил вполне вразумительно:
        - Простите меня, дорогие ящерки-брателлы. Но помочи не наши, да и я не маменькин маленький помощник.
        - Ну тогда это точно глава крантов Абзац! - продемонстрировав усмешку офицера, получившего приказ к безнадежной атаке, сказал Добрынин. - Видать, кто-то или что-то собралось-таки поставить жирную точку на наших похождениях.
        - Мировое Зло пожаловало, - переглянувшись, решили Илья и Алексей.
        Ухват Ёдрёнович хмыкнул и величественно сложил руки на груди.
        Глава 7

«ЭТОТ ГОРОД СКОЛЬЗИТ И МЕНЯЕТ НАЗВАНЬЯ…»
        Небесное тело просачивалось из небесной прорухи подобно капле воды в проржавевшей водопроводной системе.
        Вместе с набуханием устрашающего объекта у народа набухала мысль о панике. Сама паника отрешенно ждала первого выплеска эмоций. В преддверии паники люди буднично обсуждали, что бы это могло быть. Абсолютное большинство склонялось к мнению, что это и есть пресловутый медный таз, которым рано или поздно всех накрывает. На худой конец, очень большой и нецензурный субъект гинекологии.
        Единственными, кто не поддался всеобщему гипнотическому остолбенению, стали
«зелтолицые целовецьки» из картафановского отделения Цяйна-тауна. Как известно, самый главный Цяйна-таун находился где-то у «церта на кулицьках», однако ходоки оттуда уже добрались до любого хотя бы мало-мальски населенного пункта земного шара. Бродя по миру, они навяливают всем «зелто-зеленый цяй без сахара» (благодаря каковому, собственно, и выглядят зелтолицыми), ну и прочие сопутствующие товары.
        Так вот, картафановские ходи при виде небесного подарочка немедленно вспомнили ужаснейшую страшилку своей родины и единогласно проголосовали за то, что на них падает мифическая «БээРБеска» - Больсая Резиновая Бомбоцька. Они живенько построились в походный порядок, пропустили вперед запевалу-забойщика и снялись с места. Уходя, «целовецьки» тонкими голосишками затянули песню отчаянных
«собацек-партизан»:
        А Белла чао,
        Мы чау-чау,
        Мыча уча-уча-уча-уча-уча-учачау…
        Отголоски марша не успели смолкнуть за горизонтом, а падающий объект приблизился настолько, что уже можно было рассмотреть его очертания. Народ на Копчике заахал в едином порыве.
        - Не может быть! Откройте мне веки, - осипшим от изумления голосом выговорил Илья, тщетно пытаясь протереть глаза.
        Опровергая его сомнения, сначала еле слышно, затем все громче и громче навстречу объекту понеслись приветственные слова:
        Здравствуй, здравствуй, наш ласковый Миша,
        Ты вернулся из сказочных мест!
        - Неужели это не бред и не массовая галлюцинация? Неужели это он?!
        Тысячи людей задавались подобным вопросом и сами себе отвечали:
        - Да, это он, это он, олимпийский эталон!
        После долгого блуждания во вселенной на родную землю возвращался легендарный герой Олимпиады-80, ее символ Олимпийский Мишка. Он опускался так же, как и отправлялся в историческое путешествие - с поднятыми лапами.
        Огромная и важная, но улыбчивая фигура местом приземления выбрала почему-то стоянку джипов. Хозяева и водители едва успели отскочить, когда надувная бестия вошла в контакт с лакированными кузовами. Надувная-то она, конечно, надувная, да ведь и инерцию никто не отменял. Скрежетало мнущееся железо, крошились стекла, лопались шины, гудели клаксоны. Проминалась гигантская коричневая попа прорезиненного зверька.
        Бесконечно так продолжаться не могло. Настал момент, когда, оглушительно бумкнув, Мишка взорвался. С последним духом олимпийский эталон исторгнул из себя великое множество пестрых предметов. На мгновение они зависли в воздухе и стремительным градом обрушились на головы кричащих от удивления и радости картафановцев.
        Ну кто бы мог подумать, что Мишкино нутро заполнено плюшевыми Чебурашками самых разнообразных расцветок!
        Воистину невозможно описать то цунами эмоций, ту ниагару ликования, которая выплеснулась в мир буквально всеми присутствующими от мала до велика, вне зависимости от пола, статуса, мировоззрения, профессии и конфессии. Отметим лишь, что даже по заскорузлой щеке заслуженного казначейского хорька Августина Дерябныча торжественно прокатилась радужная слезинка счастья. Подсвинок Накладныч рыдал взахлеб.
        Это да, это впечатляло!
        Без умиления нельзя было смотреть и на вселенского дружбанолога. Своего Чебурашку Геннадий держал бережней, чем кормящая мать держит младенца. С блаженной улыбкой он что-то втолковывал в плюшевые уши, обводя окружающих безумно-восторженным взглядом.
        Ух Ё с некоторой брюзгливостью взирал на повальное впадание в детство.
        - Если это ваших рук дело, считайте, что я вам мысленно аплодирую, молодые люди. Олимпийский Мишка, Чебурашка - персонажи, безусловно, позитивные, а позитив мною всегда приветствовался. Но где креатив, я вас спрашиваю? В чем созидательный импульс вашей акции? В том, чтобы разбить машины? Детский сад, честное слово!
        - Верите ли, господин Стрёмщик, случайное совпадение, - сказал Алексей. - Разорвись моя попа, если не спонтанно получилось…

