Арктика-2020 Петр Заспа
        Природные богатства Арктики стали яблоком раздора для ведущих держав. Западу категорически не нравится, что Россия отказалась делиться ресурсами. Мировая элита считает нефть и газ общим достоянием, она готова доказать это силой. Напряжение нарастает. Достаточно малейшей искры, чтобы сработал эффект «спускового крючка» и страны сошлись в военном противостоянии. И такая искра вспыхивает - в грозовом 2020-ом…
        Троих друзей по лётному училищу жизнь разбросала по разным местам службы. Их судьбы снова пересеклись и сплелись в тугой клубок на Крайнем Севере, в ходе войны за Арктику. На земле, в небесах, на море и в тылу врага приходится работать боевым офицерам, чтобы восстановить геополитическую справедливость.
        Кому-то суждено стать героем, кому-то бойцом невидимого фронта, а кому-то - предателем. Эта книга о российских офицерах, об офицерском долге и любви к Северному флоту.
        Петр Заспа
        Арктика-2020
        
* * *
        В арктическом шельфе сконцентрирована треть всех мировых залежей углеводородов. Геологическая служба США Ernst & Young
        Мы сами определяем последнюю границу Канады. Северный полюс находится на исконно канадской территории, потому что является естественным продолжением канадского острова Элсмир, только под водой. Министр окружающей среды Канады Леон Аглуккак
        Я провозглашаю норвежский город Тромсё (население 67 тыс. чел.) столицей Арктики! А США - ведущим государством в Арктике! Министр иностранных дел Норвегии Йонас Сторе
        Арктика - неотъемлемая часть Российской Федерации, находящаяся под нашим суверенитетом в течение нескольких веков. Так оно и будет во все последующие времена. Из выступления Президента Российской Федерации Владимира Путина
        Вопрос из зала: «Как вы относитесь к предложению профессора Высшей школы экономики Сергея Медведева передать управление Арктикой под контроль международному сообществу?»
        Владимир Путин: «Придурок!»
        Глава первая
        Игры настоящих мужчин
        1 ИЮНЯ 2020 Г. БАРЕНЦЕВО МОРЕ.
        Солнце брызнуло в блистер ярким сполохом и заиграло в плексигласе, рассыпавшись спектром цветных полос. Глаза будто ослепило белой дугой электросварки, цифры и стрелки на приборной панели померкли. Сконцентрированный через выпуклый фонарь, словно через лупу, в лицо ударил горячий луч - неприятное ощущение. Макс нехотя опустил светофильтр. На очередном поворотном[1 - Поворотный пункт или точка, над которой самолёт изменяет курс (проф. жарг.).] он сменил курс на юго-восток, и утреннее солнце уселось аккурат на белый обтекатель РЛС. С таким неудобством придётся мириться ещё не меньше пяти минут. Затем, замкнув круг патрулирования - курс на юг, и можно возвращаться на «Кузю». Рядовое задание, каких за плечами десятки. Всё обыденно, тягуче прозаично и по-житейски скучно. Ни тебе перехватов, ни боевых стрельб, ни упражнений на высший пилотаж.
        - Восемьсот пятьдесят третий? - напомнил о себе штурман наведения.
        - Ответил, - нажал кнопку внешней радиосвязи Макс.
        - У вас по курсу засветка. Не помешает?
        Штурман у себя на корабельном экране заметил грозовой фронт и хотел уточнить его высоту. Су-33 летел на девяти тысячах, а поднявшийся тёмным столбом сгусток облаков явно превышал эшелон километра на три.
        - Помешает, - Макс едва не зевнул.
        - Курс сто восемьдесят! - тут же отреагировал штурман, уводя его на безопасное расстояние от снежных зарядов.
        - Выполняю.
        Теперь хотя бы солнце ушло в сторону, а в остальном… тоска! Далеко внизу плотным покрывалом скрывшее Баренцево море белое одеяло облаков. Над головой отливающее чернотой бездонное небо. И никого. Скукотище до ломоты в зубах….
        - Восемьсот пятьдесят третий?
        Макс уже потянулся, чтобы, упреждая вопрос, доложить, что занял заданный курс, но взволнованный голос штурмана подсказал, что с догадкой он поторопился. Не тратя время на ожидание ответной квитанции, штурман наведения спросил:
        - Постороннего наблюдаете?
        А вот это уже интересно!
        Макс завертел головой, затем заложил крен вправо-влево. Далеко позади, рядом с вытянувшейся ниткой инверсионного следа, оставшегося за его истребителем, бежала ещё одна, точно такая же линия - белое копьё с тёмным наконечником.
        - Наблюдаю!
        - Посторонний, предположительно со Шпицбергена.
        Конечно, со Шпицбергена! Откуда же ему ещё взяться? После того, как Норвегия выдавила с островов российскую компанию «Арктикуголь», то тут же забыла, что когда-то объявила архипелаг демилитаризованной зоной, и на аэродроме посёлка Лонгьир разместила свои истребители F-16. Теперь в северном небе такие встречи редкостью не были. Конечно же, сие «миролюбивое» решение было ответом исключительно на «осуждаемую прогрессивной общественностью и возглавляемую Соединёнными Штатами агрессивную политику России в Арктике». И лишь только ради безопасности шныряли в нейтральных водах высоких широт норвежские корабли береговой охраны, перебазировавшись с материка на северные острова. Исключительно ради безопасности! И как только у России поворачиваться язык заявлять, что всему причиной презренные углеводороды?!
        - Дистанция сокращается, - подсказал штурман.
        - Отрабатывает перехват, - подтвердил Макс, скосив глаз на вспыхнувшую лампу «П», предупреждающую об облучении локатором F-16.
        - Приказ старшего - не провоцировать! - напомнил штурман.
        - По-омню, - нехотя протянул Макс, не желая вступать со штурманом в бесполезные пререкания. Но изображать безобидную мишень он тоже не собирался. - Посмотрю на постороннего и обратно.
        Нервозность штурмана наведения можно понять. Старшим на тяжёлом авианесущем крейсере «Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов» вышел сам Командующий Северным флотом. И это давление ощущалось на всех - от командира крейсера до группы руководства полётами. Все старались делать свою работу чётко, строго следуя букве руководящих документов, и без свободной самодеятельности. Хотя, с другой стороны, и осторожность Командующего тоже понятна. Уж слишком накалилась в последнее время международная обстановка. По всему миру один за другим, то тут, то там, как грибы после дождя, вспыхивали многочисленные локальные конфликты. Они разгорались по планете как рассыпавшиеся угли из печи на пересохшем поле. Но при этом никто не признавал открытых войн, предпочитая не доводить до ядерного коллапса по-соседски вспыхнувшую ссору. Сакраментальное «Иду на Вы!» давно ушло в прошлое. Ныне ненавидящие друг друга главы государств продолжали встречаться на форумах и дипломатических раутах, расточали друг другу фальшивые улыбки, при этом хладнокровно просчитывая - какой бы ещё удар вогнать оппоненту под дых. Мир словно сошёл
с ума. Так пришедшаяся по душе державам, возомнившим себя хозяевами мира, теория управляемого хаоса частенько давала сбой, и выпущенный из бутылки джин становился неуправляемым. Дымил Ближний Восток. Китай откровенно провоцировал Филиппины, Северная Корея - Японию. Южная Америка сплошь покрылась язвами кокаиновых войн. Европа сотрясалась в терактах, которые устраивали объявившие ей джихад «Братья мусульмане». Неспокойно было и в Арктике. Пока ещё не переступая красную черту, пыталась потеснить Россию Норвегия. Делала она это довольно грубо, каждый раз демонстрируя свою решимость - ну уж на этот раз точно довести дело до ещё одного горячего конфликта. Но каждый раз обе стороны успевали остановиться, пройдясь по опасному краю, заканчивая на грани фола и не дальше. Пока…
        Конечно, Норвегия ещё не сошла с ума и не горела желанием опробовать на собственной шкуре российский военный каток, даже если наградой манят новые буровые скважины. Но плох тот енот, который не позволит себе тявкнуть на медведя, если чувствует за спиной волчью стаю. Тем более если эта стая настойчиво подталкивает его вперёд и требует показывать зубы.
        F-16 заметил разворот российского истребителя и отвернул обратно на Шпицберген. Макс ехидно представил, как теперь нервничает норвежский пилот, подставив спину. Однако, наверное, и у него было указание - не входить в близкий контакт и не испытывать вероятному противнику нервы. Но одно дело указание тех, кто остался на земле, в небе же, где они одни, часто происходит другое. Дух здорового соперничества присущ лётчикам во всём мире. И если есть возможность, то редко кто её упустит.
        «И куда ты собрался? - хмыкнул Макс, немного двинув РУД вперёд. - Ты мужик или баба? Так и не покажешь, на что способен?»
        Су-33 быстро догонял F-16, и норвежец, не выдержав, нырнул вниз, к облакам. Макс не отставал. Позади норвежского истребителя вспыхнул форсажный факел, и норвежец попытался оторваться энергичным разворотом, с неожиданным набором высоты.
        «Ну что ж, - подумал Макс. - Эта игра мне известна. Называется - удержись на хвосте. Сейчас я тебя погоняю, потом поменяемся!»
        Снизившись, они неслись над облаками, и сейчас во всей красе ощущалась стремительная скорость проносившейся под крылом белой пушистой равнины. Теперь истребитель Макса держался за норвежцем как привязанный. F-16, с красными треугольниками в синих кругах, бросался из стороны в сторону, вверх-вниз, на его крыльях то и дело закручивался спиралью срывающийся поток. При этом на Су-33 угол атаки ни разу не превысил 18 градусов. Довольно быстро и легко Макс поймал норвежца в прицел. Конечно, положа руку на сердце, он понимал, что борьба была неравной. Не ровня F-16 для Су-33. И маневренность не та, и тяговооружённость далека от равенства. Такая борьба подобна гонкам болида формулы один с автомобилем, созданным для ралли. Но хороший лётчик сможет показать мастерство даже верхом на табуретке! Это всегда чувствуется, несмотря на то, чем он управляет. Пока что Максим никак не мог понять - кто перед ним, ас или новичок? Чтобы окончательно это осознать, нужно поменяться местами. Макс нырнул под F-16, и норвежский лётчик потерял его из виду. Затем, дав полный форсаж, Макс свечой взмыл у норвежца перед носом,
тряхнув чужой истребитель возмущённой воздушной струёй. Манёвр опасный, дерзкий и вызывающий - я тебя взял, теперь ты меня попробуй!
        Норвежец вызов не принял. Он неожиданно нырнул вниз и исчез в облаках.
        - Эй! Да ты просто трус! - возмутившись, выкрикнул ему вслед Макс. - А я ещё хотел с тобой потягаться на малых скоростях?!
        Не любят лётчики-истребители летать в облаках. Вне видимости горизонта у них возникает ощущение некой клаустрофобии. А если они будут знать, что в облаках находится другой самолёт, то их туда не загонишь дубиной.
        Макс матюгнулся, но в облака за норвежцем не полез. Он шёл выше, надеясь, что у норвежца всё же взыграет гордость и он вернётся. Неужели у него нет такого понятного всем охотникам чувства азарта? За Максимом такой грешок водился - ох, как увлекался! Да что там увлекался! Он терял голову, когда перегрузка, пусть и учебного боя, наваливалась на плечи и оттягивала на подбородок щёки! Другой раз даже выговоры за такие дела получал, но ничего поделать с собой не мог.
        …Ещё в военном училище его инструктор, гордившийся тем, что знает всех своих курсантов по именам, и не приемлющий казённое обращение «товарищ курсант», говорил ему так:
        - Максим Королёв, у тебя агрессивная манера пилотирования!
        Коротко, но не ясно. Макс стоял перед ним на разборе полётов на вытяжку и не мог понять - хвалят его или ругают? Уточнить, чтобы не нарваться на грубость, не поворачивался язык, а догадаться по интонации не получалось. Инструктор выговаривал ему безразлично и даже как-то устало, словно - ну что с тебя взять? Каждый раз одно и тоже, и каждый раз как об стенку горох! Макс недолго подумал над его словами и для себя решил, что, наверное, его всё же хвалят. А то, что же это за лётчик-истребитель, если ему чужда агрессия бойца? Тогда и не боец он вовсе, а так… не защищать родное небо взлетел, а погулять вышел!
        - Восемьсот пятьдесят третий?!
        Сквозь помехи едва доносившийся голос штурмана наведения не скрывал тревогу. Вот чёрт! Про него он совсем забыл.
        - Ответил восемьсот пятьдесят третий! - как можно спокойней отозвался Макс.
        - Я вас не наблюдаю! Подскажите вашу высоту?
        Снизившись, они с норвежцем исчезли у штурмана с экрана, и теперь он рвёт на голове волосья.
        - Две тысячи, перехожу в набор. Девять сто доложу.
        Максим плюнул на норвежца и потянул ручку на себя. Стрелка высотомера бодро рванула вправо, а он с тоской оглянулся на удаляющиеся облака. Да и чёрт с ним, с этим норвежцем, хотя сам он такого унижения бы ни за что не потерпел. Выжал бы из своего самолёта сверх предела, но показал, что и сам чего-то стоит.
        - Восемьсот пятьдесят третий!
        - В наборе.
        - Вас наблюдаю.
        Затем штурман сделал глубокомысленную паузу и, словно заговорщик, чтобы быть понятным только им двоим, прозрачно намекнул:
        - Вы за нейтральными… - заканчивать фразу словом «водами» штурман не стал.
        По спине пополз неприятный холодок. Макс икнул и понимающе протянул:
        - По-о-онял, исправляю.
        Вот так заигрался! Если не над морем, то значит, над сушей или рядом. Третьего не дано. Норвежец увёл его на свою территорию, и теперь он летит над каким-то из островов архипелага Шпицберген. Нужно быстрее сматываться, а там, глядишь, успеет выскочить, никто не заметит, может, и пронесёт.
        - Подскажите курс? - Макс прислушался.
        Ответ услышать он не успел. Разрывая уши, в наушниках вдруг низко заревел прерывистый сигнал тревоги. А поверх него хладнокровно заговорил речевой информатор. Ох уж эта невозмутимая девочка «Рита»! Даже, кажется, наступи конец света, она объявит об этом так, словно речь идёт о прыще на твоём носу. Вот и сейчас:
        - Ракета слева снизу.
        Спокойно и сдержано. Максим резко потянул на себя, и навалившаяся вслед за перегрузкой темнота сузила зрение, оставив на приборной доске лишь небольшой светлый круг. Манёвр оказался запоздалым. Слишком с короткой дистанции выпустили ракету. Едва слышный хлопок за спиной, и свист обоих двигателей тут же стих. Истребитель клюнул носом, затем, завращавшись в неуправляемом штопоре, камнем понёсся к земле. Молочной белизной пронеслись облака, дальше перед глазами замелькали то заснеженные горы, то свинцовое море. Сгруппировавшись, Макс подтянул ноги, прижался шлемом к заголовнику, потом рванул ручки катапульты.

* * *
        Свен Эйнар закинул за спину карабин и натянул очки. Надвигалась буря, и нужно было поторопиться. Но лежавшие в прицепленной за «Ямахой» волокуше две тушки нерпы показались ему оскорбительным, перед другими охотниками, мизером. С такой добычей лучше не возвращаться - засмеют. Можно было переждать в брошенных русскими жилых боксах, а можно попробовать успеть сделать вокруг озера ещё один круг. Ветер усиливался, но тёмная стена снежных зарядов пока ещё ползла далеко над морем. Полчаса у него как минимум есть. Взвесив все за и против, Свен развернул снегоход и помчался к озеру. Тем более что в оттаявших по-летнему полыньях ему почудилась чёрная голова нерпы. Он подъехал к кромке льда и недовольно сплюнул. То, что показалось ему нерпой, оказалось притопленной бензиновой бочкой с эмблемой русской угольной компании. Да и та уже никуда не годная, прогнившая, с ржавыми дырами.
        День определённо не задался.
        Началось всё с того, что утром он погрызся со своим другом Оле Дэвиком. Неприятная ситуация. Оле был его прямым начальником, а такими друзьями не бросаются. Да и причина ссоры казалась Свену смехотворной. Всего лишь назвал жену Оле Кристин разжиревшей за зиму коровой. А что, если это правда и за каждую полярную ночь боявшаяся высунуть нос из уютного дома Кристин набирала по двадцать килограмм лишнего привесу.
        Ответный выпад Оле сделать не может, потому что у Свена нет жены, оттого и бесится - резонно заключил Свен.
        Хуже всего, что Оле поддержали и другие. Чёртовы лизоблюды! Ладно бы Оливер! Этот всегда рядом с начальством трётся. Но Кнут Нильсен! Кнут такой же проходчик, как и Свен! Да к тому же неизменный напарник по выпивке в их единственном баре. А уж шахтёру не поддержать другого шахтёра - это верх неприличия. Свен твёрдо решил, что напомнит Кнуту об этом ещё не раз!
        Вдруг всего в ста метрах вынырнула чёрная блестящая голова. На этот раз точно нерпа! Свен прицелился и неожиданно для себя промахнулся. От удивления он раскрыл рот. Хорошо, что никого нет рядом. Со ста метров способен промахнуться разве что слепой. Вот уж верно, если бы кто увидел этот выстрел, не обобрался бы позора.
        Нет, что ни говори, а день сегодня точно не задался, будь он неладен!
        Затем Свен понял, что его отвлекло и помешало точному выстрелу. Над озером летела, стремительно приближаясь, оранжевая точка. Она увеличивалась в размерах и неожиданно превратилась в парашют. Шквальный ветер нёс его горизонтально над землёй, раскачивая и не давая снизиться ни на метр. Человек на стропах болтался, вращаясь и брыкая ногами, будто пытаясь бежать по воздуху.
        Свен раскрыл рот ещё шире, мгновенно позабыв и о нерпе, и о досадном промахе. Такое не каждый день увидишь. Да что там день! Такого он не видел ни разу за всю свою работу на Шпицбергене.
        Не снижаясь, парашютист перетянул озеро, и ветер понёс его дальше, на горный хребет. Перед гранитными скалами ветер резко взмыл вверх, а купол парашюта врезался в отвесную глыбу и, мгновенно погаснув, заскользил к подножию. Свен рванул с места и погнал снегоход к оранжевому пятну на сером снегу.
        Запутавшийся в стропах и куполе парашютист лежал неподвижно, неестественно вывернув за спину руку. Из трепетавшего на ветру шёлка показался белый шлем с осколками разбитого плексигласа и глубокой вмятиной.
        «Ему повезло, - причмокнул Свен, разглядывая ещё совсем молодое лицо в веснушках. - Если бы не шлем, голова бы всмятку! - затем он пощупал купол парашюта и расплылся в жадном оскале. - Прекрасный шёлк! И как много!»
        Чтобы вытащить парашют, ему пришлось перевернуть тело лицом вниз. Показалась нога в высоком ботинке со шнуровкой вдоль всего голенища. Свен нервно отвернулся. Он не любил вида крови. Даже швырнув в волокушу убитую нерпу, потом долго оттирал руки снегом. Делал так, если на пальцы попадала всего лишь капля. А тут крови было куда больше. Да и от вида торчавшей сквозь прорезиненную ткань белой кости у него помутнело в голове. Ниже колена нога парашютиста поворачивала под прямым углом, красноречиво заявляя, что не так-то уж ему и повезло. Хорошо, если ещё жив.
        Свен просунул пальцы под шлем, пощупал шею. Пульс - сильный и чёткий. Потом взгляд Свена упал на предплечье, и его лицо удивлённо вытянулось, когда он заметил бело-сине-красный шеврон. Русский! Свен-то был уверен, что это норвежский лётчик с Лонгьира, свалившийся ему на голову уж непонятно с какой оказией! Но что здесь делать русскому?
        А дальше в голове вихрем завертелись планы, один смелее другого. Да ведь ему несказанно подфартило. Не такой уж этот день и плохой! Скорее, даже наоборот. В воображении выстроилась пухлая пачка крон, и на душе потеплело, словно он получил премию за год вперёд.
        Перекатив тело на волокушу и скомкав под него парашют, Свен помчался в посёлок. Первым по пути ему попался водитель погрузчика Мортен Йенсен. Мортен спускался по длинному деревянному трапу, ведущему от бара к подножию сопки. Заметив снегоход Свена, он побежал наперерез, смешно перепрыгивая через ступеньки и нетрезво размахивая для равновесия руками.
        - Как охота, Свен?! - выкрикнул он, выбежав на дорогу и радуясь, что успел. - Опять вместо выдр палил по чайкам?
        Свен, не глуша мотор, остановился и окатил Мортена презрительным взглядом. Он дал возможность Мортену заглянуть через борт волокуши и, вволю насладившись его глазами навыкате, небрежно заметил:
        - Охота выдалась удачная. Вот, поймал русского шпиона. Не знаешь, где сейчас наш обидчивый Оле?
        Мортен не ответил, попятился и вдруг, ничего не говоря, рванул обратно по трапу в бар.
        - Дома, конечно! - сам себе ответил Свен. - Трётся возле своей дойной коровы!
        Довольный сальной шуткой, Свен заржал и поехал по утоптанному зимнику в жилой сектор посёлка. Это хорошо, что первым ему попался именно Мортен. Это трепло растрезвонит об его удаче всем без разбору. Через полчаса о Свене будут говорить даже уборщики-вьетнамцы.
        Он подъехал к дому Оле и, зажав кнопку, долго пронзительно сигналил. К его удивлению, на террасу вышла Кристин. Меньше всего Свен хотел бы сейчас видеть именно её. Но Кристин вроде бы не обижалась и, взглянув на него, затем на волокушу, тревожно спросила:
        - Что случилось?
        - Где Оле? - вопросом на вопрос ответил Свен.
        - В офисе.
        - В офисе… - недовольно поморщился Свен. Сначала ему хотелось бы поговорить с Оле с глазу на глаз.
        - А что случилось, Свен? - крикнула Кристин, заметив, что он собирается уехать.
        - Да вот… поймал русского шпиона.
        Он насладился ещё одной парой выпученных глаз и нажал кнопку стартера. Сейчас Кристин бросится названивать муженьку. Ну и пусть. Сюрприз уже не получится, зато не придётся его искать, бегая из кабинета в кабинет - сам выскочит навстречу!
        Так оно и вышло. Когда он подъехал к зданию с вывеской «Store Norske», Оле его уже поджидал. И не он один. Заметив горящую фару снегохода Свена, Оле не выдержал и засеменил навстречу.
        - Чего ты ещё натворил?
        - У тебя есть связь с нашими вояками из Лонгьира? - сразу взял быка за рога Свен.
        - С чего бы это? У них закрытые каналы.
        - Тогда вызывай Бьёрна!
        Бьёрн Карлсен был их радист. Если уж не по телефону, то по радиосвязи Бьёрн сможет установить связь с военными.
        Оле подошёл ближе и увидел парашютиста.
        - Свен, кто это?
        - Русский.
        - Русский?!
        - Сомневаешься? Взгляни на флаг на рукаве.
        - Он живой? Ты что, его убил?
        - Я к нему не прикасался! Просто для прыжков он выбрал не ту погоду.
        - Ему нужен доктор! - вдруг выкрикнул Оле, увидев окровавленную ногу.
        - Плевать на доктора! Послушай, я взял в плен русского шпиона и уверен, что за это мне полагается солидная премия! Я буду не я, если не вытрясу её из наших ребят с золотыми погонами.
        - Ты с ума сошёл? Какой плен? Мы с русскими не воюем!
        - Да что ты говоришь? - скорчил ехидную физиономию Свен. - Почему же тогда с каждого экрана каждый долбанный день нам твердят, что самые плохие в мире парни - это русские. Оле, я поймал плохого парня и хочу, чтобы мне за него заплатили! Чего тебе ещё непонятно?
        Вдруг в постепенно подтягивающейся толпе Свен заметил радиста.
        - Бьёрн, быстро запускай свою аппаратуру! - выкрикнул он, вмиг потеряв интерес к Оле и переключившись на Карлсена. - Свяжись с вояками и скажи им так: Свен Эйнар поймал русского шпиона! И если они хотят его получить, то пусть говорят только со мной! Ты меня слышал?! А если слышал, тогда почему ты ещё здесь?
        - Не ты здесь командуешь, - недовольно буркнул Бьёрн, покосившись на Оле.
        - С военными связаться нужно, - Оле неожиданно согласился. - Но скажи им так: у нас находится раненный русский лётчик. И спроси, что нам с ним делать? А сейчас позовите доктора, пусть он его осмотрит.
        - Ну уж нет! - Свен попятился, загораживая собой волокушу. - Решил забрать всё себе? Перебьёшься! У тебя и так оклад - не со мной тягаться. Бьёрн, передай им слово в слово, как я сказал.
        Проигнорировав Свена, радист кивнул Оле:
        - Сейчас свяжусь.
        Проводив взглядом его спину и увидев появившегося доктора, Оле снова взялся за Свена.
        - Отойди. Пусть Андерс его осмотрит. Свен, не зли меня, - добавил он, заметив, что тот потянулся к карабину.
        - Чёрт с вами! - обиженно уступил Свен, принявшись перерезать стропы. - Но парашют мой! Нашью из него сумок, будете у меня брать по двадцать баксов за штуку!
        Небрежно его отстранив, доктор подошёл, склонился, водрузил на нос очки и осторожно пощупал ногу, раздвинув вокруг раны обрывки комбинезона.
        - Открытый перелом большеберцовой кости! - громко объявил он, чтобы его слышал не только Оле. - Мелкооскольчатый, с повреждением мягких тканей. У него болевой шок. Не исключаю тяжёлое сотрясение мозга. Его нужно срочно ко мне на операционный стол!
        - Но я буду рядом! - согласился Свен, запуская двигатель.
        - Никакой волокуши! - бросил на него гневный взгляд доктор. - Только на носилках!
        - Послушай, Андерс, - хмыкнул Свен. - Я провёз его так десяток километров. Ничего с ним не станется, если провезу ещё сто метров.
        - Ты меня слышал? - в голосе доктора зазвучала угроза. - Сейчас принесут носилки.
        - Да делайте, что хотите! - сплюнул Свен. - О! А вот и ушастый Бьёрн! Как там наши вояки?
        Проигнорировав его и на этот раз, радист, не скрывая волнения, обратился к Оле:
        - Я связался!
        - И что?
        - Они знают о нём! Давно ищут и благодарят нас за помощь.
        - Эта помощь обойдётся им в кругленькую сумму! - не сдержался Свен. - Ты сказал им, что это я его нашёл?
        - Нет, не сказал. Оле, дело в том, что они не могут прислать за ним вертолёт - метеослужба не рекомендует. Надвигается буран. Но они были бы очень нам признательны, если бы мы отправили его к ним на своём вездеходе.
        - Об этом не может быть даже речи! - сказал как отрезал доктор.
        Но его перебил Свен.
        - Буран? Да где ещё этот буран? Им тут лететь полсотни километров!
        - Не полсотни, а почти сотню, - поправил его Оле. - И потом, ты слышал, что сказал Андерс?
        - А ты слышал, что тебе сказали из Лонгьира? Вот и не строй из себя пуп Земли, а выполняй.
        - Я не буду рисковать ни своими людьми, ни чужими, ни вездеходом. Пройдёт буран, пусть забирают. Он мне даром не нужен. А пока мой ответ - нет!
        - Ах, так! Тогда я сам его отвезу! До Свеагрува проскочить успею, а дальше дорога получше будет! Андерс, отойди! А ещё лучше, замотай его, как был. Я это серьёзно! И принесите мне ещё одну канистру с бензином! Путь у нас не близкий!
        И чтобы никто не сомневался в его решимости, Свен многозначительно положил карабин на плечо, потянувшись к кнопке запуска двигателя. Доктор не шелохнулся, тогда Свен оттолкнул его и дёрнул полотнище парашюта, накрыв лётчика с головой.
        - Бьёрн, тащи свою задницу к своей чёртовой рации и скажи на Лонгьир, что я им сам привезу русского! Но теперь ставки повышаются. Моя поездка обойдётся им по повышенному тарифу!
        Свен не ожидал, но радист неожиданно его послушался.
        - Свен Эйнар! - вдруг перешёл на официальный тон Оле. - Отойди от снегохода и положи оружие!
        - Да что ты? И что ты со мной сделаешь? Тут ведь вот какая незадача, дорогой мой Оле Дэвик - закон сейчас на моей стороне. Я выполняю указание военных. А вдруг это приказ самого министра обороны? Так что это лучше вам не путаться у меня под ногами.
        Показалось, что по лицу Оле пробежала мимолётная тень сомнения. Почувствовав победу, Свен язвительно улыбнулся. Оле - законопослушный клерк, пусть даже высокооплачиваемый. И пугать его нужно не карабином, а буквой закона. Надо было Свену сразу с этого начинать. Он снисходительно похлопал по плечу так и не отошедшего от волокуши доктора и склонился над раненным лётчиком.
        Склонился и застыл в дурацкой позе, расставив, как курица на насесте, в стороны руки и вжав в плечи голову. В первое мгновение никто ничего не понял. Лежавший лицом вниз пилот вдруг резко обернулся, и теперь в лоб Свену упёрся пистолетный ствол. Исказившееся гримасой боли лицо летчика говорило, что этот выпад стоил ему немалых сил, но решительность в глазах раненого читалась куда сильнее, чем у Свена. Свен же, напротив, вдруг сник и, вымученно улыбаясь, медленно отложил в сторону карабин. Он хотел сказать, что всё осознал и даже сожалеет, но слова предательски застряли в горле.
        Первым опомнился Оле.
        - Эй, эй! - сделал он осторожный шаг в обход снегохода. - Вам ничего не угрожает. Прошу вас, успокойтесь.
        Конечно же, его не поняли. Как и Оле не понял, что выкрикнул пилот. Но его палец, выбравший свободный ход курка, заметили все. И в первую очередь, Свен.
        - Никому не дёргаться, - взмолился он шёпотом, неудобно застыв на одной ноге.
        Минуту никто не шевелился и не издавал ни звука. Наступила безвыходная ситуация. Обе стороны друг друга не понимали, но при этом одна сторона явно демонстрировала, что ещё мгновение и она откроет стрельбу, а другая ей охотно верила.
        И опять первым нашёлся Оле.
        - Приведите Трофимова, - шепнул он за спину.
        Следующие пять минут, пока искали разнорабочего Трофимова, показались вечностью. Свен старался даже дышать через раз, чтобы не спровоцировать выстрел. Внезапно он представил, как пуля вдребезги разносит его череп, и, не выдержав, всхлипнул, а затем и вовсе беззвучно разрыдался, не в силах отвести взгляд от чёрного отверстия, уставившегося ему точно между глаз.
        Когда привели работавшего у них русского, никто уже не смог скрыть облегчения, и по застывшей полукругом вокруг лётчика толпе пробежал сдавленный вздох.
        - Скажи ему, что у нас нет оружия и ему ничего не угрожает, - шепнул Оле.
        Услышав русскую речь, лётчик удивился, затем спросил:
        - Ты кто?
        - Фёдор Трофимов.
        - А что здесь делаешь?
        - Работаю, - сконфуженно ответил Фёдор, оглянувшись по сторонам. К такому вниманию со стороны своих новых работодателей он явно не привык. - Где чего приколотить, просверлить…
        - Понятно. Как здесь оказался?
        - Когда наши шахты закрыли, я остался.
        - Остался… - процедил сквозь зубы Макс. - Не остался ты, а перебежал! Кем раньше был?
        - Бригадиром.
        - Был бригадиром, а теперь гвозди для туалетной бумаги прибиваешь?
        - Док просит сказать, что тебе нужна срочная помощь.
        - Пошёл ты вместе со своим доком! Скажи им, чтобы немедленно связались с нашим кораблём. На международной сто двадцать один и пять!
        Трофимов перевёл, затем сконфузился ещё больше.
        - Тут видишь, какое дело. Для начала они просят тебя спрятать пистолет, а потом уже договариваться об остальном. Сам понимаешь, под прицелом какие могут быть переговоры?
        - Я не переговоры с ними веду, а требую, чтобы обо мне доложили на российский корабль, - недовольно проворчал Макс, но табельный «Стриж» опустил. - Возьми карабин двумя пальцами за ремень, - кивнул он Трофимову, - и положи рядом со мной.
        Дождавшись, когда тот всё исполнит, Максим наконец взглянул на ногу. Нога онемела, острая боль перетекла в тупую и ноющую, но вполне терпимую.
        - Доктор говорит, если ты не дашь себя лечить, то потеряешь ногу, - затянул старую песню Трофимов. - Послушай его, он мужик грамотный.
        - Кто из них радист?
        Трофимов оглянулся на Оле Дэвика, перевёл вопрос и потупился.
        - Ну?
        - Его нет. Он болен.
        - Что?! - приподнялся Макс, облокотившись о борт волокуши. - Это кто? - указал он стволом на Свена.
        - Всего лишь шахтёр. Вроде бы как это он тебя спас.
        - Понятно. Скажи ему, что он может выпрямиться, но никому никуда не отходить. Руки держать перед собой, в карманы не прятать! А кто из них главный?
        Трофимов не ответил и опасливо отступил на шаг.
        - Так кто, Федя?!
        - Он запретил мне на него указывать, - еле слышно выдавил в ответ Трофимов. - Не губи. Если покажу, меня выгонят!
        - Ты дебил? - Макс с интересом посмотрел в его бегающие глаза, затем поманил пальцем. - Послушай меня, землячок. Их самолёт вогнал мне под хвост ракету, и ты считаешь, что после этого я буду с кем-то здесь миндальничать и играть в прятки? Покажи их главного и скажи ему, что если мне не обеспечат связь с кораблём, я, не задумываясь, отстрелю ему яйца! Если не покажешь - начну с тебя.
        Бывший бригадир побледнел и скосился на Дэвика одними глазами.
        - Я тебя понял, Федя - улыбнулся Макс, переведя ствол на Оле. - А теперь скажи ему насчёт радиста. И подчеркни, что насморк радиста меня не интересует! Мне интересно, чтобы через минуту он обеспечил мне связь.
        - Он говорит, что у них ни с кем нет связи.
        - Ты, наверное, ему плохо объяснил. Или хитришь. Давай, Федя, включай мозги да проявляй дар убеждения. А если не понял, то, как положено в таких случаях, я начну считать до трёх. Но учти - считаю скороговоркой, а палю очередями.
        - Да послушай ты, - вдруг взмолился Трофимов. - Я-то что! Я тебя прекрасно понимаю! Но и ты меня пойми! Я здесь червяк - раздавят и не заметят. Тебе легко пистолетом размахивать. А мне здесь прижиться нужно, потому что в Россию мне дорога закрыта.
        - От чего ж так?
        - Есть грех, - вздохнул Трофимов.
        - А точнее?
        - Проворовался я.
        - На много?
        - Да уж немало.
        - Ладно, до этого мне дела нет. Теперь покажи, кто из них радист?
        - Его здесь точно нет.
        - А был?
        - Был. Такой лопоухий, с жиденькой бородёнкой.
        Максим скривился от боли, и Трофимов тут же засуетился, поправляя скомканный под поломанной ногой парашют.
        - Вот и я о том же. Дай доктору хотя бы вколоть тебе обезболивающий.
        - Отвали, - отмахнулся Макс. - Так говоришь, прячут от меня радиста? Почему?
        - Слыхал краем уха, что есть у них насчёт тебя указание, - склонившись и прикрыв рот, зашептал Трофимов. - Вроде бы как хотят тебя сначала к военным, а потом на материк отправить. Если бы не ждали бурана, то уже отправили бы. А вот зачем, не спрашивай, потому как не знаю.
        «А тут и гадать нечего, - задумался Макс. - Вляпался я по самое не балуйся! Такой козырь дал вероятному противнику. Будут теперь возить меня как обезьяну в клетке, на камеры снимать да по всему миру показывать, вот какая-рассякая, мол, Россия подлая и коварная. Прёт от неё опасность не шуточная. Нарушает чужие границы, вторгается в чужие земли. А кто не верит, так вот вам доказательство - русский лётчик капитан Максим Королёв, собственной персоной. Сбитый не где-нибудь, а над Шпицбергеном! Над исконно норвежской территорией».
        Оле Дэвик воспользовался возникшей паузой и, тронув Трофимова за рукав, шепнул:
        - О чём ты с ним так долго говорил?
        - Уговаривал отдать оружие и лечить ногу.
        - Правильно, правильно, молодец, - часто закивал Оле. - Ещё скажи ему, что если он хочет есть, то мы накроем прекрасный стол. У меня даже есть бутылка вашей водки!
        Неожиданно сквозь ползущие над сопками облака донёсся низкий гул. Он нарастал, постепенно превращаясь в режущий уши свист. Свен с Оле переглянулись, одновременно подумав об одном и том же. На вертолёт не очень похоже, но, может, с Лонгьира прилетел истребитель? Сесть ему здесь негде, но возможно, военные таким образом хотят показать, что помнят о них и скоро прибудут за русским?
        Самолёт появился, но что-то показалось в нём Свену странным. Он щурился, прикрываясь от ветра рукой, напрягал глаза, а когда сине-серые крылья, покачиваясь, пронеслись над головой, он вдруг понял, что в самолёте не так. Вместо привычных кругов острыми лепестками на концах крыльев горели красные звёзды. Прижимаясь под облаками к земле, самолёт сделал над посёлком один круг, потом пошёл на второй. Пронёсся над козырьками крыш, оставив за собой струю горячего воздуха, и полетел к заливу.
        Увидев корабельный штурмовик Су-25тг, Макс радостно захохотал и спрятал пистолет в нагрудную кобуру.
        - Федя, переведи, что если им что-то и досталось, то это от дохлого осла уши. Но уж никак не капитан Королёв!
        - Это наш? - восхищённо раскрыл рот Трофимов.
        - Не ваш, а наш. Ваш вы на кроны променяли.
        Над заливом Су-25 сделал небольшую горку, и от брюха у него отделилась тёмная точка. Падая, она скрылась в воде недалеко от берега, и вдруг по ушам мощно ударило взрывной волной. Не успел осесть столб воды и дыма, а самолёт уже исчез в облаках, утащив за собой и раскатистый рёв, и тонкий белый след.
        - Что он сделал? - инстинктивно пригнувшись, не на шутку разволновался Оле.
        - Сдаётся мне, что бросил бомбу, - почесал в затылке Свен.
        - Бомбу?! Зачем бомбу? Что это значит? Трофимов, спроси, зачем он это сделал?
        - Предупреждение, - ехидно улыбнулся Макс.
        - Предупреждение? О чём?
        - Да что же здесь непонятного? Красноречивее не сказал бы даже Цицерон. Они знают, где я. И если что-то со мной случится, то ваш фанерный городок превратится в гору щепок.
        Оле был потрясён.
        - Они действительно могут это сделать?
        - Хотите проверить?
        - Да блефует он! - вдруг взорвался Свен. - Неужели ты ему поверил? Никто нас не тронет. Это же будет война!
        - А не ты ли взял его в плен, как врага на войне? - окатил его презрительным взглядом Оле. - Помолчал бы.
        Свен смутился, но ненадолго.
        - Погодите! А как они узнали, что он здесь? Кто-то им сообщил! Оле, это сделал Бьёрн!
        - Заткнись. Бьёрн не такой идиот, каким ты его пытаешься выставить. А вот я знаю форменного идиота, который, прежде чем притащить в посёлок русского, не додумался вытащить у него пистолет и снять аварийный маячок!
        - Да я… - густо покраснел Свен. - Да он еле живой был. И откуда мне знать, что там на них навешено? Я шахтёр, а не лётчик.
        Оле безнадёжно махнул рукой:
        - И что ты мне теперь прикажешь делать?
        - Срочно вызывай наших! Пусть прилетают, воюют, защищают нас. Это их долг, им за это платят.
        - Уже прилетели, да не те, - мрачно процедил сквозь зубы Оле. - Может, потребуешь выкуп с русских? Тебе ведь всё равно чем брать? Сгодятся и рубли?
        Много бы ещё чего хотел сказать Свену Оле. А ещё лучше - дать бы хорошего пинка, да так, чтобы остановился Свен уже на материке. И с такой рекомендацией, чтобы его не взяли даже на уборку мусора. Но, на счастье Свена, появился Бьёрн. И судя по озадаченному лицу радиста, ему было что сказать.
        - Ну? - угрюмо взглянул на него Оле, приготовившись к самому худшему. - Что ещё случилось?
        - Со мной на связь вышли русские.
        - Ого! Чего хотят?
        Бьёрн указал взглядом на Максима:
        - Они выслали за ним вертолёт. Скоро он будет здесь.
        - Эй, Бьёрн, какой ещё к чёрту вертолёт? - не унимался Свен. - Это невозможно! Ты же слышал, что метеослужба передала? Ты сказал русским, что нас вот-вот накроет буран?
        - Сказал.
        - А что они ответили?
        - Тебе их ответ передать дословно?
        - Да уж сделай милость!
        Бьёрн безразлично пожал плечами и сплюнул сквозь зубы:
        - Срать они на него хотели.
        Су-35
        Глава вторая
        Я - лётчик
        5 ИЮНЯ 2020 Г. ВОЕННО-МОРСКОЙ ГОСПИТАЛЬ, Г. СЕВЕРОМОРСК.
        Сквозь щелку в набрякшие и с трудом разлепленные веки белым светом пролез вытянутый плафон. Сияющий чистотой, молочный ребристый плафон на таком же белом стерильном потолке. А в плафон, словно пушечный ствол, направлена замотанная бинтами гипсовая труба с прицелом из двух растопыренных пальцев. Макс раскрыл глаза и попытался двинуть подвешенной на растяжках ногой. В ответ резануло болью, непроизвольно вырвался слабый стон.
        - Сосед, ты очухался?! Ну, наконец-то!
        Кто это? Голос растянутый, слова ватные, в гудящую голову пробиваются с трудом.
        - Я уже тебя и зову, и гипнотизирую, и кровать трясу, чтобы очнулся, а ты - никак! Эй, я здесь!
        Странно… Максиму показалось, что голос звучит слева. Кое-как повернувшись вправо, он увидел точно такую же, как у себя, белую, с мачтами кронштейнов кровать у окна, а на ней, как и у него, нацеленную в потолок гипсовую ногу. Против солнца лицо никак не получалось рассмотреть, оно расплывалось и сливалось с цветастой подушкой.
        - Ты как, нормально?
        - Мутит.
        - Это от наркоза! У меня так же было. Рыжий, дурак, мне вместо одного шприц-тюбика промедола, спьяну вкатил всё, что у нас было в аптечке. Так я тоже уже только здесь очухался. Ничего не пойму, в голове барабаны, нутро выворачивает, было бы чем, так точно бы облевался!
        - Какой ещё Рыжий?
        Зрение, наконец, сфокусировалось, и он увидел румяную, круглую физиономию с хитрыми прищуренными глазами.
        - Да зам мой! Хороший парень, но как чуть выпьет, так дурак дураком.
        - Давно я здесь?
        - Вчера привезли. Всё тебя туда-сюда катали. То в операционную, то назад, в палату. А я тут уже месяц! Представляешь?! И всё время один. Тебя как увидел, так чуть с кровати не спрыгнул! Как зовут?
        - Максим.
        - Ух ты! Считай что тёзки. А я Миша.
        Макс покосился на соседа с подозрением. Тёзки? Где логика? Если только на одну букву?
        - Заметил, что у нас даже ноги одни загипсованы? Правые!
        Чувствовалось, что одичал Миша в одиночестве не по-детски! Теперь из него пёрло как из прорванной дамбы.
        - Газеты уже все перечитал и по диагонали, и задом наперёд! Журналы даже женские, что у медсестричек отобрал. Кто-то из докторов в тумбочке забыл справочник по кишечным инфекциям - так я и его осилил! Ты даже не представляешь, какая всё-таки мерзость эти палочки.
        - Что с ногой? - дабы не выслушивать, какая мерзость кишечные палочки, и с трудом поймав паузу, Макс сумел вставить вопрос вежливости.
        - А… это? Ха-ха-ха! Это я на День победы столб вырубить хотел! Ты же понимаешь, что на Девятое мая сам бог велел боевые сто грамм поднять? Я эту дату строго чту, ещё и соседа с его замом позвал. Часть у меня маленькая - склад ГСМ в Рогачёво. Я, заместитель, три прапорщика да матросов два десятка. А у соседа склад вооружения. У нас с ним один на двоих забор из колючей проволоки. На Новой Земле, куда ни глянь, всюду тундра, так что соседи в цене. Праздновали у меня. Разумеется, что ста граммами не обошлось. Поначалу дегустировали, чей спирт лучше. Потом, чей склад важнее. Этот вопрос у нас всегда при встрече встаёт. А когда поняли, что пора освежиться, то вышли искать сугроб повыше. Самый верный способ - если чувствуешь, что перебрал, то головой в сугроб. Возьми на заметку. Но главное - проверь, чтобы чистый был, без жёлтых художеств. А потом вдруг Радик, это сосед мой, татарин, вспомнил, что в детстве занимался борьбой. Давай он мне какой-то приём показывать. Ну а я-то как могу в долгу остаться? Припомнил, что занимался карате, - Миша на секунду задумался. - Или не карате? Давно это было, ещё в
школе. Но сделал я всё как положено. И «Я-я!» на выдохе выдал, и подпрыгнул хорошо, а потом с размаху ногой в бетонный столб. Поверишь - мгновенно протрезвел! Орал так, что, наверное, всех медведей с земли в море согнал. Если бы ещё Рыжий не вспомнил, что он когда-то медицинские курсы проходил, то я, наверное, смог бы рассказать, как меня сюда доставили. А так, под промедолом, ничего не запомнил. А у тебя как с ногой вышло?
        - У меня? - Макс протяжно вздохнул. - А у меня свой столб на пути оказался.
        - Понимаю… - хитро прищурился Миша. - Ещё один, страдающий лёгкой формой идиотизма? Значит, подружимся. По трезвому или по пьяни?
        - По трезвому.
        - Это уже хуже. Ноги надо беречь. Вот у меня было…
        - Миша, ты лучше расскажи мне, что в мире творится, - не очень деликатно оборвал его Макс. - Как там обстановка с норвегами? Не слышал?
        - Откуда мне знать? Телевизор один на отделение, и тот для ходячих, в коридоре стоит. Обед привезут, спроси у сестры. Только ей эта политика, что мне её косметика. А ты чего вдруг норвегами заинтересовался?
        - Да так… вообще интересно, что в мире происходит. Сегодня какое число?
        - Пятое.
        - Ого! У меня из памяти три дня выпали. Вдруг за это время война началась, а я не в курсе?
        - Не началась! - засмеялся Миша. - Это бы я точно знал. Меня бы тогда даже без ног на мой склад вернули. Без моего керосина и соляры войны не начинаются. Помню раз… Или лучше давай я тебе расскажу, как меня в отпуске гадюка укусила! Хотел сэлфи с ней на шее сделать…
        - Подожди! - взмолился Максим. - Пока я здесь валялся, ко мне никто не приходил?
        - Здесь только сёстры да доктора ходят. Тебе кто из них нужен?
        - Понятно, - вздохнул Макс. - Значит, и не приходил ко мне никто, и война не началась.
        - Да что ты с этой войной прицепился? Ещё накаркаешь! С чего бы ей начаться? Из-за того, что тебе никто не принёс апельсинов? Так поверь мне - это не повод. Вот у меня было! Как-то мой боец завалил белого медведя. Вот где карусель началась! Похлеще твоей войны. Каких только медвежьих защитников ко мне в часть не повалило! И зелёных, и оранжевых, и серо-буро-малиновых. Каких только опусов они там не понаписали на тему «Мог ли матрос спастись, не убив медведя»? А ты знаешь, какая это тварь, белый медведь? Нет, ты не знаешь, что такое - белый медведь!
        - Я знаю, кто такой белый медведь… - протяжно застонал Максим. Ему вдруг показалось, что раньше он непростительно не ценил тишину. И теперь она обиделась, ушла, а чтобы он понял ей цену, в наказание подсунула ни на минуту не умолкающего соседа.
        - Откуда вы его здесь, на Большой Земле, можете знать? - не унимался Миша. - У вас тут, кроме бакланов на мусорках, и нет никого. А вот у меня к контейнерам для мусора медведи как к себе домой заходят. Банки из-под тушёнки полизать да собак наших пожрать. Сколько не привозим, всех съедают. Собака для медведя - что для нас конфета. И хуже всего, что он её умнее. Покажется, подразнит и убегать! А ты только представь, как псину от гордости прёт! Сам медведь от неё удирает! Выбегает за колючку и за ним. А он её за сугробом поджидает. Так даже шерстью не поперхнётся.
        - Что ж вы их не привяжете?
        - А что от неё, от привязанной, толку? Она должна по всему периметру бегать, склады охранять, да если чего - гавкнуть погромче, чтобы часового позвать. Да ладно собаки, сами виноваты, если мозгов нет. Мне главное, чтобы он этого самого часового не достал. А то ведь они людей не боятся. Мы тоже для них как конфеты. И в отличие от нас, мы у медведей в Красную книгу не занесены. А как льды начали таять, так они все на сушу попёрли. Раньше такого и в голову не могло прийти, чтобы медведи на матросов охотились! А сейчас обнаглели. Ракетницы уже не боятся, а стрелять их нельзя. Чуть что, так эти самые зелёные с меня самого шкуру снимут. Вот и скажи, Максим, как мне людей сберечь, если медведи нас ни во что не ставят, хозяевами считают себя, и мы для них лишь вкусное звено в пищевой цепочке? И кто после этого из нас царь природы?
        - Так ты матроса потерял?
        - В том то и дело, что нет! - оживившись, Миша извернулся ужом и потянулся к Максу, повиснув на растяжках. - Боец мой оказался не промах, хотя и переклинило его крепко после этого. Орал так, что челюсть вывихнул. А в руки расслабляющие уколы делали, не могли пальцы от автомата оторвать.
        - Зачем же он за пределы части вышел?
        - Не выходил он. За забором был. Ограждение у нас из колючей проволоки в два ряда. Только сдаётся мне, что медведь его даже не заметил - как сквозь нитки прошёл. В дальнем углу «Урал» наш стоял, а под капотом водитель возился, да с часовым болтали. А потом видят - к ним медведь скачет! Так водитель перемахнул через кабину и в кузов плашмя, а часовой, молодец, не растерялся. Он в него весь магазин разрядил. Хоть и орал, но бил точно. Зелёные, когда медведя вскрыли, так всего пять пуль недосчитались. Здоровенный, матёрый самец! Ходили с рулеткой меряли его прыжки. Восемь метров! В ста шагах от забора нашли лежбище. Так определили, что медведь неделю там за сугробом прятался, за нами наблюдал, да выслеживал. Только всем этим защитникам на это пофиг! Если бы ты знал, сколько они тогда моей крови попили. Я им говорю, что матроса награждать надо, а они мне в нос статьями тычут. Я им зубы и когти, а они мне лекцию по охране природы! Сколько я тогда всяких рапортов, объяснительных, докладных исписал! Ты даже представить не можешь! Знаешь, что я тогда этому матросику сказал?! - Миша расхохотался и
откинулся на подушку. - Лучше бы он тебя сожрал! Я бы тогда меньше бумаги перевёл. Если бы начальство сверху не вступилось, так ещё неизвестно, чем бы всё закончилось. А так спустили на тормозах. Но я бойца всё равно наградил - ящиком сгущёнки! И втихаря дал коготь у того медведя спилить, он его сейчас на шее носит. Я не возражаю - заслужил.
        - Это правильно, - поддакнул Макс.
        - А ты слышал, что норвеги предлагали в Арктику пингвинов заселить? Давно пора! Может, тогда хоть от моих собак отцепятся? Вдруг пингвины им вкусней покажутся? Как считаешь, понравятся медведям пингвины?
        - Понравятся, - согласился Максим, но мысли его были уже далеко.
        Миша как легко увёл от тревожных дум, так же легко к ним и вернул. Интересные ребята - эти норвеги. Вот пингвинов хотят к себе подселить, земель им не жалко. А за минутное нарушение границы - ракету в спину. Хоть бы кто подсказал - чем всё закончилось? Или всё только начинается? Макс помнил прилетевший за ним вертолёт хорошо, операционную на «Кузнецове» уже смутно, а дальше полный провал. Ни одной зацепки, ни знакомого лица, ни обронённого о происшедшем слова. Исчезнувшие из памяти дни не отпечатались ни одним, хоть каким-то слабым намёком. По всей видимости, наркоза не жалели и для него.
        - …я говорю, по стольнику за выстрел и стреляйте в мой «Ролекс»! А моим часам цена с этот самый стольник! - вдруг диким хохотом ворвался в мысли Миша. - И пока никто не рассмотрел, иду и вешаю их на столб.
        - Весело там у вас… - невпопад произнёс Макс.
        Как же он по-глупому подставился! Да ладно бы сам. Отделался ушибами, поломанной ногой, да и всех-то делов. Самолёт жаль! Но ещё хуже, что он своей выходкой вышел на такой уровень, что даже представить страшно! Подставил таких людей, что… что лучше бы провалиться ему от стыда вместе с этой кроватью, да на самый низ, в тёмный подвал. Чтобы никто не смог его там разыскать да бросить в лицо справедливое обвинение - кто доверил этому идиоту корабельный Су-33? Кто вообще когда-то решил, что он достоин летать? Где та глупая акушерка, что дала путёвку в жизнь этому существу с фамилией Королёв?
        - …ненцы к нам частенько наведываются. То оленя на обмен, то шкурки. Я одному говорю - привези мне…
        - У тебя телефон есть?
        - Хорошо б я жил, если бы у меня был телефон! - хмыкнул Миша. - Времени у меня на сборы не было. В чём был, в том в санрейс и запихнули. Тебе позвонить кому-то надо?
        - Новости бы глянуть.
        Как там у классика - полжизни за коня? Макс готов дать столько же за последний номер газеты! Одним бы глазом по передовице пробежаться! Или взглянуть на новости в интернете. Не может быть, чтобы о нём не написали. Сам он телефон в полёт никогда не брал, о чем впервые пожалел. Как бы сейчас было кстати это маленькое, но такое информативное окно в мир. Он закрыл глаза, и опять поплыли под куполом облака. Ветер играл с ним, то подбрасывая вверх, то проваливаясь вниз к серым сопкам. А когда казалось, что ещё чуть-чуть и он побежит по их грязным склонам, он снова взмывал ввысь, в слепящий глаза снег. Мысли метались подобно ветру, нарушая череду событий и сваливая всё в одну кучу. Теперь Трофимов. Как он там сказал? Есть у норвегов на тебя планы. На материк хотят отправить. Если бы не буран, то уже отправили. Метеоролог сказал бы так: буран - всего лишь перетекание воздуха, вызванное низким или высоким давлением. А Макс наделил бы его мистическим свойством вмешиваться в судьбы людей, даря им надежду или же, напротив, её отбирая. Буран его покалечил, но он же дал спасительное время. А потом вдруг,
вздымая тучи снега и хлопая лопастями, засветился изнутри прожектором. Как призраки из тьмы возникли морпехи с разрисованными лицами, в лихо заломленных беретах. На фоне их теней пролетают мимолётной немой картиной перекошенные ужасом шахтёрские лица. Рождённые бураном демоны хватают Максима со всех сторон и через мгновение исчезают. И всё! Будто и не было ничего. Не более чем игра всё того же таинственного бурана.
        - У вас, на Новой Земле, наверное, частенько метёт?
        Макс прислушался. Миша подозрительно молчал. Только сейчас Максим обратил внимание, что давно уже не слышит смеющегося, тарахтящего и фыркающего фона. Он повернул затёкшую шею и усмехнулся. После вынужденного молчания Миша быстро выдохся и теперь крепко спал.
        Что там дальше? С того злополучного полёта прошло уже четыре дня. Почему его никто не терзает объяснительными? Никто не требует рассказать обстоятельства? Пожалели сломанную ногу? Хотят дать прийти в себя? Вряд ли. Мишу вон как за медведя мучили. А тут такое ЧП, и никого.
        Макс покосился на висевшие над дверью часы. Время к обеду. Как привезут, нужно обязательно вытрясти хоть какую-то информацию. Пусть даже газету, но лучше бы выпросить что-нибудь с доступом в интернет.
        За дверью, в коридоре, послышались шаги.
        - Эй, кто-нибудь! - позвал Максим.
        Прошли мимо. Он извернулся к своей прикроватной тумбочке и заглянул в ящик. Может, повезёт на какую-нибудь свежую газетёнку? Нет, пусто. Даже медицинского справочника, как у Миши, не оказалось. Макс повалился на подушку и застонал. Какая же это пытка - неизвестность! Чувствуешь, что заварил кашу, оказался в центре событий, но при этом находишься в полном неведении!
        По коридору опять кто-то шёл, и не один. Как минимум двое тихо переговаривались, приближаясь к его палате. Ещё чуть-чуть и пройдут мимо.
        - Да зайдёт ко мне, в конце концов, кто-нибудь?! - заорал Макс. - Или я в пустыне?!
        Дверь открылась, и он вдруг понял, что мог бы и не орать. Потому что на этот раз целенаправленно шли к нему. Первым вошёл доктор, в накинутом халате поверх кителя. А за ним… за ним Гена Шатов! Чёрт, кто бы мог подумать! Макс затрясся на растяжках, как узник на колючей проволоке. Геночка Шатов! Генка-Крокодил! В жизни не смог бы представить, что встретит здесь Гену, но от этого радость была ещё больше.
        - Ге-ена-а! - глупо улыбаясь, затянул Макс. И чтобы удостовериться, что это не навеянный наркозом мираж, ещё глупее спросил: - Ты-ы?
        В ответ Гена сдержанно кивнул, затем не выдержал и подмигнул. Покосившись на спящего Мишу, он обратился к доктору:
        - Было указание, чтобы его положили в отдельную палату.
        - В отдельных палатах от полковника и выше, - возразил доктор.
        - Не тот случай, - парировал Гена. Затем, не взирая на то, что у него всего лишь капитанские погоны, а у доктора погоны гораздо выше, повелительно указал на дверь. - Оставьте нас.
        Как же изменила Гену новая служба! В глазах сталь, в голосе свинец. Что ни слово, то пудовая гиря! А ведь из их троицы он был самый скромный и тихий. В отличие от взрывного Макса и обидчивого Кирилла, удивительно непробиваемый, с нервами, обтянутыми шкурой носорога. Плюс к этому из них самый умный и с ошеломляюще феноменальной памятью. На спор Гена дважды читал таблицу выигрышных облигаций, затем, не подглядывая, воспроизводил её вслух, ни разу не ошибившись ни в одной цифре. А ещё неплохо играл на гармошке, за что, по совокупности с именем, получил прозвище - Крокодил. В военном училище Гена был звездой. Никто не сомневался, что с такой памятью Шатов непременно станет генералом. Такой феномен незамеченным остаться не может. Заметили, да не те… Макс долго не мог простить Гене преданное небо. Но как бы там ни было, дружба взяла верх, и он смирился.
        Следующим в их трио числился Кирилл Катков. Каток из них был самый видный. Крепкий, скуластый, рослый красавец, за что и поплатился, вернувшись из очередного отпуска с молодой женой. Макс же не мог похвастаться ни эффектной внешностью Кирилла, ни ясной головой Гены. Невысокий, с фигурой, склонной к полноте, круглолицый, нос - кнопкой, да к тому же веснушки по лицу рассыпались, как семечки по подсолнуху. Потому на его свободу холостяка никто не посягал, а он поиски спутницы жизни постоянно откладывал до лучших времён. Гена разделял его взгляды, но совсем по другой причине.
        Их дружбе удивлялись многие. Такая непохожая друг на друга троица неожиданно слилась в чудной, но поразительно крепкий сплав. Когда дело подошло к выпуску, для них наступило тяжёлое испытание. Россия - страна огромная, и получив распределение по разным её концам, можно больше никогда в жизни и не встретиться. А потому решили брать судьбу в свои руки. Факультет морской авиации готовит лётчиков для четырёх флотов. Гена, закончив училище с красным дипломом, имел право выбора. Рассудив так, чтобы была возможность служить им всем вместе, он предпочёл Северный флот. Как самый стремительно развивающийся и требующий всё новых и новых лейтенантов. Вслед за ним начали забрасывать рапортами отдел кадров Максим и Кирилл. Сработало. Пусть и не в одном полку, но все они оказались на Северном флоте. Каток попал на самый северный аэродром России «Нагурское», расположенный на острове Александры архипелага Земля Франца-Иосифа, осваивать только поступившие истребители Су-35. Макс стал палубником. А вот с Геной история особая. Судьба его сделала удивительный разворот. Когда, ни о чём не догадываясь, он прилежно
служил, осваивая северное небо и строя честолюбивые планы на будущее, в полк неожиданно приехали два хмурых типа. Выставив командира полка из его собственного кабинета, они пригласили туда Гену. Долго беседовали. И как результат, будто заразили Гену инфекцией угрюмости, потому что неожиданно начал хмуриться и он. Неделю ходил мрачный, ни с кем не делился, а потом, как гром среди ясного неба, заявил:
        - Мне было сделано предложение, от которого не принято отказываться. Дальше я буду служить в третьем управлении.
        А это не что иное, как Военная контрразведка ФСБ.
        И так бывает.
        - Привет, палубник! - дождавшись, когда выйдет доктор, потряс пакетом с апельсинами Гена.
        - Привет, Крокодил! - всё ещё не веря собственным глазам, расплылся в улыбке Макс.
        - Я вот тут тебе принёс.
        - Вижу. Ты примостись, где найдёшь. Можешь хоть на мою ногу. Она у меня крепкая, как садовая скамейка.
        - Болит?
        Гена поставил пакет на тумбочку, но сам остался стоять.
        - Нет. Наркозом вся обколота, так что, подозреваю, самое весёлое у меня ещё впереди. Когда отойдёт. А ты апельсины принёс или по службе?
        - Не болтай ерунды, - отмахнулся Гена.
        Но по мелькнувшей на лице тени Макс понял, что к дружбе примешана и доля службы. Гена снова покосился на Мишу и процедил сквозь зубы:
        - Забываются доктора. Придётся вложить начальству, чтобы на место поставили. Им чётко было сказано, чтобы поместили тебя в отдельной палате.
        - Не нужно, - посмотрел на спящего Мишу Макс. - Конечно, молнию ему бы на рот пришить не помешало, а так мужик нормальный. С Новой Земли.
        - Дело не в нём.
        - Я тебя понял. Соображаю, зачем пришёл.
        - Вот и хорошо. К тебе скоро народ валом попрёт. Так что лучше бы без свидетелей.
        - Понимаю, - протяжно вздохнул Макс. - Боюсь даже тебя спросить - как там?
        - Да уж наломал ты дров.
        - Гена, расскажи! Я же себя тут уже поедом съел. Ничего не знаю. Лежу и думаю - а вдруг я войну развязал?
        - Война пока не началась, но дипломаты друг друга нотами протеста забрасывают. Тебе, Макс, повезло, что скандал раздувать не хотят ни наши, ни Норвегия.
        - Почему? Наши - понятно. Но норвеги, я был уверен, вцепятся в это дело.
        - Не так всё просто. Я не зря сказал, что ты везучий, - Гена подошёл к кровати Миши и пристально посмотрел ему в лицо. Спит человек или притворяется, он научился определять ещё на курсах переучивания контрразведчиков. Удовлетворённо кивнув, он продолжил: - Твоё нарушение границы никто не ожидал, и, прохлопав это дело, норвежская радиолокационная служба не сделала контрольные снимки экрана. Крыть им нечем. Самолёт упал в море. Чтобы доказать нарушение, его ещё нужно найти. Но дело даже не в этом. Для хорошей вони достаточно того, что есть. Дело в том, что Норвегия не хочет выглядеть в неприглядном виде перед старшим братом. Брат им из-за океана деньги, технику, поддержку, а они так жидко обделались. Зато наши сработали чётко. Увели тебя из-под самого их носа. Вот и получается, что начни раздувать этот скандал, то больше реклама нам. А им - позор. Но это не значит, что нам такое простят. Разозлил ты их сильно. Теперь будут провоцировать и подлавливать на любой нашей ошибке.
        - Ну и на том хорошо, - выдохнул Макс. - Как-нибудь переживём.
        - А ты не радуйся. Говорят, что когда тебя доставили на «Кузнецов», наш сверхосторожный Командующий флотом рвался в медблок, чтобы добить тебя собственными руками. Готовься, что скоро тебя начнут топтать. Выговоры, предупреждение о неполном служебном соответствии, всё как полагается.
        - Да я готов.
        Гена отсутствующим взглядом пробежался по палате, затем обернулся и впился в глаза Макса ледяными зрачками. Максиму показалось, что его нанизали на шампур. Пронизывающий взгляд пробрался пятернёй вдоль трахеи и пощупал холодными пальцами где-то между лёгких.
        - Я вообще не пойму, зачем ты к ним попёрся?
        - Как-то само собой вышло. Я-то был уверен, что мы в нейтральных вертимся! А он вниз и к себе. Честно говоря, я, когда за ним гонялся, на курс не смотрел.
        - Тем более непонятно - зачем ты за ним гонялся?
        - Гена, но ты же знаешь - это обычное дело! И мы их перехватываем, и они нас перехватывают! Ты наших бомбёров или разведчиков спроси. Они, когда в нейтральные воды выходят, так их с самого начала и до конца полёта эскорты сопровождают. И ведут себя далеко не по нормам международных правил. Под крылья подвешиваются, курс перед носом режут. А разве не было, что они наши границы нарушали? Было! Сам знаешь - в небе полосатых столбов не наставишь! Но мы всё списывали на навигационные ошибки и прощали.
        - Прошли те времена, - вспомнив прошлую службу, Гена мечтательно закатил глаза и кивнул. - Теперь все по лезвию ходим. Всем известно, Арктика тает, и что раньше подо льдами было недоступно, теперь вскрылось. Газ, нефть, бери без проблем. Нужно только отжать. Вот и пытаются. А наше дело - защитить то, что имеем. Шестьдесят процентов арктических территорий наши, вот и упираемся, чтобы не потерять ни одного процента. Но Арктика им не достанется. Она наша. В её суровом климате - наша надежда. Обитателям «мировых теплиц» Арктика не по зубам.
        - Да я ведь только за! - обрадовался Макс. - Ты тоже меня понимаешь? А я всегда говорил - Арктику поделят сильные! И сила наша не в дипломатических соплях, а в стальных кулаках! И кулаки эти нужно иногда сжимать и давать под нос понюхать. Ты не подумай, что то, что меня сбили, как-то меня сломало. И выговоры переживу. Вот ногу подлечу и снова в строй.
        Гена улыбнулся, потом бросил на Максима взгляд, полный тоски и сочувствия. Ни дать ни взять крокодил Гена с гармошкой, распевающий об ещё одном прожитом годе.
        - Очень не хотел с тобой об этом говорить, но придётся, - он кивнул на загипсованную ногу. - Макс, у тебя проблемы. Доктор говорит, что не исключено, что ты отлетался. С лётной работы тебя спишут.
        - Если это была шутка, то глупая, - натянуто засмеялся Максим.
        - Не до шуток. Я знаю, что для тебя это значит, и никогда таким бы шутить не стал. Я не силён в медицине, но сейчас в твоей ноге не меньше, чем костей, натыкано титановых спиц. И как там срастётся, можно только гадать.
        - Нормально срастётся!
        - Дай-то бог. Я к тому веду, чтобы был готов ко всему.
        - Даже думать о другом не хочу! - покраснев, Максим рывком поднялся на кулаках. - Да я лучше застрелюсь! Да я же, если мой костоправ не справится, у него ногу отдеру и себе привинчу! Да я… Гена, ну ты же меня знаешь?! Может, слышал песню - моя любимая! «Не чёрту, а небу я душу продал! Мне кажется, я от рожденья летал! Я-лётчик!» Это же как с меня списано.
        - Эту песню я знаю. Мне тоже нравится. Но давай без лирики. Я хочу, чтобы ты знал - чем смогу, всегда тебе помогу. И ещё - у моей конторы к тебе претензий нет. Как только узнали, что ты у норвегов, тотчас подняли всю твою подноготную. Даже выкопали то, что мы с тобой в одном котле варились да вместе на крыло становились. Потому меня к этому делу и подтянули. И я сразу за тебя, как за себя, поручился. Чтобы даже версию не отрабатывали, что ты мог оказаться перебежчиком, - Гена вдруг засуетился и направился к двери. - Ладно, Макс, у меня времени немного. Пока что к тебе доступ запрещён. Я эту нашу встречу и так с трудом выпросил. Под видом оперативной разработки протащил.
        - Подожди! - заволновался Максим. Ему так ещё о многом хотелось расспросить. - Так быстро? Ещё придёшь?
        - Обязательно. Выздоравливай.
        - А как там Каток? Ты с ним давно связывался?
        - У Катка дела не очень. Не нравятся его столичной жёнушке северные просторы. Чаще у мамы, чем с ним.
        - Вот и женись после этого! Гена, да подожди ты! Принеси мне хоть какой-нибудь дохлый планшет или микрокомпьютер. Я же здесь с ума сойду.
        - Сделаем, - уже в полузакрытую дверь заверил его Гена.
        Дверь закрылась, а Макс в сердцах стукнул кулаком по тумбочке. Ну почему так устроено, что самую худую весть тебе приносят самые близкие люди и лучшие друзья?!
        БПК «Вице-адмирал Кулаков»
        Глава третья
        Как рвётся красная линия
        22 ИЮНЯ 2020 Г, РАННЕЕ УТРО. БАРЕНЦЕВО МОРЕ.