«Спонтанно, спонтанно, непременно спонтанно!» - с опереточной интонацией протелепатировала Фенечка.
        - Да пусть там у вас рвется что угодно, ваши проблемы. Но посмотрите, чего вы натворили и помимо этого разбоя! Скольких уважаемых господ подвели под монастырь. А ради чего? Цель-то какая? Побезобразничать захотелось? Погулять? Показать бесшабашную русскую удаль?
        - С безработицей побороться, - сказал Попов.
        - Да заодно и с Мировым Злом, - добавил Никита. - Одного поля ягодицы.
        - Эх вы, Аники-воины! Послушайте опытного человека. Нельзя бороться с Мировым Злом, как бы вы его ни понимали, не сея по дороге зло маленькое.
        - Так ведь выбор-то несложен, - встрял молчавший доселе Муромский. - Надо из двух зол выбирать доброе.
        - И вообще, нам вашего Дела не надо, работу давай! - поддакнул Попов.
        Ух Ё потер переносицу.
        - Дурацкий у нас с вами разговор получается. Не пойму, то ли вы кривляетесь, то ли и впрямь такие блаженненькие. Ну да и черт с вами! Уверен, жизнь еще покажет, кто из нас прав. А теперь знаете что… Раз уж так у вас свербит, то валяйте работайте. Липовые ваши звания и должности, конечно, будут аннулированы. Но в остальном - никаких ограничений. За исключением статей УК. Изобретайте, нокаутируйте, препарируйте… Считайте, что я дал вам карт-бланш.
        - И карточный домик в придачу, - буркнул Илья. - С чего такая щедрость? По шапке за самоуправство не получите?
        - Вряд ли. Вердикт по вашему вопросу вынесен давно. Просто не нашлось случая ознакомить вас с ним.
        - Лукавите, Ухват Ёдрёнович! Ну да ладно, и на том спасибо. Что, мужики, пошли работать, что ли? Эх, прокачу!
        Илья гостеприимно раскрыл дверцы любимой «окушки». И остолбенел.
        Алексей с Никитой, предчувствуя неладное, бросились к нему. Бывшая чудо-машина внутри выглядела теперь вполне обыкновенно. Соразмерно габаритам и соответственно классу.
        - Феня, Фенечка! - позвали берегиню друзья, но та не отвечала.
        Пребывая в заторможенном состоянии, чудо-богатыри стали загружаться в салон. Отрешенного инопланетянина Дредд на руках водрузил на переднее сиденье. Арапка привычно угнездился в ременное гнездышко под зеркалом заднего вида.