        В своё первое после глубокой модернизации боевое дежурство большой противолодочный корабль «Вице-адмирал Кулаков» вышел, успев лишь заправиться и пополнить запасы продовольствия. Ни о каком отдыхе экипажа не было и речи. Обстановка не позволяла. За полгода стояния в Питере на «Северных верфях» БПК обзавёлся противокорабельными «Калибрами» и новейшим комплексом ПВО «Редут», превратившись из узкоспециализированного противолодочника в корабль с неограниченным спектром возможностей. И теперь командование Северного флота беспощадно его эксплуатировало, закрывая возникавшие то тут, то там прорехи в обороне арктических границ. Две недели кряду гонялись за «наследившей» у берегов Новой Земли британской субмариной. Стоило выдавить её в Норвежское море, как тут же подкинули задачу по слежению поднявшегося в верхние широты американского крейсера «Тикондерога». Несколько раз американца тактически «уничтожили» сначала самостоятельно, потом совместно с авиацией. Затем у берегов Рыбачьего снова шумнула чужая лодка. Теперь норвежская. И опять БПК сорвался сломя голову, прощупывая воду посылками гидролокатора. А
когда выгнали норвежцев и забрезжила надежда, что наконец-то прикажут идти домой, командиру корабля Андрею Скорику принесли телеграмму с новой задачей. В глубине души он ждал подвоха и ничуть не удивился. Но когда пробежался по телеграмме глазами, почесал в затылке, потом перевернул жёлтый лист, надеясь на краткую приписку, что всё это розыгрыш. Уж слишком нетипичная ставилась перед ним задача - прикрыть противовоздушным зонтиком район от острова Надежда до архипелага Земля Франца Иосифа. И никаких уточнений, времён, координат. Всего лишь несколько строк. Так боевые задачи не ставятся. Что всё это значит? Зачем? Откуда предполагается налёт? Какими средствами? И будет ли он вообще? Ожидается противодействие вероятного противника или это учения своих сил? Маловразумительный лепет заблудившегося в тумане ёжика! Хотя телеграмма была подписана Командующим флотом.
        Скорик покосился на матроса, принесшего ему телеграмму.
        - Это всё?
        - Так точно, товарищ капитан первого ранга!
        Он расписался в журнале за прочтение и, отпустив матроса, задумался. Вероятней всего, сейчас к этой телеграмме придёт дополнение. Редко, но так бывало. Кодировали в спешке и разорвали информацию на две части. Скорик свесился с командирского кресла и обернулся на трап, ведущий с главного командного пункта вниз, к узлу связи. Сейчас матросик вернётся и принесёт вторую часть. Но вместо посыльного появился командир БЧ-4 и, склонившись к его уху, шепнул:
        - Товарищ командир, вас вызывает Командующий флотом. Прикажете переключить на ГКП или спуститесь?
        - Спущусь.
        Тяжёлая трубка закрытой телефонной связи ЗАС привычно квакнула, изменяя до неузнаваемости голос. Скорик подождал, когда успокоится свист, и медленно произнёс:
        - Командир корабля Скорик. Здравия желаю, товарищ Командующий.
        - Андрей Петрович, ты мою телеграмму получил?
        - Так точно, товарищ Командующий.
        - Теперь детали послушай на словах. Завтра торжественный запуск нашей новой буровой вышки «Заразломная». Координаты тебе уточнят. Где-то восточней Надежды. На открытии будут представители из правительства, министерства энергетики, руководители нефтяной промышленности. От нас требуют, чтобы мы обеспечили безопасность. Сейчас выдвигайся в район на линии Надежда - ЗФИ и прикрывай буровую с воздуха. По пути установишь связь с лодкой «Гепард». Я Такмакову уже задачу поставил. Он будет обеспечивать прикрытие из-под воды.
        И словно для того, чтобы обозначить паузу между официальной и неофициальной частью, Комфлота сделал передышку, затем даже искажённая связь не смогла скрыть его дрогнувший голос:
        - Андрей Петрович, послушай меня внимательно. Прошу и требую - никаких провокаций! Наверняка там кроме вас будут тереться и англичане, и американцы, и канадцы. Да бог его знает, кто ещё там будет - это хоть и наш сектор, но воды нейтральные! Я уже не говорю о норвежцах. За всеми следи, но не больше. Будут облётывать самолёты, так чтобы не вздумал пугать стволами или ставить помехи.
        - Товарищ Командующий, уточните мои действия, если кто-то из них начнёт обозначать агрессивные акты в сторону буровой или корабля?
        - Не поддавайся! Веди себя корректно. Не зли их. Я буду тебя регулярно вызывать - интересоваться обстановкой.
        «Да ты уж меня достанешь, - подумал Скорик. - В этом я не сомневаюсь!»
        А чтобы он действительно не сомневался, Комфлота вдруг сорвался на неофициальный тон и выплеснул ему душу в единственной фразе:
        - Андрей Петрович, заруби на носу: лучше перебздеть, чем недобздеть!
        «Эти слова можно сделать твоим вторым именем! - Скорик поморщился и отстранил заголосившую трубку. - А ещё неплохо - „Чуть-чуть“ или „Почти“. Показательно звучит - „Ничего не трогай“. Даже свои страхи не доверил шифрованной телеграмме, а решил сказать с глазу на глаз».
        - Я вас понял, товарищ Командующий! - доложил Скорик, догадавшись, что разговор подошёл к концу. А услыхав в трубке безответную тишину, недовольно проворчал: - Я не унитазом командую, чтобы мне бздеть. Я командую боевым кораблём.
        БПК взял курс на север, и опять за кормой побежали мили. Море слегка штормило, и корпус поскрипывал, взбираясь на пенистые гребни, чтобы затем провалиться в разверзшуюся яму. Залетевшие далеко от берега чайки теперь искали спасение, спрятавшись от ветра за орудийными башнями, и в благодарность беспардонно гадили на выкрашенную суриком палубу. Скорик бездумно уставился через бронестёкла окон ГКП на трепетавший Андреевский флаг. Невольно накатила щемящая тоска. Сколько уж его демонстрировали по всему миру? Каких только морей не впитывал он соль. Нет таких морей, где бы он ни был! А у себя дома он должен стыдливо ходить по линии, а то вдруг его хозяйский шаг воспримут как провокацию? Может, прикажете тогда уж и флаг спустить, чтобы не резал никому глаза?
        Скорик уныло вздохнул и подошёл к штурманскому прокладчику. Лист карты послушно полз под чертивший линию пути маркер. По левую сторону от проложенного курса синим изломанным многоугольником горели границы «серой зоны». Ещё одно доказательство, что если хочешь жить с соседом по-дружески и чтобы он тебя уважал - не вздумай уступать ему свой огород, стыдливо делая вид, что не замечаешь, как он сдвигает забор.
        На минутку… злополучная «серая зона» появилась не сразу. История её развития набирала обороты соразмерно освоению северных богатств. Поначалу скованный льдами север никому не был интересен, потом в один миг вдруг стал яблоком раздора для стран, многие из которых даже не имели к нему выхода. В 1920 году по Парижскому договору Арктику поделили на сектора, зачастую проводя границы по меридианам к полюсу. При разделе Норвегия получила суверенитет над Шпицбергеном, несмотря на то, что к его берегам посылал исследовательские суда ещё Михаил Ломоносов. Но дабы не обидеть русских и подсластить им горькую пилюлю, РСФСР сохранили право на ведение здесь хозяйственной деятельности. Попросту говоря - ловли рыбы. Создавшееся положение устраивало всех вплоть до 1977 года, когда Норвегия вдруг объявила, что она принимает одностороннее решение о расширении собственной рыбоохранной зоны на 200 миль вокруг архипелага Шпицберген, что означает закрытие всей западной части Баренцева моря для российских рыбаков. Огромная территория, размером с половину Германии, теперь объявлялась чужой экономической зоной. Не стоит
говорить о том, что СССР даже не посчитал нужным отвечать на подобный выпад, сочтя его ничего не значащей декларацией. Как раньше ловили рыбу, так и дальше продолжали ловить. И никто не смел помешать.
        Всё изменилось в смутные девяностые. Когда униженная и разорённая Россия стояла на пороге Европы с протянутой рукой в ожидании кредитов и просроченной гуманитарки и послушно кивала на все решения, сыпавшиеся на её несчастную голову из-за бугра, вот тогда Норвегия и вспомнила о своих притязаниях на богатые рыбой воды. Увы, государства это прежде всего - люди. И ведут они себя также. Кто-то слабый, подобно продажной женщине, в обмен на всё ищет себе защитника-сутенёра с крепкими кулаками. Кто-то, как бандит, не прочь отобрать понравившуюся вещь силой. А кто-то, как вор, поглядывает по сторонам в поисках - где чего плохо лежит? Вот так и Норвегия, почувствовав момент, в одночасье объявила себя местным полицейским Арктики. И начались так называемые рыбные войны. В один день норвежские СМИ превратили мурманских рыбаков в браконьеров, пиратов и варваров. Российские рыболовные суда арестовывались уже на подходе к рыболовным промыслам, даже не успев замочить сети. Их уводили в норвежские порты, подвергали унизительным досмотрам, облагали штрафами. В ответ Россия молчала. Каждый раз утиралась и молчала.
Лишь бы не обидеть наглеющего соседа. Напрасно взывали к помощи наши рыбаки. Утопающая в политических вихрях Москва их не слышала. Продолжалось это до тех пор, пока у моряков, наконец, не лопнуло терпение. Сценарий был всегда один и тот же - обнаружить русский траулер, затащить в свой порт, а дальше делай с ним, что хочешь.
        Так было и в тот раз, октябрьским утром. Но неожиданно откатанный сценарий дал сбой. Увидев рядом со своим бортом норвежский патрульный катер, доведённый до белого каления капитан траулера «Электрон» послал его, использовав весь колорит богатого русского языка, и, наплевав на угрозы, взял курс на родные берега. А дальше началась погоня. Поразительно, но тихоходное судёнышко, способное на надрыве двигателей выдавать всего 10 узлов, двое суток водило за нос четыре норвежских боевых корабля! Над «Электроном» кружились патрульные самолёты, вертолёты бросали перед ним сети, пытаясь запутать винты, а он пёр, не глядя ни на что и в ответ имея лишь возможность показывать кулаки да угрожать тараном. Дошли! Рыдали, когда увидели вышедший их встречать российский эсминец. Готовы были целовать родную землю!
        Но увы… Родина их подвиг не оценила. Капитана судили, на два года отстранив от должности и обложив огромным штрафом. В мурманских газетах об «Электроне» писали в лучшем случае одной нейтральной строкой. Зато в Норвегии внимательно следили за позорным процессом, а когда узнали приговор, то восприняли его как сигнал к действию. Вот тогда начался такой беспредел, что хочешь не хочешь, а Москве пришлось как-то реагировать. Посовещавшись на уровне премьеров, спорную территорию взяли да поделили поровну. Одним росчерком пера Россия потеряла 175 тысяч квадратных километров своей законной территории, богатой рыбой и месторождениями. И опять в российских СМИ это событие прошло незамеченным, а вот Норвегия праздновала победу. Но достигнутое соглашение - это всего лишь половина от того, чего хотелось бы. Разгоревшийся аппетит требовал продолжать и дальше давить на русских. Теперь начались обвинения в нарушении квот и нормативов ловли. Норвегия стремительно, на ходу меняла правила под себя: русские ловят тралами, а мы ярусами? Значит, вводим режим бестралового промысла! Русские меряют рыбный молодняк с
хвостом? Отныне мерять без хвоста! И опять крайними остались рыбаки. И как прежде их объявили вне закона и навесили ярлык - браконьеры!
        - Товарищ командир, разрешите? - оторвал от невесёлых мыслей командир боевой части связи.
        - Да? - ответил Скорик, продолжая как загипнотизированный следить за пишущим вдоль синих границ маркером.
        - В открытой сети русское судно вызывает на связь. Похоже, рыбаки.
        - Нас?
        - Кого-нибудь, кто слышит.
        Скорик щёлкнул переключателем внутрикорабельной связи.
        - БИУС, рыбаков наблюдаете?
        - На траверзе, по левому борту, дистанция пятнадцать миль.
        Значит, в «серой зоне». Опять эта «серая зона»! Словно Бермудский треугольник, притягивающая несчастья и голосящая призывами о помощи.
        - Переключи на меня, - кивнул командиру БЧ-4 Скорик. - Дай послушать.
        Слабенькая радиостанция едва пробивалась сквозь шум эфира обрывками фраз:
        - …Здесь рыболовное судно «Нерпа»! …прошу на связь, кто наблюдает мою работу!
        - Я БПК «Кулаков», - нажал тангенту Скорик. - Слышу вас на троечку. Чем могу помочь?
        На другом конце произошло замешательство, затем уже другой голос забасил, срываясь на крик:
        - «Кулаков», «Кулаков»! Мне не достать, а ты, если можешь, репетуй на берег: РТ «Нерпа» и ещё три судна арестованы норвежскими кораблями. Передай в пароходство - я ничего не нарушал!
        - Что у вас происходит?
        - Подошли два норвежских военных фрегата. Нам приказали застопорить ход и готовиться принять досмотровую группу! «Кулаков», если наблюдаешь меня на экране локатора, подтверди на берег, что я в нашем море! На их половину я не заходил! Обязательно это скажи, а то меня потом обвинят, что я нарушил границу лова!
        «Тебя обвинят в любом случае, - подумал Скорик. - Норвежцы свалят на что угодно. На допотопную навигационную систему траулера, на плохую подготовку штурмана у рыболовов, на… да хоть на неблагоприятно сложившиеся звёзды! Сейчас главное - затащить суда в Тромсё, а там сляпают любое дело. Для устранения конкурентов все средства хороши».
        - «Кулаков», помоги! - взывала «Нерпа». - Свяжись с землёй, объясни, что мы задержаны незаконно!
        Конечно, у БПК была связь с берегом. Можно было сейчас связаться с оперативным дежурным флота, объяснить обстановку, а он бы уже передал всю информацию в Мурманское пароходство, к которому приписана «Нерпа». Но у Скорика родился другой план.
        - Так поможешь, «Кулаков»?
        - Помогу.
        А дальше командир БПК принял судьбоносное решение, которое историки будут изучать не один десяток лет. Одни, ругая на чём свет стоит, а другие, прославляя как единственно верное.
        - Штурман, курс на рыбаков!
        Четыре небольших, сплошь в ржавых потёках траулера жались друг к другу, перекрикиваясь сигналами ревунов. Команды в брезентовых робах высыпали на палубы и угрюмо разглядывали застывшие в одном кабельтов норвежские фрегаты с развёрнутыми в их стороны пушками. В раскачивающиеся на волнах у борта катера спрыгивали военные моряки в спасательных жилетах и с автоматами на груди - досмотровые группы. А проще говоря, абордажные команды, задача которых загнать рыбаков в трюм, затем взять управление траулерами в свои руки.
        Корабль береговой охраны «Сенья» занял положение восточней, отрезая путь к бегству, а его однотипный брат «Нордкап» южнее, держа на прицеле все четыре судна. Хотя по классификации НАТО они назывались скромно - патрульными кораблями, но имели весь комплекс вооружения, чтобы воевать с любым противником. Хоть на воде, хоть под водой, а то и в воздухе. Орудие - 57 миллиметров, пулемёты, противокорабельные ракеты «Пингвин», глубинные бомбы, в ангаре вертолёт. Прекрасная сторожевая рысь, бегающая вдоль границ леса и наводящая ужас на зайцев. Но это до тех пор, пока не появился медведь. Потому что тогда уже от ужаса встаёт дыбом шерсть у рыси.
        Увлёкшиеся арестом рыбацких траулеров норвежские моряки слишком поздно заметили приближающийся «Кулаков». Тёмная точка на горизонте стремительно надвигалась, на глазах превращаясь в гигантское серое чудовище, несущееся со скоростью товарного поезда. Разгоняя в стороны огромные цунами, «Кулаков» прошёл тридцатиузловым ходом между норвежскими кораблями и рыбаками, разделяя их как плуг пашню! Подхваченные волнами досмотровые катера взлетели выше бортов фрегатов, только чудом не растеряв находившихся в них людей. Досталось и рыбакам, окатив их с головой. Но увидев Андреевский флаг, они надрывно заголосили, швыряя в воздух шапки. Снижая скорость, «Кулаков» сделал изящный разворот и, вернувшись, остановился между своими и чужими кораблями, словно огромный айсберг, закрывая собой тюленей от зубов касаток.
        «Нордкап» нервозно огрызнулся длинной протяжной сиреной.
        - Есть у меня хороший совет, куда всунуть тебе твой гудок! - глядя на него сверху вниз, хмыкнул Скорик.
        Командир «Сеньи», быстро оценив изменившийся баланс сил, не стал испытывать судьбу. Подняв на борт катера, он посчитал, что нет ничего зазорного в том, что его корабль ретируется восвояси, подыскивать более доступную жертву. Но командир «Нордкапа» оказался упрямцем. Он вышел на мостик и через бинокль долго разглядывал палубу «Кулакова», словно испытывая терпение. Хотя и враждебности он тоже не выказывал. Напротив, орудийная башня теперь была развёрнута на ноль, по-походному, чтобы русский, не дай бог, не подумал, что её ствол ему угрожает. Но и уходить он не торопился. Норвежский командир демонстративно сфотографировал название корабля. Бортовой номер 626 щёлкнул с разных увеличений. Возможно, у него было желание наделать снимков на пухлый альбом, но Скорик решил, что эту фотоссесию пора заканчивать.
        - Связь, они нас пытаются вызвать?
        - Молчат, товарищ командир.
        - Вот и мы не будем болтунами. Другой раз лучше показать, чем сто раз сказать.
        Носовая орудийная башня БПК вдруг вздрогнула, повела огромным, не ровня норвежскому, стволом вверх-вниз, потом повернулась по горизонту и, будто нехотя, прошлась по «Нордкапу» от бака до кормы, позволив заглянуть в чёрное жерло орудия - ничего личного, всего лишь демонстрация силы. Экипаж норвежского корабля намёк понял. Неспешно, с чувством собственного достоинства, будто показывая, что вовсе не испугался, а вспомнил о срочных делах, корабль уходил. Выплеснул недовольство ревуном, а затем, забурлив винтами, помчался вслед за своим собратом. Всё говорило о том, что конфликт исчерпан. Теперь можно было вспомнить и о рыбаках. Тем более что самый крупный из них, траулер «Нерпа», пытается пристать к борту. Как только расстояние сократилось до размаха вытянутой руки, капитан траулера, лихо перемахнув через раскачивающийся борт, оказался на палубе БПК. Скорик спустился его встречать.
        - Как ты его! - не шёл, а бежал навстречу капитан «Нерпы». - Пусть знают наших! Будь у меня чем, я бы ему сам под корму болванку всадил! Он мне, ирод, трал порвал!
        Скорик невольно остановился. На него надвигался гигант, на две головы выше, в брезентовой робе, с растрёпанной огненной бородой и багровым обветренным лицом, изрезанным не то что морщинами, а бездонными бороздами. И судя по его скорости, он не собирался сбавлять ход.
        - Здравствуйте, - Скорик протянул ладонь для рукопожатия, в слабой попытке остановить его на ближних подступах.
        Капитан траулера проигнорировал руку и сгрёб его в охапку.
        - Молодой какой! А я тебя таким по голосу и представлял! - продолжал он тискать, обдавая сильным запахом рыбы.
        На боевом корабле командир - бог! И так бесцеремонно поступать с ним не позволено, даже из самых лучших побуждений. Скорик оглянулся на деликатно потупившихся и спрятавших улыбки подчинённых, затем кивнул на трап:
        - Пройдёмте ко мне в каюту. Чаю?
        - А то! Но сначала, погоди, командир! Ты сейчас отправь своих моряков на корму, мои ребята подадут рыбу.
        - Это лишнее, - слабо запротестовал Скорик.
        - Ещё чего! Даже слушать не хочу! Чтобы дед Митрофан да не угостил своих защитников? Скажи пусть баки возьмут побольше! У нас уже вторые сутки треска без продыху прёт!
        - Простите, а как вас по отчеству?
        - Да какое там отчество! - засмущался капитан. - Ребята зовут дедом Митрофаном. И ты так зови, - и вдруг кокетливо потупив взгляд: - Степаныч.
        - Митрофан Степанович, что мы всё на мостике? Пройдёмте в каюту.
        Переступив комингс командирской каюты, дед Митрофан восхищённо выдохнул:
        - Ладно как у тебя! Тишина, чистота, книги, телевизор, ковры! А люстра- то, люстра какая! Не то что у нас. У меня такой люстры даже на берегу нет. А это что? Неужели сплит?
        - Он самый. Шефы подарили.
        - А это кто? - дед Митрофан прищурился на портрет за командирским креслом. - Небось, жена?
        - Нет, - улыбнулся Скорик. - Крёстная мать корабля. Так что у вас произошло?
        - Да как обычно, - капитан «Нерпы» удобно расположился на кожаном диване. - Не нравится норвегам, что рыбу ловим, ту, что они считают своей. Тебя как, командир, зовут?
        - Андрей Петрович.
        - Меня ведь, Андрей, уже вот так не раз арестовывали. По полгода в их шхерах простаивали. Ребята ни копейки не получали, побирались случайными заработками. А я ведь рыбу начинал ловить ещё при Хрущёве юнгой. Всякое бывало, но такого - никогда! Ты вот пришёл, меня защитил. А сколько сейчас наших рыболовов в морях? К каждому крейсер не приставишь. А надо так, чтобы нас защищал наш флаг! Чтобы даже от мысли, чтобы на него посягнуть, у таких вот иродов трясучка накатывала! Помню, идём с красным полотнищем на мачте, а перед нами все расступаются и первыми флагами расцвечивания приветствуют, мол, будьте здоровы, камрады! Знаем, что лучше вас не трогать. При царе, если русский корабль в чей порт заходил, так салютом палили сверх положенного, только бы не обидеть. А сейчас?
        «А сейчас, - подумал Скорик, - трясучка накатывает на наше командование. Лишь бы провокация не случилась. Только бы никто не обиделся, да войну не развязал. А чего её бояться, если она и так уже в воздухе витает? Паршивый фрегат и тот огрызнуться норовит».
        Вспомнив о «Нордкапе», он нажал клавишу информационно-боевого поста.
        - БИУС, где норвеги?
        - «Сенья» ушла, товарищ командир, а «Нордкап» стоит в двадцати милях на своей половине.
        - Вот это мне и не нравится, - сказал Скорик Митрофану Степановичу. - Почему не уходит?
        - Да пусть стоит. Или думаешь, вернётся?
        - Не знаю. Но долго я с вами быть не смогу.
        - Да ты не переживай! Я ведь понимаю - ты человек государственный. У нас рыба, а у тебя дела, про которые нам даже догадываться не положено. А вернуться он не рискнёт. Я их знаю. Если отпор почувствовали, то уже не сунутся. Может, дня через три. А мы к тому времени уже здесь закончим.
        - Митрофан Степанович, может вам сейчас отойти? - предложил Скорик. - Хотя бы миль на десять восточней.
        - Эх, Андрюша! - засмеялся капитан. - Я ведь собой не командую. Мною рыба командует. Сейчас здесь самый промысел. А как уйдёт она на восток, так и я за ней.
        Дед Митрофан почувствовал, что поймал за хвост любимую тему и начал делиться тонкостями рыбного промысла. Скорик слушал еговполуха, больше прислушиваясь к доносившимся с ГКП командам, к шипенью волн да к перекрикивающимся с рыбаками матросам. Камбуз рыбой они уже забили, начали заполнять морозильные камеры, а рыбаки требовали брать ещё и ещё. Взглянув на остывший чай, Скорик отставил стакан и, открыв сейф, достал пузатую бутылку коньяка.
        - Ух ты! - обрадовался дед Митрофан. - Скажи ещё, что французский?
        - Французский, - улыбнулся Скорик. - Как раз для таких случаев берегу.
        - А у меня для таких случаев самогонка. Хочешь попробовать?
        - Не сейчас. Но в следующий раз - обязательно!
        Через час прощались как самые близкие друзья.
        Вернувшись на «Нерпу», дед Митрофан, глядя с мостика на удаляющийся корабль, долго размахивал рыбацкой треуголкой, а потом нет-нет, да осенял его крестным знамением.
        - Доброго вам плавания, сынки.
        «Нужно было предложить им продуктов! Хотя бы мясных консервов или сока! - спохватился расчувствовавшийся Скорик. - Они же одну рыбу едят! - он посмотрел на траулеры, превратившиеся в едва заметные точки и горько констатировал: - Хорошая мысль всегда запоздалая».
        Но возвращаться уже не было времени. Надо навёрстывать потерянные часы. С нулей 23 июня он должен занять назначенный район. А ещё успеть связаться с «Гепардом».
        - БЧ-4, Такмаков на связь не выходил?
        - Никак нет, товарищ командир.
        - Следите, скоро должен.
        «Хороший человек этот дед Митрофан, - снова вспомнил капитана траулера Скорик. - Я так своего деда и не помню. А его внуки могут им гордиться. На такой посудине выйти в северное море уже подвиг. Но рыбакам такого подвига мало, нужен ещё и трудовой. Если хочешь, чтобы владелец что-то заплатил, то будь добр - забудь про осторожность и страх».
        - Товарищ командир! - ворвался в мысли взволнованный доклад. - С «Нордкапа» зафиксирован старт ракеты!
        - Что?! - Скорику показалось, что ослышался. Дальше в действие включились отработанные рефлексы. - Всем постам - боевая тревога!
        А затем в голове арифмометром защёлкали цифры. «Нордкап» выпустил противокорабельную ракету «Пингвин»! Других у него нет. Но дальность её полёта чуть больше тридцати километров! По морским меркам - это пистолетный выстрел! А сейчас между «Кулаковым» и норвежским фрегатом в три раза больше! Ошибка или?..
        Скорик схватил бинокль и направил туда, где оставил рыбаков. Над горизонтом, кривляясь под порывами ветра, поднимался неровный столб дыма. Сквозь языки пламени мелькал и исчезал тёмный контур горящего судна.
        - «Нерпу» на связь! - выкрикнул он в микрофон.
        - Не отвечает, товарищ командир!
        На глаза опустилась чёрная пелена, от злости перехватило дыхание, затем палец ткнул в клавишу боевого-информационного поста:
        - Действия «Нордкапа»?
        - Уходит, товарищ командир!
        Сделал своё грязное дело и теперь уходит! Недальновидно посчитал, что русский БПК уже за пределами досягаемости, отомстил рыбаку и теперь на максимальной скорости удирает, увеличивая спасительное расстояние! Палец на секунду замер над клавишей боевого поста ракетно-артиллерийской части, затем уверенно нажал:
        - БЧ-2, готовьтесь работать «Калибром»!
        Время замедлилось. Растянулось, подчинившись неумолимому ходу хронометра, отсчитывающему роковые отрезки истории.
        Минута. Нос «Кулакова» окутался дымом стартового ускорителя. Ветер подхватил его и швырнул, рассеивая вдоль волн рваными хлопьями. Все, кто был на ГКП, увидели стремительно удаляющуюся огненную комету.
        Две минуты потребовалось ракете, чтобы догнать норвежский фрегат.
        Три минуты, чтобы переломленному надвое «Нордкапу» уйти под воду.
        Черту подвёл бесстрастный доклад:
        - Цель поражена. На экране не наблюдается.
        Оцепенев, Скорик глядел сквозь иллюминатор на ещё дымящуюся ракетную шахту и ничего не видел. Исчезли хмурые лица офицеров. Исчез привязанный ремнями к штурвалу матрос. Исчезли чайки, флаг, волны. Потемнело море. И вдруг он словно размножился! И теперь ещё три Скорика стояли перед ним и как беспристрастные судьи сверлили взглядами, пронизывающими насквозь.
        - Он хоть понимает, что он сейчас сделал? - спросил самый строгий Скорик, с насупленными бровями.
        - Он сделал то, что должен был! - вступился второй, поправив белую фуражку с вышитым «крабом»[2 - Сделанные на заказ фуражки с вышитыми золотой нитью крабами - особый шик у командиров кораблей. Обычные алюминиевые кокарды им носить стыдно.].
        А третий, хитрый, с бесовскими искорками в глазах, взглянул на одного, второго и лукаво спросил:
        - Простите, что вмешиваюсь, но мне вот любопытно - это он сейчас перебздел или недо…
        Фрегат «Нордкап»
        Глава четвёртая
        За одного сбитого двух не сбитых дают
        22 ИЮНЯ 2020 Г., ВЕЧЕР. ВОЕННО-МОРСКОЙ ГОСПИТАЛЬ, Г. СЕВЕРОМОРСК.
        Крокодил слово сдержал. Теперь Макс лежал в отдельной палате с телевизором и кроватью, утыканной клавишами управления. Всё удобно, рационально и под рукой. Есть вопросы к медицинской сестре? Нажми ту кнопку, что поближе к подушке, со значком колокольчика. Почувствовал себя плохо - бей по красной! Затекла спина - включи маcсажёр. Но он пока что своими привилегиями не злоупотреблял, болел скромно, напротив, предпочитая, чтобы это ему никто не мешал смотреть новости. Выгнувшись на кровати, Макс периодически переключался то на телевизор, то на экран компьютера. Новости сыпались одна противоречивей другой. Интернет утверждал, что Россия объявила войну Норвегии! Телевизор с ним спорил, убеждая, что это Норвегия объявила войну России. В Баренцевом море произошло сражение, в результате которого российский флот потерял половину кораблей. Тут же шло опровержение, что это другая сторона осталась без своего флота! И так далее, куда ни щёлкни кнопкой. Все друг с другом препирались, противоречили, но все были едины в одном вопросе - а что ответило НАТО? Норвегия - её полноправный член! Были ли официальные
заявления президентов? И можно ли уже утверждать, что началась Третья мировая война?
        Повисшее напряжение Макс чувствовал даже по молчанию вошедшей протереть полы санитарки.
        - Как там? - спросил он неопределённо, наблюдая за шаркающей у двери тряпкой.
        - Рыбаков наших жалко… - вздохнула, не оборачиваясь, уборщица.
        Рыбаков? А с этими-то что случилось?! О рыбаках в интернете ни слова! Он хотел расспросить, но санитарка торопливо вышла, словно опасаясь сболтнуть лишнего.
        «Ладно - подумал Макс. - Придётся набраться терпения, а скоро придёт тот, кто всё знает, объяснит и расставит по своим местам».
        Час назад звонил Шатов и пообещал зайти. При этом прозрачно намекнул, что есть разговор, касающийся непосредственно Максима.
        - Генка, что происходит?! - выкрикнул в трубку Макс. - Началась война?
        - Подожди и давай без истерик, - ответил Крокодил.
        И Максим терпеливо ждал. Щёлкал кнопками, метался по сайтам, листал каналы и ждал.
        Как обещал, Шатов прибыл ровно через час. Услышав в коридоре шаги, Макс уже был уверен, что это к нему. Теперь Гена зашёл без сопровождающего доктора, хмыкнул, увидев на экране телевизора новостной канал, и, сделав ударение на последнем слове, многозначительно произнёс:
        - Привет, герой.
        - Гена, наконец-то! - пропустил мимо ушей намёк Макс. - Дай догадаюсь: ты пришёл сказать, что началась Третья мировая?
        - С чего ты взял?
        - Вот те на! - опешил Максим. - Ты новости-то видел?
        - Выключи, - потребовал Шатов и сам потянулся к пульту. - Так… рабочие моменты. На хорошую войну не тянет, но на очередной конфликт - так вполне.
        - Рабочие моменты?! Передают, что у нас половина флота на дне. Потери с обеих сторон. С Кольского полуострова началась эвакуация населения! Финны предложили обеим сторонам закупать у них гробы!
        - О, Господи! - взмолился Гена. - Где ты набрался этого дерьма?
        - Так… передают… - растерялся Макс.
        - С российской стороны уничтожен траулер. Погибли наши рыбаки. Норвегия потеряла «Нордкап». Больше никаких потерь нет.
        - А вот как раз про рыбаков и нет ни слова.
        - Это потому, что ты роешься не там, где нужно. Западные СМИ предпочитают замалчивать начало, а подают новость с момента, когда «Кулаков» отправил норвежцев на дно.
        - Так всё-таки отправил? Гена, ничего не понимаю. Норвегия состоит в НАТО. А война НАТО с Россией - это же и есть Третья мировая!
        - Ну, если ты это понимаешь, то и по ту сторону это тоже понимают. Никто к войне до полного уничтожения не стремится. Но не прочь пустить друг другу кровь, принуждая к уступкам. В Брюсселе состоялось срочное заседание, и в устав была внесена одна важная поправка. Силы НАТО вмешиваются только в том случае, если его члену угрожает потеря территориальной целостности. А об этом сейчас речь не идёт. Если бы перед армией России стояла задача по захвату норвежской территории, то наши десантники сейчас бы ужинали в Осло. Хотя этакий двойственный подход и не отрицает хорошую драку. Но… с рядом оговорок. Подобное поведение напоминает ситуацию, когда двое дерутся, а толпа вокруг виснет на руках и на ходу изобретает правила боя: подножки не ставить, между ног не бить, в глаза песком не бросаться. Официально в Брюсселе конфликт осуждают, но не прочь посмотреть, что из него получится. А потому Норвегию никто не останавливает, но дают понять, что поддержка ей будет исключительно экономическая, моральная, информационная, но никак не военная. А от России в свою очередь ждут, что она не станет применять ядерное
оружие, ограничится конфликтом в Арктике и не будет рвать связи с остальными странами блока. Увы, нас пусть снисходительно и обзывают европейской бензоколонкой, но терять эту бензоколонку никто не хочет. Хотя Норвегия уже выслала наше посольство. Мы ответили тем же. Но остальные страны пока что делать этого не торопятся. Так что, Макс, пободаться придётся. Но без эвакуаций, ядерных пепелищ и прочей газетной ахинеи. А теперь о главном. Я ведь к тебе не с политинформацией о мировой обстановке пришёл. У меня новость, которая касается непосредственно тебя. Завтра на Северный флот прилетает Главнокомандующий флотом России.
        - А я-то здесь причём?
        - У тебя уже кто-нибудь был? - оттягивая кульминацию, поинтересовался Гена.
        - Если ты про дознавателей, то были. Приходили двое из штаба флота. Ножками топали, слюнями брызгали да грозились за нарушение чужой границы и потерянный самолёт из армии выгнать.
        - Забудь! Теперь, Макс, всё изменилось. Теперь ты - герой! Главком летит представлять нового Командующего Северным флотом. Решительного, смелого, волевого, такого, какой здесь сейчас нужен. Старого, с его неуверенностью, отправляют в утиль, на заслуженный отдых. Ныне в цене рубаки-парни, как и сам Главком.
        - Крокодил, а я-то здесь причём? - всё ещё не понимая, куда клонит Гена, разволновался Макс.
        Когда Главкому доложили о происшествии с «Кулаковым», он грохнул по столу и заявил, что ему уже надоели эти трескоеды! А кто-то из окружения, чтобы подыграть его праведному гневу, взял да напомнил о твоём случае в нужном цвете. Мол, они, негодяи, ещё и самолёт наш сбили, который ни сном, ни духом… В тревожные времена стране всегда были нужны герои. Обрати внимание - сейчас в новостях показывают только людей в погонах. Даже те, кто раньше орал: «Дармоеды!», теперь орут: «Армия, спасай Россию!» Так уж мы устроены. Пока не грянет, не перекрестимся. Нынче войной задышало. А чтобы придать войне благородный вид, наполнить сердца справедливым гневом, как раз и нужны такие, как ты. Так что готовься завтра к встрече с Главкомом. Сам хочет тебя видеть. Он, конечно, мужик суровый, но справедливый. Любит широкие жесты. Так что, может, даже наградит.
        Максим судорожно сглотнул, выпучил глаза и медленно отвесил челюсть:
        - Какие ещё жесты, Гена?
        - Какие? Да вот, к примеру, прилетал он в Северодвинск принимать новую лодку. Как водится, встречали его с местным оркестром. Да так уж музыканты старались, так старались, что на них обратил внимание даже глухой на ухо Главком. Приказал показать ему дирижёра. А когда привели едва живого мичмана ему на глаза, он вручил тому лейтенантские погоны, а должность дирижёра оркестра сделал капитанской. Так что на всякий случай дырочку на кителе проколи. Вдруг пригодится.
        - Орден был бы к месту, если бы это я норвежца сбил, а не он меня, - хмыкнул Максим. - А так хоть бы мою единственную медальку за выслугу не отобрали. Не люблю я такие встречи на высшем уровне. Чем больше под ними пьедестал, тем меньше мы сверху смотримся. По себе сужу. Если заходит ко мне медсестра, то обязательно скажет, что с ногой у меня - лучше не бывает! Зайдёт завотделением, тут же начинает ныть, что всё идёт не так, как бы ему хотелось. А главврач, так тот сразу - с лётной работы списать! По окончанию лечения требует вообще представить на медкомиссию по пригодности к службе в армии. Так и чешутся руки в физиономию съездить.
        - Да я в курсе, - потупился Гена. - Насчёт лётной… может, не стоит строить иллюзий? А, Макс? На земле тоже есть неплохие должности. На том же «Кузнецове» в группу руководства полётами…
        - И ты туда же? Это тебя главврач подослал?
        Максим насупился и обиженно отвернулся. Даже одно упоминание о главвраче было способно надолго испортить ему настроение. Нет, медиков он, конечно, уважал. Особенно военных. О них он судил по начальнику медслужбы «Кузнецова». Милейший и вечно зевающий майор, с выпячиваемой напоказ ленью, но в одно мгновение преображающийся, когда ему в руки попадал больной. Вот тут его вдохновения могло с лихвой хватить на орды поэтов. Со скальпелем в одной руке, со стаканом спирта в другой он надвигался на распятого на операционном столе пациента, как бульдозер на гору мусора! Официальную анестезию не признавал, а потому решительно заливал стакан брыкающемуся больному в рот, затем просил рассказать о себе. Слушая заплетающуюся речь пациента, он участливо кивал, качал головой, и если что-то не сложное, резал, выдирал, вправлял… Максим до случая с переломанной ногой встречался с ним лишь на предполётном осмотре. Но слушая, как док пропагандирует здоровый образ жизни, поучает собравшихся в тесном помещении лётчиков, понял, что медицину он очень даже уважает. А док лишь повторял прописные истины:
        - Никогда не пейте сырую воду. Обязательно отстаивайте, фильтруйте, кипятите, а затем, чтобы не рисковать, пейте пиво.
        Проникновенно и доходчиво. Не то, что этот медик с погонами полковника. Не поймёшь, кого в нём больше - бюрократа или солдафона. Особенно Максима раздражала отвратительная манера главврача, стоя рядом с кроватью больного, говорить о нём в третьем лице. Словно о неодушевлённом предмете - треснувшем стуле или недостаточно коротко спиленном пне. Вот всё хорошо! И поляна в цветах, и птицы на месте, а плохо спиленный пень ни к селу, ни к городу.
        - С главврачом не разговаривал, но твою амбулаторную карту видел, - жёстко произнёс Шатов. - Послушай, что я тебе скажу. Не нужно быть доктором, чтобы понять, что у тебя всё хреново. Правая нога срастается короче левой. Кто тебя с такими ногами к самолёту подпустит? Тут впору давить на жалость, чтобы вообще в армии оставили.
        - Даже так? - посмотрел на него Максим. - Не знал. Спасибо за новость. Если уж ты так говоришь… Это что же, я теперь до конца жизни останусь хромоногой уткой?
        - Прости, я не хотел, - смутился Гена. - Но может есть какая-нибудь обувь с разными подошвами? Нужно у докторов спросить. Наверняка можно что-то придумать, чтобы было не так заметно? Поначалу будет тяжело, потом привыкнешь, не сломаешься. Люди и не с такими травмами живут. А ты же у нас - морской лётчик! А у народа знаешь как? Если лётчик, да ещё морской, то должен задницей гвозди гнуть!
        - Не пробовал, - хмыкнул Макс. - Но уверен, что не получится. Ладно, забыли. Со своими ногами я как-нибудь сам разберусь. А что там с Катком? Ты мне в прошлый раз так и не рассказал?
        - С Катком? - на этот раз Гена потемнел лицом и отвернулся. - У Кирилла ещё хуже, чем у тебя. Там не ноги, там душа в хлам.
        - Да ладно! Это из-за жены, что ли?
        - Из-за неё самой. А ты чего удивляешься? Главную опасность для мужчин как раз-то представляют не враги или болезни, а именно женщины. Болезни лечатся, вражеские раны зарастают, а женщина может отравить жизнь на все оставшиеся годы. Запил наш Каток крепко. На службе проблемы. От полётов отстранили. Если не остановится - разорвут контракт.
        - Каток запил?!
        Эта фраза прозвучала равносильно, как если бы Крокодил сказал, что Кирилл вдруг стал инопланетянином. Даже на выпуске, где самые отчаянные трезвенники считали своим святым долгом превратиться в свинью, Каток пил только сок. Захмелевшие Максим и Гена висли у него на плечах, требуя обмыть то кортики, то погоны, то якоря на лацканах. Поочерёдно и сообща угрожали сначала дружбой, потом войной, затем дуэлью на этих самых кортиках. Но всё напрасно. Кирилл оставался неумолим. И вдруг - запил! Это что же такого могла сделать с ним жена, чтобы он запил?
        - Гена, ты мне про кого сейчас рассказываешь? - недоверчиво спросил Максим. - Ты ничего не перепутал?
        Шатов внезапно встал и направился к двери. Если о своём визите он всегда предупреждал заранее, то уходить предпочитал неожиданно.
        - Готовься к встрече с Главкомом. По регламенту, он здесь будет к двенадцати.
        Гена, наверное, уже вышел из госпиталя, а Макс продолжал тупо смотреть на закрывшуюся за ним дверь палаты. Кирилл запил! Отстранили от полётов! Может, даже выгонят к чёртовой матери из армии! Не укладывалось в голове.
        В другой раз, когда его скромную персону посетил главврач, он бы непременно напрягся. Но сейчас даже не обратил внимания. Хотя тот и ввалился тот к нему в палату без стука, с огромной свитой. Как обычно проигнорировав пациента, главврач прошёл к окну широким шагом и мазнул пальцем по подоконнику.
        - Пыль! - поднёс он к глазам чистый палец. - Непорядок! Шторы заменить! Стёкла протереть! Между рамами обязательно проверьте.
        - Сделаем! - преданно показал крайнее внимание завотделением и ткнул в блокнот медсестре: - Вы записывайте, записывайте.
        Затем взгляд главврача упёрся в пустую стену. Такая стерильная пустота показалась ему преступной.
        - Возьмите в моём кабинете картину и повесьте сюда, - ткнул он в стену и тут же уточнил. - На один день.
        - Кого-то ждёте? - изобразил наивное неведение Макс.
        - Ждём… ждём… - задумчиво пересёк палату главврач. - Здесь поставьте цветы. Принесите из хирургического. Да с них тоже пыль протрите!
        - Может, ещё аквариум? - подсказал завотделением. - Из амбулатории?
        - Это лишнее, - не оценило его рвение начальство. - Займёт рабочее пространство.
        - Давайте аквариум! - решил внести свой вклад в общую суету Максим. - Я рыбок люблю. Вот сюда, на тумбочку, в самый раз.
        Но его глас остался неуслышанным.
        - Достоверно известно, что будет телевидение, - главврач отошёл к двери и окинул палату оценивающим взглядом. - Проверьте, чтобы все розетки были рабочие.
        - Кто-то едет? - не унимался Максим.
        - Едет, едет… - теперь главврач подступил к кровати и недовольно уставился на загипсованную ногу. - Бинты обновить! Бельё сменить! Но не сейчас - утром! Больного подстричь. Побрить немедля и ещё раз после завтрака. Да повторно пройдитесь общей приборкой. И… - вдруг потянул носом воздух полковник. - Я чувствую хороший аромат. У кого такие духи?
        - У меня, - покраснела медсестра.
        - Прекрасно! Если дорогие - освежите больного и палату.
        - Только женских духов мне не хватало! - возмутился Макс.
        Но, как и прежде, его мнение утонуло в общей суматохе.
        Но с уходом главврача суета не исчезла. Напротив, она постепенно превращалась в тихую панику. Травматологическое отделение загудело, как растревоженный улей. В палату Максима врывались все, кому не лень. Кто-то в поисках пыли под кроватью, кто-то в поисках этой самой коварной пыли на экране телевизора. Затем следовал очередной разнос и снова уборка. Потом всё повторялось сначала. Максим наблюдал за развернувшимся представлением с неподдельным интересом. Больше всего его забавляло то, что все считали своим долгом молчать и играли с ним в некую Большую военную тайну. Все хитро хмурились, делали загадочные лица, но никто ни обмолвился ни словом о причине этой самой паники - вот валяешься ты тут и ничего не знаешь! А мы знаем, но хрен тебе чего скажем!
        «Однозначно, с ними уже поработала служба безопасности, - резонно заключил Максим. - Ещё наверняка запугали, чтобы и дома сидели как мыши. Да чтобы не вздумали трепаться перед соседями. Это вам не кочерыжка обглоданная под кровать закатилась. Это сам Главком флота России сии Гиппократовы хоромы высочайшим вниманием осчастливить изволили!»
        Утром началась вторая серия, но уже с нервозно-истерическим накалом. Теперь все не ходили, а бегали. Не разговаривали, а приглушённо покрикивали. За дверью в коридоре туда-сюда двигали что-то тяжёлое, отчего пол скрипел, а главврач задыхался от злости, что поцарапан линолеум. Заинструктированная до умопомрачения дежурная сестра заглянула к Максиму в палату и едва не потеряла сознание, увидев смятый уголок одеяла.
        - Лежи как мумия! - взмолилась она. - Потом хоть окна бей! А сейчас я тебя умоляю, даже дыши через раз! Вот чтоб ни одной складочки ни на подушке, ни на одеяле.
        Затем внезапно всё стихло. Как перед бурей. Будто по отделению прошлась беспощадно выкосившая всех до одного обитателей страшная эпидемия.
        «Странно… - подумал Максим. - Если я здесь главный виновник этого кордебалета, то почему не инструктируют меня? Где моя ответная речь? Где чётко разработанный сценарий? Что мне вообще делать? Орать - будьте здравы, товарищ адмирал, или изображать счастливого дурачка с раскрытым ртом?»
        В коридоре вдруг забарабанили частые шаги бегущего человека. Тяжёлые шаги подбитых подошв, а рядом семенящие каблучки медсестры. Дверь с треском распахнулась, и Максим увидел запыхавшегося подполковника с красными просветами погон.
        - Королёв?! - выпалил он с порога.
        - Он, он! - закивала из-за плеча медсестра.
        - Слушай сюда, капитан, и запоминай! - не теряя ни секунды, начал подполковник. - Главком уже здесь! Как зайдёт к тебе, говори коротко, отвечай по делу и то, когда спросит. Но прежде чем чего-то ляпнуть, хорошо подумай. Обращайся только - товарищ Главком! Не вздумай сказать - адмирал. Не любит! Адмиралов много, а Главком один!
        «Ну вот теперь всё на своих местах! - улыбнулся про себя Макс. - Как я мог подумать, что меня отпустят в свободное плавание? Всё как полагается - и инструктаж, и инструктор».
        - Посматривай на меня. Если кивну, значит, всё хорошо. Моргну правым глазом - лучше помолчи! Про то, как тебя сбили, говори коротко. Все и так всё знают. Вали всё на норвежцев. Спросит про здоровье - не вздумай жаловаться. Нытиков тоже не любит. В конце визита он обязательно спросит - чего хочешь? Ну это так, на телекамеру. Потому что за тебя уже всё решили. Выбирай - «Орден Мужества» или должность в Москве, при Главном штабе флота? Есть у нас одна вакансия. До подполковника вырастешь без проблем. А дальше тоже не пропадёшь. У нас никто не пропадает. Ну так что? Думай быстрей, капитан. У меня две заготовки приказа. На перевод и на награждение. Какую выберешь, ту сейчас и оформим Главкому на подпись. Сразу и подмахнём!
        Максим смотрел на подполковника с сочувствием. Вот они издержки паркетной службы. Всегда должен чувствовать, чего хочет хозяин! Опережать его на один шаг. Желаете орден вручить? Так вот у нас и приказ готов! Должностью озолотить? Что ж, извольте, и здесь мы не оплошали. Вот второй. Только подпись поставьте, и мы его тут же в делопроизводство! Ни дать ни взять - вышколенный пёс, преданно помахивающий хвостом.
        - Так что выбрал, капитан? - потряс у него перед носом двумя листами подполковник.
        В ответ Макс молчал. Смотрел на наливающиеся кровью глаза инструктора и молчал.
        - От счастья переклинило? Я бы на твоём месте выбрал должность. Орден неплохо, но с ним ты отсюда не вырвешься. В дырах роста нет даже с орденами. Пользуйся, пока есть возможность свалить с этого занюханного Севера.
        А вот это он зря. Север Максиму нравился.
        - Да что же ты за тугодум такой? - вконец растерялся подполковник. Затем, прислушавшись, он вдруг обречённо выдохнул: - Ну всё! Опоздали! Главком уже по лестнице поднимается. Чёрт с тобой. Я на скорую руку оба приказа накидаю. А ты как надумаешь, моргни глазом. Если левым, значит, орден. Ну а правым - должность.
        Вышколенный пёс стал за дверью и слился со стеной. В коридоре послышались хозяйские шаги, и тут уж лучше замереть в ожидании командного щелчка.
        Главком явно страдал одышкой. Войдя в палату, он тяжело перевёл дыхание, вытер со лба выступивший пот, а затем уже пошарил взглядом в поисках виновника торжества.
        - Так вот он какой, наш герой. Ну здравствуй, здравствуй.
        - Здравия желаю, товарищ Главком!
        Насколько это было возможно в его состоянии, Максим изобразил лежачую стойку «смирно». Багровое от повышенного давления лицо Главкома показалось ему совсем не таким, как на фотографиях. Эти фото имелись на каждом корабле флота, так что сравнить было с чем. Хотя наличествовали вполне узнаваемая бульдожья челюсть, нависшие мохнатые брови, по положению которых подчинённые Главного штаба определяли адмиральское настроение, расплющенный боксёрский нос.
        - Как тебя здесь лечат, капитан?
        - Лечение идёт планово! Успешно! - не дал раскрыть рот Максиму главврач. - Пациент идёт на поправку.
        - Я не тебя спрашиваю, - даже не удостоил взглядом главврача Главком.
        А Макс не сдержал улыбку, увидев, как тот покраснел и теперь стал в два раза багровее, чем сам адмирал. Но Главком уже убежал мыслью вперёд и, позабыв собственный интерес к лечению Максима, неожиданно начал возмущённую речь:
        - Мы положим этому конец! Никому ещё не удавалось потеснить Россию в мировых океанах!
        Дальше адмирал блеснул знанием истории:
        - Ещё до Баренца, путь на Грумант протоптали наши поморы! Первая изба здесь стояла русская!
        Главком прошёл к кровати, и теперь всё пространство позади него заняла свита и телевизионщики. В глаза неприятно ударили софиты. Макс зажмурился, но его нефотогеничный вид мало кого интересовал. Всё внимание было приковано к адмиралу. Для того и собрались.
        - Северный океан суров! Как и суровы люди, его покорившие. Ещё до Колумба, когда Европа только пускала в своих лужах бумажные кораблики, мы уже били здесь тюленей!
        «Лихо загнул! - невольно восхитился Максим. - Интересно, речь ему подготовили или от себя, экспромтом?»
        После краткого экскурса в историю Главком перешёл к дням насущным. Из суровой адмиральской речи стало ясно, что прошли те времена, когда Россия шла на уступки всем подряд. Теперь настал черёд уступок для тех, кто этого ещё не понял.
        - Северный Ледовитый океан наш! - пламенно закончил Главком. И вдруг без перехода: - Не думай, сынок, что мы им простим твои раны. Мы своих не предаём. Я думаю, со мной все согласятся, что его нужно наградить?
        - Да, да! - дружно закивала свита. - Наградить! Непременно наградить!
        - Сам-то чего хочешь?
        Вот он миг истины! Владыка могучего флота России желает наградить своего подчинённого, пострадавшего от вероломного противника! Жест, который должен пройти по всем экранам. Как и главная мысль - мы никого не прощаем и никого не бросаем! Безусловно, адмирал знает о вариантах выбора, предоставленных Королёву. Нужно лишь соблюсти игру в неожиданность. Закрученный сценарий с эффектным концом. Вот только всё мог испортить Максим. Он снова тупо молчал. Смотрел в уставившиеся на него телекамеры и молчал. А возникшая заминка повисла в воздухе тяжёлой неловкой паузой. Словно на плечи адмиральской свите опустился потолок.
        Главком недовольно прокашлялся в кулак и оглянулся. Нервно подпрыгивающий за его спиной подполковник с приказами в руках побледнел и, едва не теряя сознание, навалился на шкаф, пытаясь с ним слиться.
        Выждав ещё пару минут и насладившись произведённым эффектом, Максим решился:
        - Товарищ Главком! Прошу вас разрешить мне и дальше служить в вверенной вам морской авиации! К Норвегии у меня личный счёт. В сложившейся обстановке считаю правильным дальнейшее моё использование исключительно в качестве лётчика. Москва мне не нужна, а орден я, поверьте, заработаю, когда отдам долги.
        После его слов адмиральская свита невольно попятилась к двери - ну сейчас начнётся! Но Главком вдруг вздохнул, кивнул, задумчиво обхватил подбородок и тихо произнёс:
        - Я тебя понимаю, капитан. А что скажет медицина?
        - Это невозможно! - возмутился главврач. - У него деформация кости с выраженной последующей хромотой.
        - Значит, ты ничего сделать не можешь? - теперь адмирал сверлил тяжёлым взглядом сжавшегося полковника. - Ты, эскулап, запомни - за одного сбитого двух несбитых дают. Мне такой лётчик нужен. А теперь я вот спрашиваю - нужен ли мне такой медик, который не может вернуть мне лётчика? Что ж ты из него калеку делаешь! Отныне заруби на носу - вы с ним одной пуповиной связаны. Вернёшь его в строй - значит, нужен. Нет - иди в народное хозяйство коровам хвосты крутить!
        На этом визит Главкома закончился.
        Когда всё стихло, в палату вернулись главврач и травматолог.
        - Что же с ним теперь делать? - посмотрел тоскливым взглядом на ногу Максима травматолог.
        - Ломать! - решительно заявил главврач.
        - Жаль, так хорошо срасталась.
        И словно для того, чтобы убедиться в том, что злополучная нога всё ещё на месте, он постучал шариковой ручкой по гипсу. Выглядело это так, как будто решалась судьба всё того же злосчастного пня на поляне. Пилить или корчевать?
        - Придётся всё начинать сначала.
        - Начинайте, господа! - вдруг вклинился в их диалог Максим. - Ломайте, пилите, сверлите, но в самолёт меня верните! А то я ведь теперь знаю, кому жаловаться. Колите ваши иммуномодуляторы для ускорения срастания! - он не был уверен, что это к месту, но где-то слышал. - Я на всё согласен!
        Два медицинских светила уставились на него, как тараканы на тапок. Это же надо - говорящий пень!
        Глава пятая
        Жизнь под откос
        3 ИЮЛЯ 2020 Г. АЭРОДРОМ НАГУРСКОЕ, ОСТРОВ ЗЕМЛЯ АЛЕКСАНДРЫ.
        - Капитан Катков, выйти из строя!
        Командир полка полковник Бриткин посторонился и указал рядом с собой.
        - Выходи, покажись. Страна должна знать своих «героев».
        Кирилл раздвинул первую шеренгу и вышел, став рядом с полковником с безразлично-отсутствующим видом. Сегодня он снова опоздал на службу. До поздней ночи шатался по гарнизону, а затем банально проспал.
        - Фу… - скривился Бриткин. - Перегаром несёт как от последнего алкаша!
        По-летнему мягкий снежок тихо ложился на плац и залетая за воротник, приятно холодил шею. Кириллу было муторно, противно, и меньше всего хотелось сейчас что-то говорить и оправдываться. Но от него оправданий и не требовали. Прошла та полоса уговоров и понимания, когда сочувственно похлопывают по плечу и просят одуматься. Теперь зазвучал карающий слог.
        - За систематическое нарушение воинской дисциплины капитану Каткову объявляю строгий выговор!
        По уставу Кирилл должен ответить: «Есть, строгий выговор!» Но из недр вырвалась омерзительная отрыжка, и Бриткин брезгливо отступил на шаг.
        - Какой это у тебя по счёту? - спросил он, помахав перед лицом ладонью, и, не дождавшись ответа, обратился к строю: - На этот раз обещаю, что это уже точно последнее предупреждение! В одно прекрасное время мы с ним распрощаемся.
        Как же отвратительно, тошнотворно и мерзко. Жажда высушила насквозь, но если высунуть язык, то можно попробовать поймать влажную холодную снежинку.
        - Катков, ничего не хочешь ответить?
        Кирилл хлопнул ртом, прихватив сразу несколько снежинок, затем посмотрел на Бриткина, словно только сейчас его заметил:
        - Вы что-то сказали?
        - Пошёл вон, - процедил сквозь зубы командир полка и уже для остальных выкрикнул: - Разойдись!
        Народ медленно потянулся кто куда. Техники на аэродром к самолётам, лётчики в классы подготовки к полётам. Завтра планировалась лётная смена, но это уже не для него. Кирилла от полётов отстранили, с лётного довольствия сняли. Поначалу этому обстоятельству несказанно обрадовался начальник штаба эскадрильи. Когда полк интенсивно летает, для него найти людей в наряды - задача из разряда невыполнимых. А тут вдруг освободился человек - гоняй его через сутки. Но когда Кирилл на дежурстве напился, а затем, заскучав, выстрелил в потолок, ставить его в наряды запретили.
        Он с тоской взглянул на выглядывающий из-за капонира хвост истребителя и повернул в другую сторону.
        - Катков, можно тебя на минутку?
        Рядом стоял старший офицер-воспитатель, а по-старому - замполит полка. Потрёпанный жизнью, но очень душевный подполковник, в таком же, как и сам, потёртом лётном комбинезоне. Из-за своей доброты Дмитрий Сергеевич Панин пользовался огромным доверием и уважением как у офицеров, так и у рядового состава. Кирилл замполита тоже уважал, но видеть сейчас не хотел и его.
        - Что с тобой происходит, Кирилл? Ты же не ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку и потому закативший истерику? Ну подумаешь, жена бросила! У меня их две было и обе бросили. А наш Бриткин, так тот вообще считает, что если жена мешает службе, то не грех и развестись. Ну понесло тебя в разнос неделю, ну понесло вторую. Поймём - дело молодое. Но пора уже и в чувство приходить!
        - Дмитрий Сергеич, можно я пойду? - попытался исчезнуть Кирилл.
        - Подожди, - смутился замполит. - Ты должен знать. Я письмо в твоё училище отправил.
        - Зачем?
        - Командир приказал. Вы же с ним одно училище заканчивали?
        - Да. Только в разное время.
        - Он говорит, что у вас там есть доска почёта и позора выпускников. Так что висеть тебе теперь, позориться.
        - Глупо, - вздохнул Кирилл.
        - А ты как хотел? Командование должно же как-то реагировать? Удивил ты нас всех, конечно, сильно. Никто ничего понять не может - что с тобой происходит? Ведь на хорошем счету был! Планировали тебя назначать на должность замкомэска! И вдруг как малое дитя раскис. Жена бросила, так что, теперь и жизнь закончилась? Она у тебя ещё вся впереди, а ты её уже под откос пускаешь. Отец ведь у тебя военный? Слышал, очень уважаемый человек. Как ему будет читать о твоих выходках?
        - Что читать?
        - Я ему тоже написал. Бриткин приказал.
        Кирилл застонал, посмотрел на замполита глазами побитой собаки и невольно скрипнул зубами.
        - Ну он-то понятно - идиот. Но вы-то, Дмитрий Сергеич, вы-то… Причём здесь родители? Я могу сам за себя ответить. У матери сердце больное, что ж вы творите?
        - Сам должен о своих родителях думать. Ты мне, Кирилл, повод дай, так я первый им опровержение отправлю, что это я, мол, сам спьяну всё перепутал, да тебя в их глазах опорочил! А на самом деле - ты отличник боевой подготовки, каких ещё поискать. Одумайся, дай предлог сказать, что ошибаюсь! Что молчишь? То-то! Я к тому этот разговор завёл, чтобы ты знал, Бриткин в Североморск командованию о твоих похождениях уже доложил. Ещё и приукрасил. Просил или перевести тебя куда-нибудь с глаз долой, или выгнать. Ему приказали готовить документы на увольнение и при первом твоём залёте давать ход. Так что, Кирилл, ты бы завязывал. Дело принимает серьёзный оборот.
        - Спасибо. Я учту.
        И Кирилл учёл.
        Вернулся в жилые боксы, выстроившиеся строгими рядами округлых крыш, открыл свой тайник под пластиковой задвижкой раковины и достал бутылку с разбавленным спиртом. Опустошив её наполовину, остатки спрятал в карман и снова пошёл бродить по гарнизону. С вызовом! На показ! Распугивая редких прохожих, прогуливающихся по единственной улочке, вымощенной деревянными плитами, переплетёнными стальной арматурой. Гарнизон был невелик. За двумя соединёнными арочными переходами служебными модулями тянулись жилые. Отдельно для холостяков, отдельно для семейных. По десятку утеплённых блоков и для тех, и для других. Дальше столовая для лётного и технического состава, затем причал с выстроившимися в ряд катерами. Ещё дальше вертолётная площадка с домиком для прилетающих. А за ангаром со снегоуборочной техникой начинался аэродром с бетонными капонирами для Су-35. К нему и направил нетвёрдые ноги Кирилл. Выглядывающие кили истребителей служили ему маяком. Рядом с первым капониром стоял домик дежурных сил. В нём по неделям жили техники и лётчики для обеспечения экстренных тревожных вылетов. Зайдя за угол, Кирилл
остановился и попытался заглянуть в окно. От сверкающего в снегу солнца стёкла скрыла темнота. Тогда он прижался к окну носом, закрываясь от света руками. Но неожиданно дверь открылась, по ступеням скатился техник и, не глядя на него, побежал к самолёту. Затем вышли два пилота с защитными шлемами в руках и перекинутыми через локоть кислородными масками в чехлах. С первым пилотом Кирилл был хорошо знаком, а другой ещё не так давно был его другом.
        - Серёга, на вылет? - спросил он, норовя перегородить узкий проход.
        Сергей Николаев окинул неприязненным взглядом его растрёпанный комбинезон с вывернутыми карманами и попытался отделаться кратким ответом:
        - Да, на вылет.
        - Что-то серьёзное?
        Напарник Николаева дёрнул его за локоть и шепнул:
        - Пошли, нам некогда. Если Бриткин вместе увидит, не оберёмся дерьма.
        - Извини, Кирилл, - смутился Сергей. - В самом деле - ты для Бриткина - как быку красная тряпка. И потом мы действительно торопимся.
        - Идите, идите… - проводил их пьяным взглядом Катков. - Надо же, какие мы осторожные и торопливые. Плевать я хотел и на вас, и на вашего Бриткина! Поговорить со старым другом нам уже вдруг стало стыдно?! Ничего. Я найду тех, кто меня выслушает. На вас, Серёга, клином свет не сошёлся. Будут и у меня новые друзья, потерпеливей вас.
        - О чём это он? - спросил Николаева его ведомый.
        - Пьяный лепет. Не обращай внимания.
        Они прошли по тропе до бетонных плит аэродрома, а рядом с бруствером капонира Николаев оглянулся. Кирилл смотрел им вслед.
        «Может, не надо было так? - подумал он, надевая шлем. - Пока техники готовят самолёт пару минут вполне мог уделить. Всё же не первый год вместе… летали в паре».
        Старший техник похлопал по плечу и показал на лестницу. Пора. Теперь уже не до разговоров. Теперь все мысли о полёте.
        …Дежурство в воздухе применяется, когда вылет истребителя с аэродрома не обеспечивает на угрожаемом направлении перехват воздушного противника. Рядом с передовой, когда до этого самого противника рукой подать. А от острова Александры до ближайшей норвежской земли всего-то было пару сотен километров. Вражескому истребителю, вооружённому ракетами воздух-земля, проскочить их нужны минуты. Под прикрытием комплекса С-500 сам аэродром Нагурское мог чувствовать себя в безопасности. Но вот буровая «Заразломная», воткнувшая в дно моря ноги-столбы где-то между норвежским архипелагом Шпицбергеном и российской Землёй Франца-Иосифа, находилась в зоне риска. Развязав конфликт и подчиняясь правилам сдержанной войны, и та, и другая сторона заняли выжидательную позицию, терпеливо ожидая для удара удачный момент. Образовалась некая «Полоса соприкосновения», в пределах которой могли себе позволить появиться и российские корабли под прикрытием истребителей, и норвежские самолёты, предусмотрительно убедившиеся в чистом небе с помощью береговых радиолокационных станций. Но не далее определённых границ, залезать за
которые было бы равносильно самоубийству и для тех, и для других. Начались, как сказал Шатов, рабочие моменты. А СМИ окрестило сложившееся положение «Странной войной». Игра кто кого застанет врасплох в этой самой допустимой полосе. Кто окажется хитрее, изворотливее и сможет поймать противника в западню на узком, оставшемся для манёвра и протянувшемся вдоль безопасных границ поясе. Оперативный отдел Северного флота не торопился сровнять с уровнем моря хорошо прикрытый Шпицберген. Во всяком случае, тем ограниченным оружием, которое было предоставлено в его распоряжение. Хотя мог попытаться, но почему-то этого не делал. Многие считали, что причиной всему элементарный здравый смысл, не позволяющий использовать дорогие высокотехнологичные ракеты, так как их запуск будет сравни выбросу на помойку. Более информированные источники видели другие причины. Во всяком случае так или иначе, но серьёзно воевать Россия не торопилась. Норвегия также не рвалась проверить российскую ПВО или противокорабельные береговые «Бастионы», ограничиваясь охотой на зазевавшееся и опасно удалившееся от собственных берегов судно или
отклонившийся от маршрута самолёт. Так бы и дальше выжидали, подстерегая друг друга в злополучной «Полосе соприкосновения», если бы не буровая «Заразломная»…
        Первой сделала выпад Норвегия.
        Всего три дня назад корабль радиолокационного дозора, прикрывавший «Заразломную», обнаружил летевший со стороны Шпицбергена самолёт. Цель шла низко, то появляясь на экране на пару оборотов локатора, то снова сливаясь с островами и белыми блямбами айсбергов. Затем цель ярко засветилась, подпрыгнув, выполнила горку и отвернула на свою территорию. Можно было бы полёт самолёта принять за очередной провокационный манёвр. Такие уже бывали. Но на радаре рядом с жирной точкой самолёта блеснула с игольчатое ушко, крошечная метка и, снизившись, тут же исчезла. Вот на её поиски и нацелились радиолокационные глаза корабля. Появилась она снова, когда до буровой оставалось не больше десяти километров. На этот раз повезло. Ракету сбили. Но такие схватки меча и щита по эффективности часто бывают равны пресловутым «пятьдесят на пятьдесят». В следующий раз ракету выпустят ближе, запрограммируют на сложный обходной полёт, параллельно запустят ещё одну, отвлекающую, свою лепту внесёт погода, и результат будет совсем другим. Чтобы его не допустить, теперь в помощь кораблю в воздухе по первому сигналу появлялась пара
истребителей.
        Николаев доложил о готовности пары к взлёту, дождался ответа, затем двинул РУД на максимальный форсаж и отпустил тормоза. За оставшимися позади плитами аэродрома мелькнула береговая линия, и навстречу понеслось сплошь покрытое белыми барашками свинцовое море. Привычно установили связь с кораблём, затем вышли на него визуально. Теперь дежурившую до них пару можно отпускать домой. Пост сдал - пост принял. Чётко, как караул у стен Кремля.
        Дальше виток за витком в районе ожидания над «Заразломной». Монотонное барражирование на экономичном режиме, прощупывая лучом локатора опасное западное направление. А потом вдруг появилась она. Мелькнула маркером воздушной цели на экране и поползла навстречу, быстро сокращая расстояние.
        - «Рубин», я пятьсот семьдесят первый, наблюдаю цель! Цель по курсу! - тут же доложил на землю Николаев. - Дальность двести полста.
        В предчувствии атаки от волнения перехватило дыхание. Не ошибиться бы! Но земля перехват подтвердила, потребовала цель уничтожить, и теперь все сомнения в сторону.
        - Пятьсот семьдесят пятый, курс двести сорок! - это ведомому.
        Сам Николаев продолжал выдерживать курс двести семьдесят, рассчитывая загнать норвежца в раскрывающиеся клещи. На расстоянии ста километров метка на экране опоясалась кольцом, и он тут же поспешил доложить:
        - Цель - захват!
        Их противостояние с противником подходило к концу. Сейчас с держателя под крылом сорвётся ракета, а дальше уже прозвучит её весомое слово.
        Но норвежский истребитель неожиданно отвернул и полетел восвояси. Словно в последнее мгновение почувствовал опасность. Рискуя войти в зону норвежской ПВО, преследовать его не стали - опасно. На том и разошлись. Николаев с ведомым могли лишь утешиться тем, что атаку на «Заразломную» они всё же сорвали. Но остался осадок на душе от того, что их словно переиграли. Норвежский истребитель чётко знал тот рубеж, за который нельзя. А не должен был. Походило так, что он словно догадался, что уже на прицеле. Но радиолокационная станция F-16 гораздо слабее, чем знаменитый «Ирбис» Су-35. Да и прижимаясь к воде, стараясь до последнего момента слиться с её фоном, норвежец вряд ли видел дальше собственного носа. Только бы дождаться, когда на экране появится метка буровой, выполнить наведение, выпустить ракету и скорей бежать домой! Развёрнутая на острове Надежда береговая РЛС тоже не могла его предупредить. По всем параметрам, на таком расстоянии и на невысокой высоте полёта российских истребителей, она не могла их наблюдать. Потому срыв атаки показался Николаеву странным. Тут или счастливая для норвежского
лётчика случайность, или они чего-то ещё не знают.
        Повторно атаковать норвежцы не рискнули. Отлетав дежурство до конца, Николаев повёл пару домой. Когда на посадке под самолётом проскочил торец полосы, ему показалось, что боковым зрением он заметил одинокую фигуру Каткова. Там, где он его и оставил, рядом с домиком дежурных сил. Заруливая к капониру, Сергей снова увидел Кирилла, сгорбившегося и наблюдавшего за самолётами из-под ладони, закрываясь от солнца.
        Николаев с трудом дождался, когда тягач закатит истребитель на место стоянки и, открыв фонарь, нетерпеливо спустился по трапу, спрыгнув с последних ступеней на бетон. Ему много чего хотелось сказать Кириллу. Недосказанность и чувство вины за показную брезгливость повисло тяжёлым бременем, которое обязательно требовалось стереть. Хотя бы в дань старой дружбе. Чтобы как прежде - рассекая ладонями воздух, имитируя прошедший полёт только им двоим понятными жестами, вновь пережить всё то, что было час назад в небе. И поделиться как раньше, когда ещё разгорячённые учебным боем, они увлечённо разбирали каждое мгновение полётного задания, позабыв о времени и о наблюдавших за ними техниках.
        Сергей торопливо поблагодарил техников за отлично отработавший самолёт и выбежал из капонира. Но Катков уже ушёл.
        Розовая чайка покружилась над головой, а затем бесстрашно плюхнулась в пяти шагах на краю лужи, презрительно скосив на Кирилла лиловым глазом. Пережившие короткую оттепель грязные сугробы, будто мерзкие болотные кочки на трясине, чередуясь с лишайником и гранитными осколками, усеяли тундру, куда ни кинь взгляд. Мрачно, уныло и тяжело. Точно так, как у него на душе. Красноречивый фон к пьесе, поставленной самой жизнью с не менее красноречивым названием: было бы на чём, давно бы удавился! Недалеко, меж сугробов, за ним наблюдал песец. В такой же, как и сугробы, до неприличия грязной шубе с клочками вылинявшей шерсти. Смотрел, не мигая, отслеживая каждый шаг, но в тоже время и не думая прятаться или хотя бы изобразить обязательный испуг.
        - Даже ты меня презираешь, - мрачно вздохнул Кирилл. - Я ничтожество, которое недостойно уважения даже в глазах облезлой твари!
        Он достал из кармана бутылку и безжалостно влил в себя остатки разбавленной мерзости. Зачерпнул серый, насквозь пропитанный песчаными крошками снег, забил рот, а затем снова побрёл в гарнизон. Потеряв ощущение времени, рухнул под стену первого попавшегося дома и отключился, так и не сумев понять - уснул он или всего лишь ненадолго забылся. Потом поднял тяжёлый взгляд в небо. Развернувшееся на запад солнце подсказывало, что уже близится полночь. В выпуклых окнах жилых боксов то тут, то там закрывались защитные жалюзи, создающие в комнатах иллюзию ночи. Катков прошёл гарнизон насквозь один раз, второй, споткнувшись, плюхнулся в грязь, а затем остановился рядом с домом, стоявшим особняком и ближе других к штабному корпусу. Здесь жил Бриткин. Служа подчинённым примером, командир полка строго соблюдал режим, а потому давно спал, не оставив солнечным лучам ни одного открытого окна.
        Кирилл долго смотрел на закрытую дверь мутным взглядом, а затем, схватившись за поручни, нетвёрдо поднялся по ступеням.
        - Выходи! - дёрнул он за ручку. - Выходи, поговорим как мужик с мужиком!
        Дальше в ход пошёл тяжёлый лётный ботинок, и дверь жалобно ухнула, задрожав на хлипких петлях и оглашая тишину барабанным боем. Представляя, словно перед ним не дверь, а сам Бриткин, Катков не жалел ни ног, ни рук. Затем он нащупал пустую бутылку, всё ещё оттопыривающую карман, и запустил в окно.
        - Выходи, урод! Я тебе твои письма в пасть затолкаю!
        В разжавшиеся жалюзи мелькнуло перекошенное лицо командира полка, а затем Кирилл услышал, как тот теребит телефон.
        - Комендант, комендант, срочно патруль к моему дому! Срочно!
        Глава шестая
        Особенный день
        6 ИЮЛЯ 2020 Г. АЭРОДРОМ НАГУРСКОЕ, ОСТРОВ ЗЕМЛЯ АЛЕКСАНДРЫ.
        Если наступил особенный день, то и встречать его нужно как-то по-особенному. Кирилл уже знал, что на Нагурское летит транспортник Ан-72, а значит, этот самый день наконец-то пришел, и с плеч будто рухнула гора. Даже свет в щель окна заползал как-то светло и торжественно. После слившихся в одну мутную череду беспробудных серых будней, насквозь пропитанных пьяным угаром, он продолжительно и с удовольствием тщательно брился. Надолго занял дефицитное время в душевой кабинке, которых в их жилом блоке было всего лишь три. Первым оккупировал бытовую комнату, ловко орудуя гладильным аппаратом. Несмотря на то, что его жена давно улетела на Большую землю, он по старинке жил вместе с семейными. Затем, фыркая и насвистывая, вышел на общую кухню, где наткнулся на склонившуюся над плитой жену Саши Ковалёва. Раньше дружили семьями.
        - Маринка, привет! - улыбнулся Кирилл.
        - Привет, - посмотрела она на него с подозрением. - Глазам не верю! Неужели ты трезвый?
        - Да вот… как видишь.
        - Я уже отвыкла, что вместо перегара от тебя может нести одеколоном. С чего вдруг?
        - День сегодня особенный.
        - А-а-а… - протянула она с пониманием. - Слыхала, что улетаешь.
        И снова уткнулась в кастрюлю.
        Кирилл неуклюже помолчал, переминаясь с ноги на ногу. Разговор завяз, так и не начавшись, и, вздохнув, он нехотя обронил:
        - Привет Сане.
        - Угу, - в ответ, даже не подняв головы.
        - Где он? Хотел бы попрощаться.
        - Ушёл уже… я ему передам.
        Кирилл посмотрел на часы - врёт, до построения ещё целый час, но обижаться на Маринку не стал.
        Жилой бокс постепенно просыпался, затрезвонив будильником за одной дверью, заговорив голосом телевизионного диктора за другой, грохнув музыкальным центром за третьей. Открылась ещё одна комната, и показался Дима Котов - хороший парень и когда-то даже неплохой товарищ. Но сейчас Дима поспешил исчезнуть, сделав вид, что ещё не совсем проснулся и не заметил Кирилла. Что ж, на него он тоже не обиделся. Он изгой, и попрощаются с ним, как с изгоем - в лучшем случае молчанием в спину.
        А разве так относятся к человеку, улетающему на Большую землю? Нет, совсем не так. Вокруг такого счастливчика сразу же возникает суматоха. Его заваливают просьбами с заказами, суют по карманам записки с деньгами, на обратном пути умоляют захватить от родственников письма с посылками. По-дружески, подхватив под локоть, уговаривают не забыть привезти ребёнку игрушку, жене последние модные журналы, себе новую катушку на удилище. А ещё свежие фрукты, лекарство для кота, и неплохо бы литрушку пива, чтобы хотя бы вспомнить его вкус.
        Но Кирилла заказами никто не донимал. А всё потому, что полёт у него был в один конец. Без возврата. Навсегда покидая этот суровый ледяной мир. Ступил он на него лейтенантом, полным надежд и рвений, а покидает гражданским, сломленным и раздавленным. Таким его здесь и запомнят. С армии его уволили с позорной формулировкой - за дискредитацию воинского звания. За всю историю полка такое здесь было впервые, и тут уж не надейся, что тебя кто-то вспомнит добрым словом.
        Кирилл ни на кого зла не держал. Таинственная блуждающая улыбка не сошла с его лица даже тогда, когда не заметили его протянутую для прощания руку. Всё это пустое и ничего не стоящее. Имеет значение лишь то, что этот день наступил. День, к которому он так долго готовился.
        Кирилл снова посмотрел на висевшие на кухне часы. До прилёта Ан-72 оставался час. Пора! Пальцы слегка подрагивают, но с волнением он легко справился. Вернулся в свою комнату и начал собирать сумку. Сгрёб не глядя всё с полки умывальника, швырнул одежду, достал из тайника под раковиной и положил сверху пакет со строительными стяжками. Сквозь плёнку пощупал зубцы на толстых пластиковых лентах, пересчитал - должно хватить. Из шкафа с оставшимися от жены тряпками выудил паспорт, часы пилота на массивном браслете, показывающие перепады давления и выстраивающие барограмму погоды, электронную сигарету с полностью заряженным картриджем, нож с набором лезвий и отвёрток, ещё какую-то мелочь и всё рассовал по карманам. Затем перекинул сумку через плечо и окинул комнату последним взглядом. Скоро здесь всё перероют. Будут искать компромат, зацепки, причины его поступка. Пусть ищут, если уж им так хочется!
        Больше он не делал попыток с кем-нибудь попрощаться. С этого момента для него они все исчезли. Теперь он сама собранность. Покинув жилой бокс, Кирилл первым делом взглянул на небо. Погода как по заказу. Ни одного облачка, море спокойное, ветер спит. Солнце как заведённое описывает круги в зените, не желая опускаться за горизонт и освещает всё вокруг до последней мелочи. То, что надо, для его дерзкого и рискового плана. Не оглядываясь на раскрывшиеся вслед ему окна, он направился к домику прилетающих.
        На вертолётной площадке уже стоял вертолёт, перебросивший пассажиров с «Заразломной». Хлопки винтов арктического Ми-8 он слышал ещё за два часа до подъёма, когда, не сомкнув глаз, раз за разом отрабатывал каждый свой шаг. Летевшие на Большую землю нефтяники входили в его план. Хорошо, что они есть. Но главное, чтобы их не было много. Человек десять, не больше. Хотя если бы их было больше, то вертолёт улетел бы за вторым рейсом. Но он стоял с зачехлённой кабиной, и Кирилл успокоился. Удача продолжает ему улыбаться, а значит - он на правильном пути. Когда до домика осталось пару десятков шагов, он наконец оглянулся. Если кто-то и следил за ним из любопытных соседей по боксу, то отсюда он уже не был виден. Тогда он свернул с тропы и направился к причалу. Укрытые брезентом спасательные катера выстроились вдоль пирсов ровными рядами, прижавшись друг к другу и сцепленные перекинутыми с борта на борт стальными трапами. Пара катеров лежали вытащенные на берегу, ещё один висел в ангаре. Но главное, что на своём месте стоял дежурный катер. Как и положено - первым у причала, не прикованный цепью с замком, а
лишь с накинутым на чугунную тумбу швартовочным концом. Из-за ангара вышел часовой с закинутым на плечо автоматом, взглянул на Кирилла и отвернулся. Границу поста он не нарушал, а потому часовому был не интересен. Кирилл целенаправленно шёл на пост дежурного - небольшой домик с двумя тесными комнатами и выходящими на причал окнами. Следующий важный этап - это чтобы дежурный был хорошим знакомым, ну или хотя бы знал его в лицо. Катков толкнул дверь, заглянул и горько вздохнул. Не такого расклада он бы хотел, но делать нечего.
        - Здравствуй, Александр Иванович.
        Слишком хороший знакомый для того, что собирался сделать Катков.
        - Привет, Кирилл. Ты ко мне?
        - Да вот, зашёл попрощаться.
        Мичман Чернов грузно поднялся и, выйдя из-за стола, пожал руку.
        - Жаль, Кирилл, что всё так вышло. До сих пор не пойму, чего тебе не хватало? Ты же на лётчика выучился! Да я бы полжизни отдал, если бы мог время вернуть и пойти в военное училище. Частенько голову задеру и гляжу, чего вы над аэродромом вытворяете. Так поверишь, сердце от зависти обрывается!
        Чернов был из техсостава, обслуживающего истребители. И такая близость к самолётам на многих сказывалась. Кирилл, бывало, замечал, как на стоянке, пока никто не видит, кто-то из техников забирался в кабину и остервенело дёргал ручку управления, воображая лихие виражи.
        - Куда теперь?
        - На материк.
        - Это понятно, а дальше?
        - Не знаю… как получится.
        - Дурак ты, Кирилл, как это дерево, - Александр Иванович наглядно постучал пальцем по столу. - Могло бы блистать дорогим гарнитуром, а стало столом с инвентарным номером.
        Катков посмотрел за его спину. Плексигласовый шкаф с ключами от катеров опечатан, но ключи от самого шкафа лежат на столе, рядом с вахтенным журналом. Пистолет на ремне Чернова из-за выпирающего живота сполз далеко назад, кобура застёгнута. Если что сорвётся, то Александру Ивановичу нужно не меньше десяти секунд, чтобы им воспользоваться. Теперь беглый взгляд по комнате. Кирилл здесь никогда не дежурил, потому что заступали сюда только мичманы, но всё здесь было по-уставному - стол, стул, телефон, за шторой кушетка для отдыха дежурного, за дверью на креплении литровый огнетушитель, на стене стенд с инструкциями.
        - Вот поверь мне, а я-то уж тебя постарше буду, - пророчески закрыл глаза и кивнул Чернов. - Будешь ты ещё локти кусать.
        - Может, и буду, - согласился Кирилл.
        - Да что «может»?! - вдруг вспылил мичман. - Ещё как будешь! Взвоешь, да ничего уже не изменишь!
        Катков недовольно поморщился собственной ошибке. Таким эмоциональным разговором он держит Чернова к себе лицом, а надо бы спиной. Нужно перевести на что-то нейтральное.
        - Александр Иванович, это тебе.
        Он достал из кармана складной нож и едва ли не силой вложил в руку мичману.
        - Бери, бери, на память. Хороший нож.
        - Вижу, что хороший. Только для подарка он слишком дорогой. Да и не принято, ножи дарить - плохая примета, - Чернов отогнул пару лезвий и отвёртку. - О, да тут и на шестигранник есть! Спасибо, Кирилл, даже не знаю, чем тебя отблагодарить?
        - Ничего не нужно. Ты его в действии испытай. Попробуй, выкрути!
        Катков ткнул в торчавший из стула шуруп и сжался в пружину. Ему нужно повернуть Чернова затылком, и сейчас он это сделает. Но Александр Иванович никак не хотел оборачиваться.
        - Зачем портить мебель? И так вижу, что хороший.
        Издалека, за окном, нарастал характерный для «Чебурашки» тонкий свист, словно дули в пустое ведро. Получивший от лётчиков такое милое имя за высоко поднятые над крылом круглые двигатели, похожие на уши, и потому в фас смахивающий на мультяшного героя, Ан-72 пролетел над аэродромом, выстраивая схему для захода на посадку.
        - Твой? - прислушался Чернов.
        - Мой.
        Александр Иванович подошёл к окну и посмотрел в небо, пытаясь разглядеть самолёт. Кирилл пошёл следом, на ходу подхватив огнетушитель и спрятав его за спиной.
        - С моря заходить будет. Ветер с суши, - со знанием дела произнёс Чернов. - Что-то не разгляжу, с флагом или со звездо…
        Новенький, ещё пахнущий краской огнетушитель, обрушился на затылок, и Александр Иванович повалился к ногам Каткова. Кирилл расстроенно вздохнул, но делать нечего, расстегнул сумку, разорвал упаковку, достал стяжку и, завернув Чернову руки за спину, затянул на кистях. То же сделал с ногами. Вытащив из кобуры пистолет, переложил в карман куртки. Вернувшись к столу, оборвал телефон и открыл ящик с ключами. Как и положено - от дежурного катера чуть в стороне, в красном пенале. Опечатанный пенал тоже переложил в карман. Выглянул из окна на часового. Отсюда он был как на ладони. Пройдя двадцать шагов вдоль причала, часовой затем ненадолго скрывался за ангаром. Катков дождался, когда он исчезнет в очередной раз, и, выскочив из домика, побежал на пирс. За острым углом ангара замер, сжав в кармане тяжёлую пистолетную рукоять. Часовой возвращался не спеша, громко зевая и мурлыча под нос мелодию. Выйдя из-за ангара, он столкнулся нос к носу с Кириллом.
        - Тащ… сюда нельзя! - опешил часовой, отступив на шаг и потянувшись за спину.
        - Ты что здесь спишь?! - выкрикнул, наступая на него Катков. - Чернов никак дозваться не может!
        - Товарищ капитан, я…
        - А… ну конечно, что ты можешь услышать, если у тебя рация выключена?!
        Кирилл гневно ткнул в висевшую через грудь часового пластмассовую коробочку.
        - Проверять надо, когда на пост заступаешь!
        - Работает! - возмутился матрос и показал на мерцающую зелёную лампочку. Затем, в доказательство, нажал клавишу, продемонстрировав шум эфира.
        Тяжёлый удар пистолетом в висок сбил его с ног, напрочь отключив сознание. Катков снял с плеча автомат и отбросил под днище вытащенного на сушу катера, пощупал шею часового, затем и его спеленал стяжками по рукам и ногам. Затащил за ангар и, прислонив к стене, присмотрелся к кровоточащей шишке над ухом. Ничего, не смертельно, минут тридцать и очухается. Замёрзнуть до смены, пока его обнаружат, тоже не успеет.
        Кирилл оглянулся на белевший у причала дежурный катер, борясь с соблазном уже сейчас воспользоваться ключами и рвануть на полной скорости прочь от берега. Но план на то и план, чтобы выполнялся строго по пунктам. А следующий пункт был посложнее и более непредсказуемый, чем первые.
        Кирилл отряхнул налипший снег, поправил растрёпанную куртку и направился к домику прилетающих. Подойдя к двери, он прислушался, стараясь определить количество находящихся в помещении людей. Разговоров было много, смех, треск передвигаемых стульев. Сразу и не определишь. Так и не придя к какому-то числу, Кирилл нажал ручку. На него ненадолго отвлеклись, приняв за ещё одного отлетающего, а затем вернулись к своим делам. Семеро! Трое молодых, здоровых, отдельно от остальных в углу. Один показывает на телефоне фотографии, остальные хохочут. Наверное, хвастается подвигами ещё прошлого отпуска. Этой троице особое внимание. Кто-то из них вполне может решиться на дурацкое геройство. Двое постарше, сразу видно - начальство, тихо переговариваясь, листают документы. Следующий, самый зрелый из них, с плешивой лысиной, запихивается бутербродом, запивая чаем из термоса. Седьмой стоит спиной, склонившись над кулером. Что ж, обстановка вполне благоприятная.
        Кирилл громко прокашлялся, снова привлекая к себе внимание, затем опустил сумку, сунул руку в карман и громко произнёс:
        - Господа нефтяники, минутку внимания! Убедительно прошу вас не воспринимать мои слова как шутку или розыгрыш. И уж тем более не советую демонстрировать свою дурь, бросаясь под пулю. Сейчас, не вставая, сползаем с кресел и лицом вниз! Да-да, медленно сползаем, вытягиваем руки, чтобы я их видел, и носом в пол!
        На лицах недоумение, растерянные улыбки - всё-таки не поверили.
        Достав из кармана пистолет, Катков звонко передёрнул затвор, направив ствол на троицу:
        - Вот вы первые! У вас всего секунда, чтобы показать пример остальным.
        Да что же это такое?! Даже вид оружия не в силах вывести их из ступора. И улыбки глупые, как приклеенные. Не в состоянии осознать, что такое возможно? Нападение в военном гарнизоне? Этого быть не может, потому что быть не может в принципе?! Придётся вас разочаровать!
        Над головами троицы полка, на ней горшок с обвисшим полузасохшим цветком. Не целясь, Кирилл разнёс его вдребезги, обсыпав их глиняными осколками вперемешку с землёй.
        Вот теперь поверили! Рухнули со стульев и плашмя на пол, будто хотели насквозь продавить цветастый линолеум. Грохот выстрела в закрытом помещении способен убедить даже самых упрямых.
        - Прошу вас не волноваться. Это небольшое приключение никак не скажется на вашем отлёте на материк. И если не хотите, чтобы сорвались ваши отпуска и никто не опоздал на самолёт, то лежите как мыши. Самолёт уже заходит на посадку, и вам лишь осталось его дождаться пусть и лёжа, а не сидя. Никуда он от вас не денется. Но это если у вас всё с мозгами в порядке. А если нет, то я не доктор и могу их вправить только пулей.
        Катков обошёл зал по периметру, на всякий случай сохраняя безопасное расстояние и выбирая жертву.
        - Вот ты!
        Он толкнул ботинком в бок так и не доевшего бутерброд лысеющего толстячка. Похож на менеджера средней руки - модный галстук, поверх белой накрахмаленной рубашки жилетка в горошек. И в пол очень даже старательно уткнулся, опасаясь встретиться взглядом и обратить на себя внимание. Такой геройствовать не станет.
        - Я?
        - Ты можешь встать. Возьми! - Кирилл швырнул ему пустую урну. - Собери у всех телефоны.
        Сам Катков оборвал бегущий по стене кабель к висевшему стационарному аппарату с вертушкой для вызова диспетчера по прилетающим и положил на стол пучок стяжек. Менеджер оказался на удивление покладистым. Первым бросил в урну свой телефон, затем обыскал остальных.
        - Давайте не будем его злить, - шептал он на ухо каждому. - Вы же видели, у него пистолет.
        - Молодец, - похвалил его Кирилл и указал на стяжки. - А теперь возьми и свяжи каждого.
        И здесь его новоявленный помощник оказался на высоте. Старательно спеленал всех до единого так, что лучше бы не сделал и сам Кирилл. Затем заискивающе спросил, протянув руки:
        - А меня вы свяжете? Может вам будет удобней, если я их заложу за спину?
        - Нет, - Кирилл снисходительно похлопал его по плечу и ткнул пистолетом в бок. - Ты пойдёшь со мной.
        - Куда?! Простите, я не могу, мне нельзя! Мне обязательно на самолёт!
        Затем лицо менеджера перекосилось ужасом, ноги задрожали, он будто догадался о чём-то нехорошем, не выдержал и опустился на стул.
        - Вы меня убьёте?
        - Не делайте из меня чудовище. Я всего лишь предлагаю вам вместо самолёта прокатиться на катере.
        Глава седьмая
        Сэр из МИ-6
        10 ИЮЛЯ 2020 Г. ШПИЦБЕРГЕН, ПОСЁЛОК И ВОЕННАЯ БАЗА НОРВЕГИИ ЛОНГЬИР.
        Миниатюрный частный «Гольфстрим» просвистел над головой, скрывшись за сопкой и заложив крутой крен, прочертил вираж вдоль нижней кромки дождевых облаков. Пилот знал, что за ним наблюдают с земли, и не хотел ударить в грязь лицом. Не стал уходить далеко от полосы в обязательную точку входа в глиссаду, а, развернувшись едва ли не на месте, оказался перед аэродромом, над ближним приводом. Такое, чувствуя собственную безнаказанность, позволяют себе либо пилоты вип-персон, либо решившие потерять лётную лицензию. Не отрывавший от самолёта глаз полицейский Ларс Доккен знал, что лётчик «Гольфстрима» многое может себе позволить и ему всё сойдёт с рук. Во-первых, потому что на его крыльях британские круги, и норвежские военные диспетчеры вряд ли рискнут предъявлять ему обвинение, а во-вторых, единственный пассажир на его борту потребовал, чтобы полёт проходил вне трасс, что давало экономию в полчаса. Имел право. Имел и не упустил возможность им воспользоваться, сразу определив свою значимость. Этакий плевок из столицы в провинциальное захолустье.
        Но это был весь тот мизер, который Ларс знал о своём госте. Какая-то важная шишка, посланная ему в помощь. А кто он, с какими полномочиями и кто его отправил - пока что было тайной.
        Ларс поднял воротник, раскрыл зонт и пошёл на перрон для встречающих. К сожалению, он был единственным встречающим на всю бетонную стоянку, ограждённую сплошным забором и поблёскивающую мутными лужами. Было бы проще, если бы здесь была толпа и он мог в ней затеряться, присматриваясь к гостю со стороны и создавая какое-то собственное начальное мнение. Так нет же - этот гость прилетел именно к нему, и спрятаться было не за кем. Да ещё прибыл инкогнито, под видом прилетевшего с проверкой инспектора из управления полиции. А всё из-за свалившихся на голову русских. Откомандированный на год на Шпицберген Ларс Доккен был здесь единственным представителем власти на десятки километров снежной пустоши и небольшой шахтёрский посёлок. Военные жили за стенами базы закрытой жизнью, чётко разграничивая свои и его полномочия, а для остальных жителей острова полицейский Доккен был и судьёй, и защитником, и карающей рукой королевства. Служба здесь казалась спокойной, хорошо сдобренная командировочными, и не слишком отягощала. Одна в неделю пьяная разборка, одна в месяц кража, немного чаще - браконьерство. Пьяную
драку Ларс быстро усмирял одним своим видом и угрозой отправить на материк, кражу раскрывал походом в жилой бокс рабочих-азиатов, а в остальное время занимался подсчётом добытых охотниками шкур и замером рыбьих хвостов. И вдруг эта спокойная рутина рухнула, когда ему позвонили, что к необитаемому норвежскому острову Белый, который располагался на востоке архипелага, пристал катер с русским перебежчиком, да ещё и с заложником!
        Поначалу Ларс не слишком расстроился и попытался скинуть русских военным. В конце концов, всё что касалось враждебных русских, должно стекаться к ним. Но неожиданно произошла заминка. Военные взяли на раздумье паузу и вдруг отказались. Это показалось странным, потому что перебежчик утверждал, что он военный лётчик, и, по мнению Ларса, должен был представлять для них интерес. Когда он попытался упорствовать, то ему намекнули, что всё не так просто, как ему могло показаться. Так уж складывается, что для военных перебежавший русский - трофей нежелательный. Да и наличие заложника - это уже попахивает терроризмом. И вообще, перебежчики - головная боль контрразведки. А раз так, то разбираться с русскими должен сам Доккен.
        «Это шутка?» - поинтересовался Ларс.
        Ему ответили: «Нет!»
        «Какой из меня контрразведчик? Я обычный полицейский!» - не сдавался Доккен.
        «Это входит в обязанности полиции», - упорствовали военные.
        «Он ваш и только ваш!» - посылал им депешу за депешей Ларс.
        После чего на армейской базе попросту стали его игнорировать и оставляли все запросы без ответа.
        Тогда он начал бомбардировать докладами собственное управление на материке с требованием подсказать - что ему делать? В душе он лелеял тайную надежду, что придёт указание всё-таки перекинуть русских военным. Но что делать дальше с перебежчиком и его заложником, не знало даже руководство в Тромсё и обратилось по инстанции в Осло. В результате всё кончилось тем, с чего и начиналось. Ларсу пришла телеграмма с грозными подписями и с не менее грозным требованием предоставить протокол допроса перебежчика. Да ещё с пометкой - срочно! Ларс был уверен, что русский лётчик у него долго не задержится, а потому не слишком-то старался вникать в его проблемы и задаваться излишними вопросами: для чего он это сделал, что ему нужно и за каким чёртом он вообще проделал такой опасный путь, да ещё прихватив с собой заложника? Да и как узнать больше, если перебежчик английским языком не владел, норвежским тем более и общались они исключительно с помощью электронного переводчика. А тот, в свою очередь, преподносил такую ахинею, что Ларс подолгу ломал голову над выданным набором фраз, нервно занеся кулак над его мигающей
лампой. Если с несложными общими предложениями переводчик ещё справлялся, но стоило русскому чуть углубиться в неизвестный профессиональный диалект, и он тут же или умолкал, или выдавал порцию потерявших смысл фраз.
        «Будет вам протокол!» - злорадно ухмыльнулся Ларс и отправил на материк доклад, ничуть не удосужившись придать ему хотя бы какой-то отдалённый смысл. Пусть и там поломают голову над этой абракадаброй. Нет, конечно, что-то он да понял, но знал золотое правило - если тебе подсовывают несвойственную твоей должности работу, не отказывайся, но сделай её так, чтобы там, наверху, больше никогда не возникало желание снова озадачить тебя чем-то ненужным!
        Начальство не слишком долго ломало голову над его ребусом и в ответ прислало короткую депешу: «Встречайте специалиста из Британии».
        Таинственный специалист из Британии, который вправе арендовать частный самолёт, да ещё требовать литерный пролёт - вот и всё, что знал Ларс о своём госте. Такая показная важность немного смущала, но затем он свалил всё на свойственную англичанам тягу к выпячиванию. Да и чёрт с ней, с их любовью к показному самомнению! За то, чтобы его новоявленный помощник переложил на себя головную боль с русскими, Ларс готов простить ему что угодно. А он пусть вернётся к своим браконьерам, нормам улова и прочей милой суете, к которой Ларс уже привык и в которой чувствовал себя как рыба в воде.
        «Гольфстрим» закатился на стоянку, резко остановился, клюнув носом, свист двигателей пошёл на убыль, но ещё не успели стихнуть турбины, а дверь уже опустилась, превратившись в трап. Англичанин спрыгнул на бетон, оглянулся, увидел одинокую фигуру Доккена и направился к нему бодрым пружинным шагом, перекинув через плечо увесистую сумку.
        «Качок! - наблюдал за ним Ларс, скорчив недовольную мину. - Не люблю качков. Человеку даётся что-то одно - или мышцы, или мозги».
        Несмотря на морось, его гость был в тонкой футболке и накинутой поверх лёгкой кожаной куртке, всем своим видом демонстрируя пренебрежение как к погоде, так и к встречающему его Ларсу. Шёл вроде бы к нему, но смотрел куда-то за спину. Увидев покрытые снегом вершины сопок, скривился, как от лопнувшего во рту лимона. А когда подошёл, то уставился на руку Ларса так, словно тот протянул ему клешню краба.
        - С прибытием на край света! - пошутил Ларс. - Я констебль Доккен.
        - Где ваша машина?
        Англичанин лишь мимолётно коснулся его руки и, не оглядываясь, направился к воротам.
        - Там… - растерянно ответил ему в спину Ларс. - На стоянке. Как долетели?
        - Не люблю летать. Надеюсь, мои мучения были не напрасны.
        - А это зависит от того, зачем вы прилетели? - засеменил следом Ларс.
        - У вас всегда такая мерзкая погода? - недовольно проворчал англичанин. - Где вы там плетётесь? Идите рядом и держите зонт выше!
        К такому обращению Ларс не привык. Он удивлённо хлопнул ртом, поднял зонт над головой гостя и, не удержавшись, язвительно заметил:
        - У вас в Англии, конечно же, совсем другая погода! Или я что-то путаю? Разве беспросветный туман - это не про вас?
        Англичанин не ответил и, выйдя за ворота аэродрома, направился к одинокому «Форду Эксплореру» с эмблемой норвежской полиции. Ларс забежал вперёд и услужливо распахнул дверь.
        - С вашей стороны было очень любезно прилететь в такую даль, чтобы помочь мне в этом запутанном деле, простите, мистер?..
        Его гость вдруг застыл с занесённой над порогом ногой и впервые взглянул на Ларса не как на дополнение к скучному пейзажу, а с мимолётным любопытством, с которым смотрят на внезапно обнаруженный на лбу прыщ:
        - Как, вы сказали, вас зовут?
        - Первый полицейский констебль Ларс Доккен! - гордо представился Ларс. Звание у него пусть и невысокое, но офицерское, и англичанин должен уяснить, что оно требует уважения. - С кем имею честь?
        - Так вот что я вам скажу, констебль. Вы мне нужны, как в носу зубы. Сказать, что это вы мне даны в помощники, слишком переоценить вашу значимость. Просто помалкивайте и выполняйте поручения, которые я вам буду давать. Уверяю - они будут мелкие. Зовут меня Нил Баррет, и не забывайте добавлять - «сэр». А вас я буду звать Ларсом. Если так уж случится и я окажусь в хорошем расположении духа, то может дорастёте до старины Ларса. А сейчас садитесь за руль - моё время слишком дорого, чтобы растрачивать его на пустую болтовню.
        Половину пути от аэродрома в посёлок ехали молча. Узкая, в заполненных водой колдобинах дорога петляла между сопок коварной змеёй, и Ларс не торопился. Англичанин нервно поигрывал пальцами по панели на двери и тоже помалкивал.
        «Кто же ты такой? - размышлял Ларс. Снисходительность гостя раздражала, но осторожность брала вверх, и он лишь искоса бросал вправо недовольный взгляд. - А ведь он нервничает! - вдруг осенило Ларса. - Не такой ты и крутой, как стараешься казаться!» Придя к такому выводу, Доккен решился прервать молчание, чтобы последнее слово всё же осталось за ним.
        - Господин Баррет или, если вам так будет угодно - сэр, я вот что подумал. Давайте я передам вам русских, а сам вернусь к своим делам. Поверьте, у меня их немало. Скоро начнётся нерест, да и охотников нужно охладить - охотничий сезон уже вот-вот закончится. Знаете, они если почувствовали запах крови, то могут наплевать на любые запретные даты, развешивай их хоть на каждом столбе. Я должен вовремя вмешаться, а то так и будут палить во всё что шевелится, пока не закончатся патроны. Когда вам понадобится машина, то знайте - моя всегда к вашим услугам. С размещением тоже помогу. Согласитесь, логично, чтобы каждый из нас занимался своим делом. Надеюсь, вы не против?
        - Не получится, - даже не обернулся в его сторону англичанин. - Я уже пообещал вашему министру, что дам мастер-класс, как нужно действовать в подобных случаях. И вам, и другим, вам подобным, на будущее.
        - Министру?
        - Да, толстячке Грэте.
        - Министру юстиции?! - чуть не слетел с дороги Ларс.
        Теперь он снова умолк, уткнувшись взглядом в дорогу. Повисшее молчание давило на плечи, и Доккен включил радио. Единственная радиоточка на весь архипелаг опять что-то взахлёб вещала о коварных русских. Снова их самолёт заметили у границ Шпицбергена, и военные сыграли боевую тревогу. Каждый день одно и тоже! Складывалось впечатление, что повторяют новости прошлой недели или военные специально пугают шахтёров, чтобы набивать себе цену.
        - Уберите, - вдруг произнёс Баррет, принявшись ещё громче барабанить по пластику двери.
        Ларс убрал громкость до щелчка и покосился на руки англичанина - определённо нервничает!
        - Скажите, - Баррет кивнул на выключенное радио. - Русские вам докучают?
        «Так вот в чём дело?! - вдруг осенило Ларса. - Ты боишься русских! Думаешь, что прилетел на передовую, и теперь трясёшься, как заячий хвост, оказавшийся рядом с лисьей норой!»
        Позже Ларс понял свою ошибку. Барабанить пальцами для англичанина было естественное состояние, если приходилось мощно напрягать мозги. Баррет не знал страха, как не знал и жалости. Но об этом Ларсу ещё предстояло узнать, а пока он лишь бросил на своего пассажира снисходительный взгляд и улыбнулся:
        - Скорее, нам докучают страшилки о них, вроде этой, - в свою очередь кивнул на радио Ларс. - Вам нечего волноваться, здесь не опасней, чем на материке. Зато я вам расскажу то, что не расскажут газеты. Такие новости не укладываются в их формат, а потому никогда не будут напечатаны, но мне рассказывала прилетевшая на смену шахтёрская вахта, что по пути на Шпицберген к их самолёту пристроился уж неизвестно откуда взявшийся русский истребитель. Он подошёл очень близко, и его наблюдали в иллюминаторы то с одного, то с другого борта. Шахтёры были уверены, что им конец. Но русский увидел, что самолёт не военный и улетел! Как вам такое? На самолёте были знаки норвежской авиакомпании, но он их не тронул!
        - Глупо, - зевнул Баррет. - В таком случае вашим военным следует перебрасывать войска и оружие исключительно самолётами гражданских авиакомпаний. Да ещё и с манекенами детей в иллюминаторах.
        - Ну, не знаю… - прикусил губу Ларс. - Мне это показалось удивительным. И потом я всего лишь хотел сказать, что до этого перебежчика я не встречал ни одного русского.
        - Кстати, о перебежчике… Я видел ваш протокол. Вы были пьяны, когда его составляли?
        - Нет… - растерялся было Ларс, но тут же взял себя в руки. - Возможно, мой протокол не безупречен, но я предупреждал начальство, что лучше бы русских скинуть военным. Не понимаю, почему они от них отказались?
        - Не безупречен - это вы можете сказать о своём английском. А ваш протокол информативен не более использованного пипифакса. Что же касается ваших военных, то русские им не достались, потому что я так приказал.
        - Вы?!
        - А что вы так удивляетесь? Сначала я на них взгляну, а потом уж решу, что с ними делать дальше - отдать военным или взять себе в разработку?
        Теперь настал черёд Доккена нервничать. «Да кто же ты такой?!» - морщил он лоб, сжав руль побелевшими пальцами.
        - Знаете, сэр, - начал несмело прощупывать почву Ларс. - Мне такая ситуация в диковинку. Это, наверное, вам привычно иметь дело с перебежчиками, а у нас так даже не припомню, когда ещё такое случалось на моей памяти. А что, разве в Англии полиция ими занимается? Мне всегда казалось, что это работа специальных служб?
        - Где второй протокол? - прервал Баррет.
        - Второй? Их должно быть два?
        - Я спрашиваю о протоколе допроса заложника. Доккен, вы его допрашивали?
        - Заложника? - искренне удивился Ларс. - Нет, конечно!
        - Почему?
        - Помилуйте, он и так немало натерпелся! Шесть часов под дулом пистолета, под штормовым ветром, на утлом катере, среди ледяной воды. Знаете, такое даже молодым не каждому под силу, а он уже в годах.
        - Что же вы с ним сделали?
        - Ну… - пожал плечами Ларс. - Помог, как мог… оказал психологическую помощь, морально поддержал.
        - Понятно, - хмыкнул Баррет. - Где он сейчас?
        - Я его подселил к шахтёрам в сменный блок. Он сейчас полупустой. Это когда пересмена, там рейс ждут - не протолкнуться. А сейчас места много.
        - А перебежчик тоже вместе с ним, в этом сменном блоке? - спросил Баррет, и Ларс услышал язвительные нотки.
        - Ну что вы! Он у меня в участке, под замком. Всё, как положено. Никого не подпускаю, хотя любопытных хватает. Простите, а разве я должен был сделать что-то не так?
        - Скажите, Доккен, вы можете утверждать, что этот русский заложник находится под вашим постоянным контролем?
        - Вы полагаете, что он может сбежать? - засмеялся Ларс и не удержался от едкой шпильки: - Если вы при подлёте не обратили внимание, то мы на острове!
        - Меня не интересуют ваши географические познания. Я знаю, что ему некуда деться. Меня интересует, что этот заложник болтает, что спрашивает и даже что думает? Вы приставили к нему своего агента? - Баррет вдруг посмотрел на Доккена с любопытством. - Вы понимаете, о чём я говорю? У вас есть собственная агентурная сеть? Вы уверены, что владеете обстановкой в вашем, - англичанин неопределённо кивнул в окно, - таком огромном ведомстве? Как вы вообще добываете информацию о происходящем в посёлке?
        - Посёлок невелик. В самый массовый период не больше трёхсот человек. И о каждом шахтёре я знаю всю подноготную без помощи шпионящих агентов, - гордо заявил Ларс. - Мы не на материке, господин Баррет. Здесь всё иначе.
        - Везде всё одинаково. Если бы в вашем посёлке жило всего два шахтёра, то и тогда один из них должен быть вашим агентом. А лучше оба. Впрочем, я вас не виню. Вы совсем не отличаетесь от тех, кто вас возглавляет. Даже развязав с русскими войну, ваше правительство не знает, что с ней делать дальше. Наивное сборище никчемных дегенератов!
        Ларс бросил на покрасневшее лицо англичанина удивлённый взгляд, затем многозначительно спросил:
        - Это вы сейчас о ком? Прошу вас, сэр, не забывать, что я являюсь представителем….
        - Заткнитесь, Доккен, и не изображайте из себя возбуждённого павиана. В Осло я тоже самое твердил в глаза каждому встречному из ваших министров. Не бывает войны без войны! Без потерь, жертв и руин. А вы хотите и нефть отхапать у русских и при этом не обломать ногти. Так не бывает. И воевать чужими руками у вас тоже не получится. В Европе в основной массе такие же миролюбивые дегенераты, как и ваши. Так что добровольцев не ждите. Что же касается Норвегии, то в вашем правительстве полно пацифистов, которых пора гнать поганой метлой. И чем скорее, тем лучше.
        - Не уверен, что могу с вами согласиться, - нерешительно возразил Ларс. - Наверное, я тоже один из этих миролюбивых дегенератов. Русские рядом с нами, но на Шпицберген не упала ни одна ракета. Мне это нравится, как и любому живущему здесь норвежцу. Если уж моя страна объявила России войну, то пусть она будет такая, как есть. Я даже за то, чтобы лишний раз не дразнить русских. Не мне вам говорить, что России есть, чем ответить. Поспорю, что англичане тоже за то, чтобы и дома их были целы, и сыновья живы. Если вы назовёте мне хоть одно государство, в котором думают иначе, я прострелю себе ногу. Но уверен, что она останется у меня невредимой. А подталкивать на драку с соседом, как это делает с нами Европа, я считаю преступно и аморально. Всё равно, что добывать чужими руками из улья мёд, даже не предложив на голову сетку.
        Нил Баррет спорить не стал. Он лишь усмехнулся уголками рта и отвернулся к окну, разглядывая грязно-серый пейзаж. Отбарабанил пальцами частую дробь, откинулся в кресле, вытянув ноги, зевнул, потянулся и, словно не слышал пламенных слов Ларса, нехотя спросил:
        - Мы когда-нибудь приедем?
        - А мы уже приехали, - Ларс кивком указал на показавшуюся мачту радиотранслятора. - С гостиницами у нас выбор невелик - всего одна, да и та скорее хостел. Так что варианты удобств предложить не могу. Я вас отвезу в номер, уж в какой есть, а как отдохнёте, поедем смотреть русских.
        - Для начала мне понадобится кабинет без любопытных шахтёрских ушей да хороший кофе. С этим уж, надеюсь, справитесь? А с гостиницей повременим. Возможно, уже сегодня я улечу обратно.
        - Тогда ко мне, - Ларс съехал с дороги, протянувшейся в центр посёлка, на тропу, ведущую к его офису. - Шахтёры обходят меня окружной дорогой, кофе тоже найду.
        Синий короб, утеплённый и переделанный под жилое помещение из морского двадцатитонного контейнера, с большой натяжкой тянул на гордое звание полицейского участка. Три крохотных комнаты, одна из которых была с решёткой для задержанных, во второй Ларс спал, свернувшись клубком, потому что вытянуться в полный рост не позволяли узкие стены, а в третьей, самой большой, он обустроил кабинет. Кабинет не без основания был его гордостью. На стенах вымпелы за призовую стрельбу, на столе фотографии с отобранной у браконьеров добычей, напротив стола диван, обтянутый отливающей теплом перфорированной кожей, рядом единственный стул для допроса задержанных. Но главной причиной для хвастовства перед посетителями у Ларса было кресло-массажёр! Его он привёз с материка, заплатив за багаж круглую сумму. Но оно того стоило. В нём Ларс просиживал добрую часть своего служебного времени. Если уж случалось отлучиться в посёлок за нарушителем закона, то сразу его за шиворот, в офис на стул, а самому в кресло. И уж тогда, жмурясь от удовольствия, от пробегавших по спине массажных шаров, можно было расслабиться и,
снисходительно взглянув на поникшую жертву, приступать к допросу.
        Ларс щёлкнул замком двери и по-хозяйски предложил англичанину войти первым. Баррет лишь мельком пробежался взглядом по полицейским трофеям Доккена и вдруг, швырнув сумку под стол, плюхнулся в кресло. Ларс ошеломлённо сглотнул. Он растерянно застыл перед столом, глядя на шарящего в поисках включателя массажёра Баррета, и впервые не знал, что ему делать. Затем, заметив на столе забытую пачку «Хилтона», схватил её как спасательный круг, ловко выбил сигарету и, вставив в рот подрагивающими пальцами, зашарил по карманам в поисках зажигалки.
        - Да-а… - только и смог он выдавить, поразившись наглости Баррета.
        Зажигалки в карманах не оказалось, Ларс заметил её рядом с пепельницей, потянулся, но вдруг споткнулся о внимательный взгляд англичанина.
        - Вы позволите? - запоздало вспомнив о правилах приличия, спросил он, постучав по пачке сигарет.
        - Не позволю.
        Баррет брезгливо взял двумя пальцами полную окурков пепельницу и швырнул под стол в урну.
        Теперь Ларс и вовсе потерял дар речи. Ему вдруг показалось, что следующим шагом, чтобы окончательно его унизить, последует предложение занять стул, на который он обычно усаживал нарушителей.
        - Доккен, это всего лишь забота о вашем и моём здоровье, - улыбнулся Баррет. - Вам нет и тридцати, а выглядите вы ни к чёрту. Жёлтая кожа, под глазами мешки. У вас пошаливает печень, да и с почками непорядок. Вам просто необходимо менять образ жизни. Так вы до пенсии не дотянете.
        «Начинается! - скрипнул зубами Ларс. - Теперь он прочтёт мне мораль о вреде курения. А что, если взять и вышвырнуть эту самодовольную физиономию за дверь? - но, взглянув на круглые бицепсы англичанина, Ларс вздохнул. - Не получится».
        - Скажите, сколько мне лет? - вдруг вместо урока морали спросил Баррет.
        «Так ты ещё и самовлюблённый пингвин! - посмотрел на него, насупившись, Ларс. - Нарцисс, переживающий о том, как он выглядит в глазах окружающих. Не удивлюсь, если, порывшись у него в сумке, я разыщу косметичку. Насчёт печени англичанин прав - пошаливает. А вот насчёт почек - это новость. Вдруг не врёт? На всякий случай нужно бы зайти к доктору. Но раз у них пошло соревнование на наблюдательность, то в долгу он тоже не останется, - не торопясь с ответом, Ларс прошёлся взглядом по Баррету с головы до ног. На макушке жёсткий ухоженный ёжик. Слишком чёрный - наверняка подкрашивает. Лицо тоже ухоженное, да к тому же неплохо откормленное - вширь не меньше, чем по вертикали. В глазах ни на мгновение не исчезающий сарказм. Такой обычно у наслаждающихся властью негодяев. Но вот мышцы действительно впечатляли. Они выпирали сквозь футболку рифлёными дынями, вырываясь из-под ворота на открытую шею распухшими венами. Стероиды! - тут же нашел объяснение Ларс. - Самодовольный ублюдок! Тоже мне - человек-загадка. Хочешь, чтобы я угадал, сколько тебе лет? Да пожалуйста! Сорок, плюс-минус год. Но если ты уж так
переживаешь, как выглядишь, то подыграю».
        - Тридцать шесть.
        - Накиньте ещё два десятка, - расплылся в улыбке Баррет. - Теперь вы меня понимаете? А сейчас, пока я разберусь с вашей кофеваркой, приведите русского.
        - С кого начнём? - спросил слегка ошеломлённый Ларс. - С перебежчика или заложника?
        - С любого. Кто ближе, того и ведите.
        - Тогда с первого.
        Ларс достал из-под стола картонную коробку.
        - Пистолет русского у меня в сейфе, а это все вещи, что были при нём.
        Затем взглянул на дверь, ведущую в камеру, где у него находился перебежчик, стоило лишь пройти по крохотному коридору с закрытым шторкой туалетом. Но в камеру ещё вёл вход со двора, чтобы не тащить иногда грязных и не совсем трезвых шахтёров через чистый кабинет.
        - Сейчас приведу, - кивнул Ларс, выбрав длинный путь, через двор.
        На то у него была причина. Требовалось срочно сделать один звонок. Это желание свербило в нём, нарастая по мере увеличения времени общения с Нилом Барретом. Он вдруг понял, кто ему может помочь. Его друг Расмус Олден! Расмус служил при главном полицейском департаменте в Осло, и была надежда, что он сможет прояснить ситуацию с нагрянувшим на остров англичанином. Во всяком случае, попробовать стоило. Ларс завернул за угол и, вытащив телефон, пробежался по справочнику. Конечно, такой звонок ему влетит в добрый десяток крон, но чтобы позвонить бесплатно с телефона в кабинете, пришлось бы выставить Баррета. А это уже маловероятно.
        - Расмус! - Ларс выглянул на дверь, поймав себя на мысли, что не удивился бы, если бы англичанин вдруг вышел следом, чтобы его подслушать. - Расмус, дьявол вас там всех побери, кого вы ко мне прислали?!
        - А!.. - засмеялся Олден. - Это ты о Баррете? Ты его уже встретил?
        - Встретил, но лучше бы он пролетел мимо! Ты можешь мне ответить, за каким чёртом вы его ко мне отправили? И не проще было бы отослать русских первым же рейсом к вам на материк или отдать на базу в Лонгьир?
        - Мы тут ни причём. Поверь, если бы от нас что-то зависело, то так бы и произошло. Но ты же понимаешь, что мы здесь, в Осло, давно себе не хозяева. Консультантов хватает в каждом братском посольстве, только успевай выполнять их прихоти.
        - Плевать на посольства, Расмус, я сейчас не об этом. Ты мне можешь сказать, кто он такой, и почему я должен его терпеть вместо того, чтобы дать хорошего пинка?
        Расмус Олден взял паузу, многозначительно подышал в трубку, и Ларс отчётливо представил, как он, опасливо озираясь по сторонам, прикрывает рот рукой.
        - Это ты там с Северного полюса можешь на всех плевать, а мы здесь связаны по рукам и ногам. Я бы с радостью поменялся с тобой местами, лишь бы послать всех этих советников к чёрту. Ларс, ты с этим англичанином поосторожней. Он наделён большими полномочиями.
        - Какой своевременный совет! Расмус, ты ведь знаешь, кто он такой? Чувствую - знаешь! Это ты должен был позвонить мне первым и предупредить, а не я сейчас вытягивать из тебя информацию клещами. Так что ты уж там не строй из себя сейф с секретами, а намекни по-дружески, кого мне усадили на голову?
        Наконец Олден сдался, и Ларс с трудом разобрал его шёпот:
        - Официально он занимает какую-то небольшую должность в английском посольстве.
        - А неофициально? Смелее, Расмус, не верю, чтобы вы да не пробили его по своим каналам?
        - Как у тебя всё просто. Вот так взяли и пробили. Туда только попробуй сунься. Но кое-что у нас на него есть. Ларс, существует небезосновательная догадка, но это строго между нами. Англичанин из МИ-6.
        - МИ-6?! Британская разведка?
        - Да. Баррет у них считается лучшим специалистом по России. Поговаривают, что на русских он тюленя съел. Извини, но больше я тебе ничего сказать не могу.
        А больше и не требовалось.
        Ларс задумчиво потёр телефоном нос, так и не отключившись от всё ещё что-то рассказывающего и оправдывающегося Расмуса, постоял, уставившись на собственное отражение в луже, затем, спохватившись, пошёл открывать камеру.
        Когда они вместе с русским вошли в кабинет, Нил Баррет уже справился с креслом и теперь, не поднимая головы, колдовал над кофеваркой. Ларс ревниво взглянул на перекатывающуюся волнами спинку массажёра, затем рухнул на гостевой диван, а русскому указал на стул.
        - Его зовут Кирилл Катков, сэр. В звании, кажется, капитан.
        - Спасибо, Ларс, я помню, - не отрываясь от кофеварки, кивнул Баррет и вдруг перешёл на русскую речь: - Господин Катков, как вам на норвежской земле?
        - Нормально, - мрачно ответил Кирилл. - Хотя я рассчитывал на другой приём.
        - Какой же? - Баррет потянул носом взвившийся парок над кофейной чашкой и вдруг, заметив недоумение на лице Ларса, перешёл на английский: - Сделайте себе и ему, и можете включить переводчик, - затем без перехода снова на русский: - Так на какой приём вы рассчитывали, господин Катков?
        Баррет неожиданно поднял взгляд, и Кирилл в полной мере ощутил на себе синдром стеклянных глаз. На него смотрела змея, не мигая и спрятав узкие зрачки за поблёскивающей непроницаемой роговицей. Казалось, ещё мгновение, и последует бросок с широко развёрнутой пастью и выставленными иглами-зубами с капающим ядом. Но вдруг напряжение на лице сменилось роскошной улыбкой, глаза оттаяли, потеплели, англичанин участливо кивнул, затем спросил:
        - Считаете, что вас здесь откровенно недооценили? Я вас понимаю, господин Катков. Вы бежали из лап репрессивного режима, проделали полный опасностей путь, а в итоге оказались за решёткой. Но всё уже в прошлом. Потому я и прилетел в этот богом забытый край. Исключительно ради нашей встречи. Наверное, мои слова вам покажутся преждевременными, но мне подсказывает интуиция, что мы с вами обязательно подружимся. Да и нет у вас другого выхода, как выпрыгивать из штанов, чтобы стать моим другом. Потому что только я буду решать вашу судьбу. К тому же не вижу каких-то оснований, чтобы нам не подружиться. Почему бы нет? Я не хуже вас знаю Россию, восхищаюсь вашим смелым поступком, и это даёт мне право думать, что мы просто обязаны сблизиться и быть друг с другом откровенны. А что, вам там действительно было невыносимо? Всё-таки какая-никакая, но родина. К сожалению, мы не выбираем, где нам родиться, но по умолчанию обязаны любить место рождения. Чтобы сломать этот стереотип нужна весьма веская причина.
        - Чтобы сломать, как вы сказали, этот стереотип, у меня было много веских причин.
        - Да-да… - задумчиво вздохнул Баррет. - Я читал. Вас бросила жена, развод вас надломил и заставил пересмотреть взгляды на жизнь.
        - Это только одна из причин, хотя и не последняя.
        - Валяйте другие причины. Смелее, Катков! Мы ведь договорились быть откровенными. Разве не так?
        - Так, - согласился Кирилл. - Хорошо владеете русским. Акцент почти незаметен, но он есть. Вы откуда?
        - Спасибо за комплимент, потому что ваш язык действительно очень сложен. Чтобы им так владеть, как владею я, нужны десятилетия. Не возражаете, если я буду звать вас по имени? У русских это располагает к особому доверию, и мне это по душе. Я буду обращаться к вам - Кирилл, а вы меня зовите - Нил. Идёт? Давай, Кирилл, попробуем и сразу почувствуем, как рухнула между нами стена непонимания. Русские переходом на «ты» умеют с первых же слов растопить так навязываемый нам официоз. Мне всегда это в вас нравилось.
        - Так откуда ты, Нил? - легко принял новые правила игры Кирилл.
        - Я подданный британской короны.
        Кирилл мечтательно вздохнул и причмокнул:
        - Я бы тоже не отказался от подданства этой короны. И это ещё одна из причин. Другие есть смысл перечислять? По сути они все идентичны этой. Я не хочу жить в России, не хочу воевать, не хочу убивать других ради нефти. Скажи мне, Нил, разве это так трудно понять?
        - Нетрудно. Но пока что, Кирилл, ты перечислил мне лишь то, чего не хочешь. А чего же ты хочешь?
        - Достойно жить. Жениться на какой-нибудь богатой английской дуре, чтобы не считать рубли, а швырять фунты. Хотя бы раз сходить в казино, и не для того чтобы выиграть, а чтобы просадить и не жалеть. Летать по миру не в грузовом отсеке транспортника, а в бизнес-классе роскошного лайнера. Долго перечислять, Нил. Если меня понесёт, то просидим до утра.
        - И ты полагаешь, что для того, чтобы всё это получить, достаточно проплыть на катере сто миль? Кирилл, в нашем мире, чтобы что-то взять, нужно что-то дать. Да и скажу тебе по секрету, богатые дуры давно разобраны. Почему ты не перегнал Су-тридцать пятый, а банально приплыл на катере? История знает случаи, когда твои соотечественники уже угоняли самолёты и вполне удачно. За этот истребитель тебе бы хорошо заплатили, хоть наши, хоть американцы. И уж точно не пришлось бы продаваться в альфонсы. Ваш Су-тридцать пять сидит в заднице НАТО занозой. Поверь, чтобы его изучить, многие бы тебя озолотили.
        - Меня бы сразу сбили. Хотя с моим опытом можно было бы и рискнуть. Такая мысль приходила мне в голову, но тогда, когда уже всё изменилось. Когда меня уже не подпускали к самолёту.
        - Почему?
        - Нил, я бы не хотел об этом. За те последние дни мне откровенно стыдно.
        - Кирилл, мы ведь договорились - начистоту!
        - Да понимаешь, Нил, мы ведь русские чуть что, так сразу бросаемся к нашему испытанному лекарству. Вот и я, когда жена бросила, так тут же потянулся к стакану. Ну и началось… выговоры, предупреждения, все от меня отвернулись, от полётов отстранили. А когда пришла мысль к вам сбежать, уже было поздно.
        Баррет недовольно пробарабанил пальцами по столу:
        - Жаль. Очень жаль, что все хорошие мысли к нам всегда приходят, когда уже поздно. А почему ты выбрал катер? Да ещё такой утлый? Кирилл, я видел разведснимки твоего аэродрома. В Нагурском причал усеян катерами, и многие выглядят надёжней этого?
        - Этот стоял в дежурстве. А значит, полностью заправлен, исправный и проверен.
        - Да, да, ты писал об этом. Кстати, с тем матросом и мичманом, на которых ты напал, всё в порядке.
        - Мне это безразлично.
        - Конечно, как скажешь. Но, Кирилл, зачем заложник? Своими действиями ты подставился под статью о терроризме! А у нас одно это слово наводит ужас на законников. Даже я, твой друг, не знаю, как смыть с тебя такое пятно? Нам придётся постараться.
        - Он был моей гарантией, что я смогу к вам доплыть. Нил, не будь заложника, по моему следу послали бы вертолёт и без угрызений совести расстреляли с воздуха.
        - А что, погони не было?
        - Может, и была, но я их всех перехитрил. Наверняка они решили, что я поплыву на юг к Надежде. Этим путём море чистое, и можно встретить норвежский корабль. Но я взял курс северней, к Белому. Так хоть и длиннее, и опаснее, но надёжней. Пару раз я чуть не пропорол днище о льдину, но зато я здесь.
        - А что, этот заложник какая-то важная шишка?
        - Не знаю. Он весь путь трясся и скулил, как ему страшно. Нефтяник с «Заразломной», а кто он, я не вникал.
        - Ты отважный парень, Кирилл, но одного я не могу понять - как такой смелый, отчаянный герой, лётчик, капитан и вдруг сломался из-за развода с женой? Ну был бы ты вцепившимся в юбку слюнтяем, было бы всё логично. Но ты?..
        - Скорее, это было поводом. Последней каплей. А в глубине души я давно хотел переметнуться, да боялся себе в этом признаться.
        - Угу… - промычал Баррет. - Понимаю. Желание свободы, демократии и всякая такая чушь. Не повторяйся, я это уже слышал не раз. Твои вещи? - англичанин вывернул содержимое коробки на стол.
        - Мои!
        Кирилл отшвырнул пальцем часы, пару сторублёвых купюр, оставил без внимания телефон, брелок с ключами, но увидев электронную сигарету, схватил, как путник в пустыне хватает стакан с водой.
        - Я возьму? Как же мне эти дни её не хватало! И картридж тоже заберу. Я его специально зарядил. Как знал.
        Баррет забрал у него из рук блестящий цилиндр с мундштуком и прозрачной колбой на конце, поднёс к глазам, покачал уровнем жидкости, повертел со всех сторон и вернул:
        - Помогает?
        - Ещё как помогает. Хочу избавиться от вредной привычки, но пока что без этой штуки никак.
        - Вижу, Кирилл, что ты решил кардинально изменить свою жизнь. Начиная с мелочей и заканчивая глобальными переменами, - Баррет обернулся к Доккену и поучительно заметил, перейдя на английский: - Заметьте, Ларс, даже русский понимает вред курения. Кстати, вы проверили все эти вещи?
        - И даже составил описание. Часы у него интересные. Много чего показывают - высоту, давление, барограмму погоды. Если бы не на русском, я бы их оставил себе.
        - А электронную сигарету проверили?
        - Да, проверил. Разобрал, собрал и даже попробовал покурить. Дерьмо все эти электронные игрушки, скажу я вам! Настоящую сигарету не заменяют. Ни аромата, ни крепости, один бесполезный пар.
        - Как ты представляешь свою дальнейшую жизнь? - теперь Баррет снова переключился на Каткова.
        - Тебе виднее, Нил, но мне кажется, мой поступок должны оценить.
        - Вот как?
        - Ты же сам сказал, что восхищаешься моим подвигом? Может, найдётся ещё кто-то в вашей верхушке, кто захочет меня отметить?
        - Чего же ты хочешь? - не удержался от улыбки Баррет. - Орден? Или аудиенцию у королевского семейства? Я уже тебе говорил - чтобы что-то взять, нужно что-то дать взамен. Но пока что я не вижу от тебя никакой пользы!
        - А мой опыт? Он может вам пригодиться. Я опытный лётчик! Я могу переучиться на ваши истребители и защищать небо Англии.
        - Что?! - на этот раз Баррет сорвался на гомерический хохот. - Ты сам-то хоть понял, что сейчас сказал? Кирилл, у Англии достаточно своих лётчиков. И в отличие от тебя, преданных своей стране. Сегодня ты решил к нам, а завтра захочешь домой и ради того, чтобы тебя простили, угонишь наш «Тайфун»? А может, ты для этого и приплыл? Связал несчастного нефтяника, угнал катер, теперь сидишь здесь перед нами и как говорят у вас в России - пудришь мозги, а сам нацелился на наш «Тайфун»?
        Катков едва слышно матюгнулся одними губами, потупился, разглядывая узоры на полу, затем вздохнул:
        - Ладно, проехали. Делайте со мной что хотите, только не отдавайте обратно.
        - А это тоже ещё нужно заслужить! Другой раз даже между врагами бывают добрые жесты. Мы вернём тебя русским, а взамен попросим нашего провалившегося резидента. Так что ты уж постарайся. Подумай над тем, чем ещё можешь нам помочь?
        - Не знаю… - окончательно замкнулся в себе Кирилл. - Я рассчитывал быть вам полезен как лётчик, а там сами решайте.
        Баррет его не торопил, ничуть не смущаясь возникшего молчания. Навалился спиной на скрипнувшее кресло, легко поигрывая пальцами по раскрытому блокноту, долго и пристально разглядывал подёргивающийся нерв на скуле Каткова и вдруг звонко грохнул ладонью по столу:
        - Купился?! Ха-ха-ха, Кирилл, вижу, что купился!
        - Это была шутка? Нил, у нас за такие шутки…
        - Да будет тебе - мы же друзья, а с друзьями так не поступают. Лучше давай вместе подумаем над тем, что нам с тобой делать дальше? Чтобы лучше это понять - составим твой портрет, - Баррет ювелирно, двумя пальцами, выудил из нагрудного кармана крохотный диктофон и положил перед Катковым. - Расскажи мне о себе. С самого детства. Вспомни первую учительницу, затем первое свидание и как её звали, когда попробовал свой первый стакан вина, где проводил лето? Смелей, Кирилл, мне интересно всё. От твоего зачаточного невнятного мычания до сегодняшнего дня.
        - Нил, на это уйдёт уйма времени!
        - А ты куда-то торопишься?
        Ларс недоверчиво посмотрел на панель переводчика, затем на Баррета. На этот раз уже и он был готов поверить, что англичанин большой шутник и данное представление не что иное, как розыгрыш. Но судя по тому, как Баррет весь обратился во внимание - не тут-то было. Англичанин действительно собирался выслушивать русского, как тот проводил время в школе?! Ларс откровенно зевнул. Скучающе повертел головой, покосился на пачку сигарет, на мерцающий огоньком диктофон, но Нил Баррет никак не отреагировал на его страдания. Тогда Ларс решительно встал, выключил переводчик и, воткнув в рот сигарету, вышел за дверь. Детские воспоминания русского? Это уж увольте! Это без него.
        Когда англичанин заявил, что уже сегодня улетит обратно на материк, Ларс надеялся, что он сдержит своё слово и уберётся с острова, прихватив с собой русских. Но пока что Баррет и не думал собираться. Наоборот, судя по всему, ему здесь даже нравилось!
        Ларс в сердцах ударил кулаком в истекающую каплями сосульку над головой - забирал бы русских с собой в посольство и там бы копал их родословные до седьмого колена! Так нет же, англичанину это обязательно делать, развалившись в его кресле!
        Он прислушался к разговору за дверью. Говорил только русский, Баррет его не перебивал. Дымя сигаретой, Ларс совершил вокруг коробки полицейского участка неспешную прогулку и, подойдя к окну, снова прислушался. Никаких изменений. Тогда Ларс забрался в машину и, откинувшись на сиденье, привычно задремал. Проснулся он от того, что в кармане разрывался телефон.
        - Кто это? - спросил Ларс со сна осипшим голосом, не с первого раза попав в кнопку.
        - Доккен, зайдите.
        Ларс опешил. Вместо того, чтобы выглянуть за дверь и позвать, выкрикнув имя, англичанин позвонил на телефон, на его личный, известный лишь немногим номер и приказал таким тоном, словно дал пощёчину. Это был неприкрытый намёк. Баррет и о Ларсе знает гораздо больше, чем тот мог себе представить. Англичанин всегда, к любой встрече шёл тщательно подготовившись, не глядя на то, кто перед ним.
        «Любопытно, - задумался Ларс. - Он и о моём детстве всё знает? Или попросит рассказать? За что мне такое наказание? И откуда он свалился на мою голову?» Впрочем, на последний вопрос Ларс уже знал ответ и, тяжело вздохнув, поплёлся в кабинет.
        - Отведите его в камеру, - приказал Баррет, указав на Каткова. - Кстати, вам будет это удобнее сделать вот через эту дверь, - указал он на дверь, скрывающую прямой путь.
        Ларс поймал себя на мысли, что уже не удивился. Вернувшись, он спросил:
        - Привезти вам заложника, сэр?
        - Погодите, Доккен. Теперь мне хотелось бы послушать вас.
        «Так и есть! - Ларс бросил на англичанина недобрый взгляд. - Сейчас он захочет выслушать моё зачаточное мычание!»
        - Я немногое могу добавить к тому, что вам уже рассказал русский. А если быть точнее, то, наверное, и вовсе ничего нового.
        - А что вы о нём думаете? Вы встретились с ним раньше меня, и у вас уже сформировалось о Каткове какое-то собственное мнение. Поделитесь со мной вашими размышлениями. А в том, что вы размышлять умеете, я уже убедился по дороге с аэродрома. Про мёд и пасечные сетки у вас складно получилось.
        - Мне трудно судить, сэр, - неохотно начал Ларс. - У вас гораздо больший опыт таких общений, и мои размышления могут вам показаться смешными.
        - Смешна глупость. А если человек пускается в размышления, то это уже проявление его ума. Вы слышали наш с ним разговор. Возможно, у вас возникли вопросы в процессе допроса.
        Дабы показать, что он внимательно вникал в работу англичанина, Ларс спросил первое что пришло в голову:
        - Меня удивило, как вы быстро собрали о русском информацию. Даже ту, что была по другую сторону. Я имею в виду информацию о состоянии здоровья матроса и мичмана, на которых он напал.
        - Ах, это… Скажу вам так, Ларс, что я не имею ни малейшего представления ни о матросе, ни о том мичмане, ни тем более об их здоровье.
        - Вы его обманули?
        - Всего лишь сделал предположение, что с ними всё в порядке. Мне была важна его реакция, и я её увидел. Скажите, Ларс, а вот как бы вы использовали русского в интересах Норвегии? Не бойтесь мыслить широко. Представьте себя одним из ваших высокопоставленных чиновников.
        - Мне трудно такое представить, сэр, - Ларс чувствовал, что его тянут на скользкий путь политики, но англичанин давил, и он понимал, что отмолчаться или отделаться парой фраз не получится. - Наверное, я бы отдал его средствам массовой информации. Вы лучше меня знаете, как это делается. Газеты создали бы из него мученика, а он бы рассказывал жуткие сказки о России, и все были бы довольны. Телеканалы рвали бы его на части, а он с экранов разоблачал страшного соседа с кровавым оскалом. Как-то так.
        - Не тот типаж, - возразил Баррет. - Немногословен, замкнут, фантазии маловато. Таких пресса не любит. Да и любой опытный журналюга его тут же расколет.
        - Что же с ним тогда делать, сэр?
        - А ничего, - пожал плечами Баррет.
        - Простите? - удивился Ларс. - Вы сказали - ничего? Может, всё-таки отдать его военным?
        - Что ему положено по норвежским законам?
        - За незаконное пересечение границы - арест. А дальше решит суд.
        - Вот и выполняйте свои обязанности.
        Ларс задумался, и неожиданно его лицо расплылось в догадке:
        - Я вас понял. Вы же его так просто не отпустите? Хотите понаблюдать со стороны? Так сказать - создать иллюзию свободы, но при этом следить за каждым его шагом?
        - А вот это уже не ваше дело.