«Ока» плавно набирала ход, проезжая мимо нескончаемой шеренги хороших людей.
        Отдавали честь вытянувшиеся во фрунт впукковцы во главе с бесшабашным, но строгим Ванятой. Стояла по стойке «смирно» вымуштрованная дружина Полковника Швепса. Приветливо вздымали ударные конечности будущие чемпионы из волейбольной команды Нинели Виленовны. Поднятыми вверх сжатыми кулаками салютовали люди-акулы: Рот Фронт! Улыбались Тоня с Пафнутием и густо покрасневшие Иван да Инга. Махали мануфактурной продукцией Юльша и Польша, обзаведшиеся Лешкиным номерком телефона. Махали все.
        Потому что сами оставались на Копчике, чтобы продлить эмоциональную эйфорию до вечера; потому что не зря ведь перлись сюда с ранья, забыв про хлеб наш насущный, который дашь нам днесь; потому что знали: вечером в лучших традициях городских празднеств состоится концерт с фейерверком - чтобы «видели ночь, гуляли всю ночь до утра…».
        Те, кто нечаянно способствовал рождению внепланового праздника для славных жителей Картафанова, катились потихоньку по местам недавних сражений. Мимо Черемухи, откуда доносились мощные песнопения спасенных от умыкания в консервные банки «la tsareven». Мимо заветного лесочка с будущими - в скором времени - рыжиковыми полянами навсегда. Мимо озера Пятак, сияющего благодаря невесть какой аномалии первозданной чистотой.
        Здесь, около своротка на озеро, очнулся HomoReptyliaexPersei . Нетвердым голосом он произнес:
        - Дорогие землянки ящерки! Наступили часики для моего камбэка нахт малая звездная родинка…
        - Что так вдруг-то? - в расстроенных чувствах вскричали все разом, а Илья резко осадил «Оку».
        - Да-да, пришло в меня пробуждение, что свою миссис я прикончил. Или мисс?
        - Миссию, - поправили его по инерции.
        - Во-во! Теперь я с конца на конец убедился, что Главный Дружбан Чебурашка существует. - Геннадий ласково погладил плюшевую фигурку. - И он не одинственный, в натурале. Его много быть в вашем Картофелеве. А частичка самого главного из Чебурашек сидит почтительно в каждой милой ящерке на всех планетах всех звезд. Это такая добрая звездная пользень… болезнь, да.
        - Ну какая же это болезнь, братец? Самая пользень и есть!
        Под профессорские откровения друзья добрались до места первого контакта с персеанской цивилизацией. Всем хотелось сказать какие-нибудь теплые слова, но душили слезы. И скупые мужские и обильные амулетские: Арапка снова устроил в салоне ватер-кондишн, залив соленой влагой все ветровое стекло. И где только успел жидкости насосаться?
        - Генаша, - собрался-таки с духом стойкий, хоть и не оловянный солдатик Добрынин, - ты это… передавай привет тамошним человекам, что ли. Поцелуй от всех нас этих твоих краснозадых бестий с Лямбды Скота. Чешуйки им пощекочи…
        - А может, тебе презент какой-нибудь сделать на прощанье? - предложил Муромский.
        - Ничего на свете лучше нету, чем такой-растакой брезент! - Геннадий побаюкал Чебурашку. Вдруг его глазки мечтательно сощурились, и он с робкой надеждой попросил: - Разве что, язви тебя в тушу, не найдется ли граммулечки посоху в посоховнице… То есть порошка на дорожку?
        - На посошок? Рассолу?
        - Йес, йес, натюрлих! - возбужденно вскричал потенциальный рассологолик.
        - Для тебя, милый ящерка, всенепременно отыщем.
        Илья пошарил в багажнике и выудил трехлитровую коробку знаменитого капустно-огуречного сока а-ля натюрель картафановского разлива.
        - Держи, брат, да смотри за рулем много не пей! - напутствовал он.
        - Мой аппарат имеет автопилотку, - хвастливо заявил звездоплаватель.
        Обнялись.
        Профессор сноровисто проделал манипуляции со своим аппаратом, сделал книксен, опираясь на хвост, и с прижатыми к груди дарами был, чертяка, таков. Опознанный летающий объект мигнул огнями, мелодично присвистнул соплами и растаял в тета-пространстве.
«Ока» с тремя оставшимися «ящерками-землянками» на борту возвращалась в город.
        Попов потянулся, хрустнув косточками.
        - А что, парни, неужто и вправду кончилось наше безделье?
        - Безработица, - поправил педантичный Никита.
        - Ты как хочешь это назови. Но ежели солидный господинчик нас не обманул, то с обещанным карт-бланшем я устрою-таки новый виток научно-технической революции на отдельно взятой планетке. А может, и за пределами. Посадим на Марсе яблоневые сады. Тем более что Генка, хотя и полный чайник в технике, кой-какие идейки подбросил… Илюха, а ты как? Обратно в большой бокс?
        Муромский задумчиво смотрел на дорогу.
        - Да, пожалуй. Есть мыслишка поднять боксерскую школу в Картафанове. Бакшиш-то, паразит, заигрался с профессиональными матчами, а работу с молодежью начисто завалил. Не знаю уж, что получится, но попробовать стоит. Опять же карт-бланш. Хотя я и сам кому угодно могу на карточку бланш навесить. Никита, ты-то куда со своей бланшированной картой подашься? Обратно в прозекторат?
        - Э, бойцы, фиг вы угадали! Куда подамся, еще неизвестно, а вот на уговоры Любавы свет Олеговны, скорее всего, поддамся.