        Баррет снова принялся наигрывать пальцами по столу, но заметив на лице Доккена тень обиды, миролюбиво улыбнулся:
        - Да будет вам, Ларс. Сбросьте с вашей шеи этого русского и поскорее о нём забудьте. Поверьте, мне он тоже неинтересен. Обычный любитель запустить свиное рыло в дармовое корыто. Сейчас мне даже куда интересней вы, чем он.
        - Я?! - Ларс почувствовал, как по спине пробежал холодок. - Почему я, сэр?
        - Не именно вы. И даже не то, как вы справляетесь с обязанностями констебля. Вы мне интересны как представитель норвежцев. По дороге сюда было сказано, что вас устраивает та война, которой по сути нет. Многие так думают?
        Ларс понял, куда клонит англичанин и, задумавшись, ответил не сразу.
        - Мне больше нравится говорить - не война, а конфликт. И я надеюсь, что он скоро погаснет. А если вы хотите найти в нас, норвежцах, отголоски далёких предков, воинственных викингов, то их давно нет. Наверное, вы правы - мы превратились в племя миролюбивых дегенератов. И я ничего не имею против.
        - Так думают многие, пока на их землю не ступил враг.
        - Но ведь он не ступил? И мне кажется, русские тоже не хотят с нами воевать.
        - А я вам скажу причину. Вы для России - зарвавшиеся в песочнице младенцы, на которых даже не поднимается рука. Для неё назвать вас врагом - слишком потешить ваше самомнение. Русские понимают, что Норвегия лишь марионетка, а главный враг не здесь. Но сейчас никто не хочет воевать на собственной территории, и так уж случилось, что полем боя была выбрана Норвегия. Так что как бы вам не хотелось, но вас упорно будут толкать в пекло до последнего норвежского солдата. Вы смиритесь и привыкните видеть в русских главного противника. Поймите, Ларс - есть господа и есть слуги. Эта аксиома касается и государств. Вы пехота, которой пожертвуют, даже не считаясь с потерями. Не смотрите на меня, так словно я и есть причина всех ваших несчастий. Вы, Ларс, одичали на краю света, а мир стремительно меняется и давно катится в пропасть. А господа, как и прежде, будут легко размениваться слугами, очищая себе жизненное пространство. Земля давно перенаселена, и оздоровительное кровопускание ей только на пользу. Уверен, что даже вашего узкого кругозора хватит понять - Норвегия далека от круга господ. Но чтобы вам было
не так обидно, то скажу, что в эту элиту не входят и многие страны, которые считаются лидерами Европы.
        - Естественно же, вашу Англию вы причисляете к сонму господ? Кто ещё? Конечно, Германия?
        Повелительно подняв палец, Баррет прервал Ларса, как учитель прерывает глупого ученика.
        - Дорогой мой, дружище Ларс, никогда Германия не была в числе господ. Для вас я позволю себе небольшой экскурс в историю. С тысяча девятьсот сорок девятого года как раз одно из государств-господ США, чтобы разрешить возродиться Германии, связало её по рукам и ногам кабальными соглашениями. С тех пор каждый новый немецкий канцлер сразу же после выборов спешит прилететь в Америку, чтобы подписаться под «Канцлер - актом». Проще говоря - облобызать сюзерену руку. И без хозяйского одобрения он не смеет пошевелить пальцем. Срок окончания этого документа - две тысячи девяносто девятый год, так что времени у нас ещё достаточно. Но не ломайте голову, Ларс, перечисляя страны. В тех же штатах достаточно мусора, который не войдёт в избранный «Золотой миллиард». Нам нужна оздоровительная война, и вы будете воевать до её конца, пусть и не за себя, а за нас. Вы думаете, этого не понимают в Осло? Понимают, и лучше, чем кто-нибудь другой. Но они послушно делают шаг за шагом, ведущим вас в бездну.
        - Но почему русские? Наш народ не поддержит в этой войне ни вас, ни наше правительство.
        - Ещё Гёте писал: «Любой народ - дурак». И вообще выбросьте это слово из вашего лексикона. Говорите точнее - обыватель. А наш западный обыватель давно превратился в зоологического эгоиста. За жирный бургер, дешёвый бензин, беспорядочную вседозволенность простит всё, что угодно. Простили же нам бойню в Сербии? Так же простят принесённую в жертву Норвегию. А почему Россия? Да потому, Ларс, что они упорно не хотят укладываться в нашу схему. Генри Киссинджер не зря назвал Россию лишней страной. К тому же русским здорово повезло с ресурсами. И вот здесь-то и скрыт главный камень преткновения. Конечная цель государств-господ - децентрализованный планетарный суверенитет. Новая иерархия мира откроет нашей олигархии свободный доступ ко всем природным ресурсам планеты. А Россия… России уготована участь тельца, который должен быть принесён в жертву «для блага всего человечества»! Я вам это для того говорю, Ларс, чтобы вы не жили иллюзиями. Я заметил, что в Каткове вы не видели врага, не испытывали ненависти. А должны были.
        - Вы позволите с вами поспорить?
        - Вы собрались со мной спорить? - удивился Баррет. - Любопытно. Валяйте, Ларс.
        - Неужели нет других решений, кроме как уничтожения доверившейся вам Норвегии? Неужели нельзя обойтись без войны с Россией? Не верю.
        - Мир во всём мире… - ухмыльнулся Баррет. - Наивный вы дилетант. Было время, когда Россия потянулась к Европе, но Европа вдруг этого испугалась и поспешила вернуть Россию в прежнее состояние, прекрасно понимая, что для русских состояние изоляции привычное. Это состояние для них комфортнее. Когда они озлоблены и считают, что весь мир против них - это их сплачивает. Вы полагаете, что этого не понимают в Осло или в Лондоне? Понимают. Но никто не решился почесать медведя за ухом, чтобы с ним подружиться. Как вы думаете почему, Ларс?
        - Вы сами сказали, что мы испугались.
        - Испугались чего, Ларс? - покраснев, Баррет сверлил Доккена ненавидящим взглядом, словно видел в нём того самого русского медведя. - Дружбы или войны? Задумайтесь над этим вопросом. А пораскинув мозгами, вы поймёте, что нам не нужен российский друг. В их лице нам нужен враг.
        На лбу Баррета, на границе между ёжиком волос и налившейся кровью кожей выступили капли пота. Ларс глядел на них, сжимая под столом кулак. Перед ним вдруг воочию предстало преображение человека в чудовище. Да, Нил Баррет с первого момента их встречи был ему неприятен, но при этом всё же оставался человеком. Но вдруг с него поползла лохмотьями шкура, обнажились рога, сверкнули клыки, на побелевших губах блеснула кровь…
        Ларс тряхнул головой, отгоняя наваждение.
        - А нельзя ли этого врага поискать где-нибудь в другом месте?
        - К примеру?
        - Подальше от Норвегии. Почему бы не направить усилия на Ближний Восток. Он и так весь в огне. Да и нефти у них с избытком. Положа руку на сердце признаюсь - арабы мне не по душе. Куда страшнее, чем русские. Они распространяются по планете с катастрофической скоростью. В начале двадцатого века белое население составляло треть населения мира, а в конце века всего шестнадцать процентов. Сейчас и того меньше - лишь десять.
        - Да вы ещё и шовинист? Не переживайте, дойдёт очередь и до Ближнего Востока. Сейчас важно расставить приоритеты. Я начал заниматься Россией, когда вы, Ларс, ещё гадили в памперсы. В отличие от арабов, русские стремительно набирают силу. Всего лишь каких-то пару десятков лет назад, чтобы уничтожить их полуразвалившийся Северный флот, нам бы понадобилось не больше месяца. Теперь я даже не рискну делать какие-то прогнозы. Появилось много новинок вооружения, которые могут оказаться для нас неприятным сюрпризом. Сейчас я вынужден выковыривать из вас пацифистскую чушь, а в это время в Северодвинске проходит модернизацию крейсер «Пётр Великий». Когда он выйдет, то ваш москитный флот мы не сможем выгнать из шхер даже под дулами расстрельных команд. Русские тщательно скрывают, что на нём ставят, но разведка докладывает, что ничего хорошего ожидать не приходится. Время торопит, пока этот монстр ещё в норе. Когда он вылезет в Баренцеву лужу, нам всем придётся поджать хвосты. Так что, Ларс, заканчивайте нытьё, берите в руки оружие и душу наполняйте ненавистью. А я вам в этом помогу. Пора заканчивать с вашей
«странной войной» и превращать её в настоящую, с огнём и дымом пороха. Ну а сейчас, приведите мне заложника.
        Когда Доккен привёз второго русского, с Барретом уже успела произойти обратная трансформация - из чудовища в человека. Теперь он вновь улыбался, глаза засветились теплотой. Привстав и изобразив вежливый поклон, он указал заложнику на стул:
        - Как я вас понимаю! Даже не берусь представить, как бы на вашем месте поступил я? Но точно уж не так уверенно, как вы. Даже ваш похититель признал, что вы мужественный человек! Кофе?
        - Да, пожалуйста, не откажусь. Сахару побольше. Вы мне льстите, а вот между нами говоря, признаюсь, я едва не получил разрыв сердца. Это очень неуравновешенный молодой человек! Он психически не здоров. Уж поверьте моему житейскому опыту.
        Заложник слегка картавил, и Баррет пригляделся, отыскивая характерные черты лица. Затем он заглянул к себе в блокнот.
        - Лев Иоаныч Стокман?
        - А вот и не угадали! Лев Илларионович Стокман. И прошу не путать со Штокманом. К Штокмановскому месторождению я не имею никакого отношения.
        Баррет бросил в сторону Доккена недовольный взгляд, в ответ Ларс пожал плечами и кивнул на переводчик, обвиняя в неточности технику.
        - И так, Лев Илларионович, что же с вами произошло?
        - О, это было ужасно! Вы не поверите, господа, но наш катер швыряло между льдин, как яичную скорлупу! Волны перекатывались через рубку, и я каждую секунду ожидал, что следующая волна будет последней. А тот тип, ну мой похититель, при этом хохотал и тыкал в меня пистолетом! Каково вам? Разве это нормальный человек?
        - Нет, не нормальный, - согласился Баррет. - Насколько мне известно, вы ожидали самолёт? Вы летели в отпуск?
        - Нет, господа, у меня закончилась командировка, и я собирался домой в Москву.
        - Собирались в Москву, а оказались на Шпицбергене. Неплохой каламбур.
        - Вот вам смешно, а мне было не до смеха. Один раз льдина ударила в мотор, и он заглох! Это хорошо ещё, что он опять сумел завестись. А если бы не завёлся?
        - Простите, мне совсем не смешно. Что вы делали на «Заразломной»? Хотя бы в общих чертах. Мы с помощником не сильны в делах нефтяников.
        - Представьте, я тоже. У меня совсем другая специализация. Вот вы меня перебили, а я, когда льдина заскрипела по днищу, успел проклясть и свою профессию, и поимённо всю профессуру, которая помогала мне её освоить. Один раз волна ударила в окно рубки и чуть его не выбила. А когда…
        - Лев Илларионович, - недовольно поморщился Баррет. - Всё это прискорбно, но не могли бы вы уточнить вашу специализацию?
        - Да, да… понимаю, господа, мои мученья вам не интересны. Что вам до несчастного человека, проведшего сутки в ледяном океане.
        - Ваш путь занял шесть часов, - начиная терять терпение, уточнил Баррет.
        - Но каких шесть часов!
        - Задам вопрос ещё раз - Лев Илларионович, что вы делали на «Заразломной»?
        - Что я делал на «Заразломной»?! И об этом вы спрашиваете Льва Стокмана? Помилуйте, господа, я её созидал! Я её ваял, как древний скульптор Агесандр ваял Венеру Милосскую. Если бы не этот сумасшедший лётчик, я сейчас был бы уже дома и, хорошенько отдохнув, готовился к роскошному отчёту. Знаете, мой босс господин Тарпищев любит, чтобы каждый отчёт занимал строго один час. Он бы так и записал в своём ежедневнике - отчёт Стокмана с одиннадцати до двенадцати.
        - Вы строитель?
        - Это смотря, какой смысл вы вкладываете в это слово. Если вы представляете меня в строительной каске и фуфайке на крыше дома, то вы ошибётесь! - засмеялся Лев Илларионович. - Таким я был тридцать лет назад, когда только закончил институт. А вот если представите меня за чертежами и рядом с трёхмерным принтером, то будете недалеки от истины. Но не просите меня построить вам дом. Это не моя специализация. Я занимаюсь буровыми!
        Баррет удивлённо повёл бровью:
        - Вы строили «Заразломную»?
        - Не говорите пошлости. Я её творил! Это большая разница. Это если бы вы сказали, что своего ребёнка примитивно взяли в роддоме. А где вложенная в него душа? Где родительская любовь?
        На этот раз Баррет не удержался от протяжного стона.
        - Вы хотите сказать, что «Заразломная» ваше дитя?
        - Да я об этом вам твержу уже добрых полчаса! Но не причисляйте мне единоличное отцовство. Над ней работала сотня светлейших голов.
        - Но вы хорошо её знаете?
        - Хорошо ли я её знаю? - возмутился Стокман. - Вы смеётесь надо мной, господа? Да завяжите мне глаза, а я всё равно проведу вас по всем этажам, не ошибившись ни на одном переходе. Скажете тоже - хорошо ли я её знаю! Вы думайте, прежде чем говорить такое Льву Илларионовичу Стокману!
        Баррет сделал в блокноте пару заметок, затем спросил:
        - Скажите, а настолько ли «Заразломная» хороша, как говорит о ней мировая пресса?
        - О ней уже говорит пресса? - удивился Стокман. - Странно. Моё начальство тщательно скрывало о ней всякую информацию. А всё потому, что эта буровая действительно уникальна.
        - Ну вы же знаете этих газетчиков. Они умудряются пролезть даже в спальню неверных королевских невесток. Так в чём уникальность «Заразломной»? Просветите нас с Ларсом?
        Стокман недолго боролся сам с собой, нервно покусывая губы, и, неожиданно понизив голос, подморгнул:
        - В богатстве!
        - В богатстве? Вы имеете в виду запасы нефти?
        - А что же ещё, господа? Чем ещё может быть богата буровая? Вы меня удивляете, честное слово! Не находите, что ваши реплики иногда лишены здравого смысла? Ну так же нельзя, господа. Даже младенец знает, что главное богатство буровой - это нефть!
        Заметив улыбку на лице Ларса, Баррет недовольно двинул скулами.
        - А не могли бы вы поточнее сформулировать ваш ответ. Мы уже поняли, что вы специалист, а мы рядом с вами неучи. Лев Илларионович, прочитайте нам лекцию, убедите фактами, цифрами, примерами.
        - Что ж, извольте, господа, можно и примерами, - одарил покровительственным взглядом Баррета Стокман. - Узнать что-то новое никогда не зазорно. Это очень хорошо, что вы стремитесь расширить собственный кругозор. Так вот, господа, что касается примеров. В двух словах, чтобы было понятно даже вам. Месторождения нефти делятся на мелкие, средние, крупные и уникальные. Если в средних находится от пяти до тридцати миллионов тонн нефти, то из крупных можно надеяться добыть от тридцати до трёхсот. Это хорошо, но далеко не предел. Другое дело - уникальные! Такие залежи - мечта любого нефтяника. Здесь нижняя планка начинается с трёхсот миллионов тонн. Вы только вдумайтесь в эту цифру, господа! А «Заразломная» стоит на таком месторождении, где даже самые строгие скептики сходятся на пятистах. Но уверяю вас, нефти там гораздо больше.
        - Шестьсот? - подал голос Ларс.
        - Ещё больше! Кстати, господа, я заметил, что вы между собой общались на английском. Мне право неловко, но имейте ввиду, что я прекрасно владею этим языком. Знаете ли, симпозиумы, зарубежные командировки, экономические форумы, без знания языка никак. Ваш друг пытался общаться со мной на норвежском. Вот этот язык мне незнаком. Хотя если вам удобно разговаривать со мной на русском…
        Баррет слегка смутился, но переходить на английский не стал.
        - Вы очень доходчиво нам всё объяснили, Лев Илларионович. Признаться, я узнал много нового. Даже не знаю, как вас благодарить?
        - Верните меня домой, господа, - вдруг взмолился Стокман.
        - Вы хотите вернуться в Россию? - на всякий случай уточнил Баррет.
        - Но не в Израиль же! Вы на это намекали?
        Теперь Баррет стушевался ещё больше.
        - Конечно же нет, кстати, вы совсем не похожи… Лев Илларионович, вы должны понимать, что с вашим возвращением существуют некоторые проблемы. Вы на норвежской территории, а Норвегия с Россией находятся в состоянии войны.
        - Но я же вижу, что вы не норвежец. Вы американец или англичанин. Прошу вас, верните меня через вашу страну.
        - Вам не терпится на доклад к боссу Тарпищеву? - улыбнулся Баррет.
        - Вам всё бы шутить, - всхлипнул Стокман. - Господа, у меня в Москве жена и сын. Что станет с ними? Вдруг меня сочтут сообщником этого полоумного военного? Тогда я превращусь в изменника, и мне даже страшно представить, что станется с моей семьёй.
        - Мы подумаем, как вам помочь, - понимающе вздохнул Баррет. - Но всё это требует времени. А пока довольствуйтесь тем, что имеете. Если у вас есть какие-то просьбы, то выкладывайте. Кстати, вас хорошо разместили?
        - Да, спасибо. Вокруг меня славные люди, даже появились друзья. Но это не то…
        - Вот и хорошо! - перебил Баррет. - Доккен, отвезите Льва Илларионовича к его друзьям. И сразу же возвращайтесь, вы мне нужны.
        Ларс принял слова англичанина весьма серьёзно и гнал в посёлок и обратно, не разбирая дороги. В душе он надеялся, что Баррету нужна помощь, чтобы теперь-то уж точно собрать вещи на самолёт. Он допросил обоих русских, что-то много писал в блокнот, забил память диктофона собственными и чужими разговорами. Он проделал много работы, которую не стыдно вывалить кому угодно на стол. Ведь есть и у Баррета начальство? Оно останется вполне довольно. Наконец-то всё это должно закончиться, и для Ларса жизнь вернётся в прежнее русло.
        Выпрыгнув из машины, он рванул дверь, надеясь увидеть Нила Баррета на пороге с собранной сумкой.
        - У меня для вас есть несколько поручений, - огорошил Доккена Баррет, даже не изменив позу в кресле с тех пор как Ларс покинул его полчаса назад.
        - Вам для отчёта остались последние штрихи? - спросил с надеждой Ларс.
        - Старина Ларс, дружище, вам не терпится меня выставить? От меня не так-то просто отделаться. Я остаюсь, хотя бы для того, чтобы докучать вам назойливыми поручениями. И вот вам первое: пусть ваш доктор возьмёт у Каткова пробу крови. Он говорил, что много пил. Нужно проверить. Алкоголь в крови сохраняется несколько дней.
        - Вас всё-таки заинтересовал лётчик?
        - Лётчик? Нет. Просто я привык доводить дело до логического конца и не признаю мелочей. Гораздо интересней Стокман. И здесь, дорогой мой Ларс, вам придётся потрудиться. Вы станете его нянькой. Все его капризы, просьбы, прихоти вы будете выполнять, как будто это просьбы на предсмертном одре вашей любимой бабушки. Но каждое его слово должно быть у вас на карандаше. Приставьте к нему ваше ухо, из тех, с кем он подружился и откровенничает. Пусть он не знает никакой нужды. Помогите ему справиться с ностальгией. Прощупайте его слабости и потакайте им. Может, он падок на выпивку или азартные игры. Проявите воображение. Работайте без оглядки на меня. Докучать я вам не стану, но незримо всегда буду рядом, даже если ненадолго отлучусь. И не пытайтесь меня отслеживать по самолёту. Мне неожиданно понравился ваш Шпицберген, и покину я его не скоро. Но для вас, Ларс, главное - Стокман! За него вы отвечаете головой, потому что он мне нужен!
        - Но у меня есть своя работа! - попытался взбрыкнуть Ларс.
        - Я от неё вас освобождаю. И ставлю вас в известность, что с этой минуты вы, констебль Доккен, переходите исключительно в моё распоряжение.
        Глава восьмая
        Голод, холод и чипсы
        15 ИЮЛЯ 2020 Г. НОРВЕГИЯ, Г. ТРОМСЁ.
        Если взглянуть на Норвегию из космоса, то складывается впечатление, что бог Один нарезал её территорию фьордами, глядя на причудливый панцирь черепахи. Сильными ударами меча создавая в хаосе узоров лишь ему понятный орнамент. От берегов Атлантического океана фьорды вгрызаются в материк, пересекая государство местами до границ со Швецией. Горные наросты чередуются с зеленью глубоких долин, но куда бы вы не свернули, вы всё равно уткнётесь в каменный берег очередного фьорда. И так от южных границ, омываемых Северным морем, до мыса Нордкап, разделяющего Норвежское и Баренцево моря. Но это если глядеть из космоса.
        Кирилл летел гораздо ниже и, припав лицом к иллюминатору, мог рассмотреть на широких рукавах фьордов крошечные соринки яхт, длинные личинки сухогрузов, редкие серые тушки военных кораблей, оставляющих за кормой белые следы. Затем самолёт заложил крен, натянув наручники, приковавшие кисти, к переднему сиденью, и внизу поплыли снежные шапки горных вершин. Свист двигателей опустился на полтона ниже, самолёт перешёл на снижение и, часто меняя курс, рыскал из стороны в сторону. Внизу снова блеснуло солнце, отразившись в серой воде фьорда, затем побежало по красным крышам домов, сплошь усыпавших небольшой вытянувшийся остров. Кажется, прилетели.
        Кирилл уже знал, что его везут в Тромсё. Город, возникший из поселения саамов, облюбовавших эти земли ещё в эпоху последнего оледенения. Расположенный в четырёхстах километрах за полярным кругом, он автоматически претендовал в Европе на статус всего самого северного. Самый северный мост, самый северный собор, а ещё ботанический сад и даже пивоварня. Но это произошло не сразу - всего пару столетий назад, когда норвежцы по достоинству оценили его расположение как незамерзающего порта и ворот в Арктику. Город быстро разрастался. На острове остался лишь центр, а основная масса домов разместилась вдоль побережий фьорда, соединяясь с историческим началом мостами и даже подземным тоннелем с перекрёстками и светофорами. Таким Тромсё виделся беззаботным туристам. Кириллу же предстояло узнать изнанку городской жизни, потому что конечным пунктом его путешествия была норвежская тюрьма. Из самолёта состоялась быстрая пересадка в полицейский микроавтобус, который и привёз Кирилла к воротам с эмблемой синего щита с норвежской короной. В обе стороны забор из сетки-рабицы, за ним трёхметровая каменная стена, за
которой с него наконец-то сняли наручники.
        - Ну здравствуй, здравствуй, символ демократии, - проворчал он, глядя на распахнувшиеся стальные двери. - Свобода встретит нас у входа? - Кирилл подмигнул ничего не понявшему сопровождавшему полицейскому. - Да только это не про меня.
        Дальше - залитый светом коридор, ведущий к стойке с норвежским флажком под блестящей стеклянной поверхностью. За стойкой офицер с заплывшими жиром волосатыми руками, кое-как вместившимися в короткие рукава форменной футболки. Широкие брюки, с грехом пополам стянутые ремнём и передавившие массивный живот на два верблюжьих горба, едва не звенели тканью, обтянув упитанные ляжки. За спиной, ещё не оправившееся от задницы мастодонта, медленно приходило в себя пухлое кресло. Вынужденный встать полицейский покинул его с явным неудовольствием и теперь всю свою злость вложил в тяжёлый насупленный взгляд.
        - Все имеющиеся вещи на стол.
        Общался с Кириллом он так же, как и констебль Доккен, через электронный переводчик. Нажав клавишу, дождался, когда прозвучит его фраза на русском, довольно кивнул, затем постучал ладонью по стойке.
        - Вот сюда.
        В ответ Кирилл театрально вывернул пустые карманы и ехидно заметил:
        - Не повезло тебе, - и ткнув пальцем за спину, добавил: - всё, что у меня было, он забрал. Вы уж как-то там сами делитесь.
        Зря так сказал. Потому как не привык старший смены Маркус Сабо, чтобы арестанты позволяли себе подобные вольности. Но Кирилл сейчас был не в том расположении духа, чтобы демонстрировать представителю норвежской власти чувство почтения. Дали о себе знать и бессонные ночи в ожидании самолёта, и бесцеремонные обыски с раздеванием догола. Стоило узнать прилетевшим за ним полицейским, что он русский, как каждый из них тут же считал своим долгом сделать ему хотя бы мелкую, но гадость. То оставили мокнуть под дождём рядом с трапом самолёта, демонстративно затянув оформление документов. То, наоборот, заставили бежать в микроавтобус рядом с ехавшим на велосипедах сопровождением. В салоне прицепили наручники к креслу, сделав вид, что не видят неудобно вывернутую руку. Так и пришлось лететь весь путь. Когда измученный жаждой Кирилл, матерясь, показывал полицейскому то на стакан, то на рот, в ответ ему лишь вежливо улыбались - не понимаем. Так что накопившуюся неприязнь он с радостью вылил на понимающего его Маркуса Сабо.
        Полицейский за спиной торопливо положил опечатанный пакет с вещами на стойку.
        - Это всё, что с ним передали, - на пакет он положил пухлый конверт. - Вот опись. Там же сопровождающие документы.
        Но это уже ничего не могло изменить. Кирилл явственно почувствовал, как между ним и полицейским за стойкой пробежал разряд антипатии. Он не смог скрыть брезгливости к обвисшему и расплывшемуся телу, а Маркус Сабо, в свою очередь, не посчитал нужным прощать грязный намёк.
        - Ты сказал, что мы тебя обокрали?
        - Я сказал, что мне нечего выкладывать на стол, - Кирилл понял, что перегнул и постарался разрядить обстановку. - В доказательство я показал пустые карманы.
        - Нет, ты сказал, что мы забрали твои вещи! Ты обвинил нас в воровстве.
        - Я тебя первый раз вижу. Когда бы ты успел у меня что-нибудь украсть?
        - Ты обвинил в воровстве норвежскую полицию.
        - Послушай, может хватит? Что ты прицепился с этим воровством? Я устал, хочу спать, есть, пить, в душ, в туалет, в камеру, наконец! Может, достаточно надо мной издеваться? Я плыл к вам как к спасителям, а оказалось, что к палачам. Где ваша долбанная демократия? Где ваше толерантное человеколюбие? Один требует, чтобы я сто раз назвал своё имя, потому что он никак не может его запомнить! Другой, чтобы я вытащил шнурки и при этом бегал, не потеряв обувь. Ты требуешь положить на стол то, что вы у меня давно забрали. Я куда попал? Это сумасшедший дом? Это зоопарк первобытных питекантропов? Простите, я не успел прочитать вывеску?
        Полицейский Маркус Сабо изумлённо уставился на переводчик, затем почесал вспотевшую подмышку. Что он понял из всего сказанного, для Кирилла осталось загадкой, потому что его ответ мало внёс ясности:
        - Нельзя так говорить о норвежской полиции. За это ты будешь наказан.
        В чём заключалось наказание, также осталось тайной. Толстый палец нажал на кнопку, отозвавшуюся через стену мелодичным звонком и появившимся на его зов двум полицейским Маркус Сабо указал на дверь:
        - В камеру для вновь прибывших.
        Указал и тут же рухнул на подкосившихся ногах в кресло, налету успев подхватить пульт телевизора и мгновенно позабыв о прибывшем в его ведомство русском.
        Камера для вновь прибывших скорее напоминала приют для страдающих фотофобией. Ни одной горящей лампочки, и тусклый свет пробивался лишь в крохотное окно под потолком. После ярко освещённого коридора Кириллу показалось, что его втолкнули в тёмный шкаф. Решили исполнить обещанное наказание и по пути в камеру на пару часов запихнули в гардероб с униформой сотрудников тюрьмы. Сейчас он протянет руку и нащупает вешалки с кителями и рубашками.
        Из угла кто-то недовольно проворчал, и Кирилл понял, что оказался он всё же в камере. Довольно тесной, судя по едва видимым углам, до которых можно дотянуться руками, и душной, потому как в ноздри ударил плотный, пропитанный потом воздух.
        Постепенно привыкающим к темноте зрением Кирилл заметил на кровати под стеной с одним единственным окном сначала тельняшку, а затем уже и её обладателя. Но он был не единственным узником камеры. Чувствовалось присутствие ещё как минимум одного человека. А то и двух. Тьма упорно скрывала противоположный угол, и прошло не меньше минуты, прежде чем Кирилл разобрал, что силуэта всё же два. Итого трое. Понимая, что сейчас всё внимание приковано к нему, а пауза молчания переходит все границы, Кирилл решился поприветствовать своих сокамерников, пусть даже на русском:
        - Здорово, народ! Ни хрена не вижу, так что, если на кого-то наступлю - извиняйте. Кто бы ещё подсказал - куда идти?
        - О! - вдруг встрепенулся обладатель тельняшки и встал, превратившись в фигуру с протянутой рукой. - В нашем белом братстве прибыло. Так что теперь держитесь, чёрные жопы!
        - Русский? - не поверил собственным ушам Кирилл, хотя лёгкий акцент говорил об обратном.
        - Не-а! - игриво хлопнул его по ладони силуэт, на этот раз обнажив бледное лицо с белой шевелюрой ярко выраженного блондина. - Хотя рядом. Дай на тебя повнимательней взгляну. Так… бицепсы почти как у меня, хотя на целую башку ты выше. А кулаки? Ну-ка сожми. Хорош! Вот теперь им точно конец.
        - Кому? - не понял Кирилл.
        - Им! - последовал кивок в угол с неподвижными и молчаливыми фигурами.
        Кирилл внимательно присмотрелся и очень мощно удивился. Встретить представителей этой расы на далёком севере казалось делом невозможным. Неудивительно, что темнота так долго их скрывала.
        - Они?.. - спросил он неуверенно.
        - Нигеры! - заржал хозяин тельняшки. - Или как теперь пишут - афроамериканцы. А по мне, эфиопы они и есть эфиопы. Теперь вдвоём мы их быстро обломаем. Камера на четверых - полный комплект. Так что помощи им ждать неоткуда. Ты, главное, не давай им орать и не подпускай к двери. Готов? Бери на себя того, что в углу. А мой за койкой прячется.
        - Эй, эй, остынь! - опешил Кирилл от такого стремительного развития событий. - Какого чёрта?
        - А такого, что мы должны поставить их на место!
        - Тебе от них досталось?
        - Ещё чего! Но целые сутки я сидел как мышь, потому что их было двое. Теперь сила за нами, и настала их очередь забиться в угол.
        - Понятно, - усмехнулся Кирилл. - А ты вообще-то кто такой?
        - А, ну да! - спохватился блондин и снова вцепился в его руку. - Харрис. Харрис Озолс. Не скажу, что ветром меня сюда занесло, но волной точно. На польскую «Легию» матросом нанялся по контракту. Хотел полмира посмотреть, но хватило доплыть только до Тромсё.
        - Прибалт?
        - Латыш. Говорю хорошо, потому что в русской школе учился. А ты, как я понял, тот самый русский? Про тебя в газетах писали, что не испугался сбежать из вражеской России.
        - Мало того, что молва впереди меня бежит, так ещё и красит. Раз такое дело, то представляться не буду. И так знаешь.
        - Знаю. Ну так как, Кирилл, отвесим эфиопам, чтоб вспомнили генетическую память, кто у них хозяин?
        - Я тебя умоляю, Харрис, остынь. Мне сейчас осталось только подраться. И так еле на ногах стою. Они меня не трогают, и я их не собираюсь.
        - Ты что, поддерживаешь наркоторговлю?
        - Они за наркоту попались?
        - За неё самую. Мулы. Прилетели с полными задницами шариков с коксом. Думали, в такой глубинке не проверят. Так, может, всё-таки навесим, чтоб народ наркотой не травили? - с надеждой в голосе спросил Харрис.
        - Где пустая койка? - осадил его Кирилл.
        - Рядом с моей, - легко сдался Харрис и, отступив, рухнул с ногами на заправленную кровать. - Мирный ты какой-то. А ещё террорист.
        - Что за хрень ты несёшь?
        - Так в газетах писали. А ты думал - ты герой?
        Кирилл попробовал мягкий матрац, затем, сев и прислонившись к стене, закрыл глаза. Усталость давала о себе знать, и больше всего на свете хотелось забыться и уснуть.
        - Сам-то за что влип? - спросил он деревенеющими губами.
        - За кражу, - мгновенно ответил Харрис, словно только и ждал этого вопроса. - Наши говорили, что у норвегов, если в магазине попадёшься, то отделаешься бодрящим пинком, а эти почему-то вызвали полицию. Наврали дорогие приятели-поляки. Говорили, что здесь как в Англии - рождественская лотерея. Не попался - значит, повезло, попался - верни товар и, будь добр, получи дружеский пендель в зад. А тут, скорее, как в Германии - чуть что, сразу зовут полицию. Жлобьё заполярное. Планшет им было жалко.
        - Харрис, а почему так темно? Помимо жадности у них ещё и энергетический кризис?
        - Не знаю. То включат, то выключат. Как старший смены решит, туда переключатель и повернут. Мы ещё через суд не прошли, а значит, без обозначенного статуса. Эта камера по их правилам к тюрьме даже не относится. Так… перевалочный пункт, комната ожидания. Вот впаяют нам срок, тогда переведут в камеру с удобствами, свежей прессой и телевизором. А если повезёт, так даже с компьютером. Не переживай - у них сидеть можно. Даже изнеженные норвеги и те собственной тюрьмы не боятся. Я слыхал, что у них иногда осуждённые из зала суда в тюрьму своим ходом добираются, на общественном транспорте. Представляешь? - Харрис вгляделся в лицо Кирилла, затем вцепился в плечо. - Эй, ты чего? Проснись! Не оставляй меня опять одного с этими эфиопами.
        - А? - открыл глаза Кирилл и посмотрел в угол, где молча наблюдали за ними четыре глаза. Ему афроамериканцы показались смирными и напуганными. - Не цепляйся к ним, никто тебя не тронет.
        - Ладно, поверю, - согласился Харрис. - Но, если чего, я тебя подниму.
        - Поднимай, - свесил голову на грудь Кирилл, проваливаясь в сон.
        Снилось ему то свинцовое небо, то пенистое море. Волны перекатывались через голову, не давая дышать. А он, сидя на крыле низколетящего над водой истребителя, пытался заглянуть в кабину, не в силах рассмотреть, кто самолётом управляет. Белый шлемофон с фирменной звездой на затылке, похож на шлемофон Бриткина. Но кто рядом? И как он умудрился забраться вторым в тесную одноместную кабину? Кирилла вдруг осенила догадка - да ведь это Гор Горыч! Но как? Почему? «Вам сюда нельзя!» - хотел закричать Кирилл, но накатившая волна захлестнула рот обжигающей солью. А Гор Горыч вдруг обернулся и с криком «Помоги!» неожиданно влепил ему в щеку кулаком, вытянув трёхметровую руку сквозь блистер истребителя.
        - Проснись! - обрушился на голову Кирилла Харрис, кое-как успев закрыться от удара, направленного в его собственную голову. - Помогай! Ты обещал!
        Кирилл столкнул навалившееся на него тело и спросонья рубанул кулаком темноту. Латыш бесцеремонно перекатился через плечи Каткова и, оказавшись за спиной, толкнул на пытавшихся достать до его физиономии эфиопов. Один кулак пролетел над головой, но второй больно воткнулся в грудь. Рывком поднявшись, Кирилл ударил в ответ.
        - Красавец! - азартно вскочил на кровать Харрис и, как заправский ковбой, запрыгнул на подвернувшуюся чёрную спину. - Вали черножопых!
        Катков легко подмял худощавого и слабого эфиопа на пол, занеся над головой кулак. Но тот, закрываясь, закричал тонким голосом, словно ребёнок, и кулак так и остался висеть над его лицом. Тогда Кирилл вспомнил о втором. Да только со вторым уже вовсю расправлялся Харрис. Распластав африканца на скользком кафеле и прижав коленом в спину, он наотмашь всаживал удары в затылок. Внезапно тот вывернулся, вскочил и с душераздирающими криками бросился барабанить в дверь. Помощь не заставила себя ждать. Вслед за бегущими шагами распахнулась дверь, и весь проём загородила массивная фигура Маркуса Сабо. С удивительной для такого гигантского тела прытью, не раздумывая, он бросился в самую гущу, растаскивая дерущихся. В дверях возникли ещё двое полицейских с дубинками. Но Маркус был первым. Не различая в темноте где кто, он хватал за шиворот то одного, то другого, сталкивал их лбами, затем расшвыривал в стороны и хватал следующего. И вдруг он рухнул. Навзничь. Огромной тушей на холодный пол. Глухо и протяжно выпустив из лёгких воздух.
        Запоздало вспыхнул свет, и все мгновенно окаменели, глядя на распластанного начальника смены. Из разбитого подбородка вдоль складок шеи виляла тонкая струйка крови, под ней стремительно наливалась синевой гематома.
        - Зачем же ты его так? - шепнул на ухо Харрис.
        - Я?! - изумился Кирилл.
        - Ты. Теперь нам конец.
        - Я его не трогал.
        - Ты, ты, я видел. Я так бы не смог, а эфиопы тем более.
        Харрис плавно переместился за спину Кирилла, подталкивая его вперёд.
        - Я здесь точно ни при чём. Потом расскажешь, какой у них карцер.
        Но знакомиться с карцером пришлось им обоим. Неизвестно уж по каким соображениям, но Маркус Сабо сначала ткнул пальцем в Харриса, а затем, вспомнив об обещанном наказании, и в Кирилла.
        Бетонная комната внутри ещё одного отдельного помещения называлась не карцером, а «камерой безопасности». Но суть её была та же - неотвратимо карающее возмездие за неправильное поведение. В углу дырка в полу для надобностей, в центре две кровати с ремнями и узкими матами. Кирилла с Харрисом полностью раздели, затем одели во что-то типа пончо из ткани, которую невозможно порвать. Затем уложили на кровати и привязали жёсткими ремнями. Между ними, расположившись на стуле, занял место надзиратель. На минуту забежал доктор, заглянул в глаза одному и второму, похлопал по щекам, кивнул и исчез. А дальше потянулось резиновой жвачкой время. Ни на одной из стен не было часов, и течение времени Кирилл пытался определить по переворачиваемым страницам книги, которую читал надзиратель. Затем сбился.
        «Ну и чёрт с вами, - подумал он. - Зато высплюсь».
        Но уснуть тоже не получалось.
        - Харрис, - позвал Кирилл и обратил внимание, что надзиратель никак не отреагировал. Значит, переговариваться им не запрещалось. - Сколько нам так лежать?
        - А я почём знаю? Да уж, наделал ты дел.
        - Не трогал я его. Поверь, я точно знаю.
        - Откуда ты можешь знать, если было темно? Да теперь уж какая разница, - вздохнул Харрис. - Здесь так буйных успокаивают. Лежи смирно, может отделаемся по хоккейному - малым штрафом. Кирилл, со мной всё понятно, а вот за каким хреном ты сюда припёрся? Не терпелось поваляться связанным как ненормальному психопату? Стоило для этого сюда рваться? У вас разве нет таких же коек с ремнями?
        - Жизни красивой захотелось.
        - Ну, ну… дней пять полежим, и жизнь покажется прекрасной и восхитительной. Нам, наверное, будут делать успокаивающие уколы, а мы в ответ пускать слюни и мочиться под себя. И так, пока не станем настоящими идиотами. А всё из-за тебя.
        Кириллу начали надоедать бесконечные обвинения в свой адрес. Сжав кулаки, он дёрнулся на ремнях, но заметив, как напрягся надзиратель, поспешил расслабиться и улыбнуться.
        - А может из-за тебя? Ты доставал несчастных африканцев! Это ты спровоцировал их на драку.
        - А что делать, если они мне не нравились? - не стал отпираться Харрис. - Но мы здесь не из-за них, а из-за жирного копа. Если бы ты не послал его в нокаут, то и не лежали бы здесь как два овоща.
        - Не трогал я его, - проворчал Кирилл и затих, пытаясь уснуть.
        Но спать распятым словно на дыбе, всё равно что пытаться погрузиться в сон в заполняемой водой каюте тонущего корабля. Всё время ждёшь, что тебя вот-вот перевернут для экзекуции или вода зальёт рот.
        - Харрис, а где ты ещё был? - не выдержал молчания Кирилл. - В Англии был?
        - А тебе зачем знать, где я был? - недовольно произнёс Харрис.
        - Меня англичанин допрашивал.
        - И как он тебе?
        - Кто?
        - Англичанин.
        - Дотошный. Всё у меня выспросил. И какие оценки в школе были, и как в полку служилось. Осталось только всех собак в Нагурском поимённо перечислить. Не пойму, зачем это ему всё? Даже если он из контрразведки и боится, что я шпион.
        - Контрразведка - она такая, - согласился Харрис и завертел головой. - Как думаешь, сколько мы уже так валяемся? У меня спина затекла.
        Катков взглянул на книгу. Надзиратель уткнулся в неё где-то на половине.
        - Не отрываясь, как он, я бы столько прочёл часов за пять.
        - Пять часов! - застонал Харрис. - Это же триста минут, восемнадцать тысяч секунд! А всё ты.
        - Да иди ты! - огрызнулся Кирилл.
        - А может, ты и есть шпион?! - вдруг заржал Харрис. - Прибыл узнать, как в Норвегии перевоспитывают таких недоумков?
        Уткнувшись в книгу, надзиратель никак не отреагировал на их перепалку. Покосившись на его блестящие очки, Кирилл злобно зашипел:
        - Ты за языком следи. А-то как отвяжут, тебе твой словесный понос будет стоить лишних зубов. Уж я тебе обещаю.
        - Помечтай. Как же, отвяжут. Будем тут валяться, пока не околеем. А всё из-за того, что кому-то захотелось красивой жизни. Только конченный дурак мог прибежать сюда с такой идиотской целью.
        Надзиратель вдруг обернулся на открывшуюся дверь и вскочил, загремев стулом. В камеру вошли четверо полицейских, и Кирилл догадался, что их лежанию пришёл конец. Теперь всё происходило в обратном порядке. С них сняли ремни, а затем и пончо. Вернули одежду и опять повели по залитому светом коридору.
        Камера для вновь прибывших налево, - догадался Кирилл, сориентировавшись в несложном лабиринте этой части тюрьмы.
        И потому искренне удивился, когда они прошли мимо, оказавшись снова перед стойкой. Маркуса Сабо не было на месте и встретил их полицейский, после своего предшественника скорее напоминающий тощего гнома, с трудом дотянувшегося до листа бумаги на стекле.
        - Распишитесь здесь и здесь, - сказал он, приподнявшись на носках ботинок, чтобы подать ручку.
        После чего Кириллу вручили пакет с вещами. Затем расписываться настал черёд Харриса, и их снова повели по коридору.
        - В той стороне выход! - вспомнил Кирилл, взволнованно толкнув Харриса в бок. - Что происходит?
        - Могу предположить, что повезут в суд.
        Перед ними распахнули дверь, и в глаза ударило низкое оранжевое солнце. Закрывшись ладонью, Кирилл оглянулся в поисках транспорта. Но перед воротами оказалось пусто. А дальше и вовсе начались чудеса. Полицейский подтолкнул остановившегося на пороге Харриса, пролаял в спину пару фраз и захлопнул дверь. За воротами они остались одни!
        - Это как понимать? - оглянулся по сторонам Кирилл.
        - А чёрт их знает! - не меньше него удивился Харрис.
        - Но ты же видишь, что мы на свободе и рядом никого?
        - Чем-то мы им не подходим.
        - Скажи ещё, что нас выгнали из тюрьмы за плохое поведение.
        - Попробую догадаться, но мне кажется, что произошло следующее: понимаешь, по их законам не ты должен оправдываться, что ты не верблюд, а тебе должны доказать обратное. Да так, чтобы ты сам в это поверил. Не срослось что-то у них. Бывает. Может, бумажки какой не хватило?
        - Бумажки, говоришь? Хорошие у них законы! А что нам сказали, когда выставили?
        - Чтобы побыстрей проваливали.
        - Не будем испытывать терпение! - несмело начал движение Кирилл, оглядываясь и постепенно ускоряя шаг.
        - Подожди! - выкрикнул Харрис, на бегу застёгивая короткий бушлат поверх тельняшки. - Да подожди ты, за нами никто не гонится!
        - Ты сейчас куда? - Кирилл остановился, когда уже из виду исчезли стальные ворота, и, тяжело дыша, переспросил: - Харрис, тебе в какую сторону?
        - А разве мы не вместе?
        - Тебе же на корабль?
        - Ушла уже моя «Легия». В тот же день ушла, как я попался. Правила такие, что никто никого не ждёт. Отстал - твои проблемы.
        Кирилл вышел вдоль частных домов из узкой улочки к широкой автостраде и побрёл рядом с ограждением, сплошь облепленным световыми катафотами.
        - Раннее утро, - констатировал он, взглянув на солнце.
        Харрис посмотрел на телефон и согласился:
        - Так и есть. Ты куда идёшь?
        - На бугор поднимусь, осмотреться.
        - Не торопись, я здесь и так всё знаю. Прямо мы к заливу выйдем, а если правее, то к мосту.
        - Я так думаю, что дальше каждый сам своей дорогой.
        - Почему? - искренне удивился Харрис. - Нет, я, конечно, не напрашиваюсь, но это не в твоих интересах. Ты же здесь как глухонемой. Побродишь, пока ноги носят, с голодухи начнёшь милостыню просить или воровать, а там тебя опять в полицию сдадут. Иди, Кирилл, второй раз так легко не отделаешься.
        - А ты что предлагаешь?
        - На первое время нам надо найти какую-никакую работёнку, чтобы хотя бы не голодать. Это я беру на себя. А дальше видно будет. Наскребём на билеты, и уже тогда можно каждому своей дорогой. Хотя куда тебе лететь? Назад, в Россию? Не уверен, что это входит в твои планы. Так что не выпендривайся, держись меня, а там, глядишь, и не пропадём.
        Кирилл брёл молча и соглашаться не спешил, хотя понимал, что, конечно же, Харрис прав. С ним ему будет гораздо легче. Вслед за поднимающейся вверх дорогой он вышел на холм и понял, что Харрис опять оказался прав. Всё, как он и говорил: внизу от края до края раскинулся пролив, а правее - мост на переполненный домами остров. Но если мост не переходить и взглянуть вдоль побережья с этой стороны, то домами была утыкана лишь узкая полоска, а дальше тянулись обрывистые гранитные берега, изрытые тёмными норами тоннелей. Из одной такой норы торчал нос подводной лодки. Рядом, прицепившись цепями к полосатым бочкам, выстроились серые корпуса фрегатов. Тип «Фритьоф Нансен» - натренированным глазом мгновенно определил Кирилл. За фрегатами прятались ракетные катера.
        - Там военная база?
        - Да… военные… - зевнув, подтвердил Харрис. - Пошли к мосту, нам на остров.
        - А я предлагаю на базу.
        Харрис звонко щёлкнул зубами и бросил быстрый, удивлённый взгляд туда, куда указывал Кирилл.
        - Нет, ты точно ненормальный. Нас арестуют, как только мы подойдём к их шлагбауму. Потом наверняка пристрелят, когда узнают, что ты русский.
        - А мы не скажем. Я молчу, как немой, а изъясняться будешь ты. Ты же сам говорил, что нам нужна работёнка. Там и поищем.
        - Да не хочу я к ним!
        - Тогда я сам.
        - Но зачем, Кирилл?
        - Не знаю. Я военный и договориться с другими военными мне будет легче. А там, - Катков кивнул в сторону острова, - я не знаю, что делать. У нас возле любой части кормится куча гражданских - повара, водители, строители. Уверен, что у них тоже самое. Соглашусь на любую грязную работу, а там, может, ещё для чего пригожусь. Здесь, - Кирилл красноречиво постучал по голове, - есть много чего интересного.
        - Там у тебя опилки! - недовольно хмыкнул Харрис. - Чтобы устроиться к ним на работу, нужно пройти массу проверок. Не сомневаюсь, что и у вас также. Хотя тебя и проверять не станут. В лучшем случае дадут пинка под зад, а в худшем, вернут назад в тюрьму, за попытку проникновения на военный объект. Иди, Кирилл, а я отсюда посмотрю, какой из вариантов тебе выпадет.
        Логика взяла верх. А в пламенной речи Харриса она была в избытке в каждом слове.
        - Но если провалится твой план, вернёмся к моему, - согласился Катков.
        - Насмешил. С чего бы это ему провалиться? Ты даже не представляешь, как тебе со мной повезло! Да я чемпион по выживанию в городских дебрях, особенно чужих. Ты пройдись по Европе, и в любой стране найдёшь латыша или литовца. Садовники, полотёры, няньки с гувернантками, мойщики улиц, - всё это мы. Это у нас в крови. Мы расползаемся по миру как тараканы и цепляемся так, что не изведёшь нас даже напалмом!
        - Убедил, - не удержался от улыбки Кирилл.
        - Я не понимаю, почему ты с самого начала упирался? - Харрис подхватил Каткова под локоть и едва не силой повёл к мосту. - От меня тебе одни преимущества. В то время, как ты для меня - не больше, чем обуза. Но я благодарный. Ты за меня с эфиопами не побоялся схлестнуться, копа вырубил. Да и когда вместе лежали как идиоты, привязанные к кроватям, считай, что породнились. А какой я экскурсовод! Да я могу для нас на экскурсиях зарабатывать. Вот что ты видишь перед собой?
        - Ну, мост, - пожал плечами Кирилл.
        - Ну, мост… - передразнил его Харрис. - И всё?
        Катков склонил голову, вглядываясь в одну сторону, потом в другую, и всеми силами пытаясь включить воображение.
        - Обычный автомобильный мост, одна полоса туда, одна обратно. Консольный. В центре приподнят, для прохода кораблей. Длина - тысячу метров.
        - Тысячу сто, - тут же поправил Харрис. - Но ты не знаешь главного. Это знаменитый мост самоубийц! Обрати внимание на высокое ограждение сеткой вдоль перил, загнутое внутрь. Местная власть поставила, когда надоело суицидников из залива вылавливать. А то даже с других стран прилетали, чтобы сигануть именно с этого моста. Высота над водой сорок метров, так что без вариантов. А ты говоришь - «ну, мост».
        - Далеко идти? - прервал его Кирилл. - Махни, попросимся подвезти.
        - Не возьмут.
        Мимо отгороженного пешеходного перехода проезжали редкие машины. Кирилл вглядывался в лица водителей, но не сумел перехватить ни один, хотя бы беглый взгляд. Люди проезжали словно роботы - уставившись строго перед собой и озабоченные лишь своими личными проблемами. Видать, и правда: здесь всем на всех наплевать - сделал он вывод. От воды веяло холодом, но несмотря на ледяной ветер, внизу проплывали яхты с греющимися на солнце девушками в крохотных купальниках. Вдалеке серый пролив переходил в серое небо, стирая размытую грань. Над мостом проплывали тяжёлые облака, похожие на аэростаты. Грязные сопки с остатками тающего снега на вершинах мутными потёками пачкали у подножья редкую зелень. Унылый пейзаж, набросанный унылым художником, под рукой у которого оказались лишь оттенки серой краски.
        «Что меня здесь ждёт?» - задал сам себе логичный вопрос Кирилл, навеянный витавшей над мостом печальной аурой. Но, не справившись с ответом, адресовал его Харрису:
        - Что с нами будет?
        - Да ничего не будет, - не уловил его меланхоличных ноток Харрис. - Город как город. Всё как везде: богатые и бедные, трудяги и лентяи, и сброда хватает, и адекватного народа. Всего в достатке.
        - Куда ты меня ведёшь? - оглянулся Кирилл, когда уже основная часть моста осталась позади.
        - В порт.
        - В порт?
        - В рыбный порт. В любом рыбацком городке самое грязное место - это порт. Ты когда-нибудь слышал, как воняет рыбная мука?
        - Нет.
        - Скоро узнаешь. А ещё там незабываемые ароматы стоялой воды, соляры, мокрой древесины, гнилых рыбьих отходов. В общем, нам туда. Потому как из местных нюхать такую прелесть желающих мало. Считай, что работой мы обеспеченны и документов никто не спросит.
        Свернув с моста вдоль залива, Харрис уверенно шёл к выстроившимся строгой шеренгой промышленным зданиям. Перед небольшим, закатанным в асфальт двором стоял крохотный домик с лавочкой и окном, обведённым красной краской.
        «Охрана», - догадался Кирилл.
        Но из домика никто не вышел, а Харрис, не обратив на него внимания, прошёл мимо, к причалам с рыбацкими шхунами и траулерами.
        - Эй, камарад! - выкрикнул он, заметив служащего порта в зелёном светоотражающем жилете. - Тормозни, я у тебя кой-чего спрошу!
        Разговаривал Харрис недолго и, вернувшись к Кириллу, довольно похвастался:
        - Договорился! Работники им нужны, сейчас позовёт менеджера. Здесь несколько компаний, кому-нибудь да пригодимся.
        - Про меня сказал? Ничего, что я русский?
        - Да хоть антарктический пингвин! Уверен, что метлу они тебе доверят.
        Ждать долго не пришлось, и через минуту во двор выбежал улыбающийся толстячок с блестящей, словно полированной, головой, в таком же, как у коллеги, светоотражающем жилете, но, в отличие от коллеги, с кое-как прицепившейся к макушке оранжевой каской.
        - Ты только посмотри, как нам рады, - шепнул Харрис, и будто соревнуясь, у кого улыбка шире, растянул жуткий оскал, решительно двинувшись навстречу.
        Схватив руку менеджера, долго её тряс, зачем-то распахнул бушлат и ткнул в тельняшку, широким жестом конферансье махнул на залив, затем ещё дальше, за пределы фьорда.
        «Артист!» - усмехнулся про себя Кирилл. Но когда Харрис указал на него, подобрался и тоже выдавил вымученную улыбку. Переговаривались недолго и, судя по всему, успешно.
        Очень скоро, поманив пальцем, Харрис представил Кириллу их работодателя:
        - Это Инджимарр. Как раз тот, кто нам нужен.
        - Как? С первого разу и не запомню.
        - А тебе и не нужно. Всё через меня. Заруби на носу - мы отставшие от судна моряки. Здесь это не новость. На всякий случай не забудь легенду: как приплыли, так сразу загуляли в баре, очень хорошо загуляли, так что теперь и жить не на что. Таким здесь тоже никого не удивишь. Договорились, что платить будет каждый день за выполненную работу по сто крон. А сейчас пошли смотреть фронт работ.
        - Харрис, он ничего не сказал, где мы будем жить?
        - Хороший вопрос, - резко остановился Харрис и тут же переадресовал его менеджеру.
        Тот в свою очередь наморщил лоб - обеспечить работой для него оказалось куда проще, чем жильём, а затем решительно показал на домик, который Кирилл принял за будку охранника.
        - Это… - не смог скрыть разочарование Кирилл.
        - Не люкс, - согласился Харрис. - Но гостиницу для нас никто снимать не будет. Мы хоть и специалисты экстра-класса, но им пока это ещё неведомо. Придётся радоваться и такой кошкодавке.
        Фронтом работ оказались причалы. После разгрузки рыбацких траулеров они блестели чешуёй не хуже выловленной рыбы. Местами причалы покрывал толстый слой угольной пыли, но в основном чешуя. Ближе к краю она облепила причал в несколько утрамбованных слоёв, намертво прикипевшей к бетону серебристой коркой. Дальше, к производственным цехам, было почище, но их провели в самую грязь и вручили в руки длинные резиновые шланги с бронзовыми наконечниками. Инджимарр, водя вокруг пальцем, объяснял Харрису, что от них требуется, но Кириллу и без перевода было всё ясно: мы здесь не один день гадили, а вам за час всё убрать! Бриткин говаривал: работа в армии - это всегда чёрная работа. Что ж, на чёрную работу ему везёт! Харрис понимающе кивал, а Инджимарр разошёлся и теперь махал двумя руками, расширяя объём работ всё дальше и дальше.
        - Не слишком он там размахнулся? - поковырял ботинком чешую Кирилл.
        - Зато мы теперь обеспеченны работой и соответственно денежным довольствием на две недели! - в отличие от него, радовался Харрис. - А ещё бесплатными обедами. Как тебе такой бонус?
        - Вот это всё убрать за две недели? - уточнил Кирилл и, получив утвердительный ответ, довольно хрюкнул: - Идёт! С ними приятно иметь дело.
        - Со мной, Кирилл, со мной! - поправил Харрис.
        Инджимарр оценивающе взглянул на их ноги, затем вынес две пары резиновых сапог, прорезиненные фартуки, и работа началась.
        Уже через час Кирилл понял, что радовался преждевременно. Менеджер был не дурак и дал им столько времени не от щедрот широкого сердца. Накапливавшийся не один год мусор превратился в плотный панцирь, поддающийся с трудом и то лишь под крепкими ударами лома. Кирилл долбил, а Харрис смывал продукт его стараний в воду. Через час поменялись, а ещё через час оба обессиленно рухнули на мокрый бетон, в воняющую рыбой лужу.
        - Я чувствую себя рабом на плантации, - простонал Кирилл. - Когда у них заканчивается рабочий день?
        - Понятия не имею. Но обрадую тем, что обед уже наступил, - Харрис кивнул на идущего к ним Инджимарра с двумя ланчбоксами в пенопластовых коробках. - С доставкой на поле боя, чтобы не отвлекались надолго от работы.
        Расположившись на лавочке возле кошкодавки, Кирилл вскрыл свою коробку.
        - Пойдёт, - остался он доволен осмотром.
        Два йогурта в пластиковых упаковках, кусочки белого и чёрного хлеба в целлофане, паштет, шоколадка, сок, куриная ножка в герметичной упаковке, отсек со всякой всячиной и специями.
        - Не жаркое на углях, как я люблю, но пойдёт.
        - Чем не ресторан с видом на залив, - поддакнул Харрис. - А у нас столик на двоих под открытым небом.
        Медленно наслаждаясь едой, они рассматривали проходящих мимо портовых служащих с рыбаками и, пользуясь тем, что их никто не понимает, отпускали вслед ехидные комментарии.
        - Видел козлиную бородку? - подмигнул Кирилл. - Это у них мода такая? У моей бабки козёл Борька с такой же был. Сигареты любил жрать.
        - Так это же он и есть! - подхватил Харрис. - Отряд никотиново-жвачных, семейство парнокопытных, идёт на пастбище, а по пути курева стрельнёт. А как тебе такая коза? - он скосил глаз на служащую в форменной бейсболке. - Пригласим за наш столик?
        - Если только со своей едой, - Кирилл с сожалением перевернул пустую коробку.
        - О, - Харрис вдруг скривил кислую мину. - А вот и наш рабовладелец. Намекает, что засиделись.
        На причале появился Инджимарр и, остановившись перед лужами, вертел головой, будто курица, которая ищет зерно.
        - Подождёт, - выразительно зевнул Кирилл, словно ему за это обещали премию, и, неспешно вставая, достал из кармана электронную сигарету. - Я ещё подымить хочу.
        - Дыми здесь.
        - Нет, отойду, ресторан всё-таки.
        Мимо будки проехал грузовик, за ним, раскачиваясь, исписанный рекламой рефрижератор. Харрис с подчёркнутым вниманием принялся читать надписи, всем своим видом изображая, что не видит гневных взглядов менеджера. Но, дождавшись Кирилла, он заторопился:
        - Пошли, а то превратимся в безработных.
        Не имея возможности объехать на узкой дороге, за рефрижератором медленно ползла белая «Вольво». Когда её отполированный бампер поравнялся с кошкодавкой, вдруг остановилась. За опустившимся боковым стеклом Кирилл увидел коротко стриженную блондинку с топорным обветренным лицом и мощными, как у неандертальца, челюстями. Она сверлила его взглядом, словно хотела наделать рентгеновские снимки каждого его органа. При этом смотрела только на Кирилла, совсем не замечая также обратившего на неё внимание Харриса.
        - Этой ещё чего надо? - шепнул он, издалека заглянув в салон. - Похожа на твоего козла Борьку. Если ей пожевать, то у меня сигарет нет.
        Харрис уже хотел идти на причал, но из «Вольво» внезапно высунулась рука и величественно поманила пальцем.
        - Не понял, нас, что ли? - опешил Кирилл, не сдвинувшись с места.
        Зато на её жест резво откликнулся Инджимарр. Словно спринтер, он перелетел двор и, излучая подобострастную улыбку, склонился к окну автомобиля. Внимательно выслушав и продолжая угодливо улыбаться, он направился к Харрису, чем озадачил того ещё больше.
        - Уважаемая фрекен Нора Ольсен приглашает вашего друга на ужин, - теперь менеджер подарил сальную ухмылку Кириллу. - Сегодня после окончания рабочего дня она за ним заедет.
        - Что он говорит? - не дождавшись перевода и догадавшись, что речь идёт о нём, заволновался Кирилл.
        - Растёшь в гору. Дают себя знать издержки смазливой физиономии - козёл Борька хочет тебя засватать. В общем, у тебя с ней сегодня ужин при свечах.
        - Чего?! - растерялся ещё больше Кирилл.
        - А того, что зовёт тебя в гости один из директоров этого порта. Видишь, как наш рабовладелец перед ней подпрыгивает. Понравился ты ей. Расклад такой, что мне сегодня ночевать в кошкодавке, а тебе под её балдахином. Коньяк, устрицы и всё такое тебе обеспечены. Не забудь и мне поутру принести чего-нибудь в клювике.
        - Никуда я не пойду, - фыркнул Кирилл. - Тем более без тебя.
        - А со мной пойдёшь? - загорелись глаза у Харриса. - Я объясню ей, что без меня никак. Съездим, выпьем, наедимся как люди. Я в нашу кошкодавку всегда успею, а с тебя ничего не станется - отработаешь.
        - Харрис, ты её хорошо рассмотрел? Это же вождь викингов в женском обличье. В ней росту два метра и живого весу два центнера, она в салон еле вмещается!
        - Ну… тебе не угодишь. Была бы получше - не сидела бы в девках. У них мужиков больше, чем женщин, а видать, даже демографический перекос проблему её одиночества не решил. Но дело поправимое - ты и поправишь. Зато богатый будешь. Возьмёшь меня к себе швейцаром? Я тебе своё резюме на рассмотрение представлю. Оно у меня в полном порядке - из потомственных швейцаров!
        - Да иди ты!
        - Так я договариваюсь? От банкета за чужой счёт отказываются лишь идиоты, - с надеждой заглянул Кириллу в глаза Харрис. - Ну, а мы же не из таких?
        - Договаривайся. Но только потому, что уступаю тебе и своему истощавшему животу. И обязательно предупреди - я не пью. Бросил.
        - Зато я пью и могу за двоих!
        Исключив Инджимарра как переговорное звено, Харрис направился к «Вольво» вальяжной походкой знающего своё дело сутенёра. Нора Ольсен слушала Харриса очень внимательно, одобрительно кивая на каждый его довод, и Кирилл понял, что переговоры не сможет сорвать даже внезапно обрушившийся на их головы каменный град. Фрекен директор согласится на любые условия.
        Остаток рабочего дня прошёл под скабрезные шутки и советы Харриса. Он изгалялся как мог. Даже направленная в грудь из шланга струя не смогла его успокоить. Кирилл огрызался, швырял вслед сапогом, угрожал сорвать их ужин, после чего Харрис в очередной раз падал на колени и умолял простить. На пять минут напускал скорбную мину, затем начинал содрогаться от вырывающегося из груди смеха.
        - Я придумал твоей Норе имя, - вдруг заявил он в тщетной попытке изобразить серьёзное лицо.
        - Какое? - Кирилл предупреждающе направил к ногам Харриса ледяную струю. Но это его не остановило:
        - Китайский танк!
        - Танк - понятно, но почему китайский?
        - Не знаю. А вот ты узнаешь, когда она переедет тебя гусеницами.
        Ударившая из шланга струя чуть не смыла Харриса с причала, после чего он снова взял пятиминутную паузу. Вдруг он выпрямился, с ненавистью отбросив лом.
        - Конец, отмучились! Спасительница наша приехала. Рановато, - Харрис посмотрел на продолжавших работать портовых докеров. - Фрекен явно в нетерпении.
        Нора Ольсен вышла из машины и, нервно теребя очки в тонкой золотой оправе, то водружала их на нос, выглядывая вдоль причалов, то, смущаясь, прятала за спину.
        - Стесняется невеста, - не остались незамеченными её лихорадочные движения для Харриса. - Как и положено.
        Кроме мощных челюстей, Нора обладала и мощным телом. Очень могучим телом, твёрдо, как статуя, стоявшим на ногах-столбах. Этот дар не смогли скрыть ни сменившие деловой костюм свободное платье и лёгкий шарф, ниспадающий с шеи на руки, ни яркий распахнутый плащ. Кирилл протяжно вздохнул.
        - Пошли, жених, - подтолкнул его Харрис. - И не стони, как висельник, у тебя сегодня такой день, такой день…
        Проживала Нора недалеко от порта. Промахнув пару перекрёстков, «Вольво» съехала с асфальта на грунтовую тропинку и остановилась у дома, покрытого белым сайдингом. Такие же однотипные дома в два этажа, с острыми крышами, расползлись по обе стороны улицы.
        - Не дворец, - заметил Кирилл.
        - Здесь это непринято выпячивать, - просветил его Харрис. - По дому сразу и не поймёшь, где живёт бедный, а где богатый? Не сомневайся, главные аргументы у неё на счетах. Мне Инджимарр так и сказал: фрекен Ольсен богата до неприличия.
        Зато чему от души обрадовался Кирилл, так это плотно заставленному столу. Харрис восхищённо раскрыл рот и с чувством прокомментировал:
        - Ты даже не понимаешь, что это значит. Такой «шведский» стол у них тоже не принят. Если пригласили на кофе, то кроме кофе на столе ничего не будет. Чёрт меня побери, твоя Нора начинает мне нравиться!
        - Так за чем дело стало?
        - Нет, это она всё для тебя. Слыхала где-то, что нашего мужика надо прикормом приманивать, вот и постаралась. А для меня здесь в лучшем случае нож, вилка да корка хлеба. Фрекен Ольсен, мы в восхищении! - рассыпался в комплиментах довольной хозяйке Харрис. - С вашего позволения, мы с другом приступим? - и не дождавшись разрешения, он рухнул за стол, в оправдание указав на Кирилла. - У него на родине принято сначала накормить, а потом уже всё остальное.
        Нора расплылась в понимающей улыбке и, торопясь показать, что знает обычаи, царившие на родине Кирилла, и даже очень их поддерживает, бросилась в холодильник за бутылкой водки.
        - Вот это по-нашему! - расчувствовался, потирая руки, Харрис.
        - Здесь что-то не так, - шепнул ему на ухо Кирилл.
        - Что не так?
        - У неё есть мужик.
        - С чего ты взял?
        Кирилл, словно заговорщик, указал глазами на дверь.
        - В прихожей я видел огромные мужские туфли, пальца на три больше моих.
        - Ах, огромные туфли?! - засмеялся Харрис. - Не переживай - это её. Скандинавская порода. Наверное, чтобы в снег не проваливаться. А из-за эмансипации такой дурацкий фасон носят, что не поймёшь, мужские или женские. Ты наваливайся, не стесняйся. От тебя сегодня ждут подвигов, так что наедайся. Вот икра в самый раз, и сёмга, говорят, помогает.
        - Заткнись! - оборвал Кирилл. - Кроме как трепаться, ты ещё на что-нибудь способен?
        - У меня уйма способностей! - разглагольствовал с набитым ртом Харрис. - Могу без рук выпить стакан водки, - и он потянулся к бутылке, чтобы без отлагательств продемонстрировать свой талант. - Могу один сожрать эту утку. Ещё могу…
        Харрис вдруг осёкся на полуслове, осоловевшим взглядом проводив необъятный зад пробежавшей на кухню Норы. Это был могучий круп боевой кобылы-тяжеловоза, не прогибающейся даже под тяжестью закованного в доспехи рыцаря.
        - Да-а… попал ты, Кирилл, - произнёс он вмиг осипшим голосом. - Страшно представить, что от тебя к утру останется.
        Прошло не меньше пяти минут, прежде чем он восстановил нить рассуждений:
        - Ещё я могу… да я много ещё чего могу. Ай, дай выпью за твоё здоровье! Потреплешь ты его сегодня основательно.
        Навеянное щедрым столом вдохновение улетучилось, и Харрис снова потянулся к бутылке. Появилась Нора и, поставив перед Кириллом тарелку со скользкими моллюсками, кокетливо улыбнулась. Догадавшись, что мужчины ведут разговор на пикантную тему, она решила внести свой вклад в физическую подготовку гостя, на которого у неё были далеко идущие планы.
        С её появлением на минуту в комнате наступило ледяное молчание. Затем Харрис продолжил:
        - Так на чём я остановился? Так вот, ещё с детства меня учили, что перед таким застольем положено поблагодарить Всевышнего за хлеб насущный, - он наморщил лоб, вспоминая: - Как же там было? - затем начал молитву, которой очень рассмешил Кирилла: - И создал Бог динозавров и рептилий, пожирающих людей. Создал окопных вшей, болотных гадов, вонючие носки, утку в лимонном соусе, шпинат на грядке. Так возблагодарим Господа, которому мы обязаны жареным картофелем и этой глазуньей. Он пролил воду, забросив меня в этот край, и положил мне под рождественскую ёлку черепашку-ниндзя, о которой я мечтал всё детство. Хвала ему, аллилуйя, аминь! Да сохрани Господа нашего во веки веков.
        Нора ничего не поняла, но, увидев, как улыбается Кирилл, залилась весёлым смехом. До сих пор молчавшую, её вдруг прорвало, и она заговорила низким грудным контральто, от чего Кириллу показалось, что от её голоса загудели в резонанс стеклянные фужеры. Говорила она много и долго, а умело опрокинув рюмку водки, разрумянилась и добавила речам громкости.
        - Что она говорит? - толкнул Харриса Кирилл. - Я же ничего не понимаю, а ты не переводишь. У меня от неё уже голова гудит. Спроси: не могла бы она помолчать?
        - Не женское это дело - молчать. Да и переводить там нечего. Мужика у неё долго не было.
        - Так и сказала?
        - Нет, конечно. Она что-то про улов рыбы несёт. Это я тебе говорю, что у неё на лбу написано. А то, что трещит без остановки, так привыкнешь. Или её русскому научишь, или сам начнёшь понимать. Оно того стоит - богатая стерва. Таким всё простительно. А что касается тебя, так я тебе так, Кирилл, скажу: красиво жить не запретишь и не научишь, но совет хороший дам - оставайся. Да и куда тебе деваться? Вариантов у тебя немного. Не с моста же тебе прыгать в самом деле? О, смотри, фрекен уже в меня молнии мечет! - Харрис понимающе кивнул - Намекает, мол, засиделся. Хочет, чтобы уходил. Дальше, Кирилл, сам. А я сейчас ещё рюмочку съем и пойду.
        Не обращая внимания на округлившиеся глаза Норы, Харрис, бубня оправдания под нос, спрятал в карман сначала один бутерброд с красной рыбой, затем, развернув салфетку, вывалил в неё всю тарелку. С тоской посмотрел на остатки в бутылке, но, уныло вздохнув, брать не стал, а проглотил нетронутую рюмку Кирилла и, распевая, направился к двери:
        - Жених невесту береги, купи на зиму сапоги! - подмигнув, нетвёрдо качнулся, схватившись за бушлат, матюгнулся, оборвав петлю для вешалки, и от души удивился: - Что ж меня так штормит?
        Кирилл не заметил, как остался один. Только что Харрис был рядом и уже его нет. Не справившись с первого раза с входной дверью, Харрис подал о себе последнюю весточку отборной бранью за стенкой, затем загремел по входной лестнице.
        - Нельзя его таким отпускать, - констатировал Норе очевидный факт Кирилл.
        - Я-а, - кивнула Нора и накрыла его ладонь своей ладонью баскетболиста.
        - Полиция заберёт, а мы только из вашей кутузки. На этот раз так закроют, что не выковыряем и с твоими деньгами. А оно нам надо?
        - Я-а, я-а, - соглашалась Нора, подсаживаясь поближе и откровенно подталкивая к лестнице, ведущей на второй этаж.
        За окном во дворе загремела частая дробь, словно Харрис водил палкой по забору. Затем удаляющаяся то ли песня, то ли мычание и нестройное топанье, в настойчивой попытке изобразить перед дверью лихие половецкие пляски на кукурузном поле.
        - Что он там вытворяет? - с подчёркнутым вниманием прислушался Кирилл. - Да подожди ты, я за друга волнуюсь!
        Но волноваться за Харриса не стоило. Сплясав перед домом Норы, затем приспустив штаны, он пометил его угол и пошёл вдоль улицы, с каждым шагом набирая твёрдости и уверенности. Ни дать ни взять возвращающийся на корабль матрос, слегка покачивающийся и задержавшийся позже обычного. А то, что ночь уже, и несёт от него спиртным, как из бочки с брагой - так кто не без греха? Остановившись на перекрёстке, Харрис сориентировался по маячившему заливу и, не поддавшись соблазну идти прямо вдоль широкого шоссе, свернул на узкую дорогу, точно в порт. Неожиданно вспомнив, на секунду остановился, достал телефон и отправил смс. Задумавшись, что послание оказалось неполным, уставился в экран и вслед за первой смс отправил вторую. Спрятав телефон, прислушался. Ему показалось, что за ним кто-то гонится. Скрывшись за угол дома, он прислонился к стене и, потирая кулак, приготовился ждать. А потом из-за поворота выбежал Кирилл, который, увидев Харриса, искренне обрадовался:
        - Думал, не догоню!
        - Ты?! Ты где сейчас должен быть? Какого чёрта?
        - За тебя волнуюсь.
        - Я в порядке.
        - Нет-нет, полиция кругом, загребут, а мне потом посыпай голову пеплом из-за того, что не помог. Да и золотое правило никто не отменял: мы в ответе за тех, кого напоили!
        - Скажи лучше, что от Норы сбежал.
        - Сбежал, - смутился Кирилл. - Что хочешь со мной делай, но на такой подвиг я не способен.
        - Дурак, - беззлобно бросил Харрис. - А я думал, сам человеком станешь да мне поможешь. Вот что нам теперь делать?
        - Ты же говорил - не пропадём! Будут ещё у нас деньги. Это же Запад - край возможностей!
        - Край воздушных замков для таких ненормальных мечтателей, как ты, - огрызнулся Харрис. - Сейчас я тебе обрисую нашу перспективу. Эту неделю ты долбишь причал один, а я наблюдаю. Мы твою голову вылечим через вонючую работу. Всё поймёшь в сравнении: что приобрёл и что потерял. Через неделю сам будешь Нору отслеживать, а как встретишь, так под колёса бросишься, умоляя простить.
        - Куда мы идём? - остановился, не узнав местность Кирилл.
        - У нас много вариантов? - ехидно спросил Харрис. - В кошкодавку, куда же ещё? Нужно отоспаться, завтра у тебя тяжёлый день.
        Но в порту их ожидал неприятный сюрприз. Кирилл дёрнул дверь выделенного им Инджимарром домика и не смог открыть.
        - Когда мы уезжали, я хорошо помню, она была нараспашку! - удивился он.
        - Какая поразительная новость! - язвительно зашипел Харрис. - Что-то подобное я ожидал увидеть. О причине ты, конечно же, не догадываешься?
        - Нет, - виновато пожал плечами Кирилл.
        - Нам дали пинка! Скорая на расправу оказалась твоя Нора. Не успели мы дойти, как она позвонила Инджимарру, чтобы дал нам от ворот поворот. Не смогла даже дождаться утра. Чему радуешься? Что причал не придётся долбить? Так я найду работу ещё поганее.
        Но как не пытался показать свою злость Харрис, как не бубнил он под нос проклятья, Кирилл видел, что Харрис совсем не обиделся. Выговорившись, сел на лавку и достал бутерброды.
        - Ешь, а то когда ещё придётся? Скажи спасибо, что я прихватил, как наперёд знал.
        Недолго посидели, помолчали, пожевали, затем Харрис решительно встал.
        - Пошли. Здесь больше делать нечего.
        - Куда?
        - Куда глаза глядят.
        - Может, к военным на базу?
        - Какая база?! - вспылил Харрис. - Где ты такой умный милитарист выискался? Тебя не смущает, что ночь на дворе?
        - Не ори. Я увидел, что твои глаза глядят на тот берег, ну и предположил…
        - Мои глаза глядят в другую сторону. В центр пойдём. Поспать надо, а там, может, ночлежку для бездомных отыщем. В городах вроде этого должна быть.
        Харрис в сердцах ударил ногой в закрытую дверь и, не оглядываясь, решительно двинулся по осевой линии пустынной дороги, по его мнению, ведущей на городскую площадь. Кирилл едва за ним поспевал. Город располагался на сопках, и идти приходилось то вверх, то вниз. Узкая дорога с чёткой разметкой петляла средь частных домов, до окон которых можно было дотянуться рукой.
        - Это и есть центр? - удивлённо оглядывался Кирилл.
        - Рядом, - недовольно проворчал Харрис.
        - Североморск тоже на сопках стоит, но там всюду лестничные трапы. Как-то поудобней будет, особенно зимой, - попытался завести разговор Кирилл. - Рассказал бы чего? Ты же у нас экскурсовод.
        - Сам любуйся.
        - Любуюсь, да что-то не очень. А это что такое? - Кирилл встал как вкопанный. - Борщевик?
        - Что тебя удивляет?
        - То, что в центре города буйным цветом растёт борщевик! А ещё грязновато как-то. Я всегда считал: здесь такая чистота, что с асфальта можно есть.
        Харрис не ответил и, остановившись, озадаченно оглянулся. Кириллу показалось, что он заблудился.
        - Ты знаешь, куда идти?
        - Сейчас подумаю.
        Тогда Кирилл решил ему помочь. Он подошёл к ближайшему дому и постучал в окно.
        - Ты что делаешь? - опешил Харрис.
        - Спроси: не пустят переночевать? Если нет, то хотя бы узнай, где ночлежка?
        - Пошли быстрей! - затрусил прочь Харрис. - Хозяева сейчас полицию вызовут. Наивная простота, непонятно, кто из нас пил? Без моего разрешения больше ничего не делай.
        Впереди показалась возвышающаяся над домами выгнутая крыша, и Харрис направился к ней. Он надеялся увидеть муниципальное здание, которые обычно располагались в центре, но это оказался магазин. Дорога вела к тыльной стороне, где во дворе, за низкой оградой стоял открытый фургон. Единственный рабочий неспешно его разгружал - взяв в руки коробку, он затем ненадолго исчезал в магазине. Харрис потянул Кирилла с дороги и, спрятавшись под стеной дома, внимательно наблюдал. Взглянув на часы, он удовлетворённо заметил:
        - Не меньше трёх минут.
        - Ты чего задумал? - начал догадываться Кирилл.
        - В отличие от тебя, я думаю о нашем будущем. Не люблю голодать, а днём такой возможности не представится.
        - Но это же преступление?
        - Не больше, чем среди ночи барабанить в чужие окна. Стой здесь и не высовывайся.
        Харрис дождался, когда грузчик в очередной раз уйдёт в магазин, перебежал через дорогу, перемахнул ограду и оказался рядом с фургоном. На мгновение он застыл, выбирая самую большую коробку, дёрнул, едва не свалив остальные, хладнокровно их поправил и вдруг застыл с раскрытым ртом. С таким же раскрытым в изумлении ртом за ним наблюдал в дверях второй рабочий. С улицы он не был виден, но сейчас до него было не больше пяти метров. Харрис сглотнул, прижал к груди свою добычу и бросился бежать. Кирилл видел, как ему даже удалось беспрепятственно добежать до ограды, но перемахнуть её он не сумел - мешала коробка. Его преследователь через секунду оказался рядом и схватил за бушлат. А дальше произошло то, что весьма удивило Кирилла, и, вспоминая, он не раз раздумывал над этой картиной. Продолжая сжимать одной рукой коробку, Харрис вдруг эффектно извернулся и красивым крюком снизу в подбородок послал рабочего в нокаут. Его противник мешком рухнул на спину, раскинув руки. Кириллу показалось, что такое он уже видел. Не паникуя, Харрис перебросил коробку через ограду и перепрыгнул сам.
        - Не спи! - крикнул он, не оборачиваясь, и побежал, петляя между домов.
        Поравнявшись, Кирилл попытался его успокоить.
        - Ушли, не беги.
        - Вижу, - остановившись, перевёл дух Харрис.
        - Так говоришь, не ты вырубил жирного копа? - пристально посмотрел ему в глаза Кирилл.
        Харрис смутился лишь на мгновение, но затем равнодушно пожал плечами.
        - Не я. С грузчиком случайно вышло. Сам не ожидал. Не бери в голову, давай лучше посмотрим наш трофей.
        Он расположился на зелёном газоне и, отбрасывая куски картона, принялся рвать коробку. В образовавшейся дыре мелькнула яркая блестящая упаковка. Харрис заглянул и вдруг застонал:
        - Всё что угодно, но только не это!
        - Чипсы? - Кирилл узнал знакомую этикетку.
        - Я их ненавижу! Я их терпеть не могу!
        - Признаться, я тоже. И что нам теперь с ними делать?
        - Ладно, - поднялся, потряхивая коробкой Харрис. - Рассовывай сколько влезет по карманам. Когда проголодаемся, так пойдёт и такая отрава.
        Смахнув с себя бумажные обрывки, он оглянулся.
        - Где же этот центр? Тут город с гулькин нос, а бродим как по Нью-Йорку.
        - Ты там был?
        - Нет. К слову пришлось.
        - Лучше конечно спросить, но если возможности нет, то я в таком случае выбирал бы или возвышенность, откуда лучше видно, или дорогу, которая шире и ухоженнее. Такая точно в центр приведёт.
        Кирилл указал на двухрядное шоссе, по краям засаженное стриженными кустами и вполне подходящее под его определение.
        - А как тебе, умник, такая вводная? - проигнорировав его совет, Харрис смотрел совсем в другую сторону. - Скоро мы не то, что дорогу, друг друга не сможем увидеть.
        С севера горизонт пропал, разделив мир на ещё видимый с домами и вышками и мир, исчезнувший за серой стеной. Солнце пропало, пробиваясь сквозь тусклую скатерть едва различимым диском, и возникло ощущение, что наступает полноценная южная ночь. Небо меняло цвет, стремительно проскакивая стадии от светлого к тёмному, а затем к свинцово-синему. Поднялся ветер и зазвучал, как лай бездомной собаки: тоскливо и угнетающе. И вдруг повалил снег.
        - Июль, твою мать, - не сдержался Харрис. - А у нас смокинги не по погоде.
        Ветер швырял снег клубами то в лицо, то за шиворот. Холод стремительно пробирался под куртку, прогуливаясь вдоль тела сверху вниз и обратно. На белых волосах Харриса выросла белая шапка, и со стороны выглядело, будто голова вытянулась кверху, как яйцо. Кирилл протёр залепленные глаза, выплюнул залетевший в рот снег и засмеялся:
        - Если я чем-то и запомню Тромсё, то только этим.
        - Смех смехом, - выкрикнул ему в лицо Харрис, - но так и околеть недолго.
        Теперь они не искали центр, а слепо брели вдоль стен, натыкаясь на столбы почтовых ящиков и одинокие машины, припаркованные вдоль дорог. Кирилл безрезультатно дёрнул дверь одной из них и предложил:
        - Выбьем стекло и переждём внутри.
        - Как вариант сойдёт, - согласился Харрис. - Но пока что давай без криминала.
        - И это мне говорит специалист по краже чипсов?
        - Только не стучи опять в окна! В полиции тепло, но хотелось бы обойтись без их дурацких расспросов, с выводами не в нашу пользу. Ищи во дворах хозяйственные постройки или бани. Бани здесь популярны, и без замков. Да и потеплей машины без стекла.
        Петляя между домов, Харрис наткнулся на ограждение из стальной сетки и, слепо перебирая руками вдоль ячеек, прошёл от угла до угла, пытаясь понять, что перед ним находится. Вдруг он шарахнулся вспять.
        - Назад, здесь вольер с собакой!
        На его голос выглянуло лохматое чёрное чудовище, зевнуло, втянув в себя заряд снега. А выбравшись из будки, дружелюбно вильнуло хвостом. Увидев его, Кирилл не испугался и присел, разглядывая блестящий, размером с кулак, мокрый нос.
        - Хороший пёсик, - проворковал он, просунув сквозь сетку пальцы. - Хороший и добрый. Посмотри, как он машет хвостом. У меня в детстве похожий был, на санках катал. Я на нём спал, как на перине. До-обрый пёсик.
        - Уходим, - дёрнул его за плечо Харрис. - Пока этот добряк не отхватил тебе руку.
        - Не бойся. Это же водолаз.
        - Ну и что?
        - Водолазы - милейшие псы. А у милейшего пёсика домик побольше портовой кошкодавки. Большой домик - одному ему там слишком просторно.
        - Ты собрался к нему в будку?! - заржал Харрис.
        - Почему нет? Угостим его чипсами, - полез в карман Кирилл. - А он нас пустит к себе погостить до утра.
        - Не будь идиотом. Уж лучше тогда в машину.
        - В такую погоду не время стыдиться. Поверь, собаки куда добрее людей. Я это точно знаю. А ты посмотри, какой он милашка. Лохматый, тёплый, а я от холода еле на ногах стою.
        Дотянувшись до косматой головы, Кирилл без боязни погладил пса между ушей, отчего тот прижался к сетке, подставляя спину. Тогда он нащупал на двери засов и бесстрашно вошёл внутрь.
        - Вот видишь?
        - Вижу, - стряхнул с головы снег Харрис. - Вижу, что ты собачий папа. Показал и хватит. Пошли дальше, а то снег усиливается.
        - Как хочешь, но с меня на сегодня хватит. Для одного дня слишком много, а я не железный, - Кирилл заглянул в будку и остался доволен. - Ещё и четвёртому места хватит. Заходи без резких движений и погладь его по голове.
        - Да пошёл ты! - перекрикивая свист ветра, хлопнул дверью вольера Харрис. - Мне только собачьих блох не хватало.
        Он исчез за снежной стеной, а Кирилл потрепал пса за уши и, раздвинув шерсть на глазах, ласково спросил:
        - Так я зайду к тебе? Ты не против?
        Пёс был не против.
        А ещё через полчаса безрезультатных поисков вернулся Харрис. Трясущийся и от холода постукивающий зубами, с ледяными корками на ресницах и бровями, забитыми снегом. Убедившись, что Кирилла ещё не съели, он молча потрепал владельца будки по голове и полез следом.
        Разбудило их монотонное шарканье лопатой. Харрис выглянул из будки первым и тут же спрятался обратно.
        - Хозяин снег чистит, - шепнул он то ли Кириллу, то ли псу. - Переждём.
        - Представляю его физиономию, если мы вылезем, - согласился Кирилл.
        Метель прошла, покрыв крыши, дороги, деревья толстым белым покрывалом, как в зеркале, отражающим ослепительный блеск солнца. Яркий свет, пробравшийся в щели, чертил внутри будки лучами прожекторов, подсвечивая витавшую в воздухе шерсть. Увидев её, Харрис почувствовал першение во рту, носу, даже в глазах и, сплюнув, брезгливо отряхнулся.
        - Какая стыдоба.
        Прислушавшись, он ещё раз выглянул и заторопился.
        - Ушёл! Сматываемся. Тьфу, какой позор! Я спал в собачьей будке. Уж лучше в стельку пьяным в канаве, чем в обнимку с блохастой псиной. Видела бы меня моя мамочка. Кирилл, никогда! Никогда не смей мне об этом напоминать! Ты слышал меня, Кирилл?
        Удивительно, но на этот раз Харрис довольно быстро вышел на дорогу в центр города, хотя надобность в ночлежке уже и отпала. Город постепенно просыпался, откапываясь после ночного погодного сюрприза. Тающий снег побежал по тротуарам ручьями, с крыш срывались мокрые оползни, владельцы магазинов, дабы не отпугнуть покупателей, торопились очистить вход и рекламные вывески. Возле одного из магазинов, витрину у которого заменял экран огромного телевизора, Кирилл заметил любопытную толпу. Люди безразлично проходили мимо и вдруг останавливались, внимательно прислушиваясь к словам диктора.
        - Что там? - спросил Кирилл.
        - Новости, - Харрис остановился, тоже заинтересовавшись экраном. - Что-то важное: говорят на нескольких языках.
        Он подошёл к толпе и, заглянув через головы, прислушался.
        - Что за новости? - теребил его за бушлат Кирилл.
        - В северной части Баренцева моря произошло землетрясение. Гигантское цунами обрушилось на Новую Землю. На мысе Желания смыло метеостанцию, пострадал посёлок Русская гавань.
        - В Арктике землетрясение? - искренне удивился Кирилл. - Ты раньше о таком когда-нибудь слышал?
        - Теперь вот услышал.
        Казалось, что эта необычная новость Харриса особо не заинтересовала. Он прошёл мимо и целеустремлённо вёл Кирилла к зелёному парку с растрёпанными кустами рябины.
        - Вот мы и в центре, - объяснил он, вспоминая взятые обязанности экскурсовода. - Обрати внимание на это жёлтое трёхэтажное здание - музей искусств. Перед ним кафедральный собор, а дальше, где пароход, морской порт, - Харрис повёл Кирилла к скамейкам на зелёной аллее у собора. - Присядем, отдохнём.
        Возле них неспешно проходили люди, рядом по дороге также неспешно ползли машины. Харрис лениво разглядывал лица прихожан и водителей, продолжая вести экскурсию.
        - Если пойти в эту сторону - упрёмся в дом Амундсена.
        - Чего мы здесь высиживаем? - даже не взглянув вдоль улицы, не оценил его стараний Кирилл.
        - Отдыхаем. Наслаждаемся тёплым солнцем, греем кости.
        - Твоя «Легия» здесь стояла?
        - Да. Где-то там… за тем пароходом… там дальше тоже причалы.
        Вдруг Харрис странно повёл головой и, толкнув Кирилла в бок, взволнованно спросил:
        - Ты его знаешь?
        - Кого?
        - Мужик вон в том «мерседесе» на тебя пялился. Посмотри, пока не проехал.
        - Меня здесь никто не знает, - Кирилл проводил равнодушным взглядом автомобиль. - Да и не видно ничего - у него стёкла тёмные.
        - Я тебе точно говорю! - не мог успокоиться Харрис. - Он не сводил с тебя глаз! Давай догоним, он еле движется, посмотришь получше.
        - Не буду я ни за кем гоняться! - хмыкнул Кирилл. - Говорю же, меня здесь никто не знает.
        Проехав ещё с полсотни метров, «мерседес» неожиданно остановился, и у Кирилла возникла догадка, что здесь его всё же кто-то да знает. И сейчас этот кто-то остановился, чтобы с криками «Кирилл, это ты? Сколько лет, сколько зим! А помнишь, ещё в школе…» броситься навстречу.
        Он привстал, глядя на дверь водителя, но тот не показывался, а вышел его пассажир, и Кирилл понял, что в своей догадке он оказался недалёк от истины.
        - Жди меня здесь! - бросил он Харрису и заспешил за пассажиром лёгкой трусцой, боясь потерять его в толпе.
        Впрочем, тот не торопился, и Кирилл быстро его догнал. Раньше он его видел не таким. Сейчас строгий дорогой костюм сбивал с толку, но Кирилл был уверен в своей правоте.
        - Привет, Нил! - выкрикнул он в спину.
        Нил Баррет остановился и, взглянув на Кирилла оценивающим взглядом, удивлённо спросил:
        - Зрение меня не подвело - это всё-таки были вы, господин Катков.
        - Мы уже не на ты?
        - Вы что-то хотели мне сказать?
        - Всего лишь выразить признательность за то, что отправили меня в тюрьму.
        - Это не я вас отправил. Так решил норвежский закон. Но вас, как я вижу, выпустили?
        - Для меня это тоже оказалось полной неожиданностью. Теперь вот знакомлюсь с городскими достопримечательностями. А вы проездом или по делу? Если вы туристом, то я уже кое-что могу вам показать. Вы не поверите, какая изюминка здешний рыбный порт. Рекомендую взглянуть, насладиться ароматами, а ещё лучше поразвлечься со шлангом и ломом.
        - Это, наверное, очень интересно, но у меня в городском муниципалитете встреча с норвежским военным атташе. Простите, я тороплюсь, да и вам не буду мешать, господин Катков, знакомиться с достопримечательностями.
        Уже собравшийся уходить, Баррет неожиданно повёл носом и, скривившись, спросил:
        - Чем от вас так воняет?
        Понюхав собственный рукав, издающий мощный запах псины, Кирилл смахнул клок шерсти и, ничуть не смутившись, ответил:
        - Трудностями жизни. А вы мне их предоставили в немалом количестве. Но у меня появилась справедливая мысль, что вам бы следовало их как-то поубавить. Вам так не кажется, господин Баррет?
        - Что вы от меня хотите?
        - Мы с другом нуждаемся в нормальном образе существования. Прежде всего в работе и крыше над головой. Вам ведь не составит труда решить нашу проблему?
        Нил Баррет на мгновение задумался.
        - Не составит. Идите за мной, но прошу вас, держитесь на расстоянии, а то атташе ещё решит, что эта вонь от меня.
        То, что для одних представляет невыполнимую задачу, для других может быть лёгкой разминкой собственных возможностей. В справедливости этого правила Кирилл очень быстро убедился на личном опыте. Уже через полчаса он вернулся в парк у собора и довольно заявил:
        - Харрис, наши мученья остались в прошлом - я нас трудоустроил и не в рыбный порт.
        - Куда? - не скрывая сомнения, поинтересовался Харрис.
        - Ты когда-нибудь слышал о норвежской военной станции на острове Вильгельма?
        - Мне не очень интересно всё, что хоть как-то связанно с военными.
        - Это крохотный остров, входящий в архипелаг Шпицберген, - не обращая внимания на сопротивление, продолжал Кирилл. - На нём Норвегия развернула пост радиоразведки за Россией. Им нужны русскоговорящие кадры для прослушивания эфира. Ничего сложного - слушай и записывай. Платить обещают хорошо, и всё остальное прилагается, что в таких случаях положено.
        - А тебя не смущает, что тебе придётся работать против своих? - с интересом взглянул на него Харрис.
        - Ничуть, - уверенно ответил Кирилл. - Я в Россию возвращаться не собираюсь. Подзаработаю на Шпицбергене и рвану куда-нибудь на юг Европы.
        - Это нам твой друг помог?
        - Он. Я его заверил, что ты тоже согласишься. Харрис, ты же меня не бросишь?
        - У меня есть выбор? И, кстати, я тоже не прочь погреться на юге старушки Европы.
        Глава девятая
        «Никола»
        27 ИЮЛЯ 2020 Г. ВОЕННО-МОРСКОЙ ГОСПИТАЛЬ, Г. СЕВЕРОМОРСК.
        День, солнце, за спиной красная стеклянная табличка с двуглавым орлом и номером части. Ковырнув костылём в трещине асфальта, Максим оглянулся на дверь госпиталя, подбросил костыль на ладони, определяя центр тяжести и получше прикладываясь, затем с нескрываемым наслаждением швырнул его в кусты. Медленно шагая, дабы в глаза не бросалась лёгкая хромота, он направился к воротам.
        - Не рановато? - спросил встречавший его Шатов.
        - В самый раз, - огрызнулся Макс. - Мне ихнего ничего не надо. Дальше я сам, без костылей, справлюсь. Да, Гена, спасибо, что приехал. Мне без твоей помощи никак. Сегодня нужно в отдел кадров успеть, потом заскочить за вещами, ещё узнать, когда борт на Нагурское. В общем, побегать придётся.
        Шатов кивнул на машину:
        - Садись, по дороге расскажешь. Тебе же отпуск положен?
        - Мне он не нужен, и в кадрах, надеюсь, не вспомнят. Мне сейчас главное - получить направление в зубы, и в часть первым же рейсом.
        - Зря, - взглянул на вытянутую ногу Королёва Шатов, запуская двигатель. - Отдохнул бы, разработал колено, чтоб сильно в глаза не бросалось.
        - Вот здесь! - Максим многозначительно постучал по папке с бумагами. - Медицинское заключение о том, что я годен к лётной работе! А что там кому в глаза бросается, мне не любопытно.
        - Доволен, что в Нагурское попал?
        - Доволен… - но, почувствовав, что прозвучало как-то неубедительно, Макс добавил: - Просился на «Кузнецов» вернуть, но главврач костьми лёг - всё, что угодно, но только не палуба! Он вообще хотел, чтобы меня определили или в противолодочную, или в транспортную авиацию. Пришлось повоевать, чтобы в истребителях оставили. А то, что прихрамываю, так не обращай внимания - с ногой у меня всё в порядке. Мышцы нужно восстановить, залежался. Пока на Су-тридцать пятый буду теорию учить и сдавать, да пока до полётов дело дойдёт - разработаю.
        - Да… - ностальгически вздохнул Гена. - Я мечтал попасть на Су-тридцать пять, но не повезло. А вот тебе повезло. И Кириллу повезло.
        Для Шатова не осталось незамеченным, как напрягся Максим. Его лицо вдруг окаменело, словно у нацелившегося в лобовое стекло сфинкса.
        - Кстати, ты в курсе, что тебя отправляют на освободившуюся вакансию Каткова?
        - Послушай меня, Крокодил, - начал с вызовом в голосе Макс. - Я не знаю никакого Каткова! И знать не хочу! Никогда мне о нём не напоминай. Я лечу в Нагурское, потому что меня туда отправляют для дальнейшего прохождения службы. А кто там освободил место, что с ним произошло, загрызли его медведи или он удрал, как последняя сволочь, мне наплевать. Если вдруг так случится, что мне достанется его самолёт, я попрошу техников протереть спиртом всё, к чему он прикасался.
        - Резко и быстро у тебя всё получается, - по лицу Шатова пробежала недовольная тень. - Каток был нашим другом.
        - Был когда-то у меня друг Каток. Был да пропал. Не разглядели мы с тобой вовремя в нём вражью тварину, теперь приходится память зачищать. И давай больше не будем об этом.
        Разговор не клеился. В салоне незримо третьим присутствовал Кирилл, давя обоим на плечи, и каждый размышлял о своём. Конец июля подарил северянам жаркую и солнечную неделю, и Гена, взглянув на зелёные сопки, подумал, что этот год будет урожайным на грибы и было бы неплохо выкроить один удачный денёк. Побродить среди кривеньких и низеньких, согнутых беспрерывным ветром деревьев в поисках коричневых шляпок подосиновиков и думать, думать, думать. Он видел, как импульсивный и не умеющий скрывать собственные чувства Макс нервно двигает скулами, наверное, представляя, как расправляется с попавшимся в его руки Кириллом. Заметил он и то, что Максим увидел его ненавязчиво изучающий взгляд и отвернулся.
        «Пять секунд, и он остынет, - улыбаясь в душе, но не снимая маску безразличия, пошагово планировал последующую ситуацию Шатов. - Ещё пять секунд Макс будет раздумывать, как выкрутиться из неловкого положения. И пять секунд на поиск подходящей темы. Итого даю - пятнадцать секунд».
        Забавляясь, Гена скосил взгляд на стрелку секундомера.
        - Крокодил, я вчера в новостях видел сюжет про землетрясение на Новой Земле. Даже не поверил сначала.
        «Десять секунд! - чуть заметно повёл бровью Шатов. - Безделье пошло Максу на пользу. Соображать он стал быстрее».
        - Не врут новости. Льды тают, климат меняется, ничего удивительного, что и у нас стало потряхивать.
        - Что в мире делается, - вздохнул Максим. - Так и загубить старушку Землю недолго. Человек её сверлит, долбит, взрывает, прекрасно отдавая себе отчёт, что грызёт сук под задницей, но ему на всё наплевать. Живём одним днём. Кстати, как там норвеги? Я слежу за событиями, но ты-то знаешь больше.
        - Ничего особенного. Ни мы, ни они не пересекаем «Полосу соприкосновения». Изображаем вялотекущую войну, но до хорошей драки дело не доходит. Они всё пытаются достать «Заразломную», а мы успешно бьём им по рукам. Подстрекатели в Европе требуют от Норвегии результат, а Норвегия, в свою очередь, от них денег и военную помощь. На том всё и зависло.
        - Ты только не смейся, - улыбнулся Максим. - Я, когда кверху ногами в палате лежал, стишок придумал про Европу. Ты сейчас напомнил. Оцени:
        Молчи, позорная Европа,
        И не качай свои права!
        Ты у России только жопа,
        А думаешь, что голова!
        - Сильно! - прыснул от смеха Гена. - Поэты бы тебя, конечно, публично казнили, но мне понравилось. Бескомпромиссно, резко, сурово, как раз в твоём стиле.
        Королёв вдруг снова замолчал, а Шатов, будучи уверенным, что он думает о Каткове, его не отвлекал. Но Максим внезапно заговорил и очень удивил Гену. За несколько минут он уже дважды ошибся в своём друге.
        - Не к месту как-то эти цунами и землетрясения. Неспроста. Чтобы цунами, да в Арктике - всё равно, что снег в Африке. Сколько над этим не думал, но постоянно прихожу к мысли, что что-то здесь не вяжется. Не может такого быть, потому что быть не может.
        «Браво, Макс!» - ни один мускул не дрогнул на лице Шатова, но от мимолётно брошенного взгляда, в котором не скрывалось уважение, он не удержался.
        - Почему не может? В природе всё может. Где были льды - сейчас открытая вода, качни, вот тебе и побежала волна.
        - Вот именно - качни! Почему цунами направленно обрушилось на Новую Землю, а не пошло в разные стороны, как обычно в таких случаях? Почитай, как происходят цунами, и поймёшь, что так не бывает. Чтобы создать направленную волну, нужно грамотно и управляемо качнуть земную кору. И к гадалке не ходи - не обошлось здесь без искусственного вмешательства.
        А вот теперь Гена с трудом скрыл полученное потрясение. Макс произнёс фразу, которую он слышал не далее, как час назад. Промычав невнятное:
        - Что поделать, климат меняется…
        Гена взглянул на часы - девять двадцать. Так и есть, ровно час. В восемь двадцать он стоял в кабинете своего начальника, капитана первого ранга Жданова и выслушивал почти такие же слова:
        - Последние новости знаешь?
        - Так точно, товарищ капитан первого ранга, я уже ознакомился с разведсводкой.
        - За неполные две недели второе землетрясение. Если первый раз оно было пятибалльным, то теперь достигло семи.
        - Полагаете «Никола»?
        - И к гадалке не ходи. Наши коллеги из внешней разведки дают девяностопятипроцентную достоверность этой информации. После первого цунами ещё кто-то сомневался, после вчерашнего сомневающиеся исчезли. Если тогда оно обрушилось на тундру мыса Желания и слегка докатилось до Русской Гавани, то сейчас - аккурат в район Архангельской Губы. А там наши «Бастионы». Чувствуешь направленность? Пусть с первого раза и не достали, но и от второго никто не застрахован.
        - Что по этому поводу говорят наши учёные?
        - Наши учёные, как обычно, осторожно допускают. Они красиво думают, наморщив высокие лбы, не исключают произвольные возможности, спорят, предполагают, и ничего конкретного. Но там, - Жданов красноречиво указал в потолок, нацелившись пальцем на Москву, - уверены, что это дело рук «Николы». Они очень надеются на нашу совместную операцию «Развод», но а нам похвастаться нечем.
        - Товарищ капитан первого ранга, нужно терпение, и «Развод» выстрелит, - возразил Шатов, почувствовав укор в свой адрес. - Знать бы ещё, что искать?
        - Что искать - предположить несложно. Это должен быть объект, утыканный лесом антенн. Сложность в том, что никто не может сказать - где его искать? Он может находиться как в Америке, так и спрятанным в гренландских льдах и оттуда возбуждать тектонические пласты рядом с Новой Землёй. А может, затаился где-то у нас под носом. Никто ничего толком сказать не в состоянии. Какое расстояние надо электромагнитному импульсу, чтобы возбудить земную кору? В этом главная загадка. Если бы знали, давно бы место «Николы» вычислили да снесли под корень.
        У Шатова были кое-какие мысли по этому поводу, но высказывать он их не спешил, предпочитая исподволь подталкивать начальство в нужное русло. Не торопись казаться умнее других, и не дашь повод воскликнуть: «Какой вы умный! Вам череп не жмёт?» Хорошее правило, взятое Геной на вооружение, особенно при общении с начальством.
        - Товарищ капитан первого ранга, на этот счёт существуют какие-либо предположения?
        - Существуют. Есть подозрение на систему HAARP. Американцы утверждают, что она исключительно для исследования атмосферных явлений, но что-то слабо верится. Сеть станций, на каждой из них лес антенн. Но самое подозрительное то, что финансируется она Пентагоном. С чего бы это Пентагону выбрасывать уйму денег на изучение Северного сияния?
        «В яблочко! - подумал Шатов. - Теперь надо узнать, в курсе ли Жданов о последнем заявлении Вашингтона?»
        - Американское правительство делало по этому поводу какие-либо заявления?
        - Через дипломатов наша внешняя разведка сделала вброс, что мы догадываемся о работе Америки над тектоническим оружием. В ответ от их правительства получили иронический смех. А если отказываются на правительственном уровне, значит, их тектонический «Никола» существует.
        Всё верно. Так и было - нервный смех на предъявленные обвинения.
        Жданов заглянул в стол и протянул Шатову лист бумаги.
        - Взгляни, это и тебя касается. Отчёты по «Разводу» приходят ежедневно. Наш варяг присылает их чётко по графику. Так чётко, что даже подозрительно. А в нашей работе, капитан, когда гладко, то жди неприятностей. Не из-под колпака ли он шлёт свои депеши?
        - Это невозможно, товарищ капитан первого ранга! - Шатов замер по стойке «смирно», глядя мимо Жданова, выше, в глаза Дзержинскому. В его голосе зазвучали официальные нотки: - На случай непредвиденного провала зарезервированы дополнительные сигналы, даже такие, которые варягу неизвестны. Ни один из них задействован не был.
        - Да знаю я, - смягчился Жданов. - Расслабься. Я понимаю, что наш варяг просто очень старательный.
        - Не без этого, - позволил себе улыбнуться Гена.
        - А как там твой сбитый лётчик?
        - Товарищ капитан первого ранга, в том, что его сбили, вины Королёва не было! Не более чем глупое стечение обстоятельств. Он превосходный лётчик. Ему надо дать шанс, и он его непременно использует.
        - Что ж ты так всё близко принимаешь к сердцу? - усмехнулся Жданов. - Я же его сбитым назвал не для того чтобы оскорбить, а для того, чтобы подчеркнуть его индивидуальность. Таких больше на Северном флоте нет. Интересно последить за его судьбой. У него ведь были проблемы со здоровьем?
        - Больше проблем нет. Сегодня выписывается из госпиталя с положительным заключением и без ограничений. Прошу вашего разрешения отлучиться, чтобы встретить и помочь.
        - Поезжай. Куда его?
        - В Нагурское.
        - В Нагурское? - удивлённо вздёрнул брови Жданов. - Он же палубник? Ты посодействовал?
        - Я. Нагурское - наша передовая. Это то, что сейчас Королёву нужно, чтобы избавиться от синдрома сбитого лётчика и использовать свой шанс. «Кузнецов» отведён во вторую линию и у «Полосы соприкосновения» не задействуется. Вчера на Нагурское должен был улететь транспортный Ан-двенадцать. С вашего разрешения, я задержал его на сутки.
        - Задержал, а потом спрашиваешь разрешения? Хитёр. Ты мне о Королёве иногда рассказывай. Интересный парень. Горяч, нам бы не подошёл, но интересный.
        - Он лучше, чем кто-либо ещё находится на своём месте, товарищ капитан первого ранга. И другого ему не надо. А я всего лишь чуть подстраховываю, чтобы никто не помешал ему это место занять.
        - Ну-ну… - задумался Жданов. - В нашем деле дружба - не лучший помощник холодному расчёту, но иногда творит чудеса. Ты не стесняйся, напоминай мне о нём. Чувствую, Королёв о себе ещё заявит.
        - А я в этом уверен, - подмигнул портрету Дзержинского Шатов.
        Максим выскочил из штаба авиации Северного флота, опасливо озираясь и припустив лёгкой трусцой к воротам пропускного пункта. Торопливо козырнув дежурному и сдав пропуск, он наконец выдохнул и, впрыгнув в машину к Шатову, скомандовал:
        - Крокодил, гони пока не вспомнили!
        - Что случилось? - рванул с места Гена.
        - Больше всего боялся, что кадровики начнут к бумажкам придираться. Или потребуют отпуск отгулять за этот год, или вообще переиграют назначение.
        - Эти могут, - поддакнул Шатов.
        - А тут представляешь, ещё такая удача! Я диспетчеру по перелётам звонил. Оказывается, сегодня есть борт на Нагурское. Ан-двенадцатый сидит на первом Североморске, никак вылететь не может. Но утром вроде бы дали добро, нужно успеть.
        «Успеем», - улыбнулся про себя Шатов.
        - Ты, Макс, прямо везунчик. Сам знаешь, на Нагурское борт ходит раз в две недели, а то и в месяц. А тут такая удача.
        - И не говори, сегодня определённо мой день. Главврач хотел ещё неделю в госпитале продержать, а потом вдруг сам вызывает и выписывает. И это ещё не всё. Наш куратор в кадрах даже моё личное дело открывать не стал, печать на назначение шлёпнул и пожелал удачи. А ведь я его знаю - мужик вредный.
        - За каждой удачей есть нить удачи, - позволил себе лёгкий намёк Шатов.
        Но Максим его не понял. Мыслями он уже был далеко, в Нагурском, в кабине Су-35.
        Глава десятая
        На скучной службе норвежского короля
        1 АВГУСТА 2020 Г. АРХИПЕЛАГ ШПИЦБЕРГЕН, ОСТРОВ ВИЛЬГЕЛЬМА.
        Тихим ходом, осторожно расталкивая колотый лёд, американский сухогруз подползал к причалу, нещадно дымя и регулярно посылая на берег разрывающие уши сигналы ревуна. Капитан метался по мостику с рацией у рта и материл на чём свет стоит и ледяную кашу, скрипевшую по бортам шорохом рвущейся бумаги, и отсутствие на Вильгельме лоцмана вместе с буксирами, и криворуких строителей, прилепивших причал под углом к берегу. Досталось и погоде, пославшей неудобный, прижимной ветер.
        Поймав паузу в завывании сирены и грохоте готовившегося к работе на палубе крана, Харрис уныло спросил:
        - Это он и есть?
        - Похоже, что так, - подтвердил Катков.
        - Лонгьир мне больше понравился, - вздохнул Харрис, вспомнив, что по пути из Норвегии пароход заходил в порт Шпицбергена. - Я на берегу даже рекламу кабака видел. А тут кроме барака на бугре ничего не вижу. Может, кабак за бугром и нам не заметен? - спросил он с надеждой в голосе.
        - Сомневаюсь, - не разделил его ожиданий Кирилл. - Лонгьир - столица Шпицбергена. А это крошечный остров на задворках остального мира. Нас на него отправили американским кораблём, потому что норвежским здесь уже небезопасно.
        - Дыра…
        Харрис хотел сказать что-то ещё, но взвывший ревун оборвал его на полуслове. Вынужденный замолчать, он тоскливо наблюдал за приближающимся островом Вильгельма. На единственном причале суетились с десяток рабочих в одинаковых оранжевых жилетах, готовясь ловить с сухогруза концы. Дальше от берега вела протоптанная тропинка вверх на зелёный холм к трёхэтажному зданию со стенами, исчерченными чёрными и бледными ломаными линиями арктического камуфляжа. Рядом с домом одинокой иглой воткнулась в небо антенна, за ней вдалеке - молочные вершины ледяных гор. От архипелага остров отделял узкий пролив. Как и берега острова, он был забит пригнанной с океана ветром ледяной шугой, и определить его ширину было сложно, но, приглядевшись к гранитным полосам на той и этой стороне, Харрис понадеялся на собственный глазомер и дал не больше восьмисот метров. «Наверняка, зимой, - подумал он, - когда пролив покроется льдом, обитатели острова смогут ходить или ездить на архипелаг в ближайший посёлок».
        Резкий удар оторвал его от исследования берегов Вильгельма - как не старался капитан, но пароход припечатался жёстко, всей своей массой навалившись на развешенные вдоль причала автомобильные покрышки.
        - Приехали, - констатировал Харрис, направившись к трапу.
        На берегу их встречали. Довольно юный парень в форме сержанта норвежской армии невозмутимо наблюдал за швартовкой сухогруза, но стоило им спрыгнуть на причал, встрепенулся и пошёл наперерез.
        - Кто из вас Катков, кто Озолс? - спросил он, вздёрнув подбородок, и, как показалось Харрису, надменно.
        - С чего ты взял, что это мы? - окинул его оценивающим взглядом Харрис, вмиг почувствовав к встречающему неприязнь: молод ещё демонстрировать своё высокомерие. - Здороваться тебя не учили?
        - Кроме вас, я больше пассажиров не вижу, - ответили ему на безупречном русском. - А приветствовать вы были обязаны меня первыми. На этот раз я вас прощаю, но в следующий вы понесёте наказание.
        - Ты это тоже слышал? - опешил Харрис, обращаясь к Каткову. - Это он нам?
        - Погоди, - попытался успокоить его Кирилл. - Давай уточним, - затем улыбнулся норвежцу. - Он Озолс, а я Катков. А теперь не могли бы вы представиться и объяснить, с какого перепугу мы должны перед вами раскланиваться?
        - Сержант Мосол…
        - Как? - перебил, рассмеявшись Харрис. - Мосол? Норвежский хлопец Мосол?
        Сержант слегка покраснел, но ответил с достоинством, не уступающим королевскому.
        - Верно, я не норвежец. Моё полное имя Богдан Мосол. Но для вас я господин сержант. Запомните и никогда так впредь не ошибайтесь. По поводу наказания, я не шутил. Вы прибыли на военный объект как служащие по контракту и обязаны подчиняться старшему по званию. А здесь я для вас непосредственный начальник. И как когда-то ещё говаривал мой сержант - впредь я бы вам советовал пришить к пяткам языки.
        - Всё? Теперь послушай меня, Мосол, - закусил удила Харрис. - Видишь за моей спиной пароход? Я сейчас вернусь на него, взберусь на самую высокую мачту и оттуда покажу тебе голый зад. Только ты меня и видел. Как тебе такой расклад?
        - В таком случае вам придётся вернуть сто двадцать пять тысяч крон.
        - Чего?! - растерялся Харрис. - Каких ещё тысяч?
        - Тех, которые были переведены на ваш счёт в качестве подъёмного пособия.
        - У меня нет счёта.
        - Уже есть. Он открыт на ваше имя в «Норгес банке» и пополнен указанной мною суммой. Еженедельно он будет увеличиваться на двадцать тысяч крон, но это в том случае, если вы оставите свои штаны в покое и обратитесь ко мне - господин сержант.
        На мгновение, щёлкая в уме нулями, Харрис задумался, потом обернулся к Каткову:
        - А ведь он может быть убедительным! Ладно, про штаны забудь. Куда идти, сержант?
        Здраво рассудив, что у него ещё всё впереди, Мосол не стал настаивать на приставке «господин» и указал на вершину холма.
        - Следуйте за мной, по пути я введу вас в круг ваших обязанностей. Это наше основное здание. На первом этаже метеослужба, на втором наши посты радиоперехвата, на третьем штабные кабинеты и кабинет начальника, майора Юнссона. На третий этаж вам доступ закрыт.
        - Неплохо звучит фраза: «основное здание», - не удержался от замечания Харрис. - Обнадёживает наличием неосновных.
        - Ещё четыре этажа уходят вниз, вглубь холма. На минусовые этажи вам разрешается опускаться до первого и второго. Там жилые помещения и оснащение жизнедеятельности. На третий и четвёртый уровень доступ вам также закрыт.
        - Сплошные секреты, - ухмыльнулся Харрис. - На самом нижнем этаже вы, конечно же, храните золотой запас Норвегии?
        Не справившись с тонкостью юмора Харриса, сержант остановился и удивлённо ответил:
        - Нет… здесь нет золота. На нижних уровнях оборудование нашей станции. Спускаться к нему имеют право лишь технические спецы.
        - Послушай, Богдан, давай считать, что ты пока ещё не наш начальник, - хитро подмигнул Харрис. - Представь, что ты ещё нас не знаешь, ты неплохой парень и встретил таких же, как и сам, неплохих парней. Подскажи, так сказать, между нами, а где вы, как бы выразиться, - отдыхаете? Кроме этой измалёванной трёхэтажной избы я больше ничего не вижу. А то, что я хотел услышать, ты ни на одном из этажей не назвал. Где у вас, скажем, бар, ресторан? Пивнушка, наконец?
        - Их нет, - сержант улыбнулся и пошёл на вершину, поманив пальцем. - Служба наша скучна, но она наше единственное развлечение.
        Харрис брёл следом, мощно наморщив лоб и бормоча под нос лишь ему понятные заклятья. В то, что нет бара, он ни на мгновение не поверил, как если бы Мосол сказал, что на острове нет воздуха и всем придётся дышать с аквалангами. «Темнит сержант, - подумал он. - Здесь должен быть какой-то подвох или розыгрыш».
        Тем временем они поднялись на холм, Мосол молча остановился, и, сложив руки на груди, предоставил Харрису самому поискать недостающее здание. С вершины открывался прекрасный вид. Внизу американский пароход всё ещё стоял у причала и сгружал с палубы ящики с броскими эмблемами фирм. Вдали за ним тёмное море кучерявилось белыми барашками волн. Крепкий морской ветер играл ими, швыряя в воздух клочки бирюзовой пены. С другой стороны холма остров уходил вниз низиной, утыканной штырями антенн. Но это не то, что хотел увидеть Харрис. За низиной рельеф вновь поднимался, превращаясь в две сросшиеся горы с отвесными скалами и острыми пиками. Дальше, куда ни доставал глаз, нагромождение пожелтевших от времени ледяных торосов. И всё…
        - И всё?! - закричал Харрис. - На острове ссылка для каторжан?!
        - Нет, - без тени улыбки ответил сержант. - Это военная база Норвегии. Наша служба очень важна и приравнивается к частям, ведущим боевые действия. Теперь о том, чем вы будете заниматься. Там, дальше, - Мосол указал в сторону моря, - Земля Франца Иосифа. Ещё дальше Новая Земля. То есть враждебная нам Россия, её боевые части, полки и базы. Всё, что произносится русскими в эфир на любой частоте, мы обязаны слышать. Слышим и записываем - наше главное правило. Любая, даже кажущаяся вам бессмысленной фраза, должна быть вами услышана и записана. Не вам решать о её значимости.
        - Так много антенн… - задумчиво кивнул вниз, в долину, Катков.
        - Мы перехватываем все мыслимые и немыслимые диапазоны. От ультракоротких до сверхдлинных. Для этого требуется обширное антенное поле.
        - А там, дальше? - указал на горы Кирилл.
        - Ледник. Ходить к нему не советую - кишит белыми медведями.
        - Чего же вы их не перестреляете? - язвительно заметил Харрис. - Или нас ждали?
        - По норвежским законам убийство белого медведя приравнивается к убийству человека. Медведи на нашем берегу не показываются, боятся гудящих антенн, ну и вы не испытывайте судьбу походом в их владения.
        - Я спросил не о леднике, а о горах, - поправил сержанта Кирилл. - На скале я видел огонь.
        - Маяк. Работает в автономном режиме. К горам подходить также запрещено.
        - Везде запрещено, - недовольно проворчал Харрис. - Где же можно?
        - Всё своё время вы будете проводить внутри нашей базы. За исключением, как сегодня, придётся спускаться к причалу на разгрузку приходящих кораблей.
        - Куда мы приехали? - застонал Харрис. - Сиди сутками в наушниках, а на развлечение - разгружай пароходы!
        - А я не против, - неожиданно заявил Кирилл, чем снискал на лице сержанта благодарную улыбку. - Спокойно, тихо и денежно.
        Он отчётливо представил себе своё ближайшее будущее. Это было несложно. Дни потянутся ленивой чередой, как под копирку, похожие друг на друга. Дежурства будут сменяться сном глубоко под землёй, затем короткое бодрствование, в которое неизвестно чем заняться, и снова на дежурство, важно водрузив на голову наушники. Такое будущее его вполне устраивало. Так или иначе, но он оказался на военной базе, а это существенный шаг в осуществлении его планов.
        - Тогда и я не против, - покорно склонил голову Харрис.
        Когда небольшой коллектив замкнут в крошечном пространстве, то в рекордно короткое время все знают друг о друге всё. Ну, или почти всё. Так происходит у космонавтов, подводников, заброшенных в тайгу геологов. И не станет преградой даже языковой барьер. Утверждая подобную аксиому, каждый психолог будет категоричен в собственной правоте и даже не даст вам раскрыть рта, чтобы поспорить. Безапелляционно он рассмотрит эту ситуацию через призму своей профессии, разложив по полочкам обязательные в таких случаях стадии: притирка, неизбежные конфликтные стычки в борьбе за лидерство, затем крепкий сплочённый коллектив, объединённый общей целью. Чушь! Ничего этого у Кирилла не было. В группе радиоперехвата всем было друг на друга наплевать. Хотя и собрались здесь люди, объединённые одним главным качеством - знанием русского языка.
        Заступая на своё первое дежурство, Кирилл попытался разговорить сидевшего за соседним пультом поляка Войтека. Когда-то Войтек часто бывал в России, представляясь представителем фирмы, продвигающей польскую косметику под видом французской, но вскоре обман раскрылся, и фирма прогорела. Единственное, что Войтек приобрёл из этой аферы, так это неплохое знание русского языка. Подавшись в бега, он исколесил всю Европу, не чураясь никакой грязной работы, пока не заметил такое нужное ему объявление. Бросившись в Осло по указанному адресу, он вскоре неожиданно для себя оказался на острове Вильгельма.
        Войтек знал, что Кирилл коренной русский и к тому же военный. Сдвинув с одного уха наушник, он выглянул из-за перегородки пульта и шёпотом спросил:
        - Что такое работать «листопадом»? Как мне лучше записать?
        - Скажи всю фразу.
        - Один сказал, что отработает по площадям «листопадом». Другой работу подтвердил и по завершению дал отход на три девятки. По частоте - авиационная.
        - Земля работает с самолётом. Скорее всего, транспортник разбрасывает листовки для ненцев на Новой Земле. Многие чумы не имеют радиостанции, разбредаются на огромных территориях, и чтобы сообщить им что-то важное и срочное, в районах пастбищ разбрасывают листовки. А три девятки - это контрольная точка выхода из района.
        Войтек посмотрел на Каткова с уважением и снова закрыл ухо наушником. Но Кирилл воспринял его вопрос как приглашение к разговору и, в свою очередь, выглянул из-за разделяющей их панели. Тем более что на его частотах царила тишина.
        - Ты здесь давно?
        - Подольше тебя, - недовольно шепнул поляк.
        - Это понятно. Ну и как тебе здесь? Нравится?
        Войтек не ответил, тогда Кирилл решил подойти с другого боку.
        - На твоём счету уже много накопилось? А не знаешь, по какому курсу «Норгес банк» меняет кроны на евро?
        В ответ ни звука, и Катков злобно зашипел поляку в затылок:
        - Ну и чёрт с тобой, попросишь ещё у меня что-нибудь.
        Тогда Войтек показал глазами в потолок и шепнул:
        - Здесь всюду камеры.
        И так со всеми - настороженность, подозрительность, боязнь потерять хлебное место. В группе радиоперехвата Кирилл насчитал двадцать человек, но ни с одним из них не смог установить хотя бы отдалённо напоминающие дружеские отношения. Другое дело - Харрис. Этому было на камеры наплевать с высоченной колокольни. Вычислив одну из них у входа на второй этаж и каждый раз проходя мимо для заступления на вахту, он обязательно показывал средний палец. Мог и прокомментировать губами так, что не понять его тому, кто наблюдал, было невозможно. Удивительно, но всё сходило ему с рук. Одно плохо - бдительный сержант Мосол разнёс их дежурства по времени, и пересечься, чтобы беззаботно поболтать о том о сём, получалось редко.
        Ещё у Кирилла установились неплохие отношения с метеорологами. Заходить к ним на первый этаж не запрещалось, и он не упускал случая этим воспользоваться. Все метеорологи были исключительно норвежцами. Обаятельные молодые ребята, всегда улыбающиеся, и в отличие от земляков, они Каткова не сторонились. Напротив, всегда старались, безумно коверкая, встретить какой-нибудь русской фразой. Больше остальных преуспел молодой очкарик Риг. Слишком юный, по сравнению с остальными семью метеорологами, а потому старательно взращивающий редкую рыжую бородку. Он и сам не мог объяснить зачем, но очень хотел выучить русский язык.
        - Хай, Кирилл! - кричал Риг при встрече.
        - Хай, Риг! - подыгрывая его неизменно хорошему настроению, отвечал Кирилл. - Как погода?
        - Погода окей.
        - Где же она окей, если второй день льёт дождь?
        - Дождь окей! - радовался, что его понимают, Риг. - А ещё быть снег.
        - Утешил, - хмыкнул Кирилл. - А когда уже быть солнце?
        - Хрен его знать, когда! - растянул рот до ушей Риг. - Я правильно сказать?
        - Правильно. Ты настоящий метеоролог.
        Катков посмотрел на чистый лист докладной записки. Ни одной записи за подходившее к концу дежурство. Доказывай потом, что эфир молчал, как сотню раз дохлая рыба. Он уже представил, как Мосол возьмёт неиспорченный девственный лист и, сделав паузу, многозначительно промолчит. Это худшее, на что он способен. За этим последует просмотр камеры, направленной на пульт Кирилла, дабы определить, не пропустил ли он вспыхнувшую лампу, захватившую сработавшую частоту? А если пропустил, то почему? А если прослушал, то почему не записал? И пошло, поехало…
        Такого у Кирилла ещё не случалось, но он видел, как сержант сделал последнее предупреждение задремавшему молдаванину Каролу. Потом по его приказу Карол исписал весь лист фразой: «Не спи, слушай, записывай, сдавай сержанту Мосолу». Унизительная процедура.
        Вспомнив, как Карол сладко посапывал, уткнувшись носом в пульт, Кирилл и сам не удержался от зевоты. Хотя, случись ему проспать, Мосол вряд ли станет его заставлять исписывать лист дурацким правилом. После того, как он узнал, что Катков бывший офицер, обращался сержант подчёркнуто сдержанно.
        «Слушай, записывай, сдавай! - второй раз зевнул Кирилл. - А ещё не спрашивай, куда эти записи Мосол потом девает». Хотя и так ясно - переводчику на норвежский, затем аналитикам на третий этаж. Другой раз по безобидной фразе в эфире можно вычислить место подводной лодки или затеваемый поход кораблей. Не говоря уже о взлетевшем в воздух не одном самолёте, а целом полку. Да ещё если этот полк ударных ракетоносцев, то тут уж держись! Успеть бы только всех предупредить, чтобы спрятались по норам.
        «Да что ж такое? - удивился Кирилл, зевнув в третий раз. - Вроде бы и выспался нормально». Взглянул на часы - дежурства осталось не больше десяти минут, и зевнул ещё раз. Скучно… скучно и уныло.
        В это мгновение вспыхнула зелёная лампа-кнопка!
        «Ну, наконец-то!» - ткнув в неё пальцем, встряхнувшись, обрадовался Кирилл, словно появившемуся из-за туч лучу солнца.
        Он прислушался, погонял вверх-вниз цифры точной настройки и почувствовал, как от волнения перехватило горло. Чёрт бы вас всех побрал - лучше бы он этот сигнал проспал! Нет, он не подслушал перехват норвежского самолёта российским истребителем. В таких случаях требовалось немедленно включать сигнал тревоги, который улетит в координационный центр на Лонгьир. А там лётчика своевременно предупредят и тем самым спасут. За расторопность полагалась премия, и каждый в их группе мечтал получить такой сигнал. Но в последнее время норвежская авиация рисковала всё реже и реже. Не были это и переговоры подбиравшихся к норвежским границам российских кораблей. На другом конце шла обычная рутинная работа. Самолёт запросил у руководителя полётами запуск двигателей, затем разрешение занять девиационный круг. Дальше он будет вертеться, становясь вдоль расчерченных на бетоне линий и списывать накопившиеся в компасе ошибки. Всё бы ничего, если бы только пилот не произнёс так взволновавшее слово - «Рубин». Позывной руководителя полётами на Нагурском. Стараясь успокоиться, Кирилл глубоко вздохнул, но успокоиться не
получалось. Тогда он нервно скомкал уже начатый лист и швырнул в урну. Взглянул на высветившуюся частоту, отложил её в памяти и, решительно сбросив наушники, встал. Ведро дерьма вам на голову и на вашу работу - где этот глаз?! Кирилл разглядел под потолком стеклянный ободок и не менее живописно, чем Харрис, продемонстрировал оттопыренный средний палец. Этого ему показалось мало. Тогда он сжал правый кулак и ударом левой переломил руку в локте - вот так по-нашему! Гулко печатая в пол шаги, прошёл мимо коллег, удивлённо поглядывающих на часы, и хлопнул дверью. Он тоже имеет право на чувства!
        Глава одиннадцатая
        Важные мелочи
        12 АВГУСТА 2020 Г. ШПИЦБЕРГЕН, ПОСЁЛОК ЛОНГЬИР.
        - Ларс, не хотите взглянуть?
        - Это то, за чем я ездил в аэропорт?
        - Да. Я поручал своим агентам в России копнуть что-нибудь на Каткова и Стокмана.
        Нил Баррет разорвал опечатанный конверт и достал прозрачный пластиковый контейнер с картой памяти внутри. Вставив носитель в компьютер, он открыл его для просмотра. Ларс заглянул через плечо и пригляделся к замерцавшей странице.
        - На русском? Сэр, вы же знаете, что я ничего не пойму.
        - А я вам объясню. Так… здесь у нас что-то на Каткова. Кстати, а как там наш Стокман?
        - Играет, сэр.
        - Играет?
        - Верно, играет. В шахматы, шашки, настольный теннис, карты, дартс, и всё на деньги. Шахтёры - азартный народ, а развлечений у них не так уж много. Стокман это заметил и теперь умело выворачивает их карманы. Он отлично играет во всё, за что бы не взялся. Вы считаете, надо ему это запретить?
        - Нет, зачем же? Пусть играет. Теперь он хотя бы перестал канючить, чтобы его вернули в Россию. А что о нём говорят ваши приставленные уши?
        - Ничего, что заслуживало бы внимания. Сэр, я не рискнул бы вам советовать, но, возможно, его в самом деле пора отправить домой? Зачем он вам нужен? Он уже у нас месяц, а я не вижу от Стокмана никакой пользы, кроме той, что шахтёры стали меньше пить, потому что становится не на что.
        - Подождём ещё, - отмахнулся Баррет, уставившись в экран. - Так… здесь ничего интересного… дальше тоже… это мне и так известно. А эту информацию они явно выковыряли из социальных сетей. В моё время, когда я ещё работал не головой, а ногами, оперативная работа была куда сложней, зато интересней.
        - Что вы ищете?
        - Мелочи, Ларс, мелочи… В нашем деле нет ничего важнее мелочей. Если вы видите очевидный факт, которому не верить невозможно - не верьте ему. Ищите мелочи. Сопоставляйте их, сравнивайте, выискивайте нестыковки. История учит нас, что даже самые опытные из провалившихся шпионов погорели именно на мелочах.
        - Что-нибудь есть интересное, сэр?
        - Пока ничего.
        - Вы подозреваете Каткова в шпионаже?
        - Я обязан его проверить. У меня уже возникли к нему кое-какие вопросы. Возникнут ещё - копнём поглубже.
        Пальцами правой руки Нил Баррет листал мышью изображения на экране, пальцами левой лениво барабанил по столу. Уже успевший изучить его Ларс не сомневался в том, что в присланной агентами Баррета информации действительно ничего интересного нет. Скорее, англичанин даже разочарован. Ларс повертел головой в поисках повода, чтобы выскочить из кабинета покурить, но вдруг услышал, как барабанная дробь по столу зачастила. Это был верный признак того, что Баррета что-то заинтересовало.
        - Ларс, взгляните, - не заставил себя долго ждать англичанин.
        На экране появилось изображение продолговатой книги цвета лягушачьей кожи. Баррет листал страницы, сплошь исписанные каракулями и проштампованные печатями.
        - Что это?
        - Медицинская книжка Каткова. Жаль, конечно, что не его личное дело, русские личные дела офицеров секретят, но это уже и не россказни его бывших сослуживцев, собранные нашими агентами из соцсетей.
        - Она может нам как-то помочь?
        - Уже помогла, - Баррет задумчиво пролистал книжку до конца, затем вернулся на первую страницу. - Да… поворот….
        Ларс терпеливо ждал.
        - Здесь, вначале, его общие данные. Медики записывают рост, вес, дату рождения, даже семейное положение. Но нам любопытна вот эта строка, - Баррет ткнул пальцем в центр страницы.
        Ларс и на этот раз не проронил ни слова, ожидая разъяснений. Он уже прекрасно знал, что в моменты работы мозга к Баррету лучше не соваться. Терпение, и он сам расставит всё по местам.
        - Интересно, очень интересно… - продолжал изучать страницу Баррет, затем, вспомнив о Доккене, указал на экран. - Взгляните, вот здесь графа: «Курит». В ней его полковой врач обязан написать: курит его подопечный или нет? Если курит, то сколько сигарет в день. Что вы видите, Ларс?
        - Прочерк.
        - Вот именно - прочерк. Этот прочерк нам говорит о том, что Катков не курит. И, по всей видимости, никогда не курил. А вы помните его электронную сигарету?
        - Конечно! Я же её сам пробовал.
        - Катков утверждал, что не может без неё обойтись. Пытается покончить с вредной привычкой, которую приобрёл ещё до армии.
        - Он соврал! - понимающе закивал Ларс. - А маленькая ложь порождает большое недоверие.
        - Недоверие? Нет, старина Ларс, это большущий обман.
        - Но зачем ему приписывать себе несуществующие вредные манеры? Я не вижу логики в его вранье?
        - Придётся поискать. Вы говорили, что разбирали его сигарету?
        - Да, до последней детали. И ничего подозрительного в ней не заметил. Я такие уже видел. Вы же наверняка слышали, что их хотели запретить, потому что вреда от них больше чем пользы?
        - Не отвлекайтесь. Вспомните, что он первым схватил из своих вещей на столе? Вспомнили? Верно, эту злополучную сигарету. Не часы, не деньги, не документы, а сигарету. Как самый важный для него предмет.
        - Тогда мне это не показалось чем-то необычным. Он же так и сказал, что мучается голодом курильщика. Я его прекрасно понимаю и даже в тот раз посочувствовал.
        - Да, да… - задумался Баррет. - Мучается. Я ещё послушаю диктофон, как он там мучился? Ладно, давайте теперь взглянем, что нам прислали на нашего отбирателя шахтёрских денег - Льва Илларионовича Стокмана?
        Нил Баррет с головой ушёл в изучение папки Стокмана, и Ларс подумал, что теперь в самый раз выскочить на перекур. Тем более что, заговорив о сигарете, он почувствовал обильное, как у собаки на кость, слюновыделение.
        - Так говорите, играет наш Стокман? - вдруг произнёс ему в спину Баррет.
        «Да ведь он издевается! - догадался Ларс. - Запретил рядом с ним курить, видит мои страдания, и специально держит на коротком поводке! Вот же жаба!»
        - Играет, - скрипнул он зубами, замерев перед дверью.
        - Вы с ним сыграть не пробовали?
        - Не пробовал.
        - Напрасно. Всегда интересно узнать, как к тебе относится удача, - Баррет разглагольствовал, не отрываясь от экрана, и у Ларса возникло желание сделать ему гадость за гадость. Исподволь, незаметно дотянувшись, выдернуть ногой из розетки компьютерный шнур. - Вам везёт в лотерею? Мне вот нет. Сколько не пробовал, но больше ещё одного билета не выигрывал. А вы если играете, то ведите статистику. Сложите все выигрыши и проигрыши. Если отношение больше ста процентов, значит вы везунчик, если меньше, то это означает, что и на вас лежит печать невезения. В таком случае поступайте как я - не тратьте попусту деньги.
        «Чтоб тебя! - с ненавистью взглянул на мощный бритый загривок Ларс. - Главное моё невезение - это ты!»
        - Я не играю в лотерею.
        - Значит, правильно делаете. Если бы вы были счастливчиком, вы бы это непременно почувствовали. Так, так, так… - вдруг зачастили пальцы. - Вечер перестаёт быть томным. Сегодня определённо день сюрпризов. Что вы скажете на это, старина Ларс?
        Ларс нехотя вернулся.
        - На что, сэр?
        - У нашего Стокмана прямо-таки нефтяная династия. Сын пошёл по стопам отца. Работает в филиппинской нефтяной компании по добыче нефти в Жёлтом море. Жена - врач в одной из клиник в Израиле.
        - Ценнейшая информация, - пренебрежительно хмыкнул Ларс. - Вот из-за этого вы рисковали своим агентом?
        - Не думаю, что существовал хоть какой-то риск. Судя по всему, он расспросил соседей Стокмана, представившись участковым или следователем полиции. В связи с его исчезновением в этом не было ничего подозрительного. У вас, Ларс, короткая память. А теперь напрягите её и вспомните, что говорил Стокман о семье?
        - О буровой помню, о семье не помню, - изобразил тихий бунт Ларс, но для Баррета он остался незаметен.
        - Лев Илларионович очень убивался по поводу того, что его семье угрожает опасность. Рвался домой в Москву, чтобы его не посчитали предателем и не отыгрались на семье.
        - Ну и что? - пожал плечами Ларс. - Что необычного в том, что человек хочет вернуться домой? Да, приврал слегка - его семьи в Москве нет. Произойди такое со мной, неизвестно, что ещё я бы придумал. Стокман растерян, напуган, подавлен. Но что нам даёт его маленькая ложь? Ровным счётом - ничего!
        Нил Баррет взглянул на Ларса с неподдельным любопытством, затем встал.
        - Не так-то уж он и подавлен. Судя по вашим рассказам, Лев Илларионович с пользой проводит время. А его маленькая ложь даёт нам повод для серьёзного разговора. Собирайтесь, Ларс, поедем к шахтёрам, навестим нашего отца буровых.