        - Товарищ военный, мы про эти уговоры столько раз слышали, а что и почем, до сих пор не знаем. Не носи в себе, поделись. Какой такой экстрим она тебе предлагает?
        Добрынин смущенно улыбнулся в щегольские усики.
        - Да это… того… экстрим самый экстремальный. Жениться на ней.
        - Ну военный, тебе круто подфартило! - крякнул Илья. - Опаснейшая, едренть, работа - быть Любавиным мужем, честное слово.
        - Да ладно, хорош мужика пугать, - шикнул на Илюху Попов. - Не дрейфь, Никита, прорвешься!
        Добрынин шутливо поднял руки:
        - Уболтали, сдаюсь. Тогда уж вы и будете сватами. А как откатаем медовый месяц, ей-богу, возьмусь за писанину. Пока мы с вами колобродили, навалилось громадье творческих планов. Писать хочется, аж моченьки нет!
        - Продолжение сериала? Новые приключения Аллигатора? Мы тебе названий подбросим.
        - «Аллигаторову грушу нельзя кушать».
        - Или «Утка для Аллигатора».
        - В смысле ночная вазочка, но кто же виноват…
        Обретая за пикировкой былую форму, напитываясь привычным желанием заниматься тем, к чему сердце лежит, подобрались к ставшей родной для всех троих штаб-квартире Муромского.
        Илья вопросительно глянул на дружбанов:
        - А не соблявого… собаково… тьфу ты, не согласятся ли милостивые судари посидеть перед трудным рабочим днем?
        - Шоу маст гоу он, - напыщенно пропел боевой товарищ Лешка.
        - Гуано вопрос, - по-военному четко расставил акценты перчила Никита.
        - Тогда двигайте помаленьку. Я догоню.
        Пока хозяин загонял «окушку» в гараж, глушил мотор, заботливо протирал машине стекла и шептал какие-то нежные водительские глупости, парочка скрылась в подъезде. Распрощавшись с автокровиночкой, Муромский подхватил Арапку и зашагал к дому, томимый неясными предчувствиями.
        Предчувствия его не обманули.
        Илья открыл подъездную дверь и обмер. Навстречу, доброжелательно улыбнувшись подвернувшемуся старичку-дворнику, порхнула Дева. Нет, не Орлеанская, и не Мария, а всамделишная Дева с заглавной буквы. Илюха машинально отметил скромный цветастый сарафанчик, открывающий плечи и колени, светло-русые кудряшки и слегка вздернутый носик над спелыми вишневыми губками. А машинально оттого, что увидел глаза Девы. Невозможно дивные Девины глазищи. Два блестящих от восторга перед жизнью изумруда размером с вселенную надвигались со скоростью улетевшего персеанского звездолета. Они искрились, переливались, обволакивая Илью такой женственной нежностью и лаской, что он не выдержал и крепко-крепко зажмурился.
        Когда же решился приоткрыть глаза, незнакомка исчезла. «Наваждение», - подумал Илья с тоской и тяжело затопал по ступеням.
        В квартире при виде друзей он невольно расслабился. Здоровые, взрослые мужики гонялись друг за дружкой, перестреливаясь нематериальными карт-бланшами.
        - Даю коренной зуб Аллигатора за прибор сквозьстенного бдения! - с упоением орал Никита.
        - Меняю самонаводящееся сверло на массаж Любавы Олеговны! - не отставал Лешка.
        Муромский с ходу включился в игру и загудел, сграбастав великовозрастных игрунов в объятия:
        - А я меняю все будущие нокауты на возможность почаще задыхаться от вашего мерзейшего табака, курилки вы этакие!
        Уже все вместе побарахтались еще сколько-то, затем решительно двинулись к столу, по обыкновению изобильному. Прежде чем сесть, не сговариваясь, выразили признательность невидимой хозяйке:
        - Ай спасибо, Фенюшка, кормилица ты наша, лапушка и голубушка!
        - Приятно-то как, право слово, - раздался знакомый голосок. Почему-то со стороны прихожей. - А в глаза повторить сможете?
        В зал вплыло виденье, пригрезившееся Илье у подъезда.
        - Феня?! Феня!.. Но откуда? Да как же это… - забормотал утративший молодецкую прыть Попов.
        - Мадемуазель, - молодцевато склонил голову не потерявший ее Добрынин, - не откажи офицеру. Прими посильное участье в строительстве моёва щастья!
        Мадемуазель не отвечала. С чуть лукавой улыбкой она смотрела на Илью. Только на него одного. Наваждение повторялось. Опять на него стремительно надвигались два пылающих изумруда, поглощая его с потрохами и одновременно отражая в самих себе.
        Неоднократный победитель Хмыря и ему подобных, костолом и разрыхлитель женских сердец по-младенчески бессвязно лепетал:
        - Фенечка… берегиня… ты… вы… я…
        - Какая гламурненькая мистика! - захлопал в несуществующие ладошки циничный Арапка.
        - Да никакая не мистика, - со знакомой наигранно-сварливой интонацией пропело наваждение. - Видимо, с Олимпийским Мишкой я все-таки перестаралась. Кончилась моя парапсихологическая, или как ее там, энергетика. Где-то что-то разладилось. А может, наоборот - наладилось. Вот, принимайте меня такой.
        Она робко шагнула к Илье:
        - Что, Илюшенька, загрустил? Не чаял увидеть подобную замухрышку? А ведь помнится, все как один жениться клялись.
        - Эге ж! - опомнился наконец Алексей. - И впрямь клялись. Позвольте мне стать вашим любимым мужем, о прекраснейшая из прекрасных те… - Он начал судорожно выбирать между тетками и тетьками - не справился и сконфуженно умолк на середине фразы.
        Никита ткнул его, и пребольно, в бок. С целью выгнать беса.
        Муромский, не доверяя ногам, словно во сне сделал шаг по направлению к девушке. Серебряными струнами звенело здоровое сердце спортсмена. «Остановись, мгновенье, где же этот чертов Мефистофель?!» - надрывалась душа. Все было ясно без слов. Слова - это путы, мешающие понять истинную суть вещей, явлений и понятий. Самых что ни на есть простых и великих. Таких, как любовь. С первого взгляда и до последнего.
        Незримые струны двух сердец соприкоснулись, породив чистую высокую ноту, какой никогда не исполнить даже ангелам. Нота эта звучала бесконечно долго - но только для двоих. А затем между Ильей и Фенечкой проскочила бутафорского вида громадная искра. И напряжение спало. Все засмеялись, задвигались, загремели стульями.
        Никита скоренько наполнил бокалы.
        - Друзья, - произнес он с неожиданным для него пафосом. - Давайте выпьем за отсутствующих здесь дам. В том смысле, что за присутствующую девушку - или женщину - Мечту каждого русского народного мужика! И пусть она поведает нам наконец в приступе застольного откровения, откуда берутся уникальные Мечты?
        Феня, слегка пригубив из бокала, призадумалась.
        - Ну сами мы из Питерсберга. Обучали нас, как водится, в Институте благородных девиц по специальности кавалер-барышня для особых поручений…
        - Кавалер-барышня? - переспросил начавший оживать Илья. - Это как в старинном романсе: «Крутится-вертится шар голубой, крутится-вертится над головой, крутится-вертится, хочет упасть, кавалер-барышню хочет украсть»?
        Феня покачала головой:
        - Да нет же, дурачок, какой голубой шар…
        От двери донесся звонок. Муромский гаркнул: «Открыто, входите!» - продолжая с обожанием смотреть на берегиню.
        - Здор-рово, мужики! А ну, кто у вас тут в «Яре» цыган заказывал?
        Чудеса на сегодня никак не хотели заканчиваться. Илья мигнул и повернулся к вошедшим. Голос с хрипотцой был знаком до дрожи под ложечкой. Даже спьяну не перепутаешь.
        - Жеглов?! - воскликнул он, вскакивая. - Не может быть!
        - Может, может, дорогой товарищ. У нас все может быть!
        - Какими судьбами, господи? Да вы проходите, располагайтесь. У нас тут запросто, по-домашнему…
        - Самыми обычными судьбами. Я на прошлой неделе выступал в черемысльском политехе. А тут СашБаш подвалил. Вот мы на пару и разгулялись по квартирникам.
        Лохматый парень с шальными ясными глазами застенчиво буркнул:
        - Я что, я ничего.
        - Ага, ну погуляли, пора и честь знать. Мы уже в вагон садились, а тут подлетает эта девуля, - Жеглов кивнул на зардевшуюся Фенечку, - заталкивает в мотор и везет сюда. По пути, конечно, растолковала, что к чему. Мол, поезд без нас не уйдет, а такого квартирника у нас больше в жизни не будет. Куда было деваться, выпрыгивать на ходу? Нет, прыгать мы пока погодим - не все еще спели. Кстати, что за город-то хоть?
        - Вообще-то до сего момента был Картафаново, - задумчиво ответил Алексей. - А теперь кто его разберет.
        Молчаливый СашБаш тихо провел по струнам и пропел: «Этот город скользит и меняет названья…»
        Активный Жеглов продолжал говорить, шутить и расспрашивать о жизни, попутно доставая из рюкзачка бутылки с водкой и портвейном под экзотическим номерным названием «72».
        - Значится, так. Мы-то, собственно, уже и сыты, и пьяны, и нос в табаке. Но за компанию примем, правильно, Саш?
        После чего без всякого перехода уселся посреди зала на стул, побренчал секунду-другую для разогрева гитары и запел ожившим магнитофоном, ожившим проигрывателем винила, ожившим сиди-проигрывателем. Пел и хитро поглядывал на бойцов-молодцов, подмигивал кавалер-барышне и пьющему портвейн СашБашу.
        Бедный молодец Иван решил попасть сюда:
        «Мол, видали мы кощеев, так-растак!»
        Он все время где чего, так сразу шасть туда,
        Он по-своему несчастный был дурак.
        Муромский вскочил, раздал присутствующим гитары и присоединил свой вокал к жегловскому.
        И началися его подвиги напрасные,
        С баб-ягами никчемушная борьба -
        Тоже ведь она по-своему несчастная,
        Эта самая лесная голытьба.
        Ведь скольких ведьмочек пришикнул,
        Семь молоденьких, в соку, -
        Как увидел утром, всхлипнул:
        Жалко стало их дураку…
        - Вспомнил, я все вспомнил! - вклинился в звон гитар дикий вопль. Арапка подобно пушечному ядру метался по комнате и вопил: - Я вспомнил, мужики! Хотите верьте, хотите нет, я - арап Петра Великого! Тот самый…
        - Вот и хорошо, вот и славно, - принялась успокаивать его Фенечка. - Только давай об этом потом поговорим. Пусть ребята оторвутся. Заработали…
        А ребята, действительно увлекшись, даже не услышали вопля исторической души. Им просто было по кайфу петь вот так, всем вместе. Им было по кайфу не замечать ни времени, ни рассогласования с реальностью - и петь хоть до утра. Пусть они не выспятся сегодня, пусть завтра прямиком с бала на корабль, то есть на работу. Пусть. Не страшно.
        Когда работа по кайфу, это и есть подлинный кайф.
        CODA