        Вытянувшийся вдоль берега залива и единственной асфальтированной дороги Лонгьир ничем примечательным похвастать не мог. Ряды одноэтажных домов из выгоревшего на солнце дерева, да тройка магазинов на весь посёлок. Ехали молча, а потому, когда из-за поворота показалось массивное тёмно-коричневое здание в два этажа, Ларс не удержался и не без гордости заметил:
        - Обратите внимание, сэр! Самое северное учебное заведение на планете - Свальбардский международный университет. Здесь изучают арктическую биологию студенты со всего мира.
        - Лучше бы вы здесь поставили к авиационной базе ещё и морскую, - зевнул Баррет. - Бухта отлично для этого подходит. А то дождётесь, что в вашем университете будут преподавать русские профессора. Ларс, напомните, что любит к столу наш Стокман?
        - Не знаю, - прикусил губу Ларс. - Я ему не прислуживаю.
        - Может, по пути прихватим бутылку вина?
        - Делайте, что хотите.
        - Тогда остановитесь у магазина.
        Ларс ударил по тормозам у горящей витрины, почувствовав возможность наконец-то остаться на минуту одному. Но не тут-то было.
        - Входите, входите, Ларс, поможете мне поговорить с вашим продавцом. Он наверняка не владеет английским. К вину мы прихватим сладостей. Я помню, что Стокману сладости нравятся - в чай он просил побольше сахару.
        Лев Илларионович Стокман встретил их на пороге стеклянного дома-галереи, в котором шахтёры отдыхали после тяжёлых смен. Бармен, он же хозяин, трепетно холил зимний сад, в который окунался всяк входящий, стоило переступить порог. Сад ненавязчиво переходил в просторный холл с барной стойкой, окружённой мягкими креслами и диванами. Дальше игровая с парой многофункциональных спортивных тренажёров, столами для бильярда и тенниса, тут же загромождала стену аппаратура для караоке. Ещё в здании была сауна с крошечным бассейном, кабина-парилка с ароматизированными маслами и несколько жилых комнат для только что прилетевших шахтёров и ещё не получивших ключи от собственного дома. По просьбе констебля Доккена, в одной из таких комнат и поселили Стокмана.
        - Сдаётся мне, господа, что вы не попариться заехали, - обрадовался Лев Илларионович. - Сдаётся мне, что вы-таки, наконец, вспомнили и о моих проблемах? Дайте догадаюсь - вы приехали порадовать меня новостью, что я наконец-то отправлюсь домой?
        - Далась вам эта Москва! - засмеялся Баррет. - Глядя на вас, не удержишься от мысли, что вы только и делаете, что выглядываете с порога нас с билетами в Россию.
        - Я увидел вашу машину в окно. Так с чем приехали, господа?
        - С угощениями, - показал пакет с выглядывающим стеклянным горлышком Баррет. - В гости пригласите?
        - Проходите, господа. Если вам негде распить бутылку, давайте в холле. Если поговорить с глазу на глаз, пройдёмте ко мне.
        - К вам, Лев Илларионович, только к вам.
        Баррет обвёл взглядом бар и, заметив скучающих за стойкой шахтёров, подмигнул Стокману:
        - Поговаривают, вы на них неплохо зарабатываете?
        - Вам уже нажаловались? Вы только поглядите - сами уговаривают, потом жалуются. Совсем не осталось у людей совести. А ведь сколько из них мне ещё должны! И заметьте, я не бегу к вам с претензиями, чтобы выбили их долги. Но если дело так пойдёт и дальше, придётся обратиться к констеблю, - Лев Илларионович заглянул в глаза Ларсу. - Ведь вы отвечаете за здешний порядок?
        - Нет, нет, никаких претензий! - запротестовал Баррет. - А что, действительно хороший бизнес? Может, и нам с Ларсом попробовать? Я неплохо играю в шахматы. На шахматы высокие ставки?
        - Ну какие ставки, Нил? Какой же это бизнес, господа? - опустил бегающие глаза Стокман. - Так… баловство. Я ведь тоже иногда проигрываю. Проходите ко мне, пробудете с полчаса и сами увидите, как непременно кто-то заглянет и сам станет умолять отыграться. А потом побежит к вам жаловаться. С кем приходится иметь дело? - вздохнул Лев Илларионович. - На «Заразломной» мы сутками напролёт резались в преферанс. Так и суммы куда были солидней, и азарта побольше. Но никто не плакался, а твёрдо соблюдал честь карточного долга. Как же давно это было… Когда вы меня вернёте домой?! - вдруг, взвизгнув, стукнул по столу Стокман.
        В ответ Нил Баррет долго и степенно изучал этикетку бутылки, выложил коробку конфет с упаковкой фруктов, поискал взглядом стаканы и как бы между делом заметил:
        - Да как же вам поможешь, если вы делаете всё для того, чтобы нам помешать? Ларс, принесите с бара фужеры. Лев Илларионович, я изо всех сил стараюсь, уговариваю наших дипломатов посодействовать вам, объясняю сложившуюся опасность для вашей, оставшейся в России семьи, бьюсь как рыба об лёд, а что же на поверку получается? Жена ваша в Израиле, сын на Филиппинах. Вот и получается, что нехорошо получается. Как говорит наш Ларс - маленькая ложь порождает большое недоверие. А ведь я был уверен, что мы друзья.
        - Вот оно что… - присев на стул, поник Стокман. - Вы покопались в моём белье.
        - Не без этого - работа такая. Вы угощайтесь, Лев Илларионович, - предложил Баррет, разливая по фужерам вино. - Угощайтесь, выпейте, как принято, за здоровье, а заодно расскажите нам, зачем вам понадобилось врать?
        - Ну какое это враньё? Это не враньё, господа, скорее маленькая неточность. Поймите, мне действительно очень нужно в Москву. А зачем? Ну какая вам разница?
        - Так дело не пойдёт, господин Стокман. Или вы говорите мне правду, или я умываю руки.
        - Да погодите вы! В том, что я это от вас утаил, нет никакого злого умысла. Я всего лишь слабый человек, а миром правит бумага с водяными знаками. Не мне эту истину вам говорить, господа. Что же в том плохого, что я стремлюсь получить то, что мне заслуженно полагается?
        - Дело в деньгах?
        - В чём же ещё, господа? Вы ведь не наивные дети и тоже выполняете свою работу не за спасибо?
        - Давайте, Лев Илларионович, с этого места поподробнее, - Баррет привычно достал диктофон и положил рядом с бутылкой вина. - На этот раз извольте правду, потому что можете не сомневаться, я обязательно проверю.
        - Да, да, конечно, господа, истинную правду, - смутившись, кивнул Стокман. - Мне искренне жаль, что я не решился сказать её вам сразу. Теперь вы имеете полное право мне не доверять. Глупая ситуация…
        - Лев Илларионович, вы тянете время.
        - Уже начинаю. Вы же, конечно, помните, что я принимал непосредственное участие в строительстве «Заразломной»? - взглянул сквозь фужер на Баррета Стокман и тут же торопливо сам себе ответил: - Конечно, помните. По графику мы должны были сдать её к осени, а сдали весной. Это была отличная работа. Наша команда, от монтажников до инженеров, работала по четырнадцать часов в сутки. Не поверив таким срокам, господин Тарпищев лично прилетел принимать буровую и не нашёл ни одного изъяна. По итогам полугодия нам полагались солидные бонусы. Очень солидные. А лично мне как одному из ведущих менеджеров причиталась сумма с шестью нулями. И что же произошло? В то время, когда я должен был лететь в Москву, где в торжественной обстановке меня бы чествовали, вручив банковский сертификат, врывается сумасшедший военный, и вот я здесь! И где мои бонусы? Кто о них теперь вспомнит? Чем дольше я здесь, тем меньше шансы их получить. Когда я по возвращении стану требовать свои премиальные, меня тут же спросят - а где ты был, когда их раздавали? Никто мне их не вернёт, - Лев Илларионович вздохнул так тоскливо, что Ларсу
показалось: ещё мгновение, и он непременно расплачется.
        - Деньги любите? - спросил Баррет.
        - А кто же их не любит? Только не у всех эта любовь взаимная. Здесь всё как в жизни - опоздал на свидание, всё - поезд ушёл. Только если барышня вас, может, простит и подождёт, то деньги ждать не любят. Они тут же находят другую любовь.
        - Мне вас искренне жаль, - произнёс Баррет. - Вы понесли убытки и не без нашей помощи. И как мне кажется, вы вправе требовать от нас компенсацию. Да, да, именно компенсацию. Это будет справедливо.
        Лев Илларионович удивлённо взглянул на Ларса, Ларс важно кивнул, но Лев Илларионович всё равно не поверил и недоверчиво спросил:
        - Это вы так шутите?
        - Я похож на шутника? - ответил Баррет. - В исключительных случаях мир может быть справедливым. И мне доставляет истинное удовольствие продемонстрировать как исключительность момента, так и правоту собственных слов.
        - Нил, о чём вы говорите? - Стокман сглотнул застрявший в горле ком и выдавил вымученную улыбку.
        Баррет вдруг решительно оторвал кусок картона от конфетной коробки и быстрым росчерком написал на свободном месте вереницу цифр.
        - Как вам такое предложение? И обратите внимание - это не в рублях, а в долларах.
        Стокман отреагировал мгновенно:
        - А почему не в ваших фунтах?
        - Лев Илларионович, - опешил Баррет. - Вы ещё не знаете, что я попрошу взамен, а уже торгуетесь?
        - Нил, я вижу - вы серьёзный человек, - усмехнулся Стокман. - Если ваша сумма будет в фунтах, вы можете просить всё, что угодно! А доллар? Он ведь ненадёжен. Он ничем не подкреплён. Это валюта доверия. Исчезнет в мире к нему доверие, и доллар превратится в бумагу. Я всё жду, когда это произойдёт, и стараюсь не иметь с ним дело. Так я исправляю знак доллара на фунт? А кстати, что вы хотели взамен?
        - Для начала я хотел бы этой суммой излечить вас от ностальгии…
        - Её уже нет! - встрепенулся Стокман.
        - Что же касается моего предложения, то я озвучу его вам позже. Ничего особенного…
        - Ничего особенного так дорого не стоит, - произнёс загадочно Лев Илларионович. - Но в любом случае вы можете на меня рассчитывать.
        - Всего лишь консультация, связанная с вашей работой. Я высоко ценю ваши знания и готов хорошо платить.
        - А вот это правильно! Давно пора понять, что самое ценное - это то, что нельзя пощупать руками. Итак, я вас слушаю.
        - К этой теме, Лев Илларионович, мы вернёмся позже, - Баррет встал из-за стола и похлопал по плечу Ларса. - Мы уходим, а вам нужно подумать, свыкнуться с мыслью, что с такими деньгами вам в России больше делать нечего. Представляйте вашу будущую беззаботную жизнь. А как будете готовы, я навещу вас ещё раз.
        На обратном пути, лихо уворачиваясь на узкой дороге от встречных машин, Ларс убеждённо произнёс:
        - Сэр, теперь я понял, для чего вам нужен Стокман.
        - Для чего?
        - Всё дело в «Заразломной». Вы затеваете серьёзную игру. С русскими играть в такие игры очень небезопасно. Конечно, не мне вас учить…
        - Вот и не учите, - оборвал его Баррет на полуслове. - Здесь вы ученик. Сейчас нам предстоит вояж на остров Вильгельма. Я свяжусь с майором Юнссоном, а вы узнайте, где можно раздобыть небольшую посудину, чтобы не бросалась в глаза и в тоже время не утопила нас по пути к острову. Подойдут рыбацкий бот или шхуна.
        - Почему не вертолёт?
        - Незаметно вертолётом не получится.
        - Понимаю, мы будем следить за Катковым?
        - Следить там есть кому. Мы лишь будем делать выводы.
        Глава двенадцатая
        Провал
        17 АВГУСТА 2020 Г. АРХИПЕЛАГ ШПИЦБЕРГЕН, ОСТРОВ ВИЛЬГЕЛЬМА.
        Пол под ногами крупно задрожал. Звонкой переливной трелью зазвенел ложкой стакан. Кирилл вскочил и успел его поймать, прежде чем он спрыгнул с тумбочки. Свет замерцал тусклыми искрами, а затем и вовсе погас. Стальные перекрытия над головой тонко застонали, откликнувшись на вздрогнувший многометровый груз грунта на своих плечах. Холм содрогнулся, передав вибрацию от вершины до основания, как голландский сыр, изрытую тоннелями.
        - Что это?!
        - Скоро пройдёт, - откликнулся их темноты Войтек. - Так уже было.
        Поляк включил фонарь и, лавируя вдоль узкого прохода спального помещения, рванул к лестнице.
        - Мосол говорил, что наш бункер переживёт даже ядерный удар, но я лучше пережду наверху.
        - Подожди! - расталкивая других рвущихся на поверхность обитателей подземелья, бросился следом Кирилл. - Объясни, что это было?
        - Откуда я знаю? Сейчас должны дать резервный свет.
        - Надо разбудить Лазаря!
        - Оставь, он всё равно не пойдёт. Ему лень.
        - А если нас завалит? Ему лень спасти собственную жизнь?
        - Если бы перекрытия не выдержали, нас бы уже завалило. Ты можешь тоже остаться. Второй раз подряд ни разу не колотило. На меня не смотри - я не струсил, хочу лишь подышать свежим воздухом.
        В этот момент вспыхнул свет.
        - Ну вот, я же говорил, - произнёс, успокаиваясь, Войтек и вмиг позабыв желание подышать прохладной свежестью. - Видел бы ты себя в зеркало, - хохотнул он, оценив испуганную физиономию Каткова.
        - Ты не лучше, - выдохнул Кирилл.
        - Можешь до дежурства ещё поспать. Больше такого не повторится.
        - Поспишь тут.
        Катков вернулся к стулу с развешенной формой и натянул штаны. Порылся по карманам, заглянул в тумбочку, перевернул подушку и озадаченно застыл рядом с кроватью.
        - Потерял чего?
        - Да хотел это дело перекурить, но что-то не найду свою сигарету?
        - Пойдем вместе перекурим, я тебе настоящую дам. Сколько раз тебе говорил - не травись ты этим дерьмом.
        - Настоящую оставь себе, а я уже к своей привык.
        Перевернув содержимое шкафчика, Кирилл вернулся к форме и заново вывернул все карманы.
        - Может, под кровать закатилась?
        Кирилл заглянул под кровать и отрицательно качнул головой.
        - Я пошёл, подышу, - спохватился Войтек, заметив в руках всё ещё горящий фонарь и, выключив, заткнул за пояс. - Догоняй, когда найдёшь.
        Сигареты не оказалось ни в сумке с вещами, ни в тумбочке, ни под тумбочкой, ни даже в тумбочке соседа Лазаря. Её не было нигде. В груди электрическим разрядом пробежал тревожный сигнал.
        «Ну вот, Гор Горыч, всё говорит о том, что настал тот самый час, - замер застывшей статуей Кирилл. - Всегда его ждал, но оказался не готов, - он взглянул на подрагивающие пальцы, сжал их в кулаки, однако теперь пересохло в горле. - Как вы говорили? Если ты хорошо сделаешь своё дело - тебя обязательно заметят и оценят. Появятся специально обученные зрители, за ними шквал аплодисментов, толпы заинтересованных поклонников. Они будут задавать тебе массу вопросов, один запутанней другого. И с каждым разом всё навязчивее требуя ответить им только правду, а ты в ответ гни свою правду. Но… не перестарайся! Здесь важна грань. Рубеж терпения!»
        Кирилл оглядел опустевшую казарму. Хотя арочный тоннель с двумя рядами кроватей назывался не так казённо, а более звучно - «спальное помещение радиотехнического состава». Но Катков называл его не иначе как «норой на минус втором уровне» или «казармой ушастых кротов». У него вдруг возникла твёрдая уверенность, что сюда он уже больше не вернётся.
        - Ты идёшь? - выкрикнул с лестницы Войтек.
        - Иду, иду… - произнёс задумчиво Кирилл. - Я уже даже начал движение.
        Интересно, как его будут брать? На дежурстве, на глазах у всех, или отзовут в тёмный угол и там приставят к затылку ствол? А может, его уже ждут за дверью? Или этажом выше, в столовой? Перед ней очень удобный для такой цели тусклый и узкий коридор. Здесь может быть масса вариантов, но в чём он был уверен твёрдо, что случится это в ближайшее время.
        Кирилл почти догнал Войтека, но затем передумал.
        - Зайду к метеорологам, - объяснил он задержку.
        Ему сейчас нужен Риг. Всего лишь уточнить пару деталей. Риг дежурил ночью, а значит, мог прояснить важный момент.
        - Хай, Риг!
        Риг оторвался от изучения барограммы на бумажном рулоне и улыбнулся.
        - Хай, Кирилл.
        - Как прошло дежурство? Тебя ещё не сменили?
        - Мне до конца остаться полчаса.
        - А мне до начала остаться полчаса, - подыграл Кирилл. - Тебе легче, осталось чуть-чуть, а у меня всё дежурство впереди. Так и живём - от смены до смены. Чем занимаешься?
        - Готовить сводка по наш район. Температура сутки стоять минус - вода парит, видимость ноль.
        - Кому сейчас эта видимость нужна? Я спрашивал у Мосола, в ближайшее время пароходов не предвидится.
        - Ночью заходить большой катер. Смог причалить со второй раз.
        - Да какая сейчас ночь? Так, лёгкие сумерки. Таким туман не помеха. А что привёз? Обычно свободных поднимают на разгрузку, а меня никто не трогал. Я проспал что-то интересное?
        - Груз не быть, быть пассажиры.
        «Пассажиры - это точно по мою душу, - заволновался Кирилл. - Пропала сигарета, теперь, как и ожидалось, появились заинтересованные поклонники. Всё сходится, значит, скоро будут брать. Но чтобы поклонники остались довольны и не сомневались, ему нужно сделать последний штрих».
        - А-а… - он беззаботно зевнул Ригу в лицо. - Я понял. Прислали ещё желающих за длинной кроной? Куда их ещё нам присылают? Нас и так уже непуганое стадо. Скоро за дежурства будем драться.
        - Не знаю, - пожал плечами Риг. - Я их не видеть.
        Вдруг он протянул расчерченную пластмассовую палетку, на которой метеорологи записывали карандашом данные о погоде.
        - Кирилл, взгляни. Может быть, ты мне помочь?
        - Что это?
        - Ты военный человек, тебе это легче понять. Сейчас наш «Орион» летать рядом с полюс. Он передавать на нашу точку данные. Я должен их обработать и выдать дальше. Но мне быть лучше, если бы быть понятней, для чего это надо? Он передавать координаты и радиусы. То один, то два. Я же ничего не понимать.
        - Дай подумать, - склонился Кирилл.
        «А тут и думать нечего! - усмехнулся он, всматриваясь в цифры. - „Орион“ вскрывает ледовую обстановку. Как правило, делается это в интересах подводного флота. Где-то там, в районе полюса, норвежской лодке потребовалось всплытие, и теперь ей подыскивают подходящую полынью. А поскольку полынья эта не для купания любителей моржевания и не для ныряния экстремалов-аквалангистов, то и размеры её должны быть соответствующими. Но даже при наступившем таянии Арктики самостоятельно лодке такую полынью найти сложно. Для этого ей в помощь высылается самолёт. На экране локатора он видит на ледяном поле чистую воду и снимает координаты центра полыньи. Чтобы на земле могли лучше оценить её размеры, от центра он даёт радиус. Если полынья вытянута эллипсом, в таких случаях передаются радиусы меньший и больший».
        - Ничего не пойму, - наморщил лоб Кирилл. - Сколько он передал таких точек?
        - Шесть.
        - Какую-нибудь особо выделял?
        - Вот эта, - Риг ткнул в подчёркнутую запись. - В этой точке потребовать погода в первая очередь.
        Значит, эта полынья к лодке ближе остальных. Сейчас Риг как метеоролог с самой ближней метеостанции даст привязанную к этому району фактическую погоду и долгосрочный прогноз. Затем эти данные уйдут в оперативный центр норвежского флота. Далее сформированное решение в виде приказа уйдёт на лодку.
        - Нет, ничем не могу тебе помочь, - вздохнул Кирилл. - Я такое первый раз вижу. Риг, ты если что-то не понимаешь, то в таких случаях делай как я - тупо исполняй, что говорят, и не вдумывайся. Ты мне другое ответь - что это такое сегодня было? Часто здесь так трясёт?
        - Сегодня третий раз. Что это быть - я не знать. Майор Юнссон говорить, что так обваливаться ледник на той стороне острова. Глыбы льда падать - земля дрожать.
        - Это же какой должен быть ледник? - засомневался Кирилл, но взглянув на Рига, он понял, что тот не врёт. Скорее, что сам ничего не знает.
        - Мне нужно снять скорость ветра! - неожиданно засуетился Риг. - Не хочешь пойти со мной?
        - Нет, - запротестовал Кирилл. - Там холодно, а я выходить наружу не люблю. А ты что, меня выгоняешь? Нет, если, конечно, мне не положено здесь находиться, так бы сразу и сказал. В следующий раз я буду обходить тебя стороной.
        - Нет, нет, оставайся, - покраснел Риг. - Здесь секрет нет. Только прошу ничего не трогать. Я очень скоро вернуться.
        - Иди, иди, - рухнул в кресло Кирилл, поигрывая палеткой. - Снимай свой ветер.
        Он прислушался к удаляющимся за дверью шагам Рига, затем потянулся к ластику на столе. Первая полынья самая важная, так как, вероятней всего, она и будет рабочей. Катков стер рядом с ней цифры координат и, копируя почерк Рига, написал карандашом новые данные, сместив полынью на полсотни километров северней. Положил на свои места ластик и карандаш, торопливо накрыл их палеткой и встал. За дверью вновь зачастили шаги.
        «Дайте догадаюсь, - взглянул на дверь Кирилл. - Вариант первый - наконец-то идут за мной! - так как ни о чём другом он думать не мог, а ожидание начинало становиться пыткой, такое развитие событий Катков ставил как первоочередное. - Вариант второй: пришёл сменщик Рига. Ну и третий - сам Риг».
        Распахнув дверь, влетел запыхавшийся Риг.
        - Быстро ты обернулся, - улыбнулся Кирилл. - Наверное, не стоило меня одного оставлять. Теперь будешь переживать, что нарушил правила. Но ты не волнуйся, никто не заходил, одного меня здесь не видел, а я ни к чему не прикасался.
        - Нет, - смутился Риг. - Я торопиться не поэтому. На вышке собачий холод. Я правильно сказать? Вы же говорить - собачий? Кстати, отчего так?
        - От нашего русского красноречия. Я пойду, мне скоро на дежурство. А ты, действительно, не ломай голову - передавай дальше как есть. Там разберутся.
        Кирилл покинул корпус метеослужбы, но пошёл не на второй этаж, а вышел из здания. Холод был действительно собачий. Вершина холма насквозь продувалась ветром, который пригибал к земле короткую ярко-зелёную траву, крепко вцепившуюся в скудную почву, насквозь пропитанную каменной крошкой. Здесь всё цеплялось за жизнь фанатичной хваткой. Суровая Арктика сотворила такой мир, который не погубить ни свирепым морозам, ни штормовым ветрам. На вид хрупкий стебелёк, но сила в нём великая. Не ровня южным собратьям. Пусть росту он не больше пяти сантиметров, зато корень в три раза длиннее. А расти продолжает даже при пятиградусном холоде. Средь камней, покрытых серым мхом, бледной желтизной мелькнула крохотная кувшинка. Полярный мак! Единственный цветок заполярья. Встретить его - к удаче. Кирилл заглянул в расщелину и улыбнулся - цветов там было немалое множество - богатое на удачу семейство.
        Искоса он взглянул на окна третьего этажа. Вероятней всего, за ним наблюдают. Что ж, пусть видят, что Катков спокоен, ни о чём не догадывается, перед дежурством вышел подышать, освежить голову. Неспешно совершив променад от одного угла станции до другого, Кирилл спрятался от ветра, но не от любопытных глаз. За окном с видом на причал находился кабинет майора Юнссона. Солнечный свет, отразившийся в стекле как в зеркале, не смог скрыть его застывшее лицо. И, кажется, не его одного.
        Затягивающуюся на шее петлю Кирилл теперь уже ощущал физически. Взглянул на часы - время поджимало, но несколько минут ещё есть. Так пусть эти минуты достанутся наслаждению прекрасным видом! По правую руку - скрывшаяся в морозном тумане ледяная лагуна с врезавшимся в неё причалом, по левую - горы с шапкой ледника и загадочными огнями. Мосол говорил, что там маяк, но Кирилл уже тогда ему не поверил. Маяку самое место на вершине холма, рядом с базой, откуда он был бы виден на многие километры, а в горах им любуются разве что медведи. Да и свет странный, блуждающий. То блеснёт у подножия, то у вершины. То бледным огоньком, то яркой вспышкой сварочной дуги. Не маяк, а загадка.
        Впрочем, загадок здесь хватало и без маяка. Взять хотя бы тот же причал. За три неполных недели, которые Кирилл пробыл на базе, пароходы приходили дважды. И так же, как на корабле, доставившим их с Харрисом на остров, на них развевались американские флаги. Харрис объяснял это тем, что так безопасней, но даже в логичном объяснении было что-то подозрительно странное. Если Норвегия опасается за собственные корабли, то нейтральных стран, кроме американцев, в её распоряжении ещё вся Европа. Но, как сказал один из здешних старожилов Войтек, ни одного европейца он здесь не видел. Оба раза Кирилл попадал на разгрузку и оба раза удивлялся - до чего грамотно и правильно всё организованно. Разгрузка огромного сухогруза занимала не более часа. Но не отработанная организация произвела на него главное впечатление. В первый день он не заметил (да и не мог), как происходит работа у причала и куда девается груз? Зато потом, когда увидел, как у подножия холма раскрылись великолепно замаскированные, обросшие травой створки пятиметровых ворот, и появился тягач с вереницей платформ под контейнеры, вот тогда у него
челюсть и отпала на грудь. Кран быстро загружал платформы, тягач исчезал в недрах холма, а скоро вновь появлялся, но уже с пустыми платформами. Хотя теперь Катков понял назначение минус четвёртого уровня Прикинув на глаз высоту холма и высоту «казармы ушастых кротов» вместе с переходами, то это именно четвёртый и был.
        Снова взглянул на часы - а вот теперь пора, иначе могут подумать, что он что-то заподозрил. Кирилл протяжно вздохнул - эх, время за нами, время перед нами, а при нас его нет!
        На дежурство он опоздал. Карол, последний кто не сменился, недовольно сбросил наушники и проворчал:
        - В следующий раз я тебя поменяю, когда поседеешь.
        «Если он будет, этот следующий раз», - подумал Кирилл.
        С первых минут пульт начал бодро перемигиваться вспышками зелёных ламп. На гражданской частоте переговаривались корабли, отметились коротким выходом в эфир рыбаки, но Кирилл даже не стал их слушать. Он набрал частоту аэродрома Нагурское, но Нагурское как назло молчал. А жаль! Сейчас его далёкий сигнал был бы как живительный глоток для издыхающего в капкане зверя.
        За шумом эфира в наушниках он не услышал шаги за спиной. Сержант деликатно постучал по плечу и, склонившись в любезном поклоне, шепнул:
        - Катков, тебя начальник вызывает. Говорит, у тебя что-то в документах непорядок. Расписаться нужно, а то деньги не могут перечислить.
        Неестественно любезный поклон! Так слащаво, что аж тошнит. Это не тот Мосол, которого он знал. Кириллу даже стало обидно, что его так топорно заманивают в ловушку, будто ничего не замечающего профана!
        - Наверх? - он многозначительно кивнул в потолок.
        - Наверх! - светился, излучая обаяние, сержант.
        - А как же?.. - Кирилл постучал по пульту.
        - Войтек твои частоты подстрахует. А если задержишься, я подошлю смену.
        Вот оно ключевое слово - «задержишься»! Знает Мосол, что не так просто его вызывают.
        - Деньги - святое дело, - встал Кирилл. - Я наверху никогда не был. Куда идти?
        - Я провожу.
        В отличие от остальных этажей, на третьем не было надписей на русском. На дверях исключительно норвежские фразы. Поэтому назначение ни одного из кабинетов Кирилл не смог понять, но отметил, что их меньше, чем внизу на втором. А так как площадь у этажей одинакова, значит, просто кабинеты просторней. И, конечно же, самый огромный из них, это кабинет майора Юнссона. Скорее всего, он в конце коридора с синим норвежским щитом на двери. К нему Кирилл и направился. Но Мосол остановил его раньше. Он вновь стал невозмутим, молчалив и, неожиданно распахнув дверь задолго до кабинета начальника, едва ли не силой втолкнул Каткова внутрь. Закрыв дверь изнутри, он застыл, загородив проход собственным телом. Рядом по обе руки Кирилл увидел двух солдат в форме норвежской военной полиции. Вот им он искренне удивился, в отличие от развалившихся в креслах своих старых знакомых.
        - Харрис, у тебя тоже с документами непорядок? - обрадовался Кирилл. - А вы, господин Баррет, решили проверить, как идут наши дела? Скажу вам так, что куда лучше, чем в порту Тромсё. Вам Харрис ещё не рассказывал? Вы и полицейского Доккена сюда привезли? Господин полицейский, вы ещё русский не осилили? Знаете, в отличие от вас, здешние ребята из метеослужбы делают большие успехи.
        - Не паясничайте, Катков, - Нил Баррет поблагодарил Мосола сдержанным кивком. - Можете подождать за дверью, сержант.
        - А эти? - Кирилл указал на солдат. - Первый раз таких вижу. Вы их тоже с собой привезли?
        - Если вы их не видели, то это не значит, что их здесь нет. Полагаете, что вы и вам подобные на этой базе, спасители Норвегии? Ошибаешься, Катков. Здесь всего лишь сброд, по стечению обстоятельств владеющий русским языком. Доверия вам нет. Скорее, я бы даже сравнил вас с заключёнными, а они ваши надзиратели, хотя и не бросающиеся в глаза.
        Кирилл обвёл вокруг взглядом. Кабинет и впрямь был просторный. В центре вытянутый стол их закалённого стекла, но ни одного такого же стеклянного стула, обычно идущих со столом в комплекте.
        «Подстраховались, убрали, - подумал он. - А то вдруг схвачу и кого-нибудь по голове?»
        Баррет, Доккен и Харрис сидели в пухлых креслах. Каждый в своём. И несмотря на ещё одно пустующее, присесть ему не предлагали.
        - Катков, давай скорее приступим к делу, - начал Баррет. - И так же скоро его закончим, не тратя время на бесполезные доказательства и болтовню. То, что у тебя за душонкой темно, как в пересохшем колодце, я понял ещё в первую нашу встречу. Теперь я ни на йоту не сомневаюсь, кем ты являешься в действительности. Засланный казачок - кажется, так говорят у вас в России?
        - Это он вам насочинял? - Кирилл кивнул на Харриса. - Так он же знатное трепло. Вы не догадывались?
        - Он прекрасный агент, - улыбнулся Баррет. - Который переиграл тебя как ребёнка. А ты бездарь. Если российская разведка опускается до таких посредственностей, как ты, Катков, то у неё большие проблемы с кадрами.
        - Ну ты и оборотень! - бросил на Харриса брезгливый взгляд Кирилл.
        - Спасибо, что так высоко оценил мою игру. Не могу тебе ответить тем же. Хотя мне было с тобой интересно. Особенно, когда требовалось направлять тебя в нужное русло. В нашей работе мастер своего дела не тот, кто лучше стреляет или умеет бить, а тот, кто лучше играет.
        - Молодец. В Латвии получишь театральную премию «Ночь лицедеев».
        - В Латвии? При чём здесь Латвия? Кирилл, там, где я родился, я уже не был второй десяток лет. Своей Родиной я считаю Англию. Так тоже бывает. Мой отец говорил умные речи: раньше в СССР латыши жили скромно, но долго. А сейчас богато, но мало. Видимо, дохнут от счастья. Я выбрал, где богато и долго. А чем можешь похвастаться ты?
        - Хватит трепаться! - оборвал их Баррет. - Катков, я слушаю твоё признание. Начни с того, как тебя завербовали. То, что ты не профессиональный разведчик - видно даже слепому.
        - Хотел бы понять о чём мы говорим, но признаюсь - ничего не понимаю?
        - Это случилось, после того как тебя выгнали из армии или раньше?
        - Что случилось? Я уже вам всем всё рассказал. Прослушайте свой диктофон, там всё записано.
        - Да, да, припоминаю. Тебе захотелось красивой жизни. Сыграть в казино, жениться на богатой дуре. А что ж не женился, Катков? Состоятельная Нора Ольсен вполне могла тебя озолотить. Согласен, что это мелочь, но, согласись, подозрительная?
        - Вы только из-за этого заподозрили меня в шпионаже? - расхохотался Кирилл. - Нил, ты бы видел эту Нору. А, может, она тоже ваш агент?
        - Нет. Но её сердечные страдания оказались очень кстати. Наблюдай, ищи кончик хвоста и вытащишь жирную крысу. А это твоё маниакальное желание попасть на военную базу? Что ты там хотел, Катков? Взорвать в Тромсё норвежский фрегат? Или ты надеялся, что тебя подпустят к секретам норвежского флота? Шёл бы тогда уж в норвежское правительство. Может, нашёл бы что-то такое, что даже неизвестно британской разведке. Мне даже стало любопытно, чего же такого ты хочешь сотворить? Подтолкнуть тебя к тому, чтобы ты очутился здесь, под присмотром, на островной норвежской военной базе, было несложно. И как оказалось, не зря. Так что, Катков, мне продолжать, или сам закончишь?
        - Бред! - хмыкнул Кирилл. - Я здесь, потому что сам так захотел.
        - Это тебе так только казалось. Так что же с тобой в России произошло? На тебя давили? Шантажировали? Может, тебя пытали? Откройся - я пойму. Я знаю, как ваши спецслужбы умеют ломать людей. Что от тебя хотели? Ты угнал катер, захватил в заложники несчастного Стокмана, плыл, рискуя попасть под свой или норвежский огонь, и всё это ради чего? Неужели только затем, чтобы изменить координаты всплытия лодки? - Баррет из лежавшей на коленях кожаной папки достал палетку Рига и швырнул на стол. - Признаться, более бездарной работы я ещё не видел. Неужели ты всерьёз таким способом надеялся навредить Норвегии?
        - Что это? - кивнул на стол Кирилл.
        - Не валяй дурака, здесь всюду камеры. Да и рассылка с самолёта идёт одновременно нескольким абонентам. Немного позже, но нестыковка всё равно бы выявилась.
        - Не знаю, чего ты там увидел на камере, но я не понимаю о чём речь.
        Улыбаясь, Баррет взглянул на Ларса, затем на Харриса, пожал плечами и восхищённо произнёс:
        - Поразительный наглец! Неужели ты не видишь, что это провал? Только за вот этот любопытный предмет я могу сгноить тебя в английской тюрьме, - Баррет вновь запустил руку в папку и выудил электронную сигарету. - Странная игрушка для человека, который никогда не курил.
        - Представляю, как ты крался ночью, чтобы порыться у меня в карманах, - скрипнул зубами Кирилл. - Или воришкой был Харрис? У меня ещё пропал рулон туалетной бумаги, его ты использовал на доносы?
        - Как она работает, окончательно разберутся специалисты, - пропустил мимо ушей замечание Баррет. - Хотя принципы схожи по обе стороны. Возле спирали я обнаружил впаянный в пластик инородный предмет. По всей видимости, это микрочип. Как ты вводил в него информацию? Мембраной работает сам корпус? Ты дымил, разогревая спираль, чем запускал в работу передатчик, а тот в свою очередь выстреливал сообщение на спутник. Ничего нового, уверен, что так оно и было. Кто тебе дал эту игрушку?
        - Не помню. Купил в отпуске, на рынке, у барыги.
        - Жаль! - вдруг встал Баррет. - Я надеялся, что мы пойдём по лёгкому пути. Но ты сам решил пройти кругами ада. Глупое решение. Ни один серьёзный разведчик так бы не поступил. Современные средства способны заставить разговориться даже столб. Это хорошо известная истина, а потому скудоумного геройства от своих агентов не требуют ни у вас, ни у нас. Лучший метод защиты в таких случаях - это ограниченный объём информации, доверенный агенту. В случае провала он может с чистой совестью его выдать, не нанося вреда ни себе, ни своей спецслужбе. Когда тебя сюда посылали, Катков, там прекрасно отдавали себе отчёт, что рано или поздно, но тебя разоблачат. Если ты начнёшь говорить, твои хозяева будут не в обиде. Неужели ты не понимаешь, что я способен вывернуть тебя наизнанку? Но ещё есть время не доводить меня до этого. Может, всё-таки найдём общий язык?
        - Не понимаю, о чём ты говоришь?
        Теперь Баррет стал мрачнее тучи. Он задумчиво вздохнул, сплёл пальцы в замок, меланхолично выглянул в окно и, словно не замечая Каткова, произнёс в пустоту:
        - Всякому терпению есть предел. Как и моему. Майор Юнссон любезно предоставил для такого случая камеру. Ты подождёшь в ней, пока не прилетят мои специалисты. Можешь поверить мне на слово - они мастера своего дела. Им хватит часа, чтобы вправить тебе мозги. Оденьте ему наручники, - кивнул Баррет солдатам. - И ведите вниз.
        Тюремных камер на базе не было. Называя так крохотную каменную келью с выглядывающими из стен стальными блоками оборудования, англичанин лукавил. Давил на психику одним лишь словом «камера», демонстрируя, насколько у его пациента всё плохо. Кирилла провели по лестничным переходам и привели на минус третий уровень. Баррет внимательно оглядел тёмное помещение, освещавшееся лишь тусклым водонепроницаемым плафоном под потолком, потрогал торчавшие из камня свинцовые кабели, металлическую дверь с массивным магнитным замком, заглянул в вентиляционную решётку и остался доволен.
        - Вполне… - вынес он окончательный вердикт.
        Затем его осенила идея.
        - Выверните ему руки за спину и подведите к этажерке с блоками, - приказал Баррет солдатам. - Сержант? - обратился он к Мосолу и, склонившись, зашептал на ухо.
        Выслушав, Мосол вышел и вскоре вернулся, сжимая в руке гранату с огибающей корпус предохранительной скобой.
        - Приподнимите его, чтобы стоял на носках, - Баррет сам приподнялся на туфлях, показывая, как должен стоять Кирилл. - Наручники выше. Вот так. Теперь зацепите за кольцо. Прекрасно! Катков, сейчас ты заодно с гранатой. Опустишься на пятки - взорвёшься. На выход, господа, не будем ему мешать.
        Захлопнув дверь, Баррет заглянул в крохотное окошко, приложил магнитную карту к замку и, дождавшись громкого щелчка, отдал её Доккену.
        - Пусть будет при вас, Ларс. Никому не передавайте и не потеряйте.
        Ларс удивлённо уставился на прямоугольный пластик с металлической полосой по краю и спрятал в карман.
        - Я никогда ничего не теряю.
        - Потому вам и отдал, - откликнулся направлявшийся по коридору к выходу Баррет.
        - Сэр! - догнал его Ларс и, понизив голос, шепнул: - Он может не выдержать и взорвётся. Сэр, я считаю ваш поступок неоправданной жестокостью.
        - И это мне говорит солдат Норвегии? Вы забыли, кто перед вами? Он хотел уничтожить вашу подводную лодку.
        - Сэр, но это же смешно. Вы же сами сказали, что из этого ничего бы не вышло.
        - Да ладно вам, Ларс. Ничего с Катковым не случится. Я приказал сержанту принести учебную гранату. Произойди взрыв, мы вместе с Катковым ещё к тому же потеряли бы дорогостоящее оборудование вашей базы. А это не входит в мои планы. Этот спектакль лишь для того, чтобы, когда прилетит Тейлор и его команда, Катков был готов к встрече. Он должен быть измотан.
        - Тейлор?
        - Филипп Тейлор, человек-легенда, который может заставить говорить даже камень, а из железнодорожной шпалы выбить стон.
        - Палач?
        - Ларс, где вы нахватались этой вульгарности? Тейлор - специалист высочайшего класса, с современными методами ведения допроса. Сколько его помню, у него не было ни одного сбоя. Скоро Катков нам расскажет то, что даже сам о себе не знал. Мой самолёт уже убыл за командой Тейлора.
        - Может, не стоило торопиться с палачом?
        - Филипп - мой друг, и мне нравится наблюдать за его работой. При любом удобном случае я не упускаю возможности его вызвать. Скоро, Ларс, вы увидите, что может сделать с человеком укол скополамина. Надеюсь, Катков не сломается на первом круге, и мы сможем наблюдать весь арсенал Тейлора. Иногда это даже для меня перебор, но как бодрит!
        Глава тринадцатая
        Рубеж терпения
        19 АВГУСТА 2020 Г. АРХИПЕЛАГ ШПИЦБЕРГЕН, ОСТРОВ ВИЛЬГЕЛЬМА.
        Тихо и убаюкивающе жужжали блоки, излучая сквозь стальные стенки приятное, разливающееся между рёбер тепло. Кирилл навалился на них спиной, впитывая тепло, как губка воду. Обхватив руками колени и уткнувшись в них лицом, он пытался уснуть. Хотя бы ненадолго, всего лишь на час, и ему хватит. Лишь бы дать передышку измученному адреналином сердцу и привести в порядок замутнённый рассудок. Но уснуть мешал холодный каменный пол и злость на самого себя. Это лишь начало, никто ещё толком им не занимался, а он уже выдохся. Простояв с десяток часов с гранатой за спиной, он чувствовал, что только на это без остатка ушли все его силы. Сведённые судорогой ноги до сих пор потряхивает неконтролируемой дрожью. Вот это и злило, не давая уснуть. Он вдруг испугался, что переоценил собственные силы. Считал себя гранитной скалой, а на поверку оказался половой тряпкой!
        Неожиданно лязгнул железной челюстью замок, Кирилл поднял голову и увидел Мосола в сопровождении двух солдат. Он презрительно сплюнул на пол и снова уткнулся в колени.
        - Вставай, капитан, к тебе гости прилетели, - произнёс сержант.
        - Я не жду гостей, - ответил Кирилл, не поднимая головы. - Можешь отправить их обратно.
        - Зато они тебя ждут. И не с пустыми руками, а с двумя чемоданами. Я видел, как полиграф на столе устанавливали.
        - Полиграф? - хмыкнул Кирилл. - А что ж не щипчики для ногтей, чтоб срывать их с мясом? Бормашины для дёсен у них не заметил?
        - Уверен, что в тех чемоданах это тоже найдётся. Не завидую я тебе, капитан. Вставай, или моим солдатам тебе помочь?
        - Обойдусь, - поднялся, покачиваясь, Кирилл. - Мне в туалет надо.
        - Зайдём, - согласился Мосол. - Убирать здесь после тебя желающих нет. Наручники надевать не буду - и так еле на ногах стоишь, но учти, если что, жалеть не стану. Удар у меня тяжёлый.
        - Веди, - не стал спорить Кирилл.
        Оказавшись наедине с раковиной, он надолго припал к крану и шумно пил взахлёб, проливая воду на пол. Затем закрылся в кабинке. Мосол нетерпеливо переминался с ноги на ногу, но молчал. Внимательно смотрел и теребил наутюженные стрелки на брюках, бросал взгляд на часы и, вдруг услышав металлический скрежет за дверью, заволновался:
        - Ты что там делаешь?
        - Тебе показать? - откликнулся, появляясь, Кирилл.
        Мосол недовольно поморщился и указал на выход.
        - Пошли.
        Филипп Тейлор развернул на столе пучок разноцветных кабелей, соединил их с клеммами сенсорного блока и вывел к ноутбуку.
        - Нил, что ты хочешь услышать? - кивнул он на привязанного к креслу Каткова.
        Два датчика уже находились под Кириллом, выползая из-под ноги двумя чёрными змейками, ещё два, для нижнего и верхнего дыхания, Тейлор крепил на груди резиновыми жгутами.
        - Он заброшен к нам русскими под видом перебежчика. Я хочу знать цель, - ответил Баррет.
        - Скажи ему, пусть вытянет руки, я протру пальцы, - Тейлор склонился над пакетом со спиртовыми салфетками. - У него неважный вид. Ты его уже пытал?
        - Нет, но слегка подготовил «столбняком».
        - Хорошо. Нил, возьми этот лист и по нему задавай вопросы, - теперь Тейлор закрепил датчики на пальцах лентами липучки и накинул на бицепс Кирилла манжету давления. - Спрашивай приказным тоном, не давая ему увиливать.
        - Филипп, я знаю, как это делается, - недовольно фыркнул Баррет.
        - Вот и прекрасно… - мурлыкал под нос Тейлор, направляя глаз видеокамеры в лицо Каткова. Теперь он был весь поглощён работой. - Сейчас выставлю нулевой фон и начнём. Так, так, так… точка ноль! Я готов, Нил.
        Развалившись рядом в соседнем кресле, Харрис подмигнул Ларсу и приложил палец к губам. В этом представлении у него было место в первом ряду, и он не хотел, чтобы полицейский всё испортил произнесённым не к месту словом или вскриком. Но Доккен знал принцип работы полиграфа, сам его проходил для продвижения по службе и понимающе кивнул.
        - Катков, - начал допрос, перейдя на русский, Баррет. - Отвечаешь - да или нет. Это в твоих интересах - убедить меня, что ты не шпион. Говори правду, не увиливай и не пытайся нас обмануть. Это бесполезно. И так, начали - твоё имя Андрей?
        - А почему не Иван или Степан? - ухмыльнулся Кирилл. - Вы же других русских имён больше и не знаете!
        - Отвечай - да или нет!
        - Нет.
        - Твоё имя Борис?
        - Нет.
        - Твоё имя Кирилл?
        - Нет.
        - Нет? - удивлённо вздёрнул брови Баррет.
        - А?.. Ты чего-то спросил? Прости, Нил, я не расслышал.
        Баррет стал мрачнее тучи. Он склонился к Кириллу и угрожающе зашипел в лицо:
        - Послушай меня, Катков, я пока с тобой только разговариваю. Хочешь показать, что ты крут и ничего не боишься? Это потому, что ты ещё не знаешь, что такое настоящий страх. А я тебе разложу его на составляющие. Первая - испуг! Потом тревога и боязнь. Заканчивается всё паникой. Это когда в тебе проснётся неконтролируемый животный страх, и ты будешь кататься у меня в ногах, умоляя прикончить. Мы быстро проскочим первые три стадии и перейдём к четвёртой! У каждого есть свой предел, а добраться до твоего мне не составит большого труда.
        - Да понял, понял я… - закивал Кирилл. - Я тебя не расслышал и всего-то. Впредь я буду внимательней, а то ты лопнешь от злости. Я просто хотел спросить: а почему этот тип за монитором не в белом халате? Всегда представлял, что такие типы корчат из себя учёных или докторов и обязательно надевают белые халаты. А твои прилетели в костюмах, при галстуках, а я такой весь мятый и небритый. Право, мне неловко в их присутствии.
        - Ещё одно слово, и я удушу тебя на этих проводах, - схватил его за подбородок Баррет.
        - Индивид сопротивляется? - догадавшись, что что-то пошло не так, спросил Тейлор.
        - Пытается валять дурака.
        - В таких случаях его нужно сначала сломать, а затем - на полиграф.
        - Попробуем ещё раз.
        Успокаиваясь, Баррет взглянул в окно, выдохнул и снова взял лист.
        - Ты вегетарианец?
        - Нет.
        - Ты гомосексуалист?
        - Нет.
        - Ты русский президент?
        - Нет.
        - Ты русский шпион?
        - Нет! - расхохотался Кирилл. - Вот президент - это сильно! Мне нравится! Нил, ты подал хорошую идею. Во что бы то ни стало буду баллотироваться на следующих выборах. А что? Главное - подхватить идею, а там дело пойдёт. Ну посуди сам, Нил, зачем мне богатая дура, если я могу сразу стать президентом и взять умную с докторской степенью?
        Тейлор откинулся на стуле и указал на экран монитора.
        - Это бесполезно. Здесь полная каша. Он не идёт на контакт, а потому дальше в этом процессе нет смысла. Даже не понимая вас, по его мимике я вижу «улыбку лжеца». Он неспособен грамотно сопротивляться в силу того, что не профессионал, а потому примитивно упирается, сводя всё к шутке. Обычно такие дилетанты ещё упиваются под завязку водой, наивно полагая, что разрывающийся мочевой пузырь может сбить меня с толку. Так же они подкладывают в ботинок кнопку или битое стекло.
        Баррет отреагировал мгновенно.
        - Разуйте его! - приказал он солдатам.
        Глядя на высыпавшиеся на пол острые осколки молотого кафеля, Тейлор брезгливо хмыкнул:
        - Можно надеяться обмануть полиграф, но меня - никогда! Его нужно ломать, Нил.
        - Предлагаешь «сыворотку правды»?
        - Сывороткой спрашивают, а не ломают. Но если ты хочешь начать с сыворотки, то можно попробовать и сыворотку. Для начала с внутривенной дозы старого испытанного десятипроцентного амитал-натрия. Думаю, пяти миллиграмм ему вполне будет достаточно. Если не поможет, перейдём к более эффективному воздействию. Мы ведь во времени не ограничены? Не люблю спешки, Нил. Моя работа требует вдумчивого подхода.
        - Нет, Филипп, тебя никто не торопит.
        - Вот и хорошо, - промурлыкал Тейлор, щелчком сбивая кончик ампулы. - Однажды наши ищейки торопили меня с одним мексиканцем. Кажется, дело касалось государственной измены. Я их предупреждал, но им не терпелось. А даже такую крохотную ампулу амитал-натрия требуется вводить в течение двадцати минут. Опустошать шприц нужно с ювелирной точностью. В результате они потеряли свою добычу, а обвинили меня. Оголите ему вену!
        Филипп Тейлор присел рядом с креслом Каткова и посмотрел ему в глаза, протирая для укола руку.
        - Мой юный друг, сейчас я поведу тебя в волшебную страну, где ты будешь порхать мотыльком и резвиться на лужайке счастливой овечкой. Нил, переведи ему, что мы его друзья, это должно отложиться в подкорку, пока он ещё в сознании. И не давайте глазам закрываться, придерживайте веки пальцами.
        Надавливая на поршень шприца, Тейлор улыбался блаженной улыбкой, словно не Кириллу, а ему вводили в вену мощный психостимулятор. Сквозь поблёскивающие очки он следил за расширяющимися зрачками и продолжал мурлыкать тихим вкрадчивым голосом:
        - Говори, мой друг. Ты не молчи. Скоро твой язык станет, как моток верёвки не вмещающийся в рот. Ты его не держи. Ты его отпусти - пусть катится. Он меня не понимает, Нил, поговори ты с ним.
        - О чём?
        - О чём угодно. Не дай ему замкнуться в себе.
        Вдруг Тейлор, не отводя глаз от глаз Каткова, поднял палец и выкрикнул:
        - Тише!
        Прислушавшись, он повёл головой.
        - Часы! Уберите со стены часы. Он пытается сосредоточиться на их стуке!
        Дальше процесс пошёл, как хотелось Тейлору, и он снова замурлыкал:
        - Так, так, так… очень хорошо. Сердечко частит, дыхание тоже. Ты ведь уже паришь, мой друг? Нил, он готов.
        - Сколько он пробудет в таком состоянии?
        - От десяти минут до часу. Всё очень индивидуально.
        Баррет подвинул свое кресло к креслу Каткова и, прищурившись, заглянул ему в лицо, словно в окно иллюминатора.
        - Кирилл, ты здесь? Это я, Нил. Твой друг. Ты меня помнишь? Это я вытащил тебя из норвежской тюрьмы. Это я тебе всегда помогал. Кивни, если меня вспомнил!
        В ответ, мотнув головой, Кирилл издал мычание молодого бычка. Баррет удивлённо оглянулся, но Тейлор успокоил его снисходительной улыбкой:
        - Последние всплески сопротивления. Для начала поболтай, Нил, на отвлечённые темы. Об увлечениях, бабах, рыбалке.
        Головокружение превратилось в несущуюся по кругу карусель. Вначале всё вертелось в горизонте, но теперь он вращался и в вертикальной плоскости. Вверх - вниз, голова - ноги. Кирилл прикусил губу, поставив себе целью сделать дыру для пирсинга. Но губы превратились в деревянные щепки, и он их не почувствовал. Во рту пересохло, как в пустыне. Свет померк, предметы уменьшились в размерах, лицо Баррета потеряло очертания. Думать, думать, думать! Зациклиться на неприятном воспоминании, обиде! Как можно быстрее! «О чём, чём, чём?» - в голове эхом металась мысль, теряя под собой опору. Вспомнил - драка! Тогда ему разбили нос! А где это было? «На рыбалке», - всплыла подсказка. На рыбалке? «Но я не рыбак!» - последняя вспышка борьбы и яркий свет, заливший всё вокруг. Он вдруг стал невесом. Прилив энергии рвёт его на части, мысли ясны и прозрачны, как горный хрусталь. Хочется раздирать всё вокруг на мелкие лоскуты и кричать от осознания собственной силы. Но он связан, и всю свою мощь он может лишь вылить в словесные потоки. Из него прёт водопад слов! Конечно, это было на рыбалке! Они сидели у костра и ели
что-то из котла. Что-то лёгкое, как эфир. Кирилл в благодушном настроении и, не давая никому открыть рта, рассказывает о преимуществах спиннинга перед удочкой. Молчаливый полицейский Доккен сосредоточено ковыряет в костре, дружище Нил внимательно кивает, отец Кирилла подсыпает в котёл соли и предлагает Гор Горычу снять пробу. А Кирилл вдруг превратился в восьмилетнего ребёнка и говорит ещё не сломавшимся детским голосом, с пеной у рта. Гнёт спиннинг, завернув его в дугу, доказывая прочность. Отец даёт лёгкий подзатыльник, чтобы не перебивал старших. Но Нил его придерживает за руку и просит показать на бис! Кажется, Гор Горыч не верит, и Нил уговаривает его взглянуть ещё раз. Но Гор Горыч не хочет смотреть, и маленький Кирилл убегает, затем, спрятавшись в кустах, долго и протяжно рыдает от обиды. Его не могут найти, и это ему нравится. Он чувствует, как засыпает, а все проходят мимо, едва на него не наступая, и при этом не замечают. Но, кажется, его нашёл Нил. Он склонился и мягко похлопывает по щекам: «Кирюша, просыпайся».
        - Катков, приди в себя! - Нил Баррет наотмашь ударил по левой щеке, потом по правой. - Филипп, ты можешь что-нибудь уколоть, чтобы быстрей вернуть его в сознание?
        - Кофеин, но это лишнее. Ещё пару минут и он сам очухается.
        - Уколи, у меня нет этой пары минут.
        - Услышал что-то интересное?
        - Да, но, к сожалению, без деталей. Катков! - Баррет тряхнул Кирилла за воротник. - Кто такой Гор Горыч? Филипп, может плеснуть воды?
        - Погоди, Нил. Кажется, наш друг снова валяет дурака, - Тейлор расширил пальцами Каткову веко и всмотрелся в зрачок. - Он уже пришёл в себя, но симулирует беспамятство. Скажи ему, что его обман раскрыт, но если он будет продолжать - пообещай разряд электрошокера.
        Вместо электрошокера Баррет влепил ещё одну тяжёлую пощёчину.
        - Кирилл, я знаю, что ты меня слышишь. Наш специалист предлагает встряхнуть тебя хорошим разрядом тока. Но я считаю, что это лишнее - поджарить тебя мы всегда успеем.
        - Сэр, - вдруг подал голос Харрис. - Ещё в свою бытность капралом в Афганистане, я с парнями пытал одного араба током от нашего палаточного генератора. Мы привязали его к стулу, а ноги в тазик с водой. Накинули один провод на одну ногу, второй на другую и дали напряжение. В конце концов мы его замучили, но перед этим узнали то, что даже сами не ожидали услышать.
        - Катков, слышал, что предлагает наш Харрис? - спросил Баррет. - Не хочешь ему что-нибудь ответить?
        - Если только пожелать этой твари осиновый кол в зад, - застонал Кирилл.
        - Рад, что ты снова с нами. Так кто такой Гор Горыч?
        - Впервые слышу, - устало опустил голову на грудь Катков.
        - Хочешь перейти на следующий уровень? Я думал - ты умнее. Мы ведь только начали, а у Тейлора в рукаве есть в запасе ещё много фокусов. Или мне попросить Харриса поностальгировать о былой службе?
        - Вспомнил! - вдруг выкрикнул Кирилл. И торопливо зачастил: - Это мой школьный учитель! Математик! Редкостная зануда. Я убегал с его уроков, а он отлавливал меня на перемене и заставлял решать примеры тут же, в коридоре, на подоконнике. Никого из учителей не помню, а этого как сейчас вижу! Седые растрёпанные волосёнки, губы слюнявые, пальцы вечно измазаны мелом, и шепелявит: «Катков, ты опять не можешь осилить уравнение с двумя неизвестными! Будь я твой отец, ты бы у меня с ремнём в обнимку спал».
        Внимательно наблюдавший Тейлор спросил:
        - Нил, опять проблемы? Судя по его реакции, он занял позицию подтасовки реальности. Мимика рта усилена, неустойчивый голосовой тембр, спазматическое движение горла, непроизвольные движения глаз с учащённым морганием - он снова врёт.
        - Это я и без тебя знаю. Что ты можешь предложить?
        - Будь мы в моей лаборатории, я бы поработал с ультразвуком. «Прокаливание» избранных участков мозга даёт неплохие результаты в ломке подобных упрямцев. Ещё лучше сверхвысокочастотное неионизированное излучение. Стопроцентный результат. Единственно плохо, что это приём на один раз. После активной работы волн модулированных в частотах альфа-ритма мозга происходят необратимые заскоки психики.
        - Филипп, мы не в твоей лаборатории, - осадил Тейлора Баррет.
        - В полевых условиях, подобных этим, могу предложить укол миорелаксанта дитилина.
        - Как он действует?
        - Пациент впадает в кому, при этом пребывает полностью в сознании - ужасное состояние. Мышцы охватывает паралич, сердце бьётся реже. Парализованы конечности, межрёберная мускулатура, диафрагма. Объект испытывает удушье, непередаваемый страх, ему кажется, что он живьём замурован в стену или тонет, связанный по рукам и ногам. Внешне он не восприимчив к боли, но очагом боли изнутри становится собственное тело. После этой процедуры один лишь вид шприца приводит его в ужас. Пациента ломают угрозой нового укола и возможностью снова пережить это состояние.
        - Подойдёт.
        Кожа вспыхнула огнём от пяток до макушки. Горели волосы, ногти и даже ресницы. Суставы рук, коленей, пальцев свело судорогой, вывернув их наизнанку. Затем тело начало деревенеть, превращаясь в полено. Он слышал каждый шорох, дыхание всех и каждого в отдельности, но не мог повести взглядом на звук. Глаза остекленели и видели лишь плечо Баррета и часть стола со свисающими проводами. Воздуха не хватало, но лёгкие отказывались сделать спасительный вдох. Мир потемнел, словно его укрыли покрывалом.
        - Ему кажется, что он сходит с ума, - комментировал Тейлор.
        Он одновременно мучился от боли в тисках средневековой «железной девы» и лежал бездыханным трупом в склепе рядом с истлевшими скелетами. Боль во всём теле без остатка сливалась с ужасом неподвижности, словно у живой мумии, молча наблюдающей, как её потрошат и заворачивают в саван. Кирилл пытался закричать, но не смог издать даже слабый стон.
        - Сколько действует укол? - спросил Баррет.
        - Не более пяти минут.
        - Потом его можно повторить?
        - Не сразу. Пациент превращается в обессиленный мешок с костями, неспособный стоять на ногах.
        - Но говорить он сможет?
        - Если только бессвязный лепет. Страх от пережитого состояния на время блокирует осмысленную работу мозга. Если только через час.
        - Филипп, он мне нужен немедленно!
        - Наберись терпения, Нил. Уверяю тебя - через час он станет мягче воска. Пообещай ему ещё один такой укол, и он признается тебе в чём угодно.
        - Сэр! - вдруг встал побледневший Доккен. Щека его нервно подёргивалась, пальцы подрагивали, но он постарался собраться и придать своему виду монументальное достоинство. - Сэр, если вы считаете этого русского врагом, то в таком случае он имеет статус военнопленного. Выши пытки омерзительны и претят любой человеческой морали! Они противозаконны.
        - Кто это? - словно впервые увидев, удивился Тейлор.
        - Наш норвежский друг, - скривился Баррет. - Ларс, ваше дело смотреть и помалкивать.
        - Сэр, я не знаю, кому вы обещали давать мастер класс в обучении меня этим варварским методам, но уверен, что в Осло не догадывались, что вы имели в виду. Иногда мне кажется, что я рядом с вами лишь для того, чтобы вы имели возможность самоутверждаться, унижая меня и моё человеческое достоинство своими дикими словами и выходками.
        - Вы рядом со мной, чтобы учиться, даже если мои слова вам иногда кажутся обидными.
        - Как бы там ни было, но я не желаю участвовать в этом шабаше палачей!
        - Успокойтесь, Ларс, - во взгляде Баррета сквозила ирония. - Не торопитесь объявлять бунт на корабле. Вы новичок в этом деле, и спорить с вами о методах оперативной работы, практикуемой во всём мире, равносильно обсуждению оттенков запаха протухшей рыбы. Вы меня разочаровываете. У вас есть возможность, получив опыт, подняться по карьерной лестнице и с моей рекомендацией перейти в норвежские спецслужбы, но я вижу, что ваш предельный уровень - постовой на нерегулируемом перекрёстке.
        - Мне безразлично, что вы обо мне доложите в Осло, но участвовать в этом я не стану.
        Доккен взглянул на обвисшего на ремнях Каткова, осторожно обошёл кресло по большому кругу и вышел, хлопнув дверью. Баррет задумчиво посмотрел ему вслед и заметил:
        - Удивительный идеалист. Не нравится он мне. Харрис, пригляди за нашим полицейским.
        - Сделаю, сэр. А что с этим? - Харрис кивнул на Кирилла.
        - Оттащите в камеру, вернёмся к нему позже.
        Со щелчком последнего замка на ремне Кирилл вывалился из кресла на пол безжизненным телом. Перед глазами застыла ножка стула, из прокушенной губы сочилась кровь, вспенилась вокруг рта алыми пузырями, но он её вкуса не чувствовал. Затем его подняли под руки и попытались поставить на ноги. Бесполезно. Ноги превратились в бесчувственные кости, обросшие онемевшими мышцами и связанные между собой тонкими нитями сухожилий. Повисшая голова безвольно болталась на обмякшей шее. Затем перед глазами появился улыбающийся Харрис.
        - Он меня слышит? - спросил он у Тейлора.
        - Да, несмотря на обездвиженность, зрение и слух лишь обостряются.
        - Так даже лучше. Подождите! - Харрис остановил солдат, собравшихся выволакивать Каткова в коридор.
        Расчётливо прицелившись, он всадил Кириллу кулак в верхнюю часть живота.
        - Это тебе за тварь!
        Следующий удар пришёлся между рёбер.
        - А это за то, что вынудил меня ночевать в собачьей будке.
        - Это бесполезно, - заметил Тейлор, убирая в чемодан инструменты. - Он не чувствует боли.
        - Зато я почувствовал, как треснули его рёбра.
        - Харрис, ты ночевал в собачьей будке? - засмеялся Баррет. - Ты ничего об этом не докладывал?
        - Сэр, я не хочу об этом вспоминать. Я ненавижу собак. А промолчал я лишь потому, что в этой информации не было никакой ценности. Когда русский вам уже не будет нужен, отдайте его мне. Пусть он это слышит. Не знаю, как там ваши шприцы, но от моих методов даже сумасшедшие становились ещё более сумасшедшими. В этом процессе нет предела совершенству. Я вам это докажу.
        «Рубеж терпения - где он? Гор Горыч, всё как вы и говорили, у меня толпы восхищённых поклонников! - Кирилл лежал на полу, в позе эмбриона и то ли наяву, то ли в бреду пытался направить тонкую нить сознания в нужное русло. - Они опутывают меня проводами, тычут иглами, бьют по рёбрам. Сколько ещё мне гнуть свою правду? Они мне верят! Но где эта грань, за которой я могу переиграть? Разве я не сорвал шквал аплодисментов? Разве они не оценили мою игру? Если я решу, что рубеж терпения настал, разве не будут они верить каждому моему слову? - Кирилл попытался шевельнуть пальцем - не получилось. Но судя по тому, что спина начала ощущать холод цементного пола, он постепенно приходил в себя. - Ещё одной такой пытки мне не выдержать. Я сломаюсь и могу всех выдать. Так, может, пришёл мой час? Как же мне не хватает вашего рассудительного совета. Вашей железной воли. Мне до вас далеко. Я под уколом произнёс ваше имя. Я был на грани провала! Разве не это - рубеж терпения?»
        Глава четырнадцатая
        Накануне грядущих событий
        21 АВГУСТА 2020 Г. АРХИПЕЛАГ ШПИЦБЕРГЕН, ОСТРОВ ВИЛЬГЕЛЬМА. НОРВЕЖСКОЕ МОРЕ.
        - Вы хотели меня видеть, сэр? - холодно спросил Доккен.
        - Да, Ларс, входите.
        Баррет оторвался от созерцания снегопада за окном и указал на кресло.
        - Спасибо, сэр, но я выслушаю вас стоя.
        - Ах, да! - вдруг осенило Баррета. - Как же я сразу не догадался? Не хотите садиться в кресло, в котором допрашивали русского?
        - В котором пытали русского.
        - Да будет вам, садитесь, куда хотите, - Нил Баррет безразлично отмахнулся и снова взглянул в окно. - И это август месяц! У нас в Англии такого снегопада не бывает даже в январе.
        - В Арктике зима наступает рано, - согласился Доккен. - Метеорологи обещают ещё и сильные морозы.
        - Да уж куда сильнее? Пролив сковало льдом, вертолёт с командой Филиппа смог взлететь лишь после того, как очистили обледеневшие лопасти. Как вы выживаете здесь, на Шпицбергене? Это же противоестественно человеческому естеству?
        - Привыкли, - равнодушно заметил Ларс. - Так что вы от меня хотели, сэр?
        Баррет ухмыльнулся, заметив, как Доккен занял то же кресло, в котором он сидел во время допроса. Это лишний раз доказывало мнительность норвежца.
        - Всего лишь поговорить, Ларс. Вы второй день прячетесь от моих глаз у метеорологов, а ведь мы с вами напарники.
        - Я не прячусь, сэр. В метеослужбе мои земляки. Есть даже из моего города. В том нет ничего необычного, что мне приятней находиться в их среде. И если уж вы заговорили о погоде, сэр, послушайте моего совета - улетайте к себе в Англию. Несмотря на потепление климата, у нас уже в сентябре бывает, что температура опускается до минус тридцати. Как бы вам не обморозиться.
        - Сейчас моё место здесь, так что потерплю, - понимающе усмехнулся Баррет. - А вы напрасно язвите, Ларс. Разговор ведь не обо мне, а о вас.
        - Я вас слушаю, сэр.
        - Всё ещё считаете мои методы бесчеловечными?
        - Это не моё дело, сэр.
        - Хватит изображать из себя чистоплюя! - вдруг выкрикнул Баррет, стукнув ладонью по столу. Глаза его обрели стальной блеск, пальцы отбарабанили мелкую дробь. - Вы не слабонервная барышня из пансиона благородных девиц! Вы защитник своей страны, вот и ведите себя как солдат.
        - Всегда готов, сэр. Дайте мне автомат, покажите моё место в окопе, и я его займу.
        - Слишком примитивно мыслите. Это не моя страна, а ваша воюет с Россией, но почему-то я вынужден брать на себя, как вы считаете, грязную работу, чтобы спасать вашу Норвегию!
        - Я не вижу эту войну, сэр. По существу, Россия с нами не воюет.
        - Но это не означает, что Норвегия не воюет с Россией! А тезис, что мы объявили войну, а никто не пришёл, уже не работает. Война идёт, но без окопов и передовой. Сейчас вся Европа смотрит на вас. Вы, Ларс, даже не догадываетесь, что стоите на защите всех наших европейских ценностей. Или для вас это пустой звук? Вы хотите, чтобы русские прошлись гусеницами своих танков по нашим свободам и равноправию? По нашему человеческому достоинству и демократии?
        - Я это уже слышал, сэр - ничего нового. Именно так изо дня в день вещает наша пропаганда. Иногда мне кажется, что нам на голову выливают ведро нечистот. Пропаганда! Она порождает ненависть, ненависть порождает жестокость, жестокость порождает новую пропаганду. Чёртов замкнутый круг! Хотите начистоту, сэр?
        - Только так, Ларс!
        - Вы демагог, сэр. У вас на всё есть заготовки, которыми вы обставляете своего собеседника, загоняя его в угол. Но у меня для вас есть ответ. За последние годы в моей стране произошло многое… скандальная ювенальная полиция с её варварскими методами, подростковые «клубы самоубийц», легализация гомосексуальных браков и браков с животными, одобрение эвтаназии и педофилии. На улицах свободно торгуют наркотиками, словно конфетами. В моей стране отменяют в школах рождество, чтобы не травмировать арабских детей. В городах появились районы, где боится показываться полиция. В этих районах презирают наши законы, а живут по своим законам шариата. Если вы об этих ценностях, то я против таких ценностей. И замечу: львиную долю принесли их нам вы, англичане и немцы.
        - Толерантность в Европу пришла с севера, от вас, Ларс.
        - Не в том виде, сэр. Вы её извратили. Вот я перед вами - норвежец. И я вам скажу то, что думают люди моей Норвегии. Самое ценное - это национальное государство! Не надо отдавать другим последнюю рубашку, чтобы самим мёрзнуть. Сначала надо заботиться о гражданах своей страны и думать о её благе. Но вы всей Европой подложили под нас бомбу, которая разрушила мою прежнюю Норвегию. Ту, которую я ещё помню и люблю. Но её уже не вернуть, она погибла. И убили её не русские, её убили вы.
        Впервые Нил Баррет не знал, что ответить. Он хмурился, рылся в голове, перебирая подходящие случаю аргументы, но как назло, ничего на ум не приходило. Был у него один козырь, который он хотел выложить в конце их спора, не сомневаясь, что уложит Доккена на лопатки. Но всё пошло не так, и вместо нападения этим козырем он был вынужден защищаться.
        - Всё это интересно, Ларс, но это лишь слова. А вы знаете, что наш русский ведь во всём признался? Да, да, понял, что отпираться бессмысленно и признался.
        - Под вашими уколами я и сам бы доказывал, что являюсь русским шпионом в десятом поколении, - хмыкнул Ларс.
        - Нет, Катков пошёл на признание осознанно, хотя и не без угроз новой дозы миорелаксанта дитилина. И на этот раз он не врал. Даже наш Филипп ни на мгновение не усомнился в его искренности.
        - Что же он вам сказал?
        Интонация безразличия в голосе Ларса сменилась лёгким любопытством, и Баррет это заметил.
        - Как я и подозревал, он не профессиональный шпион. Разменная монета, точнее сказать - торпеда, выпущенная наудачу. Промажет - не жаль, попадёт в какую-нибудь цель - ещё лучше. Мы сами иногда также используем людей, втёмную. Под видом благих намерений или за обещание щедрого вознаграждения они иногда добиваются большего, чем можно было ожидать от опытного разведчика. Хотя знают они немного, агентурной сетью не связаны, а значит, и провалить им нечего. Так и наш Катков. Его завербовали собственные спецслужбы, когда он, как говорят русские, оказался у разбитого корыта. Служба пошла наперекосяк, впереди чёрная неизвестность, позади пьяный угар и презрение сослуживцев. Всё это подтверждается одновременно несколькими нашими источниками. Вот тогда и появился некто Гор Горыч. Как человек военный Катков хорошо разбирается и в своей, и в вашей технике. Это и хотел использовать неизвестный вербовщик, которого он видел лишь пару раз и который показал ему так называемую красную ксиву. Этот Гор Горыч предложил Каткову послужить Родине и при этом неплохо заработать.
        - А он ему так сразу и поверил? - засомневался Доккен.
        - На русских красные корочки с гербовым орлом действуют как гипноз. Каткову предложили роялти - этакий процент от нанесённого ущерба. Изображая перебежчика, он для достоверности прихватил заложника, чем рассчитывал снискать наше доверие. Затем собирался устроиться в любую норвежскую военную часть и вредить как уж там получится. Сделал замыкание и сжёг электронику на вашем фрегате, чем вывел его надолго из строя - неплохо, получи гонорар. Если произвёл взрыв, процент ещё больше. О проделанной работе он докладывал через микрочип-передатчик, впаянный в электронную сигарету, как я и говорил. Если бы у него получилось провернуть аварию на вашей подводной лодке, он бы недурно пополнил собственный карман. А ведь скажу откровенно, ему могло повезти. Редко кто вникает в мудрёные цифры координат и выискивает подвох. Внесённая Катковым ошибка легко могла бы проскочить все службы и оказаться на лодке. А дальше всплытие не в том районе, удар рубкой в многометровую толщу льда, и что бы произошло дальше - можно только гадать. Я склоняюсь к тому, что вы бы потеряли и лодку, и экипаж. Вот и думайте, Ларс, кто спас
ваших норвежских моряков? Вы с вашими соплями идеалиста или я с беспощадными методами допроса?
        - Сэр, я ни в чём вас не обвиняю. Хотя вы непоследовательны - катастрофа лодки не могла быть в принципе. Это ваши слова. Даже если бы ошиблись люди, столкнуться со льдом не позволила бы техника. Но если мы говорим обо мне, то простите, я уж так воспитан, что если сила, то она должна быть мягкой и гуманной. Таков мой жизненный принцип. На своей службе я убедился, что зло лишь порождает зло. А что же касается государств, то между собой они должны общаться исключительно языком дипломатии, а не пушек.
        - Любая дипломатия без военной угрозы - собачий лай! Но всё же в вашем голосе, Ларс, я слышу сомнение. А значит, этот разговор я уже завёл не зря. Ещё немного и мы развеем возникшее между нами непонимание, пожмём друг другу руки и будем вместе думать, что нам противопоставить русским. Хотя я даже не знаю, как мы можем использовать Каткова в своих целях?
        Баррет видел, что Доккен всё ещё сомневается. Эмоции на его лице менялись от смущения до растерянности и обратно. На губах блуждала как таинственная тень, так и нескрываемая тревога. Осталось лишь чуть-чуть его дожать. Иллюзия доверия - вот что сейчас ему поможет, решил Баррет. Как правило, на таких простаков этот приём работает безотказно.
        - Я вижу, вы хотите что-то спросить? Спрашивайте, Ларс. У меня от вас нет секретов.
        - Зачем я вам, сэр? Ведь от меня вам больше хлопот, чем пользы. Даже от этого русского шпиона больше толку, чем от меня. Вы его разоблачили. Вы доказали, что профессионал своего дела. Теперь это увидят не только у нас, но и у вас в Лондоне. Уверен, что и от вашего, и от нашего правительства вам предстоит выслушать не одну благодарность. А я… ученик из меня никудышный. Всё время, проведённое с вами, я только и делаю, что мечтаю, когда вернусь к своей рутинной работе в Лонгьире. К моим пьяным шахтёрам и беспокойным браконьерам. Как учитель вы не можете похвастаться моими успехами, как это у вас получилось с русским лётчиком. Я - лишний и ненужный винтик в ваших многоходовых комбинациях.
        - Ещё пригодитесь, Ларс, в отличие от шпиона. А Катков? Он бесполезен и не только для меня. Боюсь, что от него придётся избавиться.
        - Вы его убьёте?
        - Нет, Ларс, не я. Его убьёте вы. Согласитесь, будет логично, если с ним покончит рука норвежца. В этом есть некий символизм. Прессе это понравится. Ей подавай хотя бы мелкие, но победы. А без прессы, Ларс, не обойтись, иначе как мы дадим знать миру, что отловили русского диверсанта? Да и воюет с Россией не моя Англия, а ваша Норвегия. Вы провели трудную и кропотливую работу, вы его поймали, разоблачили, вы его и приговорили. Вы - герой! А я? Меня здесь нет. Да и не было никогда.
        - Так вот зачем я вам нужен! - осенило Доккена. - То-то я удивляюсь, что вы со мной столько возитесь? Вам нужен актёр на грязную роль. Разочарую вас, сэр, но с этим произойдёт заминка. Я не убийца.
        - Вы солдат, сокрушивший противника на поле боя. Это разные понятия. Не хотите стрелять в связанного и беззащитного? Устроим ему побег, можем даже подбросить пистолет с холостыми патронами. Организуем погоню в лучших традициях вестерна, с перестрелкой и видео в прямом эфире с вертолёта, чтобы у обывателя захватило дух. Прикончите его, убегающего в тундре, с чистой совестью, как преступника. Мы можем всё. Не хотите сами марать руки? Его застрелит один из здешних солдат, а вам лишь достанутся лавры. Не важно, кто это сделает. Важен символ! И этим символом станете вы. Мы покажем миру, что Норвегия воюет! Она по-прежнему на передовом рубеже. А ваши норвежцы, от фермера до министра, увидят, что враг рядом, враг уже на вашей земле. Это заставит их взяться за оружие. Обычный норвежский полицейский, рискуя жизнью, уже сражается за свободу своей страны, а они продолжают нежиться в тёплых постелях? Не бывать такому! Такой посыл заставит подняться даже самых ленивых пацифистов. Вы, Ларс, станете звездой. Вы выступите на телевидении и раскроете всем глаза. Мы сотворим из вас легенду! Хотите, чтобы от одного
вашего имени поклонницы падали в обморок? Мы создадим красочный миф с леденящими душу деталями, огнём, дымом, мнимым ранением. И всё это вы. Полицейский Ларс Доккен - норвежский герой-супермен, который поведёт остальных на битву с русскими. Эта странная война слишком затянулась. Пора ей придать остроты.
        - Вы хотели сказать - крови?
        - А без крови, Ларс, не бывает. Я не тороплю вас с ответом. Вам нужно свыкнуться с отведённой вам ролью, примерить на себя мантию народного героя. Понятное дело, что с браконьерами вы расстанетесь раз и навсегда. Со Шпицбергена вас переведут в столицу. Символ должен быть в сердце Норвегии, а не на её задворках. Подождите, Ларс, я ещё не закончил! - возмутившись, Баррет поднял руку и попытался остановить внезапно вскочившего Доккена.
        - Сэр, поищите на роль символа кого-нибудь другого. Вы слишком переоценили мои способности. Да и тщеславием я никогда не отличался, иначе давно бы служил в Осло.
        - Ларс, не торопитесь с решением, потом можете сильно пожалеть. Я вижу, что к неожиданным поворотам, вы привыкаете не сразу - это нормально, так бывает. Давайте вернёмся к этому разговору завтра. Вам нужно остыть, успокоиться и многое обдумать.
        - А тут и думать нечего, сэр. Я давно принял решение, просто сам об этом ещё не догадывался. Сейчас вы помогли мне его осмыслить. Как хотите, но я в этом не участвую. Можете слать на меня жалобы, даже можете собрать их в папку, и я сам с удовольствием передам их своему начальству. Пусть меня переведут в постовые, пускай понизят, выгонят из полиции, но я не стану делать то, за что буду презирать себя всю оставшуюся жизнь.
        - Что же вы сделаете, Ларс?
        - Сэр, я больше не считаю себя вашим подчинённым. Отныне я не ваш ученик и тем более не напарник. Если вас волнует конфиденциальность, то я всё понимаю, можете не волноваться - я вас никогда не видел и не покидал Лонгьир. Я уплыву с острова с первым же пароходом и постараюсь забыть обо всём как можно быстрее.
        - Всего два слова, Ларс, и можете идти куда хотите! - помрачнев, Баррет накрыл ручку двери ладонью, чем вынудил Доккена задержаться. - Своей выходкой вы ничего не измените. Вы лишь показали собственную слабость. Спрыгнете вы с поезда или продолжите ехать дальше - это никак не повлияет на скорость поезда и уж тем более на направление его движения. Всё как должно, всё так и произойдёт. На роль символа найдётся новый герой. Каткова убьёт кто-то другой. Может, это сделает Харрис или здешний сержант. И кровь прольётся, хотите вы того или нет. Вы многого не знаете. Но сейчас мы находимся накануне грядущих событий, а идти с ними в русле или против - решать вам самому. Но смотрите, как бы жернова этих событий не перемололи ваши кости.
        Отсчитывая оставшиеся дни и часы, грядущие события уже надвигались тёмной роковой тучей, наползающей на Арктику, как неумолимое солнечное затмение, погружающее всё во мрак. Кто-то ещё наивно верил в скорое разрешение конфликта и перемирие. Но сильные мира сего, те, кто был посвящён, затаили дыхание в предчувствии большой войны. Казалось, уже ничего не сможет её остановить. Единицы посвящённых знали до тонкостей детали надвигающихся событий, но были и те немногие, которые о них лишь догадывались. Одним из таких догадливых был коммандер Джесс Портер, командир американской подводной лодки «Иллинойс». Пока ещё никем не замеченный, наматывая винтом морские мили, «Иллинойс» бесшумно крался через Норвежское море в район патрулирования, где-то на границе льдов у Шпицбергена. Закрывшись в своей каюте, Джесс Портер вертел в руках конверт и, казалось, был немало озадачен предысторией, связанной с этим конвертом и подтолкнувшей его на некоторые догадки. Перед выходом в море с ним имел странный разговор адмирал Стивен Стоун, которого он прекрасно знал и помнил ещё кэптеном, когда сам Джесс Портер ещё только
начинал службу энсином. Вторым собеседником был конгрессмен, которого прежде коммандер никогда не видел. Говорил больше Стоун, конгрессмен лишь поддакивал, и когда требовалось придать разговору особой значимости, добавлял: «Мы в этом уверены». Тем самым намекая, что решение в конверте принято влиятельными людьми, о которых Портеру лучше и не знать.
        - Уясни для себя главное, Джесс, - напускал дыму намёками адмирал. - Чтобы ты не увидел в этом пакете, ты ни на секунду не должен сомневаться.
        - Я могу узнать, что в нём находится, хотя бы в общих чертах? - спросил Портер.
        - Нет! - выкрикнул конгрессмен, опасаясь, что адмирал может проговориться. - Узнаете в своё время. Адмирал Стоун рекомендовал вас как надёжного и не подвергающего сомнениям приказы офицера. Ваше дело выполнить приказ, не задавая лишних вопросов.
        - Адмирал Стоун может на меня положиться, - улыбнулся Портер. - Уверен, что он никогда бы не отдал приказ, который шёл бы в разрез с принципами и совестью морского офицера.
        Стивен Стоун переглянулся с конгрессменом и тяжело вздохнул:
        - Пойми, Джесс, мир стоит на пороге перемен, а ты, как и я, всего лишь шестерёнки в большой политике, вращающей этот мир. Среди нашего руководства есть те, кто хотел бы этих перемен, а есть те, кто против. К сожалению, на Капитолийском холме нет единства по многим вопросам, которые касаются как нашей с тобой страны, так и нашего флота. Конгресс болен, расколот, но, как всегда бывало в трудные времена, он легко лечится. Чтобы сплотиться - конгрессу не хватает малого. Ему нужен оздоровительный шок. Этот шок обеспечишь ты, Джесс.
        Джесс Портер повертел в руках стандартный конверт из плотной бумаги с вылезшими потёками дополнительного клея из швов. Сквозь бумагу прощупывался такой же стандартный лист, сложенный вдвое. На обороте печати по углам, на лицевой стороне жирным шрифтом - «D-320».
        - Всё, что ты должен знать до времени, так это то, что пакет «D-320» не должен храниться с остальными пакетами сигналов боевого управления. Он должен храниться только в твоём сейфе. Вскроешь его по сигналу, подписанному лично мной. Если сигнал не придёт, после похода вернёшь его в руки только мне и никому другому. Если по какой-то причине меня не будет, ты обязан его уничтожить, не вскрывая.
        - По какой причине, сэр?
        - Если я не доживу до твоего возвращения. В любом другом случае, я буду встречать тебя здесь, на этом причале.
        Коммандер Джесс Портер был далеко не глуп и прекрасно понимал, что его втягивают в историю с неприятным душком, но с другой стороны, он был надёжным служакой и привык доверять адмиралам, особенно тем, которых хорошо знал и от которых зависел. Но странное чувство… Сколько бы он не думал об этом пакете, каждый раз его охватывало ощущение необъяснимой тревоги. Где-то глубоко, на подсознательном уровне, на интуитивном восприятии, но он чувствовал опасность.
        Он вдруг вспомнил, что когда его лодку спускали на верфи со стапелей, то тогда ещё, будучи первой леди страны, Мишель Обама приехала, чтобы по традиции разбить о рубку бутылку шампанского. Лодка названа в честь штата, в котором она родилась, даже поговаривали, что леди, питая к ней особые чувства, лично внесла в строительство подводной лодки некую сумму, а потому её приезд был вполне закономерен. Всё было прекрасно! Салют, фуршет, поздравления! За исключением одного - эта расфуфыренная темнокожая потомок негров-рабов с приклеенной фальшивой улыбкой разбила бутылку с третьего раза! И не было тогда ни одного матроса, который в сердцах не прошёлся бы по ней самыми нелестными эпитетами. Джесс над суеверными коллегами смеялся. Уже четыре года командуя лодкой, он лично доказывал, что предрассудкам верят лишь слабаки. Но тут вдруг задумался. Вспомнилась и неподатливая бутылка, и то, что поскользнулся, когда первый раз взошёл на борт, да и вообще… всё как-то было не так. А всему виной этот пакет. Взяв его в руки, Джесс вдруг ощутил жжение, словно адмирал влил ему в ладони расплавленное олово. Никогда он
ещё не выходил в плавание в таком дурном настроении. Ему вдруг вспомнился приказ адмирала Стоуна о том, что в случае, если адмирал отойдёт в мир иной, то он обязан уничтожить пакет. Но в голове выстроилась другая картина - это не он, а пакет уничтожает его, коммандера Джесса Портера!
        - Не жду добра от завтрашнего дня! - неожиданно для себя вдруг произнёс вслух коммандер, вздохнул, взглянув в зеркало, и недовольно швырнув конверт в сейф.
        Если бы он только знал, что ему уготовил завтрашний день.
        Глава пятнадцатая
        Побег
        24 АВГУСТА. 2020 Г. АРХИПЕЛАГ ШПИЦБЕРГЕНА. ОСТРОВ ВИЛЬГЕЛЬМА, УТРО.
        Полицейский Ларс Доккен шёл уверенно, не оглядываясь и ни на секунду не сомневаясь в собственном решении. Как человек, который вдруг осознал, что плаха - это ещё не самое страшное. Палач на плахе, лишая жертву головы, отнимает у неё лишь самое малое. Главные же ценности, такие, как честь, совесть, достоинство, незамаранное имя - жертва уносит с собой.
        Не смущаясь металлического лязга стальных ступеней, ведущих вдоль уровней всё глубже в шахту, он решительно открывал одну дверь за другой, но перед дверью, открывающей доступ на минус третий уровень, замер. Показалось, что кто-то идёт за спиной, стараясь шагать с ним след в след. Ларс прислушался, всмотрелся в тёмный зев тоннеля, затем, списав всё на эхо, нащупал рычаг замка и решительно толкнул решётчатую дверь. Где-то вдалеке, в конце коридора, освещая трап на минус четвёртый уровень, тускло мерцал фонарь. Он был единственным, что хоть как-то разгоняло мрак, навеянный узкими каменными стенами. Ларс шёл на свет, ощупывая руками холодные выступы, чередующиеся со стальными рёбрами дверей. Первая дверь оказалась сразу за входом, и Ларс был уверен, что это не та. Тогда они прошли не меньше двух десятков шагов. За второй громко жужжали блоки, и, взглянув сквозь вентиляционные щели на их мерцающие лампы, Ларс пошёл дальше. А вот третья дверь ему показалась знакомой. Даже несмотря на отсутствие армейского фонарика, который в прошлый раз был у сержанта, он узнал квадрат электронного замка. Всё ещё
сомневаясь, он поднёс к замку магнитный ключ и, услышав сработавшее реле, улыбнулся - он не ошибся. Катков сидел, уткнувшись в колени, точно так же, как в прошлый раз, когда за ним приходил Баррет. Только в этот раз его лицо заросло щетиной, щёки впали, в глазах уже не горел тот самый сатанинский блеск, которому, несмотря на тусклый свет, удивлялся Ларс. Теперь это был сломленный человек, способный вызывать разве что жалость.
        «И это диверсант?» - сглотнул ком в горле Доккен.
        Нащупав в кармане переводчик, через ткань нажал кнопку включения.
        - Катков, у меня мало времени. У вас тоже. Бегите. Дальше по коридору лестница на четвёртый уровень. Там внизу есть выход. У ворот стоят укрытые от глаз снегоходы. Я их видел. Загляните за платформу у разделительной сваи рядом с рельсами и найдёте спрятанными под целлофановыми чехлами. Увидите на свае стрелу вглубь холма. Вам в другую сторону. Выберете снегоход с полным баком, рабочим компасом и бегите. Сейчас наверху идёт снег, а ещё будет метель. Пролив замёрз. Это шанс для вас. Держите курс на север, потом восточней. Как только выедете за ворота, сразу берите в сторону от причалов. Сейчас там два парохода, так что с какого-нибудь из них вас могут заметить. Я не обещаю вам путь легче, чем тот, который вы проделали, прибыв сюда. И шансов на успех у вас будет гораздо меньше. Но они будут. Сейчас на севере лёд подошёл вплотную к островам Шпицбергена. Не угодите в полынью и доберётесь до широт, где сможете встретить русских. Где-то там есть дрейфующие метеостанции, да и ваши ледоколы не редкость. Это самое большее, что я могу для вас сделать. Дальше всё зависит только от вашего везения.
        Катков смотрел на него безучастно, и Ларсу показалось, что он его не понимает. Он пощупал переводчик, решив, что с ним что-то не так. Но Кирилл вдруг заговорил:
        - Вас быстро вычислят. Зачем вам это надо?
        - Обо мне не беспокойтесь. Пока кинутся за вами, я успею уплыть на одном из этих пароходов. А вернувшись в Лонгьир, я буду под защитой законов Норвегии. Там Баррет сможет мне навредить разве что ещё одним выговором. А дальше Шпицбергена у нас не посылают. А вот вам уготована роль жертвы на заклание. Если не хотите ею стать, то поторопитесь.
        Но Кирилл не двинулся с места, и Доккен удивился:
        - Вы меня понимаете?
        - Здесь тоже Норвегия, но вы боитесь Баррета?
        - Ошибаетесь, остров Вильгельма уже как два года взят в аренду Америкой, хотя об этом знают немногие. Несмотря на нашу базу, Баррет чувствует себя здесь в полной безнаказанности. Как хозяин. То, что не дали бы ему сделать в норвежском Лонгьире, здесь сойдёт с рук. Почему вы меня не слушаете? - заволновался Ларс, видя, что Катков по-прежнему сидит без движения. - Не теряйте время, вам пора!
        - Зачем? - поднял глаза Кирилл.
        - Зачем? - не понял Ларс. - Вы не хотите жить?
        - Зачем вы это делаете?
        - Понимаю, - кивнул Ларс. - Вы мне не доверяете. Думаете, ещё одна провокация, а внизу вас ждёт засада. Но вам придётся мне поверить, если хотите дожить время, отмеренное вам Господом, а не господином Барретом. Мне всё равно, кто вы и зачем сюда приплыли. Вы, Катков, не сделали ничего, за что бы вас стоило считать врагом и убить как врага. Но вас могут использовать, чтобы разжечь между нашими государствами войну, и на этот раз не странную, а самую настоящую, ужасную войну. А я один из тех, кто хотел бы, не начиная, побыстрей её закончить. Так что поторопитесь, Катков. И если вам повезёт и вы всё же доберётесь домой, то передайте, что таких, как я, в Норвегии большинство, чтобы там не говорили наши политики. Обязательно передайте, и пусть ваши политики меня тоже услышат. Услышат и протянут руку. Ну, а мы уж своих заставим её пожать!
        Доккен оглянулся - ему вновь послышался шорох. Он выглянул вдоль тоннеля и, никого не заметив, решительно сломал магнитный ключ пополам, швырнул на пол, рядом с ногами Кирилла, словно призывая таким жестом ему довериться. Ларс хотел ещё и произнести что-нибудь к жесту, но услышав, как тихо зафонил микрофоном переводчик, передумал. Он выключил прибор, приложил к губам палец и показал в конец коридора на лестницу четвёртого уровня, а сам пошёл в другую сторону.
        Кирилл поднял сломанную магнитную карту, затем встал на затёкших ногах и недоверчиво выглянул в открытую дверь. Длинный тёмный тоннель тянулся в обе стороны. Слева тускло излучал свет плафон над поручнями уходящего вниз трапа, справа был едва различим удаляющийся силуэт полицейского. У выхода на второй уровень Доккен долго возился с замком, лязгая металлом о металл, затем исчез. Но Кирилла не покидало ощущение присутствия ещё кого-то, третьего. Кто-то глядел на него из темноты, и этот тяжёлый взгляд чувствовался кожей. Даже показалось, что спрятавшийся неизвестный пытается задержать в груди содрогающиеся спазмы лёгких запыхавшегося человека.
        Всё ещё не разобравшись до конца в собственных ощущениях, Кирилл рванул пучок проводов над головой, после чего вышел и, будто невзначай, оставил стальную дверь настежь открытой. Она перегородила половину узкого прохода и закрыла его спину от выстрела, если такой кем-то планировался. Но кем? Чьё дыхание он слышит обострившимся в тишине камеры слухом? Полицейский не ушёл и сейчас скрывается за уступом тоннеля? Зачем? Застрелить его Доккен мог в камере, не опускаясь до игр в шпионские прятки. Или притащил хвост? Странный этот Доккен! Когда они первый раз встретились, Кириллу он показался занудой, у которого никак не получалось совладать с переводчиком. Полицейский постоянно тыкал пальцем в клавишу и по нескольку раз требовал повторить одну и ту же фразу. При этом смотрел на горящий огонёк с такой тоской, словно видел там собственную старость.
        Ничем не выдавая накатившее волнение, Кирилл медленно пошёл вдоль стены, чётко отсеивая шорох собственных шагов от посторонних звуков. Лёгкий шаг с пятки на носок. Лёгкий и бесшумный, как кошачья поступь. Третий, четвёртый, пятый… и вдруг вот он! Отчётливый шелест одежды, откликнувшийся на его движение где-то в двадцати шагах за спиной. Тот, кто следил, боялся его потерять и, не выдержав, переметнулся из одного тёмного угла в другой. Но столько же, не меньше двух десятков шагов, Кириллу оставалось пройти и до круто уходящего трапа на четвёртый уровень. Если тот, кто прятался за спиной, поймёт, что раскрыт и увидит путь к бегству, он не даст ему уйти. Шестой, седьмой, восьмой шаг… шаркающей походкой Кирилл тянул ногами по бетону и прижимался к стене, прикрытой дверью. Плафон над лестницей уже казался рядом. Блоки оборудования станции торчали вдоль стен, соединяясь между собой переплетающимися рукавами кабелей. Вдоль них, покрытых пылью стальных коробов, тянулись шурфы воздуховодов. Здесь же лежали на полу отодвинутые к стене, чтобы не мешать проходу, открытые и закрытые ящики с запасными частями.
Они висели между блоков, стояли на тонких треногах, выстроились ровными вертикальными рядами. Если происходил отказ блока, инженер не должен был искать к нему ЗИП, всё, что нужно, всегда находилось рядом, под рукой, с пронумерованной биркой на коробке. Словно нехотя, Кирилл качнулся, облокотился на деревянный ящик, с выпиравшими шляпками болтов, нащупал ладонью изогнутую ручку и вдруг, размахнувшись, швырнул контейнер с запчастями в плафон и тут же бросился, перекувыркнувшись, к трапу. Тотчас в наступившей темноте в спину ему грохнул выстрел. Пуля с визгом отрикошетила от бетонной стены, вспышка выстрела выхватила пляшущую в беге тень, затем Кирилл врезался в стальные поручни и покатился вниз, на минус четвёртый уровень…
        Харрис Озолс развлекался джойстиком, переводя изображение с одной камеры на другую. Он приблизил картинку и хмыкнул, увеличив плешь на голове Доккена на весь экран. Было в этом что-то притягивающее соблазнительной непристойностью, словно подглядывание в женской раздевалке - тебе доступно видеть всех, тебя же не видит никто. Полицейский вышел из метеослужбы, и Харрис тут же переключился на другую камеру. После того, как Баррет приказал следить за норвежцем, он делал это с особым удовольствием.
        Теперь Доккен спускался вниз, на минус первый уровень.
        - И куда это собрался наш норвежский друг? - промурлыкал он, разворачивая вектор фокуса.
        - На первом уровне объекты обеспечения, - послушно отозвался сидевший рядом солдат, отвечающий за видеонаблюдение. - Продуктовые склады, обеденный зал, системы водоснабжения.
        Доккен шёл по лестнице, озираясь, и периодически замирал, чтобы прислушаться.
        - Не иначе наш полицейский решил украсть в столовой пончик, - улыбнулся Харрис.
        Ему нравилось подглядывание. Нет, скорее его будоражила возможность подсматривания за всеми, словно у него прозрел во лбу третий глаз бога Шивы! Он испытывал наслаждение, азарт, от волнения вспотели ладони. Доккен прошёл мимо двери на первый уровень и теперь спускался вниз.
        - Что у нас на втором?
        - Спальные и сантехнические помещения, - казённо ответил солдат.
        - Наш норвежский друг передумал воровать пончик и решил принять душ или вздремнуть, - комментировал Харрис, упиваясь властью.
        Но Доккен неожиданно прошёл мимо входа на второй уровень и продолжал спускаться по лестнице всё глубже. Через секунду он исчез. Харрис привстал и дёрнул джойстик, словно пытаясь заставить камеру заглянуть за угол.
        - Где переход на следующую цепочку? - он нервно ткнул в первую попавшуюся клавишу, потеряв Доккена из виду.
        - Видеонаблюдение только до второго уровня, - невозмутимо констатировал солдат. - Просматриваются лишь обитаемые блоки. Ниже вход исключительно специалистам по указанию майора Юнссона! Я немедленно поднимаю тревогу!
        - Погоди, - остановил его Харрис. - Наш норвежский друг не так прост. Вспугнуть мы его всегда успеем. А пока понаблюдаем.
        - Наблюдение за ним невозможно. В сложившейся ситуации я обязан объявить тревогу, - упорствовал солдат. - Нарушен периметр, и здесь приказ не терпит двух толкований.
        - Сейчас приказы отдаём мы - я и мистер Баррет! - Харрис встал и снисходительно похлопал солдата по плечу. - Если вспугнёшь Доккена раньше времени, он скажет, что всего лишь заблудился, а ты получишь такой разнос, что не забудешь его до конца жизни. Это я тебе обещаю. Так что сиди смирно и убери руки от кнопок.
        Харрис деловито оглянулся, заметил на полке тяжёлый армейский фонарь в титановом корпусе, сгрёб и воткнул за пояс. Затем ловким движением пальцы расстегнули кобуру на ремне солдата, и пистолет оказался в его руке.
        - Но, сэр!.. - возмутился было солдат.
        - Верну позже, - заверил его Харрис. - Умолкни - это в интересах государственной безопасности.
        Поспешно покинув комнату наблюдения, находившуюся рядом с кабинетом майора Юнссона, Харрис пробежал по коридору и выскочил на лестничный пролёт. Поднимавшийся навстречу сержант Мосол удивлённо посторонился и спросил:
        - Что-то случилось?
        - Нет- нет, - заверил его Харрис. - Не обращай внимания - я всегда такой торопливый. Запомни, сержант, - жизнь коротка! - вдруг потянуло его на пророчество. - Хочешь везде успеть, так стирай подошвы!
        Запыхавшись, Харрис остановился перед лестницей на минус третий уровень и, обернувшись к глазу камеры, показал кулак. Оператор видеонаблюдения пока что тревогу не поднимал, но лишняя угроза не помешает. Внизу ступени не освещалась, и Харрис этому был только рад. Он бесшумно проскользнул, держась за поручни, к распахнутой двери на третий уровень и замер. Теперь в его крови бурлил адреналин охотника. Он щекотал нервы, гнал по телу волнующую дрожь, переполнял мышцы силой. Всё точь-в-точь, как тогда в Афганистане…
        …Их патрульный «Хаммер» попал в засаду на узкой улочке Кабула под перекрёстный огонь сразу из нескольких точек. Под днищем лопнула противопехотная мина, и тяжёлые пули крупнокалиберного пулемёта в упор забарабанили по корпусу, разрывая лёгкую броню как бумажную салфетку. Вдребезги разлетелось лобовое стекло, а вслед за ним голова водителя. Сидевший на заднем сиденье пулемётчик успел вскочить к установленному в крыше М-60, но даже не смог передёрнуть затвор. Навалившись безжизненной массой на Харриса, он принял в спину ещё порядочную порцию свинца, чем, впрочем, дал тому спасительное мгновенье. Оглушённый Харрис вывалился в сорванную взрывом дверь и бросился в окно полуразрушенной пятиэтажки с обгоревшими стенами и грудами битого кирпича. Решив, что дело сделано, три афганца вышли из укрытий и, заглянув в исковерканный автомобиль, принялись вытряхивать трофеи из бардачков и карманов. Но тут же один из них заметил, что в машине не хватает третьего. И вот тогда началась охота. Афганцы понимали в ней толк и разошлись в разные стороны, сразу заблокировав из дома все выходы. Они чувствовали своё
превосходство, и это их подвело. Первого Харрис подстрелил, когда тот зашёл ему со спины. Бравирующий накачанными мышцами душман с голым торсом и цитатами из Корана, выколотыми на груди арабской вязью, заметил его первым. Но в узких проходах полутёмного здания, накоротке решающим фактором становится не калибр, не огневая мощь оружия и даже не личная сила противника. Всё решает скорость, реакция и чувство пространства. А перевязанный пулемётными лентами афганец, легко бравируя в одной руке десятикилограммовым пулемётом, не оставлял сомнений в собственной силе, но далеко не в сообразительности и скорости. Даже увидев спину Харриса, он сначала презрительно сплюнул, а затем медленно поднял ствол, наслаждаясь воображаемым видом со стороны, тем, как он выглядит в глазах Аллаха. То, что он увидел, заставило его затрепетать в религиозном экстазе и прежде, чем нажать на курок, зареветь хвалу во славу Аллаха - таким, как он, воином Аллах будет очень доволен. Реакция Харриса была мгновенной, к тому же он не отвлекался на самолюбование и выстрелил первым. Выстрелил коварно, целясь в низ живота. Афганец выронил
пулемёт, взвыв от боли, упал и, забившись в конвульсиях, поднял в воздух столбы цементной пыли. Он орал, захлёбываясь проклятиями и ругательствами на всех известных ему языках. Добивать его Харрис не торопился. Он спрятался под обрушившимся перекрытием и терпеливо ждал. Вскоре на крик прибежал второй афганец. Вот тогда он положил их обоих. Выследить третьего не составило особого труда. Потеряв товарищей, он струсил, а трусость ещё хуже, чем самоуверенность. Стоя над ним и глядя, как с каждым ударом пульсирующего фонтана из простреленной шеи выходит жизнь очередного воина Аллаха, Харрис обратил внимание, как дрожат его собственные руки. Они тряслись крупной дрожью, грудь разрывалась от переполнявшей радости, от волнения перехватило горло, и тогда он не сдержался и закричал! Это был крик победителя! Рёв переборовшего страх и одержавшего победу крохотного Давида над гигантом Голиафом. Он часто вспоминал этот бой на узкой улочке Кабула. С гордостью пересказывал его другим. Перестал бояться опасности, вдруг уверовав в то, что у него, как у кота - девять жизней. Но самое главное, он понимал, что это и есть
самые яркие моменты его бытия. То, что будоражит кровь и тянет пережить это снова и снова. И вот теперь, замерев перед открытой дверью третьего уровня, он вновь почувствовал такое незабываемое ощущение, идущего по следу охотника.
        Полицейский Доккен стоял у открытой настежь камеры и говорил, то наклоняя голову к спрятанному в кармане переводчику, то оборачиваясь в сторону выхода. Харрис вжался в стену, напрягая слух. Разобрать слова мешала наслаивающаяся норвежская речь полицейского и русская, монотонно произносимая переводчиком. Но и обрывочных фраз хватило понять, что Доккен предлагал Каткову бежать.
        «Так вот ваша истинная сущность, господин констебль! - ухмыльнулся Харрис. - Баррет будет рад узнать, что опять интуиция его не подвела».
        Впрочем, сам Харрис давно не доверял норвежцу. Стоило послушать его нытьё о мире во всём мире и о том, что все люди братья, как тут же накатывала тошнота.
        Вдруг Доккен вышел из камеры и направился в сторону Харриса. Харрис вжался в стену между блоков, перестав дышать. Если бы он захотел, то запросто мог бы постучать по спине пробежавшего рядом полицейского. Но затем на мгновение Харрис растерялся. Доккен возвращался наверх, а так как Баррет требовал следить за ним, то логично было идти следом. Но в тёмном проёме коридора появился Катков и шёл он не к нему, а в противоположную сторону. Тогда, решив, что полицейский может подождать, первой целью Харрис определил Каткова. Тем более что нужно было поторопиться, потому что русский удалялся.
        Накрыв полой куртки затвор, Харрис бесшумно отправил патрон в ствол и переметнулся к противоположной стене. Отсюда видимость закрывала открытая дверь камеры, зато он приблизился к Каткову на пару метров. Русский не оборачивался, и создавалось впечатление, что он ничего не подозревает, тогда Харрис решился ещё на один рывок. Но тут вдруг тень Каткова метнулась от стены к стене, ярко вспыхнул и погас плафон под потолком, и Харрис словно ослеп. С досады он выстрелил вдогонку, но понял, что промахнулся. На железной лестнице загремели шаги убегающего Каткова. Уже не прячась, Харрис бросился следом.
        Выхватив фонарь, он осветил уходящий вниз шурф и скрипнул зубами - о нём он даже не догадывался. Тогда, подсвечивая себе под ноги, он осторожно спустился на минус четвёртый уровень. Четвёртый казался гораздо просторней третьего, даже дышалось здесь свободней, хотя он был такой же чёрный, с неясными силуэтами подпирающих свод столбов. Луч фонаря выхватил желоб рельсовой узкоколейки, исчезающей в глубине холма, затем из темноты выплыл остов контейнера с ребристыми стенами. Харрис прижался к его холодному железу и выключил фонарь. Сместившись на пару шагов в сторону, он прислушался. Катков был где-то рядом. Затаился, боясь выдать себя неосторожным движением. В звенящей тишине, под высокими сводами даже шорох разносился будто в горах эхо. Так прошла минута, вторая, пятая… Но Катков никак себя не выдавал. Харрис понял, что так ничего не добьётся, и решил избрать другой путь. Он попытался вызвать Каткова на разговор.
        - Кирилл, - тихо шепнул он в темноту. - Ты же меня слышишь?
        Он прислушался, затем поднял пистолет на уровень глаз, готовый выстрелить на любой шорох или вздох.
        - Может, поговорим? Нам ведь есть что вспомнить. Ты ещё не забыл, как нас спеленали тогда в Тромсё в камере для буйных? Признаться, я не ожидал, что так легко отделаемся. Но Баррет всё держал под контролем. Ты тогда догадался, что это я вырубил жирного копа. Правильно догадался. Он мне был противен с первой встречи. Должен был устроить так, чтобы это я тебя спасал от чёрных, а получилось наоборот. Где он только нашёл таких трусливых нигеров?
        Харрис прислушался, затем прополз спиной по ребристой стене ещё пару метров и, нащупав угол контейнера, выглянул. Катков никак себя не выдал, и тогда он начал ещё раз:
        - Ты, наверное, на меня в обиде за то, как я приложился тебе в грудь тогда, после уколов Филиппа? Забудь, это была просто дружеская оплеуха. Думаешь, я хочу тебя убить? Если я что-то такое и говорил, так это же так… потрепаться. И вообще я люблю повалять дурака, даже если это не сильно-то и нужно. Вспомни, как я упирался, когда мы приплыли сюда, на Вильгельма, хотя сам должен был тебя уговаривать здесь остаться. Но знал, что всё будет как надо, и не смог отказать себе в удовольствии подурачиться. А хочешь, я сам помогу тебе сбежать? Где-то здесь есть выход наружу, выходи, и вместе мы его за минуту найдём.
        Харрису вдруг показалось, что он здесь один. Катков сумел ускользнуть, а он разговаривает сам с собой. От такого предположения стало не по себе. Он решительно включил фонарь и вышел на центр ангара. Впереди луч выхватил стену с дверями в жёлтую полоску и предупреждающими об опасности молниями, позади рельсы, уходящие в обе стороны, куда только доставал глаз. Нет, не мог Катков убежать! Расстояния не те, чтобы исчезнуть за те секунды, которые Харрис спускался вниз. Здесь где-то прячется!
        - Кирилл, признайся, ты ведь догадывался, кто я? Когда это случилось? Тогда у магазина с этими дурацкими чипсами? Или ещё раньше? Может, тогда, когда так неожиданно встретил у собора Баррета? А я говорил ему, что здесь мы переигрываем, но он торопил, говорил, что тебя надо направить в нужное русло. Спешил подсунуть тебе приманку. Он никогда не воспринимал тебя всерьёз, а я знал, что с тобой так грубо играть нельзя. Ты смышлёный и ещё себя покажешь.
        Харрис приблизился к одиноко застывшей на рельсах платформе. Он представил, где бы сам спрятался на месте Каткова, и понял, что лучше места не придумать.
        - Кирилл, это не может продолжаться до бесконечности. Скоро здесь всё оцепят солдаты, и ты снова окажешься там, откуда сбежал. Рядом, в соседнюю келью, упрячут Доккена, и вы будете с ним перестукиваться в перерывах между допросами. А так как Тейлор уже улетел, то проводить их буду я.
        Вдруг за спиной отчётливо брякнул и покатился камень по бетону. Харрис резко обернулся, и прежде, чем понял, что перед ним продолговатая тень подпирающей потолок сваи, успел в неё выстрелить. Но не упала ещё, кувыркаясь, дымящаяся гильза, как Харриса внезапно осенило - его обманули! Он попался на детский трюк с брошенным за спину камешком. Черкнув обратно лучом фонаря, он увидел рядом с собой замахивающегося Каткова. В руках у русского блестел тяжёлый разводной ключ, которым завинчивают гайки на колёсах железнодорожных вагонов. Харрис рванул пистолет навстречу и вдруг понял, что не успевает…
        Говорят, что в такие мгновения перед тобой пролетает вся жизнь. Ничего подобного у Харриса Озолса не было. Сноп искр из глаз, мерзкий хруст раздробленных костей, вонзающихся в мозг, и пустота.
        Подняв выдержавший удар о бетон фонарь и освещавший узким лучом всё ещё подёргивающиеся пальцы Харриса, Кирилл повёл им вокруг, разыскивая вылетевший из рук латыша пистолет. Далеко улетел, через оба рельса узкой железнодорожной ветки. Одной стороной узкоколейка упиралась в ворота, от которых веяло холодом и ползущим по полу сквозняком. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, что в той стороне выход к причалу, а вот другая сторона манила своей неизвестностью. Рельсы уходили в темноту, вглубь холма, скрываясь за плавным поворотом тоннеля. Как и предупреждал Доккен, в том направлении указывала жёлтая стрела на щите, закреплённом на одной из столбов. Весь он был исписан предупреждающими и запрещающими надписями. Кирилл постоял перед ним, водя по восклицательным знакам лучом, а потом пошёл искать снегоходы. Они оказались недалеко от входа, в кармане стены, отгороженном стальной сеткой. И здесь полицейский не обманул. Двенадцать снегоходов, все в отличном состоянии, каждый сверкал, отражая луч фонаря, как зеркало. На приборной панели табло GPS, индикаторы температуры, топлива, расстояния.
Вдоль полированных бортов фирменные знаки с головами несущихся огненных драконов. Невольно залюбовавшись, Кирилл нажал кнопку запуска - и двигатель тут же откликнулся, оживляя огнями приборную панель. Мечта! Заманчивая игрушка для любого уважающего себя мужчины. Оседлай её и гони по снежной пустыне, никем не недосягаемый и свободный, словно птица. Беги, спасайся, мчись по бескрайним просторам до самой России! Кирилл улыбнулся, представив себя несущимся средь ледяных торосов, погладил круглые бока бензобака, затем решительно нажал кнопку, и двигатель послушно смолк - есть ещё нерешённые загадки. И самая манящая из них - уходящая в неизвестность узкоколейка. Там, словно в пасти прожорливого зверя, исчезали грузы прибывавших пароходов. Кто бы что там ни говорил, но их было слишком много для маленькой норвежской базы.
        Узкий тоннель с низким сводом, ровно вырубленный строго по размерам проползающего в нём поезда, сделал небольшой поворот, затем потянулся прямой линией, прочерченный под линейку твёрдой рукой не знающего компромиссов инженера. Луч света терялся в темноте, так и не найдя опору, а Кирилл всё шёл и шёл, отсчитывая расстояние, по бетонным опорам рельсов. По расчётам норвежская база на холме давно осталась позади, как и сам холм. Теперь колея тянулась где-то под утыканной антеннами ложбиной, а ей всё не было конца. Судя по пройденному расстоянию, она уже должна была упереться в ледник. Луч всё метался между опор, и вдруг путь ему преградила стена. Потрясённый Кирилл замер, глядя на рельсы, уходящие в каменную стену с выпуклыми поверхностями гранитных булыжников. Но осветив по периметру углы между стеной и обрывающимся тоннелем, он понял, что это всего лишь муляж. И довольно грубый. Не более как стальные ворота, облепленные бетоном с вкраплениями каменной крошки. Целью этой декорации было не скрыть ворота, сделать это было невозможно, а скорее предупредить в бесполезности дальнейшего пути. Да и табло
над рычагом в стене предупреждало о том же. А взявшись за его стальной крюк, не заметить оранжевый прямоугольник с красными буквами было невозможно. Кирилл с трудом прочёл надпись, мобилизовав весь свой словарный запас английского, спрятал фонарь за пояс, вытащил пистолет, затем рванул рычаг.
        Шумно сработала пневматика, уводя ворота в сторону. Кирилл вжался в стену, приготовившись к самому худшему, но ничего не произошло. Предупреждающая надпись гласила о том, что по любому, кто пересечёт линию ворот, будет открыт огонь на поражение, но за колеёй, в которой двигалась дверь, всё так же продолжали тянуться рельсы. Тоннель стал немного шире, затем и вовсе стены его полезли в стороны, образуя расширяющийся зал, равномерно подсвечиваемый из потолка бледным и тусклым светом. Прислушиваясь, Кирилл продолжал идти вперёд. Скоро вырубленные в каменном грунте стены сменились на белые, покрытые кафелем, свет стал ярче, а пол под ногами завибрировал, передавая в подошвы мелкий зуд.
        Рельсы узкоколейки вдруг разделились на два пути, и каждый побежал своей дорогой. А зал всё расширялся, становился выше и глубже, гул усиливался, превращаясь в нарастающее жужжание перегруженного трансформатора. Теперь Кирилл мог идти, не опасаясь выдать себя шагами - всё вокруг заполнял монотонный вибрирующий гул. Что его издаёт, он разгадал, когда прошёл рядом с отсвечивающей полированной сталью колонной, уходящей основанием в грунт. Кирилл протянул руку к её дрожащей поверхности и поспешно отдёрнул, ощутив в пальцах покалывание, словно от лёгкого электрического разряда. В десяти шагах показалась ещё одна колона, затем ещё. А вскоре он понял, что весь огромный подземный зал, размерами теперь превратившийся в стадион, наполнен такими же блестящими колонами. Их было десятки. Они отличались диаметром, формой выступающей поверхности, некоторые обвивали свинцовые кабели, но все они уходили вниз, вонзаясь в грунт, как в доску гвозди. Между ними стояли тумбы с циферблатами контрольных приборов, под сводами тянулись провода, их огибали трубы с шипящим воздухом и бурлящие охлаждающей жидкостью. И повсюду
этот невыносимый гул. Неудивительно, что здесь никого нет. Кирилл чувствовал, как в унисон с вибрацией начинает сбоить сердце, становится тяжело дышать, волосы потрескивают статическими разрядами, голова закипает, в глазах запрыгали фиолетовые зайчики. Но даже это гудящее поле не смогло затмить его волнение. Он вдруг понял, где находится. Понял и тут же повернул обратно, бросившись бежать прочь от жужжащих столбов в тёмный тоннель.
        По ту сторону зала, наверное, тоже был тоннель, по всей вероятности, он был шире, светлее, возможно, даже оборудован лифтом, пронизывающим горы у ледника с таинственными огнями. Мосол утверждал, что там маяк. Сто к одному, что он не врал, так как сам был в этом уверен. Но Кирилл вдруг осознал, носителем какой тайны он стал. Жизнь его теперь взлетела до такой цены, что рисковать ею он не имеет права… Даже на то, чтобы неосторожно оступиться на рельсах, прав у него отныне нет.
        Остановился он у ворот и закрыл их. Лишь после этого позволил себе перевести дух.
        Вернувшись в ангар минус четвёртого уровня, он запустил снегоход и, шелестя гусеницей по бетону, подвёл к воротам, выходящим к причалу. Снаружи шёл снегопад. Крупные хлопья щедро валились на голову, вырастали сугробами вдоль узкоколейки, засыпали следы. Белая стена скрывала всё вокруг, и лишь два парохода маячили, едва-едва пробиваясь сквозь снег тёмными силуэтами. Подъехав к причалу, Кирилл увидел, что на одном из них идут работы. Удерживали его всего два оставшихся конца, на палубе метались матросы, из трубы валил дым. Пароход явно готовился к отплытию. Второй же словно спал. Накрепко пришвартованный, он укрывался снегом, превращаясь в гигантский сугроб, молчал, и лишь мерцающий огонь на корме говорил, что экипаж всё ещё находится на судне. Набежавший с залива ветер закрутил хоровод, норовя швырнуть снегом в глаза, вонзить ледяные иглы в лицо, спрятать пароходы. Не доезжая до кормы ближайшего судна, Кирилл остановился, поднял воротник, выключил двигатель, затем столкнул снегоход с причала в воду…
        Ларс Доккен шёл к Нилу Баррету. Нет, он не изменил вдруг своё решение и взгляды на жизнь. Не превратился из миролюбивого пацифиста в разжигателя войны. И даже не соблазнился на перспективу превратиться в героя Норвегии. Просто он был воспитанным человеком и не мог покинуть остров, не попрощавшись. Пусть даже вежливость требует сделать это против собственной воли, подавляя отвращение к англичанину.
        - Вы всё-таки отбываете? - не удивился, зевнув Баррет.
        - Да, «Генерал Грант» отплывает через полчаса. Я договорился с капитаном, он возьмёт меня до Лонгьира. На мою удачу, перед переходом в Америку они заходят в Лонгьир.
        - Все пароходы заходят в Лонгьир, - заметил англичанин.
        - Да, конечно, вам виднее, - согласился Ларс, не опуская тяжёлую сумку через плечо на пол. - Я на секунду. Не буду вас отвлекать от работы, сэр. Надеюсь, мы больше не увидимся, потому мне уместно будет вам сказать - прощайте, господин Баррет.
        - Прощайте, Ларс. Кстати, я бы вам не советовал плыть на «Генерале Гранте». Дождитесь отхода «Скотии». Она отчалит сегодня к вечеру.
        - Благодарю вас, сэр, но я больше к вашим советам не прислушиваюсь, - важно кивнул Ларс, решив, что на этом неприятную церемонию прощания можно окончить. - Пожалуй, мне пора, - и он с наслаждением захлопнул дверь.
        Нил Баррет глядел на Доккена в окно, на то, как ветер играет, швыряя снегом норвежцу в лицо и заметая тропу к причалу с пароходами. Но вдруг его словно что-то растрогало. На лице мелькнула жалость, и он печально произнёс, обращаясь к удаляющемуся Доккену через покрывшееся морозными узорами стекло:
        - Напрасно, Ларс, к этому совету стоило бы прислушаться.
        Глава шестнадцатая
        Когда свои не свои
        24 АВГУСТА 2020 Г, ВЕЧЕР. АРХИПЕЛАГ ШПИЦБЕРГЕНА, ОСТРОВ ВИЛЬГЕЛЬМА.
        Нил Баррет был в ярости! Он сверлил майора Юнссона тяжёлым взглядом из-под насупленных бровей, а левая щека нервно подёргивалась, растягивая верхнюю губу в серую бескровную линию.
        - Как такое могло произойти?
        - Сэр, комнаты с оборудованием не предназначены для того, чтобы использовать их как камеры, - оправдывался майор. - Это не более чем вырубленный в стене шкаф для хранения блоков станции.
        - Что вы выяснили?
        - Мы только начали.
        - Но вы узнали, как он смог открыть изнутри этот шкаф? - наседал Баррет.
        - Точно скажут наши инженеры, но по результатам предварительного осмотра русский оборвал провода, питающие замок, и сумел замкнуть нужные клеммы.
        - Такое возможно?
        - Точно скажут специалисты. Я лишь говорю то, что мне доложил сержант Мосол. Он обнаружил в кабеле вдоль двери оборванные провода, а ведут ли они к замку, определят инженеры.
        Нил Баррет негодовал. Он тяжело дышал, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на начальника базы с несправедливыми обвинениями, но понимал, что это ничего не изменит. Да и ответить майору будет чем. Закрыть Каткова в каменной келье на минус третьем уровне была идея Баррета. Майор Юнссон предлагал лишь содержать русского наверху, приставив охрану. Но Баррету казалось, что там, в темноте холодного камня, в полной мере подействует так нужное ему моральное давление. Там он ломал Каткова как мог, каждый его час превращая в пытку.
        - Где ваш сержант?
        - Я отправил его организовывать погоню, - майор потянулся к рации. - Прикажете вызвать к вам?
        - Да. Я хочу услышать хоть что-нибудь новое и на этот раз более вразумительное, чем ваш невнятный лепет, - Баррет хмыкнул, заметив, что сдержать себя всё же не смог и майору таки досталось. - Достаньте мне Каткова любой ценой! Если вам нужна помощь, то скоро сюда прибудут сотни солдат. Пусть они прочешут ваш захудалый остров, пусть перевернут каждый камень, пусть, чёрт побери, заглянут в пасть каждому медведю, но найдут мне Каткова!
        - Мы сами справимся, - холодно ответил майор.
        - Поймите, Юнссон, я только оттого сейчас нахожусь не на Набережной Альберта в Лондоне, а в этой заброшенной цивилизацией дыре, что мне нужен этот русский лётчик. Чтобы его разоблачить, я убил слишком много своего ценного времени, чтобы вот так вот просто его потерять.
        - Сэр, мы делаем всё, что в наших силах, - защищался майор. - Мои солдаты хорошо знают остров, спрятаться ему негде. Даже если он успел перебраться на архипелаг через замёрзший пролив - это его не спасёт. Шансов у русского нет.
        - Тогда где же он? Почему ваши, такие опытные следопыты до сих пор его не нашли?
        - Нужно терпение, сэр! - не сдавался майор. - Нам даже неизвестно, сколько прошло времени после его побега. Знай мы это, сразу бы ограничили круг поиска, не распыляя попусту силы.
        - Терпение, терпение… - мерял шагами кабинет майора Юнссона Баррет. - Успокаивать вы мастер, посмотрим, как обстоят дела с реализацией ваших обещаний. Учтите, вся ответственность ляжет на вас. Но кроме ваших заверений, я хотел бы узнать, как идут поиски?
        Майор Юнссон прислушался к торопливым шагам в коридоре.
        - Полагаю, сейчас мы это узнаем.
        В кабинет влетел запыхавшийся сержант Мосол и, успев крикнуть «Господин майор, мы узнали!..», заметил Баррета и осёкся.
        - Так что вы узнали? - подбодрил его улыбкой Баррет. - Продолжайте, сержант.
        - Сэр! - подобрался Мосол. - Русский бежал на снегоходе.
        - Значит, на снегоходе? - причмокнул, качнув головой, Баррет.
        - Так точно, сэр. Не хватает одного снегохода.
        - Он что, решил вернуться в Россию на снегоходе? Как вы это себе представляете?
        - Я не знаю, сэр, для какой цели ему снегоход, но рискну предположить, что для побега в Россию.
        - С полным баком, - вступился за сержанта майор, - Катков может надеяться добраться до передовых позиций русских, расположенных западнее их острова Александры. Возможно, ему известно о какой-либо базе, расположенной ещё ближе. В запасе у него есть около четырёхсот километров, а принесший похолодание циклон ему только на руку. Площадь ледяного покрова за последние дни значительно расширилась.
        - А у вас, конечно же, полные баки? - съязвил Баррет.
        - Конечно же, да, - парировал майор. - Так требует инструкция.
        - Сержант, надеюсь, вы уже пустили по следу погоню?
        - Увы, сэр, снегопад замёл все следы.
        - Хорошо, - согласился Баррет. - Теперь вы знаете, как он бежал, куда бежал и на чём бежал. Раз уж вам известно общее направление его движения, то забрасывайте перехватывающую группу. Время возьмите максимальное. Когда Каткова видели последний раз?
        - Ночью ему приносил еду один из моих солдат, - ответил сержант.
        - Вот от этого времени и считайте. Какая помощь нужна от меня?
        - Сэр, срочно нужен вертолёт, - попросил майор. - Конечно же, мы можем обратиться в Лонгьир и сами, но если это сделаете вы, то дело пойдёт гораздо быстрее.
        - Давайте телефон, - протянул руку Баррет. - И ещё! - он щёлкнул пальцами. - Сержант, разыщите моего помощника Озолса. Вечно, когда он нужен, я не могу его найти.
        - Сэр, мы его нашли, - невозмутимо констатировал Мосол. - Но…
        - Что «но»? - удивлённо поднял глаза Баррет. - Где он?
        - Сэр, мы его нашли в вентиляционном шурфе.
        - Он жив?
        - Нет.
        Баррет наморщил лоб, шумно выдохнул, затем вздохнул:
        - Харрис, Харрис, а ты говорил девять жизней. Тебе и одной-то оказалось мало.
        - И ещё… - смущаясь, начал сержант.
        - Говорите.
        - Замок был открыт снаружи. Это подтвердили наши специалисты.
        - Вот как? Срочно узнайте, у кого были ключи.
        - Это уже известно, сэр. Все карты от магнитных замков находятся у начальника базы, ещё у главного инженера, а вот третья карта от блока ноль-двенадцать… - замялся Мосол.
        - У кого? Чего вы мямлите?
        - Сэр, третью карту от блока ноль-двенадцать, в котором содержался Катков, я лично отдавал вам!
        - Что? - поползли брови на лоб у Баррета, и вдруг его осенило. - Ларс! Ах ты, мелкий змеёныш!
        - Ещё не поздно, сэр! - поспешил предложить помощь майор Юнссон. - Мы можем попытаться установить связь с «Генералом Грантом» и вернуть его обратно.
        - Не нужно, - загадочная улыбка блуждала на лице Баррета. - Пусть плывёт. Он заслужил такой финал.

* * *
        «Генерал Грант» плыл сквозь неспокойное море, с каждым оборотом винта увеличивая расстояние от острова Вильгельма и приближаясь к Лонгьиру. Крепкий встречный ветер утащил на архипелаг снежные заряды, но взамен послал метровые волны. Небольшой пароход, вовсе не соответствующий своему громкому имени, поскрипывал под их ударами, раскачивался, едва не черпая бортом воду, и каждый раз норовил зарыться носом в белую пену. От этой качки Ларс беспощадно страдал. Он чувствовал, что от непроходящих рвотных позывов его разум замутился, руки дрожат, лёгкие судорожно хватают воздух, но справиться с собой не мог. Лишь одна мысль пыталась достучаться в голову навязчивым молотком - найти подходящую койку, принять горизонтальное положение и забыться, а ещё лучше - напрочь отключиться до самого Лонгьира. По плечу постучал капитан Мур, но Ларс, потеряв грань реальности, отреагировал не сразу.
        - Что? - спросил он, силясь справиться со спазмами в желудке.
        - Там, в углу, мешок с сухарями, - худощавый капитан, в большой, не по размеру фуражке с капитанской кокардой, глядел на него с жалостью. - Обычно помогает.
        - Спасибо, - пролепетал Ларс сквозь стиснутые зубы. - Не надо.
        Сейчас в него не втиснуть даже хлебной крошки, не говоря уж о чёрством сухаре. Вот если бы в койку, но там Свисток. А капитан говорил, что от качки он только злее…
        …Поначалу эта проблема показалась Ларсу смешной. Когда Доккен поднялся на борт, то первым делом капитан предупредил, чтобы он не спускался в трюм.
        - Там привидения? - подмигнул Ларс.
        - Нет, там Свисток.
        - Свисток? - растерялся Ларс от вполне серьёзного тона капитана.
        - Своих любит, а чужих не любит. Спрятаться в трюме вам будет негде, а отдельных кают у нас нет. Безопасное место - рубка. Трап крутой - забраться не может. Плыть до Лонгьира недалеко, так что побудете рядом со мной.
        Такой лаконичный инструктаж капитана Мура показался Ларсу шуткой морского волка по отношению к сухопутной крысе. Но когда он заглянул сверху в трюм и увидел Свистка воочию, то понял, что лучше бы в трюме обитали привидения. Гигантский волкодав со свалявшейся нечёсаной шерстью, заметив чужака, зарычал внизу как голодный лев, увидевший рядом лань. А стальные стены узких переборок усилили резонансом его рык до стаи голодных львов.
        - Ну, в рубке, так в рубке, - легко согласился Ларс.
        - Капитан дело говорит, - подтвердил старший помощник, а из-за малочисленности экипажа он был ещё и штурманом. - Нечего тебе внизу делать. Наша лохань не для туристов. А из-за тебя ребята в клетку Свистка посадить не дадут. Он им дороже.
        Поначалу показавшаяся вполне просторной рубка теперь сузилась до размеров платяного шкафа. Ларса швыряло по ней то на капитана Мура, то на склонившегося над картой старшего помощника. Но если капитан деликатно помалкивал, то старпом отвечал матерно и норовил упреждающе выставить локоть. Очередная волна прокатилась по палубе и ударила в квадратные стёкла рубки. В ответ Ларс застонал.
        - Справа на траверзе остров Эдж, - капитан показал на крошечную точку на горизонте. - Потерпите, скоро поменяем курс, качка сменится с бортовой на килевую.
        Возможно, капитан Мур надеялся, что Ларсу станет легче, если судно будет раскачиваться иначе, но ему становилось всё хуже. Чувствуя, что наступил предел, он поймал паузу между водяными валами, набегающими на корпус парохода, рванул ручку двери на капитанский мостик и выбежал под удары ледяного ветра.
        - Куда?! - заревел сзади старпом.
        - Я на секунду! - оправдывался Ларс. - Всего секунду!
        - Назад! - старший помощник попытался оторвать его от лееров, но Ларс держался как привязанный.
        - Мне здесь лучше. Оставьте меня на секунду, и я сразу вернусь.
        - Ну и чёрт с тобой, - сдался старпом. - Сам виноват, если смоет. - Но он видел, что никакая сила не сможет оторвать норвежца от стального ограждения мостика. - Проветришься, не забудь закрыть всё, как было.
        - Да, да… - покладисто соглашался Ларс. - Всё, как было.
        От свистевшего в ушах и продувавшего насквозь ветра ему действительно становилось легче. Зубы дробно застучали от холода, но голова прояснилась. Подкатившая тошнота отступила, он даже смог улыбнуться своей маленькой победе. Холодные брызги летели в лицо, пропитанный солью и йодом воздух бодрил словно нашатырь, так бы и стоял до самого Лонгьира. Ларс оглянулся на рубку, представил её насыщенную солярой атмосферу, и ему снова стало дурно. Но мучиться ему оставалось недолго…

* * *
        В полумраке командного центра «Иллинойса», освещавшегося голубыми экранами мониторов, царила рабочая тишина, лишь ненадолго прерывающаяся короткими лаконичными докладами. Лодка заняла район дежурства, и теперь каждый занимался своим делом. Рядом с командирским креслом появился чернокожий лейтенант с пухлыми, как у истинного афроамериканца, губами, и расплюснутым носом. Старший помощник Адам Тёрнер козырнул такой же, как и сам, тёмной ладонью и доложил:
        - Сэр, прошу разрешения вас сменить.
        Сдав вахту лейтенанту, коммандер Джесс Портер уже было направился в каюту, но вдруг, увидев торопливо вбежавшего офицера связи, на секунду задержался. Связист показал старпому лист бумаги, но Тёрнер в ответ лишь растерянно пожал плечами.
        - Что там? - вернулся Портер, ни с того ни с сего вдруг почувствовав волнение.
        - Ошибка, сэр, - уверенно заявил старпом. - Среди сигналов боевого управления такого пакета нет. Уж это я точно знаю. Вероятно, кодировщики напутали - сейчас разберёмся.
        - Дайте, - протянул руку коммандер.
        И уже не сомневаясь, что там увидит, прочёл: «Вскрыть пакет „D-320“».
        - Я же говорю, сэр, что это ошибка, - настаивал лейтенант.
        - Нет, - возразил Портер, заторопившись в каюту. - Это не ошибка.
        - Нет? - не отставал Тёрнер. - Но, сэр, что это значит?
        - Ещё не знаю, - коммандер остановился перед бронзовой табличкой на двери с его именем и обернулся к удивлённому лейтенанту. - Старпом, вернитесь на пост.
        Через минуту Портер появился снова. Выйдя из каюты, он держал в руке открытый конверт. Нездоровую бледность его лица не смогло скрыть голубое свечение ламп, отрешённый взгляд уставился в одну точку на стене, пальцы нервно теребили скомканный лист бумаги, но вдруг коммандер встрепенулся и решительно направился в центральный пост. Уже вступивший в управление лодкой старпом удивился:
        - Что-то случилось, сэр?
        - Доложите, что у нас наверху?
        Теперь Тёрнер удивился ещё больше:
        - Сэр, за время вашего короткого отсутствия практически ничего в нашем районе не переменилось. Русский «Кулаков» по-прежнему восточней нашего места в двадцати милях. А наш «Генерал Грант», как и раньше, следует с севера на юг. Больше никаких изменений, сэр. Ни одного нового судна.
        С командиром лодки было явно что-то не так, и старший помощник догадался, что всему виной сжатый в кулаке конверт.
        - Вы позволите, сэр? - протянул он руку.
        - Нет.
        - Нет? - растерялся Тёрнер.
        - Это адресовано лично мне. Доложите уточнённые данные по «Генералу Гранту».
        - Есть, сэр. Но и они не менялись: курс сто восемьдесят, ход пять узлов. Их изрядно штормит. Сейчас пароход в пяти милях восточней, между нами и «Кулаковым».
        «Они там всё рассчитали!» - подумал Портер.
        - Выйдете с ним на визуальный контакт.
        - Но, сэр! - теперь Тёрнер уже не сомневался, что на командира нашло умопомрачение. - Мы не можем всплыть на перископную глубину. Рядом русские - нас обнаружат!
        - Вы слишком переоцениваете русских. На такой дистанции мы в безопасности.
        Выставив из воды блок телескопических антенн с телекамерой, «Иллинойс» теперь наблюдал за приближающимся американским судном на экранах мониторов. Когда до него оставалось не более двух миль, коммандер Портер вновь поверг старпома в шок:
        - Объявите учебную тревогу.
        - Сэр, мы на боевом дежурстве! - опешил Тёрнер.
        - Это приказ. Цель тренировки - учебная торпедная атака.
        - Но у нас нет учебных торпед.
        - Поучимся боевой. Старая добрая Mk-сорок восемь вполне подойдёт.
        Адам Тёрнер покосился на всё ещё сжимающую конверт руку коммандера и на этот раз, придав голосу твёрдости, уверенно заявил:
        - Сэр, вы не считаете, что я должен что-то узнать? Ваши приказы ставят наше плавание под угрозу срыва, и я очень надеюсь, что для этого есть веские основания.
        - Отойдёмте, Эд, - вдруг сник Портер. Оставшись один на один, он протянул конверт. - Читайте, - и, вспомнив слова адмирала Стоуна, добавил: - Мы с вами всего лишь шестерёнки в машине с названием «Большая политика». А куда она несётся, мы знать не можем и не обязаны. Мы лишь вертимся и заставляем её двигаться.
        Старпом прочёл лист раз, затем другой, потом выдавил сквозь сжавшееся горло:
        - Но ведь это наш пароход?
        - Это учебная цель.
        - Он несёт американский флаг, он отвечает на наши сигналы опознавания, это же наши, свои, американцы!
        - Уже не свои. Поменьше верьте глазам, Эд, а больше доверяйте приказам. Сейчас объявляйте тревогу и будем выводить «Иллинойс» в атаку. Но для всего экипажа, это не более чем тренировка по торпедированию учебной цели в условиях, приближённых к боевым, - Портер вдруг вспомнил приписку в конце приказа. - И составьте список тех, кто так или иначе может догадываться об истинном положении дел. Да… и не забудьте внести в него меня и вас. По всей видимости, нам ещё предстоит пообщаться с теми, кто надёжно зашьёт нам рот.
        - Есть, сэр, - склонил голову Тёрнер и вернулся в центральный пост.
        Вскоре Портер услышал, как по всем отсекам разнёсся его хриплый, так и не справившийся с волнением голос:
        - Внимание всем постам! Учебная тревога!
        «Я лишь шестерёнка! - мысленно оправдывался сам перед собой коммандер. - Я лишь исполнитель, а те, кто это задумал, лучше меня знают, что делают».
        Приказ в пакете требовал, чтобы после исполнения командир лодки его уничтожил. Но Джесс Портер был далеко не глуп. Он понимал, что произойди что-то не так и из него тут же сделают козла отпущения. А потому он аккуратно сложил конверт в нагрудный карман и погладил его рукой. Сейчас это лучший панцирь, когда-либо защищавший его от неприятностей. Законопослушный Джесс Портер всего лишь бессловесный покорный исполнитель, а если кому-то нужны виноватые, то ищите их за этими подписями. Придя к такому выводу, коммандер окончательно успокоился и направился в центральный пост.
        Лодка вздрогнула, качнулась, изменяя курс и набирая скорость. Ничего не подозревавший экипаж, как назло, работал чётко, выше всяких похвал. Доклады следовали один за другим, словно соревнуясь, кто из них быстрее сделает своё дело.
        «А ведь ещё не поздно! - слушал их, кивая, коммандер. - Дай он сейчас отбой, и пароход пройдёт мимо, даже не догадываясь, какой опасности подвергался!»
        В носу лодки жужжали механизмы, укладывающие торпеду в торпедный аппарат, как в колыбель укладывают ребёнка - нежно, бережно и аккуратно. Затем зашипел воздух, и всё стихло.