…«Мы, Хогбены, люди маленькие. Живем себе тише воды и ниже травы в укромной долине, где никто не появится до тех пор, пока мы этого не захотим». В критических ситуациях Джон Баликорн всегда вспоминал Генри Каттера. А ситуация, похоже, подступила критичнее некуда. Вчера еще он руководил лабораторией трудновыводимых пятен на секретном печном заводике во Флайшиттауне, Алабанская долина. В свои неполные тридцать лет Джон по праву считался опытным селекционером и заводчиком пятен-чемпионов.
        И вдруг накануне он узнал, что последняя его работа, пятно, над которым бился без малого полгода, уходит на сторону. Родное, можно даже сказать, родимое пятно уплывает за бесценок в лапы какого-то заморского барыги. Босс, естественно, знать ничего не знал и после недолгой словесной перепалки, ощупывая распухшую челюсть, здоровой рукой подписал увольнительную по статье «профнепригодность».
        После этого Джон пустился по пабам. Проклятые пабы выдоили у него половину выходного пособия. Вторую половину он бездарно проиграл в излюбленные нарды. И кому проиграл! Вечному аутсайдеру Малышу Шизгаресу!
        Баликорн, известный среди друзей как Джон Кукурузное Зерно, извлек из-под кровати бутыль с остатками кукурузного виски. После основательного глотка волшебного напитка организм, подобно тугому, налитому початку, потянулся вверх, к солнцу. Хмарь в голове позорно бежала за кулисы. На авансцену выпорхнула мысль о необходимости как-то биться, что-то делать с окружающим экономическим и социальным непотребством.
        Взгляд его остановился на двух книгах, что лежали на журнальном столике. Первая была на русском языке и называлась «Операция „Шасть!“. Вторая - она же, только на английском. Русский язык Джон знал не понаслышке, а на генетическом уровне, поскольку являлся аляскинским казаком в десятом поколении. Книгу он выпросил у переводчика, издавшего англоязычную версию романа. „Переводчик, гоблин тебя забери!“ - усмехнулся Джон. Бедовый лингвист, видимо, не смог врубиться в значение слова „шасть“, отыскал в словаре сленга „щас“, ну и перевел соответственно. И горело синим пламенем на обложке второй книги „Operation Nah“. Ну а текст по сравнению с оригиналом выглядел совсем уж бредовым. Единственное, что позабавило Джона, так это фраза одного из бэк-райтеров: „Земля под властью россиян!“
        - Ага, щас же, - ответил кретину бэк-райтеру Джон Баликорн, американский народный мужик. - «Мы Хогбены, других таких нет». Пора выделять зерна из початков!
        С этими мыслями он и направился оседлывать свой верный вороной
«Форд-Без-Фокусов», народную малолитражку послевоенной поры. В предвкушении интересной прогулки рядом бодро семенил прирученный скунсяра Бибоп Элула. Зверушка только что слопала целую миску горошка с квашеной капустой и готова была поддержать хозяина в любых его начинаниях.
        Через некоторое время Каменная Баба на берегу пустынных волн залива имени Гудзона сменила факел на весло и превратилась в привлекательную, стройную девушку…
…Французский народный мужик Самот Наф вышел на большую дорогу в Бульонском лесном массиве с манифестом «Вернем корону Французской империи». Эйфориева башня незамедлительно отклонилась на 37 градусов от вертикали, после чего Пейзанская и Не-Иванская башни, обиженно крякнув, в знак протеста выпрямились во весь перпендикуляр…
…В Антарктиде среди торосов начали пошаливать народные королевские пингвины. Случилось это после того, как одного из них оставили носиться с яйцом на второй срок. Похудевший вдвое против прежнего, пингвин, арифметически верно вычислив, что дальнейшее стояние на морозе превратит его в сосульку, решительно сдал яйцо в ясли-инкубатор. Собрав компанию таких же забубённых головушек и объединившись с братскими морскими слонами, он двинул на просторы Мирового океана, чтобы настучать по репе Великому и Ужасному Кракену…
…Семимильными шагами шастемания перемещалась по планете.
        BONUS 'Ы