        А вот теперь поздно!
        Джесс Портер зашёлся кашлем, словно воздушный поршень выбросил не торпеду, а надул ему в грудь. Он ещё раз потрогал - на месте ли конверт, понимая, что его собственное спасение теперь только в нём.
        - Сэр, учебная цель поражена, - глядя мимо него, вскоре доложил старший помощник.
        - Хорошо, Эд, - так и не справившись с кашлем, выдавил коммандер. - Объявите экипажу от моего имени благодарность. Теперь уходим, и наблюдайте за обстановкой.
        - Есть, сэр, - холодно кивнул Тёрнер.
        «Ничего, - посмотрел ему в спину Портер. - Ещё молод. А дослужится до моих погон и доживёт до моих седин, поймёт, что вся наша жизнь, в принципе, дерьмо! И подводя ей итог, каждый понимает, что остаться чистым и белым никому не удалось. Все мы в дерьме!»
        Размышляя о превратностях жизни, он не сразу услышал шёпот старпома на ухо.
        - Сэр, - тронул за плечо коммандера Тёрнер. - Сэр, русские спустили спасательные катера. Сэр, они их спасают.
        - Вот как? Неужели кто-то остался жив?
        - Вероятно, что так. Случается, что при взрыве под днищем, на верхней палубе оказываются счастливчики.
        - Впрочем, это ничего не меняет. Пусть спасают. И запомните, Эд: между нашими учебными стрельбами и взрывом парохода нет ничего общего. Его взорвали русские. Приняли за норвежцев и уничтожили. А теперь русские поняли свою ошибку и спасают. Можете не сомневаться, что наши СМИ докажут всему миру, что именно так оно и было.
        «Вот он, тот оздоровительный шок, который так необходим Конгрессу! - догадался Портер. - Обезумевший медведь, не разбирая, уничтожает всех вокруг, кто подвернулся под его тяжёлую лапу. Теперь у ястребов в Конгрессе не будет никаких проблем, чтобы протащить любой, даже самый сумасшедший закон! Любые деньги на вооружение! Любая поддержка в правительстве! Всё в их руках!»
        Но от мыслей о большой политике Портер легко переключился на собственные ощущения.
        «А ведь уничтожать своих не так и трудно? - удивился он. - И совесть молчит, и рука не тянется к пистолету, чтобы приставить его к виску? Словно и вправду провёл учебную стрельбу и утопил ржавую баржу! Но ведь должен же у меня быть какой-то бунт в груди? Даже Тёрнер чувствует какие-то угрызения? Но я совершенно спокоен! - продолжал удивляться Портер. - Это потому, что я ничего не чувствующая шестерёнка?»
        - Сэр! - теперь подбежавший старпом не шептал, а, тряхнув за плечо, кричал ему в лицо: - Сэр, они прут на нас!
        - Что?! Этого не может быть!
        - Русские оставили спасательные катера и теперь полным ходом идут на нас! Они взяли контакт!
        - Это… - коммандер хотел ещё раз сказать, что это невозможно! Их лодка само совершенство! Она бесшумна, как привидение, и быстра, как пуля! Не русским с их устаревшей техникой взять такую лодку. Но он сам видел на экране, что находившийся на огромном расстоянии «Кулаков» недвусмысленно идёт точно на «Иллинойс»! - Не верю! - остался на своём Портер, но решил перестраховаться. - На всякий случай срочно уходим на глубину и выполняем уводящий манёвр!
        Но все эти манёвры уже были нужны как дохлой лошади подковы. Коммандер Джесс Портер не знал, да и, уйдя с перископной глубины, не мог знать, что у него над головой уже висели два вертолёта. Опустив в воду гидроакустические станции, они отслеживали каждый его шаг. «Кулаков» приближался, теперь и сам понемногу начиная нащупывать цель. Модернизированный «Полином-М» уверенно держал контакт, постепенно сводя шансы на спасение лодки к нулю. Мощнейшая низкочастотная станция, выпирающая в носу корабля бульбой, в которой смог бы спрятаться грузовик, была способна «заглянуть» даже под звуконепроницаемый слой термоклина, под которым обычно прячутся лодки. Да и русский экипаж не уступал американскому в мастерстве. Ни сомнений, ни колебаний, ни неуверенности. Андрей Петрович Скорик ни на мгновение не сомневался в собственных действиях, доверяя экипажу даже больше, чем самому себе. Единственный раз он заколебался, когда офицер БЧ-7 неожиданно доложил:
        - Товарищ командир, по шумам - атомоход!
        - Атомоход? У Норвегии нет атомоходов.
        - Прикажете отменить атаку?
        - Нет. Возвращайте вертолёты, будем работать «Водопадом».
        «Тот, кто поступил так с американским гражданским пароходом, - подумал Скорик, - достоин наказания, кто бы он ни был».
        Дабы не попасть под свою ракету, Ка-27 ушли в стороны, поспешно освободив опасный район. Затем из торпедного аппарата «Кулакова» выпрыгнула сигара с красным носом и, окатив брызгами палубу, скрылась под водой. Отбежав на безопасное расстояние от корабля, она с оглушающим рёвом вырвалась из волн и, оставляя позади огненный хвост, полетела по заданной траектории. Над «Иллинойсом» она разделилась, и спустившаяся на парашюте торпеда пошла в глубину, накручивать спираль, нащупывая цель. Всего этого Джесс Портер не знал. Он до последнего мгновения был уверен в совершенстве собственной лодки. С этой уверенностью он и ушёл в многотысячную бездну…
        Командир «Кулакова» Андрей Петрович Скорик, глядя сверху на снующие вокруг корабля резиновые лодки с моторами и вылавливающие из воды фрагменты подводного крейсера вместе с личными вещами экипажа, требовал в рацию:
        - Всё соберите! Не пропустите даже конфетной обёртки! А там разберёмся, что это за охотник на беспомощные пароходы!
        Глава семнадцатая
        «Развод» против «Отважного Лиса»
        26 АВГУСТА 2020 Г. АРХИПЕЛАГ ШПИЦБЕРГЕН, ЛОНГЬИР. БАРЕНЦЕВО МОРЕ, БУРОВАЯ «ЗАРАЗЛОМНАЯ».
        Вертолёт свистел двигателями и, подняв снежное облако, всасывал его воздухозаборниками, превращая в раскалённый пар. Стойки амортизаторов вытянулись, оголив полированные цилиндры, и колёса мелко задрожали, едва-едва касаясь земли. Ещё мгновение, и машина окажется в воздухе. Но пилоты не торопились. Они терпеливо ждали, когда появится тот, за кем они прилетели. Нил Баррет не заставил себя долго ждать и, показавшись в сопровождении майора Юнссона, направился к вертолёту.
        - Сэр, с вами было приятно работать, - попытался льстить майор, но Баррет промолчал.
        - О вас у меня останутся только добрые воспоминания. Как о подлинном профессионале и важном наставнике.
        Его старания не оценили и на этот раз.
        - Надеюсь, что и мы произвели на вас хорошее впечатление, - продолжал канючить майор. - Вы могли бы доложить, что наша база вполне справляется со своей задачей, а если были какие-то замечания, то мы их под вашим руководством тут же устраняли.
        - Юнссон! - перекрикивая свист вертолёта, проорал ему в ухо Баррет. - Вы просрали русского шпиона! Всем вашим стадом дармоедов вы не смогли устеречь одного человека! И вы ещё на что-то рассчитываете? У вас был шанс реабилитироваться, вернув его. Но вы не смогли сделать и этого. У вас будут большие неприятности, так что на вашем месте я бы подумывал, как с меньшими потерями уйти в отставку. Собирайте в кучу все ваши прошлые заслуги, может, кого-то и разжалобите. Может, кого-то, но не меня!
        Баррет уже стоял у сдвинутой вдоль борта двери вертолёта, а майор Юнссон всё не уходил. Он не решался сказать в глаза, что в побеге Каткова не только его вина, но подозревал, что таким заявлением навредит себе ещё больше. Но и в отставку он тоже не хотел. Шевеля беззвучно губами, майор одновременно и матерился, и молился, призывая на помощь всех известных ему святых. Он лихорадочно искал выход, но никак не мог его найти. А Баррет вот-вот улетит!
        - Сэр!.. - крикнул Юнссон, даже не представляя, что скажет дальше.
        И вдруг услышал за спиной:
        - Подождите! Подождите! Не улетайте!
        По тропинке вниз от базы к вертолётной площадке бежал сержант Мосол.
        - Одну секунду, сэр! - выкрикнул майор, в душе надеясь на чудо.
        И оно произошло.
        - Хорошие новости, сэр! - подбежал, задыхаясь, сержант.
        - Вы победили русских? - окинув его саркастическим взглядом, спросил Баррет.
        - Нет, сэр! - даже не улыбнувшись, ответил Мосол. - Каткова поймали!
        Баррет махнул пилотам рукой, и свист двигателей пошёл на убыль.
        - Где?!
        - Вы не поверите, сэр!
        - Дьявол, с вами я поверю уже во что угодно! Где?!
        - Богдан, говори по существу! - на радостях майор Юнссон даже вспомнил имя своего сержанта.
        - Там, куда вы летите, сэр! В Лонгьире.
        - В Лонгьире? - опешил Баррет. - Что ему понадобилось в Лонгьире?
        - Только что позвонили! - всё никак не мог перевести дух сержант. - Просили вам передать, что русского поймали на аэродроме в Лонгьире. Он пытался угнать истребитель, но был схвачен охраной.
        - Угнать F-16? - недоверчиво переспросил Баррет. - Сержант, вы не понимаете, о чём говорите. Самолёт не машина. Сел и поехал - не получится. На переучивание нужны месяцы даже опытным лётчикам. - Я передал, как мне сказали! - не отступал Мосол. - Мы его искали на севере, а Катков в тот же день скрытно пробрался на «Скотию» и уплыл в Лонгьир. Мы не могли найти то, чего нет, сэр.
        - Верно, сэр, нашей вины здесь нет, - поддакнул майор Юнссон.
        Баррет ничего не ответил, поднялся в вертолёт и с грохотом задвинул дверь перед носом норвежцев.
        - Нашей вины нет! - застучал по дюралевой обшивке майор Юнссон. - Сэр, слышите меня? Моей вины здесь нет!
        Двигатели взвыли, в снежном вихре поглотив отбежавших майора с сержантом. Баррет выглянул в иллюминатор на едва различимые силуэты и тут же о них забыл. Он всегда умел отделять главное от шелухи. Ему было совершенно наплевать на майора Юнссона, его переживания, как, впрочем, и на его бутафорскую базу. Всё это шелуха. Главное было в том, что в управлении МИ-6 одобрили и утвердили так долго вынашиваемую им операцию. И теперь он спешил в Лонгьир, потому что в его распоряжение предоставили тех, кто воплотит его детище в жизнь.
        …Днём раньше на аэродром Шпицбергена обычным гражданским рейсом прилетела группа молодых парней, как под копирку, крепких и коротко стриженных. Глядя на их объёмные спортивные сумки, сторонний наблюдатель был бы уверен, что перед ним спортсмены, прибывшие на соревнования, а привязав логическую цепочку к окружающей местности, подумал бы, что перед ним наверняка лыжники или биатлонисты. Девушка в аэропорту пробежалась кокетливым взглядом по рельефным фигурам и с любопытством раскрыла паспорта. К её удивлению, это оказалась команда рыболовного траулера, прилетевшая на смену своим коллегам. Во всяком случае, так утверждали предъявленные документы. Но если бы кто спросил у этих рыбаков, чем отличается сейнер от дрифтера, то вряд ли бы услышал вразумительный ответ. К рыбной ловле они имели такое же отношение, какое имеет та же рыба к управлению рыболовным траулером. То есть какое-то есть, но весьма поверхностное - они всего лишь передвигаются в одной морской среде.
        Команду встретил микроавтобус с затемнёнными стёклами и повёз не в рыбный порт, а за стены военной базы. И теперь Нил Баррет спешил на встречу с ними, как спешат на встречу выпускников или старых боевых друзей, с которыми не раз приходилось понюхать пороху. Всех он их знал по именам, а с командиром группы Дэвидом Эртоном и вовсе считал себя повязанным кровью. Таинственное подразделение, входящее в структуру SAS, в существовании которого многие до сих пор сомневались, подчинялось непосредственно МИ-6, и внешняя разведка Англии делала всё, чтобы все сомневались и дальше. Но эскадрон «Е» существовал, успешно действовал и имел за плечами богатую историю удачных операций. Как-то британский премьер-министр посчитал за честь сфотографироваться с ними, ему пошли навстречу, но при этом вернули фотографию с одним лишь министром на переднем плане, а фоном служила непонятная толпа в камуфляжах, с наглухо заретушированными лицами.
        Нил Баррет летел в вертолёте и метался в раздумьях, не зная, с кого начать. Ему хотелось встретиться со старыми боевыми друзьями, но в тоже время требовалось окончательно поставить точку в деле с Катковым. Положа руку на сердце - Катков ему уже порядком надоел. Он даже был бы рад, если бы ему доложили, что русского не поймали в Лонгьире, а нашли вмороженным в лёд или растерзанного медведями. Тогда бы он смело закрыл папку с надписью «Катков» и забыл бы о нём, как об ещё одном прожитом дне. Но глупый поступок русского его удивил. Вместо того чтобы прорываться на снегоходе, как и предполагал майор, по скованным льдам к своим, в Россию, он ещё глубже забрался во вражье логово. «Зачем?» - терзался вопросом Баррет. Но ответа не мог найти, и это раздражало. Ему уже не терпелось шлифовать детали операции «Отважный лис», но приходилось распыляться на Каткова. В объяснение самого Каткова, что он хотел угнать F-16, Баррет не верил. Такая сказка могла бы пройти для ничего не смыслившего в авиации майора Юнссона, но только не для Нила Баррета. Лётная работа требует держать навыки в постоянном тонусе. Это на
уровне рефлексов, которым нужна ежедневная подпитка. Перерывы в тренировках не допускаются. Даже вернувшийся из отпуска лётчик сначала поднимется в воздух с инструктором, восстанавливающим и проверяющим его навыки, а уж только после этого самостоятельно. А тут на неизвестном самолёте! На приборной доске которого даже все надписи на незнакомом языке! Не имея ни малейшего представления ни о взлётных характеристиках самолёта, ни о его технических нюансах! Даже для своих лётчиков F-16 считается строгим самолётом, а что уж говорить…
        Надо быть последним дураком, чтобы решиться на это!
        
        F-16 Норвегии
        «А с чего я взял, что Катков умный? - вдруг осенило Баррета. - Спившийся лётчик, неудачник, за деньги взявшийся за работу, о которой не имеет ни малейшего представления, а потому сразу провалившийся! Чего ещё ждать от такого дурака, как не дурацких выходок? - Баррет задумался, оценивая все за и против неожиданного открытия. - Мысль хорошая, но проверить стоит!»
        После посадки первым делом он потребовал привести к нему Каткова.
        - Коротко и без виляния хвостом! - начал Баррет, поглядывая на часы. - Что ты делал в Лонгьире?
        - Хотел улететь домой, - безразлично пожал плечами Кирилл.
        - Что ж не улетел?
        - Не дали.
        - А ты как думал, что истребители стоят без охраны, с открытыми кабинами, а техники рядом только того и ждут, чтобы подготовить тебе самолёт и помочь улететь? Ты отлично знал, что всё будет именно так и тебя поймают. Твоя ложь не прошла! Давай другую.
        - Я хотел улететь. Я надеялся на удачу.
        - Ты мог сбежать на снегоходе. Во всяком случае, майор Юнссон считает, что это было вполне реально, в отличие от угона самолёта.
        - Я всегда делаю так, как от меня не ждут. Даже глупому ежу понятно, что этот вариант был бы самый предсказуемый. Именно там бы меня и искали. Мне бы не дали даже отъехать от Вильгельма.
        - Куда дел снегоход?
        - Утопил, а сам перебрался по концам на «Скотию». Спрятался в вентиляционной трубе и там просидел всё плавание. Когда пришли в Лонгьир, также незаметно спустился и пошёл на военную базу. Когда я первый раз приплыл сюда ещё в июле, полицейский привозил меня к этим воротам. Хотел передать военным. Я хорошо запомнил, где находится база.
        «Пока вполне логично, - подумал Баррет. - Если бы только не эта дурацкая попытка угона».
        - Ты убил Озолса? - спросил он, хотя и так знал ответ.
        - Я, - ничуть не смутился Катков. - Не люблю, когда в меня стреляют из пистолета и при этом изображают друга.
        Вдруг в дверь постучали, и вошедший капрал чётко отрапортовал:
        - Сэр, лейтенант-коммандер Эртон просит разрешения его принять!
        - Катков! - Баррет нетерпеливо встал и указал капралу ждать. - Я сгною тебя в английской тюрьме! За шпионаж ты получишь лет двадцать, и это будут самые страшные годы твоей жизни. И это далеко не факт, что ты их выдержишь. Даю тебе последний шанс хоть как-то облегчить свою участь. Скажи правду, зачем приплыл в Лонгьир, и я тебе помогу.
        - Я хотел улететь на истребителе.
        - А ты и вправду дурак! На этом я с тобой заканчиваю и рад, что больше никогда не увижу, - скрипнул зубами Баррет и поднял глаза на капрала. - Уведите. Да… и передайте Эртону, пусть скорее заходит.
        Баррет расправил плечи, подтянул живот, взглянул в зеркало на сжатый бицепс и, удовлетворённо кивнув, стал напротив двери. Эртон должен видеть, что годы над Нилом Барретом не властны. Пусть они не виделись несколько лет, но всё как в былые времена - он по-прежнему с ними в одном строю.
        Лейтенант-коммандер застыл в двери, лихо козырнул и щёлкнул каблуками:
        - Господин…
        - Дэвид, оставь моё звание для других! - остановил его Баррет. - Ты меня оскорбляешь этим официозом.
        - Простите, сэр, но я действительно рад вас видеть.
        - Я тебя тоже, мальчик мой! - прежде, чем пожать руку, Баррет по-отечески обнял Эртона и лишь после этого предложил сесть.
        «Дэвид изменился, - подумал он. - От юношеской округлости щёк и розовой кожи, упрямо не желающей покрываться обветренными морщинами боевого пловца, не осталось и следа. Теперь это было лицо закалённого мужчины, с угловатыми гранитными скулами и жёстким взглядом матёрого волка».
        - Хотел бы предложить по фужеру вина, но не могу, - виновато улыбнулся Баррет. - Нас ждёт работа и очень скоро.
        - Мы готовы, сэр.
        - Кстати, как твои парни?
        - Спасибо, сэр, мы здесь уже сутки и отлично отдохнули. Так долго отдыхать они не привыкли и теперь с нетерпением ждут ваших приказов.
        - Это хорошо. До начала операции «Отважный лис» остаются считанные часы.
        - Как? Простите, сэр, вы сказали: «Отважный лис»? - еле сдерживая смех, затрясся Эртон. - А почему не «Ароматный скунс»? Кто только придумывает эти идиотские названия?
        - Поверишь, если скажу, что не я? - также не удержался от улыбки и Баррет. - Наши теоретики в Лондоне ни в чём не хотят отставать от своих коллег из Пентагона. Вот и соревнуются - кто придумает лучшую ахинею.
        - Ещё раз простите, сэр, - наконец успокоился Эртон. - Лис так лис. Мне важно лишь знать цель этого лиса. Рискну предположить, что, как обычно, это боевой корабль? Лис задумал пустить на дно русский крейсер?
        - Не угадал, Дэвид. На этот раз наша цель буровая.
        - Нефтяная вышка? - разочарованно скривился Эртон. - Сэр, для того чтобы поджечь нефтяной примус, вам бы хватило пригласить флотских водолазов.
        - Этот примус хорошо охраняется, - возразил Баррет. - Поверь, скучно не будет.
        - Я привык работать по реальной боевой цели, - нехотя оправдывался лейтенант-коммандер. - А буровая? Кому помешала буровая?
        - Её уничтожение важнее любых крейсеров. На кону репутация России. Если произойдёт экологическая катастрофа, то весь мир ополчится против русских, которым нельзя доверить даже добычу нефти. Мир потребует гнать Россию из Арктики как потерявшую всякое доверие. А в «Заразломной» нефти столько, что хватит загадить весь Ледовитый океан. После такой катастрофы даже союзники отвернутся от русских.
        - Я вас понял, сэр. Это та буровая, которую всё пытаются и никак не могут достать норвежцы?
        - Она.
        - Считайте, что её уже нет. Нам лишь нужны детали операции. Вы ведь уже всё продумали, не так ли, сэр?
        - В общих чертах, но хотел бы обсудить с тобой. Взгляни! - Баррет развернул на столе карту. - Вот «Заразломная» в «Полосе соприкосновения». Близко, но так просто не возьмёшь. Русские её хорошо охраняют.
        - Не вижу никаких проблем. Пусть, как обычно, нас доставят на подводной лодке и миль за пять до буровой выпустят через торпедные аппараты.
        - В том-то и дело, что подводная лодка исключается. После того, как утонул «Генерал Грант», русские усилили в этом районе противолодочную оборону.
        - Да, я слышал об этом инциденте, - недовольно заметил Эртон. - Под крышей SAS шепчутся, что наши братья за океаном крепко облажались с собственным пароходом.
        - Уверен, что даже и это сойдёт им с рук, - возразил Баррет. - Да и инцидента как такового нет. Не знаю уж почему, но русские обошлись с американцами довольно лояльно. Они лишь заявили, что уничтожили неизвестную подводную лодку, утопившую американский пароход. В Вашингтоне выразили возмущение, потребовали найти виновных, поблагодарили русских, на том всё и закончилось. Теперь там гадают, что Россия потребует за молчание и за имеющиеся у неё на руках доказательства. Голая политика и ничего больше. Недели через две в Пентагоне заявят, что совсем на другом конце света с их лодкой произошла обидная авария, экипаж мужественно боролся за жизнь, но ему не повезло. Их представят к наградам и побыстрей забудут. Но нам от этого не легче. Из-за глупого ляпа янки мы теперь не сможем воспользоваться подводной лодкой. Её засекут на дальних подступах к буровой.
        - Сэр, но вы бы не затеяли эту операцию, если бы не знали выход? - ухмыльнулся Эртон.
        - Взгляни, это последние снимки из космоса, - Баррет швырнул на стол веер фотографий. - Это «Заразломная»! - он ткнул пальцем в обведённую маркером точку. - В полосе чистой воды. Северней паковый лёд, чуть южнее него молодой припай, каждый день увеличивающийся с наступающими холодами. Между ним и чистой водой полоса колотого льда. Этакий краш айс для коктейля. В нём без труда можно спрятать катер. Полоса такой шуги тянется вплоть до Шпицбергена. В этой полосе катер доставит нас на кратчайшую дистанцию к буровой, а там уже как обычно.
        - Вы сказали - нас, сэр?
        - Я пойду с вами.
        - Я был уверен, что вы так скажете. Конечно, мы справимся и без вас, но честное слово, для моих ребят пойти на задание с вами - большая честь.
        - Если бы ты только знал, как мне надоела эта бумажная работа, - вздохнул Баррет.
        - В Лондоне ценят вас и ваш опыт, а потому берегут.
        - Лучше бы они так берегли мои нервы. В предложенный мною план «Отважного лиса» там требуют внести существенное изменение. Как будто я сам на месте не могу решить, как будет правильней.
        - Какое, сэр?
        - Сейчас узнаешь. Сначала давай обсудим главное. От нас требуется ювелирная работа с наименьшим фейерверком, но с точечным, хирургическим надрезом. Взрывчатки возьмём минимум. В нашем логове в Лондоне хотят, чтобы всё выглядело как техническая авария безответственных русских. Это и есть их требование, с которым я не могу согласиться. Поэтому мы забудем о Лондоне и позволим себе небольшую импровизацию. Взрывчатку возьмём норвежскую, а ещё я возьму нож норвежского диверсанта, который «случайно» оброню на месте взрыва.
        - Хотите свалить на норвежцев? - понимающе кивнул Эртон. - Русские захотят им отомстить.
        - Это будет хорошая бойня, которой я давно добиваюсь. Одним ударом мы поразим две цели.
        - Мне ещё не приходилось работать по буровым, - задумчиво произнёс лейтенант-коммандер. - Чего только не было, но буровой - ни разу. А ещё с минимумом взрывчатки… соглашусь, что работа не из простых. У вас есть чертежи этой «Заразломной»?
        - Если бы я принёс тебе чертежи, Дэвид, то ты бы просидел над ними неделю и всё равно бы ничего не понял. Она куда сложнее корабля. Но от этого и гораздо уязвимей. На этот случай у меня приготовлен ключ, который откроет для нас буровую, как банку шпрот. Сколько бы мы не изучали чертежи, но он знает её куда лучше.
        - Любопытно, - удивился Эртон. - Кто же это?
        Баррет открыл дверь и спросил у дежурившего капрала:
        - Вы привезли Стокмана?
        - Так точно, сэр! Он уже здесь.
        - Приведите.
        Лев Илларионович вошёл, заискивающе улыбаясь, поздоровался с Барретом и кивнул на Эртона:
        - Нил, вы познакомите меня с молодым человеком? По возрасту он как мой сын. Молодой человек, вы здесь проездом? Если вам негде остановиться, я могу предложить шахтёрский профилакторий. Вы любите играть в нарды или в шахматы? Если нет, то я легко обучил своего сына, обучу и вас. Но вы явно здоровее моего Яши. А я ему всегда говорил, если не можешь подтянуться на перекладине, то хоть повиси…
        - Лев Илларионович, прекратите! - скривился Баррет, вспомнив, какой же занудный этот Стокман. - Оставьте в покое молодого человека и слушайте меня. Вам уже прислали счёт с обещанной мною суммой?
        - Да, да, спасибо, как раз тот банк, который я просил. Знаете, я ему доверяю больше других. Представьте, мой знакомый однажды доверился швейцарскому АЕК-банку, и чтобы вы подумали?
        - В таком случае, я напомню вам, что пришло время платить по счетам. Вы не забыли наш уговор?
        - Да, да, конечно, вы просили у меня консультацию. Я помню - вам интересно всё, что касается нефти. Дайте догадаюсь - вы хотите вложиться в добычу нефти? Верное решение! В наши времена - это самое прибыльное дело.
        - Я хочу взорвать «Заразломную», и вы мне в этом поможете.
        - Что?! - опешил Лев Илларионович. - Нил, вы в своём уме?
        - Вы расскажете нам, как лучше всего это сделать. Нарисуете подробную схему, обозначите все слабые места. Укажете, где заложить взрывчатку, чтобы лопнуло хранилище с нефтью и в бункерах не осталось ни одного литра. Всё должно вылиться в море.
        - Это невозможно!
        - Я не знаю такого слова.
        - Нил, «Заразломная» - моё детище!
        - Потому я к вам и обратился.
        - А как же люди? Там почти сто человек.
        - Людей в мире стало слишком много. А чтобы вы не мучились кошмарами, вам хорошо платят. Или вы уже забыли?
        - Да… но… ведь не всё продаётся.
        - Неужели? Приведёте пример?
        - Нил, я не знаю… человеческие жизни… совесть… меня учили, что нельзя торговать Отечеством?
        - Отечество тоже продаётся. И вы, Стокман, тому подтверждение. А теперь, когда вы спели реквием собственной совести, приступим к делу. Даю вам час, чтобы мы знали «Заразломную» не хуже вас. Начертите схему со всеми переходами, шахтами, трубами. Нас интересует только нижняя подводная часть, там, где нефтяные танки. Верхних жилых блоков можете не касаться.
        Баррет положил на стол большой лист ватмана, линейку и карандаш.
        - Приступайте. Или вы до сих пор считаете, что остались не у дел? Поздно, Лев Илларионович. Вы давно продали свою душу и прекрасно знаете об этом. Не ваши ли были слова, что за такую сумму я могу просить всё, что угодно? Так вот, я уже не прошу, теперь я вам приказываю: рисуйте схему, укажите, куда заложить взрывчатку и как туда пробраться!
        - Видит бог, я это делаю по принуждению, - застонал Стокман.
        - Видит, видит, он всё видит… - сел напротив Баррет. - А сейчас представьте, что перед вами обратная задача. Вы построили буровую, вы доказали всем, что можете это сделать, и теперь, чтобы она никому не досталась, требуется её уничтожить. Вообразите себя недооценённым, обиженным на весь свет мастером, считающим, что мир ещё не достоин вашего творения! «Заразломная» уже не ваша! Другие пользуются её богатствами, а вам достаются крохи. Не давайте им вас обворовывать. Выход один - уничтожить ваше творение! Как бы вы это сделали? Одним небольшим взрывом? Смелее, Лев Илларионович, включите воображение.
        - Не знаю, господа, если только…
        - Вот видите, мы уже начали плодотворно работать, - ободряюще улыбнулся Баррет и похлопал Стокмана по спине. - Ещё смелее, мы вас внимательно слушаем.
        - Вы хотите разрушить нефтяные танки? Не получится. Во всяком случае, слабым взрывом. Это бетонные конструкции, рассчитанные на многократную волновую перегрузку. Если уж разрушать, то нужен сильный взрыв. Даже поджечь нефть не получится, потому что перед закачкой она очищается от кислорода.
        - Что же делать? - заинтересованно склонился над каракулями Стокмана Баррет. - Вы же мастер, для которого нет ничего невозможного. А если мастер действительно того стоит, то и вознаграждение ему будет достойное. Предлагайте, Лев Илларионович, а мы за ценой не постоим.
        Стокман склонился над бумагой и набросал лёгкий эскиз.
        - Нил, вы когда-нибудь видели буровую?
        - Конечно, и не раз.
        - Что вам сразу бросилось в глаза?
        Баррет задумался.
        - Может, её размеры? - попытался он угадать ход мыслей Стокмана.
        - И это тоже. Огромная, упирающаяся в небо, вышка. А что на её вершине?
        - Навигационные огни безопасности?
        - Факел! И днём и ночью горящий факел газа. Это сгорает природный газ, попутно добываемый с нефтью из скалистого основания. Именно поэтому над буровой всегда горит горелка, сжигающая излишки газа и предотвращающая образование чрезмерного давления. Это и есть слабое место «Заразломной». Если взрывать, то газовые ёмкости. А уж они разрушат и танки с нефтью, и саму буровую.
        - Гениально! - откинулся на спинку стула Баррет. - Браво, Лев Илларионович. Я всегда чувствовал, что вы мне посланы самим провидением. Вы пойдёте с нами.
        - Ни за какие деньги! - вдруг вскочил Стокман.
        - Успокойтесь! - осадил его Баррет. - Никто не собирается надевать на вас акваланги. Какую бы точную вы не нарисовали нам схему, этого всё равно будет мало. Вы останетесь на катере и будете держать с нами подводную связь. Будете выводить нас на цель. Вы не заблудитесь на «Заразломной» с закрытыми глазами, а мы легко запутаемся даже с самыми подробными чертежами.
        - А нельзя, чтобы я помогал вам отсюда? Я не хочу на катер. Признаться, я боюсь моря.
        - Погода хорошая, так что вам не грозит даже слабая качка. А связь наша, так она накоротке. Да и вы будете под охраной. И вам, и нам спокойней. Не вздумаете ошибиться. А если ошибётесь, то ваш гонорар пойдёт на ваши же достойные поминки. Увы - склероз наказуем.
        - Я всё понимаю, господа.
        - Ну а раз понимаете, то не будем терять время. У нас остались считанные часы, а подготовка требуется серьёзная!
        Вокруг всё было белым. Медленно проплывавшие глыбы льда с острыми, как пики, углами, шипящее под днищем месиво из морской пены и снежной каши с примесью водорослей. И даже катер казался белым облаком среди влажного и прохладного тумана. А вода казалась совсем чёрной.
        Баррет взглянул на экран GPS и кивнул Эртону - подходим! Лейтенант-коммандер натянул маску, и его действие повторила вся группа. Двигатель, и без того задушенный системой бесшумного выхлопа газов, заработал ещё тише. Теперь катер еле двигался, слившись со скользившим вдоль границ льдов белым маревом. Со стороны он походил на плоский айсберг, усыпанный тушками чёрных тюленей. Вскоре айсберг остановился, и сидевший на носу тюлень скользнул в воду вперёд ластами, столкнув увесистый резиновый ранец. За ним второй, потом третий, приготовился четвёртый, сдвинув для удобства подводный автомат на грудь. Баррет стоял замыкающим. А когда из десяти пловцов на катере осталось двое, он преградил им путь и, указав на наблюдавшего за спуском Стокманом, приказал:
        - Гарри, Патрик, остаётесь на связи. И не спускайте с него глаз.
        Рыжеволосый Патрик стянул с лица маску и взглянул на Льва Илларионовича с явным неудовольствием - он бы хотел сейчас быть с группой, а не нянькой. Гарри же никак не отреагировал и, легко переключившись на новую задачу, подтолкнул Стокмана к трапу в трюм.
        - Входи, - шепнул он одними губами.
        Лев Илларионович спустился в единственную тесную каюту, находившуюся ниже уровня ватерлинии, большую часть которой занимали блоки подводной связи. Патрик натянул на голову наушники и ещё одни протянул Стокману.
        - «Парус», я «Остров», - проверил он связь.
        - Порядок, - отозвался Эртон.
        Тогда Патрик откинулся на стуле и взглянул на тяжёлые наручные часы с фосфоресцирующими зелёными стрелками. Дойти группе до цели - нужно полчаса. Он сделал на столе ярче свет, повернув на светильнике рукоятку вправо до отказа, положил перед собой часы и приготовился ждать.
        - Господа, а нельзя ли что-нибудь открыть, чтобы дать приток воздуху? - вдруг заныл Стокман.
        - Нет, - отрезал, даже не взглянув в его сторону, Патрик.
        - Но ведь здесь нечем дышать. Нас трое, а весь кислород сжигает ваш передатчик с жужжащим трансформатором! Вентилятор из него выдувает раскалённый жар.
        - Заткнись, - был немногословен Патрик. Он закрыл глаза, представляя, что сейчас происходит там, под водой, но Стокман был назойлив, словно муха на стекле.
        - Я задыхаюсь! - стонал он, вытирая пот со лба.
        - Ещё немного, - взглянул на часы Патрик.
        Группа уже на подходе к цели. Сейчас должна выйти на связь. Возможно, потребуется помощь русского, и он должен быть под рукой. Но русский никак не хотел этого понимать и, схватившись за горло, недвусмысленно обдал Патрика отвратительной отрыжкой.
        - Мне дурно! Ещё мгновение, и я потеряю сознание!
        Тогда, не выдержав, Патрик ещё раз взглянул на медленный ход минутной стрелки и решил, что минуты три на снисходительность у него всё же есть. А то ведь русский и вправду отключится в самый неподходящий момент.
        - Выведи, - кивнул он Гарри.
        Внутри каюты действительно было жарковато, но не настолько, чтобы потерять сознание. Патрик взглянул в спину Стокману и пожал плечами - дохлый какой-то! Зачем только Баррет связался с этим русским? И сами бы сработали на отлично!
        Лев Илларионович выбежал на верхнюю палубу и схватился за грудь, словно бегун после марафонской дистанции.
        - Я старый больной человек, - взывал он к жалости Гарри, животом навалившись на борт катера. - Такие путешествия не для меня! - Лев Илларионович внимательно вглядывался в воду, словно разыскивая в ней пропавшее самочувствие. - Вы меня поймёте, когда доживёте до моих лет. А сейчас вам кажется, что вам сносу нет и никогда не будет.
        - Хватит, - не стал вступать с ним в полемику Гарри. - И говорите тише, звук разносится слишком далеко. Нам пора, идёмте вниз.
        - Нет, вы не понимаете! - не сдавался Лев Илларионович, и не думая переходить на шёпот. Для человека моих лет кислород - первое лекарство! - Вдруг он склонился ещё ниже, едва не достав рукой воду. - Там тюлень! Я точно видел тюленя! Нет, вы только взгляните!
        - Тише, - цыкнул на него Гарри и, оглянувшись на ползущий вдоль катера туман, подошёл к борту. - Где?
        К его удивлению, под днищем мелькнула тёмная тень.
        «Старый нытик не ошибся, - подумал он. - Странно… неужели там и вправду тюлень?»
        Неясный фантом исчез, затем появился вновь, стремительно рванув к поверхности. Гарри приложил ко лбу ладонь, закрываясь от отражавшегося от льдин солнца, затем его глаза округлились. Морда тюленя быстро меняла очертания, превращаясь в стеклянный круг с чёрным резиновым обрамлением. Вода вздулась, выбрасывая на поверхность пороховые газы, и пуля-стрела подводного автомата отбросила Гарри прочь от борта. Затем море вокруг катера закипело, к борту прилипли магнитные лестницы, в одну секунду палуба заполнилась боевыми пловцами, обильно заливая деревянный настил не успевшей стечь с обтекаемых тел водой. На всё это Лев Илларионович смотрел с невозмутимым спокойствием. Он вдруг выпрямился, словно сбросив так долго мешавший ему жить груз. От нездоровой бледности не осталось и следа. Застыв, он глядел на скрывшийся за туманом горизонт, словно не здесь, а где-то там происходили главные события. Будто взлетающих через борта катера аквалангистов он видит едва ли не каждый день перед завтраком - на них он не обращал ни малейшего внимания.
        Когда рядом замер один из них, Лев Илларионович, едва ли не зевнув, отстранённо произнёс:
        - Один внизу.
        Аквалангист кивнул и исчез за дверью на трап. Через несколько секунд он появился снова, сдвинув на лоб маску.
        - Чисто, товарищ полковник. Здравия желаю, Егор Егорович.
        - Здравствуй, Дима. Как на том конце?
        - К встрече всё готово. С минуты на минуту ждём подтверждения.
        Затем он прижал сквозь резиновую защиту наушник к уху, и его лицо прояснилось.
        - Егор Егорович, там тоже всё в порядке! Просят вам передать поздравления с окончанием операции «Развод».
        Гор Горыч ничего не ответил, и лишь судорожно дёрнувшийся кадык говорил о том, чего ему это стоило.
        Глава восемнадцатая
        Бои местного значения
        1 СЕНТЯБРЯ 2020 Г. НАГУРСКОЕ. БАРЕНЦЕВО МОРЕ.
        Этот первый осенний день ничем примечательным не отличался от предыдущего летнего. Всё тот же лёгкий моросящий дождь, разбавленный мокрым снегом и порывистым с моря ветром. Всё те же низкие тучи, выползающие из-за горного хребта и спешащие за горизонт вслед за проплывающими вдоль берега ледяными глыбами. Всё как всегда, и никаких намёков на перемены. Подсказал бы хоть кто, что сегодня конец войне, так нет же, молчат, потому как никто этого ещё не знает. А если бы и узнал, так не поверил. Но где-то в небесах уже сложились пазлы человеческих судеб в один гигантский холст. И каждый уже исполнял свою роль, но ещё не догадывался о её значимости. Не ведал, что ему принесёт сегодняшний день, и Максим Королёв, играя в нарды со своим ведомым в тесном помещении домика дежурных сил. Не знал Кирилл Катков, уже привнесший кистью свой широкий мазок в полотно судьбы и теперь расплачивающийся за это в английской тюрьме. И даже просчитывающий события на много ходов вперёд Геннадий Шатов не рискнул бы сделать оптимистичный прогноз на сегодняшний день и предсказать конец затянувшемуся конфликту. Но пружина уже
сжалась до предела, и маятник событий был готов сорваться с места, перекраивая мир на новый лад. Ему лишь нужен был толчок…
        Максим, как всегда, проигрывал и, ещё не дождавшись, пока остановятся кубики, уже не сомневался, что Артёма ему не догнать. Его ведомому удивительно везло. Макс подозревал его в жульничестве, но никак не мог поймать за руку.
        - Бросай без подкрутки, - он впился взглядом в кулак с зажатыми кубиками. - Чтобы я видел.
        - У меня мелкий сегодня в первый класс пошёл, - проигнорировав замечание, бросил, как обычно, кубики Артём. - А я здесь.
        - Бывает, - посочувствовал Макс. - Но хуже, когда на дежурстве в Новый год. Проверено - весь год на тебе будут ездить.
        - Толку от нашего дежурства, - почесал подбородок ведомый, прикидывая движение фишек так, чтобы перекрыть ход Максиму. - Если ни разу норвегов перехватить не удалось. Только взлетим, а они сразу обратно.
        - Служба радиоперехвата предупреждает. И наши, и их слухачи уже насобачились. Наши хвастались, что по позывным каждого их лётчика знают. Уверен, что и там не дурнее наших будут. А мы и между собой, и с землёй каждый свой шаг в эфир говорим. Много ума не надо, чтобы слушать и маршрут полёта на карте прокладывать. Если видят, что сходимся с их самолётами, то сразу уводят в сторону. А если услышат, что мы доложили перехват, то тут же сразу орут, чтобы сматывались.
        - Не можем же мы молчать? - двинул фишками Артём. - Бросай.
        Но Максим вдруг застыл с протянутой рукой.
        - Не можем, - согласился он. - А кто нам мешает нести в эфир пургу?
        - Это как? - не понял Артём.
        - А так, чтобы мы друг друга понимали, а другие голову сломали. Теперь понял?
        - Догадываюсь, но не представляю, как мы это сделаем?
        Мгновенно потеряв интерес к игре, Макс вскочил и щёлкнул пальцами.
        - Если поднимут по реальной цели, - начал он развивать собственную мысль, - знаешь, что мы с тобой сделаем?
        - Будем нести пургу, - хмыкнул Артём.
        - В полёте слушай внимательно мои команды и не запутайся. Если после позывного я скажу слово «раздел», то после него пойдёт пурга. Можешь над ней поржать и забыть. А если не скажу, значит, всё как обычно - выполняешь, не переспрашивая.
        - Первого, кого мы запутаем, так это наших офицеров боевого управления. Когда они на экране будут видеть одно, а слышать совсем другое, им точно голову снесёт.
        - С ними на земле разберёмся. Отнесём бутылку спирта - простят.
        - Нарушение правил радиообмена, - нехотя констатировал Артём. - За такое творчество огребём по полной!
        - Ладно, - неожиданно успокаиваясь, сел на место Максим. - Нас ещё никто не поднимал. Так что играем дальше.
        Экипажи несли дежурство парами по неделям. Пять дней уже прошло, и ни разу за это время Максима с Артёмом по тревоге в воздух не поднимали. Осталось отдежурить два дня и сдать дежурство другим. Но маятник вдруг вздрогнул, стронулся с места и пошёл вперёд, набирая скорость и вспыхнув красным табло - «Дежурным силам - боевая тревога»!
        Макс с Артёмом переглянулись и бросились на выход.
        За сотни километров пара истребителей F-16 выруливала на взлётную полосу, переговариваясь с командно-диспетчерским пунктом и запрашивая «добро» на взлёт. Вспыхнув факелами форсажей, они рванули вдоль бетонных плит и, оказавшись в воздухе, взяли курс на восток. Этого было достаточно, чтобы в противовес им на Нагурском поднялась пара Су-35. Удаляясь от аэродрома, шли как обычно, переговариваясь с землёй короткими фразами и набирая высоту, летели строем, не теряя друг друга из виду. Береговые радиолокационные станции с Земли Александры пока что норвежские истребители не видели, и операторы на земле надеялись лишь на локаторы своих самолётов.
        - Пятьсот тридцать шестой, - доставал Максима «Рубин» - С запада цели наблюдаете?
        - Пока чисто. Займём зону патрулирования, отработаем по заданию.
        - По заданию! - согласилась земля.
        И они забирались всё выше и выше, с каждой минутой приближаясь к «Полосе соприкосновения». Высотомеры отмотали десять тысяч метров, затем двенадцать. Горизонт привычно из прямой линии загнулся в дугу, в сотый раз втолковывая, что Земля шар, а не плоский стол, но на локаторах по-прежнему было пусто.
        Первым норвежцев заметил Артём.
        - Пятьсот шестьдесят третий - пятьсот шестьдесят восьмому, - вызвал он на связь.
        - Ответил.
        - На курсовом десять, наблюдаешь?
        «Ай да молодец! - восхитился, присмотревшись к экрану Макс. - Больше двухсот километров!»
        На его локаторе метка цели едва-едва пробивалась неуверенной, периодически исчезающей точкой.
        - Пятьсот шестьдесят третий! - тут же всполошился «Рубин». - Доложите обстановку!
        - Наблюдаем одиночную! - ответил Максим. - С запада на восток.
        - Цель перехватить! - не скрывала радости земля. Хуже нет, когда чувствуешь себя слепым.
        «Не подпустят, - был уверен Макс. - Как только сблизимся на дистанцию захвата, отвернут».
        Судя по тому, что норвежцы не жались к воде, а летели на средних высотах, это была обычная провокация или проверка бдительности.
        - Есть отпугнуть! - съехидничал в эфир, будучи уверенным в безнадёжности этой затеи, Максим.
        Как он и ожидал, когда казалось, что цель вот-вот подойдёт на дальность пуска ракет, она отвернула на запад.
        - Уходит! - доложил он «Рубину». - Не достанем.
        - Продолжайте патрулирование, - не скрывала разочарования земля.
        Максим не ответил, пропустив команду «Рубина» мимо ушей. Он во все глаза впился в экран своего локатора и никак не мог поверить - показалось ему или так было на самом деле? Перед разворотом на обратный курс цель ненадолго раздвоилась, а затем одна её часть исчезла. Вторая же улетала в сторону Шпицбергена и, казалось, поднялась ещё выше, чтобы её видели все.
        - Хитрецы! - прошептал восхищённо Максим, но тут же добавил, вспомнив детский стишок: - Но как бы не хитрил хитрец, а всё равно придёт конец!
        Трюк не новый, но вполне годный, для того чтобы удачно сработать в очередной раз. Ещё на заре появления радиолокации его применяли самолёты многих стран. Отличия были лишь в исполнении. Чтобы трюк удался, требовалась смелость и наглость. А этого норвежским лётчикам было не занимать. На заведомо более слабых F-16 и неспособных противостоять Су-35 в открытом бою, им приходилось рассчитывать лишь на хитрость. Для того чтобы на экранах локаторов противника выглядеть одной целью, пара норвежских истребителей шла плотным строем, крыло в крыло. Когда от наземных служб пришло предупреждение, что по ним начинают работать перехватчики, пара разделилась. Демонстратор отвернул на сто восемьдесят градусов, а второй нырнул отвесно вниз и скрылся на фоне воды, продолжая прорываться к своей цели.
        - Пятьсот шестьдесят третий «Рубину», - начинал собственную игру Максим. - Возвращаемся в зону патрулирования. Раздел, пятьсот шестьдесят третий - пятьсот шестьдесят восьмому, как понял, возвращаемся в зону патрулирования.
        - Понял тебя.
        По интонации Артёма Макс догадался, что его ведомый понял так, как должен был понять, хотя и не одобряет. Поравнявшись с его самолётом, Максим указал пальцем вперёд, имея в виду себя, а Артёму возвращаться назад. Затем он дал полный форсаж и пустился в погоню.
        «Только бы не спугнуть! - лихорадочно думал Макс. - Только бы не спугнуть!»
        А спугнуть норвежского лётчика он мог лишь одним способом - лучом собственного локатора. Когда боевые самолёты облучают, они это знают. Так хищный зверь слышит по звуку рожка приближающегося охотника. Через собственную систему предупреждения об облучении самолёты чуют окружающую обстановку не хуже звериных ушей. Если его ощупывает слабый рассеянный луч береговой станции, то повода для волнений нет, если это вдруг оказался упругий узкий луч зашедшего в хвост истребителя, то впору бить тревогу, ну а если система взревела, почувствовав облучение головки самонаведения ракеты, то тут уж вертись ужом на сковороде.
        Приблизившись, Максим снова увидел F-16 на локаторе и тут же его выключил. Отметил курс движения норвежца, вычислил собственный курс перехвата и выключил. Дальше расчёт был на козырь Су-35 - систему инфракрасного обнаружения IRST. Пусть глаза её не так сильны, как у «Ирбиса», но она ничем себя не выдаёт. Молчаливо наблюдает за тепловым фоном по курсу и замечает любые температурные отклонения. А на фоне холодного северного моря раскалённое сопло F-16 было как на ладони.
        - Пятьсот шестьдесят третий! - вызвал Артём.
        Максим не ответил.
        «Только бы не заметил! - он весь был поглощён атакой и, глядя, как до норвежца остаются считанные километры, молился об одном. - Только бы не спугнуть!»
        - Пятьсот шестьдесят третий! - настойчиво вызывал ведомый.
        «Не сейчас, Артём! - промолчал Макс. - Только не сейчас!»
        Вскоре он увидел F-16 визуально. Истребитель жался к поверхности моря так низко, что от его воздушной подушки на воде разбегалась рябь. Поймав в прицел серые крылья, Макс снял с блокировки управление пушкой. Затем нос Су-35 затрясся мелкой дрожью и, оставляя за собой следы трассеров, в норвежский истребитель полетели тридцатимиллиметровые стальные бананы, начинённые разрушительной взрывчаткой. Полукилограммовые болванки вспарывали дюралевые плоскости с лёгкостью топора, изгалявшегося над тетрадным листом. В одно мгновение F-16 превратился в облако блестящих обломков, рассыпавшееся по морю обильным дождём.
        К удивлению Максима, лётчик успел катапультироваться. Макс сделал круг вокруг жёлтого купола, затем ухмыльнулся:
        - Квиты!
        После этого нажал кнопку внешней радиосвязи:
        - Пятьсот шестьдесят восьмой, что хотел?
        - «Рубин» требует срочно исполнить сигнал «Ковёр»!
        Серьёзный сигнал. Он объявляется в исключительных случаях, когда необходимо всё, что находится в воздухе, срочно посадить на землю. Будь то самолёт или вертолёт, и не существенно, какой важности у него задание, оно должно быть немедленно прекращено, а летательный аппарат посажен на ближайший аэродром. Небо превращается в пустыню, опасную для любого, кто рискнёт нарушить её границы. На то были веские причины.
        …Маятник событий набирает скорость, стремительно пересекая цифровые вехи с двумя, а затем и с тремя нулями. Тысяча километров в час, затем сверхзвук, и вот уже он подбирается к гиперзвуку…
        Европейские разведки всполошились. Согласно данным, переданным с американских разведывательных спутников, в Баренцево море вышел российский крейсер «Пётр Великий». В сопровождении кораблей охранения, он направлялся к «Полосе соприкосновения», недвусмысленно сообщая всем любопытным, что вышел в море не на прогулку или демонстрационный вояж, а с самыми серьёзными намерениями. В ответ флот Норвегии был срочно поднят по тревоге. Норвежское командование не представляло, что оно может противопоставить этому монстру, и, едва скрывая волнение, обратилось за помощью к Европе. «Спокойствие!» - последовал замысловатый ответ из НАТО, хотя в самом НАТО было далеко до спокойствия. Русским удалось сохранить в секрете то, что они так долго делали на верфях с крейсером, и теперь возникла надежда, что секрет будет раскрыт. Глаза всех проходивших над северным полушарием спутников сейчас были направлены в Баренцево море. Предчувствие сюрприза витало в брюссельских коридорах, заставив генералов позабыть о сне и срочно собраться на командных пунктах. Сюрприз удался. Следившие спутники почти одновременно сообщили о
старте с «Петра Великого», судя по яркости вспышки, тактической ракеты класса море-поверхность. Система ПВО НАТО была срочно поднята по тревоге, но ракета вдруг исчезла!
        В России же тоже с нетерпением ждали этого сюрприза. Присутствовавшие здесь же, на крейсере, конструкторы сжали кулаки, перестав дышать, и мыслями летели где-то рядом со своим детищем. Военные же предвкушали, какую горькую пилюлю сейчас раскусят их противники, вдруг осознав, что всё их оружие превратилось в железный бесполезный хлам. Ни одна их система не взяла мчавшийся на гиперзвуке «Циркон», а значит, деньги налогоплательщиков защитники спустили в унитаз. Летевшая со скоростью семь махов ракета окуталась коконом плазмы разогретого воздуха, не отражавшим лучи радиолокационных станций, и превратилась в невидимку. Так никем и незамеченный, «Циркон» пролетел по заданной траектории около пятисот километров и оказался над островом Вильгельма.
        - Русские атаковали остров Вильгельма! - разрывая телефоны, наперегонки докладывали по инстанции генералы.
        - Крохотный норвежский остров? - удивлялись в Брюсселе. - Зачем?
        Но когда эта новость долетела до представителя США, он побледнел. Несмотря на ночное время на другом конце света, он бросился звонить по закрытой линии, и ни кому-нибудь, а лично президенту.
        - Вы с ума сошли! - президент был в ярости и спросонья не церемонился в выражениях.
        - Сэр, это подтверждённая информация.
        - Вы представляете, что это значит? Нас обвинят во всех смертных грехах, а у нас на носу выборы!
        - Сэр, мы предусмотрели систему безопасности. В случае непредвиденных обстоятельств шахты должны быть затоплены морской водой.
        - Джек, они должны быть затоплены, или они затоплены? - напрягся президент.
        - Это ещё неизвестно. Я собираю информацию, сэр.
        Но на этом сюрпризы бессонной ночи для президента США ещё не закончились, потому что маятнику событий мало гиперзвука, теперь он нацелился в космос.
        …В долгое северное лето полярных сияний не бывает. Только полярной ночью. Но тут вдруг появилось. Крошечная светящаяся точка в небе стремительно увеличивалась в размерах и неожиданно вспыхнула зелёными играющими сполохами от горизонта до горизонта. Суеверные саамы в северной тундре Финляндии и Норвегии испытали божественный трепет, глядя в небеса. Схватив бубны, они пустились в пляс, ублажая богов. Моряки в море смотрели на невероятное атмосферное явление тоже с опаской, но не с религиозной, а скорее, с профессиональной, гадая, не нагрянет ли следом буря. Навигационная аппаратура на судах ослепла, радиоэфир превратился в непробиваемый треск, и спутниковое телевидение, не покидавшее их даже в шторма, тоже исчезло. Если бы только у них…
        Второй звонок президент получил от министра обороны.
        - Сэр! - не смог скрыть волнение министр. - Я чувствую себя голым стриптизёром. Голым и беззащитным! Наши станции противоракетной обороны на Аляске, Гренландии, Ян-Майне вышли из строя. Они все разом ослепли!
        - Что это значит?
        - А то и значит, сэр, что у нас в обороне образовалась гигантская дыра! Вздумай сейчас русские отправить в Америку через полюс свои ракеты, то мы не сможем перехватить ни одну из них. А наши авианосцы, на которые мы уповали всё это время, в Арктике превратятся не больше, чем во вмёрзшие в лёд утюги! Они нас сделали, сэр. Они дали нам по носу хорошего щелчка!
        - Русские?
        - Они самые, сэр. Вслед за ударом по «Николе», русские создали ионосферную бурю, показав, что ни их гиперзвуковой ракете, ни носителю, сотворившему в ближнем космосе радиолокационный ад, препятствовать мы не смогли!
        - Немедленно собирайте совет безопасности.
        Теперь маятник событий качнулся из одной плоскости в другую. Теперь за дело взялись дипломаты. Срочно приехав в российское посольство, вместо того, чтобы, как в таких случаях происходит - вызывать посла к себе, госсекретарь прибыл сам и теперь метался, призывая на помощь всё своё обаяние. Деликатность - главное оружие дипломатов, и между дипломатами произошёл примерно следующий разговор:
        - Мир так хрупок, - вздохнул госсекретарь, изобразив на лице вселенскую скорбь за этот самый мир. - И ответственность за его существование лежит на нас - главных супердержавах.
        - Вы правы, - согласился посол. - Россия всегда выступала за запрещение оружия, способного разрушить этот хрупкий мир. Особенно это касается геологического оружия, а также мы вместе со всеми государствами против того, что затрагивает эксперименты над таким оружием.
        - Безусловно! - заверил госсекретарь. - Такое оружие запрещено наравне с химическим и другими варварскими видами вооружения! Америка также всегда выступала за их запрещение.
        За обтекаемыми фразами дипломатов скрывался следующий, переведённый на общедоступный язык диалог:
        - Мы знаем, что вы создали геологическое оружие, мы его нашли и расфигачили под самый пень! А сейчас готовы обнародовать эти данные и выставить вас в дурацком свете, не говоря уже о провальной для республиканцев перспективе на будущих выборах!
        - Мы поняли намёк и готовы идти на уступки! - был послан чёткий сигнал. - Приступим к торгам?
        Госсекретарь решил зайти с другого боку:
        - Вам удалось разыскать виновников гибели нашего парохода «Генерал Грант»?
        - Пока нет, но мы близки к разгадке, - усмехнулся посол.
        - Я хотел бы передать вам просьбу моего президента - отдать нам все имеющиеся у России материалы по этому делу. Американский народ лично заинтересован в расследовании гибели своего парохода.
        - Безусловно. Мы понимаем заинтересованность вас и вашего президента в этом вопросе, но увязываем его в общем контексте. Как вы знаете, Россия считает свои претензии на Арктику вполне обоснованными и хотела бы добиться этого понимания от Америки.
        - В свою очередь, смею вас заверить, - соглашаясь, кивнул госсекретарь, - Америка также считает, что при общей сбалансированности вопроса претензии России на Арктику вполне могут быть аргументированными. Рад, что мы нашли общую точку соприкосновения в этом противоречивом споре.
        Удовлетворённые результатом переговоров, обе стороны пожали друг другу руки, а через час к госсекретарю на ковёр был вызван посол Норвегии. С ним он уже говорил иначе:
        - Хватит тыкать в медведя палкой! Сколько ещё вы собираетесь заглядывать ему в пасть?
        В ответ обескураженный норвежский посол лишь развёл руками. Разве не Америка толкала их в лапы этого самого медведя? Разве не они гнали Норвегию в пропасть войны, каждый раз требуя подрезать медведю когти? Но как любой дипломат, посол был деликатным человеком и молча выслушал указания старшего брата, как должное приняв вдруг кардинально поменявшийся ветер. В этот же день правительством Норвегии был разработан и предложен России пакт о мире. Россия его приняла.
        Так окончился российско-норвежский конфликт, вошедший в историю под названием «Странная война или битва за арктический шельф».
        Эпилог
        ТРИ НЕДЕЛИ СПУСТЯ, Г. СЕВЕРОМОРСК.
        Гена Шатов встречал транспортный самолёт, прилетевший из Нагурского. Самолёт уже заходил на посадку, и Гена, показав пропуск, въехал на машине на перрон для встречающих. Ан-72 осторожно заруливал на стоянку, а прилетевший Максим, уже предупреждённый, что Крокодил будет его ждать, выглядывал в иллюминатор. Увидав знакомую фигуру, он радостно помахал рукой. Гена ответил ему, галантно приподняв фуражку и отвесив глубокий поклон. Это была своеобразная игра - рад вас видеть, сэр, вы выглядите, как Горацио Нельсон перед вручением золотой лилии из рук самой королевы!
        Пусть и не золотая лилия, и не из рук королевы, но «Орден Мужества» из рук Командующего флотом Максим принять готовился. Для этого его вызвали из части в Главный штаб Северного флота. А потому прилетел он в парадной форме, с кортиком на парадном ремне и благоухающий всеми видами парфюма, который ему удалось раздобыть у знакомых в Нагурском.
        - Я за тебя рад! - пошёл навстречу Шатов. - Как ты не отбрыкивался от ордена, но он тебя всё равно нашёл!
        - Тот с этим не ровняй! - гордо ответил Макс. - Этот не подачка за поломанную ногу, этот заслуженный. Молодец, что встретил. А то мне здесь за орден и проставиться не перед кем.
        - А у меня сегодня вообще день встреч. Сейчас вместе ещё в мурманский аэропорт съездим. Нужно одного человека встретить.
        - Поехали! - легко согласился Макс. - Мне в штаб завтра, так что сегодня я с тобой. Кто-то важный летит, раз тебя задействовали?
        - Герой России! О чём-то говорит?
        - А-а… кто-то из ветеранов?
        - Нет, наш с тобой ровесник. Да ты его знаешь.
        Максим удивлённо остановился перед дверью машины.
        - Гена, я Героев только на картинках видел. Если ты это имел в виду, то - да, наверное, кого-то и знаю.
        - Этого ты знаешь как меня, - хитро улыбнулся Шатов.
        Растерянный Максим взял долгую паузу да так и остался стоять перед раскрытой дверью.
        - Да ладно тебе! - вдруг рассмеялся Гена. - Садись в машину, поедем Кирилла встречать!
        - Кого? - напрягся Макс.
        - Наш Каток летит, так что не тяни время, не люблю опаздывать! О-о… да тебе смотрю мешком по голове досталось. Рот прикрой, а то я твою пломбу вижу.
        - Гена, я чего-то пропустил? - наконец-то обрёл речь Максим. - Я чего-то не знаю? Каток же…
        - Многого не знаешь. Да садись уже или ты рядом бежать будешь?
        - А почему я ничего не знаю? - упрямился Макс. - Почему, Гена? Кирилл же был нашим другом? Оказывается, всё было не так, и всё это время ты от меня скрывал правду?
        - Потому что так было нужно.
        - Крокодил, ты козёл! - уверенно заявил Максим. - Но на ушко хотя бы мог мне шепнуть? За язык меня прихватить, чтобы я друга помоями не поливал? Я же его имя не мог без мата вспомнить! А он оказывается - Герой! Ты всё знал и мне ни слова?
        - А чтобы изменилось, если бы и ты знал? Всем бы доказывал, что твой друг не предатель?
        - Да что ж, я не могу язык за зубами держать? - возмутился Макс. - Но сейчас-то расскажешь?
        - Не-а… - засмеялся Гена.
        Поджав губы, Максим задумчиво постучал ладонью по крыше машины, посмотрел на разгружавшийся на перроне самолёт, затем недовольно прошептал под нос:
        - Ничего, подпою - выпытаю.
        - Я всё слышу! - крикнул из-за руля Гена. - Дохлый номер, Макс! Меня научили пить, не пьянея. Да садись уже, по дороге, может, чего-то и расскажу. У Кирилла сегодня день куда насыщенней нашего! Ещё утром ему президент Звезду Героя вручал, а сейчас он уже к нам летит. С нами первыми радость захотел разделить. А ты стоишь как баобаб, корнями в бетон врос!
        - Да… потряс ты меня, - сдался наконец Максим, усаживаясь рядом с Геной. - Я уж и забыл, зачем сам сюда прилетел. Когда у Кирилла самолёт?
        - Московским рейсом через час. У нас в госпитале лежит норвежский полицейский, он его тоже очень хочет увидеть. Так что день покатаемся, а вечером все вместе соберёмся награды обмывать.
        - Тебя тоже не обошли? - понял намёк Макс.
        - Меня тоже, - кивнул Гена. - Только не спрашивай, что дали. Ты в отличие от меня, будешь свой орден на груди носить, а мой в сейфе лежать, подальше от сторонних глаз.
        Макс ехал, нахмурившись, стараясь справиться с потоком нахлынувшей информации и разложить её в голове по полочкам.
        - Это не тот норвежец, о котором я в газете читал, с американского парохода?
        - Он самый, с «Генерала Гранта».
        - Кажется, он взорвался?
        - Да, подорвался на мине Второй мировой войны.
        - Разве они ещё попадаются? Я думал, их давно всех выловили, или сгнили в морской воде.
        - Так утверждает проведенное американским Конгрессом независимое расследование, - улыбнулся Шатов. - Значит, ещё не все мины выловили.
        - Ладно, Крокодил, - вздохнул Максим - Поиздевался ты надо мной вволю, а теперь рассказывай всё, как было.
        - Так уж и всё, - хмыкнул Гена, но, взглянув на друга, решил что-то да рассказать. - А ведь началось всё с тебя. В тот день, когда тебя сбили, в поле нашего зрения попал некто Нил Баррет, контр-адмирал английской разведки. Когда он узнал, что у Шпицбергена сбили русский самолёт, то очень захотел получить тебя в свои руки, но не успел. Потому тебя решили вытаскивать не через дипломатов, а всеми законными и незаконными способами. Только бы ему не достался. Потому что где Баррет, там жди неприятностей. Диверсии, аварии, катастрофы - всё это по его части. Считается у англичан большим специалистом по России. Поняли, что так просто он не отступит, и если взялся, то будет искать к нам подходы. А когда поступила информация, что наш адмирал очень заинтересовался «Заразломной», тогда и было решено подсунуть ему приманку.
        - Кирилл - приманка?
        - Не совсем. Это было бы слишком просто. Так легко Баррета не возьмёшь. Подсунуть конфету ему решили в хитрой обвёртке. Если знал - хорошо, а если не слышал, я тебе расскажу, как наши разведчики в войну достали белорусского гауляйтера Кубе. Когда наши войска оставляли Минск, то разведчики выбрали самый красивый дом в городе. Знали, что достанется крупному начальнику. Глубоко в подвале, под угольной ямой, заложили радиозакладку огромной мощности. А наверху, в куче угля, спрятали обычную мину. Конечно, перед тем, как заселить в дом гауляйтера, немецкие сапёры проверили всё вокруг. Нашли мину и успокоились, посчитав работу выполненной. А в нужный момент из партизанского леса прилетел радиосигнал, и Кубе взлетел на воздух. Так вот, Кирилл был этой самой миной. Его задача была отвлечь внимание от основного заряда. И он с ней прекрасно справился. Он как никто лучше подошёл на эту роль, и семейные неурядицы оказались кстати.
        - Скажи ещё, что вы его специально с женой развели?
        - Нет, здесь стечение обстоятельств. Да и скажу тебе между нами, жалеть не стоит. Не тянула она на испытанную офицерскую подругу, закалённую гарнизонами далёкой глубинки. А Кирилл - молодец. Хотя мы его хорошо готовили, даже учили, как правильно стяжки на руках затягивать, чтобы не нарушить кровообращение, но он превзошёл все ожидания. Каждый его шаг подстраховывали, но уверен, он бы справился и сам. Кирилл оказался бесценным актёром, который не играет роль, а пропускает её через себя. Такого раскрыть сложно. Да все мы играли хорошо свои роли. Каждый свою. А в целом получился хороший спектакль. Как вспомню, как мы Баррету подсовывали «разоблачительные» факты на Кирилла и Гор Горыча, смех разбирает.
        - Это ты всё придумал?
        - Ну что ты! Такие операции разрабатываются совершенно на другом уровне.
        - Но Кирилла подставил ты?
        - Не подставил, а поручился. Как в своё время клал голову на плаху за тебя. И вы меня оба не подвели. Но Кирилл не только сумел подсунуть Баррету нашего опытнейшего Гор Горыча, но и нашёл то, что безуспешно искали ГРУшные разведчики. Да, видимо, над Катком расправила крылья госпожа удача. Роль у него была невелика - изображать продавшегося диверсанта-недоучку. Водить Баррета за нос до поры до времени, но не перестараться. Оттянуть всё внимание от Гор Горыча на себя и, в конце концов, провалиться. Он всё сделал отлично. Но когда его уже сняли со счетов, вот тут он и перевыполнил план. Пусть и совершенно случайно, но как бы там ни было, он нашёл базу с американским тектоническим оружием.
        - Так землетрясения… - воскликнул Макс. - А я ведь говорил!
        - Говорил, - согласился, улыбаясь Гена. - Американцам очень хотелось испытать его в боевых условиях. Для этого нужен был конфликт. Тогда и начали подталкивать Норвегию на войну с Россией. Так как радиус действия у этого оружия оказался относительно невелик, то нужно было как-то скрытно приблизить его к нашим границам. Тогда и был выбран остров Вильгельма. Но «Никола» сплошь утыкан антеннами. Те, что уходили в грунт, спрятать несложно, но вот те, которые торчали снаружи, заметит любой спутник. Вот тогда и придумали рядом с их базой сделать норвежскую базу радиоперехвата, объясняющую все эти антенны. Кирилл проявил любопытство, и ему повезло. Но у него уже не было с нами связи. А информация оказалась в руках бесценнейшая. Тогда он пошёл на риск. Пробравшись на пароход, вернулся в Лонгьир, нашел Гор Горыча и рассказал всё ему. А чтобы не бросить на Гор Горыча подозрение, имитировал попытку угона F-16.
        - Потрясающе! - восхищённо выдохнул Максим.
        - То же самое сказал президент, когда ему доложили в деталях всю операцию. Знающий о нашей работе не понаслышке, он сам потребовал представить Кирилла к Звезде Героя.
        - Это всё?
        - В общих чертах.
        - Крокодил, общие черты меня не устраивают! Давай дальше.
        - Знаешь, что я тебе скажу, Макс, - вдруг посерьёзнев, ответил Гена. - Как говорит мой начальник - наша жизнь похожа на айсберг.
        - Такая же холодная и скользкая?
        - Нет, такая же скрытая и опасная. Мы думаем, что видим её всю, забывая, что три четверти айсберга спрятано под водой. Не пытайся заглянуть под воду и будешь жить спокойно и счастливо.
        - Подожди, а как же Кирилл?
        - Обменяли на Баррета. А вот, кстати, и наш герой летит.
        Подъехав к зданию аэровокзала, Гена выскочил из машины и указал на пролетавший над головой аэробус. Сверкающая на солнце машина чертила в небе широкий плавный вираж. В мирном небе Великой Империи.
        notes
        Примечания
        1
        Поворотный пункт или точка, над которой самолёт изменяет курс (проф. жарг.).
        2
        Сделанные на заказ фуражки с вышитыми золотой нитью крабами - особый шик у командиров кораблей. Обычные алюминиевые кокарды им носить стыдно.