1. Рассуждение Никиты Добрынина о вещественности призрачного, казалось бы, мира, которое было грубо прервано побоищем на Ратушной площади города Картафаново:

«…Нет, не все в этом мире бушующем призрачно, братие: от субъектов, живущих в домах, до фасадов домов; от разнузданных авторов до охреневших читателей; от бессмысленных слов до немых, бессловесных томов. Стоит только навскидку взглянуть в мало-мальскую книжицу или там в стопудовый бестселлер на книжном лотке - ты увидишь, Читатель, как тужится автор, как пыжится, дабы призрачный мир удержать на своем поводке.
        Но миры, невзирая на буйство фантазии, сплошь одинаковы: элемент декорации, средство, условность… Мираж, где вокруг персонажей зияет развесистый вакуум, обозначенный емким, шкодливым словцом «антураж». Колобродят герои на кукольной сцене бестселлера, озорно штабелируя трупы на фоне руин. Как бы так, между прочим, слегка отстраненно, рассеянно, - словно по фигу им эти трупы с руинами, блин! Вереница бесчинств там и сям по страницам бесчисленным броуновским движением гонит конкретно пургу - что само по себе пустяки: пес бы с ними, с бесчинствами, если б их обсуждали в романе на каждом шагу.
        Вот, казалось бы, пункт. Населенный. А где ж население? Где обычный народ, все вокруг подмечающий, где? Типа несколько рыл здесь слоняются до посинения. Но на деле не здесь, а в какой-нибудь Караганде. Вдохновенно кладутся слоями в сюжетные сандвичи драки, взрывы, погони, срывая рутинный стоп-кран… Да ведь в жизни такие события - хлеб для сансанычей, просто праздник какой-то в среде языкастых марьванн! Ан слепы наши скифы с очами распахнуто-жадными: эвон волею автора шоры на жадных очах. Эх, сорвать бы с иного портки да словами площадными, без затей, по-народному, высечь его сгоряча! Инда автор зарекся б играть катаклизмами, чтобы в мутной водице задорно бегущей строки не кружились среди декораций сансанычи призраками, потому что герои от мира сего далеки! А когда самый призрачный мир обретет обывателя, и страницы забьются биеньем народных сердец, - вопль восторга исторгнет луженая глотка Читателя: «Ай да Автор, ядренть, как жизненно пишет, подлец!»
2. Вскоре после описанных событий Ухват Ёдрёныч вспомнил-таки стихотворение любимого в детстве кельтского народного поэта Юджина Крейна в переводе Марчуковского:
        Над пастбищем сытным резвились козлы,
        Были они веселы и резвы
        И все-то чирикали, как соловьи,
        Беспечно-лиричные песни свои.
        На пастбище сыто лежали козлы
        И обсуждали возможность грозы.
        Плотно набивши свою требуху,
        Они осуждали козлов наверху.
        Прожить никому не дано два раза!
        Верхние были - Козел и Коза.
        За это на них были нижние злы:
        Нижние были просто козлы.

3. Gaudeamus igitur, juvenes dum sumus!
        ОТ АВТОРОВ
        Дорогой Читатель! Если быть откровенными, нам нечеловечески жаль расставаться и с тобой, и с Музой - Хиной Члек, для ублаготворения которой один из нас, собственно, и затеял этот Проект. Ну а дальше покатилось… Мы сознаем, что кое-где преступили грань политкорректности и политинформированности, вышли за рамки дозволенного и из берегов допустимого, злостно нарушили законы физики и современного общества, ступили на скользкую дорожку стеба и вообще попутали рамсы. Поверьте, это мы нарочно! Мы нарочно паясничали, опрощались и впадали в детство, профанировали, мистифицировали, нарочно вводили тебя, дорогой Читатель, то в заблуждение, то во искушение. Да, мы проделывали это с далеко идущими и, безусловно, корыстными целями. Для того чтобы наша книжка вышла веселой и по-настоящему непредсказуемой. А еще задумчивой, вернее такой, чтобы заставила задуматься: а какой же на самом деле процент правды во всех этих шуточках? Надеемся, это нам удалось.
        Хотелось бы отблагодарить за прототипы, логотипы и просто типа реально хороших людей, каковыми, вне всяких сомнений, являются А.Пушкин, И.Ильф и Е.Петров, В. ысоцкий, А.Башлачев, Э.Успенский, В.Маяковский, ВИА «Битлз», И.Рященко, Ю.Крейн, П.Бобун-Борода, Папа Карло, Л.Корнеев, Н.Пржевальский, Г.Каттнер, А.Галич.
        Отдельное спасибо русскому народному мужику за то, что он есть, а также - пить, курить и разговаривать на фантастически органичном русском народном языке, без владения коим нам было бы архисложно, а то и вовсе невозможно существовать.
        notes
        Примечания

1
        Какой еще перевод? Лучше послушайте одноименную песню «Битлз»!

2
        Будем радоваться… (лат.)

3
        Мы чемпионы! (англ.)

4
        Ну-ка все вместе! (англ.).

5
        С маленькой помощью моих друзей (англ.).

6
        Боже мой! (фр.)

7
        Навсегда, навечно (англ.).

8
        Пока мы юны! (лат.)

9
        Занимайтесь любовью, а не войной! (англ.)

10
        Вы готовы ввязаться в драку? (амер. сленг.)

11
        Правильнее ring-announcer - «объявляла риига» (англ.).

12
        Здорово, чуваки. Скажите нам дорогу к вашему королю (англ.).

13
        Добро пожаловать, янки, убирайтесь домой. Звените, колокольчики! Звените, яйца! Джунглям нужны соития! (англ.)

14

1 Букв.: автострада в ад (англ.).